Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

Фиорды.
С Сариной

В дружинном же доме вскоре стихло все - стали выходить оттуда люди Снорри израненные, да слишком мало их было - пировать больше полусотни отправилось, вернулось же меньше полутора десятка.
Снорри с места не двинулся, ожидая. Воины его решимости мрачной полны были. Лишь насмешливо-презрительным взглядом ярл горе-воев одарил.
Из дома крик раздался сдавленный, затем же вышел вновь слуга Торстейна:
- Сдавайтесь, или конунга вашего на куски порубим.
Сказав так, он бросил к ногам ярла отрезанный палец Вемунда.
- Руби, - спокойно Снорри ответил, на крики внимания не обращая. - Меня это не сделает сговорчивее.
- Смерть конунга будет на твоей совести, - процедил человек Торстейна, вновь уйдя в дом. Воины выжидающе смотрели на Снорри, ожидая его приказа.
Только на Снорри слова предателя действия не возымели.
- А ты убьешь своего конунга, - его голос был тверд как скала. - Кто из нас будет менее достоин Вальгаллы. К тому же ты прикрываешь свою шкуру ребенком, херсир.
- Наш конунг теперь Харальд Хальвдансон, - слуга Торстейна процедил. - А вы все умрете, коли добром не сдадитесь.
Снорри лишь хмыкнул в усы.
- Это ты меня убьешь чтоль? - его голос насмешлив стал. - У щенка такие же шавки в прислужниках.
Надоело ярлу лясы точить с продажным людом, сделал знак он людям своим, те стали соломой дом обкладывать, несколько лучников ловили в прицел любые щели какие только можно было.
- Ты не посмеешь спалить своего конунга, Снорри, - предатель бросил. - Жди второй палец, коли не сдашься.
И вновь в доме скрылся.
- Штурмуйте, - спокойно Снорри приказал, устав уже от глупости Вемунда и предателей во всех их проявлениях.
Хирдманы быстро юркнули в жвери вслед за скрывшимся в доме слугой предателя.
Там их мечами встретили люди Торстейна, оборону занявшие в трапезной и сенях.
Так я тебе про что. Сейчас штурм дома и начнется. Двор то зачищен. Ворота закрыты и никого не пускают и не выпускают.
Люди Снорри в атаку бросились, сам ярл во главе отряда шел, рубя противника.
После сражения жаркого, заняли воины конунжие дом, хоть и сами потери понесли тяжкие, лишь Торстейн, кинжал у горла Вемунда удерживая, к стене отступил:
- Ну, кто готов конунга своего погубить, подходите! - Зубами скрипел он, лезвием кожу мальчика протыкая, так что тонкая струйка крови потекла. - Сейчас я ему глотку перережу!
Страх дикий в глазах Вемунда читался, с мольбой смотрел он на Снорри.
- И что дальше делать будешь? - насмешливо ярл поинтересовался. - Помрешь за щенка агдирского?
- Ты отсюда не выберешься Снорри, - процедил предатель. - Твои люди изранены и их мало осталось.
- А твоих и нет вовсе, а тех кто в лесу тебя ждет тоже не хватит, чтобы нас уничтожить. Да и гонец в поместье ускакал уже, скоро подмога придет. Думаешь конунг со всей дружиной к тебе направился?
- Даже если и так - твой гонец даже до усадьбы не добереться, вы все уже здесь передохните, - Торстейн рассмеялся, хватки не ослабляя. - Сдайся и склонись перед Харальдом - тогда пощадят тебя и всех других, кто присягу примет.
- Я клятву уже принес. Одину, - твердо ответил Снорри. - И клятва та Одину дадена, что не останется скверны агдирской на земле Норвегии. И тебя выжечь придется как заразу какую.
- Идите за ворота выгляньте - там смертушка ваша, коли упорствовать будете.
- Смотрел за ворота, - ответствовал ярл фиордский. - Сбежали союзнички твои. Пусто там как зимой в море.
- А ну прочь с дороги убирайтесь! Иначе зарежу мальчишку! - Вспыхнул херсир, к двери медленно направившись.
- Зарежешь мальчишку умрешь медленно и мучительно, отпустишь умрешь быстро.
Медленно ладонь ото рта Вемунда поникшего убрал Торстейн, крепко держать его продолжая:
- Снорри, да отпусти ты его! Я жить хочу! - Завопил конунг, едва лишь смог.
- Нет, конунг, такое не прощается, никогда. За предательство всегда платят кровью, - Снорри твердо ответил.
- Ты что же... дашь ему меня убить, - оторопел Вемунд.
- Привыкай, конунг, такова доля правителя. Не прощать предательств и не давать предателям того, что они хотят, - твердо ответил ярл, сделав знак вою своему, чтобы тот за спину херсиру зашел.
- Да как же я привыкну-то если...
- Все конунг, прощайся с жизнью да благодари своего ярла, - оскалился Торстейн.
В этот момент как раз и ударил мечем херсира по шее воин дружины Снорри, второй кинулся вперед руку с ножом от горла отводить.
Закричал от страха Вемунд, точно действительно резали его, да только завалился предатель, застыла гримаса злобная ни лице его.
- Крепись, конунг, не последняя кровь это в жизни твоей, - сказал Снорри и на двор вышел.

Мер. Гутхорм- ярл и все-все-все*
(третий пост и без Тельтиара...уже как-то одиноко!)

Когда потянули Арвак и Альсвинн колесницу девы-Солнца к западному краю Мидгарда, устроили в усадьбе Гутхорма пир, не уступающий и тому, что Сигурд, да Беовульф закатывали!
Пиво и хмельные меды лились пенящимися реками из пузатых бочонков в подставленные кружки, свинина и говядина, казалось, не знали скончания, а девы разносившие питьё были таковы, что глаза, да руки горячих хирдманнов сами к ним тянулись!
Гутхорм-ярл осушил рог пива, удовлетворённо крякнул и утёр усы рукавом. Свэн, сидевший рядом с ним, азартно расправлялся с целой свиной ногой, а его люди не выказывали никакой враждебности - пили, ели и веселились так заразительно, что даже у тех воинов Агдира, которые помнили вражду Рыжего с Хальвданном, не могли устоять в своей суровости и присоединились к ним.
Хрингарийский Олень давно слышал от одного проезжего руса присловье "дым коромыслом", так вот, сюда эти слова подходили, как никакие другие! Именно дым и именно коромыслом.
Вдруг один из людей Свэна встал и рявкнул на весь зал:
-А ну тихо, клянусь роговым задом Сигурда! Я, Асмунд-скальд, спою вам вису о том, как мой хёвдинг, Свэн, встретил племянника своего, сам того не зная, и усыновил его, родство подтвердив!
- Где же бубен твой, скальд или гусли? - выкрикнул Рысьи Глаза, приобнимая молодуху, которую до этого усадил рядом с собой.
- Да вот незадача, так я в него стучал, что лопнул бубен мой! - ответил Асмунд гордо. - А не веришь, так подойди ближе, да шлем не одевай, докажу!
Под громовой хохот Рысьи глаза смутился и махнул рукой, а скальд, завёл свою вису.
Гутхорм слушал, и перед ним, как наяву, проходили недавние события.
Вот раненного, но свершившего месть Свэна подбирает простой пастух именем Арни, холоп у бонда на острове Орлиная Круча. Тогда ни один из них ещё не знает ни о родстве, ни о доле своей. Вот Рыжий уходит, пообещав вернуться и забрать юного Арни с собой. Вот Арни пасёт своих коров и бесконечно тренируется стрелять из лука, чтобы не несмышлёныша мог взять к себе Свэн, но мужчину и воина. А вот его хозяин покупает ещё двоих рабов, девку, да парня. Вот приплывают викинги и Арни, вроде уехавший с остальными бондами хорониться в лесу, возвращается. чтобы найти там Свэна, но, увы, на главном месте в зале сидит незнакомец, оказавшийся Вёмундом. И вот, желая испытать мастерство парня, пришедшего с неплохим луком за плечами, хёвдинг приказывает ему прибить к стене волосы той самой девчонки, которая уже успела войти в сердце Арни. Стрелок же в ответ, предлагает ему быть мишенью или жертвой Улю, богу лучников. Вёмунд же не боится и сидит спокойно, пока две стрелы прибивают его волосы к стене по бокам, а третья сверху. А вот и сам Свэн, до того задержавшийся на драккаре приходит в зал и усыновляет храброго юношу.
После скальд заявил, что в глотке у него суше. чем в заду у дракона и потребовал пива.
Пока он утолял жажду, Гутхорм вспомнил, что уже слышал историю про то, как этот самый Асмунд, рассказал Арни, чьим тот является сыном, и таково было удивление окружающих, что отцом его был Орм, брат Свэна, за которого тот и вершил месть, что молва эта с одного из островов Северного Мера распространилась по всей округе и дошла до ушей ярла.
"Чудно норны нити вьют!" - подумал он и вновь хлебнул пива.
________________________________________________________
* в данном посте используется повесть М. Семёновой "Орлиная круча". Заменено только имя скальда по настоянию Мастера.

