Властитель Норвегии. Клятва Конунга, Сага о Северных Землях - 3

Вингульмерк. Халльвард, Сигтрюгг и прочие.
(я и Тельтиар, точнее, Тельтиар и я, ибо Тельтиара здесь гораздо больше)

Два дня отряд Бьярни от Гиллисберга ехал по следам, дружиной Харека оставленным. Глубоко в дорожную грязь колеса тележные врезались, да и отпечатки сотен сапог издали видны были. Не сомневался гонец Асгаута, что на верном пути они, и скоро уже нагонят Волка, да наказ исполнят. Хотя и то понимал Бьярни, что сложнее будет с Хареком договориться, нежели с Эйнаром.
Но вот, вдалеке, на дороге, заприметил он троих всадников, в их сторону скачущих, да Сигтрюгга к себе подозвал:
- Посмотри, парень, у тебя глаза позорче моих будут, может разглядишь, кто там едет?
Прищурился отрок, ладонь ко лбу приставил, пригляделся.
- Двое мужей едут, ирландцы, вестимо...А с ними... - нет, он никак не думал, что именно он может быть, потому и не признал вначале. - В цепи закованный кто-то, юноша еще с виду.
Ну конечно! Как же он брата-то не узнал!
- Халльвард!!! - закричал Сигтрюгг, руками замахал, надеясь, что узнает его брат старший.
А хельд молодой, что часам скачки уже и счет потерял, голову поднял - и стерлось выражение утомленное с лица его, засияли глаза.
- Брат, - даже улыбнулся Халльвард. Словно и не было цепей на нем теперь, легко стало юноше - вот что значит душу родную встретить.
- Перестань, - одернул внезапно мальчика хирдман. - Теперь они поймут кто мы и за чем пожаловали. Воины, готовьте луки! Поехали!
Ударил коня в бока Бьярни, поскакал навстречу людям Харека, да и остальные шестеро за ним понеслись, проверив - хорошо ли клинки в ножнах ходят, да луки так поправив, чтобы движением одним можно было их поднять, а вторым - уже и стрелу наложить.

- Брат, значит? - Повернулся Фреалаф к пленнику, да знак какой-то соратнику своему показал. Хотел он сначала с дороги свернуть, да потом решил - не разбойники же они, а ярла посланники, да и кто еще может к ним брата мальчишки этого везти, как не Эйнаровы люди. Видать решил и Вингульмеркский ярл своего пленника с рук сбыть. Вот уж дивное совпадение вышло бы.
Но только в совпадения дан не верил, а потому, все же ладонь на рукоять меча положил, и Халльварду произнес глухо:
- Дернешься, слово неверное скажешь - убью на месте.
Со злостью глянул Халльвард на Фреалафа, промолчал, зубы стиснул. Пускай - он вообще ни единого слова не скажет тогда. отвернулся он от сопровождавших его, стал на брата смотреть - а тому, видать, тоже замолчать велели, потому что опустил он руки и каким-то виноватым взглядом на Халльварда посмотрел.
"Ничего", Сигтрюгг думал, "теперь ничего не страшно уже."
Сближались отряды, вот уже совсем небольшое расстояние осталось меж ними, когда повелел Бьярни своим людям ход коней замедлить, сам остановился лишь в пяти шагах от Халльварда и Фреалафа, на цепи взгляд недолгий бросил, да затем спросил:
- Чьи вы люди, и почему юношу этого, как раба в цепях ведете?
Понял тогда дан, что перед ним не воины Эйнара, да деваться некуда уже было.
- Мы хирдманы Харека Волка, с нами же пленник его, подлый убийца, иного обращения не достойный.
Ах, вот, значит, как? Пленник? Подлый? Плюнул Вебьернссон на обещание молчать, самому себе данное.
- Я больше не его пленник, - глухим голосом Халльвард сообщил, - власть Эйнара надо мной теперь будет, а не Харека.
Заулыбался Сигтрюгг - даже цепи не смогли волю брата его сковать, сломить.
- В этом ты ошибаешься, Халльвард, - молвил Бьярни, взгляд свой на дане остановив. - Цепи с него сними.
- На то мне другой приказ был от моего ярла, - отвечал Фреалаф, которому воина встречного дерзость совсем не по сердцу была.
- Ярл твой здесь власти имеет не больше, чем муха навозная, - сквозь зубы посланец бросил.
Сигтрюгг улыбался теперь совсем уже широко, Халльвард - тоже. Так и казалось, что оба сейчас расхохочутся, то ли друг на друга глядя, то ли от слов Бьярни.
Одно плохо - как бы до драки меж ними дело не дошло...
- А ты кто ж такой будешь? - Словно невзначай ближе к Халльварду дан подъехал, да и ирландец тоже рядом держался. - Откуда с тобой второй мальчишка - о том тебя не спрашиваю, но и ты мне приказ ярла исполнять не мешай. Велел он к Эйнару пленника доставить, я и...
- Ты вернешься к своему ярлу, и скажешь, что волей великой кюны Халльвард был освобожден, - гонец произнес, терпение теряя.
- Кюны? - Фреалаф удивился. - Что же это за воля такая - убийцам свободу дарить?!
- Не твоего ума дело, холоп! - Сорвался Бьярни. - Цепи снимай, а то как бы худо тебе не стало!
Выдвинул на полпальца из ножен меч датчанин:
- И как же узнаю я, что ты действительно посланец кюны, а не разбойник какой?
- У нас ведь письмо есть, рукою самой Рагхильды писанное, - посмотрел на Бьярни младший Вебьернссон.
Он точно помнил, как это самое письмо посланник Эйнару показывал. Оставалось надеяться, что этому доказательству дан поверит...ежели руны знает, конечно.
- Думаешь, пес этот грамоте обучен? - Хмыкнул гонец, достаточно громко, чтобы смог услышать датчанин.
- Показывай свою грамоту, - повелел Фреалаф.
- Ты мне не приказывай, смерд, - проскрежетал Бьярни. - Я - самой кюны посланец, а ты - никто, и звать тебя - никак!
Стиснул зубы дан, посланец же медленно из сумы переметной вынул кожу воловью, рунами испещренную, развернул, да на печать пальцем указал. - Теперь видишь? Сама Рагхильда печать приложила! Снимай цепи!
- К ярлу поедем. К Эйнару или к Хареку, сам выбирай, они скажут - я цепи сниму, а до той поры...
- Измена? - Усмехнулся Бьярни, то на одного, то на другого харекова воя поглядывая. - Противится воле государыни вздумали, песье отродье?!
- А ты язык-то свой попридержи, - молвил Фреалаф. - Еще раз слово обидное скажешь, не посмотрю, что ты от кюны - укорочу на голову.
Ответил на это улыбкой скошенной Бьярни, да на Халльварда взглянул:
- Хорошо с тобой обращались в плену?
Халльвард глянул мельком на Фреалафа. Ну да...тот молчать ему велел. Один раз хельд уже не смолчал. Теперь же...
Медленно - мешали все же цепи - юноша поднял руку, повернул ее к Бьярни раскрытой ладонью. Ожоги долго заживают, а уж такие ожоги, чуть не до кости - тем более. Усмехнулся хельд: его наверняка и без слов поняли.
Сигтрюгг уж точно понял - округлились глаза его темные, брови вверх взметнулись.
- Скоты, - выдохнул он, - песье семя...
Оборвал на полуслове себя; достаточно было сказано. Забыл отрок, как его самого Оттар бил (да что там бил - всего-то навсего кулаком приложил разок да на землю кинул!). Да, вот как, значит, пытался Харек из брата признание вытянуть...Ох, плачет Хель по нему, слезами горькими омывает уродливое лицо свое - ничего, небось она с Хареком еще встретится!
Аж передернулся гонец, увидав ладонь юноши обезображенную, а после, на мгновение лишь, лицо его улыбка хищная посетила, да оскалом злым сменилась:
- Да ты хоть знаешь, на кого твой ярл руку поднял?!
- Да хоть на... - хотел было ответить дан, но Бьярни его оборвал.
- Это же родич конунга, с вас всех шкуры спустить мало!
Словно по знаку вскинули спутники гонца луки, стрелы каленые на пленителей Халльварда нацелив, видно было удивление в глазах дана, а ирландец, нож выхватив, к горлу пленнику лезвие приставил.
- Ну, стреляйте, - произнес он, на языке северном. - Посмотрим, что вам на это кюна ваша скажет!
Взгляд Сигтрюгга беспомощно метнулся к одному лучнику, к другому, к самому Бьярни. Что сделают - будут стрелять? Опустят луки? Коли первое - он может брата потерять, коли второе - они, считай, проиграли, признали себя слабее. Нет, сразу показалось ему, что не принесут добра с собой те всадники, что навстречу ехали.
Халльвард, стараясь не дышать даже - а ведь трудно дышать, когда лезвие в кадык уперлось, того и гляди чиркнет, кровью окрасится, и захрипишь, - брата взгляд перехватил. Долго, целую вечность, казалось, вглядывался в глаза Сигтрюгга, темные, так непохожие на его, небесно-голубые. Один из братьев в мать пошел почему-то, другой - в отца...
"Что делать?" - спрашивал Сигтрюгг у него, без слов, на Халльвард все понял. Моргнул - да стреляйте. Может, и успеете. А если нет - значит, то судьба уготовала.
- Опусти нож, - холодно произнес Бьярни. - Вы верно служите своему ярлу, но этот юноша - родич конунга, и освободить его повелела кюна. Или твой Харек ярл готов и против нее пойти? Уж не переметнулись ли вы к Сигварту?
Дрожала рука ирландца, край острый уже оцарапал горло Халльварду, содрал кожи лоскуток, потекла струйка алая. Дан же сомневался, казалось.
- Ярл мой, конунгу верен, да только юноша этот - убийца и цепи по заслугам своим носит.
- Слышал ты меня? Это родич вашего государя!
- Вашего государя, - поправил Фреалаф. - Я клялся служить только Хареку.
- Так не делай из своего ярл изменника своим упрямством. Ему и так нелегко придется за то, что посмел пытать пленника. Сними цепи, и уезжайте обратно, мои люди не станут вас преследовать.
Дан вздохнул, словно размышляя:
- Они в церкви людей потравили, а конунг их отпускает...
- И что с того, на тебе, как я вижу креста нет - ты в наших, северных богов веришь! Ну убили мальчишки несколько человек - так кого, христиан. Это же скот простой!
- Остановись! - Гаркнул Фреалаф на ирландца, увидев как у того рука дернулась горло Халльварду перерезать. Перебросились они несколькими фразами на языке чужом - уроженец эйра злился, датчанин его пытался успокоить. Наконец опустил тот нож, а Фреалаф снял кандалы.
- Вот и хорошо, - произнес Бьярни. - Хорошо, что ты к голосу разума прислушался. А теперь к ярлу своему возвращайтесь, да передайте ему, что за самовольство свое у него одна лишь возможность будет перед конунгом оправдаться - это Ранрики захватить, а до той поры лучше ему и не показываться пред грозные очи государя и матушки его!
Молчал дан, взглядом хмурым смотрел на конунжих людей.
Халльвард же руки размял - затекли, пока в цепях был, уж больно они были тяжелы; да вспомнил вдруг про харекову грамоту.
- Да Харек еще и письмом оправдаться хотел, правда не перед конунгом, а перед Рагхильдой, вестимо, - обратился он к Бьярни. - Во всяком случае, при мне он это письмо писал...да и речь в нем о нас с братом как раз и шла. Оно у кого-то из этих...
Юноша кивнул на недавних своих конвоиров, что уже уезжать собрались.
- Стойте, вы двое! - Властно бросил Бьярни, и вновь тугие тетивы натянулись. Обернулся Фреалаф:
- Смотрю я, нет у вас чести, - бросил он. - Отдал же я вам мальчишку, и все равно убить нас вздумали?
- Нет, зачем мне убийством бесчестным руки марать, - улыбнулся гонец. - Я лишь выгоду для государя ищу. Отдай мне послание, что Харек кюне с тобой послал.
- Какое послание?
- Не дури, при Халльварде дело было.
- Мальчишка... - с ненавистью прошептал дан.
- Письмо, - в голосе Бьярни прозвучала сталь. - Вы все равно не уедете отсюда, пока не отдадите его мне. Живее, псы! Или я заберу его с ваших мертвых тел!
- Хререка помнишь? - шепнул Сигтрюгг брату. - Помнишь, он грамоту конунжию у тебя забрал?
- Забудешь, как же, - фыркнул Халльвард. - Только на месте разбойников мы теперь, получается...
- Теперь ты меня принуждаешь клятву нарушить, - покачал головой дан.
- Это дело, косается конунжего рода. Никакие клятвы не защитят тебя, или твоего господина, - отчеканил Бьярни. - И если я сейчас прикажу нашпиговать вас стрелами, то мне за это ничего не будет.
- Так чего же ты ждешь? - Оскалился Фреолаф.
- Я не хочу проливать лишней крови, одумайся - и возвращайся к своему господину.
Ирландец что-то бросил на своем наречии. Дан, сжав зубы, кивнул, доставая сверток с посланием и бросив его под ноги коню гонца. Один из воинов спешился, подобрав послание, и протянул его Бьярни.
- Доволен теперь, - проскрежетал дан.
- Да. Можете убираться, и запомните - если еще хоть один из вас высунется из Ранрики до того, как пираты будут истреблены - полетят ваши головы.
Он повернулся к своим воинам, и приказал:
- Все, возвращаемся.


- Что будем делать? - Спросил ирландец, когда всадники скрылись.
- Возвращайся к Хареку и расскажи ему о конунжей милости, - приказал дан. - А я, пожалуй поеду к кюне. Волк говорил - она мудра и справедлива. Изложу ей наше дело - благо я послание Харека помню все до единого слова.
- Осторожен будь, эти псы убьют тебя, если увидят.
- Если увидят, - усмехнулся Фреалаф, и погнал коня с дороги в лес.

Рогволд Мудрый,
Мер, Нидарос

-Поведай мне, Сигурд, чем занимался все эти годы, давно не видели тебя в Мере - я уж поди забыл лицо твое! Расскажи про подвиги свои ратные, - молвил Рогволд, лениво развалившись на скамье. Охладел ярл к пирам шумным, предоставив сыновьям молодым забавы эти, сам же с Сигурдом заперся у себя в покоях, где вместе с братом обсуждал планы будущие, да вспоминал дела дней минувших. Казалось, в компании близкого родственника ярл даже позабыл про нарушенное обещание и честь поруганную.
-То, братец, случилось давно, - начал Сигурд, единым махом осушив кубок, что пред ним стоял, - уж пятую зиму отмеряло с тех пор.

…тогда я еще ярлом вольным был - с дружиной немалой – и нередко до берегов бриттских за гостинцами ходил. Так и тогда случилось – на зимовье мы возвернулись до дому – в Хардаланд, да видать всю удачу в походах исчерпали, а посему пришлось претерпеть немалое, покуда снег не сошел. Завистливые соседи до нашей добычи - Скейв Кучерявый да Тангбранд Беззумбый - препоны всякие чинили… не буду тебя утомлять невзгодами нашими, скажу лишь то, что к весне нам было либо по миру пойти, либо в наемники податься, либо вновь на бриттов идти. Понятное дело, что проливать кровушку за чужой карман не хотел никто, а потому порешили в поход новый собираться. Да вот беда – драккары наши Тангбранд еще зимою пожег, а потому решились мы на шаг отчаянный – задумали умыкнуть корабли Скейва из под самого его носа, аккурат с пристани.
Из всех трех сотен я выбрал самых опытных, закаленных мужей. Лишь малым числом можно было незаметно проскользнуть не только мимо воев патрульных, но и мимо многочисленных рыбаков, напороться на которых было куда легче – к городу от стоянки сначала лесом, а потом водой пробирались. Всю ночь на тюках сплавлялись. Со Скейвом я тогда вроде как на дружеской ноте был, было дело вместе бились даже, посему невнимательным стал он, и стоянка моя, в трех днях расположенная, не сильно ему ум напекала… за то и поплатился. Знатную мы тогда резню учинили, увели то, что у пристани стояло, а все остальное – включая саму пристань – подожгли.
Тогда Скейв до такой степени разбушевался, что, говорят, едва не издох со злости – потешался над ним весь Харладанд. Впрочем, что касается меня и соратников моих - сели мы на драккары быстрые и отплыли прочь. С тех пор боле не возвращались, да не о том сказ. Долгий путь нам предстоял, а поскольку ни провианту, ни снаряжения у нас не было, пришлось нам пару деревенек Скейва посетить прежде, чем отправиться в сторону земель бриттских.

Рассказ Сигурда прервали слуги, которых позвал Рогволд, дабы те убрали со стола посуду пустую, да принесли яства новые. Как только за последним рабом захлопнулись двери, Сигурд, притянув к себе блюдо с жарким, продолжил.

