Властитель Норвегии. Клятва Конунга, Сага о Северных Землях - 3

Горит лампадка, дает чадящий свет мрачной келье и седовласому монаху, что не разгибая спины, пишет историю своей земли. Некогда был он славным мужем, и стать воинская еще просматривается в нем: широки плечи летописца, сильны его руки, сжимающие перо - не подступает старческая немощь к нему, да уже морщинами чело испещрено, и в глазах нет былого блеска. Знает он - последний подвиг свой суждено ему совершить, закончить сказ о деяниях Харальда Косматого и потомкам поведать, о том, как создавалась держава Норвежская.
Скрипит перо, ложаться буквы на пергамент, пишется история кровавых битв:

Одержал победу над Гандальвом Харальд конунг под Сарасбегом, разогнав все воинство его. А Гутхорм ярл и Харек Волк со всем войском, которое они собрали, направились в Упплёнд и шли все больше лесом. Они узнали, где конунги вражеские назначили встречу, и нагрянули туда в полночь. Стража заметила, что пришло войско, только когда оно уже стояло перед домом, в котором находился Гримкиль сын Гормкиля, а также тем домом, в котором спал Гудбранд. Оба дома были подожжены. А сыновья Эйстейна со своими людьми выбрались из дома и некоторое время сражались. Все же оба погибли, Хёгни и Фроди.

После гибели этих четырех вождей Харальд конунг при сильной поддержке своего родича Гутхорма захватил Вестфольд и Хейдмёрк, Гудбрандсдалир и Хадаланд, Тотн и Раумарики, а также весь Вингульмёрк.

Всюду, где Харальд устанавливал свою власть, он вводил такой порядок: он присваивал себе все отчины и заставлял всех бондов платить ему подать, как богатых, так и бедных. Он сажал в каждом фюльке ярла, который должен был поддерживать закон и порядок и собирать взыски и подати. Ярл должен был брать треть налогов и податей на свое содержание и расходы. У каждого ярла были в подчинении четыре херсира или больше, и каждый херсир должен был получать двадцать марок на свое содержание. Каждый ярл должен был поставлять конунгу шестьдесят воинов, а каждый херсир — двадцать. Харальд конунг настолько увеличил дани и подати, что у ярлов было теперь больше богатства и власти, чем раньше у конунгов. Когда все это стало известно в округе, многие знатные владетели пришли к конунгу и стали его людьми.

Но победы эти вызвали зависть среди соседей, и многие властители позарились на земли конунга Харальда - были среди них Хроллауг и Херлауг, правители Наумдаля, да Сульки Рагаладский с братьями, да Эйрик Свейский, властитель Уппсалы, и Неккви, повелитель Мера. А страшнее всех был Гандальв Серый, что не в первый раз гибели избежал да месть готовил лютую.


Харальд же конунг тем временем послал своих людей за девушкой, которую звали Гюда. Она была дочерью Эйрика конунга из Хардаланда. Харальд хотел сделать ее своей наложницей, так как она была девушка очень красивая и гордая. Когда гонцы приехали, они передали девушке, что им было велено. Она же ответила им, что не хочет тратить свое девство ради конунга, у которого и владений-то всего несколько фюльков.

— И мне удивительно,— сказала она,— что не находится такого конунга, который захотел бы стать единовластным правителем Норвегии, как Эйрик сын Эмунда в Уппсале.

Гонцам показался непомерно заносчивым ее ответ, и они попросили ее объяснить, что значит такой ответ. Они сказали, что Харальд настолько могущественный конунг, что она может быть довольна его предложением. Однако, поскольку она ответила на него иначе, чем им бы хотелось, они не видят возможности увезти ее теперь против ее воли, и они стали готовиться в обратный путь.

Когда они приготовились к отъезду, люди вышли проводить их. Тут Гюда обратилась к гонцам и просила передать Харальду конунгу, что она согласится стать женой лишь того конунга, который подчинит себе ради нее всю Норвегию и будет править ею так же единовластно, как Эйрик конунг — Шведской Державой. И коли это будет Харальд, то она примет его предложение.
— Потому что тогда, как мне кажется, он сможет называться большим конунгом. - Сказала она.

Близились битвы новые, сражения жестокие...

Море... Холодное, нещадное. Лучше быть просто убитым, чем скованным морской прохладой. Сельви не любил море. И море, конечно же, не любило его... Но, все когда - то кончается, и после долгого пути, мерейцы вернулись домой. Оркнейцы не скоро забудут эту карательную выходку под командованием хитрого и гордого берсерка по имени Сельви.
-Мои воины! Благодарю вас за проявленную храбрость в боях, наши враги разорены... Теперь они - ничто. Мы это доказали. И сам Один благоволил нам попутным ветром! А Тор придал нам сил, иначе не добрались бы мы домой! И мы вернулись. Теперь, вы можете возвращаться домой, а на закате - мы устроим славный пир, клянусь именем своего деда!
-Лучше б своим именем поклялся! - усмехнулся старый Неккви и с радостью сжал в объятиях своего внука. - Вернулся, волк, вернулся... А мне уж сынуля мой россказни говорил, что на тебя там сам Локки с ватагой оркнейцев свалился!
-Отец?
-Да, Хунтьов... А ты что, уже не помнишь, что ли? - старик улыбнулся.
-Ясно, он уже давно мечтает о моей смерти... - угрюмо произнес Сельви...

А воины, пользуясь моментом, удачно разошлись по домам.

-Да что ты... - Неккви похлопал внука по плечу... - Смерти? Нет. Он просто боится, что ты перегрызешь ему горло, как он хотел перегрызть мне, но не успел.
-Ну... Право, не знаю...
-Ладно, ты, наверное, устал, так что, пошли, заодно и расскажешь мне… что вы там натворили...

Они пошли по бережку, осторожно огибая полукруг около великого града…
Потом Неккви повел внука в местную таверну, где они с некоторыми из уже знакомых Сельви воинов, засиделись допоздна, истощая хмельные запасы государства.

И на пир они пошли уже изрядно опьяневшими…

Утро началось…
Сельви кое – как раскрыл глаза, огляделся и увидел вокруг себя несколько девушек…
-Мда… Так и должно начинаться утро воина…
Он осторожно, стараясь не задеть их, встал с кровати и огляделся… Спальня вроде и его… А вот попорчена она – изрядно… Секира валяется… Стул напополам разрубленный… Он тихо проклянул себя и поклялся Одину, что больше никогда не будет напиваться настолько, чтобы рубить стулья… Хотя, конечно же юноша соврал!
Он медленно вышел из комнаты и оглянулся снова. И пошел в совершенно не ясное мозгу направление. То есть – вперед… К счастью, ему повезло, и впереди оказалась зала… Красивая… Вроде… За троном – спящий дед, рядом с ним – на стуле – спящий отец…

“Слабаки” – подумал Сельви и ударил рядом лежащий щит.

Звон от удара разбудил многих, и они удивленно подняли свой взгляд на наглого юнца, прервавшего их дрему великую.

-Зачем ты пробудил нас ото сладких снов, сын?
-Затем, что ночью…
-Это я знаю…
-Не перебивай меня, отец. Ты не знаешь что ночью пришел ко мне во сне сам Один…
-Ну – ну… Рассказывай мне сказки, сынуля, дедушка вон почти уже уснул.
Сельви со злостью ударил в тот же самый щит ногой. Под пятой его щит разломался на две половины. Теперь гул стоял посильнее, да и было видно, что этот удар многих протрезвил.
-Не перебивай меня. Ты, наверное, знаешь, что земли старой ассы Кюны…
Здесь Неккви печально вздохнул. Значит, он уже все знал.
-Кюна… - тихо, но с великим гневом в глазах прошипел старик.
-… Значительно ослабли от раздирающих всю Норвегию войн. И лишь мы… Лишь мы не вступаем в бой… Но почему?
-У нас были проблемы с оркнейцами.
-Теперь их нет!
-Заткни свою пасть, щенок. Мы должны выждать…
-Чего ждать? Пока они снова нападут на нас? Я, – ткнул в себя пальцем Сельви. – уничтожил их… Теперь у них только два селения, которые я не тронул. Почему? Чтобы боялись. Волк боится медведя.
-Волк никого не боится!
-Нет. Медведь сильнее, а волк это знает, и его не трогает.
-Молчать!
Тут Сельви не выдержал и взбесился. Он взял первый попавшийся пустой табурет и с дикой силой кинул его в Хунтьова. Тот упал под стол, но отлетевшая от сломанного табурета ножка хорошенько ударилась в его спину. Хунтьов взвыл от боли, хоть спина была защищена шкурой волка.
-Ах ты…
-Молчи, Хунтьов, ибо не видишь ты в хмели настоящего медведя… Сельви. Отныне ты носишь гордое имя – Сельви Разрушитель. И теперь, любой, кто назовет тебя не по имени истинному твоему, должен быть наказан. – вовремя прервал перепалку мудрый Неккви. – Внук. Ты истину сказал, ибо враги наши действительно ослабли. Вчера ко мне пришел разведчик, и он подтвердил твои слова. И вот… Через неделю выступаем. Всем готовиться!
Сельви молча кивнул, и громко сопя, отошел в спальню.
Там он разогнал девушек и впал в думу.
К счастью, вскоре подошел Неккви.
-Ты правильно поступил, Сельви… Твой отец отправил тебя на верную смерть, а ты вернулся и доказал ему – что ты хитрый медведь. Я всегда любил этих животных. Сильных, мудрых и гордых… Они никогда не нападут на того, кто умер. К сожалению, Хунтьов не любит бой. Он любит пиры, коварства… Когда – нибудь и ты пойдешь по его дороге… И в конце его пути, и именно тогда у тебя будет два выбора – идти по нему дальше, живя и проклиная себя за все, или гордо принять бой, восхваляя предков. Сначала ты пойдешь… И тогда уже не будет ни меня, ни Хунтьова… Никого рядом не будет… И ты выберешь один путь из двух… Гордый или проклятый… - Неккви уснул, не в силах пересилить старость.
И Сельви снова впал в думу…

Гудбрандсдалир. Ахти Йотун

Предатели. Повсюду были одни предатели, позабывшие, кому обязаны своей властью и благополучием. В единочасье рушилось все, что удалось создать великому хевдингу за долгие годы. Подлые трусы и перебежчики! Стоило лишь Гудбранду погибнуть, и они бросились лизать сапоги его убийцам! Как это могло произойти? Почему? Разве не заслуживал Гудбранд отмщения, разве не был добр к своим ярлам?
Ахти Йотун привел свой небольшой отряд к Грани херсиру, и потребовал от того послать по деревням ратную стрелу, но херсир разразился бранью и сказал, что не станет сражаться за умершего хевдинга, потому что безумие противостоять убийцам могущественного Гудбранда.
- Посмел бы ты так сказать, будь отец жив! - Выдохнул Ахти.
- Но он мертв, а ты - всего лишь турсово отродье, взятое им на воспитание, - отрезал херсир. - Нет у тебя права на его вотчину претендовать!
- У отца моего тоже по праву рождения даже деревни не было, - отвечал ему Йотун. - Да он все мечом своим взял! Так я возьму!
Схватил Ахти херсира за шею, да что есть силы ударил о стену, голову ему проломив. Бросил тело предателя на пол дубовый, а после осушил чарку браги, да остатки на херсиров труп пролил.
- Не будет нам здесь подмоги, храбрые вои, дальше идем, в усадьбу Гудбрандову, там люди смелые и верные, споро рать соберут! - Обратился к своим дружинникам Ахти, да нахмурились воины, все понимали, что тяжело будет Йотуну ярлов под себя подмять, коли они вкус свободы почувствовали.
Но не было подмоги им ни в гудбрандовой усадьбе, ни у других ярлов, что совсем недавно в вечной верности старому хевдингу клялись, а ныне сына его с порога гнали, да бранью посыпали. Редел и отряд самого Ахти - расходились бонды, возвращались в наделы свои к семьям, да и хирдманы покинуть неудачливого предводителя возжелали. Да только прознал Йотун, что приезжали к Гудбранду посланцы от Грютинга конунга, давнего соратника и верного, просил Оркдальский властитель помощи в битве с Хаконом Хладирским, но прочь жадные ярлы посланцев прогнали.
Отправился Ахти за ними следом, убедить Грютинга желая, что не на севере настоящий враг гнездится, а на юге Харальд щенок и псы его бешеные - Гутхорм и Харек большую опасность представляют.

Хладир. Хакон Трондский с ДЛ

- Здраве будь, Хакон-властитель! черную весть тебе ныне привез, - воин согнулся в поклоне пред старцем. - Грютинг-конунг рати на нас двинул. Бонды гуторят - уж скоро к границе владений твоих подойдет.
- И много ль мужей набрал ныне соседушка? - вопросил Хакон.
- Немало, - отвествовал вестник. - Селяне, притекшие к нам за защитой, считать не обучены, но говорят сила великая, много воев конных да мечами оружных.
- Значит, нашлись-таки сорвиголовы, желающие славы искать. Молодые да зеленые, - задумчиво молвил хозяин Хладирский. - А поклич-ка ты. добрый молодец, сюда Бьярни да племянников моих. Пусть поспешают.
Племянников славного конунга долго зазывать не пришлось - сами они, завидев, что гонец примчался, к дяде своему двинулись. Первым Гротгард шел, воин могучий и статный, а за ним следом брат меньшой - Херлауг, оба они уже зрелыми мужами были и не раз в битве доблесть свою доказывали.
- Звал ты нас, дядюшка? - Склонил голову Гротгард.
- Звал, - кивнул седой головой Хакон. - Войны у нас ныне на пороге. Знал я что Грютинг не уйметься, ждал и дождался. собрался таки волк серый ягнят резать. Так покажем ему, что не скотный двор в моих землях, и что оружие наше не ржавое. Стар я стал. Зим эдак двадцать назад не протянул бы сопляк рук своих жадных.
- Беда это, дядюшка, - произнес Гротгард, ближе подходя.
- Да не нам, а Грютингу, - выпалил Херлауг, за рукоять меча резную хватаясь. - Вели собирать воеско дружное, облачаться в доспехи ратные, брать мечи звонкие! Посечем врагам буйны головы, навсегда путь позабудут во Трандхейм!
- И то верно брат мой гуторит, - присоединился старший. - Али не ты, дядюшка, правитель Тронделага полновластный? Али не в твоих правах всех ярлов собрать, да против алчного Грютигна бросить?
- Дело ты говоришь, однако сомнительно мне что рать грютингова велика. слишком спешит конунг, ярость глаза его слепит.
- Пусть так, пес бешенный может сильнее барса укусить, коли возможность ему дать, - возразил старший брат.
- Не даром же охотники на медведя-шатуна не в одиночку ходят, а отрядом немалым, да с собачьей сворой, - добавил младший. - Не должно конунгу славному супротив врага с соразмерной силой идти, а должно во всем великолепии выступать.
Призадумался Хакон: видно было сразу, что вои молодые да горячие славой уж грезят. Но сам конунг был стар, а потому не желал начинать великой войны с многими жертвами. и без того свара вокруг владений Харальдовых землю норвежскую обескровила. В таких делах побеждает тот, кто выждет довольно да силы свои сохранит. Как с берсерками: в бою непобедимы, да осле ребенок заколет.
- Мудрые слова говорите, - ответил он родичам. - Да не много чести в том, чтобы вошь конем затоптать. Лучше уж ладонью прихлопнуть. И точнее, и быстрее выйдет.
- В том твоя правда, дядюшка, но ведь и выжидать дальше нам не позволительно, перейдет Грютинг границы, начнет села и деревни жечь, бондов лютой смерти предавать, как тогда поступим?
- Ждать и не будем. Собирайте воев - и да пребудет с вами милость Тора и Одина. Ныне я стар чтобы лично войска в битву водить. На вас вся надежа!
- Так справим, дядюшка! - Гордо вскинул голову Гротгард. - Надолго запомнит Грютинг, как на нас ратью ходить!
- Славная битва будет, - протянул его брат. - Стоит нам жертвы принести Тору, да козлов на алтаре зарезать ему в угоду.
- Да будет так. Кликните жрецов - почтим ныне асов доблестных, да предков славных потешим. Радостно им будет в Валхалле смотреть, что внуки и ныне заветы их чтят да богов почитают, как должно.
- Сам я ныне быка зарежу, будь на то твое дозволение, Хакон конунг, - испросил старший племянник.
- Не гоже жалеть жертвы богам, - сдвинул седые брови Хакон, - однако же почети им не количеством крови отпеделяються. Понимаю я твое нетерпение, родич, но прибереги клинок свой для вражеской руды.
- Воля твоя, конунг! - Поклонился Гротгард, а следом за ним молча и Херлауг голову склонил.
Отправились братья стрелу ратную точить, да доспехи до блеска начищать.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 31-03-2007, 11:59

Саросберг. Вингульмёрк. Харальд и Торлейв
(совместно с Тельтиаром)
Не в духе был с утра Харальд конунг, тревожные ему сны виделись, неприятные мысли думались - так, словно один он остался, а вокруг соратники его, точно псы бешеные друг другу глотки рвут, и никто приказаний его не исполняет, о своей лишь выгоде печась. Тяжко было в такой сон верить, хотелось скорее прочь его отогнать.
Умылся конунг водой студеной, облачился в рубаху белую, да штаны из оленьей кожи, надел кафтан алый, что из Гардарики ему в дар Эйнар привез, да сапоги крепкие, подпоясался кушаком атласным. Слуг позвал, чтобы завтрак несли поживее.
Но кусок в горло не лез конунгу. Вновь обратились мысли к дяде ушедшему, да к сражениям в Хейдмерке. Сдюжит ли Гутхорм с ратью невеликой? Сумеет ли удержать ворога, пока основное воинство не подоспеет? Медленно собирались хирдманы, но рос лагерь воинский под Сарасбергом, все новые отряды к нему присоединялись, хельды и херсиры, про удачу воинскую молодого конунга прослышав, спешили его людьми стать, да богатую добычу стяжать в сражениях. Но ведь - обруш на них сейчас Гудбранд всю свою мощь - и дрогнет, сломится храброе воинство.

