Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

Вингульмерк. Эйнар и Эйрик
С Кошкой

К полудню для следующего, порядками ратевыми подходили к Гиллисбергу воины Эйнара и Харека, что с кораблей сошли, ибо перегородили реку свеи и не было возможности по ней до усадьбы добраться. Знали теперь все, что за костры горели возле селения - то не союзники, а враги жестокие грелись. Видели уже заместо креста над Гиллисбергом знамя Эйрика Свейского и Гаутского, да его ярлов стяги - Молот Черный, Вилы Наточенные, Росомаху и Ястреба. Много воинства было у захватчика коварного, но верил еще Эйнар в удачу свою и друга своего Харека, что ни одного поражения не потерпел за жизнь свою долгую.
До Эйрика же быстро сведения дошли о том, что возвращается ярл Вингульмерка с ратью своей. Войска, что конунг свейский возле Гиллисберга расставил собраны были - но не все, остались воины, чтобы за порядком следить в поселении - и выступили дружины под свейскими знаменами вперед, Эйнару навстречу: может, на битву, а, может, и просто разговор держать. Раз уж так повезло свеям, что плененная супруга Эйнара у них, авось и удастся договориться.
Сближались дружины - в каждой сила немалая. Коли сойдутся не на жизнь, а на смерть, так будет пир воронью на долгие недели. Впереди Эйнар однорукий ехал, а подле него Ратибор и Оттар, Харек же своей ратью верховодил, что хоть и шла вместе с вингульмеркцами, но все же обособленно, дабы в случае битвы с двух сторон можно было по врагу вдарить.
Вскинул руку ярл христианский, повелев дружине своей остановиться, да сам немного вперед подался со знаменем лишь и полководцами своими. Говорить хотел перед битвой, хоть и разрывалось сердце его от боли, церкви увидав остов обгоревший.
Увидев, что выехал вперед Эйнар ("Вот она, рожа предательская" - Свен прорычал глухо), Эйрик тоже войско остановил, да лишь с дружиной своей и верными помощниками - Вальгардом и Свеном - приблизился к норвежцам.
- Здравствуй, Эйнар-ярл, - с усмешкой молвил конунг. - Видишь, как опасно землю свою оставлять - не успеешь оглянуться, а там уже другие правят.
- Явил ты вероломство, Эйрик-конунг, - спокойно ему ярл отвечал, хотя и бушевала в душе буря великая и жаждал он покарать за деяния подлые свейского правителя. - Без объявления войны, без вызова напал на земли мои, клятву свою же нарушил, людей моих в усадьбе погубив. Неужели считаешь, что твои боги тебя простят за такое?
- А что за клятва, если дана она иноверцу? - молвил Эйрик. - Мои боги меня простят, ведь я предателей веры истинной покарал. А ты, Эйнар - ты отрекся от Одина, потому прощения у богов придется тебе просить, когда попадешь ты в Валгаллу.
- Ваши боги - мертвые истуканы из камня и дерева, - покачал головой Губитель Заговоренных. - Мне доводилось убивать тех, кто якобы был защищен силой Одина, и они были не сильнее обычных людей. Твоя вера - лжива и таков же ты сам, Эйрик-конунг. Лишь приняв сердцем Бога Живого, можно обрести мир. Я этот мир обрел здесь, в Вингульмерке.
Он вновь окинул взглядом руины домов, черный остов церкви, усадьбу с чужими знаменами.
- Ваши боги требуют лишь крови и захлебнутся в ней, как и все те, кто эту кровь проливает! - Добавил Оттар.
- Но удача покуда на нашей стороне, что бы ни рек ты о богах, которым мы молимся, - снова усмехнулся Эйрик. - Вот и мир, который якобы обрел ты, рассыпаться уж готов прахом. Не знак ли это свыше? Может, кто-то из нас двоих и ошибся верой... но боги сами за нас решат, кто именно. Впрочем, ежели будет толковать об этом, и за три дня с места не двинемся, а ты ведь, как и я, не стоять да языком трепать попусту пришел сюда.
Кивнул Эйнар, была правда в словах вражеских, а потому и херсиру Рваному знак сделал помолчать.
- Скажи Эйрик, дороги ли тебе жизни людей твоих?
- Конечно же, дороги - каждый воин ценен, сколь бы много их не было.
- Уходи с земли моей конунг, коли так, - твердо произнес Эйнар. - Возьми, что награбил и уходи. Видишь же - велика моя дружина и многие свеи падут, даже если и сумеешь ты верх одержать. Не сумеешь ты закрепиться в Вингульмерке, Эйрик, так что добром прошу - уходи.
Он вздохнул, дух переводя, не шли сейчас к нему слова добрые, с трудом произносил он их, тела повешенных вспоминая, каких с деревьев они снимали к Гиллисбергу подходя.
- Готов я тебе простить все обиды и с миром отпустить, если уведешь сейчас людей своих. Подумай, конунг - скольким людям жизни сохранишь, скольким матерям сыновей вернешь, женам - мужей, да детям малым отцов.
- Христианин... - покачал головой конунг. - Что, с Асмундом так же сражался - уговаривал его воинов поберечь?
Оглянулся Эйрик на рать свою, на дружинников верных.
- Коли биться будем, даже если победу не одержу я - то Вингульмерк в крови утопить обещаю. Неважно, в своей, в твоей ли... Ты только не забудь, ярл, что в плену у меня супруга твоя, что дитя во чреве носит. Твое дитя-то? Коли так, в первую очередь о нем ты задуматься должен, и глупостей всяческих мне не предлагать. Признай за мной Вингульмерк, ярл, и конунга своего заставь его за мной признать. А покуда не сбудется это - Сигрун я буду в плену удерживать. Захочешь прорваться сквозь войска наши, освободить жену свою, свеев победив - не выйдет это у тебя. Как только до воинов, что там остались, весть дойдет о том, что ты возвращаешься - они убьют ее, обещаю. Ее, ребенка... Подумай, надо ли тебе это.
Скрипнул зубами Губитель Заговоренных, всякой подлости ожидал он от язычника, но такого - нет. Как можно женщину и дитя невинное погубить? Только у такого подлеца, как свейский конунг мысль могла появиться эта. Но сдержал ярость ярл, не дал волю гневу - что проку сейчас словами бранными швыряться, когда Сигрун в плену у свеев, когда жизни ее и ребенка на кону.
- Далече конунг мой, - произнес Эйнар, наконец сумев с мыслями собраться. - Не один месяц до него весть эта идти будет, а без воли его не могу я признать Вингульмерк твоим, даже если и захочу того. Мне он Харальдом пожалован был.
- Ну коли Харальд далеко, так Рагхильда-кюна, мать его, всяко ближе будет, - возразил Эйрик. - Ее слово, верно, тоже многое значит. Ты передай ей, как дела обстоят - скажи, мол, свейский конунг, будь он трижды проклят, посмел беременную женщину в плен взять. Рагхильда тоже ведь женщина, уж она все поймет...
Он действительно издевался, чувствуя власть свою над ярлом в этот момент. Вспомнил на миг о собственной жене, задумался - а если бы Сванхильд и детей вот так захватил кто? Но тут же отогнал эту мысль. Враг - на то и враг, что против него все средства хороши.
Покачал головой ярл, не по нраву ему было решение такое:
- Не пойдет на это Рагхильда, лишь даром время потеряно будет, - отвечал он, хотя заметно ослабел его голос. - Назови цену любую, конунг, я за злато у тебя супругу выкуплю.
- За злато? - рассмеялся Эйрик. - Ты думаешь, в казне моей золота нет, что я согласиться должен? Не забывай, с конунгом разговариваешь. Нет, мне оно и даром не нужно, Однорукий. Я от тех условий, что предложил, отступаться не намерен.
- Когда-нибудь ты пожалеешь о своих словах, Эйрик-конунг, - вздохнул грустно Губитель, коня поворачивая. - Бог нас рассудит.
Зло зубы сцепил Оттар, что-то произнес тихо Ратибор, но понимали оба, что покуда в плену госпожа их, не станет сражаться Эйнар.
- Дозволь тела наших убитых забрать и похоронить как подобает, - произнес воевода, когда ярл его уже уезжать собрался.
- Забирайте, - безразлично Эйрик обронил. - Хоть что-то тут вашим осталось.
Вернулся конунг к войску своему, ликуя в душе - Эйнар сломлен был, а значит - окончательно побежден.

Леса Согна. Сольвейг и Альвир
(С Тельтиаром)

Две недели минуло с той поры, как Аудмунд купец привел Сольвейг к скрывавшемуся в лесу Альвиру Хнуве. Велика радость была влюбленных, что встретились они, однако и об осторожности забывать им не следовало. Братья Сольвейг желали погубить скальда и их люди рыскали по всей округе, а потом надобно было им тогда бежать прочь от Гаулара. Аудмунд указал им дорогу к одной лесной избе, в которой раньше жил кто-то из его слуг и сказал, что там они могут переждать некоторое время.
Долог и тяжел был влюбленным путь до домины той, однако преодолели они его и жить там остались, ожидая вестей от купца.
Тяжело из отчего дома уйти. В лесу жить тяжело, особенно если привык к богатым оружием завешанным стенам, к услужливым рабыням, если ни руки в студеной воде не ломишь, белье отстирывая, ни горшок тяжелый не поднимаешь, а уж нарядов – не каждую неделю меняй, фибулами серебряными закалывай.
Ничего не замечала Сольвейг, и с радостью жизнь новую принимала. Не нужны были ей кушанья богатые – речами милого сыта была; не нужны меха да обручья кованые – песни Альвира дороже были. Одно тревожило, что поперек воли отца пошла, гнев его и братьев навлекла, богов прогневила, да и не будет покоя на родной земле, до самого моря дойди. Потому нет-нет, да нападала на Сольвейг печаль, садилась тихо к окну и шила, с тоской за окно глядя: не спешит ли гонец от купца с хорошими вестями – да не несут ли йотуны братьев.
Да и Альвир тому рад был, что любимая с ним, но, хоть и привычен стал к работе тяжелой, покуда у Аудмунда находился, а все же уставал сильно - немного было у них запасов тех, что купец им дал, а в лесу пропитание найти нелегкой задачей стало. Да и сам скальд с грустью родной дом вспоминал, отца и брата, что от него отрекся, когда Хнува супротив воли отцовой пошел. Вспоминал он и Квельдульва старого, который его лучше других родичей понимал. Хотелось к ним поскорее вернуться да с невестою. Был уверен Альвир - примут дочь Атли Тощего родичи в семью как родную, не убояться гнева ярлова на своей земле. Но до той поры ждать следовало, пока не прекратит поиски ярл - повсюду люди его, везде разъезды конные, да соглядатаи. Заметят они, прознают где он скрывается - и все, прощай жизнь.
Темно было в тот вечер, необычно темно, рано слишком, лучина тусклая дрожала, света ее больного не хватало, чтобы нитку в иголку вставить. Отложила Сольвейг работу, вздохнула шумно.
- Клен струны, солнышко, может, простили нас в Гауларе, может, зря мы тут прячемся, будто слепые хорьки? Давай вернемся к людям? И отцу твоему буду я послушной дочерью? – протянула руки доверчиво, белые руки, от холода загрубели, а были мягкие, что лебединое крыло. – Что за дело до нас Аудмунду? Занятой он человек, завертелся, знать, некогда ему весточку подать. И без того много помог, до конца жизни, в чертогах Хель долг отдавать – не отдадим.
Обнял девушку Альвир, прижал к сердцу своему и прошептал ей ласково:
- Разве может вяз копий слово брошенное назад взять? Изгнанник я в Согне по воле ярла, а братья твои обещали с меня голову снять и чашу из черепа сделать, - поцеловал в ушко любимую скальд, вздохнул тяжело. - Не будет нам покоя в Гауларе, не простит меня Атли - но переждем до лета жаркого и в Фиорды направимся.
Села Сольвейг потерянно, с горечью справиться не в силах.
- Да, да, все ты говоришь, верно, да только.. – подняла на милого глаза, руку обняла. – доживем ли мы до того, как зацветет на холме липа? Страшно, страшно мне, и в лесу оставаться страшно, ну как уйду за хворостом, и медведя потревожу.. да и домой. – порывисто обняла Сольвейг скальда, прижалась доверчиво. – Как вспомню, что отец меня выдать хотел, пусть за славного воина, да против воли – словно хримтурс дохнет, так и опалит морозом. Не будь тебя – в волны бы, к Ньёрду в служанки бросилась – но как без тебя в его дворце жить буду? Тобой только и дышу, твоими словами только и живу. Скорее бы лето настало… а не послать ли Аудмунду весточку? Расспросить, что в фиордах делается?
- Не пущу я тебя к Аудмунду и сам не пойду, - головою покачал сын Кари старого. - Если узнает кто, так худо будет.
И снова тихий-тихий вздох, как вздыхает, погаснув, лучинка. Сольвейг спрятала лицо в ладонях любимого.
-Спой мне. Спой о том, как прилетают ласточки. Как на снег ложатся синие весенние тени, как неслышно человеческому ухо поет новенькая легкая снекка, не плывет-летит, едва касаясь волн..

