Властитель Норвегии. Плач по свободе, Сага о Северных Землях - 5

[Сигрид >>>]

Ранрики

Зимняя сталь незряче-сонных волн дрожащего от сквозняка моря бежала рябью к берегу. Такая же рябь бежит по небу, белесой каймой по серым облакам. Будто солнца не бывает вовсе, будто придумал его слепой безумный скальд. Промокли сапоги, черпнув неприветливых здешних волн через меховой край. Арне сплюнул в неприветливую воду. Отчего здесь не багровы небеса, а? И разводы моря не кровавы? А должны бы, ведь отсюда лапищи голодные тянет жадный ненасытный зверь, разоряющий Эйре. Купцам вот все равно, плывут и плывут, грудью кораблей моря утюжа, им-то что, золото везде золото. А если кроме тканей в трюме полны мешки сплетен и новостей, тем более гости желанны. Охране же такие плавания столь же скучны, сколь и противны. Арне вытер лицо ладонью.

- Что? – Лиам будто спал все время и только теперь проснулся, хотя внимательно слушал речь купца. Ирландец закатил глаза, будто подавляя неимоверное раздражение невнимательностью хозяев. Да для чего он тут красками-радугой рассыпается?
- Руян пеплом засыпан, - медленно, как для ребенка пятилетнего, повторил купец. – И кровью. И телами мертвыми. И над островом смех мрачный свейского конунга.
- С чего бы Эйрику Руян жечь?
- А вот про то молчит молва. По-всякому знак богов толкуют люди, а единого ответа ни у кого нет. Может, вам про то больше известно?
- Может.. может и известно, а много ли вина привезли вы в Ранрики?
- От ответа уходишь, Душитель? – прищурился купец.
- А прозорлив ты, только не там, где в полотнище глазок, все больше в цельное полотно смотреть пытаешься, - ответно прищурился Лиам, - выгружай-ка сперва бочки, оно с пивом-то всегда легче идет, переговоры то будь или праздник Морриган-матери. Так ли?
Пошевелил купец губами сумрачно, но не стал спорить, вышел с поклоном.

- Эйрик в Хадебю на торгах был.
Гиллеад вздрогнула, на советника не глядя.
- Да?..
- Похвалялись воины его, будто ругов пожгли.
-Да? – принцесса перебирала четки, лицо восковое, глаза мертвые.
- Ругов Эрик что сухой хворост в огонь бросил, легко, со смешком да висой похабной. Никого не пощадил. За Свена мстил.
- Да?
Лиам сердиться начал на равнодушие госпожи.
- А людей, говаривают, привел он столько, что земли для них было мало, и что части пришлось на кораблях остаться. И зол крепко Эйрик на тех, кто в Руане долг святой творил.
- Послушай, Лиам, то, что ты мне говоришь сейчас, важно, и не мне, глупой женщине, то оспаривать. Но, свидетели ангелы, раскалывается с раннего утра голова, и едва половину слов твоих я понимаю. Прости.
- Конечно, госпожа.
Воин вежливо простился и из покоев вышел. Решив в свои руки дело взять. А для того поймать Ярополка да к Хареку на беседу идти. А как хотел позволения у Гиллеад получить, чтобы рукам посвободнее было…

[DarkLight >>>]

Где-то в лесах Альвхеймара.
(Совместное творчество с Ви-Зетом).

Неспешно, но и неостановимо двигался Эгиль вслед последнему врагу. Не сразу он снова к людским поселениям приближаться стал; понимал вожак стаи, что ищут сейчас хозяина волков. Может, и не стоило отпускать тех, кого Ормод обучал... да только вины у них перед Эгилем не было. А убивать без вины слепец не привык; этот обычай он у серых братьев своих перенял.
Но, приближаясь к деревне очередной, почуял он, что не только с врагом может встретиться.
Обряд, который сохранил жизнь сыну Гандальва, связал его и лесного жителя незримой нитью. Не мог Эгиль не почувствовать, что здесь Хаки, и не мог не пойти ему навстречу.
Ибо оба они давали обещание отомстить.

И Хаки чувствовал приближение друга. Альвхеймар, как и большинство владений конунгов, отнюдь не имел правильной формы квадрата, что на посуде рисуют. В одну сторону до границ его можно было идти недели, в другую – было довольно и пары дней. Асгейра, первого среди ярлов Гандальва, не знали в Альвхеймаре разве что старцы, лишившиеся разума с годами. А потому навряд ли предатель решит схорониться здесь, близко от дома. Это он, Хаки, все же вернулся в родные леса: за бывшим конунжичем худых дел не водилось, а что, как не лютая обида заставляет запоминать лица, позже всплывающие в кошмарах? Кроме того, в отличие от Асгейра, не прятавшегося от людей, Хаки еще со времен неудачной поездки за невестой усадьбу альвхеймарскую покидал редко. Все это крепко утвердило Хаки в мыслях, что ярл будет выбираться из Альвхеймара в земли, пока не принявшие руку Харальда. На юг. А, по случайности ли, или – по умыслу Локи, Хаки сейчас жил как раз в тех краях.

Пропустив Ульва вперед, Ингвар затворил дверь поплотнее.
- Видел я, как блестели твои глаза, когда Рагнар рассказывал о предательстве, - старейшина не любил лишних слов, а потому перешел сразу к делу. – А потому скажу я тебе – остынь, и подумай. У меня и моего брата не по одному глазу, как у Одина, но мы давно живем на земле и отличим воя от бонда.
- Коли так, то знаете вы, что есть честь, - хмуро откликнулся Ульв.
- Ты оставил битвы и решил жить мирно, поднимая лук лишь на зверей, - Ингвар был взволнован, а потому – непривычно красноречив. – А сейчас, вижу, решил вспомнить прошлое. Для чего?
- Я думал, что отдал все долги, - процедил его собеседник сквозь зубы, - но прошлое не спешит отпускать. Я мог покинуть конунга в славе, а мог – по несогласию с решениями, но предки прокляли бы меня, повернись я спиной к подлости.
- Там было много воев. Тот же Рагнар – почему не поднял оружия? – старейшина и не думал сдаваться.
- Я не могу говорить за других. Боги не дали мне достаточной проницательности, чтобы видеть то, что происходит в сердцах у людей. Будь я там – может, тоже стоял бы, не двигаясь, пораженный, как громом. Но ныне я здесь, и знаю: нет иной дороге предателю, кроме как в южную сторону. Если Рагнар здесь – Асгейр опередил его ненадолго.
- И ты решил бегать за ним по лесу? Ярл – не лесной человек, но отыскать его здесь без собак – трудное дело. Да и Харальд, наверное, уж снарядил погоню.
- Наказанье Асгейра – дело альвхеймарцев, - возразил старосте Ульв. – Он предал вовсе не Харальда.
- Ты не слишком-то спешил доказать свою верность Гандальву, даже когда чужие войска вторглись в Альвхеймар.
- Вышло так, что наши пути разошлись, - кивнул Ульв. – Но мои предки были с предками Гандальва, два моих брата пали в борьбе с его врагами. Пусть я – не самый доблестный из сыновей своего отца, но я хочу спать по ночам без укоров злой совести.
- Асгейр тебя просто убьет. Подумай хоть о жене!
- От смерти никому ней уйти. Ужели тебе, Ингвар, было бы радостно знать, что у тебя в родичах – трус?
- Не радостно, и потому я не стану держать тебя силой. Вижу, ты все решил.
- Да. Выхожу на рассвете.

Выйдя из дома, Хаки полной грудью вдохнул стылый воздух. Он не сомневался в том, что отыщет Асгейра: нюх у волков даже тоньше собачьего. Стая Эгиля уж рядом, он ощущал это, как будто в чаще лесной горел огонек. Огонек приближался. Они догонят предателя. Но – Ингвар прав: Асгейр – воин, устоять против которого в поединке потешном и раньше могли лишь немногие гридни. То было еще до последней войны, в которой Асгейр, судя по словам Рагнара, тоже не сидел на полатях. А он, Хаки, не брался за меч со дня своей «смерти». Можно было бы оставить Асгейра волкам. Но воинская честь требовала предложить ему поединок. У Хаки с Гандальвом были сложные отношения, однако норны сплели нити так, что нелюбимый отпрыск оказался единственным, кто мог отомстить за отцовскую смерть.

[SergK >>>]

Альвхеймар, усадьба Гандальва Харальда. Эйвинд Ягнёнок и Хольмстейн Атлиссон.
(с Тельтиаром... или с тем, кто за него сидит в асе))

По велению конунга (а конунга теперь лишь одного знали альвхеймарцы) был собран в усадьбе, что столь недолго удерживала войско Харальда под своими стенами, пир для победителей и тех, кто присягнул Косматому после смерти Гандальва. Уже к вечеру потянулись к огромному лагерю, что раскинулся близ усадьбы, из окрестных деревень обозы со снедью, пивом и мёдом. Расставляли длинные столы и скамьи, запаливали кострища. Когда солнце скрылось за горизонтом, лагерь уж полнился пьяным гомоном, песнями и хохотом викингов.
Эйвинд, что в самом первом штурме участвовал, был невредим и, хоть потерял четверых под стенами усадьбы, сейчас веселился за столом среди ближников Харальда: по душе ему пришлась первая победа в крупной битве. Хоть и приходила время от времени ему на ум мысль, что коли был бы тут Кари – небось, ни одного человека бы не потеряли бердловцы под его началом! Так и вышло, что к полуночи был Эйвинд не вполне трезв, и скорее даже пьян изрядно. Уже давно косился он на Хольмстейна, что за соседним столом сидел: не мог он спокойно смотреть на ожог на руке его, что напоминал об увечье брата и о том горе, что Альвир перенёс, когда невесту потерял. Сильно хотел Ягнёнок рожу ему набок поправить, да только понимал краем ума, что на пиру не годится отношения выяснять - конунг осерчать может… А вскоре гауларец и вовсе пропал куда-то. Собрался и Эйвинд к своему столу, где пировали воины из Бердлы. Да только спьяну дорогу подзабыл и в другую сторону направился – да прямо на Хольмстейна и наткнулся.
Сын Атли так же нетрезв был, победу господина своего празднуя, да о том помня, что обещал Харальд его властью над Согном наделить в скором времени за службу верную. Ведь ради этого лишь поспособствовал Хольмстейн убийству Хакона конунга и Грютинга, впавших в немилость к Харальду, и паче того - отца собственного гибель приблизил. Потому теперь и радовался Хольмстейн, что считал, будто позади служба тяжкая, и скоро уже сможет он пожинать плоды усилий своих, в отцовскую усадьбу господином придя.
- Эй, гауларец! - окликнул его сын берсерка, - Нужно нам с тобой поговорить лицом к лицу. Посмотри в глаза мне, коли воином себя считаешь! Или лучше будет тебя назвать женоубийцей?
- Да что ты несешь?
До того смотревший себе под ноги, чтобы не упасть, ненароком споткнувшись, Хольмстейн поднял взгляд на викинга. Сын Атли сразу узнал Ягненка, и тут же огляделся по сторонам, словно поддержки ища, но никто в их сторону не смотрел.
- Во лжи меня уличать станешь?! - Ягнёнок заметил страх Хольмстейна и больше ещё взъярился, - Никто тебе здесь не поможет - нет здесь человека, который не знал бы о суде, на котором отметину свою ты получил! Ответь прямо мне, помнишь ли сестры своей слова последние?!
- За тот суд я уже расплатился, - гауларец вскинул руку, показывая покрывающие ладонь ожоги. - И перед богами, и перед людьми! А тебе что за дело до того?
- Расплатился? А за что брат мой расплатился!? За то, что невесту свою потерял?! - почти кричал сын берсерка. Хольмстейн заметил, как рука его зашарила на поясе в поисках рукояти.
- Я человек конунга, не забывай об этом! - Назад подался сын Атли Тощего.
- Лишь благодарен будет мне Харальд, когда узнает, что избавил я его от такой мрази, как ты! - пальцы Эйвинда наконец сжались на рукояти, он стал вытаскивать клинок.
- Да ты пьян! - Процедил, Хольмстейн, еще на шаг отступая, едва лезвие блеснуло в лучах луны. - Убийства на пиру конунг тебе не простит!
- За спину чужую прячешься, отрыжка Локи?! - голос воина дрожал от гнева, глаза застилала пелена. Всколыхнулось в нём та необузданная ярость, которую глубоко спрятал в себе ныне Кари, за которую прозвали его когда-то берсерком. Сжимая в руке кинжал, быстро пошёл он прямо на Хольмстейна - тот снова попятился и, развернувшись, попытался бежать, но Эйвинд настиг его и ударил прямо в спину. Гауларец коротко вскрикнул, дернувшись от боли, и упал на живот. Сын берсерка прижал его коленом к земле, приподнял ему голову, приставив к горлу нож:
- Попроси напоследок прощения у своей сестры, падаль!
- Будь ты проклят и весь твой род, Эйвинд Ягненок, - прошипел Хольмстейн, чувствуя, что близится его погибель.
- Эй, ты что делаешь?!
Чей-то голос со стороны послышался.
Но Ягнёнок уже резал горло гауларцу, как наловчился в походных грабежах - чтобы кровь била не на одежду, но в сторону. И слов тех не разобрал.
Дергаясь в предсмертных корчах, Хольмстейн испустил дух к тому моменту, когда вокруг убийцы и его жертвы собрался народ. Кто-то попытался обезоружить Эйвинда и заломить ему руки, другие с сомнением смотрели на тело гауларца, размышляя, можно ли ему еще помочь.
- Да это же сын Кари-берсерка! - Воскликнул один викинг. - Предводитель рати из Фиордов.
- К конунгу его! - Тут же порешили. - Пусть судит!
- А убитый кто?
Ответа на этот вопрос собравшиеся не знали, однако сошлись на мнении, что то был человек не знатный, коли уж никто не мог имени его вспомнить.

