Sekigahara no haishou, Проигравшие на Секигахаре

[SonGoku >>>]

Сопляк... Онодэра со вздохом расправил ноющие от напряжения плечи (стар он, что ли, становится?) и выпрямился. Но смотрел он мимо негаданно выскочившего защитника – на того, кого тот так отчаянно защищал. Человек в доспехах сёгуна внял его мольбе, перекатился с рычанием на бок, приподнялся, опираясь здоровой рукой о скользкую гальку. Очередной молокосос, обреченный на бремя принимать решения и нести за них ответственность. Во главе банды малолетних разбойников.
Онодэра Тодзаэмон занес меч – и попятился.
Роняя куски зеленой, сочащейся трупным ядом плоти, к ним спотыкаясь, но угрожающе разевая вонючую (можно было лишиться сознания от одного только запаха) направлялся полуразложившийся морской змей. В правой лапе дракон сжимал меч, в левой почти терялся кинжал-танто.
Отчаявшись найти на морском берегу в феврале хоть один свежий листик, Дынька водрузил на голову белой лисене венок из сухих водорослей. Снежноволосая девочка удивленно моргнула и... растворилась в соленом морском воздухе, Дынька едва успел схватить ее за руку. На влажном рыхлом песке отпечатались две цепочки детских следов.

[Bishop >>>]

Тодзаэмон покрепче уперся ногами в податливую почву, убеждая себя, что страшнее уже не будет.
- Да что это за человек, за которого сражаются даже демоны? – едва слышно выдохнул старый каро.
Ответил, как всегда, Шинко. Безоружный и готовый ко всему – удерживать ли Онодэру от опрометчивого шага, вынимать ли меч и сражаться рядом с ним, он переводил взгляд с дракона на человека в доспехах и обратно. На лице его то и дело мелькало желание исчезнуть отсюда, все равно куда, хоть обратно к призракам Тайра.
- Я помню его по Шиобаре. Он отважный человек и... – самурай из Мориоки замялся, подбирая известное старшему слово, которое соответствовало бы понятию в его родном северном диалекте, но отчаялся: – За ним идут. Он как солнце, за чьим светом поворачиваются подсолнухи.
Молокосос в доспехах, которые ему не принадлежали, встал на ноги, пошатнулся, но устоял. Оскалился, пробуя поврежденную руку.
- Тебе лучше не оглядываться, - посоветовал он, обращаясь к сацумцу, вытащил меч.

(minna)

[SonGoku >>>]

Онодэра Тодзаэмон считал, что его трудно чем-либо удивить. Он пребывал в том возрасте, который вот-вот и начнут называть почтенным, но не чувствовал в себе ни усталости от прожитых лет, ни желания уходить на покой. Годы никогда не давили ему на плечи, хотя всех его приключений хватило бы не на одного человека.
- Зачем ты здесь? - спросил он, хотя был почти что уверен, что знает ответ.
Рослый - выше даже северянина Шинко, - широкоплечий (у Онодэры мелькнула неуместная мысль, что, наверное, все обманывались в возрасте этого сопляка из-за стати) противник попытался указать на храм, что скрывался среди рощицы за скальной грядой, болезненно сморщился. Меч с цубой в виде танцующего журавля он держал в левой руке, держал уверенно, будто всю жизнь.
Впервые старый каро ощутил укол чувства, в котором с изумлением узнал зависть. Ревность к этому мальчишке в старинном йорои - не потому, что того, будто сёгуна, чьи доспехи и меч он украл, окружала маленькая, пусть странная, но верная армия. А из-за осознания цели и уверенности, с которыми тот шел по жизни.
- Как твое имя?
- Сейшин-но Киёмори.
- Фудзивара-но Сейшин Киёмори? - уточнил Онодэра. - Из Нары?
- Угу.
Киёмори... накатившая ниоткуда волна затопила каменистый берег; вокруг щиколоток людей вскипела серовато-зеленая пена.
- Подходящее имя для этих мест.
- Мое - не так пишется*, - огрызнулся мальчишка, обиженно надув губы.

-----------------------
*Главу рода Тайра, погибших в битве при Данноура в 1184 году, тоже звали Киёмори, но его имя записывалось как 清盛 («чистота»+«процветание»), тогда как имя Мицуке пишется как 清守 («чистота»+«защита»).

