Властитель Норвегии. Плач по свободе, Сага о Северных Землях - 5

(вместе с ДаркЛайт)
Эгиль медленно подошел к телу; услышав звук падения и предсмертный вздох, понял он, что произошло.
Опустился на одно колено и коснулся шеи Асгейра, жилу нащупав. Улыбнулся все той же волчьей улыбкой, убедившись, что не встанет уже враг.
– Вот и закончено, – почти печально произнес он. – Мы с ним расплатились, Хаки. А теперь можно и идти; серые братья о теле позаботятся.
- Даже не вериться, - Хаки, как зачарованный, смотрел на свои руки, залитые еще теплой кровью Асгейра. Нельзя нанести врагу серьезную рану, перебить важные жилы с рудой, не испачкавшись. – Я думал, что он победит, - альвхеймарец улыбнулся Эгилю, хотя и знал, что слепец не увидит. Все равно: поймет. Не важно, по голосу ли, или благодаря той странной связи, что соединила двух столь разных мужей кровью и местью. – Но, видимо, Боги судили быть по-иному.
Взгляд Хаки переместился с рук на тело Асгейра, обреченное быть пищей волкам. Страшное помертие. Викинг содрогнулся, думая о том, какие муки претерпит дух при такой судьбе тела, но после решил, что предатель и лиходей то вполне заслужил. Бывший конунжич не собирался спорить с Эгилем. Вместо того, он спросил об ином:
- И что дальше, Эгиль? Месть свершилась: все убийцы твоего отца отправились в Хель. Как ты теперь будешь жить?
- Сложно сказать, - вздохнул тот, опершись на ствол дерева, и проводя ладонью по шершавой коре. – Сперва я жил ради братьев и Ворона. Потом – ради мести… Теперь же месть завершена. Пожалуй, я буду просто жить, как привык; тем более, что мои братья здесь.
Он ласково погладил державшегося рядом волка, и тот довольно оскалился.
– А еще есть Эльдис, которая, надеюсь, меня примет… А ты что будешь делать, Хаки?
- Я не знаю, - бывший конунжич Альвхеймара осторожно вытер окровавленное лезвие, чтобы клинок не тронула ржа. – Мне казалось, что я нашел себя. Другая жизнь, другая женщина, люди, более простые но и более искренние. Но теперь я смотрю вот на это тело – и понимаю, что прошлое догнало, не отпустит. Альвхеймара больше нет, - слова оцарапали горло. – Пусть меня не любили там, но… - он не стал заканчивать. Эгиль, наверняка, понимал все без слов.
– Харальд меняет все, к чему прикоснется. Север меняется. Можно построить дом в лесу, и не выходить к людям. Но – может быть, это не выход?
– Не знаю, – пожал плечами Эгиль. – Мне жизнь в лесу мила, и иной я не вижу. Впрочем, у меня иной быть и не может.
Слова повисли в воздухе; и в самом деле, что тут мог посоветовать брат волков, сроднившийся с лесом? Ему иного пути, кроме как со стаей, не было. Да и не хотел он иного; такая жизнь Эгилю была по душе.
– Слушай сердце, – добавил вожак стаи, помолчав. – Когда не понимаешь, куда податься – слушай сердце. Оно не подведет.
В ответ Хаки взял в руки его кисть и благодарно пожал. Они оба понимали, что теперь их дороги расходятся - скорее всего, навсегда.
- Береги себя... и ее. Надеюсь, у вас все хорошо сложится.

Согн. Хакон и убийцы его отца.
С Тельтиаром.

