Властитель Норвегии. Клятва Конунга, Сага о Северных Землях - 3

Вермаланд. Эйрик и прочие.

Кровавая заря загоралась над Вермаландом. Утренний холодок ложился на плечи воинов, анпоминая о заслуженном, но пока не представившемся отдыхе. Мерный цокот конских копыт, бряцанье кольчуг… Почти спокойно, и можно не думать о сейчас о битвах, о раздорах, об оставшейся в Упсале семье – жене и сыновьях. Вальгард взглянул на Эйрика, скачущего рядом. Лицо конунга выражало какое-то холодное равнодушие, но если приглядеться, то можно было за маской этой обнаружить умело скрытое торжество, тщеславние. Да, Эйрик гордится, что Вермаланд почти уже пал.
" А когда-то этой страной правил предок молодого Харальда-конунга", – вспомнил Вальгард. "Олав Дровосек, так, кажется…Только он-то попал сюда, потому что бежал, да вроде и не от кого иного, как от эйрикова праотца, Ивара!
А конунг Ивар Широкие Объятия славен был в свое время, но не только битвами честными, но и жестокостью и хитростью. Власть в Упсале захватил он после того, как Ингъялда конунга и дочь его Ассу заживо сжег в их усадьбе.
Да, многие говорили тогда, что по деяниям своим получил коварный Ингъялд сполна. И долго, вестимо, не стихали крики в горящей деревянной усадьбе, - погибли дочь и отец не оттого, что задохнулись в едком дыму, а оттого, что огонь пожрал их плоть. И открылись врата Хель перед ними обоими, встретила их как дорогих гостей дочь Локи, что смотрела на мир одним глазом живым, а другим – мертвым.
А Олав, сын Ингъялда, которому чудом уцелеть удалось, бежал с верными ему людьми из страны родной через Готланд в Вермаланд, в страну густых лесов, спасая шкуру свою от Ивара и людей его.
Тогда же и заключил Олав союз с лесными племенами и вырубил все деревь в стороне той, а на месте, где лес раньше был, выросли усадьбы богатые да деревни. За это-то и получил Олав прозвище Дровосек.
Но на время правления его выпал неурожайный год. И порешили жители Вермаланда, что гневаются боги, кару эту на них насылая, за то, что правитель им неугоден. И был принесен в жертву конунг Олав Дровосек, во имя блага народа вермаландского, чтобы Один послал ему хороший урожай. Закон негласный суров был к правителям, которые не могли жизнь народа своего обеспечить достойно, заслужив неблагосклонность Асов. И поделом…"
- О чем задумался, Вальгард? – окликнул Эйрик советника своего.
- Да о судьбе, конунг, - отвечал тот, отвлекшись от мыслей.
Судьба...Одним лишь Норнам ведомо переплетение нитей ее, одни они знают, как обернется прошлое для будущего и как скоро изменится настоящее. Ивар правил Упсалой, а Олав в конечном счете погиб. А что будет, если сведет судьба Харальда и Эйрика?
- Что нам судьба, - отмахнулся владыка свейский, - покуда нити ее в наших руках, нужно пользоватся этим. Боги милостивы к нам, победа пока за нами.
- Не прогневил бы ты их речами подобными, - Вальгард заметил, - удача и отвернуться может.
Усмехнулся Эйрик – не мог он поверить, что Асы могут быть не на его стороне после стольких сражений выигранных да земель захваченных.

Минуты, часы, дни. Время шло своим обыденным темпом, не обращая внимание на изнывающего и чахнущего Альвира. Несчастный герой любовник продолжал работать у приютившего его, но мыслями и душой юнец был с ней. С той, чья судьба, казалось ему, была теперь незримо навечно связана с его судьбой, душой и сердцем. О чем он мог еще думать, как не о ней? Порой его же мысли смущали его самого, и он пытался их отогнать какой-нибудь работой.
На утро третьего дня, отошедши от сладостного сна, Альвир твердо намерился пойти расспросить хозяина об ярловой дочке. Долго бродивши по дому таки нашел он хозяина, а хозяин по одному только виду хитрых глаз сообразил, зачем к нему пожаловал гость.
-Ну что, ай, дай догадаюсь, зачем явился!
-Хм.
-Неужто вести хочешь знать об деве своей?
-А то как! Ибо видишь ли, работаю я работаю, а вестей никаких!
- Пусть никаких, ни хороших, но и не плохих же.
-Ну полно мне зубы заговаривать!.
- Да уж и то верно, чего лясы зря точить, - усмехнулся хозяин, пальцы в бороду сальную запуская. - Вон поди дрова наколи, а там глядишь и весть получишь хорошую. Боги, они трудолюбивых любят.
-Ну нет! – Вскричал взбесившийся Альвир. – Сперва весть, потом дрова! Я как вол работаю! Как раб ничтожный, ты что мне господин?! Да ты мне тьфу! – Разгорячившись, плюнул Хнува на пол.
-Вот ты как, стихоплет приблудный, - оскалился Аудмунд, кулак сжав пудовый. - Я тебя тут кормлю-пою, а ты еще и огрызаешься. Ну смотри - со двора так и быть гнать не буду, но пока дров не наколешь, к столу можешь и не подходить.
Глумливо улыбнувшись, вышел Хнува во двор, но колоть дров не стал, и до самой поздней ночи просидел на дворе, не проронив ни слова. Уж и заря стала наступать нового дня, а Хнува со двора не вышел.
- Эй, скальд, сюда поди, - позвал его к утру ближе Аудмунд, на крыльцо выйдя. - Хотел вестей своих, так иди слушай, только потом не жалуйся.
Хнува молча встал, и, расправив спину, вести слушать пошел.
На столе в комнате одна лишь лучина горела, почти не рассеивая темноты, а потому не мудрено было споткнуться обо что-нибудь, покуда до лавки добраться удастся. В гости же вновь Козий Рог пожаловал, только на этот раз не кашу уплетал за обе щеки он, а хлеб и мясом закусывал.
- Знатное угощение у тебя, Аудмунд, да только холодное мясо-то, - сказал он хозяину.
- А ты чего же хотел, чтобы ради тебя одного в ночь печь топить али костер жечь? Говори давай негодяю этому, что узнать сумел.
При слове «негодяй» нахмурился Альвир, да глазами предмет по тяжелее искать стал.
-Ну, говори уж.
- Получила девица послание твое, - усмехнулся Козий Рог, реакцию скальда разглядев. - Так сказала она, что жизнь ей без тебя не мила будет.
Замолчал вестник, призадумался, а после вновь произнес:
- Или нет, сказала, что коли тебя не увидит руки на себя наложит? Вполне может быть, хотя не помню я точно слов ее, но видать любит она тебя, так же крепко, как Гудрун Сигферда или Сигурда, тебе скальд лучше знать.
Рад Альвир был темноте, ведь она скрыла радость его от глаз чужих. Да голос выдавал юнца.
-А как же мне ее то увидать. – Тут сообразил Хнува, что ответа верного от них не получит, и запоздало рукой махнул. Мол ерунда, мои то проблемы.
- А уж как увидать ее, то тебе решать, только знай Альвир еще новость одну, она погорше прошлой будет.э
-Что за новость?
- Атли ярл замуж выдать дочь свою собираеться, - произнес прислужник, улыбку во тьме скрывая.
-А он сучий сын! – Вскричал обреченно Хнува. – Да за кого же это?
- За Вемунда, брата Аудбьерна конунга Фиордов.
Вмиг осел Хнува, огорчен он был, да что там огорчен, он убит был горем. Отчаянье охватило душу, стеснило грудь.
-Да..что же..как..же.. – Бессмысленный лепет срывался с губ его, и обреченный растворялся в темноте.
- И когда же? - В свои руки разговор взял Аудмунд.
- Днем этим послы от него к Аудбьерну отправились, а там - месяц-два, сговорится конунг с ярлом Тощим, рано или поздно.
- Добро ты дело свое сделал, а теперь вон иди, покуда не заметили нас вместе! Да передай Сольвейг, что этот олух от нее не отступиться.
Отзвенело три кругляшка медных, схватил их руками загребущими слуга ярлов, да только его и видели. Обернулся к скальду купец:
- А ты чего, дар речи потерял, строптивый стихоплет?
Скальд же схавитившись руками за голову как обезумевший вращал глазами и никак не реагировал на Аудмунда.
- Сядь, безумец! Воды испей! - Рявкнул со злостью хозяин, в лицо Альвиру плеснув. - В такие минуты рассудок хладным оставаться должен!
Холодный капель вернул несчастного в реальность.
-Да. Делать что-то надо! И немедля!
Вода стекала с лица, а безумец по комнате метался, постоянно задевая ногой какой-нибудь предмет мебели.
-Ну и глупец я! А что если сватов поубивать? Ан нет..Много их! Я знаю. Клевету на нее надо навести Тощему, чтобы он сам отказался от нее!
- Так - то лучше, а то на тебе совсем лица не было. Только подумай - что девица тебе скажет потом, коли узнает что опорочил ты честь ее словами черными?
-Да ты прав, да и не повернется у меня язык сказать про нее дурное! Тогда один лишь выход остается у меня! Убить Тощего!
- И сыновей его? А потом думаешь сможет жить суженная твоя с отцеубийцев под крышей одной?
-О ты какой умный! Только все – «не то» да «не то». А сам что предложить можешь. Уж поверь, златом отплачу!
- Есть у меня мысль одна, да ты скажи сначала, где злато возьмешь?
-А ты думаешь, в доме родном нет моих трофеев с земель чужих привезенных? – С намеком прошептал Альвир.
- Что же раньше ты о том молчал, гость дорогой, - переменился в лице Аудмунд. - А сделать нам так надобно, что когда соберется рать в Мер с Харальдом воевать, отправит сыновей своих Атли во главе войска и гридней к ним приставит. Охраны меньше в усадьбе его останется, а тебе то лишь на руку будет.
-Ах вон оно как. Ну хозяин, ну голова.
Подсочивши до него похлопал Альвир по плечу его.
- Так что жди, выжидай. Да присутствие свое никак не выказывай, - посоветовал купец. - И облик измени. Давно тебе пора бороду отпустить, уж муж зрелый, а все как юнец с голым подбородком ходишь.
Так и поступил Хнува, как купец советовал, да более не пререкался с ним, а дружбу вести стал. Да и купец, прознавши про злато, портить отношения не пытался.

Западный Агдир. Сульки конунг.
(с помощью Тельтиара)
Долго и придирчиво расматривал покои ярла Западного Агдира Сульки Конунг. День был тяжелый, много войска собрал Сульки, и всех их надо было где-то расположить, чем -то кормить. Распылялись большие отряды по Западному Агдиру, и всюду были селения, покинутые бондами. Одни карлы безземельные да рабы в них оставались, сопротивления рогаландскому войску практически не оказывая. Угрюмо смотрели на пришельцев челядины безродные, но молчали. Лишь съестные припасы забирали у них воины вражеские, прочее же имущество не трогали, да и нечего было взять. Побросали богатые бонды свои владения, а дома опустевшие челядины занимали и рабы хозяйские, а где клады хозяйские спрятаны, о том молчали. Кое-где в домах воители рогаландские погреба и половицы обшаривали, но лишь немного они находили. Видно, в лесу где-то сокровища и клады свои наспех прятали жители Агдира знатные, и торопились бежать, жизни свои спасая. А теперь воины дома бондов зажиточных, хозяевами спешно покинутые, обшаривали. Немного добычи они пока стяжали, но немало ценного в тайниках запрятанного некоторые воины понаходили. И все громче слышался ропот среди воев.
"Обещали нам, что богатую добычу награбим, да с девками местными потешимся вволю, а мы тут как гости сидим. Того не тронь, этого не тронь! На войне мы или не на войне?".
Дошли слова эти до слуха Сульки конунга на третий день. Мрачен был коннунг рогаландский, чуял он что неладно тут что-то, и ловушку ему заготовили, оттого тревога его не оставляла. Спалось ему плохо в доме ярловом. Просыпался он часто среди ночи, и в каждой тени ему убийца чудился, а в каждом шорохе шаги чьи-то. Каждую ночь трое доверенных хирдманов возле покоев его дежурили... Но оттого спокойнее ему не становилось...
Небогатые были покои, ведь в прошлый свой поход племянничек славно тут пошарил, все ценное из дома выгреб, а потом все по дороге побросал, когда от Тьодольва ярла драпал. Теперь в просторном доме были голые стены, а пол был устлан сеном и сухой сосновой хвоей. Даже простыни и ширму над кроватью ярловой и те унесли, и лишь тряпье полотняное осталось, кожу Сульки изнеженную коловшее. Велел Сульки сундуки свои открыть и дом обставить по своему вкусу. А к ночи ближе велел он старухам из челяди какую-нибудь девицу из карлов привести посговорчивее, чтобы постель ему обогрела...
Не противились приказам конунга люди дворовые, скоро уже и спальню обставили шелками ромейскими да коврами пушистыми, перину ему на кровать поверх соломы положили мягкую, да вина в кувшинах на пол поставили возле ложа. Понравилась Сульки сноровистость их, да убранство комнаты новое. Братьев же и племянника отправил он со всеми хирдманами ночевать, не стал для них спален отдельных требовать. Пусть помнят Кьятви и Торир, что потому жестко им спать, что не сумели они землю эту в руках своих удержать, Сати же сам на полу дубовом больше любил почевать, чем на кровати мягкой.
Вскоре и девицу привели конунгу. Не сказать, что красавицу писаную, но телом крепкую да юную, а больше сейчас, после перехода дневного Сульки и не требовалось.
Девица была упитанная, круглолицая, с черными волосами и живыми карими глазами, с нежной смуглой кожей, с пышной грудью и округлыми широкими бедрами - само воплощение Фрейи. Судя по простому шерстяному платью без пояса - рабыня. Даже удивительно, где такие женщины живут еще. Много стран в молодые годы Сульки повидал, и женщин видал самых разных - и таких, чья кожа была черная как кора дуба, и таких чья кожа была желтая как масло ореховое, но такую он видел впервые.
- Как звать тебя, Фрейя нарядов? - спросил он, и замолк. Слишком скромным был кенинг для такой красотки. Девушка смущенно опустила глаза долу, а под его жадным взглядом смущенно покраснела. Сразу настроение конунга улучшилось. Такую себе в наложницы взять надо, даже странно что такое сокровище ворогам своим агдирский ярл оставил на поругание... Хорошо что ему она попалась...
Девушка хихикнула, и украдкой стрельнула глазками. Но на вопрос его так и не ответила.
- Иди постели мне постель, и обогрей ее как следует, а я скоро вернусь.
Девушка кивнула, и принялась взбивать перины, с удивленными возгласами перебирая пальцами шелковые простыни и пледы из тонкого фризского сукна.
Сульки вышел в гридницу.
- Вот что, отроки мои храбрые. Я тут позабавлюсь маленько, так что меня не беспокоить без нужды. Если что-то срочное, сначала в дверь стучите и кричите мне,с чем пришли. Ясно?
- А если...мы ж это... завсегда в покоях твоих были, конунг...
- Сегодня не один я почивать буду, и лишние глаза и уши мне ни к чему.
Хирдманы понимающе переглянулись. Это им было привычно на виду у всех забавам придаваться, а конунг их был с причудами, к роскоши иноземной привычный...
Один только Торир, сын Кьятви поднялся с лавки, да так сказал:
- Ты, дядя, утехам предавайся, ни о чем не беспокойся. Сам я у дверей твоих встану дозор нести.
- Вот это дело! На кого надеяться мне, как не на родичей!
Расправил плечи широкие берсерк, да с ухмылкой по рукояти меча широкого похлопав.
Внезапно раздался негромкий вскрик, и протяжный стон. Сульки бросился назад в опочивальню, и увидел, что девушка лежала на краю кровати, корчась от боли. На ее левом бедре сквозь ткань нижней рубашки раслывалось маленькое пятнышко крови... Девушка хрипела, как будто ей не хватало воздуха, а ее лицо посинело.
Сульки застыл, открыв рот, не зная что делать, будучи в полной растерянности. Тем временем в опочивальню один за другим вбежали хирдманы.
Гридни разбежались по спальне, обнажив оружие, но увидав, что угрозы властителю их нет, а сам он цел и невридим, лишь уставились на умирающую служанку, все еще корчащуюся на перине.
- Что? Кто? - Торир Длиннолицый подбежал к дяде, с горящими от ярости глазами и раскрасневшимся лицом.
- Что за тролиху мне прислали? - сердито пробормотал Сульки, сверля глазами вошедших... Он все еще не понимал, что происходит.
- Господин, она задыхается... У нее кровь.
- Знахаря сюда!
Пока за знахарем бегали, пока его привели, девушка даже дергаться перестала, лишь пена по губам ее стекать продолжала, да воины стояли вокруг, рты разинув. Когда знахарь подошел к кровати, девушка уже едва дышала. Ее глаза застыли, а лицо исказилось гримасой от невыносимой боли.
- Что с ней? -спросил Сульки, нахмурив лоб.
Знахарь долго щупал девицу, и ощупал ранку.
- Если бы зимой в доме были змеи, я бы сказал что ее укусила змея. По всем принакам, это яд гадюки.
- Перетрясите постель! -рявкнул конунг на хирдаманов. Те сначала попятились, потом, вспомнив что им грозит за ослашание, рьяно принялись за дело.
Сняли воины осторожно девицу увядшую, опасливо на пол ее положили, да перину стали трясти - каждый боялся, что и его яд настигнет. Но вот звякнуло что-то о доски дубовые.
- Вот она, змея под периной - произнес кто-то из хирдманов.
Знахарь удивленно крякнул, и сдвинул бронзовую булавку носоком обуви.
На кончике бронзовой булавки с головкой в форме головы змеи была запекшаяся кровь.
- Яд был на той булавке змеиный... - сказал знахарь.
- А кто-то в перину ее подложил, думая что конунг наш на нее ляжет... - произнес Кьяттви, качая головой.
- А кто мог подложить, окромя слуг, кто постель сегодня стелил? - спросил Торир.
- Казнить... Всех... -медленно, перевод дыхание и с растановкой произнес Сулки. - Выловить всех слуг, кто постель стелил... сначала огнем выпытать, кто задумал и кто приказал... потом всем головы отрубить и на колья повесить. Всех их родичей, кого выловите, в колодки... А девицу ту похоронить с почестями... Завтра костер ей приготовьте...
- Будет сделано, конунг- сказал Торир, и исчез в дверях.
- Вот оно, агдирское гостеприимтсво. - сказал Кьяттви. - Ясное дело, это только старая ведьма такое придумать могла.
- Я ей это припомню.-прошипел Сульки, сцепив зубы. - В яме со змеями она у меня посидит... И некому будет ее из объятий Хель вырвать...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 23-05-2007, 21:19