Сообщение отредактировал Orrofin - 27-03-2008, 21:45

Ярл Рогволд и лендрман Кари, близ усадьбы херсира Торстейна.

С Некропехотой. Без Тельтиара, но его вороны парят где-то над нами в небе)

В версте к югу от усадьбы Торстейна находилась роща. В том лесу до поры до времени и скрывались люди ярла Рогволда и Кари-берсерка: костры не палили, песни не горланили – тихо сидели. Готовились к сече: хоть и задумано было людей конунга врасплох застать, но ярла Снорри все знали – хитер был старый викинг не в меру и засаду всегда чуял. Коли так – дорого заплатит Торстейн за дружбу Харальда Косматого… Туда ему и дорога, жадному глупцу! Так думали люди лендрманна Кари, а воинам Рогволда, верно, и вовсе было плевать на херсира.
- Долго ль еще ждать? – процедил сквозь зубы Сигурд, рукоять меча яростно терзая.
- Что, уж не подождать часок другой? – с усмешкой бросил Коршун-ярл, - неужто так сильно запал в душу Снорри?
- В душу девки западают, - буркнул в ответ пират, - а этот занозой в заднице засел.
- Экий ты, брат, чувствительный!
- Так ладно смирно б сидел, он же все дрыгаться норовит, паскуда!
- Эва, батька, - позвал Рогволда подошедший Ивар, - там Кари зовет, говорит, гонец объявился.
- Славно. Пошутковали, пора и за дело приниматься… - кивнул тот, - пойдем, брат. Будет у тебя возможность зуд в заду облегчить.
Кари было не узнать - куда подевался рассудительный ленрманн? Теперь лицо викинга кривилось в усмешке, в глазах плясали безумные огоньки... Близилась битва и Кари из старика превращался обратно в молодого берсерка, который ходил в походы вместе с оборотнем Кведульвом:
- Вперёд, воины! Пора людей Вемунда попотчевать честным железом!
Викинги его уже были готовы, а сын стоял рядом с большим круглым щитом - пожилого отца не даст в обиду.
Дрожь пробежала по лесу – то вои с земли вставали, клинки обнажая. Дабы раньше времени врага кличем боевым не предупреждать из уста в уста передавали викинги друг другу – пора, вперед! Дождались!
Вынырнули из-под покрова лесного рать многочисленная, Рогволдом и Кари ведомая, лёгким бегом двинулись засадники к усадьбе – чтобы силу не растерять перед боем, но и момент удачный не упустить. Человек Торстейна передал, что Снорри не пожелал спешиться и сесть за стол, а с ним отказались пировать и его люди. Мог ярл увезти мальчишку из-под носа у заговорщиков, и рухнул бы тогда их план.
Вскоре впереди показалась усадьба херсира. Скрываться боле не было толку – топот викингов за милю слышно было да и некоторые вражьи вои на дозоре во дворе стояли, не приметить нападающих не могли. И вырвался рев из многих десятков глоток – словно сам Фенрир с цепи сорвался да отведать молодого мясца конунжьего возжелал и ныне стучится в дверь. Да только ворота усадьбы Торстейна закрыты были – у стены остановилось войско. Теперь в западне был конунг с людьми, да только и засадники не могли проникнуть на двор. Кари бросил вопросительный взгляд на Рогволда, потом вышел вперёд с мечом в руках, сын прикрывал его щитом:
- Торстейн, старый плут, ты там?! Чего гостей не встречаешь!?

Сообщение отредактировал SergK - 27-03-2008, 23:31

Хардаланд. Гюда
С Темной

Нелегким выбор Гюде казался. Невозможным казалось игрушкой для колдуна стать, но и нападение обещанное Харальда с пленением, ничуть не прельщало.
Обещала дева на следующий день Витгейру вернуться, да никак решиться не могла. Лишь неделю спустя на разговор нелегкий отправилась.
- Отворяй, колдун, - тихо в избушку постучала.
- Открыто, - голос колдуна изнутри донесся.
Гюда растворила дверь,нерешительно проскальзывая внутрь.
- Вот и я. Пришла,как и обещала, - пробормотала она, глаз на колдуна не поднимая.
- Отрадно это, - наверное колдун улыбнулся, но лица его не было видно, так как он в тени сидел, навстречу девушке не подавшись. - Я было подумал, что не появишься ты больше.
- Значит,и колдуны ошибаться умеют, - молвила Гюда,по-прежнему глаз не поднимая.
- Ты ведь не за тем пришла.
- Подумала я над предложением твоим, - оттягивая разговор присела а стол дева.
- Расскажи тогда, что надумала, - спрокойно Витгейр произнес.
Гюда неспешно поднялась, подходя к колдуну ближе, словно стремясь разглядеть его:
- Невелик мой выбор был. Коль пришла к тебе, неужто об ответе догадаться не можешь?
- Догадаться я могу, - мужчина поднял голову, в лицо кюне посмотрев: - Но хочу чтобы ты сама сказала.
-Я согласна, - прошептала дева, в глаза колдуна глядя.
- Ну вот и хорошо, - руку протянув приобнял за талию тонкую Гюду чародей и к себе притянул.
Попыталась Гюда от Витгейра вырваться, да вспомнила, что по своей воле в лачугу вернулась. Коснулся колдун губ дочери конунга, в поцелуе долгом к устам ее приник, крепче обнимая. Попыталась дева Витгейру взаимностью ответить: лишь убедилась, что противен он ей с каждым мгновением боле становится; обмякла в руках, полностью себя отдавая. Приподнял он кюну, на ложе ее отнеся и там положив, медленно одежды снимать принявшись. Не противилась дева ничему, казалось, что не с ней всё это происходит.

усадьба херсира Торстейна
В ответ на крик из-за ворот сначала тишина ответом была, а потом в ответ прилетело:
- Мертвы предатели, а вы в Хель убирайтесь, тут конунг Вемунд правит.
- Открывайте, псы трусливые! – разошёлся Кари, - Примите честный бой! Иначе как собак вас всех постреляем!
Рогволд отослал десять воинов в рощу – вырубить древо покрепче. Вперёд вышли пятеро рослых парней с двуручными секирами да принялись долбить и расшатывать ворота. Лучники держали частокол под прицелом: высунется чья голова – враз тетивы спустят!
Несколько раз хирдманны Снорри
пытались высунуться и стрельнуть со стены в одного из воинов, что рушили ворота, но стрелки Коршуна вскоре их от того отохотили. После того кидали они стрелы чрез стену навесом, только тех парней уже прикрыли товарищи широкими щитами. Вскоре из леса приволокли таран – увесистый ствол с обрубленными ветками, и пристроили к работе – ворота стали подаваться внутрь, грозясь рухнуть и открыть проход осаждающим.
- Что, сволочи, жить надоело - так к
нам спешите?! - Со двора донесся злой голос, а после вновь стрелы запели. Вслепую стрелять не слишком удобно было - ну коли дадут асы удачи, так кого и найдет жало каленое.
И верно, за воротами послышался вскрик - одному из воинов, державших на весу таран, шальная стрела вонзилась в ногу. Его оттащили в сторону, место викинга занял другой.
- Ну, держитесь, Фенрир вас раздери! Сейчас вашей кровью всё подворье зальём! - кричал берсерк, ему вторили воины дружным рёвом викинги.
Снорри велел собрать все что можно было на голову осаждающим скинуть. Все складывалось не очень удачно. Дернул Локи конунга пойти к херсиру, довериться. А ведь чуял он подвох в этом. Велел ярл Бревна притащить, да ворота ими подпереть.
Брёвна поставить не успели – ворота крякнули, и одна из створок просела внутрь, сломав запор. Ещё один удар, и ворота распахнулись – во двор хлынули воины Коршуна и Кари.
- Бейте их, никого не щадите! Кто конунга схватит - два коня рубленым серебром! - прокричал Кари.
Хирдманы Снорри оружие выхватили, сомкнули щиты и стали отступать к усадьбе.
Летели стрелы, с обоих сторон падали воины, но преимущество было у наступавших. Споро теснили они людей конунга к дому покойного Торстейна. Кари дрался со своими людьми, опуская тяжёлый топор на щиты врагов - его неизменно закрывал щитом Эйвинд-Ягнёнок, оберегая от чужих клинков. Рядом среди воинов мелькали шлемы Рогволда, Сигурда и Ивара - люди Косматого разошлись не на шутку, там где мелькали их мечи враз становилось свободней, враги их падали

(с Сержем)