[Далара >>>]

- Тише! – заволновался вдруг Шинко и махнул рукой, чтобы все помолчали немного.
Опустился на песок и приложил ухо к земле, снова похожий на обезьяну, зачем-то нелепо вырядившуюся в человеческую одежду. Только смеяться никто не думал.
- Лошади, - пробормотал самурай из Мориоки себе под нос. – Три... четыре, нет, пять. И еще несколько дальше, их почти не слышно.
Он припал еще ниже, почти распластался, не заботясь о том, что серый песок липнет к мокрой ткани и забивается в волосы.
- Едут сюда. Стук... Ножны о седла!
- Может быть, нам лучше поспешить? - Тенкьё по-прежнему был начеку.
Он обращался лишь к Мицуке – так, кажется, положено?
Теперь и эти люди с фуна йюреи пойдут с ними? Кто знает. Сейчас в сознании сацумца мавашимоно был ками, хранителем, который самой жизнью своей поддерживает крышу мироздания сацумца.
Его господин может увлечь за собой даже врага. Насмешкой вспомнилось, как они скрестили клинки некогда, в рыбацкой деревушке... а потом Такеда и Чиру помешали схватке, и они оба противника пошли есть и пить сакэ. Это было... Неужели совсем недавно?

(по-прежнему все)

[SonGoku >>>]

Самодельные четки под пальцами не хуже настоящих. Бусина за бусиной. Счет давно потерян, чувство времени тоже. Скорлупа одного из орехов лопается, но монах пропускает мимо внимания оставленную на коже царапину.
Свет, ветер, стон ломающихся под натиском досок потонули в удушающем дыму. Сквозь едкую пелену едва просматривались пылающие огни. Вдалеке ли, вблизи ли: расстояния больше не было. Разрывая дым в клочья хлынул водяной поток, приведя на мгновение в чувство – разом, будто вспугнутые с дерева птахи, взметнулась тревога за спутников, порыв действовать. Но мгновение ясности минуло, и мир замкнулся на обжигающей боли ледяного холода. Все ушло – настоящее, прошлое, желание будущего. Стремления... тоже ушли, оставив за собой лишь память о том, что когда-то они были.
Плотная толща воды сковывает движения, каждое замедленно, требует долгих мучительных секунд ожидания, чтобы произойти. Нечем дышать. Он не будет дышать, сколько возможно. А когда станет невозможно... Неважно. Слова, главное – он еще помнит слова, шепчет их одними губами. Закрыть глаза, не видеть бледные руки, что тянутся, жаждут обнять, прижать к себе и не отпускать больше. Держать, пока не кончится воздух, пока жизнь не сменится смертью, а может и после. Холодные руки, покрытые темными потеками крови.
Пузыри. Паника. Но уход драгоценного воздуха дарит еще одно мгновение ясности.
Его имя Тайкан! Новое. Прежние не имеют значения. И Азака не может быть здесь, не может звать, хоть этот зов слишком похож на ее. Она ушла, она сказала об этом прошлому ему, Такамори. Она ждет его в другом мире, а в этом не появится уже никогда. И руки, слишком уж алчные, не принадлежат ей, хоть именно ей он простил бы эту жадность.

(помощь в выкладке приветствуется персиком, нэ?)

[Bishop >>>]

(помогаю Даларе)

Шепот в ушах – или шум в голове, будто звон колокола? – почти ласковый, зовущий, настойчивый. Опасный. «Иди к нам, Генджи. Иди же, мы заждались тебя!» И снова отдаляется реальность, становится размытой, как запах цветов ранней весной. Пение стрел, гудение нагинат и звон мечей, хлопанье парусов на ветру, крики... Доведенные до крайности ярость, отчаяние и жажда крови, боевой дух. И волны, в которых закончилось все. Наверное, этим рукам тоже можно простить, ибо за шепотом кроется всеобъемлющая печаль, давняя боль. Можно принять их желание. Позволить...
Жжение на груди, болезненное и знакомое. Он открывает глаза, смотрит оторопело на мягкую синь, где холодные цвета плавно перетекают один в другой от светлого, почти серого, до густого черного. И как ни старайся, не двинешься быстро. Мягкие темные водоросли обволакивают, словно густые женские волосы, свивают кокон. Знакомо. Когда-то он уже видел такие. Может быть, во сне или очень-очень давно. Мимолетное видение: лето, шершавые камни перехода через Камогава, погоня, незнакомый самурай, чуть не утонувший вместо него.
Тайкан дернулся, развернулся, махнул руками, ногами в попытке выпутаться из сковывающих объятий. В колокол били прямо в голове. Легкие жгло нестерпимо. Он затрепыхался, как рыба, вытащенная на берег, с одним лишь на уме: «Я хочу на берег!»
Хлесткий удар по щеке закончил размытый тошнотворный кошмар в одночасье. Первая смутная мысль: когда это успел наглотаться воды?
- Ты живой, монах? – не слишком любезно осведомился мужской голос.
- А, это ты, Кураи.
Тайкан с трудом сел на колени, стараясь побороть тошноту и желание провалиться в глубокий сон без сновидений прямо сейчас.