Сообщение отредактировал Сигрид - 11-10-2007, 22:01

Вигульмерк. Харек и Эйнар
Со Скальдом

Мрачным вернулся Эйнар к рати своей, да приказав Ярославу погибших у свеев забрать и погребение честное им обеспечить, сам к Хареку коня повернул. Совет ему требовался мудрый и знал он, что ни Оттар, в битву рвущийся да отомстить свеям желающий, ни Ратибор, полководец умный, но в дипломатии мало смыслящий, не помогут.
С тяжелым вздохом спешился ярл перед конунгом Ранрики, поникли плечи его могучие да взор потускнел. Не таким уезжал он на переговоры со свейским конунгом, да совсем разбитым вернулся. А дружина на рать выстроившаяся лишь приказа его ожидала, дабы в бой пойти за землю свою, за церковь сожженную, за убитых.
- Вижу я, нелегким был разговор со свеями, - сказал Харек, увидев приближающегося к нему Эйнара. - Что ты узнал?
- Сам ты, друг мой, видишь, что творится здесь, - отвечал Губитель Заговоренных, но голос его глухо звучал, почти безжизненно. - Не хочет добром земли отдавать свейский конунг, но и битвы честной не желает.
- Я удивлен, отчего он сразу битву не начал. -сказал Харек. внимательно рассматривая Эйнара и его спутников. - Ведь войска у него больше нашего в втрое, и это когда посевной сезон в разгаре. и многих бондов по домам нужно отпускать. Даже я, зная что нужно побольше войска. не решился всех бондов из своих владений забирать, иначе осенью будет нечего собирать с полей.
- У него хирдманы со всей свейской земли, и со всего Готланда и из Вермаланда, - покачал головой ярл вингульмеркский. - Сильная рать, опытная, хоть и мало битв на их долю выпало. А не нападает он оттого, что держит у себя жен и детей наших воинов, и Сигрун у него.
Тяжело слова давались Эйнару, едва мог он произносить их, все о судьбе жены размышляя:
- Негодяй этот обещает убить ее, если я силой вернуть себе Вингульмерк попробую.
- Тогда... Придется договариваться. Я бы попытался под покровом ночи пробраться в селение, освободить Сигрун и наших людей. кто попал в число пленных... А тем временем устроить переполох, поджечь свейский лагерь и само селение и устроить ночной бой... Но у меня самого мало людей, которые прошли Раумарики и Хригнасакр... И со мной нет финнов, которые умеют красться бесшумно...
- А мои люди - бонды в основном, мала дружина отборная, свеев же немало и крепки стены усадебные, - покачал головой Эйнар, руку положив на плечо Хареку. - Благодарен я тебе друг, но не хочу людей напрасно губить. Господь смотрит на нас с небес, что скажет он, когда настанет наш черед покинуть этот мир, если будем жизнями людским играть так?
- Ты так просто готов сдаться? -вспылил Харек. - Уйти, оставив жену в руках свеев? Нет уж. Они уже показали свое вероломство. Им нельзя верить.
- Если мы останемся здесь - он станет убивать наших людей, - огрызнулся Эйнар, тяжко ему было, не мог он уже себя держать в руках. - Пусть забирает себе Вингульмерк, лишь бы они остались живы! Харек, вспомни, Сигрун ждет ребенка! Моего сына, я пятнадцать лет ждал наследника и теперь не могу рисковать его жизнью!
- Тогда... Я думаю, нам нужно проявить твердость... Например, выкрасть его самого... И заставить выпустить твою жену и всех наших людей...
- Как ты себе это представляешь, Харек? Он сидит в моей усадьбе, окруженный десятками стражей!
- Но не сотнями. - заметил Оттар. - А раз так, то у нас должен быть шанс. Например, выманить его под каким-нибудь предлогом. Допустим, изобразить посольство. Ты, Харек, кажется удачно сделал нечто подобное в Ирландии.
- Оттар, - одернул его ярл. - Если у нас не выйдет - он убьет Сигрун! Харек - что бы ты сам сделал, если бы он удерживал у себя Гиллеад?
- Убил бы его на месте. - просипел Харек сквозь зубы. - Или сразу бы захватил его в плен.
- И ты не боишься, что его люди убьют ее?
- Потому что он н все равно ее убьет, рано или поздно. -сказал Харек. - Что ему стоит?
- Ему нужен Вингульмерк, - произнес Эйнар. - И он знает, что сможет получить землю, лишь оставив ей жизнь, иначе, я сам утоплю его в его же крови!
Впервые видел Оттар ярла столь разъяренным. Точно и забыл Эйнар, что крест носит на груди, таким гневом очи его пылали.
- Тогда... Пусть вернет Сигрун , и с ней всех наших людей, кто захочет за ней пойти. На наших глазах. Иначе не видать ему Вингульмерка... К тому же, ты только за Скауном этой землей владеешь, а на том берегу Асгаут ярл со своей ратью из Винугльмерка, Вестфольда и Эстфольда.
- Я пытался договориться с ним на этих условиях, - протянул Эйнар, приняв из рук воина одного копье, и оперевшись на него. - Но Эйрик желает, чтобы Рагхильда или Харальд подтвердили, что отныне эти земли принадлежат ему. Моего слова свею мало.
- Рагхильду он сам не видел. - сказал Харек. - А потому мы его можем провести. А тем временем... Сообщить ей, что свеи вероломно напали, без объявления войны, и земли наши заняли, пока ты Асмунда усмирял.
- А кто Асмунда взрастил? Торлейв с Асугаутом - напомнил Оттар.
- Да только пес этот себя конунгом объявил самозванно, - поспорил Эйнар. - Но скажи, Харек, добились ли успеха гонцы твои, что к Рагхильде отправились?
- Пока никаких вестей от них. Да мы и не дожидались гонцов своих. Едва ваш гонец к нам с вестями про Асмунда прибыл, я сразу собрал всех, кого мог за день собрать, и отправился тебе на подмогу.
- Хорошо иметь такого друга, как ты Харек, - улыбнулся ярл, даже в глазах его теплота вновь появилась, не смотря на испытания тяжкие, что ему выпали. - Сам я отправлюсь к Рагхильде, дабы усыпить бдительность Эйрика и поддержкой ее заручиться, ты же свой план попробуй в исполнение привести, коли получиться - до конца дней твоим должником останусь.
- Уж мы ему устроим, - потер ладони Оттар.
- Нет, Оттар, ты со мной поедешь, - осадил его ярл. - Горяч ты для дела такого, так что заместо себя я Ратибора оставлю.
- Главное женщину найти, которая статью и манерам знатной будет. А уж агдирские знамена и стяг с хригнарийским оленем мы как-то раздобудем, - сказал Харек.
- Уверен - у тебя они еще сохранились, - улыбнулся Эйнар, проходила тоска его. - И скажи мне еще - есть у тебя в войске священник?
- Нет, - ответил Харек. - Тот что у ирландцев был, так в Ранрики и остался. А те кто со мной из Камбрии и Нортумбрии пришли, те сами по себе.
- Надо Асмунда крестить, не хочу откладывать дело это.
- Отправьте его в Гардарики. - Сказал Харек. - Здесь эту змею нельзя оставлять. Я бы его казнил за все злодейства. Или Рагнхильде отдал, да уж незнаю - вдруг Асгаут найдет, чем его обелить перед кюной.
- И отправлю, но сначала при мне пусть крест примет, - твердо Эйнар произнес.
- А еще лучше, чтобы далеко не ходить, в Хедебю его отправить - сказал Оттар. - Там и храм есть, и священники. Уж они решат, что с ним делать. А крест пусть примет. Чтобы не посмел снова какую-то гадость нам устроить
- Вон река есть - пусть заходят все, кто креститься хотели, - то уже Ратибор добавил. - Ты их, ярл, мечом своим крести, тем у которого в рукояти мощи святые спрятаны.
- А я пока в селения пошлю... - сказал Харек. - Может на том берегу среди жен хельдов найдется добрая женщина, которая нам помочь согласится.

Земли английские. Конунг Гандальв.

Вои альвхеймарские налегали на весла, и драккары медленно плыли вверх по реке. Непогода, заставившая Гандальва задержать возвращение, временно уняла свою ярость, и викинги с интересом смотрели на берег. То тут, то там по дороге взгляд упирался в развалины: англы старались держать воду под денным и нощным надзором, зная, как любят норвежцы да даны нападать с водной глади, но не помогло то им удержать эту землю. Проводник, Снорри назвавшийся, с удовольствием хвастал подвигами Ивара – ибо слава вождя всех людей его бликами освещает. Немало слов было сказано им и про самого Рагнара, что когда-то дошел до градов франкских, собрав там обильную жатву мечем. По словам Снорри, Рагнар Кожаные штаны как раз возвращался с добычей, когда боги отвратили свой лик и позволили ему сгинуть в полоне. При словах этих юнец, еда вошедший в воинский возраст, глазами сверкал да меч сжимал дланью. Видно было, что рода хорошего и в битве обузой не будет. Гандальв сего слушал – да внешне оценивал.
«Хорошие вои у датского конунга. Сразу видно: не слабосильные да не трусливые. Викингу, что таких вот мужей из мальчишек воспитывает, руку пожать не зазорно».
- Элла, муж слабый да низкого рода, которого англы тогда над собою поставили, Рагнара Вальхаллы лишил. За то господин мой да братья его короля покарали примерно, да взяли себе его земли. С тех пор было здесь много битв и двигалось войско наше все далее. Жены саксов устали уже оплакивать воинов. Сейчас государь Ивар с братьями владеет здесь большими угодьями, а скоро, с благоволения Тора, и над всей землей встанет.
- Радуется сердце мое рассказам про доблесть Ивара да удачи военные, - отвечал на то Гандальв. – Буду рад я с ним встретиться ибо земля велика да мужами великих достоинств взор редко радует.
- То заповедано Хеймдаллем, что рабов да крестьян всегда больше, чем ярлов, - важно ответил юнец. Явно было, что себя он относит к роду высокому, и конунг Альвхеймара не спешил то оспаривать. Снорри и впрямь был похож на младшего сына, которого строгий отец, по обычаю, отправил в поход.
Впереди у альвхеймарцев был Бристоль, и Гандальв был уверен, что Ивар Рагнарсон уж ждет их прибытия. Даны не взяли бы эти земли у саксов, не будь умны и хитры: у них наверное способ был быстро весть донести.
И впрямь: голубь ручной уж спешил к датскому конунгу…

Вингульмерк. Эйнар и прочие

Не бросал на ветер слов ярл Вингульмерка - по приказу его все, кто желал в веру правую обратиться доспехи скинули и в реку вошли, было их не меньше четырех сотен человек - все больше те, кто раньше на стороне Асмунда воевал, а кроме них и некоторые из дружины Эйнара, кто не крещеные еще были. Асмунда же самого двое воинов в реку внесли, так как тяжело ему ходить было, да неприязненно он смотрел на окружающих, хотя и не сопротивлялся.
Встал на берегу сам ярл, поднял меч свой рукоятью кверху, да осенил знамением крестным их, так что на лезвии лучи солнечные заблестели.
- Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, - завершил крещение Губитель Заговоренных. - Выходите из вод, братья во Христе!
Вышедшим кресты подарили деревянные, только что вырезанные - не было сейчас ни серебра у ярла, ни даже меди, лишь деревянные крестики на веревках простых мог он людям дать. Но те понимали тяготы ярла своего и с благодарностью этот подарок принимали.
Лишь Асмунду надел Эйнар крест серебрянный, на цепочке тонкой - раньше отцу Григорию крест этот принадлежал, теперь же хотел ярл, чтобы вера этого святого человека, принявшего смерть от язычников, передалась Асмунду. Тот лишь зубами скрипнул.
- Не забывай, клялся ты, что в монастырь уйдешь, - напомнил ярл.
- Как только в Норвегии монастыри появятся, - сплюнул сын Альхейма.
- В Дании уже есть, - покачал головой Губитель Заговоренных. - Туда и отправишься. Эй, Ратибор!
- Да, ярл, - воевода подле оказался.
- Стереги Асмунда до той поры, покуда не вернусь я.
- Не сомневайся, ярл, никуда он не денется.
- И за людьми его приглядывай, - добавил Оттар. - Хоть и крестились они, а доверия у меня к ним ни на грош.
Кивнул Ратибор, а вскоре уже попрощался с ним Эйнар да с Хареком и поспешил в Сарасберг во главе отряда небольшого в две дюжины воинов всего. Остальная же рать лагерем встала в переходе одном от Гиллисберга, дабы дальше не дать свеям пройти и план хитрый Харека Волка в жизнь претворить.
Но о том, удалось ли им это или же нет, не знал Эйнар, коня загонявший, дабы поскорее к кюне прибыть. Три дня спустя увидал он вдали усадьбу конунжию, в которой когда-то подарил ему Харальд Вингульмерк во владение за помощь в сражении против Гандальва. За битву ту, в которой потерял он руку, а Сигрун защищала Рагхильду от воинов Серого Конунга, когда там творила свое чародейство.
Должна кюна помнить службу верную и то, как не единожды спасали ей жизнь и Эйнар сам и супруга его. Должна помочь ему в беде, должна понять его, если у Харека не выйдет ничего.

Земли норвежские. Хаки Гандальвсон.

Пока корабли властелина Альвхеймара бороздили английские воды, его младший сын, потерявший и имя и род, шел по следам ярла Кровавого. Знал Хаки про планы лихие самозваного конунга и ожидал поле битвы увидеть. Хоть и не любы ему были агдирцы да прочие вассалы Харальда, но в деле этом к ним более сердце лежало. Довольно смотрел бывший конунжич на непотребство, Асмундом в селеньях творимое. Словно зверь в ярла вселился – так лютовал, не давай пощады ни женщинам на сносях, ни детям. Любой, кто дерзнул властелина Кровавого словом не приголубить, аль взором дерзким ожечь вмиг пищей ворон становился.
А этот день вышел Хаки на поле, следами истоптанное. Взор охотника цепко впился в траву, читая знаки событий с той легкостью, как родовые знаки на стяге. Трава говорила, что Асмунд встретил здесь рать чужую. Но тщетно альвхеймарец искал взором след битвы: видимо было, что гридни просто стояли напротив друг друга, смотря. Хаки вдруг вспомнил свой поединок с Харальдом, отдавший Саросберг в руки Агдира – и поспешил ту догадку проверить. И впрямь: битва была, но лишь предводители меч обнажили. Кто победил? Альвхеймарец стал всматриваться вдвое внимательнее. Пришли с разных сторон – а ушли в сторону от воев Кровавого, причем один шел сам. А другого, видать, на руках утащили. Значит, Один не дал Асмунду ратной победы. Хаки улыбнулся довольно: мудрость Высокого смертному непредставима, но в этом бою он, видать, глаз единственный с поединщиков не спускал. Оставалось узнать, кто был тем воем, что заборол самозванца. Хаки встал на ноги, штаны отряхнув да к селенью направился. Слухом земля полниться: уж вестимо, бонды знают кто с кем ратился неподалеку. А, ежели знают, то язык во рту не удержат: крестьян слишком манит мир воинский, мир острых мечей и блестящих кольчуг. Сын Гандальва на битвы уже насмотрелся. Но – не мерить же всех той же меркой.

Сарасберг. Торлейв, Асгаут и братья Вебьернссоны.
С Тельтиаром, да хранит его Фрейр!

