Sekigahara no haishou, Проигравшие на Секигахаре

[Reytar >>>]

Конец февраля 1601 года
Деревушка возле замка Ако

Двое самураев и девушка гостили в домике Урусаро несколько часов. Они передохнули, подкрепили свои силы обычной крестьянской пищей и местным сакэ, который оказался весьма недурен, не смотря на то, что о нем говорил хозяин домика, и продолжили путь.
А Урусаро, остался один в опустевшем, и словно, куда менее приятном домике, размышляя, давал он кому-либо, какие-либо обещания, или нет, не важно, но стоять в стороне и скромно ловить рыбку, пока старые знакомые рискуют головой, он не собирается, и потому отнюдь не маялся бездельем. Напротив, следующие несколько часов его жизни, до возвращения в деревеньку, старосты с сыновьями, продававших в призамковом городке утренний улов, были весьма насыщены приготовлениями в дальнюю дорогу и заполнены до краев.
Наконец, когда солнце перевалило зенит, и тени на улице начали удлиняться, Урусаро, одетый в свою лучшую одежду, направился к дому старосты с официальным визитом и был со всем возможным почетом, вскорости, принят. Староста – хитро щурящийся мужчина лет около пятидесяти, больше всего напоминающий крепкий гриб, что бы выковырять который из мха, придется приложить немало усилий, был учтив и приветлив, с невинным выражением поинтересовавшись, что это за шумное столпотворение имело место у домика Урусаро утром, во время отсутствия самого старосты. Гость, не менее учтиво попивая чай, поведал, что этот прискорбный инцидент был вызван излишним рвением и горячностью нескольких молодых благородных господ, не известно по какой причине возомнивших, что он – скромный рыбак является ни больше и ни меньше, чем одним из высокопоставленных мятежников, злоумышлявших против высокочтимого Токугавы Иэясу и принимавших участие в сражении при Секигахаре. Хозяин, с неизменным хитрым блеском в глазах сокрушенно покачал головой, сожалея о чрезмерной горячности некоторых благородных господ, но причине юного возраста лишенных свойственной зрелым людям обстоятельности, и полюбопытствовал, чем именно завершился этот инцидент, с учетом того, что сильно поредевший отряд богато одетых всадников, он с сыновьями встретил при выезде из городка.
Урусаро уважительно поклонившись хозяину дома и вспомнив, сколько времени потратил на то, что бы присыпать пылью кровавые пятна на земле у своей хижины, ответствовал, что прискорбное недоразумение было разрешено на благо обоих сторон и отныне ничто больше не угрожает ни лично ему – Урусаро, ни давшей ему приют деревне. Услышав это, грибообразный староста заинтересованно приподнял брови, ожидая продолжения рассказа и его любопытство было вознаграждено – гость в очередной раз пригубив чай, с достоинством ответил, что успешное разрешение недоразумения случилось благодаря старому знакомому Урусаро, достойному бугейше, который, случайно проходил мимо селения с двумя спутниками и был рад оказать рассказчику эту небольшую услугу. Так же, Урусаро упомянул, что как бы то ни было, но он, как человек честный, считает себя в долгу перед старым знакомым за оказанную помощь. По этому, собирается сегодня же покинуть гостеприимную деревню и ее добрых обитателей, дабы направиться по следам уважаемого бугейши и содействовать ему во всех его делах, в надежде отплатить услугой за услугу, после – вернуться в эту гостеприимную деревню и продолжить размеренную жизнь рыболова. Потому, он просит достопочтенного старосту присмотреть за домиком, на время отлучки Урусаро, а так же хочет сказать, что по возвращении желает взять в жены дочь старосты, так как эта юная дева весьма ему приглянулась, и просит достопочтенного хозяина принять в дар эту скромную сумму. С этими словами Урусаро с поклоном положил перед старостой десяток серебряных монет сложенных стопкой и перевязанных красивой лентой.
Староста помолчал должное время, что бы излишней заинтересованностью не принизить достоинства своей дочери, сделал глоток ароматного чая и с поклоном ответил, мол, ему жутко стыдно, что он вынужден предложить уважаемому Урусаро не настолько красивую девушку, какой тот достоин. Но что его дочь – работящая и хорошая хозяйка, а так же достойная девушка, которая, как он уверен, будет отличной парой для Урусаро, так как она не против выйти за него замуж, а сам староста с женой будут не против породниться с таким добрым человеком. Ответный поклон гостя был еще глубже чем предыдущие. Оба мужчины еще некоторое время побеседовали о всяких мелочах, так как главное было уже сказано, а затем Урусаро попрощался с будущими родственниками, пожелал им всевозможных успехов во время его отсутствия и, когда родители не видели, наблюдал розовый девичий язык, с задорной ухмылкой показанный ему достойной девушкой, - его будущей невестой.
Вернувшись от старосты, Урусаро присел на свою любимую лавочку у дверей, вдохнул полной грудью вечерний воздух и подумал, что иметь собственный дом, - дом, куда хочется возвращаться, где можно жить вместе с молодой женой и растить сыновей, все же очень хорошо.
Взглянув на начавшее розоветь на закате небо, Урусаро вошел в домик, одел и тщательно зашнуровал доспехи и шлем, заткнул за пояс ножны с вновь украшенными цубами, кавалерийским клинком и вакидзаси, после чего, повесил на плечо походную сумку и, тихо скомандовав самому себе: «Вперед!», направился вдаль по дороге, надеясь скоро догнать ушедших днем, долговязого воина из Нары, взбалмошного молодого сацумца юную, но доблестную девушку и рыжего кота у которого уцелела лишь половинка хвоста.