Сообщение отредактировал SergK - 9-11-2008, 9:57

[Тельтиар >>>]

Бегство

Это не он, нет... это все колдовство, наваждение! Он был под действием чар, не иначе! Его руку направляла злая ворожба, когда она вонзила лезвие в сердце конунга! Он не мог, не мог сам совершить такое злодеяние!
Бледный, измождённый, ярл Асгейр брел от усадьбы, слегка пошатываясь и не разбирая дороги - все равно куда, лишь бы подальше от того места, где он лишил жизни господина. Но стоило ему только закрыть глаза, как он видел перед собой окровавленного Гандальва, тянущего к нему руки. Это видение преследовало ярла с того самого момента, как он нанес роковой удар, и казалось страшнее всей рати Харальда, страшнее даже той волчьей стаи, что загрызла его товарищей. Если уж выбрался из Хельхейма мертвец, то не успокоится, покуда не отведает крови своего убийцы. Но ведь, он не виноват! Так обстоятельства сложились!
- Это все Харальд... и его колдуны! - Процедил сквозь зубы Асгейр, обращаясь то ли к незримому Гандальву, то ли к самому Одину. Однако, боги давно уже отвернулись от него... или скорее сказать - он от них, а потому сейчас уповать на помощь Мудрого было глупо.
И альвхеймарец брел прочь по дороге, не важно куда - лишь бы подальше от усадьбы, от убитого Гандальва, от пролитой конунжей крови. В Теламерк? Потом в Хардаланд и на корабле прочь из северных земель? Да, именно так! Мертвец, что идет за ним по пятам не посмеет войти в воду! Он уплывет из Норвегии, павшей к ногам агдирского щенка, уплывет в Британию или страну Франков, а может даже к Ромеям, им ведь нужны умелые воины! Все равно куда, лишь бы прочь от альвхеймара, где он совершил худшее из злодеяний.
Но ведь это не он, нет! Это из-за Харальда! Колдовство, наговор, черные чары! Иначе бы он не поднял руки на своего повелителя!
Асгейр бежал прочь, спотыкаясь, падая, но не прекращая движения, ибо стоило ему только остановиться, закрыть глаза - как вновь видел он мертвого Гандальва.

[Хелькэ >>>]

Уппсала, Эйрик.

О словах пришельца, поселенного к дружине, долго еще размышлял конунг Эйрик – и было над чем. Возжаждав справедливости, приходят к нему эти двое, калека и воин, да говорят ровно то, что ему сейчас и нужно было услышать.
Так это Харальд-предатель, обнаглевший юнец, строящий козни против него вместе со своей матерью-ведьмой! А ведь Харек Волк, будь он неладен, обещал, что покуда не вернется Харальд, не будет за Вингульмерк войны. Кто первый нарушил клятву, тот пусть и платит по счетам – теперь владыка свейский чувствовал себя так, будто тяжелые ковы спали с рук и ног его. Не нужно больше блюсти проклятый договор… можно отомстить. Всем, всем, кто заслужил!..
Но сначала проверить слова Трюггве (тьфу! Немого-то – «слова»… проверить, не лгал ли приятель его) следовало. Коли тот был жрецом, решил Эйрик, пусть его жрецы же и испытают. Были призваны несколько служителей Асов в этот же день в усадьбу, да следопыты, что умели по губам читать неслышные звуки. Вещал калека что-то в ответ на вопросы жрецов, что обрядов различных касались, рассуждал о вере, чертил какие-то знаки тайные, известные только посвященным, да руны в заклинания складывал. Подтвердили жрецы – так и есть, не лжет немой.
- И как только, - сказал один из старцев конунгу, усадьбу покидая, - поднялась рука у правительницы на мужа, к богам приближенного! Жреца обидеть – вызвать гнев на голову свою, кару божескую. И как не убоялась…
- Будет ей кара, - пообещал Эйрик сурово.

… на следующий день, прежде чем известить о сборе свою дружину, которым изложить конунг хотел, как повернулось дело, он столкнулся со Сванхильд. Властитель Уппсалы того не хотел, как и всегда теперь, нарочно выскальзывая из-под одеяла как можно раньше утром, пока она еще спит, и ложась тоже рано, до того, как придет супруга в спальню.
Что-то в ней появилось такое, чего хотелось избегать. Обреченность? Безнадежность? Не хотел видеть этого конунг в Сванхильд, не хотел замечать, как любимая превращается в нелюдимую, чужую. А может, и не превращалась? Может, только кажется ему все это?
- Куда ты? – спросила она. – Словно встревожен чем-то. Что случилось?
И ответить было тяжелее, чем выстоять в самой сложной, самой кровавой битве.
- Хочу дружину собрать. Надо войско вести… на Харальда Косматого. Пусть за гибель Свена поплатится – в том его вина.
- Опять? Опять уйдешь? - воскликнула женщина. Ожидал конунг затем рыданий, криков – может вцепится в ворот, идти не даст, причитать будет… Нет. Не было. Вновь стало спокойным лицо ее, бесстрастно-спокойным.
- Ступай, - безразлично обронила она и посторонилась с пути.
И тут – накатило, пробрало до самого сердца, точно ядовитым клинком вонзилось. Обнял конунг жену крепко, к себе прижал стоял так долго-долго. А когда подняла она голову, то улыбнулась… как когда-то прежде.
И немногим позже, когда стоял конунг перед дружиной своею верной, он точно знал – когда отправится в поход против Харальда, будут ждать его здесь, в Уппсале, не как слабовольного мужа, который бежит от судьбы, от бремени, от жены и детей, но как любимого супруга и владыку могучего.
- … но сам Харальд, коварство замыслив, покусился на земли, что вы и воины ваши завоевали в Вингульмерке! И с помощью ругов, направив их туда, когда меньше всего была защищена земля эта, обагрил ее кровью – кровью ваших друзей, ваших родичей! – выкрикивал Эйрик. – Так для чего же, скажите мне, приносил я клятву? Для того ли, чтобы козни чьи-то забрали у меня и земли, и славу, и ближайшего друга?!
- Долой клятву! – первым воскликнул Вальгард, за ним и другие подхватили: - Верно! Долой!
- Отправитесь ли со мной на харальдовы земли? Согласны ли проучить наглеца молодого, вероломного обманщика?
- Согласны, конунг! Согласны!
- Добре, - обвел вглядом Эйрик своих херсиров. – Значит, собираемся. И скоро – вновь на Вингульмерк.

[SergK >>>]

Альвхеймар. Эйвинд берсерк с родичами-скальдами и Сам.
(конунг тоже бывает милостив... когда это выгодно. А кто конунг - сами знаете)

Тело Хольмстейна еще остыть не успело, когда двое крепких дружинников уже провели убийцу в ворота, да мимо столов для знати, прямо к дверям усадебным. Кто-то успел разнести по лагерю весть, что Эйвинд Ягненок злодеяние совершил, а потому собрались вокруг фиордцы, готовые, если потребуется силой вождя своего отбивать. Пока же только в сени провели юношу, да на лавку усадили - ждать, пока соблаговолит конунг к нему выйти, дабы суд вершить.
Долгое время просидел так Эйвинд, не спешил Харальд правосудие являть, а может желал, чтобы истомился ослушник, чтобы страх в сердце его гнездо свил, и на все согласен стал сын Кари, лишь бы только ожидание это прекратилось. Но вот появился из покоев своих Харальд конунг, взглядом осуждающим окинул Ягненка, да невзначай по волосам спутанным ладонью провел.
- Омрачаешь ты, Эйвинд, праздненство мое, - произнес медленно. - Недоволен я.
- Прости, конунг, что пир твой оскорбил кровью. - Эйвинд склонил голову, - Мерзавца, которого я убил, звать Хольмстейн Атлиссон из Гаулара - и, клянусь честью своего рода, не достоин был он зваться твоим человеком и силой твоей прикрываться от кровной мести!
- Пошли вон, - махнул рукой воинам, приведшим сына Кари, властитель. Те переглянулись, но ослушаться не посмели - все же, если уверен конунг, что покорно примет наказание Эйвинд, так не им спорить с тем. - А мне хирдманы сказывали - холопа убил сын берсерка. Точно то Хольмстейн был, или хмель очи твои заволок?
Эвинд поднял глаза на конунга:
- В том я поклясться могу! На руке его шрам, как у брата моего, Альвира - то след той самой тяжбы, после который был Хольмстейн изгнан с позором из Гаулара. Он женоубийца, и лжесвидетель пред людьми и богами!
- То мне известно, - отрезал Харальд, ладонью по губам проведя, словно вытирая их, но на деле усмешку скрывая. - Я слышал уже историю эту и от него самого, когда на службу брал Атлиссона, и от брата твоего Альвира, коему запретил мести искать.
Некоторое время Эйвинд не находил, что сказать, и чуть ли зубами не скрежетал оттого, что отца нет рядом с ним - уж тот бы нашёл, чем правителя урезонить... Наконец викинг заговорил:
- Рука моего брата теперь ложку держит с трудом, и мести искать он не станет. Но когда я вспоминаю, каким был он в молодости и как его согнула немочь и печаль по убитой невесте... Ярость нашла на меня, конунг - потому и зарезал проклятого Атлиссона. Если повинен - наказывай.
Некоторое время смотрел с укоризной на провинившегося дружинника Харальд, словно размышляя, какому наказанию подвергнуть его.
- Берсерка судить за то, что неистов он - против закона Одина идти, - рассудил, наконец, конунг. - Не за Хольмстейна тебя расплата ждет - за то, что приказ мой нарушил, немирьем и кровью триумф мой осквернил. Ты знай, и другие пусть знают - если кто в рати моей самоуправство чинить вздумает еще - головы лишиться, каковы бы мотивы ни двигали им. Среди моих людей только мне решать, кто прав, а кто смерти повинен. Мне, и тем, кого я судьями поставлю. Понял ты меня, Эйвинд, сын Кари?
Понурил Ягнёнок голову:
- Понял и запомнил, Харальд Хальвданссон, асы тому свидетели.
- Хорошо, - смягчился тон властителя. - За голову Хольмстейна дяде моему виру уплатишь, какую потребует - то его хирдман был...
Не успел договорить Косматый, распахнулись двери усадьбы, да ввалились в нее запыхавшиеся Альвир и Бард Брюнольвсон, растрепанные оба и хмельные, но видом решительные.
- Не казни родича, конунг! - Первым Бард воскликнул, до пола склонившись.
- Из-за меня то убийство, - Хнува ему вторил. - Мне и ответ держать.
Оглядел их обоих Харальд, да улыбнулся:
- Крепка, смотрю я, в роду вашем дружба, раз уж один брат за другого жизнь отдать готов. Так же и мне служите, живота не щадя - тогда вознесетесь над другими.