…высадились мы предварительно обогнув северную оконечность королевства ихнего, да отыскав богатую землю. Все было, как и ранее. Запылали города прибрежные, реки красным окрасились. Нигде от нас спасу не было, видать вновь Один на нашей стороне был, ибо даже замок барона местного, чье имя я уже запамятовал, взять умудрились – всего за несколько дней. Впрочем, благодаря продажности сынка барона, которому я пообещал деньги да земли егойные оставить без грабежу излишнего… Короче, взяли замок, а сынка вместе с папашей затравили псинами – собакам собачья смерть.
Несколькими днями позже мы столкнулись с первой трудностью.
В тех местах стоял монастырь. Настоящая твердыня, по сравнению с которой все доселе виденные замки и крепости – сущий смех. За те несколько недель, что мы грабили окрестности, сюда со всех городов да сел сбежался крестьянский люд, тут же укрылись остатки местного гарнизона. Само собой, все за стенами не уместились, пришлось монахам тамошним не только от нас ворота закрыть, но и от своих, среди которых желающих укрыться было столько, что все ни одна крепость бы не вместила.
Осадили мы монастырь, да толку то… изловили послушника ихнего. Тот нам рассказал, что волею случая обоз пошлинный в краях этих оказался – едва к замку баронскому решил направиться, да мы объявились. Итого золотишко королевское оказалось запертым в монастыре. Итого богатств там столько, что можно не один год припеваючи жить, а соседи твои с зависти желчью исходить будут…
Но как взять-то твердыню эту? Пообещали пощадить их жизни, отпустить по добру, лишь бы сокровища нам отдали. Так монахи эти отказали. Думали мы на вере христианской ихней сыграть – измывались над крестьянами всячески да напоказ выставляли. В течении целой недели не умолкали вопли да причитания под стенами монастыря – уж мы и на кол сажали, и кожу живьем сдирали, и на медленном огне поджаривали, и псами травили, и чего мы только не делали. Народу извели – без счету. Земля тама до такой степени кровью пропиталась, что трава, казалось, красной растет. Трупы сбрасывали под стены – смрад ужасный стоял. Но толку никакого. Ни дрогнули монахи, плевать им было до того, как народ ихний за злато мрет.
К тому моменту под стены явилась с соседней провинции подмога им. Жалко было оставлять кусочек лакомый такой, да ничего не поделаешь. Нас три сотни было, а бриттов – восемь. Пришлось уходить спешно…

Опустошив очередной кувшин с брагой, Сигурд на некоторое время замолчал. После чего так молвил:
-Знаешь, брат, после того я к бриттам даже уважением проникся.
-Знатно, - кивнул Рогволд, - впрочем, ты мне ничего про то, как лишился дружины своей, не рассказал. Да и про знакомства в лагере Харальда умолчал…
-Всему свое время. Слушай дальше…

Сообщение отредактировал НекроПехота - 12-07-2007, 21:52

Альвхеймар. Снова конунг Гандальв.

Весенние воды
Далече домчите
Вы о Гандальве
Скальдово слово.
Многие годы
Подлым погибель
Асов любимец
Дарит сурово.
Воины востры
Секиры сложили
Пива на пире
Вдоволь отведав.
Гандальва волю
Ладно почтили
Викингов Мера
Братьями сделав.
Фрейр и норны
Рода рожденье
Ныне навечно
Нитями скрепят.
Ланью покорной
Скоро в селенье
Кюна женою
Конунга ступит.
Так распевали на пристани.
Ныне уж дары были собраны да упакованы честь по чести, чтобы не смог повредить им не дождь с небес, ни сырость от моря.
Альвхеймар издавна славился кораблями, вот и теперь сразу три красавца дракккара стояли у пристани, изогнув шеи драконов на носах и готовясь по знаку Гандальва распустить полосатые паруса. Издавна такие суда наводили ужас по всему Северному морю, неся викингов за добычей. Но сейчас, как можно было понять из напевов, хищные красавцы были снаряжены в плаванье с целью почетной и мирной: конунг спешил за невестой.
Не торопился Гандальв Серый, и дары тщательно отбирал, и воинов из тех, что с собой брать планировал. Плохо на чужбине без верной дружины, но и дом без пригляду во время военное оставить было не любо. Так что избрал конунг Асгейра на роль управителя. Хоть и желал он видеть ярла младого подле себя в Мере, за столом старого Неккви, но и Альвхеймар внимания требовал.
- Нет у меня ныне детей, - молвил Гандальв, длань тяжелую на плечо ярлово положив. – На тебя, Асгейр, лишь уповаю. Правь мудро, суди справедливо. Без дела мужей не карай, но, коль измену почуешь – будь безжалостнее волка голодного. В тяжкие времена я земли свои оставляю – и знаю о том. Пока жив Харальд не будет покоя Альвхеймару. Так что смотри за соседями, ярл, да миг удачный угадывай. Коль будет возможность агдирскому гусаку шею свернуть – так не медли, но без повода доброго на рожон не бросайся. В общем – верю я, что муж талантов твоих усадьбу мою хорошо сбережет и возрадуется после сердце мое от вида такого наместника.
- Счастлив доверию твоему, конунг, - ответил на то ярл. – Не подведу я тебя, клянусь Тором и Одином! А тебе желаю милости Фрейра, свадьбы веселой да жены ликом пригожей. Буду ждать тебя с кюной и, дадут ваны, с наследником в чреве ее.
- Экий ты быстрый! – усмехнулся в усы Серый конунг – Еще и свадьбу не отыграли, а ты уж про дите загуторил? Впрочем – правда твоя: то дело, конечно, нехитрое.
Обнялись мужи на прощание – и взбежал Гандальв на борт корабля.
А Асгейр остался в Альвхеймаре, волею конунга править, и его именем люд всякий казнить да миловать.

Рюгъярбиг. Гуннар Одноухий – ярл Регнар из данов.

День за днем коротали славные данские витязи да мореходы бывалые, ожидая сперва окончания бури, а затем – наказов воеводских. Вечер за вечером наступали в Рюгъярбиге в ожидании вестей от воинства данского, а тем временем уже и воротились многие бонды местные – из тех, что посмелее да поотчаянней. Прилежно несли стражу воины Регнара-ярла; Гуннар же Одноухий просто измаялся попусту время растрачивать, втолковывая местным обитателям, что без злого умысла пришли даны из-за моря, да не зная, какова судьба усадьбы конунжей, и того, случилась ли уже битва великая.
И наконец явился в селение тот самый пастух, что брался проводить до усадьбы кюны Ассы войско Горма-воеводы.
Сообщить немного совладал он – разве что сказать, что на склонах долины, в полудне пути от усадьбы конунжей, решено было у данов лагерем становиться, да еще весть о горьком поражении Тьодольва-ярла принести.
Показал запястье золотое да окованный серебром рог старый пастух и передал письмо Горма-воеводы Регнару-ярлу. Быстро прочел руны Регнар-ярл, и осветилось лицо его предвкушением сечи великой.
- Буря окончилась, и наказывает нам Горм-воевода привести корабли все в фиорд, к усадьбе поближе который.
Молча кивнул Гуннар, скрывая радость, что охватила его.
Закипела работа у данских витязей и мореходов, но и агдирцы пришли помочь, призванные горячими словами жаждущего честной сечи Гуннара. Живо спускались на воду те корабли, что отлеживались на берегу, неторопливо, но споро да слаженно отходили от причалов и разворачивались прочие.
Едва перевалило за полдень солнце, как весь многочисленный флот данов, словно птичьи ключи, потянулся к выходу из фиорда.
На одном из передовых судов хмурился отчего-то, рядом с Регнаром-ярлом стоя, Гуннар Одноухий. Неведомые тяжкие думы будоражили его душу.

Переход от ратного поля до берегов Аскейрсунда.
Горм-Тьодольв, Асгаут.
(совместно с Тельтиаром)

Ночь пала на данский стан.
Собрались в шатре воеводы все ярлы, пришедшие под рукою Горма, явился и Тьодольв-ярл агдирский. Молчаливы были они, ибо мрачен встречал их молодой воевода. Даже заносчивый Оттар не спешил со своим словом, видя, что есть у Горма спешные к ним речи.
- Много воинов мы уже потеряли в битве этой, мои ярлы, - так начал, наконец, Горм. - Втрое взяли мы от этого отродья рогаландского. Но так скажу вам всем: нельзя долее нам находиться здесь. Потому и собрал вас. Хочу испросить совета вашего - от мужей бывалых и опытных.
Но не торопились с советами ярлы, только похмыкивали да оглаживали бороды.
- Прав наш воевода, ярлы, - взял слово тогда Альрик-ярл. - Не с руки нам дожидаться, пока отважится трусливый рогаландский конунг на штурм идти. Целую ночь его псы, не ведающие мужества, забрасывают нас стрелами горящими, отчего не знают роздыху могучие наши хирдманны. Мои же стрелки мало пользы могут принести тут, ибо рогаландские нидинги врассыпную походят к нашим укреплениям, и трудно уметить в них в темноте.
- Да и не в трусости дело, Горм-воевода, - зычно отозвался Свибрагер-ярл, доказывая, что не теряет нихватки, ни остроты ума. - Ждет Сульки злокознивый не от страха перед нами - откуда у бешеных псов страху взяться? - но только оттого, что поджидает, когда войско поболее соберет, чтобы на измор числом наших хельдов взять. Множатся ряды войск его, что ни час. И, не в упрек славному ярлу Тьодольву скажу: агдирцы туда сходятся, ярлы, агдирцы. Бонды ли, трелы ли - не скажу доподлинно. Вот только знаю я, что худо, когда вдесятеро на одного на поле битвы приходится, даже коли их одними косами да вилами вооружать.
Наклонил Горм-ярл голову - и об этом думал он, прежде чем ярлов созвал.
- Так каков же будет совет ваш, ярлы? - повторил он, глядя на пламя в светильнике.
Но прежде, чем хоть один поспешил с советом, полог шатра заколебался и воины, стоявшие у входа, оповестили о приходе кюны Ассы с вестями, отлагательства не терпящими.
Гневной явилась кюна Асса пред очи ярлов, а за спиной ее содрогались отчего-то жрецы и устало пошатывался молодой хирдманн неведомый.
- Весть у меня горькая, ярлы, - сказала кюна, усаживаясь на скамеечку, ей поданную. - Захвачена нынче усадьба наша...
Аспидом взметнулся Горм-воевода - но смолчал, и даже в глазах его невозможно было прочесть того, что подумал он о людях агдирских, свободно предающих и сдающихся.
- В случае любом, отходить надобно, - Торлейв жрец молвил. - Ты, Горм, уже и про наше решение знаешь, и про волю Асов. Все что надобно, должен был тебе Храфн, сотник твой, рассказать. Он с нами был, когда седобородый Фредрик руны тянул.
- К Вестфольду нам отходить надобно, коли усадьба взята, - кто-то из военачальников добавил. - Там рати свежие, да Асмунд ярл правит, уж он-то храбрец удалой - без подмоги нас не оставит.
Мало веры жрецам чужеземным было у Горма-воеводы, но согласен он был, что следует отступать нынче, а не в битву новую безрассудно ввязываться. Хотелось ему войско свое сохранить как можно больше, а победы не видел он впереди, кроме как потерями великими оплаченной.
- Прав тут Торлейв-жрец, - сказал он, - и впрямь нечего нам ждать. Вижу я, сколь великой верностью и храбростью отличается народ агдирский, да простит меня отважный Тьодольв-ярл. И за нами эта преданность плоды приносит, и в лицо нам из-под знамен Сульки глядит. Но уж решать в этом стане мне надлежит по праву и закону.
И молчали все, слушая слова воеводы.
- Прежде Вестфольда следует нам к морю выйти, ярлы, - веско добавил он, ладонью столешницу придавив. - Будут нас там ждать Регнар-ярл да Гуннар Одноухий с кораблями. Оттуда сподручнее будет уходить - в Вестфольд ли, в другую ли сторону.
- Так поступим, - продолжил Горм, немного времени помолчав.
- Отступаем нынче же ночью. Доспехов не снимать: не ведаем, как скоро вослед нам рогаландцы кинутся. Часть повозок оставим: все едино лошадей немало побили-поранили стрелки вражеские.
- Так тому и быть, - Тьодольв кивнул, за всех агдирцев говоря.
На этом совет и завершился. Жрецы помогли кюне из шатра выйти, а после остальные все его покинули, сборы продолжая. Вскоре уже скарб нехитрый на повозки погрузили, да лошадей оседлали. Хитрость Торлейв придумал одну - повелев людям верным часть повозок большую, да всяким добром груженую, в иную сторону отвезти, нежели куда вся рать отступать будет - глядишь, погонятся жадные рагаландцы за обозам, и дадут время необходимое.
Быстро расходились ярлы, но еще того пуще собирались хирдманны в отряды, что спускались с холма. Впереди пустили обоз, за которым следовала повозка кюны Ассы.
Лучники рагаландские не сразу отступление заметили, да когда поняли, что к чему - поздно уже было. Побежали они к воеводам своим, прокатился рев трубный над полем брани, спешно строились полки, вооружились рабы бывшие, в порядки ратевые выстраивались, да в погоню идти намеревались. Но разве ж нагонишь агдирцев во тьме ночной?
Вскоре же обоз даны отправили другою дорогою, все ценное да необходимое в мешках на конец да на свои спины навьючив; сами же двинулись к морю, так, чтобы обойти с юга усадьбу, что в чужие руки пала.
Шли спешно, ускоряя шаг, сколько возможно, ибо хоть и усталыми были, да знали, что ночь им покровом надежным служит, но едва утро настанет, одолеют рогаландцы рвы да валы, оставшиеся без защитников, и поспешат вдогонку.
Но пока ночь еще была, да столь темная, что дорогу лишь факелы освещали да звезды немногочисленные, оттого то не сразу заметил отряд передовой, что на пути их несколько человек появилось с рубахой белой к палке привязанной, коию они как знамя держали.
- Кто такие будете? - Старший дозорный им бросил.
- Люди мы Асгаута ярла, и должно нам с вашим воеводой увидится, - один из встречных сказал.
Быстро известили о встреченных асгаутовых людях и самого молодого ярла-военачальника. Не медля, выехал он вперед, вскачь коня пустив.
- Далеко ли сам Асгаут-ярл обретается? - спросил Горм-воевода, пытливо в лица незнакомые вглядываясь.
- Да уж недалече, коли вы путь свой измените - так к полудню уже с ним свидетесь, - агдирец отвечал, а после так продолжил: - Сам Асгаут встречи с вами ищет и мыслит об объединении дружин, дабы врагам отпор достойный дать.
Призадумался Горм.
Дал он знак позвать Тьодольва-ярла, дабы сказал тот, верно ли это люди ярла Асгаута, или же козни Сульки либо тех ворогов, что усадьбу захватили, их сюда привели.
Когда же примчался и Тьодольв, да подтвердил, что, и верно, знает этих гридей, которые в Асгаутовой дружине состояли, приказал Горм-воевода поворачивать и вслед встреченным двигаться.
Уж и солнце поднялось высоко, когда до лагеря Асгаута добрались они, погони за собой не ведя – видать, действенной задумка Торлейва с обозом оказалась. По прибытию на место же увидал Горм армию, не многим в численности ему уступающую, да затем только на мрачное лицо Тьодольва взгляд перевел:
- Проклятые предатели, - не дожидаясь вопроса, проскрежетал ярл. - Покуда мы ночью отступали - половина моих ополченцев по лесам разбежалась! Ну ничего, теперь-то, с Асгаутом вместе, мы их сталью попотчуем, коли они к Сульки переметнуться решат.
Выехали тем временем навстречу им ярл Асгаут, а с ним рядом другие воеводы. Перво-наперво кюне и жрецам поклонились.
- Помню я встречу нашу последнюю, Торлейв жрец, - ярл молвил. - Да то, при каких обстоятельствах ты Сарасберг покинул, и отрадно видеть мне, что ныне ты вновь положение занимаешь, тебя достойное.
- Асы, они суд пусть и не скорый вершат, но справедливый, - отвечал жрец. - Все получат то, что заслужили в конце концов.
- Но те из нас, кто их сердцам милее - скорее свое обретут, так ты сказать хочешь? - Усмехнулся Асгаут.
- Тот богам милее, кто сам свое взять способен.
Выехал тогда вперед Горм-воевода, обок которого Свибрагер, Альрик и Оттар неспешно верхами двигались. С ними же был Тьодольв ярл.
- Здравствуй, Асгаут ярл, - произнес данский воевода. - не в добрый час мы с тобой встретились. Следом за нами рогаландское войско идет да агдирские бонды поспевают. Не время нынче разговорам да воспоминаниям предаваться.
- Хочешь ли ты битву прямо здесь принимать? - вопросил он, стан Асгаутов взглядом окинув.
- А много ли людей будет у Сульки конунга? - В ответ агдирец спросил.
- Почитай, вдвое против нашего, - хмуро отвечал Горм-воевода. - Если нам войско объединить, едва столько же выставим…
- Тогда, думаю и сам ты понимаешь, что бой принимать безрассудно будет, - Асгаут, поразмыслив, произнес. - Другая дума у меня есть. Отойдем мы, славный Горм, в вестфольд, а может и еще далече - к Сарасбергу. Да переждем - коли перейдет в наступление новое враг - встретим на рубежах укрепленных, да что-то мне подсказывает, что плохие из рабов завоеватели будут, а армия его на две трети из них состоит. А коли останется в Агдире Сульки - вынужден будет армию свою разделить, дабы все захваченное удержать. Тогда-то мы и ударим.
Призадумался Горм.
- Согласен я с тобою, - ответил он Асгауту ярлу. - Да только ждут уже нас у побережья корабли мои, которые Регнар -ярл с Гунаром Одноухим привели. Мыслю, на них надобно отступать, по морю, потому как быстрее станет.
- Тогда и медлить не станем, медведь в усадьбе сидит, а конь пусть копытом в ворота ее стучится. Будет к нам Один благосклонен - намнут бока друг другу.
Порешив на том, отправились ярлы к своим воинам. Вскоре стан свой сняли и витязи Асгаута-ярла, быстро к походу изготовившись.
Вдвое большей колонной потекло-заструилось воинство данское да агдирское сквозь холмы, что ближе к берегу потянулись. Скор был их шаг, хоть и шли даны, напрягая все силы, измученные ночным переходом. Неблизок еще был закат, когда передовые вершники вскачь воротились к ярлам и оповестили, что видят множество кораблей, к берегу подходящих.
- А вот и люди мои, - спокойно молвил Горм, озираясь на землю агдирскую, что в первый раз так недобро его встретила.

