Властитель Норвегии. Клятва Конунга, Сага о Северных Землях - 3

Горит лампадка, дает чадящий свет мрачной келье и седовласому монаху, что не разгибая спины, пишет историю своей земли. Некогда был он славным мужем, и стать воинская еще просматривается в нем: широки плечи летописца, сильны его руки, сжимающие перо - не подступает старческая немощь к нему, да уже морщинами чело испещрено, и в глазах нет былого блеска. Знает он - последний подвиг свой суждено ему совершить, закончить сказ о деяниях Харальда Косматого и потомкам поведать, о том, как создавалась держава Норвежская.
Скрипит перо, ложаться буквы на пергамент, пишется история кровавых битв:

Одержал победу над Гандальвом Харальд конунг под Сарасбегом, разогнав все воинство его. А Гутхорм ярл и Харек Волк со всем войском, которое они собрали, направились в Упплёнд и шли все больше лесом. Они узнали, где конунги вражеские назначили встречу, и нагрянули туда в полночь. Стража заметила, что пришло войско, только когда оно уже стояло перед домом, в котором находился Гримкиль сын Гормкиля, а также тем домом, в котором спал Гудбранд. Оба дома были подожжены. А сыновья Эйстейна со своими людьми выбрались из дома и некоторое время сражались. Все же оба погибли, Хёгни и Фроди.

После гибели этих четырех вождей Харальд конунг при сильной поддержке своего родича Гутхорма захватил Вестфольд и Хейдмёрк, Гудбрандсдалир и Хадаланд, Тотн и Раумарики, а также весь Вингульмёрк.

Всюду, где Харальд устанавливал свою власть, он вводил такой порядок: он присваивал себе все отчины и заставлял всех бондов платить ему подать, как богатых, так и бедных. Он сажал в каждом фюльке ярла, который должен был поддерживать закон и порядок и собирать взыски и подати. Ярл должен был брать треть налогов и податей на свое содержание и расходы. У каждого ярла были в подчинении четыре херсира или больше, и каждый херсир должен был получать двадцать марок на свое содержание. Каждый ярл должен был поставлять конунгу шестьдесят воинов, а каждый херсир — двадцать. Харальд конунг настолько увеличил дани и подати, что у ярлов было теперь больше богатства и власти, чем раньше у конунгов. Когда все это стало известно в округе, многие знатные владетели пришли к конунгу и стали его людьми.

Но победы эти вызвали зависть среди соседей, и многие властители позарились на земли конунга Харальда - были среди них Хроллауг и Херлауг, правители Наумдаля, да Сульки Рагаладский с братьями, да Эйрик Свейский, властитель Уппсалы, и Неккви, повелитель Мера. А страшнее всех был Гандальв Серый, что не в первый раз гибели избежал да месть готовил лютую.


Харальд же конунг тем временем послал своих людей за девушкой, которую звали Гюда. Она была дочерью Эйрика конунга из Хардаланда. Харальд хотел сделать ее своей наложницей, так как она была девушка очень красивая и гордая. Когда гонцы приехали, они передали девушке, что им было велено. Она же ответила им, что не хочет тратить свое девство ради конунга, у которого и владений-то всего несколько фюльков.

— И мне удивительно,— сказала она,— что не находится такого конунга, который захотел бы стать единовластным правителем Норвегии, как Эйрик сын Эмунда в Уппсале.

Гонцам показался непомерно заносчивым ее ответ, и они попросили ее объяснить, что значит такой ответ. Они сказали, что Харальд настолько могущественный конунг, что она может быть довольна его предложением. Однако, поскольку она ответила на него иначе, чем им бы хотелось, они не видят возможности увезти ее теперь против ее воли, и они стали готовиться в обратный путь.

Когда они приготовились к отъезду, люди вышли проводить их. Тут Гюда обратилась к гонцам и просила передать Харальду конунгу, что она согласится стать женой лишь того конунга, который подчинит себе ради нее всю Норвегию и будет править ею так же единовластно, как Эйрик конунг — Шведской Державой. И коли это будет Харальд, то она примет его предложение.
— Потому что тогда, как мне кажется, он сможет называться большим конунгом. - Сказала она.

Близились битвы новые, сражения жестокие...

Море... Холодное, нещадное. Лучше быть просто убитым, чем скованным морской прохладой. Сельви не любил море. И море, конечно же, не любило его... Но, все когда - то кончается, и после долгого пути, мерейцы вернулись домой. Оркнейцы не скоро забудут эту карательную выходку под командованием хитрого и гордого берсерка по имени Сельви.
-Мои воины! Благодарю вас за проявленную храбрость в боях, наши враги разорены... Теперь они - ничто. Мы это доказали. И сам Один благоволил нам попутным ветром! А Тор придал нам сил, иначе не добрались бы мы домой! И мы вернулись. Теперь, вы можете возвращаться домой, а на закате - мы устроим славный пир, клянусь именем своего деда!
-Лучше б своим именем поклялся! - усмехнулся старый Неккви и с радостью сжал в объятиях своего внука. - Вернулся, волк, вернулся... А мне уж сынуля мой россказни говорил, что на тебя там сам Локки с ватагой оркнейцев свалился!
-Отец?
-Да, Хунтьов... А ты что, уже не помнишь, что ли? - старик улыбнулся.
-Ясно, он уже давно мечтает о моей смерти... - угрюмо произнес Сельви...

А воины, пользуясь моментом, удачно разошлись по домам.

-Да что ты... - Неккви похлопал внука по плечу... - Смерти? Нет. Он просто боится, что ты перегрызешь ему горло, как он хотел перегрызть мне, но не успел.
-Ну... Право, не знаю...
-Ладно, ты, наверное, устал, так что, пошли, заодно и расскажешь мне… что вы там натворили...

Они пошли по бережку, осторожно огибая полукруг около великого града…
Потом Неккви повел внука в местную таверну, где они с некоторыми из уже знакомых Сельви воинов, засиделись допоздна, истощая хмельные запасы государства.

И на пир они пошли уже изрядно опьяневшими…

Утро началось…
Сельви кое – как раскрыл глаза, огляделся и увидел вокруг себя несколько девушек…
-Мда… Так и должно начинаться утро воина…
Он осторожно, стараясь не задеть их, встал с кровати и огляделся… Спальня вроде и его… А вот попорчена она – изрядно… Секира валяется… Стул напополам разрубленный… Он тихо проклянул себя и поклялся Одину, что больше никогда не будет напиваться настолько, чтобы рубить стулья… Хотя, конечно же юноша соврал!
Он медленно вышел из комнаты и оглянулся снова. И пошел в совершенно не ясное мозгу направление. То есть – вперед… К счастью, ему повезло, и впереди оказалась зала… Красивая… Вроде… За троном – спящий дед, рядом с ним – на стуле – спящий отец…

“Слабаки” – подумал Сельви и ударил рядом лежащий щит.

Звон от удара разбудил многих, и они удивленно подняли свой взгляд на наглого юнца, прервавшего их дрему великую.

-Зачем ты пробудил нас ото сладких снов, сын?
-Затем, что ночью…
-Это я знаю…
-Не перебивай меня, отец. Ты не знаешь что ночью пришел ко мне во сне сам Один…
-Ну – ну… Рассказывай мне сказки, сынуля, дедушка вон почти уже уснул.
Сельви со злостью ударил в тот же самый щит ногой. Под пятой его щит разломался на две половины. Теперь гул стоял посильнее, да и было видно, что этот удар многих протрезвил.
-Не перебивай меня. Ты, наверное, знаешь, что земли старой ассы Кюны…
Здесь Неккви печально вздохнул. Значит, он уже все знал.
-Кюна… - тихо, но с великим гневом в глазах прошипел старик.
-… Значительно ослабли от раздирающих всю Норвегию войн. И лишь мы… Лишь мы не вступаем в бой… Но почему?
-У нас были проблемы с оркнейцами.
-Теперь их нет!
-Заткни свою пасть, щенок. Мы должны выждать…
-Чего ждать? Пока они снова нападут на нас? Я, – ткнул в себя пальцем Сельви. – уничтожил их… Теперь у них только два селения, которые я не тронул. Почему? Чтобы боялись. Волк боится медведя.
-Волк никого не боится!
-Нет. Медведь сильнее, а волк это знает, и его не трогает.
-Молчать!
Тут Сельви не выдержал и взбесился. Он взял первый попавшийся пустой табурет и с дикой силой кинул его в Хунтьова. Тот упал под стол, но отлетевшая от сломанного табурета ножка хорошенько ударилась в его спину. Хунтьов взвыл от боли, хоть спина была защищена шкурой волка.
-Ах ты…
-Молчи, Хунтьов, ибо не видишь ты в хмели настоящего медведя… Сельви. Отныне ты носишь гордое имя – Сельви Разрушитель. И теперь, любой, кто назовет тебя не по имени истинному твоему, должен быть наказан. – вовремя прервал перепалку мудрый Неккви. – Внук. Ты истину сказал, ибо враги наши действительно ослабли. Вчера ко мне пришел разведчик, и он подтвердил твои слова. И вот… Через неделю выступаем. Всем готовиться!
Сельви молча кивнул, и громко сопя, отошел в спальню.
Там он разогнал девушек и впал в думу.
К счастью, вскоре подошел Неккви.
-Ты правильно поступил, Сельви… Твой отец отправил тебя на верную смерть, а ты вернулся и доказал ему – что ты хитрый медведь. Я всегда любил этих животных. Сильных, мудрых и гордых… Они никогда не нападут на того, кто умер. К сожалению, Хунтьов не любит бой. Он любит пиры, коварства… Когда – нибудь и ты пойдешь по его дороге… И в конце его пути, и именно тогда у тебя будет два выбора – идти по нему дальше, живя и проклиная себя за все, или гордо принять бой, восхваляя предков. Сначала ты пойдешь… И тогда уже не будет ни меня, ни Хунтьова… Никого рядом не будет… И ты выберешь один путь из двух… Гордый или проклятый… - Неккви уснул, не в силах пересилить старость.
И Сельви снова впал в думу…

Гудбрандсдалир. Ахти Йотун

Предатели. Повсюду были одни предатели, позабывшие, кому обязаны своей властью и благополучием. В единочасье рушилось все, что удалось создать великому хевдингу за долгие годы. Подлые трусы и перебежчики! Стоило лишь Гудбранду погибнуть, и они бросились лизать сапоги его убийцам! Как это могло произойти? Почему? Разве не заслуживал Гудбранд отмщения, разве не был добр к своим ярлам?
Ахти Йотун привел свой небольшой отряд к Грани херсиру, и потребовал от того послать по деревням ратную стрелу, но херсир разразился бранью и сказал, что не станет сражаться за умершего хевдинга, потому что безумие противостоять убийцам могущественного Гудбранда.
- Посмел бы ты так сказать, будь отец жив! - Выдохнул Ахти.
- Но он мертв, а ты - всего лишь турсово отродье, взятое им на воспитание, - отрезал херсир. - Нет у тебя права на его вотчину претендовать!
- У отца моего тоже по праву рождения даже деревни не было, - отвечал ему Йотун. - Да он все мечом своим взял! Так я возьму!
Схватил Ахти херсира за шею, да что есть силы ударил о стену, голову ему проломив. Бросил тело предателя на пол дубовый, а после осушил чарку браги, да остатки на херсиров труп пролил.
- Не будет нам здесь подмоги, храбрые вои, дальше идем, в усадьбу Гудбрандову, там люди смелые и верные, споро рать соберут! - Обратился к своим дружинникам Ахти, да нахмурились воины, все понимали, что тяжело будет Йотуну ярлов под себя подмять, коли они вкус свободы почувствовали.
Но не было подмоги им ни в гудбрандовой усадьбе, ни у других ярлов, что совсем недавно в вечной верности старому хевдингу клялись, а ныне сына его с порога гнали, да бранью посыпали. Редел и отряд самого Ахти - расходились бонды, возвращались в наделы свои к семьям, да и хирдманы покинуть неудачливого предводителя возжелали. Да только прознал Йотун, что приезжали к Гудбранду посланцы от Грютинга конунга, давнего соратника и верного, просил Оркдальский властитель помощи в битве с Хаконом Хладирским, но прочь жадные ярлы посланцев прогнали.
Отправился Ахти за ними следом, убедить Грютинга желая, что не на севере настоящий враг гнездится, а на юге Харальд щенок и псы его бешеные - Гутхорм и Харек большую опасность представляют.

Хладир. Хакон Трондский с ДЛ

- Здраве будь, Хакон-властитель! черную весть тебе ныне привез, - воин согнулся в поклоне пред старцем. - Грютинг-конунг рати на нас двинул. Бонды гуторят - уж скоро к границе владений твоих подойдет.
- И много ль мужей набрал ныне соседушка? - вопросил Хакон.
- Немало, - отвествовал вестник. - Селяне, притекшие к нам за защитой, считать не обучены, но говорят сила великая, много воев конных да мечами оружных.
- Значит, нашлись-таки сорвиголовы, желающие славы искать. Молодые да зеленые, - задумчиво молвил хозяин Хладирский. - А поклич-ка ты. добрый молодец, сюда Бьярни да племянников моих. Пусть поспешают.
Племянников славного конунга долго зазывать не пришлось - сами они, завидев, что гонец примчался, к дяде своему двинулись. Первым Гротгард шел, воин могучий и статный, а за ним следом брат меньшой - Херлауг, оба они уже зрелыми мужами были и не раз в битве доблесть свою доказывали.
- Звал ты нас, дядюшка? - Склонил голову Гротгард.
- Звал, - кивнул седой головой Хакон. - Войны у нас ныне на пороге. Знал я что Грютинг не уйметься, ждал и дождался. собрался таки волк серый ягнят резать. Так покажем ему, что не скотный двор в моих землях, и что оружие наше не ржавое. Стар я стал. Зим эдак двадцать назад не протянул бы сопляк рук своих жадных.
- Беда это, дядюшка, - произнес Гротгард, ближе подходя.
- Да не нам, а Грютингу, - выпалил Херлауг, за рукоять меча резную хватаясь. - Вели собирать воеско дружное, облачаться в доспехи ратные, брать мечи звонкие! Посечем врагам буйны головы, навсегда путь позабудут во Трандхейм!
- И то верно брат мой гуторит, - присоединился старший. - Али не ты, дядюшка, правитель Тронделага полновластный? Али не в твоих правах всех ярлов собрать, да против алчного Грютигна бросить?
- Дело ты говоришь, однако сомнительно мне что рать грютингова велика. слишком спешит конунг, ярость глаза его слепит.
- Пусть так, пес бешенный может сильнее барса укусить, коли возможность ему дать, - возразил старший брат.
- Не даром же охотники на медведя-шатуна не в одиночку ходят, а отрядом немалым, да с собачьей сворой, - добавил младший. - Не должно конунгу славному супротив врага с соразмерной силой идти, а должно во всем великолепии выступать.
Призадумался Хакон: видно было сразу, что вои молодые да горячие славой уж грезят. Но сам конунг был стар, а потому не желал начинать великой войны с многими жертвами. и без того свара вокруг владений Харальдовых землю норвежскую обескровила. В таких делах побеждает тот, кто выждет довольно да силы свои сохранит. Как с берсерками: в бою непобедимы, да осле ребенок заколет.
- Мудрые слова говорите, - ответил он родичам. - Да не много чести в том, чтобы вошь конем затоптать. Лучше уж ладонью прихлопнуть. И точнее, и быстрее выйдет.
- В том твоя правда, дядюшка, но ведь и выжидать дальше нам не позволительно, перейдет Грютинг границы, начнет села и деревни жечь, бондов лютой смерти предавать, как тогда поступим?
- Ждать и не будем. Собирайте воев - и да пребудет с вами милость Тора и Одина. Ныне я стар чтобы лично войска в битву водить. На вас вся надежа!
- Так справим, дядюшка! - Гордо вскинул голову Гротгард. - Надолго запомнит Грютинг, как на нас ратью ходить!
- Славная битва будет, - протянул его брат. - Стоит нам жертвы принести Тору, да козлов на алтаре зарезать ему в угоду.
- Да будет так. Кликните жрецов - почтим ныне асов доблестных, да предков славных потешим. Радостно им будет в Валхалле смотреть, что внуки и ныне заветы их чтят да богов почитают, как должно.
- Сам я ныне быка зарежу, будь на то твое дозволение, Хакон конунг, - испросил старший племянник.
- Не гоже жалеть жертвы богам, - сдвинул седые брови Хакон, - однако же почети им не количеством крови отпеделяються. Понимаю я твое нетерпение, родич, но прибереги клинок свой для вражеской руды.
- Воля твоя, конунг! - Поклонился Гротгард, а следом за ним молча и Херлауг голову склонил.
Отправились братья стрелу ратную точить, да доспехи до блеска начищать.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 31-03-2007, 11:59

Саросберг. Вингульмёрк. Харальд и Торлейв
(совместно с Тельтиаром)
Не в духе был с утра Харальд конунг, тревожные ему сны виделись, неприятные мысли думались - так, словно один он остался, а вокруг соратники его, точно псы бешеные друг другу глотки рвут, и никто приказаний его не исполняет, о своей лишь выгоде печась. Тяжко было в такой сон верить, хотелось скорее прочь его отогнать.
Умылся конунг водой студеной, облачился в рубаху белую, да штаны из оленьей кожи, надел кафтан алый, что из Гардарики ему в дар Эйнар привез, да сапоги крепкие, подпоясался кушаком атласным. Слуг позвал, чтобы завтрак несли поживее.
Но кусок в горло не лез конунгу. Вновь обратились мысли к дяде ушедшему, да к сражениям в Хейдмерке. Сдюжит ли Гутхорм с ратью невеликой? Сумеет ли удержать ворога, пока основное воинство не подоспеет? Медленно собирались хирдманы, но рос лагерь воинский под Сарасбергом, все новые отряды к нему присоединялись, хельды и херсиры, про удачу воинскую молодого конунга прослышав, спешили его людьми стать, да богатую добычу стяжать в сражениях. Но ведь - обруш на них сейчас Гудбранд всю свою мощь - и дрогнет, сломится храброе воинство.

Нежиданно раздался легкий стук в дверь. Поднял голову Харальд, легким кивком слуге приказал посмотреть, кто пришел с утра раннего.
Торлейв вошел в горничную,оглядываясь, нет ли кого позади
- Здравия тебе, великий конунг, и удачи в делах и начинаниях твоих, и да пребудет с тобой благоволение богов - произнес Торлейв, отдышавшись.
- И ты здрав будь, жрец многомудрый, - учтиво отвечал ему Харальд, да про себя подумал: "Что же ты не кланяешься мне, властителю своему, жрец? Али владыкой более знатным себя мнишь?"
Торлейв уселся на лавку, не дожидаясь притглашения, и перевел дух
- Так, что за дело тебя привело, Торлейв жрец? - Спросил его конунг, а сам придвинул к жрецу свежего хлеба и браги.
Жрец кивком поблагодарил за угощение, и принялся за еду.
-Вестник из Раумарики пришел, из усадьбы конунжей, сообщает что ее отважный Альхейм захватил, - поведал он. - Туда прибыл Стейнмод-херсир, с приказом Хареку в Ранрики идти, но упрямый ярл приказ исполнять не стал.
- Вот значит как, - произнес Харальд, и начало казатся ему, что сон давешний исполняется. - Отчего же Харек моего приказа ослушался?
- Он говорил, что в своих поступках волен и что союзник тебе, а не вассал, что делать будет то, что по его разумению лучше, пусть и вопреки указу владыки,
- Кроме того, он оскорблял Стейнмода, бранился с Альхеймом, и дело едва не дошло до битвы, но Харек остался в Раумарики вопреки нашей воле, а ныне с Гутхормом вторгся в Хейдмерк.
Вот его послание - Торлейв засунул руку за пазуху, и вытянул сверток из оленьей кожи
- Кто посланца оскорбляет, тот и конунгу обиду наносит, - Харальд пригубил браги, запивая неприятную весть, да утер пену рукавом кафтана. Негоже это, когда ярлы по своему разумению поступают и приказание владыки нарушают своевольно. Умен и опытен Харек, добрым другом отцу был, вот только не взыграла ли в нем гордыня? Не возомнил ли он себя конунгу равным? - Подай мне послание, мудрый Торлейв. Ты сам учил меня руны разуметь, вот и посмотрим, как он поступок свой объясняет.
Торлейв протянул сверток Харальду
Развернул конунг послание, взглянул на печать. В слова ярла своего вчитался.
Помрачнело лицо конунга, поднял он глаза на Торлейва:
- Смотрю я, руны вроде бы и знакомые, да слов разобрать не могу, что за тайнопись использовал Харек Волк?
"Или потешиться надо мной вздумал ярл непокорный? Считает, если конунгу шестнадцать лет, так и подчинятся ему не обязательно?"
- Набрался вчужих краях мудрости иноземной, и ныне ею кичится. Есть тут руны тайные, которые лишь жрецы да колдуны разумеют
"И этот не лучше, все показать хочет, что мудрее меня", - отметил Харальд.
- Читай тогда послание, Торлейв, узнать мне не терпится, что в нем.
Торлейв с трудом подавил торжествующую ухмылку.
- Великий владетель Агдира, Вестфольда, Вингульмерка и прочих фюльков, кому суждено быть величайшим владетелем во всей Норвегии... Ты велел мне оставить свое войско и, взяв двести мужей умелых, идти в Ранрики, где ныне власти херсира, отцом твоим поставленного, более нету. Я же при всем желании приказ твой исполнить не могу, ибо войска, мое из чужеземцев набрано, и не тебе они служат, а одному мне клялись они служить, и стоит мне покинуть их, как разбегутся они, а то и к врагам переметнуться могут. Посему я должен либо все мое войско забрать и оставить твою рать в Раумарики ослабленной, либо приказа твоего ослушаться, и выбирать куда вести все войско. Я решил вести войско в Хейдемерк, ибо не должно лишать меня заслуженной славы и тебе ли препятствовать мне свершить месть над старым нашим врагом Гандальвом?
Сжал тут кулаки Харальд, побледнели костяшки - задели конунга слова обидные, но промолчал он, дальше слушать стал.
- Знаю я, что прибыл в Раумарики Гандальв конунг с остатками своей рати... - Продолжил Торлейв, пропуская некоторые предложения. - И объединился он с братьями Эйстенсонами, и все вместе пошли они в Хейдмерк. И такова была численность обоих армий, что все мои воины и ополчение местное не могли бы его осилить. Даже со всеми подкреплениями, учитывая местные гарнизоны, не сдюжат твои ярлы войну в Хейдмерке. Я не твой вассал, и служить тебе не клялся, и фюльками во владениях твоих не владею. Я пришел по зову Гутхорма -ярла с которым меня связывает дружба и боевое побратимство и память о твоем отце, которому я служл верой и правдой. А будучи союзником, я сам имею право решать, куда мне идти и что мне делать.
"Вот ведь наглец, отец мой его возвысил, а он мне черной неблагодарностю отплатил". Сбывался сон, не видели в нем соратники конунга, а занчит следовало показать им, что он - не просто символ единства, а властитель.
- Дальше читай, - велел Харальд.
- Тебе неведомо, сколько врагов собралось супротв твоих ратей, я же знаю это, и не могу согласиться с твоим решением и не могу покинуть твое войско в Раумарики, и должен идти с ними против общего и опасного врага. - Жрец перевел дух, а затем вновь склонился над посланием. - Кроме того, приказывая мне уйти из войска, ты лишишь их малейшего шанса на победу, и поддержки моего бога Христа, чье благословление до сих пор всегда приносло мне победы. Я один воевал против Эйстенсонов, и знаю все их слабости и хитрости. И только я могу сговориться с финнами, чтобы помогли они нашему войску, и провели до Хейдмерка незаметно, тайными тропами через лес, как я при твоем отце еще ходил этой же дорогою в Хригнарики, минуя заставы вражьи, чтобы внезапно обрушиться на вождей вражьих.
"Кичиться Харек Волк знанием своим и властью, показать желает, что выше меня и знатнее, что умений у него больше, да только не он конунг, а я! И мое слово - закон в этих землях!"
Молчал властитель. Хмуро было его чело, появились морщины на нем. Ладонь скользила по едва наметившейся бороде. Знал Харальд, пусть молод он, но должен право свое отстоять и вассалам непокорным на их место указать, да так, чтобы служили ему и впредь верой и правдой.
Жрец же дальше читал руны заморские:
- Верю я в свою удачу которая еще меня ни разу не оставляла на всем моем пути, и в помощь бога моего милостивого, - читая эти строки, жрец невольно скривился, столь неприятно ему было упоминание чуждого бога. - Потому хоть и знаю я, что врагов будет там побольше, чем всех наших воев вместе взятых, надеюсь я на победу. А после победы славной я сам буду решать, куда мне вести свое войско... А если проиграем, то и некому будет возвращаться. с этим откланиваюсь... Ярл Харек Волк, ваш преданный друг и союзник.
- И что скажешь ты, Торлейв-Мудрец, - поднял недобрый взгляд на собеседника юноша. - Что посоветуешь?
"Говори, Торлейв, посмотрю я, как верно ты мне служишь, себе ли на благо совет дашь, или стране моей?
Торлейв на миг задумался, а затем произнес:
- Прежде всего, послать ему ответ, что он будет наказан за свою дерзость. И напомнить ему, что здесь он оставил свою жену, которая будет у нас в заложниках. И пусть он явится в усадьбу с повинной, и раскается в своих речах дерзких, и впредь не позволит себе подобных речей, и пообещает что будет слушаться своего коннунга беспрекословно, как и подобает истинному воину. И если он покажет неповиновение твоей воле, его жена будет принесена в жертву богам.
- У тебя, Торлей на все один ответ, - сдвинул брови Харальд. - Разве мало ты жертв принес? Разве угодна будет Одину жена предателя?
- А с чего ты решил что я буду приносить ее Одину?
Харальд пристально посмотрел на жреца. "За юнца меня снова держишь, жрец, уму-разуму учить вздумал?"
- Кому же тогда, славный Торлейв? - Давно уже понял конунг, что тому, кто власть в руках держит, должно мысли скрывать от других людей, да слова ласковые говорить.
- Я преподнесу ее какому-нибудь конунгу в подарок... в качестве рабыни... Есть у меня мысли, как войско наше увеличить... Женщина эта - родственница Верховного Короля Ирландии. За такую пленницу коннунг данов даст многое. И если войско у него попросим - то даст войско... Тем более если золотом и подарками ему приплатим... Помнишь ли, что конунг данов родич твой дальний?
- Да, из тех родичей, что только в час нужды на память приходят, - отвечал Харальд, однако мысль ему хоть и не по нраву пришлась, но дельной показалась, хоть и не должно жене за деяния мужа отвечать, но - дабы удержаться у власти, жертвовать чем-то надобно. - Но, жрец, за данами следить следует, пуще глаза, дабы не заняли они земель наших.
- А потому и посылать их надо будет в земли дальние, до которых им дела нет, и в которые из Дании попасть будет невозможно
Лучше чтобы помог он ратью родичу своему дальнему, а не разорял земли саксов, которые ни ему ни нам не угрожают.
- Горм хитрый и опасный властитель, - произнес юноша, вспоминая все, что слышал о конунге данов. - Помощь его сейчас в Агдире необходима, но стоит туда воинам его попасть, сильно укрепятся, потом ничем их оттуда не изгонишь.
- Не об этом сейчас думать надо... По всей Норвегии вараги протви нас восстали, их в одиночку нам не одолеть... А как расплатимся... Там уже решим... Нам сейчас надо думать, кто врагов наших будет бить... Агдире и в Вестфольде и в прочих твоих владениях чай призывать уже некого... А если призвать то сеять будет некому и вымрет вся твоя страна от голода. Да и толку от этих необученных бондов? Один викинг их десяток или два дестяка положит играючи...
- Прав ты, жрец, да о будущем задуматся не помешает, дабы одних ворогов искоренив с другими не схлестнутся. Повременим мы с посланием к данам, но к Эйрику послов отправим. Надобно знать - чего желает свейский конунг, да в переговоры с ним вступить.
Верно мыслишь, коннунг. Эйрик говорят Вестерготланд покорил. а недавно и по Остерготланду прошел огнем и мечом... что если он пожалует потом в Ранрики или Вермаланд? И еще... я вот подумал... если кинуть клич по викам и среди морских конунгов, а у тех, кто на клич не отзовется, все богатства их отнять, чтобы было чем с наемниками расплатиться...
- Кликнуть - то кликнем, но они большую цену запросят, - покачал головой конунг. - А у нас сил нет еще и с ними воевать, коли не подчинятся. Наперед с Эйриком поговорим, быть может переговорами оттянем приход его воинства.
- Каждый подчинится, если клятву перед богами произнесет на крови... Ни один викинг не нарушит клятвы, данной именем Одина...
- А какой им резон ее давать будет? Морские конунги отцу моему не служили, править ими у меня права нет.
- У тебя есть право править всеми, -возразил ему Торлейв, - ибо ты потомок Одина и Фрея.
- Так-то оно так, но свои притязания надо чем-то подкреплять...
- Сначала для острастки нападем и раграбим пару лагерей вольных викингов. А остальных призовем себе на службу. И всем кто будет верно служить пообещаем усадьбу или одаль.
"Сладко речи ведешь, Торлейв, любой бы заслушался".
- О том ли думаешь, жрец? Право мое реализовать еще надо, а у нас враги кругом - пошлю воинов вольных конунгов принуждать, с кем останусь супротив Гандальва да Гудбранда?
- Пошли тех альвхеймарцев что тебе присягнушли и служить обещали... пусть делом докажут свою верность слову... А на богатсва, которые морские коннунги со всего Митгарда свозят, мы новые рати наймем
- Разделил я Альвхеймарцев, как мне дядя присоветовал, дружина их теперь с агдирской дружиной перемешана, тебе ли того не знать?
- Не знал я того - признался Торлейв. - Но тем лучше. Пусти тех, кто наименее доверия стоит, и кто делом должен верность свою доказать. сейчас викинги в чужитх странах зимуют, и йомсвиках мало людей на охране... Несклько сотен хватит... Остров Мьён - ближе всех...
- Позволь это мне решать... -перебил его Харальд...
- А еще есть венды... они воины свирепые, и саксам - нашим врагам соседи и враги... И земли наши им не нужны... Пошлем послов к вендам с дарами - пусть пришлют своих воинов храбрых за славой и добычей...
- Хорошо, я сам снаряжу гонцов к вендам, - отрезал Харальд. - Есть у тебя что еще сказать, многомудрый?
- Жена Харека... ее надо под замок надежный... И Ярл дерзкий сразу станет сговорчивее... Конунг Ирландии его по голове не погладит, если его родственницу Харек не убережет....
- Тот властитель далек, а я близок, - с мрачной улыбкой отвечал Харальд. - И стоит ему меня опасаться за речи свои дерзкие. Тебе, Торлейв я его жену поручаю.
- Благодарю тебя, конунг... Больше не смею тебе докучать, ибо много дел славных и важных тебе предстоит... А я пока позабочусь о жене дерзкого ярла, чтобы не ушла от нас далеко... Сей же час прикажу ее под замок посадить и смотреть за ней зорко...
Торлейв поклонился. и повернулся к двери...
- И запомни, жрец, - голос правителя стал тверд, словно франкская сталь. - Покуда не предстанет передо мной Харек Волк, не должен ты ей обид чинить и притеснений.
- Как скажешь. конунг - произнес жрец...
Затворилась дверь за ушедшим Торлейвом. Тяжело опустил конунг десницу на дубовый стол, смахнув остатки еды.
Разбилась глиняная миска на десяток осколков. Хорошо еще слуги не видели. Тяжело бремя власти, но когда на одной чаше весов благополучие страны столь хрупкое, цену другой следует уплатить не колеблясь.
"Харек. Верным ярлом был ты Хальвдану Черному, почему же гордыня так тебя обуяла, что ты против воли нового властителя пошел? Почему не хочешь служить мне, как отцу моему? Или вера новая твой разум затмила?"
Недобрые думы охватили конунга, но после им предаватся следовало - сейчас же гонцов отправить к Эйрику Энундсону, да к вендам, да к Горму и к Волку непокорному.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 1-04-2007, 0:45

Альвхеймар. Конунг Гандальв и бонды.
С Тельтиаром.

Долог был путь конунга через зимний лес, много трудов стоило ему дойти в такую даль да в столь немилостивую к людям пору. Однако, месть гнала Гандальва вперед а гнев передавал силы. Так что прошла четыре седмицы с пожара у усадьбе, сгубившего троих конунгов - и владыка Альвхемара вышел из дебрей лесных подле исконной своей вотчины.
Выглядел он пугающе: прямо зверь лесной али выходец из царства Хель. Немудрено, что женщина, первой встретившая конунга, в ужасе заголосила так, что из селения поспела толпа мужиков с кольями - зверя закалывать. Увидев же, что за диво возникло из леса, доблестные мужи побелели, помянув Тора и Одина. Достигли Альвхеймара черные слухи о б учиненном Гутхормом побоище, и вои гандальвовы уж тризну по нем справили, да жертву заупокойную богам принесли. И тут - такое явление.
- Почто уставились? - буркнул конунг, и мужичье тот же опустило оружье, сраженное властностью тона. Живой человек али дух обманный, но пришелец их чащи обладал статью конунговой да приказами говаривать, видать, привык издавна. - А ну, ведите меня в усадьбу! Хорошо б знать, что за етунская морда там так управляется, что меня только вы встретили, вместо воев дружинных!
Не бывать такому, чтоб дом Альвов перед ворогов руки сложил да шапки скинул. Всех мы железом привечали - и им же прочь отваживали. Еще с тех пор, как дед деда моего под солнцем ходил так повелось!
Кеттиль-здоровяк, один из главных бондов в деревне этой, дубину на плечо взвалил, ближе подошел к чуду лесному.
- А кто ты таков будешь, чтобы нам приказы давать? - нахмурившись произнес он. - По бороде вроде муж ратный, а по одежде - так баба деревенская, по голосу - властитель знатный, а по виду, так бродяга безродный!
- А может дух это, прихвостень Локи-обманщика? - подал голос кто-то из толпы.
- Может, дать тебе кулаком промеж глаз, чтобы прозрел поскорее? – недовольно ответил Гандальв. - С рождения хлеб мой жуешь - а сам конунга в лицо не признал. Знать, дармоедов кормлю.
- Конунг наш сгинул в пожарище, что вороги злые учинили! - разъярился Кеттиль. - И не тебе, чудище лесное, имя его славное себе брать!
- Ах ты, морда рабская! Еще мне перечить изволишь! - взъярился Гандальв. Переход подточил его небогатое терпение, и теперь одного лишь сомнения было довольно, чтоб гнев конунгов всколыхнуть.
- А ну, становись, как к поединку положено: головой за слова свои подлые платить будешь. Врагов я не убоялся, Скади мать Фрейра от гибели уберегла, чтоб обет отцу на кургане данный, исполнил. Так неужто перед мужем простым оружье сложу! - блеснуло лезвие, и многие узнали тот меч, что брал в поход конунг. Хорошее оружие славно почти, как хозяин, мечам даже имена в земле северной нарекали. Ибо нет вою друга ближе доброго клинка.
Выпала дубина из рук Кеттиля, а следом и сам он на колени повалился, стал руками сапоги конунга обхватывать:
- Пощади, владыка, прости мне глупость мою и сомнения! НЕ признал тебя, в том каюсь! Не губи, не вдови жену, не сироти малых детушек!
И другие крестьяне, следом за ним поклоны земные бить стали, богам благодарность возносить, что спасся из ловушки вражеской их властитель.
- Ладно, прощу тебя, муж альвхеймарский, - сменил конунг гнев на милость. - Правда твоя: ныне много обмана в мире людей развелось. Знать, Рагнарек, и правда, близко, коль утратил люд веру в прадедовских богов да и совесть последнюю с ней вместе. Ведите меня в усадьбу! Хочу я там с ярлами погуторить.
- Сгинул наш ярл, владыка, - подал голос седобородый старец, что поодаль стоял. - С тобой Агдир воевать отправился, да так и не воротился.
- Ныне нами Лаге годи управляет, - добавил Кеттиль на ноги подымаясь, не веря все еще, что сохранил ему жизнь грозный правитель.
- Ясно мне все, - гнев владыки снова стал закипать. - Дорвался, выродок, до власти, пристроился на месте властителя - и земли теперь по миру пустит, Харальду на блюде пожалует?! Ну, погоди, лаге, узнаешь ты по чем лихо в Альвхеймаре, за то, что спишь крепко до груз себе брал не по силам.
- А завчера он моего козла Тору в жертву принес, - тут же возник возле конунга какой-то бонд. - Мясо все просолил и себе забрал в погреб, да шкура на шапку взял. Мне обратно только копыта вернул!
- Живет в доме ярловом, ярлова жена ему постель греет...
- И дочка тоже!
- А еще, говорят, посылал он гонцов к конунгу агдирскому...
Потянулись люди с жалобами на управителя к конунгу, покуда он к дому большому шел.
- Козлов в жертву жалеть - значит асов гневить, - отрезал конунг. - А вот за гонцов в земли агдирские я ему уши вперед головы поотрежу. Сказывайте дальше, люди добрые. Разберусь я со всеми обидами, слезы ваши гридням бесстыжим сто крат отольются!
- Костры по ночам жег!
- Черным ведовством занимается!
- Кур режет, а кровью их руны поливает, да мясо сырое есть, точно волк!
- А у жены его младенец с песьей головой уродился, так он и младенца и жену в прорубь бросил, а людям сказал - умерла при родах!
- Да бабке повитухе серебра дал, чтобы молчала!
- Что же ты врешь, охальник! - вскричала бабища, подле конунга появившаяся. - В жизни я грязного серебра у Лаге Годи не брала!
- Спокойно, люд славный, альвхеймарский! - возвысил глас конунг, из леса явившейся. - Суд справедливо справлю, все ваши речи учту. Все равно ослушнику больше одной смерти не будет. Ныне я с вами, утешьтесь. Альвхемар стоял издавна и стоит ныне, и нет ворогам сюда дороги. С ними Локи-обманщик в сговор вступил, но и я - муж не простой, ведовство божеское меня от скверны хранило – да и и от смерти уберегло. Ныне я среди вас - и благодать, богами севера данная, на вас всех разойдется. Верьте мне, ибо я конунг из рода инглингов, праву гуторю. Один и Фрейр мне родичи, и благоволят своему потомку кровному, как в роду и положено. А Харальд Агдирский - волчье семя, кривой побег. Не быть с ним божьей милости, пока солнце светит на небе!
- Конунгу слава! Гандальву Олавсону!
Прокричали люди, и на крик тот выскочил из дома Лаге годи, в чем был выскочил, не успев наряда надеть праздничного. А подле него два гридя с топорами возникли. Бледнее снега было лицо годи, тряслась его борода, да застыл взгляд, будто призрака он увидал. А после бросился к властителю Альвхеймарскому, поклон земной отвесил.
- Здрав будь, властитель великий, - произнес он. - Уж не чаяли мы увидеть тебя в добром здравии! Черные вести пришли, будто бы миновал ты уже Биврест и нет оттуда возврата!
- Брешут то собаки лесные, - сурово сдвинул Гандальв соболиные брови. - А мужу славному, битвами закаленными, не пристало слухами руководствоваться да бабьей болтовней утешаться. Слышал я, что ты не по правде себе место ярлово взял, да и сам видел, что охраны надобной близ усадьбы не видно. Что скажешь, ослушник?
- Казнить не вели, конунг могучий, дозволь слово молвить, по правде все рассказать, как есть оно!
- Ты не слушай его, владыка, ложь с его уст так и сочиться, - прошептал Кеттиль, хотя и одарил его Лаге взглядом мимолетным, неприязненным.
- Знатный владыка всегда держит уши открытыми до речей верных воинов, - угрожающе проговорил конунг Альвхеймарский. - Однако, и глаза мои ныне при мне, и сам видел я что служба твоя далека от положенной Правдой. Али совсем гордыня обуяла?

Сообщение отредактировал DarkLight - 2-04-2007, 21:03

Халльвард и Сигтрюгг
С Тельтиаром


На постой воинов разместили в двух домах, стоящих рядом, – почти единственных в деревне, которые остались целыми. Халльвард спал на полу, положив под голову суму с посланием Асмунду, Сигтрюгг – рядом с ним. После угощения – хоть и скудного, но оказавшегося весьма кстати, - младший из братьев провалился в сон почти сразу же, настолько его вымотала дорога.
Халльварду же сквозь сон слышались шаги за окном, но, проснувшись, он не обнаружил во дворе никого. Заснуть снова ему не удалось, и он так и пролежал до рассвета без сна, в который раз изучая дощечку.
Чуть только солнце заглянуло в приоткрытые ставни, он разбудил всех воинов, приказав сбираться снова в путь. Кони были худо-бедно накормлены, взнузданы, и отряд собрался уже покидать деревню. Но сначала Халльвард решил найти старика, дабы отблагодарить его за ночлег и распрощаться.
Однако не успел юноша дойти до дома старосты, как послышался топот конский с другой стороны деревни - отряд всадников вдалеке заметен стал, и быстро приближались вои. Развевались подбитые мехом плащи, блестели кольчуги и шлемы. Сильная рать ехала, да без знамен.
Халльвард насторожился и прикрыл глаза ладонью, вглядываясь во всадников. Никаких знаков, никаких намеков, - не понять, кто скачет. Юноша оглянулся - воины его стояли позади - и обратился навстречу подъезжающим воинам.
Появился из большого дома и староста, на клюку опираясь. Испуганным выглядело его лицо - не в пример тому, как когда он воинов Халльварда встречал. Однако вскоре сумел старик принять вид невозмутимый и остановился, дожидаясь, когда новые гости незваные подъедут. Вскоре подле него и юноша оказался, да немало стрел каленых уже в грудь первому всаднику целились.
Остановились воины, рассмеялся из-под шелома их старший, гулок был тот смех, да и сам всадник могучим воином казался, с плечами широкими да ладонями могучими, и бородой растрепанной, из-под шлема торчащей.
- Кто таков будешь, воин заезжий? - Вопросил его старец.
- Зовут меня Хрерик, да люди знающие Гармом кличут, - пророкотал воин. - А ты, коли жить хочешь, неси что есть ценного в деревне, да девок зови покрасивее! А коли нет таких, то браги тащи, молодцы мои подустали с дороги! Или не согласен со мной?
Халльвард выступил вперед.
- Привет тебе, Хрерик, - молвил он. - Не обессудь уж, но деревня эта разорена была Асмундом-ярлом. Грешно требовать с этих людей больше того, что у них осталось.
- Придержи язык, отрок, - презрительно бросил ему викинг. - Самим Одином так заповедано, что за кем сила, тот и требовать вправе!
- Да и требовать-то нечего, - Халльвард обвел взором деревню, не желая унизиться перед Хрериком и покорно замолчать, - посмотри, где ты. Одина я сам чту, но стезя Одина - войны, а мы сейчас не на войне, и люди эти - мирные жители.
- Ну довольно, еще одно слово, мальчишка, и ты им подавишься, - зло проскрежетал разбойник.
- Постой, добрый господин, разве много тебе чести с мальцом биться? - вскинул руку староста, не желая, чтобы его гость пострадал от разбойников. - Сам смотри, нечем тебе здесь поживиться, было злато, да Асмунд Кровавый забрал, были девки, да Асмунд Кровавый увел, был скот, да Асмунд Кровавый пожрал - чем я могу откупиться от тебя, коли у самого в кармане дыра и даже ниток заделать нет?
Много видел на своем веку старик таких разбойников-берсерков, по деревням с лихими людьми ездили они, воинов на поединки вызывали, крестьян грабили. Видать, прознал этот лиходей, что деревню защитить некому, вот и появился.
Прорычал что-то Хрерик, блеснули глаза из-под шлема. Вдаль взор направил, увидал воинов агдирских.
- Поди, кольчуги у тебя добрые, мальчишка, да мечи острые - жить хочешь, вели хельду своему чтобы добро добром отдал!
Халльвард стиснул зубы. Будь он постарше да поопытней - не раздумывая, ринулся бы в бой, но чего нет, того нет. Да и начинать драку не хотелось: им ведь еще дело сделать надобно.
- Ошибся ты, видно, воин - нет хельда надо мной. Сам я хельд над всеми этими людьми. Харальдом-конунгом во главе десятка поставлен, власть мне им дана. Но ты и воины храбрые твои никак собираетесь супротив Харальда идти, на нас наступая?
Рассмеялся берсерк:
- Хельд! Попотешил ты меня, отрок, али у конунга, что еще усов не отрастил и вои все как на подбор дети малые? Вот уж тогда не разумею я, как он с ворогами биться решил? Мечами потешными, али рогаликами турьими?
- Не тебе сомневаться в силе войска Харальдова, - юноша смерил викинга непримиримым взглядом. – Не сомневаюсь, что наслышан ты о его победах. Вот и суди, какие вои у Харальда, да какое у них оружие. Что же до возраста – смотрю я, ты хоть и годами старше, а благоразумия не проявляешь. Идти бы тебе с миром.
- Прячешься за конунга своего, храбрый воин? - Продолжал потешаться берсерк. - Да только не вижу я здесь войска оружного! За мной сила сейчас, а после - как Тор рассудит, может и поймает конунг меня, а может и не найдет, да поздно для тебя будет, коли сейчас мошну не раскроешь!
- Много развелось нынче охотников за чужим добром, - Халльвард вдруг почувствовал себя беззащитным щенком перед взрослым, матерым бирюком. Но он сразу же постарался загнать это чувство как можно дальше. – Даже и не надейся, что кошели свои тебе отдадим. Уж хотя бы потому, что без денег мы едем, а только по поручению особому, и не след тебе мешать нам.
- И что же за поручение такое может сопляк вроде тебя везти?
Хререк с грохотом и лязгом спрыгнул с коня и, тяжело ступая, двинулся на юношу.
- Может быть, ты еще скажешь, что конунг тебе земель пожаловать обещал за службу?
Один из воинов Халльварда, Торхалль, обернулся к остальным и указал взглядом на Хрерика. На всякий случай хирдманны приготовились защищаться... или нападать.
Халльвард же не отступил ни на шаг и вперил взор в противника.
- Не твое это дело, разбойник, - рука юноши потянулась к мечу, хотя сам он и не представлял, как будет сражаться, если действительно придется.
Снова расхохотался берсерк да кулак в перчатке железной сжал.
- Тебе голова твоя дорога, юнец, али нет?
- Уймись, славный Халльвард, - прошептал староста. - Он же убьет тебя. Кто тогда конунгу о бедах наших поведает?
- Чего же ты хочешь тогда, позора моего?! - воскликнул Халльвард, обращаясь к старику. - Что же мне, рубаху для него с себя снять?
Он сорвал суму с седла и швырнул ее под ноги Хрерику.
- На же, смотри, песий сын, что внутри, ежели тебе такая охота!
Сигтрюгг с болью в глазах смотрел на брата. "Там же дощечка...послание...Неужли не видит зоркий Хеймдалль произвола этого?"
- Щенок, то-то же! - Процедил берсерк. - Эй, Магни, глянь что там!
Другой воин спрыгнул с коня, подбирая суму, да начал в ней рытся, на землю бросая припасы скудные, да сквозь зубы ругань извергая - ничего не нашел для себя полезного разбойник, только дощечку последней достал, да так и замер.
- Ну что еще? - Обернулся к нему Хрерик.
- Они и правда конунжие люди, - прошептал тот. - Тут жреца печать верховного!
- Уверен?
- Да, я ж у Торлейва три года прислуживал, из сотни похожих узнаю!
- Хрерик, - подал голос другой разбойник. - Может не стоит богов гневить, пусть уходят с миром? Что мы себе, разве добычи еще не найдем?
- Да я смотрю тут одни трусы вокруг меня собрались!
- Не трусы, мы, на ярлов и конунгов не раз меч поднимали! - Бросил Магни. - Да ты сам это знаешь, но супротив жреца я не пойду! К чему Асов злить понапрасну!
Скрипнули зубы Хрерика.
- Повезло тебе, сопляк, - сплюнул он Халльварду под ноги. - Забирай свое и проваливай!
Бросил Магни дощечку обратно в суму, тоже отступил.
- Воздастся вам еще, - произнес Халльвард одними губами.
Он подобрал суму, сел на коня и резко развернул того в противоположную сторону.
- Едем! - крикнул он воинам, затем взглянул на старосту. - Спасибо тебе за прием теплый, старче. А вас, собаки, пускай и дальше ждет Хель, небось недолго ждать осталось!..
С отвратительным ощущением собственного ничтожества и стыда перед воинами Халльвард проскакал вперед много далее своей дружины, и конь его замедлил шаг, только когда деревня та осталась совсем позади.

Конунг Альвхеймарский и бонды.
С Тельтиаром.

- Властитель, где же тут гордыня, когда я как мог, в деревне порядок поддерживал, да законы твои исполнял, - лбом бился об землю Лаге. - Разве же моя вина, что нет в деревне людей ратных - удальцы все воевать ушли, разве ж моя вина, что люд приказы не исполняет, как должно?
- Ты, Лаге, не мешай славный мед с водицей болотной, - недовольно молвил конунг. - Сам власть взял - лично мне и ответишь. Коли не мог люд к покорности призвать да дело делать приневолить - пошто жил ты в ярловом доме? Али напомнить тебе, что слово это "вождь" означает? Коли назвался так сам - отвечай за содеянное. Не даром властителю почести воздают - чуть что с него за людей его спрос. На том стоит вся норвежская земля.
- Я ж сил не жалел, все по чести делал, богам почести воздавал, - дрожал голос Лаге, не знал он, что еще сказать. Все же не знатного рода был, веками страх перед властителем в крови копился, потому и не мог слов подобрать нужных.
- Конунг, не казни, нет за мной вины большей, чем за любым кто на благое дело шел, да сил не рассчитал. Не будь меня, совсем худо бы в деревне стало...
Гандальв отвечал на то тихо, не обращая внимания на причитания. И таков был его тон, что селяне все, бросив шушукаться, слушали его речи почтительно:
- Не дело Властителю суд судить впопыхах, - молвил он, - толком плодов верховодства твоего не увидев. Живи пока. Сам гляну что к чему. Коли плох ты был на посту - голову с плеч сниму, не помилую. А коли наветы то боле - может, и впрямь рядом с собой посажу. Пусто ныне в моей горнице, много славных гридней в снегах ныне осталось. А пока - расступитесь-ка, люди. Долгий путь одолел, устал я с дороги.
- Благодарствую, великий конунг! - Лаге все бил поклоны земные, уже не замечая, что никто, кроме нескольких крестьян и не смотрит на него.
- Эй, принесите властителю одежу подобающую, да баню истопите! - Раздался зычный голос Кеттиля, сорвавший с людей оковы оцепенения.
- Спасибо, бонд честный, удружил ты мне, - кивнул Гандальв в ответ на крестьянскую расторопность, и снова повернулся к Лаге: - Смотр дел альвхеймарских все же с усадьбы начать посподручнее. Как семью судят по отцу, так и удел - по конунговым хоромам. Поедешь ты со мной, ярл самозваный. А дотоле сказывай мне, что за дела без меня тут творились. Родичи мои, тесть да невестка - неужто совсем тебе помощи не дали?
- Тяжко было мне, господин, все в одиночку, - тут же с готовностью запричитал Годи. - Я же раньше при святилище лесном богам служил, да вот - пришлось бремя тяжелое на плечи взвалить в час черный, а подмоги никто не прислал, крутись как хочешь, Хильден ярл сказал... чтоб его паралич разобрал!
- Так что муж сей молвил? Встань, как викингу должно, да отвечай толком, как мужчина, а не баба испуганная!- прикрикнул конунг на собеседника.
Вздрогнул Годи, забегали глаза его, не смог прямо глядеть на властного конунга, плечи сами собой сжались, спина согнулась:
- Молвил он, что дела державные ты на него оставил, что нет у него возможности за каждой деревней следить, да всем подмогу давать, - наконец выдавил Лаге. - Возгордился он, хотя сам роду низкого, не то, что славные ярлы, с тобой на рать поехавшие!
- Высоко, сокол, ныне летает, - процедил Гандальв сквозь зубы. - Однако, видел ли кто добычу, им пойманную? Отвечай мне, как перед богами, ярл Лаге - что Хильден тут делал? Кроме того, что кружки хмельные в пасть опрокидывал? Кому гонцов слал да каковы распоряженья дал бондам? Люд окрестный гуторит, что сам ты желал с Харальдом замириться. Не верю я в то - душа твоя заячья на подлость великую не осмелиться, да и власти на то больше ярловой будет потребно.
- Не бывал тут ярл Хильден, - покачал головой Годи. - Сам я на лыжах в усадьбу конунжию бегал. Пьет Хильден брагу, да беседы со старым Гурмиром ведет, а до нас ему и дела нет! - Затем только осознал он, что конунг говорит, пуще прежнего задрожал. - Да разве ж могу я тебя предать, владыка?! Никогда не бывать тому! Другое дело, что были люди Харальдовы в Альвхеймаре, да многие в деревнях их привечали - злато-серебро обещают, верных тебе на свою сторону сманивают.
- Если знаешь ты о том - почто не велел ты людям гнать вражьих прихвостней вилами, или краше того: Тора да Одина их кровью порадовать? Так и скажи, что за живот опасался, а потому смотрел на сию непотребщину без дел ратных, не как ярлу славному надобно. Взором холопским смотрел, Лаге, глазами пса дворового, думающего, как всем хозяевам угодить.
- Не суди строго, господин. Что я сделать мог? Дружины нет у меня храброй, едва в этой деревне порядок поддержать удается - куда мне на другие селения смотреть!
- Иш осмелел, - покачал головой конунг. - Два мига назад шапкой пыль подметал, миг назад Хильдена лаял, и теперь уж и сам зубы показывать вздумал? Где доблесть твоя прежде была, знать мне охота? Не бреши, что сюда лиходеи агдирские нос не совали. Спасибо, коль сам на дворе их досель не приветил!
- Не было такого! Все наветы злые! - Затряс бородой Лаге.
- Больно ты нервный для одних лишь для наветов, - сузил глаза Гандальв. - Не гневи меня ложью, ослушник. Я говаривал уж, что с бонда простого один спрос, с ярла - другой, а с родовича моего, хоть и не кровного - так вовсе третий. Лучше правду сам расскажи. Все равно ведь прознаю, конунгу в землях его древа секреты шепчут да травы речи гуторят.
- Были здесь люди агдирские, - опустил голову Годи, совсем жалко выглядел он в этот миг. - Дары богатые предлагали, не взял я. Ярла званием сманивали - не принял. Два дня пробыли тут, да прочь уехали. В Бьерндале говорят Ярл Торбьерн человеком Харальда стал, туда они коней повернули.
- Так я и думал, - кивнул конунг своим невеселым думам. - Что же, с предателями у меня разговор будет короток. Но рыба гниет с головы, так что поперед бондов я с Хильденом уж погуторю. Пусть ярл ответ держит, как же это он так земли мои внуку посберегал, что холопы Харальдовы нынче тут ходят, как дома, да столуються без боязни.
- Баня готова, конунг, - робко поклонилась девица, незаметно возникшая из-за угла. Изволишь ли?...
- Да. Благодарю тебя, славная, - ответил Гандальв и, вновь повернувшись к самозваному ярлу, продолжил: - Прикажи коней оседлать, да покажи, что не зря место главного в селении занял. Мы едем в усадьбу!
- Справим владыка! А ты в баньке попарься, славная у нас банька, все гости это отмечают!

Сообщение отредактировал DarkLight - 2-04-2007, 21:54

Саросберг, совместно с Тельтиаром:
Отослал ярл Асгаут братьев младых к Асмунду, сам же не в первый раз пленных обходил, искал знатных, что сами не признались в происхождении своем, искал богатых, что скрывали свой достаток, искал умелых, что работать на конунга не желали. Молод был Асгаут ярл, едва лишь двадцать пятую зиму разменял, да цепок был ум его - видел он из чего выгоду извлечь можно, а что лучше и не трогать, ибо бесполезно будет. Мог в людях великое разглядеть или же пустоту увидать. Да других своих людей заставлял о любых пленниках особых без промедления докладывать.
Один из сотников, приставленных Асгаутом к смешанным отрядам, куда он недавно пленников альвхеймарских распределил, остановил ярла окликом.
- Асгаут ярл, не изволь гневаться... тут такое дело.
- Говори, не медли!
- Есть там один. Рифмует всякие бредни, целыми днями что-то бормочет, на него жалуются... точно с ума сошел не иначе. Сидит в углу и канючит. Кроме воды и хлеба не ест ничего.
- Что же это за человек такой, может колдун? - Приподнял бровь Асгаут.
- Богам ведомо - оветил хирдман, нахмурившись. Как бы лиха какого не накликал.
- Давай, веди меня к нему, да рассказывай подробнее!
- да вон в том доме он с десятком пленных... тех что присягать не захотели...
Так даже те его боятся. Говорят, лихо накликает... Мы бы и внимания не обратили, кабы не их жалобы... он и ночью бормочет что-то...
- И что же, Торлейв до сих пор до них не добрался? И прекрати мне тут про лихо причитать, покуда сам не поверишь, никто не накликает!
- Так как же не накликает, коли там колдун попался в самом деле? а колдуны известно лихо могут накликать...
- Торлейву уже кажись дела ни до чего нету...
- Язык свой придержи, - зло произнес ярл. - И не отзывайся о жреце непочтительно более.
Хирдман побледнел,
- Да я что,я же и говорю не хватит ни у кого сил за всеми следить. Пленников столько что не упомнишь всех...
- На то и ты здесь поставлен, что бы зрить, где конунг и жрец не уследят, - сменил гнев на милость Асгаут, отметив, что они наконец дошли до сарая. - Ну, где твой колдун заточен, показывай.
Хирдман поспешил к дому, где содержались упрямцы, предпочитвашие сидеть в колодках.
- Вот в этом вот сарае их всех держат. - Хирдман открыл дверь.
- Посмотрим на упрямцев, - с улыбкой произнес ярл. - Рассказывай, кто такие, пошто терпение конунга славного испытывают глупостью своею.
- Эх... Жаль не всех в жертву принесли... Тратят тут на них хлеб и кашу...самим нечего скоро жрать будет -проворчашл он. сверля пленников взглядом - Ярл почтил вас своим присуствием. Попривествуйте его! - крикнул хирдман, притопнув ногой, и положив руку на рукоять меча.
В ответ послышалась брань и полетели плевки - видать слишком верны были Гандальву эти люди, чтобы приказы пленителей своих исполнять, или глупы сверх меры.
- Турсово отродье - проревел хирдман. - Плетей опять захотели?
- Волчий выкормышь! - бросил кто-то в ответ.
- Ну хватит, а то всех пеньковым ожерельем пожалую! - Произнес Асгаут. - Показывай где этот приплод Локи сидит.
- Будете резвиться все в рубашках Сёрли
в Настранд вас проводят
Хель столпов пестуньи…
жала змей булатных
рдяных рек бурь ратных
отсекли игрушки
чем Локи Скади тешил
ныне вы всего лишь
ожерелий турсов
каменных обручий
жалкие подобья
- Что он там бормочет? - Вопросил ярл, подходя ближе.
Воины, сидевшие на полу на подстилке и сена тряслись от злости.
- Заткни свою вонючую пасть, пес смердящий!
- Кто уж тут смердит, так это ты, - Асгаут не глядя ударил крикуна кулаком в лицо. - Коли уж третий день под себя ходишь!
Сидевший в углу человек снова забубнил:
- Кровью рыгали раны,
В грохоте и громе
Скёгуль — с кем сражался
Конунг в буре копий,
Пали те — свистели
Птицы лат, и славно
Добыл себе воитель
Бед среди победы.

- Он уже нас тут замучил своими висами! -прокричал один из пленников. - Уведите нас отсюда! Он с ума сошел! Это же просто пытка.
- То своего конунга прославляет то его проклинает то нам всякие беды сулит – подхватил другой, глядя на узника в углу с суеверным ужасом
- Молчи, безродный! - Зло оборвал его Асгаут. - Подле вас настоящий скальд сидит, и вы негодяи задарма мед поэзии вкушаете, так еще и жалуетесь!
- Избави нас один от такой поэзии! Днями и ночами напролет слушать, как этот пес всех проклинает и поносит. кем он нас только не обзывал!
- Даже альвы Свартальвхейма
больше смелости являют
чем такие вязы битвы
кто лишь пятками сверкает…
- Избавить вас, псы, говорите, - призадумался ярл. - Коли помогу вам в этом, слову моему подчинитесь?
- Подчинимся! что скажешь то и сделаем - залепетали пленники. -пока мы тут сидели, этот безумец уже успел весь наш род проклясть до тридцаотого колена -и предков и потомков и все беды предсказать какие только вообразить можно. Даже Рагнарок после этого издевательства таким уж страшным не кажется…
- Сейчас же Харальду конунгу в верности поклянитесь, и служите не за страх, а за совесть, - велел им хитрый воитель. - Тогда и минует вас проклятие скальдово, ибо велика удача у властителя моего, и вам часть ее перепадет!
- Клянемся молотом Тора. -произнес тот кому от кулака ярла досталось
- Драпал Конунг от мертвяка
будто Фенрира увидел
эх напрасно на том свете
словом Хальвдана обидел!
- Клянемся, если уберешь этого Хуггина - злобного птица Одина подальше, все принесем обеты служить вашему мальчишке конунгу, как сам он того пожелает!
- Вы воины слово сказали, так держите его, как подобает! Проследишь, чтобы клялись по правде да как следует, - приказал ярл хирдману ближнему. - А ты, скальд со мной пойдешь! Освободить его из колодок!
- Реки капель рдяных
на море хлебов роняли
клювы птиц сраженья
жатву вели обильно…

Хирдман схватил жбан и плеснул холодной водой в лицо стихоплету
Тот вздрогнул и тряхнул головой.
- Как звать тебя? - спросил Ярл
- Коль у смерти турсов
был скакун великий
то один кит леса
по мирам скакал бы…
Тем временем с пленника сбили колодки, и Асгаут подхватил его, исхудавшего, за шиворот, потащив вон из сарая.
- Вразумительно говори, кто таков?
Скальд посмотрел на него мутным взглядом.
- А разве вяз обручий не знает на ком ездит губитель турсов? а кто кит леса - уже каждый ребенок знает... - Торбьерном меня нарекли и так меня величали.
- Пришел в себя, смотрю я, или народ дурил все это время?
- А что дурить тех кто и так дурные?
- Так чего ради ты на них неистовство свое тратил, Одином дарованное?
- Чем больше тратить хмеля Браги
Тем больше меда прибывает
Ржавеет жало битв без дела
И остроту свою утратит
В бездельи скальд свой дар теряет
как в море лед под солнцем тает
- Смотрю я, не простой ты скальд, - ответил ему на эти слова Асгаут, смекнув, что такого человека Харальду представив, большие почести и себе получить можно. - Кому же раньше служил?
- Сначала конунгу Мёра. Ну тому кое-что в моих висах не понравилось, и пришлось мне из Мёра бежать… Потом к Гандальву этому подался, хотел Агдир повидать вот и пристроился к нему.
- Смотрю я, вдосталь ты агдирские сараи повидал, видать приестся успели уже, - усмехнулся бородач. - А что покрасивее желаешь посмотреть?
А что покажете… я же не переборчивый…
- Для начала вот плащ возьми, - сбросил свой меховой плащ Асгаут, накинул на плечи скальду продрогшему – до сих пор был он водной рубашке. - Пойдем к конунгу нашему, будешь ему служить - будет тебе всегда и злато и хмель!
- Сначала на конунга вашего взглянуть хочу, да словом-другим перекинуться, а там уже и решу, буду я ему служить или дальше пойду.
- Смотрю я на тебя Торбьерн и дивлюсь, только из колодок выбрался, а уже норов выказываешь!
Беззлобно сказал эти слова могучий ярл, за собой повел скальда к усадьбе, где Харальд конунг на постой встал. Да к дверям подойдя постучал трижды, придирчивым взглядом стражу оглядев.
Вскорости прислуга дверь открыла, вошли гости. Конунг в гриднице сидел, по правую руку от него Укси широкоплечий, по левую Аудун Плохой Скальд разместились. Да только не слышно было речей веселых - видимо думу думал Харальд, оттого тихо в доме было.
- Здрав будь, властитель, - приветствовал его Асгаут. - Я тебе гостя привел, да не простого - знатный скальд в твоей темнице томился.
- Скальд простой да незаметный
род мой издревле незнатен
и кто знает в скольких висах
скальд властителей восславил…
- Что-то жалкий вид у твоего скальда - произнес Укси
- Ты бы сам посидел в темном погребе, небось жирок бы согнал с брюха пивного, - усмехнулся в ответ викингу ярл.
Вскинул руку Харальд конунг:
- Довольно брани, пусть скальд пришлый себя покажет, - произнес он. - Пусть поведает, кто он, да откуда, каких властителей славил, каким хулу говорил.
- Скальду коннунг не прикажет
с какой руны вису скажет
Игга мед течет по древу
и по крыше и по хлеву...
Славен будь, владетель юный
Слову скальда слухом внемли

Поднялся тогда Аудун Старый, Хальвдана Черного любимый скальд:
Что тут слушать?
Рифмы глупой?
Слов корявых?
Песен старых?
Асов дара,
Знать не взял он.
Торбьёрн недолго думал, и с ответом не медлил:
Видно мёда Игга капля
в клюв упала и Хуггину
а иначе кто б закаркал
в ритме трели соловьиной?
Вижу ты спешишь ярл браги
скальда пришлого на битву
слов плетения созвучных
вызвать... будет звон обручий?

- Будь по вашему, пьющие мед корней Иггдрасиля, - кивнул Харальд. - Покажите свое умение. Будет вам награда достойная.
Аудун прокашлялся, и начал хриплым голосом:
- Смотри конунг,
Голос звонок,
Пусть сам стар я,
Песнь звучит моя!
Скальду-неумехе,
Дам по праву место!
Место возле стойла,
Выскочки достойно!
Торбьёрн улыбнулся, и сразу ответил:
- Хлев лишь пачкает одежду
но не душу сына Эмблы
даже раб в хлеву рожденный
сможет мед вкушать на злате
скальд из хлева приведенный
ныне брагу пьет в палате
старец словом неучтивым
седину свою позорит...
Аудун сверкнул яростным взглядом, и ответил:
- Уроком младому,
Седого законы,
Мое крепко слово,
Что ты недостойный,
И меда ни капли
Тебе не досталось!
Торбьерн снова усмехнулся, и ответил как ни в чем не бывало:
- Слушай песню, ясень копий
солнца горного владетель
коль позволишь слово молвить
чтобы шума уст радетель
службу нес не ради злата
сердце скальду петь велело!
Аудун ухымыльнулся, чувствуя что вот щас он и дожмет наглого мальчишку:
Рассудок молчит,
Когда сердце велит,
На глупое дело
Неокрепшее древо,
Оно подбивает,
Слова вылетают
Красиво и быстро,
Да нету в них смысла!
Торбьёрн овттеил уже не раздумывая:
- Мало Игга браги
испил пенья Лагис
мудростью кичиться
мнимой не годится
висы -не водица
скальдом лишь родиться
но не становиться
прихотью сын Эмблы…
Аудун стукнул уклаком по столу, но взял себя в руки
-Послушай конунг,
Как я скажу,
Спеси в нем много,
Да мало проку
От скальда такого,
Вот мое слово.
И тут же сразу Торбьерн ответил:
- что стоит слово
скальда худого
в чьем стихе кеннинг
- в кошеле пфеннинг?
глас соловьиный
язык змеиный
издать не может
стих не поможет.

- Довольно, - остановил Харальд Аудуна, хотевшего было продолжить спор, и обернул взор к скальду. - Вижу я, скальд ты не из последних. Скажи, как тебе звать-величать?
Улыбнулся Асгаут, заметив, что удалось ему развеселить конунга, да только старый певец мрачен остался. Неприятной ему было осозновать, что годами младший его обойти сумел.
Торбьерн гордо вскинул голову:
- Торбьорн мое имя.
Из Мёра я родом
и с детства у моря
стихам я учился
Харальд улыбнулся, и снова обернулся к скальду:
- Садись Торбьерн подле Аудуна-скальда, пей брагу хмельную, да расскажи в каких краях был, - подозвал поближе гостя властитель. - И ты, ярл славный, не стой у порога, проходи.
Скальд поклонился Харальду, сел за стол, при этом старый скальд яростно заскрежетал зубами и с благодарностью принял чашу с пивом.

Не сдержался Аудун, бросил слова бранные:
Скальд из хлева вылез,
Вшей с собою вынес,
Смрад принес с собою
К нашему застолью!
И снова Торбьерн сразу же отвтеилн6
- Пса с седою шкурой
блохи укусили
пес видать взбесился
то рычит то лает
чур еще кусаться
он сейчас полезет!
придержи хозяин
воинов палаты
пса с седою шкурой
чтобы зря не лаял!
Я не та добыча,
Не такой обычай!
Аудун злорадно оскалился, и выкрикнул:
- Шел бы лучше в баню
Смыл бы грязь водою,
Чем за стол конунга
В рубище садиться!

- Хватит, Аудун, - оборвал отцова любимца Харальд. - К чему дальше бранится, когда конунг слово молвил последнее?
- Будь по твоему, потомок морей властелина, - через силу согласился Аудун.
Прошептал Аудун, так что только Торбьерн его услышал:
- Вышел из сарая,
Девицу желая,
Заслуг не имея,
И испивши хмеля,
Да кому ты нужен,
Скальд из конюшен?
Торбьерн же ответил, также понизив голос, и все же его услышали все:
- с меня грязь смоют
а ты что ноешь?
тебе ж девица
во внучки годится
Ужель снедают
врагов Хеймдалля
тебя напасти
изведать сласти
пестуньи горниц
ты не способен?
Рассмеялся конунг, бросил Торбьерну перстень золотой с указательного пальца.
- Доброго скальда ты привел, ярл Асгаут, вижу я, за словом он в карман не лезет, а ты Аудун в который раз доказать сумел, что не напрасно имя свое носишь.
Промолчал на это оскорбление Аудун, да только не по нраву ему было, что Плохим Скальдом его сызмальства прозвали. Вдвойне неприятно было от конунга такие слова слышать.
- Гандальву служил раньше этот скальд, - произнес Асгаут
- Уходит скальд - удача уходит, - сказал на это конунг. - Приходит скальд, и удача с ним дом посещает. Была удача у конунга Альвхеймара, да вся вышла. Агдиру же ныне удачи прибавилось.
Вставая из-за стола, Торбьерн поклонился и произнес вису:
- Славься даритель злата
скальдам ты щедро платишь
я же воздам уменьем
и всем своим разуменьем
рун разговоров скрытных
вязями слов увитых
чтобы тебя прославить
щедрость твою восславить
радости Фрейр пенной -
Коннунгу имя - щедрость!

- Быть скальду Торбьерну в моей дружине, - принял решение конунг. - Сидеть на месте почетном, рядом с Аудуном Старым на пирах и застольях, Аудун же получит в награду за умение свое обручье серебряное, а тебе Асгаут ярл жалую я плащ новый соболями подбитый со своего плеча, коли уж ты свой певцу отдал.
- Благодарю тебя, щедрый владыка, - отвечал ярл. Молча награду принял Аудун, видать не простил еще обиду нанесенную, да то, что мужика пришлого с ним рядом посадили.
- Благодарение тебе мое, коннунг, и благословенен будь твой род... за милость и щедрость ты достоин великой славы и удачи великой... а теперь позволь мне пойти грязь смыть дабы достойных людей за столом не смущать, ибо неловок мне столь славным и достойным людям аппетит портить.

Альвхеймар. конунг Гандальв.

Воители, привычные к ратным походам, все делают быстро. Вот и Гандальв, конунг Альвхеймара, не стал тянуть с делами, сердцу не любыми. Не позволил он телу усталому в бане разнежиться до степени, чтоб сразу на полати залезть, даже деву отвергнув. Да и женская красота его ныне не влекла сильно – черные думы чело омрачали, да радости жизненной палки в колеса поставили. Так что, чуть выйдя из бани да одевшись по конунжьи, вспрыгнул Гандальв в седло, благодаря предков за здоровье, ими дарованное. Не всякий муж смог бы волю найти далее ехать, после столь тяжкого пешего хода. Конунг сдюжил. С ним вместе Лаге отправился, да дюжина бондов покрепче, ибо не дело то – властителю по земле скакать в одиночестве, будто бродяге какому, безземельному.
Усадьба встретила хозяина тишиной. Видимо, прав был Лаге в давешних наветах – Хильден, тесть конунжий, худо тут совсем управлялся. А потому, памятуя слова ярловы о том, что пьет родич злокозненный вместе с Гурмиром старым, к нему конунг на двор и направился:
- Ну, здраве тебе, Хильден-ярл, - молвил он родителю невестки, едва хмельные очи продравшему. Ярлу помстилось, что Гандальв их Хель ныне явился, что мертвый он, по кровь живую в селенья притекший. Заорал Хильден дурным голосом, да некогда конунгу было на то внимание тратить. Схватил он управителя земель своих за шиворот, да во двор вытащил, как котенка. Снег холодный многих пьяниц заставил опамятоваться, а тут еще мстительный Лаге в сенях ведро с водою студеной приметил. И вылил ее ярлу Хильдену на голову, с одобрения конунгова. вмиг с управителя хмель весь слетел.
- Конунг… не ждали не ведали…
- Вижу я, что не ждали, - грозно говаривал Гандальв. - Ах ты, пес шелудивый, на конунгово место забрался, рылом немытым с владыкиного стола яства вкушаешь, а вместо верной службы подлостью мне решил заплатить? Али судишь ты обо мне, по сыну моему, ныне покойному? Этот выродок Локи готов был с безродными брататься да от любого хулу принимать. Но я не таков… коли забыли – напомню!
Страшен был конунг во гневе, даже бонды свободные, из любопытства собравшиеся, назад подались. Трудно земле без хозяина, многие в Альвхеймаре уж Харальда-владыки руку мысленно примеряли, и теперь мстилось их совести нечистой, что читает Гандальв воротившейся в их сердцах все мысли худые. А уж о том, что расплата за ним не задержится – знали все достоверно.
- Хорош ты гуторить, Гандальв, - неожиданно влез с речами Гурмир. – Сам земли оставил, неясно где шляешься. Ярлы с тобой ушедшие – тоже в лесах заплутали. Верно, Обманщик прибрал – и костей не оставил. Да и сын твой битву свою проиграв, немало землю Альвхеймара обескровил…
При поминании Хаки гнев, доселе прятавшийся в глазах конунга, вырвался на поверхность. Отлетел старец к стене домины, сбитый с ног мощным ударом, да и застыл там, кровь рукой унимая.
- Не слова более слышать не буду! Ой, воли, гляжу, вы себе взяли – прямо не слуги конунговы, а сама асы небесные, правом судить облеченные! Род мой тут правит, мне и решать! – грозно прикрикнул Гандальв, и добавил с холодной яростью в тоне: - А лай песий слышать без надобности. Сам Хеймдаль людей разделил, роды начиная, Один да Фрейр мне предками были. Меня лаете ныне – значит, и асы почтения не дождутся. Али напомнить мне вам, как мы предков-богов почитаем? Рагнар!
Плечистый детина, названный конунгом, выступил вперед. Был он воем, в боях опытным, не раз ворогам в лики смотрел да секиру в крови обагрял. Но столь страшен ныне был конунг, в гневе своем лютом, что муж дружинный боялся, кабы колени не дрогнули.
- Ну-ка, почти Одина с Фрейром должными жертвами, - перст конунга указал на обоих ослушников, Гурмира и Хильдена. – А как почтишь – головы им отдели да над воротами усадьбы прибей. Чтобы все знали, что конунг с предателями дальше содеет.

Сообщение отредактировал DarkLight - 3-04-2007, 20:56

Эйрик

Власть – опаснейший из всех ядов. Стоит увлечься ей, хотя бы немного – и ты уже не хозяин судьбы, а только игрушка в ее руках. Свою волю ты исполняешь или чью-то еще – не понять. И самое страшное в том, что ощущение полной безнаказанности властвует над тобой безраздельно, когда тебе кажется, что за тобой – власть и сила.

Невдомек было Эйрику, конунгу шведов, что черные силы уже захватили его сознание, что помыслы его направлены теперь только на одно – на достижение еще большей власти.
Очередь за западными землями. Теперь или никогда. Но одному решать такие дела не пристало – речь идет о Готланде, и если все пройдет удачно, эта земля будет принадлежать ему целиком. Если же нет…Впрочем, о таком исходе событий Эйрик и не помышлял – слишком уверен он был в победе, какими бы путями не пришлось к ней идти.
Однако следовало созвать совет ярлов, дабы прийти к выводу, что делать дальше, как поступить с Вестерготландом.

- Сегодня, славные воины и достойные мужи, должны мы решить, что делать нам дальше, - так начал свою речь конунг.
- А что же решать тут? – фыркнул Свен Черный Молот, правая рука Эйрика. – Сбираем войско и выступаем!
- Подожди, Свен, - охолонул того Вальгард, знатный ярл, что Эйрику самому дальней родней приходился. – Мы все знаем – твой молот понапрасну на стене не ржавеет и так; потому тебе такое прозвание и дали, что давно почернело твое оружье от крови врагов. Но неужели не сможем без грубой силы обойтись?
- Молва о нас давно уже впереди нас самих идет, - усмехнулся Эйрик, - уверен я, что прослышали везде о кровопролитии остерготландском. Вряд ли захочет еще кто-нибудь разорений и погромов подобных.
Свен ухмыльнулся - резней той берсерк едва ли не гордился. Остальные ярлы переглядывались между собой и кивали, тоже соглашаясь с конунгом.
- Дошло до нас известие о том, что собирается в Вестерготланде тинг, - вновь вступил Вальгард. – Не явиться ли нам туда, конунг?
- Что за дела нам там?! – вспылил Черный Молот. – Воины мы или только речи вести умеем? Зачем нам там быть?
- Вот и покажем, что не только мечи в руках держать можем, но и дело говорить, - сдвинул брови Эйрик. – Сами сдадутся на нашу милость. Решено – быть нам на тинге. Без лишней крови попробуем решить вопрос сей, кому над землями этими властвовать. А кто недоволен будет – тем напомним, как в Остерготланде головы рубили да над воротами вешали.
Хоть и недоволен был таким решение Свен, да смолчал. Может, и удастся им еще в сече побывать – путь-то хоть и недалекий, да вражеские земли пересечь придется. А слаще крови чужой ничего быть не может для настоящего воина.

Совместно Тельтиар и avarach

Ранним утром перед догорающим костром на шкуре седого волка наброшенной поверх обледеневшего валуна сидел Грютинг, он обдумывал шаги по ведению грядущей войны. Нанесенное ему оскорбление, заставляло вскипать молодую кровь подобно горячему, незамерзающему лютой зимой ключу. Торстейн выполнил наказ, собрал людей, хотя и не так много как хотелось бы оркдальсому властителю, сейчас, ставшая лагерем дружина, еще не встала, выбирая последние минуты сна. Долги зимние ночи, поздно солнце встает на северных равнинах, поднявшийся конунг в отблесках багровых углевищ казался вышедшим из Хеля снежным чудищем. Руки, которые, не смотря на утренний мороз, не были одеты в меховые рукавицы, сжаты в пудовые кулаки, воздух, обращавшийся в клубы пара, чуть не со свистом вырывался из груди. Борода и усы покрывались слоем инея, ни дать ни взять снежный Йотун собственной персоной.
Перед утренней побудкой, конунг, наконец, прервал свои размышления, запахнулся в меховой плащ и вошел в свой шатер испить горячего эля, не хватало еще подхватить лихоманку в начале похода. Он и так обещал быть не легким, но уязвленная честь молодого властителя будоражила и взывала к возмездию. Предки помогут его свершить, иначе как он сможет показаться им на глаза, о каком торжественном месте за столами Валгаллы можно будет тогда говорить?! Зато в случае удачи, взяв в жены его дочь старого Хакона, Грютинг сможет прибрать к рукам новые владения, получить заветный выход к морю и, наконец, утереть нос этому выскочке с юга. Конечно, в будущем ему придется схлестнуться с Харальдом, глаза на него не закроешь, а поэтому нельзя допустить, чтобы земли Хакона ушли в руки соперника. Тогда, окруженный почти со всех сторон Грютинг, не сможет долго противостоять этому волчонку.
К державшему резной рог конунгу в шатре подбежал Торстейн:
– Владыка, дружина готова выступить по твоему слову.
– Долго собираетесь, думаете, зима пришла, и спать, можно сколько хочешь?! Псы Хакона будут рады уложить вас в снегах в вечном сне.
– Дозоры не заметили ничего, владыка!
– Когда б заметили, поздно было б. В следующий раз собираться по темну будем, чтоб с первыми лучами войско могло выйти, а сейчас передай, пусть выступают.
– По твоему слову!
Торстейн выскочил из шатра и отправился передать приказ конунга. Сам конунг вышел из шатра, который тут же начали собирать приставленный к обозу ополченцы, невдалеке бряцали железом верные хридманы, войско выступало. Конунгу подвели могучего коня, тот потрепал друга своего верного по замершей морде и одним движением взлетел на него.
Солнце уже близилось к полудню, когда дозоры донесли о неизвестном отряде движущемся по владениям Грюттнга, шли они нагло и открыто, не скрываясь. Оркдальский властитель нахмурился. Что это? Неужели Хакон опередил его, выслал свою дружину, во владения Грютинга подло вторгся, не стал ждать, когда тот сам к нему прийдет дело чести улаживать. Что ж, можно и сейчас поквитаться, тем даже лучше. Не ведал значит Хакон, что его противник успел собрать свою дружину и навстречу ему выступить, тогда и бить начнем их здесь, пока к своим вернуться не успели.
Грютинг скомандовал дружине своей боевое построение. Войско разворачивало строй на встречу противнику на небольшом заснеженном холме.
Всадников, идущих под знаменем Гудбранда дозорные конунга заметили быстро, однако - видимо из-за удивления, пока ничего не предпринимали. Да и было чему дивится - недавно совсем вернулись гонцы, да черную весть принесли, что кончилась власть Гудбранда хевдинга в Долинах, а тут приближается целая рать, пусть и небольшая, но издали виден блеск дорогих кольчуг и шлемов - такие воины в битве многого стоят. Впереди же их ехал настоящий великан, столь могучий и широкоплечий, что непонятно было, как его конь держит. Направили они коней к костру Оркдальского конунга.
Тяжелые хридманы не пустили чужаков к костру конунга, остановив их нацеленными в грудь коням копьями:
– Кто такие? Куда прешь! К конунгу если, так к нему ногами должно идти. Назовите себя и спешивайтесь, если пройти хотите!
Воины схватили коней под уздцы и недвусмысленно наставили на непрошенных гостей копья, рядом лучники со скрипом натягивали тетивы готовых к бою луков.
- Грозны вы, как я погляжу, - усмехнулся великан, спрыгивая с коня и земля отозвалась тяжелым гулом под его подошвами. - Зовут меня Ахти Йотун, а теперь копья убирайте, и дайте мне с господином вашим беседу завесть.
– Пропустить! – громкий окрик Грютинга, заставил расступиться хридманов, они настороженно убирали копья, ослабляли тетивы.
Грютинг, сам спрыгнул с коня и направился к прибывшему гостю:
– Ахти Йотун, не думал я, что ты еще топчешь эту землю. С чем пожаловал? И почему вдруг в силах тяжких на моих землях объявился ты?
- Льстишь ты мне, Грютинг-конунг, - пророкотал Ахти. - Где же видишь ты силы тяжкие, когда еще месяц назад я малой дружиной в четверо больше этой верховодил?
– Месяц назад может у тебя и было в четверо больше, но сейчас с тобой видать самые славные воины остались, те кто смог пережить бой в котором погибли твои родичи. А ты сумел увести и сохранить дружину. Значит с тобой пришли воины те, что вскормлены молоком медведицы.
- Сладки твои слова, конунг, да не речи, а мечи ныне дело решают, - махнул рукой Ахти спешиваться ратникам своим, сам подле костра сел. - Смотрю я великая рать у тебя собралась, вьются знамена, бренчит сталь. Супротив кого ведешь воинство великое?
¬– Враги не дремлют, а конунг не может снести оскорбления. Иду посчитаться за обиды, нанесенные мне в землях Трандхейма старым Хаконом. Презрел подлый нашу долгую дружбу и дружбу отца моего. Стелется словно шлюха портовая под ноги выскочки Харальда. А с чем ты пожаловал? Супротив кого дружину выставил? Не ищешь ли новых земель в родовое владение?
– Старые бы удержать, - буркнул великан, потирая большущие ладони. - Все, кто батюшке моему служил, трусливо хвосты поджали, вместо мести кровавой, как викингам должно, бегут Харальду щенку в ноги кланятся! Проломил я одному предателю голову его, мозги коварные на пол дубовый повыпустил. Да другие честь на злато променяли.
– Да, поубавилось нынче чести у воинов, бросают своих властителей ради куска сытного, и таких привечает к себе этот Харольд выползок. А не хочешь славный воин со мной пойти посчитаться с Хаконом? Сумеем одолеть его, и Харальд прибрать к рукам тех земель не сможет. Да и ты бы мог кусок земли под владения к ногам бросить, рядом с вотчиной твоего отца приемного, чтоб ты смог месть свою свершить, отплатить за измену ярлам изменникам и обидчику Харальду.
Переменился в лице Ахти, бросил взгляд на дружину свою, что харчами угощалась у костров воинских, словно в уме прикинул, хватит ли сил:
- Не след сейчас с Хаконом тебе бранится, Грютинг конунг, - наконец произнес гигант. - Не кончится добром битва эта, не хватит сил тебе, без поддержки батюшки моего, чтобы одолеть Трондхейм.
Грютинг нахмурился, и этот туда же, отговаривать вздумал его. Своей вотчины не имея, поучать конунга вздумал.
– Не должно мужчине смолчать на оскорбление, а Хакон оскорбил меня пред дружинниками, на виду у всех. Про это нельзя смолчать и забыть. Нельзя допустить, чтоб земли его отошли к Харальду, или приемный сын Гудбранда сомневается в силах своих? Удача любит тех, кто сам ее берет, на других не оглядываясь. Время пришло проверить, не завелась ли на мечах ржавчина, не ослабли ли руки воинов, так ли крепок их дух. Дружина пойдет лишь за смелым и удачливым предводителем, с тем, у кого славы и чести добыть можно будет, добычи взять немерено, пока с тобой еще люди есть не разочаруй их малодушием.
С хрустом преломислось крепкое полено в руках Йотуна.
- Никогда я в силах своих не сомневался, и из других сомнение выбивал, - донесся утробный голос великана. - Да только никакой силы не хватит, чтобы с двумя конунгами совладать, коли они вместе ударят! Посмотри где ты сейчас, Грютинг-воитель!
Схватил прут Ахти, начал на снегу знаки выводить:
- Вот Оркдаль, а вот Мер, а вот Транделаг, южнее же нет больше батюшки моего, чтобы на помощь тебе придти - там теперь тоже вороги гнездятся! Сдюжишь, коли ударит тебе Харальд млад в спину? Ему не привыкать подлостью брать, а не воинским умением!
– Верно говоришь, батюшка твой нам сейчас не поможет, но и Харальд только войну закончил, соседи его недовольны тем, как он под себя чужие земли подгребает. Не сможет он силу великую супротив меня выставить, границы свои оголить, сразу найдутся охотники, что подбрюшье мягкое земель его, у других нечестно отобранных, мечом попробуют. А и если приведет кого, то в небольших количествах, и на тот случай я в Оркдале дружину оставил, поломает зубы волчонок об мои стены. А мы тем временем, с Хаконом покончив, как снег за пазуху ему свалится. Да и то разговор, нам ненужно рати Хакона изводить, главное его дочь отбить, а как станет она моей женой, так и конец походу нашему настанет. Не сможет старик против зятя выступить, нет у него сыновей, одна дочь осталась, если внука своего конунгом видеть захочет, сам к нам в союз пожалует, и войско наше усилится.
- Хороши речи твои, Грютинг, а сумеешь ли жену себе клинком добыть? Ведь коли ждет тебя Хакон, крепка сеча будет.
– Дома сидючи, дела не сделаешь, хочешь славы и силы добыть, в поход собирайся. Хакон своих сыновей всех в войнах положил, нет у его дружины теперь ни правой, ни левой руки, а мы обоерукие, сталь мечей наших крепка, ржавчины на ней отродясь не водилось. Кому как ни нам силой судьбу свою повернуть? Сам ведь о мести мечтаешь, но на Харальда идти сил нам сейчас никаких не хватит, с мало начинать нужно, хоть дружины свои и раскидал он, но на землях своих и собрать их сможет. Решайся, боги любят отдавать смелым удачу.
- Уж коли для тебя Тронделаг - малое, владыка Оркдальский, то боюсь я подумать - что же тогда большее! - Усмехнулся Ахти. - Но ладно, двум смертям не бывать, одной не миновать, пойду я с тобой, хоть и не враг мне Хакон, но затрещит его хребет в наших руках крепких!
– Покривлю душой, если скажу, что легко нам придется с Хаконом, да только не стоять и не смотреть же нам на то, как земли наши под чужую руку уходят, как щенок малолетний их под себя загребает. Но добро твое слово, вижу руку отца твоего твердую, сын отца своего достойный вырос. Ничего, покончим с Хаконом и за Харальда взяться можно будет.
По душе Йотуну лесть Грютингова пришлать, любил он, когда его сыном Гудбранда величали, а не подменышом турсовым. Протянул он ладонь широкую союзнику. Улыбнулся в густую бороду.
- Будет ужо Хакону конунгу славный Йоль в этом году.
Пожал руку ему протянутую Грютнг, и поднял ее над ними с возгласом:
– Все смотрите! Конунг Грютинг в союз вступает с Ахти, наследником земель Гудбрандсдалира, вместе с Хаконом посчитаемся и с любым другим ворогом и обидчиком!
Дружным ревом отвечали дружинники на эти слова, по нраву многим такой союз пришелся. Вновь рога с пенной брагой по кругу пошли, конунга славя, да Ахти Йотуна.
Как стих рев дружинниками поднятый, союз восхваляющих, обратился вновь Грютинг к могучему Ахти со словами:
– Сыты ли воины твои сын валькирии храбрый, к кострам нашим присесть ли не хочешь, да с нами снедь разделить по братовски?
- Воины мои, как погляжу я уже вовсю брагу твою попивают, - отвечал великан. - Да и сам я не прочь мяса жареного отведать, посмотреть так ли вкусна пища в Оркдале, как в Хейдмерке была, покуда Гутхорм не явился.
– Тогда проходи со своими к кострам моим, обогрей людей, да к котлам присаживайся, пусть не скромничают, стеснительным тут ничего не останется. Хоть и нет здесь яств изысканных, небогата пища походная, но накормить гостей досыта я сумею, а в Оркдале уж тебя я знатно попотчую.
- Вот спасибо, конунг Грютинг, да лучше уж в Хладире трапезу устроим врагам на зависть!
Пролетело время за снедью у воинов, и в поход стала дружина строиться, собраны воины были Грютинговы, а что с Ахти пришли и подавно уж собраны были. Со смехом и с громкими песнями вышли дружинники, славя своих предводителей, Грютинг с Ахти вместе в голове войска о двуконь ехали. Довольно фыркали сытые кони, ступая по белой пустыне, потрепал своего оркдальский конунг и обратился к союзнику:
– Дружины наши союзу радуются, даже кони, смотри, как ступают весело. Не ждет Хакон в гости тебя еще, можно будет этим воспользоваться.
- Конечно, будь я Тор Громовержец, а в руке моей не меч, а Мьельнир-Молот, несдобровать бы Хакону, - отвечал гигант, поглаживая коня по холке. - Да только мала моя дружина, хоть и храбра, а сам я против сотни врагов не сдюжу, хотя и многих в Валгаллу прежде отправлю!
– А мы тебя и твоих хридманов, за моими дружинниками спрячем, чтоб прознать про тебя Хакон не смог, а момент нужный ты с ними выступишь, в слабое место как кулак в броню закованный нанесешь удар. – посмотрел на Грютинг на Ахти, – времени дождешся нужного и ударишь им в бок или спину. Смешаем ряды дружины Хакона, обратим ее в бегство позонное и ворвемся за ними в Хладир, вотчину Хакона.
- Ты моим людям еще плащи драные выдай, чтобы на бондов-ополченцев похожи стали, - рассмеялся Йотун, представив, как его храбрые хирдманы вырвутся из рядов трусливых землепашцев, и врезается в войско хладирское. Славная сеча будет, вот уж точно.
– Хорошо придумал нарядить твоих и выдать их за слабое место дружины нашей, так и сделаем, пусть твои до последней минуты броню свою не показывают, крепче и сильней для врага ваш удар будет.
- Уж это само - собой, - повеселел воитель, скорая битва была ему отрадой, жаждал он вновь услышать песню мечей и топоров, увидеть вражескую кровь на снегу, поквитаться за поражение позорное и бегство.
–Хакон крепко в Хладире сядет, не с руки нам брать укрепления будет, да людей на них оставлять. Давай лучше так сделаем, я начну крепости взятие, да не выдержав отпора защитников в лес отходить стану, тебя мы спрячем на пол дороге. Хакон не сможет оставить мою отходящую дружину без внимания, должен будет в догон людей своих выставить, чтоб покончить со мною скоро. Подожди, как я крепко встану, и дружину Хакона в бой втяну основательно, вот тогда и удар нанесешь свой, бей как сможешь злее, пусть страх в сердца их вселяется.
- На том и порешим, Грютинг, да только до Хладира еще добраться надобно.

Сообщение отредактировал avarach - 4-04-2007, 12:42

Жил в Южном Мере человек по имени Ульв. Он был сын Бьяльви и Халльберы, дочери Ульва Бесстрашного. Халльбера приходилась сестрой Халльбьёрну Полутроллю с острова Храфниста, отцу Кетиля Лосося. Никто не мог сравниться с Ульвом ростом и силой.
В молодости он ходил в викингские походы. У него в то время был товарищ, которого звали Кари из Бердлы. Это был человек знатный и необыкновенно сильный и смелый. Он был берсерк. У них с Ульвом был общий кошелек, и они крепко дружили. А когда они оставили походы. Кари поехал в свою вотчину в Бердлу. Он был очень богат. У Кари было трое детей: старшую дочь звали Сальбьерг, а сыновей - Эйвинд Ягненок и Альвир Хнува. Сальбьерг была женщина видная собой, и работа у нее спорилась, потому вскоре стала она женой Ульва. У них было много земли и добра, потому что Ульв, как и его предки, стал лендрманном и могущественным человеком в своей вотчине.
Рассказывают, что Ульв был хорошим хозяином. Он обычно рано вставал и обходил работы, или шел к своим ремесленникам, или же осматривал стада и поля. А иногда он беседовал с людьми, которые спрашивали его совета. Он мог дать добрый совет в любом деле, потому что отличался большим умом. Но каждый раз, когда вечерело, он начинал избегать людей, так что лишь немногим удавалось завести с ним беседу. К вечеру он делался сонливым. Поговаривали, что он оборотень, и прозвали его Квельдульвом (Ночным Волком).
У Квельдульва с женой было два сына. Старшего звали Торольв, а младшего Грим. Они выросли оба такими же высокими и сильными, как отец. Торольв был человек красивый, умный и отважный. Он походил на своих родичей со стороны матери, был очень веселый и деятельный, за все брался горячо и рьяно. Его все любили. Грим, черноволосый и некрасивый, был похож на отца видом и нравом. Он много занимался хозяйством, был искусен в работах по дереву и железу и стал в этом деле большим мастером. Зимой он часто ходил на паруснике с сетями ловить сельдь, и с ним многие его домочадцы.

Когда Торольву исполнилось двадцать лет, он собрался в викингский поход. Квельдульв дал ему боевой корабль. Тогда же снарядились в путь сыновья Кари из Бердлы — Эйвинд и Альвир, они были ровесниками Торольву. У них была большая дружина и еще один корабль. Летом они отправились в поход и добывали себе богатство, и при дележе каждому досталась большая доля. Так они провели в викингских походах не одно лето, а в зимнее время они жили дома с отцами. Торольв привез домой много ценных вещей и дал их отцу и матери. Тогда легко было добыть себе богатство и славу.

И вот после похода юные сыновья собрались в доме у Кари. Подарки родителям дарят, геройства свои описывают так как было, по правде, не приукрашивая. Шумна и весела компания викингов, и стол радует глаз – яства самые различные, да в изобилии, как и подобает, быть. Родители не поскупились на пир по возвращении сыновей своих.
До поздней ночи сидели они и брага уже ударила в головы, вот уже и поход обрастал новыми подробностями, доселе о которых и речи не было. Торольв и Эйвинд на перебой что-то втолковывали о жутких зверях и прекрасных девах, о богатствах и пиратах, один лишь Альвир все больше молчал, изредка вставляя свое слово икающим голосом.
- И взяли мы их на абордаж! А как разграбили судно, так и ко дну пустили! Ибо никчемно оно было для настоящих викингов!
- А как подплыли к берегу – глядь, а там дева прекрасная манит нас рукой…
- И давай мы их в землю щитом вбивать…
-А кушанья хороши у вас!
- Ну, Да наши яства не сравнить с тем, что приходилось там есть.
- Древняя мудрость гласит, что в гостях хорошо, а дома лучше…

Неожиданно для всех самый юный из викингов, Альвин Хнува, предложил послушать вису. Удивились мужи ратные, ведь раньше не замечали они за младшим способностей к стихосложению, но выслушать его согласились:

Как на чужих брегах,
Причалил наш драккар,
Узрели монастырь мы,
То были земли Англов.
К клинков и топоров
Жестокой брани,
Готовы были мы,
И жаждали сражений!

Надолго суждено
Запомнить Англам
Кровавой распри
Огненную ночь!

Их десять к одному,
Лихих и грозных,
Было против нас.
Враги все пали.

И вот теперь мы здесь,
С богатою добычей,
Во славу деда Магни
Клинков та распря...

Кари, отец Альвина, слегка повел бровью, но остался молчалив.
Выслушав вису начинающего скальда, некто из гостей предложил поехать на тинг, чтоб ярлу показаться. Долго они еще раздумывали, да согласились, что давно уже на люди не выходили, совсем во владениях своих закостенели, а потому дельная мысль то.
На том и разошлись под утро гости.

Саросберг. Торлейв и Гиллеад

С Тельтиаром

Сон никак не шёл к ней. Всю ночь виделись кошмары, заставляющие крутиться с боку набок, не давай отдохнуть, лишь утомляя ещё больше, заставляя впадать то в состояние, близкое к беспамятству, то вновь возвращая к бодрствованию.
Не выдержав этого, Гиллиад решительно встала, глядя на ещё не пропускавшее первые солнечные лучи окно. Где-то там был Харек. Возможно, именно сейчас он нуждался в её помощи, в её присутствии близ него. Но это было невозможно. Доставляемые сведения пугали, заставляя каждую секунду думать о любимом, точнее, о судьбе, уготованной ему.
Вдруг бессонная ночь являлась предвестником беды, гонцом, посланным сообщить о смерти мужа? Нет. Нельзя даже думать о таком, приближая своими сомнениями готовое и без того обрушиться в любимую минуту зло.
Гиллиад, быстро одевшись, вышла во двор, начинающий пропитываться рассветом. Что-то ожидает её сегодня днём. Дурные это будут вести. Присев на крыльцо, начала она молиться, как и каждый день, о Хареке.
На отшибе стоял дом, что ирландской принцессе кюна Рагхильда дала, потому и не заметила сразу девушка, что приближались к жилищу ее четверо мужей доспешных, а впереди них жрец Торлейв в одеянии новом алом, да с бородой опрятно уложенной, покуда не оказались они подле нее.
Пронзительного взгляда удостоились пришедшие. Каждый на себе его прочувствовал. Сердце же Гиллиад трепетало в недобром предчувствии. Но не могла показать она гостям своим того. Не в силах сдерживаться, речи её первыми оказались.
- Приветствую тебя, Торлейв. И вас, мужья достойные, приветствую. Простите, что не встречаю как подобает. Не предупреждена я о вашем приходе. Неужли вести вы мне принесли о Хареке?
- Горьки мои вести, Гиллеад, хотя сам я и не желал слов этих произносить, но должен, - отвечал верховный жрец, ближе подходя, над женщиной сидящей склонившись. - Прогневил твой муж конунга нашего славного ослушанием, да словами дерзкими.
Зло глянула на жреца женщина.
- Не клевешишь ли ты на него, Торлейв? Не таков мой муж. Те ли вести ты мне принёс?
- К чему мне лукавить, прекрасная дева, но коли не веришь, вот славные хирдманы, что слышали приказание нашего повелителя, - он обернулся, обведя рукой сопровождающих его воинов. Те дружно закивали, подтверждая слова жреца.
Не было причин не доверять посланцам конунга.
- И что же от меня вы хотите?
- Велел Харальд конунг тебя под стражу заключить, в погреб темный и сырой, покуда с повинной муж твой не явится,- продолжал речь свою Торлейв. - Да я сумел убедить его не делать этого, ибо нет за тобой вины никакой. Убедил его, что надежнее будет тебе в моем доме решения его ожидать, чем в заключении тяжком.
- Поэтому ты четверых мужей с собой привёл? Меня под стражу проводить? – поднялась Гиллеад и, казалось, возвысилась она над мужчинами. – А если не пойду с тобой, покуда конунг лично не явится, силой потащишь?
Близка была к жрецу гордая ирландка, вдыхал он ее аромат, а оттого возжелалось Торлейву самому заключить ее в могучие объятия и в дом свой отвести, да не мог он позволить себе так поступить у воинов своих на глазах. Верно говорят, все женщины - ведьмы, и любого мужчину околдовать могут, даже жреца могущественного, руны колдовские знающего и разумеющего. Сколь часто желал Торлейв от влечения пагубного разум свой избавить, да не мог - с той поры, как увидал в первый раз жену Харека, взыграла кровь у него в жилах, закипела, до сей поры остыть не может.
Отвернулся мудрец, вдохнул воздуха свежего, зимнего:
- Следует мне приказ конунга исполнить, а потому тебе решать, добром ли пойдешь, али худом.
- Не пристало тебе, жрец, силой принцессу ирландскую водить! – гордый ответ прозвучал ему. – Коль так, сама я пойду. Только вещи соберу. Да перечить мне не смей, - Не дожидаясь ответа, скрылась она в доме, крепко захлопнув дверь за собой.
Первым делом направилась Гиллеад умыться. Чувство липкого, обшаривающего взгляда преследовало её даже через стенку. Похотью же жреца, казалось, и в избе воздух успел пропитаться, оставляя неприятный осадок на всём теле.
Пересилив себя, женщина быстро собрала все взятые с собой вещи, надела изумрудно-зелёное платье, подобающее ей, не забыв и волосы уложить на скорую руку, и вновь предстала перед посланцами.
- Идем же, Гиллеад, не след доблестных мужей заставлять ждать, - сказал жрец, стараясь не смотреть на красавицу, чтобы не будоражить плоть раньше времени. - Близок путь будет.
Развернулся Торлейв, пошел по дороге, следы глубокие в снегу оставляя, двое хирдманов за ним двинулись, другие двое позади Гиллеад встали.
Тяжело было на сердце у Гиллеад, но не смела показать она этого. Гордо шла дева меж сторожей своих, не то, что не замечая их, но будто и охраной они её были . Да и не могла она их замечать, все помыслы её к Харлеку устремлены были. Коль мог он конунга прогневать, не ведать добра.
Долго ли шли они, но вскоре остановились у жилища верховного жреца - большой избы в самом центре селения, недалеко от усадьбы, конунгом занятой. Постучал Торлейв в дверь, отворила служанка - старая бабка-травница, что еще с Агдира жреца сопровождала, да дальней родней ему приходилась.
- Принимай гостью почетную, мудрая Торхильда, - произнес Торлейв, с некоторым почтением в голосе, видно уважал он старуху, что в былые времена его многим премудростям травным обучила, да служила верой и правдой много лет сначала отцу его, а потом ему самому.
- Смотрю я, гостья не из простых в наш дом пожаловала, - прошамкала беззубая травница.
- Насквозь ты людей видишь, - с явной иронией в голосе молвила Гиллеад, внимательно глядя на старуху. – Надеюсь, и приветишь в доме меня подобающе.
Не дожидаясь приглашения прошла она мимо старухи в избу. Пусть хоть сторонним наблюдателям, если таковы имеются, кажется, что не против воли своей оказаться здесь пришлось.
Взмахом руки отослал Торлейв гридей, и следом за женщиной в дом вошел, старуха же немного с дверью повозилась, засов закрывая.
- Вкушала ли ты уже трапезу утреннюю, Гиллеад? - Спросил жрец, в горницу проходя.
- Спасибо, сыта я. Общением насытиться успела, - ответствовала она, поглядывая на старуху. Только бы она их не покинула, оставляя наедине.
- Словами насытить разум можно, да тело ослабнет, - не согласился жрец. - А потому, садись за стол, раздели со мной пищу в этот час, уж как ни скудна пища жреческая - всяко обильнее и вкуснее, нежели в подвале тюремном.
Сел и сам мудрец на лавку, велел Торхильде печь топить да котелок ставить - гостью попотчевать.
Осталась стоять на месте Гиллеад.
- Не в скудности пищи дело, а в том, как потчуют ей. При хорошем подношении да приятных сотрапезниках всё достойным будет.
Помрачнело чело Торлейва, стал взгляд тяжелым, точно молот кузнечный:
- А я тебе значит неприятен, дочь конунга ирландского?
- Приятен мне лишь тот, кто сердцу мил, да не силой удержать может.
- А разве ж я тебя удерживаю? - Улыбка появилась на губах жреца, пусть и сокрытая бородой, да тяжки были мысли его. - Иди, коли желаешь, вот только конунг пуще прежнего осерчает, что не исполняешь ты велений его, как до этого супруг твой неразумный.
В миг погрустнела дева. Ведь и правда в словах Торлейва присутствовала. Присела на лавку она напротив жреца со спиной прямой и взором гордым.
- Так кем же в доме твоём мне себя считать? Пленницей или гостьей долгожданной?
- А разве похож я на пленителя грозного, - вскинул седые брови мудрец. - Скорее хозяином радушным для тебя стану, нежели неволить буду.
- Конечно же не похож, стала бы иначе я интересоваться, не будь у меня сомнений, - хитро глянула на жреца она, быстро успокаиваясь, что ситуация оказалась куда как выигрышной, ведь и неприятности можно против врага обратить.
- Рассеяла ты сомнения свои, прекрасная дева?
Покуда вели они беседу, появилась Торхильда вновь, хлеб свежий принеся, да мяса и овощей, бондами сарасбергскими вырощенных. Лучшая еда в деревне была у жреца, разве что сам конунг ел не хуже.
- Благодарствую за угощение, но не голодна я, - осталась Гиллеад равнодушной к пище, лишь незаметно для всех оценив старания жреца в угощении, не поскупившегося на блюда знатные. – Что же делать мне в доме твоём, Торлейв?
- Будешь ты жить у меня, покуда конунг гнев на милость не сменит, - жрец произнес, пригубив отвара, что ему старая Торхильда принесла в глиняной кружке.
- Как же гнев конунжий умерить можно? – напустила на себя дева вид скучающего собеседника, затаив дыхание ответа дожидаясь.
- Вернется супруг твой нерадивый, что словами глупыми и дерзкими огорчил властителя нашего - с него и спрос будет, - тверд был голос Торлейва, точно отвар ему сил новых придал. - До этой поры, не думаю я, что кто-либо смягчить сердце конунга сумеет.
- Может и смягчиться сердце его… - отвернулась Гиллеад от стола, замолчав надолго, и предалась мыслям грустным.
Не ответил ей на это ничего жрец, за трапезу принялся. Знал он, как расположения девичьего добиться можно - ведь это сейчас она несговорчива, а посидит в избе его день-другой, проголодается, надежду потеряет на избавление скорое - тогда по-другому заговорит. Умел ждать Торлейв, и сейчас торопиться не желал.

Сообщение отредактировал Тёмная госпожа - 5-04-2007, 21:27

Вестфольд. Халльвард, Сигтрюгг и Асмунд
С Тельтиаром

Вечером тринадцать воинов остановились на привал. Халльвард сидел поодаль у костра, покуда остальные хирдманны угощались солониной, и молча смотрел вдаль.
- Ты не будешь есть? – Сигтрюгг подсел к нему. Тот отмахнулся. – Брат, забудь ты об этом Хрерике. Мало ли негодяев кругом!
- Да не в нем дело, - тихо отвечал Халльвард. – плохо то, что перед воинами я опозорен. Что думают они сейчас? Небось жалеют, что рабами не остались, а вынуждены какому-то юнцу подчиняться.
- Я слыхал, говорил Фрейгейр кому-то, что ты себя достойно повел. Разве ты сбежал? Разве ты ему оружие и припасы отдал добровольно? Довольно быть угрюмым, Вебьернссон! Пойдем-ка к нам, уж глоток браги тебя приободрит!
И Сигтрюгг утянул за собой старшего брата, с лика которого сошли наконец тягостные ему думы.

День и четверть дня еще проскакали они, прежде чем достигли усадьбы Гокстад. Въехав во двор, Халльвард достал из сумы дощечку с письменами, которая давеча оказала ему услугу, и спешился.
Дружина его также слезла с коней, сам же он подошел к крыльцу и подозвал жестом Сигтрюгга.
- Со мной пойдешь, - сказал он. - Остальные же – здесь останьтесь.
Изнутри слышались громкие голоса и звон кружек. Видно, Асмунд, прозванный Убийцей, праздновал очередной погром. Халльвард толкнул тяжелую дверь.
Хмурые взгляды служилых людей и холопов провожали следили за каждым шагом гостей. По видимому, Асмунд давно ожидал, что прибудет к нему кто-либо, и потому натягивались луки стражников, дрожали стрелы, готовые сорваться в короткий и жестокий полет, по первому же приказу десятника.
Тем временем отворились двери усадьбы, просторные сени предстали перед молодым хельдом - а в сенях тех двое ратников в полном облачении.
- Кто такие? - Вопросил старший из них, ветеран седоусый.
- Посланцы от Харальда-конунга, весть славному Асмунду привезли, - быстро
отвечал Сигтрюгг. На слове "славному" Халльвард слегка поморщился, но внимания на то никто не обратил.
- Ну коли от конунга, то проходите, - кивнул дружинник, отворяя дверь в гридницу.
Стол накрыт был двумя скатертями белыми в гриднице, а поверх стояли разные яства - видно было, желали бонды откупиться от грозного ярла, подношения ему всяческие приносили. Кружки глиняные расписные брагой полнились, мясо в мисках деревянных лежало, два пса промеж гостей сновали, кости подбирая, да кусая за ноги тех, кто на угощение скупился - звали тех псов Агни и Снорри, любимые звери Асмунда-ярла. Сам ярл на почетном месте сидел, кубок за кубком опрокидывал. Был он облачен в одежды дорогие, какие не каждый конунг себе позволить мог, волосы его на лбу стискивал обруч золотой, подбородок же гладко выбрит был - видать не по нраву молодому Асмунду-ярлу то было, что многие мужи его бородой превосходили.
Увидал посланцев Асмунд, впился взглядом пронзительным в лицо Халльварду.
- Привет тебе, Асмунд-ярл, - Халльвард поклонился, брат его также. - Весть тебе доставить приказано от Харальда. Соизволишь ли сам послание прочесть или прочитать мне самому, чтобы не утруждать тебя?
И, взглянув в глаза Асмунду, старший из братьев протянул ему дощечку.
"И это его Кровавым прозвали?", дивился он в то же время. "Да он же Харальда нашего ровесник будет!"
- Читай, - властным жестом ярл отстранил от себя табличку. Не желал он говорить, что грамоте рунной не обучен, зачем людям о слабостях его знать. - А воины мои славные послушают, что хотел сказать нам наш великий конунг, как отблагодарить нас он вознамерился за битвы с альвхеймарцами лютые.
Халльвард снова поклонился и начал читать, предчувствуя недоброе:
- "Дошли до меня слухи пугающие, юный Асмунд, что проявляешь ты рвение излишнее в тех делах, где лишь мудрые жрецы разумение имеют. Что льешь кровь работного люда и бондов-землепашцев, словно водицу, ни пощады, ни милосердия им не выказывая, и красны алтари Вестфольдские от крови, а дубы телами увешаны. Не по нраву Высокому и Могучему жертвы такие, вражьи жизни следует дарить Асам, а не рабов да крестьян ", - здесь хельд перевел дух и продолжил далее: - " Уймись, храбрый Асмунд, верность твоя не подлежит сомнению, ровно как и доблесть, но разве по чести ярлу губить народ, которым его конунг править поставил? Смени ярость праведную, будь господином суровым, но рачительным своим людям, в том тебе мое приказание и конунга воля."
Переменился в лице Асмунд ярл, нахмурились и дружинники, пировать прекратили, тишина гнетущая повисла в гриднице.
- Торлейв Мудрый послание это составлял? - Медленно, точно сплевывая каждое слово, вопросил юный ярл.
- Истинно он, Асмунд Альхеймсон, а Харальд-конунг подтвердил, что его воля в том, - кивнул Халльвард.
- А ты, посланец, чьего рода будешь, коли так тебе наш конунг доверяет?
- Сыны Вебьерна мы с братом, родом из Вика и дальними родичами конунгу приходимся, - поведал Сигтрюгг.
- Уж не того ли Вебьерна, что был зарублен Стейнмодом Молчаливым при Хакадале? - Прищурил глаза Асмунд, точно в самое сердце Халльварду впился.
- Все верно, ярл, - Халльвард выдержал его взгляд, но душа отозвалась болью при упоминании о смерти отца. Слишком много, видно, знает Асмунд - как бы боком не вышло.
- Посмотрите, воины! - До этого тихий, голос ярла внезапно обрел небывалую силу. - Как ценит Харальд конунг ваши ратные заслуги! Не меха теплые соболиные, не златые гривны, не перстни-обручья он вам прислал, а дощечку, закорючками изрезанную! Не землями вас, в боях за него кровь проливавших, жалует, а порицанием! Не доблестных и мудрых гонцов отправляет, а юнцов безусых, сыновей ворога лютого! Это ли не оскорбление вашей славе бранной?!
Возмутились хирдманы, кулаки вскинули, брань посыпалась из уст хмельных. Не по нраву был им указ конунжий. Привыкли они уже себя полновластными хозяевами чувствовать в Вестфольде.
- Слава бранная - одно дело, а над беззащитными крестьянами издеваться - совсем другое, - процедил Халльвард, вспоминая ту деревню, в которой останавливались они на ночь.
Сигтрюгг толкнул брата в бок - нельзя было этого говорить; но напряженность в воздухе нужно было снять любым образом. Иначе вдруг вздумается Асмунду подтвердить свое прозвище? Тогда не сносить им с Халльвардом головы, да и остальным воинам тоже.
- Но не с твоей мудростью, славный Асмунд, воле конунжей противиться, - громко произнес Сигтрюгг. - Вели же нам назад ехать да Харальду передать, что принимаешь ты слова его и следовать им станешь. И себе лишних проблем не наживешь, и конунгу угодишь.
- Смотрю я, долог твой язык не в меру, - вновь на полушепот перешел Асмунд ярл, ибо стихали крики. Поднялся он из-за стола, движением резким брагу опрокинув, вырвал из рук Халльварда дощечку с посланием, об пол бросил. Да так, что пес пробегающий ее подхватил, в крепкие челюсти зажав. - Но раз желает того конунг - мальчишка, ни в одной битве себя еще не показавший, то так и передай ему: скрепя сердце, повинуется Асмунд ярл воле конунговой!
Злы были речи молодого ярла, да в чем-то правдивы: ведь сам он немало врагов погубил в последних сражениях, а Харальд-конунг лишь издали следил за распрей клинков.
- Что же, тогда не смеем больше прерывать твое пиршество, ярл, - Халльвард легонько тронул брата за локоть: уходить, мол, пора. - Да пребудут Асы с вами, воины.
"И попасть вам всем в Хель с этим Асмундом заодно", мысленно закончил он и сделал шаг назад, к дверям.
Спиной обернулся к посланцам ярл, слов прощальных не стал говорить. Вернулись и воины к своим кубкам, все они понимали отлично - конунг - далеко, асы - высоко, а здесь воля Асмунда по любому крепче дощечек, псами изгрызанных. Так и сам ярл рассуждал, представляя уже, как всех, кто на него Харальду жаловался, по дубам развесит, иным в назидание.

Вышли братья во двор, переглянулись.
- Не буду я говорить ничего о нем, Халльвард, - поморщился Сигтрюгг, - ибо по всему видать, что он нам обоим не по нраву.
- И то правда, - хмыкнул старший брат. - Выполнили мы поручение, вои. Теперь надобно назад возвращаться.
Гул одобрения пронесся по подворью. Оседлали хирдманны коней своих верных и направили их в сторону Сарасберга - туда, откуда и прибыли они по поручению мудрых.

Альвхеймар. Гурмир, Лаге и Гандальв.
С Тельтиаром.

- Ты постой, славный конунг! - оказался подле Гандальва осмелевший Лаге годи. - Посмотри - стар уже Гурмир, разве ж будет Одину такая жертва приятна? К ему об его шею хороший топор тупить, когда его надобно в прорубь холодную бросить, Ньорду на радость.
- Ах ты, свинская рожа! - возмутился хмельной воин. - Желаешь меня прорубь кинуть, как во щи куру ощипанную? Не бывать тому! Топор мой - при мне. А ты, наветчик лукавый, свой, небось, дома оставил? Коли имел вовсе - таким как ты, от ворога за тыном любо прятаться... да жен, мужем оставленных, привечать. В том лишь твоя доблесть, не более. А ну, становить в поединок. Вызываю тебя, на смертный бой, именем Тора. А ты, конунг...

Ой, ныне храбр
Гандальв казнить
Воев не оружных
Лютою смертью, - ядовито подпел собутыльнику ярл Хильден. Тесть гандальвов протрезвел уж довольно, чтобы понять - часы, коль не минуты жить под небом осталось, а потому дал волю языку. не желая без слов помирать. пусть бонды покорно кладут шеи под нож - то не удел ярлов.
- Не слушай его, владетельный Гандальв, - дрожащим языком пролепетал годи, за спину воинам прячась. И куда только вся его храбрость девалась? - Какой тут может быть поединок, коли ты сам его умертвить велел?
- Дозволь мне, владыка? - молвил Рагнар, руки разминая.
: - Гурмир ныне повинен, - задумчиво потер подбородок Гандальв. - Однако, в прошлом достойно служил мне, покрыв себя славой. Не могу я отказать ему в праве священном... тем паче, что годи наш сам нарывался, осмелившись в праве Гурмира на меч усомниться. Тор да Один берут в жертву мужей, носящих оружие. Жизнь немощного старца отца битв да сына его воителя не возрадует. Пусть Лаге ответит за слово, а Гурмир покажет, достоин ли он дуба священного - али проруби близлежащей.
Побледнело лицо годи, отступил он, да бонды, с Гандальвом приехавшие дальше не пустили, кто-то из гридей и меч в ладонь вспотевшую вложил. Обернулся Лаге к Гурмиру, двумя руками рукоять обхватил.
- Удружил ты мне, конунг, - хохотнул старый Гурмир, пытаясь как следует утвердиться на ногах. Опыт у него был изрядный, но хмель-предатель путал ноги, а старость-злодейка делала слабыми руки. Вои начали украдкой перешептываться: бой сей, выглядел пародией на поединок. Пожалуй, серьезно испугался разве что годи. Гридни понимали что Гурмир - даже такой - может изрядно погонять служителя по поляне, однако если тот и впрямь видел меч не только на стене в горнице, серьезным увечьем то не грозило. Другое дело, что Гурмир все одно покойник - так что щадить охайника намеренно, ему нет резонов.
Вскинул над головой меч Лаге, расставил ноги пошире, медленно навстречу Гурмиру двинулся, да с жизнью заранее простился. Оставалось только на одно ему уповать, что хмель еще не весь из старика повыветрился.

Ярл самозваный
Конунга предав
Хает достойных
Псине подобно, - продекламировал затесавшийся в толпу юнец, глядя на бледного Лаге.
И, повернувшись к Гурмиру. добавил:
А воин хмельный
Битвы не ведав,
В речах срамных
Изливается подло.

За то стоявший рядом гридень рассеянно отвесил щенку подзатыльник – чтобы не отвлекал воинов речами.
- Скальд выискался! - блеснул зудами Гандальв. - Смотри мне, умелец: последние стоки про тебя боле, чем про Гурмира. он уж забыл то что ты не в этой зиме и постигнешь.
- Пусть прихвостень твой злоречивый сюда свой зад тащит, - ответил Гурмир. - Тогда вот, Гандальв и посмотришь, что я забыл, а что помню.
Лаге же, заприметив, что отвлекся супротивник, вперед рванулся, мощный удар нанося со всей силой возможной.
Однако же выучка старик выручила. Сильный удар пришелся втуне - Гурмир легко увернулся, выказав прыть не по возрасту. И, по примеру юного скальда, обратился к Гандальву с речами язвительными:

Конунг достойный
Гриднями знатен
Владык жестоких
Черствых сердцами
Удел печальный
Конец бесславен
Знаю я многих
Что так кончали.

- Ты сражайся, мил человек, - усмехнулся Гандальв-властитель.
Снова взмахнул мечом Лаге, на сей раз снизу рубя, думая поразить в бок открытый старого хирдмана…и тут клинок его встретил топор, некогда давший назвище Гурмиру. Вот тут и выказались ясно все плюсы секиры: старец легко переборол мужа в зрелых летах и отбросил меч прочь. Кабы не отвлекался Гурмир на поношение зрителей - было бы Лаге плохо, но хмельной напиток, испитый с вечера, еще горячил кровь, заставляя старика-альвхеймарца смотреть больше на конунга чем не противника.
- Копье! - Прокричал Лаге, вскакивая с земли, и тут же Кеттиль бросил ему заостренную палку, даже без наконечника, что вновь вызвало у воинов смех. Подхватил новое оружие годи, стал к Гурмиру подбираться.
Потеха продолжалась. Даже морщины меж бровей конунга, следы тяжких дум последних седмиц, как-то разгладились. Все с нетерпением ждали продолжения.
- Сдохнешь ты, наконец?! - внезапно закричал самозваный ярл, и принялся тыкать копьем в старика, надеясь, что тот не успеет уклониться.
- Не от твоей палки, касатик, - глумливо рассмеялся старый воин, легко уходя от неумелых выпадов служителя. Видимо, боги не желали помочь своему избраннику - асам, как говаривают, неумехи на поле ратном не любят. Может, и впрямь заберут жизнь у годи?

Сообщение отредактировал DarkLight - 6-04-2007, 21:55

Скагеррак
Тельтиар, Scaldaspillir & Hellish Cat

Не успело еще солнце краем своим коснуться земли, как отплыли от берега Вингульмерка три больших корабля с драконьими головами - впереди Змей Алый, а за ним следом Мьельнир и Охотник. Пузатые корабли, да не торговые. Сидели на веслах рабы и пленники, из тех, что подчиниться Харальду конунгу отказались, да верность Альвхеймару сохранили, били в барабаны надсмотрщики, нещадный темп выдерживать заставляли.
Херсир Вемунд Уголь те корабли вел, много ратных людей с ним плыло по воле конунга в чужие края, да и сам он конунжию грамоту за поясом держал, а в грамоте той - увещевания и обещания Харальдовы союзникам будущим. В спешности корабли снаряжались - нужны были воины умелые молодому конунгу, потому и послал он Вемунда, потому и резали волны три драккара.
Вскорости уже миновали они остров Вик, а следом за ним и Хисинг, где владения братьев Вебьернсонов располагались, заканчивалась здесь власть конунга Агдирского - дальше вольные воды начинались, где конунги морские свой закон чинили, по своей правде жили. Ночь опускалась, багрянцем окрасились волны, виден был еще край светила вдалеке, да вот Ульфмод юный внезапно к голове драконьей припал, вдаль всмотрелся:
- Херсир! - Прокричал он. - Вижу я впереди корабль! Под парусом идет, да неспешно!
- Слаб ветер, скоро нагоним, - усмехнулся Вемунд. - Видишь ты, чей парус у них? Кому служат?
- Того не ведаю, да мыслится мне, что то люди конунга морского, пираты беззаконные, что наши берега иной раз грабят!
- Эй, Оттар! Вели этим собакам быстрее грести! Нагоним вражину - за все поквитаемся!
Ускорился гул барабанный, быстрее начали грести рабы и пленники, приближался корабль чужой с каждым мгновением.
Кормчий того корабля первым заметил приближающиеся драккары.
- Нагоняют нас корабли чьи-то! - крикнул юноша. - В темноте не понять, чьи они!
Агмунд, старший на корабле, нахмурился. Нехорошо то - Торир Собака со многими драккарами и снеккарами далече вперед уплыл, остались они без поддержки. Как сопротивление оказывать, если то враги окажутся?
- Можем ли мы быстрее идти? - махнул он рукой рулевому.
- Нагоняют они уже, не уйти никак! - последовал ответ.
Видно, не на их стороне был Ньерд в эту ночь.
- Разворачиваем драккар, - приказал Агмунд. - Готовьтесь бой принимать, если придется!
Улыбался Вемунд Уголь, видя, как нагоняют его молодцы корабль, да как переполошились там викинги. Видать и правда пираты то были, раз стяга конунжего испугались. Одел херсир кольчугу крепкую, да шлем поверх шапки, топор верный в руку взял.
Сближались корабли. Уже разглядел херсир дружину на том драккаре оружную, и бросил зычным голосом:
- Кто вы такие, и по какому праву в водах, что Харальду конунгу принадлежат, плаваете, да дани властителю не платите?
Один из воинов на пиратском судне подошел к носу корабля, поднес ко рту рог, и, протрубив трижды, отвечал:
- Мы волки Одина, викинги вольные, идем на дело в Валланд на помощь великому Сигурду конунгу. Вождь у нас Торир сын Торгрима. А вы кто такие и куда идете?
- Я-то Харальда Хальвдансона человек ратный, - прокричал Вемунд. - И ваш Торир ему подчиняться должен, а не Сигурду-разбойнику!
- Сигурд наш вольный конунг, властелин этих морей и никому дани не платит - ему все дань платить должны за то, что по его морям плавают! Что там у вас в сундуках? Половину даете нам, и мы вас пропустим. Не дадите то, что нам полагается - все заберем, а вас в жертву принесем Повелителю Волков и морским великанам!
- Уж никак ты шутишь, песья сыть? - Рассмеялся херсир, и смех его поддержали хирдманы. - Нас здесь втрое против вашего, и уж кому платить дань придется, так это вам! Смотри, пират, не гневи конунжих людей!
Видать, не различили разбойники в темноте, что позади головного корабля, еще два плывут.
- Воинов Одина оскорблять вздумал, рабское отродье? Платите за проход по нашему морю, или вы попробуете вкус нашей стали!
- Не бывать тому! - Во все горло закричал Вемунд-херсир. - Была ваша власть на морях, да вся кончилась! Ныне Харальд конунг землей северной правит, и морями тоже ему владеть! Последний раз говорю, добром отступитесь!
Вместо ответа вождь пиратов размахнулся и швырнул метательный топорик. Поднял щит воин, впилась в дерево сталь.
- Покажите, как дерутся настоящие викинги! -Проревел своим людям Агмунд. - Потешим отца нашего Одина!
Отступил с носа корабля херсир, своим приказал:
- Хирдманы! За щитами укрывайтесь, сейчас они копья кидать начнут! Тоже луки готовьте!
Затрещало дерево сгибаемое, запели тетивы тугие - понеслась оперенная смерть с одного судна на другое.
Двое метателей пиратских сражены были сразу верными стрелами агдирцев. Но те, что остались, продолжали копья кидать, одно за другим, да не стеснялись и за бортом укрываться.
Агмунд уж понял - обречены они на верную смерть. Но коли погибать, так должны они забрать с собой как можно больше противников, чтобы не напрасной смерть их оказалась. Да и заодно отвлекут они врага, дадут Ториру время, чтобы ушел он по морю беспрепятственно.
- Ко мне, викинги! - кликнул Агмунд тех воинов, которые дротов не имели, а в ближнем бою сильны были. - Собирайтесь вокруг - как только пристанут враги к борту нашему, дадим мы им бой, да такой, что долго вспоминать будут его те, кто в живых останется!
Еще несколько залпов сделали Харальдовы люди, прежде чем сошлись бортами драккары, вдребезги разбивая доски крепкие. В ход пошли топоры и крючья абордажные; прыгали на палубу вражескую воины одоспешенные, вступали в битву, не дожидаясь подмоги от союзников своих, рубили весла драккара пиратского, чтобы не смогли те уйти от возмездия. Быстр был Змей Алый, поотстали от него Мьельнир и Охотник, никак уже не поспеть им к битве, что на корабле пиратском закипела.
Падали воины сраженные за борт, волны алым окрашивая, дробились щиты в щепы, зазубривались клинки острые - шла схватка ни на живот, а на смерть! Вот Ульфмод с копьем в брюхе повалился, вот Оттар Рваный врагу в горло кинжал погнал, да и Вемунд в стороне не стоял, рубил топором щиты пиратские, рубил и головы буйные, и руки крепкие. Сильна была рать, Харальдом посланная, отборные хирдманы ее составляли, но и враги их, викинги бывалые, мало чем им уступали.
Превосходили числом конунжие люди пиратов, втрое больше их было. И, хотя силен был боевой дух людей Агмунда, гибли они под напором чужаков один за другим. Как вихорь черный, налетели враги, вмиг уничтожили треть воинов, как будто и не было тех вовсе.
Сам же Агмунд дорогу себе прорубал мечом сквозь толпу, вражское оружье вмятины на щите его оставляли. В самой середине сечи узрел он, как показалось ему, главного среди напавших - высокого мужа, топором вооруженного. И с криком, восхвалявшим богов, бросился Агмунд тому навстречу, бросился на верную смерть.
Увидал и Вемунд Агмунда, вскинул топор над головой, приказавши людям своим расступится, и хотя шло сражение жаркое, образовался на палубе круг для поединщиков. Поднял щит Вемунд Уголь, топор перехватил поудобнее, двинулся к главарю пиратскому. Сошлись они в единоборстве.
Ударил Агмунд мечом наотмашь, метя по шее противника с правой стороны. Поднял щит херсир, глубоко в дерево вошел клинок, расщепился щит, да тут свой удар нанес Вемунд топором каленым в плечо пирату.
Не успел Агмунд ни уклониться, ни щит свой поднять - острой болью отозвалась рана. И все же напрягся он, и щитом своим ударил викинга в грудь, навалившись всем весом, так, что невозможно было тому на ногах устоять.
Подломились ноги у Вемунда, отшатнулся он, назад падая, да оружие свое в теле врага оставляя, на спину рухнул. Щитом прикрылся Херсир, новых ударов ожидая, а кто-то из хирдманов ему свой меч бросил.
Вырвал Агмунд топор вражий из плеча, отбросил в сторону - хлынула темная кровь на палубу, и без того алую. С каждой каплей той крови все слабее становился Агмунд, но решил драться до конца.
Оглянулся воин - всего десятеро из его людей в живых пока оставалось, да и то ранами они были покрыты.
- Все равно...не сдадимся мы! - прохрипел он и меч свой нацелил точно в грудь лежащему Вемунду.
Приподнял щит херсир, двумя руками его держал, да клинок вражеский предательское дерево прошиб, острием кольчуги докоснулся. Навалился слабеющий викинг всем телом, не удержал херсир такой тяжести - глубоко в грудь ему вошел меч, потекла кровь. Тут набросились на Агмунда херсировы люди, скрутили ему руки, бросили на палубу, крепко к доскам прижав. Так же и других, кто еще жив остался, в полон взяли.
Приподнял Оттар Рваный своего господина, когда тот уже с жизнью прощался - сильно изранил его пират в том поединке.
- Послание конунжье возьми, - прохрипел Вемунд, дрожащей ладонью из-за пояса кожу оленью доставая. - Храни пуще глаза! Ты один слышал Торлейва приказ, из тех, кто жив остался, тебе и исполнять его! Не подведи!
- Не придется тебе за меня краснеть, славный Вемунд! Будешь ты в чертогах Валгаллы спокойно пировать!
Забрал хирдман послание, уложил херсира на палубу, в руки ему топор дал. Лишь после этого к пленным обернулся.
С трудом повернув голову, Агмунд свирепо взглянул на Оттара. Нет, не врага – себя нужно было ему мечом пронзить, чтобы в плен не попасть к харальдовым псам.
- Чего смотришь на меня, выродок? Али добить решил? Так добивай, не тяни, - выдохнул он.
- Много с тебя толку дохлого, - проскрежетал Оттар, которому и самому не терпелось добить убийцу своего господина. - Так что я тебе выбор дам - ответишь на мои вопросы - умрешь достойно и погребение соответствующее получишь, а коли нет - так я тебя тут подыхать оставлю воронью на поживу.
- Терять мне нечего... - Агмунд дернулся, пытаясь сбросить с себя руки врагов, его державших, и застонал от боли. - Не я отвечу, так кто другой из молодчиков моих, которые живы остались... Спрашивай же, скот - я тебе отвечу.
- Сколько вас было? - начал спрашивать Оттар.
- Всего два снеккара да три драккара у Торира было, наш подотстал...
- Ничего себе всего, - протянул ближайший к пленнику дружинник. - Да с такой оравой можно город взять.
- Давно Торир отплыл?
- Всего два дня мы плывем, - краем глаза Агмунд следил за викингами вражьими: вдруг ослабнет внимание их да удастся оружие выхватить? Хоть от собственной руки сгинуть, не от мерзкой длани предателей этих.
- Славно, - улыбнулся хирдман. - Эй, Хрольв Усач, перережь этому ублюдку глотку, да остальных пленников посмотри - кто более-менее здоров на весла, а кто к Хель торопится, тех в дорогу снаряди!
- Да что, мне не сложно, - согласился Усач, вырывая из-за пояса зазубренный нож, и резким ударом рассекая горло Агмунду.
- Надеюсь, не соврал песий сын, - сквозь зубы бросил Оттар. - Всех убитых, кого водой не унесло, на палубе сложите, а как отчалим, поджигай!
- Зачем, хороший же драккар?
- Я же обещал им достойное погребение, а ты, Эйрик, к конунгу поспешай, и так ему скажи: Торир Собака свое становище на острове Мьон оставил, за богатой добычей к франкам подался. Пробил час отобрать у него сокровища, за годы разбоя накопленные!
Отплыл Алый Змей, а за ним Мьельнир и Охотник, пиратское же судно позади осталось, ярым пламенем полыхая, да души воинов погибших с дымом на небеса понеслись. В Валгаллу!

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 7-04-2007, 19:42

Сарасберг. Рагхильда и Харальд
Совместно с Алексеем Павловичем)

Солнце уже встало и возмущенно светило в окно.
Кюна Рагхильда еще спала, несмотря на то, что утро уже сменялось днем. Надоедливый луч наконец коснулся ее лица, и женщина открыла глаза.
Первым делом она позвала служанку и приказала подавать умываться. Впрочем, уже вскоре в двери дома раздался вежливый стук.
- Откройте и узнайте, кто там пришел.. - распорядилась кюна, торопливо умываясь, - Да скажите, чтобы подождал немного, мол, кюна занята. И не забудьте доложить, кто ко мне явился. Не прошло и нескольких мгновений, как служанка вернулась к госпоже, слегка запыхавшись от волнения:
- Конунг пришел, сам... - пытаясь отдышаться, проговорила девка. - В гриднице дожидается!
Рагхильда глянула на нее, чуть улыбнулась. К тому моменту ей уже подали платье, и через какое-то время кюна была уже готова.
- Велите конунга звать, да на стол накройте! - уже более жизнерадостным, уверенным тоном приказала Вещая дева, и на лице ее расцвела теплая, как солнце, улыбка.
- Здравствуй матушка, - произнес конунг, едва лишь порог переступил, да поклонился Рагхильде. - Хорошо ли живешь ты? Исправно ли слуги волю твою исполняют?
- да, мой любимый сын, всего у меня вдоволь, все меня радует. А пуще всего сердце мое счастливо, когда ты навещаешь свою матушку! - произнесла Рагхильда и обняла сына, - А спокойно ли твое сердце? Не печалит ли его что? - в свою очередь спросила кюна.
- Верно ты видишь матушка, точит сердце мне печаль черная, - вздохнул Харальд, едва лишь разомкнула Рагхильда объятия теплые. - Опасаюсь я, что ярлы старые меня повелителем своим не считают, ибо молод я. Своеволия много среди людей наших. Совета испросить пришел у тебя мудрого.
- Что ж.. - чуть померкла улыбка на лице Рагхильды, и потух блеск в глазах, ибо печаль сына - две печали матери, - присаживайся, Харальд, да спрашивай, а я отвечу тебе.
Кюна прошла по горнице и опустилась на скамью у окна.
- Старые ярлы всегда сами себе на уме. Не ты первый, не ты последний, и благо то большое, что разумом твоим не владеет гордость. И от опыта их, от козней их спасет тебя жесткость да строгость с ними, чтобы поняли, что ты им не юнец зеленый, но муж зрелый и повелитель, и шутить с собой не позволишь.
- То мне ведомо, и жрец Торлейв мне о том же твердит, - сел конунг подле Рагхильды, рассказ свой начал. - Да сам я вижу, что много власти в своих руках он держит с той поры, как конунгом я стал, старую Ассу в изгнание отправив - не моего имени, имени Торлейва ярлы боятся, его охотнее слушают. А кем он раньше был, как не простым жрецом, младших богов служителем, теперь же именами Одина и Тора всех заговаривает.
Нахмурилась Рагхильда. Уж больно много жалоб на Торлейва слышала она, уж слишком много позволяет себе жрец. Хотя сама же она ему руки развязала в свое время.. Да как развязала, так и завяжет.
- Вот что, сын мой. Торлейв - человек умный и хитрый, остерегайся его. Много он говорит и делает, надо нам его отправить восвояси, иначе хлопот не оберемся.
- Опасен Торлейв, но и ссылать его сейчас, матушка - это значит многих ярлов отвратить, - покачал головой Харальд. - Обождем немного, покуда полезен он для нас, а после пусть отправится богам служить, как подобает, а не в резной усадьбе проживая.
Рагхильда задумалась и промолвила:
- Торлейв - мудрый советник и сильный муж, он славно послужил нам в свое время. Пусть пока останется, но нельзя его допускать к делам. Приструнить его следует, чтобы не забывал он, кто властитель здесь и господин ему.
- Так и сделаю я, матушка, да есть у меня дума почернее, - продолжал юный конунг. - Не один Торлейв власти моей противится, Харек волк отрыто неповиновение выказывает, послов моих оскорблениям и насмешкам подвергает. Разве пристало так верному ярлу действовать?
Умолкла Рагхильда. Непохоже это было на Харека - своих старых соратников и друзей предавать да насмехаться над ними. Может, сын ее в силу своей неопытности неправильно понял слова Волка?
- Сын мой, уверен ли ты, что нужный смысл в словах его увидел? Не похоже на него, чтобы поведением своим оскорблять конунга своего.- произнесла наконец женщина.
- Приказ мой нарушил он, - отвечал Харальд. - Да грамоту прислал, где вольным ярлом себя называл, никаких конунгов над собой не знающим. Велел я ему ко мне явиться и слова гордые истолковать, с тем гонца послал.
- Правильно ты сделал, сын мой. Быть может, обиду сам Харек затаил на что-то, что еще не ведомо нам? Поговори с ним, как с другом, глядишь раскроется причина такого поведения.
- Права ты матушка, не след злости волю давать, но и оскорбления прощать не следует, - согласился конунг. - Покуда же я велел жену его под надзор взять, дабы в случае измены Волка, не удумал он худова супротив нас.
Кюна покачала головой:
- Конечно, прав ты, сын мой, да Хареку, несмотря на веру его, я доверяю почти как своему брату. И хоть тяжелы времена, да страшны нравы, не из тех он, кто предаст. И кстати хороший он нам помощник против Торлейва - жрец к его жене некие чувства питает. Так что будь с Хареком ласков.
- Побуду матушка, коли уж ты совет такой даешь, значит так тому и быть, - кивнул юноша, - Но обождем мы, покуда Харек сюда сам явится. Еще тревожит меня, что нет вестей от Гутхорма вновь - а ведь он против врагов наших с малой ратью пошел. Не было ли тебе снов тревожных?
После этих слов лицо женщины омрачилось. Не было известий от брата, не было и от богов. А что может быть страшнее незнания? Ладно сын был рядом и согревал душу Рагхильды.
- Нет, Харальд, не было. Боги, как и твой дядя, не хотят почтить нас вестями и успокоить сердца.. - грустно проговорила она.
- Как рать собереться, сам я навстречу дяде пойду, - твердо проинес молодой правитель.
Тихая, печальная улыбка коснулась губ женщины, осветив его мягким светом материнской любви.
- Да, Харальд, так и сделай.
- Спасибо, матушка, - вновь обнял кюну сын. - Успокоила ты сердце мое. Уняла сомнения.
- На что же еще мать нужна? - мягко проговорила Рагхильда, проведя рукой по волосам сына, - Пусть и дальше оно будет твердым и спокойным.

Сообщение отредактировал Мориан - 7-04-2007, 21:13

Хригнисакр, Харек Волк.
Уже 2 недели минуло после битвы в Хригнисакре, когда полегли многие известные ярлы Упленда, Гудбранд хевдинг и братья Эйстенсоны, и многие славные властители и воители Харальду служившие...

...Долго Харек Волк залечивал рану на ноге, нанесенную ему ярлом альвхеймасрким, и прочим воинам его дружины финские знахари и местные жители раны залечивали. Из данов Свейна мало кто выжил - всего сорок человек в живых остались из них лишь двенадцать могли на ногах стоять. Харек освободил их от клятвы и теперь они сами могли выбирать себе вождя и идти куда пожелают... У ирландцев из трех сотен уцелели лишь две сотни. Но теперь это были закаленные в боях воины, опытные и уверенные в своих силах, победившие отборных викингов и приобретшие ценные знания и умения ратные...

Когда Гутхорм ушел, Харек следил за восстановлением усадьбы. Четыре дня местные бонды валили лес, и тащили необструганные бревна к селению. Там дровосеки и плотники местные днем и ночью очищали бревна от коры, пилили и стругали доски. За три дня местные жители вместо четырех сгоревших домов выстроили из сосновых бревен и досок один большой дом, вмещавший более трехсот человек, и крышу большую постелили, чтобы от дождя и снега жилище укрывали. Была там теперь и большая пиршественная зала, и гридница, и спальные палаты для воинов, и спальные покои для челяди, и кухня, комнаты для служанок. Целый дворец возвели тогда в Хригнисакре. А еще посреди селения возвели ирландцы из соснового дерева часовню, где и молились своему богу. Приказал Харек освободить всех рабов, кто после пожара в живых остался, и дать им тут землю. И не велел никому из местных обид не чинить...

... В праздник крещения ирландцы прошли к реке, и пробили проруби, и купались в проруби, славя своего бога, и несли обратно в селение ведра с водой, окропляя ей жилища. Дивились тогда местные жители этим странным обычаям, и спрашивали об этом чужеземцев много, а те отвечали охотно, и были те кто новую веру желал принять, но и от своих старых богов не хотели отказываться. Многих тогда крестили в реке и научили молиться Белому богу на норманском наречии. Со злобой смотрели на это годи местные, да поделать с тем ничего не могли, и многие из рабов бывших тогда веру новую приняли. А на следующий день были посланы гонцы Альхейму ярлу в усадьбу конунгов Хейдемерка...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 7-04-2007, 23:50

Альвхеймар. Гурмир и Лаге. Гандальв и Асгейр.
Продолжение совместки.
С Тельтиаром.

Продолжал Лаге колом орудовать, ярился все больше. Надеялся видно, что оставят силы старого хирдмана.
Но не на его стороне ныне был Тор-воитель. старец Гурмир демонстрировал молодецкую удаль. гридни альвхеймарские потешались, а сам Гандальв, в начале боя давивший улыбку. крепко нахмурился.
"Ой, не доброе то дело, когда молодые мужи в самом цвете со старыми да хмельными совладать не могут. Знать, разжирели на мирных хлебах. Как с такими на Харальда идти? Отец его, хоть и выродок рабский, но умом не обиженный уродился. Вон как дружину свою настропалил. А мои-то размякли..."
- Ладно, Гурмир, твоя воля взяла, - возвысил глас конунг. Достоин ты Иггу служить да мясо кабанье в Вальгалле отведывать.
Удивленно остановился годи, ровно как и старый Гурмир.
- Окончен бой? - Сами собой сорвались слова с губ запыхавшегося Лаге.
- Скверно, коль бой, должный священным танцем богов быть, потехой выходит, - молвил Гандальв. - Не тому деды учили. не для того кузнецы северные это оружье ковали. стыдись, Лаге - нечем гордиться тебе ныне.
- Не воин я, господин, служитель асов, лишь, - спешно поклонился мужчина, отступая.
- Каков твой приказ будет, конунг? - Подал голос Рагнар - видимо истомился в ожидании, когда же головы рубить дозволено станет.
- Исполняй, что велено было.
- Справлю, как же не справить, - заломил могучий гридень руки Хильдену ярлу, повел его прочь.
- Здоров же ты, Гандальв, своими руками себе же поджилки подрезать, - глумливо усмехнулся Гурмир. - То воля твоя. конунгова. Однако и я - служитель богов и не трус, вроде твоего меньшего щенка, чтоб бок свой без слово под копье подставлять. Да и кому? Этому мужу женовидному. что меня двумя разными оружиями не одолел? Право, не думал что молвлю, но даже в Хаки твоем было поболе достоинства. Ну, подходите!
Его топор зловеще сверкнул, отражая солнечные лучи.
- Чтобы принести кому-то дар, надо сперва суметь его взять. Хотите радовать родичей-асов моей рудой - в бою жилы мне отворите.
Старцы в толпе одобрительно защущукались6 были то слова славного викинга, место в чертоге воинском заслужившего. Жизнь и смерть война - в руке конунга, но и ему после ответ перед асами держать. Гневался Гандальв на то, что обошел его старый хрыч в знанье обычаев, но и отказывать ему в правде не мог. Видать, не столь хмелен был Гурмир, как перед тем показалось.
Лаге же тем временем отступать начал, поначалу за спины воинам, а после старикам да бабам, из-за них изредка выглядывал, смотрел, что с Гурмиром старым конунг сделает.
Раздалось тогда ржание конское за воротами, появились три всадника в одеждах истрепанных, да доспехах помятых. Мало кто узнать их сейчас мог, но первый коня остановил подле конунга, спешился, в ноги государю поклонился.
- Ты ли то, ярл мой славный? - радостно удивился Гандальв, беря воя за плечи да разворачивая к светилу. Тот поморщился, когда лучи солнечные в очи попали, но не возвысил голос в протесте. Видеть, ждал что его тоже за дух обманный примут. Но два воскрешения за день - для бондов был перебор. Они уж утратили способность дивиться, а конунга ныне пугать было сложно. Кроме того он верил больше своим рукам, чем чьи-то речам про нечисть лесную, а руки тело под доспехом хорошо чувствовали. Живое оно, человечье.
- Господин, - прошептал Асгейр. - Прости меня, Господин, что не сумел рать тебе на помощь привести в ту ночь погибельную! Много ворогов напали на нас, много мужей доблестных под их оружием полегли!
С трудом говорил ярл, видно было, что ослаб он после долгих скитаний по лесу, оголодал - да и кони тоже едва держались, кожа да кости от них остались.
Попытался встать Асгейр, нога раненая подломилась. Знахарь ему требовался.
- Лекаря! - возвысил голос Гандальв. - Где этот дармоед шляется. во имя всех асов и ванов!
Гурмир тоже отвлекся на происходящее, и какой-то младой гридень, мечтающей о конунговой милости, обманным ударом снес ему голову. Народ это зрелище почти пропустил - не до ослушника было крестьянам, возвращение Асгейра волновало их сильнее какой-то там казни. Головы часть рубят, а вот из объятий Хель редко кто вырывается.
Обернулся Асгейр к спутникам своим, бросил им:
- Эй, Торир, Бьернульв, спешивайтесь, оглохли что ли?
Да те и сами еле живы были - столько времени в седле провели, едва-едва с помощью гридей спуститься смогли, даже на поклон господину сил не хватило.
- Гридни, что стали, будто пни лесные? Помогите соратникам! - прикрикнул конунг. К воям вмиг потянулись крепкие руки, сволокшие из седел. Беднягам и впрямь было тяжко: руки-ноги свело от долгой скачки. Удивительно, как кони то выдержали. Викинги не ездили долго в седле, кони на севере были роскошью дорогой. Вот потому и страдали альвхеймарцы столь тяжко. Тело-то хоть и привычное к нагрузкам позе неудобной всеми жилами противилось.
Обернулся тем временем Асгейр, увидал тело Гурмира старого, удивился непомерно:
- Скажи мне, господин, что же в Альвхеймаре деется, что и здесь кровь воинов славных, точно вода льется? Столько же наших людей пало под мечами агдирскими.
- А люд здешний совсем без руки господаревой обленел да брагой совесть последнюю залил, - сердито сверкнул глазами конунг. - Коли владыку дома всяк пес хаять изволит - знать, и впрямь в землях его власть пошатнулась. Хоть и многих мы потеряли - но не потерплю многовластия в своей вотчине, не будь я Серый конунг!
- В том правда твоя, Гандальв, - согласился Асгейр, болезненно дернувшись, едва ступил на больную ногу. - Но поведай, как же ты спастись из огня сумел, где все конунги союзные погибли.
- Сам Один, видать, меня спас лишив в ту ночь сна, - ответил конунг. - Я в скудоумии своем прогневался на то, что дрема ко мне не идет - да воздухом подышать вышел. Так и спасся. Вместе к захватчиками к дому своему вернулся - да поздно. Моим верным людям уж головы порубили. хотел за них сразу отмстить, но тут разум воспрянул. решил я что конунг им больше насолит, чем простой вой с мечем единственным.
- Асы тебя спасли, владыка! - Воскликнул Асгейр. - Теперь-то за все с Харальдом посчитаемся, да с псами его цепными - Гутхормом и Хареком! Сам я в битве с Волком Агдирским сошелся, но сумел вражина живым уйти, а там - и другие противники набежали - не сдержали мы этой силищи! Бонды хейдмеркские прочь бежали, одних нас оставили.
- Предатели! Трусам за все по заслугам восдастся, есть еще правда в землях Норвегии! Однако, ныне устал ты да и мои силы дюже походом подточены. Время у нас есть. Отдохнем чуток да в бой с новыми силами. А уж велел стрелу по селеньям послать, ополчение сбирая. А теперь и тебя мне боги вернули. Знак то, воистину!
- Знаешь ты, господин - до последнего вздоха я тебе служить буду, как отец мой и брат, - ярл произнес. - Но нынче много земель подмял подлый враг, нужно нам союзников новых искать.
- Неужто кого ты успел заприметить, ярл мой верный?
- Есть у Альвхеймара добрые соседи, не все перевелись еще, - кивнул, охая Асгейр. - Помнишь Неккви конунга, Мерского Властителя, с которым отец мой в походы ходил в молодости, да и ты говорят, с ними был в то время? И скальды висы складывали о ваших славных битвах на землях англов!
- Как не помнить? Память моя еще хороша, а сказанья о подвигах я любил сызмальства. Думаешь, решится он с нами против Харальда топор вскинуть?
- Старый волк без битвы в могилу не сходит, а где сейчас можно еще более великую битву найти, кроме как на землях, Харальдом неправедно нажитых?
- Это ты верно гуторишь, Асгейр. Однако не пристало мужам такие дела в спешке решать. Месть - блюдо что хладным лучше вкушать, чтобы ворог не вывернулся из сети. Пошли же в усадьбу - спасенье да возвращение наше отпразднуем!
- Пять дней ничего не ел я, - прошептал ярл, словно позабыв о речах ратных.
- хороший повод наверстать упущенное! - рассмеялся Гандальв, увлекая Агсейга по направлению к дому.

Харек Волк и ирландский отряд. Хригнисакр

...И вот, спустя 2 недели после праздника Крещения прибыл в Хригнисакр гонец от коннунга Харальда, чтобы Хареку ярлу волю властителя поведать...

В тот же день собрал Харек всю дружину в гриднице, и зачитал им ответное послание Харальда, написанное младшими рунами на ясеневой дощечке...

"Получил я твое послание Харек ярл и огорчило оно меня сильно. Не ожидал я такого от старого друга и соратника отца моего дерзости и неповиновения. Может ты и вольный ярл и клятвы мне не приносил, но памяти отца моего ради прошу тебя подчиняться мне как своему коннунгу доколе долг твой не буду почитать выполненным. Ведомо тебе что враги меня повсюду кольцом плотым окружили, и рати собирают и оружие точат. Потому велю я тебе едва послание сие получишь  сняться с твоим войском и вернуться в Саросберг. Хочу чтобы ты раскаялся в дерзости своей и прощения испросил за непослушание свое и речи неуважительные. Хочу тебя заверить что жена твоя у  меня находится под моим присмотром и защитой и обид ей никаких не будет причинено.  Жду тебя в Саросберге. Надеюсь объяснения твои услышать ибо не верю что предать ты меня мог и воли моей по злому умыслу нарушить причины на то не имея"

Перевел дух Харек, вытер пот со лба, выпил залпом чашу с пивом, чтобы горло пересохшее освежить, и закончил рчеь свою словами:
- Таково послание Харальда коннунга, властителя Агдира и Вестфольда... Что скажете, соратники мои верные? Жду от вас, кто что сказать может, и кто что посоветует...
Долго молчали воины, потом тихо переговариваться начали, и беспокойство было в их голосах. Наконец Бранд хёльд, вождь нортубрийцев, первым голос подал.
- Странно все это, ярл, очень странно. Не таков Харальд, чтобы черной неблагодарностью за верную службу платить. Не иначе оклеветал тебя кто-то перед ним. Ведь вежливое послание ты ему написал, и разъяснил все, как надо было. Или о победе нашей славной он не знает ничего?
- Похоже что не знает, -сказал Харек, - иначе не писал бы он такого...
- Что делать будем? - спросил Лиам, с беспокойством на вождя своего глядя.
- Исполнять волю Харальда. -ответил Харек. - Тем более что под боком Альхейм сидит, и хоть невелико пока его войско, но помню я злобу его против нас, и опасаюсь его коварства...
- Уж если он из битвы ушел и врагов на нас натравил, то и местных жителей против нас он поднять сможет...-добавил Бранд.
- Мы тут чужеземцы и иноверцы, - сказал Эдмунд, соратник Бранда, - а он законы старые чтит, та кому народ здешний поверит больше?
- И каково нам тут будет, если многих из нас также подожгут прямо в доме или сонными перережут, или отраву в питье подкинут? - впороашл Бранд, обводя взглядом затихших воинов.
- Да уж похуже чем врагам нашим пришлось - сказал Харек, вздохнув. - Никому из нас пощады тут не будет. Альхейм жесток и злопамятен, и никого не щадит... А потому так я мыслю. Собираемся и утром уходим отсюда на Раумарики, а оттуда в Саросберг. Поклажу всю на санях. Сами же пойдем на лыжах вдоль реки. А сейчас всем собирать поклажу и провизию готовить в путь. Дорога в Саросберг неблизкая, и идти будем быстро...
- Будет сделано, вождь, - ответили командиры хором, и каждый приложил кулак к сердцу...
- Ночью дозоры усилить... Всех раненых из домов забрать. На санях их заберем с собою. Боюсь я их здесь оставлять - вдруг Альхейму вздумается свой подвиг повторить?
- Да не дай Бог, конечно, но и на такое у этого изверга памяти хватит - произнес Бранд, задумчиво почесывая обозначившуюся лысину.- Как в битве смертной так бежал, поджав хвост, и всех союзников под удар подставил. А как раненых и спящих добивать, так это у него всегда и с охотой великой.
Харек вздохнул.
- Смелым воителем он был раньше, да потом трусом презренным соделался. Еще и потому следует нам к Харальду на поклон идти, чтобы всю правду ему донести, пока недруги нас не опередили в том, и тяжелее нам будет оправдываться...
- И то правда... - согласился Бьярни, Хареку соратник и друг давний из тех норвежцев что в Ирландии жил долго - и лишь трое из них за Хареком последовали. - А уж коли мы первыми ему обо всем доложим, а потом храбрый и мудрый Гутхорм подтвердит все, то и будем мы оправданы, и никакая клевета недругов уже не повредит нам. Жаль скальд новый с Гутхормом ушел, и некому доенсти будет до Харальда.
- Я сам в пути сложу висы, благо руны я теперь знаю все, и все звуки что с губ моих слетают на пергаменте мтогу вопроизвест, и в том перед скальдами местными у меня преимущество. А что до Гутхорма, то слово его крепка, и таких честных и великодушных мужей по всей стране найти трудно. В его заступничестве я не сомневаюсь, а Харальд к словам брата матери своей всегда прислушивался.
Воины оживленно закивали.
- А с пленниками что делать из Раумарики и Хейдемерка, кому возвращаться некуда? - спросил его Эдмунд, вождь нортумбрийцев.
- С собой всех забираем. - ответил Харек, немного поразмыслив. - Всем им надо будет завтра выдать оружие и доспехи. Но сначала... Обойдите все сараи где пленников держат, и пусть выбирают - либо со мной за подвигами ратными пойдут, либо тут будут с ошейниками рабскими проябать... А кто знает, может Альхейм придет и их еще в жертву приносить надумает... Говорят, в усадьбе той он у восьми человек велел кровавого орла вырезать...
При этих словах лица ирандцев омрачились, и глаза загорелись гневом.
- Не нам с ним спорить теперь. - вмешался Бьярни. - Гутхорм с ним обещал разобраться, к нему свой счет у Хригнарийского Оленя, а он слово держит. Не нам распри заводить...
- Прав ты соратник, - сазал Харек, улыбнувшись. - А нам люди в Ранрики нужны еще будут. Кто знает сколько там сейчас викингов самовольных осело... Вдруг не даст нам Харальд подмогу, а скажет самим справляться?
- Плохо будет если не даст нам подкреплений - сказал Бранд. - Разбойники те все воины опытные. Это не против бондов насильно согнанных в строю сражаться. Мало у нас шансов будет с такой силою совладать с теми кто остался у нас...
- Вот и нужны нам будут эти изгои...- сказал Харек торжествующе. - И жизни им спасем, и воины будут нам в помощь, а то и даст Бог, в веру нашу их обратим... Сколько их там примерно?
- Изначально сотни две было, потом еще раненых и беглых пособирали - так с ними сотни четыре будут. Кого-то домой Гутхорм отпустил, но многие говорят что им возвращаться некуда, и дома их ничто не ждет кроме позора...
- Что же... Тогда пошли людей с ними поговорить, пусть ночь подумают. А завтра утром возьмем с них клятву... А деревенские люди пусть на куртки наклепки делают и кольчуги чинят, и мечи наточат... И кто из деревенских парней за славой идти захотят, то пусть с нами тоже идут. По пути их всему обучим... А как до Ранрики дойдем, никуда уже не денутся. Ты Бранд, и ты Эрнольв, и ты Хальбранд, и ты Грани - будете у них сотниками. Себе в командиры по три-четыре своих человека надежных возьмите, будете их воинскому искусству обучать в дороге... Завтра в полдень отправляемся...

Воины расходились, исполняя приказания своего вождя. Тяжело было у них на сердце, но многие еще верили в удачу Харека и что благоволит к нему Белый Бог, и старые боги не будут его карать за отступничество...

Хладир. Гротгард, Херлауг, Хакон и Бьярни
С Дарклайт

Споро отправил хозяин Хладира племянников юных в бой собираться - да крепко задумался. Мальчишек надобно в бою проверять, станут ли добрыми мужами, али навек полати присиживать останутся. Храбрость иль есть или нет. Вот и думал Хакон одну думку. Зим шестнадцать назад глянулась ему одна рабыня. Ну, дело нехитрое да и нередкое. Однако, через положенный срок принесла женщина сына. И с той поры, как законные первенцы конунговы ушли пировать с предками, Хакон терзался догадками, чья ж кровь в жилах отпрыска незаконного. мать нарекла его Хаконом, однако рабыня - есть рабыня, не одному конунгу ложе она в год тот грела. вот и порешил владыка проверить, что за нрав во младшем Хаконе скрыт. Повелел Бьярни передать юноше повеление - с войском на Грютинга идти да славы искать.
Племянники Хакона в то время как с воинством грозным навстречу Оркдальцам выступали. Немало людей оружных собрать смогли - даже конный отряд был в полсотни молодцев, а уж викингов храбрых не одна сотня. Не разменивались по малому Херлауг и Гротгард, не брали с собой бондов-ополченцев, лишь ратных мужей на битву взяли.
Как удидел то Бьярни-Медведь - с трудом усмешку сдержал. Не дано мужу простому воителям высокого рода указывать, даже коль опыта им не хватает. Так что гридень сметливый за Хакона спрятался.
- Дядя ваш поклон шлет,- молвил он братьям. - Да наказывает с собой бондов мужей с тысячу поднабрать - для солидности. А чтоб самим вам с мужиками не маяться - волчонку своему подкидному, Хакону, их под руку отдает.
- Сына рабыни дядя нам посылает? - Гротгард вопросил.
- С вами он в битву поедет. Конунг говаривал, чтоб смотрели каков он на поле бранном и что то было за древо, из которого для него заготовку возделали.
- И то славно, - согласился Херлауг, слова посланца выслушав. - Воинов дело воинами командовать, рабьему же сыну - лишь бондов в бой вести.
Усмехнулся Бьярни в усы, внимая тому, как легко Херлауг на лесть нехитрую клюнул. Ой, прав Хакон что не послами, а воинами их к ворогам шлет. Таких обмануть проше простого, нет еще мудрости житейской. А сына рабыни он и не знал толком - так что слова племянника конунгова как должное принял.
- А пошто нам дядюшка этого юнца прислал, - произнес Гротгард, ближе к Бьярни подъезжая. - Неужто может рабий сын много пользы дать в деле ратном?
- Во время военное всякий меч на счету, так что не дело юнцу, вошедшему в лета на печи бока отлеживать, - ответил Бьярни. - Кроме того, может, и впрямь он вам родич по батюшке. Глядишь, кровь заговорит от песен клинков. Как знать, может вместо посредственного раба воин справный выйдет. конунгу прибыток будет.
- Славно тогда будет, - согласился старший брат. - Ты приказывай бондам под стяги вставать, пусть верность свою повелителю докажут боем.
- Да, иди, Бьярни, собирай бондов, - произнес младший. - И нас догоняй, мы с воинами вперед выступим, место для битвы пригодное отыщим.

Поговорив с племянниками властителя, Бьярни направился к самому Хакону. Поспрашивав у людей, нужного парня медведь нашел без труда. Тот упражнялся с деревянным мечем, и он недолго постоял в стороне, разглядывая мальчишку. Ему уже минуло пятнадцать зим, и, как одобрительно отметил гридень, стать у рабыниного отпрыска вышла что надо. Высок, плечами широк, да сложением крепок. Того, кого на весла посади - не скоро умается, даром что молод. Видимо, хорошая кровь. Ну. да что говорить! Конунгова наложница не для простых бондов, все возможные родители этого юноши были воинами отнюдь не последними. Хакон имел серые северные глаза, да русые волосы, воскрешавшие в памяти купцов из Хольмагарда больше, чем северных викингов. На конунга он ликом сильно не смахивал, но и ни на кого другого из дружинных мужей не походил. Видимо, в мать пошел. И судя по внешности - красива рабыня была.
- Ай, малец, пойди-ка сюда! - окликнул посланец юношу и кратко передал конунговы повеления. Молодой Хакон выслушал сдержанно - только глаза радостно заблестели. Хорошая выдержка - самое то для воителя! Может, и впрямь толк из пащенка выйдет... за сим Бьярни вернулся в усадьбу, а Хакон отправился до дворам - отряд сбирать да к походу готовить.

Лес. Хаки и Эгиль.
Совместно с Ви-Зетом.

Зимний лес только кажется тихим и безжизненным. Конечно, это спокойствие под тяжестью снежных одежд не сравнима с весной или летом, когда под сенью ветвей кипит жизнь, но и тут покой выходил мнимым.
Волки как всегда появились бесшумно, серыми тенями скользя между стволов. В сумерках их можно было бы принять за духов леса, спешащих за добычей явно не звериного облика. Но сейчас был полдень, и всякое наваждение было обязано отступить до заката, спрятаться в чаще. Двое мужчин, шедших вслед за волками духами не было. Хаки поправил снегоступы – сами содеяли, умельцев не дожидаясь, и покосился на Эгиля. Связь слепого с волками доселе была неясна его спутнику, однако же, для того чтобы нечто использовать пониманье не всегда надобно. Сейчас Эгиль вдруг остановился в сугробе, по-птичьи склонив набок голову и слушая что-то обычному уху неявное. Стая резко вильнула в сторону – Хаки заметил кусок серого меха, сноровисто исчезающий с глаз. Видимо, зверя почуяли…
- Там человек, - слова слепого явились неожиданностью. Следуя за Гандальвом, жители лесные проходили от селений людских недалече, однако не столь близко, чтобы селян настораживать. Так что мальчишка, случайно забредший за хворостом, исключался. А знающие мужи по одному в такое время не ходят. Зима – время голодное, зверье лютым делается. Кроме того – и война. Если зверь лесной пощадит, коли сыт, от врагов милость такая невиданна. Хаки нахмурился – и первым сдвинулся с места, направившись в указанную ему слепым сторону. Надо сказать, что ему не слишком-то любо было встретить людей – но оставить загадку за спинами много плоше. Может, любопытство – и свойство Локи, но им, столь многим обязанным обманщику было грех брезговать его божественными дарами.

Страшная картина охотника – серые тела кругом над упавшим двуногим. Но, в отличие от обычной голодной стаи, братья Эгиля просто стояли кругом, не спеша рвать клыками добычу. Видимо, пока спутник ломился через подлесок, слепец позаботился о найденыше. Эгиль не спешил: по снегу волк бегает всяко быстрей человека, а вот мысль летит даже скорее четырехпалой смерти. Хаки скользнул меж расступившихся серых тел – как тяжело было привыкнуть видеть их рядом! – и посмотрел на «добычу» в немом удивлении. Не часто встретишь юную девушку посреди зимнего леса! Страх перед волками сидит глубоко: видимо, женщина бежала от стаи, и теперь, загнанная, пала без сил. Она лежала в сугробе лицом вниз, разметав косы по снегу, и Хаки отсюда уж слышал сбившееся дыхание. Именно в этот момент она приподнялась на руках и посмотрела на бывшего конунжича круглыми от страха глазами…

Она желала себе смерти. В их роду не было слабодушных, да и скверные войны встречались с изрядной редкостью. Она пережила смерть отца, тяготы племя, и даже позор – с мыслью о том. Что Харальд вернется за ней и все снова будет как раньше. Будет хорошо. После ножа Асгейра Жестокого надежд не осталось. Она не видела своего лица в зеркале – мудрые бабы, ходившие за бывшей полонянкой, смотреться в него не давали. Да и не надо: они и сама видела, как отводили глаза их мужчины. Любящее сердце может много простить. Но любят мужчины глазами, и такая уродина, как она, породит в конунговом сердце лишь жалость. Вот и порвалась последняя ниточка… она делала вид, что смирилась, покорно глотала отвары и выполняла все указания. И дождалась-таки, что девочка-подросток, приставленная смотреть за болезной, сбежит на свидание. Выскочила в ночь в чем была, лишь свиту на ночную рубаху накинула. Ей недалече… сугроб или прорубь – едино, а Хель все равно, в каком виде к ней в царство пожалуют. Не на свадьбу. Разум говорил, что надо уйти дальше от жилья. Лишь потом умирать, не пугаясь погони да возвращения к жизни. Вот она и шла. Упорно шла вперед, страдая от холода и переставляя посиневшие ноги. Вначале ей хватило рассудка сделать крюк, радуясь внезапному снегопаду. Не найдут деревенские, где она в другую сторону повернула. Не в тех кустах тело искать станут. Вот уже близился тот сугроб, где она упадет без сил, упокоив свое страданье в холодной зимней постели… но тут из кустов появились серые тени. Волки! Страх оказался велик: собиравшаяся умирать дева припустила по лесу, как заяц. На сил правда осталось немного – трех полетов стрелы не промчалась, как рухнула. А когда рискнула поднять голову – встретилась взглядом с чужими глазами. На миг ей помстилось, что муж этот – Харальд. Однако, человек – или дух? – повернул голову, видать в удивлении – и мигом стал тенью Гандальва. Тот же знакомый жест, - ах, как желала бы дева забыть, как он вскидывал голову в удивление. Те же глаза, цвета льда. Вот только эта неверная тень теперь не смеется, как конунг… может, то все-таки дух? Харальд-Гандальв сделал шаг вперед, и она выбрала лучший для себя вариант – провалилась в беспамятство.

Отсутствие зрения часто может и не быть такой уж большой помехой, как думают многие. Эгиль не мог точно видеть, кого отыскала его стая… но запах был женским. И молодым.
И он не удивился тому, что от Хаки исходит удивление. Эгиль и сам не ждал встретить молодую женщину в лесу.
Молчаливый приказ заставил волков отойти. Те повиновались, хотя от них явственно пахнуло неодобрением. Ну и что, что двуногая, как вожак? Вкусная ведь, наверное… впрочем, вожаку виднее.
– Ты ее знаешь? – поинтересовался Эгиль. Скорее для порядка; совсем уж невероятно, чтобы им встретилась знакомая Хаки.
- Ныне вижу впервые, - ответил последний, но незрячему собеседнику послышалась в тех словах тень сомнения. Хаки видел лицо девушки. Неясно, что за зверь сотворил подобное с юной красой, и носил ли он шкуру косматую али доспехи воительские, но узнать деву с первого взора было бы трудно и родичам. Конунжич прошел несколько шагов, отделявших его от беглянки, и почти без усилий перевернул легкое тело, вглядываясь в черты. Нет, дева сия и впрямь была не из Альвхеймара. Мелькало в ней что-то смутно знакомое, но... - викинг помотал головой, отгоняя лишние мысли. И продолжал рассматривать нежданную находку лесную. Вероятно, чуть ранее дева была весьма собой хороша. Ни эта ли красота стала причиной нынешней муки? Хаки хорошо знал, что дивные творения природы - как и изделия рук человеческих, в иных сердцах родят восхищение, а в других - только жадность да злобу. Сломать, чтоб другим не досталось... вот и этот хрупкий цветок северных земель, похоже, пострадал именно от человеческой злобы. Внимательный взгляд говорил про то с очевидностью. Хотя - раны уже почти зажили...
- Бедная... - проговорил сын Гандальва, обращаясь то ли к Эгилю, то ли к волкам, то ли к ванам-властителям. - Надо согреть ее чем-то, пока насмерть в руках не застыла.
- Особенно с ранами, - Эгиль втянул воздух, ощущая слабый запах крови, исходивший от все же еще не до конца заживших ран. - Так...
Он положил руку на спину ближайшего волка и задумался, поглаживая шерсть.
- Тут относительно недалеко есть дом, - наконец сказал он. - Хозяин его давно уже умер, но построил свое жилище крепко. Я там иногда живу, когда совсем лютые холода наступают.
- Значит, туда и пойдем, - Хаки поднялся, решительно вскинув беглянку на левое плечо. Аккуратнее, конечно, было бы нести на руках, но вот проробуй-ка протащить так кого-то хоть десять верст да по снегу. - Надо бы поспешить, Эгиль. Замерзнуть она замерзла, но - вдруг все же очнеться? Мы с тобой боле на нечисть, чем на людей нынче похожи. Как бы воевать не пришлось, пока поясним ей, что зла не желаем. Лучше сперва отогреть да отварами отпоить. Тогда и беседа лучше заспорится.
- Отвары еще сготовить надо, - рассудил Эгиль, шагая рядом. Стая, конечно, тоже позади не осталось. - Но, как мне помнится, у Ворона разных запасов на добрый век хватало...

Приграничная деревня. Грютинг и племянники Хакона.
avarach & DL

Морозный воздух покусывал щеки, пар вырывался клубами изо рта у конунга, нарушившего границы Трандхейма. Грютинг решил вторгнуться во владения Хакона с началом нового дня. Ныне же он остановился перед первой приграничной деревушкой в землях нанесшего ему оскорбление соседа. Всего несколько домов и невысокий тын, даже заостренные колья в землю забить не озаботились. Ой, привольно, видать, жилось бондам при Хаконе, давненько враги по сим землям не хаживали, сегодня все изменились. Войско еще подтягивалось, становилось за спиной оркдальского властителя, на вершинах поросших лесом сопок. Деревенька отсюда была видна, как на ладони, ее жители занимались повседневными делами, даже не подозревая о нависшей над шеями их угрозе.
– Торстейн! – окрикнул Грютинг, – возьми дюжину хирдманов и еще дюжин пять ополченцев. Сожгите эту деревню. Кто побежит - не преследовать, а всех кто ратиться надумает, али просто не станет бежать сломя голову – убить без сомнения. Не будем плодить крепких духом в землях врага. Пусть Хакону трусы останутся – конунг с ними намается после. Найдешь что из съедобного в запасах крестьян, тащи сюда в обоз, армию сама война кормит.
– Я понял тебя, конунг, – быстро откликнулся Торстейн и собирать людей по приказу проследовал. Мудрый муж не стал бегать как заяц, кого-то из лучших в войске выискивая, взял первых из уже прибывших дружинников, на которых перст конунгов указал. Хоронясь за кустами, воины стали спускаться с вершины сопки.
Грютинг молча проводил их глазами, с выдающейся вперед нависавшей над округой скалы ему было хорошо видно все происходящее в округе, поэтому он быстро заметил стаи птиц, поднявшихся в лесах за деревней. Пока еще эти стаи были плохо видны, но то их количество говорило о многом – кто-то шел на встречу конунгу, и в силах тяжких.
Грютинг тут же отдал приказ войску строиться к битве. Похоже и Хакон отнюдь не дремал в стенах Хладирских и отправил к захватчикам рать, наказав гостям горячую встречу содеять. Что ж, тем лучше, когда он дойдет до усадьбы, Хакон многих из своих людей не досчитается.
Войско Грютинга становилось в виде подковы, охватывая своими крыльями деревню.
– Ахти, – обратился Грютинг к молодому великану, – возьми своих гридней да обойди по правой руке мое войско. Часть воителей на коней посади, чтоб ход их ускорить. всех моих скакунов забери – а людям моим сказывай, что то-де конунгова воля. Крюк по лесу сделай, чтоб воев Хакона Трандхемского обогнуть. Мыслю я – не сам он их бой ведет. Коли с нами Торова милость – вожди их, как дым над деревней узреют, со всех ног побегут бондов своих выручать. Ну, или головы вражьи рубить – тут причины различны для воев по стати да опыту. Нам важно то, что зверь, бегущий вперед на добычу, по сторонам мало смотрит. Ты только сразу не высовывайся, жди, пока они в сече увязнут. А когда я их силы дружиной с боков сдавлю, ты им в спину ударь. Славная выйдет ловушка!
- Будь по твоему, конунг, - согласился великан, разминая заждавшиеся сечи кулаки. Бондов в деревнях резать ему не с руки было да баб гонять - настоящей схватки хотелось. Показать он жаждал, что не от трусости бежал из Хрингасакра, а от того, что выбора иного не было:
- Эй, воины, за мной!
Велел он хирдманам Упплендским бондами одеться, да сам на голову плащ драный накинул - если бы не рост его, совсем бы он стал похож на простого ополченца, благодаря тем лохмотьям, что на нем надеты были. Так же и люди его все в простых накидках были, часто дырявых и залатанных - не отличить от бедных земледельцев. Разве что по оружию да доспехам, порой в прорехах блестящим. Но для того надо было близко к себе «бондов» подпустить да сталь их на своих спинах опробовать. А кто бы издали посмотрел - никогда бы не сказал, что это-де лучшие воины, какие у Гудбранда старого были.
Выстроились хирдманы, последовали за Ахти, покуда он засаду на витязей Транделагских готовил.

Тем временем Торстейн подобрался практически вплотную к деревне, ворота частокола заперты не были, нужно было успеть захватить их до того, как их створки сомкнуться. Отряд разделился на две части: большая – сорок пешцов, во главе с Торстейном и хридманами, должна была захватить ворота, меньшая часть– два десятка лучников, прикрывала пешцов, и должна была не дать никому высунуться из-за частокола или закрыть ворота.
Глянул Торстейн еще раз людей под своим началом: лица дружинников хмуро смотрят из-под низких бровей, железо обнажено и ждет только знака, чтобы крови напиться. Да и лучники, оставшиеся на высотках, готовы стрелять. Уж, поди, их луки снаряжены да стелы на тетивах хищно дрожат в поисках цели. Усмехнулся воин в жесткие усы, сечу предчувствуя, да подал знак начала атаки. Воины бросились вперед с громкими, оглушающими криками, словно дикие в рати берсерки, а над шлемами атакующих запели песнь смерти первые стрелы. Несколько человек стоявшие у ворот упали замертво, сраженные лучниками, в деревне раздались первые крики, крестьяне принялись метаться между домов, и никто не смог задержать нападающих ни у ворот, ни на частоколе. Вслед за ворвавшимися в деревню и уже скрывшимися за домами ополченцами, выпустив запас стрел да забросив свои луки за спину, бросились пришедшие с Торстейном лучники. Они нарочно отстали от первых рядов, чтоб без помех выпустить в бондов смерть оперенную. Теперь, когда хилый тын не мешал их обзору, ни единая стрела даром не пропадала. А опустошив колчаны, воины взялись за мечи. Кое-где уже занимался огонь, жители деревни спасались, перепрыгивая через тын, сбегая от захватчиков в лес. Когда весь отряд Торстейна вошел в деревню, хаос, царящий в ней, только усилился, никому не были нужны пленные крестьяне, запасы еды в деревни оказались небольшими – большинство их уже собрали люди Хакона. Разгневанные отсутствием добычи дружинники поджигали все подряд, огонь охватывал их дома, местами перекидываясь уже и на частокол.
Пламя вовсю плясало в деревне когда Торстейн увидел появившихся из леса боевые порядки воинов, вначале он удивился зачем его конунг обошел деревню и выстроил своих для атаки, но раздавшиеся рядом тревожные крики заставили его присмотреться внимательнее. Войско было чужим, это появились настоящие хозяева здешних земель.
Гротгард с Херлаугом, племянники конунговы, столь сече внезапной возрадовались, что и впрямь понеслись с благородными воинами вперед, обогнав даже собсвенных ополченцев. Грютинг коварный рассчитывал на азарт, что вождей из Хладира способен обуять, но такого подарка не ожидал и во снах. Недалекими воинами были родичи Хакона. Коли сам он лисом слыл хитрым, то племянничков его ваны нравом прямодушным отдарили. Видимо, то правда, что в роду все равновесным должно быть. Один родович доблестный на перу слабодушиных приходиться, один мудрый муж – у детей Скади в счет за глупца поидет недалекого. Так и в семье у Хакона сбылось. Вот и ныне шли рати Трандхеймские прямо в ловушку, по сторонам не зря да тыл не прикрыв.
Торстейн закричал, созывая своих, ибо не все воители, увлекшись погромом в деревне и поисками добычи, обращали внимание на творящееся за частоколом. Уверенность в с собственной силе ослепляла воинов, могучая рать за спиной позволяла чувствовать себя непобедимыми.
К тому времени как Торстейн смог, извергая проклятья на головы доставшихся волей конунга дружинников, собрать их, вражеское войско двинулось выбивать из деревни захватчиков. Добыча казалась им легкой и немногочисленной, добыть славы и повергнуть врага смогли бы только самые быстрые и удачливые.
Торстейн не стал принимать боя с лавиной несшихся на него воинов, развернувшись со своим отрядом, он стал отходить туда, где оставил своего господина, его лучники не позволяли самым быстрым врагам приблизиться, несколько человек в рядах врага даже свалились пронзенные меткими стрелами.
- Вперед! – проревел Гротгард, вскидывая меч. – Воины Хакона, бейте захватчиков подлых!
- С нами Один, - вторил брату Херлауг. – Поднимим их на копья да Грютингу головы пошлем. чтоб знал пес, как в землях чужих лиходейничать.
Преследуя отступающих оркдалцев, отряд из Хладира вошел в покинутую деревню. Торстейн в то время уж покидал ее сквозь опрокинутый тын – и с радостью узрел движение на холмах. Видимо, конунг решил случай использовать да пакость врагам приготовил. мигом смекнул воин, что орлы Хакона-конунга в деревне слепы, как котята. Дым зрению мешал, да и дома крестьянские вид загораживали. А потому повелел он своим воителям развернуть строй у околицы да не выпустить вражеское войско из подожженного селенья. Хороший гридень и животом своим конунгу пожертвует, вот и решил опытный командир Грютингу время клинками своими выиграть. Вальхалла – только одна, викинг достойный не смерти боится, а трусом прослыть да в Хель прозябать. Так что ныне Торстейн не колебался и мига.
Две рати сошлись в схватке кровавой. Меч против меча, щит супротив лезвий секиры, лучники в дыме толком толком целей не видели, так что сражение шло стенка на стенку. У племянников Хакона было больше людей, и теснили они Торстейна назад. То один то другой воин грютингов падал, кровью захлебываясь, но дорого они жизни свои продавали. А сам властитель Оркдальский тем временем тоже не медлил.

Сообщение отредактировал Мориан - 14-04-2007, 18:23

Приграничное селение. Грютинг и племянники Хакона.
Avarach & DarkLight, при участии Тельтиара

Храбрые Грютинговы войны, изготовившись на окружающих деревню возвышенностях, хоть и спешили включиться в битву, но терпеливо ждали знака от властителя своего. И воздал он их пожеланиям. Как стали вои Хаконовы без оглядки входить в деревню запаленную, да скрыл от них дым оркдальских храбрых мужей, подал конунг Грютинг знак дружине своей верной. Словно молот грозного Тора, обрушились они на зашедших в ловушку врагов. Дружно запели могучие луки враз освобожденными свирепыми оркдальцами тетивами, стрелы зорких лучников первыми взяли кровавую жатву средь недругов. Да и сами гридни неслись чуть медленней стрел, так велик был угар молодецкий. Свиреп и страшен был удар их копий, словно сами окрестные, став руками богов, нанесли первый удар по рядам хладирских воителей. Более всего пострадали те, кому недостало места в деревне и кто лишился хрупкой защиты стен домовых да жалкого тына. Кровь потекла по земле, словно реки из Хель возвернулись на землю в назиданье живущим. Упавшие на землю не могли более подняться, потому как ступали по ним, как по твердой земле, в бой вступившие воины. Не просили тут пощады – да не давали. Словно руки великана железные сжали в горстях вороги дружину родичей Хакона, как траву по весне сминали ее Грютинговы вои, загоняли противников в пламя горячее да дым удушающий. Тихий день выдался – не снег ни дождь пламени дерево есть не мешали. Тяжело приходилось Херлаугу и Гротгарду ранены были они оба, один в лицо стрелою каленой, другой же копьем получил в сочленение доспеха. Славными воинами хладринцы были, в другой раз не сумел бы враг так легко жизни их взять, да подвела их уверенность, теперь выбор их был погибнуть в пламени, либо на копья бросившись вражеские.
Конунг оркдальскиий с дружиной личной избранной, пробивался к ярлу своему приближенному Торстейну, ободряя его криками.
– Славно, славно Торстейн! Улыбнулись нам боги сегодня, нашу сторону они приняли!
– Знатно сегодня мы повеселились! – отвечал Торстейн своему конунгу, – Враг наш думал на нас поохотиться, а теперь сам падет нашей добычею.
Из взятых с собой ярлом дружинников не отправилось в залы Валгаллы меньше половины, а оставшиеся были все переранены, на каждом железо хладринцев след оставило, но до подхода помощи Грютинга сумели они выстоять. И теперь, уже сломавшие строй дружинники племянников Хакона, отступали, кровью своей умываясь.
Так и сгинула бы дружина Херлауга и Гротгарда, но поспел со своими бондами вовремя Хаконов пащенок, сын рабыни. Спеша в битве участвовать, не дождались родичи знатные со своими людьми бондов, что шли за ними вослед. Теперь тяжкая кара их за гордыню постигла. Однако же, Грютинг и люди его тоже были удивлены, а потому смог Хакон пробиться сквозь окружение. Разглядел он место слабое в рядах напавших оркдальцев, да ударил своими силами там где крылья сходились дружины Грютинга. Крики и звон железа заполонили окрестности, обе дружины сошлись в бою себя позабыв, потому и удалось Хакону юному прорвать кольцо дружины оркдальской. Его удар мог бы крови большой стоить Грютингу, да не спал Ахти великан молодой, со своею дружиной отчаянно он ударил по ополчению бондов. Тяжко было положение воинов Хладира, да вдруг еще хуже заделалось. Выполнил пасынок Гудбрандов уговор с Грютингом и появился прямо за спинами трандхеймских воителей. Ой, тяжек был удар этих бондов по вражьим порядкам! Смотрелись они крестьянами, а бились как опытные вои, щитом да мечем живущие и добычу из викингов справно возившие. Куда настоящим бондам супротив такой силы? Хоть было у Ахти лишь сотни полторы воев, но смяли они все порядки юному Хакону.
Легкой пушинкой молот могучего воина разносил вставших на его пути землепашцев, гася их удар в спину оркдальской дружине. Смеялся Ахти-великан, когда кости ломал, да черепа дробил, было ему в радость сражение это, ибо память о Хрингасакре лишь кровь врагов смыть могла. А подле него вои верные шли, да недоумевали вражеские бонды, почему клинки и копья их, плащи драные пробивая, с железом, а не податливой плотью встречаются - да кто же мог заподозрить, что у таких оборванцев кольчуги двойного плетения надеты крепкие. Молотил Ахти без устали - где щитом бил, где молотом, а как молот из рук выпустил, оставив его в груди врага проломленной, так чье-то копье подхватил, да колоть стал. Копье преломилось - топор в руке Йотуна оказался, и чем бы не сражался воин грозный - оставались вокруг него лишь убитые и раненые, повторял свой подвиг хрингасакрский Ахти, уж больше полутора десятков врагов к Одину отправил, а других навсегда ущербными и увечными оставил.
Но дело свое Хакон пащенок выполнил, сумел открыть дорогу хирдманам Гротгарда и Херлауга, те не стали долго раздумывать и весенней водою паводка устремились к пути спасения. Ахти сразу стало труднее пробивать дорогу дружине своей избранной, теперь стало против него не крестьянское ополчение, а прожженные ветрами войны воины закаленные. Но не думали они о возмездии, укрыв за собой своих водителей, поспешили они из боя выйти.
– Вперед! Не дать им уйти! – раздавался над полем голос Грютинга.
Но не долго смогли врага оркдальцы преследовать, через версту остановил их конунг.
– Все назад, дружина Хакона трусливо по лесам от нас разбежалась. Нет смысла ее нам по одному человеку вылавливать. Возвращаемся назад и подберем своих раненых.
А Гротгард да Херлауг вынуждены были стопы обратно в Хладир направить, да думать по дороге, как перед дядей виниться. Тяжек проступок их был, тут и оправдываться нечем. Сами в ловушку пришли, сами от бондов оторвались, силы раздрабливая. Обычно в боях. Гибло больше крестьян-ополченцев, чем воев знатных, что прямые мечи носили да землей владели в достатке. Ныне все было наоборот. Половину воителей славных да опытных племянники Хакона в селенье оставили. Хотя и бондов воители Ахти потрепали изрядно, но меньше средь них было потерь, даром что многие ополченцы мечи второй в жизни раз видели. А сами вои рода конунгова переживали, что спас их от смерти отпрыск рабыни, в первую битву пошедший. Правда не велела им хаять юного Хакона, так что благодарили его Гротгард с Херлаугом, как между воинами должно. Хакон-старый традиции воинские в дружине своей чтил люто, и племянникам то заповедовал. А все же злость в душах осталась. Тяжко бывает проигрывать.
Возвращаясь к месту недавнего поля брани, заметили глаза острые воев Грютинга обоз бежавшей дружиной Хакона брошенный, возрадовались сердца их добыче с ворога взятой, песни в рядах оркдальцев послышались, смех раздаваться начал. Но послал оркдальский владетель для охраны трофея доставшегося Ахти Йотуна с его дружиною, да еще своих ему сотню дал со словами:
– Добычу захваченную поделить мы успеем. Сейчас же, нельзя нам на этом месте стоять длительно, враг может опомниться да решить отомстить нам. Потому готовь обоз захваченный Ахти Йотун, мы дальше отправимся, место найдем победу отметить нашу, где и добычу захваченную разделим по справедливости. Если в плен кого взяли для выкупа, так ты тоже возьми под охрану захваченных, я же к месту побоища нашего выступлю.
- Добрые трофеи каждому воину достануться, - кивнул, утирая руковом со лба пот выступивший, Ахти. - Прослежу чтобы никто лишнего не взял, да обиженным не ушел. Эй молодцы, забирайте обоз щенков хаконских, будет нам скоро пожива еще большая!
Отправилось войско с Ахти да Торстейном во главе вперед, медленно ступая, осторожно, не желая в ловушку какую попадаться, после столь великой и славной битвы.
Оркдальский же властитель вернулся к месту их ратного подвига, да со жрецами учеными счел потери свои и сравнил их с потерями Хакона, после чего сердце его возрадовалось. Средь погибшей дружины вражеской были сплошь хирдманы сильные, сила знатная полегла сегодня, бондов вражеских меньше положено. Добрый знак боги подали, хорошо их поход начинается.
Из своих же людей много раненых, да дело то поправимое, из тех что с Торстейном ярлом выступили погибло четыре дюжины, да и то бондов одних, не хирдманов, при ударе в спину крыльям войска Грютинга да прорыве остатков дружины Хакона десять дюжин всего положено. У врага потери те втрое-вчетверо выше будут. Пленных знатных, трех сынов ярловых, взять удалося, выкуп за них честный получен будет, и то добрый знак.
Пособрав своих раненых, да оружие мертвых хридманов с доспехами, тяжело ступало нагруженное войско храбрых оркдальских воителей, ждал их пир в деревеньке следующей, да дележка добычи собранной. Веселы были они, увидали, что не так грозен Трондхейм, как раньше думалось, не так сильны хирдманы хаконские.

Усадьба Хладир. Хакон и племянники.
Совместно с Тельтиаром.

Тяжек был сон Хакона Хладирского в ту зимнюю ночь, тревога сердце глодала. Вот и вышел он поутру на крылечко усадьбы, хоть и противились старые кости ранним вставаниям. Все старцы знают: утро - время самое тяжкое, когда возраст дает себя знать больше всего. Надо сказать, что взор конунгов не был плох, и потому разглядел он в мужах, проходящих ворота, своих племянников родных. Шли эти мужи не как победители. Нахмурились Хакона брови: видать, не зря его сон был столь тяжек, предупреждения боги слали.
Первым Гротгард на глаза дяде показался, хотя и шел он, тяжело ступая - давал знать о себе рана, до сих пор кровь через повязки сочилась. А следом и брат его младший, с головой тряпками замотанной, наощупь ступал. Глубоко видать стрела его поразила. Были и другие мужи ратные с ними, тоже побитыми псами выглядели они.
- Кого вижу я ныне? - возвысил глас конунг. - Ужели это вои мои, за победою посланные? Не вы ли гуторили, что шкуру Грютинга мне на сапоги привезете? Выходит, зверь сам загнал охотника в нору, да шеломами вашими свою горницу украшает?
- Тяжко нам пришлось, дядюшка, - прохрипел Гротгард, на колени перед конунгом падая. - Знаю, нет мне прощения за глупость мою, да не ожидали мы от Грютинга прыти такой!
- Окружил нас ворог лютый, - Херлауг продолжил. - Заманил в засаду подлую!
- Засада? Так что за морковку он кинул в ловушку, чтоб вы поспешили туда, будто кролики?
- Увидал я, что деревню жгут вороги, - отвечал младший воин. - И приказал хирдманам своим прогнать их оттудова, стали Хладирской испробовать дать! Да только едва мы в деревню вошли, как отовсюду люди оркдальские появились, набросились на нас, словно воронье!
- Значит, ума вам хватило всем скопом туда ринуться, дозора не выслав да люда приглядывать за окрестностями не оставив?
- Да уж времени не было, как мы подошли дозоры высылать!
- времени не было?! - гнев Хакона полыхнул так, что не только племянники - все гридни, с ними на двор Хакона пришедшие, наземь попадали. - Значит, спешили вы так, что шеи не берегли? Умный муж в незнакомую реку в откоса не прыгнет - сперва пощупает дрыном, далеко ли дно. Даже, коли там в воде русалки купаються. А вы... бороды вырастили, жен завели, а ума что у деток безразумных.
- Пощади, дядюшка! - Воскликнул Херлауг, тоже на колени падая, да не видя Хакона, в другую сторону лицом поворотился. - Ведь и мы немало Грютинга потрепали!
- Щадить? Не с Гандальвом ли ты меня путаешь, родич? – удивился конунг. - Владыки Хладирские воям своим лишь за дела их преступные, лютости немереной рубили головы. Но не мечтай, что сойдет тебе с рук эта глупость. Шишки набивать - впредь наука, но ротозейство ваше сильно дорого стоить стало. Не водить вам больше рати именем конунговым, сам на коня сяду, коль молодые побеги рода старый пень подвели. Стыдитесь!
- Нет прощения глупости нашей, конунг, - опустил голову Гротгард. - Позволь в бою искупить ошибки? Позволь с тобой отправиться, как раны залечим!
- Да куда же вы денетесь, - проворчал Хакон. Гнев его уже поостыл, уступив место усталости. - Ежели Грютинг сюда с войском войдешь - первыми на дубах вы повисните. Так что дело тут вам, скажем прямо, шкурное. Да и честь восстановить было б неплохо. После того, как обманул вас Грютинг, дурнями выставив, много соседей моих зашевелится. Вам ли не знать, как хрупок был мир у границ наших.
- Ведаем про то, дядюшка, - с грустью и досадой Гротгард сказал. - Вели большую рать собирать, покуда ярлы твои мятежа не учинили!
- Ярлы мои только мне служат, - отрезал Хакон. - С ними сто раз я в битву ходил, щитом одним прекрываясь. Так братьев не чтут, как иным из них верю. Так что хватит тебе, неразумный, люд хаять напрасно. Лучше вот что ответь: мне любопытно, как вырвались вы из ловушки. Знаю я Грютинга сызмальства: кровь у него горяча, да ничего он без раздумья не делаем. Ежели содеял ловушку - на совесть небось, чтоб бить вас до мужа последнего... ну?
Промолчал Гротгард, гордость отвечать не позволяла, да Херлауг молвил:
- Хакон млад с ратью подоспел на подмогу - ему лишь благодаря живы мы остались.
- Значит, и впрямь хорошего мужа его мать Трандхейму родила, - ответил конунг, скрывая свое удивление. - Храбрость да смекалка должны быть оценены – да почестями отмечены. Так говорит Правда воинская, а я чту ее сызмальства и буду чтить до кургана.
Склонили головы племянники, не было у них желания Хакона хвалить, а потому молчали, да решения последнего дяди своего дожидались - что-то прикажет он супротив Грютинга предпринять.
- Велите юнца в усадьбу прислать, - озвучил решение властитель. - Награжу его как конунгу следует, да и место за своим столом предоставлю. А сами идите-ка по домам. От увечных да на ходу спящих толку с вас чуть. Утешьте раны, подкрепите силы - да сбирайтесь к вечеру на совет. Думать совместно будем, как дела теперь делать. Жрецов позовем - может, боги выход подскажут?
- Благодарим, дядюшка! - Воскликнули оба брата, да поднялись, кряхтя и охая. Пошли восвояси, раны залечивать, да и хирдманы с ними пришедшие тоже по домам разошлись, а кто и лекарей искать. Один гонец только за Хаконом младым побежал.
Вздохнул Хакон старый, глядя во след племянникам. Ох, тяжкий камень дурни на печень его положили. Не ждал властитель печали такой, но что делать? Теперь надо снова брать поводья в свои руки , даже коли ослабли они из-за лет. Ах, кабы был он уверен насчет Хакона младшего!
Конунг велел себе пристальнее присмотреться к юнцу, да направился в свои покои.
Впереди ждали дела.

Фиорды. Альвир, Торольв и их родичи.
Каиливи и Тельтиар.
Три дня прошло после пира, а после Кари берсерк с верными людьми отправился по подвластным ему деревням, смотреть, что бонды его и ремесленники сработали, оброк собирать, да товары, что для торга приготовлены на сани грузить. Подходила зима к завершению, да пока еще снег таять не спешил и можно было быстро на санях запряженных из одного конца Фиордов в другой попасть.
Так нагрузили люди работные фигурок резных деревянных, да посуды глиняной, да костяных разных украшений, да одежду, за зиму женщинами вытканую, плащи и рубахи шерстяные, мехом подбитые, да и просто меха зверья пушного. Кузнецы же мечи добрые и кольчуги грузили, по справедливости всем платил Кари из Бердлы, никого не обидел, под вечер же возвернулся в усадьбу свою товарами груженый, да хмельной немного.
Утром дня следующего приказал он домашним собираться, на тинг зимний ехать.
Не долги были сборы их, уже давно поклажа по саням разложена и кони запряжены. Во главе всех стал умудренный жизненным опытом Кари. Попрощавшись с женой и одевшись потеплее, накинул он на широкие плечи свои меховой плащ. Супруга, попрощавшись с сыновьями и пожелав всем удачи, укуталась в шкуру какого-то зверя, зашла в дом, но долго еще смотре из окна на отдаляющиеся сани.
По снежным просторам неслась шеренга саней, разрыхляя и раскидывая в разные стороны снег наточенными салазками. Ледяной ветер бил в лица викингов и их верных слуг, путь был не близок, но этот поход стоил своей цели.
Юный Альвир, мерно покачиваясь в седле, погрузился в свои, некому не ведомые мысли, и почти не замечал бушевавшей метелицы, лишь изредка стирая с лица налипший снег. Кари же мимоходом осматривал свои владения, и отчего- то чело его мрачнело, видно тяжкие мысли стали посещать старого лендрмана. Быть может, он вспоминал свои былые славные бои, быть может, не хотел расставаться с деревней.
Погода ухудшалась, хлеставший снег слепил глаза так, что было невозможно их открыть. Вскоре Кари понял, что они уже покинули родной удел и должны в скором времени добраться до имения Квельдульва.
Да только различили вскоре зоркие глаза Эйвинда сани, навстречу им двигающиеся, тяжело груженые, двумя быками запряженные. Медленно ехали сани, да верно - опытный возница возжи держал. А по бокам от саней двое воинов ехали вида грозного, да роста немалого. С трудом различил в одном из них юный сын Кари соратника своего Торольва, столь запорошил снег ему лицо.
Да и Квельдульва сын родичей увидал, руку в приветствии вскинул, и крикнул зычным голосом:
-Здрав будь дед мой Кари! И вы будте здравы Альвир и Эйвинд!
-И тебе не пожелаю худого! - Крикнул Кари в ответ, пытаясь отправить приветствие в нужную сторону, ибо ветер нещадный слово викинга сталого сносил в сторону от приветствующих.
-Рады встретить вас! До вас то мы и пытались добраться сквозь снег, будь он не ладен. – Зычно крикнул подъезжающий Эйвинд.
Альвир же на коне остался не движим, лишь легким движение головы поприветствовав Квельдульва и сына его.
Заприметив то нахмурился старший сын Кари, не понраву пришлось ему поведение своего брата, но отворотившись от него Эйвид обратился к Квельдульву:
-А куда путь держите?!
- А то ли ты сам того не ведаешь? - Удивился старый воин. - на тинг в Гаулар, как с вами и уговаривались! Али совсем ты уговор наш позабыл во хмелю?
Смутившись, Эйвинд укоризненным взглядом окинул отца. Отец же признал свою вину:
-Так сыну старшему позабыл сказать о плане своём. Но полно на месте стоять! А ну! – прикрикнувши Кари пришпорил лошадь, и, взрыхляя снег, понесся вдаль, подавая пример остальным.
-Стар уже, а не утихомирится всё. – пробубнил про себя Альвир и направил коня за отцом.
- Эй, Кари, тестюшка! - Прокричал Квельдульв вослед берсерку. - Мы-то за тобой угонимся, а вот сани наврятли! Поохлади пыл, к ярлу на поклон поди раньше ты так не спешил! Кари уже далек отъехавши усмехнулся сам себе, что не говори но слух у него отменен был. Остановился он и стал дожидаться саней.
Улыбнулся в бороду и Торольв, к братьям названным подъезжая:
- Скажи, что ты грустен так, Альвир Хнува, что за печаль тебя былого веселья лишила?
- Нечто странное коснулось неокрепшей души моей, ибо чувствую я перемену в себе, но понять от чего она не пойму.
- Что же с тобой, братец случилось?
-Эх, не понять тебе того. Брат мой меня не хочет понимать, и чувствую я, что потерял он былое уважение ко мне. Отец ушел в воспоминания свои, а я. Я понял что не бой мой уклад… - погрустнев окончательно Альвир на том порешил закончить неприятный разговор и отъехал.
- Неладное деется, когда воин славный такие речи говорит, - нагнал Торольв друга, схватил его коня под узцы. - Разве ж не любо тебе было с нами в походы ходить? Разве не любо добычу богатую брать было?
Попытался Альвир отъехать от Торольва, но попытка его не увенчалась успехом, глубоко и печально вздохнув ответил он кротко и шепотом:
-Приятно друг мой, приятно…И могу похвастаться даже что познал искусство боя хорошо я. Но в последнем походе нашем по иному взглянул на мир я. Понял я что не в битвах одних заключен смысл жизни нашей, не в богатствах одних да женах прекрасных. Мы творить историю можем не только кровь вражеской. Славные деяния не только со смертью связаны. За богатством не только по трупам идти можно. Красавицы не все убийц беспощадных любят.
-Скажешь молод и глуп я? Ан нет, я считаю себя умнее многих старых вояк!
Грозно процедил Альвир, видно разбудил Торольв в сердце его больную тему, ту что не давала покоя молодому викингу.
- Молод ты еще, Альвир, да разумом не обделен, - Квельдульв подле юноши оказался, рукой могучей руку сына накрыл, поводья выпустить заставив, да слова, с языка сорваться готовые, проглотить. - В былые времена и я не видел ничего, кроме сечи ратное для себя приятственнее, но годы прошли, увяла слава бранная. Здесь, в имении своем людьми управлять - труд не менее достойный, нежели мечом злато добывать.
Смолчал Торольв, отцу перечить не посмел.
Разгоряченный молодец блеснул глазами, но отблагодарил за понимание Квельдульва:
-Ох лучшем разум мой не был так ясен когда понял я это, ибо словно жизнь вся рухнула, все идеалы мои прежние в прах превратились. Торольв быть так может, что возненавидел ты меня за слова мои, но прошу тебя удержать услышанное подальше от ушей отца и брата моего. И вас прошу, о мудрый Квельдульв, подале припрятать разговор наш, чтоб никто он нем не услышал боле.
Склонив голову в поклоне, отправился Хнува от сына с отцом, согнувшись в седле точно от тяжкой ноши.
- Твое это дело, младой Альвир, - покачал седой головой лендрман. - Тебе жить с этим, тебе в чужих сердцах непонимание встречать. Оставим его сейчас, Торольв. Не близок еще путь наш, успеешь ты с братьями названными позже погуторить.
Еще более сгорбился Альвир, но остался молчалив.

Саросберг. Торлейв и Гиллеад
С Тельтиаром


Медленно тянется время, когда ждешь чего-либо, но верно - опускалось солнце над Сарасбергом в тот миг, когда в волнах Скагеррака шла ожесточенна битва, и Торлейв Мудрый вернулся в дом, где держал он, точно пленницу, ирландскую принцессу Гиллеад. Строго настрого наказал жрец старухе Торхильде не кормить и не поить женщину, коли уж она от трапезы с ним отказалась, и верно исполнила знахарка волю своего господина.
Теперь же, едва скинув теплый плащ, велел мудрец котел на огонь ставить, ужин готовить, сам же проведать гостью вынужденную отправился.
Изнывая от безделья, Гиллед не находила себе места. Помыслы её к Хареку устремлены были, но и её положение оказалось теперь незавидным. Перспектива ожидать не понятно чего в доме старого жреца, ничуть не радовала. Но, поразмыслив, дева поняла, что ждать нового сюрприза от судьба она не намерена и, найдя всё необходимое в принесённом с собой мешочке, принялась ждать.
Сменился день вечером, но так и не посетил никто Гиллед в заключении её.
Отворил дверь Торлейв, вошел в спальню, пленнице отведенную:
- Здравствуй, Гиллеад, хорошо ли тебе в доме моем?
Встала дева с лавки, у окна стоящей, глянула на жреца.
- И тебя, Торлейв, приветствую! Хорошо у тебя, не жалуюсь, - гордо глядя на реакцию его.
- Славно это, что понравилось тебе у меня в гостях, - в бороду улыбнулся мудрец. - Скучала, поди?
- Не скучала я. Всё избой твоей да видом из окна восхищалась. Благодарить за гостеприимство хотела.
- К столу пойдем, там, за трапезой и поблагодаришь.
- Не голодна я, а поблагодарить и здесь тебя могу.
- Не дело это, женщине молодой изо дня в день не есть ничего, - покачал головой верховный жрец. - Зачахнешь ты так, а я за тебя ответ перед Харальдом держать буду. Подумает еще - голодом морю гостью.
- Сама я ответ могу перед Харольдом держать. Клеветать же понапрасну на хозяина радушного я не собираюсь. Не такова принцесса ирландская.
- Так идем к столу, к чему спорить, - вновь на уговоры Торлейв пустился. - Бонды мне сегодня рыбы свежей принесли, да оленины.
Бросила дева мимолётный взгляд на жреца упрямого, продолжая закатом любоваться.
- Не пойду я трапезничать, Торлейв.
- Мне бабку Торхильду позвать, чтобы силой тебя на ужин увела? - Внезапно голос мужчины стал жесток, точно камень.
- Мне бабку Торхильду позвать, чтобы силой тебя на ужин увела? - Внезапно голос мужчины стал жесток, точно камень.
- А хоть бы и конунга самого, - сложила губы в подобие ухмылки Гиллеад. - В дом свой с позволения его привёл, так может и для этого воинов призовёшь?
- Ну довольно, - сжал губы жрец. - Не желаешь ты есть, так не говори после, что голодна!
Развернулся он, да вышел из комнаты, дверью хлопнув.
- Эй, Торхильда, на стол накрывай, один я нынче трапезничать буду.
Захлопнулась дверь за мудрецом, вновь оставляя деву в одиночестве. Праздновала Гиллеад свою первую, пусть и маленькую, но победу.
Жрец же зло очами сверкал, да на старуху покрикивал, что мол и еда холодновата, и мясо жесткое, и готовить она не умеет. Обиделась Торхильда, но слова бранного говорить не стала, лишь отвар принесла целебный, что господину готовила, да подле него в кружку налила. Даже слов благодарных не произнес Торлейв, кивнул лишь, да пойла пригубил. Тяжелы были думы его, тяжкая обида в сердце закралась и злость.
Время прошло, раздался стук в дверь Гиллеад, да не такой напористый, как обычно жрец стучал, слабее.
- Не заперто, - весело отозвалась Гиллеад, с интересом поглядывая на дверь. - Разве что снаружи.
Со скрипом дверь открылась, старая Торхильда со всей прытью, на какую способна была, проскользнула в спальню с кружкой большой в руках и хлеба краюхой свежего.
- Бери скорее, девонька, - прошептала знахарка. - Узнает Торлейв, что я здесь была - худо мне придется.
- Спасибо тебе за заботу, - благодарно приняла угощение Гиллеад. - Только незачем приходить ко мне было, гнева хозяйского лишний раз опасаться. Нет желания у меня в доме недруга своего трапезничать. Ну да быть по сему, раз так случилось.
Дева с явным удовольствием из кружки отпила, да за хлеб после принялась.
- Ты кушай, кушай, красавица, сил набирайся, - вновь произнесла старуха, рядом садясь. - А то как посмотрю, что тебя изверг этот голодом морит, так сердце кровью обливается.
- Не волнуйся за меня, бабушка, уж не пропадёт как-нибудь у жреца в доме принцесса ирландская, жена Харека самого, - спокойно отвечала ей Гиллеад, кружку пустую отставляя
- Глупость твой Харек учудил большую, - прокряхтела в ответ Торхильда. - Конунгу обиду нанес лихую, от богов отступился - не будет ему прощения, даже если с повинной придет.
Потупила очи дева.
- И при таком конунге не пропадёт муж мой. И обиду не обидой повернуть сможет.
- С трудом вериться в то, - головой старуха покачала. - Ты допивай, мне посуду забирать еще.
- А по-другому и быть не может. Образумится всё, - чуть улыбнувшись, молвила Гиллеад, отдавая старухе посуду пустую.
Взяла Торхильда кружку, за дверь ступила, прошептав тихо:
- Много ты знаешь, как оно быть может.
В трапезную вернулась знахарка, где ее уже жрец ожидал:
- Все она выпила?
- А как иначе-то, косатик, - отвечала старуха. - Все ты верно говорил, когда меня к ней идти надоумил.
- Ну добре, хорошую мне травницу отец оставил, - усмехнулся Торлейв горсть монет серебряных на стол положил. - Возьми себе, Торхильда, заслужила ты эту благодарность.
- Скоро снадобье подействует, а там уж ты и сам что делать знаешь, - улыбнулась старуха беззубым ртом. Вспомнила как отец жреца ее саму силой взял, так почему же пленница Торлейвова судьбы такой избежать должна?
Постепенно овладевал Гиллеад сон. Да необычный сон, что побороть можно, а тот, что не под силу преодолеть.
- Будь ты проклята, чертова бабка, - выкрикнула дева, с трудом со скамьи поднимаясь и, не в силах на ногах держаться, обратно опускаясь.
Зашел Торлейв жрец, на Гиллеад глядя, улыбнулся. Не соврала бабка, все как надо справила, да и сам он в травах разбирался, знал - не будет теперь женщина ласкам его противиться. Подошел он к ней, на руки взял, жадными пальцами тело ее обнимая, да вон понес из спальни - не хотел Торлейв, чтобы вспомнила ирландка что либо, потому в свою опочивальню понес ее, где не была она ни разу еще.
Улыбнулась Гиллеад в ответ жрецу, всем телом к нему прижимаясь дорогою, нежно лицо его поглаживая, да губами к нему припадая. Остальной мир перестал существовать для неё, растворяясь, словно в тумане, размывая всё в округ, оставляя лишь ощущение близости тела мужского.
Радовался тому Торлейв, все устами к деве опоенной припадал, покуда до покоев своих не дошел, а там на кровать ее бросил, и сам одежды дорогие снял, в одной рубахе нижней оставшись, да сжал Молот Тора, на груди висящий.
- Ныне благосклонен ко мне Фрейр, коли и дальше так будет - хорошую жертву принесу Асам, - шептал жрец, взглядом похотливым деву на ложе распластанную разглядывая, а после склонился над ней, платье снимая, да не испортить одежду стараясь - к чему лишний повод для воспоминаний пленнице оставлять.
Замотала Гиллеад, на кровать уложенная, головой, прогоняя дурман нерассеивающийся. Не добившись ничего рассмеялась дева, остановить пытаясь перед глазами картину. Ещё больше развеселившись от смазанного мира вокруг, уловила она жреца, на кровати приподнявшись на колени, да за шею крепко ухватила, к себе привлекая.

Многие дела легко дались в тот день молодому конунгу, после того, как Рагхильда Вещая с ним говорила, да некоторые сомнения в душу закрадывались. Говорила мать ему, что домогался супруги Харека жрец верховный, а конунг сам Торлейву ее отдал на содержание, покуда ярл дерзкий не возвернется. Уж как бы не вышло, что мудрец властью опьяненный непоправимое совершит, после чего о примирении с Волком и речи быть не сможет, и добро будет, если конунгу самому извинения приносить придется, да виру платить немалую.
Не по душе такой исход Харальду был, потому-то он, не смотря на поздний час, плащ горностаевый на плечи накинул, да из усадьбы вышел, а следом за ним верный Укси пошел - не спал в ту ночь телохранитель, по уговору с другими ближними гриднями конунга его очередь дежурить была.
Добрался до дома жреческого конунг, в меха кутаясь, да шапку поглубже надвинув - холодная ночка выдалась. Дважды постучал в дверь дубовую, но ответа не дождался. Вновь занес кулак властитель юный, опустил руки на доски крепкие - не желал никто ему дверь открывать в поздний час. Тогда повелел он Укси могучему в дверь стучать, вскорости старуха дряхлая на улицу выглянула.
- Повелитель, прости меня глухую! - На колени повалилась Торхильда. - Ночь уж на дворе, не ждали мы, что ты придешь! Не ведали!
- А других гостей ты и на порог пускать не желаешь, старая? - Грозно брови сдвинул Харальд, дверь распахнул. - Не по закону живете, богами заповеданному, колу путник усталый в дверь стучит - пустить его надобно, а не молчанием скупым отвечать!
- Непременно, господин, - била челом старуха. - Спала я уже! Не слышала, прости ты меня старую!
- Ну довольно, а жрец где?
- Спит он, умаялся за день!
- А гостья почетная?
- И она спит, не след беспокоить их, с утра оно лучше было бы...
- Их? - Удивился конунг, женщину за плечи взяв, да с пути отодвигая, но уперлась старая, не хотела пускать повелителя законного.
- Уж лучше с утра Харальд приходи, - причитала она. - Торлейв-то спит, не советчик он тебе сонный будет!
- А это уж мне решать, с дороги, - бросил Харальд, а Укси бабку подхватил да с порога снял, путь повелителю освобождая.
Вошел конунг в дом, в сени пустые, в трапезную заглянул, заметил спальню открытую с кроватью примятой. Закралось подозрение нехорошее в сердце, бросился он к спальне жреца, дверь распахнул, да жреца верховного на постели увидал, поцелуями шею девушки сонной покрывавшего.
- Так-то ты мне служишь, Торлейв! - Зло бросил Харальд. - Смотрю я, славно ты за женой ярла моего приглядываешь, ни в чем она отказу не знает!
Отпрянул от девы жрец, бледнее мела лицо его было. Вскочил с постели, шкуру медвежью на пленницу нагую набросил, да сам рубахой срам прикрыть попытался. Дрожал Торлейв как лист осиновый, бегали глаза его то на потолок смотря, то на стены, только владыке в глаза посмотреть он боялся. Не ожидал он позора такого, что теперь вовек ему не вернуть имя свое доброе будет. Видел, что не простит ему Харальд самовольство и похоть эту, да старые обиды припомнит.
- Вижу я, воля моя для тебя не значит ничего, Торлейв Мудрый, - тяжело, словно молота удары, падали слова конунга. - Али считаешь ты, что сам вправе решать, что тебе делать? Али себя владыкой возомнил? Или плоть свою, от усердного Фрейру служения, по сию пору унять не можешь?!

Слышала как сквозь сон Гиллеад, грохот двери отворяющейся, да пропажу мужчины, рядом бывшего, осознала. Но подсказывало ей что-то, что не один он теперь оказался.
- Вернись,- томно прошептала она, чуть приподнявшись на локте, роняя тем самым шкуру медвежью.
Поворотил взгляд на женщину жрец, вновь его взгляд загорелся, да пришла мысль спасительная в голову:
- Спал я уже, повелитель, да сама она ко мне пришла среди ночи, истомой полнима, - с достоинством теперь говорил жрец, да все равно страх проглядывался.
Зло усмехнулся Харальд:
- То-то вижу я, трясешся ты, словно с мороза пришел, жрец похотливый! - Подошел конунг к жрецу, взял его за ворот рубахи, да с силой тряхнул. Пусть молод был Харальд, да силушкой не обижен - отлетел Торлейв к столу своему, повалился, ларцы опрокидывая. Покатились амулеты, да бумаги на пол, а следом за ними и сам жрец, шепча что-то, да телеса бледные на показ выставляя.
- Эй Укси! - Прокричал конунг верному воину, что тут же рядом оказался. - Возьми этого сына троллиного, да охолонится в сугроб брось, может поуйметься.
- А женщина? - Спросил воин, хватая жреца за бороду, да за собой увлекая, не смотря на протесты слабые.
- Здесь пусть остается, пока в себя не придет, - конунг повелел, хотя и его взгляд мальчишеский по телу красивому не раз скользнул, прежде чем вышли они из дома негостеприимного.
Бросил берсерк жреца в снег, выбежала на крики старуха Торхильда, к господину своему бросаясь. Удержал ее конунг, грозно велел:
- До утра пусть здесь побудет, как есть без штанов, а тебе голову отрублю, коли пособишь ему чем!
Затряслась Торхильда, прочь бросилась, Торлейв же лишь сотрясался беззвучно, в снегу лежачи. Не было у него сил уже конунгу противиться, да милости просить.

Альвхеймар. Гандальв и Хедвиг.

Наступивший рассвет кюну не радовал. Да с чего веселиться, если день минувший столько убытка принес. Воистину, чудом спасся Гандальв от врагов, слуги во все поговаривали о колдовстве, охраняющем Владыку от гибели. Хедвиг же думала, что чары те, не иначе, как черными шептунами содеяны – ради погибели. Ибо в злобе Гандальв воротился – и снова начался плач во селении. Хильден-ярл первым был, чью голову гридни конунга грозного на кол одели. А за ним – еще часть ослушников следовала. Хедвиг хотела не выходить к трапезе, оплакивая родителя. Да куда там! Конунг велел. Велел сидеть, улыбаясь, глядя как губитель отца голод утоляет. Понимала он в те мгновения Ассу, бабку Харальдову, что, как говаривают, со свету Гандальвового деда сжила. Увы… у Хедвиг была отнюдь не та стать, и конунг хмельной после прямо о том сказывал.
«Ты, - говорил, - дура, и отец твой не умней. Конунг тебя в дом взял, кюной пред годи назвал, а ты чести не ценишь. Сын мой, Хаки, всегда был тряпка тряпкой, веревки хоть вдоль, хоть поперек вей. Будь в тебе норов викинговой жены, да мозгов боле чем в курице – правила б им, как всадница – конем взнузданным. А ты вослед за батькой своим нос воротила. Вот и допрыгались! Он – до столба пред воротами, а ты… в доме моем только я волен: коль захочу – вмиг в прорубь с мешком кину. За то, что женой моему сыну была, а внуком меня не порадовала. Может, и вовсе ты пустоцвет?..»
Руки у конунга – что клещи железные, и всхочешь – не вмиг разожмешь. Да Хедвиг и не старалась. Слишком живо мешок ей привиделся, да вода ледяная почувствовалась. И хоть конунгу хмельному, ныне видать что Хедвиг, что рабыня простая была особо без разницы, но властителям не отказывают. И вышло так, что именно супруга Хаки в опочивальне конунга рассвет этот встретила. Конунг, натешившись, крепко спал, не спеша вставать вместе с солнцем, а женщина лежала без сна. Только слезы тяжелые из глаз на мех капали. Прав был Гандальв, кругом прав: что имела она, то не ценила. Ныне расплата пришла, и именно ее, а не Хаки, видать, следовало бы назвать «малодушной». Вчера вот в протесте и рта не раскрыла, словно язык кто вмиг заморозил. И сегодня веревку с позора сплести вряд ли сдюжит, хоть и совестно ей ночь вспоминать, собственный страх проклиная. Только и остается, что плакать. А что конунгу девичьи слезы? Вода. Не она тут была первая – и последней не будет. Горько и стыдно было Хедвиг, не знала она, как на глаза домочадцам покажется. Хотела было встать да уйти, пока люди не встали. Может, и минет ее горюшко, не припомнит похмельный властитель, с кем эту ночь почивал? Но едва лишь она дернулась встать, конунг, вроде бы спавший, Хедвиг за локоть схватил:
- Далече ль собралась без позволения? – опасно прищурился владыка Альвхеймара. - Кюной назвалась – с конунгом и лежи. А уйдешь, когда я отпущу. Сильно много тебе воли Хаки давал – время исправить, похоже.
Говоря то, Гандальв по хозяйски привлек невестку к себе, наслаждаясь властью над девичьим телом. Не зря говорил он Асгейру про любовь к юным вдовушкам… да и жен уж давненько не видел. То, что тут оказалась именно Хедвиг – было случайностью, но конунг не привык сожалеть о каких-то делах. Да и выгоду явную видел:
- Коли мне сына родишь – кюной моею останешься. В жены тебя возьму да хозяйкой Адьвхеймера нареку пред богами. Если не сдюжишь… будешь мне наложницей без всякого права. Люба ты мне оказалась. Грех такой красоте во вдовстве пропадать.
И заглушил протест поцелуем.

Эйрик, Готланд

Ранним утром, едва только солнце, выглянувшее из-за белоснежных перистых облаков, уронило лучи на талые снега Остерготланда, двинулись шведские воины в путь. Снарядившись как должно, с санями да яркими лентами, трубя в рога, провозглашая по всему Готланду – "Эйрик конунг едет на тинг!" Никогда не таились, не нападали скрытно, чего же теперь прятаться, едучи завоевывать новые земли? Пусть все слышат, пусть все знают.
Кольчуги начищены, мечи отточены… Но не понадобится им оружие, они едут не кровь проливать, а лишь показать, кто здесь достоин власти, а кому останется только подчиниться.
Солнце пригревает все больше, играя на наконечниках копий, на стали шлемов. Путь предстоит неблизкий, ехать им неделю или более – зато по всем округам, по всем поселениям пролетит весть об Эйрике сыне Эмунда – славном потомке Ивара Широкие Объятия, от которого пошли все конунги свеев.
В одних санях с Эйриком ехали Свен и Вальгард, как ближайшие соратники и советчики верные. Свен все сомневался, что добровольно бразды правления будут отданы шведам – а ну как порешат на тинге, что не должна земля эта шведам достаться?
- С любым хевдингом завсегда договориться можно, - говорил тому Вальгард, - ежели золото у тебя есть. Стоит только пообещать им дары великие, как они сами все упадут к эйриковым ногам.
Сам же Эйрик только усмехнулся на эти слова. Дорогою конунг все больше молчал, думая о чем-то своем.
Великую славу стяжает он, если удастся ему на тинге на свою сторону всех склонить. И детям, и не рожденным еще внукам и правнукам - гордость; супруге же любимой, Сванхильд – убеждение в том, что не напрасно покинул он ее, уехав на войну...

На второй день останавливались они в небольшой деревеньке. Поначалу думали проехать ее, но встретили их на окраине староста да еще несколько жителей, да хлеб-соль поднесли. Грешно отказываться было, и остались воины на ночь. Знатный прием оказали им жители той деревни, так, что Эйрик сам удивлен был несказанно.
- Откуда же узнали вы, что мы прибудем? – спросил он у старосты, перед тем, как почивать ложиться.
- Молва-то впереди вас идет, конунг, - уклончиво ответил тот. – А идет она все по одной дороге, другого пути нет здесь. Мы, как узнали, так и порешили – уж коли ехать вам все равно мимо деревни нашей, так окажем достойный прием достойному мужу, властителю нашему будущему.
- Ох и льстишь же ты мне, старик, - усмехнулся конунг в густые усы. – Да спасибо и на том.
"Везде бы так встречали – и сомнений бы не осталось в том, что именно мне Готландом править, а там и всей Северной Землей", подумалось Эйрику.
Но о пожелании этом опрометчивом еще не раз пожалеть пришлось конунгу в дороге – еще несколько деревень проехали они, и едва не в каждой их на ночлег зазывали. Разошлась молва быстро, да не к спеху – нельзя было везде останавливаться, как ни хотелось людей добрых уважить. Лишь два раза еще встали они на постой – коням нужно было отдых дать да и самим отдохнуть с долгой дороги.

