Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

(а много ли в Саге пишется не совместок с Тельтиаром?)
Нидорас.
_________________________________
- Харальд, - Гутхорм обратился к сыну сестры своей, улучив момент тихий, когда рядом ушей лишних не было. - Что ты хочешь сделать с Рогволдом?
- Будет мне верен - останется править Северным Мером, - отвечал молодой конунг. Сейчас ему не хотелось говорить об этом, все его мысли занимало грядущее торжество, которое готовили воины переметнувшегося на его сторону ярла.
- Харальд, когда переметнётся на чужую сторону - поздно будет! - не оставлял конунга в покое Гутхорм. - Не лучше ли...упредить измену надёжным способом?
- Нет.
Сын Хальвдана сказал - как отрезал. Хорошо помнился урок, что преподал ему дядя в Хладире, повторения не хотелось, но и отступать от своего не желал он.
- Я обещал ему власть над Мером взамен ратной помощи. Теперь, благодаря ему мы не потеряли и десятка людей, расправившись с почти тысячной ратью - это стоит награды.
Гутхорм скрипнул зубом, но голоса всё ещё не повышал и тона не менял.
- Мудрые говорят "Не бери предавшего врага твоего на службу! Предатель не бывает бывшим!" и, поверь мне, сын сестры, говорят верно! Кто сказал, что если другой претендент на трон пообещает Рогволду больше власти, он не выступит против тебя? Тогда ты обретёшь трудности и не малые. Лучше будет, упредить предательство, а вместо Рогволда посадить верного тебе человека. Тобою самим выбранного. Или даже, этого мальчишку, Гутхорма сына Рогволда. Уж он-то тебе благодарен будет и верным человеком твоим станет!
- Это его племянник, - поправил Харальд, где-то глубоко в душе обрадовавшись, что смог хоть чем-то уязвить дядю. - Что же до предательства - сейчас он нам нужен, поскольку лучше других знает эти земли и сможет управлять ими. Другому управителю потребуються месяцы, чтобы вникнуть во все дела. У нас их, дядя - Гандальв совсем недавно покинул Нидорас, сейчас он набирает силу!
Он вздохнул, упрямо смотря на брата матери.
- Вспомни Грютинга - ему ты тоже не доверял, но сейчас он служит мне верой и правдой.
- Сын, племянник, какая разница? - отмахнулся Гутхорм. - Тем благодарнее будет! А что до Грютинга...ещё посмотреть, как всё обернётся надо, но, всё же, не могу врать - сейчас он ведёт себя очень достойно! - последнюю фразу Гутхорм сказал, чтобы несколько потешить самолюбие юного конунга. Он знал, что не стоит учителю слишком уж подчёркивать своё превосходство над учеником - тот может и возненавидеть...
- Если Рогволд посмеет предать меня, то эти владения отойдут его племяннику, а он сам вместе с сыновьями пожалеет о том, что родился на свет, - пообещал Харальд, стиснув кулак. - Но лишь в этом случае. А чтобы не получить нож в спину, я оставлю кого-нибудь приглядывать за ним. Кого-нибудь, кто не предаст.
- Мудро, - кивнул Гутхорм, улыбаяясь в усы. Он не хотел прямо советовать этого, а так получилось, что Харальд дошёл до всего сам.- Только, сделай так, чтобы присутствиее этого верного было не очень заметным!
- Многие хотят получить благосклонность конунга, - кивнул юноша, накрутив на палец светлую прядь, и как-то с силой дернул. - Растут, Локи их побери, уже вдвое отросли, а и половины Норвегии у меня в руках нет!
- Так поспеши, -улыбнулся Гутхорм. - А не то, когда на трон Норвегии воссядешь, не узнает тебя народ, за тролля примет!
Рассмеялся над шуткой Харальд, но после сказал:
- Косы заплету, пока же так я мыслю дядя - тебя далече отпускать от себя не стану больше - ты мне здесь нужен будешь, когда супротив Гандальва пойду, а ярлов землями править оставлять, все же не спокойно мне - Снеккольв плут, Грютинг через силу мне подчинился, Рогволд хитер, покуда сила за мной не поднимут головы, а после? Конунга надо над ними поставить, такого какому я мог бы спину не боясь подставить.
- Воля твоя, племянник! - как можно более безразлично пожал плечами Гутхорм. - Я буду помогать тебе там, где ты сочтёшь эту помощь необходимой!
- Что обещал - то исполню, когда война завершиться получишь земли от Роголанда до Вингульмерка, на севере же Хакона я оставить хочу, он правитель старый, опытный и наследников, кроме меня, у него нет законных.
- Старость не с голым пузом встречу! - усмехнулся ярл - И на том тебе спасибо
"Утроба твоя ненасытная!"
В ответ улыбнулся племянник.
- Отправь отряд в две-три сотни воинов во главе с Асбьерном к горам. Пусть узнает, как там у Хакона дела.
- Отправлю сразу после пира! Воинам отдохнуть должно, - ответил Гутхорм, кивая, - Да и нам с тобой выпить доброго пива и съесть мяса не помешает!
- А там сейчас битва, - с укоризной заметил Харальд. - А нашим с чего отдыхать? Стрелять по беззащитным устали?
- Отдыхать не телом, но духом! - пояснил ярл. - Впрочем, раз ты приказываешь...
- Пусть идут. Не переломятся.
Повторил юноша, надоели ему споры дядины.
- Да, конунг! - ответил Гутхорм, пряча довольный огонёк в глазах.
Харальд всё более и более походил на конунга, что способен править Норвегией, мог принять самостоятельное решение, но и к совету прислушивался. Гутхорм был доволен.

Сарасберг. Асгаут

Стремительно слишком события развивались, порою упускал нить их и рук своих властный ярл, не успевал за всем уследить, что в Норвегии происходило. Много слишком времени потратил он, чтобы с христианами счеты свести, а толку пока с этого мало вышло. Разве что дан этот пообещал перед кюнами слова свои повторить, что Харек предал конунга и к разбойникам в Ранрики присоединился. Расскажет, никуда не денется, награда ему за это большая обещана, а после не станет уже никто разбираться, правда это или навет простой. Падет Харек, так туда и дорога ему, иноверцу, пусть хоть десятками гонцов шлет с заверениями в своей верности - один предал его, а другой в подполе темном дни и ночи коротает. Сунулся, негодяй к кюне, да воины верные, знающие в тот день усадьбу ее охраняли - быстро что к чему смекнули и засадили негодяя. Пусть охолонится. Вот только по его же словам еще один прямо к Харальду послан. Конунг еще мальчишка, при нем Гутхорм, старый друг Волка и кто знает, какое решение примет Харальд.
Асгаут понял, что он должен быть при конунге. Сейчас. Немедленно. Не теряя времени. Торлейв и Фредрик сумеют завершить необходимые дела в Сарасберге и без его участия, Гуннар знает, что ему необходимо делать в Роскильде. Войну с Сульки продолжал Горм и Славомир под присмотром Тьодольва, этот ярл лишь с вида Каменная Башка, внутри же умнее чем кажется.
Молодой ярл слегка улыбнулся, сверля взглядом стену. В Сарасберге его дела были завершены, а конунгу потребуется советник рядом, слишком уж много иноземцев возле него сейчас, а из своих ярлов только дядя и старый пень Асбьерн.
Осталось лишь переговорить с кюной, с Рагхильдой. Гонец от Харальда уже дожидался возможности передать матери конунга добрые вести и Асгаут хотел присутствовать при этом.

Эйнар и Асмунд со товарищи.
Берега Эйна.
(С Тельтиаром).

Прошло время условленное, вышли из войска хейдмерского десять воинов во главе с Асмундом Альхеймсоном, пошли навстречу эйнаровой рати. Гордо шел конунг самозванный, улыбался в бороденку редкую, пальцами по рукояти меча стучал. Но вот остановились они на полпути, крикнул тут один из людей его зычным голосом:
- Выходи Эйнар, как уговаривались, коли не испугался боя смертного!
Вышел и Эйнар с десятью воинами лучшими врагу своему смертельному на встречу. Некуда теперь отступать было ему. Тысячи пар глаз за каждым движением его следили. Чем больше сила, тем больше и ответственность, и велика сию минуту сила ярла была. Спокойно лежала рука его единственная на меча рукояти, лик его спокойствием и уверенностью светился.
- Здесь я, Асмунд. Не мне боя бояться надобно.
- Ты слаб и увечен, - с усмешкой молвил молодой воин. - Не позорь людей своих, раб, выстави вместо себя другого бойца, у которого хотя бы обе руки на месте.
Дрогнули губы Эйнара в насмешливой улыбке.
- Для такого как ты, сил во мне достаточно. Что медлишь Асмунд, может это ты трус и отказаться от боя желаешь?
- Я затолкаю твои слова тебе же в глотку этим клинком! - Зло бросил самозванец, резким движением сбрасывая с плеч плащ. Силен, статен был Асмунд, высок, широкоплеч, тело его кольчуга вороненая закрывала, до колен доходившая, на руках перчатки латные были, какие рыцари в землях франкских носят. Надел шлем с пастью волчьей он, а затем медленно меч обнажил, напротив Эйнара становясь. - Помолись своему богу, раб. Сегодня я оставлю тебя без второй руки.
Взметнулись знамена позади Асмунда, стали выкрикивать кличи воинственные херсиры, с ним пришедшие.
Не спеша и своё оружие Эйнар достал. Помнить должен был ещё Альхеймсон, как меч этот направо и налево в умелых руках ярла головы ворогам рубил. Как кровь текла по лезвию сверкающему. Коснулся концом меча Эйнар земли. Могло кому-то показаться, что тяжело воину с ним управляться, но обман это был, и ничего боле.
- Готов ли ты, Альхеймсон, али нет?
- Что, Эйнар, рука меча не держит? Как же ты сумел Вингульмерк покорить тогда? За спины гридей прятался?
Рассмеялся, глядя на слабость противника, Асмунд, а после, щит принял, хирдманом поднесенный, и, клинок занеся, на христианина бросился:
- Один! Тебе посвящаю жертву эту!
Нечем было Эйнару щит держать, да только и не требовался он ему. Уклонился воин, удар противника вскользь по лезвию широкому пришёлся. Повернулся к Кровавому ярл, вновь меч его земли касался. Удивлен был Асмунд, что противник его сумел удар сильный принять столь легко. Слышал и раньше он про воинов, что могли руками обеими одинакого сражаться, но в бою таких удальцов лишь среди берсерков видел. А о том, что ярл-иноверец однорукий сможет ему сопротивление оказать, и не помышлял даже Асмунд, в победе своей уверенный. Да и что с того, что один удар отразить сумел он - впереди битва вся!
Не видна была усмешка его под шлемом, а вот клинок, дугу описав, точно в плечо нацелился Эйнару. И вновь уклониться попробовал воин, да немного не успел, чиркнуло лезвие по стали кольчужной. Мечом же он к ногам противника потянулся, присев немного. Странный бой это был, даже крики херсиров утихать начали, но всё равно шумно было. Отбросил меч эйнаров своим лезвием, вновь смех донесся из-под шлема. Забавой был поединок этот для Асмунда, до сих пор не считал он достойным противником христианина однорукого. Отошел на шаг, затем подскочил клинком клинок отводя, сам же постарался щитом ударить врага в лицо. Да только не вышло у него ничего из задуманного. Шагнул Эйнар в сторону, так что щит мимо него прошёл, а он сам боком правым к Асмунду оказался, да и сделал выпад ещё и инерцией от вражьего удара усиленный. Прошелся меч по кольчуге асмундовой, звенья разрывая, болью глухой в теле отдаваясь, отклониться успел конунг самозваный, но теперь прореха зияла на боку его, да позвякивали кольца разрубленные.
- Тор! Наполни меня гневом своим! - Закричал Асмунд вновь меч занося и ударил наотмашь, желая разрубить от плеча до пояса врага.
Ни один мускул у ярла не дрогнул, не занёс Эйнар меч свой, чтобы удар противника встретить, лишь глаза прищурил, видно сосредоточившись, но не мог этого никто под шлемом видеть. Отклонился Губитель Заговоренных от удара зверя раненного. Пронёсся меч Альхеймсона мимо ярлова тулова, да и сам Кровавый, равновесия пытаясь восстановить, за грозным оружием своим вперёд подался. Не успел он и двух шагов сделать, к врагу ликом повернуться, как нанёс Эйнар удар ему в спину, силы такой, что хребет мог спокойно самозванцу перерубить. Дрогнули воины в рядах, что стягами мятежными отмечены были. Никто средь них такого исхода бая не ожидал. Уверены в себе и предводителе своём были они. А что конец схватки это, ни у кого сомнений точно не было. Упал Асмунд на колени, казалось, не поднимется никогда более, да не так судьба распорядилась. Не было у Эйнара желания врага своего убивать, знал он, что вера новая хуже смерти для самозванца. Так что лишь ранил его, хоть и мелькнула мысль землю от такой мрази избавить.
Медленно кровь сочилась по звеньям кольчуги. Глубоко в тело вошел меч эйнаров, но мог бы еще продолжить битву Асмунд, достаточно сил в нем оставалось, да только лезвие холодное ощутил у шеи своей. Скрипели зубы в гневе бессильном - один выбор был, поражение признать или же на меч вражеский броситься, с жизнью расставаясь. Но не хотел так просто умирать Асмунд, сын Альхейма, кровавым прозванный. Жить ему хотелось сейчас, как никогда раньше хотелось. Взгляд его к дружинам верным обратился - в удивлении, в смятении были воины его, не ожидали такого, не понимали, как мог калека их повелителя одолеть, их конунга. Развязки ждали, но медленно время текло.
Шагнул жрец вперед, произнес так, чтобы слышали все:
- Один в чертоги свои призвал Асмунда! В годы младые уже доказал он, что достоин стать эйнхерием и все мы...
- Жив я еще! - Проскрежетал Альвхеймсон, такие слова услышав. Жить хотелось, а не к Одину пировать. - Победил ты, христианин...
Сквозь зубы признание поражения донеслось, как сплюнул его конунг самозваный.
Снял Эйнар шлем свой, да только меч от горла противника не убрал.
- Громче скажи Асмунд о поражении своём, чтобы все слышали.
- Чтоб тебя Локи сжег, - прошептал он, а затем бросил воинам своим: - Победил иноверец!
Только усмехнулся Эйнар.
- Помнишь, Асмунд, какой уговор у нас перед боем был, что в чём клялся ты перед воинами своими и передо мной?
- Напомни, - с хрипом слова вырвались.
- Уговор таков, коли проиграешь, так христианство примешь да навсегда в монастырь уйдёшь,- жёстко Эйнар сказал. Да так на Асмунда посмотрел, что ясно тому стало, коли обещания не сдержит, не пожалеет его ярл, потеряет наконец терпение.
- Еще скажи, что прямо здесь меня крестишь?
- Нет, не здесь, и не я, но присутствовать буду. Так что давай, Асмунд, поднимайся, сопровождать тебя до монастыря сам буду.
Подошли к самозванцу поверженному Ратибор с Ярославом. На ноги рывком поставили.
Рванулись тут к господину поверженному сопровождавшие его воины, мечи из ножен наполовину доставая:
- Уговор уговором, но это наш конунг, а не твой пленник! - Старший над ними произнес. - Нам его отдай!
Усмехнулся, боль превозмогая Асмунд, затем через силу:
- Нет у вас больше конунга, Олав, тебе поручаю я жену свою и владения, и все дело свое.
Херсир бородатый лишь кивнул сдержанно, взглядом злым Эйнара сверля.