Сообщение отредактировал Bishop - 29-06-2007, 21:18

[higf >>>]

Конец февраля 1601 года

Приморская дорога все так же вела их дальше по узкой, как змея, извилистой полосе между морем и скалами. По сине-зеленой воде были разбросаны островки разных размеров и форм, между которыми сновали лодочки рыбаков. Места были очень красивы, и вызывали желание спокойно любоваться ими, подолгу стоя на берегу или сидя на камнях.
Однако у путников не было этих свободных часов, и Тенкьё периодически вполголоса проклинал столь живописные обломки скал, мешавшие идти вперед. Хотя «вперед» тоже понятие относительное – очень уж часто изгиб линии прибоя поворачивал то вправо, то влево, то почти назад, но деться было особенно некуда. Стало легче, когда его спутник, пробурчав очередное ругательство, вдруг свернул прочь от моря и вдоль берега речки вывел их на широкий утоптанный тракт. У моста они заплатили обычную мзду и пошли дальше.
Впрочем, сацумец-то не так уж и спешил к таинственной для него цели. Молодой человек старался почаще оказываться рядом с О-Санго или нести ее, когда та уставала; то и дело обращал внимание девушки на красивые виды...
И про себя с горечью думал - насколько жалки обрывки знаний, полученных от матери. Если бы он воспитывался, как положено наследнику самураев, то знал бы, как вести себя с этой девушкой. Наверное, он сейчас смешон спутнице – та росла в столице, получила приличествующие рангу знания. И, скорее всего, в душе потешается над Тенкьё, наверняка делающем ошибку за ошибкой. Если б можно было где-то научиться...
В отличие от девушки, на Мицуке после их стычки он старался смотреть поменьше и не заговаривал больше, чем необходимо. Даже когда ночью бугейша исчез, не предупредив своих спутников, юноша не сказал ему по возвращении ни слова, не задал ни одного вопроса об этом.
Время, как ему и положено, шло. Когда следующий день уже отжил три четверти отмеренного ему срока, троица путников прошла мимо возвышавшегося над дорогой на обрыве замка. Тот имел бы мрачноватый вид, но его причудливая многоярусная крыша отливала золотом украшений по углам, отчего на фоне неба строение казалось не то стремящимся ввысь, не то наоборот – опущенным на землю домом кого-то из ками.
- Окаяма, - коротко сказал Мицуке.
Немного полюбовавшись видом, они вступили в город, предвестником которого был замок. На улицах царили шум и оживление. По ним сновали рыбаки, спешили торговцы и степенно шли по делам монахи - местный монастырь славился далеко за пределами округи.

Сообщение отредактировал Bishop - 2-07-2007, 11:38

[Далара >>>]

Замок Окаяма
конец февраля 1601 года

Предзакатное солнце окрасило густым темным золотом белые наличники окон и фронтоны замка Окаяма. Черные, как тушь для письма, стены потемнели еще больше, уже не кажутся деревянными. Ослепительно вспыхнули позолоченные рыбы на коньках крыш главной башни, точно маяки среди полутьмы. Четыре высоких этажа, опоясанные полуэтажами, будто парят над рекой. Украшения – словно белая морская пена на темной воде.
С востока по широкой дороге тянется процессия дзэн-буддийских монахов. Одинаковые, в желто-рыжих парадных одеяниях, с обритыми головами и четками в руках, они кажутся войском солнца, послушно следующим за своей повелительницей на запад. Кроны деревьев роняют вдоль дороги черные глубокие тени. Доски моста заскрипели под шагами служителей культа, никто не препятствует молчаливой процессии. Река покорно омывает толстые опоры моста. Запозднившиеся крестьяне расступились, согнув спины. Небо полыхает над замком, развешивает зеленовато-голубой штандарт от края до края. Ночь наступает на пятки дню.
Поворот на север, еще один мост – каменный, широкий, короткий. Шелест песка под ногами в соломенных сандалиях. Новые ворота не скрипят, распахиваясь. Во дворе стража уже зажгла факелы в ожидании темноты. Та заботливо укрывает замок бархатным покрывалом.
Процессию встречает доверенное лицо. Он склоняется в поклоне, жестом просит следовать за ним. Ни единого слова не произнесено. Слышен лишь ритуальный звон, сопровождающий процессию.
Нет конца стенам в замке. Набегают один на другой переходы. Строения, дорожки, мостики. Процессия движется невозмутимой желтой змеей, с боков и сверху на нее глядит стража. Вместо одного солнца множество звездочек – факелам не хватает силы. Наконец главная башня достигнута. Здесь светло, хотя луна еще не взошла, везде развешаны фонари. Процессия ручейком втекает в двери.

