Sekigahara no haishou, Проигравшие на Секигахаре

[higf >>>]

Погоня

Ритм скачки, пусть даже и быстрой, успокаивал, возвращал душевное равновесие. В какой-то момент стук копыт напомнил Сабуро другой - удары бамбучин друг о друга, - и он, не забывая о погоне, погрузился в воспоминания, мелькавшие неясными картинами. Деревня в горах, мать, согнувшаяся над грядкой и он - еще маленький, бегает с другими мальчишками. Конечно, они играют в воинов – в кого же еще! Стремятся половчее ударить слегка изогнутой палкой, которую и деревянным мечом-то не назовешь, ну и что? Для детей это оружие не хуже Кусанаги, и кажется, что им можно сразить любого противника. Только когда мимо проезжают настоящие буси, и склоняешь перед ними голову, чувствуется разница.
Казалось, что у них другая жизнь - а может, и не казалось. Каждому свое: крестьяне собирают урожай, воины сражаются, чиновники ведут государственные дела, мудрецы познают тайны мира, а правители правят. Так велось от века, и должно быть впредь, ибо мир стоит на том, что люди занимаются своим делом.
А зимой, когда снег покрывал склоны вокруг, и темнота да родительский окрик рано загоняли в дома, дети слушали истории. Страшные квайданы, от которых мороз по коже и рассказы о героях, которым хочется подражать. Как Сусаноо победил Ямато но Орочи; как совершал свои деяния и слагал стихи принц Гэндзи; как долго и страшно бились Минамото и Тайра; как потом Йошицунэ-победитель спасался в горах от гнева брата-правителя и стал в конце концов жертвой предательства сына Фудзивары Хидэхиры. Это казалось прекрасным и далеким...
Годы шли, дети росли и появлялись новые, и все сильнее сгибалась спина матери, все более усталым выглядел отец: не так просто всех прокормить со скудной земли. Мечты взять в руки оружие и отправиться из дому постепенно стали необходимостью, не такой уж красивой и даже пугающей вблизи, но... Впрочем, подросток стал ашигару не у кого-нибудь, а у самого Тайра но Акаихигэ, и это было как прикосновение к легенде - словно сказка ожила. Дайме иногда поступал необычно и непредсказуемо, но не дело судить своего господина. Иногда Сабуро казалось, что в нем воистину ожила прекрасная эпоха Хэйан... Но куда ближе был Шимура Генпачи, покровительствовавший юноше.
Путь казался ясным - преданность великому дому Тайра, честная служба, а потом...
Жуткий день в Шиобаре разрушил всё и повел по иному пути скитаний. Затем, казалось, он восстановил положение, и всё же, выполняя приказы уже иного господина, в глубине души Сабуро почитал свое служение дайме Акаихигэ более высоким и истинным.

- Море, - раздалось рядом.
- Где? - спросил Сабуро, мигом вернувшись из воспоминаний.
- Там, впереди, - длинная рука скакавшего рядом буси указала вперед.
- Но не видно никакого моря, - возразил ашигару, скривив губы.
- Вон, смотри, впереди! Это мачты корабля!
Воин говорил коротко и отрывисто, бросая фразы кусками - иначе во время скачки было тяжело, сбивалось дыхание.
- А где же тогда?.. - вырвалось у Сабуро.
Собеседник понял.
- Наверное, мы поймаем их на берегу или рядом.

Сообщение отредактировал higf - 20-11-2007, 20:26

[Далара >>>]

Эдо, зима 1601

- Разве мальчик-служитель не свободен в перемещении по окрестностям?
Словно не слыша колдуна, который пренебрег приветствием, Иэясу задумчиво полюбовался на Акиру, потом кивнул и мягко сказал мальчику:
- Подойди сюда, я хотел тебя увидеть...
Акира послушался, хотя и расстался с колдуном неохотно. В этот весенний день даже ему изменяла ставшая привычной сдержанная невозмутимость, и поэтому, скромно опустив голову, он с трудом сдерживал смех.
Жизнерадостность невольно заразила правителя, и он улыбнулся в ответ.
- Говорят, ты хорошо провел день, успел даже поспорить с Хидэтадой, - в голосе была явная ирония и вопрос. Наконец он обратился к Тошимару: – Конечно... – и сменил тему и тон голоса на безукоризненно-вежливый. – Довольны ли вы пребыванием в столице, Тошимару-сан?
- Многие места хороши сами по себе, и Эдо не исключение, - скрипучий и немного насмешливый голос колдуна разнесся над гладью пруда. – Но любое место красят люди, которые держат свое слово. Неправда ли, господин Великий?
Взгляд круглых птичьих глаз не покидал тоненькую фигурку Акиры.