Обещал Торлейв братьям Вебьернссонам, что скоро узнают они что-то - уж о чем точно жрец толковал, даже Сигтрюгг только догадываться мог. Только когда слуга в барак заглянул да передал, что жрец их к себе в хижину просит, они и подумали - сейчас-то и откроется им все.
- А может, и не о том вовсе речи он поведет, - возразил Халльвард брату, когда шли они к отшибу, где обитель жреческая располагалась, далеко от деревни.
- Нутром чую, так и будет, - упирался Сигтрюгг. - И как всегда мы за чем-нибудь понадобимся.
- Не привык еще? - рассмеялся Халльвард. - Так мы за тем и здесь, Харальду-конунгу служим. Ладно же...
И постучал он в дверь, дав знать, что пришли они, а после приоткрыл ее:
- По просьбе твоей явились, Торлейв-жрец! Дозволишь зайти?
- Да уж заходите, заждался я, - отвечал на то Торлейв, на полу сидючи. Была хижана жреческая не столь просторна как изба его бывшая, да только покуда в опале находился, пришлось комфортом пожертвовать. Зато уважение к жрецу возвращалось постепенно, пусть и любили припомнить похождения его селяне, да только Фредрика стараниями на нет слухи эти сходили.
- Спешили как могли,- вздохнув, соврал Сигтрюгг, вместе с братом внутрь входя. - По какому же делу ты вызывал нас, почтенный?
- Да по какому он вас мог вызвать, - хмыкнул из угла темного Асгаут ярл, что до этой поры незаметен был. - Все одно на уме у жреца...
- Не дерзи, - служитель Тора бросил. - Авы братья садитесь на шкуры, не стесняйтесь. Разговор долгим будет.
- Добре, - удивленно Халльвард кивнул, опустился на одну из шкур, и младший рядом с ним. Взглянули на Асгаута - может, хоть нмаек какой даст - но напрасно; тогда же просто слушать приготовились.
- Слыхали вы наверное - Эйнар в селение пожаловал, - разговор начал серьезный Торлейв.
- Теперь слыхали, - насторожился Халльвард. - И что же надобно здесь Однорукому?
- Одину то лишь ведомо, - вздохнул жрец, варево какое-то помешивая в котелке небольшом, что на огне посреди хижины находился.
- Расположился иноверец в домине с двадцатью людьми, ждет когда его кюна наша примет - скоро уж срок назначенный настанет, - Асгаут рассказ продолжил. - И Оттар Рваный с ним прибыл.
С укором слова эти прозвучали.
- Э... - запнулся Халльвард. - Так вы хотите, верно... чтобы мы начатое до конца довели?
"Еще чего", мысленно возмутился Сигтрюгг, "вон сколько уж выстрадали из-за них!"
- Не вздумай даже! - Привстал даже Асгаут. - Дядя ваш мертв, на кого теперь валить будете?
- Да уж... - почесал затылок Халльвард. - Но вы же нас сюда не за тем пригласили, чтобы просто весть такую нам сообщить?
Рассмеялся ярл, а жрец продолжал зелье свое варить, да так сказал, головы не поднимая:
- Так просто вас звать - это время тратить и мое, и ваше. Как рука твоя, Халльвард?
- Да ничего, затянулась почти - но рубец уродливый на всю жизнь небось останется, - юноша вздохнул, на ладонь свою глядя. - Впрочем, это ничего - его ж не видно почти.
- Плохо это, - покачал головой жрец.
- Почему - плохо? - не понял парень.
- Кюне надо бы рану показать было уродливую с ожогом, - пояснил Асгаут. - Тогда проще было бы обвинять нам мучителей этих.
- Что же сделаешь теперь, - пожал Халльвард плечами. - Вот странность-то, что мне хорошо, то вам плохо... Не жечь ведь мне ее второй раз, только чтоб кюне показать.
Задумался Торлейв, палкой железной угли поворошил в очаге.
- Готов ты пострадать за дело наше, Халльвард? - Асгаут спросил.
- Опять?! - воскликнул Халльвард. - Прежде враги пытали меня, а теперь свои же хотят на мучения толкнуть?
- Успокойся, пошутил ярл, - улыбнулся в бороду густую жрец. - Нам и шрама хватит, коли приложишь ты к нему все красноречие свое.
Облегченно вздохнул юноша.
- Уж это я смогу, постараюсь.
- А ты, Сигтрюгг, о чем мы уславливались помнишь?
Задумался тот на миг.
- Помню...
- Слово в слово, отрок, - добавил Торлейв. - Слово в слово и вид прими жалкий, дабы сердце кюны к тебе повернулось.
- Да знаю, не впервой уж, - заулыбался Сигтрюгг.
Довольный взгляд бросил на них Асгаут, видно было - рад он, что принял на службу их, не смотря на ошибки некогда допущенные.
- Поутру призовет к себе Рагхильда Эйнара для разговора, - продолжил он указания давать. - Сумел я к ней человека послать, который ее уговорил на совет этот позвать и Ассу старую, и Торлейва, и меня, и вас братья. Так что готовы будте, хитер иноверец, до сих пор не удалось мне дознаться, зачем он пожаловал.
- Ладно, - кивнул Халльвард.
- Расстараемся, вы уж поверьте, - хохотнул Сигтрюгг, - Эйнар сам поверит в то, что он такие зверства над нами вытворял. Утром, значит... Будем готовы, еще как будем!
- Жаль, Харека с ним нет, - ярл молодой добавил. - Расправились бы с обоими иноверцами сразу! И за руку бы твою поквитались, Халльвард.
- Ничего - уверен, ему воздастся еще, - старший брат отвечал.
Довольны были ответом таким и жрец, и ярл.
- А как там имение твое? Послал уже Торхаля управителем в Хисинг? - Асгаут на последок спросил?
- Только сегодня сказал ему; вечером отправится с кораблем он, - отвечал Халльвард.
Удовлетворенный, отпустил их жрец, и вернулись к себе братья.
- А Торхалля надо найти срочно, - улыбнулся Сигтрюгг, как к бараку они подошли. - А то ж не знает, бедняга, еще, что он на Хисинг поплывет.

Фьорды. Усадьба Кведульва. Торольв и его отец Ульв.

Славный драккар со снятой мачтой отдыхал от дальнего похода в корабельном сарае, ожидая заботливого осмотра и смолы, а в усадьбе Кведульва готовился для походников пир. Старый Ульв позвал Эйвинда и его людей погостить у него пару дней, послав весточку Кари-берсерку, и поселил их в просторном дружинном доме. Все радовались возвращению воинов и славной добыче.
Показал Торольв отцу награбленное, показал и своих пленников. Глядя на толстощекого Снорри, Ульв хмыкнул:
- От такого в доме проку маловато будет…
- Он выкуп в сундук серебра обещал за себя! – Торольв с прищуром посмотрел на купца, - Говорит, ценит его Сульки-конунг!
- Так то он обещал… - задумчиво произнес Кведульв, - Знаешь ли ты, сын, что приходили люди Аудбьорна-конунга сюда?
Молодой хёвдинг плотно сжал губы, затвердели скулы его:
- О чем говорил ты с ними?
- Конунг сильно недоволен тобой и Эйвиндом. Нам пришлось заплатить по пять марок серебром за каждого викинга, что ушел с тобой. За тебя я заплатил виру в пятнадцать марок. А затем они наведались к Кари-берсерку…
- Хель забери Аудбьорна! Это половина от того, что взяли мы в походе! Как он посмел…
- Он – конунг, и волей своей запретил он ходить в морские походы. Мы ослушались его и должны были заплатить.
Под спокойным взглядом отца Торольв постепенно остыл, гнев его утих. Кведульв тем временем продолжил:
- Если бы я не верил в твою удачу, не отпустил бы тебя. Ты привез много добра, и пленил хорошего кузнеца… дай мне меч, что на поясе у тебя висит!
Торольв протянул отцу меч Орма, вынув его из ножен. Матово поблескивала поверхность клинка, узорчатая рукоять удобно легла в ладонь старого воина. Кведульв не взмахивал и не рубил мечом – просто держал его в руках, любуясь игрой света и металла.
- Такие клинки оплачиваются серебром по весу…
- Какой толк от раба, который отказывается работать? А этот упрямец отказывается даже принимать у нас пищу! Он жив лишь потому, что ему дают еду другие пленники из Страндхейма. Тяжело же будет сделать Орма-трэля из Орма-кузнеца!
Кведульв посмотрел сыну прямо в глаза:
- Это оставь мне. Кузнец будет ковать для нас.
Что-то промелькнуло в его взгляде, что заставило Торольва опустить голову.
- Купца же возьми на свой двор – пусть работает по дому. Он будет нужен – мы отдадим его Аудбьерну.
- Не слишком ли много получит от нас конунг?! Серебра, которое он забрал у нас, хватит чтобы купить несколько десятков хороших рабов!
Кведульв покачал головой:
- Все-таки молод ты слишком … Очень скоро по фьорду пойдут слухи о плененном купце из Роголанда. И если этот торгаш не врет, то Аудбьорн сам пожалует к нам. Если же купец лжёт – пусть конунг сам разбирается с ним, мы же получим его благодарность.

Шумел дружинный дом – воины готовились к пиру. Доставали вышитые рубахи, готовили серебряные обручья и застежки – девкам дарить. Ставили дубовые столы низкие скамьи – всем хватит на пиру места!
Вздохнул Кведульв, нелегко было ему произносить эти слова:
- Наступает тяжелое время. Мы должны держаться Аудбьорна и уповать на богов. Хорошо, что ты привел всех воинов живыми. Возьми свой меч! - с этими словами хозяин усадьбы протянул Торольву клинок.
Кведульв ушел распоряжаться подготовкой к пиру, оставив Торольва обдумывать свои слова. Знал старый, что нелегко будет сыну понять и принять их. Молодой викинг присел на валун, повертел меч в руках. Затем резко поднялся и подошел к связанному Снорри, рывком поставив того на ноги:
- Подымайся, купец! В моем доме для тебя есть много работы, может найдется и малость еды. Шагай за мной!

Кюна Рагхильда. Сарасберг.