[higf >>>]

Февраль 1601 года
Дорога от замка Ако

Если бы Тенкьё знал, что происходит в дне пути за ними, то не ругался бы про себя, скорее призывал благословение ками на валуны, мелкую гальку и прочие обломки камней, усеивавшие пройденный им и спутниками путь. Сейчас все «достоинства» дороги в полной мере ощущал другой отряд, конный. Всадникам пришлось спешиться и вести лошадей в поводу, чтоб не переломать им ноги.
Старший каро был мрачнее тучи, и еще угрюмее и злее был Сабуро. Когда в окрестностях замка Ако все были отправлены рыскать по окрестностям в поисках преследуемых, именно он наткнулся на ту рыбачью деревушку... Староста сказал, что ничего не видел и не знает – врал, наверное. Эх, схватить бы его за горло! Пальцы сжались на древке нагинаты, как на шее заклятого врага и всех тех, кто его укрывает.
Однако нельзя, и вовсе пришлось бы уйти ни с чем, если бы не услышавший его расспросы мальчишка. Сорванцу пришлось кинуть пару монеток, и хотя для ашигару это не было таким уж пустяком, он не очень жалел.
Оказалось, что двое мужчин и девушка ушли вдоль побережья.
- А еще, - добавил болтливый парнишка, - рыбак за ними вслед пропал, что недавно у нас поселился. Уж не знаю, куда пошел. Что, как выглядит? Да в возрасте, седоватый, ниже того пришлого, зато плечи – во!
Он развел свои детские руки, видимо, жалея, что не может как следует показать, какой здоровяк Урусаро.
- Вы только никому тут не говорите, что я рассказал, - подмигнул сорванец, пряча монетки.
Ашигару кивнул и хлестнул лошадь, пуская ее в галоп.
Потом все посланные на поиски собирались, казалось, нарочито медлительно, словно специально, чтобы позлить его; так же не торопясь трогались в путь. Ватанабе прикрикнул на Сабуро, чтоб не мельтешил перед глазами, и парень отошел, уселся на камень, начал точить и без того острое оружие.
Даже двинувшись в путь, они оказались задержаны самой природой. Не ахти какой всадник, он с трудом понял, почему нельзя ехать верхом, а сообразив, с острым прищуром посмотрел в большие лиловые глаза лошади, пробормотал:
- И ты туда же...
Затем потащился в ряду остальных. И как тут отличиться и отомстить?!

[Bishop >>>]

Замок Окаяма,
конец февраля 1601 года

Каменное основание, что придавало недавно возведенному замку красоту со стороны равнины, делало его неприступным со стороны реки, на что и рассчитывали строители, новый хозяин этих земель, жители Окаямы. И - незваный ночной гость, что сидел на корточках, прячась в черной непроглядной тени, ощупывал шероховатую кладку, хмурил недовольно брови. Стыки между камнями были тщательно замазаны, а сами валуны - хорошо подогнаны и обтесаны. Нож в щель не входил. С реки задувал холодный ветер, мокрая одежда прилипла к телу, а теплый блекло-оранжевый отсвет наверху, в окне главной башни казался насмешкой.
Мимо, негромко переговариваясь, выставив перед собой фонарь на палке, чтобы не ступить ненароком куда не следует, прошагали два охранника; оба кутались в теплые накидки. Ночной гость пригнулся, зажмурился, чтобы глаза не отвыкли от темноты. Пока стражники обойдут замок вдоль стены, у него есть время, но замершие самураи идут торопливо, им тоже не хочется мерзнуть. А значит, ему нужно думать и действовать быстрее, если он не хочет превратиться в ледяную скульптуру или вообще отказаться от выполнения замысла. Скоро его можно будет обнаружить по громкому стуку зубов. Ну почему он не подумал о веревке?!
Мавашимоно развязал узлы пояса; хозяину замка придется его простить за неподобающий вид, но выхода нет. Распластавшись на каменной насыпи, он попробовал закинуть утяжеленный коротким мечом пояс наверх в надежде, что вакидзаши зацепится за ставень. Если с первого раза не получится или в той комнате кто-то спит, значит, греться ночной гость будет, спасаясь от погони. Главное – забраться на крышу, пока не вернулись стражники...
Потом он лежал на влажной от ночной мороси черепице, восстанавливал дыхание. Дальше дело пошло быстрее, хоть ругаться и приходилось сквозь зажатый в зубах бамбуковый футляр с приказом, зато фигурки рыб, что украшали загнутые края крыши, служили великолепной опорой. Соломенные плетеные сандалии то и дело скользили. Ну вот, и нужное окно. Ночной гость, затаив дыхание, заглянул сквозь решетку.

[Далара >>>]

В ровном свете двух больших свечей был хорошо виден лежащий в постели болезненно бледный человек, укрытый по горло несколькими слоями ткани. Рядом с ним, спиной к окну, сидел монах в желтом одеянии. Склоненная голова, присогнутые плечи. Тихим, чтобы не разбудить больного, шепотом монах читал молитву.
Ночной гость как сумел обмотался поясом, проверил мечи и прислушался: потрескивание свечей, неразборчивое бормотание и свист ветра да постукивание голых ветвей. Замок по-прежнему был погружен в сон; желтый светлячок - фонарь в руках стражников - проплыл далеко внизу, скрылся за углом.
Мавашимоно отодвинул решетчатый ставень. Порыв ветра с реки колыхнул пламя свечей. Монах шевельнулся, переложил четки в руках и снова завел речитатив. Обернись он к окну, увидел бы ночного гостя и возможно сумел бы поднять панику. Но священнослужитель так и не повернул головы.
Так недужен, что понадобились монахи? Может, следовало чуть-чуть подождать, и дело, что поручил "грозный старец", свершили бы болезнь и время? Посланник Токугавы достал меч из ножен.
- Отодвинься, - негромко произнес он. - Против тебя я ничего не имею.
- Нет. – Сидящий не сменил позы, не обернулся. - Этот человек под защитой Будды. Я не позволю тебе убить его.
- Два раза просить не буду.
- Я же сказал – нет.
- А я сказал, что из-за одного ср.ного монашка я не стану зазря мерзнуть на холодном ветру!
Клинок пошел вниз.
Вот теперь священник зашевелился. Но вместо того чтобы испуганно отшатнуться или кинуться прикрывать собой жертву, поднырнул под меч. Вскинутая рука пришлась по запястью Мицуке, сбивая движение. С сухим щелчком стукнулись друг о друга бусины четок.
- Зря ты это, монах.