Гиллисберг. Эйрик
(С Тельтиаром)


Вести о приближении свейской дружины расползались по округе быстрее, чем катиться с вершины горы снежный ком - вскоре уже почти весь Вингульмерк знал о том, что учинили воины Эйрика в приграничных деревнях, о том как горели дома и в грязь втаптывались нательные кресты. Смертей было мало - конунг, назвавший их веру - рабской, обращал пленникив в рабов, убивая лишь тех, кто смел с оружием в руках вставать на защиту своих домов.
Стекались люди к Гиллисбергу, защиты искали у супруги ярла, что воительницей была, да только в тяжести была Сигрун, от бремени разрешиться готовилась во время ближайшее и не могла помочь ничем людям своим, супруг же ее как выступил с ратью грозной к берегам Эйна, так и не было от него вестей до сей поры.
Поутру же крик пронзительный по деревне разнесся:
- Свеи! Свеи наступают!
Мальчишка зоркий увидал, как приближаеться с востока войско вражеское - побежали люди защиты искать, кто за стены усадебные, за частокол крепкий, кто в церковь, а кто и просто подальше - за реку, в лес.
Словно лавина, не знающая преград на пути своем, ворвалась рать объединенная в деревню. Развевал ветер яростный стяги, под которыми шли они - воины Эйрика самого, гауты с Западного и Восточного Готланда; вермаландцы, слуги Аки-бонда. Люди бежали, а лучники посылали смерть им вдогонку на острых наконечниках стрел... но редкие достигали цели - стреляли скорей для потехи, чтоб на страх чужой посмотреть, крик громкий послушать. Тех, кто в домах остался, скрыться не успел, наружу вытаскивали - но убивать не убивали.
Как знать - может, и хуже смерти смотреть на то, как добро твое растаскивают чужеземцы, как срывают крест, который ты на теле носил, как избивают сына или насилуют дочь... Ты не участвуешь в войне, и не собирался вовек, но у тебя есть враг, который воюет даже не против тебя, а против человека, на чьей земле ты живешь. Ты не восставал против кого-либо, но становишься жертвой.
Оставив разграбленную деревню, воины двинулись к усадьбе и окружили ее. Будь здесь войско Эйнара, куда сложнее была бы задача конунга свейского, но кому было оборонять усадьбу?
- Почему стоим? - Свен на коне своем к Эйрику подъехал. - Почему внутрь не врываемся?
- Зачем же? - поднял бровь конунг. - Там, внутри, знают прекрасно, что мы в щепки разметать все вокруг можем, если захотим... А подождем немного, и выйдет хозяйка, и скажет нам - забирайте все.
Воины орали что-то, свистели; на дыбы встала чья-то лошадь; сзади кто-то громко хохотал. Одного вида рати этой хватило б, чтобы испугаться да сдаться добром на милость победителям.
- Возьми с собой дюжины три молодцов, что покрепче, и к церкви езжай, - отдал конунг приказ Свену.

Слова молитвы громкой из церкви доносились, плакали женщины, старики что-то кричали, ревели дети, в страхе к стенам жались те, кто видели приближающихся воинов. Лишь священник, грек Григорий бесстрашно навстречу захватчикам выступил, прямо на ярла грозного смотря:
- Почто земли христиан добрых разорению предаете! - Воскликнул он во гневе праведном. - Что сделали вам люди эти, что вы их поруганию подвергли?! Господь видит все...
- Вот и пускай любуется, - расхохотался Свен, да молотом своим махнув, разбил голову священнику одним ударом. Повалился тот наземь, кровью заливая одеяния свои да порог церковный, на который упал.
Черный Молот же на коне своем прямо по трупу священника проехал прямо в церковь, за ним следом еще несколько воинов. Прервать свою молитву пришлось монахам нескольким - кому копье грудь пробило, кому в горло стрела вошла. Не только славянские да греческие святоши в церкви были - двух норвежцев, успевших сан духовный принять, убили свеи. Людей, что в церкви укрылись, выгнали наружу вои, оружием им угрожая, сами же со стен посрывали полотнища, иконы с изображением одного и того же лика - Распятого - и свалили в одну кучу на полу. Свен же, по прежнему седла не покидая, свечу из подсвечника вытащил, швырнул туда - и занялось пламя, загорелось...
Возле церкви народ все еще стоял, не стали свеи отгонять их далеко. Смотрели люди теперь, как снаружи враги факелами поджигают дом божий. Деревянной была церковь, быстро полыхнула. Подальше отъехав, Черный Молот с довольной усмешкой за зрелищем этим наблюдал.
- Не тому богу молились вы! - крикнул он людям. - Видите, как горит храм его? То же и с вашими домами будет, если не образумитесь!
Стенали люди, видя как церковь в пламени гибла, да только поделать ничего не могли безоружные. В усадьбе же тоже волнения усилились - не могли воины просто так смотреть на богохильство такое, но и бой дать права не имели, поскольку обещали Эйнару жену его охранять.
- Эй, там, в усадьбе! - громко Эйрик крикнул, так, что даже эхо от стен отдалось. Могучим был голос конунга, как, впрочем и сам он. - Сдавайтесь подобру-поздорову, коли беды не хотите! Войска моего хватит, чтобы весь Гиллисберг с землей сравнять!
Видели защитники усадьбы, что не шутит он, да и пожарище учиненное ими о том говорило, и тела мертвые.
- А коли сдадимся, - прокричал один хирдманн. - Так отпустите нас подобру-поздорову?
- Отпустим, вот вам слово конунжее, - Эйрик пообещал. - Только не вздумайте с оружием выйти к нам, иначе кровь прольется!
Замолчали там. Долго молчание длилось это, да все же через некоторое время появился вновь хирдманн этот.
- Не желает кровопролития большего госпожа наша, - объявил. - Ваша усадьба отныне.
Открылись ворота, стали выходить из них люди - поперед воинов шестеро в кольчугах, за ними дети, женщины и старики.
Эйрик кивнул лучникам, рукой взмахнул - повалились на землю те шестеро, стрелами пронзенные.
- Я решил в Валгаллу их отпустить, - усмехнулся конунг, - и не говорите, что я слову своему не верен. Правда, обещание, иноверцу данное, не стоит ничего - так благодарите Одина за то, что всех вас я убить не повелел. Полонить остальных, кто вышел... дружина моя - в усадьбу со мной.
И взяли в плен женщин, детей, стариков, которые работать могли еще; тех, кто совсем стар и слаб был, убили. Сигрун, что беременна была, с остальными пленниками сажать не стали, заперли в комнате ее, со стражей приставленной, как заложницу. Заняли усадьбу Эйрик, дружинники его и херсиры знатные, остальные воины покуда в домах разместились - теперь Эйнара дожидаться надобно было. Славный же прием его ждет в земле родной!..

Надарос. Пир по случаю победы
Естественно со Скальдом

Под вечер уже знатный пир закатили в Нидаросе, по случаю победы над Хунтьовом. Немало столов накрыли в усадьбе и вокруг нее, припасы те доставая, что со свадьбы Гандальвовой остались.
На высоком месте сидел Харальд конунг, по правую руку от него Гутхорм ярл, по левую же Рогволд, новый Мера правитель. Слышалась речь веселая, смех раскатистый. Вдоволь пили воины, зная, что разбит враг, не боялись нападения нового.
Но вот, угощениями присытившись, молвил Гутхорму конунг:
- Желаю я вновь искусств скальдов наших увидать, вели, дядя, позвать лучших наших певцов - Тормунда и Торбьерна, им одним я доверю праздник этот скрасить.
Скривился, то услыхав Аудун Старый, да ничего не сказал, надоело ему слова обидные от конунга выслушивать. А временем тем и скальдов привели, что во дворе приусадебном до того пировали.
Оба скальда были еще трезвы и разум их не успел помутиться. И оба в поте лица трудились над драпой в честь победы Харальда, подсказывая друг другу хитроумные кеннинги и метафоры, и решая как похитрее сплести узоры из слов. И видно было, что прервали их на самом излете мысли, потому что глаза у обоих блестели азартом
- Здравы будьте, испившие крови Квасира, - улыбнулся им Харальд, уже захмелевший порядком, но пока еще сохранявший ясность мысли. Отрадно ему было видеть подле себя скальдов этих, ведь всем известно, что чем более умелый скальд при конунге, тем удача властителя больше и тем больше слава его. - Чем ныне нас порадуете?
Мало кто мог бы заметить сейчас, что произнес слово "нас" конунг, лишь себя имея в виду.
Торбьерн поклонился конунгу, и ответил за обоих:
- Знали мы, что будет пир великий по случаю победы, а одному даже умелому скальду тяжело составить хорошую драпу, да и соперничать нам ни к чему меж собой, если мы вместе одному конунгу служим, а коли двое приложат свои умения, то и удача удвоится.
- Обычай есть древний и уже забытый, - заговорил тогдаТормунд. - Есть сказание про великого воителя гаутского Беовульфа, что когда восславляли его подвиги, то двое скальдов воспевали его деяния. Вот мы и решили похоронить мерского конунга с его семейством и восславить победителя...
Харальд топнул ногой, и покачав головой, кивнул в сторону Рогволда.
- И воздать хвалу новому, более достойному властителю Мёра - не растерявшись, закончил Тормунд.
Довольной улыбкой осветилось, спокойное до этого лицо сына Эйстейна Грохота, другие же воины криками одобрение свое выразили - вся знать, что собралась в усадьбе от скальдов требовала, чтобы начали они драпу свою петь. Наконец и Харальд кивнул, дозволяя.
Торбьерн достал из-за пазухи бубен, очень похожий на тот, каким пользовались шаманы финнов, и передал его в руки Тормунду. Тот начал равномерно постукивать в бубен, выбивая такт, а Торбьерн пошел вокруг пиршественного стола, начав читать драпу нараспев:

Пенной тропою тюленей
Вяз леса жал бури Скильдкон
Вел всадников лося гор пены
К ложу Фьергюн рыбьей зыби.
Вгрызлись волки равнины Ньёрда
В стену убежища турсов
В стойло коней стремнины
Вязы сражений пробрались.

Славься сын Ингви могучий,
Бравых алкателей славы
Вождь щедро злато дарящий,
Боги к тебе благосклонны.