На пятый день пути достигли они границы. Издалека Эйрик завидел дружину, рубеж охраняющую, насторожился. Уже и к мечам его воины потянулись, приближаясь…Да напрасно - расступились чужие воины почтительно, вперед их пропуская.
- Привет тебе, Эйрик конунг! – прокричал один из них, в кольчугу сверкающую облаченный, и по всему видимо – главный.
Удивился Эйрик, что дозволили им проехать, но руку в знак приветствия поднял и кивнул величаво. Миновали границу, да как – с почетом, словно дорогих гостей встретили! Нет, нечего, видать, опасаться, что не примут их на тинге как должно.
Тут подскакал к саням Эйрика один из знатнейших ярлов его, Храни, и, склонившись с седла, обратился к правителю:
- Не велишь ли придержать коней, конунг?
- А какая надобность в том? – Эйрик оглянулся, не случилось ли чего, но знак подал. Войско остановилось.
- Конунг прозорлив, - Храни взглянул на дружинников, на заставе стоящих, - я думал, велит он остановиться да предложит кому-нибудь из воинов этих с ним вместе на тинг ехать.
- Это зачем еще? – удивился Свен.
Храни усмехнулся.
- Увидят тогда хевдинги, что не только свеи за Эйрика конунга, но уже и гауты. Впрочем, ежели…
- Быть посему, - прервал его Эйрик. Вышел он из саней и жестом главного к себе подозвал. – Как имя твое, воин?
- Гадалхар, сын Гадемара, - с поклоном отвечал тот.
- Что же, предлагаю я тебе, Гадалхар, с нами отправиться, в составе войска нашего. Откажешь – не обижусь, ну а согласишься – золотом осыплю. Все ж не век доблестному мужу границы охранять, особливо учитывая, что всем Готландом скоро мне управлять…
Недолго пришлось ждать ответа: вместе с Эйриком отправились, помимо Гадалхара, еще двое. Усмехаясь, конунг ехал в санях; на него искоса поглядывал Свен.
- Ох и льстец же этот Храни, - произнес в сердцах он.. Жалел Черный Молот, что не он конунгу мысль славную преподнес.
- Надо будет землями его пожаловать али чином высоким, - как бы невзначай заметил Эйрик, к пущей зависти Свена.
Остаток пути проделали они спокойно, за два дня. Вот, наконец, и подошло все к тому, что решиться должна была судьба Готланда – остаться ль ему в старых руках али в новые перейти. Но для кого-то исход и сейчас был уже ясен.

Владения Хакона.
avarach (автор песни Dark Light)

Вскоре показалась деревня новая, открытыми воротами встретила она воев Грютинга – разбежались жители местные, только вести узнав о захватчиках, но еще вились дымки над крышами, а в домах тепло не выветрилось. С радостным гомоном заходило войско уставшее от ратных подвигов, похвалялись своими деяниями пред товарищами по оружию, светом победы сладостным лица дружинников отмечены были. Грютинг конунг оркдальский занял под себя лучший дом в селенье поставленный, Ахти и ярлы занимали следующие, хирдманы и вои простые шатры ставили прямо на улице, разжигали костры пламенные, заводили песни победные.
– Сегодня здесь встанем! – возвестил Грютинг конунг людям своим, – отдохнем от битвы не легкой, в которой вы себя славой покрыли. Пусть в сердца ваши веселье войдет безудержное. Скальд, подготовь песню хвалебную, пусть о нашем свершении сегодня каждый услышит! С пенным элем достаньте бочонки, путь души воев моих возрадуются. Восхваляйте Одина грозного, что затмил глаза врагам нашим, восхваляйте Тора могучего, что вложил в наши руки силу победную, пусть возрадуются они с детьми со своими.
Войско конунга ревом радостным те слова встретило, восхваляя силу и славу его богами дарованную.
Грютинг оглядел с довольной улыбкой дружину свою:
– Теперь их трудно остановить будет, добычу мы взяли знатную, жаль, конечно, движение наше она замедлит, Хакон встречу нам приготовит, ну да ладно, и его одолеем. Людей его много мы побили, да из лучших все, их хридманов. Одолеем его, на хребет дружине его мы уже наступили пятою тяжелой, надломили его, а у Хладира и вовсе сломаем.
Оглянулся конунг на Торстейна и Ахти за спиной его стоящих:
– Вас как не помяли в бою псы Хакона?! Ахти, я вижу, здоров, враги до него и подступиться не смогли, срубленной травой перед ними ложились, а вот ты Торстейн, держал их крепко, пока я не подоспел с дружиной. Весь в крови был, доспех твой смят, сильно тебя они задеть сумели?
Усмехнулся Торстейн словам конунга:
– Кровь то врагов наших была, меня они лишь поцарапали, дома женщины сильнее на ложе впиваются, чем вои Хаконовы в бою.
– Добро, – рассмеялся Грютинг словам Торстена, – коли для дружины моей чужие вои силой словно женщины слабые кажутся, нет нам соперников, не родились противники что вас повергнуть смогут, а коли родиться кто, то и его мы в снег и грязь лицом ткнем, своей кровью захлебываясь. Где там разносчий?! Почему у конунга, союзников и ярлов эль рогах не плещется?! Живо наполнить, за здоровье своих воинов, за наши победы выпить хочу!
Тут же за спиной послышался спешный топот ног, кто-то из рабов бросился выполнять желание хозяина.
– Эй, кто-там, пленникам тоже дайте испить за нашу победу, пусть не говорят потом, что гостей мы привечаем плохо, – крикнул вдогонку Грютинг.
Шумно и весело радовались дружинники началу войны славному, похвальбы и клятвы рождались во хмелю дружиной овладевшем. Где-то меж дружинников раздавался голос скальда уже о свершенном деянии оркдальцев рассказывающий:

Конунг Грютинг коней
Лесом ловко правил
Волей вождя войнов
Ножи в рать вострил
Хладирскому хозяину
Зятем стать задумал
Нападал ни ночью
Ворон вызвав пир.
Скальды сече славу
Воспоют веками
Мира младшим воям
Явно век не зреть.
Грютинг гордо голову
Вскинет пред врагами
Милой мужу музыкой
Стали след звенеть.

– Ловко он песню складывает, – кивнул Грютинг в сторону скальда, – потом нужно будет позвать певуна этого, пусть для нас споет.
Но раздавшийся у ворот шум отвлек внимание от песни скальда присутствующих, это входила небольшая группа его воинов, они волокли за собой около дюжины женщин и одного окровавленного подростка.
– Вот, по дымам нашли деревенских, женщины есть даже красивые! – предупредил вопрос конунга своего назревающий один из поимщиков.
– Щенка зачем притащили? Тоже поразвлечься? Там не могли порешить, зачем падаль сюда тащить было?
– Да конунг, пусть вои твои повеселятся, он одного из наших, из бондов из засады рогатиной свалил, пусть теперь свою смелость лицом к лицу со смертью покажет, а мы посмотрим. Слышишь ты, – кричащий пнул в живот подростка, – не смей умирать быстро, мы должны порадоваться твоей смерти.
– Одного из наших свалил?
Грютинг посмотрел на полоненного. Мальчишка, лет двенадцати, с подбитым глазом и рассеченной бровью поднимался со снега, сплевывая кровью, в ответ на слова воя его захватившего, он злобно сверкнул на него глазами и прокричал что-то похожее на проклятье.
Воины радостно зашумели, пленник был не из робких, такой умирать слано будет.
Грютинг прервал их гомон словами:
– Эй, ты как твое имя?
Пленник сжал зубы и не собирался отвечать когда его застал второй удар ногой в живот:
– Отвечай сын шлюхи, когда тебя конунг спрашивает!
– Свейнколь, – буркнул щенок.
– Отродье свиньи и имя у тебя такое же! – расхохотался поимщик.
– Тихо! – прикрикнул Грютинг, – Эй, щенок, хочешь заслужить другое, достойное имя?! Ты украл у меня одного человека, сумеешь доказать нам свою доблесть, займешь его место и получишь новое имя. Не сумеешь, стать – умрешь, откажешься – станешь рабом навечно.
– Я согласен на испытание.
– Вот и славно! У меня в дружине лишь лучшие вои, докажи нам какой ты воин, крепко ли твое сердце, сильны ли твои руки, яростен ли твой дух. Твоим испытанием станет бой с волками – над мертвых телами которых поймали, у тебя будет нож, а волков только зубы, поэтому волков будет трое. Приготовьте нам место для испытания!
Несколько дружинников схватили пленника связанного и волоком по снегу потащили его к загону, где в деревне оленей держали. Следом за ним вели диких зверей, те ярились и капали на снег слюною, теплую кровь новой жертвы своей чуя. Весть о предстоящем испытании, словно пламя лесного пожара пронеслась над лагерем оркдальцев, дружинники не жалея кулаков место себе добывали посмотреть на забаву новую.
Притащившие в загон пленного бонды, быстро веревки с него срезали, кинули нож и выскочили за ограду плетеную, державшие волков свирепых, ярили их все сильнее, ожидая знака начала от конунга. Грютинг сев на место красное, для него хридманами сберегаемое, оглянулся на ярлов своих и Ахти, все ли устроились, всё ли увидеть смогут, и подал сигнал к началу.
Волки резво бросились на жертву свою с привязи отпущенные, крестьянин же не став их дожидаться, схватил с земли обрывок веревки подлиньше, накинул на петлею на руку свободную и спиной к плетню прижавшись, стал дожидать волков. Первому же из них, он сумел накинуть на шею петлю, увернулся от прыжка второго и ударил ножом под лопатку первого. Тут и настиг его третий волк на спину бросившись, дружинники взревели радостно, начался бой мужчины за честь свою вставшего. Не успели в кострах догореть угли яркие, битва с волками была закончена, победителем вышел юный бонд, одолевший противника. Оглядел его Грютинг конунг молодца, и рек он слово свое:
– Доказал ты нам крепость рук и сердца твоих, твердость духа, и займешь ты теперь место в дружине моей, что освободил сам недавно. Ульвколь тебя нарекаю теперь, чтобы помнил свое испытание, за тобой лишь клятва верности мне осталась, принеси ее и к кострам моим можешь сесть. Клянись же служить мне жизнью своей правдиво и верно, твердо пред врагом стоять до самой смерти своей!
– Клянусь! – ответил щенок нареченный Ульвколем.
– Волки тобой убитые в схватке горячей, жертва Одину славная будет, сердце Тора возрадовалось глядючи на твою схватку добрую, добрый то знак тебе от богов будет, ступай.
Криками радостными встретили воины нового своего товарища, место рядом с костром ему предоставили, продолжалось победное пиршество.

Сообщение отредактировал avarach - 11-04-2007, 9:54

Сарасберг. Харальд конунг сотоварищи

Не желали видать в эту ночь Асы даровать конунгу сон спокойный. Стоило ему лишь жреца-распутника урезонить, да к усадьбе воротится, как появился из темноты всадник на коне взмыленном. Как его стража ночная пропустила – то Харальду было не ведомо, но выступил вперед Укси, схватил коня под уздцы, в лицо гостю незванному взглянул.
- Надобно чего? - спросил грозно.
- Ты не ярись, берсерк! – Вскричал в ответ воин, руку вскидывая с гривной златой. - Посланец я от Гутхорма ярла! Конунгу вести принес! Трех коней насмерть загнал, чтобы не ждал повелитель ни мгновения лишнего!
Узнал ту гривну Харальд – дяде его она принадлежала. Вот уж встреча долгожданная, да неожиданная. Вышел властитель из-за спины телохранителя могучего, знаком велел узду отпустить.
- Говори же, что тебе велено, - приказал Харальд голосом спокойным, хотя и снедало его нетерпение узнать, что же с дядей случилось, чем поход его окончился.
- Ликуй, государь! – Пусть не ждал гонец, что встретит на улице ночной повелителя, да не растерялся, все как следует поведал. – Пали враги твои могучие! Разбиты рати конунгов грозных! Так сказать тебе Гутхорм славный велел:

В яростной битве
Пал Фроди рьяный,
Хегни зарублен
Топором данов.
Гудбранд в дыму
Обрел свою смерть,
Гримкиля участь –
До тла сгореть!

Озарила улыбка безбородое лицо агдирского конунга, большую радость принесли ему слова гонца. Уж и не чаял он, что Гутхорм с малой ратью сумеет расправится с лютыми недругами, да еще и Гудбранда старого в Хель отправить! Права была матушка – нет для Гутхорма невозможного! Любое дело родичу по плечу, знал Харальд, следует как подобает за подвиг такой всех воинов вознаградить, а пуще других дядю любимого. Сейчас же снял он с пальца безымянного перстень драгоценный, посланнику бросил. На лету схватил воин награду, взгляд мимолетный бросил, да на руку надел.
- В дружине моей будет тебе место почетное, хирдман, - конунг молвил. – Что же еще ты скажешь о битве славной?
- Много врагов оружных погибло тогда, а другие на милость Гутхорма ярла сдались, теперь они верные слуги тебе, даритель злата! Нет у тебя более противников в Гудбрандсдалире, всех к повиновению привел родич твой славный, а кого и в Валгаллу отправил. В Хрингасакре тебя дожидается Гутхорм!
- Не след воителя храброго ждать заставлять, - усмехнулся конунг. Отрадны были ему слова, пусть и кололо сердце осознание того, что сам он ни в одной битве пока участия не принял, а уже столько земель под его рукой оказалось. Теперь, когда сокрушены были враги на севере, можно было рати храбрые повернуть против Роголанда да Агдир отстоять, а не на попечение бабки старой оставлять земли отцовы. Одно узнать осталось только. – Скажи, а Гандальв мертв ли?
- Не нашли его воины, - покачал головой посланец. – Избежал видать стали честной подлец, а может и сгорел с гридями своими.
- Не таков родич мой ненавистный, чтобы позорную смерть принимать, - покачал головой Харальд, да кулаки сами-собой сжались. Понял он, что покуда жив Серый Конунг, нет ему пути в Агдир – добить надо гадину ослабленную, или же надолго еще война затянется.
- И Ахти Йотун, Гудранда сын бежать сумел, - гонец добавил. – Не смогли его отыскать в лесу!
- Хорошо, не уйдет он далече от железа агдирского, - последний вопрос оставался, ответ на который узнать желал конунг: - А о Хареке Волке, что скажешь ты?
- Доблестно бился ярл, - с готовностью ответил посланец. – Лишь ему благодаря, сумели мы столь малой кровью победу великую одержать!
- Что же, в отваге его я не сомневался, - кивнул Харальд. «Но кому служит он? Мне или себе самому лишь?» - Иди, отдохни с дороги! А ты, Укси – как петухи пропоют, буди воевод моих, в поход засветло выступим, благо собраны уже припасы загодя. Сейчас же зови ко мне Асгаута ярла, буде понадобится – из постели его вынимай!
Кивнул берсерк, побежал к дому ярла названного.


- Ну здравствуй, Асгаут ярл, - в усадьбу возвратившись, уже сидел конунг на скамье резной, в меха дорогие кутаясь. Холодно было, не истоплено с ночи. – Знаешь поди, зачем я позвал тебя?
- Того не ведаю я, всемогущий конунг, – отвечал ярл, и в том правда была, так как позвал его Укси, да не сказал ничего, не ответил на расспросы Асгаута.
- Так слушай же – первым все узнаешь, - по-доброму улыбнулся Харальд, отлегло от сердца у воина, ибо испугался он уже, что гневится на него властитель. – Одержал мой родич Гутхорм знатную победу, головы конунгов вражьих с плеч снял, да на колы насадил. И теперь иду я к нему с ратью собраной, а ты здесь в Сарасберге останешься от моего имени править, суд вершить и за исполнением воли моей следить.
- Для меня честь это, господин, - поклонился Асгаут.
- Не сомневаюсь, что сумеешь ты доверие мое оправдать, а потому поручаю я заботам твоим мою матушку, - продолжил Харальд, пристально в глаза ярлу доверенному всматриваясь. – Смотри, Асгаут, чтобы ни в чем ей отказа не было!
Молча кивнул ярл, да и не нужны были слова верному хирдману, чтобы приказ повелителя принять. Слышал он, что делать должно, знал, что все по воле конунга справит. И конунг о том ведал.
- Теперь же главную волю мою слушай, - похолодел голос властителя, понял Асгаут, не весело служба его начнется, коли уж помрачнел вмиг государь. – Торлейв жрец сильно опечалил меня, запятнал свое звание великое поступком низким и недостойным. Не желаю более я видеть его подле себя. Молчи Асгаут! – Вскинул ладонь Харальд, увидев, что возразить что-то желает ярл. – О том, что случилось не спрашивай, да милости Торлейву не проси – сердце мое, точно камень глухо будет к просьбам таким. Сильно осерчал я на него, а посему проследи, чтобы этим же днем покинул он Сарасберг и в капище свое возвращался в Агдире, богам пусть служит, как следует, коли уж мне не сумел – может они над ним сжалятся.
- Воля твоя, властитель, - согласился.
- Теперь иди, и правь по правде, ярл!
Ушел Асгаут. Остался Харальд один, да не надолго. Длинна северная ночь, но коли делами ее державными наполнить – быстро истекает. Вот уже и первые солнца лучи показались. Услыхал как вдали от селения оружием хирдманы гремят – радуются, что в поход выступают. Кликнул слух конунг, в доспехи ратевые облачился, меч верный взял, шлем Ульву отдал, Укси поутру сменившему.
Выступил из усадьбы, да на коня подведенного сел. Восемь ярлов сопровождали его из деревни, да десять херсиров, да двое скальдов, но более всего отрадно было видеть подле себя матушку конунгу. Пробудилась Рагхильда раньше сына, лучшую шубу соболиную на плечи накинула, проводить Харальда вышла. В молчании покинули Сарасберг воины знатные, добравшись до местности Хакадаль, названном так в честь победы над Хаки Гандальвосоном, и предстало им там зрелище славное – сотни людей ратных, к походу долгому готовых, да конунга приветствующих. Приветствовал их и Харальд, о победе Гутхорма сказал, да о битвах великих, что впереди грядут.
Двинулось воинство славное к Хрингасакру с первыми лучами солнца, как и желал того властитель.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 11-04-2007, 9:17

Усадьба Хладир. Два Хакона.

Хотя Хакон младший уродился неробкого десятка, но подобные изменения кого хочешь смутиться заставят. Еще седмицу каждый ярл благородный мог нос воротить от рабынина сына, а ныне сам конунг на двор позвал да место в дружине сулит. Не диво, что Хакон слегка оробел, порог переступая, очи вниз опустил да шапку в руках мять принялся. В детстве мать часто говаривала ему, что он – сын конунгов, вот юноша и привык тем родством тайно гордиться, тем паче, что старый Хакон на то поводов много давал. Правил сей конунг разумно, бондов не обижал, с соседями без дела не ссорился. Даже рабам в землях его, как гуторят, было привольнее, чем у окрестных властителей. Однако доселе видел он старшего Хакона пяток раз, да и то - издали только. Когда конунг с дружиной селение проезжал, али на праздниках лично присутствовал, предков-богов почитая. Сегодня они остались с глазу на глаз…
- Проходи же, не мнись у порога. Воинам то не пристало, - послышался старческий голос, и Хакон-младший замалиновел ушами, сообразив, как то смориться. Супротив ожидания, конунг не насмешничал, смотря на юнца с искреннем интересом. Указал ему место подле себя, а про бой стал расспрашивать. Сам Хакон млад считал, что случайность тогда лишь ему помогла, но конунг слово то опровергнул:
- Случайностей нет – есть только воля богов, а они любят находчивых. В битве той все не по нашему плану пошло, Грютинг коварный ладно свою ловушку расставил. Но даже опытные мужи, ходящие не в первый, а в тридцать первый поход, всего усмотреть не могут. То, что не растерялся ты – меня радует. Значит, воином родился, да не простым ополченцем жизнь всю проходишь. Что ярлом тебе не бывать – так то и сам знаешь. Желал бы я распорядить по другому, но не на рунах же ныне гадать, к какому тебя роду причислить. Война многие семьи проредила, видится мне, что многие благородные мужи сыну столь в рати умелому только б порадовались. Я б среди них первым был – ну, да, видать Фрейр заповедовал. Однако ж кровь благородная – еще не все для успеха. Бывает и так, что самые славные семьи потомков себе хилых рожают. Хаки Гандальвсон тому славным примером считался. Дед – воин славный по Северу, отец – серый волк лютый, а конунжич сам будто кот был ласковый. Потому вот и сгинул до сроку: правителя доброго в миру люд больно хвалит, но для войны ему зубы стальные потребны. У тебя, я смотрю, самая стать подходящая, чтоб мужу военному примером быть, да дружину водить за собою. Гудбранд-хевдинг, ныне мерзнущий в Хель, тоже свой род вел не от Одина, однако же слава его широко по землям норвежским скальдами воспелась. И ты, коли робеть перестанешь, наместником в землях моих вполне можешь сделаться. Помогу я тебе, чем нужно, да за победу твою обласкаю. Конунг ведь славен воями, как и наоборот. Однако, теперь много что от тебя, отрок, зависит. Харальд, конунг Агдира с тобой в один год родился, да раньше на лето узнал, что мало бывает получить благо по праву – его еще удержать надо. Как, Хакон млад, сдюжишь удачу за чуб ухватить, али слишком то тяжко?
- Сдюжу, батюшка-конунг! – восторженно ответствовал юноша, восхищенный, что старый Хакон гуторит с ним как с мужем взрослым да гридням дружинным равным по стати.
Властитель Трондхейский слегка усмехнулся: было два смысла в речах юнца слову «батюшка», хотя едва ли воин младой тем кичился намеренно. Конунг на речи не осерчал, ибо правду Хакон один другому Хакону говорил: гордился бы сыном таким, и признал бы тот час, знай, что дите его крови:
- Иди же теперь в дом дружинный, да скажи Бьярни, что я нынче велел тебя там в роли воина моего славно приметить, да место почетное отвести. Присмотри себе оружие справное да одежу богатую – серебра я на то довольно отсыплю. Грех это - скупость являть на том, что жизнь воинскую сохранит в походе.
Старец махнул рукой, отпуская гостя, и снова стал думать над тем, как именно выгнать из Транделага войска Грютинга.
Грядущий совет приближался.

Сарасберг. Торлейв и другие.
С Дарклайт

Стоило уйти грозному конунгу, со стоном поднялся жрец, бока намятые растирая, да снег отряхивая. Разгорячен он был еще пока, холода лютого не чувствовал, но замерзали уже стопы его. Не грела рубаха нательная, льняная на морозе, замедлялось крови течение в жилах. Стал он с ноги на ногу переминаться - мало пользы от этого получилось. Да и в дом возвращаться нельзя было - не пустит его Торхильда, убоится конунгова гнева, и правильно сделает. Даже одежды попросить у старухи не мог жрец - одно оставалось, прочь брести - ведь не приведи Фрейр, увидит его кто в таком виде - сраму же не оберешься.
Зубами стуча, да подолом рубахи место причинное прикрывая, двинулся верховный жрец по деревне, все больше с задней стороны дома обходя, да вспоминая, где приют найти можно, к кому в дверь постучаться, чтобы не осмеяли на весь Агдир.
Однако, в ту зимнюю ночь боги явно решили смеяться над своим оступившемся слугой до последнего. Одна из баб посреди ночи решила выйти до задка по нужде, и, увидав возле двери столь мало одетого мужа, закричла истошно, народ собирая. Помстилось ей, что то йотун аль тролль в селенье пожаловал, жен для утех воровать. Впрочем, насчет жен да утех баба почти не ошиблась, но Торлейва признала только тогда, когда выбежавший на крики из дому муж осветил лик жреца факелом.
- Ты что творишь, ротозей?! - Вскричал служитель богов, а борода его гневно затопорщилась, постепенно обрастая ледяной корочкой. Сам Торлейв уже с трудом мог по земле идти, да ступней от холода не чувствовал, но припугнуть случайных встречных решил, чтобы не болтали лишнего. - И бабу свой заткни!
- Торлейв-жрец, ныне странно ты Фрейру услужаваешь, - удивился вой, оком зорким все детали отметив. Баба хихикнула в сторону: служитель богов ныне выглядел очень комично, и гнев его не пугал, а смешил. Конечно, коли б был он одет, как положено да свитой сопровожден как по чину - жена и взора не подняла. Хотя - она и теперь глаза опустила, почти без стесненья рассматривая полунагого жреца.
- И кто же, сын Тора, ныне тебя в ночь-то погнал с теплого ложа? Небось, на чужой каравай рот-то разинул? - сообразить с какой радости муж в виде таком ходить по деревне было не сложно.
- Ты не дерзи, хирдман! - Вновь вспылил Торлейв, окоченелые пальцы растирая. - Видишь, мерзнет жрец почтенный - в дом пригласи, да одежу принеси, как положено!
Может тут и завершились бы злоключения жреца, да видимо холод мысли в голове, точно волны заморозил, потому-то и добавил Торлейв сквозь зубы:
- А коли откажешь, век тебе счастья не видать!
- Гостям под кровом моим всегда рады, - возмущенно возвысил глас гридень, - и привечаю я путников всех что в ночи, следуя правде. Однако же, тех, кто угрозами дверь отворяет - лишь железом каленым встречать буду. Ежели любо тебе в виде таком сыну Скади служить - задержать уж не смею. Только ты сперва сам у богов милости вымоли - а после людей добрых карой пугать будешь. Не бонд я тебе, худородный, высоко в горнице конунга ныне сижу. И Харальд, а не Торлейв мне приказы давать только волен.
- Ах ты троллиное отродье! - Возопил Торлейв, от холода и боли подпрыгивая. - Попомни мои слова, ты у меня еще не так запрыгаешь! Жрецу верховному в приюте отказать, экая наглость!
- А ну-ка проваливай лесом, покуда народ посудить нас не крикнул! Жрец верховный достоинтсво конунга перед богами должен блюсти - а ты и свое потерял, вместе с совестью. Иди вон к рабыням в барак, и согреешься, и плоть славно потешишь.
- Чтоб тебя цверги загрызли, - проскрежетал жрец, оборачиваясь, до вновь по снегу потопал, сквозь зубы добавив: - А баба твоя чтоб до конца жизни бесплодной осталась!
Надо сказать, что гридень сей, как на грех, был чужанином из земли южной, Хальвданом за доблесть привеченным. В землях откуда он родом, боле Перуну, чем Тору дары приносили, так что прокляться жреца воя почти не пугали, но злили. Кабы тот речь гуторил хорошую - без сомненья, приют бы да кров получил. Мужи многие до чужой красоты падки бывают, так что подобные приключения часто у всех, кроме мужа красавицы, смех вызывают. Однако же, покушенье на род да на чрево жены плодородное - в вере любой очень очень злостно карается. Жена оказалась быстрее мужа, кошкой метнулась вперед, Торлейву в лик ногтями вцепившись. Спасибо выучке воина - глаза сохранились!
- Ах ты, отродье йотунское, чего возжелать вздумал! Да я тебя за то самого без хозяйства оставлю, чтоб Фрейру служил с палкой в штанах вместо достоинства! Жрец еще выискался! Срам один да и только, - заголосила возмущенная молодуха.
Не слышать такие вопли было весьма сложно. Хоть и жаловались соседи на сон, но на гам такой все к окошкам прилипли. Вокруг поединка жреца с разъяренной пожеланиями его бабой собиралась толпа.
Люди шопотом передавали друг другу обстоятельства дела, попутно изобретая кучу подробностей. Мол, Фрейр велел своему первому служителю раздеться до исподнего, да первой встреченной бабе благосклонность явить... Нет, возражали другие, то проклятье Гандальва, чтоб не имел жрец Агдира ни минуты покоя, и постоянно в утехах дни проводил... как бы то ни было, на том, что дело именно в утехах постельных сходились все зеваки. Больно уж красноречива была наблюдаемая сцена.
Удивительно, но околевшему на морозе жрецу, и правда, оказалось сложно отбиться от весьма крепкой телом жены, чьи силы умножились возмущением. Она же, увидев вокруг зрителей, пала на снег, голося пред соседями в голос:
- Ой, лиходей! Чтоб его Хеймдаль гнал кнутом от Вальхаллы, за язык его злой локи отродья. Явился к нам в дом в виде срамном - да проклятьями сыпать. Чтоб его боги отвергли! Чтоб дева ни одна на ложе добром не взошла, ибо лжив он насквозь да обманен. Ой, добрые люди, помощи вашей прошу! Заступитесь!
Увидал жрец, что за стенаньями да воплями, разжала когтищи лютая баба, да бросился бежать, людей удивленных расталкивая, да на бегу платок со старухи какой-то сорвав шерстяной. Больно ногам было, да страх и позор сил придавали - лишь бы подальше от глаз людских схорониться, лишь бы только не на виду не быть.
Яростно в тот миг молил жрец богов, чтобы те памяти всю деревню лишили, чтобы не знал никто о сраме его небывалом! Да только что толку Асов молить, коли сам оплошал! Запыхался Торлейв, с хрипом воздух из застуженной груди вырывался. Остановился у стены какой-то, дух перевел. Платок изорвал натрое - ноги отмороженные замотал шерстью, да на шею остатки повязал - все уже не так холодно, да делать надо что-то - ведь поутру к конунгу пойдут люди. Как отвадить их на него, жреца, жаловаться?
Свезло все же под утро окоченелому жрецу, на пути его возник ярл Асгаут, из дома конунжего возвращающийся. Удивлены оба были, да виду не показали - жрец, поскольку уже едва двигать мог руками, да лицо онемело, ярл же оттого, что вспомнил Харальдом сказанное. Так вот какое наказание советнику конунг юный назначил.
- Жестоко я смотрю, поступили с тобой, Асов служитель, - приветствовал жреца Асгаут, теплый плащ, конунга подарок с плеч снимая, да на Торлейва его накидывая. Прошептал слова благодарности жрец устами посиневшими, да не расслышал их Асгаут, лишь подхватил мудреца на руки могучие, понес к дому своему, а коли попадался на пути кто - грозным взглядом любые насмешки подавлял.
Распахнули слуги дверь перед хозяином, котел на огонь поставили, постель застелили, укутали Торлейва, горячего испить поднесли, ноги растерли настойкой крепкой, что могли сделали, а после прогнал их Асгаут, на друга старого с укоризной взглянул.
- Должник ты мой теперь, жрец верховный, немалый должок за тобой, - с улыбкой ярл произнес. - Ты лежи, молчи, меня слушай. Осерчал на тебя конунг, тяжко осерчал. Гнать тебя велит в три шеи, да в качестве награды палок всыпать за похождения твои ночные.
- Но...
- Молчи, молчи жрец, язык твой - враг тебе лютый! - Приложил ладонь к губам Торлейва теплеющим ярл. - Нет у меня возможности милости для тебя у конунга испросить. Один путь у тебя теперь - прочь уходить. Кончается власть твоя в Агдире нынче, да ведь многое может измениться.
- Что?..
- Всякое в битве случается, - улыбнулся Асгаут. - Тебе ли не знать, жрец опальный! Раз сумели мы Харека очернить, вновь сумеем, а может и сгинет он в бою - а уж друзья твои верные сумеют сердце конунга вновь к тебе повернуть. Страшен в гневе Харальд, но отходчив. Ты мне, другу своему поведай, что произошло?
- Ох, велел мне за женой Харека приглядывать конунг, - прошептал Торлейв. - Я ж по чести делал все, как должно, как богами заповедано. Она же, девка развратная, ночью этой в спальню ко мне пришла, да одежды скинула и на ложе мое возлегла, точно кошка, али змея извиваясь. Разве мог я, сонный, чарам ведьмы этой ирладской противиться? Околдовала она меня, а может и опоила чем во время трапезы вечерней? Обхватил я ее, супротив воли своей, устами она уста мои отыскала... А в тот миг конунг пришел ко мне, совета испросить. И слова он мне сказать не дал - лишь на двор гриди его меня вышвырнули, точно раба последнего! - Дрожал голос жреца, много в нем обиды слышалось. - Меня, жреца верховного, словно падаль какую в снег, в сугроб головой моей седой! Разве ж того я заслужил верой и правдой Харальду служа? Так он меня отблагодарил за то, что я из рук Ассы зловредной власть забрал и ему, мальчишке безбородому, отдал?! Вот она, благодарность конунжия!
- Довольно, в тебе сейчас не ум, да обида говорит, - сурово глядел Асгаут на Торлейва. - До вечера у меня побудешь, а там к Рагхильде пойдешь заступничества просить! Помни - с тобой я пока, а меня Харальд Сарасбергом править оставил.
- Спасибо тебе, Асгаут, - мудрец шептал. - Век не забуду дружбы твоей. Пока же Торхильду мою позови, она одна меня излечить сможет лучше, чем дюжина лекарей.

Так вот и вышло: желал Харальд миром дело замять, в Агдир с глаз Торлейва отправив. Пустое! Наутро уж селение все о скандале ночном засудачило. А уж повеление конунгово услышав, и другие детали люди смекнули. Много охотников было в усадьбе, а снег ночью не шел. Мигом знающие мужи уразумели, кто ночью к Торлейву пожаловал, да из какой домины его на мороз голым-то выставили. Ох, и широко весть разнеслась! Славные скальды "подвигами" жреца уст не марали, зато люд простой дюже злословил, неуклюжие висы про ночь складывая:

Торлейв коварный
Сладкий речами
Подлую мысль
На досуге удумал.
Соратник верный
Спрятан лесами
Взять себе тролль
Его деву задумал.
Супруга Харека
Статью славна
Волосом рыжа
Да зелена оком.
Прелюбодейника
Совесть черна
Где же бесстыжим
Мечтать о высоком?
Все рассчитал он
Муж – под клеветой
Дева прекрасная
Пленницей стала
Злом стал закон
Под Торлейва рукой
Доля несчастная
Гиллеад ждала.
Но только боги
Узрели разгул
До Ранарека
Дожить не успев
Конунг тревожась
К жрецу заглянул
Горем развратнику
Харальдов гнев.

Транделаг. Гуннар Сердитый ярл Стринда и Мар Хладные Пальцы ярл Гаулардаля.

Славно повеселились Гуннар Арлаугсон ярл Стринда с сородичем своим Маром Хладные Пальцы из Гаулардаля. И охота на славу вышла и погуторить с пользой удалось. Да только радость та уж горстями звёзд по небу рассыпана, пора и к очагу радушному с гостинцами наведаться, за столом широким спеть песнь старинную, али новую сочинить, да рог медовый к устам поднести. И хоть Сердитым прозвали Гуннара, но и он в этот день улыбкой радостной свой лик пожаловал, не скупился и очами пылко сверкать, ежели когда добычу преследовал. А родич его, Мар Иллуги сын, словно ребёнок малый веселился, и ни за что бы не подумалось человеку пришлому, случись такой поблизости, что безрассудный юнец этот, в обнимку со зверем лютым по снегу катающийся, на самом деле страшный во гневе и спорый на слово хлёсткое ярл Гаулардаля. Славно, славно выдалось.
- Вижу, нахмурился ты опять, родич, - обратился Мар Хладные Пальцы к ярлу Стринда. – Уж не привиделось ли тебе, будто Хакон Хладирский, прознав о нашем с тобой уговоре, в гости тебе пожаловал?
- Весело я гляжу тебе шуткуется. Не уймёшся всё, - сердито отвечал Гуннар. – Посмотрю я, какую забаву удумаешь, когда конунга послы к тебе явятся, да не просто, а с указом людей собирать, да на подмогу идти, Грютинга поганого из Трондхейма взашей гнать. Или думаешь не пришлёт?
- Пришлёт. Да что с того? Слово конунгово - закон, да только всяк исполняет его по своему. Кто с рвением, а кто с нерадением.
- Не лучше ль нам, родич, прямиком идти, а не обиняк-тропой хаживать?
- Коли лучше было б, - отвечал Мар, - так бы и сам Один-отец завсегда делал, да только и он порою имя истинное скрывает, да лицо полою шляпы закрывает. Обиду нам Хакон учинил, дочь свою мальчишке пообещал, разве терпеть мы должны?
Нахмурился Гуннар пуще прежнего. Промолчал.
- Уж оговорено всё, родич, - продолжал ярл Гаулардальский. – Не теперь передумывать.
- Да кто ж тебя надоумил, будто передумаю я? Сполна получит Хакон то, что заслужил.
- И мы с тобой, родич, своё возьмём. Что по праву нашим должно быть, да с процентами. Ослабит конунга распря, обкусает бока ему Грютинг Оркдальский, тогда вспомнит Хакон о ярлах своих верных, о тех, над кем обиду учинил. А коли запамятует, так сами напомнят.
- Уверен ли ты, Мар Иллугисон, что все как один думают? Как бы в меньшинстве нам не остаться.
- Да и тогда не дрогнем. У нас с тобой силы поболе будет и против Хакона обескровленного выдюжим и пяти ярлам дадим студёной напиться, пущай рты зубастые заломит, чтоб клыками не сверкали, да слюной не брызгали. Хотя, - помолчав недолго продолжал сын Иллуги, - и в твоих словах правда. Надобно нам разузнать, как соседушки думают, станут ли на обидчика сторону или нашу примут.
- Уверен ли, что не выдадут Хакону нас, не раскроет ли кто из них перед конунгом помыслов наших, - спрашивал Гуннар Сердитый.
- Правду говоришь, родич, надо так всё устроить, чтоб и самим не раскрыться и о чужих планах выведать. Подумаю над этим, будет, чем бессонную утешить. Пока же так скажу, выждать нам надобно, если кто из соседушек послов своих пришлёт - за ворот возьмём. Уже сейчас приструним ярлов мятежных, чтоб и потом силу за нами признали.
- Это ты хитро, родич, придумал, - сказал Гуннар. – Пусть думают, будто не пойдём мы супротив Хакона, тогда страх их обуяет, небось, не захотят, чтоб конунг проведал раньше времени, что мечи ярлов его верных супротив него же и обернуться могут. Станут они псами цепными, из тех, что и кусить не в силах и служить верой приходиться.
Рассмеялся Мар зычно, да и Гуннар Сердитый улыбку скупую обронил. Подъезжали уж ярлы Транделагские к деревне, где ночевать собирались. Остановил коня своего Хладные Пальцы, погодил немного, а затем сказал такую вису:

Волчонок глупый,
Обидчик Тюра.
Рвался как ветер,
Да не приметил
Цепей звонких
Свитых тонко.
Что ж теперь заскулил,
Пленник Глейпнира?

Саросберг. Гиллеад

С Тельтиаром

Утреннее пробуждение оказалось тяжёлым. Головная боль и слабость во всём тело не давали подняться. Преодолев слабость, Гиллеад всё же приоткрыла глаза, оглядываясь по сторонам. Окружающая обстановка казалась совершенно незнакомой, да и вспомнить не удавалось, как именно здесь очутилась она. Устроившись поудобнее на ложе, начала дева события припоминать дня минувшего. И воспоминания, собираемые по мельчайшим крупицам, ничуть не нравились ей. Резко побледнела Гиллеад, зелье дурманное, бабкой принесённое вспоминая, да на одежду свою, по полу разбросанную, глядя.
«Так вот ты каков, мудрец, - дрожащими руками платье застёгивая, думала она, - вот, чего гостеприимство мне твоё стоило. Тяжела плата за него оказалась. Ну да не могла я мужу изменить… Ответишь же ты, Торлейв, за поступки свои».
Одевшись, принялась Гиллеад комнату осматривать, в сторону полетел амулет жреческий, под ногу попавшийся, да бумаги разбросанные в стороны разлетались за украшениями вслед, где дева проходила. Удостоились внимания лишь вещи на столе оставшиеся. Искусно вырезанные амулеты соседствовали со стопкой свитков, внимание привлёкших. Потянулась рука сама к одному из них, да развернула, почерк знакомый на свет извлекая. Хареку письмо принадлежало, узнаваясь по рунам, им выведенным да по подписи. Себе забрала его Гиллеад, складывая аккуратно и в платье запрятывая, к сердцу поближе.
Разлетелись свитки по местам разложенные, как дверь дева захлопнула из комнаты выходя. Не без труда найдя опочивальню, ей приготовленную, захватила она мешок свой с травами, да направилась к выходу из дома ненавистного, ни секундой доле не собираясь задерживаться в нём.
Да только у дверей на скамье старая Торхильда сидела, голову откинув, точно спала. Но чуток был сон ее старческий - едва лишь оказалась рядом женщина, схватила травница ее за руку крепко, к себе дернула:
- И куда же ты собралась? - Прошамкала старуха.
- Да уж загостилась я у вас, пора бы и приличия соблюсти, хозяевам не докучать, - гнево молвила Гиллеад, пытаясь руку свою из цепких старушечьих вызволить
- Ты уж сядь-посиди, блудница иноземная! - Тут уж старуха вскричала, глазами злыми словно прожечь ее пытаясь. - Из-за тебя Торлейв Мудрый на улице ночь провел! А ты и не стыдишься даже!
- Так всю ночь он на улице провёл, - замерла она на мгновенье, ответа дожидаясь
- Да уж, по твоей милости, девка подлая! - Пуще прежнего распалялась Торхильда.
- Так ты только зелья смешивать горазда за спиной, карга старая? - расцепив наконец-то старушечью руку, гневно молвила она.
- Какие зелья? - Прошамкала Торхильда. - Ужель забыла, как сама пришла к Торлейву этой ночью?
- Да ты ещё и лгать мне смеешь после этого? - всё больше и больше начинала злиться дева.
- Уж кто здесь лжет, так это ты, распутная девка! Жреца многомудрого соблазнила, и на позор обрекла!
- Так вот как вы всё представить собрались, - горько усмехнулась Гиллеад. - Не о чем мне с тобой разговаривать, - молвила она, проходя к двери старуху минуя.
- Постой же! - Вновь старуха рядом оказалась, костлявыми пальцами обхватывая ирландку. - Мне господин тебя велел не выпускать!
- Так он мне ещё и в глаза после этого смотреть посмеет? Ну уж нет. Не собираюсь я его дожидаться.
-А придется! - Не желала старая ее отпускать, удержать силилась, чтобы хоть чем-то радость жрецу доставить.
С лёгкостью в этот раз выдернулась Гиллеад, распахивая дверь во двор морозный.
Прошипела старая Торхильда проклятие вослед деве убежавшей, да дверь захлопнула. Осталась одна хозяина своего дожидаться.
Вышла Гиллеад из избы, на солнце высокое глядя. День давно уж пришёл, незаметно для неё, и ночь и утро проспавшей.
Направилась было она к избе, для неё выделенной, да передумала на полпути. Вспомнила про кюну, заступничество обещавшую. К ней и решила идти она, помощи иль совета просить. Да и не к кому было больше. Неспешно дошла дева к усадьбе конунга улицами малолюдными.
До кюны дошла, в дверь постучала , терпеливо у порога дожидаясь.
Служанка вскоре открыла, удивленно смотрела девушка на гостью:
- Гиллеад?
- Да. К кюне я пришла, коль пустит она меня
- Всегда рада госпожа тебя в доме своем видеть, - отвечала служанка. - Да только нет ее сейчас, сына своего провожать отправилась.
- Провожать? Что ж, дождусь я её тогда.
- Конечно, дом кюны для гостей открыт, - пропустила ее внутрь девушка. - От трапезы немало осталось утренней, коли угодно тебе - стол накрою.
- Нет, не надо, - чуть резко ответила дева. - Знала она, что у кюны в доме нечего ей опасаться, да перебороть себя не могла.
- Что же, тогда быть может, госпожа за беседой время скоротать желает?
- Нет, предпочла бы я отдохнуть до возвращения кюны.
Пожала плечами служанка, да сплетни о ночном переполохе она слышала уже, и потому не удивилась желанию гости в тишине передохнуть, покуда Рагхильда не вернется. Отвела девка Гиллеад в комнату для гостей отведенную, на кровать пуховую указала.
- Оставь одну меня, - бросила Гиллеад, к кровати направляясь
- Как угодно будет госпоже, - поклонилась служанка, двери затворяя.
Подозрительно обернулась дева, в след уходящей без расспросов служанке глядя, да без сил на ложе улеглась, сном неспокойным забывшись.

Роскильде, остров Сьялеланд, летняя столица конунга Датской Державы Хардакнута
Совместно с Тельтиаром.
---------------------------------

Еще три дня плыли доблестные воины Харальда с той поры, как одолели людей Торира морского конунга, и погребли отважных хирдманов на сгоревшем драккаре. После смерти Вемунда Угля, Оттар Рваный стал предводителем посольства, и велел курс брать на Роскильде, к датскому правителю плыть приказал.
Не ведали устали викингские корабли, каждые четыре часа менялись пленные гребцы на веслах, да продолжал в барабаны бить надсмотрщик, ритм верный выстукивая. Плыли корабли агдирские - Змей Алый, Мьельнир и Охотник, ночью и днем плыли, дабы времени не терять драгоценного.
Благосклонен был Ньерд к мореплавателям ныне, не встретились они более с людьми Торира, или другого какого разбойника, властителем морским себя возомнившего, спокойно остаток пути проделали. И вот, наконец, к исходу третьего дня подошли корабли к острову датскому. Вошел Мьельнир в гавань, другие же два корабля дальше отправились – вдоль берега, да к городу славному Хадебю.
Гуннар Одноухий, воин бывалый да кровей знатных повольство к властителю датскому возглавил – чинно сошел он с кнорра, товарами нагруженного, да дарами богатыми, и в сопровождении дружины, в начищенные доспехи облаченной в город направился.
В городе было шумно и людно. У пристаней стояли множество кораблей: когги и кнорры из стран северных, ладьи вендов, и даже корабли франков. Ворота города, из крепких дубовых досок, обитые железом, были открыты настежь, а в город въезжали вереницы повозок с различной снедью. В воротах стояла стража, тщательно проверяя груз в каждой повозке и придирчиво осматривая всех входивших в город.

- Здравы будьте, стражы бдительные, - улыбнулся данам Гуннар, усы пышные поглаживая, едва лишь у ворот оказался.
- Кто такие, с чем идете? - окликнул их стражник - Вижу, что издалека. Из каких вы краев?
- Изделека путь держим, прав ты, хельд славный, - не поскупился на лесть посланец конунжий. - Из земель мы Агдирских, где правит Харальд сын Хальвдана, родич датского правителя. К конунгу вашему на поклон идем, да слова властителя нашего передать желаем.
- Чем подтвердишь свои слова, гость из дальних краев? - спросил начальник стражи,усмехнувшись. - Многие к коннунгу нашему просятся в гости, и многим отказывать приходится

Опустил руку в кошель Гуннар, достал горсть монет серебряных, на ладонь их стражу положил. Переливчатым звоном они звучали.
- Грамоту с печатью дал мне мой конунг, - так хирдман сказал.
Хельд ловко спрятал горсть монет.
- В город можете входить спокойно. Вон там - по этой улице прямо к холму - будет дом коннунга. Там тоже охрана стоит, им грамоту покажете. А мне и этой грамоты хватит.
- Благодарю тебя, воин благородный, - кивнул Агдирец, да своим товарищам велел за ним следовать. Десять воинов знатных в город вошли, сам Гуннар - одиннадцатый.

В городе пахло свежим сеном, курился дым - видно хозяйки обед готовили. Возле некоторых из домов мастерские располагались, и прямо на крыльце был разложерн товар. Стучали топоры и молотки, вертелись гончарные круги, что-то варилось в котлах... Увидев чужаков, свора дворовых собак кинулись с лаем.
- Пшли прочь! - Огрызнулся кто-то из хирдманов, несильно пнув слишком близко подбежавшего пса. Другие воины больше были заняты тем, что высматривали таверни, где можно было бы провести остаток дня, да глядели на товары, какие увидеть могли - все хотели что-нибудь с собой привезти из датской земли. Только Гуннар не отвлекался, вел отряд небольшой к конунговой усадьбе - ее издали видно было.

На входе к усадьбе, путь к воротам ти преградили рослые хирдманы с диковинными перьями на шлемах.
- Здесь конунг проживает, с чем пожаловали? С чем беспокоить хозяина нашего пришли?
- Послы мы, из Агдира прибыли, - отвечал им усатый Гуннар. - С нами воля конунга Харальда, что родича своего, славного Хардакнута почтить желает и слова любви и дружбы передает.
- Печать и грамоту покажите. - буркнул стражник, но все же дал знак хирдманам убрать копья.
- Вот, смотри, почтенный, - достал посланец кожу скрученную, сургучем скрепелнную, а на сургуче том одна лишь руна стояла - Х (Хагалаз), да голова волчья агдирская, какой ранее Хальвдан свои грамоты скреплял.
Бpови у страшины стражи сошлись на переносице.
- Харальд коннунг Агдира и Вестфольда сын Хальвдана Черного сына Гудреда? Проходите. Эй, Даг, проведи гостей к дому конунга, и сообщи что к нему гости прибыли из северных земель...
- Благодарствую.
Последовали агдирцы следом за стражником младшим, ворота миновали, а после и в саму усадьбу резную вошли. Красива была усадьба Хардакнута конунга снаружи, а внутри - и вовсе роскошью великой удивляла. Были в ней и ковры из стран южных, и золотые фигурки, и шелка ромейские. А все, кто навстречу попадался одеты были в платья дорогие, какие не всякий конунг позволить себе мог. Крепка власть владыки данов, сильна рука его да полна казна, коли в таком богатстве жил он. Однако и Гуннар в грязь лицом не ударил - кафтан на нем был с бархатом, да плащ с мехом куньим, да сапоги сафьяновые - знал посол, что нельзя по иному к конунгу идти, ведь всю мощь, все величие державы агдирской он представлял...

Их встретили и провели в горницу. Четверо стражей, стоявшие за дверью, зашли в комнату, и встали у двери.
- С чем пожаловали, гости из Агдира? - раздался хриплый голос. Конунг сидел в кресле у стола, и вкушал какие-то заморские фрукты, запивая их вином. Это был еще не старый мужчина со светлыми курчавыми волосами, круглым волевым лицом, хотя упитанные щеки оттопыривались и угадывался второй подборордок... только на висках и на кочиках его пышных усов просматривалась седина. Даже трудно было поверить что этому могучему властителю минуло пять десятков лет, и он практически ровесник Харальдовой бабки Ассы... - Присаживайтесь, гости дорогие, сначала садитесь за мой стол, подкрепите силы, а потом и раскажете мне о деле своем. - сказал датский властитель.
- Только пусть сложат свое оружие у порога. - произнес старший телохранитель.
Тотчас же трое телохранителей, находившихся в разных концах комнаты. подошли к своему повелителю. Двое встали по правую и по леую руку, один за спиной.
- Делайте, как велено, - велел Гуннар сопровождающим своим.
Легли мечи острые и секиры на пол дубовый, а сверху и кинжалы уместились. Безоружными прошли в горницу люди Харальда, подле конунга и гостей его сели, кубки поднесенные осушили, кто фруктов взял, кто мяса, кто еще диковинки какой отведал - богат был датский властелин, да не скуп - от души людей потчевал. Но вот что удивительно было - всего на пять-шесть лет старше Хардакнут Харальда был, но вся держава датская у его ног лежала, а вороги одного имени его боялись. Великую славу стяжал дан сей, и еще о более великой мечтал. Того же и Харальду добиваться следовало. Вот утолили голод легкий агдирцы, взял слово старший посланец:
- Такое у нас к тебе дело, Хардакнут сын Сигтрюга, конунг Датский, что послал нас родич твой, Харальд Хальвдансон, Агдира, Вестфольда и Вингульмерка правитель, дабы в дружбе своей тебя заверить.
- Дружба всегда хороша... По дружбе многие дела благие делаются... Только дружба дружбе рознь. Есть дружба между равными, есть дружба сильного со слабым, и слабого с сильным, и между слабыми... чего же хочет от меня властитель ваш юный?
- Властитель мой о родстве кровном припоминает, что предка твоего Олава Дерзкого с Харальдом Рыжебородым связывало, - продолжил агдирец, почтительно ладони сложив на груди. - И о том, какой в те времена дружба была меж Агдиром и Данией. Харальд - правнук Рыжебородого, возвернуть то время хочет, когда даны с агдирацами дружбу водили, и чтобы вновь корабли торговые в Каупанг - бухту агдирскую хаживали, да кровь славная перемешалась, доброе потомство на свет производя. Чтобы жили в мире и согласии даны с агдирцами. Велика власть Харальда конунга в его земле, велика власть Хардакнута конунга в земле датской - так лепо было бы двум владыкам могучим союз заключить!
Хардакнут внимательно посомтрел на ярла, и сдержанно улыбнулся, хитро прищурившись.
- Союз говоришь? Согласен я, лепо было бы дело такое, если бы конунг Агдира на помощь мне пришел, если у меня дела плохи будут, да только слышал я, что плохи у него самого сейчас дела, и почти вся Норвегия помнит о делах отца его, и многие властители местные против него нынче ополчились... Против кого союз заключить ваш властитель готов? Тревожат меня саксы, да и со свеями у меня немало споров за земли наши исконные, которые они к рукам своим ненасытным прибрать хотят. А еще конунги морские и венды, и курши, и эсты и земгаллы берега мои набегами тревожат, добро грабят да людей в полон везут. А владения у меня большие, и берега протяженные везде воинов не поставишь... Лучшие наши воины разбрелись по свету за богатой добычей - кто в страну Бретов подался, а кто на берегах страны Франков осел, или в стране Фризов лодки смолит да на зимовку обустраивается... Чем я могу помочь властителю вашему, коли у меня самого войска немного, а врагов вокруг множество?
Ярл спокойно выслшуал эту тираду, и ни один мускул на его лице не дрогнул.
- Это ли речь воина, храбрый Хардакнут? - Всплеснул руками хитрый Гуннар. - Многие враги Харальда повержены уже, в славных битвах разбил он своих недругов, как некогда ты со своими расправился. Заключите союз - не будет покоя морским разбойникам ни на том берегу Скагеррака, ни на этом! Всех пиратов со свету сживете - станет дело купеческое процветать! Разве ж дело это - земли Англов жалких разорять, когда ближе есть война жестокая, да добыча немалая! Не на помощь тебя зовет Харальд славный, от ран изнемогая, но триумф свой с родичем разделить желает!
Глаза конунга данов загорелись живейшим интересом, и еще больше наклонил он голову к собеседнику.
- Вот как? Говорили мне люди, из Норвегии приплывавшие, что со всех сторон недруги обступили властителя Агдира и Вестфольда... что и северные и западные властители фюльков на него войной пошли, и всем им своей земли мало стало. Жив ли еще кто из них? Сюда немногие вести с вашей страны доходят... А все благодаря Сигурду Коршуну и Ториру Собаке, которые в Трелеборге и Бретаборге - давних крепостях викингских обосновались, и хоть и потомки они славного конунга датсткого Рагнара Лодброка, им нет разницы кого грабить - своих ли сородичей или страны дальние... А коли разделался Харальд уже скем-то из недругов, значит удача его велика... А уж коли мы родичи... родичу не помогать - богов гневить и удачу от своего дома отворотить. А триумф само собой будет... если дело правое и боги милостью не обделят...
- Кто жив - те скоро в Валгалле будут, но быть может - храбрые даны еще успеют топоры их кровью подлой обагрить, - живо воспринял согласие конунга посланец, да покуда речь о цене клинков датских не зашла, в иное русло разговор увел. - Что же до разбойников подлых, так по пути столкнулись мы с драккаром пиратским, где воины Торира Собаки обретались, да погубили многих, а судно само огню предали. Старший их рассказал, что идет на данию Торир Собака, да с ним всего пять кораблей - не большая это сила, коли сам ты воинов им навстречу пошлешь, покуда они с Сигурдом не соединились! Всего на день-два, нас опережали их корабли, так что не далеко уйти они сумеют!
Думалось Гуннару, что, коли уж решит Харальд сокровищницу Торира разграбить, лучше, чтобы даны сами викингов вольных посекли, нежели Торир разьяренный в силах тяжких за златом своим в Агдир явится.
- А вот это весть славная... Сегодня же распоряжусь отправить на них десять драккаров. Хотя лучше бы было их на пути обратном подстчеречь, когда они добычу домой везти будут... - На то - воля твоя, Хардакнут, но есть у меня подарок для тебя - двое викингов пленных, что Ториру служили. Все секреты, все пути его тебе они изложат...
На лице конунга датского отобразился живейший интерес. :
- Воистину ценный дар вы мне преподнесли, посланцы родича моего. Что же, какой дар от меня вы желаете получить взамен?

Негоже было просить у конунга даров, но коли сам властитель предлагает - то уж нельзя отказываться:
- Слышал я, девы датские красивы, как нигде в иных странах, - издалека начал новый разговор Гуннар. - Прошу тебя со сватовством мне подсобить, поскольку овдовел я год тому, да нет наследников у меня.
Хардакнут засмеялся.
- Так и у меня нету. Трое детей у меня, и все дочери... Не дали мне боги сына от жены моей, хозяйки палат моих обильных... А твою беду легко исправить... Много у наших ярлов дев достойных и статных. Поговоришь вечером с моей свахой, завтра поговоришь с девой из того рода, который по совету ее выбрать захочешь... А уж те со славным ярлом з рода знатного будут непрочь породниться...
- Не один я таковое мнение имею, щедрый Хардакнут - конунг наш родство укрепить желает, а у тебя есть дочь молодая, что ему в жены подойдет. Так вы близкими родичами станете, да многие иные владыки вас убоятся - и англы, и венды, и Эйрик в Уппсале!
При упоминании Эйрика в Упсале глаза конунга сверкнули мимолетным гневом.
- Истинно так. В единстве сила. Кабы держались люди севера вместе как в давние времена, весь мир бы лежал у наших ног... Пусть врагов своих Харальд сокрушит, и сделается конунгом половины Норвегии, тогда и дочь мою Рагнхильду сосватает. Тринадцать лет ей нынче исполнится, еще года через 3 пожалуй и замуж ее выдать можно будет... Время покажет. Я конечно и не против совсем, но кто знает как сплели норны нить судьбы, а удача в войне переменчива... Через 3 года, как дева подрастет и к замужеству будет готова, тогда и вернемся мы к этому разговору. А пока что пусть Харальд знает, что не противится сердце мое такому союзу... Род Инглингов славен издревле, и род Скьёльдунгов ему не уступает ним в дренвост и ни в знатности... Боги же такому союзу возрадуются только...
- Мудры слова твои, великий властилель данов Хардакнут, но скажи - что передать мне повелителю моему? Какую рать ему ждать в Агдире? На сколько храбрых данов нам в палатах конунжьих пир готовить? Сколько злата из сундуков вынимать, да в кошели хирдманам насыпать?
- Вот что я сейчас сказать могу родичу моему в Агдире... Знаю я, как тяжко ему пришлось, и наслышан я об его удали и умениях... потому помощь ему я оказать готов, но с некоторыми условиями...
- Внимаю я условиям твоим, конунг, - отвечал агдирец. - Но и ты не серчай на меня, коли согласия дать не смогу, если на слова твои лишь сам Харальд ответить сумеет.
- Не так уж и много у меня сейчас войска... Тысяч десять постоянно по всей земле этой обретается... Но на время тысячи три хороших хускарлов я дать могу, а с ними хёльдов и ярлов именитых, в боях многих прославленных, за которыми хускарлы и вогонь и в воду пойдут... Просились они в викингский поход в южные страны, да я их не пустил... Если вдруг саксы решат на нас войной пойти, кто Даневирке защищать будет? Если же вам этого войска мало... Дам я сундуки с серебром арабским... Поплывете в Хедебю, наймете там еще вольные дружины, которые туда приходят и меч свой предлагают за плату... А может и рабов выкупите, и в дружину возьмете - многие из них сражаться могут хорошо, и в бою простых бондов малоопытных одолеют... А то войско, что я вам дам - оно моим было и моим останется. Его я вам лишь взаймы дам, и возвратить их вы должны будете, ка ктолько война закончится... Если же на мою страну грозный враг нападет - то я должен иметь возможность их тотчас же обратно к себе призвать. Потому далеко от Агдира их не посылайте...
- Быть посему, - кивнул Гуннар, - не думаю я что коннунг наш против таких условий будет... ТЫл ему нужен надежный, и союзники верные тому порука...
Хардакнут кивнул, и довольной улыбкой продолжил:
- И еще...Ни у меня, ни у Харальда сыновей пока нету, кто бы наши владения законно мог унаследовать. А потому, я думаю, было бы справедливо, если и я и он поклянемся перед богами, что или я или он, если вдруг безвременно мир этот покинет один из нас, то другой примет под свою руку все его владения, как и положено родичам...
- Это уже я не могу сказать, соглаится ли коннунг наш на такое, но надеюсь что не будет он возражать. Уж если родичи, так во всем поддержка быть должна, я так это разумею, - произнес Гуннар, прикидывая, что стоит за этим предложением...
Хардакнут загнул указательный палец на левой руке, и продолжил:
- И третье. чтобы союз был нерушимым, пусть обещает мне Харальд,что как только своих врагов всех изгонит, и ничто его державе грозить не будет, то чтобы по первому моему зову мне на помощь свое войско привел от борное, и войну объявил тем, с кем я сам воевать буду, и кто на меня войною пойдет... Если свейский конунг на меня с войной пойдет, то чтобы он мне помощь оказал, ну и я его без помощи в случае чегог не оставлю, и тогда союз наш будет нерушим и нам обоим полезен...что сказал бы на это конунг ваш?
Гуннар поклонился.
- Помощь взаимная - дело богам угодное! Следует родичам помогать в час нужды - на то дал бы согласие Харальд Хальвдансон, - неспешно отвечал Гуннар, слова Хардакнута обдумывая. - И войско храброе, даже на время данное - подспорье не плохое. А уж сундуки, серебром наполненные - немало воинов сами на рать придут, коли в ладони их серебро польется...
Замолчал посланец, не сразу сумел на третье требование дана ответ подыскать, чтобы не обидеть властителя да чести агдирской не уронить.
- То верно и благо, когда родичу родич наследует, - вздохнул Одноухий, знал он, что есть у Харальда и поближе родня, что Гутхорм не из тех, кто так просто земли племянника данам отдаст, буде тот погибнет, но то потом, а войска датские сейчас нужны. - И коли не будет наследников у Харальда, и коли постигнет его доля горькая - Хардакнуту его земли наследовать, а коли Хардакнут прежде умрет, сына не заведя - Харальду Данией править... Тут уж как норны решат, никому - даже богам неведомо как все обернется...
Хардакнут довольно закивал, потирая руки.
- Значит на том и сойдемся. Сегодня же дам повеление, чтобы три моих лучших ярла войско собирали, да готовили корабли в поход. А мы наш уговор на пергаменте скрепим, а кольцом Тюра заверим. И пошлем его Харальду конунгу - дабы и он свои обещания подтвердил как подобает властителю... И как придет от него ответ - отправится ему войско на помощь...
- Так тому и быть, Хардакнут=конунг, - кивнул Гуннар, вновь к еде возвращаясь. - Пока же вели людям твоим к нашему кораблю идти - много подарков ценных с собою я привез...
Перешла беседа в русло неспешное, о многом в тот день говорили викинги, разные диковинки вспоминали да битвы великие, подвигами хвалились и рода древностью, а кто и силой мерялся. Но об ином были думы посла Одноухого - знал он, что три тысячи воинов - сила немалая, и коли укрепятся даны в Агдире - быстро датской землей он, обескровленный, станет. Размышлял Гуннар, как воев получить, да этого не допустить, а еще размышлял он о том, как серебро датским конунгом обещанное с большей пользой потратить, по усам же его в то время брага хмельная стекала, ибо пил он из большого рога, да залпом...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 18-04-2007, 17:27

Транделаг. Усадьба Хладир.
Конунг Хакон и ярлы его.

Мудрый Хакон не возжелал принимать решение в спешке, едва лишь явились у нему родичи со скверными вестями. Однако же, и собрать совет в срок оказалось натружно: многие знатные ярлы, за собой людей водящие, волей богов оказались вдали от Хладира. Конунг судил, что дело такое, как сохраненье земель праотеческих требует все мненья заслушать, а потому полетели из усадьбы сизые голуби да побежали гонцы быстроногие. И, спустя некое время, собралися в доме у Хакона все добрые мужи Транделага, предками славные да в сечах проверенные. И Хакон млад тут же был - в новой кольчуге да при прямом мече, сам собой словно ярл, а не раб худородный. Многих ярлов то злило: норов в людях разный сокрыт. Кто-то своими успехами кичиться, а кто-то - лишь славою родичей похваляеться. И не по нраву было последним воителям, что Хакон-конунг сына рабыни с ними за стол посадил да на равных с знатнейшими потчивает.
Наконец, опустели тарелки с яствами, да чащи с напитками. По обычаю древнему, конунг сперва пищу гостям предложил - лишь теперь разговор о делах намечался.
- Ярлы мои верные! - молвил Хакон. - Все вы уж знаете, что за беда нас постигла. Жили себе в довольстве да мире мы, соседями почитаемы, но даже хорошего лука тетева лопнуть может. Ныне же тут Грютинг один - опосля же многие волки норвежские морды на наше добро повернут, да к лапам его заребущим прибрать попытаются. Собрал я вас здесь, чтобы вместе решить, как след бороться с угрозой. Стар я уже - а вы воины славны, да опытны. Мыслю я ныне сам войско возглавить, да вести рать транделагскую хозяину Оркдала навстречу. если ему выбьем клыки споро - другие кусаться забояться. Что скажите вы на то, доблестные мужи?

Гаулар. Кари с сыновьями и Квельдульв с сыновьями.
Совместно с Тельтиаром.


Путь двух семей был не легок, ибо свирепая погода предпринимала, казалось, все, только бы насолить путникам. Но даже стихия не могла остановить смелых викингов, которые с каждым часом приближались к заветной цели и не устанны были кони их, животные двигались наперекор беспощадному ветру, усиливающемуся с приближением к Гаулару.
Наконец путники несколько изможденные трудной дорогой отметили, что уже прибыли в Гаулар.
-Отец. – Альвир подъехал к Кари. – Отец, ты уверен ярл будет рад видеть нас?
- Примет, куда ж он денется, коли к нему столь знатные и прославленные мужи приедут, - отвечал берсерк, к сыну поворотившись. - Тем паче что не с пустыми руками, а с товарами дорогими. Славную добычу сыны мои взяли в битве! Горжусь я вами безмерно!
-Коли бы не ты отец…- в разговор вклинился сын старшой.- Ты нас уму разуму научил, и битве ты нас научил, я благодарен тебе по гроб жизни своей. Нет желаннее отца для меня чем ты. – Он поклонился в седле так низко, как только мог.
-Да отец и я тебе благодарен. – Альвир поклонился также, но гораздо выше чем сделал это брат. – Ну что чем раньше прибудем тем лучше? В путь?
- Что - то не пойму я тебя, Альвир? - Удивился седовласый Кари. - Мы же и так едем себе, али лошадей совсем загнать хочешь скачкой неразумной?
-Нет отец, я хотел сказать, что пора разговор заканчивать, да и холод тут не добрый, не гоже будет перед ярлом больным стоять.
- Хвори какой боишься, младший мой сын? Отродясь хворь наш род не брала, до старости немощной крепость тела сохраняя!
-Я лишь о вас, отец, забочусь, ничего боле. И усомнится в вашей крепости не имел в помыслах, но что за сын, что не заботится об отце родном?
- Твоя в том правда, Альвир - вижу я, складно гутришь, - усмехнулся в густую бороду Кари. - Может и выйдет из тебя скальд другим на зависть. Слагай висы - удиви ярла Атли, да других славных мужей - пусть видят, не только клинком доблестны потомки мои.
-Будет по твоему отец, не подведу я тебя. – тихо сказал Альвир под ненавистным взглядом брата своего.
Долго ехали они, да все же к вечеру добрались до селения, что Атли Тощему, ярлу Гауларскому принадлежало. Велико было селение - больше чем на сотню домов, да частоколом ладным обнесено. Стражи оружные Кари и Квельдульва встречали, в пояс кланялись воинам славным, да сами приветствия принимали.
- Здоров будь, Квельдульв и ты Кари-берсерк, - чинно произнес старший из них. - С чем пожаловали вы в Гаулар?
-С товарами дорогими, да с новоявленным скальдом! С сыном моим Альвиром Хнувой.
- Ну, товары - товарами, скальда же ярлу покажите, - стражник говаривал. - А мне с вас с каждого и по пять монет хватит за проезд в селение.
Расплатились и попрощались мужи со стражами да отправились в селение. Народу мало было, но тому и радовались викинги и слуги их, ибо сани да кони занимали месту много, как бы не придавить кого. Кари же видя, что ночь уже близка, оставил сыновей с Квельдульвом и отправился к другу старому, на поиск приюта. Погутарив недолго вернулся он за сыновьями да провел всех в имение добротное, с конюшней да хлевом. Хозяин был добр да экономен, почести все отдав берсерку старому и другу его верному, плату взял. Расположил всех как следует да тихо исчез куда-то.
Сами же путники, товары с саней поснимав, да в хлеву их положив до поры, на ночлег расположились. Поутру тингу быть - поутру и вопросы решать, сейчас же - лишь сон здоровый воинам нужен был.

Хакадаль.
Рагхильда, Харальд и символическая толпа народу за ними.
Совместно с Палычем

Обождала Рагхильда, пока сын речь приветственную скажет, да направила свою кобылу каурую за его конем. Когда поравнялись их лошади, кюна в порыве нежности протянула руку и коснулась плеча сына своего.
- Будь, сын мой, разумен.. вот тебе мое наставление..
- Буду матушка, но - впереди много сражений лютых - чует сердце мое, не многим вернуться из них суждено, - Харальд произнес. - За меня ты не волнуйся понапрасну - храбрые мужи жизнь мою берегут, да боги сами на моей стороне!
- Боги с тобой, то правда, - задумчиво проговорила Рагхильда, перебирая гриву своей лошади, - Харальд.. Знак они мне послали недобрый..
- Какой же, матушка? - Встревожился юный властитель, помнил он, что до сей поры все предсказания Вещей Рагхильды сбывались. - Поведай мне.
Женщина долго молчала, опустив глаза. Вспоминался ей сон, увиденный прошлой ночью. Приснилось ей, что бредет по тропе широкой одинокий олень. Силен он и прекрасен, и знает о многих опасностях мира. Смелостью и отвагой светятся его глаза. Но вдруг из темноты на него бросается один волк, затем второй, затем третий.. И бьется между ними могучий олень, крошит копытами черепа, ломает рогами ребра и животы. Но нападают и нападают на него волки..
- Виделось мне.. - начала наконец Рагхильда, - что нападут на Хакона, дочь которого твоею женою станет, многие ярлы за это, и будет он в нужде и в бедствии...
Помолчала кюна, а затем молвила снова:
- Сон мне такой же был... Когда деда твоего, Сигурда Оленя, разбойники убили...
- Как бы Хакона та же участь не постигла, - неприятны были слова кюны, тревожны для Харальда. - Сердца у ярлов транделагских черны, алчность в них да жестокость гнездиться. Потороплю я людей - чем скорее к границам с Трандхеймом подберусь - тем оно лучше будет! Поспорю я с судьбой!
- Боги любят смелых, сын мой, любят.. - с грустной улыбкой проговорила Рагхильда. Из ее тонких пальцев выскользнула жесткая косичка, в которую она заплела конскую гриву, - но помни мой наказ - будь разумен!
- Уж поверь, матушка, поперед войска в битву не ринусь - не для того державу могучую я под руку свою взял, чтобы голову в сече лютой сложить, - конунг ей отвечал. - Но есть дело другое, что меня тревожит - Торлейв жрец ночью минувшей пытался над супругой Харека, ирладнкой Гиллеад насилие совершить. Велел я жреца в снег бросить, охладиться - а после вон гнать. Желаю теперь твое слово услышать по делу этому?
Нахмурилась кюна. Не по нраву ей было поведение жреца.
- Прав ты, сын мой. От этого поступка его постыдного могут большие беды быть! Нам никак нельзя с Хареком ссориться, да и негоже это, чтобы жреца, уста богов, за совращением чужой жены заставали, как юнца неопытного, в первый раз жар любви постигающего! - вот было слово Рагхильды. Хотела она еще добавить, что строже надо Торлейва наказать, да решила, что сын и сам до этого додумается.
- Тогда поделом ему будет, что от стола конунжего в капище свое вернется - богов о прощении молить, - твердо слово конунга. - Мне же такой советник не надобен.
Благодарю тебя, за совет твой - вижу теперь, прав я сам был, когда приказ отдавал. Теперь же прощатся будем - тебе, матушка, в Сарасберге править с Асгаутом ярлом вместе - его я старшим поставил в свое отстутствие, мне же - воев вести, да дядю родного встречать, победу его славную праздновать!
- Ну, сын мой, прощай! Помни мой наказ, да не бойся ничего - будут Боги с тобой, я их каждую ночь молить об этом буду! - проговорила кюна, протягивая снова руку сыну, - Прощай же!
Она развернула лошадь и легким аллюром поскакала обратно, погрузившись в раздумья.

Сообщение отредактировал Мориан - 15-04-2007, 10:17

Владения Хакона.

Как всегда, в это утро Грютинг поднялся одним из первых, выпитое вчера еще тяжким звоном отдавалось в голове, но конунг на то и властитель своим людям, чтоб быть первым среди них и слабость свою всегда одолеть, а то и силой выставить. Вот и сейчас, Грютинг вышел во двор, снегом белым умылся да вдохнул воздуха свежего, устремив очи к звездам гордые, комки снега на лице разгоряченном, от умывания оставшиеся, не торопясь истекали водою студеной, давая избавление от тяжкого груза в голове поселившегося. Сегодня дружина стояла не во поле, взором орлиным ее сразу и не окинешь, потому взяв с собой хирдманов из дружины ближней, отправился конунг людей своих проверить, как службу несут вои в сторожу поставленные. До зори утренней времени еще было вдосталь, самое время для сна крепкого и врагу ударить любо по спящим дружинникам. Суров бывал оркдальский властитель к нерадивым, кто службу свою исполнял абы как, но стража службу исправно несла, а потому отбранив нескольких воев за недостаточную расторопность, и то для порядку только, чтоб руку конунга тяжелую помнили, Грютинг решил еще одно дело справить.
– Фрейвар, жрец наш, где встал с постоем? – обратился к хирдманам, что тенью за ним следовали.
–Второй дом по добротности после твоего, конунг. – ответил один из дружинников, хельд с лицом иссеченным.
– Хорошо, пойдем, навестим его.
– Так потчует он еще, рано так никогда не встает.
– Когда у конунга дело важное, нет сну места, ни для кого из людей его, – оборвал дружинника Грютинг, – иди вперед, мы за тобой.
Заскрипел с тоскою снег, словно жалуясь на людей, что и ночью покоя ему не дают, под ногами мужей к жрецу устремившихся. Перед темной глыбою дома остановился хельд, лицом к своему властителю повернувшись, отворил перед ним двери с поклоном, вперед пропуская. Прошел конунг до спящего на полатях жреца:
– Вставай жрец, дело конунга службы твоей требует.
Тот в ответ лишь промычал что-то неразборчивое.
– Помогите жрецу в себя прийти, хмель из головы его выветрить. На воздух его, воды принесите с колодца.
Двое хирдманов подхватили жреца под руки и понесли его в ночь морозную, опережая их бросился исполнять приказание конунга гридень расторопный. Жрец на морозе не желал приходить в себя.
– В снег его опустите. Воду принесли?! – вопросил Грютинг воев своих, – Лей на него.
Гридень с лоханью ловко опрокинул ее на лежащего в снегу жреца, тот подскочил с воплем истошным:
– Гнев богов на тебя, отродье турсово, как смеешь ты к жрецу богам внимающему так относиться!
– Вижу пришел ты в себя, Фрейвар. Не серчай на воя, по моему слову тебя разбудил, дело справлять надобно.
– Да какие дела ночью могут быть?! Даже боги все спят еще!
– Боги может и потчуют, да нам на то нет времени, дружина с рассветом двинется и дел других поприбавится. Вставай да пошли ко мне, дела есть секретные, пергамент с собой захвати и чернила.
Кряхтя жрец поднялся, потряс головой остатки хмеля вытряхивая, поморщился да вздыхая за конунгом двинулся. В горнице своей Грютинг пожалел жреца, да гридню приказал рог с элем, для поправки здоровья служителя богов, поднести.
– Славно, славно конунг, во истину людей ты своих без слов понимаешь, – откликнулся на то Фрейвар
– Пей, да давай дела свершать.
– Богам служение не терпит поспешанья, – откликнулся жрец.
– Сейчас ты не богам, а мне служишь. Пергамент разворачивай, письмо писать будем, письмом рунным, чтоб не прочел ее абы кто.
– А кому писать-то будем?
– Ярлам Хаконовым. Пиши, ведомо нам о том, что владетель их, Хакон, решил земли свои в руки чужие отдать с людьми и дружинниками вместе, под щенка Харальда их подмять желает. Запиши так же, что знаем мы, воля ярлов под Харальдом изойдет вся, не вольны они будут в судьбе своей боле, ведь желает тот под себя всю Норвежскую землю подмять. Не смогут боле воины смелые средь соседей удаль показывать, дружины за добычей водительствовать, в прозябанье и нищете воинам жить, кто в морские походы не ходит придется. А кто ходит, то долю с добычи отдать своей должен будет не по справедливости.
Скрипело перо жреца за конунгом своим слова записывая, хитрой вязью рун письмо покрывалося. Наконец и закончено оно уже было. Подозвал к себе Грютинг хельда верного:
– Найди мне людей с дюжину из хирдманов, да чтоб из самых надежных да понятливых были, того кто не сгинет и дело конунга исполнить сумеет, да чтоб конные были.
– Есть такие у меня на примете. Во главе может Ормкнуд встать, он из рода славного, в деле проверен был уже, верность и храбрость свою не раз уж доказывал, хитростью не обделен он к тому же.
– Добро, иди, поднимай своих верных, чтоб готовы еще до зарницы были выступить.
Проводил воя взглядом, приказ выполнять убежавшего, Грютинг, протянул руку к пергаменту:
– Топи воск, Фрейвар, печать свою мне наложить надобно.
Капли горячего воска с шипением на пергамент упали, опечатал перстнем своим Грютинг то послание. Не пришлось владыке оркдальскому долго ждать воев в посольство отобранных, собрались они спешно, как потребно то было конунгу. Призвал Грютинг их к себе и обратился с напутствием:
– Посылаю вас с делом важным, к ярлам Хаконовым, чьи земли себе он за бытность конунгом. Если Хакон под пяту Харальда сам постелится, не видать ярлам жизни былой, продает их конунг с дочкой своею. Скажите им это, и то скажите, что не прошу я клятву верности их Ха кону данную нарушить, пусть они лишь не успеют к нему с подмогой подойти. А в замен, коли стану я зятем Хакону, могут они на вольность рассчитывать большую. Пойдете в обход земель Хакона через Мер северный, на глаза воям Хаконовым ппасться бойтесь, если что скажитесь перебежчиками из воинства нашего.
Воины поклонились си вышли приказ властителя своего справлять.
– А ты жрец собирайся с посольством к самому Хакону двинешься, письмо тобой написанное с собой возьмешь. К ярлам, что в Хладире будут присматривайся, смотри кто в бой рвется, а кто и в стороне постоять не прочь, войско сочтешь Хаконово, как к войне готовы они выглядывай. Раз мы их уже разбили, посмотри, с чем ждут они нашего появления, жадных до драки, тех кто духом пал поражения после. Ты жрец, к тому же с посольством едешь, тронуть тебя никто не посмеет, а пройти ты дальше ярла моего сумеешь. Возьмешь с собой так же дюжину воинов, выступишь, после побудки утренней, а сейчас собирайся, времени тебе больше будет, чем простым ратникам. Хакону передашь мое предложение сдаться, пусть дочь свою отдает в жены мне, а сам в ярлы ко мне переходит, коль жизнь свою да людей своих пожалеть пожелает.
Сборы жреца были долгими, но успел он перед войском Грютинга все же выступить, серебром снежное облако под копытами коней отряда его.

Сообщение отредактировал avarach - 15-04-2007, 21:18

Хедебю, Дания
Совместно с Тельтиаром
Пока Гуннар лясы точил с Хардакнутом, Оттар Рваный вовсю веслами работал, и два корабля неслись к Хедебю.
Ветер был по прежнему попутный, и гнал корабли на юг стремительно, со скоростью резвых скакунов.
Оттар Рваный стоял на носу Алого Змея, не оглядываясь на оставшийся позади Роскильде, но всматриваясь вперед, где вдали уже виднелись берега Юттландии и стены Хадебю, крупнейшего торгового города не только в Дании, но и во всех северных землях.
- слыш, Оттар, а если и здесь вольные викинги таятся? может зря мы треть людей лучших в Росикльде оставили, а нас одни пленники тут на веслах... Воинов мало, подмоги никакой?
- С Гуннаром мужы знатные, да бою не знавшие остались, - покачал головой Рваный. - Вемунд мне посольство возглавить велел, так я и людей себе под стать взял, Убби. Уж как-нибудь отвадим пиратов, коли сунуться решатся.
- А если пиратами теми венды будут, как мы потом с ними говорить будем?
- Кто разбоем промышляет - тот у закона защиты искать не станет, да и не сможет, - отрезал Оттар, к хирдману обернувшись. - Дерзнут напасть - стали отведают! По чести разговор заведут - будут и им почести оказаны.
- Верно говоришь, ярл.Я вот тчто удумал... Надо бы нам этих псов альхеймарских в Хедебю с рук сбыть, а там на рынке кого-то из местных рабов взять, можнго даже тех же вендов. Так они и рады будут нам помогать, и властитель вендов будет нам признателен, что его людей из неволи вызовлим. Что скажешь?
- Правду ты говоришь, да я и сам смекнул, что мы дармоедов этих везем не мир показывать, а на злато менять. Но уж коль будет возможность кого из вендов взять - так не поскупимся.
- Говорят про них что они хорошие воины, и не уступают по боевому духу ни данам, ни норманнам, и вроде даже берсерки у них свои есть, хоть и зовутся по другому. Рёгнвальд хёльд вроде оттуда родом, тоже был когда-то в плен взят в море и в Хедебю куплен... Если хотя тысяча таких какон там найдется, то дело того стоит... Согласился бы только властитель ихний народ отпустить... Сколько ты готов обещать ему ради помощи?
- Сколько конунг велел и не более, и не тебе воин то обсуждать, - Оттар молвил. - Вемунд херсир меня главным поставил, так оно и будет.
- Кто бы спорил, -ответил Сёльви. - Я бы и дев венедских там выкупил. Тоже ведь как награда их ярлам быть может обещана. Негоже таких красавиц смуглолицым нелюдям отдавать.
- Удел смуглолицых пыль глотать в своих песках, а не на дев красивых смотреть - всяко с выгодой можем мы в Хадебю торг вести, но можем и в убыток себе. Вы, воины, смотрите да запоминайте все, по городу ходите, людей поспрашайте - желаю я знать что почем нынче. Мы ведь раньше сроку обычного прибыли.
- а хоть бы и так - осклабился Сёльви. - Мало нам что-ли серебра конунг дал? Да и с викингов Торира собаки мы тогда немало обручий и гривен поснимали - на каждое хорошего раба можем выкупить. А есдли мне хорошая венедка приглянется, почему я должен себе отказывать? Наши девы еще будут нос воротить и цену себе набивтаь, а та просто благодарна будет что ее из неволи вызволил. Или не позволоишь?
- Коли на свое злато что купить вздумаешь - не возбраню, а на конунговы монеты - дозволения тебе не будет, да и другому никому! Не для того они нам поручены, чтобы на себя их растрачивать.
- Что же, как скажешь, на то и главным поставлен... Мне и свои деньги на хороших гребцов да на дев пригожих не жаль, я то еще добычу добуду, а в чужой земле мне то злато -серебро и не нужно вовсе. Чем меньше на тебе звенит, тем спишь спокойнее...
- Смотри, как бы тебе рабы купленные ночью глотку не перерезали, - усмехнулся Оттар, ладонь ко лбу поднося, да от солнца глаза укрывая. В гавань они вплывали, да столь обширную, что равной ей во всей земле северной не сыскать было - десятки судов больших и малых она вмещала, да так, что они свободно плавали, не теснились.

Они долго плыли вдоль причалов, но нигде не было видно свободного места. Наконец кормчий увидел, что с двух причалов отплывают чьи-то корабли. Они не были похожи на все известные им до сих пор - три ряда весел синхронно взмахивали и погружались воду, и на остром носу был приделан бронзовый таран, а над ним была изящная статуя крылатой женщины. Косой парус на единственной мачты был алым с золотой вышивкой...
- Корабли из Микльгарда... - пробормотал Оттар... - Только у них паруса из шелка, выкрашенные багряным, и расшиты золотом...
- Красотища, - восторженно протянул Убби, провожая их взглядом. - Вот бы нам парочку таких захватить.
- Успеешь еще... -буркнул Оттар. - Щас не сезон. Даже странно чего они там рано... Не иначе зимовали где-то... Может даже в Хольмгарде... Там теперь Рорик из Олборга правит... А его старший брат Волькмар теперь конунг Вагрии... Может быть так они послания друг другу передают... у этих греков охрана мощная...
- А ромеи то тут при чем? - спросил Убби.
- А ромеи тут притом, что по всему миру вести разнесут... И руны пишут такие что во всех южных странах их разумеют.
- Да уж, везде свой нос суют! - Сельви вставил. - У Гримкиля тоже ярл был из Миклагардских! Да Гутхорм ему живо пасть заткнул!
- Хитры они, и коварством своим известны... А грабить их поздновато будет... Везут они только меха, воск, и рабов. А этого добра и тут хватает.. А золото и серебро их все тут осело...
- Ну полно спорить, - обоим воинам Оттар сказал. - Эй, на веслах, правьте туда, откуда суда ромейские уплыли, покуда кто другой пристань не занял!
- Вон уже когг саксов норовит место занять. Швырнуть бы что-то в этих собак вонючих.
- Дрот им в борт кинь, может поймут, что не туда сунулись!
- Дрот говоришь? Я бы чего потяжелее кинул. чтобы их корыто сразу воду зачерпнуло. Давай -ка мне запасной якорный камень. Если прицелиться,тоо может и в борт попаду!
- Негоже нам с драки прибытие начинать, - остановил его Рваный. - Эй, Убби, крикни им, чтобы прочь плыли! Не поуслушают - им же хуже.
- Эй, вы, саксы, проваливайте откуда приплыли, нам сейчас приставать надо...- крикнул Убби
В ответ раздался смех, и один из саксов показал средний палец, а потом сжал кулак и показал неприличный жест
- Вот псы шелудивые! - Вспылил Сельви, хватаясь за копье. - Эй, а ну тащите сюда якорный камень - я им палубу прошибу!
Тем временем корабль саксов уже обошел драккар, и входил в канал, а прочие саксы, собравшись на корме, показывали кукиши и прочие неприличные жесты.
Тогда Сельви бросил копье, и то с силой впилось в палубу саксонского когга.
В ответ саксы достали луки, и в борт драккара полетели стрелы
- Перебить их что ли? - Предложил Убби.
- Сами же напрашиваются... - проворчал Оттар. - Может это у данов с ними мир.а наш конунг с ними мир не заключал. Ну что, проучим щенков неразумных? Викинги мы или нет, мать вашу?
Хирдманы ответили дружным ревом, похватав луки и копья, да за щитами укрываясь. Вид у них был решительный, впрочем как и у саксов. Тем временем шестеро дюжих воинов подтащили увесистый якорный камень к борту.
- Дозволишь? - Повернулся к Оттару Сельви.
- Кидай... Покажи им нашу удаль!
- Разойдись! - Закричал викинг, хватаясь за камень наравне с остальными - а затем славные воины запустили камень прямохонько в борт когга, пробивая его чуть ниже волн. С плеском, вода начала наполнять корабельную утробу. Послышались крики и брань.
Один из воинов Оттара рухнул на колени со стрелой в плече, другому дрот пробил грудь немногим правее сердца.
- Псы шелудивые! - выругался Оттар. - Всех перебить к дочери Локки!
На шедшем следом когге воины тоже подняли луки и дротики
Тем временем по помосту уже бежали вооруженные люди, что-то кричали и размахивали оружием
Саксы и северяне еще несколько раз обменялись залпами, но уже безрезультатно - воины слишком ловко скрывались за бортовыми щитами, а после на пристани уже успело выстроиться целое воинство во главе с начальником стражи, облаченным в золоченую кольчугу и шлем с высоким гребнем, судя по всему купленный у ромеев.
- Эй! - Властно бросил он. - Прекратить свалку, иначе пущу вас всех рыбам на корм, али в цепи закую без разбора!

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг и остальные.
С Тельтиаром

Еще не померк ясный день, как вернулись в Сарасберг тринадцать конников, что в Вестфольде побывали да на плоды деяний Асмунда-ярла полюбовались вдоволь.
- Удивляюсь я, как мы живыми вернулись, - проворчал Кьярваль, спрыгивая с коня. – Захоти этот самодур, мог и на деревьях нас вздернуть.
- Это уж навряд ли, - возразил ему Сигтрюгг, также спешиваясь. Он уже успел всем рассказать, как вел себя Асмунд по отношению к гостям, хотя Халльвард разговорчивости брата и не одобрил. - Ему с Харальдом-то дело иметь небось неохота. Это вам не какой-нибудь Хрерик, разбойник с большой дороги…
- А намного хуже, - добавил Халльвард, подойдя к брату. - Асмунд власть имеет, имя громкое да дружину верную. Вот и бесчинствует. Только это уже прекратить надо…
Отведя в стойла лошадей, вернулись дружинники в бараки – спать хотелось хирдманнам после долгой дороги. Сигтрюгг с ними вместе отправился; Халльвард же решил сначала Асгаута найти, сообщить, что выполнено поручение да о поездке рассказать, потому направился он сразу к дому ярла.
По дороге не встретил он ни одного воина, на диво пустынными оказались улочки. "Неужто случилось чего? Или новый поход какой?"
Подойдя к двери, прислушался Халльвард, пытаясь понять, есть ли кто внутри. Ничего не услышав, юноша постучал.
Слуга дверь отворил седовласый, опасливо озираясь, да ладонь на рукояти кинжала держащий, так, словно нападения опасался. Лишь Халльварда узнав, улыбнулся приветливо, в дом пригласил.
- Проходи, воин юный, в гриднице господина подожди.
- Хорошо, - Халльвард вздохнул, прошел к скамье, стоявшей у противоположной стены, и присел. Интересно, почему нельзя просто так зайти к Асгауту? Хотел юноша задать слуге вопрос, да постеснялся, и потому стал просто ждать, как ему и сказали.
Вскоре и сам Асгаут появился, встревоженный, да понурый, однако на Халльварда взгляд бросив, повеселел заметно:
- Ну здрав буде, Халльвард млад, рассказывай, как сполнил веление конунжие, а слуги пока явства принесут.
Снова вздохнул Халльвард и поведал Асгауту о том, что выполнено его поручение, да не забыл и вопрос задать заодно:
- А скажи, Асгаут, почему в деревне так пусто сегодня? Куда исчезли все?
- Радость у нас великая, - как-то невесело улыбнулся ярл, пока слова юноши обдумывал. - Разбил Гутхорм, конунжий дядя врагов самых лютых - погублен и Гудбранд, и Гримкиль, и Эйстена сыны. Большую победу одержал сын Сигурда, а потому собрал воев Харальд и к нему на смычку двинулся - успех закреплять, да страною овладевать.
- Добрая весть, - улыбнулся Халльвард, - жаль только, не удалось мне конунга застать. А у самого тебя, ярл, тоже произошло что-то? Показалось мне, слуга твой с опаской дверь открывал...Опасаешься ли чего?
- Чего мне бояться? - Усмехнулся Асгаут, да смех неестественным вышел. - Оставлен я наместником Харальдовым в Вингульмерке, вся власть в руках моих!
- Достойного наместника выбрал Харальд, - почтительно заметил юноша. И вполголоса добавил, с ехидной усмешкой: - Ну, храни свои тайны...А сам я пойду тогда.
- Постой, - схватил мальчишку за плечо Асгаут, пристально в лицо вгляделся. - Помни, много коварства есть у врагов наших сокрытых, огради свой слух от наветов глупых, да слова злые на веру не принимай.
- О каких врагах ты речи ведешь? - удивился Халльвард. - Что за наветы? Не понимаю я тебя, Асгаут. Если уж говорить решил, так говори полностью...
- Есть враги в стане у Харальда, которым доверяет он, из-за хитрости их и коварства, - отвечал Асгаут, немного успокоившись. - Веру отцов отринули, рабу распятому поклоны бьют, души воинов учением своим подлым отравляют, да мужей славных... эх... много от них бед ждать можно.
- Истинно, - омрачилось чело Халльварда, - не принесет добра нам это. Но ведь можно бороться с врагом. Ежели, конечно, в лицо его знаешь. А так, чтобы в своем стане да мы разобраться не смогли - с трудом верится.
- Идем со мной, юный Халльвард.
Поднялся Асгаут, поманил в спальню хельда.
Удивился Халльвард, но пошел за Асгаутом, недоумевая.
Да лишь войдя понял, почему позвал его ярл - лежал на кровати, шкурами теплыми укрытый, Торлейв жрец, и было бледно чело его, да слаб взор. С трудом голову повернул к вошедшим служитель Асов. Подле же него бабка старая сидела, чем-то ноги растирала жрецу, да охала, шепотом наговоры произнося.
Никак не ожидал юноша, что Торлейва здесь увидит, да еще в состоянии таком - потому и слова приличные вспомнил не сразу.
- Привет тебе, служитель Асов, - произнес он наконец, поклонившись. И оборотился к Асгауту, вопросительно подняв бровь. - Видно, совсем подвело здоровье жреца мудрого, коли у тебя он нынче?
- Крепок здоровьем Торлейв, что дуб старый, - отвечал ярл, подле жреца садясь. - Да подлым коварством его едва ли в могилу не извели. Скажи, Халльвард, помнишь ли ты Гиллеад, Харека жену, что к кюне нашей приезжала?
Тот задумался.
-Да, помню - Сигтрюгг тогда еще разговор их под окном слушал. Но при чем здесь женщина эта?
- Слушай же, юноша, слова мои, да внимай - жрец тому порука, что правду я говорю, а Тюр соврать не даст, - Асгаут произнес. - Сильно обидел Харек конунга, разъярен был Харальд, желал супругу его в кандалы заковать в назидание - Торлейв же разжалобил сердце властителя, вступился за ведьму ирландскую! Гостьей в дом свой ввел - а она ему черной неблагодарностью отплатила! Из-за нее теперь он едва ли жизни не лишился!
Халльвард задумался. Сколько загадок - вовек не разгадать, хотя ответ и на поверхности где-то. Нет, неясно...
- Что же - яду она ему подмешала али спящего заколоть вздумала? И впрямь, не знает границ коварство женское. Уж лучше б, верно, в кандалы!
Кивнул медленно Торлейв, едва уста разомкнув. Совсем обессилел он на морозе, едва ли шевелится мог.
- Да уж, и плетей бы всыпал бабе этой, - ярл добавил. - Да подмешала она жрецу почтенному зелья какого - опоила! А после в постель его забралась, в тот час, как конунг его проведать пришел! Опозорила, очернила Асов служителя!
Почувствовал Халльвард, как начинают гореть щеки его - то ли оттого, что слишком юн он был пока, то ли оттого, что с трудом мог представить себе, как могла принцесса ирландская, да еще и замужняя, вытворить такое.
- Горяч наш повелитель - и слова молвить Торлейву не дал...
- Выбросил его в чем есть на улицу! От холода гибнуть! - Подала голос старуха. - Уж я то все видела, как оно было!
- Вот это сила у конунга нашего, - невольно восхитился Халльвард и тут же осекся под взглядом Торлейва. - Я слова ваши, мудрый Торлейв и почтенная Торхильда, не смею под сомнение ставить. Но ведь речь-то уже о том идет, как доверие конунга вернуть?
- В вечер к кюне Рагхильде пойдем, она одна может сына своего в невиновности жреца убедить, - ярл сказал. - И ты с нами пойдешь, Халльвард.
- Другое мне сейчас скажи, - прохрипел жрец, на локте приподнимаясь, да старуха его силой удержала. - Что с Асмундом? Передал ты ему мое веление?
- Передал, мудрый, - Халльвард вздохнул, - и Асмунд-ярл следовать ему обещал. Но не верится мне в это - кто в Вестфольде уследит, как он волю твою выполняет? Опасаюсь я, что всю округу он вырежет, пока мы тут речи ведем.
- По крайней мере он на крест не молиться, - пробормотал вполголоса Торлейв. - А ты Асгаут отцу его славному весть пошли - пусть за сыном присмотрит.
Непрошеной гостьей промелькнула странная мысль в сознании Халльварда. "Так что же хуже - когда ярл, в Одина и Тора верующий, своих же единоверцев режет, или когда достойный муж чужому богу поклоняется?"
А потом он вспомнил об отцовском мече, который надобно было у Стейнмода Молчаливого выкупить. Он взглянул сначала на Асгаута, потом на торлейва, не зная, к которому из них сейчас лучше обратиться.
- Мы...пусть мы и не больно долгий путь проделали, но приключений много выпало на нашу долю - и в деревне, где Асмунд зверствовал, переночевали, и с разбойниками там столкнулись...а поручение выполнили. Осмелюсь ли награды какой испросить у вас?
Нахмурилось лицо Торлейва, когда он о награде услышал, Асгаут же лишь усмехнулся:
- По службе и награда, юный Халльвард. Хочешь злата проси, хочешь - каменья, хочешь - шелка Миклагардские, или оружие славное - отказа не получишь, но и сверх меры не желай.
- Тогда хотел бы я серебром столько попросить, сколько добрый меч да крепкий доспех стоят, - после недолгого раздумья отвечал Халльвард. - Ежели дозволено будет, конечно.
- Ты их получишь, - кивнул Асгаут, к выходу юношу подталкивая. - Пока же идем, жрецу почтенному отдых надобен. Расскажи - что за разбойников ты видел в землях Вестфольда?
- Их больше, чем нас, было, раза в два, - начал рассказывать Халльвард. - Вид имели грозный да вооружены были ладно. Викингу, что Хрериком себя называл, они подчинялись. Хотели было те нас обобрать да из деревенских последние припасы выжать, но увидали дощечку со знаком Торлейва и не тронули никого.
- Дощечку сам Хрерик смотрел?
- Нет, не сам - другой разбойник. Имени его я не упомнил, а только обмолвился тот, что три года у Торлейва служил.
- Вот значит как - уже и жрецовы подмастерья в разбойники подались. Тяжкое, вижу я время настало. Асмунду про разбойников сказывал?
- Нет, не стал - к чему ему знать об этом? И без того нас едва ли не взашеи выгнали.
- К тому, что люд разбойный ловить да суду придавать - ярла прямая обязанность! - Процедил Асгаут, тоном недовольным. - Ошибку ты допустил, что смолчал пред очами Убийцы Ярлов грозными!
- Ошибку свою я признать всегда готов, - обида на себя самого проскользнула во взглде юноши. - А что до Асмунда, так его теперь по-другому кличут. Кровавым ярла молодого прозвали люди, и ведь недаром прозвали...
- Сказывай тогда, что узнать смог про Асмунда, да все без утайки!
И рассказал Халльвард и про то, как дымились в деревне полуразрушенные избы,и про то, как клевали вороны мертвые тела, повешенные на деревьях вдоль дороги, и про то, как боялись жители деревни выходить на улицу, увидав едущих воинов.
- ...развязаны руки у него, вот и творит что хочет, - заключил Халльвард. - И самое обидное в том, что никто ему не указ, даже сам Харальд. Особенно теперь, когда конунг наш уже далече.
- Вот глупец, - прошептал Асгаут, слова юноши выслушав. - Так ведь совсем люд рабтный изведет - кто воинов наших кормить-поить будет? А ведь Вестфольд всего ближе к Альвхеймару, где враг злейший силы копит!
Видно было, что нет в ярле жалости и сострадания к людям, Асмундом обиженным, да только все одно не по сердцу были воину деяния Альхеймсона молодого.
Развел руками Халльвард - все ж не имел он права Асмунда осуждать, как ему ни хотелось.
- Если тебе что еще угодно, Асгаут - говори сейчас, иначе спать я пойду, уж больно нелегким путь выдался...
- Иди, отдыхай. Будешь нужен - кликну тебя!
Улыбнулся Халльвард, поклонился ярлу да вышел во двор. Ждал его барак, уже ставший привычным и уютным, да долгий спокойный сон.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 16-04-2007, 12:26

Хадебю. Дания
со Скальдом

И саксы и норманны, услышав этот грозный окрик, на миг застыли и посмотрели в ту сторону, откуда он доносился. Вид множества вооруженных людей на пристани привел их в замешательство.
- Орм, вели слугам багры брать, да когг пробитый на сушу вытаскивать, - велел десятнику старший стражник. - А вы, балагуры, причаливайте! Будем суд вершить, почто же гавань нашу мирную полем битвы кровавой избрали! Вмиг порешим, кто прав, кто виноват, а там уж и виру наложу по справедливости. И противится не вздумайте - суда на дно пущу, не сжалюсь!
Словно в доказательство его слов, многие стражники натянули луки, в то время как работный люд побежал с баграми к воде.
Саксы, с одной стороны зажатые драккаром в узком канале, а с другой стражей торгового порта, сочли за лучшее подчиниться, и уже один за другим сходили на берег, помогая вытягивать из воды свое тонущее судно. Оттар отдал приказ причаливать.
Немного прошло времени, все воины знатные вслед за стражей пошли, а вокруг народ собирался, да зеваки портовые, да карманники, что толпу побольше ищут, чтобы кошели срезать.
Вывел дан саксов, да северян к помосту, велел
сказывать, как дело было. Первым саксу ответ держать выпало:
- Мы к причалу первыми подошли, а они от нас требовали место уступить. Мы тут битый час уже ждали чтобы пристать. А они тут едва приплыли, так сразу...Ну им показали где их место. А они копье кинули, и камень. Они первые начали!
Насупил брови стражник, к Оттару обернулся:
- А ты что скажешь, агдирец?
- Что еще добавить можно - хотели мы миром дело порешить, они же оскорблениями кидаться начали, да лаять, точно псы цепные, да луки натягивать - словно испугать нас удумали. Кто же такое стерпит! Вон, у людей добрых спроси, кто это видел - с чего схватка началась!
- Ну, спросим тогда, - кивнул начальник стражи. - Эй, люди, есть среди вас те, кто начало этой драки позорной видел? Выходите, поведайте!
- Бранились саксы сильно, - седобородый хирдман произнес, чуть вперед подавшись. - Поделом им за это.
- Да то брань, а агдирцы сразу копья кидать! - Выкрикнул другой, в шубе песцовой, да с золотой гривной на шее. - Угостил бы ты их плетьми, славный херсир!
- Не по очереди влезли!
- Да какая там очередь - саксы в другой стороне были, а тут поплыли как угорелые!
- Довольно! - Вскинул руку страж, отчаявшись до правды доискаться. - Понимаю я, кто что хотел, тот то и видел! Говорите - какие претензии взаимные имеете?
- Двоих людей моих ранили саксы, - произнес Оттар Рваный. - Третий при смерти. Разве ж можно им простить такое?
- А он корабль мой загубил! Тут же ремонту на месяц! - Возмутился саксонский набольший. - За его рабов увечных больше сорока серебрянников я бы не дал, а у меня убытку в золоте не меряно! Товары намокли!
- А ну пасть заткни! - За кинжал Сельви схватился. - Сам ты раб и песий сын! Добрых хирдманов, как курей постреляли, а теперь про товары свои говорить будешь?!
- Вы нам товары попортили, грязные ублюдки! Вы нам за все заплатите! - саксы трясли кулаками, кое то выхватил мечи из ножен, и угрожающе размахивали ими
- Молчать, крикуны базарные! - Повысил голос датский херсир, ладонь на рукоять меча самоцветом украшенную возложив. - Все вы хороши, как на подбор. И решение мое таково, что в казну городскую по сотне монет серебрянных за учиненный беспорядок внесете. А коли после еще претензии взаимные иметь будете - то вот помост судебный - всходите на него и разрешайте боем дела свои, коли жить кому надоест!
- Э,нет, так не пойдет. -крикнул Оттар. - Нас оскорбили, троих винов моих ни за что ни про что ранили как бабы трусливые из луков, а еще и платить за это? Пусть боги покажут кто прав!
- Кто виновен, пусть тот и платит и за ущерб, и за нарушение законов здешних! - добавил Сельви.
- Да разве ж я мнения вашего испрашивал? - Удивился датчанин. - Но будь по сему, только проигравший вдвое больше уплатит.
- Хоть так! Хоть какая-то справедливость! И пусть виру за моих людей дает! - крикнул Оттар. Саксы снова загомонили
- А вы нам корабль чините!
- И товары порченые покупайте!
- Я тебе твои товары сейчас в глотку запихну! - Грозно бросил Убби.
- Хватит бранится, точно бабы, - видно было, что теряет терпение дан, да и воины его уже не в силах далее клинки в ножнах удерживать были. - Хотите биться - извольте, но кто еще хоть слово впустую скажет - тому язык вырву, и съесть заставлю!
Народ назад подался, не желая под горячую руку попадаться воинам.
- Бой до первой крови! Убийств я здесь не потерплю! - добавил херсир.
- Ну, не посрами меня, Сельви, - процедил Оттар. - Хотел битвы - иди дерись!
Кивнул хирдман, ловко на помост взобрался, да меч обнажил. Следом за ним от саксов боец вышел покрепче в кольчуге крепкой. Встали они друг против друга, приказа ожидая.
- Сходитесь! - Бросил дан.
Сакс атаковал первым, нанеся пару мощных ударов сверху и в бок, а потом сделав обманный выпад, неожиданно ударил наискосок справа. Сельви купился на обманный финт, но успел подставить под удар противника обмотанную плащом руку, и сблизившись на пару шагов, с силой пнул сакса коленом в живот.
Сакс охнул и отлетел на пару шагов, неуклюже грохнувшись на спину
Тут же подле него агдирец оказался, клинок занося.
- Стой! Уже всем ясно,на чьей стороне правда! будешь виру платить если его убьешь! -закричал херсир.
Остановился Сельви, да тут улучил момент сакс, с силой в колено его пяткой ударил, рухнуть рядом заставив.
- Разнимите их! -крикнул херсир, багровея от гнева, - песье племя!
Сельви мигом поднялся, сакс тоже вскочил на ноги, все еще с хрипом и тяжело дыша и снова замахнулся на противника.
Да только даны уже подле них оказались, на плечах широких повиснув, оружие отобрав, руки заломив.
- Все вы решение мое слышали! - Вновь произнес начальник стражи. - Ты, сакс серебром уплатишь, да еще двадцать монет сверх того, за то, что воин твой бой продолжить хотел. А вы, агдирцы добром идите. И не вздумайте где в городе свалку продолжить - мигом всех в кандалы закую, будете грекам виноградни возделывать!
Саксы начали возмущаться, да без толку - их была кучка против целого войска, в чужой стране, в чужом городе. Предводитель саксов сыпал проклятиями и угрозами в адрес агдирцев, и клялся отомстить жестоко, но цену уплатил.
Оттар тоже не слишком доволен решением остался, но промолчал и воинов своих увел, покуда спорить не начали.

Чутье Эгиля не подвело; дом Ворона оказался действительно недалеко. С точки зрения Хаки, родившегося в усадьбе и успевшего за свою жизнь повидать немало роскошных хором, ничего примечательного в нем не было. Разве что выстроено жилище было на редкость добротно. Иногда Эгиль задавался вопросом: как отшельнику это удалось в одиночку, и где он жил, пока не построил дом полностью? Впрочем, сейчас уже не спросишь… разве что в Хель заглянуть…
Слепой отворил дверь и Хаки со своей ношей протиснулся внутрь. Воздух в домине был спертым и имел ощутимый душок затхлости - так часто бывпает в местах, где давно не живут. Сыростью, тут, однако не пахло: видимо, бывший хозяин старался на совесть и крыша досель не пускала в дом влагу.
Внутри нашлись и дрова; хорошо высущенные поленья, сгорая. испускали легкий аромат, изгнавший из горницы запах заброшенности. Да и сам дом, освещенный бликами из очага, стал много уютнее. Можно было уже не бояться, что дева спутает Воронову домину с владеньями Хель до хладу да сырости. Разводить огонь пришлось Хаки, Эгиль же занялся поисками нужных трав.
Странно было видеть, как он двигается по дому – одновременно легко (все же знакомая до мелочей обстановка) и неуверенно (не так часто он бывал в человеческих жилищах).
А еще удивительнее Хаки было видеть на его лице по-настоящему теплую улыбку.
"Видно, этот дом навевал приятные воспоминания, - думал конунжич, - … почти как родной".
Впрочем, почему «видно»? Так оно и было в действительности. Хотя тема Ворона в беседах бродяг всплывала нечасто: по взаимному соглашению, оба избегали гуторить о прошлом. Сын Гандальва не желал вспоминать альвхеймарское бытие, а Эгиль болтливым не слыл отродясь, а, прожив столько с волками, и вовсе молчуном сделался. К тому, чтобы мысли свои вслух выражать тоже привычка нужна. А где ее всять, коли слушаю тебе только серые братья? Теперь для обоих мужчин многое переменилось, но некотоорые привычки изменяются медленно, славясь изрядной живучестью.
В доме оказался и погреб; Эгиль спустился туда. Несколько минут доносились лишь шорохи и редкая ругань; похоже, в подвале двигаться было тяжелее.
В конце концов он выбрался наверх с искомым в руках.
– Это я их так спрятал и камнями заложил, – весело сообщил Эгиль. – Как-то раз меня сюда летом занесло… так тут медведь оказался. Сытый, к счастью. Забрел просто из любопытства и так же ушел, без драки. Но после того я все, что может пригодиться, как следует запрятал; а то еще распотрошит такой же любопытный…
Найти воду было вообще просто – снег же кругом.
Сам Эгиль готовить нужные отвары не очень умел, но, как оказалось, прекрасно готовку направлял. Он помнил запах каждой травы и то, для чего она предназначена; вытащив из памяти давние уроки, и потому можно смело сказать, что настой они готовили вместе.
Разумеется, еще до того, как возиться с травами, девушку уложили на кровать; Эгиль опять-таки из погреба вытащил некие меха, которыми и укутали. Как он пояснил – Ворон был человеком запасливым. Хаки в ответ лишь удивленно покачал головой - и еще раз подал, что многое потерял, так и не узнав столь необычного мужа. Увы, дочь Локи редко кого отпускает на землю до Рангарека. До и те, кто оттуда приходит, больше на нежить, чем на людей живых смахивают. Скальды о том довольно вис пели. И слушая их, Хаки считал, что едва ли с такими решишь говорить - скорее осиной попотчиваешь. Впрочем. то было в прошлой. альвхеймарской жизни. Теперь, будучи похищенным Локи у смерти, отпрыск Гандальва на многое стал смотреть по-иному.
Напоить отваром пребывающую в полубреду девушку было труднее. Но они справились.
Так что, открой она глаза – и увидела бы такую картину.
Хаки – за столом, рядом с отваром, смотрит на найденную.
Эгиль – на полу, прижавшись спиной к камням очага. Рассеянная улыбка на лице, и устремленный в никуда взгляд.
И массивный серый волк, расположившийся рядом с вожаком. Другие уже улеглись в небольшой пристройке, некогда сооруженной именно для них.
Картина была совсем... человеческой. Даже волка возможно было принять за собаку, коли не слишком-то вглядываться. Впрочем, во мнгогих отличнейших псах кровушка волчья текла. Серые да собаки - что Харальд да его родичи: близки по крови, да люты в извечном немирии.
Эльвинг открыла глаза...

Харек Волк.
3 дня оряд Харека шел по заснеженным тропам вдоль реки, чтобы выбраться из Хейдемерка. Неспроста опасался он Альхейма, потому что через 2 дня посланец самозванного правителя Раумарики и Хейдемерка явился в Хригнисакр. Узнав, что из-за обилия трупов в селении начался мор, он Альхейм надоумил жителей сжечь часовню, сооруженную ирландцами из отряда Харека, а тех жителей кто принял Белого Бога - сжечь в часовне или повесить на деревьях, не щадя ни женщин ни детей...
Лишь много позже узнал об этом Харек Волк.. но сейчас он шел тем же путем, которым они пришли сюда из Раумарики. Дошли они до сожженной деревни на границе Хейдемерка с Раумарики, и заночевали там... Все кто уцелел ту древеню покинули, тела же погибших остались непогребенными, и были растерзаны стервятниками и хищниками лесными... Теперь сложили воины Харека останки жителей воинами Альхейма убитых, и погребли их на большом костре... и прочитали на ночь молитвы, и вокруг лагеря с крестом обошли, землей освященой посыпая, чтобы души мертвецов неупокоенных живых не тревожили... Ночь прошла спокойно. После повернул Харек свой отряд на дорогу к усадьбе херсира Раумарики, что вдоль реки шла, и шел большой отряд уже не таясь... Пришли они к селению финскому, и рады были охотники, домой возвращаясь. Из тридцати охотников двенадцать домой не вернулись, оставшись в лесу у Хригнисакра, павшие от стрел и мечей вражеских. Тяжело было Хареку на сердце, когда шел он с вождем финским разговаривать... Мрачными были лица вождя и шамана племени, им рассказал Харек обо всем, как дело было, как из-за предательства Альхейма коварного лучшие воины тогда полегли... И советовал Харек вождю финскому не тпринмать посланцев от Альхейма, дани им не давать и к селению своему не пускать... А за каждого убитого финна дал Харек богатую виру - топоры железные, стрелы с наконечниками железными, да три мешка с солью... И все равно сказал шаман финнов чтобы больше люди железные в племени их не появлялись, и дорогу сюда забыли, и даже Харек тут более гостем желанным не будет, ибо смерть он принес в племя, и многих хороших охотников лишились они, Хареку помогая, и гнев врагов на себя обратить рискуя... На том и расстались с финнами... Следующим утром снова отпраивлись ирландцы и бонды набранные Хареком в Хейдемерке в дорогу, и уже в вечерних сумерках к усадьбе херсира подошли... Заперты были ворота усадьбы... Харек постучал в ворота и приказал открыть, на то ответили ему воины Стеймонда, что знамя его издали еще увидали, и не велено им его в усадьбу пускать, как отступника, и чтобы убиралс яон подобру -поздорову их страны этой. куда ему конунг наказывал...
Опечалился Харек, но дело к ночи было, и велел он лагерь обустраивать на берегу реки, выставив дозоры... Соратники же его были возмущены, и требовали чтобы он усадьбу ту силой взял, и херсира дерзкого за его грубость наказал примерно...
- Они люди конунга, и поставлены здесь им, потмоу негоже мне на них оружие поднимать... Уйдем спокойно, и вернемся в Саросберг, а там уже я сам с конунгом объясниться попробую, и разъясню ему, как на самом деле все было...
- Может тебе и виднее - покачал головою Бранд, - но я бы на твоем месте не стерпел подобного оскорбления...
- Я еще не такое стерплю, если есть еще надежда с конугом помириться... Прости им, Боже, ибо не ведают что творят, так наш бог говорил. И мы его примеру должны следовать...
- Может и так, - ответил Бранд, - можно и щеку другую подставить, ежели просто бьют... но коли голову снести с плеч хотят, негоже тут смирение проявлять...
- Пока что голову с плеч мне рубить не собираются, а раз не собираются, значит дело еще уладить миром можно... Легко начать войну, но установить мир -вот истинное испытание...
Их разговор прервал дозорный, вбежавший в шатер командира, запыхвашийся от долгого бега.
- Вождь! Там со стороны реки войско идет огромное! -выкрикнул он, переводя дыхание.
- Чье войско? -спросило Бранд с беспокойством.
- Неведомо. Но идут открыто, не таясь, длинной колонной выстроившись...
- Войско говоришь? Большое?
- Сосчитать невозможно...
- Что ж, полная готовность, трубите сбор, и знамя наше покажите, чтобы опознали... Не иначе, Харальд подкрепления решил прислать, более некому...

Граница Раумарики. Харальд конунг
Вместо Тельтиара...

Немалое войско вел с собой Харальд конунг. Ехали за ним на конях ярлы да телохранители, ряд за рядом шли окольчуженные сотни хирдманов, гордо несли копья и луки ополченцы-бонды. Не одна тысяча, и не две, и не три – много больше людей было у сына Хальвдана, потому и двигались они медленно, талый снег сапогами попирая, а позади ехали обозы на санях.
День шла рать Харальда, два шла, три дня… неделю целую, и в каждом селении радушно властителя принимали, хлебом-солью потчевали, лучших быков резали. Ни в чем отказа не было владыке Агдирскому. Но вот добрались они и до границы с Раумарики, и донесли разведчики, что движеться встречь воинству отряд небольшой, да с санями гружеными.
- Пусть подъезжают, - дозволил конунг. Люди встречные посланцами от Альхейма ярла оказались, и шибко удивлены были, что сам конунг в эти края явился, но чин по чину представились.
- Зовут меня Ульви, - старший средь них произнес. – И господин мой, Альхейм Смелый, ярл Вестфольда, Раумарики и Хейдмерка, к тебе, конунг нас послал, дабы передали мы слова его.
- Что же желает сказать мне Альхейм? – Харальд спросил, сам же задумавшись, не слишком ли много владений под своей рукой Альхейм держит. Пусть он и близким ярлом отца его был, но опасность не малую представлять может ныне, если взбунтоваться надумает, подобно Хареку.
- В верности тебе он клянется, владыка великий, - отвечал Ульви, низко кланяясь. – Брак его новый благословить тебя просит и в знак службы своей верной богатые дары отсылает и дань, с Хейдмерка взятую.
- Что за деву славный Альхейм в жены взял?
- Сестру Фроди конунга, - посланец сказывал. – И тем сумел Хейдмерком без боя овладеть. Ныне все бонды и хирдманы его там как правителя почитают. Великий от того почет и тебе, Харальд конунг!
- Что же, Ульви, - снял конунг с пальца безымянного перстень. – Отдай этот подарок ярлу своему, скажи благословляет Харальд Хальвдансон женитьбу его и желает, чтобы дети Альхейма служили стольже верно Агдиру, как сам он и сын его Асмунд. Сам же за весть добрую возьми нож миклагардский и времени не теряя к Альхейму поспеши!
- Да продляться твои дни вечно, щедрый конунг! – Вновь поклонился Ульви, да поворотился с людьми своими прочь. Посмотрел ему во след Харальд, улыбнулся и Укси велел:
- Дары, что посланник Альхеймов привез воинам раздари. Сдается мне, настанет еще час верность Альхейма не словом, а делом проверить.

Славили хирдманы щедрость властителя своего, шубы песцовые да каменья дружине отдавшего, крепла верность их. Оттого отрадно становилось и самому конунгу, да вот еще два дня в пути прошло, а на третий к реке подошли воины, ко льду предательскому, подтаявшему. Уже видал на том берегу Харальд костры походные, да усадьбу знатную – нынешний владетель Раумарики жил в ней. И велел конунг к переправе готовиться.

Раумарики, Харальд и Харек Волк
(совместно с Тельтиаром)
В считанные минуты весь лагерь был поднят по тревоге, и вскоре все войско выстроилось в боевых порядках. Харек стоял впереди, и пристально вглядывался на другой берег. Даже в сумерках берег был черен от заполивших его людей. Рядом с ним стояли два хирдмана, державшие красный стяг с черной волчьей головой, и черный стяг с белым волком
- Они начинают переправу. -произнес Бранд.
- Пусть переправятся. -произнес Харек, не отрывая взгляд от людей на другом берегу. - Видишь, они посылают кого-то для переговоров
- Что ж, и то хорошо, что сначала переговоры... -пробормотал Бранд...- Все равно пока мы не уверены кто это, нам стоит оставаться на месте в полной готовности - сказал Бранд, положив руку на плечо Хареку. - Пусть скажут сначала кто они и счем пришли, и кому служат.Ты сам знаешь что среди людей, служащих Харальду, теперь тоже врагов наших немало...

- Повелитель! - Посланный вперед войска соглядатай вернулся, припадая на колени перед конунгом. - Впереди войско выстроелось доспешно и оружно. Оно Почти в пятеро меньше нашего, но люди то видно умелые, раз прочь не пошли, едва рать твою увидав!
- Что за войско? - спросил конунг.
- Волк белый на черном стяге, - хирдман доложил.
- Так что же ты страху наводишь, воин! Силы в тебе немало, а душа заячья! - Рассмеялся Харальд, в стременах приподнимаясь. - То Харек Волк, не иначе! Эй, люди! Знаменоносца мне и отряд в пять десятков воинов знатных! Остальные тут оставайтесь, окончания переправы ждите!
Собрались спутники конунга, знамена подняли, да встречь воинству Харека выдвинулись. И хотя темно уже становилось, да разглядел властитель взором зорким, что не только свой стяг поднял Харек, но и Агдирский.

Первым знаменоносец Харальдов до войска того добрался:
- Назовите себя, воины! Кому служите, что в землях сиих делаете! - Бросил он. - С миром ли пришли? Что сказать мне господину моему, Харальду конунгу?
- Я ярл Харек волк, союзник конунгу вашему, возвращаюсь из похода в Хейдемёрк... А это войско мое, все что после той тяжкой битвы осталось. С вами ли господин ваш, Харальд коннунг?
Оглядел войско его знаменоносец, усмехнулся в усы:
- Смотрю я, у тебя Харек войско с каждым походом не уменьшается, а в числе растет. Но здесь господин мой, след тебе, как ярлу верному на поклон ему идти, да за слова гордые повиниться!
Харек нахмурился, и прежде чем ответить, бросил сердитый взгляд на гонца.
- Не за что мне виниться, ибо ничего худого я не совершил, но поговорить мне с ним надобно...
- То лишь конунгу решать, - спокойно гонец заметил. - Едем же, ярл.
Харек обернулся к своим соратникам.
- Я пойду один. Оставайтесь здесь. Если со мной что-то случится, я протрублю в рог, тогда все отходите... на то место где мы вчера ночевали... а после пробивайтесь в Хригнисакр, а потом к Гутхорму - в Гудрандаллир. Бранд нахмурился и покачал головой: - Не след тебе одному идти, ярл, мы многое вместе прошли...
- Я пойду один... лишь мне решать, - спокойно ответил Харек. - Я один за свои слова отвечать должен. Едем же...-обернулся он к гонцу
Так добрались они до отряда конунгова, и хирдманы окружили ярла, а затем лишь сам Харальд вперед выехал.
- Здрав будь, волк агдирский, - произнес властитель.
- Здрав будь, властитель Харальд. - сказал Харек, спешившись, и отвесил легкий поклон. - Наконец -то я могу увидеть отпрыска Хальвдана, а то до сих пор другие твои приказы передавали... Тем более рад буду твою волю из уст твоих услышать...
- Прежде чем волю мою слышать, изволь свои слова обьяснить, Харек ярл. Ты пошто посланцев моих бранью встречал?
- Посланец твой был один, Стеймонд-ярл его вроде бы звали. И начал он со мной говорить тоном высокомерным, как с рабом говорят, а не с ярлом по званию ему равным... Не думаю, что конунг такие слова ему в уста вложил... А в словах моих ничего не было крамольного или оскорбительного, вежливо я все в письме объяснил... Не от Торлейва ли жреца замысел тот исходил, чтобы перед битвой великой войска разделить?
- Быть может и от Торлейва, - конунг произнес, а затем из сумы переметной кожу рунами исписанную достал. - Твое это послание. Харек Волк?
Харек взял послание, развернул кусок кожи, и внимательно просмотрел написанные на нем руны... - Нет, мой коннунг. Это не мое послание. Тут не хватает половины текста... Либо он обрезан... Нет... Не моей рукой оно написано... и руны некоторые не так поставлены как я бы их сам употребил...
- Может еще скажет, что и печать не его? - Усмехнулся Аудун скальд, что подле конунга стоял. И выдал такую вису:
Издали лаять
Волком грозным
Харек обучен
Был рьяно
А пред очами
Конунга смутился
От слов негодных
Своих отказался!

- Хорош ты тут лаять шавке подобно - ответил Харек Аудуну, - и медом Игга плеваться, ибо волком ты не рожден... - и обернулся к Харальду. - А печать хоть и моя, но не моей рукой сделана... На печати той я два волоска в гриве волка коротких вижу... А в моей печати они длиннее и к низу слегка завиты... Это я специально выточил наждачным камнем, чтобы печать воспроизвести нельзя было в точности. - Харек достал медный оттиск из своей напоясной сумки и показал Харальду. - Кто-то решил очернить меня в твоих глазах, конунг, и послание подложное сделал...
Помрачнело лицо Харальда, вспомнил он, что и послание ему Торлейв приносил, и он же супротив Харека наветы гуторил, и он же жену ярла бесчестью подлому подверг.
- Что же в настоящем послании сказано было? - Харальд спросил.
- О том всего не упомню. - сказал Харек, нахмурившись. - Но в два раза длиннее этого послания было оно, и таких выражений дерзких в нем не было. А еще... Три руны здесь применены неправильно, совсем не так как я писал... Я ведь забыл, что многие здесь старших рун не знают, и датские руны использовал временами... Видимо тот, кто послание переписывал, рун тех не знал. Советы там мои были, как войско твое увеличить и Агдир в руках удержать, если Сульки конунг в него снова сунется...
- Что же советовал ты, Харек Волк? - Решил испытать его в последний раз Харальд, прежде чем слова на веру принимать.
- Прежде всего, советовал к морским конунгам послать, чтобы к тебе на службу шли или уходили по добру-по здорову, так как острова те, где они обычно зимуют и куда добычу свозят, в твоих владениях находятся... А еще... к конунгу датскому советовал послать - чтобы он тебе войско в помощь дал,а заодно и против Эйрика -конунга свеев поддержкой заручиться... Узнал я многое от данов, что в моем отряде были, и что конунг датский все земли данами населенные под свою твердую руку собрал, и что может Хардакнут помощь тебе дать немалую...
"Об том же мне Торлейв говорил, что же, теперь нет сомнений, что он злое умыслил против Харека, да заслуги его себе забрать желал!"-подумал Харальд.
Спрыгнул с коня Харальд конунг, крепко ярла обнял.
- Вижу я теперь, что верен ты мне, как отцу моему, Харек Волк, - тихо произнес. - И прощения прошу, за недоверие мое былое.
Недоумение появилось на лице Харека, и долго он растерянно смотрел на Харальда.
- Былое недоразумение пусть забудется...Вижу я, что злые наветы тебя обманули, конунг. Если я покинул владение в Ирландии, которое мне было обещано, и сюда вернулся с войском, то что как не клятва твоему отцу данная меня сюда привести могла? Славы на мой век и так выпало немало, и богатствами я в Ирландии обделен не был, и лишь ради долга я пришел в твою страну, и под твоим стягом воевать стал...
- Чего желаешь, проси, Харек ярл - не откажу. За службу твою верную всегда подле меня по левую руку сидеть будешь! Но полно на морозе стоять, пошли к костру - поведаешь ты мне, что в Хрингасакре было...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 20-04-2007, 10:59

Рогаланд. Сульки конунг
(Тельтиар)


На мягкой пуховой перине Сульки конунг спал, точно властитель ромейский – в юности бывший в Миклагарде, и по сей день не забыл он той роскоши, что окружала в Великом Городе даже простого слугу, даже обычного стражника. Даже рабы там тела свои маслами и благовониями смазывали, да в одежды белые рядились. Что уж говорить о шелках и бархате, о пурпуре кесарьском! Грезил днями и во снах видел Сульки конунг роскошь пиров и златой блеск церквей Миклагардских, иконы, в золото облаченные, да вина столь сладкие, что когда пьешь их, обо всем на свете забываешь.
Да только много богатств надо, чтобы сокровища Миклагардские в Рогаланд привезти. Потому и жаждал он владений соседских, чтобы за злато и земли, за рабов выменять каменья самоцветные и украшения изысканные, ковры дорогие, шелка алые. По перстню на каждом пальце конунга было, узорные перстни, каждый по две-три деревни стоил, да кольца златые в бороду пышную вплетены, каким и вовсе цены не было. Никогда не расставался с ними Сульки конунг, никому не доверял даже касаться их.
Одевался Сульки в одежу, что сотни рабов крепких стоила, умывался водой серебряной, шапку носил подбитую бархатом, да с оторочкой меховой горностаевой, плащ его златом расшит был, а в рукояти меча, да на ножнах, самоцветов больше виделось, чем у владетеля иного в казне всей.
Таков был Рогаландский властитель, и оттого жаждал он Агдирских земель, что можно было в них поживиться добычей обширной и богатой. К границе войско его подступило, да там лагерем встало – одного лишь приказа ожидали и Кьятви и Соти – братья Сульки, приказа вновь на Агдир людей вести, да селения огню предавать, за поражения былые. Да ведьму старую Ассу на смерть лютую обречь, за позор причиненный.
Сам конунг не в шатре лагерном ночевал, но в усадьбе, недалече от воинов своих, ибо не любил он тягот походных, хотя и слыл воином сильным и умелым. Ныне же зол был Сульки, ибо ранехонько слуги его пробудили. Накинул плащ на плечи конунг, вышел в горницу – купца Снорри увидал, давнего друга своего, что товары ему из Миклагарда драгоценные привозил. Необъятен был Снорри, точно медведь, брюхо толстое кушаком подпоясано, глазки жиром заплыли, щеки пухлые шевелятся – будто бы постоянно что-то жует купец. Обнялись знакомцы старые, да по лавкам сели. Тяжко купец дышал – давил его вес непомерный на сердце бычье, тяжко жить было Снорри, но от угощения конунжего не отказался толстосум. Вина испил дорогого, в ногу баранью зубищами острыми впился, и лишь голод свой неуемный насытив, на расспросы отвечать стал.
- Что привело меня к тебе сейчас, спрашиваешь? – Вцепился в мясо Снорри, не жуя проглотил. – Нет, не из Миклагарда иду, и не из земель франков. В Сарасберге я нонче был, там зиму зимовал, да на сражениях кровавых злато добывал.
- Мне-то, что с того?
- А то, что сложили буйны головы Хегни и Фроди, и Гримкиль одноглазый с ними заодно в Хель отправился! – Рассмеялся купчина.
- Брешешь! Как пес брешешь! – Вскричал Сульки, а затем залпом кубок опорожнил. – Да как же могло так быть?
- Как есть могло, и Гудбранд Конунгов Властитель с ними помер! Честью тебе купеческой клянусь! – Снова от смеха телеса его сотряслись, да в рот бездонный полхлеба отправилось.
- И Гудбранд? – Побледнел Сульки, затрясся. – Да где же Харальд столько войска собрал, в Сарасберге сидючи?
- А он не много сил на это отрядил, хитер шельмец, а родичи его еще того коварнее! Сонных порезали, в усадьбах пожгли конунгов, точно скот какой! Ох, умны!
- Ты-то чего радуешься? Он же на меня пойдет теперь с ратью!
- Не бойся, не пойдет, - купчина продолжил. – Есть у меня человек верный, сильно Харальдом обиженный, да обиду эту нам на пользу затаивший. Весточку тебе передает.
- Какую же? – Придвинулся конунг к Снорри, интерес в глазах его загорелся.
- А вот эту, - достал купец дощечку рунную. – Грамоте-то ты поди обучен?
- Сюда дай!
Вырвал послание Сульки из рук друга, и такие слова прочитал:
Слыхал я, недобро
Обошлись в Хрингасакре
Люди Гутхорма
С друзьями Гудбранда.
Ныне конунг сам
Коней направляет
Да рать собирает,
Едет к Хейдмерку.
Славный же случай,
Для Сульки конунга,
Свести с Агдиром
Старые счеты.

- Ох, складно говорит дознатчик твой, не скальд ли?
- А даже если бы и скальд, что ж тебе, хуже от этого, что ли? – Хитра улыбка у купца, да проросло уже зерно жадности, им оброненное, в сердце конунга. Велел Сульки доспехи ему подавать, да войску строиться. Прошло время медлить, время действовать настало.

Трандхейм. Усадьба Хладир.Хакон и ярлы.
Совместно Тот и DarkLight

По приглашению конунга, воины стали говаривать речи. Многие из них прошли несколько воин, а уж стычкам мелким и вовсе счет давно потеряли. В том, что захватчиков гнать в шею надо, все соглашались. Гуторили больше о том, как лепше Грютинга за рубежи Транделага выставить – да так, чтоб дорогу в чужие владения позабыл.
Слушали родичи, Мар Иллугисон и Гуннар Сердитый, соседей своих, ярлов Хакона-конунга, слушали и запоминали, сами же высказать думы свои не торопясь. Вот и Сурт Рукавица, ярл Верадаля поднялся, кратко говорил он, жёсток при этом был лик его, горели очи пожарами костров алых. Не о том поведал он, как Грютинга поганого воевать, иные слова конунгу в дар преподнёс. Славные то были речи, слова исторгались губами воя для вражин лютого, верного правителю своему, смелого необоримо.
Тронула уста Хакона Хладирского улыбка. Удружил конунгу своему ярл Верадаля. В тяжкую годину слово доброе слышать всяко приятно.
По лицу же Мара Хладные Пальцы, тень скользнула, не по нраву ему пришлись слова Сурта.
«Голова набекрень, уже не поправишь, - зло думал ярл Гаулардаля. – Или обиды он не учуял? Как же так-то, неужто колдовством Хакон старый промышляет. Ведовством одурманил, пеленой глаза застил. Но не владеть тебе, конунг, каждым умом, дурачь псов своих верных, меня не проведёшь».
Встал тут и Раги Иварсон. Так сказал ярл Эйна:
- Верно гуторит Сурт Рукавица! Но и о том надо помнить, что не один Грютинг Оркдальский пасть раззявил. Как конунг мудрый молвил, о завтра подумать не помешает. Чтоб земли свои защитить и от тех рек, что вослед за Грютингом в Трандхейм повернут. Коли ослабит нас враг, тут же бурные воды всколыхнутся, зальёт Транделаг, что тогда делать станем?
- Как волны пенистые о скалы разбиваются, так и враги наши в пучине алчных очей своих сгинут, усталые веки их сами закроются, когда отведают стали Транделагской, - так говорил Сурт Рукавица и трудно было поспорить с ним.
Но поднялся Гуннар ярл Стринда, увидев знак родичем ему поданный, и возразил:
- Силён ты в битве, Сурт и яростен в речах, да только округ себя посмотреть не желаешь. Камень в воде тонет, реку же холод в тиски сковывает, а огонь лёд топит. Нет силы необоримой, даже Асы всемогущие о том ведают. Тор могучий и тот однажды к хитрости прибегнул, доказав, что подчас бывает она выше мудрости и полезней воинского умения.
«Хорошо начал родич, - мысленно похвалил Гуннара Мар. – Ну, да и я помогу. Сегодня Сурта на словах разобьём, завтра Хакона на деле. А Раги Иварсон тот ещё хитрец. Знаю ведь – злится на конунга, а виду не подаёт. Поддержим его, чтоб и он нам позже подсобил».
- Я не Ас, - сказал ярл Верадаля. – И не герой. Но ладони мои рукоять меча ежедневно ласкают и волос костром пахнет, а не брагой мутной. Дружина моя сильна. Неужто у тебя, Гуннар, всё иначе? От того ли сеча тебе не мила стала? Потому ли в бой не стремишься? Не загадок отгадчик за красавицей Хладирской пожаловал и обещание ему лишь одно дать могу – голову его лиходейскую срубить.
Нахмурился Гуннар Сердитый, сжал кулаки, но ответа верного не сыскал. Тогда пришёл на выручку ему Мар Иллугисон:
- Посмотри, Сурт на Хакона Младого, - указал Хладные Пальцы. – Внимательно посмотри. А лучше рядом с ним сядь, послушай воина удалого. Может поймёшь тогда, каково это, с Грютингом воевать. То, что разобьём мы Оркдальцев, и у меня сомнения не возникает, а вот голову с Грютинга снять, это уже постараться надо будет. Коли с ним покончим, так другие знать будут, что сила за Хаконом-конунгом великая.
Знал Мар, что обиду страшную сейчас нанёс ярлу Верадальскому, место ему указал, да не почётное, а самое позорное, рядом со щенком безродным сесть предложил. Зато конунгу малец мил, должно порадовать слух его, что воином справным парня назвали.
- Надо нам ворога в ловушку заманить, - продолжал Мар. - В круг огненный взять, чтоб уйти не смог. Что на это скажите?
Слушал молодой Хакон речи ярловы – да кулаки сжимал под столом. Видимо было, что часть мужей родовитых на ссору нарочно напрашивается. Так ли боги заповедовали? Конунг – властитель, асами даденный. Да и добре ли то, когда потомки Ярла, что род вели от Отца с Матерью да Хеймдалля светлейшего, гостем меж ними возлегшего ссорились, будто южные торговцы? В недоумении смотрел юноша на отца своего кровного, думая про себя о том, почто Хакон не оборвет злоречивых, волю являя? Эдак решат ведь они, что вовсе конунг ослаб и власти в руках боле не держит.
Сурт же на пожелание Мара чуть бранью не отозвался. Лишь уважение конунгу с лет младых им испытанное, речи срамные в устах заперло. Хакон младший – кровь старшего, и кто меньшого ублюдком хает, и старшему обиду наносит. Однако – сидеть ему рядом с рабом? Пальцы привычные к оружию потянулись – кровью умыть оскорбителя.
- Не в доме моем, Сурт, - негромко, но властно сказал ему Хакон.
Волком глянул ярл Верадаля. Заметно было, что возмущен он тем крайне. Что Хакон за честь его не вступился. Пришло Сурту в голову, что выстарился конунг, и, сыновей потеряв, даже отродье се рабское, сильней ярлов своих ценит.
- В круг, говориваешь? – продолжил меж тем конунг. – Мысль не дурна, но скажи скудоумному – али воев у на ныне без счета? Может, пропустил я чего и за время мирное бабы в фольках ваших в десять раз больше мужей нарожали?
- Хвала ванам, во многих домах мужи славные подрастают, - ответствовал ярл. – Женщины, что пряжки на одеяниях носят, конечно, не столь плодовиты, как те, что роду низкого, но каждый их сын - волк, а не шавка. Таких десять против сотни пойдет – и с победой воротится. Тебе ли не знать, конунг, как в бою бывает важна стать воителя?
Не винил он конунга прямо, но все поняли, в чьи ворота стрела полетела. Хакон млад голову вскинул, грозно глазами сверкая: да, мать его пряжек на одеянии не носила, но плох тот муж, что позволит родившею его хаять. А вот многие ярлы не сдержали довольных ухмылок. Увидел то старый конунг – и еще боле нахмурился.
- Мудр ты, властитель, - поспешил использовать паузу Гуннар, - однако ж подумай: коли идти на Грютинга в лоб, много воев положим. Викингу люба смерть в бою, с мечем добрым в руке, однако ж мужи нам и здесь ныне нужны, чтоб землями править да ребятишек воспитывать. Кто ж им привьет уважение к праотцам, ежели все отцы их пировать разом отправятся? Хитростью мы большего добьемся, да и людей сбережем. Больше викингов наших на пиру победном меду отведает.
Возразить на то было нечего: Хакон с самого нападения соблюдал линию выжидания да решения осторожного, и сам о том, что беречь воев потребно не раз говорил. Гуннар лишь те слова повторил – да против конунга и направил. Скажи тот сейчас слово – вышло бы, что людей он не бережет. Плох тот властитель, под началом которого много гридней да бондов головы зазря складывают.
- Мудры слова твои, ярл, - неохотно признал Хакон. – Ныне будет по твоему. Я так сказал.

Сообщение отредактировал DarkLight - 20-04-2007, 11:40

Хедебю, Южная Ютландия
с Тельтиаром
- Что же это, и виру не стал требовать с этого отродья троллей лесных ? -спросил Сёльви, когда агдирцы вернулись к своим кораблям
- Да уж очень мне этот стражник не по нраву пришелся, - покачал головой Оттар. - Жаден больно до серебра, с таким справедливости не получить. Благо хоть от саксов отделались.
- Может и так. Только не по нраву мне что дабы с обидчиками расчитаться на то соизволение херсира спрашивать надо... -сказал Убби.
- Так здесь же торжище.- Сёльви хмыкнул. - Если все тут друг дружку резать начнут - то вмиг торговля всякая прекратится. Может потому и Каупанг стал при Хальдване пуст и заброшен...
- Хороши болтать - прервал их Оттар. - Пленников выводить надо да товары выносить, какие у нас на обмен заготовлены были. Конунгу вендов подарки надо привезти добротные...
Гридни сразу же оживились. Цепочкой они выводили пленников альвхеймарских и тех кого в битве с пиратами захватили. Другие воины выносили тюки со шкурами и выделанными кожами. Оттар оставил неболшой отряд сторожить корабли, а всех остальных повел на торг.
Сегодняшнее происшествие в гавани расшевелило многих приезжих, и сейчас торговля шла лихо. Героев свары тут же обступали торговцы из дальних стран и наперебой предлагали свои товары,разложенные на складных столах и прилавках, да под навесами. Некоторые - в основном местные и заезжие воины - приветствовали отряд Оттара восторженными криками и колотили оружием в щиты в знак одобрения. Заносчивые саксы не нравились здесь очень многим, и то что кто-то преподнес им урок многих н .
порадовало. Оттар не раз потом возблагодарил Тора что ему попался в пути один из кораблей Торира Собаки который вез припасы. Еда в Хедебю стоила дорого, и немало серебра можно было на этом сэкономить.
- Смотри-ка - сказал Убби, дергая Сельви за рукав. - Это ж кто этого чужеземца так уделал? Щеки красные, глаза в синяках, а забинтован весь...
Оттар засмеялся, оглянувшис на них. - Это араб из теплых морей. Мой дед еще в их страны в пходы викингские ходил, пока над всеми один конунг стоял... А теперь уплывешь, а твой дом уже соседи разграбят и сожгут...
К ним подошел чернявый мужчина маленького роста с длиннющим крючковатым носом.
- Гляди-ка, никак его мамаша с тролллем путалась- сказал Сельви, покосившись на него.
- Нет, моя мать быть честная женщина. она за тролль замуж выйти - ответил мужчина.
Викинги расхохотались.
- Что ж ты, троллий сын, так подошел, али купить чего желаешь?
- Я есть толмач, а вот он желает... Вы рабы продать хотите?
- Можем продать, а может и на других обменять - тут уж от цены зависит.
Подошедший араб что-то быстро затараторил на гортанном языке, показывая на пленников.
- Он говорит, пленники твои быть истощены и исхудать, но он их возьмет на галеры... по 5 монет з
за каждого.
- Да это же грабеж, - возмутился Сельви. - Тут каждый раб, не какой-нибудь хилый франк, а настоящий воин!
Толмач перевел, и араб в ответ что-то жалобно запричитал. хватаясь за голову.
- Он говорить вы требовать слишком много за такие люди, а он иметь десять детей и ему детей кормить надо. Вы его разорить если возьмете больше.
- Так чего столько наплодил если прокормить не может? -отрезал Убби.
- Только не на галеры -взмолился один из пленников. - Именем Тора вас заклинаю. Если уж продавать кому-то вздумали, то лучше уж грекам, а не собакам этим женовидным!
- Молчи! - Отрезал Сельви. - А ты, уважаемый, скажи сему покупателю, что меньше чем по пятнадцать монет ни раба не отдам, даже самого захудалого
Толмач перевел его слова. Араб снова запричитал, брызжа слюной, но Оттар показал ему кукиш и дал знак идти дальше.
- Правильно делаете - сказал им подошедший южанин в гребенчатом ромейском шлеме. - Таких мужей мгучих за бесценок сдавать глупо. А уж врагам нашим тем более.
- А ты можешь больше цену дать, - оценивающе взглянул на миклагардца Оттар. Тот был богато одет, но поди пойми этих ромеев - может у них так каждый второй одевается.
- Еще как - ромей улыбнулся. - Я не слепой. Вижу вы их в плен в бою взяли, и воины это хорошие. Такие нам нужны очень. Я стратигос, служу наместнику Сицилии. Эти арабы туда лезут как собаки нерезанные. А мы слышали что у вас воюют много, и плеников сюда везут на продажу. Потому берем всех кто к службе пригоден.
- Зовут-то тебя как, стратигос? - Спросил Рваный, подводя покупателя поближе к товару. - Вот посмотри, этот раньше хельдом был. Воин знатный, силушки немало - его покормить, будет десятка стоить.
- Анастасиос меня зовут. - грек пожал руку Оттару. - Такие воины нас сейчас очень нужны. Эти собаки арабы числом берут. Налетают сотня на десяток и выдавливают...
- Наших молодцев возьмете - на прогадаете, - появился подле командира Убби. - И они вам верой служить будут, коли снова мечи в руки дадите. Ты посмотри, грек на их глаза - это глаза воинов, не ведающих иного страха, кроме как страха умереть без оружия в руках.
- Вижу... -грек внимательно осмотрел вереницу пленников. - Сколько вы за них хотите? Кесарь велел нам брать всех кто годен, и за ценой какую спросят. в серебре недостатка нет, нам люди нужны
Оттар ухмыльнулся:
- Вот это мне по душе! Тех что воины умелые и знатные я вам по двадцати пяти монетам уступлю, а кто ослаб, или ущербен немного, но меч держать сумеет - тех по двадцати.
- Остальных - коли возьмешь, так по пятнадцати, - добавил Сельви.
Грек хлопнул Оттара по плечу.
- С вами можно иметь дело. Я согласен. Откуда вы пришли? И что там у вас сейчас происходит, если пленников так много?
- Война, мил человек у нас происходит, - Рваный ответил. - Государь мой со многими владетелями немирье имеет, да бьет их, одного за другим, так что только клочки летят! К лету, чую - еще вам рабов привезем.

- Давайте везите, и побольше. - сказал грек. - Я тут все время сижу. Я представляю волю нашего кесаря в ваших странах. А заодно и набором воинов для кесаря заведую. И кто по доброй воле к нему идет служить, кесарь наш награждает щедро.
- Может и награждает, да мы своего конунга заради злата не бросим, - отвечал Оттар. - Убби, отсчитай пленных, да серебро возьми как положено.
Грек отвесил легкий поклон.
- Все таки вы не назвали своих имен и своей страны. А мне хотелось бы с вами наладить отношения, и дружбу - они и нам и вашему властителю были бы выгодны. Какому конунгу вы служите?
- Мое имя Оттар Рваный, и служу я Харальду сыну Хальвдана, - с гордостью отвечал херсир.
- А из какой вы страны? -осведомился грек. - Мало еще нам про северные страны известно, откуда воины славные родом?
- Агдир - наша родина, но ныне Харальд правит и Вестфольдом, и Вингульмерком, и Раумарики, и иными землями северными.
- Про Хальвдана мы слыхали много, о Харальде увы я ничего не знаю. Я вас всех приглашаю на обед в мою резиденцию, и там расскажете обо всем, что проиходит в ваших странах. А ваши пленники отплывут сегодня на одном из наших торговых кораблей...
- С радостью я твое приглашение принимаю, - отвечал Оттар. - Да и воины мои не откажутся гостями твоими стать.
Доволен был Рваный - не так много времени прошло, а уже всех пленников продать сумели! Ежели и с товарами столь же споро дело пойдет, так завтра уже можно будет к вендам выступать, времени даром не теряя.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 20-04-2007, 18:43

Вестерготланд. Эйрик

Хоть и знали заранее в западных землях Готланда, что конунг свеев на тинг сбирается ехать, а все равно не смогли сдержать удивления. С неприкрытой завистью взирали хельды и хирдманны на резные сани, лентами да бубенцами украшенные, на могучих коней под расписными седлами статных викингов свейских, на доспехи воинов ладные да начищенные. Остановилось эйриково войско по его сигналу неподалеку от собрания гаутов, сам же Эйрик вышел из саней и к людям, совет державшим сейчас, направился. Вместе с ним как приближенные пошел и Свен Черный Молот, и Вальгард, и ярл Храни, которого твердо решил Эйрик землями да казной пожаловать, и Гадалхар, что на границе к ним присоединился. Узнали Гадалхара мужи некоторые, зашептались, перстами на него указывая, - вот, мол, и предатели уже появились.
Хельд, что речь держал в то время как Эйрик приехал, прервался на полуслове и смотрел теперь на приезжих внимательно, мрачного взгляда не отрывая. Был то Кари, сын Родерика – хевдинга, что умер недавно от болезни. Имя его означало "ветер". Думал Кари власть теперь в свои руки взять после смерти отца, и появлению Эйрика, знамо, не рад был вовсе.
Вперед выступил свейский конунг, чуть склонил голову, почтение свое собравшимся выказывая.
- Приветствую вас, знатные мужи, достойные воины да жрецы мудрые, - начал речь свою Эйрик. Но нахмурился Кари, вперед шагнул с такими словами:
- Ложно твое уважение к нам, конунг чужеземный, и яд в словах твоих. Не с добром приехал ты на тинг, сын Эмунда.
- Ошибаешься ты, хельд, - холодно отвечал ему Эйрик, - не с войной я прибыл а с миром. Да и не след тебе приезжим дерзить, даже имени своего не назвав.
- Кари, сын Родерика - имя мое, - отвечал тот гордо, - единственный сын хевдинга покойного я.
Усмехнулся в густую бороду Свен за спиной конунга: юнцом в глазах его выглядел Кари.
- Слыхал я, с чем прибыл ты к нам. Власти требовать желаешь над нашими землями, так ведь, конунг?
Шепот послышался среди присутствующих, некоторые возмущены были услышанным, некоторые же, наоборот, оживились. Смерть хевдинга прежнего того знаком казалась, что неугодно было богам его правление – значит, нужно иного владыку поставить в Готланде. Так почему же не Эйрику им быть?
- Истинно так, - спокоен и непоколебим был Эйрик, на вопрос Кари отвечая. – Восточную часть Готланда войной я захватил, победой честной, а вам же без жертв вовсе обойтись предлагаю. Серебра да злата да каменьев драгоценных много в закромах моих, всех хельдов одарить хватит, так зачем же понапрасну жизни людские губить?
- Хочешь, чтобы добровольно мы под власть твою перешли? – прошипел Кари, в лице меняясь. – Не бывать тому, чтоб чужеземец место отца моего занял!
- Выходит, юнцу здесь править, у которого едва усы с бородой расти начали?! – выпалил Свен, разгневавшись. Локтем в бок толкнул его Вальгард, нельзя было вмешиваться сейчас.
Эйрик же, словно не замечая Черного Молота, обернулся да рабам своим, с войском конунжим поодаль стоящим, знак подал. Принесли ему тут же двое мешок виду странного, веревками затянутый.
- На недовольных, Кари, сын Родерика, у нас тоже управа найдется, - нараспев проговорил конунг, веревки развязывая. Наконец бросил он их на землю да вытряхнул из мешка содержимое, всей толпе на обозрение. И покатилась по земле отрубленная голова хевдинга остерготландского, родного брата Родерика умершего. – Так или иначе воцарится здесь моя власть, так лучше же вам принять ее добровольно…а не так, как муж этот , что в Вальхалле ныне мед вкушает с эйнхерьярами.

Альвхеймар. Усадьба. Гандальв и Асгейр.
Совместно с мастером.

Ясное дело, что, после подобной побудки, Гандальв спустился в гридницу из опочивальни только тогда, когда солнце уж стояло высоко. Воины не приучены спать долго, бока на полатях отлеживая. Уже давно встали, потрапезничали да разошлись по разным делам. Так что за дружинным столом конунг увидел только Асгйра, с аппетитом уплетающего кашу с селедкой. Славный ярл, видать, правда, оголодал: ныне утором он был без доспехов и глаз зоркий сразу заметил появившуюся в теле Асгейра нездоровою худобу. Ничего, парень сильный да здоровы – отъесться. Вот он утром и отъедался.
По обычаю ярл первым владыку приветствует, вот и встал он с лавки, голову в поклоне склонив. Да только конунг кивнул милостиво – доедай, мол. Воя упрашивать не пришлось:
- Доброго лекаря ты мне нашел, владыка, - расправившись с небольшой рыбиной, заговорил Асгейр. - Ногу мне знатно залатал, уже и болит не в пример меньше вчерашнего.
- Рад я то слышать, ярл доблестный, - молвил Гандальв, усаживаясь рядом на лавку. – Такими мужами, как ты, и славен Альвхеймар.
- Поражение - что горький отвар, - назидательно молвил Гандальв, - пить неприятно, да тело от дремы вмиг пробуждает. Так и нам поступить должно. А что кусок в горло не лезет - так то дело не доброе. Эдак до срама дойдет: чтоб мы врага, к стенам пришедшего, исхудалыми встретили, меча поднять сил не имея? Не в том правда, чтоб кручинится дено да ночно, голодом да холодом себя изнуряя? Слышал я, то в ходу в землях Белого Бога, но нам чужеземная мудрость не к чему. Викинги и без таких веяний новомодных с бедами легко расправлялись, да и вороги наши жили недолго.
- И эти не долго проживут! - Воскликнул внезапно Асгейр, да осел тут же, покинули его силы, да возвращаться пока не спешили. Прошептал ярл:
- Как войду в силу, конунг, дозволь мне воев наших возглавить, имя доброе вернуть, да позор поражения кровью вражеской смыть.
- В том и сомнения быть не должно. Ужели думаешь ты, будто верю я что ты легко, будто без боя Хрингасакр покинул? Нет, видимо мне, что как гордый олень против стаи волков отбивался, и многие псы агдирские головы под клинком твоим складывали. Не бесчестие то, чтоб от врага, что сильнее, с честью уйти, а не бежать будто заяц трусливый. Ныне оба мы живы, и месть наша страшной окажется. Отольется Харальду да дяде его вся кровушка, что из жил воев моих в ночь ту на снег пролилась. Ох, долго они умирать будут, иль не зовут меня уж Серым Гандальвом!
- Велик ты, повелитель, да гложут меня сомнения - много сильнее рать наша была и в первый раз, и при Хакадале, и в Хрингасакре - да все хитростью брал Харальд щенок и родичи его! Ныне же ослаб Альвхеймар, за то время, что без хозяйской руки был - не собрать нам войска могучего, коли одни останемся, а союзники твои в Хейдмерке все головы сложили.
- Верно гуторишь ты, ярл. Увы мне: ведьма Асса, видать, всю кровь свою порченую Харальду отдала. Правду говоривают старухи - внуки в дедов ба бабок больше, чем дети, статью идут. Однако, и сами мы хороши: верили в непобедимость свою, плохо от врага сберегались. Знал же я сам, что нет чести в Харальде, да и вам, ярлам, не раз то говаривал - а вот подлости такой не смог угадать. Что толку теперь слезы лить да голосить, что зимой воевать - не по предков заветам, да ночью - не дело меж викингами. В дальних походах рабов во тьме брать хорошо. Знать, родич мой и нас оценил не выше каких-нибудь англов. Впредь нам наука: не стоит ровнять семя крапивное с доблестными мужами. Да, Альвхеймар был без хозяина - но ныне вернулся я, и владенья мои быстро руку хозяйскую почуют. Земля ведь - что конь норовистый: без конунга дичает, а как власть углядит - мигом смирным становится. Кроме того, много еще врагов у Харальда осталось. Да и мы не слабы – войско больше прежнего наберем. Выше нос, Асгейр! Мы еще выпьем с тобой в честь Харальдовой смерти!
- Уж доведется, так большой кубок подниму заупокойный, чтоб он, как отец его из Хель не воротился никогда боле! Надобен нам союз, Гандальв, дабы не мы одни со щенком злобным сражались - поровну с друзьями и тяготы военные разделим, и славу победоносную! Есть еще славные воины на земле северной, к ним гонцов быстроногих отправим.
- Тяжко о том говорить, ярл, однако мало кто на союз с трижды врагу проигравшими согласится, - вздохнул конунг. – Ну, да ничего, нам же с того удача будет. Выждем мы ныне, пока конунги другие агдирцев потрепят. А после покажем, какие у нас зубы.
- Выждать предлагаешь владыка?
- Воистину, так.
- А коли сам щенок сюда явиться, что делать будем? - вопросил Асгейр.
- Коли явиться - так в Хель быстро дорогу покажем, - злобно ощерился Гандальв. - Я еще вчера. перед тем как рог хмельной за спасенье с воинами распить, стрелу боевую по фолькам отправил. Пусть все сбираются. Было дело - застал нас ведьмин внук неготовыми - так не свезет ему боле. Все я обдумал ныне Асгейр. Ежели боги совсем на меня не осерчали. победа нашей будет.
- Помоги нам Асы, - сжал амулет-копье на груди Асгейр.

Сообщение отредактировал DarkLight - 21-04-2007, 5:55

Танделаг. Хладир. Конунг Хакон и Бьярни.

- Почто, Бьярни, смущаешься, как девица перед свадьбой? Выкладывай уж, что лежит на сердце, - проговорил Хакон после совета, глядя на соратника своего преданного да верного. - Ярлы уж разошлись, некого ныне таиться.
- Прости речи мои дерзкие, конунг, но разве не след тебе было рукой по столу стукнуть да языки кой-кому укорачивать? - собравшись с духом, спросил воин. - Многим не люб Харальд на месте твоем, вот ярлы и ропщут. Небось, думают, что каждый из них, здесь рожденных, лучше бы и земли от ворогов уберег и Ассу бы приголубил.
- Мысли их для меня ныне - не тайна, - отозвался Хакон. - Желал я смотреть, кому верить могу, а от кого, как от волка бешенного горло прятать придется. А на другие слова твои, Бьярни, - музыкой скальдов отвечу:
Жизнь жить без цели –
Цепей тяжких гнет.
Ты молвил «почему?»,
Но есть причина.
Весной в корнях у ели
Подснежник подрастет
Ей ли решать кому
Краса его невинна?
Кто взять желает то
Что не готов ценить,
В душе моей вовек
Признанья не узнает.
Легко привадить зло
Ложь трудно победить.
За миг, а не за век
Душа во зле сгорает.
- Хорошо сказано, властитель. Но ужели ты думаешь, что Харальд, зная про его род, деву старше себя сильно оценит? Прости, коль ум мой слишком короток для тонких примесей в меде поэзии, но ведь и земель у него слишком много будет. Возможно, он – конунг славный да заботливый, но о наместниках, что Харальд в землях новых ставит, слухи худые ползут. То иноверцы, в богов наших не верующие, то волки от крови пьяные. Иль сам ты, как старший родич, рассчитываешь юношу того уму поучать? Думаешь, власть такая в пятнадцать зим данная, еще голову не вскружила? Боязно мне, что конунг сей хуже Гандальва на пробу окажется. Тот хоть и лют, да своих же мужей не карал без причины.
- Про Харальда того, что он без причины кому головы снял, тоже не сказывают. А что до наместников – тут правда твоя, чего речи зазря сказывать. Одно только скажу: я верю в наших богов, но сомневаюсь, что муж, веру сменивший с того в один день йетуном стал. И Харек Волк, и Эйнар Губитель Заговоренных всем ранее в Норвегии любы были, да и теперь о деяниях их слов худых нет: бондов не режут, дев красных зря не бесчестят. А в том, чьи боги сильнее люд убеждать – дело жреческое, не воинское. Плохо то, коль вои чужую работу берут, да языком вместо секиры орудуют. А еще хуже – когда жрец вместо конунга думать пытается, да люд верный наветами разгоняет. Свой ум владыке иметь надо. Что до ярла Кровавого – многих власть портила. дай Харальду срок: вот и посмотрим, крепко ли власть он в руках держит. не люб мне Гандальв Альвхеймарский, но хватка у него мертвая, да и Хальвдан Черный в том от родича не отставал. судя по знакам – и Харальд таков уродился. Что до дочки моей – бередишь ты сердце отеческое. Сам сомненьями мучаюсь. Однако ж, скажи – разнее не малодушие то – руку ее первому встречному отдать, Грютинга испугавшись? Даже коль люди не ославят – сам себя за трусость упрекать буду. Кроме того – пока боги на стороне агдирского конунга. Думаешь, что не осерчает он? Коли невесту ему пообещанную другой заберет? Куда взор не кинь – всяко получится, что толку от трусости моей мало бы было. И войны не избегну и честь потеряю. Того ли ты своему конунгу пожелаешь?
- Нет, властитель, - склонил Бьярни голову, правоту слов хаконовых признавая.- Вижу я, что мудрость твоя с тобою по-прежнему.

(С ДаркЛайт, разумеется)
Эльдис вынырнула из темной пучины сна, к которую окунулась благодаря страху да холоду. к удивлению девы, место, в котором она очнулась боле всего напоминало домину крестьянскую. Обученная пленом осторожности, она сперва рассмотрела горницу из-под ресниц, людям особо не веря. Кроме нее в доме были двое мужей, но обид они деве чинить, вроде, не собирались. Хотя после альвхеймарцев Эльдис бы не удивилась любым черным мыслям. Однако же, притворяться не сознающей ничего вечно невозможно. Уже сейчас девушка чувствовала, что затекшее тело так и тянет размять руки да ноги. Кроме того, неизвестность - почти та же пытка. что и нож ярла Асгейра. Эльдис открыла глаза и приподнялась на ложе.
- Проснулась, - произнес Эгиль, даже не поворачивая головы. Ему не надо было видеть девушку, чтобы уловить изменившееся дыхание и услышать движение.
Волк согласно рыкнул, покосившись на гостью со смешанным выражением любопытства и предупреждения: мол, даже ничего и не думай.
- Как ты теперь? - поинтересовался Эгиль, все так же не поворачивая головы.
- Жива пока. муж славный, - дева решила быть вежливой. если б одежда сидящего давала возможность определить его род да племя - может, и ярлом бы повеличала. - А о дальнейшем тебя спросить надобно. для чего меня из владений Хель вырвал да что делать намерился.
- Ну, вырывал не я один, - Эгиль кивнул в сторону Хаки. - А вот почему... нашли мы тебя в лесу. Не приучен я живых людей в снегу бросать.
На слове "живых" было сделано чуть заметное ударение.
Жест эгиля привлек внимание Эльдис к сидящему за столом. раньше лицо его было ей плохо видно, но теперь дева узнала в нем девешнего "призрака". Здесь, в тепле да при свете чтимого очага она уж и сама ответить не могла. почто так его в лесу испугалась. Викинг, как викинг: на гандальв и не Харальд, просто светловолосый да светлоглазый. Таких половина Норвегии. Хотя... в взора второго обнаружились странности. Одежда сидящего частью была из тканей богатых, да и покроя. что знатные ярлы носят. Но не было на нем не украшений ни знаков каких, к роду знатному причислявших. Странно то очень...
- Спасибо за заботу. Коль так. Желала бы я ныне узнать имя тех, за кого я супругу Отца Богов молить теперь буду.
- Эгиль, сын Эгиля, - последовал ответ. - Это Серый Снег, - волк сверкнул глазами в сторону девушки. - Ну а тебе, думаю, самому назваться можно.
Последнее, конечно, было уже к Хаки.
- Как раньше меня звали, уж и я сам позабыл, - хмуро ответил Хаки. - Ныне же Ульвом зови, незнакомка. А о роде не спрашивай - не принадлежу я ему более.
Эгиль лишь усмехнулся, но ничего не сказал.
- Меня люди в селении Эльдис называли, - дева все же решила осторожность явить. кто знает. что то за люди - может, и наваждения вовсе. Не дело им имя свое матерью данное открывать. А так скажешь - так и не явно, имя аль прозвище. Тем паче, что Ульв ей не доверился. А вот имя "Эгиль" знакомым помстилось. Муж, им назвавшийся. повернул голову к свету. и девушка вскрикнула невольно, увидив глаза. очень светлые. почти прозрачные... и незрячие.
- Что, удивлена? - правильно понял возглас Эгиль. - Ничего. Не самое страшное - не видеть.
Эльдис помотала головой: ей умом женским да пленом напуганным слепота жуткой казалась. Хаки же промолчал. Спросил о другом:
- Скажи, Эльдис. от кого ты в лес убежала? Не выпытываю чужих тайн - но из дома дружеского в виде таком не уходят.
- А каком, к слову? - заинтересовался Эгиль. Ранее он лишь почуял запах крови, но Эльдис касался по большей части только Хаки.
Легко поднявшись на ноги, он подошел к девушке; пальцы прохладно скользнули по лицу.
Лицо Эгиля помрачнело; вернувшись обратно к печи, он уже совсем ледяным голосом спросил:
- И... кто?
В ответ Эльдис помотала головой, без слов вжимаясь в стену. На глаза навернулись непрошенные слезы. Не могла она спокойно ночь ту вспоминать, да и имя Асгейра не шло с языка. подумалось: вдруг друзья они ярлу альвхеймарскому? Тогда может порадуются его проделкам, как конунг Гандальв.
- Такими мою стаю кормить надо, - задумчиво подвел итог Эгиль.
- Неужто не важно тебе, чьего рода тот был, кто мне раны нанес? Может. сам конунг? знатных мужей, за которыми сила лишь асы в чертогах своих судят.
- В стороне. отколь ты пришла, вроде Харальда люди обретаются. дивно мне, коли позволил бы он непотребству такому случится, - молвил Хаки.
- Что мне до конунгов... - протянул Эгиль. - Они над лесами не властны, а средь ночных снегов все равны... Но на Харальда точно не похоже.
- А вы, значит, не враги ему?
- Харальду? Я - нет. Он мне зла не делал.
- Я тоже скорее хвалить его должен, - обошел скользкую тему сын Гандальва Серого.
- Росли мы с ним вместе, - с поской прошеплала в ответ девушка. - Счастливое время то было, мирное... и почто мужи воевать дюже любят?
- Спроси еще, почему люди вообще друг друга убивают, - посоветовал Эгиль. - Я над этим в свое время думал... да перестал. Тут и седые мудрецы ничего не скажут. Спишут все на норн, как всегда...
А Хаки меж тем о другом думу думал:
- Коли ты из агдирской сторонки - то обидчики твои дом в Альвхеймаре держат? Не "Гандальвом" обидчика твоего кличут?
- Асгейром, - Эльдис закрыла лицо руками. Хаки вскочил со стула, и пару раз прошелся по горнице:
- Тяжело мне тебе верить, дева. да и не верить не могу. Некогда знал я Асгейра, как мужа веселого да меда поэзии славно хлебнувшего. Ужели переменился он быстро? Не люб ему Харальд, конечно, но чтоб настолько честь потерять...
- Стрелу вспомни, - криво усмехнулся Эгиль.
Хаки лишь головой помотал.
- В лучшее верить хочется - а не выходит. И почему так?
- Такой же вопрос, что и она задала, - покачал головой Эгиль. - У меня не спрашивай. Я и сам над этим долго думал...
- Додумался до чего?
- До того, что подумать стоит лет этак через шестьдесят, если доживу.
А Эльдис меж тем испугалась. Из речи спасителя поняла она, что не Харальду секира его служила. А уж что за стрела... стрел много, конечно, но на слуху более всего лишь одна была в последнее время. Та, что чуть Харальда не сразила, да врагу его в спину попала. Видать, неспроста ей "Ульв" этот знакомым помстился. Плод от дерева далече не отлетает... хотя. по речем судя - так сын Гандальва ему словно не родным был.
- Лучше поразмыслить, что теперь делать будем, - продолжил Эгиль. - Как хочешь, но Асгейру я отплатить не прочь.
- Да и я - тоже. Деянья такие над слабыми мужей всех перед богинями сильно позорят. Бывало. конечно, что в жны дев брали не по их воле, но чтоб на красу просто так, ради злости своей. покушаться? проклянут его ваны, да Фрейа милость отнимет. А нам на свете этом о воздаяньи подумать не худо, - это было не слишком похоже на кроткого Хаки. то ли ворожба Эгилева что в нем изменила. то ли возмущен он был так. как за себя никогда не обижался.
- Именно, - согласился Эгиль. - Вот только...
Он сомневался, что Эльдис сможет с ними по лесу идти; Эгилю такая жизнь была привычна, а Хаки все ж как воина воспитывали... Но выдержит ли хоть небольшой путь девушка, которую недавно от смерти оттащили?
А если не брать ее... то что делать?
- В селенье вернем, - Хаки испытывающе посмотрел на девушку. - если молчать обещается. И, обращаясь к ней прямо, добавил: - Ты уж поняла. славная, что не сильно мы жаждем Харальдово гостепримство испытывать. Да и не стоит воям про нас сказывать - блаженной сочтут.
- А если и не сочтут, то еще хуже будет, - добавил Эгиль. - Искать начнут.
Хаки невольно глянул на волка, и проследив его взгляд, Эльдис вспомнила загнавшую ее стаю. Зябко поежилась. И - кивнула:
- Молчать буду, будто немая. однако... ежели мстить пойдете, может. весть кините? Не жизнь мне ныне. зная, что он медом тешится да других дев на судьбу ту же обрекает.

Раумарики, усадьба херсира. Харальд и Харек
совместно с Тельтиаром
Вернулись воины к костру, обогрелись, да по чарке браги доброй испили, что люди Харальда поднесли. После этого лишь спросил конунг у Харека:
- Почему же ты войско свое встречь мне поставил, да лагерь разбил возле усадьбы, а в нее саму не захаживаешь?
Харек печально вздохнул.
- Потому что Альхейм не велел пускать меняя и мой отряд в усадьбу, оттого ночуем, как степняки, под открытым небом.
Харальд нахмурился.
- Альхейм значит, - сжались в кулак крепкие пальцы властителя. - Вот оно как, на моих же землях без моего ведома приказы отдает. Не след нам тогда у костров походных сидеть, верный мой Харек, к усадьбе идем. Ты же пока поведай мне о битве.
Харек пигладил волосы, и перевел дух, и снова поднял взгляд на конунга.
- Альхейм не только это сделал. Он из битвы бежал как трус, и отряд берсерков Гутхорма на верную смерть оставил. Из-за него Асгейр ярл ушел безнаказанно - тот самый, кто твоих бондов на деревьях вешал, и кто, как я слышал, невесту твою с собой увел...
Харальд отвернулся и стал осматривать стены, обдумывая мысли невеселые. Как непохожи были слова эти, на речи уже Харальдом слышанные, в которых гонцы доблесть Альхейма воспевали. Как правду найти, когда слуги в глаза лгут кары не страшась? Как страной править, если ярлы за власть грызуться, о державе не думая? Вздохнул Харальд, и снова на Харека посомтрел испытующе:
- Хорошо же он имя свое оправдывает. Не смелым ему в пору зваться, а зайцем трусливым. За Асгейра бегство я с него спрошу еще, - пообещал сын Хальвдана. - О другом поведай, не один же Альхейм в битве той сражался.
- О том сагу надо слагать или висы сочинять хвалебные... Не ожидал я тебя так скоро тут встретить, так бы у меня время было, чтобы драпу сочинить про эту битву.
- На то у тебя будет еще время. - умехнулся Харальд, кроме того скальд еще один в свите моей появился, стихи слагает ка кдругие брагу хлещут... Вдвоем с ним быстрее управитесь...
Медленно ехали кони в темноте, да лишь факелов свет дорогу освещал. Однако добрались вскорости они и до ворот усадьбы. Крикнул тогда Ульв зычным голосом:
- Эй, конунжие люди, открывайте ворота, гостей принимайте!
Из за ворот послышалось чье-то движение, и заспанный голос средито ответил:
- Кто такие и с чем пришли? Хозяева почивают!
- Вот как? - удивлся Ульв. - А то что гости под воротами стоят?
- Гостей не ждем! Проваливайте! Утром приходите, если дело есть какое.- отрезал страж
- Ах ты турсово семя! Так-то своего государя законного встречаешь! - Громче прежнего прокричал хирдман. - Сам Харальд конунг пред вратами твоими стоит, а ты его прочь гонишь?! Голова на плечас засиделась поди?!
- Харальд конунг? Это меняет дело. Эй вы, лежебоки, чего тут разлеглись! Ворота иди открывай, тролиный выродок!
Распахнулись дубовые створки, в поклоне смиренном стража выстроилась. В молчании мимо них конунг сотоварищи проехал, лишь взглядом недобрым одарив. Слыхал он, что люди в Раумарии не слишком гостеприимны, а теперь понял, что не безосновательны слухи те были.
До крыльца добравшись, спешился Харальд, коня своего конюху подбежавшему отдал.
Навстречу им вышел заспанный и растрепанный староста.
- Не ждали так скоро, да херсир Альхеймом ярлом поставленный гостей принимать не велел, так что не обессудьте. Палаты наши принять вас готовы, но вот с едой у нас не шибко... Все опустошили у нас воины хейдемеркские, и народу тогда посекли немало... А как войско ярла твоего пришло, так так по сусекам пошарили, что вот сидим на одно пшене да сухари грызем...
- Накрывай чем есть, - Харальд велел, в дом проходя.- Мы сами не голодны, даже сами вам кое-чего оставить можем, а вот пивом нас подогретым да чаем на лесных травах попотчуйте.
- Да не жмись, чай конунга, не кого-нибудь принимаешь, - прошептал едва слышно старости Укси.
Староста кивнул, и зычным голосом окликнул своих домочадцев. В окнах, закрытых слюдой и деревянными станвями, зажегся свет. Хлопали двери,суетились мужчины и женщины, снова зажегся огонь в очагах.
- Херсира мне позовите, - приказал конунг, в гриднице на высокое место сев.
Херсир пришел спустя полчаса. Он подобострастно конунгу поклонился, и начал заверять в своей верности и преданности...
- Почему Харека Волка в дом не пустил, - оборвал его на полуслове властитель, грозно брови сдвинув.
- Оттого не пустили, что кормить этот сброд нечем... Нам и своих ополченцев кормить скоро нечем будет...
- Значит для тебя люди, что кровь за Агдир проливают - сброд?!-сердито спроисл Харальд, нахмурившись.
- Так не наши ведь это люди, вот... - отрезал херсир, - и веры они не нашей, а чужаки неведомо где набранные. Коли мне своих людей, которые мне вверены, кормить нечем скоро будет, почему я чужаков через земли эти проходящих, кормить должен?
- Ты херсиром земель этих поставлен, а значит тебе всех воинов моих кормить, на веру их и род не смотря! А коли воинов кормить не будешь, то сами они кормиться будут, бондов окретсных грабить,и отбирать последнее, или тебе о том неведомо?
Херсир развел руками.
- Так Альхейм наказывал, он меня тут на хозяйстве оставил... А я его приказание нарушать не решился...
- Я конунг твой!-сердито рявкнул Харальд, -так кого ты слушать должен?
- Я слушаюсь и повинуюсь мой коннунг... -пробормотал старый херсир, бледнея.
- Не надо с ним так сурово - произнес Харек. - Он ведь прав. Эйстейсоны когда пришли, все что могли из амбаров и погребов выволокли, а кто свои запасы им открывать не хотел, тех на месте порубили... Местные много о том расказывали...
- А ты не вступайся, ярл, - обернулся к Волку Харальд.
- Может и вправду о людях своих заботится... А вот Альхейм... Про него твой дядя немало расскажет когда встретитесь - лучших берсерков свох Гутхорм ему в помощь дал, а он их на верную смерть бросил, и сам ушел усадьбу Фроди захватывать...
- С дядей я потолкую еще, - согласился Харальд. - Пока же тебе слово говорить велю.
Харек набрал в грудь побольше воздуха, и рассказал он том как объедингились войска братьев Эйстенсонов с недобитым войском Гандальва, и про неудачную ночную атаку, в которой полсотни воинов он потерял, правда и врагов по большей части без шатров и припасов тогда оставили... Затем он поведал, как пришел Стеймонд ярл с приказом от Торлейва, и как решил Харек повременить с уходом из Уплёнда, потмоу что видел он как многчисленно войско вражеское, даже отсупающее... Еще как встретил войско Гутхорма в Раумарики, и как на совете все вместе решили идти в Хригнисакр...
Слушал его Харальд, лишь кивал изредко, да думу свою думал. Велика была опасность тогда, хотя и скрыл то от него Торлейв. Неужто так Харека сгубить жрец хотел, что о благе Агдира не думал?
Наконец дошел Харек до того момента, как взяли они в плен скальда Гудбрандова, которого за дерзкие речи из усадьбы изгнали, и как тот про усадьбу им все поведал, что ему было известно. И как разделили они отряды, сговорившись что гутхорм на саму усадьбу с четырьмя сотнями пойдет, Альхейм на лагерь Асгейра, а на остальные лагеря Харек и Гилли нападут. А потом рассказал про сам бой, и как он на подмогу Гилли подошел, и как пали его даны во главе со Свейном в неравном бою с отрядом Асгейра ярла у рыбацкой деревни, и как смогли уйти Ахти Йотун и Асгейр на конях быстрых, и как в последний момент когда казалось. что вот уже и конец всем настал, пришел им на подмогу сам Гутхорм с небольшой ратью. И как он позже у финнов узнал о низком поступке Альхейма, и как он усадьбу Фроди захватил и ярлом Хейдемерка сам себя объявил...
- Жаль мне, Харек, что слова свои ты так поздно сказал, - Харальд сказал. - Опередили тебя Альхейма люди, получил он мое благословение на женитьбу свою и правление Хейдмеркское. Не дело конунгу решение све по десять раз на день менять... Да только поступок его бесчестный без наказания не останеться! Скажи мне, Харек - есть ли за ним иные преступления, кроме тех, что говорил ты уже?
- О том тебе дядя твой лучше расскажет, и люди в Раумарики, а я о том не ведаю, а лгать не хочу, даже если Альхейм со мной нечестно обошелся.
Обернулся тогда Харальд конунг к Гилли херсиру, и так молвил:
- Довольно власти в своих руках незаслуженно удерживает Альхейм ярл. И пусть Хейдмерк ему теперь по праву женитьбы принадлежит, но Раумарики я ему пожаловал, я же в праве и отнять у него. Ты более, чем он этими землями править достоин, ярл Гилли Шесть Пальцев. В твоей власти теперь судить херсиров и дань собирать.
Гилли поклонился, и поблагодарил конунга за щедрость его, и поклялся ему верою и правдою служить, и о земле и о людях ее заботиться...
- А теперь давайте пировать, и скальдов послушаем... -сказал Харальд.
Вынесли слуги бочнки с пивом и медом хмельным, и кружки глиняные с чаем травяным, и лепешки на меду, только что испеченные...

Вестерготланд. Эйрик

С ужасом взирал Кари на голову дяди своего. Прочие же, кто на тинге был, не столько устрашены были, сколько хевдингов сын, но возгласов возмущенных не слышалось более. Так и задумано было – кого золотом сманить удастся, тех сманим, кого же не удастся – застращаем. Эх, знал бы хевдинг покойный, какую службу он уже после смерти своей сыну Эмунда сослужит!
- Я все сказал, - произнес Эйрик. – А что смог, то и показал вам, - он указал жестом на отрубленную голову. – Решение остается за вами.
- Ну что, мужи славные, примем ли Эйрика, конунга свеев, как властителя возможного? – с такими словами вперед выступил викинг, седой уже да с лицом, шрамами изборожденным. По тому как смотрели остальные на него, видно было, что с уважением все относятся к его мнению.
- Примем! – раздались нестройные голоса. – Котел для него вынести!
Засуетился тут народ. Вынесли котел большой, рядом с другим, уже стоящим поодаль, поставили. Седой викинг подошел к котлам, произнес:
- Пусть те, кто считает Кари, сына Родерика достойным власти в Вестерготланде, в котел. Что слева от меня, свой камешек кинут. Иные же, кто Эйрика достойнейшим полагают, путь кидают камешки в котел, что справа от меня.
Ныне же каждый ярл, хирдманн или хельд, что на тинге присутствовал, должен был выбор сделать. Разделяться начали мужи – часть к левому котлу направилась, часть – к правому. Застучали мелко первые камушки о дно котлов медное; старик же рядом по-прежнему стоял да следил за тем, чтобы кто лишнего камня не кинул.
- Погляди, Эйрик, - шепнул конунгу Вальгард, внимательно следящий за котлами, хоть и загораживали их ему викинги.- В твой-то котел больше кидают.
- Рано победу праздновать, - отозвался Эйрик. – Не все еще мнение свое выразили.
А сам же он думал: "В левый котел-то швыряют не те, что щенка этого достойным считают, а те, кто войны кровавой хочет. Чего же тут удивляться, что их в меньшинстве будет?"
Прекратился стук наконец. Каждый свой камешек бросил.
- Есть ли такие, кто не высказался еще? – на удивление громко старик вопросил. Ответом была тишина. Заглянул он в котлы тогда, изменилось лицо его. Одобрительно закивал старик, подозвал к себе двух ярлов, и те перевернули котлы.
Из правого посыпались камни так, что горка едва не до колена человеку взрослому доставала. Из левого же жалкая кучка высыпалась, такая, что и в сравнение не могла идти с первой. Потерпел Кари сокрушительное поражение, упустил Вестерготланд из рук своих.
- Думаю, и так ясно все, - объявил старец. – Отныне власть над этими землями Эйрику принадлежит, конунгу свеев!
Загудела, заревела толпа; копья затрясли высоко над головами воины Эйрика, подняли знамена. Свен Черный Молот до того горд был, что Храни, ему ненавистного, по плечу хлопнул со всей силой. Сам же Эйрик сохранял на лице невозмутимое спокойствие. Улыбкой ехидной оно сменилось лишь тогда, когда разозленный сын Родерика, плюнув на землю, скрылся в толпе.
- Пир устроим знатный сегодня, - объявил конунг соратникам своим, рядом стоящим. - Некоторое время тут проведем, а после же снова в путь я с войском отправлюсь…
- А здесь кого же оставишь? – хоть и звучал голов Вальгарда равнодушно, а все же ясно было, что вопрос этот очень его волнует.
- Храни здесь за меня останется, - усмехнулся Эйрик. – Думаю, ему власть удастся удержать.
Ничего не ответил Храни, только поклонился в пояс. Свен же глянул на него зло да рукой махнул – не станешь же с конунгом спорить.
Так и сбылись мечты Эйрика честолюбивые – Готланд теперь весь под властью его оказался.

Совместно с Тельтиаром ( ну естественно!)
Гаулар

Крепок сон был мужей уставших, и из комнат доносился добротный храп. Одному лишь Хнуве все не спалось, лишь под утро заснул он…
Вся постель избилась с под тела молодого викинга и одеяло валялось на полу. Но холода не ощущал он - он был в царстве сна. В доспехах тяжелых и ранее им не виданных сражался он на поле брани с нечистыми существами. Один против сотни, один против тысячи. А нечисть наступала и наступала – так и загинул Альвир в бою.
Мгновений сколько и тело его окровавленное на эшафоте висит, а публика молчаливая сквозь него смотрит. И понимает юноша, что он и есть публика, один из числа безликих людей. Сидит и смотрит на труп висящий, изодранный когтями и зубами. Альвир вскочил и пытался добежать до «себя», но эшафот удалялся и удалялся с беспомощно висящим телом.
Свет проскользнул в окно и беспощадно «ударил» по глазам.
Сцена исчезла, и появился снег, бесконечные просторы снега.
Альвир проснулся. Подняв постель с пола, юноша оделся и умылся. В нижней зале был шум – жена хозяина накрывала огромный стол. Она была не молода, но замечательна собой. В простом зеленом платье она словно бабочка порхала вокруг стола, изредка поправляя непослушную золотую прядь, постоянно выпадающую из аккуратной прически. Заметив спускающегося с лестницы Хнуву она опустила взгляд и, попятившись, удалилась из комнаты.
Хнува не долго думая, занял место за столом и стал дожидаться остальных. С веселым хохотом и шумом спустились с лестницы бодрые соратники его и уселись за стол. Хозяин был щедр на еду и питьё, все было по высшему разряду, да мало того что вкусно, так и вид был таков, словно блюда готовились на конунжий стол. Видать по животику хозяина он и сам был охоч до еды и такие столы ему были не в новинку.
-Благодарствую за кров и за пищу!
-Ты всегда желанный гость у меня, Кари. И сыны твои и друзья твои. Заглядывай почаще в дом мой! Жаль, что ты с сыном моим не встретился!
-Ах ты лиходей! Про сына-то ничего и не говорил! А где ж он?
-А он в дружину к ярлу поступил.
-Эк у тебя сын молодец!
Похлопав по плечу старого знакомого, Кари отправился в хлев.
День был солнечным и более теплым, нежели вчерашний. Снег не сыпал, ветер не дул. Зима словно дала себе отдых, решив не мучить в этот день людей холодом. На улице народу была уйма, все голосили и горлопанили, снег на дороге стоптался прямо до земли и уже не скрипел.
К обеду большая часть привезенного товару разошлось, чему Кари был несказанно рад, да и сам он признаться понабрал всякой всячины для дому, да для жены. Альвир же удалился от хлопот купли продажи и просто ходил среди люде думая о своем ночном кошмаре. Так в глазах и стояла злосчастная сцена, на зашарканные доски которой капала его кровь.
«Что бы это значило, что за глупая напасть! Неужели преддверье гибели моей?» Мрачные мысли терзали его, и если бы в этой толпе он не встретить Квельдульва так и пропустил бы назначенный час обеда.
-Что это с тобой? Опять чело твое мрачно, я тебя помню как веселого и жизнерадостного, а тут с вчерашней встречи нашей мрачен как перед погребеньем.
- Я о ярле думаю. И встретиться с ним не терпится и страх отчего-то.
Пожав могучими плечами старик указал на дом друга своего, где на постой они встали, и отправился обедать, зная отлично, что что там постоловаться удастся лучше, чем у иного ярла. Альвир с облегчением вздохнул и засеменил следом.
Как и договаривались, собрались в нужный час все они в трапезной.
Набив живот едой, Торольв заявил:
- Пора бы уже и ярлу показаться!
-Твоя правда сын! - Согласился Квельдульв, из-за стола вставая, да хозяев радушных благодаря. - Идем же, родичи, тинг поди в самом разгаре уже, негоже опаздывать, когда ярл речи гуторит.
К тому моменту, как Кари с родичами добрался до места проведения тинга, а было оно недалеко от селения, на большой поляне перед лесом, народу там собралось уже порядочно - все хельды да херсиры знатные, слуги ярловы, да приезжие гости. Бонды свободные и купцы, и храбрые хирдманы. Все были там, кто с сыновьями да дочерьми, кто с женами да родителями старыми. На высоком месте сидел ярл Атли, прозванный Сухопарым, стар он был уже, да тощь как жердь, но власть крепко в руках держал. А по правую руку от него сидели старцы-законоговорители, по левую же - жрецов трое что Одину, Тору и Фрейру поклонялись.

Сообщение отредактировал Каиливи - 22-04-2007, 20:48

Хедебю, Южная Дания
совместно с Тельтиаром. Продолжение
Оставшись гостем в доме грека, Оттар Рваный послал Убби и Сельви проследить за торговлей на рынке. Вернулись викинги лишь под вечер, рассказав, что торговля прошла на ура, и заморские купцы довольно быстро разобрали почти все их товары, а в особенности меха. Рассказывая, Убби недвусмысленно бренчал серебром у себя в кошеле. Херсир остался доволен прошедшим днем, ровно как и ночью, проведенной в доме миклагардского наместника, поскольку тот, желая показать свое гостеприимство, послал каждому предводителю северян по служанке, дабы те смогли скоротать время в приятном женском обществе. Стоит ли говорить, что в эту ночь предподители викингов совсем не спали.
Утром Оттар, взяв с собою Убби и Сёльви и десяток крепких дружинников, отправился на рынок, где продавали обычно невольников.
По счастью, уже вскоре они отыскали того саогознакомого смуглокожего мужичка, которого Сельви в шутку прозвал "Тролльсоном", и Оттар остановил его жестом:
- А скажи, уважаемый, где здесь могу я увидеть пленников из земель, что вендам принадлежат?
Носатый южанин вежливо поклонился.
- Я толмач, господин, и в землях здешних разбираюсь мало. Арабы мне платят за то, что я перевожу им.
- А если я заплачу тебе, скажем две монеты, ты сможешь указать мне верную дорогу?
- Дорога тут одна, а путей много. - ответил армянин, хитро прищуривись. - Я покажу вам дорогу, если получу монеты сразу.
Убби развязал кошель, протягивая серебрянные кругляшки иноземцу.
- Смотри, Тролльсон, не обмани, а то мы ж тебя живо тут отыщем.
- Я честный армянин, и род мой честный, и я служу честно - ответил он с гордостью. - Еслши я кого-то обмануть, я больше не получать монеты. Моя репутация мне дороже...
- Веди тогда, честный человек.
И они последовали за ним через рынок.
Весь город был одним большим рынком. Каждый дом был складом, и на каждом пороге был прилавок. Толмач ловко расталкивал толпу праздношатающихся, выкрикивая чтобы пропустили важных господ, и люди невольно освобождали дорогу. Наконец они ошли до площади. гдепродавали невольников. Еще издали они увидели ряды клеток с железными решетками.
- Неужели такие дикие и свирепые, что их в клетках держат, эти венды? - удивился Оттар. Сам-то он своих пленников лишь в цепях привел.
- Там не только венды... -сказал толмач. - Тут со всего моря собрали. Многих во время их набегов захватили и сюда привезли. Вот эти вот - эсты, эти - пруссы. Все они свирепые и дикие... говорят они разрезают тело убитого врага, и едят его сердце или печень... Впрочем и ваши берсерки так поступают, как говорят...
- Это редко, - покачал головой Рваный. - А вот пруссы действительно выглядят зверьми в человеческом обличии.
К ним подбежал один из торговцев.
- Чего желать добрые люди? Хотеть купить невольники? - спросил он, заискивающе гляда на Оттара, сразу распознав в нем старшего.
- Еще как хотеть, - с усмешкой передразнил его Убби, да тут же замолчал под суровым взглядом Рваного.
- Купцы достопочтимые, слыхал я, что венды - воины хорошие и работники сильные.
- Есть тут. -оживился торговец. - Сколько вам надо? И много готовы дать?
- По пятнадцати монет за каждого варвара.
Лицо купца удивленно вытянулось, а его темные глаза хищно заблестели.
- Тут не все продавать так дешево - сказал он. - Каждый раб - своя цена.
- Тогда показывай товар, поглядим кто чего стоит.
Торговец подошел к одной из клеток, но тут подбежали еще четыре торговца, видимо его конкуренты, и загалдели, распихивая друг друга локтями, наперебой перекрикивая дург друг на ломаном датском наречии.
- Чего это они? - Спросил у толмача Оттар.
Толмач рассмеялся
- Они увидели что ы денег можете много дать, это они всегда так - дерутся за тех, кто товар купит.
- Скажи им, что вендов я куплю у них всех, а вот других рабов пусть даже не предлагают.
- Они сразу вам скажут что те рабы все венды. - сказал толмач. - Они лгуны и верить им нельзя ни на грош.
- А ты сможешь сам указать кто венд, а кто нет?
Толмач покачал головой.
- Я могу только спросить каждого из них по-вендски и послушать кто что мне скажет в ответ. Думаю что эти проходимцы по вендски не разумеют
- Поспрашивай, - улыбнулся Оттар. - И насчет награды не бойся - монет щедро отсыплю.
Толмач подошел к первой клетке и крикнул коороткую фразу на незнакомом языке. Несоклько человек сразу же оживились, и кое-кто из них что-то ответил.
- тот,тот, тот, и тот - толмач показал на нескольких человек - мы их берем.
- Эй, купцы почтенные, выводите невольников из клетей, осмотреть хочу, - бросил Оттар.
Купцы перестали ругатьс яи толкаться, и вмиг замолкли.
- Если их выпустить они сбежать. -ответил один из торговев. - Без надсмоторщик они убежать так могут
- Со мной десять крепкий воинов, - отрезал херсир. - Или ты почтенный думаешь, что ослабшие рабы смогут от них убежать?
- Эти рабы убить три мои надсмоторщики -пожаловался один из торговцев. - На них быть цепи, они сломать шеи и разбить головы...они сильные
- Значит тебе стоило нанять более умелых надсмотрщиков. Выводи их по одному - не могу же я товар покупать не глядючи.
Торговцы, видимо усопокились, сразу смекнув что в этот раз перепадет каждому из них, кликнули надсмоторщиков, те начали выводить пленников по одному и показывать их норманнам.
- Так, - Оттар лично осматривал каждого, щупал литые мышцы, проверял зубы. - Этого, вот этого, и еще этого. А этот мне слишком хилым показался. Вы его что, не кормили?
Торговцы снова загалдели, размахивая кулаками, тут же начав друг друга обвинять
- Ну хватит! Ведите следующих!
Торговцы снова утихли. Толмач справлялся со своим заданием отменно. Он мигом отсеялвендов от эстов и прочих диких народностей, впрочем те реагировали на отклики как-то медленно, или не реагировали вовсе.
В итоге Оттар отобрал пятнадцать крепких мужчин, восемь женщин покраше (если можно было так сказать о немытых и нечесанных рабынях в рваном тряпье), да за бесценок взял увечного юношу, который по словам толмача был толи племянником, толи внуком вендскому конунгу. Торговцы видимо об этом, на счастье Оттара не знали.
- Мало мы взяли - сказал Сёльви, качая головой. - Может еще и этих взять на весла?
- Что мне для дела конунгова надобно - я взял, а дальше - воля ваша, берите кто по нраву придеться, - дозволил Оттар. - Да на свое серебро, а не конунгово.
- Я бы этих не брал - вмешался Убби. - эсты языка нашего не знают, а если кто-тознает, то подчиняться нам не станут.
- То верно говоришь, если рабов брать - так покорных надобно и понятливых.
- А рабы рабами и будут. Толку с таких если на нас пираты нападут? - произнес Сёльви. - Брать надо бы таких , кто и с веслом в рука биться сможет
- Может свеев возьмем? - Спросил Убби. - Они нам ближе других будут, да и воины славные.
- Берите хоть свеев... - ответил Оттар с раздражением. - Только найдите их тут для начала... Эйрик конунг мало кого из врагов своих в живых оставляет...
- Так оно и понятно, - произнес Сельви. - Его род же беззаконно Уппсалой правит! Вот и боиться он, что как некогда его пращур, кто-нибудь власть захватит
До вечера Убби и Сельви ходили по рынку в сопровождении горбоносого толмача, да подыскивали рабов покрепче, выкупая их у владельцев. Наконец, когда солнце уже стало клониться к закату, молодой хельд пересчитал свои приобретения, поняв, что за ними уже тянеться вереница в более чем сорок человек, и приказал возвращаться к кораблям. Сельви же, тем временем радовался пуще товарища, ведь ему удалось, помимо прочего купить еще и ясноокую да русоволосую невольницу из славянских земель...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 23-04-2007, 8:29

Транделаг. Послы Грютинга и войны Хакона.
Совместно DL & avarach

Змеиным следом путь стелился перед жрецом Фрейваром и воями, что с собою ему как стражу почетную Грютинг выдал. Путь хоть и не долгий, но не обещал легко сложиться непривычному к длительным и спешным поездкам верхом жрецу, а тут еще коням нелегко приходилось по землям заснеженным путь прокладывать. Хорошо воям на лыжах хаживать, в объятья пелены снежной не проваливаясь, тут же борьба с суровая идет с милостью богов на зиму данной. Однако же не долго продлился поход Фрейваров, углядел хельд Исхер, что впереди посольства Грютингова ехал, признаки войска большого движения –воронья стаи добычи легкой ищущих, . Остановился он пред жрецом, упал наземь и, снег в сторону сгребши, стал землю слушать, ровным гулом летела весть о врага близости.
– Не оставил нас Один, послал он нам весть вовремя, о враге нашем лютом предупредил нас. Не сидится ему в стенах града своего, высылает он на нас силы тяжкие. Нужно конунгу весть о том послать, чтоб готовился, ибо нас назад могут и не выпустить. – встал перед Фрейваром снег с волос отряхивая хельд.
– Не посмеет Хакон богов служителю вред причинить, – гордо жрец отвечал Исхеру.
– Вред они нам не причинят, а вот от себя не выпустят, весть владетелю нашему подать не дадут, чтоб к битве тяжелой готовился. Сейчас нужно одного из наших послать, пусть о том конунг знает.
– Хорошо, сам из своих людей выбери, кто посмышленей, и порасторопней будет, пусть назад поспешает. Ну а мы, как и задумано вперед выступим, разговором движение Хакона замедлить попробуем, да посмотрим на дружину его в близости, многих ли собрал, да кого.
– Так и сделаем, – согласился хельд со словами жреца, – разговор с Хаконом уж тебе вести поручил конунг, ну а я в воям буду присматриваться.
Подозвал Исхер одного их своих ростом небольшого, да проворного:
– Поспешай назад к конунгу, славный вой по следам нашим. Передай ему, что не дремлет ворог и вновь дружину супротив нас выставил, пусть готовит Грютинг встречу теплую, да объятья им крепкие, чтоб запомнили они, как врагов мы встречаем. Пусть мечи вострят молодцы.
– Пусть душа твоя будет в спокойствии, вовремя о напасти конунг от меня узнает, ни себя ни коня своего не пожалею, чтоб быстрее к своим добратся.
– Ну ступай., да пребудет с тобой сила Тора. – на прощанье воя хельд своего напутствовал.
Кивнул дружинник в ответ, да погнал коня назад своего. Проводил гонца, удалявшегося взглядом Фрейвар, да остальных воев поторопил:
– Нечего здесь стоять аки столбы, скоро Харальда люди покажутся, дозоры он наверняка вперед выслал, он вой опытный, не то, что щенки, которых мы раньше встретили. Боле можно не торопиться, пусть на нас дозоры любуются, нечего им нам за спину оглядываться.
И уже не спешным шагом двинул Фрейвар своего коня, а за ним и дружинники.
Волею северных богов, первым отряд походящий заметил востроглазый малец, за отцом увязавшися. Юному викингу уж не терпелось войти в возраст да славу в походах искать, вражьими шлемами доблесть измеряя. Видел он себя в мечтах бородатым дружинником от конунга по левую руку... но пока - лишь смотрел на отца да воев ег окружавших. Может, потому и вниманье на пришлых легко обратил, что делом не занимался. - Батюшка, - дернул юнец за рукав своего родителя. - глянь, там мужи чужие пожаловали. Да с вороном чьим-то, кажись. Муж пригляделся - и сына по светлым вихрам потрепал. - Молодец! хорошим викингом будешь. Может, тебя в походе и ладьи чужие поставят высматривать. А сам отправился на поиски старшего. Так что посла встретил все тот же Бьярни с небольшим числом дружинников конунга Хакона.
– Приветствую вас на земле Транделага! Скажите, вои, чьи будите, да от какого конунга ворон к нам прилетел?
–И тебя я приветствую славный вой. Я жрец богов наших славных своими деяниями, а иду со свитой посольством от властителя Оркдаля к вашему конунгу, с вестями важными. Проводи нас муж своими деяниями доблестный иль дай кого в провожатые, чтоб не плутали почем зря по землям вашим и дела свои справили с достоинством. – ответствовал вопрошающему их вою Фрейвар.
- Я сам вас провожу, - ответствовал на то Бьярни. - А ты, Сван, - обратился он к юнцу, что от него справа стоял, - возьми у гридней коня да скачи-ка к властителю. Пусть во Хладире готовяться гонцов Грютинга привечать.
И поворотившись, к усадьбе пошел, да чуть ли не шагом. Хоть и напоминал ярл видом медведя, да ум имел гибкий, под стать росомахе. Понимал он, что Хакону время на мысли потребно. Вот и не торопился.

Хладир. Хакон и послы.

Меж тем весть о посольстве мигом до самого Хладира донеслась. Не зря говаривали старые скальды: быстрее ветра только слова с языков болтливых разлетаются. Многие гадали, что Грютингу ныне понадобилось. Уж каких только версий не сказывали! Сам конунг гонца выслушал молча да велел ворона к себе в покои позвать, да Гротгарда с Херлаугом кликнуть.
Многим решение то не по нраву пришлось: ярлы, приезжавшие на совет, еще усадьбы не покидали. и говорили они меж собой, что все вести от врага, с которым они биться сбираются и для их ушей – тоже. однако же прямо перечить Хакону не решались – и так на совете волю себе лишнюю взяли. Теперь, время спустя, некоторые ярлы то поняли. Тогда, в угаре, многие просто последовали порыву – и после одумалась, да устыдились. Кровь воинская быстро закипает, однако же, не дело мужам, уж женатых внуков имеющим, как мальчишкам вестись на подначки. Прибытие гонцов встряхнуло Хладир во второй раз.
Окруженные многолюдством следовали Грютинговы гонцы по вотчине Хакона, поглазеть на них явились и стар и млад, и хирдманы шрамами посеченные и бонды в этом году за копье только взявшиеся, усы и бороды еще не отпустившие. С достоинством шествовал меж рядами собравшихся Фрейвайр жрец, не к лицу ему как холопу какому перед другими достоинство свое ронять, перед врагом его особенно с тщанием блюсти надобно. Пусть глядят на его спокойствие, пусть почуют силу за Грютингом стоящую, чтоб сердца их в трепете зашлись еще до битвы злой. О том, что Хакон по слову Грютинга согласится поступиться титулом конунга и пойдет служить оркдальскому властителю, Фрейвайр даже не думал, не отпели свою песнь мечи и секиры в этой войне, слишком мало еще их преимущество. А значит, и думать надо не о том, как речи перед Хаконом держать, а ярлов строптивых выглядывать, кто за вольности посуленные хозяина в момент нужный не поддержат. Дружинники, за жрецом следующие, под стать ему шествовали гордо и с вызовом оглядывая собравшихся, щедро даря насмешливые улыбки вооруженным смердам, на хридманов же взгляды внимательные. Уверены они в стенах своих стоят, да что с уверенностью их в поле чистом станет?! Крепко ли встанут вои Хакона или жизни свои сберегать станут под ударами железа оркдальцев?! Все нужно высмотреть, от того их удача воинская в бою зависит, врага своего знающий пол битвы уже выиграл.
Ближе к усадьбе Хакона посольству стали попадаться и личной дружины конунга хладирского вои в железо по глаза закованные, знатные бойцы, да вот на границе попались в ловушку оркдальцев они тоже знатно. Водителя у них хорошего не было, иначе солоно бы пришлось Торстейну, костей не собрал бы до прихода Грютинга. Сумеет ли он теперь обмануть самого Хакона, тот волк матерый, не даром зубы его стерты, о врагов своих их постачивал, сыновей всех потерял, сам же в силе остался. Опасен такой зверь, да милость богов все переломит, не оставят они детей своих, приведут к победе, что скальды в песнях своих воспоют.
Бьярни остановился перед воротами конунжьего дома, и увидал юного Хакона, ждущего на крыльце.
- Да пребудет с тобой милость Тора, ярл Бьярни, - поздоровался юноша с предводителем. - Конунг велел воев грютинговых в доме отдельном поселить, да едой и питьем не обидеть с дороги.
То был широкий жест со стороны конунга: посланнику нельзя было вредить, но кормить его под своим кровом властитель был не обязан. Тем паче, это же относилось и к сопровождающим ворона воям. Уже то, что посланец пришел не один многими могло быть превратно толковано, будто правитель оркдальский силушку демонстрирует. Однако, судя по всему, Хакон с выводами не торопился. Похоже, выдержки-то у старца хватало.
- А тебя, ворон, конунг с ближними родичами уже в горнице ждет. Ему там и молвишь, что именно Грютинг твоими устами говаривает.
С коня жрец важно сошествовал, да ступил на крыльцо резное со словом вежливым:
– Благодарствуем хозяину вашему за радушие к нам проявленное, гостей привечаете по обычаю предков вы наших, не оглядываясь на ссоры властителей.
Оглянулся на воев с ним прибывших Фрейвайр:
– Пока я посольство справляю, отдыхать можете, дожидайтесь меня, дело конунга нашего исполнить требуется.
И бросил на Исхера взгляд значительный, то без слов было сказано: «Разделяют нас, но дело должно быть сделано, как возможность будет, силы Хакона, крепость стен его оценить не забудьте».
В тон ему отвечал хельд грютингов:
– Не беспокойся о нас богов наших вестник, не уроним мы чести воинской, не краснеть нам перед конунгом, свершай свое дело как надобно.
Как взошел на крыльцо Фрейвар обратился к младому он Хакону:
– Извини старика за неспешность, годы мои уж не молодые, путь-дорога меня притомила, не смогу я резвым шагом, легкой поступью я до конунга дойти вашего. А пока мы идем, дозволь узнать имя водителя моего, отрок, кто отец твой?
- Роду я низкого, ворон знатного конунга, - вывернулся Хакон из темы скользкой. - А здесь потому, что конунгу нашему все по способностям служат. Призвал - я пришел, и рад угодить ему хоть словом, хоть делом. Звать же меня, как и нашего владыку, одним именем. И мыслю, что то, честь небывалая, ибо не знаю я в лета свои мужа достойнее, чтоб меч ему предложить.
Невзирая на молодость, Хакон млад хитростью, видать, пошел в старшего.
"Если ворон что худое умыслил - он и меня на сторону к Грютингу склонять будет. Хвалить конунга своего мужу любому положено, однако слова иные - что петля хитрая из силка: чем больше зверь дергает, тем полонит надежнее"
Видимо, и впрямь отцом его конунг был - слишком уж норовом Хакон молодший на старого похож уродился. Даром, что лики разные боги послали.
«С конунгом хладирским имя одно носит?! Слышал, слышал я от ярлов полоненных о том, что привечает старик Хакон щенка одного, отродье турсово, рабыни сына, да как будто сына в нем признавая. Видать не зря молва про то пошла, не имея наследника, привечает старик выползка этого, совсем духом ослаб он, то дочь свою как купец предлагает, то ублюдка привечает. Что ж, на том можно и с ярлами поговорить, не захотят они за безродным, право на владение собой признать, как есть не захотят, будь он и правда семени конунга» – пронеслось в голове Фрейвара.
– Достоин и славен ваш конунг, сомнений в том нет, и должно тебе славу и милость его восхвалять. Да близок срок его, скоро ему уже ответ перед богами держать, и нет у него сына, чтоб дело отца продолжить мог бы, ему зять нужен кровей знатных, чтоб под крепкой рукою не пустить жизни его труды. А властитель ваш, о том не заботясь, соседей своих, друзей старых оскорблениям предает, дочери своей рукой разбрасывается – тому предлагает, кто и брать не стремился. Мир и дружбу старую забвенью преданы, потому и пришли мы к вам как недруги, конунг наш
«Коль верны мысли мои, то дойдут слова до конунга старого, пусть считает, что гнев и злость обиды полученной глаза Грютингу застят» – думал старый жрец.
За сими словами и помыслами дошли они и до залы, где конунг хладирский дожидал вестника оркдальского, со скрипом отворялись двери дубовые, пропуская пред очи конунга Фрейвара.

Сообщение отредактировал avarach - 26-04-2007, 11:13

Мер. Дом Сельви

Cельви лежал на кровати, больше похожей на койку застеленную медвежьей шкурой… Еще вчера Неккви объявил тинг… А теперь, Сельви снова впал в горькую думу… Он отлично знал, что Мер – место большой интрижной паутины, хотя на Севере – нет места интригам… Поэтому, он твердо уверился – на этом тинге – все изменится. Он докажет власть деда, во чтобы это не стало… Разрушитель, окрещенный так любимым дедом, встал с кровати и снова пошел вперед по коридору… Он вышел из дома, оставив калитку открытой… Утренний ветер бил ему в лицо… Он еще не знал… Он еще ничего не знал о том, что вскоре произойдет…


Грик… Воин, приходившийся Сельви двоюродным братом, вместе с тройкой траллов рубил дрова… Он считал вполне нормальным явлением, когда хозяин помогает рабам.
Юный Разрушитель нашел его по звукам срубленного дерева, впрочем, лес был рядом, что не создало особых проблем Сельви в поисках брата.

-Грик!
-Иди, помоги, парни уже совсем устали! - проявления доброты к рабам… Да, именно таким был Грик… Милосердным… Но, он еще не знал, что ему дадут такое прозвище. Да и вообще – не думал, что Свирепая Гадюка бывает Милосердной…
-С удовольствием! – и Разрушители бывают Благородными…
Рубил Сельви со свойственным одному ему яростным отношением к делу, начал рубить настолько сильно, что однажды – чуть не срубил дерево на одного из тралов, рубящих дерево по соседству…

“Что ж, зарядку сделал…” – отметил юный викинг и засунул топор за пояс.

На его счету – четвертое дерево…

-Все, молодец… - Грик похлопал младшего брата по плечу. – Сельви… Вот ты, как мой младший брат, и как будущий властитель Мера… Да, будешь властвовать, не бойся, я за тебя один раз умру, вообщем, будь другом, отмени рабство, а?
-Да ты что, сдурел?
-Нет… Траллы – они ж… воины! Великие воины! Они за то чтобы выйти из рабства, готовы даже умереть! Представляешь, умереть!
-Но они так и останутся рабами, Грик, так им предназначено самим Одином!
-Да, ты прав… Но мне очень горько от того, что ты – прав…

Братья не спеша, выступили к брегу Мерскому и оглядели море, леса, все вокруг… Уже темнело… Братья разговорились. Между ними произошел вот такой вот разговор:

-Слушай, Сельви тинг же скоро будет?
-Да.
-Значит, готовься…
-К чему?
-В Мере множество недовольных дедом… Они еще не знают про оркнейцев…
-Да, значит, не знают про меня…
-Да… И еще… Я недавно говорил с Хунтьовом… Знаешь, так и хотелось ему башку отрубить и чтоб волки всю кровь его вылакали… Представь, он послал своего гонца к каким – то из наших союзников и передал им, чтоб они предали Мер… То есть – на тинге они выразят свое недовольство и откажутся подчиняться приказам деда! Конечно, дед не согласится… И тогда, по нашим древним законам – от каждой стороны выйдет молодой боец с кровью вождя племени… И знаешь что задумал твой отец?
-Что же?
-Он выставит на бой тебя…
-А, ну это ясно…
-Страшные вы люди…
-Ты тоже Грик, ты тоже наша кровь…
-И что, ты пойдешь на бой?
-Конечно… - усмехнулся Сельви, хоть и понимал, что сейчас уже ему не до смеха…
-Ты отважен и глуп, Разрушитель… Позволь я выступлю за тебя?
-Нет, братишка, не позволю… - юный викинг покачал головой. – Никак нельзя… Я должен доказать своему отцу, что он напрасно показывает клыки… Медведь сильнее волка…
-Но волк – хитрее…
-А медведь – умнее.
-Не уверен.
-Не веришь – поверишь.
-Ладно, пошли домой, а то волков уже слышно…

И вправду – вдали послышался волчий вой на луну…
Как грустная песня вой летел туда, к ночному небу, подгоняемый сильным холодным северным ветром, и был он слышен и братьям, и Неккви.

Старый конунг медленно ерзал на троне… Грядут перемены…
Он встал, взглянул на луну и в такт вою тихо запел:

Ооой… Чтоооо за вееетеер…
Чтооо за буууууря…
Чтооо нас всех ждет впереди?
Ооой… Чтоооо нас ждет… Впередииииии!

Тем временем, Хунтьов, ублажаемый разными девахами, в горячем уме пытался просчитать дальнейшие действия… Он не доверял Грику, но союзники здесь – нужны…
И плата Грику была неплохой… Только одна проблема – братские чувства…

Да… Не знал тогда еще Хунтьов, что Грик Свирепая Гадюка больше всего ценил братство, а деньги – презирал… Не знал… Зато знал Сельви, и от этого у него было тепло на душе…


Через некоторое время… Тинг…

Многий разный могучий люд приехал со всех краев Мерских земель…
Одним из самых необходимых союзников был клан Седых Мечей, в котором собрались многие самые свирепые берсерки. Среди них был один полукровка – кельт… Карр Сизый – был сыном знаменитого викинга - карлика и кельтской девушки, добытой в бою…
Парень статный – в мать… Высокий, мускулистый… Одно из нововведений в клане – отсутствие всякой одежды до пояса – ибо, как справедливо замечают берсерки – они часто мешают в бою…
Также приехал клан Черных Волков. Они – то и совершили роковую ошибку и связались с Хунтьовом… О них Сельви знал все. Это давние друзья Мера, они жили на крайнем севере Мера и славились своей недюжинной выносливостью. Разрушитель даже знал, кого именно выставят на бой против него, что уже – половина победы. Он был готов к этому бою… И вот… Под восторженные возгласы народа вышел Неккви и начал оглашать новый указ.

-Великий Мерский люд! Вы наверное уже знаете, что грядут новые времена, и что нам с ними не смириться… У нас есть враг… Он уже называется правителем наших земель, но им не является… Это юнец Харальд… Мои разведчики донесли, что эта рохля хочет завоевать все Норвежские земли… А из – за кого? Из – за какой – то грудастой девки! И что, примем мы такого конунга?
-Нет! – хором заорали викинги.
-А что сделаем?

Здесь народ отказался проявлять единство и начались великие споры… Кто – то предлагал немедленно атаковать, чтобы повергнуть врага в шок и разрушить его с самого начала, кто – то говорил об обороне, кто – то предложил сдаться… Впрочем, его уже не стало, поэтому не будем заострять на нем внимания…

И тут, внезапно вышел Сельви.

-Мерейцы! Братья мои, кровь моя! Нельзя нам сидеть, но нельзя и идти на врага, не подготовившись!
Викинги начали согласно кивать.
-Кто пойдет с нами в огонь, в воду… Кто не предаст нас даже в самой смертной рубке?!
-МЫ!!! – заорала почти вся толпа, и лишь некоторые молчали.
-Кто обречен на славу, кто войдет в Валгаллу?
-МЫ!!!
-Кто будет биться насмерть – за родных, за братьев, за своих детей?
-МЫ!!!

И тут…

-Что вы слушаете этого щенка? – внезапно прохрипел Харек Белый. – Он же ничего о войне не знает! Выслушайте меня! Мы должны атаковать сейчас, и вы, мои дорогие братья, должны идти только за мной! Юнца с его старым хрычом мы размажем!

Толпа, явно разделяемая надвое – решила соединиться снова и снова начались споры.

И снова…

-Ты оскорбил меня, Харек. За это – по древним законам, я должен объявить вам бой, по старым обрядам…
-Ладно, старик, ты же знаешь, что по законам, противники могут выбирать воинов врага. От имени моего клана, я вызываю на бой твоего внука – Сельви!

Внезапно выступил Хунтьов…

-А я от своего клана вызываю на бой твоего сына, Скирата!
-Да будет так!

Скират Черный был страшным человеком… Говорили, что в бою он как палач… Топор в его руках превращается в ураган, сметающий все на пути…

Скират и Сельви вышли на арену…

По древним законам – воины должны были биться на топорах… И вот… Острые взгляды… Сельви подошел чуть ближе… Что было у него в голове, в этот момент – неизвестно… Скират замахнулся слишком высоко… Сельви решил быстро рубануть противника сбоку, но, каким – то чудом Скират отбил удар Разрушителя, и направил свой, более мощный – снизу вверх. Разрушитель отпрянул, с яростным кличем, с развороту попытался он разрубить противника надвое. Что ж… Бой был слишком быстрый.
Никто так и не понял, что же именно произошло. Скират внезапно остановился, вздохнул… И сполз вниз… Ноги замерли на мести, а затем упали прямо противоположно остальному телу Скирата… Сельви немного постоял и отошел от трупа. Что ж, слухи иногда врут… Он упал в обморок…

Сарасберг
Кюна Рагхильда, Асгаут-ярл, Гиллеад и проч.
Пост писали: Мориан, Темная Госпожа, Хеллиш Кэт и Тельтиар


К ночи ближе возвернулась кюна Рагхильда, воды испила поднесенной да спросила, не случалось ли чего, покуда ее не было. Отвечали служанки, что пришла Гиллеад, Харека супруга, пристанища просила. Повелела тогда Рагхильда гостью позвать.
Разбудила Гиллеад служанка, сообщила о возвращении кюны да просила собираться, рассказ о прошедшем вести да ответ перед хозяйкой держать. Быстро дева собралась, в порядок себя привела, за ней вослед отправляясь.
- Садись, Гиллеад, - властная кюна молвила. - Угощением моим не побрезгуй да расскажи, что ночью прошлой было.
Умолчала пока Рагхильда, что о событиях ночи той уже по всей округе люди судачат, да все новыми подробностями жреца жизнь личная обрастает.
- Благодарствую, кюна, за угощение, - присела за стол Гиллеад, - Да сама не всё знаю я, что ночью было, поведать не обо всём смогу. Пришёл за мной по харальдову приказу Торлейв-жрец, в дом к себе увёл, за провинности Харека у себя оставив. Да не только приказу он следовал. Хотел меня на ложе своём безуспешно видеть. Долго с собой трапезничал звал, да уговорить не смог. Подослал он тогда старуху свою, в доме прислуживающую. Но не с благими помыслами угощенье мне послал, зельем гостью опоил. Помню лишь, как сморило меня от подношенья старушечьего. Неведомо мне, что дальше творилось. Только пробудилась я на ложе жрецовом, - с трепетом окончила повествование своё дева, на кюну глядя, да слов её ответных ожидая. – Не встречался мне жрец боле. Лишь письмо от Харека у него нашла я, да с собой взяла, - отвернулась Гиллеад, аккуратно письмо достав да перед собой положив.
- Все как сын мой говорил, - произнесла кюна задумавшись. - Что же, не опасайся жреца боле, под моей ты защитой теперь...
Не удалось Рагхильде фразу закончить, в дверь стук настойчивый раздался. Отворила служанка - да назад подалась, точно призрак увидала. Вошел, на трость припадая бледный, точно смерть сама, Торлейв жрец, а следом за ним Асгаут-ярл и отрока два.
Благодарно дева на кюну глянула, обретая защиту в её лице. Но жреца входящего увидев, не смогла с собой совладать. Отхлынула кровь от лица её, побледнеть заставив, но обратно прилила быстро, щёки полыхающими оставляя. Засмотрелась на жреца она ненавистного
- Доброго здравия тебе, кюна Рагхильда, - Асгаут-ярл поклонился.
Поклонились и Халльвард с Сигтрюггом в ноги кюне, матери конунга. Слыхали они многое про Рагхильду, в том числе и то, что провидицей эта женщина была. Видели же они кюну впервые, потому смотрели оба на нее, глаз не отрывая. Один лишь жрец едва голову склонил, да взглядом злым по лицу ирландки скользнул.
- И вы, воины славные, здравы будьте, - Рагхильда им отвечала. - Добро, что преступника подлого сами ко мне привели, не пришлось людей за ним посылать.
Вздрогнул Торлейв чуть заметно, да вида не показал, что боится.
- Где ж ты преступника узрела, славная госпожа? - Асгаут слово взял. - Коли сама с ведьмой ирландской трапезу делишь да слова ее лживые слушаешь.
Халльварду вдруг на секунду показалось, что права Рагхильда, а не Торлейв - настолько весомо звучали слова ее, словно удары кузнечного молота по наковальне. Всезнающей выглядела Рагхильда...но тут же отогнал от себя Халльвард эти мысли. Не могли ему жрец с ярлом неправду сказать, он ведь тоже слуга конунжий, как и они. А может, слишком высокого он о себе мнения, что позволяет себе вставать на одну ступень с людьми этими знатными?
Младший же, Сигтрюгг, прислушивался к беседе внимательно. Разговор свой с Асгаутом Халльвард ему передавал, но Сигтрюгг свое мнение держал при себе. Не доверял он Торлейву, помнил, как тот заставил Халльварда человека убить, чуть самого мальчишку жизни не лишив.
- Как смеешь ты, Асгаут, меня в обмане и измене собственному сыну обвинять? Что говоришь ты такое про женщину, которая гостьей пришла ко мне в дом и под моей крышей как за щитом находится? - Грозно кюна спросила. Холоден был ее голос, как зимняя ночь, и тверд, как секиры лезвие.
- Да разве ж не она жреца опоила, а после на одно ложе с ним легла, - ярл молвил. – Посмотри, кюна справедливая, что сын твой со жрецом учинил, по навету ее подлому!
Тяжко закашлял жрец, едва ли не в половину согнувшись. Капли кровавые на пол дубовый упали.
Халльвард не удержался и вздрогнул.
Что же, дивиться жестокости Харальда? Гораздо добрее конунг ему представлялся.
Быстро справилась Гиллеад с эмоциями первыми, молча слушая беседу, не выказывая волнения своего присутствующим. Лишь короткого холодного взгляда удостоились гости, будто и не было их вовсе. Да глубоко задели деву слова ярла.
-Уж не в том ты меня обвинить хочешь, Асгаут, что мужу любимому изменила, грех смертный на себя взяв и на жреца старого засмотревшись?
- Другое слышала я от Гиллеад, да иное о сыне своем знаю, - Рагхильда молвила. - Сам ты, Торлейв, почему молчишь, почему взгляд потупил? Али сказать тебе нечего ?
Тяжел взгляд кюны грозной. Вернее молота зашибить неугодного может. Даже Асгаут отпрянул. Слыхал он, что в годы былые жрец полюбовником вдовой кюны был - так понятен гнев женщины властной, раз уж, ею возвышенный, Торлейв ей другую предпочел, позабыв, кому обязан он своим возвышением. Ох, не обелиться теперь жрецу, даже если и вины на нем нет. Да только сам Торлейв пока надежды не терял. Голову поднял, бороду окровавленную утирая:
- Все ярл Асгаут сказал, как по правде было, - прохрипел. Тяжко слова асов служителю давались. - Что же ты, Рагхильда, поверишь наветам девки ирландской, а моему слову жреческому - нет?
"Не поверит", промелькнуло в сознании Халльварда." Вон как глядит на Торлейва, точно душу его наизнанку вывернуть хочет. Видно, зла за что-то...Или жрец всех обмануть сумел?"
Плохо то, что не было Халльварда да Сигтрюгга при тех событиях, о которых ныне речь шла, в отъезде браться находились. А иначе нашли бы, подыскали слова верные, чтобы неправого обличить. Так же только слушать приходилось да думать, чья правда. Но верили оба брата Асгауту, считали, что уж он-то ошибаться не может.
- Мало веры человеку тому, что в рубахе одной по селению бегает, хозяйством своим чесной народ пугая, - зло усмехнулась Рагхильда. - Али не ты, Торлейв женщинам бесплодие предрекал, а мужам славным - немощь телесную, да все кары призывал на головы верных сыну моему людей?
- Да разве ж это верные люди?! - Повысил голос Асгаут. - Коли они над болью жреца своего потешались, да его замерзшего на порог не пускали!
- Молчи, Асгаут ярл, не с тебя спрос ныне, - хлыстом ледяным слова Рагхильды ударили, передернулся аж храбрый ярл, да замолчал, не смея правительнице перечить. - Ты мне, Торлейв ответь, зачем слово, конунгу данное нарушил? Да Харека Волка верного оболгал?
- Да разве ж ложь то была, что он конунга нашего ослушался и дерзил более, чем то дозволено может быть? - Тряслась от негодования борода жреца верховного. Казалось готов он руками своими Гиллеад задушить или взглядом одним в пепел обратить.
Поймала на себе тяжёлый взгляд жреца Гиллеад, уголками губ ему улыбнувшись. Вот и начинает его подлость против него же оборачиваться. Одно лишь деву смутило, что похождения жреца ночные всенародным достоянием стали, имя её запятнав.
Переглянулись братья; во взгляде Сигтрюгга даже искорки веселья промелькнули - да, многое пропустили они! Впрочем, на самом-то деле не до веселья уже было.
- А это чем объяснишь? - Показала кюна кожу воловью, что на столе ее лежала. - Узнаешь ли ты руку Харека, что руны сии выводила? Так я узнаю. Славная грамота, да только печать срезана - отвечай мне, Торлейв, чего ради ты послание подложное конунгу показал? Желал Харека оболгать, чтобы супругу его верную заполучить?!
Искоса глянув на Рагхильду - хорошо, что Торлейвом занята она сейчас, не обратит на них внимания, - Сигтрюгг брату старшему шепнул как можно тише, чтобы не заметили остальные:
- Помнишь, как Асгаута мы в кузнице нашли? Такой же кусок кожи у него был, только он его за спину спрятал, как вошли мы.
- На нем еще печать была, - кивнул Халльвард и тут же закашлялся для верности, чтобы заметны были не слова, коими братья обменивались, а кашель громкий.
Поворотился к братьям Асгаут, взглянул укоризненно - мол, не след сейчас меж собой говорить, в момент такой, а они еще и над жрецом больным издеваются, кашель его копируя.
- В жизни своей не запятнал бы я чести написанием рун ложных! - Воскликнул жрец. - Откуда взялась тряпка эта? Все наветы...
- Довольно ложь извергать из уст змеиных, Торлейв, - остановила его властная владычица. - Все мне уже и без слов дальнейших ясно. Харальда благодари в молитвах своих, что он казнить тебя не велел за злодеяния твои, ибо будь моя воля - достался бы ты сам Одину, как других воев ему ранее отдавал! А так, по приказу конунга, следует тебе вон уйти из Сарасберга, да в Агдир вернуться, и там в капище старом богам служить до скончания дней твоих. Слышишь, Торлейв? Так и будет, и никак иначе. Не проведешь больше никого, можешь верить Вещей Деве!
Вздрогнул жрец, прошептал слова злые чуть слышно, да затем выпрямился во весь рост, хоть и тяжко ему это далось, и произнес во весь голос:
- Так меня значит благодарит конунг за советы мои мудрые? Так награждает он меня за то, что у бабки его, Ассы коварной, власть из рук вырвал! Коли такова благодарность Харальда за службу верную, жаль мне тех, кто сейчас ему служит, как я пять лет долгих!
Поворотился жрец, да желчь еще не всю повыпустил, уже не оборачиваясь проскрежетал:
- И ты кюна славно меня отблагодарила за то, что мужа погибшего тебе столько лет заменял!
"Ай да история!" - сокрушенно подумал Халльвард, "И в стане Харальда, выходит, не все ладно. А что же с Торлейвом будет теперь? Неужто и вправду в Агдир его отправят?"
Если бы мог Сигтрюгг мысли брата своего читать, ответил бы он ему, что на капище и место жрецу. Но о помыслах Халльварда он мог только догадываться. Огляделся меньшой брат: оконченным ли разговор считается или будет еще кюне, что сказать? "Уж всяко будет, особенно если она слова последние его услыхала!"
Да только смолчала кюна, взглядом презрительным жреца на прощание одарив, и Асгауту приказание свое сказала:
- Иди ярл, да проследи, чтобы к утру и духа его в Сарасберге не было.
Склонился ярл, понял, что дело его проиграно. Поворотился, братьев Вебьернсонов с собой забирая.