(теперь нас двое с Бишопом)

[Bishop >>>]

Они были почти одного роста и почти одной силы, на чем и был построен расчет. Ночной гость нажал посильнее, заставляя противника поднатужиться, а затем - стремительно отступил, чтобы тот упал лицом вперед на клинок. Монах по инерции провалился в резко возникшую пустоту, но не так далеко, как должен был бы. Выставил ногу, привставая. Вторая рука хлестнула четками по незащищенному запястью воина с мечом. Оборвалась нитка, яшмовые шарики безудержно посыпались на татами. В следующий миг противники, стоя, глядели друг на друга в упор.
- Решил выполнить уговор? - крупные губы ночного пришельца раздвинулись в усмешке. - Чем ты хочешь меня убить? Молитвой?
- Обойдешься, - хмыкнул его противник, привычно глядя чуть-чуть свысока. – Договор будет действителен в следующий раз, сейчас я занят другим. Его, - кивок на жертву, - ты не убьешь, пока я здесь.
- Не много ли самомнения для послушника?
- А ты больно шумен для шиноби, - огрызнулся второй.
Что-то заставило обоих посмотреть вниз. С постели их вполне осмысленно созерцала несостоявшаяся жертва. Во взгляде ясно читалось обвинение – для обоих противников. Немолодой уже человек раскрыл рот и издал самый неприятный на данный момент крик:
- Стража!
- Неблагодарная тварь, - буркнул мавашимоно; не уточнил, кого имел в виду.
Пока еще далеко затопали, зашуршали шаги множества ног. Ночной гость метнулся к окну. Послушник остался было, но палец, обвинительно направленный прямо на него, заставил пересмотреть свои планы. Сидение в монастыре не повредило сноровке, так и не ставший монахом Тайкан мигом перемахнул через подоконник. Взметнулась рыже-желтая ткань.
- Вечно ты все портишь, - в сердцах проворчал он, закрывая решетчатый ставень.

(с Даларой, опять не удалось)

[Reytar >>>]

Замок Окаяма
конец февраля 1601 года

Над миром стояла глубокая ночь, - лучшее время для охотящихся демонов, ищущих отмщения призраков и просто разбойных людей, когда одинокий, порядком усталый путник, чье тело от ночной прохлады защищала длинная бесформенная накидка, шагал по дороге мимо возвышающегося на обрыве над нею, замка.
Причудливая многоярусная крыша мощного строения, черным пятном застывшего на холме, заслоняла собой далекие звезды. Замок спал, лишь на самом верху - в окне главной башни теплился блекло-оранжевый свет, пробуждая в усталом после пути и порядком продрогшем теле путника желание как можно быстрее оказаться в тепле и уюте человеческого жилища, желательно чайного домика, а не ежится под порывами дующего от реки холодного ветра.
Странник вздохнул, устало опершись на длинный прямой посох, буркнул под нос нечто емкое и предельно не лестное, касательно выдумавших эту мерзкую погоду демонов и взглянул в сторону, где, чуть дальше по дороге, виднелся, манящий теплыми огоньками из окон, призамковый городок.
Странник, буркнул себе под нос еще что-то, высказав свое мнение относительно своего благосостояния и того, что, поскольку с деньгами не густо, придется отказать себе в большинстве удовольствий, ограничившись скромной трапезой и кувшинчиком-иным сакэ. Странник, из чьей ширины плеч можно было бы скроить пару более худощавых мужчин, скользнул рукой под влажную и потяжелевшую накидку, извлек из коробки у пояса что-то белесое и округлое, что немедленно отправил в рот и с аппетитом сжевал.
Достойный староста не преувеличил – будущая невеста была отменной хозяйкой, а рисовые колобки ее изготовления, последний из которых путник только что съел, пусть и меньшие чем обычно, отличались хорошим вкусом, неплохо хранились в пути, да и просто отлично насыщали даже столь немалое тело с отменным аппетитом, каковым обладал путник.
Притопнув ногой, и критически взглянув на состояние потрепанных соломенных сандалий, мужчина тихо крякнул, буркнул что-то совсем невразумительное и, взглянув на темную громаду замка, собрался продолжить путь, как его внимание привлекло суетливое мигание пламени в окнах главной башни. До ушей странника долетел отдаленный шум голосов, пока что больше всего напоминающий гул пчел из потревоженного неумелым сборщиком меда, улья. Шум рос и ширился, уже более ясно слышны были перекликания и топот ног охранников, стремительно разбегающихся по постам, громкий голос старшего каро, резким рыком отдающего немедленные для исполнения, команды, и все более громкий и суетливый лязг оружия и доспехов.
Подобная полуночная шумиха многое могла сказать опытному человеку, каковым странник, причем не без оснований, себя считал. Судя по тому, насколько шумно вели себя стражи на стенах, причиной их мельтешения была неожиданная тревога.
А, так как враждебной армии, готовой обложить неприступное укрепление и попытаться взять штурмом, в округе что-то совершенно не наблюдалось, странник пришел к выводу, что стража не готовится отбить внезапный приступ, а скорее, ловит, пока безуспешно, кого-то, уже находящегося в замке, причем, скорее всего успевшего забраться внутрь под покровом ночной темноты.
Как бы то ни было, поднявшийся шум и не думал прекращаться, а значит, события в укреплении только развивались, будучи пока далеки от обоих из закономерных финалов – и от успешного бегства непрошенного гостя, и от поимки или умерщвления бдительной стражей.
Пропустить подобное зрелище после нескольких дней однообразного, скупого на развлечения, пути, было бы предельной расточительностью, потому мужчина решил понаблюдать за тем, что будет происходить дальше, опершись на посох и окидывая скептическим взглядом ярко освещенную огнем недавно зажженных фонарей, стену.
Странник стоял, с кривой ухмылкой любуясь на действия стражи, одновременно, и мысленно потешаясь над ними, и размышляя, а что бы он сам, делал на их месте, случись подобная жизненная необходимость, и ожидал дальнейшего развития событий.