К назначенному времени жители Согна собрались на заднем дворе бывшего дома Атли, а ныне вотчины Хакон Хаконсона. Сам транделагец велел вынести во двор кресло, и уселся туда, дабы не трудить ноги во время чтения подготовленного еще днем указа. В пергаменте скрупулезно перечислялись главы семей, участвовавших в ночном нападении на старого Хакона – и размер виры, требуемый сыном усопшего. Викинги сохраняли равнодушные лица, но вот женщины были менее сдержаны. По мере того, как ясный голос глашатая произносил имя за именем, то тут, то там в толпе раздавались стоны и причитания, скоро слившиеся в сплошной шум.
Было видно, что недовольство толпы все возрастало. Именно поэтому главный удар Хакон оставил напоследок. Глашатай ровным голосом зачитал:
- Ежели кто недоволен волей Харальда, передаваемой в этом пергаменте, то пусть будет он и объявлен врагом агдирского конунга. Хозяйство его отойдет Харальду, а сам он будет предан казни, как предатель законного властелина этих земель.
Ответом была гробовая тишина. Виры, которые назначил Хакон, разоряли жителей Согна. Но не платить – значило неминуемую казнь для мужей, и долги для жен и детей. Большая часть таких вот жен заканчивала век свой наложницами у более удачливых ярлов, и это, конечно же, заставляло мужей скрежетать зубами в злобе бессильной. Уже сотню раз прокляли они свое скудоумие, заставившее послушаться Атли и сына его. Вспоминали речи старого Хакона, ныне уж сбывшиеся. Но ничего нельзя было уж изменить.
- Ты же нас так по миру пустишь!
Откуда-то из толпы голос одинокий раздался. Слабый голос, надорванный.
- Я лишь возьму, что положено, - ответил Хакон. - Вы отняли у меня больше, чем скарб.
- Наш ярл тоже погиб!
Гауларцы расступились, являя взору харальдова посланника крикуна, и тот сразу вжал голову в плечи.
- А кто в том виновен? - Хакон повысил голос. - Али то Локи заставил вас взять в руки оружие и убивать тех, кто пришел к вам искать союза и предлагать совместные битвы с врагами?
- Пощади, ярл, - другой бонд добавил, глаза пряча. - Последнюю же рубаху снимаешь.
- А чего же вы ждали? Награды? - зло ощерился Хакон Хаконсон. - Впрочем, довольно. С голоду не помрете, а о вашем достатке печься - не забота моя.
- Теперь твоя, ярл, - то уже старый законоговоритель голос подал. Тот самый, что Херстейна на смерть осудил, а иных сыновей Атли - на изгнание. - Коли разорятся бонды, на которых раньше весь достаток Гаулара был, кто богатую дань конунгу Харальду платить станет?
- Я не отнимаю последнего, и ты, старец, видел бы то, коли не туманила бы твои очи обида, - ответил Хакон. – Скажи сам, хорош ли конунг, прощающий без виры убийство посланников, к тому же – родственной крови? Чай, вои ваши не на бонда топор подняли – на конунга. Ужели хотите вы, чтобы ради блага убийц отказался я от священного права взять виру за кровь? Ежели кто слишком жаден – пусть так. Я готов был удовольствоваться серебром, но могу требовать долг и кровью убийц.
Тут Хакон повернулся к законоговорителю и продолжил, глядя ему прямо в глаза:
- Скажи, что я не достаточно мягкосердечен, оставляя кормильцев семьям и отцов детям. Это много больше того, что получают люди в завоеванных землях, а вы, жители Согна, своим вероломством испытывали терпение нашего властелина. Благодарите же ванов за то, что приехал сюда я, а не Харальд Косматый.

Сообщение отредактировал DarkLight - 20-11-2008, 15:07

Похороны Ассы.

(с Тельтиаром)

Кюна Асса умерла, и умерла совсем недавно. Как сообщили доверенные люди, посланные Харальдом к Гокстаду, едва только владычица услышала вести о том, что ее внук покорил Альвхеймар и Наумндаль, а теперь с триумфом возвращается в родные земли, как сердце старой Ассы переполнилось радостью и от того с ней случился удар. Поначалу слуги боялись даже говорить о ее смерти, помня, как в прошлый раз она высвободилась из объятий Хель, но, спустя несколько дней стало ясно, что уж теперь-то дочь Локи уже не отпустит кюну.
Велев воинам встать лагерем возле усадьбы, сам Харальд с ближайшими соратниками вошел во двор, куда слуги уже вынесли тело кюны. Ассу, по приказу конунга, нарядили в лучшие одежды и положили в повозку, запряженную могучими волами.
Гутхорм смотрел на тело ассы со смешанными чувствами. Это была единственная женщина на всём свете, которую неустрашимый ярл боялся, хотя и не признался бы в этом никому. Гордая, властная, опасная, как не всякий берсерк, теперь она была мертва. Некстати вспомнился бой в Агдире, когда из могилы восстал Хальвдан...
- Харальд, - нарушил молчание он. - Твоя бабка в жизни любила лишь власть и золото. Воздай ей такие почести, чтобы все конунги древности в Валгалле изумились! - и добавил, много тише. - И чтобы не встала, не дай Один!
- Думаю это будет справедливо, - ответил ему сын Хальвдана, так же меньше всего желавший, чтобы Асса вернулась из Хельхейма требовать свое.
Он подозвал управителя усадьбы и отдал распоряжения так, чтобы слышал только тот. Старик почтительно поклонился, а затем поспешил исполнять волю правителя. Сам Харальд же оседлал коня и направился прочь из усадьбы, жестом позвав за собой дядю и телохранителей.
Гутхорм, помянув сквозь зубы Харальдовы умственные способности, быстро распорядился о караулах, обустройстве на привале и последовал за племянником

