Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

Мер Южный
Со Скальдом в роли скальдов

Тормунда скальда последний раз видели рядом с дочерью одного из бондов, и куда он делся, не мог сказать толком никто, намекая, что на его поиски придется прочесать всю березовую рощу.
- Вот ведь безобразник, прямо в священной роще посвященной Фрейе... - произнес старик, последним видевший скальда. Торбьерна долго искать не пришлось. Он сидел на бревне, и ел краюху белого хлеба, попутно рассказывая местным ребятишкам какие-то истории.
Ульв подозвал хирдмана, охранявшего ворота, и приказал ему привести Насмешника, даже если его придеться снять с какой-нибудь девицы, после чего направился к Хорнклови:
- Доброго дня тебе, скальд, - поздоровался он.
- И тебе дня доброго, страж конунга. - ответил Торбьерн, устало переводя дух.
- К вечеру Харальд пир готовит, все знатные воины на нем будут.

- Замучили совсем. - сказал Торбьерн, кивя на детей. - Расскажи им то, да расскажи им это. А пир это хорошо. Я был удивлен почему пира после тинга сразу не было.
- Расскажи им в следующий раз о победах Харальда в Транделаге, - бросил взгляд на мальцов хирдман. - А что до пира - так то конунгу решать, когда он будет и кого приглашать на него.
- А я и рассказывал им про Хальвдана, и победы Харальда недавние, все как я слышал, и что сам видел. Кому же еще рассказывать, как не мне? Тут и взрослые мужи, и женщины все дела побросали, чтоб скальда послушать.
- Славный ты скальд, Торбьерн, - улыбнулся Ульв, рядом усаживаясь. - Не то что этот Лисий Язык, что только за бабами бегает.
- Да есть у него. Я вот не раз уже замечал, что кто роду не слишком высокого, тот за бабами бегает, как волки за оленями, а человеку благородному и достойного рода женщины сами рады услужить всяко. Меня уже здесь в кучу домов ночевать приглашали, чай и не успею везде.
Рассмеялся воин словам этим, да по спине хлопнул Хорнклови:
- Ну ты и прохвост, - а после добавил: - Желает конунг, чтобы ты драппу сложил о сражении с Арнвиндом, и вот еще что...
- Сделаю все, что конунг желает... Чего желает Ас битв?
- Ты сам говорил как-то, - напомнил Ульв скальду, чуть ближе к нему наклонившись: - Что скальда долг правду преподносить так, чтобы не горьким отваром она казалась, а медом сладким.
- Так то оно так. Правда везде одна, но слова которыми ее говорят, разными могут быть
- На то и надеется конунг, что ты правильные слова подберешь, когда о доблести нашей расскажешь и падении змеев мерских.
- Я уже был начал слагать драпу в честь побед нашего коннунга, так меня местные стали донимать просьбами рассказать что-то о большом мире. Вот я тут с утра уже и сижу. А когда пир будет?
- Вечером уже, Торбьерн, ты возвращайся в усадьбу - там сподручнее тебе будет.
- Как скажешь, - ответил Торбьерн, слегка кивнув. - Жди меня скоро в усадьбе, сделаю я драпу с четырьмя стевами.
- Добре, - телохранитель харальдов с бревна поднялся, зевоту унимая, да обратно пошел, к воротам, завидев, что человек им в рощу посланный, возвращаеться, да не один, а со скальдом вторым.
Как и ожидалось, Тормунда поймали в самом разгаре его забав, но услышав, что его зовет к себе конунг, он спешно натянул штаны, и похлопав девицу по ее упругому телу, пообещал что еще вернется после захода солнца, называя девицу всяческими хейти, от которых та густо покраснела. То что хирдман узрел ее в чем мать родила девицу не так уж сильно смущало.
- Ну что, развратник, поговорим? - Криво усмехнулся Ульв, ладонь тяжелую на плечо скальду положив.
- Так я тут , это , власть нашего конунга укрепляю. - не растерялся скальд.
- Каким же это образом, интересно? - Прищурился воин.
- Так, таким же, как Харальд - сестру Арнвинда к покорности привел, - улыбнулся Тормунд, так что до ушей почти губы его растянулись. - Правитель значит девиц знатных, а я - так, бондовых дочек.
- Здоров болтать, - оборвал его Ульв, ладонь крепче сжав. - Ты почему в рощу ушел, когда конунг велел далеко от усадьбы не отходить.
- Так ведь роща как раз недалече.
- Тебя послушать, так и море в двух шагах! Конунг пировать зовет...
- Пировать, это я завсегда готов, - обрадовался скальд.
- Хочет чтобы ты драппу о его подвигах последних сочинил, - сурово брови сдвинул викинг, Тормунд аж на пару шагов назад подался, испуг забавно на лице скорчив:
- Что желает даритель злата, то скальд сделает, - пообещал.

Южный Мер. Хильд и Харальд

Временем тем, что Ульв со скальдами беседу вел, Харальд нескольких гонцов послал самых влиятельных людей Мера на пир пригласить, да дядю его найти, что по деревням обход совершал. Сам же конунг к Хильд направился, о том думая, каким образом ему от мерийки пользы большей добиться на пиру грядущем. У дверей в темницу его Укси встретил:
- Здрав буде, великий конунг, - хмуро он произнес.
- И тебе привет, мой верный воин, - отвечал с улыбкой Харальд. - Отворяй дверь.
- Перестал бы ты девицу терзать, господин, - головой покачал викинг. - Ей и так тяжко, до того, что жизни себя лишить пыталась...
- Ты забываешься, Укси, - одернул его правитель. - Открывай!
- Плохо ей, знахарку бы, - спиной к двери встав, телохранитель сказал.
- С чего бы это? - Улыбка Харальдова медленно в оскал превращалась.
- Сдается мне, государь, с того, что не кормишь ты ее совсем...
- Ну так сегодня она хорошо поесть, - процедил юноша. - Дверь отворяй.
- Как прикажешь, - подчинился здоровяк, засов отпирая. Зашел внутрь Харальд, взгляд бросив на девушку.
Хильд как раз из очередного провала в небытие вынырнула. Села спиной к стене прижавшись, да на дверь безучастно глядя. Лицо ее было в кровавых разводах, ибо под утро разрыдалась мерийка. В крови и руки ободранные были, на платье опять же пятна бурые красовались.
- Ты пришел меня убить, конунг? - устало девушка поинтересовалась.
- Ты сегодня красива, как никогда, - конунг скривился, в полумраке на лицо ее глядя. - Всякий раз, как супротив моей воли идешь - себе же хуже делаешь. Вот только смерть твоя мне без надобности.
- Есть вещи, которые иногда приходиться делать, забыв о себе, - в голосе сквозила усталость. - Тогда зачем же ты пришел? Просто посмотреть на меня?
- Брату своему в очередной раз ты мучения продлила поступком безрассудным, но я - милостив, - продолжил Харальд, на корточки рядом садясь да в глаза ей заглядывая. - И еще один шанс тебе дам голову его выкупить.
- Какова цена на этот раз? - не отвела взгляда Хильд.
- Есть хочешь?
- Странные вопросы ты задаешь, Харальд, - с трудом удалось мерийке имя врага произнести.
- Отвечать следует, когда конунг спрашивает.
Хильд поморщилась, голос Харальда отозвался тупой болью в голове.
- Странно спрашивать у человека, который ел четыре дня назад, хочет ли он есть и ждать ответа "нет".
- Пойдешь сегодня на пир, мной устраиваемый, - велел правитель, улыбки не пряча. Видел он, что не осталось сил у девушки воле его противиться.
Хильд просто кивнула конунгу, глаза закрывая.
- Слушай внимательно: я многих знатных людей позвал, которые в Мере власть держат - они видеть должны, что ты всем довольна, - продолжал Харальд. - Будь с ними приветлива, обходительна. ДА не так, как на тинге, когда слова из тебя тянуть приходилось. Справишься - быть может снова хозяйкой в Мере станешь, ну а подведешь меня снова - только на себя пеняй.
- Если я выйду к ним в таком виде, они не на миг не поверят, даже если я сыграю свою роль не хуже Локи, - тихим голосом девушка произнесла.
- Тебя вымоют и дадут что-нибудь взамен этих тряпок, - конунг поднялся.
Хильд была равнодушна, зная, что платье не главный показатель статуса, но пусть Харальд ошибется и в этот раз.
- Как скажешь, - тихо голос ее прошелестел.
На этом конунг развернулся и вышел, дверь закрыв:
- Прикажи служанкам ее приодеть, - Укси он дал повеление.
- А лекаря?
- Если хочешь искать - ищи, - Харальд пожал плечами и прочь направился.
У Хильд же возникло такое чувство, что на нее одели самый тяжелый из доспехов братьев и он давит ей на плечи. По щекам вновь побежали слезы, чертя кроваво-соленые дорожки.

(в роли Харальда и его телохранителя Тельтиар)

Хладир
С Дарки

Хакон согласно кивнул, речам Барда внимая. Коли б не Харальд – не носил бы он ныне одежу ярлову. Ведь, не поссорься конунг Транделага с соседом своим, Грютингом – едва ли бы старец сына признал. Вот так судят норны: никогда не узнаешь, что к худу, а что к добру повернется.
- С Харальдом боги, - ответил он гостю. – Гуторят, что когда мать его еще в девах была, ей про то сон вещий привиделся. Похоже, сами боги избрали ее для рожденья великого победителя. И вести с полей битв то пророчество подтверждают. Конунг Агдирский и мой родич, - Хакон сказал то с большой гордостью, - одолеет всех ворогов, взяв себе земли норвежские. То так же верно, как сказ про победу Хеймдалля над Локи в день Гибели Богов.
- На то воля Асов и большая честь - такому конунгу служить, - продолжил сын Брюнольва, бородку небольшую поглаживая - только начал он ее растить, когда на службу сыну Хальвдана поступил. - Волею Харальда ныне я правлю и Южным, и Северным Халаголандом, ибо трусливый правитель его прочь бежал, едва заслышав о притязаниях конунга на земли те, а люди меня господином своим признали. Корабль тот, что у пристани - раньше трусу этому принадлежал.
- То доброе дело - отринуть корабль у труса, что владел им, в битву пустить сил не имея, - поддакнул гостю сын старого Хакона. - Хоть и видел я драккар сей всего ничего, а скажу так: подобная мощь и краса созданы для сражений. С мыслью о битвах мастера эти доски стругали до вместе скрепляли. Не дело подобному чуду близ брега стоять да глаза трусовы красой своей тешить. Взял его себе - ну и ладно. Небось, по пути уже асов потешил, да показал всем, плывущим по водам: не ладья купечская плывет, но гордые северяне на викинг?
- Если бы попался кто, - головою покачал Бард. - А так - все купцы, что отцу моему дань платили - таких грабить, только бесчестье заслужить.
- Твоя правда, воитель - почетно снять ворогу голову в славном бою, чтобы валькирии видели все - и восславили тебя в речах перед Одином, когда поведут мертвых в чертог, - кинул Хакон млад. - А рубить шею тем, кто сам ниц пал да под меч ее подставляет - в том чести немного.
- Особливо, коли от них прибыток одали какой - никакой, а все же есть, - усмехнулся молодой лендрман, вновь усы в браге смочив. - Ты лучше скажи, славный Хакон, почему в дни, когда славу оружием воины куют - ты в домине отчей остался?
- На то воля конунга моего была, - ответствовал Хакон, батюшку титулом величая. - Вот и не дерзнул я данное слово нарушить. За сестрой смотрю, да за делами усадебными, - про мачеху молодой войн промолчал: едва ли отец велел ему так за женою своей приглядеть. ну, да Барду то знать было неоткуда.
- А кому дело такое доверить? - вопросом на вопрос Хакон откликнулся. - Конечно, кровь мою горячит звон клинков и желал я славы стяжать под знаменами конунга Транделага. Но ведь земля наша после немирия с Грютингом пострадала, да и мужей тут немного осталось. Я уж молчу, что сеятра моя Асса наследника Харальда носит под сердцем. ох, боязно было, кабы враги конунга худого не сделали.
- А откуда им взяться здесь? Разве что из Англии приплывут, - рассмеялся сын Брюнольва. - На севере мои владения, на Юге - Грютинга, на Востоке - леса дремучие, да финны нелюдимые.
- Не все враги в доспехе да соболях ходят. Слишком многих родич мой Харальд на глотки понаступал, - нахмулился Хакон. - Но то дело его: мыслю я, что на то он и муж, чтоб за дела свои сталью ответить да показать недовольным путь до Вальхаллы. а я покамест волю отца исполнять буду ревностно. Не будет худого в том, чтоб подлецов остеречься.
- А мы, как отдохнем с дороги - дальше в путь направимся, - на то сказал Бард. - В Мер, что ныне волею Харальда объединен. И великую славу стяжаем.
Одобрительно соратники его закивали, кубки поднимая.
- Почетно для крова, коли под ним столько воев достойных сбирается, - в тон гостю Хакон млад отозвался.
Так долго еще пировали они, покуда слуга не вошел, да к Хакону обратился:
- Господин, птица прилетела с юга с посланием.
Встрепенулся воин младой, да хотел сразу же кинуться за вестями, даже с лавки вскочил. Да после вспомнил достоинство ярлого6 не малец он безродный, чтобы бегать бегом. Да и гость осерчает, коли новости от него утаить, сочтет, что нет доверия ему во Хладире. - Пойдем со мной, Бард. посмотрим. что за вести голубь принес.
- Верно, то батюшка твой о победе известие прислал, - в ответ юноша улыбнулся, из-за стола поднимаясь. - Вы, друзья, здесь меня подождите.
Сказал он товарищам, и вслед за Хаконом вышел.

Усадьба Кари-берсерка. Кари и его люди.

