Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

Халльвард, Сигтрюгг сотоварищи. Дорога к Гринланду.

По доскам на палубу - пятьдесят пар ног; гулкий топот и плеск волн о борт - это ветер их плещет, свищет, раздувает паруса и несет драккар, крупный, тяжелый, как игрушечную лодочку-щепку по весеннему ручейку...
И словно мощной грудью рассекает волны корабль, и скалится острозубая змеиная пасть с его носа, захлебываясь свежим воздухом, и как будто вот-вот зарычит - но нельзя. Они же тайно плывут, они же беглецы теперь, от кюны Рагхильды решившие переметнуться в стан врага, под крыло Хроальда да Сульки...
- Чего-о? - опешил Лодмунд, статный муж, в дружине не самый старший, но слово имевший весомое, для других значимое. - Я на предательство идти не соглашался!
Остальные молчали пока что - еще не все прояснилось наверняка, эти двое - Халльвард-херсир да брат его Сигтрюгг - почти точно не все еще сказали.
- А кто же говорит про предательство, Лодмунд, сын Лодина? - высоко взметнулись темные брови младшего из Вебьернссонов. - Храни верность тем, кому приносил обеты верной службы. Не предательство - так, игра...
- Не нравятся мне такие игры, - отрезал воин. Кто-то из дружины кивнул согласно, кто-то, напротив, нахмурился.
- Нам всем проникнуть нужно в Гринланд, любой ценой, ради державы нашей - иначе может ее Харальд совсем лишиться! Или не может - мы ведь не узнаем, пока не поглядим, что да как в Гринланде.
Задумался Лодмунд.
- И все же... ложью, обманом... да каким обманом!..
- Если что другое предложить имеешь, - произнес негромко Халльвард, - не тяни. Говори, мы слушаем.
- Ничего другого я не могу сказать, - разозлясь уже, отвечал воин, - кроме того что я, как и многие здесь, должно быть, против таких действий возражаю решительно.
- А я вас тут и не держу, - Халльвард указал рукой на море вокруг. - Кто несогласен с нами, свободны все. Ступайте.
Удивленно воззрились некоторые воители на него, сзади смех чей-то неразборчивый послышался.
- Ну коли никто не уходит, - заключил Халльвард, глазами обведя отряд свой, - полагаю вопрос закрытым.
И отвернулся, уходяя к носу корабля. Провожали его - кто уважительным взглядом, кто непонимающим, а Лодмунд так и вовсе оскорбленным.
- Суров парень, а? - одобрительно произнес один из воинов, соседа по плечу хлопнув.
- Суров, хоть и молод, - кивнул тот. - А ведь по-настоящему повезло с ним...
Сигтрюгг, что за братом направившись, последние слова эти расслышать сумел, чуть заметно улыбнулся.

За два дня на корабле насквозь запахом морским пропитавшиеся, влажного воздуха набравшие в легкие и как будто уже нетвердо стоящие на земле - сошли на берег, у небольшой деревушки. Не сразу, а как пройти чуть дальше от берега, да свернуть посолонь - совсем недалече.
- Здесь лошадей возьмем, - Халльвард распорядился, - а коли милостивы будут жители, то еды тоже.
Одни закивали, загудели одобрительно, другие молча согласились, а, может, и не согласились - молчали ведь.
Тихонько, робко так, чтобы не спугнуть пришельцев, заморосил мелкий дождик.

Нидорас

Трюгве с невыразимой радостью увидел впереди стяги Харальда. Викинг уже привык к гудению в ногах. Оно стало родным, он, можно сказать, сросся с ним.
Взявшись выполнить это поручение Раннвейг, он сначала летел как на крыльях (наверное, то, как одарит она его щедро, придавало ему сил), но потом скорость его
продвижения снизилась. Идти пешком было трудно, но взять лошадь он не мог. Это могло привлечь ненужное внимание Арнвинда к тому, что хирдман куда-то
направился. Его возможно и хватились уже, но после того, что он сейчас сделает, пути назад ему не было.
Решительно сжав кулаки, он пошел к воротам усадьбы, которую Харальд с дружиной занимали. Громом удары в ворота прозвучали, следом бас Трюгве раздался:
- Посланец к Харальду, конунгу Норвежскому.
- Опять посланец, что же им по доминам-то не сидиться? - С некоторой неприязнью в голосе произнес стоявший на страже хирдман и окинул пришлого воина
недоверчивым взглядом: парень как парень, собственно и взгляду-то зацепиться не за что, но вот беда - без стяга посланец, не видно, чей он, да откуда.
- И кто ж ты такой, посланец? - Чуть насмешливо другой стражник спросил.
- А ты Харальду скажи, думаю он давно мечтает Южный Мер присоединить к владеньям своим. А я как раз оттуда, - Трюгве ответил насмешливо, в тон стражнику.
- Иди, позови Дагласа или Укси, - бросил один стражник другому. Тот кивнул, уже вскоре скрывшись в усадьбе. А спустя время некоторое вернулся с другим
воином, широкоплечим и росту высокого. Хмуро взглянул на мерийца телохранитель харальдов, а после бросил:
- Имя свое назови для начала.
- Трюгве меня зовут, я из дружины Арнвинда, с вестью пришел от человека в усадьбе, что Харальду сочувствует.
В сей момент, чувствовал он себя не лучшим образом, где-то за спиной почудился ему смех Локи. Захотелось отступить бросить все и вернуться в Мер, но тут
же пред взглядом внутренним встал образ Раннвейг прекрасной.
Может то и Локи был смех, но скорее - стражи рассмеялись, слова гонца услыхав, да и сам берсерк в бороду пышную ухмыльнулся:
- Так уж прямо и к Харальду, - бросил он, отсмеявшись. - Да только, кто за тебя поручиться может, что не убивец ты засланный Арнвиндом тем же?
- Если желаешь, я свой меч страже отдам, только они мне за него потом головой ответят, - мрачно проговорил Трюгве.
- Нужен им твой ножик, - презрительно взглянул на оружие мерийца Укси. - Все одно, не до тебя конунгу - достаточно у него и иных забот, кроме как
оборванцев принимать.
- Ну, так веди к тому, кто меня выслушает, и кто может решить интересно мое преложение Харальду конунгу или нет, - с нажимом ответил Трюгве.
Берсерк скрипнул зубами, тон пришлеца ему был не по душе, но с другой стороны - он ведь действительно мог оказаться весьма полезным, если не врал, а если
и лгал, то сейчас до этого Укси не было никакого дела.
- Проводи его к ярлу Рогволду, коли он сел править Мером - то пусть и слушает, - хмуро бросил стражнику харальдов телохранитель, тот молча кивнул.
Мерец усмехнулся в бороду:
- Со змеей меня столкнуть хотите? Думаете змеи друг друга задушат? Лучше к дяде конунга ведите, али я пойду обратно, - затем, помолчав, добавил. – Без нашей помощи вам Арнвинда вам не свалить.
- Дядя конунга в отъезде, - прорычал, начиная терять терпение Укси, и словно невзначай сжал пудовый кулак. – Если хочешь – можешь обождать его в деревне. Дня два.
- Ну коли для вас дня два мелочь, то для меня и подавно, - мерец ответствовал. – И угрожать мне не надо. Мне смерть не страшна. Я жизни теперь поболе боюсь.

(с Тельтиаром)

Гринланд. Усадьба Конунга Хроальда Понурого.

Лица властителей Южной Норвегии были мрачны. Хроальд хмуро сведя брови смотрел в центр стола, Хадд скрипел зубами, видимо еще не решив, следует ли жрецу опускаться до обычной брани, Кьятви нервно сжимал и разжимал кулак, сверля неприязненным взглядом вжавшегося в стенку гонца. Сульки улыбался, однако от улыбки этой каждому из присутствовавших было не по себе.
- Отказалась? - Повторил конунг Роголанда, точно сплюнул. Посланец испуганно кивнул, не решаясь и слово произнести, вся спесь, что явил он Рагхильде, в один миг с него слетела, едва только он перед владыками своими предстал. - Да как она могла...
- Ведь это было хорошее предложение, - поддакнул Толстошеий, знавший, что спорить с братом себе дороже. - И так мы уже владеем всеми землями, что у бабы вздорной запросили, а она!..
Рукою махнул Кьятви на тщетность исхода мирного, да и другие понимали, что нельзя с Рагхильдой гордой договориться, как им хотелось того, да мнение общее высказал Хадд жрец:
- Должно нам бабу эту к порядку силой оружной призвать, как то ей обещано было, - произнес, глазами зло сверкнул, Кьятви обжигая. Для тюрова жреца важнее земель захвата было слово грозное сдержать, покарать за то, что предложение конунжие не приняла Рагхильда, когда войну завершить они желали.
- Твоя в том правда, - согласился со словами Хадда Сульки. – Пусть и не по душе мне кровопролитие продолжать, но сама она судьбу такую выбрала и следует нам голову ее на палку воздеть, а с нею и Ассы, ведьмы старой. Однако, ныне не время.
- Отчего же? – Наклонился над столом жрец, к роголандцу приближаясь.
- Сильно нас потрепали даны-наемники, да и ваше воинство уж не столь велико, как было, - головою покачал Сульки, звякнули кольца златые, в бороду его ухоженную вплетенные. - Обождать следует.
- Чего обождать? Пока щенок ее возвернется? – Тут уж в спор Кьятви влез. – Сейчас хоть одна она, а после...
- Харальд в Транделаге сгинул, по слухам, - отмахнулся от брата Сульки.
- А мне люди говорили, что он на дочери Хакона женился, и Мер воевать пошел, - не согласился со словами роголандца Хадд. – Так, того и гляди обратно придет.
- Потрепанный, с дружиной, что чудом в стольких битвах уцелела, - рассмеялся конунг Роголанда. – Разве то будет противник нам? А сейчас все едино, не время в бой идти – даны и венды Сарасберг охраняют, из Вестфольда наумдальцев выбили они, да и Эйрик Свейский, говорят, наступление свое остановил. Победить-то, мы победим, да столько воев положим при этом, что в Валгалле места пустого не останется!
Негодующе борода затряслась у жреца, когда слова он услышал эти из уст конунга:
- В Зале Одина для всех место найдется и чем больше дружина его, тем лучше это!
- Тебе лишь бы Одина тешить! – Огрызнулся, словно бы только сейчас услышав разговор, Хроальд.
- А, проснулся, - процедил сквозь зубы Хадд. Не приятно ему было, что видят союзники, какой раздор у них в семье, да только без толку скрывать то, что и так известно всем. – Что сам-то думаешь, братец?
- Рано нам нападать, - твердо конунг понурый произнес. – Пусть Рагхильда в страхе мести нашей живет, мы же пока дружину соберем новую… она свое получит, брат. Обещаю.
Что-то в голосе Хроальда заставило жреца проглотить уже готовые вырваться бранные слова. Слишком изменился его брат за то время, что они в Агдире пробыли, из пьяницы жалкого во властного конунга обратился и теперь уже не мог с ним поспорить Хадд.
- Значит решено, - улыбнулся Сульки. – Я в случае таком в Роголанд возвращаюсь, брат же мой Кьятви в Агдире останется, конунжей властью наделенный. А по осени всем мы разом на Сарасберг выступим.
На том порешив, отпустили гонца конунги, да и сами разошлись вскоре по делам своим. Поутру же Сульки в Роголанд отправился, Кьятви же его в усадьбу свою новую, где враги пытались булавкой отравленной брата его погубить. Боялся немного Толстошеий, что и с ним так же поступить попытаются, но власти конунжей из рук выпускать не желал, а потому отступиться не мог.
Впрочем, напрасны были опасения его, противники власти Сульки давно уж бежали из Агдира, те же люди, что остались в селениях своих к конунгу новому чувства скорее теплые питали, нежели враждебные – ведь то все тралы и карлы безземельные были, которым за службу свободу и владений даровал Сульки, а потому не с руки им было жаловаться на правление его, напротив любое решение поддержать готовы были и с оружием в руках против Харальда и матери его выступить.

Нидорас

Тем не менее, ждать посланцу из Мера Южного два дня не пришлось, Гутхорм Олень к утру следующему возвернулся уже из поездки своей по деревням разоренным - Рогволду не доверяя, сам он проверить решил что да как творилось на границах Раумслдаля и действительно ли зверства чинил, какие крестьяне беглые и рыбаки описывали, Сельви Разрушитель. Оттого и не в духе был Гутхорм, что подтвердились слухи те, а когда еще и гонце узнал, что его дожидается, так велел его сразу пред очи грозные вести, времени не теряя.
- Здрав буде, ярл, - произнес Трюгве, представ пред очи Гутхорма.
Он уже думать начаал, что ждать придется долго. Да атмосфера в Недорасе напряженная была. Хирдманы с подозрением на мерца косились.
- И ты не хворай, коли с добром пришел, - дядя конунжий кивнул, жестом широким за стол приглашая. - Сказывай, что желал.
- Послала меня к тебе Раннвейг Прекрасноликая, - умолчал Трюгве, что к Харальду шел. - Есть у нее предложение к Харальду-конунгу, как свалить Арнвинда Мерского.
Нахмурился на такие слова Гутхорм, и не в том дело было, что баба какая-то, о которой он и не слышал никогда даже, смела гонца к нему слать, а в том, что вновь дело подлое предлагали, опять не по чести. И без того за племянником его слухов шлейф тянулся, что ни одной победы он правдой добыть не сумел, ни разу клинка в руках не держал да в битве не участвовал, и вновь то же.
- Раннвейг, говоришь, - произнес он задумчиво. - И кто же она?
- Наложница она у Арнвинда, - печально вздохнул Трюгве. - Свободы хочет, кюной ей не бывать, наш конунг не горит желанием пред богами союз заключить, да от себя не отпускает.
"Пригрел гадюку у себя на груди змей южномерский, но то его боль", - про себя отметил сын Сигурда, о том думая, как бы на пользу Харальду все услышанное обратить, раз уж с вестью предательской юноша этот прибыл.
- Близка к конунгу, это хорошо, - вновь гонца взглядом окинул, что насквозь пронзил. - Что же предложить может женщина эта достойная?
Последнее слово с иронией нескрываемой произнес ярл.
- Напиток ему даст, он ослабнет в битве, - ответил мерец. - Для меня предательство это, но ради Раннвейг я тоже помогу.
"Коли в битве падет не от клинка, а от отравы Арнвинд - бесчестье то, но угаснет дух боевой у мерийцев, за гнев богов смерть такую они примут", - обдумывал предложение дядя конунжий, все больше к мысли приходя, что за подлость эту пред Асами Раннвейг и Трюгве отвечать, их же с Харальдом руки чисты будут.
- Еще что-либо можешь предложить, кроме этого?
- Извини, ярл, но по подлому в cпину его ударить не смогу.
- Арнвинду и зелья хватит, коли в травах твоя Раннвейг сведущая достаточно, - головою покачал Гутхорм. - О другом молви: как много людей есть у твоего конунга, кто в союзе с ним, да на что способен? Что Сельви, что Аудбьерн?
Трюгве головой покачал.
- Извини, ярл, я предлагаю только то, что Раннвейг предложила. Не заставляй меня больше предавать, чем уже предал.
Трюгве поднялся и внимательно на Гутхорма посмотрел.
- Уже ты конунга своего сгубил, станет ли большим от слов предательсво, коли обречен он?
- Станет. Я не только конунга предам, но речами своими собратьев по оружию, - ответил хирдман. - Прости, ярл, можешь убить меня, но не скажу я боле ни слова.
- Убить тебя? А я-то думал, хочешь ты Раннвейг утешить, когда она конунга лишится, - усмехнулся в бороду Гутхорм.
- Не уверен я, что она ярла в мужья у тебя не попросит, - Трюгве плечами пожал. - А я кто? Лишь хирдман, который может и битву не переживет.
- Что ж тогда у тебя за интерес к делу этому? - Хитро прищурился берсерк.
- А нету у меня интереса, - просто ответил мерец.
- Если бы это было так, ты бы здесь не стоял.
- Но это так, ярл. Может и странно это, но правда то.
И что-то в измученном взгляде викинга говорило о том, что все его слова чистая правда.
- Ладно, поверю я тебе, чего же Раннвейг хочет за измену свою?
- Ярла в мужья.
"Ну и аппетиты у этой бабы!"
- А кого именно, она не решила еще?
- Мне она не говорила о том. Я пойду, ярл, мне еще в Южный Мер с вестью к Раннвейг возвращаться.
Гутхорм махнул рукой, дозволяя юноше уйти. Он не доверял ни единому слову из сказанного мерийцем, да, конечно семена измены хорошо проросли на змеиной земле, но вот так, чтобы подле каждого властителя вилось столько предателей? Это было странно, ведь, быть может Арнвинд сам подослал молодца, чтобы обмануть их? Впрочем, Трюгве мало что мог увидеть, покуда добирался до Нидораса, а что до его обещания: умрет Арнвинд от рук полюбовницы - хорошо, а нет - так дело завершит добрая Агдирская сталь.
Трюгве молча развернулся и ушел. Он сделал свое дело, теперь выход Раннвейг. Викинг знал, что теперь его судьбою станет Хель, что Вальгаллы ему не видать. Но он сделал свой выбор. Может и не правильный, но это его выбор.