Как раз, едва закончился припев первого куплета, Торбьерн обошел вокруг стола, и хлопнув ладонью по ладони Тормунда, принял у него бубен и стал выстукивать такт, а второй скальд пошел к конунгу, читая свой куплет:


Стежкой кружною псов Тунда
Родич Тьятси туч вел скрытно
В плясках дев щитов багряных
Страстно жаждущих резвиться.
В час, когда лик Биль взирает,
Лес рогов тюленя леса
Шел под сенью крова цвергов
Взяв укрытья дымовержцев.

Славен будь водитель хирдов,
Браги плясок дев крылатых
Вязы спора жал булатных
Алчут славы в твоем хирде.

Послышались голоса одобрительные от херсиров и ярлов из-за стола. Что-то сказал Рогволд, но его слова утонули в общем шуме. Харальд просто улыбался, наслаждаясь похвалой умелых скальдов. Затем скальды снова поменялись ролями - один стоял на месте напротив Харальда и стучал в бубен, выбивая такт в ритме стиха, а другой в это время обходил стол с пустым рогом, который по пути наполнял пивом кто-нибудь из хирдманов, и читал висы. Как раз когда он заканчивал читать стев он подходил к креслу, в котором сидел Харальд,кланялся конунгу, затем поворачивался к своему напарнику, хлопал ему в ладонь, и тут же забирал у него бубен, и скальды снова менялись ролями.
Первым опять Торнбьерн Хорнклови пел:

Сын морского чада Локи -
В гости Браги битв не ждавший
Из страны владыки пенной
Влаги - встречи не готовил.
Пламя вьюги шипов сечи
У оград запасов тучных
Шкуры спальные сложили
Клича к битве дожидаясь.

Славься - брега сокрушитель,
Всадник скакунов стремнины,
Ты пришел владеть по праву
Фюльком Мёра каменистым.

Продолжал же Тормунд Лисий Язык, прозванный Насмешником:

Вышли вязи сечи лютой
К мерских конунгов палатам,
Трое было на врага их,
Дрогнул хирд под стягом змея,
В страхе отступил к усадьбе.
Поля альвов лис отрезал
Путь для бегства супостатам
Роем ос железа ливня

Ас занявший трон Хлидскьяльва
Взял палаты змеев мерских,
Цел остался лес шеломов,
Биты вражьи змеи тарчей.

Однако заранее написанные висы скоро закончились и оба скальда застыли перед Харальдом. Но, видимо опасаясь ударить в грязь лицом, они, переглянувшись, стали сочинять завершающие стевы уже на ходу, все еще передавая друг другу бубен.

Вежу конунга змей Мёра
Волку туч отдал в награду
Ныне Харальд, вождь Косматый
Мер себе забрав по праву.

Тормунд молвил, а Насмешник продолжил:

Славься Ингви сын достойный,
Пиво карлов мы сварили,
Ну а конунг нас в награду
Одарит огнем удачи.

И вместе уже они завершили драпу:

Мы вдвоем сложили драпу,
Чтобы конунга прославить!

Рассмеялся конунг находчивости их, а затем снял перстень золотой, протянул Торбьерну:
- Так скоро все украшения мои к вам в карманы перекочуют, - юноша заметил.
Оба скальда скромно поклонились, а Тормунд с усмешкой заметил, что удача притягивает золото, а золото и удача приумножают золото и удачу, и вместе даруют победы.
- Истинную правду ты говоришь, - кивнул ему благосклонно Харальд, головою мотнув, да прядь непослушную назад с лица откинув. - Так пусть же никто из сидящих здесь не поскупится на награду славным скальдам и тем самым свою удачу приумножит!
Засмеялся кто-то, у других же угрюмыми лица сделались - поняли они, что хочет конунг, сам не желая с драгоценностями расставатся, их златом оплатить искуство скальдов. Да только спорить никто не посмел, особенно после того, как Гутхорм первым кинжал с рукоятью драгоценной Тормунду вручил, а Рогволд обручье серебрянное Торбьерну. Стал тогда каждый в доме находившийся, к скальдам подходить - кто злато давал, кто каменья, кто украшения затейливые.

Эйнар и Асмунд со товарищи.
Берега Эйна.
(С майстером, всего ему хорошего, Тельтиаром).



Подхватили с оков херсиры Асмунда, уже качаться начавшего, да потащили в сторону лагеря Эйнарова. Вскоре волочиться ноги Кровавого по земле стали.
- Ух и тяжёл.

Расступились воины перед Ярославом да Ратибором, сквозь ряды их пропуская. Множество обидных слов Асмунду кричали они, да трогать никто не решался, на взгляды херсиров злые натыкаясь. Меж тем Эйнар тоже следом пошёл. Остались с ним несколько воинов, спину прикрывать, когда уходить станет. Хотел ярл что-то воинам Альхеймсона сказать напоследок, да передумал, только посмотрел взглядом недобрым, в котором обещание скорой смерти читалось, коли не уйдут они сейчас всей ратью, да биться попытаются.
Временем тем, один из спутников Асмунда, что помоложе был, следом за Эйнаром бросился:
- Ярл, дозволь в твоей дружине служить! - Прокричал. - Все мы здесь видели, чей бог сильнее! Креститься я хочу!
Остановился Эйнар, к юнцу повернулся.
- Только тот, кто Христу истинно и бескорыстно верит, может силы у него просить. Коли хочешь, приму я тебя к себе в дружину, да только креститься пока погоди. Со священниками поговори. Негоже это, не обдумавши всё как следует, веру менять. А служить у меня любой может, не зависит от веры это.
- Хочу богу сильному я поклоняться, - юнец бросил, обиженно слегка. - Видимо прав был Харек, что погибли старые боги в Рагнарек, раз проиграл Асмунд поединок тебе!
Взглядом дерзким окинул он бывших своих соратников, что неприязненно на него теперь смотрели.
- В дружину к тебе пойду, Эйнар!
Увидал это Оттар, тихо прошептал ярлу однорукому:
- Не теряй времени, покуда впечатлены они все поединка исходом - на службу к себе зови всех людей Асмунда.
Лишь вздохнул ярл, грустно ему было, что не понял ни слова его юноша сей.
- Приму я тебя, коли ещё кто ко мне в дружину захочет, приходите в лагерь нынче, на службу определим вас,- почти прокричал он, чтобы все воины проигравшего слышали.
Возмущение прокатилось по воинству асмундову. Кто-то мечи обнажал, кто-то слова бранные в ответ закричал. Затряслось знамя с Вепрем Хейдмеркским, размахивал им кто-то, дух боевой вселить в воинов желая.
- Смотрите! - Прокричал один из дозорных, что был Эйнаром выставлен.
По реке корабли поднимались, на веслах идя, много было кораблей этих, на стяге же виднелись головы волчьи и тюленьи.
- Это Торир Собака! - Кто-то прокричал из людей Асмунда. - На подмогу к нам пришел!
Вновь всколыхнулось воинство конунга самозваного, Оттар же, глядя на них усмехнулся лишь:
- Зазря надеются, - произнес. - Убил я Торира Собаку еще когда из Дании возвращался. Пошли ярл людей узнать, кто плывет к нам.
Но никак не среагировал Эйнар на слова Оттаровы, хмурился ярл, рассмотреть пытался, что за знамёна у гостей нежданных. Вдруг широкая улыбка лицо его преобразила.
- Не нужны здесь люди, сам я всё увидел уже. Харек Волк это, на подмогу нам спешит. Где ж, его черти носили столько времени!
- Точно Харек! - Воскликнул Оттар Рваный. - Да уж, кто еще волчью голову носить будет!
Теперь-то и хейдмеркцы узнали стяги ночного губителя конунгов их, дрогнули. Отступила часть воинства, другая же на месте осталась, разве что бросили хирдманы знамя с черепом волчьим, да один за другим на колени опустились. Не более трех сотен их было, но все воины - не бонды ополченные. Херсир, что Асмундом оставлен был войском руководить прокричал что-то злое, мечом ближайшего перебежчика рубанул и прочь коня направил, к Хейдмерку обратно.
- Коли служить в моём войске будете,- Эйнар произнёс,- в живых останетесь, позор свой честно заслугами будущими смоете, но коли худое удумаете, тогда и пощады не ждите. Каждый сам решайте, по нутру ли вам жизнь новая, мною предложенная.
- Те, кто против был - ушли все! - Отвечал за других гридень бородатый. - Веди нас, Эйнар - мы суд богов видели, твоя правда ныне!
- Поднимайтесь с колен, воины, да за мной следуйте,- решил Эйнар, что нечего больше тянуть, что Харека, друга старинного, встречать уже пора и направился в сторону лагеря, не оглядываясь. Оттар за ним следовал, да в сторону новоиспечённых дружинников поглядывал.
Завершилась битва, так и не начавшись. Последовали хирдманы покорно за Эйнаром, а там уже и Харека суда к берегу причалили, вышел навстречу побратиму Волк Агдирский, в обьятия заключил. Да после рассказал все, что случилось с ним с той поры, как расстались они - о сражении в усадьбе хевдинга поведал, да о том, как его конунгом над Ранрики народ признал, да о пиратах, что берега Вингульмерка грабили.
Поведал и Эйнар другу историю свою, да поздравил того, что всё благополучно разрешилось. Дивился Харек поступку ярла последнему, да не корил его в неосторожности. Знал Волк, что за сила в Заговоренных Губителе кроется.
Временем тем лагерь разбили они, да ужин приготовили. Поднес Оттар Хареку вина крепкого, да о том спросил, знают ли в Сарасберге о том, что конунгом ныне Волк стал.
- Гонца я отправил, - отвечал Харек. - Одного к Рагхильде Вещей на мудрость ее уповая, а другого в Трандхейм к Харальду, дабы не сумел никто меня вновь в его глазах очернить. Завистливы сердца у многих, кто конунга нашего окружает, но верю я, что мудр он сам и Гутхорм подле него пока, не позволит от законов чести отступиться.
Замолчал в раздумье Эйнар.
- Тяжкую ты ношу взвалил на себя, Харек. Мудр конунг, конечно, да только множество страшных людей его окружают. Да и молод он, к тому же, горяч ещё, хоть и стремится всех в этом разуверить. Могут неприятности у тебя с ним случится. Да и кюна тоже не проста… Впрочем, сам знаешь ты всё это. Погостишь ли ты у меня в Гиллисберге, поглядишь, как Асмунда крестить будем?
- Жестокого зверя удалось тебе пленить, брат, - Харек произнес. - До сей поры не могу я понять, как мог юноша сей жестоким таким оказаться? Да и отца его предательство слишком неожиданно для меня было - вместе последний хлеб делили в прошлом, сейчас же.
- Боги Севера жестоки и коварны, - добавил Оттар. - И люди здесь под стать им становятся.
- И я понять не могу, что за Лукавый их с пути истинного сбил. Да и не в богах дело, Оттар, в вере. Кто веру истинную на поклонение бездумное меняет, у того она в торговлю превращается. Коли веришь, верь бескорыстно, ничего не проси зазря, добивайся всего сам, тогда и Бог поможет, и всего достигнешь.
- Прав Эйнар, - Рваному Харек молвил. - Не Боги, люди изнутри прогнили. Вспомни речи Высокого:
Лучше совсем не молиться,
Чем жертвовать слишком усердно.
Награжденья за жертву все ждут.
Лучше вовсе не резать руны,
Чем кровь лить без меры.

- Так велено было им Одином, но Торлейв жрец, как и Гандальв лишь в жертвах обильных видят смысл веры своей. Такие как они ведут народ наш к гибели.
- Надежда одна сейчас, на конунгов здравомыслие,- ярл устало сказал. Да глаза прикрыл. Всё-таки и для него не бесследно бой этот прошёл.
- Верить следует нам, что Рагхильда кюна не забыла все то добро, которое мы ей сделали.
- Она-то может и не забыла, да вот только кабы ближние её советчики наше добро наизнанку не вывернули. Корыстью не очернили, -вновь раздражаясь Эйнар промолвил. Да рассказал Хареку о подозрениях Отара, да о том, что и сам в последнее время, после раздумий долгих, к мнению его склоняться начал.
- Знаешь ты, Эйнар, что и сам я от Торлейва претерпел, и не могу сказать, что простил его, что же до Асгаута и детей этих, то нет у меня веры им. Кто с лет младых душу свою ложью отравляет, губит в себе благородство.
Ещё боле посуровел ярл.
- Так что же предлагаете,- на молчащего до сей поры Отара взглянул,- коли не нравится нам положение дел такое, менять его надобно. Думается мне, что стоит окрестить Асмунда, да в Гиллисберге оставить, под присмотром надёжным, тем временем человека надёжного к кюне послать, да и самим туда явиться. Тебе брат, это при любом случае надобно.
- Прав ты, Эйнар, - согласился Харек. - Следует нам противостояние это подлое завершить честь по чести и всех противников наших на чистую воду вывести.
- С Торлейва за злодеяние его виру взять надобно, - Оттар добавил. - Но сдается мне, что гонцы одни делу помочь не смогут. Верно Эйнар сказал, что следует лично к кюне придти. Коли не лишена она чести, так вспомнит, что вы ее от гибели и рабства позорного спасли.
- Но сначала Асмунда крестим в церкви гиллисбергской, - промолвил Волк. - Спокойно мне тогда лишь будет, когда зверь этот постриг примет.
На том и порешили. Но сразу же расходиться не стали, много ещё о чём говорили воины, жену Эйнара поминали. Волновался ярл о здоровье её, говорил, что не следует откладывать, а сразу в обратный путь идти, ведь не было битвы, а значит воины не устали ещё. В скорости и правда в обратный путь тронулись. Эйнар с Хареком вдвоём вперёд поехали, вновь всех опережая.

