Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

Южный Мер. Арнвинд и Раннвейг.
Раннвейг сидела в комнате в доме, что конунг ей подарил и смотрела на двери длинного дома. Арнивинд... Сколько она не намекала, но дальше положения наложницы продвинуться не удалось.
Женщина вытянула руку, на запястье звякнули тонкие серебрянные браслеты украшенные сплетением рун. Только не было счастья от этих полосок металла, ведь у Хильд они лучше и дороже, да и делает она все что пожелает. И слова ей конунг не скажет.
А теперь вот из Эрика веревки вьет, а тот как собака побитая ходит. Эрик... Да взошла бы она на его ложе брачное, да конунг лучше ярла.
Скрипнула дверь, открывшись.
Арнвинд вошел достаточно тихо, взгляд у него был хмурый, на лбу показались морщины - видимо неприятные ему выпали нынче думы.
- По нраву тебе обучье новое? - Спросил он у женщины, видя, что та на украшения смотрит.
Раннвейг сначала вздрогнула от неожиданности, но увидев конунга заулыбалась ослепительно:
- Конечно, господин мой. По нраву, это ты мне подарил. А почему печаль чело твое омрачает?
- Потому, что сестра моя дура, - проронил конунг, невольно наложницей залюбовавшись. - Но полно о ней, пусть у мужа ее голова о том болит.
- Она девочка маленькая, - улыбнулась женщина, к конунгу подойдя. - Прими это во внимание и не суди ее строго. Нет в ней мудрости женской пока.
Произнося это, Раннвейг глаза от конунга прятала, ибо мысли свои взглядом не выдать.
- Альвхеймарцу ее отдать стоило, чтобы позора на ярла моего не навлекала, - вздохнул Арнвинд, за плечи обняв женщину. - Ты-то не скучаешь здесь?
- Тихо, не говори так, - Раннвейг палец к губам конунга прижала, слова злые сдерживая. - По тебе скучаю, а это от места не зависит. Вот если бы ближе к тебе быть.
Вновь завела свою песню наложница.
- Куда уж ближе, - прошептал Арнвинд.
- Под крышей твоей, - Раннвейг картинно вздохнула.
- Опять ты за старое, - вздох конунга был куда более убедителен.
- Хорошо, - покорно согласилась женщина. - Я уже привыкла к твоим объяснениям, - оттолкнувшись от мужчины она села на кровать. - Они всегда одинаковы.
"Может сейчас. Может получится", - изобразив опечаленную деву подумала наложница конунга.
- Родишь мне наследника - тогда и заведем разговоры о женитьбе, - непреклонен оставался Арнвинд, видно было, что после разговора тяжелого с сестрой не в настроении он. - Поскольку не пристало сыну конунга безродным быть, а до той поры ты мне и так люба.
Раннвейг губу прикусила, ища слова. "Что же сказать такого? Уйдет в поход Арнвинд и этой девке подчинятся?" - метались в голове мысли.
- А ежели тяжела стану, а ты в поход уйдешь? А Один в Вальгаллу тебя призовет. Что сыну твоему делать прикажешь? - пустила в ход последний аргумент.
- А мой ли то сын будет?
- Ты сомневаешься в верности моей, конунг? - оскорбленно Раннвейг спросила.
- Правителю пристало во всем сомнение иметь, - ответствовал Арнвинд, подле наложницы на кровать садясь. - Да и не тяжела ты пока, хотя это и поправить можно.
Отодвинулась Раннвейг обиженно от конунга, хотя скорее кокетливо сие выглядело.
- Ты в поход собрался.
- А вот это уже не твое дело, - отрезал викинг, рукою ее за шею обхватывая и к себе притягивая, да к устам припадая.
Резко сопротивление женщина прекратила, понимая, до каких пределов игру эту с конунгом играть можно. В тоже время торопиться надо бы, время не стояло на месте, а то, что про Харальда рассказывали внушало тревогу за будущее ее.

(в роли Арнвинда Тельтиар)

Сарасберг. Все-все-все.
(т.е. я и Тельтиар)

Пока Эйнара-ярла к дубу вели, братья Вебьернссоны, что со всеми вместе были, следили за ним, глаз не отводя.
- Так и должно поступать с предателями, - обронил Халльвард тихо, заметив брата глаза испуганные.
- Слишком суров ты, Халльвард, - почти умоляюще Сигтрюгг протянул, - ты ведь тоже слышал - у него жена, ребенок будет у нее скоро... Она домой его ждет, ждет спасения. Ты представь только, за помощью к кюне поехал, а нашел у союзников бывших смерть верную...
- Ты правильно сказал, - помрачнел Халльвард. - Именно среди бывших.
А на шею ярлу тем временем уж веревку накинули.
- Говорят, для них за веру пострадать, умереть за Бога своего - высочайшее блаженство, - продолжал старший. - Вот и пусть наслаждается...
Короткое падение.
Сигтрюгг закрыл глаза.
- Это ведь мы его убили, брат.
- Нет, Сигтрюгг. Он сам виноват. Только сам, - и Халльвард положил руку на плечо младшему брату.
- Красота, - со смехом раздался позади голос Асгаута ярла, за всем этим делом наблюдавшего, а ныне обоих братьев обнявшего крепко. - Коли не вы бы, братья, так опять ушел бы негодяй от расплаты.
Сигтрюгг вздохнул только, Халльвард же, к ярлу обернувшись, кивнул:
- Наконец-то свое он получил. Впрочем, куда больше радовался бы я, окажись на его месте Харек Волк сейчас.
- Помню я о том, что сделал он с тобой, - согласился Асгаут, улыбки торжествующей не скрывая. - И о том мыслю, что когда узнает он о казни Эйнара, сам придет мести искать. Вендов с ним стравлю.
- И ему, стало быть, уж не удастся от возмездия уйти? - Халльвард нахмурился. - Коли по чести, так не верится мне в это. Вон сколько всего нам вытерпеть пришлось, сколько всего повторить по нескольку раз, прежде чем Эйнар наказан был... Харек силен ведь, ярл.
- Конунг Харек, - с какой-то неприятной усмешкой произнес Асгаут.
- Да куда ему в конунги, - махнул рукой Сигтрюгг, пытаясь показаться все же таким, как и обыкновенно. - Так, свезло просто... Но вот то, что ряды прихвостней его пополнились - это дурно. Любопытно мне было б знать, что на все это Харальд-конунг сказал бы, если б слышал.
- То, что он объявил себя конунгом, нам на руку, - Асгаут говорил медленно, поучающе. - Харальд не потерпит других конунгов в Норвегии, как вражеских, так и союзных.
- Значит, быть войне в любом случае, - Халльвард не спрашивал, да и не утверждал, а как будто делал вывод, в котором и сам уверен не был.
- После. А сейчас порадоваться вам стоит, что кюна за вас дело ваше сделала, да Оттара к смерти приговорила. Теперь уже не сумеет он гибели избежать.
- Да мы и так рады, - улыбнулся Халльвард, следом за ним, через силу, и Сигтрюгг.
Заметил ли ярл, что украдкой младший обернулся, взглянул на кого-то, кто прежде Эйнаром-ярлом был, а теперь лишь в петле раскачивался, с лицом, уродливой гримасой искаженной?
Должно быть, заметил. Сигтрюгг спешно отвернулся.
Щеки его почему-то покраснели.

Бристоль. Конунги Гандальв и Ивар.
Совместно DL & Easterling.

Путь альвхеймарцев завершился, когда впереди показались стены Бристоля. Словно вежливые гости. Норвежцы подплыли не торопясь, и давая возможность себя рассмотреть. Гандальву не с руки было будить в данных думы лихие. Ивар Рагнарсон сам вышел на берег – встречать гостя. Властитель поплоще, может, и затворился от воинственного соседушки да ярла послал сперва меч гостя забрать да волю добрую подтвердить. Сын Рагнара был не таков. На причале толпилось много людей, и бондов и ярлов, он выделялся средь них, будто сокол в стае утиной. Этот воин был вождь не только по праву рождения, но и по ощущению нутряному.
Едва крепкие руки гребцов подвели к берегу драккары, а услужливые рабы сходни к ним подтащили, Гандальв первым ступил на землю английскую. Он подошел к датскому конунгу, что спокойно стоял без оружия, гостя с терпением поджидая. Когда стали они рядом, стало ясно, как день, что викинги датские и норвежские от одних богов род вели. Оба вождя были крепкими и закаленными, хотя Ивар был помладше летами. Впрочем, победы военные и земли, принявшие его властелином, позволяли сыну Рагнара смотреть на альвхеймарца ни как младший на старшего, но как благосклонный хозяин на гостя. И даже гордый Гандальв не почуял в том ущемления прав – первым склонил голову, дана приветствуя:
- Здравствуй и ты, Гандальв, - почти одновременно с гостем поклонился датчанин.
- Путь мой был долгим, но стоило пройти столько глади морской да речной под полосатыми парусами, чтобы встретить северных войной в самом сердце земель англов и саксов. Ты, видимо, слышал, что в Норвегии ныне усобица. Рад, что здесь оружие викингов служит преумножению богатств скандинавских, а не братоубийству. Юноша, что был мне проводником и рассказчиком, говорил, что ты и братья твои за отца своего славную виру потребовали, да не серебром, а вражеской кровью, - продолжил Гандальв. – Тихо ли ныне во владеньях твоих? Смирились ли саксы, что ныне даны над ними, или ножи потихоньку вострят?
- Слышал, - кивнул Ивар. Обернулся на мгновение - что и сказать еще, ясно, что тоже рад, и ни к чему бросаться пустыми словами - а о серьезных вещах не говорят с гостем, усталым от долгой дороги. Хотя - намекни на такое гордому викингу... - Успеем повести разговор об этом. Будь моим гостем.
- Благодарю тебя, славный сын Рагнара, за гостеприимство оказанное, - ответил на то конунг Альвхеймара. Ивар вполне мог послать гостя незваного обратно, не пригласив: не был он Гандальву родичем, и отцы их из одного рога меда не пили. Но Ивар был благороден, как истинный властелин, и Гандальв не желал уступать ему в щедрости: - Я не с пустыми руками пришел, но с дарами дружескими. Есть ли в доме твоем кюна, чтобы одарить ее, как подобает?
- Нет, - улыбнулся Ивар; ясно, что гость непременно принесет дружеские дары хозяину дома. - Но женщин в моем доме хватает.
- Ей, молодцы, тащите сюда сундуки! - возвысил голос Гандальв, обращаясь к норвежцам, стоящим у сходней. - Не одна дева в селении без подарка с пристани не уйдет - вот слово владыки Альвхеймара.

Казнь Эйнара Губителя Заговоренных. Хаки Гандальвсон.

От селян сын Гандальва прослышал не только о состоявшемся сраженье Асмунда с Губителем Заговоренных, но и подлости свейского конунга. А затем, пока Хаки под именем Ульв развлекал бондов баснями да сказаниями, коих еще мальчишкой прочитал весьма много, вести еще черней подоспели. Что суд божий кюна назначила. Не желал Хаки видеть Рагхильду да ей о себе напоминать. Хотя кюна агдирская младшего сына Гандальва видела только мельком на свадьбе, но зло затаила. Однако же, пропустить суд богов не хотелось, слишком хорошо помнил бывший конунжич какими путями порой ходит божеское благоволение. Эйнар, верящий в Белого Бога, едва ли мог рассчитывать на милость Обманщика, а без его помощи ой, трудно будет мужу сему голову сохранить. Уж коли Рагхильда столь далече зашла, чтоб старую дружбу презреть да от тех, кто за нее головы сложить рисковал, отказаться – не поможет Губителю ни правда, ни кривда. Коли конунгам хочется – они все знаки по желанию своему истолкуют: сын Серого конунга то много раз видел, как в доме отца, так и в хоромах других, дружных с домом Альвов властителей.
Хаки торопился. Как мог, но успел лишь к финалу. Видел он, как Эйнар с жизнью прощался. Хоть и безбожник он был, богов праотеческих отринувший, да и роду низкого, бывший раб, а перед смертью достойно держался. Другой муж, обреченный жестокосердием кюны на смерть, пытался бороться. То было правильно и хорошо по вере воинов Севера, но спокойный Эйнар поразил Хаки куда больше изрыгающего проклятья Оттара.
«Неужто это Белый бог дал рабу своему столько достоинства?», - поразился альвхеймарский конунжич. На Рагхильду смотреть не хотелось, но лик ее взгляд притянул помимо желания. Фрейа не оставила мать Харальда милостью: даже сейчас, взрастив сына, положившего к своим ногам пол Норвегии, она была дивно пригожа. Но в тот момент, когда Эйнар повис на суку, черты Рагхильды показались Хаки уродливыми. Наверное, так же искажались лица воителей в битве, когда ноздри их чуяли кровь, а сердце пело песнь смерти. Если в мужах это смотрелось привычно, то на лице женском отталкивало. Такая Рагхильда напомнила Хаки о Хель, в объятья к которой он сам не угодил только чудом. Может, полуживая дочь Локи, и впрямь, сейчас смотрит на мир глазами агдирской кюны? Иначе – чем пояснить ее черную неблагодарность, ее слепоту и жестокость? Сейчас младший сын Серого конунга искренне радовался, что потерпел неудачу в походе и не взял эту женщину под свой кров. Кому люба жена, у которой из-под лика людского злобное чудище, крови алкающие, вылезает?
«Харальд должен про это узнать. Колдовство ли тут в землях вершиться, или оговорили Эйнара с людьми его, иноверством воспользовавшись – но с кюной не все так, как должно».
Подумать легко. Но как найти Харальда, и, главное, убедить его выслушать эти речи? Рагхильда ведь – мать, а вот он…
Трусость, которой он некогда был обязан своим прозвищем «Малодушный», вновь подняла голову. Хаки сгорбился, будто старик – так тяжела была ноша, придавившая плечи. И побрел в сторону леса, обходя гридней агдирских, шумно радующихся кончине нелюбезного им белобожника.