[Далара >>>]

Управитель Кокуры сидел перед ним в одеждах, потерявших от соленой воды свою яркость, но все еще многоцветных. На широком лице застыла маска надменности. Волны недовольно лизали длинными пенистыми языками прибрежные камни, жалея о потере добычи.
- Итак, мы живы, - констатировал Кураи. – Любопытно, что стало с остальными.
Короткий пляж в окружении скал был пуст.
- Четки!
Орехи, которые О-Санго выменяла у прибрежных жителей на столичный гребень. Орехи, которые она заботливо нанизала на нитку и отдала ему. Эти орехи теперь свободно раскатились по камням. Тайкан поспешно собрал их все, часть вынул из расселин между камней, часть отобрал у волн. Сунул за пазуху. Прислушался к себе, но Йошицунэ молчал.
На ноги они с Кураи поднялись одновременно.
- Смотри, - управитель вытянул руку к небольшому островку в море. – Нам туда.
- Сперва мы должны найти остальных, - возразил Тайкан.
Асанаги посмотрел на него, как на идиота.
- Чтобы разделить с ними сокровища Тайра? Незачем. Идем.
- Либо с ними, либо иди один, - уперся Тайкан.
Он прикинул стороны света по солнцу и размытой в дымке дальней горе и зашагал к ближайшим скалам. Тяжеленное от воды и соли парадное монашеское одеяние едва позволяло шагнуть.
Кураи выругался себе под нос. Но, рассудил он, что если призраки расставили много ловушек, одной жертвы может и не хватить, так пусть же их будет много. Пусть его дальние родственники, много столетий назад погибшие, утолят свою жажду душами чужаков. А ему, своему потомку, откроют сокровищницу. И управитель последовал по крупным прибрежным камням за высоким и тощим как жердь монахом.

(вот)

[higf >>>]

Погоня

Мерный стук - копыта били привычную ко всему землю, более терпеливую, чем монах-отшельник. Она могла позволить себе ждать чего-то своего непонятного и непостижимого, имея много времени. А вот люди сейчас спешили, у них времени было немного... Или так им казалось?
Нахмуренные, суровые лица; сердца гонят по жилам кровь – быстрее, быстрее, пока ритм ударов в груди не забьется в единый такт с ударами копыт.
Сабуро не покидало ощущение, что все это уже было однажды. Совсем недавно. Они спешат, впереди морской берег, где дочь господина и враг. Море и небо с любопытством смотрят на них, желают насладиться представлением, которое дадут люди. И для каждого уже написана роль, которую они должны сыграть сейчас, как и тогда.
Он невольно вернулся мыслями назад во времени, переживая путь от прошлого к настоящему, пока разгоряченные лошади в бешеной скачке отмеряли ленту тропы.

С резким хлопком раскрылись веера крыльев, и сокол взлетел в небо, спеша в Киото: отнести вести господину. Они торопились в Михару, найти корабль, спешкой отгоняя мысли о том, что делать дальше. Куда направит свой путь проклятый Сейшин – не знал никто, а на воде следов не найдет даже самый умный, умелый и искусный. Невзгоды оставили их как специально для того, чтоб не пришлось действием отгонять мрачные мысли.
Корабли красной печати действительно стояли в порту, неторопливо покачивая парусами над февральскими серыми волнами. Но куда направиться? И, что не менее важно, погоня затягивается, запас выданных господином денег не бесконечен и не стоит тратить их зря.
Ответ на первый вопрос пришел неожиданно и с неба. Наверное, кто-то из тысяч и тысяч ками вспомнил о них, хотя это были вновь соколиные крылья. Ашигару не смог различить, была ли птица той же самой или другой.
Нарочито неторопливо каро Ватанабе развернул листок бумаги – и не смог удержать улыбку, солнечным зайчиком коснувшейся сурового лица и тут же исчезнувшей.
- Наш господин посетил одного из самых знаменитых онмиёджи Киото, - сказал он. – И тот указал, куда следует направиться.
Самурай был краток, но в конце речи на лице мелькнула легкая тень, которую Сабуро истолковал не хуже любого колдуна: господин в Киото нашел след, который его слуги потеряли на месте. Надо очень постараться, чтоб успех загладил неудачи...
К счастью, корабль, плывущий в нужном направлении, был, но капитан опасался покинуть порт. Ходили слухи, что пираты нынче еще многочисленней и опасней, чем обычно, а команда была немногочисленна. Он только рад был принять к себе на борт воинов, что послужат защитой, не взяв с них платы за путь к месту вечного упокоения славы и силы Тайра.
Людям и лошадям было тесно, но они стойко терпели неудобства пути, хотя с радостью покинули шаткую палубу, когда пришел срок, и теперь мчались туда, где должны были оказаться преследуемые. Тяжкая тень сомнения временами посещала сердца каждого. Сойдутся ли линии путей и судеб, и какой стороной повернутся к людям, превратившись в заточенные лезвия мечей и столкнувшись со звоном?