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 13-07-2007, 2:45

Агдир. Асгаут ярл и Гуннар Одноухий

Споро войско на корабли погрузилось, да отплыло от берегов агдирских, покуда войска рагаландские не заявились. Те же, кому на драккарах места не нашлось, на небольшие отряды разбившись, так же к границе отходить стали. Решено было к Сарасбергу отступать, да там уже готовится земли потерянные отвоевывать или же натиск вражий сдерживать, коли решится Сульки дальше продвигаться по чужим землям.
Стоял на носу корабля Асгаут ярл, а подле него Гуннар Одноухий, да такую речь вели, тем пользуясь, что не было на палубе данов - норвежцы лишь из числа самых верных.
- И как же удалось тебе конунга Хардакнута убедить помощь нам оказать? Много ли злата он в обмен потребовал или земель?
- Злато то лишь ушло, что на подарки знати данской ты раздать велел, - Гуннар отвечал. - О землях же и речи не шло, хотя не исключаю я, что этот лис хитрый, Хардакнут, может попробовать наши владения урезать...
- Кровью умоются, - отрезал Асгаут. - Их уже не так много осталось, так что сумеем на цепи удержать. Но ты говори, чего датчанин хотел за помощь свою, давненько я то узнать желаю - поди с той поры, как узнал о появлении дружины датской, да вот все никак с тобой свидеться не мог, Оттар же и вовсе не знал ничего.
- Разделились мы с ним, - кивнул Одноухий. - И, судя по вендам в твоей дружине, ему так же удалось сторонников привлечь.
- Не о нем речь сейчас, - оборвал Асгаут.
- Да, хочет Хардакнут с Харальдом совместно всех пиратов да вольных конунгов изжить, что торговле мешают, а после выгоды торговые иметь.
- Дело доброе, но чего ради ему людей своих на смерть посылать?
- Оплатить придется умение их ратное, да содержать покуда в Агдире они, а за каждого погибшего большую виру Хардакнуту отдать.
- Вот скряга, - искривилась улыбка ярла. - Даны эти нам дороже вендов выйдут. Хорошо хоть земли не требуют... открыто по крайней мере.
- Не все это еще, - покачал головой посланец.
Асгаут вздохнул с густым утробным рыком, и кивнул - продолжай, мол.
- Дочку свою меньшую он за Харальда сватает, девку семи лет отроду.
- Так то не беда, - рассмеялся ярл с облегчением, ожидал он условия непомерные услышать, а тут - смех один. - До той поры, покуда она в возраст войдет, десять раз еще успеем отказаться от нее, коли нужда возникнет. Да и родство с датским конунгом Харальду не помешает.
- Всех наших земель хочет Хардакнут! - Выдохнул Одноухий. - Видел я, как глаза у него загорелись, едва только об обоюдном наследовании речь зашла.
- Что за наследование? - Вздрогнул ярл.
- Да вот такое, что коли Хардакнут умрет сыновей не оставив, так Дания Харальду отойдет, а помрет Харальд - так вся Норвегия Хардакнуту достанется. Сейчас-то у них обоих наследников нет...
- А этот? - Головой мотнул Асгаут в сторону корабля, где Горм плыл.
- Ублюдок, на стороне прижитый. Ему конунгом не быть, - отмахнулся херсир. - Другое я мыслю, датчанин хоть и стар, да крепок еще и в усадьбе своей денно и нощно, Харальд же - все на поле битвы. Как бы не сразила его сталь вражья раньше срока...
- Дело говоришь, - Асгаут согласился, за борт хватаясь, так как накренилось судно, когда волна о борт ударилась. - Вот что, Гуннар. Ты сановников Хардакнутских знаешь уже, да усадьба его тебе не внове будет - поплывешь снова в Роскильде.
- Что задумал ты, ярл?
- Будешь глазами нашими и ушами в Дании, - положил ладонь ему на плечо молодой ярл. - А коли нужда придет - так и рукой, что не дрогнет в миг решительный.
Понял все Одноухий Гуннар, да не стал спорить, лишь кивнул сдержанно.

Агдир. Сульки и Хроальд

Конунг Роголанда с силой опустил тяжелый молот, ломая стол в покинутом шатре Горма. Взятие валов не принесло ему никакой радости, ведь враги исхитрились уйти прямо у него из-под носа. Лучников и дозорных он приказал пороть плетьми за то, что не сумели вовремя заметить отступление агдирцев, а затем приказал Сати идти в погоню.
Сам же конунг остался в шатре, круша столы и стулья, дабы дать хоть какой-то выход своей ярости. Наконец, подустав, Сульки опустился на кучу обломков, и тяжело вздохнул.
Его брат вернулся, когда солнце было уже высоко.
- Настиг? - Едва лишь тот вошел в шатер, спросил конунг.
- Да куда там, - махнул рукой ярл. - Обоз захватили, так эти трусы оказывается другой дорогой ушли! К морю.
- Почему не к усадьбе?
- А пес их знает, - пожал плечами Сати. - Я двоих карлов поймал, а они, дурни, даже за кого воюют, с трудом понимают. Вот что, брат - сами к усадьбе пойдем.


- Что за шум? - Спросил Хроальд Понурый, услышав крики под окном.
- Воинство чье-то пожаловало, конунг, - отвечал ему слуга. - Окружают.
Вздрогнул теламеркец, весь хмель с него как рукой сняло, и тут же приказал он:
- Хадда зови, не мешкай!
Побледнело лицо Хроальда. Не готов он был к битве новой и казалось думал, что как захватил усадьбу, так и войне конец настал. А вот не вышло.
- Брат! - Бросился он к жрецу, едва тот в спальню вошел. Исчез вчерашний грозный конунг, в силе своей уверенной - снова был перед Хаддом увалень, лишь к пьянству беспробудному способный, глупый да трусливый. - Что творится там?
- Знамо что, Сульки пришел домину нашу отнимать, - оттолкнул от себя Хроальда жрец, брезгливо поморщился. - Ну и куда ты всю храбрость свою растерял, братец? Что ж краска вся от лица отхлынула? Али боишься ты, викинг из рода викингов?
Потешался над братом непутевым Хадд, глядя на конунга, что точно заяц трясся.
- Что делать-то будем, братик?
- Поделом тебе, дурачине, - зло бросил служитель Тюра, а после добавил уже спокойнее: - Лицо суровое сделай, конунг ты или кто! Эй, слуги! Несите одежды богатые да доспехи конунжие! Одевайся, Хроальд, пойдем мы с тобой соседушку встречать.
- А может тут отсидимся, вдруг уйдет? - Робко спросил конунг.
- Мне тебя слышать противно, - сплюнул жрец. - Облачайся, кому сказано! Видишь теперь, что никто ты без меня, Хроальд, так что наука тебе будет, прежде чем на меня голос во хмелю подымать.
Скрипнул зубами конунг, да взгляд потупил, сам понимал, что не сумеет с Сульки ненавистным договориться без советов братних.

- О, кого вижу я! - Рассмеялся Сульки, на коне вороном гарцуя у частокола, что усадьбу окружал. - Сам Хроальд. Никак от медовухи оторваться сумел? Вот так удивил!
- Чего пришел-то? - Хмуро бросил Хроальд, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. - Не для беседы, чай столько молодцев привел.
- Да, это я псов агдирских гоняю, - словно невзначай отвечал рагаландец. - Помнишь, Хроальд, как я у тебя невесту увел? Сколько это лет назад было: пятнадцать? Десять?
Побагровело лицо Хроальда - не мог он стерпеть обиду такую на глазах у всей дружины, да тут рядом с ним Хадд показался.
- Забрал девку и ладно, в земле теламеркской получше есть. Это у вас в Рагаланде все бабы, на лицо что кобылы - вот вы по чужим фюлькам и блудите!
Теперь уж настал черед Сульки яриться, да ропот злой по рядам рагаладцев пронесся. Бросил взгляд благодарный на брата Хроальд, а после вновь спросил:
- Так с чем пожаловали, соседи дорогие, в мое имение?
- Сдается мне - не твоя-то усадьба! - Сати прокричал.
- То раньше было, а ноне - моя, - Хроальд ответствовал. - И ты зубы не скаль, домина не девка, так просто себе не заберешь!
- У меня людей в пятеро против твоего!
- Трупами здесь все завалишь, - холодно Хадд бросил.
- Да и почем знать тебе, сколько людей у меня, - брат его добавил.
- Проверить хочешь, Хроальд? Всегда я над тобой верх брал!
Вскинул руки жрец, к молчанию конунгов обоих призывая:
- Один враг у нас - Харальд Агдирский, так зачем друг с другом воевать, когда не разбит он еще?
- Верно то, брат, - Сати ярл прошептал. - Мириться нам с Хроальдом надобно, хоть и не по душе мне то.
Скривился Сульки, слова ярла слушая. Не хотел он признавать Хроальда непутевого конунгом равным, опозорить желал, да все же и сам понимал, что коли начнут они тут битву - так беззащитны станут для врага до поры отступившего.
- И что же предлагаешь ты? - Наконец спросил он.
- Поделить земли - те, что до вала датского, себе забирай, Сульки, а остальной Гренланд Хроальд возьмет. На том и порешим, чтобы никто в обиде не остался. А коли придет Харальд - так вместе против него выступим.
- Быть по сему, - скрепя сердце рагаландец кивнул.
- Тогда снимай осаду, да на пир к нам с дружиной ближней заходи! - Хроальд прокричал, тому обрадовавшийся, что сумели они дело миром завершить.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 13-07-2007, 16:59

Эйнар и Оттар Рваный.
Гиллисберг.

Минула неделя, а всё прибывали люди, встать под знамя Эйнара готовые. Были здесь самые разные человеческого рода представители: и дети, о подвигах мечтающие, что из дома убегали, разрешения отца не спросив, таких сразу вспять отсылали, ибо не на прогулку воины собирались, а на смерть, быть может, были и женщины, некоторые, насмотревшись на то, что в лагере творится, восвояси возвращались, другие оставались на службу. Одно ясно, желал каждый землю родную защитить, не дать ворогу над ней поиздеваться. Понимали люди, коли не встанут они сейчас на защиту, пожалеют живота своего, придёт враг и ничто уже не сможет им помочь, ничто не убережёт от поругания. Разместились войны вокруг Гиллисберга, кольцом его окружая, жгли костры ночи напролёт, истории друг другу рассказывали. По утрам, слыша звон колоколов, шли крещёные в церковь, но таких немного было, больше же язычников, что тоже к церкви тянулись, кто из любопытства, а кто с затаённой злобой. Не все одобряли новой веры приход, многим это поруганием над традициями и всем, что предками завещано, казалось, но всё равно слушали они священников проповеди, а кто креститься хотел, над тем с радостью обряд совершали. Часто появлялся в лагере Эйнар, иногда вместе с Оттаром, порою с другими советчиками, иногда и вовсе один. Ходил он меж воинов, зорко всё оглядывал, следил, чтобы всего в достатке у людей было. Понимал муж, опытом умудрённый, что после выступления на скоро ещё людям отдых настоящий выпадет, посему считал справедливо, что сейчас они отдохнуть как следует должны.
Рать всё росла и росла, но вскоре уменьшаться стало то количество людей, что каждодневно приходило, чтобы в воинские ряды вступить. Пора было уже и план выступления начать разрабатывать.

- Оттар!
- Да, - он спешил к ярлу через весь лагерь, Эйнара трудно было не заметить, он стоял у костра и в сгущавшихся сумерках падала на землю чёрная тень, да и голос у Губителя Заговорённых был такой, что и оглохнуть рядом можно.
- Оттар, надо поговорить.
Они пошли прочь из лагеря. Путь их лежал к усадьбе. Серьёзный разговор состоялся в тронном зале и состоял всего лишь из одного вопроса:
- Оттар, пора выступать, ты подумал над местом, где мы вражеские силы встретим?

Внутренний Транделаг. Гутхорм ярл

О Гутхорме ходила слава неудержимого в бою и беспощадного к врагам берсерка, и потому жители мятежных фюльков, едва лишь прослышав о его приближении, спешили встречать агдирские войска хлебом-солью. Бунт все равно был подавлен и умирать за самозванных конунгов, лишенных удачи богов, никто не хотел.
Хрут чувствовал, какими взглядами смотрят на него его слуги, домашние, даже воины, что раньше были верными псами. Теперь же он сомневался в их верности - любой мог перерезать ему горло во сне, и после этого стать героем и получить награду от Хакона. Конунг уже успел несколько раз проклясть Мара и Гуннара за то, что они подбили его на это восстание, за то что наобещали золотые горы и первыми же сгинули. Хрут невольно усмехнулся, вспоминая эту парочку - всю жизнь неразлучными были, один за другого горой, а вот в посмертии Один сыграл с ними злую шутку, одного отправив в Хель, а другого забрав в Валгаллу. Интересно, каково им будет в Рагнарок друг на друга мечи поднимать?
"Глупцы! Сами померли и меня за собой утянули!"
Злобный глаз исподлобья кинул конунг на племянника, посмевшего в его покои заглянуть, да за мечом потянулся. Во всех близких он изменников видел. Каждый захочет прощение его кровью вымолить у медведя. Да к тому же люди говорили - сам Гутхорм по его следу пущен, Хрут-то ярла хрингарийского не боялся, да только молва впереди воя сего шла, и трепетать сердца трусливые заставляла.
Бежать надо было - это конунг Скауна понимал. Недолговечна здесь его власть, а пожить хотелось еще. Значит решено. Резко поднялся он с кровати, да сундук раскрыл, стал самое ценное в мешки перекладывать - украшения золотые, монеты, рубахи, плащи, шапки меховые, кинжалы заморские. Ничего не хотел оставлять Хрут врагам, все был готов с собой забрать, коли телега выдержит.

К вечеру следующего дня прибыл Гутхорм ярл к усадьбе хрутовой, да вместо битвы ожидаемой увидал он ворота, настеж раскрытые, да лица испуганные.
- Где ваш ярл? - Воскликнул он, за грудки хватая управителя усадебного.
- Так, вчера еще с женой, да детьми прочь уехал, а куда - то мне не ведомо!
- Ну так узнай, иначе я твою голову сниму с бородой вместе!
Бросил так Гутхорм, сам же приказал людям своим по деревням окрестным ехать. Спустя несколько дней весь Транделаг Внутренний власть Харальда Хальвдансона признал, как законного наследника Хакона конунга.

Эйрик. Вермаланд.


После пира знатного, что Аки устроил для гостей - а теперь уже для хозяев Вермаланда полноправных - надобно было отдохнуть воинам всем да выспаться. Кто в усадьбе пировал - тех в домах, рядом стоящих, разместили (кроме Эйрика самого, разумеется - тому сам Аки комнату богатую выделил), кто близ усадьбы мед пил - так некоторые прямо у столов и спали теперь: свеи с вермаландцами в обнимку. Стих шум, звучавиший здесь непривычно долго - звон кубков, что ударялись друг о друга, скрип столов, ломившихся от яств и громкий говор сынов Севера, собравшихся здесь. Теперь же весь Западный Вермаланд, казалось, был окутан покрывалом тишины.

Но тихо было не везде. На окраине, у границ Вермаланда, но все же достаточно далеко от них, там, где разместилась часть войска Эйрика - та, что из наименее знатных, - трое воинов вели разговор.
- Небось разошлись они там уже, - один из мужей вздохнул, темноволосый, широкий в плечах воитель, что сидел, опираясь на свой топор боевой.
- Не вечно же им пировать, - откликнулся второй, рыжебородый. - Я уж жду-не дождусь когда обратно отправимся, в поход очередной.
- Только-только отвоевали, - удивился третий их собеседник. У него темные волосы были, но сложением отличался он от первого, был не могучим, а скорее крепким и жилистым. - Гляжу, не нравится тебе земля эта.
- Мне не земля не нравится, порядки ейные, - отвечал рыжий. - Вот скажи, неужто нельзя было накрыть столы для всех? Или в Вермаланде места мало?
- Тьфу ты, - сплюнул на землю первый. - Ясно все - на пир его не позвали, теперь ворчит.
- А если даже и так, то что в этом?! - вызывающе бросил второй.
- Вспомни, кто ты такой по происхождению - ведь родом знатным не блещешь. Надеялся, что Эйрик наш в усадьбу тебя с собою возьмет, как избранного воина своего?
- По доблести воинской я ничем не хуже, чем любой из дружины его, - хмыкнул рыжий, - только те, кто к конунгу ближе, они всегда и злата больше получают, и землей их дарят, и подвиги приписывают незнамо какие. А мы кто? Просто так, выходит, здесь, не нужные никому, зато нас в самое пекло бросают, на копья вражеские да под град острых стрел!
Молчали мгновение какое-то воины другие, после же третий произнес:
- Так всегда было, Колльбейн. Не нам судить, не нам менять уклады.
- Посмотрим, - бросил тот, кого назвали Колльбейн, поднялся с места и ушел, оставив воинов пожимать плечами.
Нет, плохо было не войско, да и улады не были плохи. В любом войске есть разделение такое - по богатству, по знатности, у кого земли сколько, а не кто лучше мечом владеет - хотя и мечи роль немаловажную играли.
Плохо было то, что в войске конунжем не один Колльбейн такие думы думал. Наметился разлад...а разлад мог дурным обернуться.

Однако не прошло и двух дней, как собрались свеи выдвигаться вновь. С весточкой к Вальгарду, который все еще оставался в другой части Вермаланда с отрядом своим, гонец был отправлен. А получив то послание, должен был Вальгард к ним по дороге на Вингульмерк присоединиться.
Вместе с прежней ратью должны были выступить и вермаландские воители - взял Эйрик только тех, кто сам согласился сражаться за него, как и было в уговоре между ним и Аки. Довольно скоро было оружие собрано да припасы в дорогу, и вновь оседлали воины коней - а кому не полагалось скакунов, те пешими пошли под свейскими знаменами.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 14-07-2007, 20:21

Ранрике. Харек Волк.
(я и Тельтиар)
Два дня еще минуло, покуда стояло лагерем войско Харека на границе с владениями пиратов беззаконных. Стали мал по малу возвращаться лазутчики, ярлом засланные, дабы узнать, что в Ранрики творится и были новости таковы: большую дань получил Сигварт от тех конунгов, что в Дании уже на рейдах побывали, да удачливее были, чем Торир Собака. Одарил главарей этих щедро Сигварт и обласкал, да так, что зависть лютую вызвало это в других морских конунгах и сильнейшие из них тотчас же Ранрики покинули, поклявшись еще большую добычу взять. Так что не было ныне подле самозванного правителя ни Квиста Дуболома, ни Хескульда Длинноносого, ни Гейрфинна Рубленного, и многих других морских конунгов, что вослед за старшими из фиорда на разбои потянулись.