Дошла весть о падении Мера да о гибели конунга Аудбьерна в чужих землях и до лендрмана Кари. Прямо во время хустинга ворвался в его дом запыхавшийся трэль… Ох и скривился старый берсерк, да только не горестно, а ехидно-насмешливо:
- Во имя Морского змея, сожравшего собственный хвост! Вот так помог Арнвинду наш конунг!
Викинги за длинным столом сдержанно посмеялись шутке: погибшие конунги никому не сделали большого добра, но и открыто насмешничать над смертью вождя своего было негоже. А Кари не унимался:
- Небось теперь радуетесь, что головы свои под секиры псов Харальда не подставили, откупились? Любо ли вам, воины, сидеть в теплом дружинном доме, жевать оленину да пивом ячменным запивать, а не кормить рыб в море, подобно Аудбьерну?!
Раздался одобрительный гул и выкрики из-за стола:
- Любо, Кари! Мудрое слово тогда вы с Кведульвом молвили!
- Мы своё богатство сами добыли, у конунга небось подачки не просили! На что нам Мерскую землю защищать? А теперь и вовсе нет над нами правителя!
Кари поднялся на ноги, и все притихли. Сказал он:
- Твоя правда, Халльгорм, нет над нами конунга теперь. Вемунд, брат Аудбьерна – мальчишка, возгря безвольная… Да только и Косматый видит это и мешкать не станет. Фиордские конунги много крови ему попортили - возможность все их семя под корень извести он не упустит. Так что помяните моё слово – недалече то время, когда Харальда конунга люди во Фьорды пожалуют!
Нахмурились воины: битвы они не боялись, да только не той, где один против десятка стоит. Поднялся Эйрик-Топор:
- С тобой мы, Кари, только скажи, что делать нам?
Стол одобрительно загудел – пусть вождь решает, им всё любо будет. Пришел черед лендрмана призадуматься. Почесал Кари бороду и так сказал:
- Сгоряча рубить – только меч тупить. Надо обождать, примериться… Пока Косматый в землях покоренных порядок установит, ярлов посадит, пока суд да дело – успеем мы еще решить, за кого стоять будем.
Странные то были слова для берсерка, но за долгие годы нажил Кари не только седую бороду, но и изрядно ума. Вновь сел он за стол и поднял в воздух поднесенный рог:
- А пока пируйте, викинги, и ни о чем не тревожьтесь! Да знайте, что пока со мной вы – вдоволь будет у нас ратной добычи, пенного пива и снеди!

Сообщение отредактировал SergK - 22-12-2007, 17:41

Англия. Бристоль. Гандальв конунг.

По сердцу Гандальву пришлось то, что Ивар Рагнарсон и братья его, не на лавках почили после победы над Альфредом, но о новых свершениях думают. В землях Северных полагали, что муж – он до той поры воин, пока меч ему милей печи, да свист стрел более люб, чем пение птиц по весне. Ежели судить так, то даны истинно славные вои. Рассказал Ивару конунг Альвхеймара про поход свой, да про то, что селяне о числе мужей короля Малхи сказывали. Да и как промолчишь, коли альвхеймарские молодцы дюже в развязывании языков поднаторели? Там, в землях Ирландии, не велел Гандальв мужчин кельтских щадить, для его целей и женщин болтливых было достаточно. Со смехом поведал он властителю Бристоля, как Хареком Волком назвался. Даже, коли король в ту ложь не поверит – всегда найдутся завистники, до почестей жадные. Такие любую кривду правдой объявят – только бы врага их порочила. По мненью альвхеймарца, слабаки, взявшие себя Белого Бога и носившие крест через одного были трусами, и того чаще – лжецами. Ведь, что есть ложь, как не форма трусости, когда муж, вместо того, чтобы решить дело мечом али секирою честной, речи коварные в дело пускает? Так думал Гандальв, забывая, что сам он в Ирландии так же подло желал с Волком счеты свести. А Ивар был умен слишком, чтобы вниманье на то обратить. Хоть и отметил про себя – а в упрек гостю не молвил. Так что властители расстались, вполне беседой довольные.
Если бы норны быстрее пряли свою пряжу, владыка Альвхеймара тоже отправился бы с братьями Рагнарсонами в поход на ирландцев. Но лето уж шло к середине, скоро ночи станут длиннее, а день ясный – короче. А, значит, стоит ему задуматься о том, чтобы в земли свои путь держать да о том, как оборонить их от Харальда позаботится. Боги, видать, и впрямь полюбили мальчишку за что-то: вести о новых победах Агдирца долетели и до земель Англии на быстром корабле данов. И Гандальва то, ох, как не порадовало. Мыслил он, что зарвавшийся родич, ведьмина кровь, нос себе расшибет, на пирог не по силам рот-то разинув. Ан, наглость его несусветная вновь усадьбы взяла. И снова без предательства не обошлось.
Конунг сплюнул наземь, выражая презрение к Хальвдану и сыну его. И посмотрел в сторону родимой Норвегии. Скоро он тоже вернется – и примет то, что судили ему Тор, Тюр и Один Одноглазый.

Южный Мер. Пир.
Кот мягко приземлился во дворе, фыркнул и пошел знакомым путем на кухню. В усадьбе Арнвинда у длинного дома был еще один выход: кухонный. С внутренне стороны в случае опасности дверь блокировалась тяжелым камнем. Именно к нему, к кухонному входу отправился огромный лесной кот или рысь. Его шагов никто не слышал, в сумерках он сливался с землей.
Котяра буквально ворвался на кухню, первоначально перепугав всех. Но тут же раздался радостный шепот:
- Малыш вернулся. Это добрый знак. Фрея улыбается нам.
Кот недовольно мяукнул, по-хозяйски пройдясь по кухне, по пути стащив кусок оленины и пристроившись в углу для его поедания. Мрачные лица мерийцев озарились счастливыми улыбками, впервые за последние несколько дней.
Рысь, что-то мурлыча себе под нос, доел кусок мяса и только ему известными тропами отправился на поиски своих людей. В доме странно пахло, заставляя его чихать. Пахло чужими. Недовольно мяукнув на этот запах, он нашел укромный уголок в главном пиршественном зале и удобно улегшись, уснул.
Малыша принес с охоты Аудбьерн, убивший его мать, подарил сестре любимой, несмотря на протесты Арнвинда, что дикому зверю в доме не место. Но владетель Фиордов считал Хильд любимицей Фреи, именно поэтому у нее должен быть лесной кот. Малыш прижился в усадьбе, вел себя по-хозяйски, но имел нехорошую привычку надолго исчезать в лесах. Последний раз это исчезновение продлилось с апреля по август. Мерийцы уж думали, что любимец кюны не вернется домой, но он как всегда вернулся.

***
Знахарка, качая головой, выгнала Укси из комнаты. Она была нема, потому просто быстрыми и точными движениями смыла запекшуюся кровь с ее ладоней и намазала толстым слоем какого-то жира. Затем, не особо церемонясь, умыла девушку и влила в нее какой-то отвар из трав. Как только горьковато-сладкая жидкость попала в желудок, Хильд почувствовала странный прилив сил. Она благодарно улыбнулась старухе. Та не особо обращая внимание на пациентку, показала ей на руки, затем отрицательным жестом показала на воду и указав на тень, лежащую на полу, отметила место до которого она должна дойти. Хильд кивнула, после чего знахарка исчезла за дверью.
Стоило только ей исчезнуть, как в проеме двери вновь появился телохранитель агдирца и усмехнулся, заметив девушку с растерянным видом разглядывавшую руки, затем отступил в сторону. В комнату ворвались две служанки и весело щебеча принялись за дело. С собой они принесли платья из принадлежавших ей, а также украшения. Последнее заставило Хильд удивленно распахнуть глаза. Неужели Харальд решил перехитрить мерийцев, но выбора не было. Подчиняясь опытным уверенным рукам служанок девушка через непродолжительное время была уже похожа на ту Хильд, которой она была до прихода захватчиков.
Забрав грязную воду и одежду девушки удалились, оставив сестру Арнвинда ожидать. Но стоило двери закрыться за ними, Хильд присела рядом с подстилкой из соломы, служившей ей постелью и запустив под нее руку, достала то, что передала ей знахарка от девушки, служившей Фрее.
- Готова? - Укси спустя время некоторое спросил, дверь вновь отворив.
- Да, - кивнула девушка, шагая навстречу судьбе.
Вывел ее воин из комнаты, к большой зале направил, да сам сзади пошел - если кто их сейчас увидел бы, не за тюремщика его принять могли, а за телохранителя молодой кюны, и удивились сильно, что такие почести ей Харальд оказывает. Со двора же шум доносился и крики людские - много гостей прибыло, сейчас их слуги встречали, да провожали в усадьбу, рассаживая по местам в соответствии со знатностью и заслугами. Люди Харальда ближние запомнили, кто из бондов ныне прибывших на тинге расположение к конунгу выказывал и теперь им большие почести оказывали, нежели иным. Однако же подле высокого места в основном дружина пришлая разместилась, хотя и не видно было ни Рогволда, ни Грютинга, на даже Сигурда-душегуба. Харальда же голос со двора слышался - добрыми словами он сам вышел встречать людей, так словно хотел из памяти их стереть на тинге случившееся.
Хильд шла знакомым путем, а на сердце тяжко было. Шла она голову опустив, но подходя к зале, вспомнила, что за брата терпит все это, вскинула голову, да в большой зал вступила.
Те, кто уже за столом были, с удивлением на нее взгляды направили - не ожидали увидать, да еще в виде таком. Уж слухи ходили по деревням, что загубил Хильд конунг али в подвале сыром держит, голодом лютым истязая. Тут же цветущая она пред ними предстала да в одеждах дорогих и у бондов некоторых изумленные вздохи вырвались.
Застыла на пороге девушка, куда идти не зная. Ожидала подсказки от Укси.
- К столу, богатых людей поприветствуй, - шипением раздался тонущий в общем шуме голос викинга, легонько в спину толкнувшего Хильд. Хоть и заступался Укси за девушку перед конунгом, но за выполнением воли его зорко следил.
- И что потом? - прошипела Хильд в ответ. - К столу бондов и слуг отправится?
- Если ты его тут найдешь, - хмыкнул воин. И действительно - Харальд на пир лишь знать пригласил - тех, чья поддержка ему более всего необходима была.
- Так куда мне идти? - сквозь зубы шептала девушка, приветственно мерийцам кивая, те в ответ улыбались ей и кланялись.
- Вперед.
- Как скажешь, - девушка двинулась по прямой, как и было велено. Кот повел во сне носом, услышав знакомый голос и запах родной почуяв.
Временем тем дверь отворилась, на пороге Харальд появился, да обрывок разговора донесся:
- ...Гутхорм в скорости прибудет господин, - воин сказывал, но конунг лишь кивнул, в дом заходя. За ним следом Торбьерн вошел, на гуслях что-то наигрывая, да Бедвар в серый плащ кутаясь. А после и другие люди в одеждах богатых.
Хильд уперлась в конунжий стол и вопросительно приподняв бровь к Укси обернулась.
- Не смотри на меня, - воспользовавшись тем, что люди к конунгу взоры обратили, воин сказал. - Делай что должно, а то так поймут все, откуда воля твоя исходит. И тогда - навсегда о брате забудь.
- Скажи мне куда сесть, - процедила Хильд сквозь зубы.
- Конунг укажет, приветствуй его, как должно.
Кот потянувшись, приоткрыл один глаз, носом воздух втянув. Запах знакомый был.
Хильд обернулась, на Харальда взор устремив и приветственно склонила голову, навстречу к нему шагнув.
- У меня для тебя есть кое-что, конунг, - чистый голос Хильд по залу пронесся, а в ладонь к Харальду три костяшки легли, на которых руны сияли первой Кеназ шла. затем Феху и, наконец, Эйваз троицу замыкала.
Харальд сжал кулак, на руны даже не взглянув, но зато взглядом обвел присутствующих всех - и бондов богатых, и херсиров и хирдманов своих:
- Здравы будьте, славные воины и жители Мера, - произнес он, в ответ же многие, из-за стола поднявшись, ему поклонились, сам же он в зал прошествовал, ближними людьми сопровождаемый и на высоком месте воссел, рядом же места два пустыми остались, лишь Бедвар позади конунга встал, на посох свой опираясь, а Торбьерн на дальней скамье присел, играть продолжая.
- Рог поднеси государю, - вновь Укси прошептал, тем удивленный - неужто женщину из рода конунгов вежеству не учили.
В тот же миг метнулась неясная тень, едва Хильд с ног не сбывая, огромная рысь поставила передние лапы на грудь девушке и счастливо мурлыча лизнула ее в нос.
- Малыш, - обо всем забывая, мерийка радостно обняла кота. На ее лице расцвела улыбка. - Ты вернулся. Где ты столько пропадал разбойник?
Мерийцы загомонили, они увидели прежнюю Хильд, способную искренне радоваться.
Укси медленно нож вынул из ножен поясных - он только, да Ульв при оружии во всем зале находились:
- Что это за зверь? - Спросил он, готовый по велению первому с хищником расправиться. Харальд тоже прищурился, но приказа отдавать не спешил - что бы ни случилось, любой знак двояко истолковать можно было, однако появление зверя посреди усадьбы чудным и ему показалось и запомнил он, что со стражи сурово спросить следует за то.
- Это же, Малыш, - улыбнулась Хильд. - Кот мой. Пропадал вот еще весной. Вернулся. Правда, разбойник?
Последнюю фразу, обращенную к рыси девушка ласково произнесла, потрепав того по голове.
Телохранитель Харальда медленно убрал нож, конунг рассмеялся:
- Хороши же питомцы у конунгов Мера были, - а после к людям обернулся. - Вы, гости, угощения отведайте.
Старик длиннобородый, что ближе других к Харальду был посажен первым до мяса дотронулся, бороду в жире немного смочив и головой покачал одобрительно, вкус распробовав. Другие примеру его последовали.
Хильд же вспомнив что от нее требуется, велела рыси встать на пол, чашу меда полную из рук рабыни приняла, да Харальду поднесла.
Принял напиток с кивком благодарственным юноша из ее рук, пригубил немного, улыбнулся и полностью осушил до капли последней.
Мерийка продолжала стоять перед столом конунжьим, а Малыш все терся об ноги ее, недовольно на Укси шипя.
- Сядь и ты, Хильд, - дозволил жестом широким Харальд, на место недалеко от себя, но все же не рядом, указывая. - К трапезе присоединись.
Воины же харальдовы уже во всю еду приготовленную уплетали, а мерийцы от них не отставали в этом, хоть сначала и не все конунгу доверились, но теперь видели, что не отравлены яства.
Хильд в сопровождении кота отправилась туда, куда ей указал Харальд. Но прежде чем уйти тио произнесла:
- Негоже знаки богини игнорировать.
Непривычно Хильд не за конунжьем столом да в родной усадьбе было, но все радость в жизни появилась. Блудный кот вернулся. Принялась мерийка его мясом со стола угощать, о себе позабыв. Впервые за последние дни она улыбалась, легко и радостно.
Сжал кулак Харальд, руны друг о дружку щелкнули, о послании напоминая, медленно раскрыл ладонь юноша, но тот час же Бедвар ее своею дланью накрыл, прошептав:
- Подожди государь, не нравиться мне это.
- По нраву вам угощение мое? - Заметив взгляды любопытные, конунг произнес, и ответа не дожидаясь, объявил: - А теперь мой скальд вас развлечет песней, каких еще не слыхали в этих краях!
Торбьерн, как услышал волю конунга, тут же со скамьи поднялся, свой кубок осушая, и по гуслям вновь ладонью провел, к себе внимание людей привлекая. Быть может кто и не хотел его сейчас слушать, но не вежливо было певца прерывать, коли хозяин дома его спеть попросил.
Хильд хвастливые песни скальдов не любила и это прекрасно знали все мерийцы, но сделала над собой усилие, подперев ладонью подбородок. Малыш у ног ее калачиком свернулся.