Берег. По небу высоко вверху плывут облака, по морю катятся волны. Кучка людей у линии прибоя, где песок захлестывают седые пряди пены. Добыча, отвергнутая морем. Вперед!

[SonGoku >>>]

Онодэра Тодзаэмон неохотно опустил меч; старый каро проигрывал битву недоумению и удивлению. Он посмотрел на дракона (тот яростно скалился, а в глазницах голого, с лохмотьями облезшей шкуры плясало зеленое пламя), на цепочку детских следов и две легкие тени на пустом крупном песке, на тощего рыже-белого кота, охраняющего пищащий сверток. На сацумца (этому стоило лишь раскрыть рот, чтобы все догадались, откуда он родом). Оглянулся: к ним спешили еще двое, и по виду - совсем не дети.
- Решай поскорее, - попросил вдруг рослый мальчишка в старинных доспехах. - Я не буду ждать тебя вечно.
Онодэра пошарил за пазухой и достал небольшой бамбуковый чехол; никаких украшений, только вырезанная чем-то острым короткая надпись. Море не сумело соскоблить втертую в царапины тушь.
- Это ты потерял?
Долговязый кивнул.
- Три года тому назад, в Шиобаре ты тоже действовал по приказу Хитрого Деда*?
Сопляк мотнул головой, длинные плети намокших волос хлестнули его по плечам.
- Приказывали отцу, а он послал меня вместо себя, - пояснил он. - Но я ни о чем не жалею.

Неподвижный Тенкьё казался статуей. Правда, ни один ваятель не выпустит из-под своего резца памятник со сломанной рукой. Он отвлекся от разговора Онодэры и господина, осмотрелся вновь и увидел десятка два всадников, вылетевших из-за горбившейся чуть поодаль скалы. Вылетевших – и почти мгновенно замерших на полном скаку. Лошади ржали, вздымаясь на дыбы, люди пытались их сдержать или осадить назад. Их взгляды были устремлены за спину сацумца, туда, куда велели не оглядываться.
- Погоня! - вытянул руку он, хотя пропустить это появление было трудно.

________________

*狸爺 – прозвище Токугавы Иэясу.

(вступление к очередному хору)

Сообщение отредактировал SonGoku - 19-01-2009, 14:05

[higf >>>]

Кроме людей, за которыми гнался отряд, на берег стояло жуткое и отвратительное создание.
- Змей!
- Морской змей!
- Мертвый змей, - тихо, ошарашено прошептал кто-то.
Даже старшему каро понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы овладеть собой.
И только Сабуро почти равнодушно скользнул взглядом по чудовищу – ибо неспособен человек вместить в себя два изумления сразу, оба из которых стремятся на время заполнить сознание до краев.
- Дайгаро! – его возглас потонул в чужих криках.
И он имел в виду не Ватанабе. Прошлое требовательно распахнуло пасть, не меньше драконьей. Смерть Акаихигэ, которая сломала его жизнь, разделив на до и после... Тогда их пути разошлись, и Сабуро пытался мстить в одиночку. И вот теперь верные слуги последнего из Тайра встретились, но один был рядом со смертельным врагом. Может, он тоже хочет его убить? Нет, опустил меч... Да что же это такое?!