(еще SonGoku и higf)

Сообщение отредактировал Далара - 16-11-2007, 15:45

[SonGoku >>>]

Воспользовавшись разговором взрослых, мальчик сделал маленький шаг в сторону, чтобы оказаться не между собеседниками, а рядом, и остался стоять там, кажется, раздумывая, стоит ли опуститься почтительно на землю или нет.
Токугава опустил руку на плечо мальчика – ища ли опоры или в ответ на взгляд колдуна?
- Вы правы, - неторопливо кивнул Иэясу, не выказывая чувств. – И это отличает нынешнюю власть на Островах. Разве Миякедзима не перешел в вашу собственность?
Уголки губ правителя чуть дрогнули, намекая на улыбку – слишком слабо, чтоб можно было понять, любезную или насмешливую.
Колдун встал, одной рукой опираясь на посох. Сейчас напоминал скорее взрослого уверенного в своих силах ворона, чем старика. Опустил голову, искоса глядя на Токугаву.
- Прискорбно лицезреть правителя, чья память слишком коротка, чтобы помнить его собственные слова.
- К счастью, у меня хорошая память, - руки неподвижны, взгляд Токугавы спокоен, как и голос. Таким тоном он мог хвалить... или приговаривать к смерти. - Все остальное будет передано, как только я буду окончательно уверен в том, что известная нам... личность уже не побеспокоит меня. Не так ли?
- Отговорки, отговорки, отговорки... – нараспев проскрипел Тошимару, обходя правителя, и вдруг окрикнул: – Акира!

(ну и Далара, да еще higf)

[higf >>>]

Наглый мальчишка, который вновь обрел прежнее состояние духа, почувствовав рядом чужую силу, с удовольствием наблюдал за перепалкой взрослых. Только посмеивался иногда, прикрывая лицо рукавом.
- Что будет угодно? - спросил он, не двинувшись с места.
- Успокой сердце правителя во спасение страны, - ядовито улыбнулся колдун. – Скажи ему, что твои мысли больше не принадлежат тому, о чьем исчезновении так печется этот господин.
- Горевать по ушедшему нужно в свое время, - кивнул Акира. - Его - уже прошло.
- Я знаю, что ты предан мне, - кивнул Токугава Акире. - Но слова должны быть подтверждены, Тошимару. Уверены ли вы? И как могу быть уверен я? Нет, я не сомневаюсь в вашем колдовском мастерстве, - Иэясу даже слегка склонил голову, - но горьё коварны...
Мимо внимания правителя не прошло, что мальчик слишком хорошо знает, о чем идет речь.
- Господин правитель хочет уверенности и душевного покоя... – сообщил колдун вечнозеленой аккуратно постриженной пинии. – Господин правитель их получит.
Миг, и Тошимару исчез, будто не стоял только что на выложенной камнями дорожке у пруда. В отдалении громко и бесцеремонно каркнул ворон.

(с Сон и Даларой, завершение)

[Sayonara >>>]

Побережье


Почему-то ничто так не завораживает человеческий глаз, как море. Увидишь его один раз – и больше не отпустит тебя это могучее видение, непознанная стихия. Оно и тянет к себе, и волнует, и томит. И, казалось бы, нет ничего прекрасней и свободней моря, с его силой, с его неудержимой страстью, с его темным, насыщенным цветом, с его единством с небом... Но страшные тайны прячет оно вперемешку с жемчугом, перламутром и кораллами на своем непознанном еще человеком дне. Ничего, кроме страха и гибели, не познает простой смертный в пучине моря. Хоть оно и бесконечно, многие нашли свой конец в зеленоватых волнах. Захватят они, загипнотизируют, заколдуют, закрутят, и – все. Пустота. Растворилась мечта в соленой воде...