Жертва. Сарасберг

О казненном Эйнаре уже вскоре позабыли - селян и воинов ожидали повседневные дела, которые нельзя было откладывать, в особенности бондам, поскольку шло время сева. А что иноверца предательского повесили - так это уже не важно было никому.
Вдали же от Сарасберга, в священной роще, где некогда Торлейв велел принести в жертву Хаки, готовился иной, не менее кровавый обряд - верховный жрец Одина Фредрик и служитель Тора собирались отдать Асам Оттара Рваного, приговоренного к смерти кюной Рагхильдой.
Шестеро дюжих учеников Фредрика, вооруженных короткими мечами шли позади жрецов, а еще двое волоком тащили связанного херсира по земле. Сам верховный жрец даже не оборачивался, слегка улыбаясь в седую бороду и ведя разговор с приемником:
- Вот видишь, Торлейв, каждого, кто отступает от воли богов, рано или поздно ожидает заслуженная кара.
- Эйнар и это рваное отродье, это еще не все отступники, - пальцы служителя Тора обхватили рукоять каменного жертвенного ножа, который он нес за поясом.
- Уж не хочешь ли ты украсить деревья Вингульмерка христианами, словно Асмунд?
- Было бы не плохо каждому иноверцу по кресту поставить, - проскрежетал Торлейв, но после добавил: - Хотя это все рабы и бонды, так что лучше будет просто брать с них большую подать.
- Золотые слова, - кивнул Фредрик, а тем временем они уже вышли к каменному алтарю, расположенному на поляне в сердце рощи. - Бросьте его на камень.
Воины исполнили приказ, положив Оттара на алтарь, а затем отойдя в стороны и образовав круг, в центре которого находились жрецы и жертва.
- Ярл достался Одину, херсир станет подарком Тору, а девку его отдадим Фрейру, - произнес Торлейв, покуда его старший товарищ готовился к ритуалу.
- Что, и ее тоже решил осчастливить? - Фредрик все же не удержался от колкой насмешки, но заметив, как помрачнело лицо Торлейва, добавил: - Помнишь, что я тебе говорил об ирландке?
- Помню, - хмуро кивнул жрец. - Харек еще пожалеет, что сумел вернуть благосклонность конунга.
- Да будет так, - довольно усмехнулся старик. - Я буду рад вздернуть Волка на том же суку, где сегодня отправился в Хель однорукий раб.
Торлейв рассмеялся, а затем взглянул в мрачное, покрытое синяками лицо Оттара, лежавшего на камне:
- Ты сам выбрал свою судьбу, херсир, - зло процедил служитель Тора. - Асгаут пытался предупредить тебя, но предателю Асов нет места среди живых.
Херсир сплюнул в лицо Торлейву, тот утерся рукавом и ударил Рваного в живот, заставив скрючиться на алтаре.
- Довольно, - бросил Фредрик, воздев руки к небесам. - Отец наш, Один, внемли!
- Обычно мы приносим Тору козла, - прошептал херсиру Торлейв с непритной ухмылкой. – Но думаю слуга распятого будет достойной заменой.
- Внемли! - Подхватили воины, подняв глаза - в темном небе клубились тучи, предвещающие грозу: Тор сам пришел забрать свою жертву.
- Отступник, сменивший молот на крест, отступник, презревший заветы предков, изменник, отрекшийся от Светлых Асов во имя чужеземного бога, да будет ныне наказан! Кровь его, да прольется во имя Тора-Громовержца! Жизнь его, да иссякнет, впитавшись в землю!
- Тор, прими же жертву сию! – Торлейв вознес молот над головой, призывая бога грозы.
- Тор!!! – Крики восьмерых воинов слились в непонятный гул, уносясь в небеса.
- Не спасет тебя ложный бог франков, Оттар, - в лицо херсиру рассмеялся жрец Тора.
- Тор херкоммен! – Приняв от Торлейва кинжал, Фредрик занес его над головой, целясь в сердце Оттара, но в следующий миг казавшийся беззащитным херсир подтянул колени к животу, с силой ударив пятками в грудь старому жрецу. Охнув Фредрик осел на землю не в силах дышать, а удивленный Торлейв так и застыл с поднятым молотом, должным раскроить херсиру череп – вскочив, Оттар сбросил с рук веревки, которые он успел истереть о камень алтаря, пока жрецы читали свои молитвы и перехватил руку Торлейва:
- Пусть теперь тебе твои боги помогают! – Проскрежетал он, бросая служителя Тора на землю. Ударившись о край алтаря головой, жрец дернулся и затих. Сам же Оттар схватил молот, выпавший из руки сраженного жреца, разворачиваясь к жреческой страже – нет, он не Эйнар, чтобы смиренно принимать гибель, он станет бороться до последнего, до того момента, пока из его груди не вырветься предсмертный вздох, и тогда уже, представ перед Творцом, ответит за каждый свой грех в полной мере, но сейчас, среди прислужников каменных истуканов он будет драться со всем неистовством.
- Убить его! – Прокричал один из воинов, выхватывая меч, но затем так и встал с разинутым ртом, а из шеи у него показался наконечник стрелы. Пошатнувшись, воин рухнул на землю, орошая ее кровью.
Двое других, не заметив гибели товарища, ринулись на Оттара, но тот, размахнувшись, метнул одному из них в голову молот Торлейва – железо с хрустом проломило череп, а затем херсир уклонился от удара второго противника, хватая его за руку, сжимающую меч и с силой ломая ее о колено. Клинок звякнул о камни, а пальцы Оттара сжались на горле воина, раздирая его плоть – ярость ныне застилала глаза воину и утраивала его силы, хотя он и не был берсерком. Тело жреческого гридя упало возле Торлейва, а позади раздался еще один гулкий стук – это рухнул еще один воин, пытавшийся подойти к херсиру сзади, со стрелой в глазнице.
Оставшиеся хирдманы бросились к лесу, откуда летели стрелы, один из них упал, пораженный в грудь, а затем раздался звон мечей, но Рваный не следил за той битвой, поскольку увидал перед собой медленно поднимающегося Фредрика. Рванувшись вперед, херсир схватил старика за бороду, притягивая к себе, он слишком хорошо помнил обещания жреца погубить Харека и других христиан, чтобы оставлять его в живых, да и казнь Эйнара все еще стояла перед глазами – ведь это не Торлейв, а именно Фредрик готовил поединок коней.
- Вы горазды убивать святых, - процедил он в лицо служителю Одина, наматывая бороду на кулак и слыша, как стонет от боли Фредрик. – Вот только с грешником у вас этого не вышло!
- Будь ты проклят, - донесся из-под спутанных седых волос слабый голос жреца. – Тор не простит…
- Ваши боги погибли в Рагнарок, - жестко отрезал херсир, бросая жреца на алтарь – А Белый Бог пришел им на смену! Так говорил Харек и теперь я вижу, что он был прав. Ты убил Эйнара, оклеветав его перед кюной и людьми!
Фредрик стонал и трепыхался в могучих руках Оттара, но вырваться ему было не под силу. Понимал это и херсир, хотя и опасался, что кто-то из гридей Торлейва вернеться, но был полон решимости довести дело до конца.
- Эйнар был праведником, отринувшим жестокость и злобу этого сурового края, - продолжал шептать Рваный. – Он мог принести мир в северные земли, но вы, жадные ублюдки, убили его! И как сказано в писании: «Око за око, зуб за зуб!»
Викинг вырвал из ослабшей руки жреца каменный нож и поднеся его к горлу Фредрика, резко надавив, сделал широкий надрез, вспарывая жрецу глотку.
- Теки кровь, теки по алтарю ушедшего бога! – Воскликнул Оттар, выпуская переставшее биться в конвульсиях тело и отбросив нож. – Бог Живой, да осудил вас, за ваши прегрешения! Горите в Аду, Торлейв и Фредрик, служители лживых и вероломных богов, не помнящих добра!
Подхватив один из мечей, Оттар направился к лесу, но в следующий миг раздался раскат грома, заставивший его вздрогнуть – и обернувшись, он увидал как горит на алтаре тело Фредрика, пораженное молнией.
А затем пошел дождь…

Оттар рассмеялся, обросив назад намокнувшие под дождем волосы, когда увидел людей, выходящих из-за деревьев: то были Фреолаф и Буревой, а по их клинкам медленно стекала кровь.
- Вы спасли меня! – Прокричал он, обрадованно. Надо же – он сам сначала поверил, что Фреолаф предал Харека, но сейчас видел, что это не так.
- Долг платежом красен, - отвечал венд, хлопнув херсира по плечу. – После гибели ярла, разве я мог позволить им убить еще и тебя?
- А я посмотрел на это дело и понял, что мои слова кюну не убедят, - добавил дан. – А потому ноги в руки и вперед, покуда Асгаут не заметил.
- Да вы хитрецы! – Бросил Оттар. – Остальные где?
- Ярл приказал заключить их в острог, - отвечал Буревой. – Я один сумел бежать.
- Мы должны освободить их, а затем отомстить за Эйнара, - сурово произнес Рваный. – Пусть мы не смогли спасти его жизнь, но я клянусь расправиться со всеми, кто причастен к его гибели: с подлой ведьмой Рагхильдой, которой он так доверял, с негодяем Асгаутом, но, прежде всего я вырву лживые языки из глоток этим щенков – Халльварда и Сигтрюга! Как только Эйнар мог отпустить их?!
- Нас трое лишь! – Предостерег его Фреолаф. – И я здесь не для того, чтобы героически умереть!
- Мы не сможем убить ярла и кюну, и них большая охрана, - покачал головой венд. – Нам должно бежать.
- Бежать? – Воскликнул херсир. – И оставить их наслаждаться этой подлой победой?
- Ты убил жреца, этого довольно, - молвил Буревой. – Нельзя добиться справедливости за одну ночь.
- Харек должен узнать о случившемся! – Добавил датчанин. – Если он начнет битву с Эйриком, но после станет беззащитен перед вероломной кюной!
- Да, и она убьет его так же, как Эйнара, - зубы Оттара скрипнули. – Освободим наших людей и уйдем.
- Необходимо вернуть меч Эйнара, - сказал Фреолаф. – Я слышал, что жрец отдал его кузнецу и велел перековать. Это святое оружие не должно пропасть.
- Ублюдочный жрец! – В рукояти меча Губителя Заговоренных были мощи святого, а Фредрик пожелал осквернить его. – Я сам пойду к кузнецу, а вы вызволяйте воинов и добудьте лошадей!

Саросберг. Хаки, Асгаут и труп Эйнара.
Совместно с Тельтиаром.

Хаки далеко не ушел. Как ни пытался бывший конунжич закрыть уши и разум, все же не вышло. Со смехом гуторили гридни, что тело христианина, мол, висеть на суку будет до Рагнарека, зверью да птицам поживой, а он только пальцы в кулак стискивал. Слишком хорошо помнил альвхеймарец Саросберг, помнил, как вошел сюда, как хозяин, и как вышел на битву с Харальдом. И то, как смерть свою под дубом священным встречал, не забыл. Ныне другой муж Иггу достался, и он умер взаправду. Даже коль был веры иной, а оставлять тело зверью да ветру – это неправильно. До ночи Хаки по лесу ходил, и кошки на сердце скребли. Чтобы отвлечься от дум, бывший конунжич костер растеплил, да шевелюру в порядок привел. Если ранее он старца длинноволосого напоминал, то теперь стал более походить на мужа тридцати зим от роду. В другое время подумал бы трижды, стоит ли делать себя узнаваемым врагу, но сейчас не до той мысли было. Промучившись до летних сумерек, викинг понял, что не будет покоя ему, коль малодушью уступит. Не спас он Эйнара – тому Один судья. Чай, не друзья они были. Но позволить над телом глумиться… нет, не бывать! И Хаки пошел на поляну, туда, где меж веток дубовых ветер раскачивал тело повешенного. К вечеру выпала роса и ветви священного древа стали мокры.
«Будто слезы на теле дерева, - Хаки подумал. – Видимо, сам Высокий видит, что черное дело вершат его именем, от того древо его – дуб – плачет в ночи».
Конечно, знал муж сей, что такое роса, но лес темный до мертвец, в ветках качающийся, любой трезвый ум сделают суеверью послушным.
Дорогой той и другой муж этой ночью шел - не спалось Асгауту ярлу, все не верилось, что сумел он наконец христианина со свету изжить, да и с Оттаром поквитаться. Из рук Фредрика никто еще живым не уходил, а потому обречен был херсир предательский, сам же ярл хотел вновь на тело Эйнара посмотреть - как бы не воскрес однорукий, точно бог его незваный. Да только, вместо тела одиноко на ветру качающегося, совсем иную картину увидал он.
Хаки влез на дерево, мысля веревку обрезать, да не удержался на нем, и рухнул наземь вместе с трупом Эйнара. Так и увидел их ярл – с дерева падающих. А потом Хаки поднялся, обхватив негнущееся уже тело под мышками. Холод царства Хель уж сковал Губителя Заговоренных, лишая члены подвижности. В виде таком муж казался вдвойне тяжелее, напоминая больше бревно, чем тело людское.
Пригляделся Асгаут, что твориться там и кто посмел тело, на поживу воронью оставленное утащить, да так и обомлел - стоило лишь луне лик вора ночного осветить: узнал сына гандальвова ярл, зубами скрипнул, ноги же словно к земле примерзли - ни шага ступить не возможно от страха его объявшего стало. Конечно доходили слухи до Асгаута о том, что Хаки дух в Раумарики явился гридям альвхеймарским да Дунгаля умертвил, но раньше то слухами они и были, а ныне - мертвец сам пришел и Эйнара-висельника с дуба снял. Не иначе, как колдовство черное смогло мертвяка поднять на месте том, где самого его прикончить должны были.
А Хаки был занят – недосуг конунжичу по сторонам глядеть было, когда тело, в смерти ставшее неподъемным, к земле придавить норовило. Тащить его волоком? То мертвецу неудобно, его бы стоило на руках к костру честному нести. Чай, не бродяга, но вой доблестный. Но на закорках тоже не очень-то понесешь, тем более – в чаще лесной, где тело негнущееся за каждый ствол будет цепляться. Уж не молвя про то, что видеть лицо посиневшее до распухший язык у своих глаз удовольствия мало. Смерть полководца агдирского отнюдь не украсила. Так что, подумав немного, Хаки все же склонился к идее «тащить». Но тут ему сиянье над дубом привиделось. То луна полная над древом взошла, а в ночи летние, когда мрак не густой, светило ночное странные мороки порой порождает. Помстилось Хаки, что меж ветвей люди оружные показались. Доспех чужеземный на них, плащи длинные да кресты на груди. И сверкают они, будто не лунный тут свет, но солнышко яркое. Впереди ехал благообразный муж с окладистой бородою. Он словно хотел что-то сказать – но Хаки не слышал. Может, потому что он ныне – создание Локи, а эти мужчины другого Бога творенья? Морок растаял, став сгустком тумана в ветвях, но альвхеймарец потом холодным покрылся. Рука против воли нащупала оберег – одну из вещей, доставшихся от дома отеческого да жизни ушедшей. Что хотели сказать призраки? Благодарили… или - предостерегали?
А вот херсир в том тумане иное узрел.

Асгаут ярл

Едва лишь ногам его сила вернулась, уже и не смотрел на Хель порождение наместник конунгов, да побежал от дуба того подальше. Одна мысль ему в голову пришла, когда уже далече оставалось место казни - что то жрецы колдовством своим мертвяка из царства Хель вызвали, дабы тот Эйнара с собой уволок. Конечно в то, что Торлейв на такое способен Асгаут не верил, но вот Фредрик... старый служитель Одина хранил немало секретов, а потому, дабы с души своей предчувствие тяжелое снять, да в смерти Оттара удостовериться, повернул к кругу жертвенному ярл, того не зная, что лишь страшнее станет ему, когда увидит он, что там содеялось.
Гридей тела увидал Асгаут, едва из рощи на поляну вышел, да груду бесформенную, обгорелую на алтаре - екнуло сердце у него в груди, бросился к камню ярл, меч обнажая - но не с кем было сталь честную скрестить. Подойдя лишь узнал он в мертвеце жреца верховного.
Но где тогда Оттар?! Неужели сумел один он столько люда погубить?! Не могло так быть, не иначе, как помогли ему Локи вероломный с дочерью своей! Не рискнул притрагиваться к Фредрику сожженному ярл, страшно было ему ныне - ужели боги от них отвернулись за то, что беззаконно они оклеветали и погубили Эйнара? Так ведь иноверцем он был и смерть его только в угоду богам. Так Фредрик говорил - теперь же мертв он.
А Оттар жив еще стало быть? И Эйнара с дерева Хаки призрак снял - но что же твориться в Сарасберге? И как защититься, коли и Эйнар в виде духа неупокоенного придет по его, Асгаута, душу?
Обошел алтарь на ногах негнущихся Асгаут, тело второго жреца увидал. Вот и Торлейва злая судьба не миновала... да нет же - дышал еще служитель Тора!

Жгучая ярость. Сельви Разрушитель.