Сообщение отредактировал SergK - 5-11-2008, 20:43

[DarkLight >>>]

Альвхеймар. Харальд и Хакон .
Мы с Тельтиаром.

В то время, как в раскинувшемся вокруг захваченной усадьбы лагере веселились воины, празднуя победу над Альвхеймаром, Харальд пировал вместе с ближней дружиной и знатными мужами в длинном доме. Однако, сам конунг в этот раз не злоупотреблял хмельным, а посреди ночи и вовсе покинул соратников, удалившись в отдельные покои, да велев в скорости привести к нему Хакона Хаконсона.
Хакон явился, не медля. Молодого транделагца распирала законная гордость за доблесть, проявленную в бою. Предки явно опрокинули не один рог в его честь, наблюдая, как ладно Хакон прокладывал врагу дорогу в Вальхаллу. Но более всего распирала хладирца их с Харальдом общая тайна. Род транделагских конунгов славился тем, что даже бочка с пивом не могла свалить с ног его представителей. Хакон выпил немало, но болтливым не сделался. Воистину, Харальд знал, кому поручить щекотливое дело.
Представ перед конунгом, Хакон Хаконсон поклонился:
- Ты звал меня, властелин?
- Да звал.
Кивнул конунг, указав юноше на сидение напротив.
- Ты сослужил мне хорошую службу, Хакон. Любой конунг желал бы иметь такого соратника, а потому я хочу, чтобы ты не просто разделил со мной триумф этой победы. Отныне ты будешь править Севером Норвегии, как до этого твой отец, все ярлы и лендрманы должны будут подчинятся тебе так, как подчинялись бы мне.
- Благодарю тебя, конунг, за великую честь, - Хакон даже не ждал подобной милости, а потому - не скрывал радости. - Есть ли еще что-нибудь, чем я могу быть полезен тебе, как могу доказать верность? Что скажешь - все сделаю.
Тут Хакон неожиданно помрачнел, припомнив кое-какие подробности:
- Сам я хотел спросить тебя про судьбу Согна. Атли мертв, но живы те, кто шел с ним на убийство моего отца . Пролитая кровь требует мести и я был бы плохим сыном, отказавшись слушать ее голос.
Харальд в задумчивости потеребил кончик грязного локона:
- В гибели твоего славного отца есть и часть моей вины - я отправил его в Согн с малой дружиной, нести мое слово ярлу Атли, но гауларская гордыня оказалась больше, нежели я мог предвидеть. Ты прав, родич, они должны заплатить за содеянное!
Конунг до хруста сжал кулак и ударил по колену.
- Завтра же ты возьмешь своих транделагцев, всех, кому дорог был конунг Хакон, сколько бы ни было их в моей рати и отправишься в Согн. Моим именем ты восстановишь порядок и приведешь непокорных под мою руку. Дарую тебе право судить любого в тех землях и назначать наказание по своему разумению.
Лицо Хакона расплылось в улыбке, но во взоре притаилась жестокость. Было ясно, что "усмотрение" нового посланника Харальда отольется Согну женскими слезами да мольбами о милости. Впрочем, молодой викинг не собирался повторять отцовских ошибок и ходить в поход с малой дружиной. Да и Харальд явно не имел в виду, что восстанавливать справедливость сын транделагского конунга будет без войска.
- Щедрость твоя не знает границ, конунг славный, - он еще раз поклонился, чествуя властелина Агдира а теперь - и Альвхеймара. - Что бы не пожелал - все для тебя сделаю, - он подчеркнул слово "все".
- Заботу следует проявить о вдовах и сиротах тех, кто подлостью гауларской погублен был...
Не договорил конунг - отворилась дверь, да заглянул хирдман раскрасневшийся:
- Государь, беда! - Воскликнул он. - Убийство совершено на пиру!
- Кто? - Коротко бросил Косматый, хищным взглядом впившись в принесшего худую весть. - И кого?
- Эйвинд, сын Кари из Фиордов, - тут же ответил мужчина, а после замялся: - Жертву его никто не узнать не смог... холоп чей-то боевой, видать. Может к утру признают, тогда и...
- Не важно это, - головой покачал владыка. - Кровь пролита. Что Эйвинд?
- Привели сюда злодея! Ждет воли твоей, великий конунг.
- Вот и пусть ждет, - Косматый рукой махнул. - Иди, я к вам выйду, когда время настанет.
Поклонился хирдман, и скрылся за дверью. Продолжил разговор прерванный конунг:
- Вот так дела творятся, Хакон: мои же люди, что псы грызутся! Какое бы ты убийце наказание определил?
- За смерть холопа большое виры не полагается, - задумался Хакон. - Однако же, то, что убил он под кровом твоим бросит тень на конунжье гостеприимство. Едва ли тому виной только хмель. Может, холоп тоже что непотребное учинил, вот и не снес обиды Эйвинд? Надо бы расспросить ослушника.
Хакон помнил, что Эйвинд - брат Альвира, на которого он был давеча зол и за вису, и за вину его некую в гибели старого Хакона. Но Эйвинд и отец его были доблестны в битве. Не хотелось терять таких воев из-за кого-то мертвого бонда.
- Хорошо, - милостиво Харальд кивнул. - Ну да подождет пока, не след нам разговора прерывать. Так же, велю я тебе вдову отца твоего взять в жены, не должна женщина без мужа оставаться.
Хакон вздрогнул. Харальд будто прочел его тайные мысли. Но даже в мечтаниях не думал он жениться на Эйсван, слишком велика была разница между правительницей Транделага и сыном рабыни. - Согласиться ли кюна? - спросил он.
По губам Харальда пробежала улыбка, словно говорившая "да, я знаю, что только того ты и желал":
- Посмеет ли кюна нарушить волю Харальда Хальвдансона? Это не просьба моя, но твой долг перед отцом - о жене его позаботиться.
- То верно, что древний закон велит младшему брату взять в жены вдову старшего, да оставить детей в роде родительском, - медленно кивнул Хакон, как бы забыв, что не признал отец его сыном при ярлах и бондах. – Ныне я – старший мужчина в транделагском роду. Но и кюна у нас с норовом. И прав у нее достаточно. Вспомни, что, когда твоя мать решила повесить Эйнара, чуть не поссорив тебя с союзными воями, ее поддержала дружина. Эйсван – такая же вдова конунга.
«И такая же мать наследника Транделага». Это не было сказано, но предполагалось. В глазах Хакона застыло ожидание.
- Когда ты вернешь на родину останки отца и принесешь головы виновных в его гибели, дружина поддержит тебя, - уверенно заявил конунг. - Запомни, Хакон, Транделаг важен для меня, для моей державы, и я хочу, чтобы там ты правил от моего имени - Ярл Хакон сын Хакона, герой сражений, в возрасте двадцати зим покрывший себя славой, сравнимой с самим Сигурдом.
- Я рад исполнить твою волю, - Хакон чуть замялся, - но с некоторых пор боюсь я недооценивать женское коварство. – Сразу две из них – мать, родившая меня на свет, и возлюбленная, ради которой нарушил я долг почтительного сына, играли мной, как ребенок игрушкой. Хотя, несомненно, любили меня. Был бы я благодарен, коли ты, конунг, изложил бы свое повеление на пергаменте, чтобы кюна прочла и поняла: ты за мною стоишь. Кто знает, как сильно любит она власть, столь внезапно свалившуюся в ее руки? А напуганная – станет сговорчивее.
- Коли уж убоялся баб, будет тебе все на рунах изложено, - чуть усмехнулся конунг. - Далее вот еще, Эйсван - сестра ярла Грютинга, так же погибшего в Согне, а значит теперь должны ей Оркдальские земли отойти по праву.
- Твоя правда, конунг.
- Жена Грютинга, слышал я, так и не понесла, а потому возвращай ее в отчий дом со всем имуществом, какое ей принадлежало. Но после, чтобы обиду не держала - найди ей мужа знатного, поскольку, помню я, что отец ее - человек не чуждый коварства.
- Может, есть у тебя кто на примете?
- Пусть то ярл Хроальд из Фьяллира будет, - после некоторых раздумий распорядился правитель. - Если, конечно, невеста по нраву ему придется.
Тут Хакон несколько с запозданием смекнул, что ныне можно славно свести старые счеты.
- Хроальд, несомненно, достойный муж, - вкрадчиво сказал он. – Но вот подумал я, что ждет тебя за стеной сын Кари-берсерка. И, коли выйдет он виновным, то, хоть и свершиться все по правде, а выйдет, что берсерк за свою помощь убыток семье получил. Так, может, предложим мы вдовицу в родню Кари… да в жены Альвиру. Муж он славный, полно уж кручиниться о дочери недостойного Атли.
- И то верно, - конунгу мысль эта по душе пришлась, поскольку с одной стороны Альвир - человек из ближайшего его окружения, да рода знатного, но с другой реальной власти не имеет, а потому с ним вдова Грютинга опасности представлять не будет. - Тогда велю я Альвиру тебя сопровождать в Согн и Хладир.
Хакон Хаконсон еще раз поклонился, скрывая улыбку. Знал он, что не забыл Альвир Сольвейг, крепко заноза любви в сердце сидела. Но, коли откажет он Харальду – снова в немилость впадет. Да не один – так, глядишь, и весь род свой поссорит с могучим властителем. А ежели не откажется – что ж. Пусть живет с немилой вдовой да впредь думает, что рифмовать в висах.
- Пойду, посмотрю, кого там Ягненок убил, - Харальд усмехнулся. - Ты, родич, здесь побудь, пока.
К двери подойдя, придал конунг лицу выражение суровое, да вышел суд вершить над Эйвиндом сыном Кари. Прошло времени порядочно, прежде чем вернулся он, да не один - следом Альвира привел (тот, несомненно, брата защищать в усадьбу пришел, сам не зная, что для него правитель приготовил).
Хакон вопросительно посмотрел на властителя, ожидая, что тот расскажет про суд и решенье свое.
- Убитым был Хольмстейн, сын Атли из Согна, - бросил ему конунг, зная интерес юноши к этому делу. - Эйвинд заплатит виру, а Альвир отправится с тобой.
Транделагец перевел взор с Харальда на Альвира, явно вспоминая «какого-то холопа», кем, по мнению свидетелей, был убитый. Вот, значит как… ну, что же, старший сын Кари выполнил за него часть работы.
- Как скажешь, славный конунг. Когда нам велишь выступать? И куда сперва путь держать: в Согн, иль в земли Оркдаля?
Поежился скальд от взгляда хаконова, но головы не опустил - коли на то воля конунга, так значит придеться им этот путь совместно преодолевать.
- Через Согн к Оркдалю - там дорога хорошая проложена, а в Хладире к вам Бард сын Брюнольва присоединиться, он морем этот путь проделает...
Дверь скрипнула, внутрь еще один воин заглянул, да что-то прошептал конунгу и исчез. Переменился в лице Харальд:
- Слишком велика гордыня у родичей твоих, Альвир, - сурово произнес он, заставив скальда вздрогнуть. - Квельдульв из Фирдира отказался идти ко мне на службу. Быть может, я слишком мягко к вам отношусь, что всякий бонд смеет мне перечить?!
- Может, висы Альвира заставят родню его взяться за ум? - в словах Хакона было участие и лишь ухо скальда распознало в сочувствии толику яда. Транделагец хорошо помнил висы Альвира и явно не собирался прощать бывшего друга.
- Великий конунг, не держи зла на Квельдульва, - тут же использовал слова хладирца сын Кари, решивший избежать неприятной поездки в Транделаг. - Он стар и не сможет тебе служить, а Грим всегда был домоседом - его рукам привычнее плуг, нежели меч. Но есть у Квельдульва старший сын - Торольв, который, я уверен, с радостью будет сражаться в твоем войске. Позволь, я сам отправлюсь в Фиорды и передам ему твою волю?
- Если и он откажется, я посчитаю это изменой, - предупредил юношу Харальд.
- Торольв охоч до славы и битв, - заверил правителя скальд. - Он не упустит случая поступить на службу к самому могущественному владыке Севера.
- Если этот род хочет доказать тебе свою верность, государь, - снова вмешался Хакон, то ужели Торольв откажется приехать туда, куда велишь ты? Пусть встретит нас в Транделаге, там и обсудим его службу с учетом склонностей. А после – все вместе вернемся. То лучше, чем откладывать свадьбу – родовичи невесты и осерчать могут.
- Вот Альвир ему это и передаст. И запомни, скальд - Хакон должен застать в Хладире и тебя, и Торольва, когда сам туда прибудет. А Хакон туда прибудет в скорости, так ведь? - Он посмотрел на воина.
- Именно так, - подтвердил молодой викинг.
- Иди, - правитель махнул рукой, и Альвир поспешил удалится, а Харальд немного тише, сказал хладирцу: - Если будешь в усадьбе раньше, чем эти двое, или же застанешь там лишь одного - можешь считать, что род Кари предал своего конунга.
- Клянусь, это будет последнее предательство в его жизни, - Хакон погладил нож, висящий у пояса.
- Эти фиордцы хорошие воины, но их гордыня чрезмерна.
Косматый вздохнул.
- Надеюсь, все же, до кровопролития не дойдет, но я уверен - у тебя рука не дрогнет.
- Не сомневайся. У меня нет жалости к врагам моего конунга.
- Потому и ценю я тебя выше других, - правитель сжал Хакона в объятиях. - Иди, родич - завтра поутру в путь отправишься, а вместо Альвира, пусть тебя скальд Тормунд сопровождает - будет кому потом воспеть, как ты Согн на колени поставишь.