[Bishop >>>]

1598 год, конец осени
окрестности замка Белого феникса

И такой же равнодушный холодный свет луна пролила и на трех всадников, что не торопясь выехали на поляну перед хижиной. Один из них - почти мальчик со смешливым лицом, будто мордочкой обезьяны - вез в седле, прижимая к себе одной рукой, еще кого-то завернутого для тепла в накидку. Второй был молчалив, думал о чем-то, лишь изредка усмехался мыслям, словно они казались ему нелепыми или смешными.
- Эту глотку узнаешь даже посреди битвы, - сказал третий. - Что случилось на этот раз, Хидэтада?
Услышав этот голос, десятник подумал, что его сомнения были услышаны какими-то благими ками, направившими путь Саэмона-но сукэ, правой руки господина в эти краях. Теперь он, не выполнивший поручения гонец, имел возможность отчитаться в своих просчетах в надежде, что кто-нибудь из телохранителей молодого господина согласится помочь очистить честь, когда придется одеться в белое.
- Ничего хорошего, мой господин, - ответил кавалерист, опершись коленями в пол и присев на пятки, тем самым принимая более пристойную позу, для общения с тем, кто вправе решить твою судьбу. - Я не выполнил возложенного на меня поручения.
- И поэтому так горланишь, что способен разбудить даже мертвого дракона?

(пока - только с Рейтаром, что обещал выложить этот пост месяц назад)

Сообщение отредактировал Bishop - 9-07-2007, 13:51

[Далара >>>]

- Да, мой господин. Я надеялся, что юная дева, - одна из двух детей, за которыми я был послан, дева, исчезнувшая из-под моего попечения этой ночью, откликнется. Я надеялся на это, хотя многое наталкивает на мысль, что она стала добычей нечеловеческого колдовства и была похищена тэнгу. Он сумел одурачить меня, прикинувшись умирающим мальчишкой, которого мы недавно подобрали на дороге и о котором с таким тщанием заботилась моя подопечная.
Десятник склонил голову в молчаливом признании своей вины.
- Я не оправдал вашего доверия, мой господин. Я опозорил вас. Могу ли я - недостойный, просить об очищении чести?
Похожий на обезьянку телохранитель рассмеялся. Второй что-то буркнул себе под нос, как сердитая мышь.
- Где мальчишка? - захотел знать Санада Нобушиге.
- Увы, мой господин. - Кавалерист не поднимал взгляда, от чего лицо его скрывала густая тень. - Мальчишка мной так и не был обнаружен, хотя я расспрашивал тех, кто его видел и с ним говорил. Предпринятые мною совместно с неким Мицуке из Нары поиски также не дали результата. По словам очевидцев, мальчишка вбежал в густой туман, но из него никуда не выбегал, словно исчезнув. Те, кто видели это, решили, что мальчишка был похищен тэнгу.

(Биш, Рейтар, и одно-два слова от меня)

[SonGoku >>>]

Смех Сарутоби оборвался.
- Ух ты! - восхитился маленький телохранитель. - И тот с ним улетел?
- Не могу знать. - Хидэтада наконец поднял лицо и взглянул на луну словно на старую знакомую. - Мне удалось встретиться с благородной девой, которая носит имя Олури, лишь через несколько часов после исчезновения мальчика. Также не знаю, зачем эти дети могли настолько понадобиться тэнгу, что те пошли на похищение обоих детей, пусть даже и высокого рода.
- Олури... - повторил Саэмон-но сукэ. - Забавное имя... Покажи ему нашу находку, Сарутоби.
Коротышка-телохранитель подъехал ближе, откинул край накидки, что закрывала лицо девочки.
- Олури-химэ! - округлил, подобно плошкам, глаза Такеда Хидэтада, крайне удивленно вглядываясь в лицо девочки, словно пытаясь отыскать искажение черт, но и опасаясь этого. - Где вы нашли ее, мой господин? Что с ней?
- Она спит. И если ты умеришь мощь голоса, будет спать. Встреча с тэнгу не проходит без следа.
- Тэнгу! - восхитился маленький телохранитель. - Так вот кто это был, слышишь, Джинпачи? Наш господин подстрелил настоящего тэнгу!
- И ты тоже умолкни, - велел господин.

