Властитель Норвегии. Клятва Конунга, Сага о Северных Землях - 3

[Анж >>>]

Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.

Ничего примечательного не происходило в жизни Гиллисберга и его обитателей. Хозяева следили за порядком, отдыхали и привыкали потихоньку к спокойной мирной жизни, что, учитывая их прошлое, вызывало определённые трудности. Каждое утро рабы, войны, принявшие новую веру, и Ярл с супругой посещали церковь, молились Господу об удачном дне и здоровье своих близких. Жизнью все были довольны.

От Ярослава не было никаких вестей, впрочем, никто на это так скоро и не надеялся.

Вечера проводили хозяева усадьбы спокойно, воинов на пиры шумные не созывая, ибо думал Эйнар о здоровье жены своей, которая сии сборища очень любила, но с каждой неделей переносила всё тяжелее, и о том, что неспокойно сейчас за пределами Вингульмерка. Всё же чтоб потешить своих приближённых, выезжал ярл с ними порою на охоту. Дивную, богатую добычу привозили мужи, и светились их лица истинно мальчишеской радостью, когда своим женщинам трофеи они показывали.

За спокойные эти дни несколько свадеб было сыграно, причём все они – по христианскому обычаю. Радовался Эйнар успехам своей затеи и за супругов, что на его глазах любовь обрели тоже. Счастлива всему этому и Сигрун была.

А время шло…

[Тельтиар >>>]

Раумарики. Гилли ярл, Дунгаль Краснобай и Хрерик-берсерк

После убийства Хрольва, посланцы Асмунда провели в пути два дня и две ночи, останавливаясь лишь для того, чтобы дать отдых коням, не желали они, чтобы прознал наперед срока Гилли прознал о цели визита их. Потому-то, едва солнце поднялось, были они уже у усадьбы на конях взмыленных, да ворота отпереть требовали.
У Гилли Шесть Пальцев в ту пору много людей со всего фюлька гостило, да стол богатый стоял во дворе, где хирдманы пировали. Провели гостей вестфольдских к тому столу слуги, но Дунгаль возразил:
- Мы ярлову весть принесли, нам по обычаям всем не с гриднями, а с мужами именитыми пировать след.
Согласился на то управитель, в дом повел Краснобая и берсерка, остальные же десять человек их во дворе остались, вино пить да мясо есть, разговоры праздные с другими воинами вести да подвигами похваляться.
- Ты разговоры слушай, да помалкивай, - повелел Хрерику Дунгаль. - Речи я вести буду, ты только в момент нужный готов будь оружие обнажить да волю Асмунда исполнить.
- Будь по твоему, - глухо отвечал берсерк.
Тем временем провели их в гридницу, да приветствовал их Гилли ярл и многие херсиры, да старосты деревень. Заметил ярл, что были на посланце плащ и гривна, ему подаренные, оттого и прием теплее оказать решил Шесть Пальцев.
- И ты здрав будь, славный Гилли ярл, Харальдом конунгом над Раумарики поставленный, - поклонился Дунгаль, да была в его словах издевка, которую каждый распознать мог - не знатностью рода возвысился Гилли, а лишь волей конунга. - Все ли хорошо в наделе твоем?
- Да уж, не жалуюсь, - ярл отвечал, покуда посланцам асмундовым угощение подносили. - Хороша земля Раумарики, все в достатке есть...
- Славный надел тебе от Альхейма ярла перешел, - продолжил за Гилли Дунгаль, не давая тому фразу завершить. - Трудом и кровью немалой Альхейм ярл у хейдмеркских братьев землю эту отстоял да жизнь в ней наладил, за то его благодарить надобно.
- Да, то правда! - Крикнул кто-то из бондов богатых, что сторонником Альхейма был.
- Дак он же волю конунга нарушил, - другой землевладелец отвечал. - К чему нам был правитель, законы не разумеющий?
- Его за то сняли, что он Харека в усадьбу не пущать велел! - Жрец Аунстейн молвил. - А разве ж неправ он был? Харек вероотступник, да с ним чужеземцев...
- Молчи, жрец! - Гилли воскликнул, по столу кулаком ударив. - Коли бы не Харек, быть бы мне мертвым и дружине моей тоже! В Хрингасакре Альхейм храбрость свою показал, из битвы бежав, один лишь Харек ярл славно бился с альвхеймарцами и хейдмеркцами!
- Уж не потому ли ты на него чуть ли не молишься, что сам веру рабскую из его рук принял? - Гневно Аунстейн вопросил.
Достал тогда ярл из-под рубахи Молот Тора, что на груди у него висел, всем показал:
- Не отступался я от веры предков наших, да знаю - не по вере надо привечать мужа, а по деяниям его! Не достоин был Альхейм Раумарики править.
- А ты значит достоин? - Рад был Дунгаль, что дело его так легко пошло, видать, все же не ошибся он, когда в прошлый раз херсиров да бондов богатых привечал и расспрашивал.
- Сын холопки! - Кто-то крикнул.
- Из грязи да в князи метит!
- Альхейм-то был роду конунжего, ему править право самими богами заповедано было!
- Гилли правитель не худший! - Другие гости оспорили. - Разве ж плохо вам при нем живется, чтобы его так хаять?
- А Альхейм больше супротив христиан идет, чем за благо страны радеет!
Молча взирал ярл на споры эти, ладонь же его рукоять сама нащупала, и чувствовал он, что еще немного, и не сможет гнева своего сдержать, ибо обида жестокая разум его затмевала.
- Разве нужен вам ярл такой? - Усмехнулся Дунгаль, вперед подаваясь. - Что сам роду низкого, в хлеву рожденный!
- Ах ты змей! - Бросил ему ярл. - Носишь подарки мои, а сам супротив меня мыслишь!
- Не нужны мне дары от пса подзаборного! - Скинул гривну на цепи золотой асмундов посланец, со звоном она на стол упала. - А вы, херсиры и бонды знатные, пошто этой мрази служите? Али потому лишь, что так конунг велел?
Притихли люди, не ожидали они слов таких от Дунгаля, даже сам Гилли не нашел, что ответить поначалу.
- Так издавна заведено было, чтобы люди сами себе правителя выбирали, который перед конунгом потом ответ держать будет! А если бы Харальд над вами пса посадил, как Эйстейн Колдун над вашими предками? Тоже терпели бы?
- Нет! - Закричал Олаф Шрамованный, что над дружиной начальствовал. - Не бывать тому! Мы люди свободные!
- Кому вы служить хотите? Этому ублюдку от шлюхи рожденному, или Асмунду Убийце Ярлов славному?
- Твой Асмунд жизни людские ни в грош не ставит! Вестфольд кровью залил! - Наконец бросил Гилли. - А ты в мой дом пришел, и меня же оскорбляешь! Эй, дружина!
- Стоять! - Олаф приказал подавшимся было вперед гридням, что у дверей стояли. - Не тебе сейчас решать, ярл, а нам, кто нами править будет!
- Меня конунг здесь поставил, чтобы я закон его соблюдал и за порядком следил!
- Не по закону он тебя поставил, так мы по своим обычаям, древним судить будем, кому над нами быть!
- Асмунд-то лишь иноверцев губит, да отступников, к люду честному он добр! - Вновь слово Дунгаль взял. - Но, мужи славные, вам решать, Гилли или Асмунд, или еще кто.
Стали гости рядиться, да спорить, кто достойнее править Раумарики будет, да закон конунжий блюсти, одни Гилли хотели и дальше видеть, другие Асмунда, сына Альхейма призвать, третьи сами на место ярлово метили.
Сторонники ярла подле него собирались, противнике же по другую сторону стола, а Дунгаль промеж них ходил, советовал да нашептывал, да пряжку тяжелую в ладони мял, что плащ на плечах его держала. Вот подошел он к Гилли, взглянул на него, да сам взгляд неприязненный ярлов выдержал, а после рванул плащ с плеч своих и бросил его на конунжего наместника со словами:
- И этот подарок свой забери! - А после Хрерику бросил: - Руби же!
Вскочил на стол берсерк, клинок обнажая, да косой удар в голову ярлу нанося, да только успел уклониться Гилли, скинул плащ на пол дубовый. Обнажили оружие все, кто в зале том был, да ринулись друг на друга - уж коли простой спор дела не решил, то мечам его завершить суждено было.
Первым Аунстейн жрец пал, походя зарубленный - пытался он посохом оборониться, да куда уж там в свалке такой дереву супротив стали было. Столы опрокидывали воины, стулья ломали, в щепы рубили. Ревел, точно медведь разъяренный Хрерик, ударами крепкими всех, кто рядом был одаривая, меч его уже кровию весь покрылся, а он все рубить продолжал. Где-то в углу Дунгаль от противника одного отбивался, с другой стороны Олаф на Гилли навалился к стене его тесня. Недавно совсем пировали все они, а ныне лишь воронью и волкам пир был бы в доме этом, но никак не людям.
Наконец вонзил клинок в грудь воеводе мятежному ярл, оттолкнул от себя тело его, да замешкался - удар нового противника пропустил. Распорол меч брюхо Гилли, вскрикнул от боли воин, другой удар отразил, да сразу двое ворогов на него напали - один лезвие отвел, другой руку отсек, оставив безоружным ярла.
- Мертв! Мертв Гилли Шесть Пальцев! Мертв, песий сын! - Прокричал Дунгаль, подле тела оказавшийся, да кинжалом горло ярлу перерезав. - Оружие бросайте, кому жизнь дорога!
Сдавались те, кто на стороне ярла убитого был. Не стали проигранное сражение продолжать. Один лишь Хрерик кисть отсеченную поднял, усмехнулся громким голосом:
- И правда, шесть пальцев! Асмунду подарок будет!

После сражения в усадьбе, никто более не противился в открытую новой власти, все готовы были сыну Альхейма присягнуть, да его ярлом своим признать, а кто недоволен был исходом таким - те прочь уехали спешно, не дожидаясь, пока Краснобай до них доберется.
- Ты посмотри, херсир, какую мы красу неописуемую в дальних покоях усадебных отыскали! - Рассмеялся один из хирдманов, к Дунгалю толкая девицу, что лицо скрывала под плащем.
- Ну, и что за деву вы привели? - Рванул ее к себе Краснобай, скинул капюшон, да так и утратил дар речи - столь зрелище неприглядное пред собой увидал, да и девица отпрянула, ужас в глазах Дунгаля узрев. - Что это за отродье йотунское? Шутки шутить вздумал со мною?
- Нет, и не думал даже! - юноша отвечал, и сам удивившись лику женщины обезображенному. - Гилли ее от глаз людских прятал не с проста ведь!
- Может не хотел, чтобы образины этой пугались, - буркнул Краснобай, ближе подходя к девице, а брезгливость преодолев за подбородок ее взял, приподнял, в глаза всмотревшись: - Ты кто такая будешь? Чьего роду?
Не ответила пленница ничего, лишь головой мотнула, вырваться попытавшись, да не вышло у нее ничего когда по щеке лишь слезинка одинокая стекла.
- Рано мы Гилли прикончили, коли у него тайны такие были, - вздохнул Краснобай. - Веди сюда сыновей ярла!
Вскоре привели к нему обоих сыновей Гилли, да спросил их Дунгаль, что за деву безобразную у себя отец их прятал и почему. Не стали они ничего посланцу Асмунда рассказывать, старший лишь губы сжал плотнее, а младший под ноги плюнул убийце отца своего.
- Вот как! А ну, на колени его!
Заломили руки парню гридни вестфольдские, да сам Дунгаль, кинжал обнажив, вогнал его в глазницу пленнику, а после того, как бросили тело убитого на землю, у брата его спросил:
- Ответишь, или вослед за братом своим пойдешь? Вот только смерть твоя такой легкой уже не будет!
- Дунгаль, остановись! - Бросился к Краснобаю один из хирдманов. - Ты приказание ярла исполнил, зачем их убивать?!
- Потому что я знать хочу, что за тайна у Шести Пальцев была! Говори, песий выродок! - С силой ударил юношу вестфольдец. Тот рядом с телом брата рухнул, тяжело дыша.
- Она... это...
- Не говори ему! - Вскричала девица, да только оттолкнул ее Дунгаль, и над сыном Гилли склонился, того слушая.
- Клянись, что ни ее, ни меня не убьешь, - прохрипел тот.
- Скажешь - не трону тебя, Копьем Одина клянусь.
- Это Эльвинг, невеста Харальда, альвхеймарцами плененная и обезображенная, - наконец молвил юноша.
- Так она же умерла, - недоверчиво Дунгаль произнес.
- Все так думать должны, чтобы Харальду конунгу о том, что с ней сталось не известно стало. - Тихо говорил Гиллисон, так что один Краснобай его слышал. - Так Гутхорм хотел, и отец мой его волю исполнить поклялся.
- Ладно, - пнул Дунгаль тело юноши, да бросил берсерку Хрерику, что молча стоял невдалеке, с рукой отрубленной играясь, да пальцы в разные стороны ей отгибая. - Убей его.
- Ты же.. клялся... - Парень вослед бросил. - Будь ты проклят, клятвопреступник!
- Так ведь я обещал, что я тебя не трону. Я и не трону.
Опустился меч Хрерика, жизнь молодую обрывая.
- Опасен был он, за отца мог пожелать отомстить, - так обьяснил потом Дунгаль херсирам да воинам причину, по которой убил сына ярал бывшего. Сейчас же он к девице уродливой подступил, что смотрела на него взглядом обреченным, да гридней своих подозвал и такой приказ им дал:
- Заприте ее в подполе, да глаз не спускайте, а убежит коли - так я с вас шкуры спущу за это!
Созрел в голове Дунгаля хитроумного план коварный, в котором дева эта не последнюю роль играла.

[avarach >>>]

На границе с Оркдалем. Грютинг.

Быстрым маршем гнал людей своих конунг оркдальский, сердце его сжимала тревога при думах тяжких о вотчине его, врагом разоряемой. И нашел ведь время когда ударить агдирский выползень, сговорился нечестью финской, чтоб сквозь горы тропами тайными провела его. Коварный удар в спину всегда тяжек, могучего воя может на колени разом поставить, лишить радости смерти в бою. Вот и теперь сравнивал Грютинг ворога своего с рукой нож отравой сочащийся державшей, не даром род Харальда славен хитростью борьбы подковерной, в крови что ли у них она. Тряхнул головой Грютинг тень от дум прогоняя мрачных, да все еще хмурым взглядом окинул войско свое. Добычу в землях Хакона взятую так и не бросила дружина его, а без нее войско быстрее бы ступать могло своим на выручку. Решение пришло быстро, вспомнил владыка оркдальский, как мальцом он еще в краях этих пещеру нашел, забавам воинским предаваясь. Неплохо было бы в ней сложить взятое в земле Транделага, вход неприметный в ней, так просто и не подойти, мальчишке только впору найти, владения свои для игр исследующему.
– Исхер, передай по цепочке, пусть добычу взятую вои в одно место стащат, сложим в месте тайном ее, духи роду моему служащие охранять ее будут, а мы тем временем к братьям нашим супротив врага поспешим. Пока добычу нашу не спрячем от рук лихих, людям отдых будет.
На ходу поклонился хельд конунгу, и гридней своих с собой захватив поспешил исполнять повеление конунга.
Задержалось дружина оркдальская, да зато груз с плечей своих вои сбросили, взял с собой схрон устраивать Грютинг лишь самых преданных. А рабов, что сгибались под тюками тяжкими, с сокровищем можно оставить будет - и духов задобрить ужином добрым, и болтать о месте тайном народу меньше будет. Быстро выросла груда добытого, вои конунгом взятые погоняли кто словом, а кто и рукою твердой нерадивых невольников, и цепочка вскоре скрылась с глаз войска оставшегося. Только тихо было в становище, не слыхать было ни песен, ни похвальбы воинской, каждый думал о дома оставшихся, каждый надежду в сердце своем сберегал, что минует лихо семью оставленную. Славен ярл Тородд, Хромым прозванный - ногу в боях былых покалечил, добывая славу земле оркдальской. С тех пор лишь хитрее стал ярл за хозяйством смотреть оставленный, должен он продержаться до помощи появления, не одно за плечами сражение оставил, и руки его по-прежнему крепко сжимают оружие. На пол меча тени сдвинулись, когда возвернулся Грютинг со своими верными, да один все только.
– Где рабов потерял, владыка? Нам сейчас никакие руки лишними не станут, – Фрейвайр жрец подошел к оркдальсому кнунгу впереди всех ступающему.
– Тела рабов платой духам добычу нашу сберегающим стали, а души их к страже навечно присоединятся. Вход запечатал я рунами тайными, и если не ведая тайны, кто дерзнет посягнуть на нами взятое, то пожрут его тело и душу стража оставленная. Только я смогу там пройти и проход отворить.
– Все слышали! – громкий голос Грютинга пролетел над рядами воинов, – В безопасности привнесенное вами осталось, прогоним врага и верну я вам все что оставили. А теперь довольно уже стоять, нам на помощь своим поспешать потребно. Выступаем немедленно!