Нидорас. Пир Харальда.
____________________________
(совместно с Тельтиаром)

Славный пир пошёл после скальдов награждения! Пива доброго было, хоть залейся, вина хорошего вдоволь, да и доброй еды тоже. Гуляло воинство Харальду верное, конунга своего славило и здравицами дружными только что крышу не поднимало! Один лишь Аудун был невесел. Он мрачно сидел в углу и тянул жиденькое зелёное вино, изредка стреляя по сторонам недобрыми глазами. Гутхорм Хрингарийский Олень успел хорошо захмелеть, и не было у него замысла великого, когда сел он рядом со старым Аудуном, поставил перед ним и изрядный бочонок доброго пива и протянул вместительный рог - просто хотел угостить скальда и развеять его печали.
- Пей, славный скальд! - Гутхорм улыбался во весь рот. - Пей, и да возвеселяться твои глотка и брюхо!
Выпил немного старик, улыбнулся, еще рог пригубил:
- Не ценит Харальд заслуг старых, - произнес он. - То, как отцу его я служил - ни в грош не ставит он.
Гутхорм разом опрокинул вместительный рог, но могучего телом и попойками закалённого берсерка это даже и с мысли не сбило.
- Харальд! - он улыбнулся. - Молод, отважен, умён, но горяч ещё! Не научился ценить многое! Ещё научится! Пей, Аудун-скальд, пей со мной!
- С тобой, Гутхорм - выпить отрада старику, - улыбнулся Аудун. - Ты-то Хальвдана помнишь?
- Как же его не помнить, конунга великого-то! - утёр усы Гутхорм и закусил изрядным ломтем вепрятины. - Он же меня, да сестру мою спас когда-то! Тогда же на ней и женился, а я ещё за отца отомстил...славные были дни! Выпьем же за славное прошлое!
- Выпьем! - С готовностью Аудун согласился, к рогу прикладываясь. - Хороший был конунг Хальвдан, умел верность ценить!
- Ценить и награждать! - подтвердил Гутхорм и, желая подбодрить Аудуна на похвалу Харальду сказал: - Но и ныне щедрость у конунгов не перевелась, не так ли?
- Да уж, не перевелась, да только Хальвдана сын щедростью своей друзей отца обходит, - слово злое сказать не упустил случая старик.
- Да ты видать захмелел, Аудун! - нахмурился Гутхорм. - Выпей-ка ещё!
Ярл дождался. когда старый скальд опустошит ещё один рог и спросил:
- Кто же тогда, по твоему, достойно щедр?
- Хакон конунг Хладира пощедрее тестя своего будет, Асса, бабка Харальда завсегда мне награду достойную давала, - начал благодетелей своих вспоминать Аудун, глаза щуря и пытаясь на скамье удержаться - много ныне выпил он, так что брага уже едва ли в глазах не плескалась. - А всех щедрее Сульки, что конунгом в Роголанде.
- Сульки? - Гутхорм разом сбросил хмельную пелену и подобрался. Странно было всё это - негде Сульки было одарить старого скальда, разве что... - И чем же наградил тебя Роголандский?
- Ну как же, - горазд был хвастаться Плохой Скальд, рукав до локтя закатал, обручья драгоценные показывая работы миклагардской. - Вот они дары щедрые. Опять же перстень золотой с изумрудом - ну где еще кто такой добудет! Нет, не ценит меня Харальд...
Скальд в усы усмехнулся глаза к потолку закатив.
- Не ценит... но ничего...
- Славны дары сии! - произнёс Гутхорм, протягивая Аудуну уже не рог, но вместительную чарку с брагой. - А за что же так одарил тебя Сульки Щедрый?
Хлебнул певец хмельной браги, усы да бороду вымочил:
- То уже мое с ним дело, - произнес, улыбаясь. - Но в его дружине мне место почетное отведено, не то что здесь, у щенка неблагодарного!..
Осекся он тут, понял что лишнего сказал, да поздно уже было.
Воистину поздно, ибо тяжкая длань берсерка уже легла на его затылок и окунула лицо Аудуна в объёмистую чарку с пивом. Старик пытался выдираться, но где ему совладать с железной силой берсерка!
- Тони в пиве, предательское отродье Локи! И моли Хель, чтобы кинжалы в твоём доме были не слишком тупы!
Плохой Скальд дёргался, но Гутхорм так объял его, что движений старика видно и не было. Вскоре тшедушное тело под руками ярла Хрингарики свело судорогой, и оно обмякло.
"Рыбья душа и смерть тоже рыбья!" - усмехнулся в усы Гутхорм и громко воскликнул:
- Аудун, да ты упился! Ну? полежи, проспись тут! - и положил тело старика на стол так, словно он спит, мертвецки пьяный.
Сам ярл выбрался из-за скамьи и пошёл на своё исконное место по правую руку конунга.
"Скоро Харальд услышит ещё один урок", - думал он, вновь наливая себе доброго пива.

Фьорд Рогаланд. Деревня Страндхейм. Торольв, Эйвинд и их войны.

Страндхейм полыхал. Вернее будет то: полыхали дома самых упрямых жителей – тех, чьи тела бездыханными лежали на земле, проткнутые копьями и мечами, да тех, что теперь трэлями станут в чужом краю. Более же разумные и менее отважные, те сами выносили викингам своё добро. Косились они с ненавистью на грабителей, но поделать ничего не могли – куда простым крестьянам, бондам, да ремесленникам против закаленных воинов! Свои же викинги в поход с Сульки-конунгом ушли. А беда пришла, откуда не ждали – с запада, с моря…
- Добычу на драккар не тащить боле! – приказал Эйвинд, трюм его корабля был почти полностью забит шкурами, мехами, вином, добрым оружием, кубками, златом и иным добром. Да сидел там купец еще с другими пленниками.
- Неужто не любо тебе чужое богатство? – усмехнулся Торольв Ульвссон. Его кольчуга была покрыта пятнами крови, чужой и своей: многих защитников деревни сразил викинг, да и сам получил острым мечом в скулу, багровевшую теперь страшным рубцом. Страндхемский кузнец был не только хорошим мастером, но и неплохим воином, но дело того стоило… Теперь он был закован в собственной выделки цепи, а искусно выкованный меч, что ранил Торольва, тот вертел в руках, любуясь узорчатой рукоятью. Больно хорош был кузнец – чуть ли не в ногах валялся у вождя глава здешнего рода, умолял не забирать умельца, чьи мечи да наконечники копий ценились даже в Агдире.
Ягнёнок поразмыслил немного, и ответил так:
- Добро, в бою взятое, любо мне. Да только не скрести моему кораблю днищем по здешней мелкой воде!
И крикнул войнам:
- Дорогие обручья берите да кольца – жёнам подарки!
Торольв с превосходством посмотрел на побратима:
- Хороши такие подарки, да только Орм-кузнец наделает нам столько красивых обручий да застёжек, сколько захотим. Да ещё и мечей острых в придачу!
Довольно рассмеялись войны, да дружно грянули мечами в щиты – славную добычу сегодня взяли!

К вечеру добралась помощь к Страндхейму – три десятка воинов конных, да только и видели они, что точки на горизонте в лучах закатного солнца… Ушли корабли – и награбленного не воротишь, и убитых не вернешь. Да и отомстить обидчикам – доведется ли?
На корабле же, тем временем, сноровистые воины на весла налегали. Порешили побратимы возвращаться домой: близилась осень, и глубоко сидели корабли в воде – будем чем похвалится каждому перед отцом и матерью. Потому радовались викинги, только лица пленников печальны были – покидали они свой край, чтобы на чужом дворе в рабстве жить. А Орм-кузнец не пил и не ел – не хотел принимать пищу от врагов своих. Такого упрямца себе служить заставить не просто будет…
Снорри-купец по-прежнему сидел в трюме у Эйвинда на драккаре. Когда приходили Сигурдссоны покормить его, сыпал он ругательствами, да горы серебра обещал; смеялись братья и крепко его стерегли – а крепче всех Гунульф, которому руку в той схватке отсекли. Подшутил как-то над Эйвиндом Ульвссон:
- Что же ты скальда своего не сберёг от увечья? Как теперь на лютне играть будет?
И вновь за себя сам вступился Гунульф, перекрикивая ветер, чтобы его слышали на другом корабле:

Что же, что у скальда руку
В тинге стрел отъяли вои,
А могучий клён доспехов
Украшает лика рана?

Люди Эйвинда заулыбались, Торольв же, прищурившись, дотронулся до своего шрама.

Что с того, коль лебедь Ньёрда
Полон солнца подземелий,
И у столпов сечи храбрых
Целым главное осталось!

Торольв не выдержал первым, его хохот подхватили и другие викинги. Громче всех смеялся Олав, старший брат Гунульфа. А потом сказал, обращаясь к брату:
- Это уж верно, главное осталось, а на лютне я тебе подыграю.
- Ты уж постарайся, Сигурдссон, не то рука нашего Гунульфа поманит тебя в Вальхаллу! – крикнул стоявший у правила Халльгорм. И вновь засмеялись воины; удачным выпал этот день, в такой день всё весело кажется, да всё удаётся.

Сообщение отредактировал SergK - 18-09-2007, 17:44

Халагаланд, Брюньольв
при помощи Тельтиара =)

-Хм…-протянул Брюнольв, выслушав Свейна. – Не так уж много мы и потеряли в этом пожаре. Только вот что мне не понятно – почему же гореть начало сразу с трёх сторон? Да и с чего вообще пожар начался?
Мрачно вздохнул лендрманн – тревога не прошла, лишь усилилась.
Тут резко хлопнула дверь – это вошёл два бонда.
-Приветствуем, Брюнольв! Нам кажется, то, что мы скажем, покажется вам интересным!
Брюнольв заинтересованно поднял бровь. Бонды продолжили.
-Мы с братом,- сказал высокий крестьянин, кивая на второго, - шли из леса. Мы дрова там рубили. Вот…и тут слышим – кто-то крадётся! Ну, мы в кусты шасть! А там – двое…идут, значит. И разговаривают. А о чём разговаривают – непонятно. Мы только и разобрали, что имя назвали – Харек, по-мойму, да о красном петухе говорили. Ну, мы с братцем затаились, а потом глянь – с той стороны, куда они шли, красным что-то светиться! А потом как полыхнёт! И мы бежать! К деревне, конечно, бежать-то…тушить, значит. Ага…
Бонд закончил и виновато посмотрел на Брюнольва. Дескать, уж извиняйте – не успел, не потушил. Да от страха бонд и обмер – страшным было лицо Брюнольва, гнев такой у него на лице был написан, что жуть брала!

Но когда он взглянул на братьев, его лицо смягчилось.
-Благодарю вас. Действительно важные вещи сообщили вы мне! Свейн, дай им золота за службу верную. Щедростью верность окупается! А потом прикажи корабль собрать, отъезжаю я.
Свейн кивнул и молча вышел. Брюньольв же остался сидеть в душной зале, пропитанной дымом и гарью. Его лицо было серое от злости. Он задумывал план мести.

Свейн же подошёл к кораблю. Его разгружали, спуская вниз воду и еду. Слуга подошёл к ним и крикнул:
-Стойте! Корабль не разгружать, приготовиться к новому плаванью! Оно недолгим будет – Брюнольв братьев навестить хочет.
Недоумевающее переглянулись вои, да не спорить же с лендрманном – начали готовить корабль к новому плаванью. Хотя никогда так не было, чтобы в день прибытия вновь отплывали.
Но, как бы то ни было, в тот же день отправился Брюньольв с двумя десятками верных воев на остров Лека, к братцам своим, Хареку с Хрериком.

Он не знал, что несколько часов назад те два бонда радостно смеялись, пересчитывая деньги:
-Как нам повезло! От Харека денег получили за пару фраз всего, и от Брюнольва за них же! То-то гостинцев женушкам накупим!
Но один из них вдруг остановился:
-А если…вдруг Брюнольв узнает, что мы неправду сказали? Что мы не видели этих людей и что нам деньги заплатили за этот рассказ?
-Это же просто шутка! Братья его давно уже его на острове своем не видели, вот они нас и наняли, чтобы мы не зло над ним подшутили, да и приехать его вынудили. Это же не они подожгли деревню!
Нахмурился старший брат.
-Но ведь деревня и впрямь загорелась тогда! То ли случайность это, то ли…
-Знаешь, брат, какая мысль мне в голову пришла? Надо жёнушек забирать и убегать отсюда! Чую, плохо нам придётся за эту шутку, когда Брюньольв вернётся.