Ненависть – вот единственное чувство, которое осталось в его сердце. Молодой змей Мера, в бессильной ярости сжимал рукоять секиры всякий раз, когда вспоминал о данной им клятве. Он жаждал мести, жаждал убить ненавистного Харальда, но прежде заставить его ощутить – каково это, потерять всех близких друзей и родичей, даже таких, как его отец. Впрочем по Хунтьову берсерк слез не лил, но мать – за ее смерть следовало взять кровавой вирой, головой Рагхильды, если только представиться случай, а после отправить эту голову Гутхорму и Харальду, дабы они страдали так, как страдал он, увидев отрубленную голову матери на копье у усадьбы!
Лишь месть – жестокая, кровавая и рассчетливая, могла затушить бушующий в его груди пожар! Острием кинжала юноша соскоблил начавшую было расти щетину – нет, пока не свершена месть, он не станет отпускать бороду, даже если его прозовут безбородым.
Две сотни воинов держали путь на Южный Мер вместе с людьми Арнвинда. Поначалу Сельви удивился, почему родич послал столь малый отряд, но узнав, что это прибыли лишь разведчики, посланные узнать, почему от Неккви до сих пор нет вестей – едва сумел сдержать захлестнувшую его ярость.
- Да к вам же отправлялся знатный херсир! – Воскликнул он. Голос звучал глухо и хрипло, совсем не по-юношески. За последние пять дней Сельви повзрослел даже больше, нежели, когда впервые вступил в битву.
- Отправлялся быть может, да не приезжал, - отвечал ему южанин.
- Рогволд… - проскрежетал конунг, внезапно осознав, кто был виной тому, что его дед погиб, ожидая так и не пришедшее подкрепление.
Дальше они ехали в молчании, до тех пор, пока недостигли небольшой деревеньки, расположенной почти у самого берега. Сельви помнил эту деревню – здесь он часто играл мальчишкой, учился удить рыбу, слушал сказки стариков, а порой и приятно проводил время с местными девами. Но это было словно в другой жизни, теперь же он видел лишь черную голову волка на алом стяге, что развевалась над домом старосты. Они предали его деда и присягнули на верность агдирскому щенку. И за это они должны были заплатить!
- Свейн! – Позвал викинга Сельви. – Ты моя правая рука и ближайши ярл! Готов ли ты исполнить мой приказ!
- Да, - сдержано кивнул воин, начавший понимать, что было на уме у конунга и, хотя это было ему не по душе, не решившися спорить.
- Возьми людей и вырежи в этой деревне всех до единого предателей. До последнего человека, каждую сволочь, переметнувшуюся на сторону Харальда.
- Там старики, женщины, дети, - вздохнул ярл, нервно поглаживая рукоять меча. – Их-то за что?
- За измену, - металлический голос Сельви не терпел пререкательств.
- У наших людей есть родичи в этой деревне, они могут…
- Тогда убей каждого, кто нарушит приказ. Мне не нужны воины, забывшие – кто их конунг!
В глазах юноши медленно разгоралось пламя, одни лишь слова о неповиновении едва не вывели его из себя и Свейн поспешил заверить его, что все будет исполнено в лучшем виде. Однако, Сельви решил лично возглавить эту резню.
Два десятка всадников первыми ворвались в селение – несколько брошенных копий пронзили находившихся на улице мужиков, Свейн походя срубил голову выскочивший из избы бабе, а двое гридней растоптали конями игравших на дороге детишек лет семи-восьми. Сам конунг, спрыгнув с коня, ворвался в дом старосты, тяжелым ударом свалив того с ног, а после пнув пару раз под ребра.
- Сельви… ты… - изумленно прохрипел мужчина, сплевывая кровь из разбитых губ.
- Да, я еще не умер, а вы уже отреклись от меня и моего деда! – Каждое слово сопровождалось сильным пинком, заставляя старосту корчиться на полу. – Проклятый ублюдок, ты забыл, кому всем обязан! А теперь ты присягнул Харальду!
- Если… мы не присягнули… агдирцы бы убили нас, - донесся хрип старосты.
- А теперь вас убью я, - сапог надавил на горло, ломая позвонки.
Расправившись со старостой, Сельви зарубил и его жену, и мать – старуху Ингиред, что когда-то поила его парным молоком и рассказывала о деяниях Асов, а после разбил черепа лежащим в колыбелях детям. Никто из них не заслужил прощения за то, что предал Мер!
Сердце гулко билось в груди, так что каждый стук эхом отдавался в ушах, стучал в голове, точно кузнечный молот. Конунг тяжело ступал по залитым кровью доскам, сжимая в руке обагренную секиру – самого верного друга, который у него остался. Проходя мимо очага, он вынул из него начавшее гореть полено и бросил на ложе, тотчас же занявшееся пламенем.
Деревню оглашали крики и предсмертные стоны, воины насиловали девок и баб, толи еще живых, толи уже мертвых, рубили беззащитных бондов и рабов. Сельви запретил брать пленных – предателям награда лишь одна – смерть.
- Сельви! – Послышался испуганный женский голос, конунг обернулся, увидав светловолосую девушку на год его младше, что часто согревала ему постель раньше.
- Вандис, - он словно сплюнул ее имя. Странно, что никто из гридней до сих пор не взял ее, но тем лучше.
- Прошу, останови это безумие! – Девушка упала на колени, смотря в полыхающие огнем глаза Разрушителя.
- Для чего?! – Прорычал он. – Чтобы ты стала подстилкой агдирцами? Конунг Мера тебя уже не устраивает?!
- Ты же знаешь, что я всегда любила тебя! – Воскликнула она.
- Полюби теперь мою секиру! – Резкий удар и крик оборвался. Две части того, что еще недавно было Вандис, теперь заливали кровью землю.
Деревня была сожжена до тла, а на пепелище Сельви водрузил змеиное знамя, тем самым напоминая Харальду, что это начало лишь мести жестокой.

Южный Мер. Конунг Аудбьерн и ярл Эрик
В то время, как Арнвинд с наложницей своей развлекался, Эрик ярл к брату его пожаловал. Хмур был ярл на вид, хотя несомненно понимал конунг причину настроения его невеселого.
- Здрав будь, славный правитель Фиордов, - косая усмешка на лице Эрика появилась.
- И ты будь здрав, ярл Эрик, - ответил Аудбьерн, кубок с медом хмельным на стол ставя. - Что хмур так?
- Есть причины, - рядом сел викинг, отпив меда, да бороду вымочив. - Вот и пришел я к тебе потолковать, коли уж брата твоего застать мне не удалось.
- Слушаю тебя, - милостиво кивнул конунг.
- Ты ведь помнишь конунг, чего ради столько воинов добрых этим летом в деревнях остались, - издали завел разговор Эрик.
- Помню. Да вести от Неккви не было.
- И не будет, сдается мне, - заметил, кубок опустошив ярл. - Эй кто там, браги!
- Тебе что-то известно? - наблюдая как рабы разливают мед, спросил Аудбьерн.
Прежде чем ответить, Эрик ополовинил еще один кубок, а затем произнес:
- Не таков старый Неккви, чтобы зазря воинов томить, да и если с годами тяжел на подъем стал, так у него внук есть, знатный берсерк, каких еще земля Мерская не рождала.
- Продолжай, - владетель Фиордов даже забыл отпить из кубка.
- Это не похоже на конунга, - еще раз повторил ярл, продолжая пить. - Он... я слышал что он хотел выступать против Харальда едва ли не после того, как прогнал Гандальва, он просил Арнвинда быть наготове - и вот ни единой вести из Нидораса!
- Разведчиков послать надо, - задумчиво погладил бороду конунг. - Может они что узнают.
- Да послал уже, - буркнул Эрик, подставляя кубок слуге. - Ты же с братом сам тогда пристутсвовал, - он скривился, словно едва удерживаясь от обидной фразы. - Тогда же ты мне предложил Хильд на этот злосчастный остров отвезти!
- Ладно, о сестре моей потом. Что разведчики?
- Нет их, - залпом выпив еще браги, ответил ярл. - Пятый день нет.
- А вот это уже плохо, совсем плохо, - забеспокоился Аудбьерн. - Отсюда до Неккви три дня ходу. Они на пять задержались или всего пять как ушли?
- Ушли как - но кони у них резвые, да и времени терять я им не велел - сегодня срок крайний вечером.
- Значит ждем. Коли не придут придется думу думать.
- Вам бы все думать, - проскрежетал викинг, вновь браги хлебнув, хотя уж добрую половину кувшина выпить успел. - Уже напридумывали.
- Что ж мы напридумывали?
- Да какая теперь-то разница, - скорее прорычал, нежели сказал Эрик.
- Нет уж. Говори! - бухнул по столу конунг.
- Уже говорил, да ты не слишком-то меня слушал!
- А теперь вот слушаю.
- Остров этот позорный кто придумал? - Поднялся из-за стола ярл.
- Помочь тебе хотели, - примирительно улыбнулся конунг. - Кто ж знал, что хитра Хильд.
- Да уж родичам такое знать следовало бы!
- Ну, для меня Хильд до сих пор до конца не понятна. Отец ее баловал, знаешь ли.
- Лучше бы он отдал ее на воспитание Неккви, - постепенно успокаиваясь, заметил ярл.
- Дочь единственную? Отец ее больно уж романтичным был, - усмехнулся Аудбьерн.
Во взгляде викинга читалось отчетливо "Дурак ее отец был".
Аудбьерн потеребил бороду в задумчивости и спросил:
- А может тебе ей цветов подарить?
- А может, конунг, мне их тебе в бороду вплести?
- Вот зря ты так. Я тебе дельный совет говорю. Она у нас романтичная, цветы любит. Пригласишь под луной прогуляться растает. А вот так вот мускулами пред ней играть это только мы с Арнвиндом можем.
- Ну да, - скептически заметил ярл, который был сложен крепче обоих конунгов. - Да только гулять до свадьбы положено, а не после. Ох, помяни мое слово, конунг, еще месяц и я пойду по гулящим девкам, коли жена не пускает меня на ложе.
- И тем самым убьешь все что только можно, - отсалютовал кубком конунг. - А любить жену и после свадьбы можно. В том о вся и соль, ярл.
- Да только жена меня не любит, сколько я ей ни дарил обручий раньше, сколько колец из походов ни привозил.
- Злато... Ну серебро наложнице, а не любимой дарят, жене нареченной, - усмехнулся Аудбьерн. - Так отец ее считал, так ее и научил.
При этих словах Эрик окончательно убедился, что дядя конунга был по меньшей мере глупцом, каких поискать.
- Не по обычаям это, - наконец промолвил он, когда злость поулеглась.
Возможно и дальше продолжался бы спор этот бесполезный, да ворвался в дом воин тут, волосы потные с лица убирающий, да дышащий тяжело. Обернулся к нему Эрик, от удивления даже рот разинув:
- Гудмунд, только о тебе говорили, а ты тут как тут! - Воскликнул он, обрадовавшись немного, что разговор о жене прервать можно стало. - Садись, сказывай...
- Да что тут... сказывать... ярл... - отдышавшись, гонец начал.
- На отпей, - протянул кубок воину Аудбьерн.
- Воды, - покачал головой воин, после чего его кубок тут же опрокинул себе в глотку ярл.
Рабыня, смущаясь, ковш воды преподнесла воину.
Тот часть выпил, часть на лицо себе вылил, а после уже по чести сказал:
- Встречу готовьте, едет к нам Сельви Хунтьовсон, конунг Северного Мера...
- Ты хотел сказать конунг Неккви, - поправил его Эрик.
Аудбьерн нахмурился, мрачные предчувствия его одолели.
- Да нет, Сельви-конунг, - покачал головой Гудмунд. - Неккви уже неделя как в Валгалле пирует.
- Погоди, хирдман, - Аудбьерн молвил. - Как пирует? Кто напал на него? Или он сам умер?
- Конунг, послушай совета доброго - вопросов таких Сельви не задавай, и без того в гневе он великом, что не пришли вы с дружиной на подмогу ему.
- Так вестей то не было, куда идти то? - сел Аудбьерн и кулаком по столу бухнул.
- Ты на меня не стучи, Аудбьерн, я гонец простой, - возмутился хирдман.
- И то верно, - согласился Эрик. - Надо Арнвинда звать да встречу готовить.
- Зови, Эрик. Я пока своих соберу.

(в главных ролях мы с Тельтиаром)

Фьорды. Усадьба Кведульва. Пир.

Через несколько дней после возвращения воинов в гости к побратиму приехал Кари-берсерк. Старого Кари ждали крепкие объятия друзей и самого Кведульва. Всех же крепче обнимал он своего сына Эйвинда. Два сына было у Кари, а теперь - один. Тем роднее стал он для отца, тем важнее было для него, чтобы живым и невредимым вернулся Эйвинд. Ради дорогого гостя Ульв велел готовить знатный пир, равный тому, который устроили походникам.
Двор Ульва слыл в округе богатым, и не зря. Хозяйство его спорилось, тут помогал ему младший сын Грим. Охотно спорилось в его руках любое дело – вот и сейчас к пиру наловил он много свежей сельди. Оживление царило повсюду: и в дружинном дом, который украшали к пиру, и в женском доме, где жёны и девушки наряжались к пиру, а малые дети играли в неустрашимых викингов. Шумел и дом рабов-трэлей – там варили вкусное ячменное пиво, готовили мясо и рыбу к столу, пекли свежие лепешки. Там же прислуживал полоненный купец-Снорри – Торольв приказал ему помогать трэлям. Таскал воду, помогал месить тесто, проклиная своих нынешних хозяев.
В назначенный час Кари вошел под кров дружинного дома. В длинном доме за вытянутыми столами хватило место всем – во главе стола восседал Кведульв, по левую и правую руку сидели двое его сыновей, здесь же рядом с Эйвиндом было теплое место и для Кари-берсерка. Дальше по старшинству сидели вперемешку сидели воины-походники, люди Ягненка и Торольва. Незамужние девы подносили им пенные роги, викинги лукаво подмигивали стройным красавицам, те заливались краской. Места хватило и рабам – они сидели ближе к выходу. Вот кареокая девица наполнила большой богато украшенный рог и поднесла Кари – настало время для праздничных речей. Тот высоко поднял рог:
- Пусть не переведется, Ульв, в доме твоем вкусное пиво, и пусть всегда на дубовых лавках сидят столь храбрые мужи, - опорожнил рог, и воины за столом зашумели – понравилась походникам речь старого Кари.
Следующим рог поднял рог Торольв:
- Я выпью за храбрых товарищей, с которыми мы рубились плечом к плечу, и за то, что мы все вернулись живыми и с добычей!
Вновь наполненный рог передали Ягненку:
- Я подниму рог за тех, кто пошел со мной. За Эйрика-топора, что на палубе кнарра уложил троих не получив ни царапины! За Халльгорма, что заслонил меня щитом от вражьего копья в Страндхейме! За младшего Сигурдсона, который подарил Одину левую десницу, его мы прозвали Гунульфом-скальдом…
- Скажи, Гунульф, скажи! – понеслось со всех сторон. За стол, где втроем сидели братья Сигурдссоны, перекочевала лютня. Олав, как и обещал брату в походе, приготовился подыгрывать нехитрую мелодию:

За славой в поход пошли мы
врага разить бесстрашно
на древах пенного моря
воины плыли в Роголанд.
Гадюка шлемов без промаха
разила врагов на палубе,
корчились в страхе раненые
в грозном тинге мечей!

Досыта крови напились
вождей клинки разящие,
пляска красная копий
гласу валькирий внимала.
Вернулись славные викинги,
огонь сундуков с ними!
На славном пиру пенными
звенят воители кубками!

Ближе к ночи викинги, что хотели плясать с красивыми девками, развели во дворе костры. Вышли во двор подышать свежим ночным воздухом и Кари-берсерк с Эйвиндом. С интересом глядел старый Кари, как Сигурдссоны развлекают здешних красавиц. Глядишь и привезут на подворье невест пригожие братья…
- Отец, я слышал от Торольва, что Аудбьорн-конунг великую виру взял за наш поход, и вы не перечили… - вырвал его из приятных мыслей голос Эйвинда. Берсерк ухмыльнулся и ответил так:
- Сегодня я слишком много выпил, чтобы говорить о том. И тебе советую веселиться и забыть о горестях – вы это заслужили.
В глазах умного Кари не было и следа хмеля, ноги держали его крепко.
- Как тебе та стройная девка, что подносила мне кубок, люба ли?
- Это Хильдис, на неё давно положил глаз Торольв. И мне она не дороже его дружбы.
Отец хитро посмотрел на сына:
- Ничего, скоро мы вернемся домой. Там ты подыщешь себе невесту, получше неё.
Ночь вступала в свои права, а пир продолжался…

НРПГ: прошу прощения за скверные висы, на хорошие нету ни сил, ни умения

Сарасберг. Вебьерссоны ™

К себе вернулись братья после казни той памятной. Весь вечер Сигтрюгг молча просидел, только к ночи решился с братом заговорить о том, что на душе у него лежало. Долго, едва не до рассвета проговорили они с Халльвардом - и об Эйнаре, и о том, какую роль в смерти его сами они сыграли, и о том, что так случиться и должно было. Заодно вспомнили, что должен Торхалль, на Хисинг отплывший (ох и удивился же он, когда узнал, куда и кем его отправляют, да причем так срочно!), уже там быть и делом заниматься.
- Сигтрюгг. ты мне вот что скажи… о дяде нашем жалел когда-нибудь?
Задумался тот.
- Разве что на одно мгновение, - младший ответил честно.
- Так почему же ты Эйнара жалеешь тогда? – посуровел Халльвард. – Он враг наш во всем: и по вере противник, и нам от него едва не досталось. А что до же…вдовы его, которая в Гиллисберге осталась… ну, на все воля Асов.
И не мог с этим не согласиться Сигтрюгг.