Рогволд, Кари и все-все-все
с Сержем

- Эх, где же ты, брат? – мелькнула мысль в голове у Ивара, когда застучали о поднятный щит стрелы вражьи, - такую славную битву упускаешь!
А битвы и вправду была славной. Пусть воев не более двух сотен сошлось перед усадьбой Торстейна, но уж больно мужи знатные смерти друг друга искали. Коварный Коршун и хитрый брат его Сигурд позабыли про уловки, интриги и прочие недостойные настоящего воина дела, в один ряд с простыми викингами вышли, доказывая им, что по праву стоят над прочими. И не просто за клочок земельки бондовой сошлись – за конунга кровь проливают! Воистину, не откажут валькирии тем, кто пал и падет в этой битве – всем им найдется место за столом в Валгалле.
Ивар подле Кари-берсерка бился, злой сечей от отца отрезанный. Видел лишь как раз за разом поднимался отцовский меч и с каждым разом крови на его лезвии жадном больше становилось. Слышал, но не видел, как Сигурд кричит, вызывая на бой Снорри-ярла, голосом могучим перекрывая рев жаркой битвы.
Под натиском воинов Рогволда и Кари отступали люди конунга. Сам Снорри дрался, сжав зубы – призывал, верно, проклятья на голову глупого мальчишки, которого правителем своим называл и оберегал как сына. Как мог он, Крушитель Драккаров, пойти на поводу у Вемунда, попасть на острогу, что подлый Торстейн приготовил для них, да постелит ему Хель ложе из змей и пауков! Бился ярл умело, но раз за разом падали его люди справа и слева, и приходилось ему отступать на несколько шагов. Глянул он по сторонам – людей его осталось в живых десятка два, не больше…
- Все в усадьбу, живо! – приказал ярл, продолжая отбиваться мечом от нескольких викингов Рогволда сразу. Люди его стали отступать, втягиваясь в широкие двери дома Торстейна, за ними устремились самые ретивые из нападавших, но получили в упор несколько стрел и попадали наземь. Последним в усадьбу заскочил Снорри, а двоих храбрецов, прикрывавших ярла, порубили мечами. Тяжело лязгнули железные запоры на крепкой двери – люди конунга Вемунда заперлись в усадьбе.
Кари-берсерк устало опустил меч, тяжело дышал старик:
- Псы трусливые… Отродья… Тащите таран, сейчас мы их достанем!
- Нееет, не видать им легкой смерти, - зло прошипел Сигурд, отирая о чей-то плащ меч, - прикажем поджечь усадьбу. Пущай либо в огне и дыму дохнут, аки крысы, либо выскакивают сюда. К нам на мечи!
- Да ведь там Торстейн в заложниках быть может!? - изумился Кари, затем подумал чуть, и хитро прищурился:
- Хитёр ты, Сигурд... бережешь золото своего правителя, не хочешь платить предателю его долю? Что же, я тоже, пожалуй, не захочу славу и награду делить с Торстейном. Всегда я его ублюдком считал, и заступаться за его никчёмную жизнь не стану.

Хладир
С ДЛ

Дни бежали за днями, неотличимые друг от друга. Землю покрыл снег, и на душе Ассы Хладирской, чей срок приближался, тоже царила зима. Харальд уделял жене мало внимания, предпочитая возню с гриднями в поединках потешных и пьянки с молодым Хаконом. В качестве же досуга он принимал гонцов и вел мудрые разговоры со старым конунгом. Сегодня кюна с утра была особо не в духе: ребенок активно пинал ее изнутри и поясницу ломило. Нездоровие только ухудшило норов. И, как на беду, именно этот час избрал Харальд для визита к супруге.
- Доброго утра, жена, - улыбнулся конунг с порога. - Как мой наследник? Готовиться выйти на свет?
- Твой сын столь же нетерпелив, как и ты, - ответила мужа Асса, положив ладонь на живот. - Не хочет ждать отведенного ванами срока и пытается выйти. Видишь, пинается...
- Властитель родится, - Харальд прошел в комнату и обнял супругу.
- Конечно. В кого ему быть тихоней? - слова кюны были, вроде бы, правильные, но в тоне почему-то звучала обида. Будто желала она, чтобы младенец стал трусом, а не храбрым воителем.
- В моем роду малодушных не встречалось, - прошептал конунг.
- В моем тоже, конунг, - Асса гордо выпятила подбородок. - Однако же, доблесть твоя странна несколько. Думаешь, что неведомо мне, как вы с братцем Хаконом, от рабыни прижитым, мед пьете ночь на пролет, а после - служаночек задираете? Глядишь, так усадьба плодами доблести вашей до самого частокола заполнится.
- Это кто тебе сказал? - Пристально взглядом смерил женщину сын Хальвдана.
- Да о том вся усадьба судачит! - жена повысила голос, раздражение выказывая.
- У этой усадьбы слишком много болтливых языков, - процедил конунг. - Некоторые можно и повырвать.
- От того, что ты выдернешь языки слугам, животы у служанок не перестанут расти. сама слышала, как они хвастались перед дверью светлицы: мол, доблестен конунг на ложе, будто сам Фрейр.
- Это какие еще служанки?
- А ты уж и лица их позабыл? Ну и развратикик. Хоть бы сына своего нерожденного постыдился.
- Больно нужно мне служанок помнить, каких сотни, - огрызнулся Харальд.
- Скажи лучше, что меры хмельному не знаешь, - фыркнула Асса. - От того и девки все тебе на одно лицо. Ну, ладно бы пригожих рабынь только охаживал. Но Ингрид-то... вобла сушеная, ни лика ни тела. Чтоб на такую польститься надо и имени своего не разуметь.
- С ней был Хакон, - тут же бросил молодой конунг.
- А она говорит - обы вы были, да хвалили еще.
- И чего ты от меня теперь хочешь?! - Не выдержал Харальд, разъяряясь пуще жены.
- Обманул ты меня с Хильд, сокрыл полюбовницу от жены аш во Фьордах. А теперь - тут лиходейства творишь. Родит Ингрид сына - как делить его с Хаконом будите? Ему голова, тебе - тело?
Скрипнул зубами конунг, неприятно ему было обвинение, что строптивую мерянку он укрыл - сама сбежала от его гнева, дядю обманув, да толку теперь объяснять. Выдохнул зло и вышел из опочивальни.
Асса присела на ложе, стремясь успокоится. в ответ на гнев матери младенец, еще нерожденный, начал сильнее толкаться. На глазах кюны вскипали слезы обиды, ей же самою придуманной. То, как ушел муж, виделось ей доказательством, что все то - правда.
Однако же спустя время небольшое вновь дверь открылась - конунг вернулся, а в руках его был сверток, который он бросил жене:
- Вот, держи - голова тебе.
Простыни медленно окрасились алой кровью, протекающей сквозь ткань мешка.
Асса рукою дрожащею простыню развернула - и вскрикнула, без чувств упав на кровать. Голова Ингрид из свертка смотрела в потолок широко распахнутыми глазами. А через несколько часов первенец Харальда родился.

Гибель Снорри
+Сарина

Разозленные тем, что враг скрылся в усадьбе, вои не заставили долго ждать, когда Коршун отдал приказ. Живо распотрошив сараи и абмары, они раздобыли сухое сено и доски, которыми тут же обложили бывшую обитель Торстейна, ныне последнее пристанище Вемунда и Снорри.
- Жги! – рыкнул Сигурд, и тут же зачиркали огнива, задымились содранные бересты. Несколько минут спустя огонь весело пожирал приготовленную ему жертву, попутно приглядываясь к стенам усадьбы.
- Внимательно! Кто высунется, бейте сразу, - крикнул Ивар лучникам, что заняли позиции на палисаднике, - только за мальчонкой глядите. Ежели кто ему лоб стрелой проткнет, сам потом на кол сядет.
Прочие вои молча взяли понемногу зачинающееся пожаром здание в кольцо. Сигурд с Рогволдом подле главной двери встали. Весело потрескивало пламя, поднимаясь все выше и выше. Стало жарко, и вои сделали несколько шагов назад – невыносимо было подле огня находится. Повалил густой дым.