(совместно с Тельтиаром)
Нидорас. Утро после пира.
________________________________________________________

Утро выдалось солнечным, во дворе было тихо и ничто не напоминало о вечернем торжестве, если не считать пьяных гридей, валявшихся прямо на земле - слуги убрали столы и скамьи, но, видимо, посчитали, что разносить напившихся вояк по домам им не следует. Харальд, в сопровождении Гутхорма вышел на крыльцо, зевнув, прикрывая рот ладонью. Спалось ему плохо - сначала снилась жена, потом тесть, окровавленным лежащий на берегу какой-то реки.
- Скажи, дядя, от Хакона до сих пор нет вестей? - Спросил он, оборачиваясь к берсерку.
- Не слышал, - покачал плечами Гутхорм. - Ух, голова-то гудит! А лучшее средство против того - потешный бой! Не желаешь размяться, а Харальд?
- Ты же с похмелья, - усмехнулся конунг. - Меч-то удержишь?
- А ты проверь! - усмехнулся Гутхорм. - На деревянных будем, али как?
- Ты мне, дядя, еще живой нужен, - хмыкнул Харальд, по бородке растрепанной ладонью проведя. - Деревянные бери.
Вскоре потешные деревянные мечи были принесены, и Гутхорм встал напротив племянника.
- Нападай! - сказал он, держа меч не очень твёрдо.

- Защищайся, Гутхорм! - Через мгновение лицо молодого конунга стало серьезным и он ринулся на дядю, наметив удар ему в плечо.
- Побыстрее бы! - Гутхорм вдруг резко подобрался и заблокировал удар, одновременно отправляя мысок сапога в колено племянника. Приёмом этим немногие викинги пользовались, считая, что ноги для того, чтобы стоять, но Хрингарийский Олень никогда не упускал случая удивить противника.
Впрочем этим приемом он уже и раньше удивлял Харальда, так что сейчас юноша успел ловко убрать ногу, а затем, высвободив меч, попытался ударить дядю по руку - этому его тоже научил Гутхорм, поскольку обычно северяне в битве метили в корпус, а не пальцы врагам рубили.
Гутхорм принял удар на гарду меча и сильным движением отбросил от себя юного конунга.
- Что ты думаешь о старом Аудуне, Харальд? - спросил он, нанося рубящий удар в ключицу племянника.
Деревяшки со стуком столкнулись. Харальд ушел в оборону.
- Старый дурень, - улыбнулся конунг. - Никакого проку от него.
- Да уж, - Гутхорм не давал племяннику шанса перейти в нападение. - Совсем никакого от него не было толку, и всё же ты держал его при себе!
- В память об отце, - Харальду не нравились эти придирки дяди. - Да я и сейчас его никуда не гнал!
- Видишь ли, если ты держишь при себе человека, не стоит с ним ссориться, даже если он ничтожнейший из рабов. Ибо отомстить может любой! Воин - мечом, раб - подлостью, а скальд - языком, - что-то в речи Гутхорма, подкрепляемой увесистыми ударами тренировочного меча, ясно указывало, что он имел ввиду не простое злословие.
Харальд отбил еще несколько ударов берсерка, затем нанес выпад в бок:
- Говори уже прямо, сам-то не скальд, чтобы загадки загадывать!
- Не скальд, - согласился Гутхорм отбивая удар. - Аудун твой Сульки про тебя наушничал, хотел подарков дорогих, сытно есть, да вкусно пить! Вот и...попил. В пиве утоп, Эгирова добыча, на вчерашнем пиру!
Харальд рассмеялся, пропустил удар в бок, согнулся вдвое, но от следующего удара отскочил, и потирая ушибленное место, продолжил смеяться:
- В пиве... вот ведь напился. Туда и дорога, предателю, - наконец бросил он. - Давно мне не нравилось, как он ведет себя, но измена... Как ты узнать то сумел.
- Да вот, выпить с ним вчера решил, помянули старое, стали Хальвданна вспоминать, потом ещё что-то, а потом он мне, пьянь такая, браслеты драгоценные показал и Сульки за щедрость похвалил, да так, что считай признался. Тут я и обнял его, да, вот незадача, он мордой своей брехливой попал точнёхонько в чарку с пивом, да там и утоп!
- Смотрю я - объятия у тебя медвежьи, дядя, - усмехнулся юноша. - От тестя моего научился?
- Может и у него, - проворчал Гутхорм, - А вот тебе явно стоит ещё поработать над собой!
Деревянный клинок ярла прочертил широкую дугу и отвесно рухнул на поставленный в жёстком блоке меч Харальда. С глухим треском тот сломался пополам, а сам конунг оказался отброшен назад.
- Я же не берсерк, - споткнувшись об одного из спавших на земле пьяных гостей, конунг упал, однако через мгновение проворно вскочил с земли, отряхивая грязь, и попутно бросил дяде: - Да и мечи ломать мы не уславливались
- Что же я, виноват, что ты так жёстко защищаешься, что твой собственный меч не выносит? - деланно удивился Гутхорм, пряча улыбку в усах. - Кстати, в бою с Гандальвом ты тоже будешь уславливаться о чём-то?
- Гандальва я уже не раз бил и без условностей, дядя, - жестко произнес Харальд, сделав ударение на слове "я", словно говоря: "А ты был в своей Хрингарики",
- А раз так, то должен был бы уже обвыкнуть к такому бою! - Гутхорм ни чем не показал, что понял намёка. - А сейчас, я бы советовал тебе проверить всех ближников. Не могу же я напиваться со всем войском!
- Я был уверен, что можешь, - усмехнулся сын Хальвдана, отпихивая ногой обломки меча. - Неприятно осозновать, что человек, служивший столько лет моему отцу оказался предателем. Кому, кроме тебя я могу доверять?
- Себе! А уж вдвоём-то мы с любым ворогом справимся. Думай, конунг, а я тебе могу только подсказать!

Сообщение отредактировал Orrofin - 11-09-2007, 20:17

Битва за Северный Мер. Грютинг и Неккви.
С разрешения Тельтиара.

Страшно то – смотреть, как жизнь твоя катиться под уклон, словно колесо, пущенное по склону. Так и хочется руки вскинуть, да прочь его повернуть… ан – нет, не взмочь. Много походов было у Неккви-конунга за плечами, многих врагов он поверг своею секирою. Но ныне, видать, тор лик свой от старика отвернул. Все вои на поле видели удар ярла Грютинга. и все понимали: то есть схватка последняя, бой матерых зверей, когда соперники бросаются друг на друга, не щадя живота. Закипел бой, и не было в сече той места пощаде. Не просили ее – и не давали. Сердце воителей Мера ожесточило предательство, и чуяли они: за спиной – их родная земля, жены да дети, коим при неудаче удел стать рабами да слугами. Оттого и билась дружина Неккви не на живот, а на смерть. Но и гридни Грюютинга вперед горя довольно хлебнули и горела в них жажда за поражение отомстить.
«Коли чело перед Харальдом склонили – то к врагам его в дюжину раз злее будем», - мыслили оркдальцы, и заливали рудой уязвленную гордость. Агдирскому конунгу от того лишь прибыток, воям – почет, а ярлу – почтение. Вышло так, что Грютинг сам голову Неккви срубил. Шелом с конунга Мера упал, и ярл Оркдаля поднял главу ту за кудри и отнес к старому Хакону:
- Возрадуйся, родич: враг наш повержен, и ныне весь Мер будет под сапогами Харальда.
- Счастлив я исходу такому, благосклонно кивнул конунг Трандхейма, на трофей глядючи. – Но ведомо мне, что порой те, кто рано победу отпраздновали, с утро кровью умылись. Мыслю я – надо нам путь держать в Нидорас. Может, родичу нашему, Харальду, помощь потребна?
- Золотые слова молвишь, конунг, - склонил голову младший пред старшим. – Ныне же гридням велю выступать. Отдохнем в конунжьем доме.

Сообщение отредактировал DarkLight - 14-09-2007, 21:24

Ирландия. Конунг Гандальв.

Небо нахмурилось тучами, предвещавшими непогоду, а море нещадно кидало три альвхеймарских драккара. Провалы между волнами напоминала пасти, разверзшиеся для крика: «Отдай!». Воители поговаривали, что Ньорд осерчал скудной жертве, да втихомолку гуторили: мол, надо было парочку христиан богу морскому пожаловать. Гандальв на то брови лишь хмурил: ирландцы не зря воспевались в балладах, как знатные войны. А у него не было довольно людей, чтобы на равных поспорить с войсками верховного короля. На свадьбу ведь ехал, не на бой ратный…
- Правь к берегу, Олав, - молвил он кормчему. – Дева-солнце почти из виду скрылась, а в непогоде такой да в водах чужих даже в светлую ночь корабли сгубить можно.
Викинги налегли на весла, огибая скалистый мыс. Зоркий взгляд кормчего не подвел: там притаился фьорд, надежно схороненный скалами от шквального ветра, волнующего лик моря.
- Сходим на берег, - сказал Гандальв своим людям. – Костров в рост мне не жечь, огонь с глаз чужих прятать. Не с руки нам ирландцев приваживать – другие враги дома заждались.
Дружинники понимающе закивали и стали сноровисто разбивать лагерь. А сам конунг, плащ запахнув, решил подняться повыше на скалы да осмотреть берег. В это время мрак покрывал землю поздно, но сумерки – время обмана. Где днем пройдешь без труда во время такое и голову разбить просто. Владыка Альвхеймара не хотел в чертог Хель, а потому тщательно выбирал, куда ногу поставить. Взобравшись на скалы, он встал во весь рост и окинул взором картину. Нет, кораблей чужих вокруг не было. Да и огней поселений не видно: видимо, ветер и волны привели их в бесплодную глушь, не потребную земледельцам ирландским. Здесь людей не было…
Шорох камешков за спиной заставил конунга обернуться, обнажив меч. Рука, занесенная для удара, упала: то была женщина. Появилась из сумерек, словно дух. Конунг всмотрелся в незваную гостью – и невольно поморщился. Ирландка была худа и грязна: привыкшие к чистоте викинги от таких нос воротили. Кроме того, она была старой…
- Ну, здравствуй, войн Севера, - голос женщины заставил усомниться в решенье о возрасте. Она вполне могла быть и молода. И – что странно: говорила почти как норвежка. – Я тебя дожидалась.
- Ждала меня? Ты? – в голосе конунга отчетливо послышалось презрение к оборванке. Она поминающее усмехнулась:
- Давно прошли времена, когда мое тело было желанно мужчинам. Хотя – тебе же теперь не до выбора, правда? Любую, великий конунг, обнимешь, лишь бы сына тебе родила.
- Да какой от тебя сын… - начал Гандальв, хороня в гневе безмерное удивление. Отколь эта ирландка знала все про него? Драккары ведь плыли без стяга.
- Ты прав, - просто ответила женщина. – Проходи.
Проследив за ее жестом, викинг увидел зев темной пещеры.
- Что там?
- Здесь я живу.
Мужчине не гоже опасаться одной женщины, так что альвхеймарец последовал за хозяйкой. Правда, меча не убрал: у этой карги могут быть взрослые сыновья. Кто знает, что таиться внутри?
Но пещера оказалась совсем маленькой и на вид – почти нежилой. Видимо, женщина совсем не заботилась об уюте.
- Садись, - она показала на камень близ грубого очага. – Спрашивай.
- Что? – удивился серый конунг.
- Ты же зачем-то пришел, - она пожала плечами. В отблесках пламени блеск ее глаз казался полубезумным. Гандальву никогда не были симпатичны блаженные.
- Ты меня знаешь?
- Конечно, - она отрешенно уставилась на костер. – Ты конунг с Севера, принесший нам битву. Ты воюешь с родичем и проклял его своей кровью. Ты скоро умрешь…
- Как? – жрецы редко осмеливались предсказывать властителям смерть.
- Он вырежет тебе сердце, - просто ответила женщина. – Но не бойся: сделка свершиться. Ему будет больней твоего. Ты сам увидишь…
- Как? Из Вальхаллы?
- Если ты в нее веришь… - усмехнулась ирландка. – Впрочем, ты будешь ближе, и увидишь, как род ваш пожрет сам себя.
- Мой род угасает. Ты говорила, - напомнил Гандальв.
- Твой род не угас, но он – не твой род больше.
- Сплошные загадки. Ты – вельва?
- Таких, как я здесь жгут на костре.
- Я тоже могу отдать тебя Локи.
- Конечно. Но – не отдашь. Ты же хочешь знать будущее.
- Ты предсказала мне будущее? Ну, не скажу, что порадовала.
- Правда редко приятна, а на то, чтобы тебе угождать, есть все прочие женщины. Хотя - твой удел лучше многих. Ты отомстишь.
- После смерти?
- Разве время мести имеет значение? Слово сказано – и услышано. То, что ты молвил в лесу…
Конунг поежился: он хорошо помнил слова, которые слетели с его губ в жаре ненависти.
- Я отрежу твой ядовитый язык, - проговорил он. Она рассмеялась. Храбрый Гандальв просто выбежал из пещеры безумной старухи, преследуемый взрывами смеха.
Вернувшись чуть позже с дружинниками, конунг пещеры не отыскал. Словно в этой скале никогда не было углубления.
- Ведьма, - пробормотал он про себя. – Слуги Белого Бога жгут вас за дело.
Верить не хотелось, но спокойная уверенность женщины, говорившей как про случившееся, не дала ему сомкнуть глаз этой ночью.
«Он вырежет тебе сердце»…

Кюна Рагхильда. Сарасберг.