Морской переход - Рюгъярбиг. Горм со спутниками.
(с помощью Скальда)

С раннего утра смежалась небесная синева чередою облаков да туч сизых, а к полудню нежданно-негаданно омрачился свод вышний да потемнел, затянувшись пеленою лиловою. Налетела, настигла корабли данские буря - из тех, поначалу решили было кормчие, что по воле асов скоротечно сбираются и быстро проносятся над мореходами отважными.
Не так было теперь. Уж и день стал к концу клониться, уж и ночью сменился тусклый ненастный вечер, а не утихало на море волненье, не смирялись крутые волны. Не знали роздыху мужи данские, вертя веслами, как мужам подобает, одолевая капризы Хозяина Пучины.
Лишь под утро смягчилось море и успокоилось, хоть небо и далее хмурилось непогодой.
И не шибко чтобы сильна была буря та, и не скажешь, что пагубна али гневу богов прислужница, порешили вои данские. Ведь и драккары, и кнорры, не убавившись в числе, собрались вскоре вновь до единого. Скорее уж асы силы их пытали да мужество, увидеть желая, вправду ли гордые хельды сдюжат пособить своим другам союзным, вправду ли сильны еще руки их. Так передали витязям кормчие и ярлы их, коим то сказать велел Горм-воевода. Потому с новой силой сели за весла сменившие гребцы, перешучиваясь да одобрительно нахваливая товарищей своих, да кормчих, да Горма-ярла, который у асов нынче в любимцах числился.
- Нынче уж и берега агдирские показаться должны да Аскейрсунд-фиорд, - беспокойно вздыхал Гуннар Одноухий, стоя подле Горма-ярла на его драккаре по имени "Слейпнир Вод" и неустанно руками оглаживая дорогой меч на боку, что получил он в дар от Хардакнута, конунга датского. Тревожилась душа агдирского посла о судьбе кюны Ассы да Асгаута-ярла, ибо не много сил оставалось у них, когда отправлялись посольства, а от Оттара Рваного не было вестей в Роскильдэ более. Что-то там деется сейчас? Не пришел ли с силой могучею Сульки Рогаландский, не покусился ли на вотчину Харальдову? Успеют ли датские витязи?
Три драккара впереди прочих судов шли, на иных судах, и с великого "Слейпнира Вод" виднелись они на самой черте окоема. Внезапно вскрикнули воины на носу корабля Гормова, и принялись на передовые суда указывать, среди коих и "Мьельнир" шел агдирский, дабы путь у берегов указывать. Эти суда отдаляться вдруг стали, пошли споро и так и сгинули стремительно за горизонтом.
Крикнул тогда Горм зычно, поставили все паруса на "Слейпнире" да налегли на весла гребцы опытные. Резво пошел драккар, пеня да взбивая воду бортами и лопастями, и спустя недолгое время увидали вновь они передовой отряд, а допрежь того – столб дымовой, вьющийся черной нитью прямо в небо серое да низкое.
Ближе подойдя, борт в борт поравнявшись с "Ястребом Бурь", увидали все они, что целы корабли данские, цел и невредим и "Мьельнир", потому и вопрошал Горм лишь о том, что за драккар догорает на волнах в стороне, да что за когга следом за "Ястребом" тащится. Первым же делом узнал, пали ли его вои в бою этом несподручном. Отвечали ему, однако, и кормчий, и Хрерик-ярл, что с Фюна родом и там же владения свои числил: дескать, живы все даны, и не много раненых у них, супостат же нынче весь в волнах бездонных али на палубе драккара огненное погребение принимает. "Черной Акулой", раскатисто прокричал Хрерик, звалась эта лоханка, вот так вот надменно, а вел их из набега морской конунг из невеликих, назвавшийся Фениром со Свеймира-острова, человек недалекий и наглый, ибо осмелился дерзить ярлам воеводы Горма да Хардакнута-конунга, да еще твердить, что уже недалече его край, и стало быть, его это волны, и дань с них взимать ему от асов завещано.
Спросил было Горм о судьбе разбойника морского, да только отправился тот уже дань с волн собирать самолично, притом вниз головой и с привязанным якорем.
Пожал плечами воевода, обернулся к Гуннару, да только и Гуннар не ведал, вправду ли занесла их буря до самого Свеймира, или же лгал подлый Фенир-конунг. Компас же бесполезен был, ибо солнца не видать было, и тучи громоздились темными копнами, обещая новую бурю и шторм новый.
Весть о встреченном морском конунге пронеслась по драккарам, и гребцы, и кормчие, и прочие даны радостно загомонили, зашумели, порешив, что разгадали они слова жреца асов, что вещал о двух победах на берегах Силленде. Весело усмехался воевода, кивал головой своим витязям и ярлам, но не спешил отрицать эту догадку.
Дальше путь держали даны, налегая на весла, отправив коггу добытую с награбленным чужими руками добром в хвост головным судам следовать.
Еще не позднее и утро было, когда показалась впереди земля, и ободрились хельды, и весла вновь с большей силой волны пенить стали. Тучей понад волнами шли драккары и кнорры данов к фиорду, а на его лесистых берегах уже поднимались дымы сигнальных костров.
Подобно длинной черной змее, со свернутыми парусами, на одних лишь веслах входили корабли в длинный, немного извилистый рукав фиорда: семьдесят два драккара и сорок четыре кнорра вереницей протянулись к глубинам фьорда, где крутые берега расступались, открывая небольшую ровную долину, в которой угнездилось поселение.
Не успели еще сигнальные дымы у врат фиорда рассеяться, а уж "Слейпнир Вод" подошел к причалу и Горм, как подобает вождю воинства и великому витязю, первый длинным, рассчитанным прыжком преодолел расстояние до дощатого настила, не ожидая сближения его с бортом. За ним последовали хельды его малого хирда, вставая так, дабы укрыть воеводу большими пестрыми щитами. Горм ухмыльнулся одобрительно и широкими уверенными шагами прошел на берег, ощущая на лицеприятное дыхание ветра земли, запахи леса, пробивающиеся сквозь густой запах китового жира, рыбы и смолы, стоящий над пристанью, и запах дымов, еще не совсем рассеявшихся над крышами дмов селения.
Как ни досадно было Горму, но сразу понял он, что селение опустело. Ни звука, кроме разве что клохтанья редких не прихваченных с собой кур да лая отвязанных псин. Ни рева, ни блеянья скота, ни свиного визгу не доносилось от дворов, стало быть, успели уйти бонды со всем скарбом и имуществом, чтобы переждать появление неведомого войска в глуши лесной.
Чужие ли тут были края, или же агдирские, союзные места, - так и так не с руки было гоняться по чащобе да отыскивать жителей здешних. Не по нраву было Горму и час лишний терять.
Не медля, разослал он во все стороны хельдов опытных, дабы сыскали и доставили к нему всех поселян, кто только, паче чаяния, не ушел в самую глухомань, а остался поблизости.
Быстрыми шагами волчьими ушли воины вглубь долины и вдоль склонов горных.
Горм же обернулся к Гуннару, но посол агдирский только руками развел: не бывал он еще в этих местах, и не мог поведать, что за фьорд принял в себя воинство датское.
- Может быть, Скирингссаль это, или Рюгъярбиг, что к полуночи от Аскейрсунда, а может и вовсе в Ренланд угодили… но может и так оказаться, что и западнее отнесла нас буря, - сказал Гуннар, обводя взором покатые крыши селения. – тогда стоит ждать неподалеку воинства Сульки.
Про то, что, неровен час, хирдманов Сульки можно было уже ожидать встретить и в Восточном Агдире, промолчал Гуннар, но понял это Горм по лицу агдирца и отвернулся в раздражении, которое по старой привычке упрятал глубоко внутри. Не терпелось ему все же сталью переведаться с врагом, умыть руки свои и меч в чужой крови, да еще не любил он неизвестности, и старался не рисковать все же понапрасну.
Тем временем вошли в бухту все до последнего корабли и кому места не достало у причалов, вытаскивали драккары прямо на берег. А в небе уже зачинался новый шторм.
Не в долгом времени расположился Горм в самом большом из домов, куда потянулись ярлы за наказами.
Выходило по всему, что не с руки к ночи выходить в путь, не ведая толком, где довелось оказаться. Потому решили на совете с ярлами, оставив на кораблях по десятку воинов для защиты, остальных расположить в селении. Тех же, кому места в домах не найдется, на ночлег постановили устроить в срубах.
Закипела работа, и возле селения стали быстро подниматься две дюжины срубов, каждый на добрую сотню хельдов, которые накрыли ветвями и сверху насыпали сена, выбранного из сенников по селению.
Горм же занялся обнаруженными в лесу крестьянами, которые были, видимо, поплоше и не сумели спрятаться от дозоров данов. Суровые хельды, отловившие их да доставившие в поселок, не шибко ласковы и разговорчивы были с ними, потому, сколько ни пытался Горм с ярлами и Гуннаром Одноухим купно дознаться, далеко ль конунг Харальд или же кюна Асса, и ведут ли отсюда какие-нибудь туда пути по суше, - только тряслись в страхе люди местные да низко кланялись. Так ни с чем и отпустил их Горм, отчаявшись втолковать темным, что не ворог новый на землю их пришел, а только помощь и союзники.
Уже разразилась гроза и стало размывать узкие кривые улочки холодным дождем, когда явились с вестью воины, что остановили на подступах у селению пастухов, что гнали на ночь отару с пастбища. Этим, верно, дымы сигнальные и вовсе не видны были.
Пастухами оказались пара мальчишек, что и дюжину зим добро коли сменяли, и пожилой хромой да однорукий мужчина, бывший, сразу видно стало, некогда хельдом. С ним-то и завел разговор Гуннар Одноухий, да без толку: только хмуро косился на воев датских старик и упрямо молчал.
Потеряв терпение, подошел к нему Горм-ярл, взял за грудки и поднял правой рукой, да взглянул прямо в глаза.
- Не с войной в этот край пришел я. Другие конунги сюда с мечом идут, я же против них биться стану. А не ймете мне веры – так и не надо. Бурю переждем и дальше двинемся. Только вот это селение мы, однако, можем и сжечь, ибо вижу я, никому оно уже не надобно нынче, позаброшено и забыто.
Долго глядел ему в глаза старый калека-пастух. Затем отвел взор, не в силах терпеть больше то черное пламя, что жгло душу Горма в неизведанных недрах ее. Опустил его тогда датский воевода.
- Не надо жечь город наш, могучий конунг. Не виновны люди наши, ведь в самом деле время смутное, и немирье идет на Агдир немалое. Идет уже по землям Харальда-конунга нашего Сульки из Рогаланда. В Рюгъярбиг занесло вас бурею, отсюда до Аскейрсунда день пути пешего по дороге, что на закат бежит. Вот, к примеру, ежели с утра выйти, то до ночи там можем быть. Только нету там нынче Харальда-конунга, сказывают, на полночь пошел он, только кюна Асса и Тьодольв-ярл нынче держат там правило. Отведу я вас, если на то воля твоя, а мальцов отпусти, пускай скотину обиходят.
Кивнул удовлетворенно Горм. Знак подал отпустить мальчишек.
- А где нынче ваши мореходы пробывают, старик? – спросил он. – нужны мне провожатые, чтобы довести суда до Аскейрсунд-фиорда.
- В море они сейчас, на промысле, и воротиться должны не раньше, чем за три дня. – ответил старик, пытливо в датчанина вглядываясь.
Задумался Горм. Сильно не хотелось ему разделять войско. Да делать нечего.
- Так сделаем, - повернулся он к своим спутникам. – До утра перебудем здесь, а с рассветом две с половиной тысячи хельдов пойдут со мной сухопутной дорогой. Прочие же, да мореходы с кнорров, останутся и дождутся рыбаков рюгъярбигских, да с провожатыми и приведут корабли к Аскейрсунду. Быть по сему.