Рагхильда вошла в зал и посмотрев на конунжий трон села в небольшое кресло рядом. Обвела взглядом еще пустой зал длинного дома и покачала головой, отчего звякнуло серебро щедро украшавшее ее. Что-то запаздывали с разговором викинги. Кюна погрузилась в думы тяжелые. Уже вторую ночь она практически не спала после того разговора с Асгаутом. Да хотела она чтобы сын женился, и сама Ассу ему советовала, но не хотела власти над сыном терять. Это ее сын и ее власть. Не только над ним, но и над Норвегией. Тряхнула головой кюна, мысли отгоняя, но не желали они улетать вновь на голову садятся.
Так и застали ее в думах просители аудиенции.
Первым Эйнар вошел в сопровождении Оттара Рваного, что подозрительно на стражу у дверей косился. Потребовали гридни, чтобы все оружие за дверьми залы осталось и дотошно каждого пришедшего обыскали. Следом за Губителем Заговоренных появился и Торлейв жрец, бороду седую колечками завивший, да плащ узорчатый на плечи накинувший, а после него - Асгаут ярл, наместник Харальдов, так же севший недалеко от кюны Рагхильды. Молчала пока еще госпожа, лишь взглядом всех поприветствовала, точно ждала чего, а с нею вместе и остальные все ждали, не решаясь слово сказать до того, как кюна позволит.
Но вот вновь дверь отварилась и появилась Асса старая, на трость опираясь, а следом за ней, как пес верный, Тьодольв Каменная Башка.
Заняла старая кюна место так же возле трона, хотя по глазам ее видно было, что хотела она на трон сесть, дабы выше иных находиться.
- Да будет Один милостив к Вам вои славные, - приветствовала их Рагхильда. - Я жду тех слов, что сказать вы хотели.
Одновременно женщина сделала жест рукой, отчего звякнули браслеты тяжелые серебрянные, а тот что предплечье стягивал в свете факелов чеканкой богатой сверкнул, и рабыни мед гостям подали.
Неприятно было Ассе пренебрежение такое, что ей, первой по старшинству, невестка даже слова не сказала, но пока не стала спорить хитрая кюна, лишь лицо ее немного более хмурым стало, да Тьодольв напрягся странно. Опасен был ярл этот даже безоружный, а уж о верности его кюне уже байки по деревням ходили: мол и жену бросил молодую, и дитя малое, чтобы старухе прислуживать.
Эйнар с места своего поднялся, рукою увечной перед собою указав:
- Мудрая Кюна, издалека прибыл я, дабы вести поведать черные, - начал он. - Ярл Асмунд, что был поставлен Вестфольдом править с большой ратью вторгся в мои земли, нарушив мир, установленный сыном твоим Харальдом.
- Асгаут? - впился в ярла взгляд колючих как льды северные глаз. - Как это понимать?
Ярл провел ладонью по бороде, выдержав взгляд правительницы, а затем произнес:
- Асмунд лишился рассудка, но, вопреки словам этого христианина, - пренебрежительно отозвался он об Эйнаре. - Я могу заверить тебя, госпожа, что не мог добыть себе большой рати сын Альхейма, ибо Вестфольд за предательство свое утратил он, как и Раумарики, беззаконно им захваченную. Ты сама херсира Торварда назначила земель тех лендрманом. А то, что неблагодарный сын славного отца в Вингульмерк пришел - так не затем ли ты там поставлен был, Эйнар, чтобы от лихих людей фюльк оборонять?
Вслушивался Оттар в слова ярла, да кулаки сжимал от злости - утратил значит Асмунд свои владения, да и о предательстве его известно Асгауту было, но не стал он добивать изменника. Видать хотел, чтобы в ярости безумной Кровавый ярл Эйнару кровь пустил, не иначе!
- Ты, Эйнар, что скажешь?
- Одолел я в поединке Асмунда, - продолжил речь свою ярл Вингульмерка. - Войско его частью мне присягнуло, частью по домам вернулось.
- А сам Альхеймсон? - Торлейв нетерпеливо спросил.
- Крещение принял и ныне при войске моем остался, - отвечал ему Губитель Заговоренных.
- А почему же ты его, предателя, на суд кюны не привел? - Гневно служитель Тора воскликнул.
- Успокойся, жрец, наверное, веские основания у ярла были, - опасный блеск в глазах кюны загорелся.
"Христиане, будь они неладны со своим всепрощением. Этак и до бунта в землях сына недалеко, если каждого прощать", - пронеслось в голове Рагхильды.
- Асмунд грехи свои в монастырь уйдя замолит, - Эйнар добавил.
- Предателей на дереве вешать надобно, а не жизнь им оставлять, - Асгаут ярл слово взял. - Какое право у тебя было самолично суд вершить над ним, коли он не тебя, а государя нашего, Харальда, предал?
-Тихо! - приказала кюна, руку поднимая. И вновь свет факелов и очага сверкнул искрами на богатых украшениях, кои зависливый взгляд Ассы вызвали, ей должны были богатства сии принадлежать, так она считала.
"Ох, тяжко мне. Зачем в рядах наших христиане".
- Эйнар, а если бы ярл сей жену твою убил, да тебя предал? Ты его тоже простил бы?
- Асмунд много подлости совершил, да не он у горла жены моей нож держит, - спокоен голос ярла был, да один лишь Оттар знал, какая ярость в Эйнаре в этот миг пробудилась и скольких сил требовалось ему, чтобы гнев этот сдержать. - О другой беде хочу я поведать ныне...
- Что не слово, то известие черное, - хмыкнул Торлейв. - Нет удачи от этого человека. Удивлен я еще более, как это удалось ему, калеке, Асмунда в поеденке одолеть.
- На то воля Господа была, - сталь проявилась в голосе Губителя Заговоренных. И раньше не ладились отношения его со жрецом, а уж узнав, как опозорил Гиллеад Торлейв, и вовсе презирать его стал Эйнар.
"Что за день такой о, все боги Асгарда?", - вопрошала Рагхильда. - "Чем прогневили вас? Что не слово, то беда наша."
- Так о чем ты? - стараясь казаться спокойной спросила кюна.
Рабыни тем временем мясо пред гостями поставили да хлеб принесли.
Асгаут за угощение прянялся, вполуха слушая христианина, покуда тот речь продолжал:
- В то время, как я против Асмунда на границе с Хейдмерком сражался, вторглись в Вингульмерк свеи из Вермаланда с большим воинством и много деревень захватили. Рать моя и дружина Харека Волка навтречу им выступила, возле Гиллисберга с войском Эйрика Свейского столкнувшись...
- Скажет сейчас, небось, что силою своего бога и это войско одолел, - усмехнулся Торлейв, бородою поигрывая. - А Харек-то сам где? Али боится на глаза кюне показаться с той поры, как предал ее, на сторону Сигварта перейдя?
Не смог себя в руках удержать Оттар, с силой кулаком по столу стукнул, ярость выплескивая:
- Да как ты посмел, жрец ничтожный, напраслину на конунга Харека возводить?!
Рагхильда едва медом не подавилась, услышав такое, да только спросила холодно:
- Конунга? С каких пор?
- С тех пор, как он всю Ранрики под свою руку привел да морских конунгов к повиновению призвал, - процедил Оттар Рваный.
- Самым главным пиратом стал, - хмыкнул Асгаут. - Ну да немудрено с его то повадками.
Распалялся все больше Оттар, да только Эйнар ему ладонь на плечо положил, произнеся тихо:
- Сядь, друг, - а после сам ответил: - Нет человека в Норвегии честнее и благороднее Харека Волка, в том я на Библии поклясться готов. И при нем Ранрики славу пиратской вольницы утратит, но вернет славу торговую свою. А обвинения ваши пусты, жрец и ярл, и лишь в злословии вы здесь превзойти друг друга пытаетесь. Госпожа, - вновь к кюне обратился он. - Не завершил я рассказ свой, ибо не смотря на то, что велика была дружина моя и Харека, но битвы не случилось и до сей поры свеи Гиллисберг удерживают.
Рагхильда выдерживала паузу, затем слегка подавшись впере, спросила:
- Я женщина, ярл, почему я должна мужские проблемы решать? Вы воины.
- Госпожа, - впервые дрогнул голос Губителя Заговоренных. - Эйрик Свейский хочет, чтобы ты за ним признала владение Вингульмерком.
Рагхильда тихим, но от этого опасным голосом молвила:
- А на что мне и сыну моему ярлы такие, что не знают как мечем проблемы решать? Может мне пойти на поле боя валькироию из себя изображать? Почему до сих пор этот свейский прихвостень на моих землях?
Кюна ярилась, бесилась, но внутри. Внутри все кипело.
Молчал Эйнар, слова подыскивая, а Торлейв вновь привстал:
- Отвечай, иноверец, неужто ты по завету бога своего, без боя решил сдать владение?! Как тогда вообще посмел ты на глаза нам являться?!
Блеск злой в глазах ярла появился, на слова такие, но все же кюне он сдержанно ответил:
- Пленил Эйрик многих жителей Гиллисберга и среди них жену мою Сигрун, а в случае если бой ему дадим, убить их всех грозит.
Взгляд голубой огнем полыхнул, затопив им Эйнара.
- Ты мужчина? Воин? Или тряпка иноверская? Может христианство кровь твою в воду превратило? - почти шипела кюна на ярла.
Погасли глаза эйнаровы, опустил он голову:
- Госпожа, прошу, вспомни, что Сигрун не единожны жизнь твою спасала! Вспомни, как я и Харек из плена берсерка тебя с братом выручили, когда отец твой убит был! Никогда ничего не просил я за службу свою, лишь сейчас умоляю - позволь мне супругу свою от смерти спасти!
- Ценой Вингульмерка! - Поднялся тут уже в полный рост Торлейв жрец. - Не велика ли цена для бабы, в доспехи мужские рядящуюся?!
- Сядь Торлейв! - рявкнула кюна, затем голос понизился слегка. - Ты мне всегда вспоминать будешь, что спас от берсерка? Моя жизнь ценна, но не ценней земель и людей на них живущих. Твоя просьба неприемлема.
- Он убьет мою жену и ребенка, который еще не родился, если ты откажешь! - Воскликнул ярл, культей бесполезной взмахнув. - А с ними еще множество людей, которых рабами сделал.
- Убьет? Что ж они сами свою судьбу выбирали. Те кто чтят Одина рабами не станут, а жизни свои дорого продадут, - жестко ответила кюна. - А жена твоя? Крестилась и также безвольно за пленителем своим пошла.
- Неужели в твоем сердце не осталось милосердия, Рагхильда?!
- Времена нынче жестокие, - парировала Рагхильда, взгляд свой в Эйнара воткнув, словно клинок острый. - А ответь мне, в твоем сердце есть жалость? Али как оно называется? Смирение христианское? Кто двух отроков чуть не до смерти запытал? Родичей харальдовых?
- Ублюдков этих! - Не сдержался тут Оттар, хоть и бросал ему взгляд предостерегающий Эйнар. Сильна была злоба херсира к Вебьернсонам, что убить его не единожды пытались, вот и выплеснулась она. - За мною они, по пятам, словно волки следовали, да жизни лишить не единожды пытались. Или же к родичам своим у славной кюны иная мера, нежели к другим всем?
- На то суд конунжий есть! - отрезала Рагхильда.
- Помню я суд этот - попросту отпустить их ты приказала, кюна, - проскрежетал Оттар. - А они людей потравили!
- Клевета, - бросил тяжелое слово Асгаут ярл. - Довольно слушать их речи лживые, госпожа моя! Позволь отроков этих позвать и сами они расскажут все как по правде было.
- Зови! - не сводя тяжелого взгляда с Эйнара и Оттара, повелела кюна.

(с Тельтиаром)

Сообщение отредактировал Sarina - 26-09-2007, 10:16

Халагаланд,Брюнольв

Только светать начало, как к острову Лека причалил корабль Брюнольва. Песчаный берег приветливо встретил их, защитив завесой тумана от чужих взглядов. Вышел Брюнольв на брег, оглянулся кругом – сквозь матовую дымку тумана просматривался лес, а восточный краешек мягко светился розоватым светом.
-Покуда туман не спал, надобно до дома Харека и Хрерика добраться – коль успеем пораньше нагрянуть, то не испугаются они, да про всё расскажут нам. – зол был Брюнольв и мысли о предстоящей расправе предавали его голосу зловещую интонацию.
-Сигват, Хлёдвир, Мёрд, Гест – оставайтесь на корабле! Эгиль, Вестильд, Торви, Бьярни, Храфн и Асвальд – идите вперёд! Остальные идут вместе со мной…хотя, Хёгин и Торвальд, подойдите ко мне!
Два воя тут же оказались перед Брюнольвом. Он тихо, настолько, что даже вои еле различали слова, сказал:
-Отправляйтесь чуть позже нас, так, чтобы никто не заметил. А потом останьтесь в лемму и наблюдайте. Обо всем доложите мне.
А потом он сказал громче, для всех:
-Будете идти сзади, вдруг они нападут как трусы, из-за спины!
Брюнольв кивком отпустил их, и оба воина ушли к кораблю.
Сам лендрманн проследил взглядом за шестью воями, уже почти скрывшимися из виду в густом тумане.
Через пять минут он подозвал к себе всех воев, кроме остававшихся на корабле и Хёгина с Асвальдом. Через некоторое время и они растворились в белом мареве.
Следующими ушли двое наблюдателей – они прошли по следам остальных в лес, но через некоторое время свернули и обогнули бухту. Они спрятались за кустистыми низенькими деревьями, росшими так густо, что даже холодный назойливый утренний ветер не мог пробиться через него, хотя упрямые ледяные струйки-змейки холодного воздуха всё же пролезали сквозь тесно переплетённые ветви и щекотали затаившихся воев.

А тем временем, отряд Брюнольва уже почти дошёл до усадьбы Харека и Хрёрика. Та угрюмо смотрела на непрошенных, но жданных гостей холодными оконными глазницами, пустыми и оттого более зловещими. Сам дом насмехался над Брюнольвом, печально кривясь скрипучей дверью.
Брюнольву сделалось так погано на душе, что он чуть было не отдал приказ возвращаться – так гадливо и мерзко смотрели на него пустые окна застывшего в усмешке дома. Но тут дверь усадьбы распахнулась, и на порог вышел Харек.
-Надо же, какие гости! Никак братец мой пожаловал! Ну, проходи, гость незваный. Эй, мать, накрывай на стол!
Поёжившись, Брюнольв шагнул под неприветливую сень дома.


Через десять минут в просторной зале, окутанной полумраком и лёгким запахом тления, сидело трое мужчин и пили эль.
-Зачем же ты пришёл сюда, Брюнольв? Скажу честно, мы тебя не ждали. – сказал Харек, смешливо щурясь.
Брюнольв со злостью выдохнул через сжатые зубы и, разрубая короткими ударами слов воздух, процедил:
-Ты знаешь зачем…В усадьбу мою вы с братцем красного петуха запустили? Верные люди мне доложили, что слышали, как люди твои между собой о тебе говорили, да о наказе твоём – сжечь мой дом!- лендрманн почти перешёл на крик, но потом осекся, глубоко вздохнул и спокойно закончил, - Или ты посмеешь сказать, что это не так?
Хрёрик удивлённо приподнял брови:
-Брат, о чём он говорит? Разве это так?
Харек успокаивающе приподнял ладонь и, прямо смотря в глаза Брюнольву, сказал:
-Посмотри на мой дом, на мою усадьбу! Посмотри – дома пусты, не слышно ни смеха, ни говора! Как ты думаешь, отчего? Нас в прошлом месяце мор навестил. Почти вся деревня погибла. Ну а те, кто выжил, могут думать сейчас лишь о выживании. Да, мы с братом хотели отомстить тебе, но этот мор…времени не было прошлые обиды вспоминать. – голос говорившего был странно глух и хрипл. Он, казалось, с трудом выдыхал воздух и звуки. Звуки как будто хотели остаться в нём, не разрушать нелепо-грустный покой вымершей деревни.
Харек устало откинулся на спинку стула и безразлично глянул на брата, смотревшего на него удивлённо-извиняющимся взглядом.
-Извини, Харек. Давай забудем былые обиды! Не пристало братьям сориться.
Хрерик улыбнулся довольной улыбкой, впрочем, тут же стёртой болезненным пинком по ногам под столом.
-Давай, братец!
Беседа перешла в абсолютно мирное русло, в дом потихоньку, по лучику проникало солнце. Но вот оно осветило стол, сухие жилистые руки Брюнольва, игру пушинок и пыли под потолком. Лендрманн спохватился:
-Вот и солнце взошло. Пора мне, Харек, Хрерик – заждались верные вои меня. Жду вас в гости, заглядывайте!
Братья согласно кивнули и проводили Брюнольва к дверям. Мило попрощавшись с ними, уже седеющий мужчина походкой осторожного хищника двинулся к лесу, где его ждал десяток воинов.

А в доме Харека и Хрерика тем временем шёл тихий разговор:
-Зачем, Харек? Зачем? Почему ты отпустил его живым? Мы же хотели отомстить!
-Дурак ты! Если он умрёт здесь у нас, то не видать нам наследства, как собственных ушей! Мы сделаем умней!
-Как?
-Я послал Скегги с заданием – на борт пробраться незаметно!
-А если он выставил наблюдателей? Он ведь хитрый, как лиса!
-Ничего, всё продуманно, Хрерик! Мы ещё отомстим ему!
Харек устало тряхнул головой:
-А теперь всё, хватит! Я уже две ночи не спал, ожидая, что Брюнольв приедет. Так что я пошёл спать…
Звуки шагов растаяли в полутьме пустого дома.

Туман растаял уже давно. Но как желал Брюнольв, чтобы он появился вновь! С помощью тумана ему удалось бы отвязаться от этого Дунгада. Он прицепился к ним у кромки леса и тащился за ними всю дорогу, не понимая намёков. И оскорбить было нельзя – только-только отношения мирные с Хареком да Хрериком наладил, а из-за такого пустяка их портить неразумно.
Вот и спасительный берег показался! Теперь можно отвязаться от этого раздражающего одним своим присутствием человека. Он говорил постоянно, он говорил так визгливо и громко, что головы у всех были заморочены, а глаза – пусты. Он говорил так громко, что обрадованные наступающей тишиной воины так спешно погрузились на корабль, что не успели заметить, что среди них не хватает двоих – Хёгина и Асвальда.

А тела забытых товарищей уныло свербели стеклянными глазами небо. Солнце било им по глазам, но мёртвым все равно…

На море же волны вздымались до небес. Шторм пришёл внезапно и быстро.
-К берегу! Правим к берегу! – надрываясь, кричал Брюнольв.
К нему подбежал Скули:
-Мы двоих не досчитались! Асвальда и Хёгина нет!
-Что?-в глазах Брюнольва метался гнев и страх, и тревога в душе наконец-то переросла в предупреждение!
-К берегу! К БЕРЕГУ! – закричал Брюньольв, охваченный страшной догадкой. – Сигват, Мёрд – за мной! Скули, ты тоже!
Четверо мужчин поспешили в трюм. Под их ногами захлюпала вода, она сочилась из щелей в полу, из нескольких дырок. В глубине трюма слышался стук – кто-то мерно колотил чем-то тяжелым по полу. Вои во главе с Брюнольвом поспешили туда. На полу сидел невысокий человек со спутанными серыми космами, стучавший небольшим топором для рубки ветвей по полу.
Вои попытались схватить его, но тот со звериным рычанием откинул их и продолжал стучать. Тогда Скули вонзил лезвие меча в плечо человека. Тот, обиженно взревев, оттолкнул Скули и, поскуливая, сел на пол и начал раскачиваться из стороны в сторону.
-Он просто безумец…самый обыкновенный безумец! - прошептал Мёрд.
Брюнольв кивнул.
-Уже поздно…Мы не успеем к берегу. Для меня было счастьем воевать вместе с вами! Надеюсь, что мы встретимся в Вальхалле!
Брюнольв, постаревший разом, казалось, лет на десять, пошёл наверх – прощаться с друзьями по оружию.