***

Мерные движения волн мягко перекатывали пенные гребешки вперемешку с солнечными бликами. Дневное светило, еще не до конца проснувшееся с зимы, лениво поглаживало отшлифованные камни и пятнистую гальку у самого берега, переплывало по грязному песку к деревьям, скользило по розоватым стволам сосен к верхушкам и таяло в мягкой лазури неба. Там в его лучах уже нежились белоснежные чайки, ожидая какую-нибудь неловкую и неудачливую рыбину, решившую подняться подышать и зазевавшуюся у поверхности темных волн. Как ни странно, в тот день многие обитатели морских глубин вели себя именно так - очень неосторожно, и светлые, почти прозрачные силуэты чаек периодически касались солнечно-пенных барашков и вновь взмывали ввысь.
Ветер усиливался, и мягкие темно-зеленые ветви сосен вторили бурному рельефу волн, а всякий морской мусор – тростинки, палочки, листья, высохшие водоросли, пушистые фрагменты ила – мелькая, носился по песку от леса и скал к воде и вдоль влажной гальки. Убаюкивающая песнь моря мерно и чуть бурляще отзывалась в мшистых скалах; крики чаек сливались со свистом ветра; перестукивание мелких камешков у самого берега придавало этой мелодии нечеткий, но умиротворяющий ритм.
Вода была хрустально-прозрачная, сияющая и ледяная. Она обжигала кожу совсем еще зимним холодом. О-Санго, попытавшаяся откопать в текучем песке розовые ракушки, не продержалась и минуты и резко выдернула руку из крошечных кипучих волн.



(временно одна)

[SonGoku >>>]

Девушка сидела на корточках среди мокрого тростника у самой воды и зачарованно разглядывала мелкие сокровища моря, принесенные на мель приливом. И ракушки, и домики моллюсков, и камни, и песчинки – все блестело и переливалось в искаженных барашками лучах солнца. О-Санго все же изловчилась и быстро выхватила из ила закрученную розовато-рыжую раковину. Гордо зажав ее в покрасневшей руке, барышня развернулась спиной к холодной стихии.
Солнце грело затылок, лицо щекотал ветер. Сжавшись на корточках в комочек, О-Санго тоскливо разглядывала своих спутников.
С ее одинокого места открывался замечательный вид на берег, песчаный обрыв, перерезанный могучими корнями сосен, и зеленоватые камни, когда-то давным-давно отколовшиеся от скал. Как раз у них и устроила привал небольшая разношерстная компания.
Дальше всех разложился Тайкан с младенцем и попугаем. О-Санго улыбнулась. Уж очень забавно выглядел издалека монах, возящийся с ребенком и болтливой птицей; ветер отчетливо доносил вторившие чайкам хриплые визги пестрого попугая.
В нескольких шагах от этой веселой троицы на мшистом камне располагалась очень аккуратно сложенная одежда, кучка сломанных тростниковых палочек для поделок и небольшой костяной тануки – девушка выложила его из рукава, чтобы не упал в воду. Конечно, это место было выбрано не случайно – совсем рядом отдыхали рыже-белый Чиру, его долговязый хозяин и лисенок. Мицуке и кот грелись на солнце, а малышка грызла какое-то лакомство. Позади тихо сидел Тенкье. Наверное, медитировал. А, может, размышлял о недавней стычке. О-Санго честно старалась пересказать ему эту историю так, чтобы звучало внушительно и захватывающе. В стороне ото всех гордо восседал слепец. Девушка постеснялась его долго разглядывать и лишь сердито изучила черного демонического коня, который разгуливал неподалеку от привала.
Тут еще прыгал Дынька. Мальчишка, наверное, опять выискивал что-нибудь съедобное. «Точно, у меня же остались засахаренные яблоки, - О-Санго сунула руку за пазуху и нащупала небольшой липкий мешочек. – Надо угостить его. Такое очаровательное создание...» Девушке не хотелось признаваться, что Дынька напоминал ей младшего братишку. Конечно, она на дух не переносила своего родственника-шалуна, но вместе с ним она вспомнила о большом парадном доме в столице, где остались ее мать и отец.

(пока что лишь Сайонара)

[Sayonara >>>]