(мы с Тельтиаром. Продолжение следует)

Песнь о Сольскелле
за авторством Скальда

Дождавшись, когда взгляды всех собравшихся обратятся к нему, Торбьерн скальд провел пальцами по струна, извлекая из гуслей долгий, протяжный звук, чем-то напоминающий шум прибоя:
- Многие слова звучали, многие речи говорились, - Хорнклови произнес, на табурет слугами принесенный усаживаясь и гусли себе на колени положив. - Сейчас же поведаю я людям Мера всю правду о битве при Сольскелле.
Шепот недовольный пронесся по рядам мерийцев пришедших, решили они, что вновь их конунг созвал, дабы оскорбить и о поражении напомнить, дружиннике же харальдовы напротив ободряюще застучали по столу, поскорее услышать желая о победе своей. А гусли вновь загудели под умелыми пальцами скальда и его густой бас, тягучим медом полился по трапезной:

Много вязов шила броней
В снопы поля Ран собрали,
Пояс островов мар зыби
Вспенили у шхер Сольскеля.

К грому Скёгуль в ложе фьордов
Гонят струги ярлы Мёра,
Лес ран кольев необъятный
Ливнем лезвий конунг встретил.

Отпрыск Фрейра жаждал битвы,
Острых лезвий заготовил,
Смело выступил навстречу
Сонму змеев мутной зыби!

Остановился Торбьерн, передохнул в слушателей своих вглядываясь - на лицах их пока недоверие застыло, хоть и не слышно было в стеве ничего, Мер позорящего, но тинг помня, бонды и херсиры все еще подвоха ожидали. Скальд же смочил горло брагой и продолжил:

С ним Гутхорм в боях свирепый,
Неистовый отпрыск Хринга
И сивый Хакон - отец Сив платьев,
Славный мудростью вождь трёндов.

Вязы вьюги змей кольчуги
Волков волн смеясь встречали,
Рев рогов сигнал дал к битве,
Зверя зыби окружили!

Харальд конунг встретил храбро
Хладный натиск змей кольчуги
Свистом стрел и стали блеском...
С Змеем Волк вступил в сраженье!

Вторую паузу сделал скальд, отметив с удовлетворением, как напряглись гости, продолжения ожидая - удалось ему увлечь их повествованием, ведь все, что о битве той слышали они - лишь бахвальством харальдовой гриди было, теперь же сказитель, меда поэзии вкусивший о том рассказывал, как родичи их и друзья погибли, потому-то знать мерская цепкими взглядами за каждым движением губ Торбьерна следила.

С треском кони волн столкнулись,
Стремглав ясени сражений
По ногам коней стремнины
к доскам Волка Волн взбежали

В навий пир дубы секиры
- Неккви родичи ярились.
Красных крыш трещали доски
В пляску льдин вьюг сеч отправив.

Мёра вождь - ас битв могучий,
Моря тропы все изведал,
Хирд под стягом рыбы горной
Хрофту жертв принес немало!

Старик один бороду почесал задумчиво, другой бонд помоложе глаза распахнул удивленно - не ожидал, что станет восхвалять храбрость мерийского войска скальд Харальда, а вон как оно вышло, теперь уже с большим интересом слушали Торбьерна люди, некоторые же так увлеклись его повествованием, что о еде позабыли. Сам же Харальд улыбнулся чуть заметно, тоже не понимая, к чему клонит Хорнклови:

Древо сети ловца ветра
Резво срезал клинком Сурта,
Гибель Ярлу предвещает
Гюльп скакун лишенный гривы!

В дар владыке влаги пьяной
Браги жара жал обещан,
Вана волн внук в зыби рыбьей.
Вод властителем отвергнут

Мера Вождь фарт битв утратил
Смертью славной награжденный!
Хрофта ярость покарала
Храбрых ярлов за гордыню!

Херсир один из тех, кто первыми власть Харальда признал да еще на тинге богатые дары получил, в усы усмехнулся:
- Может так оно и было, что Ньорд удачи Арнвинда лишил.
- Тебе-то почем знать?
- В годину последнюю только у одного конунга удачи не меряно, - на то херсир бросил. - Остальные же и вовсе без нее остались.
Трудно с этим было поспорить, поскольку действительно большую победу тогда одержал Харальд сначала над Неккви, а после и над его племянниками. Однако, в речах скальда вновь ни малейшей насмешки не было над конунгом Мера, а напротив - Торбьерн должное его заслугам воинским отдавал.

В жаркой сече конунг Фиордов,
Брата смерть узрев, впал в ярость,
Помочь ринулся - но поздно,
Норны нить сплели иначе...

Коршун змея был сильнее,
Конунг кровью захлебнулся,
Сгинул с конем волн могучим
в общей огненной могиле!

Те кто Ньорду поклонялся,
Против Ньордова потомка
Жала битвы навострили -
Хрофт обрек их всех на гибель!

Голос скальда стал жестче и громче, отражаясь от потолка и стен, а сам он, говоря о каре богов, поднялся со скамьи, продолжая играть на гуслях, а его зоркие глаза скользнули по лицу каждого мерийца и ни один не в силах был оторвать взгляд - певца, который совсем недавно развлекал ребятню в деревне, а еще весной был заточен в свинарнике, сейчас слушали внимательнее, нежели жрецов и законоговорителей. Слушали все, за исключение Хильд, и это было для Торбьерна удивительным (конечно он, в отличии от Насмешника, за всеми женщинами подряд не волочился, но все же обычно девицы были рады услышать его пение).

Храбры в битве люди Мёра,
Хрофта комнат все достойны!
Но дар победы внуку асов
С давних пор уже обещан!

К завершению подходила драппа и голос скальда обрел полную силу, завораживающую, почти колдовскую, заставляющую верить в каждое, произнесенное им слово.

Ныне Мёр отдал Высокий
Ньорда отпрыску одалью,
С нравом Хеймдаля и Фрейра
Править будет справедливо...

"Справедливо" - произнес скальд, и казалось, истерлись из памяти бондов воспоминания о тинге, обернувшимся кровавой расправой над непокорным, о бесчинствах, творимых захватчиками в деревнях (хотя, многие споры уже успел разрешить Гутхорм и о том люди знали), о буйном нраве конунга, что он не скрывал от людей.

Пусть же мир в земле Нордвегр,
Будто в Одина палатах,
Ныне прочно воцарится:
Норны так судьбу сложили.

В последние строки он вплел Торбьерн колдовские слова, дабы умы гостей затуманить, да о пророчестве напомнить, некогда Рагхильде данном. Бедвар же тем временем что-то Харальду шептавший, назад отстранился, позволив конунгу из-за стола подняться. Держал Харальд в руке золотой кубок, каменьями украшенный, из которого пил недавно:
- Приятственно мне было слушать тебя, Торбьерн Хорнклови, - конунг произнес, взглядом веселым гостей обводя и те закивали все, с правителем соглашаясь. - Награда же должна песни достойной быть. Прими от меня кубок этот, который наполнят все, пришедшие сюда по щедрости своей и достатку.
Понесли слуги вдоль стола кубок и каждый в него клал - кто перстень, кто монеты золотые, кто самоцветы - до краев полной награда к Торбьерну попала, а после и другой кубок ему поднесли, брагой наполненный.

Южный Мер. Пир
Хильд так и просидела все это время с ничего не выражающей улыбкой на лице, не вслушиваясь в строчки вис, читаемых скальдами. Она спокойно могла сказать, какие слова говорили они, ибо все они были похожи одна на другую. Мерийка смотрела сквозь скальдов, куда-то вдаль, играя с Малышом или со скучающим видом поднося ко рту очередной кусок мяса.
- Все это прекрасные висы о воинах, мечах и битвах, но в том ли искусство скальда? О герое может любой рассказать, - стоило затихнуть последним строкам, Хильд произнесла. - Тот скальд велик, что об обыденной вещи расскажет строками вис. Вот расскажие о Малыше, а мы послушаем.
Мерийцы заулыбались, узнавая кюну свою. До появления рыси предметом проверки был конь госпожи, того кто не справлялся с заданием уже не воспринимали как скальда сильного. А справившихся было немного.
Улыбнулся Торбьерн, усы утирая, провел ладонью по гуслям снова звук знакомый вызывая - отступать ему все одно некуда было, после того, как большим скальдом его конунг пред всеми объявил да златом каждый одарил, не мог он отказаться от вызова подобного, ведь тогда все, чего он добился могло в туне пропасть. Не этого от него ждал Харальд, а Хорнклови привык ожидания покровителя своего оправдывать. Да и сам конунг взглядом недовольным Хильд одарив, вновь к скальду своему обернулся, словно спрашивая его - способен ли. Торбьерн кивнул уверенно.
Однако, прежде чем смог он вису сказать, дверь скрипнула входная, да на пороге человек возник в плаще дорожном:
- Если позволит конунг, я вису, что дева пожелала, сложу, - произнес он.
Хильд ответила Харальду спокойным что озеро в ясный день взглядом, даже улыбнувшись слегка. Рука ее продолжала по голове Малыша гладить.
Вспомнились тут старые легенды о таких вот странниках, что на пиры заходили, да под личинами скитальцев нередко сами Асы скрывались, а потому отказывать в просьбе малой не стал пришлецу Харальд, внимательно все же его рассмотрев: гость незваный в зал шагнул, хромая и на палку опираясь, затем капюшон скинул, молодое, но изможденное лицо всем являя.
- На то я тебе даю дозволение, - конунг сказал, решив, что даже если не справится странник - то урону власти его не нанесет, а у Торбьерна времени больше будет, чтобы вису сложить.
Мерийка перевела взор на странствующего скальда и улыбнулась чуть шире, вису слушать приготовившись.
Незнакомец медленно мешок на скамью положил да из него побитые гусли достал с одной струной порванной, провел пальцами по ней, однако мелодия не столь красивой вышла, как у Торбьерна. Усмехнулся кто-то из-за стола, однако же скальд вид невозмутимый сохранял и вису начал. Голос его грустный был и тихий, с хрипотцой легкой:

В край с дремучими лесами
На границе с Раумсдалем -
Были то владенья Неккви,
Конунг на охоту ехал.
Фрейи конь его добычей
В схватке стал кровопролитной.
Как трофей сестре в подарок
Конунг в Мер привез котенка.

Хильд улыбнулась скальду, легким поклоном за вису отблагодарив.
- Малыш, тебе нравится? - тихо спросила девушка у рыси, так что никто не слышал. В ответ раздалось довольное мяуканье.
Скальд и сам поклонился, равновесие с трудом удерживая - сначала Хильд, затем конунгу, а после всем людям, что были здесь. Торбьерн в усы усмехнулся, довольный развязкой такой, да и конунг тоже в хорошем расположении духа вновь пребывал.
- Как имя твое, славный скальд? - Харальд спросил.
- Имя мое Альвир Хнува из Фиордов, - он ответил, вздохнув тяжело при упоминании о родине своей. - Я сюда пришел, дабы тебе служить, конунг ибо рядом с тобой все лучшие мужи Норвегии.
- После гибели Аудуна я как раз без скальда одного остался, - поразмыслив Харальд произнес, ибо видел, что Альвир многим по душе здесь пришелся. - Что думаешь, Торбьерн - хороша замена Аудуну?
- Да уж по сравнению с Аудуном и пес брехливый бы соловьем сладкоголосым показался, - отвечал Хорнклови. - А этот юноша не чужд крови Квасира.
Услышав про Фиорды от скальда пришлого потянулась было к нему Хильд, да от продолжения фразы едва заметно сникла, как трава растоптанная. Малыш тут же головой о ногу ее потерся, поддерживая в тяжкий момент. Мерийка вновь улыбнулась, затем обратилась к Харальду:
- Коли позволит конунг, раз уж понравилась виса Малышу про него сложенная, отблагодарю я скальда фиордского.
- Скальду в награде отказать - богов прогневать, - кивком властным дозволил Харальд.
Злорадно сорвала с шеи своей гривну серебряную Хильд, вышла из-за стола, да с поклоном скальду вручила, взяла из рук рабыни подбежавшей чару меду полную и вновь скальду поднесла с поклоном.
- Тот кто может не про воев и битвы вису сложить истинно великий скальд. Ибо нет ничего проще подвиг описать, да мужество воев воспеть.
- О том пусть Один судит, - Альвир сказал грустно, гривну принимая. Он себя великим не считал, скорее обреченным и не нужным. Оттого и в Мер подался, что его отец родной изгнал, а в пути уже узнал он о том, что не Арнвинду, а Харальду ныне фюльк этот принадлежит. О Малыше же скальд незадолго до появления своего в доме услышал от слуг, его во дворе встретивших.
- Дивное дело - Хильд его гривной одарила, - мужчина в алой рубахе произнес вполголоса. - А то прошлому скальду по ее воле гальки речной в суму насыпали.
Девушка не обратив внимание на историю с галькой, вернее сделав вид, что слов бонда не услышала, на место вернулась, уголками губ Укси улыбнувшись. Но вымученной улыбка та оказалась, руки вновь болеть начали. Надеялась Хильд, что поймет викинг и даст ей мазь, что знахарка оставила. Но даже если и понял телохранитель, вида не подал - не пристало на глазах у гостей увечье являть и слабость.
- Держи и от меня награду, Альвир, - временем тем Харальд обручье серебрянное отдал своему скальду новому, затем же знак подал конунг слугам и те вновь сундуки внесли, а сам он обратился к мерянам: - Слышал я, будто говорят люди, что Харальд конунг лишь брать горазд, да нет в нем щедрости, настоящего конунга достойной.
По велению правителя раскрылись сундуки и каждому гостю было по дорогому подарку вручено - кому оружие, кому драгоценности или одежды знатные.
- А земли наши? - Бонд один нерешительно спросил, решив видимо что конунг с ними примирения любой ценой искать будет.
- А земли - мои, - спокойно конунг сказал. - Взамен же я вас властью наделю и правом подати собирать с черни.
Хильд равнодушно на богатства смотрела, не милы они ей теперь были. Руки саднило от боли, но похоже терпеть придется до окончания пира, а он и до утра затянуться может. Девушка думала о том, не спросить ли у Харальда разрешенья покинуть зал.
- Дозволь покинуть общество мужей славных, конунг, - решившись, наконец, Хильд спросила.
- Укси тебя проводит, - сказал ей Харальд, покуда меряне совещались, что им на предложение его ответить. - Позже - обратно вернись.
Хильд кивнула, поднялась из-за стола и гордо вскинув голову выплыла из пиршественной залы, Малыш бежал с нею рядом, не отходя ни на шаг. Лишь выйдя за порог замешкалась слегка.