Снорри тяжелым взглядом конунга смерил, как бы пытаясь сказать, что он предупреждал его. Все кончилось именно так, как и ожидал ярл. Предательством во Фиордах.
- Прорываться будем, - твердо сказал викинг, к оставшимся в живых воинам обращаясь. - Если и не выживем, хоть погибнем в бою.
Воины кивнули, выстроившись небольшим, сильно поредевшим клином пред выходом. На острее Снорри сам оказался, твердой рукой меч сжимавший.
Густой чад просачивался сквозь щели в стене, дверях, ставнях, заставляя воев кашлять от едкого дыма. Да и припекать начало – не хуже бани. Ждать боле нельзя было. Снорри кивнул воям, что у дверей стояли, и те, крякнув, отодвинули тяжелый засов, настежь распахивая створки дверей.
- Вперед! – взревел ярл, прежде прочих на вражьи порядки вперед устремляясь.
Зло свистнули стрелы, сбивая бегущих фьердцев, вырывая из пронзенных глоток сдавленные стоны да колотя о удачно поднятые щиты. Едва ль можно было перекрыть оглушительный грохот, с коим столкнулись вои Снорри с захватчиками мерскими, но у викингов, на смерть спешащих, вышло. Яростный клич взметнулся над полем брани: некуда отступать, лишь кровью да сталью проложить путь можно было, по изувеченным вражьи телам.
Лихо рубил себе и юному конунгу проход пожилой ярл. Только свет солнца лучи сверкали на смертоносной стали его клинка. Вемунд кашляя из дома вывалился, спрятавшись за спинами воинов своих.
- Помнишь меня?! – лязгнул о металлический умбон тяжелый меч. Несмотря на царившую вокруг неразбериху, ярл узнал руку, что раз за разом обрушивала на щит яростные удары. Сигурд, тот самый Сигурд, которого он, Снорри, когда-то оставил с носом. Без кораблей, без добычи.
- Как не помнить, - усмехнулся Снорри. - Предателем был, предателем и остался.
Свистнул тяжелый меч воздух рассекая, с хищным блеском к шее пирата направился.
Закружила, завертела сеча Снорри и Сигурда, изредка позволяя им ударами обмениваться, поскольку приходилось следить как бы не сложить голову под случайным ударом сбоку. А возможностей таких у Снорри было множество – уж больно много мерцев к Торстейну пожаловало! И числом али умением, но противник, втрое или вчетверо по количеству превосходящий, давить стал. Непросто стало старому ярлу сдерживать одновмеренно и натиск Сигурда, местью одержимого, и прочих желавших заполучить награду за голову ярла.
- За сколько продался щенку агдирскому? - в очередной раз столкнувшись с Сигурдом, прошипел в лицо ему Снорри.
- Спросишь у Хель! – прорычал Пират, щитом наотмашь ударяя.
Теснота боя не давала Сигурду размахнуться, да и Снорри был не первый раз в бою. Ушел от удара и тут навершием меча в лицо пирату наметился.
- Я тебя спрашиваю, а не Хель.
- Вот тебе ответ! – окантовкой щита удар в сторону, Сигурд клинок тяжелый со всего размаху на Снорри обрушил. Взвыл воздух, путь разъяренной стали давая.
Крякнул Снорри на щит удар принимая. Онемела рука, но сдержала оружие, лишь царапнул меч по лицу. Без замаха ткнул в бедро мечем Снорри. то бой был, а не поединок.
Укол достиг цели и наверняка бы прошил треклятого пирата насквозь, если бы не кольчуга, плотным переплетением стальных колец встретившее меч. Достаточно силы вложил ярл, чтобы пробить защиту, но недостаточно, чтобы рана глубокой оказалась.
И в следующее мгновение пришел ответ, тускло сверкнув лучиками осеннего солнца. Захрипел Снорри, кровью горячей сквозь распоротую шею брызжа. Тело онемело, наливаясь холодной, словно свинец, тяжестью. И не поднялась рука, чтобы второй удар отразить, с лихим свистом срубивший седую голову…
Зарычав, в последнем порыве ринулись в бой вои ярла убитого. Пытаясь убить Сигурда, что отправил Снорри в Вальгаллу.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 4-04-2008, 13:15

Хисинг. Халльвард и Сигтрюгг.
(простите за долгое отсутствие))

Прочь от горестных мыслей, от тягостных дум, вдаль по морю, по ровной глади; пусть поет ветер, натягивая паруса, пусть плещутся волны о дерево весел, пусть…
Там, за спиной, Сарасберг, вторым домом когда-то ставший, а ныне казавшийся чужим и таким холодным, неприветливым. А тот дом, что родным был – там, впереди, - там, может, и не ждут вовсе. Вот ведь не было горя, так сразу же рана в горло нашлась. Одно дело – знать, что, несмотря на теперешнее одиночество, есть кому к тебе вернуться, и другое – знать, что вернуться некому. Халльвард, к мачте прислонившись, грел перстень дареный в руках, вспоминая Асгаута…
Пусть останется хотя бы память.

На Хисинг приплыли братья с частью дружины в самой середине дня. Видно, заметил кто-то приближение их корабля, потому как на берегу, когда причалили они, встретил их сам Торхалльи несколько воинов.
- Да вы не иначе как на праздники приехали? – бывший дружинник, а теперь имением управляющий, пожал руки Вебьернссонам крепко.
До "материнской ночи", кануна зимнего солнцестояния, всего день оставался, а там – дюжина да еще день, вернее, ночь празднеств.
Темное время, брешь между двумя годами…
- И на праздники тоже, - отвечал Сигтрюгг.
- Конечно, чего бы вам не остаться, - продолжал Торхалль, обрадованный встречей и потому, к раздражению Халльварда, не замолкающий, - в кругу семьи ведь встречать Йоль принято, семья-то ваша тут. С братишками вашими познакомился, херсир Халльвард, удивительно они на вас с братом похожи…
Сигтрюгг прервал его движением ладони.
- Давай отложим разговоры пока, - он выразительно указал управителю взглядом на старшего брата. – Лучше за столом обсудим все, нам тоже есть что рассказать…

- Значит, убит? – переспросил Торхалль.- Жаль его.
- Чего уж тут жалеть, - проронил Халльвард, пустой кубок вертя в руке. – Жизнь за Харальда положил, как и подобало ему.
- А вам теперь продолжать его дело, - напомнил дружинник бывший, - не забывай об этом и не давай печали себя подчинить. Наполните кубки и выпьем за Асгаута-ярла, за храбрость его и доблесть! Авось и он за нас в Вальхалле пропустит чарочку с Одином…
Стоя осушили свои кубки все, кто за столом был. Взглянул в этот момент Сигтрюгг на дядю своего, Вестейна, за другим концом стола стоящего – и поразился ненависти, бывшей на лице того, когда Вестейн смотрел на Халльварда.
- Выйдем ненадолго, Торхалль, - шепнул Сигтрюгг управителю, когда сели они за стол вновь. И только когда дверь входная закрылась за ними, младший Вебьернссон спросил:
- Что произошло тут без нас? Дядья каждый грознее тучи глядит…
- Э, - махнул рукой Торхалль, - сам ведь понимаешь, моему назначению-то здесь никто особо не радовался. Имение хоть и вам с Халльвардом принадлежит, однако дядьки ваши не оставляют надежд его к рукам прибрать. А уж после расправы, которую здесь учинили до того…
- Я и не ждал, что любви к нам с братом прибавится здесь, - горестно обронил Сигтрюгг. – Что же, выходит, нам здесь и опасность может грозить?
- И еще какая, - кивнул Торхалль. – Когда я приплыл сюда, чуть ли не бунт здесь устроили. Но удалось усмирить их… мы держимся пока лишь тем, что очень много тут людей, вашему отцу и вам верных. Ульвбьерна, что прежде тут заправлял, не особо любили, а некоторые даже радовались, его голову, к воротам приколоченную, увидев. Но не все… не все, - он многозначительно на дверь оглянулся.
- Я все это Халльварду позже передам, - Сигтрюгг взошел на порог. – Будем остерегаться… а сейчас надо вернуться, чтобы не заподозрили чего. Хотя верно, уже заподозрили.

Усадьба Торстейна. Огненное погребение конунга Фьордов.

(с Сариной)

Викинги сражались словно дикие звери, выкрикивая имя убитого ярла. Раненого Сигурда закрыли щитами побратимы и стали отбрасывать нападавших обратно к усадьбе, загоняя их обратно в пылающий дом. Слишком мало осталось бойцов на стороне Вемунда-конунга - падали воины Снорри Крушителя Драккаров, отправляясь в Вальхаллу вслед за предводителем своим. Тех же, кто ещё держался на ногах, кашляя и задыхаясь от дыма, тяжёлой пеленой окутавшего усадьбу, заставляли отступить обратно в дом, где языки пламени уже прорывались меж брёвен. И викинги отступали, закрывая собой юного конунга. А после и вовсе навалились осадники щитами и силой впихнули в дом уцелевших, да дверь захлопнули.
- Подоприте дверь! - кричал Кари своим воинам, глаза его пылали безумным огнём, - Пускай там задохнутся, пусть кашлем изойдут, да живьём сгорят! – седой берсерк бросил взгляд на Рогволда и его людей, но они, похоже, не собирались его останавливать, спасая Вемунда от жуткой участи.
Воины отступили вглубь, взявшись за топоры, в надежде прорубить выход с противоположной стороны, только предназначенные для убийства, не слушались они в дерево не желая вгрызаться.
Клети дома наполнялись удушливым едким дымом, прятаться от него было уже негде. Викинги хватались за грудь, падали на колени. В усадьбе царил невыносимый жар, а в щелях между брёвнами уже вовсю плясали язычки пламени. Многие воины срывали бронь и одежду, истекая потом и задыхаясь. Некоторые пытались вновь открыть тяжёлую дверь, вырваться наружу, чтобы от мечей вражьих смерть принять, но люди Кари надёжно дверь подпёрли.