Отлив продолжался, среди волн проступила неширокая отмель - извилистая дорожка, ведущая к островку в треть ри, может, меньше, от берега.
- Я спешу, - напомнил необычный противник. - Но еще ни разу не бегал от поединка.
Полусгнивший дракон саркастически фыркнул. Онодэра хмурил густые брови; обстоятельный и практичный, старый каро не привык думать быстро. От него всегда ждали решений и обязательно верных. Ошибиться он не имел прав. Как и этот наглый молокосос.
- Пообещай мне, Сейшин Киёмори из Нары, поединок, как только закончишь свое дело здесь, - Онодэра вложил меч обратно в ножны; у каро дернулся вверх край губ. - И решай поскорее, море не будет ждать даже тебя.

(а вот, собственно, и хор)

[Далара >>>]

Хорошо, что песок был мокрый. Ноги вязли в нем, но несильно. Хорошо, что лошади у преследователей испугались чар Рыжей. Вот только Мицуке не был уверен, сколько еще продержится их – его, лично его – удача. До заветного островка оставалось не так уж и много.
Несчастье – снова лисенок со съехавшим на одно пушистое ухо венком из водорослей на макушке, - отстала от всех. Она била хвостом по песку, от волнения рыла его коготками и поскуливала, то вставала, то садилась снова. Розовый нос поворачивался по очереди к почему-то медлящему отцу, вопросительно к матери, к всадникам. Те излучали угрозу; ветер приносил их запах, горьковатый запах разгоряченных, настроенных яростно людей. Загривок лисенки встал дыбом, зубы оскалились сами собой. Она защитит! Пусть она маленькая и ничего не умеет, но она постарается! Малышка сложила лапки, закрыла глаза и превратилась в до предела напряженный комок сбившегося в сосульки нежного меха. Даже хвост замер.
Высоко на склоне ни с того ни с сего вспыхнуло громадное дерево. В тот же миг громадным рыбьим хвостом поднялась волна, но разбилась о камень и с тихим шуршанием уползла обратно. В небе собралась было туча, но ее разметал порыв шквального ветра, и она повисла беспомощными обрывками. Несчастье открыла глаза и вновь заскулила.
Нет, решила лисенка, она будет действовать по-взрослому. Тогда все получится правильно, а не так... Грустно поникшие уши делали ее похожей на обиженного щенка. Пламя исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив обугленный, но живой ствол. Несчастье вскарабкалась на выступающий из песка валун на границе с отступающей водой. Приготовилась, подпрыгнула и кувырнулась. Выглядело бы даже красиво, если бы кто-то мог ее видеть. И если бы не лужица в углублении. Маленькая колдунья с жалобным писком растянулась на гладком камне. Венок странным украшением болтался на кончике хвоста и функцию свою больше не выполнял. Несчастье горестно всхлипнула.
На песок жадно накатилась первая волна, зеленоватая, взбаламученная. Лисичка оглянулась и радостно тяфкнула. Широкие языки тянулись к дальним скалам на берегу, перехлестывали кое-где через узкую отмель, с каждой волной забирая все больше пространства. Скоро они преградят дорогу погоне. Замотался радостно хвост, а уши гордо встали двумя острыми треугольниками.

(все вместе)

[higf >>>]

- Бегите к острову! – мавашимоно указал на торчащую из воды скалу. – Не останавливайтесь!
Но сам – не последовал собственному приказу.
Тенкьё остановился, пропуская остальных. Если идти, то последним. Как ослушаться – и как оставить? О небо!.. С неохотой, оглядываясь и готовый броситься назад, он выполнил приказание.

Воинам понадобилось время, чтоб овладеть собой. Первым это удалось Ватанабе. Капли пота проступили на лбу, становясь истоками крохотных ручейков, но лицо было решительным.
Короткие приказы привели остальных в чувство, но люди не могли заставить себя приблизиться к чудовищу. А даже если бы смогли – лошади были решительно против. И даже когда буси спешились, ноги не хотели нести вперед. Не подобает бояться смерти, но умереть на зубах ужасного создания казалось гораздо хуже, чем просто умереть.
Они ушли! Ушли вдвоем – его бывший командир и его враг. Сабуро не понимал происходящего, но одна мысль грела – им некуда деваться с этого островка. Совсем некуда.
Кольцо вокруг твари постепенно сжималось. Несчастья, ни того, что тропа исчезает в жадных объятиях волн. Впрочем, не все. Дракон стоял недвижно, и, ободренные этим, четверо обогнули его, ступив в воду. С опаской оглядываясь, воины двинулись к островку. То и дело они оскальзывались и падали – дорога была уже плохо различима. И тем больше оснований спешить.