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 4-06-2007, 11:23

Халагаланд,Харек и Хрерик
При помощи Тельтиара

Настал день суда, и собрались мудрые годи решать участь Харека.
-Судите мудро, почтенные годи, дабы не осудить невиновного, но и виновного не оправдать, – сказал Брюньольв.
Годи согласно кивнули, и начался суд.
Долго судили Харека. Были и те, кто считал его виноватым, и те, кто думал, что его оклеветали. И лишь с заходом солнца порешили годи – не совершал Харек этого деяния. И дали наказ Брюньольву – освободить Харека, да извиниться пред ним.
Пошёл Брюньольв в острог Харека вызволять, но видно было в глазах его, что хоть и не по душе ему извинится, доволен он. И ни кому не было понятно чем.
Солнце уже еле освещало мир, запад неба окрасился красным. Птицы кричали, предвещая беду. Тревожно было Хареку.
Он уже почти заснул, как послышались шаги. Харек встрепенулся.
-Здравствуй Харек. – услышал тот голос Брюньольва. – *…*
Удивился Харек перемене такой в Брюньольве и сказал:
-Неужто только теперь поняли, что невиноват я?
Брюньольв скорбно опустил голову.
-Извини Харек меня. Оскорбил я тебя сильно подозрениями своими. Разум мой ярость затмила. Но пойми и ты меня - нашли у отряда, на твоего брата напавшего, топор твой. Его Хрерик и опознал.
-Хрерик, говоришь, сказал, что это мой топор?
-Да.
Харек задумался. Не доверял он лису - Брюньольву!
-Ах, мой брат! А не он ли сказал, что это я подослал отряд?
Обрадовался Брюньольв – сам Харек брата своего в клетку загоняет.
И отвечает:
-Действительно так…Уж не думаешь ли ты, что Хрерик всё это устроил?
-Думаю, он. Позволь мне с братом поговорить, по-своему, по-братски!
Нахмурился Брюньольв.
-Может, сразу на суд его?
Покачал Харек головою. Брюньольв хитрый был, да Харек ещё хитрее.
-Истинно так. Но вдруг и он не виноват?! Я поговорю с ним.
Делать нечего. Отпустил Брюньольв Харека, но воинам своим приказал следить за ним.

Отправился Харек в покои, для него предназначенные. Не хотел он ночью идти к брату. Лишь отходя ко сну, позвал он своего слугу. Написал записку:
«Брат мой! Хитрый лис бросает на тебя тень! Берегись, может он схватить тебя, да в острог бросить! Завтра поутру жди меня. Думать будем, как от интриг Брюньольва уйти, да наследство получить.»
И отправил слугу к брату. А сам заснул, успокоенный.
Не ведал он, что Брюньольв подкупил слугу, и не к брату идёт сейчас слуга, а к врагу его.

На следующий день Харек пошёл к Хрерику. Но странно встретил Хрерик брата. С мечом вышёл, в дом войти не предлагал, стоял напряженный и готовый к драке.
-Брат мой, Хрерик, разве не получал ты записку от меня?
Хрерик усмехнулся и покрепче сжал рукоять меча.
-Получил я её. Только вот ты, я вижу, струсил!
-Хрерик, что с тобою?
Но Хрерик лишь зарычал, да поднял меч над головою брата. Свистнула сталь, но успел Харек отскочить от меча.
-Хрерик, неужто околдовал тебя кто? Узнаёшь ли ты меня?
-Узнаю, брат мой! Трус ты, да братоубийца! Получай же по заслугам!
И вновь кинулся в атаку. Харек бросился к дому, у которого воткнута палка в землю была. Выхватил он палку, да перехватил наподобие меча. Тут Хрерик подоспел.
Рубил Хрерик, и ярость застилала ему глаза. А Харек, лисий сын, палкою зазря не махал. Всё норовился не ударить, а кольнуть. Наконец ему это удалось и Хрерик упал на землю, неожиданной болью скрученный.
-А теперь послушай меня, брат! Решил Брюньольв нас извести. Так, чтобы мы против друг друга бились. Я писал тебе в записке, чтобы берегся ты его козней!
-Не было этого в записке! Писал ты, что поквитаешься со мной, что не удалось тебе в первый раз, так теперь удастся! – в ярости кричал Хрерик, пытаясь встать. Но крепко удерживал его Харек.
-Да нет же, неразумный брат! Это козни Брюньольва! Думает он, что изведём мы друг друга, и всё наследство Барду достанется, сыну его!
Хрерик успокоился.
-Так что теперь делать?
Харек задумался. Потом он воскликнул:
-Я придумал! Я придумал, как отомстим мы Брюньольву. Он же не наследства ради старается, а ради сына своего, Барда. Коль убьём мы Барда, то Брюньольв нам будет не помеха. Получим мы с тобою наследство, Хрерик, и отомстим Брюньольву за обиды и притеснения.
На том и порешили они. И пошёл Харек к Брюньольву да годи, чтобы первую часть плана своего в жизнь претворить.
-Здраствуй, Брюньольв, здраствуйте, годи! Прошение у меня к вам имеется!
-Говори, Харек! – велели годи.
-Брата своего, Хрерика, хочу на родной остров забрать, чтобы там судить его.
Брюньольв нахмурился. Ему не понравилось такое решение. С надеждой глянул он на годи. Годи отвечали Хареку:
-Слова твои справедливы. Тебе судить брата!
И ничего не мог поделать Брюньольв.
На следующий день отошёл от берегов Торгара корабль с братьями.
Спустился Харек в трюм, к Хрерику.
-Здраствуй, брат. Послушай меня внимательно. Завтра на рассвете приплывём мы к дому. Когда выводить тебя будут из трюма, сделай лицо грустное и угрюмое. А я буду тебя поносить, ты не обижайся. Для дела нашего это важно. Поведут тебя в острог, но ты не сопротивляйся. Уплывут вскорости люди Брюньольва. тут мы тебя и выпустим. А дальше будем Барда поджидать. Мы с тобой попробуем его на нашу сторону переманить. А если не получится – убьём!
-Но подожди, брат! Ты же хотел его убить сразу!
-Хотел. Но если обратится он против отца, то это будет для Брюньольва большим поражением!
-Хитер ты, Харек.
Харек самодовольно улыбнулся, кивнул и вышел из трюма.
На востоке занялся рассвет. Хрерика вывели из корабля. Встречать его вышла мать и удивилась, увидев его связанным.
Харек воскликнул:
-Здравствуй, мать! Хрерик, недостойный называться твоим сыном, обратил меч свой против меня. Судить его будем, мама.
Хильдирид вскрикнула. Глаза её удивленно распахнулись.
-Горестно мне слышать это.
И, сгорбившись, Хильдирид отправилась в дом, даже не глянув на своих сыновей.
Харек же повёл Хрерика в острог.
Но лишь отплыл корабль Брюньольва от берега, Хрерика отпустили.

На следующий день сидели Харек, Хрерик да Хильдирид, думали, как Барда заставить против отца пойти.
-Может подкупить? Но чем? Денег у нас немного, богатств особых нет.- сказала Хильдирид.
-Нет, подкуп не пойдёт. Есть лишь два пути: настроить против отца, говоря, что тот решил его извести, или же невесту его украсть.
-Но Харек! Если мы его невесту украдём, то пойдёт на нас Брюньольв с войском. Мы не выстоим, - воскликнул Хрерик.
-Значит, будем увещевать Барда. Собирайся, брат, Бард уже, наверное, покинул Аласт.
Сев на единственный корабль, доставшийся Хильдирид от папы, они с группой воинов отчалили от берега. Лишь ночью нагнали они Барда. Тот остановился на острове Илин, что неподалёку от Торгара, переночевать.
-Здравствуй, Бард. Позволишь ли присоединиться к твоему костру.
-Здравствуйте и вам, Харек и Хрерик. Садитесь.
Братья уселись рядом с Бардом.
-Предупредить мы тебя пришли. Отец твой задумал тебя со свету изжить.
-С чего бы это, уважаемые? Жили мы в мире и согласии все двадцать лет. С чего ему меня убивать?
Харек покачал головой.
-Твой бедный отец с ума сошёл. Родных не узнаёт, всех приближенных потихоньку убивает. Он запугал годи, все жители острова в ужасе. И про тебя всё время говорит. Дескать, как только он сына убьет, то злые силы покинут этот остров.
-Злые силы? - скептически хмыкнул скальд.
-Да, Бард. Твой отец убеждён, что остров заполонили духи. Что вселяются они во всех тех, кого он знает. Вот он и безумствует.
-Спасибо, что предупредили. Буду я осторожней.
Харек и Хрерик переглянулись. Всё шло не совсем по их плану.
-Лучше не езжай туда, Бард. Едем на наш остров!
-Нет, простите. Мне нужно всё же повидать отца.
-Неужто не веришь ты нам? – угрожающе воскликнул Хрерик.
-Не верю, - ответил Бард.
Братья вскочили и обнажили клинки. Тут же Хрерик ударил Барда мечом, но поспешил он. И поспешность всё испортила. Удар хоть и был сильным, но не точным. И поэтому Брад успел перекатиться в бок и вскочить, уходя из-под удара. Выдернул он свой меч, тут же парировал удар Харека. Звон столкнувшихся мечей пролетел над островом, путаясь в кронах деревьев. Удары летели на скальда с двух сторон, и Барду приходилось постоянно отступать всё ближе и ближе к лесу. Судя по шуму и сопению, там спрятались подлые воины Харека. Вдруг на пути Барда стало дерево. Скальд увлёкся и не заметил его. Он больно стукнулся спиной об него, и ему тотчас пришлось присесть. Меч Харека прошёлся по ясеню, оставляя шрам на его морщинистой коре. Сзади послышался шум – это воины Барда столкнулись с людьми Харека и Хрерика. А сами братья тем временем почти убили Барда. Отчаянно дрался скальд, но он всё же был один, а братьев было двое. Нечестная это была схватка. Хрерик ранил скальда в плечо, и поэтому Бард отбивался всё медленней и медленней. Близилась его кончина. И когда Бард уже почти задохнулся о боли, бешеного темпа, навязанного ему братьями, ему на выручку подоспели воины. Сперва прибежал Скули, его верный друг, и прикрыл его собой. Потом к нему присоединились остальные воины, и Хареку с Хререком пришлось позорно бежать к кораблю.
Когда братья уплыли, а воины уселись около костра, Скули спросил Барда:
-Почему они напали на тебя?
-Они хотели поссорить меня с отцом. Возможно, у них вышла какая-то ссора. Нужно быстрей отправляться домой. Мы сможем плыть прямо сейчас?
Скули посмотрел на небо. Небо было чистым и звёзды с луной светили очень ярко.
-Думаю, да.
-Тогда поплыли.
И Бард с воинами Брюньольва поплыли домой, на родной остров Торгар.

Альвхеймар. Конунги Гандальв и Неккви.
С Тельтиаром.

Славный пир был в Альвхеймаре ради гостей дорогих, но прекрасная дева-солнце уж подстегивала скакунов. Наступило новое утро, и серый конунг направился к любимой дружине.
- Здравствуйте, ясные соколы! - приветствовал конунг храбрых воителей.- Не засиделись ли вы без ратного дела?
- Ой, засиделись, - ответил седобородый гридень, по летам конунгу самому годный в старшие братья. - Только скажи, против кого клинки обратить - времени мало на сборы потратим.
- Добрые слова от славных мужей слышу я в этой домине, - хищно улыбнулся Гандальв. - Дело для вас есть. Сами, небось, слышали, что псы приграничные мою власть стали оспаривать. Добре ли то?
- Нет! - хором ответствовала дружина.
- Значит, велит нам Отец Битв в поход собираться, - закончил речи властитель Альвхеймара. на что мужи дружинные закивали, ликами просветлев. Ой, и сложно викингам дома сидеть, позор поражения помня! Всякой битве ныне были альвхеймарцы рады... а такой - и подавно.
Собирался на рать такую и Неккви конунг, дорогой панцирь надел он, крепким шеломом седую голову укрыл, да мечом опоясался. Все, кто с ним прибыли в Альвхеймар выстраивались уже, едва петухи пропели. Хорош пир, да только не все самим животы набивать следовало, но и оружие верное кровью напоить-накормить. Может кто из людей Гандальва и с тяжелым сердцем против земляков воевать шел, но для мерийцев все едино было, агдирцев ли, альвхеймарцев ли бить.
- Что вижу я, брат мой по ратному полю? - весело удивился Гандальв, те приготовления увидав. - Неужто мы вместе, как зимы назад, воевать против недругов станем?
Глаза альвхеймарского владыки нездорово блестели, но то было не следствие возлияний вечерних: чтобы свалить мужа со статью, как у Гандальва, пара бочек напитка хмельного потребуется. Нет, жажда мести придавала блеск конунговым очам. Словно пьян он был от предчувствия битвы.
- Давно те времена были, пора бы и самим вспомнить их, да недругам нашим о том напомнить, что покуда крепко оружие в руках держат конунги Мера и Альвхеймара, нет врагов, разгромить их способных, - Неккви отвечал, покуда слуги ему на коня взобраться помогали.
Тяжел стал владыка Раумсдаля, неповоротлив, но все так же могуч остался, как и в годы былые. Да и засиделся он на троне своем в далеком Мере, где каждый, кроме зятя худородного, власть его признавал и выступать открыто опасался. Ржавел в ножнах ратный меч - пришло время его рудой вен смазать.
- Такие слова - злата дороже, - ответил Гандальв, тоже садясь на гнедого жеребца. - Мыслю я, что далече вести о нашем походе люд разнесет. Покарать ослушников - доброе дело, но еще приятнее мне, коли Харальд о сне ночном в един миг позабудет.
- Когда двинутся на него разом полки Мерские, да Альвхеймарские, да иных конунгов, что обидел он и отец его - тогда попомнит Харальд подлость свою и дяди своего, но пока твоих ослушников надобно нам наказать примерно, что бы другим не повадно было.
- Короток ум у мальчишки, - ответил на то Гандальв. - Люди сказывают, владыкой всей Норвегии себя возомнил, да то клятвой скрепить вздумал. Ходит властителем - меч лишь раз обагрив. Да и то, против кого? Тьфу! Хоть и сын был мне Хаки, а доброго слово о нем сказать не решусь. В Хель трусу самое место! А коли б не он - ходил бы агдирский волчонок с мечем в бою не окровавленным. Вестимо ли - чтоб родичи за мужа воевали, а он бы себя победителем чтил?
- Рушит традиции вековые, - покачал головой мерский владыка. - Под парусом не хаживал, все у мамки за подол прятался, покуда бабка-ведьма его страной правила, а тут на тебе - властитель норвежский выискался! Дальше что ж будет - грядущие конунги и вовсе меча в руках не держа править станут?
- Видимо, так, - тряхнул седеющей гривой Гандальв. - Уходят времена наших отцов. Смотрю я подобных этому пащенку - и мыслю: и впрямь Рагнарек будет благом Норвегии.
- От франков да саксов поднабрались трусости земляки наши, да от данов, что не лучше Белого Бога слуг будут, - согласился Неккви, покуда воинство из ворот усадьбы выезжало. - Но мнится мне, не таков будет у Норвегии конец, чтобы в огне Суртовом погибель найти. Много у нас мужей доблестных.
- Мужи доблестные ныне в битвах первыми гибнут. Вспомни Гудбранда. Вот уж муж был достойный - а смерть от рук подлых нашел. Даже в кончине достойной ему слуги Харальдовы отказали... что ж о других сказывать?
- Но ты жив еще, Гандальв, и ярлы твои достойные с тобой рядом, - отвечал властелин Мера. - Так стоит ли нам по погибшим убиваться, коли впереди деяния славные. Думал я, что уж не возьму в руки меча, но щенку Агдирскому благодарен даже, что появилась у меня возможность вновь на поле ратное выехать.
- В том лишь твоя заслуга, не Харальда. Можешь меня пристрастным счесть, но очи мои ничего славного да доброго в деяньях агдирца не видят.
Вои Мера да Альвхеймара меж тем стали стройными колоннами у частокола. Глядя на таких молодцов любой конунг возрадуется, вот и Гандальв хмурится перестал. Харальд был словно туча, чело конунгово омрачившая, но теперь снова солнышко выглянуло. Грозным властителем Гандальв пред войском предстал. И крикнул во весь голос могучий:
- Что, гридни, пойдете со мной ворога бить?
- Хоть в Йетунхейм, - ответствовал остроязыкий молодчик, да смутился под взглядами старших.
- То честь для нас, конунг, - ответил другой гридень - уж чинно и так, как по правде положено.

Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.

Не могли ни Ярополк, ни Ратибор к Асмунду Кровавому во владения ехать. Знали их там, как Эйнара людей доверенных. Так что нелёгок выбор был, перед ярлом стоявший, кого чести удостоить и, возможно, на верную погибель ко врагу своему отправить. А время всё шло и шло, и решаться нужно было уже хоть на что-то.
- Эйнар, давай того парня пошлём, что весть нам недавно принёс славную.
За то время, что прожил бонд в Гиллисберге, возмужал он. Годами был молод и мечтал, видно, о жизни война. Да только случая всё не представлялось. А теперь появился. В предыдущий день посмел кто-то на жену ярлову покуситься, жизни её хотел лишить. Женщина часто одна гуляла, муж всё время в заботах о владениях проводил, время ей вечером да ночью уделяя, с женщинами воительнице скучно было, разговаривали они лишь о нарядах да шитье, а втихомолку, госпожу свою не одобряли, что в дела мужа вмешивается. Так что и в этот день, когда солнце всё ниже опускалось к земле, гуляла Сигрун одна одинёшенька, думы свои думая и вздыхая изредка. Тут-то её ворог и подстерёг. Кинулся он на Деву безоружную, хотел жизни лишить, да дала отпор достойный нападавшему Дева, а когда силы её кончаться начали и, казалось, смерти верной не избежать уж ей, подоспел бонд и спас её. Схватили они вдвоём подлеца, что на хозяйку Гиллисберга напасть посмел, да только пока до усадьбы тащили, умудрился пойманный себя отравленной булавкой уколоть и скончался у них на руках. Сигрун побледнела вся, плохо ей сделалось, давно уж женщина смертей не видела, а тут как представила, что сама погибнуть могла и ребёнка лишиться, прямо на руках юноши сознания и лишилась. Пришлось парню её к ярлу нести и ответ держать. Не разгневался Эйнар на бонда, очень уж о жене волновался. Но она скоро в себя пришла, и рассказ парня подтвердила. Вот теперь проявляли к нему Эйнар и Сигрун большую благосклонность, поэтому и дал согласие ярл в такое опасное путешествие парня отправить. Правда, перед этим окрестили в веру Христову юношу, конечно, по его желанию.
Нарекли его Ярославом.

Сообщение отредактировал Анж - 6-06-2007, 15:44

Хладир. Мятежные ярлы.
При посильной поддержке Тота


Был день. Просто день. Пусть для некоторых это был день великой победы, а может не столь уж и великой, но все равно победы и славы. Для иных этот день стал днем поражения, позора, слабости и презрения. Были еще и третьи, для которых и дня-то не осталось, осталась дата смерти.
Человек лежал на сером месиве, глаза его были открыты и, быть может, казалось ему, что кружат уж над ним мясоеды, срезают крылами черными алмазные зерна, что падают, срываются, покрывают собой мертвые тела. А может, виделось ему, будто идет он по сияющему мосту, и радостно становится, с каждым шагом прибавляется уверенности, с каждым вздохом понимание нарождается. И родич рядом идет, смеется и похлопывает одобряюще по плечу.
Лежал человек. И может быть казалось ему, будто жив он еще, вот сейчас, поднаберется силушки, встанет, меч в руке окрепшей сожмет… Человека того Маром Хладные Пальцы звали, да только какая теперь разница, как звали его.
Битва не началась даже, как лишились воины Гаулардаля своего ярла. Пошатнулся, упал сын Иллуги могучего, да и не встал больше. Обступили его люди – но чего уж там, не вырвать ярл из объятий Хель уже было. А враг на сходку топоров пришел, не на тризну по Мару.
- Колдовство! - Над рядами воинов пронеслось. Сгубили недруги славного ярла, да только не уйти им от расплаты в этот день было! Взвились знамена, раздались крики воинственные – то воеводы Мара озлобленные воев своих подгоняли поскорее крови вражьей отведать. Дать Сурту Рукавице горюшка хлебнуть из чаши переполненной. Сошлось два войска, с силой стакнулись – не на живот, на смерть бились, так, как только друзья бывшие и союзники биться могут – озлобленно, остервенело, яростно. Мятежниками и изменниками называли людей Мара, глупцами и рабами Хаконовыми хирдманов Сурта окрестили.
Да только не один Мар воинство свое привел – за ним следом дружины ярлы Транделага Внутреннего привели с предателем поквиться, что дело их предал. И Облауд был здесь, и Раги сын Ивара, и Хрут из Скауна – каждый на себя уже земли Суртовы примерял. Тяжела власть конунгова, да слаще она, чем титул ярла, потому-то и спешили восставшие с Хаконом расправиться, покуда он от битвы с захватчиком Грютингом не оправился. Силен медведь и подраненный, а уж если снова в полную силу войдет. Кто ж знал, что станет его Рукавица защищать? Оттого и ярились ярлы пуще прежнего, что рядом с перчаткой стальной на стяге медведь Хладирский у него соседствовал. Но Длань Раскрытая Глаурдальская всяко Руковицу поборет – так мужи мятежные думали.
- Смотри! Снекольв!
- Снекольв идет!
Раздались крики воинские из рядов задних! Не было на совете ярла Стьордальского, но видать и он решил конунга старого затравить в его логове, не дать мальчишке власть над ними всеми обрести. Радовались воины, криками его привественными встречали, навстречу ему Облауд сам поехал, воинов оставив с Суртом биться. Ох, не видели люди его, что с их ярлом стряслось – сами в битву вступили с заступником Хаконовым.
Раскрыл обьятия Облауду Снекольв, да вонзил кинжал точно в шею:
- Издохни, пес, - только прошептал, тело умирающее от себя отталкивая, с коня сбрасывая. Подняли на копья людей ярла убитого хирдманы стьордальские, запели тугие луки, ударили стрелы каленые в спины беззащитные, не прикрытые воинства мятежного. Многих славных воинов погубили Снекольв ярл хитростью своей коварной. И лишь когда развернули полки люди Хрута и Раги, и Облауда погубленного – тогда только взметнулось знамя медвежье над полками Снекольва.
Тогда то и сошлись все три воинства, меж молотом и наковальней оказались ярлы восставшие, но хоть и не завидно положение их было, да воев все одно больше под их знаменами оставалось, был еще шанс одолеть супротивников, потому и рубились до последней капли крови, стонами предсмертными поле битвы оглашая.

Как? Не понимал он. Отказывался понимать. Что значит «умер»? Не погиб, не убит – умер.
- Побелел весь, наземь пал, - Дюри сказывал, - кинулся я к ярлу, а он уж не дышит. Только капелька крови из ноздри натекла.
Поведал хирдман обо всем произошедшем: и как шептались, будто колдовство-то черное ярла сгубило. И как столнулось их воинство с ярлом Верадаля и ярлом Стьодаля, что силу привели не малую. И как Облауд от руки Снекольва Тюрвингсона пал. И как Раги Иварсон, поражение предчувствуя, прочь из битвы подался.
Все слышал Гуннар Сердитый, да верить тому отказывался. Не может викинг просто так умереть. Не может! И Мар не мог. Стоял в раздумьях ярл, а возле войско стояло, приказов его ожидая – уходил Грютинг, оступал. Еще немного, и не нагнать его будет. Стоит ярл, размышляет – стоит ли вообще в погоню идти, или же там, у усадьбы важнее битва идет.
Нарушил он слово, родичу данное, поворотил воев, повел на усадьбу хаконову. Сам сгинуть решил, но Сурта Рукавицу в битве той сыскать. И отыскал ведь.
О том поединке скальды могли песнь сложить героическую, да только не было рядом скальдов, и никто в пылу битвы не видел, как сошлись Сурт и Гуннар, как клинкам дали разговор тот продолжить, о котором ярл Верадаля говорил. Не видал никто, как размолвка та шла, да как пал Гуннар Сердитый с грудью рассеченной, а у Сурта Рукавицы в плече осколок меча остался, о доспехи преломившегося. А уж того воина, кто Рукавицу раненого добил без жалости, и имени не сохранилось.
Закончилось дело мятежников в Транделаге, так и не начавшись толком. Были они разгромлены, а увидав, как Хакон из усадьбы дружину свою вывел, так и вовсе в бегство подались повальное.

Западный Агдир
(с помощью Тельтиара да хранят его Богхи)

Торлейв и Фредрик обсуждали вести из Западного Агдира. Страну заполонили войска Рогаланда, и многие из них были наемниками из соседних Теламёрка и Хёрдаланда. Сколько их? Пять тысяч? Десять? Никто не мог сказать точно, да и у страха, как известно, глаза велики. Разве можно было от бондов слова дельные услышать, коли науке воинской те обучены не были, по дымам костровым да стягам войска счесть не могли. Одно понимал Фредрик – много врагов, слишком много, чтобы открытый бой им давать.
Отряды наемников разбивались на банды, и занимали селения а их главари объявляли себя хёльдами и ярлами, деля между собой добычу и женщин. Рогаландский владыка им многое дозволял в подчиненных землях, лишь дань платить принудил из добычи захваченной. Но ярлов самозванных то устраивало.
Сам же Сульки в усадьбе свирепствовал, допытываясь, кто на жизнь его покушался. Летели головы холопов, да только ответа все не было: кто на Ассу старую валил, кто на старосту, той же ночью бежавшего, кто на колдунов и самих Асов. Уже пора было дальше войска вести, а конунг рогаландский о том и не думал даже.
Некоторые разведывательные отряды, посланные Сульки к Восточному Агдиру, не возвращались - их перехватывали храбрые хирдманы Тьодольва. Головы убитых развешивались вдоль дороги на шестах. Все холмы, через которые вились дороги к востоку Агдира, теперь покрылись земляными насыпями и ощетинились частоколом. А всех, кто появлялся на расстоянии полета стрелы, встречали залпом из луков и дротиками. Путь через холмы преграждала дружина Ассы. Более удобной местности для обороны найти было трудно, а отступать было некуда. Именно здесь обосновался Тьодольв и его хёльды, и здесь, в наскоро сооруженном форте, Фредрик и Торлейв коротали дни и ночи, обсуждая планы нападений на слишком растянувшиеся, обнаглевшие от безнаказанности отряды врага.
Пока что план работал. Войско рогаландцев на время распорошилось по стране, захватывая разбросанные вдоль дорог деревни, грабя и сжигая одинокие хутора. Они уже и сами не помнили, наверное, сколько их пришло в Агдир, а потому никто и не замечал, что то один, то другой отряд мародеров неожиданно встречался с малочисленными, но хорошо обученными отрядами Тьодольва. Лишь вдоль агдирских дорог все больше появлялось копий с насаженными на них головами рогаландских удальцов.
Старались агдирцы ослабить войско вражеское, насколько возможно это было, хоть и понимали, что не избежать им большой битвы...

Харек Волк. Саросберг - Гиллисберг
Рано поутру явился Оттар к Хареку в дом.
- Здрав будь, Харек ярл, собрал я бойцов удалых. Немного, но все воины прирожденные, хоть и не все в битвах научены. Будет тебе сотня бойцов верных.
- Благодарен тебе премного за дружбу и службу, Оттар. А что это у тебя за повязка на руке?
- Какой-то юнец вечером стрелял. У меня панцирь старинный, еще от деда достался. и на спине тоже кожа хорошо проклепана. Видать не ведал стрелок тот, что на спине у меня защита не хуже, за плащом ведь не видно. Вот и застряла стрела в пластине. А когда обернулся я, чтобы посмотреть, кто стрелял, то еще один выстрелил, и в руку мне попал. А там уже я на землю рухнул, изобразил что поранен сильно, а Буривою велел за подмогою бежать. Только не решились они ко мне приблизиться, а убежали.
Нахмурился Харек, усы теребя в задумчивости.
- Кто стрелял, ты хоть видел?
- Лиц не видел. Далеко ведь было, из-за дома стреляли, но по фигурам было видно, что отроки.
- Плохо дело. Вели своим воинам в путь собираться немедля. В полудень выступаем. Думаю, не в первый раз на жизнь твою покушались, и неспроста это. Нечего нам засиживаться долго в месте, где нам не рады. А ты охраны с осбой возьми побольше. Мало ли чего. А я с Асгаутом про то побеседую напоследок...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 31-05-2007, 10:33

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг.


Сидели братья на дереве поваленном, что во дворе у них лежало возле барака, да мрачно друг на друга смотрели.
- Ох, убьет нас Асгаут, как пить дать убьет, - Сигтрюгг тихо произнес. - Ведь не насмерть же, точно тебе говорю.
- Узнаем скоро, - Халльвард отвечал. И хоть пытался он убедить себя в том, что все у них вышло, как то и было нужно, ан нет – подсказывало что-то хельду, что Оттар все-таки жив остался. Вот коли б они подошли к нему да для верности кинжал под лопатку вогнали, не было бы сомнений никаких. А так только незнанием мучиться да в собственной неопытности убеждаться.
Все же сплоховали вчера они, да, кажется, и с головой себя выдали. Верно ведь говорят, поспешишь – людей насмешишь. А возможность-то такая хорошая была, думалось – только тетиву спустить и вот он, Отар, уж поверженный лежит…

- Тише, вон он идет, - шепотом Сигтрююгг произносит. – Да, точно Рваный – плащ его, роста такого же.
Прятались они за домами, поджидали, пока мимо Отар пойдет. И ведь пошел же!
- Стреляй, - толкает его Халльвард. Как же удобно для них стоит херсир, спиной! Теперь только выстрелить остается. У Халльварда тоже в руке лук зажат, но он более на брата полагается, чем на себя, знает, что тот в стрельбе искуснее.
И Сигтрюгг стреляет, и попадает в спину. Видят братья, как вонзается стрела, но Оттар, вместо того, чтоб упасть словно подкошенный, обернулся, прямо на них посмотрел. Вроде и далеко они были, не мог он их разглядеть, но обмер Халльвард . "Раскрыли!", подумалось ему.
- Неужли плащ у него заговоренный? – младший из братьев в недоумении на старшего глядит.
А Хальвард как раз свою стрелу с тетивы спускает. Плохо видел он в вечерней мгле, но то, что упал Рваный, разглядеть удалось.
- Убил? – то ли у себя, то ли у брата Халльвард спрашивает.
- Подойти бы, - Сигтрюгг замечает. – Но слышишь, голоса там…кажется, кто-то на подмогу уж бежит.
- Так и нам бежать надо! Поймают ведь!
Так и скрылись они, не зная, что с Оттаром, видел ли он их, и что будет теперь дальше.

