Sekigahara no haishou, Проигравшие на Секигахаре

[Sayonara >>>]

Сапфировое небо начинало светлеть; с крыши одного из темневших на улице домов сорвалась неяркая тень – Фукуро. Совиный дух пролетел, чуть касаясь крыльями камней на дорожке, и взмыл ввысь.
Киото замер в предвкушении сладостного мига, когда идеально чистый простор неба окрашивается из нежно-алого в прозрачный оранжевый и, миновав зеленый, становится невинно-лазурным.
Все предвещало светлый, чистый, пронзительно-теплый и задумчивый день с небом несоизмеримо высоким, прозрачным, словно дождевая вода, и солнцем, юным и умытым. Было сухо и пока прохладно; едва заметный ветерок шевелил нежно-коричневые высохшие листья на уже освещенных мягким солнцем крышах просыпавшейся столицы.
Даже если бы один из сонных ее жителей обратил внимание на легкую тень, скользившую по дорогам и домам, то, скорее всего, списал бы ее на коршуна или ястреба. Силуэт совиного духа почти растворялся в белом свете солнца, и обитатели Киото не могли подивиться тому, что же делает сова ранним утром над городом.
Фукуро взмахнул крыльями и поднялся повыше – туда, где воздух приятно обдувает перья, где не слышно человеческой и звериной суеты, где есть только солнце и безмятежность. Сов прикрыл золотистые глаза; здесь, между небом и землей, было удивительно. Ни звука, ни голоса, лишь посвистывание ветра. Была ли это свобода? Нет – все же дух привязан к земле, и подняться выше ему не дано. Было ли это счастье? Тоже нет – нельзя быть счастливым, когда там, внизу страдают.
Птица все летела вперед, а под ней простирался город – улицы, дома, река, сады. мирок вокруг столицы просыпался, и не только от ночного сна. Он сбрасывал оковы зимы, и первые признаки ее преемницы – весны – были заметны даже с высоты птичьего полета. У воды облачным рассветом розовели ветви сакуры – свежей, юной. Деревья с бледными цветами клубились у воды, у крыш, на серо-зеленых просторах предгорья, на мостах. Горы, казалось, еще дремали – величественные, могучие, покрытые серебристой пеленой обнаженных деревьев. Туда и лежал путь духа.
Он хотел, пока его спутники спят, посетить лес Арашима и поговорить с местными обезьянами. Обезьяний род вообще знаменит знанием сплетен и слухов со всего мира, и Фукуро надеялся узнать последние столичные новости.
Издалека раздавались крики обезьян, и дух безошибочно определил местонахождение стаи. Наверное, это было самое шумное место в окрестностях.
Обезьяны сначала не заметили серую птицу, а потом, когда вожак указал на сердитого духа пальцем, все бурно приветствовали гостя – гурьбой окружили его и даже затихли, приготовившись слушать. Просьбу Фукуро обезьяны исполнили незамедлительно, и вскоре он уже знал все о Киото и Арашиме со времен сотворения мира. Лично его интересовало не так много, и, почтительно раскланявшись с крикливым обезьяньим вожаком, Фукуро спешно покинул лес.
Нужно было вернуться обратно, в дом, где ночевали монахиня, демон и Нье. Дух спустился ниже и летел над самыми крышами, чтобы легче было найти двор, где его ждали. Людей на улицах было уже немало; у какой-то гостиницы столпились несколько человек, а на небольшом мосту через тихую речонку сов заметил кое-что любопытное. Он аккуратно опустился на карниз ближайшего к мосту дома и внимательно-внимательно прислушался, склонив голову.

[SonGoku >>>]

- Господину, должно быть, неизвестно, - все не унимался цветастый толстяк, - но после того, как он изволил покинуть наше гостеприимное заведение...
- Он когда-нибудь доберется до сути? – полюбопытствовал Масанари.
- Не мешай ему, он говорит, как привык, - молодой человек пробежался кончиками пальцев по струнам на пробу; затем достал из-за пазухи сделанный из рога бачи*
С реки ли задувал прохладный ветер или приближающийся вечер напомнил о себе, но только прохожие ежились и кутались, засовывая руки поглубже в рукава, когда шли по мосту. Но словоохотливый обитатель веселого квартала все равно промокнул взмокший лоб, прежде чем продолжить рассказ. А затем, быстро и торопливо кланяясь, словно извинялся то ли за природную болтливость, то ли за окольные пути, которыми следовала его мысль, поведал, что вскоре после того, как музыкант ушел, получив несколько монет за игру...
- И тут же спустив их на малолетних попрошаек, – язвительно добавил крепыш Масанари.
- Они хотели есть, - возразил молодой человек, наигрывая на биве.
- А ты, видимо, нет, хотя и заработал эти деньги. – Широкое грубо высеченное лицо спорщика потемнело. – Если они хотят есть, пусть научатся работать. Бездельников хватает и без того.
Третий проигнорировал брошенный в его сторону обвинительный взгляд. Он достал флейту и, похоже, раздумывал, присоединиться ли к мелодии. Виновник ответил застенчивой улыбкой.
- Так вот! – опомнился горе-вестник, который все это время нервно поглядывал на пустоту справа и слева от музыканта. – Господина Иэмона спрашивали какие-то ронины, только вели себя они совсем не как ронины, а будто самураи на службе у важного человека.
Он поджал губы, негодующе покачивая головой и обмахиваясь платком, будто веером. Упитанное брюшко, колыхающееся при каждом его движении, и гладкая, словно бронзовый начищенный до блеска шар, голова несколько портили впечатление, но лет так двадцать назад толстяк бы сошел за юную прелестницу.
- И они были так плохо одеты!
Флейтист обошел вокруг толстяка, рассматривая цветастую одежду и лоснящиеся щеки с преувеличенным вниманием.
- Самураи на чьей-то службе, но без хозяина, да еще и плохо одетые... Я всегда считал, сочинители сказок выглядят иначе и не бегают по улицам за слушателями.
- Я хочу видеть этих людей, - в голосе Масанари появилась холодная деловитость.
- Да где ж их искать... – удивился молодой человек.