- Вон там, дядя, видишь холмы? - Указал конунг, когда они отъехали от частокола.
- Там Ассу думаешь хоронить? - спросил Гутхорм, прищурившись и обозревая окрестности
- Именно, - Харальд кивнул, и несколько грязных прядей упали ему на лицо. - За ними небольшая усадьба, так что сразу и помянем бабушку. Я велел рабов туда направить, чтобы копать начали, а гонцы пока к реке отправятся и подходящий корабль найдут, кюны достойный.
- Рабов потом там же и заколем, - немного подумав добавил Гутхорм. - Чтобы всё по древнему обряду.
- Четверых и не больше, - отрезал Харальд. - Хроальд и Сульки сейчас всем рабам свободу и землю обещают, если я своих резать начну - не ровен час сбегут в Теламерк.
- Пусть будут четверо, - кивнул Гутхорм, не собираясь спорить из-за таких мелочей.

- Бабка уж всяко не обидится.
Они вернулись в лагерь, поскольку конунг не хотел проводить ночь под одной крышей с мертвой Ассой. Наутро же управитель сообщил, что все, о чем просил правитель сделано, а потому Харальд, не откладывая, приказал седлать лошадей и запрягать повозки. Тело Ассы к тому времени уже начало подгнивать и это послужило еще одной причиной, по которой ее внук хотел поскорее завершить погребение.
Уже пролилась кровь коня, окропившая корму погребальной лодьи, и уже стояла на краю ямы служанка Ассы. которую избрали для сошествия с госпожой в царство Хель. недрогнувшим голосом, дева прочла слова отхода, глядя прямо в глаза Гутхорму, по праву старшего родича застывшего с обнажённым мечом. Она смотрела ему в глаза, но видела совсем другое, и от этого взгляда становилось так зябко, что ярл испытал что-то вроде облегчения, ударив точно под левую грудь. Тело упало наземь у самого края могилы, и в этот момент показались хирдманы, несущие Ассу.
Помимо дорогих одежд - на мертвой кюне в достатке было и украшений: шею ее обвивали ожерелья из жемчуга и драгоценных камней, янтарные бусы, пальцы - унизаны перстнями, запястья - золотыми и серебряными обручьями. Не поскупился Харальд, много добра велел снарядить в дорогу великой кюне - трюм драккара доверху загрузили слуги: и мебелью, и утварью разной, даже сани и резную кровать поместили, чтобы ни в чем недостатка у Ассы не было.
Вот, по приказу конунга, хирдманы разбили шатер на палубе корабля и торжественно внесли в него умершую. Жрецы прочитали необходимые заклятья, после чего позволили собравшимся проститься с правительницей. Харальд шагнул вперед:
- Асса, кюна Агдира и Вестфольда, была великой женщиной, - произнес он. - Когда еще в Норвегии была правительница, способная удержать власть в столь обширных владениях? Многие знают, что в молодости Асса сама водила дружины в сражения и говорила на равных с любым конунгом, посмевшим посягнуть на ее земли! Я искренне почитал кюну Ассу и глубоко скорблю о ее гибели, как любящий внук и как правитель, поскольку с ее смертью осиротела вся наша земля.
- Иди в Хель, Асса-кюна! - искренне взревел Гутхорм, потрясая мечом. - на заслуженный покой к кюне мёртвых, да будешь ты ей достойной подругой!
Следом за ним и другие закричали, а у иных на глазах навернулись слезы - кто-то действительно оплакивал умершую правительницу, кто же просто пытался услужить Харальду таким образом. Рабы, по знаку конунга, начали забрасывать корабль землей - работа им предстояла долгая,
Гутхорм смотрел, как скрывается тело Ассы под землёй и понимал, насколько многое ушло вместе с ней...
Неожиданно, воспоминания хлынули потоком, словно жертвенная кровь из горла коня. Вот он впервые видит Ассу, в Агдире, куда приехал на свадьбу сестры. Властная, немолодая женщина, от которой так и веет силой. Вот она, именно она, принимает его в дом, усадив себе на колени. К тому времени, тогда ещё конунг Хрингарики, Гутхорм уже оправился от ран и набрал ещё большую телесную могуту, чем раньше. Скамья тогда прогнулась под двойным весом, но Асса даже не изменилась в лице. Её воля всегда была твёрже любого меча, а ещё...ещё жило в её глазах какое-то тайное знание. Недаром, ох, недаром говорили, что когда-то сама Гульда. древняя вещунья, сделала ей предсказание...
"Покойся, Асса, - вздохнул Гутхорм мысленно. - Покойся!"