(и от меня)

[Bishop >>>]

Недзу не успел ответить, если и собирался. Он держался поодаль, присматривая за мелькающими из-за приоткрытых ставень лицами разбуженных жителей дома.
- Мой господин! - Куда тише, почти шепотом, произнес Хидэтада низко поклонившись, почти что коснувшись лбом пола веранды. - Что прикажете делать?


Во сне глухо, как под водой. Тяжелая дрема, сдобренная страхом, когда знаешь, что спишь, но не можешь проснуться, держала Олури цепко, как трясина. Слой воды прорезал вдруг голос, встревоженный и громкий. Еще раз и еще. Под звуками глухая пустота отступила, как враг под ударами меча в искусных руках. Приготовившись к чему угодно, девочка с некоторым трудом открыла глаза. Воображение рисовало множество вещей, но "что угодно" не включало лицо, которое предстало перед ней. Она так долго искала его и вдруг он здесь, рядом, пришел сам! Невероятно, подумала она, люди же не могут так сильно скучать. Пока он был рядом, все было привычно и казалось, так будет всегда. Только когда он исчез, выяснилось, что она почти не может жить без брата.
- Тото... Нобору!

(японское трио)

[Далара >>>]

Лицо изменилось. Олури сложила губы трубочкой, соображая, что означает эта складка между бровями. Туман уходил, окружающий мир делался все четче, раздвигался. Проступила рыжая в свете факелов веранда, густая чернота за кругом света, мерцание звезд, хлопанье деревянной ставни. И вот уже лицо, не меняясь, становится другим, и приходит осознание - перед ней вовсе не брат, кто-то незнакомый, хотя странно близкий. Трудно соблюдать достоинство, полулежа в чьих-то руках беспомощным кульком, но Олури сделала все, что могла. Приобрела вид гордый и отстраненно официальный, знать не зная о расцарапанной щеке и грязных потеках на круглом личике. Сверкнула глазами.
- Кто вы?
Сквозь гудение последних комаров и шорох ветра в соснах доносились чужие голоса - один весело подначивающий (близкий) и второй лениво огрызающийся. Иногда в их перебранку вклинивались унылые замечания третьего. Фыркали лошади.
- Саэмон-но сукэ Санада Нобушиге, второй сын хозяина замка Уэда, - церемонно произнес незнакомец.
- Известный больше как Алый демон, - подсказал веселый голос, хозяин которого и держал девочку в объятиях.
Грозная юница смешалась. Не называться же "Судзумэ без рода-племени из сгоревшей деревни". Чтобы не заметили смущения, старательно придала своему лицу выражение, как ей самой показалось, в точности как у дамы на свитке в доме старосты. Наверное, именно так должны выглядеть высокородные дамы.
- А я больше известна как Олури.

(...снова показывает...)

[SonGoku >>>]

Судя по тону, имя должно было принадлежать по меньшей мере дочери императора.
- Почему вы похожи на моего брата?
- Да по той же причине, почему он похож на тебя, пигалица! – хохотнул весельчак, опуская свою ношу на веранду и помогая девочке выпутаться из накидки.
Он придушенно охнул; должно быть из-за тычка в бок, которым его наградил хмурый товарищ.
- Имя твоему брату – Нобору? – спросил Саэмон-но сукэ.
Олури затравленно оглянулась. Позади смешливого юноши и неразговорчивого мужчины стоял Такеда Хидэтада и молчал. В памяти всплыл его рассказ о замке, куда они едут, и флаги над горящей деревней. Похожая на ощетинившегося ежа, девочка произнесла:
- Да, это так.
- Жаль, что его не отыскали, - Саэмон-но сукэ окинул Олури придирчивым взглядом. – Клану скоро потребуются все его воины. И, может быть, следующий наследник. Сарутоби!
- Хай?
- О-Судзумэ потребуется конь...
- Почему именно мой? Мыши легче уместиться в чужом рукаве...
- Обезьяны пусть бегают по веткам, - не остался в долгу Недзу.
- Господин, в конюшне стоят кони, на которых мы сюда приехали, - счел необходимым вмешаться в разговор Такеда. - С вашего позволения я приведу их.
Саэмон-но сукэ кивнул, не оборачиваясь.
- Да. Нам пора возвращаться домой.

(расчет закончен!)

[Reytar >>>]

Замок Окаяма
конец февраля 1601 года

Широкоплечий странник некоторое время наблюдал за стражей на стене, но так как никаких достойных его внимания событий, кроме обычно суматохи вызванной приказом: «Лови его! Хватай его!» не наблюдалось, опирающемуся на посох человеку стало скучно.
Пробурчав себе под нос нечто колоритное, мол, даже переполох поднять не могут так, что бы на это было интересно смотреть, мужчина поплотнее закутался в накидку и направился вокруг стены замка, рассудив, что если тревогу все же подняли, то не без причины, и если с этой стороны одна лишь скука, то по идее, с другой должно происходить все самое интересное.
Он шел быстрым широким шагом насколько мог тихо, намереваясь обогнуть подножие главной башни по возможности не привлекая внимание всполошившейся стражи к своей скромной персоне. Изношенные соломенные сандалии ступали по схваченной морозцем корке на влажной земле не оставляя следов пока главная башня разворачивалась, открывая путнику свой вид с иной стороны. Увесистый посох в широких ладонях странника казался бамбуковой тросточкой, раз за разом легко прикасаясь к смерзшейся земле так плавно и быстро, словно наносил ей неотразимый удар.