------------
*bachi - специальная дощечка из дерева или рога для игры на биве, род медиатора.

(с Даларой, но теперь опять в Хэйан-кьё)

[Далара >>>]

- Да где, как не в ханамачи? – удивился расписной толстяк. – У господина Хары Сабуродзаэмона, заведение которого в Ниджо Янагимачи. Ни у кого другого нет места, чтобы их всех вместить!
- Говорят, его выстроили по рисункам китайских дворцов и с большим шиком, но принимают там людей разного достатка, - уведомил спутников флейтист. – К сожалению, когда его построили, мне там уже ничего не было надо.
- И ты даже не ходил туда любоваться на красоток? – ядовито поинтересовался Масанари.
- Я не люблю танцев.
Обрывая спор людей, заговорила старая бива. Перламутровая луна на кожаной полосе, предохраняющей инструмент от острых краев медиатора, была похожа на совиный глаз. Толстяк разрывался между желанием послушать и выслужиться, остановилось еще несколько человек, хотя многие спешили дальше, в тепло домов. В плеске речной воды и пении ветра многим слышалось, что низкое гудение инструмента расслаивается, будто играют две бивы, а кто-то потом утверждал, что слышал еще и флейту.
- В седьмом месяце третьего года Генко случилась большая болезнь, и не было числа тем, кто занедужил и умер. Как будто этого было мало, осенью прилетела необычная птица и принялась кружить над Шишинден* и плакать: «до каких пор? до каких пор?», и голос ее гулял эхом меж облаков, и проснулись люди от сна. Все, кто слышал странную птицу, похожую на солнце, испугались. Придворные посоветовались и стали говорить: «Давным-давно в другой стране одновременно вспыхнули на одном небе десять солнц. И приказали человеку по имени И выстрелить и сбить стрелами девять из них, чтобы не испепелилось на земле все живое и мертвое. И так же было в нашей стране, когда на троне сидел Коноэ, было приказано Минамото-но Йоримасе подстрелить птицу нуэ, что плакала в облаках. А раз так, то найдите среди Генджи кого-нибудь, что собьет эту странную птицу, которая похожа на солнце». Но кого бы ни просили, никто не ответил: «я сделаю». Наверное, потому что каждый думал, что будет опозорен навеки, если выстрелит и промахнется.
«Коли так, - сказал император, - пусть найдут достойного человека из тех, кто охраняет дворец». И кто-то сказал: «Оки-но Дзиро Саэмон Хироари – такой человек, он служит сейчас в замке Ниджо». И позвали за ним.

----------
*Shishinden - Церемониальная палата императорского дворца.

(вместе с Сон)

Сообщение отредактировал SonGoku - 26-02-2008, 18:13

[SonGoku >>>]

Замок Эдо, конец зимы

Небольшой скромный кисса* прятался среди корней разросшегося за столетия камфорного дерева, и если бы не дорожка из плоских камней, которая вела от хлипкой бамбуковой ограды к цукубаи* и дальше в заросли, любой прошел бы мимо, не заметив среди густой листвы маленький домик с крытой тростником крышей. Но сейчас, когда на влажных стволах деревьев и валунах еще не растаял сизый налет инея, а по утрам приходилось разбивать тонкую корочку льда, чтобы набрать воды для умывания, только мох, толстым одеялом укутывающий корни огромного дерева, и прозрачная вуаль первых листьев скрывали легкое строение. Чайный домик напоминал девушку, стыдливо прячущую утром прелести, которыми по ее неосторожности всякий мог полюбоваться ночью.
Сгорбленный худой старик с темным кривым посохом в сухих руках казался живым воплощением заиндевелой пинии, опустившей до земли ветви с почти черной хвоей. Он сидел на покрытом мхом камне у дорожки, опустив голову так низко, что пелена седеющих волос закрывала лицо. Он слушал. Слушал голоса внутри хрупкого чайного домика, слушал плеск воды и звонкое щебетание птиц. Его появление здесь было незаметным и бесшумным, он не оставил следов, словно вечность сидел на этом камне, прислонив посох к острому колену. Заслышав шаги, он тихо окликнул, не поднимая головы:
- Акира.
Мальчик, который как раз наклонился над небольшим каменным бассейном с дождевой водой, чтобы набрать воды в большой чайник, вздрогнул и выронил черпак.
- Вы меня напугали, - сказал он, сердито надув губы.