Рыжая перестала изображать дракона, но, выловив из воды растрепанную лисичку, рыкнула на нее так, что позавидовал бы сам Ямато-но Орочи. Для убедительности зверька еще и швырнули в указанном направлении. К себе приказ кицунэ тоже почему-то не отнесла.

(те же)

[Далара >>>]

Тайкан шел медленнее всех. Парадное одеяние, загрубевшее, покрытое коркой соли, пригибало к земле, приходилось тащить его волоком, подхватив низ обеими руками. Заткнутый за пояс в самодельных ножнах меч еще больше осложнял положение. Но даже так получилось бы быстрее, если бы монах не оглядывался поминутно.
- Где тебя носит, Мару? – равномерно бормотал он себе под нос, чтобы не сбить дыхание. – Если ты остался на корабле, я тебя из-под воды достану и шею сверну...
Большой изумрудно зеленый попугай и не думал появляться и с радостным возгласом лезть обниматься к хозяину. Тайкан дернул плечом, на котором обычно сидела птица. Пусто.
Он вновь оглянулся и увидел, как белой звездочкой, раскинув лапы и хвост, скользит по волнам Несчастье, слишком легкая, чтобы утонуть. Прижатые в страхе уши, зажмуренные глаза – воплощение беспомощности. Но не успел он сделать и шага к ней, как зверушку выловила мать и дала родительский пинок. Лисенка шлепнулась на мелководье у ног монаха. Он нагнулся и поднял ее, невесомую. Легонько стукнул по носу.
- Перестань меня царапать.
Они с малышкой добрались до компании под предводительством Кураи, но Мару так и не появился.

(при незримом присутствии остальных)

[Bishop >>>]

Вода бурлила вокруг лодыжек, напоминала – не стоит терять время, которого и без того оставалось мало. Они оказались лицом к лицу, трое на четверых. Остальные беглецы добрались до островка и теперь стояли в узкой полосе прибоя, старались разглядеть, что делается на тропинке, что уже превратилась в цепочку песчаных отмелей и грозила вот-вот скрыться под волнами. Погоня металась по каменистому противоположному берегу.
- Как вы не вовремя, - с досадой поморщился Мицуке.
- Ты так занят, похититель чужих дочерей? – насмешливо спросил высокий воин.
Он шагнул вперед, примериваясь, как ловчее ударить нагинатой. С островка что-то кричали в несколько голосов, но слова уносил ветер.
- Похититель? – удивился мавашимоно.
- Скажешь, что не уводил её с собой? – в голосе прозвучал гнев, а изогнутое лезвие указало на берег островка, туда, где виднелись беглецы.
Мицуке качнул головой, сделал шаг назад, тесня соратников к спасительному берегу; зеленая плеть водоросли обвилась вокруг его ноги. Оружие пока оставалось в ножнах.
- Барышня ушла добровольно.
- Ты должен был доставить ее домой или хотя бы сообщить отцу! - в этот момент любителя поговорить прервал толчок сзади от одного из своих, и он решил завершить спор неотразимым, на его взгляд, аргументом. – Отдай нам ее и, может, останешься в живых!
Он шагнул вслед троице, восстанавливая дистанцию взмаха нагинаты. Беглецы вновь отступили. Возможно, двое из них и хотели бы остаться - в чем Мицуке сомневался, - но им приходилось идти, чтобы не затоптали.
Вода поднялась до коленей спорщиков.
- Забирай... если справишься.
Мавашимоно не стал уточнять - с кем. Или с чем.

(minna)

[Кысь >>>]

Тенкьё молча отступал. Он не мог помочь господину на узкой дорожке. Его час настанет, если, да не допустят ками, с Мицуке что-то случится. Тогда он вместе с Кагами должен вытащить его. Вот, собственно, и всё. Очень просто. Лезвие блеснуло на случайном солнечном луче, пробившемся сквозь облака. Рубящий удар наискосок был направлен в ноги мавашимоно.
- О, несчастный преследователь убежавших девиц, а с какой стати другим выполнять твою собственную работу? Не справился - на что тебе меч и живот? - начала было Рыжая, но гневная отповедь не успела ни набрать силу, ни дойти до ушей - и сознания - самураев. Хотелось бы сказать, что мавашимоно взялся за ум впервые в своей короткой жизни. Или - что долг в тот момент оказался выше личной чести. Но, кажется, на решение больше повлияла прибывающая вода и лисья непосредственность. В короткую паузу - когда узкий клинок в руках противника дрогнул, - Мицуке нырнул под него. Правая рука отозвалась болью, меч в левой скользнул вверх по древку нагинаты.
Оттолкнув обмякшее тело, Мицуке схватил Дайдай за руку.
- Бежим!
Лиса разочарованно фыркнула, но возражать не стала. Вода колодками обхватывала лодыжки, заставляя высоко поднимать ноги, на щиколотке кицунэ удавкой-браслетом затянулась плеть водоросли.
- Доспорим после, - успокоил ее Мицуке.