[Тельтиар >>>]

Альвхеймарский Марш
Висы, естественно, написаны Скальдом

Внемли Браги пляски копий:
Звон клинков у врат усадьбы!
Вязы битв пришли в Альхеймар
Волю конунга исполнить.
Воин прозванный ягненком,
Эйвинд с Фьордов несравенный,
Род поклялся свой прославить
Рать Альвхеймара сломивши...

Славно сталь тогда звенела,
Сладок звон был девам битвы,
Много воинов достойных
Хеймдаль встретит на Бивресте!

Если на утро кто-то и поговаривал об убийстве - то лишь шепотом. По приказу Харальда, еще на пиру Эйвинду Ягненку устроили чествование, как герою прошедшей битвы, а Бард Брюнольвсон спел прославляющую его вису. Превозносили и других отважных воинов, но, казалось, фиордцу были оказаны наибольшие почести. И было от чего, ведь Ягненок, сам того не зная, убил единственного человека, знавшего о том, кто на самом деле запланировал резню в Согне, унесшую жизни великого конунга и двух могущественных ярлов. Хольмстейн был Харальду, словно кость в горле, и вот хмельной Эйвинд неловким движением вынул эту кость.. невзначай... мимоходом.
Уже утром лагерь покинул Альвир, спешащий исполнить волю Харальда и потребовать от названного брата службы конунгу, а вместе с ним уехал и Бард, ведь от Фиордов было сподручнее добираться до Халагаланда. Затем, во главе рати, состоящей из оркдальцев и трендов, покинул правителя молодой Хакон - он должен был пройти тем же путем, что и его отец совсем недавно. Пройти, и призвать к ответу ярла Гаулара - Халльстейна Атлиссона.
Сам Харальд покинул усадьбу погубленного недруга еще через день, унося в суме, притороченной к седлу, отделанный золотом и драгоценными камнями кубок из черепа Гандальва (один из бондов, спешивший явить покорность новому господину оказался искусным мастером-ювелиром). Именно этот кубок и считал Харальд главным своим трофеем, полученным в Альвхеймаре.

Копий лес привел к воротам,
Кровью вражьей окропивши
Жала броней, что на солнце
Жаром горнов гор пылали...
Кари сын, берсерк могучий
Как губитель великанов
Стену снес что ограждала
Псов альхеймарских усадьбу!

Силой Эйвинд не обижен,
Снес с плечей он веж немало,
Много пало вязов битвы,
Ныне слезы льют их вдовы.

Ярлы были назначены Харальдом из числа склонившихся перед ним знатных альвхеймарцев, а сам Альвхеймар был раскроен на три фюлька по числу оставленных наместников - Вальдрес, Хаддингъядаль и Ардаль. Называть же эти земли Альвхеймаром конунг запретил, более того - он хотел, чтобы сама память об этой земле стерлась, чтобы через десять, двадцать лет никто не вспомнил что когда-то три фюлька были одним целым.
"Ярлы будут соперничать друг с другом за каждый клочок земли, за каждую милость, которую я могу им оказать. Три части бывшего Альвхеймара станут друг другу чужими очень скоро". А значит, того, что Альвхеймар восстанет, можно будет уже не опасаться. И все же, правитель Агдира оставил подле наместников верных людей, должных следить за каждым их действием - доверять бывшим врагам он был не намерен.
Огромная армия, точно Йормунгард, тянулась по дорогам захваченного фюлька. Мерно ступали отряды из Фирдира и Фьяллира, из Южного Мера и Раумсдаля, из Северного Мера и Оркдаля, из Гаулардаля и Стринды, из Спарбюгвы, Скауна и Эйна, Трандхейма и Верадаля, Гудбрандсдалира и Хейдмерка, Вестфольда, Раумарики... и Агдира. Воинство, кажущееся бесконечным, воинство проделавшее с Харальдом путь через всю Норвегию, воинство, ни разу не терпевшее поражений, привыкшее к победам. Воинство, знающее, что сокрушит всякого, вставшего на пути, поскольку их конунгу предначертано править всей Норвегией.

В страхе со стены бежали
Вои конунга Гандальва!
В гневе был подобен Тору
Воин прозванный Ягненком,
В место где клинки гремели
Вперед всех бросался Эйвинд,
Бегство вороги спасались
Перед храбростью и силой.

В битве той почет и славу
Эйвинд прозванный Ягненком
Получил, теперь пирует
Подле конунга по праву.

[DarkLight >>>]

Согн. Халльстейн и Хакон.
Совместно Тельтиар и ДЛ.

Гауларцы в тот день похвалялись своими подвигами у Ставанессвага, да количеством убитых трендов (за последнюю пару недель численность рати Хакона и Грютинга выросла в их рассказах до тысячи воинов, а потому каждый бонд хвастал, что погубил не меньше троих ворогов). Ярл Халльстейн лишь поощрял эти речи - его войско было готово сражаться, жаждало крови и не желало терпеть на своей земле никакого пришлого конунга, а потому весть о приближении очередного Хакона с дружиной, сын Атли Тощего воспринял без опаски.
- Хаконом больше, Хаконом меньше - еще один тренд в Валгалле лишним не будет, - рассмеялся он, собрав знатных людей со всего Согна, должных решить где встречать посланную Харальдом рать. Все понимали, что Косматый будет мстить за убитого тестя, но не ждали вражеской дружины так скоро - гауларцам казалось, что молодой конунг надолго завязнет в Альвхемаре, но по другому вышло.
- Говорят, с ним теперь большое войско, - опасливо произнес старый херсир.
- Пусть говорят, да не заговариваются, - процедил Халльстейн. - Нас тоже не мало, мы на родной земле! И уж коль скоро отец мой убил старого Медведя, то кому, как не мне - прикончить молодого?!
Спорить с ярлом, известным своей свирепостью, решались не многие даже из ближнего окружения Атлиссона, а потому скоро уже дружина гауларская, да собранные бонды людно и оружно выступили навстречу хладирцу. Халльстейн жаждал боя, однако даже его пыл поугас, когда увидал он приближающееся воинство с медвежьими и волчьими стягами - слишком уж много было врагов на сей раз, больше гораздо, чем когда старый Хакон пожаловал. Да и не говорить - сражаться пришли теперь тренды.
Хакон сам выехал навстречу врагу. Теперь, когда Харальд его обласкал и сделал правителем многих земель – почти конунгом, судя по почестям, сын рабыни утратил привычку держаться не в первых рядах, дабы глаз не мозолить. Более того, сейчас он вполне мог заставить любого, кто в шутку али всерьез помянул бы ему незаконность рождения, вдоволь наесться земли. Вновь приобретенная уверенность проявилась и в развороте плеч, и во взгляде, которым он одарил Халльстейна. То не был взор сына, потерявшего разум от горя – скорее, взгляд купца, рассматривающего новый товар. А все от того, что за спиною у Хакона вился стяг с головой волка, и победы Харальда покрывали его людей дополнительным слоем брони. С новой манерой держаться молодой викинг стал очень похож на покойного отца, даром, что волосы и глаза его были темнее, выдавая примесь южной крови.
- Не желаю тебе здравия, ярл Согна, ибо не для заздравных речей пришел я сюда, но для того, чтобы спросить с вас за деяния лиходейские. Да волю Харальда передать.
- Говорили уже отцу твоему, - проскрежетал Халльстейн, желая хотя бы видимость уверенности на глазах войска своего сохранить. - Что коли желает Харальд волю свою говорить людям Согна - пусть сам приезжает!
- То, что сказали вы отцу моему, он смог передать только Вотану, - сверкнул глазами Хакон. – Убив его, вы не только показали себя вероломными отродьями Локи, не ведающими гостеприимства, но и плюнули в лицо Харальду, не ответив на его щедрое предложение. Что же, Косматый взял в свои руки Альвхеймар и без ваших мечей. Вы все так же хотите, чтобы он лично поступил так же и с Согном?
- Щедрость Косматого - в цепи нас заковать и отнять отцовские земли, как в Мере произошло?!
- Харальд предлагал вам союз и добычу богатую. Ежели вы желаете себе судьбы конунгов Мера, что в гордыне своей протянули руку Гандальву, и не Харальду - в том воля ваша. А тех, кто убивает послов, в Норвегии издавна карали позорною смертью.
- Харальд одной рукой дает, а другой отбирает, - покачал головой Халльстейн. - Он не союзников видел в Согне, а слуг!
- Согн хотел есть с двух мисок, - презрительно скривил губы Хакон. - Ты здесь говоришь слова гордости, а брат твой столовался у Харальда, тому много свидетелей. Да и кому говорить о чести. Атли - быть может, но не тебе. Или память людей слишком коротка, а глаза близоруки и не видят они клейма женоубийцы у тебя на челе? – транделагец махнул рукой, не давая побагровевшему от гнева врагу достойно ответить. – Все же, устал я спорить с тобой понапрасну. Отец мой был одарен мастерством сказывать речи, да так, что порой скальды были хуже его в состязаниях. Но вы не желали слушать слова. Что ж, ныне слушайте звуки оружия! – Хакон выпрямился в седле, став несколько выше. – Конунг, победивший могучих врагов, господин Агдира и Мера, хозяин Фьордов и владыка Альвхеймара говорит, что земля Согна была во владении Хальвдана Черного, и не род Атли здесь конунги. Довольно пользовались вы милостью, которой не заслужили. Ныне велит вам Харальд признать его власть да уплатить виру за погубленных транделагцев. А, ежели и ныне гордыня ваша над умом победу одержит, Харальд сочтет вас врагами и возьмет добро свое силой. Здесь видите вы лишь малую часть тех, кто пошел за Харальдом, - он обвел рукой суровых бородатых мужчин, явно не бывших бондами, - но и их хватит против вашей дружины.
И добавил уже другим тоном:
– Поверь, ярл, я более всех хочу, чтобы ты отказался признать власть Харальда. Ибо велел конунг взять виру с вас серебром, а я, как почтительный сын, очень хочу выпить крови предателей.
В последних словах Хакон Хаконсон был поразительно искренен, и сопровождавшая их ухмылочка многих проняла до дрожи в коленях.