Сообщение отредактировал avarach - 7-06-2007, 14:03

[Тельтиар >>>]

Раумарики. Асмунд и Дунгаль

Покуда Дунгаль и Хрерик коротким путем ехали, Асмунд дорогой долгой плыл, фиорды огибая да по течению речному струг свой направив. Но вскоре сошел он на твердую землю да вместе с людьми своими к усадьбе ярловой двинулся.
Издали приметен был стяг Асмундов, выходили ему кланяться все усадебные, да жрецы, да херсиры, власть его признавая. Сам Дунгаль же цепь златую, что у Гилли раньше была, ныне на шею надел сыну Альхейма.
- Славен будь, ярл Вестфольда и Раумарики!
- Славен будь! - Остальные мужи подхватили. Про кровь пролитую ради Асмунда не забывали они, все ждали, когда же щедрый ярл их за то одарит.
- И вы будьте славны, люди честные! - В пояс поклонился им Асмунд. - Справедливым для вас стану я правителем, по чести суд вершить буду и дань сбирать, по чести правых одаривать и неправых наказывать. Сегодня же прошу вас воинов моих принять в селении как гостей дорогих.
Соглашались херсиры, на войско Асмундово глядя - шесть десятков оружных мужей с ним пришло, не хотел никто спорить с силой такой, хотя и не по нраву пришлось многим, что не с подарками приехал ярл к ним, а с ратью.
- Зачем только избрали его? - Один старец спросил. - Коли нет нам в том выгоды?
- О другом Дунгаль говорил, другое обещал, - другой хельд его поддержал, да только хоть и разговаривали они вполголоса, услышал их Краснобай. Подошел к ним и сказал тихо:
- Каждому по делам его воздастся, будет и вам награда на пиру ярловом. Ведь с медом и брагой любые дары вдвойне приятнее становятся.
Кивнул старый бонд, согласился со словами Дунгаля.
- В том твоя правда, херсир, погорячились мы.
- Много крови на руках ваших горячей, но вино нынче же смоет ее. Ни о чем не кручиньтесь - по справедливости будет рядить потомок Одина, ярл ваш новый.
Хитер был Дунгаль Краснобай, сумел убедить тех из знати, что уже готовы были супротив Асмунда пойти, что по нраву им правитель придеться, сам же имена их и лица запомнил, да вослед ярлу своему пошел, в усадьбу.
Прошел в спальню сын Альхейма, слуг отпустил, плащ меховой скинул, да кольчугу сбросил. Радостью светилось лицо его, едва-едва бородкой русой обрамляться начавшее, был он рад тому, как приказание его исполнили Краснобай и берсерк. Крепко обнял ярл херсира верного, кошель с золотом ему подарил тугой.
- Чует сердце мое, кабы не ты, Дунгаль, не стать мне правителем фюлька этого столь легкой ценою! Ты прости мне грубость былую, не по правде тогда я на тебя осерчал, не сумел всего замысла твоего глубокого постичь сразу.
- Что было - то забыто, славный ярл, - с улыбкой херсир отвечал, кошель за пояс пряча. - Одна цель перед нами, да пути разные. Ты воин и правитель, я советник твой - тебе подвиги вершить, мне на себя деяния не столь славные брать, но тебе славу приносящие.
- Но какая же тебе в том честь? Всегда подле меня тенью быть? - Удивился тому Асмунд, недоверчивым взгляд его стал.
- Быть вторым при властном владыке - уже честь великая, - благодушно Краснобай отвечал. - Высоко вознесешься, и я с тобою вознесусь, а падешь - так вместе погибнем, но знаю я, что ни при одном другом владыке не смогу большей вершины достичь, чем с тобой плечом к плечу идя.
Видел Дунгаль, сколь по сердцу слова такие молодому ярлу, понимал, что скоро полную власть, безраздельную получит над правителем, речами льстивыми разум его жестокий опутав, ярость в русло нужное направив, а коли падет Асмунд, так он всегда другому на верность присягнуть сможет.
- Крепка власть моя в Вестфольде и Раумарики, отец мой правит Хейдмерком - к нему гонцов шли, зови в гости, пусть увидит, как сын владения отца роду вернул! Из цепких пальцев холопа землю вырвал. Вместе с батюшкой я супротив Эйнара пойду вероломного!
- Далего глядишь, юный ярл, оттого и не видишь, что близко происходит, - осадил его речью гладкой Дунгаль. - Не все тебе в Раумарики покорны, многих еще надо к повиновению приводить. Нынче же пир устрой для всех, кто служить тебе станет! На пиру этом каждому, на кого укажу я - чашу зелья крепкого мы поднесем - в дороге их потом смерть настигнет, никто на тебя не подумает.
- Но зачем убивать тех, кто присягнул мне? - Любил ярл христиан мучить, да врагов и мятежников смерти предавать, но у людей, что в верности ему клялись жизни отнять - то дело другое.
- Оттого, что не тебе они верны, а злату, и сегодня, когда не стал ты никому меха и гривны дарить, сразу же по приходу, хотели они тебя свергнуть! Ненадежны они - могут и других подбить на дело предательское - сам я свидетелем был, как легко они от Гилли отреклись...
- Не равняй меня с этим псом безродным! Я ярлов сын, потомок Хальвдана Белой Кости!
- Но им все едино, стоит лишь пальцем поманить, да награду посулить! Такие люди необходимы, когда смуту внести желаешь, но когда власть свою укрепить стремишься - избавляться от них необходимо! А так гибель их - что перст богов будет! Никто против тебя меча не поднимет!
- По твоему будь, но что дальше?
- К подчинению приведешь ты деревни здешние, да только не так, как в Вестфольде!
- Указывать мне взду...
- Сам ты меня советником назначил, храбрый ярл, - твердо Дунгаль молвил. - Оттого и смелость имею прямо тебе говорить, как лучше для правления твоего будет, чтобы бонды не бунтовали, но справно дань платили. Близка к владениям нашим граница с Альвхеймаром, нельзя, чтобы от тебя люди к нему бежали, а потому смени гнев на милость временно, будь правителем добрым для Раумарики, но суровым к врагам своим.
- Того и сам я желаю, - кивнул юный ярл, на кровать соломенную ложась даже сапог не снимая.
- Теперь же последнее слушай - есть невдалеке деревня, где отстатки войска харековского были. Зарубил Хрерик их херсира, да остальные живы пока, и гонца уже слали к Гилли, чтобы управу на нас нашел, да только запоздал гонец. Людей пошли, чтобы изничтожить выродков этих датских.
Улыбка жестокая коснулась губ Асмунда, так, словно только этих слов он ожидал от советника своего.
- Да будет так. Завтра же пять десятков хирдманов выступит к селению. Навсегда даны запомнят, как со мной спорить.
Замолчал на время ярл, а после так сказал:
- Одного опасаюсь я - что прознает раньше срока Харальд о деяниях моих, возвернется из Гудбрандсдалира.
- Не вернется, уже в Оркдале быть ему дожно, а коли и придет - смогу я и его отвадить да в правоту действий наших поверить.
- Как же?
- После я тебе секрет этот открою, сейчас о пире думай, да о том, как будешь людей побуждать верой и правдой тебе служить. Я что мог - то сделал.

[DarkLight >>>]

Приграничные земли. Войско Альвхеймара. Гандальв-конунг.

Когда бонды желают взять новые земли у леса, то сперва они топором рубят древа, да после огнем по полям обретенным проходятся. Трудно бывает корни могучие из земли выкорчевывать, да дело то нужное, иначе не будет расти злак домашний – все соки земельные дерева выпьют. А огонь порождает золу, что новые всходы питает исправно.
Ныне и конунг Альвхеймара, асов потомок, себя с тем селянином сравнивал. Чтобы мятеж подавить, надо сперва секирой орудовать, а потом и петуха красного пустить во дворы. Лишь тогда мир возможен, когда бонды покорны, а лиходеи злоязыкие в Хель поотправились.
И вились над землями падальщики…
Мужи худородные, что в гибель Гандальва до сроку поверили, может, и сами желали бы на коленях к владыке приполть, пощаду вымаливая. Ой, жирным куском были земли альвхеймарские! Видать, это Локи-обманщик уста посланцам Харальдовым отворил, чтобы так много мужей на легкую наживу да соблазнилось. Теперь конунг законный ехал карать лиходеев, и ясно уж было: не пировать им более за столами, не тешить плоть добрым хмелем да мягким ложем. Только сталь острая да земля стылая ослушникам виделась. Не верили они в милость Гандальвову – может, потому, что и сами б на месте его беспощадными б были. Вот и готовились к рати, обреченность свою сознавая. Конунгов сам Хеймдалль править поставил, по кровному праву рождения. Даже один владыка законный мужичье неученое бы легко опрокинул. Но молва уже донесла черную весть: не одинок был Гандальв, другой конунг могучий с ним вместе приехал. Нарочно серый владыка людей к супротивнику подослал, и баяли те сказ жуткий, бондов да гридней запугивая:
- Прослышали в Мере, что часть народа альвхеймарского с христианами водится да богов наших отринула. И молвил тогда Неккви-конунг: «Коли сегодня они от конунга отказались, значит и впрямь ни богов, ни предков своих боле не ценят. Зачем же таким безголовым землю топтать? Коли они лишь глупы да на кривду купились – асы, может, и будут к ним милостивы. Ибо чего ждать от крестьян мудрости ярловой? Но тем, кто нарочно лжу говорил, люд от богов да владык отвращая, лишь дочь Локи подругою станет. А наша задача – скорее их к невесте отправить».
И люди роптали, гнева богов забоявшись. Конечно, засланцев казнили, но лютость их смерти только крестьян подстегнула. Ночью безлунной взяли они топоры да рогатины, скрытно пошли по селению да взяли жизнь господарей-мятежников прямо в постелях. А головы их от телес отделив, Гандальву с поклоном послали.
- Холопы мы, тебе верные, конунг, - молвил ему посланец, достоинства жреческого. – Лиходеи-то Белому богу покланялись, вот и застило глаза люду чужеземное колдовство.
- А вы-то, жрецы, куда до сих пор-то смотрели? – грозно вопросил суровый владыка. – Али не с вами Один да Тор? Ужели единственный глаз Отца Битв чары людские не видет? Или вы, служители асов, от речей их свое сердце закрыли?
Пал жрец на колени, пощаду вымаливая:
- Один все видит, владыка. Но под силу ли мужу простому все знаки одновременно с ним лицезреть? Мы знаем колдунство норвежское, да и с финским бороться обучены. Но зараза с земель франков да данов нам внове. Даже справному войну надо приладиться, чтоб выходить против незнакомого в прошлом клинка. Ужели мы, люди простые, в силах сразу содеять то, на что воины недели кладут?
Улыбнулся Гандальв, изворотливость жреца лицезрея:
"Быть бы ему скальдом, коль б асы в служенье не взяли. Ишь, как распелся, прямо стихами говаривает!"
- Прощу я пока вас, околдованных. А коли укажите тех, кто здесь заразу чужеземную распространял – может, и гривной пожалую. Темные времена ныне грядут…
- Благодарствую, конунг! – жрец распростерся ниц на земле, от радости млея, что живот сохранил да еще и милостью конунговой разжился. – Всех по имени для тебя запишу, даже дев красных да детей – песью кровь - перечислю.
- То верно: сорняк надо с корнем порвать, - блеснул зубами конунг Альвхеймара. – Ты ужо, жрец, расстарайся.

Сообщение отредактировал DarkLight - 8-06-2007, 10:50

[Тельтиар >>>]

Раумарики. Асмунд и Дунгаль

Веселым был пир ярлов, многие дары получили богатые, много браги и меда хмельного выпили, на столах плясали да девок мяли мужи раумарики. Асмунда Убийцу Ярлов славили за щедрость его, отвагу и подвиги ратные, о коих многое поведал в тот день Дунгаль. Рассказывал Краснобай и о битве при Хакадале, да о том, как благодаря Асмунду был повержен Гандальв, говорил и о войне за Вестфольд, где в каждой деревне сторонники конунга Серого прятались.
Поднимали здравницы за ярла, восхваляли его вои хмельные, того не видя, как изредка шепчет на ухо правителю хитрый херсир:
- Тому обручье подари, ярл - будет он тебе верен до самой смерти, а тому старцу - пояс золотой, много у него богатств, но к тебе щедрее станет. Жрецу - шубу, волею богов тогда править будешь, херсирам злата не жалей, войско за тебя станет. А этому - ничего не давай, кроме кубка штрафного - супротив тебя он мыслит.
И подносили - кому шубу, кому кошель, а кому и чашу с зельем сладким. А после, когда разъезжались гости из усадьбы - дело странное с ними содеялось. Может хворь подлая, может воля богов - да только одиннадцать знатных мужей до своих домов не доехали, в дороге погибли в мучениях жестоких.
Когда же возвернулись к ярлу люди их и родичи, ответа спросить, жрецы сказали - то боги волю свою указали, не дозволено будет сиим мужам подле Одина сидеть в Золотых Чертогах, лишь в Хель царстве дни свои коротать до самых Сумерек.
Недовольны были решением таким родичи умерших, по своим обрядам погребению их тела предали, задумавшись крепко, отчего же погибли мужи в расцвете сил.
А тем временем дружина малая, в сотню хирдманов к деревне Хрольва двинулась, волю ярла исполнять. За четыре дня добрались до селения воины, ночью окружили да стрелами огненным поначалу осыпали, панику вызывая, а после напали, жалости не выказывая. Короток был разговор с чужеземцами у норвежцев - всех данов предали смерти лютой, да и поселян не пощадили, кто под руку попадался. Как того велел ярл Асмунд - дотла деревню выжгли, все ценное сначала забрав, да в путь обратный пустились, дабы доложить ярлу, что приказание его исполнили в точности.
Не ведали еще люди раумарики, Асмунда на правление призвавшие, какой бедой решение их обернется.

[DarkLight >>>]

Транделаг. Хакон и . Снеккольв.
С Тельтиаром.

Утих стальной говор тинга мечей. Тела опознавали жрецы и ученые мужи, родичи родичей уносили, да ворогов тела на поругание и поживу зверью оставляли. Снеккольв ярл же, времени даром не теряя поехал встречь конунгу, голову склонив почтительно:
- Разбит супостат коварный, государь, - так он молвил, с Хаконом поравнявшись.
- . Снеккольв-ярл? Тебя ли я вижу, али то морок? – удивился конунг, на ярла недоверчиво глядя. – Тут, вижу, сеча такая была, что думал я делом грешным – все полегли, и правые и виновные. Вот, посмотри: так и лежат вместе мертвыми, в глотки вцепившись. Но, видно, ты в сорочке родился да сам Один ныне тебя охранял! Скажи же – что за псы сечу затеяли? – Хакон решил, что, раз ярл здесь, значит чист. Коли был бы сей муж подлым изменником – уж, вестимо, в земли Грютинговы б скакуна погонял. Люди – они ведь глазастые: наверняка кто-то из бондов видел, кто меч на конунга поднимал. Ярлы – не вои простые, они в любом войске глазу приметны.
- Гуннар то был Суровый и Мар Хладные Пальцы, Иллуги сын, - отвечал ярл транделагский. - Они двое подбили ярлов твоих на мятеж жестокий, оружие супротив тебя поднять удумали подлецы и с Грютингом проклятым союз заключили. При тебе живом имение твое и дочь твою поделить мыслили! Да только не все честь свою променяли, конунг славные - Сурт Руковица первым тебе на подмогу пойти решился против мятежников меч занес, я же того ждал, когда они намерения свои явно покажут, верил, что одумаются, да не дал им Один мудрости, лишь неистовством наделил.
- То не от Одина, но от Локи лукавого. Нет веры во мне, что Отец битв мог заблужденьям постыдным потворствовать, предателей щедро одаривая, - ответил Хакон. – Я рад я тебя живым видеть, а Сурту вои мои почести конужьи ныне окажут.
- Сурту ныне сам Один почести оказывает, - головой покачал Снеккольв. - Сразил он рукою твердой Гуннара предателя, но и сам не надолго его пережил.
- Конунг, - доложил запыхавшийся гридень, - мы потушили пожар в твоем доме. Но, боюсь, что усадьба Хладир пока не для девицы красной, да и ты, властелин, едва ли найдешь там удобство, - воин побоялся прямо сказать про конунгов возраст: все же мужу не пристало тешить тело перинами, будто жене на сносях. – Огонь перекрытия съел, а в дыры на крыше все небо видать… не защит ныне дом твой ни от дождя, не от стужи.
- Не дело про то говорить над убитыми, - осадил мужа старец. – Лучше беги, и поторопи жрецов с похоронами.
- Конунг, пройдем для беседы дальнейшей в мой шатер, - предложил ярл, разговор про усадьбу сгоревшую услыхав. - Недалече это.
Кинул Хакон последний взор на боле бранное - и позволил ярлу увести себя прочь. Мертвым уж ничего не потребно. кроме костра, а вот о живых порадеть требуется.
Ситуация же во Хладире, и впрямь, была тяжкой: пока шел бой, огонь щедро полакомился деревом стен да резной мебелью. Лишь камни от хором уцелели, а это значило, что вся челядь Хакона и сам он с дочерью нынче бездомным становился.
Поворотил коня Снеккольв, направился он к становищу своему и конунга за собой повел. Вскоре уже увидали они шатер раскинутый, да слуг, что яства к появлению правителя славного готовили.
- Будь гостем моим, конунг Хакон, - спрыгнул с лошади Снеккольв, да придержал конунжего коня за узду, помогая владыке спешиться.
Видел конунг: с открытым сердцем к нему ярл обратился, что имел – тем делился, без умыслов тайных. А потому пропустил мимо уха слова двусмысленные, не вопросил Снеккольва, почто тот гостем его на его же земле величает. Лишь голову наклонил, хозяина благодаря.
- Щедрость твоя с отвагой сравниться, - молвил старец речи почтительные. – Радо сердце мое, что очи узрели такое на земле Транделага. Печален я от предательства, а черные думы и мир в черное красят. Помстилось, что кровь викингов сделалась жиже, а сами они уж и не воев, но купцов повадками поминают. Послал мне тебя на пути сам Один, видя мое маловерие. Вижу: не оскудела земля ярлами истинными!
- Честь такому правителю служить, и бесчестье великое оружие супротив тебя, владыка, поднимать, - отвечал на слова лестные воин, да улыбался улыбкой широкой. - Сурта нам погрести надобно с почестями всеми, конунг, да об том подумать, как выживших мятежников покарать.
- Дело гуторишь ты, ярл. Знаю, шепчутся по углам, что с возрастом я норов бойцовский утратил, да сражения сторонюсь, осрамиться пугаясь. Брехня то, да сказки бабьи, которые мужу слушать без надобности. Вот, что скажу: до последнего ждал я, как ты, что миром дело уладиться, потому как родне воевать – распоследнее дело. А в землях моих у четверти бондов в земле Ордальской родичи. Да и по правде ли то – дела о женитьбе не поединком между мужами решать, но сечею лютой? Ой, не то отцы заповедовали! Однако же, полно скорбеть – дело сделано, и теперь уже милости не явлю. Узнают ныне дубы груз подношений, не будь я Хакон Транделагский!
- Ты, славный конунг, мужей пленных не секи, - попросил Снеккольв за мятежников. - Он - люди подневольные были, за своими ярлами в бой шли, а ныне пали те - хирдманы снова тебе верны станут. Надобно змее мятежной голову отрубить, Раги и Хрута ярлов изловить!
- Истину баешь, ты, ярл. Так кому ж поручить дело сложное, коль не тебе, верность свою доказавшему? Изведи гадюку поганую, что я на груди своей старой пригрел - и злато да земли их забирай. Не к чему потомкам предателей достоинство ярлово да люд подневольный. Будут крамолу в земле разводить да кривду в душах викингов сеять… нет, лучше сразу оборониться, чтобы не жалила гадина дважды.
Поклонился ярл, улыбку радостную, алчную скрывая - не чаял он, что пожалует ему Хакон весь Транделаг Внешний за убийство предателей, да только понимал он - не так просто будет мужей означенных из усадеб их укрепленных достать.
- Мало людей у меня, государь - лучшие дружинники полегли в битве этой у стен Хладирских. Тяжки потери наши, а враги в силе остались покамест. Подмога мне понадобиться.
- Сказывают люди, что Харальд Агдирский уже недалече, и бьет супостата Грютинга в доме его, - на деле, то конунгу голубь поведал, но решил конунг того не говаривать. - Но мужи вроде Гутхорма из рода Оленя - что половодье весеннее, ни одна запруда их не удержит, все равно до порога докатиться. Так что - будут тебе силы свежие.
- Славная то весть, отрадна она сердцу моему, что не одни мы, государь, а союзники могучие плечом к плечу с нами будут сражаться.
И правда, рад был Снеккольв, что верно сторону выбрал, не поддался на уговоры Гуннаровы, к мятежникам ныне разбитым не присоединился. Их дело проиграно - его звезда теперь лишь восходит. Шутка ли - единственный ярл при Хаконе остался, от поражения, разгрома позорного конунга спас. Рад был Снеккольв, что в час решающий сомнения отбросил.
Хакон словно ярловы мысли подслушал да остерег:
- И совет тебе ярл – придержи язык перед Харальдом. Да, он не муж из наших земель, но за ним сила великая, и боги Асгарда. Иначе как бы он столько битв одолел? Чувствую я – будет юноша сей величайшим владыкой в Норвегии, а у сильных вождей и норов дюже суров. Мне же любо, чтоб люди мои земли свои сохранили да союзниками обзавелись. Лишь начинаются битва норвежские, многие соколы над землею израненной кружат. И падальщиков – тоже немеренно, потому что нет одного без другого. Возрасту моему верь.
- Слова конунга найдут в сердце моем отклик, поверь - радушно я Харальда приветствовать буду, - уж всяко теперь было все одно Снеккольву - ярлом при Хаконе оставаться или при Харальде, раз уж конунжей короны получить не дано.
- Мудр ты – и то сердце мое согревает. Да пребудет с тобой милость Тора!
- Да прибудет с тобой могущество Одина. Теперь же прошу, государь, за стол садись - чем богат, тем угощу.
И викинги сели трапезничать