Согн. Хакон и его люди.
Мы с Тельтиаром.

Еще несколько человек пытались спорить с Хаконом или же взывать к его жалости, но ничто не возымело действия - хладирец оставался непреклонен. Самой тяжкой вирой обложил ярл людей влиятельных и богатых, херсиров и состоятельных бондов, что привели свои дружины к Ставанессвагу по зову Атли Тощего. Сами воины отделались легкой платой за свое участие в сражении, и то было сделано не спроста - большинство гауларцев предупреждение поняли, и готовы были любым делом доказать свою верность конунгу Харальду, дабы он простил их и не карал более. Настоящему же разорению подверглись все те, кто составлял ближайшее окружение гауларского ярла, цена, которую взял с них за голову отца Хакон, оказалась поистине непомерна. Хирдманы хладирца врывались в усадьбы знатных людей, забирали их драгоценности и утварь, выносили резную мебель, угоняли стада. Один только Хегни Шрамованный, могущественный бонд с юга Согна, давший Атли почти три сотни воинов, лишился в один день и тучного стада коз, и рабов, и даже земли, так что вынужден был отныне еще и за аренду владений обширных платить. Поняв, что Хакон отнял у него все, Хегни той же ночью повесился на собственных воротах.
По иному вели себя некоторые другие бонды. Кто-то из них попытался под покровом ночи вывезти все ценное за пределы Cогна, доверху нагрузив телеги добром - таких дружинники Хакона ловили на полпути, отбирали поклажу и били плетьми, чтобы не повадно было против воли конунга идти. Несколько знатных людей заплатили колдунье, чтобы она навела на Хакона порчу и лишила его телесной могуты. Одно за другим сыпались на голову хладирского ярла проклятия гауларских богачей, да такие, что если бы сбылась хотя бы десятая часть из ими произнесенного - то Харальдов побратим бы сам возжелал умереть. Некоторые же, самые лихие, попытались и вовсе убить хладирца - их головы украсили частокол ярловой усадьбы.
Но Хакон, видать, родился под счастливой звездой, ибо проклятия, равно как и ворожба, не оказывали на него ровно никакого влияния. Люди шептались, что тому, мол, виной то, что отец и мать хладирца молились разным богам, а потому все они охраняли их сына. Как бы то ни было, Хакон был жизнью вполне доволен, а прибитые на частокол головы лишь поднимали его настроение. Не доверяя жителям Согна, чье недовольство было ясно, как день, равно как и полуграмотным дружинникам, хорошим в бою, но не умеющим считать серебро, посланец Харальда велел привозить телеги с добром на задний двор дома Атли, где и был оглашен приговор. Там их стерегли бородатые вои, нарочно – агдирца, транделагцы и несколько жителей Согна вместе, чтоб не было соблазна поживиться за конунжий счет. А сам Хакон лично пересчитал все добро, да повелел мальчишке с пергаментом, который после чтенья указа боялся отойти от транделагца дальше, чем до нужника, записать все по порядку – для сообщения Харальду. На исходе четвертого дня были переписаны последние подвозы, прибывшие с самых окраин фюлька - к этому времени дани собралось столько, что она уже не помещалась в приусадебном дворе и для ее хранения пришлось огораживать отдельное место крепким частоколом. Тормунд, как-то наблюдавший за переписью отобранного у бондов добра, в шутку назвал добычу неисчислимой (впрочем так оно и было для всех, кроме Хакона). Теперь настал час отправить часть богатств конунгу, другая же полагалась самому хладирцу, как выкуп за убитого отца.
Понимая это, на исходе четвертого дня Хакон собрал в доме Атли всех знатных мужей из прибывших с ним, и спросил их совета:
- Вира, взятая нами в Согне, велика. Сейчас, когда земли Норвегии лишь оправляются от войны, она привлечет много внимания. Сейчас нас много, и едва ли кто посмеет попробовать отнять добро конунга. Но Харальд велел мне ехать в Хладир, да и часть виры, положенной мне за утрату поедет туда же. Хватит ли нам воев, чтобы безопасно переправить остальное добро Харальду, или же лучше оставить его в Согне, вместе с мужами из адирской дружины?
- Гауларцы уже оголодавшими волками смотрят на отобранное у них по праву, - взял слово седобородый херсир из Мера. - Добра здесь много больше, чем все войско Харальдо взяло в Фиордах и Альвхеймаре, а вероломство жителей Согна нам известно. Думаю я, коли оставим здесь добытое, пусть даже и под охраной - велика возможность, что попробуют гауларцы силой отнять свои богатства.
- С другой стороны, путь до Харальда далек, ведь конунг, поклявшийся покорить всю Норвегию, не будет сидеть на месте, - возразил Хакон. – Подводы тяжело гружены, и будут идти медленно. За время пути на них может польститься куча народа.
- И что ты предлагаешь, ярл?
Несмотря на то, что здесь собрались мужи много старше и опытнее, чем Хакон, никто из них не хотел на себя брать ответственность за конунжие богатство, ибо то сопрягалось с большой опасностью.
- Оставим добро здесь, - решил Хакон. – А, чтобы мне во Хладире спокойно спалось, поручаю вам поговорить с местными воями. Ярлы потеряли почти все, но простые викинги обижены не были – в конце концов, они только выполняли веления высокородных. Возможно, они с радостью пойдут на то, чтобы начать службу Харальду зная, что конунг щедр и, наверняка, одарит их за хорошую службу серебром из того, что храниться в подводах. Так мы увеличим число глаз, что будут смотреть за собранной вирой. А заодно – внесем смуту в сердца жителей Согна, пусть следят друг за другом.
- Тогда надо назначить кого-то лендрманом этой земли, чтобы пригляд держал, покуда ярла в Гауларе нет, - другой длиннобородый хирдман сказал.
Советники же заулыбались в усы, предчувствуя что одного из них Хакон оставит за фюльком следить.
- Пусть Атли и опозорил себя деянием подлым, а все ж есть на дереве мего рода ветвь, не тронутая гнилью, - ответил Хакон. – Хастейн Атлисон показал свой истинный лик дважды: на божьем суде над Альвиром, которого все вы так хорошо знаете, и потом, пытаясь, по словам слуг Атли, отговорить отца от ссоры с Харальдои и моим отцом. Конечно, каждый из вас достоин быть наместником фолька, но ныне в смутные времена мне нужна ваша поддержка. А Согн сейчас похож на растревоженный улей, и кому успокаивать пчел, как не сыну человека, кинувшего туда камень? Так сказал бы Высокий, если бы судил подобный поступок. Я предлагаю поставить наместником младшего сына Атли. Пусть он принесет вассальную клятву Харальду, а мы будем свидетелями.
Воины и советники переглянулись, пожимая плечами, а после согласились - конунг поставил Хакона старшим над ними, и никто не хотел выступать против его воли, ведь хладирец не единожды показал, что способен крепко держать власть.