Вемунд метался по пиршественной зале, требуя скорее стену рубить, чтобы вырваться из огненной ловушки. Мальчик уже в истерике просто бился, визжа.
Снаружи воины Рогволда и Кари молча смотрели, как полыхает усадьба огнём. Многие ежились и поводили плечами - представляли, верно, себя на месте несчастных пленников. Некоторые злорадно ухмылялись, а несколько бывалых воинов не стали дожидаться конца зрелища, да разбрелись по подворью в поисках добычи.
- Вот тебе и конунг Фьордов! - Кари повернулся к сыну, - Не видать ему больше нашего золота да серебра, что мы в походах добыли. Пресёкся проклятый род!
Огонь постепенно сжирал дерево и тех, кто в усадьбе был. Вемунд в какой-то миг просто дымом задохнулся, потому зря злорадствовали враги на улице стоявшие. Взвилось жадное пламя над усадьбой. Дом жалобно заскрипел - пламя бушевало внутри, превращая пленников в горящие останки. Послышались страшные отчаянные вопли... Обрушилась задняя стена, но выбираться из дому было уже некому - сгорел конунг и все его люди. Рушился и оседал дом Торстейна-херсира, пожираемый огнём - стал он посмертным обиталищем Вемунда, юного правителя, которого неудача великая постигла.

Хисинг. Вебьернссоны и проч.

Ночь была на редкость темной, а может, просто казалась таковой – все же по сравнению с остальными это была особенная ночь.
Самая важная. Самая длинная в году.
Торд и Торгейр сидели на лавке и внимательно слушали Сигтрюгга, который с воодушевлением расписывал им значение праздника Йуле. Торхалль, сидевший в углу, на краю лавки, посмеивался в густую бороду.
- … и все миры сходятся в Мидгарде, - Сигтрюгг сделал огромные глаза, изображая движениями рук, как именно сходятся эти миры. – Боги и богини ходят по земле, так же как тролли… О, я однажды видел настоящего тролля!
Малыши вздрогнули.
- Он был во-от такой огромный, заросший мхом и лишайником, а воняло от него, - Вебьернссон едва сдержался, чтобы не сказать "как от дядюшки Вестейна", - как из выгребной ямы. Он шел и длинными своими лапищами задевал землю…
- И вы с Халльвардом с ним дрались? – затаив дыхание, спросил Торгейр.
- Что ты, - серьезно покачал головой Сигтрюгг, - разве мы бы с ним сладили. Растоптал бы и не заметил! Но тролль прошел мимо и не увидел нас, вот нам повезло-то…
Торхалль не выдержал и хохотнул, тут же скрыв смех за притворным приступом кашля.
- Да, вот так-то, - строго взглянув на управителя, закончил Сигтрюгг. – Так что не бегайте на улицу одни ввечеру. Тут может бродить кто и пострашнее троллей…

Трещал, вздымая языки пламени и выбрасывая яркие искры, костер. Халльвард ворошил ветки длинной палкой, чтобы те не вздумали погаснуть раньше времени.
Пока вращается веретено богини Урд…
Сигтрюгг неслышно подошел сзади; он ступал совсем бесшумно, словно крадущийся в курятник лис.
- Охраняешь дом от злых духов? – рука младшего брата легла на плечо неожиданно, Халльвард вздрогнул и напрягся, но поняв, кто это, облегченно вздохнул.
Пока открыты проходы между мирами…
- Да этот дом от дядек наших охранять надо, а не от духов. Во всяком случае, даже йотуны больше пользы, чем Вестейн с прихвостнями, принесли бы.
Халльвард, которому младший брат его обо всем, что от Торхалля узнал, рассказал подробно, с большим подозрением стал относиться к каждому слову родственников, что на Хисинге жили. Да и не только к словам… даже еду, которую ему подавали за общим столом, сперва давал собаке попробовать, чем вызывал невероятное возмущение у всей здешней родни.
- Знаешь, такая ночь сегодня, - тщательно слова подбирая. Сигтрюгг заговорил после долгого молчания. – Не след тебе быть тут одному, вот я и решил…
- Спасибо, брат, но я хотел…
- А еще, - перебил его тот, - в эту ночь даются клятвы, которые нельзя нарушить.
Молодой херсир прищурился, разглядывая отблески костра на лице брата.
- Халльвард, давай поклянемся, что не оставим друг друга. Что бы ни случилось.
- Неужто после всего, что мы вместе пережили, нам нужны какие-то клятвы? – усмехнулся он. – Ладно же. Я обещаю, что до смерти своей тебя не покину.
- И я в том же клянусь, - отвечал Сигтрюгг. Братья обнялись крепко; костер все потрескивал, выстреливая искорками в темноту.

- И насчет отравы какой я думал, - продолжал разговор Вестейн, - но гаденыш мелкий собаке прежде все скармливает, чем сам в рот берет.
- Как будто знает, - Бруни, старший брат вестейновой жены, покачал головой, зло перед собой глядя. – Это его мужик этот надоумил, я уверен.
- Торхалль-то? - собеседник его сжал кулак и распрямил пальцы, хрустнув суставами. – Сразу он мне не по душе пришелся. Проклятые харальдовы слуги…
Вейстейн в душе все еще оставался верен Гандальву Серому, как и многие на Хисинге. Даже после того, как голову Ульвбьерна прибили к воротам, показав, как поступает Харальд-конунг с предателями.. Да пусть поступает, как ему заблагорассудится, думал Вестейн, где мы, а где Харальд? Ульвбьерн-то дурак был, выставился против мальчишек, а мальчишки хитрые, как хорьки... Тут по-другому действовать надо – избавиться от них, пока приехали, и все дела. Но ведь прибыли они с дружиной, а всех не перебьешь – придется и с Торхаллем тогда расправиться, а это верная война с Харальдом или Рагхильдой. Нет, здесь нужен был какой-нибудь роковой случай, чтобы все поверили, будто Вестейн не при чем, и мальчишки сами виноваты в своей смерти. Яд был все же не слишком подходящим решением, что бы ни говорил Бруни…
Но сейчас такое время, что произойти может что угодно – духи бродят по земле, и кто знает, что придет им в голову.

О Рогволде, братце его Сигурде и чуть-чуть об отроке Иваре

Соблазн отпраздновать смерть молодчика-Вемунда и опекавшего его Снорри у мерийцев разом пресек Ровголд, который, памятуя о том, что целью его было не обезглавить Фиорды, лишив их конунга, но заставить их признать в Харальде своего повелителя, а в Коршуне – его законного посланника, не позволил воям задержаться в усадьбе Торстейна. Не медля ни дня, он выступил по направлению к усадьбе Вемунда.
Пусть Фиорды не шибко любили мальчишку, однако мужи, что лично присягали Аудбьерну, а потому и Вемунду, не забудут убийства последнего. Покуда дурная голова последнего из них не отделится от бренного тела, праздновать победу рано. Меньше всего Рогволду хотелось заполучить второго Сельви, который бы грабил и вырезал деревни во славу давно почившего конунга.
- Насилие порождает насилие, брат, - как-то после доброй кружки медовухи хмыкнул Сигурд.
- Не тебе меня укорять, - рассмеялся Рогволд, - уж не голова ли Снорри к крупу твоего коня прикручена? Что-то сомневаюсь, что ярл расстался с нею добровольно, по обоюдному вашему согласию.
- Ну, положим, добровольно, но лишь наполовину.
- Это ж как?..
- А вот так. Голова бы его от тела не отделилась, не отруби ее в нужный момент мой меч, - кося пьяными глазами принялся объяснять Сигурд, видно было, что смех он сдерживал с большим трудом, - соответственно, не будь моего меча, не болталась бы голова Снорри у меня на седле. Значит, в том половина доброй воли, ибо меч мой действовал исключительно по моему желанию и никак не вопреки ему. А значит, в том аж на одну половину доброй воли.
- Иди проспись, - зевнул Рогволд.
- Нет, ты послушай, брат, я ж о другом сказать хотел. Объединять Норвегию огнем и мечом оно, конечно, можно. И, глядишь, получится это у Харальда. Или у кого другого получится. Но, представь, помрет Харальд или этот кто-то другой. И что тогда?.. распадутся на маленькие, крошечные части все владения его. Ярлы же не меча и огня боятся, а скорее конунгу доверяют. Не сталь землю завоевывает, а авторитет того, кто эту сталь несет.
- Увы, но в том природа человека. Умирать. И забывать об умерших.
- Да, правду говоришь. Значит, нужно установить такой закон – для всех – чтобы он сам по себе существовал, без того, кто закон этот устанавливает.
- Закон недолговечен. Закон стоит на том, чтобы подчиняться и жить в вечном страхе наказания за неподчинение. Стоит пропасть мечу, которым закон подпоясан, как пропадает и закон.
- Значит, нужен такой меч, который не исчезнет.
- Не бывает бессмертных людей.
- И правда, брат, - усмехнулся Сигурд, сверкнув неожиданно протрезвевшими глазами, - людей бессмертных не бывает.
Воцарилась тишина. Наконец, Рогволд произнес, поглаживая бороду, в коей уже поблескивали седые волоски:
- Ох и дурное же ты говоришь. О богах толкуешь? Да и не о наших, как я погляжу?.. О ромейском?..
- О нем самом.
- Вот, что я скажу тебе, брат, - после недолгого молчания сказал Рогволд, тверже камня и холоднее льда был его голос, - ты о мыслях своих не смей никому рассказывать. Люди, на чьих костях мы воздвигли нашу власть, не поймут смысла, скрытого за ними. Для них их вера – все равно, что кости, на которых мясо держится. Знаешь, что бывает, когда ломаешь ногу аль какую другую конечность?.. знаешь. Одним словом запри свои мысли на замок покрепче и запрячь в себя поглубже.
На том примерно и окончилась их беседа.
На следующее утро мерское воинство вышло к деревне, что недалече от усадьбы Вемунда расположена была. По слухам и рассказам крестьян, что встретились по пути, крепко усадьба стояла – частокол двойной, высокий, ворота железными скобами оббитые, лучники на башнях в большом количестве да и за стеной тоже немало расположилось. Не хотелось Коршуну терять людей силой пытаясь взять то, что можно взять иначе.
- Всяк, кто присягнет Харальду, кто обязуется вносить за землю и доход с земли должную плату Рогволду, его посланнику и наместнику в Фиордах, будет пощажен! - громко, так, чтоб последняя деревенская крыса слышала, кричал Ивар, - остальных же на кол посадим, повесим али в хатах ваших поспаляем! Пришло время нового порядка!
Крестьяне, толпою окружившие Ивара и небольшую горстку воев (полтора десятка гридней захватил с собой сын Коршуна), понуро глядели под ноги. Их было не в пример больше, да вот только никому в голову и мысли за оружие взяться не пришло. Трусливы бонды. Впрочем, о каких подвигах можно думать, ежели под деревней дружина Коршуна встала, не меньше сотни воев?..