И тогда велел Харек собрать всех бондов из Хейдемерка приведенных, а аткже верных данов и нортумбрийцев, ирландцам же повелел оставаться в лагере и ждать распоряжений. Сам он снялся с лагеря и повел три сотни воинов к усадьбе хёвдинга Ранрики на побережье. вперед же выслал трех вестников с посланием. В послании том говорилось, что лишил конунг Харальд Харека всех его владений, им завоеванных. а от кзней недрукгов из Вестфольда ему бежать пришлось, и ищет он теперь куда бы ему на службу наняться.

В добром расположении духа был тогда Сигварт, гонцов принял, как то полагалось, а речи их выслушав, обрадовался весьма, что такой славный воевода, как Харек ярл у него службы ищет. Велел своему сыну старшему отряд собрать, да навстречу выйти и звать Волка с его людьми скорее в усадьбу на пир, слугам же повелел столы накрывать в доме и во дворе, а советников осторожных предупреждения, что может Харек обманывать его и слушать не стал.
И вот спустя еще три дня прибыл Харек в усадьбу. Велико было воинство его, и только сорок человек самых приближенных дозволено ему было за стены с собой привести, прочих же расположил он в лесу, повелев там шалаши возвести, и шатры поставить .
Сидел в палате светлой хевдинг Сигварт на резном троне, что некогда был украден у конунгов агдирских, стены коврами заморскими увешаны были, да щитами золочеными и стягами чужеземными, на полу тоже ковер постелен был, сам же хевдинг старый столько украшений на себя надел, что волей-неволей кюну Ассу напоминал и статью своей, и власами седыми, и взглядом жадным, и тем что бороду брил на манер франский.
Поднялся он тяжело:
- Приветствую тебя, Харек Волк. Поперед тебя твоя слава бежит.
- Видимо с ворогами, что бежали от моей руки ... - ответил Харек, слегка поклонившись. И тебя я приветствую, Херсир великий, ставший ровней конунгу. Многие наслышаны, как против Ассы ты боролся и победы одержал великие. До сих пор в Вестфольде и Эстфольде подвиги твои помнят, а руины Каупанга о них свидетельствуют.
- Город сей то получил, что заслуживал, - надменно правитель бросил, но видно было, что лесть ему приятна. - Люди говорят, ко мне на службу ты теперь придти решил.
- Не решил, а надумал. -ответил Харек. - Как надумал, так и передумать могу. Мало мне почестей у властителей Агдирских досталось. И земли что были мне за службу обещаны были отобраны. Оттого и вера моя во властителей великих пошатнулась. Чем больше земель властитель имеет, тем меньше ему веры, и тем менее слово свое он держать настроен.
- А как-же. Властителоь хозяин слову своему - захотел дал, а захотел взял ... Конунги родов старых возгордились слишком, - скривился старик, в глаза гостю глядючи. - Считают что верность воинская им по наследству от отцов перейти должна и к людям своим уважения не питают. Не стану я душой кривить - скажи, чего хочешь за службу свою сам.
Замешкался Харек, ответ свой обдумывая...
- Многие просят земли, золота, что еще воителю надо? Я же конунгом хочу быть, ибо конунгов иных не хуже в военном деле смыслю, а с хозяйством и другие управляться могут, кто не столь славного рода. Потому землю мне надо завоевать для себя и своей дружины... Но прежде сил набраться...
- А не много ли ты о себе возомнил? - Старший сын сигвартов бросил. - Не за то ли тебя из Агдира погнали, что ты и там конунжить хотел?
- А нет много ли на себя берешь? -отвтеил ему Харек, дерзко глядя в глаза. - Где это видано, чтобы щенок прежде матерого волка голос подавал? Или ты отца своего не уважаешь? Или воспитывали тебя у бондов горластых, которые не к мечу, а к лопате, которой свинарник убирают, приучены? И не стыдно тебе отца позорить манерами своими?
- Ну довольно, - прохрипел Сигварт, да закашлялся. Видно было - недуг хевдинга подтачивает. - Не для того пришли, чтобы собачиться. Конунгом морским стать хочешь - в этом я тебе препон чинить не стану. Корабли на первое время дам, покуда своими не обзаведешься, да земель выделю, где твои люди жить станут.
- Да, ты ему так все отдашь, отец, с чем сам останешься? - Недовольно молодой Сигвартсон заметил. - Или может, ты ему и трон свой готов вот так просто уступить?
- Молчи, мальчишка, - прошипел старик.
- Не стану я молчать. отец! -ответил юноша, глазами сверкая. - Пусти вокла в овчарню, он всех ьовец зарежет. а потмо и пастуха. Нечего тебе здесь делать. Говорят, ты рабский сын, и распятому рабу поклоняешься.
- Да как ты смеешь ! -вскипел Харек, кулаки сжав. - Род мой никому осокрблять не позволю. Отец мой из англов был, рода достойного, и хоть в плен отроком попал, честно конунгу служил в дружине, и я служил не хуже. А ты видимо не Сигварта сын, ибо не мог столь достойный муж такого дурака и наглеца породить.
Зубами заскрипел юнец, да снова на отца взгляд бросил злобы своей не тая:
- Ты, отец, может и будешь оскорбления терпеть, от ублюдка этого, а я не стану!
Побагравело лицо у Сигварта, хотел осадить сына он, да слова в горле застряли, хотел руку вскинуть - немощь телесная одолела. В бессилии наблюдал он за тем, что в палате его происходило. Сын же его, видя, что отец молчит, с новой бранью на Харека набросился:
- Ты, раб ничтожный, от одного конунга к другому бегаешь, что пес - и почестей тебе не больше положено! А хочешь оспорить мои слова - так вот он я и вот меч мой!
- Ты за свои слова ответишь, щенок, здесь и сейчас же. - прохрипел Харек, доставая меч. - Последний раз говорю - приноси извинения, и бери свои слова назад, или отвечай за свои речи дерзкие и оскорбления. Или не учил тебя отец, что за оскорбление рода только кровью можно расплатиться?
- Так то рода, а ты - раб без роду и племени, - юнец бросил, так же меч обнажая. - Кровью умоешся сейчас за свои хотения непомерные!
- Сын.. - с губ старого Сигварта донеслось. Сумел он руку поднять, да к наследнику протянуть. Склонился перед ним викинг:
- Благослови, отец.
Скользнула ладонь хевдинга безвольно по голове его. Не хватало сил, чтобы остановить юнца горячего. Вышел он вперед, клинком поигрывая, да первым на Харека бросился.
Харек отскочил назад, меч из ножен выниамая, и удар юнца парируя. Всего лишь один рог пива выпил Харек, юнец же видимо к чарке приложился уже не единожды, от того и нрав буйный его проявися, и в словах несдержанность. Харек же был спокоен, и гнев свой сдерживал, зная что плохой то помощник в бою.
Хрипел что-то юнец, то вперед бросался, то отпрыгивал, стол задел, кубки опрокидывая. Харек же все больше уворачивался от ударов его, парируя иногда - время давал, чтобы люди его до леса добежать успели и подмогу позвать.
- Что, только и можешь вертеться, как баба перед зеркалом? - Запыхавшись противник его прокричал. - Или тебе вера твоя рабская крови проливать не дозволяет?
- Уважение к отцу твоему не дозволяет. - отвечал Харек. - Жду я пока хмель из твоей башки дурной выветрится... Да вижу и без хмеля дури в ней много.
Тем временем люди Харека обступили их плотным кольцом. Но дружки и братья Сигвартсона уже вынимали из ларей оружие.
По обычаю давнему, у всех кроме дружины и предводителей гостей забрли оружие и в сундуках, что под лавками стоаяли, спрятали. Так что драться стали кто кулаками, кто стал скамьи поднимать, или столбы опорные и балки из пола вырывать и ими орудовать.
Хоть и пьян был наследник хевдинга, а все ж заметил, что чужаки вокруг толпятся, назад подался, ближайшего человека Харека наотмаш рубанув мечом, да закричал:
- К оружию, воины! Они нас всех погубить пришли!
Услышаев это, люди Харека схватили лавки, и начали отбиваться от наседавших на них "радушных хозяев". Одному удалось оттеснить от окна в стене, и его товарищи вышибли скамьей ставни. Воин Харека, судя по покрою одежды - дан, выскочил в окно, и побежал к ограде, крича о помощи. Другие же отступали к стене, где были ларцы с их оружием уложены.Прочие же гости кричали что-то , ругались, кто-то оборительно выкрикивал какие-то фразы, подбадривая кого-то из дерущихся. Но вскоре стало ясно, что уже никто в стороне не останется, и потасовка вот вот перерастет в бойню.
Самые осмотрительные, поняв это, к выходу подались, не желая в чужой вражде свою кровь проливать, другие же скамьи ломать стали, сундуки опрокидывая, запоры сбивая, и крышки отворяя, да кто чем под руку попадет вооружаться. Хевдинг же, всеми забытый, медленно с трона на пол сползал, а с губ его пена потекла.
Хирдманы Сигварта некоторое время стояли, не зная что им делать, но едва гости пробились к стене, и посбивав с сундуков замки, стали быстро доставать из них оружие, тут же набросились на людей Харека. Опытные даны, несмотря на то что их лишь дюжина была, ловко орудовали мечом в правой руке. и топором в левой, захватывая топором щит или перерубая им рук противника, и быстро сразив противника мечом. Едва пробившись к сундукам, Олав и Эдмунд, товарищи Харека, стали бросать оружие совим товарищам рукоятью вперед, а те ловили, и дальше своим товарищам передавали, пока другие скамьями орудовали. .
Харек же, увидев что Сигвартсон его безоружного товарища в плечо рубанул, с криком ярости налетел на юнца и обрушил на него град сремительных ударов. Глубоко вонзился в тело Сигвартсона клинок франкский, кольчугу сминая, и звенья колец разорвав, в тело впился. Упал пьяный юнец, кровью пол заливая, да по телу его уже другие дружинники шли, тесня Волка Агдирского.
- Да они это с самого начала удумали! - Прокричал кто-то, да затем крик его в хрип предсмертный перешел. Началась сеча злая в усадьбе. Со двора слышались яростные крики.
Тем временем вылетела дверь с петель, треск слюды послышался, и ставни резные с петель слетели, внутрь распахиваясь. Во дворе тоже уже вовсю шла сеча, и воины вооруженные в основном секирами и с простыми щитами дощатыми, но все в шлемах, панцирях кожаных или кольчугах, снесли ворота в усадьбу, и теперь в дом по двое по трое заходили, и навалились на хускарлов Сигварта.
Недолго оборонялись они, зачинщика драки лишившись. Заметил кто-то тело недвижимое Сигварта на полу, закричал:
- Хевдинг убит! Сигварт хевдинг мертв! Бросай оружие!
Назад подались люди его, оружие опуская, к чему за мертвеца сражаться было?
Лишь младшие сыновья и побратимы их, издав вполи отчаяния, с удвоенной силой на людей Харека бросились, но недолго они сражались - против опытных данов и британцев что с Хареком пришли, и в каждой руке по мечу или топору имели, недолго они могли выстоять. Разлетались разрубленные в щепки щиты, и окровавленные тела тут же валились под ноги гостям, пол гридницы кровью обильно орошая. Истошно вопили женщины, гости же отступали к стене, потому что бонды вождю своему на выручку пришедшие, всех кто в двери пытался выйти порубили, не особо долго думая, кто перед ними.
Слишком позно Харек увидел, что у дверей делается.
- Стойте, крикнул он воинам. - всем кто без оружия, обид не чинить, пусть выходят! Сложите оружие! Не убивал никто вашего хёвдинга. даже пальцем его никто не тронул. может жив еще!
- Да нет, не дышит! - Воин седовласый над господином своим склонился, к груди его припав. - Как есть сгубили. Колдовством сгубили!
- Бей колдунов! -прокричал кто-то из воинов. - Не дадим вражинам на костях конунга нашего пировать!
Да только никто не поддержал его - слишком уж явно преимущество Харека было, чтобы в бой с ним новый вступать.
- То финны порчу навели, не иначе, - пробормотал кто-то.
- Сложите оружие! - крикнул Харек. - Бой окончен! Никто вас не тронет! Не мы нарушили обычай гостеприимства, и на вас в этой ссоре вины нет, потому и вражды к вас у нас нет. Забрали боги вашего хёвдинга,тем самым избавив его от позоры и от бесчестья. Возьмите его тело, и погребите его достойно!
На полу стонали поверженные родичи и соратники старшего Сигвартсона.
- Что делать с этими? - спросил Эдмунд, показывая на корчащиеся на полу тела.
- Добейте их. - сказал Харек, вздохнув. - Ни к чему нам к ним милосердие проявлять. Хуже псов бешеных они себя повели, и не излечатся уже они от дури своей и спеси иначе как на том свете...
В молчании хирдманы Сигварта, оружие сложившие, подняли тело хёвдинга, и посавдив его в кресло, в угрюмом молчании подняли резной трон и понсли его к дверям.
- Расступиться! -крикул Харек своим новоявленным хускарлам. Оружие опустить! Никого больше не трогать! Бой окончен. Помогите убрать тела и похоронить павших.
- Ярл, - к Хареку один из хирдманов Сигварта подошел. - Хевдинг наш мертв, а с ним и оба сына его, и племянники, и братья. Никого не осталось, кто мог бы власть в свои руки взять. Боюсь я, как бы большой вражды не было, когда морские конунги вернуться. Всякому место высокое любо, особливо, когда пусто оно.
- Ты пришел чтобы землю под свою руку взять и конунгом быть. Видно сами боги тебя сюда привели... -сказал другой хирдман.
- Наслышаны мы о твоих деяниях, так будь нашим конунгом. -сказал еще кто-то из воинов дружины Сигвартовой.
Харек некоторое время стоял, опешив от такого предложения. Думал он, тяжко ему придется, власть Сигварта здесь оспаривая, а само провидение ему в руки отдало.
- У нас говорят, сказал Эдмунд, если кого-то бог хочет погубить, того он лишает разума. Лишились разума во хмелю сыновья хозяина вашего, за что и поплатились.
- Ты воин прославленный, и чести своей никогда ущербу не наносил, - один хельд добавил. - Нам такой правитель больше люб будет, чем конунги разбойные.
Молчал Харек, слушая речи воинов местных. Затем произнес задумчиво.
- Не пристало мне отказываться от такой чести. Согласен я принять землю эту под руку свою. Что было знаком власти над землей этой? -спросил он, снова к воинам Ранрики обратившись.
- мы тебя вождем своим обявить готовы, а ты себя хозяином земли этой объявить волен. А потом тинг созовем, где жители избранием твое правление признают.
- Посох резной с головой тюленя властители раниров издавна передавали из поколения в поколение. Триста лет, от самого Беовульфа начиная... Вот от, у трона лежит. Возьми его, ярл.
Харек подошел к тому месту. где трон резной был. наклонился и поднял посох. В гриднице воцарилось молчание.
- Волей богов, и по желанию защитников земли Ранрики, я, Харек, сын Вульфстана, беру этот посох власти. Клянусь оберегать эту землю от врагов, защищать ее жителей, и отстаивать их права и интересы как свои собственные. Клянусь не посягать на жизнь и имущество жителей этой земли, и блюсти ее законы и обычаи, как заведено со времен предков, которых боги наделили этой землей. Я объявляю себя хёвдингом этой земли, и провозглашаю в нейсвое правление. Кто не согласен с этим, или недоволен этим, тот волен уйти сейчас, и никто ему препятствовать не будет покинуть пределы этой земли. Я сказал!
Склонились перед Хареком хирдманы и слуги, да и все кто с ним пришли тоже. Был он ярлом - ныне конунгом богатой земли стал, другим властителем равным. А соратники Харека, с ним пришедшие, издали торжествующие крики.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 14-07-2007, 22:59

Письмо лежало на столе, а кюна Рагхильда задумчиво стояла, пристально глядя на принесенное всего пару минут назад послание. Казалось, Вещая Дева знак богов и их волю пытается прочитать в неровных рунах.
То письмо было от Асгаута, в котором повинился он перед кюной, владычицей своей, что был слеп, и что во всем защищал Асмунда, а тот предал их землю и народ. Также писал Асгаут-ярл о том, что подавил он мятеж в Вестфольде, жертв было не много и крови невинных почти не пролилось. То обрадовало Рагхильду - в последнее время неспокойно ей было оттого, что шли воины в землях родных, гибли люди, разбивались семьи. Многое из этого, возможно, было угодно богам, но все же не вызывало радости в душе самой Рагхильды.
Хотя бы потому, что от брат и сына не было вестей вот уже месяц. Тревожилось сердце кюны, жаждала она узнать, что с ее близкими, но так никто и не радовал ее новостями об их деяниях, успехах или поражениях. Молилась она, чтобы были они оба живы и вернулись в здравии домой, к родной сестре и матери.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей о Гутхорме и Харальде, Рагхильда села писать ответ Асгауту. С мягким укором заметила она, что и раньше подозревла Асмунда в способности к измене, но не слушал ее своевольный ярл. Затем похвалила Асгаута за подавление бунта и за то, что мягок был с людьми и смог избежать большого кровопролития. Добавила пару вопросов о том, что происходит у них там и еще кое-что по делам хозяйственным. Затем, как и просил Асгаут, написала кюна, что дает согласие на назначение Торварда-херсира лендрманом в Вестфольде для поддержания там порядка. И закончила письмо в дружелюбном и теплом тоне.
Отдав письмо слуге своему, снова погрузилась Рагхильда в тяжелые размышления о судьбе сына. От тягостных раздумий отвлекла ее служанка, сообщившая, что хотят ее жрецы видеть и говорить с ней насчет места, где служение Одину проводить предстоит этой ночью.
Поспешила Вещая Дева заняться делами на благо своей страны и богов, дабы не представлять себе страшные картины того, что могло случиться с ее сыном.