Нежиданно раздался легкий стук в дверь. Поднял голову Харальд, легким кивком слуге приказал посмотреть, кто пришел с утра раннего.
Торлейв вошел в горничную,оглядываясь, нет ли кого позади
- Здравия тебе, великий конунг, и удачи в делах и начинаниях твоих, и да пребудет с тобой благоволение богов - произнес Торлейв, отдышавшись.
- И ты здрав будь, жрец многомудрый, - учтиво отвечал ему Харальд, да про себя подумал: "Что же ты не кланяешься мне, властителю своему, жрец? Али владыкой более знатным себя мнишь?"
Торлейв уселся на лавку, не дожидаясь притглашения, и перевел дух
- Так, что за дело тебя привело, Торлейв жрец? - Спросил его конунг, а сам придвинул к жрецу свежего хлеба и браги.
Жрец кивком поблагодарил за угощение, и принялся за еду.
-Вестник из Раумарики пришел, из усадьбы конунжей, сообщает что ее отважный Альхейм захватил, - поведал он. - Туда прибыл Стейнмод-херсир, с приказом Хареку в Ранрики идти, но упрямый ярл приказ исполнять не стал.
- Вот значит как, - произнес Харальд, и начало казатся ему, что сон давешний исполняется. - Отчего же Харек моего приказа ослушался?
- Он говорил, что в своих поступках волен и что союзник тебе, а не вассал, что делать будет то, что по его разумению лучше, пусть и вопреки указу владыки,
- Кроме того, он оскорблял Стейнмода, бранился с Альхеймом, и дело едва не дошло до битвы, но Харек остался в Раумарики вопреки нашей воле, а ныне с Гутхормом вторгся в Хейдмерк.
Вот его послание - Торлейв засунул руку за пазуху, и вытянул сверток из оленьей кожи
- Кто посланца оскорбляет, тот и конунгу обиду наносит, - Харальд пригубил браги, запивая неприятную весть, да утер пену рукавом кафтана. Негоже это, когда ярлы по своему разумению поступают и приказание владыки нарушают своевольно. Умен и опытен Харек, добрым другом отцу был, вот только не взыграла ли в нем гордыня? Не возомнил ли он себя конунгу равным? - Подай мне послание, мудрый Торлейв. Ты сам учил меня руны разуметь, вот и посмотрим, как он поступок свой объясняет.
Торлейв протянул сверток Харальду
Развернул конунг послание, взглянул на печать. В слова ярла своего вчитался.
Помрачнело лицо конунга, поднял он глаза на Торлейва:
- Смотрю я, руны вроде бы и знакомые, да слов разобрать не могу, что за тайнопись использовал Харек Волк?
"Или потешиться надо мной вздумал ярл непокорный? Считает, если конунгу шестнадцать лет, так и подчинятся ему не обязательно?"
- Набрался вчужих краях мудрости иноземной, и ныне ею кичится. Есть тут руны тайные, которые лишь жрецы да колдуны разумеют
"И этот не лучше, все показать хочет, что мудрее меня", - отметил Харальд.
- Читай тогда послание, Торлейв, узнать мне не терпится, что в нем.
Торлейв с трудом подавил торжествующую ухмылку.
- Великий владетель Агдира, Вестфольда, Вингульмерка и прочих фюльков, кому суждено быть величайшим владетелем во всей Норвегии... Ты велел мне оставить свое войско и, взяв двести мужей умелых, идти в Ранрики, где ныне власти херсира, отцом твоим поставленного, более нету. Я же при всем желании приказ твой исполнить не могу, ибо войска, мое из чужеземцев набрано, и не тебе они служат, а одному мне клялись они служить, и стоит мне покинуть их, как разбегутся они, а то и к врагам переметнуться могут. Посему я должен либо все мое войско забрать и оставить твою рать в Раумарики ослабленной, либо приказа твоего ослушаться, и выбирать куда вести все войско. Я решил вести войско в Хейдемерк, ибо не должно лишать меня заслуженной славы и тебе ли препятствовать мне свершить месть над старым нашим врагом Гандальвом?
Сжал тут кулаки Харальд, побледнели костяшки - задели конунга слова обидные, но промолчал он, дальше слушать стал.
- Знаю я, что прибыл в Раумарики Гандальв конунг с остатками своей рати... - Продолжил Торлейв, пропуская некоторые предложения. - И объединился он с братьями Эйстенсонами, и все вместе пошли они в Хейдмерк. И такова была численность обоих армий, что все мои воины и ополчение местное не могли бы его осилить. Даже со всеми подкреплениями, учитывая местные гарнизоны, не сдюжат твои ярлы войну в Хейдмерке. Я не твой вассал, и служить тебе не клялся, и фюльками во владениях твоих не владею. Я пришел по зову Гутхорма -ярла с которым меня связывает дружба и боевое побратимство и память о твоем отце, которому я служл верой и правдой. А будучи союзником, я сам имею право решать, куда мне идти и что мне делать.
"Вот ведь наглец, отец мой его возвысил, а он мне черной неблагодарностю отплатил". Сбывался сон, не видели в нем соратники конунга, а занчит следовало показать им, что он - не просто символ единства, а властитель.
- Дальше читай, - велел Харальд.
- Тебе неведомо, сколько врагов собралось супротв твоих ратей, я же знаю это, и не могу согласиться с твоим решением и не могу покинуть твое войско в Раумарики, и должен идти с ними против общего и опасного врага. - Жрец перевел дух, а затем вновь склонился над посланием. - Кроме того, приказывая мне уйти из войска, ты лишишь их малейшего шанса на победу, и поддержки моего бога Христа, чье благословление до сих пор всегда приносло мне победы. Я один воевал против Эйстенсонов, и знаю все их слабости и хитрости. И только я могу сговориться с финнами, чтобы помогли они нашему войску, и провели до Хейдмерка незаметно, тайными тропами через лес, как я при твоем отце еще ходил этой же дорогою в Хригнарики, минуя заставы вражьи, чтобы внезапно обрушиться на вождей вражьих.
"Кичиться Харек Волк знанием своим и властью, показать желает, что выше меня и знатнее, что умений у него больше, да только не он конунг, а я! И мое слово - закон в этих землях!"
Молчал властитель. Хмуро было его чело, появились морщины на нем. Ладонь скользила по едва наметившейся бороде. Знал Харальд, пусть молод он, но должен право свое отстоять и вассалам непокорным на их место указать, да так, чтобы служили ему и впредь верой и правдой.
Жрец же дальше читал руны заморские:
- Верю я в свою удачу которая еще меня ни разу не оставляла на всем моем пути, и в помощь бога моего милостивого, - читая эти строки, жрец невольно скривился, столь неприятно ему было упоминание чуждого бога. - Потому хоть и знаю я, что врагов будет там побольше, чем всех наших воев вместе взятых, надеюсь я на победу. А после победы славной я сам буду решать, куда мне вести свое войско... А если проиграем, то и некому будет возвращаться. с этим откланиваюсь... Ярл Харек Волк, ваш преданный друг и союзник.
- И что скажешь ты, Торлейв-Мудрец, - поднял недобрый взгляд на собеседника юноша. - Что посоветуешь?
"Говори, Торлейв, посмотрю я, как верно ты мне служишь, себе ли на благо совет дашь, или стране моей?
Торлейв на миг задумался, а затем произнес:
- Прежде всего, послать ему ответ, что он будет наказан за свою дерзость. И напомнить ему, что здесь он оставил свою жену, которая будет у нас в заложниках. И пусть он явится в усадьбу с повинной, и раскается в своих речах дерзких, и впредь не позволит себе подобных речей, и пообещает что будет слушаться своего коннунга беспрекословно, как и подобает истинному воину. И если он покажет неповиновение твоей воле, его жена будет принесена в жертву богам.
- У тебя, Торлей на все один ответ, - сдвинул брови Харальд. - Разве мало ты жертв принес? Разве угодна будет Одину жена предателя?
- А с чего ты решил что я буду приносить ее Одину?
Харальд пристально посмотрел на жреца. "За юнца меня снова держишь, жрец, уму-разуму учить вздумал?"
- Кому же тогда, славный Торлейв? - Давно уже понял конунг, что тому, кто власть в руках держит, должно мысли скрывать от других людей, да слова ласковые говорить.
- Я преподнесу ее какому-нибудь конунгу в подарок... в качестве рабыни... Есть у меня мысли, как войско наше увеличить... Женщина эта - родственница Верховного Короля Ирландии. За такую пленницу коннунг данов даст многое. И если войско у него попросим - то даст войско... Тем более если золотом и подарками ему приплатим... Помнишь ли, что конунг данов родич твой дальний?
- Да, из тех родичей, что только в час нужды на память приходят, - отвечал Харальд, однако мысль ему хоть и не по нраву пришлась, но дельной показалась, хоть и не должно жене за деяния мужа отвечать, но - дабы удержаться у власти, жертвовать чем-то надобно. - Но, жрец, за данами следить следует, пуще глаза, дабы не заняли они земель наших.
- А потому и посылать их надо будет в земли дальние, до которых им дела нет, и в которые из Дании попасть будет невозможно
Лучше чтобы помог он ратью родичу своему дальнему, а не разорял земли саксов, которые ни ему ни нам не угрожают.
- Горм хитрый и опасный властитель, - произнес юноша, вспоминая все, что слышал о конунге данов. - Помощь его сейчас в Агдире необходима, но стоит туда воинам его попасть, сильно укрепятся, потом ничем их оттуда не изгонишь.
- Не об этом сейчас думать надо... По всей Норвегии вараги протви нас восстали, их в одиночку нам не одолеть... А как расплатимся... Там уже решим... Нам сейчас надо думать, кто врагов наших будет бить... Агдире и в Вестфольде и в прочих твоих владениях чай призывать уже некого... А если призвать то сеять будет некому и вымрет вся твоя страна от голода. Да и толку от этих необученных бондов? Один викинг их десяток или два дестяка положит играючи...
- Прав ты, жрец, да о будущем задуматся не помешает, дабы одних ворогов искоренив с другими не схлестнутся. Повременим мы с посланием к данам, но к Эйрику послов отправим. Надобно знать - чего желает свейский конунг, да в переговоры с ним вступить.
Верно мыслишь, коннунг. Эйрик говорят Вестерготланд покорил. а недавно и по Остерготланду прошел огнем и мечом... что если он пожалует потом в Ранрики или Вермаланд? И еще... я вот подумал... если кинуть клич по викам и среди морских конунгов, а у тех, кто на клич не отзовется, все богатства их отнять, чтобы было чем с наемниками расплатиться...
- Кликнуть - то кликнем, но они большую цену запросят, - покачал головой конунг. - А у нас сил нет еще и с ними воевать, коли не подчинятся. Наперед с Эйриком поговорим, быть может переговорами оттянем приход его воинства.
- Каждый подчинится, если клятву перед богами произнесет на крови... Ни один викинг не нарушит клятвы, данной именем Одина...
- А какой им резон ее давать будет? Морские конунги отцу моему не служили, править ими у меня права нет.
- У тебя есть право править всеми, -возразил ему Торлейв, - ибо ты потомок Одина и Фрея.
- Так-то оно так, но свои притязания надо чем-то подкреплять...
- Сначала для острастки нападем и раграбим пару лагерей вольных викингов. А остальных призовем себе на службу. И всем кто будет верно служить пообещаем усадьбу или одаль.
"Сладко речи ведешь, Торлейв, любой бы заслушался".
- О том ли думаешь, жрец? Право мое реализовать еще надо, а у нас враги кругом - пошлю воинов вольных конунгов принуждать, с кем останусь супротив Гандальва да Гудбранда?
- Пошли тех альвхеймарцев что тебе присягнушли и служить обещали... пусть делом докажут свою верность слову... А на богатсва, которые морские коннунги со всего Митгарда свозят, мы новые рати наймем
- Разделил я Альвхеймарцев, как мне дядя присоветовал, дружина их теперь с агдирской дружиной перемешана, тебе ли того не знать?
- Не знал я того - признался Торлейв. - Но тем лучше. Пусти тех, кто наименее доверия стоит, и кто делом должен верность свою доказать. сейчас викинги в чужитх странах зимуют, и йомсвиках мало людей на охране... Несклько сотен хватит... Остров Мьён - ближе всех...
- Позволь это мне решать... -перебил его Харальд...
- А еще есть венды... они воины свирепые, и саксам - нашим врагам соседи и враги... И земли наши им не нужны... Пошлем послов к вендам с дарами - пусть пришлют своих воинов храбрых за славой и добычей...
- Хорошо, я сам снаряжу гонцов к вендам, - отрезал Харальд. - Есть у тебя что еще сказать, многомудрый?
- Жена Харека... ее надо под замок надежный... И Ярл дерзкий сразу станет сговорчивее... Конунг Ирландии его по голове не погладит, если его родственницу Харек не убережет....
- Тот властитель далек, а я близок, - с мрачной улыбкой отвечал Харальд. - И стоит ему меня опасаться за речи свои дерзкие. Тебе, Торлейв я его жену поручаю.
- Благодарю тебя, конунг... Больше не смею тебе докучать, ибо много дел славных и важных тебе предстоит... А я пока позабочусь о жене дерзкого ярла, чтобы не ушла от нас далеко... Сей же час прикажу ее под замок посадить и смотреть за ней зорко...
Торлейв поклонился. и повернулся к двери...
- И запомни, жрец, - голос правителя стал тверд, словно франкская сталь. - Покуда не предстанет передо мной Харек Волк, не должен ты ей обид чинить и притеснений.
- Как скажешь. конунг - произнес жрец...
Затворилась дверь за ушедшим Торлейвом. Тяжело опустил конунг десницу на дубовый стол, смахнув остатки еды.
Разбилась глиняная миска на десяток осколков. Хорошо еще слуги не видели. Тяжело бремя власти, но когда на одной чаше весов благополучие страны столь хрупкое, цену другой следует уплатить не колеблясь.
"Харек. Верным ярлом был ты Хальвдану Черному, почему же гордыня так тебя обуяла, что ты против воли нового властителя пошел? Почему не хочешь служить мне, как отцу моему? Или вера новая твой разум затмила?"
Недобрые думы охватили конунга, но после им предаватся следовало - сейчас же гонцов отправить к Эйрику Энундсону, да к вендам, да к Горму и к Волку непокорному.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 1-04-2007, 0:45

Альвхеймар. Конунг Гандальв и бонды.
С Тельтиаром.

Долог был путь конунга через зимний лес, много трудов стоило ему дойти в такую даль да в столь немилостивую к людям пору. Однако, месть гнала Гандальва вперед а гнев передавал силы. Так что прошла четыре седмицы с пожара у усадьбе, сгубившего троих конунгов - и владыка Альвхемара вышел из дебрей лесных подле исконной своей вотчины.
Выглядел он пугающе: прямо зверь лесной али выходец из царства Хель. Немудрено, что женщина, первой встретившая конунга, в ужасе заголосила так, что из селения поспела толпа мужиков с кольями - зверя закалывать. Увидев же, что за диво возникло из леса, доблестные мужи побелели, помянув Тора и Одина. Достигли Альвхеймара черные слухи о б учиненном Гутхормом побоище, и вои гандальвовы уж тризну по нем справили, да жертву заупокойную богам принесли. И тут - такое явление.
- Почто уставились? - буркнул конунг, и мужичье тот же опустило оружье, сраженное властностью тона. Живой человек али дух обманный, но пришелец их чащи обладал статью конунговой да приказами говаривать, видать, привык издавна. - А ну, ведите меня в усадьбу! Хорошо б знать, что за етунская морда там так управляется, что меня только вы встретили, вместо воев дружинных!
Не бывать такому, чтоб дом Альвов перед ворогов руки сложил да шапки скинул. Всех мы железом привечали - и им же прочь отваживали. Еще с тех пор, как дед деда моего под солнцем ходил так повелось!
Кеттиль-здоровяк, один из главных бондов в деревне этой, дубину на плечо взвалил, ближе подошел к чуду лесному.
- А кто ты таков будешь, чтобы нам приказы давать? - нахмурившись произнес он. - По бороде вроде муж ратный, а по одежде - так баба деревенская, по голосу - властитель знатный, а по виду, так бродяга безродный!
- А может дух это, прихвостень Локи-обманщика? - подал голос кто-то из толпы.
- Может, дать тебе кулаком промеж глаз, чтобы прозрел поскорее? – недовольно ответил Гандальв. - С рождения хлеб мой жуешь - а сам конунга в лицо не признал. Знать, дармоедов кормлю.
- Конунг наш сгинул в пожарище, что вороги злые учинили! - разъярился Кеттиль. - И не тебе, чудище лесное, имя его славное себе брать!
- Ах ты, морда рабская! Еще мне перечить изволишь! - взъярился Гандальв. Переход подточил его небогатое терпение, и теперь одного лишь сомнения было довольно, чтоб гнев конунгов всколыхнуть.
- А ну, становись, как к поединку положено: головой за слова свои подлые платить будешь. Врагов я не убоялся, Скади мать Фрейра от гибели уберегла, чтоб обет отцу на кургане данный, исполнил. Так неужто перед мужем простым оружье сложу! - блеснуло лезвие, и многие узнали тот меч, что брал в поход конунг. Хорошее оружие славно почти, как хозяин, мечам даже имена в земле северной нарекали. Ибо нет вою друга ближе доброго клинка.
Выпала дубина из рук Кеттиля, а следом и сам он на колени повалился, стал руками сапоги конунга обхватывать:
- Пощади, владыка, прости мне глупость мою и сомнения! НЕ признал тебя, в том каюсь! Не губи, не вдови жену, не сироти малых детушек!
И другие крестьяне, следом за ним поклоны земные бить стали, богам благодарность возносить, что спасся из ловушки вражеской их властитель.
- Ладно, прощу тебя, муж альвхеймарский, - сменил конунг гнев на милость. - Правда твоя: ныне много обмана в мире людей развелось. Знать, Рагнарек, и правда, близко, коль утратил люд веру в прадедовских богов да и совесть последнюю с ней вместе. Ведите меня в усадьбу! Хочу я там с ярлами погуторить.
- Сгинул наш ярл, владыка, - подал голос седобородый старец, что поодаль стоял. - С тобой Агдир воевать отправился, да так и не воротился.
- Ныне нами Лаге годи управляет, - добавил Кеттиль на ноги подымаясь, не веря все еще, что сохранил ему жизнь грозный правитель.
- Ясно мне все, - гнев владыки снова стал закипать. - Дорвался, выродок, до власти, пристроился на месте властителя - и земли теперь по миру пустит, Харальду на блюде пожалует?! Ну, погоди, лаге, узнаешь ты по чем лихо в Альвхеймаре, за то, что спишь крепко до груз себе брал не по силам.
- А завчера он моего козла Тору в жертву принес, - тут же возник возле конунга какой-то бонд. - Мясо все просолил и себе забрал в погреб, да шкура на шапку взял. Мне обратно только копыта вернул!
- Живет в доме ярловом, ярлова жена ему постель греет...
- И дочка тоже!
- А еще, говорят, посылал он гонцов к конунгу агдирскому...
Потянулись люди с жалобами на управителя к конунгу, покуда он к дому большому шел.
- Козлов в жертву жалеть - значит асов гневить, - отрезал конунг. - А вот за гонцов в земли агдирские я ему уши вперед головы поотрежу. Сказывайте дальше, люди добрые. Разберусь я со всеми обидами, слезы ваши гридням бесстыжим сто крат отольются!
- Костры по ночам жег!
- Черным ведовством занимается!
- Кур режет, а кровью их руны поливает, да мясо сырое есть, точно волк!
- А у жены его младенец с песьей головой уродился, так он и младенца и жену в прорубь бросил, а людям сказал - умерла при родах!
- Да бабке повитухе серебра дал, чтобы молчала!
- Что же ты врешь, охальник! - вскричала бабища, подле конунга появившаяся. - В жизни я грязного серебра у Лаге Годи не брала!
- Спокойно, люд славный, альвхеймарский! - возвысил глас конунг, из леса явившейся. - Суд справедливо справлю, все ваши речи учту. Все равно ослушнику больше одной смерти не будет. Ныне я с вами, утешьтесь. Альвхемар стоял издавна и стоит ныне, и нет ворогам сюда дороги. С ними Локи-обманщик в сговор вступил, но и я - муж не простой, ведовство божеское меня от скверны хранило – да и и от смерти уберегло. Ныне я среди вас - и благодать, богами севера данная, на вас всех разойдется. Верьте мне, ибо я конунг из рода инглингов, праву гуторю. Один и Фрейр мне родичи, и благоволят своему потомку кровному, как в роду и положено. А Харальд Агдирский - волчье семя, кривой побег. Не быть с ним божьей милости, пока солнце светит на небе!
- Конунгу слава! Гандальву Олавсону!
Прокричали люди, и на крик тот выскочил из дома Лаге годи, в чем был выскочил, не успев наряда надеть праздничного. А подле него два гридя с топорами возникли. Бледнее снега было лицо годи, тряслась его борода, да застыл взгляд, будто призрака он увидал. А после бросился к властителю Альвхеймарскому, поклон земной отвесил.
- Здрав будь, властитель великий, - произнес он. - Уж не чаяли мы увидеть тебя в добром здравии! Черные вести пришли, будто бы миновал ты уже Биврест и нет оттуда возврата!
- Брешут то собаки лесные, - сурово сдвинул Гандальв соболиные брови. - А мужу славному, битвами закаленными, не пристало слухами руководствоваться да бабьей болтовней утешаться. Слышал я, что ты не по правде себе место ярлово взял, да и сам видел, что охраны надобной близ усадьбы не видно. Что скажешь, ослушник?
- Казнить не вели, конунг могучий, дозволь слово молвить, по правде все рассказать, как есть оно!
- Ты не слушай его, владыка, ложь с его уст так и сочиться, - прошептал Кеттиль, хотя и одарил его Лаге взглядом мимолетным, неприязненным.
- Знатный владыка всегда держит уши открытыми до речей верных воинов, - угрожающе проговорил конунг Альвхеймарский. - Однако, и глаза мои ныне при мне, и сам видел я что служба твоя далека от положенной Правдой. Али совсем гордыня обуяла?