Сообщение отредактировал НекроПехота - 19-04-2008, 22:25

Транделаг. Усадьба Хладир.

С тех пор, как родился сын Харальда, владения Хакона пребывали в веселье да празднествах. Асса, столь припозднившаяся с замужеством, теперь дневала и ночевала у колыбели, ревниво следя за благополучьем дитяти. Впрочем, мужчин занимало то мало: подержав на руках сына, конунг Агдирский отправился праздновать. Хакон Хладирский был не менее зятя рад продолжению рода – а потому мед в усадьбе полился рекой. Гости, и прежде катавшиеся как сыр в масле, ныне и вовсе сделались почти что обласканными домочадцами. Естественно, ласки те едва ль ограничивались вкусной едой. Конунг транделагский, окрыленный появлением внука, махнул рукой на все шалости Харальда с присными. А против воли Медведя слова на скажешь, да и не особо хотелось. Хмельной дух праздника летал по усадьбе, не затронув, казалось, только Эйсван. Ее срок тоже был близок, и ныне обиженной кюне казалось, что забыли про нее все. Муж носится с младенцем Харальда, как девица с новой одежей. Сам Харальд или бегает по лесам за дичиной, или гоняет гридней в потешных учениях. И, разумеется, пьет да гуляет вместе с Хаконом младшим. Последнее обстоятельство особенно удручало: Эйсван казалось, что полюбовник к ней охладел, и винила она в том не рожденного пока сына. Мнительность, присущая женщинам в тягости, шептала ей, что красота ее пострадала. К тому же, старухи, ревниво следящие за здравием кюны, велели ей избегать мужских ласок. Желая удержать при себе молодого любовника, Эйсван легко бы нарушила тот запрет, коли б не страх. Вдруг Фрейа и впрямь покарает за блуд, младенца отняв? Муж ведь дознается о причине: лекари, говорят, по биению сердца знают все о здоровье, а ныне в усадьбе аш двое заморских целителей. Вот и пришлось Эйсван смотреть, как любимый ее обнимает покорных рабынь, вслед за Харальдом. После похода Хакон младой ходил за агдирцем, как хвост. Видно, купил чем-то Холя конунжья – закон, однако же не похоже, чтобы юношу положение то тяготило. Ныне страдала только Эйсван, и горе ее углублялось бессилием. Это Асса, супруга законная, могла Харальда девками попрекать, а у Эйсван не было прав поучать неженатого пасынка. Муж же, на робкие речи ее о поведении младшего Хакона, небрежно велел жене смирить бабью ревность: мол, все равно пасынку не быть конунгом вперед ее, Эйсван, сына. Слова грозного конунга лишь усилили тоску молодой кюны: она почти желала, чтобы вместо сына у них с мужем родилась дочь. Тогда положению Хакона младшего, как единственного сына старого конунга, ничего не будет грозить. А уж потом она своего не упустит: родит второго младенца от юного Хакона взамен пожилого.

Разорённая усадьба Торстейна. Кари-берсерк и его люди.

В воздухе ещё пепел усадьбы Торстейна покойного кружился, а Кари уже отправил гонцов к правителям окрестных земель с вестью о гибели Вемунда. Не шибко любили они юного конунга, как и его брата Аудбьерна, что требовал у подданных злата и воинов уводил на верную гибель. На том и порешили: предложить лендрманнам и херсирам Фьордов признать своим конунгом Харальда. Кто же не согласится с тем – потеряет всё, что дорого ему, и жизни лишится.
- Нет теперь во Фьордах вождя, что сможет противостоять Косматому! – так говорил Кари своему сыну, - Надо созвать тинг. Многие, как и мы, примут его своим правителем. Те же глупцы, что решат ему воспротивиться, потеряют земли и власть. А кому власть достанется?
- Харальду-конунгу и тем, кто принёс ему голову Вемунда. - отвечал Эйвинд-Ягнёнок, - Сегодня ветер дует в наши паруса, отец, но ветер изменчив. Как Торстейн, предавший Вемунда, получил вместо злата конунжьего да серебра только железо и огонь, так и…
- Не смей меня сравнивать с этим глупцом! – ударил берсерк кулаком по столу так, что расплескалось пиво в глиняной чарке. Эйвинд замолчал. Кари посмотрел на него так, словно собирался и его кулаком вогнать в земляной пол:
- До сих пор моя удача была со мной и впредь не оставит! Только толковыми сыновьями, вижу, обделили меня боги!
Помрачнел Ягнёнок лицом и, поднявшись, вышел из дома, что раньше трэлям Торстейна служил пристанищем. Кари же трапезу в одиночестве продолжал… только веселье всё, что берсерка охватило после удачной битвы, ушло куда-то.
Люди Рогволда отправились в набег на усадьбу. Викинги Кари продолжали грабить двор Торстейна – делили уцелевших рабов, скот, оружие. Сокрушались теперь: самый богатый дом сожгли! Но обгоревшие останки усадьбы обыскать не решились.
- Думаешь, доброе дело мы сделали? – Эйвинд подошёл к Эйрику Топору, задумчиво глядевшему на золу и угли, в которых покоились ныне конунжьи кости, - Отдали Фьорды Косматому и его коршуну…
Эйрик глянул в глаза ему:
- Знаю, о чём думаешь. Предательство, мол, Кари совершил, а мы все за ним пошли. Только понять тебе следует: если бы не этому двору гореть сегодня, то завтра – нашему двору гостей от Харальда принимать с мечами в руках. Твой отец умён, оттого за ним люди идут. Ему и служить стану, а не Рогволду или Косматому. А после – тебе, потому наживай свой ум и отца слушай.

Сообщение отредактировал SergK - 20-04-2008, 20:59

Гутхорм открыл глаза. После вчерашней пытки болело всё и особенно голова, а во рту был мерзостный привкус крови.
"Губу что ли прикусил?" - мысли катились тяжело, словно громадные валуны в ещё не разогнавшейся лавине.
С трудом подняв голову, ярл оглядел пиршественный чертог, сейчас более похожий на поле брани. За столом остались лишь он, да ещё чья-то рыжая голова тяжело упиралась в столешницу могучим лбом.
- Свэн, - хриплым голосом позвал Гутхорм. - Ты живой?
- Не тряси стол, ярл, а то помру, - раздалось в ответ. - Ты что вчера последнее помнишь?
- Сивуху, - Гутхорм аккуратно опустил голову на кулаки. Надо было кликнуть слуг, но одна мысль о громком звуке была болезненной.
Ответить ему Свэн не успел - дверь с грохотом распахнулась и в зал шагнул юнец в плаще на волчьем меху.
- Гутхорм-ярл! - рявкнул он, насколько позволял ещё не сломавшийся голос. - Я Эйнар, гоне..., - договорить он не успел - боевой нож, пущенный рукой Гутхорма, вонзился в стену чуть левее его головы.
- Постарел ты что ли? - открыв один глаз и медленно повернув голову, тихо спросил Свэн
- Не иначе, - грустно ответил Гутхорм. - Я в горло целил. Ну да ладно...эй ты! Не ори, во-первых, не видишь, плохо нам! А, во-вторых, говори, с чем пришёл и кто таков. Тихо говори...
- Я Эйнар, - не в пример тише и полуприсев начала паренёк. - Гонец конунга Харальда. С вестью благой приплыл, что в Хладире у владыки сын родился...Гутхормом назвали!
- Как?! - заорал ярл, единым духом взлетая с лавки. - И ты молчал, не сказав эту весть с порога! Срочно будить всех! Я собираюсь в Хладир!
Свэн Рыжий с тихим стоном упал с лавки на пол. От вполей Гутхорма ему стало ещё хуже...
К вечеру, из Мера отплыли несколько драккаров. Гутхорм с частью своих воинов и Свэн Рыжий с хирдом шли поздравить Харальда, отцом ставшего, и обсудить с ним дела дальнейшие...