(мы с Тельтиаром)

Хладир. Хакон и Бард.
С Тельтиаром. Продолжение.

Развернули клочок кожи тонкой молодые воины, стали в руны вглядываться, криво начертанные:
- Ничего разобрать не могу, - Бард пожаловался. - Тайнопись какая-то. Вот только внизу вижу имя Харальда начертано. И...
Медленно в понятную речь знаки превращались, не с первого взгляда, да только обращался в этом письме Харальд не к молодому Хакону, а к тестю своему, спрашивал почему тот из Мера отплыл, не попрощавшись, прощения просил, коли обидел чем и просил для разговора вернуться или же позволить ему, Харальду в Хладир прибыть.
- Вот диво! - на лице транделагца младого удивление проступило. - Не ведаю я, что заставить могло отца моего от Харальда не попрощавшись уйти. Ведь сам он его в зяти избрал, его конунгом земель своих видел. А тут - вовсе странно! - агдирский властитель сам вослед ему едет, будто отрок повинный. Может, ты слышал что, Бард? - так он гуторил, а сам - мигом вспотел потом холодным, что дошли до отца слухи о играх любовных его с мачехой. то хорошо было хоробрствовать, пока владыка далече. А сейчас, коли спросит за честь посрамленную? Хоть во фьорде топись...
- Если бы слышал что - первым бы тебе все рассказал, - ответил на то сын Брюнольва, его, не меньше товарища, поразило поведение Хакона. Ужели из ума выжил старик? Конунга бросить, ни слова не сказав!
- Странное что-то твориться в Мере.
- Понимаю я твое изумление - сам не менее впечатлен, - голос Хакона посуровел. - А все ж хаять хозяина в доме его остерегись. Тем паче, что не знаем мы ничего, чтобы судить да рядить.
- В любом случае - долг наш: твой перед отцом и мой перед конунгом - из замирить, - твердо Бард сказал.
- Ежели то - лишь размолвка минутная, легко будет то сделать, - задумчиво молвил Хакон. - Ведь конунг мой всегда Харальду благоволил, из многих его выделил, дару богов дань воздавая. Но не тот он человек, чтоб из-за мелочи свершениями рисковать. Боюсь, кабы Харальд не оскорбил его дюже серьезно. Сам знаешь, к примеру: чуть браги больше положенного отхлебнешь - такого наговоришь, что предки тебе ужаснуться. Не только на друга, но и на собственный род. Мать обидишь, к примеру. Ты же - глава над отрядом, что я тебе сказываю, а Харальд, хоть и муж достойный и родовитый, а младше меня будет зимами. Может, доселе коварства пива не знает?
- Что-то не замечал я за ним того, - призадумавшись, отвечал халейг. - А если то - ворогов подлых происки?
- Вестимо, без них и не обошлось, - насупился Хакон. - Заставил их Харальд головы наклонить, да самых ретивых к Локи отправил. Не могли честно отмстить, вот и колдунством, небось, баловались. Кроме того - рок на Мере висит. Слышал я, что конунги его прошлые с союзником своим первым, Гандальвом, из-за девки какой-то рассорились. Прямо перед войною, будто Хель им глаза тьмою заслала. Может, и Харальд, как новый властитель, проклятие перенял? Вещи такие, гуторят старухи, к месту аль к человеку привязаны.
- Об том узнать надобно, - кивнул на слова такие Бард. - И к Хакона приезду все подготовить не помешает. Я пока здесь останусь, его подожду.
Хакон младший взглянул на Барда с благодарностью:
- Рад я решению твоему. С помощью мудрости Игга мы дело это распутаем.

Сообщение отредактировал DarkLight - 21-12-2007, 20:45

Мёр. Харальд, Скальды и Бонды
(с Тельтиаром в роли Харальда, и Альвира Хнувы).
Тормунд Лисий Язык на пир немного запоздал. По одной простой причине - ему не повезло столкнуться с отцом той самой девицы которую он успел совратить. И потому ему пришлось долго убегать через огороды от разъяренного папочки и его челяди.
Потому, когда он в усадьбе появился, да пред конунгом предстал - вовсю обсуждали мерийцы предложение Харальдово, сам же конунг приподнялся из-за стола, думал то дядя его вернулся, но нет - Тормунд Лисий Язык в дом вошел.
- Скальд в дом, удача в дом, - Торбьерн улыбнулся, товарища увидав. - Вот только, коли удача, как ты к концу пира, к финалу битвы являться будет - не много с нее проку станется.
Тормунд ухмыльнулся, стряхивая с одежды соломинки. Потому что скальду сначала долго пришлось прятаться - к счастью челядины не пришли с собаками, а потому он удачно спрятался в скирдах сена, и вылез оттуда только когда сердитые голоса карлов стихли.
- Удача никогда лишней не бывает, и много ее не бывает тоже.
- Вот, славные люди, еще один скальд мой, - представил его гостям Харальд. - Тормунд. Сейчас и он вас пением своим порадует.
Но насчет пения у Тормунда было не ахти: он умудрился где-то выронить свою поясную сумку где было записано три куплета - небольшие куплеты, но все равно было обидно. А так сразу он их не мог вспомнить, поскольку прячась от разгневанных крестьян, он о них напрочь позабыл, и теперь ему совершенно нечем было порадовать конунга, если конечно Браги не сподобиться ему помочь. С этой мыслью Тормунд взял ближайший кубок, наполненный хмельным медом и ополовинил его, довольно улыбаясь. Осушив добрую половину кубка, Тормунд состроил уморительную гримасу, изображавшую напряженную работу мысли на его лице, и церемонно поклонившись, взял у Торбьерна гусли. Он ударил по гуслям, и начал сходу декламировать, растягивая слова нараспев.

Славен будь, опора крыши
Главный в битве и на пире,
Скальд явился с опозданьем
В тесноте но не в обиде.
Сладкий мед - питье Квасира,
Радость в сердце он приносит,
Кубком конунга восславим,
Коннунг-щедрый благ даритель.

Кто-то усмехнулся, бонды оторвались от разговора, решив послушать, о чем поведает им третий скальд. Харальд нахмурился, вперив взгляд в Тормунда.
Тормунд, сообразив. что несет что-то не то, попытался вспомнить, что он там насочинял в горячке битвы, но в голове у него по прежнему звучали сердитые крики крестьян, гнавшихся за ним огородами. Потому он начал говорить то, что первое пришло в голову:

Знатных бондов и херсиров
Харальд к тингу приглашает
Дабы власть его признали
Мера жители повсюду.
Много он даров принес им,
Много слов сказал красивых
А взамен просил всего-то
Все их земли во владенье.

Ратных подвигов немало
Браги битв свершил в сраженьях,
Но настало время мира
Насаждать свой лад в владеньях.
Гридни павшие в палатах
Ныне у Отца пируют,
Браги битв же взял сестру их
Вражд былых пожар гасил он.

Древен, славен сей обычай,
Он вражде конец положит,
Конунг славный может в жены
Взять девиц из фюльков многих.
Будет дева рода знатна
Снова в доме сем хозяйкой
И вернется слава к Мёру
Под благой рукой Харальда

Тут, неожиданно из-за стола встал один из бондов, и яростно застучал по столу кулаком.
- Ты паршивец! Ты зачем дочку мою обесчестил?-закричал бонд, багровея лицом.
Скальд от неожиданности замолк
Губы конунга сами собой расплылись в улыбке, он засмеялся, да и другие, похоже приняли сложенную Тормундом вису за веселую шутку, вот только самому скальду было отнюдь не смешно под суровым взглядом знатного бонда, к тому же поглаживающего рукоять подаренного конунгом кинжала.
- Я не шучу, - сердито выдавил бонд в наступившей тишине. - Этот проходимец совратил мою дочку, и ушел от расплаты! Я требую от него... Виру! Или пусть женится! Я растил, берег свою кровиночку на выданье, глаз с нее не спускал, и не для того чтобы всякий заезжий проходимец этот цветок сорвал! Одна дочка у меня - одна надежда и отрада! Я требую справедливости!
- По справедливости тут судить надобно, - то Бедвар усмехнулся из-за спины конунга.
- А вы что скажете? - Обернулся к Торбьерну и Альвиру Харальд.
- Он должен жениться, - произнес Альвир.
- А ты кто? - В ответ спросил его Тормунд, поскольку видел возле конунга впервые.
- Альвир Хнува.
- Странно, что-то я у тебя бородавок не вижу или просто любишь людей путать? - За словом в карман Насмешник никогда не лазал, Хнува же немного смутился.
- А ты бы сам женился, если б в такой переплет попал? - Спросил Торбьерн, прищурившись.
Ладонь Альвира сжалась в кулак и он болезненно дернулся, вновь разжимая пальцы:
- Да.
Торбьерн посмотрел на него с удивлением.
- Вижу, есть у тебя какая-то история. Поведаешь ее нам?
- Эта история не для хмельного пира, - покачал головой фиордец. - Да и конунг ждет решения.
- Люди Мера, мой скальд злоупотребил вашим гостеприимством - вам с него и спрашивать, - сказал тут Харальд, памятуя о том, как судил Гутхорм. - Я приму ваше решение.
- Тогда пусть женится! - выкрикнул кто-то из местных бондов, а другие подхватили - ты теперь наш конунг! И пусть каждый, кто имел наглость наших дев портить, тому и отвечать по всей суровости закона твоих земель! Пусть каждый или женится, или виру платит, иначе вольны наши люди месть вершить!
Тут уже бонды разом зашумели и загомонили, застучали ногами и кулаками по столам застучали.
- Ну что, Тормунд-скальд ты скажешь? - улыбнулся Харальд.
- А что я могу сказать? Пусть годи и законоговорители свое слово скажут. Слова скальдов уже все слышали. Если дева столь хороша, как про нее говорят, и рода хорошего, то отчего же не жениться?
- То есть ты уже и не помнишь! - Вскричал отец девушки.
- Отец почтенный, столько дев меня своими ласками одаривали, разве тут упомнишь всех?
Все гости рассмеялись.
- Завтра по утру годи позовете своего, - Бедвар сказал, бонда охолоняя. - Чего сейчас зря браниться.
- Пусть тогда клятву даст что женится, охальник! А то знаем молодцов таких! Сегодня слово молви, а завтра поминай как звали!
- Да куда он денется от конунга-то?
- Так пусть сам конунг за него тогда поручится! Чай то его скальд!
- Ручаюсь, - сын Хальвдана промолвил. - Завтра или он мужем дочери твоей станет, или большой выкуп получишь.
- Благодарю тебя, конунг! - Бонд уселся, довольный ответом. Уж если сам конунг поручился, то никуда уже негодяй не денется.
- Ну вот, видишь, сам виноват. Да и правда пора бы тебе остепениться,- произнес Торбьерн, хитро прищурившись.
- Так-то оно так. -ответил Тормунд задумчиво, - но что-то сдается мне, что долго мы тут не задержимся.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 21-12-2007, 23:18

Мер Южный. Хильд

Укси не препятствовал ее попытке выйти во двор. Прохладный морской ветер тут же постарался растрепать волосы. Следом за Хильд неслышной тенью шла рысь. Малыш недовольно чихнул, обернувшись на Укси, но затем муркнул и, наконец, мяукнул. Хильд рассмеялась. Впервые за то время, когда телохранитель агдирца нал ее. Смех у девушки был заразительный, что серебро звенело.
- А ты ему нравишься, Укси. Наверное, потому что добр ко мне как никто другой в этой усадьбе. Малыш… Он хорошо чует, кто мне враг, а кто друг. Хотя другом тебя сложно назвать, если вспомнить с какой целью вы сюда приплыли. Но лично на тебя я зла не держу, много тепла и поддержки от тебя я потом чувствовала.
Произнеся последние слова, Хильд отошла на пару шагов от двери и посмотрела на свои руки, в свете факелов, которые озаряли двор не хуже светила дневного, даже звезд не видать было.
- Ты передала ему то, что тебе велели передать?
Хильд вздрогнула от неожиданности, когда из тени отбрасываемой длинным домом вышла закутанная в плащ фигура. Малыш зашипел зло на пришелицу.
- Как и велено было, - пожала плечами мерийка. – Послание я передала, даже не заглянув в него.
- Он посмотрел?
- Не знаю. При мне и не пытался даже. Возможно, что и не посмотрит его.
- Это уже не твоя забота.
Фигура растворилась в темноте, как и появилась: неслышно словно туман. Кот начал испуганно мяукать с подвываниями, рычать и шипеть. Хильд бездумно положила ему руку на голову, отчего кот вздрогнул. Затем, повинуясь странной прихоти, Малыш ткнулся ей в ноги, она приняла приглашение.
Укси остолбенело наблюдал как из-за длинного дома верхом на рыси выезжает Хильд. Причем с таким видом будто делает это всегда. Весело хохоча мерийка свалилась с рыси буквально у порога дома, и сквозь смех выдавила из себя:
- В комнату меня проведи. Малыша тоже.
Телохранитель Харальда подумал, что у девицы от потрясений истерика случилась.