[Тельтиар >>>]

На границе с Оркдалем. Перевал.
Совместно Тельтиар и Avarach

Второй день пошел только как оставило войско Грютинга ношу свою тяжкую, а путь домой казалось сам под ноги бросался. Дружина одним переходом взлетела на сопки Оркдаль от врагов стерегущие, хотя в этот раз и не сберегли зубы дракона каменные в земле взошедшие земли хозяев своих. С утра самого тревога сердце снедала Грютинга, уходить не желая, вот и гнал он оркдальцев своих сил не жалея, на вершине перевала лишь перед спуском коварным роздых им дал. Пар клубами белыми поднимался от тел хирдманов, покрывала броню изморозь – здесь в горах весна еще и запах свой донести не сумела, а тепла и подавно.
– Конунг, дай людям роздыху! Да спешить нам должно своим на выручку, только если войско дойдет загнанным, много ли пользы нам от того будет?! Вспомни, оружием нашим в земле Транделагской внезапность была, так и сейчас, пусть снегом холодным упадут твои воины за ворот щенку агдирскому, Остудят сталью холодной тягу к землям чужим неуемную. Но такое свершить лишь со свежими силами можно нам, посмотри, даже снег потек под ногами воев твоих, до боя ты их разгорячил уж напрасно.
Подошел тяжело дыша Фрейвайр к Грютингу, по лицу его пота капли текли горячие.
– Уж не потому ли ты роздыху просишь, что сам шага нашего не можешь выдержать?!– глаз прищурил взгляд устремив на жреца конунг его вопросил.
– Видят боги, если бы спешкой только можно спасти земли наши можно было, впереди твоего войска побежал бы я. Но загнав своих воинов, под мечи вражеские ты подставишь их только. – возмутился словам конунга Фрея служитель. – Умерь пыл свой, в дружине твоей не только молодой силы полные вои имеются, так пойдешь, и растянется войско твое словно нить тонкая – в любом месте ее перебить можно будет.
– Твоя правда, надо дать отдохнуть воинам, – понурил Грютинг голову, – да снедает меня тоска странная, мне доселе неведомая. Она и гонит меня в одаль от предков оставшийся.
– Не должно вою опытному, а тем паче конунгу на поводу своих чувств идти, дело надо свершать с разумением, мудростью воинской.
– Хорошо, тут мы привал устроим, подкрепит войско снедью силы свои, отдохнет, и лавиною снежной понесемся врагу мы на встречу. Хотя мнится мне внизу место лучше для роздыха.
– До низу дойти еще надо. – проворчал жрец. А ну как лазутчиков Харальда встретим там? О каком роздыхе речь тогда будет? Выловить всех нужно будет, пока весть господину своему не доставили.
– Понял, понял твое я радение. Извини за сомнение в силах твоих мною высказанное, вижу я, что о войске заботу несешь ты.
Невысоки горы оркдальские, да круты склоны у них – просто так не взобраться. На тропе, что вилась следом змеиным давно, уж деревья хорошие повырубили, новая поросль же взойти не успела. И теперь пробивалась дружина остатками дров, что во время другое и взглядом своим удостаивать не стало бы, редкий дым поднимался в небо.
С наслаждением усталые вои минуты отдыха впитывали словно ягель сухой воду дождем оброненную, только и этим минутам конец пришел.
– Прохладно здесь, задержимся и застыть недолго будет, не хватало только хвори какой прицепиться. –бросил Торстейну Грютинг. – Пора выступать нам, довольно нам тут просиживать, время дело делать. Поднимаем людей! Ты позади пойдешь, присмотри, чтоб никто не отстал по пути.
Снова дружина двинулась по склонам заснеженным, только в этот раз вниз все, да по солнечной, южной стороне. Осторожно пришлось шагать воям – наледью покрывалась тропа походная, ошибешься и наземь в доспехе своем обрушишься, в снегу мокром вымокнешь. Только к выходу ближе в долину путь стал полегче для воинов, появилась земля из под талого снега вышедшая.

Заприметили приближение воев Грютинговых, еще когда они к перевалу подходили и подъем начинали, да и как пропустить воинство такое можно было, коли издали видное оно еще было, а соглядатаи Агдирские все тропы горные облюбовали, вглядывались, всматривались, поджидали. Гонцов оркдальских перехватывали, да смерти лютой предавали – все того ради, чтоб не прознал Грютинг конунг о западне ему подготовленной.
Ворвался гонец на лошади взмыленной в деревушку, что недалече от перевала находилась, спешно побежал к дому старосты, в дверь забарабанил. Сам Гутхорм ему отворил, в одежды походные облаченный. Как знал ярл, что час настал на битву рядиться.
- К горам подошел, супостат! – Гонец произнес, воеводе поклонившись.
- Славно, славно, - улыбнулся в бороду густую Гутхорм Сигурдсон, да прокричал голосом зычным: - Эй, слуги, несите мой рог боевой, несите мой меч ратный! Собирайте людей! К Харальду гонцов отправьте – не след победу такую без конунга одерживать!
Помнил ярл разговор свой последний с Харальдом, и чувствовал, что обидны были юному правителю слова жестокие, что ни одной победы он сам не одержал, ни в одной битве не учавствовал. Оттого и повелел позвать из усадьбы головоной племянника своего – должно было Харальду лично Грютинга побороть, за то что тот невесту у него увести пытался покарать жестоко.
Бросились слуги по домам ярлов и херсиров будить, бросились в лагерь подле деревни хирдманов созывать. Вскоре уже войско выстроилось в порядки боевые, спешным ходом направились агдирцы к перевалу, да там, меж холмов где спуск проходил в засаде притаились. Разделил воинство свое надвое Гутхорм – по правую сторону от пути Грютингова большую часть поставил, по левую – дружину меньшую, но в боях закаленную.
- Вижу, вижу стяги козлиные! – Дозорный прокричал. – Спускается Грютинг конунг!
- На погибель свою идет, - процедил Гутхорм ярл. – Эй, воины, готовьтесь, здесь нас слава ожидает, а Грютинга смерть позорная!

Асгейр, Торстейна брат младший, последним из защитников земель оркдальских остался, до кого не дотянулись руки захватчиков – земли брата его дальше всех от усадьбы конунжьей были. Размером невеликие, богатые одними лишь скалами, не привлекли они вниманья агдирских грабителей. С братом и конунгом большинство людей их к войне пригодных в поход славы искать отправились, но сейчас под рукой Асгейра скопилось столько людей, сколько никогда под рукою их рода не хаживало. Уже три сотни хирдманов, не успевших как и сам юный правитель, под руку Тородда Хромого прийти для защиты земель их, пришли под его руку, а бондов, что от грабежей с самой границы от гор бежало, уж и вовсе шесть сотен собралось. Только что эта сила, когда у ненавистного Харальда почитай в несколько раз людей больше будет?! Только и смог измыслить Асгейр, что за врагом проследить, да напасть на него когда разойдется он по частям земли господина его присваивать. И уж если полечь всем в бою, так со славой, только чтоб и враг их кровью своей умылся, месть то будет за земель родных разорение. Только четыре дня назад гонец прибежал с вестью, что собралось все войско Харальда и отправилось к перевалу, по которому Грютинг и Торстейн уходили.
«Не иначе как наших ждут возвращения», – прошептал тогда себе Асгейр, и отдал приказ воинам всем собираться и за войском Харальда следовать.
Тяжек был тот поход, чтоб дружины присутствия не раскрыть ворогу, костры по ночам не жгли, от мороза спасались лишь элем и шкурами. А еще тяжелей им смотреть было, как готовят агдирцы ловушку для дружины домой возвращавшейся – в том, что конунг идет на подмогу, уж сомнений не было. Не имея сил помешать Харальду, приказал воям своим Асгейр, в лесах спрятаться, за спиной у их ворога, чтобы в спину ему нанести удар, и ловушке не дать захлопнуться.
– Асгейр, зашевелились люди Харальда, по склонам наверх полезли они, да отряды прячут на выходе в долину! – доложил задыхаясь гридень, в дозор средь других выставленный.
– Что ж, видно время пришло и нам подыматься, – ответил Асгейр.
Встал молодой ярл/
– Вои храбрые, близок уж конунг наш со дружиной своею! Дошли до него вести черные о бесчинствах в землях его захватчиками творимых! Поспешил он на выручку нам, да враг подлое дело измыслил, в чистом поле боя боясь, приготовил ловушку он хитрую! Но на каждую хитрость его сына Локки коварного, топор Тора детей ответ достойный дать сможет!
Мы порушим мечами своими коварный замысел, обратим их на нашего ворога, и братьев наших мы выручим!
Поднимались дружинники, по слову водителя их, доспех чтоб не бряцал налаживали, да шагом скрытным к агдирцам выступили.


Спускалось войско Грютингово, спешило. Подгонял их властитель грозный, да и сами вои скорее хотели отпор захватчикам дать, не позволить им и дальше села безнаказанно разорять. Поднялось знамя с козлом горным высоко, а с ним рядом знатных ярлов знамена, да только не в ратевых порядках шли сейчас воины оркдальские, в походном построении, колонною длинной, ибо иначе не пройти было через перевал, узка дорога, извилиста.
Вот уже головной отряд спуск тяжелый одолел, меж холмов прошел, да в саму долину заступил, когда появились на склонах крутых лучники агдирские, до поры в схронах скрывающиеся - сразу их заметили, да поздно поворачивать было, оказалась часть войска большая в ловушке коварной.
Зазвучал рог боевой, да вои под началом Гутхорма уже с тыла в отряд передовой ударили натиском жестоким, в силах тяжких - на каждого воина оркдальского по двое - по трое агдирцев приходилось.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 9-06-2007, 8:27

[Хелькэ >>>]

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг и Асгаут.
С Тельтиаром.

Не знали братья Вебьернссоны, что Харек Волк побывал уже у Асгаута и рассказал ему о том, как на Оттара юнцы неизвестные покушались. Потому шли они к ярловой усадьбе и думали, как дело обернуть, чтобы не гневался Асгаут сильно. Однако им еще и помощи попросить у него нужно было. Пусть знакомы с ярлом братья были давно, но прокрадывались иногда и сомнения - защитит ли их Асгаут сейчас, не выдаст ли на строгий суд Харека, чтобы себя самого обезопасить?
- Я тебе так скажу, - Сигтрюгг говорил, - коли задумает он худое да расскажет всю правду Волку, мы тоже ему поведаем, кто нас на это дело послал.
- Всю правду он ему не расскажет, - усмехнулся Халльвард. - Потому что она как раз его и обличает. Ладно, брат, будь что будет...
И с тем вошли они в усадьбу Асгаута.
- Ну, проходите, отроки, - суров был вид ярла, да взгляд совсем не добрым казался. Провел он их в горницу, двери запер сам, а после так спросил: - С какими вестями пришли вы? Порадуете ли сердце мое, али вновь печалиться заставите?
Потупились братья, взгляд в пол направили. Лишь через некоторое время Халльвард, как старший, заговорить отважился.
- Оттара Рваного подкараулить нам удалось. За домом мы схоронились, когда шел он мимо, а то было вечером поздним, безлюдно было кругом. Пытался брат из лука его поразить, но не проняла его сначала стрела, хоть и пущена была верно. Сам же я в руку его ранил, упал он... Но не знаем мы, насколько тяжко ранен он и что с ним.
- Видно, огорчили вновь тебя, ярл? - Сигтрюгг тихо спросил.
- Да уж, скажу я вам то, чего вам не ведомо, - так молвил Асгаут, с укоризною смотря на братьев. - Тяжко ранен был Оттар, да жив остался. И вас он тоже видел мельком, так что теперь - вам самим след смерти его желать, чтобы не потребовал он суда правого, суда Асов - ведь в схватке рукопашной вы с ним не сдюжите.
- Видел все же? - побледнел Сигтрюгг. - А сможет ли узнать он нас или нет?
- Того мне не ведомо, но Харек уже заходил ко мне утром, да сказывал, что лично шкуры сдерет с тех, кто на Оттара покушался. Видишь, Халльвард - спелись уже вероотступники, петлю вокруг твоей шеи сдавливают, да и мне жить мешают. Обещал я Волку, что сам покушавшихся найду, да сурово с них за поступок этот спрошу.
Положил он ладонь широкую на плечо старшему брату, цепко пальцы сжал крепкие:
- Вот и спрашиваю ныне - почему жив еще Оттар? Неужели не могли вы подойти к нему, раненому и глотку перерезать? Неужто сложно было ядом стрелы смазать гадючьим?
- Где же яд нам взять-то было? - возмутился Халльвард. - А насчет глотку перерезать, тут уж, признаю, наша вина... То ли из трусости, то ли из осторожности, да подойти к нему пооялись, тем паче что и подбежал к нему уже кто-то. Но мы свой долг выполним, ярл. Ежели не оставил Оттар Саросберг уже, он ведь с Хареком уходить собирался...
- Вослед за ним пойдете, до Гиллисберга, и там во владениях Эйнара добьете ублюдка, - приказал Асгаут ярл, хватки не разжимая. - Надоело мне оправдания ваши слушать. Просто принесите мне весть благую, что оставил мир живых Оттар Рваный.
- Вслед за ним? - Сигтрюгг удивился. - А ежели поймают нас?
- А посмеют ли на посланцев моих руку поднять? К Эйнару вы слово мое везете и наказ конунжий, чью волю я исполнять оставлен. Такмо и говорите, коли испросят вас.
Задумались братья, да выбора у них не было.
- Тогда...- медленно Халльвард произнес, - сегодня же ехать надобно?
- Непременно. Людей своих всех возьмите, нечего им бока отлеживать и в путь отправляйтесь. Хвор Оттар, сильно вы его задели - ныне добить его не в тягость будет. Но лучше подстраховаться вам.
- Что же, тогда готовиться нужно, - вздохнул хельд юный. Терзали его мысли о том, что исправлять ошибку свою нужно, да и о том, что не всегда удача спутницей верной ему будет. Предсказание кюны Рагхильды вспомнилось ему сейчас, и оттого еще беспокойнее стало на душе у отрока. "И смерти вам ждать от Волка Ночного" - уж не о Хареке ли речь шла? Коли так, то ближе близкого сейчас эта смерть, у самого лица черными крылами веет. Омрачилось чело Халльварда.
Заметил Сигтрюгг это, брата за локоть тронул.
- И с этим справимся мы, Халльвард, - шепнул он. А после произнес уже громче: - Тогда удачи пожелай нам в дорогу, Асгаут ярл. И общаю я тебе, либо с доброй вестью вернемся сюда, либо....либо не вернемся.
- Да пребудет с вами сила Тора и коварство Локи, - произнес ярл на прощание. - А еще к старухе Торхильде загляните, она вам даст снадобье, да такое, что любого в могилу сведет.
- Заглянем, - Хальвард кивнул. - Да, заглянем...Добре же, Асгаут. Спасибо за советы тебе. Отправляемся мы.
Вышли братья, и хмурые, друг на друга не глядя да недоброе впереди чувствуя, как и говорил им ярл, к Торхильде пошли да получили от нее то самое снадобье, о котором Агаут толковал.
"Не одного врага, видно, тайно сгубил он при помощи Торхильды", подумалось малдшему Вебьернссону, когда направлялись к бараку они. "Впрочем, его это дело".
Собрали братья дружину свою - только гонца Кьярваля ен было, оставил он их, к Хареку вернувшись, но по дороге еще, чуял Халльвард, доведется им встретиться. А покуда же, сообщили они воям, что везти им весточку надобно в Гиллисберг, и отправляются они следом за Хареком и его войском. Об истинной цели путешествия умолчать пока Халльвард решил. Оседлали коней они и на закате дня покинули уже Сарасберг.