Сообщение отредактировал Orrofin - 22-04-2008, 22:02

Транделаг. Конунг Хакон.

Вести о том, что бонды видели корабли, похожие на драккары Гутхорма, близ берегов Транделага, заставила старого Хакона отвлечься от празднеств. Воистину: продление рода есть величайшее благо, и славно, что первым родился у Харальда сын, да еще – вослед за вестями победными. Хорошее то знамение, и не надо жрецом зваться для толкования. Великим воином станет дитя победившего, эдак асы свою благосклонность высказывают. Однако же, вороги не дремали, и вести о приближении Гутхорма Оленя Хакон воспринял как весть: достаточно лагоде предаваться, надо уж и о ратных свершениях побеспокоится. пламя мятежа, вспыхнувшее было во фьордах, ныне тлело умирающими головешками. Но Гандальв Серый в Альвхеймаре пока что не отправился к Хель и вовсю скалил зубы на Агдирского волка. А ныне Волк и Медведь – в одной лодке, и родом единым уж стало. Так что для блага внука ему, Хакону, следует силушку поберечь да хитрость на помощь призвать. Охотники справные знают: не только силой великой хозяин пчел славен – но и лукавым умом. Так что все время, потраченное берсерком на борьбу с упрямыми волнами, старый медведь в раздумьях провел. И в итоге на пристани Гутхорма с соратниками встречала не челядь, а сам властелин транделагский.

Гутхорм-ярл. Путешествие в Транделаг
________________________________________

Почти всё плавание провёл Хрингарийский Олень либо на скамье гребца, без устали работая веслом, либо под бортом, где лежал, завернувшись в плащ. Гутхорм чувствовал, что приближается нечто очень важное, а потому мысль его блуждала в глубинах памяти. Он вспоминал тот далёкий бой в усадьбе Хаки, куда он с присягнувшими ему берсерками и Харек Волк со своими воинами пришли, как гости на свадьбу, а уходили победителями. Это было первое серьёзное сражение Гутхорма, носившего тогда прозвище Юный конунг, и оно оставило ему сразу две отметины, словно напоминание: седая прядь на правом виске и шрам точно в центре ладони, куда попал наконечником своего копья Хаки-берсерк незадолго до своей смерти. Потом пришла ещё более далёкая картина: грубое мужское лицо, по самый нос заросшее спутанной бородой и искажённое яростью. Той самой яростью, которую Гутхорму ещё только предстоит испытать. И летит его нож в грудь воину, превосходящему его и могутой и уменьем, и вытягиваются удивлённо лица опытнейших из берсерков, уже понимающих, что сейчас должно случиться...
"Где вы, друзья?" - беззвучно прошептали губы ярла.
Ответа не было. Век берсерка короток и все, кто присягнули ему в тот день уже пировали у Одина в чертоге, а Харек был далеко. Очень далеко. Чувство одиночества и странной тоски по прошлому снедало Гутхорма, но он знал - это пройдёт. Просто море и корабль решили ему что-то сказать. А он не понимает, ведь не жрец и не вещий колдун.
"Сестра, ты лучше меня читаешь знаки Богов...", - долетел до ярла из прошлого его собственный, только ещё не окрепший, ломающийся, голос, и Гутхорм улыбнулся. Нет, у него всё ещё есть сестра и племянник, а значит есть ещё смысл топтать Мидгард.
"Одноглазый! - подумал он весело. - Я к тебе ещё приду. Но не сейчас!"
В Транделаг прибыли с рассветом. Гутхорм ждал, что встречать его будут воины, да какой-нибудь доверенный ярл Хакона, однако, Рысьи глаза ещё издали разглядел на пристани статную фигуру конунга Хладира.
- Здоров будь, Хакон! - сказал Гутхорм, спрыгивая с борта драккара. - Благодраность прими нашу за честь, что ты оказал!
левее с шумом въехал в песок корабль Свэна Рыжего.

Транделаг. Пристань. Хакон, Гутхорм, Торлейв и все, все, все.
ДЛ со Скальдом и Оррофином.

- И тебе поздорову, Гутхорм, - ответил Хакон, внимательно оглядывая дядю Харальда. Но ни битвы, ни возлияния после победы не могли поколебать силы грозного берсерка. На Хакона с палубы драккара взирал грозный воитель, и старец остался доволен осмотром. - Была ли с тобой милость Ньорда, хорошо ли добрался? Харальд и сын его уж давно ждут явления твоего корабля. Мыслю я - пора представить наследника асам, но без тебя мы обряд провести не решились.
- Ньорд испытал нас, когда от Мера отошли, но потом милостью своей не обделил, - качнул головой Гутхорм. - Хорошо, что меня дождались, по чести это! Да я и не один, как ты, конунг, видишь, приплыл...
- А без меня решитесь? - Торлейв выбрался откуда-то из кучи мешков, в беспорядке наваленных на палубе, и проворно соскочил на доски причала
- Ну, что ты, жрец, - Хакон спрятал улыбку в густых усах. - Твой опыт будет нам кстати, тем паче, что ты, мыслю я, и самого Харальда в вере нашей воспитывал. Глубоки корни традиций в земле Транделага, и я, как властитель, их всецело поддерживаю.
- И тебе здравия, процветания и лет долгих, Хакон, властитель Транделага - произнес жрец, поклонившись
Гутхорм нахмурил светлые брови, но промолчал. Нелюбо ему было то, что жрец пробрался на его драккар тайно, но и свару он устраивать не хотел.
- А ещё со мной пришёл опытный и умелый хёвдинг, который подспорьем нам неплохим станет. Свэном Рыжим кличут, слыхал ли о таком?
: - Слава этого воина бежит впереди него, как рассвет предварят восход девы-солнца, - кивнул Хакон Трондский. - Я рад видеть его в своих землях - и вод знаменем Харальда. Но, не пора ли нам пройти в дом а жрецу - подготовить обряд? Даже конунгам ожиданье не любо, что уж молвить об асах?
- Асы умеют ждать - ответил Торлейв, - но негоже их заставлять слишком долго
- Прав жрец хитромудрый, - кивнул Гутхорм. - Должно нам поспешить и посвятить богам сына моего племянника!
- Посвятим. Я готов исполнить обряд, как должно, - сказал Торлейв.
Тем временем подошёл и Свэн Рыжий. Он слышал последние слова Хакона и намёк прекрасно понял.
- Поздорову тебе, тесть моего конунга! - произнёс он громко.
Хакон кивнул одобрительно: хоть и враждовал некогда Свэн с Хальвданом Черным, но ныне разум цепкий явил. А коли так - конунг лишь рад был приветить подобного война. Старик положил руку на плечо Гутхорму, увлекая родича нового в сторону конунжьего дома. - Пойдемте, отметим приезд. А жрец пусть готовит обряд да нас кликнет попозже.
- Как скажут владыки, - ответил Торлейв, кивнув. - А кто хозяйством тут распоряжается?
- Хакон млад, - конунг кивнул в сторону сына, что смиренно стоял поодаль, голову перед владыками опустив.
- Он даст тебе все, что в обряде потребно - лишь назови. Здесь для богов не жалеют ни руды, ни золота.
- Боги благоволят к такой усадьбе, и одаривают ее удаче и изобилием. - сказал Торлейв, пристально рассматривая Хакона младшего.
Тот поднял голову и слегка улыбнулся жрецу, с ходу увидев в нем схожую душу. О похождениях Торлейва с чужими женами
Хакон млад был наслышан, и, учитывая его положение, жрецу более, чем сочувствовал. - Я сделаю все, чтобы удача и впредь озаряла сей дом, - ответил он на слова служителя асов.
Торлейв учтиво поклонился в ответ. Конунги со свитою удалились в усадьбу, где дорогих гостей уж дожидались столы с угощением.