Сообщение отредактировал DarkLight - 2-04-2007, 21:03

Халльвард и Сигтрюгг
С Тельтиаром


На постой воинов разместили в двух домах, стоящих рядом, – почти единственных в деревне, которые остались целыми. Халльвард спал на полу, положив под голову суму с посланием Асмунду, Сигтрюгг – рядом с ним. После угощения – хоть и скудного, но оказавшегося весьма кстати, - младший из братьев провалился в сон почти сразу же, настолько его вымотала дорога.
Халльварду же сквозь сон слышались шаги за окном, но, проснувшись, он не обнаружил во дворе никого. Заснуть снова ему не удалось, и он так и пролежал до рассвета без сна, в который раз изучая дощечку.
Чуть только солнце заглянуло в приоткрытые ставни, он разбудил всех воинов, приказав сбираться снова в путь. Кони были худо-бедно накормлены, взнузданы, и отряд собрался уже покидать деревню. Но сначала Халльвард решил найти старика, дабы отблагодарить его за ночлег и распрощаться.
Однако не успел юноша дойти до дома старосты, как послышался топот конский с другой стороны деревни - отряд всадников вдалеке заметен стал, и быстро приближались вои. Развевались подбитые мехом плащи, блестели кольчуги и шлемы. Сильная рать ехала, да без знамен.
Халльвард насторожился и прикрыл глаза ладонью, вглядываясь во всадников. Никаких знаков, никаких намеков, - не понять, кто скачет. Юноша оглянулся - воины его стояли позади - и обратился навстречу подъезжающим воинам.
Появился из большого дома и староста, на клюку опираясь. Испуганным выглядело его лицо - не в пример тому, как когда он воинов Халльварда встречал. Однако вскоре сумел старик принять вид невозмутимый и остановился, дожидаясь, когда новые гости незваные подъедут. Вскоре подле него и юноша оказался, да немало стрел каленых уже в грудь первому всаднику целились.
Остановились воины, рассмеялся из-под шелома их старший, гулок был тот смех, да и сам всадник могучим воином казался, с плечами широкими да ладонями могучими, и бородой растрепанной, из-под шлема торчащей.
- Кто таков будешь, воин заезжий? - Вопросил его старец.
- Зовут меня Хрерик, да люди знающие Гармом кличут, - пророкотал воин. - А ты, коли жить хочешь, неси что есть ценного в деревне, да девок зови покрасивее! А коли нет таких, то браги тащи, молодцы мои подустали с дороги! Или не согласен со мной?
Халльвард выступил вперед.
- Привет тебе, Хрерик, - молвил он. - Не обессудь уж, но деревня эта разорена была Асмундом-ярлом. Грешно требовать с этих людей больше того, что у них осталось.
- Придержи язык, отрок, - презрительно бросил ему викинг. - Самим Одином так заповедано, что за кем сила, тот и требовать вправе!
- Да и требовать-то нечего, - Халльвард обвел взором деревню, не желая унизиться перед Хрериком и покорно замолчать, - посмотри, где ты. Одина я сам чту, но стезя Одина - войны, а мы сейчас не на войне, и люди эти - мирные жители.
- Ну довольно, еще одно слово, мальчишка, и ты им подавишься, - зло проскрежетал разбойник.
- Постой, добрый господин, разве много тебе чести с мальцом биться? - вскинул руку староста, не желая, чтобы его гость пострадал от разбойников. - Сам смотри, нечем тебе здесь поживиться, было злато, да Асмунд Кровавый забрал, были девки, да Асмунд Кровавый увел, был скот, да Асмунд Кровавый пожрал - чем я могу откупиться от тебя, коли у самого в кармане дыра и даже ниток заделать нет?
Много видел на своем веку старик таких разбойников-берсерков, по деревням с лихими людьми ездили они, воинов на поединки вызывали, крестьян грабили. Видать, прознал этот лиходей, что деревню защитить некому, вот и появился.
Прорычал что-то Хрерик, блеснули глаза из-под шлема. Вдаль взор направил, увидал воинов агдирских.
- Поди, кольчуги у тебя добрые, мальчишка, да мечи острые - жить хочешь, вели хельду своему чтобы добро добром отдал!
Халльвард стиснул зубы. Будь он постарше да поопытней - не раздумывая, ринулся бы в бой, но чего нет, того нет. Да и начинать драку не хотелось: им ведь еще дело сделать надобно.
- Ошибся ты, видно, воин - нет хельда надо мной. Сам я хельд над всеми этими людьми. Харальдом-конунгом во главе десятка поставлен, власть мне им дана. Но ты и воины храбрые твои никак собираетесь супротив Харальда идти, на нас наступая?
Рассмеялся берсерк:
- Хельд! Попотешил ты меня, отрок, али у конунга, что еще усов не отрастил и вои все как на подбор дети малые? Вот уж тогда не разумею я, как он с ворогами биться решил? Мечами потешными, али рогаликами турьими?
- Не тебе сомневаться в силе войска Харальдова, - юноша смерил викинга непримиримым взглядом. – Не сомневаюсь, что наслышан ты о его победах. Вот и суди, какие вои у Харальда, да какое у них оружие. Что же до возраста – смотрю я, ты хоть и годами старше, а благоразумия не проявляешь. Идти бы тебе с миром.
- Прячешься за конунга своего, храбрый воин? - Продолжал потешаться берсерк. - Да только не вижу я здесь войска оружного! За мной сила сейчас, а после - как Тор рассудит, может и поймает конунг меня, а может и не найдет, да поздно для тебя будет, коли сейчас мошну не раскроешь!
- Много развелось нынче охотников за чужим добром, - Халльвард вдруг почувствовал себя беззащитным щенком перед взрослым, матерым бирюком. Но он сразу же постарался загнать это чувство как можно дальше. – Даже и не надейся, что кошели свои тебе отдадим. Уж хотя бы потому, что без денег мы едем, а только по поручению особому, и не след тебе мешать нам.
- И что же за поручение такое может сопляк вроде тебя везти?
Хререк с грохотом и лязгом спрыгнул с коня и, тяжело ступая, двинулся на юношу.
- Может быть, ты еще скажешь, что конунг тебе земель пожаловать обещал за службу?
Один из воинов Халльварда, Торхалль, обернулся к остальным и указал взглядом на Хрерика. На всякий случай хирдманны приготовились защищаться... или нападать.
Халльвард же не отступил ни на шаг и вперил взор в противника.
- Не твое это дело, разбойник, - рука юноши потянулась к мечу, хотя сам он и не представлял, как будет сражаться, если действительно придется.
Снова расхохотался берсерк да кулак в перчатке железной сжал.
- Тебе голова твоя дорога, юнец, али нет?
- Уймись, славный Халльвард, - прошептал староста. - Он же убьет тебя. Кто тогда конунгу о бедах наших поведает?
- Чего же ты хочешь тогда, позора моего?! - воскликнул Халльвард, обращаясь к старику. - Что же мне, рубаху для него с себя снять?
Он сорвал суму с седла и швырнул ее под ноги Хрерику.
- На же, смотри, песий сын, что внутри, ежели тебе такая охота!
Сигтрюгг с болью в глазах смотрел на брата. "Там же дощечка...послание...Неужли не видит зоркий Хеймдалль произвола этого?"
- Щенок, то-то же! - Процедил берсерк. - Эй, Магни, глянь что там!
Другой воин спрыгнул с коня, подбирая суму, да начал в ней рытся, на землю бросая припасы скудные, да сквозь зубы ругань извергая - ничего не нашел для себя полезного разбойник, только дощечку последней достал, да так и замер.
- Ну что еще? - Обернулся к нему Хрерик.
- Они и правда конунжие люди, - прошептал тот. - Тут жреца печать верховного!
- Уверен?
- Да, я ж у Торлейва три года прислуживал, из сотни похожих узнаю!
- Хрерик, - подал голос другой разбойник. - Может не стоит богов гневить, пусть уходят с миром? Что мы себе, разве добычи еще не найдем?
- Да я смотрю тут одни трусы вокруг меня собрались!
- Не трусы, мы, на ярлов и конунгов не раз меч поднимали! - Бросил Магни. - Да ты сам это знаешь, но супротив жреца я не пойду! К чему Асов злить понапрасну!
Скрипнули зубы Хрерика.
- Повезло тебе, сопляк, - сплюнул он Халльварду под ноги. - Забирай свое и проваливай!
Бросил Магни дощечку обратно в суму, тоже отступил.
- Воздастся вам еще, - произнес Халльвард одними губами.
Он подобрал суму, сел на коня и резко развернул того в противоположную сторону.
- Едем! - крикнул он воинам, затем взглянул на старосту. - Спасибо тебе за прием теплый, старче. А вас, собаки, пускай и дальше ждет Хель, небось недолго ждать осталось!..
С отвратительным ощущением собственного ничтожества и стыда перед воинами Халльвард проскакал вперед много далее своей дружины, и конь его замедлил шаг, только когда деревня та осталась совсем позади.

Конунг Альвхеймарский и бонды.
С Тельтиаром.

- Властитель, где же тут гордыня, когда я как мог, в деревне порядок поддерживал, да законы твои исполнял, - лбом бился об землю Лаге. - Разве же моя вина, что нет в деревне людей ратных - удальцы все воевать ушли, разве ж моя вина, что люд приказы не исполняет, как должно?
- Ты, Лаге, не мешай славный мед с водицей болотной, - недовольно молвил конунг. - Сам власть взял - лично мне и ответишь. Коли не мог люд к покорности призвать да дело делать приневолить - пошто жил ты в ярловом доме? Али напомнить тебе, что слово это "вождь" означает? Коли назвался так сам - отвечай за содеянное. Не даром властителю почести воздают - чуть что с него за людей его спрос. На том стоит вся норвежская земля.
- Я ж сил не жалел, все по чести делал, богам почести воздавал, - дрожал голос Лаге, не знал он, что еще сказать. Все же не знатного рода был, веками страх перед властителем в крови копился, потому и не мог слов подобрать нужных.
- Конунг, не казни, нет за мной вины большей, чем за любым кто на благое дело шел, да сил не рассчитал. Не будь меня, совсем худо бы в деревне стало...
Гандальв отвечал на то тихо, не обращая внимания на причитания. И таков был его тон, что селяне все, бросив шушукаться, слушали его речи почтительно:
- Не дело Властителю суд судить впопыхах, - молвил он, - толком плодов верховодства твоего не увидев. Живи пока. Сам гляну что к чему. Коли плох ты был на посту - голову с плеч сниму, не помилую. А коли наветы то боле - может, и впрямь рядом с собой посажу. Пусто ныне в моей горнице, много славных гридней в снегах ныне осталось. А пока - расступитесь-ка, люди. Долгий путь одолел, устал я с дороги.
- Благодарствую, великий конунг! - Лаге все бил поклоны земные, уже не замечая, что никто, кроме нескольких крестьян и не смотрит на него.
- Эй, принесите властителю одежу подобающую, да баню истопите! - Раздался зычный голос Кеттиля, сорвавший с людей оковы оцепенения.
- Спасибо, бонд честный, удружил ты мне, - кивнул Гандальв в ответ на крестьянскую расторопность, и снова повернулся к Лаге: - Смотр дел альвхеймарских все же с усадьбы начать посподручнее. Как семью судят по отцу, так и удел - по конунговым хоромам. Поедешь ты со мной, ярл самозваный. А дотоле сказывай мне, что за дела без меня тут творились. Родичи мои, тесть да невестка - неужто совсем тебе помощи не дали?
- Тяжко было мне, господин, все в одиночку, - тут же с готовностью запричитал Годи. - Я же раньше при святилище лесном богам служил, да вот - пришлось бремя тяжелое на плечи взвалить в час черный, а подмоги никто не прислал, крутись как хочешь, Хильден ярл сказал... чтоб его паралич разобрал!
- Так что муж сей молвил? Встань, как викингу должно, да отвечай толком, как мужчина, а не баба испуганная!- прикрикнул конунг на собеседника.
Вздрогнул Годи, забегали глаза его, не смог прямо глядеть на властного конунга, плечи сами собой сжались, спина согнулась:
- Молвил он, что дела державные ты на него оставил, что нет у него возможности за каждой деревней следить, да всем подмогу давать, - наконец выдавил Лаге. - Возгордился он, хотя сам роду низкого, не то, что славные ярлы, с тобой на рать поехавшие!
- Высоко, сокол, ныне летает, - процедил Гандальв сквозь зубы. - Однако, видел ли кто добычу, им пойманную? Отвечай мне, как перед богами, ярл Лаге - что Хильден тут делал? Кроме того, что кружки хмельные в пасть опрокидывал? Кому гонцов слал да каковы распоряженья дал бондам? Люд окрестный гуторит, что сам ты желал с Харальдом замириться. Не верю я в то - душа твоя заячья на подлость великую не осмелиться, да и власти на то больше ярловой будет потребно.
- Не бывал тут ярл Хильден, - покачал головой Годи. - Сам я на лыжах в усадьбу конунжию бегал. Пьет Хильден брагу, да беседы со старым Гурмиром ведет, а до нас ему и дела нет! - Затем только осознал он, что конунг говорит, пуще прежнего задрожал. - Да разве ж могу я тебя предать, владыка?! Никогда не бывать тому! Другое дело, что были люди Харальдовы в Альвхеймаре, да многие в деревнях их привечали - злато-серебро обещают, верных тебе на свою сторону сманивают.
- Если знаешь ты о том - почто не велел ты людям гнать вражьих прихвостней вилами, или краше того: Тора да Одина их кровью порадовать? Так и скажи, что за живот опасался, а потому смотрел на сию непотребщину без дел ратных, не как ярлу славному надобно. Взором холопским смотрел, Лаге, глазами пса дворового, думающего, как всем хозяевам угодить.
- Не суди строго, господин. Что я сделать мог? Дружины нет у меня храброй, едва в этой деревне порядок поддержать удается - куда мне на другие селения смотреть!
- Иш осмелел, - покачал головой конунг. - Два мига назад шапкой пыль подметал, миг назад Хильдена лаял, и теперь уж и сам зубы показывать вздумал? Где доблесть твоя прежде была, знать мне охота? Не бреши, что сюда лиходеи агдирские нос не совали. Спасибо, коль сам на дворе их досель не приветил!
- Не было такого! Все наветы злые! - Затряс бородой Лаге.
- Больно ты нервный для одних лишь для наветов, - сузил глаза Гандальв. - Не гневи меня ложью, ослушник. Я говаривал уж, что с бонда простого один спрос, с ярла - другой, а с родовича моего, хоть и не кровного - так вовсе третий. Лучше правду сам расскажи. Все равно ведь прознаю, конунгу в землях его древа секреты шепчут да травы речи гуторят.
- Были здесь люди агдирские, - опустил голову Годи, совсем жалко выглядел он в этот миг. - Дары богатые предлагали, не взял я. Ярла званием сманивали - не принял. Два дня пробыли тут, да прочь уехали. В Бьерндале говорят Ярл Торбьерн человеком Харальда стал, туда они коней повернули.
- Так я и думал, - кивнул конунг своим невеселым думам. - Что же, с предателями у меня разговор будет короток. Но рыба гниет с головы, так что поперед бондов я с Хильденом уж погуторю. Пусть ярл ответ держит, как же это он так земли мои внуку посберегал, что холопы Харальдовы нынче тут ходят, как дома, да столуються без боязни.
- Баня готова, конунг, - робко поклонилась девица, незаметно возникшая из-за угла. Изволишь ли?...
- Да. Благодарю тебя, славная, - ответил Гандальв и, вновь повернувшись к самозваному ярлу, продолжил: - Прикажи коней оседлать, да покажи, что не зря место главного в селении занял. Мы едем в усадьбу!
- Справим владыка! А ты в баньке попарься, славная у нас банька, все гости это отмечают!

Сообщение отредактировал DarkLight - 2-04-2007, 21:54

Саросберг, совместно с Тельтиаром:
Отослал ярл Асгаут братьев младых к Асмунду, сам же не в первый раз пленных обходил, искал знатных, что сами не признались в происхождении своем, искал богатых, что скрывали свой достаток, искал умелых, что работать на конунга не желали. Молод был Асгаут ярл, едва лишь двадцать пятую зиму разменял, да цепок был ум его - видел он из чего выгоду извлечь можно, а что лучше и не трогать, ибо бесполезно будет. Мог в людях великое разглядеть или же пустоту увидать. Да других своих людей заставлял о любых пленниках особых без промедления докладывать.
Один из сотников, приставленных Асгаутом к смешанным отрядам, куда он недавно пленников альвхеймарских распределил, остановил ярла окликом.
- Асгаут ярл, не изволь гневаться... тут такое дело.
- Говори, не медли!
- Есть там один. Рифмует всякие бредни, целыми днями что-то бормочет, на него жалуются... точно с ума сошел не иначе. Сидит в углу и канючит. Кроме воды и хлеба не ест ничего.
- Что же это за человек такой, может колдун? - Приподнял бровь Асгаут.
- Богам ведомо - оветил хирдман, нахмурившись. Как бы лиха какого не накликал.
- Давай, веди меня к нему, да рассказывай подробнее!
- да вон в том доме он с десятком пленных... тех что присягать не захотели...
Так даже те его боятся. Говорят, лихо накликает... Мы бы и внимания не обратили, кабы не их жалобы... он и ночью бормочет что-то...
- И что же, Торлейв до сих пор до них не добрался? И прекрати мне тут про лихо причитать, покуда сам не поверишь, никто не накликает!
- Так как же не накликает, коли там колдун попался в самом деле? а колдуны известно лихо могут накликать...
- Торлейву уже кажись дела ни до чего нету...
- Язык свой придержи, - зло произнес ярл. - И не отзывайся о жреце непочтительно более.
Хирдман побледнел,
- Да я что,я же и говорю не хватит ни у кого сил за всеми следить. Пленников столько что не упомнишь всех...
- На то и ты здесь поставлен, что бы зрить, где конунг и жрец не уследят, - сменил гнев на милость Асгаут, отметив, что они наконец дошли до сарая. - Ну, где твой колдун заточен, показывай.
Хирдман поспешил к дому, где содержались упрямцы, предпочитвашие сидеть в колодках.
- Вот в этом вот сарае их всех держат. - Хирдман открыл дверь.
- Посмотрим на упрямцев, - с улыбкой произнес ярл. - Рассказывай, кто такие, пошто терпение конунга славного испытывают глупостью своею.
- Эх... Жаль не всех в жертву принесли... Тратят тут на них хлеб и кашу...самим нечего скоро жрать будет -проворчашл он. сверля пленников взглядом - Ярл почтил вас своим присуствием. Попривествуйте его! - крикнул хирдман, притопнув ногой, и положив руку на рукоять меча.
В ответ послышалась брань и полетели плевки - видать слишком верны были Гандальву эти люди, чтобы приказы пленителей своих исполнять, или глупы сверх меры.
- Турсово отродье - проревел хирдман. - Плетей опять захотели?
- Волчий выкормышь! - бросил кто-то в ответ.
- Ну хватит, а то всех пеньковым ожерельем пожалую! - Произнес Асгаут. - Показывай где этот приплод Локи сидит.
- Будете резвиться все в рубашках Сёрли
в Настранд вас проводят
Хель столпов пестуньи…
жала змей булатных
рдяных рек бурь ратных
отсекли игрушки
чем Локи Скади тешил
ныне вы всего лишь
ожерелий турсов
каменных обручий
жалкие подобья
- Что он там бормочет? - Вопросил ярл, подходя ближе.
Воины, сидевшие на полу на подстилке и сена тряслись от злости.
- Заткни свою вонючую пасть, пес смердящий!
- Кто уж тут смердит, так это ты, - Асгаут не глядя ударил крикуна кулаком в лицо. - Коли уж третий день под себя ходишь!
Сидевший в углу человек снова забубнил:
- Кровью рыгали раны,
В грохоте и громе
Скёгуль — с кем сражался
Конунг в буре копий,
Пали те — свистели
Птицы лат, и славно
Добыл себе воитель
Бед среди победы.