Халльвард, Сигтрюгг и кюна Рагхильда. Сарасберг
(вместе с Сариной))

- Мнится мне, Сигтрюгг начал, - в Сарасберге-то не все у нас ладно будет.
Халльвард остановился в недоумении.
Они спустились с корабля и двигались к поселению теперь, которое уже начало вдалеке маячить. Как-то странно было вдруг услышать о чем-то дурном, что может ждать их там, в том месте, которому суждено было заменить им родной дом.
- С чего вдруг? - осведомился он, жестом остановив воинов остальных.
- Говорил ли ты, братец, кому-нибудь, для чего мы на самом деле в Гринланд отправляемся?
- То есть..? Нет, никому, сам же знаешь.
- И кроме Рагхильды-кюны, выходит, никому не ведомо, что мы не предатели?
Тут-то понял Халльвард, что им грозить может, коли со всем отрядом сейчас они в деревне покажутся. Из селения агдирского, что им по дороге ограбить пришлось, наверняка быстро долетела новость, что херсир один, кюны родич, к врагам решил переметнуться... Свои же ведь нападут, еще и перебьют, чего доброго.
- Чего же делать тогда?
- Ну... пусть дружина где-нибудь схоронится, лучше сейчас, пока разъезд какой не появился поблизости, а мы с тобой пойдем... да прямо к Рагхильде и пойдем. Схватят-не схватят, а только про то, что мы вернулись, кюна узнает обязательно.
На том и порешили братья.

Как ни пытались братья быть незаметнее, внимания к себе не привлекать, а все же в лагере военном, что вокруг деревни был, стражи их все же схватили.
- Вот и попались, - встряхнул один из воинов Халльварда, за шиворот его держа, - только вчера к нам с вестью от вендов всадник примчался, предатели, говорит, вернулись, скоро тут будут. И ждать-то долго не пришлось!
- Убери руки от меня, пес, - хладнокровно херсир бросил ему, - не предатель я.
- Как же, - ухмыльнулся он, в то время как другой стражник Сигтрюгга вырывающегося утихомирить пытался - тот, получив подзатыльник один, возмутился и в драку полез. - В Гринланд на кабанов охотиться ездили, что ли?
- А если и так, - Халльвард дернулся, пытаясь высвободиться, но напрасно. - Отпустите нас и проведите к кюне, поговорить нам надобно с нею.
- Ну конечно, - елейным голосом отвечал страж, расплывшись в широкой улыбке. Но тут же изменилось лицо его, заломил он Халльварду руки за спину, так, что хрустнули кости, и погнал вперед. За ними следом и другой поволок упирающегося Сигтрюгга, подгоняя его пинками, а парень брыкался в ответ, понося его всеми словами, которые на язык шли.

Когда в острог их бросили, прежде чем дверь закрыть, спросил братьев:
- Подельники где ваши? Им ведь к вам присоединиться должно! Отвечай давай, чего глядишь!
- В Сарасберг ни один с нами не вошел, - произнес чистую правду Сигтрюгг.
- А куда же вы отряд огромный подевали?
- Так может, его и не было? - хитро молвил парнишка.
Стражник плюнул и хлопнул дверью. Все равно ведь найдут, хоть все селение вверх дном перевернуть придется... Заскрипел засов с другой стороны.
- Ну и что теперь? - поинтересовался Халльвард. - Ждем?
- Ждем, - кивнул младший брат. - Как только Рагхильде они доложат про нас - будем освобождены.
"По крайней мере, вверить в это хочется", подумал он про себя.

Скрипнувшая под неуверенной рукой дверь, заставила гребень на полпути замереть. Рагхильда недовольно на рабыню взглянула, окатив ушатом ледяной воды во взгляде.
- Чего тебе?
- Госпожа, там двух предателей поймали. Тебя зовут.
- Скажи, чтобы без самовольства. Иду уже.
Гребень отлетел к окну отброшенный, кость треснула. Кюна волосы под плат убрала, но сзади они на спину плащем падали. Зашуршали ее тапочки по дому, к месту заключения злополучных отроков направляясь. Здоровенный стражник у двери стоял, завидев кюну весь подобрался и замер в ожидании приказа.
- Отворяй.
- Слышишь? - встрепенулся Сигтрюгг. Они сидели с братом на холодном полу, прислонившись спинами к стене.
- Что такое? Идут?
Младший Вебьернссон кивнул, прищурился. Когда дверь открылась, на пороге увидели они кюну. "Вот и избавление", с облегчением подумал Халльвард, поднимаясь.
- Здравствуй, Рагхильда Мудрая, - поклонился молодой херсир, следом за ним и Сигтрюгг голову склонил.
- И вы здравы будьте, -кивнула Рагхильда братьям. - Что скажете о том, почему в погребе сидите?
- Нашей вины в том нет, - отвечал Сигтрюгг, - ложно в предательстве нас обвинили, а мы ведь с важными вестями прибыли из Гринланда, куда ты отсылала меня и брата.
- Что за вести? - Рагхильда в погреб не ступала, стояла на пороге.
- Да о том, как в державе Хроальда дела обстоят, в войске да среди народа простого. В прошлом сражении Хроальд много воинов потерял, а число их восполнить попытался рабами да карлами, из тех, кто больше земли хотел себе, стал перечислять Вебьернссон. - Потому согласия в дружине его нет - ведь остались в ней свободные бонды, которым не по нутру рабы эти бывшие... Да и среди люда простого то же самое.
- Конунга-то не все жалуют в Гринланде как раз за то, что рабов на свободу отпустил и одарил богато, - добавил Халльвард. - Да и глуповат он, чего не могли и мы не заметить. А вот Хадд-жрец, ейный брат, - того все боятся, потому как умом цепок да жесток...
- Вот что нам узнать удалось, - закончил Сигтрюгг. - Но почему же, кюна, все еще в темнице разговор с тобой ведем? Не больно по нраву нам место это, а ты сама знаешь, безвинно нас сюда заключили.
- Выпусти их, пусть вымоют их и пред мои очи явят в зале главном. Слушать буду рассказ во всех подробностях, - махнула рукой кюна и вышла.
Стражник, ворча о том, что Рагжильда предателей привечает, вытащил обоих отроков и к бане повел.

- Да, славно попарились, - вздохнул старший брат, когда они снова к кюне шли, но уже чистыми, в одежде свежей, правда, снова в сопровождении стражи. - А то давно не случалось в баню зайти - все эта суматоха с Гринландом...
- Приятно все же сюда вернуться, и в кои-то веки скажу, что хотел бы подольше тут задержаться, чтоб нескоро догадались нас куда с очередным поручением послать, - молвил Сигтрюгг.
Распахнул двери перед ними страж, вошли они в усадьбу и к главному залу направились.
Кюна сидала на кресле справа от высокого конунжьего. Подперев голову кулаком, посмотрела на вошедших отроков, затем махнула стражу:
- Оставь нас. А вы рассказывайте все в подробностях.
- Говори ты, - кивнул Халльвард брату. Впрочем, Сигтрюгг и без того начать собирался. Уж так случилось, что дан ему был талант речи вести, и не раз дар этот спасал братьев, равно как и сообразительность младшего. А Халльвард же, хоть и смекалкой такой не обладал, но силой и выносливостью брата превосходил, да и грамоте был обучен. Вдвоем же они стоили целого десятка, коли не больше.
Поведал Сигтрюгг Рагхильде о том, как они добирались до Гринланда со всем отрядом (как ни хотелось ему смолчать, а все же рассказал и о том, что пришлось им деревню местную ограбить и телеги с лошадьми и волами забрать); о том, как переплывали реку под градом стрел на пароме; о встрече с Хроальдом и том, как в Гринланде жили среди людей обыкновенных и от них да от дружинников сведения различные добывали; после же упомянул Сигтрюгг и о возвращении их да о том, как неласково были встречены они в этих землях.
- Как бы там дело не обстояло (а как оно обстояло, ты знаешь теперь, о мудрейшая) - закончил Сигтрюгг, - а все же не хотелось бы нам с братом, чтобы предателями нас продолжали считать. Нельзя ли при дружине объявить, дескать, разведчиками были братья Вебьернссонами, не изменниками?
- У нас и так друзей здесь нет, - добавил Халльвард, - Асгаут единственный на войну уехал, но и врагов тоже нет... и не хотелось бы враз их приобрести целую кучу.
Сидела Рагхильда, братьев слушая,да хмурилась. Не по нраву ей было то, что в Агдире творилось. А Гутхорм и Харальд новые игрушки искали, в войну играясь, пока родные земли конунг молодой терял постепенно.
- То моя забота. Сегодня пир соберу и на нем объявлю всем. Пока же длинный дом не покидайте.
- Спасибо тебе, кюна, - снова поклонились братья женщине мудрой в пояс, да покинули зал.

Мер Южный. Сон Хильд.

Хильд положила голову, на свернувшегося клубочком Малыша, и практически сразу провалилась в сон. Успев только с удивлением отметить возвращение своего плаща.
Под мерное мурчание рыси из темноты перед ней выросла фигура в плаще, и грозно спросила:
- Почему ты тут?
- Потому что я не решаю теперь в своем доме.
- Ты же знаешь, почему это случилось.
- Я не понимаю за что.
- В том была ошибка твоего брата. Он нарушил то, что решили норны.
- Я не понимаю…
- Он не должен был отдавать тебя не тому, кто предназначен тебе. Спасение Мера должно было приплыть из-за моря.
- И оно приплывет.
- Тот воин приплывет, но уже ничего решить не сможет. Фрею больше не слушают. Тор и Фрейр решили иначе. Ты платишь за ошибку брата. Они ему дали понять тем поединком, что не угодны им оба. Но видно Локки вмешался в тот момент.
- И что теперь?
- Не знаю. Один на их стороне. Хоть и в Вальгалле твои братья, но изменить то что переплели норны по просьбе Отца Одина уже нельзя.
- А… тот, кто должен приплыть из-за моря. Когда?
- Теперь уже нескоро.
- Как я узнаю его?
- Этого я не знаю, но ты поймешь. Хотя может быть все будет иначе, чем было бы раньше.
Фигура откинула плащ и на Хильд взглянули безумно прекрасные голубые глаза, а улыбка заставила непроизвольно улыбнуться.
- А теперь спи. Все будет хорошо.
Мерийка спала со счастливой улыбкой на лице, под мерное мурлыкание большого лесного кота. Впервые тяжкие думы не тревожили ее разум, а кошмары не посещали ее, она просто спала уверенная в своем будущем. Главное не забыть то, что ей приснилось сегодня.

Пир на весь Мер
С Орычем

Едва войдя в зал, принял Гутхорм из рук слуги кубок хмельного мёда, пронёс его над огнём и с расстановкой сказал:
- За крепость клинков!
После чего опрокинул кубок до дна, сел на скамью рядом с Харальдом и закусил краюхой хлеба.
- Слава Гутхорму! - Кто-то из хирдманов бросил, на то глядя. Многие тут же свои кубки подняли, дядю конунжего приветствуя - он хоть и к концу пира явился, но все ему рады были - и соратники давние, и мерийцы, что справедливости его свидетелями стали.
- Долог был твой путь, дядя, - Харальд сказал тихо, когда крики завершились. - Люди твои днем раньше вернулись, разбойников двоих с собой привезя.
-Задержался, - коротко ответил Гутхорм. - Что с ослушниками учинил?
- Высекли на заднем дворе, - улыбнулся конунг.
- Тоже верно, - Гутхорм смачно откусил от свинного окорока и запил мёдом. - Харальд, надо окоротить людей. Дать им понять, что мерийцев обижать нельзя. А не то может до бунтов дойти.
- Не зря же я тебя посылал то проверить, - сказал конунг, надеясь что гости на другом конце стола их разговора не слышат Впрочем - те пока о своем спорили. - А сейчас вот самых знатных собрал мерийцев в усадьбе - они власть мою признают, тогда и бунтов не будет.
- Всем довольны гости? - быстро и тихо спросил ярл
- Пока да, - Бедвар вновь вмешался, между конунгом и ярлом вклинившись. - Думают что им милее - власть или земли. Давно уже думают.
- В мёда подлейте браги крепкой, - посоветовал Гутхорм. - Так живей думать будут
- Здраво, - подозвал слуг Харальд, велел им все сделать, как Гутхорм придумал. - Захмелеют, согласятся. Да и с подарками расставаться не захотят, думаю.
- Не захотят, - кивнул Гутхорм. - Только вели молодцам смотреть, чтобы никто буянить не вздумал!
- Будут буянить, - улыбнулся конунг. - Потом сами же захотят вину загладить, когда протрезвеют.
- Или наоборот, буянить буду сами, а запомнят только, что в твоём доме им морды кто-то поразбивал. И обидятся.
- Да что за народ такой - эти мерийцы!
- Какой есть! - Гутхорнм хитро усхнулся. - А может ну их? Отвоюем Агбдир, да Хрингарики. да атм и осядем...
- Шутишь?
- Конечно шучу! - Гутхорм хлопнул племянника по плечу. - Тесно тебе там ныне будет.
- Пусть там пока Сульки ютится, - рассмеялся конунг.
- Если живым возьмём - упрячь его в сундук! - мёд уже несколько разгорячил Гутхорма. - Да проверти две дыры: против рта и против, - ярл смачно рыгнул, - ну вобщем ты понял!
- Дядя, не знал о таких твоих пристрастиях? - Удивился юноша.
- У, охальник! - Гутхорм попытался отвесить конунгу подзатыльник, но тот затверженным с детства движением нырнул вниз. - Да не для себя я! Дай договорить! А стражем к нему поставим Торлейва. Вот будет тому потеха!
- Да... - сквозь смех, попытался связать хоть пару слов конунг, но подавился хохотм. - С бабами-то у него не очень выходит.
- Я так думаю: со жрецами надо дружить! За то и выпьем!
- За Асов и их наследие! - Поднял кубок Харальд.
- За потомка Ньорда, - тут же, с подобострастием пристроился к тосту какой-то бонд.
Гутхорм бросил на того косой взгляд но тост лаконично поддержал:
- Да вздрогнут!
Кубки мерно поднялись и опустились. Уже пустые. Бонды и херсиры продолжили свой спор, видимо до сих пор решая, что еще можно вытребовать у конунга за поддержку.
- Харальд, а от жены твоей известий никаких нет? - Гутхорм явно пребывал в добром расположении духа.
- Ни от нее, ни от Хакона, - покачал головой Харальд.
- Плохо это, - Гутхорм посмурнел. - Как бы не пришлось без ответа его ехать тебе в Хладир.
- Ты со мной?
- Нет, - Гутхорм качнул головой. - Кому-то надо здесь остаться, чтобы земли эти не потерять. Рогволду я не верю, а ты?
- Спроси еще - верю ли я Гандальву.
- А зря! - Гутхорм качнул головой. - Знаешь, чем враг друга лучше? Он не предаст.
- Вон, посмотри лучше, - Харальд кивнул жрецу и тот положил на стол руны. - Хильд мне сегодня вручила, перед пиром. До сих пор не пойму, откуда у нее руны взялись.
- Не силен я в этом, что говорят эти знаки?
- Это Эйваз, - Бедвар сказал, на знак указывая. - Он к терпению призывает, предупреждает о том, что поспешность любая может худым обернуться.
- А эта Феху, - добавил Харальд, вспоминая, что обе уже видел при прошлом гадании. - Она вроде как подарок обещает.
- Или послание, - поправил Бедвар. - Совет, предупреждение. Хорошая руна. Третья - Кеназ. Огонь, подвластный человеку, божественный дар. И еще - рождение ребенка.
- Ба... - рот открыл Гутхорм. - Вот только не говори, что девку эту успел обрюхатить.
- Я? - Удивился Харальд.
- Ну не я же, - чуть оскалясь, сказал берсерк. - Позора не оберешься, но это ладно. Что Хакон скажет ты подумал?
- Хакон, что Хакон... - замялся конунг.
- Если бы она еще с мужем своим спала - можно было бы сказать - его ребенок, но тут ты сам понимаешь...
- Государь! - Прервал беседу их громким голосом старый херсир. - Мы с людьми посовещались и решили: владеть тебе землями Мера, как того желаешь!