Под утро, только сомкнули галза они, как вновь их открыть пришлось – стук в дверь разбудил. Вышли братья, потягиваясь – на пороге слуга стоял, парнишка чуть старше их, может, или одного возрасту. Взволнованным было лицо его, и дышал он прерывисто – верно, бегом бежал. Понял Халльвард, серьезное что-то случилось.
- Что, Асгаут опять к себе идти приказывает? – спросил он. – Беда какая стряслась?
- Беда, господин, еще какая! – воскликнул юноша. – Оттар Рваный, которого в жертву должны были принести…
- Неужли сбежал? – ахнул Сигтрюгг.
- Сбежал, - подтвердил слуга, - да не просто так, а Фредрика жреца убил, прямо на алтаре, да и Торлейва вместе с ним едва к праотцам не отправил. Едва жив тот… Фредрика сгоревшим нашли – не просто зарезал его херсир, чтоб ему пусто было, а поджег тело вдобавок. А еще Оттар стражу всю перебил – не знаем, в одиночку ли аль помог кто - и воинов пленных освободил из острога. В кузницу вломился с ними, кузнеца избил…
- Где же херсир теперь? – бледнея, Сигтрюгг вопросил.
Юноша лишь плечами пожал.
- Опасаемся, что где-нибудь поблизости бродит… Впрочем, тут теперь бродит и что пострашнее, и след не Оттара бояться, а кой-кого другого.
- Это кого же?
- Так мертвец Хаки появился здесь! И тело Эйнара повешенного с собой уволок! Сам Асгаут видел это.
Халльвард прислонился к стене, почувствовав в ногах дрожь.
- Говорят, отвернулись боги от нас, - продолжал слуга, - видно, неправедное дело свершили мы…
- Довольно, - оборвал его хельд, - ступай. Спасибо за вести, пусть и недобрые…
Когда ушел тот, откланявшись, Сигтрюгг упавшим голосом произнес:
- Видишь, брат? Не зря переживал я. Загубили Эйнара, а теперь само небо на нас гневается, мертвецы Хель покидают, на землю выходят. Да еще и Оттар на свободе – того и гляди из-за дерева стрела пронесется смертоносная, он ведь нас так не оставит! Что же дальше-то будет, Халльвард? Что нам делать теперь?
- Не знаю, брат, - опустился на землю парень, руками за голову взялся, - не знаю…

Расчетливая ярость. Конунги Мера.
с Сариной

Спустя время некоторое выехали навстречу войску из Мера Северного конунги Аудбьерн и Арнвинд, которого Эрик едва не с ложа полюбовницы вырвал, дабы тот отряд возглавил. Взвились стяги змеиные - с зеленым и черным змеями, навстречу же рать со змеем золотым им направлялась, хоть и была рать эта невелика, да успел рассказать уже Гудмунд, что прознал он про сражения в Мере, да про гибель конунгов Неккви и Хунтьова, да про предательство ярла Рогволда. Не смолчал он и о расправе жестокой, какую учинил в деревне одной Сельви Разрушитель.
Братья конунги были мрачны, что небо в начале зимы. Тяжкие мысли их головы наполняли. Северный Мер потерян и не без предательства перешел в руки врага. Дядя погиб и пирует в Вальгалле, а они на земле этой остались дабы Одина и Тора славить.
Завидев встречающих, вскинул ладонь Сельви, велел людям своим остановиться, сам же с воином одним и знаменоносцем вперед направился, покуда не поровнялся с Арнвиндом и Аудбьерном.
- Ну, будьте здравы, дядья, - сухо произнес юноша, словно бы обвиняя их в том, что еще живы они, когда Неккви мертв.
- И ты будь здрав, племянник, - Арнвинд ответствовал, поводья натягивая.
- Конунг, - поправил его Сельви, брови светлые к переносице сдвинув.
- Твое положение родственные связи отменило? Узы крови скинуло? - Аудбьерн вступился.
- Крови нашей сполна пролилось у отрогов гор Оркдальских, да в Нидорасе, - казалось немного еще и не слова, а рык звериный из груди Разрушителя вырвется. - Да только не видел я, чтобы на помощь родичам вы спешили.
- А скажи мне, конунг, - последнее слово отчетливо Аудбьерн произнес, осуждающе. - Пришли бы мы по своему разумению, а там у вас свадьба на которую нас не звали, чтобы ты сказал?
- Видеть бы рад вас был, - вздохнул юноша, голову опустив. - И дед вас ждал, до последнего вздоха своего верил, что не бросите вы его.
- Не бросили бы, коли гонцы бы доехали, - уже спокойней Арнвинд ответствовал.
- Гонца моего, - особенно отчетливо слово это выделил конунг молодой. - Предатели подлые загубили. Кровь матери моей, сестры вашей на руках Рогволда!
- В Мер надо возвращаться. Там думу думать как мстить будем. да Северный Мер от собак очищать, - предложил Аудбьерн.
- Предоставь, Арнвинд кров людям моим и еды вдоволь, - кивнул на слова конунга Фиордов Сельви. - А после разговор этот продолжим. Утомился я с дороги.
- Мой дом твой дом, Сельви, - широким жестом обвел дорогу конунг.
- Конечно мой, - улыбка берсерка за оскал сойти могла. Наследник Неккви, пусть и лишился усадьбы родовой, да знал что ныне старшим среди всех конунгов Мера право имеет считаться.

Спустя время недолгое встали лагерем воины Сельви невдалеке от усадьбы, сам же он со Свейном вместе в палаты Арнвинда пришел, да там, после трапезы обильной, совет начали конунги и воеводы их знатные.
Арнвинд сидел в своем кресле на возвышении рядом еще два кресла стояло, в коих Аудбьерн и Сельви сидеть должны были. До тайного совета лишь Эрик и Снурри допущены были. Со стороны же внука Неккви, который с собеседников обещание взял, дабы его Хунтьовсоном не именовали более никогда, только Свейн был в ярлы произведенный.
- Земля наша в руках вражеских, - жестко разговор начал Сельви.
- И враг похоже дальше лапы свои тянет, - мрачно Аудбьерн проворчал.
- Отсек я уже ему лапу одну загребущую - Грютинга ярла, что словно пес сапоги Харальду лизал да так же по приказу его в бой с лаем бросался! - Молодой конунг проскрежетал. - Да только все одно - в Северном Мере беда случилась, значит и в Южном не долго ее ждать осталось. Скоро и сюда Харальд-щенок, что ни в одной битве меча не обагрил, явится. Ныне он сумел поработить и сделать слугами своими всех бондов и рыбаков Мера и Раумсдаля, людей, которых я с детства знал... и которые ныне предали нас.
Вздохнул Сельви при этих словах, вспомнил Вандис, вспомнил деревню разоренную, людей им убитых. Вспомнил, но ни на миг единый не пожалел о том, что сделал.
- Пришло время нам здесь защищать владения наши и свободу и вскоре уже будет случай у вас, дядья, испытать всех воинов своих на прочность, а друзей-союзников на верность и призвать всех, от кого ожидаете вы хоть какой либо помощи, - плавно текла речь конунга мерского, как никогда раньше не говорил он - так, словно сам Браги ему слова на ухо нашептывал. - Я и дружина моя выступят против насилия, агдирцами чинимого и несправедливости той, что принес с собой Харальд. И надеюсь я, что вы плечом к плечу со мной будете, а не участь оркдаля разделите, где воины славные по собственной воле под ярмо пошли и рабами Харальда стали. Деду моему казалось, что лучше конунгом умереть во славе бранное, нежели на старости лет мальчишке подчиняться!
Взглянул тут в глаза Арнвинду Сельви, и добавил:
- Сдается мне, что коли все мы рода одного, то и ты так думать должен, и ты Аудбьерн и другие знатные и уважаемые мужи. Должно нам ныне решительность проявить и жесткость.
- Обидеть видать ты нас, племянник хотел, али невольно это сказал? - нахмурился Арнвинд. - Никогда мы как побитые щенки к псу не побежим. Мы волки морские. Нас в самом Миклагарде боятся. А уж англы ди кельты паруса завидев бегут без оглядки.
- Англы и кельты - жалкий сброд, - процедил Разрушитель, вперед наклоняясь. - Я перебил оркнейцев всего с тремя дюжинами воинов. Но здесь - такие же северяне, как мы - и сражаться нам должно свирепо и безжалостно.
- Ты сомневаешься в нас, конунг? - то Снурри голос подал.
- Тебя я и вовсе в первый раз вижу.
- Так и не надобно тебе каждого воина знать. Конунгов наших ты знаешь, а они никогда не отступали, - не отступался старик.
- Только не слышал я о том, чтобы и прославились они сильно, - на сей раз Свейн слово взял, да так слова его прозвучали, что Эрик едва ли не в бороду ему готов был вцепиться, чтобы извинения вытребовать.
- А прославится, ярл, по разному можно. Конечно и воином знатным быть и трусом презренным. Тоже слава, - Арнвинд спокоен стал, да холоден как море северное. - А вот ты, ярл, кто таков будешь? Сколько походов за твоими плечами?
- Достаточно, чтобы быть моей рукой правой, - отвечал за ярла Сельви. - Так я мыслю, что великую славу все мы стяжаем, коли отделим от тела голову щенка агдирского.
- Так придержи руку свою, племянник, пока ее мой ярл не укоротил. Он в доме моем, чтоб оскорбления мне кидать в лицо, - южномерский конунг ответствовал. - А о том, что я с тобой на Мер пойду то знамо тебе.
Рассмеялся конунг юный:
- Коли будем мы тут меж собой обиды припоминать, то-то обрадуются Харальд и изменник этот Рогволд!
- Но и оскорблять союзников не гоже, - вступил в разговор конунг Фиордов.
- Довольно об этом уже, - властно разговор оборвал Сельви. - Решать нам надобно, как с ворогом бороться. В тяжких силах пришел агдирец, а с ним медведь из Хладира и олень из Хрингарики, не считая ярлов тех, что раньше под Гудбрандом ходили. Рабское племя.
- А что решать, - Снурри выступил. - Сейчас выйти в поле пред ними смерть верная. Надо ослабить ворога.
- Не по чести то будет, - головою покачал Эрик, желавший от позора своего семейного поскорее подальше уйти.
- А разве ж Харальд по чести с нами воюет? - В ответ Разрушитель спросил. - Умен твой старик, Аудбьерн. Та же мысль и у меня была.
- А толку, Эрик, с того что мы все поляжем, - вздохнул Арнвинд. - Дошли бы гонцы войско наше сравнилось бы с ним, а сейчас... Голову под топор отродья Хель да Локи положить добровольно?
- Да уж я бы... - проскрежетал ярл.
- И я бы, - согласился с ним Разрушитель, а после добавил: - Войско их на суше сильно непомерно, ибо все то люди из центра страны да с севера, в море же всегда Мер первенство держал. Должно нам на сражение корабельное их вынудить.
- Добрая мысль, Сельви, - конунг мерский племянника поддержал. - А в море мы их лишь покоя на суше не дав скинем. Да там и потопим.
- Прикажи людям своим драккары смолить да к бою готовить, - твердо велел молодой конунг. - Я же набегами дерзкими сна и отдыха лишу захватчиков. Рады будут они любому сражению крупному тогда.
- Добро, - пробасил Арнвинд.
- Об одном лишь жалею я, - молвил после этого Сельви. - Что кознями предателей поссорились мы с Гандальвом Альвхеймарским. Войско его - ныне кстати было бы весьма.
- Не мог я просто так сестру нашу ярлу тому отдать, - развел руками Арнвинд. - Уж слишком гадючья душа мне виделась.
- Тетка моя Астрид тоже не хотела за Гандальва идти, - повысил тут голос Сельви, да сталь в нем отчетливо прозвенела. - А ныне - весь удел ее, постель Рогволду греть - изменнику, коли еще жива осталась. Жертвовать надо было тогда гордостью сестры, дядя, тогда бы не в одиночку ныне стоять нам пришлось против Харальда.
- Хильд жена мне, и не смей говорить, что было бы для нее лучше! - Вспылил тут Эрик.
- А тебе полно с конунгом лаяться, муж жены не познавший, - осадил его Сельви словом обидным в самое сердце поразив.
- Не в гордости дело, племянник, - ожег Сельви взглядом Арнвинд. - А в надежности союзников таких. Змеиная душонка, подлая. На меч хочешь взглянуть, что он тут оставил? Одним глазком? Жрец торов в ужас пришел от этой вещички. Говорит прокятье на нем.
- Нам ли о том говорить, коли у самих змей на стяге? - Усмехнулся Сельви, на себе взгляд неприязненный ярла чувствуя. - Гандальв союзник добрый нам был, а что до ярлов его - так не в них дело.
- Хорош племянничек тетку за мечи продающий, - никто не видел как Хильд в дом вошла, да голос ее ушатом воды ледяной на всех обрушился. - Хотела вам путь верный предложить, да думайте теперь сами мыжи умные.
Последние слова такой насмешкой звучали, да ехидством разили, что поморщился Арнвинд.
- Змей змею рознь, - проводив странным взглядом девицу, что к главным дверям шла, Снурри ответил.
- Смотрю я и дивлюсь, сколь много воли ты бабе этой дал, дядя, - поморщился Сельви, вспомнив, что Астрид и слова не смела молвить против воли отеческой и замуж за Гандальва, всю подушку проплакав, пошла все же. - Тут и доплатить стоило, чтобы альвхеймарец забрал ее.
- Хильд сестра мне да клялся я Тором и Одином, что так все и будет пред дядей своим, Аудбьерн также клятвы дал, - ответил Арнвинд нехотя. - Али нам сей клятвы преступить? Да плетьми ее, чтоб рабыней в душе стала? Она ж как Астрид не пойдет постели агдирцам греть, глотки им перегрызет потом себя живота лишит.
- Жидка была кровь в младшем брате деда моего, Неккви должно было девицу эту воспитывать в строгости, - вздохнул с сожалением Сельви. - Но теперь уже не поделаешь ничего.
- Мы разве Хильд обсуждать собрались здесь? - поинтересовался Аудбьерн. - Мне вот ее решение верное интересно, глядишь что дельное скажет. Она девка умная, да хитрая, как оказалось.
Взгляд конунга в Эрика уперся.
- Пойду я воинов в набег соберу, - огрызнулся ярл, дом покидая.
- Ну раз уж одно место освободилось, пусть говорит девка, - вослед Эрику рассмеялся Разрушитель.
- Боюсь, племянник, что теперь ты от нее ничего не услышишь, - усмехнулся Аудбьерн. - С валькирией дело имеешь. Норов такой же, что и дев войны. Теперь только если я смогу разговорить ее. На Арнвинда она до сих пор зла, что волчица.
- Пошлем ее поперед войска агдирцев пугать!
Тут уж и Свейн расхохотался и даже Снурри в усы усмехнулся.
- Боюсь через время недолгое они под ее дудку плясать будут, - усмехнулся Арнвинд. - А все потому что взгляни на зрелище это.
Конунг подошел к окну, сквозь которое можно было видеть как летит по окрашенному в краски заката небу конь вороной, а на нем дева в белом платье да алом плаще и грива с хвостом, да косы девы по ветру стелятся.
Улыбнулся зрелищу такому Сельви Разрушитель, да зевнул после - усталость на него навалилась в этот миг вся, что с дороги скопилась, а потому завершили конунги совет в этот день, стали воинов своих к сражениям хитрым готовить, каких ранее не знала земля северная.