- Он уже нас тут замучил своими висами! -прокричал один из пленников. - Уведите нас отсюда! Он с ума сошел! Это же просто пытка.
- То своего конунга прославляет то его проклинает то нам всякие беды сулит – подхватил другой, глядя на узника в углу с суеверным ужасом
- Молчи, безродный! - Зло оборвал его Асгаут. - Подле вас настоящий скальд сидит, и вы негодяи задарма мед поэзии вкушаете, так еще и жалуетесь!
- Избави нас один от такой поэзии! Днями и ночами напролет слушать, как этот пес всех проклинает и поносит. кем он нас только не обзывал!
- Даже альвы Свартальвхейма
больше смелости являют
чем такие вязы битвы
кто лишь пятками сверкает…
- Избавить вас, псы, говорите, - призадумался ярл. - Коли помогу вам в этом, слову моему подчинитесь?
- Подчинимся! что скажешь то и сделаем - залепетали пленники. -пока мы тут сидели, этот безумец уже успел весь наш род проклясть до тридцаотого колена -и предков и потомков и все беды предсказать какие только вообразить можно. Даже Рагнарок после этого издевательства таким уж страшным не кажется…
- Сейчас же Харальду конунгу в верности поклянитесь, и служите не за страх, а за совесть, - велел им хитрый воитель. - Тогда и минует вас проклятие скальдово, ибо велика удача у властителя моего, и вам часть ее перепадет!
- Клянемся молотом Тора. -произнес тот кому от кулака ярла досталось
- Драпал Конунг от мертвяка
будто Фенрира увидел
эх напрасно на том свете
словом Хальвдана обидел!
- Клянемся, если уберешь этого Хуггина - злобного птица Одина подальше, все принесем обеты служить вашему мальчишке конунгу, как сам он того пожелает!
- Вы воины слово сказали, так держите его, как подобает! Проследишь, чтобы клялись по правде да как следует, - приказал ярл хирдману ближнему. - А ты, скальд со мной пойдешь! Освободить его из колодок!
- Реки капель рдяных
на море хлебов роняли
клювы птиц сраженья
жатву вели обильно…

Хирдман схватил жбан и плеснул холодной водой в лицо стихоплету
Тот вздрогнул и тряхнул головой.
- Как звать тебя? - спросил Ярл
- Коль у смерти турсов
был скакун великий
то один кит леса
по мирам скакал бы…
Тем временем с пленника сбили колодки, и Асгаут подхватил его, исхудавшего, за шиворот, потащив вон из сарая.
- Вразумительно говори, кто таков?
Скальд посмотрел на него мутным взглядом.
- А разве вяз обручий не знает на ком ездит губитель турсов? а кто кит леса - уже каждый ребенок знает... - Торбьерном меня нарекли и так меня величали.
- Пришел в себя, смотрю я, или народ дурил все это время?
- А что дурить тех кто и так дурные?
- Так чего ради ты на них неистовство свое тратил, Одином дарованное?
- Чем больше тратить хмеля Браги
Тем больше меда прибывает
Ржавеет жало битв без дела
И остроту свою утратит
В бездельи скальд свой дар теряет
как в море лед под солнцем тает
- Смотрю я, не простой ты скальд, - ответил ему на эти слова Асгаут, смекнув, что такого человека Харальду представив, большие почести и себе получить можно. - Кому же раньше служил?
- Сначала конунгу Мёра. Ну тому кое-что в моих висах не понравилось, и пришлось мне из Мёра бежать… Потом к Гандальву этому подался, хотел Агдир повидать вот и пристроился к нему.
- Смотрю я, вдосталь ты агдирские сараи повидал, видать приестся успели уже, - усмехнулся бородач. - А что покрасивее желаешь посмотреть?
А что покажете… я же не переборчивый…
- Для начала вот плащ возьми, - сбросил свой меховой плащ Асгаут, накинул на плечи скальду продрогшему – до сих пор был он водной рубашке. - Пойдем к конунгу нашему, будешь ему служить - будет тебе всегда и злато и хмель!
- Сначала на конунга вашего взглянуть хочу, да словом-другим перекинуться, а там уже и решу, буду я ему служить или дальше пойду.
- Смотрю я на тебя Торбьерн и дивлюсь, только из колодок выбрался, а уже норов выказываешь!
Беззлобно сказал эти слова могучий ярл, за собой повел скальда к усадьбе, где Харальд конунг на постой встал. Да к дверям подойдя постучал трижды, придирчивым взглядом стражу оглядев.
Вскорости прислуга дверь открыла, вошли гости. Конунг в гриднице сидел, по правую руку от него Укси широкоплечий, по левую Аудун Плохой Скальд разместились. Да только не слышно было речей веселых - видимо думу думал Харальд, оттого тихо в доме было.
- Здрав будь, властитель, - приветствовал его Асгаут. - Я тебе гостя привел, да не простого - знатный скальд в твоей темнице томился.
- Скальд простой да незаметный
род мой издревле незнатен
и кто знает в скольких висах
скальд властителей восславил…
- Что-то жалкий вид у твоего скальда - произнес Укси
- Ты бы сам посидел в темном погребе, небось жирок бы согнал с брюха пивного, - усмехнулся в ответ викингу ярл.
Вскинул руку Харальд конунг:
- Довольно брани, пусть скальд пришлый себя покажет, - произнес он. - Пусть поведает, кто он, да откуда, каких властителей славил, каким хулу говорил.
- Скальду коннунг не прикажет
с какой руны вису скажет
Игга мед течет по древу
и по крыше и по хлеву...
Славен будь, владетель юный
Слову скальда слухом внемли

Поднялся тогда Аудун Старый, Хальвдана Черного любимый скальд:
Что тут слушать?
Рифмы глупой?
Слов корявых?
Песен старых?
Асов дара,
Знать не взял он.
Торбьёрн недолго думал, и с ответом не медлил:
Видно мёда Игга капля
в клюв упала и Хуггину
а иначе кто б закаркал
в ритме трели соловьиной?
Вижу ты спешишь ярл браги
скальда пришлого на битву
слов плетения созвучных
вызвать... будет звон обручий?

- Будь по вашему, пьющие мед корней Иггдрасиля, - кивнул Харальд. - Покажите свое умение. Будет вам награда достойная.
Аудун прокашлялся, и начал хриплым голосом:
- Смотри конунг,
Голос звонок,
Пусть сам стар я,
Песнь звучит моя!
Скальду-неумехе,
Дам по праву место!
Место возле стойла,
Выскочки достойно!
Торбьёрн улыбнулся, и сразу ответил:
- Хлев лишь пачкает одежду
но не душу сына Эмблы
даже раб в хлеву рожденный
сможет мед вкушать на злате
скальд из хлева приведенный
ныне брагу пьет в палате
старец словом неучтивым
седину свою позорит...
Аудун сверкнул яростным взглядом, и ответил:
- Уроком младому,
Седого законы,
Мое крепко слово,
Что ты недостойный,
И меда ни капли
Тебе не досталось!
Торбьерн снова усмехнулся, и ответил как ни в чем не бывало:
- Слушай песню, ясень копий
солнца горного владетель
коль позволишь слово молвить
чтобы шума уст радетель
службу нес не ради злата
сердце скальду петь велело!
Аудун ухымыльнулся, чувствуя что вот щас он и дожмет наглого мальчишку:
Рассудок молчит,
Когда сердце велит,
На глупое дело
Неокрепшее древо,
Оно подбивает,
Слова вылетают
Красиво и быстро,
Да нету в них смысла!
Торбьёрн овттеил уже не раздумывая:
- Мало Игга браги
испил пенья Лагис
мудростью кичиться
мнимой не годится
висы -не водица
скальдом лишь родиться
но не становиться
прихотью сын Эмблы…
Аудун стукнул уклаком по столу, но взял себя в руки
-Послушай конунг,
Как я скажу,
Спеси в нем много,
Да мало проку
От скальда такого,
Вот мое слово.
И тут же сразу Торбьерн ответил:
- что стоит слово
скальда худого
в чьем стихе кеннинг
- в кошеле пфеннинг?
глас соловьиный
язык змеиный
издать не может
стих не поможет.

- Довольно, - остановил Харальд Аудуна, хотевшего было продолжить спор, и обернул взор к скальду. - Вижу я, скальд ты не из последних. Скажи, как тебе звать-величать?
Улыбнулся Асгаут, заметив, что удалось ему развеселить конунга, да только старый певец мрачен остался. Неприятной ему было осозновать, что годами младший его обойти сумел.
Торбьерн гордо вскинул голову:
- Торбьорн мое имя.
Из Мёра я родом
и с детства у моря
стихам я учился
Харальд улыбнулся, и снова обернулся к скальду:
- Садись Торбьерн подле Аудуна-скальда, пей брагу хмельную, да расскажи в каких краях был, - подозвал поближе гостя властитель. - И ты, ярл славный, не стой у порога, проходи.
Скальд поклонился Харальду, сел за стол, при этом старый скальд яростно заскрежетал зубами и с благодарностью принял чашу с пивом.

Не сдержался Аудун, бросил слова бранные:
Скальд из хлева вылез,
Вшей с собою вынес,
Смрад принес с собою
К нашему застолью!
И снова Торбьерн сразу же отвтеилн6
- Пса с седою шкурой
блохи укусили
пес видать взбесился
то рычит то лает
чур еще кусаться
он сейчас полезет!
придержи хозяин
воинов палаты
пса с седою шкурой
чтобы зря не лаял!
Я не та добыча,
Не такой обычай!
Аудун злорадно оскалился, и выкрикнул:
- Шел бы лучше в баню
Смыл бы грязь водою,
Чем за стол конунга
В рубище садиться!

- Хватит, Аудун, - оборвал отцова любимца Харальд. - К чему дальше бранится, когда конунг слово молвил последнее?
- Будь по твоему, потомок морей властелина, - через силу согласился Аудун.
Прошептал Аудун, так что только Торбьерн его услышал:
- Вышел из сарая,
Девицу желая,
Заслуг не имея,
И испивши хмеля,
Да кому ты нужен,
Скальд из конюшен?
Торбьерн же ответил, также понизив голос, и все же его услышали все:
- с меня грязь смоют
а ты что ноешь?
тебе ж девица
во внучки годится
Ужель снедают
врагов Хеймдалля
тебя напасти
изведать сласти
пестуньи горниц
ты не способен?
Рассмеялся конунг, бросил Торбьерну перстень золотой с указательного пальца.
- Доброго скальда ты привел, ярл Асгаут, вижу я, за словом он в карман не лезет, а ты Аудун в который раз доказать сумел, что не напрасно имя свое носишь.
Промолчал на это оскорбление Аудун, да только не по нраву ему было, что Плохим Скальдом его сызмальства прозвали. Вдвойне неприятно было от конунга такие слова слышать.
- Гандальву служил раньше этот скальд, - произнес Асгаут
- Уходит скальд - удача уходит, - сказал на это конунг. - Приходит скальд, и удача с ним дом посещает. Была удача у конунга Альвхеймара, да вся вышла. Агдиру же ныне удачи прибавилось.
Вставая из-за стола, Торбьерн поклонился и произнес вису:
- Славься даритель злата
скальдам ты щедро платишь
я же воздам уменьем
и всем своим разуменьем
рун разговоров скрытных
вязями слов увитых
чтобы тебя прославить
щедрость твою восславить
радости Фрейр пенной -
Коннунгу имя - щедрость!

- Быть скальду Торбьерну в моей дружине, - принял решение конунг. - Сидеть на месте почетном, рядом с Аудуном Старым на пирах и застольях, Аудун же получит в награду за умение свое обручье серебряное, а тебе Асгаут ярл жалую я плащ новый соболями подбитый со своего плеча, коли уж ты свой певцу отдал.
- Благодарю тебя, щедрый владыка, - отвечал ярл. Молча награду принял Аудун, видать не простил еще обиду нанесенную, да то, что мужика пришлого с ним рядом посадили.
- Благодарение тебе мое, коннунг, и благословенен будь твой род... за милость и щедрость ты достоин великой славы и удачи великой... а теперь позволь мне пойти грязь смыть дабы достойных людей за столом не смущать, ибо неловок мне столь славным и достойным людям аппетит портить.

Альвхеймар. конунг Гандальв.

Воители, привычные к ратным походам, все делают быстро. Вот и Гандальв, конунг Альвхеймара, не стал тянуть с делами, сердцу не любыми. Не позволил он телу усталому в бане разнежиться до степени, чтоб сразу на полати залезть, даже деву отвергнув. Да и женская красота его ныне не влекла сильно – черные думы чело омрачали, да радости жизненной палки в колеса поставили. Так что, чуть выйдя из бани да одевшись по конунжьи, вспрыгнул Гандальв в седло, благодаря предков за здоровье, ими дарованное. Не всякий муж смог бы волю найти далее ехать, после столь тяжкого пешего хода. Конунг сдюжил. С ним вместе Лаге отправился, да дюжина бондов покрепче, ибо не дело то – властителю по земле скакать в одиночестве, будто бродяге какому, безземельному.
Усадьба встретила хозяина тишиной. Видимо, прав был Лаге в давешних наветах – Хильден, тесть конунжий, худо тут совсем управлялся. А потому, памятуя слова ярловы о том, что пьет родич злокозненный вместе с Гурмиром старым, к нему конунг на двор и направился:
- Ну, здраве тебе, Хильден-ярл, - молвил он родителю невестки, едва хмельные очи продравшему. Ярлу помстилось, что Гандальв их Хель ныне явился, что мертвый он, по кровь живую в селенья притекший. Заорал Хильден дурным голосом, да некогда конунгу было на то внимание тратить. Схватил он управителя земель своих за шиворот, да во двор вытащил, как котенка. Снег холодный многих пьяниц заставил опамятоваться, а тут еще мстительный Лаге в сенях ведро с водою студеной приметил. И вылил ее ярлу Хильдену на голову, с одобрения конунгова. вмиг с управителя хмель весь слетел.
- Конунг… не ждали не ведали…
- Вижу я, что не ждали, - грозно говаривал Гандальв. - Ах ты, пес шелудивый, на конунгово место забрался, рылом немытым с владыкиного стола яства вкушаешь, а вместо верной службы подлостью мне решил заплатить? Али судишь ты обо мне, по сыну моему, ныне покойному? Этот выродок Локи готов был с безродными брататься да от любого хулу принимать. Но я не таков… коли забыли – напомню!
Страшен был конунг во гневе, даже бонды свободные, из любопытства собравшиеся, назад подались. Трудно земле без хозяина, многие в Альвхеймаре уж Харальда-владыки руку мысленно примеряли, и теперь мстилось их совести нечистой, что читает Гандальв воротившейся в их сердцах все мысли худые. А уж о том, что расплата за ним не задержится – знали все достоверно.
- Хорош ты гуторить, Гандальв, - неожиданно влез с речами Гурмир. – Сам земли оставил, неясно где шляешься. Ярлы с тобой ушедшие – тоже в лесах заплутали. Верно, Обманщик прибрал – и костей не оставил. Да и сын твой битву свою проиграв, немало землю Альвхеймара обескровил…
При поминании Хаки гнев, доселе прятавшийся в глазах конунга, вырвался на поверхность. Отлетел старец к стене домины, сбитый с ног мощным ударом, да и застыл там, кровь рукой унимая.
- Не слова более слышать не буду! Ой, воли, гляжу, вы себе взяли – прямо не слуги конунговы, а сама асы небесные, правом судить облеченные! Род мой тут правит, мне и решать! – грозно прикрикнул Гандальв, и добавил с холодной яростью в тоне: - А лай песий слышать без надобности. Сам Хеймдаль людей разделил, роды начиная, Один да Фрейр мне предками были. Меня лаете ныне – значит, и асы почтения не дождутся. Али напомнить мне вам, как мы предков-богов почитаем? Рагнар!
Плечистый детина, названный конунгом, выступил вперед. Был он воем, в боях опытным, не раз ворогам в лики смотрел да секиру в крови обагрял. Но столь страшен ныне был конунг, в гневе своем лютом, что муж дружинный боялся, кабы колени не дрогнули.
- Ну-ка, почти Одина с Фрейром должными жертвами, - перст конунга указал на обоих ослушников, Гурмира и Хильдена. – А как почтишь – головы им отдели да над воротами усадьбы прибей. Чтобы все знали, что конунг с предателями дальше содеет.

Сообщение отредактировал DarkLight - 3-04-2007, 20:56

Эйрик

Власть – опаснейший из всех ядов. Стоит увлечься ей, хотя бы немного – и ты уже не хозяин судьбы, а только игрушка в ее руках. Свою волю ты исполняешь или чью-то еще – не понять. И самое страшное в том, что ощущение полной безнаказанности властвует над тобой безраздельно, когда тебе кажется, что за тобой – власть и сила.

Невдомек было Эйрику, конунгу шведов, что черные силы уже захватили его сознание, что помыслы его направлены теперь только на одно – на достижение еще большей власти.
Очередь за западными землями. Теперь или никогда. Но одному решать такие дела не пристало – речь идет о Готланде, и если все пройдет удачно, эта земля будет принадлежать ему целиком. Если же нет…Впрочем, о таком исходе событий Эйрик и не помышлял – слишком уверен он был в победе, какими бы путями не пришлось к ней идти.
Однако следовало созвать совет ярлов, дабы прийти к выводу, что делать дальше, как поступить с Вестерготландом.

- Сегодня, славные воины и достойные мужи, должны мы решить, что делать нам дальше, - так начал свою речь конунг.
- А что же решать тут? – фыркнул Свен Черный Молот, правая рука Эйрика. – Сбираем войско и выступаем!
- Подожди, Свен, - охолонул того Вальгард, знатный ярл, что Эйрику самому дальней родней приходился. – Мы все знаем – твой молот понапрасну на стене не ржавеет и так; потому тебе такое прозвание и дали, что давно почернело твое оружье от крови врагов. Но неужели не сможем без грубой силы обойтись?
- Молва о нас давно уже впереди нас самих идет, - усмехнулся Эйрик, - уверен я, что прослышали везде о кровопролитии остерготландском. Вряд ли захочет еще кто-нибудь разорений и погромов подобных.
Свен ухмыльнулся - резней той берсерк едва ли не гордился. Остальные ярлы переглядывались между собой и кивали, тоже соглашаясь с конунгом.
- Дошло до нас известие о том, что собирается в Вестерготланде тинг, - вновь вступил Вальгард. – Не явиться ли нам туда, конунг?
- Что за дела нам там?! – вспылил Черный Молот. – Воины мы или только речи вести умеем? Зачем нам там быть?
- Вот и покажем, что не только мечи в руках держать можем, но и дело говорить, - сдвинул брови Эйрик. – Сами сдадутся на нашу милость. Решено – быть нам на тинге. Без лишней крови попробуем решить вопрос сей, кому над землями этими властвовать. А кто недоволен будет – тем напомним, как в Остерготланде головы рубили да над воротами вешали.
Хоть и недоволен был таким решение Свен, да смолчал. Может, и удастся им еще в сече побывать – путь-то хоть и недалекий, да вражеские земли пересечь придется. А слаще крови чужой ничего быть не может для настоящего воина.