(с Тельтиаром)

Сообщение отредактировал Sarina - 3-11-2007, 21:44

Англия. Рагнарсоны
С Истерлингом

Большой пир в Бристоле закатить велел Ивар конунг - брат родной в гости к нему пожаловал, а потому вились дымы ароматные над замком и собаки выли, пуская слюни, учуяв мясо поджаренное.
Хальвдан, впрочем, запаха этого не чувствовал - обоняние его песьим не было, однако чувством каким-то звериным чуял он, не ему встречу такую Ивар готовит, ох не ему. Поганое то чувство было, еще с времен тех, когда он и в возраст отроческий не вошел, а уж братья старшие его ублюдком прозвали. Сын рабыни. Полудан. Даже имя - и то отец ему дал словно в насмешку. Хальвдан Рагнарсон всегда чувствовал свою ущербность по отношению к братьям - Убби силен, словно разъяренный медведь, Ивар хитер, точно лис, не зря же его Бескостным прозвали - гнется да не ломается. А сам он хил телом и духом, и глуп, ведь тогда, когда Элла разбил их, и после именно он, Хальвдан, громче всех обвинял Ивара в предательстве, так и не поняв изящного замысла брата, а Ивар сумел к своей выгоде воспользоваться глупостью брата-полукровки, втеревшись в доверие к Элле, а после нанеся ему коварный удар в спину.
И спину Эллы вдоль хребта
разрезать повелел
Ивар конунг,
Энгланда правитель.
Теперь Ивар правил Лондоном и Бристолем, а Убби - Йорком, другие ярлы и хевдинги так же немало владений получили, а что же Хальвдану досталось? Ничего ровным счетом. Деревни, деревни - но ни одного города. Вновь посмеялся над ним тогда Ивар при дележе добычи, а он и возразить не посмел. После же Ивар отправил их с братом расправиться с Ятмундом Святым - еще одним конунгом Энгланда, и хотя смертельный удар нанес Хальвдан - владения Ятмунда получил Убби.
"Ты получишь еще, что тебе причитается, когда захватим мы земли Альфреда конунга", - молвил Ивар Бескостный, однако удача боевая изменила им и не смогли даны разгромить Альфреда, а потому и земли Хальвдан не получил ни пяди. Затем и ехал ныне к Ивару, брату своему, чтобы, с духом собравшись, потребовать у него владений, достойных сына Рагнара.

Убби Рагнарссона и приехавших вместе с ним людей встретили как самых дорогих гостей, с великой радостью. И теперь в доме шел пир - богатый даже по меркам привыкших к большим пирам; впрочем, стоит ли ждать иного, если встретились давно не видавшие друг друга родичи?
Сам конуг Йорка сидел по правую руку от брата, но больше молчал, слушая слова дружинников. Не любил говорить Убби, когда то без надобности было, спутники же его вовсю похвалялись тем, как сумели от разбойников - татей ночных отбиться, да жизнь господину своему спасли в деревеньке одной, по пути в Бристоль. О том же, что с деревенькой этой после учинили, пока не рассказывал никто, к чему было Ивару говорить, что данников его пожгли в измене заподозрив. Поглядывал на брата Ивар, но - тоже больше молчал. К чему расспросы-уточнения? - умеющий слушать всегда может услышать куда больше, чем поведает рассказчик. А что до важных дел, до решений нужных - так о них будет время поговорить после пира.
Воины могут стать в пути и ближе братьев - только не во все надо посвящать даже верных спутников.
Временем тем открылись двери зала большого, еще люди вошли, а среди них не могли не узнать конунги меньшого брата своего - Хальвдана:
- Долгих лет тебе, Ивар, и тебе - Убби, вот уж не ожидал увидеть тебя здесь, - произнес бастард, вокруг стола обходя, да место занимая возле старшего брата, дружинника какого-то согнав. - Славно как нам, словно в былые времена, всем вместе собраться. Как тогда, когда еще отец жив был.
- И тебе здравствовать, Хальвдан, - склонил голову Ивар. Молчал конунг несколько мгновений, будто не услышал слов брата о том, как славно жилось в прошлом им, рожденным от разных матерей, - но проговорил наконец: - Верно, хорошо это - за одним столом собраться. Легкой ли была твоя дорога?
- Путь мой не сказать, чтоб труден был, да веселее ехалось бы мне, знай я, что не гостем незванным к тебе приду, - легкий укор слышался в словах Хальвдана на то, что не приглашал к себе брата Ивар давно уже.
- Незваных гостей мы не так привечаем, - легко улыбнулся Ивар, не обращая внимания на укоризненный тон. - Тому незачем ожидать доброго приглашения, кто захочет навестить родичей - разве не братья мы?
- Братья, - кивнул Хальвдан, справедливость слов этих не решившись оспаривать, после чего на другого родича взгляд перевел. - А ты, Убби, тоже решил Ивара проведать или по делу какому прибыл?
"В тайне от меня!" Недосказанным осталось.
- Брата навестить, - чуть улыбнулся Убби.

(там же, те же - с Тельтиаром)

Долго длятся такие пиры. За накрытым столом можно просидеть много часов, радуя сердце - но вот только и о делах не следует забывать. Тем паче - о делах семейных.
Дружинные люди продолжали пировать - но уже поодаль от Ивара с братьями. А у тех разговор вился вокруг да около, не шел толком...
- Так по какому делу прибыл ты? - наконец спросил прямо Ивар.
Хальвдан сохранял на лице угрюмое выражение, тон брата ему не понравился, но - они ведь действительно никогда не встречались просто чтобы проведать друг друга:
- Помнишь Ятмунда конунга, брат? - Произнес он.
- Как не помнить, - Убби усмехнулся, отвечая вперед старшего брата. - Крепко ему досталось.
- Я перерезал ему глотку, - уточнил Хальвдан.
- Трудно было бы не помнить, - соглашаясь, склонил голову Ивар. - И что же?
- Я долго ждал, когда же мой брат даст мне достойную награду, - продолжил полукровка.
- Тебе мало того, что ты уже получил? - Хмыкнул средний Рагнарсон.
- Три жалкие деревни, когда ты правишь Йорком?!
Кулак Хальвдана с силой врезался в стол, но рядом с широкой ладонью Убби его длань казалась детской ручкой.
- Опомнись, Хальвдан, - уже не улыбался Ивар, и взгляд его стал суровым. - Богатые деревни достались тебе. Ведь сам же знаешь - зря возводишь напраслину на брата!
- Не в богатстве дело, а в уважении - деревнями такими любой херсир твой управляет, что же - ты меня с ними равняешь?
- Отнюдь не любой, - возразил Ивар. - И снова повторяю - раздел был справедливым. Не было городов рядом, которыми ты мог бы править!
- Зато у Альфреда их немало! - Голос сильно повысил младший брат, отметив, как глаза Убби вспыхнули при словах этих. Старая обида за поражение позорное всколыхнулась в душе среднего Рагнарсона. Хотел, ох хотел отомстить он конунгу Альфреду.
- Об этом и не думай, - помрачнев лицом, уронил старший. Знал он, что чувствовали братья, ибо и его самого крепко терзала бессильная злость, но - на то и разум человеку, чтоб сдерживать пустые порывы. - Не по силам нам тягаться с Альфредом... пока - не по силам.
- Он там силушку набирает с каждым днем, - тут уже Убби в разговор вмешался. - А мы врагами со всех сторон окружены - на Востоке Альфред, на Севере скотты, на Западе кельты...
- Убившие нашего свояка Олава Белого, - добавил Хальвдан.
- Пока удается нам сдерживать врагов - удастся и впредь! - слегка повысил голос Ивар. - Или есть у тебя, что предложить? Так скажи, что думаешь! Если же нет - к чему говорить о том попусту?
- Есть, - полукровка наклонился к братьям поближе и произнес, понизив голос: - С тех пор, как норвежцы покинули конунга Малхи, его власть начала слабеть - мне о том донесли верные люди. Мы можем отомстить за Олава и вернуть Дублин.
Переглянулись Убби с Иваром.
- Не для застолья такой разговор, - произнес старший брат, поднимаясь. - Пойдемте - лишние люди тут незачем. Поговорим. И если то, о чем ты говоришь, правда - обсудим, как быть.
- Да уж, - теперь и сам Хальвдан окинул взглядом подозрительным дружинников да слуг. - Тут хоть датчане, а во дворе у тебя я говор норвежский слышал, вражин привечаешь?
То сказывал он, когда братья уже к выходу из зала подались.
- Глупцом не будь, Хальвдан, - бросил, не обернувшись, Ивар. - Услышит кто, как о моих гостях отзываешься - опозоришь не только себя, но и мой дом!
- Как будто ты раньше по чести жил, - процедил чуть слышно полукровка, да добавил громче уже: - Слушай же, брат, что я вызнал про выродков ирландских: нет над ними власти единой, как у Альфреда над англами и бриттами, каждый конунг себя выше иных мнит, а что до Малхи, подло Дублином завладевшего, так он верховным лишь на словах зовется.
- Поодиночке разбить таких - нехитрое дело, - задумчиво протянул Ивар, - да только и верить сразу в легкую победу - опасно. Откуда вызнал такое, брат? Правда ли?
- От датчан, что живут там, да от торговцев, да от иного люда подлого, - усмехнулся в тонкие усы Хальвдан. - Не все в Дублине довольны правлением конунга Малхи, а удача его оскудела с той поры, как его норвежский союзник его покинул.
Обвел взглядом братьев Ивар - у обоих на лицах одинаково недобрые усмешки.
- Сдается мне, не зря собрались мы вместе сегодня... Большому делу быть.
- Думал я против Альфреда меч вострить, - признался тут Убби. - Но слова Хальвдана мне более по душе - так мы и мира не нарушим, и за родича отомстим. Дублин сам в наши руки падет.
- Не спеши предсказывать, - предостерег Ивар. - Спешкой все загубить можно. А сейчас... Можем мы получить добрый совет, а то и помощь от гостя моего, Гандальва, Серого конунга. Видно, привели его как раз в это время боги.
- Послушаем и его, - согласились братья. Быть может, действительно мог помощь оказать ценную норвежец.

Раумсдаль. Люди Сельви Разрушителя

Одд Толстобрюхий затею Сельви не одобрял - убивать трусливых бондов за то, что они покорились Харальду ему казалось чрезмерным, ведь не сумел же их защитить Неккви от захватчика, так чего же теперь винить тех, кто из оружия лишь мотыгу в руках держал за всю жизнь? Но - приказ конунга обсуждать он не стал, не настолько глуп был, чтобы гнев Разрушителя на себя накликать, а потому, возглавив один из отрядов, снаряженных Арнвиндом, уже вторую неделю нападал он на селения у побережья Раумсдаля, оставляя за собой обгоревшие руины, впрочем жестокости такой, как юный конунг, Одд людям не являл и многим оставлял жизни, позволив бежать.
Очередная деревенька ничем не отличалась от остальных - покосившийся забор, несколько домов, детские крики - для тридцати опытных воинов здесь не должно было возникнуть никаких трудностей, но какое-то неприятное предчувствие появилось у Одда, однако он решил, что это потому, что дело, за которое он взялся не по душе ему было.
- Заканчивайте побыстрее, - велел он хирдманам. - Эта деревня будет последней, а потом в Мер вернемся.
Те кивнули, истосковались уже по дому родному, покуда в набеге были, а потому, оружие обнажив бросились на селение. С криками прочь побежали дети да женщины, что их увидали, дверьми захлопали, точно могли в избах своих спрятаться от врагов лютых.
Однако же, стоило лишь гридням разгоряченным ворваться в селение, как из окон стрелы градом посыпались, в тела их вонзаясь. Выскочили из домин воины оружные и доспешные - не ожидал их здесь Одд увидать, помнил, что должны люди Рогволда и Харальда в иных селениях ныне находиться, да замешательство его другим мерийцам передалось. Не успели они обороны должной организовать - многие под стрелами полегли, а среди них и сам Толстобрюхий, клювом стальным в глаз ужаленный.
- Свейн же говорил - нет в этой деревушке никого, кроме бондов, - прохрипел, умирая один из хирдманов мерских, да тут ему клинок в горло вонзился.
Другие, кто слова эти услышал и сами осознали, что на верную смерть послал их Свейн, утверждавший, что обо всем, в Раумсдале происходящем, ведает. Но неужели предал их ярл Сельви доверенный? Или же просто сумел его Рогволд перехитрить? На вопросы эти ответы уже не суждено было получить мерийцам - ни один не ушел живым из засады искусной, что в деревне этой устроена была.

Временем тем остальные отряды из Мера Южного во главе с Эриком ярлом и Сельви Разрушителем уже к арнвиндовой усадьбе возвратились, лагерем возле нее встав, да те хирдманы, что жили поблизости по домам своим разошлись, родичей проведать. Сам же Сельви к конунгу отправился, о том рассказать, что удался его план дерзкий и теперь, после разорения учиненного, не будет у Харальда иного выхода, кроме как битвы с ними большой искать, поскольку иначе огню и мечу все владения его в Мере Сельви предать желал, а после и в Гудбрандсдалире и даже в Транделаге, до той поры, покуда лед реки не скует.
- Не больше недели у нас осталось, - сказал он дяде, в завершении разговора. - А после уж выступим против захватчика всеми силами и он вынужден будет там бой принять, где ему мы сражение навяжем. На море, где нет нам равных.
Бешено глаза блестели у Разрушителя, когда говорил он речь свою, видать уже всей душою был он в битве той, долгожданной, где за деда и отца с матерью отомстить сможет Харальду и изменнику Рогволду.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 3-11-2007, 22:35

Ранрики. Гиллиад и Лиам

(естественно, с Тельтиаром, а иначе не бывает)

Высоки палаты, светлы залы, да пусты. И не кони Мананна в ярости грудью на скалы бросаются, и не зеленеют клевером холмы.
- Семь кораблей отправились в Гардарики, - девушка печально водила пальцем по подлокотнику. – Семь кораблей. Семь…
Волосы золотые по плечам струились, волнами речными. И в глазах зеленых потускневших – тоска. Хоть бы чайки не кричали, не рвали день на лоскутки Ранрики голосами скрипучими, потерянными.
-Лиам!
Гордый кельт неспешно отворил дверь, на пороге задержался. Не раб он, по первому зову бежать, будто пес. Но и не откликнуться не мог.
- Прости, без уважения должного к тебе обращаюсь, – принцесса с сиденья поднялась, на встречу воину поднялась. – Как там, спокойно ли море?
- Коли спит Манн, так и море спит, - склонил черную курчавую голову. – Потревожило тебя что?
- Не знаю.
- Скучаешь?
В сторону взгляд, неуверенная волна по плечам
- Как зиму переживем? Слухи ходят, не нравится кое-кому, что конунг в отъезде. Слухи ходят…
Нервно прошла до угла светлого, рядом с окном, обратно вернулась. Лиам же на месте оставался, взглядом обеспокоенным госпожу провожая:
- Разные слухи ходят, и, пусть король в отъезде, но мы здесь им оставлены, дабы закон в этой земле беззаконной хранить, - он улыбнулся, желая подбодрить Гиллеад. - И ни один разбойник не посмеет пойти против власти Харека. Поговаривают, от Асгримова двора дым стелется.
- Так что не проверите?
Ирландка от стены оттолкнулась, словно от себя думы мрачные отбрасывая.
- Не для того ли Харек вам золотыми монетами платит, чтобы вы на пирах только мечами звенели, на стену их вешая!
- Слова твои воину обидны, принцесса. Я ли сказал, что не проверены те слухи?
Пойман Асгрим. И на беседу дружескую его верные люди позвали. Хочешь если, и ты на ней гостьей будь.
Тень бледная легла на щеки Гиллеад, за кресло схватилась, не упасть чтобы.
- Нет, благодарю. Достаточно будет, что расскажешь, о чем он вам поведает.

Окон нет – не нужны тут окна, ни к чему праздным прохожим сюда заглядывать. И слышать, что говорится здесь, вряд ли стоит.

Трое сейчас там были. Две тени коренастые, короткие, третья – и повыше, и в плечах что волна гнева Ньёрда, только третья тень мешком на полу, руки за спиной скручены крепко, и видно было, что только что его сняли с того крюка, что торчал из потолка, гладкий, многими ласканный.
- Встань.
Один из невысоких сказал, третьего, большого, пиная несильно.. тот замычал, взъяриться хотел, на ноги вскочит – да подвели ноги.
-Встань. – повторила тень.
-Шрэнг, оставь, сам видишь, не стоять ему сейчас.
- Я вижу свинью, у которой достало сил на Харека замыслить меч поднять. А уж собственную тушу на ноги взгромоздить и подавно должен суметь. А, Асгрим? Так ли?
Тихий смех ему ответом, невеселый смех, на всхлип похожий.
- Не с тобой, собака иноземная, говорит буду. И не я, а меч мой. Не речь – вапнатак тебе слушать.
Шрэнг в живот пирата пнул, сплюнул зло, мало на темечко ему не попав.
- Где гордость твоя, брат? Он же и имена нам назвал, как женщина слабая на крюке извиваясь, и план нехитрый выложил. А ты его касаешься.
-А ведь дело говоришь, Гаранхир. Пойдем, что ли?
- Нет, Лиам велел его дождаться, сдадим ему выродка, тогда и пойдем, К Трюд красавице, за медом сладким…
Асгрим же тем временем на пол повалился, обессилев будто. Да и вцепился зубами в ногу Шрэнгу. Взвыл ирландец, пирата отшвыривая.
- Ах, ты, дрянь свейская! Дай нож, брат, это животное свежевать только, чего Лиама ждать!!
Остановил Гаранхир, едва брата удерживая.
- Успокойся, получит мерзость, что заслуживает, но и ты бесчестия нам добудешь. Видишь, нутро его уже не держит, наружу рвется.