Асгаут ярл, едва лишь рассвет забрезжил, уже возле усадьбы конунжей был, да в дверь стучал. Отворили слуги заспанные - спросили, что за дело спешное его ни свет, ни заря привело. На то ярл молвил, что надобно ему не медля с государыней законной разговор иметь. Поняли слуги, что на сей раз желает с Рагхильдой говорить Асгаут, провели его в горницу и ждать приказали, покуда не соизволит его принять кюна. Понадеялся на то лишь ярл, что не станет Рагхильда, подобно Ассе его часами ждать заставлять.
Рагхильда была недовольна, что в спешном порядке одеваться и причесываться пришлось. Но надо было показать людям Харальда, что не такая она как Асса. Потому меньяше часа хватило ей чтобы выйти навстречу ярлу.
- Что стряслось, ярл, что ты меня столь рано встать с постели заставил?
Улыбнулся Асгаут, кюну увидав, с лавки поднялся да поклонился в пояс.
- Вести радостные принес я, госпожа, оттого и пришел в час предутренний, что нет права у меня дольше их задерживать.
- Говори, ярл,- милостиво кюна разрешила.
- От сына твоего, из Транделага гонец прибыл ночью! Великие победы одержал Харальд в Оркдале, Грютинга конунга сделав человеком своим и в самом Транделаге, подавив мятеж ярлов, что против Хакона старого выступали, - ярл рассказ начал. - А после побед столь славных, взял твой сын дочь Хакона Ассу в жены, как ты, кюна ему и советовала.
Рагхильда не показала своего отношения к этому. Да она понимала, что нужно сыну жениться, что Норвегию надо кому-то оставить после себя. Ассу сама ему посоветовала, но все равно неспокойно на душе было, как себя поведет новая кюна.
- Благие вести, ярл. Что еще?
Служанка, тихо ступая, рог с медом Асгауту поднесла.
- Немало вестей, немало привез посланник, - продолжал молодой ярл. - Брат твой, госпожа, Гутхорм Олень вновь удаль явил и мудрость, и на поле битвы и в советах державных, всюду первый он подле конунга, но и иных много союзников ныне славных у сына твоего, окружают его воины верные, известные и знатные. Да и клятву свою вполовину уже исполнил он, хотя и полугода не прошло...
Хоть и витали мысли кюны вокруг брака, все переживала, что жена сына под себя подомнет, все ж таки на пять лет старше, но слово клятва заставило ее подобраться, ноздри затрепетали как у охотничьей собаки.
- Что за клятва, ярл? - перебила она викинга.
- Да разве же не слышала ты, госпожа? - Удивился Асгаут. - При всех ярлах своих и дружине именами Асов светлых поклялся Харальд, что волос стричь не станет до той поры, пока всю Норвегию в кулаке не сожмет!
- Боги, на что похож мой сын стал? - всплеснула руками женщина, на миг из кюны во взволнованную мать превращаясь.
- Того мне не ведомо, гонец сказал лишь, что Косматым его уже в войске прозвали, - усмехнулся воин, из рога вновь отхлебывая.
- Надеюсь, что война быстро завершится иначе к концу ее он на медведя али Йотуна похож станет.
- Для помощи ему в этом, прошу я дозволения твоего, кюна, Сарасберг покинуть и к Харальду направиться, - вновь голову склонил викинг, словно благословения ожидая. - Смогу я ему и клинком и советом помочь, особенно сейчас, когда против Мера повернул он дружину свою!
Кюна отшатнулась от ярла:
- Рано на Мер идти! Погибнут все!
Побледнел Асгаут - неужели вновь видения были у госпожи?
- Не было до сей поры поражений у конунга, - сказал он твердо, скорее себя подбодрить, нежели кюну.
- Ты вспомни против кого сражался он ранее. Неккви опасный противник.
- Гандальв опаснее был, но хорошенько кровь ему пустить удалось, - поспорил ярл, правоту свою отстаивая. Все же хоть и была кюна мудрой правительницей, но все же в делах воинских не было у нее опыта.
- У Гандальва в доме крыс нашлось немало.
Знал Асгаут, что это вновь о Хаки Малодушном госпожа его говорит, ибо лишь благодаря неумению сына гандальвова удалось одолеть серого конунга.
- Сильнее стал Харальд и опытнее с той поры.
- Да и Неккви тоже опыт не растрачивал зря. Опасный он противник, ох опасный.
- Есть и другие вести.
Рагхильда опустилась на лавку, звякнули серебрянные украшения. Их мелодичный звон поплыл в пустом доме. Нахмурилась кюна, переживать начала. Страх в ее глазах появился.
- Какие?
Присел и Асгаут теперь, ладони широкие на колени положил.
- Помнишь, госпожа, двоих родичей своих юных Халльварда и Сигтрюга, что хоть и молоды годами, но много дел славных совершить успели?
Кюна задумалась, родичей припоминая. Даже голову слегка наклонила.
- Смутно, но помню.
Улыбнулся ярл, поближе наклонился к правительнице:
- Посылал я их в земли Вингульмеркские, дабы там они сами посмотрели как обряды христианские проходят, да добром ли людей наших в веру эти обращают, али по принуждению. Недавно вернулись они и много слов недобрых услышал я, да таких что даже мое сердце дрогнуло.
- О чем слова сии? - нахмурившись, поинтересовалась Рагхильда.
- Потравили народ честной в церкви христианской отравой какой-то попы их, - начал рассказ викинг, бороду поглаживая. - А после отроков Халльварда и
Сигтрюга обвинили в том, что те отравы добавили в их вино, да в колодки заковали. Но то, госпожа ведомо тебе, ибо я у тебя просил гонца с посланием
отправить, дабы без промедления освободили братьев. Другое узнал я...
- Что? - кюна в нетерпении ногой притопывала.
- Сигтрюга молодого в остроге три дня с излишком держали на воде лишь и хлебе черством, да стервец один, Оттар Рваный, что раньше к вендам с посольством
ездил, а ныне крест принял, бил его боем смертным.
Рагхильда внимательно смотрела на ярла. Трудно было что-то по глазам ее прочесть.
- Помню, ярл, ты же вроде заступиться за них просил? Где Эйнар теперь? Видеть его хочу.
- Там же, где и был - в Гиллисберге своем, - ярл отвечал. - Требовал он от Сигтрюга под страхом смерти в веру чужеземную обратиться. Твое только заступничество и спасло, государыня.
- Поговорить с ним надобно, - задумчиво произнесла кюна. - С глазу на глаз.
- Шею бы ему свернуть, - мечтательно произнес Асгаут.
- Без тебя решу, что делать, - одернула ярла Рагхильда.
- Твоя воля на все, да только не конец это еще новостям горьким.
- Говори!
- Халльварда участь горше была, нежели брата его - словно пса на цепи до Ранрики его Харек тащил.
Рагхильда в изумлении замерла от слов ярловых. Что ж такое в землях северных творится? Ладно кровь проливать воинскую, но так унижать викингов... Такого ранее не было.
- Что еще христиане учудить смогли над воинами северными?
Вздохнул молодой ярл, провел по бороде, словно размышляя, стоит ли сердце правительницы тревожить, а после так сказал:
- Огнем пытал Харек Волк отрока и водой студеной.
- Викинга? - с трудом кюна гнев свой обуздала, да в глаза ярлу посмотрела. Холодно стало от голубизны той.
- Родича конунжего, посланца неприкосновенного, - кивнул Асгаут. - А после и отпускать не хотели люди Волка Халльварда, даже когда гонец прибыл с приказом твоим.
- Ладно, ярл, я поговорю с Хареком. Труден будет тот разговор, но поговорю, - Рагхильда качнула головой, отчего запели серебрянные украшения мелодично. - Что-нибудь еще?
- Человек от Харека появился недавно, сказывал, что переметнулся Волк, за некие обиды, сыном твоим ему нанесенные, на сторону Сигварта беззаконного, пиратом стал в Ранрики, - продолжал рассказ Асгаут. - Так что ныне трудно будет и на разговор его заполучить.
- Ну это твоя беда, ярл, - ледяным тоном ответствовала кюна.
- Отпусти ты меня к сыну твоему Харальду, - вновь просьбу повторил Асгаут. - Коли сумею я его убедить из похода дальнего в родные земли возвернуться, сам конунг ослушников накажет.
- Не могу я тебя отпустить, Асгаут. Это лишь во власти сына моего.
Кюна поднялась и направилась к выходу.
- Отдыхай, викинг.

(с Тельтиаром в роли ярла)

Сообщение отредактировал Sarina - 19-09-2007, 20:13

Наумадаль. Братья Херлауг и Хролауг. Путь из Хригнарики вниз по Согну
(с Тельтиаром конечно)
Немного прошло времени с тех пор, как наумдальские рати захватили Хрингарики, почти не встретив сопротивления - после жестоких боев Гутхорма с Гримкилем, некому было защищать древнюю вотчину конунгов-оленей, а окрыленные победой войска Наумдаля под стягом с серебристым горностаем, продолжили поход. Земли, занятые Харальдом ныне казались беззащитными - сам конунг пропадал где-то на севере со своим войском, а оставленные им наместники не могли справляться с обороной страны. Сульки уже начал вторжение с востока, Хроальд с северо-востока, так что Херлауг не собирался оставаться в стороне от дележа добычи и лишь отмахивался от предостережений брата.
Ныне войска Наумдаля подходили к Вестфольду.
- Послушай-ка, братец, сказал Хролауг, вглядываясь в противоположный берег Согна. - Отчего ты так уверен, что нас там не встретит рать закаленная в битвах? Или ты думаешь, коль Харальд юн, то он был так глуп, что всю свою вотчину оставил беззащитной?
- Сульки хорошо потоптал юнца-конунга, - усмехнулся Херлауг. - Нам осталось лишь забрать то, что никто не в силах удержать. Там - богатства родового имения инглингов - захватим их и сможем навязать свою волю мальчишке!
- Может ты и прав, - согласился Хролауг. - Да только не зная броду не суйся в воду.Надо бы разведчиков вперед выслать -пусть разнюхают что там и как.
- И торчать тут!?
Конунг скривился, презрительно глянув на брата.
- Ты меня столько времени отговаривал от похода на Хрингарики, а теперь она у нас в руках. Без боя сдалась! Зачем вновь оттягивать наш триумф?
- Не всегда дважды везет, брат. Чую я нюхом, что-то тут не так.
- Не так тут только то, что Вестфольд до сих пор не наш! - Старший из братьев вспылил, резко дернув поводья коня и поставив его на дыбы. - Эй, люди! Наводите переправу!
Наумадальцы с гиканьем и шутками стали рубить сосны, вязать из них плоты, забивать гвозди и штыри, скрепляя наспех очищенные бревна. наконец плоты были готовы. Викинги столкнули плоты в воду, и гребя шестами и веслами, причалили к противоположному берегу. Плоты между собой скрепляли уже в воде. Течение Согна было быстрым, кое-где были стремнины и водовороты, потому плоты удавалось скрепить не сразу, после нескольких неудачных попыток.
Наконец, когда переправа была налажена, Херлауг, прямо на коне ступил на плот, с усмешкой поглядывая на брата, оставшегося на том берегу.
- Все еще боишься?
- Не боюсь. Но опасаюсь всяких неожиданностей... Как знать, что там нам норны сплели...
- Да у тебя у самого язык заплетается!
Плот отдалялся от берега, но вот, спустя несколько мгновений конунг уже оказался на Вестфольдской стороне. А следом за ним переправлялись и хирдманы.
Правда переправа не шла гладко. То и дело кто -то соскальзывал с плота, и отчаянные крики тонущих тревожили вздыбленную гладь реки. Не всех успевали вытянуть из воды, бросив веревку, не все решались бросить щит или оружие в воду.
Младший брат, хмурясь наблюдал за тем, как воины, сотня за сотней оказывались на том берегу, теряя людей - слишком торопились, слишком хотели показать свое рвение конунгу сорвиголовы, вот и результат.
- Славно ты братец потешил духов реки. Славный пир ундинам ты заготовил. -сказал младший братец, щурясь от солнца
- К ним хочешь? - Прокричал Херлауг. - Устрою, если и дальше каркать будешь!
- И у тебя рука на брата подымется?
Херлауг сплюнул.
- Ты бы так мечом, как языком, ворочал.
- Уж в этом можешь не сомневаться - произнес Хролауг, стиснув зубы и сжав рукоять меча. Меч издал легкий звон.
- Опусти, врагов подождем для начала, должны же они хоть где-нибудь быть.
Херлауг обернулся, выискивая кого-то глазами.
- Гудколь! Возьми десяток молодцев покрепче и до Гокстада тут все разведайте!
Заржали кони, послышался звон кольчуг, а затем воины исчезли.