- А все-таки надо к Асгауту идти, - вздохнул Сигтрюгг. – Да, ты лук-то, который у Кьярвалля взял, на место положил?
- Положил. Но не думаю все же, что он пропажу его временную заметил.
- После узнаем.
Еще с минуту помолчали Вебьернссоны.
- Не на нашей стороне, видно, нынче удача, брат, - опять вздохнул младший. – То ли дело мы делаем, богам противное, то ли сами их прогневили чем-то.
- А никто и не говорил, что легко будет, - Хал
львард бросил, поднимаясь. – Ну, пойдем, брат.
"Снова к ярлу, и снова с повинной головой! Не балует нас судьба, ох как не балует!"

Саросберг.
Асгаут ярл ночь в беспокойстве провел, было ему тревожно за братьев Вебьернсонов, да за то, как они с приказанием его справились, а потому поутру он ждать их принялся, никуда из избы не выходя, да слуг отослав. Ни к чему было холопам разговора их слышать.
Неожиданно в дверь настойчиво постучали.
- Не заперто, - бросил Асгаут, обратив взгляд на дверь. Халльварда он ожидал увидать, отнюдь не Харека.
- Оттар ярл ранен. Тяжело. Кто-то пристрелил его из лука... -произнес Харек с порога. - Не ведомо ли тебе, Асгаут, кто бы это мог быть? Перед тем как его ранили, Оттар видел двух отроков, но они были ему незнакомы. Вот и мне стало интересно, кто мог желать его смерти. Раньше он служил тебе, может тебе изветсно о том что-то? -Харек пристально посмотрел в лицо Асгауту, проверяя его реакцию
Вздрогнул ярл, слова эти услышав, появилось на его лице выражение странное толи разочарования, толи радости, толи грусти - и не поймешь сразу.
- Ранен друг мой старый, - наконец ответил он, когда самообладание к нему возвратилось. - Тяжкая то весть. И не ведомо мне, кто бы мог ему злого желать - всегда был он воином честным и доблестным. Но ты проходи, Харек, садись за стол, что на пороге стоять.
- Благодарю за любезное приглашение, но вынужден отказаться - ответил Харек, все еще стоя на пороге и не сводя глаз с Асгаута. - Мы решили не злоупотреблять твоим гостеприимством, и в полдень покинем Саросберг.
- Добро, - недобрым взглядом встретил отказ ярла Асгаут, но и сам навстречу не подался. - Конунгов приказ исполнять будешь, Харек? А с Оттаром что, раненого его лучше в Сарасберге оставить - тягот пути он может не выдержать.
- Конунга или жреца вашего, но наказ есть и я его поклялся исполнить. И если судьба моя такова, не вернусь я более в эти края. А Оттар со мной уйти пожелал, и не мне его отговаривать. А коли пути не выдержит -значит судьба его такова. Все одлно лучше, чем промереть здесь от ножа или стрелы направленными в спину руками мальчишек из темного угла
- Воля твоя, - отвечал конунжий наместник. - Но так скажи ему, что Асгаут ярл покушавшихся на жизнь его найдет, и спросит с них сурово за деяние это.
- Я надеюсь на это, Асгаут, пока еще надеюсь... Да воздадут тебе силы неба за дела твои по справедливости. - с этими словами Харек развернулся и вышел.
- Да найдешь ты достойную гибель на берегах Ранрики, - прошептал ему вослед ярл западного Вингульмерка. Усилилась тревога его, что опознают Халльварда и Сигтрюга, да через них и о его участии в делах бесчестных узнают...

А Харек тем временем отправился влагерь, чтобы за сборами войска своего проследить. Стучали топоры, скрипели пилы, стучали молотки забивающие гвозди. Воины чинили сани, укладывали поклажу, запрягали в сани лошадей или впрягались сами по четверо. А еще ставили паруса на кораблях, бежавших по подтаявшему весеннему снегу как по воде. двенадцать кораблей теперь было у Харека, и ни один из них не хотел он оставлять здесь. К полудню все было готово, и растянувшись в несколько рядов, отряды ирландцев и ополчения собранного Хареком в Хейдемерке и среди местных бондов отпраивлось в путь. В полном молчании миновлаи они большой деревянный мост, а корабли были спущены на воду, и их кили ломали ставший тонким под весенним солнцем лед. С большим трудом, идя через мост, и рискуя упасть на лед, готовый вот вот проломиться под весом упавшего человека, воины переправили все корабли на другой берег. Харек решил протащить корабли волоком до того места, где лед совсем тонкий, и дальше поплыnь до вниз по реке и дальше вдоль незамерзающего даже зимою фьорда к морю, а оттуда до Гиллисберга.
Ночевали снова на берегу, прикрывшись корпусами кораблей и стенами шалашей от холодного ночного ветра. А утром река вздыбилась, лед начал ломаться, и начался ледоход. Сразу настроение воинства поднялось, и остаток пути до фьорда был пройден быстрее, чем ожидалось. А на третий день все корабли были спущены во фьорде на воду, попутный северо-западный ветер надул паруса, и все двенадцать кораблей понеслись в открытое море, держа путь в другой фьорд, чтобы через него подняться по руслу реки Мьорнир до Гиллисберга...
Едва корабли были спущены на воду, настроение воинов улучшилилось, зазвучали песни. Харек обустроил шатер прямо на палубе специально для своей супруги, сам же часы проводил на носы, сам поправляя руль и сверяясь с тенью по солнцу на путевой дощечке и с картой побережья, выгравированной на куске бычьей кожи.
Два дня плыли они вдоль побережья, и берег был пуст. Всюду были разоренные дома и покинутые селения, и неясно было: то ли пираты порезвились здесь, либо руки воинов Гандальва сюда дотянулись. Два дня шли они при попутном ветре, и к вечеру пятого дня пути вошли они во фьорд, а из него поднялись на веслах по реке Мьонир. И там встретили они корабль с посланцем Эйнара, который плыл в Вестфольд. С мрачным лицом выслушивал Харек известия о злодеяниях, которые творил Асмунд сын Альхейма в давней вотчине Инглингов. А к вечеру показались крыши домов и частокол, окружавший Гиллисберг...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 1-06-2007, 9:18

Эйрик. Вермаланд.
...воздадим же хвалу Тельтиару за моральную поддержку!

Да, морозы уже отступили, хотя зимняя прохлада все еще витала в воздухе. Каждой шерстинкой он ощущал дыхание весны….и холод, который пока не желал уходить из этих мест. Спасибо, остались еще в селении этом добрые люди, которые изредка подкармливали его объедками или пускали на двор поиграть с ребятишками. Он любил детей, но к совсем маленьким ему близко подходить не давали – боялись, наверное, бродячего пса. Откуда им было знать, что он в жизни своей собачьей и мухи-то не обидел? Разве что так, по дорогам деревенским за воробьями погоняться… Вот как сейчас.
С громким лаем рыжий дворовый пес несся по лужам, покрытым тонкой корочкой льда. Воробьи, точно дразня его, отлетали и приземлялись вдалеке. Деревня осталась позади, пес выскочил за околицу и в недоумении остановился.
По дороге скакали двое незнакомцев. Осматриваясь, выглядывая что-то среди деревьев – потеряли кого-то? Можно было и так подумать, но оба держали луки с наложенными уже стрелами наготове. Враги!
Звонко и заливисто пес залаял. И тут же звук этот оборвался.
- Всего лишь собака, - обронил один из разведчиков Эйрика-конунга, спустивший свою стрелу.
- Да здесь и нет больше никого. Зря ждали засады, путь свободен. Возвращаемся.
Воины развернули коней и направились назад, за лес, где ждало уже войско Эйрика их с новостями.
А из остекленевших собачьих глаз медленно выкатилась слеза.

Давно уже не было над землей вермаландской владетеля. С тех самых пор, как прогнали бонды конунга законного. В каждой деревне староста сам суд вершил, сам, точно херсир какой правил. Не было единства в Вермаланде крепкого, оттого шли войска Эйрика по нему, точно лезвие острое, что в плоть проникает – быстро, легко. Ни брони, ни костей – мясо одно и кровь алая. Еда, меха и злато. С тех пор, почитай, как сгубили хевдинга Готландского, не было на пути у свейского владыки преград.
Лишь воины шли по дорогам, медленно сбрасывающим с себя снежные оковы. Шаг за шагом, стук копыт и людская поступь.
Говорят, холодна кровь свейская, равнодушны к чужому горю сердца воинов Упсалы. Верить ли слухам, нет ли, а только тот, кто заглянул бы в очи Эйрика, когда он воинов вперед за собой ведет или просто окруженный дружиной верной, по дороге скачет – тот увидел бы в очах конунга только отражение свое, не больше. Известно каждому, что кровь, мечом пролитая да на руки брызнувшая, свой отпечаток на человека непременно накладывает, но вот какой то отпечаток будет, лишь от сердца, что в груди воина бьется, зависит.
Один, сильный духом, что лишь настоящему воителю присущ, раз убив, возмужает; другой, слабовольный – испугается в следующий раз меч в руки взять, смерть человеческую увидев; третий же, словно волк, крови попробовавший, лютым убийцей станет, который, может статься, и товарища не пожалеет. Так и земля, за которую бьешься, которую к своим владениям присоединяешь. Любой конунг, вестимо, не упустит возможности власть свою распространить дальше границ, что при отце или деде установлены были. Но Эйриком уже не одно это двигало. С той поры, когда двигался он на гаутскую землю, легкую добычу почуяв, уж много времени прошло. И уже не ради наследства детям своим да славы громкой продолжает он войну. Все дальше, все больше, порой забывая об отдыхе, не жалея подков на копытах конских, не жалея воинов уставших. И с каждой победой все крепнет уверенность в том, что никто тебе не помеха, никто тебе не указ, что целый мир к ногам твоим падет со временем – лишь бы оно, время, само того позволило. И рассказывать будут скальды на торжественных пирах о деяниях твоих, и с гордостью будут вспоминать сказания о тебе твои потомки, но все это не стоит того, чтобы думал сейчас об этом Эйрик – ибо сейчас он думает о другом. А, возможно, и ни о чем.
Биться ради битвы. Завоевывать ради завоевания.
Может и правы они, те, кто говорит, что холодна кровь свейская, что скованы льдом сердца свеев... Но только про Эйрика им, людям этим, сказать будет и вовсе нечего, не хватит им ни слов, ни мыслей, ни понимания.

С завоеванием этого поселения вся северо-восточная часть Вермаланда оказалась под властью Эйрика. Впрочем, планы его зашли уже гораздо дальше, уже видел он себя властителем всей земли этой. И все же было одно, что омрачало сознание конунга.
Вечером этого же дня созвал он военный совет, и как всегда, по левую руку от него сидел Вальгард, а по правую – Свен, а сам Эйрик вот о чем речь свою вел:
- Теперь, други, предстоит нам на запад поход, и верю я, что не будет нам там особенной трудности. Но заботит меня больше та земля, что придется оставить нам за своей спиной.
- Что разумеешь ты под этими словами, владыка? – нахмурился Свен.
- Сколько деревень мы прошли, считал ты? Сдавались они одна за другой, как и сегодня, и милостиво оставляли мы людей в живых, а теперь жалею я об этом. Что помешает им собрать силы и ударить с тылу?
- Верно, верно, - послышались возгласы.
- Но что делать нам? Здесь оставаться? – спросил кто-то из херсиров.
- Почти что так, - отвечал Эйрик. – Я считаю, что нужно будет оставить здесь отряд небольшой, который следил бы за всем, что в деревне происходит и в окрестностях. И кони их всегда должны наготове быть – чтобы в случае опасности хотя бы один из воев смог нас догнать и предупредить об угрозе.
- Разумно, - Вальгард согласился. – Если ты, Эйрик, возражать не станешь, я отряд этот сам наберу и с ним вместе останусь.
- Воевать расхотелось уже? – Свен ухмыльнулся, но тут же взгляд суровый от конунга получил и умолк.
- Оставайся, - Эйрик произнес, - и дружину себе набирай из тех, у кого кони резвее да глаза острее. Мы же отдохнем да к походу готовиться станем.

Следующим днем выступили они уже на запад. Вальгард же с отрядом в тридцать конников вооруженных остался в поселении, дозором обходя и эту местность, и владения окрест.
К вечеру перешла рать конунга свейского границу между фюльками. Дивились воины, как изменилась земля – была она ровная прежде, а на западе уже и холмы, и горы возвышались. Могло помешать это в битвах – но не мог и помыслить конунг о том, что отвернется от него удача.