Сообщение отредактировал DarkLight - 20-11-2008, 15:12

Агдир, усадьба Кьятви Богатея

Добрые вести приходят быстро, худые - еще быстрее, а уж если вести эти несут люди, от лютой смерти бегущие, так и вовсе, точно на крыльях вороньих будут они доставлены. Потому, едва ли неделя прошла с момента того, как убит был Гандальв Альвхеймарский, как про то известно стало в Агдире и Теламерке... и великий страх объял конунгов, что правили теми землями.
Хроальд Понурый, едва только узнал о том, как в покоях своих заперся, с собою бурдюк браги хмельной взяв, да несколько дней на людях не показывался. Хадд, брат его и служитель Тюра, велел гридям двери ломать - тогда лишь конунг засовы отпер и жреца впустил. Жалко выглядел правитель Теламерка - лицо его от возлияний обильных оплыло, волосы растрепаны были, борода клочьями во все стороны торчала, под глазами же синяки появились.
- Пощады просить надо... пощады, - конунг едва языком ворочал, и Хадд аж поморщился от омерзения. Эта орясина, этот бочонок пивной назывался его братом и конунгом... порой жрец не мог в то поверить. - Людей слать к Харальду, вернуть ему земли и дорогими подарками откупаться!
- Перед мальчишкой спину ломать вздумал, тварь бесхребетная!
Хадд с размаха залепил конунгу пощечину, и тот едва смог удержаться на ногах.
- Я... умирать не желаю! - Вырвалось у него в пермешку с бессвязным мычанием. - Я ему не... Гандальв!
- Это уж точно, - хмуро бросил жрец. - Гандальв бы рати собирал, а не с бурдюком обжимался!
- Да какие рати?! Где мне столько людей взять, чтобы Харальда забороть?
- Сиди дома, трус несчастный, - устало выдохнул Хадд. - Я разберусь со всем сам.
Развернулся жрец, да прочь вышел. Не могло быть мира с сыном Хальвдана, с выродком традиций не чтящим, обеты нарушающим, победы по ночам крадущим. Только бой смертный.