Барышня опустила голову и спрятала лицо в холодных ладонях. Гладкая раковина приятно прижалась к горячему лбу.
О-Санго боялась думать о родителях. Ей было невыразимо стыдно перед отцом. Да, тот, первый ее побег, когда она полезла прямиком в битву, он сумел как-то замять, а теперь это будет гораздо сложней... Наверное, почти невозможно. Скорее всего, этим совершенно неприкрытым уходом за Мицуке она очень опозорила отца. Подумать только, старшая и единственная дочь знатного вельможи, давно невеста, сбежала из дома и почему? – потому что скучно было!
Как это обычно бывает у молоденьких особ, в душе О-Санго боролись плохая и хорошая девочки. Плохая убеждала хорошую, что все случилось так, как и должно было. Захотела – ушла. А как еще надо? Хочешь жить - живи, хочешь умирать – умирай, хочешь любить – пожалуйста... Никто не имеет право приказывать тебе, что делать. Ты свободна, разве не так?
А хорошая твердила: ты девушка, более того - ты благородная девушка. И должна вести себя соответственно. У тебя нет прав, нет свободы, и это правильно. Если отец пожелает – будешь сидеть дома до скончания века или выйдешь замуж. Несомненно, за человека достойного, уважаемого. А прыгать и размахивать палками дочери самурая не положено. И разгуливать по стране в таком виде и с такой компанией тоже.
О-Санго сначала даже удивилась, откуда в ее избалованной головке появилась эта хорошая девочка. А потом
приуныла – все же была доля правды в этих размышлениях.
Ведь теперь домой вернуться невозможно – отец ее точно убьет. По крайней мере, О-Санго бы на его месте убила. А если выдаст замуж? Это будет самое ужасное – чуть глотнув свободы, девушка чувствовала, что погибнет без нее. «Может, убиться сразу? – мелькнуло в мыслях. – Тогда, если отец послал погоню, они найдут только мертвое тело, и никто не будет виноват...» Сзади шумело море, так призывно, недвусмысленно...
«Дура, о чем ты только думаешь!» - О-Санго испуганно помотала головой. Сумасшедшая... Но, в самом деле, нельзя же так позорить семью... Да, она не подумала о последствиях, когда убежала тогда, в ночь. А разве должны последствия волновать девушку, привыкшую жить чувствами и ощущениями? Выходит, что должны...

(и еще продолжение)

[SonGoku >>>]

О-Санго всхлипнула. Она любила отца. Сильнее, чем мать и братьев вместе взятых. И очень не хотела, чтобы он ненавидел и презирал ее. Просто... Хотелось жить. По-настоящему.
«Наверное, я ужасная дочь. И очень плохой человек...»
Девушка поднялась, утерла слезы, поежилась на ветру и медленно направилась к своим вещам. По дороге она заметила, что неугомонный Дынька повздорил с Чиру и сейчас оторвет несчастному зверю последнее, что осталось у того от хвоста. О-Санго ускорилась и у самого камня схватила мальчишку за ухо.
- Глупый, прекрати! – барышня пустила Дыньку и плюхнулась на одежду. Голосок ее звучал совсем беззлобно. Достав липкий пакетик, она вынула яблочко и показала проказнику.
- Если будешь себя хорошо вести и посидишь со мной, отдам все, - О-Санго ласково улыбнулась и всхлипнула последний раз.
Мальчишка тут же согласился, что ради угощения готов оставить кота в покое. Кот же высказался в том смысле, что так будет лучше для самого Дыньки, пока кто-то цел. И для острастки показал оснащенную когтями лапу.
Мальчишка устроился рядом с барышней на валуне и подтянул к подбородку колени. Чиру, нацелившийся было на его штанину, ушел к хозяину.
- Держи, - девушка протянула Дыньке мешочек. – Хранила специально для особого случая.
Мальчишка облизнулся. Но справедливости ради поделился лакомством с барышней.
- Почему у тебя из глаз течет вода? - спросил он. - Когда идет дождь, у статуй на перекрестках тоже течет, как у тебя. Я видел.
- Это... не дождь. Это слезы. Я плакала. Знаешь, такое бывает у людей, когда им больно. А иногда плачут от счастья.
- Ух ты! - Дынька сунул засахаренное яблочко в рот, отчего его щеки стали еще круглее; загорелая кожа на вздернутом носу облупилась от первого солнца. - Ты ушиблась? Или тебе радостно?

(вместе)

[Sayonara >>>]

- Кхм, - раздалось за спиной Дыньки.
Тайкан оставил свое занятие и теперь возвышался над мальчишкой. Но смотрел он на девушку и выглядел немного смущенным.
- Могу я попросить об услуге?
О-Санго подняла голову.
- Конечно. Чем могу помочь?
- Я не совсем уверен, что делаю все правильно... с ребенком.
Он оглянулся на своих подопечных. Младенец пищал, попугай прыгал вокруг него с отчетливым клекотом.
- Пеленки сменить не пробовал? – деловито поинтересовался Дынька, кося любопытным темным глазом на костяную фигурку.
- Вот в них и не уверен, - признался монах.
- Эх... люди... - вздохнул мальчишка.
- Пеленки?.. – растерялась девушка. Она неуверенно встала, подошла к малышу. Минуту поколебалась, потом вздохнула и отчаянным голосом спросила:
– А запасные хотя бы есть?
- Есть, конечно.
Ей продемонстрировали пестрый ворох. Верхнее парадное одеяние монах снял, но и без него смотрелся смешно с пеленками и тыквенной фляжкой с рисовым молоком, амадзаке.
- Да и те, что на нем, вполне свежие. Но правильно ли я их употребил...
О-Санго взяла пару тряпок и с жалостью взглянула на ребенка.
- Как можно было неправильно употребить пеленки?..
Монах только руками развел.
Глядя, как девушка взялась за дело, хоть и не слишком привычно, но все же ловчее него, Тайкан пробормотал с улыбкой:
- По крайней мере, сейчас ей будет не до горестей и слез.