---------------------
*Kissa (японск.) – чайный дом; место, где пьют чай
**Tsukubai (японс.) – букв. «присесть на корточки», камень с углублением для сбора воды

(+Далара)

[Далара >>>]

Старик разразился каркающим смехом, потом резко умолк.
- Занятные люди встречаются сегодня, ты не находишь? И каждый из них хочет отведать твоего чая, по разным причинам. – Колдун поднял голову. – Что ты думаешь о них, Акира?
Мальчишка, оттянув длинный рукав, сунул руку в воду и выловил бамбуковый ковшик.
- Один хочет власти, но не умеет править. Второй ее добился, но не знает, что теперь с нею делать. Третий ищет покоя после всего, что успел совершить, - маленький философ пожал плечами, заставив алую ткань одежды едва слышно зашелестеть, словно листья клена на ветру. – Мне следует выбрать одного из троих, а я пока не уверен, кого именно.
- Выбирай быстрее, не то они раздерут тебя, не поделив между собой. Все они сильнее мальчика без семьи.
Тошимару прочертил концом посоха три линии на сырой земле, похожие на иероглиф «река». Несколько мгновений разглядывал их, потом резким движением перечеркнул; глубокая борозда легла наискосок.
- Или можешь взять у каждого понемногу того, что нужно тебе, и не менять своего пути.
- Как это? – Акира наполнил большой чугунный котелок и с трудом поднял его обеими руками.
- Не надейся на их защиту, только на себя. Не иди открыто войной против них. Бери все, чем они захотят поделиться, а они захотят, - глаза колдуна плотоядно блеснули. – Позже ты сможешь взять и то, чем они делиться не пожелают.
Шорох одежды, когда Тошимару встал, походил на шелест птичьих крыльев. Посох громко стукнул о широкий плоский камень дорожки. Колдун протянул мальчику мешочек.
- Добавь эти травы в чай, они сделают его ароматнее.
Акира поставил тяжелый чугунок на землю. Прежде, чем спрятать подарок в рукав, мальчик понюхал сухую смесь.
- Полагаю, стоит потом хорошенько ополоснуть посуду...
Колдун подмигнул ему.
- Иди, тебя ждут.

(& SonGoku)

[Sayonara >>>]

Монах взял угощение, оставленное Дынькой, и перенес в каюту. Взглянул вопросительно на О-Санго.
- Не возражаешь? Лично я проголодался. Барышня, очевидно, тоже, но сознаваться ей явно не хотелось.
- Что там с остальными? - с живым интересом спросила она. - Я давно не выходила...
Комнатушка оказалась маленькой и душной, словно выдолбленной в толстом дереве. Тайкан поставил поднос на крохотный столик, укрепленный на стене – куда бы девушка не села, он окажется у нее прямо перед носом. Сидеть, впрочем, можно было лишь на укрытой тканью в несколько слоев полке.
- Все живы и более-менее здоровы, - монах с некоторым трудом устроился на узкой полке. – Рассказывай.
- Что рассказывать? - вздохнула О-Санго. - Как этот трусливый звереныш предал нас?
Она одарила голодным взглядом поднос, но есть не стала - из чистого упрямства.
- Например, об этом, - согласился Тайкан и с аппетитом взялся за еду.
Девушка надулась.
- Представляешь, бежим мы с Несчастьем от чужестранцев, наталкиваемся на пиратов... Я думаю - все, нам конец. А тут тануки кричит: "Не трогайте нас, я под защитой Кибы!" А они его узнали. Как своего!
- Точно не хочешь есть? – собеседник протянул сердитой барышне кусочек яблока, а когда та упрямо помотала головой, запихнул себе в рот. - Ну как хочешь. Предположим, на берегу все повернулось бы иначе, и вместо корабля мы попали бы в руки посланных за тобой. Привезли бы они нас в Киото и отдали твоему отцу на расправу, как похитителей. Что бы ты сделала тогда?
Она вся сразу сникла.
- Не знаю. Я до сих пор боюсь этого... - О-Санго помолчала. - Я... я бы спасла вас!
Тайкан с трудом удержался от того чтобы потрепать ее по плечу. Такая искренность и чистота помыслов в столичной девушке, удивительно. Более того, в красивой столичной девушке... Кхм. Пожалуй, сейчас ему лучше смотреть на маленькую круглопузую фигурку тануки, оставленную Дынькой вместе с едой.
- Ты пошла бы к отцу и попросила за нас, не правда ли?
На лице О-Санго отразилось сомнение.
- Ну... - она явно хотела сказать, что давно отвыкла просить что-либо у отца, а тем более разрешения. Но ответ напрашивался сам собой.
- Пришлось бы. Причем тут это? - девушка упрямо тряхнула головой.