Транделаг. Войско Харальда.
Совместно Тельтиар и avarach

С песнями шагали дружинники Грютинга, еще бы, славу они стяжали знатную. Хоть и не было в походе их добычи, кроме как снятого с тел врага, да мелочи что в обозах взятых, да зато своих мало потеряли. Не зря, ой не зря Грютинг в спину восставшим ударил, считай по телам ворога шли, потом обирали их же, полон средь бондов мятежных собирать удобнее было. Только Грютинг вот почему-то велел их в кучу согнать, перемешать меж собою.
– Владыка, под твоею рукой мы и славой себя покрыли. Даже то, что часть взятого агдирцам вернуть пришлось как долю конунжью, не уменьшило радости воев твоих. Но скажи мне, зачем ты сброд полоненный толпою одной ведешь? – первым не смог сдержать изумления молодой Асгейр, когда дружина оркдальская на привал встала.
– Верно малец говорит, небывало такого чтоб полон у воев весь отбирали. Хоть и довольны они взятым, но на то с неодобрением смотрят, – поддержал вопрос Исер, хельд по пятам за Грютингом следующий.
– А зачем сделал я это, вот сейчас и узнаете, – отвечал Грютинг с усмешкой. – Харальд оставить их может потребовать в Транделаге, Хакон все ж зятем ему ныне станет. Зачем ему людьми разбрасываться, хоть и подлыми?! Хочу попробовать их к нам переманить.
И коня своего направил к толпе полонян словно стадо вместе сбившихся. Плач и стон меж ними царили, девы и жены из покоренных селений тут смешались с мужами и парнями безусыми, что с самой битвы за войском следовали.
– Слушайте меня, вы сыть волчья. Сейчас буду судьбу решать вашу, – громом прокатился голос ярла Оркдаля над головами полона.
– Станете ли рабами вы в землях родных, без права судьбу свою самим вершить, иль пойдете под руку конунга Харальда с войском оркдальским, верность блюдя нам? Коль вступить в ряды пожелаете наши, под знамена встать захотите славные, будет даден вам шанс доказать свою верность свершениями.
Гулом нестройным отозвались ряды дружинников Грютинга, в страхе головы свои бонды мядежные от гнева в нем слышавшегося в плечи стали прятать.
– А ну тихо! – прикрикнул на воев своих Грютинг. – Хоть и предали они господина своего, союзника нашего, да только грабить его, отбирая людей в рабство, не по предку закону будет. Путь один у них только. Стать рабами навек иль в верности присягнуть победителям, искупить кровью и службой вину свою. А кто поперек слова моего выступит, поживы мимолетной ради дружбу порушить с соседями нашими возжелает, тот изведает гнева моего полной мерою. Пусть не ждут ослушники снисхождения. Я сказал.
Попритихли оркдальцы после слов водителем их сказанных. В самом деле, кто же на соседе живота им нажить позволит?! Тишина повисла над полем, да не долго она продлилось, с всхлипами первый человек прямо сквозь стражу к сапогам Грютинга кинулся, под руку оркдальскую принять молил он. А за ним потянулись и другие полоняне, никто не желал участи рабской. Молча концами копий отбрасывали самых настырных, телохранители, не пуская сброд до своего господина. Лишь на его лице в тот момент улыбка была торжествующая, еще бы вроде и в верности Харальду он заставил поклясться людей, да только пойдут они с его войском ныне, за него встанут.

- Что там за крики? - Харальд спросил, на войско Грютинга оглядываясь. Споро один из людей его возвернулся, такие речи сказав:
- Грютинг бондов полоненых себе в верности присягать заставляет, хочет их вестимо из Транделага в Оркдаль увести.
Усмехнулся лишь конунг - все едино ему было, где его слуги ему служить будут - в Трандхейме ли или в Оркдале, да вон все равно коня развернул, направился к ярлу оркдальскому.

– Смотри, доиграешься Грютинг. Вон сюда уже Харальд правит, сейчас он с тебя спросит, за содеянное, – вовремя весть о прибытии конунга подал Грютингу Исхер.
– Да не омрачится никогда твой взор, верный мой друг. Всегда ты меня вовремя предупреждаешь. – откликнулся ярл, и снова во весь голос полону крикнул.
– А ну, отродье турсово, славьте Громче Харальда. Сам он едет принимать клятвы верности ваши. Покажите ему свое радение!
Вновь голосить принялись бонды мятежные, только в этот раз хвалу превзнося агдирскому конунгу.
– А ну громче и стройнее! Даже я вас отсюда понять не могу, а вы хотите чтоб уши конунга от ваших стонов страдали!
Дружнее раздаваться стали крики Харальда славящие, уже можно было хвалы различить. Повернул под этот нестройный хор коня своего Грютинг и направил его на встречу к Харальду.
- Ладно, смотрю, голосят холопы, - искривил губы в усмешке конунг, глядя на толпу, но затем голос его сделался резким. - Ты скажи мне, Грютинг, по чьему велению слуг себе берешь?
– Зачем же себе?! – голосом удивления полным вопросил Харальда ярл. – Все тебе конунг, все тебе. Вот заставил их в верности тебе поклясться, хоть кого рядом спроси. Я же только хочу присмотреть, чтоб клятву свою они порушить не смели. Боги свидетели мне будут, не было у меня мысли никакой подлой, лишь о землях твоих радение.
- Не сомневаюсь, - конунг переводил взгляд с подобострастной толпы на ярла и обратно. Все норовит свою выгоду получить, а эти и рады, что шкуры сохранили. Рабское племя. Ну, пусть в Оркдаль идут - мало там рабочих рук осталось, а так - хоть эти хозяйство подымут да вдов поутешат. - Что же, за доблесть твою и план славный, победу нам принесший, можешь и дальше их судьбами распоряжаться нам на благо.
– Благодарю тебя конунг, – склонил голову Грютинг. – Воистину безгранична твоя милость и мудрость твоя лишь с богами нашими сравнима. А уж прослежу чтоб племя это рабское вновь предать не посмело конунга своего, из кольца гор Оркдальских так просто не выбраться, как на ладони у меня они будут.
- Достойны похвалы твои начинания.
Харальд развернул коня, и бросил словно невзначай, уже уезжая.
- На свадьбе моей по левую руку от меня сядешь.
– Не устаю возносить милость твою перед богами и людьми конунг. Но скажи мне, разве не Гутхорма место ты мне занять предлагаешь? Не могу я дорогу конунга дяде перейти. Воспитан отцом своим я в вежестве. Не могу я принять дар столь щедрый. Да и Гутхорм обиду затаить на меня может, дозволь сразу поле него место с тобой рядом занять.
- Коли не хочешь, чтобы я обиду затаил - сядешь.
Не терпел пререканий Харальд конунг.
– Что ж, будь по слову твоему, – согласился Грютинг.

Транделаг. Усадьба Хладир. Конунг Хакон.

Нелегкая заботы пала ныне на плечи старого Хакона. Одна конунжья свадьба – и то пир на весь мир, а в Хладире ныне три разом планировались. Великая честь, спору нет, ну, так и спрос тоже нешуточный. Ради такого события люда понаедет несчитано, и долг хозяина – каждого накормить досыта, напоить допьяна и спать уложить под охраной. Да еще и обиду замять, если кто из гостей кому с пьяных глаз съездит по шее. Нет, тут надо воистину ужом извиваться, чтобы за всем доглядеть. Седой конунг то знал и даже не собирался спорить изворотливостью с богом Огня. Вестимо, что Локи на поприще этом не перебороть, а потому нашел Хакон надежных мужей – да возложил часть забот на их плечи. Разговоры с купцами да заботы о яствах да пиве – на Бьорна оставил. Ярл верный, хоть и выглядел увальнем, в делах хозяйственных толк понимал, и, хоть и махал в битве секирой, что Тор Мьолниром, половину купцов норвежских ведал по батюшке. Те ярла транделагского уважали за доблесть и чтили за вежество, а потому цен запредельных на свой товар при нем не заламывали.
Надзирать за порядком конунг поставил Ахти Йотуна. Муж молодой быстро восстановил телесную могуту, малость подточенную полоном, и один вид его в полном доспехе заставлял забияк протрезветь и опамятоваться. А, ежели кто дюже упорный вдруг попадался – то мигом остывал от молодецкой затрещины. Рука у Ахти была диво тяжелая, а обнажить оружие на конунжьего человека, оскорбив разом трех северных владык не решились и пьяные вусмерть.
Сам же старый Хакон распоряжался праздничным обустройством, взяв себе в помощника Хакона младшего. Тот только диву давался, сколько всего, как оказывается, надо учесть. Сколько столов поставить людям дружинным, а сколько – для люда простого и челяди. Как их расставить, чтобы никто из владык не обиделся и все молодые на виду разом были. Сколько жертв надобно отдать асам и ванам в честь подобного празднества? Столько всего, что голова юноши кругом пошла. Старый же конунг чувствовал себя в этой суете на диво уверенно, был спокоен и тверд, да и дело у него спорилось. Еще больше зауважал молодой Хакон отца своего. И решился-таки задать ему вопрос, долго терзавший душу:
- Скажи мне, о конунг, почему отдаешь ты Транделаг Харальду, ежели решил взять молодую жену? Ужели не принесет она тебе крепкого сына?
- Я мог бы сказать, что решение то было принято задолго до мыслей о моей новой женитьбе, - ответил старец. – И то, что мужу не гоже походить на облако, гонимое ветром и быть столь же непостоянным в словах и делах. Но дело не только в том. Сын мой от юной жены, если родиться, не скоро войдет в лета и станет мужем, способным управлять Транделагом. Увы, враги наши ждать долго не станут… а, кроме того, кто знает, каким сердцем наградит Фрейа этого мальчика. Может, он будет слаб да труслив? Смогу ли я доверить такому земли отцовы, будь он хоть десять раз моим сыном? Нет, вижу я доблесть Харальда. Он молод и порою горяч, но с ним – боги. И победа ему улыбается. Я же люблю Трандегаг и желаю видеть его, не раздираемым усобицей, как непременно бы вышло, а под рукой сильного конунга. Потому и решенье мое неизменно.
- Мудр ты, владыка, - склонил голову младший Хакон. – Не понимал я причин, а, как ты заговорил – все ясным как день многом стало.

Сообщение отредактировал DarkLight - 16-07-2007, 20:46

Альвхеймар. Асгейр и беглецы
С ДЛ

После отплытия Гандальва пять дней прошло. Крепко держал в своих руках власть, конунгом оставленную Асгейр, однако заслугой тому было не столько разумение ярлово, сколько то, что Гандальв крамолу огнем и мечом повывел. Ярлу же верному только и остовалось, что и дальше за тем следить, как рать альвхеймарская в числе множится да кузнецы брони и оружье новое куют в замен утерянному.
Оттого и удивлен был Асгейр, когда к нему слуга прибежал, сказав что на двор усадебный оборванцы явились уставшие, да видом напуганные. Хотел было приказать в шею гнать их ярл, да дальше слуга сказал, что в одном из пришедших херсир Вольфстейн сына своего признал, Гандальвом в Раумарики отправленного.
Велел тогда Асгейр в усадьбу всех пришедших привести, да допрос им учинить собрался, почто имена отцов своих позорят, да наказ конунгов не исполняют.
Вои, отправленные конунгом в помощь Асмунду, и впрямь, выглядели не гриднями славного владыки. А оборванцами разбору последнего. Словно побывала в лапах всех окрестных медведей… или ломились через чащу, не разбирая пути да себя не щадя. Нахмурился ярл, да кивнул слугам на чернобородого мужика, который смотрелся разумнее прочих.
- Ты! Скажи, чьего роду будешь?
- Тьодольва Рваного брат меньший, - молвил воин. – Сваном кличут.
- Так молви, Сван, почто вы на двор конунга своего притекли, когда сказывал он вам Асмунду помочь резать глотки нашим врагам из Агдира? Может быть этот предатель снова дурное удумал?
- Лжи не молвлю, ярл светлоокий – принял он нас хорошо, хоть и без радости бурной. А вот проводил мечами да стрелами. Да только не Асмунд в том виновен, его и в усадьбе-то не было.
- Гридни его против воли конунговой пошли? – удивился Асгейр. Конунг был самозванцем, но все же не казался безголовым дурнем, способным довериться худым советчикам.
- Ой, ярл, и не спрашивай! Я считал себя смелым мужем, а тут – боюсь молвить. Как вспомню – сердце останавливается, будто у немощной старухи.
- Да ты не только ослушник, но и трус ко всему, - скривился ярл, на другого гридня взор переводя. - Может тогда ты мне расскажешь, коли этот муж, даром что доспехи носит, а храбрости в нем не больше чем в Хаки Малодушном.
При этом имени все пришлые вои разом позеленели, будто прокисшего молока разом отведав.
- Ну, что побледнели, как зайцы в зимнюю стужу?
- Не поминай мертвяка неупоконенного к ночи, светлый ярл, - ответил на то Сван. – Явился он нам в землях Асмунда. Стоял как живой, вот, как до тебя сейчас до него было. Только лик имел мертвецкий, без кровинки, да Хель сама за плечом его правым стояла. Ох, что он нам там напророчил, светлый ярл! Лик был Хаки – а нутро не его, живой сын Гандальва так отродясь не говаривал. Псами нас звал да кровью своей попрекал. Говорил, что за проклятое дело взялись, помогая агдирцам и что все наши мертвые теперь встанут, Рагнарека не дождавшись… - тут у викинга от страха дыхание перехватило.
Асгейр столь сильно зубами заскрежетал, что стали крошиться они. Не хотел он верить в слова гридня, но понимал - мало что могло воина обученного до дрожи такой напугать.
- А Фенрира Волка да Йормунганда рядом с Хаки случаем не было? - Наконец бросил он. - Какое дело Хель до вас, турсова отродья, коли она сама царство свое покинуть не может до самых Сумерек Вечных! А ну признавайся - пили вы в ту ночь? Да, мниться мне - пили изрядно!
- Что выпили – все вмиг улетело, трезвыми как стекло вышли мы из той хаты.
- Да то, что вы вышли и какими дошли - я вижу, - злоба начала ярлом овладевать. - Сызнова мне расскажи, что за холопа ты принял за конунжича сгинувшего, да откуда там Хель взяться?
- Вот как дело было, ярл многомудрый, - принялся за рассказ тот же Сван. – Погода ненастной было, Тор молнии кидал да дождь лил знатный, так что мы рано разошлись по доминам. Только легли – слышим крик дикий. Ну, поскольку веры молодцам агдирским у нас не было ни на медяшку, схватили мы секиры – да на звук побежали. Заходим в дом – и видим такое… советник, которого Асмунгд главным назначил – на полу лежит без дыхания. Крови под ним нет, но по лицу видно – мертвяк. А над ним стоит Хаки… Тором клянусь – он это был! Ужели ты б человека, которого много лет видел каждый день, с двух шагов не признал. А дальше… да я удже сказывал.
- Хаки значит стоит... - протянул наместник Гандальвов и непонятно было по тону его верит он воям или же насмехается над ними. - А не учили ли вас, ротозеи, как мороки эти разгонять надобно? Коли даже из Хель вышел он - так надо было молитву вознести Тору и Одину и сразить мертвяка. А если то шутник был глупый, конунжича личину нацепивший - зарубили бы его и вся недолга.
- Помилуй, ярл – все мы задним умом крепки. Живых тут никто не боится, а вот восставшие мертвецы – такое и деды не каждый день видели. Кроме того, я же говорю – Тор в ту ночь бдел, а, значит, с его ведома Хель выходца к нам привела. Знать, и впрямь прогневил асов Асмунд. Слуги шептали – отца он родного сгубил…
- Песья кровь, вот и грызут друг друга, нам то с того убытку мало, - пресек разговоры об Асмунде ярл, уже достаточно услышав, чтобы понять - не конунг самозванный их предал. Другое покою не давало - что же на самом деле в усадьбе произошло. А отличии от гридней, Асгейр в появление Хаки из мира загробного не верил, особенно после того, как узнал правду о "воскрешении" Хальвдана. Но поди мужчичье в этом убеди. - Ты мне другое скажи, вой - почто бежать бросились вы, как зайцы? Али вам мертвяк, что и при жизни ничтожеством был указ?
- Али не заповедают Асы коварства Локи и дочери его сторониться? Может обманул он вас? - Голос подал Лаге годи, что возле трона находился.
- Замолкни, пес, - ему Асгейр приказал.
- При жизни он был малодушным, а там стоял конунгом, - тяжело молвил Сван и все пришедшие с ним закивали. – Хель любит высокородных, они к ней не часто попадают. Может, возлюбила она Хаки да мужем временным нарекла? – осмелился предположить викинг. – Тогда понятно, почему с ним пришла да сзади стояла.
- Хель великанша - как же она в дом-то поместилась? - Вновь Лаге произнес, и тут же получил затрещину крепкую от Асгейра.
- Молчи, кому сказал. А вы сказывайте - что после было, и отчего в таком виде назад возвернулись, оружие побросав? Не Хаки же за вами гнался до самого Альвхеймера.
- Гандальву мы вести несли, вот и поспешали. А гнались за нами лишь люди Асмунда, решившие, что это мы, альвхеймарцы, его херсира убили. Но недолго гнались - знать, своих им проблем хватило.
- Ох, - покачал головой Асгейр. - Отправилось вас две сотни, а на дворе всего-то три десятка собралось. Остальные поди все по лесам бегают? Надо было с вами жреца послать. Ну хоть этого - голосистого.
Кивнул он на Лаге, а тот, промямлив что-то побледнел весь и в стену вжался. Горазд был видать, лишь на словах храбрится. Махнул рукой Асгейр на дела эти, да приказал всех пришедших по домам отправить, все одно больше с них взять нечего было, с дураков.
А как ушли они, так ближним советникам сказал:
- Велел мне порядок беречь в его отсутствие конунг, но разве можем мы стерпеть оскорбление такое? Надобно силы собрать, да проучить наглецов в Раумарики. Заодно, может и узнаем, кто там решил именем Хаки Малодушного прикрываться.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 17-07-2007, 13:51