[Тельтиар >>>]

Судьба Горностая. Наумдаль. Лето 873 года.

Херлауг конунг всмотрелся вдаль, на запад, где уже клубилась по дороге пыль, поднимаемая многотысячным войском, вторгнувшимся в его земли. Бонды и карлы из приграничных селений сами выходили навстречу вражеской рати, кланялись Косматому до земли и просили стать его людьми, но мог ли Херлауг обвинять их за это? Желал, очень желал конунг назвать предателями всех, по доброй воле пошедших под руку Харальду, но не мог. Ведь то не воины были, способные свободу свою и честь с оружием в руках отстоять, а люди подневольные, люди, которых он, конунг, клялся защищать. Защитил он их? Нет, лишь погубил многих в войне, года назад им начатой - друзей своих погубил, соратников отца на гибель послал. Казалось Херлаугу, что собственными руками он мощь военную Наумдаля сломал, когда против Харальда пошел, и теперь час пришел за ошибку эту платить, властью платить, землями, кровью своей и, быть может, самой жизнью.
С вершины кургана смотрел Херлауг конунг, как приближается к нему воинство вражеское, можно уже было знамена различить, над дружинами поднятые - Медведя, Козла, Коршуна, а впереди всех - Волка. Что мог противопоставить такой силе сейчас конунг Наумдаля? Едва ли две сотни дружинников смог бы он собрать теперь, когда потрепали его в Хрингарики и Вестфольде, а этого слишком мало было, коли уж могущественные правители - Неккви и Гандальв - поражение потерпели.
Херлауг конунг смотрел на врага с вершины кургана. Того самого кургана, который он с братом строил в течении десяти лет, величайшего кургана во всей Норвегии. Ведь обещала же провидица, что когда будет курган этот достроен - станет непобедим Наумдаль, но не сбылось пророчество это - судьба Харальда сильнее была, раздавил Волк Горностая, вонзил клыки в горло самое. Уходило время, последние мгновения оставалось править Херлаугу землею предков своих - приближался Косматый, уже подчинилась ему половина фюлька, лишь немногие верные с законным конунгом остались, до конца готовые стоять, до самой смерти.
Вскинул голову гордо Херлауг, да с кургана направился к людям своим. Медлено спускался он, каждый шаг болью отзывался в сердце правителя, но не опускал взгляда наумдалец, смотрел на воинов, что у подножия распоряжений его ожидали, да только не знал, что повелеть им конунг, слова на языке замерзали. Последний приказ остался, на другие не будет уже времени.
- Прав ты был, брат, - прошептал он Хроллаугу, к нему подошедшему. Младший конунг кивнул лишь, ни слово не произнося, да в глазах его решительность застыла - готов был, если потребуется, первым меч обнажить. Вот только не хотел напрасно людей терять Херлауг. - Во всем прав, губительна для нас эта война стала.
- Слава конунгу! - Внезапно воскликнул молодой воин, впереди других стоящий, и небольшая рать наумдальская вторила ему криком дружным.
Все они, собравшиеся здесь, готовы были умереть за него, вот только сам Херлауг понимал, что гибель эта бессмысленна будет.
- Воины! - Вскинул он руки. - Вы сражались за меня в Хрингарики и Вестфольде, вы покрыли славой свои имена! Вы - гордость Наумдаля, самые верные сыны своей родины!
Зашумели оружием хирдманы, стали в щиты бить рукоятями мечей и древками секир, требовать битвы стали.
- Но теперь я призываю вас сложить оружие! - Через силу выдохнул правитель. - Многие тысячи врагов идут по нашей земле, и нам не под силу остановить их! Мы уже лишились нашей свободы, но зачем лишаться жизней на потеху агдирскому щенку?! Я приказываю вам склонить головы перед Харальдом Косматым!
Замолчали воины, десятки взглядов удивленных уставились на конунга.
- Сдайтесь сейчас ради будущего! То не трусость будет, ибо пока живы те, кто готовы умереть за свободу - будет жива надежда на возрождение Наумдаля! Пусть через двадцать лет, пусть через полвека, но вы вернете себе то, что сегодня отнимет Косматый! Вернете, и заставите его кровью заплатить за то, что он превратил в рабов свободных людей!
Херлауг перевел дух, глядя на своих людей - никто не посмел сейчас спорить с ним.
- Решайте - сейчас умереть, или остаться жить ради мести! Сами решайте, ибо я более не конунг вам!
Сбросил плащ правитель, да шагом быстрым под курган спустился, туда, где отец его погребен был. С грохотом плита каменная рухнула, вход закрывая - остался правитель Наумдаля замурован внутри.
Вскоре уже, у этого самого кургана, Хроллауг конунг и с ним воины все присягнули на верность Харальду, а за то Косматый оставил Хроллауга править фюльком как ярла, а людям его притеснений не чинил. Малой кровью откупился Наумдаль, став частью необъятных владений агдирского правителя.
Харальд же, дав отдых войску, дальше двинулся - в Хрингарики.

[DarkLight >>>]

Согн. Халльстейн и Хакон, продолжение.
Мы с Тельтиаром.

Халльстейн со злостью смотрел на предводителя вражеского войска. За такие слова принято было кровью брать с обидчика, и ярл явно не хотел сейчас идти наперекор традициям.
- Неужели, думаешь ты, Согн и Гаулар добровольно позволят на себя ярмо надеть? Не бывать тому!
Обернулся к дружине свой Халльстейн, замер, будто Мьельниром пораженный - опускались знамена, да потупили взгляды бывалые воины, не хотели сражаться с врагом, настолько в числе их превосходящим.
Хакон зло улыбнулся:
- Видишь, ярл: люди твои мудрее тебя и понимают: ярмо на шее все ж лучше, чем шея без головы. Тем более, что вы сами отвергли дружбу Харальда. С врагами Агдирец не церемониться: ты еще благодарен быть должен, что он явил милость сыну убийцы своего тестя.
- Твоя взяла, - процедил, видя, что дело его проиграно, Атлиссон. - Назначай виру, выплатим.
- О том не сговариваются в поле, - ответил на то транделагец. – Явись вечером в мой лагерь с доверенными воями… и останки отца моего привези. Люди сказывали, что не дал ты славному конунгу из Хладира погребения, достойного великого война и не снарядил в путь боевой драккар. Коли то правда, и отказал ты отцу моему в посмертных почестях – вира твоя возрастет, ярл Халььстейн.
Проскрипел зубами Халльстейн, да не мог он спорить, не имея за спиной войска верного. Потому поворотил коня и скрылся за спинами дружинников, взгляды недобрые на себе чувствуя. После же отрядил четверых воинов к берегу Ставанессвага, чтобы там останки Хакона они нашли. Мужи эти под вечер вернулись, в ящике деревянном привезя кости обгоревшие и череп раздробленный. С ящиком этим и явился Халльстейн к Хакону в лагерь.
Посмотрел сын на останки отца – и горло на миг сдавила рука горя. Слишком мечтал Хакон получить одобренье отца и стоять по его правую руку, как наследник и доверенный человек. Но то, о чем молодой викинг еще зиму назад видел лишь сны, дал ему другой конунг, и теперь Хакон Хаконсон решил твердо чтить только его интересы. А отец уж пирует в Вальхалле, здесь только кости, а не он сам.
- Вижу, правду сказали люди, - тяжело уронил он, сверля ярла недобрым взглядом. Глаза Хакона, и без того вовсе мне небесно лазурные, сейчас совсем потемнели от гнева. – Что ж… в этом случае конунг Харальд повелел доставить останки тестя в Хладир, к его вдове. И ты, ярл Халльстейн, сам объяснишь властительнице Транделага, почему она стала вдовою так рано и почему муж ее не получил должных почестей.
- Мне в Хладир ехать? - Голос ярла дрогнул.
Транделагец кивнул, скрывая под личиной праведной ярости внезапно нахлынувшее злорадство. Еще день назад этот ярл ходил распушив хвост… а сейчас дрожит, как побитая шавка.
Не было у Халльстейна выбора, потому согласился он везти кости Хакона (хотя, может то и не Хакон вовсе был, а люди посланные чужие чьи-то кости собрали) в Транделаг.
А Хакон и не думал уняться, напротив, подливал масла в огонь, при этом – следя, чтобы ярл медленно закипал, но не взорвался. Ему не нужен был поединок, нет, молодой викинг решил снова испробовать власть речей, так хорошо сработавшую с Асгейром. И запугать ярла Хальстейна до полусмерти при том, вроде бы, и не угрожая.
- Даже богам приходилось держать ответ за содеянное, - сказал Хакон. – Вон Локи, к примеру, связали кишками собственного сына и повесили для вечной пытки после убийства светлого Бальдра, даром что бог и друг Тора-воителя. А Харальд лишь просит тебя утешить вдову.
О том, что вдова, вероятней всего, будет отнюдь не рада подобному утешению, Хакон молчал, но то было ясно, как день.
- Я выполню волю Харальда, - ярл хотел придать голосу твердости, но не вышло.
- Вот и славно, - улыбнулся ему Хакон. – Харальд любит, когда приказы его выполняются быстро, так что советую выехать на восходе. А я тем временем посмотрю, чем богат Согн да определю размер виры. Не хочу разорять земли Харальда, но и взять мало серебра за жизнь честь не позволит. Так что я тут задержусь.
Ярл лишь скрипнул зубами, с ненавистью глядя на ненавистного полукровку. Но все же кивнул. А что ему оставалось?