Гиллисберг. Эйрик и разные нехорошие люди.
(Тельтиар и Кошка, Кошка и Тельтиар)

Ввечеру поздно Эйрик конунг из усадьбы, захваченной им, вышел, к конюшне направился - скакуна свого верного проведать. Конь этот уж долгую службу сыну Эмунда прослужил, не подведя ни разу, и сейчас отдыхал в стойле - от многих верст, рысью проделанных, от нехватки сна да еды... А конунгу же свейскому и думалось легче, когда перебирали пальцы его грубые шелковую гриву, жесткую шерсть гладили на морде.
- Здравствуй, Быстроногий, - конунг произнес, у привязи остановившись.
Тихо вокруг, никого больше - только дыхание лошади слышно.
"Что-то запаздывает Однорукий с ответом", - похлопав по мощной шее коня, подумал Эйрик. "Неужто не дает согласия Рагхильда? Нет, Эйнар ради жены и ребенка будущего на все бы пошел, умолил бы кюну.Впрочем, вернется - что сделается ему? И чего волноваться мне о нем - все же я здесь хозяин полновластный теперь, земля эта моя, и моей останется..."
Временем тем скрипнула дверь в конюшню - показался мужик какой-то в тряпье ободранном. Конюх али золотарь, не иначе. Конечно и другого сброда полно было в Гиллисберге, да врядли кого пустили бы телохранители верные к конунгу своем. Этот же прямо к Эйрику направился.
- Здрав будь, славный правитель, - на колени бухнулся мужик.
- И тебе не хворать, - настороженно Эйрик ответил. - Кто ты и зачем пришел сюда?
- Имя мне Гуди, - отвечал мужик. - И есть у меня дело к тебе, государь... коня у меня увели и отдавать не хотят!
- Что же ты думаешь, конунгу больше заняться нечем? - грозно свей произнес. - Хотя... Коли взялся за гуж, не говори, что не дюж.
Холоп-то, видимо, из этой деревушки, а Эйрик здесь правителем теперь. Значит, должен и суд вершить - иначе что он за конунг?
- Как же они коня не отдают, если он тебе принадлежит, по твоим же словам? Что за люди такие?
- Дык эти вот, - головою кивнул на дверь Гуди, куда еще двое вошли таких же оборванцев как он. И куда только стража смотрела? - Коня моего увели, а теперь что же?!
- Не его это конь, государь, - один из вошедших тут же рядом на колени упал. - Не его, а мой, я вон и свидетеля привел!
- Уже и свидетеля нашли, - усмехнулся Эйрик. "Как будто знали, что не откажу". - Ладно же, говорите по очереди, а я выслушаю вас всех.
И с этими словами принял конунг вид мрачный грозный, руки сильные на груди скрестил да воззрился на мужиков.
- Не вели казнить, конунг! - Взмолился Гуди, руки протянув к государю, да за ладонь его правую хватая, так словно это словам его вес бы давало. - Украли они коня у меня!
- Не так все было! - Противник его поспорил, в свою очередь к левой ладони Эйрика прикасаясь. - Мой это конь, а Гуди - пьянь деревенская. Все то знают!
Отстранился конунг от них - вдруг резкая неприязнь к людям этим проснулась в нем.
- Замолчите, не то стражей позову! - воскликнул он в гневе. - Ишь чего удумали - конунгаруками нечистыми касаться!.. Что же, - обратился он ко второму мужу спокойнее уже, - коли все то знают, как ты говоришь, пусть три человека при всем народе честном подтвердят, что конь твой, а не Гуди. А их и тебя за ложь, коли неправдою слова твои окажутся, уже боги пусть судят.
Странно выпрямился тут при словах этих Гуди, рабскую личину сбрасывая, да грозным лик его сделался:
- Ну что же ты, Эйрик-конунг, стражу свою не зовешь? - Рассмеялся, в то время как другой, что свидетелем назвался, за спину конунгу зашел, с силой по голове его ударив палкой в кулаке зажатой.
Не ожидал Эйрик такого, а потому и не понял вовремя, что за коварство задумано было здесь. Тупую боль в голове почувствовав, тут же ощутил он - поплыло перед глазами, потемнело...
Упал конунг на землю, сознание потеряв - рядом с копытами коня своего.
- А ну вяжите ублюдка этого! - Властно Гуди приказал.
Вскоре уже накинули мешок на голову конунгу, да веревками его обвязали и вытащили из конюшни, точно мешок с овсом. Телохранителей же убитых и вовсе в яму выгребную бросили воины, под рабов обряженные. Были то люди Харека Волка и Ратибора лучшие, что уже не первый день по деревне в лохмотьях ходили да вызнавали чем и как живет конунг свейский, а прознав, решили его в конюшне ночью темной подстеречь, ибо перед сном всегда он коня своего навещал. И вышло все так, как хитрый хирдман задумал. А воины, припомнив, сколько обид нанес им Эйрик, сильно его избили, прежде чем на телегу бросить, в сено мешок зарыв, и так вывезли его поутру из деревни, несколько монет дав гаутам, что на страже стояли, дабы не стали они телегу их проверять.
Конунга же своего лишь к полудню воины хватились...

Бристоль. Конунг Гандальв.

Проследовал владыка Альвхеймара за радушным хозяином. Ивар пригласил его в дом дружинный, где жили только мужи, заслугами славные. Пара рогов английского эля, доставшегося сыну Рагнара вместе с саксонскими землями, быстро растопили ледок между датчанами и норвежцами. Гридни, пришедшие с Серым конунгом, разговорились с соседями по столу. Кто-то вспомнил походы своей молодости. Кто-то – нашел общих знакомых. Некоторые мужи, особо смекалистые, даже договорились о деле торговом.
Утолив голод, Гандальв заприметил близ дальней стены знакомый лик Снорри в одежде богатой. Но ныне юноша был не оружен, и вместо меча держал в руке инструмент. Видимо, проводник был ко всему прочему не чужд меда поэзии. Правда, петь его не просили, и норвежца то удивило. Ивар ныне был занят беседой другою, так что Гандальв, движимый любопытством, склонился к соседу по левую руку:
- Что же певец ваш молчит?
- Боги наделили его талантами, - нахмурился седобородый дан. – Но речи песни его часто печальны, и меж гридней слух ходит, что то неудачу сулит. Другие скальды нашего Севера поют о деяниях прошлых, а отрок сей дерзает складывать висы про то, чего не было.
- И впрямь, необычно, - удивился гость. Ему как-то сразу вспомнилась Рагхильда, прозванная Вещей за сны, и та ирландка из безымянной пещеры. – Ужели сбываются его песни?
- Не то, чтобы прямо. Но кому перед сражением хочется слышать не о серебре, утяжелившем карманы, а о сложенных за него головах? Впрочем, гость, коли желаешь… эй, Снорри!
Юноша вздрогнул и подошел к столу конунгов.
- Спой что-нибудь конунгу, - велел ему старший датчанин. И молодой скальд пропел:

Песне северной осенней
Рать угрюмая внимает.
Стыд позорных поражений
Нивы помнят и высоты.
Поросль поры весенней
Осень быстро забирает
Бывшие поля сражений
Нарушают судеб нити.

- Да уж, - выдохнул пораженный Гандальв. – С речами таким надо бы павших в бою огню предавать, а не на рать собираться. Ужели не можешь ты. Снорри, петь про доблесть и честь?
- Таких певцов в каждом конунжьем доме по три, - дерзко ответил молодой скандинав. – Вот, какова была бы их песня, рискни они сказать истину владыкам.
И Снорри запел второй раз. В ином темпе и иной манере, скорее, потешаясь, чем искусство выказывая:

Судит Один судьбы сечи,
Скальд же складывает речи.
Отворить Асгард не сдюжит
Но о том не шибко тужит.
Воев встретит Хеймдаль
Но певца ли в том печаль?
Крови Квасира кто пил,
Битвы быстро разлюбил.
Быть отрадою для слуха
Вот удел умельца духа.
Конунгам блистать в боях,
Скальдам славить то в веках.

- С последним я соглашусь, - молвил Гандальв, пряча усмешку в густой бороде. Этот малец ему нравился, ладный волчонок из которого выйдет матерый волчище. – Так что же тебе не по нраву?
- Я пришел в этот мир, чтобы биться в дружине, на не сидеть на полатях, - гордо сверкнул глазом Снорри. - Рука моя верно служит Ивару Рагнарсону, как и руки всех данов из моего рода.
- А язык, значит, служит тебе одному?
- Лжа моих уст не пятнает, - гордо ответил юноша. – А что я не как прочие скальды… так ведь и земли английские на наши отнюдь не похожи. И корабли данов и свей различаются, хоть и родня. Так почему слова певцов должны повторяться?
- Умен ты. Родитель гордиться, небось, - протянул конунг Альвхеймара.
- Отец его уж пирует в Вальхалле, - вмешался пожилой дан. – Когда господин наш и братья его воевали с королем Эдуардом, норны обрезали нить его жизни. Теперь конунг Ивар за мальчишку в ответе.
- То добрый обычай. В грядущем тебя воем великих достоинств, - сказал Снорри Гандальв. Тот поклонился, довольный.
А конунг норвежский до окончания пира больше в тарелку глядел. Не был он чуток к знамениям, да и верой жрецам меж гридней не славился. А что-то задело его в песне Снорри из данов. Словно то колокольчик судьбы снова звякнул.

Вестфольд. Херлауг и Хролауг
С Тельтиаром конечно же.
Опустошенные войной и правлением жестоким, вестфольдские земли стали легкой добычей для наумдальсокой рати - три дня долгих шли войска братьев-конунгов по разоренному фюльку, к Гокстаду приближаясь и ни в одной деревне не встречали они сопротивления, как впрочем и жителей - не иначе как вымер надел Инглингов древний, не сумев пережить власти Асмунда! Даже рабов не осталось в селениях. На четвертый же день донесли соглядатаи, что возле усадьбы большой лагерь воинский видели и стяги волчьи.
То Торвард лендрман все войска, что были у него в единую рать собрал, дабы отпор врагу дать и лагерь свой укрепил на совесть.
Войско, растянувшись несколькими колоннами. уже подходило к Гокстаду.
- Не нравится мне тут, - сказал Хролауг, щурясь от солнца.
- Ничего, когда захватим, понравиться, - усмехнулся старший брат. - Тебя здесь конунгом поставлю.
- А править то тут кем? -пробурчал Хролауг, оглядываясь. - одни вороны да собаки тут. И людей не видно. Или ушли сами
- Вернуться, или новых пригоним, была бы землица - народец найдется.
- Может ты и прав, - согласился младший брат. - Земля добрая не должна пустовать.
- Вот только ублюдков агдирских взашей выкинем, кто подчиниться не захочет, - процедил Херлауг, меча рукоять сжав крепко.
- Конунг, тут едет один... Всадник со стягом ворона, - хирдман подъехал на разгоряченном коне прямо к братьям, - говорит никак хочет.
- Ну пусть едет сюда. -ухмыльнулся Херлауг. - Послушаем что он нам скажет.
Вскоре уже и сам появился посланец вестфольдский - широкоплечий детина в добротной кольчуге и высоком шлеме, держащий над головой белое полотнище.
- Приветствую конунгов Наумдаля, - произнес он. - Торвард лендрман меня от имени своего и имени конунга Харальда говорить направил.
- Ну так говори, что тебе положено, и убирайся - просипел Херлауг. - А то давно мы никого на суку не вешали
- Господин мой вас спрашивает - зачем во владения Харальда Хальвдансона вы пожаловали, - чинно сказал хирдман.
- А что, господин ваш увечьем Вёлунда страдает? А то бы таких глупых вопросов не задавал бы. - ухмыльнулся Херлауг, а его брат хихикнул.
- Господин мой за речи такие дерзкие головы рубил еще когда вас на свете не было, - в ответ бросил вестфольдец.
Херлауг сплюнул сквозь зубы и занес кулак над посланцем, но младший брат перехватил его руку.
- Ты сдурел, братец? руку на посланца поднимать - богов гневить.
- Господин ваш каким правом тут правит? - спросил Херлауг, обернувшись к посланцу. - И у поди нас на эти земли прав не меньше. А то и побольше.
- Господин мой здесь кюной Рагхильдой поставлен, а земли эти Харальду сыну Хальвдана принадлежат по праву наследования и никто иной на них прав более не имеет, - помолчал хирдман, да добавил: - Убирайтесь вы, наумдальцы прочь, покуда бока вам здесь не намяли изрядно, а иначе можете и свою одаль потерять, на чужое позарившись
Оба брата захохотали, и вслед за ними все прочие хирдманы.
- У лендрмана твоего войска не густо больно, коли он за стенами прячется, - молвил, отсмеявшись Хролауг. - Смешно угрозы его слушать.
- Торвард достаточно оружных людей имеет, чтобы любого врага отвадить, - отвечал на то воин.
- Вот это мы посмотрим. - сказал Хорлауг.- Перескажи лендрману наш ответ. Пусть сам отсюда убирается побыстрее, а не то висеть ему на дереве. А мы все ранво получим то, зачем сюда пришли
- Я передам, но сдается мне - с места этого дальше ни на шаг вы не пройдете без крови большой, - поворотил коня вестфольдец. - Смотрите сами в ней не захлебнитесь.
Сказал так и прочь ускакал, точно и не было его.
- Какая наглость! - проворчал Хролауг, глдя вслед удаляющемуся всаднику.
- Да уж, самоуверенности ему не занимать.-задумчиво ответил - Херлауг. - Хороших хирдманов собрал этот лендрман.
- Скорее - надменных, - покачал головой младший. - Только прав он - если усадьбу приступом брать будем, кровью умоемся.
- Ты что, трусишь? с каких это пор ты битв стал бояться? Славная будет битва, и нам радоваться тому надо.
- Тебе радоваться, а мне землей этой править, - брат его отрезал. - Коли воинов всех положим, на кого мне опереться тогда?
- Дам я тебе воинов достаточно. - буркнул Херлауг. - И тут еще наберешь среди карлов. А нет так за злато наймем.
- Проще тех что есть сохранить, чем новых потом набирать, - покачал головой Хролауг. - Знаешь брат, есть мысль у меня одна, как нам выкурить негодяя этого из усадьбы в поле чистое.
- Ну? Бывает, здравые мысли тебя посещают. Говори.
- Да уж почаще, чем тебя, - вполголоса процедил младший конунг, а после уже громче произнес: - Окружим их, да подождем дня три - скоро уже загадят все под собой, а после и жрать им нечего станет, тогда либо на бой выйдут - либо прочь уберутся, а нам все лучше, чем на колья лезть.
- Было бы здесь что жрать. А то, того и гляди, придется волков забивать и ловить ворон.
- Сдается мне - за Гокстадом побогаче деревни найдутся, - хмыкнул Хролауг. - Дня на два у нас припасов хватит, а я пока людей пошлю, может найдут чего сьестного.
- На том и порешим. -согласился его брат. - Обступим лагерь, а там уже увидим, что они делать станут.
- И по ночам им спать не дадим, - добавил, подумав, младший. - Слышал я - Сульки так в Агдире победу стяжал.
- Как бы нам самим с Сульки не пришлось и здесь столкнуться.-проворчал младший брат, нахмурившись.
Плечами пожал на это Хролауг, да не стал отвечать. А вскоре уже войска наумдальские окружили Гокстад со всех сторон, лагерем встав, да выжидать стали, а сотню конную отправил конунг вглубь фюлька разузнать, где можно будет поживиться чем и вся ли земля эта так же заброшена и в запустении находиться, или же нет.