Халагаланд, Брюньольв и Хрут
Совместно с Тельтиаром

Тяжело падал дождь на землю северную. Не облаком туманным – стеною каменною наступал. Тёмными тучами небо затянуло, и тьма легла на землю усталую. Но миг – прорезала тьму небесную молния яркая. И раздался гром, на клич богов похожий.
Вздрогнул усталый Брюнольв. Стал он в последнее время тревожиться часто. С тех пор как приехал Бард грызёт отца предчувствие недоброе.
-То ли просто старость приходит… - забывшись, пробормотал вслух лендрманн.
Хлопнула дверь, и в клеть зашёл сын. Кап-кап – застучали по деревянному полу капли дождя с его волос и одежды.
-Здравствуй, отец.
-Здравствуй, Бард. Чую, перемены скоро случаться, – перевёл усталый взгляд на окно. – Устал я, сын. Измотала меня эта возня с Хареком да Хрериком.
Бард тихо сел возле отца.
-Но теперь они долго носа не покажут? Так ведь?
-Думаю, да…Успею отдохнуть. А теперь посидим молча, сын. Слышишь, как тяжело падают капли дождя?
Бард молча кивнул. Тишина поглотила застывшие силуэты двух людей. И лишь тяжелый дождь стучался в закрытую землю, с просьбой впустить его…
Тогда-то из-за тьмы непроглядной, да стены дождевой окрики послышались. Ворота заскрипели отворяемые. Донеслись до Брюнольва железа звон да команды отрывистые - то гридни ближние к воротам вышли. Гостей с почетом встретят, ворогов - сталью угостят. Въезжала телега за телегой на двор усадебный, тяжело груженые то были возы, оседали под тяжестью ноши своей.
Нахмурился Брюнольв недовольно - кого принесло в час сей поздний в усадьбу его?! Взглянул он вопросительно на Барда, но тот пожал плечами, сам недоумевая.
Тогда встал Брюнольв и к двери пошёл, гостей незваных встречать. Вскочил и сын его, поспешив за ним.
-Кто пришёл ко мне в час сей тревожный?
Поклонился слуга, плащ теплый подавая лендрманну, да так сказал:
- Говорят - ярл какой-то, а почему в спешности такой - того не ведаю. Но, чую я - битый он, да загнанный что кабан псами. Ох, хозяин, не много с такого гостя добра будет, да беду навлечь сможет.
Ещё более запасмурнел лендрманн. Бросил сыну он через плечо:
-Следуй за мною, да помалкивай!
Накинул плащ да и вышел за порог. Глухо стукнула дверь и звук этот тут же поглотил дождь.
Тенью Бард стоял за плечом отца своего. Воскликнул Брюнольв:
-Назови себя, гость нежданный! С миром ли пришёл или войну принёс в мой мирный дом?
Появился в скорости на крыльце человек росту высокого, так же в плащ закутанный, да промокший до нитки.
- Здоров будь, хозяин гостеприимный, - молвил он. - Зовут меня Хрут конунг Скауна и всего Транделага Внутреннего.
Удивлённо вскинулись брови хозяина усадьбы - с чего бы это конунгу одному приходить, да ещё и не сообщив об этом заранее.
-Какая беда привела тебя ко мне в дом, Хрут?
Бард за спиною отца нахмурился - не нравился ему ни гость, ни то, как отец разговаривал с ним. Странно всё это было.
- Разговор то не тот, чтобы на пороге его гуторить, - конунг бросил, и слышались в голосе его властные нотки, хотя и был он в положении просителя. - Ты в дом нас пусти, Брюнольв, обогрей, накорми как обычаи велят - за столом я тебе о кручине моей поведаю.
-Как смеешь ты с отцом моим говорить так? - воскликнул Бард и потянулся рукою до меча.
Остановил его Брюнольв, посмеиваясь.
-Прав гость! Обычаи наши велят сперва обогреть да накормить, а уж потом расспросы расспрашивать.
Обернувшись к конунгу, продолжил лендрманн:
-Простите сына моего. Молод он, горяч ещё. Проходите в дом мой, почтенный Хрут!

- Да, что уж там, - махнул рукой конунг Скауна, понимая отлично, что могли его и батогами погнать за визит такой прямо с крыльца и за ворота.
Но вскоре уже были они в трапезной, все семейство с собою привез Хрут и теперь деловито они от мала до велика ложками стучали, угощение хозяйское уплетая. Один только конунг не ел. Сидел он рядом с Брюнольвом, да рассказывал ему о беде своей.
- Разбил меня Харальд, да пса своего поставил за землями моими приглядывать. Народ Транделагский мне пока верен, да только нужна мне рать, хоть небольшая, чтобы прихвостня Харальдова сбросить, а тогда уже всем Транделагом подымимся супротив Хакона и мальчишки Агдирского. Коли дашь ты мне людей, Брюнольв, так в накладе не останешься - это я тебе обещаю. Хочешь - фюльк любой тебе во владения отдам, как власть верну? Али злата отсыплю щедро? И льгот дам торговых на годы вперед?
Печально улыбнулся Брюнольв Хруту:
-Я и рад бы помочь тебе, но рать моя не так велика, как бают.
При первых словах отца своего вздрогнул Бард. Неушто предательство отец его задумал?
- Шутишь, Брюнольв? - Брови поднял конунг свергнутый. - У тебя ж владения обширные, да людей поболе, чем во всем Скауне! А ты гуторишь, что людей у тебя нет!
-Владения обширны мои, но вот против Харальда и все мои люди не справятся. Велика его рать. А знаешь, что самое страшное, Хурт? - вкрадчиво сказал лендрманн. -То, что люди мои его либо боятся, либо за него стоять стеной будут.
Откинулся Брюнольв на спинку стула и с неприятною улыбкой посмотрел на конунга. Тут же, в прочем, спохватившись и улыбку эту с лица стерев.
- За него? Чем же он им люб так? - Удивился Хрут. - Слышал я - у всех бондов земли себе отбирает, да подати непомерные платить заставляет! Но ладно, коли не хочешь мне помочь войском, так хоть корабли дай в знак дружбы былой. Не могу я у тебя надолго оставаться, сам понимаешь - и сам тогда сгину, и на тебя, Брюнольв, гнев вражий навлеку.
-Кораблями я тебе, Хурт, помогу. Куда хочешь, довезут тебя. Хоть до эстов, хоть до бриттов, хоть до самой земли марокканской. - улыбнулся лендрманн. - Завтра же прикажу корабли готовить. А сегодня не могу - сам видел, дождь какой льёт.
Обернулся Брюньольв к Барду:
-Иди, распорядись, сын, чтобы клети гостевые подготовили. Много у нас сегодня гостей.
Бард молча кивнул и вышел. Сомнения зрели в нем. Не мог никак он понять, что задумал отец его.
Между тем в обеденной зале продолжался разговор.
- Вот уж спасибо и на том, - хмыкнул Хрут. - Да ты за корабли свои не бойся, оплачу, а то смотрю - уж больно хмурый ты ныне - точно думаешь я тебя грабить пришел. А вы расходитесь уже спать!
То на домочадцев прикрикнул конунг, и снова к Брюнольву повернулся.
- О своих делах тебя я поведал, и ты новости мне расскажи последние - быть может они мне приятны будут, да горечь смягчат?
-Главная новость сейчас для меня - то, что сын мой вскорости женится. Знатную невесту он подобрал себе. По осени уж и свадебку сыграем...
Долго говорил ещё Брюньольв с Хрутом, ночь уж к середине подходила.
Вдруг дверь открылась - то сын лендрманна, Бард, пришёл. Обрадовался чему-то лендрманн, да говорит:
-Поговорите-ка тут пока без меня. Я же пока схожу, отдам приказания слугам, да проверю - хорошо ли клети гостевые приготовили.
И вышел Брюнольв. А Бард сел за стол и, вздохнув, приготовился говорить.
Что-то ты не весел, Бард, - в свой черед стал и сына хозяина гость расспрашивать, поняв что Брюнольв все одно ничего важного не скажет. - Али невеста тебе не люба?
Улыбнулся Бард невесело и говорит:
-Невеста-то люба...Да вот с отцом странное что-то твориться. Речи странные говорит, да и ведёт себя страннее некуда. Я не знаю, что с ним творится...
А отец его тем временем приказы отдавал гридням своим:
-Сейчас вы в клети гостиные пойдёте. Убейте слуг Хрута, воев его, семью его.
-А девок оставить можно? - спросил человек с неопрятной пегой бородой и крысиными глазами.
Брюнольв брезгливо поморщился, но всё же кивнул.
-А ещё человек пять со мною пойдёт в трапезную, самого Хрута убивать. Заодно и сыну покажу, что не всё полезное - честно. Может горячность свою молодецкую сбросит.
Брюньольв повернулся и отправился по направлению к обеденной зале. Потом, вспомнив, он сказал:
-Валь, отошли человека к гонцу...ну, помнишь, приходил как-то от Хрута гонец. Он ещё так и остался жить в деревне. Его нужно убить!
Лендрманн вновь повернулся и пошёл в трапезную, где всё ещё гуторили гость и сын его.
- Странное, - призадумался на некоторое время Хрут, а после вскочил с места своего, нож тот хватая, которым мясо резал. Ох, опрометчиво слишком оружие он на входе в усадьбу оставил, да поздно это конунг понял.
Распахнулись тут двери - ворвались люди оружные.
-Отец, что происходит? - вскочил со своего места Бард.
-Не мешай мне! - воскликнул Брюньольв, доставая меч свой из ножен.
Непонимающе глядел сын на лендрманна, ещё недавно любезничающего с гостем.
А Брюньольв продолжал:
-Сдавайся, конунг! Коль сдашься, так выживешь!
- А домашние мои? - Вопросил Хрут.
-Поздно, Хрут...Дочери твои, может, живы ещё. А вот остальные все...
Ответил Брюнольв, глаза пряча.
- Ах ты песий выродок! - Прокричал в ярости конунг, только осознавая, что сам же привел весь род свой на убой, не сумев коварства распознать вовремя. - Мы под кровом твоим ели и пили! А ты... на гостей руку поднял! Проклинаю тебя! Никогда тебе не попасть в Валгаллу, подлый негодяй, и да пресечется твой род поганый!
Прокричал он проклятие свое, да ринулся на Барда, что ближе других к нему был, нож занося, да в горло сыну лендрманна целя.
Отпрыгнул Бард к стене. Огляделся, ища для защиты чего-нибудь. Подхватил скамью на подобии дубины и драться насмерть приготовился. Хоть и не желал он смерти конунга, но жизнь свою задаром он отдавать не хотел.
Когда нож Хрута близко к горлу его оказался, спрятался за скамью скальд, да в ней нож и застрял.
Кинулся Брюнольв на помощь сыну своему, сзади к конунгу подходя.
Оглушили в скорости, да скрутили скаунского конунга, да так и бросили пока на полу валятся.
-Отец, что значит всё это? Коль он тебе враг - зачем принимал ты его в доме своём. Коль друг...Он ведь ел и пил в доме нашем! Как ты мог??? - Бард был вне себя, он не мог понять, как его отец мог так попрать традиции древние гостеприимства.
-Молчи, сын! Я и раньше говорил тебе, что честь - это глупость молодости! Чтобы усадьбу свою в порядке держать, чтобы врагов не допускать до земли твоей, нужно иногда идти на подлости! - кричал на него отец.
Бард остановился, яростный и испуганный. Потом он прошипел сквозь зубы:
-Тогда...тогда я не желаю ни наследовать тебе, ни имением твоим управлять, ни даже сыном... - тут Бард остановился, поняв, что лишнее уже говорит.
-Ну, договаривай! Говори! - властно приказал Брюньольв.
Бард яростно мотнул головою и быстро ушёл из трапезной. Вскоре послышался звук захлопнувшейся двери - то скальд на улицу выбежал, под дождь.

Эйнар и Оттар.
Гиллисберг.
(С Тельтиаром).

- Да, ярл, - кивнул херсир, расстелив на столе карту, нарисованную углем на выдолбленной оленьей шкуре. - Вот это озеро Эйн. Через него бежал из Вингульмерка Гандальв Серый этой зимой, когда Харальд разбил его. Правда тогда оно было порыто льдом, сейчас же он растаял и, я думаю, озеро теперь станет неплохим препятствием на пути нашего врага.
Эйнар обвёл указательным пальцем руки озеро. Уголь чуть смазался и ярл задумчиво посмотрел на пятно, что палец теперь «украшало».
- Хм, большое, вокруг ничего нет, если и вправду так, то это пригодиться нам может.
- Еще как, - усмехнулся Оттар, так же глядючи на измазанный палец ярла. - Тем паче, что по левую сторону Эйна у нас окрестности Сарасберга. Асгаут тебя не жалует, ярл, но вряд ли он допустит, чтобы Асмунд начал усобицу, к тому же там Рагхильда, мать конунга, а она обязана тебе и Хареку своей властью и самой жизнью. Я уверен, Кровавый Ярл убоится ее гнева, и поэтому двинет свои рати по восточному берегу озера.
- По восточному,- задумался на секунду Эйнар, даже глаза чуть прикрыл, ясно было, что лучше себе ярл представляет, как действо сие происходить будет, опустил муж длань на карту да посмотрел Отару в глаза,- решено, к озеру двинемся, только что ты скажешь, относительно наших ратей расположения?
- Ты ярл, прекрати уголь смазывать, а то эта карта скоро бесполезной станет, - заметил Оттар, веточки какие-то доставая мелко-наломанные. - Этому меня Харек научил. Итак - здесь Скаун изгибается, перед тем как впасть в Эйн. Поле ровное, к тому же до поры наши войска будут сокрыты деревьями, растущими подле озера.
Он начал класть деревяшки на карту:
- Это наша дружина. Это, предположим, Асмунд. Они огибают озеро, в этом я уверен - зная его нетерпение, он врятли захочет делать долгий крюк, и вторгнется в самое сердце твоих владений. Тем более что со стороны Вестфольда и Раумарики подойдут остальные его рати. Мы встретим его в этой долине, поставив воинов так, чтобы позади них были бурные волны Скауна, - херсир вновь улыбнулся. - Так мы отобьем у них даже саму мысль о бегстве.
Ярл руку рядом с картой опустил, внимательно за действиями Рваного следя. Вспомнилось, как они, бывало, вместе с Хареком вот так же веточки на карте раскладывали, и пожалел ярл, что нет подле сейчас друга верного, что скупа на встречи им судьба. Тоже улыбнулся он на слова воина последние.
- Да, уж от Асмунда-то Кровавого только мыслей о побеге и жди. Ладно, чему быть, того не миновать, согласен я с тобою, Оттар, дело ты говоришь и прав во всё, правда, вот дружины наши,- он передвинул немного палочки,- я бы сим способом расположил.
- Так, оно конечно с точки зрения атаки лучше, - согласился херсир. - Да вот прикрытия рекой мы лишаемся. А ну как будет войско Асмунда больше нашего вдвое?
- Согласен, есть у меня мысль одна, вооон в том леске часть воинов разместить, в нужный момент выскочат они и сбоку во вражеские ряды врежутся.
- Мысль здравая, славный ярл, - согласился Оттар, лоб нахмурив. - Да только редкий больно лесок там, как я помню. Надо бы приказать нашим с собой ветвей нарубить, да мох надрать - уж тогда засаду устроить как должно, сумеют.
- Всё это сделаем, когда выступим, не на себе же это богатство тащить. А выступать, мнится мне, надобно без промедления.
- Правильно ты думаешь, Эйнар, - кивнул херсир, карту аккуратно убирая. - И без того на мальчишку того много времени ушло, да все без толку.
Вновь упрекал ярла в добродушии излишнем воин, видать никак забыть не мог, что тот убийцу, на его жизнь покушавшегося, отпустил.
Ничего не ответил на упрёк Эйнар. Принял он это решение не сиюминутному порыву подвергаясь, и стоять на своём готов был. Понимал он и то, что обида херсира снедает, но поделать с этим ничего не мог.
- Иди Оттар, сообщи воинам, что завтра поутру выступаем мы. Всё к этому времени готово должно быть, прошу я тебя, проследи за этим.
- Уж в этом не сомневайся - всеми силами выступим, а там - все в руках Господа.
И только повернулся Оттар вон выйти, как хлопнула дверь, и в чертог гонец ввалился. Ужас на лице мальчишки написан был.
- Ярл, на границе с Вермаландом войско свейское стоит!- чуть ли не прокричал он.
Эйнар аж с кресла вскочил, на которое минуту назад, Отара отпустив, опустился.
Да только Оттар пока уходить не спешил, взгляд пытливый с мальчишки не сводя:
- Не мямли ты, заячья душа, сказывай ярлу все как есть - что за свеи? Откуда взялись.
- Так... из Вермаланда, на границе стоят, - уже поспокойнее, отдышавшись, отвечал гонец. - Их там сотни, я сам видел - а стяги... я таких знамен отродясь не видал, какие у них подняты. Разве что одно узнал - Вермаландское...
- А с чего решил, что это свеи? - Недоверчиво сверкнул глазами Рваный.
- Ну так... кто ж не знает стяга Свейского конунга.
Глянув на херсира, в разговор Эйнар вступил.
- Ты точно только это знамя узнал? И вообще, что они там делают?- будто у воздуха спросил ярл.
- Знамо что, - проскрежетал Оттар. - Силенки копят, так, как вода запруженная - а после потоком мощным прорвут границы наши, что река твою плотину. И поминай, ярл, владения твои как звали. Была земля норвежская - будет свейская.
Испуганный паренек же только стоял, да кивал, боясь слово сказать.
- Ммм…, - простонал хозяин пока ещё норвежских земель. В душе его буря бушевала, но негоже это при мальчишке показывать было, да и при Отаре тоже. Посему сдержал себя ярл, только глаза громы и молнии метали.
- Войско нельзя разрывать. Что ты ещё о свеях этих знаешь?- у мальчишки спросил.
- Да, уж если бы я знал что - я ж как увидал, так сразу у батьки коня взял и к тебе, милосердный ярл, погнал его, а то как же!
- Эх, парень, парень, важные вести ты мне принёс, да только жаль, что поспешил так. Ещё ценнее они были б, если бы ты всё как следует разузнал. Надобно кого-нибудь смышлёного туда послать,- посмотрел ярл на Отара.
- Знамо дело, - согласился херсир. - Буревого я к ним отправлю, верного воина, да к тому же чужеземца - коли поймают его – скажет, на службу наняться решил, да там все и разузнает.
- И то верно. Только надо, чтоб этот твой Буревой никому не попался, да быстро обернулся. А то время не терпит.
Ярл снова сел.
- Он на то и Буревой, что не медлит, - гордо Оттар сказал. - Другое волнует меня - коли действительно свеи супротив нас пришли, да еще в силах столь великих, хотя уверен я - от страха мальчишка число их преувеличил, какое войско мы им противопоставить сможем?
- В этом и загвоздка, Оттар, мало того, что войско у нас не так прямо чтобы уж и огромное, так ещё и Асмунд грозит напасть в скором времени.
Тяжкий вздох издал молодой херсир:
- И вот ведь, что плохо - свеи, они хоть и враги, но все что сделают - это земли наши отнимут, да своих наместников поставят, Асмунд же придет - пожжет все, людей посечет, покуда всю землю с золой и кровью не перемешает, да и на том не успокоится.
- Эх, стравить бы их…. Мнится мне, что кюне гонца послать надобно, всё же не только моё это дело, но и конунжье тоже.
- А там Асгаут, - задумчиво произнес херсир. - Эх... Харека бы сюда.
- Асгаут сам себе не враг, он тоже всё понимать должен. Пусть и не любит он меня, да только землю на поругание отдать и ему совесть и разум не позволят.
- Ты, ярл, в людях лишь хорошее видеть стараешься, я же - всю мерзость их зрю, - отвечал Рваный. – Но, будь по-твоему. Снаряжу гонцов к кюне, ты лишь послание ей напиши.
Махнул ярл на мальчишку, тот из покоя вышел, негоже ему слушать было, что здесь говорят. Быстро Эйнар кюне послание написал, рассказал в нём всё как есть, не утаил почти ничего. Не слишком длинным оно получилось, да такое сейчас и требовалось, когда не в письме упражняться надобно, а действовать, и немедля.
- Вот, - протянул письмо Оттару ярл,- пусть гонцы немедля отправляются. Эх, придётся с выступлением на Асмунда повременить.
- Нет, ярл, - Оттар настоял. - Упустим время - более удачного шанса войска Асмунда порознь разбить не выпадет. А коли соберет в единый кулак все рати свои - мы меж двух огней окажемся.
- И что же мы, усадьбу бросим, а если в это время свеи подойдут? У них небось тоже лазутчики есть и сразу доложат, что хозяин с войском Гиллисберг покинул!
- Останемся в усадьбе - Асмунд пожжет все к северу отсюда, а свеи - к востоку, - с силой кулаком по столу Оттар ударил. - Решительно нам следует действовать!
Нахмурился ярл, не любил, когда на него кричали, но минуту подумав, всё же правоту херсира признал.
- Собирай войско Оттар, завтра выступаем, да пыл свой поумерь, негоже перед людьми в таком виде являться. Воин всегда с холодной головой и ясным разумом оставаться должен, и перед подчинёнными тоже.
- Ты прав, ярл, погорячился я. Но все ж, отправлю человека и к Хареку Волку. Его войско кстати сейчас было бы.
- Ну отправляй, махнул рукой Эйнар. Только не верится мне, что подмогу он сейчас пришлёт, ему самому оно потребно.