[Анж >>>]

Эйнар и Харек.
Гиллисберг.
(Со Скальдом).

Всегда доставляли прогулки удовольствие Сигрун, а в нынешнее тяжёлое для неё время – в особенности. Любила молодая женщина любоваться водой, потому и посещала она частенько берега фьорда. Успокоение приносило ей суровое море, ветер, треплющий её волосы и обжигающий кожу, вызывали стихии в памяти её былые приключения да ратные подвиги, свидетельницей которых она была.
Вот и в это пасмурное утро ушла Дева Битвы к своему любимому морю, а посему одной из первых стала она свидетельницей прибытия кораблей. Не сумела, к сожалению, Дева разглядеть, что за корабли это были, и отправилась она поскорее в Гиллисберг, предупредить мужа и послать кого-нибудь более зоркого, чем она на берег. Без труда всё это исполнить удалось ей. Послал Эйнар слугу, специально наученного, к воде, и возвратился тот вскоре с новостями, что плывут корабли под белыми парусами, одни в зелёную, другие в красную полосу.
- Что за щиты на мачтах стоят? – Эйнар с волнением осведомился.
- Белые, господин, белые,- отвечал слуга, осведомлённый, что сие значит.
- Друзья это идут, муж, если только не коварные враги, худое замыслив, цветом мира прикрываются,- повернувшись к Эйнару, высказала свои мысли Сигрун.
- Права ты Дева, да только склонен я надеяться, что всё же друзья к нам спешат. Ох, как нужны сейчас нам соратники верные,- уже намного тише пробормотал ярл и вздохнул.
- Выйдешь ли ты сам, ярл, гостей встречать?- осведомился Ярополк, до того молчание хранив. Ратибор лишь нахмурился.
- Выйду, более того, все вы со мной поспешите, потому как не гоже это – друга вниманием обижать, а врага уж тем более встретить подобающе надобно.
Ничего не ответили на это советники Эйнара, да и Сигрун промолчала. В тишине поднялись они, только карлу распоряжение отдав, слуг собрать, чтобы гостей встретить.
Ни слова не проронил никто до самого берега, стояли они на пристани, глаза сощурив, и каждый сам с собой догадки строил, кто же это в Гиллисберг спешит.

Тем временем корабли входили во фьорд. Харек Волк стоял на носу, обняв за плечи Гиллеад, и смотрел на приближающийся берег.
- Ты уверен, что стоит нам заходить сюда? - спросила Гиллеад.
- Эйнар мой старый друг и соратник, и жаль, что не суждено нам было увидеться тогда. И если у него я не встречу ни помощи, ни поддержки, то что же будет потом? Нет, Эйнар не из тех, кто предаст. К тому же он в Христа верует как и мы с тобой.
- Если бы все, верящие в Христа, соблюдали бы мир между собою, не осталось бы более в мире свирепых язычников, которые жаждут нас погубить. - тихо сказала Гиллеад.
Тем временем у пристани уже выросла большая толпа. Большой отряд стоял на берегу, с щитами, подняв копья. - И щиты, и копья какие-то другие, не наши - сказал Аудмунд, один из нортумбрийцев.
- Видать из Гардарики люди еще прибыли.
Первые три корабля подошли к причалу, и кормчие стали бросать крюки, зацепляя канаты за скобы, чтобы удерживать корабль у причала. Тем временем гребцы табанили, разворачивая ладьи, чтобы корабль повернулся к причалу во всю длину борта. С бортов свесились доски, и по доскам стали спускаться воины.
Ярл с супругой и приближёнными наблюдали, как гости сходят на пристань. Войны стояли вокруг них и были готовы при первой же опасности ринуться в атаку.
Первым на доски настила пристани спрыгнул кормчий Бьярни, за ним несколько воинов, поправляя доски, чтобы по ним спокойно могла пройти женщина, не рискуя упасть в воду. А следом за ними степенно, придерживая супругу за плечи, на пристань ступил Харек. На нем был кожаный плащ, обшитый волчьим мехом, а шлем - "сову" с приделанным к навершию волчьим хвостом он держал в руке, повесив его за ремни.
Как только Эйнар увидел, кого же к нему забросила судьба, душа его наполнилась радостью. Только что скованное суровой маской лицо его расплылось в довольной улыбке, и ярл пошёл навстречу своему давнему другу, явно намереваясь заключить его в крепкие объятия. Сигрун не отставала от мужа, тоже обрадованная прибытию Харека и Гиллеад.
- Здрав будь. славный ярл Эйнар из Гардарики, -сказал Харек, ступая навстречу давнему другу. - Надеялся я с тобой увидеться раньше, да развела нас судьба по разным концам Норвегии.
- И ты не болей, друг мой славный, - Эйнар ответствовал, поприветствовал он и супругу Волка, а затем Сигрун с ними поздоровалась. Затем повели хозяева дорогих, пусть и нежданных, гостей к усадьбе. Подивился Харек, узрев культю безобразную у брата своего названного, спросил о том, да узнав, что в битве с Гандальвом руку правую потерял Эйнар, еще больше удивился, почему столь малым Харальд ярла верного пожаловал.
Пока они шли, спросил Эйнар у Харека, что заставило того в Гиллисберг последовать, просто ли друга старого проведать, али дело какое серьёзное обговорить.
- Поручение иду выполнять конунга последнее - землю завоевать, и удерживать ее в своей власти. Коли преуспею в том, буду там ярлом. А к тебе зашел проведать, новости сообщить и дать войску сил здесь набраться. А может и подсобить в чем-то.
- Рад я твоему приезду, Харек, рад и тому, что новости ты мне привёз, но об этом говорить мы потом будем, как воинов да вас с супругой разместим. С этими словами, вошли люди в Гиллисберг, и Сигрун принялась незаметно слугам приказания отдавать, на счёт гостей и угощения вечернего.

Сообщение отредактировал Анж - 11-06-2007, 12:05

[avarach >>>]

На границе с Оркдалем. Перевал. (продолжение)
Совместно Тельтиар и avarach

Сбылись дурные предчувствия оркдальского конунга, когда увидел он пред собой полки агдирские:
– Стену! Стену стройте! – пронесся над полем мощный голос Грютинга, как только увидел он врага из засады выскочившего.
Крик его подхватили ярлы и хельды, только пока из-за спин своих оркдальцы щиты повыбрасывали, лучников стрелы успели жатву собрать средь бондов доспехами слабых.
Вои опытные, в сражениях не раз уж бывавшие, плотно ряды свои сбивали, укрываясь щитами от вала врагов навстречу бегущего. А над рядами дружины смех раздался яростный:
– Подходите, ну же! Угощу я вас на славу своим молотом, не забудете! – это Ахти Йотун битве с врагом заклятым радовался в раж боевой себя загоняя. Только слишком уж тонким строй воев оркдальских оказался, удара агдирцев бонды первыми не сдержали, раздались ряды их в стороны.
– Проклятье на этого Харальда! – зло выругался Грютинг, – в самом трудном месте для нас он напал, разделив наше войско надвое.
– Слушай меня все! Не дадим злому ворогу поглумиться над собой и нашими братьями! Хоть и мало нас, да мечи наши не знают ржавчины, покажем же как сражаются настоящие вои! Из чертогов Валгаллы на нас смотрят отцы наши и прадеды, не посрамим же мы имени их доброго! Коли пасть суждено нам в бою, заберем же поболе врагов за собой. Слава Оркдалю! Вперед воины!
Колыхнулась движением слитным дружина оркдальская, и с рыком свирепым ударила на врага яряся от запаха крови пролитой. Окруженным врагом не дождаться милости, остается лишь жизни свои подороже продать.
Не оставляли ни единого шанса вернувшимся воинам оркдальским люди Гутхорма, отсекли от основного войска головной отряд, оттеснили в окружение смертоносное, тех же, кто с другой стороны шел - лютым боем сковали, не давая отставшим отрядам Грютинга перевал минуть, на подмогу своим подойти. И без того не велики были силы конунга оркдальского, да еще и всем разом в битве учавствовать не дозволили.
- Великана того вяжите! - Прокричал Гутхорм, разглядев в рядах воинов вражеских Ахти Йотуна, да узнав его. - То сын Гудбранда, что под Хрингасакром от нас сбежать сумел!
Продолжали лучники стрелу за стрелой посылать в задние ряды оркдальской дружины, пусть и за щитами укрытой, да только порой находили стрелы плоть незащищенную.
Велики числом нападали враги на дружину оркдальскую, только перемудрили себя они в хитрости своей, не широкой тропа перевала была и место все для похода и боя удобную вои Грютинга заняли. Не привычен агдирсий волк как козел оркдальский по скалам скакать, и успех вначале достигнутый окзался пока для агдирцев единственным. Крепко дружина Грютинга встала, только дождь из стрел сверху сыпавшийся не давал в одно целое слиться ей. А еще вдруг над головами раздался звук рогов да кличи военные, воям всем с малолетства знакомые, ибо сами они так в битвы хаживали.
Подоспел то с дружиной своей Асгейр юный, и ударил он прямо за спину лучникам крыла левого, что на скалах сидели, с ревом яростным берсерки в битву кинулись, полетели со скал тела вражеские. Хоть и мало оркдальцев было против войска собравшегося, да таким же нежданным ударом, что для Грютинга Гутхорм готовил обратились мечи оркдальцев, против ворога их ненавистного.
Коварен был удар оркдальцев, внес он смятение дружину, что с левой стороны Грютинга теснила. Бросились в бегство одни лучники, да те, кто по смелее был клинки обнажали супротив ворогов новых, но куда там – не сдержали бы они натиска подкреплений подошедших, подмоги запросил в рог призывно протрубив ярл Аунстейн, что над лучниками поставлен был.
Послал резервы, что для битвы с Грютингом заготовил, Гутхорм супротив людей Асегейра. Несколько сотен хирдманов на помощь пришли Аунстейну, да только – не удалось из-за этого ловушку захлопнуть вкруг конунга оркдальскго, да и град стрел ныне лишь с одной стороны литься продолжал.
Много легче стоять воям Грютинговым стало когда с одной стороны иссяк стрел поток, отдышаться смогли они от натиска бешенного. Поднял голову тогда конунг Грютинг и воскликнул, удивления своего не скрывая:
– Да неужто Торстейн возымел крылья за своей спиной? Да и воям под его рукой бьющимся приладил их? Это стяги его ведь над скалами вьются, под ними идущие ратники пришли на подмогу к нам!
– Если Торстейн на скалы взлететь сумел, кто ж тогда по ту сторону от кольца нашего сражается? – ответ прилетел от могучего Йотуна. – Вот возьму и проверю сейчас!
Как ревет дикий тур, на соперника бросившись, так и Ахти берсерку подобно бросился на кольцо врагов своих.
– Эх могуч наш союзник! – с завистью в голосе крикнул Исхер хельд своему властителю.
– Силы может и не занимать ему, только разума не мешало приобрести бы, отвечал ему Грютинг. – У него отряд и в начале-то был невелик числом, а теперь и вовсе уменьшился, а помочь ему мы не сможем, только спину прикроем в сражении. Нам самим тяжко тут выстоять, не могу я кидаться сейчас даже бондами.
А тем временем Асгейр уже прочно стоял на краю откоса, по которому нападали на конунга под стягом волка пришедшие. Раздавались крики приветственные, узнавали друг друга дружинники:
– Это наши! Те, что дома остались! Род Торстейна пришел к нам на выручку!
– Что же, вижу крепость корня рода ярла моего возлюбленного. Коли выжить сумеем, окажу ему почести достойные конунга! – отвечал на тот крик Грютинг.
Да только не суждено было войскам Асгейра и Грютинга соединиться - слишком много воев агдирских меж них было. Жестокая схватка на холме том разыгралась. Яростны были оркдальцы, да только умения больше оказалось у гридей Гутхормовых, потому и теснили они брата торстейнова, рубили бондов его в отместку за то, что не дал он им Грютинга конунга людей стрелами растсрелять, изничтожить.
Падали под ударами молота тяжелого агдирские воины, прокладывал себе путь кровавый Ахти Йотун, и сторонились, страшились его многие хирдманы. Увидал то Гутхорм, сам коня к нему поворотил:
- Расступитесь, воины храбрые! Этого великана сам я жизни лишу!
Обнажил меч дядя конунга, навстречу Йотуну пошел, тот же тем временем далеко от людей своих вырвался, один остался в кругу вражьем, но пред собою видя Сигурдсона, не смерти страшился, а того, что не сумеет с собою его забрать.
- Смертный час твой пришел, Гутхорм! Здесь я тебе отомщу за гибель отца дорогого, за то, что ты его в домине спалил!
Обрушился молот на щит с изображением оленя золотого, прогнулся щит, да тут ударил Гутхорм и вонзился меч, звенья кольчуги перерубая, да рубец оставляя на груди Йотуна. Взревел Ахти, вновь молот опустил, щит ярлов превращая в груду железа бесполезного. Онемела рука Гутхорма, да в глазах яростный огонь разгорелся. Рык звериный из груди Сигурдсона вырвался, столь яростно набросился он на сына гудбрандова, что с ног того свалил, да меч выпустив, в шею ему десницей крепкой вцепился.
Насилу разняли их хирдманы, за жизнь своего ярла опасаясь, да Ахти руки заламывая. Завершился поединок этот - битва же в самом разгаре была.
– Повалили Ахти Йотуна! Проклятый Олень с ног его сбил! А прихвостни Сигурдсона, при нем ошивающиеся, задавили его телами своими, презрев поединка законы! – вскричал хельд конунжий разгневанно.
– Говорил же я, не подумав в бой Ахти бросился! Переход у нас за плечами дневной остался, хоть и роздых я дал вам, да агдирские псы отдыхали, силы накапливали, – кипел злобой оркдальский властитель.
– Слушай все! Прикрывайтесь от ворога скалами! Стрелам вражьим не поддавайтеся, от мечей их мы тут сможем выстоять! Не возьмут нас враги коварством своим!
– Погляди, конунг! Гутхорма вои его вслед за Ахти уносят! Может смог его Йотун достать напоследок?! – вновь подал голос Исхер. – Славный бой он тогда совершил, подвиг достойный легенды.
– Хорошо бы так было. Но без Гутхорма и так натиск ослабнет агдирцев. Может к нам еще боги лик повернут свой, не оставят детей своих верных, - отвечал ему Грютинг.
– Скоро солнца закат уже будет, хоть роздых нам будет, - продолжал хельд.
– Что закат на подходе, то благо нам, только отдыха ты не жди. Отдохнем вместе с предками в залах Валгаллы, но не раньше как попадем мы туда. А пока мы еще поживем, на горе врагу. Как стемнеет совсем на прорыв пойдем, так что силы свои сберегай.
Той порой Харальд Хальвдансон, конунг агдирский, что послание Гутхормово поручил со своими ближними дружинниками на бой ехавший да людей торопивший, к ущелью подбирался. Узрели люди его, вперед посланные, что напали с тыла на агдирцев войска оркдальские, недобитые, да о том сообщили сыну Хальвдана.
- К бою, воины мои, - повелел конунг. - Ныне не явим врагу ни жалости, ни сострадания!
Не следовало дважды уговаривать хирдманов, что по битве тосковали - ринулись всадники, да в тыл людям асгейровым удар свой нанесли, жестокий, неотвратимый. Улыбнулся Харальд за тем наблюдая, как сражение продолжается.
А в ущелье тем временем ослаб натиск агдирцев, покуда Гутхорм после безумия боевого в себя придти не мог, лишились единого командования ярлы, каждый сам думал, что делать следует, чтобы с Грютингом покончить, да так ко мнению общему придти не сумели, позволили закрепиться оркдальцам, и, хоть некуда деться было людям грютинга, но и выбить их без потерь великих тоже невозможно стало.
Затихал бой в ущелье, лишь вдали, где стяги Торстейновы вились, нарастал звон мечей, только дальше все оттесняли агдирцы дружину Асгейра, не могли те противиться силе их превозмогающей. А еще и полки свежие подтянулись, от удара их полилась как вода по земле кровь оркдальская. Боль не в силах сдержать от пораженья грядущего, Асгейр сам повел людей своих избранных на врага.
– Если пасть нам в бою суждено, так пусть будет то славная смерть! Заберем мы врагов за собою побольше!
Только силы уже на исходе у воинов были, поддержать тот удар немногие вои смогли, остальных же теснили к лесу назад. Навалились гридни Харальда, да играючи разбили смельчаков горстку, самого же Асгейра пленили, и ремнями связав понесли своему господину на суд.
Затихал понемногу звук боя, агдирцы, жизни свои сберегая, назад отходили, забирали с собой своих раненых, а оркдальцам преследовать их сил уже не было.