Сарасберг. Кюна Рагхильда.
Тяжелое утро было тяжелое, слухи по Сарасбергу поползли, что духи тело Эйнара с ветки сняли. Потом сообщили, что Отар сбежал, обоих жрецов убив да меч Эйнаров похитив. Тяжелые думы разум Рагхильды наполняли. Тягостные и тревожные. Наконец, яростным жестом смахнула со столика кувшин с водой да миску.
- Ярлов ко мне! Немедленно! - рявкнула Рагхильда на рабыню свою.
Долго ждать не пришлось кюне, поскольку Асгаут и сам к ней направлялся уже, после того, как в себя пришел от ночью увиденного да Торлейва жреца знахаркам передал на лечение. Бледен был ярл да зол, но все же смиренно в дверь кюны постучал, а после вошел.
- Звала меня, государыня?
- Звала, ярл, - когда Асгаут вошел, кюна зал шагами меряла, вокруг трона своего ходила. - Откуда слухи сии?
Голову склонил ярл, да на скамью сел:
- Моя вина, госпожа, что не сумел слухов этих удержать - да сама ты знаешь, что ныне правды в них больше, нежели выдумок.
- Рассказывай, - на трон кюна села, словно в Асгард попал ярл пред грозные очи богини.
Поднял взгляд Асгаут, чуть улыбнулся грустно:
- Уж не иначе, как Локи помогает ныне христианам, да мертвяков из чертогов Хель выпускаешь. Своими глазами видел я Хаки Гандальвсона, что снимал тело Эйнара с дуба того, где зимой этой повесили мы его! Бледен был сын Гандальва малодушный, да тело его тлен не тронул. А каким колдовством злым вызван он был из царства мертвых - о том лучше мне у тебя спросить, госпожа, ибо сдаеться мне так же был он оживлен, как при Хакадале ты на подмогу нам мужа своего, Хальвдана призвала!
Расхохоталась кюна, да горек тот смех был:
- Может и такое то колдовство было, да только нету в том колдовства и Хель не причем. Поверили вы в то во что верить хотели. Нельзя играть с мертвыми, а тем более из дружины Одиновой призвать, - и вновь взгляд стал тверд как скалы фьордов, да холоден как ледники Норвегии. - Что сделал ты, ярл, чтобы ошибку исправить свою? Где тело Эйнара?
- Своими глазами я Хаки видел, как раньше видел, что на копье его нанизали, и ты то видела кюна, и сын твой, а что до тела - так не вернуть его уже, - вздохнул викинг, вновь повинившись. - Молодцы мои поутру кострище нашли - видать сжег Эйнара сын Гандальвов.
- Слушай волю мою, ярл, - кюна встала и грозным взглядом Асгаута ожгла. - Три дня у тебя, чтоб ошибку исправить. А после к сыну моему отправишься, может толку от тебя там больше будет.
- Славно будет, коли за три месяца то поправим, что жрецы натворили, - особое подчеркнул это Асгаут, часть вины на Торлейва переваливая. - Ведь мало того, что бежал от них Оттар и ныне от правосудия скрывается, так еще и верховного жреца, точно барана на алтаре он зарезал.
- У тебя три дня, начиная с завтрашнего рассвета, - отрезала кюна.
- И что же ты хочешь чтобы я сделал? Из пепла обратно тело Эйнара собрал?
- Нашел того кто снял его, наказал сбежавших. Али ты Оттара отпустить с миром предлагаешь?
- Ищи теперь ветра в поле, - буркнул Асгаут. - Коли у него не весь ум еще крест отнял, так он уже к Хареку во весь опор скачет. А с ним и те, кто Эйнара снял.
Не стал больше про Хаки упоминать ярл, видя сколь неприятна тема эта кюне.
- Твоя ошибка, ярл, - змеей кюна прошипела. - Тебе и исправлять, коли хирдманами священную рощу окружить ума не достало.
- У Фредрика было восемь воинов - он сказал что ему больше того не нужно! - Воскликнул Асгаут. - С верховным жрецом у меня власти спорить не было.
Ледяной взгляд кюны пригвоздил его к месту. Она результат самонадеянности жреца и ярла видела и результат этот был опасен.
- Послушай меня, Рагхильда, - хоть и злился уже ярл, да голос его спокойно вновь зазвучал. - Оттара нам не поймать уже, хоть я о том и сожалею, но коли к Хареку он подался, так скоро этот конунг самозваный сам к нам явиться виру за Эйнара требовать. От мести его оборониться следует.
Рагхильда кивнула, но ярлу не ответила. Пришлось ему так поверить, что объяснение его приняла кюна и приказ свой отменила. "Только самонадеянный ярл, отправишься к сыну моему, пусть он с тебя спесь собьет", - подумала кюна, да в слух не сказала.
- Когда придет Харек, госпожа - постарайся его от войска его выманить да в домине убить, дабы крови большое не было, а ежели битвы он возжелает - так пусть венды наши с ним на бой выходят, чем больше умрет их - тем меньше нам платить за клинки их.
- Война твое дело, ярл, - спокойно кюна ответила.
- Только меня здесь не будет уже, госпожа, - поклонился Асгаут. - И еще прослышал я, что человека Харек к сыну твоему отправил. Боюсь - как бы худого чего не сотворил он, пользуясь тем, что предателю этому Харальд доверяет еще.
Кюна кивнула, показывая тем самым, что приняла к сведению и предпримет все возможное, дабы предателя нейтрализовать.

(с Тельтиаром, конечно)

Сообщение отредактировал Sarina - 6-10-2007, 16:30

Сарасберг. Асгаут, Халльвард, Сигтрюгг.
(угадаете с кем? Правильно, с Варлоком)


Когда настало обеда время, братья решили к ярлу отправиться, да его самого расспросить, что да как. И правда, в конце концов, кто им лучше расскажет, что произошло, да совет верный даст? Однако не оказалось Асгаута в усадьбе - слуга сказал, по делам, мол, отправился.
- Да, дел-то у него много нынче будет, - огорченно Сигтрюгг вздохнул, - такая кутерьма поднялась.
Старший брат его кивнул, задумчиво потолки разглядывая.
- Ну что, ждать будем?
- Будем... давай-ка на лавку-то присядем, в ногах правды нет.
Правда, не успели они еще начать ожиданьем томиться, как Асгаут вернулся.
- А, здесь вы уже, - с порога бросил ярл, плащ слуге отдав. - А я уж было за вами послать хотел.
По голосу да виду грозному судя, не в духе был Асгаут, однако не мудрено то было после событий ночных.
- Здесь, - Халльвард кивнул, - дошли до нас новости последние.
- Хотели вот с тобой самим поговорить, поспрошать тебя, - Сигтрюгг подхватил. - Как же так получилось, что сбежал Оттар?
- Потому что Фредрик, прибери Один все, что осталось от него, из ума выжил, - в сердцах высказал, что на душе у него накипело, Асгаут. - Но вы проходите за стол, слуги сейчас обед принесут.
С радостью приняли приглашение братья - ни у того, ни у другого со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Когда уселись они, и угощение расставлено было, Сигтрюгг, уже миску к себе придвигая, спросил:
- Так чего ж Фредрик содеял-то? Неужто Оттару бежать помогал он?
Множество предположений, одно безумней другого, в голове у юноши вертелось, но верным-то могло только одно из них быть... или одно не из них.
- Глупостью своей помог, уж и не знаю как то случиться могло, да прирезал Фредрика Оттар на алтаре торовом, а с ним еще восемь гридней, а уж кто ему помогал в том, а что помогал - то несомненно, и вовсе не ясно.
- Оттар силен, конечно, - озадачился Халльвард, - но с восьмерыми в одиночку справиться... Не знаю... А куда потом он подевался, куда отправился - тоже неведомо?
- Думаю я - к Хареку убежал, если не дурак, - произнес ярл, а после добавил: - Но коли дурак, то знамо мстить станет и вы, братья тогда в опасности большой окажетесь.
- Мы о том же подумали с братом, - помрачнел Сигтрюгг, из кубка отпивая. - Хоть из барака не выходи, он же где угодно притаиться может... Коли дурак - а дурости у него не меньше чем силы. Чего ж нам делать-то, из-за любого угла мести ждать, от каждого шороха вздрагивать? Погоню не послал ты за ним?
- Чтобы послать погоню - знать надо куда слать, - отрезал Асгаут, припомнив как кюна хотела, чтобы он херсира беглого изловил. Смешно как-то становилось от приказов таких. - Да и сам я уезжаю из Сарасберга.
Прозвучало так, словно он мести оттаровой испугавшись, уезжает, да и ладно.
- Как это? Куда? - поперхнулся младший Вебьернссон. - И зачем, коль на то пошло?
- К Харальду конунгу, надобно мне быть поближе к нему, дабы на сей раз не сумел Харек с ним замириться, - отвечал на то ярл. - Для того и на разговор вас я позвал, Вебьернсоны, что не скоро нам теперь суждено свидеться будет.
- Плохо это, - Халльвард лоб потер в задумчивости. - Одни останемся, выходит...
- Торлейв, когда на ноги встанет - вам поможет.
- Под его началом нам быть, значит? - промелькнула гримаса недовольства на лице младшего парнишки, но исчезла тут же.
- Да уж после того, что они с Фредриком учудили ночью, я бы его самого под ваше начало отдал!
- И представить себе уже боюсь, - покачал Сигтрюгг головой, пустую миску отодвинул. - А потому и не буду. Когда ты вернешься, ярл?
- Вполне возможно, год меня не будет, может дольше, - произнес Асгаут, сам к еде приступая. - Все от того зависит, куда рать свою Харальд повернет. Халльвард, ты не мальчик уже - но воин и херсир конунга, а потому запоминай, что скажу я тебе.
Тот кивнул и слушать приготовился.
- Верность вашу я долго испытывал и ныне сказать могу, что из всех людей, коим дело тайное доверить можно - вы многих надежнее будете. О том и конунг наш узнает. Более того - вы родичи ему, а значит и место ваше подле кюны и Харальда, хотя многим то не по душе будет.
- Да мы и так многим не по душе, я вижу, - вздохнул Халльвард. - Нет у нас здесь друзей, кроме тебя, ярл, а теперь и ты уезжаешь. Но не след на судьбу сетовать... - и серьезно добавил он: - Спасибо за все тебе.
- Главное - конунгу по душе быть, а иных, кто на пути твоем встанет, Халльвард, да и ты Сигтрюг - запоминайте, со свету сживать надобно безо всякой жалости и средствами любыми, - продолжил науку свою ярл.
- Жестокие слова говоришь ты, Асгаут, - молвил Сигтрюгг. - Но враги конунга - и наши враги, конечно, и не имеем мы права щадить их.
- Чтобы на вершине удержаться, необходима жестокость, а кто кроме родичей и друзей верных сумеет конунга от скверных людей оградить? - Улыбнулся младшему Вебьернссону викинг, видя, что тот смысл слов хорошо разумеет. - Большое будущее у вас, коли и дальше столь же расторопны вы будете, так скоро, глядишь, и ярлами станете.
Рассмеялся Халльвард, только невеселым был этот смех.
- Время покажет, - он произнес, - время покажет...
- Пока же, мнится мне, что достойному херсиру не к лицу с отрядом лишь в десять человек быть, - продолжал ярл. - Потому даю я вам еще полсотни гридней моих верных и испытанных. Они и от мести оттаровой, если появится он, уберечь вас сумеют, Эймунд тебя клинком владеть научит как подобает, Халльвард, а тебе, Сиггтрюг, мастерство стрелковое Торбранд Длинные Пальцы покажет, лучшие воины то в дружине моей.
- Полсотни? - ахнул младший. - И мы с ними всеми управимся?!
- Так придется нам, - с притворной грустью Халльвард руками развел.
Сам он не осознал до конца еще, насколько печалит его Асгаута отъезд, а потому старался не подавать виду, что расстроен хоть сколько-нибудь.
- И все же тяжело будет, - добавил хельд. - Но мы не подведем.
- Придет время - и большую рать в бой поведете, сейчас же, от войны вдали, будет у вас время научиться людьми управлять.
Перевел дух мужчина, выпил браги немного, а после так сказал:
- За тем, что в Вингульмерке происходите следите зорко, уверен я - при Хареке обнаружится Оттар, и тогда уж не теряйте его из виду. Да держитесь к кюне поближе - ее благосклонность щитом вам будет от врага любого, а ум да язык острый оружием лучше доброго клинка станет. Верю я, сумеете вы любого врага погубить так, как Эйнара сумели. Надели боги вас, братья, гибким разумом, и это дар более великий, нежели сила и ярость берсеркова.
Слушали его речь молча братья, да только себе дивились. Конечно, многое совершили они - были и удачи, и неудачи... но слова Асгаута заставляли повредить в то, что и в самом деле они все сумеют, все смогут.
- Такое напутствие - лучшее утешение нам в твоем отъезде, - серьезно Сигтрюгг произнес. - Почти всему, что теперь знаем мы, научил нас ты. Нам нечем отплатить кроме службы верной - а значит, службу эту нести будем с честью.
Улыбнулся ярл, были ему слова эти приятны. А после поднялся из-за стола, да на время некоторое покинул трапезную, когда вернулся же, на стол положил два перстня злотых, каменьями украшенных, да с печатками - не иначе, как в набеге с правителей знатных кто-то снял их:
- Это вам подарки на память за службу верную да то, что Эйнара со свету изжить помогли, - произнес он. - Других перстней таких во всем мире нет, а вы нынче все послания свои печатями скреплять сможете, а не рунами.
- Спасибо!
- Спасибо, ярл!
Тут же одели оба кольца свои, залюбовались невольно - щедрый то был подарок. Сигтрюггу же особенно ценен он был - он еще и грамоту не всю освоил, теперь куда как легче с письмами управляться будет. Впрочем, не так часто и писал он их.
- Ну, пора мне в дорогу собираться, хотела кюна чтобы еще три дня я тут пробыл, да только не с руки ныне медлить, - Асгаут тем временем сказывал. - Навсегда запомни Халльвард - кто бы на пути твоем не встал, какими бы подвигами славен не был - коли причинит хоть в чем ущерб тебе - раздави!
- Запомню, - пообещал юноша.
"На своем ведь примере воспитывает", подумалось ему.
- Ну идите, в хороших руках нынче я Сарасберг оставляю, - крепко обнял обоих Асгаут. - Надеюсь и братья ваши меньшие столь же славными воинами вырастут.