Отворилась дверь, вошел Душитель Конунгов. Братья немедленно в руки себя взяли, личину подобающую принимая. Пират в углу и пошевелиться не мог, лицом в собственных потрохах валяясь.
- Что, поделился интересным чем друг наш Асгрим?
- Все рассказал, мы и пригрозить не успели.
- Хорошо. То зачтется ему. Правду ли слухи говорили?
- Правду. Шайку эта гнида собирал под своей крышей, чтобы, пока Харека в Ранрики нет, жену его подстеречь да убрать с сиденья резного конунжьего. И своего человека посадить.
- Пусть тогда и дальше в подполе гниет, - Лиам молвил, с отвращением на Асгрима посмотрев. - Вижу по нраву ему пришлось наше гостеприимство. Вы же остальных разыщите, кого назвал он, пусть тоже погостят до возвращения Волка, а он уж решит, что с ними делать.
Сказал так ирландец, да прочь вышел, а за ним и люди его.

Согн.
(Тельтиар и я)
Прошло время отпущенное ярлом Атли Тощим на приготовления к судилищу и вот съехались на поляну недалеко от Гаулара люди, как и весной на тинг, только сейчас не торговавать прибыли они, но увидеть, как наказан будет подлый убийца дочери ярла Сольвейг, безродный скальд Альвир, от которого, по слухам, даже отец отрекся. Расселись на скамьи люди, в ожидании появления ярла самого, да жрецов и законоговорителей, да и скальда самого.

Чинно вышли на поляну жрецы, опоясанные поясами кожаными с пряжками в виде молота, копья и кольца. Это были жрецы Одина, Тора и Тюра. Они поклонились ярлу Аттли, сидевшему на резном троне, и чинно уселись на скамьи рядом с тремя законоговорителями.

После же ропот пронесся по рядам люда пришедшего - Альвира скальда в цепях вывели. Медленно шел он, хромая, да на палку сучковатую опираясь - вправили кости ему лекари ярловы, но пока еще не мог он резво так ходить, как неделю назад всего. Стражники, что скальда вели, под ребра его концами копий нещадно пихали, чтобы шел быстрее.
- Убийца! - Кто-то прокричал, камень бросая в Альвира - в лицо попав, рассек ему камень краем острым бровь. Опустил голову пленник.
- Ему в Хель дорога! - Другой кто-то крикнул.
Альвир гордо поднял голову и плюнул в сторону, откуда доносились крики. Один из братьев пнул его коленом в спину.
- Оставь его, сын. - крикнул Аттли. - У нас будет суд богов. А покуда не вынесено решение. и не оглашен приговор, никому не дозволено издеваться над пленником. Обвиняемый должен быть оправдан или наказан - таков наш закон. И никому не дозволено наказывать обвиненного, пока вина его не доказана. Это закон, данный нам самим Хеймдаллем.
Снова в толпе поднялся ропот:
- Да как же так, ярл? Этот щенок безродный дочку твою околодовал и увел, а ты его еще и защищаешь?
Жестом властным приказал ярл замолчать их, а после с трона поднялся, произнеся:
- Человек этот, что перед вами, убил мою дочь! Так мне сказали мои сыновья, и ни у кого из нас нет сомнения в честности слов их, - тяжело было говорить Атли, но все же продолжал он речь свою, покуда стража Альвира до помоста вела. - Убийца же вины своей не признает, потому позвал я жрецов, дабы при всем люде Согна они установили правду!

Сарасберги. Две кюны
Sarina и Янтарь

Спешно доковыляла Асса старая до усадьбы Рагхильдовой. Тяжело опиралась старуха на палку, а рядом с нею Тьодольв-ярл шел, готовый госпожу свою за локоть поддержать, коли споткнется кюна, от ходьбы такой быстрой отвыкшая. Но будто скинула Асса три десятка годков - дала ей силы ярость и обида черная, что в глазах ее сейчас ярким пламенем пылала.
У ворот усадьбы хирдманы стояли, готовые госпожу свою от любого лиха защитить - беспокойно было в Сарасберги после того, как Оттар Рваный исхитрился с алтаря убежать да жрецу Одина горло перерезать. Даже с тварями хелевскими готовы были драться воины эти, но стушевались, как дети малые, едва только взглянула на них хмуро кюна старая. Не решились они встать на пути старухи преградою, а та больше их и не замечала будто. Взмахом руки повелительной остановила она Каменную Башку. Пробовал перечить тот, однако сразу отпор получил.
- Нечего тебе там делать, сама разберусь с невесткою. Тут меня дожидайся.
Одна проковыляла Асса через двор и вскоре уже в двери покоев Рагхильдовых стучалась тростью - громко да повелительно.
Рагхильда сидела на кровати, а рабыня молодая косы ей заплетала. Серебряные украшения с вкраплениями красных как кровь рубинов мягко в косы вплелись. Стук в дверь вырвал ее из теплой неги, куда гребень рабыни ее отправил.
- Что там еще? Посмотри, Вигдис, - велела кюна рабыне.
Лишь только распахнула дверь рабыня, Асса трость свою вперед выставила, да так искусно, что не могла теперь Вигдис дверь закрыть перед лицом старухи, даже если бы Рагхильда ей это велела. А сама в покои, дозволения не спросивши, вошла и смерила невестку недобрым взглядом.
- Будь здорова, Дева Вещая, есть у меня к тебе разговор.
Рагхильда долгое мгновение не поворачивала головы к свекрови своей, приказав только:
- Оставь нас, Вигдис. Видишь у кюны Ассы дело ко мне.
Рабыня земной поклон отвесила и выскочила за дверь, притворив ее за собой. В тот момент как раздался характерный звук, возвестивший, что отделило их от мира внешнего дерево крепкое, кона соизволила на Ассу глаза поднять:
- Что хотела ты, кюна, от дочери своей?
Улыбнулась кюна Асса улыбкою недоброю.
- Узнать хотела я, по какой такой надобности ты меня в Гокстад сослать решила.
- Да вот пришел гонец, да угрожать мне вздумал, что нападут на нас конунги, земли требовали, - едва заметная насмешка в голосе кюны молодой звучала. - Гокстад место безопасное, матушка, о тебе беспокоюсь. Да и не скучаешь ли ты по месту, где столько счастливых лет с Гудредом прожила?
- Скучаю, мочи моей нету, - ядом голос Ассы сочился. Разгневана была старуха сильно, об осторожности вконец позабыв. - Да только подумалось мне, что ты нарочно меня с глаза долой сослать хочешь, о здоровье моем заботясь.
- Все еще подозреваешь меня во всех бедах своих? Полно, матушка, не надо. О тебе лишь забочусь. Али ты с Сульки встретиться жаждешь?
- Уж лучше с Сульки, чем с Торвард-дуболомом, - сказала, как отрезала Асса. - А обо мне не печалься, стара я, да, но уж сколько проживу, то лишь моя забота. Лучше о себе беспокойся, Рагхильда - кабы дурного чего с тобой не случилось. Уж если не Сульки, так Оттар Рваный и Харек Волк твоей головы не упустят.
- Я так решила, матушка, мне спокойнее так будет. Не хватало еще за твою жизнь переживать. А когда ты будешь в безопасности, я и выстою.
Голос стал вкрадчиво мягким. Стоило Ассе прислушаться к словам невестки, ибо говорил ее тон, что коли добром не пойдет, отправят неволей.
Да только не собиралась неволиться Асса. Налились кровью глаза ее, задрожали руки, заходила ходуном зажатая в кулаке трость. Еще немного, казалось, и до рукоприкладства дойдет старуха вздорная.
- Очень, гляжу, ты за жизнь мою печешься... А сама все ждешь, когда представлюсь я. Так не дождешься же, так и знай! А коли глупости великие продолжать делать будешь - так и вовсе раньше меня в могилу сойдешь!
- Моя жизнь это моя забота, а ты собирайся матушка, - с нажимом Рагхильда сказала. - Утром отправляешься.
- Не отправлюсь, так и знай! - плотнее сжала в руках трость кюна старая. - Умру, а в Гокстад не поеду!
Недобро полыхнул взгляд кюны младой. Встала она, как валькирия грозная над старухой возвысившись.
- Мои повеленья тут все выполняют, матушка. Я лишь сына своего веленьям следую. Завтра на рассвете. А коли не поедешь добром... Что ж, ни один мой воин не будет на защиту твою отвлекаться.
- Ох, змея ты, Рагхильда, - сама зашипела старуха гадюкою. - Не матушка я тебе, а ты мне больше не дочь, коли так со мной поступать решила!
- Змеи в Мере все, - парировала Рагхильда.
Задрожала кюна льдиной треснувшей, затряслась и руку подняла, намереваясь невестке оплеуху звонкую отвесить. Твердо смотрела на нее кюна молодая. И читалось в глазах ее предупреждение Ассе, не делать ошибки сей. Сильна Рагхильда, и Харальд на ее стороне. Но Асса и сама уж не ведала, что творила. Опустилась ладонь ее Рагхильде прямо на шею, и след там красный оставила. Холодом затопило Ассу о взгляда ледяного, Рагхильда к двери шагнула да открыла ее настежь.
- Что ж теперь это ссылка твоя, - холодом северных снегов в морозный январь от Рагхильды повеяло. Богиня грозная пред старухой стояла.
Помутилось все в глазах у Ассы, схватилась она рукою правою за сердце, навалилась на трость, на пол оседая. Худо было старухе, но в глазах ее выцветших прежний вызов читался - не сдалась кюна старая, не смирилась с поражением.
- Вот ты как, - зло она улыбнулась, да в ноги Рагхильде плюнула. - Да будь ты проклята, Дева Вещая. В могилу меня сводишь, да только и сама немногим дольше протянешь!
- Не разбрызгивай яд, кюна, он тебе пригодится еще. С мерскими змеями соперничать. Ты сама свой выбор сделала, а проклятья твои не страшны, ибо Фрея за моим плечом их отводит.
Отвернулась кюна младая от старухи, к окну отошла. Ох, нехорошо все получалось, но выхода другого не было.
А Асса лишь дверью громко хлопнула на прощание.