(а теперь еще и Далара)

Сообщение отредактировал Далара - 21-11-2007, 11:53

[higf >>>]

Погоня

Хотелось пустить коней вскачь, но опытный каро придержал пыл воинов. Негоже вступать в бой запыхавшимися, а еще хуже снова пропустить нужный поворот и опозориться, оказавшись не там, где нужно. Поехали даже чуть тише, и от этого широкая спина человека в сером плаще, появившегося впереди, приближалась не очень быстро. Он обернулся, цепкие глаза окинули отряд, словно пересчитывая, запоминая, давая оценку. Воин, а это был буси, на что указывал меч, чуть нахмурился чему-то и отступил в сторону, но Ватанабе неожиданно повернул коня и подъехал к нему. Конь с тоской посмотрел на ставшую ближе траву на обочине, но твердой руки всадника ослушаться не решился.
- Konnichiwa!* Ты не видел здесь путников – двух самураев, один очень высокий, девушка, монах... – Кажется, называли кого-то еще, но каро, интересовавшийся дочерью господина и похитителями, не запомнил.
На широком лице встреченного воина промелькнула быстрая тень, затем он ответил:
- Кажется, видел. Они пошли туда, - показал он рукой влево, где деревья и кусты стояли плотной стеной. – Или туда, - направо лес было пореже. – А вы их не встречали?
Ватанабе нахмурился.
- Ты ничего не помнишь? Или шутишь со мной?
- Может быть, у меня плохое зрение, - здоровяк невозмутимо посмотрел на собеседника острыми, ясными глазами.
- Так ты их не видел?
- Не помню, а не могли вы их обогнать, слишком поспешив?
- Довольно, - рассердился Ватанабе. – И Будда терпит лишь до трех раз! Ты не хочешь помочь поймать преступников? Они похитили девушку!
- Похитили? – хмыкнул Такеда. – А не про таких ли говорят – женщина захочет, и через скалу пройдет?
- Так ты ее видел? Ты их сообщник! Хватайте его!
С этим возгласом Ватанабе двинул коня прямо на Хидэтаду, однако у того совсем недавно была богатая практика спасения от погони. Извернувшись, он бросился в те самые густые кусты, куда только что показывал. Посыпавшись с коней, как горох, воины устремились за ним. Хэйта остался охранять лошадей,, которые под предводительством коня Ватанабе добрались до желанной травы; остальные, включая Сабуро, начали прокладывать путь среди протестующе трещавших веток.
Постепенно Такеду окружали, оставляя лишь один путь – к морю, до которого было уже недалеко. Вскоре преследуемый чуть раньше, преследователи меньше, чем минутой позднее выскочили из зарослей. Совсем близко возвышались высокие борта странного корабля.

_______________________
* Konnichiwa – добрый день

[SonGoku >>>]

Киото

...Двор был выложен мелкой речной галькой, отполированной течением, а затем бесчисленными ногами всех людей, которые ступали здесь многие столетия. Прохладные и гладкие камешки резали босые ступни, каждый шаг отдавался болью. От обуглившихся лохмотьев валил пар...

Он сознавал, что спит, и знал, что нужно проснуться, но не мог. Сон не отпускал его, затягивая в глубину, опутывая прохладными скользкими лентами водорослей.
Арима лежал в небольшой комнате в доме, куда они напросились переночевать. Угли в переносном очаге давно подернулись голубоватой пылью остывшей золы, но в комнате было тепло. От разложенного футона змейками разбегались огненные струйки, там, где молодой самурай вцепился скрюченными пальцами в циновку, растеклось два озерка пламени.
Ньё на несколько мгновений замерла на пороге, принюхиваясь к запахам гари и пепла, потом дернула раздраженно хвостом и в два прыжка пересекла разделявшее ее и самурая расстояние. Кошка ткнулась влажным носом самураю в щеку, проскребла коготками по шее - будила.
Арима что-то пробормотал, не открывая глаз; так дети просят родителей дать им еще немного поспать.
Кошачьи когти оставили на щеке самурая несколько неровных царапин: просыпайся.
Наконец, темные ресницы дрогнули, самурай приоткрыл глаза. Не в силах пошевелиться, измученный долгим сном молодой человек лежал неподвижно, разглядывая возмущенный комок серой шерсти у себя перед лицом.