Гиллисберг. Допрос
Кошка, Скальд и немножко Тельтиара

Не успело солнце взойти над Гиллисбергом, а в повозка с волом запряженным уж к лагерю Харека подъехала, да Гуди хирдман и люди его груз свой ценный из нее вытащили, понесли к конунгу Ранрики ношу тяжелую, одного же воина послали за Ратибором - воеводой, дабы и он при допросе пристутсвовал.
В шатре Харека Волка утром этим не было никого, кроме самого конунга, ему-то под ноги и бросили пленника хирдманы.
- Смотри, конунг, какую большую рыбину мы нынче выудили, - усмехнулся Гуди, под ребра невзначай Эйрика пихнув. - С такой, глядишь, все войско прокормить можно.
- Ах ты... - взревел Эйрик, на ноги встать пытаясь. - Да как смели вы?!
Только под утро в себя он пришел, тогда же и понял, что случилось с ним. Похитили - его, Эйрика, конунга свейского, обманув, как мальчишку безусого! Голова болела нещадно - удар ему крепкий достался, но свей уж не обращал внимания на нее, весь во гнев обратившись.
Хирдманы засмеялись.
- Этакий боров в самом деле выглядит жирным. Да жира много слишком. Все выкипит.
- Ты как о конунге говоришь, турсово отродье! - яростью пылая, оборотился Эйрик. Покуда только сесть ему удалось.
На Харека взглянул он, пока продолжали хохотать ублюдки эти, да тоном повелительным произнес:
- Прикажи развязать меня людям своим, ты!
Даже плененный, Эйрик так же себя вести продолжал, как и всегда. Харек, глядя на неуклюжие движения связанного Эйрика, тоже засмеялся.
- Добро пожаловать, э... как вас величать теперь?
- Я Эйрик, конунг свейский и гаутский по-прежнему, - высокомерно (насколько веревки позволяли) тот ответил. - Этих титулов меня никто пока не лишил. А вот ты кто такой? Что-то не припоминаю я тебя, разбойник.
- Да, я разбойник, и конунг разбойников, волею разбойников Ранрики. Но я не нападаю вероломно, без предупреждения, захватывая беззащитные селения, зная что властитель пошел оборонять их от других врагов. А ты подлый трус. Еще имел наглость угрожать женщинами и детьми... Теперь ощути это на своей шкуре!
Так сказал Харек Волк, да Гуди от души вновь пнул Эйрика, на сей раз пониже спины. Только выругался конунг сквозь зубы, мысленно пообещав припомнить Хареку все в скором времени.
-А ты поборник честности, выходит? Видно, поэтому коварством похитить меня приказал прислужникам своим?
- Коварством? - Харек засмеялся. -О чем ты, великий конунг? Я поступил так же как и ты. Или ты хочешь сказать, что ты честно покорил эту землю?
- Разные вещи равняешь. Скажешь, не главное ли дело в жизни каждого конунга - державу свою расширять?За землю - всегда война, а война - всегда смерть. Но я как раз без лишней крови обходиться стараюсь... Да, угрожал я Эйнару Однорукому, но ведь ни волоска не упадет с головы его жены, если выполнит он уговор наш. А он что-то не торопится... только никак не уразумею я, - повел плечами Эйрик. расправить их пытаясь, - тебе-то что за дело до этого всего, и чего ты от меня хочешь?
- Хочу чтобы ты себя вел по чести, как положено истинному воину и конунгу. Так и быть, уж коли ты землю эту забрал, не буду я у тебя это оспаривать. Не под силу ныне с тобой тягаться ни мне ни Эйнару. Но я хочу. чтобы ты по чести вызов Харальду бросил, коли на земли его претендуешь. И встреться с ним с равными силами, как честному воину и властителю положено. Что жителей мирных не обижал -в том тебе честь и хвала. Но будь честен во всем и до конца, чтобы предков своих не срамить. Ведомо мне, что предок твой предка Харальда из страны Свеев изгнал обманом и коварством власть захвативши..
- Так Коварным именно Харальдова предка прозвали, Ингъялда, - усмехнулся Эйрик. - И вроде было за что - скольких конунгов погубил он, скольких родичей своих со свету сжил... Свои же слуги в доме и сожгли, но поделом ему досталось. И сам Харальд - предку под стать.
- Харальд до сих пор был честен , и за свои слова отвечал. И дядя его - Гутхорм Хригнарийский - пока он с ним,не даст ему проявить бесчестие. но вот слуги его... Разве о том речь мы ведем?
- Мог бы я о Хрингасакре тебе напомнить, - Эйрик криво усмехнулся. - Там как раз Гутхорм ночью победу воровал, как я слышал.
- А как же. А то что Хельги и Вёльсунги так врагов своих губили, и их как героев воспевали?
- Ты скажи мне наперво, как к нашему делу это относится, - процедил Эйрик. - Тебе со мной о высоком поговорить захотелось, потому и подкараулили меня твои прихвостни в конюшне?
- Именно так. -ответил Харек. - Я хочу, чтобы ты повел себя как честный воин. Выполнишь мою просьбу - отпущу тебя целым и невредимым к твоему войску. И даже сам клятву принесу на тебя впредь оружие не поднимать.
- А коли не выполню? - свей поинтересовался.
Впрочем, сам он знал уже, что выполнить придется - вряд ли Харек ему широкий выбор предоставит.
- Убью как собаку. На виду у всего твоего войска. Вряд ли втоя держава долго без тебя простоит. Да и вдова твоя долго траур носить не будет. Мне терять нечего. А тебе есть
Суров был взгляд Харека, видно было, что лишит жизни он конунга и глазом не моргнет.
- Почему-то так и думал я, - скривился Эйрик в улыбке. - Значит, не остается мне ничего иного как принять просьбу твою. Но будь покоен - слово тебе данное не нарушу, не ради себя, так ради жены с детьми.
- Хорошо. Я так и думал, что ты разумный муж, и с тобой можно договориться.
- Ну говори, чего желаешь?
- Тогда я скажу, что ты должен сделать. Первое - отпустить к нам Сигрун . Второе - все жители Гиллисбрга и окрестных земель . кто пожелает уйти, могут уйти к нам. Всех их я переправлю к себе в Ранрики. Согласен?
- Согласен, - нахмурился Эйрик. - Но сам Вингульмерк - за мной.
- Это ты Харальду доказывать будешь, а не мне. -ответил Харек. - Я не имею ни сил ни прав оспаривать твои претензии на эту землю. Потому слушай второе мое условие.
- Тебе мало того, что я Эйнарову бабу и других оборванцев отпущу? - Воскликнул свейский конунг.
- Мало. Ты выйдешь завтра перед своим войском. Принесешь клятву на кольце Тюра и молоте Тора. Что ты отправишь вызов конунгу Харальду, как положено по всем древним обычаям, как властитель властителю - либо потребуешь у него отдать ему земли, на которые претендуешь, либо пусть он сам принесет тебе клятву покорности со всеми своими землями, либо пусть явится защитить свое право на берега Скауна. ты пошлешь к нему вестника с посланием, где будет вызов. Можешь ему предка припомнить. Сам ты приносишь клятву, что покуда Харальд не примет твой вызов, и не явится с войском, ты не переходишь ни Скаун, ни Ран Эльв. Я же, в свою очередь, принесу тебе клятву не поднимать против тебя оружие, покуда ваш с харальдом спор не разрешится, и не буду ни мешать тебе, ни помогать Харальду оружием и людьми, разве что буду снабжать его припасами. По моему, это будет честное соглашение. И если Харальд победит, ты признаешь его законным владкой его земель, и поклянешься впредь не претендоват на его земли, и на мое владение в том числе, и не поднимать оружия ни против меня , ни против Харальда. И заключишь мир, чтобы каждый правил в своем законном владении, не претендуя на чужое.
- А если я одолею Харальда - то ты присягнешь мне, Харек, - добавил свое условие конунг Свеев.
- Согласен. - сказал Харек. - Это будет справедливо. При этом, ты должен оставить Харальду жизнь и отпустить его восвояси. Тогда я не запятнаю себя предательством по отношению к тому, чьему отцу я клялся служить верой и правдой.
- Если только он не погибнет в битве, - согласился Эйрик.
- Погибнет ли он в битве - это уже как боги решат - согласился Харек. - И еще. Ты не будешь посягать впредь на тех, кто носит крест и возносит молитвы Белому Богу, и на храмы его. Вы погребете, как положено по обычаю, всех, кого умертвили твои люди. Я же поклянусь чтобы никто из них не посягал на древних богов, на святилища их, ни возносил на них хулу и брань. Кто нарушит уговор - тех буду судить я. Аналогично, тех кто будет чинить обиды христианам, ты будешь судить по справедливости. Это мое третье условие . Договор скрепим рунами и кровью на священном камне, кольцом Тюра, как только ты выполнишь первые два условия. И затем я отпущу тебя целым и невредимым. В знак истинности и нерушимости моего слова, приношу клятву на кресте, кольце и молоте.
- Если я соглашусь на такое, меня мои же жрецы изменником объявят.
- Я могу поклясться в том, что тоже не стану изменять обычаи и верования в тех местах где я правлю. А это многое значит. Пусть люди сами выбирают, каким богам молиться, и какие жертвы приносить. пусть боги сами решают, кто из них сильнее. Разве так не будет правильнее?
Вздохнул конунг свейский, устал он от разговора этого, да и понимал, что сейчас за Хареком сила, а потому спорить бесполезно было:
- Я не стану притеснять носящих крест, - наконец произнес Эйрик.
- Пусть каждый молится своим богам и честно служит своим властителям. В моем войске есть и те, кто поклоняется Христу, но много бльше тех кто поклоняется асам, и никто не упрекнет меня в том, что я кого-то ущемляю, и что я кого-то насильно заставляю сменить веру. Что ж, если ты не будешь притеснять носящих крест, думаю этого будет достаточно. Надеюсь, мы пришли к соглашению?
- Пришли. Теперь развяжи меня.
- Рано. - ответил Харек. - Пока ты не принесешь все клятвы. как мы условились, я не могу тебе доверять. Я уже достаточно прожил на свете. чтобы полагаться на одни слова... Ты побоишься лишь гнева богов...
Харек повернулся к своим хирдманам.
- Развяжите ему ноги... И наденьте на руки кандалы и цепь. И следите за ним хорошенько. И проявляйте к нему должное уважение. Ни словом , ни жестом не оскорблять. Выполнять все просьбы, кроме тех, что способствуют побегу.
Он снвоа повернулся к Эйрику.
- Будешь вести себя честно - будет все, как было договорено. При любой попытке к бегству тебя убьют. Помни об этом. Я всегда держу свое слово. Потому, говорю тебе как конунг конунгу - я поверил тебе. Не разочаруй меня.
"Да какой ты конунг - главарь шайки разбойников".
- Неси кольцо Тюра, конунг, - сказал Эйрик, когда хирдманы Харека надели на него цепи. - Не станем откладывать.
- Что ж. Как пожелаешь.-ответил Харек. - Всем строиться! Идем к воротам усадьбы! Пусть все твои люди видят твою клятву, и наш уговор. И пусть все будет на глазах твоих людей. Но... сначала прими со мной трапезу. Негоже на голодный желудок и без глотка влаги принимать серьезные решения, которые вершат судьбы стран.
- Истинно так. - ответил Эйрик. В горле его пересохло. а вживоте урчало, и предложение Харека было как нельзя кстати...

Харек же был доволен достигнутым. Он был вовсе не так глуп, чтобы просто верить свею на слово. Он был уверен, что Эйрик только тогда не рискнет нарушить уговор, если произнесет слова клятвы перед своими соратниками, на глазах у своего войска и вождей. У него не было уверенности, что Эйрик испугается гнева богов. Но харек был уверен, что конунг свеев все же побоится потерять лицо перед подданными - кто станет служить вождю, который не чтит богов, и клятвы свои не исполняет?

Британские острова, Уэссекс
«Альфред, король английский… Насмешкой звучат эти слова… но только для меня. Видит Бог, я не стремился к трону, и не желал править. Но раз уж моя судьба сложилась так… я не стану отступать. Король, не уделяющий внимания стране – это хуже, чем отсутствие короля вообще».
Мало кто смог бы ощутить сомнение, давно поселившееся в душе Альфреда, сына Этельвульфа. Оно сопровождало его всегда… но никогда не прорывалось наружу. Никогда. Нельзя показывать слабость – ни друзьям, ни врагам.
Иногда Альфред с невеселой улыбкой сравнивал сомнения и внешнюю уверенность со слабым воином в несокрушимой броне. Хотя и признавал, что сравнение неточно – все же он одерживал победу над своими сомнениями, а никак не наоборот.
Иначе бы не удалось с момента восхождения на трон трижды сразиться – и вырвать у северян мир, пусть даже и за немалую плату.
– Вот оговоренное, сын Рагнара и храбрые вожди, – Альфред с умыслом не называет всех по именам. Долго это будет… да и пусть задумаются над тем, не много ли силы Рагнарсоны имеют.
Раздор в стане – отдых для врага.
– Хорошо ты сражался, конунг, – серьезно кивает Ивар Рагнарсон. – Удивляюсь даже: как верующие в Распятого нас побеждать могли?
– Я корону надел в день святого Георгия. Видно, он помог.
– Георг? – морщит лоб кто-то из вождей. – А кто он?
– Святой, покровитель воинов и земли английской.
– А, так бы сразу и сказал, что боги помогают… – хмыкает кто-то другой.
Хочется поспорить – благо в теологии Альфред знаток. Но не для этого собрались… да и как спорить с человеком, который вообще не верит? Наверное, кто-то из святых смог бы убедить.
Но он – не святой. Просто король… хотя, да простит Господь, сложно сказать, кем быть тяжелее.
Альфред встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Главное – мир куплен, и на какое-то время в стране будет спокойно. А уж к новой войне они подготовятся… В чем король не испытывал сомнений – так в том, что новая война будет. Слишком уж беспокойны соседи.
И кое-что претворять в жизнь на такой случай король уже начал. Пока что все только в замыслах, да на столах… но вскоре и на земле будет построено.
А сомнения… есть по-прежнему. И это хорошо – поможет обдумать все замыслы со всех возможных сторон.

Англия, Йорк. Конунг Убби Рагнарсон

Убби Рагнарес у окна стоял крепостей своей на леса с холмами смотрел. Раскачивались кроны деревьев под ветра дуновением и, и травы гладь казалось изумрудным морем. Долго ли останутся такими они?! Долго их не тронет меч и пламя?! Убби сжал кулаки. Мир этот с Альфредом слабостью считают все англы. Сыны Тора трусы для них теперь. И отвернулся Убби от окна, в которое смотреть ему было в тягость, и взглянул на карту земель здешних. Сколь обширны владения его из окна и как малы на коже гладкой. Нарушь Алфред мир, он сметет всех конунгов одного за одним. Лишь вместе выступив они стяжают славу, лишь вместе они вернут былую славу и захватят землю всю британскую.
Тут пал взгляд Убби на славный город Бристоль, где был брат его Ивар.
- Квист, друг мой верный, готовь лучших дружинников моих - брата еду повидать я.
- Да, мой конунг, - откликнулся Квист и пошел во двор дружинников собирать. Вернулся Убби в покои свои и стал платье дорожное надевать, но тяжело было оно, как и думы его.
Но вот дружина собрана. Выходит Уббе статно, подавая пример младым.
- Позови мне Скейва, Квист, - распорядился конунг, пока к нему коня подводили. Во дворе к тому времене столпился народ. "Конунг уезжает!" - все твердили.
Вернулся скоро Квист, сопровождаемый херсиром Скейвом.
- Звал, мой конунг? - спросил Скейв, к Убби поступаясь.
Но не ответил конунг. Смотрел он на одно из окон, за которым стоял ярл его Хавр.
- Да, - взглянул конунг в лицо Скейва. - Управляй Йорком пока в отъезде я, да смотри зла не твори.
Удивился Скейв речам Убби, но лишь поклонился и пожелал конунгу легко пути.
Дал знак Убби дружинникам своим и поехали те к воротом. Сам же Убби задержался на миг и взглянул в то окно, но пустота была лишь в нем.
- Посмотрим что ты сделаешь, змея подлая - прошептал конунг и поехал прочь.