Сообщение отредактировал Анж - 18-07-2007, 16:29

Халльвард, Сигтрюг и Ко
(за Ко играл Тельтиар)

Долго ехали братья и Бьярни, но нужно им было все же остановку сделать, на отдых прерваться: и кони устали, и сами они устали, особенно Халльвард - на него и глядеть было жалко, до того измученным он выглядел. Сказался, видно, путь, в цепях тяжелых им проделанный, да побои, хоть и досталось ему их мало от Харека.
Спешились они у дороги, Сигтрюгг брату помог с коня слезть - хоть Халльвард и убеждал его, что сам способен сделать это.

- Ладно, хорошо, что все обошлось, - рассудил младший Вебьернссон. Сидели они на бревне старом, лежащем у самой дороги, разговор вели меж собой.
- Не оставляет меня мысль одна, - произнес Халльвард, - мысль о том, что выбрались мы из переделки этой только по одной причине.
- Асгаут? - вполголоса Сигтрюгг предположил. Халльвард только рукой махнул.
- Что там Асгаут... Спасибо ему за многое, конечно - и будь он проклят за еще большее, а только спасеньем своим мы тому обязаны, что Харальду конунгу родичами приходимся.
- И правда, - помолчав, младший произнес. Сверкнули странно глаза его, как всегда бывало, когда мысль новая, интересная, в голову к нему приходило. "А ведь этим воспользоваться можно", подумал Сигтрюгг, но вслух не произнес - Бьярни рядом был.
- Что, братья, ужинать будете? - Словно почувствовав взгляд младшего Вебьернсона, хирдман спросил. - Разносолу конунжего не обещаю, но всяко посытнее, чем у Харека будет.
- Конечно! будем! - в два голоса они ответили: оба проголодались уже...даже не столько проголодались, сколько по еде соскучились, не из вражеских рук брошенной, не стражником сквозь дверь темницы протянутой.
- Эй, Вали, тащи сюда, что ты там подстрелил.
- Так, утку, вестимо, что тут еще подстрелишь-то, не вепря же, - отвечал дородный гридень, помешивающий деревянной ложкой варево в котелке. - Ну, значится, подноси миски, кто голоден. Наваристый бульончик вышел, аж пальчики оближешь.
С мисками оба подошли, Сигтрюгг Халльварда вперед пропустил, сам встал сзади, в котелок заглядывая, - красота! Вот о такой похлебке, и правда, сейчас только мечтать можно было; а впрочем, вот она, мечта, уже в миске плескается. Уселись вокруг котелка братья, рядом с провожатыми своими, да приступили уж и к трапезе, да так приступили, что за ушами у обоих трещало.
Рядом, к ним поближе и Бьярни сел, хлеб наломанный протянул.
- Ну ничего, вот в Сарасберг вернемся, там будет еда как еда, а это так...
- Кому так, а кто полвечера убил, ее готовя, - обиженно протянул Вали.
- Похлебка на славу удалась, - утешил гридня Сигтрюгг, от куска хлеба откусывая. - Вот такая на столе у конунга и должна стоять, точно говорю!
- А долго нам ехать-то осталось еще? - Халльвард спросил, от еды отрываясь.
Вали довольно надул щеки, сам принявшись за свою стрепню, а Бьярни, дожевав хлеб ответил:
- Через день Гиллисберг обогнем, а там дня три-четыре, и будем в Сарасберге. Надеюсь - вернется Асгаут, ибо хотел он с вами потолковать о делах важных, прежде чем вы к кюне пойдете.
- Вот оно как, - понимающе Сигтрюгг кивнул. Да,Асгаут-то, конечно, уж поговорит с ними...Хоть будут знать, что кюне говорить. А вообще, парень рассуждал, от него, Асгаута, только неприятностей жди на свою голову - как пошлет куда-нибудь, так потом непременно дело бедой обернется для кого-нибудь.
- Так-то оно так, - кивнул хирдман, из кошеля на поясе послание доставая хареково к кюне. - Прочитал я сие, знать хотите, что там сказано было и про вас, и про Асгаута, и еще про многих мужей доблестных?
- И без того догадываемся, - Халльвард вздохнул, пустую миску отставляя всторону, - но слова харековы знать хотелось бы как можно точней.
- А вот это, думаю излишне, - покачал головой Бьярни. - Пишет он ладно, да складно, а все в ущерб многим людям знатным, да и вашей чести тоже прибытку от его речей немного.
Бросил он послание в огонь, наблюдая как начали языки пламени руны слизывать.
- Вот, как и не было его. Всем нам от того лучше будет.
- А... если узнает кто?.. - младший из братьев, высоко брови темные подняв, следил за тем, как ласкает огонь выведенные строки.
- Не от нас, само собой, - быстро Халльвард добавил, чтоб взглядов подозрительных не вызвать. - А ну как Харек или те двое, что меня к Эйнару везли, скажут кому? Ежели успеют, конечно, раньше нас.
- Кому? - Усмехнулся Бьярни. - Возвернутся они к Хареку, так он ничего сделать не успеет. Могут конечно к Эйнару податься, но этот пока думать будет, да решать - уж Рагнарек наступит.
- А если к Рагхильде попрутся, - рассмеялся Вали, рядом сидевший, да продолжавший уже третью миску приговаривать. - То там их быстро на пару голов укоротят, кюна - она оборванцев всяких к себе не примет, да и стража не допустит.
- Мы же их предупреждали, - добавил гонец.
Полегче стало у братьев на душе.
- Тогда пускай горит себе, - кисло улыбнулся хельд молодой. Повторил: - "Как и не было его"...
А веки смежились уже у него: устал, да на огонь глядя, только сон себе нагнал. Тряхнул Халльвард головой, протер глаза - рано было спать еще.
- Да и если даже в милости своей примет Рагхильда сброд этот, - Бьярни продолжил. - Что они сказать смогут против этого!
Взял он юношу за руку изувеченную, поднял, так чтобы все ожоги да следы от цепей увидали.
Ропот злой меж воинов пронесся.
- Действительно, что уж тут возразишь, - неловко высвободил руку хельд, запястье потер. - Ну да надеюсь, до свадьбы заживет.
"Перевязать бы руку-то", думал Халльвард, "а то мало того, что коситься теперь будут все кому не лень, так и брата меньшого еще пугаю - он как глянет случайно, так чуть не слезы на глазах выступают." Сигтрюгг, и правда, когда на ожог этот страшный взглядывал, бледнел от ярости, про себя Хрека последними словами кляня да брата жалея.
- Так то смотря до чьей, - рассмеялся хирдман старший. - Ты другое запомни, Халльвард - ты самой кюне родич, причем после брата ее Гутхорма - ближайший. И никакой холоп - будь он хоть ярлом из грязи поднятым руки на тебя безнаказанно поднять не может.
- Запомню, - кивнул тот, - только вот Харек Волк, видно, не знал того. И Эйнар, когда брата в темнице держал, тоже не знал. Или всем ярлам объяснять, что мы, мол, кюны родичи?
Замолчал после слов этих юноша, а после добавил:
- Не то я сказать хотел. Устал я, от всего устал. Несколько дней этих как несколько лет пролетели... - он зевнул, рот рукой прикрывая. - Я бы прикорнуть хотел немножко. Или мы - Спи пока, парень. Есть время для отдыха пока.

Транделаг. Усадьба Хладир. Хакон и Харальд.
С Тельтиаром.

Долго ли, коротко, но вернулось войско агдирское к Хладиру в самый разгар хлопот предсвадебных. Повсюду вокруг усадьбы столы расставляли слуги, скот с пастбищ окрестных сгоняли, да зерно везли, да бочки - как знали, что одного лишь запаса из погребов усадебных мало будет.
А перед воротами раскрытыми, увидал Харальд детину широкоплечего в одеже дорогой, приказы раздающего. Да признал в нем Ахти. Ничего не сказал конунг, проехал в ворота, да подозвав к себе Олафа, так ему велел:
- Хакона найди, да спроси, почему отродье это йотунское на свободе.
Склонил голову воин, поскорее направился конунга Транделагского искать.
Хакон старый вместе с молодым недалече сыскался. Выслушал он посланника, усмехнулся в усы да пошел встречать будущего зятя.
- Рад видеть тебя в добром здравии да с победой заслуженной, Харальд Хальвансон, - степенно молвил старый властитель конунгу молодому. – Значит, ты видел уже, как Ахти теперь о твоей свадьбе радеет? Признаешь, что спор наш мною выигран?
- И ты здравствуй, добрый Хакон Гротгардсон, - как должно Харальд ответил, спешившись. - Вижу я, сумел ты спор выиграть, хоть и не верю я в намерения его добрые.
- Трудно поверить врагу, хоть и бывшему, - кивнул Харальду Хакон. – Но полной безопасности конунг и в собственном доме не ведает, а из Ахти, и впрямь, ладный помощник мне вышел. А далее – сам решай. Есть много мест, где властитель желал бы видеть людей, ему жизнью обязанных. Пусть не всех их можно спокойно оставить у себя за спиною, но это – единственный недостаток сделок подобного рода. Работать они умеют. И воевать – тоже.
- Воевать умеют многие, да не все успешно, - усмехнулся Харальд, Ульва к себе подзывая и что-то бросив ему вполголоса. - Теперь же есть у меня для тебя, Хакон, еще один подарок, чтобы не говорили потом, будто бы ты зятя нерадивого привечаешь.
Выволокли тут на веревке слуги Раги Иварсона, конунга самозваного, бросили его под ноги властителю Транделага.
- Этого тоже на волю отпустишь?
- Нет, - покачал седой головой конунг Транделага. - Враг может сражаться с тобой в битве, но быть после усаженным к очагу, если храбр он и честен пред асов законом. Друг, измысливший подлость - что бешеный волк. Отпусти его на волю - в том слабость увидит да отомстит люто за твою доброту. Думаю - вздернуть его на дубу, Одину приношением.
- Тогда сейчас то делать надобно, - один из жрецов молодых, что с Харальдом был, молвил. - Не гоже убийством свадьбу омрачать будет.
- Ну, так делайте, - пожал плечами Хакон. - Зачем время тянуть? Или, возможно, ты, Харальд, потеху какую измыслил?
- Можно было бы, да только - человек этот, хоть и падаль, да знатного рода. Слышишь меня, Раги? - С силой пнул пленники конунг, тот в ответ лишь простонал что-то. - Только из уважения к твоим предкам, что верно своему властелину служили, отправишься не в Хель, как того заслуживаешь, а к Одину. Исполняйте.
Споро жрецы за дело принялись, едва лишь дерево подходящее отыскали, да прикрутили веревками Раги Иварсона к нему, после же Хакону копье протянули заговоренное.
- Не гоже мне пачкать руки о падаль, - покачал тот головой, древко рукой отодвинув. – Сколь славны были предки, столь ничтожен потомок. Моего уважения к роду не хватает на то, чтоб оказать псине этой последнюю милость. Крикните Ахти. Пусть отправит другого по той дороги, с которой сам свернул лишь харальдовой милостью. Думаю, юноше то пойдет впрок, да и справедливым покажется. Око за око, что у асов берешь – тем же и воздавать надобно.
Позвали Йотуна, тот спорить не стал - сделал замах, да бросил оружие, точно в брюхо попав приговоренному. Стал извиваться Раги, на копье нанизанный, но никто Ахти второго копья не поднес.
- Коли желает Отец Ратей, чтобы мучился он за все то зло, что совершил - так тому и быть, - жрец молвил.
- Сдается мне, вы снова толкуете свои желания, волей богов, - поморщился Хакон. – Ахти, перережь ножом ему глотку! Того даже свиньи на бойне достойны.
- Не к добру, конунг с волей Одина спорить, - произнес старший из служителей Асов, да только не его Ахти слушал, а нож вынув поближе подошел к ярлу подвешенному, да провел по горлу его сталью острой.
- Как ты и велел, конунг.
: - Что к добру а что нет в землях моих - я решаю, - несколько резко бросил конунг Трандхейма. - Помни о том, жрец.
- Твоя воля, - склонил голову тот и добавил тихо: - До поры.
Харальд же так сказал:
- Пройдем в дом, родич мой будущий, не гоже нам дела важные обсуждать на улице.
- Много воли себе жрецы взяли, - хмуро сказал Хакон Харальду. – Скоро дела поперед конунгов решать станут. Тревожит меня то сильно. Сам я, конечно, богов почитаю, но долгая жизнь приучила меня думать своей головой, а не полагаться на предсказания по кишкам жертв. А теперь еще Белый Бог…
- Прочь пошли, - жрецам бросил Харальд, заметив, что они к разговору прислушиваться стали. Те хотели возразить что-то, но Ульв и Укси их живо оттеснили. - С той поры, как разглядел я в служении Торлейва лишь похоть да властолюбие, славный Хакон, и во мне веры в необходимость жрецов поубавилось. Я - прямой потомок Одина и Ньерда, так неужели мне воля Асов хуже видна чем им?
- Вот и я о том же, - подхватил тему Хакон. - Любой лагодник может назваться годи и вершить суд, прикрываясь богами. А конунги от них ведут род. Кому же виднее? Беда в том, Харальд, что люди мелкие да умишком убогие все, что говорят им именем Одина, слушают внимательнее, чем конунжьи речи. А говорят им: "Бей поклоняющихся чужим богам"! Как будто в Норвегии среди верующих в Вальгаллу не одного мерзавца не сыщется!
- В том ты прав, но и чужого нам не надобно, - отрезал Харальд. - Белый Бог он для франков хорош, не для нас. Но что мы о грустном все - вести добрые я принес: разбиты мятежники окончательно и в поражении их не последнюю роль Грютинг сыграл отважный, дядя же мой ныне к повиновению приводит владения их.
- Вести то, и правда, добрые, - согласился Хакон. – Но и у меня есть, чем твою душу порадовать. К свадьбе все готово.
- Вести то, и правда, добрые, - согласился Хакон. – Но и у меня есть, чем твою душу порадовать. К свадьбе все готово.
- Отлично то! Так не будем же медлить тогда! - Улыбнулся Харальд. - Баньку-то, родич, ты уже велел истопить?
- А как же! Уже дожидается.
- Как же я стосковался по баньке парной, - умиленно протянул юноша. - Да и воины мои пока тоже с себя смоют грязь походную. Завтра же поутру торжество устроим.