(Далара и я)

[Далара >>>]

Истинный последователь Будды рассказал бы сейчас красочную притчу, но Тайкану все никак не удавалось извлечь из памяти хоть что-нибудь подходящее к случаю. Как будто и не провел он два года в монастырях. Миловидное круглое личико насупленной О-Санго тоже не помогало делу.
- Дынька сделал то же самое, чтобы спасти нас.
- Неправда! - девчонка даже вскочила. - Он жил и сражался вместе с нами, а, значит, против своих друзей-пиратов, а когда его трусливому хвосту было уже не спастись, Дынька взял и переметнулся к ним! Он маленький предатель...
Тайкан посуровел.
- Если бы он переметнулся к ним, мы сейчас не разговаривали бы, а сидели взаперти, если не дожидались бы проводника в Павильоне белой яшмы. Оставь на время обиду и подумай.
О-Санго хотелось простить всех, не только Дыньку, хотелось, чтобы все было как раньше; но в ней заговорила гордость, пылкая, несговорчивая.
- Уж лучше быть пленниками, чем гостями каких-то пиратов! - в эту минуту девушка напомнила себе, что она, в конце концов, дочь самурая.
- Благородно, - похвалил монах. – Но неразумно. С гостями пираты не делают того, что делают с пленниками. Ты не видела, и хорошо, тебе бы не понравилось.
Он повертел маленькую гладкую фигурку в руках. Казалось, в ней осталось немножко солнечного тепла, а взгляд был точь-в-точь как у Дыньки, невинно-озорной и жадный до простых удовольствий жизни.
- Твоя гордость заставляет тебя отказаться от дружбы, тогда как твой друг все еще считает себя твоим другом. Хорошо ли это?
Как бы не храбрилась, внутри она все равно оставалась девчонкой, отчаянной, но мягкой и искренней. Задумавшись, О-Санго сбилась, запуталась в собственных рассуждениях и дала волю чувствам - просто плюхнулась на полку и разревелась.
- Не зна-а-аю!..
К женской истерике Тайкан готов не был. Совершенно. Ну и что теперь делать? Он коснулся подрагивающего плеча, а когда девушка не отшатнулась, стал успокаивающе гладить по спине. О-Санго почувствовала его участие и, не отнимая от мокрого лица рук, уткнулась в плечо Тайкана, продолжая безутешно всхлипывать.

(куда ж без Сайонары)

[SonGoku >>>]

Перед самым рассветом в трюм, не скрипнув ни единой доской, проскользнула небольшая косматая тень и, едва слышно стуча маленькими коготками, шмыгнула под ближайшую койку, где затаилась, прислушиваясь и принюхиваясь. Выждав как ему показалось достаточное время, зверек прошествовал на середину и огляделся по сторонам круглыми внимательными глазами.
Тускло-желтого, почти охряного света непривычной формы светильника, в котором медленно оплывала белая, словно жир, свеча, маленькому ночному гуляке хватало вполне. Привыкшие к полумраку глазенки маслянисто заблестели, стоило неисправимому воришке учуять спрятанные в дорожной сумке нейджирибо*
Ссутулившись, зверек мелко-мелко просеменил будто на цыпочках к спящему человеку, не в силах противостоять зову собственной природы. Он был готов впиться в добычу, как нечто другое привлекло его внимание. Мохнатый проказник уселся и присмотрелся, склонив голову набок. Звук дыхания спящего не изменился, человек негромко похрапывал, грудь его поднималась и опускалась медленно и равномерно. Грубоватое смуглое лицо разгладилось, было по-детски безмятежным. Человек мирно спал, привалившись спиной к мешкам, откинув голову, но ладонь его лежала на рукояти меча с цубой в виде танцующего журавля. Полупрозрачная, едва заметно мерцающая в полутьме струйка голубоватого дыма, похожая на замерзшее на зимнем морозе дыхание, срывалась с полуоткрытых губ и, свиваясь в тонкий жгутик, втягивалась в ноздри женщины в черной одежде, пристроившейся рядом и улыбавшейся чему-то во сне.
Цепляясь за заскорузлую от соленой воды мешковину, зверек вскарабкался на кули и осторожно потрогал лапкой лоб спящего воина. Покачал головой.
- Кто-то убивает тебя, - вздохнул косматый маленький полуночник. – Кто-то тебя убивает, а ты даже не замечаешь. Но я-то что могу поделать, я всего лишь тануки.
Зверек горько вздохнул, зажал в зубах ухищенную сладкую добычу и убрался в безопасное место, чтобы пировать без помех.

––––––––
*neijiribo – сладость, выполненное в виде веревки колокола в синтоистском храме.

[Весёлый Роджер >>>]