Лишь через пару дней волны вынесут на берег острова Торгар обломки корабля и тела Брюнольва и его товарищей. Тоскливо будут шептать волны, ударяясь о каменистый брег. Но по прежнему будут петь птицы, шуметь кроны деревьев и на востоке будет заниматься нежно-фиолетовая, как цветки вереска, заря…

Суд да дело. Сарасберг.
Коллектив авторов

Отворилась дверь, и вошли братья Вебьернсоны, представ перед взорами и недавних мучителей своих, и двух правительниц - одна грознее другой, - и Торлейва с Асгаутом.
"Хоть какая поддержка..." - Халльвард подумал. "Ох и будет сейчас нам всем". Поклонились в пояс один да другой, но только Ассе и Рагхильде, взглядами Эйнара с Хареком едва удостоив.
- Здравия вам всем, - произнес Халльвард наконец, к пожилой кюне взор обратил, затем - к матери халльвардовой. - Вызвали нас, чтобы свидетельства свои мы дали - так велите же слово держать, всю правду поведать без утайки.
- Говорите же, - властно Рагхильда велела, на братьев двоих глядя. Давно уже не видала она их, с той поры самой, как благословила на поход против пиратов Мьюнских, да про Асмунда всю правду от них услыхала. Коли уж тогда братья ничего от нее не утаили, то и сейчас, уверена была кюна - все по правде расскажут.
- Не знаю, с чего и начать, - на самом же деле давно все знал Халльвард, ему историю эту не раз повторять приходилось уже (да и от Асгаута ее слышать - в его толковании). - Были посланы мы на крещение в Гиллисберг конунгом Харальдом - посмотреть, как проходит обряд, добром ли на него люди идут... Но несчастье случилось, вином церковным отравились люди, а среди них и сам Оттар Рваный, херсир.
- Потому, видно, и понадобилось виноватых найти, - вздохнул Сигтрюгг, речь брата продолжая. - Вот и оказались мы крайними... и правда, что с нас, иноверцев, взять? Обвинили в том, что отравили мы вино - а ведь не делали этого! Однако под пытками решили признание у нас вырвать. Разлучили меня и брата: Халльварда забрал Харек Волк с собой в Раумарики, я же у Эйнара остался... там голодом морил меня доблестный ярл, поборник христианства, и к вере своей склонял побоями, с Оттаром вместе. Впрочем, то, что я вытерпел, ничто по сравнению с мучениями брата моего. Покажи руку кюне, Халльвард!
Старший вздрогнул, словно не одидал, смутился... или только вид сделал, а после вперед, к кюне шагнул, руку вытянул.
- Сейчас затянулся шрам почти, ведь уже много времени прошло, - молвил он, - но ведь виден еще ожог. А представь себе, мудрая Рагхильда, каким он неделю назад был? Горячим углем, только из костра, прижег мне руку Харек... Хотел, чтобы я признался в том, что ему надобно от меня было. А после в бочке утопить пригрозил - и правда ведь, попытался! Но повезло нам, что узнал о злоключениях наших Асгаут-ярл, вызволил из плена, от смерти неминучей спас...
- Ничтожный лжец! - Вскричал Оттар, и так грозен вид его был, словно если бы не кюна, немедля бы разорвал Сигтрюга он. - Ни единого слова правды в твоих речах змеиных нет!
Все повествование кюна по подлокотнику пальцами барабанила, а второй рукой подбородок подпирала. Внимательно слушала слова отроков. Все мрачнее вид ее становился, грозовые тучи над головой сгущались, того и гляди молнии сверкать начнут. Когда закончили говорить родичи харальдовы, кивнула Рагхильда, но тут Оттар вскричал, лавину ярости у кюны вызвав.
- Хватит! - рявкнула женщина, по подлокотнику кулаком стукнув. - Ты, Оттар кажется забылся? Я выслушала и вас и их. Да вот что-то на них следы есть, они избиты чуть не до смерти, а вы цветете тут, что цветы весенние. Так на чьей стороне правда? Думаю ответ итак ясен. Да и что за ритуалы такие странные? А вы двое молодцом держались, награжу вас за стойкость верную.
Рагхильда взмахнула рукой отроков отпуская, обвела собравшихся взглядом на миг на каждом задержавшись.
- Но я еще раз оправдания твои послушаю, Оттар. И твои Эйнар. Только в ваших интересах дабы они правдоподобно звучали.
- Да они же лгут в глаза тебе, госпожа! - Херсир произнес, от злости едва способный на кюну голоса не повышать. - Людей добрых потравили...
- Хватит, друг мой, - тихо Эйнар произнес. Поникли плечи его в это мгновение, ибо увидел он, что не добъеться от кюны помощи и зря путь такой проделал. После на Сигтрюга взгляд бросил ярл, да во взгляде этом печальном упрек немой читался, но не стал Губитель Заговоренных ничего юноше говорить. Торлейв и Асгаута, что улыбки в бородах прятали и вовсе не удостоил Эйнар и взглядом.
- Причастия обряд то был, кюна, - речь свою продолжил ярл Вингульмерка. - Кровь и плоть Христову в образе хлеба и вина освященных люди принимают с благословением Божьим. То было хорошее вино - сам я его пробовал до обряда. До того не отравлено оно было, а во время обряда...
- То Одина гнев был, не иначе, великая кюна, - перебил Эйнара Торлейв. - Одним глазом видит все Высокий, и не скрывается от него мерзость та франкская, что учением бога белого названа.
- Отроки сии убить Оттара Рваного пытались, и потому были под стражу взяты и разделены, дабы могли мы правды доискаться, - на жреца неприязненный взгляд бросив, ярл однорукий произнес. - То моя была мысль - одного с Хареком отправить, другого же оставить в Гиллисберге. Пыток же к нему не применял никто и лишь под охраной в остроге содержали...
- А откуда же тогда следы эти? - закатал рукав Сигтрюгг, показал пятна желтоватые - синяки, проходящие уже. Больно крепко тогда его Оттар за руку схватил... - Еще губа разбита была, сейчас зажила почти, да и на теле еще...
Повернулся спиной он к трону, поднял рубаху. И на ребрах следы остались от побоев.
- Вот так-то, - заключил юноша, рубашку опустив. - Ложь слова твои, Эйнар ярл.
Кюна прожгла Эйнара взглядом:
- Отвечай, ярл! От слов твоих жизнь твоя зависит!
- Все по правде я тебе, кюна сказал, - вздохнул тяжело Эйнар ярл, в самое сердце его слова Рагхильды поразили, до мгновения этого не верил он, что так все обернется, надеялся, что жива еще память добрая в душе правительницы. - Быть может грубо его из острога вынимали, но пытать отрока не приказывал я. Да только, чувствую я ныне, что не поверишь ты словам моим, кюна, ибо не люб тебе крест, что я на груди ношу. Мне благодаря ты спасена из плена была и сын твой рожден, ему на помощь пришел я из Хольмогарда с дружиной и в самый тяжкий час ударил в спину подлому Гандальву, исход битвы при Хакадале решив. Но теперь, вижу я - ты позабыла о моей верной службе, кюна.
- Службе говоришь? Что ж спасибо тебе за нее. Да может я запамятовала и это не ты получил все те награды от сына моего за службу свою? И чем тебя еще наградить? А то у нас еще не все свеи землями одарены, а женщина чья жизнь Норвегии дороже жива еще, - Рагхильда чуть вперед подалась в лицо ярла взглядом впившись. - А может это от креста ты столь слабым стал? А?
- Это что, суд? - Воскликнул Оттар, с места вставая. - Не намерен я более здесь оставаться, да слова злые слушать о добрых людях и славной вере!
Направился он к выходу из горницы, да стражей двое копья скрестили, не желая пропускать херсира.
- Сядь на место, Оттар! Ты пока что в конунжьем доме, а я кюна твоя! - металлом звякнул голос о стены да потолок высокий, упал и рассыпался по полу к ногам викнга покатившись.
- Ложью и...
- Сядь, Оттар, - теперь уже Эйнар повторил, чуть слышно, ибо почти не подчинялся ему голос от горечи той, что сердце переполняла. Подчинился ему Рваный, хоть и злым взглядом смерил обоих Вебьерсонов. Ярл же тем временем вновь к кюне обратился: - О том, чтобы до правды доискаться, что братья эти юные скрывали, моя мысль была и я уговорил Харека и Оттара помочь мне в этом. Но не о том речь ныне, а о том, чтобы Вингульмерк от свеев освободить.
- А сдюжишь ли ты, ярл? - чуть насмешливо кюна молвила. - С твоим человеколюбием да любовью к жене безмерной? Побоишься же, щеку вторую под удар подставишь! Верно говорят, любовь христианская людей слабыми делает, воев безвольными. Я других людей найду чтобы Вингульмерк от свеев очистили. Один их руки направляет, там и ярлом их предводитель станет. Что же до Харека..., - кулаком щеку кюна подперла, - его судьба добрая, что сам сюда не пришел, ибо разговор о том что с родичами моими содеяли не окончен.
Тяжел был взгляд кюны, но все же не отвел глаз христианин, лишь улыбнулся грустно.
- В таком случае, кюна, позволь мне тебя покинуть, - надеялся он, что хоть эту милость последнюю ему окажет Рагхильда, в память о днях былых.
"Отпустить тебя? Нет, Эйнар, ты не получишь такой милости. А знаешь почему? Потому что ты не оправдал доверия моего и сына моего тоже. На былых заслугах далеко не уедешь. Кто сломал тебя, Эйнар? Девка, в доспехи рядящаяся, или бог твой слабый? Что же мне делать с тобой, викинг?", - в задумчивости Рагхильда смотрела на ярла, затем рукой знак стражам сделала, да произнесла мягко, по-кошачьи:
- Ты никуда не пойдешь, Эйнар.

Холодная ярость. Сельви Разрушитель

Ярость берсерка подобна пламени, в одно мгновение охватывающим душу, испепеляя разум и заставляя бросаться в бой, подобно неудержимому урагану, однако в этот раз Сельви не позволил гневу поглотить его - он действовал рассчетливо и холодно, непривычно для самого себя. И сейчас, вспоминая о той отчаянной и коварной ночной атаке, улыбался, решив для себя, что лишь такой войны достоин подлый Харальд, не решившийся даже показаться на поле боя. Войны жестокой, подлой и бесчестной, как и сам Агдирский конунг.
Тяжелую боевую секиру юный змей сменил на два коротких и легких клинка родом из ромейских земель, да и другим воинам приказал вооружиться как можно легче и затушить огни - ночная тьма стала им союзником гораздо лучшим, чем родные земли, ныне доставшиеся врагу. Совсем недавно они с дедом вели дружину к победе над вторгшимся врагом, а сейчас... после гибели великого Неккви, Сельви шел мстить... мстить и убивать.
В таком сражении необходимо сохранять трезвый рассудок, не ослепленный священной боевой яростью - юноша вспомнил свою первую битву, еще до похода на Оркнеи, где в нем открылся дар Одина. Тогда он сражался неумело, неуклюже, но все же контролируя себя. Быть может тогда он был еще слишком молод, чтобы познать неистовство берсерка?
Весь план нападения принадлежал Свейну, припомнившему, какую подлую штуку сделали люди Харальда под Хрингасакром и предложивший отплатить им тем же. Тем более что ни Харека, ни Гутхорма в том войске не было - их бы несомненно узнали по знаменам.
Две сотни ратников Мера набросились на спящий лагерь ближе к середине ночи, когда сонливость сморила даже часовых, уверенных в том, что после одержанной победы, они остались в безопасности и никто не посмеет на них напасть. Предусмотрительные слова Хакона о сбежавшем конунжиче никто не воспринял всерьез, вот и поплатились.
Сельви Разрушитель, теперь уже законный конунг Северного Мера и Раумсдаля жестоко отомстил убийцам своего деда. Первыми расстались с жизнями нерадивые стражи - прилетевшие из темноты стрелы пронзили их, не дав даже вскрикнуть, а затем появились и воины, обрушившиеся на спящих у костров оркдальцев - Сельви велел убивать лишь тех врагов, кто находился под знаменем Козла или Коршуна, посчитав, что с транделагцами он сведет счеты позже.
Один из воинов Сельви ворвался в шатер грютинга, подрубив опорный столб, и мечом проделав себе выход в упавшей ткани, а затем Разрушитель направил на рухнувший шатер несколько коней, стегнув последнего по крупу факелом, отобранным у кого-то из оркдальцев. Насколько хорошо растоптали оркдальского ярла лошади, внука Неккви уже не интересовало - он приказал своим людям отступать до того, как враги смогут дать достойный отпор. Он уходел, чтобы после вновь и вновь жалить врага, подобно змею, не сумевшему оплести слишком крупную добычу.
Сейчас, спустя два дня, Разрушитель жалел, что лично не добил Грютинга, но еще больше жалел он, что сыновья Рогволда ушли от его возмездия, а сам он слишком поторопился вернуться в Нидорас - ведь там он застал не опостылевшего отца, а ненавистное волчье знамя, развевающееся над усадьбой. Проклятый Харальд, сколько же у него войска, что он сумел разделить его на две огромные дружины и разом разгромить и Хунтьова и Неккви?
Разведчики готовы были поклясться конунгу, что видели на воротах Нидароса голову его отца, а чуть поодаль на шесте - матери. В бессильной ярости Сельви сжал кулак, тяжело вздохнув и отгоняя кровавую пелену, готовую застить глаза:
- Я вырву сердце из груди Рогволда и раздавлю его, и все его поганое семя за эту измену! - Наконец процедил он слова клятвы. - Я отсеку головы Грютингу, Гутхорму и Хакону, и прибью их к крыше самой высокой усадьбы, а затем вырежу орла этому мальчишке Харальду!
Голос молодого конунга звучал как никогда грозно, но при этом от него веяло холодом, словно от инеистого великана. Старый гридни припоминали, что таким был в лучшие годы Неккви, его великий дед.
- Клянусь Одином и Тором - не знать мне покоя, покуда жив хоть один из них!
Свейн молча кивнул, а затем велел воинам уходить от Нидароса, пока их не заметили соглядатаи Харальда. Небольшое войско двигалось на юг и в пути столкнулись с отрядом, чей предводитель назвался хельдом конунга Арнвинда из Южного Мера...