Совместно Тельтиар и avarach

Ранним утром перед догорающим костром на шкуре седого волка наброшенной поверх обледеневшего валуна сидел Грютинг, он обдумывал шаги по ведению грядущей войны. Нанесенное ему оскорбление, заставляло вскипать молодую кровь подобно горячему, незамерзающему лютой зимой ключу. Торстейн выполнил наказ, собрал людей, хотя и не так много как хотелось бы оркдальсому властителю, сейчас, ставшая лагерем дружина, еще не встала, выбирая последние минуты сна. Долги зимние ночи, поздно солнце встает на северных равнинах, поднявшийся конунг в отблесках багровых углевищ казался вышедшим из Хеля снежным чудищем. Руки, которые, не смотря на утренний мороз, не были одеты в меховые рукавицы, сжаты в пудовые кулаки, воздух, обращавшийся в клубы пара, чуть не со свистом вырывался из груди. Борода и усы покрывались слоем инея, ни дать ни взять снежный Йотун собственной персоной.
Перед утренней побудкой, конунг, наконец, прервал свои размышления, запахнулся в меховой плащ и вошел в свой шатер испить горячего эля, не хватало еще подхватить лихоманку в начале похода. Он и так обещал быть не легким, но уязвленная честь молодого властителя будоражила и взывала к возмездию. Предки помогут его свершить, иначе как он сможет показаться им на глаза, о каком торжественном месте за столами Валгаллы можно будет тогда говорить?! Зато в случае удачи, взяв в жены его дочь старого Хакона, Грютинг сможет прибрать к рукам новые владения, получить заветный выход к морю и, наконец, утереть нос этому выскочке с юга. Конечно, в будущем ему придется схлестнуться с Харальдом, глаза на него не закроешь, а поэтому нельзя допустить, чтобы земли Хакона ушли в руки соперника. Тогда, окруженный почти со всех сторон Грютинг, не сможет долго противостоять этому волчонку.
К державшему резной рог конунгу в шатре подбежал Торстейн:
– Владыка, дружина готова выступить по твоему слову.
– Долго собираетесь, думаете, зима пришла, и спать, можно сколько хочешь?! Псы Хакона будут рады уложить вас в снегах в вечном сне.
– Дозоры не заметили ничего, владыка!
– Когда б заметили, поздно было б. В следующий раз собираться по темну будем, чтоб с первыми лучами войско могло выйти, а сейчас передай, пусть выступают.
– По твоему слову!
Торстейн выскочил из шатра и отправился передать приказ конунга. Сам конунг вышел из шатра, который тут же начали собирать приставленный к обозу ополченцы, невдалеке бряцали железом верные хридманы, войско выступало. Конунгу подвели могучего коня, тот потрепал друга своего верного по замершей морде и одним движением взлетел на него.
Солнце уже близилось к полудню, когда дозоры донесли о неизвестном отряде движущемся по владениям Грюттнга, шли они нагло и открыто, не скрываясь. Оркдальский властитель нахмурился. Что это? Неужели Хакон опередил его, выслал свою дружину, во владения Грютинга подло вторгся, не стал ждать, когда тот сам к нему прийдет дело чести улаживать. Что ж, можно и сейчас поквитаться, тем даже лучше. Не ведал значит Хакон, что его противник успел собрать свою дружину и навстречу ему выступить, тогда и бить начнем их здесь, пока к своим вернуться не успели.
Грютинг скомандовал дружине своей боевое построение. Войско разворачивало строй на встречу противнику на небольшом заснеженном холме.
Всадников, идущих под знаменем Гудбранда дозорные конунга заметили быстро, однако - видимо из-за удивления, пока ничего не предпринимали. Да и было чему дивится - недавно совсем вернулись гонцы, да черную весть принесли, что кончилась власть Гудбранда хевдинга в Долинах, а тут приближается целая рать, пусть и небольшая, но издали виден блеск дорогих кольчуг и шлемов - такие воины в битве многого стоят. Впереди же их ехал настоящий великан, столь могучий и широкоплечий, что непонятно было, как его конь держит. Направили они коней к костру Оркдальского конунга.
Тяжелые хридманы не пустили чужаков к костру конунга, остановив их нацеленными в грудь коням копьями:
– Кто такие? Куда прешь! К конунгу если, так к нему ногами должно идти. Назовите себя и спешивайтесь, если пройти хотите!
Воины схватили коней под уздцы и недвусмысленно наставили на непрошенных гостей копья, рядом лучники со скрипом натягивали тетивы готовых к бою луков.
- Грозны вы, как я погляжу, - усмехнулся великан, спрыгивая с коня и земля отозвалась тяжелым гулом под его подошвами. - Зовут меня Ахти Йотун, а теперь копья убирайте, и дайте мне с господином вашим беседу завесть.
– Пропустить! – громкий окрик Грютинга, заставил расступиться хридманов, они настороженно убирали копья, ослабляли тетивы.
Грютинг, сам спрыгнул с коня и направился к прибывшему гостю:
– Ахти Йотун, не думал я, что ты еще топчешь эту землю. С чем пожаловал? И почему вдруг в силах тяжких на моих землях объявился ты?
- Льстишь ты мне, Грютинг-конунг, - пророкотал Ахти. - Где же видишь ты силы тяжкие, когда еще месяц назад я малой дружиной в четверо больше этой верховодил?
– Месяц назад может у тебя и было в четверо больше, но сейчас с тобой видать самые славные воины остались, те кто смог пережить бой в котором погибли твои родичи. А ты сумел увести и сохранить дружину. Значит с тобой пришли воины те, что вскормлены молоком медведицы.
- Сладки твои слова, конунг, да не речи, а мечи ныне дело решают, - махнул рукой Ахти спешиваться ратникам своим, сам подле костра сел. - Смотрю я великая рать у тебя собралась, вьются знамена, бренчит сталь. Супротив кого ведешь воинство великое?
¬– Враги не дремлют, а конунг не может снести оскорбления. Иду посчитаться за обиды, нанесенные мне в землях Трандхейма старым Хаконом. Презрел подлый нашу долгую дружбу и дружбу отца моего. Стелется словно шлюха портовая под ноги выскочки Харальда. А с чем ты пожаловал? Супротив кого дружину выставил? Не ищешь ли новых земель в родовое владение?
– Старые бы удержать, - буркнул великан, потирая большущие ладони. - Все, кто батюшке моему служил, трусливо хвосты поджали, вместо мести кровавой, как викингам должно, бегут Харальду щенку в ноги кланятся! Проломил я одному предателю голову его, мозги коварные на пол дубовый повыпустил. Да другие честь на злато променяли.
– Да, поубавилось нынче чести у воинов, бросают своих властителей ради куска сытного, и таких привечает к себе этот Харольд выползок. А не хочешь славный воин со мной пойти посчитаться с Хаконом? Сумеем одолеть его, и Харальд прибрать к рукам тех земель не сможет. Да и ты бы мог кусок земли под владения к ногам бросить, рядом с вотчиной твоего отца приемного, чтоб ты смог месть свою свершить, отплатить за измену ярлам изменникам и обидчику Харальду.
Переменился в лице Ахти, бросил взгляд на дружину свою, что харчами угощалась у костров воинских, словно в уме прикинул, хватит ли сил:
- Не след сейчас с Хаконом тебе бранится, Грютинг конунг, - наконец произнес гигант. - Не кончится добром битва эта, не хватит сил тебе, без поддержки батюшки моего, чтобы одолеть Трондхейм.
Грютинг нахмурился, и этот туда же, отговаривать вздумал его. Своей вотчины не имея, поучать конунга вздумал.
– Не должно мужчине смолчать на оскорбление, а Хакон оскорбил меня пред дружинниками, на виду у всех. Про это нельзя смолчать и забыть. Нельзя допустить, чтоб земли его отошли к Харальду, или приемный сын Гудбранда сомневается в силах своих? Удача любит тех, кто сам ее берет, на других не оглядываясь. Время пришло проверить, не завелась ли на мечах ржавчина, не ослабли ли руки воинов, так ли крепок их дух. Дружина пойдет лишь за смелым и удачливым предводителем, с тем, у кого славы и чести добыть можно будет, добычи взять немерено, пока с тобой еще люди есть не разочаруй их малодушием.
С хрустом преломислось крепкое полено в руках Йотуна.
- Никогда я в силах своих не сомневался, и из других сомнение выбивал, - донесся утробный голос великана. - Да только никакой силы не хватит, чтобы с двумя конунгами совладать, коли они вместе ударят! Посмотри где ты сейчас, Грютинг-воитель!
Схватил прут Ахти, начал на снегу знаки выводить:
- Вот Оркдаль, а вот Мер, а вот Транделаг, южнее же нет больше батюшки моего, чтобы на помощь тебе придти - там теперь тоже вороги гнездятся! Сдюжишь, коли ударит тебе Харальд млад в спину? Ему не привыкать подлостью брать, а не воинским умением!
– Верно говоришь, батюшка твой нам сейчас не поможет, но и Харальд только войну закончил, соседи его недовольны тем, как он под себя чужие земли подгребает. Не сможет он силу великую супротив меня выставить, границы свои оголить, сразу найдутся охотники, что подбрюшье мягкое земель его, у других нечестно отобранных, мечом попробуют. А и если приведет кого, то в небольших количествах, и на тот случай я в Оркдале дружину оставил, поломает зубы волчонок об мои стены. А мы тем временем, с Хаконом покончив, как снег за пазуху ему свалится. Да и то разговор, нам ненужно рати Хакона изводить, главное его дочь отбить, а как станет она моей женой, так и конец походу нашему настанет. Не сможет старик против зятя выступить, нет у него сыновей, одна дочь осталась, если внука своего конунгом видеть захочет, сам к нам в союз пожалует, и войско наше усилится.
- Хороши речи твои, Грютинг, а сумеешь ли жену себе клинком добыть? Ведь коли ждет тебя Хакон, крепка сеча будет.
– Дома сидючи, дела не сделаешь, хочешь славы и силы добыть, в поход собирайся. Хакон своих сыновей всех в войнах положил, нет у его дружины теперь ни правой, ни левой руки, а мы обоерукие, сталь мечей наших крепка, ржавчины на ней отродясь не водилось. Кому как ни нам силой судьбу свою повернуть? Сам ведь о мести мечтаешь, но на Харальда идти сил нам сейчас никаких не хватит, с мало начинать нужно, хоть дружины свои и раскидал он, но на землях своих и собрать их сможет. Решайся, боги любят отдавать смелым удачу.
- Уж коли для тебя Тронделаг - малое, владыка Оркдальский, то боюсь я подумать - что же тогда большее! - Усмехнулся Ахти. - Но ладно, двум смертям не бывать, одной не миновать, пойду я с тобой, хоть и не враг мне Хакон, но затрещит его хребет в наших руках крепких!
– Покривлю душой, если скажу, что легко нам придется с Хаконом, да только не стоять и не смотреть же нам на то, как земли наши под чужую руку уходят, как щенок малолетний их под себя загребает. Но добро твое слово, вижу руку отца твоего твердую, сын отца своего достойный вырос. Ничего, покончим с Хаконом и за Харальда взяться можно будет.
По душе Йотуну лесть Грютингова пришлать, любил он, когда его сыном Гудбранда величали, а не подменышом турсовым. Протянул он ладонь широкую союзнику. Улыбнулся в густую бороду.
- Будет ужо Хакону конунгу славный Йоль в этом году.
Пожал руку ему протянутую Грютнг, и поднял ее над ними с возгласом:
– Все смотрите! Конунг Грютинг в союз вступает с Ахти, наследником земель Гудбрандсдалира, вместе с Хаконом посчитаемся и с любым другим ворогом и обидчиком!
Дружным ревом отвечали дружинники на эти слова, по нраву многим такой союз пришелся. Вновь рога с пенной брагой по кругу пошли, конунга славя, да Ахти Йотуна.
Как стих рев дружинниками поднятый, союз восхваляющих, обратился вновь Грютинг к могучему Ахти со словами:
– Сыты ли воины твои сын валькирии храбрый, к кострам нашим присесть ли не хочешь, да с нами снедь разделить по братовски?
- Воины мои, как погляжу я уже вовсю брагу твою попивают, - отвечал великан. - Да и сам я не прочь мяса жареного отведать, посмотреть так ли вкусна пища в Оркдале, как в Хейдмерке была, покуда Гутхорм не явился.
– Тогда проходи со своими к кострам моим, обогрей людей, да к котлам присаживайся, пусть не скромничают, стеснительным тут ничего не останется. Хоть и нет здесь яств изысканных, небогата пища походная, но накормить гостей досыта я сумею, а в Оркдале уж тебя я знатно попотчую.
- Вот спасибо, конунг Грютинг, да лучше уж в Хладире трапезу устроим врагам на зависть!
Пролетело время за снедью у воинов, и в поход стала дружина строиться, собраны воины были Грютинговы, а что с Ахти пришли и подавно уж собраны были. Со смехом и с громкими песнями вышли дружинники, славя своих предводителей, Грютинг с Ахти вместе в голове войска о двуконь ехали. Довольно фыркали сытые кони, ступая по белой пустыне, потрепал своего оркдальский конунг и обратился к союзнику:
– Дружины наши союзу радуются, даже кони, смотри, как ступают весело. Не ждет Хакон в гости тебя еще, можно будет этим воспользоваться.
- Конечно, будь я Тор Громовержец, а в руке моей не меч, а Мьельнир-Молот, несдобровать бы Хакону, - отвечал гигант, поглаживая коня по холке. - Да только мала моя дружина, хоть и храбра, а сам я против сотни врагов не сдюжу, хотя и многих в Валгаллу прежде отправлю!
– А мы тебя и твоих хридманов, за моими дружинниками спрячем, чтоб прознать про тебя Хакон не смог, а момент нужный ты с ними выступишь, в слабое место как кулак в броню закованный нанесешь удар. – посмотрел на Грютинг на Ахти, – времени дождешся нужного и ударишь им в бок или спину. Смешаем ряды дружины Хакона, обратим ее в бегство позонное и ворвемся за ними в Хладир, вотчину Хакона.
- Ты моим людям еще плащи драные выдай, чтобы на бондов-ополченцев похожи стали, - рассмеялся Йотун, представив, как его храбрые хирдманы вырвутся из рядов трусливых землепашцев, и врезается в войско хладирское. Славная сеча будет, вот уж точно.
– Хорошо придумал нарядить твоих и выдать их за слабое место дружины нашей, так и сделаем, пусть твои до последней минуты броню свою не показывают, крепче и сильней для врага ваш удар будет.
- Уж это само - собой, - повеселел воитель, скорая битва была ему отрадой, жаждал он вновь услышать песню мечей и топоров, увидеть вражескую кровь на снегу, поквитаться за поражение позорное и бегство.
–Хакон крепко в Хладире сядет, не с руки нам брать укрепления будет, да людей на них оставлять. Давай лучше так сделаем, я начну крепости взятие, да не выдержав отпора защитников в лес отходить стану, тебя мы спрячем на пол дороге. Хакон не сможет оставить мою отходящую дружину без внимания, должен будет в догон людей своих выставить, чтоб покончить со мною скоро. Подожди, как я крепко встану, и дружину Хакона в бой втяну основательно, вот тогда и удар нанесешь свой, бей как сможешь злее, пусть страх в сердца их вселяется.
- На том и порешим, Грютинг, да только до Хладира еще добраться надобно.

Сообщение отредактировал avarach - 4-04-2007, 12:42

Жил в Южном Мере человек по имени Ульв. Он был сын Бьяльви и Халльберы, дочери Ульва Бесстрашного. Халльбера приходилась сестрой Халльбьёрну Полутроллю с острова Храфниста, отцу Кетиля Лосося. Никто не мог сравниться с Ульвом ростом и силой.
В молодости он ходил в викингские походы. У него в то время был товарищ, которого звали Кари из Бердлы. Это был человек знатный и необыкновенно сильный и смелый. Он был берсерк. У них с Ульвом был общий кошелек, и они крепко дружили. А когда они оставили походы. Кари поехал в свою вотчину в Бердлу. Он был очень богат. У Кари было трое детей: старшую дочь звали Сальбьерг, а сыновей - Эйвинд Ягненок и Альвир Хнува. Сальбьерг была женщина видная собой, и работа у нее спорилась, потому вскоре стала она женой Ульва. У них было много земли и добра, потому что Ульв, как и его предки, стал лендрманном и могущественным человеком в своей вотчине.
Рассказывают, что Ульв был хорошим хозяином. Он обычно рано вставал и обходил работы, или шел к своим ремесленникам, или же осматривал стада и поля. А иногда он беседовал с людьми, которые спрашивали его совета. Он мог дать добрый совет в любом деле, потому что отличался большим умом. Но каждый раз, когда вечерело, он начинал избегать людей, так что лишь немногим удавалось завести с ним беседу. К вечеру он делался сонливым. Поговаривали, что он оборотень, и прозвали его Квельдульвом (Ночным Волком).
У Квельдульва с женой было два сына. Старшего звали Торольв, а младшего Грим. Они выросли оба такими же высокими и сильными, как отец. Торольв был человек красивый, умный и отважный. Он походил на своих родичей со стороны матери, был очень веселый и деятельный, за все брался горячо и рьяно. Его все любили. Грим, черноволосый и некрасивый, был похож на отца видом и нравом. Он много занимался хозяйством, был искусен в работах по дереву и железу и стал в этом деле большим мастером. Зимой он часто ходил на паруснике с сетями ловить сельдь, и с ним многие его домочадцы.

Когда Торольву исполнилось двадцать лет, он собрался в викингский поход. Квельдульв дал ему боевой корабль. Тогда же снарядились в путь сыновья Кари из Бердлы — Эйвинд и Альвир, они были ровесниками Торольву. У них была большая дружина и еще один корабль. Летом они отправились в поход и добывали себе богатство, и при дележе каждому досталась большая доля. Так они провели в викингских походах не одно лето, а в зимнее время они жили дома с отцами. Торольв привез домой много ценных вещей и дал их отцу и матери. Тогда легко было добыть себе богатство и славу.

И вот после похода юные сыновья собрались в доме у Кари. Подарки родителям дарят, геройства свои описывают так как было, по правде, не приукрашивая. Шумна и весела компания викингов, и стол радует глаз – яства самые различные, да в изобилии, как и подобает, быть. Родители не поскупились на пир по возвращении сыновей своих.
До поздней ночи сидели они и брага уже ударила в головы, вот уже и поход обрастал новыми подробностями, доселе о которых и речи не было. Торольв и Эйвинд на перебой что-то втолковывали о жутких зверях и прекрасных девах, о богатствах и пиратах, один лишь Альвир все больше молчал, изредка вставляя свое слово икающим голосом.
- И взяли мы их на абордаж! А как разграбили судно, так и ко дну пустили! Ибо никчемно оно было для настоящих викингов!
- А как подплыли к берегу – глядь, а там дева прекрасная манит нас рукой…
- И давай мы их в землю щитом вбивать…
-А кушанья хороши у вас!
- Ну, Да наши яства не сравнить с тем, что приходилось там есть.
- Древняя мудрость гласит, что в гостях хорошо, а дома лучше…

Неожиданно для всех самый юный из викингов, Альвин Хнува, предложил послушать вису. Удивились мужи ратные, ведь раньше не замечали они за младшим способностей к стихосложению, но выслушать его согласились:

Как на чужих брегах,
Причалил наш драккар,
Узрели монастырь мы,
То были земли Англов.
К клинков и топоров
Жестокой брани,
Готовы были мы,
И жаждали сражений!

Надолго суждено
Запомнить Англам
Кровавой распри
Огненную ночь!

Их десять к одному,
Лихих и грозных,
Было против нас.
Враги все пали.

И вот теперь мы здесь,
С богатою добычей,
Во славу деда Магни
Клинков та распря...

Кари, отец Альвина, слегка повел бровью, но остался молчалив.
Выслушав вису начинающего скальда, некто из гостей предложил поехать на тинг, чтоб ярлу показаться. Долго они еще раздумывали, да согласились, что давно уже на люди не выходили, совсем во владениях своих закостенели, а потому дельная мысль то.
На том и разошлись под утро гости.