- Дошло, значит, до кюны, что подделано было письмо? - тихо спросил Асгаута Сигтрюгг, когда вышли они уже от Рагхильды.
Скрипнул зубами ярл:
- А тебе, стало быть не по нраву это, юный Сигтрюг?
- Я-то ничего не видел и не слышал, - поспешно произнес мальчишка, - так что ты не злись без надобности на меня. Ох, не мое это дело, Асгаут, сам знаю, и не мне вас судить. Торлейв-то наказание понес, а вот ежели и до тебя дойдет?
Благо жрец их не слышал, в свои мысли погруженный ковылял к дому своему.
- Мне-то бояться нечего, мальчик, - сказал ярл. - Я конунгу верой и правдой служу. А ты слово мое запомни - хлебнет еще горя земля наша, коли остануться в ней слуги Белого Бога.
- Твоя правда, Асгаут, - согласился Сигтрюгг. - Нельзя, чтоб они среди нас были.
И обратил он взор на Торлейва - непривычно жалким казался тот в момент сей. "На обычного старца сейчас он похож, а не на жреца грозного да мудрого. Диво что за вещь судьба - не знаешь никогда, как обернется..."
- Подле меня будь, Сигтрюгг. Вскорости все обиды с торицей возвращу и Хареку, и жене его - ведьме, и ты мне в этом поможешь.

Раумарики, Харальд
Совместно с Тельтиаром.
Поутру, едва лишь петухи пропели, покинул Харальд конунг опочивальню, да шубу песцовую надев, и вышел во двор - трапезы скромной, что ему староста предложил не тронул. Во дворе же уже люди ратные собрались, окружили конунга, коня ему подвели. Не желал задерживаться более необходимого в селении этом, ибо ожидал его Хрингасакр и дальше Гудбрандсдалир, да встреча с дядей любимым, самым преданным и доверенным из ярлов его.
еще вечером подтвердил Харек свое намерение идти в Ранрики и привести эту землю под руку Харальда, чтобы была эта земля и воротами к данам, и щитом от свеев
Харек вышел во двор позже -так как много тревог ему принес предыдущий вечер, сон его был неспокоен, ибо не знал, как его примут в Вингульмерке, через который ему еще идти предстояло
Всю рать свою Харек собрал перед воротами усадьбы, и сам с конунгом вышел прощаться, решив проводить конунга до реки, прежде чем самому в путь двинуться
Выезжали воины из усадьбы. Впереди Харальд конунг, по правую руку от него Харек, по левую же Гилли Шесть Пальцев, новый ярл Раумарики. В молчании ехали они - Харальд о грядущем мыслили, Гилли же стыдно слово молвить было, ведь сокрыл он от Харальда, что жива невеста его, как ему Гутхорм велел. А теперь, под очи грозные конунга попав, так и вовсе дар речи потерял, боялся, что во гневе отнимет у него сын Хальвдана подаренные владения.
Издали еще увидели они силуэты двух людей конных. Лошади еле еле шли по снегу, видимо уже выбившись из сил...
- Что за люди это там впереди? - Приподнялся в стременах Харальд, вдаль всматриваясь, да не замечая, как замерла у ворот усадьбы, да ему во след взгляд направила тонкая фигурка девичья, в плащ закутанная да лицо капюшоном укрывшая.
- То мне не ведомо, господин, - Гилли отвечал. - Дозволишь ли узнать?
- Поедь и узнай. Может то гонцы издалека прибыли...
Поехал ярл новоявленны вперед, с конниками поравнялся, да словом с ними обмолвился. Вскоре уже все трое они обратно к конунгу устремились, и судя по лицу Гилли испуганному, вести принесли они недобрые.
спешились вестники, и прямо в ноги коню конунга бросились.
- Не изволь гневаться, конунг. Из Хригнисакра мы скачем... Хотели Харека ярла доганть...
- Говорите, - властно Харальд велел. - Прощения просить после будете.
- Альхейм ярл людей прислал, и те людей местных настроили чтобы храм Белого Бога сожгли, вместе с теми кто там будет. А потом всех кто новую веру принял, на улицу вытащили, и там на деревьях повесили... А того кто остался там от имени его служить, на части порубили, и куски его тела собакам бросили. А был то соратник Харека ярла - Брандон.
Харек побледнели пошатунлся, и чуть не упал с коня... Повисло тяжелое молчание...
- Уверен ты, бонд, что то люди Альхейма были, а не врагов наших? - Спросил конунг. Не желал верить он, что могут люди его друг друга, точно скот резать, когда столько врагов вокруг.
- Я его еще тогда запомнил. Прибыл он из усадьбы, где Фроди Эйстенсон ранее жил... И он говорил, что не должно быть отступников на земле этой, ибо конунгу сие не по нраву будет... не вели гневаться конунг, ибо люди те на богов старых руку не поднимали, и худого не замышляли ничего... А повесили всех- даже детей и женщин не пощадили... А нас ведь это были работники самые прилежные... Кто весной поля засевать будет?
- Что же это за человек был? Как его звали? -спросил Харальд дрогнувшим голосом.
"Да какое право имел он моим именем дела свои подлые прикрывать!"
- Вильмунд херсир то был, со жрецом он прибыл. Сказал что конунг сюда прибудет, и пощады никому не будет, если отступники наказаны не будут
- А что за жрец?
Очень неприятно было слышать слова такие Харальду, особливо после того, как за делом позорным застал он Торлейва. Пошатнулась крепко вера его в благость жрецов и избранность их.
- Жрецом Отца Богов он себя величал, и карами грозил бесчисленными, хоть и были то лишь траллы да карлы безземельные... Нов едь за многих из них деньги были плачены, а многие из плена были вызволены Гутхормом... И все они на верность Харальду первыми клялись...
- Харек, твои то люди были, что ты скажешь? - Повернулся к ярлу властитель, желая слова мудрые услышать от соратника многоопытного.
- Моим только один человек был... Брандон, который со мною из Ирландии пришел... И он ранен был в ногу тяжело, и там остался... И даны еще там раненые оставались дюжина человек...
- И их тоже на куски порубили и собакам скормили... -сказал бонд. - Потому что встали они на защиту Брандона, и с ним погибли...
- Славная, видать трапеза у псов в тот день была, - бросил Аудун Плохой Скальд, что поближе к конунгу подъехал, почуяв, что в разговоре можно много интересного ныне узнать.
- И это все именем конунга делалось? - воскликнул Гилли.- да в своем ли уме Альхейм, если он такое удумал? Ведь мало кто теперь добровольно под руку конунга нашего идти станет, если расправы такой бояться будет... Правда, это все иноверцы, и вольноотпущенники... А ведь среди невольников и слуг в Белого бога многие веруют - немало привезли из них в свое время из Ирландии и Англии. И что теперь всех их убивать за то что нашим богам они не поклоняются?
Не дожидаясь слова конунгова, такую вису выдал Аудун:
Славно резвились
Одина дети,
Что в Хрингасакре
Чинили расправу
Распятого слуг,
Рабов низкородных,
Собакам скормили
Так поделом им!
Харек побагровел от гнева.
- Всякий кто человека судит не по тому как он своему господину служил, а по тому какому богу молится, тот против истины грешит, ибо так Альхеймарцы и Хейдемерские ярлы лучшими слугами конунга нашего окажутся!
- А чем те люди провинились, если за здравие и удачу нашего конунга у Христа просили? - добавил Лиам.
- Есть у конунга двое мальчиков, что до того Гандальву служили - Халльвардом и Сигтрюггом их кличут, так верны более иных Агдирцев ему они, - отвечал Хареку скальд.
- Довольно, Аудун, язык свой уйми, - повелел Харальд. - Не воспрещал я Богу Белому молиться людям своим, хоть самому мне больше по душе молот Тора, нежели крест.
Неохотно, но смирился Аудун старый, отъехал назад.
- Таково решение мое, что без наказания не останеться тот, что резню злую измыслил. - После раздумья долгого изрек Харальд. - Вильмунд херсир головой ответит за злодеяние, ровно как и жрец злоязычный - обоих их велю я выдать ирландцам и другим, кто ущерб понес от них, а там уж пусть сами решают, что с ними делать. Харек, пусть из твоих людей кто с гонцом моим отправится и проследит за исполнением приказа этого. Альхейм же ярл, пусть виру серебром за каждого убитого по воле его даст, и виру немалую, каждый раб убитый в цену хирдмана будет.
Харек поклонился, и молвил:
- Воистину, великим разумом одарили тебя силы небесные, конунг, и денно и нощно мы молить о здравии твоем будем.
- Ты, Харек Волк не молитвами, а делом мне лучше послужи, да пиратов беззаконных в Ранрики к порядку призови.
- Выполню как ты того желаешь, мой конунг. Теперь спокойнее мы будем, зная, что не останутся злодеи бе наказания....
- Поверь, каждый по заслугам своим получит. Эй, Ульв, - подозвал Харальд верного телохранителя. - Возьми десяток воинов и отправляйся в усадьбу Хейдмеркскую, да волю мою передай Альхейму ярлу. А ты, Харек скажи - кто из твоих людей с Ульвом поедет?
Харек повернулся к своему товарищу.
- Бранд. ты один родом из страны нашей и веры нашей, и был со мною с самого начала. Поедешь с ними? Тем более, что и до твоих родны земель близко.
- До Халогаланда моего далече, но все равно ближе чем из Ранрики... Благодарю тебя, Харек... Надеюсь, еще свидимся...
- Что же, пора и нам прощаться, Харек Волк, - молвил властитель, когда разрешили они дело сие. - Твой путь в земли лежит, где нет пока власти моей, но то не впервой тебе. Когда покоришь конунгов морских - та земля твоей станет. И ты, Гилли Шесть Пальцев прощай, да землями этими правь, как подобает ярлу и слуге моему верному.
Оба ярла - пеший Харек и спешившийся Гилли - поклонились конунгу.
- Что ж,пора прощаться.-ответил Харек. - Надеюсь увидеть тебя, конунг, что с победой ты вернешься, и Гандальв подлый свое получит, и завершишь ты то, что я так и не смог завершить, и кара Асгейра ярла наконец настигнет за все его злодеяния. А я тебе тыл надежный обеспечу, и воинов новых в войско твое призову...
- А я буду править справедливо, и имени твоего не посрамлю, и законов древних не нарушу... - сказал Гилли ярл.
- Быть посему, - произнес конунг, коня поворотив. Уезжало войско трактом большим в сторону Хрингасакра. Ульв же с Брандом и другими Хирдманами иной дорогой к усадьбе Альхейма направились.
Харек же свернул на юг, на тракт до Саросберга, что вдоль реки проходил - тем же путем, который он проделал три месяца назад от Вингульмерка...

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг, Асгаут.
С Тельтиаром


Холодным и зябким выдалось это утро; сильный ветер дул, не жалея сил, словно пытался забраться в душу. Не хотелось братьям вставать с теплых лежанок, да пришлось: нужно было Торлейва проводить. Халльвард, несмотря на твердость слов кюны, до последнего не верил, что взаправду жреца отошлют. Привыкнуть он успел к Торлейву за это время, без него и Сарасберг уже другим казаться будет. Потому что каждый раз, со жрецом встречаясь, вспоминал юный хельд первый свой день после плена да принесение клятвы.
Вышли во двор Сигтрюгг и Халльвард, с ними вместе и трое воинов из их десятка. Снаружи уже люди Асгаута стояли, тоже в проводники отряженные. Встретили Торлейва у избы его, поклажу небогатую принял один из викингов, что в Агдир с ним ехать были должны. Молчалив был жрец да мрачен, и кашель жестокий не оставлял его всю дорогу до околицы. Там-то и простились они с Торлейвом, навсегда ли - кто знает...
Вздохнул Асгаут, знак священный вослед Торлейву сотворил, да к братьям обернулся, грустной улыбкой их одарив:
- Тяжко ныне придеться нам, будут Асы злы, что со жрецом их верховным так поступила конунга мать, - произнес он.
- Как знать, ярл, - отвечал Сигтрюгг, пытаясь сдержать зевоту. - Не дано нам будущее предвидеть. Да и не бывает жизни без бед и горестей, сами ли мы их на свою голову накликаем или Асы пошлют.
- Смотрю я, не слишко жалеешь ты, что Торлейва прочь выгнали, точно пса дворового.
- Ни сватом, ни братом он мне не был, - пожал плечами парень, - потому плакать о нем не буду. Хотя и уважал я Торлейва, признаюсь, за мудрость его, но, чего душой кривить, не очень-то любил.
"Да уж, не боится братец правду в глаза говорить", отметил Халльвард. "А я бы смолчал на его месте...Трусость, что ли?"
- А любить его тебе и не зачем, ты чай не красна девица, - усмехнулся ярл. - Другое я мыслю, что ныне коли станет Харек вновь ближним ярлом конунгу, все мы многое потеряем.
- А что плохого в нем, окромя того, что Распятому он поклоняется? - осведомился Халльвард.
- Слишком много друзей моих славных супротив него, - отвечал Асгаут, да пятерню в бороду запустил, как всегда с ним бывало, когда он думу тяжкую думал. - Боюсь я раскола среди ярлов. И без того Харальд Эйнара однорукого поставил, вероотступника. Так теперь еще и Харек тут будет.
- Ну и пускай будет, если удастся ему к трону Харальда нашего вновь пробиться, - Сигтрюгг махнул рукой. - Правда за нами, уж как-нибудь сдюжим. Ну что, брат, вернуться нам в барак, что ли, да сны досмотреть?
- Да встали уже, грех обратно ложиться, - упрекнул брата Халльвард. - Занятие себе найдем лучше. Есть ли дело какое еще для нас, ярл?
- Для таких удальцов дело всегда найдется, - вскинул руку Асгаут, повелев воинам простым прочь уйти. - Слушайте же, покуда спали вы, ко мне гонец пришел от Оттара Рваного. Да весть принес, что сгинул храбрый викинг Вемунд Уголь в битве с пиратами.
- Никогда о нем не слышал... - пожал плечами Халльвард. - А при чем же мы здесь, Асгаут?
"Не прикажет же он нам вдогонку за теми пиратами плыть?"
- А при том, что не даром погиб славный херсир. Железом вырвал Оттар Рваный признание у пленных пиратов, что покинул их конунг разбойный становище на острове Мьон. Ныне совсем мало людей осталось там, да и те старики или юнцы безусые, - продолжил ярл. - А вот сокровища сокрыты несметные, пиратами награбленные. Сдаеться мне, коли собрать удальцов да захватить Мьон - будет то знатная помощь государю нашему.
Да, тут уж нетрудно было догадаться, чего от них надобно. Переглянулись братья.
- Стало быть, в числе этих удальцов и мы с братом будем? - уточнил Халльвард.
- Вы из возглавите, - кивнул Асгаут. - Пора бы вам, братцы, уже настоящим делом заняться.
- Возглавим?! - удивлению Халльварда не было предела. - Да мы же никогда прежде в море не плавали, ярл!
- Да, - вновь усмехнулся бородач. - Моряков опытных я вам дам, но самим набегом тебе командовать.
- Что ж... - старший парнишка окончательно растерялся. - Так тому и быть - если это и впрямь государю помочь может, то мы плывем, конечно.
- Скоро, нет ли, отправляться-то? - поинтересовался Сигтрюгг, который, в отличие от брата, решил не задумываться сейчас обо всех тонкостях морского похода.
- Сегодня ж, к чему время даром терять. Людей ратевых ты Халльвард сам отберешь, да я тебе свех того еще четыре десятка крепких мужей дам. Так что поведешь ты полсотни.
- А мы с полсотней точно справимся? - нахмурился Сигтирюгг, слишком мало людей, ему казалось, Асгаут им отрядить решил.
- Что ж, тебе отрок, чтобы стариков да баб гонять целая рать нужна?
- Отчего ж нет, так вернее будет, - сам над собой посмеялся Сигтрюгг. И впрямь, глупый вопрос он задал. Как можно, чтоб они да с врагом не сладили, тем более, с таким? - Полсотни так полсотни. Дотемна, я думаю, успеем собраться, Халльвард?
Тот вздрогнул - его оторвали от тягостных мыслей о том, что им предстоит.
- Успеем, наверное, - вздохнул он. - Ох и задачка, Асгаут, ох и задачка..!
- Вы ребята смекалистые, уж коли к Асмунду идти не убоялись, так с пиратами живо управитесь! Сам Торир Собака надолго ушел в набеги - земли вендов грабить да данам кровушку портить, а с ним и войско его.
- Значит, торопиться надо, покуда удача на нашей стороне, - заключил Сигтрюгг. - Идем, Халльвард - дел много нынче...Ах да, едва не упустил - ты, Асгаут, с нами не поплывешь, вестимо?
- Здесь нынче мое место, раз уж жрец Торлейв изгнан, - отвечал ярл.
Опечалился Сигтрюгг - всегда прежде Асгаут им помогал чем мог. Хотя, вправду, если к Асмунду они добрались и обратно, не так тяжело им будет. Да и на корабле настоящем побывать удастся!
- Да, дел у тебя прибавится теперь, это точно, - произнес Халльвард. - Ладно же. Пойдем, Сигтрюгг, а то и до вечера проговорим, язык у тебя без костей, а вот Асгауту недосуг нынче разговоры вести. Свидимся еще, ярл!

Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.

Над Гиллисбергом вставало холодное северное солнце. Сигрун потянулась и открыла глаза. Не смотря на относительно небольшой срок, её по утрам уже тошнило. На лице молодой женщины играла улыбка, появлявшаяся теперь всё чаще - в преддверии долгожданного материнства. Сегодня она проснулась необычайно рано, супруг рядом ещё не открывал глаз. Неожиданно женщина нахмурилась. Она вспомнила ночной разговор с мужем, он не давал ей покоя. Дело было в том, что Эйнар задумал крестить людей, не дожидаясь священников, и как только достроят церковь. Сегодня был день открытия первой настоящей церкви в Вингульмерке, большое событие даже для жителей язычников.
- Я не могу и не хочу больше ждать вестей из Хольмагарда!,- он был необычайно раздражён. Сигрун уже лежала в постели.
- Но мне кажется неразумным, крестить людей без достаточного количества священнослужителей. Одно дело, построить церковь, а совсем другое – обращать людей в новую веру. А что если они не захотят? Что если духовник не справится?,- её доводы были разумны, Эйнар обычно внимательно прислушивался к словам своей мудрой жены и поступал даже, иногда, так, как она советовала, но не в этот вечер. Сейчас он уже принял решение и не собирался ни в коем случае от него отказываться.
- Сигрун, я уже принял это решение. Завтра мы будем крестить людей, своих домашних и всех, кто ещё захочет, а когда приедут греки, мы окрестим остальных.
Женщина только вздохнула.
- А где…
- В озере.
Сказал, как отрезал.

Через несколько часов они стояли на морозе перед церковью и из их уст, когда что-то произносили, валил клубами белый пар. Церковь получилась величественной и смотрелась, невообразимо лёгкой. От неё за несколько сотен шагов пахло деревом.
«Вот таким и должен быть Храм Божий»,- Эйнар во всю улыбался, будто и не было вечернего разговора и тяжких снов. Он то и дело поглядывал на жену, она сияла, как умытое ливнем утреннее солнце и казалась странно молодой, не смотря на все испытания, выпавшие на её долю. «Хороша…, только и смог подумать воин».
Супружеская чета вошла в церковь вслед за священником, потом – все остальные. Помещение было недостаточно велико, чтобы вместить всех желающих, но Эйнар распорядился, чтобы церковь оставалась открытой постоянно, чтобы каждый, кто хочет помолиться, или просто посмотреть, мог сделать это в любую минуту, если только не поздней ночью. В церкви пахло краской, последнюю роспись закончили вчера, и она ещё не до конца высохла. Крещение должно было состояться после освящения самой церкви.
Неожиданно, во время службы, Сигрун сильно побледнела, мир вокруг неё начал отплясывать бешеный танец и женщина, не выдержав, потеряла сознание. Эйнар не мог даже вынести свою жену на улицу – отсутствие руки не позволяло. Священник, крепкий малый, подхватил жену ярла и вынес её прочь. Подоспел и лекарь. Оказалось, что обморок, конечно, связан с беременностью, Сигрун уже не девушкой молодой была, поэтому лекарь строго – настрого запретил ей без нужды вставать из постели. Освящение церкви прошло уже без супруги Эйнара, он, конечно, всем сердцем рвался к ней, но освящение требовало его присутствия.

Крещение порешили отложить хотя бы на несколько дней.

Агдир.
Кюна Асса

- Подойди-ка ко мне, Тьодольв.. - проговорила Асса бесцветным и холодным, как ключевая вода, голосом, обращая свой взгляд в окно, - Да скажи, что делать мне теперь? Плох нынче год, пора распускать людей - скоро сев. Да наемникам платить нечего! Что делать будем, а, Тьодольв?
Человек, прозванный Каменной Башкой, ничего не отвечал. Он знал, что кюна говорит сама с собой, и уже наверняка сама себе и ответила. И потому молчал он, дабы не прогневить вспыльчивую женщину.
- Да и оставить их - толку мало... Что из них верных? Придет ярл или конунг побогаче, так живенько соберутся и меня же на мечи поднимут! Это только сейчас они восхваляют, а за спиной.. Эх, попомни мое слово, не верны люди..
- Я верен тебе, кюна Асса, - проговорил Тьодольв, вызывав легкую улыбку на лице Ассы. Она верила, потому что только твердолобые глупцы верны.
По лицу Тьодольва видны были мысли его, да не прошел удар меча знаменитого преломленного даром - меньше с тех пор говорить стал ярл, все больше слушать повелительницу свою, а уж о чем он думал, когда брови свои кустистые сдвигал - о том один Один знал, да, видно, кюна старая.
Знал Тьодольв не хуже нее, что плохи дела в Агдире, и коли не пришлет людей конунг на подмогу, так с наступлением весны и Сульки конунг в наступление перейдет, и тогда падет его родина, но не боялся смерти ярл. Знал - до конца будет он стоять, госпожу свою защищая и земли свои. Надеялся лишь, что не поражение, а победу добыть в бою удасться, да головы захватчиков жадных на копья вздернуть.
Асса же не была столь решительно настроена. Боялась она смерти и любила жизнь, и не прельщали ее покои Хель. Надеялась она на подмогу конунжичью, дабы вновь врагов разгромить да властью своей и мудростью поднимать богатство земель. Любо ей было такое положение, с юных лет она власть полюбила и жизнь свою, и боязно ей было, что придет Сульки, уничтожит все, что она сделала, во что вложила свои труды, да и ее саму казнить прикажет.
Тяжелы были думы Ассы, задумчивы ее глаза, сурово ее лицо..

Халльвард, Сигтрюгг, Рагхильда и Рагнар
(Hellish Cat, Мориан, Тельтиар)

Собрались братья быстро в дорогу дальнюю, да и воины халльвардова десятка тоже снарядились скоро. Самому же хельду юному доставили, как того просил он у Асгаута в награду, доспех новый ладный - шлем да кольчугу. С ними вместе и меч был справный, как раз по руке Халльварду.
Заодно и об отцовском мече юноша новость узнал, недобрую только. Убит был Стейнмод Молчаливый, который оружием семейным завладел, и Гуллинхьялти находился теперь у альвхеймарцев. Однако все еще не терял Халльвард надежды вернуть утраченный меч.
Когда все уже готово было и братья уже барак покидали, подошли к ним двое слуг от Рагхильды.
- Кюна наказывает вам к ней явиться, - таковы были слова их. Озадачился Халльвард – что может быть нужно ей сейчас? – но воля государыни законом для него была, и отправились братья к Рагхильде.
Вопреки всем ожиданиям, никакого приказа не собиралась отдавать братьям кюна. Благословить их на дело должен был жрец, но Торлейва не было более в Сарасберге, поэтому сама Рагхильда решила сделать это. А заодно и судьбе их в лицо взглянуть, руны кинуть да узнать, что норны для Халльварда и Сигтрюгга приготовили.
Поднесла напервой сама Кюна родичам своим угощение, перед дорогой дальней их потчуя, да тем всю силу рода славного им передавая.
Удивился Халльвард гостеприимству ее, но кушанья отведал, из вежливости лишь немного попробовав. Сигтрюгг же, ничему не дивясь, Рагхильду поблагодарил и в один миг доел все, что брат его оставил.
- Славно принимает гостей Рагхильда, Вещая Дева! - нахваливали хозяйку и угощения, разложенные на столе, Халльвард и Сигтрюгг, - Добрую кюну видно по слову, добрую хозяйку - по столу!
- В дальний путь вы отправляетесь, юные воины, - кюна произнесла. - Так Асгаут мне сказал.
- Верно, - Халльвард вздохнул. - Знать бы самим, насколько далек он окажется.
- Не пристало хирдману тягот пути бояться, - отвечала им Рагхильда. - Тем более что вы не простые воины, но сыну моему родичи. Течет в вас кровь конунжия, и потому след вам во всем другим воинам примером быть.
- Значит, так и будет! - Сигтрюгг улыбнулся. Нравилась ему кюна, не испытывал он перед ней смущения, брату не в пример. - Ни Харальда мы, ни тебя, Рагхильда, не подведем, честью клянемся.
- Верю я, клятвы вы не нарушите и служить будете верой и правдой, - кивнула правительница, в ответ улыбнувшись. - Теперь же за мной идите, на руны ваши я взгляну. Быть может, откроют они, что в грядущем таится, что вас впереди ожидает.
Встала Вещая дева да за собой Халльварда да Сигтрюгга повела в комнату, в которую слугам заходить было запрещено. Взгляд оживленный кинул Сигтрюгг на старшего брата, когда за кюной они отправились. Настоящее колдовство сейчас они увидят! Не зря, видно, вещей называют женщину эту величественную.
Там усадила она их на лавку, а сама присела на шкуру теплую, на полу лежащую, да мешочек кожаный достала.
- Обращусь я к богам да спрошу у них, что ждет вас, - Молвила Рагхильда, и встряхнула мешочек.
Высыпались на пол камешки да дощечки маленькие из материалов разных, на которых руны были изображены.
По одной их стала перебирать кюна да растолковывать, какая что значит:
- Вот руна Кано, она сулит вам успех небывалый да победы ратные. Будет вам успех сопутствовать. А эта руна, Эйнваз, говорит, что вы под защитой богов и сопутствовать будут они вам. А Тейваз вас воинами признает, и говорит, что не забудет вас конунг, сделает близкими своими помощниками и наградит вас щедро.
Собрала руны Рагхильда, завязала мешочек и встала.
- Будет вам удача в походе, лишь бы вы не струсили.
- А это что? - произнес один из воителей, поднимая оброненную дощечку.
То была пустая руна, руна Одина. Непознанная руна. Но знала Вещая дева, что говорит этот знак. Помнила она свои сны и наконец смогла понять их.
- Победителями выйдете вы из битвы. Да Волк Ночной погубит вас..
- Такова ваша судьба, - завершила кюна, на юношей, что подле нее стояли, глядючи.
Промолчали братья. Добрых вестей они немало услышали, но омрачило все напоминание о смерти предстоящей. Хоть и верно было то, что каждого ждет она в конце пути, а думать о ней все же неприятно было.
- Слышала я, были вы в Вестфольде, древней вотчине Инглингов, - сменила тему тяжелую кюна. - Все ли там ладно ныне?
- Увы, огорчить нам тебя придется, государыня, - признался Халльвард, - творится в Вестфольде беспорядок. А все от Асмунда-ярла: сплошь разбои да бесчинства. Впрочем, коли нужно будет, конунг наш его живо на место поставит.
- Странно мне, что Асгаут ничего не рассказал о том, - тихо кюна произнесла.
- Неужели? - диву дался младший из братьев. - Может, забыл он, что мы ему рассказали - и как в деревню сожженную да разграбленную попали, и как сам Асмунд нас принял, и...?
Сделал Халльвард знак брату, чтобы тот замолчал. Только сейчас понял старший, какого маху они дали - Асгаут, видно, и не хотел, чтобы кюна про это знала.
- Вот как, - сдвинула брови сурово кюна, на мгновение, а после вновь улыбкой доброй их одарила. - Идите, благославляю я вас на поход сей.
Поклонились братья в ноги Рагхильде и вышли.
- Проговорились мы, брат, - тихо сказал Сигтрюггу Халльвард. - Не след нам было кюне это сообщать, если Асгаут вести эти от нее утаил.
- Чую я, нажили мы бед на свою голову, - ответил младший. - Как только Асгаут узнает - а узнает он непременно - такую нам трепку задаст!
- Я уж, право, радоваться начинаю, что мы вечером отплываем, - усмехнулся Халльвард…

Стояли на пристани Сигтрюгг и Халльвард, смотрели, как темнеет небо над серой водой. Два драккара у пристани находились, притом на них уже и люди были – и простые матросы, и воины некоторые. Пытался Сигтрюгг сосчитать, сколько всего народу было на двух кораблях. Дважды сбился, но вышло в итоге, что никак не меньше, чем восемь раз по десятку. "А говорил, больше полусотни не даст", с усмешкой припомнил младший из братьев слова Асгаута.
Сам Асгаут братьев провожать не пришел (чем обрадовал обоих несказанно) - видимо, занят был чрезмерно и в заботы государственные погрузился, однако ж заместо себя прислал херсира Рагнара Полудикого. За какие деяния сей доблестный муж, чье лицо было буквально испещрено шрамами, получил такое имя, было одному Одину известно, однако выглядел он внушительно, и даже палубные доски трещали под его могучей поступью.
- Асгаут-ярл доброго пути вам желает, братья храбрые, - хриплым голосом произнес Рагнар. - С тем он и меня к вам приставил, чтобы помочь советом али оружьем, смотря что нужнее будет.
Рассмеялся Полудикий, кулаком в грудь окольчуженную себя ударяя.
- Добрый совет нам не помешает, - отвечал воину Халльвард, - ибо сами мы несведущи во многом, что дел морских касается. На корабле ни я, ни брат ни разу не были. Впрочем, я уж и не знаю, где сложнее нам придется - в море или на острове, куда плывем. Далече ли он?
- Добрый совет нам не помешает, - отвечал воину Халльвард, - ибо сами мы несведущи во многом, что дел морских касается. На корабле ни я, ни брат ни разу не были. Впрочем, я уж и не знаю, где сложнее нам придется - в море или на острове, куда плывем. Далече ли он?
- При ветре попутном быстро доберемся, а уж коли не заладится погодка, так на весла подналяжем - всяко к утру доплывем до Мьона, - Рагнар сказывал, драккар оглядывая, да на крепость палубу проверяя зло по ней топнув. - Вот уж сюрпризец будет вражинам, когда поутру из тумана увидят они головы драконьи!

Гудбрандсдалир, Харальд
Совместно с Тельтиаром.

На исходе недели с того момент, как попрощался конунг с Хареком Волком, миновало воинство его границу Хейдмерка с Гудбрандсдалиром. Мрачен был конунг – вспоминал он в Хрингасакре увиденное. Не победу славную, о какой впору саги складывать, но бойню позорную вспоминал он – висели на деревьях рабы и слуги, остов обгорелый часовни, точно перст в небеса указывал – а сколько в ней людей погибло, кто знает.
Неприятно было думать Харальду о том, что люди его меж собой грызутся, когда враг жестокий жив еще и силы копит. Поклялся он тогда, что любого, кто посмеет немирие устраивать без его дозволения, без сожаления покарает люто, дабы другим уроком это стало. Нет в державе единства, коли нет страха перед владетелем, коли каждый ярл себя правителем полноправным считает! Так Харальд конунг размышлял, покуда по землям, что гудбранду некогда принадлежали, ехал.
И еще твердо решил он земли эти переименовать, дабы и памяти не осталось от имени хевдинга, что врагом был лютым отцу его и ему самому.
И еще твердо решил он земли эти переименовать, дабы и памяти не осталось от имени хевдинга, что врагом был лютым отцу его и ему самому.
Но и о другом думал сын Хальвдана – о дяде своем, что земли сии кровью немалой захватил, и теперь в них властвовал. Прославлен в боях был Гутхорм берсерк, превыше иных воинов агдирских, а потому достоин был править немалыми владениями, но лишь под началом Харальда. О том, что он правитель единовластный, никогда юноша не забывал – эта наука крепко в голове его угнездилась, о том ему всегда и отец говорил в детстве, а после мать и Торлейв жрец.
Сильная рать следовала за ним – с такой смело можно было на Альвхеймар идти, не устоял бы Гандальв, да прежде надо было на землях захваченных порядок навести, а уж потом иные владения присоединять.
Еще два дня в пути минуло, а после добрался Харальд до усадьбы, что некогда Гудбранду принадлежала, да послал вперед знаменосца, дабы тот сообщил о приходе конунга...

Сегодняшний день Гутхорм провел в воинских забавах, осмотривая владения предшственника своего, да разбор жалоб местных бондов вершил, и хоть назначил он законоговорителей в каждой области, все же многие жители из окрестных земель шли к нему, наслышанные о его рассудительности и справедливости. И не мешало ему даже судить здраво и споры разбирать, если в одной руке он держал рог с хмельным медом, а другой обнимал таллию служанки молодой, которую он хозяйкой над домом своим поставил. Много вдов осталось в усадьбе Гудбранда, и многие искали милости нового конунга, и не было недостатка в женской ласке у Гутхорма, но приглянулась ему чем-то чужестранка из земель вендских, и теперь все в доме ее слова слушались...

Вот и сейчас Гутхорм с усталым видом выслушивал двух еще молодых и симпатичных женщин, которые наследство своего хозяина оспаривали, так как обе они были женами одного хёвдинга, погибшего в Хригнасакре вместе с Гудбрандом.
- Закон гласит - та женщина, которая имеет законного сына от хозяина усадьбы, та и должна быть хозяйкой. Обе женщины на миг притихли...
- А если у обеих и сыновья и дочери у нас, хозяином признанные? И все примерно возраста одного?
Гутхорм кашлянул, и его глаза расширились от удивления, но через мгновение он снова вернул своему лицу беспристратсное выражение.
- Трудно тогда сразу решить... Но что знает каждый... это что делить одаль нельзя - так испокон веков заведено... значит... одну из вас замуж выдать надо... за того кому хозяином усадьбы быть...
Женщины тут же заспорили, и вскоре снова перешли к взаимным обвинениям и оскорблениям... Гутхорм качал головой. Наконец перебранка двух женщин ему наскучила, и он прикрикнул на них:
- Тихо... Вот что я вам скажу, бабоньки... Есть у меня в войске хирдман достойный, возраста солидного... Кого из вас он выберет, та и хозяйкой усадьбы будет... А другая будет ему второй женой, и обиды не должна знать, и жить как жила. Что на это скажете?
Женщины на миг застыли, пытаясь понять, что же они услышали... И в этот момент отворилась дверь, и вошел хирдман.
- Харальд конунг едет к тебе, и просит принять его и рать его под твоим кровом...
Гутхорм встал со своего трона, и вышел навстречу посланнику.
- Что же. Рад я племяннику моему несказанно. Ты ступай к нему и передай, что ворота открыты, и усадьба готова к приему гостей знатных. И что сейчас сам я ему на встречу выйду.
Затем, едва посланник коннунга исчез в дверном проеме, он обернулся к двум женщинам:
- Вот что, бабоньки, я вам свое решение сказал уже. Согласны вы с ним?
Обе женщины закивали.
-Нехорошо конечно мужика между собой делить - сказала одна из них, потупив взор...
- Раньше как-то делили? Вот и дальше будете - буркнул Гутхторм сердито... - Завтра ждите жениха в гости. Коли не по нраву будет, дам вам другого. Больше мне недосуг тут с вами гуторить, мне родича встречать надо...
Жещины, пятясь назад и кланяясь, покинули горницу. Гутхорм хлебнул пива, хлопнул по упругому заду поднесшую ему рог служанку, отправляя ее распоряжаться по хозяйству, и накинув на плечи меховой плащ, вышел во двор...

По своему обыкновению, Гутхорм оставил ворота усадьбы открытыми. Харальд подъехал к распахнутым воротам во главе пятидесяти отборных воинов, в сопровождаемый своими ярлами и телохранителями, в плаще алом горностаем подбитым, и шапке из волчьего меха.
- Здравствуй же, Гутхорм ярл, - произнес Харальд, и столь величественно прозвучали слова его, столь много было в них уверенности и силы, что никто сейчас не смог бы узнать в молодом правителе того робкого юношу, что всего лишь полгода назад был возведен на трон Агдира.
- Харальд.... Ты вырос... возмужал... рад видеть тебя, сын сестры моей... Все что мое - твое, располагайся и будь как дома. Какие вести из дома?
- Есть вести добрые, а есть и худые, - спешился конунг, обнял дядю крепко. - Но все их известие о победе твоей затмевает!
- Победа та не только моя, но общая... Но мало кто из тех славных людей плоды той победы вкусить может... Тяжко она далась нам и большой кровью, и много воинов славных и достойных пали в той битве...
- Они ныне в Валгалле, а мы здесь, - прервал Гутхорма конунг, жестом повелев идти в усадьбу, а следом за ним и сопровождающие его двинулись. - Слышал я, что богата земля сия и война ее почти не коснулась, ярлы же сами на службу к тебе вставали, не желая оружие обнажить, едва лишь о смерти Гудбранда узнавали. Так ли это?
- Истинно так... Все что Гудбранд за свою жизнь долгую скопил и собрал мне само после той победы славной досталось... даже войско его основное уцелелело и мне присягнуло, едва о гибели хёвдинга узнав...
- Вдвойне славно тогда, что сумел ты старика врасплох застать, и хребет ему переломить одним ударом, - обрадовался Харальд, хотя виду и не подал, но приятно слышать ему было, что столь великое воинство теперь у него в подчинении, да и владения богатые - ведь владел Гудбранд едва ли не пятой частью всех земель северных. - В наших руках теперь, храбрый Гутхорм войско, равного которому никто из врагов наших выставить не сумеет!
Гутхорм нахмуился, и покачал головой:
- О том ни тебе ни мне неведомо, сколько врагов у нас в Норвегии, и сколько войска они выставить еще могут... Но ты все верно сказал - хорошим подспорьем теперь будут нашему роду эти владения. Пусть Гудбранд заслуженно пирует в Валгалле - я же его благодарить только должен, что он столько мелких разрозненных земель в кулак единый собрал...
- Гудбранда на то лишь и хватило, чтобы мелких херсиров под себя подмять, да ярлов слабых, мне же думаеться, что мы к большему стремится должны, - заносчиво звучали слова Харальда, но был он воодушевлен победой, и мнил себя, помимо владений уже полученных, еще и Транделага властителем, поскольку обещал ему Хакон конунг в жены дочь свою единственную.
- К чему же еще стремиться, кроме как всех врагов на место поставить? -удивился Гутхорм.
- Тогда я успокоюсь, когда Гандальв во след сыновьям своим отправиться, - не стал Харальд дяде говорить, что жив остался Хаки после жертвоприношения, к чему знать было Гутхорму, о том. - Да когда на землях мне принадлежащих усобицы прекратятся и не станут ярлы, мне служащие промеж собой немирие чинить.
- А кто из ярлов тебе служащих усобицы чинит? Неужели они не разумеют, что нас и так враги окружают повсюду, и не до распрей нам ныне?
Харальд вздохнул, и искоса глянул на Гутхорма.
- Альхейм ярл слишком много ненависти к христианам испытывает, - отвечал конунг. - Да Торлейва жреца пришлось мне прочь выгнать за подлость его.
Омрачилось лицо Гутхорма при словах этих.
- Плохо что в такое время вражда поселилась в душах людей наших...Сам я Харека от ненависти лютой со стороны Альхейма и Стеймонда выгораживал... И видно правильно сделал -не будь там Харек, все мы полегли бы под мечами и секриами вражьими. Один он две битвы в дагерях вражьих выиграл, и в третьей битве сам чуть было не погиб...
- Но довольно об этом, Альхейма я достаточно наказал уже, - отрезал Харальд. - Не следует омрачать час встречи нашей подобными разговорами.
Верны твои речи, племянник, - сказал Гутхорм. - Тогда пожалуйте в гридницу, отведайте кашу и хлеба нашего, и выпейте пива в усадбе сваренного.
Когда вошли они в гридницу, служанки споро накрывали на стол. На каждом месте стояли чаши с пивом и медовухой, куски хлеба и лепешек
Улыбнулся властитель, первым зашел в трапезную, да высокое место за столом занял, а следом за ним, все ярлы его пожаловали, да телохранители, да дружинники ближние и скальды. По правую руку от конунга сам Гутхорм сел, по левую же в этот день он скальда Торбьерна посадил.
- Славный у меня скальд есть, - Харальд произнес, браги пенной испив. - И сдаеться мне, дядя, сказителя лучше не найдеться.
- Может и найдется. - ответил Гутхорм. - У меня тоже теперь скальд свой имеется, да такой что за словом в карман не лезет, и говорит все стихами да кеннингами. бабы да девки души в нем не чают... все вокруг него норовят собраться и его росказни послушать.... Он как раз драпу про нашу битву еще сочиняет, обещал скоро ее нам исполнить...
- Добро, зови своего скальда, послушаем, так ли он хорош, - рассмеялся Харальд, славное развлечение предвкушая.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 26-04-2007, 12:51

Транделаг. Усадьба Хладир. Фрейвайвар и конунг Хакон.
Совместно avarach & DarkLight.

Посланец Грютингов не торопясь восшествовал с достоинством представ пред очами старого Хакона и двух молодых мужей, восседающих по обе руки конунга.
– Приветствую тебя хладирский владыка, я, Фрейвайвар жрец, по слову господина своего, Грютинга, пришел чтоб донести до тебя его слово.
- Знаком мне пославший тебя муж, - с достоинством ответил повелитель Транделага. – Однако же, странно то – присылать ворона, когда уже начали звенеть мечи до петь стрелы. Что за слова посылает мне Грютинг Оркдальский?
«Нет здесь ярлов Хаконовых, решил сокрыть он от них беседу нашу. Неужели не верит он им настолько, что слова мной принесенные не должны ушей их коснуться?! Так себе же хуже он тем сделает, правды не ведая, будут они передавать из уст в уста они свои домыслы, то что им покажется в мыслях сомненьями и крамолой заполненных. Воистину дело конунга мне порученное справить здесь легче станнит стараниями владыки хадирского. Ослабли его руки, раз в подчинении людей своих удержать не может, самое время новой сильной руке перенять у него бремя власти» – мыслилось Фрейвайру.
– Господин и владыка земель оркдальских сильно разгневан был приемом твоим в как гостя его, не оказанным ему должным почтением тобой и людьми твоими, потому и в земли твои пришел искать правды и справедливости.
Супротив ожидания, конунг не спешил являть гнев, ожидая продолжения речи. Что до родичей его, то недавнее поражение существенно поубавило в молодцах лишнего гонору, и ныне сидели они присмиревшие, боясь слово молвить без дозволения. Не такого приема ожидал ворон в стенах Хладира – ну, да не указывать же владыке земли, какие порядки в доме своем надобно пестовать. Фрейвайвар продолжил:
- Отказом и насмешками ответили ему здесь, когда он как друг к тебе в гости явился, сыном твоим новым стать возжелал, чтоб скрасить старость твою да внуков тебе славных подарить. Не смогло сердце господина моего снести дружбы порушенной от отца его меж вами бывшей, потребовало оно виры за честь порушенную.
В этом месте старший племянник Хакона осклабился, умыслив, видать, пошутить насчет чети да юбок. Но глянул на конунга – и язык прикусил: как холодом морозным от старца повеяло. Хоть и был властитель Трандхейма в годах, да, видать, не зря цвел при нем Трандхейм, будто цветок на ниве ухоженной. Крепки еще эти руки старческие, ладно поводья схватили да правят.
- У границ Транхейма довелось нам дружину узреть твою, для встречи нас высланную, и взяли мы виру за заносчивость Трандхейма, но наполнились сердца наши грустью безмерно от того, что многие из воев славных да далеко не из худших на костры погребальные взошли.
Вот тут родовичей Хакона крепко проняло: дышать они стали тяжко, будто семь миль в полном доспехе в один миг пробежали. Конечно, никому из воинов не любо, коль поминают дела их бесславные.
- Ведомо всем, нет ничего краше сердцу нашему: со славой войти в залы Валгаллы и занять там достойное нас место, но не можем мы оставить земли наши без огляда на детей наших жить здесь без нас остающихся. Долг наш в том, чтоб дать поросли молодой взойти и на крыло встать, честь и славу отцов и дедов своих в нерушимости, чтоб они смогли. Если же взойдем мы безвременно в страну Асов, хоть и славой себя покрыв, но, бросив без охраны меча сильного землю нам завещанную, падет она к ногам воев пришлых и дети наши в рабстве у них аки псы смердящие останутся на веки вечные.
В этом месте по устам Хакона скользнула усмешка. Да и сам ворон опомнился, что, видать, лишку хватил, за словом красивым погнавшись. Конунг Транделага среди скальдов норвежских ценителем слыл, и музыка слов не была ему внове. Сам их судить мог, и сам, в случае нужном, не пару седмиц на вису потратит. Однако же, Фрейвайвар ныне был тут посланником, а не ценителем меда поэзии, так что жрец хитрый вмиг перестроился, о более понятных воям вещах речь поведя. Чай, Хакон не один тут был:
- Потому наш долг живым быть, хранить земли наши в нерушимости мечами острыми в руках защитников смелых. С мыслью об этом и заботой о будущем владений наших, шлет тебе владыка земель оркдальских свое предложение об окончании бессмысленной войны. Отбрось в сторону былое, отдай дочь свою в жены Грютингу, отцом ему нарекись, и в милости господина моего займи место почетное правой руки его, стань ярлом его возлюбленным, советником его ближним. И окрепнут земли наши под рукою могучей, славу себе стяжая могуществом своим, врагам злым на страх и погибель, на зависть соседям.
Племянники Хакона в сей момент сделали давно ожидаемое: с лавки вскочили, кулаками размахивая. Видимо, не оберегай Фрейвайвара знак воронов на белом полотнище – и перстами бы не оружными растерзали. Конунг лица не утратил, только чуть голос повысил, упрекая родовичей да к чести их воинской призывая:
- Гротгард! Херлауг! Остыньте. Не дело то – на гостя зверями бросаться, - и, повернувшись к посланцу из Оркдала, властно продолжил: - Что до тебя, так ворон – и вовсе не муж, а лишь голос пославшего. Грютинговы слова слышал – ему и отвечу. А ты, жрец, ушами ему послужи – да после передай все владыке пославшему в точности. Повезло ему сильно, да и умения Грютингу все же не занимать. Однако, я слову своему господин, и коль дал руку Ассы владыке Агдирскому – то в той земле Асса кюной и будет. А конунгом быть надо мной – Грютинг статью не вышел.
– Велика гордость твоя конунг, ослепленный ей и тоской по погибшим сыновьям своим, обрекаешь ты земли свои на разорение, а себя на поражение от руки господина моего. Распря меж нами потешит врагов, гибели семени нашему желающих, обдумай слова свои еще раз. Ведомо мне, что сватов к Харольду ты засылал, он же не предложит тебе столького как Грютинг конунг, одним из многих ярлов ты сможешь стать у юнца в бою себя не разу не показавшего, за спинами людей своих отсиживающегося. А под рукой твоей ходящие на посылках любимцев Харольдовых станут бегать. О себе не думаешь, подумай о людях, назвавшись конунгом, отцом ты им стал, так позаботься о клявшихся в верности тебе как должно отцу детей своих любящему.
- Нечего пугать меня днем грядущим, ворон Грютинга, - нахмурил седые брови хозяин усадьбы. – Или, глядишь, решу, что не только чужую волю ты сказываешь, но и свою думу холопскую в речи впустил, знаком посла прикрываясь. Никогда вои того не одобрили бы… что до пославшего тебя – говорю: коль приходил он, как гость – то всегда был мне люб да вниманьем обласкан. А для тех, кто лишь один довод знает – оружие, и у меня мечи востро наточены.
– Смотри владыка, своим упорством ты богов только гневаешь, они уже отдали нам одну победу, обрушив мечи наши на головы лучшей части дружины твоей, застили глаза супротивникам нашим, отдав их в наши руки. Так и теперь, с нами милость Одина и Тора, против нас выступив ты воле богов поперек идешь, не будет удачи тебе против Грютинга. Безмерно скорбеть мое сердце будет по славным воям, что могли бы стяжать себе славу в иных боях и вернуться домой с победой за плечами могучими и добычею славной в мешках походных.
- Одна битва – еще не война выигранная, - Хакон махнул рукой, давая понять что встреча закончена.
– Как скажешь, владыка Хладира, в твоей власти еще дать мне такой ответ, но грядет поражение твое от владыки моего, тогда уж кончится воля и слово твои тут. Сейчас же подчинюсь я воле твоей.
– Я – не зверь, чтобы сразу с дороги вас вновь на мороз выставить, - молвил конунг транделагский. - Хоть и идет Грютинг сюда с воями – но я покамест добра не забыл. Гостите в усадьбе моей до рассвета. Гротгард проводит к твоим воям да покажет где тебе разместиться, служитель богов.
Указанный племянник угрюмо поклонился родичу: видать, не сильно по сердцу был ему этот наказ, думал воин что тут и отпрыск рабынин бы справился. Но у Хакона своя дума была на уме, так что окликнул он ворона напоследок:
- И, жрец, прими как совет: смири свой змеиный язык, покуда гостишь во Хладире. Коли волю свою будешь мешать с конунжьей – больно падать придется. Торлейв из Агдира пример тому знатный.
Ответствовал напоследок старому Хакону Фрейвайр, должный поклон хозяину отвесил, как закон велел то посланнику, спину свою он чрезмерно при том не перетруждая. Сделал шаг назад и развернувшись вышел из залы совета тем же шагом, что и вошел недавно.

Сообщение отредактировал DarkLight - 26-04-2007, 21:05

Харальд и Гутхорм, усадьба Хардалан, Гудбрандсдаллир.
c Тельтиаром
Гутхорм клинкул одного и слуг и попросил позвать Тормунда скальда, где бы он там ни ошивался, и что бы он там ни делал. Искали Тормунда долго. Оказалось, что он помогал кому-то из слуг колоть дрова, а заодно спрашивал их про "предания старины глубокой" и кто из какой страны родом, потому заготовка дров сильно затянулась.
- Эй, сказитель, - бросил хирдман. - Дрова пусть слуги колят, а тебя наш владетель ждет!
- Что от меня хозяин усадьбы хочет? -удивленно произнес Тормунд, отложив топор, и вытирая пот со лба.
- Не усадьбы, - воин важно поправил. - Сам конунг Харальд видеть тебя желает, да посмотреть, не даром ли ты свой хлеб ешь, да так ли ладен, как ярл Гутхорм сказывал.
Тормунд отряхнул со своей одежды древесную труху и щепки, шапку лисью для важности надел и пошел за хирдманом.
Ввели скальда в гридницу, да обратились на него взоры гостей, и сам конунг со своего места приподнялся, его приветствуя, да взглядом оценивающим окидывая - неказист был, по мнению Харальда сказитель Гутхормов, но быть может действительно язык у него был столь же лисий, сколь и наряд.
- Ты значит скальд Тормунд будешь, о чьем мастерстве дядя мой об заклад побился?
- Да вроде иного Тормунда здесь не бывало, коли не успел еще тут кто-то родиться, покамест я отсуствовал, - ответил Тормунд, поклонившись
- Быстр ты на язык, конунгу дерзить, - вставил свое слово Аудун, видимо боясь, как бы не забыли его.
- Дрезость ли отвечать правдиво? -удивился Тормунд.
- Правда правде рознь, как доброе пиво мутному и застоявшемуся.
- А у тебя, я посмотрю лишь пиво на уме, почтенный, даром что подле конунга сидишь, - с усмешкой парировал молодой скальд.
- Ну полно вам, - не утерпел Гутхорм, жаждя поскорее племяннику показать, на что его певец способен. - Налейте всем еще браги, а ты Тормунд драппу обещанную расскажи.
- Только часть драпы готова. Дозволено ли драпу незаконченную читать?
- Отговариваться брехун, - прошептал конунгу Аудун. - Ты вели, господин ему начинать, а то быть может такова драппа, что ее и заканчивать не стоит.
- Читай, скальд, такова моя воля, - повелел Харальд, кубок опустевший в сторону отставив, и тот час же слуга его до краев наполнил.
Тормунд откашлялся, и начал читать нараспев:

Слушай конунг скальда слово
Сечи лютой славу вспомним
Клёнов вихря дев крылатых
Клич клинков созвал в Хейдмёрке
Гудбранд гридней Волком битых
Горечь бегства звал утешить
Пеной пьяной Фрейр застолья
Поил прутья плетня боя.

Скальд же сам все это видел
Скажет все как в правду было
Ну а щедрый ас обручий
Мне за песнь даст награду...

- Красивы слова, нечего тут говорить, - первым похвалил скальда властитель, не давая Аудуну старому ничего сказать.
- Конунг разрешит продолжить? -спросил Тормунд, покосившись на злоязыкого старика
- Не разрешаю, - твердо произнес Харальд. - Но приказываю. Люба мне драппа сия, желаю всю ее слышать в скорости.
- Что ж, раз Ас леса копий так желает, прочитаю я то что успел... А далее, уже как меда хватит - ответил Тормунд, вновь поклонившись, и продолжил:

выгнан скальд с палаты пира
вынес пряжу норн благую
в тёмной чаще древ колючих
воев вел волк стежкой тайной
Сын тюленя рощ ветвистых
сонным гридням нес погибель
волк же шел тропою вепрей
ветвей гибель нес с собою
пир в Палатах у Хедина
песни пламени прервали
скальд там был и скальд все видел
стали тверже скальда слово

много ворогов узревший
ноги сделал Альхейм смелый
люд со шкурою медведей
весь ушел в палаты павших...
Харек Волк вел воев смело
хитрый ворог был раздавлен
Гилли храброму на помощь
гнусных карлов бить пошел он
выжег очага питатель
воев дом из шкур и ветвей
скачки гривы Локи видел
скальд был сам тому свидетель

Два жнеца сей жатвы лютой
дважды дятлов сеч питали
но не ждали что им в спину
недобитый Асгейр вдарит
стался всплеск отваги беглых
стали стенкой вышли в поле
Вновь сошлись в кровавом вихре
видя дома гридней гибель...
пали в пляске копий лютой
пенной влаги пить охочи
стал всем огненной могилой
хирда дом,то скальд все видел...

- Хорош скальд и награды достоин, - усмехнулся Харальд, третий уже кубок осушая. - А ты, Торбьерн сумеешь лучшую драппу сложить?
- Сумею, если о твоих свершениях славных мне кто-то расскажет, мой конунг. - ответил тот, хоть и призадумался.
- Уж поверь, будет кому рассказать, - Гутхорм скальду сказал. - А мы посмотрим, чье мастерство лучше.
- Ты же на заклад побился дядя, - напомнил Харальд. - А как нам определить, кто же из них лучше?
- Когда будут у обоих драппы их готовы, пусть состязание устроят на тинге - а люди знатные и именитые решат, кто им по сердцу больше придется, - отвечал Хрингарийский Олень.
- Это что-то новое, чтобы ради состязания скальдов тинг созывать. -сказал Аудун. - Или у нас будут иные причины для созыва тинга?
- Тинг, как и положено осенью соберем, - спокойно ярл Гутхорм произнес, на подначки скальда старого не реагируя. - К тому времени, стало быть оба скальда должны драппы свои завершить.
Тормунд обиженно скорчил гримасу:
- Я драпу за три дня сочинить могу, какой в этом толк до осени тянуть? Да и сам я уже к тому времени забуду о том, о чем поведать должен.
Ударил тогда кубком опустевшим по столу Харальд, брови сдвинув:
- Никак проиграть спор ты боишься, Гутхорм, потому и время оттягиваешь? Пусть на свадьбе моей с Ассой Хладирской они драппы свои зачитают. Таково мое слово.
- Не так-то просто будет тебе свадьбу сию сыграть, - ярл Гутхорм вздохнул. - Не знаешь ты еще, что Грютинг из Оркдаля рать большую супротив Хакона собрал, да невесту твою у тебя отбить силой жаждет. Лютая сеча в Транделаге будет.
Неприятны были слова эти конунгу, слишком хорошо понимал он, сколь шатка сейчас его власть. И пусть выпито много им было, но разум пока ясен оставался, и видел знал Харальд, что лишь с Хаконом породнившись, сумеет он достаточно силы получить для борьбы с врагами, пусть разгромленными, но пока еще опасными. Сейчас же землям его не меньшая опасность угрожала, чем прежде: Агдир ему принадлежит, новоинов нет, чтобы оборонить его от соседей жалких, да к тому же вновь старая Асса там в силу вошла, а от нее всякой подлости ждать можно, Хрингарики обескровлена, да и в Раумарики уже всех людей, кого вооружить можно под копье созвали, в Ранрики разбойники хозяйничают, Вингульмерк же слишком близок к землям свейским, а Эйрик конунг, по словам соглядатаев с большой ратью в Готланде уже гаутов под свою руку собирает. Что же до Гудбрандсдалира - легко ярлы ему подчинились, легко и бросят, стоит им лишь слабость конунжию увидать. Но, как только будет в союзе с ним Хладир, так многое измениться, ведь богата земля Транделагская и много в ней воинов славных.
- Так что мы тут сидим? - спросил Харальд. - Раз у меня отбить невесту силой желает, то и мне силою отстоять ее надо.
Хотел было ответить что-то ему дядя, да двери вновь распахнулись - ярл запыхавшийся в трапезную вошел, был он запылен с дороги, да снегом припорошен, и борода его грозно топорщилась. Расступились слуги, сам же он конунгу поклонился.
- Дозволь, государь, слово молвить, - так сказал.
- Молви, - разрешил Харальд. - Мы тебя слушаем. Назови свое имя, и по чьему ты поручению прибыл, и какие вести принес.
- Имя мое Асбьерн, был я Торлейвом жрецом послан в Хардаланд, дабы просить у Эйрика конунга руки дочери его в жены тебе, властитель, - начал расказ свой седовласый викинг. - Славно принял нас конунг, за стол пригласил да слова выслушал благосклонно.
- Эйрик вас благосклонно принял, а каков был прием, оказанный его дочерью? И каков ответ ее был? - спросил Харальд, точно в глаза ярлу верному глядя.
- Плох тот конунг, что слова девки вздорной слушает, а не голосу разума своего внимает, - Асбьерн ярл продолжил. - Таковым и Эйрик на поверку оказался, а дочь его не только отказала тебе, но и оскорбление тяжкое нанесла!
- И что это за оскорбление? - Нетерпеливо бросил конунг, поскорее ответ желая услышать. - Говори, я не Гандальв, чтобы вестников за слова чьи-то наказывать. Передай все в точности, что она сказала...
- Так сказала гордая Гюда, что не желает она девство свое тратить на конунга, столь малыми землями владеющего, - вздохнул посланец. - А еще сказала она, что пойдет лишь за того властетеля, что будет всей землей норвежской править, подобно Эйрику в Уппсале или Хардакнуту в Дании.
Стиснул пальцы Харальд конунг на кубке медном. Добела стиснул, столь велика обида была ему нанесенная. Это раньше, когда был он в окружении врагов, можно было над властью его иным потешаться, но после Хрингасакра изменилось все, и не было владетеля, большие земли имеющего, нежели Харальд сын Хальвдана. Ударил ему в голову разом весь хмель, что выпит был им на пиру, и таки слова произнес он:
- Что же, пусть горда дева, да узрел я мудрость и в ее словах. Негоже нам пировать, старые деяния воспевая, когда новые подвиги нас ждут! Не желаю я быть лишь одним из многих конунгов в Норвегии! И пред всеми вами клянусь, что не вложу меча в ножны, покуда всею державой не овладею! Клянусь, что не буду волос своих стричь и расчесывать, покуда не стану конунгом единоправным, и все фюльки под моею рукой не окажутся, как того достоин я по праву рождения, ибо род свой веду я от Одина и Ньорда!
- Воистину клятва достойная великого мужа - сказал Гутхорм. - И дело достойное для славного рода. А деву ту за слова ее дерзкие надо было бы связать и с собой привезти.
- Нет уж, дядя, - Харальд отвечал. - Пусть узрит она сначала, сколь глупы были слова ее гордые. Забудем о ней ныне, и вспомним тогда лишь, когда всею Норвегией мы владеть будем. Ты же, Асбьерн ярл, за службу свою верную, садись на высокое место подле меня, да браги испей с дороги тяжкой! Ведомо мне, что от самого Сарасберга ты за мной следовал, дабы весть эту принести.
Поблагодарил конунга ярл, сел возле Гутхорма могучего, сам же дядя правителя так говорил:
- Прав ты, юный Харальд, но скажи тогда, с чего начать ты желаешь?
- Завтра же поутру прикажу я воинам выступать к Оркдалю. Грютинг конунг на пути у клятвы моей стоит, так пусть же горькими слезами ему дерзость его отолтся! Так я тебе велю, Гутхорм - никого не щади во владениях конунга этого, позволь воинам деревни жечь, да людей сечь! Пусть поймет Грютинг подлый, сколь глупо было ему супротив меня идти, да невесту мою, Ассу Хладирскую вопреки воле отца ее возжелать!
Верно говорят, меняет власть людей, но чтобы так юноша всего за несколько месяцев изменился? Бледен был лик конунга агдирского, когда он эти слова произносил, но слово конунжие крепче стали, тверже камня - и сказанного назад уж не воротишь. Дана была клятва Харальдом перед всеми людьми его, перед ярлами и жрецами, и следовало держать ее, а то, что во хмелю была она сказана, не меняло ничего...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 27-04-2007, 18:08

Халагаланд

Двадцать лет назад.

Жил в Халогаланде на острове Торгар лендрманн по имени Бьергольв. Был он полувеликаном, и поэтому силой и ростом был наделён особенными. Был у него сын Брюньольв, похожий на отца как две капли воды. Вот состарился Брьергольв, жена его умерла и задумался Бьергольв о будущем. Поручил сыну вотчиной управлять, да женил его на Хельге, дочери Кетиля Лосося с Храфнисты. И родился у них сын Бард, рано возмужавший. Он был рослым, красивым и ясно виделась в нём кровь великана.

Однажды осенью пир многолюдный был. И пригласили на него Бьергольва и Брюньольва и были они самыми знатными гостями. Вечером жребий бросили, по древнему обычаю, кому с кем пить в одной паре. И выпало Бьергольву сидеть с дочерью Хёгни. Хёгни был человеком низкого происхождения, но он возвысился и стал очень богатым. Прежде чем оставить свою дочь, он поприветствовал Бьергольва.
-Здравия вам, почтенный Бьергольв и тебе могучий Брюньольв. – говорил Хёгни.
-И тебе не болеть, Хёгни. Что за дева рядом с тобой восседает? Эка красавица!- с лёгкой усмешкою спросил полувеликан.
Девушка покраснела и смущённо потупила взор.
-Это дочь моя, Хильдирид. – с гордостью в голове сказал Хёгни.
-Здравствуй, красавица. Уваж старика, посиди со мной да поговори.
Шумный был пир, много было бочонков выпито, много тем переговорено. Понравилась красавица Бьергольву. Однако хитрым был полувеликан, весь пир притворялся немощным, жалость вызывая. Перестала девушка смущаться его, откровения говорила да о жизни своей рассказала.
Пир закончился. Старый Бьергольв с сыном отправились домой.
Той же осенью Бьергольв с тридцатью бондами выехал на паруснике к острову Лека. Радушно встречал хозяин гостей, не ведая, какое зло они принесли с собой.

Испугалась красивая Хильдирид Бьергольва – не старцем немощным вошёл он в дом их, а воителем. По-хозяйски смотрел он на деву. Хильдирид хотела уж убежать от страшного полувеликана, но тут Хёгни говорит:
-Дочь моя! Разливай брагу нам с гостем!
Выпили Бьергольв и Хёгни кубок, другой. Тут полувеликан подзывает Хёгни и говорит:
-Дело у меня к тебе есть. Хочу я, Хёгни, чтобы дочь твоя со мной поехала, да свадьбу сыграли.
Хёгни покраснел, посерел и срывающимся голосом начал говорить:
-Н-но..
Бьергольв угрожающе привстал, потянувшись рукой к мечу.
Нечего делать было Хёгни, согласился он. Уплатил Бьергольв за Хильдирид эйрир золота да увёз с собой на остров Торгар.
Привёз Бьергольв деву домой, и увидев это, возмутился Брюньольв, но сделать ничего не мог.
Родилось у Бьергольва и Хильдирид два сына – Харек и Хрёрек. Были они невысокого роста, лицом красивы, неглупы.
Потом умер Бьергольв, вынесли его из дому и тут же прогнали Хильдирид вместе с сыновьями из дому. Поехали они на родной остров Хильдирид Лека к отцу. Лишил сыновей Хильдирид Брюньольв наследства, и потому их в округе презирали ,да ублюдками незаконнорожденными кликали. А наследовал Брюньольву его родной сын по имени Бард, и был он почти ровесником Харека и Хрёрика.




Наше время.

На севере, в Халогаланде, есть фьорд Вефснир, где находиться большой остров Аласт. На острове этом стоит имение Санднес, где живёт Сигурд и его дочь красавица Сигрид. Сигурд был лендрманном, самом богатым на севере, и дочь его, Сигрид, наследовала ему.
Именно к ней и приехал свататься Бард, сын Брюньольва.
-Здравствуй, могучий Сигурд. – сказал Бард, сходя с парусника.
Сигурд с улыбкой отвечал:
-И тебе здравствуй, Бард, сын Брюньольва. С чем пожаловал на мой остров?
-Дочь твоя Сигрид моё пленила сердце. Свататься я приехал.
-Ну проходи, попируем, погутарим. - Сигурд приглашающе махнул рукой.
Долго пир был, и сговорились стороны.
Недолго ждали, тут же помолвили, да свадьбу на следующее лето назначили.

Транделаг.
совместно Тот и avarach


Кольцом змея Мидгарда опоясала боль голову Мара Иллугисона, сдавила сердце чёрное, плещась в водах злобы ледяной. Побелели пуще прежнего руки ярла Гаулардаля, жажда его обуяла необоримая, всё б отдал лишь бы с Хаконом поквитаться. Вдохнул Хладные Пальцы воздуха морозного, на ярлов взглянул, что рядом стояли. Вот он, случай! И выдумывать ничего не надо. Одну искру подбрось и сразу вспыхнет огонь косматый, запляшет алым отсветом на ликах ярлов, спалит разум их, направив бег свой в нужную сторону. Устоит ли тогда Хакон-конунг, ежели стена огненная на плечи его старческие рухнет. Нет, не выдюжит.
- Мнится ли мне, али действительно Хакон выгнал ярлов своих верных на двор, словно псов никчёмных, - так сказал Мар Иллугисон. Да громко сказал, чтоб все ярлы его слышать могли. Хищно осмотрелся округ себя Хладные Пальцы, настроение каждого ярла, безошибочно подмечая, кто уже сейчас поддержать его готов, а кто нет.
- Что, Раги, смотришь, не по нраву тебе, что вслух я глаголю? Или может слова мои обидными тебе кажутся, - обратился Мар к ярлу Эйна. – Так знай, что и я обижен сверх меры.
- Знаю я, - тут же откликнулся сын Ивара, - что выразил ты лишь мысль общую. А обидеть даже и не хотел.
- Щенка то безродного подле себя оставил, - бросил Гуннар Сердитый. Негромко сказал, да только услышал слова его каждый и понял правильно. Да и как не понять?
Плюнул Сурт Рукавица на землю и, развернувшись резко, к дружине своей пошёл. Ничего не сказал ярл Верадаля, но и так ясно было, что не Мару плевок тот предназначался. Что Мар то? Словом обидным попотчевал. А Хакон старый делом озлил, да не единожды.
- Постой, Сурт, - повинуясь порыву внезапному, окликнул Рукавицу Мар, - извиниться пред тобой хочу.
- Позже поговорим, - прозвучало в ответ.
И хоть злым голос ярла разъяренного был, охватила Мара радость, хоть и не отразилась на лице его. Знать верно он поступил игру свою коварную продолжая.
- Сам собака! – гневно выкрикнул Хрут Вегейрсон ярл Скауна. Шагнул в сторону дома, что посла Грюттингова приютил, а ярлов отверг и кулак показал. – Собака и есть.
- Нечего нам здесь делать более, - сказал Мар Хладные Пальцы.
- И то верно, - родич его подхватил. – Верно Сурт оценил волю Хакона. Не стану и я здесь оставаться.
- Пошли, родич, - ответил Мар.
Разъезжаться ярлы стали, узрев то, возрадовался сын Иллуги. Гуннару, родичу своему об этом сообщил, похвалил его, сказав, что без поддержки столь мощной, которую Сердитый ему предоставил, не смог бы он ярлов расшевелить.
- Теперь вот что, - сказал Мар. – Надо мне с посланником оркдальским погуторить. Но не здесь, понятное дело.
- Да, - отвечал Гуннар Сердитый. – Понял я твой замысел, родич. Но верно ли поступим, ежели с Грюттингом стакнемся?
- По другому никак. Да и всегда сможем мы от союза того отказаться, но сперва должен нам помощь оркдалец оказать.
- Как бы боком нам та помощь не вышла, - выразил опасения Арлаугсон.
- Ежели на нашей стороне Асы светлые, так нечего нам страшиться, ну а коли иначе, то от судьбы при любом исходе не убежим. Пока же есть в нас сила и разум, действовать надо, а не сиднем сидеть.
Выехали тем временем родичи за ворота усадьбы конунга своего, хотя кто ж теперь его так из ярлов величать станет? И во дворе никто Хакона конунгом не назвал, а теперь и подавно.
- Ты, Гуннар, в усадьбу поезжай, гонцов быстрых по соседям пусти, пущай собираются у тебя, мол говорить с каждым из них хочешь. Меня там дождитесь. И смотри, никого не выпускай, коли уехать захотят. Скажи им, Мар Иллугисон с вестями приехать должен.
- Всё сделаю, - Гуннар отвечал.


От Хакона выйдя Фрейвайрк людям своим направился, голод с дороги ему свой утолить требовалось, да решить что делать дальше: отдохнуть и со следующим утром, как предложил хозяин Хладира вернуться к своим, либо же времени не терять до дня завтрашнего, за светло вернуться к Грютингу. Раздумья не мешали жрецу бросать по сторонам взгляды внимательные, хоть и стояли в Хладире дружины немалые, да не то все, по слухам у Хакона здесь ярлов много больше быть должно, значит здесь только те, кто поспешая волю господина своего сполнить людей своих привели спешно. Остальные, значит, по долгу стрелы их конунгом посланной разъехались, не за стенами имения их искать надобно, а во поле чистом. Хирдманов много заметно тоже не было, но за тем хельд Исхер должен присматривать, он в том больше сведущ. Если дела так идут, тогда оставаться нельзя тут, того и гляди, Грютинг под стены пожалует, прочность доспеха вражьего пробовать, и дело его не будет исполнено. Надо прежде с Исхером потолковать будет, а потом и решать о своих свершениях. Дружинники, со Фрейвайром пришедшие, столовались отдельно от воев Хаконовых, отвели им отдельную горницу рядом с челядью, да охрану к дверям приставили. Провожали тяжелыми взглядами у дверей стоящие стражники проходящего к людям своим посланника, уступать дорогу не торопились, словно судьбу испытать решив. Покачал головой Фрейвайр на них глядючи, совсем не осталось у воев ни к богам почитания ни посланнику уважения – проходя мимо них за броню стражей ретивых жрец цеплялся. За столом им не красна девка прислуживала, но гридень в оружии, взгляды косые со всех сторон на воев Грютинга падали, те же хмуро вокруг оглядывались.
Присел меж эскорта своего Фрейвайр, тут же миску с похлебкой остывшей ему поставили, промолчал на то ворон Грютинга, не след на посмешище выставлять, мелкой мести врага поддавшись.
– Как устроились тут? – обратился к хельду своему Фрейвайр.
– Да никак, сидим без привязи привязанными – никуда не пойди, эти за нами аки хвосты песьи за хозяином следуют. И приставили ведь тех кого мы в приграничье били, чтоб злее были значит.
– Понятно, тогда не след нам здесь и задерживаться. Дело свое мы исполнили, в конунгом их говорил я, да отказ на предложение о Грютинга получил, что ж, дело хозяйское. Значит нам делать здесь нечего боле, назад нужно двигаться, выступим как поснедаю, собирайтесь и коней наших приготовьте к выходу.
– Добро!
– От гостеприимства, значит, отказываетесь нашего, али брезгуете? Ворона мы держать не будем, но стены наши покинув гостеприимства законов защиты лишитесь, мы за вас не в ответе боле станем. – выступил один из стражей, что у дверей стояли.
– Воина в поле меч хранит, а не милость хозяина, коль препятствовать не станете доберемся назад мы в целости, как сюда добрались так и выедем.
– Мешать не станем. Скатертью дорожка, катитесь к своему хозяину, да передайте, что скоро возьмем мы с него полной горстью за поражение, не поможет ему и Локки как в прошлый раз.
– Храбрым воям Один и Тор помощники, и милость их с нами, и при встрече вы это узреете. Спасибо за угощение сытное, да нам собираться надобно.
Не заняли сборы отряда времени много, потому как оркдальцы коней лишь своих устроили, снасть ездовую с них сняли, сами же готовы выступить были по слову старшего, потому и споро они за ворота выехали.

Сообщение отредактировал avarach - 27-04-2007, 10:43

Альвхеймар. Конунг Гандальв.

Побеседовав с Асгейром, конунг вышел на воздух. Тут и улыбка его веселая, ярлу показанная разом пропала: ладно гуторил Асгейр об их положении, да и сам владыка ясно понимал, что ныне Альвхеймар весь – словно вепрь подраненный. И желал бы обидчика клыками поддеть да в землю втоптать – а уж силы не те. Нет, тут иным зверем стоит прикинуться да смекалку лисью врагу показать.
Помнил Гандальв речи Агсейровы про союзников, нужных чтоб Харальда надломить. И свой ответ – тоже отнюдь не забыл. Нелегко было гордому конунгу признать, что он в чести он ныне в Норвегии, однако слепец в деле таком недолго живет. Не дело воину глаза на опасность закрывать. Кроме того, немного подумав, конунг увидел-таки хорошие возможности для союза. Владыка Мера в прошлом другом Гадальвовым звался, многим врагам их клинки головы сняли. И серый конунг доподлинно знал, что Харальда в землях тех вовсе не жаловали. Вот и удумал он ныне, идя по улице, гридней с дарами богатыми в Мер отослать, да хозяину тамошнему о дружбе напомнить. Даже коли не согласиться он рати с Гандальвом объединить, немилость богов разделить убоявшись, то и под руку щенку без боя не дастся. Гордость не стерпит.
На том владыка Альвхеймара и порешил. Сказано-сделано: нашел конунг дружинников смелых да замысел свой растолковал. Хоть и бесславной была сия война для Альвхеймара, однако досель Гандальв терял больше мужей да гордыню, а не серебро да камни самоцветные. Хотя, может, и предпочел бы властитель иное, но боги судили именно так. Так что в дарах недостатку не виделось: и кольчуги богатые в сундуках сохранялись, и мечи славные для мужей дружинных и украшения для их жен для дочек. Да и мехов, зимою полезных, было без счета. Послов таких ни один конунга в уме за ворота не выставит, тем паче, что строго наказал Гандальв людям своим в Мере ничего не просить, только о дружбе былой речи ведя да спасение конунга своего прославляя.
В усадьбе уж многие гуторили, что заговорен-де властитель Альвхеймарский, коль дважды за время короткое смерти верной избегнул. Не спорил с тем Гандальв – напротив, к выгоде своей болтовню ту решил обратить. А союзникам возможным тоже полезно знать, что не просто с мужем славным задружаться, а с воем, богами хранимым.

Остров Мьон. Халльвард, Сигтрюгг.
С благословения Тельтиара при моральной и не только поддержке Скальда.


Отплыли драккары от Сарасберга вечером. Ветер попутный всю ночь их сопровождал, лишь к рассвету направление сменив, но до острова Мьон уж совсем недалече было.
Халльвард-хельд до утра раннего очей не сомкнул, тяжкие думы мучили его. Не давало покоя юноше предсказание Рагхильды. Даже не в пустой руне было дело: терзали его думы о предстоящих велики свершениях. Если уже предсказана судьба, сказал бы кто другой, то можно и не бояться за будущее, сама придет слава неугасающая да богатство великое. Но Халльвард знал твердо, что теперь судьбу предреченную заслужить надобно. Значит, еще сложнее придется им с братом, чем нынче…
Мерным звуком весел, рассекающих волны, да туманом вокруг встретило утро мореходов. Вот уж темным пятном за мутной белесой стеной показался берег.
- Ты готов, Сигтрюгг? – низко шлем надвинул Халльвард, расправил плечи, кольчугой покрытые.
Первый раз, пожалуй, он себя действительно викингом почувствовал, дух предков в себе ощутил. С улыбкой младший брат взглянул на него. Много бодрее он себя чувствовал, нежели Халльвард, и немудрено – удалось ему прикорнуть часок у снастей, на палубе сложенных.
- Готов, - отвечал он. – Ты, я вижу, сечи великой ожидаешь, насмерть с врагом биться собрался?
Вспомнил тут Халльвард, что не осталось, по словам Асгаута, воинов в поселении, и смутился юноша, махнул рукой. И правда, нечего тут искать возможность подвиг в битве совершить. А вот сокровища для конунга доставить в Агдир – разговор совсем другой.
Заскрежетали камни прибрежные о деревянное дно драккара. Поискал Халльвард взглядом Рагнара – пора было уж сходить на брег Мьона воинам. Викинг у самого борта стоял, вдаль вглядываясь, сквозь туман.
- Вестимо, не ждут нас вороги, - ухмыльнулся берсерк. – Ну что же, вперед, сыны Одина!
- Вперед! – подхватил Халльвард, за ним и остальные воины. И устремились на сушу отряды.

Поселение небольшое, частоколом крепким обнесенное – вот и все, что захватить было надобно. Стражи, что дремали у ворот в этот час, и проснуться не успели, первого стрела Сигтрюгга поразила в грудь, остальные вскочили, но тут их воины Харальда точно лавиной накрыли. Словно беду почуяв, закричали петухи в деревне, разбудили людей. Только поздно уж было – снесли частокол, втоптали в землю и ворвались в деревню незваные гости, что принесли с собой вместо подарков хозяевам смерть на острие мечей да копий.
Захлопали ставни в домах – переполошенные жители деревни выглядывали на улицу. Но тут же в их дома врывались викинги, ломали, крушили все на своем пути. Женщин за волосы вытаскивали во двор, некоторых из них там же и крестом раскладывали прямо на земле, чтоб потешиться; стариков да детей выгоняли наружу, мужчин же взрослых – впрочем, совсем мало их в деревне оставалось – убивали на месте. Все, что внутри изб было – сундуки какие с добром да шкатулки, в которых жены украшения свои нехитрые хранили – мигом разбирали витязи да меж собой делили.
- Женщин, что покраше, да детей постарше, в плен берите! – звонко Халльвард крикнул и к брату обернулся. – А нам нужно дом найти, который главному здесь принадлежит.
- Ну, за этим дело не станет, любого тут спроси, - пожал плечами Сигтрюгг. Крики, оружия звон да женский вой уже реже слышались, переполох стихать начал. Огляделся Халльвард, увидел старика, возле дома одного сидящего. Глаза его полузакрыты были так, что неживым он казался, однако изредка все же голову поднимал, горестным взором деревню окидывая. Подошел к нему хельд, приставил меч к горлу острием самым.
- Отвечай, старец, где старосты вашего дом стоит? – вопросил он.
Поднял старик на него очи, бельмом уже подернутые, и видел Халльвард на щеках его бороздки, катящимися слезами прочерченные. Ничего не сказал старик, только указал узловатым пальцем на избу, ближе к краю деревни стоящую. Едва-едва добрались до нее воители халльвардовы.
- Идем, брат, - махнул юноша рукой., и оставили они старика, как он был: все равно пользы нету ни от живого его, ни от мертвого.
В избу указанную вошли они вместе с десятниками, Кьярвалем и Фрейгейром. Не удалось главе деревенскому уйти – Рагнар в ту избу раньше братьев двоих поспел. С кем-то из херсиров, Халльварду незнакомых, стоял он супротив мужчины, ростом низкого и в годах уже, с бородой наполовину седой.
- Вот и староста, видать, - Халльвард произнес, - что же, расспросил ты его, где сокровища пираты хранят?
- Едва начал, - недобро усмехнулся херсир. – Да он все запирается, говорить не хочет.
Будто в подтверждение слов этих одарил староста Халльварда взгляда, лютой ненависти полным. Если б можно было убить одним только взором, давно бы уже мертвы были и Халльвард, и сам Рагнар, и все, кто в избе сейчас находился.
- Способы разные есть, чтоб человека говорить заставить, - подал голос Кьярваль. – Пытали при мне полоненного одного…щепы деревянные под ногти загоняли…
- Щепок нам нонче взять негде, - Рагнар отвечал, - видно, что другое придумать придется.
- А ты ему по полпальца отрубай каждый раз, как говорить откажется, - Халльвард присоветовал. Сказал он это не всерьез, только для того, чтоб старосту испугать, но Рагнар по-своему это истолковал. Веревкой, что на поясе у него висела, привязал херсир руку старосты к лавке деревянной, чтобы тот ей пошевелить не мог. Пытался он бороться с Рагнаром, да тому Торхалль помогал, держал допрашиваемого.
- Дай-ка кинжал мне свой, Сигтрюгг, - Рагнар попросил. Отдал парнишка ему оружие свое, во все глаза уставившись на старосту.
- Ну, говори теперича, где хранят пираты сокровища свои?
Сжал зубы староста крепко.
- Хотите, чтоб добыча их вам досталась, так не бывать тому, песье семя! Не выдам тайны, хоть руку до локтя отрубите!
- Может, и отрубим, - усмехнулся Рагнар, кинжалом взмахнув. Стукнуло лезвие о лавку деревянную, да кровь на нее хлынула. Покатился по полу палец отрубленный, застонал староста.
- Хельд же сказал, по полпальца рубить, - поднял бровь Торхалль.
- Велика разница, - пожал плечами Рагнар. – Ну, говори теперь! Где сокровища?
- Там, за деревней…- сквозь зубы муж отвечал, - как по тропе идти к роще дубовой…
- Знак какой есть над тем местом?
Помотал головой староста. Херсир же нахмурился.
- Врешь, старик – не бывает так, чтобы пираты знака какого не оставили над тем местом, где сокровища лежат, - во второй раз кинжал кровью окрасился. Отвел Сигтрюгг очи, не смог глядеть больше, как человека мучают. Слезы выступили уже на глазах у старосты.
- Камень…камень придорожный, под ним сокровища! – вскричал он. – Только заговорен он, чтоб не смогли его найти чужаки, руна на нем…
- Понятно все, - убрал Рагнар руку с кинжалом. – Ты нас и поведешь к нему. Впрочем, нет, лучше кого из пленных будет взять, мнится мне. Согласен со мною, хельд?
- Пусть так и будет, - кивнул Халльвард. – А что с этим делать нам?
Вытащил Рагнар из ножен свой меч.
- В живых можно и оставить. А руку я ему отрублю все же, не след словами такими бросаться было, храбрость свою проявлять…
Не выдержал Сигтрюгг, вышел прочь. Уже у самого порога хруст костей он услышал да дикий крик, полный боли и злобы.

Вместе с мужами полоненными, кого не убили викинги Харальда, быстро удалось им камень отыскать. Но прежде чем подымать его, нужно было вначале заклятье наложенное обезвредить. Знахаря деревенского, которого тоже в плен захватили, заставили на камне руны начертить - Гар, Эрда, Турс, Сол и Тиваз. Затем орудиями, в деревне разграбленной взятыми, быстро перевернули они камень и достали из-под него богатства несметные, в сундуки заключенные. Было в сундуках и злато, и серебро, и каменья драгоценные, и четки с бусинами крупными и чего только не было!
- Знатную добычу мы конунгу привезем, - радовался Сигтрюгг, сквозь пальцы золотые монеты пропуская. – Небось и самим чего достанется за службу, как думаешь, брат?
- Увидим, - улыбнулся Халльвард в ответ. – Но довольно клад разглядывать, пора уж на корабли сундуки грузить да пленных вязать и в трюмы сажать.
Начертил тогда колдун обратные знаки на камне, и на место его положили. Клад же забрали вместе с полоненными на корабли и тут же отправились обратно в путь.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 29-04-2007, 17:35

Сарасберг
Кюна Рагхильда и Асгаут-ярл
Совместно с Тельтиаром

Давно послала Рагхильда одного из своих ближайших слуг за Асгаутом ярлом, что утаил от кюны новости важные и мрачные. Рассердило то немало Рагхильду, думала она, как бы наказать Асгаута.
Но вот наконец вернулся слуга и доложил, что прибыл ярл по просьбе кюны. Пошла Рагхильда в комнату другую, села в кресло резное да лицо сделала спокойное и равнодушное, как серые скалы.
- Приветствую тебя, кюна великая, - поклонился в пояс Асгаут, в помещение проходя. Было пока еще невдомек ему, зачем позвала его властительница, и оттого тревожно на душе становилось.
- Да будет с тобой благословение богов, Асгаут, - молвила кюна, строго на него глядя, - Знаешь ли ты, почему позвали тебя сюда?
- Не ведаю госпожа, - отвечал ярл, ближе подходя к Рагхильде. - Слуга твой ничего мне не сказывал.
- Знаю, - отмахнулась Рагхильда, - А позвала я тебя вот для чего. Пришло мне сегодня послание о том, что в Вестфольде житья нет и просят меня о помощи жители тех краев. Не ведаешь ли ты, в чем дело там?
Вздорогнул едва заметно Асгаут, да быстро взял себя в руки, усмехнулся в бороду густую:
- А от кого послание то пришло, мудрая Рагхильда, тебе? - Вопросил он. - Ведь недавно совсем посылал я туда верных люде, и возвернулись они с вестями добрыми.
- О том тебе знать не положено, - отрубила кюна, холодно глянув на Асгаута, взглядом своим будто в прорубь окунула, - А то что пришло послание - ты не сомневайся. Али не веришь мне, кюне своей? Что там происходит, Асгаут? Не дури, боги все видят!
Смутился совсем ярл могучий, отпрянул, да вид у него был в этот момент такой, как у мальчишки, которого мать за шалость отчитывает. Суров был взгляд кюны, а Асгаут хоть и выглядел внушительно, да пока еще всего двадцать пять зим встретил, его лишь борода окладистая старила. Однако ж собрался мужчина с духом, твердо ответил кюне:
- Много горя было в Вестфольде за последнее время, и о том тебе ведомо, госпожа, - начал он рассказ. - Наперед старую Ассу сослала туда ты, а разве ж может при выжившей из ума старухе жизнь в фюльке ладно строиться? А после еще и Гандальв туда нагрянул, да разорению владения эти подверг неслабому!
- Возможно то.. - задумчиво проговорила кюна Рагхильда, да еще суровей глянула на Асгаута, - Поверю, что правду ты говоришь, нет у меня причин в тебе сомневаться, Асгаут. Видят боги, ты верен мне и конунгу своему..
При этих словах, будто нож острый метнула, уперла взгляд прямо в глаза, и казалось, что читает Вещая дева все, что на душе.
- Нечего тебе больше про те края рассказать, Асгаут?
- Нечего мне скрывать, госпожа, сама ты знаешь, что послал конунг наш в Вестфольд славного Асмунда Убийцу Ярлов, сына Альхейма Смелого, дабы тот последних гандальвовых прихвостней вон изгнал, суд вершил и подати по правде взымал.
Вспомнила Рагхильда слова Халльварда и опустила голову, рукой ее подперев. Прошло какое-то время, прежде чем вновь заговорила кюна.
- Лжешь ты, Асгаут, в глаза мне лжешь. Не Асса, хоть и не любит она меня, а я ее, творит там бесчинства и разбой, а Асмунд-ярл! Так-то ты служишь мне верой и правдой? - тихо говорила Рагхильда, но слова ее ледяным звоном разносились по комнате, - Скажи по-хорошему, что же деется в Вестфольде, иначе хуже будет и Асмунду жестокому, и тебе.
- Где ж я тебе соврал, госпожа моя, - вскинул голову гордо ярл. - Все как есть сказал, и нет в словах моих неправды подлой. Не там ты врага ищешь, властительница - верно я тебе служу и служить буду, покуда жив, и уста свои ложью не оскверню, как это служители раба распятого делают! Разве жестокость это - врагов на деревья повесить? Слуг Гандальва, что земли наши разорить хотели смерти лютой предать? Мне сдаеться, что таков долг ярла первостепенный, дабы владения свои оборонить? Разве же не должен карать ярл, конунгом посланный тех, кто подати исправно платить не желает, за себя радеет, повелителю же своему и полушки медной добром отдать не желая? Сдаеться мне, что быть может и сурово с людьми Асмунд обходиться, да то делаеть не из злобы али жадности, а для пользы державы нашей!
Слова о людях, кресту поклоняющихся, в ярость страшную Рагхильду повергли, но не к Асгауту, что не сказал ей о бесчинствах Асмунда, а к всему народу христианскому.
- Прав ты, Асгаут, прав. Карать надо врагов, или они покарают нас. Не им, так нам на деревьях висеть. И верю я, что правдой ты мне служить готов. Однако расстроило то меня, что не рассказал ты о событиях в Вестфольде. И в деяниях Асмунда есть правда, да никогда нельзя семя порядка кровию поливать, чтобы дерево гармонии и богатства вырастить, - мягче был голос Рагхильды, теплее и более усталым стал взгляд, когда вновь взглянула она на ярла.
- Мудры твои слова, кюна милостивая, - склонился в поклоне земном Асгаут ярл. - Халльварда юного с братом я сам к Асмунду посылал и приказ они ему конунжий отдали, чтобы впредь умерил пыл свой и больше милосердия проявлял к людям. Обещал сын Альхейма, что в точности приказ исполнит.
- Надеюсь я на его мудрость и верность, - промолвила кюна, вставая, - больше нет у меня к тебе вопросов, Асгаут. Иди с миром.
- Да продляться дни твои в благоденствии, повелительница. И да сгинут все, кто не по сердцу тебе!
Покинул усадьбу кюны Асгаут, как камень с души его упал, да одна мысль его терзала - кто же на Асмунда донести посмел Рагхильде в обход него? Как мог кюну великую тревожить негодяй со столь ничтожным делом? И ведь из тех краев не приходило гонцов, кроме Халльварда с Сигтрюгом, да и у кюны только они в этот день были.
Велел позвать братьев Асгаут, да слуга за ними ходивший сказал, что отплыли они на остров Мьон, как он сам приказывал.

У берегов Вестфольда, Оттар херсир и венды
с Тельтиаром
Дюжина дней миновала с той поры, как отправился Оттар Рваный из Хадебю в вендские земли, в город торговый Волин, надеясь на подмогу привлечь свирепых воинов, что славянами звались. А ныне вновь за спиной его Хадебю оказался, вот только плыл он не на двух кораблях – целый флот вослед ему шел, флот драккаров двухголовых, кораблей вендских.
Стояли рядом с херсиром двое мужей славных – Убби хельд да Буревой, раб бывший, в Хадебю первым купленный, и не пожелавший на родине своей остаться, а славы стяжать возжелавший. Был он широк в плечах и могуч, а потому хотел его во главе небольшой дружины Оттар поставить, как только вернутся они в земли Агдирские. Сейчас же вспоминал он про прием теплый, что венды ему и людям его оказали, как возвращались к семьям своим рабы выкупленные, да как зазвал их на пир сам Радегаст – конунг. И правда мальчишка тот дальним родичем приходился конунгу, а потому богатыми дарами одарил викингов вендский властитель, когда они в дом его живого вернули. Пообещал Радегаст любую просьбу выполнить, чего бы не пожелали северяне, тогда то и молвил Оттар, что ищет он воинов отважных и свирепых, и готов им серебром достойно заплатить, коли найдуться смельчаки в этой земле.
Бросил клич конунг, собрались удальцы, да и дружинники его многие дозволения испросили в путь дальний отправиться. И рад бы их удержать был Радегаст, да слово дал уже и нарушить обещание не в силах был. Двое племянников правителя - Славомир и Ратибор, во главе рати собранной встали, и вскоре уже корабли вендские волны взрезали. Три, пять, десять драккаров, да с ними агдирских два – ладная дюжина плыла к Сарасбергу. Славно исполнил приказ конунгжий Оттар Рваный, не только воинов, но и серебро в сундуках вез, и подарки богатые для конунга своего.
Размышления Оттара прервал крик Сельви который стоял у руля.
- Там корабли! В полоску! С головами драконов!
- Викинги! - подхватил кто-то крик.
- Вот тебе на! - Воскликнул Буревой, вдаль всмотревшись. Стоило им только миновать Скагеракк, да прибыть в земли, что принадлежали Харальду конунгу, как сразу же теплая встреча им уготована была. - Что за люди это? Мы с ними драться?
- Да, вольные викинги то, - отвечал Оттар, проверяя, хорошо ли меч в ножнах ходит. - Разбойники морские! Смотрите, вонг у того ведущего драккара голова песья на штевне. Никак снова мы с Ториром Собакой повстречались? Уплывали - он нам встретился, вернулись - и он тут как тут! Ну ка, попотчуем его!
Викинги тоже заметили приближение кораблей, и не могли не заметить, что рядом с драккаром шел кнорр. Гребцы уже работали веслами с правой стороны, поворачивая драккары навстречу...

Пуще зверя лютого зол был Торир Собака, и появление кораблей вражьих вдали его лишь обрадовало - вот она возможность кровью смыть обиды нанесенные, вот он момент боя долгожданный, когда добыча сама в руки плывет! Жаждал он битвы этой, чтобы духом люди его воспряли, ибо видел он, как приуныли они, когда на остров Мьон вернулись, да заместо домов своих и родных пустое пепелище нашли. И ладно бы только это, так ведь все богатства, что годами копились - выкрал кто-то! А кроме того, все, что в последнем походе добыть удалось - Хардакнут Датский отобрал, подстерег конунг хитрый людей Торира, когда те с добычей возвращались, да напал на многих судах. Драккары быстрые уйти сумели, а вот кнорры, сундуками груженые все в руках у Хардакнута остались. Вот и сейчас жаждал Торир новую добычу захватить, а то, что кораблей почти вдвое против его флота было, так этого он не страшился...

Викинги на вражеских кораблях потрясали оружием. Один из них снял штаны и показал агдирцам голую задницу. Остальные стали показывать руками неприличные жесты, изображая, в чем именно состоит женоподобность их противников.

Убби со злости схватился за лук и послал в борт передового корабля стрелу. Стрела плюхнулась в воду. Оттар вскинул руку, и громко прокричал:
- К оружию! Давно пора было очистить наши воды от этой швали! - и надел свой шлем с рогами.

Корабли стали сближаться. Торир Собака стоял на носу и потрясал метательным копьем, горланя ниду, в которой обзывал агдирцев "женоподобными трусами" и "троллиным отродьем" которые "прячутся в камнях как тролли, и от железа прячутся в камнях"
В корабли норвежцев полетели стрелы и дротики, но только немногие из них попали в борт

- За Агдир! - Прокричал Убби вновь накладывая стрелу, а подле него встали другие лучники уже облаченные для боя. В то время венды, выкрикивая ругательства и боевые кличи на своем языки повели корабли навстречу морским разбойникам.
Стрелы, копья, дроты и камни на какое-то мгновение заслонили небеса, а затем раздался громкий треск, ознаменовавший первое столкновение. Полетели абордажные крючья, свирепые венды бросились навстречу забравшимся на их драккар пиратам.
А тем временем Торир Собака направил свое судно прямо на Алого Змея, лучники дали залп, однако морской конунг укрылся за щитами своих дружинников, а затем, вскинув копье, метнул его в стоящего на носу Убби, пронзив его насквозь.
Хельд вскинул руки, и рухнул на палубу, обагряя ее кровью.

Рассмеялся Торир Собака, видя гибель хельда вражеского, да бахвалиться начал:
- Смотрите, зайцы трусливые, как морские воители сражаються! От страха тряситесь! - Кричал он. - Я - погибель ваша!
Подхватил тогда Оттар Рваный копье боевое, да бросил его в конунга разбойного с расстояния в двадцать шагов. Не успели пираты господина свого прикрыть, глубоко в грудь ему вошло оружие...

Корабли морских разбойников уже окружили два корабля норвежцев, но тут к ним подошли корабли вендов. И хотя у вендов не было абордажных крючьев, их корабли сблизились с двумя кораблями Оттара, и вендские воины стали перепрыгивать на норвежские корабли. Атаки вольных викингов были отбиты. Венды, хорошо помнившие недавние набеги викингов в своей стране, кипели ненавистью к морским разбойникам, тем более что и у тех и других практически не было кольчуг, а лишь панцири из толстой дубленой кожи. Вскоре венды уже перепрыгивали на четыре других вражеских корабля и уже там начали теснить вольных викингов. Оставшиеся два корабля вольных викингов нацепили абордажные крючья на опустевшие корабли вендов и быстро их захватили. Да там особо им и сопротивления не оказывали - настоящая битва на других судах кипела. Оставшиеся венды отступили на корабли норвежцев, и теперь против двух кораблей Оттара и оставшихся шести кораблей вендов было десять кораблей пиратов, а корабли Оттара были окружены со всех сторон. Но то было призрачным успехом, потому что уже на всех четырех пиратских драккарах норвежцы и венды теснили вольных викингов, и один за другим те падали на палубу, орошая палубные доски своей кровью. Вокруг убитого Торира Собаки множество его людей сгрудилось, отбиваясь от норвежцев да вендов, и хотя велика была ярость морских разбойников, не сумели они натиск жестокий сдержать. Теперь на одного вольного викинга приходилось по трое противников, практически не уступавших им ни в выуче ни в боевом духе. Лилась кровь на палубу, да в воду тела падали. Метали викинги дроты и копья, и в них летели дроты и стрелы каленые, и все больше вендских воинов в бой вступали. Увидали тут пираты, сколь бездумно было решение их на силы врагов превосходящие напасть, ведь думали они что торговые то суда шли за драккаром Оттара, а супротив них настоящие воины оказались, жестокие и могучие, и в битвах закаленные...

Недолго были четыре корабля вендов в руках у разбойников - потому что еще больше распылили они свои силы и не были готовы к натиску многочисоленных воинов вендских. Вскоре подкрепления и на захваченные суда вендов прибыли, и быстро морские разбойники отступили, только не успели они абордажные крючья отцепить, потому что Ратибор со своми ратниками уже перескочил на вражеский корабль и разметал викингов у борта, и все больше и больше воинов вендов спрыгивали на корабли, и тут же вступали в схватку, сминая морских разбойников. То один, то другой стали спрыгивать за борт и поплыли к берегу.
А им вослед летело стрел множество, и редкий викинг невредимым берега достигал, да и если достигал - вряд ли уже мог оружие поднять. Хотели разбойники злата да серебра стяжать, да только гибель обрели в битве этой - кровью заплатили ониза злодеяния свои былые, и пусть многих воинов храбрых с собой они забрали, но таяли ряды вольных викингов, все больше их бездыханных на палубные доски падали...

Никто из пиратов в плен не сдался - с криками "Один возьми меня!" они бросались под удары мечей, топоров и палиц и умирали со счастливыми усмешками, радостно принимая смертельные удары. И венды не хотели давать пощады своим смертельным врагам, которые столько горя и зла принесли их сородичам. Те же, кому удавалось перед смертью сталь обагрить в крови вражьей, и вовсе смеялись, сбиваемые с ног ударами вендского оружия и вминаемые вендскими сапогами в доски палубы...
Утер пот со лба Оттар херсир, дух перевел, да клинок в ножны вложил. Осмотрел он добычу знатную - корабли пиратские, да оружие славное, к тому же знал он, что должно у Торира Собаки еще серебро быть, потому и велел искать богатства людям своим.
- Славных воинов Один в дружину свою получил сегодня, - так херсир сказал норвежцам и вендам. - Жаль, что удальцы такие супротив нас бились, а не с нами плечом к плечу...
- Потому что милее им свобода и добыча чем почести и милость конунгов- произнес Сёльви. - Может другие к нашему конунгу служить пойдут, судьбу Торира узнав...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 30-04-2007, 7:50

Гаулар
Совместно с неизменным Тельтиаром. А также почет висам
Skaldaspillir'a!

Пробирались они значительно долго – купцы со своими дочерьми, большинство коих не отличалось красотой, заполонили всю площадку. Торольв, который не отличался выдержкой, прокладывал путь локтями и кулаками, за ним с усмешкой двигались младшие сыновья.
-Ух окаянные…-вздохнул Кари добравшись до пустого места.
-Да ты погляди-ка не наш ли это старый друг? – Квельдув тыкнул пальцем куда-то в сторону, проследив за его указанием, Кари действительно узнал старого вояку. Тот держался как-то особняком и окидывал всех грозным взглядом из-под пушистых бровей. Углядев, что на него таращатся двое бородатых мужиков он, было, изобразил агрессивную гримасу, но видно чего-то припомнил и заулыбался. Товарищи стали снова продирается сквозь толпу навстречу друг другу.
Альвир не спешил снова опрокинуться в объятья «дружелюбной» толпы и остался на месте, рассматривая ярла. Несколько мгновений спустя Хнува заметил молодую деву, гордо стоящую позади ярла.

«Она красива и недосягаема как небо…»

Кари и Квельдульв добрались до Урвольда и крепко обнявшись завели беседу дружескую.Тут поднялся ярл Атли с места высокого, поднял руку, велев замолчать люду пришедшему, и так сказал:
- Много дел разрешили мы сегодня мелких, преступников наказали, да Ульва Кривошеего вне закона обьявили, как того обычаи требуют.
Одобрительно кивали законоговорители-старцы на речи эти, были им по душе слова ярла властного.
- Принесли мы жертвы Одину и Тору, принесли и Фрейру, как подабает, - продолжил Атли Тощий, чуть на жрецов взгляд обратив - довольны и те были. Время настало иное дело разрешить, куда как более важное и великое!
Повелел Атли, чтобы принесли ему на подносе медном стрелу точеную. Поднял над головой ярл стрелу, дабы все ее увидали:
- Конунг Неккви, владетель Раумсдаля и правитель Мера прислал нам в Согн стрелу ратную, дабы помощи нашей испросить в битве нелегкой.
Послышался шепот среди собравшихся. да быстро стих, ибо дальше говорил Атли ярл:
- Все вы слышали о распре, что Харальд молодой и Гандальв Серый затеяли, да о том, как завершилась она. Ныне же зовет Неккви конунг нас, дабы супротив Харальда Агдирского выступили мы вместе с людьми Мера и Рамусдаля, и Фиордов.
- Но разве Харальд нам не правитель законный ныне? - Послышался голос чей-то.
- Так скажу вам я - был отец Харальда, Хальвдан Черный правителем Сонгу, пока жива была жена его первая и дочь, а после всякие права потерял он на владения эти, и дань ему мы платили лишь по дружбе взаимной. Сын же его и вовсе прав на Согн имеет не больше, нежели Эйрик Свейский или Хакон Хладирский! Или их вы тоже своими правителями видеть жаждете?!
Тишина повисла над поляной тинговов, боялся любой слово сказать, столь суровы слова ярла были.
- Али не прав я? - Атли вопросил.
Поднялся тут старший из законоговорителей, бороду седую поглаживая.
- Во всем правда твоя, Атли ярл.
- Тогда так я скажу вам, люди, - Атли Тощий продолжил. - Не стану я на подмогу Неккви рать собирать, не владыка он нам, но и силой никого удерживать не стану, кто захочет славы добыть. А посему, вот стрела ратная, - вновь ее всем показал ярл, а затем положил на поднос обратно, поднос же велел на стол дубовый водрузить. - Кто возжелает к Неккви присоедиться, тот пусть и берет ее.
- Эй, братец, ты чего так ярла заслушался, что разинув рот стоишь? - Эйвинд Альвира вопросил, подле него оказавшись.
- Всё время-то ты не вовремя появляешься! – Гневно шепнул Альвир на Эйвинда.
Ехидно поглядывал на него Эйвинд и Альвир забеспокоился, нужно было найти выход из положения. Быстрыми шагами добрался он до ярла и стрелу ратную взял с подноса.
Только и успел седой Кари, что руками всплеснуть, да ругательство какое-то прошептать, Эйвинд же усмехнулся:
- А Альвир-то наш не так прост, как кажется - вчера только говорил, что от походов устал, а сегодня уже первым стрелу ратную в руки взял, - рассмеялся он, и Торольв ему вторил, хотя и не в полный голос, ибо суровым взглядом Квельдульв его наградил.
Ярл же так сказал:
- Вижу я, славный муж ты и доблестный, раз стрелу взял, чьего же ты рода, кто отец твой достойный?
- Зовут меня Альвир Хнува и сын я Кари лендрмана из Бердлы, - отвечал юноша.
- Славного ты роду, - согласился Атли, в толпе старого Кари высмотрев. - И отец твой здесь, я смотрю, и братья. Выходите же, воины, пусть вас жрецы почевствуют да на битву благословят.
Выругался тихо Квельдульв, не желал он на битву идти, да разве ж можно отступить теперь, когда весь народ на них смотрит! Хитер Атли, видать решил, что сгунут они все в сражении с Харальдом, да земли их без наследников остануться. Ох хитер, но теперь выбирать не приходилось.
Не рад уже был Альвир поступку своему, да деваться уже некуда было. Как только расстроенные родственники его, а в том что они расстроены Хнува и не сомневался, вышли викинг собравшись с духом молвил.
-Почтеннейший ярл Атли, узрев дочь твою, не могу ни на секунду оставить образ ее! Пусть я молод, но все битвы свои посвящу я ей одной. Я прошу руки дочери твоей.
Переменился в миг в лице ярл, пропала улыбка благодушная, стал взгляд злым, и казалось вот-вот велит он слугам убить дерзкого юношу. В миг забыл он о том, как род его нахваливал, неприязненно теперь смотрел Атли на Кари и Квельдульва, так, словно худое они супротив него измыслили:
- Так вот, заради чего ты стрелу ратную взял, - гневно ярл бросил. - Думал я удалец ты, каких поискать, а ты вор похотливый! Недостоин ты дочери моей, ублюдок роду низкого, племени подлого!
Удивились перемене столь резкой даже старцы-законоговорители, отодвинулись от грозного ярла, чье лицо от ярости побагровело.
Альвир не отступился, ярость ярлова справедлива была, но юнец не хотел бросить всё, ибо счастие своё видел в дочке ярловой. Торольв сменился в лице.
-Ну надо же…- еле выдохнул он.
Кари ухмыльнулся себе в бороду. Эйвинд погладил себе макушку.
-Ну и глупец. – Квельдульв добродушно поглядывал в сторону дочери ярла.
Альвир ступил вперед и молвил:
Внемли, ас усадьбы
Вено скальд приносит
Лань садов Идунны
Листьями березы
Сердце скальда крепко
Сребной нитью свила

Тяжко ныне скальду
В турсовом жилище
Дух мой обитает
Дом мой в Йотунхейме
Без ключей хозяйки
Брызжет льдом усадьба

Сердца Фрейи пламя
Сырость в доме сгонит
Ветви липы гривен
Ветошь в лоскут шелка
Смех обручий Фрейи
Сплетет в пляске нитей

Зарделась девица, но еще суровее стал взгляд Атли ярла, стоило ему было заметить улыбку добрую на лице дочери.
- Да как ты смеешь! - Херстейн, младший сын ярла воскликнул. - Колдовство черное говоришь, дабы сестру мою заворожить!
- Жизнь тебе не дорога, отродье турсово! - Прокричал бородач Хольстейн, средний ярла сын, за меч хватаясь. - Пусть нас жрецы рассудят!
Встал тогда жрец, что Фрейру служил, и сказывал:
- Вису эту скальд сложил, колдовством она напитана. Зачарует он дочь твою, смотри Атли ярл пуще глаза за ней!
- А коли откажешь ему сейчас, быть беде в доме твоем, - другой жрец добавил.
- Угрожать мне задумали, стихотворцы доморощенные! Видал я и поумнее скальдов на веку своем, да и те не смели мне перечить! - Так ярл Атли говорил. - Эй, сыновья, уведите-ка Сольвейг отсюда, пусть более не смотрит на нее щенка этого взгляд похотливый! А вам одно остается, в бою свое преступление искупить, да честной сталью доказать, что ворожба черная не всего вашего рода удел!
- Нет у тебя власти такой, ярл, - спокойно Квельдульв отвечал, да погладил меча рукоять своего, и было видно, что хоть и стар он, да силен как медведь и в себе уверен более, нежели ярл сам. - Не твои слуги мы, и воевать за тебя или еще кого против воли своей не будем. Оскорбил ты родича моего, и меня тем оскорбил, и всех нас - так что не ищи больше дружбы с родом моим!
-Нет Квельдульв, нет Эйвинд. Вы правы, что отстаиваете честь нашу, но я докажу ярлу, что достоин я дочери его!
- А достойна ли тебя дочь отца такого? - Кари молвил. - Уходим мы с тинга этого!
Альвир бросил на девушку прощальный взгляд, да ушли они с тинга под взорами осуждающими и восторгающимися народа, а ярл в злобе бессильной лишь вослед им смотрел…

Сообщение отредактировал Каиливи - 2-05-2007, 17:04

Мьон-Хисинг-Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг.


Взрезали волны морские драконьи пасти, возвращались в Сарасберг со знатной добычей слуги верные Харальда конунга. Жарко обсуждали воины, кто больший кусок урвал из награбленного в деревеньке.
- …два кольца медных и одно серебряное!
- Три нитки бус!
- Да что там твои бусы по сравнению с теми сокровищами, что везем мы?
- Вот именно, - вмешался Халльвард в спор мужей. – Вы уж, коли на веслах не сидите да делать вам нечего, хоть бабам не уподобляйтесь. Чем языки точить, лучше мечи оттачивайте.
Потупились, нахмурились дружинники, но замолчали. К Халльварду же кормчий обратился с такими словами:
- Плыть мы нынче будем медленнее, чем туда, ветер уж в другую сторону дует.
- Да мы и не торопимся никуда, - пожал плечами хельд. – Вот Мьона нам нужно было к утру достичь раннему, чтоб врасплох жителей застать, а уж Сарасберг от нас никуда не денется.
- Верно, брат, - согласился Сигтрюгг, невесть как появившийся рядом, - так не значит ли это, что можем мы по дороге еще одно место навестить?
- Это какое же?
- Хисинг неподалеку, - словно младенцу, объяснил Сигтрюгг брату. – Или забыл уже, где отчий дом находится?
- И верно! - ударил себя Халльвард ладонью по лбу. – Да, давно же мы родичей не видали!
И, к удивлению рулевого, отдал старший из братьев приказ ему – поворачивать к острову Хисинг, где двор Вебьерна, покойного отца их, стоял. А хельда ослушаться не смел тут никто, и развернулись суда с головами драконьими на носу, и поплыли в сторону того острова.

Не собирались на острове долго задерживаться братья, и потому с корабля ушли вдвоем, да на всякий случай Кьярваля да Торхалля взяли с собой, на кораблях же, на пристани оставленных, Рагнар за старшего остался.
Имением Вебьернссонов управляли нынче дядья Халльварда, Сигтрюгга да младших братьев их, ибо матери в живых давно уж не было, а о гибели самого Вебьерна весть до Хисинга, как ни странно, скоро дошла. Третьему сыну Вебьерна, Торду, восемь весен исполниться должно было, младшему же, Торгейру– шесть, и не могли они еще самостоятельно владениями распоряжаться. Встретил Халльварда да Сигтрюгга младший брат отца их, Ульвбьерн, и радостной была та встреча, коль скоро о братьях двух никаких новостей давно уж не было. Накрыть собирались было стол богатый, да остановил их Халльвард – пировать времени не было, потому распили они лишь по чарке браги за встречу.
- Куда же теперь направляетесь вы, коли снова края родные покидаете? – задал вопрос племянникам Ульвбьерн.
- Долг перед Харальдом-конунгом выполняем, - отвечал Сигтрюгг, - сокровища, добытые на острове Мьон, везем.
- Сокровища? – высоко взлетели брови Ульвбьерна, оживился он. Уж сомнения начали у Халльварда появляться - а не захочет ли дядя на сокровища взглянуть под каким предлогом?
Так и до беды недалеко было - знал Халльвард об алчности дяди своего. Кликнет тот дружину, убьет их тут же да и сокровища заберет - мало ли что в голову ему может взбрести. Хорошо еще, воины все там остались.
Но тут же выражение на лице Ульвбьерна печалью мрачной сменилось. – Что же, любо мне слышать, что воинами вы стали да уже дружина под вашим началом…Только неужели не помните вы, что Вебьерн, ваш отец, а мой брат, жизнь положил за конунга Гандальва? Почему же врагу его теперь прислуживаете вы?
Понял Халльвард в этот момент, что нет для него дома теперь в Хисинге и нет уже родни настоящей. Отказался он сам от всего этого, и теперь расплата настала…за измену, предательство ли? Неужели то и правда измена была?
- Так нужно было тогда, - сурово Халльвард ответил. – Не думай, дядя, что не размышлял я об этом, что поступил так, не обдумав это деяние. И потому не хочу говорить об этом.
- Тебе виднее, Халльвард Вебьернссон, - словно яд, слова эти выплюнул Ульвбьерн. – Но добре, хватит. Выпьем давай еще, племянник – за будущий успех ваш с Сигтрюггом…на службе у врага нашего, Харальда конунга.
Молча допил свою чарку Халльвард и вышел вон. Сигтрюгг же проводил его взглядом, отставил свой кубок, с родичами попрощался да ушел вслед за братом. Понурые оба вернулись на корабль, но на расспросы Рагнара отвечать не стали.

На рассвете другого дня причалили драккары к знакомым и уже родными ставшим берегам Сарасберга. Вывели пленников связанных из трюмов, вытащили на свет сокровища пиратские да отправились в усадьбу к Асгауту ярлу.
- Вызывала ли его кюна к себе, как думаешь? – шепотом Сигтрюгг спросил, как к воротам они подходили.
- Вот и узнаем сейчас, - мрачно Халльвард ему отвечал.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 30-04-2007, 21:32

Вестфольд.
(с Тельтиаром)
Тем временем ехал Торлейв жрец из Саросберга в Вестфольд, во владение Асмунда ярла, к усадьбе Гокстад, где тот расположился...
Когда Хальвард и Сигтрюг докладывали о результатахсвоей поездки в Вестфольд Асгауту-ярлу, Торлейв слушал отроков с недоверием, но с другой стороны - какой им было толк врать? Вряд ли ни стали бы что-то выдумывать, не так себя ведут люди, недавно бывшие пленными врагами и сидевшие в колодках в корабельном сарае...
Сейчас жрец ехал на коне по тракту в Вестфольд. Агдир подождет. А вот Вестфольд... Может и правда сглупил Харальд, поставив над своею вотчиной ярлом такого же юнца не намного старше себя?
Въехав в Вестфольд Торлейв видел множество следов разорения, сожженные дома и амбары, тела повешенные на деревьях, и головы насаженные на колья. Несколько раз он видел как жители хуторов, увидев издали приближение всданика на лошади, спешно покидали свои хижины и хибары и спешили укрыться в оврагах. Повсюду вдоль дороги на деревьях висели обглоданные стервтяниками трупы. Деревни, которые он проезжал, следуя вдоль тракта, выглядели покинутыми, и если кто и был в них, то одни старики и старухи да дети малые. А в некоторых деревнях только собаки остались, оглашая окрестности совим унылым воем, и ни птицы, ни скотины видно не было. Тревожные мысли шевелились в голове у жреца. Так уж прав он был, Асмунда от гнева конунга выгораживая? Вспомнил он про слова дерзкие, и про прием негостеприиный, отрокам- посланцам конунга здесь оказанный...
Четыре дня ехал Торлейв по тракту, и еще четыре ночи ночевал он в наскоро растеленном шатре в овраге на краю леса... И лишь к вечеру пятого дня он подъехал к воротам усадьбы ярлов Вестфольдских. Холодный ветер дул с моря, и тучи воронья сидели на деревьях, обклевывая висящие на них трупы... Скрипели ветки, и мертвые тела качались, отчего даже у жреца, видавшего многое, мурашки побежали по коже. Он присмотрелся: на деревьях болтались не только мужчины, но и женщины, даже молодые. В унылом молчании он подъехал к воротам усадьбы Гокстад, съежившись от пронизывающего морского ветра... Он постучал в ворота жреческим посохом. Никакого ответа. Рассердившись он прокричал, чтобы кто-то вышел и впустил его в усадьбу...
- Ну, кого там принесла нелегкая? - Из-за ворот послышалось. - Видать во хмеле был стражник, судя по голосу, и неприятно ему было выходить гостя нежданного встречать.
- Торлейв жрец Тора, советник и наставник конунга нашего Харальда, сына Хальвдана - прокричал Торлейв. - Открывайте
скорее. Или у вас всех гостей на холоде заставлять ждать принято?
- Торлейв жрец в Сарасберге сидит, подле конунга нашего! - Стражник отвечал. - А ты своей дорогой иди, да язык лживый прикуси, коли жизнь дорога! Ишь, умник нашелся именем благодетеля нашего называться!
Оторопел Торлейв от такой наглости, и язык прикусил, спешно соображая, как этого наглеца на место поставить.
- Ты, пес шелудивый, да знаешь ли ты, с кем дело имеешь? Да я тебя проклясть тут же могу и весь род твой до десятого колена, и боги от тебя отвернутся, и не будет тебе ни удачи в бою ни счастья в походе... Впусти пока беды не накликал, дерзкий глупец? Или ослеп ты совсем, посоха жреческого с молотом Тора не видишь?
- Да неужто ты думаешь я сквозь ворота зреть могу? - Рассмеялся воин, да после добавил. - Ладно уж, проходи, но коли не жрец ты, то помяни мое слово - кнута отведаешь!
Отворил ворота дородный страж, да так и обомлел, жреца увидав, аж в лице переменился, да на колени упал, коню жреческому под ноги, прощения вымаливая.
Торлейв рывком поднял хирдмана с колен, и произнес примирительно:
- Так уж и быть, прощу тебя дурака за речи твои дерзкие. Веди меня к Асмунду ярлу!
- Не след к нему идти, жрец многомудрый, - пролепетал хирдман. - Зол он будет, коли от забавы ночной его отвлечешь, ох зол. И нам всем за то достанеться, что тебя пропустили...
- Это с каких это пор? - сердито спросил Торлейв. - Или конунгом равноправным Харальду Асмунд себя вообразил? А ну-ка веди меня туда, где он почивает, а я уж с него спесь его собью...
- Воля твоя, господин, но я слово сказал, - поплелся стражник ко двери усадьбы, жреца за собой ведя, а там и в сени проведя. Поклонились жрецу хирдманы, что стражу несли в доме. Отворили двери в гридницу - а там стол накрыт был знатно, да гости хмельные за ним сидели, и сам Асмунд ярл на высоком месте восседал, лезвие топорика боевого поглаживая. Смотрел он на девку молодую, к стене привязанную, плачущую, да на веревках висящую бессильно.
- Вижу неплохо ты тут обустроился, Асмунд - произнес Торлейв. - Только вот подданных твоих мало стало. Пять дней я ехал сюда от самого Саросберга, и не было мне где голову приклонить и отдохнуть сдороги - одно пепелище вдоль дороги я застал. Неужели Гандальв и сюда дошел и все разорил? Как же усадьба эта одна уцелела?
Улыбнулся ярл тепло жрецу, топорик положил, да обьятия раскрыл, желая приветствовать Торлейва:
- Так все и было вестимо, Мудрый Торлейв, помнишь же, что мы Гандальва лишь под самым Сарасбергом остановили, и коли я не пришел бы, да не ударил в тыл воинству его - лежать бы и тебе, и Харальду конунгу во сырой земле!
- Вестимо помню, за то и награжден ты был и возвышен. А что это за девка у тебя там привязана? Может проявишь гостеприимтсов и мне е отдашь потешиться? Вижу хороша она лицом и телом, и постель мою согреть сможет...
Обнял крепко жреца Асмунд, провел к месту почетному за столом:
- Как могу я отказать тебе, благодетелю моему? Забирай ее, коли не побрезгуешь, а то ведь раньше она постель псам Гандальва грела, да отродье их во чреве своем носит!
- В том не ее вина... Кто сопрротивляется сильно, тем горло перерезают и мертвыми уже услаждают свою плоть, кому как не тебе это знать? А так родит девка нового хирдмана.
Покосился Торлейв на Асмунда, и молвил:
- В том не ее вина... Кто сопрротивляется сильно, тем горло перерезают и мертвыми уже но еще теплыми услаждают свою похоть, кому как не тебе это знать? А так родит еще девка нового хирдмана конунгу нашему... И разве не знаешь ты, что на женщину, а тем более молодую, без нужды особой руку поднимать не следует? Или не ведомо тебе, сколько их от родов помирает, и как мало из них здоровых детей выносить могут? Разве можно таких девок здоровых да пригожих в расход пускать? Конечно же, я такой красавицей не побрезгую, потому пускай будет у меня в услужении... и вину свою службой исправной искупит...
Ничего не ответил ярл, на слова укоризненные, словно и не слышал их вовсе, лишь топорик оставленный взял, да метнул в пленницу. Закричала она, вновь слезы брызнули - перерубило лезвие веревки, что девку у стены удерживали, и рухнула она на колени на пол дубовый, реветь продолжая.
- Забирай жрец служанку свою, казни и милуй, как душа пожелает.
- Да кто ее знает, - пожал плечами Асмунд, а слуги тут же ему и жрецу кубки наполнили брагой. - Хирдманы мои притащили.
- Откуда притащили? ты чьего ода и откуда будешь? - спросил жрец, тряхнув девку за плечо. Та распласталась на полу, и обхватив руками его колени, еще бтольше разрыдалась, поливая слезами его ноги.
- И часто вы забавы тут такие устраиваете? Вы хоть видели, что в фюльке вам вверенном творится?
Асмунд молчал, как будто не услышал вопроса.
- Ты говорил, что подати исправно собираешь. Есть ли еще с кого собирать? Пока ехал я сюда, мало я видел поселений, с кого даже шкуру воловью взять можно. А уж людей я почти не видел... Кто был те разбегались едва меня завидев...
- Ты жрец нас уму-разуму учить приехал? - Бросил какой-то хмельной херсир. - Может еще будешь о любви к ближнему говорить, как тот последователь распятого, которого мы вчера топорами порубили и свиньям скормили?
- Как? И здесь уже последователь распятого был? - вскинул брови жрец. - И многих он успел от пути богов наших совратить?
- Увы, многих... Рабы многие слова его слушали, и даже бонды кумиров из домов вынесли и в реку сбросили... Не вынесли мы надругательства такого над нашими богами...
- Распинать их надо подобно тому, как ромеи их бога распяли - усмехнулся жрец. Каждому надо воздавать по вере его.
- Да уж и распинали, и топили, и вешали, и рубили, и баб, что веру подлую приняли, ласками отучить пытались, - рассмеялся другой воин, что рядом сидел.
- Вижу хорошо постарались. Но как бы не переусердствовать, а то уничтожая паршивую овцу, все стадо можно перебить... Неужели целые деревни веру новую приняли? Или так много Гандальв подлый успел разорить, что на всем пути сюда я ни одной деревни целой не увидел?
- Урок надо было подлым бондам преподать, - сквозь зубы бросил Асмунд. - Оброк платить не хотели, все причитали, что альвхеймарцы их и без того ограбили! А другие уже Гандальву в открытую присягнули! Но ты жрец не сомневайся, всех их я к повиновению привел! Да и послание твое видел!
- Зная Гандальва можно не сомневаться, что он все хорошо выгреб, что плохо лежало, и в серебре пока у конунга нашего недостатка не было. Потому не следовало тебе столь сурово с бондами этими обращаться... Сказывали в Саросберге, что от тебя бонды все к Эйнару в Вингульмерк бегут, я тому верить не хотел, думал люди брешут. А теперь вижу, правду бабы говорили... Растет Эйнар в силе своей и влиянии, как бы власти много не обрел слишком... Остановить его надо, пока Харальд ушел далеко на север, и вмешаться не может...
Недобро сверкнули глаза Асмунда ярла, когда он про Эйнара услышал - не любил ярла крещеного сын Альхейма, да к тому же тот славу с ним делил победителя Гандальва, и руку в бою том потерял, оттоголи Эйнара чествовали более, чем Асмунда? Что же - богам угодно будет, если умрет он.
- Ушел Харальд, говоришь, приятна новость эта, кто же теперь в Сарасберге заправляет?
- Асгаут ярл, друг наш верный, и слуга конунга нашего давний. Вижу я, Асмунд, мотивы у тебя были благие, и намерения верные, но вот плоды вышли лихие... Хоть и надо было поросль лихую вырезать, но переусердствовал ты в своих деяниях, Асмунд... даже не знаю, как тебя перед конунгом мне выгораживать... - Торлейв закашлялся. - Тебе поручили защищать эту землю и налоги с нее собирать... понипмаю, с худой овцы хоть шерсти клок, но вот шкуру с нее сдирать... Верно говорят, нельзя пускать волка в овчарню... Ведь эта земля - родовое владение нашего конунга, земля его собственная, а ты лишь управителем в ней поставлен был... боюсь, разгневается Харальд, когда вернется он из похода дальнего, и увидит, что мы тут в вотчине его натворили... бондов беглых вернуть надобно, а деревни и хутора отстроить надо заново... Иначе не избежать нам гнева его.... Скор он на гнев и легок на расправу стал...
а потому, если вернувшись, увидит он здесь такое запустение... не сносить нам с тобой головы...
Испугали слова жреца спокойные Асмунда, пуще чем угрозы любые:
- Что же мне делать, скажи мудрец, как гнева избежать и доказать конунгу, что я ему верой и правдой служу?
Усмехнулся Торлейв, и, отдышавшись, молвил:
- Сделать так, чтобы и изменников покарать, и конунг доволен остался. Отправимся к Эйнару. и потребуем, чтобы он беглых бондов вернул, а сам из страны нашй убирался. Не нужен нам тут калека чужеземный, который богу чуждому поклоняется, а богов земли нашей не чтит...
- Добрая идея, да ведь у него гридней не меньше моего будет, и бонды могут за него вступиться, - хоть и был яростен и скор головы рубить Асмунд, да понимал, что лютой сечей ему грозит с Эйнаром сражение. Не трусость, а осторожность в нем говорила в этот миг. - Поначалу следует найти, кто поможет нам калеку образумить и совместно идти в Вингульмерк.
Усмехнулся жрец на слова эти.
- С богов наших пример брать надо и с героев древних. Никакая хитрость не возбраняется, если к победе она приводит. Коли силой мы не сможем врага побороть, так хитростью возьмем... - произнес Торлейв. - В гости к нему явимся, а как все заснут - так и вырежем все отродье рабское... А к отцу твоему вестника на север в Раумарики пошлем... Чтобы всех кто с вестями на свере идет проверял и не допускал никого от Эйнара и прихвостней его...
- И как же я сам не домыслил! - Воскликнул Асмунд, на жреца уважительно глядючи. - Отец же мой больше моего шваль эту крещеную ненавидит! А он к конунгу близок, сумеет заступиться!
Вспомнил тогда ярл молодой, сколь много злобы было в словах отца его, когда он о Хареке Волке и Эйнаре говорил. И пусть за стол их приглашал, да в доме своем принимал - ненавидел, словно врагов лютых Альхейм ярлов этих. От него и к сыну злоба перешла.
- Но скажи мне, Торлейв, сам ты почему здесь, а не в Сарасберге?
Вздохнул в ответ на это Торлейв, и закашлялся. когда же отдышался он, с хрипом дыхание его вырывалось.
- Потому я и здесь, что в немилость к конунгу попал. Оклеветали меня прихвостни Эйнара и жена Харека - ведьма эта ирландская... Потому раздавить их надо, пока силы они еще больше не набрали..
- Подлость какая! - Сжал кулак Асмунд. - Вот тебе слово мое, жрец - придет день, я тебе ираландку в цепях приведу, и там хоть сам с ней тешся, хоть хирдманам отдавай!
- Я в ее в жертву богам сразу принесу... Одни несчаться от нее мне были... Да пока ее оставить в покое придется... Кюна ее под защиту свою взяла...
- Третий раз уже ты мне про то говоришь, Торлейв, а как кюна на такое самоуправство посмотрит?
- С кюной уж я сам как-нибудь управлюсь...
она к христианам тоже большой любви не испытывает... хоть и думает что ярлы те верны ее сыну как отцу егоо были...
- Будь по твоему, Торлейв! - Согласился Асмунд. - Оставайся гостем в моем доме, я же пока к отцу гонцов пошлю! Как будут вести от него - так и выступим на иноверца проклятого!
- Верно мыслишь, Асмунд... А я тем временем в Агдир съезжу, посмотрю как там Асса обустроилась и что для защиты его сделать надо...
- Такова мысль моя, коли молвить дозволишь, - говорил юный ярл, да кивка жреца дождвшись продолжил. - Что следует тебе с Ассой примириться. Знаю я, не питаете вы добрых чувств друг к другу, но змея старая хорошей подмогой будет, коли Харека сгубить вздумаем.
- Умен ты, как и отец твой - сказал Торлейв, улыбнувшись... помирюсь я с Ассой, да и ей думаю пленение у Гандальва на пользу пошло... А коли еще властью бредит, так напомню ей, что в могиле уже одной ногою стоит...
- Коли порешили мы все, что надобно, можно и браги испить, Торлейв Мудрец! - Поднял кубок Асмунд. - А наутро у меня еще одна забава будет. Христианина одного волками травить станем.
- Хороша забава. И Одину угодна! Ведь волки у него вместо собак служат... С радостью я на забаву эту погляжу... А пока мне обогреться надо... пошлите девку эту, чтобы постель мне согрела... а то устал я с дороги... и замерз...
Асмунд кивнул.
- Я велю воды согреть и камень из печи дать... А девку бери и делай что хочешь... Утром свидимся...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 30-04-2007, 22:44

Нехотя ноги переставляли кони, словно в вину хозяевам своим ставя новые странствия по пелене снежной, да воля хозяйская выше своей, куда он правит туда и идти удила закусив, по снегу под бременем всадника в снег проваливаясь. Фыркали кони, гривами густыми потрясывая, морды в сосульках на шерсти наросших стряхивая. Потрепал своего за шею Исхер, да молвил вполголоса, так чтоб свои только слышали:
– Справа, глянь, сопочка высокая видится, далеко видать с нее, верно, земли окрестные, и леском поросла, не углядеть на ней никого.
– Ты из стана вражьего выедь сперва, там поглядим, посмотрим. – в тон ему отвечал Фрейвайр.
Провожали недолго гридни Хакона посольство оркдальское за пределы лагеря воинского выехавших, лишь из глаз их скрылись палатки, оставили вои отъехавших, с криками и смехом коней назад своих правили.
– Проедем вперед еще, вдруг доглядчика - соглядатая вслед нам пустили. – молвил жрец.
– Если пустили вслед нам кого-то он и до дома за нами пойти сможет, мы за ельничком одного потеряем из наших, чтоб увидеть тот смог, не идет ли по следам нашим кто, затем и нагонит нас. А мы не спеша коней наших править будем. – хельд ответствовал.
– Хорошо, сам решишь, кто пойдет, но свершать поскорее дело надобно, скоро конунг сюда пожалует.
– Управимся засветло, чай не первый раз. Слежка будет, что с ней делать, вырежем, чтобы дело справить?
– Нет, так доверие к нашим посланникам мы порушим, пусть твой оставшийся тогда все сам высмотрит, да сам один возвращается.
Тихо стояли ели под шапками снежными, периной пуховою земля прикрыла воя от своих оставшегося, лишь шумнее стали его сотоварищи, коня без наездника собой прикрывая.
Превыше всего осторожность воинская, нельзя себя дать обмануть врагу, вот и сейчас Грютинговы дружинники скрыть дабы отсутствие одного из своих громче разговоры вести, богов восхваляя да деяния свои прежни вспоминая, меж собой подвигами похваляясь.
Сторонний доглядчик не заподозрил бы ничего: едут вои посольство справившие, боя грядущего жаждут, славы сыскать да добычи богатой взять собираясь. Тени деревьев сдвинулись на ладонь, когда дозором тихим отправленный гридень возвернулся к товарищам, из сплетения веток кустов бахромой инея окутанных. Вопроса жреца иль хельда не дожидаясь, сразу ответствовал:
– Тихо все, холопы хладирские за вами не следовали, я и на тропе подождал и вокруг обежал, с дерева глядел – нет никого за нами.
– Добро, что Хакон не отправил во след нам никого, теперь можно и справить задуманное, с высоки замеченной на врага поглядеть, сколько костров вокруг вои Хакона развели счесть, пока солнце светит. – усмехнулся Исхер.
– Солнце то причем тут? – переспросил Фрейвайр.
– По ночи, они лишнего зажгут, чтоб обманулись мы, значит, – пояснил хельд.
– А на сопке той, Хакон дозора не выставил?
– Ему там люди ни к чему, нечего ему там выглядывать, но если и есть кто, скажемся что с пути сбились, дороги прямой искали и заплутали немного – троп здесь не натоптано.
Свернул отряд оркдальцев, к поросшей вековыми деревами сопке коней своих правя, умолкли тут и говор их и смех, не слышно стало сказаний о деяниях былых и славных стало – каждый слушал не крадется ли враг коварству у Локки набравшийся. Скрип снега от копыт коней своих вокруг разносится, но и подойти незаметно не даст к хирдманам, следы засады засевшей выдаст. Не успели вои храбрые поднятся в сопку, как узрели отряд вражеский навстречу им выступивший, не встретишь ведь друга здесь, только недруга.
– Дождались! – бросил со злобой Фрейвайр, – нарвались на дозор вражеский!
Схватились по привычке за меси вои было, но поднял руку Исхер:
– Мечи из ножен не вынимать, мы послы, драться будем, только нападут если! – на своих он прикрикнул, и добавл уже в полголоса: – говорим как задумывали ¬– заплутали мы.
И двинул коня своего чужакам навстречу:
– Мы посольство властителя оркдальского Грютинга, возвращаемся посольство справив к господину своему! Кто вы такие? Назовитесь!

Транделаг. Хладир. Конунг Хакон.

- Ой, дядя, мудр ты, и мудрость не раз делом доказывал, - молвил Херлауг, едва лишь дверь за послами закрылась. – Однако же чую: не стоило отродье сие змеево прочь отпускать.
- Следи за речами, племянник. Советуешь конунгу честному сталь на ворона поднимать? – ответствовал Хакон. Но сказано сие было без злобы, в задумчивости, а потому родич продолжил, поддержку почуяв:
- То-то и странно: и ворон и жрец… что-то сильно Грютинг пугается, что горло ему перережем. Есть, значит, за что.
- Ежели Грютинг решил жить не по правде, то мне уже по годам скоро перед предками представать, - парировал Хакон. – И едва ли от срама отмоюсь, сказав, что обычаи переступил из пустой подозрительности.
- Воля твоя, дядя. Ум мой скуден – но даже я вижу, что ярлы твои осерчали изрядно. Хоть запретил ты мне с братом мужей сих срамословить прилюдно, но не могу глаз закрыть да уши зажать. Сам молвил ты, конунг: родичи мы, и первые Грютингу шеи подставим.
- Да, - сокрушенно покачал головой Хакон. – В ярлах моих гордыни пустой тьма отыскалась. Бывает так коль муж сидит долго в землях своих, конунгом мелким себя почитая. На войне подчинение нужно, а ярлы мои, выходят, воли желают да место мое делят, меня не спросив. Не к добру то Трандхейму, да и весь Транделаг от разборов кровавых лишь потеряет. Смотрю я на дело такое, слушаю речи сии – и понимаю, что прав был, позвав сюда Харальда. Он молод, да зубаст. И вполне сдюжит проглотить весь кусок, что откусит.
- Прости, конунг, но не слишком ли смело сужденье такое с речей чужих выводить? – Херлауг сознавал, что говорит дерзости, за которые владыка карать люто вправе, но слишком важной беседа была. Да и не знал племянник Хакона мудрости речи окольной. Говорил что и думал.
- А вот о сем молодого Хакона спросим, - нежданно предложил старый конунг. – Что скажешь, нам, отрок? Решиться ли Харальд за приз побороться да обещанное ему к руке властной прибрать? Даже коль ярлы ВСЕ против будут? Он близок к тебе по летам. Значит, и думы ваши похожи.
- Богами клянусь, владыка – не смел в мыслях плащ конунжий на себе примерять. Но, коль велишь ты, отвечу: коли обещал бы людям, что сделаю – скорее в Хель бы пошел, чем отступился.
- Слова прирожденного война, - довольно отозвался старец. И повернулся к родичу недоверчивому: - Ужель ты, Херлауг, подумал, что конунг владыкой рожденный, менее горд да упрям, чем сей молодец?
Ответить на то племяннику нечего было.

Сообщение отредактировал DarkLight - 1-05-2007, 17:01

Мер,
Нидарос


Рогволд Мудрый, зябко кутаясь в меха, в нетерпении прогуливался по пристани. Челядь и несколько воев охраны стояли чуть поодаль, опасаясь приблизится к ярлу. Темными мыслями тяготился Рогволд – оттого в мрачном настроении пребывал ярл.
Дул холодный северный ветер. Дул – бил в барабаны, шелестел за спиной неровными голосами, скрежетал вскриками чаек. Несмотря на раннее утро на пристани было людно, помимо людей со двора Рогволда собралась целая толпа зевак. Известное событие – после трех долгих месяцев возвращается сын Рогволда – Хрольв. И не с пустыми руками! Три драккара медленно входили в пристань. Черно-красные паруса убраны, лишь раз за разом погружались в пенистые волны весла.
Вот кто-то проворно вскочил на борт, переступил на ближайшее весло и, с трудом удерживая равновесие, запрыгал с одного на другое – не удержался и под дружный гогот с драккаров и пристани плюхнулся в воду. То же самое происходило и прочих судах – войны испытывали ловкость и благосклонность хитрого Локки. Очень немногие умудрялись пройти вдоль борта и не окунуться в соленую водицу. Одним из таких был и Хрольв, сын ярла, – вот он уже стоит рядом с Рогволдом, обнимается с отцом. Хорошего сына родила ярлу жена – война бесстрашного и могучего. Не человек – живое знамя. За таким кто угодно пойдет.
-Не посрамил тебя, батька! - несколько отстранившись от ярла, воскликнул Хрольв, - знатную добычу взял!
-Верю, сын, тебе – верю, - на хмуром лице Рогволда заиграла улыбка, - рад твоему возвращению. Как раз к тингу.
-К тингу! Знатно я поспел!
-Я уж приказал накрыть столы, устал с дороги?
-Владыка Один верные ветра послал, не зря я кровь жертвенную проливал.
-Не зря, сын. Однако поспешим за cтол, там все и расскажешь. Не досуг мне тут стоять…
-Как скажешь, батька. Тут и без меня управятся с разгрузкой.
-Управятся. Грузить – не англов бить!

Сновали туда-сюда услужливые рабы, не давали посуде пустеть. Под столами рычали, грызлись меж собою псы. В дальнем углу рвали струны музыканты, под дружный ор празднующих воинов выводя мелодию очередной застольной песни.
Рогволд так и не сумел отринуть думы темные, влиться в реку бурного веселья – такого, что, того и гляди, стол под пирующими проломится. Рядом что-то громко кричал Хрольв – в его, героя дня, сидящему одесную конунга, честь пелись песни и поднимались доверху наполненные кружки. Но Рогволд, погруженный в раздумья, так и стал свидетелем триумфа сыновьего.
Еще вчера до него дошли тревожные вести – на предстоящем тинге предательски будет низложен старый конунг Неккви. Кто принадлежал к кругу заговорщиков Рогволду доложено не было, но на сей счет у ярла соображения имелись. Кто, как не сыновья вероломные, претендует на конунжье место за столом?..
Допустить падения Неккви никак нельзя. Расчетливый ярл не мог упустить шанса породниться со старым конунгом, обещавшим ему родную дочь, прекрасную Астрид. Рогволд любил свою первую жену, однако женщины стареют быстро - очень скоро Фрейа запретит ей рожать, какой прок от нее тогда выйдет?
Другое дело молодая Астрид – многих прекрасных войнов выйдет из ее чрева, будет кому продолжить начинания отца. Да и кровь Неккви будет знатным аргументом. Острее мечей и копий, прочнее щитов и кольчуг. А там… - Один пошлет удачу, и Норвегия объединится под черным коршуном Рогволда Мудрого. А старого Неккви никто и не вспомнит…

Вечером сего дня в стане Веральда Крикливого, ярла, умом особым не блиставшего, но задиристого и своенравного, неожиданно скончался его лучший берсерк Хельдмар. Знатный воин был, матерый, сталью закаленный, словно воплощение Хеймдалля. Поговаривали, что на Хельдмара у Локки зуб был, ибо никогда не приносил жертв хитрому богу берсерк. За то и был наказан.
Так никогда и не всплыла смерть двух собак Хельда, облизывавших его лицо, когда был найден труп. Их агония была поразительно схожа с муками хозяина. Те, кто мог говорить, молчали - злато запечатало их губы.
Поговаривали, что в свое время Неккви обидел Веральда Крикливого, пожаловал владения Рогволду, а того отправил на северные границы.

Тинг был намечен на утро. К священной поляне, расположенной в близи от капища, стекались люди. Было очень шумно, народу – яблоку негде упасть. Многие толпились вокруг столов с угощениями – хлеб, мясо, брага, эль – всего было в достатке. Где-то вдалеке сквозь гомон толпы пытались прорваться гусли, но безуспешно. С возвышенностей кричали жрецы, возвещая о начале тинга.
Рогволд Мудрый прибыл к самому началу. Разгоняя толпу, заработали локтями (а иногда и древками копий) вои. Послышались многочисленные проклятия, но толпа послушно расступилась.
Высокомерно поглядывал на прочих ярлов Рогволд, жалкими казались они ему – в тени его. Всем превосходил их – сыновьями (подвиги Хрольва пересказывались едва ли не на каждом углу Мера – еще до отплытия приказал отец вернуться к намеченному сроку, и не зря) златом, славой.
Едва Рогволд успел занять заранее отведенное ему место, как поднялся главный жрец Геревард и объявил о начале тинга. Подобно снежному кому, что рождается в случайно упавшей снежинке, медленно, но верно, разгорались споры о походе на Харальда. Ярл Мера хранил молчание – пусть юнцы да глупцы орут, люди рассудительные знают, что верно сказанное в конце и решит исход.
Наконец поднялся Неккви, подал голос:
-Мер, выслушай своего конунга. Мы, братья, сейчас сильны как никогда, а Харальд – слабак, молокосос. Мы раздавим его, словно муху…
Однако не успел старый конунг договорить, как его слова тут же подхватило и закружило в многоголосом вихре.
-Слабак?! Раз удержал такие земли, значит знатный воин!
-Чего мы слушаем этого старика?.. Один больше не покровительствует ему!
-Даа! Валькирии ждут тебя, Неккви, оставь молодым решать!
-Ты стар, конунг! Нам нужен новый конунг!
Очнулись сторонники Неккви, вскочили с мест:
-Да как вы смеете, сучье племя! Конунг - мудр!
-Ему решать! Он – конунг!
Тинг взорвался тысячами голосов. Тут выскочил на центр поляны Сельви, внук конунжий.
- Братья мои, кровь моя! Нельзя сидеть нам без дела и спорить, но должно врага бить!..
И ему не дали договорить – голос его потонул в свисте. Но часть присутствующих немедля поддержала конунжича:
-Дело говорит! Покуда мы грыземся тута, Харальд войско сбирает!
-Сейчас ударим!
Почти не было таких, кто не хотел померяться с харальдскими воями силою, но многие, раззадоренные словами заговорщиков, не желали становится под знамена Неккви:
-Да чего вы слушаете этого щенка? – взревел кто-то, – Фенрир пожрет и сопляка, и хрыща старого!
Поднялся невообразимый шум, потрясая оружием, вскакивали с мест викинги. Подобного безобразия Рогволд давно не помнил, верно действительно стар стал конунг – тот просто сидел и беспомощно смотрел на происходящее.
Ярл Мера склонился к уху сидящего рядом Хрольва и прошептал что-то коротко. Тут же распрямился Хрольв, которого за гигантский рост прозвали Пешеходом – не родилось лошади такой, что смогла бы выдержать могучего северянина. Набрал полную грудь воздуха…
-ТИИИХОО!
Вместе с этим неторопливо поднялся Рогволд. И тинг действительно притих.
-Я так скажу: человек ошибиться может, хоть и муж он знатный. Пускай решают боги!
У ярла Мера репутация была мужа мудрого и рассудительного. Люди доверяли его мнению:
-Дело говорит!
-Пусть боги решат!
-Поединок!
Рогволд поймал на себе обеспокоенный взгляд Неккви и еле заметно кивнул, мол, воля богов в руках смертных. На поединок вышел Сельви, который по праву имел репутацию одного из лучших бойцов Мера, и некто Скират – кто-то с севера, Рогволду неизвестный.
Ярл прищурился и скользнул взглядом по Веральду Крикливому. Где же твой Хельдмар?.. Что ж не выставишь его, а так хвалился им, так хвалился!
Последовала короткая – даже слишком короткая – но жаркая схватка, победителем которой, как и ожидалось, вышел Сельви.
Старый конунг сохранил трон.

-Ты, Торир, не спорь, как сказал я – так и будет!
-Но батька!..
-Ты не расслышал?.. Немало на твою долю еще подвигов выпадет. В нашей семье лишь лучшие войны – Вальгалла завидует. Но рано тебе еще, сынок, рано. Ты останешься тут, присматривать за матерью, за имением. Вернусь – спрошу.
-Да, батька.
-Не грусти. Все имение на тебя одного оставляю!
-Батька… ты будешь гордится мной – если в бою не послужу тебе, то послужу дома! Преумножу твое злато!
-Верное дело говоришь, сын, ступай.
Скрипнула дверь. Торир, младший из сыновей Рогволда, покинул покои ярла. Миновал второй день после тинга. Мер готовился к походу на Харальда. По слову Неккви в стальный град стекались воины с самых отдаленных деревень. Шли все – в том числе и бонды. Все подчистую выметал старый конунг. Того, кому не мог приказать, заманивал добычей – и многие вставали под знамена Мера.
Рогволд Мудрый был вынужден выступить вместе со всеми. С недоверием Рогволд поглядывал на намечающийся поход, многое не нравилось ему, однако он предпочитал молчать. Хитрый ярл всегда находил нужный момент вставить слово. И этот момент еще не пришел.
Триста хирдманов, еще три сотни всякого люда – вклад Рогволда был велик. В случае удачи ярл рассчитывал на немалую долю в общей добыче.
Мер собирался.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 1-05-2007, 21:00

Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.

Состоялось, наконец, крещение. Как поправилась от временной слабости своей Сигрун, так и празднество устроили. Всё честь по чести. Крестили людей в озере, что недалече от усадьбы обнаружено было. Водица в нём студёная, как окунёшься, так аж зубы скрипят, но всё выдержали Эйнара люди, ни один от своего решения не отрёкся, каждый крест нательный в подарок получил, на кожаном ремешке висящий. Священник тоже в грязь лицом не ударил, обряд провёл, не хуже того, что при крещении Эйнара и Сигрун был. В церкви свечи двое суток не переставая, горели, и светло было ночью, что днём. На лице Сигрун радостная улыбка сияла и освещала женщина этой улыбкой всё вокруг себя, не хуже солнца красного, Эйнар тоже радость свою выказывал, но не так явно, всё же воин он был, да и думы его чело омрачали невесёлые. Давно уж послал он людей за дружиной да за греками, а всё ни весточки не было от них. Знал он только доподлинно, что до города они доехали, но вот что с его людьми дальше сделалось, не имел ярл никакого понятия. Поэтому и хмурился хозяин Гиллисберга в такой светлый день.
- Что ты, княже, невесел, не в радость тебе сегодняшнее празднество, али думы какие тяжкие тебя мучают?,- это Ратибор, давно ставший одним из доверенных людей ярла к воину обратился.
- Великий, счастливый день сегодня, Ратибор, но не могу я радоваться, пока не всё в моих владениях спокойно, пока об участи людей своих не ведаю. Вот уже много дней прошло, как не получал я от посланников своих никаких вестей, да ты и сам об этом знаешь. Народ любит меня, это верно, да вот только соседи не особенно что-то жалуют.
- Не об Асмунде ли Кровавом говоришь ты?
- Именно что о нём. Что скажешь ты на такое предположение, что обозлиться он вконец может, да и напасть на мои земли, пока дружина из Хольмагарда не прибыла?
- Всё может статься, да только думаю я, что обождать с выводами пока мест надобно. Мало ли что доблестных воинов в пути задержать могло.
- Дело ты говоришь, Ратибор, да только жди не жди, а сны мне тяжкие снятся, покоя мне нет.
- Успокойся, муж мой,- вступила в разговор Сигрун,- мудростью ты славишься не напрасно и сегодняшний день тому только лишнее доказательство, но слишком близко ты всё к сердцу принимаешь, рано волноваться начал. Дорога в Хольмагард не близкая, да и дело посланцем поручено такое, которое не за один день делается. Крыльев у них никогда не было, так что не беспокойся напрасно. Я уверена, не пройдёт и нескольких дней, как посланцы твои возвратятся, да не одни, а с дружиной и священниками.
Эйнар только кивнул и расправились после речей мудрой девы на лице ярла складки глубокие, вздохнул он свободно да на жену с любовью поглядел, что не могло укрыться от взглядов простых людей на супружескую чету бросаемых. Наслышаны люди были о великой любви своих владык, да не верилось в существование такого сильного чувства в этих северных краях, но вот все сами убедились и вновь возрадовались, до чего же хороший ярл ими правит, что у него любви и на жену и на весь свой люд хватает.

Мер. Посланцы гандальвовы при поддержке Дарклайт

Охранители Мера обладали соколиным зрением. Воистину, ладных молодцев старый конунг во фьорде поставил, так что полосатые паруса вои заметили быстро. Не успел корабль чужой и сотни саженей проплыть, как мужи Мера уж на пристани построились, оружные да в доспехах. Смотреть любо-дорого. однако же, доставать стелы из тулов они не спешили, лишь зорко приглядывались у гостю нежданному. И рассмотрели стяг: волчья голова серая на фоне алом. Похоже, из самого Альвхеймара люди пожаловали!
- Эй, славные вои, - прокричал хельд, что главным был над стражей, когда драккар поближе подплыл. - Назовитесь, чьего роду-племени! Зачем в наши края путь держите!
- Альриком меня кличут, - назвался богатырь в кольчуге богатой. - Служу я Гандальву Альвхеймарскому, и послан им к конунгу вашему на поклон. Слово доброе везу, да дары драгоценные. Любо конунгу нашему радостью с другом сердешным делиться. Помнит он дела славные - потому в Мер первее всех мужей отослал. Чтобы владыка ваш знал: не сгинул Гандальв в лесу, как собаки брехали. Дома он, воев сбирает да пожелания лучшие шлет.
- Добрая весть! - Отвечал с усмешкой хельд мерский. - Эй, Рагни да Магни, сходни готовьте! Не видите, гости дорогие приплыли!
Споро слуги пристань очистили, дабы корабль как следует причалил, а сам хельд бороду пригладил, да навстречу пошел мужам альвхеймарским.
- Как тебя самого звать-величать? - вопросил Альрик, руку крепкую пожимая. - Рад я видеть тут мужей доблестных, - в месте сем взор его по шеренге скользнул внимательно, воинскую стать отмечая. - Да и ты сам чести великой достоин, что таких молодцев воспитал да в бой ныне водишь.
- Регином меня прозвали, ибо уродился в ночь бури великой, - добродушно стражник отвечал. - А что до воинов моих, так в Мере хирдманы все как на подбор крепкие и статные! Мы же от Морских Конунгов род свой ведем, не то что Харальдово отродье, что из свейской земли да на наши перебежало!
- Добрый корень - и поросль крепкую дал, - ответил посол из Альвхеймара. - Не беден Гандальв да и на дары людям достойным с колыбели уж не скупился. Ныне ж, богов за спасение славя, велел нам всех знатных да доблестных привечать как альвхеймарцев до одаривать будто родичей. Лишь бы не Харальду проклятому клинки их служили. Возьми и ты меч добрый да гривен златых, да серебряных. Крепче дружбы меж нами будет, коль в доме достаток да честь воинская в почете, как следует.
По знаку Альрика слуга его, прозванный Колль за чернявость свою, вовсе не северную, сундук распахнул, богатство недр его взорам являя.
- Щедр ваш конунг, по делам и слава ему! - С благодарностью принял Регин меч, крепко Альрика обнял, как брата родного. - Поведай же, к какому конунгу вас владетель ваш послал? Ведь Мер - фюльк не простой - у нас четыре конунга правят, все знатные и прославленные!
- Всему свету мы новость поведать рады, но прежде всего к Неккви-конунгу посланы. Ибо именно с ним Гандальв врага крепче всех бил в прошлом. Ему и кланяться нам первому велено.
Пир в Альвхеймаре ныне знатный идет, радуется земля владыке вернувшемуся. Однако, врагам его теперь стоит не Гандальвом а льетом прозвать, потому как грозен он в своем гневе до ужаса. Даже мужи храбрые, шрамами битв без счета покрытые, как мальчишки безусые трепетали. Сказывают, что боги его от смерти неминучей спасли - да к людям вывели, в зимнем лесу охранив. Словно сам Тор в конунга нашего теперь поселился - больно уж грозен.
Поглаживал рукоять меча дареного Регин, слушал слова посланцев Гандальвовых, да посветлело его чело, как он про Неккви услыхал - видать по сердцу именно старый конунг был хельду, а не родичи его. Так сказал он альвхеймарцу:
- Весть эту славную следует Неккви незамедлительно услышать! Будет рад он тому, что побратим его старый в добром здравии, да что не в одиночку ему предстоит супротив щенка агдирского на рать идти!
Увлек Альрика за собой хельд, по пристани дощатой, да по земле сырой, снегом припорошеной.
Альвхеймарец тому не противился, с охотой следуя за провожатым. Хоть и привыкли викинги к походам морским, однако же всякий вой тепло очажное да еду хорошую высоко ценил. Особенно - после сырости да холода на палубе. Все же мороз в море крепче кусается - сие всяк викинг сызмальства знает, другое дело, что храбрые воины севера ни хлада, ни клинков вражеских пугаться не обучены. Но - коли есть возможность такая - почему б тело очажным теплом не потешить? Впереди путь еще долгий, конунга вестимо не завтра гости увидят. Хотя вести быстрей долетят. Так что Альрик был спокоен и предвкушал хороший вечер в компании. Будет кому о битвах рассказывать. Да и девы длиннокосые, может, послушать придут... альвхеймарец улыбнулся.

Ныне прославлял народ Мерский Неккви... Ибо внук его защитил его. Сельви же быстро оказался в хмелю, ибо не мог он обидеть новых друже своих отказом от чаши бодрящего пива. Каждый хотел выпить с Разрушителем...
Запели песни, сотни хриплых голосов слышались в этот светлый день тинга. Разные были девы, и снова Сельви ушел в спальни свои, чтобы отметить победу свою.
Неккви же во славное время это, трезвым оставался и произнес речь.
-Братия и друже мои! Силен Мер войнами великими, силен духом своим славным! Силен он и оружием в бою звенящим! Так добудем же славу вечную, выйдем в поле ратное и докажем врагам - соплякам чего истинная сила стоит! Да, их больше может будет, но каждый из вас, истинные друже, вместо того чтоб смерть принять, десятку с собой вражьих воинов заберет! И только тот и каждый будет достоин Валгаллы, кто не побоится выйти против врага нашего, остальным же - вечный позор! И Тор - тому судья! Да пусть Один дует в наши спины, нам это лишь попутным ветром будет, за то ему спасибо скажем, друже.
Пока Сельви развелкался в спальнях, Грик знал о планах коварных Хунтьова. Родня Скирата Черного мстить кровно за своего отпрыска хотела. Поэтому он встал караулом у двери.
Чернь всякая пробегала, а затем пришла родня Скирата - два братия его да отец.
-Что тут ты делаешь, великий воин?
-Кровь мою от чужих рук сохраняю. Не вам его бить, не от вашей руки умирать Разрушителю.
-Но Хунтьов же...
-Хунтьов - не брат мне... И горько мне, что он родня моя.
-Так умри же, предавший Мер! - один из заговорщиков поднял над головой топор и замахнулся на Грика.
-Сам ты и умрешь как псина! - и реакция и скорость у Грика получше, поэтому он первым ударил врага. Тот рухнул. Один из братьев подло ударил Свирепого Гадюку в спину, но не пал Грик, пока не познал, что брат его не в опасности, срубил он голову тому подлецу, не давая ему разрубить себя напополам, и топор лишь торчал из Грика. Но второй брат в то время добил его и обмер он безжизненно. Забоялся тот, второй и сбежал, а Грик ему в спину бросил последния слова свои:
-Непоколебим Мер, как и воля моя, жил чтоб брата сохранить, так с оружием в руках погибну, Сельви защищая...

Не знал того юный воитель, но сердце у него уже тогда задрожало...

Мер. Альрик.

Славно пир удался, воистину – знал хельд из Мера, как гостей принимать. Альрик из Альвхеймара отродясь на худой аппетит не грешил: с младых ногтей съедал все, что в тарелке, да еще и добавки желал. Вот и вырос богатырем, на радость отцу с матерью. Тем не менее, ныне даже такому знатному едоку со скамьи было тяжко подняться. Много яств женщины наготовили, много кубков мужи под них осушили, былые дела вспоминая. И еще более – в честь грядущих побед. Много раз уж посланец Гандальвов мысленно Одина восхвалил за идею внезапную Регина мечем одарить. Дарам конунжьим то не убыток, да и у хельда дом ладно стоял, не похоже, чтобы клинков добрых здесь не водилось. Однако же, дар властителей – это не просто вещь, но великая честь да частица удачи. И без того бы, видать, Регин не скаредничал: не видно, чтоб под сим кровом гостей обижали да потчевали хуже хозяев. Но теперь альвхеймарцев в доме у хельда Регина, и впрямь, словно родню хозяйскую привечали.
Поклонился Альрик радушному хозяину, за хлеб соль поблагодарил, да за ласку в пояс покланялся. Ведомо всем, что закон обижать путников не велит. Да и как по-иному, если старцы сами видели светлых богов во плоти, по дорогам идущими? И Один, и сын его, Тор бывало ой, как любили путниками представляться да люд северный тем испытывать. Кто знает, кого к тебе на огонь занесет? Так что молвил викинг альвхеймарский о том, что на гостеприимство хозяйское глядя, любой радости преисполниться, и, хоть он и не бог в ином облике – но кровь Одину принесет на заре, во здравие хозяйское. И после откланялся, на усталость сославшись. Сие и не удивительно: за беседами дружескими до первых петухов уж немного осталось, и даже местные, не ходившие в море, стали носами клевать.
Однако же, Альрик был молод да крепок, а потому хмель его сильно не брал. Хотя усталость движения сковывала, но голова почти ясной осталось. По дороге к покоям, ему отведенным. Думал альвхеймарец о том, как лепше наказ конунгов в Мере исполнить. Потому как баял Регин, что непрочной ныне власть Неккви стала. Такое бывает, коль конунг стар. Альрик думал о том, к худу сие иль к добру, ведь, чтобы владычество укрепить, Неккви тоже к союзникам двумя руками потянется… но вот пойдут ли за ним ярлы? Вопросы, вопросы…
Но в этот момент слуга отворил дверь, явив взгляду убранное мехами роскошное ложе – да младую рабыню в нижней рубахе. Похоже, Регин всерьез озаботился благами гостя, а потому думы про конунга временно вылетали у Альрика из головы.
Что ж, как говорят: утро вечера мудренее.

Сообщение отредактировал DarkLight - 3-05-2007, 11:56

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг и Асгаут.
С Тельтиаром

Несли дружинники Халльварда уже тяжелые сундуки к усадьбе Асгаута-ярла, притом каждый сундук два, а то и три человека тащили. Монеты звенели в них так громко, что братьям, также помогавшим хирдманнам простым, казалось, что и мертвого разбудит такой звон. Чуть было не уронили один из сундуков они у самого порога, да удержали все-таки.
- Вот удивится Асгаут, чувствую, - молвил Сигтрюгг, - небось, не ждал от нас он такой прыти!
- Да мы, по сути, и не свершили ничего невозможного, - охолонул брата Халльвард. - Я о другом вот...Только б он про Вестфольд не вспомнил сейчас, это меня больше тревожит.
Услыхал задолго до прихода братьев шум Асгаут ярл, да слугу послал посмотреть, что твориться на улице. Вышел раб на крыльцо, взглянул на братьев возвратившихся, да на добычу их знатную - аж рот разинул. Но опомнился вскоре, повелел сундуки в сени заносить, братьям же Вебьернсонам в горницу захаживать.
Воины стали сундуки внутрь заносить, Халльвард и Сигтрюгг же, как и было им сказано, дальше, в горницу прошли.
- Утра тебе доброго, ярл, - поприветствовал юный хельд Асгаута, - Выполнили мы все, как видишь.
Окинул их взглядом суровым ярл, на скамьи указал.
- Проходите, удальцы, да рассказывайте все как было, не тая, - повелел.
Присели братья, да стал Хальвард сказывать, как плыли они, да как на остров прибыли, рассказал и о том, как жителей деревенских в плен брали да старосту понуждали тайну клада пиратского им выдать. Думал поначалу юноша смолчать о том, как на Хисинг они повернули, но смекнул потом, что если Асгаут того же рагнара спросит, то все равно узнает, потому и про встречу с родичами ярлу поведал.
- Значит верен дядя твой Гандальву остался, такмо понимаю я? - Брови насупил Асгаут.
- Видно, так и есть, - со вздохом Халльвард произнес. - Впрочем, коли на то пошло, не родня он мне больше. Да и он небось о нас с Сигтрюггом того же мнения.
- Так по какому ж праву тогда имением твоим распоряжается?
- Но ведь нужно кому-то за ним приглядывать, да и за братьями младшими.
- Не пойдет так дело, Халльвард, коли ворогу свой дом доверишь, так и имение и братьев меньших потеряешь. Мой совет тебе - прогони его, власть свою покажи, да из слуг управителя назначь, чтоб место свое собачье знал.
- Дело говоришь, ярл, - согласился Халльвард, - Только сейчас не к спеху это. Впрочем, последую совету твоему непременно - и правда, кто знает, как все обернуться может, когда люди близкие врагами становятся.
- Ладно, дело твое, ты сам себе голова, - вздохнул Асгаут. - Пойдем на добычу вашу посмотрим.
- Пойдем! - Сигтрюгг оживился, с лавки спрыгнул да первым в сени вылетел, чуть брата по дороге с ног не сбив.
Удивлен был ярл, не ожидал добычи столь знатной увидать, что в сенях его сложена была. И злато, и каменья, и оружие дорогое, да кольчуги крепкие, какие не у всякого конунга были - в тех сундуках оказались. Обнял он удальцов крепко, поблагодарил за службу верную, и так порешил:
- Злато это в погреб пойдет, вы же, братья себе берите, что душа пожелает из закрамов, да дружину свою подарками не обходите - каждый, кто в походе учавствовал, на свою долю претендовать может.
- Тогда возьмем мы, сколько положено, и меж воинами нашими честно разделим, чтоб никто обижен не был, - так Халльвард решил. - А самим же нам много не надо, верно?
- Верно, - Сигтрюгг улыбнулся, - хватит того, что на драккар взаправдашний подняться удалось, да золота столько хоть в руках подержать.
- Хитрите вы, братья, - внезапно Асгаут произнес.
- О чем ты, ярл? - не понял Халльвард.
- Никак снова худое задумали, как тогда, когда кюне про Вестфольд рассказали? - Оказался подле старшего ярл, за ворот его схватил да от земли оторвал. - Чьей погубы тогда хотел? Асмунда? Али моей?
- Мы же не знали, Асгаут, что скрыть это надобно было, - воскликнул Халльвард, пола под собой не чувствуя, - да и почему знать ей об этом нельзя было?
- Мы и взаправду об этом не думали, да и не замышляли ничего тем паче!- вступился за брата Сигтрюгг.
- А про то, что не след кюну по пустякам таким беспокоить тоже не знали?
- Так откуда же? - уж возмутился Сигтрюгг. - Да и она сама вопросы нам задавать стала! Кто же знал, что нельзя отвечать ей!
- Догадаться мог, - проскрежетал воитель, сильнее хватку сдавливая. - Думаешь прятно мне было слышать упреки потом от славной правительницы нашей в том, что я за владениями, мне порученными уследить не могу?
- Впредь...не повторится больше, Асгаут...- схватил Халльвард за запястье ярла, всерьез уж опасаясь, что задушить тот его может.
- И помни наперед, кому всем обязан, прежде чем языку своему волю давать, - отпустил парня грозный ярл, да взглядом гневным Сигтрюга наградил.
- Запомню уж, - отошел от него Халльвард, шею потирая, да брату кивнул. - Пойдем отсюда.
Вышли братья из сеней хмурые оба, и ни разу на Асгаута не оглянулись.
- По мне, так он...- начал было Сигтрюгг, когда далеко уже они отошли от усадьбы.
- Молчи, сами виноваты, - махнул рукой Хальвард. - Ну да ничего, остынет он. Не выслала же его Рагхильда, как Торлейва.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 3-05-2007, 14:36

Мер. Посланца Гандальва и Неккви-конунг
Тельтиар и ДаркЛайт

Провожал гостей Регин справно, поутру, едва только Альрик жертву добрую Отцу Ратей принес да в последний раз браги за столом хозяйским испил. А дабы споро добрались до Усадьбы конунжей альвхеймарцы, дал им он раба смышленого в провожатые.
Вои альвхеймарские, к походам привычные, ждать себя не заставили. Едва лишь распростились с хозяином - как и след их простыл через миг. Альрик спешил волю конунга исполнять, потому как не сильно приврал насчет нрава его грозного. Так что немного времени прошло - а посольство, чуть раба-провожатого не обгоняя, уж в ворота усадьбы Неккви стучалось.
На стук грозный похмельный стражник вышел, да не разглядев спросонья, кто пожаловал, прокричал:
- Что, ротозеи, как на тинг приходить, так нет вас, а как на пир к конунгу славному, так сбегаетесь?
- Пировать с конунгом вашим мы рады, - усмехнулся на то могучий Альрик. - Да только в других землях нам тинг собрать предки велели. Послы мы альвхеймарские, к Неккви-владыке по делу важному посланы были.
- Эк далече забрались, - охнул стражник, тут же вид грозный принимая. - Да только пускать вас мне не велено было! Владыка наш почивать изволит, а сон его нарушать никто не смеет! Придется вам подождать, покуда сам пробудиться он.
- Али важность дела свою доказать чем, - недвусмысленно кивнул на сундуки второй хирдман, подле первого появившийся.
- Ясное дело: не дело гостю в доме чужом речи толкать, - сдвинул брови посланник. - У нас дело не спешное: ребятишки не плачут да коровы не доенные под окном не мычат. Однако, думаю, что прогневается ваш конунг, коль прознает, что гонцов от побратима его с дарами богатыми вы оставили в сенях, будто слуг, дожидаться.
Не понаслышке знали они, коль грозен владетель их бывает, да и годы его нрав лишь более скверным сделали. А уж после тинга, где на власть его покушались - мог злобу накопившуюся на любого излить. Раздвинулись стражи:
- Что ж вы сразу не сказали, что от брата названного владыки нашего едете?
- Альвхеймар - не Мер, там один властелин правит, - ответил Альрик. - И сами домыслить могли бы.
- Так ведь люди говорят, сгинул Гандальв, как и сын его малодушный, - удивился страж. - И род его пресекся, и смута там великая теперь!
- Гандальва нашего боги хранили. И сам он вернулся, и ярл его верный за ним прискакал. Так что крепка конунжья власть в землях альвхеймарских. А прочие речи посланцы харальдовы нарочно по селам болтают. Чтоб не было в народе согласия, да сдался он ведьминому внуку в холопы, секир не подняв.
- Хвала Одину, что жив ваш повелитель, - тут же страж молвил. - Вы ступайте к усадьбе, а уж там вас примут по чести!
- Спасибо вам, люди добрые. Тор да Один не оставят вас милостью, - с достоинством молвил Альрик, зашагав в указанном направлении. спутники молча последовали за ним, думая про себя что не след посла доверенного перебивать. Особенно, если он бает речи столь ладно - против воли заслушаешься.
Видно было, что имя Гандальва здесь любую дверь отпереть может надежнее, нежели ключ верный. Слишком удивительно было спасение его, да и в былое время действительно очень дружны были Неккви и сын Альвгейра, старые слуги еще помнили, как властитель альвхеймарский в усадьбу эту погостить приезжал.
Управитель усадебный пропустил в дом их, да за стол провел, что до сей поры еще яствами уставлен был, да где по лавкам и углам все еще хмельные гости валялись. Видно было, на славу пир прошел в доме конунжем.
- Знатное, видно. веселье здесь было, - сказал посланник, ту картину увидев. - Что праздновали-то, люди добрые? Скажите, мы тоже порадуемся вашему благу.
- То, опосля тинга собирались мужи ратные, - управитель прокряхтел. - Неккви конунг порешил супротив Харальда рать двинуть, тому и радовались, что мечи в ножнах не заржавеют.
- Славные думы у вашего конунга. Не видел я его сегодня - но по речам вашем хоть сейчас скажу, что, видать. он совсем не изменился за годы. господин мой будет тому рад небывало.
- Вы с дороги подкрепитесь, альвхеймарцы, а как пробудиться конунг наш, так вас и кликнем.
- Благодарствуйте, - ответил за всех Альрик. - Вкушать пишу под дружеским кровом - великая честь, она при условии том в два раза сытнее.
Не много прошло времени, но снова управитель появился, к себе послов подзывая, да отводя их в покои Неккви конунга. Старый властитель на троне сидел в то время резном, в меха дорогие закутанный. Был он крепок еще, да года уже свой отпечаток на его челе оставил более заметный, нежели на Гандальве. Взгляд спокойный его по альвхеймарцам заскользил.
Альрик выступил вперед, голову пред старцем склонив, дань летам отдавая. - Привет тебе, Неккви-конунг он побратима твоего, Гандальва Серого. Нас он к тебе с вестями послал, чтобы возрадовалось сердце твое как и наше. Да даров для тебя нам с собою велел захватить, - посланец сделал жест рукой, и спутники его враг сундук к ногам конунжьим поднесли
- Любо мне слышать, что жив Гандальв, вопреки наветам злым, - медленно отвечал Неккви, а повинуясь знаку его, слуги тут же сундук распахнули, взорам являя богатства альвхеймарские. - Смотрю все так же щедр он на подарки, как и в годы былые. Что же, передайте ему мое приветствие и пожелания здоровья крепкого. Пока же гостями моими будьте и ни в чем отказа не знайте.
- Благодарим тебя, конунг, - посланник Гандальва в поклоне склонился, и все спутники его следом головы наклонили. С радостью передадим мы слова тебе нашему властелину.
- Хотел еще чего мне сказать, друг мой дорогой Гандальв сын Олава? - Тихо владетель спросил, и казалось - вот вот уснет он прямо за троном сидючи.
- Только то, что рад он тебя в своем здравии уверить, - ответствовал посланник. - Порой, смерти верной избегнув, человек жизнь всю в один миг вспоминает. Видимо, ты ему вперед других вспомнился, конунг Мера. Ну, то и понятно: много деяний совместных у вас за плечами, а гостеприимство людей твоих я уж и на себе вдоволь отведал. Поклон тебе низкий за то: люди твои - и воины славные, и хозаива радушные, как оказалось. Я бы детьми такими гордился, а гридни ведь конунгу - что сыновья.
- Верны твои слова муж ратный, да только так я скажу, не прошло еще время для славных наших с Гандальвом деяний, - тряхнул старец Неккви седой головой, словно сон от себя отгоняя, да саму старость подступившую, расправил плечи широкие. - Слышал я, знатно досталось побратиму моему от Харальда-щенка, так неужели он поквитаться с ним не желает?
- Как не жалать? - удивился Альрик. - Он клятву давал "покоя не знать, пока Харальд воздухом дышит". Не тот Гандальв муж, чтоб словами такими разбрасываться. Однако же, поражение тяжкое - да нападенье предательское любого осторожности научит. Не жалает Гандальв, чтоб друзья его давние голову напрасно сложили. Потому и послал нас лишь с речами привесственными, строго наказав про битвы с тобой не говаривать, коль сам про то не распросишь.
- Я спросил, - Неккви произнес, да на сей раз голос его отнюдь не сонно звучал. - И мниться мне, достаточно ты рассказать сможешь, о том, как месть свершить Гандальв желает.
- Твоя правда, конунг. Послал Гандальв стрелу боевую по фюлькам, полное ополчение собирает. Правда, люди Харальдовы уж по землям альвхеймарский вдоволь пошастали, и часть мужей недалеких да корыстных думы предательские думает. Ну, с ними у Гандальва разговор короток. В усадьбе самой уж столбы головами украсились, а теперь и до отдаленных ослушиков дело дойдет. Если дома все ладно, и врага бить сподручнее.
- Его правда - конунг людям что отец радной, любого наказать право имеет, - кивнул старец, хотя и насупилось лицо его, когда он про смуту услыхал. Ведь не так давно и в его владениях не все спокойно было. - А Харальда давно пора на место поставить - где ж видано это, чтоб конунгво великих, точно рабов в домах сжигать под покровом ночи! Али это он решил Локи коварному щедрые жертвы принести?
- Видимо, так, потому что славных асов наш властелин и союзники его, ныне в Вальгалле пирующие, знатно жертвами славили. А люд Харальдов теперь более Белому Богу молитвы шлет, от веры отцов отступившись. Такому воинству, и впрямь, лишь Обманщик подмога: любит он, как известно, над всеми смеяться да правду из кривды лепить. Под стать ему Харальд - вот и люб, видомо. Думали мы - отступится непостоянный Лодур - да не вышло пока. Вот и мыслю: асы Локи смогли одалеть, невзирая на хитрости. Да и наказали сурово. Неужто потомки тех богов лобимцу бога Огня уступать нынче обязаны? Меняется мир - но трудно такое представить.
- Каков предок, таков я смотрю и потомок уродился, - зло Неккви бросил. - Издавна Мер Ньорду морей владыке поклонялся, а уж знамо вода животворящая сильнее огня коварного будет. Оставайся до завтрого здесь, посланец, посмотришь, как мы жертвы принесем покровителю нашему! А пока, эй слуги, Сельви позовите!
- С радостью воле твоей подчиняюсь, владыка великий, - ответил альвхеймарец. - Богов славить - доброе дело.

И верно, когда голову боль в тисках сжимает, без причин на то особых, невольно к ведовству чёрному мысли свои обратишь. Станешь враз припоминать, кто на тебя взглянул косо, кому ты зло сотворил и сейчас быть может, расплату за то получаешь. Или всё иначе, недаром же говорят люди, будто все женщины одинаковые и все они, ведьмы, в колдовстве приворотном сведущи. А помимо того и иные чары бывают. Вот и хельд Кьяртан обеспокоен весьма был, да и теперь поглядывает, что такое с ярлом деется. Ликом бледен ярл, до синевы аж, того и гляди с коня сверзится. Нет, хельд могучий, не сверзится ярл твой, даже и не думай. Хвори, ведовством нагнанные, Иллуги сыну нипочём, не одолеть вражинам лютым, на погань падким его, Мара Хладные Пальцы. А то, что в голове волны штормовые бьются, так на то там и скалы костные, чтоб гребни боли о них разбивались. Но всё ж таки, жутко становится, как подумаешь, что Хакон Стар на такие проделки способен. А может и не он. Куда ему? Но как же больно…
О том думал Мар Иллугисон ярл Гаулардаля, когда с отрядом верных ему, посла Грютингова дожидался, на сопке близ Хладира схоронившись, дороги оглядывая, выжидая.
Богата земля Транделаг, да нет мужа достойного над ней, каждый лишь о себе думает. Одни честь свою сохранить жаждут, другим серебро любо и ради него отдадут на поругание всё и всякого. А кто-то хитрости преисполнен, да только что от неё толку тому, кто сам ума недалёкого. Земли, отцами завещанные, беречь надобно, преумножать их богатства, в неге содержать, тогда и тебе воздастся. Нет. Не понимают. А раз так, что же делать тому, кто всем сердцем уже проникся и других заразить успел? Бороться, вот что. Родич то, Гуннар Сердитый, понимает, что не для себя стараюсь, потому и помощь всяческую оказывает, и Ассу мне одному оставить пообещал, чтоб не дрались мы с ним. Земли поровну, а деву мне. Как же болит жутко…
Так размышлял Мар Хладные Пальцы, Фрейвайра ожидаючи, да не смотрел ярл уже окрест. Пускай вои смотрят, на то они подле него и поставлены.
Во всём Хакон виноват, ему и кару принимать. А уж от чьей руки, то и вовсе не важно. Асы от него уже отвернулись, люди же не так хорошо как Боги Светлые видят, но рано ли поздно, каждый узрит. Виновен Хакон в том, что не сумел быть отцом-конунгом для ярлов своих. И землю защитить не спешит, напротив даже, Харальду-щенку подарить вздумал. Негоже о завтра думать усталым, коли сегодня уже вороньё в клювах своих тела их растаскивает…
Больно…
- Едут, - указал хельд Кьяртан. – Сами к нам едут.
Очнулся от дум Мар Иллугисон. И то верно, едут, знать сами Асы их к нам привели.
- Навстречу пойдём, - велел Мар, боль превозмогая.
И двинулись они, и ближе подъехав, услышали голос жреца Фрейвайра:
– Мы посольство властителя оркдальского Грютинга, возвращаемся посольство справив к господину своему! Кто вы такие? Назовитесь!
Выехал вперёд и Мар Иллугисон, так отвечал:
- Я Мар ярл Гаулардаля, ищу разговора с тобой, посол Грютингов.

Альвхеймар. Конунг Гандальв.

Утро для альвхеймарского властителя началось с приятных хлопот: слуга, опасливо постучав в дверь гандальвовой опочивальни, сообщил, что прибыли вои из ближних к усадьбе фольков. Прикинув время, конунг понял, что выступили воители сразу, едва лишь стрелу получив. Возрадовалось сердце владыки от такого послушания. Он быстро спустил ноги с ложа, одежды накинул – да вышел вон, оставив Хедвиг почивать в одиночестве. Невестка Гандальву и впрямь полюбилась: и красой своей редкостной, и тем, что не смела владыке противиться. Довольно он в похоже на строптивых девиц насмотрелся: под кровом родным робкой ласки хотелось. Да и наследник новый Альвхеймару ой, как нужен… конунг нахмурился, и, прогнав прочь мысли худые, вышел встречать воев приехавших.
Управители фольков, и впрямь, быстро откликнулась на зов своего властителя, радуясь, что слухи и смерти его наветами оказались. Однако же, так было не со всеми. Слушал Гандальв рассказы приехавших – и мрачнело лицо его с каждым словом. Оказывается, что хевдинги, близ владений Гудбранда дворы ставившие, первыми весть о смерти конунга своего получили. И так понравилось им своевольничать, что теперь обратно под руку Гандальву идти те безродные псы не спешили.
Едва дослушав о том, конунг стукнул дланью по дубовой столешнице. Юнцы безусые головы в плечи втянули: помстилось им, что треснет сейчас добрая древесина, гнева конунжьего не стерпев. Обошлось. Но там, где уцелел стол, шеи мятежные иная доля ждала. О том Гандальв и речи повел. Хорошо знал посланник своего конунга, и верно владыке Мера о планах его сказывал.
- Не бывать тому, чтоб я в поход на чужбину ходил, пока земли мои праотечесткие сорной травой зарастает. Не дело то, чтоб владыка позволил владения раздробить. Да и кому: Даже не сынам своим: воям безродным, чьи предки свиней пасли да мечи только щедротами предков моих получили. Вот благодарность их какова за заботу! Слово мое крепко: с них поход нынче начнем да покараем псин тех примерно. Народ свой резать не буду – чай, в своей земле, а не во вражьей домине, так что бондам пугаться тут нечего. Но зачинщикам всем головы поснимаю, раз шапки предо мной скидывать отказались. Один лишь хозяин в Альвхеймаре – и его Гандальв кличут. А кто усомниться – тому сталью про долг их напомню.
И велел воинам собираться в поход.

Харек Волк. (с Тельтиаром)
Харек Волк возвращался в Саросберг берегом реки Скаун, практически той же дорогой, которой он шел в Раумарики. Лед реки был уже тонким, подтаявшим во многих местах, и памятуя о печально судьбе Хальвдана, Харек запретил всем своим людям даже ступать на лед.
Снова шли триста ирландцев и теперь уже тридцать датчан по снегу вдоль реки Скаун, и бывшие пленники из Хейдемёрка и рекруты из Раумарики шли вместе с ними. Достали они корабли, вначале похода спрятанные ими под обрывами под ветвями, и прикрытые сверху сеном и дерном, и приделали к днищам кораблей полозья. Теперь тащили они за собой корабли на канатах, превратив их в большие сани. Впереди шли предводители отряда на широких лыжах, лыжню прокладывая, а за ними воины корабли за собой на канатах тянули, впрягшись в поводья подобно коням и быкам тягловым. Легко и споро шел отряд, и корабли по снегу подтаявшему скользили будто по воде... Так, идя на лыжах, с привалами, за шесть дней подошли они к Саросбергу...
Запыхавшийся от бега хирдман из числа недавних рекрутов нагнал Харека, и вышел ему навстречу.
- Эрл, там войско нам навстречу нам вышло и в боевом порядке выстроилось.
Харек отдал приказ остановиться, по флангам корабли выстроить в качестве заграждения, и всем в боевой порядок встать.
Кликнул он всех командиров - Лиама Охара, и Кайла Маклири, и Шона Макормака, и датского командира Трора, и соратника своего Лейфа, чтобы совет держать.
- Помните вы, какой прием нам Альхейма ставленник в Рамарики оказал? Теперь я не знаю, что мне здесь ожидать, если конунга тут нет уже, и кого он вместо себя тут оставил. Вот и не знаю я, что за встречу организовали нам тут теперь.
- Пошли к ним вестника, и по тому, как с ним обойдутся, ясно станет, как нас здесь встречают - ответил Лейф.
- Тогда я сам выйду им навстречу, - сказал Харек
- Нет... Будет лучше, если к ним пойду я, - возразил ему Лейф. - со мной ничего худого не сделают, так как меня там мало кто знает. Дай мне стяг свой, и позволь с предводителем парой слов обменяться. А там уже ясно будет, что они задумали, и что у них на уме...
-Буд по-твоему, Лейф... -ответил Харек, устало вздохнув. - Как воротишься - жди награды...
Лейф поднял на копье белый стяг с черным вороном, и в сопровождении трех хирдманов из личной охраны Харека отправился навстречу войску, выстроившемуся поодаль... С беспокойством смотрел Харек на ряды воинов, выстроившихся за стенами усадьбы. Были большинство из них ополченцы местные, и ало было там опытных хирдманов, и все же беспокойно было на душе у ярла...
- Поднять стяги- крикнул Харек зычным голосом. И тотчас же в первом ряду трое воинов, стоявшие рядом с Хареком, подняли три стяга - один черный с белым волком, один красный с черной волчьей головой. и один зеленый с желтым кельтским крестом
Так уж случилось, что подобное воинство многочисленное трудно было издали не заметить, тем паче, что подобного дива, как корабли, посуху, аки по воде плывущие еще не видали в сих краях! Всегда к Сарасбергу драккары по реке подходили, а тут со стороны Раумарики тем же путем, что Гутхорм ярл ушел приближались. Потому-то, еще задолго до подхода Харека, поднялись воины агдирские, в хирд выстроились, да навстречу ярлу прославленному вышли. Впереди на коне вороном сам Асгаут ехал, видеть желал, что же за колдовство чудное суда драконоголовые над землей несет...
Передернулся аж Асгаут, когда стяг с крестом увидал, да волка белого. Но делать нечего, повелел он стяг Агдирский поднять, да сам навстречу пешим посланцам коня направил. Приятственно было ему с верху вниз на собеседников глядеть в беседе такой.
- Кто будете вы? - Вопросил ярл, так словно и не узнал знака Харека. - Да по какому делу к нам приехали.
- Мы воины Харека Волка, ярла, который Харальду конунгу служить по его зову вернулся. Идем из Хейдемерка с победой и вестями добрыми. И именем Харальда конунга ярл наш просит принять нас в этой усадьбе, и снарядить нас припасами и всем необходимым на поход против врагов конунга нашего...
- Вот как, - усмехнулся ярл, тяжелым взглядом одарив посланцев. - Ну зовите ярла своего, с ним я разговор держать буду.
Главный посланец, стяг державший в руках, вежливо поклонился.
- Я передам слова твои ярлу, - сказал он, наклонив голову. - Но сначала позволь узнать, почтенный, почто войско ты против нас выставил, как против гостей непрошенных из фьордов потаенных, или врагов страны нашей, коли сражаемся мы за одного конунга, и против врагов общих? И имя свое назови, чтобы знал Харек ярл с кем дело имеет...
- А потому, как почем знать мне, что это действительно Харек Волк, а не враги под стягом его подошли, да корабли колдовством черным над землей подняв, с собою принесли, а в кораблях тех еще воинства видимо-невидимо! - Рассмеялся ярл, а после добавил уже спокойнее. - А зовут меня Асгаут и здесь я конунгом оставлен править от имени его.
- Тогда вот грамота конунга нашего, которую он в Скаунфредеберге ярлу нашему выдал. Там написано, чтобы препятствий нам в пути не чинить, и снабжать всем необходимым, и не притеснять нас ни в чем, ибо мы волю его в исполнять в землях чужих призваны... Тот же кто препятствия нам чинить вздумает, и в помощи и гостеприимстве откажет, тот гнев конунга на себе испытает, - с этими словами посланник развернул сверток кожи и показал письмо, написанное рунами, которые в Речи Высокого были все перечислены. И под ними знак конунга стоял, и старшие руны Гифу, Хагль, Анзус, Рейд, Одаль, Лагус и Дагаз, и руна Альгиз в конце.
- Что же, теперь верю я, что вы владетелем нашим посланы, - сказал Асгаут. - Зови ярла своего!
- Возвращаемся к ярлу нашему, чтобы слова твои ему передать, - ответил Лейф, поклонившись. Посланники развернулись, и направились обратно к Хареку.
Харек, увидев возвращающегося посланника, вздохнул с облегчением. Командиры стояли рядом с ним, и тоже с ожиданием смотрели на рать, выстроившуюся напротив них.
- Это херсир Асгаут, конунгом Харальдом тут оставленный за порядком следить. Я показал ему грамоту конунга...
- Слава Богу, он не стал от нас требовать чтобы мы повернули назад или убрались отсюда подальше... -сказал Харек.
- Он еще ничего не сказал, он с тобой говорить желает - сказал Лейф.
- Что же, так тому и быть - ответил Харек. - Лейф, Трор. Идемте. Будем говорить с этим херсиром. Лиам, прикажите всем оставаться на местах и сохранять спокойствие. Оружие не вынимать и в бой не вступать. Всем ясно? Если я не вернусь к вечеру, всем расходиться. Переходите через реку и идите в Гиллисберг к моему побратиму Эйнару...
Воины кивали, не отводя суровых взглядов от воинства напротив. Там тоже заметно расслабились: копья направили наконечником вниз, мечи спрятали в ножны, а секиры повесили за пояса.
Неспешно, тожественным шагом, в сопровождении тридцати датских наемников во главе с Трором шел Харек под своим стягом навстречу Асгауту...
- Харек Волк, здравствуй же, герой Хрингасакра, - усмехнулся в бороду Асгаут, за спиной которого тоже выстроилось два десятка знатных хирдманов. - С какими вестями прибыл?
- Прибыл я сообщить здесь всем, что пали конунги Хейдемерка, и Гудбранд властитель с ними. Хейдемерк и Гудбрандсдалир, и все подчиненные им мелкие ярлы - все склонились перед Гутхормом, и присягнули конунгу нашему. Теперь земли обширные и рать великая к владениям Харальда прибавились. А я теперь иду в Ранрики, чтобы волю конунга исполнить, и край тот под его власть вернуть, как во времена Хальвдана и отца его Гудреда было...
- Достойная цель для воителя достойного, - отвечал ему Асгаут. - А в Сарасберг что за дела тебя привели?
- Потому, что мне по пути сюда, и места этого мне не миновать... И еще встретил я в дороге конунга нашего. Потому прошу дать приют временный моему воинству, чтобы после тягот похода они смогли отдохнуть недолго, и грязь походную смыть, и обогреться, и оружие в порядок привести, и доспехи починить и усилить... И, сказывали, что супруга здесь моя гостит, под покровительством кюны нашей премудрой Рагнхильды...
- Здесь жена твоя, то верно, да нет в Сарасберге места для рати огромной такой, - спокойно ярл Асгаут произнес. - Тебе, да старшим твоим место сыщется, войско свое же на кораблях вами притащенных оставляй.
- Благодарю тебя, ярл. Раз на всех места здесь не хватает, тогда позволь нам самим его приготовить, и в лесу ближайшем срубы сделать, бараки там обустроить, и там войско наше расположить...
- Этак вы тут до лета останетесь, - вздохнул наместник конунгов. - Кто ж тогда в Ранрики пойдет волю властителя нашего исполнять?
Харек сурово взглянул на него, и ответил жестко.
- На три дня мы тут ровно задержимся, чтобы сил набраться перед переходом, и далее пойдем в Ранрики, в том мое слово я твердо тебе даю. - ответил Харек. - И еще прошу всех людей с нами отправить, кто вам здесь неугоден... всего лишь одежду, и оружие привести нам надо в порядок, и пропитание для войска в дорогу взять, ибо наши запасы, в Рамарики взятые, уже на исходе...
- Уж в этом тебе отказа не будет, - поворотил коня ярл, словно закончил разговор уже. - А коли действительно воинов хочешь еще поднабрать, так иди в Гиллисберг, к Эйнару - у него народу подлого немало ныне собралось.
- И на том спасибо, Асгаут ярл, пожалуй, послушаюсь я совета твоего... Позволь узнать, тут ли сейчас кюна вещая? Побеседовать с ней желаю перед дорогой...
- В усадьбе вестимо, едем, Харек Волк, к чему встречу с госпожой откладывать.
Харек повернулся к своим товарищам.
- Лейф, ступай сейчас к войску, и сообщи им, пусть корабли ставят в сараи, лагерь в лесу разбивают, и срубы делают, и пусть баню готовят и воду греют. К вечеру будут припасы, из которых сытный ужин будет приготовлен, и бочки с элем...
К Хареку подвели коня, и Харек легко взобрался в седло, будто не было многодневного пешего перехода... Он обернулся к Асгауту и произнес.
- Ну что же, едем же, Асгаут-ярл, коли приглашаете... Рад я буду кюну увидеть после стольких лет... Но прежде пошлите кого-то к супруге моей, чтобы сообщить ей, что я вернулся, и собой ее забрать намерен...
- У кюны она гостит, так что не волнуйся за нее, - ободряюще Асгаут заметил.
Харек кивнул, и более за всю дорогу не проронил ни слова, пока не подъехали они к дому, где кюна Рагнхильда проживала...
Тем временем войско Харека на постой расположилось, и лагерь обустраивало, как и было им приказано...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 5-05-2007, 1:21

Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.

Давно уж день новый начался, а Эйнар из покоев своих не выходил. Тяжкий сон ярлу в ночь приснился, будто нападут на Гиллисберг вороги, да не будет его в то время в усадьбе, будто отчаянно биться Сигрун Дева Битвы будет, имя свое, оправдывая да детей малых защищая, а он не сможет ей ничем помочь, будто захватят его жену и детишек малых вороги, да измываться станут по страшному, даром, что не убьют. Тяжело дыша, проснулся могучий ярл на рассвете, да так больше и не сомкнул глаз, всё на жену свою любовался, по волосам ее, нежно гладя, трепет сердечный да тревогу усмиряя. Ныла у Эйнара рука в бою потерянная, будто на месте вдруг оказалась, ругал он себя калекой жалким, юнцом, всего страшащимся, да прочими словами, этих похлеще. Наконец, день начался, жена ярлова проснулась. Рассказал Эйнар Сигрун кошмар свой ночной, да стали они гадать, вещим ли сон был, али кошмаром обыкновенным. Так пол дня за разговорами и пролетело. Наконец, вышли супруги из опочивальни. Не успели в пиршественный зал войти да за стол сесть да яств откушать, как вбежал к ним раб, покой хозяйский громким топотом нарушая, речи прерывая, за что его, конечно, наказать следовало. Нахмурился Эйнар, хоть и слыл он добрым государем, да только неуважение к себе и к супруге своей не терпел. Раб остановился посередине залы, да слова произнести не мог, от быстрого бега дыханье у него перехватило.
- Ну, что молчишь?- начал ярл уж гневаться. Напугался раб, вообще онемел и дышать перестал. Смягчился Эйнар, такое слуги замешательство видя, да молвил уже спокойным голосом.
- Поди сюда, видно новость у тебя шибко важная, раз ты так спешил, что покой наш нарушил,- Сигрун ободряюще рабу улыбнулась.
Юнец подошёл ближе.
- Прибыли вои из Хольмагарда, с ними греки-священники,- раб поклонился. Сигрун и Эйнар одновременно вскочили из-за стола, да так резко, что он аж покачнулся.
- Вот уж действительно замечательную весть принёс ты нам, есть ли ещё что-нибудь, о чём ты не поведал?
- Много ли воинов прибыло?- это уже Сигрун не выдержала, она знала, как необходимо им с мужем это подкрепление, негоже усадьбу без должной охраны держать, да недругов этим к нападению подталкивать.
- Нет, господин, всё я молвил.
- Ну, ступай.

Не прошло и нескольких минут, как в зал вошли дружинники, с ними Ярополк и Ратибор, да греки-священники. Встал Эйнар перед своими гостями, подошёл к ним, не мог ярл ожидания боле выносить.
- Приветствую вас, войны и вас, слуги Христовы. Славный день сегодня, прибыли вы наконец в Гиллисберг и этому мы необыкновенно рады,- обратился к гостям Эйнар.
- За стол садитесь, да яств откушайте, отдохните с дальней дороги,- приветствовала прибывших Сигрун. Самой ей тяжело было из-за стола вставать, корила она себя в душе за то, что до этого как девчонка вскочила, дурно Деве Битвы стало, но не подала она виду, негоже столь радостную встречу омрачать было.
- Садись Ярополк рядом со мной, и ты, Ратибор, с нами садись. Чую я, что есть вести из Хольмагарда важные, надобно чтобы ты всё сразу слышал.
Когда все, наконец, расселись, вынесли слуги яств разнообразных, накинулись войны на кушанья эти, даром что еда вкусная была, да аппетит у мужчин отменный.
- Что это Ярополк, войны твои на яства так жадно накинулись, али не кормил ты их вовсе?- с улыбкой на устах удивился Эйнар.
- Прав ты, ярл, несколько дён маковой росинки во рту ни у меня, ни у дружинников не было. Спешили мы в Гиллисберг, и так сильно задержались. Дело это не простое было, в Хольмагарде воинов собрать да священников отыскать. Долго пришлось мне греков уговаривать, но преуспел я в начинании своём и доставил тебе их как можно больше.
- Славно ты потрудился, Ярополк, будешь награждён за верную службу, да и для воинов я не поскуплюсь, но это всё потом, скажи ты мне лучше, что в Хольмагарде?
Вои услышали обещания Эйнара и, оторвавшись от еды, одобрено загудели, застучали ногами по полу. В зале поднялся невообразимый шум и гвалт.
- Много о чём в Хольмагарде говорят, о конунге нашем говорят, о кюне Рагхильде, о жреце Торлейве.
- Интересны мне сии вести, да негоже второпях их выслушивать. Вот отдохнёшь с дороги, устроятся вои, и погуторим уж не спеша. Время, думается мне, у нас пока ещё есть.
- И я так считаю,- Ярополк, наконец, смог уделить достаточно внимания еде. Он не накидывался на блюда с такой жадностью, как дружинники, но видно по всему было, что так голоден сын воеводы, как никогда то сего дня не был.
Ярл задумался о словах Ярополка, Ратибор молчал, тоже погружённый в свои мысли, Сигрун же, встала-таки из-за стола да вон из залы направилась. Бледная шла она в опочивальню, упала на кровать и долго ещё потом приводили в чувство свою госпожу служанки, узкий лиф с неё сняв. Поганое предчувствие надвигающейся беды одолевало Деву Битвы, а предчувствиям своим она, как никто другой, верила, оттого вдвойне тяжелее было у супруги ярла на сердце.

Сообщение отредактировал Анж - 7-05-2007, 10:05

Гаулар
Совместно с Тельтиаром. Свершилось! Большая часть поста принадлежит мне

Удалившись с тинга, направились они в дом, где прежде ночь провели. Хозяин дома сразу почул, что разлад произошел у друзей его названных, но виду не подал – «Пущчай сами свои проблемы решают, а мне до них дела нет».
-Да я ж вас вчера как подобает, и не принял то!
Хозяин повел гостей смотреть трофеи, сыном с земель чужих привезенные, о покупках гутарил, да о затеях своих на год будущий. Развлекал гостей как мог, так и замотал их делами мелочными до самого вечера. Жена его уж как час второй суетилась в огромной кухне, на кого-то периодически прикрикивая.
Как и в прошлый раз стол был богато убран и пах шел от него чарующий, так и манящий сеть за него и вкусить приготовленное. Торольв переговаривался о чем-то с Эйвиндом, а Кари с Квельдульвом. Хнува же вел беседу с хозяином, который оказался большим любителем поучать молодцов.
«Туго приходилось сыну его наверное…» думал Альвир слушая что-то о хозяйстве.
-Мы завтра же покинем это место. И пока ярл этот жив – ноги моей тут не будет.
-Нет! Пока дочка ярлова женой моей не станет не уеду никуда!
-Да ты глуп и наивен как молодая овца! – Кари в ярости стукнул кулаком о стол так, что ближайшие блюда подпрыгнули, готовясь вывернуть свое содержимое на обидчика. – Как я сказал, так оно и будет! Не смей перечить мне, заслужи сперва уважение, как заслужил его Эйвинд, а потом рот открывай.
-Уу…хватит! Хватит меня с воякой этим сравнивать! – Альвир выскочил из-за стола. Мигом взлетев на лестницу и собрав свои пожитки покинул дом.
-Ишь каков…- почесал бороду Квельдульв.
-Вернется…

-Он не вернется…
На дворе была глубокая ночь и похоже, что в доме не спал один лишь Кари. Он как заколдованный сидел на койке и вслушивался в каждый звук в доме.
- Что родич, не спится тебе? - Вошел, в дверь не постучавши Квельдульв. Только удивился Кари, как это великану такому удается по дому столь тихо ходить. - Все о сыне беглом неразумном думаешь? Быстр он на язык, так это, видать к одному дару Одина и другой получил он. Одного лишь не разумею я, почему при стати своей, к делу ратному так холоден Альвир?
Присел возле сородича грустного великан, и такую речь завел:
- Возвернеться он в дом отчий, не думай дум суровых - как охладеет к дочке ярловой, так и вернеться. Хотя нам бы с Атли породниться, не смотря на слова гордые не помешало бы.
- -Ты думаешь по глупости он своей? А коли он через пять лет охладеет к ней. И нет. Не стану я с Атли мирится.

- А коли так, то ты его силой все одно не удержишь, Кари.

Сплюнув на пол Кари отворотился от Квельдульва.
-Вот что я тебе скажу. Не мальчик он и дорогу домой коли что найдет. Принять я его приму, все ошибки делали. А с Атли мириться не стану, и слова свои сдержу и те что при нем сказаны были, и те что за столом сказал. Завтра же мы с Эйвиндом покинем Гаулар.
- Да и мне с Торольвом здесь боле делать нечего, вместе поедем.
-Вот и хорошо, спать тогда потребно. Путь тяжек будет.

С наигранной спокойностью Кари улегся на постель даже не раздеваясь, отворотившись лицом к стене. Квельдульв так же тихо, как и вошел, покинул покой Кари.
-Ну сынишка уродился. Щитом его по голове…
Растревоженный рассудок Кари никак не мог успокоится и так бедный викинг и не заснул.
Встал он с самыми первыми лучами солнца и отправился снаряжать сани. В хлеву провозился он до самого завтрака, который ранним назвать никак нельзя. К столу пришел Кари последним, как ни старался он бодрым выглядеть никак не мог. Лицо его осунулось и глаза потускнели.
-Так что отец, покидает Гаулар?
-Да. Сани собраны.
-Быстро ты…,а Хнува?
-Сам приедет коли одумается, а коли нет, так пусть сгниет ошиваясь около Атли этого треклятого!

Погода была морозная, но никак не препятствовала выезду череды саней и коней из деревни. Казалось наоборот тихий ветер, дующий в спины всадников провожал их.

-Вернется ли твой братец скоро?
-А почем мне знать? Совсем спортился.
-Да, а отец-то твой вон чего, лошадь то под уздцы его ведет, и как он воротится, коли лошади у него нет?
-Хм... Да еще и с невестой. - Отвечал ему Эйвинд с глумливой улыбкой.

Так за разговором невеселым и покинули родичи усадьбу, поть в наделы свои держа. Нонче налегке шли, немного товаров было с ними, все больше серебра в кошелях звенело. А об Альвире, словно уговорившись, и не говорили ничего боле.


Покинув дом Альвир быстро шагал вперед, неведомо куда, просто шел с одной лишь целью уйти подальше от дому, да и от Кари. Дальше ото всех. Однако ночь холодна была, и даже быстрый темп ходьбы не прибавлял тепла леденеющему телу.
-Ну и куда теперь деться? Назад не по-мужски, а вперед некуда. А холод он вон каков. К Атли пойти? Так сразу же голову и отсекут.
- Эгей, ты никак скальд будешь давешний? - позади Альвира голос чей-то послышался. То на пороге дома одного, который юноша миновал, хозяйский силуэт вырисовался. - Куда бредешь в такую пору?

-Бреду я во бреду, тому дороги знать не знаю… Куда ноги отнесут там и заночую.
- Смотрю я, в сугроб они тебя занесут, да там и останешься Атли на радость, - бородач со смехом бросил. - Ты лучше ко мне заходи - я от лишнего едока не обеднею, а скальда приютить мне только в радость будет.
-Благодарен.
Альвир поправил сумку, что на плече висела и проследовал в дом к знакомцу новому.
-Мне бы только переночевать, а там дело у меня есть! И уж хозяин не обессудь, но на ночь глядя я тебе висы складывать не стану, утром могу, а нонче не время.
- Так проходи, утро оно вечера мудреннее, - махнул рукой мужчина, хотя и досадно ему было, что не вкусит он перед сном меда поэзии. - А поутру и о деле своем расскажешь, быть может помогу чем.
Альвир пожалуй впервые почувствовал, что ждали от него не геройских сражений, а сладких речей, улыбнулся он себе сам и отправился спать во след за хозяином. В небольшой комнатушке уложив свои пожитки на пол Хнува вдруг бросил уходящему хозяину:
Славен тот хозяин,
Чья крепка усадьба,
Где под кровом крепким,
Он гостей встречает.

В дом гостеприимный
Скальд принес удачу.

Бородач, заслышав звонкий, словно звенящий от мороза, голос ночного гостя остановился и повернулся. Искренняя улыбка мелькнула в бороде мужика, поблагодарив скальда, пожелал ночи доброй и прикрыл за собой дверь.
Альвир заснул скоро, так, как и вовсе не ожидал, и даже снов никаких не видел, зато выспался к утру на славу.

Саросберг. Харек Волк и Рагнхильда
С Мориан
Рагхильда сидела у себя в опочивальне и неспешно расчесывала свои длинные, седеющие волосы. Возле нее стояла ее служанка, с которой кюна разговаривала о разных новостях. Зашел один из гридней и сообщил, что Харек Волк желает видеть кюну Рагхильду.
- Пусть зайдет, - со вздохом молвила кюна, чувствуя, что снова придется ей насчет Торлейва да проделок его разговаривать, да еще и Харека располагать конунговой власти подчиниться и с ними сообща действовать.

Харек вошел в горницу и почтительно поклонился кюне.
- Приветствую Вас, светлая кюна, Вы как всегда радуете взор, и желаю вам долгих лет и счастья.
- И тебе долгих лет, Харек, да славных подвигов, - ответила Рагхильда с улыбкой теплой, - С чем пожаловал?
- С вестями добрыми. Встретил сына твоего в дороге, он жив, здоров и полон сил, и мудрость не по годам своим показывает, и справедливый суд вершит везде, где появляется...
Харек присел на лавку, и снял меховую шапку, припорошенную мокрым снегом.
Улыбнулась еще теплее Рагхильда, да принялась косу заплетать. И вправду добрые вести принес Харек - всегда радостно слышать кюне было про сына ее любимого, конунга юного.
- Действительно хорошие вести принес ты Харек, - молвила она наконец, - не прикажешь ли принести еды тебе да вина?
- Не откажусь, долгий путь мы сюда проделали и нелегкий... И Асгаут ярл нас первончально за войско вражеское принял, но к счастью недоразумение быстро разрешилось...
- Асгаут-ярл.. - проговорила Рагхильда тихо, нахмурив брови, - что-то часто я слышу имя его в последнее время, да не о подвигах его вести...
Но тут же замолкла кюна и приказала принести яств самых лучших да вина. Вскоре принесли все слуги, усадила Вещая дева гостя за стол, да сама напротив села.
- Расскажи, поведай про странствия свои, Харек, старый друг
Поведал Харек обо всем кратко, и пересказал, что с ним в пути приключилось, и про битвы жестокие, и про коварство соратников прежних, и про благородство Гутхорма, и про справедливость Харальда.
- Большой путь ты проделал да многое повидал. Рада я, что гостем в мой дом пришел и вестей принес добрых! - воскликнула Рагхильда, внимательно выслушав рассказ Волка.
- Я премного благодарен тебе, светлая кюна за заботу, которую ты к моей супруге проявила. Что тут происходило, пока меня не было?
- Многое произошло тут, - с легкой, задумчивой улыбкой ответила кюна, - Плохого и хорошего, как и любые вести всегда. Жена твоя милейшей женщиной оказалась, ну да другого я и не ожидала. Вела себя достойно и не опозорила имени твоего... Ну обо всем что с ней тут было, она тебе лучше чем я расскажет...
- Я рад это слышать. И многим я теперь тебе обязан за заботу и гостеприимство моей жене тобой оказанное... Потому проси у меня что хочешь - ни в чем тебе отказа не будет...
Рагнхильда улыбнулась.
- Была бы рада я, если бы в Харальдом вы сообща воевали да дела все делали. Мудрость твоя не помешала бы ему, помощь твоя была бы полезна, - начала Рагхильда.
- И я бы был рад, да только спину ему некому прикрыть... Вижу я, не на кого ему положиться, кроме как на мать и на дядю - каждый себе что-то урвать норовит, и за власть и влияние готовы между собой сцепиться, как псы под столом хозяйским за кости грызутся... Хорошо, что с ним Гутхорм сейчас неотступно... Хоть и мудр он, но в людях своих зла не видит... И доверяет часто тем, кому полностью доверять не стоило бы... Но он быстро всему учится... Научится и людей различать - кому доверять стоит, и на кого положиться можно...
- Прав ты, Харек, но если ты поможешь Харальду, то и он поможет тебе. Не бросит он и брат мой в беде старого друга..
- И брат твой уже это показал. Не раз он от козней недругов меня спасал, и помощь свою оказывал... Печально мне было видеть, как те, с кем я бок о бок сражался за Хальвдана, стали мне козни строить, и конунга против меня настраивать. Если бы не Гутхорм и его заступничество, то неизвестно, что было бы со мной...
Нахмурила брови Рагхильда, слыша слова Харека. Не по нраву ей были козни вражьи в окружении сына ее, но также знала она, что христианином Волк стал, и что есть за что его не любить.
- Не беспокойся ни о чем, Харек. Пока ты под моей защитой, под защитой Гутхорма и Харальда. И никто из них не позволит имя твое порочить!
- И на том спасибо... Не время сейчас для распрей, когда враги со всех сторон окружают... и еще... удивлен я был, что все сюда переехали... А что же в Агдире теперь?
- Кюна Асса теперь там заправляет, но уже от имени Харальда, а не от своего имени... Хотя от нее тоже неизвестно чего ждать еще можно... пока крепко она власть в Агдире держит, и порядок там поддерживает, и за то ей спасибо... Только вот войска для защиты земель наших мало... Если вдруг соседи наши западные горы перейдут, то уже некому будет против них выступить...
- Потому и иду я сейчас в Ранрики, чтобы новых людей на службу Харальда призвать. В прошлых сражениях многих уже потеряли, а войска нам много требуется.
- Все ты верно говоришь, Харек. Удачи тебе и славы.. - сказала кюна. Хотела она благословления богов пожелать старому другу, да вспомнила, что отринул он богов ради креста и промолчала
- Тогда пожелаю и тебе удачи и долгих счастливых дней - сказал Харек, вставая, и пойду супругу мою проведать. Мне сказали, что она у тебя тут гостит. Где мне ее найти? Или может лучше ее сюда позвать?
- Лучше навести ее сам, ни к чему женщине чужой на ласки супружеские глазеть, - усмехнулась Рагхильда и отдала приказание отвести Харека к супруге его, Гиллеад

Сообщение отредактировал Ноэль - 8-05-2007, 14:34

Гудбрандсдалир. Харальд, Гутхорм сотоварищи
Со Скальдом

Как и было велено Харальдом, армия агдирская на рассвете выступила, от усадьбы Гутхорма путь на Оркдаль держа. Гонцы же быстроногие ратную стрелу во все дальние подворья Гудбрандсдалирские разнесли, и на второй день пути, стали нагонять воинство отряды малые, наместниками собранные. Каждый херсир, как было заповедано, по двадцать хирдманов ладных присылал, ярлы же по полсотни оружного люда отряжали, да прибивались по дороге к отрядам тем и разбойники, добычи алкающие, и воины вольные, на битву удалые, и бонды да ополченцы. Росла, разбухала на глазах армия Харальда конунга, скрипели полозья саней провизией и оружием груженых – немало упряжек по проторенной дороге ехало следом за ратью могучей. С тридцатью сотнями пришел к дяде молодой конунг – ныне же столько за ним воев шло, что и не сосчитать было. Велика была удача у сына Хальвдана, и потому к нему люди ратные тянулись более, чем к другим владыкам.
Во главе войска того Гутхорм ярл ехал на коне вороном, да в кольчуге доброй, доклады разведчиков вперед высланных слушал, да сам на дорогу поглядывал. Не ожидал он конечно здесь сопротивления никакого, да только опасался, как бы снег путь не замел, да не преградил. Слышались команды его зычные, ветром вдаль уносимые, да брань коей он людей своих подбадривал. Следом за ярлом ближние его дружинники ехали – берсерки могучие в плащах медвежьих, да жрецов молодых двое, что волчьи головы заместо шапок использовали. Крепка была власть Гутхорма над воинством – любой его приказ исполняли люди беспрекословно.
Харальд же в сердце самом армии великой ехал, телохранителями окруженный. Опасался дядя за жизнь его, да за успех всего дела, потому и приставил самых верных людей своих, чтобы от любого, кто худое задумал уберечь смогли.
На шестой день, немного снегопадом задержанные, подошли родичи к ельнику густому, что у подножия гор Оркдальских лежал – лишь тропа извилистая к перевалу вела, а что за ней было, то разве что сам Один сказать мог, да вороны его, что над лесом кружились. Остановил Гутхорм коня, поворотился к жрецам, да велел конунга позвать поскорее, и других ярлов, чтобы совет держать. Слугам же приказал шатер ставить, наказав, что на этот день завершен переход.
Подъехали к ним ярлы гудбрансдалирские, каждый из них был начальником над тремя или пятью сотнями, и военноначальники агдисркие и вестфольдские, у кого в отрядах пленники альвхеймарские были.
Велик был шатер Гутхорма, но и он теперь всех желающих вместить не мог.
Слуги внесли ковши с подогретым пивом, и каждый ярл достал либо рог для питья, либо чашу свою походную, с жадностью пенный напиток поглощая. Когда закончили все трапезу, обратился к ним Гутхорм с такими словами.
- Я вас тут собрал, чтобы совет держать. Конунг Оркдаля замахнулся на то, что нашему конунгу обещано было. А потому проучить его следует, а что в Транделаге нас ждет, никому не ведомо кроме норн, которые нити судьбы плетут.
- Верно говоришь! – Один из ярлов сказал.
- Верно – то оно верно, да только слышали мы все это уже еще от конунга! – Другой добавил.
- Ты нам скажи, ярл, пошто сейчас воинство остановил, али лесочка испугался?
- Не лесочка, а того что тролли там живут, а к горам ближе они все злее будут становиться!
- Тролли? - Кто-то обронил с сомнением.
- Моя-то жена их видала однажды, когда еще совсем юной была, - другой добавил, к рогу прикладываясь.
- Да неужто решаться они на нашу рать напасть? Здесь воинов число несметное, ни у кого из конунгов нет такого!
- А в том и дело, что перевал узкий. Более двух-трех человек по нему не пройдет. А если лавина? Половину войска на том перевале положить можно...
- А как же до сих пор через него ходили? – Ярл Гисли Гутхорма перебил.
- Ходили, да только летом, и не без помощи колдунов финских.
- Да разве ж жрецы наши хуже зверья этого справятся? - Игнар-херсир спросил.
Харальд же конунг молча на совет этот взирал, да слова ярлов запоминал, отвагу их и благоразумие отмечая, да решая, кому из них довериться можно, а кого стоит прочь отослать.
- Жрецы то жрецы... их дело -богам молитвы возносить. А вот как троллей прогнать, о том лишь колдуны знают, и то немногие.
Нахмурился жрец один, опустил голову, но не стал возражать ярлу властному. Другой же, более горячий зубами скрипнул, взгляд дерзкий на Гутхорма бросив:
- Где ж ты колдуна отыщешь в землях этих? Или они сами на зов твой придут, стоит тебе свистнуть только?
- Если я свистну, то только тролли придут. -усмехнулся Гутхорм. - Знаю я что есть среди наших жрецов такие, которые с шаманами финнов столковаться.
- Да был такой, вот только конунг наш его со двора прочь прогнал, словно и не жрец он, а слуга безродный, - служитель богов юный дерзить продолжил, да только гневно очи Харальда сверкнули на слова эти.
- Коли о Торлейве ты говоришь, так он по делам своим наказание получил.
- И не совсем его прогнали, а с поручением послали в Агдир чтобы он порядок там наводил.
- А хоть бы и так, - ярл Гудмунд молвил. - Да только среди нас всех один лишь Харек Волк дружбу с финнами водил великую, а он ныне в Ранрики отправился.
- Отправился, потому что кому-то носящие крест ненавистны более, чем те кто открыто против нашего конунга оружие поднял, - ответил Гутхорм. - Хотя Харек самый верный и преданный ярл, верность свою показавший не единожды, и удачи его на десятерых хватит. Что ж теперь жалеть... Неужели никого нет, кто к финнам мог бы отправиться? должен же кто-то среди ярлов местных быть, кто с них дань берет...
- Да уж вестимо, я и беру, - Гудмунд отвечал, взгляд от конунга отводя, да и на Гутхорма стараясь не смотреть. - Подлый народец и хитрый, хоть и платят изрядно, да все обмануть хотят, а где селения их - того я и сам ни разу не видал, и люди мои - точно колдовством каким жилища свои от взоров наших скрывают. На окраину леса причитающееся мне вывозят, а дальше ходу нет никому.
- А как же их к дани смогли принудить? -спросил Гутхорм. – Да и подлым народцем их называть нельзя - нас они радушно принимали, и помогали всем чем могли, и слово они свое держат. Может все-таки отправишь кого-то сведущего к ним?
- Финны финнам рознь, с теми что здесь пообщаешься - поймешь, что я прав был, - с обидой в голосе ярл отвечал. - А как их к дани принуждали, о том Гудбранда спрашивать следует, если за ним кто в Палаты Павших пойти желает, да ответ получить.
- Если не Гудбранда, то кого-то кто с ним тогда был найдите и поспрашивайте. К тому же, ведь в войске вашем и финские охотники должны быть, они нас вернее к своим выведут.
Кивнул на слова дяди Харальд, да взглядом властным словно обжег ярла гудбрандсдалирского.
- Будь по твоему, Гутхорм, - ярл бросил. - Отправлю людей, пусть поспрашают. Авось найдут кого, да только сдается мне, что затея эти гиблая. Коли и придет сваси какой, так только в чащу нас всех заманит, али сам под лавину заведет.
- Для того уговор с ними нужен. Коли что с нами приключится, то и лес весь выжгут, и их отсюда выкурят. На всякого зверя своя управа найдется. Но лучше чтобы добром и миром с ними договориться, и помощь за награду просить, а не требовать.
Много еще сказал Гутхорм о том, как лагерь ставить следует, да сколько ждать, покуда в лес можно будет войти, ибо путь впереди в горы вел опасные, а там без проводника опытного да колдуна делать нечего было, кроме как головы раньше срока сложить. Расходиться начали ярлы, после слов этих, кто приказ его исполнять, а кто просто с дороги отдохнуть. Люди же Гудмунда ярла финна одного в войске отыскали и наказ ему дали шамана привести к конунгу.

- Все ты верно сказал, дядя, - разомкнул уста Харальд, когда ярлы ушли. - Помню я, сказывал мне отец о троллях, что видал он, когда в Хрингарики за матушкой моей людей водил с Хареком. Что же до горных троллей, так они много злее быть должны.
- Потому - то нам и нужен колдун финнский, что он всякую тварь отвадить сумеет, - улыбнулся ярл. - А что до троллей тех, о каких Хальвдан говорил, так я их и сам тогда видал, и скажу тебе - не хотел бы в поединке с таким сойтись.
- Надеятся будем, что не придеться с ними воевать, - конунг согласился, напитком теплым свой кубок наполняя. - Однако же другое меня волнует, как долго здесь мы пробудем - ведь и припасы не вечны у нас, и оркдальский конунг Хакона одолеть может, коли не поспеем ко времени.
- О том не беспокойся, сын сестры моей, - уверенно произнес Гутхорм. - Коли не найдем мы колдуна по истечении пяти дней, так сами путь проложим в Оркдаль.

Спасибо Тельтиару, оказавшему мне неоценимую помощь

Мер
Нидарос

Мерно стучал молот, вгоняя один за другим гвозди. Видно было сразу – не воин это, а тряпка. Настоящий муж стойко должен боль сносить, а этот голосил паскудно, словно свинья под ножем неумелым. За версту натуру поганую видно было.
-Да чего ты творишь, Ивар? – воскликнул сзади кто-то, - чего зверствуешь?!
Ивар, старшой сын Рогволда Мудрого, даже не обернулся, лишь сплюнул презрительно:
-Отец вас, значит, в доме своем поселил, в деревнях своих расположил, а вы такое, псы неблагодарные, творите!
-Ивар, не прав ты!
Пятеро гридней отцовских поплотнее придвинулись к Ивару, сдвинули щиты. Толпа недовольных, четыре десятка воев – каждый при оружии – заколыхалась, загудела. Придвинулась ближе.
-Говорил я - порядок хранить буду?.. – со злобой лютой в голосе крикнул Ивар, - Говорил!
Горе-вояка уже не кричал - рыдал, соплями захлебываясь. Еще сильнее ропот в толпе поднялся.
-Говорил я - девок не насильничать?!.. Говорил!
Мерно стучал молот, вгоняя один за другим гвозди…
-Так знайте! Ежели кто еще хоть пальцем одним девок тронет – также причандалами к дубу приколочу! Чтоб этому, - Ивар ткнул пальцем в хнычущего «война», не спасла борода, юнцом сопливым жил, юнцом и помрет, - не обидно и не одиноко было! Ясно вам?!