спасибо за помощь Тельтиару

Вингульмёрк -Эстфольд, Восточный берег реки Скаун близ Гиллисберга. Харек Волк, Оттар Рваный, Фреалаф, Ратибор, и Ярополк
спасибо за помощь и участие Тельтиару
Ближе к полудню Харек Волк и его ближайшие дружинники, а так же приближенные Эйнара привели Эйрика конунга обратно в Гиллисберг, где он в присутствии всех своих ярлов и многих херсиров поклялся на кольце Тюра и молоте Тора во всем, что обещал конунгу Ранрики, а затем немедленно велел отпустить всех знатных людей, которых держал в усадьбе. Один за другим, покидали Гиллисберг старики, женщины и дети, шли, едва переставляя ноги уморенные в погребах и острогах воины, последней же, поддерживаемая служанками вышла Сигрун, бледная и ослабшая, с грустной улыбкой на лице.
- Теперь отпусти меня, - молвил Хареку Эйрик.
- Иди с миром и не забывай наш уговор, - ответил Харек. - Снять с него цепь, - скомандовал он хирдманам.
- Забирай свое войско и возвращайся в Ранрики, Харек Волк, - произнес на прощание конунг свеев. - Мои люди вас не тронут, но лучше не оставайся здесь дольше, чем тебе то требуется.
- В этом можешь не сомневаться. - ответил Харек. - А теперь обратно в лагерь, и готовимся к отходу.
- А разве мы не будем ждать вестей от Эйнара и Оттара? - Удивленно спросил Ратибор.
- Разумеется, будем, ответил Харек. - Но этих нужно отправить в безопасное место как можно быстрее. Сдается мне, вместо помощи мы можем от Асгаута получить удар в спину. Слишком долго нету Эйнара
- Тем более после тех вестей, что принес гонец, - добавил Ярослав. - Мы останемся на своей земле Харек, а ты собирайся в путь. Вингульмерк не сможет прокормить всех, пока половина его остается в руках свеев.
- Я тоже буду ждать вестей. Мои ярлы сопроводят карлов, женщин и детей в мои земли. Это теперь и мой бой...
- Ты же поклялся, что не поднимешь оружия на Эйрика, - хмыкнул воевода.
- Если он не поднимет его на нас. Я должен проверить. А если он решит использовать слова клятвы буквально, и нападет на вас, едва я уйду? я как-то сразу об этом не подумал. А ведь он может...
Ратибор задумался, нахмурив лоб, Ярослав воскликнул:
- А ведь мы второй раз его в конюшне не поймаем!
Но тут воевода, словно что-то вспомнив, произнес:
- Так ведь он поклялся не притеснять христиан.
- Но это не значит. что он станет мешать э то делать своим жрецам - хмуро заметил Эдмунд.
- Теперь-то уж себя не дадим в обиду, - сжал кулак Ратибор, а после бросил Ярославу: - Иди, присмотри за госпожой, и смотри - ни на шаг от нее!
Юноша кивнул, побежав к Сигрун, оставшиеся же продолжили спор о том, что делать и насколько можно было доверять клятве свейского конунга и можно ли ей верить вообще.
- Верить можно только себе. и Тому, что он побоится нанести урон своей чести в глазах своих воинов. Ное сли он что-то сможет сделать скрытно, и сможет надеяться на безнаказанность, то скорее всего он это сделает. - сказал Харек. -Я много чего слышал об Эйрике Свейском. Он хороший правитель для тех, кто принял его покровительство, не притесняет бондов, не требует слишком многого, не берет дань больше чем принято, и рне требует больше чем люд готовы ему дать. Но к своим врагам он беспощаден, и не всегда благороден, предпочитая хитрость. Там , где он может обойтись малой кровью, он действует решительно и стремительно, даже если это не всегда честно. Поэтому нужно быть начеку...
- Я скажу людям, чтобы были на готове, а потом дождемся Эйнара и решим что станем делать, - согласился с конунгом Ратибор. - Надеюсь по крайней мере этот день мы сможем провести спокойно.
- Надеюсь ... -сказал Харек. - Мы слишком его утомили, чтобы он стал думать о мести сразу же. Мы нанесли ему оскорбление, выкрав его, и заставили поступить не так, как он хотел... И он этого так не оставит... Единственный способ помириться я с ним - стать его поданными. так что единственное на что мы можем расчитывать - что Харальд победит его в честной битве.
На том и порешили, а после разошлись, дабы завершить дела свои. Ближе к вечеру же разведчики сказали Хареку, что видели десяток всадников под знаменем эйнара, спешащих к лагерю.
- Встречать надобно, - молвил Ратибор, бывший в ту пору у правителя Ранрики. - То-то Эйнар обрадуется, узнав, что ты вызволил его жену.
- Встретьте, как подобает, - сказал им Харек. - Может и сам Эйнар с ними вернется.
- Хорошо бы, - воевода задумчиво покрутил ус, пока его люди отправились устраивать встречу.
Однако вскоре уже в шатре появился запыхавшийся и злой с виду Оттар, за спиной которого стоял Фреолаф.
- Ну здравствуй, херсир, - улыбнулся ему Ратибор.
- И тебе не хворать, храуст гардск дренгир - сказал Оттар, спешиваясь, и переводя дух.
Харек устало опустился на мешки с припасами, внимательно прислушиваясь к разговору, но продолжал молчать. Его взгляд бегло осматривал прибывших воинов. Эйнара среди них не было.
- А где ярл? - Первым озвучил повисший в воздухе вопрос молодой Ярополк, только что вошедший в шатер.
- Эта ведьма его повесила, - проскрежетал Рваный, едва ли не сплевывая каждое слово.
- Кто?Асса? - Харек тут же вскочил на ноги, слегка пошатываясь - напряжение последних суток давало о себе знать - его слегка мутило от усталости.
- Ты что шутишь? - Выдохнули разом оба хольмагардца, уставившись на херсира.
- Рагхильда, - ответил Волку Оттар, переведя дыхание. - А старуха сидела рядом и ухмылялась.
- Одна другой стоит. -произнес Харек. - Быстро же она забыла, кто ей спас жизнь и честь. была бы она женой разбойника, кабы не мы...
- А теперь она вдова конунга и за былое добро платит злом, - казалось, еще немного и Оттар разразиться такой бранью, что даже у йотунов уши завянут. - Эйнар пришел просить у нее помощи, а она обвинила его в том, что он отдал Вингульмерк свеям!
- Или она ума лишилась... Или Асгаут с Торлейвом ее слух отравили речами лживыми.
Рваный нервно прохаживался по шатру, словно пытаясь сбросить всю злобу, что в нем накопилась в движении, однако сердце все еще бешено колотилось, а перед глазами то и дело появлялся раскачивающийся на дубу Эйнар. Тогда, ночью они с Буревым приехали, дабы дать ему достойное погребение, но кто-то успел их опередить - тела ярла на дубу уже не было, а невдалеке был разложен погребальный костер. Их господин был сожжен, как язычник, но не получил упокоения в честной могиле.
- О, эти двое были там и злословили, настраивая кюну против Эйнара и тебя, Харек, - наконец проронил он, остановившись и подняв взгляд на Волка. - Да, не удивляйся - Рагхильде не по нраву то, что ты стал конунгом.
- Они же сами меня отправили в Ранрики, чтобы я привел эти земли к покорности. А то что меня народ конунгом выбрал - не отказываться же мне было. Меня бы тут же самого на дереве распяли... А если и отбился бы, много крови бы пролилось напрасно. Я выжидал, чтобы принести присягу Харальду уже не как простой ярл, а как конунг большого и обильного фюлька. А теперь... они сами показали свое вероломство... Теперь я не знаю что мне делать... Не идти же на союз с Эйриком Свейским... Я должен отомстить за Эйнара... Но и предавать Харальда я не хочу. Я знаю Гутхорма... И пока еще надеюсь на благоразумие Харальда. Он такой же, как его отец Хальвдан... Он не станет уничтожать своих верных слуг и призовет к ответу и Асгаута, и Торлейва... Или у этих змеиных языков иных дел нет, как против нас интриги плести? им ведь Агдир и Вестфольд поручили охранять!
- Как же, жди, - сплюнул Оттар, резко раздавив плевок носком сапога. - Придет Харальд и кому он поверит? Тебе или собственной матери?! А Торлейва я уже к ответу призвал, раскроив ему череп о тот алтарь, на котором меня приказала принести в жертву наша справедливая и мудрая кюна! Да только, спасибо за помощь Буревою и Фреолафу, я прямо на камне и Фредрику глотку перерезал - раз уж любит Тор бородатых козлов в жертву получать, так я ему самого длиннобородого подарил.
В конце фразы херсир невольно рассмеялся, а его смех подхватили Ярополк с Ратибором, хотя голоса их звучали не слишком весело.
- Жаль что эта змея Асгаут не последовал к своим богам в преисподнюю- пробормота Харек. - А пока он жив, нам не будет покоя. Тогда нам надо решить, что делать будем. Если смотреть на вещи здраво, то Эйрик куда меньше зла совершил... Хоть я и не склонен... предавать свои клятвы. Да и в войске моем здесь есть люди Харальда. Что будет, если они про мой уговор с Эйриком узнают? Не сочтут ли они это предательством? Надо срочно посылать кого-то к Харальду в Транделаг... Пока нас в Вестфольде не опередили...
- Вот и напиши ему оо всем, пока враги сведения о происшедшем здесь не извратили. - сказал Фреалаф. - Да только поможет ли это нам?
- Тебя теперь называют предателем и конунгом пиратов, - добавил Оттар, с силой сжав кулак так, что хрустнули костяшки. - В любом случае нам надо уходить в Ранрики, всем - здесь житья христианам не будет!
Он некоторое время помолчал, переводя взгляд с конунга на воеводу и обратно.
- А Сигрун? Как мы ей расскажем о гибели мужа? - Произнес Ратибор.
- Расскажем как есть. -ответил Харек. - Но скажем, что он погиб в поединке как воин, отстаивая свою честь, и тело его сожгли на костре. Она сильная женщина, но нужно вести себя с ней осмотрительно. А что до вестей - пусть называют... Я сам выйду на суд, пока же идите переоденьтесь, поешьте уху, расскажете, что и как. А я пока пойду послание Харальду писать... Позже, выслушав ваш рассказ, еще что-то добавлю.
- Только если пошлешь гонца, а еще лучше не одного и не двух, то лучше чтобы они назвались гонцами Эйрика свейского. Тогда можно быть уверенными. что никто их в пути не тронет, - сказал Фреалаф. - Не забывай как с нами люди Асгаута обошлись.
- Попроси у Эйрика его знамя, - тут же присоветовал Ярополк. - Не думаю, что он в этом откажет, тем более что он все равно обещал послать Харальду вызов.
- Хорошая мысль - Харек аж просиял. - Таким образом, мы убьем двух зайцев. И послание от Эйрика доставим, и про последние события сообщим. И еще... наверняка Асгаут кого-то пошлет через Хейдемерк и Гудбрандсдалир. Надо своим людям дать задание их перехватить. Пора отвечать своим врагам тем же.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 10-10-2007, 21:37

Встреча в Мере
С Дарки

Не стал дожидаться Харальд, пока придет войско Хакона победное к стенам Нидораса, сам собрал людей оружных и навстречу тестю выдвинулся. Всем дружинникам своим повелел он надеть лучшие одежды, какие были у них, да поднять все стяги, дабы видел Хакон, какую встречу торжественную зять приготовил ему.
Впереди дружины отборное сам Харальд ехал - не на рать чай собирались, потому и не прятался он за спинами телохранителей. По правую руку от него Гутхорм находился, по левую же - Рогволд, а позади ярлы иные и сыновья их, херсиры и гридни наиболее знатные, отдельно же от них, да к конунгу поближе скальды - Тормунд, Торбьерн и Бард, после смерти Аудуна, место его занявший. Повелел им уже висы хвалебные сочинить в честь победы славной над Неккви конунгом Харальд, оттого оживленно переговаривались скальды.
Вот только, когда рать долгожданная вдали показалась, не то конунг увидел, что ожидал. При свете солнца сделалось явно, что вороги, подкравшиеся в ночи, нанесли ущерб знатный. Лики воителей Транделага и Оркдаля были мрачны. Едва ли так выглядят победители. А воев Агдира и вовсе Харальд не видел – и брови нахмурил.
Хакон подъехал к зятю и молвил:
- Я вез тебе весть о победе, но вид воинства моего говорит: много врагов наших досель не в Вальхалле. И, пока живы они, не время нам почивать на лавках, насаждаясь победами. Старый змей пал – и Грютинг вез тебе его голову. Ныне же ярл раной сражен, забыл, что и змееныши малые могут быть ядовиты. Так что трофей его ныне я отдаю.
И по знаку конунга Транделага седобородый гридень из оркдальцев подтащил мешок с головой старого Некки.
- Владей, зять, и пусть все враги наши так сгинут! – торжественно провозгласил Хакон.
Принял Харальд голову старика, за волосы вынул из мешка ее да поднял высоко над собою:
- Смотрите, воины! Отсекли змеюке подколодной голову!
Разразились криками радостными воины Харальда, в щиты бить стали рукоятями мечей, Рогволд же у конунга забрал трофей да на копье насадил так чтобы словно знамя над головами дружинников борода седая старого владетеля развевалась.
Тормунд Лисий Язык вперед выехал, вису хвалебную прочитать желая, да жестом его остановил сын Хальвадана.
- Так что же случилось тут, - уже иным, суровым голосом спросил конунг у тестя. - В тех вестях, что мне ярл мой сказывал ничего про ранение Грютинга не было? Али за ночь одну переменилось все?
- Воистину так, - мрачно кивнул конунг Транделагский. – Рады мы были – да так, что бдительность потеряли. Даже я, медведь старый да много охотников переживший, опасности не заметил. Не добили мы Сельви, исчез с поля бранного внук старого змея. Наша вина: не мыслили мы, что сей воитель младой, вместо того, чтобы силы сбирать мстить сразу кинется. Вот и вышло все так, как ты видишь.
- Вижу уж, - сквозь зубы проскрежетал Харальд, вновь воинство потрепанное оглядывая. - Побили вас вами же битые мерийцы. Грютинг сам где?
- С лекарями. Мужи знающие говорят, что жить будет, но на коня сядет не скоро. То знатный убыток нашему делу.
- Меч-то хоть держать сможет? - Вновь конунг спросил, скривившись немного. Нехорошо то было, что ярл доверенный в такое время увечным стал, когда подмога его необходима была, но причудливо норны нить свою плетут. Одного ярла надолго потерял он, зато другого в земле этой обрел. Подумав так на Рогволда взгляд бросил Харальд - ярл мерский с сыновьями хорошим подспорьем станет в войнах грядущих.
- Сможет, но ныне слаб, как котенок, - поморщился Хакон. - Грютинг - муж крепкий, но после того, как он едва в Хель не попал, любому время дать надо.
- Без него поход на Мер Южный отложить придеться, - то уже Гутхорм молвил, до этого молчание сохранявший. - Да и остальные воины крови немало пролили, дело наше отстаивая, как я погляжу.
- Ждать предлагаешь, покуда Арнвинд сам к нам пожалует? - Острый взгляд конунжий в дядю впился.
- Нет, Гутхорм, - поддержал Харальда тесть. - Нельзя нам позволить врагу силу набрать. Один раз я на деле этом людей потерял - во второй буду умнее. Нет нам дороги обратной: слишком много противников против себя ныне настроили. Ежели по одному им хребет не сломаем - все в лодках погребальных окажемся. Да хорошо, коли там, а не в царстве подземном у Локи отродья постояльцами.
- Свою силу сначала в кулак собрать бы, - на то Сигурдсон отвечал, задумчиво бороду поглаживая - небольшая, по сравнению с гриднями иными была борода Гутхорма, часто он ее стриг, дабы в битве не мешала, да только мало кто посмел бы подшутить над ним по поводу этому. - Край сей враждебный, не во всех деревнях еще власть Харальда приняли, а где приняли - там за спинами кинжалы вострят, слабину покажем - мигом меж лопаток воткнут. Да еще Сельви выжил...
- Упустил ты змееныша, тестюшка, - пожурил Хакона конунг молодой. - Теперь тварина эта немало крови нам попортит за семью свою загубленную.
- Сам знаешь, родич, что гуще боя за всеми не уследишь, - развел раками Хакон Трондский. - Тебе Гандальв врагом более лютым доводиться, а ведь смог волк серый дважды от смерти уйти. Так что - примем то волею норн и начнет действовать. Ибо проливать слезы по утекшей воде - удел жен, но не конунгов. Пусть Сельви приходит - мы будем готовы.
- А быть может, милостью Локи, погрызутся змеи за власть мерскую меж собою, - то уже Рогволд Эйстенсон сказал. - Сельви горяч и несдержан, а Арнвинд с Аудбьерном наглости его терпеть не станут. Соглашусь я с Гутхормом здесь - выждать нам надобно немного, покуда всех селян к покорности в Мере приведу.
- Харальду решать, - молвил на то Хакон, давая понять, что слово последнее. Не по нраву ему Рогволд пришелся, и слова его, внешне мудрые, к сердцу пути не нашли. Знал конунг, что предатель сей меньше всего выгоды в возвращении Сельви имеет, а все же - не верил. Змей - он змеюка и есть. Лишь себе служит, только себя в сердце холодном лелеит.
- После решим, - властно голос конунга звучал, да взглядом суровым обоих ярлов и тестя вновь обвел владыка. - Ныне же следует нам в Нидорас вернуться, да отпраздновать победу сию славную.
Замолчал Харальд, а после добавил:
- Скажи мне еще вот что, Хакон - где агдирцы мои, что в войске твоем были? Что-то не вижу их я ныне.
- Про то не в поле рассказывать, - нахмурился Хакон, не желая праздник Харальду испортить да раскол в войске их поселить. - Дай время - поведаю, как все было.
Нахмурился на то конунг, но не сказал ничего, лишь коня поворотил. Невеселые то были вести, что Разрушитель жало свое змеиное уже вонзить успел в воинство его, но горевать о том поздно было, месть же вершить - рано еще. Правы были Гутхорм с Рогволдом, необходима дружине передышка, но ведь и Хакон старый прав - нельзя ворогам дать все силы стянуть. Странная-то война была - вроде бы победа за победой, а с какой стороны не глянь - на тонкой нити все добытое в битвах тяжких подвешено, того и гляди порвется она.