Те же думы невеселые одолевали и другого конунга - Кьятви Толстошеего, самозванного правителя Агдира. Едва только дошли слухи до него, что Гандальв пал, а Хроллауг склонился перед Харальдом, как о том задумался, чтобы покинуть завоеванный край да в Роголанд вернуться. Вот только гнева брата старшего слишком страшился Кьятви, чтобы замысел этот в исполнение привести. Сын его Торир же напротив, только рад был, что вскоре придется им воевать с Харальдом - давно хотел берсерк сразиться с сыном Хальвдана и Гутхормом, о котором ходила слава лучшего воина Норвегии.
К Ториру-то и прибыл в скорости Хадд жрец, да повел с ним речи о том, что надобно им объединить рати для борьбы с Харальдом, как до того вместе они с матерью его и бабкой бились, да победу стяжали крупную.
- Правда в словах твоих, - улыбка кровожадная на губах берсерка появилась, отчего лицо его еще больше сходство с мордой лошадиной получило. - Большую славу стяжаем, коли одолеем его.
- До того как побеждал Харальд? Всей силищей наваливался на одного противника, а затем на другого и по одиночке врагов бил, - продолжал служитель Тюра говорить. - Союзников меж собой ссорил, посулами лживыми людей привлекал и слабых духом находил среди окружения конунжего.
- А коли во всем могуществе своем против него Роголанд, Агдир и Теламерк выступят, - оскалился Длиннолицый, понимая к чему клонит жрец. - Так не будет победы вероломному! Раздавим! Сокрушим! Изничтожим! Под корень изведем его род поганый!
Кивнул на то Хадд, довольный что смог с союзником давним язык общий найти, однако то пока не полный успех бы, ведь Торир - лишь младший из владык Роголанда, а последнее слово за Сульки оставалось, тот же всегда был осторожен и рассчетлив, а значит и его убедить следовало доводами взвешенными и резонными.
Пока же послал гонцов Торир к дяде своему Сати ярлу, дабы тот приезжал из Роголанда, так рассудив, что уж коли тот их сторону примет - то смогут они убедить Сульки дать Харальду бой.

Халльвард и Сигтрюгг, Сарасберг

Весна началась, расцветив землю новыми красками, которые, пусть и были они поначалу тусклыми, но с отступлением холодов, медленным, но верным, разгорались все ярче. Сходил постепенно снег, оставляя глубокие ручьи за собой – такие, в которые братья лет восемь-девять, должно быть, назад, запускали кораблики из щепок. Еще дома, на Хисинге.
Больше не было ни дома, ни корабликов; давно уже не было. Как не было и отца, взявшего юных сыновей с собою однажды в битву, не было позорного плена и ярла Асгаута, этот плен превратившего в службу Харальду-конунгу, почти такому же мальчишке, как и они тогда. Не было барака с усыпанным соломой дощатым полом, где тепло было спать даже в лютый мороз…
Впрочем, нет, подумал Сигтрюгг, выдергивая стрелу из нароста на коре дуба, барак-то еще остался и даже солома на полу такая же. Вот как придет в дом их новый Халльвард вечером, нет-нет, да обнаружится пара соломинок в длинных светлых его волосах. Ну и на штанах сзади где-нибудь, понятное дело – с девкой-то вдвоем поди теплее на сене лежать… на ехидные замечания младшего брата молодой херсир отшучивался, но уши у него при это краснели. Хотя чего там стесняться, можно и в утехах часок-другой провести, пока Хемунду до них дела нет. А в последнее время Хемунду до них дело было всегда : и днем, и даже ночью по несколько раз заставлял их воин с оружием упражняться на новый лад – похитрее, поизворотливей, так, чтобы следующего удара именно оттуда не ждал противник, откуда он наносится. А то и не соружием учил сражаться – с камнем подобранным, или снятым поясом с тяжелой пряжкой.
- Вы всегда должны помнить – можно использовать все, что есть под рукой, - говорил Хемунд. Поначалу верилось слабо, но когда тот показал (что примечательно – на Халльварде, который сомневался более младшего братца), как ремнем обезоружить противника, да еще и придушить его потом, - тогда Вебьернссоны в этом убедились. Уж что-что, а убеждать Хемунд умел.
Заодно стрелять переучил он братьев обоих – чтобы не только в цель они точно попадали, но и с наложением стрелы на тетиву не мешкали. Показал и как ножи метать, как драться на них, в какие места бить, чтобы наверняка…
Знать бы только – зачем? Вот сейчас, вытаскивая еще одну стрелу из ствола дерева, Сигтрюгг думал, что готовят их, видно, для чего-то важного. Вот только для чего, было непонятно по-прежнему.