Хладир. Свадьба. Хакон, Харальд и гости
Тельтиар, Дарклайт и Скальд

Нынешнее утро по-новому осветило усадьбу Транделагского владыки – словно и не было яростных сражений да жарких пожаров, даже следов не осталось, на славу постарались слуги да работный люд – принарядили домину конунжию к свадьбе единственной дочери правителя. Украсились стены узорами расписными, свисали со столбов гирлянды цветов, протянувшиеся через весь двор, заполненный ныне ломящимися от кушаний столами. А на каждом столе по три скатрети лежало – белой, алой и зеленой. Великий праздник устроить желал Хакон, коли уж даже простым бондам ныне честь выпала со скатертей трапездничать, да то вино пить, что сто лет в погребах выстаивалось.
В самой же усадьбе, где для знатных ярлов да воинов именитых накрыты столы были – аж по пять скатертей стелили, да кушанья столь изысканные подавали, что впору удивится был – где и как сумел раздобыть их медведь транделагский.
Но вот стали съезжаться гости, места занимать согласно родовитости и заслугам, а там и народ потянулся простой – кому места во дворе не хватало, тем велено было еду за ворота выносить, да так распорядился Хакон, чтобы ни одного человека, на свадьбу дочери его пришедшего не минул рог, до краев наполненный.
Жрецы же, едва только коснулись первые лучи солнца земли транделагской, на священных алтарях приготовили жертвы: Фрее – украшений затейливых, Фрейру – вепря дикого, Тору – козла круторогого, Тюру – волка матерого, что точно Фенрир, с цепи рвался и на гостей зубы скалил, Хеймдалю – барана тучного, Идунн – яблоки моченые и сливы, Фригг – ячменных лепешек и молока парного, Одину – пива хмельного крепкого, дабы захмелел и добрее стал к новобрачным Всеотец.
Бросил руны верховный жрец хладирский Индриди, узрел судьбу, что Харальду и Ассе предназначалась, да до поры в сердце своем запер знаки богов пророческие, после решив рассказать, что выпало им, поскольку, хоть и было хорошим предзнаменование, но примешалось и к нему горечь небольшая: первой руна Уруз выпала, говорившая о счастливом завершении дел нынешних и скором развитии дел грядущих, о том, что коли достаточно усилий приложено будет – то многие начинания и замыслы воплотятся. Так истолковал это Индирди, что завершилось отрочество Харальда и ныне станет он мужем во всем зрелым, и успехов многих добъется, взяв в жены Ассу дочь Хакона. Следом же лежала руна Феу перевернутая – отчуждение, трудность, препятствия. Не ждало молодых счастье семейное, не по любви этот брак заключался, а от того - будет разлад в семье.
- Да поможет им Фрея, - произнес служитель Асов, третью руну в мешочек пряча. То была руна Ингуз, плодородие, а значит хоть и не будет любви меж супругами, народятся у них дети и род не угаснет.
Поднялся жрец с плаща расстеленного, повелел прислуге и младшим служителям в готовности быть, а сам в палаты усадебные последовал, где уже на высоком троне сидел Хакон конунг, а подле него и Асса стояла, смущенная обилием гостей пришедших. Не привыкла она к таким торжествам, но о том и конунг, и жрец старый знали.
Как и требовалось – у всех людей еще на воротах оружие гриди забирали, в сундуки крепкие запирая. Не убийц коварных боялись, а того скорее, как бы во хмелю не поубивали друг другах храбрые воины, коли ссора какая случиться, так же – разве что зубы повыбивают, да бороды повыдергивают.
Но вот трижды в дверь ударили, вошел в сопровождении Грютинга и Асбьерна, да жрецов волкоголовых, да телохранителей конунг Харальд, гордо голову поднявший, но не было во взгляде его ныне надменности, что замечали за ним последнее время. Дружески смотрел он на людей Хакона, людей – что скоро подданными его станут. Один раз лишь, пока шел, на Ассу он взглянул, и то – мельком, больше – на тестя будущего смотрел. Но вот в пяти шагах от трона остановился конунг, и медленно, точно нехотя, на колено одно опустился.
- Прошу я у тебя, Хакон, властитель Транделага руки твоей дочери Ассы, дабы стала она мне законной женой и хозяйкой всех владений моих, я же тебе сыном стану и верным другом Транделага.
Легко шли слова, не один раз их уже повторил Харальд, прежде чем солнце взошло, оттого и невыспанным казался, что ночью этой глаз сомкнуть не смог. Все же боязно ему было перед свадьбой, даже более боязно, чем перед сражением с Гандальвом в Лондире. Тогда по крайней мере он знал кто его враг и что делать надобно, а сейчас – главное держаться достойно было, чтобы видела знать транделагская: во всем велик агдирский конунг.
- Отдаю я тебе, Харальд Хальвдансон, свою дочь, - молвил Хакон, - и сердце мое счастьем при том полниться. Ибо, ведомо богам, что одного ребенка я при этом теряю, но обретаю сразу и сына достойного. Был дом мой пуст, и селилась в нем немощь да старость. Ныне же древо рода конунжьего новыми побегами обогатиться.
Выслушал то Харальд, и склонился пред тестем, как велел то обычай. Ведомо было агдирскому конуегу, что скоро Хакон его лишь владыкой повеличает. Но до той поры решил юноша вежество чтить и не дозволить гордости глупой да крови горячей праздник испортить. За гриднями молодыми Харальд велел старшим приглядывать, ну, а с собой. как он мыслил, достанет сил совладать. Тем более, что искренне радовались в Транделаге погубителю ярлов мятежных.
- Согласна ли ты, Асса, дочь Хакона, отдать свое девство Харальду агдирскому, быть ему верной женой и мудрой наставницей наследникам рода? – молвил меж тем годи.
Согласие девы ничего не решало, брак ее был заранее оговорен меж отцом да женихом. Но Асса и не думала упираться, что делать, коль боги, распределяющие таланты, не наградили ее горячей кровью да непомерной гордостью Гюды? Она чтила отца и не мыслила для себя прекословия выбору Хакона. Харальд – так Харальд. Д а годы ее наводили на мысль о покорности.
Дочь конунга Транделага молвила: «Да», - и залилась густой краской. Бонды и ярлы взревели в едином порыве, славя конунгов, кюну и новый род, под этой крышей рождающийся.
После был пир, и обильные жертвы богам. Кровь и пиво лились рекой, лишь немногие вои, в карауле оставленные, трезвость на том пиру сохранили.
Наконец, когда солнце уже сияло в полную силу в самом центре небесного свода, а многие самые горячие захмелели и свалились под лавки, или лапали служанок по темным углам, жрец Индриди позвал старого конунга и новобрачных во двор, к жертвеннику Тюра, у которого следовало клятвы принести в верности супружеской.
Впереди Хакон шел, за руку дочь свою ведя, а чуть поодаль Харальд, словно признавая ныне главенство тестя. На редкость мало выпил юный конунг за время пира, взор его еще чист был, в то время как шедшие позади него ярлы уже пошатывались. Сам же жених не на невесту свою смотрел, а все по сторонам больше, то привечая, что от других взглядов ускользал - вон двое хирдманов бранятся, вон слуги скатерть одну за углы берут, да всю посуду в нее, как в узел покидав уносят, а на стол новые кушания ставят, а вон на алтаре тюровом волк хрипит, кровию исходя. Ох - кабы так было, когда Фенрир асу руку откусил - быть может и не боялся бы никто Рагнарока.
Наконец остановились они у жертвенника. Наполнил жрец кубок медом хмельным, кровью волчьей сдобренным, посмотрел на тех, кто рядом стоял:
- Мед - то богов напиток и медведей, транделага хранителей, волчья же кровь горячая - то агдирского зверя удаль. Пусть же воедино как в чаше этой, все лучшее от Транделага и Агдира сольется.
Помолчал жрец, затем продолжил:
- Готов ли ты, Харальд перед лицом справедливого Тюра, перед лицом Фригг, да перед лицом Всеотца нашего Одина взять Ассу дочь Хакона в законные жены? А ты Хакон - готов ли дочь свою единственную отдать Харальду, сыну Хальвдана и назвать его сыном?
- Да, - ответил конунг Транделага, ни мига не медля.
Слушая жреца, Харальд смог наконец хорошо рассмотреть свою суженую: не красива, это первое, что промелькнуло в его голове. Эльдис была намного красивее, настоящая Фрейя по сравнению с этой. Да к тому же дочь Хакона уже не первой молодости - еще немного и ее лицо сморщиться от морщин, в этом конунг не сомневался, а его гриди за глаза ославят мужем кюны, ему в матери годной.
Если и правду говорили, что глаза - зеркало души, и в них можно увидеть потаенные мысли, то к Харальду это сейчас не относилось. В его глазах застыл триумф, а не разочарование внешностью жены. Что же - все в его возрасте (да и более зрелые мужи тоже) мечтают о девах, сравнимых красотой с дочерьми Одина, но он был конунгом, а значит в первую очередь должен был думать о получаемой от брака выгоде. Женитьба на дочери Хакона была выгодной - о том ему когда-то говорил Торлейв, то же Харальд понял и сам, понял - едва лишь увидел богатые и плодородные земли Транделага, способные прокормить все его владения. И не беда, что жена надоест ему уже вскоре после свадьбы, и он будет рад возглавить новый поход, лишь бы не видеть ее лица, некрасивого лица взрослой женщины с наивными детскими глазами.
Почему-то вспомнились рассказы бабки, о ее молодости. В них старая Асса часто говорила внуку о том, сколь ненавистен ей был ее муж - Гудред. С ничем не скрываемой злобой она вспоминала, как прогоняя ее, конунг водил на свое ложе продажных девок, даже ее собственных служанок, если они были хоть сколько-нибудь симпатичны. Один из этих рассказов навсегда отпечатался в памяти юноши:
"Приведи мне Хильд, - сказал как-то Гудред, узнав, что у его жены появилась новая служанка. - Сегодня я возлягу с ней".
"Я велю после избить ее плетьми", - отвечала Асса.
"То, что будет после - меня не интересует", - с усмешкой бросил законной жене дед Харальда.
Тогда, раньше юноша осуждал деда, и про себя говорил, что никогда так не поступит, но сейчас - похоже он начинал понимать старого Гудреда. Постылая жена, жена, взятая силой, жена, которая никогда его не любила - разве она могла хоть как-то удовлетворить властителя?
Похоже, сам того не желая, он пошел тем же путем, что и его дед. Но отец ведь был счастлив в браке!
"Хальвдан был женат на Рагхильде, твоей матери, - внутренний голос, холодный, рассчетливый произнес эти слова без капли жалости. - А она была красивейшей женщиной Норвегии, была и осталась до сей поры, не то, что твоя женушка".
Да, конечно он не убивал Хакона, не брал его дочь силой, как дед сделал с бабкой, но - ведь видно же, что не люб он Ассе, и идет она на это не в силах противится воле отца.
Но этот брак был выгоден ему, жрец требовал ответа, а Агдир нуждался в наследниках. Харальд вновь взглянул на невесту, и улыбнувшись ей, произнес:
- Согласен.
Жрец протянул юноше кубок, наказав отпить из него и передать невесте.
- Помните, вы дали клятвы богам, и коли нарушите их - навсегда может угаснуть славный род властителей, - сурово произнес Индриди.
Молодой конунг несколькими глотками опустошил кубок на две трети, а затем протянул его Ассе.
Харальд был полон достоинства. И показалось гридням, будто навет то, что невеста старше жениха чуть не вдвое. Конунг Агдира смотрелся мужем. не мальчиком, а асса смущалась, ну, как девченка. Воители любят сильных властителей. Служители битвы, они почитают силу и склоняются перед волей, а сын Хальвдана дал им и то и другое. Хакон смотрел на зятя - и радовался, что тот так быстро нашел краткий путь к сердцам транделагской дружины.
Обряд был завершен, и молодые направились в специально сооруженную домину, провожаемые пожеланиями и напутствиями. Некоторые из особо откровенных советов заставляли пылать щеки Ассы. Харальд держался увереннее. Хакон и Грютинг заранее постарались, чтобы жених не оплошал перед невестой, познакомили его перед свадьбой с таинством служения Фрейру, подобрав опытных и покорных рабынь. Ибо что может быть менее угодно богам, чем муж, оплошавший перед невестой?
Дверь домины затворилась за молодыми супругами, и праздненство продолжилось с новыми силами. Много рогов было осушено за счастье новой семьи, за доблесть Харальда да благоволение асов и ванов. Под конец даже Хакон, неутомимый за праздничным столом. начал слегка путать слова, произнося речи заздравные, правда, к моменту тому добрая треть приглашенных гостей и вовсе с лавок попадала.

Сарасберг
Кюна Рагхильда

Сон туманом ядовитым охватил сознание кюны, и полетели перед взором ее картины жуткие и душу леденящие.
Видела она край свой родной, деревни родные и народ свой. Но то, что творилось с ними, ей видеть вовсе не хотелось.
Горели деревни, горели дома, горела земля и люди, что топчут ее. Казалось, даже небо съежилось и почернело, как кожа, от языков пламени, поднимающихся к нему.
Повсюду были крики и стоны, плакали дети, захлебываясь то ли своей кровью, то ли кровью защищающих их родителей.
Шла охота, шла война волков с овцами.
Людей гнали в воду и там совершали какие-то обряды, а тех, кто отказывался, резали, жгли, вешали и распинали. Все были подавлены, смяты, отданы на растерзание другому, новому богу.
Вот какие-то солдаты держат вырывающегося мальчишку и, избивая его на ходу, ломая ему руки и пальцы, тащат его к кресту, чтобы там он погиб мучительной и страшной смертью, а вот еще толпа этих зверей окружила кого-то, и из самой середины ее слабый женский голос, больше похожий на скуление раненой собаки, почти без надежды просит богов о помощи.
Но что же? Что самым страшным было в этой картине ужаса и смерти? То, что солдаты тоже были детьми этой земли! Те, что еще вчера славили языческих богов, а теперь стоят со своим конунгом (тогда Рагхильда ужаснулась больше всего- конунг так напоминал ей Харальда!), а на шеях их блестят большие серебряные кресты. Сейчас бы таких не задумываясь распяли бы или отдали в жертву Одину, но нет, эти не скрывают крестов, а те, у кого их нет, насильно подвергаются ритуалу чужой веры.
Все это казалось настолько ненастоящим и в то же время настолько реальным, что даже во сне Рагхильду затрясло.
Тогда она проснулась. Это был не просто сон, это был один из тех, что посылали боги Вещей Деве. И от этого еще страшнее стало Рагхильде.

Одна за другой, отгремели в Транделаге три свадьбы - и столь роскошного торжества не знала еще норвежская земля. Ни один гость не ушел обижанным, никто обделен не был хозяйским вниманием и сладким вином. Много дорогих подарков получили в те дни и Харальд, и супруга его, и старый Хакон, и Грютинг, своим ставший в Транделаге после того, как с конунгом породнился и дочь ярла знатного в жены взял.
В Мере же к еще одно свадьбе готовились. Гандальв конунг прибыл ко двору Нёккви, дочь его младшую в жены взять, и хоть с почестями встречали владыку Альвхемара, не была рада невеста такой женитбе, не о таком муже она мечтала. Попробовала отцу своему перечить девица, но пригрозил Неккви что из дома ее выгонит или бонду какому отдаст, и смирилась его дочь с судьбой своей.
Брюнольв, лендрман Халагаланда, решил пленника своего, Хрута Харальду на суд отдать и тем его расположения добиться, поскольку видел хитрый землевладелец, что велика удача молодого конунга, и тех, кто добром к нему на поклон не придет, он потом силой оружия склониться заставит.
Временем тем Сульки, властитель Рагаланда над захваченными землями поставил конунгом своего брата Кьятви Толстошеего, заповедовав тому обещания, бондам данные в точности исполнить. Все рабы бывшие и перебежчики земли получили, у законных хозяев отнятые и платить дань обязались Кьятви, Агдир же Западный стал отныне частью Рагаланда, и все, кто были верные еще Харальду конунгу, прочь с тех земель бежали, а владения их забирали себе траллы и карлы, предательством богатство получившие.
Гренланд от самой усадьбы конунжей и до границы с Вестфольдом достался Хроальду Понурому и тот присоединил его к Теламерку, точно так же, как Наумдальские братья захватили Хрингарики, древнюю вотчину Гутхорма ярла.
Тех сил, что были у лендрмана Торварда, хватило, чтобы сдержать дальнейшее наступление рагаландцев, да Сульки и сам не спешил с новыми завоеваниями, зубы едва не обломав на датских укреплениях. Там же, в Гокстаде, древней усадьбе Гудреда конунга, ожидал лендрман и Ассу кюну, дабы приняла он под власть свою Вестфольд, да всех беженцев из Агдира и Гренланда, какие не ждали милости от захватчиков, но с оружием в руках собирались утерянное вернуть. Дурные воспоминания Гокстад усадьба Ассе навевала – о муже ненавистном, о ссылке позорной, да только знала старая кюна, что кроме нее некому будет там править. Не невестке же власть давать, да не наместникам этим, что лишь о своей выгоде думают. Законная кюна править должна была там.
Горм и даны его, вместе с Асгаутом да другими воинами к Сарасбергу причалили на кораблях, туда же доставив Ассу кюну. Решено было, что когда отдохнет правительница да в Вестфольд отправится, с ней часть войска пойдет.
Асгейр ярл, дружину собрав, выступил к Раумарики вновь, чтобы сталью отплатить за гостеприимство тем, кто воев альвхеймарских из земли той прогнал.
Эйрик конунг свеев, войско свое к границам Вингульмерка подвел, вперед соглядатаев выслав, дабы они слова Аки бонда подтвердили, да узнали, правда ли легко землю эту покорить можно будет. После битвы вермаландской, где его передовые отряды бонды разбили, осмотрительнее стал Эйрик, да в единый кулак армию свою собирал для удара сокрушительного.
Недолго Харек праздновал свой успех. На следующее утро отправил он гонцов к ирландцам. чтобы сообщили им про успех его миссии, и чтобы шли они в усадьбу, и гонца к Эйнару, а сам послал вестников к морским конунгам с ультиматумом - либо они клянутся ему в верности, либо их ждет смерть. На четрвертый день повстречали гонцы его людей Эйнаровых, и в конце недели добрались до Харека вести худые, что свеи пришли из Вермаланда и на границе Вингульмерка уже стоят, да войско у них несметное. Эйнар же с дружиной своей к озеру Эйн выступил, дабы с другим врагом, гораздо более лютым сразиться. С Асмундом Кровавым, что из Хейдмерка пришел и через Эйн перебравшись, желал огню и мечу владения ярла Эйнара предать…


Тяжко монаху последние слова давались, разрывала боль давняя старческое сердце, и вздохнув тяжело, отложил он перо, да пергамент отодвинул от себя. Дал отдых усавшим рукам, размял сохшиеся, костистые пальцы. Когда-то эти ладони держали меч – а теперь едва могут удержать старческий посох.
Он медленно поднялся, оправляя седую бороду, и вновь вздохнул полной грудью. Ему необходима была небольшая передышка, дабы потом, с новыми силами написать финал той кровавой драмы, что много лет назад вихрем огня и стали пронеслась по его родным землям.