Сообщение отредактировал avarach - 11-06-2007, 12:19

[Вито Хельгвар >>>]

Агдир, Аскейрсунд.
Кюна Асса - Горм Датский.
совместно с Мориан

Асса сидела в своей повозке, ожидая прибытия Горма, который как нельзя кстати вел своих воинов на помощь кюне. Лицо ее было мрачно, она то и дело гневно окликала слуг, которым не посчастливилось сделать хоть что-то не так, хоть немного помедлить. на днях прилетел к ней голубь с письмом о том, что Тьодольв разгромлен, и что Сульки направляется в ее сторону. Все ближе и ближе была беда, знала и чувствовала ее кюна Асса, хитрая и чуткая, как старая лисица.
Многое предстояло сделать, крепко схватила за волосы война. И вот теперь ждала она подмоги необходимой, а чтобы оказать почет Горму, лично приехала встретить воинство и проследить, чтобы все было, как подобает.
Горм же воевода выехал впереди войска, подгоняя и направляя крепкими коленями мохнатого каурого жеребца крепких бельгических кровей. Длинная колонна данских витязей подымалась на холм позади него; викинг огромного роста вез за ним знамя Хардакнута. Сурово взирал на землю агдирскую данский ярл, сурово шумели за его спиною сподвижники из ближайших.
Увидел он, что немногочисленна свита воинская кюны Ассы, хоть и из отличных хельдов состоит. Увидел, что Аскейрсунд, хоть и невелик собою, да знатно поставлен. Да только купцы, видно, возводили его – не воины отчаянные; а и то может быть, что за многие годы вырос город да и взломал ставшие тесными стены.
Трудно будет оборонять столицу агдирскую, понял Горм. И то еще понял, что предстоит его людям нелегкий поход на запад, чтобы в поле поспеть застать Сульки Рогаландского да не допустить его к стенам города.
Появилась на горизонте рать данская. Растянулись в улыбке губы кюны Ассы - множество воинов привел Горм, есть еще возможность отстоять город и спастись.
Тут же засуетились слуги Ассы еще больше, готовясь с почестями принять гостей, спасение городу несущих.
Поднялась кюна, с помощью двух рослых слуг спустилась на землю и стоя встречала Горма.
Недолгое время минуло, и достиг Горм вершины холма, на которой суетились слуги кюны агдирской. Витязи окружали ее повозку, грозно хмуря брови, но каждый из агдирцев видел, сколь могуче воинство данское, и сколь мала надежда противостоять ему.
Не медлил Горм много, увидев, как встала на землю кюна Асса, в роскошные одежды облаченная, надменная и строгая с лица. Натянув поводья, степенно сошел он с коня, поклонился учтиво кюне и пожелал ей здравствовать. Не низок был поклон тот. Но и в меру важен, дабы не было обидь ни Агдиру, ни Силлендэ и их властителям-конунгам.
- Прибыл я по зову твоему, кюна Асса Агдирская, да по зову сына твоего, Харальда-конунга. Прозываюсь я Гормом-конунгом, и под рукою моей три тысячи витязей данских. Ко времени ли поспели мы, далеко ли Сульки-конунг рыщет злокозниво?
- Ко времени, ко времени поспел ты, могучий Горм, за что и благодарю тебя я нижайше, - отвечала Асса, кланяясь в меру своих возможностей, - в двух днях пути от нас воинство Сульки, и страхом объята моя душа. Но теперь, видя воинство твое великое и военачальника их непобедимого, спокойна она и наполняется радостью!
Лицо кюны разгладилось, из суровой, холодной и мрачной старухи превратилась она в добрую и радушную хозяйку.
- Следуй же, Горм-воевода и воинство твое, за мной, ибо накрыты уже столы в городе и готов тебе достойный прием!
Смутилась на миг душа Горма, ибо невежливо и противно поконам было гостеприимство искреннее отвергать, да и воинству роздых нужен был после перехода. Но стар умом и душою был уже он, и прежде заботился о деле.
- Благодарствую, матушка кюна, за прием радушный, да только прежде надобно нам о защите от Сульки-конунга позаботиться, да место удобное для битвы разведать, чтобы не ему, а нам сподручным стало бы.
Асса задумалась на минуту, и исреннее восхищение проскользнуло у нее в глазах.
- Воистину, могучая рать и умелый полководец встали на нашу защиту, - негромко проговорила Асса, пристально глядя на Горма, - Дело ты говоришь, Горм-воевода. И благорадность моя не будет иметь конца, равно как и благодарность людей моих. Предоставить тебе мы готовы все, что в наших силах, теперь же ты можешь сам раздать приказы своим воинам, и, если нужна я тебе, то помогу всем, что в моих силах. А пиру будет время.
Поклонился Горм на сей раз из искреннего к мудрости кюны почтения, вскочил в седло и отправился к прочим ярлам данским, что ожидали исхода беседы его с агдирской правительницей.
- Станем лагерем к ночи на том склоне долины. Тем временем надобно снарядить соглядатаев да пластунов и отправить их по дорогам и тропам на запад. Доподлинно следует нам знать, где нынче воинство Сульки-конунга, сколь быстро дойдет он до града Аскейрсунда… да заодно узнать, сколь велика сегодня сила его, и сколько хельдов сохранили Тьодольв да Торлейв Агдирские. Также надобно снарядить опытных людей, чтобы подыскали место для сечи насмерть с волками Рогадандскими.
Наутро же выступим вперед. Битва нас ждет уже, мечи наши молчать устали, в ножнах изнывая.

[Тельтиар >>>]

Раумарики. Асмунд ярл

Две недели минули с той поры, как стал Асмунд правителем Раумарики, и все это время собирал он воинство, чтобы походом идти на Вингульмерк. Жрецы всячески поддерживали это его стремление, ибо жаждали они, чтобы изгнал Асмунд Убийца Ярлов иноверцев из норвежских земель, тем более, что слухи тревожные доносились из Вингульмерка – мол поставил церковь Эйнар, попов позвал греческих да людей крещению подвергает. Оттого не боялись они новой распри в землях, совсем недавно войною оставленных.
Сам же Асмунд желал бы уже в скорости выступить, да все ожидал, когда придут ему вести из Вестфольда, когда вторая его армия выступить готова будет к походу. Ждал он и от отца гонцов, ибо знал, что коли разом со всех сторон ударит по Губителю Заговоренных, не сумеет он защититься.
Шло время, Дунгаль Краснобай все больше власти получал над молодым ярлом, разжигая в его сердце ненависть не только к распятого бога последователям, но и к другим многим. Любой теперь, на кого херсир коварный указывал – умереть мог по приказу Асмунда, но в то же время и сдерживал гнев Альхеймсона Краснобай, не позволял как раньше, что ни день, кровавую расправу чинить.
В зале пиршественном находился ярл, когда к нему стража подбежала, сказала, что гость пожаловал. Приказал его пропустить Асмунд, надеялся, что то из Вестфольда пришел человек, да только не суждено было чаяниям его сбыться – незнакомый муж в трапезную вошел, богато одетый, да потрепанный шибко.
- Защиты прошу, могучий ярл! У тебя и у конунга твоего! - Поклонился гость.
- Как имя твое? - Сурово сдвинул брови Асмунд.
- Стейнвар ярл из Альвхеймара я!
- А знаешь ли ты, за что меня Убийцей Ярлов прозвали, - вопросил правитель Раумарики. - За то, что я троих ярлов альвхеймарских зарубил, теперь же ты сам ко мне пожаловал.
- Не служу я боле Гандальву конунгу! На службу Харальду я перешел, да и другие ярлы приграничные – но теперь мертвы они все! Лютует пес альвхеймарский, деревни жжет, людей убивает! Из Хель восстал серый конунг, никому пощады не дает! У тебя помощи прошу!
- Жив значит старый Гандальв, ну не надолго это...
- Не о том, ярл, думаешь, - прошептал Дунгаль, к Асмунду склонившись. - Свою выгоду ищи в словах этих. Прими Стейнвара дорогим гостем, почести ему окажи ярловы, да покои отряди и стражу верную поставь, чтобы убийцы Гандальвовы не смогли добраться до него.
- Подойди ко мне, ярл Стейнвар, - согласился со словами сответчика Асмунд. - Ни в чем ты нуждаться не будешь, пока у меня гостишь, а после решу я, как твои владения вернуть, да Гандальва покарать за преступления его.
- Славен будь, храбрый ярл! Да хранят тебя боги! - Воскликнул гость, к столу присаживаясь. - Будь ты нашим правителем, а не Гандальв Серый, великая судьба была бы у Альвхеймара.
Запали в сердце юноше слова Стейнавара, крепко задумался он над ними. А после пира повелел он проводить гостя в покои новые, а все людей, что с ним в Раумарики пожаловали отдельно поселить, сказав что опасается, как бы среди них верных Гандальву не осталось.
Асмунд же тем временем, над тем размышлял, что если жив Гандальв, то опасно оставлять Раумарики и Вестфольд без защиты, на Эйнара идя, ведь коли захватит их серый конунг, то все пропадет, что желал заполучить ярл во владение свое. А ведь еще и Неккви Мерский с ним, тяжко же придеться Харальду, когда на него мечи свои и копья Мер обратит. Но того желал Асмунд, чтобы удар этот на Транделаг и Гудбрандсдалир пал, а не на Вестфольд и Раумарики!
- Тяжкие думы у владыки? Не возжелал ли отказаться от задуманного? - вновь оказался подле Асмунда Дунгаль.
- Скорее я от жизни своей откажусь, чем от замысла великого, - отвечал ярл. - Но Гандальва воскрешение многое изменить заставит. Труднее многократно придется нам ныне...
- Труднее ли? Скажу я тебе, ярл отважный, как нам Гандальва отвадить от земель наших, да как с Эйнром покончить. Внимай же.


Два дня миновало еще, когда новый гость в ворота усадьбы постучался, и сразу его признали многие из челяди – сам Альхейм ярл пожаловал, не стал гонцов слать, лично с охраной малой из Хейдмерка ярл к сыну прибыл.
Пустили его стражи в дом, но видно было, что раздражен и озлоблен сильно Альхейм Смелый, едва гнев свой сдерживает, но глаза злые, разве что молнии не мечут. Вошел в зал большой, где Асмунд с дружиной пировал – грозно на сына взглянул.
- Отец! Отрадой появление твое сердцу моему! - Поднялся ярл молодой, навстречу шагнул. - Посмотри, вернул я все, что конунг отнял у тебя!
- Что ты себе позволяешь, мальчишка, - процедил Альхейм, ближе подходя. - Гневен конунг на весь род наш! А ты оружием волю его нарушаешь! Хочешь раздора большого? Полетят головы!
Побледнел Асмунд ярл, не привык он, чтобы так с ним говорили при людях его, да и воины пирующие притихли, опасаясь, как бы гнев ярлов на них не обратился.
- Вон убирайтесь! - Прокричал ярл. - Все прочь!
Не стали ждать люди, покуда второй раз приказ отдаст ярл, подались из трапезной, отца с сыном одних оставляя. Один Дунгаль у дверей остался, плечом о косяк облокотился.
- Неужели не любо тебе, отец, что я Раумарики роду нашему возвратил? Из рук безродного негодяя вырвал! - Многих трудов стоило сдержать гнев Асмунду, да почтительно с отцом говорить.
- Неужели разумение твое совсем помутилось? Глупый мальчишка, почему не поймешь ты, что за поступок твой – конунг всех имений нас лишить! Уши его христиан слушают! С меня он уже виру тяжкую снял за то, что часовню люди мои спалили. Подумай – как будет он разъярен, когда про захват этот самовольный узнает! Тебя теперь ни Торлейв, ни Асгаут не защитят!
- Отец, - злость уже в голосе Асмунда проглядывалась, хотя и не желал он отцу грубить, но узрев, что не рад он деяниям сына, осерчал ярл. - Откуда покорность рабская эта в словах твоих? Почему считаешь, что может Харальд отнимать тобою завоеванное? Гудбранд своим клинком себе владения захватил! А он был хирдманом безродным!
- И что с ним теперь сталось?! Я отцу его служил и Харальду присягал!
- Так и будешь, до конца дней, как пес у Харальда подачки выпрашивать? Великий ярл, Альхейм Смелый! Где гордость твоя, отец?
- Конунг – богов наследник! Ему служить – что Одину самому! Охолонись, Асмунд, что за речи ты ведешь?
- А что конунг? Ты и сам – Фрейра наследник не меньший, чем конунг твой! Вспомни, Хальвдан тебя всегда родичем называл и достойные почести отдавал, как то и положено, оттого и служить ему следовало, что он щедрым и достойным конунгом был. А что же Харальд, щенок его, у которого еще молоко на губах не просохло?! Всю жизнь за мамкину юбку прятался, ни в одной битве сам не участвовал, а родичам ближайшим, людям верным от него обиды одни да оскорбления! Хорош такой конунг? Посмотри отец – ты за него кровь проливал! Ты мать его из плена вызволял – а он про то помнит лишь, что Харек над тем походом поставлен был, да Эйнар – раб крещеный был там! Доблесть твоя позабыта! Земли твои направо и налево раздает крестьянам худородным!
- Остановись, сын! Что ты удумал?! Пошто слова такие злые о повелителе нашем говоришь? - Испуг на лице Альхейма появился, искоса поглядел он на Дунгаля, весь разговор этот слышавшего.
- Ты того не бойся, что Дунгаль нас выдаст, - улыбнулся сын ярлу. - С нами он сердцем и душой своей. Говори все как думаешь, батька, не страшись возмездия конунжего, ибо лишь слабых телом и духом сталь его карает, а сильные свои клинки под лезвие возмездия его подставят, да низвергнут тирана!
- Тирана?! Ты в своем уме, сынок? - Испугался Альхейм не на шутку, когда слова такие услышал. - Откуда в тебе ненависть эта?
- Ненависть та тобой взрощена, с молоком матери моей впитана, с младых лет я твою злобу в груди ношу, - процедил сквозь зубы Асмунд ярл, еще ближе к отцу шагнул. - Каждый удар сердца моего близит гибель Харека Волка и Эйнара! Послушай, как бьется оно, сколько ярости в нем. Сколько желчи черной по венам моим гонит оно.
Положил Асмунд ладонь на голову отцу своему, наклонил его ухом к груди, да рубаху порвал, чтобы легче было ярлу слышать биение сердца сына его единственного. Припал к сыну Альхейм, послушал, сколь быстро и яростно сердце стучит бесстрашное.
- Ко врагам твоим беспощаден я, отец, ко всем тем, кто славы заслуженной лишил тебя! Будь то вероотступник, херсир жалкий или сам конунг!
- Вижу я, славного сына взростил! - Отвечал Альхейм, на шаг от него отступая. - Да дела твои черны – говорят людей губишь почем зря да на конунга ныне замахнулся! Одно дело иноверцев резать, что свиней, но властитель наш – Харальд! Супротив него...
- А чем лучше он, коли слушает Харека да наветам его верит? Коли жреца своего в снег бросает за дело Фрейру угодное, а иноверцев возвышает и близ себя держит? От конунга такого не удача – одни несчастья будут! Свергнуть его – долг наш!
- Отступись! Сам ты не ведаешь, что творишь! Самою судьбой ему предначертано править Норвегией!
- Не все прорицания сбываются! Тому немало примеров есть! Будь со мной, отец! Не бросай меня сейчас, когда я так близок к цели! - Устало рухнул на скамью юноша, голову опустив. - Твоя мудрость мне нужна, чтобы правильно все сделать, ошибок роковых в столкновении с Харальдом не допустить. Прошу, отец...
- На что надеешься ты? Земли великие под рукою Харальда, враги его разбиты, - подошел Альхейм к сыну, ладонь ему на плечо положил. - Много ярлов ему служит. Не сдюжишь ты без союзников, сын, а где взять их – того я и сам не ведаю.
- Есть у меня дума одна – Гандальв Серый жив еще и на все пойдет, чтобы с конунгом нашим поквитаться, - запрокинул голову Асмунд, посмотрел в глаза отцу, а то его по волосам потрепал, хотя и сделался взгляд его суровым, да как сталь острая впился в лицо сыновье. - Замириться с ним надобно, да вместе супротив Харальда выступить – когда Мер и Альвхеймар с нами будут – никакой пророчество не спасет его! Стальная перчатка на горле конунжем сомкнется!
- Замолчи! - Резко оборвал его Альхейм, подзатыльник тяжелый свесив так, что голова ярла мотнулась вперед, да и сам он едва с лавки не свалился. - Врагам на поругание хочешь земли наши отдать? Чтобы вновь горели деревни, да девок альвхеймарцы брюхатили? Чтобы тебя проклинали все? Дал мне Фрейр сына, да не даровал ему Один разума! Одни лишь убийства на уме у тебя, да мятеж крамольный! Дунгаль, ты-то почему молчишь? Я тебя советником главным к сыну своему приставил, чтобы он глупостей не творил! Что улыбаешься?
- Поздно уже ярлу славному советы давать, своим умом думает Асмунд, и в мыслях его немало есть того, чему тебе стоило бы поучиться.
- Замолчи! Помню я, как в плен к Альвхеймарцам попал, помню как друзей моих они убивали! Тридцать лет распря идет кровавая! Не бывать им союзниками нашими! Слышишь, Асмунд!
Проглотил обиду жестокую юный ярл, да только много уже накопилось в сердце его неприязни, отцом родным вызванной. Был до разговора этого Альхейм примером для него, а ныне все больше в глазах сына падал, точно лист пожухлый с дерева в лужу мутную.
- А мне ты прикажешь войска увести, под удар Вестфольд подставив? Не смогу я, с Гандальвом мира не имеючи, супротив Эйнара выступать! Жертвовать надо чем-то, и так я скажу тебе, отец, нет в том бесчестья, чтобы во враге союзника нового найти! Глупо лишь верность хранить тому, кто ноги об тебя вытирает! Ждал я поддержки от тебя, совета отеческого, да вижу – не рад ты деяниям моим! Помнишь – с десятью воями ты эту усадьбу захватил у братьев хейдмеркских?! А Харальд отнял ее у тебя! По какому праву он может земли у нас отнимать? Кто дал ему право играть жизнями ярлов, точно мы рабы какие безродные?! Ответь мне, почему ты готов служить ему, если он службы твоей не ценит?
Помрачнел Альхейм, отошел от сына своего, да так сказал:
- Есть слово такое – долг, и за то нам перед отцом ратей отвечать, как долг свой исполняли мы. Клялся я перед богами всеми, что буду конунгу служить, и от клятвы своей не отступлюсь. И тебя прошу – отступи, пока не поздно еще. Бедою тебе поход этот грозит – не против Харека, не против раба Эйнара – против своего владыки идешь. Богам не по нраву будет замысел твой!
- Христиан привечает Харальд! Боги лишь рады будут, если другой престол его возьмет! Тот кто истово в них верит и служит им! И разве ты отец меньше достоин конунгом зваться, нежели щенок Хальвдана? Посмотри – в моих руках Раумарики и Вестфольд, тебе Хейдмерк принадлежит! Как Вингульмерк захватим, так отрежем Харальда от вотчины его, да будет Агдир Сульки конунгу принадлежать, а на восток – шведские земли простираются – договоримся мы с Эйриком сыном Энунда. Видишь – продумал я все! Гандальв с Неккви за нас всю работу неблагодарную сделают – сгубят Харальда в Транделаге и Гудбрандсдалире, не будет крови у нас на руках! За гибель мальчишки – им перед Одином отвечать!
Долго молчал ярл Альхейм, слова сына взвешивал, о своем думал. Не знал, что сказать еще, как заставить сына своевольного от замысла мятежного отказаться, как чести родовой не утратить – ведь одно дело супротив иноверцев обмана сети ткать, когда про заветы Асов и забыть можно, а другое совсем – на правителя законного руку поднимать.
- Мой хейдмерк, - наконец произнес ярл, вздохнув тяжко. - Да только Харальд мне на то разрешение дал, свадьбу мою благословил...
- Свадьбу твою! - Не слова, рык звериный из груди юноши вырвались. Вскочил он, за ворот отца хватая, да от себя его отталкивая к стене бревенчатой. - А то ли богам угодно, чтобы ярл старый жену себе брал – девку, что сына его моложе?! О матери забыл моей? Даже память ее светлую предал ты и еще о верности, долге разговоры ведешь! Она тебя ждала... - тяжело дышал Асмунд, высоко грудь его вздымалась широкая, да в глазах ярость плясала огненная. - Из похода того злосчастного! Да захворала от тоски черной, сгинула! Ты бросил ее! А все ради чего? Ради того, чтобы жену Хальвдану Черному доставить? Мать этого ублюдка, который не ценит службы нашей! Не ведает, чего лишились мы, ему жизнь даровав! Да и ты позабыл! Мне все равно было, кого ты на ложе свое тащишь, каких девок приблудных, да холопок, но жениться? Что бы я собаку хейдмеркскую «матушка» называл, когда ей и лет меньше, чем мне!
Поднялся медленно Альхейм ярл, речь гневную сыновью слушая:
- Но как иначе было мне Хейдмерком овладеть? Отдал бы его Хареку во владение конунг, коли не поторопился бы я! А ныне беременна моя супруга, скоро родит – и никто тогда у меня имения того не оспорит.
- Родит, - выдохнул Асмунд. - Вот как? Позабыл ты видимо, что есть у тебя уже сын и наследник! Другого себе завести желаешь! А что я тогда? От меня избавиться захотел? Сейчас от мятежа отговариваешь, а потом Харальду верховых пошлешь: «Хватайте изменника подлого! Ловите – не нужен мне больше сын такой, у меня другой есть! Которому все имения мои достанутся!» Извести меня хочешь? Все... Все слова твои – ложь!
Как стоял, так сел на корточки, голову руками обхватив, молодой правитель.
- Послушай меня! - Воскликнул ярл старший, изумление и испуг на лице его читались. - Послушай же – и в мыслях моих подобного не было! Люблю я тебя, сына моего родного и единственного, больше жизни своей и больше владений всех! В тебе продолжение мое!
- Тогда другой сын тебе зачем? Силой оружия мужи земли свои удерживают! - Казалось – немного еще, и заплачет жестокий Асмунд. Дрогнуло сердце Альхейма ярла, опустился он рядом с сыном своим, обхватил его за плечи, прижал к себе. - Не бросай... не покидай меня, отец...
- Мала сила наша ныне, но неужели ты подумать мог, что от тебя я откажусь? От крови своей? Что ж я – Гандальв, а ты – Хаки? Не бывать такому.
Помог подняться сыну он, в глаза его взглянул, да тут склонил голову на плечо отцовское Асмунд:
- Обними меня, отец, покрепче, - прошептал. Стиснул объятия медвежьи Альхейм ярл, до хруста костей сына сжал, радуясь, что сумел примирение найти. Поздно слишком ошибку свою осознал он, лишь когда сталь каленую у сердца почувствовал. Разжались руки ослабшие, да крепки были объятия Асмунда.
- Будь ты проклят, - прошептал устами немеющими ярл смертельно раненый. - Будь ты...
Оставила жизнь Альхейма Смелого, раскрыл объятия Асмунд, лезвие кинжала о рубаху отца вытирая, Дунгаль же подбежал, тело подхватил, не давая упасть на пол дубовый. К стене прислонился ярл, повеление отдавая:
- Тем, кто с отцом моим приехал, да и другим всем скажи – не выдержало сердце Альхейма радости от победы моей, в чертогах Вальгаллы ныне пирует он, нам же завещал дело его до конца довести великое, - тяжело слова давались юноше. - Конунгом мне быть велел. А кто спорить станет...
- Тем не жить, - улыбнулся Дунгаль Краснобай. Совсем не смутило его отцеубийство жестокое, как должное херсир воспринял это.
- И вот еще. Голову Стейнвара от тела отдели. Знатный подарок Гандальву получится.
Ушел Краснобай повеление исполнять, и тогда лишь слеза одинокая по щеке ярла молодого скатилась. Провел он языком, влагу соленую слизывая. Жестокое деяние совершил он ныне – после такого, назад ходу нет.