Сарасберг. Рагхильда и жрец хладирский

Солнце щедро поливало землю своим теплом, цепляясь за верхушки вековых сосен и теряясь в их корнях. Кони резво несли кюну и ее охрану по дорожке.
Рагхильда была довольна и возмущена одновременно. Довольна, что теперь было кому защищать ее от нападок жадных до наживы соседей. Огорчало ее лишь одно. Слишком мало было среди них верных ей агдирцев и вестфольцев. Только не показала кюна вида. Гордая и непреступная восседала она на коне своем. Все в порядке в лагере воинов было, вдоволь еды им предоставили, вдоволь воды. Удобно в палатках викингам было. Но то, что наемников больше средь них, грызло душу Рагхильды.
Внезапно молодая душа Рагхильды потребовала действий. Она тут же дала лошади шенкелей, и вороной жеребец сорвался в резвый галоп. Не успели охранники и глазом моргнуть, как лошадь и всадница исчезли за поворотом дороги в тени, отбрасываемой могучими деревьями, лишь волосы Рагхильды сверкнули молнией в полумраке леса.
- Куда она?! – раздались возгласы телохранителей, но кюна уже исчезла из их поля зрения.
Рагхильда наслаждалась свободой, пригнувшись к шее лошади, она слилась с ней в единое целое. Жесткие пряди черной гривы скользили по лицу, переплетаемые ветром с выдернутыми из косы прядями волос женщины. Резкие порывы воздуха, летевшего навстречу, перехватывали дыхание. Жеребец нырял под каждый порыв ветра, прибавляя скорость. Кюна легко и с улыбкой пресекала эти попытки пошалить.
Настроение пошло вверх, по мере того как все плохое растаптывалось копытами, ритмично выбивавшими дробь по лесной дороге. Сердце быстро подстроилось под дробный звуке и вскоре они зазвучали в унисон.
Но все хорошее когда-нибудь кончается и, ей пришлось сдержать рвущегося вперед коня. Жеребец перешел с галопа на рысь, с рыси на шаг, кюна тяжело вздохнула, приходилось возвращаться. Возвращение в юность было таким коротким, таким мимолетным.
А навстречу ей, по дороге из Гудбрандсдалира ведущей всадник направлялся одинокий - так лишь гонцы доверенный да служители Асов путешествовали. Этот же, судя по бороде окладистой с проседью и животу объемному на гонца быстроногого никак не походил. Обнажили стражи рагхильдины клинки на два пальца из ножен, ожидая, пока гость незваный ближе подъедет да себя назовет.
Подняла руку Рагхильда к спокойствию стражей призывая.
- Кто ты? - у странника кюна спросила.
Тот взглядом ее окинул, одежду богатую и властность в поведении отмечая, а после сказал:
- Зовут меня Трюггве, жрец хладирский и здесь я, дабы тебя, кюна великая, увидеть.
- Что надобно тебе, Трюггве? - кюна кивнула и мечи в ножны легли.
- Весть я принес об опасности, что сыну твоему угрожает, - не стал вокруг да около темы ходить жрец, с дороги уставший.
- Говори, - властно кюна велела.
- Госпожа, кто же вот так гостя встречает? - Улыбнулся Трюггве. - Кто же речи важные на дороге ведет?
- И то верно, но за сына тревожусь. Мои телохранители тебя в усадьбу проводят, в бане помоешься с дороги, после жду тебя в зале.
Сказав это кюна коня развернула, да галопом к усадьбе полетела.
Двое воинов тут же за нею подались, остальные же, жреца окружив, шагом медленным в Сарасберг направились ибо не спешил Трюггве, словно нарочно хотел ожидание кюны продлить. После же в баньке попарил старые кости хладирец, да к столу пожаловал, вновь кюне поклонившись.
К тому моменту Рагхильда уже извелась вся, вестей ожидая. Но стоило двери скрипнуть, как вновь место матери встревоженной, кюна великая заняла.
-Говори, жрец, что за весть у тебя, - велела она.
- Тебе, кюна, о том не докладывали еще ведь, что жена Харальда ребенка ждет, - издалека на сей раз начал Трюггве, зная, что все выслушает теперь Рагхильда.
- Я рада за нее, - отмахнулась кюна. - Что грозит сыну моему?
- Многое, - улыбнулся на то служитель Асов.
- Говори.
- Вороги злые да союзники вероломные, да родичи подлые.
- Подробнее. Кто именно и чем грозит сыну моему?
- Как я уже говорил, жена Харальда беременна, - вернулся к старой теме Трюггве. - Но не только она одна.
- Мой сын завел себе наложницу? - удивилась кюна.
- О том мне не ведомо, но - для мужчины его стати такой женщины, как Асса, явно будет недостаточно, - уклончиво ответил жрец. - В тяжести ныне мачеха ее.
- Неужели столь плоха жена Харальда, - тихо женщина произнесла, но тут же добавила. - Но как же это? Жена Хакона понесла? Не может быть такого.
- Не может, а бывает, - жрец потянулся за медовухой. - Видать силен еще по этой части старый медведь.
- Что еще? - начиная обдумывать чем ей и сыну это грозит, спросила Рагхильда.
- А этого мало тебе, госпожа?
- Это решить можно, роды дело опасное. Боги могут и дочерью наградить. Еще одной, - усмехнулась Рагхильда. - А второго Харальда в Норвегии нет, чтобы пожалеть ее.
- А если нет? У Хакона трое сыновей до дочери было.
- То Асам ведомо, не нам, жрец. Да и избавится от младенца не так сложно, как от взрослого. Меня жена Харальда волнует, как бы через нее не прибрал к рукам все владения сына старый хитрец.
- Вижу я, не зря люди тебя мудрой прозвали, госпожа, - голову склонил Трюггве. - В Хаконе наибольшая опасность таиться для Харальда, особливо коли сын у него родиться - ранее ведь лишь потому, что наследников у него не было, отдал он свою дочь и владения.
- Да дочь та и есть главная боль головная. Она проникла в наши владенья, теперь еще и корни пустила, а вместе с ней и вся семейка ее, - вздохнула Рагхильда. - Будет Хакон мешать убить его придется вместе с бабами евойными.
- Если бы у мужей ратных было столько решимости, сколько у тебя, кюна, быть может Харальд быстрее в войне победу одержал.
- Ох горазд ты речи льстивые говорить, - улыбнулась кюна
- Я здесь, чтобы служить тебе, госпожа, - в ответ произнес Трюггве. - И чтобы от любой напасти предостеречь.
- Хорошо. Я подумаю, как проблему решить, да так чтобы сыну моему она не угрожала боле. А тебе стоит тут остаться. Хакон не потерпит такой преданности Харальду.
- Для меня честью будет подле великой кюны остаться жрецом агдирским, - вновь голову склонил служитель асов. - Время Хакона на исходе ныне, потому нет выгоды ему служить боле.
- Кроме сказанного есть еще вести плохие, - поинтересовалась кюна.
- Хорошие есть - Мер Северный пал в руки твоего сына.
- Я знала, что так будет, - кивнула Рагхильда.
- Его ведет твое пророчество, вещая кюна.
- Кого еще покорил мой сын? Или ошибки, что он наделал отвернули от него Асов?
- Он собирался идти против Южного Мера, госпожа, но более того я не знаю.
- Хорошо, коли это все новости, можешь отдыхать, жрец. Тебя накормят и покажут место, где спать, - кивнула кюна, крепко задумавшись о том, как проблему хладирскую, что сын ее заварил решать.
- Не смею более отнимать время у кюны, - поднявшись из-за стола, Трюггве поклонился учтиво. - После, когда угодно будет, я расскажу, что мне руны открыли.
- Вечером, жрец, вечером, - в тяжком раздумье кюна молвила.

(с Тельтиаром)

Хладир. Хакон Трондский и сын его.

Когда хозяин земель возвратился в усадьбу, лил дождь. В небе, казалось, сделали дырку и теперь лили в нее воду бадьями. В погоду такую насекомые прячутся а люди и кони ходят смурные да недовольные. От того мрачный вид Хакона не сильно-то подивил хладирцев. Лишь сын его о причине тех дум догадался, да еще Бард, с коим вместе письмо то прочли. Но Бард был лишь гость, а не родович, чтобы вот так, с порога, конунга выспрашивать. Если по чести судить, то и сын незаконный таких прав не имел, полагалось ему чинно сидеть в гриднице, очи потупив, покуда властитель не призовет. Да отчета потребует. Но положение сына рабыни сызмальства учит увертливости, вот и теперь Хакон млад вслед за старым в баню направился. Вроде бы, чтоб услужить да почет выказать. На деле же, знал юноша, что отродясь не привыкли гордые конунги обиды глотать и все равно Хакон проговорится. Так то и вышло.
Услышав про события в Мере, конунжич мысленно застонал. Конечно, ему благом было, что за думами тяжкими отец о делах его не допытывался, давал время следы замести да срам кровосмесительный от суда скрыть. Но и Харальд хорош! Хотел бы нарочно тестя обидеть – не выдумал бы такого и за седмицу. А тут, как назло, все само приключилось. Хакон млад всецело сочувствовал агдирскому конунгу, по вине женолюбия пострадавшему, благо и сам тем же был грешен. Но тут речь шла о власти и о наследниках, а потому конунжич транделагский втихомолку посетовал, что Харальд столь беспечно подыскивает себе молодух. Рассудок велел бы отдать эту Хильд в жены какому-нибудь ярлу, чтобы власть свою в Мере тем укрепить. Но девица рода конунжьего – это даже не ярлова дочка. Помиловался бы Харальд с другой любушкой, так женихи только охотнее взяли бы замуж, частицу удачи его получить мысля. Но тут дело было особое, и Хакон младой, поразмыслив недолго, решил очернить девицу, чтоб обелить родича:
- Чародейство то, государь, - молвил он отцу убежденно. – Сам посуди: мыслимо ли в уме здравом такое замыслить? Все, что ты гуторишь про Харальда в Мере, ничуть на него не похоже. Будто дурманной отравы конунг отпил, вот и вершит деяния странные. Кому выгода в том, чтобы люд Мера его не признал? Ворогам. А тебя с зятем рассорить? Им же.
- Ежели то ворожеи из Мера содеяли, то зачем им губить сестру своих конунгов? – возразил старый Хакон, но больше ради приличия. Чувствовалось, что и сам он рад бы найти пояснение поведению Харальда в колдовстве черном, а не в недальновидности конунговой.
- Сосуд она треснувший, семя дурное, - убежденно вещал конунжич. – Сам припомни, что сказывали: из-за нее Мер поддержку Альвхеймара потерял, а сама она при супруге живом девкой жила. Мыслимо ли, чтобы столько мужей самоуправство одной бабы терпели?
- Тут прав ты, - согласился конунг Транделага. – Я тоже люблю свою дочь, а все же отдал ее тому, кто земли мои сохранит да деяния рода в веках преумножит.
- А по тому сказу вышло бы, что, скажи дева, что Хаки Малодушный ей мил – ты к Гандальву сватов посылать побежал бы, - поддакнул младший Хакон. – Такое еще отец в любви мог содеять, но чтоб сразу три мужа достойных голову потеряли – тут без чар уж никак. И посмотри: едва то свершилось, пал Мер.
Конунжич понимал, что играет с огнем, увязывая победы Харальда и сватовство альвхеймарцев к Хильд, но рисковал. И не напрасно: старому Хакону, и впрямь, было сложно понять подобное попустительство ныне покойных конунгов. А уж то, что муж с женою на ложе не совладал – то и вовсе в уме у него не укладывалось. Тем паче, что видел он Хильд в опочивальне у Харальда, и не казалось ему, что с запредельным трудом конунг агдирский плод сей сорвал. Прав был сын незаконный: дело тут странное.
- Кстати, у нас гость ныне, Бард, Харальда Агдирского человек, - решил конунжич тему сменить, чтобы дать властителю поразмыслить над речами своими. – Тебе поклониться желает, когда отдохнешь.
- Не столь уж я стар, чтобы плаваньем на славном драккаре да истомиться, - фыркнул Хакон Трондский. – Не греб всю дорогу, чай. Сейчас вот оденусь к обеду – тогда пусть приходит. Поговорим, как положено.
Хакон млад поклонился – и вышел.