Гаулар
Совместно с Тельтиаром

Три дня минуло с той поры, как разговор меж Аудмундом и Альвиром состоялся тайный. Больше не говорили они на тему эту, лишних ушей опасались. И не зря - слух прошел, что соглядатаев Херстейн, сын ярла разослал по городы и ищут они Альвира Хнуву, скальда гордого, чтобы голову с него снять и Атли Тощему принести. Велика была награда за жизнь Альвира, много люду лихого хотело золото это шальное получить. Был он вне закона объявлен единоличным ярла решением, что даже совета у годи мудрых не спросил, и пусть не по правде был приговор этот - ни у кого смелости не хватило оспорить решение ярлово.
Не рад был Хнува всему этому, да и чему радоваться то? Сидел скальд как взаперти, каждого шороху со двора пугаясь. Дошел слух о бедах Альвира и до семьи его. Да только помогать ничем не стали, и эмоции под каменными лицами попрятали. Жили как будто ничего и не сталось. Как будто и не было в семье Альвира никакого.
-И когда ж они угомонятся, верно, когда голову мне с плеч снимут.- Рассуждал Хнува утро каждое.
Мрачен и Аудмунд стал - уже пожалеть успел не единожды, что помочь обещал скальду юному и думал все больше о том, стоит ли обещание его риска такого? Ведь не желал он голову складывать из-за юнца влюбленного, но и злата получить жаждал. Потому-то и слухи все проверял, что в селении ходили, да ярла с семьей его касались. Многое было ведомо купцу хитрому, и умело он скрывал у себя на подворье скальда, да только знал Аудмунд - все это до поры только.
Наконец-то сталось так, что в один вечер, когда купец да скальд спать уже улеглись, в ворота нежданные гости застучали. С силою такой били, что не открыть им сулило большей бедой, чем добровольно впустить. Вскочил купец с ложа своего да до Альвира скорей, юнца на этаж первый проводил, да через окно выкинул, с пожитками. Сам же неспешно, да бурча, на двор вышел. Ворота отпер да узрел в гостях гонцов ярловых.
-Что? А. Ярл видеть меня хочет, дабы отблагодарить за труд мой пред ним?
-Да уж точно не затем! Козий Рог уже розг отведал, видать твоя очередь наступила! А ну пошел!
Так и выволокли они Аудмунда в рубахе одной, да к ярлу на допрос повели.
Лютовали люди ярловы, вверх дном всю избу перевернули, да челядь и домашних купца перепугали, но следов Скальда найти не сумели, а у всех, кого спрашивали, от страха языки отнялись. Самого же купчину вскоре уже на ярлово подворье отвели, где Херстейн с Хольстейном Козьего Рога кашей березовой потчевали.
- Он, он!! - Завопил холоп, на Аудмунда указывая. - Альвира-разбойника у себя укрывал! Медяки мне давал, чтобы я послания к девице относил его колдовские! Все-то он виноват!
- Брешет пес смердячий! - Бросил купец. - Обыскали вы весь дом мой сверху до низу, не нашли ведь изгоя беззаконного! Али меня кто во лжи уличить может?
- А ну как я тебя плетью угощу! - Рявкнул Херстейн, кнут занося.
- Ты холопам своим грози, песий сын, - проскрежетал Аудмунд. - Я же человек свободный и купец именитый! Прознает кто, что на меня руку поднял, отец твой позору не оберется!
Козий Рог еще что-то сказать хотел, да отчего-то промолчал.
-Да ты прав. Погорячились люди мои. Отпускаем тебя, да только до поры, как найдем доказательство вины твоей, так знай Аудмунд, несдобровать тебе! – Признал расторопность их действий Хольстейн.
Отпустили Аудмунда ярловы гридни, Козий Рог же за то, что ложно обвинил купца доброго еще десять плетей получил, да из усадьбы свинарник чистить отправлен. Но злопамятен был холоп этот, пообещал он себе, что не будет покоя знать, покуда не изведет и купца, и скальда и дочку ярлову.
А Хнува тем часом с деревни-то бежал, да в роще темной спрятался, размышляя обо всем.
-Одно хорошо, платить хитрецу не придется. Быть может и мертв он вовсе! А коли не мертв, возвращаться к нему не выход! Видать за хатой его присматривать станут.
Отсидев на пне время недолгое решил Альвир в лес поглубже уйти, дабы не попасться кому на глаза, мало ли кто по ночам по лесу бродит. Так и плутал он до рассвета по лесу, разодрав лицо да руки себе, а на рассвете шалаш меж древ увидал да направился к нему, дубиной вооружившись. Видно было, что шалаш этот совсем недавно покинут был, да только не было сейчас скальду особого интереса - чей он, ибо устал сильно Хнува по лесу бродя. Прибрался в шалаше Хнува. Место под сон разчистил, замест подушки сено найденное положил да заснул на земле холодной. Сильно измотался скальд по лесу бегая, да заснул чуть лишь веки прикрыв.

Сообщение отредактировал Каиливи - 1-06-2007, 21:44

"Нет, старуха Смерть, я солдат еще живой..."

-Я требую перерезать горло убийцам моего брата! Немедленно!
-Будет исполнено, Сельви.
Юный властитель был в дикой ярости… Его взгляд был настолько наполнен жизненного гнева, что даже ветеран поспешил исполнять приказ. Разрушитель пошел вслед за ним, чтобы проследить за искуплением кровью. Быстро они дошли до казарм собрали солдат и повели их в бой… Не зря. Враги были наготове. Братоубийственная песнь раздалась на весь бравый люд. Клан Черных Скал должен быть уничтожен.
-Покараем убивцев за смерть брата моего! – воскликнул Сельви и ворвался в бой.
Махнув секирой, он с силой направил ее на врагов и начал рубить ближних… Запах крови снова вскружил ему голову… Бойцы рубили врага нещадно… Кто чем: мечом, копьем, топором… И тут… Сельви рубанул кого – то по горлу и из него фонтаном брызнула кровь… С диким воплем он схватил того воина и внезапно… Начал пить его кровь… Враги устрашились… Значит враг их был кем – то из проклятых, ежели пил чужую кровь и не страшился наказанья Одина! Но Сельви был и хорошим тактиком – он знал что Черные Скалы – клан очень суеверный и теперь их боевой дух слишком низко понизился, потому что по их мнению нельзя осквернять свое оружие об проклятого… От таких убегали… Но Сельви был быстроногим и выносливым, поэтому не боялся побега врага… Итак – поляна была залита кровью, усеяна частями тел…
-Мы наказали тех, кто был не согласен с решением моего деда… Мы покарали тех, кто убил моего брата… Теперь – все вы заслуживаете пира! А я пока тут постою… Послушаю могильный вой валькирий…
Солдаты разошлись, а Разрушитель упал на поле и начал отхаркивать кровь. Свою… Сзади подошел Хунтьов. Сельви знал это, потому что умел чуять волка в своей берлоге… Тот видимо, занес кинжал над сыном… Властитель Мера не знал об этом, но все же, по привычке, перекатился, сбивая с ног отца. Тот упал… Но спрятать кинжал успел…
-Ты чего, зверь?
-По привычке, папаша…
Хунтьов встал с помощью рук. Сельви занял трон. ЕГО трон. Это ему не понравилось.
-Ты, щенок, уважай отца!
-Отец щенка – волк. И не за что мне тебя уважать. – с более презрительной ноткой возразил Сельви и тоже встал.
Хунтьов впал в ярость и попробовал ударить кулаком Разрушителя…
Тот ловко увернулся и ударил отца по почке, коротко махнув кулаком.
Драка продолжалась сравнительно недолго… К месту битвы прибежали верные дружинники и не позволили отцу и сыну убить друг друга… Сельви уснул прямо у них на руках…

Раумарики.
нида принадлежит Скальду

Долог и труден был путь вестфольдских воинов, коих вел могучий Хререк. Через холодные воды Скауна плыл их снеккар, через приток великой реки затем плыли они, а после тащили корабль посуху на себе. Пусть тяжел он был, да удумал хитрую мысль Дунгаль Краснобай - бревна под него подложили воины, и коней своих запрягли. Так добрались они до воды, вновь на весла сев.
Миновали Скаун вестфольдцы к исходу третьего дня, а на четвертый в Лондире высадились, снеккар на берегу спрятав, и конными двинулись к деревне ближайшей, того не зная, что прибытие их уже замечено было бондами местными. Вскоре уже появился перед ними человек оружный да с тряпкой белой в руках.
- Кто такие будете? - Вопросил он.
- А сам ты кто? - Зло бросил Хрерик, презрительно смерив встречного взглядом.
- По говору видно, что не из наших земель, - продолжил Дунгаль Краснобай. - Али ты иноземец какой пришлый?
- Может и пришлый, да теперь здесь моя земля! Мне и соратникам моим ее ярл пожаловал за подвиги ратные, в битве с Эйстенсонами! - Гордо воин отвечал. - А вы откель к нам пожаловали?
- Из Вестфольда путь держим, добрый молодец, - не дал Дунгаль берсерку слов злых произнести, сам разговор повел. - Посланцы ярла благородного мы. Отведи ты нас к своему старшему, хочу я с ним беседу вести.
- Отвести-то мне не в тягость будет, а вот о том, чтобы говорить с вами - то Хрольв сам решит, стоит ли.
"Хрольв, то Хрольв Рыжий видать, - про себя отметил Дунгаль. Помнил он датчанина этого, как и то, какому ярлу он служил. - Ох, проверим, Харек, так ли тебе люди твои верны, как говорилось".

Пришли они тем временем в деревню, да по обычаям старым воинов за стол во дворе посадили, голод и жажду утолить дали, да и коней накормили, Дунгаль же и Хрерик в усадьбу к херсиру Хрольву пошли. Не стал воитель Рыжий из-за стола вставать - болели ноги его могучие с тех пор, как враги связки ему в бою подрубили. С трудом ходил он теперь.
- Вижу я, славные воины мой дом посетили, - так он сказывал. - Что же привело вас?
- Из Вестфольда мы идем, - Дунгаль говорил. - И путь наш к ярлу местному. Ты поведай нам, как к нему путем кратчайшим добраться, да расскажи как жизнь в Раумарики идет? Мы же тебе о своем житии поведаем.
- Что ж мы, бабы базарные, чтобы в пустую языками молоть? Хороша жизнь в Раумарики, не жалуюсь. А к ярлу тут дорога прямая ведет от деревни, не заблудитесь.
Видел Краснобай, неприятны ему гости, лишь из вежливости он их принял, да только не хотел уходить вестфольдец, покуда не разузнает всего.
- Так значит, ты землю от Харека получил в награду? И поныне ему служишь?
- Нет, служба моя Хареку окончена, ныне я ярлу Гилли Шесть Пальцев служу, владетелю фюлька сего.
Что тебе надобно? В глазах Хрольва читалось. Зачем вопросы свои задаешь, викинг?
- Велика честь, служить безродному псу, что лишь благостью господина своего возвысился, - усмехнулся Дунгаль. - Воин такой знатный, как ты Хрольв, должен и господина себе под стать выбрать.
- К чему ты клонишь, краснобай? Говори прямо! - Дан потребовал.
- К Асмунду на службу иди! Будут и подвиги ратные, и добыча богатая! И род он ведет от самого Ингви-Фрейра, как и конунг наш...
- Может и ведет род, как и конунг, да только выродился род его! - Зло бросил Хрольв. - Слышал я о подвигах Альхейма в Хрингасакре, да о том, как Асмунд Вестфольдом правит - не по мне под таким хозяином быть. Он что шакал подлый, хуже пса безродного будет!
- Да что ты, образина рыжая, себе позволяешь! - Рявкнул Хрерик. - Или хочешь оружием правоту свою подтвердить?!
- С тобой, разбойником мне это не сложно будет!
- Довольно! - Дунгаль воскликнул, видя, что дело к кровопролитию идет, а их в деревне лишь десять человек против сотни целой. - У нас приказ есть, не время для битвы сейчас!
Опустил руку нехотя Хрерик, не стал меча обнажать, а Краснобай к дану обернулся:
- Огорчили нас слова твои, отважный дан, но я на тебя зла не держу, и ты на нас не держи. Сейчас же мы путь продолжим до ярла твоего.
- А тебе аукнется еще упрямость твоя, - процедил Хрерик, к дверям подходя. Да только на сей раз Хрольв не сдержался, сказал им во след такую ниду:

Не меняет крыши сторож
Клятв кому служить он призван,
Вы к Хеймдаллю подойдите
с речью сладкою и льстивой,

Посмотрю, как страж Бивреста
Вам ответ отвесит тяжкий
И как долго ваши кости
Будут падать в зев Нифльхейма.

Никогда зверь асов серый
Не пойдет служить псам подлым,
Старый пес же ваш брехливый
С поля битв бежать ретивый!

Налились яростью глаза берсерка, не по сердцу ему было слышать, как хозяина его и господина оскорбляет дан. Назад развернулся он, меч широкий обнажая, да Дунгаля с дороги отталкивая.
Страх в глазах Хрольва промелькнул на мгновение:
- Слуги... - крикнуть он хотел, да кровью захлебнулся, когда лезвие шею ему рассекло. Повалился дан могучий на стол, алым дерево заливая.
- Прочь бежим! - Краснобай рявкнул, берсерка за собой уводя. Не посмотрели они, что калека перед ними - убили хозяина гостеприимного в доме его! Теперь, коли узнают об этом деревенские - битвы не избежать будет.
- На коней! - Приказал он людям, что во дворе его дожидались. Вскоре уже прочь подались тринадцать всадников, да раньше крик из дома раздался:
- Убили! Хрольва убили!!!
- Ловите! Ловите убивцев!
Полетели вослед вестфольдцам дроты и стрелы. Повалился один из них на землю, другой в седле покачнулся, когда в плечо ему стрела вошла, да только далеко они уже умчались - не догнать их было.


Транделаг. Хладир. Грютинг.
Прости, Аварач, не дождались, надеюсь ты не в обиде?

А что же Грютинг конунг? Почему не пришел на помощь союзникам новообретенным, когда они в нем так нуждались? Почему не добил Хакона, коли все сделал для того, чтобы расправиться с ним? Уж не почуял ли он предательство от ярлов Транделагских? Не потому ли позволил им меж собой грызться?
Да нет, не в том причина была отступления спешного оркдальского. То гонец прибежал к конунгу, в тот миг, когда он войска для новой битвы перестраивал. Гонец усталый, измотанный.
- Повелитель! Враг нагрянул на Оркдаль! Числом несметным, нравом жестоким!
- Да как такое быть могло? Перевалы непроходимы в это время! - Один из ближних Грютинга молвил.
- Тайными тропами, финскими они прошли! Обрушились на селения наши! Тебя, заступника народ оркдальский ждет!
- Что за враг? - Грютинг спросил.
- На его знамени Волк Черный, то Харальд Агдирский пришел...
- На подмогу старому медведю! - Процедил Ахти Йотун. - Тут то мы с ним за все поквитаемся!
- Усадьба твоя, ярл, осаду держит! - Продолжал гонец. - Славные в ней воины! Крепкие стены! Неделю будут они держать агдирцев! Тебя ждут на подмогу!
"Пришел щенок агдирский! Победу мою вырвал! - Тяжкими были мысли конунга в сей час, хотя совсем недавно он уже мнил, как в Хладир войдет победителем. - А ныне идти надо обратно, на Харальда, ибо потеряв Оркдаль всего я лишусь. И на союзников новых надежи нет. И людей терять нельзя боле."
Повелел он воинам своим поворачивать, к Оркдалю идти вновь.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 2-06-2007, 22:24

Мер, Нидарос
Рогволд и сыновья

-Мир дому твоему, Геревард.
Рогволд переступил через порог – хоромы Гереварда, жреца верховного, были под стать усадьбе Неккви, разве что только злата да серебра на показ у служителя богов не выставлено – по сундукам железным попрятано.
Гридней ярл Мера оставил у входа, не гоже при старом товарище (который хоть и хитрый, словной змей, но все же товарищ) оружием бряцать.
-Гостям всегда рады, - приветил Рогволда жрец, - садись за стол, сейчас яства принесут.
Геревард хотел было позвать рабов, однако гость остановил его. Так он молвил:
-Я к тебе не за этим пришел, старый друг. Откушать я еще успею, мне же о делах с тобой надобно потолковать.
-Говори, Рогволд.
-Давно уж как Неккви-конунг отчалил в Альвхеймар, покинул Нидарос, - начал ярл Мера, - покуда он пирует с Гандальвом самым важным значится в Нидаросе Хунтьев.
Жрец понимающе кивнул. Давняя вражда связывала Гереварда с Хунтьевым, причины которой Ровголд не ведал, но знал прекрасно, что между ними ну разве что искры не проскакивают – так сильна их ненависть друг к другу. Не использовать этого Рогволд не мог.
-Последнее время Хунтьев много времени пирам уделяет, пребывает в праздности и лености, про дело общее, видят боги, забыл.
Геревард улыбнулся, руки потирая – словно муха, увидавшая угощение.
-Полагаю, ты согласишься, что общее дело только выиграет, - Рогволд недобро улыбнулся, - если сей недостойный доверенных ему обязанностей муж найдет себе занятие иного толка.
-Я слышал тебя, ярл, - отвечал Геревард, - и могу сказать, что любо мне слушать речь твою.
-Нельзя медлить, друг мой, ибо вскоре вернется Неккви, а он уже слишком стар – не углядеть ему изъян в кольцуге, коли сплетена из множества колец она.
-Что предлагаешь ты?.. Хунтьев имеет многих сторонников, многие будут…
-Поговаривают, что сей недостойный муж, - перебил жреца Рогволд, - тратит деньги из казны конунжьей на увеселение – пиры и наложниц.
-Все тратят, боюсь, обвинение это недостаточно тяжко.
-Да, все зависит от количества растраченного злата… - хитро прихущирлся ярл Мера, - одним словом, положись на меня. Я лишь хочу, чтобы в нужный момент ты поддержал меня. Вдвоем мы вознесемся над Нидаросом и всем Мером.
-Слыхал я, Ровголд, что в жены тебе дочь старого конунга обещана.
-Видит Один, немалого мне стоило уговорить Неккви отдать ее мне!.. Впрочем, ее кровь скрепит на союз и мои потомки уже будут конунгами.