В то время, как постигали Вебьернссоны боевые науки, в Сарасберге обстановка потихоньку менялась. Венды наемные мрачнели день ото дня, недовольные чем-то, да ссорились с норвежцами не иначе как от безделья. Затеял один из них драку с кем-то из Халльвардовой дружины, только сам потом не рад был что связался – еле-еле растащили их в разные стороны. А Сигтрюгг однажды воеводу их застал от Рагхильды выходящим – причем был муж сей чернее тучи, так что оставалось только гадать, что его так опечалило.
А Горм-ярл вместе со своими датчанами так вообще в отшельники подались – поселились в форте, что построили недалеко от Сарасберга, и выходили оттуда только за продовольствием.
И все это было бы ничего… кабы не явился однажды, много позже, в середине мая, Хемунд к братьям. Когда поприветствовал он их, с разу юноши поняли – что-то неладно, хотя лицо его, как всегда бесстрастным оставалось.
- Новости, что ли, принес, Хемунд? – спросил Халльвард того.
- Новости, - протянул мужчина в ответ. – Хардакнут, конунг датский, приказал долго жить. Ну, - обвел он Вебьернсонов взглядом, - помер, стало быть. Кончилось веселье, братцы.
- С чего это оно кончилось? – нахмурился Сигтрюгг, начиная, впрочем, догадываться, к чему он клонит.
- А с того, что неясно, чего теперь от датчан ожидать. Ну, чего глядите на меня, как в последний раз? Может, и прирежут кого наемнички ночью… от избытка, стало быть, чувств… да только не Хемунда, - и он усмехнулся.