Сарасберг. Коварный жрец. Коварная Кюна
С Сариной

У Рагхидьды никак из головы не шло, что ей жрец сказал. А особенно не давало покоя гадание на рунах, что тот провел и результат хотел кюне поведать.
- Позвать ко мне Трюггве, желаю побеседовать с ним, - приказала она рабыне.
Пришел жрец в скорости - видимо ожидал он приглашения этого, потому всемерно готов был к разговору. Поклонился, порог переступив, кюне, разрешения сесть испросил.
- Готова ты выслушать меня, госпожа?
Рагхильда, до того шагами зал мерившая, замерла и на кресло села, что на возвышении стояло.
- Готова, жрец. Только не пытайся меня обмануть, у меня дар есть, я неправду увижу в будущем.
- Моими устами Асы говорят - им ложь не ведома, - с достоинством Трюггве отвечал.
- Ну так скажи, что тебе Асы поведали, - велела кюна, тон жреца мимо ушей пропустив.
- Первой Уруз руна легла, великая кюна, - жрец сказал. – То боги говорят, что надлежит тебе твердость проявить и усердие, ежели желаешь сына своего охранить от того зла, что ему причинить могут. Час действий решительных настал – Асы рекут.
- Зномо это мне. Что еще Асы говорят?
- Вот еще о былом руны вещают – здесь Яро лежит, смертоносная и могущественная. То – Харальд, твой сын – в нем дремали великие силы, ныне вырвавшиеся на свободу. Он – погибель для врагов своих неотвратимая. Но могущество это может против него обернуться, госпожа…
- Каким образом? Говори все жрец, не таи правду, - подалась вперед кюна.
- О том уже другая руна – Манназ – рекет. Необходимо ум проявить недюжинный, кюна великая, и сметливость, дабы Харальд все удержать смог в руках своих, что заполучил. И в этом ему лишь ты помочь можешь, ибо те, кто окружают его – не верны.
- Что я сделать могу и чем сына своего спасти получится? - поинтересовалась кюна, но зная, что главный враг Хакон, старый лис.
- Ты мудра кюна - и в твоей мудрости главная опора твоего сына, - учтиво молвил жрец. - Предостереги его, помоги советом, дабы он знал, откуда ждать беды и был к ней готов.
- Думаешь он против жены своей пойдет?
Жрец усмехнулся:
- Жена ему не люба, о том и так в народе судачат.
- Подробнее расскажи.
- Чего уж тут говорить, коли брак заключен был не по любви, а из державной выгоды, - жрец не скрывал того, что и так было известно кюне. - Но ведь и Хакон искал своей выгоды, теперь же - родись у него сын - Харальд ему не нужен станет.
- Ладно решим проблему сию. Что еще руны тебе рассказали?
- Последняя – Каун. Большая сила – это сподвижники конунга, но коли не подвластны они будут Харальду – много бед его державе принесут, если же подчинит он их своей воле, то на пользу ему их могущество пойдет.
Рагхильда задумчиво подперла подбородок кулаком.
- Что посоветуешь ы, жрец? Как в ситуации этой поступить и что сыну моему сделать? Как с женой и тестем поступить и что дальше делать?
- Госпожа моя, еще в Хладире я другие руны кидал - сыну Харальда они великую судьбу предрекали, но на нее жизнь иного воителя тенью ложилась - то Хакона сын был.
Задумалась Рагхильда, крепко задумалась.
- Может удавить обеих баб, чтобы проблем не было. Что на это Асы скажут?
- Ты готова убить собственного внука? - Тут даже Трюггве от удивления брови вскинул, вздох тяжкий издав.
- Мне сын важнее живой, - махнула рукой Рагхильда. - А внуки еще будут коли он жив будет. Ди и тебе ли не знать, жрец, давний обычай, когда неугодных детей богам приносили. да в святилище оставляли. Часто сами отцы так поступали.
- Так с девочками поступали по обычаю, - кивнул жрец. - Но к чему тебе, госпожа такое деяние тяжкое вершить, когда иной путь есть.
- Какой же?
- Смерть Хакона - он стар уже, и если никто не заподозрит в его гибели твоей руки, Рагхильда - все сочтут, что Один его призвал.
- То не решит иных проблем, - ответила кюна. - Жена его в тяжести, да сын прижитый от рабыни имеется.
- Пусть младенца велят отдать после на воспитание брата твоего - Гутхорма и он из него верного воина вырастит Харальду, - продолжил Трюггве. - Рабий же сын, - тут голос жреца злее стал, ибо вспомнил он, как отказал ему молодой Хакон в его предложении. - Конунгу присягал и не посмеет против руки поднять... конечно если никто доказать не сможет Харальда причастности к смерти старика.
Задумалась Рагхильда, затем рукой махнула:
- Ступай, жрец, тебя накормят хорошо. Только забудь про разговор наш, а я подумаю над тем, что ты мне предложил.
- У меня к тебе просьба есть, госпожа, - обернулся жрец в дверях уже, будто только что вспомнил.
- Молви, - милостиво кюна разрешила.
- От людей слышал я, что от рук злодейских принял смерть почтенный жрец Фредрик, - голову склонив, говорил хладирец. - А иных нет в Сарасберге жрецов, что Одину служить обучены.
- Хочешь место Фредрика занять?
- Этим я мог бы большую пользу принести державе.
- Чтож, служи коли таково желание твое, - кивнула кюна, дозволяя Трюггве агдирским жрецом стать.

Горел костерок, заставляя тени плясать вокруг чьего-то копья, воткнутого рядом в землю. Темные узоры мелькали, то появляясь, то исчезая, на лицах воинов, на ткани палаток, бегали по земле с каждым дуновением ветра в ту или иную сторону. Шагах в пятидесяти играл языками пламени еще один костер, потом, дальше , - третий, четвертый... Было необычно холодно этой ночью, холоднее, чем прошлой, заставшей их в пути как всегда нежданно-негаданно.
"Правильно я сделал, что оставил Свена или нет?" - думал Эйрик, ворочаясь с боку на бок в своем шатре. "Нраву он все-таки пакостного, хотя и храбр и телом крепок..."
Но кто кроме него сейчас лучше справится в Вингульмерке?

... Конунг свейский, после того, как эйнаровы земли к своим присоединил благополучно, собирался домой отправиться, но отъезд его сначала Харек со своими прихвостнями отсрочил (впрочем, об этом Эйрик с большой неохотой вспоминал), а потом и еще одна новость, дурнее не придумаешь.
Четверых патрульных нашли убитыми где-то за околотком, коней при них не было. Подумали прежде на разбойников; но одним патрулем дело не закончилось. Напали на одну из деревень, в которых расположились воины свейские.
Вальгард ездил туда, расспрашивал жителей - сколько их было, да как выглядели, не показался ли кто знакомым: крестьяне лишь качали головами, радуясь, что хоть живы остались.
- Женщин и детей не тронули, - рассказал Вальгард позже Эйрику, - но наших убили всех. Двоих крестьян еще, но тут неясно...
Однако после того, как напали на вторую деревню, кое-что свейскому и гаутскому властителю стало яснее.
- Требовали они, - рассказывал, тряпку прижимая к носу, из которого кровь лилась, все не останавливалась, один из из свеев, что стояли в той деревне на постое, - чтобы я христианство принял, и от других тоже требовали, а кого-то убили еще до этого, а нас мучить стали, но женщинам детей велели увести, чтобы те не смотрели...
Но с появлением отряда Свена, которому донес кто-то из крестьян, что те разбойники вернулись, нарушители спокойствия исчезли, схватить ни одного не удалось. C ними, однако, ушли и некоторые свеи - те, кто действительно решил принять их веру и поддерживать разбойников.
Сколько злодеев было, тоже никто понять не мог - кто насчитал около трех дюжин, кто всю сотню. Странней всего то было, что это христиане. Поговаривали уже, что многие теперь из воинов Эйрика принять собрались веру другую, против конунга своего обратились и теперь будут в его рядах сеять смуту и панику. В конце концов, после клятвы той позорной, что ему пришлось перед всем своим войском дать, могли, верно, некоторые, рассудок утратив, счесть, что не дело говорит Эйрик, и от него отворотиться. Могли - но не должны были, и тех, кто ушел с разбойниками, если удастся поймать мерзавцев, понесут тяжкое наказание.
А вот Харек, хотя кольцом, крестом и молотом поклялся тоже, мог и обмануть. Да у него прямо на лице написано, что он - тот еще проходимец: из грязи да в князи, так только проходимцам везет. И все-таки Эйрик, к ужасу для себя, осознавал, что испытывает к нему нечто вроде... уважения. Ловко он обставил то дело, с его похищением; Эйрик и сам, наверное, придумал на его место что-нибудь такое. Но враг есть враг, и осуществить свою месть Хареку он еще не передумал.
Почему-то склонялся конунг к мысли, что разбойники эти - именно его люди, подосланные, чтобы... Вот с какой целью - этого конунг объяснить не мог, ибо выгоды для Харека здесь не видел, для себя, впрочем, тоже.
Но сейчас, когда он уже собрался было вернуться в Уппсаллу, заниматься всем этим, искать виноватых... ну уж нет, слишком долго он не видел Сванхильд и детей.
Потому, оставив вместо себя Свена и поручив тому найти злодеев любой ценой и наказать по заслугам, Эйрик с частью своего войска отправился туда, откуда давно, больше полугода назад, поехал стяжать честь и славу, завоевывать новые, богатые земли...

И вот сейчас он лежал в палатке и, безуспешно силясь уснуть, размышлял обо всем этом. Черный Молот, конечно, будет держать всех в Вингульмерке, как в ежовых рукавицах, и спуску не давать, но не повредит ли там излишняя жестокость, которая, чего греха таить, в поступках и словах Свена часто проявлялась, особенно по отношению к иноверцам. А ведь в землях Эйнара половина народа уже христиане, Однорукий на славу постараться успел.
"Ох и достанется им от Свена", ухмыльнулся Эйрик. "Вальгарда-то рядом не будет, чтобы сдержать его, как ранее бывало." Зато можно было быть точно уверенным, что уж при Молоте-то виноватых найдут непременно - и накажут всех подряд.
Снаружи все плясали тени от пляшущего пламени. Эйрик закрыл наконец глаза. Хватит, конунг, думать о трижды клятом Вингульмерке, где несчастий больше чем побед случилось, хватит разбойничьего конунга Харека вспоминать с этими клятвами - подумай лучше о том, как домой вернешься, как супруга милая встретит, как дети подбегут, обнимут радостно... Да и стоит ли о другом сейчас думать?
И сон опустился мягко на него откуда-то сверху, а пламя все танцевало.