[V-Z >>>]

Альвхеймар. Эгиль и Хаки Гандальвсон.
Совместно Ви-Зет и ДЛ

Когда пересеклись две дороги и слились в одну, то никто не замедлил шага. Эгиль мог говорить на ходу, да и любому, немного привыкшему к странствиям, это было легко.
Хотя и говорить было сложно - дела человеческие вожака не слишком волновали, а то, что творилось в лесной жизни, словами людей пересказать было непросто. Даже тому, кто блистал красноречием... а этим вожак стаи не отличался.
Лишь о том, что было именно с ним, о том, как он завершал свою месть, Эгиль с удовольствием рассказал.
Они шли вперед, сквозь леса, в том направлении, которое определил рассудок Хаки и чутье Эгиля. Вожак передал запах Асгейра своим братьям, и постоянно то один, то другой скрывались в лесу, пытаясь напасть на след.
И в конце концов один вернулся с радостным блеском в глазах.
Эгиль опустился на колени, обняв мохнатую шею, и ласково взъерошил шерсть.
- Молодец. Молодец, нашел его... Не так уж далеко наш враг, Хаки. Если поторопимся - то нагоним.
У Хаки было достаточно времени для того, чтобы обдумать дальнейшее. Привычная трусость скреблась в уголочке души и малодушно скулила, прося не делать глупостей. Даже повод хороший нашла коли ярла загрызут волки, то он попадет прямиком в Хель. И Гандальв, руками Асгейра отправленный в царство дочери Локи, сможет сводить с ним там счеты до самого Рагнарека. Но Хаки, "при жизни" прозванный воями отца "Малодушным" на сей раз смог одолеть столь презираемую викингами осмотрительность.
- Я его вызову, - сказал он Эгилю. - Твой отец умер с мечом в руке, а вот моему Асгейр задолжал честный бой. Но, если он убьет меня - вы знаете, что делать, - Хаки скользнул взглядом по волкам. Серые братья Эгиля ощетинились и скалили зубы, чуя отношение вожака к преследуемой ими дичи.
Слегка помедлил вожак, обдумывая сказанное. Потом медленно кивнул.
- Хорошо. Но похорон ему все равно не достанется; не заслужила эта тварь… Пойдем тогда. Нам надо спешить.
Теперь впереди шел тот волк, что напал на след Асгейра; Эгиль приказал ему провести стаю к добыче. Сам вожак шел чуть позади, вместе с Хаки, и улыбался, ускоряя шаг.
И глядя только на эту улыбку – мало бы кто поверил, что идет человек. Так улыбаются только хищники, преследуя жертву – давно намеченную, долгожданную.
Хаки проверил, хорошо ли выходит из ножен его меч. То не была дорогая игрушка, украшенная самоцветами, которую некогда дал сыну Гандальв, отправляя в поход до Сарасберга. Поход, закончившийся поединком с Харальдом и его, Хаки «смертью» в дар Одину. Тот меч сейчас, вероятно, лежал где-нибудь в закромах, для торжественных случаев: сражаться им было жаль, да и качества его боевые значительно уступали радости, приносимой глазу лишь любованием. Самое то чтобы пускать в глаза пыль иноземным посланникам.
Сегодняшний меч Хаки позаимствовал по дороге, когда, расставшись с Эгилем, искал, где бы остановиться. Предыдущему владельцу оружия не повезло: сын Гандальва нашел его мертвое тело. Хаки надеялся, что он6 все же будет удачливее. Ведь правда сегодня на их с Эгилем стороне: они шли за Асгейром, чтобы сдержать сразу три клятвы. Оба викинга потеряли отцов по вине злокозненного ярла, но клятва, данная Эльдис заглушала даже долг пролитой крови. Ран на лице девы уже было достаточно для того, чтобы предать ярла смерти.
Связь, возникшая между двумя викингами после спасения Хаки заметно окрепла, стоило им опять оказаться так близко. И именно потому сын погибшего конунга улавливал настроение стаи. Пусть смутно, но для того, чтобы понять: враг уже близко, было достаточно и такого.

[DarkLight >>>]

Альвхеймар. Поединок Асгейра и Хаки.
Совместно ДЛ и Тельтиар.

Лес начинал редеть, а это означало, что граница с Теламерком уже близка - когда-то Гандальв отобрал замечательные охотничьи угодья у Хроальда Понурого, оставив ему лишь самый клочок этих земель. Правитель Теламерка, как всегда, стерпел оскорбление, да и как он мог тогда оспорить притязания самого могущественного из северных владык? Теперь же, Асгейр спешил как можно скорее оказаться в овладениях Хроальда, ведь, быть может, так его наконец прекратят преследовать мертвецы! Порой, ярлу казалось, что Гандальв следит за ним в образе серого альвхеймарского волка, что не отстает ни на шаг и вот-вот прыгнет на спину да зубами в шею вопьется! В такие мгновения на бег срывался Асгейр, спотыкался о корни, падал, вставал и дальше бежал.
Ночами ему тоже покоя не было - конунг убитый снился, приходил из темноты, держа в руках голову отсеченную и смотрел осуждающим взглядом... и немело от взгляда этого тело ярлово, кровь в жилах льдом оборачивалась. А затем просыпался он, крик утробный из глотки исторгая, на весь лес слышный.
Потому и спешил ярл - не живых боялся, но повелителя погубленного.
Волки выскользнули из подлеска, как серые тени. И ярл между двумя ударами сердца понял: конец. Вспомнился живо наместник Гандальва, вот так же загрызенный рядом с усадьбой… и другие, с кем его связывала многолетняя дружба и пролитая когда-то кровь. На секунду Асгейр даже почувствовал облегчение: может, в холоде Хель он найдет спасение от выжигавшего грудь пламени стыда и вины. Но после опамятовался, пальцы сжали секиру. Слишком уж он, викинг, боялся такого посмертия, боялся встать в Рагнарек не с дружиною Одина, а с изгоями, не павшими в битвах, сжимая оружие.
Дрожащая рука стиснула рукоять меча - волков слишком много, и с оружием не отбиться, но, по крайней мере можно было, прежде чем клыки на горле сомкнуться, хоть одного серого убийцу зарубить. Все, не такой позор, как покорно на смерть идти! Только, вряд ли, сочтет Хозяин Копья эту схватку со зверьем достойной, чтобы ворота в Золотые Залы для ярла открыть, особенно если вспомнить, как хулил Одноглазого Асгейр в былые дни.
Тут дрогнули лапы у елей, пропуская на поляну двоих людей. Но, если они из них еще мог быть мужем из плоти и крови, хоть и было в том некоторое сомнение, то второй явно был выходцем. Хель, видимо, тоже не чужда была некая милость… или, быть может, унаследовала она коварство отца? Но, как бы то ни было, навстречу Асгейру шагнул не Гандальв, которого он видел в кошмарах, а Хаки. Презренный малодушный трус, давно гниющий в земле, ибо не заслужил он огненного погребения. Может быть, Хель так шутила. Выходец шагнул вперед, достав меч. Других объяснений не требовалось.
- Я другого мертвяка по свою душу ждал, - процедил Асгейр зло, но заметно было, как краска от лица его отхлынула. Оружие в руке ярла слегка подрагивало в такт его прерывистому дыханию. Не хотелось ему от клыков и когтей погибать, но еще меньше - от руки труса из Хельхейма выползшего. Не хотелось, но иного пути не было уже.
- Там встретитесь, - процедил Хаки сквозь зубы, пытаясь унять внезапно накатившую ненависть. Он не берсерк, чтобы сражаться под влиянием всепоглощающей ярости, но… как же трудно смотреть в глаза убийце отца, на его свалявшиеся космы и лицо, на котором отражались звериные устремления, и оставаться тем, кем он считал себя всю жизнь: просвещенным мужем, забывшем о дикости прошлого. Он замахнулся мечем. Асгейр, хоть и был он не в себе, и, похоже, даже не счел противника своего человеком из плоти и крови, легко отвел от себя лезвие. Сталь стукнула о сталь.
- Ты все так же плохо сражаешься, Хаки, - прошипел ярл. Несколько волков подались вперед, но были остановлены знаком Эгиля. Это привлекло к нему вниманье Асгейра.
- А, и это отродье здесь, - мечи снова звякнули, высекая искры. Асгейр был уставшим, голодным и рассудок его пошатнулся, только это и оставляло Хаки шансы на победу. - Говорил я Барвайгу, чтобы не отпускал мальчишку! И чем он Красному за его доброту отплатил? Зверьем затравил ярла!
Убийца конунга, отражая удары противника отступал, стараясь не подпускать ожившего мертвеца близко. Когда он отошел слишком далеко, волки угрожающе зарычали, и ярлу пришлось сместиться вправо, двигаясь по кругу.
- А чем ты сам отплатил своему благодетелю? – вопросил Хаки. Ему было трудно сдерживать удары Асгейра: даже в сегодняшнем состоянии, он был прекрасным бойцом. О сыне Гандальва такого не говорили никогда.

[SergK >>>]

Фьорды. Усадьба Кведульва. Ульв, Бард и Альвир-скальд
(в роли поэтически одарённых гостей - Тельтиар)

В один из погожих дней в начале лета Ульв обходил подворье, когда на северной дороге показался трэль, что водил пастись скот на дальний склон. Он, отдышавшись после долгого бега, сбивчиво рассказал о том, что на дороге показалась большая дружина – люди конные, при оружии и со знамёнами. Знамёна парень разглядел плоховато, заметил лишь какого-то морского зверя на синем поле.
- То халагаландцы, - смекнул Кведульв, - они не враги нам, мы служим теперь одному правителю. Но на всякий случай лучше нам быть настороже. Скажи людям.
Через некоторое время вышел Ночной Волк с пятёркой викингов за ворота, навстречу гостям.
По дороге большой отряд ехал - не меньше полусотни воинов конных, да за ними несколько повозок с волами запряженными (не иначе, как добычу военную везли). Впереди, стяг подняв, знаменоносец, а подле него в дорогом плаще и сам лендрман Бард - ростом и статью сын Брюнольва выделялся среди своих людей.
Ульв издали признал дальнего родича и руку в приветственном жесте поднял. Воины, заметив жест Кведульва, приободрились: знать, не будет сегодня драки.
- Здрав будь Квельдульв, - поближе подъехав, сказал халагаландец. - Принимай гостей.
- Да согреет тебя огонь моего очага, Бард Брюнольвссон! Сейчас мои люди распахнут ворота пошире, и я приму тебя, как подобает встречать самого желанного из гостей! - Ульв подал знак, и створки ворот со скрипом стали раскрываться, - Какой добрый случай привёл тебя сюда?
Лендрман спешился, встав рядом с хозяином усадьбы, а коня передал одному из людей дружинников. Не смотря на то, что Бард был выше многих людей, он едва достигал до плеча Квельдульву - не зря же ходила о нем слава, как о потомке троллей.
- Надобно мне морем владений своих достичь, родич, - признался Бард. - А поскольку корабли мои нынче под охраной Кари из Бердлы, то решил я - то повод хороший обоих вас навестить.
- И верное решение принял ты, - рассмеялся Ульв, сжимая халагаландца в медвежьих объятиях, - Что в моей усадьбе, что у старика Кари ждёт тебя и твоих людей знатная попойка! Только в обмен придётся тебе поведать мне о своих подвигах в альвхеймарской битве, о которой слышал я лишь краем уха. Но то потом, а сейчас позволь мне проводить тебя в свой скромный дом.
Ульв махнул рукой, приглашая родственника следовать за собой.
- Погоди-ка, - Брюнольвсон обернулся и прокричал: - Эй, Альвир, выезжай к нам!
Из-за спин халагаландцев действительно показался младший сын Кари, так же спешившийся, подъехав к родичам.
- Приветствую тебя, Квельдульв, - произнес он негромко.
Ульв всплеснул руками:
- Воистину боги благоволят мне - заполучил я на свой пир не одного скальда, а сразу двоих! Здрав будь, Альвир! Уж сколько зим тебя не видел, да только слышал такое, что в пору мне челом бить тебе... только не стану я ломать шапку перед молокососом, что пелёнки пачкал у меня на глазах! - Альвира обнял Ульв осторожнее, чтобы не потревожить его рану.
- Ничего, переживу как-нибудь, - рассмеялся в ответ Хнува. - Чай не конунг, чтобы особого почтения требовать.
Когда прошли во двор родичи, Альвир так сказал:
- Так вышло, Ульв, что сильно осерчал на тебя конунг.
Кведульв нахмурился:
- Я покорился воле Харальда и признал его власть над собой. Чего же ещё надобно ему?!
- Он хотел не только дани, но и службы, - отвечал на то скальд. - Я видел, как зол он был, когда принесли ему весть о твоем и Грима отказе.
Понизил голос Ульв, чтобы не слышал его никто, кроме скальда:
- Грим домосед, и битвы не привлекают его, а я слишком стар, чтобы служить в дружине. И... пойми меня, Альвир, не думаю я, что сможем мы принести конунгу большую пользу, - и совсем тихо добавил, - как и он нам.
- Он не простит, не простил бы и тогда, не случись меня рядом, - так же шепотом пояснил Альвир. - Те, кто спорят с Харальдом - не живут долго.
Немного подумал Ульв, затем заговорил по-прежнему тихо:
- У меня такое предчувствие, что нам с сыном не будет счастья от этого конунга, и я не поеду к нему. Но когда Торольв этим летом вернется домой, его нетрудно будет уговорить явиться к конунгу, а также пойти к нему на службу. Скажи конунгу, что я ему друг и что все, кто прислушивается к моим словам, будут держаться дружбы с ним. Я буду управлять и распоряжаться здесь по его поручению, как раньше при прежнем конунге, если Харальду угодно, чтобы это было так. Позже видно будет, как мы поладим с конунгом... Скажи также, что Торольв с людьми приедет к нему сразу, как вернётся из похода.
Кивнул на то скальд, обрадовавшись, что внял словам его старый Ульв.
- Уверен я, что такой воин, как Торольв, в большом почете будет у Харальда конунга, поскольку правитель ценит доблесть и не скупится на награды. Те, кто верно ему служат, ни в чем не ведают нужды - я сам свидетель щедрости его.
Кивнул и Кведульв:
- Теперь же давай в стороне оставим заботы и хорошо отпразднуем нашу встречу. Уже давно я не брал секиры в руки для дела, но с великой радостью послушаю рассказ славных скальдов о знатной сече!
- Добрая мысль, - Бард улыбнулся. - Много я с собой привез из Альвхеймара богатств, так что вели всем своим людям на пиру быть - подарки получат.