/с Дынькой/

Все та же юркая тень резвилась на палубе, пока основательно не притомилась. К тому же небо светлело в ожидании надвигающегося дня, и тануки счел, что раз сегодня он вел ночной образ жизни, то не грех и соснуть. Он свернулся клубочком под боком у разлегшегося возле дверей капитанской каюты Тобое и сунул нос в хвост. Пират открыл один глаз, затем второй, внимательно осмотрел неожиданную мохнатую грелку и улыбнулся.
- Лисья Мордочка.
Широкая мужская ладонь погладила тануки по шерстке.
- Я все время хотел спросить... – сонно проговорил зверек. – Раньше ты был маленький... ну, меньше, чем сейчас. Когда ты успел стать таким огромным?
- А я как раз хотел спросить, почему ты совсем не изменился...
Тобое посмотрел на небо и почесал зверька за ухом:
- Много лет прошло. Мы давно не виделись. Было время, я даже думал, что мне приснилась та история... Но Сичибеи еще долго тебя вспоминал, не мог же всем нам присниться один и тот же Дынька. Много лет прошло... Почему ты не спишь со своими друзьями?
Тануки зажмурился от удовольствия, хотя ласка была подпорчена огорчением.
- Наш гакидайшо* со своей женщиной, еще рассердится, - пояснил он и облизнулся, вспоминая законно съеденное угощение из котомки долговязого воина. – А госпожа О-Санго больше меня не любит, потому что я перебежчик, подлый трус и предатель.
- Дынька не предатель, - убежденно проговорил Тобое и потрепал тануки по ушастой голове, - твоя госпожа тебя простит. Она ведь знает, что Киба согласился отвезти вас туда, куда пожелает этот ваш... Я подслушивал у двери, - широко улыбаясь сообщил пират, - когда твой "предводитель" говорил с Кибой.
Зверек подарил давнему другу зубастую ухмылку и закрыл глаза, благодарно положив мордочку Тобоэ на колени.

--------------
*gakidaishou – буквально «предводитель голодных демонов», используется в значении «заводила, старший в уличной компании, задира».

[SonGoku >>>]

Замок Эдо, продолжение


В ветвях старого камфарного дерева, вмешиваясь в неторопливый разговор, беспечно чирикала обрадованная весной птичка.
- Прошу меня извинить, - шепот прозвучал едва слышно.
«Грозный старец» принялся набивать трубку, не подумав передать дальше курительные принадлежности, гость же сделал вид, будто ничего не случилось, отведал, одобрительно кивнув, хиччигири* в виде ракушек, которыми девочки играют в свой день. И сам юный прислужник, который поставил перед небольшим светильником в углу поднос с чайными принадлежностями и, не обращая внимания на присутствующих, принялся готовить угощение, был похож на куклу. Но не ту, с которыми возятся каждый день, а на ту, которыми любуются раз в году, вынимая из специальных шкатулок. Любой вакасю** позавидовал бы его грации, когда мальчик, стеснительно опуская взгляд, начал выверенными движениями сбивать настой в крепкую изумрудно-зеленую пену. Гость невольно присмотрелся к нему, отметив про себя, что мальчишка лукавит – не так уж он и смущался. И он знал, что притягивает взгляд, этот юный ловкач, и намеренно оттягивал мгновение, когда надо будет поставить перед хозяином дома приготовленный напиток. Не укрылось от внимания гостя, как поглядывает на прислужника сын хозяина; Сансай по достоинству оценил смесь опаски, раздражения и вожделения.
- Люди склонны пренебрежительно относиться к тому, чем не могут владеть, - произнес он в ответ на тираду хозяина дома о недовольных.

---------
*Hitchigiri – крохотные кусочки окрашенной бобовой пасты на пластинке рисового теста в виде раковины

[дон Алесандро >>>]

Киото.

Предвещая скорый закат, басовито заговорил храмовый колокол, а следом за его ударами на поросший лесом склон вместе с тенью накатилась почти мертвая тишина. Примолкли даже голосистые нахальные обезьяны, которые считали эту гору своей законной собственностью и не упускали случая всем об этом напомнить. Низкий тягучий звук отозвался в городе, колоколу с горы Даймонджи ответили храмы внизу. Даже небольшой дом у моста Ичиджо загудел, точно гигантская бива, когда по ней с силой бьет медиатор-бачи в руке музыканта. Человек, который затворником жил на втором этаже этого покосившегося от времени и неухоженности домишки и все дни напролет проводил, лежа неподвижно на шкуре тигра, настороженно поднял голову.
В комнату заглянула пепельноволосая девушка. Она внимательно посмотрела на самурая, потом топнула ногой, чтобы он обратил на нее внимание; затем бросила взгляд себе за плечо и сделала пальцами в воздухе вопросительный жест.
- Слушай! – хриплое восклицание повисло в воздухе.
...осенью прилетела необычная птица и принялась кружить над Шишинден* и плакать: «до каких пор? до каких пор?», и голос ее гулял эхом меж облаков, и проснулись люди от сна...
- Мне это кажется? – с надеждой спросил молодой самурай.
Девушка пожала плечами и отрицательно покачала головой.
...Если та птица меньше, чем глаз у москита, стрела не поразит ее. Если она высоко летает, то мне ее не убить. Но если ту птицу может увидеть человек, если она на расстоянии полета стрелы, тогда я убью ее...
Трудно было понять, поет ли это человеческий голос или кто-то так умело играет на биве, что музыкальные звуки складываются в слова.
- И он взял у слуги лук и стрелы, - произнес с трудом молодой самурай, поднимаясь на ноги. – И вышел во двор посмотреть, здесь ли птица.
Девушка с недоверием покосилась в его сторону и подошла ближе. Наклонилась, поднимая тигровую шкуру.
- Думаешь, я схожу с ума?