Харальд

Сын Хальвдана уставал от Хладирской усадьбы, пиры с молодым Хаконом уже не разгоняли его скуку, не смотря на то, что с каждым разом он пил все больше - ему хотелось вновь вести войско в бой, видеть как по его приказу сотни воинов бросаются на врага и ломают всякое сопротивление, как хрипят, умирая, враги, как разносится над полем битвы его имя, выкрикнутое тысячами глоток. Но здесь он слышал лишь пьяные крики и детский плач, постоянный плач - стоило только Харальду взять сына на руки, как тот, даже спящий, начинал реветь и успокаивался лишь вернувшись к матери. Молодой конунг успел возненавидеть этот вопящий комок мяса.
"И ему отойдет моя держава?!" Харальд с содроганием думал о том моменте, когда Гутхорм будет ему наследовать. Он назвала младенца в честь дяди, чтобы тот вырос храбрым и сильным мальчиком, но судьба словно насмехалась над ним! Каждый раз, после того, как конунг виделся с сыном - он звал Хакона Хаконсона и они много пили, причем столь много, что порой слугам приходилось относить их в покои. Однако в тот день, когда молодой Хакон встречал Гутхорма, конунг пил с Бардом, а потому - не смог даже выйти на порог, когда прибыли гости. Сам Бард, оставшийся более-менее трезвым, сказал, что конунг внезапно занемог и просил не беспокоить его некоторое время.
Немногим позже, Харальд велел позвать Торлейва - жрец поспешил явиться в скорости, поскольку и сам желал переговорить с конунгом с глазу на глаз. Протрезвевший Харальд встретил жреца хмурым взглядом в котором внимательный человек мог бы увидеть жажду чего-нибудь еще выпить, однако Торлейв решил, что конунг до сих пор таит на него обиду за прошлогодние события и согнулся в смиренном поклоне, спешно размышляя о том, как ему добиться прощения у государя.
- Приветствую тебя, почтенный жрец, - возможно Харальд говорил искренне, но мнительному служителю Тора в этих словах послышалось напоминание.
- Долгих лет тебе, славный конунг, - не поднимая головы отвечал Торлейв.
- Ты знаешь, зачем я позвал тебя? - Продолжил сын Хальвдана, Торлейв же решил, что сейчас ему конунг все обиды припомнит, какие были и какие не были, столь сурово звучал голос властителя, и потому решил повиниться заранее.
- Нет, но таю надежду, что милосердный конунг простит меня, если я в чем-то не оправдал его доверие, - со всем возможным достоинством произнес жрец.
- А, это ты про ту ирландку? - Харальд зевнул, показывая, что данная тема его не интересует. - Или еще на чью-то жену успел глаз положить?
- Видит Один, у меня и в мыслях не было, - теперь уже Торлейв клял себя за то, что не дослушал государя, поскольку тот явно хотел говорить не о его провинностях. - Рыжеволосая ведьма дала мне какого-то зелья...
- Довольно, - прервал его конунг. - Я больше не хочу слышать голословных обвинений относительно Харека или его семьи. Если тебе нечем подтвердить своих слов - лучше не касайся более этой темы, жрец.
Торлейв вновь склонил голову, хотя и хотел поспорить.
- Пока же только стараниями Харека удержана восточная часть моих владений, и если он раньше чем-то обидел меня - то его вина полностью искуплена верной службой.
После смерти Асгаута, более иных осуждавшего ярла-христианина, Харальд не раз задумывался о том, так ли серьезна вина Харека, как о ней говорили и, вспомнив о том, как осрамил он Эйрика Свейского, пришел к выводу, что сначала следует самому побеседовать с Хареком, а уже потом прислушиваться к иным новостям.
- Господин, ты наверное слышал уже, что Оттар Рваный убил верховного жреца, - так и не дождавшись, когда Харальд продолжит разговор, подошел к теме с другого бока Торлейв.
- Опять ты за старое, - вздохнул конунг. - Изловите Оттара - утопите, а меня более этим разговором не утомляй.
- Не о том я, конунг - место высокое опустело, нет у твоей державы Верховного Жреца, как бы не осерчал на нас Один...
"Понятно, на место высокое захотел, - улыбнулся Харальд. - Сколько его в снег не бросай, а все до власти охоч остается".
- И почему же мать моя, Рагхильда не созвала жрецов в Сарасберге, чтобы они выбрали достойного чести этой?
- О, господин мой, - протянул служитель Тора. - Один подлый человек смутил ее разум и ныне дает дурные советы кюне...
- Кто?! - Резко поднялся с ложа Харальд, а лицо его на мгновение исказила злая гримаса.
- Пришлый жрец, Трюггве, - вздохнул притворно Торлейв. - Он подлостью и коварством, словно змей втерся в доверие твоей матери и ныне желает стать Верховным жрецом в Агдире.
"Понятно, значит такой же как ты властолюбец - то-то вы характерами не сошлись".
- Какой негодяй, - покачал головой, пряча улыбку конунг. - И откуда же он взялся?
- Так отсюда, из Хладира как раз... - начал было Торлейв.
- Понятно, - остановил его Харальд. - Теперь слушай, я хочу чтобы ты провел все необходимые обряды над моим сыном, как старший из моих жрецов.
- Это великая честь, государь, - вновь поклонился служитель Тора, не обмолвившись, что о том его уже просили и Гутхорм, и Хакон.
- А теперь ступай.
Конунг махнул рукой, и жрец поспешил скрыться. То, что хладирские жрецы затаят на него обиду за такое решение Харальду было даже приятно - пусть знают, кто их конунг, а пока стоило узнать, что же это за Трюггве.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 5-05-2008, 16:10

Cарасберг
Рагхильда Сигурдовна Черная (в девичестве Олень) и Трюггве

Тишину горницы кюны Рагхильды нарушил шум тяжелых шагов и шорох одежды.
Распахнулась дверь тяжелая, и в комнату, будто ворон в небо, влетел Трюггве-жрец, всклокоченный, испуганный, в порванных одеждах.
Следом за ним два воя, стражника правительницы, вошли, хмуро на провинившегося поглядывая.
Сама Рагхильда сидела у стены в кресле резном, да глядела куда-то вдаль, будто один из своих снов вещих с открытыми глазами смотрела.
Даже не шевельнулась она, когда жреца привели, а только вздохнула негромко.
- Кюна мудрая, за что в немилость я впал, за что слуги твои меня, как мешок с зерном, приволокли к тебе? Неужели не мчусь я сам по первому твоему зову? - тонко воскликнул Трюггве, пытаясь подняться, однако один из воителей правительницы грубо сапогом его в спину ткнул, не давая выпрямиться.
Лишь тогда повернула голову кюна и с презрением взглянула на жреца.
- Мчишься, - кивнула она, - Но не на зов мой, а за наградой и чином верховного жреца. Неужели того, чем одаряла я тебя за службу, мало тебе было? Неужто доверие, что оказала тебе, приняв и место хорошее предоставив, тебе в тягость было, что обмануть меня решил?
- Что ты, Вещая кюна, да я бы не в жизнь тебя не подвел, помня о доброте твоей и великодушии, - начал провинившийся жрец, подняв голову и глядя снизу на Рагхильду. Негодование от якобы незаслуженной обиды и удивление отразилось на его лице, да только волновался жрец, и сразу было видно, что лгут его глаза.
- Тихо, - глухо прервала его кюна, - Все, что тебе нужно было, ты уже сказал. Теперь я тебе скажу, а затем и руки моих слуг-палачей, к которым ты, мерзавец, отправишься после нашей беседы.
Рагхильда говорила негромко, но голос ее звенел по всей горнице. Холодный взгляд серых глаз неотрывно следил за Трюггве, будто пытаясь его приковать к полу ледяным колом.
- Я тебя доверием и золотом наградила, а ты еще наживы захотел. Виру, которую Харек Волк за убитого Фредрика заплатил, куда дел? Себе, чай, забрал, и живешь припеваючи, благородного воина оклеветав! Только и можешь, что клеветать на мужей честных! Помнишь - только приехал ты в Сарасберг - а тут же начал обвинять и хаять Хакона, что Харальду тестем приходится! Помнишь? Ни слова честного или доброго!
- Да как подумать можно было..
- Да тут не думать, Трюггве, надо. Тут надо раскаяться и золото украденное вернуть. И наказание за воровство и обман принять, как подобает мужу достойному. Хотя тебя достойным с трудом назвать можно.
- Мудрая, добрая Рагхильда, - снова затараторил обманщик, но правительница махнула стражникам устало:
- Уведите его в погреб, да узнайте, куда деньги дел.
Стража кюны снова схватила жреца провинившегося и, предварительно рот ему тряпкой заткнув, грубо потащила его вон из горницы в погреб.

Погреб
...
- Я скажу, скажу... - стонал жрец. Ледяная вода стекала со спутанных волос, глаза были выпучены от страха, а руки вывернуты и связаны так, чтобы не было ущербу, а только боль и неудобство от такой позы.
На спине его красовалось несколько свежих ран от прикосновений раскаленного железного прута, и хоть немного времени он провел в темном помещении, да все тело уже ломило от неудобной позы, ожоги на спине болели. Правая рука, на которой теперь три пальца распухли и искривились от сильных движений палачей, когда те ломали ему суставы, казалась опальному жрецу неутихающим горнилом боли.
- Говори, - спокойно произнес один из тех, кто пытал Трюггве.
Жрец, с трудом выговаривая распухшими губами слова, рассказал, куда дел золото, посланное Хареком в качестве виры за смерть Фредрика.
- От... отпустите.... - взмолился он под конец, теряя силы.
- Отпустим, - невозмутимо ответили ему, - Однако сначала кару ты понесешь за то, что осмелился кюну предать и доверие ее обмануть ради жадности своей и честолюбия.
С этими словами он приказал раскрыть жрецу рот и взял длинные щипцы...
Ворон сорвался с крыши усадьбы, испугавшись дикого крика жреца, которому вырывали язык...

Сообщение отредактировал Мориан - 5-05-2008, 17:25