Согн. Суд над Альвиром.
(Тельтиар и я )
В напряжении молчали люди, на суд собравшиеся, воли Атли Тожего ожидая:
- Что на это скажут служители богов? - спросил ярл, нахмурив брови, пристально оглядывая жрецов.
Первым поднялся жрец Тюра, и откашливаясь, произнес.
- Все должно быть по справделивости. Я не назову твоих сыновей лжецами... Но, мы должны установить, правду ли говорит этот обвиняемый? По нашим законам, за мансёнг и приворот с его помощью положено бить плетьми, и отправить в изгнание. Таким образом этот человек уже вне закона. Но уийство. в котором его обвиняют, должно быть доказано.
Атли кивнул жрецу, соглашаясь. Ведь действительно на весеннем тинге он велел скальду убираться прочь, и даже, пожалев его, не стал подвергать бичеванию, но тот не только воспротивился его приказу, но и выкрал его дочь, а после убил.
- Передаю суд в ваши руки, асов служители, - провозгласил ярл. По рядам собравшегося люда пронесся ропот, не все ожидали, что дело это затянеться, однако перечить воле ярла и жрецов никто не посмел. Старший сын ярла зло усмехнулся, наблюдая за жрецами и ожидая, что они скажут, а средний не сводил неприязненного взгляда с Альвира, точно тот, хромоногий, мог попытаться убежать, однако скальд лишь поднял голову, посмотрев в ненавидящие лица гауларцев, здесь каждый хотел его смерти, но сдаваться он не собирался.
- Да будет так, - согласился, вставая, седобородый жрец Одина. - пусть боги явят свою волю, и откроют нам истину.
- Да, пора вывести этого выродка на чистую воду! - Воскликнул Халльстейн, Хольмстейн бросил на брата злой взгляд, призывая того к молчанию. Жрецы и сами могли все сделать - трусливый скальд не сможет пройти испытание.
- Я невиновен, Тюр и Один тому свидетели! - Внезапно произнес Альвир. Голос его был слаб, но все же говорил он уверенно, однако слова его вызвали в толпе еще большее недовольство. Кто-то потребовал заткнуть ему рот.
- Пусть говорит. - повелительный голос жреца Тюра прокатился по людскому морю как гром от молота Громовержца.
Улыбка грустная скользнула по разбитым губам Альвира, выпрямился он, плечи расправил да повторил вису ту, что раньше в подвале сыром ярлу Атли сказывал, сыновей его в убийстве сестры обвиняя.
- Да что он несет! - Воскликнул из толпы хирман бородатый. - Слыханное ли дело, чтобы родичи девицу убивали!
- Лжет, что Локи! - Другой добавил. Спрятал усмешку в бороде Хольмстейн, за тем наблюдая - нет, не обелиться скальду, как бы ни старался он. Однако за жрецами слово последнее оставалось.
Брови жреца Тюра поползли вверх. Атли Тощий наклонился, чуть не выпав из кресла.
- Это правда, сын? -спросил он, пристально глядя на старшего
- Лжет, паскуда, - скривившись, Халльстейн произнес. - Как можно его языку змеиному верить.
- Пусть он тоже пойдет испытание, - прокряхтев, сказал жрец Одина. - Слово против слова. И пусть боги покарают того, кто лжет.
- Слышал я всякое, - подал голос один из законоговритель. - Но не слышал я ни разу, чтобы влюбленный юнец деву возлюбленную убил. Наоборот, жизнь свою ради нее положить готов. А вот братья... Если гнев ум затуманил. Не затем же этот скальд приблудный деву увел, чтобы убить? Сдается мне, лжет твой сын. Пусть боги явят, прав я или ошибаюсь.
Охнула жена ярлова - еще не успела она гибель дочери пережить, а тут и сыновей в убийстве ее обвиняют. Поднялся тут с места своего Хольмстейн:
- Тогда, стало быть, и я лгу, почтеннейший? И он, - палец в оскалившегося Херстейна указал, который готов был, казалось уже оружие обнажить, только волю дай. - И Хастейн тоже лжет, а скальд безродный правду говорит.
Он демонстративно рассмеялся, словно демонстрируя все безосновательность этой догадки. Его смех поддержало несколько человек из пришедших, но большая часть сохраняла молчание.
- Ну что, ярл. - жрец Тюра сурово посмотрел на Атли. - Если окажется, что правду говорит тот скальд безродный, дозволишь ли кого-то из сыновей твоих допросить по закону?
- Если скальд пройдет испытание, и докажет правоту своих слов, - через силу говорил ярл, нехотя, да и кто по воле своей признать захочет, что сыновья родные сестру убить могут, а потому особенно громко слово "если" прозвучало. - То пусть и дети мои пред лицом Асов отстаивать обвинения свои будут.
- Да будет так! - громко воскликнул жрец Одина. - Приступайте к испытанию.
Появились помощники жрецов. Внесли жаровню, дрова, угли, кадку с водой, и несколько брусков железа. Казалось, в этот момент все, кто был на поляне подались вперед - не так часто людям удавалось посмотреть на древние испытания, заповеданные асами, а зрелище это всегда было для народа простого интересным. Альвир поднялся, цепями звеня и сам шагнул к жрецам.
- Готов я испытание любое пройти.
- Готов? Посмотрим. как ты запоешь, мразь! -шикнул на него Херстейн.
- Придержите его, -сказал жрец Тюра, кивая на Альвира. - Готовьте брусок.
Двое слуг взяли за руки скальда крепко, на скамью его усадив, напротив жреца. Без страха тот смотрел за приготовлениями, сыновья же Атли с опаской за тем наблюдали. По виску Халльстейна бисеринка пота стекла.
- Надо было убить его просто, - прошептал старшему брату Херстейн.
- Не выдержит, - покачал головой Хольмстейн. - Не выдержит.
Служители запалили от головни костер, поставили на него мангал, и дождались, пока железо накалится докрасна. Затем положили на мангал бруски. В это время жрец Тюра положидлна мангал кольцо, и начал напевать протяжные песнопения, энергично махая руками. Один из брусков стал красным.
- Приступайте, - властно Атли ярл повелел, развязки ожидая.
- Отец Богов, повелитель Асгарда! - проревел жрец Одина - Ты, отделивший Мидгард от Утгард, разогнавший великанов, и поселивший нас в этих землях, очистив их ото льда! Прими эти жертвы, и не дай свершиться несправедливости!
- Тюр - воитель, победитель Волка, изгнавший отродье Ангброды, и загнавший двергов в их пещеры! Дай свою силу этому кольцу, дабы тот, кто солжет, и кто даст ложное свидетельство, был наказан!
Ярл напрягся, стиснув пальцами подлокотники резного кресла и вматриваясь в лицо скальда. Совсем не такое лицо, он считал, должно было быть у убийцы, боящегося кары богов.
Наконец подал голос жрец с молотом Тора на шее.
- Тор, метающий молнии, пусть твой громовой молот поразит того, кто даст ложную клятву, и скроет от богов истину!
- Помогите мне подойти, я не смогу ходить, если у меня будет занята одна рука, - обратился Альвир к жрецам, откладывая в сторону одну из палок, на которую он опирался.
- Помогите. - кивнул жрец Тюра. - пусть одной рукой опирается на кого-то.
Из толпы вышел дородный чернобородый мужчина, направившийся к жрецам. Альвир узнал в нем старого друга отца, бонда, у которого они гостили во время тинга.
- Давай руку, - произнес он, подставляя плечо и помогая хромающему скальду добраться до жаровни. Смочив ладонь в бадье, Альвир поднес руку к раскаленному железу, на мгновение застыв в нерешительности.
- Трусит! - Усмехнулся Херстейн. - Вон, боги правду видят!
Раздались смешки и улюлюкания, однако именно они придали сил юноше и он с силой сомкнул пальцы на железном бруске, нечеловеческим усилием воли сдержав готовый вырваться из груди вопль, а бонд уже потащил его к алтарю, едва ли не взвалив на себя, поскольку у скальда подкосились и без того увечные ноги. Но не смотря на боль, железа обожженных пальцев он так и не выпустил.
На глаза Альвира наворачивались слезы, застилающие ему взгляд и он не видел даже что перед ним, однако бонд рывком бросил его вперед, так что он натолкнулся на алтарь и с силой опустил на него раскаленное железо, отдирая от бруска ладонь, превратившуюся в сплошной ожог, стоявшие вокруг жрецы почувствовали запах горелого мяса и запекшейся крови.
По толпе прошел удивленный вздох. Тем временем Альвир положил два пальца на кольцо Тюра, все еще лежавшее на жаровне.
- Клянусь на кольце Тюра Справедливого, который дал нам законы, что невиновен я в смерти Сольвейг. Ее сгубили братья, скорые на гнев и на расправу.
Халльстейн побледнел, отшатнувшись, Херстейн напротив побагровел от злости, но не на них в тот миг смотрели люди, а на ярла, что на троне своем приподнялся, да так и рухнул обратно в бессилии. Руки Атли дрожали и не мог он слов найти, однако в миг этот вперед вышел Хольмстейн, все так же улыбаясь спокойно, словно бы не его сейчас в убийстве сестры обвиняли.
- Что же, раз прошел Скальд испытание, то и я, как обещано было, то же сделаю, дабы доказать, что в моих словах правда!
Известен был Хольмстейн среди братьев тем, что наиболее спокойным являлся и рассудительным, в отличии от Херстейна горячного, да к тому же хитрее брата старшего он был. Смочил ладонь левую в воде сын Атли, взялся за второй брус, зубами скрипнув и стон сдавленный издав, а затем пошел шагом быстрым к алтарю, рядом водрузив железо раскаленное с тем, что Альвир скальд принес. Дымилась ладонь Хольмстейна, до мяса белого прожгло ее железо, однако поднял он руку, всем ожог показывая:
- Вот она, правда, на моей стороне! А скальду этому испытание сам локи пройти помогал в обличии бонда!
Произнес так, да рукою на мужчину, что Альвира тащил, указал.
Жрец Тюра покачал головой.
- Вижу, храбр ты и стоек. Но не до конца ты еще прошел испытание. Готов ли ты поклястья на кольце Тюра, что правду вы говорите? Не боишься ли ты гнева Справедливого Аса?
Кивнув жрецу, Хольмстейн с улыбкой положил руку на кольцо:
- Клянусь, что в смерти моей сестры виновен скальд Альвир сын Кари.
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Кольцо прилипло к его коже. Приподняв ладонь, еще не поняв, что случилось, Хольмстейн мотнул рукой, отрывая от кожи раскаленное кольцо и оно покатилось по земле, провожаемое изумленными взглядами собравшихся, а затем раздался крик:
- Остановитесь! Он солгал на кольце Тюра! Солгал!
Хастейн, раньше сидевший за спинами братьев, не смог больше держать в себе всю ту ложь, которую придумал Хольмстейн и теперь выбежал к жрецам.
- Скальд не виновен! Это все ложь! Они убили ее! Убили Сольвейг!
По щекам младшего сына ярла катились слезы и речь его была спутанной, но те, кто слышали его слова, понимали, что он хотел сказать. Со стоном упала, лишившись чувств жена ярла, которую тут же обступили служанки.
- Да что ты несешь, щенок! - Прорычал Херстейн!
Хольмстейн с рычанием подскочил к младшему брату, и с размаху ударил его по лицу. Ошметки обгоревшей кожи остались на щеке Хастейна, однако тот не стал уклоняться от брата, но сам оттолкнул его, попятившись, Хольмстейн рухнул на землю.
- Ты убил ее! - Указал пальцем на Херстейна младший сын ярла. - Ты бил ее, а они все смотрели и смеялись! Ты бил ее ногами! Бил и бил!
- Проклятый ублюдок! - Взревел Херстейн, выхватывая кинжал. Удар был слишком стремительный, чтобы кто-либо сумел среагировать, но в следующее мгновение слуги скрутили ярлова сына, отобрав у него окровавленный кинжал. Хастейн стоял, зажав распоротую руку, и смотрел в нанавидящие лица братьев. Но на душе у него стало легче, после того, как он открыл людям правду.
- Вы не сыновья мне больше, - дрожащим голосом произнес ярл, едва найдя в себе силы на эти слова. Лицо его было белее снега, а глаза неподвижно застыли, уставившись в пустоту.
- Правосудие свершилось! - провозгласил жрец Тюра, обведя взглядом притихшую толпу. - Кольцо Тюра обличило лжеца! Возьмите их под стражу!
Хирдманы ярла тут же скрутили двум сыновьям руки за спиной, а дева с кулоном в виде яблока богини Идунн бросилась перевязывать окровавленную руку Хастейна.
- Отец, ты что же, позволишь им казнить твоих сыновей?! - Бросился к ярлу Халльстейн, до этого стоявший в стороне, наблюдая за происходящим, однако Атли оттолкунул его ногой, а затем, резко поднялся, точно сбросив с себя овладевшее им оцепенение.
- Нет у меня больше сыновей, кроме Хастейна, - произнес он сурово. - Ты, Халльстейн, как ты мог мне лгать?! Как ты мог позволить ему убить твою сестру?! Разве за этим я тебя посылал?
- Но она отдалась скальду! - Выпалил старший брат, пытаясь оправдаться.
- Лучше бы я позволил Альвиру взять ее в жены, чем так, - Атли отвернулся от сына. - Убирайся, Халльстейн. Я не желаю тебя больше видеть. А этих двоих вы можете судить так, как того требуют боги!
- Добился своего! - Процедил, проходя мимо Хастейна, старший брат. - Ты братьев погубил, выродок! Будь ты проклят!
- Вы это заслужили, - ответил ему Хастейн.
Воины и законоговорители застыли в нерешительности, ожидая приказа ярла, и наконец тот, оторвав взгляд от фигуры уходящего сына, обернулся к ним:
- Решайте, - сказал Атли жрецам уставшим, слегка подрагивающим голосом. - Они мне больше не сыновья. Скальда я прощаю. Пусть идет куда хочет. Он и так уже достаточно наказан. И я наказан за то, что воспротивился воле Фрейи, - а затем добавил уже скорее себе, чем окружающим: - Будь проклят тот день, когда я прогнал этого скальда прочь.
Альвир тоже молчал. Сил говорить у него не было уже, и он едва мог оставаться в сознании. Бонд взвалил его на себя, потащив прочь с поляны, на последок хмурым взглядом скользнув по ярлу и его приближенным.
- Что положено у нас за убийство родичей? - спросил жрец Тюра, обращаясь к законоговрителям.
Один из законоговорителей встал, и поклонившись. произнес:
- Вира - слишком легкая цена за такое. Нет хуже злодеяния, чем убийство юной девы.
- Воистину, нету чернее дела. -подтвердил другой законоговоритель. - Даже самые свирепые волки моря не совершают такое. А тут братья убили собственную сестру, не сдержав своей злобы...
- Отродья Локи. - крикнул Хастейн. - Пусть их покарают так, как Фенрира Волка...
Хольмстейн молча склонил голову, спорить сейчас было бесполезно, взывать к милосердию - тем более, а вот Херстейн взъярился:
- Я твой брат, ублюдок! - Зарычал он, вырываясь из рук стражи. - Я тебя убью! Убью, как только смогу!
И тут встал жрец Одина.
- Поднять руку на деву - значит поднять руку на Фрейю. - сказал он. - Убить деву - значит оскорбить Фрейю. По старым законам, тех, кто оскорбил Фрейю, зашивали в мешок с кошками, и бросали в воду. А кошек посвящали Фрейе как искупительный дар.
- Вы не посмеете! - Херстейн побледнел. - Не посмеете!
- Таков закон. - сказал жрец Одина. - Никто не выше закона. Даже Боги не могут нарушить закон, и не поплатиться за это. Каждый сам в ответе за свои поступки. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Херстейн рычал, извивался, изрыгал проклятия, Хольмстейн поднял обожженную руку и положил на алтарь Тюра:
- Мой брат убил сестру, и должен поплатиться за это, - произнес он, чувствуя, что может лишиться жизни, он перестал прикрывать брата и попытался свалить на него всю вину. - А я получу свою расплату за то, что попытался свалить его вину на скальда и принес лживые клятвы.
- Ты... ты! Но ведь это ты велел мне! - Вырвалось из глотки Херстейна.
- Что я тебе велел? - Вскинул брови Хольмстейн. - Я сказал лишь, что она должна быть наказана, а ты ее убил.
Жрец Тюра обернулся к Хастейну:
- Это так? Кто из них убил твою сестру?
- Херстейн бил ее, пока она не перестала дышать, - повторил юноша. - А меня они удерживали, чтобы я не мог остановить его.
- Все что было нужно здесь сказать, все было сказано, - произнес жрец Тюра.
- Мы удаляемся на совет, - объявил жрец Одина. - Пусть Боги наставят нас.
С этими словами все три жреца и двое законоговорителей встали из-за скамей, и отошли к роще.
В ожидании их решения, люди оживленно переговаривались - никто не ожидал, что суд завершиться подобным образом, никому даже в голову не приходило, что сыновья ярла Атли способны на подобное преступление, но теперь оставалось только узнать, какое наказание изберут для убийцы и клятвопреступника суровые Асы и их служители.
Совещались они недолго. Не успели лучи солнца переместиться вдоль шеста со стягом, как жрецы и законоговрители вернулись к своим местам.
- Боги ниспослали нам решение. Виновник смерти девы понесет заслуженное наказание. Его мы накажем согласно древним обычаям, чтобы умилостивить Фрейю, и чтобы род наш не лишился ее благоволения. Другой брат тоже понесет наказание за обман и лживые клятвы. Боги сами его накажут. Слишком много потерь было для Атли ярла, он потерял дочь и сына, и нельзя его лишать еще одного сына. Пусть другой его сын, виновный в смерти девы, покинет пределы земель нашего племени, и уйдет в волки Одина. Пусть жертвами и своей кровью он искупит вину и разжалобит Предводителя Павших.
- Да будет так, - произнес тихо Атли Тощий, даже не глядя в сторону обреченного сына. Слишком жестокий удар в сердце его нанесли сыновья, слишком тяжело было от раны этой душевной ему оправиться.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 5-11-2007, 23:51