(эх, пока только Сон и Соуль)

Сообщение отредактировал дон Алесандро - 5-03-2008, 18:50

[SonGoku >>>]

Пепельноволосая задумчиво наклонила голову к плечу, состроила неопределенную гримаску.
Мелодия торопилась, в такт ей толкалась кровь в жилах, разогревая одеревеневшее тело, заставляя его двигаться, дышать, существовать. Она же погнала из дома, Арима не мог ей противиться и не хотел. Вечерний воздух был чист и прозрачен, девушка с пепельными волосами куталась в мягкую шкуру, молодой человек и вовсе не замечал холода. Арима невольно посмотрел на небо, как будто ожидая увидеть над дворцом черную тучу, внутри которой скрывалась бы рыдающая о мертвых птица.
...и когда произносила она свое «до каких пор?», разве не исторгала огонь из себя?..
Ньё взяла самурая за руку, чтобы поспевать за ним. Девушка тоже подняла голову, пытаясь понять, что хочет увидеть в перламутрово-сером небе ее спутник - не находила ответа. Она чуть крепче сжала чужие пальцы, прося остановится, и, приподнявшись на цыпочки, вопросительно заглянула Ариме в лицо.
- Кто-то играет на биве по имени «Сейдзан», - пояснил самурай. – Кто-то, у кого хватает искусства владеть этим инструментом... И мне страшно представить, что может случиться.
Йокай кивнула и подтолкнула спутника вперед, еще крепче вцепившись худыми пальцами в его запястье. Взявшись за руки, будто заблудившиеся в ночи дети, спотыкаясь на мокрой гальке, которой были выложены улицы, и скользя по раскисшей глине там, где никто не мостил дорогу, они добрались до храма посреди сада. У открытых ворот их окликнули.
- Арима! Арима Мидзукуни!

(ага, пока только мы с Соуль Пока)

[дон Алесандро >>>]

Горьё плыл над улицами вечернего города, будто перо какой-то птицы. Медленно, с некоторой ленцой, но с достоинством он огибал дома и перелетал через стены, одаривая прохожих презрительными минами, будто это были не люди, а дождевые черви что вылезли весной на поверхность земли и забыли залезть обратно. Впрочем, для дайме Тайра-но Акаихигэ люди всегда и были червями, он даже никогда не скрывал этого, лишь малое число человеческих особей могли в его глазах соответствовать своему названию (и большая часть этих людей когда-то состояла на его службе), но среди толпы таковых не было. Со стороны могло показаться (впрочем, разве что колдуну, ибо обычные люди редко видят призраков), что дух бесцельно кружит над улицами для своего развлечения только, но это было не так: горьё явно имел какую-то цель, он не просто так смотрел на стены домов, словно стараясь проникнуть взором внутрь, не просто так наблюдал за червями-прохожими. Но кого или что он искал, оставалось загадкой.
- Арима! Арима Мидзукуни!
Горьё повернул голову и быстро-быстро поплыл на зов.

(ха, а тут я один!)

[SonGoku >>>]

Молодой самурай недоуменно оглянулся, имя показалось ему смутно знакомым. Он разглядывал вооруженных людей так, будто видел впервые. Ньё посмотрела через плечо и дернула Ариму за рукав, прося не останавливаться. Но погоня не отставала; казалось, один самый вид добычи поддразнил людей, как собак, увидевших в холмах зайца. Выложенная сизой речной галькой дорожка привела беглецов к деревянном горбатому мостику через ручей. Запыхавшиеся, они едва переводили дух. Йокай указала на самурая пальцем; движением ладони изобразила волну, в страхе расширила глаза и потянула Ариму прочь.
- Стой, когда тебе приказывают старшие!
На открытое пространство вышел кряжистый человек (постарше всех остальных, чуть лучше одетый и гораздо мрачнее прочих); мечом он указывал на беглецов.
- Арима Мидзукуни, отдай оружие и предстань перед нашим господином, как того требует закон! – приказал он.
Акаихигэ с нескрываемым интересом наблюдал за беглецами, правда, когда они остановились на мосту, он на мгновение почувствовал разочарование, но лишь на мгновение.
- Закон, что рулевое весло, куда повернул туда и выплыл, - чуть слышно и насмешливо прошелестел призрак.
Тайра сложил левую ладонь лодочкой и слегка подул на неё, так заботливая бабушка дует на горячую рисовую кашу, чтобы дать её любимому внуку. От ручейка начал подниматься и клубиться туман.
Сминая в крепких пальцах пушистый тигриный мех, молодой самурай неуверенно шагнул вперед, как будто ступал по болоту. Девушка с волосами цвета золы и предутренней дымки последовала за ним, хотя по-кошачьи косила золотистым глазом в сторону, куда удобнее было бы скрыться от погони.