(а это мы с Соуль)

[Соуль >>>]

Ньё неуверенно прижала уши, потом лизнула исцарапанную скулу, словно извиняясь. В зеленых глазах вспыхнули виновато-вопросительные искорки: что случилось?
Огненные ручейки съежились, увяли, превращаясь в струйки голубоватого дыма.
- Почему? - с обидой спросил Арима.
Питание сбилось.
Огненные ручейки съежились, увяли, превращаясь в струйки голубоватого дыма.
- Почему? - с обидой спросил Арима.
Острые ушки дернулись и превратились в маленькие пики - Ньё внимательно оглядела воина, а затем успокаивающе лизнула теплый нос.
- Почему?.. ненавижу этот город...
Вновь зарделись жаром погасшие было угли.
- Ненавижу его правителей... всех, кто думает, будто если они ступают по земле богов, они сами боги!
Йокай жалобно раскрыла пасть - не донеслось не звука. Мягкие лапы уперлись самураю в плечи: не надо, хватит.
Арима перевернулся на бок, прижав к себе пушистую утешительницу, и свернулся в клубок.
Кошка затихла, боясь пошевелиться - не потревожить, чтобы вновь не говорил о городе.
Сколько времени они так лежали, обнявшись, будто влюбленные, трудно сказать, уже сгустились быстрые зимние сумерки, погрузив столицу в сон на одном берегу и распалив костры и факелы на другом.

(пропаденсы..)

[SonGoku >>>]

Наконец, Арима пошевелился.
- Откуда это?
Приподнявшись на локте, он снял запутавшееся в серой шерсти воронье обтрепанное перо.
Кошка проводила черный лоскуток задумчивым взглядом, потом перекатилась через левый бок. Замелькали тонкие сероватые пальцы: знаками попыталась рассказать о самурае в темном плаще, который затем обратился в воронами. Знаками же спрашивала, почему и у Аримы, у странника есть крылья.
Кошка проводила черный лоскуток задумчивым взглядом, потом перекатилась через левый бок. Замелькали тонкие сероватые пальцы: знаками попыталась рассказать о самурае в темном плаще, который затем обратился в ворона. Знаками же спрашивала, почему и у Аримы, и у странника есть крылья.
- Тэнгу? - удивился ее собеседник. - Что делают тэнгу в столице?
До того он поглаживал кошку по спине, заставляя зверька жмуриться и потягиваться; теперь рука повисла в воздухе. Прикоснуться к девушке Арима не решился.
- Я родился крылатым, - пояснил он, "прочитав" следующий вопрос.
"А он?" - девушка села ближе и нарисовала в воздухе следующий вопрос.
- Он - тэнгу, - повторил молодой самурай. - Он похож на тебя. Ты кошка и человек, он же ворон и человек. Но больше ворон. Интересно, кто его прислал? Карасу по своей воле едва ли сунутся к Императорскому дворцу. Его кто-то послал...

(и далее мы же)

[Соуль >>>]

На лице девушки возникло недоумение. Нье прислушалась к памяти: странно, ни о чем подобном не сохранилось воспоминаний, а, казалось бы, такое обычное и простое знание... Оборотень озадаченно пожала плечами.
- Есть тэнгу и тэнгу, - пояснил Арима. - Ханатака больше напоминают горных отшельников, монахов, а карасу им прислуживают, а когда не летают по их поручениям, похищают детей и устравивают в деревнях пожары.
Он презрительно фыркнул:
- Любители!
Кошка кивнула и улыбнулась: "Ты теплее". И, демонстративно, будто греясь, обхватила руку самурая ладонями.
Как будто измазанные в золе скулы Аримы тронуло румянцем, молодой человек поспешно отвернулся, пряча взгляд.
Ньё подалась вперед, заглядывая самураю в лицо. "Что с тобой?" - пальцы мелькнули в воздухе в очередном жесте.
- Не знаю...
"Тебе больше не приснится ничего плохого, - кошка выразительно распахнула глаза, а потом решительно выхватила из-за пояса танто. - Я буду сторожить".
Ньё устроилась у теплого плеча Аримы, положив оружие на худенькие коленки.
- Позови на помощь "пожирателей снов", - пробормотал молодой самурай, опуская ресницы.
Оборотень серьезно кивнула и осторожно тронула горячую руку - грелась.