Сообщение отредактировал Кысь - 22-01-2009, 14:58

[SonGoku >>>]

Никто так и не успел решиться нанести удар дракону. Чудовище только что стояло на берегу, и вдруг – исчезло, как будто его и не было никогда. Воины замерли в изумлении.
- Обман, – с досадой произнес Ватанабе. – Они выставляют вместо себя призраков. Не отступайте перед несуществующим, как бы страшно оно ни казалось. Трусы будут наказаны!
Старший каро посмотрел вперед, но дороги уже не увидел – время оказалось упущено. Они лихорадочно обшарили берег, словно пытались найти под одним из увешанных водорослями валунов лодку. Увы! Люди расположились на берегу, ожидая, пока путь откроется вновь, и молясь, чтоб уж очень капризная в последнее время судьба не послал беглецам новый корабль.

Они добрались до своих на последнем дыхании, готовые рухнуть на камни и больше никогда не подниматься. Тануки от возбуждения прыгал у кромки воды и торопил обессиленных людей.
- Куда идти дальше? – спросил малыш-оборотень у Кураи.
Тот оглядел видимую часть острова странным взглядом, словно видел настоящее пополам со сновидением, из сетей которого никак не мог выпутаться, и указал веером на скалы в окружении безлистых кустов, что вздымались справа от их временной стоянки. Указал и первым отправился туда, будто ему не терпелось добраться как можно быстрее. В небе низкие тучи обещали снова обрушить на головы наглецам стену дождя.

Оставшиеся в живых трое не решились напасть – силы стали явно неравны. Они держались настолько подальше от пестрой компании, насколько позволял островок. Вот дождутся следующего отлива, своих, и тогда...

(толпень, ага)

[Bishop >>>]

Расселина, заросшая мхом почти до верху, дышала сыростью и давней смертью. Внизу, во влажном соленом мраке, что-то негромко плескалось и вздыхало, словно оплакивало участь безумцев. Все понимали, куда нужно идти, никому не хотелось.
- Oi, хенгэ!
Оглянулись Дынька, Несчастье, высунувшая нос из-за пазухи монаха, и почему-то Чиру, который только что исполнил у ног хозяина – а так же под, вокруг и между, - танец восторженного приветствия. Мавашимоно что-то прикинул в уме, взял тануки за шиворот, приподнял (хотя тот молотил лапами и извивался) и швырнул в темноту. Первые пару кэн* серо-бурый мохнатый комок преодолел хоть и под аккомпанемент возмущенного писка, но ровно, а затем поскользнулся и носом обреченно принялся пересчитывать ступеньки.
...детское недоуменное «ой»...
...металлический гулкий лязг...
...скрежет когтей...
...удар камня о камень...
...смачный звонкий шлепок...
...взрык разбуженного очень злого дракона...
Мицуке подсчитывал на пальцах.
...визг рассерженного тануки.
- K'so.

_______________
*間 – ken – мера длины, равная 1,81 метра


(SonGoku mo)

Сообщение отредактировал SonGoku - 26-01-2009, 17:52

[Кысь >>>]