(и Соуль, и дон Алесандро)

[дон Алесандро >>>]

- Арима Мидзукуни, - неторопливо заговорил тот, что был старшим, - ты без разрешения своего господина оставил клан. Мы посланы за тобой, вернись с нами, как того требует закон.
Его юный собеседник (если можно назвать таковым того, кто не участвует в разговоре, лишь молча выслушивает слова, глядя в сторону, будто они лишены для него всякого смысла) разглядывал плотные белесые клубы, уже скрывшие ему ноги.
- Кто приказывает?
- Мое имя – Ямагучи Генба, - удивленно ответил тот, что был постарше. – Фудаи Кобаякавы Хидеаки из Чикуго, и тебе это отлично известно! Мы вместе были в сражении на поле у Секигахары, я сам учил тебя владеть мечом, ты забыл?
- Дела клана больше меня не касаются...
Воины сделали шаг – и остановились так же одновременно, будто по чьему-то сигналу.
- Что ж... – с сожалением произнес командир. – Тогда прими наказание здесь и сейчас.
Один из его спутников расхохотался:
- Говорят, он умеет предсказывать будущее! Так пусть скажет, что ждет меня через час!
В темных печальных глазах демона разгорелся огонь.
- Ты умрешь раньше, - сказал Арима. – Что ж... убейте меня.
Горьё резко прихлопнул левую ладонь правой, туман, что ещё минуту назад тихо и мирно плескался у ног воинов, вдруг взметнулся вверх, как молоко из кипящего котла, охватив своим мутным белёсым телом всех присутствующих. Окутав их плотным одеялом-покровом. Фигуры бойцов растворились в нём.
- Ты сам просишь! – воскликнул тот, кто спрашивал предсказания, и первым выхватил меч из ножен.
Он был молод, и не боялся тумана, даже того, будто живого, какой обволакивал их сейчас. Поведение Аримы на Секигахаре и теперь странные ответы разожгли в нем огонь возмущения.
- Раз просишь – умри!
И он бросился вперед.

(трио)

[Далара >>>]

Остальные нерешительно топтались сзади, поглядывая на Ямагучи Генбу, словно ждали его команды. А тот хмурился, затем поднял руку и спросил:
- Слышите? И весь двор вышел следом за императором посмотреть, что произойдет, и люди стояли рукав к рукаву: император и регент, и военачальники по левую руку и правую, и министры, левый и правый, и министры восьми министерств, и советники, и военачальники. Все смотрели, затаив дыхание и сжав кулаки.Острие клинка, точно жало, вонзилось в плечо Аримы. Над головами людей проплыл низкий гул, какой издает басовая струна бивы, когда по ней бьет медиатор.Серая кошка метнулась следом за самураем.А стрелок, выискивая взглядом странную птицу, был готов натянуть тетиву. Поначалу он взял стрелу с двойным наконечником, но отбросил ее. Во второй раз он взял «гудящую стрелу» шириной в два пальца и стал ждать. И когда необычная птица вновь заплакала на Шишинденом, Хироари выпустил стрелу, и ее пение раздавалось над крышей дворца до тех пор, пока стрела не отыскала мишень
Арима опустил голову, разглядывая густые огненные струйки, которые потекли по клинку.
- И как нам быть дальше? – спросил он.
Молодой самурай застыл, не отрывая взгляда округлившихся до предела глаз от горящей раны. Его губы силились что-то произнести, но изо рта не вылетало ни звука. И вдруг он очнулся, с испуганным воплем выдернул клинок из тела противника, который и не думал умирать, даже не вскрикнул от боли. Полированный металл в считанные мгновения потерял свою яркость; посыпалась на исхоженные доски моста мелкая, как пыль, сажа. Туман превратился в удушливый дым с отчетливым запахом гари. Самурай хватал его ртом вместо воздуха, но все не мог заставить себя отойти от Аримы.
Тигриная шкура снежной лавиной сползла с плеч юного самурая, Арима протянул руку к человеку, с которым некогда делил все невзгоды сражений, пусть и не таких многочисленных, как хотелось им обоим когда-то.
- Дай мне руку.

(теперь к ним присоединилась я)

Сообщение отредактировал Далара - 5-03-2008, 18:57

[SonGoku >>>]

Старший из них двоих, опустив меч в правой, протянул левую руку бывшему соратнику, нынешнему противнику. Рука подрагивала, сколько он мысленно ни велел ей успокоиться. Он боялся заглянуть под густую занавесь волос и увидеть незнакомые черты. Отчего-то он не сомневался, что таящееся там лицо незнакомо и ужасно. Крепко сжав запястье, Арима приложил ладонь противника к своей ране, закрыв тлеющую по краям разреза ткань.
- Подойди ближе, скажи, у тебя есть желание? Чего ты хочешь больше всего? – шепот был похож на потрескивание веток в костре.
Самурай дернулся в попытке высвободить руку, но мог только шевелить пальцами, в щели между которыми, словно песок, вытекал дым. Он хотел поднять меч, но тот вдруг оказался слишком тяжел. Слезящиеся глаза отказывались моргать. Чего он хочет: процветания клана, красивой жены, хорошего наследника... Он пожелал бы что-нибудь из этого раньше, но сейчас все это только пустые слова. Жить он хочет, жить!
Трусость...
- Дай увидеть твое лицо, - выговаривают посеревшие губы.
Крик. Силуэт, потонувший в тумане. Непонятные звуки. Хрипы. И тишина. Полная тишина. Что ещё нужно для кошмара? Для липкого страха, что поднимается по пояснице, будто змея. Для омерзительного чувства, что смерть уже стоит за поворотом и только ждёт, когда ты сделаешь очередной лишний шаг ей навстречу.
Среди самураев, что шли за беглым преступником были храбрые воины, но даже они сейчас чувствовали отвратительный привкус металла во рту, холодок что поднимался по спинам и мезркий шепоток ужаса, что звучал в их головах, не наяву, а там... глубоко-глубоко в сознании, палыми листьями проносились в их головах каждого, мысли одна другой безрадостней, нервы натянулись так что того гляди можно играть как на биве... И тишина лишь усугубляла мерзкие чувства...