Ой, и не хотелось же исполнять Ивару приказ конунга старого. Не по душе ему в отцовских деревнях чужих воев размещать. Сердцем чуял, что учинят чего-нибудь этакое, после чего перед батькой отчитываться придется. Да и самому бондов жалко было…
А потому и держал порядок железной рукой. Конечно, после того, как особо охочих до девичьих прелестей прямо причинным местом к дереву гвоздями приспособил (а Хрольв, коему отец такое же поручение дал, так и просто зарубил – за дело), многие роптать начали, кто-то даже за оружие хватался – свои остановили. Понимали, что закон на стороне Ивара, да и не хотелось против самого Рогволда идти.
Нет, не посрамит Ивар батьку! Крепко порядок держать будет!

-Так, значицца, все и было, слово в слово.
-Ступай, награду у Халдира получишь.
-Спасибо, долгие лета тебе, светлый ярл!
-Пшел вон!
Подкупленный слуга Неккви раскланялся и тут же исчез, оставив Рогволда наедине с раздумьями. Посланник Гандальва, безобидный для интересов златолюбивого ярла, скоро забылся, уступил место проблемам более насущным.
Давний его противник, ярл Хагдаль Одноглазый к рассвету прибыл в Нидарос, воев пять десятков с собою привел. Имения у Одноглазого знатные были – пять деревень, и скот у него тучнее, и леса дичью полны, и мор прошлогодний, что у Рогвольда треть бондов выкосил, земель его не тронул.
Давняя вражда ярлов связывала – юными совсем были, когда Рогволд сестру Хагдаля опозорил. С тех давних пор не раз мстил обидчику Хагдаль – то землю перед Неккви какую оспорит, то на деревню налетит, бондов в рабство уведет, то еще гадость какую сделают. Впрочем, сам Рогволд в долгу не оставался. Око за око. Однажды сошлись они на поле брани, нынешний ярл Мера сильнее оказался, ранил Хагдаля - с тех пор того и прозвали Одноглазым.
Ну а теперь появилась возможность раз и навсегда разобраться с ненавистным ярлом. Рогволд Мудрый силен сейчас, крепка его поддержка среди прочих ярлов, на хорошем счету держит его и Неккви. Да и не будет старик сейчас никаких судов чинить, у него одно на уме – Харальд.

Со всех окраин вои в Мер стекались. И сушей, и морем прибывали славы и богатства жаждущие.
Рос Нидарос в размерах, разбухал, толстел. Без устали трудились ремесленники – кожемяки, кузнецы, ткачи. Что на прилавках появлялось – тут же словно ветром сдувало. Заструилось злато по венам городским, питая казну, растекаясь ручейками по карманам – Рогволда, Хунтьева.
Щерится в холодное небо десятками костров воинство, звенит мечами с утра до ночи, песнями и плясками забавляется. Не выстоять Харальду.

Верховный жрец Геревард был человеком честолюбивым. Не богам он служил, но для себя хлопотал. Рогволду Мудрому это было известно, возможно, даже поболе, чем самим Асам, коих ради ярловского злата жрец нередко предавал. Самого ярла это не беспокоило – сам Геревард с Богами Светлыми разберется, на то он и жрец, чтобы гнев их смирять и сострадание к людям выпрашивать.
Так случилось и на этот раз. Геревард получил трех англичанок – прекрасных, словно весенний рассвет – и тесьму, речным серебром наполненную. А хитрый ярл получил слово. В отличие от Одина, жрец никогда не предавал Рогволда, ибо знал – если прощение бога заполучить еще можно, то вот от кары мстительного ярла уйти не удастся.


По утру третьего дня со времени прибытия альвхеймарцев, дождавшись, когда знатные ярлы его прибудут в усадьбу, Неккви конунг повелел будить всех гостей, да на пристань их позвал. Хладный ветер в то утро на улице выл, волны морозные колыхая, точно сам Ньорд ярился – кутался зябко в меха старый конунг, запахивали плащи посланцы гандальвовы, да мерийцы, никому по нраву не пришлась ныне погода, да только надо было на ветру морозном еще не один час стоять по обычаю.
Вскоре уже жрец Геревард появился, шапку высокую нахлабучив, да плащ из шкуры тюленьей на плечи набросив. Всем известен был старец этот, до чужого добра жадный, да только раз уж его прошлый жрец своим приемником выбрал, да асы выбор его подтвердили – никто супротив него ничего измыслить не мог. Вот и сейчас сузил глаза свои Геревард, по бородке козлиной провел морщинистой ладонью, на посох с тюленьей головой из кости выточенной оперся и так сказал:
- Будь здрав конунг, и вы гости славные, и вы ярлы знатные! Бушует море соленое, то Ньорд слуг своих на пир собирает, угощение ставит! Не гоже нам владыку морского без даров оставлять! С давних лет был он заступником мерийцев, и еще долгие годы оберегать нас будет – вот и сейчас вопросим мы у повелитеся вод, будет ли нам удача, коли пойдем супротив Харальда Агдирского?!
Рогволд Мудрый в окружении сыновей самой гуще стоял. Злым взглядом буравил суровые лица ярлов, словно обнаружить предательство какое пытался – в народе всякое говаривают.
-Но прежде возблагодарим же море, - воздев руки к выси небесной, воскликнул жрец, – за рыбу, что столы наши наполняет! За ветра, что в пути направляют драккары наши! За волны соленые, что укроют тела наши! Ведите жертв!
Расступилась толпа, давая проход покорным рабам. Англы, по большей части в походе славном Хрольва добытые, с участью незавидной своей уже смирились – тихо шли и сбежать не помышляли. Да даже если б измыслил такое кто-нибудь, стражи, что единственно оружные пребывали на скале священной, не допустили бы святотатства.
Рогволд протолкнул сквозь толпу малолетнего Торира. Еще совсем мальчишка, так пусть смотрит, как дела богоугодные вершатся. Пусть знает, что не только мечами и копьями победа куется.
Посмотрел жрец на раба связанного, к краю пристани подведенного, вскинул посох:
- Ньорд, прими в дар раба этого! Будет он отныне тебе прислуживать в царстве твоем!
Да ударил в грудь обнаженную тупым концом посоха, в воду ледяную его сбрасывая. Лишь вскрик короткий, да всплеск услышан был.
- Принял ван могучий жертву, - возвестил жрец. - Доволен он подношением! Ныне черед конунга Ньорда вопрошать, да удачи просить в делах державных!
Согласился со словами такими старец Неккви, сам вперед подался, плащ теплый слугам бросив, да нового раба за волосы схватив к воде повел. Не обижен был статью конунг Мера, карликом по сравнению с ним раб казался, да все равно вырваться попробовал, видимо считая, что не удержит его владыка седобородый.
С силой об доски ударил англа непокорного Неккви, а затем вновь на ноги поднял да бросил в воду вослед за сородичем с такими словами:
- Возьми подарок этот Конунг Морей Всех, да на вопрос мой ответь, искать ли мне союза в битвах грядущих с землями Альвов?
Воцарилась тишина на пристани – лишь волны клокотали внизу, да ветер трепал одежы ярловские. Никто из присутствующих слова молвить не смел, движением али дыханием выдать присутствие.
И тогда так молвил Геревард, чьими устами уже сам Ньорд Соленый вещал:
-Многого просишь ты, конунг. Могуч Харальд – велики земли его, многочисленны полчища его. Вижу я - вокруг Мера сжимается кольцо воронов черных! Ежели успеха ты жаждешь, будь щедр к морю и повелителю его!
Покинул дух морской тело жреца верховного и едва не упал Геревард – жрецы меньшие поддержали.
-Еще жертв ведите, как владыке морскому угодно! - Повелел тогда Неккви, плащ из рук слуги принимая, да по доскам скрипучим назад возвращаясь и Альрику молвил: - Твой черед ныне.
Кивнул, усы разгладив, посланец альвхеймарский, да раба отстранил, что ему стражники подвели. Приказу повинуясь, вышли следом за Альриком двое гридней, каждый из которых нес по блюду золотому, драгоценностями нагруженному, да нашло богатство то приют свой последний на дне морском в угоду богу, а после сам ворон перстень с пальца снял, Гандальвом ему подаренный и в воду его бросил. Такова была жертва альвхеймарская.
Усмехнулся Хунтьов делу такому, на Неккви взглянул, да кивка его дождавшись, приказал нового раба подводить. С силой кинжал вонзил в брюхо англу конунг младший, с пристани обреченного сбрасывая на радость рыбам, что вкус крови почуяли. И говорили позже люди, что так смотрел на конунга Хунтьов, точно его желал Ньорду отдать в дар, а не раба иноземного.
Тогда настал черед Рогволда Мудрого. Разошлась толпа, ярлу дорогу уступая. Подойдя к Гереварду, взглянул в очи его черные и принял кинжал золоченый из рук его. Не долго раб ожидал расправы - из рассеченной глотки вырвался предсмертный стон – и с вниз с помоста рухнул.
И вот вышел Хагдаль Одноглазый, единственный по силе Рогволду да Хунтьеву равный. Честь великая удостоена ему была – накормить волны кровью раба последнего. Но тяжела поступь ярла одноглазого была, видно ноша какая душу его бередила. Вонзил нож жертвенный в грудь англа плененного, но тут недуг пронзил чело его - вместе с рабом, в пучину морскую рухнул ярл.
Со всех сторон посыпались возгласы удивленные и обеспокоенные, роптать вои стали, ибо неведомо доселе такое было.
Но тут Геревард поднял руку и разом все замолчали. И так он молвил, волю духа морского диктуя:
-Великую жертву Ньорд Великий стребовал с нас. Призываю Одина во свидетели – раз сами боги забрали душу мужа доблестного, значит, так угодно было им. Дело великое ждет нас впереди и не задобрить Асов рабской кровью было, хотелось им крови настоящего мужа отведать! И вижу я теперь: большая удача ждет нас! Повержен Харальд, разбиты полки его несметные! Вижу, как домой возвращаются вои с добычей доселе невиданной! Вижу - конунг наш над Норвегией правит, и потомки ему наследуют!
-Видать, столь хорош был Хагдаль, что его к себе на пир Ньорд пригласил, - Хунтьов бросил, под смех воинов своих - пусть и тяжела была потеря эта, да слова жреца славные страх развеяли. Повели слуги к помосту быков племенных, что жрецы меньшие в жертву Ньорду принести должны были, понесли и иные подарки повелителю волн.
Вместе со всеми и Альрик улыбался, да запали ему в сердце слова жреца последние и совсем не по душе пришлись. Ох, не обрадуется Гандальв прорицанию такому, когда услышит его, пусть и союз заключить удасться, да разве же потерпит гордый конунг над собой иного правителя, кроме Одина? Помрачнел взгляд посланца, и то Неккви заметил.
- О чем думу думаешь, воин славный? - Конунг его спросил. - Ужели не по нраву тебе воля божья?
- По нраву, великий конунг, да смерть ярла твоего все перед глазами стоит - не ожидал я сегодня такое увидать.
- Что Ньорд возжелал - то он возьмет, мы же свое в мире этом получим с его помощью.
Ликовал народ – падет Харальд! Не выстоит против конунга, на чьей стороне боги стоят! Великая добыча и слава обещаны! Ликовал народ, но пуще всех ликовал в душе ярл мерский, Рогволд Мудрый, хитростью сгубивший самого смертельного врага своего.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 7-05-2007, 23:41

Транделаг. Близ Хладира.
Совместно Тот и avarach


Степенно кивнул ярлу Фрейвайр, разговора он ищет с посланником Грютинговым, значит верны были думы конунга, не совсем руки хладирца ослабли, коль люди его сами ищут как бросить хозяина. Что ж, если в стане врага мира да согласия нет, то лишь на руку будет оркдальцам, врага порознь бить легче.
– Приветствую славного ярла Гаулардаля, ворон оркдальцев не откажет тебе с разговором, для того и послан был господином своим, чтоб речи вести людьми Трандхейм представляющими.
Знал жрец, что не может ярл представлять Трандхейм, одного лишь конунга это право, но решил добавить в речь свою меда липкого, чтобы в лести лучах утопить собеседника, а с похвалой прельстившимся и договориться будет легче.
– Только дивно мне ярл тебя здесь видеть, разве конунг ваш не поведал вам наших с ним речей содержание? Или в старости своей разум ослаб его, что доверия людям своим не оказывает, да из усадьбы отсылает, чтоб вестников те не видели. Правитель умный не поступит так с людьми за него кровь свою проливающими, веру в себя порушив, обрести ее вновь трудно будет.
- Не мне, ворон, о поступках Хаконовых судить, - отвечал Мар Хладные Пальцы. - Пусть Асы светлые судят, а нам, человекам, остаётся лишь противиться. Или же наоборот, не противиться, а за порядок вещей деяния подобные этому принимать. Только не чую я в себе желания конунгу покорным оставаться.
– Еще ведомо мне то, что Хакон земли свои и ярлов, что под рукою его ходят решил сам без боя Харальду сдать. Кем же вы тогда при нем станете? Хакон ясно, он ярлом всех земель что под ним сегодня находятся будет. А вас кем поставит хельдами в дружину определит свою или гриднями простыми? Сердце кровью мое обливается видя бесчинство подобное, несправедливость над мужами славными творимую.
Решил подлить масла в огонь в сердце ярла пылающий Фрейвайр, горяч ярл Гауладраля да и смел раз в открытую выступить решился, вот и пусть дальше горячит свое сердце против Хакона, править лишь холодным умам богами предписано.
– Вот Грютинг конунг, владыка оркдальский ярлов своих, что служат ему верно в почете держит, уважение оказывает, славой не обделит. Как смотрит славный Мар на службу Грютингу? Не хотел бы под рукой воителя славного, богами и победой возлюбленного, службу свою справлять? Всего ничего для этого нужно – не успеть с дружиной своей к Хладиру когда туда Грютинг подступит.
- Так скажу тебе, ворон, служил я верой и правдой конунгу своему, да только понял, что напрасно было радение моё и думается теперь, что ни один конунг службы моей более не получит. Я теперь сам себе господин и меч мой и щит лишь мне верны и при мне до конца дней моих останутся, - морщась, ярл Гаулардаля отвечал - Грютингу оркдальскому передай в точности слова мои, не для того я встречи этой искал, чтоб к нему в услужение идти. Союза я хочу. На равных. Против Хакона и супротив воли его. Землю свою от ворога внутреннего, аки червь её, землю, разъедающего защитить жажду.
– Много ты получить хочешь ярл, чтобы своим умом земли управлять, силу рук показать надобно, да как крепко меч держать они выучены. Если хочешь землею своей сам распоряжаться, с дружиною крепкой ты выступить должен, доказать право на властвование, войска же один ярл много не выставит, тяжело тебе будет от врагов отбиться, что коршунами налетят на земли твои. Не хочу тебе что делать указывать, но и в союзе с Грютингом много один ты не выстоишь, не сможет он постоянно землю твою охранять, от своей воев отрывая, помощь окажет в нужде, только и бегать постоянно не станет – не холоп чай. Впрочем, в жизни и землях своих ты сам волен, захочешь прийти под руку оркдальскую – примем, поведай нам лучше, сколько воев собрал сейчас Хакон, сколько еще ожидается, кто из ярлов до конца стоять за него будет, с кем как с тобой договориться можно. Мыслит ли кто, как и ты? И на что вы в войне нашей рассчитываете? Сколько дружины вывести в поле сможете и какой, много ли хирдманов?
- Хирдманов, думаю, человек по четыреста наберём, а дальше, уж карлами и бондами войско сдобрим, ещё где-то с тысячу на каждого найдётся, - Мар говорил. – Или думаешь, ты, ворон, что один я собрался против всей земли северной воевать? Нет. Не угадал. Транделаг – богатая земля, это тебе и так ведомо, да знай также, что воев могучих на ней больше, чем у Грютинга в услужении сейчас есть. Да и будет ли у него столько когда-нибудь? Не ведаю. Но знаю, что если договоримся мы и союз заключить сможем, то падёт Хакон под напором нашим общинным. Не выстоит. Если же иначе получится и Грютинг один решит воевать… Тогда не знаю. Я б на его месте крепко подумал, прежде чем сотворить подобное.
- Значит много вас таких, конунгом своим обиженных, и за помощь вы плату знатную хотите, только вот владыка мой без добычи с этих земель не сойдет, скорее он сам их к добыче прибавит, вместе с дочкой Хладира хозяина. Потому и с войском он выступил, что отказа не принял от Хакона, отмстить старику за обиду. От лица Грютинга предложу я вам плату за помощь знатную – половину земель, что под Хаконом сейчас стоят, да дружбу и помощь дружиною, коли ворог вдруг к вам пожалует.
- Многого жаждет Грютинг, да только скажу я, что не бывать такому, – жестко сказал Мар Иллугисон. – Неужто думает конунг твой, что верно поступит, коли у воев, что сторону его примут и бок о бок с ним кровь проливать станут, земли отнимет?! Земли ярлов союзных при них должны остаться, разве не прав я? А Грютингу передай, что может рассчитывать он лишь на владения верных Хакону людей. Кто за Хакона пойдёт, а такие будут, не сомневайся, тех пускай и потрошит, что треску жирную. Асса же тому достанется, кто Хакону голову срубит на мечей тинге. Хладир же тому отойдёт, кто в объятия супружеские красу Транделагскую заключить сумеет. Пусть Грютинг в битве лютой удаль свою докажет, будет ему и награда тройная. Но и мы стараться будем, и кто победителем из этого состязания выйдет, знать тому и править в Транделаге. Асы светлые лучшего выберут.
– Дерзки речи твои ярл, торгуешься словно купец ты на рынке, только и без помощи нашего конунга не видать вам свободы от Хакона, не мы, а ты помощи у нас искать выехал. Так порешим: приводи дружины свои в помощь Грютингу, если будет она вровень запросом вашим, то и Грютинг фюльками ярлов, что Хакону верность хранят, удовольствуется, если же не будет ваших в бою, то и не обессудьте – возьмем сколько сможем земель. Дочка же кому достанется, оставим на волю Ассов.
- Будут дружины. И будет помощь. Только пусть не страшится Грютинг, что людей у нас, ярлов Транделага, больше чем у него окажется. Не противники мы ему. Союзники теперь.
Жарко беседа с Маром ярлом Гаулардаля прошла, но главное договор о союзе заключен, предадут мечу ярлы Хакона - конунга своего. Выполнил Фрейвайр волю конунга своего с лихвою – и дружину счел вражескую, и разлад в войско вражеское внести помог, и помощь дружиною найти сумел. Доволен Грютинг останется посольством справленным, видать боги до конца быть с ним решили, правду за ним ведая. Оборвал мысли ворона только хельд:
– А не слишком ли заносчив был союзник наш? Речи держал что-то он больно гордые, словно должны мы ему?
– Ничего, слова его и речи донесем мы до конунга нашего, пусть и решает он, а союзники нам сейчас будут очень вовремя, не собрал Хакон сил своих, и собрать не сумеет боле, потому поспешать нам нужно, владыка наш должен скорее узнать о разведанном.
Понесли кони верные, силы свои не растратившие, седоков своих резво, словно мысли хозяев и чаянья им передаться смогли.

Сообщение отредактировал avarach - 8-05-2007, 10:41

Гудбрандсдалир. Харальд, Гутхорм и Сваси
При поддержке Скальда

Три дня миновало с той поры, как встало воинство Харальда подле Оркдальских гор лагерем. Маялись от безделья хирдманы и бонды, некоторые даже прочь ушли, не желая время терять, ибо сев приближался, да только столь велико было воинство Харальда, что потерю сотни-другой земледельцев даже не заметил он. Другая дума конунга тревожила – как лес миновать, да горы за ним перейти, людей не потеряв. И не шла ему мысль верная.
Гутхорм ярл же все больше по лагерю ходил, на воинов поглядывал, да разговоры слушал, а где и пил с хирдманами брагу хмельную, вот только и у него на душе неспокойно было.
А под вечер привел охотник финский к шатру конунжему старика согбенного, что в плащ меховой кутался, да лицо закрывал, а с ним вместе мальчика лет семи и девочку лет десяти, в одежду из оленьих шкур облаченных.
- Моя найти колдун, конунг славная, - финн произнес, едва лишь к Харальду его допустили.
Улыбнулся властитель, велел обручье золотое подарить охотнику и с миром его отпустить, да Укси верному приказал Гутхорма кликнуть. Сам же на шамана взгляд бросил:
- Кто ты, старец? Назови себя, - конунг повелел.
- Разве ж ты колдуна по имени избираешь, а не по искусству его, великий властитель? - Удивительно то было Харальду, как мягко голос финна звучал, так, будто бы с рождения на языке человеческом он разговаривал, а не на наречии финнском зверином. - К чему тебе имя мое, конунг? Зови меня просто Сваси, на том и порешим.
Не по нраву пришелся Харальду ответ колдуна дерзкий, но не сумел он недовольство свое словами выразить – чувствовал юноша, что сила великая от финна этого исходит, и оттого не по себе становилось правителю. Впервые за долгое время почувствовал себя Харальд всего лишь человеком простым, в таинства богов не посвященным, перед собой же видел он шамана, что меж миров путешествовал, да совета у Асов испрашивал, да с мертвыми беседы вел непринужденные.
- Будь по твоему, - наконец конунг молвил. - Ведь для того тебя и отыскали, чтобы ты искусство свое показал неповторимое.
- Не отыскали бы меня, конунг, не будь на то воли моей, - распрямил плечи финн, сбросил плащ меховой, и узрел конунг, что далеко не стар был собеседник его нынешний – не бороздили лоб высокий морщины, да целы были зубы крепкие и в глазах небывалое могущество зрилось. Лишь в рыжих волосах финна седина ранняя проявилась, да борода его серебристая его старила. Висела на шее у колдуна руна зачарованная из дерева вырезанная, на поясе же бубен покоился. Удивлен был, Харальд виду шамана такому, но вида не показал:
- Почему же ты тогда видеть меня возжелал?
- Велика судьба твоя, конунг Агдира, с моей ли помощью, или без нее – но духи победу тебе прочат и свершения великие. И кто я, шаман простой, чтобы супротив воли их идти? - Степенно финн отвечал.
- Через перевал меня переведешь, знатную награду получишь ты, - Харальд сказал, в сердце своем сохраняя слова колдуна льстивые.
- К чему мне злато и каменья? Твоих богатств не желаю я, конунг, - сказал Сваси. - Да только пообещай, что когда я к тебе с просьбой обращусь – пусть через пять лет, пусть через десять – не откажешь ты мне, чего бы ни попросил я.
Призадумался молодой правитель, слишком уж заманчивой речь колдуна была – многое обещал он, а оплаты лишь через годы требовал. Но и другое знал Харальд, что коварны колдуны и хитры, и ничего не стоит им обмануть что бонда простого, что властителя великого – многих уже конунгов сгубили чародеев посулы. Однако же через горы сейчас переходить нужно было – а расплата подождет. Быть может смилостивится Один, да сгинет колдун, так своей награды и не попросив.
- Согласен я на сделку такую, - кивнул скрепя сердце молодой конунг.
- Тогда немедля вели платье мне дать, какое только кюна носит, да топор острый, что некогда Гудреду Великолепному принадлежал, и копье Сигурда Оленя, и меч Хальвдана Черного, и кинжал, каким родич твой Гутхорм берсерка Хьялли в тринадцать лет сразил.
- А не многого ли желаешь ты, колдун? - В ответ голос повысил Харальд со шкур мягких поднимаясь. Грозен был во гневе конунг, и пусть вокруг стражи не было, казалось, один он сумеет хребет финну дерзкому переломать. - Одну просьбу ты испрашивал, и то спустя десяток лет, а уже сейчас непомерного требуешь? Виданное ли дело, чтобы я рукою своей наследие предков раздаривал финну простому?!
- Пройдут годы, я за своим приду, - вновь колдун молвил, и не было в голосе его страха или же трепета перед гневом конунжим. Мальчик же, что сопровождал его на свирельке заиграл что-то, а девочка сероглазая тихо песню запела, головой в такт покачивая, так что заструились по плечам ее косы как смоль черные, что раньше аккуратно уложены были. И была эта песня что спокойна и приятна, что утих гнев Харальдов, уже без неприязни смотрел он на финна рыжеволосого, а тот продолжал: - Не для того я у тебя оружие предков прошу, чтобы обиду тебе причинить, а для обряда моего нужно оно. Поверь мне, конунг славный.
Плавно текла речь финна, не мог ей противиться Харальд, словно в пучину морскую, в водоворот слов затягивало его. То не мог он глаз от девочки поющей отвести, да от кожи ее точно снег белой, то вновь на Сваси смотрел улыбающегося добродушно.


Укси застал Гутхорма за разделыванием оленьей туши. От скуки Хригнарийский олень решил поохотиться и ушел достаточно далеко от лагеря, где зверье было не таким пуганым, и ловко сразил самца-двухлетку броском копья.
- О, вижу, олень сразил оленя, - произнес Укси, глядя на своего повелителя. - Конунг тебя зовет.
- Да, теперь у нас один конунг. - молвил Гутхорм, усмехнувшись. - Чего желает мой племянник?
- Видеть тебя хочет. Колдуна нашли... Кабы ничего не сделал там с ним, не след верить колдунам этим.
- Верно говоришь, -сказал ярл, и хлопнул хирдмана по плечу. - Идем. Сам хочу на того колдуна взглянуть.
Они прошли через весь лагерь. Гутхорм вытер руки об снег, а затем об плащ.
Оба телохранителя стояли снаружи конунжего шатра.
- Почему не с ним? -набросился Гутхорм на стражей. -Вы должны быть при нем денно и нощно!
Оба хирдмана испуганно отпрянули.
- Конунг так велел. Колдун сказал чтобы никого не было... Конунг велел...
- Конунг еще мальчишка и сам не знает обо всех опасностях! Колдун там?
- Там еще... Поет что-то... - Дрожащим голосом отвечал старший страж. - Да и что он сделает - совсем старый ведь, увечный?!
- Дураки! - Проревел Гутхорм, и раздвинув полог шатра, ввалился внутрь.
Вздрогнул Харальд, к дяде вошедшему обернувшись, и словно пелена с его глаз спала. Да и колдун тоже к Гутхорму поворотился, и так сказал:
- Приветствую я славного Гутхорма Оленя.
- Откуда ты меня знаешь, колдун? -резко ответил ему Гутхорм, пристально глядя в серые глаза колдуна.
- А разве многие в лагере этом могут столь бесцеремонно к конунгу врываться, как то только ближайшему родичу дозволено?
Гутхорм опешил, некоторое время молча глядя на колдуна. Умен. И на норманском наречии говорит складно.
- Кто ты, что наши имена так хорошо знаешь, и на нашем наречии говоришь складно? И что за свое умение желаешь получить?
- На вопросы эти я уже повелителю твоему ответил, - спокойно финн проговорил, знак сделав спутникам своим пение прервать. - Если будет на то воля его, он и тебе расскажет.
Гутхорм пристально посмотрел на своего племянника.
- Ну, и что этот проходимец с тебя потребовал? Говори, я тоже это должен знать...
Не было злости в глазах Харальда, но все же с укоризной взглянул юноша на дядю, словно давая понять, что разговора в таком тоне он даже от Гутхорма не потерпит больше:
- Желает он оружие моих дедов получить, - так ответил конунг.
- Вот как? Кабы порчу он не навел на весь род наш. Слышишь, колдун? Не бывать тому. Если уж тебе и нужна вещь какая, то проси у меня, что хочешь.
- Отдай ему кинжал, которым ты Хьялли берсерка убил, - повелел Харальд. - И другое оружие тоже. Я слово дал колдуну этому, и держать его должен.
Улыбнулся при этих словах Сваси, провел ладонью по коже бубна что на поясе его висел, извлекая звук глухой и протяжный.
- Какое другое? -Гутхорм отстегнул кинжал и подал его колдуну рукоятью вперед. - повелел Харальд.
- Держи, колдун, будь моя воля, ничего бы ты от меня не получил. если тебе для колдовства нужно, то мне не жалко. Только объясни мне доходчиво, что это и вправду для дела нужно. Что еще ты хочешь взять для своей ворожбы?
- Право твое - знать, что для доброго дела отдаешь ты славное оружие, - кивнул финн, кинжал забирая, да за пояс его пряча. - Что же, слушай, Гутхорм и ты конунг внимай. Знаю я, что ведете вы род свой от богов древних - о том мне духи сказывали, в тот день, когда луна еще полной была. Сила предков ваших в оружии их могучем - и для того мне оно нужно, чтобы заклятия мои крепче стали, да чары могущественнее сделались. Тогда и Харальду и всем потомкам его силы прибудет.
- На время али насовсем тебе это оружие надобно? -с подозрением осведомился Гутхорм. - Ибо кинжала этого мне не жаль, но оружием предков разбрасываться мне тоже недостойно будет...
- Придет день, оно к вам вернется, это я обещаю.
- Возьми еще эту секиру... В ней великая сила заключена. Предок мой ей горного тролля убил с одного удара, который овец воровал... Видишь, топор каменный? Думаю этого тебе хватит для ворожбы.
- Ты щедр, Гутхорм, да племянник твой щедрее тебя - оттого и пророчат ему духи судьбу великую, - принял топор каменный Сваси, а затем так сказал. - Собирай людей, конунг, этой ночью я заклятия наложу великие, а поутру тропами тайными вас поведу через горы Оркдальские.
- Хорошо... Только учти, колдун, я ведь тоже в рунах и в колдовстве немного смыслю... Коли обманешь - из под земли тебя достану
- Не обману, и недели не пройдет, как вся рать ваша по ту сторону гор окажется, в долине богатой.
- Что же, поверю тебе на слово. Коль сделаешь все как обещал - будет тебе награда щедрая...
- Мою награду мне конунг обещал, и иной мне не нужно, - так финн сказал, а затем вышел, и дети, что с ним пришли, тоже шатер покинули.
- Что ты ему обещал, Харальд? -спросил Гутхорм, глядя на племянника с беспокойством. - Многовато этот финн захотел... Непрост он.
Вздохнул конунг, устало на шкуры опустившись.
- Копье Сигурда, Топор Гудреда и меч отца моего и платье матери колдун испросил, а помимо того сказал, что через десять лет еще с одной просьбой придет.
- Я лишь топор Хринга - первого конунга Хригнарики ему дал. И запомни, Харальд - никому не давай то, что принадлежирт только тебе, и принадлежит по праву.
- Вовремя ты дядя появился, - согласился конунг. - Иначе совсем околдовал бы меня финн этот, да только без его помощи не миновать нам гор.
Склонил голову молодой конунг, хотел было промолчать, но все же решил все сказать дяде, как было.
- Словно зачаровал меня этот финн, я и слова сказать не мог, - с горечью признался Харальд.
- Как бы силен ни был этот финн, и как бы его искусство ни было нужно - нельзя терять достоинство, - Гутхорм сказал. - Ты же ему все готов был отдать, что он ни попросит. Запомни на будущее, сын сестры моей - умей настоять на своем, и старайся показать другим. что воля твоя непреклонна. Чтобы не ты уговаривал кого-то, но лишь у тебя просили. Никому не показывай свои слабости, и никому не показывай что он тебе нужнее чем ты ему. То же самое и с женщинами: Никогда не показывай женщине, что она тебе рнужна больше всего на свете, ты достаточно велик чтобы брать от них то что тебе причитается и будешь еще более великим...
- Ты сейчас о клятве моей вспомнил, дядя?
- И не только о ней. Еще до того как ты родился, твоей матери был сон вещий, что родится у нее сын, который будет правит всей Норвегией, и род твой разрастется на весь север. И не будет конца роду твоему...
- Да только все это само в руки мне не дастся, - отрезал Харальд. - Самому мне взять надо все, что по праву моим быть должно! Так что собирай людей, пусть готовы выступать будут!
- Как скажешь, конунг. Но слова мои запомни. Не со зла я это все говорил тебе, а чтобы власть твоя была незыблема.
- Я то понимаю, дядя.

Халагаланд,Брюньольв
При помощи Тельтиара


Солнце взошло над Халагаландом, осветив долину. Вся земля окрасилась в золотисто-желтый цвет. Шум, говор, весёлые голоса раздались над Халагаландом, то приехали на остров Торгар купцы многочисленные. Брюньольв приглашал их каждый год, и они устраивали им торги. Землю свою давал под ярмарку, гесты его охраняли торговцев, а просил он за это меньше, чем на остальных островах. И приехали в этом году к нему эсты-торговцы. Хитрые они были, обмануть хотели Брюньольва. Хотели торговать на его земле, а налог ни Брюньольву не платить, ни правителю своему. Но Брюньольв был хитрей. Пригласил он эстов на пир, посадил возле себя, да говорит:
-Не хорошо это – договор заключать без согласия вашего правителя. Отправлю-ка я посланника к нему, договор заключать. А пока торгуйте, землю я вам выделю. Да воинов своих тоже.
Эсты видят, что не получился их обман, да стали уговаривать Брюньольва, что не нужны им его люди, они и сами охранять могут. Знали эсты, что Брюньольв ставит воинов не за товарами приглядывать, а за торговцами, чтобы не нарушили они договор, да убежать не дали.
Но сказал Брюньольв, сверкнув хитрыми глазами:
-Негоже моим гостям без охраны быть!
Делать нечего, пришлось эстам взять охрану, да ждать-дожидаться, пока Брюньольв с правителем договор заключат.

После пира ушёл Брюньольв в свои покои и задумался. Кого же послать к повелителю эстов. Сначала Барда хотел послать, да вспомнил, что через день собирается Бард к Сигрид съездить на остров Аласт.
Долго думал хитрый Брюньольв и наконец придумал. Решил он отправить Хрерика-бастарда, сына Бьергольва и Хильдирид. Заодно рассорил бы братьев. Они ведь давно зуб точили на Брюньольва за то, что он лишил их наследства.
Решив что-то про себя он кликнул слугу, чтобы тот приказал корабль снарядить, да Хрерика привести.

Вошёл Хрёрик в залу, посмотрел со злобою на Брюньольва.
-Зачем ты позвал меня сюда?
Улыбнулся Брюньольв, и сказал ласково:
-Уж не серчай на меня, Хрёрик. Ошибся я, выгнав вас из дому. Решил ошибку исправить. Отправлял я к вам послов с просьбой о прощении. Неужели не слышал ты их речи? Или же обида твоя столь крепка, что даже свидеться не хотел?
Удивился Хрёрик.
-Не было никаких послов! Не видывал их я на нашем острове.
-Как такое может быть? Получал я ответы от твоего брата, Харека. Говорил он, что не надобно вам ни земли, ни наследства. Что мириться вы не хотите.
-Харек? А вот как…ты всё решаешь за моей спиною, совета моего не спрашивая.
-Усмири свою злость, Хрерик. Говори лучше, пойдешь ли служить ко мне?
Злость затмила глаза Хрёрика. Не секунды он не раздумывал.
-Пойду!
Улыбнулся хитрый Брюньольв. Всё случилось так, как он хотел.

На следующий день приглашает Брюньольв Хрёрика к себе.
-Здраствуй, братец. Просьба у меня к тебе есть. Посланника нужно отправить к правителю эстов. Хотел я Барда отправить к нему, да уехал он к своей невесте. Съездишь ты вместо него? Дружина у тебя есть, я тебе ещё людей выделю. Если сумеешь с правителем договориться, то назначу я тебя главным своим советником.
Заблестели алчные глаза. И согласился Хрерик послом побыть, потому что очень ему хотелось советником стать, да лапу на земли Брюньольва положить.

Собрался Хрёрик в дорогу, и выехал на рассвете. И позвал тогда Брюньольв к себе эстов:
-Посланник уже в пути, не пройдёт и недели, как мы заключим договор.
После чего отпустил Брюньольв эстов, а сам пошёл на женскую половину к Хельге, жене своей.
Внезапно кто-то набросился на Брюньольва сзади. Но Брюньольв отскочил к стене, доверившись своему нюху, вдруг учуявшему опасность. Ню его никогда не подводил, и не подвёл и на этот раз. Брюньольв обернулся и увидел как убийца направил нож в его живот и, зло прищурившись, сделал выпад. Брюньольв перехватил его руку и направил вверх, выкручивая кисть. Лицо убийцы странно искривилось, ему было неимоверно больно. Рука его разжалась, и нож выпал, звонко стукнувшись о пол. Тут уж воины подоспели и схватили убийцу.
Привели его в пыточную.
-Кто приказал убить меня?
Убийца молчал, и смотрел на лендрманна исподлобья.
-Говорить не хочешь? А придётся!
Брюньольв достал тяжёлый молоток, окованный железом. На молоте было несколько шипов, испачканных запёкшейся кровью.
Убийца побелел.
-Ну как, будешь говорить?
Он прошептал:
-Нет…
Брюньольв кивнул воинам и они, скрутив убийцу, зажали его руку в специальных тисках. Тиски плотно обхватывали кисть, прижимая к столу. Брюньольв с плеча ударил молотом по кисти. Послышался тихий, пробирающий до костей звук. И почти сразу же – нечеловеческий крик.
-Будешь говорить?
Убийца помотал головой.
-Как хочешь. - пожал плечами Брюньольв и снова ударил, но уже чуть выше запястья. Потом, не отвлекаясь на крики, раздробил кости всей правой руки.
-Я СКАЖУ!!! Это Харек!! Он и тебя и брата своего погубить хочет!!
-Так я и думал. Никак Харек не успокоится, все извести меня хочет. Вытаскивайте. – кивнул Брюньольв воинам. Те выполнили приказ.
Убийца обмяк в руках воинов. Те немного растерялись и ослабили хватку. Пленник неожиданно дернулся и выскользнул из рук воинов. Падая на пол, он ударился виском об угол стола.
Один из воинов наклонился к нему и проверил дыхание.
-Он умер.
Но Брюньольв лишь досадливо пожал плечами. В его голове зрел план.

Брюньольв вышел на улицу из затхлого подвала. Крикнул херсиру:
-Собирай дружину! Едем за Хререком!
А сам ушёл в глубину острова, где была деревня. Эта деревня была ничем не примечательной, кроме того, что там было очень много мужчин, умеющих держать оружие. И не гнушающихся (естественно за звонкую монету) повоевать на чьей угодно стороне.
Брюньольв зашёл в дом к одному из лучших воинов.
-Здравствуй, Хрольв.
-И тебе здравствуй, Брюньольв. Ты, как всегда, по делам?
-Да. Мне нужен отряд, небольшой, и лучше не только из вашей деревни. Сможешь собрать?
-Конечно. Но в чём именно дело?
-Они должны напасть на отряд Хрерика, который направляется вместе с эстами к их предводителю. Думается мне, он нас предать решил. Когда нагонишь их, Хрерика не убивай. Покажи ему вот это. - Тут Брюньольв положил на стол тяжёлый предмет, закутанный в тряпку.- он поймёт, что я его подозреваю. Этим топором меня только что чуть не убили. И убийцу подослал он! Набирай ребят, Хрольв . И сам будь там. Мне понадобится твоя помощь. Когда отправишься, пошли одного из твоих ребят ко мне, предупредить, чтобы я тоже выехал.
Хрольв согласился, и, обсудив оплату, Брюньольв отправился домой. И через несколько часов, получив весть от Хрольва, что отряд уже в пути, выдвинулся туда и сам, вместе со своей дружиной.

Догнав Хрерика, Брюньольв и его бонды увидели, что на дружину Хрёрика нападают неизвестные воины. Брюньольв поскакал на выручку.
Столкнулись две дружины. Пронзительно закричал ещё совсем молодой парень из вражеского отряда, убитый самым первым. Сплюнул кровь матёрый воин, занес меч над одним из воинов Брюньольва, и тут же упал с раскроённой головой. На границе между дружинниками и их врагами возник кровавый вихрь – это Гюрдир, лучший воин Брюньольва, взялся за меч. Под его ударами всё падали и падали недруги.
Воины Брюньольва были умелей и опытней. А вражеский отряд двигались как-то странно, и на их лицах было выражение то ли ужаса, то ли удивления.
Бой шёл недолго. Дружинники просто смяли недругов. Осталась маленькая кучка, которой не давали отступить, перекрыв путь к лесу. Они оказались зажаты между полоской моря и дружинниками. Вдруг от вражеского отряда отделился один человек, чудом проскользнувший между дружинниками. Он подбежал прямо к Брюньольву:
-Но ты же говорил…
Брюньольв махнул мечом. По зелёной траве покатилась отрубленная голова Хрольва, марая красным землю и траву. После этого враги перестали сопротивляться. Всё было кончено в несколько минут.
Прошёлся Брюньольв по полю боя, вдруг неожиданно присел возле одного из трупов и удивлённо воскликнул:
-Хрерик! Не видел ли ты где-нибудь это оружие?
И вынул из рук мертвеца топор.
Удивился Хрерик, а потом побелел от злости.
-Откуда он взял топор моего брата? Постойте! Он же сам мне недавно говорил, что подарил топор своему другу! Так вот, значит, как…решил убить меня, братец?!!
Торжествующе сверкнули глаза Брюньольва.

Приехал Брюньольв с Хрериком домой. Ту же взяли под стражу Харека, да бросили его в острог, пока не соберутся годи судить его. А пока решил Хрерик узнать, почему брат так на него озлобился.
-Зачем ты старался убить меня, брат? Неужели тебе так нужно было наследство? Но ты же сам отказался от него!
Харек выглядел очень удивлённым. Он с жаром заспорил:
-Я ничего этого не делал! Это поклёп!
-Не ври мне, брат. У одного из нападавших на меня был твой топор! Тот самый, который ты подарил своему другу! - наседал Хрерик.
-Но Эрика убили год назад, в стычке с Брюньольвом!- с возмещением сказал Харек.
Хрерик замолчал. Потом проговорил:
-Так что же получается…
Но прервал речь Хрерика слуга. Сказал он, что Брюньольв срочно зовёт его к себе.
Харек же остался стоять в задумчивости.
-Так что же задумал Брюньольв?

На подступах к Хладиру . Войско оркдальцев.

Споро добралось посольство до войска оркдальского, да еще быстрей весть о их возвращении достигла ушей конунга. Повелел он тот час, как до войска доедет ворон им посланный, сразу его к нему привести, чтоб поведал он о делах своих, как их справить сумел, все наказы ли выполнил. Потому не успели с коней исходящих паром горячим соскочить хирдманы, как гридни Грютингом за ними посланные подбежали:
– Конунг велел сразу как явитесь пред очи вас его привести, да говаривал чтоб не медлили.
– Совсем не жалеет нас конунг, даже роздыху с дороги не дал, сразу к себе потребовал. Мы ж, считай, с отбытия самого толком с седла не слазим, все места для сидения богами указаные поистерли себе.
– Ничего жрец, отдохнем все в Валгалле, вот тогда и медов попьем и девок потискаем, а пока свершать повеление конунга нужно вам.
– Мы пойдем, как конунг велел, ты же о конях побеспокоишься, да смотри, с дороги они, нерадивость проявишь, взыщу со всей строгостью!
Тяжело ступал жрец богов светлых Фрейвайр направляя стопы свои к Грютингу, и не леность виной тому стала, мозоли с непривычки от такой спорой езды верховой о круп конский натертые. Дружинники же, вои привычные к тяготам воинским, с важным видом за вороном следовали, да еще бы им не гордиться собой – все порученное с лихвой они справили. И предстали так в виде походном они перед Грютингом, соскочил с коня своего конунг, подошел к ним да сразу же выспросил:
– Как посольство ваше прошло, порученье мое вы справили?
– Справили все лучше некуда, хоть хотелось бы лучшего, да желать сверх того, что богов гневить.
– Хорошо, говорить мы не станем на улице, весть о вашем прибытии донесли дозоры заранее, и шатер уж успели разбить. Там и обсудим все приключившееся, отдохнете потом.
– В баньке бы кости попарить свои, с дороги ж мы только – начал жрец было.
– Понимаю я вас, но не время нам бани устраивать, ворог близко к нам расположился, да видать не прознал о нашем присутствии. Так не стану я ему нас по дымам выдавать, погоди уж до встречи с ним, а потом будет вам баня хоть с девками.
– Что нам до того прознает Хакон о нас или нет, то уже не имеет значения. Люди его же его нам предадут, никуда он от нас не денется.
– Добрая то весть, но давай же в шатер проходите. Там и эль для вас приготовили.
– Погоди, а как мы ужин вечером готовить будем, если ты огней запалить не разрешаешь.
– Обойдемся один раз холодным, потерпеть ради выгоды воинской можно.
Вслед за конунгом да жрецом в шатер вои проследовали перед конунгом своим чтоб ответ держать:
– Что же Исхер, начнем мы с тебя, а потом и с Фрейвайром потолкую. Рассказывай, счел ты дружинников Хакона? Сколько их? Да какие они? Сколько ярлов при нем находится?
– Не особо нам по Хладиру давали ходить, гридни Хаконовы словно псы по следам ходили, даже горнице с нами сидели. Все приглядывали, чтоб не выглядели мы лишнего. Только все равно мы смотрели, не на воев сторонних так на них же. Берегутся нас песьи дети, видать не зря опасаются, и хоть хирдманы в бой пойдут, настроение их не победное.
– Это понятно, дальше сказывай, бонды что, много ли их?
– Среди этого отродья турсового, много взглядов опасливых видывал. Да и то сказать разве были они когда воинами?! Только были такие, что держались с достоинством, страха пред нами не показывая, и один такой был, что нас встречал в имении. Что же до их числа, не заметил в имении я много землепашцев окружных, видать Хакон еще не собрал по зову стрелы.
– То нам будет только на руку. Видать удалось нам у границ земель наших преломить хребет войску хладирскому, да так что и силой своею собраться еще он не может. На держи, то тебе и людям ходившим наградою будет. – кинул Грютинг хельду своему кощелек кожаный, серебром набитый доверху.
– Я приказ отдал войску лагерем встать перед вашим прибытием, так что можете отдохнуть с вместе с братьями по оружию. Ступайте.
Зашумели тихо дружинники, одобряя щедрость Грютинга, тихо полог шатра упал за ушедшими воями.
–А теперь ты, Фрейвайр, рассказывай. Для начала как встретил вас Хакон старый?
– Сам он встретил он нас уважением, накормил с дороги, отдохнуть оставлял у себя, позаботиться о нас гридням своим наказывал. Уважение оказал то есть ворону, даже большее чем положено по обычаю. Только вот отказом на твое предложение он ответил мне, говорил, что угроз от тебя не страшится он.
– Что отказ ты получишь, я и так знал, на щенка своего все Хакон надеется. Только зря он силы моей не страшиться, далеко тот, кому он сапоги лизать захотел, а я тут уже, перед ним стою, в двери дома его постучать готов. Дальше рассказывай, что ярлы его? Ты обмолвился, предадут они мне его.
– Верно ты меня понял конунг. Предадут, хоть не все, но большое количество. Только цену за помощь просят они непомерную.
– Да?! Не бывать ярлам выше конунга! Коль захотят обмануть нас с вирой положенной, мечами право свое отстоять мы сумеем!
– Мнится мне, что ярл Гаулардаля Мар, в этом деле сам хочет конунгом над другими возвыситься, он за помощь свою землю потребовал. Хочет, чтобы ты не зарился на владения ярлов, что на помощь тебе выступят. К оркдальским владениям сможешь ты взять от фюльков, что во власти верных Хакону ярлов.
– Что земли свои берегут, то понятно, а что до конунжинья Мара, то мы посмотрим еще, как себя он покажет, и захочет ли кто из ярлов Транделага под ним ходить или нашу сторону примет. Но пока не побьем мы Хакона, рушить союз с ним не станем, мало ли как повернется все.
– И еще, говорил Мар, что рука дочки Хакона лишь тому достанется, кто отца ее на мечах тинге взять сумеет, кому Асы светлые милость окажут большую, с девой же и Хладир отойдет, как приданное.
– Много хочет ярл Гаулардаля, отдавать Ассу ему я не стану, не затем войну начинал я.
– Не сумел его убедить я в обратном, дерзки речи его в тот момент стали, не желает он руку девы твоей упускать.
– Что ж, она ему не достанется, будь по слову его. Только опередим мы Мара с мечей тингом, выступим мы навстречу ворогу еще затемно, да при первых солнца лучах песню смерти начнем. Ну а коль не успеет Мар, то его вина будет в том, что промедлил, Ассы светлые любят мужей смелых лишь, и победой их одарить готовы.
Говорил еще Грютинг с Фрайвайром о ярле мятежном, о Хаконе, узнавал у него о подробностях. Отпустил он жреца лишь когда выспросил все у того, что сказать он мог.
– Сослужил ты мне службу знатную, а по службе и награда славная тебе будет. Получи от меня ты в дар перстень ромейского злата, да готовься сегодня жертвы от меня Фрейру принести. Словно бы к твоему возвращению, из прошлой деревни остались три борова у нас, порадуем жертвой твоего покровителя мы.
– Ты же говорил, что огней не зажечь нам сегодня?
– Ярлам мы мясо прожарим на углях в палатке, ближние хирдманы же сырым, как мы кровью удовольствуются. Тебе, чтоб ночь не казалась прохладной, дам рабыню постель согревать.
– Милость твоя безгранична владыка, потому и любим ты богами. – откланялся жрец покидая палатку оркдальского конунга.

Трандхейм. Усадьба Хладир. Конунг Хакон.

- По воле твоей я явился, мой конунг, - Бьорн согнул голову в низком поклоне.
- Садись, - повелел Хакон. Перстом на скамью указав. – Да сказывай, много ли люда у нас. Чую, не станет соседушка медлить, мой ответ получив.
- Мало пока у тебя воев, владыка, - вздохнул Бьорн, да тряхнул своей гривой косматой. – Ярлы твои своевольные не шибко торопятся хирдманов во Хладир приводить. Кроме того, многие из них в приеме твоем себе обиду измыслили.
- Знаю я всех мужей ратных, что в Трандхейме родились, - молвил конунг задумчиво. – Кто-то силен да душей чист – но в речи лукавой кривды не слышит. А кто-то просто жаден да злоязык. Беда от таких мужей в любых землях. Эх, лучше бы умные лиходеи, чем глупые жадины здесь нарождались. Все ж – Трандхейму был бы почет, хоть конунгу и убыток. А так – лихо одно, как не глянь. За измену властителю Один их покарает, не любы Отцу Битв перебежчики. Но – плохой я властитель, коли лишь на богов понадеюсь, - Хакон нахмурил брови седые, думу тяжелую думая: - Пошли ты ныне гонцов во все стороны – пусть войска поторопят. Выбери парней головастых, из тех молодцов, что сказы скальдовы про подвиги ратные рты раскрыв давеча слушали. Да подбери тех, у кого язык ладно подвешен. Пусть на все смотрят - да бают про то ладно. Узнаем мы точно, кто из ярлов моих сражаться придет, к кому щиты другой стороной поворачивать нужно. Да и бондам дух боевой все же поднимем. Хоть нету в них лютости воинской да умения доброго, но в битве за болото родное всякий кулик – сокол безжалостный. С одним хозяином, может, и лихо, а с десятью – всяко по миру пойдешь. Не с руки воям чужим бондов щадить да о благе их думать. Страх их быстрее гордости под знамена поставит. Пусть гонцы пострадают в селеньях рассказами. Хоть про Гандальва сказывают, как не щадил он ни бондов ни пленников, кровью снег заливая. В глазах земледельцев все конунги кроме ближнего к ним владыки на един лик. Даст Тор – будут судить Грютинга по Гандальву.
- Ничем пока он не доказал он, что лучше Серого Конунга, - ответствовал Бьорн. – Так что пройдет эта лжа меж селян незнающих, за правду воспримется.
- Лжа, говоришь? Война наша лишь началась, а цыплят считают по осени. Посмотрим, на деле ли Грютинг люд простой бережет, или просто своих молодцев голодом морить не хотел. Все же жить в домине хозяйской всяко приятнее, чем спать на снегу.
- Сделаю, как ты велишь, обернусь вборзе, - заверил Хакона верный Бьорн.
- Боги воздадут тебе за верность твою, - торжественно возвестил конунг. – На почетном месте в дружине у Одина ты ходить будешь.
- Хорошо бы, конечно. Но дотоль я в дружине твоей похожу. Оставь мысли черные Грютингу, славный владыка. Клинки наши остры, да и Харальд, наверное, уж о беде Трандхейма прослышал.
И, желаю повеселить властелина, Бьорн, краснея, выдал ему неуклюжую вису. Знатоки меда поэзии, видать, сморщили бы над ней нос, но храбрый воитель был более привычен орудовать клинком, нежели словом:
Хакон из Трандхейма славный
В битву воинов водит смело
И стрелой, и словом точным
Ворогов разит без счета.
Грютинг, молодой да дерзкий
Скверное замыслил дело
Рать сбирал он день и нощно
Чтобы пал Хладир до лета.
Хитрость, данную годами
Старый волк щенку покажет,
Не помогут стрелы в спину
Грютингу стать господином.
Транделаг богат щитами,
Только конунг слово скажет
Вмиг жестокую годину
Мы захватчику устроим.
Харальд, наш союзник смелый
Даром, что годами молод
Избежав врагов обмана,
Тора знаками отмечен.
Знает ратное он дело:
Коли Грютинг кинет повод
В миг Агдир на поле бранном
Рядом с нами встанет в сече.
Хрингарики властитель
Конунг Гутхорм в одиночку
Отомстил отца убийце
Будучи зелен да молод.
Ныне снова тот воитель
Ворогу испортил ночку:
И Гудбранду-кровопийце
В Хель пожить измыслил повод.

Улыбнулся Хакон впервые с совета, да глаза его старые младым светом зажглись. Сказал он Бьорну слова благодарные за намеренье доброе, и плащом с плеч своих одарил. Ярл словно на крыльях унесся к дружине, ног под собою не чуя.
А Хакон меж тем снова задумался о делах во Хладире.

Гудбрандсдалир. Харальд, Гутхорм и иже с ними
при посильной помощи Оррофина

Лишь только показали Арвак и Альсвинн свои огнистые гривы над восточным краем Мидгарда, как лагерь Харальда огласил могучий рёв Хрингарийского Оленя.
- Воины!!! Собирай лагерь, брони да оружие при себе держать! Мы выступаем!!!
От зычного голоса Гутхорма половина лагеря вскочила немедля - думали, Гьяларрхорн на Рагнарек всех созывает! Другую же половину пришлось расталкивать отдельно. Дева-солнце не успела дойти ещё до вершины небесного свода, когда лагерь был собран, а хирдманны и бонды выстроенны в походный порядок.
-Мы идём через лес! - скомандовал Гутхорм, первым пускаясь в тенёта деревьев-исполинов.
Последовали за предводителем своим воины верные, кто верхами, а кто коней и под уздцы вел - спешка тут не нужна была. Харальд же, в окружении жрецов подле дяди ехал, все ожидая, когда же колдун финский появится, не обманул ли?
Ярлы что над воинами верховодили так же опасливо в лес входили - то на совете можно храбростью бахвалиться, а в темную чащу входя всяко испугаешься, что тролли за каждым деревом прячутся.
Гутхорм сжимал рукоять меча и хмурился. Не лежала у него душа к этому лесу, ой не лежала! Всё время вспоминалось странное: как он врал предводителю встречных берсерков и как едва не расплатился за это жизнью, как в первый раз ощутил Дар Одина и как едва остался жив после этого.
- Ну и где этот твой финский пень с бубном? - спросил ярла, что подле ехал.
- Да кто его знает, - ярл отвечал, за молот Тора на груди берясь. - Ох не понравился он мне. Мой-то финн его в самой чаще отыскал, когда уже и найти отчаялся.
-Турсово отродье! - сплюнул Гутхорм, к племяннику поворачиваясь. - Как знал - нельзя было ему оружие предков давать! Харальд, хоть ты и конунг, но думай, что делаешь-то! С колдуном остался и охрану выставил! А если бы он тебя вконец околдовал и душу твою своим духам продал бы?!
- Появиться колдун, - уверенно Харальд произнес. - Никуда не денется. А не придет, так повелю лес спалить до тла - и его, и все его племя выкурим.
Гутхорм пробурчал что-то в усы и замолчал. Воинство всё глубже и глубже уходило в лес. Дерьвья становились всё выше и всё мрачнее, замшелый валун, невесть откуда взявшийся тут виделся храбрым воинам троллем, а великанских размеров ель - самой Владычицей Царства Мёртвых. Гутхорм нащупал нашейный оберег.
"Тор, охрани!" - коротко прошептал он.
Послышался тогда средь деревьев глухой звук бубна играющего, да свирель тихая. Вздрогнули воины, что подле Гутхорма ехали - увидели они, как навстречу им чудище в одежде из шкур да с рогами и ликом звериным приближался.
-Хей! - воскликнул Гутхорм, моментально встав на стременах. - Винг Тор!!!
С этими словами он метнул в чудище копьё, до того мирно упиравшееся череном в специальную петлю у седла
Едва-едва успел рогатый отклониться, как просвистело возле него копье ярлово. Опустил он бубен, маску снимая, да лицо настоящее являя воинам агдирским.
- Али не узнал ты меня, Гутхорм ярл? А быть может думаешь, что без моей помощи перевал вернее минуешь?
-Фенрир тебя задери, колдун это ты! - Гутхорм только сейчас заметил бубен в руках "чудовища". - Я -то уж решил, что к нам сам Локи пришёл, в этих-то местах и не такого ожидать можно!
- Быть может, и он нас почтит присутствием своим, - пожал плечами Сваси, вновь маску на лицо надвигая. - За мной следуйте, я вам тропу тайную укажу.
И вновь за бубен взялся шаман, да вскоре к нему присоединились спутники его - мальчик, на свирельке играющий и девочка, тихо песню поющая.
- Ведьмачье отродье! - тихо-тихо прошиел Гутхорм, направляя своего коня вслед за финном. - Эй колдун, куда ведёшь-то нас?
- К перевалу веду, тропами, что даже троллям не ведомы, - бросил колдун, да дальше двинулся. Тяжко было воинам за ним следовать, еще хуже телегам обозным, да только не роптали они, знали что лучше так идти, чем с троллями встречаться.
Нелёгок был путь через лес. Тайные тропы колдуна проходили меж настоящих стен из деревьев, казалось, видевших ещё молодых Богов, вместе с ними постаревшими и подрастерявшими былую удаль и радость. Тропы были извилисты и узки, кусты, бывало, перегораживали их целиком, и тогда воином приходилось пробиваться сквозь растения. И всё это в абсолютном молчании. Казалось, стоит сказать хоть одно слово и непременно случится большая беда.
Один за другим, след в след шли воины, кто в затылок соратникам дыша, кто на звук бубна колдовского идя - в каждом страх чуялся, даже вои отважные, что жизнь конунга охраняли да в бою не один раз на волосок от гибели были дрожали - одно дело от стали честной погибнуть, а совсем другое добычей духов жестоких стать, когда одна защита у тебя - колдун с бубном коварный, а что на уме у него, о том даже богам не ведомо. Не знали воины, чем с ним Харальд расплатился, да только уже слухи ходили что плату непомерную финн взял - кровью норманской, да душами воинов, навек им путь в Валгаллу закрыв. И оттого только тревожнее становилось - не предаст ли, не обманет? Ведь быть может в ловушку коварную ведет их колдун звероподобный, троллям на поживу?
Страшно было воинам и ярлам, а еще страшнее бондам, да только шли они тайной тропой, сами телеги с припасами толкали, да на себе часть груза несли, чтобы не вязли колеса.
Бил в бубен шаман, все дальше шел, то пропадая, то вновь появляясь, играла свирель, слышалось пение, что все громче, все звонче становилось. Красивый был голос у финки, сильный - отвлекались на него воины, заслушивались, о тяготах пути забывая да о троллях страшных. Да только не один час прошел, прежде чем начал редеть лес, да дорога круто вверх пошла, редеть деревья начали, но не становилось легче от этого, напротив - вновь страх за душу взял, ибо добрались до перевала, что тролли охраняли.
Стих бубен шаманский, вновь обернулся к конунгу Сваси, такую речь держал:
- Пока удалось мне духов злых отвадить от воинства твоего, конунг, да дальше злее они будут, то троллей морозных владение и йотунов, здесь они перевал в лапах своих держат, и надо всем на стороже быть, чтобы пройти его! Даже чары мои не всесильны...
- Что же ты раньше молчал, - воскликнул Гутхорм ярл, кулак сжимая. - Заманил нас в глушь, а теперь от слова своего отступаешься? Ты плату взял, вот выполняй теперь, что должно!
- А разве же я от слова своего отступаюсь? - Спокойно отвечал финн, точно в лоб взглядом давящим Гутхорму смотря. Помотал головой ярл, словно морок сбрасывая. - Вели людям своим ни на шаг от тропы, что я укажу не отклоняться, да топорами в щиты бить, по шеломам стучать! Тролли, они звуков громких боятся, быть может и нас стороной обойдут, не тронут, коли мы владения их не нарушим, да отпугивать особо свирепых будем.

Гаулар
Совместно с Тельтиаром.
Утро настало в Гауларе, пропели петухи рассвет встречая, да лишь псы вослед уехавшему Кари и родичам его пролаяли. Альвир же, отца покинувший почивал еще, у бонда богатого приют найдя.
На утро бодр был Альвир, и полон решительности пойди до ярла.
-А как звать то тебя, а то кого благодарить за приют и не знаю.
- Аудмунд меня зовут, - отвечал дородный хозяин, ко столу подзывая скальда. - А тебя, как слышал я - Альвиром кличут, сыном Кари берсерка?
-Да истинно так. – Подошед до стола отвечал Хнува.
- Что ж, вкуси со мной трапезу за столом этим, от меня не убудет, да расскажи, что же ты на ночь глядючи по деревне ходил, аки тать какой?
-Благодарствую! Не тать я, Аудмунд. Да хуже сказать можно! Сын я с отцом сору разодевший. А шел я и сам не ведаю куда. К ярлу хотел явиться, да судьба видать решила жизнь мне сохранить! Не поможешь ли ты гостю своему, не ответишь ли – не знаком будешь с ярлом?
- Знаком, как же с ним мне не знакомым быть, коли я здесь столько лет живу, и отец мой, и дед, - бородач проговорил, браги себе подливая. - Да только тебе пользы мало с моего знакомства будет.

-Ну с чего же мало. Ты должен же знать, как ярла задобрить можно. – Юнец разговором увлекся так, что даже и на снедь внимание не обращал.
- Тебе то что со знания этого? Уж никак Сольвейг красавицу все еще хочешь заполучить, оттого поди и с отцом рассорился?
Плечами могучими пожал Аудмунд, на кашу налегая, да маслом ее сдабривая.
-Красавица красавицей, да за ночь порешил я отправится к Некви в дружину. А ярл того гляди и не так поймет меня. Ты б словечко, малюсенькое за меня сказал бы. Мол, на бой я, а не дочь красть.
- Да уж после слов, тобой сказанных – навряд ли поверит кто в намерения твои, юный скальд, - головой покачал хозяин, хлеба гостю придвинул. - Ты угощайся, жена моя сама спекла этот каравай, вкусный он, а тебе силы еще понадобятся. К тому я говорю это, что много людей на тинге было, много речи твои и ярла слышало. Не суждено вам отступаться теперь от сказанного.
Откушав хлебу да каши, поднялся Альвир.
-Ну, спасибо за угощение, да за слова добрые да полезные. Что же, внемлю твоим словам я.
- И что делать станешь?
По озадачившемуся лицу Альвира стало ясно, что дальнейших действий он не рассматривал. Помявшись недолго на месте, он пожал плечам.
- Эх, вот что я скажу тебе, парень, - быстро смекнул Аудмунд. - К Атли идти нельзя тебе, да и к отцу ты думаю пока возвращаться побитым псом не хочешь. У меня оставайся на несколько дней - кров и пищу отработаешь, уж дело я тебе найду, а покамест и к ярлу подход сыщется, будь уверен, не пропадешь.
-Ты я погляжу опытом умудренный человек. Да сразу скажу тебе, что нрав у меня не из лучших, сам заприметить мог. Но коли работа достойная будет, то отработаю конечно! – Ухмыляясь, ожидал ответа Хнува.
- Мы, люди простые, так что с работой тяжко не придется - где дров нарубишь, а где и мешки тяжелые грузить будешь, да ты я смотрю силушкой не обижен, а когда и гостей моих слогом складным порадуешь.
Так хозяин дома говорил, про себя смекая, что легко работника славного в дом заполучил.

-Ха, эк ты хитер! Али я гордости лишен! Можешь со двора меня прогнать, но корежиться на чужака я не стану. Гостям висы петь дело одно, а быть рабом у кого дело другое. – Прищурился Альвир.
«Ба. Да тут все хитры как лисы! Всё на свою сторонку тянут!»
- Да уж, нраву ты дикого, да все одно нет у тебя выбора иного, - Аудмунд молвил. - Слышал ли ты про то, что Холльстейн, сын ярла убить тебя поклялся? Так что отвечай, скальд - примешь ты мое условие, али мне стражу покликать, как и положено человеку законы уважающему?
- Ладно –ладно…
Пробурчавши, смирился с Аудмундом Альвир.

Оркдаль.
(с Тельтиаром)
- За мной следуйте, да не отставайте, - прикрикнул напоследок Сваси, вновь за бубен берясь. Пронзительно свирель заиграла, двинулся шаман, уже не оборачиваясь. Знал он, что не будут мешкать агдирцы напуганные.
Гутхорм покачал головой, будто прогоняя наваждение.
- Если уж тролли на нас нападут, то чую я, что и финн этот не поможет. Готовьте луки и стрелы. Я слышал что они железа боятся и огня... И возносите молитвы к Тору.
- Это приказ? - спросил ехавший рядом с ним ярл.
- Да, так и передай по цепочке. Пусть готовят стрелы и факелы. Колдун с нами - это хорошо, но и сами мы должны что-то сделать...
Лес становился все теснее, а деревья все меньше. Исчезли осины и прочи едеревца, остались только ели, маленькие, скрюченные, поросшие мхом и лишайниками... Казалось, среди них притаились тролли, где-то там за ними следят чьи-то немигающие глаза, наполненные злобой. Даже у Гутхорма, каалось бы с детства забывшего, что такое страх, по спине побежали мурашки.
- Эй, Сваси, я чую, что за нами кто-то следит. Уж не тролли ли?
Посмотрел по сторонам колдун, сильнее в бубен ударил:
- Чую духов сильных, что потревожили мы! Духов мой бубен успокоит, прочь от войска конунга отгонит! Вижу зверье, что зубами клацает, когтями бряцает! Отойдет зверье с дороги конунга, прочь уйдет зверье по слову моему.
Так говорил шаман, не страшась ничего вперед идя, да воинов за собой зазывая.
Как ни странно, его уверенность постепенно передалась и всему войску. время от времени. чтобы приободриться, хирдманы бряцали мечами и секирами об умбоны щитов, или хватались за амулеты. Вскоре лес кончился и показались сопки.
Финн знаком приказал остановиться, и снова забил в бубен, выкрикивая какие-то заклинания. Мальчик взял в руки свистульку, девочка снова запела. Эхо прокатилось по сопкам. Внезапно колдун прервал свой ритуал, и прислушался. Стояла мертвая тишина.
Перевал был засыпан снегом. Кое где на склонах висели гирлянды сосулек.
- Протруби в свой рог, вождь. Но несильно...
Гутхорм поднес рог к губам и протрубил. От заснеженных склонов прокатилось эхо. Сверху посыпался снег. Затем послышался нарастающий гул. массы снега пришли в движение, и вот уже по перевалу катилась лавина
Несколько бондов, что шли впереди, бросились бежать, да их быстро остановили соратники, слышавшие, как колдун строго-настрого запретил сходить с тропы. Лишь наиболее верные хирдманы, да Гутхорм ярл сумели невозмутимость на лицах сохранить, видя, как волна снежная с вершины валится, перевал белыми комьями засыпая, камни за собой увлекая. Треск и гул по всему ущелью поднялся, а лавина все продолжала падать и не видно было ничего впереди от снега, кроме силуэтов неясныз - толи горы, толи деревья редкие, толи скалы острые, а может и тролли то были кровожадные.
- Уж коли и не ведали о нашем присутствии тролли, - желчно ярл Гудмунд произнес. - Так уж теперь точно узнали. Спасибо тебе, колдун!
- Не тебе о том судить, ярл недалекий, - финн отвечал. - Дальше нам идти следует, едва лишь снегопад уляжеться. То начало пути лишь. В щиты бейте сильнее!
Хирдманы стали послушно бить в щиты. Удары эхом отражались от склонов. Какие-то смутные силуэты мелькали в снежном крошеве. Наконец все улеглось.
Дальше пошли воины харальдовы, конные спешились, лошадей осторожно ведя по снегу опавшему, втаптывая его да уминая, телеги медленно катились, скрипя - не для таких дорог они делались, но ведь и бросить припасы нельзя было. Вот уж большая часть рати агдирской в горах оказалась, змеею длинной растянулось воинство конунжие, змеею, что словно чешуей, блестела кольчугами и шеломами, да остриями копий. Блестело солнце на стали начищенной - шли следом за колдуном хирдманы. Час за часом шли, покуда вновь не остановился он, руку с бубном подняв, так что лишь несколько бубенцов забренчали.
- Снова в рог труби ярл, настал час.
- Ты хочешь чтобы нас снегом засыпало? - сказал Гутхорм негодующе, обернувшись к колдуну
- Может и засыпет, а может и нет, но зато троллей отпугнет, - колдун сказал. - Или ты желаешь, дальше идти, храбрый ярл, лишь на удачу свою уповая?
Гутхорм проскрипел зубами, но указание колдуна исполнил. Он старательно протрубил в рог. Снег посыпался со склонов на тропу перед ними. Впереди сошла еще одна лавина, , но по счастью обрушилась она совсем недалеко, от передового отряда, совсем его не затронув. На сей раз спокойно взирали агдирцы на нее, страху не поддавались, верили, что чары колдуна да удача конунжия помогут им живыми выйти из ущелья этого. А едва лишь завершилась лавина, вновь вперед они двинулись, времени не теряя - никому не хотелось на ночь в горах остаться, когда впереди плодородный Оркдаль лежал...

Транделаг. Мар Хладные Пальцы.
Пост принадлежит уважаемому Тоту, с незначительными правками Тельтиара

"А прав ли я, в стремлении своём? Вот ты что скажешь? Да, да, ты, как тебя там, прости, запамятовал. Служил ты мне верой и правдой, всегда на тебя я мог положиться, если и обижал я тебя, то зла ты не держал. Только не молчи, а скажи как есть. Может и послушаю совета твоего, может и пойму заодно, что гложет меня, снедает, очи разверзнуть не даёт. А как же открыть мне их? Вот ты всегда был прям и честен, знаю, врагу в глаза смотрел, не страшился и от друга взор не прятал, был ты прост и за то любили тебя. Но знаешь, старина, не так всё теперь. Вот дерево стоит, подходи, руби, ни слова не скажет, ни жестом не возразит. Разве можно во времена подобные нашим древу подобиться? Растащат по щепкам, корни, веками в земле этой сидевшие выдернут, перекопают, переворошат. Вот и приходится нам с тобой зверьём становиться. Лютым зверьём, хитрым. И, стало быть, не только шкуру собственную сохранить нам полагается, но и весь лес защитить. Грютинг. Вот ты говоришь – Грютинг враг нам первый, зачем же с ним мы дружбы ищем, зачем одного Хакона на другого меняем? А ни как не уразумеешь ты, вижу, что не для того я оркдальцу наобещал столько, чтоб обещания свои исполнять. Да и не обещал я ему ничего. Вот ты слышал? И я не слышал. Ассу тот возьмёт, кто Хакона в бою сразит. И то верно, так я говорил. Да только прост ты, дружище, не понимаешь ты того, для чего в лесу капканы ставят. О чём думает теперь Грютинг? Правильно, только об одном помыслы его и ради победы славной, ради красы Транделагской, ради земель обширных, будет он теперь сам головой рисковать. Знает ведь, что и я могу Хакона сразить, да что я то, другие ярлы мятежные до Хакона тоже добраться могут раньше Грютинга. А значит, не станет он хитрить и изворачиваться, всей мощью своей в центр войска Хаконова ударит, о флангах не особенно беспокоясь – мы ведь там будем, ежели чего не так пойдёт, спасём шкуру его серую. Капканы, братец, ставить умеючи надобно. Только вот всё равно не могу век поднять, понимаю, что прав я, прав, от начала и до самого распоследнего конца, а всё одно, жрёт изнутри что-то. Страх? Может и страх. А может колдовство чёрное. Больно мне, понимаешь? А будет ещё больнее. Рано ведь или поздно любой замысел, даже самый хитрый и изощрённый, раскрывается. На то он и замысел. А мой не так уж и хорош, не так уж коварен, не так беспроигрышен, как подумать о нём можно. Потому и больно мне. А может и не поэтому."
Так думал Мар Иллугисон, к усадьбе родича своего Гуннара Сердитого подъезжая. Сам себя уверял. В чём именно уверял, то он и сам не знал наверняка.
Собрались в усадьбе вои, видел Мар, что и Раги Иварсона люди здесь и Хрута ярл Скауна и Облауд из Спарбюггва пожаловать соизволил. Не было видно Сурта Рукавицы людей, ну, да и понятно оно, так и ожидал Мар, да не ждал он, что Снекольв Тюрвингсон откажется приехать, норов свой проявляя. Плохо это, конечно, но делать нечего, насильно мил не будешь. Да и кто знает, чтоб сделал ярл Стьорадаля, услышав то, о чём сейчас под крышей усадьбы Гуннара Сердитого остальные ярлы договариваться станут.
Тяжелой беседы ожидал Мар, много слов подобрал, покуда в дом входил, да только на сей раз Асы ему помогли - в добром расположении духа ярлы Транделагские были, каждый уже на себя власть конунжию примерить успел, и с мыслью этой, как с нарядом любимым, расставаться не спешил. Потому и встретили они рассказ Мара Хладные Пальцы с обьятиями распростертыми, внимали ему не перебивая, да соглашаясь с замыслом его. Ведь всего-то и надо им было, что не успеть на день-два с подкреплением к Хакону, когда тот с Грютингов в сече лютой сойдется. Всего-то и требовалось, что позже подойти, не к распре мечей, а к дележке добычи, что любому вою стократ приятнее, нежели битва сама.
Вот тогда-то и посмотрят они, кому Асса достанется, а с нею и владения Хаконовы, да только ясно видел Мар, что не желают они деву эту чужаку отдавать, как волки в медведя усталого, в Грютинга вцепятся, едва лишь тот с конунгом их покончит. Но разве не того он желал, когда план этот измыслил? Разве не на то рассчитывал? Эх, знать бы еще, что на уме у ярла каждого, какие мысли коварные таят, да что Снекольв делать будет, куда Сурт подастся? Хакону ли на помощь, как на совете клялся, или же, обидой снедаемый - тоже от правителя своего отвернется. Хорош замысел, крепок, покуда идет верно, но стоит хоть раз ошибиться, и не сносить тебе головы Мар Иллугисон. Так смотри же в лица союзников, в глаза их хитрые всматривайся, на каждую подлость заранее ответ достойный готовь. Не править им Транделагом, покуда жив Хакон - но лишь в том с ними тебе по пути Мар, а дальше лишь родич твой Гуннар спутником тебе останется.
Расходились ярлы, прочь разъезжались - каждый свою рать готовить, да в поход выступать. И каждый скорейшей смерти Хакону желал, да потерь жестоких Грютингу.

Эйрик-конунг.
Готланд - Вермаланд.

Уже несколько дней прошло с тех пор, как признали гауты над собой Эйрика-конунга власть. И пиры богатые устраивали свеи в усадьбах, ими занятых, и лошадей да оружие на лучшие меняли, и отдыхали от походов долгих да утомительных, однако пора было и честь знать, к Вермаланда завоеванию готовиться.
Отправил гонца Эйрик домой в Упсалу, снарядив его конем резвым, да письмом, супруге любезной предназначенным. Говорилось в письме том, что ныне Готланд весь ему, конунгу, принадлежит, а теперь, с именем Сванхильд в сердце да с молитвами богам на устах, отправляется сын Эмунда в Вермаланд. Наказывал он жене детей беречь да приглядывать за ними в оба глаза, за него же не беспокоиться, ибо ни разу еще не подводила его удача, да и не только удача, но и таланты воинские да дружина верная.
Так сказал Эйрик ярлу своему, Храни, оставлять Вестерготланд собираясь:
- Вместо меня останешься в этих владениях, и управлять будешь землями от Свинасунда до Гаут-Эльва, и на западе до самого моря, и подати взимать – ведь богатство должны приносить новые земли. Именно на тебя полагаюсь я, ни на кого другого - так не подведи же меня, Храни!
И дал Храни клятву ему, что не подведет владыку свейского даже ценой жизни своей, и Тор и Один были тому свидетелями. И с той поры прозван был ярл могущественный сей Храни Гаутским.

И началась в скором времени подготовка к походу на Вермаланд. Собрано было войско в короткий срок, оружие наточено, доспех же никому менять не нужно было, ибо Западный Готланд без боя захвачен был.
- Теперь и гауты с нами, как данники, - так рассуждал Свен Черный Молот, на коня взбираясь. - Прибавилось в нашем войске, конунг.
- Правда, - Эйрик усмехнулся в бороду. – А скажи мне, Свен, почему ходишь ты последнее время чернее тучи? Уж не потому ли что Храни я стал прежде тебя выделять да хевдингом его здесь поставил?
- О походе грядущем беспокоюсь, - помрачнев, Молот ему отвечал.
- Ох и вздор же ты мелешь, - вполголоса ему Эйрик отвечал, - Никогда Свен Черный Молот в волнении не бывал. Так тому и быть, чтоб сомненья твои рассеять, скажу тебе – оставил я Храни здесь, потому что в управлении знает он толк, а в бою привык я все же на таких, как ты, полагаться.
Знал конунг что произведут его слова воздействие нужное. Свен не подал виду, что польстили ему речи конунга, но в душе перестал он на Храни злобу точить и целиком погрузился в свои мысли.

А Сванхильд Синеокую уж посетил гонец, и стояла дева в раздумьи тяжком после вестей полученных. Не покидала ее тревога за мужа, сердцем чуяла она, что случится что-то недоброе, но когда – сказать не могла.
И не один раз ночами просыпалась женщина от внезапного чувства то ли щемящей тоски, то ли страха за конунга своего. А Эйрик с войском своим тем временем уже в Вермаланд вторгался, захватывал деревни, занимал поселения. Горели деревянные избы, кричали жены и дети, и предвкушал конунг присоединение новых земель к своим уже расширенным владениям.

Саросберг. Харек Волк и Гиллеад
Со Скальдом

Небольшую икону на стол перед собой поставив, тихо молилась Гилеад о муже своём да о возвращении его скорейшем. Негоже в дом чужих богов со своим приходить, но долго гостила дева у кюны, хозяйке не словом не обмолвившись. Потому и просила она время для уединения, на глаза не желая кому-либо попадаться, веру чужую тем самым оскорбляя. Добра была к ней Рагхильда, ни в чём отказом не обидев, ничем гостью не обделив, да стосковалась дева по Хареку, по жизни семейной уютной, и текли для неё дни нескончаемой чередой неведения и одиночества.
Неспокойно было в усадьбе. Весь день слуги перешептывались о приближающемся войске с кораблями волшебными, без воды по суше передвигающимися. Тревога со страхом смешанная в воздухе витала, да Рагхильда всех сдерживала, не давая языкам лишний раз впустую трепаться. «А ведь и Харек там быть может, - пронеслась у Гиллеад мысль желанная, от средоточения отвлекая»
Бросила мимолётный взгляд в окно дева, словно войско, приближающееся через него, увидеть пытаясь. Не знала она, что и впрямь Харек в Саросберг прибыл, да уже с кюной беседы вёл. Никто из слуг не осмелился покой ирландки нарушить, да гнев на себя навлечь.
Неожиданно в дверь постучали.
- Госпожа, можешь принять гостя? - раздался за дверью голос слуги.
Гиллеад резко обернулась, пряча икону за собой.
-Я же просила меня не беспокоить, - бросила она через дверь
В дверь постучали снова.
- Ну если ты отвлекаешь меня по пустякам... - быстро сунув икону в кипу платьев, дева села на ложе. - Входи уже...
Дверь открылась, и в горницу осторожно протиснулся Харек. Его суконный черный плащ был прожжен и продырявлен в нескольких местах, сапоги были истоптаны и перетерты, а на черных кожаных штанах красовались грубо пришитые заплатки из бурой кожи. Но больше всего поразило лицо - бледное, исхудавшее, с запавшими глазами и свежими шрамами на правой щеке.
- Харек? – глаза Гиллеад удивленно распахнулись. Промедлив мгновенье, словно не веря своему счастью, она бросилась к нему на шею, крепко прижимая к себе. – Я так соскучилась… Где ты был? Я так давно не видела тебя… Я… Ты... – окончательно растерявшись от неожиданной встречи, дева вгляделась в его лицо, нежно проводя рукой по новым шрамам.
- Я здесь, Гиллеад, и как видишь, я не призрак... Хотя кое - кто здесь сильно испугался. Увидев меня на корабле, идущем посуху... - он рассмеялся, и принялся разглаживать волосы жены.
- Присядь, устал ты верно с дороги. Поведай мне обо всем, что приключилось с тобой, - дева так и не отпустила Харека, словно опасаясь, что тот может вновь надолго исчезнуть.
- Это будет слишком долгий рассказ... Думаю, у нас еще будет много времени... Дня через три мы все уйдем отсюда и отправимся в Гиллисберг - в гости к моему другу Эйнару. И в дороге я тебе расскажу обо всем, что со мной приключилось... Слава Богу, есть в этой земле благородные и честные люди, и, прежде всего, сам Харальд и брат его матери, Гутхорм - они не поверили злобным наветам моих недругов, и все козни против меня были напрасны. Я прошел десять битв, и Господь уберег меня.
Лучше расскажи ты мне, каково тебе было в Агдире, и как ты оказалась здесь... Я ведь хотел ехать за тобой в усадьбу Аскерсарсунд, где дом Харальда и где я оставил тебя, уходя в свой поход...
- Обещай, что ты больше никогда не уйдешь от меня? – Гиллеад взглянула в глаза мужу, словно пытаясь прочесть в их глубине обещание вечно быть вместе.
- Не уйду... чем тебе поклясться? Знаешь, сколько я корил себя за то, что тебя в Агдире оставил? Дошли до нас вести от самого Харальда, что в Агдире рогаландский конунг побывал и многие селения разорил. Благо, что Асса из-под замка убежала и в Агдир самовольно вернулась, и захватчикам тогда отпор дали... У меня чуть сердце от беспокойства не разорвалось тогда... Но он меня успокоил, что враги тогда в Западном Агдире хозяйничали, а до Аскерсунда не дошли...
Выслушав ответа мужа, дева ещё ближе прильнула к нему, потупив глаза и понимая, что и про Торлейва жреца рассказ вести придётся. С трудом давалось каждое слово, заставляющее события ночи страшной вспоминать, нелегко было мужу правду рассказывать.
Помрачнело лицо Харека, слушал он про ухаживания Торлейва, сцепив зубы и сжав кулаки. А как про питье услышал, побагровел от ярости.
- Я этого так не оставлю! Ишь, что задумал! Я ему отомщу! Я с него шкуру сдеру живьем!
- Да зачем же мстить ему? И так в немилость впал, сослан был Харальдом и у Рагхильды поддержки не нашёл, - тихо молвила Гиллеад, отворачиваясь. - Пусть лучше перед богами своими прощенья выпрашивает.
- Так его выслали? И куда же?
- В Агдир обратно отправлен он был. Да какая теперь разница, где он? Главное, что ты со мной...
Харек немного успокоился, и снова сел на лавку, обнимая жену за талию.
- Позже с ним поквитаюсь за все... Он подложное письмо сделал, и меня в глазах Харальда очернить хотел... Видно рассчитывал он, что Харальд меня смерти предать прикажет... но, говорят, его мать его успокоила, и он меня выслушать сначала решил... Потому и разрешилось все быстро....
- Знаю я всё. У Торлейва письмо твоё истинное было. Теперь же у Рагхильды оно.
Харек облегченно вздохнул.
- Значит, когда Харальд вернется, он сможет сам убедиться, что моему слову можно верить. А я пока должен буду показать, что слово свое держу и от него не отступаю.
- Конечно, убедиться и показать все сможешь, - улыбнулась Гиллеад.
- Так ты готова идти со мной, даже если я пойду в новый поход? Знаешь, мне представился такой случай... Я смогу отомстить викингам, которые ходили походами на Ирландию, грабили и разоряли твою страну...
- Куда угодно я отправиться готова, лишь бы рядом с тобой быть, да не расставаться никогда более… А месть… Разве позволит она вернуть всех, кого нет более, разве восстанут от неё из пепла деревни новые с полями урожайными да люди возвернуться в них?
- Хотя бы те люди, кого они захватили в полон... Может в этот раз не вернем... Но может я дождусь того дня, когда наш конунг пойдет в поход на западное побережье, на Мёр, на Хьйордаланд, и на Рогаланд, и там многих, кто попал в рабство, мы сможем вызволить... А если я разгромлю лагеря викингов в Ранрики, это значит, что никогда они больше не пойдут грабить и убивать на твою родину...
Задумчиво глянула на него дева.
- Что ж, верны и твои слова. Раз мёртвых не вернуть, пусть живые за себя и за них жизни проживают, негоже в плену им прозябать, желания новый день встречать лишаясь.
- Потому и пришел я служить Харальду, что суждено ему всю Норвегию объединить, а если он создаст в северных землях могучую державу, то не будут более змеиные корабли из этой страны ходить в походы в страну твою. И все, кто ему не подчинится, будут уничтожены, а среди них – в первую очередь все морские конунги, вольные викинги и прочие разбойники, кто живет грабежами и набегами... Велик наш Господь, что послал на них кару в лице молодого Харальда.
- Суждено или нет, не нам судить о том. Коль сможет Харальд в руке своей Норвегию собрать, да удерживать, поистине великим конунгом окажется он, не на одно поколение вперед имя свое прославив. Лишь время покажет, сможет ли он и дальше земли захватывать. Не только верные люди подле него находятся, а с поддержкой такой и растерять уже приобретенное несложно.
- Пока с ним я, Эйнар, и Гутхорм не бывать этому! - воскликнул Харек. - Полно об этом гуторить. Попроси, чтобы на стол накрыли, и баню приготовили. А я с собой кое-что для тебя привез.
Харек порылся в вещевом мешке, шкатулку доставая. Было в ней ожерелье серебряное с изумрудами, золотые обручья с рубинами да перстни золотые с ромейскими узорами.
- Это все я взял на далеком севере. Видно везли это из страны греков. Возьми это, твое будет.
- Красота какая! - с восторгом рассматривала Гиллеад украшения, любуясь игрой света в камнях драгоценных, мужа страстно в благодарность целуя да поручения его выполнять убегая.

Сообщение отредактировал Тёмная госпожа - 12-05-2007, 0:25

Агдир. Кюна Асса и Торлейв.
(с МОРИАН и Тельтиаром)
Свитки, свитки заполонили широкий стол кюны Ассы. В них доклады об урожаях, о военных наборах, о проступках и о подвигах - все о том, что твоится в Агдире. Встала кюна, поморщилась - от долгого сидения кости старые разболелись. Кроме того, жар ее мучил,и испарина выступила на лбу, и будто удавка стягивала ей горло.
- Тревожные вести, кюна, - доложил вошедший хирдман, - вестник с границы с Рогаландом прибыл. Говорит, воинство большое у фиорда собралось!
Хирдман выжидающе посмотрел на владычицу. Она молчала. Тем временем в дверь постучали снова. Не услышав ответа, хирдман - еще один из ее свиты - неуверенно заглянул в горницу.
- Владычица, тут некий Торлейв к вам просится. Говорит, что приехал сюда от конунга.
Сдвинула брови Асса, припоминая хитрого жреца Торлейва.
- Пусть встретит его Фридрик-жрец. Жрецы со жрецами говорить должны, так пусть разбирается он со своими подчиненными!
Разыскали старого жреца, и тот неспеша пошел встречать Торлейва, заставив его немало ждать возле усадьбы, и дав понять, что не желает его видеть старая кюна.
Появился жрец седовласый, голову шапкой широкополой прикрывающий, в одеяниях серых, взглянул на Торлейва с укоризной:
- Ну здравствуй, Тора могучего служитель, советник конунжий, - так Фредрик собрата приветствовал.
- Здравствуй, служитель Отца Богов.
- Что же ты не кланяешься мне, как старшему? - Вопросил Фредрик. - Али совсем гордыня твой разум затмила? Слыхал я, что ты учудил в Сарасберге, и так скажу - сердце мое печалью полнится от вестей таких. Ты, Асов Светлых служитель, а дело подлое измыслил, и ладно бы - только измыслил, так ведь о похождениях твоих повсюду народ судачит!
- Ведьма та ирландская хитрость измыслила... А я и не устоял...
- Да уж, вижу я, сколь стоек ты на чары женские, - усмехнулся в бороду густую жрец Одина, за собою Торлейва увлекая, по двору его ведя. - Не Тору-Громовержцу, а Фрейру тебе, при твоих слабостях служить следовало.
- Отец мой меня Тору посвятил и Тору обещал. Так что я не волен был менять его выбор
- Говоришь так, словно и рад бы.
- Ду уж служение Фрейру поприятнее будет.
- Не об том думаешь ты, Торлейв, - головой Фредрик покачал. - Уж седина в волосах пробиваеться, а все разум твой утехи плотские занимают. И так ведь по всем деревням ублюдки твои растут, а некоторые уже и хирдманами стали - тебе же все мало.
- Так разве стыдииться я должен, что вдов материнством осчастливил? А не будь меня, так и померли бы бездетными.
- На все-то у тебя ответ найдется. Умен шибко стал, как я посмотрю - так что же перед кюной вещей себя защитить не сумел?
- Не ждал я, что на сторону Харека она встанет. Все я продумал, только ее заступничества не ожидал... Харальд конунг меня во всем слушал. Изгнали бы тогда иноверца с позором...
- Смотри же, Торлейв - пошатнулось положение твое, а с ним и вся власть жреческая! Средь нас ты ближе всех к конунгу был, как отец твой премудрый к Хальвдану. Ныне же рабы распятого раба подле властителя нашего, речи злые ему нашептывают - не допустить того следует, чтобы он уговорам их лживым поддался!
- О том я еще раньше позаботился, когда Эйнару половину Вингульмерка отдали, а Харека в Ранрики сам Харальд с мой подачи приказал отправить... И не решился он приказ свой менять... Так что нету сейчас никого с конунгом, кроме брата матери его и ярлов верных...
- А можно ли самому Гутхорму верить? Верен ли он предков заветам?
- он верен всему, чему его учил отец. И правиалм чести тоже. и этому он Харальда учил. в этом их слабость перед христианами, что со всеми они справедливыми хотят быть... Вот и пригрели рабов бога раба.
- Много дел тяжких еще у нас впереди, Торлейв, - отвечал ему Фредрик, к усадьбе вновь возвращаясь. - Придет день, ты место мое займешь и верховным жрецом станешь, но прежде доказать тебе надобно, что не отвернулись от тебя Асы, что сумеешь ты заразу крестом осененную с земель наших изгнать! Коли с Хареком не вышло - раба бывшего, Эйнара со свету изживи, да расположение кюны верни, чего бы ни стоило то!
- Эйнару уже я ловушку приготовил. Асмунд ярл на него войско собирал, когда я сюда ехал, и скоро пойдет на него, когда он меньше всего это будет ожидать... Я сам говорил, что надо уничтожить Эйнара, пока он силу не обрел, и не укрепился...
- Покуда ты лясы точил, да за девками бегал, мне иные вести принесли - что из Хольмагарда не меньше трех сотен русичей, да греков в Вингульмерк, к Эйнару на поклон прибыли!
Торлейв издал протяжный стон.
- Асмунд! Его надо предупредить...
- Отправишь еще ему весточку, когда время придет, - Фредрик улыбнулся, пристально из-под шляпы в глаза собеседнику всмотревшись. - Ему и так нелегко придеться, когда узнает он, что Харальд у отца его Раумарики отнял, да херсиру низкородному отдал.
- Как он мог? Ведь Альхейм столько подвигов совершил и столько ему добра сделал?
- То Харек Волк ему присоветовал. Как видишь, не ты один горазд интриги плести.
- Харек? Проклятый пес! На одно теперь надеюсь - что в боях с вольными викингами сгинет вероотступник Харек. Не могут наши боги простить ему отступничество от обычаев отцов...
- А я вижу, у тебя повсюду свои уши есть, видать не зря у тебя голубей зерном кормят...
- На то я и жрец верховный, чтобы все знать, да обо всем ведать, но пошли в дом - кости мои старые продрогли совсем, да и кюна нас заждалась уже.
- Кюна меня принимать отказалась и к тебе отправила... Может с тобой вместе и примет.
- Примет, не откажет ведьма старая. Она Харека не меньше твоего невзлюбила за то хотябы, что невесту Хальвдану добыл.
- Неужели столь велика ее ревность к сыну? -удивился Торлейв. - Уж не знаю, она ли дала приказ Харальда отравить, но я этой возможности не исключал, а потому правильно ты тогда поступил, отправив ее подальше..
- Не к сыну она ревнива, Торлейв. До власти всегда жадна была Асса, как мужа законного сгубила - так ведь всегда Агдиром она правила, а сын, Хальвдан неукротимый, ей всегда покорен был, точно котенок. Тут же женщина новая пришла, сердцем его безраздельно завладела, а заодно и над страною власть Ассы закончилась...
- Да коварна старая кюна, и хитра. И удивительно, как долго Рагнхильда ее власть терпела. Но неужели совсем с ума сошла старуха, что внука своего единственного погубить хотела только потому, что покорным ей не хотел быть? Выходит, еще посильнее Хальвдана наш конунг будет, и отца своего в величии превзойдет?
- Да, будет - великая судьба Харальду предсказана, коль уж даже Асса не смогла его умертвить, когда всю полноту власти в руках держала, коли уж расправился он со многими врагами, что раньше непобедимыми считались, коли самого Гудбранда загубил! Но все это будет у него, лишь если не останеться в стране нашей христиан мерзких! Но вот и пришли мы.
Остановились оба жреца у дверей в покои кюны древней, постучал посохом Фредрик.
- Помни, Торлейв - нужна нам сейчас помощь старухи, не забывай о том ни на миг...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 12-05-2007, 0:19

(Временно - по просьбе Скальда и вместе с ним)

Отворили гриди двери, жрецов почтенных впуская. Сидела на стуле резном властная кюна, поклоны Асов служителей принимая, а подле нее различил Торлейв Тьодольва ярла, что как пес цепной на гостей смотрел - не удумали бы чего дурного госпоже его. Давно ли таким он стал? Помнил еще жрец, как сам Рагхильде присоветовал его к старухе приставить, чтобы следил за каждым шагом ее да любые попытки власть вернуть на корню пресекал. Верен был Тьодольв матери Харальда, а теперь, выходит, стал Ассе служить? Неужели и впрямь ведьма она, раз так легко верности людской добивается?
- Доброго здоровия тебе, кюна славная, - Торлейв произнес, низко поклонившись.
Власть — даже такая, что тонкой нитью вот-вот ускользнет из пальцев — человеку силы придает. Давно ли в своих покоях старая женщина кряхтела от боли в спине, бранила прислугу и ныла, вспоминая ушедшие здоровье и молодость...
А теперь сидит прямая, гордая, ни взглядом, ни вздохом не выдаст слабости своей. Взор холоден, голос ровен:
— И тебя пусть хранят боги, Торлейв-жрец. Что за забота погнала тебя в наши края и привела на мой двор?
- Забота о нуждах наших земель и людей, которые их населяют. Харальд ушел с войском на север, чтобы новые земли покорить, а про земли отца своего и думать забыл. Кому, как не нам, за порядком здесь следить и от врагов их оборонять? Хотел бы я сказать, что послан конунгом, да не осквернит уст моих ложь. Невестка твоя, кюна, наветов злых наслушавшись, отослала меня, так за службу верную отблагодарив. Но клялся я, что буду владыкам Агдира служить покуда сердце в моей груди бьется, а ныне нет у Агдира иной владычицы, кроме тебя.
Лицо кюны осталось неподвижным, но в глазах промелькнуло искоркой злое веселье:
— Нет у Агдира иной владычицы, кроме меня... и нет у меня слуги вернее, чем ты, верно? Ты, пожалуй, в свое время и в Вестфольд меня расстарался отправить, потому что о покое моем заботился? А теперь пришел, чтобы о давней службе напомнить, которую мне тогда сослужил?
Вздрогнул Торлейв, слова Ассы услыхав, да на лицо злое Тьодольва глянул - тот ведь, стоит кюне слово сказать, пальцами горло раздерет.
- Что было, то минуло, Асса кюна. Все мы можем ошибки совершать, все мы способны неверную сторону принять и лишь потом понять, как не правы были.
- Правда есть в его речах, - замолвил слово за Торлейва жрец верховный, до этого молча на разговор взиравший. - Проросли в сердцах кюны молодой и внука твоего юного зерна травы сорной, что христианством зовется.
— Воистину то горе, если моя плоть и кровь в своей вере пошатнулась! — Голос кюны нарочито дрогнул, как будто сказанное верховным жрецом удивило женщину. (Хотя сказанное не было новостью для старой лисы.). — Если бы я была рядом с внуком, если бы могла направлять его, юного и неокрепшего, по достойным тропам... Впрочем, что говорить о том! Видно, хорошие были у Харальда наставники и советники, коли допустили до такого...
И устремила на Торлейва взгляд, полный суровой укоризны.
- Уж были такие, - с готовностью жрец продолжил. - Харек Волк - вероотступник, Гутхорм ярл да Эйнар, рабом бывший, так рабом и оставшийся, даром что ярлом зовется! Много ли с таких наставников пользы? Лишь беды одни!
При этом, сделал Торлейв вид будто бы он сам все это время и не был конунгу советчиком.
Веселье взметнулась в очах кюны, которая забыла даже про свои хворобы.
— Какие недостойные люди! Вероотступник... бывший раб... да еще я слыхала про какого-то низкого человека, что чужую жену совратить пытался, да невестка моя его на том с позором поймала!
Лицо Ассы вдруг помолодело, даже морщины разгладились. И она произнесла звучно и выразительно:

Кто взносил молитвы
Мьёлльнира владельцу,
Тот с чужой женою
Ворковать не должен.
Пусть своей десницей
Меч в бою вздымает,
А не тянет руки
К баб чужих подолам!

Почернело лицо Торлейва, хотел он было взгляд злобный метнуть на кюну, да поостерегся, лишь взор потупил. Да и что он мог сказать, коли даже здесь уже слухи ходили о попытке его ирландки гордой добиться? Зла на язык кюна, да права - прежде чем врагов очернять да губить, самому от грязи очиститься следует! Чуть приподнял лицо жрец, на Фридрика взгляд бросив да о подмоге прося.
- Не о том речь сейчас, кто с кем утех постельных ищет, - верховный служитель сказал. - На поступки такие сам Фрейр людей направляет, а должно ли богу противиться?
Хотела кюна озорно возразить: мол, что ж Фридрик ей таких советов не давал, когда она помоложе была?.. Но не стала в важной беседе шутки шутить.
— Служителю Тора надо к велениям своего бога прислушиваться, — сказала старуха чопорно, — а не думать о том, как ублажить то копьецо, что от отца в наследство досталось... Не больно-то много было от тебя, Торлейв, помощи моему внуку. Почему ты думаешь, что теперь мне, старой, сумеешь пользу принести?
- Коли внук твой моих советов слушал бы, а не иных советчиков, и пользы больше было бы, а так - вся мудрость моя втуне пропала из-за иноверцев подлых, - затряслась борода жреца от гнева праведного. - Окрутила меня ведовством злым девка ирландская, а они и рады были меня низвергнуть!
— Ведовством? — не сдержалась, скрипнула зубами кюна. – А не ты ли, Торлейв, когда-то честил меня старой ведьмой... а может, и по сей день честишь? Коли ты бабьих чар боишься, нужен ли мне такой трусоватый советник?
- Чар всякий воин боится, когда к ним не готов, да только ныне все обереги при мне заговоренные, - стараясь сохранить самообладание, расшатанное насмешками старухи, молвил жрец. - А нужен или нет тебе советчик, способный рать немалую привести, то сама решай.
Только очень внимательный человек мог бы заметить, как напряглись старческие, покрытые пергаментной кожей руки Ассы на резных подлокотниках.
Вот теперь закончилось глумление над давним врагом и начался серьезный разговор!
— И что ты считаешь немалой ратью, Торлейв? — мягко спросила она.
- Да уж явно не рабов распятого, что с собой Харек приволок, - не упустил возможности старого супротивника очернить Торлейв. - А мужей храбрых да в бою искусных, что нам в помощь твой родич Хардакнут прислать обещал.
Напомнить решил он о том, что к роду датских владетелей Асса кюна принадлежит по отцу своему.
— И много ли их, тех мужей храбрых? — настойчиво продолжала кюна.
- Знамо, немало, - заместо Торлейва Фредрик ответил. - Получал я весточку, что тридцать сотен хускарлов могучих во главе с самим Гормом прибудут вскорости.
Кюна задумчиво кивнула.
— Что ж, Торлейв-жрец, — произнесла она задумчиво, — может, и впрямь мы с годами умнеем... и боги дали тебе возможность исправить глупость, что ты сделал когда-то. Поглядим, как ты сумеешь распорядиться их подарком!
И поднялась с кресла, давая понять, что разговор окончен.
- Всем нам воздасться за труды наши, - изрек Фредрик, склонившись почтительно, а следом за ним в молчании и Торлейв поклон совершил.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 12-05-2007, 2:25

(ну вот собственно и я. Совместно с Тельтиаром)
Оркдаль
____________________________________________
Тяжек был путь воинства Харальдова в краю горном. Всё уже становилась тропа под их ногами, всё неприступнее утёс, возвышающийся одесную и всё глубже ущелье слева. Лишь финский колдун всё так же стучал в свой бубен, да шёл впереди, указуя дорогу. Постепенно войско растянулось в длинную змею, во главе которой шёл финн, а сразу за ним ехал Гутхорм. ЯРл Хрингарики был очень зол. Всё чаще и чаще донимала его мысль, что в конце такого ущелья можно сделать отличнейшую засаду, но он молчал.
Внезапно откуда-то из середины войска раздался крик одного из хирдманнов:
- Тролли! Спаси нас Тор, там наверху тролли!!!
- Воины! - воскликнул Гутхорм, приподнимаясь на стременах и выглядывая мерзких тварей на утёсе. - Бейте мечами в щиты, что есть сил! Звон честной стали отгонит этрих отродий!
Застучали, как велел ярл, хирдманы железом, разнесся звук пронзительный над ущельем - не миновать бы тогда лавины, коли раньше ее звук рога не вызвал бы. Действительно мудрым совет колдуна оказался - ведь коли не обвалился бы снег, как троллей отгонять они смогли бы? То здесь, то там силуэты высокие появлялись над ущельем, следили отродья мерзкие за викингами, да подойти ближе боялись, за утесами прятались, в снегу скрывались, страшил их грохот великий, шум ратевой нестерпим для их ушей оказался.
А затем вопль дикий повис над ущельем, пронзительный столь, что даже храбрейшие из хирдманов уши ладонями закрыли, чтобы не оглохнуть, а стражи конунга телами своими окружили, в плащи запахнули властелина, лишь бы не слышал он пения колдовского. То девочка финская, что с колдуном шла песню свою продолжила, вершины утесов сотрясая голосом звучным, троекратным эхом отразившимся от скал - где-то вдали вновь снега сошли, на перевал опадая.
--Что это было?! - сиплым голосом спросил едва не оглохший и чуть не упавший с коня Гутхорм.
- Девка колдунова вопль смертоносный издала! - Бросил Укси, меч из ножен выдирая. - Дозволь, ярл зарубить его, покуда все наши воины не оглохли!
- У нас на родине так лишь баньши вопят, умерших оплакивая, - добавил ирландец Дуглас, что остался подле конунга по воле Харека. - Не способен живой человек голосом таким кричать!
- Колдовство финское! Колдовство черное! - Хирдманы вполголоса произносить стали.
-- Что скажешь в свою защиту, колдун? - злорадно спросил Гутхорм, одну рука опуская на рукоять меча. а другой берясь за оберег
- А разве не для того конунг меня с вами идти просил, чтобы я искусством своим от троллей вас оберегал? - Тих был голос Сваси и спокоен, но казалось, под маской его улыбка насмешливая таилась. - Или вы думали, что одними своими железками их отвадить сумеете?
--А может и сумеем? - выкрикнул кто-то из хирдманнов. -и вообще, что конунг на это скажет?!
"Мда, Харальд! Вот теперь как хочешь, так и выкручивайся", - подумал Гутхорм, сознавая, что сейчас он ен имеет прав советовать племяннику
Отошли телохранители, позволили конунгу выйти из-за их спин крепких, да все заметили сколь бледен был лик конунжий. С неприязнью смотрел он на финна, припоминал минуты слабости, да тот позор, когда дядя его, точно мальца отчитывал. Хотелось сейчас за все с колдуном поквитаться, голову его рогатую на кольцо вздернуть, а детей ведьмачих бросить троллям на поживу, да только далек еще путь был до Оркдаля и кто знает, удалось бы им одним дорогу найти, коли не будет с ними проводника умелого. Знал Харальд, что порою стоит смерять гордыню.
- Пострадал ли кто от крика этого? - Спросил правитель, в лица хирдманов вглядываясь. - Есть ли убитые, али раненые?
- Нет никого! Живы все! - Кто-то идали прокричал.
- Только Снорри обмочился! - Тут же голос насмешливый послышался.

Кто-то из хирдманнов в голос заржал, Снорри схватился за меч, выискивая обидчика, а Гутхорм усмехнулся в усы. Ох и достанется же теперь хирдманну на ближайшем Сравнении Мужей!
- Будем ли казнить колдуна, конунг? - крикнул кто-то из оставшихся бондов
- А за что его казнить? - Вопросил Харальд, к земледельцу обернувшись. - За то что через перевал опасный нас провел, так что ни один человек не погиб?
-Ну дык...девка его...эта...орёт! - землеройка-бонд совсем смутился, покрснел и едва не отступил в обрыв, но его вовремя удержали
- Девки, они всегда орут, - усмехнулся в бороду какой-то хельд. - Это видать только твоя, колода колодой под тобой лежит.
Бонды присоединились к веселью хирдманнов, а тот, что выступал, приобрёл цвет хорошей свёклы и поспешил скрыться в толпе.
Гутхорм смерил колдуна недобрым взглядом и скомандовал:
- Ну, что встали, словно мёртвые?! Трогаемся в путь воины, конунг жаждет боя!
Усмехнулся чуть слышно Сваси, поворотился от воев агдирских, да дальше пошел, под звуки свирельки тихой. А люди за ним следовали, да все быстрее идти норовили, ибо миновало солнце уже середину небосвода, а путь неблизкий еще предстоял, неблизкий и опасный.
Мерно ступали кони, ведомые под уздцы верными воинами - лишь Гутхорм и Харальд верховыми ехали, остальные же от ярла до раба последнего пешком шли, по дороге петляющей, что то круто вверх восходила, то вновь вниз вела, а конца ей не видно было из-за скал, да снега глаза застилающего, да ветра, почище волков завывающего.
- Что сам-то ты думаешь, дядя, - тихо Харальд спросил, едва лишь чуть шире тропа стала, да возможность появилась рядом с ярлом ехать, а не позади него. - Сумеем мы без колдуна обойтись?
- Пусть выведет на равнину, а там посмотрим. МОжет ещё чем поможет, но вот когда начнёт зарываться, - ГУтхорм сжал кулак с таким чувством, что ясно представлялась кое-чья шея в этом самом кулаке
- О том же я мыслю, - перешел на шепот конунг, точно полагая, что может их финн услышать. - Когда выйдем мы из ущелья, оборви его жизнь. Не по себе мне становиться, как подумаю я о том, что оружие предков ему обещал отдать.
Оборву, не сомневайся, - Гутхорм кинул взгляд на свой боевой нож. - Есть у меня против их племени одно вернейшее средство...
Укси с собой возьми, да Дугласа - у них рука не дрогнет, - повелел Харальд, да еще что-то сказать хотел, как оборвал речь его крик чей-то:
- Тролли! Вновь они!
И действительно - снова силуэты не склонах появлялись, стоило только тропе сузиться, как будто выжидали твари, когда наиболее уязвимо будет воинство агдирской. Забили в щиты хирдманы, но в ответ в них с вершин горных камни полетели.
- Прикрывайтесь щитами!!! - ревел Гутхорм. - Уворачьивайтесь, фнерировы дети! Колдууун!!! Мать твоя -шлюха, где ты, крапивное семя?!!
Да только утонул голос отважного ярла в криках дружиников его - валились камни исполинские, шлема и черепа проламывая, кости круша, да щиты вминая. Ломались телеги обозные под градом этим и люди падали. Кричал что-то ярл Гудмунд, которого конь вперед понес, да поскользнулся на льду снегом прикрытом - и вот полетел ярл в пропасть глубокую.
- Гудмунд!!! - вскричал Гутхорнм, оттаскивая Харальда из под камнепада. - Отступаааать!!! - рёв его перекрыл крики людей - воины услышали своего конунга и отступали из зоны поражения.
- Держаться ближе к колдуну! - распорядился он. - Уж себя-то эта тварь защищать будет!
Стреляйте! Эти твари железа коленого, как огня бояться! - Прокричал кто-то, покуда воины к скале жались, боясь из-под защиты утеса отойти.
- Огня! Огня скорее!
- Стрелы, стрелы доставайте!
Метались воители, кто луки вскидывал, кто самострелы, а кто и просто в страхе воинство охватившем, не понимая что творит, бежал. Казалось не было спасения от обвала горного - еще немного и все они на прокорм чудищам пойдут, да вот запели в ответ камням тетивы звонкие.
Ярл Хрингарики вверил Харальда двоим дюжим телохранителям, а сам схватился за лук и принялся метать стрелы в троллей. Неизвестно, удержались бы воины или нет, но вот, звонкий голос рога зазвучал совсем рядом - это один из хирдманнов попытался оглушить тварей, проталкивая высокий и чистый звук через грохот камней
Недолго еще битва эта жестокая продолжалась, вот раздался рев нечеловеческий с вершины, а затем тело, шерстью покрытое рухнуло всего в трех шагах от Гутхорма. Мог различить он, сколь похож на человека был тролль звероподобный, да клыки его и оскал жестокий, да гримассу боли и ненависти, что стрелой в груди торчащей вызвана была, а после скатилось чудовище к обрыву и исчезло, вослед за Гудмундом отправившись. Не стали другие твари участи такой дожидаться, исчезли их силуэты с вершин горных, в бегство обратились тролли.
Хирдманы же так закричали, победу свою великую отмечая:
- Хвала Гутхорму! Троллиной Погубе!
-Хей-я! - Гутхорм победно вскинул лук и издал боевой клич. Затем он огляделся и скомандовал. - Займитесь раненными! Да побыстрее, храбрецы, ночь близко!
Утих вскоре ветер, да завеса снежная спала - сумели потери подсчитать агдирцы. Три десятка воев сгубили чудища, два херсира погибло, а еще рабов немало, три телеги камни разломали, припасы же, что в них везлись с обрыва упали. А пуще смертей товарищей, страх перед троллями ранил - ведь неясно было, оставили ли горные твари их в покое, или же вновь вернуться.
Вскоре и колдуна нашли, на коленях тот стоял перед кашей кровавой - то тело мальчика на свирельке игравшего камнем тяжелым раздавлено было, так что кости все перемолоты оказались. Недвижим был Сваси, лишь у девочки, что с ним была слезы на глаза выступили.
- Дальше нас веди, финн, - Харальд бросил, к колдуну подъезжая. Тот медленно голову повернул, маску снимая и на снег ее бросая. Скорбь в глазах колдуна застыла. - Или ты желаешь, чтобы мы все участь мальца этого разделили?
- Мой сын погиб, - прошептал финн, поднимаясь с колен. - И ты мне потерю эту возместишь, конунг.
- Скорблю я о потере твоей, но ничего не получишь ты сверх обещанного, - Харальд отрезал. Не ощущал сейчас правитель силы колдовской в Сваси, не способен был больше финн ему волю свою навязывать - видать горечь могущество его подточила. - Дальше веди.
- Как скажешь, конунг, - молвил тот, вновь бубен беря, да вперед идя. Не время было сейчас о павших горевать.
Дальше войско шло с величайшими предосторожностями, но ничего необычного больше не встретилось. Видимо, отпугнули воины Харальда всю горную нечисть от себя, показали местным хозяевам - Боги на их стороне. Арвакк и Альсвинн опустили огненные гривы за западный край земли перед взором Гутхорма предстал последний спуск и равнина за ним...

Сообщение отредактировал Orrofin - 12-05-2007, 21:50

Агдир.
(c Тельтиаром)
Торлейв вышел, бормоча себе что-то под нос
- И что ты там бормочешь? Ты рад должен быть, что старуха тебя пинком под зад не выгнала, а то и похуже кое-что не удумала с тобой сделать .-сказал Фредрик хмурясь
- Да уж, и того достаточно, что вновь посрамила она меня пред воинами своими! - Торлейв отвечал зло. - Ужель мне эту бабу ирландскую до самой смерти поминать будут?
- А ты заставь людей забыть о позоре твоем, сокрыв его великими деяниями, Торлейв, - назидательно жрец верховный молвил.
Торлейв оглянулся? И увидел, что хирдманы, стоявшие у входа в дом, тревожно о чем -то переговариваются.
- Что вас так встревожило, вои храбрые? - спросил Фредрик. - Поделитесь тревогами своими со жрецами
- Гонец новый прибыл, - хельд длинноусый произнес. - Идет от Рагаланда воинство несметное, говорит. Такие дела вот, жрецы почтенные! Не в добрый час, конунг нас покинул.
- Тьодольва зовите, - другой сказал, ко дверям покоев кюны направившись.
- Вот тебе и дело по плечу. - сказал Фредрик, оглянувшись на Торлейва, и глядя на хирдмана сочуственно. - Собирай войско и веди против врагов.
- Только войска у нас нету. Скорее надо слать голубей в Вестфольд, чтобы Асмунду весть передать -пусть всех хирдманов кто есть собирает и ведет в Агдир...
- А где же твои посланники, которые данов привести должны? -спросил Фредрик.
- Я дал им ответ от имени конунга, но несколько дней должно пройти, пока они до Саросберга доплывут. Я бы и к данам срочного гонца послал... Жаль голубей у нас оттуда нету...
- Горазд ты хвастать, Торлейв, а как для дела время настает - так и не готово у тебя ничего, - покачал головой служитель Одина. - А я тебя слушая, уж было поверил, что уже идет сюда дружина датская хоробрая, с бастардом Хардакнутовым во главе. Распоряжайся тогда, к кому голубей посылать, да побыстрее!
Вышел тем временем из горницы Тьодольв ярл, Каменной Башкой прозванный, к жрецам подошел, да так сказал:
- Мниться мне, вы жрецы седобородые не желаете отпор врагам нашим давать?
- Отчего не желаем? -возмутился Торлейв. - Я в первых рядах идти готов с молотом Тора священным
- Уж не с тем ли, что у тебя на груди висит? - Ярл усмехнулся. Видать передалась и ему насмешливость хозяйки его новой. - Много страху нагонишь ты на рати Рагаландские, али же думаешь - не станут тебя, жреца, в самой сече трогать? Кары Тора испугаються?
- Тору молитвы вознести -моя забота. Найдите троих козлов, лучше черных, и четыре барана. Тору и Хеймдаллю вознесем молитвы, чтобы не оставили нас без помощи. А как велика рать Рогаландская на той стороне Галафьорда? И как случилось, что не видел никто, что они новую рать готовят?
- Да уж знали и видели, - ярл возмутился, рукоять меча верного сжимая. - И за подмогой гонцов слали! Да только за все время, что прошло - тебя одного нам, Торлейв, в помощь прислал конунг!
- Меня прислал конунг, чтобы узнать каковы здесь дела, и что для защиты земель агдирских надо сделать. а с посланцем вашим видать разминулся я в дороге.
- Что теперь говорить, что надо было, да как надо было. тут надо решать что делать.-сказал Фрейвид
- А что решать-то? -восклинкнул хирдман. - Раздавят нас вороги, сожрут нашу рать и не подавятся..
- Костью в глотке у них застрянем, - твердо Тьодольв молвил. - Иди, Хольми, люд оружный собирай! Пусть мы числом малы, да каждый из нас по десятку таких воев, что Сульки привел стоит! А ты жрец, готовься - нонче же жертвы обещанные принесешь.
- Погодь, Тьодольв. - сказал Торлейв, -про кость в горле ты это хорошо сказал, и я тут кое-что придумал. Войска пусть собирают, но неразумно их в первой же битве губить.
- Что же ты, жрец, хочешь чтобы ворог деревни наши грабил?
- Именно это я хочу им позволить. Пусть грабят, добром нагружаются, и по деревням расползаются...
- А может для начала им тебя головой выдать? - Ярл вспылил.
- Погоди, ярл - сказал Фредрик, опуская ему руку на плечо.- Нам не воев положить надо, а Агдир защитить. А Торлейв видно хитрость какую-то удумал.
- Он с хитростями своими даже на бабе удержаться не сумел, - бросил воин, да поостыл уже. - Ладно, выкладывай жрец, что на уме у тебя?
- Ведь за добром они сюда идут, чтобы побольше награбить. И торопиться никуда не будут, пока все не вычистят. Оттого мысмлю я, что их задержать нам надо, пока помощь не придет из Вестфольда и от данов. А потому кликнуть всех бондов свободных и ярлов родовитых, чтобы покинули они селения в Западном Агдире до самых холмов, что Западный и Восточный Агдир разделяют. Пусть пограбят и бдительность ослабят, войско свое по деревням распорошат. Тут их и начнут наши воины крушить поодиночке. Только рабов, карлов и вольноотпущенников всех на месте оставить. Пусть Сульки голову ломает, чем и как их всех кормить, нам же забота такая ни к чему. За трэллей каждому бонду и хозяину усадьбы золотом будет уплачено.
- А потому как соберешь войско, раздели его на отряды, чтобы легко они могли собраться, напасть быстро на врага, и скрыться...
А как приграничные деревни захватят, так на каждой дороге капканы и волчьи ямы им заготовить нужно. И в холмах засады устроить, чтобы стрелами их оттуда осыпать, а как подойдут к холмам, уводить своих людей сразу в безопасное место, чтобы снова ударить.
Раз они люди без чести, что на нас таким числом огромным пришли, то и нм о чести сейчас меньше всего следует.
Нахмурился Тьодольв, не по душе ему такой план был, да только даже он понимал, что по иному не спасти Агдир:
- Будь по твоему, Торлейв, так и поступим. - Наконец сказал он.
- Тогда собирай людей, и шли приказ, чтобы люди знатные к нам сюда быстро перебирались, и пусть налегке идут, ничего кроме съестного и обручий с кольцами не берут, и челядь свою пусть на месте оставят. Прибрежные селения им на разграбление оставим, в прочих же тепленькую встречу им подготовить следует. А я пока послания в Сарособерг, Усеборг и к данам отправлю. Если на неделю рогаландцев задержим, то дождемся подмоги и выбьем их назад за Галафьорд.
- Будет сделано. - буркнул Тьодольв. - Только не думай, жрец, что сам будешь в сараях отсиживаться. С нами в бой пойдешь, коли обещал. А не то прокляну тебя.
- Пойду, и молот священный из небесного железа в руку возьму, чтобы врагов им крушить. Нет шлема или щита, который бы удар его выдержал...
- Вот и исполняй то, что тебе делать должно, а я свое дело пойду делать-сказал Тьодольв, и быстро зашагал в гридницу. на хду отдавая распоряжения.
- Иди данам письмо пиши. - сказал Фредрик. - А письма в Вестфольд и в Саросберг я сам составлю. Если Асмунд успел уже на Эйнара пойти... Ты представляешь, чем это для тебя обернется, когда вместо помощи Агдиру, ты ярла на то, чтобы усобицу разжечь направил?
- Я делал то что считал нужным... - ответил Торлейв, понурив голову.
- Я знаю. Моли богов, чтобы тебе и вправду на поле бранном отличиться, и чтобы конунг и его мать про твои подвиги на поле злословия позабыли...
- Да уж буду молить. И десятка козлов на это дело не пожалею... И к Видару, и к Тюру - заступнику обратиться не поленюсь. Благо у нас скотины тут много... И дров для костров жертвенных заготовлено...
-Вот иди и делай. а то говоришь ты больно много, а воз и ныне там...
Торлейв кивнул, и пошел в гостевые покои письмо данам писать...

(и опять совместка с Тельтиаром)
Оркдаль.
_______________________________
Все леса, что у подножья гор были еще дед Грютинга вырубил, теперь же там деревни стояли богатые да поля пахотные. Зазывало богатство такое хирдманов, позабыли они про тяготы перехода, вперед ринуться хотели, да только остановил их ярл, повелел дожидаться, покуда все воинство вернеться - а там ночью темной на селения врага напасть.
Весь Оркдаль ныне перед ними был, точно дар драгоценный - не нужна была спешка более, все одно не поспеет Грютинг людей своих защитить, а коли и поспеет - так то только в усладу агдирскому владыке будет - супротивника в бою честном одолеть.

Смотрели дядя и племянник на владения, что им вскоре принадлежать будуд, да и другие воины взоры свои туда направили, покуда крик слуги тревожный не раздался:
- Господин, колдун пропал!
- Фенриров хвост! - удивлённо и как-то восхищённо что ли произнёс Гутхорм. - Никак почуял чего и удрал! А как же оружие предков наших?! Его он с собой взял?

Бросились слуги к обозу конунжему, весь его обыскали, мечи вострые на земь покидали, топоры да секиры побросали, кольчуги миклагардские перетрясли:
- Не вели казнить! - На колени перед Харальдом рухнул слуга. - Нет оружия того, что ты меня охранять поставил! Всего на миг я взор свой на Оркдаль обратил, а оно пропало уже! Лишь топор каменный остался, что Хрингу Могучему принадлежал!

- Убью!!! - взревел Гутхорм. - Олухи!!! Безголовые чурбаны!!! Да где вы свои глаза пропили, а?!!
- Защити, конунг! Морок на нас нагнал финн! - Взмолились слуги. - Как бороться мы могли с колдовством черным?
- Высечь их, точно рабов последних, - Харальд зло процедил.
--Остолопы!- сплюнул Гутхорм, понимая, что колдуну слуги мало что могли противопоставить. - Харальд, ловить колдуна у нас времени нет. Так что пойдём вперёд. Рано или поздно, он придёт к тебе, и тогды ты у него за всё спросишь!
- Помни, дядя, тогда не медля приказ мой исполни, не желаю я, чтобы и мгновение лишнее прожил он, - вздохнув и успокоиться пытаясь, конунг повелел. - А сейчас, слушай меня, Гутхорм ярл и вы все, славные воины! Перед нами Оркдаль, владения врага нашего Грютинга конунга, что невесту мою отнять возжелал! Так не явим же ему пощады сегодня! Эти деревни и все, что в них есть - ваши! Идете, храбрые воины Агдира, Хейдмерка и Гудбрандсдалира! Жгите, рубите, убивайте! Покажем им, что мы сами вершим свою судьбу и никакое колдовство нас не остановит! Идите и принесите мне победу!
Пламя жестокое в глазах конунга разгоралось, жаждал он отвести душу, да злость за тот позор, какому его финн подверг на иных врагах выместить. В ответ же крики радостные хирдманов раздались, не мешкая они в порядки ратевые выстраиваться начали, да по дороге широкой в долину спускаться.
Гутхорм к грабежу не присоединился.
- Запомни, Харальд, - сказал он тихо. - Единственное средство убить колдуна - это оружие смазанное змеиной кровью. Лучше топор, но можно и нож. Кровь должна быть свежей - это обязательно. Я с собой змейку малую для этого в тайнике вожу. И ты заведи такой же обычай. Если меня в живых уж не будет - убьёш колдуна сам.
- Да уж, то повернее будет, чем обычай христианский колдунов жечь, - конунг отвечал. Улегалась постепенно в нем злость, сходила пелена, разум застилающая - хоть и не был Харальд берсерком, да слишком часто гнев овладевал им, иные мысли оттесняя, но сейчас вновь мог он трезво смотреть на происходящее вокруг. - Иди вслед за воинами, Гутхорм, да проследи, чтобы всех, кто правление мое добровольно примет, не трогали, а иным бежать дай свободно - пусть весть разносят по всему Оркдалю о том, что пришел Харальд конунг с войском несметным вызов Грютингу бросить. Может быть поворотит от рать свою на меня, да не придеться мне самому встречи с ним искать.
- Сделаю! - ответил Гутхорм и направил коня к уже занимающейся деревне

Сообщение отредактировал Orrofin - 12-05-2007, 21:49

Транделаг. Грютинг, Хакон и остальные.
Совместно avarach & DL

Посреди ночи поднял Грютинг дружину свою, шла теперь она тихим шагом, лишний раз стараясь не выдать присутствия своего. Конунг повелел своим воям все железо подогнать так, чтоб не бряцало. Дозоры дальние, вперед послал дорогу дружине разведать, чтоб не встретилось на пути войска оркдальского не одной души. Только звезды на землю свет свой холодный посылая, могли видеть со свода небесного, как подходит войско могучее к имению Хакона. Молча вои шли, тенями черными по зимнему лесу скользили они, только пар вырывался из уст горячих, оседал на бородах сосульками с инеем.
Грютинг ехал рядом с Ярлом своим доверенным и Ахти могучим Йотуном, цель пред собой он поставил тяжелую, с силами невеликими он хотел взять имение Хакона, неприступное ранее. Потому битвы исход во многом зависел от того, как справят наказ его ярл и союзник в грядущем бою:
– Довелось уже раз тебе Торстейн стоять одному в чистом поле против войска Транделага с числом воев маленьким. Снова встать так крепко понадобится, не сумеем мы подойти всеми силами близко к воинам Хакона, тяжела поступь наших хирдманов, перебудит она всех врагов до подхода нашего. Потому возьмешь ты с собой дюжину дюжин стрелков из бондов, те в доспех все одеты в кожаный, подойдете на лыжах к лагерю, что раскинулся рядом с имением. Ждите солнца восхода, не хочу я чтоб говорили, будто татями ночными победили мы Хакона. А как первый луч солнца покажется, тут и дело для вас появится – не давайте ворогу роздыха, бейте всех кого видите, зажигайте палатки в лагере, пусть почудится им, что наслал Рагнарека час. Войско наше на помощь вам тут же двинется, и укрепит ударом единым порыв наш губительный.
– Конунг, что ж я словно безродный бондов одних поведу? Дозволь мне хоть несколько мужей из своих хирдманов взять. А ну как ударит по бондам стажа, ночью покой сберегающая, да побегут они железо у носа почуяв? Нельзя полагаться во всем на подлый народишко.
– Добро, можешь взять всех своих воев с собой, только помни, без шума должны вы к самому краю лагеря подойти, и ударить лишь только время придет когда. От железа грохоту много лишнего, а по ночи морозной звук любой далеко разносится, потому мой совет тебе, путь хирдманы позади всех идут, заодно остановят слабых сердцем.
– Все исполню как скажешь конунг, – ответил Торстейн на напутствие Грютинга.
Теперь к Ахти Йотуну повернулся владыка Оркдаля:
– Бой не так мы свой поведем, как ране задумывали. Ну, да способность в нужде верный путь узреть – вот черта верно дружин водителя отличающая. Нам с тобой самый тяжкий бой предстоит. Войско наше на помощь Торстейну отправится, будет бить ворогов на подходе к имению Хакона, мы же силой своих личных дружин не станем задерживаться, споро выступим к сердцу врага нашего. Сталью проложим дорогу к отнорку, где сердце дружины вражеской спряталось, и вместе выступим против главного нашего ворога, целью нашей голова станет Хакона.
– Ты своих воев в битве оставишь конунг? – отозвался Ахти на слова Грютинга, – Что если рука им твоя понадобится? Дружинники бьются крепче, когда видят на поле знак своего конунга.
– Широко раскидали по полю войска свои наши вороги, в охоте за ними некогда будет дружине знак мой глазами разыскивать. Без отдыха воинам придется сражаться, чтоб сломить любой отпор нам оказанный. Ярлам своим я сказал уже, чтоб бегущих не трогали: побьем Хакона, и моими людьми они станут. Кто в дружину вольется, а кто землю на полях возделывать станет. Ни к чему нам губить тех, кто служить мне вернется.

Час еще оставался до восхода солнца норвежского, когда войско оркдалькое наконец на место вышло указанное. Ярл Торстейн с отрядом своим вперед выступил, осторожно скользили вперед его воины. Провожали их взгляды оставшихся, только долго стоять им не дал голос конунга. По приказу его дружина выстраивалась. Да и то - разве выдержишь ночью зимней просто стоять в ожидании, пусть, хотя и к весне поворот уж идет, не ушли еще хозяева холода? Растянулась змеею войско оркдальское, но к рассвету успело выстроится, потому и увидеть смогли воины как широкой дугой встали люди Торстейновы. Только солнца лучи показались на небе еще просыпавшемся, разом стрелы лучники выпустили, словно темная стая птиц смерть несущих в воздух поднялась, жертвы свои разыскивая.
Тотчас же в войске трандхеймском движенье наметилось. Многие ярлы да хирдманы, верные Хакону, не купились на мысль под одним кровом с конунгом жить. С бондами своими у стен усадьбы ночевать оставались, следя за речами недобрыми оком своим соколиным. Так что паники не возникло. Дело другое, что удалось Грютингу врага внезапностью поразить, и теперь вои его урожай смерти сбирали.
Хирдманы, что с собою Торстейн, взял, тут же бросились добивать постадавших – стража, у костров согревающаяся, первой упала. Разразилось ревом победным воинство Грютинга, битвы славной для сердца желая, да по знаку конунга своего, как весенней воды потоки кинулось.
Славным примером для оркдальцев стал удар ярла Торстейна, мнилась воям уже победа их неминуема. А, ежели привел их к победе конунг, то славную добычу взяли бы тогда дружинники. Да что там «дружинники»! Даже бонды простые: в имении родовом вражьего конунга, сокровища мнились несметные. Вот они – только длань протяни. И надо всего ничего: одолеть только это препятствие, что железом хотело сейчас ощетиниваться.

Меж тем во Хладире самом тоже не спали. Тишину утра оглашали звуки рогов, трубящие сбор. Так что воям грютинговым следовало поторопиться и разделаться со врагами до того, как из усадьбы подмога прибудет.
В лагере воителей Транделага уже вовсю полыхали зажженные шатры, когда средь них появилась оркдальская дружина. Хоть и рвались дружинники вперед, но порядок хранили воинский, дружно строя стеной наступали на ворога.
Впрочем, и вои трандхеймские тоже не зря кашу у Хакона ели. И оборону поставили грамотную, и бились люто, будто медведи разбуженные. Кто встречал шатуна – знает, что нет хуже зверя в лесах, чем не в пору разбуженный косолапый. На знамени конунга из Хладира как раз тот медведь красовался. И нападающие уж успели узнать, что у старого зверя еще есть зубы и когти.
Но так было не вежде, а лишь в тех местах, где битву вели матерые гридни, примером своим бондов на бой вдохновлявшие. В других же местах люд трандхеймский по большей части бестолково отмахивался секирами, сведя бой к сотням мелких поединков. Нападающие воспользовались отсутствием единого плана у воинов Хакона.
Отделился от общего воинства, лишь отряд в десять дюжин числом, но зато весь из сталью закованных хирдманов, тот отряд лишь путь пробивал себе вглубь лагеря, на врага еще не очнувшегося внимания не обращая особого. Бились лишь с теми, кто дорогу им хотел заступить, споро двигался тот отряд к частоколу, Хладир окружившему, благо что пути кружного им не нужно было, впереди цель лежала их. Посреди отряда избранного рядом шли великан молодой и воин в богатом доспехе стали доброй, словно отблески серой стали той полыхали в глазах их холодные.
Как на грех, на пути им попадались сплошь неумехи, которых вои в броне просто сметали с дороги. Так плавает хищная щука среди пескарей. Вои поопытнее видели опасность, но, крепко увязнув в собственной битве, не могли помешать этим ордальцам дойти к частоколу.

- Конунг, на нас нападают!
- Слышу, чай не глухой, - ответствовал Хакон, глядя сурово на запыхавшегося гонца. – Скажи, чтоб гридни мои брони вздевали да перед воротами строились. Впрочем, они и сами то знают – чай, не юнцы безусые, в первый поход засобиравшиеся. Эй, слуги, кольчугу мою да шелом праотеческий быстро несите!
- Мудро ли то, конунг, чтоб сам ты в битве ратился, - дерзнул возразить подоспевший Херлауг. Племянник конунга жаждал отмстить Грютингу за поражение, но, памятуя о прошлой оплошности, стремился осмотрительность сохранить.
- Когда враг у ворот, никто в подполе не отсидеться, - резко ответил властитель. Он понимал, что родич правду гуторит. Впору дивиться: такое с ним редко бывало, чтоб муж сей речи осторожные сказывал. Вон, даже брат его воззрился недоверчиво.
- Не серчай на старца, Херлауг, - смягчил голос Хакон. – Не стану я в первый рад рваться, мысля один всех врагов пировать отослать. Годы не те. Но место конунга – близ боя.
- Правда твоя, мудрый владыка, - склонил голову конунгов родич. Он уж и сам удивился, как перечить конунгу осмелился.
Меж тем слуги достали из сундука конунговы доспехи, да быстро их на Хакона надели. Сжал старец рукоять меча – и будто двадцать зим сбросил.
Твердой походкой конунг Транделага вышел из горницы, сопровождаемый племянниками.
А бой у стен Хладира меж тем разгорался.

Монах перевернул слипшиеся страницы книги, обмакнул перо в чернильницу, и стал писать далее.
Вслед за этим родичи собрали большую рать и пошли походом через Упплёнд дальше на север по Троллиным горам и долинам, и еще дальше на север через Доврафьялль, и когда они спустились в населенный край, Харальд велел убивать всех людей и жечь поселения. Когда населению это стало известно, то все, кто только мог, бежали — кто вниз в Оркадаль, кто в Гаулардаль, кто в леса, а некоторые просили пощады, и ее получали все, кто шли к конунгу и становились его людьми. Так конунг и герцог не встретили никакого сопротивления, пока не прошли весь Оркадаль...

Агдир. Сульки коннунг.
(с Тельтиаром)
Славную рать собрал Сульки конунг, с таким войском можно было не то что Агдир, даже Альвхеймар покорить, однако сейчас хотел он поквитаться за поражения былые со старухой мерзкой да внуком ее малолетним.
На коне в одеждах дорогих восседал конунг, да с венцом золотым на голове, а по правую руку от него Соти ярл, брат любимый находился, кулачищи мокучий сжимая в ожидании битвы скорой. Слева же Кьятви Толстошеий гарцевал в доспехах крепких - пуще брата старшего, жаждал он мести за свой позор недавний.
А позади правителей сорок сотен дружинников одного лишь приказа ждали - через Галафиорд перейти, да на земли агдирский наброситься, обдирая их, точно зайцы кору.
- Вот что я удумал. Негоже нам бояться того сборища жалкого. Пошлите к Ассе посланца с посланием нашим. А пока посланец им будет зубы заговаривать, рубите деревья. и переправу через фьорд готовьте, пока шторм с моря не налетел.
- Прав ты брат, разумно будет отвлечь их, да вид сделать, что не хотим мы войны, а лишь прав наших древних восстановления, - Кьятви кивнул, хоть и желал он голову Ассы от тела отделить да на копье свое нанизать, но понимал, что агдирцы, точно звери загнанные до последнего сражаться стануть.
- К чему нам с ними лясы точить? Покуда гонец твой до них добереться - мы уже всю рать нашу на тот берег переправим! - То сын Кьятви, Торир конунгу бросил. Могуч был Торир и в войске Рагаланда первым берсерком считался, статен и широкоплеч был, да только вот лицом не вышел - длинно оно было, точно у лошади какой и зубы, как у зайца торчали.
- А к тому, чтобы подумали они - стоит ли силе нашей вызов бросать. А уж коли надумают, о пол Агдира мы захватить уже успеем, и многие богатства его в руках у нас будут...
- Все о добыче думаешь, да о богатствах ромейских, брат, - Сати ярл проскрежетал сквозь зубы. - Много ты его сможешь с собой в Валгаллу взять? Лишь слава ратевая не увядает с годами, хочу я топор свой обагрить в крови агдирцев!
- Хальвдан хоть силен был, как волк, а сынок его и ведьма старая тех земель не достойны!
Позвали они парня бойкого, который у жрецов ходил в подручных.
- Ты старыми рунами писать умеешь? -спросил Сульки у парня.
- А как же. Иначе как я заклятья грозные смог бы резать? -с гордостью парень ответил.
- Тогда запиши по словам моим мое послание кюне Ассе. И ей его перескажешь. А чтобы в слова твоих не сомневалась, руны ей дашь. Уж старая ведьма руны всякие разумеет!
Достал парень дощечку, да уголек из костра походного веточкой выкатил. Приготовился повеление конунгово слушать.
- Ассе, владычице Агдира, Сульки -конунг Рогаланда, Ядара, и Южных фьордов здравия желает, и волю свою сообщить хочет. Знаю я, что одаль лишь по линии мужской наследуется, но ждал я долго, но справедливости не снискал. Потому пришел, чтобы сам свое право отстоять. Хоть и ведомо многим, что мужа своего ты сгубила, и владения его захватила не по праву, а сын твой и того бошльше земель захватил без всякого уважения к правам властителей...
Но смерти твоей не желаю, и если вести себя будешь как прежде разумно, мудрость твою и седины твои я уважу. С почетом Агдир тебе позволю покинуть, и имущество из усадьбы твоей с тобой увезти дозвлено будет, и рабы твои и челядь ни в чем ущемеления не узнают. Прочее же все мне перейдет по праву.
Сила со мной идет великая и неисчислимая, и рать твоя малочисленная и не сможет выстоять против моих воев могучих, и зря людей своих только сгубишь, славы никакой не снискав, а лишь проклятия матерей сыновей, своих потерявших, и вдов мужей своих не дождавшихся, и детей чьи отцы под мечами и секирами людей моих вскоре падут. Потому прояви мудрость и не губи людей своих зря. Иди с миром к своему внуку, и да будет мир между нами, как в старые добрые времена".
Старательно руны выводил юноша углем черным, каждое слово конунгово записал, обе сторын дощечки заполнил, прежде чем отложить инструмент свой нехитрый, и властителю поклонился.
- Теперь ступай, и послание мое кюне доставь. А пока вести до нее дойдут, то и сами мы ко двору ее вскоре пожалуем. Скажешь чтобы в гости нас ждала со всеми почестями, и обед на рать мою готовила.
Но не ранее чем ответ она напишет и тебя обратно пошлет
- Сполню все, как следует, господин! Не раз я уже жрецов послания относил, и с агдирскими служителями Асов светлых видеться мне доводилось! - Похвастался парень. - Так что путь знаю я отлично!
- Вот и славно - произнес Сульки, потирая живот. - Тем легче тебе будет им зубы заговорить, и с жрецами ихними по дружески погуторь,чтобы бдительность усыпить ихнюю,
- Да уж, постараюсь я заодно и разведать, что на уме у них, - достал посланец юный нож из-за пояса, стал руны резать, углем начертанные. И видно было, что не терпелось ему поскорее в путь отправиться.
- А вы, волчье семя, не стойте без дела! - Прикрикнул Сати ярл на столпившихся поодаль воинов. - Переправу готовьте! Что встали? Один вам тут радужный мост на ту сторону не перекинет, как ни просите!
Засуетились гридни, начали деревья валить и от ветвей их очищать, и канатами вязать стволы.
А Сати им на подмогу еще людей отрядил, не хотел он времени много на переправу терять - все грезилось ему, как в скором времени будет он агдирских хирдманов рубить, точно дубы молодые. Оттого и стремился поскорее через фиорд переправиться.
Наконец юный помощник жреца руны резать закончил, и углем их обвел, а тем временем хирдманы лодку кожаную соорудили, и на воду спустили. Сел посланник в лодку с двумя , хирдаманами, и стал через фьорд переправляться...
Посмотрел ему вослед Сульки конунг, провел ладонью по перстню с алмазом бесценным, да улыбнулся в бороду ухоженную, благовониями сдобренную. Не сегодня - так завтра станет Агдир его землей, и вновь поплывут корабли груженые в Миклагард, злато да рабов на украшения менять, шерсть и серебро на масла и шелка. Ведь не из тех он владык, что сокровища свои в сундуках хранит, к чему жизнь нужна, коли не можешь себе всего позволить, чего жаждет сердце твое? А роскошь ромейская, сердцу его приятная дорого стоила...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 13-05-2007, 4:36

Сарасберг. Халльвард и Сигтрюгг.

После того, как в немилость Асгаута попали братья, не смели они ему больше на глаза показываться. Сигтрюгг при том обиду затаил на ярла, за то что они и поручения его все выполняли прежде, и сокровища теперь доставили, а он за пустяк какой-то разорвать их был готов. Халльвард же понимал, что сами они в том виноваты были – нечего было кюне все рассказывать, с Асгаутом не посоветовавшись. Но так пахло в горнице ее, так глаза ее прямо в душу глядели, что можно было запросто любую тайну, даже самую страшную, выдать, и любую клятву нарушить.
Новых заданий, чувствовал Халльвард, не получат они более, пока ярл гнев на милость не сменит, а потому можно было от дел отдохнуть. Но для воина отдых есть тренировки упорные, оттачивание мастерства – или же приобретение навыков, еще не полученных прежде. И порешили братья, что несколько дней следующих можно им будет на дворе провести, с оружием упражняясь.
Меч свой новый взял Халльвард, Сигтрюггу же велел у кого-нибудь из дружинников тоже меч взять – у младшего-то брата из оружия только лук был да кинжал, - и вышли они во двор.
- Непривычно-то как, - отметил Сигтрюгг, оружие стараясь поудобней перехватить.
- Ничего, - старший брат ему отвечал. – Давай, защищайся!
И ринулся на того с мечом.
Долго не продлился поединок этот – удалось Халльварду довольно скоро выбить клинок у брата из рук.
- Говорил же я, на мечах мне биться не дано, - с легким упреком сказал ему Сигтрюгг. – Посмотрел бы я, что б было, коли тебе бы пришлось со мной в меткости соревноваться.
Халльвард улыбнулся – он вспомнил, как заставлял его Асгаут ночью в темноте из лука по дубу стрелять.
- Твоя правда, - решил он. – Возьми, в самом деле, лук да стрелы, а я уж один потренируюсь.
Но не удалось ему замысел этот осуществить – отвлекло хельда появление Кьярваля-гонца. Юноша к ним сразу направился, по чему старший из братьев сразу понял – какую-то новость он принес.
- Рассказать я весть пришел, Халльвард-хельд, - обратился к парню Кьярваль. – Помнишь ли ты, как определили меня в отряд твой?
- Помню, как же, - кивнул Халльвард, - Оставил тебя тут Асгаут после того, как письмо ты от Харека Волка привез.
- Харек Волк здесь нынче, в Сарасберге, и старшины войска его тоже, - гонец бывший улыбнулся. – Войско же его там, дальше, лагерь разбило. На три дня он остановился здесь. Не знаю, правда, позволят ли мне в его ряды вернуться…
- Оставайся уж, - нахмурился Халльвард, - все одно Харальду конунгу служить.
Кьярваль пожал плечами.
- Ладно, иди куда шел, - гонец удалился – видно, к своим направился, а к Халльварду же Сигтрюгг подошел.
- Харек – это которого письмо Асгаут подменил? – спросил он брата.
- Он самый. А супруга его, Гиллеад…да ты помнишь, впрочем. А еще помню я, что богу распятому он поклоняется.
- Как бы беды его воины не принесли в Сарасберг…И без того неспокойно у нас бывало, - вздохнул Сигтрюгг, - а тут белого бога сподвижники, да целое войско…

Вестфольд. Гокстад. Асмунд Кровавый и Дунгаль Краснобай

Что может быть воину приятнее, чем кровь врагов его, по лезвию клинка медленно стекающая? Что может слаще быть, нежели вид недруга умирающего, глаз его угасающих? Разве можно променять этот миг долгожданный, когда сталь в грудь супротивнику погружается на что-либо в жизни этой? Так ярл Асмунд считал, и любой, кто перечить бы ему вздумал, недолго бы прожил на свете этом.
Крепка была власть ярла в Вестфольде, любили его хирдманы, любили и боялись, бонды же ненавидели Асмунда Кровавого, ненавидели и боялись. На страхе держалась власть сына Альхейма, на страхе перед гневом его неистовым и перед конунгом, что послал его править в фюльк многострадальный. И пусть требовали и конунг и жрец Торлейв, чтобы умерил он пыл свой в стремлении всех врагов агдирских под корень изничтожить, не было в душе Асмунда согласия с приказом этим. Напротив, жаждал он новой крови пролить во славу богов древних, чтобы текла она по камням священным под ножами жертвенными жрецов седобородых. Скоро уже пойдут войска доспешные в Вингульмерк, скоро кровь христиан подлых рекою польется, и вопли их предсмертные музыкой станут, что усладит слух Высокого.
- Повелитель, гонцы из Раумарики вернулись!
Прервал размышления ярла слуга, поднял на него взгляд мутных, пеленою кровавой затянутых глаз Асмунд, поднялся с трона резного медленно, чуть передергиваясь, по членам затекшим кровь застоявшуюся разгоняя. Долго, слишком долго просидел он в раздумиях в гриднице пустой, и никто не смел к нему входить. И дальше бы не посмели, если бы гонцы не явились.
- И что отец мой говорит? - Ярл вопросил.
- Да разве ж мне то ведомо, господин великий? - Сжался слуга, отпрянул, глаза пряча, хотя был он мужем в летах уже, а Асмунд всего лишь мальчишкой, двадцати зим не прожившим.
- Так зови уже гонца! - Рявкнул юноша, да так, что показалось слуге – еще мгновение, и голову ему отсечет гневный правитель.
Поклонился прислужник, поспешил посланца позвать. Вскорости появился пред очами Асмунда хирдман бородатый с цепью златой на шее да в плаще алом шелковом. Ближним дружинником был он при Асмунде, да только не одаривал его ярл подарками такими, и не припоминал, чтобы были они у него когда в путь по приказу ярловому он в Раумарики отправился.
- Что же, посмотрю я, отец мой тебе дары богатые преподнес, Дунгаль? - Улыбнулся Асмунд, обнял гонца крепко, да за стол рядом с собой посадил. - Ну рассказывай скорее, как он тебя принял, что говорил любезный родитель мой!
С нетерпением ожидал юноша слов посланца своего, ибо лишь от того, как скоро на подмогу ему отец выступить сумеет зависело, смогут ли они с Эйнаром покончить в скорости.
- Нет, Асмунд, то не отца твоего подарки видишь ты, - покачал головой хирдман, кубок предложенный отодвигая. - И вести, что принес я черны для всего рода твоего.
Помрачнел правитель, впился взглядом злым в очи посланца, точно мысли его читать собравшись.
- Говори же, Дунгаль, не томи! С измальства ты отцу моему служил, меня науке ратевой обучал, ни слова лжи я от тебя не слышал. Никогда ты правды не замалчивал – отчего же сейчас боишься мне слово сказать? Али думаешь, зверь я кровавый, что своих друзей дорогих, точно собак христианских смерти лютой предать может? - Распалялся, говоря это Асмунд ярл, вскипал в душе его гнев еще больший, когда он на друга молчащего смотрел. - Так ведь, Дунгаль? Боишься меня, считаешь, что я хуже волка лесного? Кто тебя надоумил? Или худое супротив меня удумал? Отвечай!
Поднял голову хирдман, взглядом тяжелым осадил ярла юного:
- Никогда я, Асмунд, тебя не боялся, и поныне не буду, не за страх, а за совесть служу я роду твоему, как отец мой и дед твоим предками, а потому назад забери слова свои обидные! Горше стрелы каленой мне сердце они ранят!
- Вот как, - проскрежетал Асмунд гневно. - Тогда говори, что за вести принес, сбрось камень тяжкий с души моей!
- Боюсь, слова мои лишь стократ тяжелее камень сей сделают, - отвечал ему Дунгаль, вздохнув. - Нет больше власти отца твоего в Раумарики, лишил его Харальд конунг всех владений в фюльке том, да на место его посадил херсира безродного, коего ярлом сделал. Зовут ярла этого нового Гилли Шесть Пальцев, и был он раньше слугой распоследним у Гутхорма ярла, а ныне сам возвысился непомерно, земли отца твоего себе забрав. От него я и подарки дорогие принял, да заверения в дружбе с тобою и отцом твоим...
- Хорошая дружба получается, коли он земли, мне принадлежащие под свою руку взял, - схватил Асмунд цепь золотую на шее у воина, сорвать ее попытался. - И ты хорош, зачем дары его принял?
- Чтобы не заподозрил он умысла злого, - сжал запястье ярлу Дунгаль, да с такой силой, что тот хватку свою ослабил, цепь выпустил. - Чтобы порешил, что замириться ты с ним желаешь и обиды на него за решение конунгово не держишь. И еще я тебе так скажу, Асмунд ярл, что коли поднимешь ты на меня руку еще хоть раз незаслуженно – на том и наша дружба окончиться, и служба моя роду твоему.
Пересилил себя ярл, смирил гнев в этот миг:
- Прости, друг старый, возьми перстень этот, как выкуп за оскорбления неправые, - так сказал он, кольцо с руки левой снимая. - Но дальше сказывай, все узнать я желаю о Гилли этом. Каковы силы его? Кто поддержать может?
- Слаба его власть в Раумарики, многие люди отцу твоему сильнее служить жаждут, нежели херсиру ярлом ставшему. Так что воинов у него немного, не сдюжит он, коли захочешь ты али Альхейм, землю эту вернуть, прознал я кто на сторону твою сразу перейдет, а кто в стороне от битвы останется.
- Славно гуторишь, Дунгаль, но скажи еще раз – по конунгову приказу он там править стал, в усадьбе, что отец мой своею кровью в бою добыл?
- Истинно так, кто бы его, Гилли этого, добром ярлом признал, коли не указ конунжий!
«Вот она, награда твоя, Харальд, за службу нашу верную! Вот она благодарность за то, что себя не щадя крамолу в землях твоих изводим! Что же, по наградам и служба будет!»
- А что отец мой на это сказывал?
- Того не ведаю я, знаю лишь, что благословил Харальд женитьбу его на кюне Хейдмеркской и ныне Альхейм Смелый лишь в Хейдмерке власть имеет, а то добрая весть.
- Да уж, весть лучше некуда, - неприязненно принял слова о новой жене отцовой Асмунд. Где ж видано это, чтобы мачеха младше пасынка была, да только время вспять не повернешь, свадьбу эту не отменишь уже!
- Терпения наберись, Асмунд, - посоветовал Дунгаль, перстень подаренный на палец надевая. - Послал я Ламби юного к Альхейму, в скорости он вернется с ответом его! Скоро уже получат по заслугам все, кто заслуживает того – распятого рабы, и Гилли, и другие.
- По твоему будь, да только через три дня вся рать моя соберется в Гокстаде – не с руки мне будет распускать ее!
- Так и не распускай – коли соберется войско, то дело ему всяко сыщется.
Мудры были советы Дунгаля, не даром его в дружине Краснобаем прозвали, что мог он в правоте своей убедить и ярла и конунга даже. На том и порешил ярл, что будет вестей от отца ожидать, прежде чем к Вингульмерку рать бросить.

Транделаг. Грютинг, Хакон и остальные.
При поддержке Тельтиара (приношу извинения DarckLight, что не дождался ее возвращения, и один отыграл весь бой)

Подошли уж к стенам Хладирским хирдманы Грютинга, как спросил его удивленно Ахти Йотун:
– Что за напасть приключилась с ворогом? До сих пор не встречали отпору достойного мы, али в войске у Хакона бонды одни да женщины, кто от воев могучих вида бежать готов?
Усмехнулся на те слова Грютинг, отвечал он Йотуну о задуманном им:
– Понишь прежний наш бой у границы? Там ты в бондах плащах с дружиною показали удаль свою молодецкую. Так подумал я, что запомнит про то ворог наш и опять собрал тот же отряд, только в этот раз там пойдут настоящие бонды. Приказал я им выдать кольчуги с гридней Хакона снятые, да одеть плащи подырявее, во главе же поставил хельда могучего, на тебя своим телом похожего. Тот отряд все внимание привлек ворога нашего, бьются насмерть с ним вои Хакона, и причем, только хирдманы. Это я уж заметил как от воинства нашего мы отделилися.
– Так побьют же их почем зря! Разделят наши силы надвое!
– Не побьют! А побьют так не скоро, зря я им что ли броню железную выделил, Торстейн тоже их поддерживать будет с лучниками, продержаться должны достаточно. Здесь отдав бондов жизни, отыграем мы жизнями хирдманов наших, сбережем мы хребет войска нашего. Все, хорош уж болтать, добрались мы до места условного. Начинаем задуманное!
Прокричал своим людям Грютинг слова последние, и под звук железа звенящего, с коня своего на землю сошествовал он. За ним, не отстав ни на миг, со своих коней сошел и великан Ахти и хельд из охраны Грютинга. Лишь троих лошадей с собой взяли в сражение, всю дорогу их берегли от стрелы шальной, прикрывали щитами и собою дружинники. Хитрый замысел измыслил владыка оркдальский, чтоб людей своих поберечь при штурме частокола Хлатирского, захотел он конями его поломать. Взвились в воздух ремни сыромятные, охватили бревно здоровое, острием к небесам заточенные, и пока не очнулись защитники, за свободные концы к коням приторочили. Взвились кони людьми подгоняемые, да рванули с места. могучие ноги свои напрягая, усилием мощным да хитростью брешь в ограде Хладирской оркдальцы сделали. Не давая опомниться воям Хакона, устремились в нее дружинники, во Глове их сам Ахти двинулся, раздвигая ряды ворога своим молотом.
– Дальше рвем ограду отпорную, нужно больше простору, чтоб воям пройти моим! – прокричал дружинникам своим Грютинг. – Лучники, не давайте врагу даже высунуться, никому не дано остановить удар наш стремительный.
Вновь взлетели петли ременные под свирепый рев, на второе бревно их накинули, а потом и на третье, тут и достала коня хельдова стрела вражеская – слишком много уж хирдманов в пролом устремилось, в прореху в защиты стены коней прикрывающей ударил вражина.
Поздно только, проход уж достаточный перед дружиной открылся избранной, и потоком текли в неговоины Грютинга.
– Что с конем? Потеряли мы его? – беспокоясь за друга верного прокричал хельд конунгов.
От владыки своего не отходил он, жизнь его сберечь было дело важнее.
– В ногу заднюю получил он стрелу. Дадут боги, и из боя его мы выведем, частокол он вытягивать только не сможет более, – отозвался гридень под уздцы коня взявший.
– Нет нам времени предаваться унынию! Вперед воины, вы любимцы богов, отдают они вам уже в руки победу, только взять осталось ее! – раздался громкий кличь оркдальского конунга. – Поспешим же к имению Хакона!

– Что там враг? – спросил Хакон выходя уже облаченный в доспех на крыльцо своего имения.
– Конунг, тот отряд бондов в железо закованных, что в спину воям твоим на границе ударил, да не давал из ловушки вырваться, у ворот недалече сражается. Теперь псы эти лучников прикрывают, что напали на лагерь первыми, разор нанеся нам, и теперь они вносят опустошенье многое в ряды бондов наших. Хирдманы твои уж схватились с тем отродьем Локки, да пока оттеснить не удалось их, больно стрелы мешают, и с боков на них наседают тоже.
– Пришло время отплатить им за позор наш, недолго будет их ликование длиться! Дозволь конунг поквитаться с обидчиками нашими, отомстить за обиды нам нанесенные! – взвился Херлауг.
– Не дай нам с честью ходить замаранной, дозволь кровью врага смыть позор поражения! – вторил брату Гротгард.
– Что горячие головы ваши может мне в снегу остудить надобно? Иль забыли коварство Грютинга? Сами головы под железо подставить собрались?
– Лучше уж совсем без головы быть, чем ходить, чтоб на нас пальцем показывали, будто пред крестьянами отступили мы, страх показывая! – продолжали упорствовать племянники Хакона.
– Не про то говорю я, что от врага вам бегать пристало, а о том, что в ловушку вы головы свои опять позасовываете. С вами пойду, посмотрю на этих бондов умелых сам, чего стоят в сече они. Ну а если подлость какую удумал соседушка, то заметить ее я вперед вас сумею.
– Дозволь мне слово сказать, конунг. – молвил младший Хакон следом за знатными воями следуя. И, дождавшись кивка ободряющего, продолжил.
– А если в том и задумка Грютинга, чтоб тебя владыка за ограду выманить? В чистом поле легче добраться будет к тебе.
– От лихого врага вы меня сберегать будете, а за стенами я не стану отсиживаться. Если все отдать в руки Грютинга, разобьет он дружину нашу по частям. Лагерь в поле сильно раскидан наш, не успеть ярлам на подмогу друг другу вовремя.
Так под стягом медведя поднявшегося, выходил из ворот владыка Хладира с дружиною. Своих воинов возглавлявшие, навалились племянники конунга на отряд бондов оркдальских, в железо закованных. Под напором таким не устояли крестьяне Грютинговы, шаг за шагом своих оставляя лежать на земле, отходили они от ворот Хладир запирающих.

За стены городьбы отпорной прорвавшись, не позволил Грютинг дружине своей увязнуть в сражении, а направился вместе всеми воями прямиком к имению Хакона.
– Грютинг! Может оставим кого охранять проход нами пробитый, чтобы было куда отходить нам после битвы в берлоге медведя Хладирского? – прокричал Ахти владыке оркдальскому.
– Слишком мало у нас дружинников, нам нельзя их еще разделять – не с кем будет в гости идти нам. А встречать нас там будут лучшие вои Хладира. А сумеем медведя мы взять, то и проход охранять не будет нам надобности.
Снова двинулись вои в боях закаленные, пробивая мечами дорогу к намеченному, перед самым крыльцом дома Хакона, приказал Грютинг взять в полон кого из слуг вражеских.
– Одного захватите живьем, да сюда мне подайте! Пусть расскажет нам куда конунг их делся. Почему не встречает гостей своих он!
Сполнили воины слово Грютинга, подхватили руками могучими одного из слуг под крыльцо от смерти забившегося:
– Этого конунг спрашивай! Посмотри как трясется весь пред нами он.
– Говори коли хочешь жизнь сберечь! – тряханул хельд за ворот рубахи грязной бонда, – Отвечай, червь перед конунгом, куда делся хозяин ваш?
Холоп в руках крепких обвис, с ужасом он на стяг с козлом горным уставился, отвечал он языком заплетающимся:
– Х-х-хозяин уш-шел, с племянник-к-ками и друж-ж-жиною.
– Куда ушел?! Отвечай сейчас, шлюхи сын!
– С-с-сражаться, во п-п-поле.
– О боги, что ж мы зря прорывались сюда что ли? – со злостью ударил Грютинг холопа кулаком в железо закованным.
Слуга Хагонов с тихим стоном свалился на землю, зубы свои выплевывая.
– Конунг, что делать дальше станем? Долго тут нам не выстоять, наседают на нас со всех сторон враги не добитые?
Кинул взгляд злобы полный на имение Хакона Грютинг и отдал приказ своим воинам:
– Зажигайте все, что успеете и уходим. Нет нам смысла здесь больше задерживаться. Возвращаемся так как сюда мы пришли.
Ярким пламенем впихнула крыша дома хозяина Хладирского, запылали рядом строения.
А оркдальцы стрелы метнув в слуг тушить принявшихся, повернулись и дорогой обратною двинулись, возвращаться труднее им стало, потому как опомнились уж дружинники вражьи, не хотели назад отпускать захватчиков, а в пробитый в частоколе пролом, так вообще, воз успели выставить. Потому лишь уйти удалось оркдальцам, что сражались в дружине той лучшие, не в одном бою закаленные сталью воины. Разлетелся под тяжкими ударами молота Ахти Йотуна, воз дорогу назад преградивший Грютингу.

–Эти что ли вас гнали? – крикнул Хакон своим племянникам.
Бонды оркдальские чуть уже не бежали под натиском дружины Хладира издранной.
– Еще чуть поднажмем и опрокинем их вовсе мы!
– Конунг, в битве той не иначе как к колдовство черное против нас Грютинг выставил, – отозвался Гротгард, – только сегодня сам Тор нас хранит от него! Не под силу полому Грютингу повторение прежнего!
– Колдовство или нет, применил наш сосед, мы узнаем потом, а вот знаков личных его я не вижу во поле, – отозвался владыка земель Транделага, взгляд свой в полки устремляя вражеские, – чует сердце мое не спроста это. Что же удумал Грютинг свершать? Ведь разделим дружину его мы сейчас надвое и побьем по частям.
– Конунг, пожар! Дым из Хладира! Имение твое полыхает! – словно на тревогу в сердце засевшую отозвался Хакон меньшой.
– Вот сосед, Локки выкормыш, со спины зашел! Обманул нас! Поворачиваем, враг измыслил подлый удар для нас, нужно выбить его из домов наших!
Развернулись гридни хладирские, да назад устремились в воротам своим. Бонды Грютинга, истекавшие кровью, сил преследовать их не имели, да и желания вновь заратиться с воями от Одина не хотели вновь. Разошлись постепенно два воинства, отошли отдых дать после боя себе.

Сообщение отредактировал avarach - 14-05-2007, 13:50

Сарасберг. Оттар Рваный, Асгаут ярл и другие.

Причалили корабли, один за другим, да так много их было, что у пристани на всех места не хватило, пришлось многим просто на берег заснеженный драккары выволакивать, дабы не унесло их, буде шторм случиться.
Сходили с кораблей послы конунжие с Оттаром во главе, да встречал их Асгаут ярл и другие люди знатные. Радовался ярл, глядя, сколько воинов статных привел с собой херсир, и велел угощение всем тащить, сам же Оттара на беседу повел, слугам приказав вендов принять как гостей дорогих и ни в чем им не отказывать.
- Что же, добро смотрю я ты наказ Харальда справил, - так речь начал Асгаут ярл. - Не посрамил ни конунга, ни державы нашей, ни памяти Вемунда Угля, в битве с разбойниками морским голову сложившего.
- Отомстил я за Вемунда, ярл, - с улыбкой Оттар Рваный отвечал. - Обратно когда плыли мы, с кораблями Торира Собаки столкнуться нам довелось и ни один викинг из схватки той живым не вышел, конунга же морского разбойного сам я копьем насквозь проткнул, дабы не повадно было никому берега наши разграблению подвергать!
- Славное это деяние, много пользы содеял ты для адира убийством этим, ведь был Торир Собака самым жестоким из конунгов морских, - похвалил херсира ярл молодой. - Будет тебе награда достойная, и воев твоих не обделю, уж поверь. Теперь же о посольстве своем поведай мне.
И рассказал Оттар ярлу все, что приключилось с ним - и о гибели Вемунда геройской, и о перебранке с саксами, и о торгах в Хадебю-городе, и о том, как венды принимали его гостем дорогим, и о битве с пиратами безжалостными. Ничего не сокрыл херсир, а после сам спросил:
- Скажи мне вот что, Асгаут - вижу я нем места людям моим в Сарасберге, заняты все дома воями, но что за войско стоит лагерем у селения? Чьи корабли там, точно жилища поставлены?
- Харек Волк то, из Хейдмерка возвернулся с победой, да у нас остановился дня на три, - неприязнь какая-то в голосе Асгаута просматривалась, и ее сумел уловить Оттар. - А после в Ранрики пойдет он, конунгов морских в хвост и в гриву гонять!
- Почему же тогда говоришь ты о нем со злобой затаенной, добрый ярл? Разве не достоин герой этот восхищения за подвиги его прославленные?
- Оттого крепнет неприязнь моя к нему, что отрекся он от богов наших...
- Только и всего? - Удивился херсир, взглядом непонимающим на ярла глядючи. - Да разве ж есть разница молоту али кресту молитвы воин возносит, если сражаеться он за властелина нашего Харальда? Вон со мною венды - вои свирепые и мужественные, хоть и не нашей они веры, но я за честь почту плечом к плечу с ними биться!
- Молод ты еще, чтобы в делах подобных разумение иметь, Оттар!
- Всего на зиму одну я тебя моложе, ярл! Вместе мы росли и до момента этого я тебя мудрым мужем считал, а сейчас гляжу и диву даюсь! Харек Волк на службе у Хальвдана первым средь ярлов был, и повсюду славу стяжал, а ныне звезда его еще ярче разгорелась - неужто, скажешь ты, лишь от того, что железку себе на шею он надел, крестом называемую, все заслуги его потускнели в миг единый?
- Придержи язык! - Асгаут проскрежетал, кулак тяжелый сжимая. - За то одно, что ты рать великую в Сарасберг привел, не стану тебя за слова дерзкие наказывать!
- Колет глаза правда тебе, ярл Асгаут, - покачал головой Оттар Рваный. - Был воин достойный ты, а чем теперь стал? Кто разум твой во мрак погрузил, ответь мне, как другу давнему?
Вздохнул Асгаут, взглядом тяжелым одарил херсира, да не ответил ничего. Благо подошли они к дому ярловому, а потому впустил друга Асгаут, да за столу усадил.
- Трапезу со мной разделишь?
- Что-то не лезет мне сегодня кусок в горло, - отказался Рваный, все же на скамью усаживаясь, да глядючи, как хлеб с молоком парным ярл есть.
- Из-за Харека? - Хлеба ломоть проглотив, вопросил Асгаут.
- Да, дозволь лучше мне с ним и воинами его вместе в Ранрики отправиться - с пиратами у меня разговор короткий, сам знаешь, так что добрую службу сослужу я конунгу, коли с ними на борьбу силы свои брошу.
Стиснул пальцы ярл, да бросил:
- Нет, не будет тебе на то дозволения. Венды твои для другого дела надобны!
- Тогда забирай вендов! У них свои полководцы есть - Славомир и Ратибор, конунга их племянники, а меня отпусти!
- К чему тебе это? Зачем с Хареком-иновецем идти ты желаешь? Разве ж не видишь, друг старый, что я тебе иную судьбу, много славнее уготовить мыслю!
- Отцу моему Харек жизнь спас в свое время, а мне долг этот вернуть положено, - вспылил Оттар, из-за стола вскакивая. - Или должно мне заветом отца пренебречь?
- Опомнись! Сгинет Харек и тебя за собой утянет! Забудь обеты, ему данные - он сам от веры отступился нашей!
- Быть может он и отступился, да я пока еще клятв не преступал в своей жизни, и преступать не желаю!
- Прочь убирайся, Оттар! Награду свою у ключика получишь! - Так бросил Асгаут ярл в ярости. - Коли так смерти ищешь, так иди к Хареку и служи ему, может сам станешь слугой рабу распятому!
- А хоть бы и так! Не слышал я пока, чтобы зла кому христиане причиняли, али не по совести бились, а про то как Торлейв жрец богам служит вся пристань судачит, хоть уши затыкай! Прощай, Асгаут ярл, был ты мне другом, да вижу я - многое изменилось! Не нужна мне награда от тебя, хирдманам мою долю отдай!
- Прочь ступай, Оттар! Ибо если вновь на пути моем попадешься, спор наш не слова, а мечи решат!
Ушел из дома ярлова Оттар Рваный, лишь дверью хлопнул. Отправился он к людям своим, новости последние узнать, да тому подивиться, что Гуннар Одноухий, что к Хардакнуту послом отправлен был не возвернулся до сих пор. Другие же вести лишь уверенность его укрепили в том, что принял он верное решение, когда с Асгаутом ярлом ссору завел - слишком уже неприятно слышать было Оттару о том, как пытались Харека благородного очернить жрец и ярл, да как Торлейв над женой его насилие совершить хотел. Простился после этого с соратниками Оттар, сказал им, что пути их расходятся отныне, и следует им в Сарасберге оставаться, а ему путь лежит в Ранрики. Лишь Сельви верный пойти с херсиром желание выразил, да отказал ему в просьбе этой Оттар, напомнив что невесту привез хельд из Хадебю, и не след ему с девицей расставаться сразу же, как на землю с корабля сошел. Зато когда уходил Рваный, Буревой венд ни слова ни говоря за ним последовал. Так и пришли они оба в лагерь Харека Волка.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 14-05-2007, 18:50

Гаулар
Совместно с Тельтиаром
Тянулась вереница дней, один на другой похожих, да тяжкой работой наполненных - разве о том мечтал Альвир, чтобы мешки тяжелые таскать, да повозки разгружать на подворье Аудмунда купца, когда от отца ушел? Да только человек располагает, а норны нити судьбы по своему плетут. Лишь Аудмунд каждый вечер поговаривал, что скоро новости из усадьбы ярловой принесет. В один вечер Альвир не выдержал, поймал Аудмунда да грозно спрашивает:
-Доколе я буду на тебя лошадью валовой работать? Где вести с усадьбы?
Отбросил дланью крепкой руки скальда купец, и молвил в ответ ему:
- Думаешь легко это, в домину ярлову попасть да разведать что к чему там? Есть у меня там человек верный, но ведь прознают, что для тебя вести отсылает он - с него голову сыновья Тощего снимут!
Скальд помрачнел, но в ответ ничего не молвил. Вышел вон из дома купца и сел на порог. Задумался крепко он, так что и не заметил фигуры, что в дом шла.
Тем временем гость поздний мимо юноши пригорюнившегося прошел, да в горнице исчез, а вскоре позвал скальда Аудмунд в дом. Подскочил Хнува как ужаленный да в дом прошел.
-Ну что? Он ли?
- Да уж знакомься, - толстяк произнес, рукою на мужчину низкорослого указывая, что сидел кашу с хлебом за обе щеки уплетал, да столь споро, что крошки в бороде его курчавой оставались. - Это Арни Козий Рог, он у ярла служит.
-Альвир Хнува. Мне Аудмунд говорил, что вести ты принести должен. Нет ли вестей с дома ярлова у тебя?
Альвир глядел на Арни взглядом полным надежды.
- Есть, да вести те тебе известны поди и без того, - гость отвечал, бороденку почесывая. - Даже не знаю какая тебя обрадует больше - та, что девка по тебе днями и ночами вздыхае, или та, что сыновья ярловы с тебя шкуру живьем спустить жаждут, а потом в прорубь студеную тело твое кинуть.
Впечатление первой вести было столь велико, что на вторую он даже не обратил своего внимания.
-И как же до красавицы добраться можно? Минуя братьев-то ее?
- Вестимо, что сложно то будет, но я пособить могу чем. Бабка, что за Сольвейг приглядывает мне теткой родной приходиться, - так Козий Рог сказывал. - Так что за мзду малую все как велено сделает. И мнится мне, что поначалу стоит тебе весточку деве ясноокой передать, чтоб знала, что жив ты и любишь ее все так же крепко.
-Эк! Да ты в этом прав! Весточку ты-де передашь? Али бабка твоя?
- Там видно будет, да сначала я бы хотел...
Аудмунд ладонь широкую в кошель запустил, да монеты на стол положил медные:
- Этого тебе с лихвой хватит, плут.
- Конечно, благодарен премного, - тут же согласился Арни, монеты в ладонь сгребая. - Так что передать Сольвейг красавице?
-А вот что…- призадумался Альвир.
Син нарядов вижу,
Лишь глаза смыкая,
Знай и ты, что рядом
Скальд с тобой тоскует!
Властный ярл погубой
Смертию грозится,
Но мечи не сломят,
Воли скальда гордой.
- А вот что я тебе скажу, сказитель, - отвечал ему Арни. - Словеса такие мне не по нутру, так что могу и перепутать, ты на дощечке рунами вырежи их, а там уж я послание твое передам девице.
Хнува в миг управился с заданием ему заданным и с счастьем на челе отдал Арни дощечку.
-Смотри мне. Чтоб никто боле девицы не видел ее. Я хоть и скальд, но топором не только дрова рубить умею. – Пригрозил юный скальд тому.
- Да мне ж первому голову снимут, коль прознают, что вам помогаю, - отпрянул слуга ярлов, дощечку за поясом пряча. - Все сполню, как требуется. Уж поверь!
- Смотри, ужо, - кулаком Аудмунд пригрозил. - Хитрить вздумаешь, порублю, как свинью, а после продам на базаре!
-Ну гляди! Эх, Аудмунд, ну и угодил ты мне. Коли не ты, и не знаю что бы и делать мне с ярлом, да любовью моей!
- Благодарить после будешь, скальд, - купец отвечал, едва лишь дверь за Арни хитрецом затворил. - Когда злато в кошеле твоем зазвенит, тогда и буду от тебя благодарности принимать, а покуда иди спать ложись. Завтра быть может получишь и от любимой своей весточку.
Счастлив Хнува был, как, пожалуй, никогда. И ночь всю грезил он о том, как дева юная послание его прочитает, да как он потом с нею встретится да обнимет крепко-накрепко. До полуночи не мог глаз сомкнуть юнец, да ночь таки взяла свое, погрузив его в мир сладостный, только там мог Альвир встретится с ненаглядною своей.

Сообщение отредактировал Каиливи - 14-05-2007, 20:08

(Больше на мой тупой мозг ничего не пришло...)

Встал Сельви с постели и прошелся на улицу. Не видал он смерть братову, славну смерть, за него смерть. Посмотрел он на мертва брата да и произнес горестную думу свою, из уст вылившуюся словно раскаленный металл...
-Прости Грик, прав ты был, жизнь за меня отдал. Не на поле боя, но за брата по крови родного... И умер ты с оружием. И на руках и на спине. Жил ты как свирепый воин, погиб как славный малый. Пусть видят все тебя. Пусть похоронят в земле святой, не достойной шага смертного. Да заберут тебя валькирии в Вальгаллу... - он возложил Грика на плечо и понес его туда, где великий Неккви восседал на троне.

Белым туманом встретила его предрассветная заря. Он шел без устали, пытаясь донести славного Грика, не пощадившего живота своего для брата своего. По пути его встречали взглядами, ими же и провожали, но он не обращал на то никакого внимания и шел, неся на ключице успевший остыть труп.

Неккви решился отдать трон внуку, а сам идти с послами друже своего не менее славного, и за то другу своему поручил передать Сельви указания, приберечь его от зятя подлого, Хунтьова…

Принес было хладное тело Грика к трону, как пришел ярл знатный из рода ближнего и поклонившись Разрушителю, речь таковую вымолвил:
-Великий Сельви. Радость моя безгранична, твой дед, великий государь наш Неккви ушел с друзьями к союзникам нашим, братьям кровишным, милым сердцу нашим, сказал он на прощанье, вымолвил: Теперь нарекаю я внука своего государем Мера, ежели вернусь, не буду тревожить слова своего и будет дальше внук мой царствовать на троне моем. А волку – зятю, подлому Хунтьову, смерть мою надумавши, ни сказать ни слова, ни трон дать. Так что, властвуй, честный воин, заслужил ты эту честь, разбивши оркнейцев. О… Прости… Я вижу ты в печали. Погиб великий воин. Что прикажешь?
-Похоронить со всеми почестями…

Тинг разъехался, все разъехались по домам, и Сельви остался в полном одиночестве…

Оркдаль. Харальд конунг.
Тельтиар&avarach

Агдирское воинство, подобно бурному потоку обрушилось на оркдальские селения, сметая их, оставляя за собой лишь чернеющие остовы домов, мертвые тела и выжженную, вытоптанную сотнями сапог землю. Но после, поток этот распался на десятки малых ручейков, медленно охватывая все владения Грютинга конунга, так не вовремя оставшиеся без защиты своего властелина.
Ни дня лишнего не давал на отдых воинам своим Харальд конунг, словно стремнина речная, пересекала армия его несметная Оркдаль, в деревнях народ смерти лютой предавая, девок и женщин насилуя, стариков и детей убивая, никого не щадя из тех, кто воспротивиться правлению Харальда вздумал бы.
Сотни дымов, словно костры погребальные оставались в селениях разрушенных, плач и стон над Оркдалем возносился, никогда еще владения эти подобного разорения не ведали, да не защитили на сей раз горы людей, и не было рати сильной, способной отпор дать. Слишком внезапным оказалось нападение агдирцев - пришла беда, откуда не ждали! К утру уже восемь сел предгорных огню и мечу разгоряченные и озлобленные хирдманы Харальдовы предали, калеча и убивая, десятки пленных беря и в рабство людей свободных обращая. Где были бонды вольные оркдальские, нынче рабы адирские бесправные стали. Веселились во здравие господина своего хирдманы, хребты пленным ломали, да сапоги лизать детей малых заставляли в знак того, что признали они правление конунга нового. И не мог Гутхорм ярл людей своих остановить, прервать кровавое веселие это, ибо жаждали силу свою и удаль показать гридни, после того как в горах заснеженных от троллей страху натерпелись, да и безнаказанность чувствовали они - не видели, чтобы хоть кто мог отпор им дать.
А весть о приходе воинства числом великого, да жестокостью славного уже летела по Оркдалю, по усадьбам ярловым да подворьям бондов богатых, и каждый за оружие брался, дабы врага грозного встретить, ибо не желал никто добровольно ни с добром нажитым, ни тем паче с жизнью расставаться.

Хоть и быстро гнал конунг агдирский войско свое вперед, только весть черная о его нашествии опережала его вместе с птиц до мертвечины жадных, с дымами деревень огню преданных, а потом и люди от лиха спасавшиеся весть о ней приносили. Тородд Хромой, ярл оставленный Грютингом управляться с землею пока тот в походе искал мести и славы, принимал гонца от границы прибывшего когда полночь еще заступала в права свои:
– Ярл, войско вражее в силах тяжких вошло в наши земли! Ведовством они черным обошли нас по владениям троллей горных! Словно снега лавины обрушились сразу на несколько бондов селений! Нещадят никого, бьют бондов простых и хирдманов, а кто встретит с оружием их, так тому и спины ломают, хребты вырезают живым! Стариков не щадят! – из последних сил голосил вестник, в корчах на полу упав, перед Тороддом и гриднями, что при нем состояли в охране.
– Суще жалкий холоп, – процедил слова ярл сквозь зубы. – Кто напал на владения наши? Знак на стяге там был какой? Сколько воев привел в дружине захватчик? Не бывало еще чтоб сквозь горы прошло многолюдье зимой. Смерть те пути стережет, пуще войска любого.
– Истинно тебе ярл говорю, напасть та спустилась с гор, а число им тьма. Как пошли они на нашу деревню, так меня сразу послал староста со словом к тебе о границе нашей порушенной, коня выделил из хозяйских. Не успел я на полет стелы ускакать, как огнем загорели дома наши, а в дороге я видел еще семь селений пламени преданных - все соседи наши ближайшие. К каждой шла дружина немалая, не видал я столько воинов в жизни своей, а отец мой в дружине конунга хаживал. Все под знаком волка на полотнище красном на стягах шли.
– Не достойный ты сын своего отца, коли так от врага увиденного корчишься. Уйди с глаз моих.
Утащили гридни за руки холопа от страха бившегося, проводил его взглядом задумчивым Тородд Хромой, да приволакивая ногу в боях былых переломанную к столу подошел дубовому.
– Принесло печали, Харальд в гости пожаловал, а хозяина дома встречать его нет, – признес ярл мысль свою думая, – гонцов нужно слать. Со стрелой, чтоб всех собрать кого сможем мы, да до конунга нашего, пусть домой поторопится, пока цел тот дом стоит.
Не взошло еще солнце красное, как отправились в путь вестники ярлом отправленные, поспешали к соседям своим с черной вестью о Харальде, призывали прийти для сил единения к усадьбе конунжьей. С вестью конунгу гонец позже выехал, потому как в письмом изложил Тородд ярл вести тревожные. За заботами срочными, не сомкнул он глаз до рассвета багряного, словно крови большой предвестника. По утру же отправил людей он своих: бондов и даже хирдманов, в лес деревья рубить, городьбу чтоб усилить отпорную.
– Мыслю я, что народу к нам явится, не поместятся все они в усадьбе конунга, а чтоб подло в спину нам враг ударивший, не сумел подойти к ним с битвой невозбранно, окружим мы место для воев наших городьбой новосрубленной. Не ленитесь деревья покрепче рубить, в силе стволов их упрятанной, жизней ваших защита надежная будет. Закипела работа в усадьбе с утра раннего, коль мужчины оплота строительством занялись, долей женщин стало смолу для растопки подтаскивать, да каменья с гор приготовленные. Дорогим для врага усадьбы конунжьей будет взятие.
– Хоть остался нам от конунга нашего частокол возведенный вокруг имения, только мало там места всем, оградим мы еще лагерь воев на зов мой откликнувшихся. На холме поставили предки имение, в холм труднее бежать захватчикам, а на встречу им мы вобьем колья острые.
Вереницы бежан, словно ручьи, в реку вливающиеся, стекались к имению Гритинга с мест своих Харальдом сорванные, поражали рассказы их жестокостью агдирцев чинимою над всеми, кто попадался им. Ярлы немногие, в поход не пошедшие с Грютингом, поднимали дружины свои, забирали бондов оставшихся, всех под чистую под стяги свои забирая. Стали запас, в оружейнях хранимый, до сроку свет увидал в час лихой – припасенное ране доставать без остатка, время пришло. Весь народ, что желал жизни свои защитить, уберечь хоть себя, не имущество, днем и ночью стремился к Оркдалю, словно защиты ища у покинувшего их конунга.

Два дня с изликом изрядным минуло с той поры, как спустилось с гор воинство Харальдово. Опустели деревни Оркдальские, вытоптаны были нивы плодородные, напуган и озлоблен люд. Вновь стекалось распавшееся было воинство агдирское, в единый кулак все пальцы собирались, к усадьбе конунжей подходя. Пусть устали воины с дороги, пусть почти не давали им ярлы и херсиры отдыху, но все знали они, что как падет усадьба головная, так все владения здешние им принадлежать будут, без боя покорятся захватчикам отважным.
Ехал Харальд конунг поперед войска, а по правую руку от него Гутхорм, по левую же Аудун Плохой Скальд, да позади, точно волки лютые - Укси и Дуглас, в каждом врага видючи, в каждом угрозу властелину своему высматривая.
На высоком холме Усадьба Оркдальская стояла, частоколом крепким окружена была в два кольца, да поперде этого еще колья свежие нарубленны были - видать готовились защищаться оркдальцы.
- Смотрю я, не желают они головы склонить, - Харальд произнес. - Неужто думают, что отступлюсь я от своего?
- Велел я всем нашим воинам сказывать, что лишь тебе подчинившись, жизни свои сберегут они, - отвечал Гутхорм. - А значит свой выбор они сделали. Эй, воины, ко штурму готовьтесь! Велика рать у конунга Грютинга, да нашей втрое меньше она!

– Идут! Идут! – Замахал над головою своей веткой зеленой мальчишка с дерева, за подходами следить поставленный, товарищ его в пару с ним в дозор пошедший, тут же костер сигнальный запалил своим весть подавая. Заклубился дым седой от травы сырой в костер брошенной, о враге извещая воев в усадьбе о подходе войска агдирского, и мальчишки, врага не дожидая, бросились под защиту своего воинства.
Враз тревожно рога запели за частоколом вновь перед лагерем срубленным, оружались и гридни и хельды, занимали места им указанные. Хоть внезапно было вторжение Харальда, но окружные земли, поведением врага в своих землях напуганные, отдали всех под чистую воинов, лишь далекие от имения земли не успели прислать своих ратников. Зло их лица смотрели навстречу захватчикам, много уж о ярости воинов Харальда говорили бежане спасшиеся. Потому и пощады не ждал от врага никто.
– Хорошо, что лесом сырым ограду мы выстроили, не сумеет зажечь ее Харальд стрелами, а порыв его воев губительный, остановим мы полосою засечною. – покосился на острия бревен ко врагу острием заточенных.
– Только мало нам времени дал подготовиться ворог наш, хоть успели мы полосу ту поставить, да редка она слишком. Все решиться стойкостью ратников, – отозвался ему хельд доверенный.
– Маловато у нас добрых хирдманов, ну да бонды нынче за шкуры свои сражаются, знают что не отпустит живых их агдирский пес, страх им сил придаст и ярости. Велико за собой Грютинг войско взял, тяжело ему будет всех прокормить, приказал я сжечь все дома вокруг, а припасы из них либо к нам принести, либо спрятать в лесах. Если сможем мы устоять первых брани дней, то придется щенку разделить своих, чтоб не померли они с голоду, как обычно пойдут с грабежом вокруг. Ну а там и конунг наш явится, защитить ему от отцов доставшееся. Попадет войско Харальда межу двух молотов, отольется наглость захватчику - продержаться лишь нужно нам, – продолжал свои мысли Тородд Хромой. – Ну да ладно, то дело дальнее, сейчас нужно свершать насущное.
Сжал в руках свой могучий лук ярл и к воротам отправился, проход в сердце лагеря их запирающего. Заслонили его и бревнами, и телеги вперед выкатили, только все одно без защитников, не продержится укрепление долго.

- К бою готовьтесь, воины, - так конунг повелел, едва лишь выстроилось воинство его на расстоянии полутора полетов стрелы от усадьбы укрепленной. Широко поле раскинулось, повырубали лес бонды оркдальские, чтобы частокол свой достроить, а потому был простор агдирцам, в кольцо стали сжимать они усадьбу. - Ныне враг наш всю ярость агдирскую изведает на шкуре своей!
Вознесли молитвы двое жрецов с головами волчьими, в жертву богам птиц трех сожгли, да обещали после боя куда обильнее подношение сделать, коли доведется домину грютингову захватить. Поднимали щиты дубовые, кожей обтянутые да железом окованные хирдманы, толпились за их спинами бонды-ополчены, оружие в руках сжимая - каждому приятственно было землю чужую разорению предавать, да поруганию.
Гутхорм над войском ныне начальствовал, на коне могучем вперед выехал, лук поднял тугой, да натянув тетиву пустил стрелу свистящую в небеса синие. Услыхали знак условный вои, на приступ ринулись строем прореженным, дабы меж колий пройти всем удалось, да стрелы залпом кучным многих поразить не могли. Наступали хирдманы с кличем боевым, а вослед им стрелки шли, останавливаясь для того лишь, чтобы по врагам выстрел дружный сделать, и дальше бежать. А следом за лучниками рабы бревна тяжелые несли, железом обитые - ворота выбивать, частокол ломать.

– Эх, жаль что волчьих ям ненарыли, – глядя на ворога на штурм пошедшего бросил Тородд Хромой, – не дал нам ворог на то времени.
– Не спать, лучники! Бей! – громыхнул ярла голос над полем брани.
Взвилась в небо туча стрел черная, закрывая собой свет солнечный и упала на воинов Харальда. Хорошо тому кто доспех прочный взял, да щитом надежно укрылся, только густо послана смерть колючая была, а подъем к частоколу ухабистый, потому и падали наземь бонды Харальдовы, щит на мгновение сдвинувшие. А у самой стены отпорной, уже ждали чаны с варом под горячим огнем бурлящим. Опрокидывали именья защитники на первых хирдманов, добежавших к оплоту, черпаки со смолою кипящей.
– Зажигайте смолу, пусть огня хлебнут гости незваные! – прогремел опять голос ярла Тородда.
И по слову его змеи огненные полетели вниз на штурмующих, раздались знаком добрым защитникам обожженных захватчиков крики. А во след смоле уж и копьями упирались в напавших оркдальцы, кровь смешалась с смолою и снегом перекрасив его в цвет причудливый.

Где от стрел гибель находили, где от копий харальдовы люди, а где и пламя жизнь их в мучениях жестоких обрывало, да на сей раз собрано было воинство конунжие не из лапотников, меч впервые в руки взявших - весь цвет Гудбрандсдалира да Хейдмерка, Вестфольда и Агдира привел с собой Харальд сын Хальвдана. Отпрянули от смерти горящей хирдманы, кто упал споткнувшись, кто на ногах устоял, кто на щит принял варево общигающее, да не спасали щиты, кожа лопалась, сталь плавилась, дерево вспыхивало ярым пламенем.
Отступили воины, щитами заслонились, лучников укрывая, да дали залп ответный стрелки харальдовы - все одно частокол новый, недавно построенный не плотно подогнанн был, виднелись бреши в нем. Вот и стреяли, стрел не жалели агдирцы.
- Зря ты людей на приступ послал, племянник! Смотри сколько хирдманов славных положим в битве этой направсно! - Укоризненно Гутхорм сказал.
- А коли отказались бы мы от штурма, осадой долгой встали бы - тут и Грютинг бы подоспел, зажав в тиски нас! Нет уж, пусть к пепелищу, а не усадьбе своей возвращается!

– Отступили песьи прихвостни! – ликовал Тородд Хромой вместе с дружиной своей. – Так ступайте туда, где место вам самое, в песье подхвостье!
– Вои силою не обделенные, своей храбростью вы отбросили врага нашего. Тела тех собак, что в траве осталися, будут местью вашей за убитых друзей, за женщин надруганных, за дома ваши разоренные. – обратился к своей ярл дружине. – Крепко встанем же братья, не дадим мы врагу одолеть себя, пусть умоются тут они кровью своей.
Поддержало слова ревом дружным войско своего предводителя. Женщины минутой затишья пользуясь, потащили к котлам смоляным дрова, чтоб не дать застыть вару огненному. Кто и раненых в перовой сшибке пользовал: перевязывал или оттаскивал уж совсем плохих или умерших.
– В бой людей бросил первый раз щенок необдуманно, потерял он на поле своих почем зря. Понадеемся, что затмят его ум Асы светлые в другой же ряд. – рядом с ярлом своим верный хельд сказал.
– Не надеюсь на то я особенно. Пусть щенок молодой и не опытен, да заметил я знак его матери брата - Олень в бой еще не вступал. Тот водитель воинский может зло нам измыслить коварное, славен он своими победами, хитрость тоже его не меряна. – отвечал ему Тородд в полголоса. – Нам не стоит на легкость рассчитывать, будет глупостью то с нашей стороны.

- Огрызаються, прихвостни грютинговы! - Ярл один возопил, к конунгу подъезжая! - Многих воинов потеряли мы в атаке яростной! Что делать теперь велишь, властитель!
- Стрелами их потчуйте! - Гутхорм заместо племянника отвечал. - Да бросьте на приступ рабов в селениях захваченных! Уж по своим то не будут стрелять, не станут поить варевом огненным! А нам только того и надобно, чтобы частокол повыкорчевать, таранами крепкими по стволам вековым ударить!
Услышали приказ ярла грозного воины, погнали пленников ударами палок да тупых концов копий вперед, а лучники тем временем стрелять продолжали.

Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.


Спокойно дни в Вингульмерке проходили. Устроились войны во владениях Эйнара славно и не чинили они ярлу славному никаких беспокойств. Слуги Божьи не жаловались, вершили свои дела, службы служили да людей в веру свою обращали. Некоторые из них в глубь Эйнаровых владений уехали, церкви новые строить, Иисусу верно служить.
Утро это спокойным выдалось. Гуляла по саду Сигрун, срок её всё увеличивался, приближалось время разрешения от бремени. Всем сердцем желала Дева Битвы поскорее матерью стать, мужу своему наследника, али наследницу подарить, сама же в тайне о двойне мечтала, уж слишком долго женщине счастья материнского ждать пришлось. Говорили ей женщины знающие, что добрый сын родиться у неё должен и радовалась вестям этим Сигрун.
К Эйнару же гонец в это утро прискакал, не гонец даже, а бонд, с границы владений посланный.
- Неспокойно у твоего соседа, Асмунда Кровавого. Войско, он, говорят, собирает.
- Хороши вести, да грош им цена, коли брехня это собачья.
- Не обижай меня, славный ярл, словами жестокими. Славишься ты в Вингульмерке мудростью, да никак она тебе изменила. Слова мои – не пустой звон, я за них головой ручаюсь.
- Ну, коли головой, то прости ты меня, бонд, за обиду нанесённую, много мне сейчас вестей приносят, да добрая половина из них – слухи, что ветер носит. Оставайся в Гиллисберге, гостем моим будь. Получишь награду за службу свою верную.

Обсудил сии вести Эйнар с супругой своей, с Ратибором да с Ярополком. Порешил ярл человека доверенного во владения соседние отправить, поспрошать там, что в действительности хитрый Асмунд замышляет. Одобрили Ярополк да Ратибор замысел этот, только Сигрун промолчала. Думала она, что негоже делом таким заниматься славному ярлу, пристало ему скорее в честном бою славу себе искать, но и мудра была Дева, понимала она, что не всё честью в этом мире делается, не всё честью меряется. Готова была Сигрун на уступки совести своей пойти, лишь бы в Вингульмерке спокойствие сохранялось, да жители ярла и впредь любили, и служили ему так же хорошо, как и тот, что вести принёс.
- Эйнар, а как бонда того зовут, что с вестями столь полезными к нам прибыл.
- Олаф зовут его,- ярл отвечал.

Сообщение отредактировал Анж - 6-06-2007, 15:47

Хардакнут и Горм.
Роскильде.

Правил в то время одним из краев датских конунг Хардакнут. Человек нрава крутого и твердого, коварный и хитрый. Судьба не баловала его дарами: даны Ютландии почитали уроженца Халланда чужаком, даны Халланда сторонились мятежного конунга, что с верным хирдом отправился подминать под себя дальние земли – пускай и обитали на них люди одной с ними крови.
Но мало печали было у него о том, кто к нему сердцем лепится, а кто – вовсе и наоборот. С окрестными датскими королями имел он союз и согласие, а от всех северных данов приносили ему в знак дружбы обильные дары и дани ежегодно. Только Гнупа-конунг из богатого Хедебю вызывал у Хардакнута нередкие гневные речи, кои слышать дозволено было только вернейшим из верных: ибо одолеть сильный союз южных данов не было покуда сил у Хардакнута, и миром он ладил до поры со своим могущественным соседом – родичем свейского конунга.
Кручиной поболее для угрюмого конунга было то, что не имел он сыновей, а уж старился, и прозревал гордым, но ясным умом, что после него пресечься может род Кнютлингов, а владения его падут в руки Гнупы и его наследников.
Про то немало людей ведало – ярлов датских, да и ярлов северных земель, потому и не диво было, что старый конунг такой союз заключил с агдирским правителем, по которому наследованием взаимным обещались оба владыки.
Вскорости гудел о союзе весь Роскильде.
Но допрежь того старый конунг призвал к себе в палаты человека по имени Горм.
Горм был молод – ненамного старше, нежели, по слухам, был годами агдирский конунг. Горм был силен и ловок, ибо с детства вырастал при хирде, и лучшие витязи Хардакнута обучали мальца воинским делам – и мечу, и щиту, и копью, и веслу. Да и лучной стрельбе учен был молодец, и потешному кулачному бою. Нравом, впрочем, был хмур и задумчив не по годам, и диво то было, коли раз в год веселые да шутейные речи слышны были из его уст. Воин же вырос - из лучших. Ко времени прибытия посольства был он уже ярлом не из малых, ибо по заслугам и честь стяжал.
Явился на зов Горм, не медля и мига. Вскоре явился он в Роскильде с малым хирдом своим, и тотчас отправился к конунгу. Едва вошел он в палаты Хардакнута, затворили за ним двери, а стражники, встав снаружи, заступили вход от гридей Гормовых.
Долго глядел Хардакнут на Горма. Долго молчал молодой ярл, ожидая слов конунжих.
Оба были равно широколицы, с тяжкими челюстями и кустистыми нависшими бровями. Оба были схожи лицом.
Наконец конунг заговорил к ярлу.
И начал он так.
- Сын мой! - сказал он. – Много лет я наблюдаю за твоей судьбой. – сказал он. – Видимо, боги все же не совсем гневны на меня, и у меня есть такой сын, как ты. Вижу я: достойный муж произошел от меня. Пришла, однако, пора, и почувствовал я, что к закату дней пролегает мой путь… – тут умолк Хардакнут, испытывая юношу.
Но не увидел он потаенного блеска в очах Горма, ибо слишком хорошо научился таить свою гордость и обиду молодой ярл, и слишком глубоко скрывал он душу свою и сердце свое. Только и сказал он:
- Внимаю тебе, могучий конунг.
И продолжил почтительно ждать.
- Порешил я в сердце своем, - продолжил, чуть слышно вздохнув, старый конунг. – Что негоже народу не знать преемника державы моей. Однако нет у меня сыновей от союза с супругой моей. Только ты один был дарован мне судьбой.
Закатное солнце било алыми снопами света сквозь узкие оконца.
- Тебя порешил я назвать воспреемником своим. Но прежде того должен ты еще одну службу мне сослужить. Оружно доказать, что можешь повести войско, подобно конунгу. Доказать, что унаследовал мой нрав и что сможешь удержать в руках Силленде и другие мои владенья.
Понял Горм, зачем призвали его в палаты, но продолжал молчать, не смея перебивать речь своего отца.
- Три тысячи воев обещал я Харальду Агдирскому, сыну конунга Хальвдана. И я пошлю их за море, ибо так повелевает конунжья доля. Ибо союзником нашим был Хальвдан, и мы быть союзными должны Харальду.
"А Харальд нам может быть предлогом", - понял Горм не сказанные слова.
- Но повести такую дружину за море, в Северный край - кому я могу поручить? Долго я думал, и решил, наконец, что только один из моих ярлов осилит такую задачу.
Хардакнут умолк ненадолго, Горм же продолжал слышать его слова, и пенная радость вскипала в его груди, смешиваясь с горечью.
- Когда же вернешься, нареку тебя сыном своим принародно, и признаю наследующим престол.
Хардакнут остановился, и величественно вскинув большую голову, поглядел на Горма.
- Верно послужу отцу своему! - произнес молодой ярл. – Сил не пожалею в борьбе со врагами союзника нашего!
- И верно, моя ты кровь, - с печалью произнес Хардакнут. – Но так судили боги… - и продолжил свои речи уже об ином: - Но не только битва со врагами агдирского правителя станет целью твоею. Приблизься и услышь.

Транделаг. Тинг мечей

Там, за холмами развевались знамёна Хладира, чадили костры становища защитников земли Транделагской, строились боевые порядки Грютинга Оркдальца. Здесь, среди елей и пихт этого не было слышно и не было видно, но каждый из воев пришедших сюда за своим ярлом об этом знал. О чём мысли были каждого из них?
Там, за холмами притаились горечь поражения и слава победителя, ликующие крики одерживающих верх и крики иные, наполненные болью и страданием. Отсюда не заметить, отсюда лишь пар выдувать в воздух морозный, да счет вести мгновениям. Когда же? Скоро, Храбрые, скоро, Сильные. Вот уж и дозорные возвращаются.
Там, за холмами уж битва идёт. Звонко меч со щита соскальзывает, копьё вострое меж ребер к сердцу отважному путь отыскивает, падает стрела окровавленная, с человеком породнившаяся, секира могучая шлем разносит. Много воев в той битве сошлось. И каждый из них страшен, каждый всесилен, бессмертен, молод.

- Так поступим, - Мар Иллугисон сказал. – Я с дружиною своей в бой вступлю, раз уж Хакон из усадьбы вышел, раз Грютинг не добрался до него ещё, сам голову старца сниму. Тебе же, родич, сложнее дело предстоит. Позже меня выступишь, оценишь положение и решишь уж, куда вернее ударить. Но главной для тебя задачей будет Грютинга оркдальского сразить. Не смотри, что в битве он увяз, потрёпан и окровавлен. И такой опасность большую представляет. В глотку ему вцепись, не выпускай. Не должен конунг Оркдальский живым уйти.
- Верь мне, родич, - Гуннар отвечал. – Буду наседать на войско Грютинга покуда не разобью его окончательно.
- Что бы ни случилось, бей его. Даже если поймешь, что худо дело мое, на подмогу не вздумай идти.
- Так и сделаю.
- Тогда вперед. Вперед!
Подал сигнал Мар Хладные Пальцы людям своим и сам вперед устремился. Окликнул его Гуннар:
- Мар! Бледен ты нонче и хмур пуще обычного. Почему так?
Засмеялся ярл Гаулардаля в ответ, ничего не сказал. Двинулось войско.

- Повернулись! – хельд Дюри вскричал. – Повернулись и к усадьбе идут!
- Вперёд! В спину Хакону ударим!
- Да не в спину! Заметят нас, развернут порядки!
- Негоже в спину старика пинать! Пущай поворачивают, нам от этого только веселее придется!
- Быстрее! Давай, жми!
- Смотрите! Кто это?!
- Наперерез нам идут!
- Два знамени у них! Медведь хладирский и…
- Сурт Рукавица! То Сурт!
- Точно Сурт!
Теперь и Мар Иллуги сын видел, что не догнать уж им Хакона. Сурт Рукавица на поле брани явился и два знамени с собой принёс, знать обдумал всё на холодную голову, взвесил. Выбрал ярл Верадаля какой путь избрать. Не стал на тропку узкую, вновь на проторенную дорогу свернул, вслед за конунгом своим, Хаконом.
«Говорил ты, Сурт, что позже мы с тобой поговорить успеем, - Мар подумал. – Да жаль, не сразу понял я, каков разговор наш будет».
Обручем калёным сдавила боль голову ярла Гаулардаля. Пошатнулся он, но устоял. Меч свой поднял и на дружину Сурта к ним движущуюся указал.
- Вперёд, на врага, - прошептал Мар.
Сходились два воинства.

Вестфольд. Окрестности Гокстада. Ярл Асмунд Кровавый.

Славная удалась охота в этот день – не на лесную дичь, а на двуногую снарядил Асмунд ярл людей своих, натаскал псов крови им дав отведать людской, да по следу пустил. Утром еще повелел в лесу оставить троих пленников, что судьбы своей в остроге дожидались – все троя раньше гриднями у Гандальва конунга были, да так голов и не склонили перед Асмундом, за то он их голодом и морил, на воде одной держа, да сена, точно скату давая – радовалось сердце ярла жестокого, когда видел он, как гордые хирдманы сено, словно бараны жевали.
Сегодня же поразвлечься решил Альхеймсон, выбросил всех троих в лесу, да так сказал им:
- Сумеете из Вестфольда бежать, да в земли конунга своего вернуться – стало быть любят вас еще Асы, а не сумеете – так либо в сугробе каком замерзнете, либо добычей моей станете.
Выждал час для порядка ярл, а после коней седлать велел гридням ближним – двадцать шесть воинов в погоню бросились, а с ними еще и свора псов целая. Ни уйти, ни скрыться нигде от погони такой! Всюду поймают, всюду догонят и жизни лишат без жалости всякой, не зря же при себе держал Асмунд лишь самых лютых воинов, что жизнь человеческую ни в грош не ценили, что свою, что чужую. Собрал вокруг себя удальцов ярл таких, какие главной забавой видели не пир хмельной, да не деву ладную в постели своей, а кровь пролитую да жизни загубленные. Так и гнали они коней без устали, по следу беглецов идя – каждый первым хотел до них добраться, каждый первым желал руду человеческую на снег белый пролить. Свистели плети, по бокам коней нахлестывали, хрустел снег, трещали ветки – куда там пешим, да голодным супротив такой силы?
Добрались наконец псы до первого беглеца – выдохнулся тот, на землю завалился, да под деревом раскидистым схорониться хотел, в снег закопаться. Набросились на него псы, стали одежду рвать, зубами острыми плоть терзать, возопил гридень, отбросил от себя собаку одну, об дерево ей кости изломал. Да большая свора была, на руках, на ногах висли, противиться не давали. А после выехал всадник, лук с плеча снял охотничий, натянул тетиву, да пустил стрелу каленую точно в сердце – вонзилось жало каленое, последний хрип вырвался из глотки, псами разодранной. Оставил гридень псов голодных трапезничать, дальше погнал коня взмыленного.
Другого беглеца сам Асмунд нагнал, занес плеть, да стал по спине того хлестать, одежу в лохмотья обращая, на спине борозды кровавые оставляя. Попытался извернуться альвхеймарец, за ногу ухватить врага да с коня сдернуть – куда там! С усмешкой оттолкнул его ярл, а после сам спрыгнул, кинжал обнажая – прижал, придушил супротивника и вонзил в брюхо ему лезвие провернув несколько раз для верности.
- Полежи, подожди, - усмехнулся Асмунд. – Скоро станешь пищею для ворон али волков. Радуйся – честь тебе великая выпала – зверей Одина попотчевать.
Оставил он альвхеймарца кровию истекать, смерти неминуемой дожидаться да дальше поскакал третью жертву высматривать.
Да только не успели поймать люди асмундовы беглеца последнего - когда выехали они на поляну небольшую, уже умирал он, а над ним стоял воин статный в броне крепкой, о лохмотья погибшего клинок свой вытирая. И еще двенадцать всадников позади предводителя своего выстроились, неприязненно на людей ярловых они смотрели. Впрочем и ярловы гридни уже сталь из ножен потянули, не стали дожидаться, покуда нападут на них разбойники. Лишь сам Асмунд вперед выехал, так вожака разбойничьего приветствовал:
- Не ты ли Хрерик могучий будешь, что в землях моих своевольничаешь уже не первый год, да народ честной грабишь?
- А коли и так, Асмунд ярл, - отвечал тому Хрерик-берсерк. – Разве ж многим мы разнимся с тобой? Ты людей именем конунга всего лишаешь, деревни жжешь, людей убиваешь, а я лишь малым довольствуюсь. Так кто ж из нас больший разбойник?
- Смотрю я, не научили тебя, как с ярлом конунжим говорить подобает! – Бросил Асмунд, плеть занося. – Здесь людей у меня вдвое против твоего будет, и все воины отборные! Дам приказ – вмиг всем твоим головы горячие порубят!
- Твоя правда, да только нет для нас, Одина Воев, чести большей, нежели в бою умереть, с собою врагов захватив побольше! Не боишься ты, ярл грозный, что и сам голову в битве этой сложишь, и людей почем зря потеряешь?
Угрожающе меч перехватил Хрерик, видно было, что стоит только дать знак Асмунду сражение начинать – как вонзиться лезвие берсерково прямо в грудь ярлу жестокому, а дальше уж будь что будет! Не спешил с приказом ярл, в глаза разбойнику всматривался, точно в них ответ нужный увидать хотел.
- И в твоих словах слышу истину, - наконец Асмунд произнес. – К чему нам здесь биться, да воев славных под мечи пускать? Ступай ко мне на службу, будет тебе прощение за разбой былой да жалование хорошее, а уж там и в сражениях за дело правое имя свое прославишь.
- Достаточно славы уже у меня, коли повсюду от Вестфольда до Гаут-Эльва имя мое с содроганием произносят, - усмехнулся Хрерик, но меч опустил, расслабился. – Да только надоело и мне, и людям моим разбоем жить, в лесу от людей хорониться. Пойдем мы под твою руку, ярл кровавый, но ведь и сам ты понимаешь, что не простых хирдманов сегодня в дружину свою принимаешь. Сам я на пирах желаю по правую руку от тебя сидеть, да и людям моим места высокие за столом своим выдели. По пяти марок серебра каждому в месяц жалуй, да дарами не обходи…
- Многого ты просишь, Хрерик-берсерк, - спокойно отвечал Асмунд, понимая отлично – миновало битвы время, простой торг пошел. – По правую руку от меня Дунгаль мой верный сидит, ты по левую сядешь, да и людям твоим трех марок с лихвой хватит. Дары же в бою заслужить следует – покажите себя, как воители отважные, будут вам и меха, и вина заморские. Согласны на условиях таких в дружину ко мне пойти?
Задумался Хрерик, выждал времени немного, а после так отвечал:
- К другому властителю не пошел бы я, да еще и в лицо плюнул, но ты Асмунд – правитель достойный, уверен я, что на службе у тебя мы богатств немало стяжаем. Вот тебе рука моя, буду теперь хельдом под началом твоим.
Пожал руку берсеркову ярл, улыбнулся ему, да так сказал:
- Холопа моего ты убил сегодня, Хрерик, не по правде это – рабов чужих резать, у хозяина дозволения не спросив. Вычту я цену его из твоего жалования.
Рассмеялся берсерк громовым хохотом, да на коня своего забрался. Возвращались воины в усадьбу, пиром веселым пополнение дружины отметить.

Саросберг, Харек
Когда лучи полуденного солнца засверкали на слюдяном окошке в гостевой комнате, Гиллеад с трудом растолкала своего мужа. Ночью они мало спали - соскучился Харек по своей любимой жене, и она по нему не меньше, и долго еще после ночных утех они беседовали.
- Скажи мне, Харек, а как же у вас там на севере заведено, где все в одном доме живут?
- Потому и живут все в одном доме и в одном зале, что так его обогреть лучше, и люди дыханием своим воздух согревают. А если бы в отдельных домах вся челядь жила, то и леса бы вокруг не осталось, и померзли бы все. С древних времен еще так заведено было. Это здесь в южных землях когда стало теплее, то и комнаты отдельные в домах появились для хозяев и детей их... А в длинном доме все же есть хозяйские покои, шторами огороженные, куда никому кроме хозяев ходу нет. А еще шатер в том покое ставят, чтобы не потревожил никто за утехами. А другим и вовсе утехи возбраняются, покуда неженаты, и то лишь с праздника цветов до осеннего равноденствия. Северные земли суровы, а потому в голодные годы часто младенцев в лес уносят, а уж если какой изъян или уродство, или ребенок болезненный - то и не жить ему.
- Жестоки законы земли вашей. - произнесла Гиллеад. - Потому поражаюсь, как добро и зло в людях ваших перемешано, и жестокость соседствует с великодушием...
Долго еще говорили они обо всем, и лишь под утро Харек уснул, и проспал так до полудня.
Когда лучи солнца полуденного в окно слюдяное стали проникать, и окошко заискрилось и засияло, растолкала Гилледа своего супруга. чтобы просыпался он.
- Когда ты отсюда уходить будешь? -спросила его Гиллеад.
- Завтра или послезавтра, -ответил Харек. - Как оружие и доспехи всем в порядок приведут, и одежду вычистят, так и в поход отправимся. Не след гостеприимством кюны злоупотреблять нам.
- И то правда. Не любят вас здесь почему-то. А многие и открыто ненавидят. Не знаешь, почему к христианам у многих здесь такая неприязнь? И лишь у тех, кого как рабов сюда привезли, они терпят?
- Многих я о том спрашивал, но мало кто что-то вразумительное мне смог ответить... - вздохнул Харек. - Знаю только, что людям простым дела нет до того, кто каким богам молится, да вот жрецы многие их против нас настраивают. Сам я немало жрецов повидал... Они полагают, что им позволено многое из того, что простым людям непозволительно делать, а потому не испытывал я к ним особого почтения. А после того похода зим пятнадцать тому назад я разочаровался и в богах наших давних, и жрецах их. Когда колдовство лютое нас чуть не сгубило, только бог неведомый, которому раб Бран помолился, нам тогда помог, а жрецы хоть и четверо их тогда с нами было, ничего поделать не могли против чар одной единственной ведьмы. Потому и обратил я свой взор на Ирландию. А когда прибыл я туда, то многое понял... И полюбил я там простую мрную жизнь. Но и перед родиной моей долг еще есть...
Настойчивый стук в дверь прервал их разговор.
- Кто бы это мог быть? -спросил Харек удивленно.
- Может кто-то из твоих предводителей воинов - сказала Гиллеад, и поднялась, спешно набрасывая накидку и покрывало на голову.
Харек тоже поспешил одеть верхнюю рубаху и подпоясаться ремнем...

(дописано с Тельтиаром)
Отворил двери слуга, пропустил гостя, тот же сразу направился, ярлу из спальни вышедшему навстречу объятия раскрыл:
- Харек Волк, друг мой старый! Давно же мы не виделись! Уж почти пятнадцать зим миновало с той поры!

Харек вышел навстречу гостю.
- Оттар? Рад видеть тебя, старый друг, и в самом деле столько лет минуло! Какими судьбами ты здесь?
- Плавал я в земли датские, да вендские, - тот отвечал. - Рати храбрые на подмогу конунгу нашему привел, да вот прознал, что ты здесь в Сарасберге и решил, что не будет мне большей чести, чем под началом твоим служить.
- Тем более рад я этому. Мало соратников моих остались со мной, а из тех с кем в Ирландии я был, только трое людей остались, не считая тех кто из Ирландии со мной приплыл. А дело нам предстоит трудное. Не с бондами нам предстоит воевать, которые в годину лиха ратной стрелой в войско призваны, а матерыми волками морскими, которые в битвах закалены...
- На то и надеялся я, сражен рукой моей Торир Собака, да других конунгов морских не терпится мне на прочность проверить, - улыбнулся Оттар Рваный. - Пойдем пока, угостишь меня трапезой утренней, расскажешь как жил.
Они вышли в зал трапезный, и слуги сказали им, что кюна уехала по делам хозяйским - владения осматривать, и проверять, чтобы воинов всем необходимым снабдили. Уселись они за стол хозяйский, а там уже каша с медом в горшках стояла и кружки с чаем из лесных трав.
- Осторожен будь, Харек, - произнес Оттар, за трапезу принимаясь. - Плохо то, что кюна уехала, не осталось у тебя защиты в Сарасберге от ворогов твоих, а тебя многие погубить хотят, уж поверь мне.
- Ужель Торлейв, самим конунгом назад в Агдир отправленный. сюда вернуться может? -удивился Харек
- Торлейв-то, он тебя невзлюбил лишь потому, что жены твоей краса разум его затмила, - Оттар с горечью произнес. - Ославлен он ныне так, что врятли когда еще супротив тебя злое измыслит. Но и другие есть - одни богатству твоему завидуют, другие славе ратевой, кровью добытой, третьи просто невзлюбили тебя и веру твою, наветам Торлейва поверив.
Харек вздохнул, и покачал головой.
- Потому и собираюсь я рать свою отсюда завтра поутру поднять и уводить их к Гиллисбергу - хоть и добра была ко мне кюна, но не стоит и на нее неприязнь эту навлекать... От Эйнара мы больше помощи и гостеприимства получим...
- Верны слова твои, Харек Волк, и я с тобой отправлюсь - нет во мне желания ярлу Асгауту служить, что из глупости своей против союзников интриги плетет, и людей достойных награды лишает. Отцу моему ты двадцать лет назад жизнь спас, Харек, вот и представиться мне случай долг тот вернуть.
- Что же, добро пожаловать в войско мое, Оттар. А кто еще с твоих хирдманов со мной отправиться может? Если добровольцев призовешь, то думаю не будет тебе отказа.
- Сейчас со мною венд один лишь, мною из рабства выкупленный, но такой он человек, что троих в бою стоит, - с улыбкой говорил херсир. - Однако же, покуда не выступил ты, быть может еще я людей найду.
- Буду тебе за то признателен, Оттар. Каждый человек нам на счету нужен будет. Морские конунги - враги опасные. Десяток их сотню бондов может разметать что дыхание орла дом асов стерегущего. А я тебя над сотнями воинов поставлю, и правой рукой ты у меня будешь.
- За почет такой благодарствую, славный ярл, теперь же пойду я - жди меня на рассвете с людьми теми, что пойти согласятся в Ранрики.
- Ждать буду с нетерпением. И награда тебя ждет за то немалая...
- Да уж награда мне уже, что с тобой на подвиги великие иду я... -усмехнулся Оттар и, поклонившись, вышел.

Сообщение отредактировал Ноэль - 17-05-2007, 15:37

Вестфольд. Гокстад. Ярл Асмунд Кровавый.

Возвернулись в усадьбу воины хоробрые, каждый по чарке браги пропустил, а после отослал ярл от себя всех людей, акромя Дунгаля Краснобая да Хрерика-берсерка и с ними беседу чинную завел:
- Поведай, Дунгаль мой верный, какая беда с владениями отца моего приключилась, расскажи новому хельду моему, - начал Асмунд.
- Не слишком долог рассказ этот, - призадумался Дунгаль, важное от никчемного в разуме своем отделяя, да на Хрерика оценивающе поглядывая. Крепок был берсерк, силен да бородой славен. Такого смело супротив пяти хирдманов ставить можно было и ставки на него делать. Умно поступил Асмунд, что на свою сторону разбойника приманил, не стал с ним браниться. – Была во владениях у славного ярла Альхейма земля Раумарики, коию он к повиновению привел силою своею, да только по наветам врагов коварных…
- Байки эти ты для ярлов заезжих прибереги, - оборвал Краснобая Хрерик. – Мне же просто скажи, убить кого надо, да где. И уж будь покоен – справлю так, что все довольны останутся.
- Суровый ты человек, как я посмотрю, Хрерик, - спокойно Дунгаль продолжал, глаза старательно от берсерка отводя, слишком уж тяжел был взгляд воителя, неспокойно становилось ближайшему ярла советнику. – Да, именно такой воин как ты и сумеет приказ в точности исполнить, в том не сомневаюсь я. Гилли Шесть Пальцев, ярл Харальдом назначенный враг нам – он ныне Раумарики правит, хотя должна она Альхейму и сыну его принадлежать.
- Возьми людей своих, берсерк, да отправляйся туда – восстанови закон, как подобает, - повелел Асмунд.
- Ярла бить всего с дюжиной викингов? – Усмехнулся самодовольно Хрерик. – Слишком большого мнения ты о силе моей, ярл, такое разве что Тору под силу, но никак не воину смертному.
- Альхейм Смелый с десятком людей усадьбу ту захватил, - одернул разбойника Дунгаль. – Я же тебя не воевать туда посылаю. Многие в Раумарики еще правления Гилли не приняли, с радостью под руку старого правителя вернутся, коли умрет новый.
- Хочешь сказать, как башку его пустую срублю, так мне все в ноги кланяться станут?
- Нет, должен ты убедить их в том, что не разбой чинить приехал, а власть законную восстанавливать… - Посмотрел тут Дунгаль в глаза Хрерику, и понял, что все слова его мудрые без толку всякого пропадают. – А, ладно, сам я с тобой поеду, буду речи вести, а ты лишь знака моего жди, чтобы железо хладное обнажить, да Гилли в чертоги Павших отправить со всеми почестями необходимыми.
Расплылся в улыбке плотоядной берсерк:
- Вот это разговор, так разговор. Согласен я, да только сначала ты ярл скажи, что в награду получат молодцы мои?
«Жаден, что Фафнир!» Подумалось Асмунду.
- Сундук с сокровищами у Гилли Шесть Пальцев вы найдете. Каждый сможет по горсти тех драгоценностей зачерпнуть, коли все в точности сполните.
- Иди же, собирай людей! Дорого время! – Дунгаль берсерку велел, а после того, как ушел тот, добавил: – Прознают противники наши о замысле этом, всем нам голов не сносить!
- А к чему нам с тобой головы, Дунгаль Краснобай, коли не сумеем мы владений наших удержать? Только и останутся они нам, чтобы перед конунгом их склонить, тогда как он, правитель наш, заслуг наших не разумеет и черной неблагодарностью нам платит.
- Крамольные слова ты сказал сейчас, Асмунд, - одернул молодого ярла воин. – Держи их в мыслях своих, да не давай на свет божий вырваться! Придет еще время, когда открыто сможешь ты все конунгу Харальду сказать, да только пока еще не вошли мы в силу полную! Молчи Асмунд! Молчи обо все, слышишь!
- Уж не за глупца ли ты меня держишь, мой славный Дунгаль, - улыбнулся в усы, да в бородку подрастающую Асмунд ярл. – Или думаешь, кровь пролитая глаза мне застилает? Горько мне, Дунгаль, и больно мне и не вижу я другого способа боль эту унять, кроме как пирами да казнями, да битвами славными! Покуда жил я с отцом моим в Агдире, не нужно мне было ничего, но сейчас, скажи мне – почему должен я подчиняться мальчишке, что меня на три годины младше? Почему считает он себя в праве распоряжаться нами, да землями нашими? А ведь я род свой от Хальвдана Белой Кости веду, что потомком Олаву Лесорубу был. Того же древа я побег, что и Харальд наш, так отчего же я ниже его быть должен?
- Гандальв тоже внуком Гудреду Великолепному приходится, - Дунгаль молвил, ближе к ярлу придвигаясь. – А меж ним и Харальдом вражда еще большая, чем с государями другими идет. Нет среди родичей единства, раздроблен род древний – как сожжен был Ингьяльд, как изгнан был Олав из земли свейской.
- Что было, то было, довольно уже о минувшем говорить! Иди, посольство наше возглавишь к Гилли.
Отправился Дунгаль в покои свои. Плащ накинул на плечи алый, что ему Гилли подарил, цепь золотую – пусть видит ярл, что не пренебрегает он подарками его, пусть бдительность свою усыпит словами притворными – тогда то и удар они нанесут. Меч добрый в ножны поместил Краснобай, шапку меховую надел и к воинам пошел, что уже во дворе ждали.
Люди Хрерика же тем временем Одину и Тору молитвы вознесли, прося помощи в деле сложном, а Магни, что раньше у Торлейва прислуживал, в жертву барана одного принес, мяса приказав им на дорогу наготовить. В скорости уже повара барана жертвенного разделали, на кострах мясо обжарив да в мешки погрузив.
Простился Дунгаль с теми, кто провожать его вышел, да коня направил к воротам, повел за собой отряд берсерков.