Рогволдские сыновья – Ивар да Хрольв – трапезничали в отцовских хоромах. Стол, за которым могла уместиться целая рать, пустовал. Лишь в самом углу скромно примостились ярловские чада – там для них и было накрыто. Брага, жаренный барашек, краюха хлеба, сыр да зелени всякой обильно.
-Слыхал я, братец, из Альвхеймара купцы прибыли, - осушив до дна кувшин, бросил Ивар.
-Чего привезли?.. – пробубнил Хрольв, не посчитавший необходимым отрываться от еды. Был он уже сильно раздобревшим, ибо никогда не соизмерял сил своих в застолье.
-Ничего, что могло бы заинтересовать нас, - задумчиво продолжал Ивар, - кроме одной новости.
-Не томи, рассказывай.
Молчал Ивар, смотрел на брата своего, безмятежно барашка поглащавшего.
-Не томи! – не выдержал тяжелого взгляда Хрольв.
-Да говорят, что Неккви дочку свою пообещал Гандальву в жены.
Хрольв лишь усмехнулся. Рука его потянулась к кувшину.
-Ну и чего ж?.. Охота конунгам девок своих за стариков отдавать – пущай отдают. Не наше это дело, брат!
-Дурак ты, брат, хоть и воин славный, - вздохнул Ивар, опечаленный ответом Хрольва, - девка Неккви была нашему отцу обещана. Через нее батька с родом конунжьим побрататься хотел.
Хрольв поднял глаза, брагой затуманенные.
-…Ох и зол будет отец! – наконец выдохнул он.
Ивар ухмыльнулся недобро.
-Видит Один, многие отведают ярости отца, а он, как знаешь, не из отходчивых. Припомнит старому конунгу он такое обращение, - прищурился старшой сын рогволдский.
-И верно, что наш батька – девка трактирная, чтобы с ним так поступать! – с такой силой разгневанный Хрольв ударил кулаком по столу, что подскочила посудина да перевернулся кувшин. Видать, немало браги выпил за утро Пешеход.
-Перед богами ответит!
-Ответит. Но сначала, - зло процедил Ивар, - ответит перед смертными.

Агдир. Торлейв, Тьодольв, Сульки и другие...
При поддержке НекроПехоты


Богатый шатер для жрецов разбили недалеко от места битвы, Тьодольвом избранного. Два холма укрепленых стояли, да меж них дорога главная вела из Западного Агдира в восточный – лучшего места для сражения и придумать нельзя было, ведь пойдет Сульки конунг этим путем, в силе своей уверенный.
Мощные насыпи вкруг холмов, да колья ныне появились – не пройти пешему, не проехать конному, дорогу же бревнами перегородили хирдманы агдирские, а во главе войска Тьодольв сам встал, приказы отдавая, и хоть и считали его жрецы недалеким, но признавали, что в военном деле он толк знает.
Сами же жрецы в шатре вновь планы свои обсуждали, да о том, как остановить Сульки думали.
- Говорят, сильно лютовал роголандец, когда змейку твою обнаружил, - улыбнулся Торлейв в бороду густую.
- Знамо то, жаль только жив остался, - отвечал Фредрик. – Да ныне, коли прознает, что то мы ему подарок заготовили, нас и жреческий сан не спасет.
- То в Западном Агдире, - произнес Тора служитель. – А здесь мы власть крепко держим.
- Вслушайся, - прервал его старший жрец. – То ли не рога звук? Идут на нас вои Рагаландские! Здесь наша судьбина решиться.
- Повели коней приготовить да заседлать, - бросил Торлейв слуге.


А в поле, у холмов воинство рагаландское уже собиралось. Сильно озлоблены были воины Сульки конунга видом соратников своих убитых, чьи головы вдоль дорог развешены были, мети жаждали.
-Стройтесь, собачье семя, стройтесь! – ветер доносил до Сульки гневные крики Кьятви Толстошеего, что шел во главе воинства рагаландского, - неприятель впереди!
Хирдманы да прочие вои, что привел Сульки, на скорую руку образовали ломанный строй, постепенно выправляя порядки – примеряясь плечом к плечу, щитом к щиту. Гордые стяги трепетали на ветру холодном, битву предвкушая. Любо-дорого посмотреть – даже неприятель залюбуется.
Хуже дела обстояли с наемниками, пиратами да прочьим отребьем, на дороге подобранном, на скорую руку Сульки прирученным. Вовсю бушевал Кьятви, пинками да тычками выстраивая фланги. Видно было, этим грабеж куда дороже битвы честной. Самое слабое кольцо в кольчуге рагаладнской.
Сам Сульки за приготовлениями наблюдал со стороны, окруженный гриднями, здесь он был в полной безопасности. Принимать участия в битве Сульки не планировал, но лишь направлять да поддерживать. Вот он приметил младшего брата Сати, что вместе с простыми воями взял копье и встал в первую линию. Чуть поодаль расположился Торир Длиннолицый, берсерк, воин знатный.
Пение рога возвестило – воинство рагаландское готово.

Тьодольв же на холме встречал неприятеля, взглядом воинство неисчислимое окинув. Тяжко было ему видеть, что ворогов вдвое, если не втрое больше, чем у него людей, да видать запаздали подкрепления призванные.
- Луки готовь! - Повелел он людям своим, да сам в ответ рог к губам поднес.
Насмерть встанут вои агдирские, костьми лягут, но супостата не пустят.
Пропел рог, разорвал тишину, над полем брани повисшую. Всколыхнулось воинство рагаландское, исторгло из чрева волну черную – все сплошь стервятники, что в Западном Агдире любовали. Нестройно, постоянно то смыкая, то вновь разрывая строй шагали наемники, пираты и прочие бандиты. Позади них ощетинившись копьями ровно двумя рядами шли хирдманы Сати – видать опасался Сульки, что воронье не выдержит, не дойдет, сразу повернет обратно. Совсем немного оставалось до укреплений агдирских. Едва стрелы перелет один. Вновь пропел рог - взревели рагаладцы, и, потрясая мечами да топорами, устремились вперед - словно саранча черная.
Натянули луки бонды агдирские, люди свободные, что за землю свою воевали, да спустили стрелы острые. Точно туча небеса заслонила, да на ворогов градом смертоносным опала, бездоспешных разя, в щитах застревая, да сквозь звенья кольчужные проникая. Падали воины, а те, что за ними шли, уже по трупам ступали без стеснения. Вновь и вновь стреляли бонды и хирдманы Тьодольва, да только момент близился, когда не луки – мечи решать исход сражения будут. Для того подле частоколов стояли уже войска копейные, ощетинились, ряды сомкнули.
Заколебались стервятники под стрелами агдирскими, да сзади хирдманы Сати напирали – бежать некуда было. Пуще прежнего взревели рагаландцы, голодными волками на врага бросаясь. Не строем единым, но кучками, группами, стараясь прорвать вражьи порядки, а там уж ежели не умением, то числом задавить. Кололи и рубили их, агдира заступники нещадно, да только то там, то здесь прорывались вражины за первые ряды обороны крепкой, в бой с хирдманами опытными вступали, что на задних рубежах ожидали, вершину холма охраняли. Сбрасывали тела иссеченные к подножию воины, но на место одного по двое, по трое заступало. Да только не одних защитников ряды пустели – рядело и атакующих воинство, черед гридней рагаландских наступал.
Не выдержало сечи жаркой воронье, развернулись они, да побежали назад – прямо под мечи Сати. Впрочем, тот не был извергом, видел, что первый удар агдирцы сдержали. Медленно, шаг за шагом отступали хирдманы брата Сульки. Вновь проревел рог. Снова встрепенулось воинство рагаландское, позади оставленное. Скорой поступью устремились к укреплениям агдирским вои Сульки – те, что помоложе. Крепко держали строй они, принимая стрелы на щиты, почти не оставляя за собой мертвых. Хирдманы Сати встали в первые ряды второй волны. Страшен был удар их – умелые войны были то.
Отпрянули копейщики агдирские, не смогли того натиска сдержать, сдали рубежи передние, назад подались, под защиту воев союзных. Сошлись рати две на склонах холмов, крепко перемешались и не понять было уже где свои, где чужие деруться. Стихла стрел песня – тяжело было даже лучшим и стрелков прицел взять, так, чтобы своих не задеть, а до дальней рати рагаландской не меньше двух полетов стрелы было.
Казалось, сломлено уж сопротивление агдирское, шаг за шагом отходили воины, тяжкую плату кровавую беря с врага за каждую пядь земли захваченной, да тут отдал вновь приказ Тьодольв, бросил в бой силы свежие под началом ярлов именитых. Лучших мужей агдирский в бой он тот послал, дабы холмы удержать.
Дрогнули рагаландцы. Порядки их глубоко в агдирской обороне увязли – отступали небольшими группами, кто чинно и сохраняя строй, а кто спешно и в панике – таких чаще всего доставали стрелы, обильным дождем сыпавшие с небес.
Знатно сражался Сати и вои его, первыми прорвавшие агдирские порядки, немалый урожай собрали их клинки. Словно вепрь, не замечая ни ударов, сыпавшихся со всех сторон, ни воев, в спешке спешивших назад, раз за разом бросался Сати на агдирцев – и вместе с ним его гридни. Но не был Сати берсерком, а был умелым и опытным воином – в конце концов отступил и он, последним покинув поля боя.
Затишье было временным. Снова зазвучал рог. Двинулась последняя, третья волна рагаландцев – самая многочисленная. Шагала главная рать Сульки – ветераны, прошедшие сквозь множество жарких битв, битые ветрами и морозами, настоящие викинги. Гордость любого конунга.
Отступавшие перестраивались, примерялись на фланги, в тылы. Рядом с берсерками Торира Длиннолицего – племянника Сульки – встали гридни Сати, еще не насытившиеся кровью агдирской.
Единым фронтом ударили рагаландцы, словно единое тело был их строй, копьями ощетинившийся.
С легкостью прорвали они на сей раз едва восстановленный строй агдирский, застивили отступить защитников. На вершины холмов битва переместилась, там ближние гридни Тьодольва натиск вражий сдерживали, раз за разом атаки отбивали, да мало их уже оставалось. Где сам ярл рубился, там еще на стороне агдирцев удача воинская была, а вот на холме другом уже спиною к людям харальдовым поворотилась.
Перебрались и через бревна, дорогу загорождающие, иные из людей Сульки, сильного сопротивления не встретив, да воев посеча агдирских, какие там находились. Все это Торлейв видел, от шатра за ходом сражения наблюдавший, да все ожидающий, когда же отбросят рагаландцев. Но не хватало людей. Знаменем Тора осенив воинов, что подле него были, послал последнюю сотню на подмогу Тьодольву жрец, да и сам молот в руке взвесил тяжелый, вспомнить молодость собрался.
Кинжалом вонзившись в бок воинству Сульки, новые вои сильно потеснили рагаладнцев, было даже отбросили их обратно, но в этот момент Торир вместе с берсерками встал на пути Торлейва. Эти мужи не отступали никогда. С новой силой закипела, забурлила сеча.
Сати тем временем уже успел скрестить клинки с самим Тьодольвом, и кто знает чем бы разрешился спор между ними, да разнесло их в разные стороны, боги, оберегавшие обоих, так и не смогли меж собой договорится.
Прочно укрепились на холмах рагаландцы, да вот только дале все никак продвинуться не могли – не получалось сломить агдирцев, вцепившихся в укрепления. В защитников, кои числом сильно воям Сульки уступали, словно демоны вселились – раз за разом сбрасывали они врага, да и тот не сдавался. Словно Тор, носился по полю боя Сати, где надобно нажимая, вклиниваясь в самую гущу боя, не давая своим отступить.
Проломил Торлейв молотом своим щит молодому Ториру, да и тот оставил на руке жреца рану глубокую, сухожилия перебив. Неприкосновенны были жрецы во времена мира, но когда сами они оружие поднимали и в битву шли, тут уж боги их не больше иных воинов охраняли.
Отступил служитель Тора за спины телохранителей, его прикрывших, рану зажимая. Назад подался, туда, где стояли слуги, коней резвых держа.
- Бежим, Фридрик! - Прокричал в шатер Торлейв. - Покуда не поздно! Не будет нам пощады в битве этой, когда враг прорвется!
Забрался на коня жрец, а следом за ним и Одина служитель жеребца оседлал. Бросились они прочь от места битвы тяжкого, а за ними следом те из воинов, кто конные были. Увидал то бегство Тьодольв, осерчал в душе своей на жрецов, что сражение бросили, да разумом и он понимал - проиграно дело их в Агдире сегодня, и коли хотят они еще удержать страну, надо отступать, покуда все хирдманы в окружение не попали.
Некоторые было бросились преследовать отступавших агдирцев, да не поддержали их товарищи - усталость брала свое. Не было боле желания биться у рагаладнцев, что потери немалые понесли штурмуя укрепления. Да и отступавшие все еще огрызались, щедро растрачивая запас стрел. Мало кому хотелось отправиться в Вальгаллу теперь, когда поле боя осталось за Сульки.Наконец Сати и гридни его, сильно поуменьшившиеся в числе, ворвались в шатер жреческий, с легкостью разогнав охрану. Последняя высота была взята, и Сульки мог праздновать победу.

Рюгъярбиг - Аскейрсунд.
Горм с ярлами данскими.