[Bishop >>>]

Мавашимоно не был уверен, что пересчитал все черепичины на уступчатой крыше, но то, что он всех их проклял – это точно. А заодно и не в меру прыткого монаха, чью жизнь в Соген-джи не омрачали посты и молитва. Судя по тому, что он крепкий, будто коряга – которой святого человека тут же и обозвали.
- Прыгай вниз! – выдавил сквозь зубы нарушитель ночного покоя; он зацепился за позолоченную фигурку на краю крыши за миг до того, как сзади в него врезался второй беглец.
- Хочешь, чтобы я ноги переломал? - саркастически поинтересовался тот.
И незамедлительно ухнул в темноту за краем. Оставалось надеяться, что по собственной воле. Под стеной раздался и стих короткий вопль.
Два замерзших стражника несли караул вокруг основной башни замка и как раз вернулись к этой точке. Они стояли, задрав головы на шум и крики в башне, когда на фоне неба мелькнуло что-то яркое. Фонарь давал слишком мало света, но когда второй стражник поднял его повыше, зрелище показалось ему диким. Его товарищ лежал на земле без движения, а рядом сидел монах, сложив ладони, и беззвучно шевелил губами – должно быть, читал сутры; отрешенное лицо погруженного в молитву человека одухотворенно светилось. Стражник открыл было рот – то ли позвать на помощь, то ли воздать хвалу Будде или ками – но хруст веток и шум повторился. Если монах еще мог быть посланником света, второй – только Йоми-но куни*. Высокий демон в черном с растрепанными волосами поднял и опустил меч, посмотрел на мертвеца у своих ног.
- Ты идешь? – спросил он у монаха. – Или отслужишь по нему службу?
Священник поднялся, кинул взгляд на башню.
- Позже, - потер ушибленный палец. - Надеюсь, у тебя достаточно большая лодка.
- Лодка?

(Далара тож)

[Далара >>>]

С нижней толстой ветки соседнего дерева раздалось злорадное хихиканье. На звук полетел небольшой камень. В другой руке монах зажал еще один.
- Не говори, что перешел реку вброд.
Заскрипели вдалеке створки ворот. Рослый мавашимоно зашвырнул выроненный бедолагой-охранником фонарь в кусты.
- Не вброд, - пояснил он. - Но то дерево уже уплыло.
В лунном свете он еще больше смахивал на демона подземной страны. Хихиканье на дереве повторилось и оборвалось испуганным взвизгом. Небольшой зверек брыкался в воздухе, зажатый в кулаке монаха хвост никак не удавалось высвободить. Добычу продемонстрировали воину.
- Твое?
- Моё рыжее и мяукает.
Зверек все-таки извернулся и сделал попытку тяпнуть обидчика, но промахнулся по запястью и только разорвал монаху рукав.
- Возьми себе, - предложил мавашимоно. - Научишь читать сутры и пусть себе проповедует.
- А что, - заинтересовался буддист, подавив смешок и оглядывая звереныша с расстояния вытянутой руки. - Будешь проводить дни в молитвах, поститься. Или можешь отвлечь на себя внимание стражи, а за помощь накормим, когда выберемся.
Им показалось или маленький зубоскал действительно наморщил в задумчивости нос, а затем кивнул? Во всяком случае лапой в затылке он совершенно точно поскреб. Самурай хохотнул.

(Биш там же)

[SonGoku >>>]

Гора Хиэй близ Киото,
накануне 1601 года

Ночью, словно назло горе-путешественникам, прошел обильный снегопад, первый этой зимой, как будто кто-то вознамерился не пускать юного самурая в столицу, заподозрив, какие беды и несчастья он принесет туда. Может быть, именно поэтому Арима, не слушая настойчивых уговоров монаха, так рвался отправиться в путь. Влажные липкие комья снега превратили деревья по обеим сторонам тропинки в причудливые фигуры, в которых порой угадывались знакомые очертания. Порой казалось, что можно разобрать лица. Кошка не показывала нос, спряталась в одну из седельных сумок. Пальцы Эйкуко замерзли, не желали разгибаться, отпускать ньёбо. Дыхание превращалось в белесые силуэты мифических зверей. Вокруг Аримы снежные хлопья таяли, и клубы ледяного тумана кипели, как будто вода в котле для варки риса. Встрепанный совий дух крепко вцепился в высокую луку седла. Каждый шаг давался путникам с большим трудом, люди и лошадка проваливались по колено в снег. Бикуни иногда задумчиво оглядывалась, замирала на некоторое время, глядя на глубокие следы, которые степенно и медленно стирал ветер.
- Следовало переждать, - мягко заметила отшельница и неожиданно усмехнулась. Почти проказливая улыбка спряталась в уголках рта. - Но тогда снега стали бы выше. Опасаются тебя, Арима…
Кто - не уточнила. Ньё показал мокрый нос из сумки и жалобно раскрыла пасть в беззвучном мяуканье. Молодой самурай протянул было к замерзшему встопорщенному зверьку руку, но так и не дотронулся до слипшегося в иглы меха.
- Ты когда-нибудь торопилась домой?
Его словам вторил свист ветра и далекое рычание, словно по заснеженным горам прокатился летний гром. Ньё подняла уши и сощурила зеленые глаза. В попытке согреться, ткнулась лбом в теплую ладонь Аримы. Эйкуко улыбнулась, наблюдая эту сцену.