Сообщение отредактировал SergK - 12-11-2008, 22:17

[Барон Суббота >>>]

Хрингарики. Возвращение в родные палестины

(конечно же, с Тельтиаром)

Миновало войско Харальда границу Хрингарики, и Гутхорм Белая Прядь украдкой вздохнул, обозревая родные места. Совсем недалеко отсюда была та самая поляна, где погиб Сигурд Олень, а они с Рагхильдой попали в плен к Хаки-берсерку. Как же давно всё это было! От воспоминаний его отвлек тихий голос одного из берсерков:
- Ярл, посмотри, нас встречают.
Гутхорм приподнялся на стременах и обнаружил, что прямо навстречу войску движется толпа бондов. Все как один не вооружённые и одеты празднично, а впереди всех шествует кто-то смутно знакомый.
- Стоять! - скомандовал Гутхорм зычно, подняв десницу.
Воины привычно замерли, но ярл не опускал длани, и лучники приготовились к стрельбе. Этот знак был выработан давно, и теперь стрелы незаметно легли на тетивы. ну а вскинуть лук и дать залп - дело мгновенное.
- Харальд, ты спросил бы, чего хотят, - тихо проговорил Белая Прядь, лишь слегка повернув голову к племяннику.
- Посмотрим сейчас, - юноша улыбнулся, на шествие это глядя. Что-то подсказывало ему, что то не враги, да только помнил Харальд и то, что без боя почти сдалась Хрингарики наумдальским братьям, пока был он в дальнем походе - а то иначе как изменой назвать нельзя было. - Укси, спроси, чего им надобно.
Телохранитель могучий вперед выехал, да голосом зычным прокричал:
- Властитель Агдира, Транделага и Мера, Гудбрандсдалира и Альвхеймара, Харальд сын Хальвдана внук Гудреда спрашивает, с чем явились вы?!
При упоминании Альвхеймара на лице конунга злость появилась на мгновение.
- Слава великому конунгу! - заорал в ответ хитроумный Хринг, всегда умевший найти дорогу между самых сложных обстоятельств.
- Слава!!! - откликнулись бонды.
Харальду приятно было то слушать, но за последний год войн непрерывных уже привык он к лести подобной, а потому вновь подозвал к себе Укси.
- Иди к ним, да скажи чтобы предводители их вперед вышли - с ними говорить буду.
Сам Харальд, в окружении телохранителей так же вперед подался, покуда верный воин приказание его исполнял.
Хринг не стал дожидаться приказа и сам пошёл к конунгу, всем своим видом изображая радость от лицезрения его величия.
- Слава тебе, освободитель Хрингарики! - крикнул он, подойдя ближе и низко поклонился Харальду.
Глаза Гутхорма, тем временем, медленно, но верно превращались в два кусочка льда. Он вспомнил этого человека и его изворотливость во время битвы с Гримкилем. Ох, не понраву этот Хринг был ярлу, но пока Белая Прядь хранил молчание
- Расскажи мне, как дела обстоят в фюльке этом и по какому праву ты говоришь от лица свободных людей? - Велел Харальд. Улыбка на его губах казалась приветливой. Пока.

- Свободные бонды избрали меня, чтобы держать перед тобой ответ, ибо знают и уважают, - ответствовал Хринг, не сморгнув. Большая часть бондов имела перед ним те или иные долги и просто не посмела возразить. - А что до дел фьюлка, то мы уже вернули почти всё разграбленное завоевателями, земля вспахана, и скоро ты получишь достойный урожай, о конунг! Ты видишь, мы остались верны тебе и радостно вверяем свои жизни и земли твоей воле!

- Отрадно мне видеть, что на родине матери моей люди остались верны мне.
Конунг сказал эти слова нарочито медленно.
- Прими же наши дары! - воскликнул Хринг нарочито громко, и в толпе бондов возникло некоторое шевеление.
В скоре, появилась телега, запряжённая чалой лошадью и гружённая разной одеждой, украшениями и оружием.
"Последнее выскребли", - отметил Гутхорм, оценив количество и разнообразие подарков
- Принимаю, - благодушно ответил Харальд, осмотрев подношения. В Альвхеймаре большим откупались пришедшие под его руку, и в Наумдале так же щедрее дары покорившихся бондов были, однако то враги, а здесь - люди, деду его служившие и дяде, и немало тягот вынесшие за годы войны и разорения. - Пусть люди знают, что я с радостью принимаю их службу и беру под свою защиту Хрингарики, как то было раньше.
- Позволь же, конунг, зазвать тебя и твоих людей на пир!
Прищурился правитель - помнил он уже, чем одно приглашение такое завершилось, но и подозрительность выказывать не должно было на людях конунгу - за трусость расценить могли, за неуважение. А потому, подумав для порядка, кивнул юноша, движением резким откинув пряди спутанные с лица, так чтобы мог увидеть во взгляде его бонд предупреждение молчаливое.
- Иди теперь, Хринг - вечером же жди нас в усадьбе своей.
- Турсово семя, - прошептал Гутхорм, когда Хринг удалился. - Змея подвалунная!
- Подарки его дружине раздай, - согласился Харальд, на дядю взгляд переведя. - Вели людям, когда в дом его прибудем, лишнего не пить и в еде быть разборчивыми. Да кольчуги пусть под рубахи оденут, нет у меня доверия к Хрингу этому, но и обвинять его пока не за что.
- Ни за что значит, - ярл наклонил голову. - Эх, племянник, было бы время. так я бы крепко его поспрашивал бы, где это его Йотуны носили, когда я Гримкилю горло тут рвал?
- После, дядя. Сейчас важно, что Хрингарики в наших руках, и путь к Вестфольду свободен.
- Вот и я о том же, - тяжело вздохнул Гутхорм. - Ладно, ехать надо!
Харальд несильно ударил коня пятками.
- Уже скоро в Сарасберге будем, дядя. Почти два года прошло, два года...
Гутхорм молча направил лошадь за конунгом.

[DarkLight >>>]

Альвхеймар. Продолжение поединка.
ДЛ и Тельтиар в ролях Хаки и Асгейра.

Яростный удар обрушил на конунжича ожившего Асгейр, так что едва сумел блокировать его Хаки, отступить под таким натиском вынужденный.
- Ты! Ты виной всем поражениям нашим! - Выплеснул злобу на него ярл. - Подменыш Локи!
Да и не просто брань то была - пусть и омрачен был рассудок Асгейра страхом и видениями, но не оскудел полностью - а потому уязвить хотел сына гандальвова воин.
- Я виноват в том, что ты стал предателем? – язвительно ответил на то Хаки. Он заметил, что ярость лишает замах ярла точности, хоть и умножает силу удара. Сам сын гандальва давно привык к насмешкам, и они не язвили его так же больно, как стрелы – тело, не скрытое под кольчугой. А вот всеобщий любимец Асгейр не привык к поношениям. Хаки решил это использовать.
- Это все воржба!
Рык звериный вырвался из горла ярлова, да вновь удар жестокий нанес он, желая рассечь от плеча до пояса Гандальвсона.
Хаки ловко увернулся: сказывались привычки человека лесного, охотника. Замах ярла пропал даром, а самого его развернула. Противник чуть не достал его лезвием, но все же Гандальв не зря столько лет кормил первого среди своих воинов: Асгейр умудрился отпрыгнуть, заработав только царапину.
- Нет. Ты просто подлец,- отозвался Хаки. – Скажи, что же пообещали тебе за измену?
- Жизнь, - скрипнул зубами убийца конунга, взглядом мимолетным удостоив рану пустяковую. - И ты ее не отнимешь, Хаки Малодушный.
Несколько мгновений они друг напротив друга стояли, ожидая, кто первым выпад сделает, словно крепость воли испытывая - да только не выдержал Асгейр, вперед шагнул, руку с мечом выбросив, прямо в сердце нацелившись врагу.
Хаки поднырнул под оружие, оказавшись неожиданно близко от ярла. Он понимал, что ярл значительно массивнее, и переводить поединок окружный в рукопашную схватку – не в его интересах. Но правая рука, держащая меч, уже начала потихоньку неметь от ударов секиры Асгейра, а на лезвии меча появились зазубрины. Видимо, сталь в оружие ярла была лучше, и, немного промедлив, Хаки рисковал оказаться со сломанным оружьем в руках. Потому он решил завершить все как можно быстрее, путь и идя на риск. Клинок полоснул по ногам бывшего ярла. Потекла кровь, Асгейр пошатнулся.
- А ты сможешь так жить? - с запозданьем ответил Хаки на слова своего врага.
- Еще как! - Злоба смешалась с болью в голосе ярла, и он рванулся вперед, здоровой ногой оттолкнувшись. Да вот только вышло так, что рана старая, еще при Хрингасакре полученная, о себе дала знать - подломилась нога Асгейрова, и мимо удар прошел, а сам он грудью прямо на клинок Хаки напоролся. Пальцы слабеющие древко выпустили - упал топор боевой на землю. В глазах ярла безумных пламя вспыхнуло искрой и угасло тут же. Потянулся он руками к горлу убийцы своего, да не было сил уже в теле измотанном, быстро кровь стекала, а с нею и жизнь ярлова.
Хаки отпрыгнул назад, выпустив из рук собственный меч. А Асгейр, напротив, схватился пальцами прямо за лезвие, будто не веря в случившееся. Он хотел сказать что-то, но изо рта вместо слов потекла кровь. Наконец, ярл упал, еще глубже напоровшись на меч. Умирал альвхеймарец долго, так, словно сама Хель не могла поверить в то, что Хаки сумел оборвать чью-то жизнь. Но все же, по прошествии времени, тело его перестало дергаться, и Асгейр наконец испустил дух. Клятвы были исполнены - и Хаки, и Эгиль теперь были свободны от обетов.