Оставив за спиною Рюгъярбиг, в который понемногу ворочались первые, самые отважные, то ли отчаянные, из жителей, оставив пережидать бурю пятьсот воинов да мореходов с кнорров, которые теперь обитали в срубах на околице, а большинством несли дозор возле кораблей, оставив для замирения и установления дружбы с поселянами-бондами и Гуннара Одноухого с большей частью людей его, Горм Датский выступил к Аскейрсунду.
Не такой уж и легкой выпала дорога войску данскому.
Тропа пастушья оказалась местами и вовсе не пригодною для могучего и многочисленного войска. Только далеко за полдень первого дня похода дорога наконец-то стала в меру широкой да убитой.
Скрипели выкупленные за добытое в море злато повозки, в которые большею частью довелось впрячь верховых лошадей, привезеных для конных отрядов из Ютландии. Мерно ступали воины, на трудных поворотах или в глубоких промоинах налегая на возы, чтобы поберечь животину.
Тяжелым, опасным взором глядел на пастуха Горм, да молчал покуда.
Лишь когда встали лагерем на ночь, приказал позвать провожатого к себе в шатер.
- Говорил ты, слыхал, что в здешнем княжении творится… - начал Горм, приступая к трапезе походной. – Расскажи мне, если то знаешь, каковы силы нынче у агдирских воевод, да как у них сейчас в их немирье с Рогаландом дело складывается.
Суров был голос Горма, и отвратно блестел его длинный меч с затейливой резьбой по крестовине да рукояти, лежавший подле ярла. Но на лице его не увидел пастух ожидаемой злобы – только бесконечное и терпеливое внимание предводителя множества воинов.
- Тяжко нынче в Агдире, и неспокойно, данский конунже, - осторожно начал речь старик. – Кюна Асса нынче не много воинов числит в войске здешнем, и худо приходится Тьодольву-ярлу, что собирает всех мало-мальски в деле военном сведущих под знамя ее.
Большой силой пришел в Агдир рогаландский правитель, селения и хутора захватывает и разоряет, вот о чем сказывали гонцы от Тьодольва, что призвали давеча к Аскейрсунду всех хирдманов из нашего селения, кто еще и оставался для бережения поселка, не пойдя с Харальдом-конунгом. Будет сеча великая, так я думаю, но вестям моим уж не первая неделя миновала, потому не могу сказать доподлинно, уж прости меня, светлый и могучий конунже.
Задумался тогда Горм, рог в правой руке качая-баюкая.
- Далеко ль отсюда до Аскейрсунда, старик? – спросил он наконец.
- Войску идти – может, весь день пути выпадет, - ответил пастух покаянным голосом. – Не подумал я тогда, когда обещал за день довести, не упомнил, что войску идти дольше, нежели мне налегке-то.
- Хорошо, старик, ты пригодился, хоть и приобещал слишком многое, - усмехнулся Горм-ярл. – Вознагражу тебя я, едва доберемся до селения. А пока ступай, отоспись.
Сгинула улыбка с жестко очерченных губ данского военачальника, едва вышел из шатра старый норвежец. Немедля кликнул он хирдманов, что у шатра стражу несли, и веле скликать к нему ярлов именитых: Оттара и Альрика ярлов с Фюна, Агмунда и Гардунга-ярлов с Роскильдэ, да еще Свибрагера-ярла из Ютландии – всех, кто большими отрядамии им был назначен командовать.
Долго совещались ярлы той ночью, не ведая покоя, да располагая, как сподручнее им выйти к Аскейрсунду, да не попасться не приготовленными к бою Сульки Рогаландскому.
Наутро, едва стало светать, быстро и слаженно собрались воины данские. Долго ли, коротко ли, но одолели они дорогу по иссеченному провалами да холмами краю, и уже в полдень передовые дозоры сопроводили к Горму разъезды агдирские.
- Чьи вы воины будете? – спросил у дозорных Горм-ярл, горяча коня.
- Хирдманы мы конунга Харальда Агдирского, нынче же кюне Ассе служим. – ответствовали воины, недоверчиво косясь на спускающееся с холмистого склона воинство. – А вы чьи, витязи хоробрые?
- Данские воины тут, - надменно ответствовал Оттар-ярл, выезжая вперед, - С подмогой мы прибыли по просьбе конунга Харальда великой.
- Припозднились вы, - не смешался воин агдирский, - Уж третий день, как выступили воины нашу, на сечу отправились с Сульки злокозненным.
- Хороший гость, - хмыкнул острый на язык Агмунд-ярл, - всегда в нужную пору да вовремя.
- Проводите нас, витязи агдирские, - велел Горм, - к кюне Вашей. Речь у меня к ней есть важная.
Огляделись было воины агдирские, да делать нечего: не уйти уж было от всадников данских, ни от стрел их, что под рукой у стрелков оказались. Дали тогда они знак за ними следовать, да вперед поехали, чтобы оберечь хельдов да хирдманов союзных от засад и западней…
Так к вечеру и прибыл Горм Датский в Аскейрсунд, еще не ведая, как тут сложится судьба его и тех, с кем он покамест об руку идти и воевать взялся…

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 4-06-2007, 11:22

Гаулар
Конечно же, не без Тельтиара

Сжалился отец, на дочь тоскующую глядя. Солнце ясное давно дева лишь сквозь окно видела, да пищу в знак протеста принимать отказывалась. Строг был Атли, но и не мог без грусти он на дочь глядеть, в заточении медленно чахнущую. Послабления сам же сделать не мог, боясь в глазах чужих от слов отступающим показаться. Лишь на одно для дочери пойти решился: выбрав слуг верных да крепких, за дома порог ненадолго выйти позволил.
- Словно пленница я в собственном же доме, - грустно Сольвейг на предложение его вздохнула, - ни из комнаты выйти не могу, ни день белый без охраны воинов твоих посмотреть.
- Не горюй, дочка, твоего же блага желаю я, - отец ей говорил. - Покуда колдовство черное сердце твое оплетает, нет мне покоя. Не могу я без слез смотреть, как чахнешь ты. Разве не в том долг отца, чтобы дитя свое от посягательств разбойных уберечь?
- Опять разбойником ты его называешь, клевету нагоняя. Ведь не раз просила, при мне слова плохого о нем ни молвить . Не переубедить тебя меня. Лишь слова твои глубоко душу ранят.
- Холоп он, и роду низкого, и заслуг жалких. Не пара тебе он.
- Всё про тоже твердишь ты мне. Неужели никак не сделать мне, чтоб мнение твое о нем
поменялось?
- Не будет того, - головой покачал старый ярл. - Не для той судьбы я тебя растил, чтобы ты простого мужика в мужья выбрала. Тебя не каждый конунг достоин, а тут - простой скальд.
- Сколько раз я твердила, что люблю его, а уж до рода его мне и дела нет. Как же мне с тобой разговаривать, коль простых вещей понять ты не можешь?
- Ты не холопка, чтобы рассуждать так, а дочь ярла и владетеля сиих земель, - посуровел голос отца. - Такой выбор твой не тебе одной позором, но и мне, и братьям твоим будет.
- А мне позор с нелюбимым человеком жить, насильно сосватанным. Не быть мне ни с кем кроме скальда. Таково слово мое, - настойчиво Сольвейг молвила.
- Горе мне, что дочь такую вырастил! - Вскинул к небесам руки худощавые ярл. - Втрое горше, от того, что не любовь это, богами одобренная, а колдовство черное! С глаз моих уходи, Сольвейг, тяжко мне смотреть, что сталось с тобою, - Да стражам своим повелел ярл глаз с девушки не спускать покуда она по саду гулять будет.
На отца дева глянула, понять давая, что не изменит она решения своего от слов его независимо, да развернувшись вглубь сада направилась к месту своему излюбленному.
Долго дева бродила, словно дни в доме просиженные наверстать пытаясь. Каждое дерево да куст неподдельный интерес вызывали, будто необычное что-то с ними случиться могло. То на птиц она засматривалась, с ветки на ветки перелетающих, то останавливалась солнцем до рези в глазах полюбоваться.
Не забывала же Сольвейг и на стражей с ухмылкой лукавой поглядывать, уж не рады были они службе легкой за девицей приглядывать, от тоски да скуки маясь, в сердцах её проклиная. День к закату клониться стал, да на секунду присесть не удалось, природы красотами по неволе любуясь.
Лишь в конец намаявшись, принялась дева указания раздавать, то за водой, то за съестным стражей поочередно посылая, в тени дерева поудобней устроившись. Велено было стражам не отлучаться от девы, но и просьбам ее, на отсутствие няньки ссылавшейся, отказать не получалось.
Успокоилась Сольвейг лишь каждого по несколько поручений выполнить заставив, да отдохнуть позволив.
Расселись стражи с девой рядом, круг образуя, болтовню ее слушать вынужденные. Лишь на миг тишина наступила: очередной птицей Сольвейг залюбовалась, с места поднимаясь, да ближе к дереву подходя. Лишь угрюмо на нее воины покосились, перешептываться о дне начиная, да глупую дочку ярлову ругая.
Далеко от стражей птица улетела, да и дева с ней вместе от глаз чужих скрыться успела. Знала она куда направлялась. Была в частоколе дыра, за время прогулки примеченная. К ней-то и продвигалась Сольвейг, легко на волю выскальзывая. Ни шороха слышно не было за забором. Потому, юбки подобрав, побежала дева от дома прочь, в сторону деревни. Давно она у няньки выведала, где Альвир остановился, к нему бежать намереваясь, лишь возможности задуманное воплотить не представлялось.
От бега непривычного запыхавшись, остановиться вблизи деревни пришлось. В боку резкая боль и шагу дальше сделать не давала, на землю усаживая. Но и полезной передышка оказалась: вспомнила дева, что первый встречный ярлову дочку безошибочно признает. Боль переждав, да в плащ плотнее закутавшись, натянула она капюшон, дальше двигаться продолжая, назад оглядываться не забывая, погони опасаясь.
Гвалт и шум стояли в деревне. Спешившие по своим делам люди не обращали ни малейшего внимания на очередную прохожую, что наконец-то успокоило от волнения трясущуюся Сольвейг. Даже вопрос, к одному из прохожих обращенный о доме Аудмунда никаких подозрений не вызвал. Кому какое дело, кто да зачем к купцу собирается.
Так и удалось бы без проблем лишних добраться, коль не одна б фраза услышанная. Несколько женщин собравшись, громко события минувшие обсуждали, ругаясь непрестанно. Одно лишь деве разобрать удалось, что к ярлу Аудмунда водили, да под пытками выведать о скальде пытались. Даже разговора не дослушав, кинулась она к избе, о судьбе Альвира разузнать скорей пытаясь да в ворота купеческие что есть сил стуча.
Слуга старый дверь отворил:
- Чего надобно? - Спросил он голосом скрипучим. - Подаяние не даем, у других иди проси.
- Не подаяния мне нужны. Нужен мне хозяин твой. С ним я говорить пришла.
- Надо же, девка гулящая, да хозяина просит! - Рассмеялся старик, а после снова на нее взгланул. - А со мной поговорить не желаешь?
- Ты бы прежде, чем девкой гулящей назвать, дознался бы с кем говоришь,- вспыхнула Сольвейг. - Веди меня к хозяину, с тобой говорить не желаю я.
- И кто же ты такая, чтобы вот так в доме чужом командовать?! - Тут уж холоп Аудмундов разозлился.
- Посланница я из усадьбы ярловой, - бросила дева первое, что в голову пришло. - Дело у меня к господину, а не к холопу. Смотри головой за промедление не поплатись.
Бросил что-то неприятное старик, ушел, в сени девушку пропуская, а вскоре и сам купец появился, смерил взглядом гостью.
- Вам бы прислугу по учтивей, - вместо приветствия купец слова услышал.
- Ты, девица, сначала имя свое назови, да зачем пожаловала, а уж после людей моих хаять берись, - Аудмунд отвечал.
- Откроюсь я тебе, лишь бы глаз да ушей рядом лишних не было.
- Говори. В доме моем никто наушничать не посмеет.
По сторонам Сольвейг огляделась, да никого не увидев по близости, капюшон с головы скинула.
- К Альвиру пришла я. Знаю, что у тебя он.
- Вот уж повезло мне на внимание ярлово - ночью сыновья его приходили, ныне дочь пожаловала. И все скальда ищут, - рассмеялся Аудмунд, хотя и удивлен был визиту девы.
- Не было мне известно ничего о визите твоем ночном. Лишь по дороге успела сплетни местные подслушать, да к тебе направилась тут же, разузнать что да как случилось. Вижу я, не тронули тебя братья мои. Что же с Альвиром сталось?
- Уж коли меня не тронули, думаю сама ты смекаешь, что не нашли они его.
- Где же он? Веди меня к нему,- затрепетало сердце девичье с любимым встречу предвкушая.
- Убежал он, девица, от гнева ярлова, - развел руками купец. - Я и рад бы вас свести, да не ведаю, куда подевался он.
Опечалилась Сольвейг, поняв, что разминулась она со скальдом. И опять из-за братьев, помешать стремящихся, все приключилось.
- Где ж искать мне его теперь? Куда пойти он мог? Может, хоть весточку какую о себе оставить сумел?
- О том не ведаю, да думаю - возвернется он, как пить дать, возвернется. Ему же больше идти некуда.
- Что же мне теперь делать? Обратного хода нет. Наверняка искать меня уже пустились. Можно ль у тебя мне остаться, встречи с Альвиром дождаться?
- День-другой обожди, - отвечал Аудмунд. - Но не более, ибо коли придут люди ярловы тебя искать, да у меня сыщут - худо придется.
- На том и порешим, - вновь капюшон дева накинула, за купцом следовать намереваясь.
Отрядил он ярловой дочери покои, про себя решив, что коли удастся со скальдом ее свести - так уж точно не в накладе останется, а коли не выйдет этого, так вернет Атли девицу и тоже награду получит.

Транделаг. Близ стен Хладира. Хакон-конунг.

Обороненный от опасностей верной дружиной, ощетинившейся мечами да закрывшей своего конунга кольчужными спинами, старец с горечью смотрел на картину побоища. Песня клинков волнует кровь мужей даже в старости, и те, чьи взоры уж не пылают при виде девичьей красы, цепко держат мечи в сухих дланях. Валькирии летают над полями битв, собирая умерших для Вальгаллы – и это правильно и хорошо. Но когда могучие мужи, надежда и опора Транделага, падают не от вражеских копий да секир, но от меча вероломного друга – тут в пору голосить, рвя на себе поседевшие волосы. Мальчишки.. и ради чего?
Хакон выпрямился в седле, жестом подозвав к себе верного Бьорна:
- Скажи людям – пусть ловят всех, от битвы бегущих. Кто будет сопротивляться рукою оружной – разите без жалости, но прочих храните, как пастухи родную отару. Дознайтесь у люда, как дело тут было, да кто из ярлов моих честь мою защитил, а кто лихо удумал. Не видать лиходеям воинских почестей – таково мое слово.
Дружина пораженно ахнула – и зашепталась. Ох, круто Хакон дело повел. Едва ли воители мыслили, что оставит он бунт ярлов без наказанья, но лишать ослушников огненного погребенья – то перебором казалось. По сию сторону врат жизни и смерти властвует конунг, по ту сторону – Один да асы его. Хотя – дело ли это, чтобы предатели подлые мясо кабанье до Рагнарека вкушали, да лишь потому, что с мечом в руках умерли? Подлое дело ярлы умыслили – так теперь и ответ держать станут обязаны.
- Властелин! – протолкался вперед взбудораженный гридень. – Тут мужики из рати мара Хладные пальцы с повинной пришли. Бают историю дюже чудную: будто пал ярл могучий с коня перед битвой – да замертво. Ни стрела, ни меч плоти его не коснулись. Говорят – колдовство.
- У бондов простых глаза велики, да язык длинен, - недовольно молвил на то конунг. – Однако, коль правду они говорят, то, значит, то Один предателя покарал. Кто же еще силу такую имеет, чтоб мужа здорового в самом соку в един миг без оружия в Хель-то отправить?
- Они шепчут речи о колдовстве, - осмелился сказать гриднь – и толпа воинов, как один человек, подалась назад, начав сдержанно перешептываться. Не любили в Трандхейме колдунов. Финской заразой их почитали. Хакон же улыбнулся покровительственно, будто не с взрослым мужчиной, а с дитем неразумным речи говаривал:
- Да сам посуди – это какую силу надо иметь для такой ворожбы? Не один шаман смертный не сладит, даже коль сам сердце свое из груди вынет для магии. Лишь бессмертным владыкам такое деянье под силу. Боги судили свой суд поперед людского судилища.