Северный Мер. Хакон Трондский.

Едва лишь закончилась славная битва, в которой Некки властитель стал короче на голову, как конунг и ярл снова в путь засбирались. Вестимо, что после трудов ратных воям хотелось в избе отдохнуть да тело удобством потешить. Но тревожно было на сердце у Хакона: вестей от зятя младого и дяди его не иметь.
- Лучше сейчас поспешить, чем потерять завоеванное, - молвил он ярлу Грютингу. – Если Тор был столь же благосклонен к Харальду, как к нам, Нидорас будет ждать нас с раскрытыми настежь воротами. А, коли Локи-обманщик решил раскрыть глаза Хуньова на Рогволда ярла – то наши клинки ко двору там придутся. Грютинг согласно кивнул, бороду рукою погладив.
Так и вышло, что рать Транделага да Оркдаля ныне уж шла к Нидорасу. Конунг и ярл ехали впереди гридней, под стягами родовыми, да занимали себя мудрой беседой.
Вдруг один из воев младых, посланный дозором чуть ранее, остановил перед ними коня.
- Что видел ты, молодец? – вопросил Хакон.
- Люди к нам едут, о, конунг. Оружные и в бронях, сам видел, как на солнце сверкают. Не бонды – дружинники.
Ехавшие позади гридни подтянулись к властителям, рать растеклась по равнине, ощетинившись мечами да стрелами.
- Стяга не рассмотрел? – спросил Грютинг дозорного.
- Увы, нет. Сразу к вам поспешил.
- Ладно, вскорости сами увидим.
Замерла рать настороженно – да вскоре расслабилась. Опустились крепкие руки, луки сжимавшие, ибо над отрядом чужим вился стяг Харальда. Возглавлявший агдирцев Асбьерн, седой муж зим на шесть младше Хакона, первым подъехал к властителям.
- Здраве будь, Хакон Трондский, и ты, Грютинг Оркдальский, - молвил он, ус подкручивая. – Раз вижу я здесь вашу рать – значит, змей уже обезглавлен?
- Истинно так, - Хакон ответил. – Грютинг ярл сам его голову отрубил, битву закончив. И для Харальда прихватил.
- Добрые вести. Значит, глава его место почетное на частоколе займет, - хохотнул Асбьерн. – И не одиноко там Неккви будет. Зять его уж почетный колышек облюбовал.
- Все ли с ним ладно прошло?
- Проще, чем с англами. Хунтьов покойный с мудростью не дружил, а наш конунг, напротив, хитер, как лиса. Взяли мы Нидорас, почти мужей не теряя, а мерских воителей побили без счета. Ныне конунг агдирский здесь полный хозяин.
- Рады мы слышать про то. Что ж, коли битва закончена, то нет нам причин людей к Нидорасу без отдыха гнать, - сказал Грютинг и Хакон согласно кивнул:
- Ты прав, ярл: эдак спеша, мы к харальдовому двору не победителями сильными, но тенями заморенными себя явим. Станем тут лагерем, пусть мужи силы свои восстановят. А после двинемся к Нидерасу, - решил конунг транделагский.
Так и было исполнено.

Сельви Разрушитель после Мерской Битвы
Эйден под надзором меня лично

Свейн тихо выругался, глядя на видневшуюся вдали армию под вражьими знаменами, и Сельви разделял его злость - еще вчера они шли на битву, уверенные в своей силе, а сегодня пожинали плоды поражения, из которых самым горьким была гибель великого Неккви. Уже после ухода транделагцев, Сельви нашел на поле битвы обезглавленное тело деда, так и не преданное огню - голову могущественного конунга враги забрали себе и берсерк поклялся взять кровавую виру с каждого, кто стоял во главе этого войска, но более всего потребовать с сыновей предателя Рогволда!
- Они кровью захлебнуться, и их отец и весь род! - В ярости кричал Сельви, когда Свейн поведал ему об измене коршуна. Дед предвидел, что его хотят свергнуть, но подозревал зятя - и вот ошибся! Да как - сам взял с собой Ивара и Хрольва на погибель.
Отец наверное тоже уже мертв - слабому Хунтьову не одолеть подлого Рогволда. Однако о нем юный берсерк не скорбел. Лишь о деде, да мучался вопросом - что с матерью, с тетей?
Они следовали за вражеской ратью уже второй день - почти две сотни воинов, озлобленных поражением, потрепанных, раненых и увечных. Все, что осталось от непобедимой армии Северного Мера.
Арнвинд и Аудбьерн тоже свое получат! Дед ждал их, звал, был уверен, что они помогут, но они не пришли! Кровь Неккви на их руках тоже. Берсерк закрыл глаза, вспоминая битву.

Он отмахнулся топором, разрубая одного из агдирцев напополам... На глаза ему попался предводитель отряда, с кличем ринувшийся на Сельви, зная, что терять ему нечего. Удар секиры заставил его отлететь назад, но, к его счастью, Разрушитель не заметил, что удар пришелся плашмя, Сельви лишь переломал несколько ребер юному воину.
Пришло подкрепление вражье. Обрушился град стрел на берсерков, но ежели какая и попала в цель, то не обращали внимания обезумевшие викинги на стрелу, пылало их сердце, заставляя сражаться, требовало еще крови - агдирцев разогнав, с оркдальским войском на бой повернули.
Почти два десятка безумных берсерков во главе с Разрушителем ринулись на войска Грютинга и если до того войско Ульвберга было обречено на поражение, теперь же воспряли они, видя безумную голову Змеи... Их молодого конунга!
До сих пор Золотой Змей возвышался над землей, алой кровью обагрилось древко, и сам знаменоносец был не в последних рядах... Сельви же был первым, не замечая множества ран, он сметал врагов со своего пути одного за другим, рубил древки копий, крушил противников. Но другие одержимые не столь удачливы были - воздели многих товарищей Сельви на копья, опрокинули.
Змей бесстрашно пошел в прямую атаку на козла, но оркдальцы разделили свое войско, заслон щитов и копий поставив от дружины отборной, что Сельви вел, лучников же супротив Ульвберга направив.
В последнюю атаку ярл повел войска, в сечу жестокую и смерть нашел на клинке Грютинга, пса харальдова. Не мог добраться до врага лютого Сельви, видел лишь, как разбегались мерийцы после смерти ярла, да как обрушился оркдальский ярл на деда, сквозь пелену кровавую видел, когда силы уже оставили его.
Последний раз поднялась секира и выпала из рук ослабевших - закончилось безумие боевое. Рухнул на землю Сельви Разрушитель.

После уже, в себя придя, узнал он, как Свейн вынес его из битвы, да как все берсерки погибли мерийские, и о смерти деда, и о предательстве, и о другом, что случилось, покуда в беспамятстве был он.
А разговор завершив, возвернулся на поле битвы, велев погребению предать всех мерийцев и воев разбежавшихся собрать, а после преследовать начал ворога, надеясь что увазнут Грютинг и Хакон под Нидаросом и сумеет он, Сельви, за деда родного отомстить.
- Смотри, конунг, на ночлег становятся, - Свейн молвил.
Теперь его величали конунгом, но Сельви было неприятно слышать это слово - оно напоминало ему о смерти Неккви.
- Расправимся с ними, когда уснут, - процедил юный берсерк. - Не будет честной битвы лжецам и предателям.
- Не будет, - кивнул верный ярл.

Англия. Гандальв и датчане.
Совместно с Тельтиаром.

В такую погоду храбрые кормчие, державшие в руках правила норвежских драккаров, в один глас не советовали конунгу плыть до Альвхеймара. В ожидании милости Ньорда, скандинавы отплыли от ирландских брегов к землям английским. Люди гуторили, что здесь уже много зим стояли дома датских конунгов. Плывя вдоль зеленых брегов, скрытых дождем и туманом, альвхеймарцы вскоре достигли устья реки. В том месте, где течение пресной воды сталкивалось с волнами моря, кипели водовороты да плавала грязь. Видимо, дожди шли и в верховьях: в воде там и сям мелькали стволы выдранных непогодой деревьев. И, как рассмотрели остроглазые викинги: тела мертвых англов.
- Значит, даны здесь и взаправду, - молвил на то конунг Гандальв.
Ведомые опытными руками, три корабля минули опасное место и теперь плыли вверх по реке.
Возле берега реки, не так далеко от устья расположился острог под стягом с раздавленной крепким сапогом змеей - одно из знамен Рагнара Убийцы Змеев, чьи сыновья нынче владели английской землей. Вскоре над частоколом показалась чья-то лохматая голова, а затем появились и лучники:
- Эй, вы кто такие и откуда будете?! - Прокричал старший из них.
Гандальв кивнул гридню младому, что ныне стоял дозорным на носу корабля: мол, ответь.
- Люди Гандальва Альвхеймарского. Хотим датским владыкам почтение выказать да говорить о делах.
- Это из Норвегии чтоль? - Почесал голову лучник. - А ну ка причаливайте, поговорим!
- Причаливай, Олав, - конунг на то молвил. - Не дома чай: надо вежество соблюсти. Но секиры далече не прячьте, пусть не думают даны, что мы бедны да трусливы.
Вышли из острога навстречу им и даны с луками, да главный их в кольчуге.
- Кто среди вас старший будет? - Спросил.
- Я привет сюда этих людей, - выступил вперед серый конунг. - А ты кто, муж, и чьим именем нас вопрошаешь?
- Я Сигвар херсир, человек конунга Ивара Рагнарсона, правителя Мерсии - отвечал воин.
- Слышал я о славном роде Рагнара, что твердой рукой держит земли английские, - отозвался владыка Альвхеймара. - Я водил корабли к ирландскому берегу, но Ньорд не велел нам быстро вернуться в Норвегию. Вот и вспомнил я про викингов в этой земле, и решил, что бог дал мне знак навестить тех, кто плавает в водах англов под полосатыми парусами.
- Было дело прошлой весной - и мы водили к ирландцам корабли, да только обманом одолели тогда храбрых датчан враги и в Дублине конунга, родича Ивара задушили, - посетовал Сигвар.
- Что слышу я? - удивился Гандальв. - Ужели у кельтов достало мужества одолеть людей Севера?
- Норвежцы с ними были, земляки ваши. - бросил херсир.
- То поясняет мне многое. Но какой конунг решился бы выступить на стороне швали ирландской?
- Да волк какой-то, - попробовал припомнить датчанин. - Ему за это предательство конунг Малхи дочь отдал в жены.
- Уж не Харек ли Волк? - глаза альвхеймарца загорелись. - Ежели так - то у меня с государем вашим Иваром один враг общий. Хальвдан Агдирский, сын ведьмы да брат отца моего по родителю, любил рабов за свой стол сажать. Хвала Одину, сгинул давно. Но те, кого он приголубил, и ныне всем жизнь портят.
- Точно он! - Охнул воин. - Ужели он и до Норвегии опять добрался?!
- Воистину так. Ныне у недруга моего, Харальда столуется. Правда, недолго ему небо коптить: насколько уж бесчестен сын Хальвдана, а богов наших чтит. А Харек - о, ужас!- крест на себя одел, да распятому поклоняется. Ну, прямо кельт, а не викинг. Помыслить срам! - и Гандальв плюнул наземь, выражая презрение.
- Распятого рабы сами только в рабы и годны, - согласился Сигварт. - Но ты плыви к городу, конунг - здесь у меня нечем столь доблестных воинов уважить, а у Ивара в Бристоле столы от яств ломятся, как друга ближайшего тебя он примет.
Про еду с явной завистью сказано было.
- Благодарю тебя, Сигвар за совет добрый и своевременный. Может, с нами на драккаре пойдешь и дорогу укажешь? Чтобы воители ваши не решили, что со злом мы идем.
- Сам-то я не могу - служба, а вот парня шустрого своего вам в провожатые дам.
- Славная весть. Провожатого я не обижу - чай, не с пустыми руками от кельтов ушли.
- Эй, Хагни, ступай с норвежцами да передай Ивару, что это добрые люди и союзники нам, - приказал херсир молодому лучнику.
Тот поклонился и подошел к Гандальву.
- Готов хоть сейчас вести.
- Значит - идем на корабль. А ты, страж, клинок в дар возьми - на добрую память.
С благодарностью принял Сигвар оружие доброе, да восвояси вернулся, а Хагни тотчас на нос драккара забрался, отплытия ожидая. Оружие конунга - что пожеланье удачи. От властителя и плащ получить – честь. Переглянулись норвежцы, гадая, что Гандальв задумал. А тот по сходням взбежал, улыбаясь. Видимо, мысль его мудрая посетила.