Южный Мер
Аудбьерн смерил сестру тяжелым взглядом, Арнвинд был в не лучшем настроении.
- И ты сделала что?
Хильд одарила родичей мрачным взглядом, гордо вскинув голову. То что она стояла посреди длинного дома как на суде прямо перед троном Арнвинда, нисколько ее не тревожило. Второй викинг стоял рядом, прислонившись плечом к высокой спинке и скрестив руки на груди.
- Угнала лодку, - девушка пожала плечами. – И пока мы не договорились не возвращалась. Он мне дал год.
- Год? На что? – это уже Арнвинд спросил.
- На то чтобы понять, - еще одно пожатие плеч. – А может привыкнуть. Не знаю.
- Хильд! – раненным медведем взревел Аудбьерн.
- Что? – ничуть рыка родича не испугавшись девица ответила.
- Ты что ж это нас позоришь, дура-баба?
- Чем это я тебя позорю, родич? – Хильд с вызовом на брата взглянула. – Тем что вышла по твоему настоянию, как приз в драке разыгранная? Так-то ты ценишь кровь свою? А ты? – Хильд не дала Аудбьерну продолжить и с Арнвинда на него переключилась.- Хирдмана в мужья мне прислал? Что бы сказал отец будь он жив?
Оба конунгов немного оторопели глядя на девушку, что отчитывала их как нашкодивших мальчишек, у Арнвинда даже виноватое выражение лица появилось. Рабыни с кубками замерли на пороге не решаясь войти, чтобы воины злость на них не сорвали, которую на сестру свою вылить не могли. Это противоречила принятому в доме сем, это показало бы слабость их. Так считали оба конунга, без зазрения совести Хильд этим пользовалась.
Звякнул кубок в стену рядом с ухом рабыни врезавшийся, то Аудбьерн пар спустил, брат его лишь в подлокотники да в драконов до белых костяшек вцепился, со свистом воздух выдохнув.
- И он согласился? – прошипел Аудбьерн.
- А куда б он делся, брат? Когда с острова один путь на лодке твоей, а она у меня. Да не могла я вернуться одна в усадьбу, сам бы меня не пустил. А так… с позиции силы я с ним говорила и он признал правоту мою, - Хильд явно горда была своим поступком.
- Уйди, Хильд, не гневи Одина, нас не гневи, - с трудом Арнвинд произнес.
Не заставила она дважды просить, покинула зал главный. Победительницей вышла из поединка сего, да не знала она во что выльется это. Эрик же остался женатым да без жены.

Сообщение отредактировал Sarina - 30-09-2007, 21:42

Сарасберг. Рагхильда, Эйнар, Асса, Торлейв и еще много кого.

Тельтиар, Sarina и я.

Сидела кюна старая, согбившись да левой ладонью щеку подперев. Тяжелым взглядом, фигурою грузною, похожа была Асса на скалу, непогодой и временем порченую, но все еще мощную. Улыбалась она, дерзким речам Оттара рваного внемля, и жестоким пламенем разгорались глаза ее.
Слишком мудра была старая кюна, чтобы не различить обмана в складных речах Вебьернсонов-братьев. Еще тогда почуяла Асса недоброе, когда Халльвард и Сигтрюг пришли помощи ее просить в дом конунжий, да сразу смекнула, что можно ложь их себе в выгоду обратить. Не любила старуха ни Торлейва-жреца, ни Гандальва Серого, но пуще всего невестку свою ненавидела, что всю власть в Сарасберге к своим рукам прибрала и ее, Ассу, почитать отказывалась. И не забыла, кто Рагхильду однажды в Сарасберг вернул, из плена вызволивши.
Злой обман братья удумали, и великую смуту мог он посеять в землях норвежских. Да только на все была готова кюна, чтобы Рагхильду с союзниками верными рассорить и тем погубить и Эйнара Губителя Заговоренных, и Харека Волка, и Оттара Рваного. "А коли после правда раскроется, - думала Асса старая, радуясь в мыслях своих да руки потирая, - то худо Рагхильде будет, без вины воинов смелых, недавних свои спасителей оклеветавшей. Не останется у ярлов к ней прежнего доверия, и уж это-то справедливо будет, видит Один".
Видела Асса, на чьей стороне скорая победа. Не будь столь яростны речи Оттара и столь горьки речи Эйнара - возможно, прислушалась бы невестка к их словам, поняла, что вовсе не на тех свой гнев обрушила... Но куда искреннее казалась обида Ситтрюга, а бесстыдный Халльвард даже шрам не побоялся Рагхильде показать. А та, ослепленная гневом и ненавистью к ложной вере франков, внемала речам родичей своих с большой милостью.
И задолго до того, как Рагхильдка знак стражникам подала, все ясно стало Ассе. И впервые обрадовалась старая кюна решению матери внука своего.

Но не одна Асса торжествовала внутренне, слова Рагхильды слушая. Торлейв жрец радости своей и вовсе не скрывал, ожидая решения последнего, да лишь глаза его с Эйнара угрюмого да разъяренного Оттара на кюн перебегали. Рагхильда речь свою держала все это время, Асса же молчала и молчание ее некую тревогу в сердце жреца рождало. Не знал он, что лучше будет - коли скажет слово тяжелое старая кюна или же и дальше молчать будет, другое ведал - лучше нынешнего шанса не представиться уже с Эйнаром покончить, ибо отпала ныне нужда в нем, так как потерян был Вингульмерк. Потому то и следил за тем, как поведет себя Асса, жрец, то зная, что не могла властная кюна совет весь просидеть, ни слова не сказавши.

Повинуясь одному лишь незаметному кивку голову, уронил Тьодольв трость госпожи своей, что прежде в руках держал - будто бы случайно, но так, что взгляды всех мужей и дев, что в зале собрались, мгновенно к нему обратились и к старой кюне, перед ним сидевшей.
- Вижу, готов здесь свершится суд правый да справедливый, - проскрежетала Асса громко, перекладывая голову с левой ладони на правую. - Но не возрадовался бы сегодня Один если бы не дочь моя. Вещая Дева она, правду говорят, и за лигу обман чует. Радуйся, Губитель Заговоренных, что сумел вернуть ее в наш дом.
- Теплом добрым сердце мое от того согрето, что сумел я некогда волю сына твоего исполнить и невесту ему привести, - глазами потухшими уже на кюну старую посмотрев, ярл опальный молвил. Никогда не искал он ссоры с матерью Хальвдана, да только с самого начала невзлюбила она тех воинов, что в поход хрингарийский ходили, и знал то Эйнар. - Вижу я, каков правый суд в доме Ингъяльда и тому рад, что Харальд не с вами ныне, а с благородным Гутхормом.
Поморщилась Асса, услышав имя это, и заблестели глаза ее еще злее, еще напористей.
- Вижу, хранишь ты память о Гудхорме. Добрыми друзьями будете вы на пирах в Вальхалле, когда придет твое время, Губитель Заговоренных.
Мог бы кивнуть просто Эйнар, слова эти неприятные услышав, да только вера ему дороже была, нежели жизнь собственная:
- Нет Вальгаллы, и богов кровавых, один лишь Бог есть, - чуть слышно произнес голосом слабым. Тяжело было на сердце у ярла, злом ему ныне платили за добро былое.
- То же и Харек говорил, бахвалился, что все боги в Рагнарек сгинул, а им на смену Белый Бог пришел, - Это уже Халльвард сказал, когда ему незаметно Асгаут знак подал.
Покачала седой головой старая кюна, будто опечалена была немыслимо словами этими.
- Что же тих так голос твой, Эйнар? Или Бог Лжи подарил тебе за верную службу шепот змеи подколодной? - усмешкой исказились ее лоснящиеся губы, а речь была сладка, но ядовита. - Слышала я также, что милосерден Белый Бог ко своим слугам, да вижу я, что не больно-то ты надеешься на его заступничество.
- Небесный Владыка, да правит над земными, - казалось окреп несколько голос Эйнара. - И не мне в милости его сомневаться.
- Верно говорят, кюна, что те кто к Белому Богу ушел духом слабы стали и врагов своих прощают теперь, щеку вторую под удар подставляют, - тихо Рагхильда сказала, на Ассудаже не взглянув. Взгляд ее к Эйнару прикован был.
- Ибо сказано: "Всем воздастся по делам их", - не было слышно страха или дрожи предательской в голосе ярла. - Бог все видит...
- Все видит лишь Один, отдавший око за свою мудрость, - вскинул ладонь Торлейв.
А Асса лишь улыбнулась в ответ всем речам этим - той улыбкой, что лишь одна она могла улыбаться.
Чувствовала старая кюна, что движется дело к концу и недолго жить остается Эйнару Губителю Заговоренных, но нужно ей было, чтобы последнее слово Рагхильда сказала.
Рагхильда миг задумчива была, потом в ее глазах задумчивость решением сменилась.
- Раз ты так веришь богу своему, Эйнар, вот мое решение. Пусть Боги рассудят, кто из них сильней. Судебный поединок по законам Одина назначаю. Как раньше у предков заведено было. Помнишь, Эйнар? Победит твой жеребец жизнь подарю, отпущу на все четыре стороны, решат иначе Боги умрешь Эйнар.
Поначалу, о поединке услыхав, усмехнулся Оттар, порешив что вновь на крепость мечей проверять их с Эйнаром будут, да только хитрее была Рагхильда, нежели Асмунд недалекий - о более древнем обычае вспомнила, однако же славный конь был у херсира Рваного и решил он коня своего ярлу дать, дабы тот состязался со скакуном конунжим.
- Хороший обычай это и богам угодный, - временем тем жрец Тора молвил. - Увидишь ты, иноверец, что ничего не стоит заступничество франкского бога пред лицом Одина суровым.
- Согласен я на испытание, - Эйнар отвечал, да только не слышно было в его голосе ничего, кроме грусти. - Господь, да рассудит нас.
- Против коня твоего будет мой жеребец биться, - ответила Рагхильда. - Ибо я обвинителем выступаю. До смерти бой сей будет. И да рассудит Один суд наш.
- Мудрый выбор, мудрый, - хохотнула кюна Асса, и непонятно было многим, чем ее веселье вызвано.
- Когда быть бою тому? - спросил херсир, на старуху покосясь недобро, за что взгляд злой Тьодольва заслужил.
- Завтра, - решительно вставая произнесла кюна. - После расвета и молитв к Одину.
Смех свекрови и замечание ее без внимания женщина оставила.
- Пойдем господин, - молвил не ответив кюне, Рваный. - В молитвах ночь эту проведем...
- В молитвах да остроге, - добавил Асгаут ярл. - Дабы сбежать не удумали!
Рагхильда под звон серебра, что ее украшало и статус определяло покинула зал в свои покои удалившись.
Вздохнула кюна Асса - захотелось ей на минуту сбить спесь с невестки и помочь Эйнару Губителю достать такого коня, что бой бы выиграл. Но переборола злая мудрость глупую досаду, ничего не сказала Асса. Помог ей верный Тьодольв подняться с кресла, и удалилась Асса вслед за Рагхильдой, бормоча себе под нос проклятья и молитвы Одину.

Земли Мера. Близ Нидораса. Хакон-конунг.

Умные люди учатся на ошибках – то истина со времен давних. Но сладость победы да облегчение оттого, что Харальд да Гутхорм сдюжили змею хребет преломить, сделали черное дело. Даже Хакон, до встречи с посланцем от зятя бывший настороже, этой ночью лег спать с легким сердцем. Да недолго его дрема длилась: ночь взорвалась криками да лязгом оружия. Впрочем, все кончилось быстрее, чем началось, и конунг Трандхейма мог лишь помочь гридням, извлекающим Грютинга-ярла из-под остатков шатра. Увидев, что стало с их предводителем, оркдальцы едва не кинулись в ночь, за коварным врагом. Тут и там слышались крики, что надо кровь лиходеев из жил выцедить да тела их волкам диким отдать. Понимал Хакон, что то - гнев праведный, но и другое видел отлично: коли бросятся эти мужи мести искать – будет врагу ночному пожива. Нет, тут не гнев яростный нужен, но хладный ум да месть ладно измысленная. Возвысил конунг колос, веля людям опамятоваться, и собравшиеся вокруг властелина воители транделагские тому хорошей причиной явились. Как не злы были оркдальцы, но поднять руку оружную на соратников не рискнули, Тем паче, что ярл Грютинг, из-под шатра извлеченный, был еще жив. Много ран было на теле его, но все неопасные. Видимо, Фрейа, любящая красивых мужей, смерть ярлову стороной провела, не возжелала отдать оркдальца в лапы соперницы-Хель. Гридни тому сильно возрадовались, мигом подняли Грютинга на руки да в другой шатер унесли, знахаря кликнув. Хакон с ними пошел: хотя воин, в боях опытный, уж видел, что раны союзника не смертельны, хотел конунг подробнее все разузнать. Рассказ целителя все подтвердил: жизни ярла оркдальского ничто не грозило, промахнулась дочь Локи, не морозить ей славного мужа в хладе царства подземного. Но раны должны были надолго приковать воителя к ложу.
«Не по нраву то Харальду будет, - мрачно подумал властитель Транделага, из шатра выходы. – Трудные битвы у нас впереди, и вой вроде Грютинга – потеря тяжелая. Ум ярла уж нас не раз выручал, а ныне болен он, да не в бою пал от ран – по беспечности покалечился. Видать, боги нам предупреждение шлют да заповедуют радоваться до времени. Лишь когда враг последний на дубу священном повиснет, можно нам будет кубки наполнить. Далече зять мой зашел – и нет войску нашему ныне обратной дороги. Ежели сейчас руку разящую остановим – окрепнут обиженные. Надо скорее с Харальдом да Гутхормом перемолвиться».
Но, невзирая на мысли такие, не стал конунг воителей в путь поднимать до утра. Лишь когда дева-солнце явила колесницу свою на востоке, потрепанная, но все еще грозная рать направилась к Нидорасу.