- Не вздумай умереть раньше меня, - предупредил Онодэра Тодзаэмон, подвязывая рукава. – Мы по-прежнему враги
- Я помню, - кивнул Мицуке и первым протиснулся в узкую щель между скалами.
Рыжая фыркнула и сунула нос второй. Из вредности не осветив дорогу. Расползшиеся от воды соломенные сандалии-вараджи чуть не стали причиной безвременно кончины одного из участников событий. Тьма внизу была – хоть глаз выколи.
- А если сама шею свернешь?
- Это вряд ли, - самоуверенно ответила из темноты Кицунэ, но по стенам уже зазмеились оранжевые огоньки. Слишком близкие - чуть слепили, но не обжигали.
Все равно – спускались медленно, неуверенно нащупывая дорогу ногами, держась за стены. Барышня жалась к монаху, решив, что с ним безопаснее всего, если что, защитит и тело, и душу. Только бесхвостый Чиру рыже-белой молнией проскользнул вниз и ждал у подножия лестницы на камне, брезгливо вылизывая лапы. Рядом примостился насупленный Дынька.
Здесь лаз в камне расширялся, образовывая тесный грот. Зато можно было присесть и отдохнуть перед следующим этапом. Рыжая, неизвестно когда умудрившаяся сменить наряд на неразличимо-черный, обошла их вокруг и вернулась, чтобы помочь Мицуке. Желто-красные светляки скапливались в скальных чашах, освещая убежище, будто масляные лампы. Больше всего возни – именно из-за полумрака – вышло с содэ цуке но-о, шнуровкой плечевой защиты. Просолившиеся узлы на шелковом шнуре не поддавались. Рыжая пробовала их зубами, и, наконец, скорее разгрызла, чем развязала загрубевшую ткань. Оглянулась вокруг, прикидывая, кому бы укоротить косодэ. Самым длинным оказался кьютай у монаха.

[Далара >>>]

Тайкан явно не желал отдавать часть подола и даже примеривался, чем бы защитить его так, чтобы не поранить супругу... невесту... любимую женщину друга. Затем неожиданно легко уступил: надоело таскать эту тяжесть, а Будде вряд ли было дело до того, как именно одет один из тысяч его последователей. Они даже начали резать: монах держал, Кицунэ вела нож, но тут им пришло в голову, что как перевязочный материал кьютай не годился – ткань слишком плотная, да и подол весь пропитанный морской солью, вывалянный в песке.
- Погоди, - остановил жаждущую деятельности лису Тайкан.
Выпутывание из многослойных одежд заняло некоторое время, но в конце концов Рыжей был предложен совсем другой подол – куда более легкой ткани. Такую делали только в Киото, ее не могло найтись ни у южанина Тенкьё, ни пренебрегающего изящностью одеяния Мицуке, ни у воинов – Онодэры и Шинко. Кураи держался в стороне, на взгляды не отвечал и окружающими не интересовался вовсе. Вскоре возле Мицуке ленивым бело-лиловым удавом свернулся будущий бинт. Рыжая облизнула пальцы и занялась стрелой. Ее пациент успел задремать, что было хорошо, а плохо – то, что он проснулся при малейшей попытке лечения. Рыжая еще раз нервно лизнула пальцы и продолжила уже медленней. Дынька сунулся было с советом и получил сильный пинок от шипящего от мавашимоно, который если и помнил о сдержанности, то – не сегодня. Разобравшись, что и откуда торчит, Рыжая глубоко вздохнула, обхватила стрелу покрепче, и... дернула.
- Вот это да! – восхитился тануки, выглянув из-за камней, и посмотрел на потолок: не обрушится ли. – Даже я так не умею.
- Больно же... – сконфуженно проворчал Мицуке.
- Зато быстро, - рассудила Кицунэ и принялась счищать с кожи кровавую шелуху. Язык, к сожалению, не дотягивался.

(опять толпой)

[SonGoku >>>]

Онодэра Тодзаэмон и Шинко шли последними и устроились у подножия лестницы. Теперь было видно, что вовсе там не ступени, а скользкие от мха и водорослей валуны. Тануки же постановил, что связался с такими загадочными и непредсказуемыми существами, как люди, в последний раз. Для порядка он пометался еще немного, пересчитывая разрастающийся отряд, потерял Несчастье, но успокоился, заметив в складках ткани, в которой еще можно было кое-как распознать мужскую накидку, кончик белого хвоста. Утомившаяся лисена пригрелась и крепки уснула, несмотря на переживания и страхи. Малышка была еще слишком крохотная, чтобы в ней умещалось много эмоций так сразу. Заботы тануки перекинулись на О-Санго. Воспитанная столичная барышня не могла продолжать путь в грязном порванном одеянии, ей следовало переодеться. Во что – об этом Дынька не думал. Зато понимал, что сама она точно не справится. Дынька мог бы превратиться в служанку, но не сочтет ли О-Санго нехитрое проявление заботы нарушением их договора?
Тануки отправился за советом к Мицуке, но обессиленный воин заснул раньше, чем опять уселся на каменный пол. Убедившись, что ей не помешают (и не видят), Рыжая отбросила боевитый вид и свернулась так, чтобы греть рану боком.
Дынька дернул монаха за все еще длинный подол.

(компанией, ага)