(замущали мальчика)

[Весёлый Роджер >>>]

Насмешник подтачивал ножи склонив голову, когда рядом сел Сичибеи и откашлявшись произнес:
- Ичиго... Так ты хочешь плыть на север...
- Вообще-то это было твоя идея, старик, - любезно, как только умел ответил Ичиго, и после паузы продолжил, - но она мне по нраву.
- Я вот что подумал, - кряхтя проговорил старший пират, - а если нам захватить чужеземный корабль? Большой, хороший корабль, который выдержит путешествие в земли Эдзо.
- И что ты от меня хочешь, - прищурившись спросил Ичи.
Старик поскреб подбородок:
- Я предложу это капитану сегодня и мне хочется знать, что кто-то поддержит мое предложение и скажет свои слова после моих.
Насмешник потрогал лезвие:
- И после наших - получил от капитана несколько слов, гораздо худших, чем обычно, как и ты, да? Не хочется выслушивать их одному, старик?
Сичибеи осклабился:
- Мы все делим поровну, и добычу, и смерть.
Ичиго помотал головой:
- Смерть я согласен уступить первому по старшинству.
Сичибеи посуровел:
- Не желай смерти капитану, она скорее заберет тебя, лишь бы держаться подальше от него.
- А разве он стар? Мне казалось, ты самый древний пират из всех, кто когда-либо стоял на палубе!
- Не груби, щенок. Послушай лучше, я хожу по морю больше двадцати лет, Ичиго, и все эти годы моим капитаном был Киба. От старой команды остались только мы с ним, да Тобое. Больше не выжил никто. И хоть Киба выглядит моложе Пса - двадцать лет назад он выглядел точно так же, поверь мне... Демон ли сидит в нем, и смотрит иногда на мир его глазами, или же... Спроси Тобое если не веришь мне, Насмешник. Он был тогда моложе тебя и хорошо помнит те времена.
Сичибеи потянулся, скрипнули позвонки.
- А я все-таки предложу Кибе захватить чужой корабль. И когда нам это удастся - не забуду о тебе, Ичи. Если ты все же скажешь свое слово после моего.
Старик встал и собрался было уходить, как Ичи окликнул его:
- Сичибеи! А почему Киба зовет тебя "Табачник"?
Старик искоса глянул на юнца - глаза у того горели в предвкушении новой загадки:
- Отец мой торговал табаком. Видишь, какие темные у меня руки? Табак с детства въелся в кожу и даже морская вода не может отмыть его. А ты что думал, мальчишка, здесь кроется великая тайна? Ха-ха, нет на нашем корабле иных тайн, кроме Кибы. А эту - тебе лучше не знать.
Посмеиваясь старик побрел по палубе. Ичиго посмотрел ему вслед, вздохнул и снова принялся за ножи.
"А идея ведь хорошая, - думал он, - Чужаки глупы и неосторожны, мы захватим их корабль обманув ли, убив ли. Ладно, старик, твоя взяла."

[Sayonara >>>]

Киото


Нагретый воздух в комнате был на удивление мягким, теплым и замершим. Ни единое движение не нарушало спокойствия ночи за лекими дверьми, даже дыханье спящих медленно растворялось в неподвижном пространстве помещения. Звуки окружающего мира, проникая с засыпающей улицы, замирали и гасли, как огонь, лишенный кислорода. Изредка отражался на перегородке синеватый силуэт ночной бабочки, дрожали тонкие ветви. Безмолвие охватывало подлунный мир.
И, сливаясь с сонным беззвучьем, вкрадчиво и нежно опустилось на лицо спящего демона светло-серое пушистое перышко. Долго летело оно по застывшему воздуху, раскачиваясь и крутясь, точно раздумывая, падать вниз или замереть навечно над молчаливой землей. Опустившись, перо, подгоняемое теплым дыханием самурая, продолжило дальше свой путь, спустилось к руке и затихло у кончиков пальцев.
А наверху, под потолком, встрепенулся на деревянной балке хозяин пушинки. Серая крапчатая сова дернула крылом и подняла круглую голову.
Говорят, духи не спят, а птицы не закрывают глаз. Желтые радужки Фукуро лишь освободились от мутной пелены, а сознание вернулось в реальный мир. Исчезли красноватые тени, затихли голоса. Цветастая темнота видений медленно переформировалась в пыльный полумрак комнаты.
Дух тихо фыркнул, поднял розоватую лапу к носу и почесался. Ему непросто было дремать вблизи от людей – мешались, путались чужие сны, почти совершенно прогонявшие звуки родного леса. К тому же, мелькали тени каких-то незнакомых то ли демонов, то ли оборотней, совсем-совсем близко...
Птица чинно оправила пушистое оперение и осторожно взглянула вниз, моргнув круглым золотистым глазом. Несколько минут рассеянно смотрел Фукуро на спящую парочку, затем, застучав коготками по сухому дереву, спланировал на пол, к выходу.
Совиный дух протиснулся в приоткрытую дверь на крыльцо и хорошенько отряхнулся; еще несколько светлых перышек опустились на доски. Густую тишину прорезало хлопанье крыльев – и вновь все утихло. Лишь на крыше появился силуэт сидящей птицы – Фукуро решил послушать ночной город.