[Хелькэ >>>]

Халльвард и Сигтрюгг. Дорога на Гиллисберг.

Знали братья, что на кораблях отплыл Харек Волк с войском своим, но вслед за ним по реке пускаться опасно было – заметить могли. А лишнего внимания им к себе привлекать не надобно было – да и долгим вышел бы путь этот. Поэтому отправились в дорогу Вебьернссоны с дружиной своей конно.

Рад был Халльвард, что покуда выехали они из Сарасберга да через речушку первую на плотах переправились, не спросил у него никто из воинов, что за послание они к Эйнару везут. Как с одной стороны посмотреть, может, то и не их дело было вовсе, но с другой же – никогда не было у хельда молодого тайн от соратников своих, по меньшей мере от старших – от Торхалля, например. Именно этот муж когда-то давно еще поддержал Халльварда, согласился власть его над собой признать, и потому именно сделался главой дружины молодой Вебьернссон, - ранее пленный, а ныне слуга Харальда конунга, над такими же бывшими пленниками хельд и друг им верный.
Потому и терзали Халльварда мысли о том, что истинную цель похода раскрыть придется воинам. Но не разочаруются ли после этого они в нем, не откажутся ли подчиняться, дело недоброе разглядев да коварные планы Асгаута - ярла?

- Ты сумеешь им объяснить правильно, - Сигтрюгг брату сказал, когда они передохнуть да подкрепиться остановились. Чуть поодаль от дружины оба брата сидели, как и всегда, и совещались вполголоса.
- Я и сам уже перестаю понимать, что правильно, - сомневался старший брат. – Знаю я, что нужно Отара убить, но для кого – для Харальда или же для Асгаута? Вроде и конунгу молодому мы служим, а в то же время не знаем, исходят ли приказы Асгаута от владыки нашего или…или от Асгаута самого.
- Сейчас не о том уже речь, - покачал головой Сигтрюгг, оглядываясь на воинов. Но те не прислушивались к ним, оживленно обсуждая, какую солонину отменную им из закромов получить удалось. – Не интересы Асгаута или Харальда важны нам, а наши собственные. Если в живых Рваный останется, беда нам грозит великая, узнать нас могут да суду предать, а там и до смерти два шага. Иди же, расскажи им все – слова нужные ты умеешь подбирать. А там будь что будет.
Вдохнул Халльвард тяжко, поднялся, да к дружине своей направился, обдумывая, как начать лучше.
- Есть у меня весть для вас, воины, - произнес он, подойдя да сев рядом с Фрейгейром молодым рядом. – Истинную цель похода мне перед вами раскрыть надобно.
- Мы слушаем тебя, хельд, - сразу посерьезнели лица вокруг, внимательными стали взоры их.
И, заглядывая каждому по очереди в глаза, поведал им Халльвард о том, что должны они под предлогом визита к Эйнару Губителю Заговоренных в Гиллисберг войти да найти и сгубить херсира по имени Оттар Рваный, который за измену Харальду поплатиться жизнью должен.
С минуту молчали воины. После же произнес Торхалль по праву старшего:
- Что же, раз поступил приказ такой – значит, обязаны мы выполнить его. Но отчего же сразу ты не сказал нам того, Халльвард? Неужли сомневался в том, что не поддержим мы тебя?
- Признаться, прав ты, - снова вздохнул юноша. – Но теперь вижу, что напрасны были сомнения мои и рассеялись теперь они окончательно.
И путь свой к Гиллисбергу продолжили они, уже уверенные друг в друге - и в том, что выйдет все у них ладно, если не вмешается опять судьба да не расстроит их планов. Но все же, тот, кому суждено утонуть – не сгорит; и если впрямь Оттару на роду было написано погибнуть от снадобья мудрой Торхильды, то так оно и будет.
Но все же каждый раз, когда рука Халльварда на пояс ложилась, где мешочек, в котором склянка с зельем хранилась, был приторочен, каждый раз, как представлял он яд, по жилам струящийся да кровь отравляющий, - вздрагивал хельд невольно. Страшная, ох и страшная смерть Оттару уготована была – куда лучше было б ему от меча чьего в бою честном пасть, чем от яда на наконечнике стрелы или в кубок медовый налитого.

[avarach >>>]

На границе с Оркдалем. Перевал. (продолжение)
Совместно Тельтиар и avarach

Не удостоил даже взглядом пленного ярла Харальд конунг, велел только всех полоненых стеречь пуще глаза, да судьбу их пообещал после битвы решить. К головной рати своей поехал, лично возглавить атаку на Грютинга разгромную.
- Конунг! Конунг приехал!
Крики приветственные раздались, бросились херсиры и ярлы навстречу повелителю своему, поклонились. Да только не много внимания на их поклоны Харальд обратил, спросил лишь:
- Почему среди вас не вижу я Гутхорма ярла, дядю моего?
Помрачнели ярлы, один лишь Аунстейн ответил:
- Обессилил твой могучий дядя, в поединке одолел он Ахти вероломного, великана грозного, да только проклятие Одина сломило могучего ярла. До сей поры в себя не пришел Гутхорм Сигурдсон.
- А вы, я вижу, едва командования его лишились, дух боевой совсем растеряли! - Зло бросил сын Хальвдана. Не зря он войска свои осматривал, покуда ответа ждал. - Почему не поют стрелы? Почему не слышу лязга стали бранного да кличей призывных? Почему бой прекратился, а Грютинга глава все еще на плечах его?
- Не вели казнить! - Ярл Олаф на колени пал. - Сокрылись в ущелье псы оркдальские, не достижимы они для стрелы и дротов стали, а проход тот столь узок, что всякое преимущество наше численное значение свое теряет. Ждать решение мы приняли, покуда жажда и голод не заставят их укрытие свое оставить.
- Будь мой дядя в здравии добром, уже разбит был бы Грютинг, а вы - не волки, псы трусливые! Боитесь Грютинга и дружины его малой! День, два, три, неделю ждать будем? В Транделаге война кровавая - Хакон моего прихода ожидает! Да и сами вы чего жаждете - здесь стоять в холоде, али за столом свадебным пировать?
- Но конунг, сколько людей мы положим, прежде чем выкурим козла горного из убежища его?
- Молчи, трус, - повелел конунг. - Положение Грютинга безвыходно, он это и сам понимает. Знаменоносца мне! Говорить с ним поеду, коли уж мечи ваши затупились и угас азарт боевой!
- Поостерегись, владыка! А ну как убъют они тебя?!
- Проклятие богов на том будет, кто идущего под стягом белым убьет! Не решится на такую подлость Грютинг, да и вы за погибель мою отомстите жестоко.
- Клянемся! - Один за другим все ярлы сказали.
Затем только выехал Харальд из дружины агдирской с тремя телохранителями лишь, да двумя знаменоносцами - один стяг с волком нес, другой знамя белое. На расстояние двух полетов стрелы подошли они к ущелью, где оркдальцы засели, и крикнул тогда Укси голосом зычным:
- Грютинг, конунг Оркдаля, зовет тебя Харальд сын Хальвдана сына Гудреда не для тинга мечей, не для брани - для беседы чинной! Выходи же, коли желаешь жизни людей своих сохранить!

Вновь в единое целое слилась дружина оркдальская, отошла под прикрытие скал спасительных, только не было там ни воды напоить раненых, ни леса, чтоб дров для костра нарубить. С мрачным видом принимал вести Грютинг о состоянии войска своего. Убитых было не так уж и много, да и те среди бондов одних, зато небыло никого кого вражеская сталь не отметила б. С войском таким на прорыв не пройдешь, а сквозь перевал обратно идти так еще дюжин десять по дороге оставишь для воронов. За такими мыслями тяжкими не увидел он сразу гонцов, что на встречу выехали. Только Исхер не зря состоял при конунге, на руку посеченную он не глядя, сам высматривал что за гости к ним пожаловали.
– Трое их всего конунг выехало! Конунг?! – возвернулся он сразу как рассмотрел хорошо вызывающих.
– Что? Исхер, чего ты хотел? – очнулся от дум мрачных Грютинг.
– Вызывают нас наши вороги, говорить хотят они с нами. Втроем выехали, говорят, что сам Харальд с ними.
– Говорить хотят?! Что ж, послушаем что сказать они смогут. Зови сюда Торстейна втроем на встречу мы выедем.
– Больно уж шанс хорош, отомстить врагу за побитых им. И по землям нашим он не просто гулял наверное, выжег да пограбил все поди, – попытался хельд вставить.
– Замолчи, иль пожалею я, что с собой решил тебя взять. Я пока еще конунг, я позор и бесчестья не приму на свою голову. Ступай и сполняй сказанное.
Поклонился Исхер, да шагом быстрым отправился к Торстейну.
– Кто там есть?! Приготовить для нас трех коней! Не к лицу нам, словно пораженье принявшим, стоя говорить с ворогом. Хоть и враг нас сильнее, а все же он сам решил под знаменем ворона выехать.
Гридни, при конунге своем состоявшие, спешно слово конунга своего выполнять бросились - лучше порадеть, чем гнев его сейчас вызвать, под горячую руку попасть. Только вывели они лошадей взнузданных, как и Исхер с ярлом вернулись.
– Хорошо ты сегодня мне послужил Торстейн, послужи же еще. На переговоры нас Харальд вызвал, мы ответим – пусть не думают, что сломали наш дух. Тебя да телохранителя своего верного пожелал я с собою взять, не раз ваша верность была мне проверена.
– За тобой мы везде пойдем Грютинг, позови только, сразу выступим. – отвечал за двоих Торстейн.
– Вот и славно, тогда поехали, заждались уж нас, наверное.
Шагом спокойным коней своих правили оркдальцы, чтоб не думал Харальд, что его убоявшись по первому зову они побежали.
– Я Грютинг, конунг оркдальский! – владетель оркдальский представился. – Для чего говорить меня вызвали те, кто земли мои разоряет и людей предает поруганию?!
Выехал вперед людей своих молодой правитель:
- Я Харальд конунг, властитель Агдира и Вестфольда, Гудбрандсдалира и Хейдмерка, Раумарики и Вингульмерка. И земли твои огню преданы были за то, что ты силою оружия невесту у меня отнять возжелал, а тем и мне, и всем людям моим обиду смертную нанес.
– Дева та моею стать должна была в пору еще, когда сыновья Хакона Транделага конунга землю ногами топтали своими, а о тебе здесь никто и не думал. Так о девах ли красных говорить, вызвал ты меня, для того ли стяг ворона поднял? Если так то обиды мои посильнее будут, что к тебе за одаль разоренный мой, что к Хакону, за обиду ранее нанесенную.
- Утратил ты вотчину свою, Грютинг, так стоит ли тебе об обидах говорить - когда за моей спиной клинков сотни, а тебе в спину войска Хакона Хладирского дышат? Усадьба твоя захвачена, люди твои ныне мне на верность присягнули, а те, что тебе на помощь пришли - разбиты все и вождь их уже полонен.
Спокойно молодой конунг отвечал, с улыбкой, чувствовал, что сила нынче на его стороне, да и удача воинская:
- И сам ты, и воины твои уж одной ногой в Хель. Время ли тебе об обидах говорить?
Помрачнел ликом Грютинг, словно острый нож ему по сердцу, резанули слова Харальда.
– Не тебе решать, куда воям, в битвах павшим с доблестью, в посмертии своем отправиться, но богам лишь одним. Клинков не страшимся твоих мы, хоть бы сколько их не было. А слова свои громкие, будто пала земля оркдальская и у ног уж твоих вся полностью, доказать сумей – у меня гонец есть из вотчины, что своими глазами видел, что высоки стены усадьбы моей и крепки руки ее защитников. Если правда с тобой, приведи сюда ярла пленненого, пусть слова он твои подтвердит, поклянется на молоте Тора.
Рассмеялся Харальд конунг, речи Грютинга слушая:
- Высоки были стены усадьбы твоей, да только не сдержали они воинов моих храбрых! Сильны были защитники, и то верно, да только ныне головы их частокол украшают, и ярл твой хромой среди них. Быстр был гонец твой, да только слова его лживы! Я того человека к тебе послал с речью змеиной, чтобы ты позабыв обо всем без оглядки в Оркдаль бежал. - Затем же Ульву бросил конунг. - Иди, приведи сюда ярла полоненого, пусть подтвердит каждое слово мое.
Кивнул телохранитель, коня в бока ударил пятками, поскакал к становищу агдирскому.
Повернулся и Грютинг к телохранителю своему:
– Исхер, ступай и ты, сыщи мне и сюда приволоки пса того, что ядом змеиным о доме нашем вести наполнил, пускай пред двумя конунгами и ярлами расскажет что он там видел и кто посылал его. Не захочет идти – волоки вслед за лошадью связанным – самое место то для предателя будет.
Поклоном ответил хельд на приказ своего господина, и коня своего не щадя, поскокал выполнять поручение. Копыт топот коней не успел стихнуть вдали как спросил Грютинг агдирского конунга:
– Что-то слабо верится, что ты только вести мне вести о доме привез, хоть и черные. Мнится мне, что еще не сказал мой враг мне самого главного – для чего разговор мы затеяли.
- Потеряно твое дело в Оркдале, Грютинг конунг. Но я милостив, - отвечал Харальд. - Мне на службу иди - и дружине своей жизни сохранишь, и владения твои под твоею рукой останутся. Любой из ярлов, что ныне мне присягнул, подтвердит - ни в чем житие их хуже не стало.
– Дождемся пленника твоего, я слова его выслушаю, пусть расскажет не только про дома моего разорение, но и что по одалю всему ему ведомо. А там посмотрю, что и как ответить тебе.
Взволновался рядом с конунгом ярл его, слова Харальда услыхавший, только жестом его успокоил Грютинг – не время пока проявлять ему норов, успеется.
Кивнул Харальд, согласился. В молчании дождались они, когда привел пленника Ульв, под копыта коню харальдову бросил.
- Расскажи господину своему, что ныне в Оркдале делается, - повелел сын Хальвдана.
- Говори пес! - Ульв прикрикнул еще.
Кинул пленник взгляд на врага своего полный ненависти, и лицом повернулся к другой стороне, устремив взгляд на Грютинга. Ахнул Торстейн признав брата своего:
– Асгейр, брат!
Кивнул Грютинг на возглас ярла:
– Значит вот почему знаки рода твоего я видел к нам пробивающиеся. Говори, что ныне в землях творится моих, и клянись перед нами на молоте Тора, что поведаешь все как есть!
Кивнул Асгейр на слово Грютинга, и пинок заработал под ребра от Ульва, за то что на слово Харальда не откликнулся.
Закашлялся Торстейна брат и начал:
– В землях твоих конунг, ныне Харальд хозяйничает, прости, но не ждали удара его мы, не готовы были к вторжению. Тородд Хромой, твоей волей смотреть за одалем оставленный, послал сразу стрелу – сбора знак, только не все успели вовремя. Кто успел, тот в отправился в залы Валгаллы, достойную смерть они приняли. А кто опоздал, со мной вместе отправились следом местью горя к захватчикам, выжидали мы шанс отомстить. Но не встретили лучше возможности, чем в бою тебя попробовать выручить, дать прорваться из врагов твоих окружения. Бонды же верность презрев кое-где, стали клятвы верности агдирцу давать.
– Что ж. Слова твои горькие, но в глазах твоих вижу, что правду поведал ты мне. Почто гонцов отправлять мне не пробовал?
– Гонцов слали мы. Да все выходы из долины нашей запер ворог. Посланных взяли всех и смерти предали.
– Довольно я слышал. За службу верную воздадут тебе боги и я коль возможность представится.
Поднял Грютинг глаза на Харальда:
– До рассвета мне думать надобно, что ответить тебе. К солнца восходу, здесь получишь ответ от меня.
- Буду я твой ответ ждать завтра поутру, Грютинг, - согласился конунг агдирский. - Крепко же подумай над тем, что скажешь мне.
Поворотили коней агдирцы, да пленника забрав, уехали.
Повернули и оркдальцы коней в лагерь свой, тут на встречу им Исхер стретился, в Пеле ременной, волочивший гонца кричавшего.
– Кое как сыскал пса этого, сбежать хотел, да дружинники наши не выпустили, – запыхавшимся голосом Исзер отвечал перед конунгом.
– Вину свою он признал действием, забираем назад его в лагерь, что с ним делать я позже решу.
Возвратившись к войску оставленному, созвал Грютинг совет из ярлов оставшихся, пригласил и Фрейвайра жреца. Тени на лица упали оркдальцев, когда вести услышали принесенные конунгом. Стал выслушивать Грютинг советы их: кто-то местью сжигаем до смерти боя требовал, кто-то уйти предлагал снова в горы чтобы позже вернуться и земли обратно взять свои прежние.
– Ну а сам что ты конунг думаешь? – под совета конец спросил жрец Грютинга.
– Если бой по утру мы принять решим, до вечера нам уж не выстоять, если ждать мы рассвета не станем, и уйдем силы для мести свои сберегая, то подобны мы Ахти Йотуну станем – без земли сейчас, и без воинов позже, каждый пес шелудивый мечи на нас пробовать станет. А обратно одаль возвратить не получится, набирает Харальд силу немереную, одолеть его не сумеем мы. Если ж руку его принять, то людей сбережем, земли наши при нас останутся, ну а там, может, вихри войны и сожгут новоявленного владыку всех Норвежских земель.
Горько выплюнул слова последние Грютинг, на пророчество Харальду данное намекая.
– Чтобы землю такую под властью своей удержать, могучие руки надобны, вот и глянем как крепко агдирец власть свою держит. Только Маару Холодные Пальцы не станем подобны мы, бунт прежде времени замышляя – сгинем иначе в безвестности. Подождем пока руки ослабнут у Харальда, никогда еще власти у конунгов столько не было, власть его может сгубить не хуже завистников.
– Ну а коли не сгубит власть ворога нашего? Не поддастся он если ей? – вопрошал Фрейвайр дальше конунга.
– Коль под бременем тяжким таким он выстоит, то всегда найдутся завистники, Локки наушники, кому сна от могущества не станет Харальда. Всю работу они за нас сделают.
До утра просидели воители, споря над судьбою своей грядущею, а на утро выехал Грютинг к Харальду, руку его над собой принимая.