Нидорас. Харальд и Гутхорм
С Орычем

Трюггве отпустив восвояси, да обдумав все еще раз, Гутхорм ярл отправился к племяннику, чтобы рассказать ему о предложении мерийцев. Харальд все время в усадьбе проводил или же во дворе с мечом упражняясь дабы сноровку не потерять, справедливо решив, что с правлением державным сумеют Рогволд и Хакон управиться, сам же он того дня ожидал, когда можно будет против Южного Мера выступать - почти два месяца прошло со времени того, как овладел он Нидорасом, уже и Грютинг ярл поправляться начал, хотя по прежнему рука левая плетью висела с пальцами искореженными, а херсир его молодой Асгейр и вовсе в бой рвался, Сельви отомстить за набег ночной, что увечьем обернулся для господина его.
Так же и Харальду ожидание томительно было, чужбиной считал он мерскую землю, на родину вернуться хотел поскорее, вновь мать увидать, даже по бабке соскучился конунг, хотя раньше привязанности к ней не питал, но на пути обратном твердыней неприступной Мер Южный стоял, а за ним следом - Альвхеймар.
- Здрав будь, племянник, - поприветствовал он конунга. - Разговор есть.
- Слушаю тебя, дядюшка, - отвечал Харальд со скучающим выражением лица. То, что к нему постоянно кто-то набивался на разговор уже порядком начало раздражать. То Хакон, то Гутхорм, то Рогволд, то снова Хакон... - Что за дело у тебя?
- Появился у нас союзник из тех, кто кольчугу не носит и меча не берёт, да подолом своим, да языком и травами некоторыми урону может куда как больше причинить!
- И кто же это? - Встрепенулся конунг, дремоту подступавшую всякий раз, когда его дела государственные звали, отогнав. То, что о женщине какой-то речь идет, понял он - но не более.
" А, Локи, как там её?!" - напрягся Гутхорм, но всё же вспомнил.
- Раннвейг, наложница Арнвинда.
- И что же она? - Это становилось интересным. - Не томи, дядя, все рассказывай.
- Предложила он Арнвинда зельем опоить таким, чтобы он посреди битвы бессилен сделался, али помер, это смотря сколько могуты телесной в нём, но ясно и дитю, что не за так она нам этакое благо предлагает. Ярла в мужья она хочет.
- Конунг ей не по нраву стало быть свой, а за ярла пришлого готова не глядя выйти? - Вскинул брови Харальд. Удивительным то ему казалось, пусть предложение и заманчиво было.
- Слушал плохо ты, али я не сказал, но она не жена конунгу, а лишь наложница. Тешит он себя ей, а кюной сделать не хочет. Свободы Раннвейг хочется, да и чувствовать себя женой полноправной тоже.
- Вот ведь жадная баба, не дай Фригг такую кому в жены, - усмехнулся Харальд, однако же, в глубине души где-то почувствовал облегчение некоторое от того, что его собственная супруга покорной женщиной была и кроткой. - Арнвинд конунг своим ратевым искуством славен, сгубить его - все равно что полпобеды одержать. Так что же ты ответил послацу мерскому?
- Согласием, - улыбнулся в усы Гутхорм. - Теперь нам надо решить лишь кому достанется союзник наш. Ярл сей должен быть не из первых, ибо поставить такую рядом с властью, всё равно, что голодному волоку по носу кровью мазнуть, но и не из последних, ибо осерчать может и не союзника. но врага получим.
- Когда падет Южный Мер - разве важно то будет? - Скопировал улыбку дяди Харальд, только усы у него не столь пышные были, как у Оленя. - Пока нужна нам баба эта - обещай ей хоть Рогволда в мужья, хоть Грютинга.
Хотел добавить конунг "Хоть себя самого", да не стал почему-то, удержался.
- Не гоже, - решительно мотнул головой Гутхорм. - Таких союзников либо давить надо сразу как дело своё сделают, либо уж держать в друзьях, потому что опасны они иначе!
- Если исполним мы обещание данное, - с нажимом молодой конунг произнес, к дяде наклонившись, так что волосы лицо его на мгновение закрыли, прежде чем откинул он их. - То и сами причастны будем к делу постыдному! А ежели накажем змею, за то, что полюбовника-конунга отравила, то чисты будем перед богами.
Не прошли даром правителю уроки Торлейва-жреца, помнил он хорошо, как из ситуаций таких выбираться незапятнанным. Однако, все же что-то в душе конунга юного противилось решению такому, не по правде было – отравой властителя вражеского губить, к тому же хотел Харальд доказать уже, что способен противника одолеть, не прячась за спинами воев да не воруя по ночам победы.
- Воля твоя, конунг, - Гутхорм склонил голову. - Как скажешь, так и будет!
Возможно на этом бы разговор их и завершился, да только, видимо, не судьбы было Харальду отдыхать в этот день. Возник на пороге Ульв, поклонившись сначала конунгу, а после ярлу:
- Государь, ярл знатный прибыл из Сарасберга, вести привез от кюны Рагхильды.
- Так веди же его скорее! - Конунг воскликнул в нетерпении, так, словно не гонец, а сама матушка его проведать приехала.
- А вот и от сестры гонец, - Гутхорм разгладил бороду.- Интересно!
Прошел посланец в дом, гриднем верным пропущенный, поклонился так же, шапку снимая - узнал его Харальд:
- Асгаут, не тебя ли я оставил за матушкой моей приглядывать да в Сарасберге закон мой сохранять, - произнес. - Удивлен я, что приказ мой нарушив, владения ты покинул, заместо того, чтобы холопа с вестями послать.
- Такие вести, что я принес - холопам вверять небезопасно, - отвечал на это ярл молодой, кивком Гутхорма поприветствовав, а после на лавку сев.
- Говори! - велел Гутхорм.- Не томи конунга!
- Агдир пал, Вингульмерк тоже, Хрингарики захвачена наумдальцами, верховный жрец Фредрик убит, - Асгаут говорил спокойно, он с этими известиями уже успел свыкнуться, однако у Харальда с каждым словом его все больше глаза расширялись. Не мог поверить он, что пока здесь воюет лучшая дружина его, враги, точно стервятники владения его исконные на части дробят, но сильнее чем обида за земли потерянные, тревога о матери в сердце самое ужалила.
- С кюной что, отвечай! - Вскричал он, с сидения мягкого вскакивая.
- В Сарасберге правит великая кюна, окруженная войсками верными, - услышав слова эти, с облегчением вздохнул Харальд. Одаль утраченную вернуть можно, главное - мать его жива и в здравии добром. - Требовал Сульки Роголандский, чтобы она за ним признала владение Агдиром, да только в шею прогнала Рагхильда гонца его.
- Во имя всех твердокаменных задниц каменных великанов! - Гутхорм чуть не сел. - Рагхильда жива, слава Асам!
В отличии от дяди, Харальд на месте устоять не мог, и обдумывая полученные новости, сновал от окна до ложа и обратно, иногда бросая взгляд на Асгаута, сохранявшего молчание. Наконец, словно придя к какому-то решению, конунг зло процедил:
- А тебя я на что там оставлял? Чтобы ты сдал врагу все мои владения? Почему не выгнали вы Сульки и приспешников его из Агдира?
- Не сдюжили, государь, - голову низко опустил ярл, неприятно ему было повторно оправдываться - один раз уже винила его за поражение Рагхильда, так теперь еще и перед сыном ее пришлось ответ держать за слабость наемников. - Велика рать была у супостатов, а после к нему все рабы агдирские и карлы безземельные присоединились, соблазнившись посулами богатств великих.
- Рабское племя! - Кулак Харальда врезался в стену, оставив на ней кровавый след - от боли молодой конунг прикусил губу, однако злоба на предателей, из-за жадности и малодушия которых, он лишился древнего владения своего отца не утихала. - Когда я вернусь в Агдир, в цепи их закую за измену их, будут, что невольники ромейские железом бренчать!
- Неееет, - Гутхорм не говорил - хрипел, едва-едва сдерживая ярость. - Цепи - это для живых!
- Пусть живут, - поспорил Харальд. - Для отродья такого - не должно быть пути в Валгаллу.
- А кто сказал о Валгалле?! - Гутхорм уже рычал. - Смерть они примут не от рук воинских и не с мечами, а от зубов волков, когда мы их по деревьям развешаем!
- Сначала драться с ними придется да полонить, - покачал головой Асгаут, в разговор родичей вмешавшись. - Сульки им оружие роздал и брони, после того, как наемников датских они выгнали. Я тогда на подмогу шел Ассе, но столкнулся с Теламеркцами и хоть разгромил их дружину, но все же не поспел к битве основной, врагами задержанный.
- Нет в этом вины твоей, Асгаут, знаю - ты мне верно служишь, - ободряюще звучал голос конунга, но слышно было, что клокочет ярость в сердце его. До сих пор не мог он поверить, что рабы жалкие, бондам прислуживающие, посмели государя сменить. - Что же, значит в Агдире теперь Роголандцы и Теламеркцы заправляют, - протянул он уже спокойнее, а после, точно вспомнив, добавил: - Бабка моя, Асса, жива хоть?
- Жива, в Сарасберге она, - кивнул ярл.
- Тьфу! - тихо сплюнул в сторону Гутхорм и тихо прошептал в бороду: - Ну никакой от них пользы!
- С Хрингарики что? - Разобравшись с положением дел в Агдире, продолжил гонца расспрашивать Харальд.
- Наумдальцы его сразу заняли, как только дружина твоя, конунг, оркдальские горы перешла, - отвечал ярл, взглядом по Гутхорму скользнув - ведь то дядя конунга всего полсотни воинов оставил одаль оборонять.
- А что с моими воинами? - Гутхорм спросил настолько дружелюбно, что присутствующие вздрогнули. - Бой ли они приняли, али побегли все?
- Погибли они или нет - о том мне не ведомо, - произнес Асгаут. - Но ни одного из них более никто не видел, наумдальцы же после на Вестфольд двинулись...
- А Асмунд что?! - Перебил ярла Харальд, чувствуя, как вновь злоба в нем закипает. - Я же его оставил фюльк оборонять!
- Асмунд тебя предал, государь, - слова, что молота удары тяжелые - такой болью они отдались в голове конунга.
- Арррргх!!! - кулак ярла впечатался в стену рядом с кровавым отпечатком кулака Харальда, да так, что стена содрогнулась, а Гутхорм с удивленно принялся рассматривать свой средний палец, торчащий под противоестественным углом. - Будь ты проклят, предатель! - Наконец взревел Хрингарийский Олень желая всех кар то ли Асмунду, то ли пальцу, который он резким движением вправил обратно.
- Дядя! - Одернул Гутхорама Харальд, и дождавшись тишины произнес спокойным, металлическим голосом: - Как это вышло, Асгаут?
- Асмунд возомнил себя более достойным правителем, нежели ты, государь, - начал тяжелый рассказ ярл, опасливо покосившись на Гутхорма. - Он захватил Раумарики и Хейдмерк, погубил Гилли Шесть Пальцев, заключил союз с Гандальвом и даже убил собственного отца...
Цвет лица Гутхорма медленно но верно приближался к знаменитому плащу Хальвданна. Он молча наливался кровью и всё крепче сжимал кулаки
- По счастью, люди Раумарики остались верны тебе, Харальд, - продолжал Асгаут. - Они убили наместника Асмунда и изгнали Альвхеймарцев, а в Вестфольде я лично казнил всех, кто осмелился на измену. Однако, из-за этого предательства, моя дружина не поспела на подмогу Агдиру.
- Итак, - выдавил Гутхорм. - теперь нам надо прорываться домой.
- Надо, - согласился сын Хальвдана. - Асмунд все еще в Хейдмерке?
- Нет, он выступил на Вингульмерк, но, там потерпел поражение в поединке с одноруким Эйнаром и был взят им в плен. Не смотря на приказ кюны, Эйнар отказался выдать ей мятежника и даже более того, обратил его в свою веру, - в голосе Асгаута послышалась неприкрытая неприязнь. - Остатки дружины предателя укрылись в Хейдмерке.
- Что значит - отказался? - Еще мгновение назад обдумывавший, как бороться с изменником, сейчас конунг уже размышлял, как наказать за неподчинение ярла.
- То и значит, что не стал повеление кюны исполнять, а у себя пленника оставил.
- Ладно, что там наумдальцы, - о начале разговора вспомнил конунг, но голос его уже устало звучал - столько вестей неприятных в один день для юноши чрезмерными казались. - Если они уже в Гокстаде хозяйничают...
- Торвард и наемники датские их от Вестфольда отвадили, - успокоил его Асгаут.
- Тогда, хм... еще что оставалось? Вингульмерк... Там же Эйнар посажен был, почему ты сказал, что и этот фюльк потерян?
- Из Вермаланда привел дружину Эйрик конунг Свеев, - на вопрос поставленный с готовностью ярл отвечал. - Эйнар и Харек, на подмогу ему пришедший, битвы свеям давать не стали, позволив им занять большую часть Вингульмерка.
- Не стали защищать мои владения? - Проскрежетал Харальд, вновь кулак разбитый сжав. - Дядя, ты-то что молчишь?

Нидорас. Харальд и Гутхорм
С Тельтиаром
- Боюсь, что если скажу, что думаю, не видать на поддержки Асов до самого Рагнарека! - выдохнул ярл. - Веерные же у тебя слуги оказались, Харальд!
- А Харек-то хорош, - огрызнулся на замечание дяди конунг. - И ты его еще защищал! Да мне Грютинг и Рогволд вернее служат!
- Харека погоди неверным честить. Вот с ним разобраться ещё надо!
- Это ты верно говоришь, ярл, - кивнул Асгаут, ладони потирая. - Необходимо с ним разобраться.
- Хватит, - одернул его Харальд. - По причине какой не стал против свеев сражаться Эйнар? Должна же быть причина!
"Не мог ведь и он меня предать, как Асмунд! Или все, кто в верности мне клянутся, верны лишь до той поры, пока у меня на виду? А стоит одних их оставить и уже заговоры плетут?"
- Эйрик захватил его жену, Сигрун, - не без усмешки сказал Асгаут. - И Эйнар посчитал, что жизнь его супруги дороже стоит, нежели одаль твоя, государь.
- Отдал врагу мои земли ради бабы!? - Кабы не стены толстые, по всему Нидорасу яростный крик конунжий слышан был бы. - Да кто он такой, чтобы решать вопросы эти? Раб бывший! Отродье рабское! Мой холоп! А поступил хуже, чем те, кто на сторону Сульки перешли.
- Харальд, а если бы мать твою, Рагхильду, захватили бы, и тебе поставили такое условие, ужели пожертвовал бы ей?! - изумился Гутхорм.
Умом он понимал, что Эйнар виновен и тяжко, но вот сердце...сердце ярла говорило ему, что в жизни многое может случиться и не всё стоит судить одинаково. Вопрос этот и Харальда заставил задуматься – ежели о жене так спросил бы его Гутхорм, то без колебаний излишних отказался бы от нее конунг ради владений своих, не смотря даже на то, что ребенка она ждала, но мать… Тяжело было решение принимать юноше даже в шутку, когда на одной чаше весов судьба женщины, жизнь ему давшей лежала, а на другой – одаль, от предков доставшаяся. Мотнул головой Харальд, мысли неприятные отгоняя – все же не ему выбор делать пришлось неприятный, да и Сигрун – не Рагхильда, чтобы ради нее земли врагу уступать.
- Рагхильда кюна из рода Одина, - отрезал Харальд жестко. - А род конунжий всем родам род! Не равняй, дядя сестру свою с девкой простой.
- Рагхильда мать тебе! - загремел Гутхорм- И это, а не род её должно важным быть!
- Она мать мне и потому я даже в мыслях не смею сравнивать ценность ее жизни и жизни дворовой девки, рядящейся в доспехи. Вингульмерк принадлежит мне, и только я, а не ярл, мной поставленный мог решение о сдаче его принять. Велика вина Эйнара и проступок его, что отдал он Вингульмерк в руки врага без боя, - обернулся к ярлу агдирскому Харальд. - Ты один верен мне, как я погляжу, Асгаут. Дальше говори, что было.
Ожидал этого приказа ярл, потому продолжил времени не теряя:
- Эйнар в Сарасберг отправился, у матери твоей требовал, чтобы она в обмен на жизнь девки его, от Вингульмерка отказалась в пользу конунга свеев. Напоминал ей о заслугах былых своих, точно они вес какой-то иметь могли в деле этом. Видать вера рабская совсем рассудок ему затмила, коли посмел он со словами такими к Рагхильде обратиться, да еще после того, как родичей твоих, государь, в плену держал и позорным пыткам предавал совместно с Хареком.
- Харальд! - Гутхорм положил ладонь на плечо конунга. Бешенство прошло и теперь викинг начал думать. - Нам надо как можно скорее идти к Агдиру. А то сейчас мы такого наслушаемся, что только и останется, как всех твоих ближников порезать. Нет! Суд вершить потом будешь. Не сейчас.
- Суд уже завершился, - сказал Асгаут. - Твоя мать наказала ослушника, конунг.
- Как? - только и спросил Гутхорм
Харальд, как и дядя, направил вопросительный взгляд на ярла.
- Госпожа приказала повесить Эйнара в угоду Одину, за то, что он отдал Вингульмерк свеям, за то, что пытал Хальварда и Сигтрюга, за то, что принуждал людей силой принимать чужую веру.
"Пожалуй, стоит сказать тестю, что его вмешательство в это дело больше не потребуется", - промелькнуло в голове конунга, и только. Как ни странно, но жалости к человеку, когда-то спасшему жизнь его матери и дяде, он не чувствовал.
Гутхорм склонил голову и сжал кулак.
- Моя сестра всегда была мудра, - глухо сказал он. - И не мне её судить. Надеюсь, она была права!
- Она была права, - положил дяде на плечо руку Харальд. Последняя нить, связывавшая его с людьми, когда-то выступившими против Хаки-берсерка оборвалась. Конунг повернулся к Асгауту: - Это все?
- Нет, государь. Вместе с Эйнаром, кюна велела казнить и его приспешника, Оттара Рваного, но тот бежал, убив верховного жреца Фредрика и шестерых его воинов, а также тяжело увечив Торлейва. Более того, я видел, как тело Эйнара снимал с дуба Хаки, сын Гандальва, это ведь был тот самый дуб, на котором его принесли в жертву той зимой, - голос ярла, при упоминании покойника, дрогнул. - А тут Хаки, как живой, и ведь не в первый раз уже...
- Не в первый? - Перебил его конунг, а в глазах его сверкнуло пламя.
- Да, еще в Раумарики объявлялся, по слухам. То ли Хель его не приняла, то ли ожил он... Не к добру то...
"Да уж, не думал я, что будешь ты на людях показываться! - В голове Харальда промелькнуло. - Не для того я тебе жизнь сохранил, Хаки, чтобы ты слуг моих пугал!"
- Страхи досужие, а ты их наслушался! - Бросил конунг. - Мертв Хаки.
- Да я же сам его видел!
- Мертв. Копье ему бок пробило, - с нажимом повторил юноша.
Гутхорм бросил на Харальда быстрый взгляд, но ничего не сказал. Потом он хлопнул воспитанника по плечу и произнёс:
- Ну мёртв и мёртв, может и впрямь призрак видели, бывает же и такое!
- Да, вот еще что, - добавил Асгаут, поспешив тему сменить, раз конунгу про Хаки слушать не приятно было. - Харек себя конунгом объявил.
- Конунгом... - голос сына Хальвдана прозвучал абсолютно бесцветно, но от дяди его не могло укрыться то злое пламя, что вспыхнуло в его глазах в этот момент.
"Вот теперь Харека я уже никак не спасу. Эх друг, зря ты так!" - с тоской подумалось Гутхорму, и он не стал отговаривать племянника. Всё равно ведь не послушает
- Конунгом... - повторил Харальд. - Иди, Асгаут. Ты сослужил мне хорошую службу и сообщил важные вести. Ты получишь награду, а сейчас оставь меня.
Ярл поклонился, и не желая вызвать гнев конунга, поспешил уйти. Затем Харальд обернулся к дяде:
- Даже Харек, - произнес он тихо. - Все, кого я оставил в Агдире либо ни на что не способны, либо предали меня!
- Едем туда, Харальд! - Гутхорм был мрачнее турса. - И сами со всем разберёмся
- И потеряем все, ради чего сражались?! - Сейчас, без Асгаута, юноша уже не сдерживал себя. - Что бы там ни происходило, сначала мы должны сокрушить Мер, иначе Сельви ударит нам в спину! Пусть змея отравит Арнвинда, пусть он издохнет от яда и мы получим его земли, а уже потом сможем не опасаясь вернуться в Сарасберг!
Если раньше Харальд еще сомневался в том, следует ли соглашаться на помощь подлой Раннвейг, то сейчас сомнения покинули его - ему нужна была победа, быстрая, безоговорочная, и если ради нее придеться поступиться честью - пусть так и будет. Арнвинд и Сельви должны умереть ради того, чтобы созданная им держава выстояла.
- Что делать с Раннвейг? – коротко, по-воински спросил Гутхорм
- Ньерду женой станет, - брезгливо поморщился Харальд. Одно дело привечать подле себя ярлов вроде Рогволда и Грютинга, а другое совсем - баб коварных.
- По твоему слову, конунг, - кивнул Гутхорму
- Но это после, - Харальд уже не скрывал усталости, навалившейся на него. - Прикажи нашим людям готовиться к битве, брось кличь по всем дружинам, в селениях размещенным. Грютинга, Рогволда, других ярлов созови и еще... хотя нет, с Хаконом я сам поговорю. Довольно уже мы в Нидорасе гостим, нельзя более времени терять в пустую. Спустя десять дней против Арнвинда выступим.
- Va Odin! - ударил себя кулаком в грудь Гутхорм и вышел, отдавать распоряжения.
Харальд улыбнулся, глядя, как за родичем захлопнулась дверь. В голове его созрел план сражения: пока Сельви разбойничал на суше, юный конунг решил перебросить свою дружин морем прямо к берегам Южного Мера и там нанести внезапный, сокрушительный удар, по сломленным гибелью конунга врагам, а в том, что Арнвинд умрет он почти не сомневался - отравит его эта баба, до власти охочая, отравит, раз уж сама с предложением таким гонца прислала.