Саросберг. Торлейв и Гиллеад

С Тельтиаром

Сон никак не шёл к ней. Всю ночь виделись кошмары, заставляющие крутиться с боку набок, не давай отдохнуть, лишь утомляя ещё больше, заставляя впадать то в состояние, близкое к беспамятству, то вновь возвращая к бодрствованию.
Не выдержав этого, Гиллиад решительно встала, глядя на ещё не пропускавшее первые солнечные лучи окно. Где-то там был Харек. Возможно, именно сейчас он нуждался в её помощи, в её присутствии близ него. Но это было невозможно. Доставляемые сведения пугали, заставляя каждую секунду думать о любимом, точнее, о судьбе, уготованной ему.
Вдруг бессонная ночь являлась предвестником беды, гонцом, посланным сообщить о смерти мужа? Нет. Нельзя даже думать о таком, приближая своими сомнениями готовое и без того обрушиться в любимую минуту зло.
Гиллиад, быстро одевшись, вышла во двор, начинающий пропитываться рассветом. Что-то ожидает её сегодня днём. Дурные это будут вести. Присев на крыльцо, начала она молиться, как и каждый день, о Хареке.
На отшибе стоял дом, что ирландской принцессе кюна Рагхильда дала, потому и не заметила сразу девушка, что приближались к жилищу ее четверо мужей доспешных, а впереди них жрец Торлейв в одеянии новом алом, да с бородой опрятно уложенной, покуда не оказались они подле нее.
Пронзительного взгляда удостоились пришедшие. Каждый на себе его прочувствовал. Сердце же Гиллиад трепетало в недобром предчувствии. Но не могла показать она гостям своим того. Не в силах сдерживаться, речи её первыми оказались.
- Приветствую тебя, Торлейв. И вас, мужья достойные, приветствую. Простите, что не встречаю как подобает. Не предупреждена я о вашем приходе. Неужли вести вы мне принесли о Хареке?
- Горьки мои вести, Гиллеад, хотя сам я и не желал слов этих произносить, но должен, - отвечал верховный жрец, ближе подходя, над женщиной сидящей склонившись. - Прогневил твой муж конунга нашего славного ослушанием, да словами дерзкими.
Зло глянула на жреца женщина.
- Не клевешишь ли ты на него, Торлейв? Не таков мой муж. Те ли вести ты мне принёс?
- К чему мне лукавить, прекрасная дева, но коли не веришь, вот славные хирдманы, что слышали приказание нашего повелителя, - он обернулся, обведя рукой сопровождающих его воинов. Те дружно закивали, подтверждая слова жреца.
Не было причин не доверять посланцам конунга.
- И что же от меня вы хотите?
- Велел Харальд конунг тебя под стражу заключить, в погреб темный и сырой, покуда с повинной муж твой не явится,- продолжал речь свою Торлейв. - Да я сумел убедить его не делать этого, ибо нет за тобой вины никакой. Убедил его, что надежнее будет тебе в моем доме решения его ожидать, чем в заключении тяжком.
- Поэтому ты четверых мужей с собой привёл? Меня под стражу проводить? – поднялась Гиллеад и, казалось, возвысилась она над мужчинами. – А если не пойду с тобой, покуда конунг лично не явится, силой потащишь?
Близка была к жрецу гордая ирландка, вдыхал он ее аромат, а оттого возжелалось Торлейву самому заключить ее в могучие объятия и в дом свой отвести, да не мог он позволить себе так поступить у воинов своих на глазах. Верно говорят, все женщины - ведьмы, и любого мужчину околдовать могут, даже жреца могущественного, руны колдовские знающего и разумеющего. Сколь часто желал Торлейв от влечения пагубного разум свой избавить, да не мог - с той поры, как увидал в первый раз жену Харека, взыграла кровь у него в жилах, закипела, до сей поры остыть не может.
Отвернулся мудрец, вдохнул воздуха свежего, зимнего:
- Следует мне приказ конунга исполнить, а потому тебе решать, добром ли пойдешь, али худом.
- Не пристало тебе, жрец, силой принцессу ирландскую водить! – гордый ответ прозвучал ему. – Коль так, сама я пойду. Только вещи соберу. Да перечить мне не смей, - Не дожидаясь ответа, скрылась она в доме, крепко захлопнув дверь за собой.
Первым делом направилась Гиллеад умыться. Чувство липкого, обшаривающего взгляда преследовало её даже через стенку. Похотью же жреца, казалось, и в избе воздух успел пропитаться, оставляя неприятный осадок на всём теле.
Пересилив себя, женщина быстро собрала все взятые с собой вещи, надела изумрудно-зелёное платье, подобающее ей, не забыв и волосы уложить на скорую руку, и вновь предстала перед посланцами.
- Идем же, Гиллеад, не след доблестных мужей заставлять ждать, - сказал жрец, стараясь не смотреть на красавицу, чтобы не будоражить плоть раньше времени. - Близок путь будет.
Развернулся Торлейв, пошел по дороге, следы глубокие в снегу оставляя, двое хирдманов за ним двинулись, другие двое позади Гиллеад встали.
Тяжело было на сердце у Гиллеад, но не смела показать она этого. Гордо шла дева меж сторожей своих, не то, что не замечая их, но будто и охраной они её были . Да и не могла она их замечать, все помыслы её к Харлеку устремлены были. Коль мог он конунга прогневать, не ведать добра.
Долго ли шли они, но вскоре остановились у жилища верховного жреца - большой избы в самом центре селения, недалеко от усадьбы, конунгом занятой. Постучал Торлейв в дверь, отворила служанка - старая бабка-травница, что еще с Агдира жреца сопровождала, да дальней родней ему приходилась.
- Принимай гостью почетную, мудрая Торхильда, - произнес Торлейв, с некоторым почтением в голосе, видно уважал он старуху, что в былые времена его многим премудростям травным обучила, да служила верой и правдой много лет сначала отцу его, а потом ему самому.
- Смотрю я, гостья не из простых в наш дом пожаловала, - прошамкала беззубая травница.
- Насквозь ты людей видишь, - с явной иронией в голосе молвила Гиллеад, внимательно глядя на старуху. – Надеюсь, и приветишь в доме меня подобающе.
Не дожидаясь приглашения прошла она мимо старухи в избу. Пусть хоть сторонним наблюдателям, если таковы имеются, кажется, что не против воли своей оказаться здесь пришлось.
Взмахом руки отослал Торлейв гридей, и следом за женщиной в дом вошел, старуха же немного с дверью повозилась, засов закрывая.
- Вкушала ли ты уже трапезу утреннюю, Гиллеад? - Спросил жрец, в горницу проходя.
- Спасибо, сыта я. Общением насытиться успела, - ответствовала она, поглядывая на старуху. Только бы она их не покинула, оставляя наедине.
- Словами насытить разум можно, да тело ослабнет, - не согласился жрец. - А потому, садись за стол, раздели со мной пищу в этот час, уж как ни скудна пища жреческая - всяко обильнее и вкуснее, нежели в подвале тюремном.
Сел и сам мудрец на лавку, велел Торхильде печь топить да котелок ставить - гостью попотчевать.
Осталась стоять на месте Гиллеад.
- Не в скудности пищи дело, а в том, как потчуют ей. При хорошем подношении да приятных сотрапезниках всё достойным будет.
Помрачнело чело Торлейва, стал взгляд тяжелым, точно молот кузнечный:
- А я тебе значит неприятен, дочь конунга ирландского?
- Приятен мне лишь тот, кто сердцу мил, да не силой удержать может.
- А разве ж я тебя удерживаю? - Улыбка появилась на губах жреца, пусть и сокрытая бородой, да тяжки были мысли его. - Иди, коли желаешь, вот только конунг пуще прежнего осерчает, что не исполняешь ты велений его, как до этого супруг твой неразумный.
В миг погрустнела дева. Ведь и правда в словах Торлейва присутствовала. Присела на лавку она напротив жреца со спиной прямой и взором гордым.
- Так кем же в доме твоём мне себя считать? Пленницей или гостьей долгожданной?
- А разве похож я на пленителя грозного, - вскинул седые брови мудрец. - Скорее хозяином радушным для тебя стану, нежели неволить буду.
- Конечно же не похож, стала бы иначе я интересоваться, не будь у меня сомнений, - хитро глянула на жреца она, быстро успокаиваясь, что ситуация оказалась куда как выигрышной, ведь и неприятности можно против врага обратить.
- Рассеяла ты сомнения свои, прекрасная дева?
Покуда вели они беседу, появилась Торхильда вновь, хлеб свежий принеся, да мяса и овощей, бондами сарасбергскими вырощенных. Лучшая еда в деревне была у жреца, разве что сам конунг ел не хуже.
- Благодарствую за угощение, но не голодна я, - осталась Гиллеад равнодушной к пище, лишь незаметно для всех оценив старания жреца в угощении, не поскупившегося на блюда знатные. – Что же делать мне в доме твоём, Торлейв?
- Будешь ты жить у меня, покуда конунг гнев на милость не сменит, - жрец произнес, пригубив отвара, что ему старая Торхильда принесла в глиняной кружке.
- Как же гнев конунжий умерить можно? – напустила на себя дева вид скучающего собеседника, затаив дыхание ответа дожидаясь.
- Вернется супруг твой нерадивый, что словами глупыми и дерзкими огорчил властителя нашего - с него и спрос будет, - тверд был голос Торлейва, точно отвар ему сил новых придал. - До этой поры, не думаю я, что кто-либо смягчить сердце конунга сумеет.
- Может и смягчиться сердце его… - отвернулась Гиллеад от стола, замолчав надолго, и предалась мыслям грустным.
Не ответил ей на это ничего жрец, за трапезу принялся. Знал он, как расположения девичьего добиться можно - ведь это сейчас она несговорчива, а посидит в избе его день-другой, проголодается, надежду потеряет на избавление скорое - тогда по-другому заговорит. Умел ждать Торлейв, и сейчас торопиться не желал.

Сообщение отредактировал Тёмная госпожа - 5-04-2007, 21:27

Вестфольд. Халльвард, Сигтрюгг и Асмунд
С Тельтиаром

Вечером тринадцать воинов остановились на привал. Халльвард сидел поодаль у костра, покуда остальные хирдманны угощались солониной, и молча смотрел вдаль.
- Ты не будешь есть? – Сигтрюгг подсел к нему. Тот отмахнулся. – Брат, забудь ты об этом Хрерике. Мало ли негодяев кругом!
- Да не в нем дело, - тихо отвечал Халльвард. – плохо то, что перед воинами я опозорен. Что думают они сейчас? Небось жалеют, что рабами не остались, а вынуждены какому-то юнцу подчиняться.
- Я слыхал, говорил Фрейгейр кому-то, что ты себя достойно повел. Разве ты сбежал? Разве ты ему оружие и припасы отдал добровольно? Довольно быть угрюмым, Вебьернссон! Пойдем-ка к нам, уж глоток браги тебя приободрит!
И Сигтрюгг утянул за собой старшего брата, с лика которого сошли наконец тягостные ему думы.

День и четверть дня еще проскакали они, прежде чем достигли усадьбы Гокстад. Въехав во двор, Халльвард достал из сумы дощечку с письменами, которая давеча оказала ему услугу, и спешился.
Дружина его также слезла с коней, сам же он подошел к крыльцу и подозвал жестом Сигтрюгга.
- Со мной пойдешь, - сказал он. - Остальные же – здесь останьтесь.
Изнутри слышались громкие голоса и звон кружек. Видно, Асмунд, прозванный Убийцей, праздновал очередной погром. Халльвард толкнул тяжелую дверь.
Хмурые взгляды служилых людей и холопов провожали следили за каждым шагом гостей. По видимому, Асмунд давно ожидал, что прибудет к нему кто-либо, и потому натягивались луки стражников, дрожали стрелы, готовые сорваться в короткий и жестокий полет, по первому же приказу десятника.
Тем временем отворились двери усадьбы, просторные сени предстали перед молодым хельдом - а в сенях тех двое ратников в полном облачении.
- Кто такие? - Вопросил старший из них, ветеран седоусый.
- Посланцы от Харальда-конунга, весть славному Асмунду привезли, - быстро
отвечал Сигтрюгг. На слове "славному" Халльвард слегка поморщился, но внимания на то никто не обратил.
- Ну коли от конунга, то проходите, - кивнул дружинник, отворяя дверь в гридницу.
Стол накрыт был двумя скатертями белыми в гриднице, а поверх стояли разные яства - видно было, желали бонды откупиться от грозного ярла, подношения ему всяческие приносили. Кружки глиняные расписные брагой полнились, мясо в мисках деревянных лежало, два пса промеж гостей сновали, кости подбирая, да кусая за ноги тех, кто на угощение скупился - звали тех псов Агни и Снорри, любимые звери Асмунда-ярла. Сам ярл на почетном месте сидел, кубок за кубком опрокидывал. Был он облачен в одежды дорогие, какие не каждый конунг себе позволить мог, волосы его на лбу стискивал обруч золотой, подбородок же гладко выбрит был - видать не по нраву молодому Асмунду-ярлу то было, что многие мужи его бородой превосходили.
Увидал посланцев Асмунд, впился взглядом пронзительным в лицо Халльварду.
- Привет тебе, Асмунд-ярл, - Халльвард поклонился, брат его также. - Весть тебе доставить приказано от Харальда. Соизволишь ли сам послание прочесть или прочитать мне самому, чтобы не утруждать тебя?
И, взглянув в глаза Асмунду, старший из братьев протянул ему дощечку.
"И это его Кровавым прозвали?", дивился он в то же время. "Да он же Харальда нашего ровесник будет!"
- Читай, - властным жестом ярл отстранил от себя табличку. Не желал он говорить, что грамоте рунной не обучен, зачем людям о слабостях его знать. - А воины мои славные послушают, что хотел сказать нам наш великий конунг, как отблагодарить нас он вознамерился за битвы с альвхеймарцами лютые.
Халльвард снова поклонился и начал читать, предчувствуя недоброе:
- "Дошли до меня слухи пугающие, юный Асмунд, что проявляешь ты рвение излишнее в тех делах, где лишь мудрые жрецы разумение имеют. Что льешь кровь работного люда и бондов-землепашцев, словно водицу, ни пощады, ни милосердия им не выказывая, и красны алтари Вестфольдские от крови, а дубы телами увешаны. Не по нраву Высокому и Могучему жертвы такие, вражьи жизни следует дарить Асам, а не рабов да крестьян ", - здесь хельд перевел дух и продолжил далее: - " Уймись, храбрый Асмунд, верность твоя не подлежит сомнению, ровно как и доблесть, но разве по чести ярлу губить народ, которым его конунг править поставил? Смени ярость праведную, будь господином суровым, но рачительным своим людям, в том тебе мое приказание и конунга воля."
Переменился в лице Асмунд ярл, нахмурились и дружинники, пировать прекратили, тишина гнетущая повисла в гриднице.
- Торлейв Мудрый послание это составлял? - Медленно, точно сплевывая каждое слово, вопросил юный ярл.
- Истинно он, Асмунд Альхеймсон, а Харальд-конунг подтвердил, что его воля в том, - кивнул Халльвард.
- А ты, посланец, чьего рода будешь, коли так тебе наш конунг доверяет?
- Сыны Вебьерна мы с братом, родом из Вика и дальними родичами конунгу приходимся, - поведал Сигтрюгг.
- Уж не того ли Вебьерна, что был зарублен Стейнмодом Молчаливым при Хакадале? - Прищурил глаза Асмунд, точно в самое сердце Халльварду впился.
- Все верно, ярл, - Халльвард выдержал его взгляд, но душа отозвалась болью при упоминании о смерти отца. Слишком много, видно, знает Асмунд - как бы боком не вышло.
- Посмотрите, воины! - До этого тихий, голос ярла внезапно обрел небывалую силу. - Как ценит Харальд конунг ваши ратные заслуги! Не меха теплые соболиные, не златые гривны, не перстни-обручья он вам прислал, а дощечку, закорючками изрезанную! Не землями вас, в боях за него кровь проливавших, жалует, а порицанием! Не доблестных и мудрых гонцов отправляет, а юнцов безусых, сыновей ворога лютого! Это ли не оскорбление вашей славе бранной?!
Возмутились хирдманы, кулаки вскинули, брань посыпалась из уст хмельных. Не по нраву был им указ конунжий. Привыкли они уже себя полновластными хозяевами чувствовать в Вестфольде.
- Слава бранная - одно дело, а над беззащитными крестьянами издеваться - совсем другое, - процедил Халльвард, вспоминая ту деревню, в которой останавливались они на ночь.
Сигтрюгг толкнул брата в бок - нельзя было этого говорить; но напряженность в воздухе нужно было снять любым образом. Иначе вдруг вздумается Асмунду подтвердить свое прозвище? Тогда не сносить им с Халльвардом головы, да и остальным воинам тоже.
- Но не с твоей мудростью, славный Асмунд, воле конунжей противиться, - громко произнес Сигтрюгг. - Вели же нам назад ехать да Харальду передать, что принимаешь ты слова его и следовать им станешь. И себе лишних проблем не наживешь, и конунгу угодишь.
- Смотрю я, долог твой язык не в меру, - вновь на полушепот перешел Асмунд ярл, ибо стихали крики. Поднялся он из-за стола, движением резким брагу опрокинув, вырвал из рук Халльварда дощечку с посланием, об пол бросил. Да так, что пес пробегающий ее подхватил, в крепкие челюсти зажав. - Но раз желает того конунг - мальчишка, ни в одной битве себя еще не показавший, то так и передай ему: скрепя сердце, повинуется Асмунд ярл воле конунговой!
Злы были речи молодого ярла, да в чем-то правдивы: ведь сам он немало врагов погубил в последних сражениях, а Харальд-конунг лишь издали следил за распрей клинков.
- Что же, тогда не смеем больше прерывать твое пиршество, ярл, - Халльвард легонько тронул брата за локоть: уходить, мол, пора. - Да пребудут Асы с вами, воины.
"И попасть вам всем в Хель с этим Асмундом заодно", мысленно закончил он и сделал шаг назад, к дверям.
Спиной обернулся к посланцам ярл, слов прощальных не стал говорить. Вернулись и воины к своим кубкам, все они понимали отлично - конунг - далеко, асы - высоко, а здесь воля Асмунда по любому крепче дощечек, псами изгрызанных. Так и сам ярл рассуждал, представляя уже, как всех, кто на него Харальду жаловался, по дубам развесит, иным в назидание.

Вышли братья во двор, переглянулись.
- Не буду я говорить ничего о нем, Халльвард, - поморщился Сигтрюгг, - ибо по всему видать, что он нам обоим не по нраву.
- И то правда, - хмыкнул старший брат. - Выполнили мы поручение, вои. Теперь надобно назад возвращаться.
Гул одобрения пронесся по подворью. Оседлали хирдманны коней своих верных и направили их в сторону Сарасберга - туда, откуда и прибыли они по поручению мудрых.

Альвхеймар. Гурмир, Лаге и Гандальв.
С Тельтиаром.

- Ты постой, славный конунг! - оказался подле Гандальва осмелевший Лаге годи. - Посмотри - стар уже Гурмир, разве ж будет Одину такая жертва приятна? К ему об его шею хороший топор тупить, когда его надобно в прорубь холодную бросить, Ньорду на радость.
- Ах ты, свинская рожа! - возмутился хмельной воин. - Желаешь меня прорубь кинуть, как во щи куру ощипанную? Не бывать тому! Топор мой - при мне. А ты, наветчик лукавый, свой, небось, дома оставил? Коли имел вовсе - таким как ты, от ворога за тыном любо прятаться... да жен, мужем оставленных, привечать. В том лишь твоя доблесть, не более. А ну, становить в поединок. Вызываю тебя, на смертный бой, именем Тора. А ты, конунг...

Ой, ныне храбр
Гандальв казнить
Воев не оружных
Лютою смертью, - ядовито подпел собутыльнику ярл Хильден. Тесть гандальвов протрезвел уж довольно, чтобы понять - часы, коль не минуты жить под небом осталось, а потому дал волю языку. не желая без слов помирать. пусть бонды покорно кладут шеи под нож - то не удел ярлов.
- Не слушай его, владетельный Гандальв, - дрожащим языком пролепетал годи, за спину воинам прячась. И куда только вся его храбрость девалась? - Какой тут может быть поединок, коли ты сам его умертвить велел?
- Дозволь мне, владыка? - молвил Рагнар, руки разминая.
: - Гурмир ныне повинен, - задумчиво потер подбородок Гандальв. - Однако, в прошлом достойно служил мне, покрыв себя славой. Не могу я отказать ему в праве священном... тем паче, что годи наш сам нарывался, осмелившись в праве Гурмира на меч усомниться. Тор да Один берут в жертву мужей, носящих оружие. Жизнь немощного старца отца битв да сына его воителя не возрадует. Пусть Лаге ответит за слово, а Гурмир покажет, достоин ли он дуба священного - али проруби близлежащей.
Побледнело лицо годи, отступил он, да бонды, с Гандальвом приехавшие дальше не пустили, кто-то из гридей и меч в ладонь вспотевшую вложил. Обернулся Лаге к Гурмиру, двумя руками рукоять обхватил.
- Удружил ты мне, конунг, - хохотнул старый Гурмир, пытаясь как следует утвердиться на ногах. Опыт у него был изрядный, но хмель-предатель путал ноги, а старость-злодейка делала слабыми руки. Вои начали украдкой перешептываться: бой сей, выглядел пародией на поединок. Пожалуй, серьезно испугался разве что годи. Гридни понимали что Гурмир - даже такой - может изрядно погонять служителя по поляне, однако если тот и впрямь видел меч не только на стене в горнице, серьезным увечьем то не грозило. Другое дело, что Гурмир все одно покойник - так что щадить охайника намеренно, ему нет резонов.
Вскинул над головой меч Лаге, расставил ноги пошире, медленно навстречу Гурмиру двинулся, да с жизнью заранее простился. Оставалось только на одно ему уповать, что хмель еще не весь из старика повыветрился.