Гаулар. Согн
С Тельтиаром

Уж который день взаперти Сольвейг сидела. Ни уговоры, ни мольбы, ни обещания на отца сурового да на братьев не действовали. Ни то, что из дома, из комнаты Атли своей дочери выходить запретил, слугу единственно верную, с малых лет воспитывавшую приставив. Видел он глаза при одном лишь упоминании об Альвире ненавистном любовью загоряющиеся.
Извелась Сольвейг в неведении прозябая. Глубоко ей в душу скальд запал, вису волшебную ради неё читавшей. Не могла она образ его не то, что из головы, из сердца выкинуть, кто б не брался в недостатках его деву убеждать. Каждую ночь возлюбленный во снах ей являлся, за собой призывая, по утрам сквозь пелену яви не сразу растворяясь. Уж и украшения с нарядами новыми ежедневно братьями приносимые ни глаз, ни сердца не радовали, всё в той же печали да тоске деву оставляя.
Раздались шаги тяжелые за дверью, да засов заскрежетал. Только не бабка старая, а муж оружный вошел в горницу. Холльстейн, старший брат девицы, то был, и такими словами речь он начал:
- День ото дня ты все больше чахнешь сестра, сердце мое разрывается, видя, как сошел румянец со щек твоих. Доколе же грустить ты будешь, да по ночам слезы лить по скальду безродному?
- До тех пор грустить я буду, покуда не окажется он со мною рядом, покуда вы его не словами бранными, а словами добрыми поминать не начнете.
- Навел на тебя чары колдун этот, а мы его с объятиями распростертыми значит встречать должны? Не будет того, сестра, покуда я жив, покуда крепко слово отцом данное! - Злость слова сестры в Холльстейне пробудили. - И ты свою печаль уйми - не пристало дочери ярла славного, по мужику простому слезы лить!
- Коль мешают мне с любимым воссоединиться, то и жить незачем. Не вырвать мне сердца из груди, а покуда там оно, не изгнать любви, не заставить забыть того, кому навеки принадлежать я буду!
- Молода ты слишком, все россказней да сказок наслушалась старушечьих, вот и мечтаешь о суженом любимом, а как жить дальше будешь с ним, коли ни гроша за душой он не имеет? Все на богатства отца надеешься? - Вопросил Холльстейн. - Так знай, что даже если бы дал он тебе согласие свое скрепя сердце, ни монетки медной не получила бы ты в приданное!
- Где ж ты сказку видишь, коль жизнь не мила мне без Альвира, коль не осталось у меня радостей боле? Не это ли ты россказнями старушечьими называешь? Или сердце твое столь в битвах очерствело, что не осталось вещей, затронуть его способных? Да помимо согласия отцовского ничего и не надо мне боле. Нет мне счастья от богатства от отцова, так и от мужнего оно не прибавиться
- Сердце мое все так же жарко бьется, как и в юности билось, - Холльстейн отвечал. - Да только я с давних лет разницу разумел между страстью губительной и женитьбой достойной. Ты ж не хуже меня знаешь, сестра, что есть у меня и супруга, и наследника я в скорости ожидаю - да только не по страсти неразумной, а по предков заветам в брак я вступал, и рад тому безмерно, что отец сам невесту нашел мне, со жрецами и советниками мудрыми решение это обсудив. Крепок тот брак, что богами освящен, а не тот, что супротив воли отеческой заключен.
- Мил лишь брак, по любви заключенный. Не дорога тебе супруга, да наследник твой не дитя любви, а необходимое рода продолжение. Разве верно против сердца по советам чужим жизнь прожить? Верно ль по уму чужому, а не по сердцу своему решения принимать? - с интересом Сольвейг от брата ответа дожидалась
- Верно оно или нет, не нам решать, - покачал головой воитель. - Испокон века предки нам такой порядок заповедали, и чтобы беды не случилось тяжкой ему следовать должны мы неуклонно. Посуди сама, разве ж знаешь ты скальда того хорошо, что бы любить его? Один раз лишь ты его видала, почем тебе известно, что одной тебе он стихи свои колдовские посвящает, а не каждой девке встречной?
- Очерствело всё ж твоё сердце, коль в людях разбираться разучился. Неспособен он каждой висы такие посвящать, любовью напитанные, да взгляды такие нежные кидать. Нелюбы мне законы, на горе да одиночество обрекающие. Не хочу я им следовать
Рассердился не на шутку за слова такие на сестру брат, едва руку удержал, чтобы пощечины ей не нанести, да спиной поворотился.
- Что же, тогда сиди здесь и дальше, покуда не поумнеешь, - горько произнес он. - Говаривал мне отец, что колдовство такое словами не разрушишь, да все надеялся я тебя убедить в неправоте твоей. Что же, сам я неправ оказался, крепки чары скальда заезжего, проходимца коварного! Что же, пусть так - жди сестра, скоро рухнут заклятия его, в том я тебе клятву даю.
Тяжело на сердце у девы стало, не с добрыми помыслами брат от неё уходил.
- Коль беда с ним какая приключиться и мне жить не зачем станет, - ухватила она за руку Холльстейна, к себе лицом поворотив. - Обещай, что и пальцем его ты не тронешь.
Вырвал руку брат из сестриной ладони, да сказал зло:
- Буде попадется он мне на пути, отрублю ему его буйну голову с языком змеиным, - сказал так Холльстейн, да ушел прочь, засов крепкий задвинув.
Опять у двери запертой дева осталась. Слезы жгучие к глазам подступили. Уж коли брата убедить в своем не смогла, не видать от отца согласия, не быть Альвиру живым. Не кидались в её семье угрозами понапрасну.
Опечалилась дева семью свою в сердцах проклиная, у богов заступничества за скальда вымаливая, в горечи от своей беспомощности пребывая.
Долго ли печалилась дева, да только вновь послышался скрип - открылась дверь, старуха дряхлая вошла, что к Сольвейг приставлена была. Села рядом с воспитанницей своей, приобняла, да так прошамкала:
- Все о милом своем печалишься, девонька?
- Да как же не печалиться мне? Холльстейн приходил, расспросы вел. Только не меня он правой считает, обещал он Альвира в живых не оставить, да меня о нем заставить позабыть... Разве ж так себя брат любимый вести должен, о сестре заботящийся?
- Брат твой заветы предков да слово отцово почитает, что ему до сердца девичьего? Ну да не кручинься - жив пока твой скальд, да в полном здравии.
- Знаешь ты о нем что-то? Весточку кто о нем передал? Не томи, расскажи все, что узнать о нем сумела.
- Что же не рассказать, коли за тем и пришла, - старуха молвила, из складок платья дощечку рунную доставая. - Вот посмотри, что он тебе передал, никак еще одну вису сложил, что - то я рун этих не разберу.
Аккуратно из рук старушечьих дева дощечку взяла, словно сломать боясь.
- И мне не все руны знакомы, - пристально всматривалась она, слова понять пытаясь. - Так и он обо мне помнит! И вправду любит он меня, коль собой рискнул, весточку передавая.
Крепко Сольвейг няньку обняла:
-Вот спасибо тебе, родная. Давно на душе у меня так легко не было. Верю я, что не преграда мне ни отец, ни братья. Не разлучить им двух сердец любящих!
Улыбнулась старуха улыбкой теплой, да забрала дощечку у девицы:
-Сжечь ее надобно, а то коли найдут ее братья твои - мне же первой головы не сносить. Ты лучше вот что, скажи: передать словцо какое скальду твоему, али не следует?
- Передай ему, что и я по нему тоскую. Нет мне жизни без него. И скажи, что я в заточении. Встретилась бы с ним да не могу никак. А любовь мою не в словах передать, пусть при встрече нашей сам все поймет. Да стеречься ему завещай, семьи моей сторониться.
- Уж об этом не беспокойся, все в точности скажу, - нянька старая пообещала. - А теперь поешь, совсем ты исхудаешь, коли и дальше от еды отказываться будешь.
- Не рушимо слово мое. Пусть хоть так обо мне вспомнят, коль слов моих слышать не желают. На тебя лишь, няня, надеюсь, да весточки обратной жду.
Оставила все же старая хлеба краюху да молока парного, да так и покинула ярлову дочку, пообещав в скорости вернуться с известиями про Альвира.

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг & Асгаут
(Кошак и Тельтиар)

Тяжкие думы преследовали всю ночь ярла Асгаута, все вспоминал он ссору свою с другом бывшим, Оттаром, да поначалу хотел было его назад позвать, повиниться за то, что грубо так обошелся, но после раздумал. Коли так - то не придется ли потом и перед Хареком в ногах валяться, прощения просить за то, что сгубить его, вероотступника хотел?
Горд был слишком Асгаут, да и верил он, что верно поступил тогда и сейчас поступал он как должно! А значит, не прав был Оттар, что спорил с ним! Вроде одного они возраста, а Рваный все как дите малое - что хорошо, что плохо разуметь пытается. Не видит где выгоду для конунга получить можно, где предков заветы соблюсти следует. Что же - был ты другом ярлу Асгаут - Оттар, а стал помехой опасной. Слишком много знаешь, слишком много сказать можешь не в те уши, что слышать речи такие должны.
Пробудился Асгаут, с сердцем спокойным уже, да с решением принятым. Не время было более ждать, не время сожалеть о том, чего не изменить уже.
И повелел он к себе братьев двоих Вебьернсонов позвать.
Насторожилися братья, когда слуга от Асгаута к ним пришел – не ждали они, что захочет он видеть их так скоро. Да и что нужно ему может быть сейчас? Впрочем, размышлять не стали они и прямиком к ярлу направились.
- Знаешь, брат, а нам, наверное, прощения испросить нужно будет, - Сигтрюгг произнес, когда подходили они уже к усадьбе ярловой. – Ежели он гневается сейчас, так, может, смягчить его удастся.
Ничего не ответил Халльвард, кивнул только молча, и вошли они в сени.
Насторожилися братья, когда слуга от Асгаута к ним пришел – не ждали они, что захочет он видеть их так скоро. Да и что нужно ему может быть сейчас? Впрочем, размышлять не стали они и прямиком к ярлу направились.
- Знаешь, брат, а нам, наверное, прощения испросить нужно будет, - Сигтрюгг произнес, когда подходили они уже к усадьбе ярловой. – Ежели он гневается сейчас, так, может, смягчить его удастся.
Ничего не ответил Халльвард, кивнул только молча, и вошли они в сени.
Там их сам ярл встретил, посмотрел на обоих сурово да за стол провел, только на сей раз не было на нем угощения - только скатерть чистая лежала.
- Ну здравствуй Халльвард, и ты Сигтрюг, - так ярл сказывал.
- День добрый, ярл, - Халльвард ему отвечал, вставая снова. - С повинной головой пришли к тебе, за дела свои неправые прощения испросить хотим с братом.
- Не подумавши ведь сказывали, - продолжил Сигтрюгг, - Но понимаем, что сердиться ты на нас вправе. Хотели только вот...вину признать свою...
- То хорошо, что вину свою увидали вы, - согласился Асгаут. - Но и я погорячился с избытком - не так крепка ваша вина, как мне изначально показалось. Не так вас мне приветствовать следовало. Ты мне скажи, Халльвард - забрал уже награду, что я тебе обещал?
-Нет еще, - ответил ему тот, - не к спеху было. Да и не забыл я про нее едва.
- Негоже то забывать, - покачал головой ярл, да из-за пояса кинжал достал. - На возьми, оружие доброе, славную службу мне когда-то сослужило. Носи его, да помни, что так же как кинжал в ножнах покоиться до поры, так и язык за зубами держаться должен.
Принял Халльвард кинжал, в руках повертел, на Асгаута глянул - неужли простил? Да, кажется, простил.
- Спасибо тебе, ярл, за дар этот. Уверен я, что и мне пригодится оружие это.
- Что же, думаю скоро уже пригодиться, - рассмеялся ярл, по столу кулаком ударил. - Есть у меня дело к вам, дело тайное.
"Ох, как бы не забыть, что тайное оно", простонал мысленно младший из братьев. "Уж поклясться себе придется теперь никому не говорить об этом!"
- И что за дело это? - произнес Сигтрюгг уже вслух.
- Не одни вы горазды языками впустую молоть, еще один охотник выискался, - сурово произнес Асгаут. - Был у меня друг дорогой, да только предал он и меня и дело наше, и богов наших оскорбил словами злыми. Доверял я ему, как самому себе, многие тайны открыл, каких ему и знать не следовало, а он к Хареку переметнулся, к вероотступнику.
Начал уже смутно догадываться Халльвард, что надобно ярлу от них. Но все же задать вопрос этот необходимо было.
- Так что...от нас требуется? - даже голос его непривычно низко прозвучал.
- Убей его, Халльвард, - резко повелел молодой ярл. - Пусть и жаль мне друга своего, но он на предательство пойти может, и знает многое слишком, чтобы можно было отпускать его. Был он воином прославленным, да видимо яд христиансва сердце его отравил. Так пусть же умрет, пока еще не закрыт ему путь в Валгаллу.
Взглянул Сигтрюгг на брата. Халльвард будто этих слов и не слышал, ни один мускул на его лице не дрогнул. Да, научился он управлять собой, научился смерти чужой не бояться - даже когда от собственных рук эта смерть прийти должна.
- Что ж, говори тогда, что за человек этот и где искать его?
Обрадовался Асгаут, что так скоро согласились братья приказ его исполнить:
- Оттар Рваный его зовут, а искать его надобно либо в лагере у Харека Волка, либо же в деревне.
- Думаю, там и поспрошаем народ, где видели его в последний раз, - обратился Халльвард к брату.
- Придется, - согласился тот. Затем задумался на минуту. - А как он выглядит хоть? Может, встретим его по дороге - как же узнать предателя?
- Шрам у него на лице, волосы светлые едва до плеч достают, да борода у него совсем небольшая, - так им сказал ярл, да остальные приметы описал, по каким узнать можно было Оттара. - Коли попадеться он вам, не щадите, да битвы ему честной не давайте - силен он, в бою умел, а вам в чертоги Одина рановато пока отправляться. Все, идите и да поможет вам Тор!
Поклонились братья и прочь пошли, Халльвард руку все на поясе держал, где в ножнах у него кинжал новый покоился.
- Одно дело все-таки врага убить, чужака – а тут своего же соратника резать, - не одобрил Сигтрюгг того дела, в котором они участие принять должны были.
- Оттар – тоже враг теперь, - отрезал Халльвард. – Раз сказал Асгаут – выполнить обязаны. Тем паче что должок за нами, из-за того, что Рагхильде его выдали. Асгаут приказал – мы сделали. Ты бы вот лучше подумал пока, как нам с Оттаром наедине остаться удобней будет, под каким предлогом.

Агдир, Галафьорд. Сульки конунг
(Тельтиар и я)
С тревогой слушал Сульки донесения своих гридней, и все мрачнее становилось его лицо.
- Значит одних трэллей они оставили в селениях? Что ж, тогда пусть эти трэллы будут нашими карлами, если они принесут мне клятву в верности, а те кто мне не покорится, все будут трэллами. Вреда им не чинить, в селениях брать только провиант.
Никто не подвергал сомнению мудрость суждений своего конунга, и все приказы его выполняли в точности...
Как и говорил до этого конунг, не стал он дожидаться, покуда гонец его быстроногий вернется с ответом от старой Ассы. Сам в гости к ней двинулся, деревни по пути одну за другой захватывая, однако сопротивление ему лишь в двух первых бонды оказали, да только быстро молодцы рагаландские их повязали и хворостинами посекли, чтобы не смели больше оружие на властителя своего нового поднимать.
Не чинил разбоя, насилия Сульки конунг, всюду старался кровью малой обойтись, а коли возможно – так и вовсе без крови. Знал правитель жадный, что каждый бонд и раб, в живых оставленный да не увечный доход приумножит, а с мертвецов велика ли пожива? Все Сульки-скряга на долги да деньги мерил, ровно как и родич его Кьятви, что сейчас бок о бок с конунгом ехал.
- Сдается мне, странно как-то это все, - разговор Кьятви начал, вполголоса к конунгу обратившись. – Третий день уже, как мы границу перешли, а все, кто противостоял нам, так это мужичье с топорами и вилами, разве ж враги это?
- Осторожность проявить все одно не лишне нам, - Сульки отвечал, поводья натянув да коню веля помедленнее идти. – Дага, конунга свеев, как помнишь ты, простой раб вилами заколол, когда тот в ратной броне да в окружении гридней ехал. Но все же запали мне слова твои в душу, да и сам вижу я – странно дело такое, когда не встречает одну дружину другая. Никак, и правда посланца нашего заслушались владыки агдирские?
- Не такова Асса-старуха и люди ее, чтобы трели птичьи слушать, да ничего вокруг себя не видеть. Иного я боюсь, брат, - ярл говорил. – Как бы они западни какой не удумали нам сделать.
- В том и сомневаться не следует. Хитра старуха, и изворотлива... Да не поможет ей хитрость ее. Не зря рать я так долго собирал и поход так долго готовил. Что бы там не выдумала ведьма старая, не поможет ей ничто против силы нашей несметной...
Вдали показалась изгородь, ограждавшая большую усадьбу.
- Это и есть усадьба ярлов, которые Западным Агдиром правили.
- Едем туда. Посмотрим, какое нам там гостеприимство окажут - сказал Сульки. - Я занимаю эту усадьбу по своему праву, и там отныне будет моя ставка. А ты, Кьятви, в гости к старой ведьме поедешь.
- Сделаю как ты говоришь, мой конунг. Припомню я старой ведьме все ее деяния лихие... Заплачет она у меня слезами горючими...
- Вот и славно, да только не переусердствуй... Живой она нам пока нужна.
- Как скажешь, конунг.
Развернули они коней, и поехали к воротам усадьбы. Открыты были ворота настежь, как бы войти приглашая...
- Не нравится мне это, конунг, - произнес Кьяттви. - Позволь я все проверю, мой конунг.
Сульки кивнул, и коня своего остановил.
- Проверяй. Возьми с собой десятка три воев похрабрее и пошустрее. Коли так весь Агдир нас встречать будет...
Он не договорил. Ему показалось, что во дворе усадьбы происходит какое-то движение. Из ворот вскоре выехал верхом на кляче старец в истертом и заношенном до дыр полушубке и в такой же заношенной шапке из лисьего меха.
Направили властители коней старику навстречу, Кьятви чуть вперед брата выехал, так агдирца приветствовал:
- Здоров будь, отец почтенный, назовись кто таков, что делаешь в усадьбе этой?
Тем временем подле конунга еще шестеро гридней остановились, оружие обнажить готовые.

- Зовут меня Гьюки, я староста карлов этой усадьбы. Ярл что нами правил бежал, добро свое оставив, а нас бросил. Приходи и владей нами, и правь справедливо по законам, которые боги дали.
- Вот таков прием мне по душе, - усмехнулся Кьятви Толстошеий, да к брату поворотился: - А ты Сульки что скажешь?
- Почет тебе, старик, веди нас в усадьбу, да стол накрывай - коли бросил ваш ярл свое добро, лепо будет сундуки его вскрыть, да серебром людей одарить.
Не стал говорить конунг, что злато да меха, какие в усадьбе были себе он забрать пожелал...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 18-05-2007, 22:25

Горм.
Роскильде.

Дни тянулись за днями, и Горм, позабыв на время про свой удел и пробывая в городской усадьбе в стольном граде Роскильде, все больше душой будущему походу предавался, по мере того, как собиралось воинство по зову конунга Хардакнута с Полуночной Ютландии, Фюна и Силленде.
С каждым рассветом все больше мачт возвышалось на рейде города, а вокруг ширилось кольцо костров и шатров. Собирались отряды ополченцев из земель, присылали своих гридей ярлы, являлись молодые воины, ищущие славы... Многие оружные люди являлись по кличу и знаку, разлетевшимся с гонцами по суше и над волнами.
Горм же, беспокоящийся не только о пребывании грядущем в Агдирской земле, не один день провел в седле, собирая по Силленде припасы да снаряжение. Ибо трем тысячам человек много копий нужно и стрел, а еще того боле пропитания да фуражу, ибо неведомо, каков будет прием на дальнем берегу, и в силе ли еще конунг Харальд во агдирской земле, или же иные властители в руках своих побережье держат. Многие ярлы и херсиры, многие старейшины с поклоном или же иным приветствием выходили ему навстречу. Был он в общении ровен, в меру почтителен к старшим, в меру властен. Но непоколебим и решителен касаемо своенравных и непокорных. Вскоре обозы потянулись к Роскильде со всех сторон, а тем временем по морю прибывали теперь и корабли с нужными запасами...
Не одна неделя миновала так.
Горм возвратился в столицу, и день-деньской коротал на берегу, в стане войска, которому уже объявил Хардакнут о новом предводителе.
Возы продолжали прибывать и нынче, но уже к вечеру весь припас будет устроен на судах, а наутро направятся они к норвежскому берегу. Последние отряды собрались уже, и конунг велел отправляться, не медля и не ожидая вестей из стольного города Гнупы.
Судились дальше витязям соленые волны, белые чайки да стылый ветер морской. А уж что за той далью волнистой - разве что Норны знали.
Но не в этот вечер суждено было войску взять в ладони крепкие верные весла и окунуть их в водную гладь. Раскладывали большие костры, разливали в рога да кубки пиво - гуляли сегодня воины данские, с родным краем прощаясь. А у подножия истуканов жрецы готовились к большой жертве кровавой.
Горм же стоял меж соратников своих, словно кречет среди стаи ястребов выделяясь. Реяли на ветру длинные волосы, непокрытая голова гордо вскинута была ввысь, чтобы прямо глядеть в глаза Тору-асу. Нечем было тому попрекнуть полководца данского.
Вскинул руку подвысь старейший жрец, но не сразу утихло воинство.
Когда же смолкли, наконец, голоса, стал слышен гул пламени жертвенного и утробный стон полузадушенного зверя. Жрецы расступились, старейший прошел вглубь, ближе к огню. Воздел руки с жертвенным ножом и ударил коротко, сильно, разрубив жилу так, дабы кровь струей хлестнула в жаркие жадные языки.
Над жертвой склонились внимательно прочие, и вскоре громкий возглас разнесся над рядами воинов, отражаясь от них единым криком и грохотом мечей о щиты.
- Боги вещуют великую победу! И другую победу, еще больше!
Горм мрачно улыбнулся в ответ на удивление жреца, обернувшегося к военачальнику. И смолчал. Поклонился доземно, а затем повернулся и отправился к простому воинству, к лейдангу Дании.
Наступала пора пира. Наступало время быть среди воинов, которых поведещь на тяготы, испытания и возможную смерть. Которых поведешь на подвиг, к славе и бессмертию.
Наступало время вновь быть среди своих мечей.

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 19-05-2007, 4:14

Транделаг. Конунг Хакон и его дружина.

Как не спешил отряд Хакона, но к моменту тому, как подъехали они ко Хладиру, усадьба вовсю полыхала. Однако же, конунга то не дюже заботило: Лишь одно слово он обронил, о дочке справляясь. Успокоили властителя верные слуги: Асса-наследница была ими прочь уведена при опасности, и даже рук белоснежных в саже не вымарала. Вздохнул на то конунг с облегчением: жаль было бы дитя в огне потерять, но, коли б схватил деву Грютинг, позором бы все обернулось. Пришлось бы от слова своего оступиться, да лиходея соседского зятем признать. А так – можно было отринуть тяжкие думы: усадьба каменная сложена добро и не рухнет от пламени. А за добро, что в огне погибло со слуг после можно спросить.
Хакон забыл о пожаре в усадьбе, до рези в глазах вглядываясь в клубы пыли да дыми над частоколом. Отсюда не была видна дыра, проделанная в нем воями Грютинга, но теперь, зная, что был тут соседушка, хорошо понял владыка, как обманул их хозяин Оркдаля. Тем паче, что «бондов умелых» он и своею секирой рубил, так что искусство их оценил. Не были то первые среди воинов, о которых племянники сказывали. У страха, конечно, очи широки, но у тех добрых мужей разума столь хитро все выдумать не достанет. Очередная ловушка, и лишь милостью Одина транделагцы в нее попали. Усмехнулся Хакон, зубами сверкнув. Не все планам коварным сбываться, оступился захватчик – и теперь пуганым будет.
- Отступают они, владыка, - доложил возникший из дыма Бьорн. Был ярл закопчен, словно кузнец, лик – черен, лишь зубы белые в бороде, сивой от пепла, блестели. Судя по броне да одеже попорченной – ладно сражался он в битве, врагу роздыха не давая. И все же силен был сей муж: вот и теперь конунгу речь говорил, даже не задыхаясь. Видать, сами асы перед его колыбелью стояли, дарами отдаривая.
Из-за плеча верного ярла выглянул молодой Хакон. Он тоже славно новый меч обагрил, но лезть поперед ярла совесть не дозволяла. Вот и стоял за спиной, как младшему перед старшим положено, да приказов новых ждал от великого конунга.
- Прикажешь догнать? – продолжил речь Бьорн, и хозяин Хладира вновь перевел взгляд на него.
- Гоните их прочь, как собаки – дичину лесную, но догонять не спешите, - решил старый конунг. – Кто знает, какие ловушки в лесу Грютинг хитрый удумал. Мы с ним ратиться на своих условиях будем.
Промолчал на то Бьорн, участь племянников конунга вспомнив. Те тоже биться рвались сломя голову. Прав Хакон: кто мешал Грютингу повторить, единожды получившееся? Нет, кабана лучше бить с одного удара.
- Дозволь исполнять, конунг?
Хакон рукой махнул, ярла верного отпуская.

Немногим позже защитники усадьбы, собранные Бьорном, выступили за пределы частокола. Здесь дым от пожара рассеялся, и соколиным взорам гридней предстало зрелище дивное: судя по броням, ярлы транделагские тут меж собой бились люто. Видать, крепко измена корни пустила. Бьорн подал воям знак останавливаться, да сам в битву вгляделся. Свои тут против своих. И кому помогать?!

Мер
Нидарос

Растолкав гридней у дверей, ворвался в личные покои Рогволда старшой сын его, Ивар. Усталый, после долгой скачки, весь растрепанный и едва ли не в мыле.
-Батька, у меня тревожные новости! - бросил он прямо с порога.
Ярл Мера только начал утреннюю трапезу, еще ночной сон не выветрился из глаз его, однако все же отодвинул посудину с яствами.
-Садись. Выпей.
Ивар тяжело опустился на скамью напротив отцовского места и одним махом опрокинул предложенный кубок вина.
-Среди воев Хагдаля Одноглазого, слухи ходят, - восстановив дыхание, начал он, - словно не дух морской забрал их ярла, но хитрость и подлость твоя.
Ивар вглядывался в очи Рогволда, тщась угадать, что клубится в темной душе отца его, чьи повадки и манеры ему были прекрасно известны, но в холодном взгляде Рогволда не отражалось ровным счетом ничего. Лицо его было спокойно. И только пальцы теребили бороду, показывая, что отец погрузился в раздумья.
-Все вон. Оставьте меня наедине с сыном, - тоном не терпящим непослушания приказал Рогволд.
Тотчас же покои ярла опустели. Ивар знал, что никто не осмелится подслушать их разговор, поскольку у дверей дежурят отцовские гридни. А уж эти пойдут за батькой хоть против самого Неккви.
-Отец, правда ль, что ты отравил Хагдаля? - обождав немного, вопросил Ивар.
-А ты сам-то как думаешь?
-Думаю, правду говорят.
-И правильно думаешь. Хагдаль Одноглазый был моим лютым врагом, не раз и не два терпела наша семья убытки от злодеяний его. Неужели ты бы упустил возможность сквитаться с неприятелем, когда представляется такая возможность?
-Но, отец, в поединке честном должно решать подобные вопросы. Разве не боишься гнева богов ты?
-Боги чтят тех, в чьих руках победа. А победы должно добиваться любой ценой, ибо даже за столом в Вальхалле вои не говорят правды, но приукрашивают свершения свои.
-Хрольву ты говорил иное, отец.
-Хрольв еще юн. Воин из него удалый выйдет, даст Один, и ярлом крепким станет, умным, сообразительным. Но ему еще двадцати зим не исполнилось, на одни ратные подвиги помышляет.
-Но...
-Запомни, сын, боги удачливых любят.

Исполненный тяжелых дум, уходил от Рогволда старшой сын его, Ивар. Знал он, что дело батька говорит, ибо лишь бастардам безродным да берсеркам можно посвятить жизнь лишь ратному делу и никак не заботиться о том, что вершится за их спинами во времена мирные. Знал также он, что батька удалым воином в свое время был, неоднократно возвращался домой с добычей знатной, но кем бы стал он, если б позволил себе раствориться в боях да пирах?.. Вои приходят и уходят, слава о них живет - если Один смилостивится - месяц, а деяния ярлов остаются на века, ибо единым мановением руки они вершат куда больше, нежели берсерки за всю жизнь свою.
Исполненный тяжелых дум, уходил от отца Ивар. И ведал он о продажности Гереварда, жреца верховного, благодаря словам которого Хагдаль был убит - не осмелился бы отец отравить Одноглазого, не имей он согласия со стороны жреца. Печалился Ивар, ибо понимал он, что кончилась жизнь беззаботная - жизнь битв, пиров и бессонных ночей с наложницами.

-Хрольв, у батьки к нам дело есть.
Хрольв, как и всегда, был в компании подаренных ему отцом гридней, с которыми уже успел и на англов сходить, и с местным лихим людом в бою сойтись неоднократно. Вот и сейчас прямо во дворе отцовского поместья они упражнялись в воинском мастерстве.
-Что за дело, Ивар? - Хрольв знаком прервал упражнения и подошел поближе к брату. Подивился тому, что тот подпоясан мечом и облачен в кольчугу, словно в бой собрался, - чего стряслось?
-Небось, слыхал про воев Одноглазого?
-Про собак этих, что хулу на отца нашего наводят?
-Именно. Утром до нас дошло известие, что хагдальские произвол в деревне одной учинили. Пожгли несколько хуторов, побили бондов.
Обступили Ивара хрольвовские вои, такие же хмурые, как и их вожак.
-Значит, должно проучить этих бандитов, украсим ими деревья вокруг дорог. Другим в наученье.
Со всех сторон посыпались одобрительные возгласы:
-Развесим собак!
-Побьем выродков!
-Месть!
Усмехнулся Ивар, взглядом окинув лица воев, окруживших его.
-Дело говорите. Собирайтесь, к ночи битве быть.

Темной выдалась ночь - словно сама Хель сокрыла плащом туч луну и звезды. Единственное, что даровало свет - костры, вокруг коих ютились осиротевшие воины Одноглазого. Их лагерь был расположен близ одной из деревень Рогволда, прямо на дороге, сокрытый с двух сторон темным лесом.
Мужей, что привел с собой Хагдаль, было не боле сотни. Большинство из них либо спало, либо недобросовестно дремало на страже - от друзей, с которыми еще не далее как позавчера пировали за одним столом, подлостей не ждут. А зря.
Никакой битвы не было. Это была резня. Пять десятков Хрольва и Ивара разбились на несколько отрядов. Предварительно разобравшись с одинокими стражниками, подкрались они к кострам и, когда до огня оставалось не боле двух десятков шагов, хирдаманы бросились в атаку.
Знатные вои были у Одноглазого, славно дрались. Но захватил их врасплох Ивар, коварство отца перенявший, не дал им опомниться: немногие успели проснуться да схватиться за оружие, совсем немногие успели сбиться в кучки, спина к спине, подороже продать жизни.

-Вот отец, я выполнил твою просьбу.
-Покажи.
На стол, с которого еще не успели убрать яства, упала окровавленная голова. Совсем юноша - лет шестнадцать - поразительно похожий на Хагдаля Одноглазого.
-Отлично, мой сын, ты потрудился на славу. Будет кому наследовать дело мое.

Сообщение отредактировал Ноэль - 20-05-2007, 19:38

Альвхеймар. Конунг Гандальв.

Ожидая возвращения гонцов, посланных им к Неккви-конунгу, Гандальв из усадьбы своей и шагу не сделал. Однако кривдой было бы молвить, что медлил он только лагоды ради, мечтая тело подольше удобством потешить. Вовсе нет: в доме своем Серый властитель развел бурно кипящую деятельность. Под его руководством сердце Альвхеймара обрело новые стены из крепкого камня да обзавелось рвом вокруг частокола. Конечно, окружи их злой враг, толку с того было бы чуть, ведь усадьба была невелика по размеру и могла прокормить не так много ртов. Но принятые Гандальвом меры, по крайности, оборонили бы альвхеймарцев от внезапного нападения, коего конунг стал оправданно опасаться. С беженцами из приграничных фольков, до его земель доходили слухи о том, что творится ныне в Норвегии. И властитель Альвхеймара отчетливо понимал: набеги ночные с Харальдовой легкой руки ныне всяк конунг использует. Причем – довольно успешно, хотя бы Грютинга примером возьми.
Вторым резоном заставлять мужей северных спины гнуть таким образом, было желание конунга посмотреть, кто из них кто на самом-то деле. Кто могутой перед девками хвастается, а сам чуть что – мигом потом исходит да полежать простится. А кто - и впрямь телом крепок, хоть и неказист с лика.
Кроме того, вгрызаясь в мерзлую землю, сборный отряд с разных селений учился слушаться одной единственной воли. А после земляных работ, Гандальв и ярл Асгейр брали оружие и гоняли им гридней да бондов не жалеючи, чтоб стали они не толпой необученной, но войском, владыке Агдирскому грозным.
Альвхеймар готовился к войне.
Правду сказать, тяжко было столь деятельному мужу, как Гандальв в четырех стенах сидеть. Душа его действия требовала, да и руки по ратному делу соскучились. Не унять было схваткам потешным конунгова томления. Давно, ох, давно не дубил он с плеч вражьи головы, асом кровь посвящая. Жертвы – не то, такое смертоубийство только жрецам любо. Самому Гандальву тупая покорность жертв, подставляющих горло под нож аки бараны, была глубоко омерзительна. Сейчас лишь необходимость получить ответ от Неккви держала непоседливого воителя дома. Конечно, он мог бы послать Асгейра разбираться с мятежниками – верный конунгу ярл уже весь зад скамейками намозолил, за дружинным столом сидючи. Только мигни: вмиг головы ослушников худородных пред владыкины очи притащит. Но Гандальв желал покарать ослушников лично, полагая то знатным уроком... а потому все же откладывал выступление. Он понимал, что долго тянуть не след, иначе зараза по землям его так расползаться, что разом не выкорчуешь. Придется огнем выжигать. А посему постановил сам себе ждать ответа от старого союзника до конца этой седмицы. А потом – выступать.

Сообщение отредактировал DarkLight - 19-05-2007, 17:50

Оркдаль.
______________________________
Гутхорм ворвался за частокол усадьбы, когда бой уже преломился в пользу воинов Харальда. Они уверенно теснили малочисленных хирдманнов и неумело защищавшихся бондов, многие из котоых уже бросили оружие и сдались.
-- Пленных брать! - взревел Гутхорм, глядя, как один из хирдманнов сносит олову бонду, который уже бросил оружие и стал на колени. - Тех, кто бросит оружие - щадить и брать под стражу!
Этот крик слышали и бонды, многие из которых держались только потому, что верили - пощады всё равно не будет. Но Гутхорм был известен, как честный ярл, а потому вскоре сопротивлялись лишь единицы, которых очень быстро добили.
Тех же, кто сдался в плен, заставили встать на колени и окружили оружные хирдманны Гутхорма.
--Слушайте меня, бонды Оркдаля! - зычный голос Гутхорма, расхаживающего вдоль коленопреклоненных бондов, разносился по всей покорившейся усадьбе. - Я говорю, как посланец конунга Харальда и за каждым моим словом стоит его воля! Тем, кто признает власть и правление Харальдовы будет сохранена жизнь и часть скарба. Остальные достанутся воронам!
Тот час же на ноги вскочил какой-то юнец, чудом уцелевший в рубке.
- Поцелуй меня в..., - он не успел договорить - боевой нож Гутхорма свистнул в воздухе и вонзился ему в правую глазницу.
--Кого ещё куда-нибудь поцеловать? - поинтересовался Гутхорм, обнажая меч.
Ответа не было.
--Те, кто принимают власть Харальда, пусть станут на одно колено и опустят головы к земле!
Приказ был выполнен единым порывом. Гутхорм улыбнулся. Бонды всегда пугливы...

Сообщение отредактировал Orrofin - 19-05-2007, 21:09

Оркдаль. Харальд сотоварищи

Конь конунга переступал через мертвые тела, обильно устилавшие все пространство между внешним и внутренним частоколом. Здесь, совсем недавно кипела самая жаркая битва. Хирдманы грютинговы дорого желали продать. Однако - исход этого сражения был предрешен еще до его начала.
Когда к частоколу погнали оркдальских пленников, бонды в большинстве своем отказались стрелять по родичам и друзьям, не смотря на приказ ярла своего. Хирдманы же, хоть и не дрогнули душой, но мало их было слишком, чтобы вторую атаку остановить, да и варево огненное кипящее не бесконечным было - разбили бревна свежесрубленные тараны железные, повалили стволы тяжелые, да ворвались харальдовы люди в бреши проломленные, посекли оркдальских дружинников, где умением, а где и числом беря, ко второму частоколу оттесняя. Падали воины сраженные, повсюду стрелы свистели, да дроты брошенные в тела впивались - копий раздор, мечей размолвка ни на мгновение не утихала. Кровью великой каждый шаг агдирской рати давался, да только со всех сторон подступали воины харальдовы, и на место погибших тут же свежие гридни вставали, а оркдальцам же неоткуда было помощи ждать.
Зарубили, вторую стену миновав, дружинники ярла Тородда Хромого. Люто бился наместник грютингов, точно волк псами окруженный, однако ж ни шанса у него жизнь сохранить не было. Другие гридни, что посмекалистей были, к усадьбе бросились, изнутри двери подперли, да к окнам с луками тугими встали, те же кто не успел в домине скрыться, сражение продолжали.
- Теперь твой черед, дядя, - Харальд произнес. - Принеси мне победу, Олень Хрингарийский, как всегда до этого было.

И вот вьехал в ворота распахнутые Харальд конунг, на бондов пленных глядючи, да на дядю торжествующего. К нему, перво-наперво подъехал, за победу славную поблагодарил, а после сказал слова такие:
- Бросил вас ваш конунг, и не должно вам помощи от него ждать! Теперь вы мои люди, и выбор свой сами сделали! А те, кто в усадьбе сейчас заперлись, вы слушайте меня! Добром выходите - живы останетесь, а коли нет, так сгорите с доминой вместе. Нет вам больше причин верность Грютингу хранить, к чему умирать зазря?
Но видно верные в доме хирдманы укрылись - полетели в ответ конунгу стрелы лишь, метко пущенные, да крики бранные. Повелел тогда Харальд дерном да соломой усадьбу ярлову обложить, и подпалить с четырех концов, а всех, кто на волю попробует выбраться убивать нещадно, раз уж они от предложения его щедрого отказались. Бондов же, ему присягнувших, заставил он смотреть на избиение это, глаз не отводя.
Долго горела усадьба, дочерна в сердцах всех смотрящих одну простую истину выжигая - никто не смеет конунгу противиться.
Воины же агдирские, что победу одержали, богатую добычу награбили и награду славную от сына Хальвдана получили.

На следующий день разделил Харальд воинство свое на три части, и отправил по деревням окрестным власть свою устанавливать, сам же возле усадьбы разоренной лагерем встал, вестей ожидая. Мнилось ему, что вскоре уже с самим Грютингом судьба его сведет - там и решиться судьба его окончательно.
Медленно тянулись дни, хоть и были они заботами заполнены государственными - готовился к битве Харальд, докладов разведчиков ожидал, к горам посланных, люди же его покуда раны залечивали, да усадьбу сызнова отстраивали сожженную.
На утро второго дня вернулся к конунгу отряд один, который ярл Сигвальд вел, да не с пустыми руками. Среди рабов прочих деву одну к Харальду привели, и так ярл говорил:
- Знатную пленницу взяли мы в деревне соседней, великий конунг, хотел я было ее гридям своим отдать в награду, да проговорилась бабка одна, что это не простая девка, а самого Грютинга родственница ближняя из рода матери его. И порешил я, что такой наложницы только конунг достоин.
Посмотрел на деву Харальд, взглядом ее оценивающим окинул. На косы ее русые, да кожу белую, да тело, глазу приятное. Приглянулась ему пленница, да только прежде чем повелел он красавицу на ложе свое отвести, наклонился к нему Гутхорм и так сказал:
- Не гоже тебе, племянник, невесту законную идя выручать из рук ворога, на иных девок заглядываться. Что Хакон - конунг, тесть твой будущий скажет, коли прознает о том? Посчитает, что ради земель одних его дочь ты в жены берешь, а быть может и откажет в женитьбе. Укроти норов свой, что от предков достался, мудрость прояви, конунга достойную.
Вздохнул с сожалением Харальд, но совета родича послушался:
- Верно ты говоришь, брат матушки моей, всего важнее нам с Транделагом союз, - тихо произнес, ярлу же ответил. - Благодарю за подарок тебя, Сигвальд ярл, воистину удружил ты мне подношением этим и не забуду я службы твоей, но есть у меня невеста, так зачем же мне с другой ложе делить, покуда суженая моя в опасности? Пленница же эта пусть пока среди других рабынь будет, пока надобности в ней иной не возникнет, да запомни ярл Сигвальд, чтобы насилия над ней никто не чинил - и простых девок по деревням людям твоим хватит.
Повиновались воины, хотя и бросали взгляды жадные на красавицу, да гнева конунжего больше страшились.
Под вечер же люди быстроногие вернулись, что к подножию гор отправлялись, коие Оркдаль от Транделага отделяли. Добрые вести принесли они, что чист перевал, и широк поболее чем тот, по которому они в долину попали. Быстрее гораздо по нему перейти можно было, да и к помощи колдунов прибегать нужда отпала. Обрадовался тому Харальд, вышел из дома на улицу, да велел на земле начертать все что видали они в горах, все что запомнили. Склонились над рисунком замысловатым ярлы во главе с Гутхормом, долго размышляли как лучше использовать перевал этот, чтобы нанести ворогу урон больший, и вновь Гутхорм слово мудрое сказал, присоветовал обратно заманить Грютинга, да когда будет он с гор спускаться в полную силу ударить по войскам его, рассечь рать грозную надвое ударом могучим, и покуда одни в горах еще, тех кто перевал миновал уже разгромить.
Присоветовал тогда жрец один к Грютингу гонца послать из числа гридней пленных, конунгу оркдальскому знакомых, с посланием таким, что держится еще усадьба его и помощи скорой ждет, да чтобы возвращался он поскорее, отпор щенку агдирскому давать. А дабы не обманул их посланец, смертью родичей его постращать.
Так сделал конунг, как асов служитель предложил. Да вестей дожидаться стали.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 20-05-2007, 12:25

Лес. Хаки Гандальвсон..

Отведя деву к жилью людскому обратно, да оставив пред тыном добротным, лесные странники продолжили свой путь по чащобе. Ныне они опять меж собою говаривали мало, Эгиль да волки его бежали вперед, а Хаки следовал за серыми братьями, думая всякие думы. Встреча с бывшей полонянкой, пострадавшей от ярла альвхеймарского, встряхнуло бывшего конунжича, вырвав его дух из пучин благости. В прошлом кроткий да рассудительный, сын Гандальва и сам поразился той ярости, которую вызвало в сердце его глумление над подобной красой. Словно бог огня пламенем очищающим по сердцу прошелся, спалив все наносное. Тогда, в избушке мудрого старца, Хаки обещал деве помощь да месть. Сейчас решимости не убавилось, но разум воспрянувший о многих трудностях сообщал. Будь они родичами Эльдис. можно было бы ярла на бой вызывать. Но дева та в иных землях была, да и в искусстве своем Хаки не мог усомниться. Харальду младому проиграл – так матерому ярлу и взмаха единого хватит. Для того ли боги жизнь его сберегли, чтоб голову сложить из-за глупости? Оставался только один вариант, и Эгиль, видимо, уж принял его без сомнений. Караулить лиходея в лесу – да судом волчьим судить. Но, хоть и черен был поступок Асгейра, что сажа очажная, а все ж сложно было Хаки про честь война забыть, на планы Эгиля согласившись. Вот и молчал он до времени, хоть и знал: все равно о том погуторить придется.
Эгиль же шел своим собственным путем, в дебрях лесных границ владений не различая. Вот так незаметно пришли они в земли, где ныне Кровавый Ярл верховодил. Может и не узнали бы того, мимо пройдя. да только охота владыки земель на людей серого конунга следы под лесной сенью оставила. Не явил жестокий правитель милости к воям гандальвовым. даже в посмертии. Не удостоил погребения – зверям лесным на поживу оставил. Снова нюх волчий перстом судьбы выступил: без серых братьев Эгиля, путники, может, и мимо б прошли. А так – остановились пред телом истерзанным. Смерть наступила недавно, и лицо, искаженное гримасой предсмертной, еще различимость черт своих сохранило. Хаки, будучи сыном конунга, всех воев его в лицо знал. Вот и сейчас – имя альвхеймарца вспомнил: Сиргуд муж тот звался. Был старшим из братьев троих, гордым да лютости, да конунжича трусливого явно не жаловал. Теперь же тот муж лежал тут в сугробе, навеки потерянный для Вальгаллы.
- Странные дела твориться в землях Харальдовых, - обратился Хаки к своему спутнику, в явном замешательстве. – Ты говорил, чести в Альвхеймаре нет, но даже в худшие годины отец мой мужей, как зверье, псами не загонял.

Альвхеймар. Гандальв конунг и Неккви конунг
Дарклайт и Тельтиар

Гандальв как раз кончил трапезничать, и отложил ложку, когда в горницу дружинную вошел доблестный муж из стражи усадебной.
- Дозволь отвлечь, славный конунг, - почтительно вопросил он властителя.
- Говори, вестник. С хорошими ли новостями пожаловал, - спросил конунг, мигом подобравшись на лавке. Конечно, про вести худые не так сообщают, там уж не думают, отвлекать от обеда аль нет. В Вальгале лишь пировать без счета времени можно.
- Добрые, могучий владыка. Гонцы твои, в Мер посланные, воротились. Да не одни. Сын мой остроглазый на корабле стяг Неккви-владыки углядел.
- Хорошо учил ты сына. коль помнит знаки союзников. Неккви-конунг в последний раз у меня гостил, небось, еще до его рождения, - улыбнулся Гандальв. А затем - велел слугам лучшие одежды из сундуков вынимать да на стол яства богатые собирать. Сам же с дружиной пошел на причал - чтобы лично гостя дорогого приветить.
Долог был путь, да тяжел для владыки старого - хоть и был еще крепок, точно дуб, Неккви конунг, да только годы все одно о себе знать давали. Тяжело он ступал по палубе драккара быстрого, что словно на крыльях домчал их от Раумсдаля до Альвхеймара. Всматривался глазами ослабшими конунг вдаль, увидать хотел, кто же на пристани встречать его будет.
Гордо реял стяг со Змеем Морским, знаком Мера, зверем Ньерда Морей Властителя, однако же на земле другой стяг с ним по красоте соперничал - то волк альвхеймарский серый был. Но вот подошел корабль к причалу, стали викинги канаты затягивать крепкие, да сходни подали.
Не стал Гандальв ждать, пока рабы переход безопасный наладят. Его глаза еще сохранили молодецкую остроту - возможно, потому что конунг не трудил их чтением да письмом при свечах. Так что властитель Альвхеймара мигом углядел на палубе старого друга и оттолкнул в пути нерасторопных холопов, одним прыжком на корабле оказался. как в молодости, когда он да Неккви, от отцов хоронясь, пузатые свейские ладьи с воями грабили, злато себе забирая. Раскрыл Гандальв объятья могучие - да конунга из мера к сердцу прижал.
- Знал я, что друг ты мне верный, Неккви-конунг, потому и гонцов к тебе слал. Но не думал и в снах, что сам ты на путь тяжкий решишься да мой дом визитом уважишь. Праздник в Альвхеймаре ныне!
- Друга старого повидать отправиться - путь не тяжкий, а приятный, - в свою очередь Неккви отвечал, так же крепость объятий показывая. Ох, не утратили еще руки конунжие силы. - Да только жаль мне, что лишь когда беда к землям нашим пришла, сумели мы свидеться.
- Увы, - вздохнул Гандальв, - милость северных богов переменчива. однако же гордые асы, в одном отнимая, другим награждают. Так давай же отринем пока мысли печальные - да встречу нашу отпразднуем славно, как праотцами положено.
- В том полное согласие имею я, - мерский конунг произнес, за другом давним по сходням корабль покидая. А следом за ними пошли и люди их, знамена неся. Вскоре уже процессия знатная к усадьбе двигалась, да народ деревенский на них посматривал, рты разинув - давненько гостей в Доме Альвов не привечали.
Увидав то, Гандальв на гридней своих глянул, да брови сдвинул сурово. Вмиг гостя славного вои альвхеймарские окружили, от толпы отрезая. Долго не было конунга дома. Как знать: может средь этих зевак Харальдовы выкормыши таяться? Гостя обидеть аль ранить - обида крову хозяйскому. Не желал серый конунг контроля терять да шансы на победу родичу ненавистному оставлять. Так и прошли они до самой усадьбы, грозную силу селянам являя. В толпе перешептывались: конунг грозный в окруженьи дружинников смотрелся прямо изображением Одина. Да и гость его мудрый стать имел гордую да владыкой вышагивал. Прямо как Тюр многомудрый с обеими руками.
Прошли в трапезную гости, сели как подобает - конунги на месте высоком, а от них справа и слева соратники верные по старшинству расположились - у входа самого совсем еще юнцы устроились. Убрал бороду окладистую Неккви под ворот рубахи праздничной, за угощение принялся - все же разбудило аппетит в нем путешествие морское, да и к явствам не притронуться - хозяина обидеть, а того мерский властитель не желал. Молча трапезничали они поначалу - всяко беседа на сытый желудок лучше идет, нежели когда гости глазами голодными стол сверлят.
Правда, Гандальв сам едва пообедал, так что яства в рот клал без жадности. лишь для того. чтобы готь плохого не удумал да черными мыслями не исполнился. Дождавшись, пока Неккви утолит первый голод, серый конунг речь начал по праву хозяина.
- Давно мы не виделись, Неккви. все ли гладко в землях твоих да в семействе твоем?
- В землях моих, - отвечал конунг старый, вновь бороду высвобождая из-под ворота, не боясь теперь, что замарает едой ее. - По-прежнему спокойно все, разве что ярлы порой повздорят, так на то они и ярлы, всякий кусок поболе урвать хочет. Что же до семейства моего - славный внук у меня подрастает, наследник законный, не чета отцу своему безродному.
Видно было, хоть и не таит злобы Неккви, а все же недоволен зятем был он.
- Рад я за тебя, друг, хоть и не могу тем же похвастаться. Сын мой последний в полоне сгинул, а новый наследник не народился пока. Да и Харальда Агдирского люди в отсутствие конунгово в землях моих, как дома ходили. Вот теперь собираюсь с ослушников головы снять да отцу битв подарить.
- Щенок обнаглевший Харальд этот, как и отец его, на коварства разные хитер, - согласился с Гандальвом конунг Мера, кивая важно. - Где ж видано это - конунгов славных в домах их сжигать ночью темной?
- Воистину, ведьмина кровь, - охотно подхватил хулу Гандальв. Глаза его вмиг злым огнем заблестели, словно сам Локи в них по огню запалил.
- Все беды рода того, от жены Гудреда второй, датчане - они не силой, а хитростью берут, Асса же из рода их конунгов подлого была, - видно богатую тему начал Неккви, раз уж не утихали речи злословные о Харальде и предках его. - Летом прошлым был мой внук в Дании, так конунг их с золота ест и на перинах пуховых спит в шелка укутанный, точно ромей - не мудрено, что сами они все как ромеи стали изворотливы и коварны.
- Снова ты прав, Неккви, - поддакнул властитель Альвхеймара конунгу Мера. - Беды все от того что люди богов праотеческих забыли, да по моде чужеземой живут. Того и гляди, сами столь изнежены станут, что на весла драккара сесть убоятся. Кто с мечем дружен - тому уловки подлые не с руки.
- О том и я толкую, что коли не защитим мы заветы предков наших, то кто другой это сделает? Оттого и повелел я на своей земле сборы воинские начинать, что зарвался слишком Харальд - дело одно владения отеческие защищать, другое совсем соседей, точно вор какой обирать да смерти лютой предавать! Помню я, есть у тебя, друг давний, счеты к конунгу агдирскому, да матери его, да бабке старой, а долг - он платежом красен. Единую силищу собрать бы нам и ударить там, где не ждет Харальд, вот уж славная была бы битва - после такой и в Вальгаллу не стыдно отправиться, пред Отцом Воинов Всех предстать.
- Радуется мое сердце речам твоим, - возвестил Гандальв, по плечу гося хлопнув. - счет мой к Харальду-паскуднику лишь кровью оплатится, ратиться мне с ним не на жизнь а до самой Вальгаллы. Но рад я тебя радом с собою видеть, и потому счастлив, что ты в агдирском щенке угрозу лютую видишь. Сон вещий жрецы мои видели, что коль не будем мы едины и не отстоим отцовы заветы, Белый Бог в Норвегии воцариться, да рабы его править в землях наших начнут.
- Великая то беда будет, коли предсказание такое сбудется, - головой покачал Неккви, да голос повысил, дабы его все собравшиеся слышал: - Не тем плох Белый Бог, что из иных земель вера его пришла, а тем, что покорности и слабости мужей учит, кто ему поклоняется, тот и меч и копье держать в руках разучиться, и на колени падать будет пред врагом, а не оружно встречать его. Разве ж должно нам ждать покорно, покуда жрецы иноземные умы слабые к поклонению позорному склоняют?
- Не бывать тому, пока вои достойные по земле Северной ходят! - провозгласил Гандальв, рог с напитком хмельным поднимая, и викинги все дружным гулом откликнулись. Даже жрецы улыбались: хоть и не сильна была власть их в Альвхеймаре, часто руку не неугодных конунг поднимал, не считаясь с достоинством жреческим. А все же - приятно, что в богов властитель так рьяно верит - да секирой заветы их беречь обещается.
Шумела дружина храбрая за напитком хмельным, все слова конунгов из уст в уста передавала, а Неккви же ближе к Гандальву наклонился, о другом его спросил:
- Говорил ты, брат названный, что нет у тебя наследников ныне, да насколько я знаю и супруги законной ты не имеешь. Кому же земли твои потом отойдут? Кто дальше править Альвхеймаром станет, да дело твое продолжит?
- Надеюсь я ныне на милость Фрейра да сестры его прекрасноокой, - нахмурившись, молвил Гандальв. - Не стар я пока, да и не в одиночестве ночи свои коротаю. Но - сам видишь: едва ли могу я, как конунг, в хоромах своих затвориться да в утехах дни напролет проводить. Сперва сохранить земли свои надобно, а там уж решать о преемнике буду. Коли сына по крови не народиться али быдет он, как Хаки, труслив да слабодушен - из ярлов наследника выберу.
- Разве ж достойны ярлы власти конунжей? Али ты, Гандальв от наложницы на старости лет хочешь себе сына прижить, точно Хакон Трондский? - Усмехнулся в бороду пышную Неккви. - Только от жены рода конунжева может наследник славный родиться, так я тебе скажу, Гандальв Альвхеймарский. Давно уже породниться с тобой мне стоило, да два рода славных воедино связать, а ныне - есть у меня дочь, что замуж выдавать пора настала и мниться мне - лучшего мужа ей во всей Норвегии не сыскать, чем владыка Альвхеймара.
- Честью то для меня будет, - альвхеймарец был удивлен, но явно доволен. - Но я ведь уже не молодец юный - не боишься ли цветок столь прекрасный подле меня заморозить?
- Тебя я знаю, как хозяина крепкого, мужа да отца достойного - и не твоя вина, что сын твой младший трусом уродился, - конунг старый молвил. - А у юнцов одни подвиги воинские на уме, да дурь в головах! Я же хочу, чтобы дочь моя как за стеной каменной за мужем была.
- Что же, коль так - слово мое таково: возьму я твою дочь в жены законные. Тебя же самого другом много лет звал - а теперь родичем назову. Эй, выпьем за будущую кюну!
Рады были дружинники кубки поднять, все надеялись, что будет скоро у конунга грозного достойный наследник, не то что Хаки Малодушный, рода древнего позор.

Оркдаль. Дом недалеко от сгоревшей усадьбы.
(вместе с Тельтиаром Неутомимы в Совместках!)
_____________________________________________

Крепкая рука ярла Хрингарики толкнула деревянную дверь дома, где Харальд разместился после разграбления усадьбы.
- Племянник, ты здесь? - спросил Гутхорм с порога
- Да, входи дядя, - как ни странно, на этот раз ярла встретил сам Харальд, а нодин из его многочисленных телохранителей. Видимо не опасался сейчас лиходеев конунг, знал, что страх вселил в сердца оркдальцев великий, и не рискнут они на жизнь его покуситься. Оттого и отпустил Укси и Дугласа, подле себя лишь Ульва оставил, храбреца, что по следам догнал армию агдирскую, горы миновав. Да заодно и вести принес из Хейдмерка о том, что принял Альхейм ярл суд Харальдов, виру выплатил ирландцам и выдал им херсира и жреца своего на расправу. А что дальше с ними иноземцы учинили - про то не ведал хирдман.
Гутхорм прошёл в горницу и сел за широкий стол, на другой конце которого сидел Харальд.
-- Отпусти телохранителя, я тебя как-нибудь обороню!
- Ульв, оставь нас, - бросил конунг, и послушный воин тут же вышел из избы, у двери встав, да плечом ее подперев.
-- Надобно собирать воинов в усадьбе. Когда Грютинг к нам припожалует, все силы понадобятся. Рассылай гонцов, Харальд, а заодно объяви награду за гонцов к Грютингу спешащих, - огладив бороду произнёс Гутхорм
- Я тоже думал о том, да только в усадьбе, боюсь мы ораву такую не прокормим - надо нам навстречу идти Грюингу, тогда в деревнях, что по дороге попадаться будут, сможем мы харчей в изобилии получить.
--Сначала созывай всех сюда, а потом пойдём навстречу врагам. И ещё, Харальд, - Гутхорм нахмурился. - Умерь свою жестокость. Власть на страхе не держится. Власть держится на стабильности. Если хочешь править долго - сумей показать себя не только воином, но и милостивым победителем! А потом защитником и покровителем. Вот тогда бонды не то что против тебя не поднимутся - держаться твоей руки будут!
- Может мне еще и подати с них брать перестать? - Удивился Харальд, не таких речей от дяди, берсерка яростного ожидал он. - А после и вовсе за один стол сажать с собою? Посмотри, Гутхорм - со мной дружина храбрая. Ярлы имя мое славят, хирдманы здравницы поднимают да в смолу горящую по одному слову моему бросаються! Ни у кого такой власти не было еще во всей Норвегии, как у меня сейчас, и это начало лишь. Помнишь клятву мою? - Притронулся к волосам светлым конунг, показал, как отросли они за время прошедшее: - Пока полпальца лишь прибавилось, видишь, а уже весь Оркдаль в руках моих.
-- Ярлы, да хирдманны чествуют тебя, лишь пока ведёшь ты их от победы к победе, но стоит тебе начать проигрывать или завоевать Норвегию и остановиться - они начнут роптать. И тогда кто-нибудь может поднять бунт. Что будет, если половина землероек Норвегии к нему присоединятся? Цена мудрости Харальд - это юность, ты её ещё не уплатил, так послушай же меня! Думай не только о том, чтобы завоевать все земли, но и о том, чтобы удержать их!
- Мне предначертано владеть Норвегией, дядя, ты же лучше других знаешь пророчество! Посмотри - Эйстенсоны пытались встать против меня, Гудбранд пытался - где они теперь? Все мертвы! Мы уже победил в Хрингасакре - теперь лишь закрепить осталось победы эти, а после достаточно злата у меня получат и хирдманы, и ярлы, чтобы и мысли о бунте в их головах не появилось. Ты же сам слышал - опасен Альхейм ярл, жесток порой, но едва лишь к нему под моим стягом посланцы явились, как овца кроток стал и все исполнил не ропща! И разве жестоко я поступаю, всем, кто на пути моем становиться шанс давая? У каждого выбор есть - мне служить, или же в битве пасть, или же прочь уйти. Каждый по себе выбирает.
--Устами скальдов говорят боги, а скальды поют, что пророчества могут разрушить две вещи: любовь и храбрость. Но я знаю твёрдо - ещё это может сделать глупость! Харальд, не полагайся лишь на пророчество! Смог бы ли ты добиться всего этого, если бы лежал у себя в Агдире?
- Вот поэтому, дядя, я и иду вперед, в Транделаг - ибо лишь в союзе с Хаконом мы сможем сокрушить оставшихся наших врагов! А покуда ты со мной, а Харек во владениях моих - никто не страшен мне! Посмотри, как твердо власть установлена в Гудбрандсдалире - на порядок, мною введенный, глядючи, Гандальвовы люди под мою руку перебегают!
--Порядок мной установлен - не тобой! - встал, опираясь руками о столешницу Гутхорм. - Я не дерзаю на власть, но и тебе разбрасываться ей не дам! Не будь дураком, Харальд! Если ты будешь клеить свою власть лишь победами и страхом - не долго усидишь на престоле! Тебе предначертано править всей Норвегией, но никто не говорил, сколько именно ты будешь править!

- До самой смерти, так сказано было, - в ответ дяде и сам Харальд поднялся, словно показывая, что уже выше Гутхорма вырос. И куда девался только тот юноша, со смирением слушавший жрецов, когда его провозглашали конунгом и с замиранием сердца смотревший, как гибнут его воины в битве при Хакадале. Интересно, сам себе задал вопрос конунг - а пощадил бы он сейчас Хаки Гандальвсона? Решился бы спасти ему жизнь? И понял, что уже не знает ответа. Он изменился - битва за битвой, сердце его закалялось в крови, хотя сам он и не держал в руках меча с того самого поединка у Сарасберга. Рассудительный юноша, сперва долго обдумывающий свои действия, и лишь потом исполнявший их исчез в тот самый момент, когда была принесена клятва. Теперь он стал другим - человеком идущим к цели, которой еще никто не сумел достичь до него. И шел он к заветной цели отнюдь не ради руки капризной девчонки. - Бонды всегда роптать будут, сколько бы воли им не давай, им все мало.
-- Одно дело ропот,а другое бунт! А что до смерти, то она может случится очень и очень скоро! Я не смогу прикрывать твою спину вечно, Харальд! И на телохранителей надежды нет! Фенрир тебя сожри! - Гутхорм грохнул кулаком по столу. - Забудь ты это хелево пророчество и думай своей головой, как делал это раньше!
- Моя голова как видишь на моих плечах, дядя, а вот ты все еще видишь во мне ребенка, которого надо защищать от всего вокруг! Вспомни, ты убил берсерка когда был на два года меня младше!
-- Одно дело - убить берсерка, начисто себя потерявшего в хмелю битвы и совсем другое захватить и удержать огрумную Норвегию. Для этого дела тебе понадобится вся твоя мудрость и благоразумие, Харальд, а не только сила. Будь истинным конунгом, сын Рагхильды Мудрой!
- Моя сила - это ты дядя! Среди всех воинов наших равного тебе не найти, но конунг я, и править мне. Еще раз повтори, чего желаешь ты, а я решу - возможно ли пожелание твое исполнить.
Гутхорм недобро сощурился, но был вынужден опустить голову.
- Вот теперь слышу я слова конунга! - сказал он. - И прошу я у него того, чтобы он милостив был к тем, кто под его руку попал. Чтобы не страхом людей вязал, но защитой своей и покровительством!
- Мудры твои слова, брат матери моей, - остывать и Харальд стал, скоро он в ярость приходил, но гнев на милость менял быстро. - Так и будет со всеми, кто власти моей подчиниться - сохранит и скарб свой и жизни жалкие, и как прежде жить будет. Тем же, кто отвергнет щедрое предложение мое - один ответ, дядя - сталь каленая.
-- Кто отвергнет тебя - бей без пощады! Но не мучь без дела. Не будь новым Гандальвом! - Гутхорм добился своего и был доволен.
- Казнь назиданием должна стать, а не палачам усладой, - согласился конунг. - Так отец мой часто говаривал.
- И говаривал верно! - кивнул Гуторм. - Что же, я пойду распоряжусь по поводу гонцов Грютинга, а ты огласи сам указ о сборе армии! Так ты воодушевишь людей сильнее!
- Идем же, время нам нынче особливо дорого, - оба вышли из дома, и Гутхорм, и Харальд, да каждый гонцов снаряжать отправился.
Тем же днем отряд в два десятка всадников к перевалу Транделагскому отпаравился, коней загоняя - мчались воины затем, чтобы засаду устроить на гонцов, что могли вести Грютингу принести из вотчины его.
А к усадьбе вскоре начали возвращаться хирдманы, о том конунгу сообщая, что после падения Тородда ярла и воев его, без боя стали сдаваться на милость харальдову деревни. Нигде более сопротивления столь рьяного не встречали агдирцы, половину Оркдаля огню и мечу предав. Боялись нынче гневить их бонды, присягали в верности.

Сообщение отредактировал Orrofin - 20-05-2007, 20:01

Саросберг. Халльвард, Сигтрюгг.

- Вначале-то куда, Халльвард?
- Мнится мне, что скорее где-то в лагере Харека самого он. Но пока здесь, в деревне поспрошаем…
Искали уж Оттара братья, по дворам да по улочкам деревенским, у людей попавшихся спрашивали – не попадался ли им муж такого-то вида да одетый так-то? Но пожимали плечами все – то ли не видели, по сторонам не смотрели, то ли внимания своего не обратили попросту. Начало уж казаться Халльварду да Сигтрюггу, что впустую все их розыски и херсир по прозванию Рваный как в воду канул.
Но вновь судьба благосклонной к ним оказалась. Юнец чуть старше Сигтрюгга, одного из хирдманнов старший сын, по дороге встреченный, поведал им, что так, мол, и так, видел он мужа, которого описывают они. И направлялся муж этот к усадьбе, где Харек остановился.
- Давай-ка бегом туда, недалеко тут, - велел Халльвард брату. – Ты послушай только, там ли он еще или ушел.
Через несколько минут вернулся Сигтрюгг.
- Вдвоем они там с Гиллеад. Знать, ушел Отар, а вот куда направился…
- В лагерь, - уверенно заявил Халльвард. – Пойдем-ка по той дороге, к лесу.
И он пропустил Сигтрюгга вперед себя, но стоило тому несколько шагов сделать, как остановил его старший брат.
- Погоди, не двигайся.
- Ты чего это удумал? – удивился Сигтрюгг.
Халльвард же зачем-то обошел его кругом, приглядываясь. Потом с левой стороны туда где сердце находится, палец указательный приставил, потом сзади зашел.
- Это значит, на два пальца ниже…вот сюда…снизу вверх.
- Да в чем дело-то? – не понимал младший.
- Я, брат, понять пытался, как со спины бить, так, чтоб сердце – насквозь.
Помрачнел тот
- Со спины, значит? И ты думаешь, нам двоим к нему сзади подойти удастся?
- А зачем же двоим? Ты разговором его отвлечешь, а я подойду и ударю – благо уж знаю теперь куда. Дело за малым теперь – самого Оттара найти.
И скоро, они, действительно его нашли. По дороге идя, издалека они две фигуры заметили мужские, впереди, к лесу ближе.
- Смотри-ка, - прищурился Сигтрюгг. Глаз у него был зорче, чем у брата, потому сумел он различить приметы знакомые, которые Асгаут им называл и которые недавно совсем они другим пересказывали. - Оттар сам впереди идет.
- В лагерь, вестимо, - Халльвард произнес тихо. Впрочем, херсир, кажется, должен был их услышать. - Да стой же ты, Сигтрюгг. Обратно пойдем.
- Зачем?
- Видишь же, не один он. Что нам, за ним плестись, да ждать теперь, пока этот от Рваного не отстанет?
- И правда, - брат его согласился. - Еще заподозрят в чем, да пришибут ненароком. Пойдем же, сделаем вид, будто по своим делам шли.
Оттар, с вендом разговаривавший, обернулся наконец, голоса заслышав. Халльвард с Сигтрюггом ему поклонились, но подходить ближе не стали, отправились дальше.
- Сегодня-то...успеем? - шепотом спросил младший, стараясь на херсира не оглядываться.
- Не знаю уже, - махнул Халльвард рукой, да на кинжал новый на поясе глянул. - Должны успеть.

Гокстад. Асмунд ярл

Не более чем полдня миновало с того момента, как отправились Дунгаль Краснобай и Хрерик-берсерк в Раумарики, путь короткий избрав, да отрядом всем на корабль взойдя, лошадей вместе с собой по морю переправить решив - мало было людей на снеккаре, грести тяжко было, зато места для животных верховых оставалось. Вскорости должны они были за Хакадалем высадиться.
Асмунд же ярл тем временем к себе херсира Торварда позвал. Прошло время забав кровавых, уже не в рубахе алой, а в кольчуге добротной, плетения двойного сидел Альхеймсон на троне Инглингов родовом, что в усадьбе этой от самого ее создания стоял, и видать чем дольше трон этот занимал Асмунд, тем чернее мысли в голове его роились.
- Здрав будь, славный ярл, - херсир поклонился. Стар уже был Торвард, падали на плечи его власы седые, в косы умело заплетенные, но все же знал Асмунд, что нет в Вестфольде военачальника более умелого да опытного, чем хирдман этот, еще Хальвдану служивший, да времена Гудреда заставший.
- И ты не хворай, Торвард, приятственно мне, что не смотря на годы, откликнулся ты на мой зов, - привстал с трона ярл, старца приветствуя.
- Воину годы не помеха, слабость не они приносят, а мысли о них, - с улыбкой херсир отвечал. - Но ты ведь за мной послал не для того, чтобы о старости седой говорить.
- Твоя правда, не для того я тебя позвал. Знаешь ты, Торвард, как сильна ненависть моя к иноверцам, что богу распятому поклоны бьют.
- Да уж не за щеки румяные тебя Кровавым Ярлом прозвали, - согласился старик, на лавку присаживаясь. - Но ярость твоя оправдана, не дело это сынам Одина перед рабом распятым на коленях пластаться.
- Да только глубоко корни пустил крест деревянный, сидит в Вингульмерке ярл Эйнар, сам раб бывший, ныне же других в веру свою рабскую посвящает. А бонды и траллы, глупцы - только и рады тому!
- Недоброе то известие, - затряслась борода у херсира от негодования. - Что же конунг на это дело сквозь пальцы смотрит?
- Конунг нынче далеко, к себе христиан он приблизил, а друзей верных наоборот отдалил. Не видать нам от него подмоги, сами должны мы заветы преков наших защищать! - Сам собой голос Асмунда громче стал. - Ты, Торвард, старый воин, закаленный, знаю заразе этой франкской противиться сумеешь и другим сгинуть не дашь!
- Да уж, в молодости десятками я христиан резал в походах, плечом к плечу с конунгом нашим старым! Говори, чего желаешь, ярл? Голову Эйнара тебе принести на блюде серебрянном?
- Однорукого раба сам я убить желаю, - отвечал Асмунд Кровавый. - Ты же так поступи, как я велю - со жрецом Ингмундом и Вестаром за меня в Вестфольде оставайся, да не просто фюльком управлять - с тем и Вестар управится. Собери войско мое все, что сумеешь в скорости и к Вингульмерку выступай - хочу я сюрприз преподнести Эйнару к лету ближе!
- Дело то сложное будет, ярл - земля твоя войной обескровлена, мало хирдманов осталось, а бондов сейчас собирать - самый сев пропустить. Роптать будут, а то и бунт подымут.
- Головы посеку!..
- Посечешь, да только на их месте новых не вырастет. Останешься без людей, ярл - править некем станет, тут и рать твоя разбежится.
- И что делать тогда? Присоветуй!
- Мне оставь заботы эти - сколько смогу, столько соберу воев к сроку назначенному, а сев завершиться, так и бондов под стяг твой придет немало. Люди, что однажды вкус крови отведали, к жизни мирной интерес теряют.
- Не могу я до сева ждать, - бросил грозно ярл. - Слышишь, бьется в груди сердце мое, ярости оно исполнено и нетерпения меч вонзить в глотку Эйнару!
- А сумеешь ли, без войска-то хороброго одолеть ярла на земле его, где и стены, и рощи дубовые помогают? Что умолк, храбрый воин? Призадумался?
- Верны слова твои, но мало, мало времени у меня, чтобы задуманное исполнить! Да и верить кому не знаю, слишком многое на плечи свои взвалил я.
- Мне доверься, я конунгу служу верой и правдой, и тебе службу добрую справлю.
"Вот потому-то и не узнаешь ты, Торвард, что не против Эйнара только, а против Харальда рать я сбираю! Знаю я, не будет покоя роду моему, покуда властен конунг имения отбирать по воле и прихоти своей!"
- Слушай же, Торвард-херсир, Харек Волк и жена его ведьма большое влияние на конунга имеют, их стараниями Торлейва жреца изгнали да у отца моего Раумарики отнято было. Не хочу я, чтобы он укрепиться сумел, а для того как можно быстрее следует от побратима его Эйнара избавиться!
- Помню я Волка, славный воин был, покуда крест не принял! Ну да ничего, и до него черед дойдет. Но ты сказывал, будто бы покинуть Гокстад хочешь?
- Да, вослед за Хрериком отправлюсь, а оттуда вместе мы на Вингульмерк нагрянем - ты с запада, а я с юга. Не видать тогда рабу спасения!
- Ратевое дело, оно не хитрое, - согласился херсир старый. - Только вот решает исход сражения всякого подготовка к нему. Ты то и без меня знаешь, ярл, но и тебе послушать не помешает, что спешка в таких делах не менее губительна, нежели промедление. Собери войско достойное, у отца своего помощи попроси, с Хейдмерка люди придут, да с Раумарики ты приведешь, да еще откуда быть может - тогда только на Вингульмерк и след нападать будет. Земли же все войною опустошены, мало в них воинов осталось.
- Тебя послушать, так от задумки моей проще и вовсе отказаться. Но вот что, как готов будешь, да наказ мой исполнишь - весточку мне пошли в Раумарики, там я в усадьбе буду, что отец мой захватил некогда, а сам к Сарасбергу войска веди!
- Обойти я селение то предпочел бы, пусть и крюк большой делать, да чем меньше глаз войско узрят до поры, тем лучше нам будет. И распросов меньше.
- О распросах я тебе еще скажу - как кто интерес проявлять будет к войскам, что собираешь ты, говори - в Агдир на подмогу рать снаряжаешь.
- Так и скажу, - усмехнулся Торвард. - Тебе же еще совет дам - не след в след за Хрериком свой драккар направь, а через приток речной - пусть больше времени потратишь, зато когда в фюльк прибудешь, сразу новости узнаешь о том, сумел ли берсерк приказание твое исполнить, али самому тебе оружие обнажать придеться, и решение примешь верное.
- Благодарю тебя, за мудрость твою, Торвард херсир, - ярл произнес, с трона сойдя, да руку пожав старцу. - Теперь иди, и скажи слугам, чтобы Одда кликнули.
Ушел Торвард, а вскоре появился Одд низкорослый, что Цвергом прозван был. С ним гораздо короче разговор вышел у Асмунда:
- Прослышал я, что жив Гандальв конунг, не сгинул в лесах дремучих. Ты в Альвхеймар отправляйся, прознай что да как там, какие правдивы слухи, о чем лгут. А после в Раумарики меня ищи, там и расскажешь, что узнать смог.
Ушел соглядатай поклонившись, а ярл вновь на трон опустился, призадумавшись. Хитер был план его коварный, да только ошибки одной достаточно было, чтобы головы лишиться. Вновь поблагодарил Асмунд Одина за то, что даровал ему советчиков мудрых Дунгаля и Торварда.

Вермаланд. Эйрик и прочие.

Кровавая заря загоралась над Вермаландом. Утренний холодок ложился на плечи воинов, анпоминая о заслуженном, но пока не представившемся отдыхе. Мерный цокот конских копыт, бряцанье кольчуг… Почти спокойно, и можно не думать о сейчас о битвах, о раздорах, об оставшейся в Упсале семье – жене и сыновьях. Вальгард взглянул на Эйрика, скачущего рядом. Лицо конунга выражало какое-то холодное равнодушие, но если приглядеться, то можно было за маской этой обнаружить умело скрытое торжество, тщеславние. Да, Эйрик гордится, что Вермаланд почти уже пал.
" А когда-то этой страной правил предок молодого Харальда-конунга", – вспомнил Вальгард. "Олав Дровосек, так, кажется…Только он-то попал сюда, потому что бежал, да вроде и не от кого иного, как от эйрикова праотца, Ивара!
А конунг Ивар Широкие Объятия славен был в свое время, но не только битвами честными, но и жестокостью и хитростью. Власть в Упсале захватил он после того, как Ингъялда конунга и дочь его Ассу заживо сжег в их усадьбе.
Да, многие говорили тогда, что по деяниям своим получил коварный Ингъялд сполна. И долго, вестимо, не стихали крики в горящей деревянной усадьбе, - погибли дочь и отец не оттого, что задохнулись в едком дыму, а оттого, что огонь пожрал их плоть. И открылись врата Хель перед ними обоими, встретила их как дорогих гостей дочь Локи, что смотрела на мир одним глазом живым, а другим – мертвым.
А Олав, сын Ингъялда, которому чудом уцелеть удалось, бежал с верными ему людьми из страны родной через Готланд в Вермаланд, в страну густых лесов, спасая шкуру свою от Ивара и людей его.
Тогда же и заключил Олав союз с лесными племенами и вырубил все деревь в стороне той, а на месте, где лес раньше был, выросли усадьбы богатые да деревни. За это-то и получил Олав прозвище Дровосек.
Но на время правления его выпал неурожайный год. И порешили жители Вермаланда, что гневаются боги, кару эту на них насылая, за то, что правитель им неугоден. И был принесен в жертву конунг Олав Дровосек, во имя блага народа вермаландского, чтобы Один послал ему хороший урожай. Закон негласный суров был к правителям, которые не могли жизнь народа своего обеспечить достойно, заслужив неблагосклонность Асов. И поделом…"
- О чем задумался, Вальгард? – окликнул Эйрик советника своего.
- Да о судьбе, конунг, - отвечал тот, отвлекшись от мыслей.
Судьба...Одним лишь Норнам ведомо переплетение нитей ее, одни они знают, как обернется прошлое для будущего и как скоро изменится настоящее. Ивар правил Упсалой, а Олав в конечном счете погиб. А что будет, если сведет судьба Харальда и Эйрика?
- Что нам судьба, - отмахнулся владыка свейский, - покуда нити ее в наших руках, нужно пользоватся этим. Боги милостивы к нам, победа пока за нами.
- Не прогневил бы ты их речами подобными, - Вальгард заметил, - удача и отвернуться может.
Усмехнулся Эйрик – не мог он поверить, что Асы могут быть не на его стороне после стольких сражений выигранных да земель захваченных.

Минуты, часы, дни. Время шло своим обыденным темпом, не обращая внимание на изнывающего и чахнущего Альвира. Несчастный герой любовник продолжал работать у приютившего его, но мыслями и душой юнец был с ней. С той, чья судьба, казалось ему, была теперь незримо навечно связана с его судьбой, душой и сердцем. О чем он мог еще думать, как не о ней? Порой его же мысли смущали его самого, и он пытался их отогнать какой-нибудь работой.
На утро третьего дня, отошедши от сладостного сна, Альвир твердо намерился пойти расспросить хозяина об ярловой дочке. Долго бродивши по дому таки нашел он хозяина, а хозяин по одному только виду хитрых глаз сообразил, зачем к нему пожаловал гость.
-Ну что, ай, дай догадаюсь, зачем явился!
-Хм.
-Неужто вести хочешь знать об деве своей?
-А то как! Ибо видишь ли, работаю я работаю, а вестей никаких!
- Пусть никаких, ни хороших, но и не плохих же.
-Ну полно мне зубы заговаривать!.
- Да уж и то верно, чего лясы зря точить, - усмехнулся хозяин, пальцы в бороду сальную запуская. - Вон поди дрова наколи, а там глядишь и весть получишь хорошую. Боги, они трудолюбивых любят.
-Ну нет! – Вскричал взбесившийся Альвир. – Сперва весть, потом дрова! Я как вол работаю! Как раб ничтожный, ты что мне господин?! Да ты мне тьфу! – Разгорячившись, плюнул Хнува на пол.
-Вот ты как, стихоплет приблудный, - оскалился Аудмунд, кулак сжав пудовый. - Я тебя тут кормлю-пою, а ты еще и огрызаешься. Ну смотри - со двора так и быть гнать не буду, но пока дров не наколешь, к столу можешь и не подходить.
Глумливо улыбнувшись, вышел Хнува во двор, но колоть дров не стал, и до самой поздней ночи просидел на дворе, не проронив ни слова. Уж и заря стала наступать нового дня, а Хнува со двора не вышел.
- Эй, скальд, сюда поди, - позвал его к утру ближе Аудмунд, на крыльцо выйдя. - Хотел вестей своих, так иди слушай, только потом не жалуйся.
Хнува молча встал, и, расправив спину, вести слушать пошел.
На столе в комнате одна лишь лучина горела, почти не рассеивая темноты, а потому не мудрено было споткнуться обо что-нибудь, покуда до лавки добраться удастся. В гости же вновь Козий Рог пожаловал, только на этот раз не кашу уплетал за обе щеки он, а хлеб и мясом закусывал.
- Знатное угощение у тебя, Аудмунд, да только холодное мясо-то, - сказал он хозяину.
- А ты чего же хотел, чтобы ради тебя одного в ночь печь топить али костер жечь? Говори давай негодяю этому, что узнать сумел.
При слове «негодяй» нахмурился Альвир, да глазами предмет по тяжелее искать стал.
-Ну, говори уж.
- Получила девица послание твое, - усмехнулся Козий Рог, реакцию скальда разглядев. - Так сказала она, что жизнь ей без тебя не мила будет.
Замолчал вестник, призадумался, а после вновь произнес:
- Или нет, сказала, что коли тебя не увидит руки на себя наложит? Вполне может быть, хотя не помню я точно слов ее, но видать любит она тебя, так же крепко, как Гудрун Сигферда или Сигурда, тебе скальд лучше знать.
Рад Альвир был темноте, ведь она скрыла радость его от глаз чужих. Да голос выдавал юнца.
-А как же мне ее то увидать. – Тут сообразил Хнува, что ответа верного от них не получит, и запоздало рукой махнул. Мол ерунда, мои то проблемы.
- А уж как увидать ее, то тебе решать, только знай Альвир еще новость одну, она погорше прошлой будет.э
-Что за новость?
- Атли ярл замуж выдать дочь свою собираеться, - произнес прислужник, улыбку во тьме скрывая.
-А он сучий сын! – Вскричал обреченно Хнува. – Да за кого же это?
- За Вемунда, брата Аудбьерна конунга Фиордов.
Вмиг осел Хнува, огорчен он был, да что там огорчен, он убит был горем. Отчаянье охватило душу, стеснило грудь.
-Да..что же..как..же.. – Бессмысленный лепет срывался с губ его, и обреченный растворялся в темноте.
- И когда же? - В свои руки разговор взял Аудмунд.
- Днем этим послы от него к Аудбьерну отправились, а там - месяц-два, сговорится конунг с ярлом Тощим, рано или поздно.
- Добро ты дело свое сделал, а теперь вон иди, покуда не заметили нас вместе! Да передай Сольвейг, что этот олух от нее не отступиться.
Отзвенело три кругляшка медных, схватил их руками загребущими слуга ярлов, да только его и видели. Обернулся к скальду купец:
- А ты чего, дар речи потерял, строптивый стихоплет?
Скальд же схавитившись руками за голову как обезумевший вращал глазами и никак не реагировал на Аудмунда.
- Сядь, безумец! Воды испей! - Рявкнул со злостью хозяин, в лицо Альвиру плеснув. - В такие минуты рассудок хладным оставаться должен!
Холодный капель вернул несчастного в реальность.
-Да. Делать что-то надо! И немедля!
Вода стекала с лица, а безумец по комнате метался, постоянно задевая ногой какой-нибудь предмет мебели.
-Ну и глупец я! А что если сватов поубивать? Ан нет..Много их! Я знаю. Клевету на нее надо навести Тощему, чтобы он сам отказался от нее!
- Так - то лучше, а то на тебе совсем лица не было. Только подумай - что девица тебе скажет потом, коли узнает что опорочил ты честь ее словами черными?
-Да ты прав, да и не повернется у меня язык сказать про нее дурное! Тогда один лишь выход остается у меня! Убить Тощего!
- И сыновей его? А потом думаешь сможет жить суженная твоя с отцеубийцев под крышей одной?
-О ты какой умный! Только все – «не то» да «не то». А сам что предложить можешь. Уж поверь, златом отплачу!
- Есть у меня мысль одна, да ты скажи сначала, где злато возьмешь?
-А ты думаешь, в доме родном нет моих трофеев с земель чужих привезенных? – С намеком прошептал Альвир.
- Что же раньше ты о том молчал, гость дорогой, - переменился в лице Аудмунд. - А сделать нам так надобно, что когда соберется рать в Мер с Харальдом воевать, отправит сыновей своих Атли во главе войска и гридней к ним приставит. Охраны меньше в усадьбе его останется, а тебе то лишь на руку будет.
-Ах вон оно как. Ну хозяин, ну голова.
Подсочивши до него похлопал Альвир по плечу его.
- Так что жди, выжидай. Да присутствие свое никак не выказывай, - посоветовал купец. - И облик измени. Давно тебе пора бороду отпустить, уж муж зрелый, а все как юнец с голым подбородком ходишь.
Так и поступил Хнува, как купец советовал, да более не пререкался с ним, а дружбу вести стал. Да и купец, прознавши про злато, портить отношения не пытался.

Западный Агдир. Сульки конунг.
(с помощью Тельтиара)
Долго и придирчиво расматривал покои ярла Западного Агдира Сульки Конунг. День был тяжелый, много войска собрал Сульки, и всех их надо было где-то расположить, чем -то кормить. Распылялись большие отряды по Западному Агдиру, и всюду были селения, покинутые бондами. Одни карлы безземельные да рабы в них оставались, сопротивления рогаландскому войску практически не оказывая. Угрюмо смотрели на пришельцев челядины безродные, но молчали. Лишь съестные припасы забирали у них воины вражеские, прочее же имущество не трогали, да и нечего было взять. Побросали богатые бонды свои владения, а дома опустевшие челядины занимали и рабы хозяйские, а где клады хозяйские спрятаны, о том молчали. Кое-где в домах воители рогаландские погреба и половицы обшаривали, но лишь немного они находили. Видно, в лесу где-то сокровища и клады свои наспех прятали жители Агдира знатные, и торопились бежать, жизни свои спасая. А теперь воины дома бондов зажиточных, хозяевами спешно покинутые, обшаривали. Немного добычи они пока стяжали, но немало ценного в тайниках запрятанного некоторые воины понаходили. И все громче слышался ропот среди воев.
"Обещали нам, что богатую добычу награбим, да с девками местными потешимся вволю, а мы тут как гости сидим. Того не тронь, этого не тронь! На войне мы или не на войне?".
Дошли слова эти до слуха Сульки конунга на третий день. Мрачен был коннунг рогаландский, чуял он что неладно тут что-то, и ловушку ему заготовили, оттого тревога его не оставляла. Спалось ему плохо в доме ярловом. Просыпался он часто среди ночи, и в каждой тени ему убийца чудился, а в каждом шорохе шаги чьи-то. Каждую ночь трое доверенных хирдманов возле покоев его дежурили... Но оттого спокойнее ему не становилось...
Небогатые были покои, ведь в прошлый свой поход племянничек славно тут пошарил, все ценное из дома выгреб, а потом все по дороге побросал, когда от Тьодольва ярла драпал. Теперь в просторном доме были голые стены, а пол был устлан сеном и сухой сосновой хвоей. Даже простыни и ширму над кроватью ярловой и те унесли, и лишь тряпье полотняное осталось, кожу Сульки изнеженную коловшее. Велел Сульки сундуки свои открыть и дом обставить по своему вкусу. А к ночи ближе велел он старухам из челяди какую-нибудь девицу из карлов привести посговорчивее, чтобы постель ему обогрела...
Не противились приказам конунга люди дворовые, скоро уже и спальню обставили шелками ромейскими да коврами пушистыми, перину ему на кровать поверх соломы положили мягкую, да вина в кувшинах на пол поставили возле ложа. Понравилась Сульки сноровистость их, да убранство комнаты новое. Братьев же и племянника отправил он со всеми хирдманами ночевать, не стал для них спален отдельных требовать. Пусть помнят Кьятви и Торир, что потому жестко им спать, что не сумели они землю эту в руках своих удержать, Сати же сам на полу дубовом больше любил почевать, чем на кровати мягкой.
Вскоре и девицу привели конунгу. Не сказать, что красавицу писаную, но телом крепкую да юную, а больше сейчас, после перехода дневного Сульки и не требовалось.
Девица была упитанная, круглолицая, с черными волосами и живыми карими глазами, с нежной смуглой кожей, с пышной грудью и округлыми широкими бедрами - само воплощение Фрейи. Судя по простому шерстяному платью без пояса - рабыня. Даже удивительно, где такие женщины живут еще. Много стран в молодые годы Сульки повидал, и женщин видал самых разных - и таких, чья кожа была черная как кора дуба, и таких чья кожа была желтая как масло ореховое, но такую он видел впервые.
- Как звать тебя, Фрейя нарядов? - спросил он, и замолк. Слишком скромным был кенинг для такой красотки. Девушка смущенно опустила глаза долу, а под его жадным взглядом смущенно покраснела. Сразу настроение конунга улучшилось. Такую себе в наложницы взять надо, даже странно что такое сокровище ворогам своим агдирский ярл оставил на поругание... Хорошо что ему она попалась...
Девушка хихикнула, и украдкой стрельнула глазками. Но на вопрос его так и не ответила.
- Иди постели мне постель, и обогрей ее как следует, а я скоро вернусь.
Девушка кивнула, и принялась взбивать перины, с удивленными возгласами перебирая пальцами шелковые простыни и пледы из тонкого фризского сукна.
Сульки вышел в гридницу.
- Вот что, отроки мои храбрые. Я тут позабавлюсь маленько, так что меня не беспокоить без нужды. Если что-то срочное, сначала в дверь стучите и кричите мне,с чем пришли. Ясно?
- А если...мы ж это... завсегда в покоях твоих были, конунг...
- Сегодня не один я почивать буду, и лишние глаза и уши мне ни к чему.
Хирдманы понимающе переглянулись. Это им было привычно на виду у всех забавам придаваться, а конунг их был с причудами, к роскоши иноземной привычный...
Один только Торир, сын Кьятви поднялся с лавки, да так сказал:
- Ты, дядя, утехам предавайся, ни о чем не беспокойся. Сам я у дверей твоих встану дозор нести.
- Вот это дело! На кого надеяться мне, как не на родичей!
Расправил плечи широкие берсерк, да с ухмылкой по рукояти меча широкого похлопав.
Внезапно раздался негромкий вскрик, и протяжный стон. Сульки бросился назад в опочивальню, и увидел, что девушка лежала на краю кровати, корчась от боли. На ее левом бедре сквозь ткань нижней рубашки раслывалось маленькое пятнышко крови... Девушка хрипела, как будто ей не хватало воздуха, а ее лицо посинело.
Сульки застыл, открыв рот, не зная что делать, будучи в полной растерянности. Тем временем в опочивальню один за другим вбежали хирдманы.
Гридни разбежались по спальне, обнажив оружие, но увидав, что угрозы властителю их нет, а сам он цел и невридим, лишь уставились на умирающую служанку, все еще корчащуюся на перине.
- Что? Кто? - Торир Длиннолицый подбежал к дяде, с горящими от ярости глазами и раскрасневшимся лицом.
- Что за тролиху мне прислали? - сердито пробормотал Сульки, сверля глазами вошедших... Он все еще не понимал, что происходит.
- Господин, она задыхается... У нее кровь.
- Знахаря сюда!
Пока за знахарем бегали, пока его привели, девушка даже дергаться перестала, лишь пена по губам ее стекать продолжала, да воины стояли вокруг, рты разинув. Когда знахарь подошел к кровати, девушка уже едва дышала. Ее глаза застыли, а лицо исказилось гримасой от невыносимой боли.
- Что с ней? -спросил Сульки, нахмурив лоб.
Знахарь долго щупал девицу, и ощупал ранку.
- Если бы зимой в доме были змеи, я бы сказал что ее укусила змея. По всем принакам, это яд гадюки.
- Перетрясите постель! -рявкнул конунг на хирдаманов. Те сначала попятились, потом, вспомнив что им грозит за ослашание, рьяно принялись за дело.
Сняли воины осторожно девицу увядшую, опасливо на пол ее положили, да перину стали трясти - каждый боялся, что и его яд настигнет. Но вот звякнуло что-то о доски дубовые.
- Вот она, змея под периной - произнес кто-то из хирдманов.
Знахарь удивленно крякнул, и сдвинул бронзовую булавку носоком обуви.
На кончике бронзовой булавки с головкой в форме головы змеи была запекшаяся кровь.
- Яд был на той булавке змеиный... - сказал знахарь.
- А кто-то в перину ее подложил, думая что конунг наш на нее ляжет... - произнес Кьяттви, качая головой.
- А кто мог подложить, окромя слуг, кто постель сегодня стелил? - спросил Торир.
- Казнить... Всех... -медленно, перевод дыхание и с растановкой произнес Сулки. - Выловить всех слуг, кто постель стелил... сначала огнем выпытать, кто задумал и кто приказал... потом всем головы отрубить и на колья повесить. Всех их родичей, кого выловите, в колодки... А девицу ту похоронить с почестями... Завтра костер ей приготовьте...
- Будет сделано, конунг- сказал Торир, и исчез в дверях.
- Вот оно, агдирское гостеприимтсво. - сказал Кьяттви. - Ясное дело, это только старая ведьма такое придумать могла.
- Я ей это припомню.-прошипел Сульки, сцепив зубы. - В яме со змеями она у меня посидит... И некому будет ее из объятий Хель вырвать...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 23-05-2007, 21:19

Морской переход - Рюгъярбиг. Горм со спутниками.
(с помощью Скальда)

С раннего утра смежалась небесная синева чередою облаков да туч сизых, а к полудню нежданно-негаданно омрачился свод вышний да потемнел, затянувшись пеленою лиловою. Налетела, настигла корабли данские буря - из тех, поначалу решили было кормчие, что по воле асов скоротечно сбираются и быстро проносятся над мореходами отважными.
Не так было теперь. Уж и день стал к концу клониться, уж и ночью сменился тусклый ненастный вечер, а не утихало на море волненье, не смирялись крутые волны. Не знали роздыху мужи данские, вертя веслами, как мужам подобает, одолевая капризы Хозяина Пучины.
Лишь под утро смягчилось море и успокоилось, хоть небо и далее хмурилось непогодой.
И не шибко чтобы сильна была буря та, и не скажешь, что пагубна али гневу богов прислужница, порешили вои данские. Ведь и драккары, и кнорры, не убавившись в числе, собрались вскоре вновь до единого. Скорее уж асы силы их пытали да мужество, увидеть желая, вправду ли гордые хельды сдюжат пособить своим другам союзным, вправду ли сильны еще руки их. Так передали витязям кормчие и ярлы их, коим то сказать велел Горм-воевода. Потому с новой силой сели за весла сменившие гребцы, перешучиваясь да одобрительно нахваливая товарищей своих, да кормчих, да Горма-ярла, который у асов нынче в любимцах числился.
- Нынче уж и берега агдирские показаться должны да Аскейрсунд-фиорд, - беспокойно вздыхал Гуннар Одноухий, стоя подле Горма-ярла на его драккаре по имени "Слейпнир Вод" и неустанно руками оглаживая дорогой меч на боку, что получил он в дар от Хардакнута, конунга датского. Тревожилась душа агдирского посла о судьбе кюны Ассы да Асгаута-ярла, ибо не много сил оставалось у них, когда отправлялись посольства, а от Оттара Рваного не было вестей в Роскильдэ более. Что-то там деется сейчас? Не пришел ли с силой могучею Сульки Рогаландский, не покусился ли на вотчину Харальдову? Успеют ли датские витязи?
Три драккара впереди прочих судов шли, на иных судах, и с великого "Слейпнира Вод" виднелись они на самой черте окоема. Внезапно вскрикнули воины на носу корабля Гормова, и принялись на передовые суда указывать, среди коих и "Мьельнир" шел агдирский, дабы путь у берегов указывать. Эти суда отдаляться вдруг стали, пошли споро и так и сгинули стремительно за горизонтом.
Крикнул тогда Горм зычно, поставили все паруса на "Слейпнире" да налегли на весла гребцы опытные. Резво пошел драккар, пеня да взбивая воду бортами и лопастями, и спустя недолгое время увидали вновь они передовой отряд, а допрежь того – столб дымовой, вьющийся черной нитью прямо в небо серое да низкое.
Ближе подойдя, борт в борт поравнявшись с "Ястребом Бурь", увидали все они, что целы корабли данские, цел и невредим и "Мьельнир", потому и вопрошал Горм лишь о том, что за драккар догорает на волнах в стороне, да что за когга следом за "Ястребом" тащится. Первым же делом узнал, пали ли его вои в бою этом несподручном. Отвечали ему, однако, и кормчий, и Хрерик-ярл, что с Фюна родом и там же владения свои числил: дескать, живы все даны, и не много раненых у них, супостат же нынче весь в волнах бездонных али на палубе драккара огненное погребение принимает. "Черной Акулой", раскатисто прокричал Хрерик, звалась эта лоханка, вот так вот надменно, а вел их из набега морской конунг из невеликих, назвавшийся Фениром со Свеймира-острова, человек недалекий и наглый, ибо осмелился дерзить ярлам воеводы Горма да Хардакнута-конунга, да еще твердить, что уже недалече его край, и стало быть, его это волны, и дань с них взимать ему от асов завещано.
Спросил было Горм о судьбе разбойника морского, да только отправился тот уже дань с волн собирать самолично, притом вниз головой и с привязанным якорем.
Пожал плечами воевода, обернулся к Гуннару, да только и Гуннар не ведал, вправду ли занесла их буря до самого Свеймира, или же лгал подлый Фенир-конунг. Компас же бесполезен был, ибо солнца не видать было, и тучи громоздились темными копнами, обещая новую бурю и шторм новый.
Весть о встреченном морском конунге пронеслась по драккарам, и гребцы, и кормчие, и прочие даны радостно загомонили, зашумели, порешив, что разгадали они слова жреца асов, что вещал о двух победах на берегах Силленде. Весело усмехался воевода, кивал головой своим витязям и ярлам, но не спешил отрицать эту догадку.
Дальше путь держали даны, налегая на весла, отправив коггу добытую с награбленным чужими руками добром в хвост головным судам следовать.
Еще не позднее и утро было, когда показалась впереди земля, и ободрились хельды, и весла вновь с большей силой волны пенить стали. Тучей понад волнами шли драккары и кнорры данов к фиорду, а на его лесистых берегах уже поднимались дымы сигнальных костров.
Подобно длинной черной змее, со свернутыми парусами, на одних лишь веслах входили корабли в длинный, немного извилистый рукав фиорда: семьдесят два драккара и сорок четыре кнорра вереницей протянулись к глубинам фьорда, где крутые берега расступались, открывая небольшую ровную долину, в которой угнездилось поселение.
Не успели еще сигнальные дымы у врат фиорда рассеяться, а уж "Слейпнир Вод" подошел к причалу и Горм, как подобает вождю воинства и великому витязю, первый длинным, рассчитанным прыжком преодолел расстояние до дощатого настила, не ожидая сближения его с бортом. За ним последовали хельды его малого хирда, вставая так, дабы укрыть воеводу большими пестрыми щитами. Горм ухмыльнулся одобрительно и широкими уверенными шагами прошел на берег, ощущая на лицеприятное дыхание ветра земли, запахи леса, пробивающиеся сквозь густой запах китового жира, рыбы и смолы, стоящий над пристанью, и запах дымов, еще не совсем рассеявшихся над крышами дмов селения.
Как ни досадно было Горму, но сразу понял он, что селение опустело. Ни звука, кроме разве что клохтанья редких не прихваченных с собой кур да лая отвязанных псин. Ни рева, ни блеянья скота, ни свиного визгу не доносилось от дворов, стало быть, успели уйти бонды со всем скарбом и имуществом, чтобы переждать появление неведомого войска в глуши лесной.
Чужие ли тут были края, или же агдирские, союзные места, - так и так не с руки было гоняться по чащобе да отыскивать жителей здешних. Не по нраву было Горму и час лишний терять.
Не медля, разослал он во все стороны хельдов опытных, дабы сыскали и доставили к нему всех поселян, кто только, паче чаяния, не ушел в самую глухомань, а остался поблизости.
Быстрыми шагами волчьими ушли воины вглубь долины и вдоль склонов горных.
Горм же обернулся к Гуннару, но посол агдирский только руками развел: не бывал он еще в этих местах, и не мог поведать, что за фьорд принял в себя воинство датское.
- Может быть, Скирингссаль это, или Рюгъярбиг, что к полуночи от Аскейрсунда, а может и вовсе в Ренланд угодили… но может и так оказаться, что и западнее отнесла нас буря, - сказал Гуннар, обводя взором покатые крыши селения. – тогда стоит ждать неподалеку воинства Сульки.
Про то, что, неровен час, хирдманов Сульки можно было уже ожидать встретить и в Восточном Агдире, промолчал Гуннар, но понял это Горм по лицу агдирца и отвернулся в раздражении, которое по старой привычке упрятал глубоко внутри. Не терпелось ему все же сталью переведаться с врагом, умыть руки свои и меч в чужой крови, да еще не любил он неизвестности, и старался не рисковать все же понапрасну.
Тем временем вошли в бухту все до последнего корабли и кому места не достало у причалов, вытаскивали драккары прямо на берег. А в небе уже зачинался новый шторм.
Не в долгом времени расположился Горм в самом большом из домов, куда потянулись ярлы за наказами.
Выходило по всему, что не с руки к ночи выходить в путь, не ведая толком, где довелось оказаться. Потому решили на совете с ярлами, оставив на кораблях по десятку воинов для защиты, остальных расположить в селении. Тех же, кому места в домах не найдется, на ночлег постановили устроить в срубах.
Закипела работа, и возле селения стали быстро подниматься две дюжины срубов, каждый на добрую сотню хельдов, которые накрыли ветвями и сверху насыпали сена, выбранного из сенников по селению.
Горм же занялся обнаруженными в лесу крестьянами, которые были, видимо, поплоше и не сумели спрятаться от дозоров данов. Суровые хельды, отловившие их да доставившие в поселок, не шибко ласковы и разговорчивы были с ними, потому, сколько ни пытался Горм с ярлами и Гуннаром Одноухим купно дознаться, далеко ль конунг Харальд или же кюна Асса, и ведут ли отсюда какие-нибудь туда пути по суше, - только тряслись в страхе люди местные да низко кланялись. Так ни с чем и отпустил их Горм, отчаявшись втолковать темным, что не ворог новый на землю их пришел, а только помощь и союзники.
Уже разразилась гроза и стало размывать узкие кривые улочки холодным дождем, когда явились с вестью воины, что остановили на подступах у селению пастухов, что гнали на ночь отару с пастбища. Этим, верно, дымы сигнальные и вовсе не видны были.
Пастухами оказались пара мальчишек, что и дюжину зим добро коли сменяли, и пожилой хромой да однорукий мужчина, бывший, сразу видно стало, некогда хельдом. С ним-то и завел разговор Гуннар Одноухий, да без толку: только хмуро косился на воев датских старик и упрямо молчал.
Потеряв терпение, подошел к нему Горм-ярл, взял за грудки и поднял правой рукой, да взглянул прямо в глаза.
- Не с войной в этот край пришел я. Другие конунги сюда с мечом идут, я же против них биться стану. А не ймете мне веры – так и не надо. Бурю переждем и дальше двинемся. Только вот это селение мы, однако, можем и сжечь, ибо вижу я, никому оно уже не надобно нынче, позаброшено и забыто.
Долго глядел ему в глаза старый калека-пастух. Затем отвел взор, не в силах терпеть больше то черное пламя, что жгло душу Горма в неизведанных недрах ее. Опустил его тогда датский воевода.
- Не надо жечь город наш, могучий конунг. Не виновны люди наши, ведь в самом деле время смутное, и немирье идет на Агдир немалое. Идет уже по землям Харальда-конунга нашего Сульки из Рогаланда. В Рюгъярбиг занесло вас бурею, отсюда до Аскейрсунда день пути пешего по дороге, что на закат бежит. Вот, к примеру, ежели с утра выйти, то до ночи там можем быть. Только нету там нынче Харальда-конунга, сказывают, на полночь пошел он, только кюна Асса и Тьодольв-ярл нынче держат там правило. Отведу я вас, если на то воля твоя, а мальцов отпусти, пускай скотину обиходят.
Кивнул удовлетворенно Горм. Знак подал отпустить мальчишек.
- А где нынче ваши мореходы пробывают, старик? – спросил он. – нужны мне провожатые, чтобы довести суда до Аскейрсунд-фиорда.
- В море они сейчас, на промысле, и воротиться должны не раньше, чем за три дня. – ответил старик, пытливо в датчанина вглядываясь.
Задумался Горм. Сильно не хотелось ему разделять войско. Да делать нечего.
- Так сделаем, - повернулся он к своим спутникам. – До утра перебудем здесь, а с рассветом две с половиной тысячи хельдов пойдут со мной сухопутной дорогой. Прочие же, да мореходы с кнорров, останутся и дождутся рыбаков рюгъярбигских, да с провожатыми и приведут корабли к Аскейрсунду. Быть по сему.

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 4-06-2007, 11:23

Халагаланд,Харек и Хрерик
При помощи Тельтиара

Настал день суда, и собрались мудрые годи решать участь Харека.
-Судите мудро, почтенные годи, дабы не осудить невиновного, но и виновного не оправдать, – сказал Брюньольв.
Годи согласно кивнули, и начался суд.
Долго судили Харека. Были и те, кто считал его виноватым, и те, кто думал, что его оклеветали. И лишь с заходом солнца порешили годи – не совершал Харек этого деяния. И дали наказ Брюньольву – освободить Харека, да извиниться пред ним.
Пошёл Брюньольв в острог Харека вызволять, но видно было в глазах его, что хоть и не по душе ему извинится, доволен он. И ни кому не было понятно чем.
Солнце уже еле освещало мир, запад неба окрасился красным. Птицы кричали, предвещая беду. Тревожно было Хареку.
Он уже почти заснул, как послышались шаги. Харек встрепенулся.
-Здравствуй Харек. – услышал тот голос Брюньольва. – *…*
Удивился Харек перемене такой в Брюньольве и сказал:
-Неужто только теперь поняли, что невиноват я?
Брюньольв скорбно опустил голову.
-Извини Харек меня. Оскорбил я тебя сильно подозрениями своими. Разум мой ярость затмила. Но пойми и ты меня - нашли у отряда, на твоего брата напавшего, топор твой. Его Хрерик и опознал.
-Хрерик, говоришь, сказал, что это мой топор?
-Да.
Харек задумался. Не доверял он лису - Брюньольву!
-Ах, мой брат! А не он ли сказал, что это я подослал отряд?
Обрадовался Брюньольв – сам Харек брата своего в клетку загоняет.
И отвечает:
-Действительно так…Уж не думаешь ли ты, что Хрерик всё это устроил?
-Думаю, он. Позволь мне с братом поговорить, по-своему, по-братски!
Нахмурился Брюньольв.
-Может, сразу на суд его?
Покачал Харек головою. Брюньольв хитрый был, да Харек ещё хитрее.
-Истинно так. Но вдруг и он не виноват?! Я поговорю с ним.
Делать нечего. Отпустил Брюньольв Харека, но воинам своим приказал следить за ним.

Отправился Харек в покои, для него предназначенные. Не хотел он ночью идти к брату. Лишь отходя ко сну, позвал он своего слугу. Написал записку:
«Брат мой! Хитрый лис бросает на тебя тень! Берегись, может он схватить тебя, да в острог бросить! Завтра поутру жди меня. Думать будем, как от интриг Брюньольва уйти, да наследство получить.»
И отправил слугу к брату. А сам заснул, успокоенный.
Не ведал он, что Брюньольв подкупил слугу, и не к брату идёт сейчас слуга, а к врагу его.

На следующий день Харек пошёл к Хрерику. Но странно встретил Хрерик брата. С мечом вышёл, в дом войти не предлагал, стоял напряженный и готовый к драке.
-Брат мой, Хрерик, разве не получал ты записку от меня?
Хрерик усмехнулся и покрепче сжал рукоять меча.
-Получил я её. Только вот ты, я вижу, струсил!
-Хрерик, что с тобою?
Но Хрерик лишь зарычал, да поднял меч над головою брата. Свистнула сталь, но успел Харек отскочить от меча.
-Хрерик, неужто околдовал тебя кто? Узнаёшь ли ты меня?
-Узнаю, брат мой! Трус ты, да братоубийца! Получай же по заслугам!
И вновь кинулся в атаку. Харек бросился к дому, у которого воткнута палка в землю была. Выхватил он палку, да перехватил наподобие меча. Тут Хрерик подоспел.
Рубил Хрерик, и ярость застилала ему глаза. А Харек, лисий сын, палкою зазря не махал. Всё норовился не ударить, а кольнуть. Наконец ему это удалось и Хрерик упал на землю, неожиданной болью скрученный.
-А теперь послушай меня, брат! Решил Брюньольв нас извести. Так, чтобы мы против друг друга бились. Я писал тебе в записке, чтобы берегся ты его козней!
-Не было этого в записке! Писал ты, что поквитаешься со мной, что не удалось тебе в первый раз, так теперь удастся! – в ярости кричал Хрерик, пытаясь встать. Но крепко удерживал его Харек.
-Да нет же, неразумный брат! Это козни Брюньольва! Думает он, что изведём мы друг друга, и всё наследство Барду достанется, сыну его!
Хрерик успокоился.
-Так что теперь делать?
Харек задумался. Потом он воскликнул:
-Я придумал! Я придумал, как отомстим мы Брюньольву. Он же не наследства ради старается, а ради сына своего, Барда. Коль убьём мы Барда, то Брюньольв нам будет не помеха. Получим мы с тобою наследство, Хрерик, и отомстим Брюньольву за обиды и притеснения.
На том и порешили они. И пошёл Харек к Брюньольву да годи, чтобы первую часть плана своего в жизнь претворить.
-Здраствуй, Брюньольв, здраствуйте, годи! Прошение у меня к вам имеется!
-Говори, Харек! – велели годи.
-Брата своего, Хрерика, хочу на родной остров забрать, чтобы там судить его.
Брюньольв нахмурился. Ему не понравилось такое решение. С надеждой глянул он на годи. Годи отвечали Хареку:
-Слова твои справедливы. Тебе судить брата!
И ничего не мог поделать Брюньольв.
На следующий день отошёл от берегов Торгара корабль с братьями.
Спустился Харек в трюм, к Хрерику.
-Здраствуй, брат. Послушай меня внимательно. Завтра на рассвете приплывём мы к дому. Когда выводить тебя будут из трюма, сделай лицо грустное и угрюмое. А я буду тебя поносить, ты не обижайся. Для дела нашего это важно. Поведут тебя в острог, но ты не сопротивляйся. Уплывут вскорости люди Брюньольва. тут мы тебя и выпустим. А дальше будем Барда поджидать. Мы с тобой попробуем его на нашу сторону переманить. А если не получится – убьём!
-Но подожди, брат! Ты же хотел его убить сразу!
-Хотел. Но если обратится он против отца, то это будет для Брюньольва большим поражением!
-Хитер ты, Харек.
Харек самодовольно улыбнулся, кивнул и вышел из трюма.
На востоке занялся рассвет. Хрерика вывели из корабля. Встречать его вышла мать и удивилась, увидев его связанным.
Харек воскликнул:
-Здравствуй, мать! Хрерик, недостойный называться твоим сыном, обратил меч свой против меня. Судить его будем, мама.
Хильдирид вскрикнула. Глаза её удивленно распахнулись.
-Горестно мне слышать это.
И, сгорбившись, Хильдирид отправилась в дом, даже не глянув на своих сыновей.
Харек же повёл Хрерика в острог.
Но лишь отплыл корабль Брюньольва от берега, Хрерика отпустили.

На следующий день сидели Харек, Хрерик да Хильдирид, думали, как Барда заставить против отца пойти.
-Может подкупить? Но чем? Денег у нас немного, богатств особых нет.- сказала Хильдирид.
-Нет, подкуп не пойдёт. Есть лишь два пути: настроить против отца, говоря, что тот решил его извести, или же невесту его украсть.
-Но Харек! Если мы его невесту украдём, то пойдёт на нас Брюньольв с войском. Мы не выстоим, - воскликнул Хрерик.
-Значит, будем увещевать Барда. Собирайся, брат, Бард уже, наверное, покинул Аласт.
Сев на единственный корабль, доставшийся Хильдирид от папы, они с группой воинов отчалили от берега. Лишь ночью нагнали они Барда. Тот остановился на острове Илин, что неподалёку от Торгара, переночевать.
-Здравствуй, Бард. Позволишь ли присоединиться к твоему костру.
-Здравствуйте и вам, Харек и Хрерик. Садитесь.
Братья уселись рядом с Бардом.
-Предупредить мы тебя пришли. Отец твой задумал тебя со свету изжить.
-С чего бы это, уважаемые? Жили мы в мире и согласии все двадцать лет. С чего ему меня убивать?
Харек покачал головой.
-Твой бедный отец с ума сошёл. Родных не узнаёт, всех приближенных потихоньку убивает. Он запугал годи, все жители острова в ужасе. И про тебя всё время говорит. Дескать, как только он сына убьет, то злые силы покинут этот остров.
-Злые силы? - скептически хмыкнул скальд.
-Да, Бард. Твой отец убеждён, что остров заполонили духи. Что вселяются они во всех тех, кого он знает. Вот он и безумствует.
-Спасибо, что предупредили. Буду я осторожней.
Харек и Хрерик переглянулись. Всё шло не совсем по их плану.
-Лучше не езжай туда, Бард. Едем на наш остров!
-Нет, простите. Мне нужно всё же повидать отца.
-Неужто не веришь ты нам? – угрожающе воскликнул Хрерик.
-Не верю, - ответил Бард.
Братья вскочили и обнажили клинки. Тут же Хрерик ударил Барда мечом, но поспешил он. И поспешность всё испортила. Удар хоть и был сильным, но не точным. И поэтому Брад успел перекатиться в бок и вскочить, уходя из-под удара. Выдернул он свой меч, тут же парировал удар Харека. Звон столкнувшихся мечей пролетел над островом, путаясь в кронах деревьев. Удары летели на скальда с двух сторон, и Барду приходилось постоянно отступать всё ближе и ближе к лесу. Судя по шуму и сопению, там спрятались подлые воины Харека. Вдруг на пути Барда стало дерево. Скальд увлёкся и не заметил его. Он больно стукнулся спиной об него, и ему тотчас пришлось присесть. Меч Харека прошёлся по ясеню, оставляя шрам на его морщинистой коре. Сзади послышался шум – это воины Барда столкнулись с людьми Харека и Хрерика. А сами братья тем временем почти убили Барда. Отчаянно дрался скальд, но он всё же был один, а братьев было двое. Нечестная это была схватка. Хрерик ранил скальда в плечо, и поэтому Бард отбивался всё медленней и медленней. Близилась его кончина. И когда Бард уже почти задохнулся о боли, бешеного темпа, навязанного ему братьями, ему на выручку подоспели воины. Сперва прибежал Скули, его верный друг, и прикрыл его собой. Потом к нему присоединились остальные воины, и Хареку с Хререком пришлось позорно бежать к кораблю.
Когда братья уплыли, а воины уселись около костра, Скули спросил Барда:
-Почему они напали на тебя?
-Они хотели поссорить меня с отцом. Возможно, у них вышла какая-то ссора. Нужно быстрей отправляться домой. Мы сможем плыть прямо сейчас?
Скули посмотрел на небо. Небо было чистым и звёзды с луной светили очень ярко.
-Думаю, да.
-Тогда поплыли.
И Бард с воинами Брюньольва поплыли домой, на родной остров Торгар.

Альвхеймар. Конунги Гандальв и Неккви.
С Тельтиаром.

Славный пир был в Альвхеймаре ради гостей дорогих, но прекрасная дева-солнце уж подстегивала скакунов. Наступило новое утро, и серый конунг направился к любимой дружине.
- Здравствуйте, ясные соколы! - приветствовал конунг храбрых воителей.- Не засиделись ли вы без ратного дела?
- Ой, засиделись, - ответил седобородый гридень, по летам конунгу самому годный в старшие братья. - Только скажи, против кого клинки обратить - времени мало на сборы потратим.
- Добрые слова от славных мужей слышу я в этой домине, - хищно улыбнулся Гандальв. - Дело для вас есть. Сами, небось, слышали, что псы приграничные мою власть стали оспаривать. Добре ли то?
- Нет! - хором ответствовала дружина.
- Значит, велит нам Отец Битв в поход собираться, - закончил речи властитель Альвхеймара. на что мужи дружинные закивали, ликами просветлев. Ой, и сложно викингам дома сидеть, позор поражения помня! Всякой битве ныне были альвхеймарцы рады... а такой - и подавно.
Собирался на рать такую и Неккви конунг, дорогой панцирь надел он, крепким шеломом седую голову укрыл, да мечом опоясался. Все, кто с ним прибыли в Альвхеймар выстраивались уже, едва петухи пропели. Хорош пир, да только не все самим животы набивать следовало, но и оружие верное кровью напоить-накормить. Может кто из людей Гандальва и с тяжелым сердцем против земляков воевать шел, но для мерийцев все едино было, агдирцев ли, альвхеймарцев ли бить.
- Что вижу я, брат мой по ратному полю? - весело удивился Гандальв, те приготовления увидав. - Неужто мы вместе, как зимы назад, воевать против недругов станем?
Глаза альвхеймарского владыки нездорово блестели, но то было не следствие возлияний вечерних: чтобы свалить мужа со статью, как у Гандальва, пара бочек напитка хмельного потребуется. Нет, жажда мести придавала блеск конунговым очам. Словно пьян он был от предчувствия битвы.
- Давно те времена были, пора бы и самим вспомнить их, да недругам нашим о том напомнить, что покуда крепко оружие в руках держат конунги Мера и Альвхеймара, нет врагов, разгромить их способных, - Неккви отвечал, покуда слуги ему на коня взобраться помогали.
Тяжел стал владыка Раумсдаля, неповоротлив, но все так же могуч остался, как и в годы былые. Да и засиделся он на троне своем в далеком Мере, где каждый, кроме зятя худородного, власть его признавал и выступать открыто опасался. Ржавел в ножнах ратный меч - пришло время его рудой вен смазать.
- Такие слова - злата дороже, - ответил Гандальв, тоже садясь на гнедого жеребца. - Мыслю я, что далече вести о нашем походе люд разнесет. Покарать ослушников - доброе дело, но еще приятнее мне, коли Харальд о сне ночном в един миг позабудет.
- Когда двинутся на него разом полки Мерские, да Альвхеймарские, да иных конунгов, что обидел он и отец его - тогда попомнит Харальд подлость свою и дяди своего, но пока твоих ослушников надобно нам наказать примерно, что бы другим не повадно было.
- Короток ум у мальчишки, - ответил на то Гандальв. - Люди сказывают, владыкой всей Норвегии себя возомнил, да то клятвой скрепить вздумал. Ходит властителем - меч лишь раз обагрив. Да и то, против кого? Тьфу! Хоть и сын был мне Хаки, а доброго слово о нем сказать не решусь. В Хель трусу самое место! А коли б не он - ходил бы агдирский волчонок с мечем в бою не окровавленным. Вестимо ли - чтоб родичи за мужа воевали, а он бы себя победителем чтил?
- Рушит традиции вековые, - покачал головой мерский владыка. - Под парусом не хаживал, все у мамки за подол прятался, покуда бабка-ведьма его страной правила, а тут на тебе - властитель норвежский выискался! Дальше что ж будет - грядущие конунги и вовсе меча в руках не держа править станут?
- Видимо, так, - тряхнул седеющей гривой Гандальв. - Уходят времена наших отцов. Смотрю я подобных этому пащенку - и мыслю: и впрямь Рагнарек будет благом Норвегии.
- От франков да саксов поднабрались трусости земляки наши, да от данов, что не лучше Белого Бога слуг будут, - согласился Неккви, покуда воинство из ворот усадьбы выезжало. - Но мнится мне, не таков будет у Норвегии конец, чтобы в огне Суртовом погибель найти. Много у нас мужей доблестных.
- Мужи доблестные ныне в битвах первыми гибнут. Вспомни Гудбранда. Вот уж муж был достойный - а смерть от рук подлых нашел. Даже в кончине достойной ему слуги Харальдовы отказали... что ж о других сказывать?
- Но ты жив еще, Гандальв, и ярлы твои достойные с тобой рядом, - отвечал властелин Мера. - Так стоит ли нам по погибшим убиваться, коли впереди деяния славные. Думал я, что уж не возьму в руки меча, но щенку Агдирскому благодарен даже, что появилась у меня возможность вновь на поле ратное выехать.
- В том лишь твоя заслуга, не Харальда. Можешь меня пристрастным счесть, но очи мои ничего славного да доброго в деяньях агдирца не видят.
Вои Мера да Альвхеймара меж тем стали стройными колоннами у частокола. Глядя на таких молодцов любой конунг возрадуется, вот и Гандальв хмурится перестал. Харальд был словно туча, чело конунгово омрачившая, но теперь снова солнышко выглянуло. Грозным властителем Гандальв пред войском предстал. И крикнул во весь голос могучий:
- Что, гридни, пойдете со мной ворога бить?
- Хоть в Йетунхейм, - ответствовал остроязыкий молодчик, да смутился под взглядами старших.
- То честь для нас, конунг, - ответил другой гридень - уж чинно и так, как по правде положено.

Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.

Не могли ни Ярополк, ни Ратибор к Асмунду Кровавому во владения ехать. Знали их там, как Эйнара людей доверенных. Так что нелёгок выбор был, перед ярлом стоявший, кого чести удостоить и, возможно, на верную погибель ко врагу своему отправить. А время всё шло и шло, и решаться нужно было уже хоть на что-то.
- Эйнар, давай того парня пошлём, что весть нам недавно принёс славную.
За то время, что прожил бонд в Гиллисберге, возмужал он. Годами был молод и мечтал, видно, о жизни война. Да только случая всё не представлялось. А теперь появился. В предыдущий день посмел кто-то на жену ярлову покуситься, жизни её хотел лишить. Женщина часто одна гуляла, муж всё время в заботах о владениях проводил, время ей вечером да ночью уделяя, с женщинами воительнице скучно было, разговаривали они лишь о нарядах да шитье, а втихомолку, госпожу свою не одобряли, что в дела мужа вмешивается. Так что и в этот день, когда солнце всё ниже опускалось к земле, гуляла Сигрун одна одинёшенька, думы свои думая и вздыхая изредка. Тут-то её ворог и подстерёг. Кинулся он на Деву безоружную, хотел жизни лишить, да дала отпор достойный нападавшему Дева, а когда силы её кончаться начали и, казалось, смерти верной не избежать уж ей, подоспел бонд и спас её. Схватили они вдвоём подлеца, что на хозяйку Гиллисберга напасть посмел, да только пока до усадьбы тащили, умудрился пойманный себя отравленной булавкой уколоть и скончался у них на руках. Сигрун побледнела вся, плохо ей сделалось, давно уж женщина смертей не видела, а тут как представила, что сама погибнуть могла и ребёнка лишиться, прямо на руках юноши сознания и лишилась. Пришлось парню её к ярлу нести и ответ держать. Не разгневался Эйнар на бонда, очень уж о жене волновался. Но она скоро в себя пришла, и рассказ парня подтвердила. Вот теперь проявляли к нему Эйнар и Сигрун большую благосклонность, поэтому и дал согласие ярл в такое опасное путешествие парня отправить. Правда, перед этим окрестили в веру Христову юношу, конечно, по его желанию.
Нарекли его Ярославом.

Сообщение отредактировал Анж - 6-06-2007, 15:44

Хладир. Мятежные ярлы.
При посильной поддержке Тота


Был день. Просто день. Пусть для некоторых это был день великой победы, а может не столь уж и великой, но все равно победы и славы. Для иных этот день стал днем поражения, позора, слабости и презрения. Были еще и третьи, для которых и дня-то не осталось, осталась дата смерти.
Человек лежал на сером месиве, глаза его были открыты и, быть может, казалось ему, что кружат уж над ним мясоеды, срезают крылами черными алмазные зерна, что падают, срываются, покрывают собой мертвые тела. А может, виделось ему, будто идет он по сияющему мосту, и радостно становится, с каждым шагом прибавляется уверенности, с каждым вздохом понимание нарождается. И родич рядом идет, смеется и похлопывает одобряюще по плечу.
Лежал человек. И может быть казалось ему, будто жив он еще, вот сейчас, поднаберется силушки, встанет, меч в руке окрепшей сожмет… Человека того Маром Хладные Пальцы звали, да только какая теперь разница, как звали его.
Битва не началась даже, как лишились воины Гаулардаля своего ярла. Пошатнулся, упал сын Иллуги могучего, да и не встал больше. Обступили его люди – но чего уж там, не вырвать ярл из объятий Хель уже было. А враг на сходку топоров пришел, не на тризну по Мару.
- Колдовство! - Над рядами воинов пронеслось. Сгубили недруги славного ярла, да только не уйти им от расплаты в этот день было! Взвились знамена, раздались крики воинственные – то воеводы Мара озлобленные воев своих подгоняли поскорее крови вражьей отведать. Дать Сурту Рукавице горюшка хлебнуть из чаши переполненной. Сошлось два войска, с силой стакнулись – не на живот, на смерть бились, так, как только друзья бывшие и союзники биться могут – озлобленно, остервенело, яростно. Мятежниками и изменниками называли людей Мара, глупцами и рабами Хаконовыми хирдманов Сурта окрестили.
Да только не один Мар воинство свое привел – за ним следом дружины ярлы Транделага Внутреннего привели с предателем поквиться, что дело их предал. И Облауд был здесь, и Раги сын Ивара, и Хрут из Скауна – каждый на себя уже земли Суртовы примерял. Тяжела власть конунгова, да слаще она, чем титул ярла, потому-то и спешили восставшие с Хаконом расправиться, покуда он от битвы с захватчиком Грютингом не оправился. Силен медведь и подраненный, а уж если снова в полную силу войдет. Кто ж знал, что станет его Рукавица защищать? Оттого и ярились ярлы пуще прежнего, что рядом с перчаткой стальной на стяге медведь Хладирский у него соседствовал. Но Длань Раскрытая Глаурдальская всяко Руковицу поборет – так мужи мятежные думали.
- Смотри! Снекольв!
- Снекольв идет!
Раздались крики воинские из рядов задних! Не было на совете ярла Стьордальского, но видать и он решил конунга старого затравить в его логове, не дать мальчишке власть над ними всеми обрести. Радовались воины, криками его привественными встречали, навстречу ему Облауд сам поехал, воинов оставив с Суртом биться. Ох, не видели люди его, что с их ярлом стряслось – сами в битву вступили с заступником Хаконовым.
Раскрыл обьятия Облауду Снекольв, да вонзил кинжал точно в шею:
- Издохни, пес, - только прошептал, тело умирающее от себя отталкивая, с коня сбрасывая. Подняли на копья людей ярла убитого хирдманы стьордальские, запели тугие луки, ударили стрелы каленые в спины беззащитные, не прикрытые воинства мятежного. Многих славных воинов погубили Снекольв ярл хитростью своей коварной. И лишь когда развернули полки люди Хрута и Раги, и Облауда погубленного – тогда только взметнулось знамя медвежье над полками Снекольва.
Тогда то и сошлись все три воинства, меж молотом и наковальней оказались ярлы восставшие, но хоть и не завидно положение их было, да воев все одно больше под их знаменами оставалось, был еще шанс одолеть супротивников, потому и рубились до последней капли крови, стонами предсмертными поле битвы оглашая.

Как? Не понимал он. Отказывался понимать. Что значит «умер»? Не погиб, не убит – умер.
- Побелел весь, наземь пал, - Дюри сказывал, - кинулся я к ярлу, а он уж не дышит. Только капелька крови из ноздри натекла.
Поведал хирдман обо всем произошедшем: и как шептались, будто колдовство-то черное ярла сгубило. И как столнулось их воинство с ярлом Верадаля и ярлом Стьодаля, что силу привели не малую. И как Облауд от руки Снекольва Тюрвингсона пал. И как Раги Иварсон, поражение предчувствуя, прочь из битвы подался.
Все слышал Гуннар Сердитый, да верить тому отказывался. Не может викинг просто так умереть. Не может! И Мар не мог. Стоял в раздумьях ярл, а возле войско стояло, приказов его ожидая – уходил Грютинг, оступал. Еще немного, и не нагнать его будет. Стоит ярл, размышляет – стоит ли вообще в погоню идти, или же там, у усадьбы важнее битва идет.
Нарушил он слово, родичу данное, поворотил воев, повел на усадьбу хаконову. Сам сгинуть решил, но Сурта Рукавицу в битве той сыскать. И отыскал ведь.
О том поединке скальды могли песнь сложить героическую, да только не было рядом скальдов, и никто в пылу битвы не видел, как сошлись Сурт и Гуннар, как клинкам дали разговор тот продолжить, о котором ярл Верадаля говорил. Не видал никто, как размолвка та шла, да как пал Гуннар Сердитый с грудью рассеченной, а у Сурта Рукавицы в плече осколок меча остался, о доспехи преломившегося. А уж того воина, кто Рукавицу раненого добил без жалости, и имени не сохранилось.
Закончилось дело мятежников в Транделаге, так и не начавшись толком. Были они разгромлены, а увидав, как Хакон из усадьбы дружину свою вывел, так и вовсе в бегство подались повальное.

Западный Агдир
(с помощью Тельтиара да хранят его Богхи)

Торлейв и Фредрик обсуждали вести из Западного Агдира. Страну заполонили войска Рогаланда, и многие из них были наемниками из соседних Теламёрка и Хёрдаланда. Сколько их? Пять тысяч? Десять? Никто не мог сказать точно, да и у страха, как известно, глаза велики. Разве можно было от бондов слова дельные услышать, коли науке воинской те обучены не были, по дымам костровым да стягам войска счесть не могли. Одно понимал Фредрик – много врагов, слишком много, чтобы открытый бой им давать.
Отряды наемников разбивались на банды, и занимали селения а их главари объявляли себя хёльдами и ярлами, деля между собой добычу и женщин. Рогаландский владыка им многое дозволял в подчиненных землях, лишь дань платить принудил из добычи захваченной. Но ярлов самозванных то устраивало.
Сам же Сульки в усадьбе свирепствовал, допытываясь, кто на жизнь его покушался. Летели головы холопов, да только ответа все не было: кто на Ассу старую валил, кто на старосту, той же ночью бежавшего, кто на колдунов и самих Асов. Уже пора было дальше войска вести, а конунг рогаландский о том и не думал даже.
Некоторые разведывательные отряды, посланные Сульки к Восточному Агдиру, не возвращались - их перехватывали храбрые хирдманы Тьодольва. Головы убитых развешивались вдоль дороги на шестах. Все холмы, через которые вились дороги к востоку Агдира, теперь покрылись земляными насыпями и ощетинились частоколом. А всех, кто появлялся на расстоянии полета стрелы, встречали залпом из луков и дротиками. Путь через холмы преграждала дружина Ассы. Более удобной местности для обороны найти было трудно, а отступать было некуда. Именно здесь обосновался Тьодольв и его хёльды, и здесь, в наскоро сооруженном форте, Фредрик и Торлейв коротали дни и ночи, обсуждая планы нападений на слишком растянувшиеся, обнаглевшие от безнаказанности отряды врага.
Пока что план работал. Войско рогаландцев на время распорошилось по стране, захватывая разбросанные вдоль дорог деревни, грабя и сжигая одинокие хутора. Они уже и сами не помнили, наверное, сколько их пришло в Агдир, а потому никто и не замечал, что то один, то другой отряд мародеров неожиданно встречался с малочисленными, но хорошо обученными отрядами Тьодольва. Лишь вдоль агдирских дорог все больше появлялось копий с насаженными на них головами рогаландских удальцов.
Старались агдирцы ослабить войско вражеское, насколько возможно это было, хоть и понимали, что не избежать им большой битвы...

Харек Волк. Саросберг - Гиллисберг
Рано поутру явился Оттар к Хареку в дом.
- Здрав будь, Харек ярл, собрал я бойцов удалых. Немного, но все воины прирожденные, хоть и не все в битвах научены. Будет тебе сотня бойцов верных.
- Благодарен тебе премного за дружбу и службу, Оттар. А что это у тебя за повязка на руке?
- Какой-то юнец вечером стрелял. У меня панцирь старинный, еще от деда достался. и на спине тоже кожа хорошо проклепана. Видать не ведал стрелок тот, что на спине у меня защита не хуже, за плащом ведь не видно. Вот и застряла стрела в пластине. А когда обернулся я, чтобы посмотреть, кто стрелял, то еще один выстрелил, и в руку мне попал. А там уже я на землю рухнул, изобразил что поранен сильно, а Буривою велел за подмогою бежать. Только не решились они ко мне приблизиться, а убежали.
Нахмурился Харек, усы теребя в задумчивости.
- Кто стрелял, ты хоть видел?
- Лиц не видел. Далеко ведь было, из-за дома стреляли, но по фигурам было видно, что отроки.
- Плохо дело. Вели своим воинам в путь собираться немедля. В полудень выступаем. Думаю, не в первый раз на жизнь твою покушались, и неспроста это. Нечего нам засиживаться долго в месте, где нам не рады. А ты охраны с осбой возьми побольше. Мало ли чего. А я с Асгаутом про то побеседую напоследок...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 31-05-2007, 10:33

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг.


Сидели братья на дереве поваленном, что во дворе у них лежало возле барака, да мрачно друг на друга смотрели.
- Ох, убьет нас Асгаут, как пить дать убьет, - Сигтрюгг тихо произнес. - Ведь не насмерть же, точно тебе говорю.
- Узнаем скоро, - Халльвард отвечал. И хоть пытался он убедить себя в том, что все у них вышло, как то и было нужно, ан нет – подсказывало что-то хельду, что Оттар все-таки жив остался. Вот коли б они подошли к нему да для верности кинжал под лопатку вогнали, не было бы сомнений никаких. А так только незнанием мучиться да в собственной неопытности убеждаться.
Все же сплоховали вчера они, да, кажется, и с головой себя выдали. Верно ведь говорят, поспешишь – людей насмешишь. А возможность-то такая хорошая была, думалось – только тетиву спустить и вот он, Отар, уж поверженный лежит…

- Тише, вон он идет, - шепотом Сигтрююгг произносит. – Да, точно Рваный – плащ его, роста такого же.
Прятались они за домами, поджидали, пока мимо Отар пойдет. И ведь пошел же!
- Стреляй, - толкает его Халльвард. Как же удобно для них стоит херсир, спиной! Теперь только выстрелить остается. У Халльварда тоже в руке лук зажат, но он более на брата полагается, чем на себя, знает, что тот в стрельбе искуснее.
И Сигтрюгг стреляет, и попадает в спину. Видят братья, как вонзается стрела, но Оттар, вместо того, чтоб упасть словно подкошенный, обернулся, прямо на них посмотрел. Вроде и далеко они были, не мог он их разглядеть, но обмер Халльвард . "Раскрыли!", подумалось ему.
- Неужли плащ у него заговоренный? – младший из братьев в недоумении на старшего глядит.
А Хальвард как раз свою стрелу с тетивы спускает. Плохо видел он в вечерней мгле, но то, что упал Рваный, разглядеть удалось.
- Убил? – то ли у себя, то ли у брата Халльвард спрашивает.
- Подойти бы, - Сигтрюгг замечает. – Но слышишь, голоса там…кажется, кто-то на подмогу уж бежит.
- Так и нам бежать надо! Поймают ведь!
Так и скрылись они, не зная, что с Оттаром, видел ли он их, и что будет теперь дальше.

- А все-таки надо к Асгауту идти, - вздохнул Сигтрюгг. – Да, ты лук-то, который у Кьярвалля взял, на место положил?
- Положил. Но не думаю все же, что он пропажу его временную заметил.
- После узнаем.
Еще с минуту помолчали Вебьернссоны.
- Не на нашей стороне, видно, нынче удача, брат, - опять вздохнул младший. – То ли дело мы делаем, богам противное, то ли сами их прогневили чем-то.
- А никто и не говорил, что легко будет, - Хал
львард бросил, поднимаясь. – Ну, пойдем, брат.
"Снова к ярлу, и снова с повинной головой! Не балует нас судьба, ох как не балует!"

Саросберг.
Асгаут ярл ночь в беспокойстве провел, было ему тревожно за братьев Вебьернсонов, да за то, как они с приказанием его справились, а потому поутру он ждать их принялся, никуда из избы не выходя, да слуг отослав. Ни к чему было холопам разговора их слышать.
Неожиданно в дверь настойчиво постучали.
- Не заперто, - бросил Асгаут, обратив взгляд на дверь. Халльварда он ожидал увидать, отнюдь не Харека.
- Оттар ярл ранен. Тяжело. Кто-то пристрелил его из лука... -произнес Харек с порога. - Не ведомо ли тебе, Асгаут, кто бы это мог быть? Перед тем как его ранили, Оттар видел двух отроков, но они были ему незнакомы. Вот и мне стало интересно, кто мог желать его смерти. Раньше он служил тебе, может тебе изветсно о том что-то? -Харек пристально посмотрел в лицо Асгауту, проверяя его реакцию
Вздрогнул ярл, слова эти услышав, появилось на его лице выражение странное толи разочарования, толи радости, толи грусти - и не поймешь сразу.
- Ранен друг мой старый, - наконец ответил он, когда самообладание к нему возвратилось. - Тяжкая то весть. И не ведомо мне, кто бы мог ему злого желать - всегда был он воином честным и доблестным. Но ты проходи, Харек, садись за стол, что на пороге стоять.
- Благодарю за любезное приглашение, но вынужден отказаться - ответил Харек, все еще стоя на пороге и не сводя глаз с Асгаута. - Мы решили не злоупотреблять твоим гостеприимством, и в полдень покинем Саросберг.
- Добро, - недобрым взглядом встретил отказ ярла Асгаут, но и сам навстречу не подался. - Конунгов приказ исполнять будешь, Харек? А с Оттаром что, раненого его лучше в Сарасберге оставить - тягот пути он может не выдержать.
- Конунга или жреца вашего, но наказ есть и я его поклялся исполнить. И если судьба моя такова, не вернусь я более в эти края. А Оттар со мной уйти пожелал, и не мне его отговаривать. А коли пути не выдержит -значит судьба его такова. Все одлно лучше, чем промереть здесь от ножа или стрелы направленными в спину руками мальчишек из темного угла
- Воля твоя, - отвечал конунжий наместник. - Но так скажи ему, что Асгаут ярл покушавшихся на жизнь его найдет, и спросит с них сурово за деяние это.
- Я надеюсь на это, Асгаут, пока еще надеюсь... Да воздадут тебе силы неба за дела твои по справедливости. - с этими словами Харек развернулся и вышел.
- Да найдешь ты достойную гибель на берегах Ранрики, - прошептал ему вослед ярл западного Вингульмерка. Усилилась тревога его, что опознают Халльварда и Сигтрюга, да через них и о его участии в делах бесчестных узнают...

А Харек тем временем отправился влагерь, чтобы за сборами войска своего проследить. Стучали топоры, скрипели пилы, стучали молотки забивающие гвозди. Воины чинили сани, укладывали поклажу, запрягали в сани лошадей или впрягались сами по четверо. А еще ставили паруса на кораблях, бежавших по подтаявшему весеннему снегу как по воде. двенадцать кораблей теперь было у Харека, и ни один из них не хотел он оставлять здесь. К полудню все было готово, и растянувшись в несколько рядов, отряды ирландцев и ополчения собранного Хареком в Хейдемерке и среди местных бондов отпраивлось в путь. В полном молчании миновлаи они большой деревянный мост, а корабли были спущены на воду, и их кили ломали ставший тонким под весенним солнцем лед. С большим трудом, идя через мост, и рискуя упасть на лед, готовый вот вот проломиться под весом упавшего человека, воины переправили все корабли на другой берег. Харек решил протащить корабли волоком до того места, где лед совсем тонкий, и дальше поплыnь до вниз по реке и дальше вдоль незамерзающего даже зимою фьорда к морю, а оттуда до Гиллисберга.
Ночевали снова на берегу, прикрывшись корпусами кораблей и стенами шалашей от холодного ночного ветра. А утром река вздыбилась, лед начал ломаться, и начался ледоход. Сразу настроение воинства поднялось, и остаток пути до фьорда был пройден быстрее, чем ожидалось. А на третий день все корабли были спущены во фьорде на воду, попутный северо-западный ветер надул паруса, и все двенадцать кораблей понеслись в открытое море, держа путь в другой фьорд, чтобы через него подняться по руслу реки Мьорнир до Гиллисберга...
Едва корабли были спущены на воду, настроение воинов улучшилилось, зазвучали песни. Харек обустроил шатер прямо на палубе специально для своей супруги, сам же часы проводил на носы, сам поправляя руль и сверяясь с тенью по солнцу на путевой дощечке и с картой побережья, выгравированной на куске бычьей кожи.
Два дня плыли они вдоль побережья, и берег был пуст. Всюду были разоренные дома и покинутые селения, и неясно было: то ли пираты порезвились здесь, либо руки воинов Гандальва сюда дотянулись. Два дня шли они при попутном ветре, и к вечеру пятого дня пути вошли они во фьорд, а из него поднялись на веслах по реке Мьонир. И там встретили они корабль с посланцем Эйнара, который плыл в Вестфольд. С мрачным лицом выслушивал Харек известия о злодеяниях, которые творил Асмунд сын Альхейма в давней вотчине Инглингов. А к вечеру показались крыши домов и частокол, окружавший Гиллисберг...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 1-06-2007, 9:18

Эйрик. Вермаланд.
...воздадим же хвалу Тельтиару за моральную поддержку!

Да, морозы уже отступили, хотя зимняя прохлада все еще витала в воздухе. Каждой шерстинкой он ощущал дыхание весны….и холод, который пока не желал уходить из этих мест. Спасибо, остались еще в селении этом добрые люди, которые изредка подкармливали его объедками или пускали на двор поиграть с ребятишками. Он любил детей, но к совсем маленьким ему близко подходить не давали – боялись, наверное, бродячего пса. Откуда им было знать, что он в жизни своей собачьей и мухи-то не обидел? Разве что так, по дорогам деревенским за воробьями погоняться… Вот как сейчас.
С громким лаем рыжий дворовый пес несся по лужам, покрытым тонкой корочкой льда. Воробьи, точно дразня его, отлетали и приземлялись вдалеке. Деревня осталась позади, пес выскочил за околицу и в недоумении остановился.
По дороге скакали двое незнакомцев. Осматриваясь, выглядывая что-то среди деревьев – потеряли кого-то? Можно было и так подумать, но оба держали луки с наложенными уже стрелами наготове. Враги!
Звонко и заливисто пес залаял. И тут же звук этот оборвался.
- Всего лишь собака, - обронил один из разведчиков Эйрика-конунга, спустивший свою стрелу.
- Да здесь и нет больше никого. Зря ждали засады, путь свободен. Возвращаемся.
Воины развернули коней и направились назад, за лес, где ждало уже войско Эйрика их с новостями.
А из остекленевших собачьих глаз медленно выкатилась слеза.

Давно уже не было над землей вермаландской владетеля. С тех самых пор, как прогнали бонды конунга законного. В каждой деревне староста сам суд вершил, сам, точно херсир какой правил. Не было единства в Вермаланде крепкого, оттого шли войска Эйрика по нему, точно лезвие острое, что в плоть проникает – быстро, легко. Ни брони, ни костей – мясо одно и кровь алая. Еда, меха и злато. С тех пор, почитай, как сгубили хевдинга Готландского, не было на пути у свейского владыки преград.
Лишь воины шли по дорогам, медленно сбрасывающим с себя снежные оковы. Шаг за шагом, стук копыт и людская поступь.
Говорят, холодна кровь свейская, равнодушны к чужому горю сердца воинов Упсалы. Верить ли слухам, нет ли, а только тот, кто заглянул бы в очи Эйрика, когда он воинов вперед за собой ведет или просто окруженный дружиной верной, по дороге скачет – тот увидел бы в очах конунга только отражение свое, не больше. Известно каждому, что кровь, мечом пролитая да на руки брызнувшая, свой отпечаток на человека непременно накладывает, но вот какой то отпечаток будет, лишь от сердца, что в груди воина бьется, зависит.
Один, сильный духом, что лишь настоящему воителю присущ, раз убив, возмужает; другой, слабовольный – испугается в следующий раз меч в руки взять, смерть человеческую увидев; третий же, словно волк, крови попробовавший, лютым убийцей станет, который, может статься, и товарища не пожалеет. Так и земля, за которую бьешься, которую к своим владениям присоединяешь. Любой конунг, вестимо, не упустит возможности власть свою распространить дальше границ, что при отце или деде установлены были. Но Эйриком уже не одно это двигало. С той поры, когда двигался он на гаутскую землю, легкую добычу почуяв, уж много времени прошло. И уже не ради наследства детям своим да славы громкой продолжает он войну. Все дальше, все больше, порой забывая об отдыхе, не жалея подков на копытах конских, не жалея воинов уставших. И с каждой победой все крепнет уверенность в том, что никто тебе не помеха, никто тебе не указ, что целый мир к ногам твоим падет со временем – лишь бы оно, время, само того позволило. И рассказывать будут скальды на торжественных пирах о деяниях твоих, и с гордостью будут вспоминать сказания о тебе твои потомки, но все это не стоит того, чтобы думал сейчас об этом Эйрик – ибо сейчас он думает о другом. А, возможно, и ни о чем.
Биться ради битвы. Завоевывать ради завоевания.
Может и правы они, те, кто говорит, что холодна кровь свейская, что скованы льдом сердца свеев... Но только про Эйрика им, людям этим, сказать будет и вовсе нечего, не хватит им ни слов, ни мыслей, ни понимания.

С завоеванием этого поселения вся северо-восточная часть Вермаланда оказалась под властью Эйрика. Впрочем, планы его зашли уже гораздо дальше, уже видел он себя властителем всей земли этой. И все же было одно, что омрачало сознание конунга.
Вечером этого же дня созвал он военный совет, и как всегда, по левую руку от него сидел Вальгард, а по правую – Свен, а сам Эйрик вот о чем речь свою вел:
- Теперь, други, предстоит нам на запад поход, и верю я, что не будет нам там особенной трудности. Но заботит меня больше та земля, что придется оставить нам за своей спиной.
- Что разумеешь ты под этими словами, владыка? – нахмурился Свен.
- Сколько деревень мы прошли, считал ты? Сдавались они одна за другой, как и сегодня, и милостиво оставляли мы людей в живых, а теперь жалею я об этом. Что помешает им собрать силы и ударить с тылу?
- Верно, верно, - послышались возгласы.
- Но что делать нам? Здесь оставаться? – спросил кто-то из херсиров.
- Почти что так, - отвечал Эйрик. – Я считаю, что нужно будет оставить здесь отряд небольшой, который следил бы за всем, что в деревне происходит и в окрестностях. И кони их всегда должны наготове быть – чтобы в случае опасности хотя бы один из воев смог нас догнать и предупредить об угрозе.
- Разумно, - Вальгард согласился. – Если ты, Эйрик, возражать не станешь, я отряд этот сам наберу и с ним вместе останусь.
- Воевать расхотелось уже? – Свен ухмыльнулся, но тут же взгляд суровый от конунга получил и умолк.
- Оставайся, - Эйрик произнес, - и дружину себе набирай из тех, у кого кони резвее да глаза острее. Мы же отдохнем да к походу готовиться станем.

Следующим днем выступили они уже на запад. Вальгард же с отрядом в тридцать конников вооруженных остался в поселении, дозором обходя и эту местность, и владения окрест.
К вечеру перешла рать конунга свейского границу между фюльками. Дивились воины, как изменилась земля – была она ровная прежде, а на западе уже и холмы, и горы возвышались. Могло помешать это в битвах – но не мог и помыслить конунг о том, что отвернется от него удача.

Гаулар
Совместно с Тельтиаром

Три дня минуло с той поры, как разговор меж Аудмундом и Альвиром состоялся тайный. Больше не говорили они на тему эту, лишних ушей опасались. И не зря - слух прошел, что соглядатаев Херстейн, сын ярла разослал по городы и ищут они Альвира Хнуву, скальда гордого, чтобы голову с него снять и Атли Тощему принести. Велика была награда за жизнь Альвира, много люду лихого хотело золото это шальное получить. Был он вне закона объявлен единоличным ярла решением, что даже совета у годи мудрых не спросил, и пусть не по правде был приговор этот - ни у кого смелости не хватило оспорить решение ярлово.
Не рад был Хнува всему этому, да и чему радоваться то? Сидел скальд как взаперти, каждого шороху со двора пугаясь. Дошел слух о бедах Альвира и до семьи его. Да только помогать ничем не стали, и эмоции под каменными лицами попрятали. Жили как будто ничего и не сталось. Как будто и не было в семье Альвира никакого.
-И когда ж они угомонятся, верно, когда голову мне с плеч снимут.- Рассуждал Хнува утро каждое.
Мрачен и Аудмунд стал - уже пожалеть успел не единожды, что помочь обещал скальду юному и думал все больше о том, стоит ли обещание его риска такого? Ведь не желал он голову складывать из-за юнца влюбленного, но и злата получить жаждал. Потому-то и слухи все проверял, что в селении ходили, да ярла с семьей его касались. Многое было ведомо купцу хитрому, и умело он скрывал у себя на подворье скальда, да только знал Аудмунд - все это до поры только.
Наконец-то сталось так, что в один вечер, когда купец да скальд спать уже улеглись, в ворота нежданные гости застучали. С силою такой били, что не открыть им сулило большей бедой, чем добровольно впустить. Вскочил купец с ложа своего да до Альвира скорей, юнца на этаж первый проводил, да через окно выкинул, с пожитками. Сам же неспешно, да бурча, на двор вышел. Ворота отпер да узрел в гостях гонцов ярловых.
-Что? А. Ярл видеть меня хочет, дабы отблагодарить за труд мой пред ним?
-Да уж точно не затем! Козий Рог уже розг отведал, видать твоя очередь наступила! А ну пошел!
Так и выволокли они Аудмунда в рубахе одной, да к ярлу на допрос повели.
Лютовали люди ярловы, вверх дном всю избу перевернули, да челядь и домашних купца перепугали, но следов Скальда найти не сумели, а у всех, кого спрашивали, от страха языки отнялись. Самого же купчину вскоре уже на ярлово подворье отвели, где Херстейн с Хольстейном Козьего Рога кашей березовой потчевали.
- Он, он!! - Завопил холоп, на Аудмунда указывая. - Альвира-разбойника у себя укрывал! Медяки мне давал, чтобы я послания к девице относил его колдовские! Все-то он виноват!
- Брешет пес смердячий! - Бросил купец. - Обыскали вы весь дом мой сверху до низу, не нашли ведь изгоя беззаконного! Али меня кто во лжи уличить может?
- А ну как я тебя плетью угощу! - Рявкнул Херстейн, кнут занося.
- Ты холопам своим грози, песий сын, - проскрежетал Аудмунд. - Я же человек свободный и купец именитый! Прознает кто, что на меня руку поднял, отец твой позору не оберется!
Козий Рог еще что-то сказать хотел, да отчего-то промолчал.
-Да ты прав. Погорячились люди мои. Отпускаем тебя, да только до поры, как найдем доказательство вины твоей, так знай Аудмунд, несдобровать тебе! – Признал расторопность их действий Хольстейн.
Отпустили Аудмунда ярловы гридни, Козий Рог же за то, что ложно обвинил купца доброго еще десять плетей получил, да из усадьбы свинарник чистить отправлен. Но злопамятен был холоп этот, пообещал он себе, что не будет покоя знать, покуда не изведет и купца, и скальда и дочку ярлову.
А Хнува тем часом с деревни-то бежал, да в роще темной спрятался, размышляя обо всем.
-Одно хорошо, платить хитрецу не придется. Быть может и мертв он вовсе! А коли не мертв, возвращаться к нему не выход! Видать за хатой его присматривать станут.
Отсидев на пне время недолгое решил Альвир в лес поглубже уйти, дабы не попасться кому на глаза, мало ли кто по ночам по лесу бродит. Так и плутал он до рассвета по лесу, разодрав лицо да руки себе, а на рассвете шалаш меж древ увидал да направился к нему, дубиной вооружившись. Видно было, что шалаш этот совсем недавно покинут был, да только не было сейчас скальду особого интереса - чей он, ибо устал сильно Хнува по лесу бродя. Прибрался в шалаше Хнува. Место под сон разчистил, замест подушки сено найденное положил да заснул на земле холодной. Сильно измотался скальд по лесу бегая, да заснул чуть лишь веки прикрыв.

Сообщение отредактировал Каиливи - 1-06-2007, 21:44

"Нет, старуха Смерть, я солдат еще живой..."

-Я требую перерезать горло убийцам моего брата! Немедленно!
-Будет исполнено, Сельви.
Юный властитель был в дикой ярости… Его взгляд был настолько наполнен жизненного гнева, что даже ветеран поспешил исполнять приказ. Разрушитель пошел вслед за ним, чтобы проследить за искуплением кровью. Быстро они дошли до казарм собрали солдат и повели их в бой… Не зря. Враги были наготове. Братоубийственная песнь раздалась на весь бравый люд. Клан Черных Скал должен быть уничтожен.
-Покараем убивцев за смерть брата моего! – воскликнул Сельви и ворвался в бой.
Махнув секирой, он с силой направил ее на врагов и начал рубить ближних… Запах крови снова вскружил ему голову… Бойцы рубили врага нещадно… Кто чем: мечом, копьем, топором… И тут… Сельви рубанул кого – то по горлу и из него фонтаном брызнула кровь… С диким воплем он схватил того воина и внезапно… Начал пить его кровь… Враги устрашились… Значит враг их был кем – то из проклятых, ежели пил чужую кровь и не страшился наказанья Одина! Но Сельви был и хорошим тактиком – он знал что Черные Скалы – клан очень суеверный и теперь их боевой дух слишком низко понизился, потому что по их мнению нельзя осквернять свое оружие об проклятого… От таких убегали… Но Сельви был быстроногим и выносливым, поэтому не боялся побега врага… Итак – поляна была залита кровью, усеяна частями тел…
-Мы наказали тех, кто был не согласен с решением моего деда… Мы покарали тех, кто убил моего брата… Теперь – все вы заслуживаете пира! А я пока тут постою… Послушаю могильный вой валькирий…
Солдаты разошлись, а Разрушитель упал на поле и начал отхаркивать кровь. Свою… Сзади подошел Хунтьов. Сельви знал это, потому что умел чуять волка в своей берлоге… Тот видимо, занес кинжал над сыном… Властитель Мера не знал об этом, но все же, по привычке, перекатился, сбивая с ног отца. Тот упал… Но спрятать кинжал успел…
-Ты чего, зверь?
-По привычке, папаша…
Хунтьов встал с помощью рук. Сельви занял трон. ЕГО трон. Это ему не понравилось.
-Ты, щенок, уважай отца!
-Отец щенка – волк. И не за что мне тебя уважать. – с более презрительной ноткой возразил Сельви и тоже встал.
Хунтьов впал в ярость и попробовал ударить кулаком Разрушителя…
Тот ловко увернулся и ударил отца по почке, коротко махнув кулаком.
Драка продолжалась сравнительно недолго… К месту битвы прибежали верные дружинники и не позволили отцу и сыну убить друг друга… Сельви уснул прямо у них на руках…

Раумарики.
нида принадлежит Скальду

Долог и труден был путь вестфольдских воинов, коих вел могучий Хререк. Через холодные воды Скауна плыл их снеккар, через приток великой реки затем плыли они, а после тащили корабль посуху на себе. Пусть тяжел он был, да удумал хитрую мысль Дунгаль Краснобай - бревна под него подложили воины, и коней своих запрягли. Так добрались они до воды, вновь на весла сев.
Миновали Скаун вестфольдцы к исходу третьего дня, а на четвертый в Лондире высадились, снеккар на берегу спрятав, и конными двинулись к деревне ближайшей, того не зная, что прибытие их уже замечено было бондами местными. Вскоре уже появился перед ними человек оружный да с тряпкой белой в руках.
- Кто такие будете? - Вопросил он.
- А сам ты кто? - Зло бросил Хрерик, презрительно смерив встречного взглядом.
- По говору видно, что не из наших земель, - продолжил Дунгаль Краснобай. - Али ты иноземец какой пришлый?
- Может и пришлый, да теперь здесь моя земля! Мне и соратникам моим ее ярл пожаловал за подвиги ратные, в битве с Эйстенсонами! - Гордо воин отвечал. - А вы откель к нам пожаловали?
- Из Вестфольда путь держим, добрый молодец, - не дал Дунгаль берсерку слов злых произнести, сам разговор повел. - Посланцы ярла благородного мы. Отведи ты нас к своему старшему, хочу я с ним беседу вести.
- Отвести-то мне не в тягость будет, а вот о том, чтобы говорить с вами - то Хрольв сам решит, стоит ли.
"Хрольв, то Хрольв Рыжий видать, - про себя отметил Дунгаль. Помнил он датчанина этого, как и то, какому ярлу он служил. - Ох, проверим, Харек, так ли тебе люди твои верны, как говорилось".

Пришли они тем временем в деревню, да по обычаям старым воинов за стол во дворе посадили, голод и жажду утолить дали, да и коней накормили, Дунгаль же и Хрерик в усадьбу к херсиру Хрольву пошли. Не стал воитель Рыжий из-за стола вставать - болели ноги его могучие с тех пор, как враги связки ему в бою подрубили. С трудом ходил он теперь.
- Вижу я, славные воины мой дом посетили, - так он сказывал. - Что же привело вас?
- Из Вестфольда мы идем, - Дунгаль говорил. - И путь наш к ярлу местному. Ты поведай нам, как к нему путем кратчайшим добраться, да расскажи как жизнь в Раумарики идет? Мы же тебе о своем житии поведаем.
- Что ж мы, бабы базарные, чтобы в пустую языками молоть? Хороша жизнь в Раумарики, не жалуюсь. А к ярлу тут дорога прямая ведет от деревни, не заблудитесь.
Видел Краснобай, неприятны ему гости, лишь из вежливости он их принял, да только не хотел уходить вестфольдец, покуда не разузнает всего.
- Так значит, ты землю от Харека получил в награду? И поныне ему служишь?
- Нет, служба моя Хареку окончена, ныне я ярлу Гилли Шесть Пальцев служу, владетелю фюлька сего.
Что тебе надобно? В глазах Хрольва читалось. Зачем вопросы свои задаешь, викинг?
- Велика честь, служить безродному псу, что лишь благостью господина своего возвысился, - усмехнулся Дунгаль. - Воин такой знатный, как ты Хрольв, должен и господина себе под стать выбрать.
- К чему ты клонишь, краснобай? Говори прямо! - Дан потребовал.
- К Асмунду на службу иди! Будут и подвиги ратные, и добыча богатая! И род он ведет от самого Ингви-Фрейра, как и конунг наш...
- Может и ведет род, как и конунг, да только выродился род его! - Зло бросил Хрольв. - Слышал я о подвигах Альхейма в Хрингасакре, да о том, как Асмунд Вестфольдом правит - не по мне под таким хозяином быть. Он что шакал подлый, хуже пса безродного будет!
- Да что ты, образина рыжая, себе позволяешь! - Рявкнул Хрерик. - Или хочешь оружием правоту свою подтвердить?!
- С тобой, разбойником мне это не сложно будет!
- Довольно! - Дунгаль воскликнул, видя, что дело к кровопролитию идет, а их в деревне лишь десять человек против сотни целой. - У нас приказ есть, не время для битвы сейчас!
Опустил руку нехотя Хрерик, не стал меча обнажать, а Краснобай к дану обернулся:
- Огорчили нас слова твои, отважный дан, но я на тебя зла не держу, и ты на нас не держи. Сейчас же мы путь продолжим до ярла твоего.
- А тебе аукнется еще упрямость твоя, - процедил Хрерик, к дверям подходя. Да только на сей раз Хрольв не сдержался, сказал им во след такую ниду:

Не меняет крыши сторож
Клятв кому служить он призван,
Вы к Хеймдаллю подойдите
с речью сладкою и льстивой,

Посмотрю, как страж Бивреста
Вам ответ отвесит тяжкий
И как долго ваши кости
Будут падать в зев Нифльхейма.

Никогда зверь асов серый
Не пойдет служить псам подлым,
Старый пес же ваш брехливый
С поля битв бежать ретивый!

Налились яростью глаза берсерка, не по сердцу ему было слышать, как хозяина его и господина оскорбляет дан. Назад развернулся он, меч широкий обнажая, да Дунгаля с дороги отталкивая.
Страх в глазах Хрольва промелькнул на мгновение:
- Слуги... - крикнуть он хотел, да кровью захлебнулся, когда лезвие шею ему рассекло. Повалился дан могучий на стол, алым дерево заливая.
- Прочь бежим! - Краснобай рявкнул, берсерка за собой уводя. Не посмотрели они, что калека перед ними - убили хозяина гостеприимного в доме его! Теперь, коли узнают об этом деревенские - битвы не избежать будет.
- На коней! - Приказал он людям, что во дворе его дожидались. Вскоре уже прочь подались тринадцать всадников, да раньше крик из дома раздался:
- Убили! Хрольва убили!!!
- Ловите! Ловите убивцев!
Полетели вослед вестфольдцам дроты и стрелы. Повалился один из них на землю, другой в седле покачнулся, когда в плечо ему стрела вошла, да только далеко они уже умчались - не догнать их было.


Транделаг. Хладир. Грютинг.
Прости, Аварач, не дождались, надеюсь ты не в обиде?

А что же Грютинг конунг? Почему не пришел на помощь союзникам новообретенным, когда они в нем так нуждались? Почему не добил Хакона, коли все сделал для того, чтобы расправиться с ним? Уж не почуял ли он предательство от ярлов Транделагских? Не потому ли позволил им меж собой грызться?
Да нет, не в том причина была отступления спешного оркдальского. То гонец прибежал к конунгу, в тот миг, когда он войска для новой битвы перестраивал. Гонец усталый, измотанный.
- Повелитель! Враг нагрянул на Оркдаль! Числом несметным, нравом жестоким!
- Да как такое быть могло? Перевалы непроходимы в это время! - Один из ближних Грютинга молвил.
- Тайными тропами, финскими они прошли! Обрушились на селения наши! Тебя, заступника народ оркдальский ждет!
- Что за враг? - Грютинг спросил.
- На его знамени Волк Черный, то Харальд Агдирский пришел...
- На подмогу старому медведю! - Процедил Ахти Йотун. - Тут то мы с ним за все поквитаемся!
- Усадьба твоя, ярл, осаду держит! - Продолжал гонец. - Славные в ней воины! Крепкие стены! Неделю будут они держать агдирцев! Тебя ждут на подмогу!
"Пришел щенок агдирский! Победу мою вырвал! - Тяжкими были мысли конунга в сей час, хотя совсем недавно он уже мнил, как в Хладир войдет победителем. - А ныне идти надо обратно, на Харальда, ибо потеряв Оркдаль всего я лишусь. И на союзников новых надежи нет. И людей терять нельзя боле."
Повелел он воинам своим поворачивать, к Оркдалю идти вновь.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 2-06-2007, 22:24

Мер, Нидарос
Рогволд и сыновья

-Мир дому твоему, Геревард.
Рогволд переступил через порог – хоромы Гереварда, жреца верховного, были под стать усадьбе Неккви, разве что только злата да серебра на показ у служителя богов не выставлено – по сундукам железным попрятано.
Гридней ярл Мера оставил у входа, не гоже при старом товарище (который хоть и хитрый, словной змей, но все же товарищ) оружием бряцать.
-Гостям всегда рады, - приветил Рогволда жрец, - садись за стол, сейчас яства принесут.
Геревард хотел было позвать рабов, однако гость остановил его. Так он молвил:
-Я к тебе не за этим пришел, старый друг. Откушать я еще успею, мне же о делах с тобой надобно потолковать.
-Говори, Рогволд.
-Давно уж как Неккви-конунг отчалил в Альвхеймар, покинул Нидарос, - начал ярл Мера, - покуда он пирует с Гандальвом самым важным значится в Нидаросе Хунтьев.
Жрец понимающе кивнул. Давняя вражда связывала Гереварда с Хунтьевым, причины которой Ровголд не ведал, но знал прекрасно, что между ними ну разве что искры не проскакивают – так сильна их ненависть друг к другу. Не использовать этого Рогволд не мог.
-Последнее время Хунтьев много времени пирам уделяет, пребывает в праздности и лености, про дело общее, видят боги, забыл.
Геревард улыбнулся, руки потирая – словно муха, увидавшая угощение.
-Полагаю, ты согласишься, что общее дело только выиграет, - Рогволд недобро улыбнулся, - если сей недостойный доверенных ему обязанностей муж найдет себе занятие иного толка.
-Я слышал тебя, ярл, - отвечал Геревард, - и могу сказать, что любо мне слушать речь твою.
-Нельзя медлить, друг мой, ибо вскоре вернется Неккви, а он уже слишком стар – не углядеть ему изъян в кольцуге, коли сплетена из множества колец она.
-Что предлагаешь ты?.. Хунтьев имеет многих сторонников, многие будут…
-Поговаривают, что сей недостойный муж, - перебил жреца Рогволд, - тратит деньги из казны конунжьей на увеселение – пиры и наложниц.
-Все тратят, боюсь, обвинение это недостаточно тяжко.
-Да, все зависит от количества растраченного злата… - хитро прихущирлся ярл Мера, - одним словом, положись на меня. Я лишь хочу, чтобы в нужный момент ты поддержал меня. Вдвоем мы вознесемся над Нидаросом и всем Мером.
-Слыхал я, Ровголд, что в жены тебе дочь старого конунга обещана.
-Видит Один, немалого мне стоило уговорить Неккви отдать ее мне!.. Впрочем, ее кровь скрепит на союз и мои потомки уже будут конунгами.

Рогволдские сыновья – Ивар да Хрольв – трапезничали в отцовских хоромах. Стол, за которым могла уместиться целая рать, пустовал. Лишь в самом углу скромно примостились ярловские чада – там для них и было накрыто. Брага, жаренный барашек, краюха хлеба, сыр да зелени всякой обильно.
-Слыхал я, братец, из Альвхеймара купцы прибыли, - осушив до дна кувшин, бросил Ивар.
-Чего привезли?.. – пробубнил Хрольв, не посчитавший необходимым отрываться от еды. Был он уже сильно раздобревшим, ибо никогда не соизмерял сил своих в застолье.
-Ничего, что могло бы заинтересовать нас, - задумчиво продолжал Ивар, - кроме одной новости.
-Не томи, рассказывай.
Молчал Ивар, смотрел на брата своего, безмятежно барашка поглащавшего.
-Не томи! – не выдержал тяжелого взгляда Хрольв.
-Да говорят, что Неккви дочку свою пообещал Гандальву в жены.
Хрольв лишь усмехнулся. Рука его потянулась к кувшину.
-Ну и чего ж?.. Охота конунгам девок своих за стариков отдавать – пущай отдают. Не наше это дело, брат!
-Дурак ты, брат, хоть и воин славный, - вздохнул Ивар, опечаленный ответом Хрольва, - девка Неккви была нашему отцу обещана. Через нее батька с родом конунжьим побрататься хотел.
Хрольв поднял глаза, брагой затуманенные.
-…Ох и зол будет отец! – наконец выдохнул он.
Ивар ухмыльнулся недобро.
-Видит Один, многие отведают ярости отца, а он, как знаешь, не из отходчивых. Припомнит старому конунгу он такое обращение, - прищурился старшой сын рогволдский.
-И верно, что наш батька – девка трактирная, чтобы с ним так поступать! – с такой силой разгневанный Хрольв ударил кулаком по столу, что подскочила посудина да перевернулся кувшин. Видать, немало браги выпил за утро Пешеход.
-Перед богами ответит!
-Ответит. Но сначала, - зло процедил Ивар, - ответит перед смертными.

Агдир. Торлейв, Тьодольв, Сульки и другие...
При поддержке НекроПехоты


Богатый шатер для жрецов разбили недалеко от места битвы, Тьодольвом избранного. Два холма укрепленых стояли, да меж них дорога главная вела из Западного Агдира в восточный – лучшего места для сражения и придумать нельзя было, ведь пойдет Сульки конунг этим путем, в силе своей уверенный.
Мощные насыпи вкруг холмов, да колья ныне появились – не пройти пешему, не проехать конному, дорогу же бревнами перегородили хирдманы агдирские, а во главе войска Тьодольв сам встал, приказы отдавая, и хоть и считали его жрецы недалеким, но признавали, что в военном деле он толк знает.
Сами же жрецы в шатре вновь планы свои обсуждали, да о том, как остановить Сульки думали.
- Говорят, сильно лютовал роголандец, когда змейку твою обнаружил, - улыбнулся Торлейв в бороду густую.
- Знамо то, жаль только жив остался, - отвечал Фредрик. – Да ныне, коли прознает, что то мы ему подарок заготовили, нас и жреческий сан не спасет.
- То в Западном Агдире, - произнес Тора служитель. – А здесь мы власть крепко держим.
- Вслушайся, - прервал его старший жрец. – То ли не рога звук? Идут на нас вои Рагаландские! Здесь наша судьбина решиться.
- Повели коней приготовить да заседлать, - бросил Торлейв слуге.


А в поле, у холмов воинство рагаландское уже собиралось. Сильно озлоблены были воины Сульки конунга видом соратников своих убитых, чьи головы вдоль дорог развешены были, мети жаждали.
-Стройтесь, собачье семя, стройтесь! – ветер доносил до Сульки гневные крики Кьятви Толстошеего, что шел во главе воинства рагаландского, - неприятель впереди!
Хирдманы да прочие вои, что привел Сульки, на скорую руку образовали ломанный строй, постепенно выправляя порядки – примеряясь плечом к плечу, щитом к щиту. Гордые стяги трепетали на ветру холодном, битву предвкушая. Любо-дорого посмотреть – даже неприятель залюбуется.
Хуже дела обстояли с наемниками, пиратами да прочьим отребьем, на дороге подобранном, на скорую руку Сульки прирученным. Вовсю бушевал Кьятви, пинками да тычками выстраивая фланги. Видно было, этим грабеж куда дороже битвы честной. Самое слабое кольцо в кольчуге рагаладнской.
Сам Сульки за приготовлениями наблюдал со стороны, окруженный гриднями, здесь он был в полной безопасности. Принимать участия в битве Сульки не планировал, но лишь направлять да поддерживать. Вот он приметил младшего брата Сати, что вместе с простыми воями взял копье и встал в первую линию. Чуть поодаль расположился Торир Длиннолицый, берсерк, воин знатный.
Пение рога возвестило – воинство рагаландское готово.

Тьодольв же на холме встречал неприятеля, взглядом воинство неисчислимое окинув. Тяжко было ему видеть, что ворогов вдвое, если не втрое больше, чем у него людей, да видать запаздали подкрепления призванные.
- Луки готовь! - Повелел он людям своим, да сам в ответ рог к губам поднес.
Насмерть встанут вои агдирские, костьми лягут, но супостата не пустят.
Пропел рог, разорвал тишину, над полем брани повисшую. Всколыхнулось воинство рагаландское, исторгло из чрева волну черную – все сплошь стервятники, что в Западном Агдире любовали. Нестройно, постоянно то смыкая, то вновь разрывая строй шагали наемники, пираты и прочие бандиты. Позади них ощетинившись копьями ровно двумя рядами шли хирдманы Сати – видать опасался Сульки, что воронье не выдержит, не дойдет, сразу повернет обратно. Совсем немного оставалось до укреплений агдирских. Едва стрелы перелет один. Вновь пропел рог - взревели рагаладцы, и, потрясая мечами да топорами, устремились вперед - словно саранча черная.
Натянули луки бонды агдирские, люди свободные, что за землю свою воевали, да спустили стрелы острые. Точно туча небеса заслонила, да на ворогов градом смертоносным опала, бездоспешных разя, в щитах застревая, да сквозь звенья кольчужные проникая. Падали воины, а те, что за ними шли, уже по трупам ступали без стеснения. Вновь и вновь стреляли бонды и хирдманы Тьодольва, да только момент близился, когда не луки – мечи решать исход сражения будут. Для того подле частоколов стояли уже войска копейные, ощетинились, ряды сомкнули.
Заколебались стервятники под стрелами агдирскими, да сзади хирдманы Сати напирали – бежать некуда было. Пуще прежнего взревели рагаландцы, голодными волками на врага бросаясь. Не строем единым, но кучками, группами, стараясь прорвать вражьи порядки, а там уж ежели не умением, то числом задавить. Кололи и рубили их, агдира заступники нещадно, да только то там, то здесь прорывались вражины за первые ряды обороны крепкой, в бой с хирдманами опытными вступали, что на задних рубежах ожидали, вершину холма охраняли. Сбрасывали тела иссеченные к подножию воины, но на место одного по двое, по трое заступало. Да только не одних защитников ряды пустели – рядело и атакующих воинство, черед гридней рагаландских наступал.
Не выдержало сечи жаркой воронье, развернулись они, да побежали назад – прямо под мечи Сати. Впрочем, тот не был извергом, видел, что первый удар агдирцы сдержали. Медленно, шаг за шагом отступали хирдманы брата Сульки. Вновь проревел рог. Снова встрепенулось воинство рагаландское, позади оставленное. Скорой поступью устремились к укреплениям агдирским вои Сульки – те, что помоложе. Крепко держали строй они, принимая стрелы на щиты, почти не оставляя за собой мертвых. Хирдманы Сати встали в первые ряды второй волны. Страшен был удар их – умелые войны были то.
Отпрянули копейщики агдирские, не смогли того натиска сдержать, сдали рубежи передние, назад подались, под защиту воев союзных. Сошлись рати две на склонах холмов, крепко перемешались и не понять было уже где свои, где чужие деруться. Стихла стрел песня – тяжело было даже лучшим и стрелков прицел взять, так, чтобы своих не задеть, а до дальней рати рагаландской не меньше двух полетов стрелы было.
Казалось, сломлено уж сопротивление агдирское, шаг за шагом отходили воины, тяжкую плату кровавую беря с врага за каждую пядь земли захваченной, да тут отдал вновь приказ Тьодольв, бросил в бой силы свежие под началом ярлов именитых. Лучших мужей агдирский в бой он тот послал, дабы холмы удержать.
Дрогнули рагаландцы. Порядки их глубоко в агдирской обороне увязли – отступали небольшими группами, кто чинно и сохраняя строй, а кто спешно и в панике – таких чаще всего доставали стрелы, обильным дождем сыпавшие с небес.
Знатно сражался Сати и вои его, первыми прорвавшие агдирские порядки, немалый урожай собрали их клинки. Словно вепрь, не замечая ни ударов, сыпавшихся со всех сторон, ни воев, в спешке спешивших назад, раз за разом бросался Сати на агдирцев – и вместе с ним его гридни. Но не был Сати берсерком, а был умелым и опытным воином – в конце концов отступил и он, последним покинув поля боя.
Затишье было временным. Снова зазвучал рог. Двинулась последняя, третья волна рагаландцев – самая многочисленная. Шагала главная рать Сульки – ветераны, прошедшие сквозь множество жарких битв, битые ветрами и морозами, настоящие викинги. Гордость любого конунга.
Отступавшие перестраивались, примерялись на фланги, в тылы. Рядом с берсерками Торира Длиннолицего – племянника Сульки – встали гридни Сати, еще не насытившиеся кровью агдирской.
Единым фронтом ударили рагаландцы, словно единое тело был их строй, копьями ощетинившийся.
С легкостью прорвали они на сей раз едва восстановленный строй агдирский, застивили отступить защитников. На вершины холмов битва переместилась, там ближние гридни Тьодольва натиск вражий сдерживали, раз за разом атаки отбивали, да мало их уже оставалось. Где сам ярл рубился, там еще на стороне агдирцев удача воинская была, а вот на холме другом уже спиною к людям харальдовым поворотилась.
Перебрались и через бревна, дорогу загорождающие, иные из людей Сульки, сильного сопротивления не встретив, да воев посеча агдирских, какие там находились. Все это Торлейв видел, от шатра за ходом сражения наблюдавший, да все ожидающий, когда же отбросят рагаландцев. Но не хватало людей. Знаменем Тора осенив воинов, что подле него были, послал последнюю сотню на подмогу Тьодольву жрец, да и сам молот в руке взвесил тяжелый, вспомнить молодость собрался.
Кинжалом вонзившись в бок воинству Сульки, новые вои сильно потеснили рагаладнцев, было даже отбросили их обратно, но в этот момент Торир вместе с берсерками встал на пути Торлейва. Эти мужи не отступали никогда. С новой силой закипела, забурлила сеча.
Сати тем временем уже успел скрестить клинки с самим Тьодольвом, и кто знает чем бы разрешился спор между ними, да разнесло их в разные стороны, боги, оберегавшие обоих, так и не смогли меж собой договорится.
Прочно укрепились на холмах рагаландцы, да вот только дале все никак продвинуться не могли – не получалось сломить агдирцев, вцепившихся в укрепления. В защитников, кои числом сильно воям Сульки уступали, словно демоны вселились – раз за разом сбрасывали они врага, да и тот не сдавался. Словно Тор, носился по полю боя Сати, где надобно нажимая, вклиниваясь в самую гущу боя, не давая своим отступить.
Проломил Торлейв молотом своим щит молодому Ториру, да и тот оставил на руке жреца рану глубокую, сухожилия перебив. Неприкосновенны были жрецы во времена мира, но когда сами они оружие поднимали и в битву шли, тут уж боги их не больше иных воинов охраняли.
Отступил служитель Тора за спины телохранителей, его прикрывших, рану зажимая. Назад подался, туда, где стояли слуги, коней резвых держа.
- Бежим, Фридрик! - Прокричал в шатер Торлейв. - Покуда не поздно! Не будет нам пощады в битве этой, когда враг прорвется!
Забрался на коня жрец, а следом за ним и Одина служитель жеребца оседлал. Бросились они прочь от места битвы тяжкого, а за ними следом те из воинов, кто конные были. Увидал то бегство Тьодольв, осерчал в душе своей на жрецов, что сражение бросили, да разумом и он понимал - проиграно дело их в Агдире сегодня, и коли хотят они еще удержать страну, надо отступать, покуда все хирдманы в окружение не попали.
Некоторые было бросились преследовать отступавших агдирцев, да не поддержали их товарищи - усталость брала свое. Не было боле желания биться у рагаладнцев, что потери немалые понесли штурмуя укрепления. Да и отступавшие все еще огрызались, щедро растрачивая запас стрел. Мало кому хотелось отправиться в Вальгаллу теперь, когда поле боя осталось за Сульки.Наконец Сати и гридни его, сильно поуменьшившиеся в числе, ворвались в шатер жреческий, с легкостью разогнав охрану. Последняя высота была взята, и Сульки мог праздновать победу.

Рюгъярбиг - Аскейрсунд.
Горм с ярлами данскими.

Оставив за спиною Рюгъярбиг, в который понемногу ворочались первые, самые отважные, то ли отчаянные, из жителей, оставив пережидать бурю пятьсот воинов да мореходов с кнорров, которые теперь обитали в срубах на околице, а большинством несли дозор возле кораблей, оставив для замирения и установления дружбы с поселянами-бондами и Гуннара Одноухого с большей частью людей его, Горм Датский выступил к Аскейрсунду.
Не такой уж и легкой выпала дорога войску данскому.
Тропа пастушья оказалась местами и вовсе не пригодною для могучего и многочисленного войска. Только далеко за полдень первого дня похода дорога наконец-то стала в меру широкой да убитой.
Скрипели выкупленные за добытое в море злато повозки, в которые большею частью довелось впрячь верховых лошадей, привезеных для конных отрядов из Ютландии. Мерно ступали воины, на трудных поворотах или в глубоких промоинах налегая на возы, чтобы поберечь животину.
Тяжелым, опасным взором глядел на пастуха Горм, да молчал покуда.
Лишь когда встали лагерем на ночь, приказал позвать провожатого к себе в шатер.
- Говорил ты, слыхал, что в здешнем княжении творится… - начал Горм, приступая к трапезе походной. – Расскажи мне, если то знаешь, каковы силы нынче у агдирских воевод, да как у них сейчас в их немирье с Рогаландом дело складывается.
Суров был голос Горма, и отвратно блестел его длинный меч с затейливой резьбой по крестовине да рукояти, лежавший подле ярла. Но на лице его не увидел пастух ожидаемой злобы – только бесконечное и терпеливое внимание предводителя множества воинов.
- Тяжко нынче в Агдире, и неспокойно, данский конунже, - осторожно начал речь старик. – Кюна Асса нынче не много воинов числит в войске здешнем, и худо приходится Тьодольву-ярлу, что собирает всех мало-мальски в деле военном сведущих под знамя ее.
Большой силой пришел в Агдир рогаландский правитель, селения и хутора захватывает и разоряет, вот о чем сказывали гонцы от Тьодольва, что призвали давеча к Аскейрсунду всех хирдманов из нашего селения, кто еще и оставался для бережения поселка, не пойдя с Харальдом-конунгом. Будет сеча великая, так я думаю, но вестям моим уж не первая неделя миновала, потому не могу сказать доподлинно, уж прости меня, светлый и могучий конунже.
Задумался тогда Горм, рог в правой руке качая-баюкая.
- Далеко ль отсюда до Аскейрсунда, старик? – спросил он наконец.
- Войску идти – может, весь день пути выпадет, - ответил пастух покаянным голосом. – Не подумал я тогда, когда обещал за день довести, не упомнил, что войску идти дольше, нежели мне налегке-то.
- Хорошо, старик, ты пригодился, хоть и приобещал слишком многое, - усмехнулся Горм-ярл. – Вознагражу тебя я, едва доберемся до селения. А пока ступай, отоспись.
Сгинула улыбка с жестко очерченных губ данского военачальника, едва вышел из шатра старый норвежец. Немедля кликнул он хирдманов, что у шатра стражу несли, и веле скликать к нему ярлов именитых: Оттара и Альрика ярлов с Фюна, Агмунда и Гардунга-ярлов с Роскильдэ, да еще Свибрагера-ярла из Ютландии – всех, кто большими отрядамии им был назначен командовать.
Долго совещались ярлы той ночью, не ведая покоя, да располагая, как сподручнее им выйти к Аскейрсунду, да не попасться не приготовленными к бою Сульки Рогаландскому.
Наутро, едва стало светать, быстро и слаженно собрались воины данские. Долго ли, коротко ли, но одолели они дорогу по иссеченному провалами да холмами краю, и уже в полдень передовые дозоры сопроводили к Горму разъезды агдирские.
- Чьи вы воины будете? – спросил у дозорных Горм-ярл, горяча коня.
- Хирдманы мы конунга Харальда Агдирского, нынче же кюне Ассе служим. – ответствовали воины, недоверчиво косясь на спускающееся с холмистого склона воинство. – А вы чьи, витязи хоробрые?
- Данские воины тут, - надменно ответствовал Оттар-ярл, выезжая вперед, - С подмогой мы прибыли по просьбе конунга Харальда великой.
- Припозднились вы, - не смешался воин агдирский, - Уж третий день, как выступили воины нашу, на сечу отправились с Сульки злокозненным.
- Хороший гость, - хмыкнул острый на язык Агмунд-ярл, - всегда в нужную пору да вовремя.
- Проводите нас, витязи агдирские, - велел Горм, - к кюне Вашей. Речь у меня к ней есть важная.
Огляделись было воины агдирские, да делать нечего: не уйти уж было от всадников данских, ни от стрел их, что под рукой у стрелков оказались. Дали тогда они знак за ними следовать, да вперед поехали, чтобы оберечь хельдов да хирдманов союзных от засад и западней…
Так к вечеру и прибыл Горм Датский в Аскейрсунд, еще не ведая, как тут сложится судьба его и тех, с кем он покамест об руку идти и воевать взялся…

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 4-06-2007, 11:22

Гаулар
Конечно же, не без Тельтиара

Сжалился отец, на дочь тоскующую глядя. Солнце ясное давно дева лишь сквозь окно видела, да пищу в знак протеста принимать отказывалась. Строг был Атли, но и не мог без грусти он на дочь глядеть, в заточении медленно чахнущую. Послабления сам же сделать не мог, боясь в глазах чужих от слов отступающим показаться. Лишь на одно для дочери пойти решился: выбрав слуг верных да крепких, за дома порог ненадолго выйти позволил.
- Словно пленница я в собственном же доме, - грустно Сольвейг на предложение его вздохнула, - ни из комнаты выйти не могу, ни день белый без охраны воинов твоих посмотреть.
- Не горюй, дочка, твоего же блага желаю я, - отец ей говорил. - Покуда колдовство черное сердце твое оплетает, нет мне покоя. Не могу я без слез смотреть, как чахнешь ты. Разве не в том долг отца, чтобы дитя свое от посягательств разбойных уберечь?
- Опять разбойником ты его называешь, клевету нагоняя. Ведь не раз просила, при мне слова плохого о нем ни молвить . Не переубедить тебя меня. Лишь слова твои глубоко душу ранят.
- Холоп он, и роду низкого, и заслуг жалких. Не пара тебе он.
- Всё про тоже твердишь ты мне. Неужели никак не сделать мне, чтоб мнение твое о нем
поменялось?
- Не будет того, - головой покачал старый ярл. - Не для той судьбы я тебя растил, чтобы ты простого мужика в мужья выбрала. Тебя не каждый конунг достоин, а тут - простой скальд.
- Сколько раз я твердила, что люблю его, а уж до рода его мне и дела нет. Как же мне с тобой разговаривать, коль простых вещей понять ты не можешь?
- Ты не холопка, чтобы рассуждать так, а дочь ярла и владетеля сиих земель, - посуровел голос отца. - Такой выбор твой не тебе одной позором, но и мне, и братьям твоим будет.
- А мне позор с нелюбимым человеком жить, насильно сосватанным. Не быть мне ни с кем кроме скальда. Таково слово мое, - настойчиво Сольвейг молвила.
- Горе мне, что дочь такую вырастил! - Вскинул к небесам руки худощавые ярл. - Втрое горше, от того, что не любовь это, богами одобренная, а колдовство черное! С глаз моих уходи, Сольвейг, тяжко мне смотреть, что сталось с тобою, - Да стражам своим повелел ярл глаз с девушки не спускать покуда она по саду гулять будет.
На отца дева глянула, понять давая, что не изменит она решения своего от слов его независимо, да развернувшись вглубь сада направилась к месту своему излюбленному.
Долго дева бродила, словно дни в доме просиженные наверстать пытаясь. Каждое дерево да куст неподдельный интерес вызывали, будто необычное что-то с ними случиться могло. То на птиц она засматривалась, с ветки на ветки перелетающих, то останавливалась солнцем до рези в глазах полюбоваться.
Не забывала же Сольвейг и на стражей с ухмылкой лукавой поглядывать, уж не рады были они службе легкой за девицей приглядывать, от тоски да скуки маясь, в сердцах её проклиная. День к закату клониться стал, да на секунду присесть не удалось, природы красотами по неволе любуясь.
Лишь в конец намаявшись, принялась дева указания раздавать, то за водой, то за съестным стражей поочередно посылая, в тени дерева поудобней устроившись. Велено было стражам не отлучаться от девы, но и просьбам ее, на отсутствие няньки ссылавшейся, отказать не получалось.
Успокоилась Сольвейг лишь каждого по несколько поручений выполнить заставив, да отдохнуть позволив.
Расселись стражи с девой рядом, круг образуя, болтовню ее слушать вынужденные. Лишь на миг тишина наступила: очередной птицей Сольвейг залюбовалась, с места поднимаясь, да ближе к дереву подходя. Лишь угрюмо на нее воины покосились, перешептываться о дне начиная, да глупую дочку ярлову ругая.
Далеко от стражей птица улетела, да и дева с ней вместе от глаз чужих скрыться успела. Знала она куда направлялась. Была в частоколе дыра, за время прогулки примеченная. К ней-то и продвигалась Сольвейг, легко на волю выскальзывая. Ни шороха слышно не было за забором. Потому, юбки подобрав, побежала дева от дома прочь, в сторону деревни. Давно она у няньки выведала, где Альвир остановился, к нему бежать намереваясь, лишь возможности задуманное воплотить не представлялось.
От бега непривычного запыхавшись, остановиться вблизи деревни пришлось. В боку резкая боль и шагу дальше сделать не давала, на землю усаживая. Но и полезной передышка оказалась: вспомнила дева, что первый встречный ярлову дочку безошибочно признает. Боль переждав, да в плащ плотнее закутавшись, натянула она капюшон, дальше двигаться продолжая, назад оглядываться не забывая, погони опасаясь.
Гвалт и шум стояли в деревне. Спешившие по своим делам люди не обращали ни малейшего внимания на очередную прохожую, что наконец-то успокоило от волнения трясущуюся Сольвейг. Даже вопрос, к одному из прохожих обращенный о доме Аудмунда никаких подозрений не вызвал. Кому какое дело, кто да зачем к купцу собирается.
Так и удалось бы без проблем лишних добраться, коль не одна б фраза услышанная. Несколько женщин собравшись, громко события минувшие обсуждали, ругаясь непрестанно. Одно лишь деве разобрать удалось, что к ярлу Аудмунда водили, да под пытками выведать о скальде пытались. Даже разговора не дослушав, кинулась она к избе, о судьбе Альвира разузнать скорей пытаясь да в ворота купеческие что есть сил стуча.
Слуга старый дверь отворил:
- Чего надобно? - Спросил он голосом скрипучим. - Подаяние не даем, у других иди проси.
- Не подаяния мне нужны. Нужен мне хозяин твой. С ним я говорить пришла.
- Надо же, девка гулящая, да хозяина просит! - Рассмеялся старик, а после снова на нее взгланул. - А со мной поговорить не желаешь?
- Ты бы прежде, чем девкой гулящей назвать, дознался бы с кем говоришь,- вспыхнула Сольвейг. - Веди меня к хозяину, с тобой говорить не желаю я.
- И кто же ты такая, чтобы вот так в доме чужом командовать?! - Тут уж холоп Аудмундов разозлился.
- Посланница я из усадьбы ярловой, - бросила дева первое, что в голову пришло. - Дело у меня к господину, а не к холопу. Смотри головой за промедление не поплатись.
Бросил что-то неприятное старик, ушел, в сени девушку пропуская, а вскоре и сам купец появился, смерил взглядом гостью.
- Вам бы прислугу по учтивей, - вместо приветствия купец слова услышал.
- Ты, девица, сначала имя свое назови, да зачем пожаловала, а уж после людей моих хаять берись, - Аудмунд отвечал.
- Откроюсь я тебе, лишь бы глаз да ушей рядом лишних не было.
- Говори. В доме моем никто наушничать не посмеет.
По сторонам Сольвейг огляделась, да никого не увидев по близости, капюшон с головы скинула.
- К Альвиру пришла я. Знаю, что у тебя он.
- Вот уж повезло мне на внимание ярлово - ночью сыновья его приходили, ныне дочь пожаловала. И все скальда ищут, - рассмеялся Аудмунд, хотя и удивлен был визиту девы.
- Не было мне известно ничего о визите твоем ночном. Лишь по дороге успела сплетни местные подслушать, да к тебе направилась тут же, разузнать что да как случилось. Вижу я, не тронули тебя братья мои. Что же с Альвиром сталось?
- Уж коли меня не тронули, думаю сама ты смекаешь, что не нашли они его.
- Где же он? Веди меня к нему,- затрепетало сердце девичье с любимым встречу предвкушая.
- Убежал он, девица, от гнева ярлова, - развел руками купец. - Я и рад бы вас свести, да не ведаю, куда подевался он.
Опечалилась Сольвейг, поняв, что разминулась она со скальдом. И опять из-за братьев, помешать стремящихся, все приключилось.
- Где ж искать мне его теперь? Куда пойти он мог? Может, хоть весточку какую о себе оставить сумел?
- О том не ведаю, да думаю - возвернется он, как пить дать, возвернется. Ему же больше идти некуда.
- Что же мне теперь делать? Обратного хода нет. Наверняка искать меня уже пустились. Можно ль у тебя мне остаться, встречи с Альвиром дождаться?
- День-другой обожди, - отвечал Аудмунд. - Но не более, ибо коли придут люди ярловы тебя искать, да у меня сыщут - худо придется.
- На том и порешим, - вновь капюшон дева накинула, за купцом следовать намереваясь.
Отрядил он ярловой дочери покои, про себя решив, что коли удастся со скальдом ее свести - так уж точно не в накладе останется, а коли не выйдет этого, так вернет Атли девицу и тоже награду получит.

Транделаг. Близ стен Хладира. Хакон-конунг.

Обороненный от опасностей верной дружиной, ощетинившейся мечами да закрывшей своего конунга кольчужными спинами, старец с горечью смотрел на картину побоища. Песня клинков волнует кровь мужей даже в старости, и те, чьи взоры уж не пылают при виде девичьей красы, цепко держат мечи в сухих дланях. Валькирии летают над полями битв, собирая умерших для Вальгаллы – и это правильно и хорошо. Но когда могучие мужи, надежда и опора Транделага, падают не от вражеских копий да секир, но от меча вероломного друга – тут в пору голосить, рвя на себе поседевшие волосы. Мальчишки.. и ради чего?
Хакон выпрямился в седле, жестом подозвав к себе верного Бьорна:
- Скажи людям – пусть ловят всех, от битвы бегущих. Кто будет сопротивляться рукою оружной – разите без жалости, но прочих храните, как пастухи родную отару. Дознайтесь у люда, как дело тут было, да кто из ярлов моих честь мою защитил, а кто лихо удумал. Не видать лиходеям воинских почестей – таково мое слово.
Дружина пораженно ахнула – и зашепталась. Ох, круто Хакон дело повел. Едва ли воители мыслили, что оставит он бунт ярлов без наказанья, но лишать ослушников огненного погребенья – то перебором казалось. По сию сторону врат жизни и смерти властвует конунг, по ту сторону – Один да асы его. Хотя – дело ли это, чтобы предатели подлые мясо кабанье до Рагнарека вкушали, да лишь потому, что с мечом в руках умерли? Подлое дело ярлы умыслили – так теперь и ответ держать станут обязаны.
- Властелин! – протолкался вперед взбудораженный гридень. – Тут мужики из рати мара Хладные пальцы с повинной пришли. Бают историю дюже чудную: будто пал ярл могучий с коня перед битвой – да замертво. Ни стрела, ни меч плоти его не коснулись. Говорят – колдовство.
- У бондов простых глаза велики, да язык длинен, - недовольно молвил на то конунг. – Однако, коль правду они говорят, то, значит, то Один предателя покарал. Кто же еще силу такую имеет, чтоб мужа здорового в самом соку в един миг без оружия в Хель-то отправить?
- Они шепчут речи о колдовстве, - осмелился сказать гриднь – и толпа воинов, как один человек, подалась назад, начав сдержанно перешептываться. Не любили в Трандхейме колдунов. Финской заразой их почитали. Хакон же улыбнулся покровительственно, будто не с взрослым мужчиной, а с дитем неразумным речи говаривал:
- Да сам посуди – это какую силу надо иметь для такой ворожбы? Не один шаман смертный не сладит, даже коль сам сердце свое из груди вынет для магии. Лишь бессмертным владыкам такое деянье под силу. Боги судили свой суд поперед людского судилища.

Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.

Ничего примечательного не происходило в жизни Гиллисберга и его обитателей. Хозяева следили за порядком, отдыхали и привыкали потихоньку к спокойной мирной жизни, что, учитывая их прошлое, вызывало определённые трудности. Каждое утро рабы, войны, принявшие новую веру, и Ярл с супругой посещали церковь, молились Господу об удачном дне и здоровье своих близких. Жизнью все были довольны.

От Ярослава не было никаких вестей, впрочем, никто на это так скоро и не надеялся.

Вечера проводили хозяева усадьбы спокойно, воинов на пиры шумные не созывая, ибо думал Эйнар о здоровье жены своей, которая сии сборища очень любила, но с каждой неделей переносила всё тяжелее, и о том, что неспокойно сейчас за пределами Вингульмерка. Всё же чтоб потешить своих приближённых, выезжал ярл с ними порою на охоту. Дивную, богатую добычу привозили мужи, и светились их лица истинно мальчишеской радостью, когда своим женщинам трофеи они показывали.

За спокойные эти дни несколько свадеб было сыграно, причём все они – по христианскому обычаю. Радовался Эйнар успехам своей затеи и за супругов, что на его глазах любовь обрели тоже. Счастлива всему этому и Сигрун была.

А время шло…

Раумарики. Гилли ярл, Дунгаль Краснобай и Хрерик-берсерк

После убийства Хрольва, посланцы Асмунда провели в пути два дня и две ночи, останавливаясь лишь для того, чтобы дать отдых коням, не желали они, чтобы прознал наперед срока Гилли прознал о цели визита их. Потому-то, едва солнце поднялось, были они уже у усадьбы на конях взмыленных, да ворота отпереть требовали.
У Гилли Шесть Пальцев в ту пору много людей со всего фюлька гостило, да стол богатый стоял во дворе, где хирдманы пировали. Провели гостей вестфольдских к тому столу слуги, но Дунгаль возразил:
- Мы ярлову весть принесли, нам по обычаям всем не с гриднями, а с мужами именитыми пировать след.
Согласился на то управитель, в дом повел Краснобая и берсерка, остальные же десять человек их во дворе остались, вино пить да мясо есть, разговоры праздные с другими воинами вести да подвигами похваляться.
- Ты разговоры слушай, да помалкивай, - повелел Хрерику Дунгаль. - Речи я вести буду, ты только в момент нужный готов будь оружие обнажить да волю Асмунда исполнить.
- Будь по твоему, - глухо отвечал берсерк.
Тем временем провели их в гридницу, да приветствовал их Гилли ярл и многие херсиры, да старосты деревень. Заметил ярл, что были на посланце плащ и гривна, ему подаренные, оттого и прием теплее оказать решил Шесть Пальцев.
- И ты здрав будь, славный Гилли ярл, Харальдом конунгом над Раумарики поставленный, - поклонился Дунгаль, да была в его словах издевка, которую каждый распознать мог - не знатностью рода возвысился Гилли, а лишь волей конунга. - Все ли хорошо в наделе твоем?
- Да уж, не жалуюсь, - ярл отвечал, покуда посланцам асмундовым угощение подносили. - Хороша земля Раумарики, все в достатке есть...
- Славный надел тебе от Альхейма ярла перешел, - продолжил за Гилли Дунгаль, не давая тому фразу завершить. - Трудом и кровью немалой Альхейм ярл у хейдмеркских братьев землю эту отстоял да жизнь в ней наладил, за то его благодарить надобно.
- Да, то правда! - Крикнул кто-то из бондов богатых, что сторонником Альхейма был.
- Дак он же волю конунга нарушил, - другой землевладелец отвечал. - К чему нам был правитель, законы не разумеющий?
- Его за то сняли, что он Харека в усадьбу не пущать велел! - Жрец Аунстейн молвил. - А разве ж неправ он был? Харек вероотступник, да с ним чужеземцев...
- Молчи, жрец! - Гилли воскликнул, по столу кулаком ударив. - Коли бы не Харек, быть бы мне мертвым и дружине моей тоже! В Хрингасакре Альхейм храбрость свою показал, из битвы бежав, один лишь Харек ярл славно бился с альвхеймарцами и хейдмеркцами!
- Уж не потому ли ты на него чуть ли не молишься, что сам веру рабскую из его рук принял? - Гневно Аунстейн вопросил.
Достал тогда ярл из-под рубахи Молот Тора, что на груди у него висел, всем показал:
- Не отступался я от веры предков наших, да знаю - не по вере надо привечать мужа, а по деяниям его! Не достоин был Альхейм Раумарики править.
- А ты значит достоин? - Рад был Дунгаль, что дело его так легко пошло, видать, все же не ошибся он, когда в прошлый раз херсиров да бондов богатых привечал и расспрашивал.
- Сын холопки! - Кто-то крикнул.
- Из грязи да в князи метит!
- Альхейм-то был роду конунжего, ему править право самими богами заповедано было!
- Гилли правитель не худший! - Другие гости оспорили. - Разве ж плохо вам при нем живется, чтобы его так хаять?
- А Альхейм больше супротив христиан идет, чем за благо страны радеет!
Молча взирал ярл на споры эти, ладонь же его рукоять сама нащупала, и чувствовал он, что еще немного, и не сможет гнева своего сдержать, ибо обида жестокая разум его затмевала.
- Разве нужен вам ярл такой? - Усмехнулся Дунгаль, вперед подаваясь. - Что сам роду низкого, в хлеву рожденный!
- Ах ты змей! - Бросил ему ярл. - Носишь подарки мои, а сам супротив меня мыслишь!
- Не нужны мне дары от пса подзаборного! - Скинул гривну на цепи золотой асмундов посланец, со звоном она на стол упала. - А вы, херсиры и бонды знатные, пошто этой мрази служите? Али потому лишь, что так конунг велел?
Притихли люди, не ожидали они слов таких от Дунгаля, даже сам Гилли не нашел, что ответить поначалу.
- Так издавна заведено было, чтобы люди сами себе правителя выбирали, который перед конунгом потом ответ держать будет! А если бы Харальд над вами пса посадил, как Эйстейн Колдун над вашими предками? Тоже терпели бы?
- Нет! - Закричал Олаф Шрамованный, что над дружиной начальствовал. - Не бывать тому! Мы люди свободные!
- Кому вы служить хотите? Этому ублюдку от шлюхи рожденному, или Асмунду Убийце Ярлов славному?
- Твой Асмунд жизни людские ни в грош не ставит! Вестфольд кровью залил! - Наконец бросил Гилли. - А ты в мой дом пришел, и меня же оскорбляешь! Эй, дружина!
- Стоять! - Олаф приказал подавшимся было вперед гридням, что у дверей стояли. - Не тебе сейчас решать, ярл, а нам, кто нами править будет!
- Меня конунг здесь поставил, чтобы я закон его соблюдал и за порядком следил!
- Не по закону он тебя поставил, так мы по своим обычаям, древним судить будем, кому над нами быть!
- Асмунд-то лишь иноверцев губит, да отступников, к люду честному он добр! - Вновь слово Дунгаль взял. - Но, мужи славные, вам решать, Гилли или Асмунд, или еще кто.
Стали гости рядиться, да спорить, кто достойнее править Раумарики будет, да закон конунжий блюсти, одни Гилли хотели и дальше видеть, другие Асмунда, сына Альхейма призвать, третьи сами на место ярлово метили.
Сторонники ярла подле него собирались, противнике же по другую сторону стола, а Дунгаль промеж них ходил, советовал да нашептывал, да пряжку тяжелую в ладони мял, что плащ на плечах его держала. Вот подошел он к Гилли, взглянул на него, да сам взгляд неприязненный ярлов выдержал, а после рванул плащ с плеч своих и бросил его на конунжего наместника со словами:
- И этот подарок свой забери! - А после Хрерику бросил: - Руби же!
Вскочил на стол берсерк, клинок обнажая, да косой удар в голову ярлу нанося, да только успел уклониться Гилли, скинул плащ на пол дубовый. Обнажили оружие все, кто в зале том был, да ринулись друг на друга - уж коли простой спор дела не решил, то мечам его завершить суждено было.
Первым Аунстейн жрец пал, походя зарубленный - пытался он посохом оборониться, да куда уж там в свалке такой дереву супротив стали было. Столы опрокидывали воины, стулья ломали, в щепы рубили. Ревел, точно медведь разъяренный Хрерик, ударами крепкими всех, кто рядом был одаривая, меч его уже кровию весь покрылся, а он все рубить продолжал. Где-то в углу Дунгаль от противника одного отбивался, с другой стороны Олаф на Гилли навалился к стене его тесня. Недавно совсем пировали все они, а ныне лишь воронью и волкам пир был бы в доме этом, но никак не людям.
Наконец вонзил клинок в грудь воеводе мятежному ярл, оттолкнул от себя тело его, да замешкался - удар нового противника пропустил. Распорол меч брюхо Гилли, вскрикнул от боли воин, другой удар отразил, да сразу двое ворогов на него напали - один лезвие отвел, другой руку отсек, оставив безоружным ярла.
- Мертв! Мертв Гилли Шесть Пальцев! Мертв, песий сын! - Прокричал Дунгаль, подле тела оказавшийся, да кинжалом горло ярлу перерезав. - Оружие бросайте, кому жизнь дорога!
Сдавались те, кто на стороне ярла убитого был. Не стали проигранное сражение продолжать. Один лишь Хрерик кисть отсеченную поднял, усмехнулся громким голосом:
- И правда, шесть пальцев! Асмунду подарок будет!

После сражения в усадьбе, никто более не противился в открытую новой власти, все готовы были сыну Альхейма присягнуть, да его ярлом своим признать, а кто недоволен был исходом таким - те прочь уехали спешно, не дожидаясь, пока Краснобай до них доберется.
- Ты посмотри, херсир, какую мы красу неописуемую в дальних покоях усадебных отыскали! - Рассмеялся один из хирдманов, к Дунгалю толкая девицу, что лицо скрывала под плащем.
- Ну, и что за деву вы привели? - Рванул ее к себе Краснобай, скинул капюшон, да так и утратил дар речи - столь зрелище неприглядное пред собой увидал, да и девица отпрянула, ужас в глазах Дунгаля узрев. - Что это за отродье йотунское? Шутки шутить вздумал со мною?
- Нет, и не думал даже! - юноша отвечал, и сам удивившись лику женщины обезображенному. - Гилли ее от глаз людских прятал не с проста ведь!
- Может не хотел, чтобы образины этой пугались, - буркнул Краснобай, ближе подходя к девице, а брезгливость преодолев за подбородок ее взял, приподнял, в глаза всмотревшись: - Ты кто такая будешь? Чьего роду?
Не ответила пленница ничего, лишь головой мотнула, вырваться попытавшись, да не вышло у нее ничего когда по щеке лишь слезинка одинокая стекла.
- Рано мы Гилли прикончили, коли у него тайны такие были, - вздохнул Краснобай. - Веди сюда сыновей ярла!
Вскоре привели к нему обоих сыновей Гилли, да спросил их Дунгаль, что за деву безобразную у себя отец их прятал и почему. Не стали они ничего посланцу Асмунда рассказывать, старший лишь губы сжал плотнее, а младший под ноги плюнул убийце отца своего.
- Вот как! А ну, на колени его!
Заломили руки парню гридни вестфольдские, да сам Дунгаль, кинжал обнажив, вогнал его в глазницу пленнику, а после того, как бросили тело убитого на землю, у брата его спросил:
- Ответишь, или вослед за братом своим пойдешь? Вот только смерть твоя такой легкой уже не будет!
- Дунгаль, остановись! - Бросился к Краснобаю один из хирдманов. - Ты приказание ярла исполнил, зачем их убивать?!
- Потому что я знать хочу, что за тайна у Шести Пальцев была! Говори, песий выродок! - С силой ударил юношу вестфольдец. Тот рядом с телом брата рухнул, тяжело дыша.
- Она... это...
- Не говори ему! - Вскричала девица, да только оттолкнул ее Дунгаль, и над сыном Гилли склонился, того слушая.
- Клянись, что ни ее, ни меня не убьешь, - прохрипел тот.
- Скажешь - не трону тебя, Копьем Одина клянусь.
- Это Эльвинг, невеста Харальда, альвхеймарцами плененная и обезображенная, - наконец молвил юноша.
- Так она же умерла, - недоверчиво Дунгаль произнес.
- Все так думать должны, чтобы Харальду конунгу о том, что с ней сталось не известно стало. - Тихо говорил Гиллисон, так что один Краснобай его слышал. - Так Гутхорм хотел, и отец мой его волю исполнить поклялся.
- Ладно, - пнул Дунгаль тело юноши, да бросил берсерку Хрерику, что молча стоял невдалеке, с рукой отрубленной играясь, да пальцы в разные стороны ей отгибая. - Убей его.
- Ты же.. клялся... - Парень вослед бросил. - Будь ты проклят, клятвопреступник!
- Так ведь я обещал, что я тебя не трону. Я и не трону.
Опустился меч Хрерика, жизнь молодую обрывая.
- Опасен был он, за отца мог пожелать отомстить, - так обьяснил потом Дунгаль херсирам да воинам причину, по которой убил сына ярал бывшего. Сейчас же он к девице уродливой подступил, что смотрела на него взглядом обреченным, да гридней своих подозвал и такой приказ им дал:
- Заприте ее в подполе, да глаз не спускайте, а убежит коли - так я с вас шкуры спущу за это!
Созрел в голове Дунгаля хитроумного план коварный, в котором дева эта не последнюю роль играла.

На границе с Оркдалем. Грютинг.

Быстрым маршем гнал людей своих конунг оркдальский, сердце его сжимала тревога при думах тяжких о вотчине его, врагом разоряемой. И нашел ведь время когда ударить агдирский выползень, сговорился нечестью финской, чтоб сквозь горы тропами тайными провела его. Коварный удар в спину всегда тяжек, могучего воя может на колени разом поставить, лишить радости смерти в бою. Вот и теперь сравнивал Грютинг ворога своего с рукой нож отравой сочащийся державшей, не даром род Харальда славен хитростью борьбы подковерной, в крови что ли у них она. Тряхнул головой Грютинг тень от дум прогоняя мрачных, да все еще хмурым взглядом окинул войско свое. Добычу в землях Хакона взятую так и не бросила дружина его, а без нее войско быстрее бы ступать могло своим на выручку. Решение пришло быстро, вспомнил владыка оркдальский, как мальцом он еще в краях этих пещеру нашел, забавам воинским предаваясь. Неплохо было бы в ней сложить взятое в земле Транделага, вход неприметный в ней, так просто и не подойти, мальчишке только впору найти, владения свои для игр исследующему.
– Исхер, передай по цепочке, пусть добычу взятую вои в одно место стащат, сложим в месте тайном ее, духи роду моему служащие охранять ее будут, а мы тем временем к братьям нашим супротив врага поспешим. Пока добычу нашу не спрячем от рук лихих, людям отдых будет.
На ходу поклонился хельд конунгу, и гридней своих с собой захватив поспешил исполнять повеление конунга.
Задержалось дружина оркдальская, да зато груз с плечей своих вои сбросили, взял с собой схрон устраивать Грютинг лишь самых преданных. А рабов, что сгибались под тюками тяжкими, с сокровищем можно оставить будет - и духов задобрить ужином добрым, и болтать о месте тайном народу меньше будет. Быстро выросла груда добытого, вои конунгом взятые погоняли кто словом, а кто и рукою твердой нерадивых невольников, и цепочка вскоре скрылась с глаз войска оставшегося. Только тихо было в становище, не слыхать было ни песен, ни похвальбы воинской, каждый думал о дома оставшихся, каждый надежду в сердце своем сберегал, что минует лихо семью оставленную. Славен ярл Тородд, Хромым прозванный - ногу в боях былых покалечил, добывая славу земле оркдальской. С тех пор лишь хитрее стал ярл за хозяйством смотреть оставленный, должен он продержаться до помощи появления, не одно за плечами сражение оставил, и руки его по-прежнему крепко сжимают оружие. На пол меча тени сдвинулись, когда возвернулся Грютинг со своими верными, да один все только.
– Где рабов потерял, владыка? Нам сейчас никакие руки лишними не станут, – Фрейвайр жрец подошел к оркдальсому кнунгу впереди всех ступающему.
– Тела рабов платой духам добычу нашу сберегающим стали, а души их к страже навечно присоединятся. Вход запечатал я рунами тайными, и если не ведая тайны, кто дерзнет посягнуть на нами взятое, то пожрут его тело и душу стража оставленная. Только я смогу там пройти и проход отворить.
– Все слышали! – громкий голос Грютинга пролетел над рядами воинов, – В безопасности привнесенное вами осталось, прогоним врага и верну я вам все что оставили. А теперь довольно уже стоять, нам на помощь своим поспешать потребно. Выступаем немедленно!

Сообщение отредактировал avarach - 7-06-2007, 14:03

Раумарики. Асмунд и Дунгаль

Покуда Дунгаль и Хрерик коротким путем ехали, Асмунд дорогой долгой плыл, фиорды огибая да по течению речному струг свой направив. Но вскоре сошел он на твердую землю да вместе с людьми своими к усадьбе ярловой двинулся.
Издали приметен был стяг Асмундов, выходили ему кланяться все усадебные, да жрецы, да херсиры, власть его признавая. Сам Дунгаль же цепь златую, что у Гилли раньше была, ныне на шею надел сыну Альхейма.
- Славен будь, ярл Вестфольда и Раумарики!
- Славен будь! - Остальные мужи подхватили. Про кровь пролитую ради Асмунда не забывали они, все ждали, когда же щедрый ярл их за то одарит.
- И вы будьте славны, люди честные! - В пояс поклонился им Асмунд. - Справедливым для вас стану я правителем, по чести суд вершить буду и дань сбирать, по чести правых одаривать и неправых наказывать. Сегодня же прошу вас воинов моих принять в селении как гостей дорогих.
Соглашались херсиры, на войско Асмундово глядя - шесть десятков оружных мужей с ним пришло, не хотел никто спорить с силой такой, хотя и не по нраву пришлось многим, что не с подарками приехал ярл к ним, а с ратью.
- Зачем только избрали его? - Один старец спросил. - Коли нет нам в том выгоды?
- О другом Дунгаль говорил, другое обещал, - другой хельд его поддержал, да только хоть и разговаривали они вполголоса, услышал их Краснобай. Подошел к ним и сказал тихо:
- Каждому по делам его воздастся, будет и вам награда на пиру ярловом. Ведь с медом и брагой любые дары вдвойне приятнее становятся.
Кивнул старый бонд, согласился со словами Дунгаля.
- В том твоя правда, херсир, погорячились мы.
- Много крови на руках ваших горячей, но вино нынче же смоет ее. Ни о чем не кручиньтесь - по справедливости будет рядить потомок Одина, ярл ваш новый.
Хитер был Дунгаль Краснобай, сумел убедить тех из знати, что уже готовы были супротив Асмунда пойти, что по нраву им правитель придеться, сам же имена их и лица запомнил, да вослед ярлу своему пошел, в усадьбу.
Прошел в спальню сын Альхейма, слуг отпустил, плащ меховой скинул, да кольчугу сбросил. Радостью светилось лицо его, едва-едва бородкой русой обрамляться начавшее, был он рад тому, как приказание его исполнили Краснобай и берсерк. Крепко обнял ярл херсира верного, кошель с золотом ему подарил тугой.
- Чует сердце мое, кабы не ты, Дунгаль, не стать мне правителем фюлька этого столь легкой ценою! Ты прости мне грубость былую, не по правде тогда я на тебя осерчал, не сумел всего замысла твоего глубокого постичь сразу.
- Что было - то забыто, славный ярл, - с улыбкой херсир отвечал, кошель за пояс пряча. - Одна цель перед нами, да пути разные. Ты воин и правитель, я советник твой - тебе подвиги вершить, мне на себя деяния не столь славные брать, но тебе славу приносящие.
- Но какая же тебе в том честь? Всегда подле меня тенью быть? - Удивился тому Асмунд, недоверчивым взгляд его стал.
- Быть вторым при властном владыке - уже честь великая, - благодушно Краснобай отвечал. - Высоко вознесешься, и я с тобою вознесусь, а падешь - так вместе погибнем, но знаю я, что ни при одном другом владыке не смогу большей вершины достичь, чем с тобой плечом к плечу идя.
Видел Дунгаль, сколь по сердцу слова такие молодому ярлу, понимал, что скоро полную власть, безраздельную получит над правителем, речами льстивыми разум его жестокий опутав, ярость в русло нужное направив, а коли падет Асмунд, так он всегда другому на верность присягнуть сможет.
- Крепка власть моя в Вестфольде и Раумарики, отец мой правит Хейдмерком - к нему гонцов шли, зови в гости, пусть увидит, как сын владения отца роду вернул! Из цепких пальцев холопа землю вырвал. Вместе с батюшкой я супротив Эйнара пойду вероломного!
- Далего глядишь, юный ярл, оттого и не видишь, что близко происходит, - осадил его речью гладкой Дунгаль. - Не все тебе в Раумарики покорны, многих еще надо к повиновению приводить. Нынче же пир устрой для всех, кто служить тебе станет! На пиру этом каждому, на кого укажу я - чашу зелья крепкого мы поднесем - в дороге их потом смерть настигнет, никто на тебя не подумает.
- Но зачем убивать тех, кто присягнул мне? - Любил ярл христиан мучить, да врагов и мятежников смерти предавать, но у людей, что в верности ему клялись жизни отнять - то дело другое.
- Оттого, что не тебе они верны, а злату, и сегодня, когда не стал ты никому меха и гривны дарить, сразу же по приходу, хотели они тебя свергнуть! Ненадежны они - могут и других подбить на дело предательское - сам я свидетелем был, как легко они от Гилли отреклись...
- Не равняй меня с этим псом безродным! Я ярлов сын, потомок Хальвдана Белой Кости!
- Но им все едино, стоит лишь пальцем поманить, да награду посулить! Такие люди необходимы, когда смуту внести желаешь, но когда власть свою укрепить стремишься - избавляться от них необходимо! А так гибель их - что перст богов будет! Никто против тебя меча не поднимет!
- По твоему будь, но что дальше?
- К подчинению приведешь ты деревни здешние, да только не так, как в Вестфольде!
- Указывать мне взду...
- Сам ты меня советником назначил, храбрый ярл, - твердо Дунгаль молвил. - Оттого и смелость имею прямо тебе говорить, как лучше для правления твоего будет, чтобы бонды не бунтовали, но справно дань платили. Близка к владениям нашим граница с Альвхеймаром, нельзя, чтобы от тебя люди к нему бежали, а потому смени гнев на милость временно, будь правителем добрым для Раумарики, но суровым к врагам своим.
- Того и сам я желаю, - кивнул юный ярл, на кровать соломенную ложась даже сапог не снимая.
- Теперь же последнее слушай - есть невдалеке деревня, где отстатки войска харековского были. Зарубил Хрерик их херсира, да остальные живы пока, и гонца уже слали к Гилли, чтобы управу на нас нашел, да только запоздал гонец. Людей пошли, чтобы изничтожить выродков этих датских.
Улыбка жестокая коснулась губ Асмунда, так, словно только этих слов он ожидал от советника своего.
- Да будет так. Завтра же пять десятков хирдманов выступит к селению. Навсегда даны запомнят, как со мной спорить.
Замолчал на время ярл, а после так сказал:
- Одного опасаюсь я - что прознает раньше срока Харальд о деяниях моих, возвернется из Гудбрандсдалира.
- Не вернется, уже в Оркдале быть ему дожно, а коли и придет - смогу я и его отвадить да в правоту действий наших поверить.
- Как же?
- После я тебе секрет этот открою, сейчас о пире думай, да о том, как будешь людей побуждать верой и правдой тебе служить. Я что мог - то сделал.

Приграничные земли. Войско Альвхеймара. Гандальв-конунг.

Когда бонды желают взять новые земли у леса, то сперва они топором рубят древа, да после огнем по полям обретенным проходятся. Трудно бывает корни могучие из земли выкорчевывать, да дело то нужное, иначе не будет расти злак домашний – все соки земельные дерева выпьют. А огонь порождает золу, что новые всходы питает исправно.
Ныне и конунг Альвхеймара, асов потомок, себя с тем селянином сравнивал. Чтобы мятеж подавить, надо сперва секирой орудовать, а потом и петуха красного пустить во дворы. Лишь тогда мир возможен, когда бонды покорны, а лиходеи злоязыкие в Хель поотправились.
И вились над землями падальщики…
Мужи худородные, что в гибель Гандальва до сроку поверили, может, и сами желали бы на коленях к владыке приполть, пощаду вымаливая. Ой, жирным куском были земли альвхеймарские! Видать, это Локи-обманщик уста посланцам Харальдовым отворил, чтобы так много мужей на легкую наживу да соблазнилось. Теперь конунг законный ехал карать лиходеев, и ясно уж было: не пировать им более за столами, не тешить плоть добрым хмелем да мягким ложем. Только сталь острая да земля стылая ослушникам виделась. Не верили они в милость Гандальвову – может, потому, что и сами б на месте его беспощадными б были. Вот и готовились к рати, обреченность свою сознавая. Конунгов сам Хеймдалль править поставил, по кровному праву рождения. Даже один владыка законный мужичье неученое бы легко опрокинул. Но молва уже донесла черную весть: не одинок был Гандальв, другой конунг могучий с ним вместе приехал. Нарочно серый владыка людей к супротивнику подослал, и баяли те сказ жуткий, бондов да гридней запугивая:
- Прослышали в Мере, что часть народа альвхеймарского с христианами водится да богов наших отринула. И молвил тогда Неккви-конунг: «Коли сегодня они от конунга отказались, значит и впрямь ни богов, ни предков своих боле не ценят. Зачем же таким безголовым землю топтать? Коли они лишь глупы да на кривду купились – асы, может, и будут к ним милостивы. Ибо чего ждать от крестьян мудрости ярловой? Но тем, кто нарочно лжу говорил, люд от богов да владык отвращая, лишь дочь Локи подругою станет. А наша задача – скорее их к невесте отправить».
И люди роптали, гнева богов забоявшись. Конечно, засланцев казнили, но лютость их смерти только крестьян подстегнула. Ночью безлунной взяли они топоры да рогатины, скрытно пошли по селению да взяли жизнь господарей-мятежников прямо в постелях. А головы их от телес отделив, Гандальву с поклоном послали.
- Холопы мы, тебе верные, конунг, - молвил ему посланец, достоинства жреческого. – Лиходеи-то Белому богу покланялись, вот и застило глаза люду чужеземное колдовство.
- А вы-то, жрецы, куда до сих пор-то смотрели? – грозно вопросил суровый владыка. – Али не с вами Один да Тор? Ужели единственный глаз Отца Битв чары людские не видет? Или вы, служители асов, от речей их свое сердце закрыли?
Пал жрец на колени, пощаду вымаливая:
- Один все видит, владыка. Но под силу ли мужу простому все знаки одновременно с ним лицезреть? Мы знаем колдунство норвежское, да и с финским бороться обучены. Но зараза с земель франков да данов нам внове. Даже справному войну надо приладиться, чтоб выходить против незнакомого в прошлом клинка. Ужели мы, люди простые, в силах сразу содеять то, на что воины недели кладут?
Улыбнулся Гандальв, изворотливость жреца лицезрея:
"Быть бы ему скальдом, коль б асы в служенье не взяли. Ишь, как распелся, прямо стихами говаривает!"
- Прощу я пока вас, околдованных. А коли укажите тех, кто здесь заразу чужеземную распространял – может, и гривной пожалую. Темные времена ныне грядут…
- Благодарствую, конунг! – жрец распростерся ниц на земле, от радости млея, что живот сохранил да еще и милостью конунговой разжился. – Всех по имени для тебя запишу, даже дев красных да детей – песью кровь - перечислю.
- То верно: сорняк надо с корнем порвать, - блеснул зубами конунг Альвхеймара. – Ты ужо, жрец, расстарайся.

Сообщение отредактировал DarkLight - 8-06-2007, 10:50

Раумарики. Асмунд и Дунгаль

Веселым был пир ярлов, многие дары получили богатые, много браги и меда хмельного выпили, на столах плясали да девок мяли мужи раумарики. Асмунда Убийцу Ярлов славили за щедрость его, отвагу и подвиги ратные, о коих многое поведал в тот день Дунгаль. Рассказывал Краснобай и о битве при Хакадале, да о том, как благодаря Асмунду был повержен Гандальв, говорил и о войне за Вестфольд, где в каждой деревне сторонники конунга Серого прятались.
Поднимали здравницы за ярла, восхваляли его вои хмельные, того не видя, как изредка шепчет на ухо правителю хитрый херсир:
- Тому обручье подари, ярл - будет он тебе верен до самой смерти, а тому старцу - пояс золотой, много у него богатств, но к тебе щедрее станет. Жрецу - шубу, волею богов тогда править будешь, херсирам злата не жалей, войско за тебя станет. А этому - ничего не давай, кроме кубка штрафного - супротив тебя он мыслит.
И подносили - кому шубу, кому кошель, а кому и чашу с зельем сладким. А после, когда разъезжались гости из усадьбы - дело странное с ними содеялось. Может хворь подлая, может воля богов - да только одиннадцать знатных мужей до своих домов не доехали, в дороге погибли в мучениях жестоких.
Когда же возвернулись к ярлу люди их и родичи, ответа спросить, жрецы сказали - то боги волю свою указали, не дозволено будет сиим мужам подле Одина сидеть в Золотых Чертогах, лишь в Хель царстве дни свои коротать до самых Сумерек.
Недовольны были решением таким родичи умерших, по своим обрядам погребению их тела предали, задумавшись крепко, отчего же погибли мужи в расцвете сил.
А тем временем дружина малая, в сотню хирдманов к деревне Хрольва двинулась, волю ярла исполнять. За четыре дня добрались до селения воины, ночью окружили да стрелами огненным поначалу осыпали, панику вызывая, а после напали, жалости не выказывая. Короток был разговор с чужеземцами у норвежцев - всех данов предали смерти лютой, да и поселян не пощадили, кто под руку попадался. Как того велел ярл Асмунд - дотла деревню выжгли, все ценное сначала забрав, да в путь обратный пустились, дабы доложить ярлу, что приказание его исполнили в точности.
Не ведали еще люди раумарики, Асмунда на правление призвавшие, какой бедой решение их обернется.