Южный Мер. Эрик и Хильд
С Сариной

Какой-то быстроногий мальчишка ехидно сообщил Хильд о том, что вернулся из похода Сельви, а соответственно и Эрик. Девушка тяжело вздохнула, так хорошо было эти дни, когда мужа дома не было. Теперь опять терпеть его тяжелый взгляд, да речи о ней, словно она кобыла племенная.
Положив гребень на стол, Хильд поднялась, наскоро косу заплетая да на двор поспешила. Встречать надо мужа в глаза прозванного Эриком Быстрый меч, а за глаза Эриком Непускаемым. И действительно - подъезжал уже ко двору ярл, даже с конунгом встречаться не стал, сразу к дому коня направил, да в ворота, слугами распахнутые вьехал. Хильд увидав на пороге, остановил коня Эрик, спешился, повод конюху отдавая, сам же к жене поспешил, улыбнувшись широко.
Невольно в ответ губы в улыбке разъехались. Молвила Хильд:
- Удачно ли съездили в поход славные воины?
- Славно потрепали изменщиков, - сообщил весть радостную ярл. - Сельви в битве, словно сам Тор, с ним во главе ни один враг нам не страшен.
Невольно слова эти вырвались из уст Эрика, хоть и знал он, что не слишком жалуют друг друга Хильд и Сельви, но все же не мог он скрыть восхищения конунгом молодым и планом его жестоким по возвращению Мера Северного.
- Много ли воинов Харальда смерть от стали вашей приняло?
Спрашивая это, отступила Хильд в сторону, давая Эрику в дом войти.
- Да кто их считать будет, - улыбка презрительная на мгновение промелькнула на губах викинга. - Эй, слуги, стол накрывайте!
В дом войдя, обернулся Эрик к супруге, произнес уже тише:
- Подарок я тебе привез.
Хильд не ответила, лишь замерла посреди горницы, потом прошла вперед села у окна. Подле нее остановился мужчина, мешочек, что на поясе висел развязал, украшение из него доставая: брошь серебрянную, в виде цветка выкованную с камнем цвета моря спокойного в сердцевине.
- Красиво, пробормотала Хильд, подарок принимая, но боясь, что кто-то жизнь за диковину ту отдал.
- Ромеи делали, из самого Миклагарда вещица. Уверен я - лучшей владелицы для нее и придумать нельзя было, - Эрик старался произнести что-нибудь, что понравиться Хильд, но, как раньше, оставаясь с ней наедине, он становился слишком косноязычен. Хорошо еще, что не стал рассказывать, как люди Сельви разграбив деревню, зарубили жену херсира, сорвав с мертвого тела украшения и брошь эту в том числе.
- Работа ромейская призвана глаз радовать,- Хильд ответила, дрожащими пальцами приколола брошь к одежде, вздохнула. - Да ты поешь, Эрик. Чай проголодался с дороги.
- Успею еще я поесть, - покачал головой ярл, улыбнувшись грустно. - По тебе я тосковал все время то, что в походе провел. День каждый.
- Эрик, это война, - печально девушка ответствовала. - Все уходят. Многие не вернулись.
- Немногие, - на этот раз голос его прозвучал более резко. - Сельви - гений, благодаря ему среди наших людей почти не было потерь...
"Зато в Раумсдале плачут по сотням погибших, если конечно есть, кому их оплакивать", - добавил он уже про себя.
- А что же те против кого вы ходили? - сменила тему Хильд, не хотелось ей сегодня спорить.
Надеялась она, что праздник устроит Арнвинд по случаю возвращения воинов смелых.
- Они ответили за свое предательство, как и заслужили, - в голосе Эрика звякнула сталь, но следующую фразу он произнес уже гораздо более мягким тоном: - Но разве это должно тебя заботить?
- Не хорошо, когда гибнут бонды, служившие верой Неккви. Не научены бонды воевать, как и трелли. Судьба их служить тому, кто сильнее.
Печально головой Хильд покачала.
- Судьба их во власти конунга. Сельви конунга.
Эрик протянул ладонь, прикоснувшись к руке жены, словно желая сменить тему разговора.
- А он жесток. Кто ж со слугами своими так поступает. Ладно, Один ему судья будет, - махнула рукой Хильд. - Ты поешь, а я скоро вернусь.
- И куда ты? - Нахмурил брови ярл.
- К брату схожу, - последовал короткий ответ.
Промолчал Эрик. Ничего не изменилось, да и с чего он взял, что измениться что-то должно было, после возвращения его? Все так же сторонилась супруга ярла, все так же избегала его и старалась любой повод найти, чтобы с ним в одном помещении не оставаться. Быть может прав был Сельви?

Транделаг. Хладир. Влюбленные.

За все зимы, что прожила кюна под солнцем севера, она не разу не испытывала такого стыда. Чего стыдиться, если ты – дева знатного рода, предки твои славны подвигами, отец – знаменит, а косы густы? Самое то доброго мужа себе ожидать да ожерелья самоцветные на шею примеривать. Дождалась. Хакон конунг, хоть и в летах, но не пил больше нужного, не дебоширил, да и на ложе был не менее доблестен, чем в битвах. Думала женщина, что то Фрейа так подгадала, чтоб жизнь ее ладно сложилась да была она за супругом, будто за стеной дикого камня: не ураганом не сдуть, не волной опрокинуть. Но повелительница кошек, видать, лишь смеялась.
Когда младой воин, коего она волей мужа звала своим сыном, открыл дверь в ее спальню, следовало бы закричать. Да! Служанки бы прибежали, оборонили честь госпожи, не дали бы ей совершить то, за что сейчас щеки ее покраснели. Видимо, сами ваны ту встречу подстроили. Ничем, кроме их воли не могла бедная кюна объяснить страсть, что обуяла ее столь внезапно. Богатый дом, ласковый муж, расторопные слуги – все это перестало быть значимо в одни миг. Когда сын ее мужа прикоснулся губами к устам, весь мир юной кюны сгорел в ярком пламени. Тогда поняла она, что заставляет людей приносить жертвы Локи, моля обманщика изменить заведенное предками, нарушить обычай или замедлить ход времени. Богу Огня нравятся шутки, но он не мог быть надежным по своей великаньей природе. А она поняла: лишь для Хакона молодого боги вложили ей сердце, лишь ради него оно бьется. Будто темная ночь глаза голубые ей застила. Спросить, ворожил ли? Да вряд ли. Не зря же сказания старые пестрят рассказами о любви роковой, по воле которой падали в прах имения много больше Хладира и складывали головы лучшие войны.
- Что делать нам, Хакон? – спросила неверная жена у незаконного сына, приподнявшись на ложе. – Могли бы мы сокрыть страсть нашу в тайне, ежели была бы она влеченьем минутным. Но каково будет мне мужа звать твоим именем? Один, ужель не трепещет сердце твое при мысли о том, что сулят нам вскорости норны?
Конунжич помолчал, рассеянно наматывая светлые пряди на палец. Эта женщина была не тем, что он ожидал. Все замыслы матери, все планы жреца потеряли смысл среди объятий и поцелуев. Он полюбил ее. А она носила под сердцем конунга Транделага. Все стало много сложней, чем тогда, когда он в смятении неспокойного духа смотрел на ее окна. Конунг простит? Может быть. Но простит ли он сам себя, да и позволит ли сердце отпустить эту деву прочь, отдать ее мужу другому, пусть и супругу законному? Хакон мечтал, что однажды отец признает его и посадит за свой стол между ярлами. Так то и вышло. Спасибо Харальду, ибо конунг Агдира притягивал к себе перемены и рушил традиции, будто бурный поток, что смывает хрупкий мосток в половодье. Но думал ли он, что будут они делить одну женщину? Нет! Знал юноша, что играет с огнем, но не мог побороть гибельной страсти, бросившей его к мачехе. Все хитрые замысли сгорели в горниле любви и теперь ум напрасно искал выход из ситуации.
- Нам не дано видеть пряжу норн, - ответил он полюбовнице. – Один мудр и не стоит докучать ему словами про то, что может быть и не сбудется. Ныне мы любим и счастливы. А завтра - хоть Рагнарек.
И на сим пылко поцеловал кюну в уста. А ближе к вечеру, когда, измученные своей совестью и опустошенные страстью, преступники древних обычаев забылися сном, рука Хакона невольно легла мачехе на живот. И сознанье, готовое погаснуть в путах здорового сна, пронзила жестокая мысль: ежели бы они нашли друг друга чуть ранее, этот сын мог бы быть его собственным. И тогда ему, Хакону, не пришлось бы выбирать между ним, и собой.

Сообщение отредактировал DarkLight - 7-11-2007, 10:35

Северный Мёр, Нидарос. Гонцы к Харальду
(Тельтиар за конунга и ярлов, я за гонцов и ярлов)

Покуда Гутхорм ярл собирал воинство, по деревням и селениям раздробленное, донесли верные люди до Харальда, что едет к нему через Гудбрандсдалир человек под стягом свейским. В свете событий, Асгаутом поведанных, решил конунг, что прибыл свей, дабы требовать от него подтверждения права Эйрикова на Вингульмерк, не иначе, оттого и велел Харальд встречать гонца демонстрацией всего могущества агдирского, а потому дружину ближнюю во дворе усадьбы встроил, ярлов же в одеждах нарядных собрал в гриднице, а сам на место высокое сел, плащ алый на плечи накинув и вид приняв грозный. Рабыни две волосы его густые в косы заплели, дабы лица пряди золотистые не закрывали.
И вот вошел воин свейский в дом, двумя гриднями сопровождаемый. Взглянули на него ярлы харальдовы, что подле господина сидели - Грютинг, Асгаут и Асбьерн, и другие многие, не столь именитые, лишь самых близких конунгу людей в усадьбе не было в ту пору - ни дяди, ни тестя, к сражению грядущему войско готовивших.
Гонец от свеев вошел с гордо поднятой головой. На нем была шапка соболья, и плащ подбитый мехом горностаевым. Всем было ведомо, сколь богаты земли свейские зверями пушными.
- Здрав будь, конунг. Я к тебе послание везу от Эйрика, конунга свеев и гаутов, а также волею богов властителя Вьярмаланда. Сказывают, оставил ты земли своих отцов без присмотра ради змель дальних, но властитель мой, будучи воином честным, лишь чтобы силу свою показать, часть твоих владений забрал по праву сильного. И он посылает тебе вызов.
- Вызов? - Сузились глаза Харальда, взгляд его стал точно кинжал острый, в лицо свею нацеленный. - Поединка желает твой господин? Участь Хаки Гандальвсона ему завидной показалась?
Ярлы рассмеялись, довольные шуткой конунга - жестоко сумел поддеть гордого свея Хальвдансон, сравнив владыку его с Малодушным Хаки.
Лицо свея сразу стало суровым и злым.
- Если бы не подлый твой ярл Харек прозванный Волком, который нашего конунга похитил, и не заставил его пред богами и всеми людьми поклясться, что выпустит из Вингульмерка всех жителей, кто уйти пожелает, и не слово нашего конунга, что не будет он воевать в твоих владениях, покуда ты вызов примешь и сам свою землю защищать придешь, то он бы уже в усадьбе твоей пировал, и жен твоих тискал!
- У меня жена одна, и сдаеться мне - до нее твой Эйрик не добрался бы, даже подари ему Один Слейпнира, - в ответ усмехнулся агдирский конунг. - Так значит в Гиллисберге твой правитель ответа моего ждет?
- Мой правитель хочет знать, готов ли ты признать, что предок твой Ингьяльд Коварный себя и весь род свой вероломством своим и бесчестьем опозорил, а потому ни он, ни потомки его землями, которые асы нашему народу дали, править не достойны, и посему пусть они покорятся тому кто сильнее, и более достоин во всех землях северных править! Известно тебе, что Винугльмёрк, Акерхус, Вестфольд и Агдир ранее самому Гюльви, что в Асгард ходил и оттуда обратно вернулся, принадлежали, а в Транделаге его усадьба зимняя стояла. Потому не глупи, а признай право сильного и более достойного, и будь у него сильнейшим и знатнейшим из ярлов. До сих пор наш конунг не знал поражений!
- До сих пор твой конунг не встречался с Харальдом сыном Хальвдана! - Бросил Асгаут на слова посла. - Не много чести - отнять земли у бывшего раба и последователя Белого Бога!
- Предок твоего Эйрика предательски сжег в усадьбе Ингьяльда и так овладел его землями, - поглаживая белоснежную бороду, заметил Асбьерн. - И это было, видимо, самым славным из его подлых деяний. Если у кого и есть право владеть всей северной землей, так это у Харальда, потомка Одина и Фрейра.
- Слышишь, что ярлы мои говорят, свей, - улыбнулся Харальд. - Вот посмотри - этот славный и достойный муж - Грютинг из Оркдаля, раньше он тоже был властным конунгом, а ныне - мой ярл. Передай своему господину, что и он склониться передо мною так же.
- Двум волкам на одном пастбище не ужиться! Пробовал мой коннунг добром и миром спор этот решить, да видать мало мудрости конунг агдирский нажил. И какой же ответ мне передать твоему конунгу? Когда ему ждать тебя на честный бой, дабы спор ваш разрешить пред богами?
- Пусть ждет твой конунг, по возвращению в Сарасберг я к нему гонца отправлю, чтобы знал он, что готов Харальд сын Хальвдана мечи с ним скрестить, - после размышления недолгого произнес юноша.
- Быть посему, - сказал свей, не поклонившись, а скорее кивнув. - Но помни, что еще будет время передумать. Конунг наш Эйрик терпелив, но зря слов на ветер не бросает. Если проиграешь - он возьмет все земли, которые ты успел покорить, и никто из твоих родичей и ярлов не избежит наказания. И первый, кого он с удовльствием повесит на дубе, будет Харек Волк, назвавшийся твоим ярлом, который как вор в ночи приходит, и силой клятвы пред богами произносить заставляет. Если еще захочешь мира меж нами, отправишь Эйрику конунгу в мешке его голову.
- Обязательно, как только надумаю перед свейским грабителем голову склонить, - взмахнул рукой конунг, гонца прочь отсылая, да только подал тут голос Грютинг увечный, до этого молчавший:
- Что же такого сотворил Харек, если так ненавидит его свейский конунг?
Асгаут зубами скрипнул, взгляд злой на оркдальца бросив - не хватало еще про подвиги Волка конунгу слушать.
- Про то у него самого спросите, - скрипнув зубами, гонец ответил. - Не было еще в северных землях большего коварстваи бесчестья, кои твой ярл показал. - с этими словами он скрылся в дверях.
- Пошлите кого-то, пусть гонца ночевать оставят. - посоветовал Грютинг, да все как следует выведает. как дело было. Вино да пиво языки развязывает.
- Пусть твои оркдальцы этим озаботятся, - кивнул ярлу Харальд, пожалев, что нет при нем сейчас Хемунда, а после к Асгауту обернулся. - Что ж ты мне, ярл, не сказал, что Харек остановил наступление свейское?
- Неведомо то мне было, государь, - взор потупил ярл, но судя по голосу его - не лгал он, действительно впервые слышал о том, что в Вингульмерке после казни Эйнара произошло.
- А должен был знать, - отрезал конунг, про себя решив, что после вновь позовет того гонца, что от Харека на прошлой неделе прибыл. - Ладно, ярлы, хочу я ваше мнение знать, как с вызовом наглым этим поступить?
- Следует сразиться со свеями и гаутами, только так гордыню Эйрика низвергнем мы, - молвил Асбьерн. - Ты вызов принял, конунг и теперь не гоже отступать...
- Но и спешить не следует, - покачал головой Асгаут. - Слышал ты, что не пойдет дальше сын Энунда, так пусть в Гиллисберге еще поскучает, покуда мы мерский вопрос не решим.
- А Харек тот еще тот хитрец, - произнес Грютинг, смеясь. - Видать не по нраву было свейскому конунгу, как тот его перехитрил и клятвы перед богами дать заставил. Знать бы, как это ему удалось.
- То-то ты им восторгаешься, Грютинг, что сам всегда обманом одним победы добывал! - Бросил гневно Асгаут.
- Если глупец сам обмануться рад, так и обмануть его - дело богам непротивное. - возразил Грютинг. - Оттого и злишься, что сам вверенные тебе земли удержать не сумел, а ярл тот своей хитростью войско много большее, чем его собственное, остановил. Хотел бы я повидать этого Харека Волка, думаю, мы бы с ним неплохо поладили!
- Лиса к лисе тянеться, змея к змее, - проскрежетал агдирский ярл.
- Довольно! Лаетесь, точно псы брехливые! - Одернул их Харальд. - Ты, Грютинг, если здоровье поправил свое, Гутхорму помоги войско готовить к походу, а ты, Асгаут - отправляйся к Хакону, ему тоже помощь не лишняя будет.
Замолчали оба ярла, хотя и виднелось недовольство на лицах их. Остальные же приближенные стали по одному, по двое покидать гридницу, не желая, чтобы гнев конунга на них обратился. Опустела усадьба конунжия, сам же Харальд послал слугу за человеком Харека, в деревне ближней поселенном и, покуда ждал его, призадумался о том, что даст ему победа над Эйриком Свейским (а в том, что победит он конунга Упсалы, Харальд не сомневался, ведь ему то предсказано было) – велико было желание Хальвдансона не только Норвегией, но и свейской землей, и Готландом, и Верманландом править, а значит, следует разгромить сына Энунда и посрамить его, дабы пошли его люди под руку харальдову. Вспомнились тут и слова Асгаута о наемниках вендских и датских, однако если с первыми понятно все было – следовало их использовать, сколько возможно, а после прочь прогнать, ни пяди земли обещанной не дав, то с датчанами интереснее ситуация была – договор о наследии взаимном, коли иных наследников не появиться у него, или Хардакнута. За себя не волновался Харальд – здорового сына родит ему Асса, а датский конунг стар и слаб, из родичей же у него лишь брат, им же самим наследства лишенный. В свете фактов этих, манили Харальда и датские владения, верил он, что ему они достанутся, когда умрет Хардакнут, ведь обещал Асгаут, что недолго тому осталось в Роскильде править.
Дверь скрипнула, отрывая от размышлений юношу – то верно человека привели, Хареком посланного. В гридницу вошел дан, Хареком Волком присланный в качестве гонца. Одет он был в лисий тулуп, а на голове его была лисья шапка, а унты из медвежьего меха сразу навели на воспоминания про финнов и их колдунов, с которыми Харек, по слухам, в прошлом немало якшался, к немалой для себя выгоде.
- Здрав будь, конунг, чем полезен могу быть властитель земель норвежских? - спросил дан, отвесив поклон, и слегка прищурившись.
- Я знать хочу, что тебе ведомо о противостоянии Харека Волка и Эйрика Свейского, - конунг сказал.
- Я тогда уже в пути был, и лишь некоторые слухи до меня дошли. И все что мне ведомо, я знаю от того посла свейского. который сюда вчера прибыл.
- И что тебе свей рассказал? - Мысль мелькнула у Харальда, что мог гонец больше простому воину сказать в разговоре мимолетном, нежели когда в усадьбу пришел волю своего конунга исполнять.
- Да много чего рассказывал, конунг, - ответил дан, искоса поглядывая на Харальда недоуменным взглядом. - Например, что в Раумарики запустение и разорение, да в Хейдмерке разброд - не знают уже они, кто у них конунг, и куда их правители делись, и про скорый приход войска альвхеймарского поговаривают, ибо зол Гандальв за то, что его людей кого поубивали ночью, а кого в одних портках на мороз выставили. А еще говорит, что Асмунд объявился, и режет дозоры и войска свейские, как волк в овчарню ходит, и всюду знак креста оставляет.
Каких только слухов об Асмунде не слышал за последние несколько дней Харальд, но эти слова удивиле его более даже, чем о предательстве ярла вести. То он христиан резал, то теперь веру их насаждает - неужели то месть Эйнара посмертная?
- Много чего люди рассказывают, и плохо, что о том вражий посланник доведался, пока сюда к тебе добирался. Но что именно из тех вестей тебя интересует, конунг? А то их сейчас столько, что всю ночь напролет можно гуторить...
Отогнал видение неприятное конунг, вновь на датчанина взгляд хмурый направил и вопрос задал, какой более всего тревожил его:
- Расскажи, правда ли себя конунгом Харек величает?
- А как же не величать, если его люд в Ранрики, включая всех старших и знатных сами выбрали? Прибыл он к хёвдингу Ранрики как гость, да сыновья его ссору затеяли, и на него и людей его безоружных с оружием напали прямо в доме, но Харек их всех одолел, а хёвдинга самозваного видать боги покарали - умер онот удушья. прямо на троне сидя. Так и спалили его в том кресле дубовом. А Харека на другой день тинг конунгом признал. Но он себя по прежнему ярлом норвежским величает, и свеям говорил, что он ярл который Харальду служит, хоть и величают его ныне конунгом Ранрики...
Весть о том, что Харек по-прежнему его над собой за правителя почитает, приятно сердце юноши согрела - значит не все плохо так, как Асгаут рассказывал.
- И чем же он так Эйрика Свейского разозлил, что тот голову его больше жаждет, нежели земель норвежских?
Гонец жадно отпил из глиняной кружки пива, вытер усы, и улыбнулся.
- Прямо так и требовал? Ох и коварен Эйрик... Ведь обещал он... А то что Харек его его же оружием и поборол. Ведь не секрет, что Эйрик честь воинскую не шибко блюдет, и нападает без объявления войны, когда ему вздумается. Оттого и подмял под себя столько земель...
- И что же? Посрамил Харек свеев? - С нетерпением Харальд воскликнул.
- А то... - гонец осклабился. - Эйрик имел наглость вероломно Гилисберг захватить, и женой Эйнара тороваться. А Харек его среди ночи из усадьбы выкрал, и заставил и жену Эйнара выпустить, и плененных всех, и прочих жителей, кто от свеев хотел укрыться. А сам потребовал чтобы он клятву перед своими воинами, всеми жителями и богами произнес, что не пойдет он дальше земель, которые уже захватил, покуда он тебе вызов не направит, и покуда ты его вызов не примешь, и сам с войском своим против него не явишься, а до тех пор не переходить ни Скаун, ни Ран Эльв. и не ступать ногою на земли норвежские. Оттого и злится, ведь уже на Саросберг он в поход собирался идти, а тут сам стал пленником. До сих пор не бывал он в полоне, да и поражений еще ни от кого не терпел, как сказывают. А тут и хотел бы слово нарушить, но кто за конунгом пойдет, который ни слово не держит, ни богов не боится.
Рассмеялся Харальд, да так громко, что телохранитель испуганный с мечом обнаженным ворвался, решив, что убивают конунга, но в чем дело поняв - снова за дверью скрылся.
- Ай да Харек, не зря его отец мой выше других ценил, - отсмеявшись вдоволь, произнес сын Хальвдана, с пальца кольцо серебряное снимая. - Вот, возьми за вести добрые.
Приятно слышать было, какому позору подвергся враг рода его древний, да и смекалка Волка развеселила конунга - Эйнару же, вместо того, чтобы с требованием неприемлемым к Рагхильде ехать, следовало у Харека поучиться, тогда, быть может, и сам жив бы остался.
- Что еще знать хочет великий конунг? -спросил гонец, подавляя зевок. Видно было, что чуть ли не из постели его вытряхнули.
- Что там с Асмундом? Слышал я пленил его Эйнар, а ты говоришь - свеев режет.
- Харек его в цепях держал. Но как свеи напали, так сразу не до него стало. Пока Харек свейского конунга к повиновению склонял, видать многие гридни Эйнаровы на это диво поглазеть сбежались, и без присмотра его оставили. Что там было, о том лишь гадать можно. Видно, потому и сбежал предатель, пока конунг свейский клятву свою говорил, что вои Эйнара без него от рук отбились... Харек и сам говорил, что не по нраву ему было решение Эйнара предателю жизнь оставить, но до поры о нем можно не вспоминать, покуда со свеями не управится.
- Ладно, иди, - отпустил датчанина конунг, о том призадумавшись, что следует как можно скорее порядок навести во владениях западных. Хорошо - свеи дальше не пойдут, клятвой связанные, но и без них ныне там хлопот хватает. Послать бы дядю - так ведь битва с мерийцами близка, здесь нужен воин лучший и полководец прославленный. Асгаута снова в Сарасберг отправить? Нет, один раз уже не справился, не по сему ярлу задача столь великая, а значит - либо самому ехать, следует и вызов принимать эйриков, либо... лишь Хакон оставался из тех, кому действительно доверить можно дело тяжкое, но согласиться ли старый конунг? А что до Асмунда, решил Харальд, так и правда, пусть свеям кровь портит пока.