[Хелькэ >>>]

Эйрик. Сбор войска

Для войны, к которой Эйрик готовился сейчас, необходимы были все люди, каких только можно собрать под начало владыки свейского. Со всей Уппсалы, вплоть до самых окрестных земель, были собраны способные держать оружие – от юнцов до мужей, чьи годы уже к закату клонились. Харальд Косматый, хоть и мальчишка, а все же рать у него сильная и многочисленная, и немало крови пролить придется, прежде чем дойдет он… до Гренмара, к примеру. Почему бы и нет? Только земель стяжать, сколько у Сигурда Кольцо было – чем он-то, Эйрик, хуже, наконец?
Всего и дел – пройти заново по Гаутланду, затем в Вермаланд... и снова на Вингульмерк. Судьба замыкается в кольцо, конунг, - шептали в ухо незваные невидимки-тени прошлого. Но он старался не слушать.

Сколько месяцев прошло, пролетело, с тех пор, как поехал Эйрик на тинг в Вестерготланд? Много, уже и со счета сбиться легко – не десяток, а больше. Скрипел снег под резными санями, разбивали лед конские копыта, одна за другой падали к ногам свейского конунга, потомка знаменитого Ивара Широкие Объятья, жители окрестных деревень – уже тогда прекрасно зная, или догадываясь, чья установится ныне власть. И Свен Черный Молот, с черной же бородищей, на черном коне ехал рядом, ворча на ярла Храни, мол, больно льстивый, собачий сын.

Надо будет, думал Эйрик, проезжая по Гаутланду, собачьего сына-то снять с насиженного места. А то как бы не отсидел себе Храни Гаутский… от Свинасунда до Гаут-Эльва.

А восточный Гаутланд еще прежде того подчинился свеям. Откупались все это время податями – так пусть послужат теперь добрую службу делом, а не звонкой монетой.
И гауты, ощетинившись оружием, отправляются за сыном Эмунда. Во главе дружины их отборной – Храни, ни слова поперек не сказавший конунгу, когда тот приказа ему выступать с ним вместе, быть одним из главных помощников его. В благодарность ли за подаренный когда-то Вестерготланд? Как знать.

Помнится, тогда, занятый пролитием крови, на тот же путь он потратил едва не вдвое больше времени. Теперь же обход этих земель – уже своих земель – занял месяц и еще половину. Встречали ведь не топорами, не копьями, а хлебом-солью потчевали, зазывали погостить подольше. Да гостить было некогда – время-то ждать не будет.

Вермаланд встречал поначалу милосердно, северо-восток его стелился под копыта коней, отдавался, как девица на сеновале, но когда перешли границу между фюльками – тут и начались трудности. Горные перевалы, холмы; будто сама земля, из ровной превратившись в сплошные ухабы, не желала, чтобы топтали ее сапоги захватчиков. Хитрая засада на перевале, в которой немало воинов поплатились за беспечность, не угадали уловки… и все же Вермаланд был взят. С бондом тамшним, хитрым лисом Аки, договорились, считаю, полюбовно – пошлину собирать необременительную, в войско людей набирать по их собственной воле.

Нынче по собственной воле к Эйрику желание пойти изъявили сотни три вермаландцев, совсем уж отчаянных.
- Чем богаты, тем и рады, - ухмылялся Аки, у которого конунг гостевал, покуда они находились в западнй стороне. – По доброй воле ведь, сын Эмунда, как и сговаривались. Да ты наливай себе еще браги, не завтра ведь тебе выступать.
- Не завтра, - согласился Эйрик, рукавом вытирая усы. – Но скоро.

[DarkLight >>>]

Согн. Хакон Хаконсон.

Спровадив последнего отпрыска Атли долой с глаз, Хакон обосновался в его доме и стал неспешно осматриваться. То время, когда старый конунг, отправляясь за славой, оставлял сына управлять Хладиром, не прошло даром: конунжич поднаторел в делах хозяйства до степени, которой обычно не достигали люди конунжьей крови. Большинству людей старшего рода было важно только одно: чтобы хватало серебра на походы да изредка – на торг с купцами заморскими. «Плох тот викинг, что не может взять, чего хочет», - так говорила дедовская мудрость. Ну, так с ней Хакон давно уже распрощался, и не древние законы привели его сюда, в Согн, в личине властителя.
С точки зренья полезности, Харальд едва ли мог бы выбрать лучшего управителя: уже через пару часов Хакон точно знал, сколько можно взять и с кого. Чувствуя в вопросах хозяйственных себя, как рыба в воде, транделагец вместе с тем не забывал и об удовольствии. А что может быть слаще мести?
Первым делом позвал он писца, обученного мудреной науке письма, да повелел составить список всех, кто участвовал в том сражении, где пал старый Хакон. Кости отца уж отправились во Хладир, но сын считал, что задолжал кое-что его духу, и решил рассчитаться по-своему. В полном соответствии с новыми убеждениями. Конечно же, он твердо знал, сколько можно потребовать с того или иного жителя Согна. Потери были значительными, но они не нанесли бы непоправимых ран хозяйству этой земли, ран, которые оставляют захватчики, забирая последнее. Но кое с кем Хакон намерен был поступить по-иному. И кто после докажет, что размер виры был превышен намеренно, что сын все учел… а не просто оценил жизнь отца в великие деньги?
- Возьми сей пергамент, - сказал он писцу, когда работа была закончена. – И собeри всех на заднем дворе ближе к ужину. Чтоб не одни пришли, а с женами и детишками. Скажи, коли кто не придет – изменой Харальду сочту.
- А что молвить, коли ярлы да гридни спросят, зачем их сбирают? – рискнул спросить юноша. Хакон на то усмехнулся:
- Сами смекнут. Впрочем, чтоб не боялись… - он побарабанил пальцами по столу, улыбаясь каким-то своим мыслям. А после продолжил: - Скажи, будем про виру гуторить.

Сообщение отредактировал DarkLight - 16-11-2008, 2:36

[SergK >>>]

Усадьба Кведульва. Ночной волк и его сын.
(при помощи "Саги об Эгиле")

Так случилось, что ранний морской поход к берегам Рогаланда не обернулся для Торольва большой удачей, потому вернулся он раньше, чем предполагал Кведульв – через четыре дня после того, как Альвир и Бард со своими людьми покинули усадьбу и направились в Бердлу. Из шести десятков воинов на двух кораблях не досчитался сын Ночного Волка полудюжины, еще с десяток оказалось раненых - с пиратским кораблём англов не смогли моря поделить. Корабль тот привёл Торольв в родную гавань с полупустым трюмом – то и была ныне его добыча. Вечером того же дня был пир, и когда помянули доброй песней викингов, ушедших служить Одноглазому, Ульв заговорил с сыном:
- Не многое привёз ты нынче из похода…
- Много ли удали надо, чтобы потрошить посудины купцов! – вскинулся Торольв, - Асов же радует честный воинский бой, когда воины друг против друга насмерть стоят!
Среди людей за столом прокатился шум:
- Песню!
- Про Альвхеймар!
- Вису об Эйвинде!
Скальд тронул струны арфы и лукаво спросил:
- Ужель стоит мне соперничать с исполнением сладкоголосого Альвира из Бердлы?
Воины засмеялись:
- Мы тебя больно бить не станем!
- Только руку покалечим, чтобы на Кариссона похож стал!
После того, как прозвучала песнь про альвхеймарскую битву, что прославляла удаль Эйвинда-Ягнёнка, задумался Торольв. Отец не мешал ему. Наконец спросил сын Ульва:
- С чем же приезжал сюда Альвир? Почему сразу к отцу в Бердлу не направился?
Вздохнул Ульв – пришло время тяжёлый разговор заводить:
- Конунг Харальд послал скальда сказать, что требует он от нашего рода не только дани, но и ратной службы. Один из нас – я, ты, или Грим - должен поехать во Хладир как можно скорее, иначе Косматый разгневается на нас и на род Кари.
- Что же ты ответил? - спросил Торольв.
- Я сказал то, что у меня было в мыслях - что я никогда не пойду на службу к конунгу Харальду, и так же поступили бы и вы, если бы я мог решать за вас. Я думаю, что в конце концов мы погибнем из-за этого конунга.
- Тогда все пойдет совсем не так, - ответил Торольв, - как мне подсказывает предчувствие. Я думаю, что заслужу у конунга большие почести, и оттого я хочу поехать к нему и служить ему. Мне точно известно, что в его дружине - самые выдающиеся мужи. Я очень хочу попасть в их число, если только они пожелают меня принять. Этих мужей уважают больше, чем кого бы то ни было здесь в стране. – Не давала Ульвссону покоя слава побратима, завоёванная в Альвхеймаре, - Про конунга мне рассказывали, что нет его щедрее на дары своим людям, и что он не скупится, когда возвышает и наделяет властью тех, кто ему кажется достойным. И напротив, я слышал, что ничего хорошего не выходит у тех, кто поворачивается к конунгу спиной и не хочет дружески расположить его к себе. Одни из них бегут из страны, а другие делаются слугами. Меня, отец, удивляет, что ты - такой умный человек и охотник до почестей - не хочешь принять с благодарностью честь, предложенную тебе конунгом. Если же ты, как тебе кажется, предвидишь, что конунг этот принесет нам несчастье, то почему ты не отправился на битву против него вместе с конунгом, под властью которого ты был раньше? А теперь, я думаю, совсем не подобает не быть ни другом конунгу, ни его врагом.
Квельдульв ответил:
- Как я предчувствовал, что не вернутся победителями те, которые бились в Мере против Харальда Косматого, так и вышло. И так же оправдаются мои слова, что Харальд причинит много зла моему роду. Ну, а ты, Торольв, поступай как знаешь. Я не боюсь, что ты, хотя бы и среди дружинников Харальда, отстанешь от других или не сравнишься мужеством с самыми лучшими. Смотри только знай меру и не тягайся с более сильными, чем ты! Впрочем, ведь ты все равно никому не уступишь.
Через два дня, когда Торольв с отдохнувшими воинами собрался во Хладир, чтобы встретиться там с младшим Хаконом, отец проводил его на корабль, обнял и пожелал счастливого пути и благополучного возвращения.

Сообщение отредактировал SergK - 16-11-2008, 21:19

[Барон Суббота >>>]

Эх, дороги...

Дорога ложилась под копыта лошадей, отдаваясь каждым ударом в шлемах хирдманнов. Гутхорм на сей раз не мог разделить их мучений – пиры, слившиеся в одну бесконечную, смазанную вереницу, давно надоели, и вино совершенно не лилось в горло, так что, ярл был трезв. Наверное, именно поэтому он не пропустил некоторых интересных деталей, например долгого, обстоятельного разговора конунга с Хрингом и последующего уединения Харальда в клети, куда вскоре проскользнула дочь хозяина усадьбы.
«Как бы не ещё одну женитьбу справлять не пришлось бы», - подумалось Гутхорму с неожиданной тоской. Его давно грызло то, что Харальд, несмотря на всю напряжённость последних лет, успел жениться и даже оставить потомка, а он, ярл, до сих пор на свете один.
«И у меня жена бы могла быть. И сын тоже…», - ярл никогда не признавался себе, что Харальд давно уже стал ему тем самым сыном, о котором он мечтал. Нет. Каждому своего отца и каждому свою судьбу. Недаром говорят некоторые странные волхвы, что Норны берут нить для судьбы из отцовских портов. Ох, не зря…
Неожиданно откуда-то спереди раздался перестук конских копыт.
- Стоять! – приказал Гутхорм, и ему не надо было оборачиваться, чтобы знать – пятёрка берсерков уже прикрывает Харальда щитами.
Вскоре из-за гряды показался одинокий всадник. Видимо, он правильно оценил напряжение застывшей на дороге армии, или просто разглядел Агдирский флаг, реющий по ветру, и остановился за несколько шагов.
- Харальд-конунг, ты ли это?
- А ты кто? – ответил Белая Прядь.
- Гутхорм-ярл? Я Снорри-гонец! Вас ищу! Кюна Асса ушла в Хель!
Гутхорм понял, что ещё немного, и он выпадет из седла…