Транделаг. Хакон и . Снеккольв.
С Тельтиаром.

Утих стальной говор тинга мечей. Тела опознавали жрецы и ученые мужи, родичи родичей уносили, да ворогов тела на поругание и поживу зверью оставляли. Снеккольв ярл же, времени даром не теряя поехал встречь конунгу, голову склонив почтительно:
- Разбит супостат коварный, государь, - так он молвил, с Хаконом поравнявшись.
- . Снеккольв-ярл? Тебя ли я вижу, али то морок? – удивился конунг, на ярла недоверчиво глядя. – Тут, вижу, сеча такая была, что думал я делом грешным – все полегли, и правые и виновные. Вот, посмотри: так и лежат вместе мертвыми, в глотки вцепившись. Но, видно, ты в сорочке родился да сам Один ныне тебя охранял! Скажи же – что за псы сечу затеяли? – Хакон решил, что, раз ярл здесь, значит чист. Коли был бы сей муж подлым изменником – уж, вестимо, в земли Грютинговы б скакуна погонял. Люди – они ведь глазастые: наверняка кто-то из бондов видел, кто меч на конунга поднимал. Ярлы – не вои простые, они в любом войске глазу приметны.
- Гуннар то был Суровый и Мар Хладные Пальцы, Иллуги сын, - отвечал ярл транделагский. - Они двое подбили ярлов твоих на мятеж жестокий, оружие супротив тебя поднять удумали подлецы и с Грютингом проклятым союз заключили. При тебе живом имение твое и дочь твою поделить мыслили! Да только не все честь свою променяли, конунг славные - Сурт Руковица первым тебе на подмогу пойти решился против мятежников меч занес, я же того ждал, когда они намерения свои явно покажут, верил, что одумаются, да не дал им Один мудрости, лишь неистовством наделил.
- То не от Одина, но от Локи лукавого. Нет веры во мне, что Отец битв мог заблужденьям постыдным потворствовать, предателей щедро одаривая, - ответил Хакон. – Я рад я тебя живым видеть, а Сурту вои мои почести конужьи ныне окажут.
- Сурту ныне сам Один почести оказывает, - головой покачал Снеккольв. - Сразил он рукою твердой Гуннара предателя, но и сам не надолго его пережил.
- Конунг, - доложил запыхавшийся гридень, - мы потушили пожар в твоем доме. Но, боюсь, что усадьба Хладир пока не для девицы красной, да и ты, властелин, едва ли найдешь там удобство, - воин побоялся прямо сказать про конунгов возраст: все же мужу не пристало тешить тело перинами, будто жене на сносях. – Огонь перекрытия съел, а в дыры на крыше все небо видать… не защит ныне дом твой ни от дождя, не от стужи.
- Не дело про то говорить над убитыми, - осадил мужа старец. – Лучше беги, и поторопи жрецов с похоронами.
- Конунг, пройдем для беседы дальнейшей в мой шатер, - предложил ярл, разговор про усадьбу сгоревшую услыхав. - Недалече это.
Кинул Хакон последний взор на боле бранное - и позволил ярлу увести себя прочь. Мертвым уж ничего не потребно. кроме костра, а вот о живых порадеть требуется.
Ситуация же во Хладире, и впрямь, была тяжкой: пока шел бой, огонь щедро полакомился деревом стен да резной мебелью. Лишь камни от хором уцелели, а это значило, что вся челядь Хакона и сам он с дочерью нынче бездомным становился.
Поворотил коня Снеккольв, направился он к становищу своему и конунга за собой повел. Вскоре уже увидали они шатер раскинутый, да слуг, что яства к появлению правителя славного готовили.
- Будь гостем моим, конунг Хакон, - спрыгнул с лошади Снеккольв, да придержал конунжего коня за узду, помогая владыке спешиться.
Видел конунг: с открытым сердцем к нему ярл обратился, что имел – тем делился, без умыслов тайных. А потому пропустил мимо уха слова двусмысленные, не вопросил Снеккольва, почто тот гостем его на его же земле величает. Лишь голову наклонил, хозяина благодаря.
- Щедрость твоя с отвагой сравниться, - молвил старец речи почтительные. – Радо сердце мое, что очи узрели такое на земле Транделага. Печален я от предательства, а черные думы и мир в черное красят. Помстилось, что кровь викингов сделалась жиже, а сами они уж и не воев, но купцов повадками поминают. Послал мне тебя на пути сам Один, видя мое маловерие. Вижу: не оскудела земля ярлами истинными!
- Честь такому правителю служить, и бесчестье великое оружие супротив тебя, владыка, поднимать, - отвечал на слова лестные воин, да улыбался улыбкой широкой. - Сурта нам погрести надобно с почестями всеми, конунг, да об том подумать, как выживших мятежников покарать.
- Дело гуторишь ты, ярл. Знаю, шепчутся по углам, что с возрастом я норов бойцовский утратил, да сражения сторонюсь, осрамиться пугаясь. Брехня то, да сказки бабьи, которые мужу слушать без надобности. Вот, что скажу: до последнего ждал я, как ты, что миром дело уладиться, потому как родне воевать – распоследнее дело. А в землях моих у четверти бондов в земле Ордальской родичи. Да и по правде ли то – дела о женитьбе не поединком между мужами решать, но сечею лютой? Ой, не то отцы заповедовали! Однако же, полно скорбеть – дело сделано, и теперь уже милости не явлю. Узнают ныне дубы груз подношений, не будь я Хакон Транделагский!
- Ты, славный конунг, мужей пленных не секи, - попросил Снеккольв за мятежников. - Он - люди подневольные были, за своими ярлами в бой шли, а ныне пали те - хирдманы снова тебе верны станут. Надобно змее мятежной голову отрубить, Раги и Хрута ярлов изловить!
- Истину баешь, ты, ярл. Так кому ж поручить дело сложное, коль не тебе, верность свою доказавшему? Изведи гадюку поганую, что я на груди своей старой пригрел - и злато да земли их забирай. Не к чему потомкам предателей достоинство ярлово да люд подневольный. Будут крамолу в земле разводить да кривду в душах викингов сеять… нет, лучше сразу оборониться, чтобы не жалила гадина дважды.
Поклонился ярл, улыбку радостную, алчную скрывая - не чаял он, что пожалует ему Хакон весь Транделаг Внешний за убийство предателей, да только понимал он - не так просто будет мужей означенных из усадеб их укрепленных достать.
- Мало людей у меня, государь - лучшие дружинники полегли в битве этой у стен Хладирских. Тяжки потери наши, а враги в силе остались покамест. Подмога мне понадобиться.
- Сказывают люди, что Харальд Агдирский уже недалече, и бьет супостата Грютинга в доме его, - на деле, то конунгу голубь поведал, но решил конунг того не говаривать. - Но мужи вроде Гутхорма из рода Оленя - что половодье весеннее, ни одна запруда их не удержит, все равно до порога докатиться. Так что - будут тебе силы свежие.
- Славная то весть, отрадна она сердцу моему, что не одни мы, государь, а союзники могучие плечом к плечу с нами будут сражаться.
И правда, рад был Снеккольв, что верно сторону выбрал, не поддался на уговоры Гуннаровы, к мятежникам ныне разбитым не присоединился. Их дело проиграно - его звезда теперь лишь восходит. Шутка ли - единственный ярл при Хаконе остался, от поражения, разгрома позорного конунга спас. Рад был Снеккольв, что в час решающий сомнения отбросил.
Хакон словно ярловы мысли подслушал да остерег:
- И совет тебе ярл – придержи язык перед Харальдом. Да, он не муж из наших земель, но за ним сила великая, и боги Асгарда. Иначе как бы он столько битв одолел? Чувствую я – будет юноша сей величайшим владыкой в Норвегии, а у сильных вождей и норов дюже суров. Мне же любо, чтоб люди мои земли свои сохранили да союзниками обзавелись. Лишь начинаются битва норвежские, многие соколы над землею израненной кружат. И падальщиков – тоже немеренно, потому что нет одного без другого. Возрасту моему верь.
- Слова конунга найдут в сердце моем отклик, поверь - радушно я Харальда приветствовать буду, - уж всяко теперь было все одно Снеккольву - ярлом при Хаконе оставаться или при Харальде, раз уж конунжей короны получить не дано.
- Мудр ты – и то сердце мое согревает. Да пребудет с тобой милость Тора!
- Да прибудет с тобой могущество Одина. Теперь же прошу, государь, за стол садись - чем богат, тем угощу.
И викинги сели трапезничать

На границе с Оркдалем. Перевал.
Совместно Тельтиар и Avarach

Второй день пошел только как оставило войско Грютинга ношу свою тяжкую, а путь домой казалось сам под ноги бросался. Дружина одним переходом взлетела на сопки Оркдаль от врагов стерегущие, хотя в этот раз и не сберегли зубы дракона каменные в земле взошедшие земли хозяев своих. С утра самого тревога сердце снедала Грютинга, уходить не желая, вот и гнал он оркдальцев своих сил не жалея, на вершине перевала лишь перед спуском коварным роздых им дал. Пар клубами белыми поднимался от тел хирдманов, покрывала броню изморозь – здесь в горах весна еще и запах свой донести не сумела, а тепла и подавно.
– Конунг, дай людям роздыху! Да спешить нам должно своим на выручку, только если войско дойдет загнанным, много ли пользы нам от того будет?! Вспомни, оружием нашим в земле Транделагской внезапность была, так и сейчас, пусть снегом холодным упадут твои воины за ворот щенку агдирскому, Остудят сталью холодной тягу к землям чужим неуемную. Но такое свершить лишь со свежими силами можно нам, посмотри, даже снег потек под ногами воев твоих, до боя ты их разгорячил уж напрасно.
Подошел тяжело дыша Фрейвайр к Грютингу, по лицу его пота капли текли горячие.
– Уж не потому ли ты роздыху просишь, что сам шага нашего не можешь выдержать?!– глаз прищурил взгляд устремив на жреца конунг его вопросил.
– Видят боги, если бы спешкой только можно спасти земли наши можно было, впереди твоего войска побежал бы я. Но загнав своих воинов, под мечи вражеские ты подставишь их только. – возмутился словам конунга Фрея служитель. – Умерь пыл свой, в дружине твоей не только молодой силы полные вои имеются, так пойдешь, и растянется войско твое словно нить тонкая – в любом месте ее перебить можно будет.
– Твоя правда, надо дать отдохнуть воинам, – понурил Грютинг голову, – да снедает меня тоска странная, мне доселе неведомая. Она и гонит меня в одаль от предков оставшийся.
– Не должно вою опытному, а тем паче конунгу на поводу своих чувств идти, дело надо свершать с разумением, мудростью воинской.
– Хорошо, тут мы привал устроим, подкрепит войско снедью силы свои, отдохнет, и лавиною снежной понесемся врагу мы на встречу. Хотя мнится мне внизу место лучше для роздыха.
– До низу дойти еще надо. – проворчал жрец. А ну как лазутчиков Харальда встретим там? О каком роздыхе речь тогда будет? Выловить всех нужно будет, пока весть господину своему не доставили.
– Понял, понял твое я радение. Извини за сомнение в силах твоих мною высказанное, вижу я, что о войске заботу несешь ты.
Невысоки горы оркдальские, да круты склоны у них – просто так не взобраться. На тропе, что вилась следом змеиным давно, уж деревья хорошие повырубили, новая поросль же взойти не успела. И теперь пробивалась дружина остатками дров, что во время другое и взглядом своим удостаивать не стало бы, редкий дым поднимался в небо.
С наслаждением усталые вои минуты отдыха впитывали словно ягель сухой воду дождем оброненную, только и этим минутам конец пришел.
– Прохладно здесь, задержимся и застыть недолго будет, не хватало только хвори какой прицепиться. –бросил Торстейну Грютинг. – Пора выступать нам, довольно нам тут просиживать, время дело делать. Поднимаем людей! Ты позади пойдешь, присмотри, чтоб никто не отстал по пути.
Снова дружина двинулась по склонам заснеженным, только в этот раз вниз все, да по солнечной, южной стороне. Осторожно пришлось шагать воям – наледью покрывалась тропа походная, ошибешься и наземь в доспехе своем обрушишься, в снегу мокром вымокнешь. Только к выходу ближе в долину путь стал полегче для воинов, появилась земля из под талого снега вышедшая.

Заприметили приближение воев Грютинговых, еще когда они к перевалу подходили и подъем начинали, да и как пропустить воинство такое можно было, коли издали видное оно еще было, а соглядатаи Агдирские все тропы горные облюбовали, вглядывались, всматривались, поджидали. Гонцов оркдальских перехватывали, да смерти лютой предавали – все того ради, чтоб не прознал Грютинг конунг о западне ему подготовленной.
Ворвался гонец на лошади взмыленной в деревушку, что недалече от перевала находилась, спешно побежал к дому старосты, в дверь забарабанил. Сам Гутхорм ему отворил, в одежды походные облаченный. Как знал ярл, что час настал на битву рядиться.
- К горам подошел, супостат! – Гонец произнес, воеводе поклонившись.
- Славно, славно, - улыбнулся в бороду густую Гутхорм Сигурдсон, да прокричал голосом зычным: - Эй, слуги, несите мой рог боевой, несите мой меч ратный! Собирайте людей! К Харальду гонцов отправьте – не след победу такую без конунга одерживать!
Помнил ярл разговор свой последний с Харальдом, и чувствовал, что обидны были юному правителю слова жестокие, что ни одной победы он сам не одержал, ни в одной битве не учавствовал. Оттого и повелел позвать из усадьбы головоной племянника своего – должно было Харальду лично Грютинга побороть, за то что тот невесту у него увести пытался покарать жестоко.
Бросились слуги по домам ярлов и херсиров будить, бросились в лагерь подле деревни хирдманов созывать. Вскоре уже войско выстроилось в порядки боевые, спешным ходом направились агдирцы к перевалу, да там, меж холмов где спуск проходил в засаде притаились. Разделил воинство свое надвое Гутхорм – по правую сторону от пути Грютингова большую часть поставил, по левую – дружину меньшую, но в боях закаленную.
- Вижу, вижу стяги козлиные! – Дозорный прокричал. – Спускается Грютинг конунг!
- На погибель свою идет, - процедил Гутхорм ярл. – Эй, воины, готовьтесь, здесь нас слава ожидает, а Грютинга смерть позорная!

Асгейр, Торстейна брат младший, последним из защитников земель оркдальских остался, до кого не дотянулись руки захватчиков – земли брата его дальше всех от усадьбы конунжьей были. Размером невеликие, богатые одними лишь скалами, не привлекли они вниманья агдирских грабителей. С братом и конунгом большинство людей их к войне пригодных в поход славы искать отправились, но сейчас под рукой Асгейра скопилось столько людей, сколько никогда под рукою их рода не хаживало. Уже три сотни хирдманов, не успевших как и сам юный правитель, под руку Тородда Хромого прийти для защиты земель их, пришли под его руку, а бондов, что от грабежей с самой границы от гор бежало, уж и вовсе шесть сотен собралось. Только что эта сила, когда у ненавистного Харальда почитай в несколько раз людей больше будет?! Только и смог измыслить Асгейр, что за врагом проследить, да напасть на него когда разойдется он по частям земли господина его присваивать. И уж если полечь всем в бою, так со славой, только чтоб и враг их кровью своей умылся, месть то будет за земель родных разорение. Только четыре дня назад гонец прибежал с вестью, что собралось все войско Харальда и отправилось к перевалу, по которому Грютинг и Торстейн уходили.
«Не иначе как наших ждут возвращения», – прошептал тогда себе Асгейр, и отдал приказ воинам всем собираться и за войском Харальда следовать.
Тяжек был тот поход, чтоб дружины присутствия не раскрыть ворогу, костры по ночам не жгли, от мороза спасались лишь элем и шкурами. А еще тяжелей им смотреть было, как готовят агдирцы ловушку для дружины домой возвращавшейся – в том, что конунг идет на подмогу, уж сомнений не было. Не имея сил помешать Харальду, приказал воям своим Асгейр, в лесах спрятаться, за спиной у их ворога, чтобы в спину ему нанести удар, и ловушке не дать захлопнуться.
– Асгейр, зашевелились люди Харальда, по склонам наверх полезли они, да отряды прячут на выходе в долину! – доложил задыхаясь гридень, в дозор средь других выставленный.
– Что ж, видно время пришло и нам подыматься, – ответил Асгейр.
Встал молодой ярл/
– Вои храбрые, близок уж конунг наш со дружиной своею! Дошли до него вести черные о бесчинствах в землях его захватчиками творимых! Поспешил он на выручку нам, да враг подлое дело измыслил, в чистом поле боя боясь, приготовил ловушку он хитрую! Но на каждую хитрость его сына Локки коварного, топор Тора детей ответ достойный дать сможет!
Мы порушим мечами своими коварный замысел, обратим их на нашего ворога, и братьев наших мы выручим!
Поднимались дружинники, по слову водителя их, доспех чтоб не бряцал налаживали, да шагом скрытным к агдирцам выступили.


Спускалось войско Грютингово, спешило. Подгонял их властитель грозный, да и сами вои скорее хотели отпор захватчикам дать, не позволить им и дальше села безнаказанно разорять. Поднялось знамя с козлом горным высоко, а с ним рядом знатных ярлов знамена, да только не в ратевых порядках шли сейчас воины оркдальские, в походном построении, колонною длинной, ибо иначе не пройти было через перевал, узка дорога, извилиста.
Вот уже головной отряд спуск тяжелый одолел, меж холмов прошел, да в саму долину заступил, когда появились на склонах крутых лучники агдирские, до поры в схронах скрывающиеся - сразу их заметили, да поздно поворачивать было, оказалась часть войска большая в ловушке коварной.
Зазвучал рог боевой, да вои под началом Гутхорма уже с тыла в отряд передовой ударили натиском жестоким, в силах тяжких - на каждого воина оркдальского по двое - по трое агдирцев приходилось.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 9-06-2007, 8:27

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг и Асгаут.
С Тельтиаром.

Не знали братья Вебьернссоны, что Харек Волк побывал уже у Асгаута и рассказал ему о том, как на Оттара юнцы неизвестные покушались. Потому шли они к ярловой усадьбе и думали, как дело обернуть, чтобы не гневался Асгаут сильно. Однако им еще и помощи попросить у него нужно было. Пусть знакомы с ярлом братья были давно, но прокрадывались иногда и сомнения - защитит ли их Асгаут сейчас, не выдаст ли на строгий суд Харека, чтобы себя самого обезопасить?
- Я тебе так скажу, - Сигтрюгг говорил, - коли задумает он худое да расскажет всю правду Волку, мы тоже ему поведаем, кто нас на это дело послал.
- Всю правду он ему не расскажет, - усмехнулся Халльвард. - Потому что она как раз его и обличает. Ладно, брат, будь что будет...
И с тем вошли они в усадьбу Асгаута.
- Ну, проходите, отроки, - суров был вид ярла, да взгляд совсем не добрым казался. Провел он их в горницу, двери запер сам, а после так спросил: - С какими вестями пришли вы? Порадуете ли сердце мое, али вновь печалиться заставите?
Потупились братья, взгляд в пол направили. Лишь через некоторое время Халльвард, как старший, заговорить отважился.
- Оттара Рваного подкараулить нам удалось. За домом мы схоронились, когда шел он мимо, а то было вечером поздним, безлюдно было кругом. Пытался брат из лука его поразить, но не проняла его сначала стрела, хоть и пущена была верно. Сам же я в руку его ранил, упал он... Но не знаем мы, насколько тяжко ранен он и что с ним.
- Видно, огорчили вновь тебя, ярл? - Сигтрюгг тихо спросил.
- Да уж, скажу я вам то, чего вам не ведомо, - так молвил Асгаут, с укоризною смотря на братьев. - Тяжко ранен был Оттар, да жив остался. И вас он тоже видел мельком, так что теперь - вам самим след смерти его желать, чтобы не потребовал он суда правого, суда Асов - ведь в схватке рукопашной вы с ним не сдюжите.
- Видел все же? - побледнел Сигтрюгг. - А сможет ли узнать он нас или нет?
- Того мне не ведомо, но Харек уже заходил ко мне утром, да сказывал, что лично шкуры сдерет с тех, кто на Оттара покушался. Видишь, Халльвард - спелись уже вероотступники, петлю вокруг твоей шеи сдавливают, да и мне жить мешают. Обещал я Волку, что сам покушавшихся найду, да сурово с них за поступок этот спрошу.
Положил он ладонь широкую на плечо старшему брату, цепко пальцы сжал крепкие:
- Вот и спрашиваю ныне - почему жив еще Оттар? Неужели не могли вы подойти к нему, раненому и глотку перерезать? Неужто сложно было ядом стрелы смазать гадючьим?
- Где же яд нам взять-то было? - возмутился Халльвард. - А насчет глотку перерезать, тут уж, признаю, наша вина... То ли из трусости, то ли из осторожности, да подойти к нему пооялись, тем паче что и подбежал к нему уже кто-то. Но мы свой долг выполним, ярл. Ежели не оставил Оттар Саросберг уже, он ведь с Хареком уходить собирался...
- Вослед за ним пойдете, до Гиллисберга, и там во владениях Эйнара добьете ублюдка, - приказал Асгаут ярл, хватки не разжимая. - Надоело мне оправдания ваши слушать. Просто принесите мне весть благую, что оставил мир живых Оттар Рваный.
- Вслед за ним? - Сигтрюгг удивился. - А ежели поймают нас?
- А посмеют ли на посланцев моих руку поднять? К Эйнару вы слово мое везете и наказ конунжий, чью волю я исполнять оставлен. Такмо и говорите, коли испросят вас.
Задумались братья, да выбора у них не было.
- Тогда...- медленно Халльвард произнес, - сегодня же ехать надобно?
- Непременно. Людей своих всех возьмите, нечего им бока отлеживать и в путь отправляйтесь. Хвор Оттар, сильно вы его задели - ныне добить его не в тягость будет. Но лучше подстраховаться вам.
- Что же, тогда готовиться нужно, - вздохнул хельд юный. Терзали его мысли о том, что исправлять ошибку свою нужно, да и о том, что не всегда удача спутницей верной ему будет. Предсказание кюны Рагхильды вспомнилось ему сейчас, и оттого еще беспокойнее стало на душе у отрока. "И смерти вам ждать от Волка Ночного" - уж не о Хареке ли речь шла? Коли так, то ближе близкого сейчас эта смерть, у самого лица черными крылами веет. Омрачилось чело Халльварда.
Заметил Сигтрюгг это, брата за локоть тронул.
- И с этим справимся мы, Халльвард, - шепнул он. А после произнес уже громче: - Тогда удачи пожелай нам в дорогу, Асгаут ярл. И общаю я тебе, либо с доброй вестью вернемся сюда, либо....либо не вернемся.
- Да пребудет с вами сила Тора и коварство Локи, - произнес ярл на прощание. - А еще к старухе Торхильде загляните, она вам даст снадобье, да такое, что любого в могилу сведет.
- Заглянем, - Хальвард кивнул. - Да, заглянем...Добре же, Асгаут. Спасибо за советы тебе. Отправляемся мы.
Вышли братья, и хмурые, друг на друга не глядя да недоброе впереди чувствуя, как и говорил им ярл, к Торхильде пошли да получили от нее то самое снадобье, о котором Агаут толковал.
"Не одного врага, видно, тайно сгубил он при помощи Торхильды", подумалось малдшему Вебьернссону, когда направлялись к бараку они. "Впрочем, его это дело".
Собрали братья дружину свою - только гонца Кьярваля ен было, оставил он их, к Хареку вернувшись, но по дороге еще, чуял Халльвард, доведется им встретиться. А покуда же, сообщили они воям, что везти им весточку надобно в Гиллисберг, и отправляются они следом за Хареком и его войском. Об истинной цели путешествия умолчать пока Халльвард решил. Оседлали коней они и на закате дня покинули уже Сарасберг.

Эйнар и Харек.
Гиллисберг.
(Со Скальдом).

Всегда доставляли прогулки удовольствие Сигрун, а в нынешнее тяжёлое для неё время – в особенности. Любила молодая женщина любоваться водой, потому и посещала она частенько берега фьорда. Успокоение приносило ей суровое море, ветер, треплющий её волосы и обжигающий кожу, вызывали стихии в памяти её былые приключения да ратные подвиги, свидетельницей которых она была.
Вот и в это пасмурное утро ушла Дева Битвы к своему любимому морю, а посему одной из первых стала она свидетельницей прибытия кораблей. Не сумела, к сожалению, Дева разглядеть, что за корабли это были, и отправилась она поскорее в Гиллисберг, предупредить мужа и послать кого-нибудь более зоркого, чем она на берег. Без труда всё это исполнить удалось ей. Послал Эйнар слугу, специально наученного, к воде, и возвратился тот вскоре с новостями, что плывут корабли под белыми парусами, одни в зелёную, другие в красную полосу.
- Что за щиты на мачтах стоят? – Эйнар с волнением осведомился.
- Белые, господин, белые,- отвечал слуга, осведомлённый, что сие значит.
- Друзья это идут, муж, если только не коварные враги, худое замыслив, цветом мира прикрываются,- повернувшись к Эйнару, высказала свои мысли Сигрун.
- Права ты Дева, да только склонен я надеяться, что всё же друзья к нам спешат. Ох, как нужны сейчас нам соратники верные,- уже намного тише пробормотал ярл и вздохнул.
- Выйдешь ли ты сам, ярл, гостей встречать?- осведомился Ярополк, до того молчание хранив. Ратибор лишь нахмурился.
- Выйду, более того, все вы со мной поспешите, потому как не гоже это – друга вниманием обижать, а врага уж тем более встретить подобающе надобно.
Ничего не ответили на это советники Эйнара, да и Сигрун промолчала. В тишине поднялись они, только карлу распоряжение отдав, слуг собрать, чтобы гостей встретить.
Ни слова не проронил никто до самого берега, стояли они на пристани, глаза сощурив, и каждый сам с собой догадки строил, кто же это в Гиллисберг спешит.

Тем временем корабли входили во фьорд. Харек Волк стоял на носу, обняв за плечи Гиллеад, и смотрел на приближающийся берег.
- Ты уверен, что стоит нам заходить сюда? - спросила Гиллеад.
- Эйнар мой старый друг и соратник, и жаль, что не суждено нам было увидеться тогда. И если у него я не встречу ни помощи, ни поддержки, то что же будет потом? Нет, Эйнар не из тех, кто предаст. К тому же он в Христа верует как и мы с тобой.
- Если бы все, верящие в Христа, соблюдали бы мир между собою, не осталось бы более в мире свирепых язычников, которые жаждут нас погубить. - тихо сказала Гиллеад.
Тем временем у пристани уже выросла большая толпа. Большой отряд стоял на берегу, с щитами, подняв копья. - И щиты, и копья какие-то другие, не наши - сказал Аудмунд, один из нортумбрийцев.
- Видать из Гардарики люди еще прибыли.
Первые три корабля подошли к причалу, и кормчие стали бросать крюки, зацепляя канаты за скобы, чтобы удерживать корабль у причала. Тем временем гребцы табанили, разворачивая ладьи, чтобы корабль повернулся к причалу во всю длину борта. С бортов свесились доски, и по доскам стали спускаться воины.
Ярл с супругой и приближёнными наблюдали, как гости сходят на пристань. Войны стояли вокруг них и были готовы при первой же опасности ринуться в атаку.
Первым на доски настила пристани спрыгнул кормчий Бьярни, за ним несколько воинов, поправляя доски, чтобы по ним спокойно могла пройти женщина, не рискуя упасть в воду. А следом за ними степенно, придерживая супругу за плечи, на пристань ступил Харек. На нем был кожаный плащ, обшитый волчьим мехом, а шлем - "сову" с приделанным к навершию волчьим хвостом он держал в руке, повесив его за ремни.
Как только Эйнар увидел, кого же к нему забросила судьба, душа его наполнилась радостью. Только что скованное суровой маской лицо его расплылось в довольной улыбке, и ярл пошёл навстречу своему давнему другу, явно намереваясь заключить его в крепкие объятия. Сигрун не отставала от мужа, тоже обрадованная прибытию Харека и Гиллеад.
- Здрав будь. славный ярл Эйнар из Гардарики, -сказал Харек, ступая навстречу давнему другу. - Надеялся я с тобой увидеться раньше, да развела нас судьба по разным концам Норвегии.
- И ты не болей, друг мой славный, - Эйнар ответствовал, поприветствовал он и супругу Волка, а затем Сигрун с ними поздоровалась. Затем повели хозяева дорогих, пусть и нежданных, гостей к усадьбе. Подивился Харек, узрев культю безобразную у брата своего названного, спросил о том, да узнав, что в битве с Гандальвом руку правую потерял Эйнар, еще больше удивился, почему столь малым Харальд ярла верного пожаловал.
Пока они шли, спросил Эйнар у Харека, что заставило того в Гиллисберг последовать, просто ли друга старого проведать, али дело какое серьёзное обговорить.
- Поручение иду выполнять конунга последнее - землю завоевать, и удерживать ее в своей власти. Коли преуспею в том, буду там ярлом. А к тебе зашел проведать, новости сообщить и дать войску сил здесь набраться. А может и подсобить в чем-то.
- Рад я твоему приезду, Харек, рад и тому, что новости ты мне привёз, но об этом говорить мы потом будем, как воинов да вас с супругой разместим. С этими словами, вошли люди в Гиллисберг, и Сигрун принялась незаметно слугам приказания отдавать, на счёт гостей и угощения вечернего.

Сообщение отредактировал Анж - 11-06-2007, 12:05

На границе с Оркдалем. Перевал. (продолжение)
Совместно Тельтиар и avarach

Сбылись дурные предчувствия оркдальского конунга, когда увидел он пред собой полки агдирские:
– Стену! Стену стройте! – пронесся над полем мощный голос Грютинга, как только увидел он врага из засады выскочившего.
Крик его подхватили ярлы и хельды, только пока из-за спин своих оркдальцы щиты повыбрасывали, лучников стрелы успели жатву собрать средь бондов доспехами слабых.
Вои опытные, в сражениях не раз уж бывавшие, плотно ряды свои сбивали, укрываясь щитами от вала врагов навстречу бегущего. А над рядами дружины смех раздался яростный:
– Подходите, ну же! Угощу я вас на славу своим молотом, не забудете! – это Ахти Йотун битве с врагом заклятым радовался в раж боевой себя загоняя. Только слишком уж тонким строй воев оркдальских оказался, удара агдирцев бонды первыми не сдержали, раздались ряды их в стороны.
– Проклятье на этого Харальда! – зло выругался Грютинг, – в самом трудном месте для нас он напал, разделив наше войско надвое.
– Слушай меня все! Не дадим злому ворогу поглумиться над собой и нашими братьями! Хоть и мало нас, да мечи наши не знают ржавчины, покажем же как сражаются настоящие вои! Из чертогов Валгаллы на нас смотрят отцы наши и прадеды, не посрамим же мы имени их доброго! Коли пасть суждено нам в бою, заберем же поболе врагов за собой. Слава Оркдалю! Вперед воины!
Колыхнулась движением слитным дружина оркдальская, и с рыком свирепым ударила на врага яряся от запаха крови пролитой. Окруженным врагом не дождаться милости, остается лишь жизни свои подороже продать.
Не оставляли ни единого шанса вернувшимся воинам оркдальским люди Гутхорма, отсекли от основного войска головной отряд, оттеснили в окружение смертоносное, тех же, кто с другой стороны шел - лютым боем сковали, не давая отставшим отрядам Грютинга перевал минуть, на подмогу своим подойти. И без того не велики были силы конунга оркдальского, да еще и всем разом в битве учавствовать не дозволили.
- Великана того вяжите! - Прокричал Гутхорм, разглядев в рядах воинов вражеских Ахти Йотуна, да узнав его. - То сын Гудбранда, что под Хрингасакром от нас сбежать сумел!
Продолжали лучники стрелу за стрелой посылать в задние ряды оркдальской дружины, пусть и за щитами укрытой, да только порой находили стрелы плоть незащищенную.
Велики числом нападали враги на дружину оркдальскую, только перемудрили себя они в хитрости своей, не широкой тропа перевала была и место все для похода и боя удобную вои Грютинга заняли. Не привычен агдирсий волк как козел оркдальский по скалам скакать, и успех вначале достигнутый окзался пока для агдирцев единственным. Крепко дружина Грютинга встала, только дождь из стрел сверху сыпавшийся не давал в одно целое слиться ей. А еще вдруг над головами раздался звук рогов да кличи военные, воям всем с малолетства знакомые, ибо сами они так в битвы хаживали.
Подоспел то с дружиной своей Асгейр юный, и ударил он прямо за спину лучникам крыла левого, что на скалах сидели, с ревом яростным берсерки в битву кинулись, полетели со скал тела вражеские. Хоть и мало оркдальцев было против войска собравшегося, да таким же нежданным ударом, что для Грютинга Гутхорм готовил обратились мечи оркдальцев, против ворога их ненавистного.
Коварен был удар оркдальцев, внес он смятение дружину, что с левой стороны Грютинга теснила. Бросились в бегство одни лучники, да те, кто по смелее был клинки обнажали супротив ворогов новых, но куда там – не сдержали бы они натиска подкреплений подошедших, подмоги запросил в рог призывно протрубив ярл Аунстейн, что над лучниками поставлен был.
Послал резервы, что для битвы с Грютингом заготовил, Гутхорм супротив людей Асегейра. Несколько сотен хирдманов на помощь пришли Аунстейну, да только – не удалось из-за этого ловушку захлопнуть вкруг конунга оркдальскго, да и град стрел ныне лишь с одной стороны литься продолжал.
Много легче стоять воям Грютинговым стало когда с одной стороны иссяк стрел поток, отдышаться смогли они от натиска бешенного. Поднял голову тогда конунг Грютинг и воскликнул, удивления своего не скрывая:
– Да неужто Торстейн возымел крылья за своей спиной? Да и воям под его рукой бьющимся приладил их? Это стяги его ведь над скалами вьются, под ними идущие ратники пришли на подмогу к нам!
– Если Торстейн на скалы взлететь сумел, кто ж тогда по ту сторону от кольца нашего сражается? – ответ прилетел от могучего Йотуна. – Вот возьму и проверю сейчас!
Как ревет дикий тур, на соперника бросившись, так и Ахти берсерку подобно бросился на кольцо врагов своих.
– Эх могуч наш союзник! – с завистью в голосе крикнул Исхер хельд своему властителю.
– Силы может и не занимать ему, только разума не мешало приобрести бы, отвечал ему Грютинг. – У него отряд и в начале-то был невелик числом, а теперь и вовсе уменьшился, а помочь ему мы не сможем, только спину прикроем в сражении. Нам самим тяжко тут выстоять, не могу я кидаться сейчас даже бондами.
А тем временем Асгейр уже прочно стоял на краю откоса, по которому нападали на конунга под стягом волка пришедшие. Раздавались крики приветственные, узнавали друг друга дружинники:
– Это наши! Те, что дома остались! Род Торстейна пришел к нам на выручку!
– Что же, вижу крепость корня рода ярла моего возлюбленного. Коли выжить сумеем, окажу ему почести достойные конунга! – отвечал на тот крик Грютинг.
Да только не суждено было войскам Асгейра и Грютинга соединиться - слишком много воев агдирских меж них было. Жестокая схватка на холме том разыгралась. Яростны были оркдальцы, да только умения больше оказалось у гридей Гутхормовых, потому и теснили они брата торстейнова, рубили бондов его в отместку за то, что не дал он им Грютинга конунга людей стрелами растсрелять, изничтожить.
Падали под ударами молота тяжелого агдирские воины, прокладывал себе путь кровавый Ахти Йотун, и сторонились, страшились его многие хирдманы. Увидал то Гутхорм, сам коня к нему поворотил:
- Расступитесь, воины храбрые! Этого великана сам я жизни лишу!
Обнажил меч дядя конунга, навстречу Йотуну пошел, тот же тем временем далеко от людей своих вырвался, один остался в кругу вражьем, но пред собою видя Сигурдсона, не смерти страшился, а того, что не сумеет с собою его забрать.
- Смертный час твой пришел, Гутхорм! Здесь я тебе отомщу за гибель отца дорогого, за то, что ты его в домине спалил!
Обрушился молот на щит с изображением оленя золотого, прогнулся щит, да тут ударил Гутхорм и вонзился меч, звенья кольчуги перерубая, да рубец оставляя на груди Йотуна. Взревел Ахти, вновь молот опустил, щит ярлов превращая в груду железа бесполезного. Онемела рука Гутхорма, да в глазах яростный огонь разгорелся. Рык звериный из груди Сигурдсона вырвался, столь яростно набросился он на сына гудбрандова, что с ног того свалил, да меч выпустив, в шею ему десницей крепкой вцепился.
Насилу разняли их хирдманы, за жизнь своего ярла опасаясь, да Ахти руки заламывая. Завершился поединок этот - битва же в самом разгаре была.
– Повалили Ахти Йотуна! Проклятый Олень с ног его сбил! А прихвостни Сигурдсона, при нем ошивающиеся, задавили его телами своими, презрев поединка законы! – вскричал хельд конунжий разгневанно.
– Говорил же я, не подумав в бой Ахти бросился! Переход у нас за плечами дневной остался, хоть и роздых я дал вам, да агдирские псы отдыхали, силы накапливали, – кипел злобой оркдальский властитель.
– Слушай все! Прикрывайтесь от ворога скалами! Стрелам вражьим не поддавайтеся, от мечей их мы тут сможем выстоять! Не возьмут нас враги коварством своим!
– Погляди, конунг! Гутхорма вои его вслед за Ахти уносят! Может смог его Йотун достать напоследок?! – вновь подал голос Исхер. – Славный бой он тогда совершил, подвиг достойный легенды.
– Хорошо бы так было. Но без Гутхорма и так натиск ослабнет агдирцев. Может к нам еще боги лик повернут свой, не оставят детей своих верных, - отвечал ему Грютинг.
– Скоро солнца закат уже будет, хоть роздых нам будет, - продолжал хельд.
– Что закат на подходе, то благо нам, только отдыха ты не жди. Отдохнем вместе с предками в залах Валгаллы, но не раньше как попадем мы туда. А пока мы еще поживем, на горе врагу. Как стемнеет совсем на прорыв пойдем, так что силы свои сберегай.
Той порой Харальд Хальвдансон, конунг агдирский, что послание Гутхормово поручил со своими ближними дружинниками на бой ехавший да людей торопивший, к ущелью подбирался. Узрели люди его, вперед посланные, что напали с тыла на агдирцев войска оркдальские, недобитые, да о том сообщили сыну Хальвдана.
- К бою, воины мои, - повелел конунг. - Ныне не явим врагу ни жалости, ни сострадания!
Не следовало дважды уговаривать хирдманов, что по битве тосковали - ринулись всадники, да в тыл людям асгейровым удар свой нанесли, жестокий, неотвратимый. Улыбнулся Харальд за тем наблюдая, как сражение продолжается.
А в ущелье тем временем ослаб натиск агдирцев, покуда Гутхорм после безумия боевого в себя придти не мог, лишились единого командования ярлы, каждый сам думал, что делать следует, чтобы с Грютингом покончить, да так ко мнению общему придти не сумели, позволили закрепиться оркдальцам, и, хоть некуда деться было людям грютинга, но и выбить их без потерь великих тоже невозможно стало.
Затихал бой в ущелье, лишь вдали, где стяги Торстейновы вились, нарастал звон мечей, только дальше все оттесняли агдирцы дружину Асгейра, не могли те противиться силе их превозмогающей. А еще и полки свежие подтянулись, от удара их полилась как вода по земле кровь оркдальская. Боль не в силах сдержать от пораженья грядущего, Асгейр сам повел людей своих избранных на врага.
– Если пасть нам в бою суждено, так пусть будет то славная смерть! Заберем мы врагов за собою побольше!
Только силы уже на исходе у воинов были, поддержать тот удар немногие вои смогли, остальных же теснили к лесу назад. Навалились гридни Харальда, да играючи разбили смельчаков горстку, самого же Асгейра пленили, и ремнями связав понесли своему господину на суд.
Затихал понемногу звук боя, агдирцы, жизни свои сберегая, назад отходили, забирали с собой своих раненых, а оркдальцам преследовать их сил уже не было.

Сообщение отредактировал avarach - 11-06-2007, 12:19

Агдир, Аскейрсунд.
Кюна Асса - Горм Датский.
совместно с Мориан

Асса сидела в своей повозке, ожидая прибытия Горма, который как нельзя кстати вел своих воинов на помощь кюне. Лицо ее было мрачно, она то и дело гневно окликала слуг, которым не посчастливилось сделать хоть что-то не так, хоть немного помедлить. на днях прилетел к ней голубь с письмом о том, что Тьодольв разгромлен, и что Сульки направляется в ее сторону. Все ближе и ближе была беда, знала и чувствовала ее кюна Асса, хитрая и чуткая, как старая лисица.
Многое предстояло сделать, крепко схватила за волосы война. И вот теперь ждала она подмоги необходимой, а чтобы оказать почет Горму, лично приехала встретить воинство и проследить, чтобы все было, как подобает.
Горм же воевода выехал впереди войска, подгоняя и направляя крепкими коленями мохнатого каурого жеребца крепких бельгических кровей. Длинная колонна данских витязей подымалась на холм позади него; викинг огромного роста вез за ним знамя Хардакнута. Сурово взирал на землю агдирскую данский ярл, сурово шумели за его спиною сподвижники из ближайших.
Увидел он, что немногочисленна свита воинская кюны Ассы, хоть и из отличных хельдов состоит. Увидел, что Аскейрсунд, хоть и невелик собою, да знатно поставлен. Да только купцы, видно, возводили его – не воины отчаянные; а и то может быть, что за многие годы вырос город да и взломал ставшие тесными стены.
Трудно будет оборонять столицу агдирскую, понял Горм. И то еще понял, что предстоит его людям нелегкий поход на запад, чтобы в поле поспеть застать Сульки Рогаландского да не допустить его к стенам города.
Появилась на горизонте рать данская. Растянулись в улыбке губы кюны Ассы - множество воинов привел Горм, есть еще возможность отстоять город и спастись.
Тут же засуетились слуги Ассы еще больше, готовясь с почестями принять гостей, спасение городу несущих.
Поднялась кюна, с помощью двух рослых слуг спустилась на землю и стоя встречала Горма.
Недолгое время минуло, и достиг Горм вершины холма, на которой суетились слуги кюны агдирской. Витязи окружали ее повозку, грозно хмуря брови, но каждый из агдирцев видел, сколь могуче воинство данское, и сколь мала надежда противостоять ему.
Не медлил Горм много, увидев, как встала на землю кюна Асса, в роскошные одежды облаченная, надменная и строгая с лица. Натянув поводья, степенно сошел он с коня, поклонился учтиво кюне и пожелал ей здравствовать. Не низок был поклон тот. Но и в меру важен, дабы не было обидь ни Агдиру, ни Силлендэ и их властителям-конунгам.
- Прибыл я по зову твоему, кюна Асса Агдирская, да по зову сына твоего, Харальда-конунга. Прозываюсь я Гормом-конунгом, и под рукою моей три тысячи витязей данских. Ко времени ли поспели мы, далеко ли Сульки-конунг рыщет злокозниво?
- Ко времени, ко времени поспел ты, могучий Горм, за что и благодарю тебя я нижайше, - отвечала Асса, кланяясь в меру своих возможностей, - в двух днях пути от нас воинство Сульки, и страхом объята моя душа. Но теперь, видя воинство твое великое и военачальника их непобедимого, спокойна она и наполняется радостью!
Лицо кюны разгладилось, из суровой, холодной и мрачной старухи превратилась она в добрую и радушную хозяйку.
- Следуй же, Горм-воевода и воинство твое, за мной, ибо накрыты уже столы в городе и готов тебе достойный прием!
Смутилась на миг душа Горма, ибо невежливо и противно поконам было гостеприимство искреннее отвергать, да и воинству роздых нужен был после перехода. Но стар умом и душою был уже он, и прежде заботился о деле.
- Благодарствую, матушка кюна, за прием радушный, да только прежде надобно нам о защите от Сульки-конунга позаботиться, да место удобное для битвы разведать, чтобы не ему, а нам сподручным стало бы.
Асса задумалась на минуту, и исреннее восхищение проскользнуло у нее в глазах.
- Воистину, могучая рать и умелый полководец встали на нашу защиту, - негромко проговорила Асса, пристально глядя на Горма, - Дело ты говоришь, Горм-воевода. И благорадность моя не будет иметь конца, равно как и благодарность людей моих. Предоставить тебе мы готовы все, что в наших силах, теперь же ты можешь сам раздать приказы своим воинам, и, если нужна я тебе, то помогу всем, что в моих силах. А пиру будет время.
Поклонился Горм на сей раз из искреннего к мудрости кюны почтения, вскочил в седло и отправился к прочим ярлам данским, что ожидали исхода беседы его с агдирской правительницей.
- Станем лагерем к ночи на том склоне долины. Тем временем надобно снарядить соглядатаев да пластунов и отправить их по дорогам и тропам на запад. Доподлинно следует нам знать, где нынче воинство Сульки-конунга, сколь быстро дойдет он до града Аскейрсунда… да заодно узнать, сколь велика сегодня сила его, и сколько хельдов сохранили Тьодольв да Торлейв Агдирские. Также надобно снарядить опытных людей, чтобы подыскали место для сечи насмерть с волками Рогадандскими.
Наутро же выступим вперед. Битва нас ждет уже, мечи наши молчать устали, в ножнах изнывая.

Раумарики. Асмунд ярл

Две недели минули с той поры, как стал Асмунд правителем Раумарики, и все это время собирал он воинство, чтобы походом идти на Вингульмерк. Жрецы всячески поддерживали это его стремление, ибо жаждали они, чтобы изгнал Асмунд Убийца Ярлов иноверцев из норвежских земель, тем более, что слухи тревожные доносились из Вингульмерка – мол поставил церковь Эйнар, попов позвал греческих да людей крещению подвергает. Оттого не боялись они новой распри в землях, совсем недавно войною оставленных.
Сам же Асмунд желал бы уже в скорости выступить, да все ожидал, когда придут ему вести из Вестфольда, когда вторая его армия выступить готова будет к походу. Ждал он и от отца гонцов, ибо знал, что коли разом со всех сторон ударит по Губителю Заговоренных, не сумеет он защититься.
Шло время, Дунгаль Краснобай все больше власти получал над молодым ярлом, разжигая в его сердце ненависть не только к распятого бога последователям, но и к другим многим. Любой теперь, на кого херсир коварный указывал – умереть мог по приказу Асмунда, но в то же время и сдерживал гнев Альхеймсона Краснобай, не позволял как раньше, что ни день, кровавую расправу чинить.
В зале пиршественном находился ярл, когда к нему стража подбежала, сказала, что гость пожаловал. Приказал его пропустить Асмунд, надеялся, что то из Вестфольда пришел человек, да только не суждено было чаяниям его сбыться – незнакомый муж в трапезную вошел, богато одетый, да потрепанный шибко.
- Защиты прошу, могучий ярл! У тебя и у конунга твоего! - Поклонился гость.
- Как имя твое? - Сурово сдвинул брови Асмунд.
- Стейнвар ярл из Альвхеймара я!
- А знаешь ли ты, за что меня Убийцей Ярлов прозвали, - вопросил правитель Раумарики. - За то, что я троих ярлов альвхеймарских зарубил, теперь же ты сам ко мне пожаловал.
- Не служу я боле Гандальву конунгу! На службу Харальду я перешел, да и другие ярлы приграничные – но теперь мертвы они все! Лютует пес альвхеймарский, деревни жжет, людей убивает! Из Хель восстал серый конунг, никому пощады не дает! У тебя помощи прошу!
- Жив значит старый Гандальв, ну не надолго это...
- Не о том, ярл, думаешь, - прошептал Дунгаль, к Асмунду склонившись. - Свою выгоду ищи в словах этих. Прими Стейнвара дорогим гостем, почести ему окажи ярловы, да покои отряди и стражу верную поставь, чтобы убийцы Гандальвовы не смогли добраться до него.
- Подойди ко мне, ярл Стейнвар, - согласился со словами сответчика Асмунд. - Ни в чем ты нуждаться не будешь, пока у меня гостишь, а после решу я, как твои владения вернуть, да Гандальва покарать за преступления его.
- Славен будь, храбрый ярл! Да хранят тебя боги! - Воскликнул гость, к столу присаживаясь. - Будь ты нашим правителем, а не Гандальв Серый, великая судьба была бы у Альвхеймара.
Запали в сердце юноше слова Стейнавара, крепко задумался он над ними. А после пира повелел он проводить гостя в покои новые, а все людей, что с ним в Раумарики пожаловали отдельно поселить, сказав что опасается, как бы среди них верных Гандальву не осталось.
Асмунд же тем временем, над тем размышлял, что если жив Гандальв, то опасно оставлять Раумарики и Вестфольд без защиты, на Эйнара идя, ведь коли захватит их серый конунг, то все пропадет, что желал заполучить ярл во владение свое. А ведь еще и Неккви Мерский с ним, тяжко же придеться Харальду, когда на него мечи свои и копья Мер обратит. Но того желал Асмунд, чтобы удар этот на Транделаг и Гудбрандсдалир пал, а не на Вестфольд и Раумарики!
- Тяжкие думы у владыки? Не возжелал ли отказаться от задуманного? - вновь оказался подле Асмунда Дунгаль.
- Скорее я от жизни своей откажусь, чем от замысла великого, - отвечал ярл. - Но Гандальва воскрешение многое изменить заставит. Труднее многократно придется нам ныне...
- Труднее ли? Скажу я тебе, ярл отважный, как нам Гандальва отвадить от земель наших, да как с Эйнром покончить. Внимай же.


Два дня миновало еще, когда новый гость в ворота усадьбы постучался, и сразу его признали многие из челяди – сам Альхейм ярл пожаловал, не стал гонцов слать, лично с охраной малой из Хейдмерка ярл к сыну прибыл.
Пустили его стражи в дом, но видно было, что раздражен и озлоблен сильно Альхейм Смелый, едва гнев свой сдерживает, но глаза злые, разве что молнии не мечут. Вошел в зал большой, где Асмунд с дружиной пировал – грозно на сына взглянул.
- Отец! Отрадой появление твое сердцу моему! - Поднялся ярл молодой, навстречу шагнул. - Посмотри, вернул я все, что конунг отнял у тебя!
- Что ты себе позволяешь, мальчишка, - процедил Альхейм, ближе подходя. - Гневен конунг на весь род наш! А ты оружием волю его нарушаешь! Хочешь раздора большого? Полетят головы!
Побледнел Асмунд ярл, не привык он, чтобы так с ним говорили при людях его, да и воины пирующие притихли, опасаясь, как бы гнев ярлов на них не обратился.
- Вон убирайтесь! - Прокричал ярл. - Все прочь!
Не стали ждать люди, покуда второй раз приказ отдаст ярл, подались из трапезной, отца с сыном одних оставляя. Один Дунгаль у дверей остался, плечом о косяк облокотился.
- Неужели не любо тебе, отец, что я Раумарики роду нашему возвратил? Из рук безродного негодяя вырвал! - Многих трудов стоило сдержать гнев Асмунду, да почтительно с отцом говорить.
- Неужели разумение твое совсем помутилось? Глупый мальчишка, почему не поймешь ты, что за поступок твой – конунг всех имений нас лишить! Уши его христиан слушают! С меня он уже виру тяжкую снял за то, что часовню люди мои спалили. Подумай – как будет он разъярен, когда про захват этот самовольный узнает! Тебя теперь ни Торлейв, ни Асгаут не защитят!
- Отец, - злость уже в голосе Асмунда проглядывалась, хотя и не желал он отцу грубить, но узрев, что не рад он деяниям сына, осерчал ярл. - Откуда покорность рабская эта в словах твоих? Почему считаешь, что может Харальд отнимать тобою завоеванное? Гудбранд своим клинком себе владения захватил! А он был хирдманом безродным!
- И что с ним теперь сталось?! Я отцу его служил и Харальду присягал!
- Так и будешь, до конца дней, как пес у Харальда подачки выпрашивать? Великий ярл, Альхейм Смелый! Где гордость твоя, отец?
- Конунг – богов наследник! Ему служить – что Одину самому! Охолонись, Асмунд, что за речи ты ведешь?
- А что конунг? Ты и сам – Фрейра наследник не меньший, чем конунг твой! Вспомни, Хальвдан тебя всегда родичем называл и достойные почести отдавал, как то и положено, оттого и служить ему следовало, что он щедрым и достойным конунгом был. А что же Харальд, щенок его, у которого еще молоко на губах не просохло?! Всю жизнь за мамкину юбку прятался, ни в одной битве сам не участвовал, а родичам ближайшим, людям верным от него обиды одни да оскорбления! Хорош такой конунг? Посмотри отец – ты за него кровь проливал! Ты мать его из плена вызволял – а он про то помнит лишь, что Харек над тем походом поставлен был, да Эйнар – раб крещеный был там! Доблесть твоя позабыта! Земли твои направо и налево раздает крестьянам худородным!
- Остановись, сын! Что ты удумал?! Пошто слова такие злые о повелителе нашем говоришь? - Испуг на лице Альхейма появился, искоса поглядел он на Дунгаля, весь разговор этот слышавшего.
- Ты того не бойся, что Дунгаль нас выдаст, - улыбнулся сын ярлу. - С нами он сердцем и душой своей. Говори все как думаешь, батька, не страшись возмездия конунжего, ибо лишь слабых телом и духом сталь его карает, а сильные свои клинки под лезвие возмездия его подставят, да низвергнут тирана!
- Тирана?! Ты в своем уме, сынок? - Испугался Альхейм не на шутку, когда слова такие услышал. - Откуда в тебе ненависть эта?
- Ненависть та тобой взрощена, с молоком матери моей впитана, с младых лет я твою злобу в груди ношу, - процедил сквозь зубы Асмунд ярл, еще ближе к отцу шагнул. - Каждый удар сердца моего близит гибель Харека Волка и Эйнара! Послушай, как бьется оно, сколько ярости в нем. Сколько желчи черной по венам моим гонит оно.
Положил Асмунд ладонь на голову отцу своему, наклонил его ухом к груди, да рубаху порвал, чтобы легче было ярлу слышать биение сердца сына его единственного. Припал к сыну Альхейм, послушал, сколь быстро и яростно сердце стучит бесстрашное.
- Ко врагам твоим беспощаден я, отец, ко всем тем, кто славы заслуженной лишил тебя! Будь то вероотступник, херсир жалкий или сам конунг!
- Вижу я, славного сына взростил! - Отвечал Альхейм, на шаг от него отступая. - Да дела твои черны – говорят людей губишь почем зря да на конунга ныне замахнулся! Одно дело иноверцев резать, что свиней, но властитель наш – Харальд! Супротив него...
- А чем лучше он, коли слушает Харека да наветам его верит? Коли жреца своего в снег бросает за дело Фрейру угодное, а иноверцев возвышает и близ себя держит? От конунга такого не удача – одни несчастья будут! Свергнуть его – долг наш!
- Отступись! Сам ты не ведаешь, что творишь! Самою судьбой ему предначертано править Норвегией!
- Не все прорицания сбываются! Тому немало примеров есть! Будь со мной, отец! Не бросай меня сейчас, когда я так близок к цели! - Устало рухнул на скамью юноша, голову опустив. - Твоя мудрость мне нужна, чтобы правильно все сделать, ошибок роковых в столкновении с Харальдом не допустить. Прошу, отец...
- На что надеешься ты? Земли великие под рукою Харальда, враги его разбиты, - подошел Альхейм к сыну, ладонь ему на плечо положил. - Много ярлов ему служит. Не сдюжишь ты без союзников, сын, а где взять их – того я и сам не ведаю.
- Есть у меня дума одна – Гандальв Серый жив еще и на все пойдет, чтобы с конунгом нашим поквитаться, - запрокинул голову Асмунд, посмотрел в глаза отцу, а то его по волосам потрепал, хотя и сделался взгляд его суровым, да как сталь острая впился в лицо сыновье. - Замириться с ним надобно, да вместе супротив Харальда выступить – когда Мер и Альвхеймар с нами будут – никакой пророчество не спасет его! Стальная перчатка на горле конунжем сомкнется!
- Замолчи! - Резко оборвал его Альхейм, подзатыльник тяжелый свесив так, что голова ярла мотнулась вперед, да и сам он едва с лавки не свалился. - Врагам на поругание хочешь земли наши отдать? Чтобы вновь горели деревни, да девок альвхеймарцы брюхатили? Чтобы тебя проклинали все? Дал мне Фрейр сына, да не даровал ему Один разума! Одни лишь убийства на уме у тебя, да мятеж крамольный! Дунгаль, ты-то почему молчишь? Я тебя советником главным к сыну своему приставил, чтобы он глупостей не творил! Что улыбаешься?
- Поздно уже ярлу славному советы давать, своим умом думает Асмунд, и в мыслях его немало есть того, чему тебе стоило бы поучиться.
- Замолчи! Помню я, как в плен к Альвхеймарцам попал, помню как друзей моих они убивали! Тридцать лет распря идет кровавая! Не бывать им союзниками нашими! Слышишь, Асмунд!
Проглотил обиду жестокую юный ярл, да только много уже накопилось в сердце его неприязни, отцом родным вызванной. Был до разговора этого Альхейм примером для него, а ныне все больше в глазах сына падал, точно лист пожухлый с дерева в лужу мутную.
- А мне ты прикажешь войска увести, под удар Вестфольд подставив? Не смогу я, с Гандальвом мира не имеючи, супротив Эйнара выступать! Жертвовать надо чем-то, и так я скажу тебе, отец, нет в том бесчестья, чтобы во враге союзника нового найти! Глупо лишь верность хранить тому, кто ноги об тебя вытирает! Ждал я поддержки от тебя, совета отеческого, да вижу – не рад ты деяниям моим! Помнишь – с десятью воями ты эту усадьбу захватил у братьев хейдмеркских?! А Харальд отнял ее у тебя! По какому праву он может земли у нас отнимать? Кто дал ему право играть жизнями ярлов, точно мы рабы какие безродные?! Ответь мне, почему ты готов служить ему, если он службы твоей не ценит?
Помрачнел Альхейм, отошел от сына своего, да так сказал:
- Есть слово такое – долг, и за то нам перед отцом ратей отвечать, как долг свой исполняли мы. Клялся я перед богами всеми, что буду конунгу служить, и от клятвы своей не отступлюсь. И тебя прошу – отступи, пока не поздно еще. Бедою тебе поход этот грозит – не против Харека, не против раба Эйнара – против своего владыки идешь. Богам не по нраву будет замысел твой!
- Христиан привечает Харальд! Боги лишь рады будут, если другой престол его возьмет! Тот кто истово в них верит и служит им! И разве ты отец меньше достоин конунгом зваться, нежели щенок Хальвдана? Посмотри – в моих руках Раумарики и Вестфольд, тебе Хейдмерк принадлежит! Как Вингульмерк захватим, так отрежем Харальда от вотчины его, да будет Агдир Сульки конунгу принадлежать, а на восток – шведские земли простираются – договоримся мы с Эйриком сыном Энунда. Видишь – продумал я все! Гандальв с Неккви за нас всю работу неблагодарную сделают – сгубят Харальда в Транделаге и Гудбрандсдалире, не будет крови у нас на руках! За гибель мальчишки – им перед Одином отвечать!
Долго молчал ярл Альхейм, слова сына взвешивал, о своем думал. Не знал, что сказать еще, как заставить сына своевольного от замысла мятежного отказаться, как чести родовой не утратить – ведь одно дело супротив иноверцев обмана сети ткать, когда про заветы Асов и забыть можно, а другое совсем – на правителя законного руку поднимать.
- Мой хейдмерк, - наконец произнес ярл, вздохнув тяжко. - Да только Харальд мне на то разрешение дал, свадьбу мою благословил...
- Свадьбу твою! - Не слова, рык звериный из груди юноши вырвались. Вскочил он, за ворот отца хватая, да от себя его отталкивая к стене бревенчатой. - А то ли богам угодно, чтобы ярл старый жену себе брал – девку, что сына его моложе?! О матери забыл моей? Даже память ее светлую предал ты и еще о верности, долге разговоры ведешь! Она тебя ждала... - тяжело дышал Асмунд, высоко грудь его вздымалась широкая, да в глазах ярость плясала огненная. - Из похода того злосчастного! Да захворала от тоски черной, сгинула! Ты бросил ее! А все ради чего? Ради того, чтобы жену Хальвдану Черному доставить? Мать этого ублюдка, который не ценит службы нашей! Не ведает, чего лишились мы, ему жизнь даровав! Да и ты позабыл! Мне все равно было, кого ты на ложе свое тащишь, каких девок приблудных, да холопок, но жениться? Что бы я собаку хейдмеркскую «матушка» называл, когда ей и лет меньше, чем мне!
Поднялся медленно Альхейм ярл, речь гневную сыновью слушая:
- Но как иначе было мне Хейдмерком овладеть? Отдал бы его Хареку во владение конунг, коли не поторопился бы я! А ныне беременна моя супруга, скоро родит – и никто тогда у меня имения того не оспорит.
- Родит, - выдохнул Асмунд. - Вот как? Позабыл ты видимо, что есть у тебя уже сын и наследник! Другого себе завести желаешь! А что я тогда? От меня избавиться захотел? Сейчас от мятежа отговариваешь, а потом Харальду верховых пошлешь: «Хватайте изменника подлого! Ловите – не нужен мне больше сын такой, у меня другой есть! Которому все имения мои достанутся!» Извести меня хочешь? Все... Все слова твои – ложь!
Как стоял, так сел на корточки, голову руками обхватив, молодой правитель.
- Послушай меня! - Воскликнул ярл старший, изумление и испуг на лице его читались. - Послушай же – и в мыслях моих подобного не было! Люблю я тебя, сына моего родного и единственного, больше жизни своей и больше владений всех! В тебе продолжение мое!
- Тогда другой сын тебе зачем? Силой оружия мужи земли свои удерживают! - Казалось – немного еще, и заплачет жестокий Асмунд. Дрогнуло сердце Альхейма ярла, опустился он рядом с сыном своим, обхватил его за плечи, прижал к себе. - Не бросай... не покидай меня, отец...
- Мала сила наша ныне, но неужели ты подумать мог, что от тебя я откажусь? От крови своей? Что ж я – Гандальв, а ты – Хаки? Не бывать такому.
Помог подняться сыну он, в глаза его взглянул, да тут склонил голову на плечо отцовское Асмунд:
- Обними меня, отец, покрепче, - прошептал. Стиснул объятия медвежьи Альхейм ярл, до хруста костей сына сжал, радуясь, что сумел примирение найти. Поздно слишком ошибку свою осознал он, лишь когда сталь каленую у сердца почувствовал. Разжались руки ослабшие, да крепки были объятия Асмунда.
- Будь ты проклят, - прошептал устами немеющими ярл смертельно раненый. - Будь ты...
Оставила жизнь Альхейма Смелого, раскрыл объятия Асмунд, лезвие кинжала о рубаху отца вытирая, Дунгаль же подбежал, тело подхватил, не давая упасть на пол дубовый. К стене прислонился ярл, повеление отдавая:
- Тем, кто с отцом моим приехал, да и другим всем скажи – не выдержало сердце Альхейма радости от победы моей, в чертогах Вальгаллы ныне пирует он, нам же завещал дело его до конца довести великое, - тяжело слова давались юноше. - Конунгом мне быть велел. А кто спорить станет...
- Тем не жить, - улыбнулся Дунгаль Краснобай. Совсем не смутило его отцеубийство жестокое, как должное херсир воспринял это.
- И вот еще. Голову Стейнвара от тела отдели. Знатный подарок Гандальву получится.
Ушел Краснобай повеление исполнять, и тогда лишь слеза одинокая по щеке ярла молодого скатилась. Провел он языком, влагу соленую слизывая. Жестокое деяние совершил он ныне – после такого, назад ходу нет.

Халльвард и Сигтрюгг. Дорога на Гиллисберг.

Знали братья, что на кораблях отплыл Харек Волк с войском своим, но вслед за ним по реке пускаться опасно было – заметить могли. А лишнего внимания им к себе привлекать не надобно было – да и долгим вышел бы путь этот. Поэтому отправились в дорогу Вебьернссоны с дружиной своей конно.

Рад был Халльвард, что покуда выехали они из Сарасберга да через речушку первую на плотах переправились, не спросил у него никто из воинов, что за послание они к Эйнару везут. Как с одной стороны посмотреть, может, то и не их дело было вовсе, но с другой же – никогда не было у хельда молодого тайн от соратников своих, по меньшей мере от старших – от Торхалля, например. Именно этот муж когда-то давно еще поддержал Халльварда, согласился власть его над собой признать, и потому именно сделался главой дружины молодой Вебьернссон, - ранее пленный, а ныне слуга Харальда конунга, над такими же бывшими пленниками хельд и друг им верный.
Потому и терзали Халльварда мысли о том, что истинную цель похода раскрыть придется воинам. Но не разочаруются ли после этого они в нем, не откажутся ли подчиняться, дело недоброе разглядев да коварные планы Асгаута - ярла?

- Ты сумеешь им объяснить правильно, - Сигтрюгг брату сказал, когда они передохнуть да подкрепиться остановились. Чуть поодаль от дружины оба брата сидели, как и всегда, и совещались вполголоса.
- Я и сам уже перестаю понимать, что правильно, - сомневался старший брат. – Знаю я, что нужно Отара убить, но для кого – для Харальда или же для Асгаута? Вроде и конунгу молодому мы служим, а в то же время не знаем, исходят ли приказы Асгаута от владыки нашего или…или от Асгаута самого.
- Сейчас не о том уже речь, - покачал головой Сигтрюгг, оглядываясь на воинов. Но те не прислушивались к ним, оживленно обсуждая, какую солонину отменную им из закромов получить удалось. – Не интересы Асгаута или Харальда важны нам, а наши собственные. Если в живых Рваный останется, беда нам грозит великая, узнать нас могут да суду предать, а там и до смерти два шага. Иди же, расскажи им все – слова нужные ты умеешь подбирать. А там будь что будет.
Вдохнул Халльвард тяжко, поднялся, да к дружине своей направился, обдумывая, как начать лучше.
- Есть у меня весть для вас, воины, - произнес он, подойдя да сев рядом с Фрейгейром молодым рядом. – Истинную цель похода мне перед вами раскрыть надобно.
- Мы слушаем тебя, хельд, - сразу посерьезнели лица вокруг, внимательными стали взоры их.
И, заглядывая каждому по очереди в глаза, поведал им Халльвард о том, что должны они под предлогом визита к Эйнару Губителю Заговоренных в Гиллисберг войти да найти и сгубить херсира по имени Оттар Рваный, который за измену Харальду поплатиться жизнью должен.
С минуту молчали воины. После же произнес Торхалль по праву старшего:
- Что же, раз поступил приказ такой – значит, обязаны мы выполнить его. Но отчего же сразу ты не сказал нам того, Халльвард? Неужли сомневался в том, что не поддержим мы тебя?
- Признаться, прав ты, - снова вздохнул юноша. – Но теперь вижу, что напрасны были сомнения мои и рассеялись теперь они окончательно.
И путь свой к Гиллисбергу продолжили они, уже уверенные друг в друге - и в том, что выйдет все у них ладно, если не вмешается опять судьба да не расстроит их планов. Но все же, тот, кому суждено утонуть – не сгорит; и если впрямь Оттару на роду было написано погибнуть от снадобья мудрой Торхильды, то так оно и будет.
Но все же каждый раз, когда рука Халльварда на пояс ложилась, где мешочек, в котором склянка с зельем хранилась, был приторочен, каждый раз, как представлял он яд, по жилам струящийся да кровь отравляющий, - вздрагивал хельд невольно. Страшная, ох и страшная смерть Оттару уготована была – куда лучше было б ему от меча чьего в бою честном пасть, чем от яда на наконечнике стрелы или в кубок медовый налитого.

На границе с Оркдалем. Перевал. (продолжение)
Совместно Тельтиар и avarach

Не удостоил даже взглядом пленного ярла Харальд конунг, велел только всех полоненых стеречь пуще глаза, да судьбу их пообещал после битвы решить. К головной рати своей поехал, лично возглавить атаку на Грютинга разгромную.
- Конунг! Конунг приехал!
Крики приветственные раздались, бросились херсиры и ярлы навстречу повелителю своему, поклонились. Да только не много внимания на их поклоны Харальд обратил, спросил лишь:
- Почему среди вас не вижу я Гутхорма ярла, дядю моего?
Помрачнели ярлы, один лишь Аунстейн ответил:
- Обессилил твой могучий дядя, в поединке одолел он Ахти вероломного, великана грозного, да только проклятие Одина сломило могучего ярла. До сей поры в себя не пришел Гутхорм Сигурдсон.
- А вы, я вижу, едва командования его лишились, дух боевой совсем растеряли! - Зло бросил сын Хальвдана. Не зря он войска свои осматривал, покуда ответа ждал. - Почему не поют стрелы? Почему не слышу лязга стали бранного да кличей призывных? Почему бой прекратился, а Грютинга глава все еще на плечах его?
- Не вели казнить! - Ярл Олаф на колени пал. - Сокрылись в ущелье псы оркдальские, не достижимы они для стрелы и дротов стали, а проход тот столь узок, что всякое преимущество наше численное значение свое теряет. Ждать решение мы приняли, покуда жажда и голод не заставят их укрытие свое оставить.
- Будь мой дядя в здравии добром, уже разбит был бы Грютинг, а вы - не волки, псы трусливые! Боитесь Грютинга и дружины его малой! День, два, три, неделю ждать будем? В Транделаге война кровавая - Хакон моего прихода ожидает! Да и сами вы чего жаждете - здесь стоять в холоде, али за столом свадебным пировать?
- Но конунг, сколько людей мы положим, прежде чем выкурим козла горного из убежища его?
- Молчи, трус, - повелел конунг. - Положение Грютинга безвыходно, он это и сам понимает. Знаменоносца мне! Говорить с ним поеду, коли уж мечи ваши затупились и угас азарт боевой!
- Поостерегись, владыка! А ну как убъют они тебя?!
- Проклятие богов на том будет, кто идущего под стягом белым убьет! Не решится на такую подлость Грютинг, да и вы за погибель мою отомстите жестоко.
- Клянемся! - Один за другим все ярлы сказали.
Затем только выехал Харальд из дружины агдирской с тремя телохранителями лишь, да двумя знаменоносцами - один стяг с волком нес, другой знамя белое. На расстояние двух полетов стрелы подошли они к ущелью, где оркдальцы засели, и крикнул тогда Укси голосом зычным:
- Грютинг, конунг Оркдаля, зовет тебя Харальд сын Хальвдана сына Гудреда не для тинга мечей, не для брани - для беседы чинной! Выходи же, коли желаешь жизни людей своих сохранить!

Вновь в единое целое слилась дружина оркдальская, отошла под прикрытие скал спасительных, только не было там ни воды напоить раненых, ни леса, чтоб дров для костра нарубить. С мрачным видом принимал вести Грютинг о состоянии войска своего. Убитых было не так уж и много, да и те среди бондов одних, зато небыло никого кого вражеская сталь не отметила б. С войском таким на прорыв не пройдешь, а сквозь перевал обратно идти так еще дюжин десять по дороге оставишь для воронов. За такими мыслями тяжкими не увидел он сразу гонцов, что на встречу выехали. Только Исхер не зря состоял при конунге, на руку посеченную он не глядя, сам высматривал что за гости к ним пожаловали.
– Трое их всего конунг выехало! Конунг?! – возвернулся он сразу как рассмотрел хорошо вызывающих.
– Что? Исхер, чего ты хотел? – очнулся от дум мрачных Грютинг.
– Вызывают нас наши вороги, говорить хотят они с нами. Втроем выехали, говорят, что сам Харальд с ними.
– Говорить хотят?! Что ж, послушаем что сказать они смогут. Зови сюда Торстейна втроем на встречу мы выедем.
– Больно уж шанс хорош, отомстить врагу за побитых им. И по землям нашим он не просто гулял наверное, выжег да пограбил все поди, – попытался хельд вставить.
– Замолчи, иль пожалею я, что с собой решил тебя взять. Я пока еще конунг, я позор и бесчестья не приму на свою голову. Ступай и сполняй сказанное.
Поклонился Исхер, да шагом быстрым отправился к Торстейну.
– Кто там есть?! Приготовить для нас трех коней! Не к лицу нам, словно пораженье принявшим, стоя говорить с ворогом. Хоть и враг нас сильнее, а все же он сам решил под знаменем ворона выехать.
Гридни, при конунге своем состоявшие, спешно слово конунга своего выполнять бросились - лучше порадеть, чем гнев его сейчас вызвать, под горячую руку попасть. Только вывели они лошадей взнузданных, как и Исхер с ярлом вернулись.
– Хорошо ты сегодня мне послужил Торстейн, послужи же еще. На переговоры нас Харальд вызвал, мы ответим – пусть не думают, что сломали наш дух. Тебя да телохранителя своего верного пожелал я с собою взять, не раз ваша верность была мне проверена.
– За тобой мы везде пойдем Грютинг, позови только, сразу выступим. – отвечал за двоих Торстейн.
– Вот и славно, тогда поехали, заждались уж нас, наверное.
Шагом спокойным коней своих правили оркдальцы, чтоб не думал Харальд, что его убоявшись по первому зову они побежали.
– Я Грютинг, конунг оркдальский! – владетель оркдальский представился. – Для чего говорить меня вызвали те, кто земли мои разоряет и людей предает поруганию?!
Выехал вперед людей своих молодой правитель:
- Я Харальд конунг, властитель Агдира и Вестфольда, Гудбрандсдалира и Хейдмерка, Раумарики и Вингульмерка. И земли твои огню преданы были за то, что ты силою оружия невесту у меня отнять возжелал, а тем и мне, и всем людям моим обиду смертную нанес.
– Дева та моею стать должна была в пору еще, когда сыновья Хакона Транделага конунга землю ногами топтали своими, а о тебе здесь никто и не думал. Так о девах ли красных говорить, вызвал ты меня, для того ли стяг ворона поднял? Если так то обиды мои посильнее будут, что к тебе за одаль разоренный мой, что к Хакону, за обиду ранее нанесенную.
- Утратил ты вотчину свою, Грютинг, так стоит ли тебе об обидах говорить - когда за моей спиной клинков сотни, а тебе в спину войска Хакона Хладирского дышат? Усадьба твоя захвачена, люди твои ныне мне на верность присягнули, а те, что тебе на помощь пришли - разбиты все и вождь их уже полонен.
Спокойно молодой конунг отвечал, с улыбкой, чувствовал, что сила нынче на его стороне, да и удача воинская:
- И сам ты, и воины твои уж одной ногой в Хель. Время ли тебе об обидах говорить?
Помрачнел ликом Грютинг, словно острый нож ему по сердцу, резанули слова Харальда.
– Не тебе решать, куда воям, в битвах павшим с доблестью, в посмертии своем отправиться, но богам лишь одним. Клинков не страшимся твоих мы, хоть бы сколько их не было. А слова свои громкие, будто пала земля оркдальская и у ног уж твоих вся полностью, доказать сумей – у меня гонец есть из вотчины, что своими глазами видел, что высоки стены усадьбы моей и крепки руки ее защитников. Если правда с тобой, приведи сюда ярла пленненого, пусть слова он твои подтвердит, поклянется на молоте Тора.
Рассмеялся Харальд конунг, речи Грютинга слушая:
- Высоки были стены усадьбы твоей, да только не сдержали они воинов моих храбрых! Сильны были защитники, и то верно, да только ныне головы их частокол украшают, и ярл твой хромой среди них. Быстр был гонец твой, да только слова его лживы! Я того человека к тебе послал с речью змеиной, чтобы ты позабыв обо всем без оглядки в Оркдаль бежал. - Затем же Ульву бросил конунг. - Иди, приведи сюда ярла полоненого, пусть подтвердит каждое слово мое.
Кивнул телохранитель, коня в бока ударил пятками, поскакал к становищу агдирскому.
Повернулся и Грютинг к телохранителю своему:
– Исхер, ступай и ты, сыщи мне и сюда приволоки пса того, что ядом змеиным о доме нашем вести наполнил, пускай пред двумя конунгами и ярлами расскажет что он там видел и кто посылал его. Не захочет идти – волоки вслед за лошадью связанным – самое место то для предателя будет.
Поклоном ответил хельд на приказ своего господина, и коня своего не щадя, поскокал выполнять поручение. Копыт топот коней не успел стихнуть вдали как спросил Грютинг агдирского конунга:
– Что-то слабо верится, что ты только вести мне вести о доме привез, хоть и черные. Мнится мне, что еще не сказал мой враг мне самого главного – для чего разговор мы затеяли.
- Потеряно твое дело в Оркдале, Грютинг конунг. Но я милостив, - отвечал Харальд. - Мне на службу иди - и дружине своей жизни сохранишь, и владения твои под твоею рукой останутся. Любой из ярлов, что ныне мне присягнул, подтвердит - ни в чем житие их хуже не стало.
– Дождемся пленника твоего, я слова его выслушаю, пусть расскажет не только про дома моего разорение, но и что по одалю всему ему ведомо. А там посмотрю, что и как ответить тебе.
Взволновался рядом с конунгом ярл его, слова Харальда услыхавший, только жестом его успокоил Грютинг – не время пока проявлять ему норов, успеется.
Кивнул Харальд, согласился. В молчании дождались они, когда привел пленника Ульв, под копыта коню харальдову бросил.
- Расскажи господину своему, что ныне в Оркдале делается, - повелел сын Хальвдана.
- Говори пес! - Ульв прикрикнул еще.
Кинул пленник взгляд на врага своего полный ненависти, и лицом повернулся к другой стороне, устремив взгляд на Грютинга. Ахнул Торстейн признав брата своего:
– Асгейр, брат!
Кивнул Грютинг на возглас ярла:
– Значит вот почему знаки рода твоего я видел к нам пробивающиеся. Говори, что ныне в землях творится моих, и клянись перед нами на молоте Тора, что поведаешь все как есть!
Кивнул Асгейр на слово Грютинга, и пинок заработал под ребра от Ульва, за то что на слово Харальда не откликнулся.
Закашлялся Торстейна брат и начал:
– В землях твоих конунг, ныне Харальд хозяйничает, прости, но не ждали удара его мы, не готовы были к вторжению. Тородд Хромой, твоей волей смотреть за одалем оставленный, послал сразу стрелу – сбора знак, только не все успели вовремя. Кто успел, тот в отправился в залы Валгаллы, достойную смерть они приняли. А кто опоздал, со мной вместе отправились следом местью горя к захватчикам, выжидали мы шанс отомстить. Но не встретили лучше возможности, чем в бою тебя попробовать выручить, дать прорваться из врагов твоих окружения. Бонды же верность презрев кое-где, стали клятвы верности агдирцу давать.
– Что ж. Слова твои горькие, но в глазах твоих вижу, что правду поведал ты мне. Почто гонцов отправлять мне не пробовал?
– Гонцов слали мы. Да все выходы из долины нашей запер ворог. Посланных взяли всех и смерти предали.
– Довольно я слышал. За службу верную воздадут тебе боги и я коль возможность представится.
Поднял Грютинг глаза на Харальда:
– До рассвета мне думать надобно, что ответить тебе. К солнца восходу, здесь получишь ответ от меня.
- Буду я твой ответ ждать завтра поутру, Грютинг, - согласился конунг агдирский. - Крепко же подумай над тем, что скажешь мне.
Поворотили коней агдирцы, да пленника забрав, уехали.
Повернули и оркдальцы коней в лагерь свой, тут на встречу им Исхер стретился, в Пеле ременной, волочивший гонца кричавшего.
– Кое как сыскал пса этого, сбежать хотел, да дружинники наши не выпустили, – запыхавшимся голосом Исзер отвечал перед конунгом.
– Вину свою он признал действием, забираем назад его в лагерь, что с ним делать я позже решу.
Возвратившись к войску оставленному, созвал Грютинг совет из ярлов оставшихся, пригласил и Фрейвайра жреца. Тени на лица упали оркдальцев, когда вести услышали принесенные конунгом. Стал выслушивать Грютинг советы их: кто-то местью сжигаем до смерти боя требовал, кто-то уйти предлагал снова в горы чтобы позже вернуться и земли обратно взять свои прежние.
– Ну а сам что ты конунг думаешь? – под совета конец спросил жрец Грютинга.
– Если бой по утру мы принять решим, до вечера нам уж не выстоять, если ждать мы рассвета не станем, и уйдем силы для мести свои сберегая, то подобны мы Ахти Йотуну станем – без земли сейчас, и без воинов позже, каждый пес шелудивый мечи на нас пробовать станет. А обратно одаль возвратить не получится, набирает Харальд силу немереную, одолеть его не сумеем мы. Если ж руку его принять, то людей сбережем, земли наши при нас останутся, ну а там, может, вихри войны и сожгут новоявленного владыку всех Норвежских земель.
Горько выплюнул слова последние Грютинг, на пророчество Харальду данное намекая.
– Чтобы землю такую под властью своей удержать, могучие руки надобны, вот и глянем как крепко агдирец власть свою держит. Только Маару Холодные Пальцы не станем подобны мы, бунт прежде времени замышляя – сгинем иначе в безвестности. Подождем пока руки ослабнут у Харальда, никогда еще власти у конунгов столько не было, власть его может сгубить не хуже завистников.
– Ну а коли не сгубит власть ворога нашего? Не поддастся он если ей? – вопрошал Фрейвайр дальше конунга.
– Коль под бременем тяжким таким он выстоит, то всегда найдутся завистники, Локки наушники, кому сна от могущества не станет Харальда. Всю работу они за нас сделают.
До утра просидели воители, споря над судьбою своей грядущею, а на утро выехал Грютинг к Харальду, руку его над собой принимая.

Сообщение отредактировал avarach - 14-06-2007, 10:49

Приграничные земли. Гандальв-конунг.

Когда муж, слабый духом, за жизнь свою шибко пугаться, то за одного малодушного много людей гибель увидят. Так и теперь вышло: многих в христиане жрец записал, кого по правде, а кого – по навету. И снова раздался женский плач в деревнях, снова боги Асгарда собрали обильную жатву.
«Кто наших богов не чтит, того асы пусть судят. А конунг – уже осудил», - передавали из уст в уста слова Гандальва, и со страхом глядели мятежные бонды на своего властелина. В броне дорогой, на высоком коне, он, казалось, присутствовал лично на каждой из казней. И лик его был безмятежен, только взгляд – как рука. И страх летал над мятежной землей…
На деле же, Гандальв был отнюдь не спокоен: чем ближе к границе земель нес его конь, нем настойчивее билось в висках то проклятое имя: «Харальд. Харальд. Харальд!!!». В каждом ярле мятежном, в любом христианине лживом да вздорной девице видел конунг отражение вражьего лика. Ибо кто, как не Харальд отраву по землям разлил? Вот и умирал он для Гандальва много раз, с каждым приспешником. Десятки раз с Хель сходил, от воды ледяной, огня первородного, крепкой веревки да хладного железа. И все было мало! Неккви не понимал мрачности старого друга: победу весельем след привечать, а не лицом скорбным, будто у курган кого проводил. Вот и распевал властелин Мера, будто соловушка, говорил о старых победах да новых свершениях. Но более всего – о красе своей дщери да о том, как славно они заживут одним родом. Серый конунг слушал те речи почти всегда молча, лишь изредка улыбаясь. Не желал он, чтоб Неккви обиду на него затаил: мол, родством брезгует! Но мысли Гандальвовы месть поглотила, и не было ныне девам там места. Даже прекрасным.
И все же, муж да жена – что пара сапог: и всхочешь – так не избавишься. Одной темной ночью гонец прискакал, да в дом грозного конунга сразу направился. Вести принес из Альвхеймара: мол, Хедвиг-невестка дите к осени ждет. То пустоцветом была, а лишь муж настоящий вниманьем пожаловал – вмиг наследником затяжелела.
Выслушал речи те конунг – да брови нахмурил. Славной наложницей Хедвиг была – дочь старого Неккви, поди, лишена такой стати. Но наследницу конунгову в дом приводить, где сын незаконный уж бегает? Это спором за земли уж чревато, да и Неккви обиду увидит. Не будет его дочь второй кюной, ей место единственной подавай! Да … не рабыня ведь Хедвиг – сыну вдова, да кюна его же стараньями. Ребенка ее чистить хлев не пошлешь, хоть и хочется. В память о Хаки. Внуком отродье наречь? То значит – Альвхеймар ему подарить, по первородному праву. Не бывать тому вовсе!
- Дочь Неккви сынов мне законных подарит, - ответил конунг гонцу. – А дочка предателя и жена труса доброго наследника не родит.
- Что же с ней делать, о конунг?
- Богу вод подарите, - равнодушно ответствовал Гандальв. – Неккви порадуется, коль бога его такой жертвой уважат.
Гонец поклонился, страх в сердце скрывая.

И снова горели деревни…

Раумарики. Асмунд Кровавый.

Мрачен был ярл Вестфольда, неразговорчив. Слуги немногие, кто в тот день к нему заходили, говорили, как на полу он сидел, да тело отца мертвого обняв, рыдал.
Огню предали Альхейма Смелого на закате, в лодку его положив со златом и нарядами богатыми, да подпалив стрелами горящими. Долго еще дым виден был людям. Хотел и жену молодую вместе с погибшим на тот свет отправить Асмунд, да только далече была она, на ее же счастье.
Стейнвара ярла смерть менее знатной была - отрубил Хрерик ему голову, да тело в канаву ближайшую бросил, а людей его и вовсе спящих перерезали.
- Знатный подарок будет Гандальву Серому, - берсерк пророкотал, к седлу суму переметную приторачивая с головою перебежчика.
- Конунгом меня величать надо людей заставить, - Асмунд произнес, из окна смотря на то, как люди его к походу в Альвхеймар готовятся.
- Рано еще, ярл, - Дунгаль его предостерег.
- Не поддержат, думаешь?
- Народ рад лишь будет, что конунг при нем появится, а не в землях далеких, да враги твои прознают, что ты супротив Харальда мыслишь, предупредят его раньше срока. Ты поперед с Гандальвом союз заключи, а там - хоть конунгом, хоть кем себя провозглашай! Сильным будешь - признают!
- Умен ты, Дунгаль! Первым ярлом при мне станешь - вот мое слово!
- Необычайно щедр ты, повелитель, - голову склонил херсир.
- Ныне же, тебя я оставляю Раумарики управлять, да за всеми следить, кто предать нас может. Да и Харальда пока со счетов рано сбрасывать - что если он маршем быстрым в Раумарики придет из Гудбрандсдалира?
- Тогда докажу ему я, что был Гилли лжецом и предателем, и не напрасно его убили. Есть у меня средство одно, чтобы заставить конунга доверие потерять к ближайшим соратникам.
- Что же за средство это? - Любопытство блестело в глазах ярловых.
- О том пока говорить я не буду, но поверь - когда срок придет, он даже от дяди своего отвернется, а быть может и изгонит его прочь - ведь скор щенок на расправу, когда гневом обуян. То нам лишь на руку будет.
- Второй раз уже у тебя спрашиваю я, а ты мне в ответе отказываешь, - недоверие в голосе Асмунда проявилось. - Отчего же? Или вновь скажешь, что не пришел срок?
- Даже у стен уши есть. Подслушает кто, да потом сам Харальду слово молвит. Потеряем тогда возможность славную изжить ублюдка агдирского.
- На тебя надеюсь, Дунгаль Краснобай! Теперь же в путь!
Хлопнул он по плечу херсира верного, да усадьбу покинул, отряд всадников возглавив, которые в Альвхеймар путь держали.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 14-06-2007, 21:30

Фиорд,Аудбьерн
Совместно с Раулем =)

За две недели до…

Утро еще только собиралось вступать во владение этим суровым северным краем. Еще темно было на дворе, и редкие солнечные лучи осмеливались вторгнуться в этот предутренний полумрак. Аудбьерн проснулся от странного предчувствия, от непонятного ощущения неги, смешанного с тоской и грустью. Все это легко объяснимо – хотя крестьяне в столь ранний час вышедшие в поле, были веселы и радостны, конунг знал, что война, кровопролитная и непримиримая, уже не за горами. Потому и печален он был этим прекрасным утро.
Аудбьерн вышел во двор. Тут же к сиятельному конунгу бросились крестьянин, до того стоявший в самом дальнем углу двора. Добежав до конунга, бонд поклонился в пояс и произнес:
- Почтенный Аудбьерн, с тобой хотят говорить торговцы с северных островов.
Конунг нахмурился: не до торговцев ему было. Военной помощи они оказать не могут, а дипломатия может и подождать до окончания войны. Но… Вождь на то и вождь, что живет не только настоящим, но и будущим. И потому Аудбьерн подавил недовольство и войдя в зал, радушно улыбнулся торговцам.
- Что привело вас в столь нелегкий для нас час? Быть может помощь хотите оказать вы? – Аудбьерн несмотря на тяжкие думы не мог отказать себе в удовольствии ошарашить приезжих.
Вперёд вышел седовласый человек с угрюмыми, но мудрыми чертами лица.
-Меня зовут Хёсвир. Я не в силах дать тебе ответ на твой вопрос, конунг. Наш вождь ничего нам об этом не говорил, но он прислал тебе богатые дары. - человек кивнул головой и тотчас остальные торговцы выставили перед конунгом сундук. – Здесь – самая лучшая ткань. Наш остров славится своими рукодельницами. Примешь ли ты наш дар?
- Ага, дар… Как же, как же… Сейчас начнут снижение пошлин требовать или еще какие привилегии – подумал конунг, но вслух ничего не сказал. Все же он не первый год был вождем и искусстве дипломатии немного было равных ему. Помолчав две секунды, конунг ответил торговцам.
- Ну что же, я приму ваши дары. Но позвольте и мен сделать ответный подарок. Я снижу вам пошлины и позволю торговать на своих землях. – по просветлевшим лицам торговцев Аудбьерн понял, что угадал и на этот раз. – Но есть у меня к вам небольшая просьба, не могли бы вы взять с собой одного моего человека. Он и изложит вашему вождю мою просьбу. – Аудбьерн был почти наверняка уверен, что конунг торговцев откажет, но попробовать он был обязан. Иначе не многомудрый вождь он, а мальчишка сопливый, который только на себя надеется и потому проигрывает.
Наконец, торговцы ушли. Аудбьерн вздохнул облегченно: никогда не любил вождь торговцев – труслив торговый люд за редким исключением и корыстен сверх меры.
- Позовите Биргира – теперь наступил черед дел более важных.
Не прошло и минуты, как в зал вбежал встревоженный друг конунга, видимо было в тоне слуги посланного за ним что-то странное.
- Что случилось, Аудбьерн?!
- Пока ничего, друг мой. Но случится очень скоро. И тогда нам понадобятся все силы, что у нас есть. И те, что у нас нет, тоже понадобятся. Поэтому ты поедешь к Атли Тощему и попросишь у него помощи. И хоть я понимаю, что откажет он нам, но нельзя не попробовать. Я надеюсь на тебя, Биргир. Не подведи меня.
- Сделаю, что могу, конунг, но не рассчитывай на многое. Атли не тот человек, на какого можно надеяться в трудное время.
- Знаю, знаю... Но все же... Езжай, друг… Я буду ждать…
***
- …но дружеский долг требует…
- Никто ничего от меня не требует, и требовать не может. Ты хоть понимаешь, что ты просишь – последнее слово Атли сказал с особым выражением, будто ставил на место зарвавшегося посланца – ты просишь меня предать сына моего друга ради другого друга. Я не могу выбрать, а если бы мог, то грош цена такой дружбе. Не стану помогать, и не проси!..
- Ну что же, я так и передам конунгу, что Атли Тощий отказался от всех клятв и обещаний, данных ранее. Надеюсь, он поймет и не станет гневаться, ведь у тебя, вождь, действительно сложное положение. И твое нежелание предавать кого бы то ни было – на этих словах Биргир усмехнулся в усы: уж слишком нелепо прозвучало сказанное - вполне понятно. Прощай, сиятельный конунг.
Атли понял все, что хотел сказать посланец, понял он и то, что посланец сказать не хотел. И это понимание поколебало решимость конунга. Он остановил посланца на пороге.
- Остановись, Биргир! Да, я связан узами чести с ног до головы. Но к моим подданным это не относится. Подожди где-нибудь неподалеку и те, кто решит пойти против Харальда, догонят тебя.
Биргир невесело усмехнулся. Не любил он, когда над ним открыто издевались, но ничего поделать не мог. Ведь даже один воин и тот уже будет помощью, пусть и не той, на которую рассчитывали.
***
-Что?! Всего девятнадцать?! Ну, погоди ж, Атли, и на моей стороне правда будет! - Аудбьерн в ярости сжимал кулаки. – Если Один будет благосклонен, я с тобой еще посчитаюсь…
- Но это ещё не все, конунг! - Биргир прятал глаза: мало хотелось ему огорчать друга тяжкими вестями - но выбора уже не было - Перед моим отъездом он сказал мне, что лишь в том случае придут все его люди и он сам, если дочь его за Вемунда, брата твоего, выйдет…
Аудбьерн ответил, даже не раздумывая.
- Нет, не бывать этому! И без Атли справимся…

Сообщение отредактировал Жак - 15-06-2007, 14:42

На границе с Оркдалем. Перевал. (продолжение)
Совместно Тельтиар и avarach

В час назначенный вновь к ущелью Харальд конунг с ярлами своими и телохранителями отправился. Немало на сей раз оружного люда приехало смотреть на то, как преклонит колени перед агдирским владыкою Грютинг, а в том, что таково его решение будет - не сомневался сын Хальвдана.
Впереди знаменоносец ехал, следом за ним конунг, по правую же руку от него - Гутхорм ярл, а по левую Асбьерн старый.
Агдирцам на встречу и оркдальское войско выстраивалось, не для боя, а чтоб видеть глазами своими все. Тихи и мрачны были воев Грютинга лики, хоть и жизни сберег им конунг, да только и поражение свое он признал, а в месте с ним и войско его все. На два полета стрелы не дойдя до переговорщиков, остановились оркдальцы, только Грютинг с двумя ярлами выехал, впереди их Исхер верный стяг со знаком козлиным нес. Ближе подьехав, с коня оркдальский властитель сошел, а за ним и все его спутники:
– Оркдальские горы кланяются агдирсим равнинам, и просят принять их, – произнес Грютинг и поклоном речь свою подтвердил вместе с ярлами.
– Примет ли Харальд конунг службу мечей наших?
Улыбка победная озарила лицо безбородое конунга агдирского, когда он за поклоном Грютинга и людей его смотрел. Читалось во взгляде Харальда, на ярлов близких обращенном: "Клинками вы не смогли оркдальца усмирить, мне же это одними словами удалось".
Подъехал к конунгу пешему Харальд, одного лишь Гутхорам с собой позвав. Бледен был еще и ослаблен дяда конунжий, но в седле крепко держался. Знал, что к вечеру оставит его немощь, к дару Одина Локи коварным приплетенная.
- Отдай мне меч свой, конунг Грютинг Оркдальский. - Харальд повелел.
С шорохом вылетел клинок из ножен оркдальца:
– Славен сей меч, и крови врагов он выпил не мало, верности залогом своей я вручаю тебе его. Честна эта сталь, не ведала она ни постыдного страха, ни поражения горького, победу она приносила всегда мне. Будь же добрым хозяином ей.
С теми словами, протянул оружье свое рукоятью вперед Грютинг агдирцу.
Принял Харальд меч, одной рукою его за лезвие взяв, другою за рукоять, и к глазам поднес:
- Хорош клинок и владелец его битвами славен, - так сказал молодой конунг. - Так пусть же и дальше в руках твоих он служит нашим начинаниям.
Мало кто сейчас заметил из воинов присутствующих, что сказал произнес конунг Агдирский не "моим", как в земле северной заповедано было, а "нашим" слово - на манер владетелей франкских, да немецких Императоров, что о себе лишь "Мы" говорили. Вернул меч лезвием вперед Харальд вассалу новому:
- Правь же землями своими, как во времена былые, Грютинг, ярл Оркдаля.
Руками обоими принял обратно Грютинг свой меч, устами к клинку прикоснулся и ответил на слова Харальда:
– Принимаю твой дар с благодарностью, и клянусь без раздумий его обнажать на врагов твоих. Слава Харальду, владыке оркдаля новому!
Вновь поклон отвесил агдирцу Грютинг, после этого лишь вложил меч свой в ножны.
– Жду приказа я от нового конунга, что прикажешь вассалам твоим совершить?
Вновь улыбка торжествующая уст конунга коснулась, а затем повелел он так, чтобы все вокруг собравшиеся услышалИ:
- Без промедления следует нам в земли Хакона Хладирского выступать и тебе, ярл мой новый, путь тот же предстоит. Твердо намерен я тебя с конунгом Транделагским замирить, измену же ярлову подлую покарать без жалости! Раненых и увечных, что пути тягот выдержать не смогут - в Оркдале оставим, дабы здесь они возвращения нашего дожидались.
Согласно Грютинг кивнул на слова Харальда:
– Верно что не стоит тащить за собой нам увеченных, из своих я людей отряжу я охрану для них, чтоб доставили всех в безопасности. Благодарен тебе и за то я, что уладишь раздор ты между мною и Хаконом. Только чтоб смуту в землях соседа покарать, мне людей не вернешь мне моих в полон тобой взятых? Не виновны они в своей верности, но свободою их одарив обретешь ты слуг преданных, за тебя они так же стоять станут, как противились раньше захватчикам. И верни мне того молодца, что на помощь пришел мне в ущелье вчера, в этом походе оплатит он кровью милость твою.
- Коли будут служить мне столь же верно, как тебе служили - так то честью станет для меня, - Харальд отвечал. - Получишь ты назад своих людей, Грютинг. Плечом к плечу с агдирцами они пойдут на мятежников транделагских.
– Вижу я, что не только ты силой велик, но и мудростью не обижен богами, велика она словно земли норвежские. Вижу теперь, что тебе суждено всей Норвегией править, привести под руку свою всех конунгов. Дозволь же начать мне к походу готовиться дальнему, отобрать и оставить раненых.
Получив согласие Харальда Третий раз поклонился Грютинг и, забрав ярлов с собою отступил к воям своим. По дороге к рядам дружинника, он приказ отдавал уже Торстейну:
– Доказал в боях ты мне верность свою и бесстрашие и решил я правой рукой тебя сделать своею. Дело трудное пред тобою поставлю – остаешься в мое ты отсутствие за порядком следить в одале, поднимать из руин и пепла владения. За тебя брат послужит – все равно ему откупать свободу надобно службой, заодно и в войне опробую, так ли кровь густа в жилах его как у брата его старшего. Много воинов дать я тебе не смогу, их и так у нас мало осталось, оставишь себе четыре дюжины хирдманов да бондов столько же, как поправятся в боях раненые, из них сможешь взять пополнения. Все, выполняй приказанное, я дружину же в обратный путь собирать стану, а потом за Асгейром и остальными, что в плен Харальд взял отправлюсь.
Вставил слово второй ярл, хевдинг ныне, кого брал с собой Грютинг:
– А пойдут ли за Харальдом воины? Разорил он дома наши, а тепрь службы требует!
– Нужно идти, да скорее уже. Войско Харальда в землях наших оставшись, разорять их продолжает, лучше пусть о том в Транделаге печалятся, как за оравой такой углядеть. Мы же взяли добычи уже и еще возьмем, не в накладе останутся воины, вновь отстроят дома они, и еще рабов привести туда смогут. А чтоб дух их поднять, вечером развлечемся с предателем пойманным – Живым Трупом он станет в награду за подлость свою, пусть другие глядят, как на возмездие за кровь нашу пролитую.
Хоть и долго собирать было раненых, но к полудню все ж вышло войско огромное, радовались из полона вернувшиеся и мечи назад получившие. В голове армии Харальда оркдальцам место указано было, за собой повели они всех в земли Хакона.

(С DarkLight)
Не сразу ответил Эгиль. Склонился сперва над трупом, провел по нему рукой. Волки к ранам принюхались, на вожака посмотрели.
– Странное дело, – промолвил Эгиль озадаченно. – Что ж за битва тут была, что по следу побежденных псов пустили? Думаю, не Харальдово это дело,… то есть, не его самого приказ. Что до тех, кто под началом у него – их я не знаю, и сказать ничего не смогу.
Он выпрямился, потер подбородок.
– Ты его знал, Хаки? Голос твой таким был, будто он тебе был знакомым. Да и сразу скажу – лучше нам такие владения обойти. Чего доброго тебя в лицо узнают,… да и у серых братьев с псами счеты давние.
Волк, которого Эгиль ранее назвал Серым Снегом, рыкнул, соглашаясь.
- Ум говорит, что ты прав, - ответил на речь Эгиля конунжич, - но ужель можно и к непотребству такому спиной повернуться? - Хаки такое виделось подлостью, но разум, всегда бежавший у него впереди безрассудства, шептал речи другие: "Опомнись! Ты уж - не сын конунга, которого в землях по праву рождения слушали. Теперь лишь белки да волки - дружина твоя. Силы, ничтожный, рассчитывай".
- Муж этот - воин отца моего, и жизнь его не в бою взята, и даже не богу пожалована. Честь велит обвинить нам наместника местного в нарушении законов - но кто слушает речь нищих странников? Сердце велит мне родным воя о смерти его весть донести, но нет мне дороги в земли Альвхеймара, - по голосу было явно, что потеря родины викинга все еще удручала. - Здесь меня просто убьют, как врага, если что, а там - злокозненным выходцем царства Хель посчитают. И не совсем ошибутся. Кто ж речам нечисти верит? Старцы же говорят, что такие, как мы, спим и видим мужей в чащу завлечь речью лживой, да погубить лютой смертью, - Хаки досадливо махнул рукой, забыв, что спутник не может такого увидеть. - Думаю я, что вои Харальдовы только при нем мудры да справедливы, а чуть конунг за дверь - теми же волками становятся. Беда, коль они крови попробовали... а еще думаю, что зря мы Эльдис на милость агдирцев оставили. Здоровье ее пожалели - а о душе не подумали. На войне вои грубыми стали, привыкли кровь проливать да домины подпаливать. Им сейчас любой фиорд по колено... и девы обидеть - что плюнуть. Тем паче - с такими начальниками, - говоря это, альвхеймарец снова смотрел на истерзанное псами и оружием тело.
- А разве так не всегда? - пожал плечами Эгиль. - Не понимаю я такого. В лесу приходится быть искренним, тут притворство не помогает. Разве что если хочешь, чтобы зверь мимо прошел. Что до Эльдис... А выбор был? Не к альхейвмарцам же ее отправлять. И не с серыми братьями водить.
Он вдруг улыбнулся.
- Да и вспомни о том, как она сбежала из плена. Думаю я, что обидеть ее непросто... а обидчик может и пожалеть.
- Нрав у нее конунжий, - согласился со слепым Хаки, - только не помогло то с альвхеймарцами, да и от злобы агдирской едва ль сохранит. Беспокоюсь я за ее долю. Коли бы с нравом таким Эльдис мужчиной была, или, как воин, кольчугу носила да секиру к рукам белым примеривала – это одно. Врага храброго почитать даже Один велит. А вот для слабых да безответных язык острый – погибель, не благо. Не любят ярлы да конунги язвительных слов – и карают нещадно.
Эгиль вздрогнул, вспомнив судьбу отца. Он ведь тоже погиб из-за остроты своих слов, хоть и был воином.
- Согласен, - медленно ответил он. - Но что толку сейчас спорить? Все равно уже дело сделано. Не пойдем же мы назад, узнавать, как с ней обходятся.
- Лучше проверить сейчас, чем мучаться неизвестностью, - ответил на то Хаки Гандальвсон. - Ведь с каждым днем мы уходим все дальше. Через седмицу иль две даже если захочешь вернуться - не враз выйдет. Мужи ведь - не соколы сизокрылые, быстрее ветров летать не обучены.
- Волки - тоже не соколы, - заметил Эгиль. - Если желаешь, мы можем вернуться... хотя и потеряем время.

(далее - с участием Тельтиара)
С той поры минуло уж две седмицы, и мужчины в сопровождении волков вновь шли по землям Раумарики. Луна, бывшая над телом альвхеймарца новорожденным серпиком, теперь освещала весь лес. Полнолуние... время чар, волчье время. И надо же было богиням судьбы решить таким образом, чтоб в эту лунную ночь пересеклись пути одного беглеца и двух странников.
Хромал воин, припадал на правую ногу, так что на земле сырой за собой полосу оставлял, а не следов вереницу. Еле двигался он уже, а все дальше, в самую чащу лесную шел, за стволы вековые держась, да боясь споткнуться, упасть - знал, что может не встать уже.
Оглядывался часто, да мерещились ему позади гриди оружные, что по его душу в погоню пустились, и оттого только сил прибавлялось, когда невмоготу бежать надо было.
Чувства людские не так хороши, как волчьи, а стая как раз на охоту ночную направилась. Так что встреча вышла нежданной для всех: и для Хаки с Эгилем, растепливших лесной костерок, и для беглеца. Может, нюх бы его и предупредил - да ветер дымок в сторону относил.
Впрочем, конунжич быстро поднялся, подняв перед собой руки пустые в дружеском жесте:
- Мир тебе, добрый человек! Подойди, пищи отведай да теплом обогрейся.
Знал Хаки: если что Эгиль стаю свою в один миг кликнет, да гостю того ведать не следовало. Сын Гандальва судил, что времена ныне темные, может, и не одни лиходеи по лесу бродят.
Вздрогнул дан, людей впереди себя увидав, отпрянул поначалу. Пригрезилось ему - что то за ним посланные вороги на отдых встали, да потом рассмотрел, что не доспешны те, кто на пути ему попались, не оружны.
Хотя - быть может разбойники то, от закона укрывающиеся? Но при ярле новом и не разобрать кто действительно разбойник, а кто добрый человек, крова лишенный. Вперед шагнул, на здоровую ногу опираясь:
- И вы будьте здравы, добрые люди. С радостью приглашение ваше приму, коли не стесню вас присутствием своим.
Всяко двум смертям не бывать, а от одной убегать устал уже он.
Хаки немного подвинулся, освобождая место для гостя. Некоторое время сидели в молчании, горячий настрой из трав попивая. Однако глаза Хаки видели, что муж ими встреченный – воин, да, видать, только из битвы. Да и нос Эгиля наверняка о том говорил. Конунжич знал, сколь тонки чувства его спутника.
- Невежливо лезть к гостю с вопросами, - начал он осторожно, - но вид твой о битве глазам говорит. Скажи, что за враг ныне встретил твою секиру? Мы долго в пути, но думали, что война эти земли оставила. Да и говор твой чужеземный мне удивителен: по всему видно, что родители твои не в норвежской земле дворы ставили. Уж не Харек ли волк привел тебя в наши леса?
Прищурился дан, внимательно в лицо всмотрелся собеседника своего, да к костру придвинулся:
- Прав ты, из датской державы я родом, и в том ты прав, что за Хареком соратники мои в эти земли пришли, да за службу ратную получили надел немалый в Раумарики. Хрольв херсир старшим был у нас, да только убили его вероломно гости заезжие, что под личинами союзников злобу свою скрывали.
Ярость в голосе была и обида жестокая. Видно до сих пор помнил он тот день, когда убийство подлое свершилось.
- Видимо, колдовство черное вьется над этой землею, если гость поднял руку на щедрого хозяина! - удивился Хаки. - Много немирия было в Норвегии, сам я - не отрок, много битв на веку своем помню. Но все же - дивлюсь речам твоим, как младенец. Кто мог дело такое удумать? Ужели Харальд свою мудрость утратил, позволив лживым речам своим сердцем командовать? Как мог не вступился за вас славный конунг Агдира?
- Нет здесь конунга, в дальних владениях воюет он, а ярла, что над нами он оставил судьба также черная постигла - прямо на пиру зарубили, - все мрачнее лицо датчанина становилось. - Те же, что Хрольва Рыжего убили, те и ярла Гилли в Валгаллу отправили. И не спрашивай, почему управы нет искали на них - еще как искали, да только ярл новый их стараниями был избран!
- Ярлом надо родиться. Или в дар титул ярла от конунга получить, за заслуги великие, - задумчиво молвил сын Гандальва. – Слушаю я тебя и чую, будто не ты, а я здесь чужестранец. И про иную Норвегию ты речи мне сказываешь, не про ту, где я свет белый увидел.
- Новый ярл Раумарики конунгу родич, да рода славного, но деяния его таковы, словно не Одину потомок, а самой Хель отродье! Деревню мою огню и мечу предал, для того лишь, чтобы никто про убийство Хрольва подлое не прознал.
- Все больше дивлюсь я словам твоим, воин. Не так много родичей кровных у Харальда, многих война в Вальхаллу до срока отправила. И родов славных да древних в Агдире немного, чтоб перечесть десяти перстов за глаза хватит. Но на кого я не думаю - представить за делом таким не могу. Как имя вашего ярла? Может, он не из Агдира, а из земель Альвхеймара род свой ведет? Впрочем, едва ли...
- Асмунд Кровавый имя его, и пусть дальний он конунгу родич, но прадеда его прямой потомок, - ошибался тут дан, но ему простительно было незнание рода конунгов агдирских, да и не велика ошибка его была.
- Асмунд… - протянул Хаки. – Слышал я это имя. Баяли, что муж он младой, еще и двух десятков зим не сравнялось, но храбрый да в битве отчаянный. Слышал я также, что люб он Харальду да близок к юному конунгу. Что верно: младые к молодым тянуться, что им интереса со старцами их дела обсуждать, - судя по тому альвхеймарца, себя он уже прочно записал в старики. – Но только ошибся ты с родом, воин славный: пращур Асмунда - Хальвдан Белая Кость был не прадедом Харальда, а гораздо более дальним предком агдирского конунга. Самые ближние родичи Харальда ныне в Альвхеймаре… если живы еще.
- Свирепый, жестокий и жалости в сердце его нет, - воин хромой молвил, в ответ на слова собеседника. - Да и советники у него не лучше! Об одном сейчас Тора прошу - дать мне перед смертью с Дунгалем Краснобаем сквитаться, да с берсерком Хрериком за кровь пролитую. Гандальв-то хоть ворог нам, да противник известный, знали мы чего ждать от него, да как встречать надобно. А Асмунда Гилли ярл другом почитал, покуда только голову ему не отрубили.
Точно псы - ярлы харальдовы грызуться, стоит только конунгу самому за порог ступить. Думал я - прошли времена битв, жизни спокойной черед настал, да ошибался.
- Я мог бы сказать, что для викинга нет битвы законченной, - невесело улыбнулся сын Гандальва, - но тот, кто ищет звона клинков стоит ныне под стягом властителей, а не бродит в лесу, медведей пугая. Не советчик я в этом. Что до желания твоего – так то дело правое, и я всем сердцем желаю тебе клятву исполнить. Вот только месть – что железо каленое, душу огнем выжигает. Не следовал бы ты ей безрассудно, добр человек.
- А какой путь еще остается тому, у кого ни друзей, ни семьи не осталось! Да и конунга нет, которому служить бы я рад был. Но ты до сей поры имени своего не назвал, али тоже скрываешься от кого? А спутник твой?
- Ты тоже имени нам не молвил, - отозвался конунжич. - Пусть так и будет, чтоб только имя предателя здесь прозвучало. Не один ты многое потерял: и я, и спутник мой в этот лес сложным путем пришли. И вспоминать его не очень-то хочется. Что позади - все достояние Хель, а о том, что у нас впереди – только Один и ведает. Удачи тебе, воин! Может, однажды и свидимся, - судя по тону, Хаки в такое не верил.
- И вам спасибо за разговор да угощение, - поднялся дан, понимая, что не стоит гостеприимством лесных людей злоупотреблять. - Быть может и есть лучшая доля в землях норвежских, да только не нам ее отведать предстоит.
Попрощался он с Хаки, да с Эгилем молчаливым, и дальше пошел путем своим.

Транделаг. Харальд конунг. Хрут и Раги конунги

По проторенной тропе широкой шли войска агдирский, гудбрандсдалирские и оркдальские, тем же путем, что возвращался Грютинг в разоренные земли свои, вел ярл новый Харальдов рать бесчисленную в Транделаг. Хоть и поуменьшилось воев у конунга агдирского, да только не на один день переход затянулся горный.
Пусть оставили они в долине раненых и увечных, и к бою более не пригодных, пусть оставили обоз почти весь, на гостеприимство Хакона понадеявшись, да все равно тяжек путь оказался, часто на отдых останавливались люди ратные, да и не поторапливал их Харальд, всяко - если одолел мятежников конунг Хладира - так дождется, а если потерпел поражение старый Хакон, так войско отдохнувшее лучше отомстит, нежели изнеможенное.
Лишь на третий день спустились они с гор, в земли Внешнего Транделага войдя. А в Транделаге Внутреннем в ту пору совет держали ярлы Хакона мятежные, конунги самозванные, как им от владыки своего законного оборониться.
Мрачнее тучи ходил Хрут конунг Скауна по зале пиршественной, то на родичей своих грозно поглядывая, то на Раги Иварсона, здесь же бывшего, то на Торгарда, брата Облауда, что более всего Снеккольву за подлость отомстить хотел.
- Славные воины собрались здесь, вижу я, - первым речь завел Раги конунг. - Да только не время сейчас ждать от судьбы подарков, да время драгоценное терять! Коли были бы в тот день на нашей стороне Сурт Руковица и Снеккольв...
- Даже имени его не называй! - Торгард рявкнул. - Не меча острого, а камня на шею достоин он за предательство свое! Был он словно брат нам, да ошейник рабский предпочел короне конунжей!
- Хорошо хоть Сурт свое получил, а нам земли его под себя подмять удалось. Никто в обиде не остался, - разговор в русло нужное Хрут направил.
- Да, твоя правда, достойно разделили одаль суртову, - усмехнулся Торгард, который собственной рукою смерти семью Сурта Руковицы предал, да стяг его в пламя костровища бросил. - Пора бы и медведю бока намять!
- Тяжкий труд это будет нынче, - Раги задумался, голову кулаками подперев. - Покуда были живы Мар и Гуннар - было нам подспорье в Транделаге Внешнем, а нынче немало людей будет на стороне Хакона Гротгардсона.
- Не суди поспешно, храбрый Раги, - Хрут его поправил. - Обескровлен Внешний Транделаг, насмерть дружины Гуннара и Мара бились с людьми Снеккольва, а Хакона Грютинг потрепал неслабо, мы же тогда на тинг мечей с ратями небольшими пришли, на победу легкую надеялись. Пусть и проиграли битву ту, да войско сберегли.
Раздались возгласы радостные среди воинов и советников, речь Хрутову приветствуя. Признали за ним главенство все, как ранее за Маром Иллугиссоном и Гуннаром Суровым признавали.
- Но коли ему на подмогу Харальд придет? - Голос подал один из воинов седоусых.
- Харальду через Грютинговы земли идти, с боями прорываться, да горы переходить - не сохранит он и половины своего воинства! Не столь опасен нам щенок агдиский, сколь медведь хладирский. С него шкуру содрать надобно!
- Правду говоришь, Хрут!
- Покуда он жив, нам всем жизни не будет!
- Не след нам ждать, покуда он сам по души наши придет! Сами удар нанесем неожиданный!
- Надо снова рать созывать! Всем миром супротив него выступим!
Долго еще в усадьбе не стихали споры жаркие о том, как лучше всего на Хакона напасть, покуда не очухался он, да как после владения его делить, а на утро стрелу ратную разослали по фюлькам своим.


Альвхеймар. Гандальв Серый и Асмунд Кровавый
С Дарклайт

Почти четыре дня путь верховой занял у Асмунда, покуда он границы Раумарики пересек, да во владения альвхеймарские попал. В первой же деревне, в которую вои его попали, выведал он, где ныне Гандальв остановился, да коней загоняя, туда направился.

- Конунг, конунг! Там мужи странные едут. Доспех дорогой, оружие знатное, но ликом нам неизвестны, - староста, похоже, боялся Гандальва больше, чем саму Хель. Того и гляди чувств лишиться со страха, даром что мужик молодой да здоровья отменного.
- Асгейр! Погляди, - властитель не спешил вставать с лавки. Не те уж лета, чтобы по зову любому как юнец бегать.

Той порою действительно подъезжали к селению воины доспешные под стягом странным - белый череп волчий, зубы оскаливший на черном полотнище. Без страха они ехали, точно и не знали, что грозный конунг в деревне этой ныне усадьбу головную занял. Народ в земле этой был вдоволь напуганный, и от оружных людей подальше держался. Вот и не спрашивали их, кто да откуда, чуть не до самого дома старосты.
Да только у ворот их уже ждали гриди из окружения конунга ближнего, с луками тугими натянутыми, да знаменем с волком серым поднятым. Асгейр ярл впереди на коне гарцевал, чуть поводья натягивая:
- Кто такие? - Крикнул он зычным голосом. - Да с чем пожаловали на земли Альвхеймарские, во владения славного Гандальва Олавсона!
Остановились всадники, выехал вперед старший их в плаще, куньим мехом подбитом да с гривной златой на шее. Молод он был на вид, да в глазах его Асгейр сталь холодную разглядел.
- Имя мое Асмунд сын Альхейма, да прозвали меня Убийцей Ярлов, - произнес он спокойно, но так, чтобы расслышал его альвхеймарец. - С миром я в земли ваши прибыл из Раумарики, дабы с властителем вашим говорить.
- Смел ты не в меру, Асмунд, коли столько обид народу Альвхемара, да конунгу нашему лично нанеся, посмел сюда явиться с дружиной столь малой, - рассмеялся Асгейр Жестокий, да ладонь на рукоять меча положил. - А думал ли ты, что могу я прямо сейчас хирдманам своим стрелы пустить приказать и с радостью они волю мою исполнят.
- Не сделаешь ты этого, - отвечал ему молодой ярл вестфольдский.
- Отчего же? Али блажен разумом ныне стал ты? Или, быть может, сама Фрея тебя, подобно Бальдра, защищает от оружия всякого? Повеселил же ты меня, Асмунд, а потому - убирайся с миром, не стану я жизни твоей сегодня забирать.
- За доброту твою благодарствую, - в ответ усмехнулся Альхеймсон, да ближе к альвхеймарцу подъехал. - Вот только, коли желаешь ты добра конунгу своем и земле своей, да гибели Харальду, пропусти меня к Гандальву. Есть у меня к нему разговор, который обоим нам выгоден будет.
Опешил от наглости такой Асгейр, не сумел слова найти сразу подходящие. Не ожидал он, что придет ярл харальдов самый лютый, чтобы господина своего предать, да и не верил он словам агдирца. Однако, поразмыслив, решил, что можно его к Гандальву пропустить - даже если и не скажет чего важного, так хоть повеселит владыку, слишком уж мрачного в последнее время.
- Проходи, Асмунд ярл, да только, если даром время у Гандальва отнимешь - не сносить тебе головы будет.
Улыбнулся только агдирец, в ворота проезжая, людей же его пока не стал Асгейр во двор усадебный пропускать, под надзором своих воев оставил.
Увидел Гандвальв, что ярл его верный с воителем незнакомым в дом входит, да бровь удивлено поднял.
- Кого привел ты, Асгейр? - спросил он ярла.
- Удивишся ты, владыка, когда имя гостя своего узнаешь, - Асгейр сказалывал, на лавке у стены место занимая. - То Асмунд, сын Альхейма Смелого, ярл, что в Вестфольде поставлен был Харальдом.
Хотел было что-то добавить Асмунд к словам этим, но взгляд Асгейра тяжелый заставил его молчание сохранить.
- И впрямь, удивлюсь, - медленно сказал конунг, в ярла вестфольдского вглядываясь. - Решил бы, что шутка, коли не Асгейр бы то молвил. Зачем же пожаловал ты, агдирец? Не смерть же искать неминучую?
- Если и смерти искать, так не своей, Гандальв конунг, - отвечал воитель, через порог переступая, да ближе к владыке альвхеймарскому подходя. - Слышал я, что не так давно на мятеж подбил ярлов твоих приграничных Гутхорм Олень.
Поднял мешок холщевый Асмунд, на стол перед Гандальвом положил:
- То подарок мой, надеюсь по душе он тебе придется.
- Подарок отменный, - ответил Гандальв, главу отсеченную оглядев. - Но родич мой, Харальд - змея подколодная, а люди пример с конунга брать издревле одучены. Ужель должен я верить воителю, чей отец был средь воев, среди ночи Гудбранда спаливших да конунгов Хегни и Фроди смерти предавших? Не твоего ли брата теперь дщерь того рода под сердцем носит, Асмунд? Может, ошибся я с твоим родом?
- Нет, не ошибся ты родом, Гандальв, хотя и не приятен мне разговор этот...
- Не оттого ли, что отец твой только с девами воевать горазд, - Асгейр не удержался, слово обидное бросил. - А как до боя доходит, так бежит без оглядки.
- Скажи ты это в иное время, ярл, и сталь бы лишь могла спор наш разрешить, - в ответ Асмунд процедил.
- Довольно, Асгейр, - мог бы Гандальв напомнить ярлу своему про дев да щипцы с углями жгучими, да не желал сор из избы выносить. - Сказывай, с чем пожаловал, ярл.
- Причинил обиду Харальд отцу моему и роду всему, - Асмунд молвил, отметив, что все же по нраву подарок пришелся конунгу. - Отец мой смирился с тем, да для меня обиду подобную стерпеть - против чести пойти. Не конунг мне он боле, а враг злейший, как и тебе, Гандальв.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 16-06-2007, 21:46

Призадумался на те речи Гандальв, главу свою седеющую рукою могучую подперев:
- Обиды между мужами случаются. Ведь на то и влили премудрые боги в жилы мужам алую кровь, чтоб она от слов злых да неправедных пеной вскипала. Хвала Одину, не перевелись на землях северных молодцы, способные за обиду виру секирой сыскать. Однако же, конунг своему люду – словно отец. За деянья неправедные да речи трусливые никогда я сынов не щадил, что родных, что дружинных. Но могли ли серчать они на мудрость отеческую? Боюсь, это младость твоя в тебе говорит, Асмунд сын Альвхейма. Что за обида нужна, чтобы предать конунга своего врагу его лютому?
Говорил то Гандальв – а сам вспоминал, с чего же пошло их с Хальвданам немирие давнее. Обида тоже – обиде рознь. Предатель то, чью голову агдирец привез, тоже, небось, себя обиженным почитал. Впрочем, в отличие от него Асмунд все еще жив. Владыка Альвхеймара ценил в людях храбрость, особенно в молодцах, юных летами. Глаз Серого конунга находил в них отраду, чтоб мысли о сыне никчемном сердце не рвали. Вот и вестфольдский ярл, дерзким соколом прилетевший, Гандальва грозного дивил, но не злил. Знал конунг свою силу: лишь перстом стоит двинуть – и полетят души пришельцев незваных в Чертог воинский да под песни валькирий. Знает про то мальчишка агдирский – а не пугается. Иш, глаза бешеные! А все же – не псина, но волк. Хоть и не травленный до поры.
С нетерпением ждал конунг ответа от гостя. И дивился люд дружинной подобной сдержанности Гандальва.

Альвхеймар. Гандальв и Асмунд
с ДЛ


- Обида моя в том состоит, что хоть и родичи мы конунгу, хоть и издревле за него горою род наш был, да не ценит он службы верной! Христиан наушничества любы ему более, чем заветы древние. Наделы, что отец мой кровью своей получил, Харальд у него отобрал. Останься я верен ему - совсем бы по миру пустил меня!
С жаром отвечал Асмунд, видно было, что с каждым словом, вновь переживает он обиду ту.
- Силой оружия я одаль законную отнял у прихвостней Харальда. Не врагов, а союзников встретишь ты теперь в Раумарики и Вестфольде, Гандальв Конунг, коли с нами разделить пожелаешь триумф свой над сыном Хальвдана.
- Ради победы над Харальдом я согласен на многое. Да и Христа в моих землях не жалуют. Но сам поминаешь: тому, кто одного конунга предал и другие не верят. Твоя выгода мне ясна, ярл Асмунд. А в чем же моя?
- Не на службу к тебе я пришел, Гандальв, - отрезал Кровавый Ярл, взгляд конунга выдерживая. - Не для того от одного властителя ухожу, чтобы другой надо мной был. Сам я конунгом стану над теми землями, что мне подвластны, а тебя братом старшим назову и союзником первейшим. Вместе выступим - ни один властитель не сумеет нам противится. С моею помощью совершишь ты месть долгожданную, владения свои восстановишь и расширишь многократно. Не дело это - грызться родичам, словно псам бездомным - в семье нашей лишь Харальд и бабка его - овцы паршивые, собаки бешеные! Изведем их, родич! В том обоим нам выгода!
- Высоко метишь, ярл, - воины напряглись, ожидая кары Асмунду за дерзкие речи, но Гандальв судил иначе. - Впрочем, вреда в том не вижу. Хорошо если есть острые зубы - но ведь откушенное еще отстоять надо. Иначе колом в глотке застрянет. Такие вещи мало кто понимает. Если ты здесь - значит, не только секирой работать умеешь.
- Не Харальд один у жрецов мудрости набирался, - улыбнулся Альхеймсон, поняв, что покуда в добром настроении собеседник его. - Кто в кулаке одаль свою удержать сумеет, тому и править. Слаб ныне Харальд, расбросаны рати его от юга до севера, точно пальцы растопыренные. Дай согласие свое, Гандальв Серый на союз, затем я к тебе сам приехал, а не гонцов послал, что лично услышать твои слова.
Помедлил конунг с ответом, рукой бороду гладя, а после - на взглядом повел по дружине. Молвил негромко:
- Все вон. И, повернувшись к Асмунду, добавил: - А ты на лавку садись, в ногах правды нет. Побеседуем.
Воев упрашивать не пришлось - сами с глаз конунга утечь были рады. Лишь Асгейр задержался, на владыку поглядывая. Но не качнул Гандальв головой, позволяя остаться. Так и пришлось ярлу выйти со всеми.
- Не думай, Асмунд, что не оценил я твой храбрости. Да и дерзость такая мне скорее по нраву. Слишком много подлиз развелось, души мелкие в глаза тебя славят, а чуть что - предавать побегут. Нет таким веры. Впрочем, тебе - тоже нет. Сам я бывало земли чужие мечом отбирал, так что рядить кто там прав в вашей распре не стану. Раз сумел взять - так владей. Но, ежели вместе мы воевать будем, то как старшинство разделить? Скажу, что вести о деяньях твоих даже меня изумили, хоть крови на мне и не меньше. Зачем мне союз, коли не в силах я верить союзнику? Коли он лишь себя конунгом чтит, да за сталь дюже быстро хватется?
- Есть у тебя союзник добрый Неккви, он ведь тоже конунг, - юноша молвил, разгадать пытаясь, к чему клонит Гандальв. - Мы же с тобой родством кровным повязаны, оба от Хальвдана Белой Кости род свой ведем. К чему нам воевать, когда земли северные обширные нынче без законных хозяев остались. Себе я Вестфольд и Раумарики, Хейдмерк и Вингульмерк взять желаю, Агдирские владения отрезав от Харальда, и на разграбление Рагаланду и Теламерку их оставив. Пусть Асса старуха ими изведена будет! Тебе же обширные земли Гудбранда достанутся - владения богатые и немалые. Издревле несколько конунгов было в норвегии - один Харальд традицию эту порушить возжелал, да только не сдюжит он, властолюбие его его же и сгубит!
Замолчал на мгновение молодой ярл, а после добавил:
- К тому же и не прошу я тебя во всем доверять мне, да войска наши объединять. Каждый со своей стороны против врага общего выступит.
- Горячий ты больно, вот в чем беда, - Гандальв решил обойтись без обиняков. - Не будь мне по нраву такая решительность - просто кивнул бы, блюдя свою выгоду. Сейчас мне вестфольдские земли без надобности - владей, если что-то останеться. Мне ты покамест не враг, и то хлеб. Других хватит. Однако - ужель не гуторили тебе до меня, что бон дов пугать надо, а не изничтожать как сорняк до корней? Кем править-то будешь? Али - на земли мои заглядеться решишь?
Скрипнул зубами Асмунд, не по нраву ему были нравоучения новые - сначала Асгаут, потом Торлейв, Дунгаль, затем отец, - так, словно он дитя неразумное.
- В Вингульмерке наберу рабов крещеных, их жалеть нет никакой надобности.
- Думаешь, жизни учу? - видел Гандальв таких, как Асмунд. Гонору много, а опыта мало. - Значит - зря думаешь. Я не отец тебе, и не конунг. И любовь твоя мне без надобности. А только по своему разуменью скажу: коль правишь рабоми, будешь не властелином - надсмотрщиком себя ощущать. Стоило ль ради того из-под руки Харальда уходить. только название сменишь, а суть будет та же.
- Достаточно у меня воинов верных и среди свободных людей. На их поддержку уповаю. Каждый, кто Харальдом обижен - под мою руку придет. Мать его ведьму, что в поражении твоем при Хакадале виновна, тебе отдать могу, в знак союза нерушимого, - тему внезапно сменил молодой ярл. - Помнишь ли, что ее колдовство Хальвдана из-под земли вызвало. А знаешь ли, как то на самом деле было?
- Не на паскуду ту дохлую я в Хакадале смотрел, - ответил конунг. - Впрочем, коль знаешь - скажи. Про врага все вести ценны, ибо ум человечий хоть и изворотлив, да уверток у каждого небольшое число. Большинство повторят свои же прошлые хитрости.
- Обрядила старая раба своего в тряпье конунжие, да послала поперед войска, - бросил Асмунд. - Твои же молодцы до того перепугались, что страх их носом учуять можно было.
- Бонды глупы, - равнодушно ответил Гандальв. - А то, что кюна агдирская Хальвдана посмертно унизила, одежу его рабу худородному предложив - так то сердце мне греет. Мало ему мучений телесных в холоде Хель - пусть же и дух потерзается. Тех, кто предал меня - я покарал. А большинство все же домой возвернулись. Вот, что значит власть конунжья: бояться, но идут. Ко мне, не к соседу. Потому что знают: я с ослушниками крут, но ошибшихся приголублю. Слабым нужна стена, чтобы за ней прятаться. А бонды - слабы.
- За науку твою спасибо, Гандальв, - без усмешки поблагодарил конунга юноша. - Теперь же вот что послушай. Знаю я - собирает войска в Мере Неккви, с тобою вместе ударить готовится. Повремените с ударом этим недолго. До той поры, пока я Вингульмерк из рук рабов распятого не высвоожу, да весть вам не пришлю радостную. Тогда на врага нашего заклятого идите через Гудбрандсдалир, все дальше на север его тесня. Там остались еще люди, что Гудбранда помнят, да лишь из страха Харальду присягнули. Запрете в Транделаге конунга подлого - не сумеет кары он избежать заслуженной.
- Ладно ты говоришь. Но время нам дорого. Коли успеет Харальд силы свои немалые вместе собрать - тяжко в борьбе нам придеться. Но те христиане - и мне враги первые. Все они на свадьбе у Хальвдана были, руку его держали да над глупостью рода моего вовсю потешались. Слушай же: дам я тебе люд дополнительный, чтобы с Эйнаром да Хареком совладать. Эх, кабы дал Один шанс одним ударом двух этих воев прихлопнуть!
- Того и я сердцем всем желаю! Коли направит Отец Ратей руку мою против вероотступников - большей радости в жизни моей не будет! Но сколь много людей альвхеймарских со мною пойдет?
- Две сотни хирдманов на дело такое послать не жалко, - назвал число достаточное Гандальв.
- Буду я их ожидать в Раумарики, в усадьбе своей, конунг Гандальв, теперь же позволь покинуть дом твой гостеприимный.
- Чего торопишься так? - Удивился слегка владыка альвхеймара.
- Скоростью да неожиданностью врагов наших я одолею, - отвечал Асмунд. - И месяца не пройдет, будет моим Вингульмерк. Жди знака, родич! Знака победы моей славной!
Улыбнулся лишь ему вослед старый конунг, ярл же как дом покинул, так воинам своим повелел обратно возвращаться.

Гиллисберг.
(вместе с Анж и Тельтиаром)

Уж недолгий путь оставалось проделать братьям с дружиной их – ровно треть того пути, что уже проделали они, было ныне до Гиллисберга. И вскоре вправду показались перед ними владения Эйнара Губителя Заговоренных, ярла Вингульмерка, за то получившего прозвание свое, что одолел некогда Заговоренных сыновей Гурмира Кривого.
Уставшие за версты дороги нелегкой, с переправами да перевалами, были рады посланники оказаться наконец в Гиллисберге, где не откажут им, верно, в приюте, отдыхе да угощении. Возле усадьбы Эйнара ярла спешилась дружина, Халльвард обождать велел воинам, а сам же с братом на крыльцо взошел.
Встретил братьев слуга, да повёл их прямиком к Эйнару, полагая справедливо, что таких гостей не след заставлять ждать. Вошли посланники конунга в зал, где Эйнар находился. Гости, что недавно прибыли, в ведении Сигрун были и поэтому с ярлом сейчас не находились.
- Приветствую вас,- обратился Эйнар к юношам.
- Мир тебе и дому твоему, славный Эйнар, - поклонились братья в пояс ярлу. Далее же выступил Халльвард вперед, по праву старшего, и рек:
- Послание привезли мы от Харальда конунга. Обеспокоен он тем, что крещения проводит досточтимый Эйнар, и посылает нас с братом да дружиной посмотреть, добром ли люди креститься идут, да как проходят обряды эти.
Не отразилось на лице Эйнара никаких эмоций, да только вспомнил он друга своего не так давно произнесённое предупреждение, но всё равно не жалел ярл о содеянном верил он, что дело правое творит, тем более что крестились все добровольно.
- Рад я, что конунг про нас не забывает. Правда опоздали вы, посланцы, окрестили мы ещё вчера людей, да завтра причащение будет, вот и посмотрите, как у нас всё происходит.
- Огорчится, верно, Харальд-конунг, узнав, что не успели мы к крещению сюда добраться, - вздохнул Халльвард. - Но дорога неблизкая была, трудно в пути приходилось... Что же, тогда остаемся мы, и благодарны будем, если скажет нам ярл, где нам с дружиной разместиться можно.
- Рады мы гостям, воинов в поселение расположите, а сами в гостевую комнату пожалуйте, вот, слуга вас отведёт и всё покажет.
Взгляд Эйнара стал задумчивым, ярл погрузился в свои мысли, видно, решив для себя, что разговор пока окончен.
Поклонились снова братья, Эйнара поблагодарили, да последовали за слугою.


- Главное – случайно Оттара не встретить здесь где-нибудь, - Халльвард произнес, когда ко сну они уже готовились. – Узнать может он да неладное заподозрить. Здесь мы в гостях все же, коли в худом уличат – никто за нас не вступится.
- Правда твоя, - Сигтрюгг кивнул, - и потому вдвойне осторожнее надо нам быть, особенно с тем, что задумали мы.
Ранним же утром встали оба да вышли из усадьбы, тихо, чтоб хозяев не будить. С собой нес Халльвард мешочек тот самый, где склянка с зельем была. Но не получилось у братьев тайно пройти до дома того, где все для обряда мерзкого подготовлено было – на другой стороне улочки заметил их кто-то, рукой замахал, мол, "сюда!" приглядевшись, узнал Сигтрюгг гонца бывшего, Кьярваля.
- Каким ветром вас занесло сюда? – поздоровавшись, парень спросил.
- Послание привезли Эйнару от Харальда. Остаться сбирались мы, посмотреть, как в новую веру людей обращают, - так сказал ему Халльвард.
- И верно, оставайтесь, - улыбнулся гонец, - может, и сами надумаете христианство принять.
Переглянулись братья, поморщились.
- Там видно будет, - постарался Сигтрюгг ответить, чтоб не обидеть юношу ненароком. – А ты куда в ранний час такой направляешься?
- Послал меня Харек, чтоб посмотрел я, как приготовлено все для причастия, да со священником переговорить.
Мысль вдруг Сигтрюггу пришла, что удача вновь им возможность предоставляет такую, которой может потом и не представиться. Едва заметно тронул он за локоть брата, а сам с притворным оживлением у Кьярваля спросил:
- Можно ли и нам с тобой пойти? Уж больно охота на предметы чужеземные посмотреть, узнать хоть, что нужно для обряда диковинного.
- Да не так много и нужно всего, - со смехом тот отвечал, - но пойдемте же, покажу вам как убрано там все.

Вместе вошли они в церквушку, снаружи небогатую, а внутри убранную чисто, опрятную. На стенах деревянных иконы были повешены да образа. С некоторых одно и то же лицо смотрело - мужчина с темной бородой и глазами печальными необыкновенно.
- Это и есть Белый Бог? – то Халльвард спросил, на одну из икон указывая. Сигтрюгг в это время уже мешочек развязывал тайно, за спиной брата стоя.
- Он и есть, Иисусе Христе, - юноша отвечал. – Тот, что на кресте страдания принял за народ свой.
- И народ этот теперь трупу распятому поклоняется? - резко Халльвард ответил. Помрачнел гонец, понял, что не согласны и не согласятся с ним братья насчет веры истинной.
- Не вам судить об этом, молоды еще, - произнес он. Хотел было о н уйти, разговор на том окончив, да Сигтрюгг вопрос ему задал:
- А для чего эти два кувшина, что возле алтаря стоят? Что в них такое?
- Кагор внутри, вино священное, - отвечал юноша. – Для причастия нужно. Чтоб каждый глоток сделал – но из того кувшина, что поменьше, Харек Волк сам пить будет, да Эйнар с Сигрун, да другие владетели знатные, а из того, что побольше – бонды и воины прочие, вроде Оттара нашего…Ладно же, мне в ту келью постучаться надо, что за алтарем, а вы идите, не задерживайтесь тут.
Но чуть только повернулся Кьярваль, Сигтрюгг почти все зелье, что было в пузырьке, вылил в большой кувшин – и тут же руку убрал. Но гонец не заметил ничего, и вышли братья из церкви не уличенными и полностью уверенными в том, что выйдет у них все ладно на этот раз.

Солнце уж высоко поднялось, когда стала толпа огромная собираться да к церкви подтягиваться, где уж священник был да помощник его – отрок, в рясу облаченный, почти такую же, как у самого священнослужителя. Братья стояли чуть поодаль от крыльца, за спинами от глаз Оттара скрывшись – а самого же Оттара обоим было видно превосходно. В середине очереди долгой стоял херсир, и заметно было, что тревожно ему: по сторонам он оглядывался, и казалось Халльварду, будто знает Рваный, что здесь они, и выглядывает их теперь.
Но на самом же деле Оттар и не видел их вовсе, а беспокойство его тем было вызвано, что потемнело снаружи - густые тучи вдруг на солнце набежали и почти скрыли его от глаз. Волновался Рваный, тревожно было на душе его, ведь совсем недавно крещение принял он, уговорам Харека поддавшись, да величие веры новой и красоту ее увидав. Избрал он покровителями своими Святых Микласа и Георга, отрекся от Тора и Одина. Впервые на причащение шел, крест на груди сжимая, столь похожий на молот Громовержца, и столь отличный от него в то же время, а тут – тучи черные, Тора могучего предвестники. Недобрым знаком казалось это херсиру, да и не только ему, но и всему народу – уж и шепот испуганный слышался со всех сторон, мол, старые боги гневаются за то, что изменили им люди Харека и остальных тоже изменить заставили.
Но все стихло, как только начал священник читать книгу, что в руках держал. Долго длилось чтение, но Халльвард, сколь ни учен был грамоте, так и не смог ничего уразуметь. Потом же отдал отроку книгу священник этот, вошел в избу и возвратился, ту самую чашу неся и на тарелочке-дискосе кусочек то ли хлеба, то ли не хлеба, но чего-то похожего сильно.
- И сказал он: "Примите, ядите, сие есть тело мое", - громко возвестил жрец Белого Бога. – И взяв чашу, подал им и сказал: "Пеите от нея вси, ибо сие есть кровь моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов".
Гром прокатился далеко в небе, вздрогнули люди многие, зашептались снова. Но обвел Оттар взглядом строгим дружину свою, и вновь все замолчали, только на небо глядеть стали, но не священника, ожидая, что вот-вот гроза разразится. А тот продолжал вещать:
- И сотвори убо хлеб сей честное тело Христа твоего. Аминь. А еже в чаше сей, честную кровь Христа твоего. Аминь. Преложив духом твоим святым. Аминь. Аминь. Аминь.
- Зачем он повторяет это все? – недовольным шепотом Сигтрюгг у брата спросил. – Или думает, что если им один раз сказать, то они не поймут?
- Не знаю я, - пожал Халльвард плечами. – Ты дальше слушай…поет он.
И правда, пел священник громким, глубоким голосом, обращаясь к богу своему. Люди же внимали сначала, а после некоторые тоже петь стали, хоть и не знали слов.
- Заклятье накладывает, не иначе, - возмутился Сигтрюгг, забыв голос понизить. Тут же обернулся стоящий впереди него муж, грозно взглядом его окинув.
- Придержи язык, юнец, перед лицом слуги божьего находишься!
- Не гневайся на него, - Халльвард нашелся, - впредь молчать будет брат.
Сигтрюгг усмехнулся тихо, но кивнул, и воин отвернулся от них. А в то время уж Харек к чаше подходил, с руками на груди скрещенными, правая поверх левой.
- Прими же тело и кровь Христовы, - священник сказал ему, и отпил Волк из чаши, и вкусил просфоры, а после священную чашу поцеловал. Затем Эйнар сам, ярл Вингульмерка его сменил, за ним и Сигрун, и Гиллеад…
Кинул взгляд быстрый Халльвард на брата . Скоро узнают они, каково действие снадобья Торхильды – черед воинов теперь пришел.
- Иди, снаружи затаись да лук возьми, чтоб наверняка. Если не возьмет зелье сразу проклятого Оттара, застрелишь его, как из церкви выйдет.
Кивнул Сигтрюгг и бросился из церкви. Пожалел Халльвард, что, может быть, лишнее внимание они к себе привлекли, да только задание выполнить любой ценой было нужно.
Вот и пригубил из чаши Оттар, на шее которого ладанка висела христианская, вот и в сторону отошел…
Поначалу херсир и не почувствовал ничего. Но несколько минут прошло – и слабость в ногах да резь в желудке его подкосили, и рухнул бы он на колени, если бы о стену не оперся. Обратились на него взгляды испуганные. Шатаясь, Оттар, чье лицо бледнее полотна было, к выходу из церкви направился, но дойти не сумел. У самого входа упал он, и вино отравленное вместе с тем, что до этого съедено было, из себя исторг, и верно, потому не погиб. Бросился к нему кто-то поднимать его – а ведь из чаши уже и другие испить успели. Еще кто-то, побледнев, рухнул, словно подкошенный – но тому чужая помощь уж не нужна была. Суета поднялась да сумятица, ругался кто-то, кто-то уж и на священника самого драться полез, а другие – защищать его.
- Знак то! Знак, что отступники все кару от богов правых получат! Кару жестокую! - Старик прокричал, что до этого в церкви стоял в шляпе широкополой, хотя следовало с головой непокрытой в нее входить, да только до поры не обращали на него внимания. - Отрекитесь от бога лживого! Бога рабского! Иноземного!
- Не бывать тому! - Воин русобородый прокричал. - Молчи, жрец, прошла власть твоя! Нечего тебе делать в доме божием!
- Отрекитесь, именем Одина вас заклинаю!
Утонул крик старого жреца в плаче и стенаниях, в хрипах предсмертных. Немилосердной смерть была, в тяжких мучениях умирали успевшие причастится, пол дубовый ногтями скребя, в агонии извиваясь прощались они с жизнями, да молитвы произнося предсмертные. Слышал ли их Белый Бог?
- Отравлена кровь бога вашего! Не руда, яд смертельный в жилах его течет! Яд коварный из уст его извергается!
Бросился кто-то на жреца, с ног его сбил, головою о подсвечник резной ударив при падении, да свечи все опрокинув – благо пламя дальше не перекинулось, погасло. Да после нагнулся христианин к груди старика, вздохнул облегченно, сердца биение услышав – не совершил значит греха тяжкого, не сотворил убийства в доме господнем.
Бледным было лицо Эйнара однорукого, когда глядел он на то, что случилось в день этот священный, лик же Харека суров оставался и сдержан, не показывал горя своего ярл, не говорил слов ненужных, да только подозрение, что давно еще в душу его закралось, сильнее стократ стало. Супруге велев подле Эйнара оставаться к выходу направился.
Отара же вывели под руки из церкви, на воздух свежий. Халльвард побежал следом – ведь должен был стрелять Сигтрюгг сейчас. На крыльцо выскочив, хельд огляделся, нигде брата не видя…но вот мелькнуло что-то между деревьев там, за церковью.
"Только б не подвела стрела отравленная!" – взмолился Халльвард. И вот услышал он свист – то смерть на кованом клюве-наконечнике воздух рассекала.
Точно в медную ладанку вонзилась стрела – и застряла в ней.
- Оттуда, оттуда стреляли! – завопил кто-то из тех, что с Оттаром были рядом. Сам же херсир, похоже, и не замечал, что снова его убить пытались и снова его смерть стороной обошла – как стоял людьми поддерживаемый, так и рухнул, едва только в погоню спутники его бросились.
- Беги, брат! – Халльвард крикнул что было сил. Авось и успеет скрыться Сигтрюгг, не зря же дружина его Быстрым прозывала за глаза. Но выдал себя тем самым хельд, и именно его первым схватили. Повалили наземь гриди крепкие, руки заломили, да связали кушаком.
- Собак за вторым пошлите! Скорее, покуда не ушел! - Харек Волк приказал. Единственный он спокойным внешне казался, да что делать людям указывал, панике не поддаваясь. Хоть и болело сердце его за погибших безвинно, но понимал ярл, что не время для скорби сейчас – поймать злоумышленников необходимо, во что бы то не стало.
С лаем яростным бросились псы по следу Сигтрюга, а за ними и люди из дружины эйнаровой. Парень же, едва только услышал Халльварда крик, опрометью оттуда бросился в противоположную сторону. Корни деревьев, словно нарочно, вырастали вдруг из-под ног, ветки хлестали по лицу, но Сигтрюгг не останавливался, и вдруг...
"А Халльвард как же?"
Как вкопанный стал он на месте. Брат, выходит, спас его, а он теперь его бросает? Верно, Халльварда поймали уже - так не вернуться ли, не сдаться ли самому? Заслышал он голоса людские, вдалеке, но приближались они вместе с лаем собачьим. Сигтрюгг достал стрелу из колчана, наложил на тетиву ее, потом повернулся и снова бросился бежать.
С лаем псы за ним гнались, чуяли страха липкого запах, с поводков рвались, едва ли псарей на землю не роняя. Повезло еще Сигтрюгу, что снег сошел весь, следов не оставалось за ним, да ведь не нужны собакам следы. Все ближе лай раздавался.
Оборачиваясь на бегу, почти наугад, выпустил он две стрелы - чувствовал, что догонят, и хорошо если на куски не разорвут. Но просто так сдаться преследователям он не мог, оставалось еще желание скрыться, затаиться, а после и брата вызволить попытаться...коли того в живых оставят. Предательски скользила земля под мягкими подошвами сапог, и дыхание сбивалось, заставляя задыхаться.
Взвизгнула где-то позади собака, брань послышалась, но не сбавляла темпу погоня. Вот уже справа в чащобе силуэты преследователей появились, что на перерез шли. Слишком молод был еще Сигтрюг, не мог в беге долгом с мужами взрослыми состязаться.
Увидев, что уже рядом те, кто гнался за ним, Сигтрюгг в другую сторону от них метнулся, облегчая задачу тем, кто сзади него находился. Поздно понял юнец, что окружают его, и что дальше бежать уже смысла нет - да и сил тоже нет, покинули его силы. Близка уж была погоня, когда упал, обессилев, он на колени, едва дыхание переводя - во рту привкус крови стоял, тяжелый, железный, солоноватый; а грудь, вздымаясь, отзывалась хрипом...Все. Вот уж они.
Огрел его по голове кто-то, наземь сбивая, да последнее что услышал юноша было:
- Вот стервец, хорошего пса подстрелил! Кто мне теперь заплатит?!

Немного минуло с той поры времени. К вечеру уже отпели и погребли людей ядом коварным погубленных на кладбище возле церкви новом. Всю ночь священник у алтаря отстоял, грехи убиенных замаливая и защиты прося у господа, дабы не дозволил он более дело черное такое сотворить в церкви.
Неспокойно было ночью этой в Гиллисберге. О том шептались, что херсира Оттара убить хотели, и оттого столько народу потравили, а сам херсир жив остался.
- Чудо господнее! - отрок, что при священнике был, сказывал, увидав, что в ладанке стрела застряла. Бонды, что рядом были весть эту разнесли по деревням окрестным, о силе Белого Бога говоря, да о том, что защищает он истово верующих от гнева старых богов. Многие в тот день крест принять захотели.
Жрец же с головою перевязанной наоборот призывал иноверцев изгнать, да ярла свергнуть. Припоминали старики, как еще до рождения их франкский правитель Карл саксов крестил железом каленым, да причащал кровью их же, из жил спущенной. Говорил жрец и о том, как хотел Карл данов принудить крещение принять, да не подчинились ему воины славные. О походах славных в ту ночь говорил жрец, о монастырях разграбленных и сокровищах добытых, о том, что если бы не лезли служители бога лживого в земли северные, то не лилась бы кровь так обильно.

Когда бросили в темницу Сигтрюгга, не сразу он пришел в себя. Когда же глаза он открыл, то лицо брата увидел, над ним склонившегося.
- Что же ты скрыться не сумел? – горестно Халльвард вопросил. – Или зря кричал я тебе, зря предупреждал?
Поднялся на локтях Сигтрюгг, с трудом собравшись. Голова болела – видно, крепко ударили его вчера…или то не вчера было вовсе.
- Помедлил я, признаюсь, - младший Вебьернссон вздохнул. – Когда бы ты у них в руках не остался, я бы сбежал, как ветер бы несся отсюда, шкуру свою спасая. Только можно ли брата родного в беде оставить?
Улыбнулся Халльвард печально. Лицо его бледным было, бледнее даже, чем обыкновенно.
- Значит, смерть вместе принимать будем.
- Убьют, считаешь? – Сигтрюгг сел, к стене холодной прислоняясь.
- На жизнь херсира покушались мы, а это проступок серьезный. Спасти нас только то и может, что не убили мы Отара. Да и еще может придумаем что-нибудь, вывернемся…
Помолчал младший.
- А все Асгаут ведь виноват, - произнес он наконец сквозь сжатые зубы. – Вздумалось ему со своими врагами через нас расправляться, вот и расплатимся теперь за него, всем, что есть у нас расплатимся, как пить дать!
- Тихо…слышишь, идут?
Раздались шаги под дверью, вошел в темницу сырую Эйнар сам, да с ним вместе и Харек ярл.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 17-06-2007, 21:24

Раумарики. Дунгаль Краснобай

Дунгаль Краснобай не в первый раз уже замечал, что следит кто-то за ним, куда бы не пошел он, все время на спине своей взгляд чей-то чувствовал. Вот и сейчас, из дальней избы, где Эльдис воины стерегли, возвращаясь, заприметил он силуэт чей-то. Изловчился Дунгаль, рванулся вперед, за угол свернув – успел различить плащ серый, что на человеке убегающем был, да заметил, как о гвоздь торчащий из стены плащ тот ободрался.
Нашли гриди, Краснобаем посланные, того, кто в плаще драном по деревне расхаживал уже к вечеру. Магни то оказался, Хрерика берсерка человек.
- Что же ты здесь остался, когда ярл наш и хельд твой в путь отправились? - Дунгаль у юноши спросил, прищурившись подозрительно, словно мысли читать собирался сокровенные, а не просто допрос вел.
- Свои причины на то у меня были, славный херсир, - ответствовал Магни, страха не выказывая. - Жрецу я Торлейву раньше служил, да по воле его многих Альвхеймарцев в жертву Асам приносил. Вот и испугался, что могут признать меня, а тогда – лишь навредить я мог делу Асмунда.
- Асмунд и сам пощады к воям Гандальва не выказывал никогда, он же не испугался, что его признают, - не поверил словам юноши Дунгаль.
- Так то ярл, а то я, воин простой. Кто бы со мной там считаться стал?
Призадумался тогда Краснобай, было зерно истины в словах жреца недоученного, да только главного вопроса это не проясняло.
- Зачем же тогда за мной следил ты все эти дни?
- Сказать тебе хотел, почему остался, да на глаза показаться боялся, думал – трусом ты меня назовешь, херсир. Вот и ходил за тобой тенью.
- Сдается мне, не все ты сказал.
- Да только добавить нечего мне, - покачал головой Магни. - А верить или нет, то уж тебе решать, Дунгаль славный.
- Убирайся с глаз моих, еще раз увижу, что за мной идешь – прикажу в темницу бросить.
Поклонился до земли юноша, поспешил приказание херсира исполнить, про себя радуясь, что сумел тайну сохранить, Асмундом ему порученную, хоть и не удалось прознать, что за секрет такой есть у Дунгаля, раз он Харальда возвращения не боится.
Дунгаль же слугам своим пуще глаза повелел за Магни следить и прознать, чего тот на самом деле желает.

Раумарики. Асмунд Кровавый

Радостный возвращался в Раумарики Асмунд ярл, улыбался все, да коней не гнал опрометчиво – сделано было дело важное, союз заключен с Гандальвом Серым. И пусть много ему пообещал сын Альхейма, да только не многое исполнять собирался – в руках своих все земли срединные сжав, намеревался он и Гудбрандсдалир под себя подмять, а там – быть может удастся и альвхеймарского конунга с престола сбросить. Чем не победа великая? Коли уж Харальду предначертано править Норвегией, так чем он, Асмунд, хуже? Тонко вьется нить Норн – любой удалец ее перерезать может, коли не побоится. Вот и хотел Кровавый Ярл, чтобы глотки друг другу перегрызли два волка – черный с серым, - а ему лишь добычу собрать осталось бы.
Высоко развевалось знамя с черепом волчьим, в знак предка своего, Хальвдана Белой Кости такой стяг избрал Асмунд ярл, под таким знаком и править жаждал как конунг полновластный.
Споткнулся конь, тряхнуло ярла молодого, боль резкая по щеке саданула, да позади крик раздался – обернулся Асмунд, увидал, как руки вскинув, дружинник его со стрелой в груди с коня валится. Ладонью по щеке провел – влагу теплую почувствовал. Оцарапал наконечник щеку ему, но стрелок-то в глаз целился.
Крики раздались злые, выхватывали воины мечи, копьями потрясали, луки натягивали.
- Выходи, трус! Покажись! - Закричал Асмунд, по сторонам глядючи, ворога ища коварного. - Где ты?!
Появился тут из-за дерева человек доспешный, на лук свой опирающийся, да припадающий на ногу правую. Был он космат и грязен, да видом свиреп. Взгляд его с ненавистью по людям асмундовым скользил. Хотели гриди клинками его пронзить, да остановил их жестом властным ярл.
- Бережет тебя Локи, как я погляжу, Асмунд Кровавый, коли от стрелы моей спастись сумел, - сплюнул воин.
- Кто ж ты такой, что на ярла законного в землях его нападаешь?
- Уби с Роскильде зовут меня! Верный сын Дании и воин, что клялся служить Хареку Волку, - отвечал хромец, выпрямившись гордо. - Из той деревни я, что ты повелел огню и мечу предать!
- Мести ищешь? - Усмехнулся Асмунд, взглядом ворога нового смерив. - Ты калека, способный лишь из засады бить. Не хватит у тебя сил ни с одним из людей моих в честном бою сразиться, а со мной и подавно.
- А с тобой, ярл, и не надобно мне, - молвил Убби, лук свой крепкий в сторону отбрасывая, да секиру из-за спины доставая и меч короткий в руку левую беря. - Тебе Один судья будет за деяния твои. Битвы я ищу с Хрериком, убийцей бесчестным!
Смех, подобный грома раскатам, раздался – то берсерк могучий от души рассмеялся над вызовом таким, а вслед за ним и другие воины смех этот подхватили. Давно потехи такой враги у них не вызывали.
- Рассудок твой, вижу я помутился, - Асмунд бросил, на Хрерика взгляд переводя, да тот оскалился лишь. - Но у мести священной на пути не стану я вставать. Коли действительно прав ты – так боги тебе помогут берсерка одолеть, а коли умрешь в бою, так значит за мной правда была! О том я Асам Светлым сейчас говорю!
Спрыгнул с коня Хрерик, плащ черный с плеч сбросил, в кольчуге крепкой оставшись да шлеме с мордой звериной. Медленно меч свой острый из ножен достал, навстречу пошел врагу наглому. Был он на голову выше дана, да здоров и силен, но Уби его не боялся – после разговора с человеком странным в лесу, он до конца осознал, что жизнь его более смысла не имеет и не найдет он счастья, если как зверь затравленный станет убегать от врагов да прятаться – вот и решил сам на битву выйти да судьбу испытать. Вернулся в деревню свою разоренную, доспехи и оружие из схрона достал, от людей узнал какой дорогой Асмунд в Альвхеймар уезжал, поджидать его остался в чащобе лесной.
- Асы нас рассудят, - тихо проскрежетал он, маску железную на лицо опуская.
- Скоро уже ты с ними свидишься! - Проскрежетал берсерк, в два шага расстояние разделявшее их преодолел да удар нанес тяжелый – на топор принял клинок берсерка Уби, отвел смерть железную, и сам мечом ударил. Скользнуло лезвие по кольчужным чашуйкам, некоторые разрывая, но не сумел до плоти Хрерика достать. Отскочил, ногою здоровой отталкиваясь, дан, на колено припал, клинком коротким меч великана вновь в сторону уводя и топором в живот тому ударил. Обухом пришелся удар, звенья стальные смяв до хруста костей, отступил на шаг воин могучий, дыхание перевел, и снова на врага ринулся.
Поднялся тем временем Уби, стал медленно по кругу обходить врага, удары его крепкие отводя то одним, то другим своим оружием. Мелькнуло лезвие топора, с силой в погрузилось в плечо берсерку, железо кольчужное разрубая, да тут рубанул сверху мечом своим Хрерик, топорище деревянное надвое перерубил, а рукою раненой лезвие из раны вырвал, рассмеялся. Не чувствовал он боли уже в азарте боевом, лишь крови врага своего жаждал. Перехватил топор за обрубок рукояти, метнул в датчанина – не успел увернуться Уби, тупою стороною прямо в маску шлемовую удар пришелся, вмял ее, кости ломая. Из носа, из губ разбитых кровь потекла.
Утерся дан, отступил на шаг, за противником наблюдая – оставалось ему лишь на меч свой теперь надеяться, да не собирался сдаваться он, покуда не исполнит задуманного. Видел он, как берсерк на него бросился, клинок занося обоюдоострый, клинок, что крови Хрольва испил, видел и сам навстречу подался врагу смертельному.
Мелькнуло лезвие широкое, опустилось со свистом – уклонился от него Уби, все силы свои в один удар вложил, звенья кольчужные на груди берсерка распарывая, в сердце самое клинок свой погружая. Вышло лезвие из спины Хрерика, сотрясся он всем телом, выпустил меч из ладони ослабшей. Попытался обхватить дана, хребет ему сломать, да оставили уже силы его. Кровь изо рта его хлынула. Сбросил с себя тело великана Уби, вырвал меч из раны и полоснул по горлу противника:
- То месть за Хрольва Рыжего! - Прокричал датчанин, руки к небесам вскидывая, да добавил вполголоса: - Одно мне неприятно, что в чертоги Валгаллы ты отправишься, а не в царство Хель мрачное.
Обернулся к Асмунду воин победивший, вздохнул тяжело:
- Видишь ты теперь Асов Светлых волю, Асмунд ярл? Я берсерка твоего убил, но другой придет вместо меня и тебя самого жизни лишит за все твои злодеяния.
- Боги на моей стороне! - Страх с яростью смешался в голосе ярловом, взглядом бешеным смотрел он на воинов своих, в ожидании застывших, а после крикнул: - Где же это видано, чтобы хромой воина здорового одолел?! То все Локи коварство, да подлость! Убейте его!
Не пришлось дважды просить дружинников, что за гибель Хрерика и без того злы были – запели стрелы песнь погребальную. Вонзились в грудь дана храброго, что гордо смерть встретил, убежать не пытаясь. С улыбкой принимал он удары копий брошенных, да так и рухнул рядом с берсерком им погубленным.
Сам Асмунд мимо проезжая копье воткнул уже убитому в спину.
- Хрерика сжечь, а эту падаль на поживу волкам оставьте!
Не стал более оборачиваться ярл, не хотел смотреть, как доспехи и одежду богатую с предводителя своего сдирают гриди. Как бранятся и дерутся за каждую вещь. Как были они разбойниками, так и остались. Одно хорошо – что верны ему были, а не кому либо. Пропала радость от союза заключенного, страх в сердце поселился – что если действительно воля богов то была? Что если за предательство смерть ему Асы пророчат? Но нет, теперь, после убийств стольких не собирался на поклон к Харальду идти. Дело, что начал – до конца полон решимости довести был.

Гиллисберг.
(Анж, Тельтиар, Hellish Cat)

Грозен был в гневе Эйнар, вот и сейчас омрачала его чело ярость. Но не слепое это чувство было, контролю не поддающееся, а льдом от неё веяло. Понимал ярл, что не просто так братья, конунга посланники, на Отара покусились, и важно было Эйнару до правды докопаться, понять, кто гостю его зла желал. Открыл он дверь в темницу да вошли они с Хареком, чтобы уж без приговора отсюда не выйти.
Поднялись братья им навстречу, Сигтрюгг, слабости все еще подверженный, за локоть брата держался. Без страха, без капли сомнения в глазах встретили они тяжелый взгляд ярла.
- Опозорили вы конунга братья, он вам доверил поручение, а вы, законам гостеприимства пренебрегши на другого гостя моего покусились. Пришло время ответ держать.
Говорил ярл, точно валуны с утёса сбрасывал - слова его, будто каждое по отдельности и в речь осмысленную не связанные об пол ударялось, словно сердце в груди стуча.
- Не в первый раз уже вы Оттара сгубить хотели, - Харек добавил. - В первый раз заприметил он отроков, когда стреляли в него, ныне же понятно стало, что отроки те - вы двое. Но ныне вас ярл ваш не защитит от суда правого. Большой грех на себя вы взяли. Людей невинных в церкви, в Доме Божьем погубили.
- Что ответите на слова ярловы?
- Хоть и невинны были они, а все же прислужники чужого нам бога, - сурово Халльвард отвечал, сквозь зубы и с яростью на Харека глядя. Видно было, что не скажет он больше ничего...но и тут Сигтрюгг вмешался.
- Не было у нас другого выхода, - поведал он. - Страшный выбор перед нами стоял, между двумя смертями, одна другой хуже.
- Убили вы людей этих за то лишь, что крест приняли? - Грозно брови сдвинул Харек Волк.
- Не украшает мужа нетерпимость, Халльвард, ничего она ему не добавляет, только уважение он так потерять может, вера тут не причём. Тот, кто убивает беззащитных, недостоин воином называться,- Эйнар не удержался. Покоробили слова юноши его. А вот то, что младший брат молвил, очень заинтересовало,- да нет, Харек, видно не по своей воле пошли они на этот шаг,- грозно посмотрел на старшего брата ярл, но обратился к младшему,- что же за угроза над вами нависла?
Халльвард украдкой на брата глянул - и в самом деле, что это за угроза такая, о которой ему самому неведомо? Но виду хельд юный не подал, что не знает, о чем брат будет говорить.
- Вы уж знаете, наверное, что харальда-конунга мы родичи дальние. Отец наш в дружине Гандальва Серого состоял, но после того, как убили его, мы к харальду на службу перешли, - тут перевел дыхание Сигтрюгг, и тутже продолжал невозмутимо: - Брат же отца, а наш дядя, Ульвбьерн, верен Гандальву остался и недоволен тем, что власть Харальда над нами теперь. И задумал он недоброе. Двоих братьев наших младших держит он в имении на острове, как заложников - жизнь их напрямую зависит от того, сумеем ли мы сотворить то, что Ульвбьерн приказал или не сумеем.
Только тут и понял замысел брата Халльвард, подтвердить решил слова Сигтрюгга:
- Но поймали нас, и теперь, видно, погибнет и Трод, и Торгейр...Слава богам, что погибла уж мать, что не увидит она того...
Смахнул Сигтрюгг слезу набежавшую, а Халльвард после слов своих взгляд потупил и вздохнул тяжело.
Нахмурился Эйнар. Не понравилось ярлу братьями сказанное. Да не в истории дело было, а в том, как они её рассказывали. Знал по себе Эйнар, да по друзьям своим, чтобы перед другими мужами, особенно если старше они, душу свою раскрыть, да ещё и слезу пустить, что-то новенькое в этом было. Руку вторую ярл готов отдать был что дело тут не чистое. Но не показал ярл братьям виду, что в словах их сомневается.
- Вот как, дело скверное,- отвернулся он от допрашиваемых, да взглядом пронзительным в глаза другу глянул, мысли его угадать пытаясь, отражение своих увидеть.

Продолжение.

Сурово смотрел на меньшого брата Харек, взвешивал слова его, да понять пытался - правду говорит, или же лжет:
- То, что верен ваш дядя Гандальву, то значит - в сердце владений конунга Харальда ворог подлый прячется, да другой вопрос у меня - зачем ему Оттара губить было? В чем польза альвхеймарцам от смерти херсира моего будет?
- Альвхеймарцам, может, и никакой, - развел руками Сигтрюгг, - а только Ульвбьерн, похоже, старые счеты к Оттару рваному имеет, во всяком случае, из слов дядиных нечто похожее следовало. Хотя в точности что он говорил про Оттара, я и не упомню уже...А еще, видеть, недлишним казалось ему то, чтоб раздор и смуту посеять в рядах соратников Харальда, ему ненавистных, от обрядов христианских народ отвратить да ненависть его пробудить тем самым к Хареку да и к тебе, Эйнар. Затем-то и яд в вино для причастия добавлен был..
«Не помнишь, говоришь, ну-ну. Это как же можно не запомнить всё, что с жизнью братьев связано. Толи братья тебе, юнец, не так дороги, то ли лжёшь ты мне, вокруг да около меня водишь».
- А откуда вы прибыли, - резко меняя тему разговора молвил Эйнар.
- На острове Хисинг владения отца нашего покойного находятся, - не понимая, зачем нужно Эйнару знать то, отвечал Халльвард.
- И прямо оттуда вы и направляетесь?- с невинным и незаинтересованным видом, как-то даже рассеянно продолжил ярл.
- Из Сарасберга мы сейчас, - Сигтрюгг так все объяснял, словно очевидным это было. - Неделю тому назад или чуть ранее возвращались мы с острова, где пираты обосновались, сокровища пиратские, нами добытые, везли Харальду. да вот и решили завернуть по пути к Хисингу, там-то и встретил Ульвбьерн нас...и с тех пор, как вернулись мы обратно, во владения конунга нашего, не было нам покоя.
Что же вы сразу все как есть кюне не поведали? - Харек спросил тогда. - Деяния бесчестные делать стали. Неужели думали, не найдется управы на лиходея?
Взглядом недоверчивым оглядел братьев Харек, а после сказал Эйнару тихо:
- Будь Харальд в Сарасберге, не прошло бы такое даром, а сейчас там Асгаут ярл, его потешит лишь известие подобное. Да и не верю я им, хоть и складно бает мальчишка, а сердце мне говорит - не всю правду он расказал, ох не всю.
- Прав ты, друг,- ярл отвечал,- полон и я сомнений. Мнится мне, будто и вовсе неправду говорят они. Да только надо нам, верно, прикинуться, что верим мы им. Тогда если вновь на Отара нападение случится, а, верно, так оно и будет, ведь не смогут они дела не сделав из Гиллисберга уехать, сможем мы из них хоть всю душу вытрясти, но до правды дознаться.
- Твоя правда, - Волк тихо сказал. - Да только если отпустим их, подозрительно это будет. Старшего с собой я в Ранрики заберу, да завтра уже двинусь - довольно уже погостил у вас, довольно воины мои ваше радушие испытывали. А там продержу его, покуда Харальд конунг не вернется пленником у себя. Младшего же ты оставь в Гиллисберге. И человека послать надобно на Хисинг остров, поразведать что за обиду дядя их к Оттару имеет и имеет ли.
- Верно говоришь, хоть и жаль мне с тобой расставаться, да причины для этого веские. Надо подержать их здесь ещё немного, пока мы гонца посылаем, а потом выпустим, пожурив по-отечески,- хитро сощурился ярл, на посланников не смотря, думал он о том, что если кто братьям Отара убить повелел, не услышит он ещё долгое время о своих планах исполнителях.
Услыхали братья слова Харека, опечалились - разлука долгая и тяжкая им предстояла, ведь неведомо было, когда Харальд вернется и когда вновь свидятся они. Может, и последний день им вместе провести предстояло - что угодно произойти могло

Гиллисберг. Харек и другие

Унялись все же беспорядки в Гиллисберге, не посмел никто открыто против ярла выступить, хоть и призывал к тому седобородый жрец, да только разговорами все и ограничилось в тот день.
Харек Волк же к отъезду готовился, припасы воины его собирали, обозы грузили, снимались со становища – неделю целую провели они у Эйнара, пора было дальше идти, в Ранрики. В те земли, которые обещал Харек людям своим, за которые биться они готовы были с морскими конунгами, пиратами беззаконными.
Утром дня следующего покинули воины Волка Гиллисберг, а с ними немало добровольцев вингульмеркских. Забрал с собою ярл и Халльварда, с братом меньшим его разлучил, да двоих воинов приставил следить за ним, чтобы сбежать не попробовал.
Оттар Рваный, в себя пришедший уже, поначалу убить хотел тех, кто на жизнь его трижды покушался, но унял его гнев праведный Харек, объяснил, что надобно жизни молодым сохранить, чтобы узнать, кто подослал их, да тогда уже у конунга суда просить правого.
Эйнар же отправил человека своего на Хисинг остров прознать, что задумал дядя братьев схваченных и правду ли говорили они, что Гандальва он человек верный, да Оттара извести задумал и смуту посеять среди людей Харальда.

Теламерк. Хроальд конунг и Хадд жрец

Хроальд Понурый правил землями Теламерка в ту пору, и было правление его не самым удачливым для владений этих. Все войны, что затевал Хроальд поражением завершались, урожаю большого тоже не видала земля теламеркская с той поры как конунгом он стал, и коли не заступничество брата, жрецом верховным в Теламерке бывшего, давно уже отдали бы конунга Асам жертву люди. Даже детей не было у Хроальда, чтобы род продолжить – посватался как-то к ярловой дочке конунг, да и ее упустил – за Сульки Рагаландского вышла дева, ему постель грела и детей рожала. Оттого и прозвали Хроальда Понурым, что всегда он как туча мрачный был, веселых пиров да забав потешных не любил, в одиночестве вечера свои коротал.
Двадцать лет тому назад у отца его отнял Восточный Агдир Хальвдан Черный, и с тех пор возвратить утерянное жаждал Хроальд, да только не хватало у него сил с Хальвданом сражаться, а после смерти того даже на Харальда малолетнего войной идти не решился, все выжидал, когда совсем ослабнет Агдир от войн, чтобы можно было его малой кровью вернуть, вновь к Теламерку присоединить.
- Вот и довыжидался ты брат!
Зло говорил Хадд, не было в словах его ни теплоты, ни любви братской, лишь наставление жреческое проглядывалось. Чувствовал Хроальд, что презирает его младший брат, лишь из необходимости терпит, и оттого еще тяжелее ему на душе становилось. Взрослый муж вроде бы, а готов был от слов обидных, как ребенок расплакаться, да знал только – что не разжалобят слезы Хадда Сурового, жреца Тюра. Подобно своему богу, Хадд умел судить беспристрастно, разницы не делая меж родичами близкими и людьми чужими. Лишь выгоду видел упущенную в деяниях Хроальда, и оттого жестоко так обходился с ним.
- Видишь, конунг, - насмешкой титул в устах брата звучал. - Даже Сульки, увалень этот, что только на перинах нежиться привычен, войска свои собрал. А ты сидишь, ждешь пока тот, кто невесту твою увел, еще и владения, тебе по закону причитающиеся, отберет! Претит мне родство с тобой!
- Почто ядом таким полны слова твои? Разве не братья мы, Хадд, чтобы поддерживать друг друга во всем? Разве вина моя в том, что...
- Что неудачи тебя преследуют повсюду? Что ты глуп, как дерево и единственное, что умеешь хорошо, так это брагу пить в спальне своей запершись. Другие хоть дев к себе водят, а ты лишь с бурдюком в обнимку спишь, Хроальд Конунг Пьяниц!
- Я правитель Теламерка! - Тяжелый кулак на стол опустился, треснули доски дубовые.
- Уж лучше бы вовсе конунга не было у Теламерка, чем посмешище такое, - Хадд бросил, над гневом братовым потешаясь. - Я, жрец, и то больше радею за одаль, от отца нашего тебе перешедшую! Где гордость твоя? Здесь?!
Скинул кружку глиняную со стола жрец, со звуком глухим разбилась она, алым пол заливая.
- Ох, кабы не вино то было, а врагов наших кровь теплая! Возрадовался бы Тюр и Отец-Один деяниям твоим! Сейчас же отвратились они от Теламерка, не видать нам удачи, покуда конунг слаб и жалок!
- Замолчи! Я конунг!
- Лишь по праву рождения, но право на владение подтверждать нужно! Запомни брат, недолго я тебя защищать буду, коли пользы от тебя никакой земля наша не видит! Помяни слова мои – в костер погребальный при жизни еще отправишься, если так же глуп как сейчас и дальше будешь!
- Но что мне сделать? Братик, помоги, научи!
За тридцать лет уже было конунгу, а все одно рухнул он на колени перед жрецом, за края одежды его хватаясь, и едва ли подол балахона не целуя.
- Не плачь, точно баба! Ты конунг, в конце концов, - отпихнул от себя брата Хадд. - Возьми оружье в руки! Собери рать славную и грозную! Не сиди сиднем в усадьбе, когда дела великие вершатся! Люди твои, что порезвее уже в наем к Сульки пошли – промедлишь еще, вся дружина твоя уйдет, или, не равен час, призовет его Теламерком править.
- Все как ты скажешь, брат, сделаю! - Хроальд прокричал. - Не получит Сульки ни пяди земли моей!
- Вот теперь вижу я, не водица в жилах твоих, а кровь отцова плещется! - Впервые за время разговора хоть какая-то теплота в голосе Хадда прозвучала. - Поднимая знамя медвежье, к бою готовься жестокому! Покуда в Агдире Западном увязли Рагаландцы, на Восточный мы всей силою своей обрушимся, заставим агдирцев всю мощь нашу ощутить, да соседям напомним, что силен Теламерк. Старуха ныне немощная там правит – ее и ты одолеть сумеешь. Собирай, брат, людей, не тяни с решением этим!
- Нынче же справлю все, как требуется! Спасибо тебе, брат! Спасибо! - Обнял жреца Хроальд, да только оттолкнул его служитель Тюра.
- Ну полно, ты бы лучше девок тискал, - сквозь зубы произнес. - Наследник нужен земле нашей, или мне прикажешь этим озаботиться?
- Нет уж, Хадд, свой сын у меня будет, в том тебе памятью отца клянусь.
- Так не теряй даром времени, не так много его у тебя! - Бросил Хадд, в плащ запахнулся, да пошел прочь из покоев конунжих. Много еще справить надобно было, чтобы войско наконец выступить смогло. Мало конунга немощного на битву сподвигнуть – великая воля нужна, чтобы дружину, к вольностям привыкшую, вновь к подчинению беспрекословному принудить. И в том на Хроальда надежды не было. Знал Хадд, что лишь знаменем может быть людям своим пьяница горький, но не предводителем. Хорош в бою конунг, славно топором владеет, да науки полководческой не разумеет совсем. На себя возложил бремя тяжкое жрец, во имя величия родины своей и памяти отца своего.

Транделаг. Конунг Хакон.

Ведал Хакон, что лишь первый бой его воины выиграли, а главная битва – еще впереди. А посему – не желал конунг в шатре отдыхать, в то время как в землях его льется кровь да поют быстрые стрелы. Долго жил под солнцем властитель, и понимал хорошо: за его головой Грютинг рвался в усадьбу. Да не дело викингу ждать смерти, лежа в постели. Если уж норны решили оборвать его путь – лучше уйти в гуще битвы, от боевых ран, уносимым валькириями. Так думал конунг про долю свою, но еще в мыслях его думы про Транделаг были. Славная смерть - хорошо, но если смертью той Грютингу все искомое им подарить? Нет, то не дело!
Принял конунг решение трудное, слугу кликнул, да велел Хакона младого позвать да разыскать годи в Хладире.
Хакон первым сыскался: уж долго бродил он подле шатра, за здоровье родителя беспокоясь, да без спросу к пологу подойти не смея. Как зов услышал – бегом к конунгу кинулся, на колени припал да о волнении своем тут же поведал:
- Ой, владыка, думал я – с тобою беда приключилась.
- Досель боги миловали, - ответствовал Хакон, руку на голову сыну своему положив. – Рад я, что полюбился ты богам, покровителям битв: не взяли они тебя в воинский чертог молодым и даже ран избежать в сраженье позволили. Асам по нраву юная удаль. Но я за иным тебя звал. Тропы войны переменчивы, как и жизнь мужа военного. Сегодня удача нам улыбнулась – но что будет завтра? Я славно пожил, так что радужного моста в крепость асов уж жду с нетерпением. Но печально мне будет там с предками пировать, зная про несправедливость, в смертном мире допущенную. Хотел я узнать тебя лучше, за одним столом подольше поесть да в битвах рядом сражаться. Однако асы решили иначе, и горжусь я тобой в этой войне. Вижу: достойный сын в моем роду народился. А потому – признаю тебя сыном пред людом и годи, да ярлом вслед за тем нареку. Конунгом в землях моих Харальд будет – но кто позаботиться о ней лучше мужчины моего рода, здесь же рожденного? Доверяю сестру твою по отцу, Ассу, заботам твоим, пока муж ее нареченный в ворота не въедет. Ежели случиться со мной что – ты руку ее Харальду отдашь, да помогать ему будешь. Клянись!
- Клянусь Тором и Одином, отец мой! – немедленно заговорил Хакон, глядя на конунга обожающим взором. – Пусть Фрейр вовек не благословит род мой потомством, ежели слово, тебе данное, нарушить измыслю. Нет у тебя слуги, более преданного, чем сын, тебя любящий!
В то время годи пришел, и Хакон исполнил задуманное.

Приграничные земли. Конунг Гандальв.
с ДЛ

Проводил серый конунг гостя за дверь, да не стал пока гридней обратно звать. Сел, призадумался. Во время то ярл Асгейр, что уж под дверью дубовой беспокойством извелся. Кабы не слышал он голос властителя своего, когда Асмунд к людям своим прочь уходил – подумал бы про агдирца худое: мол, гостеприимством воспользовался да сделал что-то с хозяином. У слуг Харальда это в чести. Но конунг явно был жив и здоров, вот только ярлов верных да воев дружинных приглашать на порог не желал. Чем расстроил владыку змееныш? Думал так ярл, думал, сени шагами меряя да слуг хмурим видом пугая, да после рискнул вызвать гнев Гандальва, без зову войдя.
- Прости меня, конунг, за дерзость невиданную. Гость твой сердце мне растревожил, а теперь и ты молчишь, не зовешь. Что-то худое случилось? Ужели щенок тот Альвхеймов на деле над несчастьем каким потешиться приезжал? А речи его про союз – лай собачий?
- Нет, Асгейр, не брехал Асмунд, дело молвил. Вот только гонору у него поболе, чем у Харальда. Хоть и не думал я, что возможно такое. Еще один сопляк, властелином Норвегии себя возомнивший! Кабы был он поумнее – можно было б, и впрямь, честный союз заключить. Но петушок молодой в каждом слове на власть посягательство видит. Гуторил, что меня он себе родней да ровней считает, а глаза бешеные высокомерно блестели: «Я – выше!». При том что у меня отец и дед конунги были, а он роду конунжьему – десятая вода на киселе, - Гандальв махнул рукой, - и продолжил разговор уже более по-деловому:
- Ладно же, пусть один харальдов ярл с другими двумя повоюет – нам от того только польза. Конунг Агдирский – мальчишка, как про своеволие ярла услышит – змеем взовьется, да прибежит кусать хвост оттоптанный. Сказывали люди, как он по навету Харека Волка чуть прочь не погнал. Там и навета-то – тьфу! Говорил с конунгом в рунах, мол, непочтительно. Советы давал. Что и сказать: веский повод друзей отца себя старше втрое за такое смердам в обиду давать! Ненавистен мне Харек, каким он при Хальвдане был, но тогда он хоть ведал, что вирой за оскорбление брать. А Белый Бог словно бы подменил викинга: такие дела он прощает, за половину которых Асмунд-северянин агдирцев убил да от Харальда отвернулся. Хотя на деле – то Волку, а не сыну Альвхеймову следовало бы ко мне приезжать да на несправедливость властителя сетовать. Но не пойдет на то матерый волк никогда. Только волченок, у которого вера в неуязвимость не выбита до некого времени.
- Прав ты, властитель, - согласился Асгейр ярл. – Велика мудрость твоя. Пусть глотки грызут друг другу прислужники Харальдовы. Нам все одно кто из них победит, поскольку при любом исходе будет рать агдирская ослаблена. Голыми руками тогда все те земли возьмем, за который в том году воевали жестоко.
- О том и мои думы, пока же подождем, чем дело здесь завершиться, силушки поднакопим, а после решим, куда удар смертельный нанести.
Так Гандальв конунг молвил ярлу своему. А на следующий день стали воины собираться в путь обратный, к усадьбе конунжей. Разбиты были мятежники, истреблены нещадно. Всюду верных людей Гандальв поставил наделами управлять заместо бунтарей-перебежчиков, головы же казненных повелел на врата их же усадеб повесить до той поры, покуда не сгниют окончательно – на память долгую да другим в назиданье.
Вновь крепка была в Альвхеймаре власть конунга, никто более в уме здравом не решился бы посягнуть правление его.
А вскоре и Неккви в путь засобирался, пора было уже конунгу Мерскому в родные земли возвращаться. На пристани простился он с другом давним, обнял его крепко:
- Спасибо тебе, Гандальв, - произнес. – Порадовал ты старика на склоне лет уже, никак не думал я, что доведется мне вновь меч в руки взять, да головы непокорные рубить, а вон оно как вышло. Через месяц тебя в гости жду! Собирай людей знатных – славную свадьбу мы в Нидорасе справим всем врагам на зависть!

Восточный Агдир. Кюна Асса, Фредерик и Торлейв
Писали Мориан, Скальд и немножечко Тельтиар


Выдохся от долгой скачки старый жрец Фредрик, еле в седле уж держался, к шее лошадиной прильнув, да все дальше страх гнал от холмов - быть может там, позади погоня уже снаряжена, быть может прознал Сульки, кого благодарить надо за постель змеиную да хочет щедро жрецов отблагодарить за гостеприимство радушное. Оттого и неслись служители Тора и Одина, роздыху коням не давая. Раз один лишь остановились они, чтобы послание с голубем кюне Ассе отправить, да призвать ее к обороне усадьбы готовиться.
Однако неожиданностью для жрецов стало прибытие рати датской великой, да вид усадьбы укрепленной смутил их - не чаяли они, что к осаде уже готово сердце Агдира. Обрадован был Фредрик, Торлейв же улыбнулся в бороду свою густую, вид делая, что по иному и быть не могло, ведь сам же он посольство отправлял к Хардакнуту конунгу.
Вот спешились у ворот усадьбы жрецы почтенные, вошли в покои кюны старой и поклонились в пояс ей.
Молча взирала кюна на жрецов. Почитала она богов, но ушлых и коварных жрецов не любила. Однако что поделаешь - и с ними приходится иметь дело.
Тяжелым было молчание, как перстни блестящие на руках кюны. Холодно было лицо Ассы как металл мечей ее охраны.
- Как смеете вы, трусливые псы, мне на глаза показаться после поражения столь позорного? - негромко, отчетливо, сурово спросила старая правительница, взирая на Торлейва и Фредрика, - Как помыслили вы покинуть поле боя, когда боги еще не отвернулись от нас!
- Видать отвернулись, раз не смогли наши вои храбрые врагов удержать. День и ночь мы сражались с вражьим войском, и каждый наш хирдман положил троих рогаландских воинов. Но их было слишком много. Одно только утешает - до битвы их было в два раза больше чем теперь.
- А должно вообще не остаться! - гаркнула кюна Асса. А поскольку стара была кюна, да глас свой громовой уже утратила, то будто карканье ворона раздалось, будто смерть чья-то близко и веет объятьями Хель.
Замялся было служитель Тора, не нашел, что сказать на слова гневные, да только верховный жрец его выручил:
- Не только меня и Торлейва, мудрая кюна, - Фредрик седобородый ответствовал почтительно. - Всех нас битва новая ожидает. Сдержали храбрые агдирские воины нападение стервятников Рагаландских, насколько сил их хватило, чтобы подошли союзники наши. Ныне же при поддержке Горма датского и хускарлов его ответим Сульки достойно мы, да битвы поле выберем сами, покуда время у нас есть.
- То славно, я не спорю, и вовремя рать датская пришла нам на помощь. И нет в моем сердце сомнений, - это старая правительница проговорила особенно жестко, - Что покажете вы себя как преданные служители богов и мои подданные. Не потерплю я больше, чтобы о шкуре своей в стане нашем больше, чем о земле родной и о народе своем, который защищать вышли, пеклись. Запомните это, а сейчас - вон отсюда. Вам найдется дело..
И Асса отвернулась, погрузившись в раздумья, показав тем, что окончен разговор.
Склонился в поклоне старый служитель Одина, да так назад и попятился, а Торлейв, прежде чем уйти свое слово молвил:
- Потерял народ веру в богов, что же - в том вина и наша есть, готов я, сердце скрепя, ошибку свою признать, но в тебя, кюна великая, не утратили веры агдирцы! Помнят они как ты правила ими в те времена, когда еще Хальвдан молод был, да когда Харальд еще молоко с груди матери своей сосал. Коли будешь ты сама с места высокого за битвой наблюдать - ни один воин не дрогнет, не побежит под взглядом твоим суровым.
Старая Асса чуть повернула голову, печатью думы тяжелой отмеченную:
- Мудр ты, Торлейв, и верны слова твои. Не брошу я ни воинов, ни земли своей. И ты смотри, не бросай. А то ни мудрость, ни сила тебя не спасет, как не спасет и меня, коли проиграем мы.
Не ответил хитрый жрец. Поклонился в пояс правительнице властной и покинул покои ее.
- Повозку приготовьте кюне! - Приказ отдал Торлейв, едва из усадьбы вышел. Злость в сердце его гнездилась, да выхода требовала - была бы возможность у него, голыми руками бы конунга Рагаландского задушил за поражение горькое, ну да с помощью датчан быть может и удасться это.
Не терял даром времени Горм, уже в половине перехода дневного от дома конунжего армия его место для битвы готовила - кто ямы волчьи рыл, кто частокол устанавливал, а кто кострища жег для варева горячего, коим врагов потчевать заповедано.
К вечеру же известие хорошее пришло - спасся Тьодольв Каменная Башка из битвы жестокой, остатки рати агдирской с собою привел и к датчанам присоединился.

Сообщение отредактировал Мориан - 20-06-2007, 20:15

Халагаланд, Брюньольв и Бард
При помощи Тельтиара

Ярко светит солнце на небесах, светом своим одаряя щедро людей.
Радуются люди, теплом согретые, радуются, да перемен ждут благих.
Радуется и Брюньольв – сын возвращается, уж паруса видать его.
- Море нынче тихое, через час быть должны, – сказал Свейн, старый слуга Брюньольва. – Ты будешь ждать его здесь или пройдёшь пока в дом?
- Здесь! – коротко ответил Брюньольв, всматриваясь в горизонт.
Свейн кивнул и молчаливо застыл возле старого лендрманна.
Наконец корабль приблизился к берегу настолько, что можно было доплыть от берега до корабля совсем не устав. Тогда один из воинов вспрыгнул на борт, а после нырнул в воду и поплыл к земле.
Когда он приблизился к берегу, Брюньольв узнал в нём Барда.
-Здравствуй, сын! Что случилось с твоей рукой? Видел я, что берёг её ты, когда плыл сюда.
Юноша убрал волосы, прилипшие к лицу, и произнёс:
-Здравствуй, отец. По дороге домой мы с воинами остановились переночевать на острове. Ко мне подошли Харек с Хререком. Стали они речи вести свои хулительные. Против тебя, отец, меня настраивали. А когда поняли, что не верю я им, то напасть решили. Отряд их в лесу запрятался. К счастью, воины мои были неподалёку. Бои между ними завязался. А пока сражались они, Харек с Хререком на меня напали. Оборонился я от них, но бой неравным был, и ранили они меня в руку. К счастью, тут дружина моя подоспела, и бежали трусливо Харек с Хререком. Не успели схватить мы их, в чём перед тобою вину держим.
Брюньольв слегка нахмурился, потом черты его распрямились, и он улыбнулся сыну:
-Не печалься, Бард, об этих ублюдках. Здесь они тоже немало бед наделали, ну да ни о них речь. Рад я, что приехал ты, сын. Предчувствие меня хватило – неладное что-то затевае...
Тут глухо стукнулся о дно корабль, причаливший, наконец-то, к берегу. Этот звук и прервал речь лендрманна.
Окатило брызгами Брюньольва, сына его да Свейна.
Лендрманн встревожено посмотрел на небо – солнца уже почти не было видно за быстро наплывающими тучами. Поднимался ветер, и на море уже начали подниматься волны.
На корабле послышались властные окрики кормчего, шум стягиваемых парусов. Спрыгнувшие люди затаскивал корабль с помощью канатов на берег. Тут же подбежали крестьяне помогать им.
Некоторое время понаблюдав за этим, Брюньольв сказал:
-Давайте уйдём отсюда. Воины сами справятся, а мне, Бард, о многом нужно тебя расспросить.
Он повернулся и пошёл по направлению к дому. Бард и Свейн пошли вслед за ним.
-Свейн, - спросил юноша шёпотом. – что с отцом? Почему он так хмур? Что сделали здесь Харек и Хререк?
Свейн быстро посмотрел в сторону Брюньольва. Убедившись, что он не слышит, слуга ответил:
-Харек с Хререком отца твоего убить задумали. Убийцу подсылали. А отец твой, - ещё понизив голос, продолжил Свейн. – решил от них избавиться. Хотел он настроить братьев друг на друга, да разгадали те умысел его. И против тебя ополчились.
Юноша задумчиво произнёс:
-Теперь мне всё ясно. Вот почему они так хотели оклеветать отца моего.
Всё замолчали, тишина сопровождала их до самого крыльца.
Войдя в дом, тишина растворилась в звуках надвигающегося празднества. Готовился пир.

***
Во время пира подошёл бонд один к Брюньольву. Поклонился он и сказал, что весть есть у него для Брюньольва.
-Меня Тейтом все кличут. Знаете, у жены моей есть брат. У этого брата есть сын, Эйсмунд…
Пока бонд вдавался в подробности семейного древа, Брюньольв рассматривал его.
Низкого роста, коренастый, плотный человек с темными, не тронутыми сединой, несмотря на многие лета, волосами. Он полностью соответствовал своему имени. Его глаза светились добротой и весельем, а рот всегда улыбался.
-Так вот, а у невесты этого сына брат у Хакона служит, у соседа вашего. Он тут недавно весточку передал. Ярлы взбунтовались, да против Хакона пошли войною. Почти всех Хакон победил, но бежали два ярла, Хрут и Раги.
Брюньольв задумался.
-Важную весть ты сказал мне, Тейт, очень важную.
Тут он отцепил свой кошель с серебром от пояса и протянул его бонду.
- За это и награда тебе полагается. Возьми кошель, пригодиться.
Тейт замахал руками:
-Зачем, эти вести того не стоят!!!
Брюньольв улыбнулся. Верные у него бонды, оказывается, да ещё и бескорыстные.
-Слышал, дочь у тебя есть, на выданье. Вот на приданое ей и возьми. Скажешь, я подарок сделал. Бери, бери…
Тейт взял кошель, поклонился глубоко и сказал:
-Передам ей обязательно. Благодарствую.
Ещё раз неловко поклонившись, он развернулся и ушёл.
К Брюньольву подошёл Бард.
-Почему ты так обрадовался этой вести, отец?
Брюньольв усмехнулся.
-Я думаю, все же рано мне уходить. Не смышляешь ты пока, как хозяйство вести. Многие преимущества даёт нам это. Торгуем мы с Хаконом, так ведь? А ведь война, сынок, дело для экономики очень полезное. Естественно, коли не ты воюешь. И поэтому мы, Бард, цены можем раза в два, а то и в три поднять! Причем не только при торговле с Хаконом, но и с эстами и финнами тоже.
Бард задумался.
-Знаешь, а мне и в правду не очень это всё понятно. Да и не по душе мне это…
-Понимаю, сын. Но когда-нибудь тебе придётся взять на себя всё это. И так же хитрить, выискивать выгоду…
Скальд грустно кивнул и отошёл от отца.
Продолжался пир.
***
Сквозь тяжелые тучи уныло пробивались лучи рассветного солнца.
Мрачный проснулся Брюньольв, нехорошие предчувствия мучили его.
И в правду, не задался день с самого утра. С другом, старым Свейном, поссорился, на корабль торговый напал кто-то в море, да и вести доходят неприятные.
Сидел Брюньольв в гриднице в мрачной задумчивости.
Дверь в гридницу распахнулась, и в проёме возник Свейн.
С надеждой Брюньольв посмотрел на старого слугу, надеялся он, что тот мириться пришёл. Однако Свейн лишь сухо произнес:
-Приехал посланец с Транделага.
-Пусть войдёт! – раздражённо сказал Брюньольв. Обидно было ему, что не хочет Свейн мириться.
В залу вошёл посланец, белокурый статный юноша с горящими глазами.
-Здраствуй, почтенный Брюньольв. Прислали меня к тебе ярлы Хрут и Раги. Помощь им требуется. Восстали ярлы против Хакона, веру отцов попирающего. Коль поможешь ты Хруту и Раги, вознаградят они тебя щедро, землёю наградят и златом.
Хотя смиренную речь вел посланец, но глаза его дерзко сверкали. Брюньольв кивнул в такт своим мыслям и произнёс:
-Не решаются такие дела так просто. Обдумать надобно мне. Будешь ли ты здесь ждать али к ярлам поедешь?
Усмехнулся юноша, отвечал Брюньольву:
-Я буду ждать ответа здесь. Не медли с решением, Брюньольв.
После чего посланец круто повернулся и вышел.
Брюньольв неодобрительно покачал головой.
-Ох, и дерзка молодежь нынешняя! Свейн! Отведи клеть свободную этому юноше!
Старик молчаливо поклонился и вышел вслед за посланцем.
***
В гридницу тихо вошёл Бард.
-Ты звал меня, отец?
Лендрманн покивал согласно.
-Да. Решил я поучить тебя, как хозяйство вести. Приходил ко мне сейчас посланник Хрута и Раги, мятежных ярлов. Помощи они просили. Как бы ты ответил им, Бард?
Юноша задумался. Через несколько минут он ответил:
-Ни за что не согласился бы я. Опасно нет говорить им, но да ещё опаснее. Ответив нет, я наживу врага опасного, хотя и не слишком могущественного, ответив да, я обрету врага и опасного и могущественного.
Брюньольв хмыкнул:
-А теперь подумай, как сделать так, чтобы ни одного врага не обрести. Молчишь? Надо всего лишь сказать посланнику, что ты подумаешь. Время нужно протянуть, сын. Такие войны выдуться быстро, ещё несколько дней и не станет мятежных ярлов. Хакон не очень могуществен, но Харальд наверняка придёт ему на помощь.
-А если и Харальд не справиться? – недоверчиво спросил Бард.
-Нет, сынок. Эта битва для Харальда ничто. Справиться он быстро.
Скальд отрицательно покачал головой.
-Знаешь, отец, вряд ли смогу я пойти по твоим стопам. Претят мне все эти интриги! Да взять хоть случай с Хареком и Хререком! Не очень-то ты честно поступил…
Брюньольв хитро посмотрел на сына.
-Зато избавились мы от Харека с Хререком на несколько лет. А потом уж до конца разберёмся. Но позже, ибо сейчас сердце у меня не на месте из-за войн этих всех. Хотя, что там войны! Войны всегда были и будут. С чего же это тогда…
Потом Брюньольв вдруг вскинул голову и сказал:
-Знаешь что, сынок. Позови-ка сюда Свейна. Помирюсь я с ним, наверное. А то на душе как-то нехорошо…

Раумарики. Асмунд и Дунгаль

- Альвхеймарцев привел, врагов старых!
- Еще ярл называется, а сам с Гандальвом дружбу завел!
- Того и гляди снова ярмо на шею наденут!
- Не наденут, Асмунд - правитель славный! Урезонит, если баловать начнут!
- А коли не урезонит?
- А для чего их, думаешь, в отдельной усадьбе поселили? Чтобы спалить проще было, коли что не так пойдет...
Шептались люди, недоумевали, почему их ярл новый с собой привел целую дружину альвхеймарскую. Да только пока успокаивали людей староста да жрецы, убеждали, что не против тех, кто Асмунду присягнул пришли воевать старые враги, а наоборот - помочь в битве с христианами. Недоверчиво к речам этим относились жители селения, стороной обходили усадьбу, где воины Гандальва разместились. Те тоже без надобности покоев, им отряженных, не покидали, после того особенно, как двоим в деревне мужики носы расквасили, да едва до кровопролития не дошло - едва успел Дунгаль Краснобай разнять их.
- Выступать надобно, ярл, - Дунгаль молвил, в путь провожая правителя. - Нельзя больше тянуть! Передерутся еще - так кому это надобно?
- Рано еще, - головой покачал Асмунд. - Надобно мне теперь отцовы владения подчинить, да с женой его молодой потолковать...
- Ласков с ней будь, - прошептал Краснобай, к ярлу приближаясь. - Ей по наследному праву Хейдмерк принадлежит. Что случится с ней - так могут взбунтоваться люди.
- Без тебя мне то ведомо, - огрызнулся молодой воин, на коня запрыгивая. - Жди гонца, Дунгаль, совместно выступим мы с Вестфольда, Раумарики и Хейдмерка!
А после наклонился к херсиру, голос понизив:
- Единым ударом Эйнара раздавим и Сарасберг возьмем. Отправлю я Рагхильду кюну Гандальву в подарок, да сам тогда конунгом назовусь!
- Великий то праздник будет!
Не стал сомнений своих говорить сейчас Дунгаль по поводу союзника нового, да планов великих Асмунда - зачем сомнение сеять в сердце горячем. Покуда уверен юный ярл в правоте своей, сумеет он больше сделать, чем если над каждым шагом следующим в раздумия погружаясь на недели.

Магни же наблюдать продолжал издали за тем, что делает Краснобай, дабы в срок положенный обо всем ярлу доложить, и однажды узрел он, как вывел из своей усадьбы девицу, коей капюшон на голову наброшен был, да к альвхеймарцам отвел ее, где и оставил. Смутно казалось воину молодому, что раньше уже видел он ее, в тот день когда Хрерик сына ярла Гилли зарубил. Но теперь и у берсерка не спросить было про то - погиб могучий Хрерик, а сам Магни не видал вблизи лица девы, не мог ничего наверняка сказать, но решил и дальше за усадьбой следить.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 21-06-2007, 23:39

Транделаг. Грютинг и Хакон.
Совместно DL & avarach. При поддержке Тельтиара.

Словно вода вешняя с сопок спускавшаяся, текла дружина оркдальская обратно в земли Транделага, словно решили они вновь попытать счастья ратного в землях соседа. Чудна вязь кружев норн руками спалетаемая: теперь не врагом лютым, но союзником славным владыке хладирскому стать должны они были. Только воям простым не судить дела их владетеля, до тех пор пока он заботу о них проявляет, славу и добычу стяжать позволяет, верны они водителю своему. Только новый хевдинг Асгейр с ярлом новоявленным Грютингом рядом ехавший одвуконь, терзался сомнениями:
– Зачем же мы живота своего не жалея на дружины Харальда бросались? Сдавши земли наши ему, не предали ли мы память наших отцов, что заветом нам землю беречь наказывали? Нет ли бесчестья нам в том поражении? Ответь мне на то. – вопрошал Асгейр Грютинга.
– Не покрыл бы славой себя ты в бою том, разговаривать даже не стал бы с тобою, - отвечал ему ярл. – Видом своим и делами ты хирдманов наших вгоняешь в сомнения, а не должно так поступать тому на кого люди смотрят, на кого ровняться должны. В том бою бесчестья нам не было, ибо не одолел нас Харальд, а сами мы под руку его перешли, и была в том наша воля, запомни хорошо это. А выбор нам дал сей, твой прорыв за спиной у врага тогдашнего. И пред предками я предстану с головой высоко поднятой, потому как не дал разорить до конца ими завещанное, да сберег живущих в одале нашем. Разговор о том закрыт, и не подымай его боле. По сторонам лучше поглядывай. Уходили с земель сих мы как враги, на хозяина земель здешних напав и союзникам нашим в бою не помогли. Вот о чем тебе думать надобно - как бы беды нам в том не было.
Согласно кивнул головой на слова Грютинговы молодой хевдинг, да к людям своим вперед посакал, коня погоняя резвого. Но через пару часов, когда в середину большой котловины входила дружина, гонец прибежал к Грютингу.
– Хевдинг Асгейр весть тебе шлет, что замечены люди оружные. В силах тяжких на встречу нам следуют.
– Ну вот и хозяева встретились нам, недолго же ждать их пришлось, – усмехнулся ярл оркдаля. – Слушай меня все! Перед нами союзник наш будущий! Только пока о том он может не ведать, захотеть он может попытать мечей наших крепость да рук силу их держащих. Потому в боевой порядок немедля всем строиться!
И добавил Грютинг под нос себе еле слышно:
– Слишком медленно ходят агдирцы по перевалам нашим, оторвались мы от сил основных необдуманно. Только с ними рядом плестись, значит лишить себя отдыха лишнего, пока нагоняют они отряд наш. Ну вот теперь и расплата пришла за шаг спорый наш. Хотя может все еще образуется, и словами нам на поле брани, вместо звона мечей погреметь получится.
В земле, разоренной войной, немирие – дело привычное. Там, где волки травят оленя, всегда появляется воронье. Знал конунг Хакон, что не все люди его верны да преданы. Сейчас, после успехов властителя Оркдаля, даже те, кто ранее в рот Хакону смотрел, стали о своей выгоде думать. А потому решил конунг преследовать Грютинга и дать ему бой за землю транделагскую. А там – как решат владыки судьбы. По этой причине и сталось так, что сам старец ныне вел в бой верное войско. Услышал он от дозорных, что впереди люди оружные – да брови нахмурил. Доносили Хакону, что Грютинг домой заспешил. Выходит, ложь молвили? Нет! Глаза конунга были хуже, чем в молодости, но знамя властителя Оркдальского рассмотрели издалека. Хоть и хитер был соседушка, а не отдал бы стяг родовой в руки чужие. Не стоит того обман кратковременный, чтоб честь свою перед воями в грязь уронить. Вскинул конунг руку, движение воев своих тормозя. Да замер, присматриваясь. Воители грютинговы стояли, готовые к схватке, но нападать не спешили. Очередная ловушка? Хакон повел взором, исследуя местность. Он неплохо знал эти места – чай, Хладир еще недалече. Не то, чтобы земля тут была ровной, как стол, но особо глубоких оврагов вокруг не водилось. Да и здешние холмы не отличались большой высотой – так, возвышенья, не более. За таким пригорком воев не спрячешь.
- Велишь нам сражаться, о, конунг? – это, конечно же, Бьорн. Не понимает медлительности. Ужель думает, что владыка его испугался?
- Погодь немного, ярл смелый, - отозвался на то старый Хакон. – Странно стоят воины вражеские. Думается мне, Грютинг опять что-то измыслил.
- И впрямь – что это орклдальцы в бой не бегут? – удивилися гридни, расслышавшие слова своего конунга.
- Опять гуторить собрались? – предположил воин справа от Хакона.
- Да куда уж гуторить, когда клинки да стрелы песню запели, - возразил ему ветеран слева. Конунг не мешал воям высказываться, думая меж тем свою думу.
- Узнай, Бьорн, что им надо. Негоже вперед словно вепрь бежать, пред собою дороги не видя. Прежде боя – узнаю я Грютингов замысел, - решил он наконец.
Ярла долго просить не пришлось.
Грютинг был в первых рядах дружины своей лишь только строй она разворачивать стала навстречу воям Транделага, рядом с ним, как и брат его старший, стоял Асгейр.
– Ярл, – запнулся молодой хевдинг, не привычно было еще называть так бывшего конунга, – они посланника вперед выслали, только стяга белого нет при нем. Что делать будем?
– Езжай на встречу ему, скажи Грютинг Оркдальский желает говорить с Хаконом Транделагским, лично. Да смотри, не сболтни что не конунг я боле. Скажи еще, что коль не хочет он сечи бессмысленной, пусть слова мои выслушает сперва – мечам погулять вволю всегда дать успеем. Не нужна нам сеча сейчас с транделагским владыкой.
Кивнул головой Асгейр на слова ярла своего:
– Понял тебя ярл, сполню как должно все.
Коня своего пришпорил и на встречу другому переговорщику поскакал.
– Все ли справит как нужно он? Молод еще, – засомневался в Асгейре телохранитель Грютингов, как всегда за спиной его рядом стоявший.
– Не должен испортить дело – род их гнилью корня своего никогда не был отмечен. А учиться надо ему, много ярлов моих прежних полегло в эту весну. Замену полегшим искать нам надобно.
Поравнялся тем временем Асгейр с посланцем из рядов транделагских воителей вышедшим, да слова ему Грютингом веленные передал:
– Приветствую тебя могучий воитель. Не врагами вошли в ваши земли мы ныне, не чинить разор в ваши земли явились. Господин мой Грютинг Оркдальский ищет разговора с вашим владыкой Хаконом Транделагским, чтоб о том речи держать.
Нахмурился Бьорн, да взгляд настороженный за спину Аейрову кинул. Доказал Грютинг коварство свое, и не раз. Ныне же, думал про себя ярл, решил он Хакона обманом новым со свету сжить да владыкой транделагским пред всеми наречься. Хорош был бы замысел! Будь самого ярла в том воля – велел бы воям бежать на захватчиков с хладным железом да без речей долгих. Змея языком ядовитым коварна, не след речи ее долго слушать. Но Хакон решил по-иному, а Бьорн верил конунгу, как отцу родному. Вот и теперь, хоть и тяжко на сердце у него было, ответил Асгейру, как подобает:
- На взгляд мой, речи гуторить, с войной в землю чужие явившись – не богоугодное дело. Но решать конунгу. Пойдем, повторишь ему те же слова.
Хакон выслушал речи посланца, да потер подбородок. После пожара он сбрил бороду, оставив только усы, и теперь чувствовал себя несколько странно:
- Дивят меня речи Uютинговы, - неторопливо ответил конунг Асгейру. – Но никто из мужей норвежских не скажет, что Хакон из Транделага – трус, и что он от слов боевым щитом заслоняеться. Не боюсь я конунга твоего, ни в деле ратном, ни в поединке словесном. И никогда не пугался. Передай ему – я согласен на разговор.
- Точно,юнец безусый, – зубами проскрежитал Исхер, когда увидел как Асгейр с посланником Хакона уходил. – Он же тоже стяга белого не выкинул, порешат его если вороги, не будет им в том бесчестья даже.
– Погоди ворожить худое, еще накликаешь, – бросил зло в его сторону Грютинг. – Хакон старый лис, горазд он на хитрости, но честь свою блюдет, посланника не разу еще не обидел.
Тяжелы минуты ожидания, словно время бег свой умерило по слову богов, но всему свой конец отмерян, вот и Асгейр от рядов транделагсой дружины отделившись, поскакал рысью резвой к своим. Облегченно выдохнул Грютинг своего слугу в целости увидавши, не стал Хакон почем зря железо марать о посланника, решил выждать, да вызнать о замыслах врага своего, пусть и вшего, но пока о том не ведает соседушка. Замиренье еще предстоит только им.
– С чем приехал? Какие вести принес ты?
– Согласился противник наш с тобой разговаривать, но скажу я тебе, тяжел разговор предстоит вам. Волками лютыми на меня глядели люди Хакона, да и сам он не жаловал милостью, – ответил своему господину хевдинг.
– Отродясь не искал я легких путей, – хмыкнул на слова хевдинга ярл. – Исхер, собирайся, со мной на переговоры ты выедешь, вдвоем поедем.
Тронул поводья оркдальский владетель и шагом коня своего направил во поле, посреди двух ратей остановился он с Исхером и стал ожидать прибытия Хакона.
Хакон не уронил чести, заставляя ждать молодого противника. Почти одновременно подъехали. Старый конунг уверенно держался в седле, был ликом непроницаем да на Грютинга смотрел без приязни. В двух шагах позади ехал верный Бьорн. Не осмеливался он со властителем поравняться, но смотрелся встревоженным и длань крепкую далеко от меча не убирал. Не было веры Грютингу в землях Транделага.
- Снова вижу тебя, сосед, на своей земле. Что же – приветствую. Хоть и не могу молвить слов радости, - начал речь Хакон по праву старшего летами и праву хозяина.
- Позволь и тебя поприветствовать. –ответил Грютинг ему. – Сказал тебе посланник мой, что не с войной я ныне к тебе пришел, в знак того меч свой отрину я.
О словами сими, вынул Грютинг клинок из ножен, да Исхеру, что так же позади своего господина держался, кинул. Тот поймал его с возгласом возмущенным – где же видано, чтоб пред лицом врага с оружием своим расставались, да слова свои при себе оставил.
– Весть тебе я несу, что отступился я от притязаний на руку дочери твоей Ассы, уступил я право это Харальду. Союзником ныне его стал я, и в помощь тебе и ему дружину привел. Вслед за мной идут вои Харальда, коли ты подождешь, не позднее вечера сюда они явятся.
Странны мне слова твои, Грютинг. И оскорбить недоверием боязно – все же, род твой не лжой, а подвигом славен. И верить сложно. Как рассудить? Не Один я, далеко мне до асов премудрости, но ныне так тебе молвлю: коль Харальд немного отстал от тебя – подождем мы его время недолгое, броней не снимая. Ежели правда то – устыжусь недоверия своего. Ежели нет – пусть асы рассудят.
– Верно сказал ты, нет в роду моем обычая чтобы ложью сраженья выигрывать, но понятно мне твое недоверие– утер лоб свой Грютинг ладонью мозолистой. – Только способ есть проверить слово мое, подождем мы при людях своих до вечера.
Порешив на том разъехались Хакон с Грютингом, возвратились к людям своим, ждать людей Харальда появления.
Ненамного от оркдальских войск люди Харальда отставали, однако, когда поравнялись они с грютинговой ратью, то увидал конунг, как стоит напротив дружина транделагская, не ко встрече теплой - к битве готовая.
Повелел он тогда знамя повыше поднять, да с отрядом небольшим встречь им направился.

Транделаг. Грютинг и Харальд.
Совместно Тельтиар & Аvarach.


Нелегко людям в доспехе полном и при оружии к бою сготовленным целый день в строю выстоять, только крепость людская и камень превзойти может, коли дух силен. Так и вои Грютинговы пред полками Транделагскими словно две сестры скалы упершись в землю изготовились к противостоянию. Хоть и договорились меж собой водители их, да только не стоит защиту пред врагом ослаблять.
– Долго ль стоять еще нам?! Хакон терпение теряет уж, а Харальда нет все.
Вопрошал владыку своего Асгейр хевдинг.
– Не более вчерашнего мы прошли, а агдирцы всегда нас к вечеру нагоняли, и сегодня должны. Проклятье на их головы, плетутся словно коровы беременные. Им бы не по ущельям нашим хаживать, а дома на полянах хороводы водить с таким поспешанием, – откликнулся Грютинг.
– Постойте, что там за движение в рядах наших задних? Что-то вои наши там разворачиваться стали, – как всегда остры были глаза Исхера.
– Проверь что там. Харальд наконец объявился или может соседушка наш ждать устав обойти со спины решил нас, – приказал Грютинг телохранителю своему.
Развернулся тот, да споро бросился выполнять веление своего господина, да на полпути понял в чем дело – стяги с головой волчей на стягах алых увидав, а потом и всадников группу, что под ними спешила. Только мал отряд этот был, не чета дружинам агдирским.
– Что за шутки Локки?! – под нос себе пробормотал хельд. – Не ужель это все агдирцы, что за нами шли? Куда ж остальные сгинули? Сказать о том надо Грютингу.
И обратно дружинник с вестями кинулся. Молча выслушал Грютинг вести об отряде за спиной появившемся, да с собой захватив телохранителей дюжину сам отправился на встречу союзникам. Вовремя выйти успел ярл Оркдаля на встречу гостям своим, увидал он средь них Харальда подьезжавшего к оркдальской дружине. С коня сошел Грютинг и поклоном легким агдирцев приветствовал.
– Славен будь конунг Харальд. Как всегда ты прибыл вовремя. Только где потерял ты дружины свои, что в силах малых таких нас догнал?
Кивком легким приветствовал ярла своего нового Харальд:
- Дружины мои ко времени подойдут, о том не бойся, мой верный Грютинг, - так отвечал сын Хальвдана. - Лучше скажи, почему двумя лагерями встали твои и Хакона дружины, да оружие вострят? Али не сказал ты еще Хладирскому конунгу, под чьими стягами пришел на сей раз в земли его?
Подошел ближе к Харальду Грютинг и ответ держал перед ним прямо в глаза смотря:
– Говорил я с властителем земель Транделага. Потому лишь и стоим против друг друга мы, а не бьемся в схватке смертельной. Сроку до солнца заката дал мне Хакон, чтоб слова подтвердить мои, что с тобою я ныне. Никогда род мой лжой славен не был, потому только отсрочку мне дал он.
- Недоверчив стал медведь Транделагский, да в том не его вина, а ярлов мятежных, - Гутхорм ярл молвил. - Надобно нам, Харальд, к нему не медля отправляться.
- В том ты прав, дядя, - согласился конунг и вновь к Грютингу поворотился. - Немного со мной людей ныне, ярл - собери дружину в три дюжины воинов отборных, со мною они отправятся, и сам ты по левую руку от меня поедешь.
Обернулся Грютинг к хельду Исхеру своему , словно тень за ним ступавшему:
–Исхер, все слышал? Собери людей из моих телохранителей избранных, да живее. Чтоб к прибытию нашему готово все было.
Бросился тот со всех ног приказ исполнять, а ярл Оркдаля, за уздцы подхватив коня Харальда молвил:
– Провожу я вас сам сквозь дружины ряды.
И повел за собой прибывших.
– Эй, кто там есть! Принесите воды студеной, гостям горло с дороги смочить надобно! – прикрикнул он гридням рядом стоявшим.
Выпрямился конунг гордо, да на оркдальское войско, к новой сече готовое взирал с улыбкой - хороши воины, славная дружина под его началом теперь, не зря, значит, повиновение Грютинга принял. Рядом Гутхорм ехал в молчании, точно повсюду измену видел, столь недоверчив взгляд его был, а позади телохранители, да со стягами люди находились.
Когда поднесли конунгу воды, отпил он первым, затем дяде передал.
Вновь метнулся гридень суетливый, принимая ковш от воды пустой из рук господинов высоких, и растворился средь воев так же незаметно как и появился ране.
Но вот ряды последние расступились, властителя пропуская - впереди же войска транделагские находились со знаменами поднятыми - Медведем, Перчаткой Латной и Мечом, острием вниз указывающим.
Взошел на коня своего Грютинг, по левую руку становясь Харальда, да подал сигнал людям своим. Взревели рога походные приход конунга чествуя, вызывая для слов не для брани Транделага властителя. Чинной поступью кони следовали, ноги свои мягко на землю сырую ставя. Высоко развевались стяги над отряда головами поднятые, видеть свободно их должно Хакону.

Вестфольд. Старый Торвард

Прибыл гонец в Гокстад к вечеру ближе. Лишь с коня соскочил, повелел ярла Асмунда ему позвать. Однако на зов его лишь Торвард херсир вышел, в дом пригласил, да после спросил с делом каким тот пожаловал.
- Послан я самой Ассой кюной, - гонец отвечал. – Не просит владычица, требует, чтобы Асмунд ярл с дружиной большой в Агдир выступал на подмогу ей да на битву с Сульки Рагаландским.
- Славно баешь, да только нет ярла нашего, в Раумарики нынче он, - старый херсир отвечал.
- Тогда ты, Торвард, собирай людей и к Гренланду веди!
- А ты не спеши, молодец, - осадил его седовласый воин. – Людей у меня довольно, как ты видишь, а с каждым днем все больше под стяг бондов и хирдманов приходит. Собираю я рать славную – как достаточно воинов станет, так и пойду, пособлю кюне старой.
- Но к тому времени Сульки захватит…
- Как захватит, так и отобьем, - улыбнулся Торвард, точно ребенку неразумному он сейчас втолковывал почему трава зеленая, а не с посланцем кюны грозной говорил. – Коли войско в единый кулак соберем. А распылим дружину – всяко сомнет нас ворог. Не для того меня здесь поставил ярл, чтобы я его людей по приказы старухи на смерть посылал.
- Ответишь ты за дерзость свою! – Вскочил гонец, к мечу потянулся, да тут же и гриди в доме бывшие рукояти стиснули в ладонях широких.
- Отвечать мне перед ярлом лишь и конунгом моим. А покуда глупости какой ты не сделал, добрый человек – милости прошу тебя во двор – хоть сейчас можешь к Асмунду отправляться, или к кюне своей.
Едва покинул гонец рассерженный усадьбу, как пришли к Торварду Вестар и Ингмунд жрец, такую речь повели:
- Зачем ты помощь обещал Ассе? Не для тех дел рать собираем! – Вестар молодой спросил.
- Для чего мы войска собираем – то лишь нам ведомо, - спокойно старик отвечал. – А коли действительно так умна Асса, как говорят о ней, то сама поймет, что не следует ей помощи от нас ожидать.
- К Сарасбергу уже идти надо! Три недели прошло, как Асмунд уплыл – момент упустим, укрепится Эйнар в Вингульмерке!
- В свое время выступим, - осадил его Торвард. – Ты жрец принеси Одину жертву богатую – должны знать мы, что ожидает нас в походе грядущем.

Зарезал коня на камне жертвенном Ингмунд, кровь в чашу собрал, испить из нее дал Торварду и Вестару, да и сам не побрезговал. А после велел знака ждать. Вскоре уже слетелись вороны на конское мясо, стали клевать. Улыбка на лице жреца появилась:
- Большую битву нам Отец Ратей сулит, да победу великую над противником. Довольно медлить уже – через три дня выступаем.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 23-06-2007, 12:01

Раумарики. Владения Асмунда Кровавого. Эльдис.

Не зла была Эльдис по натуре своей, сердце женское – мягкое, о любом порадеть готово, любому слово сочувствия молвить да жалость явить. Но все ж, плача в подушку, она поминала покойного сына Гили Шесть пальцев словами недобрыми. И себя он не сберег, и ее на позор обрек. Дивно норны с свои нити! Не думала дева, что ее кто-то будет страшить пуще Асгейра Альвхеймарского. А вот глянула мельком на нового ярла вестфольдского – сердце мигом в пятки ушло и там тревожно забилось. Ох, стыдно сказать, но благословила она в тот миг уродство позорное: лишь родом ценна она ныне, а ликом хозяину этих земель боле не приглянется. Мучитель ее, ярл Гандальва Серого, хоть в обычное время человеком казался, да и неприязнь его к люду агдирскому легко пояснялась. Этот же ярл, не человеком – волком смотрел. Даром, что вроде как свой, под рукой Харальда правящий! Сразу в нем Эльдис гнилое нутро увидала – да дело дальнейшее то лишь подтвердило. Но Асмунд был далеко, а муж, прозванный Краснобаем – поблизости. Она была женщиной из рода херсира, славного мудростью, и понимала, кого из мужей ей должно проклясть за полон среди родных агдирцев. Вот этого, злоязыкого. Асмунд рассудку лишился, ужас молвить: говорят, на отца руку поднял. А Краснобай знай, подначивает. До какой степени дойдет хитрость изменщиков, Эльдис поняла лишь в то утро, когда рядом с усадьбою снова заржали пришлые кони, да взметнулось знамя альвхеймарское. Как стояла дева подле окна – так и на пол упала, стяг тот увидев. Такой страх испытала – не молвить, не рунами написать. В груди все будто в ледяной ком смерзлось, ноги тело держать отказались. Все виделось ей, как в горячечном бреду: вот входят в дверь Асгейр да Гандальв, над полонянкой потешиться, а Асмунд смотрит на то – и смеется. Но – минуло. Когда ум в деве воспрянул, поняла она глупость страхов своих. Едва ли муж такой знатности, как Асгейр, под руку вестфольдсекого ярла придет. Велика честь для мальчишки!
Не ведала Эльдис, кто так дело решил, что оказалась она средь отряда альвхеймаркого. Дунгаль решил, что так от глаз любопытных убережется, а чувства девицы его заботили мало. Придется Эльдис с альвхеймарцами ныне пожить в соседних домах. Если что – масса воев кругом легче отобьет охоту выходить за дверь да творить всякие глупости.

Сообщение отредактировал DarkLight - 23-06-2007, 17:45

Вингульмерк - Сарасберг.
С Тельтиаром.

Поутру стук в окно Торхалля, старшего в халльвардовой дружине, разбудил. С недовольством тот дверь открыл, за порог выглянул, и увидел Кьярваля, гонца, что ранее в отряде их тоже был. А потом с Хареком ушел.
- Ты зачем здесь? – угрюмо Торхалль спросил, бороду оглаживая.
Оглянулся Кьярваль по сторонам, ближе ступил и молвил:
- Уходить вам надо, покуда о вас не вспомнили. Хельд ваш и брат его в темницу попали, за покушение на Оттара Рваного.
Хоть и не до конца проснулся муж, но понял, как себя вести надо, чтобы лишнего не узнали те, кому не надо. Поднял брови он, шаг назад сделал, да на гонца глянул, как на сумасшедшего.
- Что ты говоришь такое? Какое покушение?
- Скажешь, не знал ты о том, что Вебьернссоны замышляют? – прищурился юноша.
- Ты уж расскажи давай, про что это такое я знать был должен, да почто Халльварда с Сигтрюггом в тюрьму упрятали ярлы ваши! – махнул рукой Торхалль, за собой гонца призывая в дом идти, где они с дружиной разместились. Там поднял он всех, кто спал еще, да стали они слушать рассказ Кьярваля о том, как в церкви отравили людей многих братья, яд в вино подлив, да как стрелял Сигтрюгг в херсира из лесу. Но к счастью, никто из воинов и виду не подал, что знали они о планах братьев да зачем те в Гиллисберг ехали.
После того, как ушел Кьярваль – а ведь ушел, убежденный, что не подозревала о готовящемся деянии дружина! – собрал Торхалль вокруг себя всех и стали они совет держать, что дальше им делать. Для безопасности своей следовало им ехать сейчас же обратно в Сарасберг да докладывать Асгауту о том, в какую беду братья попали. Но настаивали Фрейгейр, Вестейн, да и сам Торхалль на том, что надобно было хоть одному из них в темницу пройти да переговорить с братьями.