Нидорас. Гутхорм и Грютинг
С Орычем

Отдал приказ ярл, и заспешили из Нидораса гонцы по деревням окрестным, войско агдирское могучее собирать в новый поход, да три дня всех обходили. Гутхорм Олень, тем временем, направился к морю, дабы корабли осмотреть и заняться их подготовкой. Плох тот викинг, что о драккаре своём позаботится не умеет, так что рабочих рук хватало, а ярлу Хрингарики оставалось лишь наблюдать за работой, да на огрехи указывать. Однако ж скоро увидел он, что мастера и сами справляются с работой этой, а потому плюнул в сторону, сбросил плащ и рубаху на руки слуге и сам полез на один из драккраов, смолы и инструментов требуя.
За этим занятием и застал дядю конунжего Грютинг ярл, по воле Харальд к берегам прибывший, дабы помощь посильную оказать Гутхорму в деле корабельном, а с ним и сотня оркдальцев приехала, что плотнецкому ремеслу не чужды были - в основном из бондов бывших.
- Здрав будь, славный Гутхорм! - Прокричал оркдалец, да согнулся болезненно, едва с коня не упав, так ему дыхание от крика сдавило - не до конца еще раны зажили.
- И тебе пусть Фрейр даст сил и здоровья, Грютинг! - проревел в ответ Гутхорм, утирая пот и выглядывая из-за борта драккара. - С чем пожаловал?
- Конунг говаривал, помощь тебе нужна, - спешиться ярл сумел лишь при помощи Исхера верного. - Вот и прибыл я, по слову его.
"Самому бы тебе кто помог!" - подумал Гутхорм, глядя на раненого, но в слух сказал:
- Рабочие руки лишними нам и вправду не будут!
- Тогда людей моих бери, скажи им, что делать должно - они быстро все справят.
Оркдальский ярл оперся на поданную ему трость, цепко сжав набалдашник здоровыми пальцами правой руки, в то время как левую дружинник ближний помог в перевязь поместить, дабы не болталась плетью.
- Да что тут говорить? - изумился Гутхорм. - Эй молодцы, чинить корабли умеете, чай не дети? Ну вот и займитесь, дела всем хватит!
Ярл немного подумал, а затем спрыгнул с борта и подошёл к Грютингу.
- Как ты себя чувствуешь, ярл? - спросил он
- Не так плохо, как Бальдр, омелой сраженный, но и не многим лучше, - улыбку выдавил Грютинг из себя. - Боюсь, воевать вам пока без моей поддержки придеться.
- От бывалого воина не только ратное умение пользой может быть!- Гутхорм хотел было хлопнуть Грютинга по плечу, да вовремя раздумал и просто положил руку. - Но ещё и опыт.
- Судя по затее той, что Харальд удумал, от моего опыта малы пользы будет, - окинул взглядом кораблей число великое оркдалец, вздохнул тяжело. - Не так часто бывал я в морских походах, чтобы науку эту хорошо изучить и на пользу делу нашему обернуть.
- Совет твой ещё понадобится Харальду, а пока отдохни и наберись сил. - Этим ты послужишь нашему конунгу наславу!
- Второй месяц уже отдыхаю, - с хрипом кашель из глотки Грютинга вырвался. - Поначалу лекари говорили, что я и на ноги-то встать не смогу.
- Смог?! Значит и остальное превозможешь!
Ярл бросил хмурый взгляд на свою увечную руку - скрюченные пальцы дернулись в попытке хоть немного согнуться, но ему не удалось и этого. Гутхорм легонько похлопал его по плечу, а потом пошёл обратно к драккару. Грютинг болезненно дернулся, но удержал стон, сцепив зубы.
- Я и правда, отойду к деревне, - сказал он. - Буду там, если потребуеться моя подмога.
Проводил его взглядом Гутхорм, головой покачал, подивившись, зачем только племянник к нему ярла увечного прислал, которому покой и лечение надобны, а не работы тяжелые. Не понимал в последнее время поступков Харальда хрингарийский олень, и от того тревожно на душе становилось.

Хакон и Асгаут
С Дарклайт

Пока в бывшем доме конунга Неккви Харальд беседовал с посланцами конунгов, стремясь познать истину, его тесть занимался делами военными. Люди, пребывающие из окрестных земель, равно как и дружинники владык, пришедших сюда под знаменами Харальда, обосновались в одном лагере. И Хакон Трондский опытным глазом следил, чтобы молодцы горячие до споров и скорые на усобицу не зашли дальше подбитых очей да пересчитанных ребер. Богам мила удаль воинская, но проливать руду воям союзным – дело неправедное. там и застал владыку Транделага Асгаут-ярл, посланный Харальдом к тестю.
- Приветствую тебя, старый медведь Хладира, - спешившись, ярл агдирский что-то, похожее на поклон изобразил, но без усердия. - Наслышан премного о доблести и мудрости твоей.
Хакон на то лишь чуть брови нахмурил: мудрость – то дело, вестимо, угодное Одину, но когда ее лишь в связи с летами преклонными поминают, насмешкой то видеться. Впрочем, заслуги конунга Транделага в подтверждении не нуждались, а потому чуждо ему было болезненное самолюбье юнцов, себя показа не успевших. Хоть в чем-то от зим минувших польза сыскалась.
- И тебе здраве, воин. Ты слыхал обо мне – а вот уши мои еще твое имя не слышали. Чьего ты рода и по чьему поручению прибыл?
- Асгаут я, ярл из Агдирской земли, к конунгу в услужение прибывший по воле матери его великой, - с достоинством отвечал тот, взгляда с лица старца не отводя, словно на крепость проверить пытался он тестя конунжего.
- Слыхал я про род твой, воитель. И вести, тобой принесенные, мимо ушей не прошли, - в голосе Хакона не слышалось явной прияздни. Похоже, что крепость пока твердо стояла и падать пред взглядом испытывающим не собиралась. Да и то, что речи Асгауте перед Харальдом тестю его не по нраву, было заметно.
- Ловко же, я смотрю здесь языками чесать гораздо холопье, - усмехнулся ярл, да только уверенности прежней не слышалось в словах его уже - почувствовало он, что не расположен к нему конунг транделагский. - И трех дней не прошло, а уж повсюду знают, о чем я с государем говорил.
- Такие вести в сундук не запрешь - чай, не рубаха, - ответил на то старый Хакон. - Тем паче, что вслед за тобой еще два гонца прискакали. Да каждый свою правду молвит.
- Правда, она правде рознь, - запустил пятерню в бороду Асгаут, как делал всегда, когда что-то не по нраву ему было.
- Вот только правда одна. Вот ведь беда какая! - посетовал собеседник. - Як ж можно из нее сделать три, да таких, что твоя правда Хареку кривда, а свеи и вовсе иную историю сказывают?
- Свеям верить - только урон себе наносить, - поморщился молодой ярл.
- Слепо верить врагу - себе ладью похоронную строить, - согласился Хакон. - Но и отмахиваться от слов их не след, порой враг в гневе своем ту правду вымолвет, что люди верные сказать убоятся.
- И то верно, уж выболтал, что Эйрик дальше Гиллисберга и шагу ступить не посмеет, клятвой связанный, - смех из себя выдавил Асгаут, понять пытающийся, к чему же это клонит старый конунг.
- Интересно мне, почто ты об этом смолчал, конунга вестью такой не порадовал?
- Потому как сам я весть эту славную впервые уже здесь услыхал, - неприятно было Асгауту от того, что старик к нему недоверие такое проявляет.
- Глупо конунгу в словах ярла союзного сомневаться. Но ты повод тому дал, Харека в глазах конунга хая без меры. Теперь он выходит вовсе героем, причем тут и свеи и вои норвежские сходятся. Кем смотришься ты? - голос властителя был ровен и по лицу чувств видно не было. С таким ликом можно и оскорблять и сочувствовать - все равно не поймешь, что за мысли стоят за словами.
- Важно лишь, что конунг о том думает, а кем я в иных глазах смотрюсь - не велика важность, - не стал здесь лукавить Асгаут.
- Я - не жрец, дабы гадать о мыслях Харальда. Проще спросить его самого. Но, мыслю я, что нелюбовь твоя к иноверцу тень недоверия породит, ибо заслуги его очевидны, а ты упрямо чернишь его перед владыками. Люди несведущие могут то завистью счесть. А Харальду не к лицу иметь ярлов, грызущихся перед конунжим креслом.
- От иноверцев можно любой подлости ждать, - головой покачал викинг, с боку обойдя Хакона, словно так говорить удобней с ним было. - О том не первый год уже жрецы говорят, да разве слушают их? Что же до Харека - то подвиги его рука об руку со злодеяниями идут.
- Для злодейств доказательства шаткие, а подвиги очевидны. Мне не люб Белый Бог и прислужники его слабые, но, мыслю я, что время военное - не лучшее для борьбы с иноверием. Враги ряды христиан проредят изрядно, а после битв ратных и будем решать, быть ли крестам рядом с жертвенниками. Не сейчас, - в голосе Хакона звякнул металл, и ясно было, что не будет он милосерден к ослушникам.
- Не будет крестов подле капищ, - словно в ответ на жесткий тон Хакона, резко и Асгаут молвил - подчиняться он готов был только конунгу, однако не хотел и с хладирцем распри открытой, а потому добавил: - Но прав ты, покуда Харек себя человеком Харальда называет, не нужно с ним раздора. Думал я, что конунгом себя назвав, решил он порвать с Агдиром.
- За ярла конунг помыслит, - откликнулся Хакон. - Даже если намерения верного человека чисты, как слеза юной девы, не в праве он конунгов суд собой подменять. Лишь Харальд волен решать, что лепо, что худо. Кстати, коль ты ныне здесь, то могу я вздохнуть с облегчением и сам к зятю наведаться. Оставляю людей на тебя, ярл Асгаут.
- Поезжай, - кивнул ярл, злость скрывая. Заподозрил он, что теперь Хакон старый его перед конунгом лаять за глаза будет, да только спорить не стал - все равно не дало бы ничего это.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 9-11-2007, 22:00

Нидорас. Хакон и Харальд.
Совместно с Тельтиаром.