Ярл самозваный
Конунга предав
Хает достойных
Псине подобно, - продекламировал затесавшийся в толпу юнец, глядя на бледного Лаге.
И, повернувшись к Гурмиру. добавил:
А воин хмельный
Битвы не ведав,
В речах срамных
Изливается подло.

За то стоявший рядом гридень рассеянно отвесил щенку подзатыльник – чтобы не отвлекал воинов речами.
- Скальд выискался! - блеснул зудами Гандальв. - Смотри мне, умелец: последние стоки про тебя боле, чем про Гурмира. он уж забыл то что ты не в этой зиме и постигнешь.
- Пусть прихвостень твой злоречивый сюда свой зад тащит, - ответил Гурмир. - Тогда вот, Гандальв и посмотришь, что я забыл, а что помню.
Лаге же, заприметив, что отвлекся супротивник, вперед рванулся, мощный удар нанося со всей силой возможной.
Однако же выучка старик выручила. Сильный удар пришелся втуне - Гурмир легко увернулся, выказав прыть не по возрасту. И, по примеру юного скальда, обратился к Гандальву с речами язвительными:

Конунг достойный
Гриднями знатен
Владык жестоких
Черствых сердцами
Удел печальный
Конец бесславен
Знаю я многих
Что так кончали.

- Ты сражайся, мил человек, - усмехнулся Гандальв-властитель.
Снова взмахнул мечом Лаге, на сей раз снизу рубя, думая поразить в бок открытый старого хирдмана…и тут клинок его встретил топор, некогда давший назвище Гурмиру. Вот тут и выказались ясно все плюсы секиры: старец легко переборол мужа в зрелых летах и отбросил меч прочь. Кабы не отвлекался Гурмир на поношение зрителей - было бы Лаге плохо, но хмельной напиток, испитый с вечера, еще горячил кровь, заставляя старика-альвхеймарца смотреть больше на конунга чем не противника.
- Копье! - Прокричал Лаге, вскакивая с земли, и тут же Кеттиль бросил ему заостренную палку, даже без наконечника, что вновь вызвало у воинов смех. Подхватил новое оружие годи, стал к Гурмиру подбираться.
Потеха продолжалась. Даже морщины меж бровей конунга, следы тяжких дум последних седмиц, как-то разгладились. Все с нетерпением ждали продолжения.
- Сдохнешь ты, наконец?! - внезапно закричал самозваный ярл, и принялся тыкать копьем в старика, надеясь, что тот не успеет уклониться.
- Не от твоей палки, касатик, - глумливо рассмеялся старый воин, легко уходя от неумелых выпадов служителя. Видимо, боги не желали помочь своему избраннику - асам, как говаривают, неумехи на поле ратном не любят. Может, и впрямь заберут жизнь у годи?

Сообщение отредактировал DarkLight - 6-04-2007, 21:55

Скагеррак
Тельтиар, Scaldaspillir & Hellish Cat

Не успело еще солнце краем своим коснуться земли, как отплыли от берега Вингульмерка три больших корабля с драконьими головами - впереди Змей Алый, а за ним следом Мьельнир и Охотник. Пузатые корабли, да не торговые. Сидели на веслах рабы и пленники, из тех, что подчиниться Харальду конунгу отказались, да верность Альвхеймару сохранили, били в барабаны надсмотрщики, нещадный темп выдерживать заставляли.
Херсир Вемунд Уголь те корабли вел, много ратных людей с ним плыло по воле конунга в чужие края, да и сам он конунжию грамоту за поясом держал, а в грамоте той - увещевания и обещания Харальдовы союзникам будущим. В спешности корабли снаряжались - нужны были воины умелые молодому конунгу, потому и послал он Вемунда, потому и резали волны три драккара.
Вскорости уже миновали они остров Вик, а следом за ним и Хисинг, где владения братьев Вебьернсонов располагались, заканчивалась здесь власть конунга Агдирского - дальше вольные воды начинались, где конунги морские свой закон чинили, по своей правде жили. Ночь опускалась, багрянцем окрасились волны, виден был еще край светила вдалеке, да вот Ульфмод юный внезапно к голове драконьей припал, вдаль всмотрелся:
- Херсир! - Прокричал он. - Вижу я впереди корабль! Под парусом идет, да неспешно!
- Слаб ветер, скоро нагоним, - усмехнулся Вемунд. - Видишь ты, чей парус у них? Кому служат?
- Того не ведаю, да мыслится мне, что то люди конунга морского, пираты беззаконные, что наши берега иной раз грабят!
- Эй, Оттар! Вели этим собакам быстрее грести! Нагоним вражину - за все поквитаемся!
Ускорился гул барабанный, быстрее начали грести рабы и пленники, приближался корабль чужой с каждым мгновением.
Кормчий того корабля первым заметил приближающиеся драккары.
- Нагоняют нас корабли чьи-то! - крикнул юноша. - В темноте не понять, чьи они!
Агмунд, старший на корабле, нахмурился. Нехорошо то - Торир Собака со многими драккарами и снеккарами далече вперед уплыл, остались они без поддержки. Как сопротивление оказывать, если то враги окажутся?
- Можем ли мы быстрее идти? - махнул он рукой рулевому.
- Нагоняют они уже, не уйти никак! - последовал ответ.
Видно, не на их стороне был Ньерд в эту ночь.
- Разворачиваем драккар, - приказал Агмунд. - Готовьтесь бой принимать, если придется!
Улыбался Вемунд Уголь, видя, как нагоняют его молодцы корабль, да как переполошились там викинги. Видать и правда пираты то были, раз стяга конунжего испугались. Одел херсир кольчугу крепкую, да шлем поверх шапки, топор верный в руку взял.
Сближались корабли. Уже разглядел херсир дружину на том драккаре оружную, и бросил зычным голосом:
- Кто вы такие, и по какому праву в водах, что Харальду конунгу принадлежат, плаваете, да дани властителю не платите?
Один из воинов на пиратском судне подошел к носу корабля, поднес ко рту рог, и, протрубив трижды, отвечал:
- Мы волки Одина, викинги вольные, идем на дело в Валланд на помощь великому Сигурду конунгу. Вождь у нас Торир сын Торгрима. А вы кто такие и куда идете?
- Я-то Харальда Хальвдансона человек ратный, - прокричал Вемунд. - И ваш Торир ему подчиняться должен, а не Сигурду-разбойнику!
- Сигурд наш вольный конунг, властелин этих морей и никому дани не платит - ему все дань платить должны за то, что по его морям плавают! Что там у вас в сундуках? Половину даете нам, и мы вас пропустим. Не дадите то, что нам полагается - все заберем, а вас в жертву принесем Повелителю Волков и морским великанам!
- Уж никак ты шутишь, песья сыть? - Рассмеялся херсир, и смех его поддержали хирдманы. - Нас здесь втрое против вашего, и уж кому платить дань придется, так это вам! Смотри, пират, не гневи конунжих людей!
Видать, не различили разбойники в темноте, что позади головного корабля, еще два плывут.
- Воинов Одина оскорблять вздумал, рабское отродье? Платите за проход по нашему морю, или вы попробуете вкус нашей стали!
- Не бывать тому! - Во все горло закричал Вемунд-херсир. - Была ваша власть на морях, да вся кончилась! Ныне Харальд конунг землей северной правит, и морями тоже ему владеть! Последний раз говорю, добром отступитесь!
Вместо ответа вождь пиратов размахнулся и швырнул метательный топорик. Поднял щит воин, впилась в дерево сталь.
- Покажите, как дерутся настоящие викинги! -Проревел своим людям Агмунд. - Потешим отца нашего Одина!
Отступил с носа корабля херсир, своим приказал:
- Хирдманы! За щитами укрывайтесь, сейчас они копья кидать начнут! Тоже луки готовьте!
Затрещало дерево сгибаемое, запели тетивы тугие - понеслась оперенная смерть с одного судна на другое.
Двое метателей пиратских сражены были сразу верными стрелами агдирцев. Но те, что остались, продолжали копья кидать, одно за другим, да не стеснялись и за бортом укрываться.
Агмунд уж понял - обречены они на верную смерть. Но коли погибать, так должны они забрать с собой как можно больше противников, чтобы не напрасной смерть их оказалась. Да и заодно отвлекут они врага, дадут Ториру время, чтобы ушел он по морю беспрепятственно.
- Ко мне, викинги! - кликнул Агмунд тех воинов, которые дротов не имели, а в ближнем бою сильны были. - Собирайтесь вокруг - как только пристанут враги к борту нашему, дадим мы им бой, да такой, что долго вспоминать будут его те, кто в живых останется!
Еще несколько залпов сделали Харальдовы люди, прежде чем сошлись бортами драккары, вдребезги разбивая доски крепкие. В ход пошли топоры и крючья абордажные; прыгали на палубу вражескую воины одоспешенные, вступали в битву, не дожидаясь подмоги от союзников своих, рубили весла драккара пиратского, чтобы не смогли те уйти от возмездия. Быстр был Змей Алый, поотстали от него Мьельнир и Охотник, никак уже не поспеть им к битве, что на корабле пиратском закипела.
Падали воины сраженные за борт, волны алым окрашивая, дробились щиты в щепы, зазубривались клинки острые - шла схватка ни на живот, а на смерть! Вот Ульфмод с копьем в брюхе повалился, вот Оттар Рваный врагу в горло кинжал погнал, да и Вемунд в стороне не стоял, рубил топором щиты пиратские, рубил и головы буйные, и руки крепкие. Сильна была рать, Харальдом посланная, отборные хирдманы ее составляли, но и враги их, викинги бывалые, мало чем им уступали.
Превосходили числом конунжие люди пиратов, втрое больше их было. И, хотя силен был боевой дух людей Агмунда, гибли они под напором чужаков один за другим. Как вихорь черный, налетели враги, вмиг уничтожили треть воинов, как будто и не было тех вовсе.
Сам же Агмунд дорогу себе прорубал мечом сквозь толпу, вражское оружье вмятины на щите его оставляли. В самой середине сечи узрел он, как показалось ему, главного среди напавших - высокого мужа, топором вооруженного. И с криком, восхвалявшим богов, бросился Агмунд тому навстречу, бросился на верную смерть.
Увидал и Вемунд Агмунда, вскинул топор над головой, приказавши людям своим расступится, и хотя шло сражение жаркое, образовался на палубе круг для поединщиков. Поднял щит Вемунд Уголь, топор перехватил поудобнее, двинулся к главарю пиратскому. Сошлись они в единоборстве.
Ударил Агмунд мечом наотмашь, метя по шее противника с правой стороны. Поднял щит херсир, глубоко в дерево вошел клинок, расщепился щит, да тут свой удар нанес Вемунд топором каленым в плечо пирату.
Не успел Агмунд ни уклониться, ни щит свой поднять - острой болью отозвалась рана. И все же напрягся он, и щитом своим ударил викинга в грудь, навалившись всем весом, так, что невозможно было тому на ногах устоять.
Подломились ноги у Вемунда, отшатнулся он, назад падая, да оружие свое в теле врага оставляя, на спину рухнул. Щитом прикрылся Херсир, новых ударов ожидая, а кто-то из хирдманов ему свой меч бросил.
Вырвал Агмунд топор вражий из плеча, отбросил в сторону - хлынула темная кровь на палубу, и без того алую. С каждой каплей той крови все слабее становился Агмунд, но решил драться до конца.
Оглянулся воин - всего десятеро из его людей в живых пока оставалось, да и то ранами они были покрыты.
- Все равно...не сдадимся мы! - прохрипел он и меч свой нацелил точно в грудь лежащему Вемунду.
Приподнял щит херсир, двумя руками его держал, да клинок вражеский предательское дерево прошиб, острием кольчуги докоснулся. Навалился слабеющий викинг всем телом, не удержал херсир такой тяжести - глубоко в грудь ему вошел меч, потекла кровь. Тут набросились на Агмунда херсировы люди, скрутили ему руки, бросили на палубу, крепко к доскам прижав. Так же и других, кто еще жив остался, в полон взяли.
Приподнял Оттар Рваный своего господина, когда тот уже с жизнью прощался - сильно изранил его пират в том поединке.
- Послание конунжье возьми, - прохрипел Вемунд, дрожащей ладонью из-за пояса кожу оленью доставая. - Храни пуще глаза! Ты один слышал Торлейва приказ, из тех, кто жив остался, тебе и исполнять его! Не подведи!
- Не придется тебе за меня краснеть, славный Вемунд! Будешь ты в чертогах Валгаллы спокойно пировать!
Забрал хирдман послание, уложил херсира на палубу, в руки ему топор дал. Лишь после этого к пленным обернулся.
С трудом повернув голову, Агмунд свирепо взглянул на Оттара. Нет, не врага – себя нужно было ему мечом пронзить, чтобы в плен не попасть к харальдовым псам.
- Чего смотришь на меня, выродок? Али добить решил? Так добивай, не тяни, - выдохнул он.
- Много с тебя толку дохлого, - проскрежетал Оттар, которому и самому не терпелось добить убийцу своего господина. - Так что я тебе выбор дам - ответишь на мои вопросы - умрешь достойно и погребение соответствующее получишь, а коли нет - так я тебя тут подыхать оставлю воронью на поживу.
- Терять мне нечего... - Агмунд дернулся, пытаясь сбросить с себя руки врагов, его державших, и застонал от боли. - Не я отвечу, так кто другой из молодчиков моих, которые живы остались... Спрашивай же, скот - я тебе отвечу.
- Сколько вас было? - начал спрашивать Оттар.
- Всего два снеккара да три драккара у Торира было, наш подотстал...
- Ничего себе всего, - протянул ближайший к пленнику дружинник. - Да с такой оравой можно город взять.
- Давно Торир отплыл?
- Всего два дня мы плывем, - краем глаза Агмунд следил за викингами вражьими: вдруг ослабнет внимание их да удастся оружие выхватить? Хоть от собственной руки сгинуть, не от мерзкой длани предателей этих.
- Славно, - улыбнулся хирдман. - Эй, Хрольв Усач, перережь этому ублюдку глотку, да остальных пленников посмотри - кто более-менее здоров на весла, а кто к Хель торопится, тех в дорогу снаряди!
- Да что, мне не сложно, - согласился Усач, вырывая из-за пояса зазубренный нож, и резким ударом рассекая горло Агмунду.
- Надеюсь, не соврал песий сын, - сквозь зубы бросил Оттар. - Всех убитых, кого водой не унесло, на палубе сложите, а как отчалим, поджигай!
- Зачем, хороший же драккар?
- Я же обещал им достойное погребение, а ты, Эйрик, к конунгу поспешай, и так ему скажи: Торир Собака свое становище на острове Мьон оставил, за богатой добычей к франкам подался. Пробил час отобрать у него сокровища, за годы разбоя накопленные!
Отплыл Алый Змей, а за ним Мьельнир и Охотник, пиратское же судно позади осталось, ярым пламенем полыхая, да души воинов погибших с дымом на небеса понеслись. В Валгаллу!

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 7-04-2007, 19:42

Сарасберг. Рагхильда и Харальд
Совместно с Алексеем Павловичем)

Солнце уже встало и возмущенно светило в окно.
Кюна Рагхильда еще спала, несмотря на то, что утро уже сменялось днем. Надоедливый луч наконец коснулся ее лица, и женщина открыла глаза.
Первым делом она позвала служанку и приказала подавать умываться. Впрочем, уже вскоре в двери дома раздался вежливый стук.
- Откройте и узнайте, кто там пришел.. - распорядилась кюна, торопливо умываясь, - Да скажите, чтобы подождал немного, мол, кюна занята. И не забудьте доложить, кто ко мне явился. Не прошло и нескольких мгновений, как служанка вернулась к госпоже, слегка запыхавшись от волнения:
- Конунг пришел, сам... - пытаясь отдышаться, проговорила девка. - В гриднице дожидается!
Рагхильда глянула на нее, чуть улыбнулась. К тому моменту ей уже подали платье, и через какое-то время кюна была уже готова.
- Велите конунга звать, да на стол накройте! - уже более жизнерадостным, уверенным тоном приказала Вещая дева, и на лице ее расцвела теплая, как солнце, улыбка.
- Здравствуй матушка, - произнес конунг, едва лишь порог переступил, да поклонился Рагхильде. - Хорошо ли живешь ты? Исправно ли слуги волю твою исполняют?
- да, мой любимый сын, всего у меня вдоволь, все меня радует. А пуще всего сердце мое счастливо, когда ты навещаешь свою матушку! - произнесла Рагхильда и обняла сына, - А спокойно ли твое сердце? Не печалит ли его что? - в свою очередь спросила кюна.
- Верно ты видишь матушка, точит сердце мне печаль черная, - вздохнул Харальд, едва лишь разомкнула Рагхильда объятия теплые. - Опасаюсь я, что ярлы старые меня повелителем своим не считают, ибо молод я. Своеволия много среди людей наших. Совета испросить пришел у тебя мудрого.
- Что ж.. - чуть померкла улыбка на лице Рагхильды, и потух блеск в глазах, ибо печаль сына - две печали матери, - присаживайся, Харальд, да спрашивай, а я отвечу тебе.
Кюна прошла по горнице и опустилась на скамью у окна.
- Старые ярлы всегда сами себе на уме. Не ты первый, не ты последний, и благо то большое, что разумом твоим не владеет гордость. И от опыта их, от козней их спасет тебя жесткость да строгость с ними, чтобы поняли, что ты им не юнец зеленый, но муж зрелый и повелитель, и шутить с собой не позволишь.
- То мне ведомо, и жрец Торлейв мне о том же твердит, - сел конунг подле Рагхильды, рассказ свой начал. - Да сам я вижу, что много власти в своих руках он держит с той поры, как конунгом я стал, старую Ассу в изгнание отправив - не моего имени, имени Торлейва ярлы боятся, его охотнее слушают. А кем он раньше был, как не простым жрецом, младших богов служителем, теперь же именами Одина и Тора всех заговаривает.
Нахмурилась Рагхильда. Уж больно много жалоб на Торлейва слышала она, уж слишком много позволяет себе жрец. Хотя сама же она ему руки развязала в свое время.. Да как развязала, так и завяжет.
- Вот что, сын мой. Торлейв - человек умный и хитрый, остерегайся его. Много он говорит и делает, надо нам его отправить восвояси, иначе хлопот не оберемся.
- Опасен Торлейв, но и ссылать его сейчас, матушка - это значит многих ярлов отвратить, - покачал головой Харальд. - Обождем немного, покуда полезен он для нас, а после пусть отправится богам служить, как подобает, а не в резной усадьбе проживая.
Рагхильда задумалась и промолвила:
- Торлейв - мудрый советник и сильный муж, он славно послужил нам в свое время. Пусть пока останется, но нельзя его допускать к делам. Приструнить его следует, чтобы не забывал он, кто властитель здесь и господин ему.
- Так и сделаю я, матушка, да есть у меня дума почернее, - продолжал юный конунг. - Не один Торлейв власти моей противится, Харек волк отрыто неповиновение выказывает, послов моих оскорблениям и насмешкам подвергает. Разве пристало так верному ярлу действовать?
Умолкла Рагхильда. Непохоже это было на Харека - своих старых соратников и друзей предавать да насмехаться над ними. Может, сын ее в силу своей неопытности неправильно понял слова Волка?
- Сын мой, уверен ли ты, что нужный смысл в словах его увидел? Не похоже на него, чтобы поведением своим оскорблять конунга своего.- произнесла наконец женщина.
- Приказ мой нарушил он, - отвечал Харальд. - Да грамоту прислал, где вольным ярлом себя называл, никаких конунгов над собой не знающим. Велел я ему ко мне явиться и слова гордые истолковать, с тем гонца послал.
- Правильно ты сделал, сын мой. Быть может, обиду сам Харек затаил на что-то, что еще не ведомо нам? Поговори с ним, как с другом, глядишь раскроется причина такого поведения.
- Права ты матушка, не след злости волю давать, но и оскорбления прощать не следует, - согласился конунг. - Покуда же я велел жену его под надзор взять, дабы в случае измены Волка, не удумал он худова супротив нас.
Кюна покачала головой:
- Конечно, прав ты, сын мой, да Хареку, несмотря на веру его, я доверяю почти как своему брату. И хоть тяжелы времена, да страшны нравы, не из тех он, кто предаст. И кстати хороший он нам помощник против Торлейва - жрец к его жене некие чувства питает. Так что будь с Хареком ласков.
- Побуду матушка, коли уж ты совет такой даешь, значит так тому и быть, - кивнул юноша, - Но обождем мы, покуда Харек сюда сам явится. Еще тревожит меня, что нет вестей от Гутхорма вновь - а ведь он против врагов наших с малой ратью пошел. Не было ли тебе снов тревожных?
После этих слов лицо женщины омрачилось. Не было известий от брата, не было и от богов. А что может быть страшнее незнания? Ладно сын был рядом и согревал душу Рагхильды.
- Нет, Харальд, не было. Боги, как и твой дядя, не хотят почтить нас вестями и успокоить сердца.. - грустно проговорила она.
- Как рать собереться, сам я навстречу дяде пойду, - твердо проинес молодой правитель.
Тихая, печальная улыбка коснулась губ женщины, осветив его мягким светом материнской любви.
- Да, Харальд, так и сделай.
- Спасибо, матушка, - вновь обнял кюну сын. - Успокоила ты сердце мое. Уняла сомнения.
- На что же еще мать нужна? - мягко проговорила Рагхильда, проведя рукой по волосам сына, - Пусть и дальше оно будет твердым и спокойным.