Прохладным ветренным утром Гутхорм-ярл смотрел, на обычное утреннее правило хирдманнов.
"Кто из них верен Харальду? - думал он. - Не отличить! Если предатель умён, то лишь великое везенье поможет изобличить его."
Берсерк тяжело вздохнул. В последнее время он всё чаще вспоминал те времена, когда предавать было некому, просто потому, что были лишь он, Рагхильда и враги. Тогда всё было проще - со звериным упорством беги, таща за собой сестру и не зная, что скоро на пути встретится лагерь вольных воинов и будет первый его настоящий бой с могучим Хьялли.
"Ужели старею? - удивился Гутхорм и расправил плечи. - Нет! Мышцы крепки ещё, а разум остёр!"
- Что-то не весел ты, ярл, - подле дяди конунжего другой гридень оказался - телохранитель харальдов Укси, здоровяк, каких мало. - Уж какую вражину одолели недавно, а ты кручинишься.
Гутхорм смерил дюжего телохранителя взглядом.
"Размяться что ли?" - подумал он, а вслух сказал:
- Сражение мы выиграли великое, но враги наши всё ещё сильны. Гандальвовой головы на шесте я пока не видел!
- Да уж, недалек тот день, когда и она там появиться, - во все зубы улыбнулся гридень. - Уж повезло очень конунгу Серому, что прогнал его со двора Неккви, а то бы сейчас уже клевало воронье труп его.
- Покуда не склевало, победа наша неполная! - Гутхорм нахмурился ещё сильнее. - Да и кто знает, какие мстители остались из родичей Неккви!
- Твоя правда, славный ярл, - присел на крыльцо Укси, вздохнул, плечи расправив. - Нет до сей поры вестей от Хакона, государь все гадает - удалось ли одолеть змея старого, али добивать придеться.
- А что поделывает конунг? - Гутхорм наконец задумался, что телохранитель, вообще-то должен быть рядом с Харальдом
- С Ульвом и Дагласом в кости играет, - решил берсерк, что можно дяде конунжему сказать, чем занят государь великий. - Время коротает он, вестей ожидая.
Усы Гутхорма разlвинула усмешка. Хоть и возмужал Харальд, но кое-где всё ещё оставались живы в нём юношеские привычки.
- Что же воин, давай и мы с тобой скоротаем время! Возьмёшь потешные мечи, али боевые обнажим?
- С потешными не бой - потеха одна, - усмехнулся тут и воин, немного недовольный, что только сев подниматся приходиться. - На задний двор пойдем, ярл - другие гриди мешаться не станут хоть.
- Пойдём! - ладонь Гутхорма привычно легла на обтянутый шершавой кожей черен меча.
Остановились воины позади усадьбы, да обнажил тут клинок Укси, взмахнул пару раз, руку разминая:
- Начнем, ярл? - Спросил, да ответа не дожидаясь удар нанес рубящий, в плечо метя Гутхорму.
Телохранитель был могуч и умел, но вот по опыту ему было далеко до Гутхорма.
"Кажется Хьялли покрупнее был, - думал ярл, пропуская могучее тело мимо себя и коротким ударом ноги, вышибая землю из-под супротивника. - Да нет, это я тогда был мельче!"
Повалился Укси, да тут же на спину перевернулся, пяткой в голень гутхомову ударяя.
Не успел ярл убрать ногу от удара и сам едва не повалился на земь, но сумел перекатиться через плечо и встать.
- Скажи мне, Укси, верен ли ты Гутхорму? - спросил он, обходя
- Я Харальду верен, - поднялся временем тем берсеhк, меч поудобнее перехватил.

- Хорошо, когда есть верные люди рядом! - меч Гутхорма, выписывающий в воздухе замысловатые восьмёрки, полетел вперёд, норовя достать здоровяка в грудь.
Однако Укси не зря был телохранителем конунга и сумел отбить выпад ярла, уведя клинок в сторону, а затем сделал шаг вперед, норовя ударить Гутхорма кулаком в грудь.
Гутхорм ждать страшного удара не стал и сильно боднул Укси в лицо. Из разбитого носа здоровяка потекла кровь.
Зарычал Укси, видно начинал он контроль над собой терять и все труднее ему было силу берсеркову сдерживать. Внось меч свистнул - косой удар в бок нанес здоровяк.
Гутхорм отпарировал косым блоком, так чтобы меч Укси унёсся в сторону, заставляя того тратить силы на возвращение себе власти над клинком, а затем резко дёрнул меч на себя, оставляя на руке телохранителя узкую резанную полосу.
Бросил что-то сквозь зубы берсерк о происхождении Гутхорма и матери его, и бабке с пробабкой, а после в другую руку меч перебросил, рубящий снизу пытаясь нанести.
Гутхорм в ответ на эти слова лишь обидно усмехнулся и...Укси, наверное, так и не понял, что случилось. Его меч столкнулся с ярловым, а потом рукоять вывернулась из пальцев телохранителя и устремилась к небесам, а мысок сапога Гутхорма пребольно вонзился ему под колено.
С криком рухнул Укси на землю, да так и остался, подниматься не став.
- Довольно, ярл уже, - произнес он, дыша тяжело. - Не хочу ярость берсеркову высвобождать.
Гутхорм многое мог бы сказать по поводу того, насколько помогла бы Укси эта самая ярость в схватке с более опытным берсерком, но промолчал и просто протянул руку телохранителю, помогая подняться.
- Служи Харальду верно, Укси! - сказал он, отдавая телохранителю меч, а мысленно закончил фразу:-
"А не то...ты видел, как я бьюсь!"
Тогда то и застал их страж один запыхавшийся:
- Гутхорм ярл! Вот где ты! - Прокричал он. - Тебя Харальд зовет спешно!
Гутхорм молча поспешил в покои Харальда
- Рогволд там... - поспешил добавить хирдман. - Вести принес с поля битвы.

Рогволд и Харальд
Я и Тельт.


На следующее после веселой пирушки в честь возвращения сыновей утро Рогволд решил лично наведаться к Харальду, что все еще гостил в Нидаросе, и сообщить ему радостную весть – Неккви-гадюка лишился головы, а вместе с ним и войско его разбито!
Вместе с собой захватил Рогволд Мудрый Хрольва да Ивара, едва отошедших от беспокойной ночи. Облачившись в одежы дорогую да опоясавшись мечами парадными, новые властители Мера важно, в сопровождении верных гридней, покинули усадьбу.
Час спустя стучались они уже в двери резиденции Харальда, черня ленивых стражников на чем свет стоит да обещая им плетей в количествах немерянных, ежели они, падаль харальдовск… то есть просто падаль, не откроет им ворот и не впустит Рогволда Великого вместе с сыновьями, возвратившимися с побоища великого, внутрь. Ибо разговор важный у них до Харальда имеется.
Неохотно отворяли ворота гриди - Нидорас весь ныне заполнили люди агдирские, тех же кто вы бойне недавней выжил прочь выгнали, в деревни окрестные, да там заставили присягу Харальду и Рогволду принести. Вот и сейчас хельд, что старшим у ворот поставлен был, медленно створки открывать велел, показать дабы, что не столь уж великая птица этот Рогволд, по сравнению с господином их - Харальдом Хальвдансоном.
Войдя Рогволд скорым шагом отправился прям в покои хозяина усадьбы и, громко стукнув в полуоткрытые двери, распахнул их настежь и прошествовал внутрь со всей своей свитой разодетой.
- Привет тебе, Харальд! - с порога бросил Рогволд Мудрый, - весть радостную с поля боя за Мер прими!
- И ты здоров будь, ярл, - молвил в ответ конунг, прядь белую, спутанную откидывая на затылок. Двое телохранителей его вытянулись позади стула конунжего, на рукояти ладони положив. - Что же за весть такая, что ты, в своей усадьбе сидючи, ее поперед меня узнал?
- Так сыновья мои, что чьими руками победа ковалась, вперед твоего войска и гонцов отправились, ибо невтерпеж им было батьке своему новость желанную донести, - с этими словами с гордостью взглянул Рогволд на сыновей своих, подле него стоявших.
- И давно ли вернулись они? - Харальд вопросил.
- Едва два дня минуло. Позволь, конунг, Ивар поведает тебе о битве мерской? Я уверен, ты захочешь услышать того, коий своими руками воев Неккви крушил.
- А что же тогда два дня долгих вы ждали, прежде чем до меня вести эти донести? - Сурово брови сдвинул Харальд, да на пальцами крепко подлокотники сидения своего сжал.
- Так ведь думали, твои гонцы работают справно, - подметил Рогволд, брови картинно вскинув, - али зазря хлеб едят?.. да и разве не слышно было песен веселых, коими наша усадьба вчера допоздна полна была? Неужто никто из людей твоих не поспешил доложить тебе?
- Холопы твои завсегда рады вместо работы - пьянствовать, - заметил конунг, но уже без прежней суровости. - Ну, что же, Ивар Рогволдсон, слушаю я тебя со всем вниманием.
И выступил вперед Ивар, взглядом отца подбодряемый, и рассказ о битве жесткой повел. Не обделили боги сына Рогволда Мудрого красноречием – весь в отца пошел. Покуда говорил Ивар, вои, что помоложе кулаки сжимали да терзали рукояти мечей добрых – так ладно лился рассказ, что прям пред глазами кровопролитие стояло.
Не упустил случая Ивар помянуть личные – и брата в том числе – заслуги перед викторией мерской, поскольку сам верил, что во многом их усилиями победа была добыта. Предательство свое расписал – прям ковер заморский, с востока далекого.
Как закончил рассказ свой сын Ровголда, так тишина в зале воцарилась.
- Вот как значит, - спустя время некоторое произнес Харальд, задумчиво прядь длинную на палец накручивая. - Что же, достоин ты большой награды Ивар, и ты Хрольв - славных сыновей Рогволд вырастил, стать отцова в них угадываеться.
Добрыми слова казались, да только проглядывал в них смысл скрытый: "Мол и сам предатель, и сыновья не лучше".
Оставшись глухим к намекам конунга, Рогволд так отвечал:
- Сыновья мои чтят слово отцовское, кое для них превыше всего, - чуть помолчав, он добавил, - Сигурд, брат мой, спрашивается о сыне своем. Раз выполнил я свою часть сделки, должно и тебе, Харальд, свою часть исполнить.
- И что же желает Сигурд? - С порога раздалось прежде, чем конунг ответил. То Гутхорм, дядя конунжий в горницу пришел.
- Вернуть сына своего, - обернулся на голос Рогволд.
- Неужели ему в дружине конунга худо так, что он уйти желает? - Улыбнулся ярл, на лавку садясь у стены, да взгляда с Рогволда не спуская. Не доверял никому Гутхорм, а уж перебежчику и подавно.
- Ему, может, и не худо, мне до того дела нет, а вот отцу без сына - тоска. Да и кто спрашивает мнения его? Раз сказал батька, значит, исполнять должно.
Рассмеялся Харальд на слова эти:
- Я гридней добрых силой не держу, захочет - так пусть возвращаеться к отцу своему, еще и драгоценными дарами пожалую за службу верную.
Смерил взглядом недобрым племянника ярл, да не сказал ничего.
- Прекрасно. Думаю, Сигурд сам придет да повидается с сыном своим - там и решит. Не все же мне его устами служить, - помолчав слегка, ярл Мера добавил, - итак, все, что я хотел до тебя донести, я донес.
- Гутхорм, собирай людей - встречь Хакону выступим мы, с победой его поздравить, - повелел конунг, с кресла поднимаясь. - Там и награду каждый получит достойную.

Сарасберг. Утро

Как и было приказано кюной вещей, привели конюхи лучшего жеребца, какой был только в Сарасберге - красавец то был вороной с одним лишь пятном белым на лбу в виде треугольников трех - поговаривали, что еще когда жеребенком он был - жрец Фредрик ему шерсть так окрасил и Одину его посвятил, а еще говорили, что конь этот от потомства Слейпнирова и нет ему равных на всей земле. Некогда хотела отдать сыну скакуна Рагхильда, да жрецы не велели, сказав что не для смертных зверь этот, но для богов лишь и дел им угодных.
Вот и в этот день на алтаре зарезал троих баранов Фредрик, у Одина прося взор свой направить на суд этот, а кровью жертвенной коню шерсть белую измазал, да напоил, желая злобу в сердце животного дремавшую, пробудить. Скалил зубы конь, Хальвниром прозванный, да улыбался жрец верховный, ожидая, когда приведут Эйнара и скакуна его.
Для поединка, богам угодного, избрали за Сарасбергом поляну большую, деревьями окруженную - немало людей собралось смотреть за судом Асов, да за тем, сумеет ли христианский ярл жизнь свою спасти. Наемники датские и личные гриди жреческие кругом встали, а после дружинники, одной Рагхильде верные привели Эйнара и Оттара, в стороне их поставив под охраной, дабы убежать не могли - лишь четверым воинам ближайшим доверила дело это кюна, да еще четверых ей Горм дал хускарлов ближайших.
Сам воевода датский подле трона кюны сидение свое поставил, желая зрелищем насладиться - не было дела ему до того, победит кто и будет ли христианин казнен, лишь развлечься желал дан после скуки многодневной. Большую часть войска его ярлы в Вестфольд повели, супротив братьев наумдальских Торварду лендрману на подмогу, сам же Горм в Сарасберге остался и оттого маялся бездельем.
Пришли и венды на обряд священный посмотреть и еще люда немало, а вскорости уже привели воины Эйнара и коня оттарова, что должен был с Хальвниром биться. Воззвал к Одину Фредрик, произнесли молитву короткую Эйнар сотоварищи, оттолкнули подальше зевак праздных хирдманы, поле расчищая для сражения коней свирепых - оба уж удила рвали.
Тогда-то, подле Фредрика и возник Торлейв, прошептавший что-то жрецу Одина. Кивнул благосклонно на слова эти старый служитель. Все лишь веления Рагхильды теперь ожидали.