Собрали они все серебро, что было у них, да отдали Торхаллю как старшему, и отправился он туда, где узники томились. Не знал он, что Халльварда увез уже Харек Волк, да и откуда было? Огляделся он, нет ли поблизости кого, и убедившись в том, что помех ему нет сейчас, приблизился к стражникам.
- Можно ли в темницу пройти? – воитель осведомился.
Переглянулись хмуро стражники.
- А что за надобность тебе в том? И есть ли позволение Эйнара на то?
Вздохнул Торхалль притворно.
- Позволения, прямо скажем, не имею, - достал он из-за пазухи мешочек с серебром, - но если могут монеты звонкие заменить его…
- Подкупить нас решил? – возмутился один из стражей, но второй, по виду старше и опытнее, рукой махнул, останавливая речь товарища.
- А говоришь, нет позволения, - покачал головой второй стражник, руку протягивая. Отдал ему Торхалль деньги, на первого стража поглядывая искоса. – Проходи, коли дозволено Эйнаром.
Проскользнул внутрь воин, богов поблагодарив за то, что попался ему человек, серебру цену знающий. Быстро нашел он, где Сигтрюгга держали, к дверям припал, да тихо позвал Вебьернссона.
- Торхалль? – удивился отрок. – Что ты делаешь здесь, как прошел сюда?
- Неважно это, - нахмурился воин, - а то важно, что мне Асгауту говорить, когда приедем мы к нему, как рассказывать о том, что неприятности у вас большие. И где Халльвард-хельд, неужто его в другом месте держат?
Тут поведал ему Сигтрюгг о том, как допрашивали их с братом, что сказали они Эйнару про дядю своего, да как забрал Харек с собой старшего брата.
- Расскажи Асгауту все это, уж он придумает что делать. А если не забудет заслуги наши прежние, то вызволит обоих.
- Так и сделаю, - Торхалль пообещал, и пожелав парню, чтоб держался тот крепко, ушел в спешке, пока не надумал Эйнар вернуться или еще кто.

И часа не прошло, как взнуздала коней дружина и понеслись те по дорогам размытым во весь опор обратно в Сарасберг, тревожные вести неся. Не столь долга была обратная дорога, как дорога туда – многое зависело сейчас от того, как быстро донесут их кони до владений Харальда конунга.
Как прибыли они, спешились все, кроме Торхалля, в поселении остались, а он же далее поскакал, к усадьбе Асгаута-ярла, надеясь там застать его.
У крыльца слетел он со скакуна верного, взбежал на порог, да не спросясь, дверь распахнул, на слугу едва не наткнувшись.
- С ярлом Асгаутом говорить мне нужно, да срочно! – воскликнул Торхалль, даже не дожидаясь вопросов. – Привез я горькие известия о Халльварде да Сигтрюгге, с коими мы в Гиллисберг отправлялись!
Несмотря на время позднее, не стали слуги долго задерживать хирдмана, пропустили его к Асгауту, сам же ярл его вышел встречать в плаще, что поверх рубахи нижней накинут был - видать ко сну отходить собирался, да известия о братьях Вебьернсонах ему важнее показались.
- Говори, не томи, альвхеймарец, что за вести ты принес, - повелел он.


- В плену Сигтрюгг сейчас, у Эйнара ярла, а Халльварда-хельда Харек с собой увез, - выпалил Торхалль. - Были пойманы они за покушение.
- Какое еще покушение? Не говори загадками воин, все как есть рассказывай!
- Добре же, расскажу обо всем сейчас, - кивнул муж, дух переводя. - В чашу с кагором для причащение подлили яду они и много народу отравилось, погибло человек несколько. Оттару Рваному дурно сделалось от того яду, а когда на воздух вывели его, то Сигтрюгг стрелял в него из лесу - и убил бы непременно, если б в ладанку стрела не попала. Но поймали братьев, и одного посадили под замок, а второго увезли. Решили, правда, не судить их пока, потому как вину всю они на Ульвбьерна, дядю своего да соратника Гандальва возложили, сказали, будто младших братьев в заложниках на Хисинге он держит. Не знаем мы, что будет теперь...
Покачал головой Асгаут ярл, слова те слушая, да неростаропность братьев про себя браня и бога пришлого словом недобрым поминая:
- Как зовут тебя, воин? - Спросил.
- Торхалль имя мое,- отвечал тот.
- Послушай же, Торхалль, - Асгаут продолжил. - Воинов, что с тобой ты возглавишь, покуда Халльвард не вернется, а об том, что в Вингульмерке случилось - молчите, как если бы и не было вас там. Сам я дело это улажу и Вебьернсонов вызволю из плена позорного. Они - конунжие люди, не посмеют ни Эйнар, ни Харек силою их удерживать против воли властителя. Теперь иди...
Помолчал ярл, а после достал монет золотых пригоршню небольшую, да протянул Торхаллю:
- Коли поиздержались в чем, траты ваши это с лихвой окупит, да и за верность - награда достойная.
Удивился воин, но виду не подал, и молвил в ответ, золото принимая:
- Благодарю, Асгаут-ярл. Верь, ни слова не скажу ни единой душе, пусть мне боги в том будут свидетелями.
Попрощался Торхалль с ярлом да к своим возвратился, задумавшись крепко. Ежели все так, как хельд им рассказывал, то в покушении Асгаут напрямую был замешан. Но ведь виду он не подавал…а, впрочем, не след ему, простому воину, было в дела эти мешаться. Так и порешил он, к заслуженному сну отходя.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 23-06-2007, 18:16

Всегда была кюна Рагхильда красавицей, особенно же красивы были ее длинные волосы. Раньше казалось, будто Фрея позолотила локоны девушки, и ниспадали они блестящими волнами на плечи ее.
Но теперь, когда уже умудренной женщиной была Вещая Дева, когда многое за спиной ее, хотя и многое перед взором, к локонам ее добавилось серебро. И теперь серебряные нити вливаются в ее косу, говоря о жизни, о мудрости, о знании кюны.
Рагхильда задумчиво разглядывала посеребренные пряди, заплетая косу, вспоминая о том, что было, и размышляя о том, что будет. Торопливые шаги, а затем голоса, отвлекли кюну от раздумий. Явился гонец, да не от кого-нибудь, а от кюны Ассы, что в Агдире заправляла. Просила Асса, чтобы послала ей невестка помощи военной для защиты земель агдирских от Сульки коварного. Описала в послании старая кюна, что происходит там и что планируют делать рати, которые уже есть у Ассы.
Чуть нахмурилась Рагхильда - не часто свекровь ее в подробности углубляется да в дела свои просвещает других. Видно, шибко ей нужна сейчас помощь и нежелательна ссора с ней, Рагхильдой.
Но что поделать - интересы у них разные, а земля родная одна. Задумалась Вещая Дева, вдова Хальвдана, чем же ей Ассе старой помочь. Да пришла ей тут в голову мысль, что подошли венды под командование Асгаута да стоят теперь без дела, задаром хлеб ее поедая и место занимая. Отчего не послать их на дело полезное, кюне Ассе на помощь?
Тут же позвала Рагхильда слугу да приказала позвать Асгаута сию же секунду, и сказала передать ему, что дело к нему есть важное.

На границе Вингульмерка и Ранрики.
С Тельтиаром

Засветло из Гиллисберга выступили воины Харека Волка, с песнями веселыми да прибаутками шли, точно не на войну - на пир развеселый собирались. Да и чего им горевать было - не на конунга спины гнуть отправлялись - себе землю стяжать! Одного лишь Халльварда в цепях скованного на повозке везли под надзором ирландцев двоих. Оттар же Рваный, больной, в Гиллисберге остался, здоровье поправлять.
Харек сам впереди воинства своего ехал, теми дорогами, что еще с юности ему знакомы были, когда он с Хальвданом конунгом земли эти у Гандальва отвоевывал. К вечеру только остановилась рать христианская, лагерь дружинники разбили, костры походные разожгли. Стали ужин в котлах варить, даже пленнику похлебки поднесли не скупясь да хлеба краюху дали.
Неловко - мешали цепи тяжелые, которые снимать не стали с него даже сейчас, - стал Халльвард прихлебывать ждкость горячую, по сторонам украдкой озираясь. И хотл бы он сбежать, да не мог никак - мало того, что стерегли, и стерегли зорко, так и бежать-то некуда было.
Закончилась похлебка; а хлеб христианский нетронутым Халльвард оставил, в сторону отложил.
Зашло солнце уже, скрылось за лесом, когда подошел к пленнику сам ярл Харек с охраной вооруженной, да факелом лицо ему осветил:
- Продолжим разговор наш, Халльвард сын Вебьерна, - Волк молвил. - Честно ответишь мне - отпущу тебя, лгать будешь, как Эйнару - пощады не жди, да не смотри, что крест на мне христианский - заповедовал Господь не только ближних любить, но и от злодеев их оборонять, то же что в церкви вы учинили и вовсе вам Геену Огненную предвещает.
- Я другим богам молюсь, и кары, если заслужил я ее, мне только от них ждать возможно, - Халльвард сквозь зубы ответил. - Но так тому и быть, продолжим беседу. Спрашивай.
И взглянул в глаза Хареку, без страха, но с ненавистью неприкрытой.
"Храбр парень, да не тем господам служит", - подумал Харек, тяжелым взглядом смотря на закованного, а после сел на чурбан, что слуги поднесли, прямо напротив Халльварда:
- Боги твои в Рагнарок все сгинули, и не защитят тебя, но говорил ты, что из похода морского возвращаясь к дяде на Хисинг остров заглянул. Что же это за поход был, куда да по делу какому?
Насторожился Халльвард - можно было на этот вопрос без утайки ответить, но все равно надлежало быть осторожнее. Все же нет с ним Сигтрюгга, который в случае неприятностей любых одним словом вытащить из них мог.
- На остров Мьон мы плыли, где конунг морской Торир Собака и пираты его золото свое хранили. Асгаут ярл за ним нас посылал, он подтвердить может правоту слов моих, коли не веришь.
- Слышал я о том, - внимательно смотрел в лицо юноше ярл, не дрогнет ли уголок рта, не прячеться ли улыбка коварная, не блестят ли глаза лукаво. - Оттар Рваный сказывал мне, как в бою сразил Торира Собаку, когда тот в погоню собирался за теми, кто золота его лишил. Спас значит херсир вас от погубы, а вы чем ему отплатить решили?
- Если б знали мы о том, что спас он жизни наши, может, и по-другому все обернулось, - безразлично хельд молодой отвечал. - Но нам никто о том не поведал. Впрочем, о судьбе братьев наших меньших речь шла - да и до сих пор идет, не след о долгах да благодарностях задумываться. Что же, Харек Волк, если бы злодей какой деве Гиллеад прекрасной твоей угрожал да велел тебе ради жизни ее друга твоего старого убить, что бы сделал ты? Кого бы выбрал?
- Не обо мне речь сейчас, - одернул его Харек, но казалось - на миг и сам задумался над вопросом каверзным. - дальше сказывай, как на Хисинг приплыли, да как встречали вас.
- Развернули корабль да и приплыли, - пожал плечами Халльвард, - решили, что неплохо будет родню повидать, коли уж близко там оказались. Как к берегу причалили, остались почти все воины на кораблях, а мы с братом да с надежными людьми из дружины на берег сошли, - быстрый взгляд на Харека. - Их имена я назвать могу, коли надобно будет. Что до встречи....холодно нас встретил дядя, сильно недоволен и зол был на то, что Харальду конунгу служим мы теперь, тогда как отец наш, да и сам дядя верными слугами Гандальва были. Но стол он накрыл нам иугощение скупое поставил, и за столом как раз и завел разговор о том, что братья наши малы еще, чтоб имением управлять, потому он за них главным здесь остается. А после и сказал. что не только имение в руках его, но и Трода и Торгейра жизни тоже...а остальное уже брат тебе сказывал, в темнице у Эйнара.
- Мало мне вериться в то, что станет лендрман почтенный убийством коварным руки себе марать, - покачал головой Харек. - Сдаеться мне - лжешь ты насчет дяди своего!
Схватил за подбородок мальчишку воин, к себе дернул.
- Кого покрываешь, отвечай?!
- Уже сказано все, - Халльвард бросил ему, вырваться пытаясь. - Себе и не стал он руки марать, верно ты говоришь, решил нами воспользоваться. Правду говорю я - или считаешь, жизнь брата мне не дорога?
- Не желаешь значит отвечать, когда по хорошему я спрашиваю, - видел Харек, как у Эйнара в темнице говорили братья, и что про дядю все младший сказывал, а старший кивал лишь. Но видать упорен был во лжи своей Халльвард. - Смотри, как бы худо тебе не стало от того, что не хочешь правду мне сказать. Эй, люди - воды студеной принесите в бочке.
Не понял сначала Халльвард, зачем вода ему нужна - уж не пить ли захотел Харек. Но после вспомнил, что при допросе и пытают часто, когда сразу истины не могут дознаться...Почувствовал юноша, что кровь отливает от лица его.
- Смотрю я - побледнел ты, а значит это - истину скрываешь под покровом лжи, - наблюдать за пленником продолжая, ярл заметил. - Последний раз добром прошу - ответь мне, кто повелел тебе Оттара погубить, да других людей в церкви? Или смуту хотел ты в Вингульмерк принести?
- Если и побледнел, лишь от угроз твоих, которые и невиновного заставят себя виноватым почувствовать, - попытался юноша себя в руки взять, самообладание вернуть. - Называл я уже имя Ульвбьерна, называю его еще раз. Прямой вины, ни моей ни брата, нет в тех событиях, что в Вингульмерке случились.
Замолчал Харек, перчатку надел кожанную, да к костру нагнулся. Крепок юноша - хороший хирдман из него вышел бы, коли делом злым не занялся он. Повернулся к нему вновь ярл, ладонь Халльварда сжал крепко и уголь горячий вложив в нее, заставил кулак сжать десницей своею.
- Пламя всю ложь дочиста спалит. Отвечай, кто приказ подлый дал тебе!
Жгучей боль была, сильной, какой прежде, наверное, и не довелось испытывать ему - но стерпел он, зубы сжал, только слезы на глазах выступили.
- Ульвбьерн то был..! - скрипя зубами он отвечал, а по щеке уж слеза катилась. "Нет, терпеть, до конца терпеть надобно", повторял он себе, о Сигтрюгге помня. И стало вдруг все равно, что уголь до мяса уж, верно, ладонь прожег. Большего не сделает Харек, уж убить - не убьет, а несколько минут потерпеть он сможет.
Разжал ладонь Волк, на ожег взглянул, уголь вынимая что кожу выжег едва не до кости в плоть въедаясь.
- Мудрые говорят, что не трогает пламя тех, кто правду говорит, да лжецов и клятвопреступников нещадно карает. Доподленно вижу я, цену словам твоим. Долго еще упираться ты будешь, Халльвард? Не Эйнар я - словам пустым нет во мне веры с той поры, как стали ярлы здешние козни супротив меня строить, да без вины во всех грехах тяжких обвинять. Их ты пособник? Признавайся.
Суров взгляд был ярлов, безжалостнее огня жег.
- Не знаком я ни с кем из ярлов этих, - украдкой глянул Халльвард на руку свою, пока Харек не видел, дыхание переводя. Ничего, до свадьбы заживет, лучше прежнего будет...если и сам он до свадьбы доживет. И снова на ярла поглядел, пусть видит, что не боится глаз его Вебьернссон. - А вот у дяди нашего как раз и стоило бы спросить, не он ли с ними в сговоре? Ту волю мы исполняли, что высказал он нам, а была то его воля или чужая - как нам судить?
Поднесли слуги бочку воды, взял руку раненую у Хальварда Харек, да опустил в воду холодную, приговаривая:
- Многих ты знаешь, к Асмунду ездил ты с какой целью? Да давно ли Асгауту служишь?
Легче стало - вода студеная как будто рану заживляла.
- Приказ конунжий Асмунду передавали мы, о том, чтоб не бесчинствовал в Вестфольде он да кровь невинную не проливал. А Асгауту мы с той самой битвы под Сарасбергом служив, в котоорой отец наш пал - а было то в середине зимы.
На сей раз видел Волк, что правду говорит юноша, научился уже по лица выражению различать когда лжет парень, а когда нет.
- Значит Асгаут тебе повелел Оттара убить, после того, как поссорились они? - Резко Харек спросил. - А солжешь мне опять - утоплю в бадье этой, так что не попадешь в Валгаллу свою даже если она и существует.
- Разве ссорился Асгаут с Оттаром ярлом? - вопросом на вопрос Халльвард ответил, удивленно на Харека глянув. - Разве же не друзья они старые да верные? Что же говоришь ты такое, ярл...
"Утопит, как пить дать утопит", промелькнула мысль в сознании юноши. "Точно как Рагхильда говорила - принять смерть нам от Волка Ночного...хорошо хоть Сигтрюгг в Гиллисберге остался, и ему опасности нет, и смерти моей не увидит". Именно сейчас почему-то и пропала у него уверенность в том, что не тронет его Харек.
Схватил Харек его за волосы да лицом в бочку окунул, продержав так несколько мгновений, а после достал вновь:
- Так значит не знал ты о ссоре Асгаута с Оттаром?
Только головой помотал Халльвард - не успел он воздуху в грудь набрать, потому не шли слова из горла его.
- Хорошенько подумай пока! - Вновь в воду опустил ярл парня, дольше там продержав, и вновь достал.
Закашлялся Халльвард, совсем трудно дышать стало, в легких боль была от того, что воздуха не хватало, да и глаза резала холодная вода.
- Правду я говорю, не знал ничего! Хочешь, и впрямь утопить меня можешь, только уж все я сказал тебе, что знаю!
- Лжешь ты, вижу я это, - в третий раз окунул парня Харек, да до той поры не доставал, покуда дергаться не перестал юноша, и потом лишь вынул его из бочки, да на землю бросил. Скорчился в кашле Халльвард, воду выплевывая, ярл же рядом на корточки опустился и произнес:
- Три дня тебе даю я, чтобы образумился ты. После вновь приду и тогда легко так не отделаешься уже.
Ничего не ответил хельд, только звоном тихим цепи на нем отозвались.
"Христианин...турсово отродье"
Вздохнул Харек Волк, к шатру своему возвращаясь. Тревожно ему на сердце было после разговора с пленником. Не верил он словам юнца, но и доказать ничего не мог, признание из уст его не вырвав. Тяжелее только на душе становилось, стоило лишь ему подумать, что могут у врагов его еще стойкие такие убийцы быть, которые вновь могут за Оттаром придти или даже за Эйнаром и супругой его.
Скорее бы конунг возвращался - тогда лишь дело это разрешиться, когда сам Харальд слово последнее скажет, не раньше.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 26-06-2007, 14:01

Транделаг. Харальд, Хакон и Грютинг.
Совместно DL & Тельтиар & avarach


Увидил Хакон-конунг агдирское знамя - и разгладилась морщинка тревожная между бровями владыки. Вскочил конунг на верного скакуна - да поехал навстречу будущему родичу. Ярлы верные, и Бьорн первей всех, за ним поспешили.
- Рад я, Грютинг, что правду ты молвил про гостей долгожданных, - молвил он властителю Оркдальскому. И на Харальда взор обратил: - Знал я отца твоего, Харальд Хальвдансон. Много воды с тех пор утекло. Вижу я ныне пред собой славного мужа, а скоро, надеюсь, и сыном тебя величать доведеться. Труден ли путь твой в земли мои был?
- И ты славен будь, Хакон седовласый, - хотел было юный конунг молвить "седобородый", да вовремя спохватился, на лицо старца выбритое поглядев. - Вел я к тебе на подмогу людей через Гудбрандсдалир да Хейдмерк, врагам моим ранее принадлежавшие, через горы и долины Оркдальские, а уж трудна дорога сия или легка - о том пусть другие думают. Мне отрадно то уже, что свидились мы наконец с тобою и никакие козни вражьи тому помехой не стали.
- То славно бы пиром отметить, - ответил Хакон. - Но сам знаешь: неспокойно в Трандхейме, да и по всему Трандалагу смута головы подняла. Стар я уже, годы - они, знаешь ли, не только мудрость приносят, но и крепость у рук отнимают. Рад я буду отдать тебе свою дочь и наследницу, да знать, что конунг молодой да сильный земли мои праотеческие приголубит, - тут конунг посмотрел на Гутхорма: - Здравствуй и ты, воитель, славный доблестью, Гутхорм из рода Оленя! Знаю я: тверда рука племянника твоего, но плечо друга и родича никому лишним еще не было. Поедемте же во Хладир, по дороге беседу продолжим.
Правду молвить - на пользу властителю Транделага война эта пошла. Хоть и звал он себя стариком, но как гридень младой в седле держался, да и речь его ладно текла, была разумением зрелого мужа, но не шамканьем выжившего из ума старика. Ясно теперь было, как смог этот конунг земли свои удержать да так долго врагов всех отваживать.
- То честь для меня будет - дочь твою в жены взять, могучий Хакон, - степенно говорил Харальд, стараясь ничем волнения своего не выдать, ведь хоть и был он владетелем полновластным, но все же впервые речь с тестем будущим о женитьбе завел. - Но прежде, чем за стол свадебный мы сядем, хочу я, чтобы замирился ты с ярлом моим, Грютингом и обиды на него не таил более.
Удивился Хакон, взор изумленный с Грютинга на Харальда переводя. Не думал он, что юный агдирец был столь силен, чтобы с конунгом оркдальским не только почетный мир заключить, но и вовсе его вместе в землями под свою руку зазвать. Ох, не даром пророчили вещей Рагхильде рожденье великого победителя!
- Грютинга я с младых ногтей знаю, только что в люльке его не качал. Были у нас разногласия – спору нет. Ну, да на то мы и мужи, чтоб правоту свою секирой на сече доказывать. Не держу я на ярла твоего зла, Харальд-конунг. Хоть сейчас с ним из кубка одного выпью.
- Приятны мне слова твои, мудрый Хакон, да только разве может кубок хмельной мир скрепить лучше родства кровного? - Хитро улыбнулся конунг, да дядя его тоже в бороде ухмылку спрятал, взгляд стараясь ни на Хаконе, ни на Грютинге не останавливать.
- Неясны мне твои речи, - ответил Хакон, на родича будущего оглянувшись. До той поры ехал он чуть впереди, указывая дорогу, но сейчас поравнялся со всеми да взором пытливым Харальду в очи всмотрелся. Тяжел был взор старого Хакона, даже когда не желал он чужой дух ввести во смущение. Долго он правил – и повадки конунжьи прочно в нутро Хакона въелись. Даже, коль будет идти не оружнымй да только в рубахе, по манере видать – вождь.
Приковал словами своими внимание Харальд не только внимание Хакона, Грютинг от него чуть отставший взор свой направил на конунга, стараясь при этом и дядю его не упускать из виду. Что задумали они за спиной его? Смешать кровь двух соседей родством, нехитрое дело, да только нет у старого конунга дочерей боле, известно о было доподлинно Грютингу.
- В усадьбе оркдальской, - продолжал конунг молодой, на тестя будущего глядя, да манеру его и повадки властные запоминая и перенимая. - Захватили воины мои девицу-красу, в жилах чьих родная кровь Грютинга ярла течет. Хотел он породниться с тобой, славный Хакон - так неужели откажется отдать ее в жены тебе? Порадует тебя наследником дева оркдальская - станет он детям моим будущим побратимом.
Хотел сейчас глянуть в лицо Грютингу Харальд, хотел увидать, что отразилось на нем в мгновения эти, да не стал. После решил у дяди спросить о том.
- Не думал я жены брать, честно скажу, - ответствовал Хакон. - Хоть и доброе то дело, чтобы вороги бывшие немирие браком скрепляли. Что ярл-то твой про расклад такой молвит?
Встрепенулся Грютинг про родственницу свою, услыхав, никак дочь сестры его матери – Эйсван захватили агдирцы, да и то верно, в усадьбе оставлял деву он, когда в поход на Хакона идти собирался. Слушал внимательно ярл оркдальский слова конунга своего. Кровь смешать, чтоб союз укрепить дело доброе. Ведь не мало оркдальцы горя земле Хакона причинили, дева же вирой за всех их деяния станет, принесет прочность миру утерянному.
Потому и на слова Хакона ответил он с довольной улыбкой:
– Не затем я Эйсван берег, чтоб от глаз людских ее прятать, при себе удерживать. Богата она своей красой, и отдать мне ее лишь тому не жалко, кто стати лебяжей достойней будет ее. А медвель Хладира средь достойнейших будет, потому я с радостью в руки его передам сестру свою.
Выслушал ярла Харальд, так к нему и не поворотившись, да сказал после:
- Быть значит по сему, Хакон Гротгардсон, сразу две свадьбы веселых в один день мы справим, да таких, что на всей земле северной равных ни в былые времена, ни в грядущие не случится!
Смолчал Хакон, сделав вид, что с конем споткнувшимся сладить старается. По нраву ему была властность Харальдова, да и против жен он ничего не имел - благо, лишь на словах стариком был. Но сложно тому, кому всю жизнь гридни да ярлы в рот смотрят другому властителю подчиниться, обособливо - такому младому. Сам Хакон так решил, потому и молчал, чтоб не дай Один, в голос раздражение не прорвалось. Не дело то - отношения с худых слов да взоров недобрых начать.
- Да благословит Фрейр род наш общий, - заговорил он чуть позже. Рад я таких родовичей под кровом своих привечать, лишь украсите вы мою гридницу. А свадьбы - то дело доброе
- Так вели же немедля зал хладирский пиршественный, брагой славный к праздненствам этим украшать, да бондам не скупясь угощение нести, - тут уж Гутхорм молвил, хоть до этого и не встревал он в разговор, да только решил, что сейчас о свадьбе грядущей лучше слово сказать, чем ждать, покуда Харальд снова норов властный проявит. - И вот еще что, Хакон конунг - слышали мы, что восстали ярлы твои против власти законной, да и взгляду моему разорение предстает - поведай, чем же битва твоя завершилась?
- Не все ярлы клятвы забыли, - молвил Хакон, с благодарностью смену темы воспринимая. - Бились одни транделагцы против других и сердце мое при воспоминаньи о том кровью исходит. Ворог - на то он и враг: сегодня – ратимся, завтра - замиримся. А их я друзьями считал, более того - чуть не отцом себя ярлам мнил. Не думал, что доживу до того, чтоб такое узреть. Ну, да на все воля Одина. Мы победили, а изменщики прочь разбежались. Снарядил я погоню, ярла смелого командовать ею поставил да землей наградить обещал. Верность надо ценить высоко - сильно редко случается видеть ее в наше время.
- Вернулся ли ярл твой с победою? - Гутхорм спрашивать продолжал.
- Нет до поры, - ответствовал Хакон. - Недавно лишь был тот разговор, такие дела в один миг не содеешь.
- Быть может подмога ратная в деле таком надобна? За столом одним мы с тобой конунг пировать будем - так и предателей плечом к плечу карать следует, ни шанса единого им не оставляя, - говорил так Гутхорм, но не столько оттого, что Хакону помощь свою навязать хотел, сколько от того, что в битву душа его рвалась - мало ему было поединка одного с Ахти Йотуном, настоящего сражения ярл могучий хотел.
- Буду рад помощи. Да что там! Дома себя в землях этих почувствуй. Чай, родом одним скоро будем, - ответил конунг Транделага.
- Тогда ждать не след нам, - внезапно Харальд сказал, дядю своего едва на полуслове не обрывая. - Разве можно пировать спокойно, когда крамола в землю корни пустила. Пусть девы к свадьбе готовятся, да бонды столы ставят, но так я скажу - ни один хирдман за стол свадебный не сядет, покуда не изведем всех ярлов-мятежников. Ты, Грютинг с нами пойдешь на битву эту славную - знаешь ты предателей этих, и чего ожидать от них, так что на тебя надеюсь я ныне больше даже, чем на агдирских воинов.
Пусть и не было в словах обидного, да только смысл тайный крылся: якшался ты с мятежниками, Грютинг, вот теперь и проверим в бою верность твою. Посмотрим - на кого меч свой подымешь.
Крепко скулы сжал Грютинг, на слова недоверия в его адрес брошенные, и смолчать он на них не смог:
– Верность слову моя не разу порушена не была, в том свидетели боги наши мне будут, ну а коли сомнения есть у конунга в моей преданности, то и в бой я людей своих поведу первых. Тех кто первым идет сеча злее ждет, да и слава их ярче сияет.
Замолчал на мгновенье оркдалец, да дальше продолжить решил:
– Все ж надеюсь, на ясность глаз твою Харальд, что узрел я, а не ты в тех словах обидное.
Снова смолчал Хакон, но Гутхорм заметил как конунг губы поджал. Не дело властителя в земли назвав, волю свою ему сказывать, да только больно круто Харальд взялся за дело. Грютинг и так многое потерял. Стоит ли дразнить его, верность так проверяя? Ведь конунг урожденный, не черная кость. А ну, как с ярлами объединиться, обиду сейчас затаив? Много бед принесет. А зачем? Чтобы еще раз власть подчеркнуть?
Положил ладонь племяннику на плечо Гутхорм, точно хваля его за слова храбрые, наклонился ближе, да произнес, так, что бы не слышал никто:
- Полно тебе уже ярла нового позорить да Хакону власть свою показывать, как друга тебя приняли - к чему же врагов наживать лишь из гордыни, - холодно сказано было, жестко, как сталью по сердцу Харальда полоснули слова эти.
Не ответил конунг, побледнел лишь слегка, да выпрямился в седле, почувствовав, как плечи поникли немного.
- А покуда роздых нужен войску нашему, позволишь ли ты, Хакон лагерем у усадьбы твоей встать? - Гутхорм спросил.
- Конечно, не в поле же гостей дорогих привечать. Пригласил бы я вас самих во Хладир, но после прошлого визита Грютинга-ярла в усадьбе идет дождь по ночам. Так что, мыслю, лучше вам с воями вместе остаться.
Кашлянул смущенно на те слова ярл Оркдаля:
– Пусть хозяин на меня не серчает за прошлое посещение, разошелся немного я, силы не подрассчитал. А крышу справить в дому поправимое дело, могу бондов своих снарядить в помощь, коль будет в том надобность.
- За то лишь премного благодарен тебе буду, - принял помощь соседа и родича будущего Хакон.
– На том и порешим мы, – согласился Грютинг, довольный, что со скользкой темы ушел разговор.
Тут уж не без улыбки Гутхорм сам на Грютинга глянул, а после согласился с Хаконом, что поставят они столы перед усадьбой, да встречу союзную отметят, а уж когда отдохнут с дороги воины - тогда походом карательным двинеться рать их на Внутренний Транделаг.

Сообщение отредактировал avarach - 23-06-2007, 22:36

Сарасберг. Асгаут и Кюна Рагхильда
С Мориан, естественно

Проводил Асгаут ярл воина, что весть ему принес скорбную о пленении Халльварда и Сигтрюга. Не удалось им исполнить повеление его, жив еще был Оттар Рваный, но много хуже то было, что сами они в плен к иноверцам попали. Благо – достаточно умны оказались, чтобы не его, Асгаута, выдать, а на дядю родного вину свалить – все одно он до сих пор верен Гандальву оставался, так что жизнь его на волоске висела. Но пришло время и этот волосок тонкий оборвать.
Улыбнулся Асгаут, решение такое приняв, да позвал к себе верного слугу и такое повеление ему передал:
- Воинов возьми шестерых покрепче, да на Хисинг остров отправляйся. Там Ульвбьерн найди негодяя, что имением заправляет и расправу над ним учини жестокую за предательство коварное.
- Какая же вина за ним, славный господин? – Слуга вопросил. – Оттого спрашиваю я это, чтобы было, что людям сказать, когда казнить злодея будем.
- С Гандальвом Серым негодяй стакнулся, погубить ярлов славных возжелал и земли их во власть Альвхеймара отдать.
Поклонился слуга, пообещал, что справит все, как велено. Знал ярл, что не станут на него зла держать за казнь эту Халльвард с Сигтрюгом, коли сами они дядю своего очернили, да и имение теперь полностью во власть старшего брата перейдет. К другим делам следовало обратиться ныне: вчера еще прибыли воины вендские на многих кораблях и в силах тяжких. Брат конунга Радегаста Славобор их привел и теперь столь много их оказалось под Сарасбергом, что коли еще хоть неделю здесь пробудут, кормить нечем станет их. Храбрые воины венды, клятвам и обетам верные, но ежели с едой туго станет, то и они взбунтуются. Обещал им Оттар земель новых во владение, злата и добычи богатой, а пока что ни битв славных, ни трофеев. Славобор воевода мудрый, знает, что порою выждать время надобно, а сыновья конунга вендского уже от безделья маются. Как можно скорее следовало их против врагов опасных отправить – но против кого? Эйрик Свейский далече пока, да и не ясно еще – сумеет ли он Вермаланд захватить. В Ранрики их отправить? Сами венды не прочь были бы с пиратами поквитаться, что им в пути досаждали, но сама мысль о том, чтобы помощь Хареку Волку отправить Асгауту претила. Быть может в Агдир, с Сульки бороться? Ну, нет! Асса старуха в сражение это ввязалась, пусть там и подыхает!
Тяжкими раздумья Асгаута были – рать огромная в его подчинении находилась, а направить ее некуда было. За этими размышлениями и застал его слуга Рагхильды, сказал что кюна великая видеть его немедленно желает.
Позвал тогда слуг своих ярл, чтобы облачиться ему помогли в одежды парадные, да поспешил к кюне великой. Без стука в дом ее вошел, поклонился в пояс и спросил, что за дело у нее к нему срочное.
- Есть у меня, Асгаут, к тебе поручение, - молвила Рагхильда, глянув строго на ярла, - Важное и срочное. Думаю, ты сам рад будешь работе этой.
И поведала кюна про обстановку в Агдире, о том, что Сульки подлый скоро прибудет туда и что нужно непременно его разгромить.
- Поэтому просит кюна Асса помощи у меня, чтобы послала я воинов к ней на защиту. Ведь под твоим началом отряд чужеземный от скуки уже воет. Отправляйтесь на помощь Ассе
- Во истину правы те, кто вещей тебя называет, кюна, - поклонился вновь ярл. - О том сам я тебя просить хотел, дабы без дела венды не страдали, но ты просьбу мою предупредила. С радостью я дружину эту возглавлю и в Агдир поведу. Одно скажи лишь - должно ли нам Ассу старую спасать или же лишь владения отстоять следует?
Из лести вопрос этот задал Асгаут, так как знал, сколь сильна вражда меж кюнами была.
Рагхильда задумалась ненадолго, а затем ответила, медленно слова выговаривая:
- Да, и Ассу старую по возмозможности спасите, - решила Рагхильда, что старуха, конечно, соперница ее и власть ей ни за что не захочет уступать, но тем не менее и об Агдире кюна печется, и хозяйством руководит там умело. Как бы ни была зла свекровь Рагхильды, как бы ни были черны умыслы ее, а все же побольше у нее опыта было и многое могла она на себя взять.
- Да, спасите, пожалуй. И, если случится такое, что жизнь вы ее спасете, то скажите, что Рагхильда то повелела и настоятельно просила.
Улыбнулась чуть кюна, слова те произнося.
Улыбнулся и Асгаут в ответ, думу правительницы понимая:
- Исполню все, как ты прикажешь, мудрая кюна. Дружину свою возьму и вендов всех, да через два дня через Вестфольд мы двинемся. Заодно посмотрю я, как там Асмунд ярл - обещал и он в Агдир людей оружных послать - коли с ним объединимся, не сдобровать будет Сульки.
- Все верно, ярл, все верно. Но поторопись, а то нечего, глядишь, и спасать будет, - молвила кюна, - А теперь иди.
- Дозволь мне, прежде чем уйду я, с просьбой обратиться, кюна, - ярл произнес, голову склонив.
- Обращайся, - кюна вскинула брови
- Дело мое не простое, Рагхильда, - рассказ начал Асгаут. - Двоих братьев отважных отправил я в Вингульмерк, посмотреть, как да что там, и добровольно ли в веру свою обращает людей Эйнар или силою принуждает. И случилось так, что вином церковным множесто людей потравилось там - так посланцев моих, что от имени сына твоего к Эйнару прибыли схватили, в цепи заковали и в том обвинили, что они отравы смертельной подлили. О том - что на самом деле было там - мне не ведомо, но не верю я в вину их - до сей поры верно они служили нам, да и сыну твоему родня Халльвард с Сигтрюгом. Опасаюсь я, как бы не погубили их иноверцы-вероотступники, не извели в угоду богу своему.
Перевел дух молодой ярл, продолжил:
- Так я думаю, что нет власти ни у Харека, ни у Эйнара людей конунжих судить и против воли их держать. Коли и виновны они в чем - так лишь перед тобой им ответ держать следует или сыном твоим, но никак не перед теми, кто от веры отцов наших отвратился. Засим прошу я тебя, мудрая кюна - рукою своей послание напиши Эйнару, да Волку, да прикажи отпустить братьев. А за верность их я головою своею ручаюсь.
Задумалась кюна, не по нраву пришлись ей известия. И так она уже много слышала про веру Креста, а теперь и о вреде ее прямом ее людям. Очень уж это сердило Рагхильду, уважающую и почитающую истинных богов.
- Сделаю я, что ты просишь. Верно, пора уже с ними поговорить. Сделаю. Не место вере отступнической в наших землях.
Так подумала кюна, думая о том, что необходимо и самого Харека с Эйнаром призвать к ней.
- Благодарю тебя, великая кюна, - низко Асгаут поклонился, прежде чем покинуть покои Рагхильды.
Довольный ушел от кюны ярл, добился своего он и на сей раз, сумел во всем, что требовалось ему, убедить правительницу, да угадать, какие слова ей сказать следует. Знал он, что дева, даром Одина наделенная, не питает любви к слугам распятого, оттого и вел речи о Халльварде и Сигтрюге так, чтобы видно было, что нарушают права слуг конунжих христиане. Осталось только дождаться, когда гонец Рагхильды к Эйнару доберется, да надеятся, что до той поры не расскажут ничего лишнего братья.

Транделаг. Хладир. Хакон, Грютинг и Харальд.
Совместно DL, avarach и Тельтиар.

За разговорами доблестные ярлы да конунги и не заметили, пак подъехали к воротам Хладира. В усадьбе при виде гостей дорогих началась организованная беготня: женщины бегали в кладовки за яствами, доставали из сундуков нарядные одежды да накрывали на столы. Мальчишки бежали за отрядом, во все глаза рассматривая героев, иссеченных шрамами битв. Больше всего взоров притягивал Грютинг-ярл: еще бы, недавно он сюда огнем и мечом прорывался, а теперь – едет чинно рядом с бывшими ворогами. Кто чудо такое содеял? Дивились люди – да конунгам кланялись. Сам Харальд Агдирский терялся между Гутхормом и Грютингом, не обиженными Тором статью да могутой. Но именно это юноша будет править Транделагом, а потому, когда Харольд спешился у крыльца, многие бонды долой шапки скинули. Мужи из дружины Хакона тоже вышли во двор, и разные чувства на их ликах читались. Удивление, настороженность и лишь изредка – радость, да и та больше к возвращению Хакона относилась.
- Эй, люди добрые, что хмуры вы, как перед покойником? – вопросил своих подданных Харальд. – Мы ныне приехали пир свадебный пировать, а не поминать духов усопших. Истопите-ка баню пожарче! Не след за стол прямо с дороги садиться, пыль с сапог не стряхнув.
Подивились слуги, почему конунг пришлый им приказы отдает, да только все одно исполнять отправились, и вскоре уже дым клубами над баней завился - благо ее во время набега грютинговы молодцы не тронули. Харальд же, ожидая, когда жар самый начнется, пару слов Ульву бросил и тот не медля к агдирским воинам направился, что лагерем вокруг усадьбы вставали.
- Хакон славный, есть у меня для тебя подарок еще один, - конунг молвил. - Надеюсь приятен он тебе будет.
Тем временем звон цепей раздался и окрики злые, да смех и возгласы удивленные, что хладирцы издавали, увидав, какое чудо тащат во двор усадебный слуги конунжие - в рубище одном окровавленном, волочили человека росту исполинского шестеро дюжих молодцев, да когда упирался тот, хлыстами его стегали.
- Что за диво? – молвил конунг Транделагский. – Али ты, Харальд Хальвдансон, в горах йотуна повстречал? Старцы говаривали, что вымерли уж ледяные великаны в землях Норвегии, но глаза мои заставляют в том усомниться.
- Как видишь, мудрый Хакон, не все еще повывелись великаны - один вот на потеху нам остался, - рассмеялся конунг агдирский. - Вот оно, отродье Гудбранда хевдинга, Айти Йотун, что поклялся и тебя, и меня со свету изжить!
Молча Грютинг смотрел как выводят товарища его бывшего, лишь ближе его когда подвели к конунгам добавил он негромко с Харальду сказанному:
– Союзник мой бывший то. Как воин он многих стоит. Жаль, что гордость его не позволила принять твою сторону Харальд. Могучего воя ты смог бы приобрести. Умом обделили боги правда его, видать дар свой весь в силу вложив.
- Силен ты, Харальд, да хитер - коли смог великана такого живьем полонить, - у голосе Хакона послышалось уважение. - Но что же ты с ним делать намерен?
- То дядя мой, Гутхорм, его в поединке сразил, - слышна была гордость в словах конунга, видно было - высоко ценил он подвиг дяди этот. - Теперь же, судьба его в твоих руках, Хакон Хладирский.
- Что же, тогда - не будем омрачать радость встречи кровавой расправой, - решил конунг. - Заприте пленника в погреб усадебный, да пару дюжих мужей для охраны поставьте. После решим, что с ним делать.
Потащили на цепях Ахти к погребу опустевшему, воле конунга повинуясь, да спустили вниз и на засов крепкий заперли. Баня же ко времени тому истопилась уже - направились конунги и ярлы в нее.

Сообщение отредактировал DarkLight - 25-06-2007, 10:42

Мер, Нидарос
Рогволд Мудрый

Рабы спешно разбегались, едва до их чуткого слуха доносился звук шагов хозяина поместья. Рогволд Мудрый пребывал в ужасном состоянии духа и настроения, так что всякий, кто оказывался рядом, получал возможность отведать всю тяжесть хозяйской десницы. Включая, жен и детей ярла…
И Ивар, и Хрольв предпочитали скрываться от взгляда батьки, проводя время за веселыми пирами, да упражняясь во владении оружьем – вместе с отцовскими гриднями. Именно это не самое удачное время и выбрал Сигурд – брат Рогволда – чтобы объявиться в Нидаросе.
-Ох и недобрые дни выпали тебе, Сигурд, - с сожалением качал головой Ивар, встретив родственника на пристани.
-Что случилось с братом моим?.. – поинтересовался несведущий Сигурд, - отчего в печали такой пребывает семейство его?
-Так конунг старый Неккви вопреки данному отцу слову собирается отдать дочку за Гандальва, конунга альвхеймарского, - поведал Ивар.
-Знатное оскорбление! Неудивительно тогда, что отец твой кручинится. Впрочем, думаю, приезду моему он рад будет, ибо есть у меня для него известия хорошие...

-Говорю тебе, Сигурд, удача покинула меня!.. – Рогволд в сердцах ударил по столу, - если бы все да получилось, так править бы моей крови над всей Норвегией – и южными, и северными землями. Видать, отвернулись боги от меня…
Братьев разделял уставленный различными явствами стол – не поскупился ради Сигурда Рогволд, видно было, что рад ярл мерский приезду брата. Но не могла радость после долгой разлуки исцелить раны, нанесенный предательством Неккви.
-Да уж, - усмехнулся Сигурд, - за твои богохульства тебя не то, что в Вальгаллу пускать не должно, к самой Хель в бездну сбросить следует!.. Впрочем, такими речами тебя никогда не запугать было!.. Так и сейчас брось попросту славеса разбрасывать, да начинай дело обдумывать!
-Какое дело! Теперь все, что Гандальву не отойдет, достанется этому недоумку Хунтьеву да его собачьему семени! – со скорбью воскликнул Рогволд.
-Все зависит от того, кто победит в этой войне. И совсем необязательно, - сощурил хитрые глаза Сигурд, - чтобы это был Неккви-старик… да что я тебе рассказываю! Ты все и без моего совета прекрасно понимаешь…
Рогволд хмуро взглянул на брата.
-Понимаю. Но за такие речи, брат, у нас, в Мере, принято головы отрубать - и это в лучшем случае.
-Это ежели узнают, - дерзко молвил Сигурд.
-И откуда в тебе страсть вдруг к делам харальдским объявилась?..
-Так есть у меня зуб на Неккви. Пес старый мне немало насолил…
Ровголд с удивлением взглянул на брата.
-Тебе?.. Да это как же?
-Что было, то осокой поросло, негоже ворошить болото прошлого, - твердо отвечал Сигурд.
-Хорошо, будем считать, я поверил твоему слову. Однако ж думается мне, что не просто так ты привел разговор наш к Харальду…
-И действительно, не зря. Видишь ли, Рогволд, - поглаживая бороду, промолвил Сигурд, - есть у меня на той стороне знакомства кое-какие…

Сообщение отредактировал НекроПехота - 25-06-2007, 19:18

Быстро Ярослав до Вестфольда добрался, но не пошёл он в Усадьбу ярлову, как Эйнара посланник, а затаился и у людей выведывать принялся, что за дела во владениях Кровавого творятся. Слухами, как говорится, земля полнится, вот и внимал им посланник молодой, да правду от вымыслов отделять пытался.
Ещё когда до усадьбы Ярослав не добрался, сомнения ярловы подтверждаться начали. Говорили люди о зверствах Асмунда, как он невинных людей убивал и убивает, да не за преступления, а удовольствия ради.
Встретил в один из дней парень в таверне слугу ярлова покалеченного. Страшен человек этот был на вид, ужас внушал он, невероятной его история казалась, но наглядным подтверждением ей лицо мужа этого было, так что усомниться в правдивости слов его возможности не представлялось. Рассказал он Ярославу, что по приказу Альхеймсона такую расправу с ним учинили, да из усадьбы взашей выгнали, на свободе умирать. Не сказал только он за какие дела с ним такое сотворили, потому, как и сам не знал. Поражала ярлова жестокость, особенно после Эйнарова мудрого правления. Он никогда расправы над невинными не чинил, да и к виновным жестокости, до зверства доходящей, не проявлял, и считали это не проявлением слабости, а только истинной силы.

Когда добрался, наконец, посланец до Вестфольда, ещё большее смятение в душе его здешние толки поселили. Неохотно говорили тут о ярле и делах его, но всё же не могли люди притеснённые молчать. Да и сам многое Ярослав видел. Воинов большое количество, якобы в подмогу Агдиру собираемых, да только быстро смекнул Эйнаров посланец, что не такова правда какой её ярлов наместник рисует, да и слухи опасения паря подтвердили. Поговаривали, что рать большую не на войну с Рагаландом созывают, а похода на соседей ради, да не просто на соседей, а на самого Эйнара.
Как услышал Ярослав такие разговоры, так и смекнул, что в них правда кроется. Представил он себе, что может случиться, если Асмунд план свой коварный в жизнь претворит, так сразу в обратный путь собираться задумал, но всё же остался, справедливо рассудив, что ещё что-то важное узнать сможет.

И узнал. Вести в Вестфольд тревожные пришли. Уже то, что Асмунд фюльк с малочисленным отрядом покинул да в Раумарики отправился, Ярослава насторожило, а уж известие о гибели Гили самые худшие его догадки подтвердило. Связал смышлёный парень события эти, и получилось у него, что Асмунд в этом деле замешан. Собрался Ярослав окончательно, да только не в Вингульмерк, а в Раумарики, полагая справедливо, что сведения, оттуда привезённые, ценными будут.
Да, воистину умела супруга ярлова в людях разобраться, подлинное от желаемого отделить. Настоящим сокровищем для Вингульмерка Ярослав оказался, и неискушённость в делах тайных с лихвой верой в предчувствия заменял.
Так вот и не пожалел Ярослав о решении принятом.
Узнал юноша по дороге, что не просто погиб Гили, а что убили его приближённые, причём после того сразу, как Асмунд в Раумарики прибыл. Мрачным настроение парня сделалось, понял он, наконец, окончательно, какая беда всем грозит от Альхеймсона своевольных деяний.
В Раумарики ещё более тяжкими думы его стали, потому как узнал он то, что Кровавый править в землях своего отца бывших стал, что знать его признала, да только конунгу об этих делах ничего неизвестно. Самым тревожным известием было то, что умер отец ярла Альхейм совсем недавно, и что и здесь рать немыслимая собирается. Призвал Асмунд альвхеймарцев под своё знамя, но не желал их никто здесь видеть, и неизвестно было, что в возможном гневе жители Раумарики сотворить могут, тем более что сам Асмунд Кровавый и вовсе свои новые владения покинул, в Хейдмерк отправившись, право на владение отцовскими землями подтверждать.

Не было мочи Ярослава более в Раумарики оставаться, направился он, наконец, в Гиллисберг, вести страшные с собой везя. Не знал парень, как Эйнар на слова его отреагирует, понимал лишь, что временному затишью конец пришёл, тяжкие времена снова наступают и ежели ничего не делать, от мира устроенного ничего в скорости не останется. Окружён теперь Вингульмерк аж с трёх сторон, и не будет в Гиллисберге ещё долго спокойствия.

Сообщение отредактировал Анж - 25-06-2007, 20:56

Теламерк. Хроальд и Хадд

- Выпрямись, ты, орясина, - прошипел сквозь зубы жрец, незаметно под ребра брата ткнув. Дернулся Хроальд конунг, до этого к шее конской пригибавшийся, да плечи расправил, взором хозяйским окинул воинство свое - сотни копейные, всадников быстрых, хирдманов могучих да статных. Все как на подбор молодые, здоровые. И немудрено, коли старые дружинники еще в войнах с Хальвданом полегли, да вот смена им подросла, мести желающая да славы ратной.
Скалою несокрушимой подле брата Хадд Суровый возвышался в панцире ромейском да шеломе высоком не на жреца, на бога из чертогов золотых на землю сошедшего походил. Ничтожным на фоне его конунг казался, подавленным и смущенным. Никогда еще не предводительствовал он над таким большим воинством, в новинку ему, мужу взрослому сия наука была - все больше на брата своего надеялся, да на херсиров и ярлов многоопытных.
- Слово молви, видишь, ждут, аж в рот тебе глядят, - вновь прошептал Хадд, из оцепенения выводя конунга своего.
Вновь оглядел он мужей ратных, да сказал им речь такую:
- Славные воины Таламерка, настал тот день, которого мы ждали столько лет! За память наших отцов и дедов! За попранную честь нашу, я поведу вас на извечного и древнего врага! На Агдирского зверя, что своими клыками и когтями не раз терзал теламеркские земли! В былые годы отец мой много претерпел от Хальвдана Черного, да и ваши дома полнились слезами по погибшим от рук его прислужников!
Не на шутку разошелся в словах своих конунг Теламерка, никогда еще не слышали от него столь жаркой речи ни ярлы близкие, ни даже брат родной, пуще других ныне удивленный преображением таким.
- Давно должен был отомстить я за позор такой, но месть готовить загодя следует и момент удачный избрать для свершения ее. Нынче слабы враги наши, а рати их раздроблены от юга до севера норвежского - словно поток бурный, на сотни ручьев распадающийся. Ныне подомнем мы Гренланд, по праву нам принадлежащий, а не мальчишке и бабке его из ума выжившей! Пусть же взовьется знамя медвежье, знамя древнее и знают все, что Медведь Теламерка, Хроальд конунг на рать идет!
Отразился хирд гулом одобряющим, взметнулись знамена с медведем, топором вооруженным, стали воины рукоятями клинков в щиты бить, да владыку своего славить. Улыбкой на то широкой отвечал Хроальд, но более его рад был Хадд, впервые за жизнь свою гордость за брата почувствовавший.
"Откликнулись Асы на молитвы мои, вернули разум конунгу Теламерка, и теперь ни один враг не страшен нам будет". Так Хадд думал, за тем наблюдая, как строятся в порядок походный войска.
- Удалась мне речь? - Внезапно брата Хроальд вопросил.
- Выше похвал любых, - степенно жрец ответил. - Верить я начинаю, что еще можешь ты пользу земле своей принести.
Кивнул конунг угрюмо, понимая, что большей похвалы из уст брата родного не дождется.
Вскоре уже к границе с Агдиром подошла армия теламеркская, в то самое время, как с запада Сульки конунг вновь в наступление перешел.

Близ усадьбы Асмунда Кровавого. Хаки Гандальвсон.

День был все еще короток, а свинцовые тучи, повисшие над верхушками елей, грозили путникам не то дожем, не то снегом. Колючие ветви лесных красавец пригнулись к земле, явно говоря знающему охотнику о приближении непогоды. В такой вечер, да на ночь глядя, едва ли кто высунет нос за порог без крайней нужды. Словно сами боги благоприятствовали замыслу Эгиля и Хаки. Они подошли к усадьбе и остановились недалече от деревянного забора, где не столь долгое время назад оставили Эльдис. Знать бы тогда, как все обернется…
Лес – верный друг для того, кто обучен слушать его голос. Духи чащи суровы к неумехам, тревожащим покой вековых исполинов, но к человеку лесному, вежество помнящему под зеленым шатром, они всегда благосклонны. Вот и сейчас: путники стояли недалеко от усадьбы и хорошо ее видели, будучи, в то же время, надежно сокрыты от любопытных взоров подлеском.
- Земля больно истоптана, - обратился Хаки к Эгилю. – Видимо, много людей, пеших и конных, въезжало за этот забор с нашего прошлого появления. Знать бы, с чего вдруг спешка такая…- бывший конунжич помолчал, принимая решение. Потом – снова заговорил: - надо разведать что там к чему. Ты, Эгиль, приметен больно, сразу взор на тебе остановиться. А я – муж, каких тысяча. Едва ли сыщется здесь кто из агдирцев, меня в лицо знавших.Судя по речам, с теми, кто был в Саросберге, Харальд в другой земле ныне ворогов бьет. Впрочем – чтоб меньше глядели, накину я плащ постарее да за бонда сойду. Едва ли витязи агдирские всех местных мужиков в лицо знают. А, ежели похожи они на альвхеймарских хоть чуть – то и всматриваться не станут. Велика честь!
Сказано – сделано. Нацепил Хаки плащ, несколько зим прослуживший Эгилю постелью, шапку на самые брови надвинул, да пошел в сторону людского жилья. Верно все конунжич учел – не было дела селянам до оборванца. Мало ли, кого Локи вслед за воями чужеземными принесет? За ратью любой всегда хвост людей мелких тянулся. Слуги, рабы, искатели счастья чужеземного да лучшей доли – все они шли за викингами в серебристых бронях, кормились от их щедрот и прибирали то, что война сдвинула с места. Нет дела честным бондам до таких вот перекати-поле, руки не подадут. Самое большее – в спину взор презрительный кинут. Ну, да Хаки к такому было не привыкать. Особо не скрываясь, он обошел половину селения. Невзирая на непогоду, внутри частокола жизнь все же бурлила. Молодухи сновали по хозяйственным делам: кто в хлев, кто – за водой. Мужчины собирались для молодецких посиделок. В такие вот вечер и ночь ох, как любо посидеть у чтимого очага с напитком хмельным да мужами почтенными, сказ скальдов послушать да себя в состязании показать. Конунжич альвхеймарский смотрел более в землю, глаз на воителей не поднимая, но слушал речи внимательно. Агдирцы говаривали, не таясь. Да и что им прятаться: у себя дома, кругом мужи оружные да стены крепкие. А оборванец и взора едва ли заслуживал. Конечно, вздумай он слово молвить или под руку попасться – получил бы оплеуху. Но – специально его хорониться? Один помилуй! Так что Хаки легко узнал все местные новости. И про гибель Гили Шесть Пальцев, и про то, что Асмунд-ярл здесь ныне правит. Гуторили вои меж собою, что решил он – ужас молвить! – от конунга своего отказаться. Другие возражали им, что конунг, мол, власть не только родом заслуживает, но и дланью крепкой берет, а коль Харальду то не по силам – то прав Асмунд, от него отбегая. Но все соглашались, что отбегать – может, и можно, но не с альвхеймарцами же в упряжке.
- Били мы Гандальва нещадно, а теперь что же – выходит, чуть не руки ему целовать будем! – возмущался чернобородый детина в вороненой кольчуге.
- Рот свой прикрой, Сван, - беззлобно прикрикнул на него рыжий гридень, судя по одеже бывший главой над отрядом. – Асмунду твои речи без надобности. Да и никто тебя с волком альвхеймарским лобызаться пока не зовет.
- А о воях его в наших стенах как же прикажешь судить?
- А что тебе вои? Сидят смирно, пьют не больше дозволенного, девок наших под свой кров силой не тащат.
- Ну, еще бы! – хохотнул ранее молчавший молодец с юношеским пушком над губою. – Асмунд им, небось, сам рабынь подобрал. Утром я в окне дома, что посреди домин для отряда альвхеймарского, видел девку в плаще.
- Брешешь! – раздалось со всех сторон. - Откуда там девка?
Но говоривший не стушевался пред криками недоверчивыми:
- Точно то девка была, Одином клянусь! Я ж не слепец, у мужей такой стати не сыщешь! Девка и есть, даром, что в плащ выше носа закутана.
- Ну, ежели наш ярл и решил пришлых мужей ублажить – нам до того дела быть не должно, - ответил чернобородый Сван. – Не наших жен да сестер они за косы таскают – и ладно. А с рабынь не убудет. Пойдемте-ка лучше в дом – дождь начинается.
Свинцовые тучи, и вправду, наконец-то пролились живительной влагой. Бог Грома начал небесную битву, и плащ альвхеймарца, оставшегося на улице, быстро напитывался влагой.
Впрочем, Хаки практически не замечал тугих и холодных струй, норовящих проникнуть за шиворот. Он думал про отцовские войска. О чем говорил Асмунд с Гандальвом, и почему конунг прислал сюда воинов? Агдирцы о том не обмолвились, но – не бежать же следом с расспросами? Не буди лихо, пока спит тихо. Ему итак повезло. Дева среди альвхеймарского лагеря, дева в плаще… много ли женщин захочет прятать красу перед мужами? Нет, только те, кому стыдно лик показать. Выходит, что Эдьдис сейчас – среди воителей Гандальва-конунга? Хаки покачал головой: тот, кто измыслил такой хитрый расклад, был столь же умен, сколь бессердечен. После всего, что она натерпелась, Эльдис, наверняка, боялась воителей серого конунга, словно огня. Альвхеймарец глубоко задумался: идти к воям гандальвовым было опасно, уж они-то хорошо знали сына своего конунга и в лицо, и по повадкам. Но с другой стороны – девушка. Получается, что он притащил сюда Эгиля напрасно, и уйдет, несолоно хлебавши лишь потому, что в очередной раз струсил? Нет, тому не бывать!
И Хаки направился в ту сторону, где, судя по жестам агдирцев, остановились альвхеймарцы.

Вестфольд. Асгаут, Славобор и люди Асмунда

Как и обещал Асгаут, спустя день, после разговора с Рагхильдой, приказал он вендам в поход собираться, да на утро следующее выступила рать немалая. Во главе ее с тремя сотнями агдирцев Асгаут ехал, а за ним вендов дружина несметная под началом Славобора и племянников Радегаста конунга. Сам Славобор седобородый подле ярла ехал, да про себя дивился, почему воину такому молодому поручили над ратью верховенствовать, ведь не смотря на бороду длинную, видел венд, что не минуло Асгауту и двадцати пяти зим, так неужели не нашлось более умудренного воеводы в Агдире. Но не стал сомнения свои в слова облекать Славобор, о другом разговор завел:
- Скажи мне, ярл, что сталось с тем воином храбрым, Оттаром Рваным?
Опасливый взгляд бросил на собеседника Асгаут, часто слишком последнее время имя Оттара вспоминали, да все больше с неприятными известиями оно связано было.
- С чем интерес твой к нему связан, почтенный Славобор? - Вежливо речь ярла звучала, но и сталь в словах просматривалась.
- Спас он сына моего меньшого, на рынке невольничьем его выкупив, - с охотой отвечал воевода. - Хотел я его поблагодарить сердечно.
- Далече он ныне, - вздохнул облегченно Асгаут, вспомнив, что именно Оттар с посольством отправлялся к вендам. - С Хареком Волком в Ранрики отправился, так что пути ваши в разные стороны разошлись.
- Жаль мне это, но значит такова богов воля, - кивнул венд, по бороде серебрянной провел ладонью.
- А разве юноши знатные - Ратибор и Славомир, не твои сыновья? - Поддержать разговор Асгаут попытался, да и выведать поболе, поскольку знал он лишь, что были они племянниками конунгу вендскому, а воевода старый - братом Радегасту приходился.
- О, нет, - улыбнулся Славобор вопросу такому. - Хоть и похожи на меня отроки, да только то сестры моей сыновья.
- Храбрые молодцы, видна в них стать конунжия - наблюдал я раз за забавами их ратными, и подивился, сколь сильны - не каждый хирдман умелый им бы противостоять смог, - распознал хитрый Асгаут, как проще тропу к сердцу воеводы старого проложить, да сдружиться с вендом суровым, оттого и нахваливал родичей его, а старик все шире улыбался - по нраву ему слова такие были, за чистую монету все он принимал.
- Хороши, каждый бы сыновей таких пожелал, да только во времена младости моей богатыри посильнее были, как сейчас помню...
Погрузился в воспоминания о днях невозвратно ушедших воевода, о подвигах рассказывал, да богов своих упоминал. Краем уха его слушал Асгаут ярл, лишь кивая время от времени, да восхищение свое выражая, когда то необходимо было, а сам другую думу думал. О том думу, что пришли воины датские к Ассе на подмогу, а от Гуннара Одноухого до сих пор вестей не было. Понимал ярл, что коли волю излишнюю дать пришлецам, так укрепятся они в Агдире, а там оглянуться не успеешь - станет он владением Хардакнута, а не Харальда, и даже Асса старая не воспрепятствует. Оттого и рад был вести на подмогу кюне сварливой войско вендское Асгаут, ведь людям Славобора тоже земли пообещал Харальд, вот и славно будет, коли нападение отобьют иноземцы, а после меж собою перегрызутся за владения. Тогда без проблем победивших за море выставить можно будет и силами малой дружины. Оставалось придумать лишь, как после битвы с Сульки стравить данов с вендами. Для того он расположения воеводы и добивался, чтобы после проще было его против Горма направить. Но в любом случае рати Асмундовы, вестфольдские требовались, чтобы в узде держать войско иноземное. Потому и повел он людей пешим путем в Агдир, а не водным, чтобы в Гокстад по дороге заглянуть, проверить, исполнил ли Асмунд приказания конунжие, али вновь нуждается он во внушении.
- Тогда то сокрушили мы ворога, еще в княжение отца моего, - продолжал Славобор, точно и не замечая, что уже и нет дела никакого до рассказа его Асгауту.

На день третий пути, вернулись отряды передовые к ярлу с известием, что немалая рать встречь им из Вестфольда движется, и на знаменах ее черных белый череп волчий скалится, а иных стягов и не видно. Что за войско такое - никто не ведал, да и Асгауту интересно стало. Повелел он воинам в порядки ратевые выстроиться, а сам с отрядом в сотню воинов, в который и венды входили и агдирцы, выехал навстречу дружине приближающейся, высоко стяг с волком агдирским подняв.
От тех войск тоже дюжин семь отделилось и под их знаменем черным на переговоры поехало, в то время как рать оснавная выжидать осталась. Не поднимали былых стягов воины, но и без того видно было - едут не биться, говорить едут.
- Торвард, тебя ли вижу я?! - Удивился Асгаут, старого херсира увидав во главе дружины встречной. - Не лгут ли мне глаза мои?! Почему под стягом ты не Харальдовым, воин Хальвдана верный?
Остановился Торвард напротив ярла, да людям своим остановиться повелел, взглядом обвел спутников Асгаута, и так ответил:
- Не лгут тебе очи младые, Асгаут, то действительно я. Вижу, удивлен ты встрече, так и сам не скрою - не чаял тебя здесь увидать. Что же привело тебя в Вестфольд с силами немалыми?
- Я мог бы спросить тебя, что заставило рать столь великую, не в сторону ворога идти, а от него повернуть, но из уважения к тебе, херсир не стану расспросами верность твою сомнению подвергать. Про своих же людей так скажу - по воле кюны Рагхильды к Агдиру идем мы, для сражения с Сульки конунгом, да Ассе на подмогу.
- Слыхал я о беде такой, и у меня посланец был от кюны Ассы, - кивнул старый херсир.
- Отчего же не прислушался ты к словам его? - Удивился Асгаут, недоброе почувствовав. Еще когда только увидал он войско подходящее, появилось у него предчувствие нехорошее, сейчас же многократно усилилось оно, под взглядами неприязненными спутников Торварда.
- Для иного дела ярл мой мне воинов повелел собрать...
- Довольно уже болтовни пустой, Торвард, - бросил воин в доспехе дорогом, что помоложе был херсира лет на сорок. - Али старость во всем теле твоем лишь язык пощадило?
- Уймись, Вестар! - Осадил хирдмана старик. - Ты прости его, Асгаут за речи нетерпеливые. В бой он рвется.
- Вдвойне тогда не понятно мне, почему же направляетесь вы в Сарасберг, где кюна Рагхильда правит, и давно уже враги любые побеждены, а не на запад, с разбойниками рагаландскими на тинг мечей и копий?
- Не тот враг для нас, кто на земли посягает, а тот, кто веру пошатнул древнюю, - жрец с посохом крепким вперед выехал. - Против приспешников Белого Бога мечи вострить Асмунд ярл велел.
Побледнел на миг один Асгаут, а после так сказал:
- И мне Харек ярл и Эйнар враги заклятые, но стоит ли месть личная того, чтобы землю родную врагам на растерзание отдавать? Или же предали вы дело конунга нашего и его самого?!
Увидал он сомнение и замешательство на лице Торварда, обрадовался, поняв, что все же не мыслил старый херсир худого против Харальда.
- Твоя правда, Асгаут, - после раздумий некоторых произнес старик. - Неприязнь к христианам разум мне застлала, так что отверг я просьбу Ассы о помощи. Быть может, если поспешим мы - успеем еще ко времени, чтобы ворога совместно одолеть!
- В своем ли уме ты, Торвард? - Вестар бросил. - Разве не помнишь ты приказа Амунда конунга?! Велел он тебе к Сарасбергу идти а не...
- Конунга, говоришь?! - Воскликнул Асгаут, едва лишь смысл слов юнца наглого осознал, да понял, отчего под знаменами чужими рать сия шла. - Предательство значит измыслил щенок Альхейма?!
- Не тот конунг, кто конунгом рожден, а тот, кто силу конунжию имеет! - Отвечал ему жрец. - Асмунд такой же потомок Фрейра, как и Харальд и теми же правами обладает, да только власти в землях этих у него поболе будет!
- То-то на знамени вашем кость обглоданная - всегда подачками со стола конунжего Альхейм и сын его обходились, а ныне, гляди-ка - конунгами себя объявили! Головы-то свои вам не жалко под топор подставлять за мальчишку неразумного?!
- А тебе, Асгаут, служить неблагодарному конунгу не противно? При Асмунде все мы ярлами станем...
- Я и без того ярл, а честь свою и верность на злато не променяю! Торвард, ты же всегда верен был Хальвдану конунгу и из рук его награду получал не раз! Неужели сейчас его сына предашь?
Отрешенно смотрел на спорящих Торвард херсир, как громом пораженный - сейчас только осознал он, чего ради собирал армию такую большую Асмунд, и что не только с христианами, но и с владетелем законным возжелал браниться за власть конунжию. И не по душе было воину старому такое желание ярла его.
- Конунг твой земли свои растерял, чужих добиться захотел. Ради девки смазливой губит он людей своих в битвах бесчисленных...
- А вы разбойников да пиратов, по которым петля плачет, в дружину свою призвали! Свой же народ Асмунд предал, своих же людей замучил - не выйдет из него владетеля славного! Змею я на груди пригрел! Защищал его перед судом кюны праведным, да видать зря защищал!
- Говорил мне конунг мой, что ты Асгаут сердцем с нами, да видать ошибался он, - процедил сквозь зубы Вестар. - А значит судьба твоя здесь сдохнуть, и всей рати твоей!
- Не бывать тому! - Подобно раскату громовому, голос Торварда прогремел, суров был взгляд старого воина, выбор свой сделавшего. - Асмунд предал конунга, всех вас обманул и не достоин службы вашей, воины! И каждый, кто продолжит служить ему с момента этого - тоже предателем считаться будет!
- К оружию! За Асмунда конуга! За Белую Кость!
Обнажил меч Вестар, коня пятками в бока ударил, да на Асгаута бросился, а за ним многие воины из тех, что с ним были, да только не зря Славобор во время беседы рядом стоял, да помалкивал, за всеми следя. Махнул он рукой - натянули венды луки тугие, выстрелили, на землю опрокидывая воинов вестфольдских. Вестар тоже стрелами пронзенный с гулким стоном пал, а с ним еще сорок воинов, другие же оружие опустили, правоту Асгаута и Торварда признавая. Упало в грязь знамя с черепом волчьим.
Поворотился жрец Ингмунд, бежать попытался, да ударом крепким сбил его херсир на землю, а тут и другие воины подоспели, связали служителя Асов. Сам же Торвард к воинам своим коня направил, да объявил им, что ныне закончилась власть Асмунда в Вестфольде, и объявлен он предателем подлым, а все кто ему служили, вновь должны поклясться в верности Харальду Хальвдансону и тем самым прощены будут. Криками радостными известие то бонды встретили и хирдманы многие - правление кровавое Асмунда лишь на страхе держалось, да пропал страх этот, когда наместник, ярлом оставленный сам же его изменником объявил. Лишь немногие люди знатные, кого возвеличил Асмунд противились решению этому, да других подбивали, но устроили над ними расправу вестфольдцы сами, все зверства их припомнив, какие они по воле ярла кровавого, да собственному почину творили.
Долго избиение людей асмундовых длилось - не стал останавливать толпу разъяренную Асгаут, не даровал изменникам прощения и даже смертью легкой обделил их. Разбойникам и пиратам, что к войску вестфольдскому тоже досталось изрядно - грабежи им и набеги вирою кровавой возвратили, и пусть уменьшилась армия, что Торвард собрал после казни народной едва ли не на пятую часть, с радостью присоединились жители Вестфольда к армии Асгаута, что против Сульки шла.

На отдых остановившись, повелел привести жреца пленного ярл к себе. Гордо шел Ингмунд, на тычки стражей внимания не обращая, точно никакой вины за ним не было. Вскинул голову движением властным, да бросил:
- Отпусти меня, Асгаут, нет у тебя власти служителя Асов насильно удерживать, да судить.
- Коли не было бы у меня власти такой, разве был бы ты сейчас веревками опутан? - Усмехнулся ярл. - Ответь ка мне, знал ли ты о том, что себя Асмунд конунгом провозгласил? Хотя нет! Вижу я, что знал - другое ответь, что измыслил он?
- Хотел, чтобы вестфольдская рать Сарасберг захватила, а сам он из Раумарики и отец его из Хейдмерка бы на Эйнара напали, и сокрушили...
- Славно, - вновь улыбка уст Асгаута коснулась. Выходит он кюне жизнь спас нынче. И того более - удасться теперь от врага заклятого руками предателя избавиться! Как покончит Асмунд с Эйнаром, так можно будет и самого его изничтожить, а пока, решил ярл, не стоит никому о заговоре раскрытом сообщать. Пусть думает Ярл Кровавый, что все по плану его идет.
- Славно? - Удивился Ингмунд. - Я тебе все сказал, что знаю, теперь веревки сними.
- Не волен ты мне приказывать, - усмехнулся Асгаут. - Да и разве могу я того отпустить, кто мятежнику потворствовал, да против конунга законного мыслил?
- Не тебе меня судить! - Вскричал жрец, отстраняясь, да древком копья получил по спине и от боли охнул.
- Разве дело жреца в дела такие лезть? Достоин жрец такой смерти позорной!
- Не посмеешь ты! На до мной лишь Один властен, ему и судить меня по поступкам моим!
- Вот и расскажи ему, как против потомка его дело черное измыслил, да как против закона, им данного пойти вздумал! Может и сжалиться он над тобой, да только сомневаюсь я в этом! Эй, молодцы - вздерните-как этого жреца на ближайшем суку!
- Нет! Будь ты проклят!
Не надо было дважды упрашивать гридей, споро они веревку на шею накинули жрецу мятежному, да повесили его на осине, что неподалеку росла. Долго за жизнь цеплялся Ингмунд, но вот хрустнула шея его, и отправился он на суд к Отцу Ратей.
Асгаут же поутру дальше воинство свое повел, да только не суждено ему было столкнуться с рагаландцами на сей раз - иная битва предстояла рати агдирской да вендам храбрым.

Восточный Агдир. Хадд и Асгаут.

Я и Тельтиар

Все глядел жрец Хадд на брата непутевого своего да дивился, ибо многое изменилось в том с поры, когда покинули рати конунжьи покинули Теламерк. И хотя далеко Хроальду было еще до настоящего конунга – и в помыслах, и в действиях – но чем больше миль оставалось позади, тем увереннее становился Хроальд.
Впрочем, как подозревал Хадд, уверенность эта происходит не в истинном преображении брата, но лишь в беспечной уверенностьи и самообмане. Ведь по своей же земле шагают вои теламерские! Некоторые, что постарше, нет-нет, да пустят скупую мужскую слезу по утерянным землям. Ан нет, все однажды возвернется на круги своя и Теламерк, даст Один, получит Гренланд обратно. Ежели правду напророчил Хадд, то получит после похода братца.
-Видит Один, сам Харальд боиться показаться пред нашим воинством! – кичливо молвил Хроальд, горцуя рядом с конем Хадда.
-И правда. Не видать никого, - кивнул жрец, - впрочем, подождем. Не вечер еще.
Уже второй день рать теламерская марширует по земле гренландской, и до сей поры не чинилось им преград – ни со стороны местных, что в самый пояс кланялись да клялись в преданности вечной, ни со стороны воев харальдских, кои, по всей видимости, предпочитали дождаться когда дома их запылают, а жен насильничать будут.
Лишь под самый вечер, когда Хадд уже было собирался дать приказ разбить лагерь и отдохнуть после дневного марша, разведчики принесли тревожные новости – вестфольдцы на подходе, войско большое, под стягами Агдира.
Приближалось скорым темпом войско то, и сомнений не оставалось, что если не в этот день, то уж точно утром следующего предстоит в сражении открытом им столкнуться в сражении кровавом. Видать прознали про поход Хроальда лазутчики харальдовы, успели ярлы щенка агдирского подмогу выслать карге старой. А раз так - то избегать битвы не следовало. Кого мог выставить против рати теламеркской Харальд? Бондов-землероек разве что в количестве таком собрать можно было, а уж никак не воинов умелых. Да только к вечеру ближе иное говорить стали люди, которых жрец послал за ратью агдирской следить - что число большое наемников идет из земель славянских, и все они воины жестокостью своею и свирепостью известные.
С тем и отправились на ночевку.

На утро к Хадду явились его лазутчики и доложили, что старая Асса во главе войска большого покинула усадьбу. Не мог упустить жрец шанс такой, а потому велел послать за братом.
-Доверяю тебе, Хроальд, дело важное, - Хроальд едва переступил порог шатра жреческого, как начал Хадд, - усадьбу кюны захватить надобно.
-Но… - начал было Хроальд, да брат перебил его.
-Разведчики доложили, что ушла навстречу Сульки она, а потому кроме баб, стариков да малышни некому сражаться с тобой. Возьмешь полторы сотни конных да закрепишься в усадьбе.
-Понял, брат. Не сомневайся, я справлюсь!
-Справишься, - кивнул жрец. Помолчав немного, добавил, - надеюсь, этого не случится, однако ежели сегодня суждено потерпеть мне неудачу, то отступлю к тебе. Будь готов, брат.
Вскоре Хроальд вместе с обещанными ему конными десятками покинул лагерь, оставив Хадду управлять воинством теламерским. Чуть позже вновь прибыли лазутчики и донесли, что совсем близко вестфальцы - надобно воев поднимать.
Оставив в лагере лишь небольшой отряд, жрец выступил навстречу Асгауту. Ладно, в ногу шагали теламеркцы. Когда наконец гуща вражья на горизонте видна стала, вои чинно построились, плотный строй образовав. Всю силу свою Хадд в один кулак собрал да на центре расположил – там стояли хирдманы, бывалые, опытные – сила грозная, по флангам расположил бондов, наемников да бандитов разных. Надеялся жрец одним ударом опрокинуть воинство вражеское, расчленить на две половины, да там и расправу над агдирцами учинить.
Напротив же войска под медвежьим стягом вражья рать выстроилась, лучников на невысоком холму расположив по правую руку от центра, конницу же на левом фланге поставив, посередине же необычайно разномастным вышло воинство агдирское - бонды, кто как может разодетые, венды в броне своей от северян отличные, да вестфольдцы - все под знаменами ярлов своих и военачальников, да только над всеми ними стяг с волком развевался.
Вот выехал из их рядов воин седобородый с белым знаменем, ближе к теламеркцам подобрался, да прокричал:
- По какому праву вы в земли наши пришли, воины Теламерка? По доброте своей, ярл Асгаут вам уйти позволяет, покуда битва не началась, да жизни свои сохранить!
Подозвал Хадд гридня ближайшего да прошептал ему что-то на ухо. И вой, растолкав друзей-товарищей, пробился сквозь строй да вышел навстречу посланнику Асгаута. И так молвил он:
-Поскорее обнажите ваши клинки, псы харальдские, поскольку день ваш последний пришел. Жили как собаки, так может хоть помрете как мужи достойные! - дерзки были слова гридня молодого.
- Тюра благодари, что под стягом ворона вышел я, а то затолкал бы слова твои в твою глотку паршивую, - агдирец ответил, да коня поворотил.
Стоило лишь вернуться ему к своим, как всколыхнулось войско, вперед двинулось - впереди воины, щиты подняв, а за ними следом лучники, тетивы тугие натянув, да шаги отсчитывая до полета стрелы расстояния, а как настал момент необходимый - запели стрелы, тучею грозовой в небо взметнувшись.
Лучников в войске Хадда было куда меньше, а потому как только приняли теламеркцы на щиты стрелы вражьи, вперед бросил рати свои жрец. С грозным кличем устремились вои к порядкам агдирским - по пути теряя воев, что по неосторожности, неопытности или случайности не смогли уберечься от стрел, что беспрерывно градом смертоносным сыпались на атакующих.
Но вот смолкла песня стрел смертоносная, с воплями воинственными ринулись венды навстречу теламеркцам, точно две волны сошлись, друг о друга разбиваясь. Мечи и топоры щиты дробили, да в плоть вгрызались стальными зубьями, рвались кольчуги, падали руки отсеченные, да головы катились по земле какие в шеломах, а какие и без. Молотом огромным размахивая, кто-то из иноземцев сквозь ряды врагов себе путь прокладывал, покуда на копье его не насадили. Славных воинов направил в битву служитель Тюра - сдержали они первый удар вендов, а как дальше битва пойдет - о том уже никто не ведал. Лишь то там, то здесь со стонами и проклятиями воины падали, к богам своим взывая.
Но ежели в первые секунды боя многое от удачи зависит, то уж чем больше крови льется, тем боле уповать на умение хирдманов своих да на личную полководческую способность настоящий воевода должен. А потому как и надеялся Хадд, судьбу сражения в руки личных гридней вручая, так оно и случилось: все глубже и глубже клин теламеркский в войско агдирское вонзался, да ничего поделать вои Асгаута не могли – пытались они и числом навалиться на щиты жреческих воев, пытались и копьями растолкать, и под ноги бросались, но ничего не помогало. Раз за разом отбрасывали противника, а когда перестали враг перестал атаковать, ибо подустать успел, атаковали сами теламеркцы. Вскрылись щиты, пропуская вперед воев, что до того за спинами товарищей прятались, свежие то силы были, охочие до сечи.
Подались назад венды, команде своего воеводы верные, напору теламекскому сдаваясь, да стараясь хоть немного расстояние увеличить меж ратями вражескими, потому как вновь луки, передохнув, песнь скорбную запели. Теперь уже без разбору били стрелки, и часто стрелы шальные своих, а не врагов разили, но, видно, не жалел ярл агдирский людей своих. А тем временем под вестфольдскими знаменами еще два отряда вослед за вендами устремились, по флангам сражающихся обтекая, да кольцо сомкнуть норовя вокруг рати телмеркской, венды же, до сей поры отступавшие, намертво укрепились, щиты стиснув, да отпор новый дав противникам своим.
Воинство Хадда, сильное в центре, было уязвимо по флангам. Под напором вражьим заколебались порядки теламеркские – составленные из бондов, наемников да людей лихих сорта различного. И ежели наемники добро бились, честно деньги отрабатывая, то от остальных прыти да умения особого не мог ожидать даже самый наивный полководец.
Видел Хадд, что не удался план его, завязли гридни его, никак не удавалось пробиться им сквозь агдирцам, да пополам их расчленить. Видел он и угрозу, на флангах нарастающую – теснили теламеркцев, теснили. Ничего не мог поделать жрец в минуту такую, чтобы переломить ход сражения, а потому велел трубить отступление.
Но стоило лишь рогам воинов отозвать, как ринулась вперед конница агдирская, до той поры в битве не учавствовавшая, но не на зажатых со всех сторон воинов теламерских всадники неслись, а на жреца Хадда, да окружение его. Видать, не хотел дать уйти опасному противнику воевода агдирский, Асгаут ярл, вскоре уже пеших отступавших нагнали конные воины, кого в спину копьями разя или клинками рубя, кого конями топча.
А битва жаркая продолжалась, как звери остервенелые отбивались теламеркцы от окруживших их иноземцев да вестфольдцев, где удавалось им сдерживать врага, где - нет, но числом брали агдирские воины, а от Хадда жреца подмоги уже не дождаться было.
Хотели было обороняться гридни, что составляли личную охрану Хадда, да смели числом всадники их – не дав даже копий поднять. Смешались вои и началась резня – кто кого доставал, того и мечом тыкал. Без разбору. Били коней, подрезали им ноги, стаскивали всадников. Однако еще в больших количествах гибли гридни жреца. Лишь с небольшой кучкой воев удалось вырваться ему из тисков вражьих.
Тем временем теламеркцы, окруженные с флангов, да лишенные воеводы, начали отступать. Те, кто не выдержал, да запаниковал и в бегство беспорядочное обратился посекли в сей же момент, выжили лишь хирдманы, что даже терпя поражение, строя не ломали, мечей и доспехов не бросали, а потому могли отбиваться и от конников, и от стрел щитами защищаться.
Однако ж это было поражение. Покуда теламеркцы разными путями отступали к поместью кюны Ассы, агдирцы праздновали победу и грабили лагерь Хадда.
Богатую добычу взяли в тот день агдирцы, да много крови пустили рати теламеркской, едва ли не на две трети ее выкосив, но и сами многих воинов потеряли в битве. Однако, покуда меньшой брат поражение потерпел, старшему - Хроальду конунгу удача сопутствовала. Сумел он силами малыми захватить усадьбу кюны агдирской, да закрепится в ней намертво, ворота заперев, да лучников подле частокола расставив.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 26-06-2007, 1:47

Сельви сидел на троне, схватившись за голову... Еще недавно он чувствовал запах мертвых тел, леса, моря... Север... Еще недавно они с Гриком бились против оркнейцев, затем рубили с ним и траллами лес... Но... Теперь ничего... Теперь на него свалился весь Мер... И Грика вдруг не стало...
Он огляделся... Еще горели факелы, и солнце вставало, проникая первыми лучами через врата... Красное солнце внезапно начало ослеплять юного Разрушителя... Он чертыхнулся и встав с трона, медленно зашагал к берегу... Столь безрассуден был этот поступок, сколь прозорлив.
Уже подплывал драккар дружеский, с великим Неккви на борту...
Сельви усмехнулся и продолжил путь к берегу... Он остановился возле бухты, охраняемой бесстрашными воинами Мера... Драккар подплывал все ближе и ближе... Раздались крики...
Затем - удовлетворенный хохот громом прокатился по бухте... Жесткое, холодное Северное Море...
Разрушитель спустился вниз, решаясь встречать гостей...
Но, вместо гостей, приплыл властитель Мера - великий Неккви.
Корабль остановился и причалил к берегу... С борта с одобрительным хохотом спустился старый конунг и похлопав караульных по плечам - пошел навстречу внуку.
-Ты чего - то так рано?
-Кто первый встал - того секира.
-Ну, рассказывай, что было пока меня не было?
-Убили Грика... Мы отомстили... Клан Черных Скал был повержен.
-Что ж это... За Скирата кровную месть строили? Погубить тебя хотели?
-Да. Если бы не Грик - смерть меня настигла б очень скоро...
-Думаю, он попал в Вальгаллу?
-Точно, иначе быть не может, он храбро сражался против троих за своего брата. Двоих - предал смерти страшной, а последний - сбежал от его последнего удара. Множество ранений ему нанесли... Он умер лишь от того - что его ударили сзади - переломили хребет...
-Проклятье... Еще один славный воин был убит в спину! - возгневался Неккви и сделав шаги вперед, горько взялся за голову... - Проклятье! Точно не обошлось без этого проклятого щенка! Хунтьов! Была бы моя воля - срезал бы ему голову! Да нет, не могу, рать будет недовольна... Хороший он воин... А сын он - собачий...
-Дрался я с ним. Не такой он воин...
-Как?
-Напал я на него... Чую что со спины кто - то идет... Ну и сбил его с ног... А он вместо того чтобы начать говорить - драться начал... Я убить его желал... Да дружина не дала... И цверги с ним!
-Ладно, пошли домой, я должен снова на трон становится... Закатим пир...

Дальнейшее Сельви помнит очень смутно... Но проснулся он снова окруженный нагими девушками...

Сообщение отредактировал А'den Revenger - 26-06-2007, 9:21

Агдир. Хроальд и Хадд

Мрачнее тучи был суровый Хадд, по палате, что совсем недавно властная Асса занимала. Взгляды бросал неприязненный жрец на брата, вальяжно на троне расположившегося.
- Что-то хмурен ты, али стыдно тебе за позор свой, брат? - Усмехнулся Хроальд. Впервые улыбка веселая, торжествующая на устах его играла. Да и сидел он не как всегда с головою поникшей, а плечи расправив, властелином себя могучим чувствуя.
- Захватил дурень усадьбу, одними бабами да стариками защищаемую, и воителем великим себя возомнил, - бросил сквозь зубы сцепленные жрец.
- Я конунг Теламерка, и ты брат о том не забывай! - В ответ прорычал, точно медведь разбуженный посреди зими, Хроальд. Никогда ранее не огрызался на брата тихий конунг, и было удивительно то Хадду. - Ты свое сражение проиграл, много воинов славных полегло, и коли не я - так и все бы пали под мечами агдирскими, так что не думай, что поучать меня можешь!
- А кем ты был бы, без моих советов? Давно уже сожгли бы тебя за правление твое неразумное!
- Я конунг по праву! - Рявкнул Хроальд, с трона поднимаясь медленно. - И не тебе, Хадд, на место старшего брата метить! Научись сперва воев в бой водить, или хотя бы знаки верно истолковывать, что нам Асы посылают! Говорил ты о победе, а что вышло?!
- Ты увел с собой всех всадников наших, - голос жрец повысил и видно было по лицу его раскрасневшемуся, что вот-вот на крик сорвется он.
- Довольно, брат, твоя вина на тебе одном.
Резко развернулся Хроальд Понурый, в плащ черный закутался, да к окну подошел.
- Здесь осаду держать будем, да выжидать.
- Смотрю я, не по годам ты умным стал, брат, - процедил Хадд. - Что же, тогда оставляю тебя с твоими мыслями мудрыми наедине.
Вышел служитель Тюра, дверью дубовой хлопнув. Не по нраву пришлось ему преображение братово. Столько лет он молил Асов дать Теламерку сильного владыку, но видел он и теперь лишь возгордившегося сверх меры глупца, победу легкую одержавшего, и оттого возомнившего, что все по плечу ему.
А ведь меньше двух третей войска уцелело после битвы вчерашней. Как страну удержать силами такими ничтожными?

Агдир. Асгаут ярл.

Молча взирал на поле, телами усеянное Славобор воевода. На щеках старика могучего еще не высохли слезы, и не стеснялся он того, что пролил их. Никто не посмел потешаться над воителем могучим, о его горе зная - обоих родичей храбрых потерял он в битве. И Славомир, и Ратибор конунжичи погибли, с теламеркцами сражаясь, а с ними еще немало сотен отважных вендов, на себя первый удар войска вражеского принявших.
- Богато земля норвежская кровью славянской обагрилась, - изрек наконец воевода. - Жизнями своими мои люди право на землю эту доказали.
Кивнул сдержанно на слова эти Асгаут, не стал спорить с вендом - все одно много наемников полегло в сражении, а те что выжили, ранены и искалечены остались. Свирепы были в бою венды, и без помощи остальной рати переломали бы хребет медведю теламеркскому, и достаточно выжидал Асгаут, прежде чем подмогу им посылать. Так и вышло теперь, что рать вендская более чем на половину поредела, а вестфольдцы да агдирцы немногих воев лишились и теперь числом наемное войско превосходили. Так решил ярл - коли будет многого просить Славобор, так сталь ему холодная расплатой станет, и земли сырой он вдоволь в могиле получит. На то был указ конунжий - не отдавать земли родной, насколько возможно это.
- Славное селение вы в Агдире построите, - ответил Славобору ярл. - Дев северных в жены возьмете.
- Ладно ты гуторишь ярл, но что я сестре своей скажу? Отпускала она сыновей своих со мною. Погибли они, а я, старик, жив остался!
- Скажешь ей, что смерть они приняли, воинов достойную, и богам отрадную.
- То богам, а то людям - и нередко разнится одно от другого, - головою седой покачал Славобор.
- То не нам решать. Были твои племянники воинами славными, и не гоже нам скорбью их память омрачать. Месть свершить надо, да головы снять с владык теламеркских!
- Всему время свое, ныне же погребения час скорбного.
Замолчал воевода. Вновь взор обратил на костер, что воины его собирали, дабы тела соратников своих огню предать.

Транделаг. Усадьба Хладир. Баня.
Та же честная компания ярлов и конунгов.
Тельтиар, DL и avarach

Хорошая баня была во Хладире, да и подданные Хакона постарались, жарко натопили строение. Как ликует тело, будучи после долгой езды да недель сна в условиях похода потешенным паром да березовым веником!
Но конунги пришли сюда не только чтобы грязь перед пиром смыть, согласно традиции. Был у них разговор, что не для гридневых ушей предназначен. О ярлах мятежных властители желали гуторить.
Хакон первым речь начал:
- Неспокойное хозяйство тебе, Харальд, достанется. Нет мира в Трандхейме. да ты и сам видишь, что за расклад. Придется из одной битвы в сечу другую идти. Хоть и не так я свадьбу вашу планировал…
- Оно к лучшему лишь, что лицо свое истинное показали ярлы твои, Хакон, - дерзко Харальд отвечал, на лавку садясь, да пар банный ноздрями втягивая. - Разве ж плохо то, что крамола назревавшая, точно нарыв гнойный, сама лопнула, да осталось лишь стереть ее с земли транделагской?
- Тем, что хозяйство, где все ладно устроено, бонды сыты да стада тучны конунгу более в радость, чем залитое кровью да раздираемое между волками, - ответил старый властитель конунгу молодому. – Добро, была б то земля вражеская, так ведь нет: свои пенаты, с рожденья лелеемые.
- Понимаю я печаль твою, - кивнул юноша, искоса на дядю посматривая молчащего, почему не говорит ничего. - Благо в моих землях никто о крамоле не помышляет, все ярлы мне верны до капли крови последней.
- Отсекают руку, ядом отравленную, дабы недуг по всему телу не пошел, - Асбъерн ярл старый произнес. - Кровь в землю впитается, стада новые народятся, да и младенцы вновь в колыбелях на радость родителям спать будут, но тогда лишь, когда не останется врагов внутри державы.
- При подходе таком, там и людей не останется, - проворчал Хакон. – Знают все – меня малодушным назвать было бы сложно. А все же с годами задумываешься не только в звоне клинков, но и о том, что после сечи с бондами делать. Весна сейчас, а никто не сеет, ни пашет. А ведь зима тоже будет. Младым-то что – в викинги уплывут. А остальные? Нет, конунг славный. Не дело только о сегодняшнем дне размышлять. А что до ярлов твоих, в отвоеванных землях оставленных, то дошли до меня вести худые об их беспричинной лютости. Асмунд, говорят, отличился особо. Не любит таких люд простой. А тебя по хевдингам твоим судить станут.
- Посмеет больше, чем ему положено - с головой проститься, - жестко Харальд молвил. - Что же до сева - следует нам в дни ближайшие мятеж подавить, да бондов ополчение распускать тогда. Немало со мной хирдманов пришло умелых - сумеют в случае необходимости оборониться от любого ворога.
- Вот это - речи мудрого управителя, - довольно откликнулся Хакон. - Давай же обсудим, как будем мятеж подавлять. Помниться, Гутхорм что-то о помощи ярлу моему говорил по дороге? - и конунг повернулся к родичу Харальда, взор вопросительный на него кинув.
- Было дело, да и сейчас от слов своих не откажусь, - согласился дядя конунжий. - Но действовать надо нам спешно, покуда не прознали про подход наш изменники, да не приняли мер ответных.
- Согласен, - кивнул Хакон. – Что посоветуешь ты, Гутхорм, славный победами?
- Весть пошлем мы ярлу твоему верному, мудрый Хакон, - чинно говорил хрингарийский хозяин. - Да не дожидаясь подхода его ко Хладиру, уговоримся путями разными идти ко Внутреннему Транделагу и там уже силы наши объединим, разом напав на ворога.
- Ладно придумано, одобрил хозяин Транделага. – Возьмешь ли ты не себя труд исполнить задуманное, да воев возглавить? Твой опыт был бы ценен, а отвага в бою бондов на великие дела вдохновила бы.
Вставил слово свое и Грютинг, листья душистых трав в воде запаривая:
– Мыслю я так: ярлы крамолу в сердцах своих против конунга своего затаившие, уже раз подъезжали ко мне с предложением супротив него выступить вместе. Можно это для пользы нашей использовать. Я вновь перед ними с людьми стану своими, на союз словно набиваясь с ними, могу и послов своих выставить им. А они не упустят случая, чтоб моих людей на сторону свою привести - увеличить мной свою силу ратную. А как время придет нам в поле заратится, тут мечи против них обернем мы свои, и расколем дружины их надвое. По частям будет легче разбить злого ворога, может к сдаче принудить сумеем, сбережем для себя славных хирдманов, да на землю больше бондов вернуть удастся нам. Надеюсь доверием не обделят тогда храбрых оркдальцев, ведь нам весь удар на себе придется держать войска вражьего.
- Коварен твой план, Грютинг Оркдальский, - молвил Гутхорм ярл, предложение выслушав. - И если все, что слышал я о тебе правда, большой ты мастак такие задумки воплощать, какие не ожидает от тебя ни один ворог.
- Но коли исполнишь все, как скажешь, честь тебе и хвала великая будут, - Харальд добавил, да недосказанным в воздухе повисло, что коли предать его вздумает, то и участь с ярлами мятежными разделит.
– Только в деле том медлить нельзя нам никак. Чтоб враги наши не вызнали то, что на помощь Хакону Гротгардсону, его зять пожаловал, и пока вести о моем с ним союзе не расползлись , словно ржа по мечу. Сила наша в скорости будет. Хоть приятно нам будет кости распаренные в постелях понежить, роздых взять свой заслуженный, но я бы сегодня лучше и выступил. Мне вперед остальных нужно достигнуть врага нашего общего.
Продолжать развивать Грютинг свой замысел, в момент тот он думал уже о сражении, позабыв даже что в бане еще он находится.
– Если план мой по нраву придется вам, то тогда может вольете в войско мое дюжин десять своих хирдманов, в рукавицах латных нам ловчее врага взять за шиворот будет, да тряхнуть зубами железными.
- Дадим, отчего же не дать, - Гутхорм согласился, про себя подумав, что тут и пригляда за ярлом новым будет, коли удумает что худое.
Улыбнулся дядя Харальда, да на племянника взгляд перевел:
- А ты, племянник, что скажешь?
- Не хуже, чем в Хрингасакре битва выйдет, - отвечал конунг. - А коли ты, дядя, возглавишь воинов - неминуема победа. Но и сам я с тобою поеду. Не гоже конунгу вдали от битвы быть.
- Дело молодых – стяжать клинком славу в сражениях. Увы, моя кровь уже не так бурлит от песен валькирий, - отозвался Хакон на слова зятя. – Так что прости, родич будущий, но в это поход без меня вам идти.
- Надеялся я, что мудрость твоя, Хакон, в бою нам поможет, как и знание твое земель транделагских, - удрученно кивнул юноша. - Но коли годы твои о себе знать дают, да не позволяют крепко в седле сидеть, не гоже мне тебя о том просить.
- Поеду я, коли просьба на то твоя будет. Но мысль у меня была, что негоже все яйца класть в одно лукошко, да конунгов всех вместе вдали от стен собирать. Очень уж велик соблазн лиходеям. Да и Хладир в свадьбе все ж надо подделать. Кроме того - боязно мне было, что, коль напрошусь я с тобой, в том недоверие ты усмотришь, - Хакон озорно усмехнулся: - Да сетовать начнешь на деда, гремящего костями, пугая дозоры.
Улыбнулся против воли Харальд:
- Твоя правда, удел без хозяина оставлять нельзя, хотя и не вижу я, откуда бы могла угроза иная ко Хладиру подступить. В таком случае - жди нас с победою, да пир готовь, конунг Транделагский! В подарок свадебный я тебе головы ярлов мятежных принесу!
- Буду ждать гостинцев тех с нетерпением.
Поднимался жар в бане, стал по спине племянника Гутхорм веником проходиться нещадно, Грютинг же, молчавший до сей поры, молвил:
- Вспомнил я сейчас Ахти Йотуна. Не часто воины стати такой на свет появляются, и было бы негоже в подвале его уморить. Достоин он доблестью своею, смерти воинской, дабы пред Одином предстать - в дружине Чертога Золотого такой воитель лишним не будет в день Сумерек. Славно будет, если одолеет его, безоружного хозяин земли транделагской - медведь бурый. То и на свадьбе грядущей славно гостей потешит.
- Да как же он пройдет радужный мост, будучи зверем заеденным? – удивился Хакон. – Если твердо решили вы кровь Гудбрандову извести – то отдадим его нашим богам. Хоть и не любитель я добрых молодцев вместо скотины асам посвящать, но свадьбы ведь – дело особое. Новый род начиная следует милость Фрейра взыскать. А, если столь впечатлила вас его доблесть, то на службу склоните. Горд он, как зверь с моего стяга, но берусь я упрямство его переломить уговорами, пока вы в походе пребудете.
- Коли сумеешь ты это, лучшего воина на службу свою получишь, какого я видел только.
- Но не стал бы я доверять отродью Гудбрандову, - Гутхорм молвил.
- Нет в нем крови хевдинга старого, - добавил Асбьерн, с полки своей привставая. - Гудбранд его по наветам ведьмы в деревне финской от родителей еще младенцем отнял, да при себе воспитывал, точно сына. Для мести Хальвдану воспитывал. Сильно сомневаюсь я, что он сторону Харальда принять сможет.
- Поживем - увидим, - пожал плечами Хакон. - Если упрется, что боров - годи быстро отправит его на свидание с родичем. Но до свадьбы времени много, а язык у меня все же нужным концом боги подвесили.
Усменулись ярлы, но со словами конунга старого согласились, ведь не теряли они ничего, пытаясь к службе склонить пленника могучего.
Обсудили уж планы похода дальнего конунги с ярлами, да из бани уж выходить засобирались, как решил вновь свое слово вставить владетель оркдальский:
– Нет сомнений моих, что со славой и добычей богатой назад мы вернемся, призвав крамолу к порядку, и на свадьбах двух погуляем мы всласть. Только был бы пряник медовее тот, коли свадеб три мы б сыграли. За невестой сюда я идти собирался, и хотел бы жену привести в именье свое. Пока муж на войне, за порядком в доме следить тоже надобно. Да не знаю я только где взять деву достойную. К кому сватов засылать?!
- У ярлов мятежных, слышал я, есть младые сестры и дочери, да и жены их красой не обижены, - Асбьерн ярл Грютингу ответил. - Когда распрощаются с жизнями изменники, кто тебе помешает жену достойную из их числа выбрать?
– Да не уж то у местных ярлов дочери позакончились, что мне средь дев вражеских мне искать приходится. Мнится мне, что семя бунт поднявшее, словно траву сорную надо выполоть, всходам новым взойти не дать. Пленниц взятых в полон, будет благом воям нашим отдать для утехи. До ушей же моих весть дошла, что у Снеккольва-ярла дочь есть на выданье, красотой соей славна она, только прячет ярл твой, Хакон, сокровище.
- Тогда сначала надобно нам будет крамолу изжить, а уж после того и со Снеккольвом ярлом погуторим о женитьбе этой, - Харальд пообещал.
– Пусть так будет, – согласился Грютинг.
Шумно и с удовольствием вздыхая покидали ярлы вслед за своими конунгами баню, а впереди их ждал пиршественный стол.

Сообщение отредактировал avarach - 27-06-2007, 13:11

На пути в Ранрики. Харек Волк
Со Скальдом

И снова были в пути люди, собравшиеся под знаменем Харека. Катились по дорогам корабли, поставленные на колесах от телег, и ветер наполнял их паруса, толкая вперед со скоростью хорошей повозки. Вперед были высланы конные отряды разведчиков, сам же Харек ехал впереди войска на вороном коне, привезенном Эйнаром из Гардарики, а где-то в середине колонны, в повозке, вместе с капелланом и мальчиком - служкой,ехала Гиллеад, наотрез отказавшаяся остаться в Гилисберге. Еще сотню добровольцев дал Эйнар в помощь другу, и теперь семь сотен воинов месили подтаявший снег и весенюю грязь. Вскоре остановиоись они на вторую ночевку, и до границы Ранрики оттуда было уже недалеко.
- Сдается мне, не будет легкой задача наша, - ехавший рядом с Хареком воин произнес. Был он из вингульмеркцев, крещение принявших. - Но от пиратов землю очистить - дело благое, а то совсем зачахла торговля в Вингульмерке из-за их господства на море.
Харек усмехнулся.
- Не только из-за пиратов торговля захирела. - произнес он. - Помнишь, может деды тебе рассказывали, что раньше не надо было плавать аж в Хедебю к данам, или в Висбю к готам, или в Бирку к свеям, а то и в сам Хольмгард, или Ладогу, чтобы на большой торг попасть. Был у наших берегов город, куда купцы со всего севера съезжались. Каупанг назывался.
- Да уж как не помнить, - воин кивнул. - Предки мои раньше там двор торговый держали, да славное богатсво скопить сумели. Это теперь все что имею я - меч да доспехи!
- Гудред Великолепный, дед Харальда его построил, после того как узрел все великолепие Хедебю, потому что смекнул, что торговля мирная более,чем меч острый и богатства в походах награбленные прибыток приносит, и в страну вместе с пошлинами от купцов приходит злато, а с ним и удача и товары заморские. Так вот, когда погиб конунг наш Гудред, а Хальвдану нашему всего лишь шесть лет исполнилось, объявил себя херсир Сигварт, Ассой там вместо прежнего властителя посталвенный, конунгом племени раниров, а как узнал что Асса на него войско посылает, бросил клич ко всем морским конунгам по всему морскому пути, что если ему Ассу одолеть помогут, то даст он им кров в землях своих. Войско агдирское на кораблях подошло, опасности не ведая, как вдруг из-за шхер на них флот многочисленный напал. Храбро бились агдирцы, но все полегли. А Ранрике. даром что там свой конунг, теперь морские конунги облюбовали, и правит там каждый как хочет, на своем клочке земли, знай только добычу в свои дома свозят. А конунгу самозваному десятую долю добычи каждый отсылает, и никто на них до сих пор нападать не решился - помнили все урок, который Сигварт преподал Ассе. Морские же конунги с тех пор обнаглели. И Первым делом пришли они в Каупанг, купцов кого убили, кого в рабство увели, дома и постройки все сожгли, и с тех стоит там на острове одно пепелище, и даже собаки там не селятся, лишь вороны одни гнездятся. Разбойники с тех пор на берегах в пределах наших земель появляются нередко и там жилища жгут, а людей в полон угоняют, чтобы потом в Хедебю или в Бирке продать арабам. И не смел до сих никто к ним с местью придти - потому что вмиг они силы своли собирают и все вместе отпор дают.
Стиснул зубы хирдман, слова Харека слушая, да и другие воины, что рядом ехали, видно было, что озлобились:
- Много зла конунги самозванные совершили, покада крепкой руки не было над Ранрики, но с тобой, Харек, войско немалое и дело свое знающее! За позор былой с торицей отплатим каждому конунгу морскому, да любому приспешнику их на суше.
- Отплатим, если головы терять не будете. Думается мне, на смерть коварные советники Харальда нас верную послать решили. Да не радоваться им нашей гибели скорой. Я ведь тоже не вчера родился, и с разбойниками разными достаточно повоевал. Остановимся на ранице владений Сигварта, а там и соглядатаев в земли его зашлем - якобы в дружины к морским конунгам наниматься пришли, скоро вести от них придут. Выждем, покуда все самые опытные и буйные в походы уйдут, а там на самого Сигварта ударим. Он один вокруг себя весь этот сброд объединяет. А там уже и свары начнутся, кому в Ранрики главными быть - так перебьм всех поодиночке...
- Славно ты придумал, Волк, - хельд седобородый молвил. - И то верно ведь, что весна выдалась теплая, не будут пираты без дела сидеть, скорее мести искать будут за Торира Собаку.
- И угодит Асгаут и Торлейв Жрец в ту яму, которую они тебе уготовили - хихикнул Визимир, один из старщих ратников Эйнара, отправившийся с Хареком вместе в поход с полутростами добровольцев.
- Туда и дорога им, змеям, - еще кто-то бросил.
- Нам-то ты что прикажешь, воевода? До границы идем?
- До границы. А там в приграничном селении лагерем встанем и соглядатаев зашлем, а дальше ждать вестей будем... и готовиться к битвам
Воины зашумели, высказывая одобрение, и дивясь рассудительности ярла. И в самом деле, не костьми ту лечь они идут, а как они задание конунга выполнят - это уже их дело. Возьмут они Ранрики малой кровью и власть конунга Норвгеии там провзгласят - и слава им будет великая. Недаром ведь говорят, что победителей не судят.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 27-06-2007, 17:32

Западный Вермаланд. Эйрик.

До темноты двигалась рать свеев с Эйриком во главе, и лишь когда первая звезда на небе зажглась, решили остановиться они, отдохнуть да ночь скоротать до рассвета, а там уж и выдвигаться вновь с лучами солнца. Поставили палатки они – для конунга, дружины его да знатных воинов, остальные же, в плащи закутавшись, у костров спать улеглись.
Поздно ночью, когда уж и крылья сов перестали шуметь над лесом, пробудился Эйрик внезапно. Видел сон дурной конунг, но когда глаза открыл, так и не смог вспомнить, о чем тот сон был.
Утром уже, когда Свен Черный Молот из палатки вышел, раньше всех проснувшись, увидел он Эйрика, на плаще возле входа сидящего да безмолвно глядящего вдаль.
- Случилось ли что, конунг? – спросил херсир. – Ал ожидаешь чего-то издали, что за горизонт заглянуть пытаешься?
- Беды жду, - отвечал тот, поднимаясь. – Впрочем, не будем об этом говорить. Поднимай остальных, уж в дорогу пора.
Озадачен был Свен, но не сказал ничего более, при себе оставил мысли свои. А были они о том, что уж умом повредился Эйрик, не иначе. С чего же, в ином случае, не ест и не пьет он иногда, а теперь, как видно, еще и сон потерял? С чего задумчив и молчалив он постоянно, но не говорит никому своих замыслов, если есть они у него? Не от кого больше было узнать ответ на вопросы эти, как только от самого конунга, но владыка свейский не отвечал на них…

Иногда дурные предчувствия обманывают.
Войско продвигалось по равнине между холмов, растянувшись длинной живой цепью. В западных землях вся местность была такой, словно давным-давно чья-то могущественная воля заставила ее сложиться складками, смяться, образовав холмы и гряды. Ровным был конский шаг, вполголоса переговаривались дружинники меж собой и во весь голос – хирдманны, с шутками да прибаутками. Только Эйрик казался мрачным, глубокие тени пролегли под глазами его, отчего мужественное лицо казалось постаревшим на несколько лет.
Ведь гораздо чаще дурные предчувствия сбываются.
На перевале через гряду холмов, словно стая воронов, заметившая падаль, из-за пригорка вылетели вдруг воины, вооруженные кто топорами, кто вилами – группа небольшая обыкновенных крестьян, кто, видно, не желал подчиниться воле конунжей да сдаться добровольно. Хоть и нежданно они напали на передний отряд, но урона серьезного нанести не могли, и вскоре свеи, что растерялись поначалу, уже теснили напавших, а потом и вовсе погнали их дальше, по уже орошенной кровью земле, за холмы, к горам.
- Вперед, за ними! – поднявши меч, вскричал Эйрик, воинов своих подгоняя. Пусть осталась позади большая часть войска, а нужно было проучить негодяев, и головной отряд за бондами бегущими помчался. Вот уже между горами они, вот падают вероломные противники, пораженные стрелами верными и копьями острыми, метко брошенными. Однако не ведал тогда еще никто, что это было только начало.
С боков да спереди ударили вдруг новые силы вражеские, не чета тому отряду, что вначале появился да в ловушку конунга с частью войска вместе заманил. Взвились в воздух стрелы – смерть оперенная, сети рыболовные упали на хирдманнов свейских. Хитрое оружие то было, ловкая выдумка – покуда распутаешься, да и распутаешься ли, уж дубиной оглушат да в полон возьмут. Словно нож в мягкое масло, врезался враг в середину отряда самую, рассеял его, разогнал. Куда только прежняя уверенность девалась – видел Эйрик, как пленяли херсиров его, как падали многие, будучи ранеными, как бежали другие, кто избежал этой участи. Да, слишком уверены были в своей силе они, потому не распознали ловушки. Вот где засада-то была, вот где судьба подножку конунгу свейскому подставила…
- В отступ! – закричал он, коня разворачивая. Снявши голову, по волосам не плачут, одно теперь оставалось – к войску вернуться. – Перестроиться, воины!
Те вермаландцы, которые за отступавшими кинулись, пожалели скоро об этом. С новой силой встретила их свейская рать, уязвленная прежней атакой, но непобежденная...

- Точно так же эсты войско конунга гаутского Эгиля, много лет назад приемом этим в ловушку заманили да разбили наголову, точно так же! – воитель широкоплечий по имени Вагни из Готланда сказывал, на бревне сидя, в кругу хирдманнов свейских. К войску он присоединился после того. Как деревня его к владениям Эйрика была причислена.
Маневр хитрый, может, и распознал бы он, историю гаутов вдоль и поперек зная, только далеко от переднего отряда находился во время засады. А теперь оставалось ему только над свеями потешаться беззлобно, над безграничной верой их в собственную победу – и над невозможностью поверить в то, что их вокруг пальца бонды обвели.
"Правда, бонды за то и поплатились", непременно бы Эйрик добавил. Впрочем, не до того было конунгу сейчас - молча сидел он с дружиною своей да клял себя в душе за опрометчивость. За гордыню. За бахвальство и пренебрежение опасностью.
И все же Вермаланд был взят.

Хейдмерк. Асмунд Кровавый.

Шесть дней потратил ярл Асмунд на дорогу от Раумарики до усадьбы отцовской в Хейдмерке, да все же не сумел вести опередить о гибели Альхейма Смелого. Много людей собралось на дворе в ту пору, как прибыл он - и были это все больше знатные хейдмеркцы, херсиры и хевдинги, что отцу его присягали, а ныне собрались решить, кому править Хейдмерком ныне.
Спрыгнул с коня юный ярл, людей дворовых оттолкнул властно, да на взгляды неприязненные столь же тяжелым взором ответил. Посторонились хевдинги, за дружиной его оружной наблюдая, наиболее горячие же сами к мечам потянулись.
- Оружие в ножны, - нетерпеливо Асмунд бросил. - Так вы ярла своего встречаете?
- Наш ярл - Альхейм был, - старый хевдинг молвил. - И то лишь по праву брака с сестрой конунга нашего...
- Ваш конунг давно в Валгалле, и вы за ним отправитесь, коли спорить с правом моим станете!
- Угрожать нам смеешь, щенок! - Вскричал кто-то из гридней, однако в следующий миг кулак ярла врезался в его лицо, и незадачливый воин рухнул на землю.
Дружинники Асмунда встали плотным кольцом, никого не подпуская к своему господину, а сам он зло осматривал тех, кто должен был подчиниться его воле. На крики воинов, вышла на крыльцо сама хозяйка в плаще черном поверх платья домашнего, под которым очерчивался уже живот округлившийся.
- Что за шум я слышу? - Молвила женщина голосом звонким и властным. - Муж мой погиб, и все вы даже почтения должного памяти его не выказываете!
Улыбнулся Асмунд Кровавый, стать такую во вдове отца своего увидав и красу - даже беременность почти не портила молодухи. Хорошую жену себе Альхейм взял, пусть и силой - Асмунд и сам не отказался от брака такого.
- Приветствую тебя, прекрасная кюна, - поклонился в пояс ярл, улыбнувшись молодой женщине, гнев свой скрывая под маской восхищения, зная отлично, что любой деве обращение такое приятно будет.
- Обознался ты, воин достойный - не кюна я, а вдова ярлова, - отвечала на приветствие его она, глаза опустив.
- Тот ярл, что в жены тебя взял, отцом моим был, - говорить Асмунд продолжил. - Утрата эта и мне сердце разрывает, так позволь же с тобою боль потери разделить, дабы не столь тяжела она была нам.
- С благодарностью приму я предложение твое...
- Не слушай его, хозяйка! - Прокричал хевдинг другой. - Вспомни братьев своих убитых по приказу Харальда!
- Да! Доколе мы будем его владычество над собою терпеть?!
- Фроди и Хегни конунгами были! Мы их люди, тебе служить будем, а не харальдову прихвостню!
Улыбнулся оскалом звериным Асмунд, понимая что людей этих еще проще на сторону свою склонить можно, нежели в иных его владениях. Не позабыли еще тут резню при Хрингасакре, да коварство Харека и Гутхорма, жаждут мести за сыновей погибших седобородые воины, юнцы за отцов и братьев виру кровавую с Агдира взять желают.
- И то верно! Не по правде овладели Хейдмерком люди харальдовы, - голову вскинув, ярл Кровавый произнес, да возгласы удивленные услышав, продолжил: - Обманом да хитростью унизили вас конунжие люди! То все наветы христианские... да про то вы сами знаете, как повелел конунг за каждого пса христианского с вас виру серебром взять, да тяжкий оброк Хареку выплатить!
- Было то! Я сам помню - иноземцам кланялись, да жреца нашего им на расправу отдали! - Кто-то прокричал. - А Альхейм стоял, не вмешивался!
- Хорош ярл - людей своих защитить не может! Сын-то поди не лучше отца будет!
- Не кричите, точно бабы базарные, - холодно Асмунд произнес, и прислушались к нему, стихли крики тотчас: - Отец мой Харальду служил, да притеснениям тем потворствовал, что вам христиане учиняли! Да только я - не он, и скажу одно вам, люди - довольно уже Хейдмерку спину ломать перед конунгом агдирским! Довольно детям богов северных рабам распятого раба кланяться!
Молчали люди вокруг, не понимал - к чему молодой ярл клонит, а сам он уже взглядом победным смотрел на них всех, но дольше всего взор его на вдове молодой задержался:
- Становись женой моей, довольно тебе траур по погибшему носить - кюной тебя сделаю, как того достойна ты, дочь Эйстейна.
Вздрогнула от слов неожиданных женщина, но степенно ответила:
- Я женою отца твоего была, Асмунд, во чреве моей его сын растет - брат твой...
- Будет он мне и братом, и сыном - как ты пожелаешь! - Поднялся на крыльцо Асмунд, ладонь к животу женщины приложил, да сам опустился на колено одно. - Не рабом Харальда он родиться, а наследником владений великих!
Не видел ярл лица женщины, но чувствовал - гордой улыбкой белозубой сияет оно, пробудилась предков кровь, уснувшая было в ней, всегда властолюбие в роду Эйстейна Великого из поколения в поколение переходило, не обделена им была сестра Фроди хитроумного.
- Свадьбу! - Прокричали гридни.
- Асмунду слава!
- Конунгу Асмунду и кюне нашей!

Западный Вермаланд. Эйрик.
С Тельтиаром

- …мы отправим к ним гонца, - таковы были последние слова конунга свеев на совете военном, который держать они собрались после засады да победы над бондами.
- Это к Аки-то, который их на нас натравил? – разбушевался Черный Молот, даже с места вскочил. – Слыхивал, слыхивал я про него, всю власть у себя в руках держит, старый лис! Он их всех собрал, как пить дать! Нам войной следует идти на него и людей его!
Жестом приказал ему Эйрик на место вернуться.
- Мнение твое насчет бондов Вермаланда мне известно, - вполголоса молвил он. – И могу сказать тебе по секрету, что с этим мнением я согласен. Хоть и неприятно мне говорить о том, но конунг свейский – не пес безродный, которого пинками учат себя с хозяином вести. С огромной радостью я бы преподал им урок, чтоб раз и навсегда Эйрика запомнили, но… - еще раз обвел он взглядом собравшихся под навесом херсиров. – Но мы будем действовать миром.
"Ожегшись на молоке, теперь и на воду будет дуть", подумал Аудун, которого все Молчаливы прозывали. И верно, этот воин больше молчал, нежели говорил, зато дело любое в руках его спорилось и толк в искусстве боевом знал он.
Но в этот раз и Аудун молчать не смог.
- Но что же мы пообещаем им взамен на то, что они власть твою примут, конунг? В Готланде обещал ты ярлов златом и серебром одарить – но сейчас где нам взять злато и серебро?
- Мы пообещаем отпустить пленных, - серьезно Эйрик отвечал. – Как бы умен не бл старый Аки, он остается обычным человеком. А обычный человек не устоит перед мольбами жен и детей вернуть им утраченных мужей, и притом - вернуть живыми! Дозволим им и мертвых захоронить, почему же нет…Взамен наших воинов из плена вернут они, а примет власть мою – я сохраню все вольности, которые прежде были – впрочем, нет, не все, а большую часть.
- А что с теми, кто засаду устроил? – продолжал Аудун. – Слова твои медом звучат, медом они и вермаландцам покажутся, но…коли согласятся они с условиями, понесут ли наказание те…
- Не понесут, - сухо молвил конунг. Встретив взгляды удивленные, пояснил он: - Главное, чтобы сдались они. Не грех и убежденьем поступиться.
Тут уж Свен не выдержал, спросил:
- А откажутся они, что будет?
Усмехнулся конунг недобро.
- Кровь. И много крови…Подайте же пергамент мне, составлю послание и отошлю его тут же.

Регин, гонец молодой еще, двадцать третью весну встретивший в году этом, хоть и не впервые врагам послания возил, а все же в этот раз неспокойно себя чувствовал. Сражение вчерашнее вспоминая (повезло ему, ох, повезло находиться в середке войска, а не в начале самом), опасался он, что издали выстрелит в него кто-нибудь, чужака приметив, и поминай как звали – а дома мать одна еще троих воспитывает да невеста дожидается, если другого не нашла.
Впрочем, белый флаг убедить должен был вермаландцев не делать ему худого - с миром он приехал, и ведь приехал один, без сопровождения. На второй день пути к поселению очередному подъезжая, повыше поднял Регин длинную палку, к которой был этот флаг привязан. Хмурыми взглядами встречали его люди везде, где он ни был до этого, впрочем, не думал Регин, что сам Аки его приветливей встретит.
"Вот ведь странно", юноша размышлял, "обычная тряпка на палке, если не приглядываться, а жизнь сохранить может".
У окраины деревни и впрямь не дремал дозорный, лучник, стоящий на посту. Да, потому и не стал стрелять он, что флаг заметил, однако оружие все же поднял, прицелился.
- Зачем пожаловал, свей? – сурово спросил он у Регина.
- Послание везу Аки от Эйрика-конунга. Не подскажешь ли, где я его могу найти?
Склонил лучник голову набок, словно думая, помочь или не помочь – но рассказал Регину, как проехать до усадьбы, где бонд могущественный поселился. Спиной к нему поворотившись и коня вперед пустив, пожалел вдруг гонец – а ну как удар меж лопаток получит? Но нет, не получил.
Впрочем, о том уж с ним самим гуторить придется. Вот и усадьба впереди показалась. Спешился гонец, взошел на крыльцо резное, размерам усадьбы поражаясь. И впрямь, только самому знатному бонду такая принадлежать могла!

- Ну, кто пожаловал? - старик какой-то вышел из сарая, на воина поглядывая. - Чаго на крыльце делаешь? Зачем пришел?
- Послание для Аки привез, от конунга свейского Эйрика, -гонец отвечал, почтительно голову склонив.
- А, то-то я смотрю, одежа на тебе не нашенская, - покачал головой старик. - Что же ты один-то пришел? Никак жизнь тебе не дорога?
- Что везде по одежке встречают, это верно, - улыбнулся Регин, - старая есть на то пословица. Но сдавалось мне, не посягнут в Вермаланде на жизнь гостя, который с миром пришел, да и вести принес отнюдь не дурные.
- И что же за вести то? - Подозрительно слуга прищурился, вилы свои обратно в сарай бросив, да рубаху драную одернув.
Поразмыслив немного, стоит ли старику о таком знать, решил все же ответить Регин.
- Предлагает Эйрик отпустить пленников ваших и позволить своих мертвых захоронить взамен на то, что вы власть его признаете. Да обещает к тому же вольности прежние оставить, а к тем, кто засаду подстроил, никаких наказаний не применять. Чем же не добрая ноовсть?
- Хорошие то условия, - подумав, собеседник его молвил, головою седою покачав, да взвесив все. - Ты не стой на пороге, в дом проходи.
Да и сам, гостя пропустив, зашел. Почтительно им мальчик, в сенях деревяшку ножичком строгавший, поклонился.
- Иди, Убби, скажи - пусть стол накрывают, - повелел.
Сорвался юнец, безделушку свою бросил, да в трапезную побежал.
Удивился Регин, что велели стол накрыть, но после счел, что почтенному старцу уж виднее, как гонца встречать да привечать. Порадовало его несказанно, что слуге - человеку простому, в хитростях военных не разбиравшемуся, - условия показались хорошими. Но оставалось дождаться теперь, что сам Аки скажет.
Покуда удивлялся свей, исчез провожатый его, а через время некоторое Убби молодой появился, трапезничать пригласил Регина. Немало было угощения на столе этом, мясо горячее, каша в горшках глиняных, да мед хмельной и хлеб свежий, но другое поразило гонца - во главе стола давешний старец сидел, преобразившийся - в рубахе златотканной, да с бородою ухоженной, да с цепью златой на шее морщинистой:
- Что же ты стоишь, рот разинув? Во дворе поди не боялся меня так - к столу проходи, гостем моим будешь.
Не сразу смог сообразить Регин, кого видел перед собой - а как сообразил, тотчас в пояс поклонился да молвил:
- Прощения прошу, никак подумать не мог, что... то есть, хотел я сказать...- понял юноша, что запинаться даже начал от изумления крайнего. - Мир дому твоему, почтеннейший Аки!
И улыбнулся виновато - да, и не такие неожиданности бывают. Присел за стол, взгляд на бонда поднял.
- Думаю, повторять условия все не стоит, раз уж огласил я их. Может быть, письмо само увидеть желаешь, рукой эйриковой писаное?
- Да нет, не думаю я, что мог соврать ты, - бонд знатный произнес с улыбкой радушной, а что крылось за улыбкой той - то лишь Асам Светлым ведомо. - Так передай ты господину своему, что будет ему Вермаланд подвластен в двух лишь случаях - если вырежет он всех до единого мужчин во владении сем, да стариков и женщин, и детей или же, коли буду я, как наместник его править, как во времена былые, да людям от воев его притеснений никаких не будет, да в рать свою лишь по воле доброй станет он людей звать, да дань легкую наложит, не обременительную. Тогда поклонятся ему люди Вермаланда, назовут владетелем своим.
Сказал так старик, дух перевел, отпил из кубка медного.
Откинул со лба Регин прядь волос медных, на глаза упавшую, и так Аки отвечал:
- Не думаю я, что жесток Эйрик настолько, что станет невинную кровь проливать. Не мне судить, конечно, о делах таких, но кажется мне, что согласится конунг на твои условия. Ведь не придется размышлять ему, кого из своих людей здесь оставить, и людям здешним спокойнее будет, зная, что под твоим началом они. Позволь же трапезу закончить и откланяться на том - обратный путь мне предстоит еще, а хочу я слова твои как можно скорее до конунга донести.
И отодвинул юноша тарелку с мясом пустую от себя. Славное кушанье было, но, вправду, пора уж и честь знать.
- Ступай, отрок, - Аки сам поднялся, гонца проводить до дверей.
Прощаясь с бондом, поблагодарил его за теплый прием Регин, сел на коня и отправился в обратную дорогу. А обратная дорога, да на сытый желудок - она, как известно, завсегда короче того пути, что был проделан сначала.

Раумарики. Хаки, Эльдис и Дунгаль Краснобай
С ДЛ


Под проливным дождем сын Гандальва прошел до искомой домины и заглянул в окошко. Верно сказал гридень: в горнице той была дева в плаще, сидела на скамье, глядя на светец и низко опустив на лицо капюшон. Эльдис, сомнения нет! Хаки обошел дом кругом, воровато осмотрелся – не идет ли кто из альвхеймарцев. Но – погода благоприятствовала замыслам конунжича. Проливной дождь к прогулкам не располагал, а выпитая брага еще не успела позвать воинов по нужде. Знай себе, грелись у очага да песни орали. Толкнул Хаки дверь… да голосистой она оказалась, заскрипела петлями смазкой обиженными, девицу переполошив. Вскочила та грациозно, как лань лесная, да светец в руки схватила. Какое не есть, но оружие. Жалко было испуг ее видеть, но – что могла Эльдис подумать, видя незнакомого мужа в своей двери глядя на ночь? Да еще – оборванца, по виду – слугу, ежели не раба разбора последнего? Уж точно, при таком впору погибель предполагать.
- Не бойся, Эльдис. Это я. Ульф, - произнес Хаки, шапку снимая. Сказал он ей назвище, которым в лесу представлялся, а голосок внутренний знай себе, насмехался: «И вправду, мол, волк лесной, один из эгилевых». Вот так прозвища и даются: один сказал, а к другому прилипло, да покрепче имени. Что же: «волк» лучше, чем «малодушный»
- Ульф! Но… откуда? – изумлено произнесла дева, руку со со снарядом своим вниз опустив. не судьба сегодня светцу лететь этому мужу в голову, для иных целей послужит.
- Из леса, - лаконично сказал Хаки. И потом добавил помягче: - Беспокоились мы за тебя. Слухи тут всякие ходят…
Не окончил конунжич фразу, но для ума женского все и так было ясно. Поняла дева, что волновались мужи за нее, даже уродливую и безобразную. Да так беспокоились, что вернуться рискнули. Какая женщина пред таким устоит? Эльдис руками всплеснула, благодарности преисполнившись. А у жен то обычно заботой и проявляется. Посадила она гостя к огню, да плащ мокрый снять наказала. Сказала: «В мокром простудишься, муж неразумный».
Сын Гандальва-конунга заботе ее не противился. Здоровья бывшему конунжичу хватало, не хил он был, чтобы болеть от сырого плаща. Но сейчас Эльдис живо напомнила Хаки покойную мать, вот так же ругавшую троих сыновей за невнимание к наказам. Да и погода и впрямь расшалилась. Бог грома, видать, битву затеял длиной во всю ночь.
Тяжелы грома раскаты - то Тор Могучий на великанов бранится, молотом своим черепа им круша. Не с первого раза услыхали слуги, что в дверь стучит кто-то рукой властной, оттого, отворили когда - насквозь промок Дунгаль Краснобай, и в сердцах оттолкнул холопа к стене:
- Что же ты, пень глухой, хозяина не пускаешь? - Прокричал.
- Да разве ж я знал, что ты на ночь глядя...
Попытался было оправдатся тот, но оборвал его Дунгаль:
- Иди, спи, тетерев, да запомни впредь, что я тогда прихожу, когда надобно мне то, а не когда ты о том думаешь!
Сжал в руках крепких бороду свою херсир, покатились капли тяжелые на пол, а после и плащ намокший сбросил он, к пленнице направился, про то узнать, как поживает она, да не обижали ли ее альвхеймарцы - не из простой заботы, а от того лишь, что живая нужна она была ему для задумки его коварной.
Тяжело ступал советник асмундов, притомился за день, да еще гонец приехал из Агдира - жрец молодой, все подмоги требовал для Ассы сварливой, да к тому же интересовался все почему Асмунд, а не Гилли ныне Раумарики владеет, да кто в усадьбе дальней постоем стоит. Хотел было его к Асмунду в Хейдмерк отослать Дунгаль, чтобы глаза не мозолил, да лишнего не выведал, ан нет - гроза началась, не выставишь же гостя за порог в ливень такой. Вот и пришел он альвхеймарцев предупредить, чтобы не высовывались, да заодно и девицу проведать.
Добрался наконец до двери необходимой, подивился на то, что засов открыт, да прошел в нутрь, глаза щуря, да к свету свечному привыкнуть стараясь. Казалось ему - два силуэта в спальне, да не мог пока различить, кто незванным пришел и не чудится ли это.
Услыхал Хаки шум, побледнел да за плащом сброшенным потянулся. Зря он то сделал: пока стоял конунжич в тени, лик его плохо был виден. тень смутная, и не более. Но плащ-то Эльдис заботливая поближе к огню положила. И свет от очага упал на лицо сына Гандальвового, ясно черты его высветив. Пламя очажное обманчиво, блики его порой обычному вроде бы лику выражение странное да потустороннее. Так и тут вышло. был Хаки мокрым да усталым, с лицом, от жизни лесной похудевшим. Но неверный свет так тени кинул, что выходцем из Хель конунжич показался.
Вздрогнул Дунгаль, лицо гостя увидав, только-только хозяином полновластным вошел он, а тут назад подался, покуда спиной в стену не уперся, взгляда не спуская с Хаки Гандальвсона. Такое же лицо у него было мертвенное, как зимой той, когда подвесили конунжича на дубе, да копьем рану смертельную нанесли - и кровь алая на снег стекала. Призрака два унесли тело безжизненное в лес, да волки выли в тот день, кровь остужая воем своим. Был там Дунгаль, все видел глазами собственными - оттого и замерло сердце его, биться перестало на миг какой-то и холод смертельный по жилам потек, льдом руду сковывая, а после быстрее прежнего забилось оно, колотясь бешено:
- Хаки, ты же умер уже, хелево отродье, - только и выдохнул языком немеющим, да разорвалось сердце его от страха лютого и сполз по стене Дунгаль Краснобай, взглядом застывшим в лицо конунжичу смотря.
Все же, привычки имеют великую власть над телами. Как услышал Хаки имя свое прежнее – так вся жизнь, с ним связанная, словно вернулась. Будто и не было тех месяцев в лесу, проведенных с Эгилем, когда был он свободен да трусом не звался. Замер конунжич на месте, будто ноги его к полу примерзли, да взором немигающим на Дунгаля уставился. от потрясения слова из горла не шли, но – для агдирца несчастного то еще тяжелей было. ведь, заговорю сейчас Хаки – стало бы видно, что муж он, из плоти и крови. а вот духи мстительные. как известно молчат. когда за убийцей приходят. Не Дунгаль бросал то жертвенное копье в альвхеймарского конунжича, но – ужель тварям Локи то важно? Мудрость их не от Одина, от Обманщика.
Хрипел Краснобай, подняться силился, да не слушались ноги, хотел грудью полной вздохнуть - точно бревно на нее навалилось тяжелое, да веревка пеньковая горло стянула - душно было ему, ловил он ртом воздух, петлю сорвать пытаясь, да рубаху на груди раздирая. Лики Асов грозные пред ним являлись, точно карой за предательство и обман - Тюр со взглядом суровым, Тор, осуждающе хмурящийся, да Один сам в шеломе ратном с бородою седой. Дрожал херсир, дергался, а ничего сделать не мог супротив правосудия того - кому суждено умереть без меча в руке, тот в Хельхейм отправится на муки вечные. Никак не ожидал Дунгаль, что постигнет его участь сия, да видать по другому Норны вещие рассудили.
"Осужден ты, Краснобай, нет тебе спасения за деяния былые!"
Занес руку Высокий - пронзило копье незримое грудь херсира, до сердца самого доставая. Последний раз вздыбился он и опал, содрогнувшись телом всем. Да Локи усмешка во взгляде его отразилась, оскалом Хель уродливой сменившись.

Эйрик. Вермаланд.

Пригляделся Свен, ко лбу ладонь широкую приставив, чтоб солнце глаза не слепило, кивнул - мыслям своим, наверное, - да к Эйрику обернулся.
- Да, то гонец наш возвращается, - усмехнулся Черный Молот. – Во весь опор летит, как только людей на дороге не сшибает. Ох, что-то интересное везет!
- Вот и узнаем сейчас, - хладнокровно Эйрик ему отвечал.
Подлетел к ним Регин на коне взмыленном, спешился, и не отдышавшись даже, к конунгу обратился:
- Ответ… привез я…от бонда Аки…
- Да погоди ж ты, - недовольно Эйрик ему отвечал, - хоть воды испей с дороги, а то хрипишь, как будто не лошадь тебя везла, а наоборот.
Поднес кто-то воды Регину из бурдюка своего, и несколько глотков сделал юноша, прежде чем снова начать говорить.
- Челом бьет Аки, да передать просит, что только в двух случаях Вермаланд назовет тебя, Эйрик, владыкой: когда вырежешь ты всех мужей до последнего, да стариков, женщин и детей также. Или же если Аки наместником поставишь, а людей данью высокой обременять не будешь, притеснять да против воли их в рать свою забирать. Таковы слова бонда были.
- Два случая, значит, - понмающе Свен ухмыльнулся. – ну коли по мне, так первый куда больше приятен. Нет, вы послушайте только парня этого – "Аки челом бьет"! Сомневаюсь я что-то в том, что плут этот старый…
- Замолчи, - конунг повелел жестко, к радости Регина. Понравился гонцу старый Аки, даже не тем, что прием теплый ему, чужеземцу и, по сути, врагу своему, оказал, а тем, как речь он вел, как за родную землю радел.
- Мы примем его условия. Пусть будет наместником, разве жалко нам? Пусть живут вермаландские мужи вместе с их женщинами, детьми и старцами – разве недостойны они того? – обведя соратников своих ближайших взглядом пронизывающим, так закончил Эйрик: - Войну мы ведем за землю, а не за то, где больше людей убить сможем.
По лицу Свена, однако же, видно было, что он придерживается мнения противоположного. Но мнение, что с волей конунжей вразрез идет, всегда при себе держать стоит, что херсиру в этот раз все же пришлось сделать.

Пленники многие в себя не пришли еще, когда сняли с них веревки вдруг да объявили, что позволяют им домой вернуться. Чего угодно ждали те – расправы жестокой, смерти, побоев, но не милости победителя. Догадывались, впрочем, некоторые, что собираются свеи с Аки договор заключать, но таких, кто еще мысли мог в цепочки выстраивать, о стратегии думать, среди пленных совсем мало было. С небольшим сопровождением отправили их вперед, а после собрались и сами выдвигаться.
Вся свейская рать тронулась в дорогу уже вечером, в тот же день, как прибыл гонец обратно. Без опаски следовали они по равнинам холмистым, не боясь засады новой или еще каких вражьих ухищрений, уверены были уже в том, что свободен путь – путь не военный, а мирный. Именно мирное соглашение ехал конунг Эйрик заключать с Аки-бондом, да подданство вермаландское принимать вместе в властью над землями этими.
"Да, расширились нынче владенья мои", мыслил конунг, уздцы отпуская – некуда спешить, пусть медленно конь идет. Уже своим считал он край этот, и вдаль, на линию горизонта глядя, гордился втайне тем, что все это – и многое из того, что за спиной осталось – теперь ему одному принадлежит. Нет, разумеется, не одному, стяжали славу ему воины умелые, советники разумные, где-то и норны помогли, выткали ниточку, за которую удачно ухватился он, а где-то, наоборот, под ногой веревку натянули, чтоб споткнулся. И все же над всеми людьми, которые добыли ему ратную славу да богатую урожаями да дворами землю, - над всеми этими людьми стоял он, властитель Упсалы.
Когда-нибудь, может, и остановится конь под ним, стрелой вражеской пораженный. А может, и сам он падет в бою от руки какого-нибудь счастливца, которому судьба слепая больше чем ему, Эйрику, завещала. Слава да потомков гордость останется после него но надолго ли? Наверное, надолго – но со временем померкнет и она под пылью веков, под кровью, которую другие прольют на страницы летописи деяний великих.
"Когда-нибудь…но не сегодня!"

Хладир. Харальд сотоварищи

После пира славного три дня миновали в заботах ратных - поначалу Грютинг с людьми своими да парой сотен агдирцев усадьбу покинул, к землям мятежников отправившись под видом союзника доброго, а после и Харальд с Гутхормом в путь собрались с дружиной немалой.
В тяжких силах рать агдирская, гудбрандсдалирская и транделагская выступила - впереди на коне, как и положено, Харальд конунг, подле него Гутхорм и Асбьерн, да телохранители, другие же ярлы во главе отрядов своих, а среди них и Хроллауг с Гротгардом, племянники Хакона да родичи новые конунга агдирского. Залечили они раны, что им Грютинг нанес, и ныне хотели удаль свою Харальду показать, да за измену с Хрутом и Раги поквитаться. Особенно Гротгарду их предательство неприятно было, ибо Раги Иварсон его побратимом был, а отец его Ивар - воспитателем.
Все больше в молчании ехали воины - требовалось им поскорее с ярлом Снеккольвом встретиться, и там силами едиными по Внутреннему Транделагу ударить, дабы не осталось шансов у мятежников.
К четвертому дню миновали они границы Внешнего Транделага, да увидали знамена ярла союзного, что к ним на смычку вел силы не малые, даже подивились племянники Хаконовы, откуда столько воинов у Снеккольва, когда уводил он едва ли не вдвое меньшую рать от Хладира в день битвы той кровавой с изменниками и Грютингом Оркдальским.

Повелел Харальд радушно встретить ярла, да принял заверения того в верности вечной и дружбе, а после так разговор завел, по совету дяди своего:
- Вижу я с тобою дружина несметная, уж и не чаял я, что столько храбрых витязей выставит тесть мой Хакон на битву эту, что даже с моей ратью числом они сравниться могут.
- Того и я не ждал, - признался честно Снеккольв, благосклонность конунга заслужить желая. - Но когда пришел я во владения Мара Хладные Пальцы и Гуннара Сердитого, сопротивления ожидая от мятежного люда, узрел лица повинные, да жен плачущих и детей. Прощения просили они за поступок ярлов своих недостойный и в верности клялись Хакону Гротгардсону, да родичи ярлов тех просили за ними земли эти оставить и дать шанс сослужить службу добрую, а потому повелел я тогда им верность свою с оружием в руках доказать и всем, кто топор или меч держать способен - к моим гридням присоединиться. Оттого и увеличилась рать моя, что со мной люди маровы да гуннаровы.
- Славно то, - произнес Гутхорм Олень. - Вижу я, не все сердца в Транделаге отравой измены пропитаны, есть еще люди верные и отважные, что за владетеля своего и правду божью готовы сражаться. Ныне ты, Снеккольв возглавишь правое крыло дружины нашей, Асбьерн же на левом встанет, а я с конунгом Харальдом посередине рать поставлю.
- Коли не испугаются вороги числа нашего, так вкусят стали и кровию захлебнутся! - Усмехнулся Снеккольв. - Но, об одном я тебе говорю, Харальд, что обещал мне Хакон земли ярлов мятежных во владение - подтвердишь ли ты слово его своим?
Задумался молодой конунг, не слышал он от старого Хакона об обещании таком, да горько ему стало, что земли, которые после свадьбы должны были ему достаться, старик ярлу своему отдать решил.
- Рано еще шкуру зверя неубитого делить - сначало надобно корни измены повыкорчевать, а после уже владения жаловать за службу верную, - словно прочитав мысли племянника, за него Гутхорм сказал.
Затаил обиду Снеккольв, сам же молвил:
- В случае таком, не след нам более задерживаться, стоит немедля переход последний сделать, да в земли Хрута придти с мечом и пламенем!
Согласился с тем Харальд, продолжило путь воинство союзное.

Эйрик & Аки. Вермаланд, запад.
(Тельтиар, Хакэ и их неуемная фантазия)

За два дня добрались они до того селения, где и усадьба Аки располагалсь. Вдоль дороги, по которой ехали они, иногда и знакомые лица у людей встречались - те самые пленники бывшие с семьями своими из домов выходили, взглядами дружину эйрикову провожали. Но не было уже той неприязни у людей, которую Регин, гонец, при первой своей поездке сюда даже спиной чувствовал, - не было, потому что знали уже: войны не будет, а будет мир дружеский, да, наверное, и пир знатный.
Старался Эйрик на лице улыбку благовольную держать. Улыбается человек - значит, ничего худого не замышляет, значит, хороший то человек. Пускай видят, пускай душа порадуется у них, что новый властитель не хуже прежнего будет. А вот Свен, что с конунгом рядом ехал, как всегда, так зубы скалил, по сторонам глядя злобно, что Эйрику невольно захотелось его сзади по затылку огреть чем-нибудь. Впрочем, если б и правда собрался он сделать это, все равно бы не успел - вот уже усадьба Аки показалась.
Вышел и Аки бонд со своими домашними его встречать на окраине деревни - с женой, с сыновьями и внуками, да людом оружным, и все были одеты в одежды праздничные, а сам Аки - в рубаху алую да сапоги ромейские. В пояс поклонился Эйрику сам, да все люди Вермаланда знатные так же поступили.
Склонился и Эйрик перед бондом, спешившись - без надменности и презрения, но с уважением к старости да мудрости. Дружиннники его также с коней слезли и поклонились, и Свен в том числе, но с недовольством великим.
- Мир земле твоей и дому твоему, Аки, - приветственное слово Эйрик молвил. - Ибо именно с миром и приехали мы - сказать, что условия твои приняты и так все будет, как сказал ты.
- Рад я тому, славный Эйрик конунг, - отвечал бонд. - Вижу я - славно заживет Вермаланд с конунгом новым. Уверен - крепче Олава Дровосека сможешь ты землю эту в руках своих удержать.
Помолчал Аки, а после так сказал:
- Повелел я палату пиршественную прибрать к твоему появлению. Пять сотен человек смогут в ней здравницы в твою честь поднять и еще десять сотен за столами вокруг палаты разместятся!
Задумался конунг, войско свое взглядом окидывая. Далеко позади него простерлась рать свейская, и не только свейская - ведь и гауты в его войске были. Не зря построились вои в порядке строгом перед тем, как ехать сюда: впереди всех Эйрик с дружиной своей, херсиры могучие да ярлы знатные следом, а замыкали войско простые воины. ВИдно, им-то и придется где-нибудь в деревне разместиться и пир отдельно справить.
- Дружина да передний отряд со мной в палату отправятся, - кивнул конунг, - остальных за столы посадим, кому места хватит среди твоих воинов. Что ж, пойдем, бонд, веди нас!
Пешим шагом они отправились - не след было вновь на коней садится, когда сам хозяин пешком идет. Рядом с Аки Эйрик пошел, заодно решив, что по дороге и поговорить о многом будет можно. Повел старик свеев за собой, на шаг впереди Эйрика идя, да такой ему задал вопрос:
- Не слишком богатая земля Вермаланд, чтобы ради нее столь могучий конунг войско собирал. Куда дальше путь твой ляжет, славный Эйрик?
- Дальше на Вингульмерк двинемся, а потом и черед Вестфольда придет, - отвечал конунг, шагая неторопливо. - Вернуть хочу я те земли, которыми предки мои владели некогда.
- Великую цель ты перед собою поставил, Эйрик, - покачал головой седовласой бонд. - Неспокойные это все владения, не признают в них последнее время власти крепкой. Да о другом тебя я спрошу - есть у тебя жена-красавица, да дети юные, да и у людей твоих - почему же ты их ради походов бранных решил оставить? Али малой тебе казалась земля свейская?
- Малой-не малой, а расширить владения свои, свою власть распространить, коли возможность есть, кто же откажется? Чтоб довольна мужем была та жена-красавица, чтобы дети юные об отце могли с гордостью великой говорить, - вздохнул Эйрик, дочь с сыном вспомнив. Но пуще прежнего тоска его взяла, как показалось ему, что ясные синие очи Сванхильд видит он пред собою. Отогнав видение ненужное с трудом, продолжал он: - Что до людей моих, так и они о том же думают. Потому и идут вслед за мною.
- Тогда помогу я тебе, конунг за то, что миром установить сумел, не с мечом кровавым по моим селениям прошелся. Расскажу - что в Вингульмерке соседнем делается, да во всех владениях Харальда, потомка того конунга, что был предком твоим сожжен.
- Неоценимой твоя помощь будет, - вмиг с мыслями собравшись, Эйрик молвил. - Много пользы подобный рассказ принесет.
"Прав был Свен, - будь он неладен за взгляд его злобный! - когда называл Аки старым лисом. Все про всех знает этот старик, обо всем ведает...хорошо, что довелось нам добром с ним сойтись!"
- Поставлен нынче в Вингульмерке ярлом Эйнар, сам он из рабов бывших, да возвысился сильно, - повесть свою начал старик. - Народ его любит, а вот знать агдирская напротив - ненавидит люто, поскольку он веры пришлой, да других крестить вздумал. Потому, считаю я, что коли нападешь ты на Эйнара внезапно - запоздает к нему подмога, не придет вовремя.
- Белого Бога, выходит, прихвостень, - нахмурился конунг, противна была ему новая вера. Но скоро она могла и против Эйнара сыграть. - Что ж, посмотрим, поможет ли ему Распятый в битве против моих молодцев.
- Коли будут так же биться как на границе, - язвительно Аки сказал, - так может статься, что и крест одолеет торов молот.
- Увидим, - произнес Эйрик прохладно. - А что до остальных владений, там как дела обстоят?
- О том мне мало ведомо, так далече я людей своих не отправляю - к чему мне, старику, за дальними соседями следить, - шутливо сказал Аки. - Знаю - Харальд сын Хальвдана на север с большим войском ушел, Транделаг воевать, знаю - Гандальв сын Альвгейра зубы на него волчьи скалит, да все укусить не может, знаю - Сульки да Хроальд в Агдире хозяйничать вздумали, а Асса старая их едва ли не скалкой оттудова гоняет. Нет порядка в норвежских землях - сами, прислушайся, говорят они: "Приди и возьми нас, конунг славный".
- Истинно так - ту землю легче взять, за которой следить управители ее забывают, - прищурился Эйрик, представляя себе новые земли обширные да воды, уловом богатые. - Верно, не зря на эту часть Норвежской земли взор мой обратился. Но события, о которых рассказал ты, одно означают - нельзя нам сейчас надолго задерживаться нигде, нужно будет скоро опять в дорогу отправляться, к Вингульмерку.
"Сванхильд весточку послать надобно", с горечью Эйрик вспомнил, "как бы не забыла она о муже-то, что в дальних странствиях дом родной лишь во сне видит теперь, и то не часто".
"Да, скорее бы ты с земли моей убрался с воинством всем, - подумалось Аки. - А куда - в Вингульмерк ли, или в Готланд, то мне уже без разницы".
Подошли они тем временем к палатам дорогим, да ввел конунга бонд внутрь, на головное место посадил, на трон резной, самоцветами украшенный, да повелел подать лучшие угощения ему и гостям другим, что садились за столы - справа от Эйрика свеи и гауты, слева же вермаландцы знатные.
- Сидишь ты, конунг, на троне, что Олав Дровосек руками своими смастерил.
Осмотрел Эйрик трон внимательно, рукой провел по резному подлокотнику.
- Дивная работа, - признал он. - Умелые руки были у предка Харальда Агдирского.
- Да, ему бы не конунгом, а плотником быть - славен стал бы, да не погиб так скоро, - кивнул Аки старый. - Ты же сам верно знаешь, что был сожжен Олав за годы неурожайные на костре священном.
- На кого же еще возлагать народу вину за напасти, как не на конунга, - снова вздохнул владыка свейский, из кубка отпивая. - Страшная судьба... вот так за власть иногда и жизнью собственной расплатишься.
"И ты так поплатишся когда-нибудь, - улыбнулся конунгу Аки, скрыл думы свои за лицом радушным. - Откусишь кусок, что проглотить не сумеешь, да подавишься".
- Отведай баранины нашей, Эйрик сын Эмунда, сама супруга моя готовила.
- В самом деле? - отведал сочного мяса Эйрик, бороду вытер. - Славная мастерица супруга твоя, повезло тебе, Аки, - и тихо добавил: - А как моя супруга кушанья готовит, я и забывать стал...
- Когда возвратишся ты с победою из Вингульмерка, быть может и меня к себе пировать позовешь?
Аки хитрый тему подхватил, иную сменив.
- Отчего ж не позвать? - развеселился конунг. - Рядом с собою тебя посажу да угощу лучшим вином, какого в этих краях и не сыщещь!
"Сажай рядом этого плута, конечно", подумал Свен Черный Молот, слова Эйрика заслышав. "Он-то тебе яда в кубок и насыплет, погляжу я, как тогда посмеешься с ним вместе".
Долго еще вели разговоры праздные за столом богатым властители, да дружина пировала, приветствуя мирный войны исход. Как один народ были в тот вечер и вермаландцы, и свеи, и гауты, словно никогда и не воевали друг с другом. Правду люди говорят, никакая клятва так крепко не связывает, как связывает чаша хмельная, по кругу пущенная!..

Восточный Агдир. Горм.

Одарив золотым запястьем да окованным в серебро рогом пастуха-проводника старого, Горм-воевода отпустил его восвояси с письмом к Регнару-ярлу, что возглавил витязей, оставшихся у кораблей. Долго ярл оставался на кауром своем жеребце возле дороги, по которой проходили воины данские. Провожал он взглядом старика и видел, что не соврал им хельд состарившийся: споро ходил пастух, и вскорости пропал-затерялся вдали.
Доволен был Горм собою – впредь станет ведомо местным людям, что данские ярлы слово свое держат крепко, и обещанную плату отдают сполна. Добрая слава в народе - она всегда пригодится, особенно в его тайном деле.
Повернув коня, он пустил его рысью и скоро догнал ярла Оттара да Свибрагера-ярла, которые шагом ехали возле десятка хирдманнов агдирских, кюной Ассой отправленных проводниками для союзников. Горд и неуступчив был Оттар, да хорошо разумел хитрости воинские и умел каждому воину, каждому отряду для битвы нужное место отыскать. Преклонен годами был богатырь Свибрагер, но годы свои на полях сражений да на воинских дорогах истратил и оттого славен был зело мудростью в воинском деле. У обоих у них постигал премудрости молодой воевода, не гнушаясь просить совета да подсказки.
- Сказывают агдирцы, - пророкотал Свибрагер, оборачиваясь в седле, - что погожая година наступает. Недолго нам неприятелей ждать, стало быть.
Оттар же молча осматривался, бросая острые взгляды вокруг, на лежащие обок дороги поля и луга. Горм и сам примечал наметанным взором то тут, то там горсточки дерновых крыш разбросанных бондовских хуторов, но видел также, что не суетятся возле них люди, не раздается рев скотины, никто не идет ни в огород, ни даже за водой к колодцу не выйдет ни единая душа. И дымы тоже не вились над хуторами.
Люди отступили, ушли в лесные ухоронки, дальние укрывища или же пытались найти защиту у владетелей края, близ усадьбы.
- Мирная земля, - процедил Оттар-ярл, горяча свою лошадку, - Сдается мне, не мужи тут обитают, раз позабыли, с какого конца добрый меч держать.
- Кому-то меч держать, Оттар-ярл, - негромко сказал Горм, приблизившись, - а кому и хлеб растить норны выпряли. Не зазорно это, потому как те же воины мечи глодать не станут.
Хмыкнул презрительно Оттар-ярл, но смолчал, потому как дал знать Горм, что не окончены слова его. Не впервые о бондах речи у них велись, потому припомнил воевода молодой прежние кличи ярла фюнского.
- Да, можно мечом себя прокормить, можно мечом взять и хлеб, и лен, и мед, да ведь ежели все без разбору пойдут мечом служить, в тот же год все с голоду перемрем - скажешь, нет? Кто ж будет тогда хлеб растить, кто ж станет делать руками то, что мечом опосля взять можно?
- Место свое все одно знать должны, - зло буркнул Оттар, - случись напасть – за чьими щитами спрячутся?
- А вот это ты дело говоришь, - кивнул Горм, - должны они ведать, что не задарма защита им дадена. Пусть видят, кто их от ворога обороняет, кто им заступой становится от беды и лихолетья. Тогда сами принесут хлеб и лен свой. И чем больше мы соберем их за своими щитами, тем сытней нам будет и воинам нашим…
Оборвал речь свою Горм-воевода: узрел он вдали пыль вдоль дороги: поспешал к нему кто-то от головы войска. Подгоняя коня, он направился навстречу и вскоре встретил на взмыленных лошадках двух прознатчиков из тех, что впереди войска рыскали, разведывая край и место, для битвы пригожее.
Остались возле агдирцев Оттар со Свибрагером, зная: важные да нужные вести разделит с ними воевода, испросит совета.
- Умен не погодам воевода наш, - чуть досадливо сказал Оттар, щурясь на клонящееся к закату солнце.
- Конунгом сделается – недаром ведь кровь Хардакнутова, - рассудительно заметил Свибрагер, обернувшись к фюнцу горячему. – А с речами поосторожней будь. Неровен час, в отца удался сын – злую память долго сохранить может.
- Кланяться еще ему, беззаконно зачатому, велишь? – вопросил насмешливо Оттар.
Промолчал тут Свибрагер-ярл, только сузил выцветшие от жгучего морского ветра да палящего солнца глаза. "Доведется – и поклонишься", хотел было сказать, да раздумал, и, поотстав, снова заговорил с агдирцами.

Запыленные, на взмыленных лошадях предстали прознатчики перед Гормом, едва не валясь с седел от усталости. Трудно человеку день-деньской в седле высидеть, да еще не шагом двигаясь, а скорой рысью все больше, а то и в карьер подымаясь.
- Вот эти холмы, - указал на выросшую уже впереди гряду один из них, - тянутся недолго к западу, а за ними такие же долы ровные лежат, покуда око ймет.
Только кивал второй, переводя дыхания, да потирая покрасневшие от ветра глаза.
Отпустил их Горм, поблагодарив за службу, а сам вернулся к Свибрагеру-ярлу да к агдирцам. Подтвердили хирдманны из войска здешнего, что и вправду впереди равнина длинная. Недолго думал Горм-воевода, и велел ближним своим воинам-спутникам известить ярлов воинства, что след им разбивать лагерь на ближнем высоком и крутом холме понад дорогою из Западного Агдира.
Оживились витязи данские, с новыми силами вперед устремились и не в долгом времени уже остановилось воинство данское, на вершине холма обосновываясь. Повозки в круг ставили, связывали крепко; внутри же кольца телег разбивали рядами шатры воинов и их предводителей. Запылали костры под котлами, потянулись в сторону леса запахи дыма да пищи готовящейся.
Сумрачен к вечеру того дня был Горм Датчанин. Долго говорил он с Одином в шатре своем, но о чем – не ведали того ближние его ярлы. Невдомек им было, что по нраву пришлась земля Агдирская Горму, да только видел он, что не удержать ее данам – слишком легко доступна она. Сумрачен и зол был, созывая на совет в шатер свой ярлов опытных и сведущих в воинском деле. Но радушна была его улыбка и приветливы слова. Пригласил он ярлов разделить с ним трапезу, заодно и обсудить, как вернее повести брань с хитроумным и могущественным конунгом Рогаландским, дабы победу одержать, да и воинов поменьше положить.
Лишь далеко за полночь разошлись ярлы, и уже под утро, едва засерело небо, закипела работа.
Рубили деревья для укрепления лагеря, рыли рвы широкие да волчьи ямы прилаживали, стараясь так устроить, чтобы по дороге не вдруг кто бы то ни было прошел, а только лишь с помощью проводников данских. В густую траву вдоль подножия холма, оставляя проходы для своих, набивали колышки заостренные да ямки ковыряли мелкие, дабы повредить ноги атакующих.
Вскоре после рассвета довелось Горму-воеводе увидать и советников кюны Ассы – жрецов Фредрика да Торлейва с несколькими спутниками. Тревожные вести принесли они; узнали витязи данские, что разбито войско Тьодольва, а что с ним самим – неведомо.
Долго не задерживал их Горм-воевода, с сожалением убедившись, что немного полезного могут они сообщить. Нахлестывая лошадей, понеслись вскоре жрецы к усадьбе кюны Агдирской.
Еще живее взялись за дело воины данские, спеша приготовиться к приходу воинства Сульки, и споро у них дело ладилось. Везде поспевал и Горм уследить да звучным словом ободрить усталых.

Ближе к вечеру всколыхнулся весь лагерь данский вестью о том, что направляется к ним с запада отряд неведомый, о чем весть условными сигналами дозоры укрытые подали.
Снаряженный отряд с несколькими приданными агдирскими воинами отправился навстречу, вооружившись луками, чтобы в случае нужды засыпать врага стрелами и суметь отступить к лагерю.
Не в долгом времени, однако, воротились застрельщики данские без спешки и стрельбы в подступающих неприятелей. Следом за ними к лагерю приблизились израненные и измученные переходом воины, в которых агдирские хельды опознали своих соратников и товарищей. Один из них с трудом сошел с вороного коня, но к Горму, вышедшему навстречу, подошел твердо.
Тепло приветствовали друг друга Тьодольв-ярл и воевода данский.

Агдир. Горм и Сульки
С Вито


Волною нескончаемой дружина рагаландская текла, земли агдирские охватывая - не мог никто в бою открытом ей противиться. Ехал в середине самой отрядов своих Сульки конунг, на коне арабском, да сидел в седле золоченом. Подле него ближние гридни были во главе с Ториром - берсерком, да Кьятви Толстошеим, впереди же, армию возглавляя, Сати ярл был.
- Разбили мы, раздавили агдирское воинство жалкое, - усмехнулся Торир, дяде родному улыбнувшись. - Видел бы ты, конунг, как бежали они, пятками сверкая, да как летели им копья и стрелы вослед, самых неповоротливых сражая.
- Точно зайцы разбегались люди харальдовы, - слова сына Кьятви подтвердил. - Тому я сам свидетель. Никогда не собрать им больше армии - ждет нас впереди добыча легкая, брат. Без боя возьмем мы усадьбу, да ведьму старую сожжем в яме угольной за все те беды, что роду нашему причинила она.
- Да за то, что из чрева ее Хальвдан Черный вышел, - тут уж другой ярл слово взял, старый, с бородою длинной, вот только имени его Сульки не помнил, знал лишь - еще отцу его этот воин служил.
- Впору нам коней галопом пустить, а не тащиться, точно в упряжке воловьей, - берсерк добавил. - Чего нам страшиться в землях этих?
- Прав ты, нечего мне, властителю, боятся, - уверенно сказал это Сульки, а сам постель с булавкой отравленной припомнил, да деву погибшую. Хораша была бы наложница, коли не укололась об отрие, ядом смоченное, но тем самым ему, конунгу, она жизнь спасла. Поклялся тогда конунг, что если прознает про то, кто змею стальную в его перину положить повелел - так шкуру спустит с живого еще, а после не огне медленном зажарит.
Хотел было уже послушать совета племянника Сульки, быстрее приказать рати двигаться, да подъехал тут к нему гонец из разъезда вперед посланного, такую речь сказал:
- Укрепления впереди вражеские, великий владыка, над ними стяги развеваются, каких не видал я в Агдире, да люда оружного не счесть.
- Что за наваждение? - Сульки вопросил. - Неужто глаза твои тебя подвели, отрок зоркий? Морок ты увидал ли? Нет у Агдира войска больше! Все оно сломлено и перемолото храбрыми рагаландцами, точно жерновами мельничными!
- А кто выжил, так никогда больше против нас не выйдут, - рассмеялся Торир. - Страх не пустит!
- Клянусь, видел я войско то, да стяги с головами волчьими черными, а подле них знамена чужеземные...
- Или за лжу тебе кто заплатил? - Кьятви вопросил недоверчиво.
- Убей меня, Сульки конунг, но от слов своих не откажусь я! - Юноша жарко выпалил.
Призадумался конунг, утер лоб перчаткой кожанной.
- Убить тебя я успею еще, пока же, Торир-молодец, поезжай-ка вперед, глянь, что за враг такой на пути у нас погибели своей ищет.
Быстрыми лисами лесовыми сновали вокруг стана данского лазутчики да пластуны, Гормом-воеводой посланные. Особливо же в длеле этом выделялись люди ярла Агмунда Злоязычного, и отметил это дна будущее воевода данский, осматривая укрепления.
Отправленные им воины помогали аккурат обустроиться в походном стане кюне Ассе со служанками ее да двумя жрецами, что допрежь побывали здесь. Но недосуг было Горму вежество выказывать да почтение годам ее.
Возвестили уже соглядатаи скрытые хитрым свистом да прочими покриками, что близится воинство чужое, и уж в этот раз, верно, сам Сульки пожаловал.
В первый раз столь великим воинством пришлось Горму командовать, оттого крепко свиреп он был и яростен, обходя укрепления.
Окружен был кольцом прочно связанных повозок стан датский, а впереди них уже был насыпан вал земляной с несколькими проходами для воинов, кои бревенчатыми заборолами перекрывались; перед валом же два широких рва с небольшими проходами сделаны были. Дорогу, что проходила внизу перед данами, изрыли ямами волчьими, а дальше к усадьбе путь преграждали завалы бревенчатые. Оставили Гормовы витязи простор на склоне холма для удара войска, но подножие усыпали мелкими ямами да колышками, чтобы строй сломать воинов Сульки-конунга, когда те на приступ двинутся.
Уже стоял на валу Тьодольв-ярл в боевом облачении, в который раз повторяя хельдам, где расположены места опасные, да как их обойти.
Уже расставил лучников Оттар-ярл, да закусив губу смотрел в даль на дорогу, ожидая появления вражьего. И прочие ярлы собрали отряды воинов, готовясь из стана выйти и ринуться на врага по первому знаку воеводы.
И полк засадный на месте должном был с ярлом Свибрагером во главе, в чаще лесной на соседнем крутом холме по другую сторону дороги укрывшись.
Увидал валы и Торир Длиннолицый, да скривилось от ярости лицо его. Захотел он бросить полки передовые, смести преграду и к ногам дяди головы воевод датских бросить, что посмели врагам его злейшим на подмогу придти. Захотел, но стерпел молодой берсерк, сплюнул лишь в сердцах, коня поворотил.
Возвернулся он вскорости к Сульки конунгу, с усмешкой его вопрошал властелин:
- Неужто супротив нас ведьма старая ныне крестьян с вилами выставить решила?
Поведал тогда берсерк могучий про беду новую, про войско чужеземное.
- Вот значит как, коварна змеюка Асса и выкормыш ее, - бороду поглаживая, конунг молвил. - Своих сил ей не хватило, призвала данов алчных. Сокровища мои им в награду пообещала и земли - в том уверен я.
- Нет счету им, - гонец юный, что с Ториром был, добавил.
- Не убоимся же их - они люди иной закалки, южные крови в жилах их текут, один норвежец троих таких стоит в бою, да шестерых на пиру, - усмехнулся Сати ярл, что так же к брату ближе ныне держался, рассказ племянника слушая.
- И все же не след нам сломя голову в битву бросатся, - опытом горьким наученный, Кьятви молвил. - Уверен я, среди тех, кто там оборону держит - Тьодольв ярл, а с ним у меня свои счеты не сведены еще.
- Нападем мы, когда придет срок, а пока же ближе подойдем к ним - нонче меньше полудня пути рати пешей осталось.
Сказал так Сульки, да послал братьев в начало войска, к битве готовиться.

Пусть и славную оборону поставили агдирцы и даны, да только было место нынешней битвы не столь выгодно для них, как в прошлый раз - и если там поражение их настигло лишь из-за перевеса численного рагаландцев, то в день этот могло статься, что еще легче дасться победа воинам Сульки.
Потешались ярлы рагаландские, на укрепления да валы поглядывая, покуда войско выстраивалось для битвы - на три части разделил дружину свою хитрый конунг Рагаланда - с трех сторон, насколько позволяло поле битвы грядущей, велел окружать лагерь агдирский. Первой ратью Сати верховодил - его воинам надлежало лоб в лоб с врагами столкнуться, с ним воины испытанные шли, в боях закаленные, справа же вел войска Торир, с ним все больше молодые гридни, да наемники, да берсерки были, а слева надлежало Кьятви ударить, самой многочисленной ратью, большей частью из бондов да карлов состоящей.
Сам Сульки в битву идти не пожелал, с холма наблюдать за ходом сражения в окружении сотни хирдманов отборных остался.

Вот уже вдали отряды передовые появились, подходило войско вражье.
- Ну, держитесь теперь, - мрачно сказал Тьодольв-ярл, воинству агдирскому, что также строилось к битве. - гости наши пожаловали снова. Мало им угощения было прежнего - вновь изгоодались отведать стали нашей.
Горм же сделалася спокоен и собран, как всегда. Воинство ждало врага с твердостью, из рядов то и дело доносились едкие шуточки о рогаландцах, что точно робкие женихи на смотринах пытаются все издали да одним глазком высмотреть, да о северянах, каждый из которых стоит ровнехонько одного пальца на руке доброго мужа данского, на каковые шуточки агдирцы уже и ухом не вели.
Лучники приготовили открытые колчаны, проверили тетивы. Оставалось только ждать, станет ли Сульки-конунг на холм силой переть, али попробует обойти по дороге.
Воины ждали сечи нетерпеливо, но старались напустить суровость и хладнокровность на лица. И все же знал Горм, что доподлинно слышали витязи, сколько разграбил Сульки, да сколько добра везет. Знали также, что суров Горм, и до полной победы не даст коснуться добычи, а вот после разгрома ворога все разделит по чести и справедливости, да по покону богов: многие из них бывали в походах с удачливым ярлом, многие доволльны оставались мудрым не по годам Конунгссоном. И нынче ждали они битвы, зная, что не выдаст их воевода и не обидит, как и то, что за слабость и трусость накажетбез жалости.
Но вот втянулось в ложбину воинство рогаландское, разделяясь на три части, да и остановилось, до первых ям волчьих с острым дрекольем на дне не доходя немало.
Нахмурился Горм, увидав, что направо, под удар засадному полку, выходит как раз самое многочисленное воинство, но понадеялся на опытных в сече витязей седовласого ярла.
И подал знак стрелкам готовиться к залпу.
Выстроилось войско рагаландское, да при первых звуках рога боевого взвились знамена черные с конем огнегривым, разом вперед выступили воины, щиты подняв, стрелков своих прикрывая.
- Стрелы огненные запалите!
Приказ по рядам пронесся. Затрещало пламя ярое, взвились сотни стрел горящих в небеса, дождем огненным обрушились на укрепления данов, на валы, да на телеги. Шли вперед рагаландцы, останавливаясь для того лишь, чтобы новый залп сделать. То там, то здесь с криком диким падал кто из их числа в ямы коварные, смерть находил на дне, кольями утыканном, да только не замечали уже потерь этих воины, битвы запах почуяв, жаждали поскорее и вкус ее отведать.
Полетели из рядов рогаландских стрелы пылающие, множество их в валу земляном застряло, мнемало упало сверху на засыпанные сырой землей телеги, несколько, однако, долетело до крайних шатров и подожгло. Кровожадно зарычали воины, чьи шатры заполыхали в скором времени, но ряды покинуть не смели. Оставив резервному полку тушить занимавшийся пожар, скомандовал ждать лучникам Горм-воевода, ожидая чего-то. Выпрямился он в седле, щитом прикрывая грудь, и не дрогнул при виде залпа ворожьего.
Пошло вперед войско рогаландское, и стали воины его рушиться с воплями в ямы приготовленные,сломался ряд щитов их, многие и вовсе больше уже под ноги старались смотреть, опустив щиты. Махнул рукой тогда Горм-воевода, и сизой тучей взвились в небо стрелы данские, чтобы упасть на нарушенный строй, находя множество жертв.
Пошли тогда вперед ратоборцы данские, выходя сквозь проходы в валах и рвах, и встали единой силою. Правым крылом командовал молодой Альрик Четыре Чайки, который с веселыми криками подгонял своих витязей, поудобнее перехватив боевой молот тяжелый. Левое крыло вел Оттар-ярл, Заносчивый по прозванию, тот мечом своего деда еще вооружен был прославленным.
Тем временем второй и третий раз спустили тетивы опытные стрелки данские. Воинство же рогаландское оказадлось у самого подножья холма.
Кто мог - щиты кверху поднимали, кто умел - за соратников телами укрывался, бежали вперед ордою неумелою люди Кьятви Толстошеего - карлы и бонды, землицы агдирской возжелавшие - многих из них уже стрелы сразили, да много больше их в битву рвалось, взбирались на валы, подгоняемые ярлом своим.
С другой же стороны столь же разношерстная ватага наступала - воины молодые, горячие под началом Торира стремились поскорее до врага добраться, строя не берегли, от стрел не хоронились, в удачу свою больше верили, да в то, что сумеют любого ворога одолеть, коли не отступят. Впереди же их берсерки шли лютые, те что боли не чувствовали, да без брони крепкой на битву идти готовы были. Многие из них уже стрел каленых отведали, да только не сбавляли шага, кличи боевые выкрикивая, на холм взбирались, оружье торопясь кровью напоить вражеской.
Других медленнее шла рать Сати ярла - полководец опытный людей своих не торопил, видел - некуда врагу бежать, негде больше прятаться, так чего же спешить тогда. На другое он надеялся - что оттянут на себя Торир с Кьятви силы вражьи, и сумеет он прорваться малой кровь в лагерь агдирский, а там и до победы недалече останется.
Вот и подобралось воинство рогаландское к коварным колышкам да ямам мелким, ждущим яростных воинов, чтобы ноги им пропороть да сломать. Витязи же данские ожидали, единым рядом щитов укрываясь под страхом кары суровой.
Скоро минуют враги и эту заслону, тогда-то и будет час сверху вниз по склону на них ринуться.
Не ожидали новых препон рагаландцы, многие искалечены оказались прежде, чем другие сумели миновать и этот заслон последний, от врагов их отделявший. Тут бы и напасть следовало, мечам и топорам дело решить, но нет - остановились, застыли воины Кьятви, скинули с плеч луки тугие, пустили стрелы в хускарлов датских с расстояния близкого прежде, чем в рукопашную пойти.
- Эй, Тьодольв ярл! - Кричал сам Толстошеий. - Покажись, Каменная Башка, не прячься за спинами наймитов своих!
Страшен был по силе залп рогаландский, но выдержали щиты, лишь немногие несчастливцы получили граненые жала в ноги и пали, воя от боли в раздробленных костях.
Но сомкнулись вновь ряды воинов. Тьодольв же ярл громко прокричал из рядов агдирцев, вставших впереди главной дружины Горма, отборных хельдов, что посередине данского войска выстроены были:
- Подойди сам - и поглядишь на меня, Толстошеий, а то ведь и головою поворотить ленишься, небось!
Скрипнули зубы Кьятви, прокричал он так, что песню стрел и топоров, да стоны раненых голос его заглушил на мгновение:
- Торир-берсерк, сын мой! Отруби голову этому псу агдирскому, порадуй отца!
Усмехнулся Длиннолицый, топор свой покрепче перехватил да вослед за воинами своими на ряды дружины датской навалился - страшен был берсерков удар, пусть и раненые они, да не страшились ни стали честной, ни ран смертельных, рьяно бились.
Да и сам Кьятви людей своих не щадил, заставил всеми силами на данов, под стрелами устоявших, броситься, да подмоги от брата ждал.
Увидел тут Горм воевода, что одолели и последний рубеж рогаландцы, услышал вой берсерков лютых да вопли ярости, и крик его пронесся над данами:
- Вместе ударить!
Ринулись валом морским вниз даны, набирая разбег, но впереди даже Горма с его мечом знатным неслись агдирцы, завывая по-волчьи, а серди них несся Тьодольв-ярл, увидавший среди рогаландцев Кьятви Толстую Шею и спешащий испробовать ее толщину своей секирой верной.
Словно две волны морские схлестнулись воины обоих войск, с хрустом, треском, звоном и скрежетом, взметнувшимися к богам, а затем заглушили все вопли раненых и умирающих.
Страшен был дружный удар воинства данского, усиленный разбегом да весом всем, навалившимся на передних хирдманнов северных.
Словно берсерк врезался во врага Тьодольв, рыча и круша. Сошлись воины в схватке жестокой, тут уж потекла кровь ручьями, вгрызались в плоть острые зубы клинков каленых, щели в доспехах копья находили, рубили топоры нещадно, да где один воин падал - трое место его занимали.
- Не спасет тебя больше шлем от меча моего! - Бросил Тьодольву Кьятви, когда с ним столкнулся, да только битвы вихрь сам противников старых разнял - каждому иной враг достался.

Агдир. Горм и Сульки. <Продолжение>
С Тельтиаром.

Подобно волне прибоя пали даны на врага, подобно ветру небесному опрокинули передние ряды. Яростных безумцев и молодых щенков, что навстречу шли по левому флангу ярлу Оттару, встречали опытом да сноровкой боевой бывалые витязи фюнские, и сам он словно огромной косой разил отчаянных противников. Диких и неуклюжих бондов да карлов, что справа накатывались, сокрушали со всей яростью витязи Альрика Четыре Чайки, и молот молодого ярла разбрасывал в стороны напуганных ополченцев.
Но сутужней прочих приходилось центру построения рогаландского, где врезался глубоко внутрь клин самых опытных и могучих воинов дружины Горма-воеводы.
Многие воины уже пали, многие повалились на землю, раны руками зажимая, но сильней удар был данских дружин, и войско рогаландское назад подалось под натиском.
Не выдержали удара датчан рагаландцы, откатились, словно волна, о скалу разбившаяся, и видел то Сати ярл, а потому знак подал в рога отход трубить. Ярились воины его, да против воли ярла идти не смели - строй сомкнув, стали к лагерю своем отступать, от данов отбиваясь. Тоже и люди Торира делали, у Кьятви лишь бонды до того строй смешали, что уже не выстроиться им было, кто как мог отходил, жизнь свою уберечь пытаясь, а иные и вовсе спины врагам показали бонды.
Сам ярл Сати за тем смотрел, да свой рог наготове держал, ждал, когда приказ иной отдать случай представится.
Катился за рогаландцами вал щитов данских, наседали доблестные воины Гормовы, не давая врагам перевести дух. Только на правом фланге неладное творилось, ибо слишком уж вперед подавались витязи Альриковы, того и гляди, сломают общую линию, увлекшись резней почти безнаказанной.
Но медлил подавать знак засадному полку Горм-воевода.
- Ну, чего медлишь ты, брат?! - Вскричал Сульки конунг, за битвой той наблюдавший. - Ждешь пока они нас обратно в Рагаланд оттеснят?!
Скрежетал зубами Сульки, готов был сам в битву броситься, да только знал - все равно брат его лучше мечом владеет, нежели он сам. Продолжали отходить воины норвежские, за собою данов увлекая от укреплений их, покуда не поднес к губам рог свой Сати ярл, не протрубил трижды, да сам в битву не бросился, меч свой обнажая. Тут уж, отступавшие было рагаландцы вновь вперед подались, войско вражеское, из-под защиты валов вышедшее числом охватывая, по двое - по трое на одного дана ныне приходилось роголандцев и смогли они наконец преимущество использовать свое. Лишь только бонды Кьятви все дальше отходили, не желали боя возобновлять, не смотря на все угрозы и увещевания ярловы.
Все больше смешивались бонды рогаландские, легкой добычей казались они молодому Альрику, и ринулся он в бой без удержу, сокрушая молотом бегущих, подобно Тору Могучему.
Подалось назад левое крыло рогаландцев и наконец опрокинулось. Лавиною катились за ними воодушевленные витязи ярла Четыре Чайки, того не замечая, что готовы они разорвать общий строй.
В других же местах навалились рогаланцы всей своей силою и совладали остановить напор данский. Тяжко пришлось данам тогда, ибо хоть и много рогаландцев полегли в битве с Тьодольвом-ярлом, хоть множество их покалечены и убиты были еще на подступах коварными ловушками, а немало - и стрелками данскими, все же было их больше, чем витязей данских, и числом они восполнили пошатнувшиеся решимость и отвагу.
И тут случилось то, чего и опасался Горм-воевода. Разорвался строй данский, и дружина Альрика только дальше пошла, убивая бегущих. Хлынули в разрыв рогаландцы, стараясь охватить с фланга воинство датское.
Протрубил тогда в рог Горм-воевода, подавая знак старому Свибрагеру, и выступили бывалые да закаленные воины из укрытого места, да ринулись навстречу воинам норвежским, строй соблюдая.
Поздно увидал Сати войско резервное данское, не было у него времени полки свои перестраивать для сражения нового, да от брата старшего помощи ждать - лишь зубы сцепив вперед он своим дружинникам приказал прорубаться, теснить данов обратно до их валов, а там - будь что будет.
Торир, словно зверь лютый с другой стороны бился, вел воев на смычку с дядей, отрезать хотел ту часть войска вражеского, что с ним бой вела да в окружение взять, и на то надеялся, что сдюжат ветераны Сати удар данов подлый. Пена с губ Длиннолицего капала кровавая, когда он вновь и вновь топор занося, с дороги своей сметал противников - кого убивая, кого калеча, а вокруг него оставшиеся берсерки бились немногие, в начале битвы уцелевшие.
Когда же ударил Свибрагер по центру рагаландскому, смял воев ближних, ножом острым в строй их врезался, вновь протрубил Сати ярл, за щитами телохранителей своих укрываясь, на сей раз Сульки на подмогу зовя.
Взмахнул рукой, перстнями да обручьями унизанной конунг Рагаланда, конную сотню с холма послал к брату на выручку, направили копья свои всадники, коней галопом пустили.

Бонды же прочь бежали уж без оглядки, а среди них и Кьятви Толстошеий, коня потерять успевший, растекались по полю бранному ручьями, в лесу прятались, сломлен был дух их воинский - ни земель, ни злата уже не желали они, лишь жизни свои спасти жаждали.

Остановился тогда Альрик-ярл, увидав. что не с кем более сражаться его воинству, а бонды рогаландские рассыпались по полю и в лесу спешно хоронятся-укрываются. Немногие десятки хельдов данских гнались за ними и далее, упиваясь битвой да кровью алой, но уже увидел молодой ярл, что натворил он запалом своим да удалью.
Повернули тогда даны под рукою его и, непрерывно трубя в рог да сзывая увлекшихся, спешно направились к Свибрагеру-ярлу на подмогу, надеясь битву одним ударом доблестным завершить. Да не совладали.
Еще прежде, нежели витязи Альриковы достигли места сечи, налетел на могучих хирдманнов его конный отряд рогаландский. Успели даны изготовиться, да щиты поднять, но страшной силой отбросила их конница, взламывая строй и закипела битва с новой силою.
Тут рог пропел над полем, подавая приказ людям Горма-воеводы.
Только не стал призывать воевода данский своих конников из ближней дружины, что в стане стерегли кюну да шатры со скарбом. Протрубил он отступление витязям отважным. Медленно, слаженно вспять пошли витязи данские. Влились в общий строй и воины Свибрагера, за спины оттеснив раненого ярла седобородого.
Вовремя поспели воины Альрика, набежали на смешивавшихся с пешими бойцами конников рогаландских, дали время восстановить строй Свибрагеровым людям, большие потери понесшим.
Неспешно, яростно рубясь-отбиваясь, отступали даны в стан воинский. Перейдя же рвы, сталкивали щиты дощатые, дабы не смогли норвежцы следом ринуться, а кто из рогаландцев в пылу преследования бросался вниз, того ждали либо колья острые, либо мечи, без пощады разившие пытавшихся на другую сторону выкарабкаться.

Не стали их уже преследовать воины Сати ярла - видел воевода их, как разбежались люди Кьятви, а без его рати, все одно не вырвать было победу в этот день. Повелел он воинам отходить самим, да щитами прикрываясь, раненых забирать и убитых.
Многие сотни остались после сражения этого на поле кровавом бездыханными, еще больше того увечными да ущербными, но более других недоволен был Сульки конунг, победителем себя возомнивший уже, да о том мыслящий, как в усадьбе Агдирской пировать. Ныне же вынужден он был своим шатром довольствоваться.

Укрылись даны за валами, на прежнее место заборола поставили. немедля стрелять вновь начали вослед возвращавшимся в свой стан врагам, стараясь побольше унести жизней неприятельских.
Спокоен был Горм-воевода: более, нежели вдвое, от его потерь заплатили рогаландцы, и то не считая обращенных в бегство воителей бондовских Кьятви Толстошеего.
Своих же зазря в лютой сече терять не восхотел, ибо видел, что только тяжкими потерями мог победу у Сульки вырвать, а это не по нраву ему было и вразрез с планами приходилось.
Кюна же Асса, за битвой этой наблюдавшая с места высокого, да с трона резного, произнесла лишь ниду обидную, к Сульки обращаясь, хоть и не мог он услышать ее, да знала старая правительница, что скоро уже перескажут конунгу рагаландскому слово каждое властной кюны:

Старый конь похотливый
Влез на Агдир как на кобылу.
Вот уж волк крадется рядом,
Сульки лишь виляет задом.

Усмехнулся Торлейв, первым ниду услышавший, да Фридрек в бороде усмешку спрятал, а сам к Горму Датскому направился, да Тьодольву, что подле сына Хардакнутова стоял уже, шелом сняв.
- Смотрю я, славный Горм, сумел ты отвадить Сульки от земель наших.
- То еще не победа, мудрый Фредрик, - ответил сдержанно Горм-ярл, - то лишь половина победы, ибо много наших витязей пало, а назавтра вся надежда только на крепость рук и мужество останется, ибо хоть и дельно укрепили мы стан наш, но знают нынче рогаландцы все хитрости, и не будут колебаться, в бой отправляясь.
- Жив остался пес Кьятви, - все о своей кручине речь вел Тьодольв, отирая кровь чужую с доспеха ратного, - да и щенок безумный уцелел, как мне кажется.
- Тогда, быть может стоит тебе самому на них напасть? - Жрец верховный предложил. - Да в их лагере со всем семенем этим подлым расправиться?
Вспыхнул Тьодольв тогда, но нашелся с ответом.
- Завтра поутру так я и сделаю. А тебя во главе пошлю.
- Разве пристало жрецу почтенному воев вести? - Дрогнул голос старца. - Если уж кому и надлежит войско возглавить, так это Горму храброму.
- Будет достойным мужам иное время и место речи злы вести, - прервал их склоку Горм-ярл. - Ночь близится и следует нам к завтрашнему дню готовиться.
Кивнул, соглашаясь Фредрик, не стал с даном спорить.

Спешился Сульки конунг, когда брат меньший к нему возвернулся, да отвесил пощечину крепкую Сати ярлу:
- На что тебе я дружину свою дал? - Гневно вопросил правитель. - На что в бой послал, ежели ты победить данов жалких не способен?
- Разве ж проиграли мы, брат? - Отвечал ему Сати. - Испытали мы силу вражескую, на крепость их опробовали, а то, что устояли они, так это не надолго. Бежать им некуда - бросят валы свои - сомнем их в поле, а не бросят, так голодом заморим, изведем их! У нас сил не в пример больше, чем у них есть, а клич кинем - так еще придут люди! Данам же помощи ждать неоткуда - разве что сам Хардакнут из Роскильде приплывет!
Рассмеялся ярл, да конунг смех его подхватил, смекая, к чему брат его, в хитростях воинских искушенный клонит.
- Соберем мы людей, что нынче разбежались трусливо, да выбор им дадим такой - либо в бою погибнуть, либо же казненными быть. Не посмеют бонды воле твоей противиться. Что же до Кьятви...
- О том я сам решу, - оборвал его Сульки. - Ты же осады не снимай, да прикажи всех раненых врагов, что на поле остались добить, да бондам вели ямы волчьи землей засыпать и мосты деревянные делать. Завтра поутру проучим мы негодяев этих.
Поклонился Сати, лишь про себя зубами скрипнул:
- Ночью же проучим, к чему утра ждать.

Владения Асмунда Кровавого. Эльдис и Хаки Гандальвсон.

Едва лишь Краснобай хрипеть на полу перестал, неведомая сила, державшая Хаки на месте, словно убрала от него свою костистую длань. Бывший конунжич опамятовался, да бросился к умирающему, руку на шею ему положив. Пустое! Сердце воя больше не билось, а жизнь окончательно оставила это могучее тело. Муж был еще теплым, но глаза его уж увидели мрак царства Хель, а дух, покинув тело, отлетел в холод ее подземных владений.
- Умер сей муж, - сказал Хаки испуганной деве. – Теперь и нам следует поспешать.
- Не безобразен ты ликом, а люди при взгляде твоем замертво падают, - прошептала испуганная увиденным Эльдис. – Скажи, Ульв, чьим именем чары наводишь?
Спросила – и замерла, зная ответ. Кому, как не Обманщику Локи такое под силу?
- Не подвластно мне колдовство, - покачал головою альвхеймарец. – Этот мертвец очень меня испугался, вот и помер до срока.
- Но почему?
Хаки замялся с ответом, понимая, как сложно будет объяснить деве всю ту историю:
- Ну… я же, вроде как… умер.
- Значит и впрямь ты – не Ульв, но Хаки, сын Гандальва конунга, - прошептала Эльдис, во все глаза глядя на конунжича. – Были у меня мысли такие, когда мы в лесу повстречались. Да после прогнала я их, как наважденья обманные, решила, что жар крови мой ум затуманил.
Хаки молчал, отвернувшись от света, но деве хватило и такого подтверждения слов сказанных. – Вот диво… - медленно произнесла она. – Выходит, Харальд тебя пощадил?
- Харальд благороден, - ответил ей сын Гандальва, колеблясь, стоит ли продолжать. Но полуправда порой так же опасна, как ложь, много бед она принести может. Так что решил конунжич молвить все, как перед богами: - Конечно, не будь на то его воли – меня бы здесь не было. Но, Эльдис… я ведь тогда, действительно, умер.
- Понимаю я, что сказать воинам то надобно было, - откликнулась Эльдис. – Сильны корни вражды Агдира с Альвхеймаром. Их в один миг не обрубишь.
- Тут права ты, - тяжко вздохнул Хаки Гандальвсон. Продолжать ему не хотелось, но – коль взялся за дело – его доканчивать следует. - Но даже воля конунгов прогибается перед ратною сталью. Меня ранили в той битве, стрелою смертельной. А после – то дело копьем довершили.
Эльдис ахнула потрясенно, вспомнив слухи о том, что Хаки отдали жертвой одноглазому. Выходит, люди не лгали?
- Почему же тогда ты еще жив?
- В том нет заслуги моей, - ответил Хаки. – Видимо, боги уготовили мне путь более извитой, чем виделось моему разуму скудному. Я должен был умереть дважды – но двое смертных людей отобрали меня у дочери Локи. Должник я их ныне… впрочем, то история длинная, а нам надо спешить, пока вои пропавшего не хватились. Этот муж одет хорошо, и, знать, не последним сидел за столом у нового ярла.
- Да уж, не сомневайся! – в кроткой Эльдис внезапно вспыхнуло гневное пламя. - Рядом с Асмундом, псом шелудивым, это вошь околачивалась. Да речи зловредные баяла в оба ярловых уха. От того, видать, он себя конунгом знатней Харальда и возомнил!
Хаки подошел к деве и успокаивающе положил руку ей на плечо:
- Едва ли к такому можно принудить. Вот подсказать мужу действия хитрость обманную – это да, дело советчика. Но решать сам он должен.
- Вот он и решил! – в голосе девы появились слезы, тело затряслось крупной дрожью, когда память услужливо показала ее внутреннему взору перенесенные невзгоды. – Совсем озверел, хуже альвхеймарцев стал!
В другое время она, пожалуй, бы поостереглась молвить такое сыну Гандальва, да и вообще, обошла бы его за семь верст, обращенье его родителя с собой вспоминая. Но сейчас крепость душевная дало трещину, позволяя затаенному внутри горю излиться слезами. Хаки ничего на то не сказал, только обнял ее очень крепко. Знал он: порой слезы несут исцеление, раны души заживляя. А Эльдис, сотрясаясь в рыданиях, в глубине души поражалась: почему ей так легко с этим альвхеймарцем, невзирая на его место рожденья и конунжью кровь? Она плакала и думала о том. Что, если бы после той самой ночи Фрейа благословила ее сыном, он приходился бы этому молодцу братом. Раньше Эльдис думала о Гандальве с презрением, а сейчас чуть не впервые, пожалела о воле прекрасной богини. Едва ли ее, такую, как сейчас, мужчина когда-нибудь обнимет не с целью утешить. А так она могла бы родить справного война, похожего на этого Хаки. И он бы любил ее… даже такую. Слезы снова хлынули из глаз в три ручья. Эльдис знала, что надо спешить, но не могла заставить себя перестать плакать. Слишком долго держалась гордая дочь херсира агдирского, слишком много дней и ночей не давала себе оплакать потерю. И вот сейчас все вышло само… и на диво не вовремя.

Раумарики. Хаки и Эльдис
С ДЛ

Шаги послышались за дверью, приближался кто-то неспешно:
- Господин, здесь ты еще? - Голос слуга старый подал, рукою дверь толкая да заходя. Скользнул взглядом сначала по Хаки и Эльдис, порешил было, что позабавится решил с девкой юродивой херсир, видать совсем хмель в голову ударил, коли вместо красавиц здешних бабу уродливую избрал. Пожал плечами, поворотился было, да тут только тело заприметил, на полу лежащее. - Господин? Дунгаль?
Дрогнул голос слуги старого, да под раскаты грома новые прокричал он, что было силы:
- Убили! Убили! Люди! Люди сюда!
Крик слуги застал Эльдис и Хаки врасплох. Но в ситуации серьезной опасности даже в щенке порой пробуждается настоящий волк. Хаки кинул растерянный взгляд на деву, испуганно прижавшуюся к его плечу - и принял решение. вбежавших в комнату оружных альвхеймарцев встретил не испуганный бонд, или робкий юнец - конунг из рода конунгов. К тому же еще и умерший. мужи замерли, завороженно глядя на лик Хаки. Таким они его в жизни не видели. Куда делся опущенный вниз взгляд до робость, снискавшая сыну гандальва прозвище "Малодушный"? Пред воями стоял властитель с прямой осанкой да грозным взором, и скромная одежда на нем дорогим пурпуром виделась. Одно слово - вождь.
Опешили хирдманы, что готовы были уже на куски порубить любого, опустились руки крепкие, оружие сжимающие. Тень на лик конунжича падала, да лишь в тот миг, когда молния за окном сверкнула, осветился он светом колдовским.
- Хаки... - Прошептал кто-то.
- Из могилы вернулся, - другой добавил, отступая.
- За нами всеми пришел! - Завопил уже кто-то, духом не столь крепкий.
А слуга, временем тем уже прочь бежал, под дождь, да за ворота, лишь плащ Дунгаля на плечи свои накинув. Бежал, да кричал, что есть мочи богов имена, точно могли они защитить его.
- За вами, вестимо - молвил Хаки голосом низким, на его непохожим, на длань вперед вытянул, перст жестом обличительным вою ближайшему в грудь уперев:
- Что делаете вы, воины Альвхеймара, на земле чужой, середи братьев своих погубителей?
- То конунг велел, - хрипло ответил гридень, еле живой от страха, стыдно сказать, но порты у него мокрыми стали. Да и кто в здравом уме выходца из Хель не забоится? А тут еще свет Эльдис на лицо пал - и вои отпрянули. Уродливая дева им самой дщерью Локи привиделась. Счастье, что умна она была да конунжичу подыграла, брови свои сдвинув.
- Конунгу я сын, а они - убийцы мои и братьев моих. Обезумел отец мой с горя великого, а может - и вовсе его тролли в лесах подменили, - вещал меж тем Хаки. Скальдом бы ему быть - так ладно тек говор. - А вы за столом с ними сидите да яства их поглощаете. Не будет покоя вам, говорю!
Тут за окном молния ударила. фигуру Хаки грозного огнем осветив. Вои на колени попадали, а иные - и вовсе из комнаты выползли. Все бы ушли - да страх их на месте держал. Живых мужей не пугались - но мертвые - дело особое. У тех, кто остались, не только ноги - языки отнялись, слова молвить уж не могли, так сердцами их ужас овладел. Только глазами, страха полными смотрели на Хаки - пощады выпрашивали.
- Коли спастись желаете - бегите прочь с земли проклятой, где кости родичей неупокоенные о мщении стоят. Иначе и они придут вместе со мной да отмсят за обеты нарушенные да честь неотмщенную, - продолжил сын Гандальва. И повелительно закончил: - Прочь!
Так сильно было то влияние. что альвхеймарцы из домины выбежали, себя со страху не помня. Да многие сразху за околицу и рванули.
А там уж факелы пылали. Услышали люди про убийство, в усадьбе альвхеймарцам отведенной, в силах тяжких поднялись - кто в броне, а кто и кольчуги не надев, только мечом опоясавшись. Шли к домине, окружали ее со всех сторон, да на помощь звали.
- Что случилось-то? - Сонный кто-то вопрошал.
- Альвхеймарцы гостеприимством поступились нашим, заманили к себе Дунгаля и убили его! - Ответ был. И хоть и не любили Краснобая люди, да всеж свой он был - а то враги исконные, их и за барана зарезанного не грех порубить было, а тут - херсира в его же доме сгубили.
Верещал что-то слуга старый, но не слушали его уже, да и разберешь разве где правда, а где вымысел, коли он все о мертвецах восставших да каре богов говорил.
- Бей слуг Гандальвовых! - поднялся клич по усадьбе.
Мужи, в чьих жилах еще играл хмель, похватали секиры в руки привычные. А обезумевшим от страха альвхеймарцам вои те восставшими мертвецами, Хаки обещанными, помстились. Словно Локи в них вселился. силы удесятерив. Промчались они сквозь строй "радушных хозяев" - да к лесу. Кое-кого, правда, посекли, но большинство утекло под тень елок.
- Ловите их! Люди!
- Ловите!
Метался люд оружный - кто действительно поймать хотел врага, а кто просто для вида мечом размахивал, чтобы не спрашивали потом: "А ты где был, когда альвхеймарцев мы били?". Да только рассеялось вскоре и гандальвово воинство по лесам окрестным, и вои раумарийские во след за ними.

В суматохе той Хаки снова шапку надвинул, да Эльдис за руку крепко схватил. Выбрались они незамеченными. Благо слишком много шума в селении было, мужи славные уж и не понимали кого и за что бьют. Просто ненависть застарелая в душах взыграла, да выпитая накануне брага мозги затуманила.
Один только человек за ними шел, что так желал секрет Дунгаля разгадать, да перед ярлом своим выслужиться. Магни, заприметив, как мужик-лапотник девку выводит из дома, едва лишь вои все разбежались, неладное заподозрил - были бы с ним люди его, всех бы их позвал - да только уже ловили воины альвхеймарцев по лесам, пришлось ему одному идти, на меч свой уповать да удачу воинскую и то, что еще не совсем отвернулись боги от жреца, служение на жизнь ратную променявшего.
Торопился он, догнать спешил беглецов, узнать тайну ту, что жизни стоила сначала Гилли Шесть Пальцев и сыновьям его, а после и Дунгалю Краснобаю.
Так спешил, что и не заметил, как из-за деревьев скользнула серая тень. Эгилевы братья вели себя смирно, за безумством людским из темноты наблюдая, но этот двуногий шел за другом вожака, а волки были голодны. Викинг даже не вскрикнул, когда острые, как бритва клыки разорвали ему горло.

Транделаг. Усадьба Хладир. Хакон и Ахти Йотун.
С Тельтиаром.

И снова опустела усадьба Хладир, снова вои транделагские умчались далече в поисках боевой славы. Правда, сегодня были они не одиноки, и стяг с волком агдирским на алом фоне теперь рядом с медведем Хакона вился. Только и сам конунг ныне не скакал на добром коне впереди войска. Поражая юнцов выправкой молодецкой да неутомимостью юношеской. Дома остался. Хоть и тяжко ему было принять то решение, но ум конунга никогда не был короток. Понимал он: ничто так люд не сплачивает, как военный поход да ночи у одного костра. Желал он отдать земли свои Харальду и крови харальдовой, а потому и измыслил себе старческую немощь.
«Пусть воители Харальда Хальвдансона в деле увидят, да склонят перед ним шеломы не по воле моей, но за заслуги его ратные», - думал про то Хакон.
А сам, чтобы отвлечься, решил слово исполнить да с пленником погуторить.
Отворилась дверь в холодный погреб, солнца лучи в него проникли, мрак тяжелый рассеивая. Сощурился пленник, ладонью глаза ослабшие, к темноте привыкшие, прикрыл. Прозвенели цепи железные, упала рука - не хватало сил могучему Ахти нынче, знатно его голодом поморили у Харальда в гостях, так что нынче даже исхудал он, усохли мышцы тугие висела на нем рубаха драная, что раньше на тело богатырское едва-едва налезала, да по швам трещала, стоило ему жилы напрячь.
Хакон спустился по ступеням, и поместил принесенный с собой факел в специальное углубление. Погреб на то и создан, чтоб снедь да напитки в нем даже в жар июльский не портились. Сейчас здесь было сыро и стыло. Конунг Транделага ощутил, как от здешнего воздуха зажаловались на жизнь все сочленения костные. Старость то, старость…
- Приветствую тебя, сын названный Гудбранда-хевдинга, - голос Хакона был негромок да ровен. – По воле Харальда, ныне ты гость мой. Вот и решил я сам с тобой речи гуторить, да посмотреть, правду ли молвят, что зверь ты бездумный, способный лишь кулаками махать.
- Оттого видимо и заперли вы меня в подполе, да на цепь посадили, что не решили еще зверь я али человек, - бросил Ахти Йотун зло, да на слове последнем кашель его сразил. Перегнулся великан, руками широкими живот обхватывая, опустился медленно.
- На цепь тебя посадили оттого, что клялся ты воям мои кишки выпустить да ими же их удавить, - Хакон сделал вид, что не заметил ни кашля, ни бессилия Ахти. – Разве так ведет себя тот, кто претендует на роль уважаемого пленника?
- Ужель ни потому я клялся кишками всех воинов харальдовых удавить, что нет в них чести, - проскрежетал Йотун, недуг свой перебарывая, да кашель сухой глотая. - Худшей доли достойны они за то, что отца моего ночью темной сожгли в доме его, а с ним богатырей лучших.
- Былое поминать без конца, от настоящего взор отвращая – то удел старцев, вроде меня, но не младых молодцев, - покачал головой Хакон. – Твой приемный отец многим дорогу успел перейти, и жена моя по его вине много ночей плакала. Однако же, я не виню его в бесчестии и не причитаю зло, желая ему мук в царстве Хелевом. Ты решил отомстить, но боги судили победу другому. Ужель мудро то – сгинуть лишь потому, что ты, как петух, не смог простить сопернику большей удачи? Воина делает великим вождем не только сила в плечах, но и мудрость рассудочная. А от тебя я слышу лишь про обиду.
Молча смотрел на Хакона узник взглядом зверя затравленного, на любого набросится готового, да только цепь мешала. Больно уязвили его слова конунга транделагского, но и отклик в душе нашли - все имел во времена былые Ахти: и отца любимого, и дев красивых, и воинов верных, и рабов, и земли, да все отнял у него Харальд. Как про обиду такую забыть, в погребе темном и хладном находясь? Но и Хакон прав был - за былое цепляясь и злобу копя, лишь жизни он мог лишиться, в руках у врага находясь. И смерть та не Валгаллы чертоги сулила, а мрачные подземелья и объятия дочери Обманщика - не того желал Ахти в его годы юные, отомстить за отца нареченного он жаждал, а не свидится с ним раньше срока отпущенного.
- Зачем же тогда пришел ты, Хакон конунг? - Проговорил неспешно воин, стараясь, чтобы голос его ровно звучал. - О чем нам с тобой разговаривать?
- Харальд мне родичем станет. И в честь пира свадебного участь твою мне в руки отдал, - конунг Транделага присел на бочку с напитком хмельным, недалече от Ахти, но так, чтоб не смог тот с учетом цепей до горла его дотянуться. – Проще всего, конечно, тебя асам отдать, - задумчиво сказал он, будто крупу взвешивая, а не судьбу молодца данного определяя. Да только не любо мне то. Да и тебе, Ахти, если подумать, лучше в бою уйти, да в Асгард постучаться. Хаки Гандальвсон на твоем месте упорствовал – вот и повис на дубу, жертвой Одину. Но Хаки был трус, которого Хеймдаль и без того погнал бы с порога Вальгаллы. А ты? С ним на одну доску стать метишь? Копье не разумно, ему все равно, кого сразить: героя аль мужа, известного малодушием. А же тебе руку свою предлагаю. Не Харальду поклонись – мне. Хакону из Хладира. И будешь жить, сколько асы отмеряли. Вот он, слово мне. Что в ответ молвишь?
- А как ты к предкам уйдешь, так мне Харальду кланяться повелят, али за тобой следовать?
Спросил Йотун, а сам уж обдумывать начал предложение Хаконово. Не ожидал он слов таких, не надеялся даже, что жизнь сохранить сумеет, а вон оно как обернулось. Честь свою да клятву отцу убиенному данную на жизнь променять ему предлагают, да только ровнехонько весов чаши встали, ни одна другую перевесить не может.
- Честь твоя - тебе и решать, - ответил конунг. - Никто под солнцем не вечен. Однако, ужели я столь хилым да слабым кажусь, чтоб не сегодня так завтра предстать перед предками? Если уйду - то в бою, а в гуще сечи лишь валькирии ведают, чью нить норны решили обрезать.
По нраву пришлись слова старца викингу младому, хотел бы он и сам на склоне лет столь же могучим и статным остаться, да только погреб темный в таких стремлениях не помощник.
- Честь моя, в том твоя правда, - произнес медленно Ахти, гул в груди нарастающий унять пытаясь. - Да только какая честь может быть у бродяги босого и нищего, что из всего имущества лишь рубаху эту, да портки имеет? Впрочем - вот они, руки мои, поди, еще не совсем ослабли. Нужны коли тебе они, так я в деле ратном на многое еще сгожусь.
- Были бы не потребны - ужели я лично пришел бы в сырой погреб, одежу свою дорогую о грязные бочки марать, - усмехнулся Хакон, шутку незамысловатую молвив. - Я по старым воззреньям живу, и до сей поры полагаю, что люди ценней серебра. За него можно тело купить, но не дух человека свободного. А холопы мне не нужны, нет у них воли победной. Одно слово - рабы, которых предки мои к веслам не подпускали. Но ты-то из теста иного был вылеплен. Не думаю я, что у хевдинга старого сын плохим воином мог вырасти.
- Мое-то искусство воинское твои родичи на себе испытать успели уже, - в ответ усмехнулся Йотун. - И уж коли я теперь твой хирдман, налей конунг браги - жажда мне горло давит, мочи нет.
- Видать, в Хель ты все ж хочешь, коль просишь браги, когда у самого, небось, пару седмиц хлеба краюхи во рту не было, - прищурился Хакон. Больно задели его слова про хирдманов, раны сердца тревожа. Ну, да решил он не грешить на пленника неразумного, благо тому итак вдоволь от воев Харальда досталось.
– Вот что, парень, слушай, что молвлю. Сейчас позову я сюда годи, и ты пред ним скажешь, что Транделаг новой родиной признаешь да на земле этой ни против кого секиры своей не поднимешь. Без моего дозволения личного. А тогда – я тебя в дом свой возьму да не брагой одной там кормить стану.
Озарил лицо Йотуна оскал хищный, обнажил он зубы ровные, да так сказал:
- Клятву эту тебя я принесу, славный Хакон, и уж поверь: немало голов скатится под секирой моей, как только на то воля твоя будет.
- На том и порешим, - Хакон встал и легко взбежал вверх по ступеням.
Дернул Ахти цепь тяжелую, да мотнул головой, словно с прошлым своим разом обрывая. Ждать остался, когда вернется конунг со жрецами.

Раумарики. Жрец Откель

Собрался наутро люд перед воротами усадьбы разоренной, подвигами своими похвалится да жреца молодого послушать. Каждый соседям своим сказывал, что не меньше пятерых альвхеймарцев в ту ночь убил, да только в лесу, в потьмах тела их потеряли, а быть может и волки утащили, так что подсчитать убитых невозможно стало. Из раумарийцев всего семерых посекли вороги, когда вырвались из домины окруженной, но то Дунгаля не считая, да еще молодца одного, в лесу зверями загрызенного.
- Говорят они все, как один, что дух Хаки Гандальвсона ночью являлся и Дунгаля сгубил, - молод был еще жрец, едва только бороду себе отрастить с ладонь длинною успел, но речь его плавно текла, голос же над всею толпой разносился. - Сказал бы я, что лгут они, да только вижу, в какой страх их при одном лишь упоминании конунжича того бросает! Знак то есть, что Асы нам послали!
- Знак!
- Как есть знак, - зашептались все, головами кивая, да только когда от служителя богов услыхали, что правда то - что мертвец за Дунгалем приходил, да в Хель его забрал, у многих лица белее снега стали.
- Разгневаны боги на те преступления беззаконные, что Дунгаль и ярл его совершили, за Гилли и сыновей его то месть была, не людская - небесная! Поделом Дунгаль Краснобай получил за то, что конунга предал и закон его попрал, поделом и Асмунд получит за измену свою и с альвхеймарцами союз!
Молчали люди, помнили еще как на пиру у Асмунда веселились, да как в верности ему клялись и походом на Вингульмерк идти хотели. Не знали теперь что сказать, верховного жреца посланцу. Но вот один бросил шапку на землю и крикнул:
- Поделом!
- Альвхеймарцев привел! - Другой поддакнул.
- Наших херсиров загубил!
Усмехнулся жрец Откель жрец, наслышанный уже о том, что странной смертью все те погибли, кто правление Асмунда не принял. Понимал он и то, почему Дунгаль так выгнать его спешно пытался и более того, догадывался, что Асмунд бы его живым от себя не отпустил. Что же - удачно так вышло, что дух Хаки Краснобая навестил. Сам жрец, конечно, в существование ожившего мертвеца не верил, но и до правды доискиваться не желал - расправились с альвхеймарцами да с изменниками, тому и радоваться следует.
- Знак то был, что должно вам Харальду служить сыну Хальвдана верно, и служением своим прощения у богов выпросить за тяжкие убийства, - Откель продолжал.
- Но как же нам доказать-то верность свою? - Херсир Торорм выкрикнул, который одним из первых в свое время Асмунда признал своим ярлом. - Альхеймсон поди уже хейдмеркцев походом на Вингульмерк ведет! На перерез ему идти велишь?
- Нет, - холодно жрец отвечал, про себя думая, что того еще не хватало, чтобы на подмогу Эйнару-иноверцу идти. Пусть уж пес бешенный, прежде чем за предательство свое поплатиться, глотку Эйнару перегрызет - хоть какая-то тогда польза с него будет. - Враг наш близок уже. Бежали в ночи альвхеймарцы, да не ровен час возвратятся с конунгом своим подлым! Должны мы встречу достойную ему подготовить!
Тяжелым взглядом смерил жрец всех пришедших, да стрелу ратную послать по деревням велел, народ собирая. А после обернулся к пленникам, которых люди ночью поймать сумели, и бросил:
- Этих же на воротах вздернуть в угоду Одину.

Сонг. Сольвейг и Аудмунд
С Тельтиаром

Одно заточение на другое Сольвейг сменила. Не смела она из комнаты в доме купеческом показаться, узнанной быть боясь. Лишь ожидание деву окрыляло. Вдруг да явится Альвир, дверь распахнет да через порог переступит, в обьятья страстные ее заключая. Но текло время томительно медленно, не было же скальде ни единой весточки, ни намека единого на место пребывание его нынешнее. Изредка купец деву наведывал, лишь головой на вопрос единственный в ответ качая.
Вот и сегодня пригласил купец девицу к столу, повелев ей, по обыкновению голову прикрыть плащем. Знал хитрец Аудмунд, что коли и ищут Сольвейг, то в девке что без убора головного, полой плаща прикрыватся, не признали бы ее. Только на сей раз странно весел был Аудмунд.
- Ты присаживайся, - хлопнул он по скамье. - Поешь, а там и погуторим.
За стол дева присела, явства купца расстаравшегося пробуя. Да еда безвкусной казалась. Знала, что неспроста ее за стол Аудмунд пригласил. Видать вести у него появились, коль не в комнате трапезничать оставил. Недолгим ныне пребывание в доме его оставалось.
- Есть ли вести какие у тебя об Альвире? Иль опять разузнать ничего не удалось?
- Да уж, на сей раз удалось кое-что узнать о певце твоем, песеннике, - в бороду густую толстяк усмехнулся, да на пузе ладони скрестил. - Но ты ешь-ешь, скальд-то он никуда не денется.
Отодвинула Сольвейг миску, на купца словно впервые глянула.
- Чтож молчишь ты, не рассказываешь? Уж не прогневать ли тебя успела, что вести от меня таишь?
- К чему события торопить, - Аудмунд усмехнулся, точно удовольствие ему доставляло деву томить ожиданием. - Слуги мои проследить сумели, куда скальд убегал, когда братья твои в дом мой вломились.
Появилось на лице купца выражение нехорошее, когда он о сыновьях Атли упомянул.
Подскочила со своего места Сольвейг, к купцу подбежала, лицо плащом прикрывать забывая, да и обо всем остальном позабыв.
- Гдеж он сейчас? Веди меня к нему. И тебе мороки меньше станет, и нам встреча желанная!
- В лесу он, да только ты не торопись, - повысил голос купец тучный, за руку схватил девушку, да насильно на скамью усадил. - Одна ты его ищешь, думаешь? Братья твои, чтоб их волк загрыз, его не меньше твоего найти хотят. А ну как следят за домом моим соглядатаи до денег алчные?
- Не смогу на месте я усидеть, коль подле Альвира очутись более всего мне хочется. Не признали тебя у себя в доме скальда скрывающим, так с чего бы за домом твоим следить?
- Потому не признали, что скальда не нашли - оттого ли подозрение их уменьшиться должно? - Боялся Аудмунд, видно было то - коли прознают, что была у него Сольвейг, а он ее ярлу не вернул - голову снимет с него Атли, не посмотрит, что он купец почтенный.
- Ночи нам дождаться надобной темной, а там без факелов пойдем до околицы, - так молвил.
- Чтож, долго ждала я. Можно и до ночи потерпеть, - в пол уставясь Сольвейг молвила. - Уж лучше б и дождался ты ночи наступления, прежде, чем со мной повидаться пришел. - И сама дева не рада уж была, что разговор с купцом завела. Часто-часто сердце билось, ночи предвкушая. Не высидеть ей теперь времени оставшегося. Словно подле нее Альвир стоял, да коснуться до него нельзя было.
Купец же повеселел, действительно отрадно ему было видеть, как извелась гостья его. Как будто тем он братьям ее, обидчикам своим мстил.
Но вот уж село солнце, и тогда позвал Аудмунд слугу верного, да повелел через черный ход их с Сольвейг отвести туда, где он следы видел скальда беглого.
Невозможно было Сольвейг часа уроченного дожидаться, извелась дева, места себя не находя. То встреча ей с Альвиром виделась, то в голову мысли лезли, что найти его не сумеют, а то и вовсе чудилось, будто беда с ним приключилась. Когда ж совсем не в моготу ждать стало, растворилась дверь, купца впуская. Накинула плащ дева, да за ним вслед отправилась.
Через двор, слуга вывел их двоих к калитке, отворяя ее. Не послышалось скрипа обычного - загодя петли смазали по велению купца, вот и вышли они, позади домов других направились к околице деревенской, а там факел зажег слуга, дальше путь указывая по дороге сначала, а затем и по тропке небольшой, что в сторону леса вела.
Закутался в плащ теплый Аудмунд, озяб в холоде ночном.
Испуганно Сольвейг всю дорогу оборачивалась, шороха каждого пугаясь, не увидел бы кто да дочку ярлову в ней не признал. Не было в ней страха, когда из дома отцовского днем ясным убегала. "Словно не я боюсь, а страх купцовский мне передается, - на впереди идущего дева засмотрелась".
- Ну, куда ты нас завел, песий сын? - Зло купец огрызнулся, о корень запнувшись.
- Скальда ты хотел, к нему и веду, коли там он еще, - буркнул слуга, дальше идючи.
- Вот наглец, - так произнес Аудмунд, что только Сольвейг его услышала, а после громче добавил: - Твое счастье будет, коли он не ушел.
От огня факельного деревья тени страшные отбрасывали, точно прятлись в чаще тролли да потомство фенрирово, зубы скалящее. Дрожал купец так, что щеки его пухлые сотрясались, да зуб на зуб не попадал, но шел все же. Хотел награду свою получить, обещанную.
- Вдруг беда с ним какая приключилась? - размышления свои продолжая вслух дева молвила, будто звук голоса тьму лесную разогнать мог, не смея Аудмунду в страхе своем леса ночного признаться, да и обратно поворачивать ни сил, ни желания не было, встречу в очередной раз оттягивая. - Неужли раньше слуга твой хода показать не мог, отчего лишь теперь дорогу указать вздумал? - догнала купца она, по леву руку от него зашагав.
- Кто ж его, стервеца знает, - прошипел толстяк. - Поди, сама спроси, коли интересно тебе.
- Плохо ж за слугами ты приглядываешь, что самовольничать любому позволяешь, - Сольвейг усмехнулась. - Так всю власть над ними растерять недолго.
По боку провел ладонью купец, прозвенели монеты звонкие в кошеле.
- Вот она, власть моя над слугами, - произнес он. - Другой мне и не надобно.
- Так и самого тебя продадут, коль денег кто твоего поболе предложит. Глядишь, не скальда встретим, а братьев моих, - проронила дева, сама своих слов, ненароком вырвавшихся, перепугавшись.
- А коли так, отдам тебя им, а слугу выпорю, все одно моему слову больше поверят, чем холопа рваного, - раздраженно слова Аудмунда прозвучали, видать и сам он поворота такого испугался.
- Так вот как заговорил ты, - остановилась Сольвейг. - Откуда ж мне знать, что Альвир там, а не другой кто встречать ждет?
Криво усмехнулся бородач:
- Далече уже зашли мы. Одна хочешь обратно возвращаться, али судьбину свою изведаешь?
Покосилась дева на тени дерев в узоры пугающие ветви свои сплетающие.
- Коль с братьями моими сговорился бы, уж не ночью встречу назначил, - путь продолжив дева в ответ бросила.
Хмыкнул лишь что-то в ответ Аудмунд, да в молчании дальше шли они, покуда не вывел их слуга на поляну одну, и повернувшись так сказал:
- Видел я шалаш невдалеке, а в нем спал человек, на скальда похожий - насколько помню я его, посмотрим, там ли он, или одному мне сходить?
Ещё ближе к купцу Сольвейг придвинулась. Бежать одной к шалашу хотелось, Альвира первой увидать, да после разговоров дорожных уверенности поубавилось, лишь опасения новые появились.
- Альвир, - полушепот сдавленный вместо окрика громкого из уст девы вырвался.
- Молчи, баба, - шикнул на нее Аудмунд, а слуге бросил. - Чего встал, баран, веди давай!
Поворотился слуга, факел повыше подняв, да пошел к шалашу тому. Вскоре уже увидали они его, и человека, в нем спавшего, да только пока различить невозможно было лица его.
Поняв, что неоткуда боле подвоха ждать, со всех ног к шалашу дева кинулась, уж и свет факельный позади себя оставляя. Признала она в спящем скальда ненаглядного, за плечо его нежно трясти принимаясь.

Восточный Агдир. Сульки

Собрались военачальники рагаландские на совет, вскоре после завершения битвы кровавой - свои потери учесть да вражеские, да ход битвы дальнейшей обдумать.
Торир атаки ночной требовал, удаль свою показать хотел, да за отступление позорное отомстить данам. Да только отговорили его от этого отец и дядья, другое задумал Сульки.
- Ты, Кьятви, гонцов быстрых снаряди, - сказал он. - По всему Агдиру пусть на конях резвых скачут, всюду пусть слово мое говорят.
- Что за слово-то, брат? - Толстошеий спросил.
- А воля моя такова, что все карлы да траллы, которые к войску моему присоединятся - свободу получать, а коли доблесть покажут - так златом и землями их награжу и почести воздам, как своим хирдманам.
- Не много ли чести мужикам-лапотникам? - Воспротивился тому Торир Длиннолицый.
- Полегло много ратных людей в битве нынешней, - головою Сати покачал. - Так что тут прав Сульки конунг, нужны нам полки новые, насмерть стоять готовые, ибо поражение им - участь рабская, а победа - богатства, о каких они раньше и мечтать не могли.
- Но что сделать сможет карл простой? - Не унимался берсерк. - Коли против него вои опытные выйдут.
- Погибнуть с честью, - усмехнулся Сати. - Да только жалко нам чтоли Агдирских траллов? Пусть хоть дюжинами, хоть сотнями мрут, лишь бы мощь данскую переломить.
- А пока, что же? - Тут уж Кьятви голос подал.
- Пока, братец мой нерадивый, - конунг ему ответил. - Иди бондов своих и карлов собери, что по лесам разбежались, да покуда всех не вернешь, кто жив еще, можешь и сам не возвращаться.
Стиснул зубы ярл, зло глазами сверкнул и ушел из шатра. Втроем остались они.
- Ты, Торир, битвы жаждешь? - Сати берсерка спросил, и кивка дождавшись, продолжил. - Так возьми шесть сотен наших лучников, да иди к валам данским - устрой им ночь веселую, с рогами поющими да стрелами пылающими, негоже им спать, когда ворог близко. Верно говорю я?
- Ох и хитер ты, брат, - улыбнулся Сульки. - Что бы делал я без тебя на поле ратном?
- Войско бы свое сгубил все, а славы так и не стяжал, - отвечал ему ярл. - Но вот что скажу я - ты, брат ложись уж на перину свою ромейскую, а мы с Ториром пойдем еще гостинцев припасем для датчан да ведьмы старой.
- Добре.
Сбросил с плеч кольчугу тяжелую Сульки, да рубаху снял, а сапоги с него рабы стянули, что по приказу его в шатер вернулись, и спать завалился на пуховую перину. Сати же и Торир людей собирать пошли, до битвы охочих.
До утра самого стреляли по данским укреплениям они стрелами горящими, да порою в рога трубили, сон нарушая вражеский, под утро же отошли к лагерю своему, где уже рать большая к новому приступу готовилась.
Да только не повел их на сей раз Сульки в бой, лишь выстроил на расстоянии двух стрел летящих от валов, и выжидать стал.

Альвхеймар. Конунг Гандальв.

Вернулся владыка в родные стены, поговорил с гриднями, усадьбу сторожить им оставленными, отдохнул – да начал дары свадебные собирать. Много зим прошло с тех пор, как он женихом был да мать своих сыновей забирал от родителей. За время то многое изменилось да быльем поросло. Старшие сынки давно в курган почетный легли, до Вальгаллы отправившись, меньшой – в Хель теперь мерзнет. Ну, да туда ему и дорога!
И кто ж думал, что судит ему Фрейр на склоне дней не детям своим жен хороших подыскивать – самому встречи с невестою ожидать?
Да, неисповедимы пути судеб, загадочна уму человечьему воля норн. И второй раз за время недолгое отворились по воле Гандальва альвхеймарские сундуки, снова собирал он дары для родича будущего да дочки его. Сборы в свадебную поездку всегда сложны да многотрудны. Хоть и был уговор с Неккви-конунгом, а все равно – отца молодухи следовало задобрить как следует. Чай, не корову на мясо торгуешь – кюну, мать будущих конунгов желаешь со двора родительского увести. Тут много чего взять с собой нужно: злато – для пира, оружие – для мужей, ожерелья с каменьями самоцветными – для женщин из рода Неккви. Ну, и для самой девицы, вестимо.
Так и шли сборы.
О Хедвиг при конунге никто более не вспоминал, а он и не спрашивал. Вода многое скроет, а Ньорд, к тому же, конунгу Неккви первый бог-покровитель. Ужель не замкнет уста говорливым, для блага тех, кто исправно его жертвами радует?
Люд альвхеймарский в это не верил. Потому и молчали.

Гиллисберг. Эйнар ярл

Медленно время текло, после того, как покинул Харек Волк усадьбу Эйнарову, тяжким ожидание вестей казалось, да супруга его все слабей с каждым днем становилась - видать обернулась беременность долгожданная недугом тяжким. Никого знахарки к ней не пускали, даже мужа законного, и от разлуки с Сигрун становился все мрачнее ярл.
На исходе дря третьего Ярослав вернулся с вестями тревожными, что грозные рати собирает Асмунд ярл в Вестфольде и Раумарики, а так же в Хейдмерке, и что поведет он их на Вингульмерк в скором времени - о том все говорили от хирдманов до землепашцев простых. Поведал и о смерти Альхейма Смелого гонец, да только весть эта на Эйнара впечатления сильного не произвела. Головой он лишь кивнул, Ярослава выслушав, да проронил чуть слышно:
- Пес бешенный с поводка сорвался, да волком себя возомнил, что Солнце и Луну пожрать сможет, - усмешка легкая по лицу ярла скользнула, когда упомянул он Фенрира Волка, точно говоря - в сказки эти лишь старики да ребятня верить могут.
- Не страшен волченок тому, кто в бога истинного верит, - Ратибор тогда сказал, до креста на груди дотронувшись. - Достойную встречу мы ему приготовим.
- Стрелу ратную слать пора, - Добавил Оттар, к Эйнару ближе подойдя. - Немалые силы у Асмунда, коли из трех фюльков сразу он дружины ведет.
- В Гиллисберге оборону укрепим, ни один враг не сумеет здесь совладать с нами, - воевода продолжал. - И подмоги от Харека Волка дождемся.
- Нет, - Рваный его оборвал. - Окружат нас они, а там числом задавят, Харек даже подойти не успеет, а коли успеет - так и ему погибель верная.
- И что же предложишь ты? - Ярл его спросил.
- Надо нам упредить удар вражеский, с ратью храброй навстречу им выступить, да разбить по одиночке, покуда объединить силы свои не успеют.
- И без защиты оставить земли наши?! - Ратибор воскликнул. - Жен и детей, да стариков на расправу ворогам?
- Быстры будем да отважны - не пострадают близкие наши, - в ответ Оттар бросил. - Неужели думаешь ты, в усадьбе заперевшись, сумеем людей наших защитить? Асмунд же зверь лютый, ему что в битве убивать, что люд безоружный мучить - осадит Гиллисберг, а потом по деревням пустит рать свою - грабить да насиловать!
- Видел я, что в Вестфольде он сотворил, - Ярослав херсира поддержал. - Жертвы кровавые он приносит, да такие, что даже жрецы с содроганием о них вспоминают. Пальцы рубит он крестьянам забавы ради, стариков калечит, да женщин бесчестит. Креста на нем нет!..
- То мне известно, - спокоен был голос ярла, холодным ветром казался он в сравнении с жаркими речами воинов. - Мыслю я, дела такие сразу не решаются - тебе Ратибор, поручаю стрелу ратную по деревням послать, а тебе Оттар хорошо обдумать, как и где войско вражеское встретить можно на условиях, нам выгодных. О том позже поговорим.
Согласились с решением ярловым мужи ратные, покинули его, сам же Эйнар вновь послание развернул, что от Харека пришло, да еще раз прочел о том, как упорствует в своей лжи Халльвард. Плохо то было, ведь необходимо знать - от Асмунда ли опасность исходит, или же еще кто погибели желает Оттару Рваному да и всему люду крещеному.
Стоило, видимо, Сигтрюга допросить, быть может меньшой брат сговорчивее, чем старший будет. Но пока гонца своего ждал ярл, на Хисинг посланного.