Хакон Трондский приказал слугам, что состояли при воях, оседлать жеребца и быстро преодолел расстояние до усадьбы. Спешившись перед дверью в домину, отведенную агдирскому конунгу, решительный викинг чуть помедлил пред дверью, чтобы дыхание выровнять. Прожитые зимы брали свое: в прежние времена ни волнение, ни скачка верхом ни даже многочасовой бой в тяжком доспехе не могли конунга затруднить. А ныне вот, запыхался.
- Доложи Харальду, что тесть с ним поговорить хочет, - сказал властелин Транделага рабу, что пред дверью стоял.
- Проходите в горницу, господин, - склонился в поклоне холоп.
- Ты ступай вборзе, - чуть повысил глас конунг, – я сам дорогу найду, чай, в горнице не заплутаю.
Харальд в ту пору был в своей спальне, а посланная управителем рабыня пальцами расчесывала его густые, длинные волосы, жидким золотом струящиеся по плечам. Не так-то легко это было, как со стороны казалось, но - коли уж дал клятву конунг, что ни нож, ни гребень его локонов не коснуться, покуда вся Норвегия не падет к его ногам, то держать ее следовало, а что до небольших трудностей - рабы на то и есть, чтобы с ними управляться. Расчесав подобным образом господина, принялась девушка заплетать ему косы, дабы не мешали волосы столь длинно выросшие властителю в делах повседневных.
Сел Харальд вполоборота, на служанку искоса взглянув, да красу и ладность ее отметив - молода, стройна, видимо не просто так ее управитель послал, хотел верность свою и рвение в службе доказать, и то приятно было юноше. А уж в сравнении с женой его, во всем рабыня эта выигрывала. Протянул он руку, по талии девушки проведя, да к себе ее притянув - али не конунг он, чтобы брать все, что по нраву ему? Вздрогнула рабыня, отпрянуть попыталась, да только поняла вовремя, что нет у нее ни единой возможности воле конунга противиться, а потому поддалась, сама губами уста Харальдовы отыскала, в поцелуе к ним припав...
Только в момент этот дверь отворилась тихонечко, а слуга, увидав, в момент какой потревожил господина, произнес голосом дрожащим:
- Великий конунг, к тебе тесть твой, Хакон пожаловал, - сказал, да сгинул тут же, подальше от гнева вседержавца.
Оттолкнул от себя девку Харальд, процедил только:
- Убирайся, - да призадумался, что же не вовремя так родич его явился, в лагерь воинский отосланный. В глубине души же злость на тестя затаилась черная - доколе еще вот так вздрагивать ему придется и желания свои удерживать, при упоминании имени Хакона.
Конунг Транделага вошел в опочивальню и увидел Харальда сидящем на ложе, с лицом недовольным.
- Тяжело тебе, зять? – проницательно спросил седой старец. Он имел в виду вести, что черными воронами к Харальду слетались, но юному властелину помстилось – рабыню тесть заприметил.
"Насмехается, старикашка", - в голове у юноше пронеслось, но придал он лицу вид невозмутимый.
- Да уж, не легко, - промолвил Харальд, взглядом стараясь не встречаться с Хаконом. - Твои вести какие?
- Погуторил я с ярлом, что ты прислал в помощь – и в подозрениях утвердился. Нет мира между твоими сторонниками, и беспокоит то меня сильно. Стар я уже и хочу перед тем, как ступить сапогом на радужный мост пред Асгардом, увидеть тебя с волосами остриженными, - Хакон кивнул на заплетенные косы. – А ярлы тому препятствия ставят, да и Рагхильде я удивляюсь все боле.
- А, может, я их и вовсе стричь не буду? - усмехнулся конунг, скрыть желая злость ту, что едва наружу не вырвалась, когда о матери его речь зашла. - Даже когда обет исполню. Так что тебя в ярлах моих не устраивает?
- Мы говорили о том, - вздохнул старый конунг. - Знаю я, что злят тебя советы непрошенные, но порой лучше косу обрезать, чем потерять голову от лиходейства. Знаешь ты, что лишь о благе рода нашего я пекусь, и хочу видеть внуков своих сыновьями властителя гордого, коль к сынам моим норны не милостивы оказались.
"Еще раз о волосах моих упомянешь - я тебе сам что-нибудь обрежу", - пообещал в мыслях конунг.
- Власть моя ныне крепка, как никогда, - уже в слух ответил он. - А что до вестей черных, так не столь плохи они, как поначалу казались. После победы над Арнвиндом с торицей возверну все утраченное.
- Вижу я, что глух ты к речам, - Хакон вздохнул. - И боюсь, что поздно опамятуешься. Неужели победы столь разум затмили, что утратил ты осторожность? Али, о сыне узнав, бессмертным себя возомнил? Я стою много ближе к порогу смерти и говорю то, о чем знаю. Ответь мне, Харальд, ужели и впрямь веришь ты, что Один всегда будет отворить копья без твоего предвидения да смекалки? Не понимаю я настроения твоего.
- Копья отводят мои телохранители и до сей поры ни разу не был я даже ранен, - раздражение тестя похоже веселило юношу. - А что до бессмертия - еще до рождения норны спряли нить моей судьбы. Я буду править Норвегией, боги на моей стороне.
- Чем выше стоишь, тем падать больнее, - махнул рукой Хакон. - Но не отец я тебе, да и родители не могут уберечь дитя от ушибов и ссадин. Нос разобьет - впредь ученее будет.
- Надеюсь я, родич, войско под надзором твоим собралось и к походу близкому готово? - Тему сменил конунг. - Иначе придется мне в падении возможном не себя винить.
- Скажи я, что стали вои наши, будто одна длань, каждый палец которой воле хозяйской послушен - слукавил бы. Но воевать они могут, и, полагаю, что вражеские клинки сделают из этих разноперых гусей справных воителей. Куда ты велишь выступать?
- Ждет нас Арнвинд путем сухопутным, думаю я, ибо уверен он, что на волнах его мерийцам равных нет, - раскрыл план свой тестю Харальд. - Потому на корабли взойдут наши вои и путем морским до Южного Мера доберуться, Рогволд же временем тем совместно с Грютингом свои рати поведут сушей, быть может отвлекут на себя большую часть войска, как это вышло у нас здесь, в Северном Мере.
- Славно. Вижу я, что правы были те люди, что величие тебе предсказали, одарил тебя Игг мудростью до умом.
- Подле меня полководцы умелые и опытные, есть у кого умению воинскому поучиться, - решил все же слово приятное Хакону зять молвить.
- Дело воинское ты познаешь на лету, как сокол - искусство полета. А вот в житейских делах наивен еще. Уж и боюсь я, что будет, ежели в сердце твоем любовь к деве вспыхнет. Нужно тебе брать себе больше рабынь, чтобы понять, из какого дерева боги женщину сотворили. Ведь даже матери своей ты не понял, а жены много коварнее гридней бывают. Особенно, когда взор наш мужской страсть затуманит.
Улыбнулся юноша, на этот раз уже не ехидно, но почти с благодарностью. Коли уж сам тесть ему советует почаще на сторону поглядывать, покуда он с женой в разлуке, то значит то и Фрейру угодно.
- Мать моя, женщина мудрая, - улыбка не долго на лице его красовалась, все же. - И если сотворила она что-либо, значит на то веские причины были.
- Ты обещал мне решить то по разумению, - напомнил Хакон. - Для мужчины любого мать стоит выше любой женщины, но мне она в дочки годиться, так что не жди во мне священного трепета. Женщины бывают мудры, но как советницы для мужей. Не дело тому, что сам секиры не носит, судить дела воинские. Ежели бы купец, пахоте не обученный, судил, как бонду землю возделывать - мы бы с голоду померли.
- Помимо нее тот суд вели трое ярлов и двое почтенных жрецов, - Едва удержал усмешку юноша, поскольку в понимании его Торлейв за события зимние называться почтенным более не заслуживал. - Или не по нраву тебе, родич, что без тебя все так скоро решилось?
- Боюсь я, что то - не конец. Ведь не знаем мы доподлинно, что средь воев тамошних думают. Но то, что люди Эйнара бунтуют, уж очевидно, а за ним не самые плохие воители шли. Ныне они Эйрику лишь досаждают, а коли отмстить вздумают? Не станет же мать твоя с мечем решение защищать?
- Предательство то будет, коли меч против моем матери поднять посмеют.
- Твоей матери следовало думать о том до того, как такой суд начинать, - жестко ответил Хакон. - Не след затевать вещи такие, коль не уверен в том, что своевременно недовольных к Локи спровадишь. Ежели Эйнара повесила - надо было дружину его под замок посадить, да глотки самым ретивым порезать. Так и было, небось, когда ты альвхеймарцев пленных в свое войско взял. Она о том не помыслила, чувствам отдалась. Вот и итог.
- Ну хватит уже, что сделано, то сделано!
Харальд вскричал, показывая, как надоел ему разговор этот, о висельнике христианском.
- Убив жреца, Отар вне закона уж стал. Ежели возьмет он ее кровь - древние обычаи месть гридней за вождя своего оправдают, - мрачно сказал Хакон. - Будешь ли тогда на богов решить, али своим именем ошибки покроешь? Ты - конунг. Так правь! Даже коль мать на дороге встанет. Не мальчик ты, чтобы волю ее не оспаривая принимать.
- Этого не случилось еще, и надеюсь, Харек руку Оттара удержит, - голос конунга жестким стал, точно стал. - Коли желает и дальше в Ранрики спокойно жить.
- На него уповаешь, коли вчера был готов в измену поверить? - прищурился Хакон.
- Если верен мне - не даст распре продолжиться, - заключил Харальд, косу золотистую нервно в руке теребя. - В ином случае правы те будут, кто предателем его называют.
- Лучше тебе родич, христианам объявить, что смерть Эйнара судом Божьим была, - на то Хакон молвил, видя, что иные убеждения на него не действуют. - И виру Хареку предложить за казненного.
- Быть может и предложу, - хмыкнул Харальд

Сообщение отредактировал DarkLight - 10-11-2007, 23:36

Ранрики. Гиллеад и Лиам.

(без Тельтиара. Сам в шоке)

- In nominee Dei, et Filii, et Spiritus santi. Amen.
Распятие изящное золотое к губам, слезами оросила принцесса того, кто за всех них муки принял. Не из сердца лилась молитва, слова сухие в горле осадком ложились, и не радость, досаду лишь приносили. Давно оставил дом конунг, слишком давно для той, что из него лишь сны свои складывала, что его лишь имя в молитвах повторяла, на заре вечерней и утренней, у девы Марии благословения выспрашивая дерзкому ярлу.
В молчании еще постояла Гиллеад на коленях перед распятием, о положении дел в Ранрики да о заговоре Асгрима размышляя, затем лишь вышла, задумчивая, на тень похожая.
И не сразу заметила гонца, что на лавке заждался уже кюну, в руках до ветоши бумагу измяв. Текли немые минуты, гонец нарушить молчания не решался, хоть на лавке ерзал, едва сдерживаясь новость радостную сообщить, однако не видела его принцесса, потому и речеть не дозволяла.
- да.. да простит меня светлая Гиллеад, - не вынес юноша испытания тишиной, несмело голос подал. Услышала его кюна, глаза вскинула зеленые гневные, что посмел юнец мысли ее прервать, сжала в тонких руках подлокотники, но, на радость гонца натолкнувшись, промолчала, едва заметно кивнув, чтобы продолжал.
- Белые лебеди над Ранрики путь держат. Возвращается домой войско Харека Волка! – сказал, едва не выкрикнув, и отразилась радость его в глазах принцессы, волной прибрежной вскочила она, едва юношу не обняла, засмеялась.
- Правду ли говоришь? Не обманываешь? Коли правду – вот, не жалко, держи, - сняла с рук кольца дорогие кованые, в горсти юноши ссыпала. – Ай, порадовал так порадовал! Как же имя твое, славный ясень змей битвы?
- Арнгейр, госпожа.
- Арнгейр, ты солнце в Ранрики принес! Спаси тебя Бог, Арнгейр! Но – приготовиться надо бы. – она хлопнула в ладоши, звонко, чтобы проснулись ленивые рабыни, быстрее шевелились.


- Как гость наш? Расскажи-ка мне, Лиам, удалось ли узнать чего?
Усмехнулся в усы Душитель конунгов.
- Интересного много в его речах, да и речи обильны, что реки в половодье. Отправил я сватов его побратимам, на пир созвать.
- И вино на том пиру, конечно, не в роге, но в черепе Асгрима подано будет?
- Если воля моей госпожи на то будет.
- Не надо, - отмахнулась принцесса. – довольно будет, что повесят собаку. Прилюдно, чтобы знали, не самосуд вершим, а порядок держим …
- Так ведь.. Не дело. Тинг собрать надобно. Не трэля вешаем.
- Собери. И судью назначь. Все проведи, как то законы сей земли велят. А потом сук покрепче выбери и дай воронам угощенья. Только меня от зрелища такого избавьте? Следует к приезду Харека хоромы подготовить, да жилица воинам его, пока жить будут отдельно, следует запасы к пиру проверить, да и самим не в рогожах же героев своих встречать? На тебя надеюсь, Лиам, не подводил ни разу. И сейчас, верю, не подведешь.

Сообщение отредактировал Сигрид - 11-11-2007, 1:21

Фиорды. Усадьба Кари-берсерка. Кари, Эйвинд, купец из Гаулара.
(при морально-идеологической поддержке Тельтиара)

Через несколько дней после спора Кари с сыном в деревню прибыл купец из Гаулара. Вез он в Южный Мер шкуры, меха, а кроме того - мечи и секиры. Варилась там знатная каша, и каждый толстосум спешил снять с неё свой навар. Оружие Кари-берсерку было без надобности – ковал для него теперь знатный мастер из Роголанда, плененный Орм-трэль. Хитрый старик нашел чем прельстить упрямого кузнеца: назначил ему большой выкуп за свободу. Теперь Орм работал не покладая рук – дома осталась у него жена и малые дети. Для Кари была у купца важная новость: Атли пришлось отпустить Альвира-скальда - не была доказана его вина! Скальд страдает от полученных ран, но идет вжиль, и собирается вскоре покинуть Гаулар, а куда направится – неизвестно.
- Неизвестно!? – ярился Кари, - Сын собачий! На коленях просить у меня прощения должен! Или он великий воин, или знатный властитель!? Никто он теперь, калека – и все думает, где бы еще нажить на свой зад неприятностей!
Хитрый купец посчитал за лучшее молчать. Передав вести, он попрощался и уехал вместе с охранниками воинами. Может, и поутих бы гнев берсерка со временем, поразмыслил бы Кари наедине с самим собой, да и простил сына, однако Эйвинд прозорливостью, подобно купцу, не отличался. Вечером того дня сказал он отцу:
- Если Альвир придет к нам, я бы простил его. Не к лицу тебе, вождю, проявлять к нему немилость…
- Тебя забыл я спросить, что мне к лицу! Как ты думаешь, почему пощадил его Сухопарый?
Эйвинд молчал. Он о том даже не думал: оправдали брата, значит – невиновен…
- На брюхе ползал перед ним небось Альвир, умолял о пощаде! Убежал из дому, прослыл колдуном и совратителем, а теперь ты хочешь род наш покрыть позором? Что скажут обо мне люди, прими я такого обратно!?
- Что скажут люди, коли прогонишь ты с порога родного сына?!
Все пуще злился Кари, Ягненок же словно подлил в огонь горючего масла, превратив его в настоящий пожар. И, наконец, произнес старик необратимые слова:
- Он больше не сын мне! Ноги его не будет в моем доме.
Громко сказал. И люди его слышали… А на следующий день знал о том в его владениях даже последний трэль.

Дошли после того до Кари вести о праведности суда. Узнал он и о каленом железе, которым пытали правду Альвира, и об утопленном Херстейне … Да сказанного не воротишь назад: что станется с миром, коли начнут викинги словно сор бросать слова, а после помелом прибирать?
Эйвинд стал избегать встречи с Кари, проводя вечера где угодно, только не в отцовском доме. Старый лендрман подолгу сидел один и думал о войне на севере, о своих сыновьях... В тусклом свете лучины его морщинистое лицо казалось посмертной маской.