Хейдмерк. Асмунд ярл

Мудрые люди говорят, что страх может быть вполне осязаем – звери чувствуют боязнь людей за много шагов, но то – звери. Для того, чтобы чувствовать страх так, как они – человеку самому надо стать хуже зверя. Наверное таковым был Асмунд, если крестьяне, лишь завидев его, бросались прочь или падали на колени, а дети плакали в колыбелях, когда его конь просто проезжал мимо дома. От него веяло страхом и смертью… смертью сотен людей, замученных им ради забавы, а теперь – и во имя принятого им Белого Бога. Даже бывалых воинов бросало в дрожь, когда им случалось смотреть ему в глаза – холодные синие глаза, словно две льдины, пронзающие сердце. Вряд ли кто мог поверить, глядя на него, что ему нет и двадцати лет – но это было так, Кровавый Ярл, проклинаемый народом Вингульмерка, ненавидимый всеми был еще молод, но уже известен на всем севере Норвегии.
К тому времени, когда отряд Асмунда добрался до Хейдмерка, он увеличился почти вдвое – всех, кто принимал новую веру, ярл брал на службу. Всех кто не принимал – отправлял в Ад… или в Валгаллу, как они думали. Слухи быстро распространялись по захваченным Эйриком Свейским землям – в каждой следующей деревне все меньше было желающих отправиться в Валгаллу и все больше – за Асмундом. Его преследовали люди конунга свеев, гауты и верманландцы, агдирцы и вестфольдцы служащие Рагхильде, но – выследить и поймать не смог никто.
«Меня Бог хранит» - Смеялся Кровавый ярл, но даже от усмешки его веяло холодом и смертью. Серебряный крест поблескивал на груди ярла, поверх кольчуги – он не скрывал своей веры, в отличии от многих дружинников, носивших крестики под одеждой. Асмунд был свидетелем силы Белого Бога и не видел ничего постыдного в том, чтобы демонстрировать свою покорность столь могущественному покровителю, способному даровать победы калекам и разрушать города в один миг.
«И пал дождь из огня и серы, обративший град в руины, а жителей же его безбожных испепелил без остатка со всем их нечестивым потомством».
Когда Велимир говорил эти слова, его глаза полыхали неистовым огнем – столь же жестоким, сколь и взгляд Асмунда, только в отличии от ярла, этот юноша не был убийцей – он благословлял на убийства и резню своих людей, а после отпускал им грехи, совершенные во славу Господа. Пятнадцатилетний мальчик никогда не был рукоположен в священники, однако для отряда воинов, сопровождавших Асмунда он был духовным пастырем большим, нежели любой из христианских духовников, более того – появись сейчас перед ними сам Папа и скажи, что Велимир заблуждается – хирдманы засмеяли бы Понтифика и прогнали вон. Этот юноша был единственным, к кому прислушивался Кровавый ярл.
«Велимир указал мне путь к Царствию Господню, - говорил сын Альхейма. – И пусть дорога эта будет усеяна телами безбожников и обильно смочена их кровью, мы сделаем это во славу нашего Бога! Единственно Истинного Бога!»
Хейдмерк встретил своего правителя напряженной тишиной – никто не спешил ему навстречу, не было радостных криков, приветствий. Воины миновали деревню, сопровождаемые хмурыми взглядами из-за ставень, а возможно и калеными клювами стрел, нацеленных им в спины. Асмунд не стал останавливаться в этом селении, не стал разбираться в чем дело – просто повел людей дальше, к главной усадьбе, туда где его должна была ждать жена и, вполне вероятно, хейдмеркская знать.
Ворота усадьбы раскрылись, лишь когда ярл постучал в них древком копья. Распахнулись со скрипом. Во дворе его ожидали воины и бонды, одетые для битвы, сжимающие в руках оружие.
- Так вы меня встречаете? – Оскалился Асмунд, глядя на их хмурые лица. Серебряный крест сверкнул в лучах летнего солнца. Несколько человек направили в его сторону копья, а из-за спин телохранителей появился толстоватый ярл Торгейр.
- А как тебя еще встречать? Может еще стол накрыть для твоих головорезов?! – Бросил он сквозь зубы.
- Я конунг ваш! – Холодные глаза Альхеймсона вонзились в лицо ярла, но тот лишь брезгливо поморщился:
- Был конунг, да удача твоя вся вышла, - люди оружием греметь стали, со словами его соглашаясь. – Калекой одноруким побежден, воинов надежды не оправдал. Зачем нам такой конунг?
- Веру отцов наших отвергнул! – В тон ему жрец бросил, один из тех, что раньше всегда подле Асмунда находился. – Все слова твои ложью были, ложью и остались! Служить такому – только Асов гневить!
- Язычник… - скрипнул зубами ярл.
- Христианин, - в тон ему отозвался служитель Асов. Воины, что вьехали во двор усадьбы вслед за предводителем, остановились в нерешительности – драться с несколькими десятками хейдмеркцев им не хотелось.
- А Олав где? – После паузы затянувшейся Кровавый ярл спросил, о том помятуя, что над имением он не Торгейра ставил, а херсира верного.
- Погиб Олав, на охоте погиб, - с улыбкой злой отвечал ярл.
- Могу я хотя бы жену свою увидать? – Вздохнул тяжело Асмунд, понимая, что покорности он не добьется уже в имении этом.
- В тяжести она, не к чему ей тебя видеть, - головой Торгейр покачал.
- Она и раньше в тяжести была…
- Да только тогда ты удачлив был, а сейчас – пшик один от удачи твоей остался, как бы ребенка не сглазил!
- Это моя жена, и она носит… - голос ярла дрожал от злости.
- Ребенка твоего отца, - в ответе жреца было достаточно ядовитого злорадства, чтобы перетравить целый отряд. – А еще, говорят люди, что Альхейм ярл от твоей руки погиб.
- Если так это – ты убийца подлый, Асмунд! – Бросил могучий Аудстейн херсир, до этого просто в толпе стоявший, молотом покачивая.
- Доказательств у тебя нет в таком меня обвинять!..
Крик женский речь его прервал, из усадьбы доносившийся. С коня спрыгнув, в дом бросился Асмунд, люди же не стали даже препятствовать ему, столь удивлены были. Несколько дружинников бросились вслед за предводителем, однако остановились на пороге, повинуясь его приказу и перегородили вход в дом. Только Торгейр и жрец в усадьбу войти успели.
- Происходит что?! – Служанку первую на глаза попавшуюся схватил за плечи Кровавый ярл, тряхнув сильно.
- Рожает госпожа, - та пролепетала, от страха дар речи теряя – боялись здесь гнева Асмунда, да взгляда его жестокого.
- Так ведь рано ей еще!
- Было рано, да ты с собой беду принес, вероотступник, - асов служитель бросил из-за спины ярла. – И без того недомогала кюна наша, теперь же…
Еще один крик из покоев кюниных донесся, боли исполненный.
- И вы от меня то скрывали! – Зубами скрипнув, к двери бросился Асмунд, да только закрыта она была – пришлось ему постучать. Изнутри стон слышался тяжелый.
- Ну, хватит, прочь иди из дома, - Торгейр повелел. – Здесь тебе не рады – сам видишь.
- И узнать мне не дашь, как супруга от бремени разрешиться?
- Она не супруга тебе больше, - жрец отрезал. – Ты богов наших предал – ищи другую жену.
- Если так, то к тебе за советом я в последнюю очередь обратился бы, - с трудом желание жреца ударить подавил ярл, однако в момент этот дверь отворилась. Стояла на пороге бабка повивальная, в руках тельце окровавленное сжимая, в простыню какую-то багряную запеленованное, ребенок кричал, заходясь в плаче. Лицо у старухи мрачное было.
- Скончалась кюна родами, - произнесла она. Асмунд на пороге так и застыл, через плечо повитухи на тело жены, на постели распростертое глядя. – Девочка у нее родилась.
- Ты в ее гибели виноват! – Оскалился Торгейр. – С собой беду привез! Нет у тебя удачи и у всех, кто окружает тебя! Убирайся!
- А ребенка в дар богам отдадим, - служитель асов добавил. – Не иначе гневаются они на нас, коли род древний Эйнстейна Могущественного оборвали.
- Не они, а вы руками своими хотите этот род пресечь, - Асмунд процедил. – Девочку я с собой забуру. Она сестра моя!
- По древним обычаям, если в семье девочка первая рождалась, ее Асам отдавали.
- Первым я был сыном у Альхейма!
- Нам дела нет до Альхейма, - головою жрец покачал. – У кюны нашей законной первый-то ребенок.
- Отправляйся в Ад со своими обычаями! – Рык звериный вырвался их глотки Альхеймсона, рванулся он к жрецу, кинжал из ножен вырывая и по горлу его полоснул – отступил тот, ладонями рану зажимая, да кровью давясь рухнул на колени. Торгейр ярл клинок свой обнажил, однако для размаха времени ему не хватило – рядом уже Асмунд оказался, лезвие в грудь ярлу вгоняя. – Отца во имя, и Сына, и Духа Святого! Умри язычник! - Удар за ударом нанося, Кровавый ярл рычал, после того же, как упал Торгейр бездыханным к ногам его, к повитухе обернулся Асмунд, от страха на месте застывшей, рот разинув. – Господь наш Езус милостив и во власти его дитя невинного жизнь сохранить, виновных же, идолам поклоняющихся нещадно карает десница его.
В глазах пламя хладное вспыхнуло у христианина, в два шага расстояние преодолев, забрал он младенца у старухи, затем же к выходу пошел, рукою одной меч вынимая.
- Рубите их! – С порога голос его прогремел, лишь только на двор он вышел. Ошеломлены были бонды и воины хейдмеркские, что в усадьбе собрались, возвращения предводителя своего они ожидали, люди же асмундовы, что у дверей были, мечи да топоры подняв, тут же на ближайших хейдмеркцев обрушились, раны им тяжкие нанося, да у ворот стоявшие христиане, подбадриваемые Велимиром, мигом сметнувшим что к чему, вперед коней направили, давя врагов растерявшихся. Асмунд сам, одной рукою к себе девочку прижимая, бондов разил, за собою лишь мертвых и раненых оставляя. Аудстейн херсир, на него бросившийся, копьем брошенным сражен был, после же гибели его сломлен был дух хейдмеркцев, всех предводителей своих лишившихся, стали они оружие бросать, пощады прося.
- Езус даровал нам победу! – Велимир провозгласил голосом звонким, во двор въезжая. – Так явим же милосердие к тем, кто оружие опустил. Велика удача Асмунда, ибо служит он Богу Живому и всякий, кто поддержит его – так же удачлив будет в делах всех, коли смирение выкажет. Пусть всякий, кто желает отринуть идолов бездушных – вперед выйдет, под благословение мое!
Поднялось несколько человек, в основном бондов, нерешительно к Велимиру подходя. Тот их крестным знамением осенил.
- Остальные же пусть о том задумаются, что впереди их ждет, - жестко Асмунд произнес, соратнику ближайшему младенца передавая. Теперь на руках его была кровь знатнейших Хейдмерских ярлов и жрецов, а значит не мог он надолго в фюльке этом задерживаться. Вновь следовало бежать, словно разбойнику, и путь его опять по владениям Эйрика Свейского пролегал, где несомненно ждали его уже, но выбора иного не оставлял Господь, кроме как с врагом открыто встретиться.

Сарасберг. Рагхильда и гонец от Харальда.
Солнечный свет легонько коснулся крыши длинного дома, заем скользнул вниз. Светило выходило из-за крон деревьев, росших вокруг Сарасберга. Начинался новый день. Усадьба оживала. Медленно, но верно. Первыми проснулись женщины и заспешили по своим насущным делам, потом проснулись мужчины, и во дворе заговорила сталь.
Рагхильда почти не спала эту ночь, потому проснувшиеся жители с удивлением наталкивались во дворе на свою кюну. Она не замечала их, поскольку мысли тяжкие разум ее пленяли. Пыталась решить женщина, что сейчас выгоднее Торлейва еще больше возвысить, либо пришлому Трюггве власть отдать. Труден выбор был, ох труден.
Очередная рабыня, попавшаяся на пути, буквально в ноги кинулась. Вздохнула кюна. Нет, ушел покой, теперь тут многолюдно как на тинге. Пошла Рагхильда к себе в опочивальню, чтобы там думам далее предаваться.
Склонить жрецов, чтобы нужного ей человека на верховенство выбрали ей почти не составит труда. Нет, конечно, повозиться придется, старые закостенелые дураки будут сопротивляться, но она знает как надавить на них. Остается главный вопрос: Кто? Торлейв был хорош и на деле и в постели, но последние его поступки просто дискредитировали его. Надо же было упустить христианина с жертвенного камня. Да и знал он слишком много, и более не дорожил вниманием кюны, не чувствовал себя обязанным. Самоуверенность у него появилась. А Трюггве… Что ж он будет обязан ей по гроб жизни за то, что стал верховным жрецом в Агдире. Но… Кюна нахмурилась при этих мыслях. Она не знает ничего о нем, кроме того что он из Хладира. А не заслан ли он самим Хаконом.
Все же если бы можно было бы избежать союза с Хладиром, она бы настояла на том. А теперь Хакон… Ее мысли плавно перетекли к старому лису. Ну что ж наследник это большая проблема. В первую очередь для Харальда. А у Харальда проблем быть не должно, так считала Рагхильда. Она создала эту проблему, женив сына на Ассе Хладирской, ей ее теперь и решать. Решений виделось два. Умертвить всех и перехитрить всех. Решиться на один из них она не могла. Лишний раз вмешаться в дела сына… Интересно о чем думает Гутхорм, позволяя хладирцу такое влияние и власть на сына ее иметь…
Харальд… Как давно вестей от него не было. Рагхильда вздохнула, протяжно, печально. Ей хотелось увидеть сына или хотя бы получить от него весточку.
И видимо сильно было это желание кюны - всадник одинокий со стягом волчьим в ворота усадьбы въехал, со стражей здороваясь. Те признали своего, воды поднесли, да коня увели к коновязи. Дух переведя, поспешил воин в дом, госпоже передать все, что должен был, да в покои ее войдя, поклонился низко.
- Доброго дня тебе, славная кюна, - сказал.
- И ты здрав будь, гонец. Какие вести ты привез? - благодушно кюна спросила, стараясь свое нетерпение скрыть.
- Вести славные я привез! - С улыбкой веселой отвечал хирдман. - Десять дней без устали коня гнал, дабы поскорее ты их услышала, госпожа! Возрадуйся же, ибо велик сын твой и удача его непомерна!
- Говори же скорее то, что должно.
- Пал Мер к ногам славного конунга! - Возвестил посланец харальдов.
- Это хорошие вести! Да славятся Асы. Но скажи мне который Мер пал?
- Оба! Оба, великая кюна! Нет преград Харальду конунгу ни на земле, ни на море! Хунтьов и Неккви стали отведали, а Арнвинд с Аудбьерном рыб кормят в хладных водах и с ними людей их без счета! - С восхищением говорил о событиях тех гонец, плавно лилась речь его.
- Добрые вести ты принес, вот держи благодарность мою, - выдернув из рук рабыни сундучок небольшой, вручила его кюна гонцу. - Только скажи, когда в Агдир Харальд собирается?
- Как только весь запад Норвегии его конунгом признает, - с поклоном приняв награду, воин молвил. - Готовил Харальд большой поход на Фиорды ныне.
- Скорей бы уж, - пробормотала кюна. - Что еще мой сын сказать велел? Или брат мой.
- Конунг сказать велел, что скучает по матери своей и так скоро желает вернуться, как то обстоятельства позволят.
- То мед для слуха моего, - улыбнулась кюна. - Пир сегодня будет и ты нам все расскажешь, что в Мерах твориться. И как сын мой покорил их.
- Я не скальд, госпожа моя - что тебе сказал, то повторить лишь сумею, не больше, - не стал скрывать, что от искусства красноречия далек он, гонец. - Но еще, Асгаут ярл просил тебе слово передать, кроме вестей конунжих.
- Слушаю я, очень внимательно. Да и скажи мне как Асгаут себя в битвах проявил. Много добычи добыл? Много врагов убил?
- Великую славу стяжал Асгаут ярл, его рукой убит был конунг Арнвинд и много других знатных воинов, - отвечал гонец, но в голосе его горечь мелькнула. - Однако ныне не у Харальда в дружине он служит.
- А кому? непонимающе переспросила кюна, но потом сметнув добавила. - Одину?
- Дружин Отцу, сталь змея мерского жизнь его достойную оборвала.
- Змеи они и есть, - прошептала кюна, опечалившись. - Так что сказать мне ярл повелел?
- Что следует тебе, госпожа, конунга Хладирского опасаться, - прошептал, к женщине ближе подойдя, хирдман. - Против тебя он сына твоего настраивает.
- Что-то много последнее время Хакон против себя свидетельств набрал, - задумчиво женщина произнесла. - Впору прямо убить его, чтобы не мешал боле.
- Сомневался он, по правде ли ты Эйнара приговорила, - добавил гонец. - И Харальд ему дозволил в деле этом разбор провести.
- Да по какому праву он в наши дела лезет, - возмущенно воскликнула кюна. - Кто он такой?
В этот миг судьба Хакона и семейства его решилась в глазах кюны Рагхильды.
- Хладира Конунг и с некоторых пор - Харальда отец названный, - позволил себе дерзость небольшую воин.
- Что?! - взвился к потолку голос кюны. - Да как он смеет? Не бывать тому, - и тут же спокойным голосом обратилась к хирдману. - Спасибо тебе, воин, что новости привез важные. Знай, что ты спас Агдир и конунга своего Харальда от беды неминуемой.
- Я служу конунгу своему, все посильное для славы его делая, - голову склонил мужчина, видимо ожидая, что еще наградит его кюна за вести принесенные.
Сняла кюна с руки браслет дорогой да вручила хирдману. Затем махнула рукой отпуская, но взглядом обещая продолжить расспросы позже. Но на пороге остановила воина Рагхильда вопросом:
- Как имя твое, хирдман?
Вальгард зовут меня, госпожа, - тот отвечал.
- Хорошее имя, достойное. У меня к тебе будет ряд поручений, но это потом, - кюна махнула, воина отпуская. - Отдыхай.
Поклонившись еще раз, поспешил выйти Вальгард. А кюна обдумывать слова его начала. То что Хакон взял на себя больше, чем унести сможет это стало ясно ей еще с разговора с жрецом Трюггве, теперь же Асгаут все подтвердил. «Куда же ты смотришь, Гутхорм?» - мысленно брату вопрос задала Рагхильда. Ситуация складывалась сложная и опасная.
Кюна сидела в кресле подперев в задумчивости подбородок кулаком, рабыни путали ее со статуей и пугались, проходя мимо. А госпожа на них внимания не обращала, словнол и не было их. Одно она сейчас понимала, Хакону нельзя проиграть, иначе он захапает Норвегию, а сын ее побоку пойдет. Нет. Своими действиями хладирский лис себе приговор подписал и не только себе.

(с Тельтиаром)