Сообщение отредактировал avarach - 14-06-2007, 10:49

[DarkLight >>>]

Приграничные земли. Гандальв-конунг.

Когда муж, слабый духом, за жизнь свою шибко пугаться, то за одного малодушного много людей гибель увидят. Так и теперь вышло: многих в христиане жрец записал, кого по правде, а кого – по навету. И снова раздался женский плач в деревнях, снова боги Асгарда собрали обильную жатву.
«Кто наших богов не чтит, того асы пусть судят. А конунг – уже осудил», - передавали из уст в уста слова Гандальва, и со страхом глядели мятежные бонды на своего властелина. В броне дорогой, на высоком коне, он, казалось, присутствовал лично на каждой из казней. И лик его был безмятежен, только взгляд – как рука. И страх летал над мятежной землей…
На деле же, Гандальв был отнюдь не спокоен: чем ближе к границе земель нес его конь, нем настойчивее билось в висках то проклятое имя: «Харальд. Харальд. Харальд!!!». В каждом ярле мятежном, в любом христианине лживом да вздорной девице видел конунг отражение вражьего лика. Ибо кто, как не Харальд отраву по землям разлил? Вот и умирал он для Гандальва много раз, с каждым приспешником. Десятки раз с Хель сходил, от воды ледяной, огня первородного, крепкой веревки да хладного железа. И все было мало! Неккви не понимал мрачности старого друга: победу весельем след привечать, а не лицом скорбным, будто у курган кого проводил. Вот и распевал властелин Мера, будто соловушка, говорил о старых победах да новых свершениях. Но более всего – о красе своей дщери да о том, как славно они заживут одним родом. Серый конунг слушал те речи почти всегда молча, лишь изредка улыбаясь. Не желал он, чтоб Неккви обиду на него затаил: мол, родством брезгует! Но мысли Гандальвовы месть поглотила, и не было ныне девам там места. Даже прекрасным.
И все же, муж да жена – что пара сапог: и всхочешь – так не избавишься. Одной темной ночью гонец прискакал, да в дом грозного конунга сразу направился. Вести принес из Альвхеймара: мол, Хедвиг-невестка дите к осени ждет. То пустоцветом была, а лишь муж настоящий вниманьем пожаловал – вмиг наследником затяжелела.
Выслушал речи те конунг – да брови нахмурил. Славной наложницей Хедвиг была – дочь старого Неккви, поди, лишена такой стати. Но наследницу конунгову в дом приводить, где сын незаконный уж бегает? Это спором за земли уж чревато, да и Неккви обиду увидит. Не будет его дочь второй кюной, ей место единственной подавай! Да … не рабыня ведь Хедвиг – сыну вдова, да кюна его же стараньями. Ребенка ее чистить хлев не пошлешь, хоть и хочется. В память о Хаки. Внуком отродье наречь? То значит – Альвхеймар ему подарить, по первородному праву. Не бывать тому вовсе!
- Дочь Неккви сынов мне законных подарит, - ответил конунг гонцу. – А дочка предателя и жена труса доброго наследника не родит.
- Что же с ней делать, о конунг?
- Богу вод подарите, - равнодушно ответствовал Гандальв. – Неккви порадуется, коль бога его такой жертвой уважат.
Гонец поклонился, страх в сердце скрывая.

И снова горели деревни…

[Тельтиар >>>]

Раумарики. Асмунд Кровавый.

Мрачен был ярл Вестфольда, неразговорчив. Слуги немногие, кто в тот день к нему заходили, говорили, как на полу он сидел, да тело отца мертвого обняв, рыдал.
Огню предали Альхейма Смелого на закате, в лодку его положив со златом и нарядами богатыми, да подпалив стрелами горящими. Долго еще дым виден был людям. Хотел и жену молодую вместе с погибшим на тот свет отправить Асмунд, да только далече была она, на ее же счастье.
Стейнвара ярла смерть менее знатной была - отрубил Хрерик ему голову, да тело в канаву ближайшую бросил, а людей его и вовсе спящих перерезали.
- Знатный подарок будет Гандальву Серому, - берсерк пророкотал, к седлу суму переметную приторачивая с головою перебежчика.
- Конунгом меня величать надо людей заставить, - Асмунд произнес, из окна смотря на то, как люди его к походу в Альвхеймар готовятся.
- Рано еще, ярл, - Дунгаль его предостерег.
- Не поддержат, думаешь?
- Народ рад лишь будет, что конунг при нем появится, а не в землях далеких, да враги твои прознают, что ты супротив Харальда мыслишь, предупредят его раньше срока. Ты поперед с Гандальвом союз заключи, а там - хоть конунгом, хоть кем себя провозглашай! Сильным будешь - признают!
- Умен ты, Дунгаль! Первым ярлом при мне станешь - вот мое слово!
- Необычайно щедр ты, повелитель, - голову склонил херсир.
- Ныне же, тебя я оставляю Раумарики управлять, да за всеми следить, кто предать нас может. Да и Харальда пока со счетов рано сбрасывать - что если он маршем быстрым в Раумарики придет из Гудбрандсдалира?
- Тогда докажу ему я, что был Гилли лжецом и предателем, и не напрасно его убили. Есть у меня средство одно, чтобы заставить конунга доверие потерять к ближайшим соратникам.
- Что же за средство это? - Любопытство блестело в глазах ярловых.
- О том пока говорить я не буду, но поверь - когда срок придет, он даже от дяди своего отвернется, а быть может и изгонит его прочь - ведь скор щенок на расправу, когда гневом обуян. То нам лишь на руку будет.
- Второй раз уже у тебя спрашиваю я, а ты мне в ответе отказываешь, - недоверие в голосе Асмунда проявилось. - Отчего же? Или вновь скажешь, что не пришел срок?
- Даже у стен уши есть. Подслушает кто, да потом сам Харальду слово молвит. Потеряем тогда возможность славную изжить ублюдка агдирского.
- На тебя надеюсь, Дунгаль Краснобай! Теперь же в путь!
Хлопнул он по плечу херсира верного, да усадьбу покинул, отряд всадников возглавив, которые в Альвхеймар путь держали.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 14-06-2007, 21:30

[Жак >>>]

Фиорд,Аудбьерн
Совместно с Раулем =)

За две недели до…

Утро еще только собиралось вступать во владение этим суровым северным краем. Еще темно было на дворе, и редкие солнечные лучи осмеливались вторгнуться в этот предутренний полумрак. Аудбьерн проснулся от странного предчувствия, от непонятного ощущения неги, смешанного с тоской и грустью. Все это легко объяснимо – хотя крестьяне в столь ранний час вышедшие в поле, были веселы и радостны, конунг знал, что война, кровопролитная и непримиримая, уже не за горами. Потому и печален он был этим прекрасным утро.
Аудбьерн вышел во двор. Тут же к сиятельному конунгу бросились крестьянин, до того стоявший в самом дальнем углу двора. Добежав до конунга, бонд поклонился в пояс и произнес:
- Почтенный Аудбьерн, с тобой хотят говорить торговцы с северных островов.
Конунг нахмурился: не до торговцев ему было. Военной помощи они оказать не могут, а дипломатия может и подождать до окончания войны. Но… Вождь на то и вождь, что живет не только настоящим, но и будущим. И потому Аудбьерн подавил недовольство и войдя в зал, радушно улыбнулся торговцам.
- Что привело вас в столь нелегкий для нас час? Быть может помощь хотите оказать вы? – Аудбьерн несмотря на тяжкие думы не мог отказать себе в удовольствии ошарашить приезжих.
Вперёд вышел седовласый человек с угрюмыми, но мудрыми чертами лица.
-Меня зовут Хёсвир. Я не в силах дать тебе ответ на твой вопрос, конунг. Наш вождь ничего нам об этом не говорил, но он прислал тебе богатые дары. - человек кивнул головой и тотчас остальные торговцы выставили перед конунгом сундук. – Здесь – самая лучшая ткань. Наш остров славится своими рукодельницами. Примешь ли ты наш дар?
- Ага, дар… Как же, как же… Сейчас начнут снижение пошлин требовать или еще какие привилегии – подумал конунг, но вслух ничего не сказал. Все же он не первый год был вождем и искусстве дипломатии немного было равных ему. Помолчав две секунды, конунг ответил торговцам.
- Ну что же, я приму ваши дары. Но позвольте и мен сделать ответный подарок. Я снижу вам пошлины и позволю торговать на своих землях. – по просветлевшим лицам торговцев Аудбьерн понял, что угадал и на этот раз. – Но есть у меня к вам небольшая просьба, не могли бы вы взять с собой одного моего человека. Он и изложит вашему вождю мою просьбу. – Аудбьерн был почти наверняка уверен, что конунг торговцев откажет, но попробовать он был обязан. Иначе не многомудрый вождь он, а мальчишка сопливый, который только на себя надеется и потому проигрывает.
Наконец, торговцы ушли. Аудбьерн вздохнул облегченно: никогда не любил вождь торговцев – труслив торговый люд за редким исключением и корыстен сверх меры.
- Позовите Биргира – теперь наступил черед дел более важных.
Не прошло и минуты, как в зал вбежал встревоженный друг конунга, видимо было в тоне слуги посланного за ним что-то странное.
- Что случилось, Аудбьерн?!
- Пока ничего, друг мой. Но случится очень скоро. И тогда нам понадобятся все силы, что у нас есть. И те, что у нас нет, тоже понадобятся. Поэтому ты поедешь к Атли Тощему и попросишь у него помощи. И хоть я понимаю, что откажет он нам, но нельзя не попробовать. Я надеюсь на тебя, Биргир. Не подведи меня.
- Сделаю, что могу, конунг, но не рассчитывай на многое. Атли не тот человек, на какого можно надеяться в трудное время.
- Знаю, знаю... Но все же... Езжай, друг… Я буду ждать…
***
- …но дружеский долг требует…
- Никто ничего от меня не требует, и требовать не может. Ты хоть понимаешь, что ты просишь – последнее слово Атли сказал с особым выражением, будто ставил на место зарвавшегося посланца – ты просишь меня предать сына моего друга ради другого друга. Я не могу выбрать, а если бы мог, то грош цена такой дружбе. Не стану помогать, и не проси!..
- Ну что же, я так и передам конунгу, что Атли Тощий отказался от всех клятв и обещаний, данных ранее. Надеюсь, он поймет и не станет гневаться, ведь у тебя, вождь, действительно сложное положение. И твое нежелание предавать кого бы то ни было – на этих словах Биргир усмехнулся в усы: уж слишком нелепо прозвучало сказанное - вполне понятно. Прощай, сиятельный конунг.
Атли понял все, что хотел сказать посланец, понял он и то, что посланец сказать не хотел. И это понимание поколебало решимость конунга. Он остановил посланца на пороге.
- Остановись, Биргир! Да, я связан узами чести с ног до головы. Но к моим подданным это не относится. Подожди где-нибудь неподалеку и те, кто решит пойти против Харальда, догонят тебя.
Биргир невесело усмехнулся. Не любил он, когда над ним открыто издевались, но ничего поделать не мог. Ведь даже один воин и тот уже будет помощью, пусть и не той, на которую рассчитывали.
***
-Что?! Всего девятнадцать?! Ну, погоди ж, Атли, и на моей стороне правда будет! - Аудбьерн в ярости сжимал кулаки. – Если Один будет благосклонен, я с тобой еще посчитаюсь…
- Но это ещё не все, конунг! - Биргир прятал глаза: мало хотелось ему огорчать друга тяжкими вестями - но выбора уже не было - Перед моим отъездом он сказал мне, что лишь в том случае придут все его люди и он сам, если дочь его за Вемунда, брата твоего, выйдет…
Аудбьерн ответил, даже не раздумывая.
- Нет, не бывать этому! И без Атли справимся…

Сообщение отредактировал Жак - 15-06-2007, 14:42

[avarach >>>]