Два дня еще с излишком ожидание продлилось, прежде чем не вернулся посланец, пред ярлом представ.
- Что сообщишь ты мне, мой верный друг, - Эйнар его спросил.
- Славный ярл, мне нет прощения, - поклонился воин, на колени встав. - Не сумел я приказание твое исполнить и с Ульвбьерном погуторить.
- Что же случилось? - Вскинул брови ярл, удивлен он был этому.
- Когда прибыл я на Хисинг, да к усадьбе подошел, было в ней много люду ратного, гремели железом они, поносили кого-то словами бранными. Когда же я поближе подобрался, да расспросил кое-кого, то узнал, что то люди Асгаута ярла прибыли, да Ульвбьерна обвинив в том, что Гандальву конунгу он тайно служил, на воротах повесили. Тело его не остыло еще, когда я там появился.
- Это слова мальчишек подтверждает о дяде их, - молвил Эйнар.
- Или же, Асгаут ради них честного человека убил, - Оттар бросил. - Всякой подлости я от ярла того ожидаю.
- Неужели думаешь ты, что отроки эти своего родного дядю оговорили? Грех тяжкий...
- Что им грехи, коли они не веруют во спасение, - головою Ратибор покачал. - Надобно того юнца, что в остроге сидит, допросить снова.
- Лучше повесь ты его, ярл или голову отсеки, - Оттар присоветовал. - Достаточно на нем крови, чтобы с чистой совестью казни предать.
- Опомнись, чем тогда мы лучше Асмунда будем? - Грозно Эйнар бросил, да к гонцу поворотился. - Что еще сообщишь?
- Говорил я с меньшими братьями пленника твоего, со слов их и других домашних, ничего худого им Ульвбьерн не желал. Уж после гибели его - могли ведь из страха имя его очернить многие, но нет...
- Решено! - Отрезал ярл. - С Сигтрюгом потолкуем. Со мною ты, Оттар, пойдешь.

Вингульмерк.
(С Тельтиаром)


После того, как Торхалль, тайно в темницу пробравшийся, покинул Сигтрюгга что указания его выполнить, Асгауту о беде передать, юноше поспокойнее на сердце стало. Ярл уж их в несчастье не бросит, вызволит и его, и Халльварда…вот только где теперь Халльвард? Страшно и представить, каково ему в плену у Харека Волка. Здесь-то, у Эйнара, еще терпеть можно, хоть и пища скудная: раз в день приносили хлеб, два раза – воду. А вот там брата старшего и до полусмерти замучить могли…
Только когда шестой день заключения подошел, начали Сигтрюгга уж сомнения одолевать – не было от Асгаута помощи. И в самом деле, что ли, решил от них ярл откреститься, сказать, что сами виновны во всем? В ином случае его бы уже освободили наверняка и честному суду предали, а пока – только стены темницы да изредка открывающаяся дверь и чья-то рука, швыряющая краюху хлеба пленнику. Храбр был Сигтрюгг, но в эти дни часто, чаще, чем ранее, тсрах к нему подкрадывался. А ну как не спасут, не выручат? Только не побоев, не суда и не гибели боялся он, а того, что Халльварда не увидит больше.
Не видал в те дни никого, кроме стражника неразговорчивого, Сигтрюг, и то лишь в те моменты, когда еду ему приносили. Сейчас же топот сапог услыхал он, да скрип досок дубовых - точно несколько воинов шли. Затем же дверь отворилась, два гридня рослых вошли, к парню направляясь, да без слов лишних под руки его схватили, да потащили во двор из острога, так что ноги ослабшие по полу волочились. А затем свет яркий солнечный в глаза ему ударил.
- Куда..? - только и смог спросить он у тех, кто держал его. Слепило солнце, жгло, настолько отвык он уже от него.
"Вот и расправа", подумалось отроку.
- Окуните его, - голос властный раздался, а затем облили парня водой студеной, да бросили говорившему под ноги. Наклонился к нему мужчина, рукою за волосы взял, да на ноги рывком поднял, в глаза смотреть заставив, а в глазах тех злость отражалась. - Вот мы и снова свидились, дай хоть посмотрю на тебя, а то все больше спину твою я раньше наблюдать мог.
Слова точно сплевывал хирдман, да держал Сигтрюга крепко.
- Говори, почто убить меня хотел?! - Тряхнул парня он так, что чуть шею не свернул.
- Довольно, Оттар, - ярл его остановил, ближе подходя. - Убьешь еще, не ровен час.
- Да хоть бы и так, подлое семя, другого и не заслуживет!
- А ты грех на душу взять готов? - Суров был взгляд Эйнара, смутился, казалось бы, под ним Оттар Рваный, выпустил мальчишку, упасть ему позволив.
Приподнялся на локте Сигтрюгг, взглянул вверх - точно, Оттар, тот самый херсир, которого убить они пытались. Отчего же не уехал вместе с Хареком, здесь остался? Видно, ему, Вебьернссону, на погибель.
Аукнулось все зло, что по велению Асгаута они причинить пытались, да и не только пыталлись. но и действительно принесли.
- Чего вы сейчас-то хотите от меня? - слабым был голос его вначале, но с каждым словом все больше на прежний, насмешливый, но разумный, походить стал.
- Правды, - холодно Эйнар молвил, на чурбан, во дворе стоящий, садясь. - Знаю я, солгал ты нам про дядю своего.
- Снова говорите вы, что не верите, - горько слова юноши прозвучали, - но неужто думаете, что просто так я это сказал? Что оболгал дядю родного ни за что?
Сел он на земле, глянул на Оттара, но потом взгляд на Эйнара перевел.
- Не было у нас выбора...поймите, только поймите, ничего не прошу больше...
Наклонился к нему Эйнар, ладонь левую на плечо положил:
- Понять ты просишь, сам же отраву в вино священное налил, а после у церкви с оружием ждал друга моего, - благожелательно говорил ярл, да только ничего хорошего речь его не предвещала. - Есть в писании слова такие, что каждому по делам его воздастся. Придется и тебе заплатить за свои преступления. Человек мой на Хисинге был, говорил с братьями твоими, всем они довольны были, ничто их жизням не угрожало.
Замолча на мгновение он, в глаза смотря юноше, словно ожидая, когда в них правда потаенна отразится, а после добавил:
- Коли правду скажешь, сумеешь жизнь свою спасти.
- Значит...значит, солгал нам Ульвбьерн?!
"Нет, жизнь - жизнью, пусть говорит, что хочет, а только надо стоять до последнего", так решил Сигтрюгг. "Правду услышать желает, но ведь сказать ее - означает признаться, что прежние слова ложью были. Ну уж нет..."
- Живы и здоровы...выходит, зря поверили, что он им худое причинит! И зря волю его...невинных людей столько...конечно, у него рука не поднялась...и сам словно как не при чем...Виноваты, кругом виноваты и перед своим богом, и перед вашим...
Закрыл лицо руками Сигтрюгг, все так же на земле холодной сидя, замолчал. А после произнес глухо:
- Лучше убейте...чем мне с таким грузом жить.
Вздохнул Эйнар, улыбка грустная на лице его появилась, понимающая и прощающая. Такая, как у человека, на иконах в церкви нарисованного. Сжалилось сердце ярлово над отроком, дрогнуло.
- Вижу я теперь, не по своей ты воле на преступление пошел...
- Да что ты его слушаешь, Эйнар?! - Оттар воскликнул. - Этот песий выродок людей потравил в церкви святой!
- Молод он, легко душу доверчивую в заблуждение ввести словами лукавыми.
- То-то и
вижу я, что он тебя, ярла, вокруг пальца притворством своим обвел! - Рваный процедил. - Помнишь, как говорилось: волков в шкуре овечьей опасайся. Это ли не волк перед тобой, пусть еще клыки не отрастивший, но уже огрызающийся.
- Он пытался тебя убить, оттого ты не веришь ему, - произнес Эйнар. - Я понимаю...
- Ничего ты не понимаешь, ярл! Ты слишком добр, чтобы понять. Но подумай, что было бы, коли твоя жена этой отравы бы выпила?
- Оттар, довольно! - Голос ярлов дрожал, точно струна натянутая, сорваться готовая в любой момент.
- О ребенке своем подумай!
- Простите меня....нас, - Сигтрюгг встал на колени. - Мы многих погубили, это правда...я только пока заперт в остроге был, осознал, что могли сгубить и еще больше.
Он и сам поверил уже в то, что говорил, даже сомневаться начал - вдруг и в самом деле стыдно ему, вдруг действительно он прощения оттарова просит?
- Перед своими богами я сам оправдаюсь...а скажи, Эйнар, простил бы меня Белый Бог? Нет, верно, не простил бы. Я и сам бы себя не простил...
"Уж не слезы ли по лицу? Что это - раскаяние?"
- Белый Бог тех прощает, чье раскаяние в содейянном искреннее, - ласково Эйнар произнес, да только лицо его все мрачнее становилось - видимо действительно о жене и ребенке неродившемся задумался. - Любому, кто крещение примет, да Христа в душу свою пустит, грехи былые очистятся. Новую жизнь - не во мраке войн кровавых и жестокости, но в свете царствия небесного он принес. Царствия любви и сострадания.
- Что ты говоришь, Эйнар, - Рваный херсир прошептал, голову опустив. - Неужели думаешь, что он правду тебе говорит?
Не расслышал юноша слов, что Оттар ярлу Вингульмерка сказал, но и так понятно было - Оттар в его защиту ничего не скажет, значит, снова призывает того одуматься, не верить.
- Сострадание и любовь... - Сигтрюгг делал вид, что вовсе и не смотрит на Эйнара с херсиром. - Из-за них мы с братом и пошли на это, беспокоились, боялись...и оказалось, что зря. Выходит, не всегда к добру и любовь, и сострадание...плохо. когда ради дурного человек вызвать эти чувства пытается.
Он снова голову опустил, все так же на коленях стоя.
- Нет, не слушайте меня, не верьте ни слову моему - не должно быть злодею доверия у людей добрых и мудрых. Я лишь прощения хотел, видно, и того не достоин.
- Довольно отрок, поднимись, - Эйнар молвил, жестом веля Оттару не говорить ничего. - Твои терзания душевные и муки я вижу. Но скажи, готов ли ты ради прощения отринуть ложных богов и отдать свое сердце служению добру?
- Я...не знаю, - почувствовал Сигтрюгг себя между двумя огнями. Как вернется он в Сарасберг христианином? А с другой стороны, если откажется он гордо, то может и вовсе не вернуться. - Наверное...наверное, готов...но примет ли бог ваш меня после всего, что мы учинили?
- Иисус примет любого, кто с намерениями добрыми придет к нему...
Распахнулись ворота со скрипом, появился в них Ратибор воевода запыхавшийся немного, да перебил Эйнара:
- Ярл, посланец к тебе!
- Неужели дело столь срочное, что важнее спасения души отрока юного оно будет? - Спросил правитель, к воину верному оборачиваясь.
- От кюны Рагхильды гонец, - зло воевода отвечал, видно было, что не по душе ему гость новый. - С отрядом целым.
- Скажи ему, пусть обождет он, - повелел Эйнар, да только тут появился за спиною Ратибора воин высокий в дорогом наряде, да плаще с вышивкой золотой.
- Кюны приказ, дел суетных важнее, ярл, - надменно гонец бросил, воеводу обходя.
- И по какому же делу ко мне тебя Рагхильда прислала, коли ты в острог мой незванным врываешься? - Все еще спокоен был голос ярла. да только появились в нем нотки морозные.
- Дело это юнца в очередь первую касается, - посланец отвечал.
- Меня? - Сигтрюгг изумился.
С души его в то же время будто камень упал...Спасен.
- И что же это за дело такое? - Оттар вперед подался, мальчика заслоняя. Казалось догадался он уже, да только видно было по лицу его - добром убийцу своего неудавшегося не отдаст.
- Тебе следовало оставить свой скверный нрав в Сарасберге, Оттар, коли уж ты теперь крест принял, - усмехнулся гонец. - Имя мое...
- Твое имя нас не интересует, - проскрежетал Оттар.
- Убери своего пса, Эйнар, или ты хочешь, чтобы тебя в измене обвинили?
- Довольно, друг мой, - ярл подошел к Рваному. - Пусть говорит.
- Имя мое - Бьярни, и здесь я по воле нашей славной кюны - Рагхильды, матери Харальда конунга. Прослышала наша государыня, что вы беззаконно в плену своем держите ее верного слугу, Сигтрюга Вебьернсона, и зато крепко осерчала кюна на вас. Теперь же требует она незамедлительно освободить отрока сего, и никаких более препон ему не чинить, куда бы он не пожелал отправиться, а так же предоставить ему коня и вернуть все имущество, что отобрано у него было.
- Смеешься? - Оттар Рваный оскалился.
- Подтверждение приказа у тебя есть? - ярл вопросил.
- Да, вот оно, - достал Бьярни дощечку с рунами и печатью конунжией, показал Эйнару. Молча посмотрел он, да головой кивнул.
"Да....спасен".
Встал с земли Сигтрюгг с этой мыслью, шагами нетвердыми из-за слабости во всем теле приблизился к Эйнару.
- Видно, не судьба, ярл... Но в любом случае - спасибо тебе.
- И ты его так отпустишь, Эйнар? - Неверяще взглядом провожал пленника херсир.
- Пусть уходит, - молвил ярл. - А ты Сигтрюг, коли столь могущественны у тебя заступники, лишь перед своей совестью ответ держать будешь. И надеюсь я - то что сказал ты мне, искренне было.
- А ты, я надеюсь, - Бьярни отвечал. - Никакого вреда слуге кюны нашей не причинил, иначе тяжко тебе объяснятся с ней будет.
- Да как ты смеешь угрожать?! - Вскричал Оттар, но Эйнар положил ему на плечо руку, заставляя замолчать.
Бросил на херсира взгляд презрительный посланец, да за собою юнца увлекая, прочь пошел. Вздохнул Эйнар, вслед им смотря, произнес тихо:
- Силен здесь дух языческий, но казалось мне, сумел я душу мальчика этого спасти.
- Зря тебе то казалось, ярл. Все от лукавого это, - покачал головой Оттар.
- Они пытали тебя? - Бьярни у Сигтрюга спросил. - Расскажи мне, что они с тобой делали?
- Ничего не делали, хотя и могли, - юноша отвечал. - Плохо лишь то, что в темнице продержали долго, на воде да хлебе, потому едва могу идти сейчас. Задавали вопросы...все пытались ложь в словах моих найти, точнее, каждое слово мое им ложью казалось. Но не сделали мне ничего худого.
Сигтрюгг, быть может, и сказал бы, что пытали, только из того, чтоб отомстить за свое заключение. Но ощущал он вину перед Эйнаром сейчас, и потому решил говорить, что зла ему не причинили.
- Хотели, правда, заставить меня веру новую принять, - добавил он, - но появился ты вовремя, спас меня.
- Заставляли, говоришь? - Бьярни улыбнулся, к юноше наклонившись. - А чем отказ тебе грозил? Ты говори, не бойся - не в их власти теперь тебя наказать, кюна сама тебя защищает.
- Ох, не знаю, чем, - пожал он плечами. - Правда не знаю. Но убивать уж всяко не собирались, я слышал, как Эйнар говорил Оттару, что нельзя...
Скрипнул зубами Бьярни, по лицу его видно было, не это он услышать хотел.
- То, что мне сказал ты, Сигтрюг, о том никому не говори более. После тебе Асгаут скажет, как должно кюне поведать о заключении твоем будет.
"У Асгаута, как и всегда, про все свои планы..." - печально отрок подумал.
- Ладно, - пообещал Сигтрюгг. - Пойдем же, возьмем коня мне и уедем отсюда...мне уже и воздух здешний противен.
- До Сарасберга поедешь, или к Хареку со мной вместе наведаешься?
Бьярни его спросил, когда к коновязи они подошли, да воин бородатый из отряда гонца коней им подвел.
- К Хареку! - с жаром ответил Сигтрюгг. - Непременно за братом поеду, что б ни случилось!

Агдир. Тьодольв, Торлейв и Фредрик
(с Тельтиаром)
До утра самого стреляли по данским укреплениям они стрелами горящими, да порою в рога трубили, сон нарушая вражеский, под утро же отошли к лагерю своему, где уже рать большая к новому приступу готовилась.
Да только не повел их на сей раз Сульки в бой, лишь выстроил на расстоянии двух стрел летящих от валов, и выжидать стал.
Всю ночь оба жреца бегали за валом, наводя порядок, собирая лучников для ответных залпов, и бондов местных с ведрами гоняли, чтобы огненные стрелы тушили. Всех прочих же Фрейдрик спать отправил, зная что измотать воинов враги задумали.
Да только не все спать спокойно могли под обстрелом огненным, да ревом трубным. Молодые воины все рвались бой ночной врагу дать, но командиры опытные их не пустили на верную погибель. Поутру же, на войско вражеское глядюче, спросил у жрецов Тьодольв:
- Что делать будем, коли не пойдут в наступление они? Припасов мало у нас, под осадой не продержимся долго.
- Если нас не будут атаковать, ночи дождемся и сами в атаку пойдем. - ответил Торлейв.- А если видно будем, что не удержимся, будем отходить.
- Для атаки ночной людей у нас мало, - головой покачал Тьодольв, видно было, что хоть и был он назван Каменной Башкой, да в военном деле неплохо разбирался. - Лишь при везении большом сумеем мы одолеть ворога. А коли к усадьбе отходить - станем, так там укрепления хуже, чем эти, данами возведенные. Ох жрец, видать плохие ты жертвы принес, коли так нас боги невзлюбили.
- Или люди -сказал вдруг Фрейдрик. - Или мне мерещится, или вправду у Сульки людей больше стало. Вон те люди с копьями и топорами не наши ли люди, кого мы в Западном Агдире оставили? Уж больно расцветка и узоры на тесьме на их рубахах знакомы...
- Видать не зря про Сульки расказывали, что он золотые горы наобещает. А рабское отродье на что угодно согласится. - просипел сквозь зубы Торлейв. - Говорил ведь я, что всех надо было уводить или гнать. А теперь... Впрочем, рабы и есть рабы. Ни духа в них воинского, ни умения. А войны не числом выигрываются.
- Пусть один добрый хирдман десятка таких стоит, - согласился ярл. - Да только много могут они худого сделать нам, коли на стороне Сульки сражатся станут. А кроме того - едой и питием его рать снабдят.
- Слышал я, - другой херсир молвил, что рядом со жрецами был. - Обещал конунг Рагаланда всякому подлому народу, будь то траллы или карлы - свободу и наделы земельные, что будут у честных людей отобраны. Вот они и стараются изо всех сил показать, что ему верны, а не конунгу законному.
- Ох, не ровен час - назавтра их здесь вдвое против сегодняшнего появится. Так, пойдут на приступ - телами завалят!
- Пусть завалят. Потешим Отца Павших жертвами в его честь - пробороматл Торлейв со злостью. .
- Уж на это нас Предводитель Ратей сподвигнет - усмехнулся Фредрик.
- А что проку нам будет с того, что сгинем в бою с рабами? Не для того мы сюда прибыли, чтобы с рабами вышими бывшими воевать - отрезал один из датских сотников, которого звали Храфн. - Мало нам в том славы будет. Плох тот властитель, против котрого его же рабы с войной идут. Такому и Владыка Залы Пиров не помощник
- Не сдюжить нам будет без подмоги, - Тьодольв с сотником датским согласился. - Торлейв, ты же в Вестфольд гонцов посылал и дальше, в Вингульмерк. Неужели бросят нас тут на погибель?
- Будь мы в усадьбе своей сейчас, прибыли бы голуби с посланием. А так... Только у рун вопрошать можно... -ответил Торлейв.
- Этим сейчас я займусь - сказал Фредрикю - так или иначе, руны подскажут всегда, что делать нужно. А коли знать больше неоткуда, то на знаки богов одна надежда. Знаки не лгут, если вопрошать богов правильно и толковать их верно...
- Вот и займись. А то неровен час, враги снова на приступ пойдут - ответил Торлейв.
Фредрик кивнул, опустился на колени, плащ свой прямо на земле расстелил, и руны из мешочка высыпал, перемешвав их как следует. Затем три руны стал вытягивать одну за другой... Жрец смотрел на каждую из вытянутых рун, клал ее на плащ, и с каждым разом мрачнело его чело.
Посмотрел на руны выпавшие старый жрец, головою покачал, Торлейв же из-за спиные его так же глянул - и его взор потускнел, увидав какие знаки Фредрик вытянул.
- Ну говори же, жрец, не томи, - Тьодольв попросил.
- Руна Ансуз перевернутая. Значит - тщетность. Руна Турисаз перевернутая. Значит - слабость или вынуждение. Руна Отал перевернутая. Требуется гибкость, или потеря.
- Разъясни -ка жрец. что сие значит все - сказал Тьодольв требовательно. - Не всем дано смысл тайный рун разуметь.
Вздохнул седой жрец, и начал терепеливо разъяснять он значение рун.
- Первой руна Ансуз лежит перевернутая, - служитель Одина начал, руну всем показывая. - А означает она тщетность усилий наших, да суждений ошибочность. Хотят боги указать нам, что зря мы на победу надеялись, когда на бой с рагаландцами шли, и что без пользы для дела погибли в битве прошедшей храбрые воины.
- Это так? - Храфн взгляд поднял на Торлейва.
- Да, все так, - второй жрец согласился.
- Вторая же руна Турисаз также перевернута, - продолжил Фредрик, не обращая на негодование дана внимания. - Слабость она собою символизирует. Последствия неприятные сулит решений принятых.
- Асы нам указывают, что ныне мы слабее Сульки будем, - жрец Тора добавил.
- А третья? - С надеждой в голосе Тьодольв произнес. - Третья что говорит?
- Третья руна Отал, но и она перевернута, - вздохнул горько старик, руны все обратно в мешочек убирая. - Потерю сулит тяжкую. И в решениях наших требует она, чтобы текучи мы были, как вода, а не как скала крепки. Следует нам от своего отступить, и поступиться малым, дабы большее уберечь.
Стиснул зубы ярл, на Храфна посмотрел, а после на жрецов снова:
- И как же ты все гадание истолкуешь?
- Отступать надобно, - после паузы долгой жрец произнес. - Не достанет у нас силы одолеть Сульки, здесь мы, словно в ловушке находимся, да голодать начнем скоро. Боги говорят - потерян для нас Агдир ныне, но дружину нам сохранить следует.
Торлейв покачал головой, и добавил:
- Что же, такова воля богов, жаль раньше мы ее вопрошать на стали. Не нам спорить с нитью, которую норны сплели. А потому должны мы отступить достойно
- Ох, кабы на приступ пошли вороги, - проскрежетал Храфн. - Тогда бы мы их в кровушке-то умыли, перед тем как уйти. Пойду я, Горму скажу о решении вашем.
Покачал головою дан, да к воеводе своему отправился.
- А Ассе сказать набно, что боги нам уготовили, - Тьодольв добавил, в сторону ту повернувшись, где трон правительницы поставлен был. Однако, к удивлению его - не увидел он там властной кюны.
На резную палку опираясь, Асса сама взошла на вал, глазами старческими на несметные полчища вражеские смотря, а после произнесла такую ниду хулительную:
Сульки Глотка ненасытна:
Хочет взять все что чужое.
Сам собрать и приумножить
старый скряга неспособен.
Смотри ж, Сульки - ненажора,
Кус ты этот не проглотишь,
Он застрянет в твоем горле,
Ты подавишься им вскоре.

Далеко над полем затихшим слова старой правительницы разносились, слышали их и рагаландцы, и даны, и рабы беглые, и сам Сульки, на коне боевом позади хирдманов своих гарцевавший. Побагравело его лицо от злости, обернулся он к брату Сати, и произнес грозно:
- Веди людей на штурм, - сказал, точно мечом рубанул.
- Остановись, брат, - за руку его схватил ярл. - Не видишь разве, ведьма злит тебя, чтобы ты разумение воинское на ярость берсеркову променял! Разве ж пристало мужу на слова бабские злостью исходить?
- Великую обиду мне нанесла она сейчас, - отрезал конунг. - Поверь брат, не успокоюсь я теперь, пока голова ее на копье не повиснет.
- Так недолго осталось уже, - успокоил его Сати. - День - два, а после сами мира запросят.
Хотел было согласится с этим Сульки, да вновь голос Ассы раздался над рядами дружины:
Все что было - все утратишь,
Таково колдуньи слово.
Беды ты возьмешь с одалем,
Будешь землю жрать от горя!
Харальду твои владенья
Даром перейдут с войною,
Будут девы Рогаланда
Тешить хирдманов вестфольдских.

- Это колдовство! Она меня прокляла своей подлой ворожбой! - Вскричал Сульки, меч выхватывая.
- Брат, остановись!
- Эй, воины! Тому тысячу монет серебром дам, кто мне голову Ассы-ведьмы принесет! - На брата не смотря уже, прокричал конунг, приказ отдавая войскам, да только в мгновение следующее тяжелый кулак Сати ярла на голову его опустился, и рухнул Сульки с коня боевого.
- Всем строй держать! - Рявкнул ярл, спешиваясь и к брату подбегая. - Ивар, Ульви ко мне! Отнесите конунга в шатер, да в чувство приведите! Лучники - дайте залп по ведьме, чтобы не повадно было ей больше рожу свою мерзкую показывать!
Вовремя успели воины, Тьодольвом посланные помочь Ассе с вала спуститься, впустую стрелы потратили враги. Тогда же показался со стороны усадьбы оставленной всадник, коня загоняющий, да к укреплениям спешащий. Впустили его даны. Оказался то старик древний, едва сумевший путь такой выдержать.
- Должно мне кюну и жрецов видеть, - прокряхтел он, пошатываясь, и один из воинов ему плечо свое подставил.
- Откуда едешь, старец? - спросил его Торлейв. - И что за известия у тебя, если кюну смеешь бесопокоить?
- Беда стряслась, господин, - отдышавшись, отвечал тот. - Когда вы дружину увели, враги усадьбу захватили.
- Какие враги? -спохватился Тьодольв - Откуда? ты видел, что за стяги у них?
- Медведь оружный, - со злостью бросил старик. - Большой отряд на конях налетел неожиданно. Я пастух, вот и удалось мне спастись, что не в усадьбе тогда был, а издали наблюдал за нападением этим.
- Медведь? - повторил Тьодольв. Торлейв и Фредрик переглянулись. - Что-то быстро твое гадание сбываеся, жрец.
- А что за оружие у зверя того?-спросил Торлейв.
- Секира боевая, насколько сумел рассмотреть я.
- Теламёрк- воскликнул Торлейв.- Уж от кого меньше всего ожидали...
- Все стервятники уже слетелись, - молвил Фредрик. - Рагаланд, Наумдаль, теперь Теламерк. Только пиратов из Ранрики не хватает, да захватчиков иноземных.
Торлейв невольно покосился в сторону данов, благодаря богов за то, что они не слышали слов верховного жреца.
Торлейв скривился:
- В Ранрики теперь Харек с ратью своей иноземной. Молите теперь богов, чтобы он там сразу не сгинул.
- Да уж, на верную гибель конунг его туда отправил, - согласился Фредрик. - Но полно об этом. Он другим богам поклоны бьет, пусть его и выручают, а покуда он жив, нечего нам разбойников из Ранрики опасаться. Куда мы оступать будем, коли усадьба занята врагами?
- Усадьбу отбить придется. - сказал Торлейв. - Где корабли ваши пристали - обратился он к дану. Дан посмотрел на него с презрением.
- За кораблями нашими решили укрыться?
- Вам же самим укрепления новые понадобятся, - повысил голос жрец.
- Только вот долго идти будет нам до них - в шторм мы попали, и пристали у тех берегов, к каким добраться поскорее могли.
- Вот туда и отступим. Пусть враги наши празднуют победу, и бдительность утратят. а мы подкреплений дождемся и ударим по врагам всей мощью. -сказал Фредрик. - Воля богов была ясно высказана.
- Ночью уйдем, - кивнул Тьодольв. - А там, глядишь, вновь удача к нам лицом повернется.
- Значит еще день нам надо продержаться. - сказал Торлейв. - Фредрик, принеси жертвы Отцу Ратей и Громовержцу, чтобы мы до вечера выстояли. А ночью тихо уйдем.
- Значит еще день нам надо продержаться. - сказал Торлейв. - Фредрик, принеси жертвы Отцу Ратей и Громовержцу, чтобы мы до вечера выстояли. А ночью тихо уйдем. А я жертвы Тору на поле брани приносить буду. Пообещаем рабскими сынами жертвы обильные Повелителю Ратей - не оставит он нас без помощи.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 9-07-2007, 16:43

(с ДаркЛайт, разумеется)
Просто так ждать, пока Хаки с Эльдис вернется, Эгиль не стал. Пара волков вслед отправилась – присмотреть, чтобы живым обратно пришел.
Сам же вожак с остальной стаей вдоль границы леса прошелся. Не хотелось ему на одном месте сидеть… И правильно сделал.
Чуткий слух сразу крики и звон стали уловил; скользнули меж деревьев серые тени. Пожалуй, даже и легкий страх в душе пробежал: не слышен ли среди голосов предсмертный вздох Хаки и последний вскрик Эльдис?
Нет, не так. Вместо того давний, знакомый запах пришел… и голос знакомый…
Хотел Вали в лесу пока укрыться… пока не поймут в деревне, что стряслось. Пока сам он не поймет, что видел и с кем столкнулся.
Да только едва не споткнулся, когда навстречу человек шагнул.
– Вали, сын Торира, – прозвучал негромкий голос. А незрячие глаза без ошибки в лицо уставились. – Встретились мы…
В другое время мог Вали и не устрашиться такого… да только свежо еще было в памяти лицо Хаки, из мертвых пришедшего. Да и волки, из-за деревьев возникшие, спокойствия не прибавили.
– Кто ты? – выдохнул викинг.
– Эгиль мое имя. Сын Эгиля, которого ты с товарищами убил. Пришло время тебе с моим отцом повидаться.
Схватился Вали за нож; понял, что не лесной дух перед ним, а человек… схватился. Да только раз и взмахнуть-то успел – тотчас сбили его серые братья.

А когда сам Хаки до условленного места добрался – ждал его там Эгиль и стая его.
Поднялся навстречу слепец, улыбаясь.
– Слышу, вдвоем вы сумели прийти, – сказал он. – Но откуда тут из Альхейвмара люди взялись? Встретил я одного…
Не стал Хаки спрашивать о судьбе того молодца - пятна кровавые на меху Серого Снега о том глазу поведали. Ну, да не ему, конунжичу, своих людей предавшему, судить в делах мести.
- Люди в серенье гуторили, что Асмунд-ярл себя конунгом возомнил да с Гандальвом сговорился, - молвил Хаки в ответ слепому. Давний запрет мешал ему назвать серого конунга отцом, хоть и не было то боле тайной от Эльдис.
- Меняются люди, - задумчиво промолвил Эгиль. - Хотя кто его знает...
Он пожал плечами и повернул голову в направлении Эльдис.
- Цела?
- Благодарствую, господин, - ответила дева вперед своего избавителя. В ночном лесу человеку домашнему, а не охотнику, почти всегда жутковато. А перед очами Эльдис еще и побоище в усадьбе стояло. Околицей они с Хаки прошли, но кое-что видели. Ох, лютое дело война! И что же мужи в ней находят?
А сын Гандальва меж тем о своем думал:
- Все в мире изменчиво – в этом ты прав. Даже Асгард был не всегда – и не простоит вечно, что ж о делах земных молвить? Но странно все это…
Хаки нахмурился на миг – но тут же решил сменить тему:
- Зато хоть один прок от меня появился. Один и Тор, как же они напугались! Может. И не к добру так использовать веру в наших богов…, - конунжич запнулся, но потом просто пожал плечами:
- Ну, да, мысли, будь Локи то не по нраву, не вышла бы затея моя столь удачной. Скажи, Эгиль, куда же мы дальше направимся? Ты у нас человек с лесом дружный, глядишь, что ладное и присоветуешь.
Задумался на минуту Эгиль. Пожал плечами.
- Будь мы одни - посоветовал бы продолжить путь, и до конца довести задуманное. Но пойдешь ли ты с нами, Эльдис? Может, сумеешь отомстить обидчику своей рукой…
- Если бы норны дали мне возможность отмстить отца погубителям лично, да асгейрову кровь своею рукою пролить - не молила бы я их боле о милости, - пылко ответила Эльдис. - но что ж делать, если боги Асгарда не дозволили мне родиться мужем, а сделали длинноносою девой? Слышала я. Есть в Норвегии девы-воительницы. Но я - не из них. Не учил меня родитель как меч добрый держать, да и руки скорей к веретену. Чем к луку привычны, - она была явно расстроена.
- Нас тут - двое взрослых мужей, - вмешался Хаки. - Неужто не сдюжим все сделать, жену в то не вовлекая?
- Мы ее уже вовлекли, хотим того или нет, - возразил Эгиль. - И сейчас уж точно не можем бросить.
Вряд ли бы он сам себе признался, что почему-то не хочет вновь отпускать Эльдис. Почему? А вот этого он тем более не понимал.
Эльдис испуганно переводила взор с одного мужчины на другого. Она теперь мало верила в доброту. Видно же, что мужам она в тягость: а вдруг решат бросить в глуши, волкам на съеденье?
- Никто не говорит, что ее бросить надобно, - Хаки успокаивающе сжал руку бывшей пленницы. - Я гуторю о том, что не дело деве самой за себя мстить, если мы - рядом. Неужто не защитим?
- Вот с этим я не спорю, - улыбнувшись, Эгиль поднялся на ноги, и оказался совсем рядом. - Что ж, тогда нам стоит продолжить путь...
Он помолчал, повернув голову в сторону Эльдис. А потом не очень уверенно спросил:
- Могу я тебя... увидеть?
При этом он поднял руку, ясно давая понять - что слепец понимает под "увидеть".
При этом он поднял руку, ясно давая понять - что слепец понимает под "увидеть".
Дева заколебалась: как и всякая женщина. Эльдис ценила утраченную красу и остро переживала уродство. Но, с другой стороны, Хаки же от нее на шарахался. Да и эгиль. Как она помнила, о шрамах ее знал довольно. Память еще хранила осторожные прикосновения его пальцев к лицу.
- Да, - решение было внезапным, более порыв, чем обдуманное действо. Так ныряют в студеную воду, не дав разуму опамятоваться и остановить тело.
Пальцы Эгиля коснулись лица девушки. Скользнули по скулам, прошлись по переносице, погладили веки...
Сейчас он не спешил, создавая в сознании образ Эльдис. Какой? Сложно описать. Сложно описать тому, кто привык видеть.
- Ты ведь красивая? - спросил Эгиль. - Мне так кажется. Хотя я не знаю, что такое внешняя красота.
В ответ Эльдис заплакала. Не так, как в доме, торопливо, захлебываясь рыданиями. Нет, слезинки тихо полились из глаз, упав на пальцы слепому. «Красивая…»
- Она очень красивая, - ответил за Эльдис альвхеймарский конунжич. - Прекрасна ликом и добра сердцем. Это - редкость в селениях.
Дева горестно подняла глаза на Хаки, думая, что слышит насмешку. Слепцу заблужденье простительно, но этот муж - зряч. Однако, сын Гандальва смотрел на нее с легкой грустью, но без омерзения иль ядовитой ухмылки. Похоже, он был серьезен.
- У тебя доброе сердце, - ответила Эльдис. - Но я - не красива. Асгейр постарался и сделал мой лик страшным, как Хель. То и альвхеймарцы поняли.
- Ли-ик, - протянул Эгиль. - Всегда удивляюсь - почему смотрят на лицо, и по нему судят о красоте? Вот я не вижу лиц, и...
Он вздохнул.
- Для меня мир сложен из звуков, запахов, осязания и... и других чувств, которым вряд ли найдется название в человеческом языке. Я не могу спутать знакомых ни с кем другим... и думаю о людях по-другому. Не знаю, что там кому говорят глаза, но мой слух, зрение и пальцы твердят - ты красива.
Хаки согласно кивнул. Эльдис увидела это краем глаза, потому что, повинуясь порыву, повисла на шее у Эгиля.
А над ними шумел ночной лес…

Сообщение отредактировал V-Z - 10-07-2007, 21:26

Эйнар и Сигрун.
Гиллисберг.

Хотя и поверил ярл словам пленника своего бывшего, да только не отпускало его сомнение в искренности парня. Хотел Эйнар ему верить, в раскаяние его искреннее, но не получалось. Наедине с собой, когда оставался, тяжело на душе становилось. Думал тогда ярл, отчего же раскаявшийся веру новую не принял, как до того хотел. Ну и Отара недоверие тоже роль свою играло. Мрачен был воин, чернее тучи ходил да с ярлом почти не разговаривал. То ли затаил обиду Рваный на Эйнара, то ли мыслил, как переубедить владыку Гиллисберга, из заблуждения вывести. Да только, видно, не надумал пока ничего, вот и молчал целыми днями.
С Сигрун Эйнар видеться не мог. В таинстве рождения и приготовления к нему не было места мужчине, пусть даже муж этот достойным был да многими людьми командовал. Тяжело на душе у Эйнара ещё и от этого было. Казалось ему, что часть себя самого потерял он, вместе с ликом любимой и советами её мудрыми. Стала для супруга Дева Битвы серьёзным подспорьем, и доверял он ей, как самому себе, а теперь вот всего лишился. Часто просыпался Эйнар ночью от снов тяжких, да ощущал рядом с собой только ткань простыней холодную, а иногда и вовсе не смыкал глаз от заката до рассвета.
Особенно по сердцу в это время тяжёлых вестей охота ярлу стала. Вот и этим утром отправился он сердце потешить, да подумать вдали от стен усадьбы над делами, что сейчас творятся. Один пошёл в лес Эйнар, никого из слуг али советников с собой не позвав. Лишь нож да рогатина спутниками его были. Тихо на этот раз в лесу было. Только ветки иногда под тяжёлой поступью охотника хрустели, но осторожен и искусен в деле этом хозяин владений сиих был, посему ничто не могло осторожное животное спугнуть. Трудна охота на кабана, но и удовлетворение она приносит великое. Хоть и был Эйнар христианином, да только не мог отказать себе в забаве этой, жили в нём ещё и чувства первобытные, каждому мужу присущие, а в это смутное время добрая схватка особенно нужна ему была. Быстро напал на след зверя храбрец. Долго пришлось ему борова выслеживать, не один час провёл в напряжённом ожидании ярл. Наконец, вывели следы петляющие к водоёму Эйнара. Притаились оба врага в преддверии схватки, что вечна, как этот мир. Наконец, улучив момент подходящий, подобрался охотник к животному, да кинулся на него, холодным разумом движения свои рассчитывая. Да только чем сильнее сопротивлялся кабан, тем более Эйнаром ярость овладевала, чудом вышел человек победителем, много ран животному нанеся, да и сам изрядно потрёпанный. Тяжело ему пришлось ещё и потому, что лишь одна рука у мужа славного была, только умение спасло его.
Уж сумерки спустились, когда хозяин до усадьбы добрался, добычу свою он с собой принёс, что не менее тяжким испытанием стало, а то и более, чем охота сама. Как увидел Оттар ярла, грязного, кровью своей и чужой заляпанного, с волосами, изрядно взъерошенными да чуть не мальчишеской гордостью в глазах, мрачность его как ветром сдуло. Немало потешался он над Эйнаром, да только по-доброму. Вновь хорошие отношения у них установились, и устроил в этот вечер Гиллисберга хозяин пир, справедливо посчитав, что должно всем отдохнуть, как следует, чтобы потом, утром, решения выносить да бондов воевать пришедших встречать.

Трудно приходилось Сигрун в эти дни. Лишилась она мужней поддержки, тосковала по нему да с каждым днём всё слабее становилась. Не заботили её уже владений беды, не вспоминала она об опасности им всем грозящей, только о разрешении грядущем думала, да о супруге, которого уж много дней не видела. Мучалась Дева Битвы от одиночества. По Гиллеад скучала. Повитухи не могли её разговорами увлечь, для гуляния в саду слишком слаба она была. Могла лишь у окна целыми днями сидеть, воздух свежий вдыхая, да окрестностями любоваться. Слышала ярлова супруга звон колоколов к заутрене, рвалась всем сердцем в церковь, дух неповторимый почувствовать, единение с Господом, да только приходили к ней священники в комнату, на исповедь и причащение.
Услышала она за эти дни множество сплетен. Всё, что бы в усадьбе не происходило, служанки её рассказывали, правда это обыкновенно всё скучные новости были, потому как повитуха распорядилась строго-настрого, хозяйке ничего тревожащего не рассказывать и ярл, за здоровье жены опасавшийся, с ней согласился. Правда ведал он, что потом жена ему устроит, когда узнает, сколь важные новости от неё скрывались, да только ничего поделать не мог. Тем не менее, о пире ей всё же рассказали, да и об удачной охоте тоже, правда о том, насколько опасной она была, не обмолвились, но Сигрун сама обо всё догадалась, правда виду не подала и почитай не волновалась, так как муж живым и здоровым вернулся, а ему она всегда доверяла.

Напились в этот вечер гости сильно. Сильнее обычного. И ярл вместе со всеми. К середине ночи он уже еле на ногах стоял, а две трети пирующих только ползать способны были. Всколыхнулось в муже гордом чувство к жене от разлуки долгой да браги выпитой. Но хватило ему ума с бабками повитухами не связываться. Всем известно, что их любой муж боится, и Эйнар исключением не был. Спальня, где жену временно поместили, на нижнем этаже располагалась. Окна её в сад выходили и не слишком высоко от земли были. Вот и порешил ярл, во что бы то ни стало, супругу свою законную, с ним на небе венчанную, хоть одним глазом да увидеть. Хотел один идти, да увязались за ним Оттар, Ратибор да Ярослав. Пол ночи сии воины достойные песни под окном у Сигрун орали, да Эйнар в окно влезть порывался, только хватило у него разума этого не делать, а Дева Битвы счастлива была, как никогда. Уверилась она, что не одинока, что не забыли её ни супруг ни друзья. Счастливый смех её по саду разлетался, с пением смешанный. Все счастливы в этот вечер были, даже бабки, сперва, аки змеи, шипевшие, потом заулыбались, справедливо решив, что ничего дурного в таком развлечении нет.

Транделаг. Харальд, Гутхорм, Грютинг и Снеккольв супротив Хрута и Раги
С Дарклайт

Еще к ночи донесли лазутчики, что с немалыми силами конунги самозваные Хрут и Раги все свои силы двинули на Внешний Транделаг, не стали оборону укреплять. В том, видимо, заслуга Грютинга была, врагов убедившего, что истощены силы Хакона и не сможет он против удара нового устоять.
Потому то на битву уже в порядках ратевых выезжали Агдирцы - над правой дружиной главным Снеккольв ярл, над левой - Асбьерн ярл, в центре же во главе сил отборных Харальд и Гутхорм расположились, поднявши знамена. Огромна была армия конунга молодого, взглядом не окинуть ее за раз было, а уж воев всех чтобы пересчитать - и вовсе не один день бы ушел.
Но не меньше навстречу шло воинов под знаменами мятежными - обескровили владения свои Хрут и Раги, всех к оружию призвали, и юнцов безусых, и старцев седобородых. Колыхались их стяги - в центре самом знамя Хрута Скаунского, слева от него Торгарда, брата Облауда, справа Раги Иварсона, позади же Козел Горный, что Грютингу принадлежал.
- Сейчас-то и проверим мы, насколько верен нам конунг Оркдаля, - мрачно Харальд произнес. - Коли все исполнит, как обещал - никакой для него награды не пожалей, а коли предаст...
Не договорил Харальд, да по взгляду его тяжелому понятно было, что пощады за предательство никому бы он не дал.
В некотором замешательстве были ярлы мятежные: знать, не ждали такой силушки, думали одной левой хребет медведю транделагскому переломить. Ан, не вышло. Многие бонды и с лица спали, да стали назад, через плечи поглядывать. Но ярлы лишь крепче оружие стиснули. Знали они: отступать некуда. Нет пощады предателю. И встали две рати друг супротив друга, все поле заняв от края до края. А из лесов Трандхейма уж вороны налетели. Знали они: будет сегодня пожива их острым клювам, много мужей славных в битве падет, землю рудой своей обагряя. И разом потемнело небо.
Хрут, самозваный конунг Скауна, перехватил поудобней секиру, что от деда осталась да на союзников глянул. Раги Иварсон больше на небо смотрел и вид имел хмурый, однако речей об отступлении не вел. Видать, не беден был сей муж мудростью, понимал что к чему. А Торгард, что скакун норовистый, в яслях застоявшийся был. Знай, в битву рвался, за брата погубленного виру взимать. Как донесли лазутчики, что Хакон Снеккольва, Облауда погубителя супротив ярлов мятежных отправил, брат убитого денно и нощно свой меч чистил. Только и разговоров от него было, как Снеккольва убивать будет, на остальное викингу, видать, плевать было.
«Ну, да берсерки ценились всегда», - подумал Хрут, отворотись от союзника – и велел бондам идти на врага. Войско пришло в движение, викинги подбадривали себя криками и раззадоривали поношеньями в адрес противника.
- Хакон земли родные чужанину продал! – вопили одни.
- У Харальда жена будет богаче его! – голосили другие. – Начнет гонять его тряпкой по праву старшинства да знатности рода.
- Песьи сыны! – надрывались третьи. – Идете за конунгом, что нападает на спящих.
- Да он у врагов видел лишь задницы! – глумились четвертые. – Что еще со спины стукнув, рассмотришь?
Гутхорму тоже досталось: пока сходились войска. Ему и сидение на цепи у Хаки-берсерка припомнили, и то, что он, конунг, к мальчишке в вассалы пошел. Они бы и Грютингу кости помыли, коли знали бы, на чьей он стороне ныне, но ярл Оркдальский с глаз уж пропал, остановил людей своих, в тылу оставшись.
Наконец две шеренги бойцов столкнулись на равнине. И потекла по ней кровь. Жаркая битва было, обе стороны сражались бесстрашно, полные ненависти к противнику. Войско мятежников было волками, загнанными в угол. Войско союзников Хакона – матерыми загонщиками, взявшими на рогатину опасного зверя.

С людьми Снеккольва немного раньше мятежники схлестнулись, Торгардом подгоняемые, и самая жаркая битва в той стороне кипела в то время, как Асбьерн старался близко к себе врагов не подпускать - дружина его копьями ощетинившись, отступала постепенно, словно бы рать срединную конунжию приоткрыв для нападения бокового, но Раги атаковать Харальда не спешил, раскусил видно замысел ярла старого, в окружение взять транделагцев хотевшего, и потому дальше теснил агдирских воев.
В центре же сражения Гутхорм с мечом от крови алым на коне возвышался, рубя бондов нещадно. Конунга он в сечу не пустил, повелел издали, в окружении телохранителей, за битвой наблюдать, да науку воинскую постигать тем.
"Какой прок будет от конунга, который, точно простой хирдман в самую гущу битвы бросается, да войско без командира оставляет? Мечей у нас и без твоего достаточно - а войскам руководство нужно, дабы сражались не только яростно но и умело".
Так Гутхорм сказал, и Харальд с ним согласился, не стал спорить на этот раз, понимая правоту слов дяди. Потому и смотрел как мужи отважные сражаются, иногда у жрецов спрашивая о маневрах, еще ночью Гутхормом продуманных.
На ярость Торгардову в первую очередь надеялись они - сумел послать Грютинг весточку союзникам, что мести жаждет брат Облауда и ярость ему рассудок застит, оттого лучших воев дал Снеккольву дядя конунжий, да велел поскорее сражением связать войска, что Торгард возглавляет, чтобы не вырвались они из сечи до того момента, когда уже поздно будет.
Да и про Асбьерново отступление довольно знал Харальд, чтобы с улыбкой смотреть на конунга самозванного, в ловушку попавшего. Немного совсем оставалось времени до момента того, как захлопнется силок и тогда уже не уйдет добыча.
Видел сын Хальвдана и то, с каким спокойствием слушал крики оскорбительные его дядя, в то время как в нем самом ярость вскипала. Лишь рассмеялся на слова обидные Гутхорм, а после бросил громко:
- Говорить-то вы, как бабы, горазды, а на что в бою сгодитесь, кроме как клинки наши кровью смазать?
Сказал, да повел в атаку дружину основную. И, казалось, дрогнули бонды, назад подались, да конунгом своим остановленные, вновь в наступление пошли. А после смешалось все, и не понять стало, где свои, где чужие - даже знамена рядом колыхались.
- Грютинг! Где тебя Локи носит! - Хрут закричал, на помощь владетеля Оркдаля призывая, видя, что не сумеет он лишь своими силами войско агдирское перемолоть.
И двинулись вперед, до той поры в тылу остававшиеся, войска Грютинга ярла.

Эйнар.
Гиллисберг.

С утра пораньше встал ярл с больной головой, да делать нечего, бондов встречать надобно, да прочий люд, что в Гиллисберг пожаловал. Оделся ярл, вкусил пищи. Не всего кабана вчера съели они, столь велико животное было, что и не сегодня немного осталось. Запил мясо холодное напитком некрепким, а во двор спустился, людей встречать да суд чинить. Скрипели ступени под тяжёлой поступью хозяина, хмуро лицо его было, да не от настроения поганого, а от невоздержанности вчерашней.
«Уж не мальчишка я, чтоб так слабостям своим потакать, зато как славно жену повеселил!»- улыбнулся своим мыслям Эйнар, тут и Ярослав с Ратибором к нему подошли. И на их лицах вчерашнее ясно отражалось.
- Эх, ну и рожи же у вас!
Хлопнул Эйнар по плечу Ярослава, у того аж колени слегка подогнулись. Большое доверие теперь к мальчишке муж испытывал, не столь глубокое, как к Ярополку да Ратибору, но для такого молодого парня достаточное. Усмехнулись мужи, то видя, да за хозяином Гиллисберга поспешили.
Много людей столпилось здесь, были ратники пешие, были и конные, но последних, конечно мало.
- Не все ещё прибыли, ярл, несколько дней ещё на сбор рати потребуется.
- Знаю я, ты лучше чем языком попусту месить, проследи за людей расположением, а то, Ярополк, что-то не надеюсь я на их самостоятельность.
Кивнул воин, развернулся да пошёл приказание выполнять. Вновь окинул Эйнар воинство своё, да вздохнул тяжко. Не хотелось ему, как разумному хозяину людей в такое время с хозяйств срывать, на сечу вести, самая сева пора, кто же в деревнях останется, что вернувшиеся и семьи их есть зимой будут. Да, проста жизнь у воина, что земли не имеет, ни за кого ты не в ответе, только честь свою оберегаешь, а тому у кого хозяйство большое, головной боли в два раза больше. Не только о сем дне думать надо, а ещё и о будущем.
Решил ярл в церковь сходить, у Господа совета испросить, может и подскажет что. Вроде правильно всё было, да только тревожило что-то непонятное мужа славного, что-то плохое.
Не было в это время в церкви никого, один вошёл под священный свод мужчина. Дёрнулось пламя на свечах от сквозняка, но быстро успокоилось, только лишь ярл дверь за собой тихонько прикрыл. По-прежнему здесь деревом пахло, ещё ладаном. Вдохнул муж полной грудью сей воздух благотворный, опустился перед алтарём на колени. Долго молился ярл, губы его слова святые шептали, глаза закрытыми оставались. Не мог он в жесте извечном ладони свести, и горько становилось от увечности своей Эйнару. О Сигрун думал он, о счастливом разрешении молился. Снизошло успокоение на воина сурового. Поднялся он с колен да к выходу направился, только двери хлопок о его присутствии память оставил.

На границе с Ранрики
(Со Скальдом, честь ему и хвала)

Чуть больше трех дней прошло после того, как Харек пытался из Халльварда признание выбить силой. Да, те самые три дня, что на размышление Волк дал хельду (бывшему ли?), минули – значит, скоро вернется палач ирландский. А ожог на ладони не затянулся еще, долго не затянется; хорошо хоть болит уже не так, как прежде. Однако держать в этой руке Халльвард по-прежнему ничего не мог, от боли не кривясь.
Остановились они лагерем на границе с Ранрики. Почему стоят они, чего ждут, Халльвард не понимал, а объяснений спрашивать, знамо, не собирался, даже из любопытства. Однако, сидеть, изредка цепью ("Как на поводок посадили!") позванивая, тоже неприятно было, особенно чувствуя, что скоро, ой, скоро придет-таки Харек, как и обещал.
Ветер трепал грязные занавески из грубой мешковины, проникая под навес, и нес с собой горсть снежинок, противно налипавших на лицо и падавших за шиворот. Неожиданно полог раздвинулся,и под навес ступил Харек. С ним был какой-то хирдман могучего телосложения.
"Вот и пришли", вздох невольный из груди юноши вырвался. Глянул он на Волка снизу вверх взглядом презрительным, и первым к нему обратился:
- Никак дальше пришел меня мучить, Харек?
Не боялся он теперь ни удар очередной получить, ни пыток прочих - откуда только смелость да наглость взялась..?
- Мучить тебя мне без надобности, вижу, твой хозяин в тебя вдолбил ложь так, что и правды с тебя не вытянешь ни водой ни железом каленым. Ведаю я, когда мне лгут, а когда правду сказывают. Научили меня премудрости этой, какие признаки вранья верные. Потому меня не обманешь. А коли правду не хочешь говорить, бог тебе судья. А мне недосуг тут больше с тобой возиться. Я иду к хевдингу здешнему в дружину наниматься, и ты нам мешать тут только будешь. Или предпочтешь, чтобы в цепях ему в качестве раба подарили? Что молчишь? Выбирай. Или назад к Эйнару, или к Сигварту - рабом. Может, еще на торжище тебя повезут, хоть десять эйриров за тебя выручу.
Не верил ушам своим Халльвард. Неужто его так просто отпустят? Ладно же - уж он-то знал, то выбрать.
- Коли такой выбор мне предстоит, я уж к Эйнару, конечно, вернуться предпочту, - отвечал юноша.
"Конечно....кто же по воле своей рабом быть согласится? Да и нельзя упускать случая без выгоды Харека оставить... в десять эйриров он меня, значит, оценил..."
- Верно мыслишь, отрок, - усмехнулся Харек, теребя усы. - А то ведь от этого народа разбойного не убежишь. Заставят поди дрова носить, воду колоть, а то и свинарники чистить. А коли на деву какую глянешь - даже на рабыню, из чужих земель взятую - так и выпороть могут нещадно. Тяжела рабская доля. А у Эйнара ты по-всякому человек вольный - даже если в колодках. Скажешь ему правду, как Видар и Тюр велели, и отпустит тебя, а коли захочешь - то и простит тебя, и хирдманом своим сделает. Запомни, парень - если повелитель тебя на бесчестье толкает, то негоже его дело защищать.
Как сказано в речи Высокого:

Дел недостойных защиты
должен чураться достойный
беды сулят поступки
честь запятнать навечно
о нечестивых деяньях
мужу молчать недолжно
всякую ложь и неправду
должно раскрыть пред Судьею .
Клятва тебе не порука
если язык змеиный
чести твоей поруганье
речью сулит медовой...

- Что молчишь? Видишь, не отрекся я ни от мудрости, ни от законов земли нашей, и честь мне по прежнему дороже жизни, что бы там не говорили мои недруги. А что до того, что и Отец Богов, мол, коварством известен, так одно дело великанов перехитрить, которые ни слову своему не хозяева, ни за поступки свои отвечать не могут... и совсем другое перед людьми делать худое, которым и честь заповедана, и совесть дана. Не боишься, если перед судом предстать доведется, что скажешь тогда? Что ярл тебе наказ дал? Каждый сам за свои поступки там отвечает. Запомни это, и никто тебе за низкое деяние поблажки не даст, если ты его по приказу совершил. Ни я, ни Эйнар пока поверить не можем, что сами вы такое удумали... Так что, пусть пока на твоей совести это будет, коли выдержишь... Отправляю тебя с этими двумя хирдманами в Гилисберг ... и вести заодно доставят кюне вашей премудрой... написал я ей, что тут у нас было, и кто стоит за этим... а она уже пускай думает...
- Речи мудрые говоришь ты, Харек, во многом ты прав...- согласился отрок наконец, в глаза ему глядя. - Только дела твои разнятся с ними иногда.
Поднял Халльвард изуродованную ладонь, показал обожженной стороной Волку да усмехнулся горько.
- Прикажи хоть цепи снять с меня. Или прямо в них и отправишь к Эйнару?
- Прости отрок, не верю я тебе, даже если богами поклянешься не бежать... Может Эйнар и снимет, он у нас добрый и людям еще верит. А я после этой вашей выходки, когда столько народу потравили, веру в людей и их клятвы потерял. Ведь клялись же вы худого не делать в доме Эйнара.
Смолчал сын Вебьерна, только глаза его сверкнули ненавистью. А что ответить? Не скажешь ведь, что лжет он, потому как это как раз и будет ложью. Клялись....да что клятвы, врагу ведь клялись, слугам Распятого! Случай подвел их - кабы не случай, и Оттара убили бы, и не попал бы он, Халльвард, в Ранрики, а Сигтрюгга бы Эйнар в плену у себя не оставил.
Однако сделанного же не воротишь.
Что ж, молиться осталось, чтоб показалась дорога в Гиллисберг как можно короче.
- Что молчишь? Язык присох или что? - Харек взял его пальцами за подбородок и резко дернул голову вверх. - Одно мне только ответь - это Асгаут вас послал с заданием людей отравить? И Оттара, и Эйнара, и меня заодно? Чтобы сразу и всех?
Хальвард на миг опустил взгляд.
- Вижу, что верна моя догадка. Что ж... Коли увидишь Асгаута, скажешь ему, что как только Ранрики верну под стяг агдирский, поквитаюсь я с Асгаутом. И тебя, и брата твоего щадить не стану, ежели снова на моем пути попадетесь. Так что думай, что хозяину своему скажешь. Можете отправляться теперь, мужи славные, - сказал Харек, повернувшись к вошедшему другому хирдману. - Вроде память еще не отшибло, знаете что делать надо. - А ты... сам перед кюной ответ будешь держать. Кюна нашая вещая, ложь за версту видит - будешь ей лгать - пощады не жди. Не из страха, но из милосердия вас тогда пощадили. Но и наше терпение не безгранично. Ступай, Фреалаф. Несите вести. А если вестей от нас более не будет -значит пропало наше дело...
Покидая Харека, забрали хирдманны юношу с собою, а он и не противился даже, избавлением это считая. Усадили его на лошадь - и ведь правда, не сняли цепей, по-прежнему они руки сковывали, - да и в путь пустились.
Добра от Харека все же действительно ждать не стоило, прав был Халльвард, когда полагал, что даже если вместо рабства его к Эйнару повезут, все равно что-то худое измыслят вдобавок. Вот и терзался он сеййчас думою - к кюне повезут его сразу или же к ярлу в Гиллисберг. Не хотелось ему к Рагнхильде попадать сейчас - был бы Асгаут, он-то наверняка совет дельный дал бы, как вещую кюну вкруг пальца обвести. Ведь удалось же когда-то такое Асгауту - когда Торлейва отправили в Агдир.
Но Асгаута рядом не было - значит, только на себя оставалось полагаться.

Продолжение совместки. С Тельтиаром.

Да только пошли они не туда, куда мыслил Хрут. Грютинг имел ум росомахи. которая. как известно, хоть мельче медведя, а живет сытнее хозяина меда. Видел хозяин Оркдаля, что дело ярлов проиграно, и не возжелал едино из гордыни пустой голову складывать. Страшен был удар дружины его, словно гвоздь в древесину вошла она в центр войска мятежного. Волею Одина, Торгард сразу погиб. Хрут, правда, думал, что падет тот еще в начале сражения, так как бился викинг сей в первых рядах. Но боги, хранившие брата погубленного сталью Облауда от клинков да секир, оставили его беззащитным пред стрелами. Пал воин – и отлетела его душа в чертог воинский.
Все войско ярлов мятежных взвыло, как подраненный зверь, когда копье охотника входит в его чрево. Грютинг и был тем копьем, а уж Гутхорм да Снеккольв своего не упустили, волками бросились на супротивника, язвили его уколами стрел, полосовали секирами да мечами. И бонды дрогнули. Непривычные к духу битв, не верующие в правоту властителей, он стали той силушкой, что закончила гибель мятежников. Прежде единое войско распалось на много отрядов, где каждый был сам за себя. Словно перерезал шутник нить, удерживающую бусины в ожерелье. И воям Харальда Хальвдансона осталось лишь добивать убегающих.
Возрадовался Харальд, видя маневр Грютинга. Теперь окончательно поверил он в то, что верен ему новый ярл и не предаст более. Но еще больше сердцу молодого конунга отрадно было замешательство вражье, да крики мятежников предсмертные и проклятия их бесполезные. Взывали к богам и хелевым отродьям супостаты, да только что проку было от слов, когда сталь агдирская свою песню в полный голос затянула.
По звуку рога Гутхормова отделилась часть дружины срединной, да ударила по оттянутым назад людям Раги Иварсона, в окружение их беря, и началось тогда уже бегство повальное худородных бондов, а тех, кто сражаться оставался - уже не только умением - числом давили. Кого посекли, кого в полон взяли. Вскорости уже от той рати, что Раги вел мало что осталось.
- Будь проклят ты именем предков моих, Грютинг-предатель! – вскричал в ярости Хрут. – Пусть кожа твоя иссохнет да покроется струпьями, пусть род твой увянет, как древо с корнями обрезанными. Не стяжать жизни честной обманом!
Не было ответа конунгу самозванному, лишь клинки дань кровавую собирать продолжали, людей его скашивая, словно траву, да Гутхорм приближался неумолимо и стрелы да копья брошенные мимо него пролетали, точно заговорен он был. Смотрели глаза ярла хрингарийского жестокие прямо на Хрута, и от взгляда этого кровь в жилах стыла. Видно было, с презрением каким смотрит родич конунжий на изменника, клятвы верности нарушившего да бунт поднявшего.
Битва – это капризная дева, и она идет лишь за тем, кто может правильное время для атаки избрать. Видел Хрут мудрым оком, что проиграно это сраженье. И, скрепя сердце, велел молодцам своим отступать. Помочь воям Раги они уж не чем не могли, и дружине Хрутовой оставалось только зло ощериться копьями да назад пятиться, будто раки. Но действо то вышло успешным: молодцы Гутхормовы боем уж увлеклись да за пеленой кровавой, взор застилавшей, ничего окромя ближайших ворогов уж не зрили. Завязли войска Харальда в битве ближайшей – и бегство врага малочисленного допустили. Харальд, следившей за ратью из-за спин агдирских телохранителей, отлично то видел, но тут сыграла скверную шутку осмотрительность гутхормова: о племяннике тревожась, далече от битвы его оставил. Да и сама рать удалялась от юного конунга, так как побеждали люди его, и теснили ворогов прочь. И Харальду лишь локти кусать оставалось.
Но бегство дружины ближней с самозванцем радость победы не слишком омрачило - втоптали в землю стяги мятежников, пленников связали путами крепкими, а конунга их Раги Иварсона, на веревке к Харальду отвели, заставили на колени встать перед государем конным.
Усмехнулся Харальд, на врага поверженного глядя, вскинул руки, да произнес громким голосом:
- Вот она, победа наша, воины Агдира, Гудбрандсдалира, Оркдаля и Транделага! Вместе сумели мы раздавить змею коварную, что измыслила предательство и зубы свои ядовитые против господина законного навострила! Но кончено дело мятежное в Транделаге ныне, вновь един он под властью славного конунга Хакона Гротгардсона и будет таким отныне и до той поры, покуда боги не призовут нас всех на битву с отродьями Локи да йотунами, да ублюдками этими, которых сегодня мы в Хель отправили, ибо нет места в Валгалле изменникам! Но что с этим псом делать, как вы, вои славные думаете?
- Убить! – заголосили гридни. правда, в способах славные вои никак не сходились:
– На суку вздернуть собаку! – орали самые нетерпеливые.
- Пусть землю пред Харальдом жрет, которую захапать хотел! – предлагали иные. – Унесет в Хель, сколько сможет.
- Нет, надо его на цепь посадить на асам на свадьбе Владыки отдать, - вещали самые богобоязненные, крутя длинные усы.
Улыбался конунг, каждого, кто слово молвить желал, слушал внимательно. Хотел, видно, Харальд любовь воинскую стяжать советом этим - ведь известное дело, что после битвы победоносной славят воеводу своего люди, и к сердцам их путь много короче становится. Оттого и затаил Харальд свой нрав грозный, да явил людям личину правителя, к мнению подданных прислушивающегося. Гутхорм подъехал тут к Харальду, сказал ему шепотом:
- Твой пленник этот твой, сын сестры моей, да только прошу тебя - быстрее решай с ним, другой враг наш уходит, и не след нам отпускать его, знаешь ведь - покуда жив Хрут, и дело мятежное живо.
Кивнул Харальд, согласился с дядей, хоть и не по нраву ему было, что вновь поучает его Гутхорм, да не стал он недовольство свое показывать:
- Вот что думаю я, мужи ратные! Ярл этот, предательский не на меня руку подлую поднял - на Хакона конунга, так Хакону его судьбу и вершить надобно! Поведем его, как скотину на веревке обратно в Хладир, да каждому я волю даю потешаться над ним в дороге!
Толпа воев одобрительно загудела, раздались крики, Харальда прославлявшие.
Но многие голоса и Хакона наряду с победителями славили, и утвердился агдирец в мысли, что правильный ход ныне сделал. Дюжие гридни дернули за веревку на шее Раги, и по рядам воев вновь прокатился смех, да прибаутки раздались. Особо старались младые, еще не доказавшие доблесть десятками битв. Кинул Гутхорм взор на племянника, надеясь, что обратит тот вниманье на то, как бахвальство юношеское пожилых воев морщиться заставляет. Не тот конунг, кто им рожден, но тот, кто достоин. Харальд был славным властителем, но молодость порой ему скверным советчиком становилась и порою боялся Олень горячности племянника. А вдруг его рядом не будет, когда удаль молодецкая снова его за язык да потянет?
Как бы то ни было, победа одержана и вои возвращались в Хладир, где ждали Хакон и дочь его.
- Дядя, - Харальд произнес, за тем наблюдая, как воины в строй походный строятся, да обозы трофеями грузят. Добрую добычу взяли они сегодня, едва только перейдя границу Транделага Внутреннего: кольчуги дорогие, оружие, коней, пленников немало. - Закрепить успех наш надобно. Коли повернем сейчас во Хладир, кто знает - подчинятся ли нам земли ярлов мятежных.
- Дело ты говоришь, племянник, но вои устали наши. С тех пор, как ты Сарасберг покинул постоянно они в пути, и нигде больше чем на несколько дней не останавливались. Отдых нужен хирдманам, больше даже, чем добыча богатая.
- О том и я мыслю, потому-то и поведу рать основную обратно в Хладир, к свадьбе готовиться. А ты, Гутхорм - единственный человек, кому я могу доверять, как себе самому - лучших отбери и верных самых, да пройди по Внутреннему Транделагу - со всех клятву возьми верности, всех к подчинению приведи, а Хрута бежавшего отыщи и шкуру с него спусти не мешкая. Не нужен он мне как пленник.
- Дело гуторишь, племянник. Сделаю все, как велишь, - довольно ответствовал Гутхорм. В это раз мысли их с Харальдом совершенно совпали.
- Да поможет тебе Один, - конечно, конунг мог послать и другого ярла для этого дела, но обида свое дело сделала - не нравились наставления постоянные Харальду, вот и отослал он от себя дядю, пусть и не надолго.
Еще раз Харальд обернулся, на костры погребальные глядя - много хороших воинов сегодня погибло, высоко дым черный вился.
- Да поможет он всем нам! – ответил Гутхорм.

Восточный Агдир.
Кюна Асса, Торлейв, Фредрик и Тьодольв
совместно с незаменимым Палычем

После разговора своего, жрецы и Тьодольв к кюне подошли в момент тот, когда слуги ей вновь на трон воссесть помогали.
- Тяжкие вести у нас, властительница, - Фредрик первым голову склонил.
Кюна будто и не замечала их. Она спокойно, не торопясь, устроилась на троне, положила старые, тяжелые руки на подлокотники и вздохнула. Только теперь она соизволила обратить свой взор на пришедших.
- Я слушаю вас, - сухо сказала она.
- Я гадал на рунах, и боги явили знак, - продолжал верховный жрец, видимо подбирая побольше слов, чтобы его речь не выглядела слишком горькой. - Все руны оказались перевернутыми и сулили нам немало бедствий, однако есть шанс избежать...
- Этот сморчок хочет, чтобы мы отступили, - коротко подытожил его слова Тьодольв.
Жрец неприязненно покосился на ярла, но ничего не сказал больше.
- Отступили? Зачем? - кюна все еще была равнодушна и холодна, как каменные идолы богов, все ведающих и все знающих, лишь потешающихся иногда над людьми.
- Какой смысл в отступлении? И что нам угрожает? - вопросы медленно, будто смола, стекали с ее губ, больше похожих на сморщенную линию.
- Конечно, великая кюна в могуществе своем может не считать этих жалких рагаландцев, окруживших наши укрепления достойными врагами, - с сарказмом произнес Торлейв, все же не рискнув выйти из-за спины Фредрика. - Но их слишком много и с каждым днем становится все больше, а припасов у нас - все меньше. Один явил свою волю - его руны недвусмысленно приказали нам отойти, если мы хотим сохранить дружину.
Асса задумалась, и минут десять вообще не реагировала на происходящее, но чувствовалось, что все вокруг видит и чувствует она, как змея спящая, но готовая броситься на жертву,стоит ей только показаться рядом.
Наконец тяжело опустила веки кюна, снова вздохнула и произнесла:
- Коли воля Одина на то, так значит, так тому и быть. Если хотим мы еще спасти грядущее, то стоит для начала позаботиться о насущном. Отступаем
- Есть и другая весть черная в день сегодняшний, - тут уж Тьодольв заговорил. - Гонец появился недавно совсем из усадьбы. Захвачена она врагами новыми - жадными теламеркцами.
Грозно сверкнули глаза кюны, дернулась ее рука, но гнев ее охватил лишь на мгновение - и смогла старая Асса взять себя в руки, не показав никому, какая буря отчаяния, гнева, страха и злобы бушевала в ее сердце.
- Как допустили мы такое? - проговорила она громко и холодно, но нотки горечи слышались в ее голосе, - Что теперь предстоит нам?
- Стервятники эти, выжидали, пока мы войско на битву с Сульки уведем, да незащищенную взяли домину, - Торлейв сплюнул. - Стариков перебили, да мальчишек, что им сопротивление оказали. Теперь, госпожа - путь один у нас - в Вестфольд и дальше, к невестке твоей, Рагхильде. И надеятся будем, что враги наши друг другу в глотки вцепятся, когда Агдир делить будут.
Помрачнела Асса, нахмурилась. Сгорбилось ее старое, но гордое тело.
- Ты прав, Толейв, так мы и сделаем. Хоть нелегко мне покидать эти места да нет желания под власть к Рагхильде возвращаться, с которой мы, как две вороны, за чужой кусок хлеба деремся, придется нам туда ехать. Велите собираться.. - так молвила кюна Асса
- Уже велено все, - Фредрик вновь поклонился. - Едва лишь ночь нас укроет, покинем валы данские, пусть подавится ими Сульки.
- Поперек горла ему станет эта земля, - угрюмо молвила старая правительнца и погрузилась в свои размышления

Восточный Агдир. Асгаут ярл

Разбили лагерь люди Асгаута в полудне пути от усадьбы конунжей, дальше идти не стали. Прознал ярл, что там остатки войска теламеркского укрылись, и хоть было велико желание выкурить их оттуда, не стал он приказа давать об осаде и штурме - сначала обстановку разузнать надо было, да то понять, почему усадьба без защиты оставлена была.
Под вечер лишь вернулись прознатчики, по окрестностям разосланные, и вести их отнюдь не радостными оказались. Как туча хмурый, шатер Асгаут мерил шагами, да всякий раз со счету сбивался, мыслями тревожными охваченный. Понимал уже - не удержать будет Агдира, столь плохи дела здесь были. С войском наемным кюна Асса наступление рагаландцев сдерживала, может и пошел бы к ней на подмогу ярл, приказ Рагхильды исполняя, коли бы не то обстоятельство, что люд подлый, карлы да траллы, да негодяи другие и разбойники разные, точно крысы на зерно, на посулы щедрые Сульки стекались и войско его с каждым часом все больше разбухало от людишек этих.
- Не время нам сейчас с Сульки воевать, - головою покачал ярл.
- Но тогда когда ж? - Удивился Торвард херсир. - Никогда я за тобой нерешительности не замечал, ярл, что же теперь сделалось?
- Убийца племянников моих в усадьбе спрятался, к мести сердце мое взывает! - Славобор произнес, к Торварду присоединяясь.
- Славные вы воины, - молвил Асгаут, на стул садясь, да вздохнув устало - видать совсем вымотался, пока по шатру ходил. - Всегда желал я с такими товарищами в походы ходить, но ныне - мало проку будет нам от храбрости безрассудной и мести лютой. Пойдем усадьбу брать - только людей потеряем, и рагаландцев прогнать у нас сил не достанет уже.
- Так и будем тут торчать, значит? - Исподлобья Торвард спросил.
- Нет, херсир. Ты в Вестфольд вернешся, в Гокстад, - вскинул руку ярл, возражения прерывая. - После того, как Асмунда измена раскрылась, нужен там человек верный, способный землю эту удержать от посягательств вражьих. Ведь кто знает - быть может нагрянет из Раумарики ярл Кровавый, или братья Наумдальские, что Хрингарики уже под себя загребли. А быть может, пираты из Ранрики приплывут? Кто Вестфольд защитит, если ты всю дружину увел?
- Твоя правда, ярл, - нехотя старый херсир согласился. - Но коли я людей возьму, вы пуще нынешнего ослабнете...
- Не планирую я во время ближайшее битвы новых, а там - с людьми Ассы объединимся мы - и посмотрим еще, чья возьмет, - твердо Асгаут произнес. - А ты, Торвард, там нужнее. Бондов с собой возьми, да другой люд сельский. Со мной венды останутся - они воины каких поискать еще, а хлебопашцы больше пользы принесут, коли по домам вернутся.
- Сделаю я, как надобно, ярл, но как отнесутся к тому люди, коли я управление фюльком в свои руки возьму? Я же не ярл и не хевдинг.
- Моим именем пока править будешь, - дозволил Асгаут. - А после - я к кюне прошение послал, лендрманом тебя назначить, наместником конунжим за службу верную. Тогда сможешь не только войско созывать, но и дань собирать по справедливости.
- Благодарю тебя, ярл Асгаут, - поклонился Торвард.
- Теперь иди, - приказал ярл. - Знаю я, не подведешь ты, не придется мне за тебя перед кюной краснеть.
Едва только вышел из шатра старик, к Славобору обернулся Асгаут. Покуда вел разговор с херсиром ярл, венд спокойно сидел, но видно было - не до конца он понял поступок Асгаута.
- Думаешь ты - зачем я столько люда отпустил, когда враг рядом? - Спросил ярл, и кивка сдержанного дождавшись продолжил. - Надобно так было, и не считай, Славобор воевода, что я одних твоих вендов под удар подставить хочу, да извести коварно. Подумай сам - какой прок в бою от все этих бондов, да карлов, что Асмунд неразумный под свои знамена собрал? Только еще, не ровен час, на сторону Сульки переметнутся, посулы его лживые за чистую монету приняв. С тобой же воины, в боях закаленные - с такими плечом к плечу стоять на поле битвы - честь великая.
Улыбнулся благодушно Славобор. Пришлась ему лесть нехитрая по душе.
- То верно, ярл, вижу я мудр ты, хоть и молод еще, - отвечал иноземец. - Да и припасы мы сбережем.
- Назавтра, воевода, двинемся мы в обход усадьбы, да попробуем гонцов заслать к Ассе. После этого, обещаю - поквитаешся ты за своих племянников.

Восточный Агдир. Хадд и Хроальд

Мальчишка, привязанный к колоде колоде посреди двора, истошно вопил, а собравшуюся толпу слуг и челяди отталкивали назад гридни, кольцом окружившие жреца. Тот не обращал на собравшихся внимания, ловко орудуя ножом и извлекая из утробы несчастного потроха и кишки, пристально вглядываясь в них, а затем бросая на землю.
Наконец, сделав последний надрез, Хадд поднял его над головой, а затем резко сжал, окропляя кровью свое лицо, вязкие темные капли потекли по волосам и бороде, остались в седеющих усах, скопились в уголках губ, где жрец мимоходом слизнул их кончиком языка.
- Один явил свою волю, - наконец произнес он, и только тогда оглядел испуганных, притихших слуг, наблюдавших за его действиями с затаенной ненавистью. - А вы, что уставились, песий помет? Идите, работайте, иначе всех вас вздерну, бездельники!
Хадд говорил нарочито зло, чтобы ни у кого из них не возникло и тени сомнения в его словах. Пусть боятся, твари. Раньше-то поди, видели лишь, как жрецы на рунах гадают, али баранов режут. Но жертвы человеческие Асам много угоднее. Дворовый люд разбежался, кто молча, кто с всхлипами и причитаниями. Жрец подозвал к себе хельда Олафа:
- К ночи найди мне девку по ладнее, да приведи к моей опочивальне. Коли угодишь мне - назавтра ее тебе отдам, да еще монет добавлю за хорошую службу.
- Не сомневайся, Хадд, - отвечал Олаф с усмешкой. - Коли в усадьбе не найду, так все деревни окрестные обыщу, но красавицу тебе для утех добуду.
Жрец поморщился:
- Кому для утех, а кому для служения богам, - одернул он воина резко. - Одину кровь сладка, Тюру - суд справедливый, Фрейру же - битвы постельные. И тот лишь любовь Асов стяжает, кто каждому богу должное отдаст.
Не стал больше с Олафом говорить Хадд, к брату своему направился и нашел его в трапезной захмелевшим слегка, да в окружении служанок, внешности такой, что даже Локи бы погнушался.
- А ну прочь пошли, глупые бабы! - Грозно жрец бросил, визг женский мимо ушей пропуская, да посох брату, спорить решившему, в грудь уперев. - Знал я, что ты в женщинах не разборчив, конунг, но что бы так? Позорище какое. Не думал я, что вино из тебя, дурака, может еще большего олуха сотворить!
- Да как ты обращаешься к-ко мне? - Не вытерпел Хроальд, посох жреческий отстранив, и со стула, шатаясь, вскакивая. - Я конунг... т-твой, слышишь?!
- Рот свой пьяный закрой, конунг, - проскрежетал зло Хадд. - Смотрю я, совсем тебе голову вскружила победа шальная! Забыл уже, кому обязан всем!
- Да, т-ты!... - Подался вперед старший брат, но жрец с силой толкнул его в грудь ладонью, заставляя упасть на трон.
- Сядь, и не вставай, коли на ногах не держишься! Да меня слушай!
- И что ты... ик... скажешь важн-ного? - Вскинул брови Хроальд, отчего еще глупее его лицо сделалось.
- То, что боги нам испытания сулят еще немалые. Усадьба-то наша, а страна пока еще в руках вражеских. Вот и подумай, дурачина, чем это нам грозит.
Сказал так Хадд и прочь вышел, с дороги служанок оттолкнув, что под дверью подслушивали. Видел он, что нет проку от конунга ныне, а значит вновь самому придется дела разрешать.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 12-07-2007, 17:40

Вингульмерк. Халльвард, Сигтрюгг и прочие.
(я и Тельтиар, точнее, Тельтиар и я, ибо Тельтиара здесь гораздо больше)

Два дня отряд Бьярни от Гиллисберга ехал по следам, дружиной Харека оставленным. Глубоко в дорожную грязь колеса тележные врезались, да и отпечатки сотен сапог издали видны были. Не сомневался гонец Асгаута, что на верном пути они, и скоро уже нагонят Волка, да наказ исполнят. Хотя и то понимал Бьярни, что сложнее будет с Хареком договориться, нежели с Эйнаром.
Но вот, вдалеке, на дороге, заприметил он троих всадников, в их сторону скачущих, да Сигтрюгга к себе подозвал:
- Посмотри, парень, у тебя глаза позорче моих будут, может разглядишь, кто там едет?
Прищурился отрок, ладонь ко лбу приставил, пригляделся.
- Двое мужей едут, ирландцы, вестимо...А с ними... - нет, он никак не думал, что именно он может быть, потому и не признал вначале. - В цепи закованный кто-то, юноша еще с виду.
Ну конечно! Как же он брата-то не узнал!
- Халльвард!!! - закричал Сигтрюгг, руками замахал, надеясь, что узнает его брат старший.
А хельд молодой, что часам скачки уже и счет потерял, голову поднял - и стерлось выражение утомленное с лица его, засияли глаза.
- Брат, - даже улыбнулся Халльвард. Словно и не было цепей на нем теперь, легко стало юноше - вот что значит душу родную встретить.
- Перестань, - одернул внезапно мальчика хирдман. - Теперь они поймут кто мы и за чем пожаловали. Воины, готовьте луки! Поехали!
Ударил коня в бока Бьярни, поскакал навстречу людям Харека, да и остальные шестеро за ним понеслись, проверив - хорошо ли клинки в ножнах ходят, да луки так поправив, чтобы движением одним можно было их поднять, а вторым - уже и стрелу наложить.

- Брат, значит? - Повернулся Фреалаф к пленнику, да знак какой-то соратнику своему показал. Хотел он сначала с дороги свернуть, да потом решил - не разбойники же они, а ярла посланники, да и кто еще может к ним брата мальчишки этого везти, как не Эйнаровы люди. Видать решил и Вингульмеркский ярл своего пленника с рук сбыть. Вот уж дивное совпадение вышло бы.
Но только в совпадения дан не верил, а потому, все же ладонь на рукоять меча положил, и Халльварду произнес глухо:
- Дернешься, слово неверное скажешь - убью на месте.
Со злостью глянул Халльвард на Фреалафа, промолчал, зубы стиснул. Пускай - он вообще ни единого слова не скажет тогда. отвернулся он от сопровождавших его, стал на брата смотреть - а тому, видать, тоже замолчать велели, потому что опустил он руки и каким-то виноватым взглядом на Халльварда посмотрел.
"Ничего", Сигтрюгг думал, "теперь ничего не страшно уже."
Сближались отряды, вот уже совсем небольшое расстояние осталось меж ними, когда повелел Бьярни своим людям ход коней замедлить, сам остановился лишь в пяти шагах от Халльварда и Фреалафа, на цепи взгляд недолгий бросил, да затем спросил:
- Чьи вы люди, и почему юношу этого, как раба в цепях ведете?
Понял тогда дан, что перед ним не воины Эйнара, да деваться некуда уже было.
- Мы хирдманы Харека Волка, с нами же пленник его, подлый убийца, иного обращения не достойный.
Ах, вот, значит, как? Пленник? Подлый? Плюнул Вебьернссон на обещание молчать, самому себе данное.
- Я больше не его пленник, - глухим голосом Халльвард сообщил, - власть Эйнара надо мной теперь будет, а не Харека.
Заулыбался Сигтрюгг - даже цепи не смогли волю брата его сковать, сломить.
- В этом ты ошибаешься, Халльвард, - молвил Бьярни, взгляд свой на дане остановив. - Цепи с него сними.
- На то мне другой приказ был от моего ярла, - отвечал Фреалаф, которому воина встречного дерзость совсем не по сердцу была.
- Ярл твой здесь власти имеет не больше, чем муха навозная, - сквозь зубы посланец бросил.
Сигтрюгг улыбался теперь совсем уже широко, Халльвард - тоже. Так и казалось, что оба сейчас расхохочутся, то ли друг на друга глядя, то ли от слов Бьярни.
Одно плохо - как бы до драки меж ними дело не дошло...
- А ты кто ж такой будешь? - Словно невзначай ближе к Халльварду дан подъехал, да и ирландец тоже рядом держался. - Откуда с тобой второй мальчишка - о том тебя не спрашиваю, но и ты мне приказ ярла исполнять не мешай. Велел он к Эйнару пленника доставить, я и...
- Ты вернешься к своему ярлу, и скажешь, что волей великой кюны Халльвард был освобожден, - гонец произнес, терпение теряя.
- Кюны? - Фреалаф удивился. - Что же это за воля такая - убийцам свободу дарить?!
- Не твоего ума дело, холоп! - Сорвался Бьярни. - Цепи снимай, а то как бы худо тебе не стало!
Выдвинул на полпальца из ножен меч датчанин:
- И как же узнаю я, что ты действительно посланец кюны, а не разбойник какой?
- У нас ведь письмо есть, рукою самой Рагхильды писанное, - посмотрел на Бьярни младший Вебьернссон.
Он точно помнил, как это самое письмо посланник Эйнару показывал. Оставалось надеяться, что этому доказательству дан поверит...ежели руны знает, конечно.
- Думаешь, пес этот грамоте обучен? - Хмыкнул гонец, достаточно громко, чтобы смог услышать датчанин.
- Показывай свою грамоту, - повелел Фреалаф.
- Ты мне не приказывай, смерд, - проскрежетал Бьярни. - Я - самой кюны посланец, а ты - никто, и звать тебя - никак!
Стиснул зубы дан, посланец же медленно из сумы переметной вынул кожу воловью, рунами испещренную, развернул, да на печать пальцем указал. - Теперь видишь? Сама Рагхильда печать приложила! Снимай цепи!
- К ярлу поедем. К Эйнару или к Хареку, сам выбирай, они скажут - я цепи сниму, а до той поры...
- Измена? - Усмехнулся Бьярни, то на одного, то на другого харекова воя поглядывая. - Противится воле государыни вздумали, песье отродье?!
- А ты язык-то свой попридержи, - молвил Фреалаф. - Еще раз слово обидное скажешь, не посмотрю, что ты от кюны - укорочу на голову.
Ответил на это улыбкой скошенной Бьярни, да на Халльварда взглянул:
- Хорошо с тобой обращались в плену?
Халльвард глянул мельком на Фреалафа. Ну да...тот молчать ему велел. Один раз хельд уже не смолчал. Теперь же...
Медленно - мешали все же цепи - юноша поднял руку, повернул ее к Бьярни раскрытой ладонью. Ожоги долго заживают, а уж такие ожоги, чуть не до кости - тем более. Усмехнулся хельд: его наверняка и без слов поняли.
Сигтрюгг уж точно понял - округлились глаза его темные, брови вверх взметнулись.
- Скоты, - выдохнул он, - песье семя...
Оборвал на полуслове себя; достаточно было сказано. Забыл отрок, как его самого Оттар бил (да что там бил - всего-то навсего кулаком приложил разок да на землю кинул!). Да, вот как, значит, пытался Харек из брата признание вытянуть...Ох, плачет Хель по нему, слезами горькими омывает уродливое лицо свое - ничего, небось она с Хареком еще встретится!
Аж передернулся гонец, увидав ладонь юноши обезображенную, а после, на мгновение лишь, лицо его улыбка хищная посетила, да оскалом злым сменилась:
- Да ты хоть знаешь, на кого твой ярл руку поднял?!
- Да хоть на... - хотел было ответить дан, но Бьярни его оборвал.
- Это же родич конунга, с вас всех шкуры спустить мало!
Словно по знаку вскинули спутники гонца луки, стрелы каленые на пленителей Халльварда нацелив, видно было удивление в глазах дана, а ирландец, нож выхватив, к горлу пленнику лезвие приставил.
- Ну, стреляйте, - произнес он, на языке северном. - Посмотрим, что вам на это кюна ваша скажет!
Взгляд Сигтрюгга беспомощно метнулся к одному лучнику, к другому, к самому Бьярни. Что сделают - будут стрелять? Опустят луки? Коли первое - он может брата потерять, коли второе - они, считай, проиграли, признали себя слабее. Нет, сразу показалось ему, что не принесут добра с собой те всадники, что навстречу ехали.
Халльвард, стараясь не дышать даже - а ведь трудно дышать, когда лезвие в кадык уперлось, того и гляди чиркнет, кровью окрасится, и захрипишь, - брата взгляд перехватил. Долго, целую вечность, казалось, вглядывался в глаза Сигтрюгга, темные, так непохожие на его, небесно-голубые. Один из братьев в мать пошел почему-то, другой - в отца...
"Что делать?" - спрашивал Сигтрюгг у него, без слов, на Халльвард все понял. Моргнул - да стреляйте. Может, и успеете. А если нет - значит, то судьба уготовала.
- Опусти нож, - холодно произнес Бьярни. - Вы верно служите своему ярлу, но этот юноша - родич конунга, и освободить его повелела кюна. Или твой Харек ярл готов и против нее пойти? Уж не переметнулись ли вы к Сигварту?
Дрожала рука ирландца, край острый уже оцарапал горло Халльварду, содрал кожи лоскуток, потекла струйка алая. Дан же сомневался, казалось.
- Ярл мой, конунгу верен, да только юноша этот - убийца и цепи по заслугам своим носит.
- Слышал ты меня? Это родич вашего государя!
- Вашего государя, - поправил Фреалаф. - Я клялся служить только Хареку.
- Так не делай из своего ярл изменника своим упрямством. Ему и так нелегко придется за то, что посмел пытать пленника. Сними цепи, и уезжайте обратно, мои люди не станут вас преследовать.
Дан вздохнул, словно размышляя:
- Они в церкви людей потравили, а конунг их отпускает...
- И что с того, на тебе, как я вижу креста нет - ты в наших, северных богов веришь! Ну убили мальчишки несколько человек - так кого, христиан. Это же скот простой!
- Остановись! - Гаркнул Фреалаф на ирландца, увидев как у того рука дернулась горло Халльварду перерезать. Перебросились они несколькими фразами на языке чужом - уроженец эйра злился, датчанин его пытался успокоить. Наконец опустил тот нож, а Фреалаф снял кандалы.
- Вот и хорошо, - произнес Бьярни. - Хорошо, что ты к голосу разума прислушался. А теперь к ярлу своему возвращайтесь, да передайте ему, что за самовольство свое у него одна лишь возможность будет перед конунгом оправдаться - это Ранрики захватить, а до той поры лучше ему и не показываться пред грозные очи государя и матушки его!
Молчал дан, взглядом хмурым смотрел на конунжих людей.
Халльвард же руки размял - затекли, пока в цепях был, уж больно они были тяжелы; да вспомнил вдруг про харекову грамоту.
- Да Харек еще и письмом оправдаться хотел, правда не перед конунгом, а перед Рагхильдой, вестимо, - обратился он к Бьярни. - Во всяком случае, при мне он это письмо писал...да и речь в нем о нас с братом как раз и шла. Оно у кого-то из этих...
Юноша кивнул на недавних своих конвоиров, что уже уезжать собрались.
- Стойте, вы двое! - Властно бросил Бьярни, и вновь тугие тетивы натянулись. Обернулся Фреалаф:
- Смотрю я, нет у вас чести, - бросил он. - Отдал же я вам мальчишку, и все равно убить нас вздумали?
- Нет, зачем мне убийством бесчестным руки марать, - улыбнулся гонец. - Я лишь выгоду для государя ищу. Отдай мне послание, что Харек кюне с тобой послал.
- Какое послание?
- Не дури, при Халльварде дело было.
- Мальчишка... - с ненавистью прошептал дан.
- Письмо, - в голосе Бьярни прозвучала сталь. - Вы все равно не уедете отсюда, пока не отдадите его мне. Живее, псы! Или я заберу его с ваших мертвых тел!
- Хререка помнишь? - шепнул Сигтрюгг брату. - Помнишь, он грамоту конунжию у тебя забрал?
- Забудешь, как же, - фыркнул Халльвард. - Только на месте разбойников мы теперь, получается...
- Теперь ты меня принуждаешь клятву нарушить, - покачал головой дан.
- Это дело, косается конунжего рода. Никакие клятвы не защитят тебя, или твоего господина, - отчеканил Бьярни. - И если я сейчас прикажу нашпиговать вас стрелами, то мне за это ничего не будет.
- Так чего же ты ждешь? - Оскалился Фреолаф.
- Я не хочу проливать лишней крови, одумайся - и возвращайся к своему господину.
Ирландец что-то бросил на своем наречии. Дан, сжав зубы, кивнул, доставая сверток с посланием и бросив его под ноги коню гонца. Один из воинов спешился, подобрав послание, и протянул его Бьярни.
- Доволен теперь, - проскрежетал дан.
- Да. Можете убираться, и запомните - если еще хоть один из вас высунется из Ранрики до того, как пираты будут истреблены - полетят ваши головы.
Он повернулся к своим воинам, и приказал:
- Все, возвращаемся.


- Что будем делать? - Спросил ирландец, когда всадники скрылись.
- Возвращайся к Хареку и расскажи ему о конунжей милости, - приказал дан. - А я, пожалуй поеду к кюне. Волк говорил - она мудра и справедлива. Изложу ей наше дело - благо я послание Харека помню все до единого слова.
- Осторожен будь, эти псы убьют тебя, если увидят.
- Если увидят, - усмехнулся Фреалаф, и погнал коня с дороги в лес.

Рогволд Мудрый,
Мер, Нидарос

-Поведай мне, Сигурд, чем занимался все эти годы, давно не видели тебя в Мере - я уж поди забыл лицо твое! Расскажи про подвиги свои ратные, - молвил Рогволд, лениво развалившись на скамье. Охладел ярл к пирам шумным, предоставив сыновьям молодым забавы эти, сам же с Сигурдом заперся у себя в покоях, где вместе с братом обсуждал планы будущие, да вспоминал дела дней минувших. Казалось, в компании близкого родственника ярл даже позабыл про нарушенное обещание и честь поруганную.
-То, братец, случилось давно, - начал Сигурд, единым махом осушив кубок, что пред ним стоял, - уж пятую зиму отмеряло с тех пор.

…тогда я еще ярлом вольным был - с дружиной немалой – и нередко до берегов бриттских за гостинцами ходил. Так и тогда случилось – на зимовье мы возвернулись до дому – в Хардаланд, да видать всю удачу в походах исчерпали, а посему пришлось претерпеть немалое, покуда снег не сошел. Завистливые соседи до нашей добычи - Скейв Кучерявый да Тангбранд Беззумбый - препоны всякие чинили… не буду тебя утомлять невзгодами нашими, скажу лишь то, что к весне нам было либо по миру пойти, либо в наемники податься, либо вновь на бриттов идти. Понятное дело, что проливать кровушку за чужой карман не хотел никто, а потому порешили в поход новый собираться. Да вот беда – драккары наши Тангбранд еще зимою пожег, а потому решились мы на шаг отчаянный – задумали умыкнуть корабли Скейва из под самого его носа, аккурат с пристани.
Из всех трех сотен я выбрал самых опытных, закаленных мужей. Лишь малым числом можно было незаметно проскользнуть не только мимо воев патрульных, но и мимо многочисленных рыбаков, напороться на которых было куда легче – к городу от стоянки сначала лесом, а потом водой пробирались. Всю ночь на тюках сплавлялись. Со Скейвом я тогда вроде как на дружеской ноте был, было дело вместе бились даже, посему невнимательным стал он, и стоянка моя, в трех днях расположенная, не сильно ему ум напекала… за то и поплатился. Знатную мы тогда резню учинили, увели то, что у пристани стояло, а все остальное – включая саму пристань – подожгли.
Тогда Скейв до такой степени разбушевался, что, говорят, едва не издох со злости – потешался над ним весь Харладанд. Впрочем, что касается меня и соратников моих - сели мы на драккары быстрые и отплыли прочь. С тех пор боле не возвращались, да не о том сказ. Долгий путь нам предстоял, а поскольку ни провианту, ни снаряжения у нас не было, пришлось нам пару деревенек Скейва посетить прежде, чем отправиться в сторону земель бриттских.

Рассказ Сигурда прервали слуги, которых позвал Рогволд, дабы те убрали со стола посуду пустую, да принесли яства новые. Как только за последним рабом захлопнулись двери, Сигурд, притянув к себе блюдо с жарким, продолжил.

…высадились мы предварительно обогнув северную оконечность королевства ихнего, да отыскав богатую землю. Все было, как и ранее. Запылали города прибрежные, реки красным окрасились. Нигде от нас спасу не было, видать вновь Один на нашей стороне был, ибо даже замок барона местного, чье имя я уже запамятовал, взять умудрились – всего за несколько дней. Впрочем, благодаря продажности сынка барона, которому я пообещал деньги да земли егойные оставить без грабежу излишнего… Короче, взяли замок, а сынка вместе с папашей затравили псинами – собакам собачья смерть.
Несколькими днями позже мы столкнулись с первой трудностью.
В тех местах стоял монастырь. Настоящая твердыня, по сравнению с которой все доселе виденные замки и крепости – сущий смех. За те несколько недель, что мы грабили окрестности, сюда со всех городов да сел сбежался крестьянский люд, тут же укрылись остатки местного гарнизона. Само собой, все за стенами не уместились, пришлось монахам тамошним не только от нас ворота закрыть, но и от своих, среди которых желающих укрыться было столько, что все ни одна крепость бы не вместила.
Осадили мы монастырь, да толку то… изловили послушника ихнего. Тот нам рассказал, что волею случая обоз пошлинный в краях этих оказался – едва к замку баронскому решил направиться, да мы объявились. Итого золотишко королевское оказалось запертым в монастыре. Итого богатств там столько, что можно не один год припеваючи жить, а соседи твои с зависти желчью исходить будут…
Но как взять-то твердыню эту? Пообещали пощадить их жизни, отпустить по добру, лишь бы сокровища нам отдали. Так монахи эти отказали. Думали мы на вере христианской ихней сыграть – измывались над крестьянами всячески да напоказ выставляли. В течении целой недели не умолкали вопли да причитания под стенами монастыря – уж мы и на кол сажали, и кожу живьем сдирали, и на медленном огне поджаривали, и псами травили, и чего мы только не делали. Народу извели – без счету. Земля тама до такой степени кровью пропиталась, что трава, казалось, красной растет. Трупы сбрасывали под стены – смрад ужасный стоял. Но толку никакого. Ни дрогнули монахи, плевать им было до того, как народ ихний за злато мрет.
К тому моменту под стены явилась с соседней провинции подмога им. Жалко было оставлять кусочек лакомый такой, да ничего не поделаешь. Нас три сотни было, а бриттов – восемь. Пришлось уходить спешно…

Опустошив очередной кувшин с брагой, Сигурд на некоторое время замолчал. После чего так молвил:
-Знаешь, брат, после того я к бриттам даже уважением проникся.
-Знатно, - кивнул Рогволд, - впрочем, ты мне ничего про то, как лишился дружины своей, не рассказал. Да и про знакомства в лагере Харальда умолчал…
-Всему свое время. Слушай дальше…

Сообщение отредактировал НекроПехота - 12-07-2007, 21:52

Альвхеймар. Снова конунг Гандальв.

Весенние воды
Далече домчите
Вы о Гандальве
Скальдово слово.
Многие годы
Подлым погибель
Асов любимец
Дарит сурово.
Воины востры
Секиры сложили
Пива на пире
Вдоволь отведав.
Гандальва волю
Ладно почтили
Викингов Мера
Братьями сделав.
Фрейр и норны
Рода рожденье
Ныне навечно
Нитями скрепят.
Ланью покорной
Скоро в селенье
Кюна женою
Конунга ступит.
Так распевали на пристани.
Ныне уж дары были собраны да упакованы честь по чести, чтобы не смог повредить им не дождь с небес, ни сырость от моря.
Альвхеймар издавна славился кораблями, вот и теперь сразу три красавца дракккара стояли у пристани, изогнув шеи драконов на носах и готовясь по знаку Гандальва распустить полосатые паруса. Издавна такие суда наводили ужас по всему Северному морю, неся викингов за добычей. Но сейчас, как можно было понять из напевов, хищные красавцы были снаряжены в плаванье с целью почетной и мирной: конунг спешил за невестой.
Не торопился Гандальв Серый, и дары тщательно отбирал, и воинов из тех, что с собой брать планировал. Плохо на чужбине без верной дружины, но и дом без пригляду во время военное оставить было не любо. Так что избрал конунг Асгейра на роль управителя. Хоть и желал он видеть ярла младого подле себя в Мере, за столом старого Неккви, но и Альвхеймар внимания требовал.
- Нет у меня ныне детей, - молвил Гандальв, длань тяжелую на плечо ярлово положив. – На тебя, Асгейр, лишь уповаю. Правь мудро, суди справедливо. Без дела мужей не карай, но, коль измену почуешь – будь безжалостнее волка голодного. В тяжкие времена я земли свои оставляю – и знаю о том. Пока жив Харальд не будет покоя Альвхеймару. Так что смотри за соседями, ярл, да миг удачный угадывай. Коль будет возможность агдирскому гусаку шею свернуть – так не медли, но без повода доброго на рожон не бросайся. В общем – верю я, что муж талантов твоих усадьбу мою хорошо сбережет и возрадуется после сердце мое от вида такого наместника.
- Счастлив доверию твоему, конунг, - ответил на то ярл. – Не подведу я тебя, клянусь Тором и Одином! А тебе желаю милости Фрейра, свадьбы веселой да жены ликом пригожей. Буду ждать тебя с кюной и, дадут ваны, с наследником в чреве ее.
- Экий ты быстрый! – усмехнулся в усы Серый конунг – Еще и свадьбу не отыграли, а ты уж про дите загуторил? Впрочем – правда твоя: то дело, конечно, нехитрое.
Обнялись мужи на прощание – и взбежал Гандальв на борт корабля.
А Асгейр остался в Альвхеймаре, волею конунга править, и его именем люд всякий казнить да миловать.

Рюгъярбиг. Гуннар Одноухий – ярл Регнар из данов.

День за днем коротали славные данские витязи да мореходы бывалые, ожидая сперва окончания бури, а затем – наказов воеводских. Вечер за вечером наступали в Рюгъярбиге в ожидании вестей от воинства данского, а тем временем уже и воротились многие бонды местные – из тех, что посмелее да поотчаянней. Прилежно несли стражу воины Регнара-ярла; Гуннар же Одноухий просто измаялся попусту время растрачивать, втолковывая местным обитателям, что без злого умысла пришли даны из-за моря, да не зная, какова судьба усадьбы конунжей, и того, случилась ли уже битва великая.
И наконец явился в селение тот самый пастух, что брался проводить до усадьбы кюны Ассы войско Горма-воеводы.
Сообщить немного совладал он – разве что сказать, что на склонах долины, в полудне пути от усадьбы конунжей, решено было у данов лагерем становиться, да еще весть о горьком поражении Тьодольва-ярла принести.
Показал запястье золотое да окованный серебром рог старый пастух и передал письмо Горма-воеводы Регнару-ярлу. Быстро прочел руны Регнар-ярл, и осветилось лицо его предвкушением сечи великой.
- Буря окончилась, и наказывает нам Горм-воевода привести корабли все в фиорд, к усадьбе поближе который.
Молча кивнул Гуннар, скрывая радость, что охватила его.
Закипела работа у данских витязей и мореходов, но и агдирцы пришли помочь, призванные горячими словами жаждущего честной сечи Гуннара. Живо спускались на воду те корабли, что отлеживались на берегу, неторопливо, но споро да слаженно отходили от причалов и разворачивались прочие.
Едва перевалило за полдень солнце, как весь многочисленный флот данов, словно птичьи ключи, потянулся к выходу из фиорда.
На одном из передовых судов хмурился отчего-то, рядом с Регнаром-ярлом стоя, Гуннар Одноухий. Неведомые тяжкие думы будоражили его душу.

Переход от ратного поля до берегов Аскейрсунда.
Горм-Тьодольв, Асгаут.
(совместно с Тельтиаром)

Ночь пала на данский стан.
Собрались в шатре воеводы все ярлы, пришедшие под рукою Горма, явился и Тьодольв-ярл агдирский. Молчаливы были они, ибо мрачен встречал их молодой воевода. Даже заносчивый Оттар не спешил со своим словом, видя, что есть у Горма спешные к ним речи.
- Много воинов мы уже потеряли в битве этой, мои ярлы, - так начал, наконец, Горм. - Втрое взяли мы от этого отродья рогаландского. Но так скажу вам всем: нельзя долее нам находиться здесь. Потому и собрал вас. Хочу испросить совета вашего - от мужей бывалых и опытных.
Но не торопились с советами ярлы, только похмыкивали да оглаживали бороды.
- Прав наш воевода, ярлы, - взял слово тогда Альрик-ярл. - Не с руки нам дожидаться, пока отважится трусливый рогаландский конунг на штурм идти. Целую ночь его псы, не ведающие мужества, забрасывают нас стрелами горящими, отчего не знают роздыху могучие наши хирдманны. Мои же стрелки мало пользы могут принести тут, ибо рогаландские нидинги врассыпную походят к нашим укреплениям, и трудно уметить в них в темноте.
- Да и не в трусости дело, Горм-воевода, - зычно отозвался Свибрагер-ярл, доказывая, что не теряет нихватки, ни остроты ума. - Ждет Сульки злокознивый не от страха перед нами - откуда у бешеных псов страху взяться? - но только оттого, что поджидает, когда войско поболее соберет, чтобы на измор числом наших хельдов взять. Множатся ряды войск его, что ни час. И, не в упрек славному ярлу Тьодольву скажу: агдирцы туда сходятся, ярлы, агдирцы. Бонды ли, трелы ли - не скажу доподлинно. Вот только знаю я, что худо, когда вдесятеро на одного на поле битвы приходится, даже коли их одними косами да вилами вооружать.
Наклонил Горм-ярл голову - и об этом думал он, прежде чем ярлов созвал.
- Так каков же будет совет ваш, ярлы? - повторил он, глядя на пламя в светильнике.
Но прежде, чем хоть один поспешил с советом, полог шатра заколебался и воины, стоявшие у входа, оповестили о приходе кюны Ассы с вестями, отлагательства не терпящими.
Гневной явилась кюна Асса пред очи ярлов, а за спиной ее содрогались отчего-то жрецы и устало пошатывался молодой хирдманн неведомый.
- Весть у меня горькая, ярлы, - сказала кюна, усаживаясь на скамеечку, ей поданную. - Захвачена нынче усадьба наша...
Аспидом взметнулся Горм-воевода - но смолчал, и даже в глазах его невозможно было прочесть того, что подумал он о людях агдирских, свободно предающих и сдающихся.
- В случае любом, отходить надобно, - Торлейв жрец молвил. - Ты, Горм, уже и про наше решение знаешь, и про волю Асов. Все что надобно, должен был тебе Храфн, сотник твой, рассказать. Он с нами был, когда седобородый Фредрик руны тянул.
- К Вестфольду нам отходить надобно, коли усадьба взята, - кто-то из военачальников добавил. - Там рати свежие, да Асмунд ярл правит, уж он-то храбрец удалой - без подмоги нас не оставит.
Мало веры жрецам чужеземным было у Горма-воеводы, но согласен он был, что следует отступать нынче, а не в битву новую безрассудно ввязываться. Хотелось ему войско свое сохранить как можно больше, а победы не видел он впереди, кроме как потерями великими оплаченной.
- Прав тут Торлейв-жрец, - сказал он, - и впрямь нечего нам ждать. Вижу я, сколь великой верностью и храбростью отличается народ агдирский, да простит меня отважный Тьодольв-ярл. И за нами эта преданность плоды приносит, и в лицо нам из-под знамен Сульки глядит. Но уж решать в этом стане мне надлежит по праву и закону.
И молчали все, слушая слова воеводы.
- Прежде Вестфольда следует нам к морю выйти, ярлы, - веско добавил он, ладонью столешницу придавив. - Будут нас там ждать Регнар-ярл да Гуннар Одноухий с кораблями. Оттуда сподручнее будет уходить - в Вестфольд ли, в другую ли сторону.
- Так поступим, - продолжил Горм, немного времени помолчав.
- Отступаем нынче же ночью. Доспехов не снимать: не ведаем, как скоро вослед нам рогаландцы кинутся. Часть повозок оставим: все едино лошадей немало побили-поранили стрелки вражеские.
- Так тому и быть, - Тьодольв кивнул, за всех агдирцев говоря.
На этом совет и завершился. Жрецы помогли кюне из шатра выйти, а после остальные все его покинули, сборы продолжая. Вскоре уже скарб нехитрый на повозки погрузили, да лошадей оседлали. Хитрость Торлейв придумал одну - повелев людям верным часть повозок большую, да всяким добром груженую, в иную сторону отвезти, нежели куда вся рать отступать будет - глядишь, погонятся жадные рагаландцы за обозам, и дадут время необходимое.
Быстро расходились ярлы, но еще того пуще собирались хирдманны в отряды, что спускались с холма. Впереди пустили обоз, за которым следовала повозка кюны Ассы.
Лучники рагаландские не сразу отступление заметили, да когда поняли, что к чему - поздно уже было. Побежали они к воеводам своим, прокатился рев трубный над полем брани, спешно строились полки, вооружились рабы бывшие, в порядки ратевые выстраивались, да в погоню идти намеревались. Но разве ж нагонишь агдирцев во тьме ночной?
Вскоре же обоз даны отправили другою дорогою, все ценное да необходимое в мешках на конец да на свои спины навьючив; сами же двинулись к морю, так, чтобы обойти с юга усадьбу, что в чужие руки пала.
Шли спешно, ускоряя шаг, сколько возможно, ибо хоть и усталыми были, да знали, что ночь им покровом надежным служит, но едва утро настанет, одолеют рогаландцы рвы да валы, оставшиеся без защитников, и поспешат вдогонку.
Но пока ночь еще была, да столь темная, что дорогу лишь факелы освещали да звезды немногочисленные, оттого то не сразу заметил отряд передовой, что на пути их несколько человек появилось с рубахой белой к палке привязанной, коию они как знамя держали.
- Кто такие будете? - Старший дозорный им бросил.
- Люди мы Асгаута ярла, и должно нам с вашим воеводой увидится, - один из встречных сказал.
Быстро известили о встреченных асгаутовых людях и самого молодого ярла-военачальника. Не медля, выехал он вперед, вскачь коня пустив.
- Далеко ли сам Асгаут-ярл обретается? - спросил Горм-воевода, пытливо в лица незнакомые вглядываясь.
- Да уж недалече, коли вы путь свой измените - так к полудню уже с ним свидетесь, - агдирец отвечал, а после так продолжил: - Сам Асгаут встречи с вами ищет и мыслит об объединении дружин, дабы врагам отпор достойный дать.
Призадумался Горм.
Дал он знак позвать Тьодольва-ярла, дабы сказал тот, верно ли это люди ярла Асгаута, или же козни Сульки либо тех ворогов, что усадьбу захватили, их сюда привели.
Когда же примчался и Тьодольв, да подтвердил, что, и верно, знает этих гридей, которые в Асгаутовой дружине состояли, приказал Горм-воевода поворачивать и вслед встреченным двигаться.
Уж и солнце поднялось высоко, когда до лагеря Асгаута добрались они, погони за собой не ведя – видать, действенной задумка Торлейва с обозом оказалась. По прибытию на место же увидал Горм армию, не многим в численности ему уступающую, да затем только на мрачное лицо Тьодольва взгляд перевел:
- Проклятые предатели, - не дожидаясь вопроса, проскрежетал ярл. - Покуда мы ночью отступали - половина моих ополченцев по лесам разбежалась! Ну ничего, теперь-то, с Асгаутом вместе, мы их сталью попотчуем, коли они к Сульки переметнуться решат.
Выехали тем временем навстречу им ярл Асгаут, а с ним рядом другие воеводы. Перво-наперво кюне и жрецам поклонились.
- Помню я встречу нашу последнюю, Торлейв жрец, - ярл молвил. - Да то, при каких обстоятельствах ты Сарасберг покинул, и отрадно видеть мне, что ныне ты вновь положение занимаешь, тебя достойное.
- Асы, они суд пусть и не скорый вершат, но справедливый, - отвечал жрец. - Все получат то, что заслужили в конце концов.
- Но те из нас, кто их сердцам милее - скорее свое обретут, так ты сказать хочешь? - Усмехнулся Асгаут.
- Тот богам милее, кто сам свое взять способен.
Выехал тогда вперед Горм-воевода, обок которого Свибрагер, Альрик и Оттар неспешно верхами двигались. С ними же был Тьодольв ярл.
- Здравствуй, Асгаут ярл, - произнес данский воевода. - не в добрый час мы с тобой встретились. Следом за нами рогаландское войско идет да агдирские бонды поспевают. Не время нынче разговорам да воспоминаниям предаваться.
- Хочешь ли ты битву прямо здесь принимать? - вопросил он, стан Асгаутов взглядом окинув.
- А много ли людей будет у Сульки конунга? - В ответ агдирец спросил.
- Почитай, вдвое против нашего, - хмуро отвечал Горм-воевода. - Если нам войско объединить, едва столько же выставим…
- Тогда, думаю и сам ты понимаешь, что бой принимать безрассудно будет, - Асгаут, поразмыслив, произнес. - Другая дума у меня есть. Отойдем мы, славный Горм, в вестфольд, а может и еще далече - к Сарасбергу. Да переждем - коли перейдет в наступление новое враг - встретим на рубежах укрепленных, да что-то мне подсказывает, что плохие из рабов завоеватели будут, а армия его на две трети из них состоит. А коли останется в Агдире Сульки - вынужден будет армию свою разделить, дабы все захваченное удержать. Тогда-то мы и ударим.
Призадумался Горм.
- Согласен я с тобою, - ответил он Асгауту ярлу. - Да только ждут уже нас у побережья корабли мои, которые Регнар -ярл с Гунаром Одноухим привели. Мыслю, на них надобно отступать, по морю, потому как быстрее станет.
- Тогда и медлить не станем, медведь в усадьбе сидит, а конь пусть копытом в ворота ее стучится. Будет к нам Один благосклонен - намнут бока друг другу.
Порешив на том, отправились ярлы к своим воинам. Вскоре стан свой сняли и витязи Асгаута-ярла, быстро к походу изготовившись.
Вдвое большей колонной потекло-заструилось воинство данское да агдирское сквозь холмы, что ближе к берегу потянулись. Скор был их шаг, хоть и шли даны, напрягая все силы, измученные ночным переходом. Неблизок еще был закат, когда передовые вершники вскачь воротились к ярлам и оповестили, что видят множество кораблей, к берегу подходящих.
- А вот и люди мои, - спокойно молвил Горм, озираясь на землю агдирскую, что в первый раз так недобро его встретила.

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 13-07-2007, 2:45

Агдир. Асгаут ярл и Гуннар Одноухий

Споро войско на корабли погрузилось, да отплыло от берегов агдирских, покуда войска рагаландские не заявились. Те же, кому на драккарах места не нашлось, на небольшие отряды разбившись, так же к границе отходить стали. Решено было к Сарасбергу отступать, да там уже готовится земли потерянные отвоевывать или же натиск вражий сдерживать, коли решится Сульки дальше продвигаться по чужим землям.
Стоял на носу корабля Асгаут ярл, а подле него Гуннар Одноухий, да такую речь вели, тем пользуясь, что не было на палубе данов - норвежцы лишь из числа самых верных.
- И как же удалось тебе конунга Хардакнута убедить помощь нам оказать? Много ли злата он в обмен потребовал или земель?
- Злато то лишь ушло, что на подарки знати данской ты раздать велел, - Гуннар отвечал. - О землях же и речи не шло, хотя не исключаю я, что этот лис хитрый, Хардакнут, может попробовать наши владения урезать...
- Кровью умоются, - отрезал Асгаут. - Их уже не так много осталось, так что сумеем на цепи удержать. Но ты говори, чего датчанин хотел за помощь свою, давненько я то узнать желаю - поди с той поры, как узнал о появлении дружины датской, да вот все никак с тобой свидеться не мог, Оттар же и вовсе не знал ничего.
- Разделились мы с ним, - кивнул Одноухий. - И, судя по вендам в твоей дружине, ему так же удалось сторонников привлечь.
- Не о нем речь сейчас, - оборвал Асгаут.
- Да, хочет Хардакнут с Харальдом совместно всех пиратов да вольных конунгов изжить, что торговле мешают, а после выгоды торговые иметь.
- Дело доброе, но чего ради ему людей своих на смерть посылать?
- Оплатить придется умение их ратное, да содержать покуда в Агдире они, а за каждого погибшего большую виру Хардакнуту отдать.
- Вот скряга, - искривилась улыбка ярла. - Даны эти нам дороже вендов выйдут. Хорошо хоть земли не требуют... открыто по крайней мере.
- Не все это еще, - покачал головой посланец.
Асгаут вздохнул с густым утробным рыком, и кивнул - продолжай, мол.
- Дочку свою меньшую он за Харальда сватает, девку семи лет отроду.
- Так то не беда, - рассмеялся ярл с облегчением, ожидал он условия непомерные услышать, а тут - смех один. - До той поры, покуда она в возраст войдет, десять раз еще успеем отказаться от нее, коли нужда возникнет. Да и родство с датским конунгом Харальду не помешает.
- Всех наших земель хочет Хардакнут! - Выдохнул Одноухий. - Видел я, как глаза у него загорелись, едва только об обоюдном наследовании речь зашла.
- Что за наследование? - Вздрогнул ярл.
- Да вот такое, что коли Хардакнут умрет сыновей не оставив, так Дания Харальду отойдет, а помрет Харальд - так вся Норвегия Хардакнуту достанется. Сейчас-то у них обоих наследников нет...
- А этот? - Головой мотнул Асгаут в сторону корабля, где Горм плыл.
- Ублюдок, на стороне прижитый. Ему конунгом не быть, - отмахнулся херсир. - Другое я мыслю, датчанин хоть и стар, да крепок еще и в усадьбе своей денно и нощно, Харальд же - все на поле битвы. Как бы не сразила его сталь вражья раньше срока...
- Дело говоришь, - Асгаут согласился, за борт хватаясь, так как накренилось судно, когда волна о борт ударилась. - Вот что, Гуннар. Ты сановников Хардакнутских знаешь уже, да усадьба его тебе не внове будет - поплывешь снова в Роскильде.
- Что задумал ты, ярл?
- Будешь глазами нашими и ушами в Дании, - положил ладонь ему на плечо молодой ярл. - А коли нужда придет - так и рукой, что не дрогнет в миг решительный.
Понял все Одноухий Гуннар, да не стал спорить, лишь кивнул сдержанно.

Агдир. Сульки и Хроальд

Конунг Роголанда с силой опустил тяжелый молот, ломая стол в покинутом шатре Горма. Взятие валов не принесло ему никакой радости, ведь враги исхитрились уйти прямо у него из-под носа. Лучников и дозорных он приказал пороть плетьми за то, что не сумели вовремя заметить отступление агдирцев, а затем приказал Сати идти в погоню.
Сам же конунг остался в шатре, круша столы и стулья, дабы дать хоть какой-то выход своей ярости. Наконец, подустав, Сульки опустился на кучу обломков, и тяжело вздохнул.
Его брат вернулся, когда солнце было уже высоко.
- Настиг? - Едва лишь тот вошел в шатер, спросил конунг.
- Да куда там, - махнул рукой ярл. - Обоз захватили, так эти трусы оказывается другой дорогой ушли! К морю.
- Почему не к усадьбе?
- А пес их знает, - пожал плечами Сати. - Я двоих карлов поймал, а они, дурни, даже за кого воюют, с трудом понимают. Вот что, брат - сами к усадьбе пойдем.


- Что за шум? - Спросил Хроальд Понурый, услышав крики под окном.
- Воинство чье-то пожаловало, конунг, - отвечал ему слуга. - Окружают.
Вздрогнул теламеркец, весь хмель с него как рукой сняло, и тут же приказал он:
- Хадда зови, не мешкай!
Побледнело лицо Хроальда. Не готов он был к битве новой и казалось думал, что как захватил усадьбу, так и войне конец настал. А вот не вышло.
- Брат! - Бросился он к жрецу, едва тот в спальню вошел. Исчез вчерашний грозный конунг, в силе своей уверенной - снова был перед Хаддом увалень, лишь к пьянству беспробудному способный, глупый да трусливый. - Что творится там?
- Знамо что, Сульки пришел домину нашу отнимать, - оттолкнул от себя Хроальда жрец, брезгливо поморщился. - Ну и куда ты всю храбрость свою растерял, братец? Что ж краска вся от лица отхлынула? Али боишься ты, викинг из рода викингов?
Потешался над братом непутевым Хадд, глядя на конунга, что точно заяц трясся.
- Что делать-то будем, братик?
- Поделом тебе, дурачине, - зло бросил служитель Тюра, а после добавил уже спокойнее: - Лицо суровое сделай, конунг ты или кто! Эй, слуги! Несите одежды богатые да доспехи конунжие! Одевайся, Хроальд, пойдем мы с тобой соседушку встречать.
- А может тут отсидимся, вдруг уйдет? - Робко спросил конунг.
- Мне тебя слышать противно, - сплюнул жрец. - Облачайся, кому сказано! Видишь теперь, что никто ты без меня, Хроальд, так что наука тебе будет, прежде чем на меня голос во хмелю подымать.
Скрипнул зубами конунг, да взгляд потупил, сам понимал, что не сумеет с Сульки ненавистным договориться без советов братних.

- О, кого вижу я! - Рассмеялся Сульки, на коне вороном гарцуя у частокола, что усадьбу окружал. - Сам Хроальд. Никак от медовухи оторваться сумел? Вот так удивил!
- Чего пришел-то? - Хмуро бросил Хроальд, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. - Не для беседы, чай столько молодцев привел.
- Да, это я псов агдирских гоняю, - словно невзначай отвечал рагаландец. - Помнишь, Хроальд, как я у тебя невесту увел? Сколько это лет назад было: пятнадцать? Десять?
Побагровело лицо Хроальда - не мог он стерпеть обиду такую на глазах у всей дружины, да тут рядом с ним Хадд показался.
- Забрал девку и ладно, в земле теламеркской получше есть. Это у вас в Рагаланде все бабы, на лицо что кобылы - вот вы по чужим фюлькам и блудите!
Теперь уж настал черед Сульки яриться, да ропот злой по рядам рагаладцев пронесся. Бросил взгляд благодарный на брата Хроальд, а после вновь спросил:
- Так с чем пожаловали, соседи дорогие, в мое имение?
- Сдается мне - не твоя-то усадьба! - Сати прокричал.
- То раньше было, а ноне - моя, - Хроальд ответствовал. - И ты зубы не скаль, домина не девка, так просто себе не заберешь!
- У меня людей в пятеро против твоего!
- Трупами здесь все завалишь, - холодно Хадд бросил.
- Да и почем знать тебе, сколько людей у меня, - брат его добавил.
- Проверить хочешь, Хроальд? Всегда я над тобой верх брал!
Вскинул руки жрец, к молчанию конунгов обоих призывая:
- Один враг у нас - Харальд Агдирский, так зачем друг с другом воевать, когда не разбит он еще?
- Верно то, брат, - Сати ярл прошептал. - Мириться нам с Хроальдом надобно, хоть и не по душе мне то.
Скривился Сульки, слова ярла слушая. Не хотел он признавать Хроальда непутевого конунгом равным, опозорить желал, да все же и сам понимал, что коли начнут они тут битву - так беззащитны станут для врага до поры отступившего.
- И что же предлагаешь ты? - Наконец спросил он.
- Поделить земли - те, что до вала датского, себе забирай, Сульки, а остальной Гренланд Хроальд возьмет. На том и порешим, чтобы никто в обиде не остался. А коли придет Харальд - так вместе против него выступим.
- Быть по сему, - скрепя сердце рагаландец кивнул.
- Тогда снимай осаду, да на пир к нам с дружиной ближней заходи! - Хроальд прокричал, тому обрадовавшийся, что сумели они дело миром завершить.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 13-07-2007, 16:59

Эйнар и Оттар Рваный.
Гиллисберг.

Минула неделя, а всё прибывали люди, встать под знамя Эйнара готовые. Были здесь самые разные человеческого рода представители: и дети, о подвигах мечтающие, что из дома убегали, разрешения отца не спросив, таких сразу вспять отсылали, ибо не на прогулку воины собирались, а на смерть, быть может, были и женщины, некоторые, насмотревшись на то, что в лагере творится, восвояси возвращались, другие оставались на службу. Одно ясно, желал каждый землю родную защитить, не дать ворогу над ней поиздеваться. Понимали люди, коли не встанут они сейчас на защиту, пожалеют живота своего, придёт враг и ничто уже не сможет им помочь, ничто не убережёт от поругания. Разместились войны вокруг Гиллисберга, кольцом его окружая, жгли костры ночи напролёт, истории друг другу рассказывали. По утрам, слыша звон колоколов, шли крещёные в церковь, но таких немного было, больше же язычников, что тоже к церкви тянулись, кто из любопытства, а кто с затаённой злобой. Не все одобряли новой веры приход, многим это поруганием над традициями и всем, что предками завещано, казалось, но всё равно слушали они священников проповеди, а кто креститься хотел, над тем с радостью обряд совершали. Часто появлялся в лагере Эйнар, иногда вместе с Оттаром, порою с другими советчиками, иногда и вовсе один. Ходил он меж воинов, зорко всё оглядывал, следил, чтобы всего в достатке у людей было. Понимал муж, опытом умудрённый, что после выступления на скоро ещё людям отдых настоящий выпадет, посему считал справедливо, что сейчас они отдохнуть как следует должны.
Рать всё росла и росла, но вскоре уменьшаться стало то количество людей, что каждодневно приходило, чтобы в воинские ряды вступить. Пора было уже и план выступления начать разрабатывать.

- Оттар!
- Да, - он спешил к ярлу через весь лагерь, Эйнара трудно было не заметить, он стоял у костра и в сгущавшихся сумерках падала на землю чёрная тень, да и голос у Губителя Заговорённых был такой, что и оглохнуть рядом можно.
- Оттар, надо поговорить.
Они пошли прочь из лагеря. Путь их лежал к усадьбе. Серьёзный разговор состоялся в тронном зале и состоял всего лишь из одного вопроса:
- Оттар, пора выступать, ты подумал над местом, где мы вражеские силы встретим?

Внутренний Транделаг. Гутхорм ярл

О Гутхорме ходила слава неудержимого в бою и беспощадного к врагам берсерка, и потому жители мятежных фюльков, едва лишь прослышав о его приближении, спешили встречать агдирские войска хлебом-солью. Бунт все равно был подавлен и умирать за самозванных конунгов, лишенных удачи богов, никто не хотел.
Хрут чувствовал, какими взглядами смотрят на него его слуги, домашние, даже воины, что раньше были верными псами. Теперь же он сомневался в их верности - любой мог перерезать ему горло во сне, и после этого стать героем и получить награду от Хакона. Конунг уже успел несколько раз проклясть Мара и Гуннара за то, что они подбили его на это восстание, за то что наобещали золотые горы и первыми же сгинули. Хрут невольно усмехнулся, вспоминая эту парочку - всю жизнь неразлучными были, один за другого горой, а вот в посмертии Один сыграл с ними злую шутку, одного отправив в Хель, а другого забрав в Валгаллу. Интересно, каково им будет в Рагнарок друг на друга мечи поднимать?
"Глупцы! Сами померли и меня за собой утянули!"
Злобный глаз исподлобья кинул конунг на племянника, посмевшего в его покои заглянуть, да за мечом потянулся. Во всех близких он изменников видел. Каждый захочет прощение его кровью вымолить у медведя. Да к тому же люди говорили - сам Гутхорм по его следу пущен, Хрут-то ярла хрингарийского не боялся, да только молва впереди воя сего шла, и трепетать сердца трусливые заставляла.
Бежать надо было - это конунг Скауна понимал. Недолговечна здесь его власть, а пожить хотелось еще. Значит решено. Резко поднялся он с кровати, да сундук раскрыл, стал самое ценное в мешки перекладывать - украшения золотые, монеты, рубахи, плащи, шапки меховые, кинжалы заморские. Ничего не хотел оставлять Хрут врагам, все был готов с собой забрать, коли телега выдержит.

К вечеру следующего дня прибыл Гутхорм ярл к усадьбе хрутовой, да вместо битвы ожидаемой увидал он ворота, настеж раскрытые, да лица испуганные.
- Где ваш ярл? - Воскликнул он, за грудки хватая управителя усадебного.
- Так, вчера еще с женой, да детьми прочь уехал, а куда - то мне не ведомо!
- Ну так узнай, иначе я твою голову сниму с бородой вместе!
Бросил так Гутхорм, сам же приказал людям своим по деревням окрестным ехать. Спустя несколько дней весь Транделаг Внутренний власть Харальда Хальвдансона признал, как законного наследника Хакона конунга.

Эйрик. Вермаланд.


После пира знатного, что Аки устроил для гостей - а теперь уже для хозяев Вермаланда полноправных - надобно было отдохнуть воинам всем да выспаться. Кто в усадьбе пировал - тех в домах, рядом стоящих, разместили (кроме Эйрика самого, разумеется - тому сам Аки комнату богатую выделил), кто близ усадьбы мед пил - так некоторые прямо у столов и спали теперь: свеи с вермаландцами в обнимку. Стих шум, звучавиший здесь непривычно долго - звон кубков, что ударялись друг о друга, скрип столов, ломившихся от яств и громкий говор сынов Севера, собравшихся здесь. Теперь же весь Западный Вермаланд, казалось, был окутан покрывалом тишины.

Но тихо было не везде. На окраине, у границ Вермаланда, но все же достаточно далеко от них, там, где разместилась часть войска Эйрика - та, что из наименее знатных, - трое воинов вели разговор.
- Небось разошлись они там уже, - один из мужей вздохнул, темноволосый, широкий в плечах воитель, что сидел, опираясь на свой топор боевой.
- Не вечно же им пировать, - откликнулся второй, рыжебородый. - Я уж жду-не дождусь когда обратно отправимся, в поход очередной.
- Только-только отвоевали, - удивился третий их собеседник. У него темные волосы были, но сложением отличался он от первого, был не могучим, а скорее крепким и жилистым. - Гляжу, не нравится тебе земля эта.
- Мне не земля не нравится, порядки ейные, - отвечал рыжий. - Вот скажи, неужто нельзя было накрыть столы для всех? Или в Вермаланде места мало?
- Тьфу ты, - сплюнул на землю первый. - Ясно все - на пир его не позвали, теперь ворчит.
- А если даже и так, то что в этом?! - вызывающе бросил второй.
- Вспомни, кто ты такой по происхождению - ведь родом знатным не блещешь. Надеялся, что Эйрик наш в усадьбу тебя с собою возьмет, как избранного воина своего?
- По доблести воинской я ничем не хуже, чем любой из дружины его, - хмыкнул рыжий, - только те, кто к конунгу ближе, они всегда и злата больше получают, и землей их дарят, и подвиги приписывают незнамо какие. А мы кто? Просто так, выходит, здесь, не нужные никому, зато нас в самое пекло бросают, на копья вражеские да под град острых стрел!
Молчали мгновение какое-то воины другие, после же третий произнес:
- Так всегда было, Колльбейн. Не нам судить, не нам менять уклады.
- Посмотрим, - бросил тот, кого назвали Колльбейн, поднялся с места и ушел, оставив воинов пожимать плечами.
Нет, плохо было не войско, да и улады не были плохи. В любом войске есть разделение такое - по богатству, по знатности, у кого земли сколько, а не кто лучше мечом владеет - хотя и мечи роль немаловажную играли.
Плохо было то, что в войске конунжем не один Колльбейн такие думы думал. Наметился разлад...а разлад мог дурным обернуться.

Однако не прошло и двух дней, как собрались свеи выдвигаться вновь. С весточкой к Вальгарду, который все еще оставался в другой части Вермаланда с отрядом своим, гонец был отправлен. А получив то послание, должен был Вальгард к ним по дороге на Вингульмерк присоединиться.
Вместе с прежней ратью должны были выступить и вермаландские воители - взял Эйрик только тех, кто сам согласился сражаться за него, как и было в уговоре между ним и Аки. Довольно скоро было оружие собрано да припасы в дорогу, и вновь оседлали воины коней - а кому не полагалось скакунов, те пешими пошли под свейскими знаменами.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 14-07-2007, 20:21

Ранрике. Харек Волк.
(я и Тельтиар)
Два дня еще минуло, покуда стояло лагерем войско Харека на границе с владениями пиратов беззаконных. Стали мал по малу возвращаться лазутчики, ярлом засланные, дабы узнать, что в Ранрики творится и были новости таковы: большую дань получил Сигварт от тех конунгов, что в Дании уже на рейдах побывали, да удачливее были, чем Торир Собака. Одарил главарей этих щедро Сигварт и обласкал, да так, что зависть лютую вызвало это в других морских конунгах и сильнейшие из них тотчас же Ранрики покинули, поклявшись еще большую добычу взять. Так что не было ныне подле самозванного правителя ни Квиста Дуболома, ни Хескульда Длинноносого, ни Гейрфинна Рубленного, и многих других морских конунгов, что вослед за старшими из фиорда на разбои потянулись.

И тогда велел Харек собрать всех бондов из Хейдемерка приведенных, а аткже верных данов и нортумбрийцев, ирландцам же повелел оставаться в лагере и ждать распоряжений. Сам он снялся с лагеря и повел три сотни воинов к усадьбе хёвдинга Ранрики на побережье. вперед же выслал трех вестников с посланием. В послании том говорилось, что лишил конунг Харальд Харека всех его владений, им завоеванных. а от кзней недрукгов из Вестфольда ему бежать пришлось, и ищет он теперь куда бы ему на службу наняться.

В добром расположении духа был тогда Сигварт, гонцов принял, как то полагалось, а речи их выслушав, обрадовался весьма, что такой славный воевода, как Харек ярл у него службы ищет. Велел своему сыну старшему отряд собрать, да навстречу выйти и звать Волка с его людьми скорее в усадьбу на пир, слугам же повелел столы накрывать в доме и во дворе, а советников осторожных предупреждения, что может Харек обманывать его и слушать не стал.
И вот спустя еще три дня прибыл Харек в усадьбу. Велико было воинство его, и только сорок человек самых приближенных дозволено ему было за стены с собой привести, прочих же расположил он в лесу, повелев там шалаши возвести, и шатры поставить .
Сидел в палате светлой хевдинг Сигварт на резном троне, что некогда был украден у конунгов агдирских, стены коврами заморскими увешаны были, да щитами золочеными и стягами чужеземными, на полу тоже ковер постелен был, сам же хевдинг старый столько украшений на себя надел, что волей-неволей кюну Ассу напоминал и статью своей, и власами седыми, и взглядом жадным, и тем что бороду брил на манер франский.
Поднялся он тяжело:
- Приветствую тебя, Харек Волк. Поперед тебя твоя слава бежит.
- Видимо с ворогами, что бежали от моей руки ... - ответил Харек, слегка поклонившись. И тебя я приветствую, Херсир великий, ставший ровней конунгу. Многие наслышаны, как против Ассы ты боролся и победы одержал великие. До сих пор в Вестфольде и Эстфольде подвиги твои помнят, а руины Каупанга о них свидетельствуют.
- Город сей то получил, что заслуживал, - надменно правитель бросил, но видно было, что лесть ему приятна. - Люди говорят, ко мне на службу ты теперь придти решил.
- Не решил, а надумал. -ответил Харек. - Как надумал, так и передумать могу. Мало мне почестей у властителей Агдирских досталось. И земли что были мне за службу обещаны были отобраны. Оттого и вера моя во властителей великих пошатнулась. Чем больше земель властитель имеет, тем меньше ему веры, и тем менее слово свое он держать настроен.
- А как-же. Властителоь хозяин слову своему - захотел дал, а захотел взял ... Конунги родов старых возгордились слишком, - скривился старик, в глаза гостю глядючи. - Считают что верность воинская им по наследству от отцов перейти должна и к людям своим уважения не питают. Не стану я душой кривить - скажи, чего хочешь за службу свою сам.
Замешкался Харек, ответ свой обдумывая...
- Многие просят земли, золота, что еще воителю надо? Я же конунгом хочу быть, ибо конунгов иных не хуже в военном деле смыслю, а с хозяйством и другие управляться могут, кто не столь славного рода. Потому землю мне надо завоевать для себя и своей дружины... Но прежде сил набраться...
- А не много ли ты о себе возомнил? - Старший сын сигвартов бросил. - Не за то ли тебя из Агдира погнали, что ты и там конунжить хотел?
- А нет много ли на себя берешь? -отвтеил ему Харек, дерзко глядя в глаза. - Где это видано, чтобы щенок прежде матерого волка голос подавал? Или ты отца своего не уважаешь? Или воспитывали тебя у бондов горластых, которые не к мечу, а к лопате, которой свинарник убирают, приучены? И не стыдно тебе отца позорить манерами своими?
- Ну довольно, - прохрипел Сигварт, да закашлялся. Видно было - недуг хевдинга подтачивает. - Не для того пришли, чтобы собачиться. Конунгом морским стать хочешь - в этом я тебе препон чинить не стану. Корабли на первое время дам, покуда своими не обзаведешься, да земель выделю, где твои люди жить станут.
- Да, ты ему так все отдашь, отец, с чем сам останешься? - Недовольно молодой Сигвартсон заметил. - Или может, ты ему и трон свой готов вот так просто уступить?
- Молчи, мальчишка, - прошипел старик.
- Не стану я молчать. отец! -ответил юноша, глазами сверкая. - Пусти вокла в овчарню, он всех ьовец зарежет. а потмо и пастуха. Нечего тебе здесь делать. Говорят, ты рабский сын, и распятому рабу поклоняешься.
- Да как ты смеешь ! -вскипел Харек, кулаки сжав. - Род мой никому осокрблять не позволю. Отец мой из англов был, рода достойного, и хоть в плен отроком попал, честно конунгу служил в дружине, и я служил не хуже. А ты видимо не Сигварта сын, ибо не мог столь достойный муж такого дурака и наглеца породить.
Зубами заскрипел юнец, да снова на отца взгляд бросил злобы своей не тая:
- Ты, отец, может и будешь оскорбления терпеть, от ублюдка этого, а я не стану!
Побагравело лицо у Сигварта, хотел осадить сына он, да слова в горле застряли, хотел руку вскинуть - немощь телесная одолела. В бессилии наблюдал он за тем, что в палате его происходило. Сын же его, видя, что отец молчит, с новой бранью на Харека набросился:
- Ты, раб ничтожный, от одного конунга к другому бегаешь, что пес - и почестей тебе не больше положено! А хочешь оспорить мои слова - так вот он я и вот меч мой!
- Ты за свои слова ответишь, щенок, здесь и сейчас же. - прохрипел Харек, доставая меч. - Последний раз говорю - приноси извинения, и бери свои слова назад, или отвечай за свои речи дерзкие и оскорбления. Или не учил тебя отец, что за оскорбление рода только кровью можно расплатиться?
- Так то рода, а ты - раб без роду и племени, - юнец бросил, так же меч обнажая. - Кровью умоешся сейчас за свои хотения непомерные!
- Сын.. - с губ старого Сигварта донеслось. Сумел он руку поднять, да к наследнику протянуть. Склонился перед ним викинг:
- Благослови, отец.
Скользнула ладонь хевдинга безвольно по голове его. Не хватало сил, чтобы остановить юнца горячего. Вышел он вперед, клинком поигрывая, да первым на Харека бросился.
Харек отскочил назад, меч из ножен выниамая, и удар юнца парируя. Всего лишь один рог пива выпил Харек, юнец же видимо к чарке приложился уже не единожды, от того и нрав буйный его проявися, и в словах несдержанность. Харек же был спокоен, и гнев свой сдерживал, зная что плохой то помощник в бою.
Хрипел что-то юнец, то вперед бросался, то отпрыгивал, стол задел, кубки опрокидывая. Харек же все больше уворачивался от ударов его, парируя иногда - время давал, чтобы люди его до леса добежать успели и подмогу позвать.
- Что, только и можешь вертеться, как баба перед зеркалом? - Запыхавшись противник его прокричал. - Или тебе вера твоя рабская крови проливать не дозволяет?
- Уважение к отцу твоему не дозволяет. - отвечал Харек. - Жду я пока хмель из твоей башки дурной выветрится... Да вижу и без хмеля дури в ней много.
Тем временем люди Харека обступили их плотным кольцом. Но дружки и братья Сигвартсона уже вынимали из ларей оружие.
По обычаю давнему, у всех кроме дружины и предводителей гостей забрли оружие и в сундуках, что под лавками стоаяли, спрятали. Так что драться стали кто кулаками, кто стал скамьи поднимать, или столбы опорные и балки из пола вырывать и ими орудовать.
Хоть и пьян был наследник хевдинга, а все ж заметил, что чужаки вокруг толпятся, назад подался, ближайшего человека Харека наотмаш рубанув мечом, да закричал:
- К оружию, воины! Они нас всех погубить пришли!
Услышаев это, люди Харека схватили лавки, и начали отбиваться от наседавших на них "радушных хозяев". Одному удалось оттеснить от окна в стене, и его товарищи вышибли скамьей ставни. Воин Харека, судя по покрою одежды - дан, выскочил в окно, и побежал к ограде, крича о помощи. Другие же отступали к стене, где были ларцы с их оружием уложены.Прочие же гости кричали что-то , ругались, кто-то оборительно выкрикивал какие-то фразы, подбадривая кого-то из дерущихся. Но вскоре стало ясно, что уже никто в стороне не останется, и потасовка вот вот перерастет в бойню.
Самые осмотрительные, поняв это, к выходу подались, не желая в чужой вражде свою кровь проливать, другие же скамьи ломать стали, сундуки опрокидывая, запоры сбивая, и крышки отворяя, да кто чем под руку попадет вооружаться. Хевдинг же, всеми забытый, медленно с трона на пол сползал, а с губ его пена потекла.
Хирдманы Сигварта некоторое время стояли, не зная что им делать, но едва гости пробились к стене, и посбивав с сундуков замки, стали быстро доставать из них оружие, тут же набросились на людей Харека. Опытные даны, несмотря на то что их лишь дюжина была, ловко орудовали мечом в правой руке. и топором в левой, захватывая топором щит или перерубая им рук противника, и быстро сразив противника мечом. Едва пробившись к сундукам, Олав и Эдмунд, товарищи Харека, стали бросать оружие совим товарищам рукоятью вперед, а те ловили, и дальше своим товарищам передавали, пока другие скамьями орудовали. .
Харек же, увидев что Сигвартсон его безоружного товарища в плечо рубанул, с криком ярости налетел на юнца и обрушил на него град сремительных ударов. Глубоко вонзился в тело Сигвартсона клинок франкский, кольчугу сминая, и звенья колец разорвав, в тело впился. Упал пьяный юнец, кровью пол заливая, да по телу его уже другие дружинники шли, тесня Волка Агдирского.
- Да они это с самого начала удумали! - Прокричал кто-то, да затем крик его в хрип предсмертный перешел. Началась сеча злая в усадьбе. Со двора слышались яростные крики.
Тем временем вылетела дверь с петель, треск слюды послышался, и ставни резные с петель слетели, внутрь распахиваясь. Во дворе тоже уже вовсю шла сеча, и воины вооруженные в основном секирами и с простыми щитами дощатыми, но все в шлемах, панцирях кожаных или кольчугах, снесли ворота в усадьбу, и теперь в дом по двое по трое заходили, и навалились на хускарлов Сигварта.
Недолго оборонялись они, зачинщика драки лишившись. Заметил кто-то тело недвижимое Сигварта на полу, закричал:
- Хевдинг убит! Сигварт хевдинг мертв! Бросай оружие!
Назад подались люди его, оружие опуская, к чему за мертвеца сражаться было?
Лишь младшие сыновья и побратимы их, издав вполи отчаяния, с удвоенной силой на людей Харека бросились, но недолго они сражались - против опытных данов и британцев что с Хареком пришли, и в каждой руке по мечу или топору имели, недолго они могли выстоять. Разлетались разрубленные в щепки щиты, и окровавленные тела тут же валились под ноги гостям, пол гридницы кровью обильно орошая. Истошно вопили женщины, гости же отступали к стене, потому что бонды вождю своему на выручку пришедшие, всех кто в двери пытался выйти порубили, не особо долго думая, кто перед ними.
Слишком позно Харек увидел, что у дверей делается.
- Стойте, крикнул он воинам. - всем кто без оружия, обид не чинить, пусть выходят! Сложите оружие! Не убивал никто вашего хёвдинга. даже пальцем его никто не тронул. может жив еще!
- Да нет, не дышит! - Воин седовласый над господином своим склонился, к груди его припав. - Как есть сгубили. Колдовством сгубили!
- Бей колдунов! -прокричал кто-то из воинов. - Не дадим вражинам на костях конунга нашего пировать!
Да только никто не поддержал его - слишком уж явно преимущество Харека было, чтобы в бой с ним новый вступать.
- То финны порчу навели, не иначе, - пробормотал кто-то.
- Сложите оружие! - крикнул Харек. - Бой окончен! Никто вас не тронет! Не мы нарушили обычай гостеприимства, и на вас в этой ссоре вины нет, потому и вражды к вас у нас нет. Забрали боги вашего хёвдинга,тем самым избавив его от позоры и от бесчестья. Возьмите его тело, и погребите его достойно!
На полу стонали поверженные родичи и соратники старшего Сигвартсона.
- Что делать с этими? - спросил Эдмунд, показывая на корчащиеся на полу тела.
- Добейте их. - сказал Харек, вздохнув. - Ни к чему нам к ним милосердие проявлять. Хуже псов бешеных они себя повели, и не излечатся уже они от дури своей и спеси иначе как на том свете...
В молчании хирдманы Сигварта, оружие сложившие, подняли тело хёвдинга, и посавдив его в кресло, в угрюмом молчании подняли резной трон и понсли его к дверям.
- Расступиться! -крикул Харек своим новоявленным хускарлам. Оружие опустить! Никого больше не трогать! Бой окончен. Помогите убрать тела и похоронить павших.
- Ярл, - к Хареку один из хирдманов Сигварта подошел. - Хевдинг наш мертв, а с ним и оба сына его, и племянники, и братья. Никого не осталось, кто мог бы власть в свои руки взять. Боюсь я, как бы большой вражды не было, когда морские конунги вернуться. Всякому место высокое любо, особливо, когда пусто оно.
- Ты пришел чтобы землю под свою руку взять и конунгом быть. Видно сами боги тебя сюда привели... -сказал другой хирдман.
- Наслышаны мы о твоих деяниях, так будь нашим конунгом. -сказал еще кто-то из воинов дружины Сигвартовой.
Харек некоторое время стоял, опешив от такого предложения. Думал он, тяжко ему придется, власть Сигварта здесь оспаривая, а само провидение ему в руки отдало.
- У нас говорят, сказал Эдмунд, если кого-то бог хочет погубить, того он лишает разума. Лишились разума во хмелю сыновья хозяина вашего, за что и поплатились.
- Ты воин прославленный, и чести своей никогда ущербу не наносил, - один хельд добавил. - Нам такой правитель больше люб будет, чем конунги разбойные.
Молчал Харек, слушая речи воинов местных. Затем произнес задумчиво.
- Не пристало мне отказываться от такой чести. Согласен я принять землю эту под руку свою. Что было знаком власти над землей этой? -спросил он, снова к воинам Ранрики обратившись.
- мы тебя вождем своим обявить готовы, а ты себя хозяином земли этой объявить волен. А потом тинг созовем, где жители избранием твое правление признают.
- Посох резной с головой тюленя властители раниров издавна передавали из поколения в поколение. Триста лет, от самого Беовульфа начиная... Вот от, у трона лежит. Возьми его, ярл.
Харек подошел к тому месту. где трон резной был. наклонился и поднял посох. В гриднице воцарилось молчание.
- Волей богов, и по желанию защитников земли Ранрики, я, Харек, сын Вульфстана, беру этот посох власти. Клянусь оберегать эту землю от врагов, защищать ее жителей, и отстаивать их права и интересы как свои собственные. Клянусь не посягать на жизнь и имущество жителей этой земли, и блюсти ее законы и обычаи, как заведено со времен предков, которых боги наделили этой землей. Я объявляю себя хёвдингом этой земли, и провозглашаю в нейсвое правление. Кто не согласен с этим, или недоволен этим, тот волен уйти сейчас, и никто ему препятствовать не будет покинуть пределы этой земли. Я сказал!
Склонились перед Хареком хирдманы и слуги, да и все кто с ним пришли тоже. Был он ярлом - ныне конунгом богатой земли стал, другим властителем равным. А соратники Харека, с ним пришедшие, издали торжествующие крики.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 14-07-2007, 22:59

Письмо лежало на столе, а кюна Рагхильда задумчиво стояла, пристально глядя на принесенное всего пару минут назад послание. Казалось, Вещая Дева знак богов и их волю пытается прочитать в неровных рунах.
То письмо было от Асгаута, в котором повинился он перед кюной, владычицей своей, что был слеп, и что во всем защищал Асмунда, а тот предал их землю и народ. Также писал Асгаут-ярл о том, что подавил он мятеж в Вестфольде, жертв было не много и крови невинных почти не пролилось. То обрадовало Рагхильду - в последнее время неспокойно ей было оттого, что шли воины в землях родных, гибли люди, разбивались семьи. Многое из этого, возможно, было угодно богам, но все же не вызывало радости в душе самой Рагхильды.
Хотя бы потому, что от брат и сына не было вестей вот уже месяц. Тревожилось сердце кюны, жаждала она узнать, что с ее близкими, но так никто и не радовал ее новостями об их деяниях, успехах или поражениях. Молилась она, чтобы были они оба живы и вернулись в здравии домой, к родной сестре и матери.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей о Гутхорме и Харальде, Рагхильда села писать ответ Асгауту. С мягким укором заметила она, что и раньше подозревла Асмунда в способности к измене, но не слушал ее своевольный ярл. Затем похвалила Асгаута за подавление бунта и за то, что мягок был с людьми и смог избежать большого кровопролития. Добавила пару вопросов о том, что происходит у них там и еще кое-что по делам хозяйственным. Затем, как и просил Асгаут, написала кюна, что дает согласие на назначение Торварда-херсира лендрманом в Вестфольде для поддержания там порядка. И закончила письмо в дружелюбном и теплом тоне.
Отдав письмо слуге своему, снова погрузилась Рагхильда в тяжелые размышления о судьбе сына. От тягостных раздумий отвлекла ее служанка, сообщившая, что хотят ее жрецы видеть и говорить с ней насчет места, где служение Одину проводить предстоит этой ночью.
Поспешила Вещая Дева заняться делами на благо своей страны и богов, дабы не представлять себе страшные картины того, что могло случиться с ее сыном.

Транделаг. Войско Харальда.
Совместно Тельтиар и avarach

С песнями шагали дружинники Грютинга, еще бы, славу они стяжали знатную. Хоть и не было в походе их добычи, кроме как снятого с тел врага, да мелочи что в обозах взятых, да зато своих мало потеряли. Не зря, ой не зря Грютинг в спину восставшим ударил, считай по телам ворога шли, потом обирали их же, полон средь бондов мятежных собирать удобнее было. Только Грютинг вот почему-то велел их в кучу согнать, перемешать меж собою.
– Владыка, под твоею рукой мы и славой себя покрыли. Даже то, что часть взятого агдирцам вернуть пришлось как долю конунжью, не уменьшило радости воев твоих. Но скажи мне, зачем ты сброд полоненный толпою одной ведешь? – первым не смог сдержать изумления молодой Асгейр, когда дружина оркдальская на привал встала.
– Верно малец говорит, небывало такого чтоб полон у воев весь отбирали. Хоть и довольны они взятым, но на то с неодобрением смотрят, – поддержал вопрос Исер, хельд по пятам за Грютингом следующий.
– А зачем сделал я это, вот сейчас и узнаете, – отвечал Грютинг с усмешкой. – Харальд оставить их может потребовать в Транделаге, Хакон все ж зятем ему ныне станет. Зачем ему людьми разбрасываться, хоть и подлыми?! Хочу попробовать их к нам переманить.
И коня своего направил к толпе полонян словно стадо вместе сбившихся. Плач и стон меж ними царили, девы и жены из покоренных селений тут смешались с мужами и парнями безусыми, что с самой битвы за войском следовали.
– Слушайте меня, вы сыть волчья. Сейчас буду судьбу решать вашу, – громом прокатился голос ярла Оркдаля над головами полона.
– Станете ли рабами вы в землях родных, без права судьбу свою самим вершить, иль пойдете под руку конунга Харальда с войском оркдальским, верность блюдя нам? Коль вступить в ряды пожелаете наши, под знамена встать захотите славные, будет даден вам шанс доказать свою верность свершениями.
Гулом нестройным отозвались ряды дружинников Грютинга, в страхе головы свои бонды мядежные от гнева в нем слышавшегося в плечи стали прятать.
– А ну тихо! – прикрикнул на воев своих Грютинг. – Хоть и предали они господина своего, союзника нашего, да только грабить его, отбирая людей в рабство, не по предку закону будет. Путь один у них только. Стать рабами навек иль в верности присягнуть победителям, искупить кровью и службой вину свою. А кто поперек слова моего выступит, поживы мимолетной ради дружбу порушить с соседями нашими возжелает, тот изведает гнева моего полной мерою. Пусть не ждут ослушники снисхождения. Я сказал.
Попритихли оркдальцы после слов водителем их сказанных. В самом деле, кто же на соседе живота им нажить позволит?! Тишина повисла над полем, да не долго она продлилось, с всхлипами первый человек прямо сквозь стражу к сапогам Грютинга кинулся, под руку оркдальскую принять молил он. А за ним потянулись и другие полоняне, никто не желал участи рабской. Молча концами копий отбрасывали самых настырных, телохранители, не пуская сброд до своего господина. Лишь на его лице в тот момент улыбка была торжествующая, еще бы вроде и в верности Харальду он заставил поклясться людей, да только пойдут они с его войском ныне, за него встанут.

- Что там за крики? - Харальд спросил, на войско Грютинга оглядываясь. Споро один из людей его возвернулся, такие речи сказав:
- Грютинг бондов полоненых себе в верности присягать заставляет, хочет их вестимо из Транделага в Оркдаль увести.
Усмехнулся лишь конунг - все едино ему было, где его слуги ему служить будут - в Трандхейме ли или в Оркдале, да вон все равно коня развернул, направился к ярлу оркдальскому.

– Смотри, доиграешься Грютинг. Вон сюда уже Харальд правит, сейчас он с тебя спросит, за содеянное, – вовремя весть о прибытии конунга подал Грютингу Исхер.
– Да не омрачится никогда твой взор, верный мой друг. Всегда ты меня вовремя предупреждаешь. – откликнулся ярл, и снова во весь голос полону крикнул.
– А ну, отродье турсово, славьте Громче Харальда. Сам он едет принимать клятвы верности ваши. Покажите ему свое радение!
Вновь голосить принялись бонды мятежные, только в этот раз хвалу превзнося агдирскому конунгу.
– А ну громче и стройнее! Даже я вас отсюда понять не могу, а вы хотите чтоб уши конунга от ваших стонов страдали!
Дружнее раздаваться стали крики Харальда славящие, уже можно было хвалы различить. Повернул под этот нестройный хор коня своего Грютинг и направил его на встречу к Харальду.
- Ладно, смотрю, голосят холопы, - искривил губы в усмешке конунг, глядя на толпу, но затем голос его сделался резким. - Ты скажи мне, Грютинг, по чьему велению слуг себе берешь?
– Зачем же себе?! – голосом удивления полным вопросил Харальда ярл. – Все тебе конунг, все тебе. Вот заставил их в верности тебе поклясться, хоть кого рядом спроси. Я же только хочу присмотреть, чтоб клятву свою они порушить не смели. Боги свидетели мне будут, не было у меня мысли никакой подлой, лишь о землях твоих радение.
- Не сомневаюсь, - конунг переводил взгляд с подобострастной толпы на ярла и обратно. Все норовит свою выгоду получить, а эти и рады, что шкуры сохранили. Рабское племя. Ну, пусть в Оркдаль идут - мало там рабочих рук осталось, а так - хоть эти хозяйство подымут да вдов поутешат. - Что же, за доблесть твою и план славный, победу нам принесший, можешь и дальше их судьбами распоряжаться нам на благо.
– Благодарю тебя конунг, – склонил голову Грютинг. – Воистину безгранична твоя милость и мудрость твоя лишь с богами нашими сравнима. А уж прослежу чтоб племя это рабское вновь предать не посмело конунга своего, из кольца гор Оркдальских так просто не выбраться, как на ладони у меня они будут.
- Достойны похвалы твои начинания.
Харальд развернул коня, и бросил словно невзначай, уже уезжая.
- На свадьбе моей по левую руку от меня сядешь.
– Не устаю возносить милость твою перед богами и людьми конунг. Но скажи мне, разве не Гутхорма место ты мне занять предлагаешь? Не могу я дорогу конунга дяде перейти. Воспитан отцом своим я в вежестве. Не могу я принять дар столь щедрый. Да и Гутхорм обиду затаить на меня может, дозволь сразу поле него место с тобой рядом занять.
- Коли не хочешь, чтобы я обиду затаил - сядешь.
Не терпел пререканий Харальд конунг.
– Что ж, будь по слову твоему, – согласился Грютинг.

Транделаг. Усадьба Хладир. Конунг Хакон.

Нелегкая заботы пала ныне на плечи старого Хакона. Одна конунжья свадьба – и то пир на весь мир, а в Хладире ныне три разом планировались. Великая честь, спору нет, ну, так и спрос тоже нешуточный. Ради такого события люда понаедет несчитано, и долг хозяина – каждого накормить досыта, напоить допьяна и спать уложить под охраной. Да еще и обиду замять, если кто из гостей кому с пьяных глаз съездит по шее. Нет, тут надо воистину ужом извиваться, чтобы за всем доглядеть. Седой конунг то знал и даже не собирался спорить изворотливостью с богом Огня. Вестимо, что Локи на поприще этом не перебороть, а потому нашел Хакон надежных мужей – да возложил часть забот на их плечи. Разговоры с купцами да заботы о яствах да пиве – на Бьорна оставил. Ярл верный, хоть и выглядел увальнем, в делах хозяйственных толк понимал, и, хоть и махал в битве секирой, что Тор Мьолниром, половину купцов норвежских ведал по батюшке. Те ярла транделагского уважали за доблесть и чтили за вежество, а потому цен запредельных на свой товар при нем не заламывали.
Надзирать за порядком конунг поставил Ахти Йотуна. Муж молодой быстро восстановил телесную могуту, малость подточенную полоном, и один вид его в полном доспехе заставлял забияк протрезветь и опамятоваться. А, ежели кто дюже упорный вдруг попадался – то мигом остывал от молодецкой затрещины. Рука у Ахти была диво тяжелая, а обнажить оружие на конунжьего человека, оскорбив разом трех северных владык не решились и пьяные вусмерть.
Сам же старый Хакон распоряжался праздничным обустройством, взяв себе в помощника Хакона младшего. Тот только диву давался, сколько всего, как оказывается, надо учесть. Сколько столов поставить людям дружинным, а сколько – для люда простого и челяди. Как их расставить, чтобы никто из владык не обиделся и все молодые на виду разом были. Сколько жертв надобно отдать асам и ванам в честь подобного празднества? Столько всего, что голова юноши кругом пошла. Старый же конунг чувствовал себя в этой суете на диво уверенно, был спокоен и тверд, да и дело у него спорилось. Еще больше зауважал молодой Хакон отца своего. И решился-таки задать ему вопрос, долго терзавший душу:
- Скажи мне, о конунг, почему отдаешь ты Транделаг Харальду, ежели решил взять молодую жену? Ужели не принесет она тебе крепкого сына?
- Я мог бы сказать, что решение то было принято задолго до мыслей о моей новой женитьбе, - ответил старец. – И то, что мужу не гоже походить на облако, гонимое ветром и быть столь же непостоянным в словах и делах. Но дело не только в том. Сын мой от юной жены, если родиться, не скоро войдет в лета и станет мужем, способным управлять Транделагом. Увы, враги наши ждать долго не станут… а, кроме того, кто знает, каким сердцем наградит Фрейа этого мальчика. Может, он будет слаб да труслив? Смогу ли я доверить такому земли отцовы, будь он хоть десять раз моим сыном? Нет, вижу я доблесть Харальда. Он молод и порою горяч, но с ним – боги. И победа ему улыбается. Я же люблю Трандегаг и желаю видеть его, не раздираемым усобицей, как непременно бы вышло, а под рукой сильного конунга. Потому и решенье мое неизменно.
- Мудр ты, владыка, - склонил голову младший Хакон. – Не понимал я причин, а, как ты заговорил – все ясным как день многом стало.

Сообщение отредактировал DarkLight - 16-07-2007, 20:46

Альвхеймар. Асгейр и беглецы
С ДЛ

После отплытия Гандальва пять дней прошло. Крепко держал в своих руках власть, конунгом оставленную Асгейр, однако заслугой тому было не столько разумение ярлово, сколько то, что Гандальв крамолу огнем и мечом повывел. Ярлу же верному только и остовалось, что и дальше за тем следить, как рать альвхеймарская в числе множится да кузнецы брони и оружье новое куют в замен утерянному.
Оттого и удивлен был Асгейр, когда к нему слуга прибежал, сказав что на двор усадебный оборванцы явились уставшие, да видом напуганные. Хотел было приказать в шею гнать их ярл, да дальше слуга сказал, что в одном из пришедших херсир Вольфстейн сына своего признал, Гандальвом в Раумарики отправленного.
Велел тогда Асгейр в усадьбу всех пришедших привести, да допрос им учинить собрался, почто имена отцов своих позорят, да наказ конунгов не исполняют.
Вои, отправленные конунгом в помощь Асмунду, и впрямь, выглядели не гриднями славного владыки. А оборванцами разбору последнего. Словно побывала в лапах всех окрестных медведей… или ломились через чащу, не разбирая пути да себя не щадя. Нахмурился ярл, да кивнул слугам на чернобородого мужика, который смотрелся разумнее прочих.
- Ты! Скажи, чьего роду будешь?
- Тьодольва Рваного брат меньший, - молвил воин. – Сваном кличут.
- Так молви, Сван, почто вы на двор конунга своего притекли, когда сказывал он вам Асмунду помочь резать глотки нашим врагам из Агдира? Может быть этот предатель снова дурное удумал?
- Лжи не молвлю, ярл светлоокий – принял он нас хорошо, хоть и без радости бурной. А вот проводил мечами да стрелами. Да только не Асмунд в том виновен, его и в усадьбе-то не было.
- Гридни его против воли конунговой пошли? – удивился Асгейр. Конунг был самозванцем, но все же не казался безголовым дурнем, способным довериться худым советчикам.
- Ой, ярл, и не спрашивай! Я считал себя смелым мужем, а тут – боюсь молвить. Как вспомню – сердце останавливается, будто у немощной старухи.
- Да ты не только ослушник, но и трус ко всему, - скривился ярл, на другого гридня взор переводя. - Может тогда ты мне расскажешь, коли этот муж, даром что доспехи носит, а храбрости в нем не больше чем в Хаки Малодушном.
При этом имени все пришлые вои разом позеленели, будто прокисшего молока разом отведав.
- Ну, что побледнели, как зайцы в зимнюю стужу?
- Не поминай мертвяка неупоконенного к ночи, светлый ярл, - ответил на то Сван. – Явился он нам в землях Асмунда. Стоял как живой, вот, как до тебя сейчас до него было. Только лик имел мертвецкий, без кровинки, да Хель сама за плечом его правым стояла. Ох, что он нам там напророчил, светлый ярл! Лик был Хаки – а нутро не его, живой сын Гандальва так отродясь не говаривал. Псами нас звал да кровью своей попрекал. Говорил, что за проклятое дело взялись, помогая агдирцам и что все наши мертвые теперь встанут, Рагнарека не дождавшись… - тут у викинга от страха дыхание перехватило.
Асгейр столь сильно зубами заскрежетал, что стали крошиться они. Не хотел он верить в слова гридня, но понимал - мало что могло воина обученного до дрожи такой напугать.
- А Фенрира Волка да Йормунганда рядом с Хаки случаем не было? - Наконец бросил он. - Какое дело Хель до вас, турсова отродья, коли она сама царство свое покинуть не может до самых Сумерек Вечных! А ну признавайся - пили вы в ту ночь? Да, мниться мне - пили изрядно!
- Что выпили – все вмиг улетело, трезвыми как стекло вышли мы из той хаты.
- Да то, что вы вышли и какими дошли - я вижу, - злоба начала ярлом овладевать. - Сызнова мне расскажи, что за холопа ты принял за конунжича сгинувшего, да откуда там Хель взяться?
- Вот как дело было, ярл многомудрый, - принялся за рассказ тот же Сван. – Погода ненастной было, Тор молнии кидал да дождь лил знатный, так что мы рано разошлись по доминам. Только легли – слышим крик дикий. Ну, поскольку веры молодцам агдирским у нас не было ни на медяшку, схватили мы секиры – да на звук побежали. Заходим в дом – и видим такое… советник, которого Асмунгд главным назначил – на полу лежит без дыхания. Крови под ним нет, но по лицу видно – мертвяк. А над ним стоит Хаки… Тором клянусь – он это был! Ужели ты б человека, которого много лет видел каждый день, с двух шагов не признал. А дальше… да я удже сказывал.
- Хаки значит стоит... - протянул наместник Гандальвов и непонятно было по тону его верит он воям или же насмехается над ними. - А не учили ли вас, ротозеи, как мороки эти разгонять надобно? Коли даже из Хель вышел он - так надо было молитву вознести Тору и Одину и сразить мертвяка. А если то шутник был глупый, конунжича личину нацепивший - зарубили бы его и вся недолга.
- Помилуй, ярл – все мы задним умом крепки. Живых тут никто не боится, а вот восставшие мертвецы – такое и деды не каждый день видели. Кроме того, я же говорю – Тор в ту ночь бдел, а, значит, с его ведома Хель выходца к нам привела. Знать, и впрямь прогневил асов Асмунд. Слуги шептали – отца он родного сгубил…
- Песья кровь, вот и грызут друг друга, нам то с того убытку мало, - пресек разговоры об Асмунде ярл, уже достаточно услышав, чтобы понять - не конунг самозванный их предал. Другое покою не давало - что же на самом деле в усадьбе произошло. А отличии от гридней, Асгейр в появление Хаки из мира загробного не верил, особенно после того, как узнал правду о "воскрешении" Хальвдана. Но поди мужчичье в этом убеди. - Ты мне другое скажи, вой - почто бежать бросились вы, как зайцы? Али вам мертвяк, что и при жизни ничтожеством был указ?
- Али не заповедают Асы коварства Локи и дочери его сторониться? Может обманул он вас? - Голос подал Лаге годи, что возле трона находился.
- Замолкни, пес, - ему Асгейр приказал.
- При жизни он был малодушным, а там стоял конунгом, - тяжело молвил Сван и все пришедшие с ним закивали. – Хель любит высокородных, они к ней не часто попадают. Может, возлюбила она Хаки да мужем временным нарекла? – осмелился предположить викинг. – Тогда понятно, почему с ним пришла да сзади стояла.
- Хель великанша - как же она в дом-то поместилась? - Вновь Лаге произнес, и тут же получил затрещину крепкую от Асгейра.
- Молчи, кому сказал. А вы сказывайте - что после было, и отчего в таком виде назад возвернулись, оружие побросав? Не Хаки же за вами гнался до самого Альвхеймера.
- Гандальву мы вести несли, вот и поспешали. А гнались за нами лишь люди Асмунда, решившие, что это мы, альвхеймарцы, его херсира убили. Но недолго гнались - знать, своих им проблем хватило.
- Ох, - покачал головой Асгейр. - Отправилось вас две сотни, а на дворе всего-то три десятка собралось. Остальные поди все по лесам бегают? Надо было с вами жреца послать. Ну хоть этого - голосистого.
Кивнул он на Лаге, а тот, промямлив что-то побледнел весь и в стену вжался. Горазд был видать, лишь на словах храбрится. Махнул рукой Асгейр на дела эти, да приказал всех пришедших по домам отправить, все одно больше с них взять нечего было, с дураков.
А как ушли они, так ближним советникам сказал:
- Велел мне порядок беречь в его отсутствие конунг, но разве можем мы стерпеть оскорбление такое? Надобно силы собрать, да проучить наглецов в Раумарики. Заодно, может и узнаем, кто там решил именем Хаки Малодушного прикрываться.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 17-07-2007, 13:51

Халагаланд, Брюньольв и Хрут
Совместно с Тельтиаром

Тяжело падал дождь на землю северную. Не облаком туманным – стеною каменною наступал. Тёмными тучами небо затянуло, и тьма легла на землю усталую. Но миг – прорезала тьму небесную молния яркая. И раздался гром, на клич богов похожий.
Вздрогнул усталый Брюнольв. Стал он в последнее время тревожиться часто. С тех пор как приехал Бард грызёт отца предчувствие недоброе.
-То ли просто старость приходит… - забывшись, пробормотал вслух лендрманн.
Хлопнула дверь, и в клеть зашёл сын. Кап-кап – застучали по деревянному полу капли дождя с его волос и одежды.
-Здравствуй, отец.
-Здравствуй, Бард. Чую, перемены скоро случаться, – перевёл усталый взгляд на окно. – Устал я, сын. Измотала меня эта возня с Хареком да Хрериком.
Бард тихо сел возле отца.
-Но теперь они долго носа не покажут? Так ведь?
-Думаю, да…Успею отдохнуть. А теперь посидим молча, сын. Слышишь, как тяжело падают капли дождя?
Бард молча кивнул. Тишина поглотила застывшие силуэты двух людей. И лишь тяжелый дождь стучался в закрытую землю, с просьбой впустить его…
Тогда-то из-за тьмы непроглядной, да стены дождевой окрики послышались. Ворота заскрипели отворяемые. Донеслись до Брюнольва железа звон да команды отрывистые - то гридни ближние к воротам вышли. Гостей с почетом встретят, ворогов - сталью угостят. Въезжала телега за телегой на двор усадебный, тяжело груженые то были возы, оседали под тяжестью ноши своей.
Нахмурился Брюнольв недовольно - кого принесло в час сей поздний в усадьбу его?! Взглянул он вопросительно на Барда, но тот пожал плечами, сам недоумевая.
Тогда встал Брюнольв и к двери пошёл, гостей незваных встречать. Вскочил и сын его, поспешив за ним.
-Кто пришёл ко мне в час сей тревожный?
Поклонился слуга, плащ теплый подавая лендрманну, да так сказал:
- Говорят - ярл какой-то, а почему в спешности такой - того не ведаю. Но, чую я - битый он, да загнанный что кабан псами. Ох, хозяин, не много с такого гостя добра будет, да беду навлечь сможет.
Ещё более запасмурнел лендрманн. Бросил сыну он через плечо:
-Следуй за мною, да помалкивай!
Накинул плащ да и вышел за порог. Глухо стукнула дверь и звук этот тут же поглотил дождь.
Тенью Бард стоял за плечом отца своего. Воскликнул Брюнольв:
-Назови себя, гость нежданный! С миром ли пришёл или войну принёс в мой мирный дом?
Появился в скорости на крыльце человек росту высокого, так же в плащ закутанный, да промокший до нитки.
- Здоров будь, хозяин гостеприимный, - молвил он. - Зовут меня Хрут конунг Скауна и всего Транделага Внутреннего.
Удивлённо вскинулись брови хозяина усадьбы - с чего бы это конунгу одному приходить, да ещё и не сообщив об этом заранее.
-Какая беда привела тебя ко мне в дом, Хрут?
Бард за спиною отца нахмурился - не нравился ему ни гость, ни то, как отец разговаривал с ним. Странно всё это было.
- Разговор то не тот, чтобы на пороге его гуторить, - конунг бросил, и слышались в голосе его властные нотки, хотя и был он в положении просителя. - Ты в дом нас пусти, Брюнольв, обогрей, накорми как обычаи велят - за столом я тебе о кручине моей поведаю.
-Как смеешь ты с отцом моим говорить так? - воскликнул Бард и потянулся рукою до меча.
Остановил его Брюнольв, посмеиваясь.
-Прав гость! Обычаи наши велят сперва обогреть да накормить, а уж потом расспросы расспрашивать.
Обернувшись к конунгу, продолжил лендрманн:
-Простите сына моего. Молод он, горяч ещё. Проходите в дом мой, почтенный Хрут!

- Да, что уж там, - махнул рукой конунг Скауна, понимая отлично, что могли его и батогами погнать за визит такой прямо с крыльца и за ворота.
Но вскоре уже были они в трапезной, все семейство с собою привез Хрут и теперь деловито они от мала до велика ложками стучали, угощение хозяйское уплетая. Один только конунг не ел. Сидел он рядом с Брюнольвом, да рассказывал ему о беде своей.
- Разбил меня Харальд, да пса своего поставил за землями моими приглядывать. Народ Транделагский мне пока верен, да только нужна мне рать, хоть небольшая, чтобы прихвостня Харальдова сбросить, а тогда уже всем Транделагом подымимся супротив Хакона и мальчишки Агдирского. Коли дашь ты мне людей, Брюнольв, так в накладе не останешься - это я тебе обещаю. Хочешь - фюльк любой тебе во владения отдам, как власть верну? Али злата отсыплю щедро? И льгот дам торговых на годы вперед?
Печально улыбнулся Брюнольв Хруту:
-Я и рад бы помочь тебе, но рать моя не так велика, как бают.
При первых словах отца своего вздрогнул Бард. Неушто предательство отец его задумал?
- Шутишь, Брюнольв? - Брови поднял конунг свергнутый. - У тебя ж владения обширные, да людей поболе, чем во всем Скауне! А ты гуторишь, что людей у тебя нет!
-Владения обширны мои, но вот против Харальда и все мои люди не справятся. Велика его рать. А знаешь, что самое страшное, Хурт? - вкрадчиво сказал лендрманн. -То, что люди мои его либо боятся, либо за него стоять стеной будут.
Откинулся Брюнольв на спинку стула и с неприятною улыбкой посмотрел на конунга. Тут же, в прочем, спохватившись и улыбку эту с лица стерев.
- За него? Чем же он им люб так? - Удивился Хрут. - Слышал я - у всех бондов земли себе отбирает, да подати непомерные платить заставляет! Но ладно, коли не хочешь мне помочь войском, так хоть корабли дай в знак дружбы былой. Не могу я у тебя надолго оставаться, сам понимаешь - и сам тогда сгину, и на тебя, Брюнольв, гнев вражий навлеку.
-Кораблями я тебе, Хурт, помогу. Куда хочешь, довезут тебя. Хоть до эстов, хоть до бриттов, хоть до самой земли марокканской. - улыбнулся лендрманн. - Завтра же прикажу корабли готовить. А сегодня не могу - сам видел, дождь какой льёт.
Обернулся Брюньольв к Барду:
-Иди, распорядись, сын, чтобы клети гостевые подготовили. Много у нас сегодня гостей.
Бард молча кивнул и вышел. Сомнения зрели в нем. Не мог никак он понять, что задумал отец его.
Между тем в обеденной зале продолжался разговор.
- Вот уж спасибо и на том, - хмыкнул Хрут. - Да ты за корабли свои не бойся, оплачу, а то смотрю - уж больно хмурый ты ныне - точно думаешь я тебя грабить пришел. А вы расходитесь уже спать!
То на домочадцев прикрикнул конунг, и снова к Брюнольву повернулся.
- О своих делах тебя я поведал, и ты новости мне расскажи последние - быть может они мне приятны будут, да горечь смягчат?
-Главная новость сейчас для меня - то, что сын мой вскорости женится. Знатную невесту он подобрал себе. По осени уж и свадебку сыграем...
Долго говорил ещё Брюньольв с Хрутом, ночь уж к середине подходила.
Вдруг дверь открылась - то сын лендрманна, Бард, пришёл. Обрадовался чему-то лендрманн, да говорит:
-Поговорите-ка тут пока без меня. Я же пока схожу, отдам приказания слугам, да проверю - хорошо ли клети гостевые приготовили.
И вышел Брюнольв. А Бард сел за стол и, вздохнув, приготовился говорить.
Что-то ты не весел, Бард, - в свой черед стал и сына хозяина гость расспрашивать, поняв что Брюнольв все одно ничего важного не скажет. - Али невеста тебе не люба?
Улыбнулся Бард невесело и говорит:
-Невеста-то люба...Да вот с отцом странное что-то твориться. Речи странные говорит, да и ведёт себя страннее некуда. Я не знаю, что с ним творится...
А отец его тем временем приказы отдавал гридням своим:
-Сейчас вы в клети гостиные пойдёте. Убейте слуг Хрута, воев его, семью его.
-А девок оставить можно? - спросил человек с неопрятной пегой бородой и крысиными глазами.
Брюнольв брезгливо поморщился, но всё же кивнул.
-А ещё человек пять со мною пойдёт в трапезную, самого Хрута убивать. Заодно и сыну покажу, что не всё полезное - честно. Может горячность свою молодецкую сбросит.
Брюньольв повернулся и отправился по направлению к обеденной зале. Потом, вспомнив, он сказал:
-Валь, отошли человека к гонцу...ну, помнишь, приходил как-то от Хрута гонец. Он ещё так и остался жить в деревне. Его нужно убить!
Лендрманн вновь повернулся и пошёл в трапезную, где всё ещё гуторили гость и сын его.
- Странное, - призадумался на некоторое время Хрут, а после вскочил с места своего, нож тот хватая, которым мясо резал. Ох, опрометчиво слишком оружие он на входе в усадьбу оставил, да поздно это конунг понял.
Распахнулись тут двери - ворвались люди оружные.
-Отец, что происходит? - вскочил со своего места Бард.
-Не мешай мне! - воскликнул Брюньольв, доставая меч свой из ножен.
Непонимающе глядел сын на лендрманна, ещё недавно любезничающего с гостем.
А Брюньольв продолжал:
-Сдавайся, конунг! Коль сдашься, так выживешь!
- А домашние мои? - Вопросил Хрут.
-Поздно, Хрут...Дочери твои, может, живы ещё. А вот остальные все...
Ответил Брюнольв, глаза пряча.
- Ах ты песий выродок! - Прокричал в ярости конунг, только осознавая, что сам же привел весь род свой на убой, не сумев коварства распознать вовремя. - Мы под кровом твоим ели и пили! А ты... на гостей руку поднял! Проклинаю тебя! Никогда тебе не попасть в Валгаллу, подлый негодяй, и да пресечется твой род поганый!
Прокричал он проклятие свое, да ринулся на Барда, что ближе других к нему был, нож занося, да в горло сыну лендрманна целя.
Отпрыгнул Бард к стене. Огляделся, ища для защиты чего-нибудь. Подхватил скамью на подобии дубины и драться насмерть приготовился. Хоть и не желал он смерти конунга, но жизнь свою задаром он отдавать не хотел.
Когда нож Хрута близко к горлу его оказался, спрятался за скамью скальд, да в ней нож и застрял.
Кинулся Брюнольв на помощь сыну своему, сзади к конунгу подходя.
Оглушили в скорости, да скрутили скаунского конунга, да так и бросили пока на полу валятся.
-Отец, что значит всё это? Коль он тебе враг - зачем принимал ты его в доме своём. Коль друг...Он ведь ел и пил в доме нашем! Как ты мог??? - Бард был вне себя, он не мог понять, как его отец мог так попрать традиции древние гостеприимства.
-Молчи, сын! Я и раньше говорил тебе, что честь - это глупость молодости! Чтобы усадьбу свою в порядке держать, чтобы врагов не допускать до земли твоей, нужно иногда идти на подлости! - кричал на него отец.
Бард остановился, яростный и испуганный. Потом он прошипел сквозь зубы:
-Тогда...тогда я не желаю ни наследовать тебе, ни имением твоим управлять, ни даже сыном... - тут Бард остановился, поняв, что лишнее уже говорит.
-Ну, договаривай! Говори! - властно приказал Брюньольв.
Бард яростно мотнул головою и быстро ушёл из трапезной. Вскоре послышался звук захлопнувшейся двери - то скальд на улицу выбежал, под дождь.

Эйнар и Оттар.
Гиллисберг.
(С Тельтиаром).

- Да, ярл, - кивнул херсир, расстелив на столе карту, нарисованную углем на выдолбленной оленьей шкуре. - Вот это озеро Эйн. Через него бежал из Вингульмерка Гандальв Серый этой зимой, когда Харальд разбил его. Правда тогда оно было порыто льдом, сейчас же он растаял и, я думаю, озеро теперь станет неплохим препятствием на пути нашего врага.
Эйнар обвёл указательным пальцем руки озеро. Уголь чуть смазался и ярл задумчиво посмотрел на пятно, что палец теперь «украшало».
- Хм, большое, вокруг ничего нет, если и вправду так, то это пригодиться нам может.
- Еще как, - усмехнулся Оттар, так же глядючи на измазанный палец ярла. - Тем паче, что по левую сторону Эйна у нас окрестности Сарасберга. Асгаут тебя не жалует, ярл, но вряд ли он допустит, чтобы Асмунд начал усобицу, к тому же там Рагхильда, мать конунга, а она обязана тебе и Хареку своей властью и самой жизнью. Я уверен, Кровавый Ярл убоится ее гнева, и поэтому двинет свои рати по восточному берегу озера.
- По восточному,- задумался на секунду Эйнар, даже глаза чуть прикрыл, ясно было, что лучше себе ярл представляет, как действо сие происходить будет, опустил муж длань на карту да посмотрел Отару в глаза,- решено, к озеру двинемся, только что ты скажешь, относительно наших ратей расположения?
- Ты ярл, прекрати уголь смазывать, а то эта карта скоро бесполезной станет, - заметил Оттар, веточки какие-то доставая мелко-наломанные. - Этому меня Харек научил. Итак - здесь Скаун изгибается, перед тем как впасть в Эйн. Поле ровное, к тому же до поры наши войска будут сокрыты деревьями, растущими подле озера.
Он начал класть деревяшки на карту:
- Это наша дружина. Это, предположим, Асмунд. Они огибают озеро, в этом я уверен - зная его нетерпение, он врятли захочет делать долгий крюк, и вторгнется в самое сердце твоих владений. Тем более что со стороны Вестфольда и Раумарики подойдут остальные его рати. Мы встретим его в этой долине, поставив воинов так, чтобы позади них были бурные волны Скауна, - херсир вновь улыбнулся. - Так мы отобьем у них даже саму мысль о бегстве.
Ярл руку рядом с картой опустил, внимательно за действиями Рваного следя. Вспомнилось, как они, бывало, вместе с Хареком вот так же веточки на карте раскладывали, и пожалел ярл, что нет подле сейчас друга верного, что скупа на встречи им судьба. Тоже улыбнулся он на слова воина последние.
- Да, уж от Асмунда-то Кровавого только мыслей о побеге и жди. Ладно, чему быть, того не миновать, согласен я с тобою, Оттар, дело ты говоришь и прав во всё, правда, вот дружины наши,- он передвинул немного палочки,- я бы сим способом расположил.
- Так, оно конечно с точки зрения атаки лучше, - согласился херсир. - Да вот прикрытия рекой мы лишаемся. А ну как будет войско Асмунда больше нашего вдвое?
- Согласен, есть у меня мысль одна, вооон в том леске часть воинов разместить, в нужный момент выскочат они и сбоку во вражеские ряды врежутся.
- Мысль здравая, славный ярл, - согласился Оттар, лоб нахмурив. - Да только редкий больно лесок там, как я помню. Надо бы приказать нашим с собой ветвей нарубить, да мох надрать - уж тогда засаду устроить как должно, сумеют.
- Всё это сделаем, когда выступим, не на себе же это богатство тащить. А выступать, мнится мне, надобно без промедления.
- Правильно ты думаешь, Эйнар, - кивнул херсир, карту аккуратно убирая. - И без того на мальчишку того много времени ушло, да все без толку.
Вновь упрекал ярла в добродушии излишнем воин, видать никак забыть не мог, что тот убийцу, на его жизнь покушавшегося, отпустил.
Ничего не ответил на упрёк Эйнар. Принял он это решение не сиюминутному порыву подвергаясь, и стоять на своём готов был. Понимал он и то, что обида херсира снедает, но поделать с этим ничего не мог.
- Иди Оттар, сообщи воинам, что завтра поутру выступаем мы. Всё к этому времени готово должно быть, прошу я тебя, проследи за этим.
- Уж в этом не сомневайся - всеми силами выступим, а там - все в руках Господа.
И только повернулся Оттар вон выйти, как хлопнула дверь, и в чертог гонец ввалился. Ужас на лице мальчишки написан был.
- Ярл, на границе с Вермаландом войско свейское стоит!- чуть ли не прокричал он.
Эйнар аж с кресла вскочил, на которое минуту назад, Отара отпустив, опустился.
Да только Оттар пока уходить не спешил, взгляд пытливый с мальчишки не сводя:
- Не мямли ты, заячья душа, сказывай ярлу все как есть - что за свеи? Откуда взялись.
- Так... из Вермаланда, на границе стоят, - уже поспокойнее, отдышавшись, отвечал гонец. - Их там сотни, я сам видел - а стяги... я таких знамен отродясь не видал, какие у них подняты. Разве что одно узнал - Вермаландское...
- А с чего решил, что это свеи? - Недоверчиво сверкнул глазами Рваный.
- Ну так... кто ж не знает стяга Свейского конунга.
Глянув на херсира, в разговор Эйнар вступил.
- Ты точно только это знамя узнал? И вообще, что они там делают?- будто у воздуха спросил ярл.
- Знамо что, - проскрежетал Оттар. - Силенки копят, так, как вода запруженная - а после потоком мощным прорвут границы наши, что река твою плотину. И поминай, ярл, владения твои как звали. Была земля норвежская - будет свейская.
Испуганный паренек же только стоял, да кивал, боясь слово сказать.
- Ммм…, - простонал хозяин пока ещё норвежских земель. В душе его буря бушевала, но негоже это при мальчишке показывать было, да и при Отаре тоже. Посему сдержал себя ярл, только глаза громы и молнии метали.
- Войско нельзя разрывать. Что ты ещё о свеях этих знаешь?- у мальчишки спросил.
- Да, уж если бы я знал что - я ж как увидал, так сразу у батьки коня взял и к тебе, милосердный ярл, погнал его, а то как же!
- Эх, парень, парень, важные вести ты мне принёс, да только жаль, что поспешил так. Ещё ценнее они были б, если бы ты всё как следует разузнал. Надобно кого-нибудь смышлёного туда послать,- посмотрел ярл на Отара.
- Знамо дело, - согласился херсир. - Буревого я к ним отправлю, верного воина, да к тому же чужеземца - коли поймают его – скажет, на службу наняться решил, да там все и разузнает.
- И то верно. Только надо, чтоб этот твой Буревой никому не попался, да быстро обернулся. А то время не терпит.
Ярл снова сел.
- Он на то и Буревой, что не медлит, - гордо Оттар сказал. - Другое волнует меня - коли действительно свеи супротив нас пришли, да еще в силах столь великих, хотя уверен я - от страха мальчишка число их преувеличил, какое войско мы им противопоставить сможем?
- В этом и загвоздка, Оттар, мало того, что войско у нас не так прямо чтобы уж и огромное, так ещё и Асмунд грозит напасть в скором времени.
Тяжкий вздох издал молодой херсир:
- И вот ведь, что плохо - свеи, они хоть и враги, но все что сделают - это земли наши отнимут, да своих наместников поставят, Асмунд же придет - пожжет все, людей посечет, покуда всю землю с золой и кровью не перемешает, да и на том не успокоится.
- Эх, стравить бы их…. Мнится мне, что кюне гонца послать надобно, всё же не только моё это дело, но и конунжье тоже.
- А там Асгаут, - задумчиво произнес херсир. - Эх... Харека бы сюда.
- Асгаут сам себе не враг, он тоже всё понимать должен. Пусть и не любит он меня, да только землю на поругание отдать и ему совесть и разум не позволят.
- Ты, ярл, в людях лишь хорошее видеть стараешься, я же - всю мерзость их зрю, - отвечал Рваный. – Но, будь по-твоему. Снаряжу гонцов к кюне, ты лишь послание ей напиши.
Махнул ярл на мальчишку, тот из покоя вышел, негоже ему слушать было, что здесь говорят. Быстро Эйнар кюне послание написал, рассказал в нём всё как есть, не утаил почти ничего. Не слишком длинным оно получилось, да такое сейчас и требовалось, когда не в письме упражняться надобно, а действовать, и немедля.
- Вот, - протянул письмо Оттару ярл,- пусть гонцы немедля отправляются. Эх, придётся с выступлением на Асмунда повременить.
- Нет, ярл, - Оттар настоял. - Упустим время - более удачного шанса войска Асмунда порознь разбить не выпадет. А коли соберет в единый кулак все рати свои - мы меж двух огней окажемся.
- И что же мы, усадьбу бросим, а если в это время свеи подойдут? У них небось тоже лазутчики есть и сразу доложат, что хозяин с войском Гиллисберг покинул!
- Останемся в усадьбе - Асмунд пожжет все к северу отсюда, а свеи - к востоку, - с силой кулаком по столу Оттар ударил. - Решительно нам следует действовать!
Нахмурился ярл, не любил, когда на него кричали, но минуту подумав, всё же правоту херсира признал.
- Собирай войско Оттар, завтра выступаем, да пыл свой поумерь, негоже перед людьми в таком виде являться. Воин всегда с холодной головой и ясным разумом оставаться должен, и перед подчинёнными тоже.
- Ты прав, ярл, погорячился я. Но все ж, отправлю человека и к Хареку Волку. Его войско кстати сейчас было бы.
- Ну отправляй, махнул рукой Эйнар. Только не верится мне, что подмогу он сейчас пришлёт, ему самому оно потребно.

Сообщение отредактировал Анж - 18-07-2007, 16:29

Халльвард, Сигтрюг и Ко
(за Ко играл Тельтиар)

Долго ехали братья и Бьярни, но нужно им было все же остановку сделать, на отдых прерваться: и кони устали, и сами они устали, особенно Халльвард - на него и глядеть было жалко, до того измученным он выглядел. Сказался, видно, путь, в цепях тяжелых им проделанный, да побои, хоть и досталось ему их мало от Харека.
Спешились они у дороги, Сигтрюгг брату помог с коня слезть - хоть Халльвард и убеждал его, что сам способен сделать это.

- Ладно, хорошо, что все обошлось, - рассудил младший Вебьернссон. Сидели они на бревне старом, лежащем у самой дороги, разговор вели меж собой.
- Не оставляет меня мысль одна, - произнес Халльвард, - мысль о том, что выбрались мы из переделки этой только по одной причине.
- Асгаут? - вполголоса Сигтрюгг предположил. Халльвард только рукой махнул.
- Что там Асгаут... Спасибо ему за многое, конечно - и будь он проклят за еще большее, а только спасеньем своим мы тому обязаны, что Харальду конунгу родичами приходимся.
- И правда, - помолчав, младший произнес. Сверкнули странно глаза его, как всегда бывало, когда мысль новая, интересная, в голову к нему приходило. "А ведь этим воспользоваться можно", подумал Сигтрюгг, но вслух не произнес - Бьярни рядом был.
- Что, братья, ужинать будете? - Словно почувствовав взгляд младшего Вебьернсона, хирдман спросил. - Разносолу конунжего не обещаю, но всяко посытнее, чем у Харека будет.
- Конечно! будем! - в два голоса они ответили: оба проголодались уже...даже не столько проголодались, сколько по еде соскучились, не из вражеских рук брошенной, не стражником сквозь дверь темницы протянутой.
- Эй, Вали, тащи сюда, что ты там подстрелил.
- Так, утку, вестимо, что тут еще подстрелишь-то, не вепря же, - отвечал дородный гридень, помешивающий деревянной ложкой варево в котелке. - Ну, значится, подноси миски, кто голоден. Наваристый бульончик вышел, аж пальчики оближешь.
С мисками оба подошли, Сигтрюгг Халльварда вперед пропустил, сам встал сзади, в котелок заглядывая, - красота! Вот о такой похлебке, и правда, сейчас только мечтать можно было; а впрочем, вот она, мечта, уже в миске плескается. Уселись вокруг котелка братья, рядом с провожатыми своими, да приступили уж и к трапезе, да так приступили, что за ушами у обоих трещало.
Рядом, к ним поближе и Бьярни сел, хлеб наломанный протянул.
- Ну ничего, вот в Сарасберг вернемся, там будет еда как еда, а это так...
- Кому так, а кто полвечера убил, ее готовя, - обиженно протянул Вали.
- Похлебка на славу удалась, - утешил гридня Сигтрюгг, от куска хлеба откусывая. - Вот такая на столе у конунга и должна стоять, точно говорю!
- А долго нам ехать-то осталось еще? - Халльвард спросил, от еды отрываясь.
Вали довольно надул щеки, сам принявшись за свою стрепню, а Бьярни, дожевав хлеб ответил:
- Через день Гиллисберг обогнем, а там дня три-четыре, и будем в Сарасберге. Надеюсь - вернется Асгаут, ибо хотел он с вами потолковать о делах важных, прежде чем вы к кюне пойдете.
- Вот оно как, - понимающе Сигтрюгг кивнул. Да,Асгаут-то, конечно, уж поговорит с ними...Хоть будут знать, что кюне говорить. А вообще, парень рассуждал, от него, Асгаута, только неприятностей жди на свою голову - как пошлет куда-нибудь, так потом непременно дело бедой обернется для кого-нибудь.
- Так-то оно так, - кивнул хирдман, из кошеля на поясе послание доставая хареково к кюне. - Прочитал я сие, знать хотите, что там сказано было и про вас, и про Асгаута, и еще про многих мужей доблестных?
- И без того догадываемся, - Халльвард вздохнул, пустую миску отставляя всторону, - но слова харековы знать хотелось бы как можно точней.
- А вот это, думаю излишне, - покачал головой Бьярни. - Пишет он ладно, да складно, а все в ущерб многим людям знатным, да и вашей чести тоже прибытку от его речей немного.
Бросил он послание в огонь, наблюдая как начали языки пламени руны слизывать.
- Вот, как и не было его. Всем нам от того лучше будет.
- А... если узнает кто?.. - младший из братьев, высоко брови темные подняв, следил за тем, как ласкает огонь выведенные строки.
- Не от нас, само собой, - быстро Халльвард добавил, чтоб взглядов подозрительных не вызвать. - А ну как Харек или те двое, что меня к Эйнару везли, скажут кому? Ежели успеют, конечно, раньше нас.
- Кому? - Усмехнулся Бьярни. - Возвернутся они к Хареку, так он ничего сделать не успеет. Могут конечно к Эйнару податься, но этот пока думать будет, да решать - уж Рагнарек наступит.
- А если к Рагхильде попрутся, - рассмеялся Вали, рядом сидевший, да продолжавший уже третью миску приговаривать. - То там их быстро на пару голов укоротят, кюна - она оборванцев всяких к себе не примет, да и стража не допустит.
- Мы же их предупреждали, - добавил гонец.
Полегче стало у братьев на душе.
- Тогда пускай горит себе, - кисло улыбнулся хельд молодой. Повторил: - "Как и не было его"...
А веки смежились уже у него: устал, да на огонь глядя, только сон себе нагнал. Тряхнул Халльвард головой, протер глаза - рано было спать еще.
- Да и если даже в милости своей примет Рагхильда сброд этот, - Бьярни продолжил. - Что они сказать смогут против этого!
Взял он юношу за руку изувеченную, поднял, так чтобы все ожоги да следы от цепей увидали.
Ропот злой меж воинов пронесся.
- Действительно, что уж тут возразишь, - неловко высвободил руку хельд, запястье потер. - Ну да надеюсь, до свадьбы заживет.
"Перевязать бы руку-то", думал Халльвард, "а то мало того, что коситься теперь будут все кому не лень, так и брата меньшого еще пугаю - он как глянет случайно, так чуть не слезы на глазах выступают." Сигтрюгг, и правда, когда на ожог этот страшный взглядывал, бледнел от ярости, про себя Хрека последними словами кляня да брата жалея.
- Так то смотря до чьей, - рассмеялся хирдман старший. - Ты другое запомни, Халльвард - ты самой кюне родич, причем после брата ее Гутхорма - ближайший. И никакой холоп - будь он хоть ярлом из грязи поднятым руки на тебя безнаказанно поднять не может.
- Запомню, - кивнул тот, - только вот Харек Волк, видно, не знал того. И Эйнар, когда брата в темнице держал, тоже не знал. Или всем ярлам объяснять, что мы, мол, кюны родичи?
Замолчал после слов этих юноша, а после добавил:
- Не то я сказать хотел. Устал я, от всего устал. Несколько дней этих как несколько лет пролетели... - он зевнул, рот рукой прикрывая. - Я бы прикорнуть хотел немножко. Или мы - Спи пока, парень. Есть время для отдыха пока.

Транделаг. Усадьба Хладир. Хакон и Харальд.
С Тельтиаром.

Долго ли, коротко, но вернулось войско агдирское к Хладиру в самый разгар хлопот предсвадебных. Повсюду вокруг усадьбы столы расставляли слуги, скот с пастбищ окрестных сгоняли, да зерно везли, да бочки - как знали, что одного лишь запаса из погребов усадебных мало будет.
А перед воротами раскрытыми, увидал Харальд детину широкоплечего в одеже дорогой, приказы раздающего. Да признал в нем Ахти. Ничего не сказал конунг, проехал в ворота, да подозвав к себе Олафа, так ему велел:
- Хакона найди, да спроси, почему отродье это йотунское на свободе.
Склонил голову воин, поскорее направился конунга Транделагского искать.
Хакон старый вместе с молодым недалече сыскался. Выслушал он посланника, усмехнулся в усы да пошел встречать будущего зятя.
- Рад видеть тебя в добром здравии да с победой заслуженной, Харальд Хальвансон, - степенно молвил старый властитель конунгу молодому. – Значит, ты видел уже, как Ахти теперь о твоей свадьбе радеет? Признаешь, что спор наш мною выигран?
- И ты здравствуй, добрый Хакон Гротгардсон, - как должно Харальд ответил, спешившись. - Вижу я, сумел ты спор выиграть, хоть и не верю я в намерения его добрые.
- Трудно поверить врагу, хоть и бывшему, - кивнул Харальду Хакон. – Но полной безопасности конунг и в собственном доме не ведает, а из Ахти, и впрямь, ладный помощник мне вышел. А далее – сам решай. Есть много мест, где властитель желал бы видеть людей, ему жизнью обязанных. Пусть не всех их можно спокойно оставить у себя за спиною, но это – единственный недостаток сделок подобного рода. Работать они умеют. И воевать – тоже.
- Воевать умеют многие, да не все успешно, - усмехнулся Харальд, Ульва к себе подзывая и что-то бросив ему вполголоса. - Теперь же есть у меня для тебя, Хакон, еще один подарок, чтобы не говорили потом, будто бы ты зятя нерадивого привечаешь.
Выволокли тут на веревке слуги Раги Иварсона, конунга самозваного, бросили его под ноги властителю Транделага.
- Этого тоже на волю отпустишь?
- Нет, - покачал седой головой конунг Транделага. - Враг может сражаться с тобой в битве, но быть после усаженным к очагу, если храбр он и честен пред асов законом. Друг, измысливший подлость - что бешеный волк. Отпусти его на волю - в том слабость увидит да отомстит люто за твою доброту. Думаю - вздернуть его на дубу, Одину приношением.
- Тогда сейчас то делать надобно, - один из жрецов молодых, что с Харальдом был, молвил. - Не гоже убийством свадьбу омрачать будет.
- Ну, так делайте, - пожал плечами Хакон. - Зачем время тянуть? Или, возможно, ты, Харальд, потеху какую измыслил?
- Можно было бы, да только - человек этот, хоть и падаль, да знатного рода. Слышишь меня, Раги? - С силой пнул пленники конунг, тот в ответ лишь простонал что-то. - Только из уважения к твоим предкам, что верно своему властелину служили, отправишься не в Хель, как того заслуживаешь, а к Одину. Исполняйте.
Споро жрецы за дело принялись, едва лишь дерево подходящее отыскали, да прикрутили веревками Раги Иварсона к нему, после же Хакону копье протянули заговоренное.
- Не гоже мне пачкать руки о падаль, - покачал тот головой, древко рукой отодвинув. – Сколь славны были предки, столь ничтожен потомок. Моего уважения к роду не хватает на то, чтоб оказать псине этой последнюю милость. Крикните Ахти. Пусть отправит другого по той дороги, с которой сам свернул лишь харальдовой милостью. Думаю, юноше то пойдет впрок, да и справедливым покажется. Око за око, что у асов берешь – тем же и воздавать надобно.
Позвали Йотуна, тот спорить не стал - сделал замах, да бросил оружие, точно в брюхо попав приговоренному. Стал извиваться Раги, на копье нанизанный, но никто Ахти второго копья не поднес.
- Коли желает Отец Ратей, чтобы мучился он за все то зло, что совершил - так тому и быть, - жрец молвил.
- Сдается мне, вы снова толкуете свои желания, волей богов, - поморщился Хакон. – Ахти, перережь ножом ему глотку! Того даже свиньи на бойне достойны.
- Не к добру, конунг с волей Одина спорить, - произнес старший из служителей Асов, да только не его Ахти слушал, а нож вынув поближе подошел к ярлу подвешенному, да провел по горлу его сталью острой.
- Как ты и велел, конунг.
: - Что к добру а что нет в землях моих - я решаю, - несколько резко бросил конунг Трандхейма. - Помни о том, жрец.
- Твоя воля, - склонил голову тот и добавил тихо: - До поры.
Харальд же так сказал:
- Пройдем в дом, родич мой будущий, не гоже нам дела важные обсуждать на улице.
- Много воли себе жрецы взяли, - хмуро сказал Хакон Харальду. – Скоро дела поперед конунгов решать станут. Тревожит меня то сильно. Сам я, конечно, богов почитаю, но долгая жизнь приучила меня думать своей головой, а не полагаться на предсказания по кишкам жертв. А теперь еще Белый Бог…
- Прочь пошли, - жрецам бросил Харальд, заметив, что они к разговору прислушиваться стали. Те хотели возразить что-то, но Ульв и Укси их живо оттеснили. - С той поры, как разглядел я в служении Торлейва лишь похоть да властолюбие, славный Хакон, и во мне веры в необходимость жрецов поубавилось. Я - прямой потомок Одина и Ньерда, так неужели мне воля Асов хуже видна чем им?
- Вот и я о том же, - подхватил тему Хакон. - Любой лагодник может назваться годи и вершить суд, прикрываясь богами. А конунги от них ведут род. Кому же виднее? Беда в том, Харальд, что люди мелкие да умишком убогие все, что говорят им именем Одина, слушают внимательнее, чем конунжьи речи. А говорят им: "Бей поклоняющихся чужим богам"! Как будто в Норвегии среди верующих в Вальгаллу не одного мерзавца не сыщется!
- В том ты прав, но и чужого нам не надобно, - отрезал Харальд. - Белый Бог он для франков хорош, не для нас. Но что мы о грустном все - вести добрые я принес: разбиты мятежники окончательно и в поражении их не последнюю роль Грютинг сыграл отважный, дядя же мой ныне к повиновению приводит владения их.
- Вести то, и правда, добрые, - согласился Хакон. – Но и у меня есть, чем твою душу порадовать. К свадьбе все готово.
- Вести то, и правда, добрые, - согласился Хакон. – Но и у меня есть, чем твою душу порадовать. К свадьбе все готово.
- Отлично то! Так не будем же медлить тогда! - Улыбнулся Харальд. - Баньку-то, родич, ты уже велел истопить?
- А как же! Уже дожидается.
- Как же я стосковался по баньке парной, - умиленно протянул юноша. - Да и воины мои пока тоже с себя смоют грязь походную. Завтра же поутру торжество устроим.

Хладир. Свадьба. Хакон, Харальд и гости
Тельтиар, Дарклайт и Скальд

Нынешнее утро по-новому осветило усадьбу Транделагского владыки – словно и не было яростных сражений да жарких пожаров, даже следов не осталось, на славу постарались слуги да работный люд – принарядили домину конунжию к свадьбе единственной дочери правителя. Украсились стены узорами расписными, свисали со столбов гирлянды цветов, протянувшиеся через весь двор, заполненный ныне ломящимися от кушаний столами. А на каждом столе по три скатрети лежало – белой, алой и зеленой. Великий праздник устроить желал Хакон, коли уж даже простым бондам ныне честь выпала со скатертей трапездничать, да то вино пить, что сто лет в погребах выстаивалось.
В самой же усадьбе, где для знатных ярлов да воинов именитых накрыты столы были – аж по пять скатертей стелили, да кушанья столь изысканные подавали, что впору удивится был – где и как сумел раздобыть их медведь транделагский.
Но вот стали съезжаться гости, места занимать согласно родовитости и заслугам, а там и народ потянулся простой – кому места во дворе не хватало, тем велено было еду за ворота выносить, да так распорядился Хакон, чтобы ни одного человека, на свадьбу дочери его пришедшего не минул рог, до краев наполненный.
Жрецы же, едва только коснулись первые лучи солнца земли транделагской, на священных алтарях приготовили жертвы: Фрее – украшений затейливых, Фрейру – вепря дикого, Тору – козла круторогого, Тюру – волка матерого, что точно Фенрир, с цепи рвался и на гостей зубы скалил, Хеймдалю – барана тучного, Идунн – яблоки моченые и сливы, Фригг – ячменных лепешек и молока парного, Одину – пива хмельного крепкого, дабы захмелел и добрее стал к новобрачным Всеотец.
Бросил руны верховный жрец хладирский Индриди, узрел судьбу, что Харальду и Ассе предназначалась, да до поры в сердце своем запер знаки богов пророческие, после решив рассказать, что выпало им, поскольку, хоть и было хорошим предзнаменование, но примешалось и к нему горечь небольшая: первой руна Уруз выпала, говорившая о счастливом завершении дел нынешних и скором развитии дел грядущих, о том, что коли достаточно усилий приложено будет – то многие начинания и замыслы воплотятся. Так истолковал это Индирди, что завершилось отрочество Харальда и ныне станет он мужем во всем зрелым, и успехов многих добъется, взяв в жены Ассу дочь Хакона. Следом же лежала руна Феу перевернутая – отчуждение, трудность, препятствия. Не ждало молодых счастье семейное, не по любви этот брак заключался, а от того - будет разлад в семье.
- Да поможет им Фрея, - произнес служитель Асов, третью руну в мешочек пряча. То была руна Ингуз, плодородие, а значит хоть и не будет любви меж супругами, народятся у них дети и род не угаснет.
Поднялся жрец с плаща расстеленного, повелел прислуге и младшим служителям в готовности быть, а сам в палаты усадебные последовал, где уже на высоком троне сидел Хакон конунг, а подле него и Асса стояла, смущенная обилием гостей пришедших. Не привыкла она к таким торжествам, но о том и конунг, и жрец старый знали.
Как и требовалось – у всех людей еще на воротах оружие гриди забирали, в сундуки крепкие запирая. Не убийц коварных боялись, а того скорее, как бы во хмелю не поубивали друг другах храбрые воины, коли ссора какая случиться, так же – разве что зубы повыбивают, да бороды повыдергивают.
Но вот трижды в дверь ударили, вошел в сопровождении Грютинга и Асбьерна, да жрецов волкоголовых, да телохранителей конунг Харальд, гордо голову поднявший, но не было во взгляде его ныне надменности, что замечали за ним последнее время. Дружески смотрел он на людей Хакона, людей – что скоро подданными его станут. Один раз лишь, пока шел, на Ассу он взглянул, и то – мельком, больше – на тестя будущего смотрел. Но вот в пяти шагах от трона остановился конунг, и медленно, точно нехотя, на колено одно опустился.
- Прошу я у тебя, Хакон, властитель Транделага руки твоей дочери Ассы, дабы стала она мне законной женой и хозяйкой всех владений моих, я же тебе сыном стану и верным другом Транделага.
Легко шли слова, не один раз их уже повторил Харальд, прежде чем солнце взошло, оттого и невыспанным казался, что ночью этой глаз сомкнуть не смог. Все же боязно ему было перед свадьбой, даже более боязно, чем перед сражением с Гандальвом в Лондире. Тогда по крайней мере он знал кто его враг и что делать надобно, а сейчас – главное держаться достойно было, чтобы видела знать транделагская: во всем велик агдирский конунг.
- Отдаю я тебе, Харальд Хальвдансон, свою дочь, - молвил Хакон, - и сердце мое счастьем при том полниться. Ибо, ведомо богам, что одного ребенка я при этом теряю, но обретаю сразу и сына достойного. Был дом мой пуст, и селилась в нем немощь да старость. Ныне же древо рода конунжьего новыми побегами обогатиться.
Выслушал то Харальд, и склонился пред тестем, как велел то обычай. Ведомо было агдирскому конуегу, что скоро Хакон его лишь владыкой повеличает. Но до той поры решил юноша вежество чтить и не дозволить гордости глупой да крови горячей праздник испортить. За гриднями молодыми Харальд велел старшим приглядывать, ну, а с собой. как он мыслил, достанет сил совладать. Тем более, что искренне радовались в Транделаге погубителю ярлов мятежных.
- Согласна ли ты, Асса, дочь Хакона, отдать свое девство Харальду агдирскому, быть ему верной женой и мудрой наставницей наследникам рода? – молвил меж тем годи.
Согласие девы ничего не решало, брак ее был заранее оговорен меж отцом да женихом. Но Асса и не думала упираться, что делать, коль боги, распределяющие таланты, не наградили ее горячей кровью да непомерной гордостью Гюды? Она чтила отца и не мыслила для себя прекословия выбору Хакона. Харальд – так Харальд. Д а годы ее наводили на мысль о покорности.
Дочь конунга Транделага молвила: «Да», - и залилась густой краской. Бонды и ярлы взревели в едином порыве, славя конунгов, кюну и новый род, под этой крышей рождающийся.
После был пир, и обильные жертвы богам. Кровь и пиво лились рекой, лишь немногие вои, в карауле оставленные, трезвость на том пиру сохранили.
Наконец, когда солнце уже сияло в полную силу в самом центре небесного свода, а многие самые горячие захмелели и свалились под лавки, или лапали служанок по темным углам, жрец Индриди позвал старого конунга и новобрачных во двор, к жертвеннику Тюра, у которого следовало клятвы принести в верности супружеской.
Впереди Хакон шел, за руку дочь свою ведя, а чуть поодаль Харальд, словно признавая ныне главенство тестя. На редкость мало выпил юный конунг за время пира, взор его еще чист был, в то время как шедшие позади него ярлы уже пошатывались. Сам же жених не на невесту свою смотрел, а все по сторонам больше, то привечая, что от других взглядов ускользал - вон двое хирдманов бранятся, вон слуги скатерть одну за углы берут, да всю посуду в нее, как в узел покидав уносят, а на стол новые кушания ставят, а вон на алтаре тюровом волк хрипит, кровию исходя. Ох - кабы так было, когда Фенрир асу руку откусил - быть может и не боялся бы никто Рагнарока.
Наконец остановились они у жертвенника. Наполнил жрец кубок медом хмельным, кровью волчьей сдобренным, посмотрел на тех, кто рядом стоял:
- Мед - то богов напиток и медведей, транделага хранителей, волчья же кровь горячая - то агдирского зверя удаль. Пусть же воедино как в чаше этой, все лучшее от Транделага и Агдира сольется.
Помолчал жрец, затем продолжил:
- Готов ли ты, Харальд перед лицом справедливого Тюра, перед лицом Фригг, да перед лицом Всеотца нашего Одина взять Ассу дочь Хакона в законные жены? А ты Хакон - готов ли дочь свою единственную отдать Харальду, сыну Хальвдана и назвать его сыном?
- Да, - ответил конунг Транделага, ни мига не медля.
Слушая жреца, Харальд смог наконец хорошо рассмотреть свою суженую: не красива, это первое, что промелькнуло в его голове. Эльдис была намного красивее, настоящая Фрейя по сравнению с этой. Да к тому же дочь Хакона уже не первой молодости - еще немного и ее лицо сморщиться от морщин, в этом конунг не сомневался, а его гриди за глаза ославят мужем кюны, ему в матери годной.
Если и правду говорили, что глаза - зеркало души, и в них можно увидеть потаенные мысли, то к Харальду это сейчас не относилось. В его глазах застыл триумф, а не разочарование внешностью жены. Что же - все в его возрасте (да и более зрелые мужи тоже) мечтают о девах, сравнимых красотой с дочерьми Одина, но он был конунгом, а значит в первую очередь должен был думать о получаемой от брака выгоде. Женитьба на дочери Хакона была выгодной - о том ему когда-то говорил Торлейв, то же Харальд понял и сам, понял - едва лишь увидел богатые и плодородные земли Транделага, способные прокормить все его владения. И не беда, что жена надоест ему уже вскоре после свадьбы, и он будет рад возглавить новый поход, лишь бы не видеть ее лица, некрасивого лица взрослой женщины с наивными детскими глазами.
Почему-то вспомнились рассказы бабки, о ее молодости. В них старая Асса часто говорила внуку о том, сколь ненавистен ей был ее муж - Гудред. С ничем не скрываемой злобой она вспоминала, как прогоняя ее, конунг водил на свое ложе продажных девок, даже ее собственных служанок, если они были хоть сколько-нибудь симпатичны. Один из этих рассказов навсегда отпечатался в памяти юноши:
"Приведи мне Хильд, - сказал как-то Гудред, узнав, что у его жены появилась новая служанка. - Сегодня я возлягу с ней".
"Я велю после избить ее плетьми", - отвечала Асса.
"То, что будет после - меня не интересует", - с усмешкой бросил законной жене дед Харальда.
Тогда, раньше юноша осуждал деда, и про себя говорил, что никогда так не поступит, но сейчас - похоже он начинал понимать старого Гудреда. Постылая жена, жена, взятая силой, жена, которая никогда его не любила - разве она могла хоть как-то удовлетворить властителя?
Похоже, сам того не желая, он пошел тем же путем, что и его дед. Но отец ведь был счастлив в браке!
"Хальвдан был женат на Рагхильде, твоей матери, - внутренний голос, холодный, рассчетливый произнес эти слова без капли жалости. - А она была красивейшей женщиной Норвегии, была и осталась до сей поры, не то, что твоя женушка".
Да, конечно он не убивал Хакона, не брал его дочь силой, как дед сделал с бабкой, но - ведь видно же, что не люб он Ассе, и идет она на это не в силах противится воле отца.
Но этот брак был выгоден ему, жрец требовал ответа, а Агдир нуждался в наследниках. Харальд вновь взглянул на невесту, и улыбнувшись ей, произнес:
- Согласен.
Жрец протянул юноше кубок, наказав отпить из него и передать невесте.
- Помните, вы дали клятвы богам, и коли нарушите их - навсегда может угаснуть славный род властителей, - сурово произнес Индриди.
Молодой конунг несколькими глотками опустошил кубок на две трети, а затем протянул его Ассе.
Харальд был полон достоинства. И показалось гридням, будто навет то, что невеста старше жениха чуть не вдвое. Конунг Агдира смотрелся мужем. не мальчиком, а асса смущалась, ну, как девченка. Воители любят сильных властителей. Служители битвы, они почитают силу и склоняются перед волей, а сын Хальвдана дал им и то и другое. Хакон смотрел на зятя - и радовался, что тот так быстро нашел краткий путь к сердцам транделагской дружины.
Обряд был завершен, и молодые направились в специально сооруженную домину, провожаемые пожеланиями и напутствиями. Некоторые из особо откровенных советов заставляли пылать щеки Ассы. Харальд держался увереннее. Хакон и Грютинг заранее постарались, чтобы жених не оплошал перед невестой, познакомили его перед свадьбой с таинством служения Фрейру, подобрав опытных и покорных рабынь. Ибо что может быть менее угодно богам, чем муж, оплошавший перед невестой?
Дверь домины затворилась за молодыми супругами, и праздненство продолжилось с новыми силами. Много рогов было осушено за счастье новой семьи, за доблесть Харальда да благоволение асов и ванов. Под конец даже Хакон, неутомимый за праздничным столом. начал слегка путать слова, произнося речи заздравные, правда, к моменту тому добрая треть приглашенных гостей и вовсе с лавок попадала.

Сарасберг
Кюна Рагхильда

Сон туманом ядовитым охватил сознание кюны, и полетели перед взором ее картины жуткие и душу леденящие.
Видела она край свой родной, деревни родные и народ свой. Но то, что творилось с ними, ей видеть вовсе не хотелось.
Горели деревни, горели дома, горела земля и люди, что топчут ее. Казалось, даже небо съежилось и почернело, как кожа, от языков пламени, поднимающихся к нему.
Повсюду были крики и стоны, плакали дети, захлебываясь то ли своей кровью, то ли кровью защищающих их родителей.
Шла охота, шла война волков с овцами.
Людей гнали в воду и там совершали какие-то обряды, а тех, кто отказывался, резали, жгли, вешали и распинали. Все были подавлены, смяты, отданы на растерзание другому, новому богу.
Вот какие-то солдаты держат вырывающегося мальчишку и, избивая его на ходу, ломая ему руки и пальцы, тащат его к кресту, чтобы там он погиб мучительной и страшной смертью, а вот еще толпа этих зверей окружила кого-то, и из самой середины ее слабый женский голос, больше похожий на скуление раненой собаки, почти без надежды просит богов о помощи.
Но что же? Что самым страшным было в этой картине ужаса и смерти? То, что солдаты тоже были детьми этой земли! Те, что еще вчера славили языческих богов, а теперь стоят со своим конунгом (тогда Рагхильда ужаснулась больше всего- конунг так напоминал ей Харальда!), а на шеях их блестят большие серебряные кресты. Сейчас бы таких не задумываясь распяли бы или отдали в жертву Одину, но нет, эти не скрывают крестов, а те, у кого их нет, насильно подвергаются ритуалу чужой веры.
Все это казалось настолько ненастоящим и в то же время настолько реальным, что даже во сне Рагхильду затрясло.
Тогда она проснулась. Это был не просто сон, это был один из тех, что посылали боги Вещей Деве. И от этого еще страшнее стало Рагхильде.

Одна за другой, отгремели в Транделаге три свадьбы - и столь роскошного торжества не знала еще норвежская земля. Ни один гость не ушел обижанным, никто обделен не был хозяйским вниманием и сладким вином. Много дорогих подарков получили в те дни и Харальд, и супруга его, и старый Хакон, и Грютинг, своим ставший в Транделаге после того, как с конунгом породнился и дочь ярла знатного в жены взял.
В Мере же к еще одно свадьбе готовились. Гандальв конунг прибыл ко двору Нёккви, дочь его младшую в жены взять, и хоть с почестями встречали владыку Альвхемара, не была рада невеста такой женитбе, не о таком муже она мечтала. Попробовала отцу своему перечить девица, но пригрозил Неккви что из дома ее выгонит или бонду какому отдаст, и смирилась его дочь с судьбой своей.
Брюнольв, лендрман Халагаланда, решил пленника своего, Хрута Харальду на суд отдать и тем его расположения добиться, поскольку видел хитрый землевладелец, что велика удача молодого конунга, и тех, кто добром к нему на поклон не придет, он потом силой оружия склониться заставит.
Временем тем Сульки, властитель Рагаланда над захваченными землями поставил конунгом своего брата Кьятви Толстошеего, заповедовав тому обещания, бондам данные в точности исполнить. Все рабы бывшие и перебежчики земли получили, у законных хозяев отнятые и платить дань обязались Кьятви, Агдир же Западный стал отныне частью Рагаланда, и все, кто были верные еще Харальду конунгу, прочь с тех земель бежали, а владения их забирали себе траллы и карлы, предательством богатство получившие.
Гренланд от самой усадьбы конунжей и до границы с Вестфольдом достался Хроальду Понурому и тот присоединил его к Теламерку, точно так же, как Наумдальские братья захватили Хрингарики, древнюю вотчину Гутхорма ярла.
Тех сил, что были у лендрмана Торварда, хватило, чтобы сдержать дальнейшее наступление рагаландцев, да Сульки и сам не спешил с новыми завоеваниями, зубы едва не обломав на датских укреплениях. Там же, в Гокстаде, древней усадьбе Гудреда конунга, ожидал лендрман и Ассу кюну, дабы приняла он под власть свою Вестфольд, да всех беженцев из Агдира и Гренланда, какие не ждали милости от захватчиков, но с оружием в руках собирались утерянное вернуть. Дурные воспоминания Гокстад усадьба Ассе навевала – о муже ненавистном, о ссылке позорной, да только знала старая кюна, что кроме нее некому будет там править. Не невестке же власть давать, да не наместникам этим, что лишь о своей выгоде думают. Законная кюна править должна была там.
Горм и даны его, вместе с Асгаутом да другими воинами к Сарасбергу причалили на кораблях, туда же доставив Ассу кюну. Решено было, что когда отдохнет правительница да в Вестфольд отправится, с ней часть войска пойдет.
Асгейр ярл, дружину собрав, выступил к Раумарики вновь, чтобы сталью отплатить за гостеприимство тем, кто воев альвхеймарских из земли той прогнал.
Эйрик конунг свеев, войско свое к границам Вингульмерка подвел, вперед соглядатаев выслав, дабы они слова Аки бонда подтвердили, да узнали, правда ли легко землю эту покорить можно будет. После битвы вермаландской, где его передовые отряды бонды разбили, осмотрительнее стал Эйрик, да в единый кулак армию свою собирал для удара сокрушительного.
Недолго Харек праздновал свой успех. На следующее утро отправил он гонцов к ирландцам. чтобы сообщили им про успех его миссии, и чтобы шли они в усадьбу, и гонца к Эйнару, а сам послал вестников к морским конунгам с ультиматумом - либо они клянутся ему в верности, либо их ждет смерть. На четрвертый день повстречали гонцы его людей Эйнаровых, и в конце недели добрались до Харека вести худые, что свеи пришли из Вермаланда и на границе Вингульмерка уже стоят, да войско у них несметное. Эйнар же с дружиной своей к озеру Эйн выступил, дабы с другим врагом, гораздо более лютым сразиться. С Асмундом Кровавым, что из Хейдмерка пришел и через Эйн перебравшись, желал огню и мечу владения ярла Эйнара предать…


Тяжко монаху последние слова давались, разрывала боль давняя старческое сердце, и вздохнув тяжело, отложил он перо, да пергамент отодвинул от себя. Дал отдых усавшим рукам, размял сохшиеся, костистые пальцы. Когда-то эти ладони держали меч – а теперь едва могут удержать старческий посох.
Он медленно поднялся, оправляя седую бороду, и вновь вздохнул полной грудью. Ему необходима была небольшая передышка, дабы потом, с новыми силами написать финал той кровавой драмы, что много лет назад вихрем огня и стали пронеслась по его родным землям.