Возле Гиллисберга. Асмунд Кровавый

- И такмо повелел Господь, не оставив на месте городов, рекомых Соддом и Гомора ничего кроме пепла и серы, а жена лотова, что обернулась тогда вопреки велению Божьему, в столб соляной обратилась...
- А дальше-то что было? - Нетерпеливо прикрикнул на рассказчика Асмунд. С тех пор как уехал Эйнар, пусть и держали мятежника пленного под стражей, да только утратили к нему интерес, один только отрок, бывший раньше у священника Григория убитого в услужении, подле конунга самозванного находился, писание ему пересказывая, Кровавый же, сам того не замечая, все больше интересоваться стал книгой этой священной. Отрок же был доволен еще того больше, что недавно крещеного сумел рассказом своим увлечь.
- Да все, - смущенно мальчишка произнес. - Покарал так господь за грех мужеложества жителей городов этих.
- Туда им и дорога, - сквозь зубы процедил Асмунд, по иному перед ним раскрылось учение христианское - коли раньше он слышал лишь о том, как слабости человеческие превозносят служители креста, то ныне истории, что больше ему по духу были узнал - про потом великий, да про смешение языков, да про Казни Египетские (хотя и не знал он, ровно как и рассказчик юный, что есть такое Египет этот) больше всего нравилось ему слушать.
"Не так уж слаб этот Бог, коли способен города в прах обращать, - пронеслось в разуме Асмунда. - А раз покинули меня Асы Светлые, то такому Господу служить мне не зазорно будет".
Вновь он на крест покосился, что на шее его висел.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 1-10-2007, 22:26

Берег реки Эльв, возле Гилисберга. Лагерь Харека Волка и Ратибора
совметсно с Тельтиаром
Покуда вели телохранители Рагхильды Эйнара и Оттара в острог, где им предстояло поединка жеребцов Одина ожидать, успели они стакнуться с воином одним, что сопровождал их от Гиллисберга, и велел ему Оттар немедля послание Хареку Волку послать, дабы не медлил храбрый конунг Ранрики и делал дело то, о коем условились они с Эйнаром.
Поспешил хирдман верный к соратникам своим, поведал им, в какую беду попал их ярл, коварно оклеветанный и приказ Оттаров пересказал. Споро нашли хирдманы коней ладных, да самый быстрый из людей Эйнара послание заучил такое: "Не видать нам подмоги в Сарасберге. Действуй споро и как уславливались", и в путь отправился. Остальным же надеяться оставалось, что вовремя он до Харека Волка добереться.
Всадник ехал два дня и две ночи, ненадолго останавливаясь в хуторахна ночевку, и троих коней уже сменил в дороге, так что уже к вечеру дня второго был у Харека в лагере.

Тем временем на берегу Ран Эльва войско собранное Эйнаром, и рать приведенная ему на подмогу Хареком маялись от безделья. Уже три дня сидели они без дела, с тех пор как Эйнар ушел на поклон в Саросберг за помощью ратной. Более всех роптали воины Асмунда, которые присоединились к Эйнару после его поединка. С большим трудом Харек уговорил их остаться, намекая, что не избежать им сражения, лишьо подождать надо подмоги из Саросберга. Но чуял он уже неладное, что с Эйнаром что-то случилось...
Харек уже собирался лечь спать, когда ему сообщили о вестнике. Сам конунг Ранрики вышел ему навстречу, и выслушал послание Эйнара
- Вот такие слова передает господин наш, уповая на разум твой и дружбу, Харек конунг, - закончил рассказ свой гонец.
Харек поспешно созвал своих соратников на совет. Были это вожди, уже не раз испытанные в битвах, и ходившие с Хареком во все походы. Почти все они пришли с ним из Ирландии.
- Вот такие вести принес нам вестник. Не стоит нам ждать от кюны ни помощи, ни благодарности, а это значит, что мы сами остаемся один на один со свеями. Я собрал вас, чтобы держать совет, что нам делать. Скажу сразу, просто отойти в Ранрики, не попытавшись освбодить супругу моего товарища и союзника я не позволю. Посему, лишь одно мы должны решить - как нам вести себя со свеями, и что делать, чтобы освободить тех, кого свеи взяли в плен во время своего вероломного нападения... эйрик поступилне по законам воинским, и не по законам чести... А потому и я считаю себя свободным от них в отношении Эйрика и его войска.
- Верно то, - Ратибор первым молвил. - Злое дело свеи уделали, так неужто мы должны с ними по чести воевать, после всех злодеяний их?
- Только как нам их одолеть, и землю от них освободить, коли их трижды больше чем нас, и все у него воины опытные, в доспехах полных, и с оружием добрым?- произнес Гуннар, один из норвежцев, пришедший с Хареком из Ирландди, и которому харек доверил командовать воинами из Хейдемерка. -Даже если по покровом ночи нападем на свеев, то лишь доблестно погимнем мы сражаясь.
- Рановато нам умирать, - то уже Ярослав сказал, меч поглаживая. - Со свеями не поквитавшись. А что, если убить Эйрика?
- И что это нам даст? - возразил Харек. - Как толкьо мы убьм Эйрика, свеи убьют Сигрун, и с прочими пленниками церемониться не будут.
- Быть может ярлы его сговорчивее будут без конунга? - Поспорил хольмагардец.
- Может часть и уйдет - тех кто пришел из Вьярмаланда или Гаутланда. А вот те кто с ним - они мог ут быть не такими сговорчивыми. Нет уж, Эйрик пока нужен живым. Его нужно захватить. Сигрун охраняют слишком хорошо, чтобы ее освободить, не подняв переволох. Но вот сам Эйрик... Наверняка он, будучи хозяином положения, чувствует себя в безопансности.
- И что же ты предлагаешь? - Ратибор спросил. - В усадьбе и деревне свеев и гаутов немало, пусть они и не охраняют денно и нощно Эйрика, да все одно на защиту его встанут.
- Даже в отхожем месте? -спросил вдруг один из ирландцев, хохотнув. - Можно подумать, он и туда с охраной ходит.
- Кто его знает, - другой хирдман молвил. - То проведать надо, прежде чем говорить.
- А ты бы сходил и поглядел. Может он там золото набирает, чтобы хирдманам платить. Вдруг ему тролли секрет открыли, как навоз в золото обращать?
Хирдманы засмеялись.
- Он сам - отродье троллиное!
- А ведь хорошая мысль - подстеречь Эйрика и увести. - сказал Харек задумчиво. - Живым в наших руках он будет более ценным. А за освобождение коннунга своего свеи многое отдадут. А уж где его подстеречь - это уже слуги лучше всех знают. С ними бы потолковать как следует. Уж в конюшню к своему скакуну он должен хоть два раза в день за глядывать. Да и девок к себе он наверняка водит. Тоже охрана явно притом не присутствует. Мало кому из знатных вождей по нраву, когда кто-то на их утехи смотрит.
- И что, девкой переоденешься ты, Харек?
Хирдманы засмеялись. Харек густо покраснел.
- Ну уж нет. Я не Тор, а Эйрик не тупой великан, который на такую уловку попадется
Хирдманы засмеялись еще больше, вспоминая эту историю про то, как Тор переоделсяженщиной, чтобы убить великана, который позарился на его невесту.
- Тогда слуг надо поспрашать, а кто это сделать сумеет?
- Я сумею. - отозвался Ратибор. -Чай слуг этих я набирал, и вряд ли кто из них оружный был, когда свеи нагрянули
- Тогда как разузнаешь, так и решим, как нам змеюку подлую свейскую изловить, - с жаром Ярослав воскликнул.
- На том и порешим. - сказал Харек, хлопнув ладонью. - А в усадьбу проникнуть лучше во время, когда все спать ложатся, а выкрать его тоже лучше ночью, но ближе к утру, когда стража не такая бдительная. Потому идея выкрасть его у отхожего места, когда он оттуда возвращаться будет мне кажется весьма здравой. Если он там вообще бывает... Потому разузнайте у слуг все, что сможете. где бывает, куда ходит, когда спать ложится, когда встает, а там уже придумаем что с ним делать...

Сарасберг.

Много народу собралось посмотреть на суд Богов. Медленно обводила Рагхильда собравшихся холодным взглядом, ожидая, пока все будет готово. Вот привели коней, что сражаться должны будут, уже готовы они были к бою - слышится нетерпеливое ржание Хальвнира да всхрапывание коня Оттара. Встала Рагхильда, выпрямилась, статная и холодная, будто тело ее было из глыбы льда высечено, а в жилах вода морская текла, еще раз оглядела всех, и кивнув головой, села на место.
Тут же загомонили все собравшиеся, а конюхи повели животных к поляне.
Вылетел конь Рагхильды на поляну, стал взбрыкивать и топтаться по середине так, что те, кто еще минуту рвался поближе посмотреть на происходящее, отпрянули, дабы не попасть под копыта зверю.
Второй же конь, сделав круг, встал, прочно уперевшись всеми четырьмя копытами, и поднял уши, завидев своего противника.
Тогда и Одина конь обратил свое внимание на оттаровского жеребца. Пару минут стояли они, пристально друг за другом наблюдая и выжидая, что же сделает соперник. Видно было, что не успевший отдохнуть конь пленного не очень желал вступать в поединок с молодым, полным силы и пыла жеребцом. И что Хальвнир, если и бросится на противника, то будет биться неистовее, чем берсерки. Тут щелкнул кнут, и от неожиданности животное, кюне принадлежащее, встало на дыбы и замолотило копытами воздух.
Отшатнулся скакун Оттара, заржал и вбок скакнул, уворачиваясь от мощных ударов крепких мохнатых ног. Тут же опустился Хальвнир и бросился на врага.
Долго гонялись друг за другом кони, свирепо кусая друг друга за шеи, за крупы и бока, пытаясь раздробить острыми, широкими копытами противнику кости. Страшное это было зрелище, ибо беспощадны и безжалостны воины животных.
Смотрели, словно завороженные на схватку эту все собравшиеся - что норвежцы, что венды и даны, никогда раньше не доводилось им видеть суда такого, ведь древен обычай сей был и редко когда применяли его. Оттого и не могли глаз оторвать люди от коней взмыленных. Один лишь Эйнар стоял, глаза закрыв и молясь тихо, рукою левой крест на груди сжав. Не видел он сражения, но Бога Белого молил о помощи.
Рядом же с ним Оттар стоял, взглядом цепким шансы коней оценивая и кулаки крепкие сжимая до хруста, ибо видел, что его жеребец слабее оказался, нежели кюны скакун. Быть может и правда то была ворожба богов северных, что отступников от веры древней покарать желали?
Но вот наконец стал терять и без того немногочисленные силы храбрый и могучий конь Оттаров. Вскоре повалил его Хальвнир, и тот лежать остался, показывая, что проиграл он битву.
Но не остановился неистовый (а может, просто напуганный) конь, скакун Одина, стал топтать копытами дальше и кусать противника, пока не пришел тому конец.
С трудом потом поймали Хальвнира, увели в конюшню залечивать ему раны и приводить его в порядок.
Опустил голову херсир Рваный, видя гибель коня своего, знал он, что не последняя это смерть нынче. Усмехнулся Горм-воевода, исходом сражения довольный - любо было ему за битвой такой необычной наблюдать.
Тут встала кюна Рагхильда и обратилась ко всем присутствующим:
- Все свидетели, свершился Суд Богов! Асы не потерпят лживых учений почитателей Бога на кресте! И все тому свидетели!
- Неужто богам мы уже не поверим? - заметила громко Асса, вызвав своими словами гул голосов.
- Таково решение Одина, что карает неверных, тех, кто отрекся от истинной веры. Я сколь угодно благодарна тебе, Эйнар, за свое спасение, но предательство выгораживать не стану ни из благодарности, ни из-за чего другого. Отступники должны быть наказаны, такова воля богов. Казнь ожидает вероотступников!
С улыбкой грустной смотрел на кюну Эйнар ярл, да в глазах его печаль застыла, но сраха не видно было:
- Я прощаю тебя, кюна Рагхильда, - наконец произнес он, так чтобы все слышали. - Бог тебе судья и приговору твоему.
- Нет Эйнар, это тебя Боги осудили за то, что отрекся ты от них, - воскликнул Торлейв, вперед выступая. - Дозволь госпожа приговор твой исполнить немедля!
Сурово взглянула Рагхильда на жреца, как бы недовольная его восклицанием, но все же махнула рукой, равнодушно скользнув взглядом по осужденному. Весь ее вид давал ясно понять, что она свое последнее слово сказала, а угрозы карой чужого лживого бога до нее даже не долетели.
- А с этим что делать, кюна? - То уже Фредрик старый спросил, на Оттара указывая.
Кюна обернулась на Оттара, и на лице ее ясно читалось раздражение.
- А этого..Этого отдать жрецам и в жертву принести. Пусть прольется кровь веропродавцев, чтобы возрадовались боги и благословили нас.
Кивнул сдержанно верховный жрец в ответ на решение такое, у Торлейва же лицо просияло от радости, ровно как и у Асгаута ярла - да только на них все равно никто в момент этот не смотрел. Оттар же, слова кюны услыхав, бросился на стражей данских, одного с ног ударом кулака сбив, да тут остальные навалились на него, к земле прижав.
Хотели вмешаться хирдманы Эйнара, к мечам потянулись, но жестом остановил их ярл обреченный, не захотел, чтобы понапрасну люди его кровь проливали в схватке бессмысленной. А временем тем слуг двое веревку перекинули через ветвь крепкую дерева, что ближе всего росло - был то ясень могучий, Одиново древо. Бросил Торлейв приказ гридням своим, погнали они тычками копий Эйнара к дереву, тот же с каждым шагом к гибели своей приближаясь, вспоминал поход хрингарийкий, да Брана - ирландца, что так же повешен был жрецом Рунольвом Чертополохом на дереве.
Повторялось все. Но раньше были с ним Харек и Сигрун, сейчас же - один он остался. А петля уже горло его стянула туго. Стоял подле Торлейв жрец, ухмыляясь в бороду, да прежде чем приказать вздернуть Эйнара, прошептал ему:
- А после с женой твоей и Хареком так же поступлю я.
Забился тут Эйнар, бросился на жреца, да вдое воинов веревку натянули, поднимая над землей ярла обреченного. Напрасно хрипел христианин, гибель свою отдаляя - не осталось у него ни шанса единого вырваться из пеньковых обьятий. Но вот наконец перестал он дергаться, застыл навсегда, на ветви дерева покачиваясь.
Рагхильда не смотрела за приготовлениями, не смотрела она и на самого Эйнара. Словно ледяная скульптура, ожившая на пару мгновений, она снова замерла, вперив чуть усталый и, возможно, оттого суровый взгляд вдаль. И только когда все было готово и веревку уже накинули ярлу на шею, повернула она голову и пристально смотрела на христианина, бывшего сподвижника и спасителя, не отводя глаз. Она не слышала, что сказал Торлейв Эйнару, но могла предположить, и со скрытой тревогой поняла, что радует ее сие намерение, и что лично она проследит за казнью Сигрун.
Затих Эйнар, предатель своих богов, затихла и вся поляна. Рагхильда постояла еще пару минут, молча глядя на повешенного, потом повернулась и так же спокойно, как и появилась, отправилась обратно в свои покои. За ней же двинулась и Асса, храня чинное молчание.