На границе с Оркдалем. Перевал. (продолжение)
Совместно Тельтиар и avarach

В час назначенный вновь к ущелью Харальд конунг с ярлами своими и телохранителями отправился. Немало на сей раз оружного люда приехало смотреть на то, как преклонит колени перед агдирским владыкою Грютинг, а в том, что таково его решение будет - не сомневался сын Хальвдана.
Впереди знаменоносец ехал, следом за ним конунг, по правую же руку от него - Гутхорм ярл, а по левую Асбьерн старый.
Агдирцам на встречу и оркдальское войско выстраивалось, не для боя, а чтоб видеть глазами своими все. Тихи и мрачны были воев Грютинга лики, хоть и жизни сберег им конунг, да только и поражение свое он признал, а в месте с ним и войско его все. На два полета стрелы не дойдя до переговорщиков, остановились оркдальцы, только Грютинг с двумя ярлами выехал, впереди их Исхер верный стяг со знаком козлиным нес. Ближе подьехав, с коня оркдальский властитель сошел, а за ним и все его спутники:
– Оркдальские горы кланяются агдирсим равнинам, и просят принять их, – произнес Грютинг и поклоном речь свою подтвердил вместе с ярлами.
– Примет ли Харальд конунг службу мечей наших?
Улыбка победная озарила лицо безбородое конунга агдирского, когда он за поклоном Грютинга и людей его смотрел. Читалось во взгляде Харальда, на ярлов близких обращенном: "Клинками вы не смогли оркдальца усмирить, мне же это одними словами удалось".
Подъехал к конунгу пешему Харальд, одного лишь Гутхорам с собой позвав. Бледен был еще и ослаблен дяда конунжий, но в седле крепко держался. Знал, что к вечеру оставит его немощь, к дару Одина Локи коварным приплетенная.
- Отдай мне меч свой, конунг Грютинг Оркдальский. - Харальд повелел.
С шорохом вылетел клинок из ножен оркдальца:
– Славен сей меч, и крови врагов он выпил не мало, верности залогом своей я вручаю тебе его. Честна эта сталь, не ведала она ни постыдного страха, ни поражения горького, победу она приносила всегда мне. Будь же добрым хозяином ей.
С теми словами, протянул оружье свое рукоятью вперед Грютинг агдирцу.
Принял Харальд меч, одной рукою его за лезвие взяв, другою за рукоять, и к глазам поднес:
- Хорош клинок и владелец его битвами славен, - так сказал молодой конунг. - Так пусть же и дальше в руках твоих он служит нашим начинаниям.
Мало кто сейчас заметил из воинов присутствующих, что сказал произнес конунг Агдирский не "моим", как в земле северной заповедано было, а "нашим" слово - на манер владетелей франкских, да немецких Императоров, что о себе лишь "Мы" говорили. Вернул меч лезвием вперед Харальд вассалу новому:
- Правь же землями своими, как во времена былые, Грютинг, ярл Оркдаля.
Руками обоими принял обратно Грютинг свой меч, устами к клинку прикоснулся и ответил на слова Харальда:
– Принимаю твой дар с благодарностью, и клянусь без раздумий его обнажать на врагов твоих. Слава Харальду, владыке оркдаля новому!
Вновь поклон отвесил агдирцу Грютинг, после этого лишь вложил меч свой в ножны.
– Жду приказа я от нового конунга, что прикажешь вассалам твоим совершить?
Вновь улыбка торжествующая уст конунга коснулась, а затем повелел он так, чтобы все вокруг собравшиеся услышалИ:
- Без промедления следует нам в земли Хакона Хладирского выступать и тебе, ярл мой новый, путь тот же предстоит. Твердо намерен я тебя с конунгом Транделагским замирить, измену же ярлову подлую покарать без жалости! Раненых и увечных, что пути тягот выдержать не смогут - в Оркдале оставим, дабы здесь они возвращения нашего дожидались.
Согласно Грютинг кивнул на слова Харальда:
– Верно что не стоит тащить за собой нам увеченных, из своих я людей отряжу я охрану для них, чтоб доставили всех в безопасности. Благодарен тебе и за то я, что уладишь раздор ты между мною и Хаконом. Только чтоб смуту в землях соседа покарать, мне людей не вернешь мне моих в полон тобой взятых? Не виновны они в своей верности, но свободою их одарив обретешь ты слуг преданных, за тебя они так же стоять станут, как противились раньше захватчикам. И верни мне того молодца, что на помощь пришел мне в ущелье вчера, в этом походе оплатит он кровью милость твою.
- Коли будут служить мне столь же верно, как тебе служили - так то честью станет для меня, - Харальд отвечал. - Получишь ты назад своих людей, Грютинг. Плечом к плечу с агдирцами они пойдут на мятежников транделагских.
– Вижу я, что не только ты силой велик, но и мудростью не обижен богами, велика она словно земли норвежские. Вижу теперь, что тебе суждено всей Норвегией править, привести под руку свою всех конунгов. Дозволь же начать мне к походу готовиться дальнему, отобрать и оставить раненых.
Получив согласие Харальда Третий раз поклонился Грютинг и, забрав ярлов с собою отступил к воям своим. По дороге к рядам дружинника, он приказ отдавал уже Торстейну:
– Доказал в боях ты мне верность свою и бесстрашие и решил я правой рукой тебя сделать своею. Дело трудное пред тобою поставлю – остаешься в мое ты отсутствие за порядком следить в одале, поднимать из руин и пепла владения. За тебя брат послужит – все равно ему откупать свободу надобно службой, заодно и в войне опробую, так ли кровь густа в жилах его как у брата его старшего. Много воинов дать я тебе не смогу, их и так у нас мало осталось, оставишь себе четыре дюжины хирдманов да бондов столько же, как поправятся в боях раненые, из них сможешь взять пополнения. Все, выполняй приказанное, я дружину же в обратный путь собирать стану, а потом за Асгейром и остальными, что в плен Харальд взял отправлюсь.
Вставил слово второй ярл, хевдинг ныне, кого брал с собой Грютинг:
– А пойдут ли за Харальдом воины? Разорил он дома наши, а тепрь службы требует!
– Нужно идти, да скорее уже. Войско Харальда в землях наших оставшись, разорять их продолжает, лучше пусть о том в Транделаге печалятся, как за оравой такой углядеть. Мы же взяли добычи уже и еще возьмем, не в накладе останутся воины, вновь отстроят дома они, и еще рабов привести туда смогут. А чтоб дух их поднять, вечером развлечемся с предателем пойманным – Живым Трупом он станет в награду за подлость свою, пусть другие глядят, как на возмездие за кровь нашу пролитую.
Хоть и долго собирать было раненых, но к полудню все ж вышло войско огромное, радовались из полона вернувшиеся и мечи назад получившие. В голове армии Харальда оркдальцам место указано было, за собой повели они всех в земли Хакона.

[V-Z >>>]

(С DarkLight)
Не сразу ответил Эгиль. Склонился сперва над трупом, провел по нему рукой. Волки к ранам принюхались, на вожака посмотрели.
– Странное дело, – промолвил Эгиль озадаченно. – Что ж за битва тут была, что по следу побежденных псов пустили? Думаю, не Харальдово это дело,… то есть, не его самого приказ. Что до тех, кто под началом у него – их я не знаю, и сказать ничего не смогу.
Он выпрямился, потер подбородок.
– Ты его знал, Хаки? Голос твой таким был, будто он тебе был знакомым. Да и сразу скажу – лучше нам такие владения обойти. Чего доброго тебя в лицо узнают,… да и у серых братьев с псами счеты давние.
Волк, которого Эгиль ранее назвал Серым Снегом, рыкнул, соглашаясь.
- Ум говорит, что ты прав, - ответил на речь Эгиля конунжич, - но ужель можно и к непотребству такому спиной повернуться? - Хаки такое виделось подлостью, но разум, всегда бежавший у него впереди безрассудства, шептал речи другие: "Опомнись! Ты уж - не сын конунга, которого в землях по праву рождения слушали. Теперь лишь белки да волки - дружина твоя. Силы, ничтожный, рассчитывай".
- Муж этот - воин отца моего, и жизнь его не в бою взята, и даже не богу пожалована. Честь велит обвинить нам наместника местного в нарушении законов - но кто слушает речь нищих странников? Сердце велит мне родным воя о смерти его весть донести, но нет мне дороги в земли Альвхеймара, - по голосу было явно, что потеря родины викинга все еще удручала. - Здесь меня просто убьют, как врага, если что, а там - злокозненным выходцем царства Хель посчитают. И не совсем ошибутся. Кто ж речам нечисти верит? Старцы же говорят, что такие, как мы, спим и видим мужей в чащу завлечь речью лживой, да погубить лютой смертью, - Хаки досадливо махнул рукой, забыв, что спутник не может такого увидеть. - Думаю я, что вои Харальдовы только при нем мудры да справедливы, а чуть конунг за дверь - теми же волками становятся. Беда, коль они крови попробовали... а еще думаю, что зря мы Эльдис на милость агдирцев оставили. Здоровье ее пожалели - а о душе не подумали. На войне вои грубыми стали, привыкли кровь проливать да домины подпаливать. Им сейчас любой фиорд по колено... и девы обидеть - что плюнуть. Тем паче - с такими начальниками, - говоря это, альвхеймарец снова смотрел на истерзанное псами и оружием тело.
- А разве так не всегда? - пожал плечами Эгиль. - Не понимаю я такого. В лесу приходится быть искренним, тут притворство не помогает. Разве что если хочешь, чтобы зверь мимо прошел. Что до Эльдис... А выбор был? Не к альхейвмарцам же ее отправлять. И не с серыми братьями водить.
Он вдруг улыбнулся.
- Да и вспомни о том, как она сбежала из плена. Думаю я, что обидеть ее непросто... а обидчик может и пожалеть.
- Нрав у нее конунжий, - согласился со слепым Хаки, - только не помогло то с альвхеймарцами, да и от злобы агдирской едва ль сохранит. Беспокоюсь я за ее долю. Коли бы с нравом таким Эльдис мужчиной была, или, как воин, кольчугу носила да секиру к рукам белым примеривала – это одно. Врага храброго почитать даже Один велит. А вот для слабых да безответных язык острый – погибель, не благо. Не любят ярлы да конунги язвительных слов – и карают нещадно.
Эгиль вздрогнул, вспомнив судьбу отца. Он ведь тоже погиб из-за остроты своих слов, хоть и был воином.
- Согласен, - медленно ответил он. - Но что толку сейчас спорить? Все равно уже дело сделано. Не пойдем же мы назад, узнавать, как с ней обходятся.
- Лучше проверить сейчас, чем мучаться неизвестностью, - ответил на то Хаки Гандальвсон. - Ведь с каждым днем мы уходим все дальше. Через седмицу иль две даже если захочешь вернуться - не враз выйдет. Мужи ведь - не соколы сизокрылые, быстрее ветров летать не обучены.
- Волки - тоже не соколы, - заметил Эгиль. - Если желаешь, мы можем вернуться... хотя и потеряем время.

(далее - с участием Тельтиара)
С той поры минуло уж две седмицы, и мужчины в сопровождении волков вновь шли по землям Раумарики. Луна, бывшая над телом альвхеймарца новорожденным серпиком, теперь освещала весь лес. Полнолуние... время чар, волчье время. И надо же было богиням судьбы решить таким образом, чтоб в эту лунную ночь пересеклись пути одного беглеца и двух странников.
Хромал воин, припадал на правую ногу, так что на земле сырой за собой полосу оставлял, а не следов вереницу. Еле двигался он уже, а все дальше, в самую чащу лесную шел, за стволы вековые держась, да боясь споткнуться, упасть - знал, что может не встать уже.
Оглядывался часто, да мерещились ему позади гриди оружные, что по его душу в погоню пустились, и оттого только сил прибавлялось, когда невмоготу бежать надо было.
Чувства людские не так хороши, как волчьи, а стая как раз на охоту ночную направилась. Так что встреча вышла нежданной для всех: и для Хаки с Эгилем, растепливших лесной костерок, и для беглеца. Может, нюх бы его и предупредил - да ветер дымок в сторону относил.
Впрочем, конунжич быстро поднялся, подняв перед собой руки пустые в дружеском жесте:
- Мир тебе, добрый человек! Подойди, пищи отведай да теплом обогрейся.
Знал Хаки: если что Эгиль стаю свою в один миг кликнет, да гостю того ведать не следовало. Сын Гандальва судил, что времена ныне темные, может, и не одни лиходеи по лесу бродят.
Вздрогнул дан, людей впереди себя увидав, отпрянул поначалу. Пригрезилось ему - что то за ним посланные вороги на отдых встали, да потом рассмотрел, что не доспешны те, кто на пути ему попались, не оружны.
Хотя - быть может разбойники то, от закона укрывающиеся? Но при ярле новом и не разобрать кто действительно разбойник, а кто добрый человек, крова лишенный. Вперед шагнул, на здоровую ногу опираясь:
- И вы будьте здравы, добрые люди. С радостью приглашение ваше приму, коли не стесню вас присутствием своим.
Всяко двум смертям не бывать, а от одной убегать устал уже он.
Хаки немного подвинулся, освобождая место для гостя. Некоторое время сидели в молчании, горячий настрой из трав попивая. Однако глаза Хаки видели, что муж ими встреченный – воин, да, видать, только из битвы. Да и нос Эгиля наверняка о том говорил. Конунжич знал, сколь тонки чувства его спутника.
- Невежливо лезть к гостю с вопросами, - начал он осторожно, - но вид твой о битве глазам говорит. Скажи, что за враг ныне встретил твою секиру? Мы долго в пути, но думали, что война эти земли оставила. Да и говор твой чужеземный мне удивителен: по всему видно, что родители твои не в норвежской земле дворы ставили. Уж не Харек ли волк привел тебя в наши леса?
Прищурился дан, внимательно в лицо всмотрелся собеседника своего, да к костру придвинулся:
- Прав ты, из датской державы я родом, и в том ты прав, что за Хареком соратники мои в эти земли пришли, да за службу ратную получили надел немалый в Раумарики. Хрольв херсир старшим был у нас, да только убили его вероломно гости заезжие, что под личинами союзников злобу свою скрывали.
Ярость в голосе была и обида жестокая. Видно до сих пор помнил он тот день, когда убийство подлое свершилось.
- Видимо, колдовство черное вьется над этой землею, если гость поднял руку на щедрого хозяина! - удивился Хаки. - Много немирия было в Норвегии, сам я - не отрок, много битв на веку своем помню. Но все же - дивлюсь речам твоим, как младенец. Кто мог дело такое удумать? Ужели Харальд свою мудрость утратил, позволив лживым речам своим сердцем командовать? Как мог не вступился за вас славный конунг Агдира?
- Нет здесь конунга, в дальних владениях воюет он, а ярла, что над нами он оставил судьба также черная постигла - прямо на пиру зарубили, - все мрачнее лицо датчанина становилось. - Те же, что Хрольва Рыжего убили, те и ярла Гилли в Валгаллу отправили. И не спрашивай, почему управы нет искали на них - еще как искали, да только ярл новый их стараниями был избран!
- Ярлом надо родиться. Или в дар титул ярла от конунга получить, за заслуги великие, - задумчиво молвил сын Гандальва. – Слушаю я тебя и чую, будто не ты, а я здесь чужестранец. И про иную Норвегию ты речи мне сказываешь, не про ту, где я свет белый увидел.
- Новый ярл Раумарики конунгу родич, да рода славного, но деяния его таковы, словно не Одину потомок, а самой Хель отродье! Деревню мою огню и мечу предал, для того лишь, чтобы никто про убийство Хрольва подлое не прознал.
- Все больше дивлюсь я словам твоим, воин. Не так много родичей кровных у Харальда, многих война в Вальхаллу до срока отправила. И родов славных да древних в Агдире немного, чтоб перечесть десяти перстов за глаза хватит. Но на кого я не думаю - представить за делом таким не могу. Как имя вашего ярла? Может, он не из Агдира, а из земель Альвхеймара род свой ведет? Впрочем, едва ли...
- Асмунд Кровавый имя его, и пусть дальний он конунгу родич, но прадеда его прямой потомок, - ошибался тут дан, но ему простительно было незнание рода конунгов агдирских, да и не велика ошибка его была.
- Асмунд… - протянул Хаки. – Слышал я это имя. Баяли, что муж он младой, еще и двух десятков зим не сравнялось, но храбрый да в битве отчаянный. Слышал я также, что люб он Харальду да близок к юному конунгу. Что верно: младые к молодым тянуться, что им интереса со старцами их дела обсуждать, - судя по тому альвхеймарца, себя он уже прочно записал в старики. – Но только ошибся ты с родом, воин славный: пращур Асмунда - Хальвдан Белая Кость был не прадедом Харальда, а гораздо более дальним предком агдирского конунга. Самые ближние родичи Харальда ныне в Альвхеймаре… если живы еще.
- Свирепый, жестокий и жалости в сердце его нет, - воин хромой молвил, в ответ на слова собеседника. - Да и советники у него не лучше! Об одном сейчас Тора прошу - дать мне перед смертью с Дунгалем Краснобаем сквитаться, да с берсерком Хрериком за кровь пролитую. Гандальв-то хоть ворог нам, да противник известный, знали мы чего ждать от него, да как встречать надобно. А Асмунда Гилли ярл другом почитал, покуда только голову ему не отрубили.
Точно псы - ярлы харальдовы грызуться, стоит только конунгу самому за порог ступить. Думал я - прошли времена битв, жизни спокойной черед настал, да ошибался.
- Я мог бы сказать, что для викинга нет битвы законченной, - невесело улыбнулся сын Гандальва, - но тот, кто ищет звона клинков стоит ныне под стягом властителей, а не бродит в лесу, медведей пугая. Не советчик я в этом. Что до желания твоего – так то дело правое, и я всем сердцем желаю тебе клятву исполнить. Вот только месть – что железо каленое, душу огнем выжигает. Не следовал бы ты ей безрассудно, добр человек.
- А какой путь еще остается тому, у кого ни друзей, ни семьи не осталось! Да и конунга нет, которому служить бы я рад был. Но ты до сей поры имени своего не назвал, али тоже скрываешься от кого? А спутник твой?
- Ты тоже имени нам не молвил, - отозвался конунжич. - Пусть так и будет, чтоб только имя предателя здесь прозвучало. Не один ты многое потерял: и я, и спутник мой в этот лес сложным путем пришли. И вспоминать его не очень-то хочется. Что позади - все достояние Хель, а о том, что у нас впереди – только Один и ведает. Удачи тебе, воин! Может, однажды и свидимся, - судя по тону, Хаки в такое не верил.
- И вам спасибо за разговор да угощение, - поднялся дан, понимая, что не стоит гостеприимством лесных людей злоупотреблять. - Быть может и есть лучшая доля в землях норвежских, да только не нам ее отведать предстоит.
Попрощался он с Хаки, да с Эгилем молчаливым, и дальше пошел путем своим.