(+Далара+Алесандро+Соуль, кажется тоже здесь)

[дон Алесандро >>>]

И когда в этой глухоте опять прозвучал удар по невидимым струнам, двое самых молодых не выдержали - и с испуганным криком бросились наутек. Еще один тоже собрался бежать, но его остановил Ямагучи Генба, не глядя ударив в лицо рукоятью меча.
- Трусы, - процедил старик. - Кого вы испугались?
- Меня, - отозвался Арима, его темные глаза были словно обведены черным углем. – И тех, кто идет за мной.
Тайра вскинул руки вверх и зашептал:
- Туман. Туман. Верни, что взял. Искази, что взял. - аристократ щелкнул призрачными пальцами и забормотал снова: - Туман. Туман. Верни, что взял. Искази, что взял.
Шелчок.
Прямо из густых клубов тумана вышли двое воинов в доспехах, вернее соткал их, высек и отлил из себя, словно умелый мастер, волшебство повторило образ павшего самурая, вот только глаза не удались, словно два озера полных белесой мути и разводов. Воины встали плечом к плечу Аримы и также обнажили клинки.
Шелчок.
И ещё одна пара вышла из тумана.
Акахигэ довольно усмехнулся.
- В бой!

[Далара >>>]

Кошка покрутила острой мордочкой и осторожно отступила назад, чтобы ей в горячке схватки не отдавили хвост. Не сдвинулись с места только Арима и его противник, они продолжали стоять друг против друга. Комьями глины из каши раскисшего снега из земли поднялись горы тел; обнаженные мертвецы лежали вповалку, их пустые глазницы (вороны не упустили случая поживиться) казались провалами на белых лицах. Схватка шла не на равных.
- Что дашь взамен за исполнение желания? – полюбопытствовал Арима, когда у моста остались лишь он, его одинокий противник, кошка и рожденные туманом воины; голос демона мягко шелестел, обволакивая, словно ватное одеяло или снег в полях в чересчур холодную зиму.
Самурай так сильно стискивал зубы, что они начали скрипеть. Неважно, лишь бы не стучали от ужаса.
- Р-разве... – порывистый вдох. – Разве есть что-то, что захочешь взять ты, демон?
- Нечего забирать лишь у мертвых...
Порыв ветра отбросил пряди длинных волос, давно не знавших гребня. Сумерки все ниже и ниже опускались на замерший в непонятном ожидании город, деревья высовывали из-за грязной стены черные корявые ветки с пучками хвои – будто мертвецы тянули иссохшие руки к живым, чтобы уволочь их в свой мир. А может быть, в просьбе о помощи, потому что хотели выбраться из той ямы, куда их сбросили и забыли.
- Тогда...
Человек, едва удержав равновесие, отступил на шаг, не отрывая взгляда от плотной занавеси черных волос.
- Мне не нужно ничего от тебя, но и я ничего не отдам!

(те же)

[SonGoku >>>]

У ног демона серая кошка колесом выгнула худую спину и раскрыла в беззвучном шипении пасть, словно так хотела отогнать воинов прочь.
Призрак Тайра колыхался над трупами, оглядывая творение своих рук, сложно было сказать, что чувствует горьё, его лицо превратилось в маску, которой бы позавидовали актёры театра Но, лишь глаза выдавали его, они горели возбуждением, настоящим живым огнём.
Наконец, видимо всласть налюбовавшись на мертвецов Тайра подплыл к "собеседникам" и внимательно посмотрел на кошку. Та наклонила голову, припала к земле – и пепельноволосая девушка выпрямилась и в упор посмотрела на призрака. Глаза расширились, зрачки набухли, словно долго пролежавшие в воде зерна. Неожиданно йокай зажмурилась и поклонилась. И тут же спряталась за спину демона - как будто боялась.
- Ты пришел, чтобы присоединиться к другим? – Арима обвел рукавом горы тел. – Почему ты не хочешь никак успокоиться?
Там, где огненные капли из раны попадали на землю, грязь шипела и высыхала.
Акаихигэ невозмутимо отвесил девушке грациозный придворный поклон, будто знатной даме-кугэ.
- Очень уж я любопытен, всегда тянуло к новому - князь отвесил ещё один поклон, теперь уже демону, после чего взмахнул руками и туманные войны стали рассеиваться, оседая небольшими облачками которые стали быстро таять. Зато сам аристократ стал чуть-чуть виден, он оказался прямо за спиной горячего сацумца. Тот в ужасе повернул голову и Акаихигэ, совершенно по-детски, скорчил жуткую рожу. Молокосос упал в обморок.
Дайме зашёлся смехом.
Ньё робко улыбнулась, выглядывая из-за плеча самурая. Она сотворила в воздухе вопросительный жест, словно спрашивая: зачем, почему призрак поступает именно так, не иначе.

(уфф, хор)