Сообщение отредактировал DarkLight - 22-09-2007, 16:44

Эйнар и Харек
А вот, заместо Анж

О многом поговорить пришлось Хареку и Эйнару, да и Оттар Рваный все подле них был, беседу поддерживая. Победе бескровной рад был Харек Волк, все воины ее за чудо господнее почитали и многие из тех, кто еще сомневался ранее, ныне готовы были принять Христа в сердце свое. Рать Хейдмеркская к себе отступила, большая же часть Асмунда людей встала под знамена Губителя Заговоренных, поверив в его удачу.
Назад, к Гиллисбергу шли все больше берегом реки, чтобы не упускать из виду корабли Харека – помнил Эйнар о свеях и знал, что с ними не выйдет так же легко, как ныне вышло. Господь милостив, но нельзя на него лишь уповать в деле воинском.
- Если нападет на нас Эйрик сын Эмунда, придеться тогда к Рагхильде гонцов посылать, - промолвил Харак, о грядущих делах размышляя. – Вингульмерк ее сына земля, не оставит нас без подмоги.
- Как бы только Асгаут ее против нас не настроил, - покачал головой Оттар. – Мальчишек, что народ травили, по приказу Рагхильды освободить пришлось.
- Оттар, ты снова… - Сурово сдвинул брови ярл Вингульмерка.
- То мне ведомо, - согласился Волк, до креста дотронувшись. – Двоих людей верных я послал к Рагхильде, дабы всю правду они рассказали и еще одного человека к Харальду.
- Хорошо еще, что Торлейв в изгнании, - добавил Оттар, заметив как при упоминании жреца помрачнели лица его собеседников. – Этот змей поопаснее Асмунда ужалить мог, покуда был при кюне. Кстати, а что с этим-то делать будем?
Бросил взгляд выразительный Рваный на Асмунда, что был поперек седла брошен связанным. Хоть и перевязали раны ему, да видно было – ослаб ярл Кровавый.
- Крещение в церкви Гиллисберга примет, - отвечал на то Эйнар. – А после в монастырь грехи свои и отцовы замаливать отправиться.
- Убить бы его вернее было, - хмыкнул херсир. – Но тебе виднее ярл.
Ничего не ответил Эйнар на это, да и не следовало отвечать – давний то был спор между друзьями добрыми и ни один уступать не хотел мнение свое. Харек улыбнулся лишь о чем-то своем подумав. Быть может жену вспомнил, которую вновь бросить пришлось, да товарищей боевых, им в Ранрики оставленных. Не так крепка была еще его власть в том фюльке, не все конунги морские ее признали – иных повесить придеться по возвращении, дабы не чинили разбоя больше на земле его.
День двигалось воинство, а после на ночлег встало – совсем рукой подать было до Гиллисберга родного, самые зоркие уж огни вдали видели. То люди оружные подошли от границ с Вермаландом и костры жгут, подумалось дозорным, а значит оборонят усадьбу от свеев и других ворогов. Со спокойным сердцем ложился спать ярл Эйнар, одолел он врага грозного, явил людям чудо, а значит и с другим противником справиться, особенно если есть у него рядом верный друг Харек Волк и дружина храбрая. Знамя с крестом золоченым и цепями разбитыми будет реять над Вингульмерком и каждый, кто примет Господа в сердце свое, освобожден будет от рабства и иной неволи. Но пока реяло это знамя лишь над воинством его, да подле на кораблях кельтский крест и волк белый развевались.
Наутро же разбудили дозорные ярла, встревоженными были лица их, но не понимал пока еще тревоги их Губитель Заговоренных.
- Стряслось что? – Спросил, плащ на плечи накидывая да из шатра выходя, вслед за воинами.
- Прибежали люди уставшие, - отвечал хирдман. – Из Гиллисберга бонды эти, тебя видеть хотят, да о разорении великом твердят. Не знаю я, что и думать, но кошки на душе сребуться, ярл. Не к добру это…
- Не к добру, - кивнул Эйнар. – Позови Харека и Оттара, и Ратибора.
Теперь уже и ярлу не по себе стало, а когда он бонда того увидел, так и вовсе страх к сердцу его когти протянул – знаком был ему бородач этот, хотя и выглядел теперь не столь хорошо, как всего седьмицу тому. Усталый, испуганный, борода клочьями.
- Беда, великий ярл, - бросился в ноги ему беглец. – Беда!
- Рассказывай, что за беда, Регин, - подняться с колен заставил Эйнар мужика, в глаза посмотрел, да тот взгляд отвел.
- Свеи пришли! А с ними Гауты и Вермаландцы Аки-бонда! – Срывался на хрип голос Регина, видно тяжко ему было вспоминать это разорение. – Людей посекли, кто оружно против них выступил, а кто сдался – тех в рабство взяли! Домины пожгли многие и грабежу подвергли…
Бледнело лицо ярла с каждым словом услышанным, да сердце из груди вырваться готово было, столь бешенно биться начало. Боялся он, боялся за жену свою, за людей, за веру христианскую, что поруганию подвергнута была.
- Дальше говори! Не молчи, Регин!
- Священников убили! – Вскричал бородач, едва не плача от гнева. – Отец Григорий навстречу им вышел, так свей один ему голову проломил молотом, а после конем растоптал. С икон рамы золотые сорвали, да прочую утварь из церкви вынесли, а сам дом Господень сожгли!
- Ох… - только и смог произнести Эйнар, слова эти услышав. Острая боль в груди ширилась, так что ни вздохнуть, ни пошевелиться было. Господи, за что же ты наказание такое послал? Почему не услышал молитв рабов своих? Почто отдал церковь на разграбление? Господи? – Как жена моя?!
- Обманом из усадьбы выманил людей Эйрик, обещал отпустить всех с миром, но хирдманов убил и стариков, остальных же полонил…
- Будь он проклят! – Вскричал Губитель Заговоренных. Подлый конунг, клятвопреступник, обманом захвативший его жену и еще не родившееся дитя! О, если только посмеет он вред какой Сигрун причинить – то лично ярл из груди его сердце вынет и псам на поживу бросит! Хоть и велел Иезус смирение и милосердие проявлять, но не должно оставлять безнаказанно деяния такие. – Иди, Регин, отдохни.
Спокойно уже произнес Эйнар, а после навстречу Хареку и Оттару направился, с ними обсудить, что делать дальше и как вызволять супругу его и владения.

Сыновья Рогволда Мудрого

Безмерная радость наполняла сердца сыновей Рогволда Мудрого. Горделиво прохаживались они меж шатрами, статью богатырскою да высокомерием (не знали они, что отец их уж над самим Мером ныне стоит – еще боле возгордились бы!) подразнивая транделагцев. Предаваясь сладким мечтаниям о будущем, братья клялись в верности друг другу да батьке их, Рогволду, которого они почитали великим и обожали всей душою.
- Садись на коня, брат! Не любо спать мне этой ночью, дома вестей от нас дожидаются, победы нашей ждут!
- Как всегда прав ты, брат! Отправляемся тотчас!
Седлайте коней! Рогволдская дружина не стала дожидаться утренней зари – в сердце каждого пылало пламя победы, жгло нестерпимо, не уснуть им было, да и не хотелось тушить пожар сей жидким брагой – пирушки доброй требовало сердце, чтоб с песнями и плясками веселыми, утешить горячие души.
Не ведали братья, что покидая лагерь новых союзников (вчерашних врагов!), спасли они себя от гибели возможной – от руки вероломного Сельви Разрушителя, змееныша Неккви, вознамерившегося отомстить за смерть деда.
Путь до усадьбы Рогволда Мудрого был не долог: скупое северное солнце еще не успело вскарабкаться в зенит, как Хрольв уж кричал на стражей у ворот.
- Открывайте, сучьи дети! С победой возвратились сыновью Рогволда!
Повезло братьям, ибо батька их, ныне над Мером всем возвышающийся, последние дни в страшной занятости пребывал – то на пиру Харальду почтение выразить, то с поданными где уладить дело какое надо, а потому почти всегда отсутствовал в имении родовом. Но к счастью не в этот раз.
- Хрольв, Ивар! – с рыданиями бросилась к сыновьям матушка, на крики вышедшая во двор, - вернулись, живы, соколики, живы!
Поклонились ей в пояс братья, да так молвили:
- С победой возвратились мы! Отомстили за отца мы, Неккви-гадюка искупил мерзость свою.
- Любо, дети мои, любо! – то сам владыка Мера на крыльцо вышел, на челе его улыбка светлая играла, и видно было - доволен Рогволд, - и для вас у меня новости есть.
Полными обожания глазами взирали на отца Ивар и Хрольв, словно сам Один Одноглазый пред ними стоял. Впрочем, от кого же, если не от отца богов, батьке мудрость да хитрость его достались?!
- Ныне весь Мер нам принадлежит, сыновья. Со всеми лесами, долами, городами да деревеньками!
Светлым выдался день тот – едва завершился пир, на котором хвалу Харальду Мер возносил, как начался новый – за долгожданное возвращение сыновей. Немало кубков был поднято, тостов сказано, песнь спето да яств изнечтожено – все в честь победы великой, родом Рогволда Муд… Великого, как ныне величать стали его, одержанную.
И хотя впереди многое сделать предстояло, но то не страшило пировавших, ибо виделось им, что сами высокие боги благоволят им в свершениях их. И не было ничего невозможного – как для Рогволда, так и для сыновей, и для соратников его. Все казалось им по плечу.

Гиллисберг. Эйрик.
(пока одна)

В Вингульмерке все никак встать на свое место не могло - да неудивительно, с новым правителем-то. Жители все наделись, что скоро Эйнар вернется да выгонит пришлецов-нахалов, окропит их кровью землю здешнюю. Чтобы воздалось им - за кресты поломанные, образки сожженные, разрушенную церковь да надругательство над владычицей Сигрун. Слухи ходили, что в темницу беременную ее бросили, голодом морят, пытают... Бунтовать пытались норвежцы, только кто же им позволит? Крепко уцепился Эйрик, конунг свейский, за Гиллисберг и прочие владенья эйнаровы, и воли не давал крестьянам: бунтовщики все повешены были на дубах, в назидание остальным.
А что до слухов, так до темницы дело все же не дошло, Сигрун так и осталась в опочивальне своей запертая, со стражей приставленной. Окно заколотили ей досками деревянными - на всякий случай, - без солнечного света мучалась она, конечно, но Эйрик считал, что только благодарна должна быть она: сохранили ведь жизнь ей и отродью ее, пока еще не родившемуся.
- Допросить ее стоило бы, - на второй день после того, как утвердились окончательно они в Гиллисберге, Вальгард сказал конунгу.
- Позволь мне сделать это, - тут же Свен вмешался, - уж у меня заговорит она...
- Сам пойду, - перебив его, Эйрик сказал. Уж больно хорошо он норов херсира своего знал. - Негоже к ней тебя посылать, хоть ты и знатный воин, но она земель этих хозяйка полноправная... была. Как властитель, разговор с ней держать буду.
Cлуги, на карауле стоявшие у дверей, расступились почтительно, когда конунг появился перед ними. Засов отодвинул Эйрик сам, вошел внутрь. Сигрун, со слезами на щеках еще не высохшими, на кровати сидела. Увидела свея она, ненавидяще глазами полыхнула.
- Здравствуй, - конунг произнес. - Беседу вести пришел с тобой, Сигрун.
- О чем же? - холодно осведомилась она. Старалась женщина так держаться, чтобы понял муж этот - ему не сломить супругу Эйнара-ярла, не покорится она его воле, несмотря ни на что.
- Сперва хочу спросить тебя о самочувствии твоем. Скоро ли разрешиться должна, нет ли болей каких...
- Тебе что за дело? - дерзко она ответила, почти прокричала, вскочив с постели. - Или роды принимать у меня собрался? Не бойся, не дождешься!
Звук пощечины рассек воздух. Сигрун потрясенно ладонь к лицу приложила - щека огнем горела... Да, сильна рука у Эйрика-конунга.
- Веди себя пристойно, - обронил тот, - как владычице, пусть и бывшей, подобает. Отвечай тогда, куда муж твой отправился? Знаю сам, что воюет, а в какой стороне?
- Против Асмунда войной пошел, - тихим голосом Сигрун отвечала.
- Славно, - захохотал Эйрик, - друг с другом норвежцы сражаются, значит. Неудивительно, что сопротивления мы и не встретили тут.
"Погоди, ублюдок свейский - вот вернется Эйнар, тогда узнаешь, что такое сопротивленье!" Но вслух не сказала этого женщина, промолчала.
- Ладно же, все, что нужно, узнал я, - повернулся Эйрик. - Желаю счастливо время скоротать, госпожа, - и вышел из комнаты.
В закрывшуюся дверь со стуком врезался медный подсвечник.