[Далара >>>]

Побережье

Сацумец долго сидел на месте. Наконец, когда девушка снова закутала младенца, внезапно поднялся на ноги таким резким движением, словно наконец решился зачеркнуть бесславную для себя стычку.
- Не пора ли нам искать корабль? – спросил он.
Уловив краем уха слова молодого самурая, девушка нежно провела ладонью по лбу успокоившегося малыша и умоляюще-решительно обратилась к Тайкану:
- Можно я его понесу? Пожалуйста! Я осторожно, честно-честно.
Тайкан уже облачился снова в длинное роскошное одеяние, к которому не испытывал особенно теплых чувств, и теперь проверял, не появилось ли трещин на бамбуковом шесте. С сомнением поглядел сверху вниз на хрупкую девушку, мысленно примеривая на ее узкие плечики сверток с ребенком. Вздохнул, но решительное выражение на нежном полудетском круглощеком личике убедило монаха, что лучше согласиться и забрать ношу, когда девушке станет невмоготу, чем спорить сейчас. Определенно есть что-то особенное в столичной аристократии.
- Хорошо, неси. Он, смотрю, тоже к тебе тянется. Но если станет тяжело, говори сразу, не переусердствуй.

(нас много: я, Sayonara, Bishop, SonGoku, higf)

Сообщение отредактировал Далара - 28-11-2007, 20:01

[Bishop >>>]

Мицуке сгреб за шкирку белого лисенка, который только посмотрел на него укоризненно, но не перестал хрустеть угощением, сунул в дорожную сумку. Долговязый роши как будто и не спал, зато потянулся с удовольствием, разминая затекшие мускулы. Кот посмотрел на него с плохо скрытым презрением.
- Тебе для чего лапы даны?
- Ма-о!
- Не канючь.
- Ма-а-а!
Гордая разрешением монаха, О-Санго свободной рукой ловко спрятала в рукав свои нехитрые пожитки и радостно зашагала вперед. Затем остановилась и, развернувшись, стала подгонять остальных:
- Давайте, давайте, скорей! Я хочу на корабль! Котик, посмотри, малыш – совершеннейшая прелесть!

(Sayonara mo, Далара mo, SonGoku mo)

[SonGoku >>>]

Лицо девушки стало почти серьезным, только глаза мягко светились. По ее виду можно было сказать, что исполнять обязанности матери ей нравится гораздо больше, чем бить врагов нагинатой или посохом. Кот одобрительно потерся о ее ногу выгнутой рыже-белой спиной. Его долговязый хозяин поискал, нет ли где травинки, ничего не отыскал, а водоросли, что оставил на берегу недавний отлив, отказался жевать.
Дынька тоже недоверчиво понюхал зеленые влажные ленты, сказал: "бр-рр!" и примерным слугой потянул за уздечку жеребца, в седле которого с прямой, как палка, спиной сидел его молчаливый и скрытный товарищ.
Попугай вернулся на плечо монаха и теперь вытягивал шею и приглядывался, как впередсмотрящий на корабле. Тайкан гладил зеленые мягкие перья и улыбался, глядя на девушку. В какой-то момент его лицо стало задумчивым, должно быть, вспоминал мать ребенка. Поравнявшись с мавашимоно, ткнул его локтем в бок и пробормотал почти на ухо:
- Хорошая девушка. Повезет, кому она достанется в жены.

(толпа на пикнике)

[Далара >>>]

- Тебе-то что? - добродушно усмехнулся тот. - Ты же теперь думаешь о высоком.
Кто-то попытался прогрызть полотняную кеса* и укусить зубоскала в бок. Мицуке легонько хлопнул по суме ладонью.
- Одно другому не мешает. Даже монахи заботятся о своем жилище, почему бы послушнику не заботиться о возможном доме.
Стук посоха о камень. Тайкан отстраненно улыбнулся:
- Шутка.
И посмотрел в морозно-синюю даль моря.
Тропинка ровно бежала вперед. Тенкьё взглянул вверх, на небо, по которому торопливо плыли небольшие белые облака причудливых форм. Одно напоминало коня, второе гору, третье, пониже других, будто зацепившееся за скалу, которое они огибали, парус корабля.

-----
*кеса – дорожная сумка, с какой обычно ходили монахи

(большая толпа)