(вместе с Соуль в ожидании еще и третьего участника)

Сообщение отредактировал SonGoku - 11-07-2007, 14:52

[Соуль >>>]

- Давно, но торопилась. Мой дом остался далеко, если, конечно, говорить о месте, где родился и вырос.
- Я родился... - юноша оглянулся на перевал, как будто был способен разглядеть сквозь снежную пелену островерхие храмы столицы. - Неподалеку отсюда. В город пришла повальная смерть, и людей не хоронили, их тела сваливали в кучи за воротами. Я до сих пор слышу, как их души требуют, чтобы о них вспомнили.
Он на мгновение прикрыл глаза; ткань котэ на его правой руке стала тлеть.
- Ты родился очень давно, - бикуни опустила ладонь на наруч самурая. – Время уходит, не возвращается.
- До каких пор... - с усмешкой пробормотал Арима.
Рокот повторился - гораздо ближе, отчетливее. Ворчание огромного тигра, слишком уверенного в своих силах, чтобы скрываться от жертвы. Ньё прижала уши к острой голове и беззвучно зашипела.
-Итсумаде… н, - в черных глазах Эйкуко мелькнула задумчивая искра. – Да, на вопрос о времени в этом случае найти ответ сложно.
Арима запрокинул голову к низким сизым тучам, которые цеплялись распухшими животами за верхушки сосен; долгий, низкий крик (с трудом верилось, что его могло издать человеческое горло) прокатился по склонам гор, обрушивая с кривых веток снежные лавины. Хлопья закручивались спиралями, уплотнялись, пока не вылепились в гигантского зверя с траурно-белой шкурой и пепельными полосами на ней. Ярко-оранжевые глаза тигра горели огнем. Маленькая кошка раскрыла розовую пасть, и очередное шипение превратилось в серую ленту пара. Серая лошадка под самураем всхрапнула, переступила ногами и повернула голову, норовя кинуться прочь, но худая и крепкая рука отшельницы перехватила поводья. Свободной рукой бикуни успокаивающе погладила мощную шею пугливой, а потом спокойно посмотрела в сторону почти неразличимого в снегопаде тигра.

(продолжение следует...)

[Далара >>>]

Замок Окаяма
февраль 1601 года

Стража, которая поднялась на зов в главную башню и выяснила, что господин Кобаякава жив, хоть и не слишком здоров и очень сильно напуган, столкнулась на лестнице с припоздавшими. Из-за неразберихи и суеты не сразу поняли, куда надо бежать и кого ловить. Всполошенные монахи предпочли не высовывать носа, чтобы их не затоптали в суматохе. Начальнику ночной стражи удалось наконец окриками придать движению своих людей четкое направление. От мысли послать кого-нибудь вниз по скользкой крыше отказались. Одна группа отправилась на обыск переходов между ближайшими строениями, вторая с криками вырвалась к берегу реки под стеной главной башни. Мечущийся свет факелов замер вместе с людьми. Волной поднялись возгласы непонимания. Один подкрался к двум телам и женщине, рыдающей над ними, склонился к ней. Второй храбрец освещал ему дорогу.
- О-Йочу, что случилось?
Но женщина лишь закрывала лицо рукавами и качала головой, не переставая лить слезы; одета она была прилично, не крестьянская дочь или жена. Длинные волосы были умело сложены в затейливую прическу, украшенную нефритовыми заколками. Правда, изящества ей недоставало, и кто-то из стражников предположил, что девушка может утопиться, раз родители ее выгнали из дома.
- А вдруг сама убежала? - предположил другой.
- Может, хотела бежать с кем-то из них? – высказал догадку третий, указывая на тела. – Кто-нибудь знает ее?
Мотание головами, отрицательное мычание. Первый осторожно как горячий котелок тронул женщину за плечо.
- О-Йочу, расскажи, что здесь было.
Не открывая лица, женщина поднялась (она оказалась невысока, а станом не напоминала молодое деревце, но что-то подсказывало воинам, что ликом она должна напоминать бодхисатву), но повернулась спиной к мужчинам и всхлипнула. Теперь уже трое подошли ближе. К чувству необходимости узнать о беглецах прибавились другие, и только одним из них была жалость. Женщину обступили, пытаясь заглянуть в лицо.
- Здесь были демоны, - девушка опустила руки.
У нее действительно была светлое лицо без единого изъяна. А еще - без носа, глаз и рта, лицо было гладкое и белое, точно огромное яйцо.
Мгновение заботливая троица ошалелыми глазами таращилась на женщину. Потом с визгом они подались назад, толкая своих товарищей и наступая им на ноги. Те тоже не желали оставаться поблизости. Возникла паническая неразбериха с криками, пыхтением и толкотней локтями. Кто-то не устоял на ногах и пытался выбраться в безопасное место ползком. Кто-то уронил факел под ноги, но огонь тут же затоптали. Оказавшийся с краю везучий стражник помчался к воротам с воплем: "Нопперабо!*"

---
*nopperabou - призрак, у которого вместо лица гладкое пустое место, нет ни глаз, ни рта, ни носа.
(СонГоку пугает меня)

Сообщение отредактировал Bishop - 13-07-2007, 19:43