Сообщение отредактировал Мориан - 7-04-2007, 21:13

Хригнисакр, Харек Волк.
Уже 2 недели минуло после битвы в Хригнисакре, когда полегли многие известные ярлы Упленда, Гудбранд хевдинг и братья Эйстенсоны, и многие славные властители и воители Харальду служившие...

...Долго Харек Волк залечивал рану на ноге, нанесенную ему ярлом альвхеймасрким, и прочим воинам его дружины финские знахари и местные жители раны залечивали. Из данов Свейна мало кто выжил - всего сорок человек в живых остались из них лишь двенадцать могли на ногах стоять. Харек освободил их от клятвы и теперь они сами могли выбирать себе вождя и идти куда пожелают... У ирландцев из трех сотен уцелели лишь две сотни. Но теперь это были закаленные в боях воины, опытные и уверенные в своих силах, победившие отборных викингов и приобретшие ценные знания и умения ратные...

Когда Гутхорм ушел, Харек следил за восстановлением усадьбы. Четыре дня местные бонды валили лес, и тащили необструганные бревна к селению. Там дровосеки и плотники местные днем и ночью очищали бревна от коры, пилили и стругали доски. За три дня местные жители вместо четырех сгоревших домов выстроили из сосновых бревен и досок один большой дом, вмещавший более трехсот человек, и крышу большую постелили, чтобы от дождя и снега жилище укрывали. Была там теперь и большая пиршественная зала, и гридница, и спальные палаты для воинов, и спальные покои для челяди, и кухня, комнаты для служанок. Целый дворец возвели тогда в Хригнисакре. А еще посреди селения возвели ирландцы из соснового дерева часовню, где и молились своему богу. Приказал Харек освободить всех рабов, кто после пожара в живых остался, и дать им тут землю. И не велел никому из местных обид не чинить...

... В праздник крещения ирландцы прошли к реке, и пробили проруби, и купались в проруби, славя своего бога, и несли обратно в селение ведра с водой, окропляя ей жилища. Дивились тогда местные жители этим странным обычаям, и спрашивали об этом чужеземцев много, а те отвечали охотно, и были те кто новую веру желал принять, но и от своих старых богов не хотели отказываться. Многих тогда крестили в реке и научили молиться Белому богу на норманском наречии. Со злобой смотрели на это годи местные, да поделать с тем ничего не могли, и многие из рабов бывших тогда веру новую приняли. А на следующий день были посланы гонцы Альхейму ярлу в усадьбу конунгов Хейдемерка...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 7-04-2007, 23:50

Альвхеймар. Гурмир и Лаге. Гандальв и Асгейр.
Продолжение совместки.
С Тельтиаром.

Продолжал Лаге колом орудовать, ярился все больше. Надеялся видно, что оставят силы старого хирдмана.
Но не на его стороне ныне был Тор-воитель. старец Гурмир демонстрировал молодецкую удаль. гридни альвхеймарские потешались, а сам Гандальв, в начале боя давивший улыбку. крепко нахмурился.
"Ой, не доброе то дело, когда молодые мужи в самом цвете со старыми да хмельными совладать не могут. Знать, разжирели на мирных хлебах. Как с такими на Харальда идти? Отец его, хоть и выродок рабский, но умом не обиженный уродился. Вон как дружину свою настропалил. А мои-то размякли..."
- Ладно, Гурмир, твоя воля взяла, - возвысил глас конунг. Достоин ты Иггу служить да мясо кабанье в Вальгалле отведывать.
Удивленно остановился годи, ровно как и старый Гурмир.
- Окончен бой? - Сами собой сорвались слова с губ запыхавшегося Лаге.
- Скверно, коль бой, должный священным танцем богов быть, потехой выходит, - молвил Гандальв. - Не тому деды учили. не для того кузнецы северные это оружье ковали. стыдись, Лаге - нечем гордиться тебе ныне.
- Не воин я, господин, служитель асов, лишь, - спешно поклонился мужчина, отступая.
- Каков твой приказ будет, конунг? - Подал голос Рагнар - видимо истомился в ожидании, когда же головы рубить дозволено станет.
- Исполняй, что велено было.
- Справлю, как же не справить, - заломил могучий гридень руки Хильдену ярлу, повел его прочь.
- Здоров же ты, Гандальв, своими руками себе же поджилки подрезать, - глумливо усмехнулся Гурмир. - То воля твоя. конунгова. Однако и я - служитель богов и не трус, вроде твоего меньшего щенка, чтоб бок свой без слово под копье подставлять. Да и кому? Этому мужу женовидному. что меня двумя разными оружиями не одолел? Право, не думал что молвлю, но даже в Хаки твоем было поболе достоинства. Ну, подходите!
Его топор зловеще сверкнул, отражая солнечные лучи.
- Чтобы принести кому-то дар, надо сперва суметь его взять. Хотите радовать родичей-асов моей рудой - в бою жилы мне отворите.
Старцы в толпе одобрительно защущукались6 были то слова славного викинга, место в чертоге воинском заслужившего. Жизнь и смерть война - в руке конунга, но и ему после ответ перед асами держать. Гневался Гандальв на то, что обошел его старый хрыч в знанье обычаев, но и отказывать ему в правде не мог. Видать, не столь хмелен был Гурмир, как перед тем показалось.
Лаге же тем временем отступать начал, поначалу за спины воинам, а после старикам да бабам, из-за них изредка выглядывал, смотрел, что с Гурмиром старым конунг сделает.
Раздалось тогда ржание конское за воротами, появились три всадника в одеждах истрепанных, да доспехах помятых. Мало кто узнать их сейчас мог, но первый коня остановил подле конунга, спешился, в ноги государю поклонился.
- Ты ли то, ярл мой славный? - радостно удивился Гандальв, беря воя за плечи да разворачивая к светилу. Тот поморщился, когда лучи солнечные в очи попали, но не возвысил голос в протесте. Видеть, ждал что его тоже за дух обманный примут. Но два воскрешения за день - для бондов был перебор. Они уж утратили способность дивиться, а конунга ныне пугать было сложно. Кроме того он верил больше своим рукам, чем чьи-то речам про нечисть лесную, а руки тело под доспехом хорошо чувствовали. Живое оно, человечье.
- Господин, - прошептал Асгейр. - Прости меня, Господин, что не сумел рать тебе на помощь привести в ту ночь погибельную! Много ворогов напали на нас, много мужей доблестных под их оружием полегли!
С трудом говорил ярл, видно было, что ослаб он после долгих скитаний по лесу, оголодал - да и кони тоже едва держались, кожа да кости от них остались.
Попытался встать Асгейр, нога раненая подломилась. Знахарь ему требовался.
- Лекаря! - возвысил голос Гандальв. - Где этот дармоед шляется. во имя всех асов и ванов!
Гурмир тоже отвлекся на происходящее, и какой-то младой гридень, мечтающей о конунговой милости, обманным ударом снес ему голову. Народ это зрелище почти пропустил - не до ослушника было крестьянам, возвращение Асгейра волновало их сильнее какой-то там казни. Головы часть рубят, а вот из объятий Хель редко кто вырывается.
Обернулся Асгейр к спутникам своим, бросил им:
- Эй, Торир, Бьернульв, спешивайтесь, оглохли что ли?
Да те и сами еле живы были - столько времени в седле провели, едва-едва с помощью гридей спуститься смогли, даже на поклон господину сил не хватило.
- Гридни, что стали, будто пни лесные? Помогите соратникам! - прикрикнул конунг. К воям вмиг потянулись крепкие руки, сволокшие из седел. Беднягам и впрямь было тяжко: руки-ноги свело от долгой скачки. Удивительно, как кони то выдержали. Викинги не ездили долго в седле, кони на севере были роскошью дорогой. Вот потому и страдали альвхеймарцы столь тяжко. Тело-то хоть и привычное к нагрузкам позе неудобной всеми жилами противилось.
Обернулся тем временем Асгейр, увидал тело Гурмира старого, удивился непомерно:
- Скажи мне, господин, что же в Альвхеймаре деется, что и здесь кровь воинов славных, точно вода льется? Столько же наших людей пало под мечами агдирскими.
- А люд здешний совсем без руки господаревой обленел да брагой совесть последнюю залил, - сердито сверкнул глазами конунг. - Коли владыку дома всяк пес хаять изволит - знать, и впрямь в землях его власть пошатнулась. Хоть и многих мы потеряли - но не потерплю многовластия в своей вотчине, не будь я Серый конунг!
- В том правда твоя, Гандальв, - согласился Асгейр, болезненно дернувшись, едва ступил на больную ногу. - Но поведай, как же ты спастись из огня сумел, где все конунги союзные погибли.
- Сам Один, видать, меня спас лишив в ту ночь сна, - ответил конунг. - Я в скудоумии своем прогневался на то, что дрема ко мне не идет - да воздухом подышать вышел. Так и спасся. Вместе к захватчиками к дому своему вернулся - да поздно. Моим верным людям уж головы порубили. хотел за них сразу отмстить, но тут разум воспрянул. решил я что конунг им больше насолит, чем простой вой с мечем единственным.
- Асы тебя спасли, владыка! - Воскликнул Асгейр. - Теперь-то за все с Харальдом посчитаемся, да с псами его цепными - Гутхормом и Хареком! Сам я в битве с Волком Агдирским сошелся, но сумел вражина живым уйти, а там - и другие противники набежали - не сдержали мы этой силищи! Бонды хейдмеркские прочь бежали, одних нас оставили.
- Предатели! Трусам за все по заслугам восдастся, есть еще правда в землях Норвегии! Однако, ныне устал ты да и мои силы дюже походом подточены. Время у нас есть. Отдохнем чуток да в бой с новыми силами. А уж велел стрелу по селеньям послать, ополчение сбирая. А теперь и тебя мне боги вернули. Знак то, воистину!
- Знаешь ты, господин - до последнего вздоха я тебе служить буду, как отец мой и брат, - ярл произнес. - Но нынче много земель подмял подлый враг, нужно нам союзников новых искать.
- Неужто кого ты успел заприметить, ярл мой верный?
- Есть у Альвхеймара добрые соседи, не все перевелись еще, - кивнул, охая Асгейр. - Помнишь Неккви конунга, Мерского Властителя, с которым отец мой в походы ходил в молодости, да и ты говорят, с ними был в то время? И скальды висы складывали о ваших славных битвах на землях англов!
- Как не помнить? Память моя еще хороша, а сказанья о подвигах я любил сызмальства. Думаешь, решится он с нами против Харальда топор вскинуть?
- Старый волк без битвы в могилу не сходит, а где сейчас можно еще более великую битву найти, кроме как на землях, Харальдом неправедно нажитых?
- Это ты верно гуторишь, Асгейр. Однако не пристало мужам такие дела в спешке решать. Месть - блюдо что хладным лучше вкушать, чтобы ворог не вывернулся из сети. Пошли же в усадьбу - спасенье да возвращение наше отпразднуем!
- Пять дней ничего не ел я, - прошептал ярл, словно позабыв о речах ратных.
- хороший повод наверстать упущенное! - рассмеялся Гандальв, увлекая Агсейга по направлению к дому.

Харек Волк и ирландский отряд. Хригнисакр

...И вот, спустя 2 недели после праздника Крещения прибыл в Хригнисакр гонец от коннунга Харальда, чтобы Хареку ярлу волю властителя поведать...

В тот же день собрал Харек всю дружину в гриднице, и зачитал им ответное послание Харальда, написанное младшими рунами на ясеневой дощечке...

"Получил я твое послание Харек ярл и огорчило оно меня сильно. Не ожидал я такого от старого друга и соратника отца моего дерзости и неповиновения. Может ты и вольный ярл и клятвы мне не приносил, но памяти отца моего ради прошу тебя подчиняться мне как своему коннунгу доколе долг твой не буду почитать выполненным. Ведомо тебе что враги меня повсюду кольцом плотым окружили, и рати собирают и оружие точат. Потому велю я тебе едва послание сие получишь  сняться с твоим войском и вернуться в Саросберг. Хочу чтобы ты раскаялся в дерзости своей и прощения испросил за непослушание свое и речи неуважительные. Хочу тебя заверить что жена твоя у  меня находится под моим присмотром и защитой и обид ей никаких не будет причинено.  Жду тебя в Саросберге. Надеюсь объяснения твои услышать ибо не верю что предать ты меня мог и воли моей по злому умыслу нарушить причины на то не имея"

Перевел дух Харек, вытер пот со лба, выпил залпом чашу с пивом, чтобы горло пересохшее освежить, и закончил рчеь свою словами:
- Таково послание Харальда коннунга, властителя Агдира и Вестфольда... Что скажете, соратники мои верные? Жду от вас, кто что сказать может, и кто что посоветует...
Долго молчали воины, потом тихо переговариваться начали, и беспокойство было в их голосах. Наконец Бранд хёльд, вождь нортубрийцев, первым голос подал.
- Странно все это, ярл, очень странно. Не таков Харальд, чтобы черной неблагодарностью за верную службу платить. Не иначе оклеветал тебя кто-то перед ним. Ведь вежливое послание ты ему написал, и разъяснил все, как надо было. Или о победе нашей славной он не знает ничего?
- Похоже что не знает, -сказал Харек, - иначе не писал бы он такого...
- Что делать будем? - спросил Лиам, с беспокойством на вождя своего глядя.
- Исполнять волю Харальда. -ответил Харек. - Тем более что под боком Альхейм сидит, и хоть невелико пока его войско, но помню я злобу его против нас, и опасаюсь его коварства...
- Уж если он из битвы ушел и врагов на нас натравил, то и местных жителей против нас он поднять сможет...-добавил Бранд.
- Мы тут чужеземцы и иноверцы, - сказал Эдмунд, соратник Бранда, - а он законы старые чтит, та кому народ здешний поверит больше?
- И каково нам тут будет, если многих из нас также подожгут прямо в доме или сонными перережут, или отраву в питье подкинут? - впороашл Бранд, обводя взглядом затихших воинов.
- Да уж похуже чем врагам нашим пришлось - сказал Харек, вздохнув. - Никому из нас пощады тут не будет. Альхейм жесток и злопамятен, и никого не щадит... А потому так я мыслю. Собираемся и утром уходим отсюда на Раумарики, а оттуда в Саросберг. Поклажу всю на санях. Сами же пойдем на лыжах вдоль реки. А сейчас всем собирать поклажу и провизию готовить в путь. Дорога в Саросберг неблизкая, и идти будем быстро...
- Будет сделано, вождь, - ответили командиры хором, и каждый приложил кулак к сердцу...
- Ночью дозоры усилить... Всех раненых из домов забрать. На санях их заберем с собою. Боюсь я их здесь оставлять - вдруг Альхейму вздумается свой подвиг повторить?
- Да не дай Бог, конечно, но и на такое у этого изверга памяти хватит - произнес Бранд, задумчиво почесывая обозначившуюся лысину.- Как в битве смертной так бежал, поджав хвост, и всех союзников под удар подставил. А как раненых и спящих добивать, так это у него всегда и с охотой великой.
Харек вздохнул.
- Смелым воителем он был раньше, да потом трусом презренным соделался. Еще и потому следует нам к Харальду на поклон идти, чтобы всю правду ему донести, пока недруги нас не опередили в том, и тяжелее нам будет оправдываться...
- И то правда... - согласился Бьярни, Хареку соратник и друг давний из тех норвежцев что в Ирландии жил долго - и лишь трое из них за Хареком последовали. - А уж коли мы первыми ему обо всем доложим, а потом храбрый и мудрый Гутхорм подтвердит все, то и будем мы оправданы, и никакая клевета недругов уже не повредит нам. Жаль скальд новый с Гутхормом ушел, и некому доенсти будет до Харальда.
- Я сам в пути сложу висы, благо руны я теперь знаю все, и все звуки что с губ моих слетают на пергаменте мтогу вопроизвест, и в том перед скальдами местными у меня преимущество. А что до Гутхорма, то слово его крепка, и таких честных и великодушных мужей по всей стране найти трудно. В его заступничестве я не сомневаюсь, а Харальд к словам брата матери своей всегда прислушивался.
Воины оживленно закивали.
- А с пленниками что делать из Раумарики и Хейдемерка, кому возвращаться некуда? - спросил его Эдмунд, вождь нортумбрийцев.
- С собой всех забираем. - ответил Харек, немного поразмыслив. - Всем им надо будет завтра выдать оружие и доспехи. Но сначала... Обойдите все сараи где пленников держат, и пусть выбирают - либо со мной за подвигами ратными пойдут, либо тут будут с ошейниками рабскими проябать... А кто знает, может Альхейм придет и их еще в жертву приносить надумает... Говорят, в усадьбе той он у восьми человек велел кровавого орла вырезать...
При этих словах лица ирандцев омрачились, и глаза загорелись гневом.
- Не нам с ним спорить теперь. - вмешался Бьярни. - Гутхорм с ним обещал разобраться, к нему свой счет у Хригнарийского Оленя, а он слово держит. Не нам распри заводить...
- Прав ты соратник, - сазал Харек, улыбнувшись. - А нам люди в Ранрики нужны еще будут. Кто знает сколько там сейчас викингов самовольных осело... Вдруг не даст нам Харальд подмогу, а скажет самим справляться?
- Плохо будет если не даст нам подкреплений - сказал Бранд. - Разбойники те все воины опытные. Это не против бондов насильно согнанных в строю сражаться. Мало у нас шансов будет с такой силою совладать с теми кто остался у нас...
- Вот и нужны нам будут эти изгои...- сказал Харек торжествующе. - И жизни им спасем, и воины будут нам в помощь, а то и даст Бог, в веру нашу их обратим... Сколько их там примерно?
- Изначально сотни две было, потом еще раненых и беглых пособирали - так с ними сотни четыре будут. Кого-то домой Гутхорм отпустил, но многие говорят что им возвращаться некуда, и дома их ничто не ждет кроме позора...
- Что же... Тогда пошли людей с ними поговорить, пусть ночь подумают. А завтра утром возьмем с них клятву... А деревенские люди пусть на куртки наклепки делают и кольчуги чинят, и мечи наточат... И кто из деревенских парней за славой идти захотят, то пусть с нами тоже идут. По пути их всему обучим... А как до Ранрики дойдем, никуда уже не денутся. Ты Бранд, и ты Эрнольв, и ты Хальбранд, и ты Грани - будете у них сотниками. Себе в командиры по три-четыре своих человека надежных возьмите, будете их воинскому искусству обучать в дороге... Завтра в полдень отправляемся...

Воины расходились, исполняя приказания своего вождя. Тяжело было у них на сердце, но многие еще верили в удачу Харека и что благоволит к нему Белый Бог, и старые боги не будут его карать за отступничество...