Сарасберг. Возвращение джедая... конунга
С Оррофином

После погребения кюны Ассы, армия Харальда заметно уменьшилась в числе: конунг отпустил по домам вестфольдцев, позволил вернуться на родину части жителей Долин, а еще раньше его покинули отправившиеся с Хаконом воины Оркдаля и Транделага. После двух лет изматывающих походов и непрерывных сражений, люди хотели вернуться к семьям, похвастать трофеями и даже сын Хальвдана не мог им этого запретить. Но все же - дружина Косматого даже сейчас представляла значительную силу, а ведь он собирался пополнить войско вендами и датскими наемниками, которых еще год назад призвал Асгаут.
Сейчас же воинство Харальда приближалось к месту, где все началось, где юный конунг одержал свою первую победу - к Сарасбергу.
- Хороша погодка! - проворчал Гутхорм, мёрзнущий на пронзительном ветру несмотря на тёплый плащ. - Харальд, где мы должны встретить этих данов, йотуна им в задницу!
- Они под Сарасбергом лонгфорт отстроили, - мрачно заметил конунг, которому датское укрепление было явно не по душе. - Так что никуда не денутся.
- Точно, - кивнул ярл. - Сколько уже прошло, с тех пор, как мы их призвали?
- Год с излишком.
Харальд попытался вспомнить точнее.
- Асгаут и Гуннар с Хардакнутом дела вели... сначала форт поставили, а потом еще землицы захотят.
- Они нам нужны, - Гутхорм попытался закутаться в плащ. Получилось плохо, от холода начала болеть давным-давно раненная ладонь. - Значит, можно будет их наградить землёй.
- Нет. Датчане не получат ни фута норвежской земли, - отрезал конунг, а после еще добавил: - Вот только они узнают об этом только тогда, когда станут мне не нужны.
- Помнишь, как с Хладирцем случилось? Отчего бы и не повторить?
Улыбнулся Харальд, но головой тряхнул, так что волосы спутанные взметнулись:
- Не вспоминай о том дядя - Хакон убит и сожжен, - в глазах только две льдинки застыли. - Кроме нас двоих о том, что смерти его причиной стало никто знать не должен.
- О том и речь веду, племянник, - сейчас эти двое были похожи, как никогда, особенно из-за льда в глазах. - То и с данами пусть случится.
- Говорят, Горм хитер как лис и изворотливее змеи. Посмотрим, так ли это.
Пока скрашивали вожди беседой путь наскучивший, показался из туманной дымки форт данов. Да уж, обустроились иноземцы здесь всего за год на славу! Основание было из каменных глыб, скрепленных друг с другом, а верх деревянный.
- Говорят, - сказал ярл, - что даны пропитывают брёвна в своих крепостях особым составом, чтобы не горели. Врут, наверное.
- Проверять не станем, - после некоторых раздумий произнес конунг. Слишком уж ему понравилось сооружение датских наемников - ни у Неккви, ни у Гандальва не было такой твердыни - все в усадьбах оборонялись. - Отсюда я править буду, когда все закончится.
- Место хорошее, - одобрил Гутхорм. - А устроение крепости и перенять неплохо бы!
- Конунг!
Зычным голосом окликнул правителя Олав, подъезжая. Следом за ним еще один воин ехал, лицо под капюшоном от ветра укрыв. - Гонец из Сарасберга, вот.
- Кто таков?
- Гуннар Одноухий, - посланник представился, телохранителя конунжего объезжая. - Меня Хемунд тебе навстречу послал, господин, едва узнал, что ты возвращаешся. Предупредить чтобы.
Промолчал Гутхорм-ярл, внимательно изучая новоявившегося. Сейчас время Харальдово, ему и говорить.
- Предупреждай тогда, - дозволил правитель, понимая, что Хемунд не стал бы зря человека слать. Не таков советник, чтобы лишь из желания господину угодить что-либо делать - всегда причины более серьезные им двигали.
- Хардакнут Датский умер, - коротко доложил Гуннар.
Вдрогнул Косматый, живо вспоминая, что ему Асгаут говорил за несколько дней до битвы при Сольскьелле. Свершилось... а значит смотрел он, Харальд, сейчас не простому гонцу в глаза, а убийце конунга данов.
- И что же даны? - спросил Гутхорм, видимо, у неба или форта. - По прежнему помнят призыв конунга Харальда?
- Они не знают еще, - отвечал Одноухий, так же - словно в пустоту. - Надеюсь - не знают.
- И не должны узнать, - твердо велел конунг. - Олав, вели воинам шаг ускорить, следует нам вскорости достичь Сарасберга!
Гутхорм молча двинулся вперёд, лишь отметив, что Одноухий держится так, чтобы бок Харальда был ему открыт.
"Не ударит, - понял ярл. - Не сейчас, потому что не верно это будет."
- Возвращайся к Хемунду, - велел херсиру сын Хальвдана. - Скажи, чтобы ждал меня в доме, да взял верных людей, скорых на дело.
- Исполню, - кивнул Гуннар, коня по бокам ударяя, да в тумане скрываясь.
- Так вот, дядя, сбывается пророчество, - льдинки-зрачки сверкнули так, словно внутри них пламя Муспеля горело.
Гутхорм чувствовал себя странно, как...ножны, в которые вдруг вернулся клинок, долгие годы бывший вне их.
- Нужно собрать конунгов вместе, - неожиданно для себя самого сказал он. - Самых важных и могучих, что остались. Так и исполнишь сво. клятву, сын Хальвданна и вещей Рагхильды, в ком есть кровь Асов!
- Зачем мне их собирать? Думаешь - все они, как Грютинг, готовы будут головы склонить?
- Головы их не склонятся - покатятся. Собери их на бой там, где сочтёшь нужным и режь. После такой битвы ни у кого во всей Норвегии не повернётся язык оспорить твою власть!
Рассмеялся властитель, но взгляд его холоден оставался все равно.
- Нет, - пригладил он ладонью грязные, нечесаные космы. - Так они много ущерба смогут нанести моей державе, даже если и падут. Хоть и велик соблазн одним ударом врагов раздавить, но для того мне нужна будет дружина много большая, нежели имею.
Промолчал Гутхорм, но по виду его было понятно, что идея о великом бое запал ему в душу. Как если бы кто вложил это в него, а вытащить позабыл
- Датчане... их армия велика... - похоже, Харальд уже сам с собой разговаривал. - Но после Хардакнута - это войско стало моим, на то договор есть, по коему я наследую датскую державу...
- Не все признают твою власть.
- Значит будет раскол, и кто-то из ярлов все равно пойдет под мою руку, - пожал плечами властитель. - Часть Дании тоже хороший прибыток, так ведь?
- Так.
- А у Хардакнута детей законных нет - только брат, которого он сам изгнал, да этот выродок Горм - а он сейчас в моей власти.
Харальд бросил неприязненный взгляд на форт, чьи могучие стены защищали хардакнутова бастарда.
- Сперва надо войти в форт, а потом он будет в твоей власти, - покачал головой Гутхорм.
- Послушай вот что, дядя, - кони родичей сблизились и конунг наклонился к уху берсерка: - Если успею завершить задуманное - к вечеру Горм сам из форта выйдет, и люди его.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 21-11-2008, 23:08

Воссоединение семьи

(с Тельтиаром)

Воинство, вернувшееся в Сарасберг, встречало все селение - как то раньше было в Хрингарики, так и сейчас, люди вышли нарядившись в праздничные одежды, кто вел детей за руки, кто нес младенцев, поднимая над собой - чтобы те лучше смогли разглядеть конунга, ехавшего во главе дружины. Однако, дети, едва завидев Харальда плакали и отворачивались - слишком уж страшен был Косматый, длинные, ниже лопаток, нечесанные волосы, спутанными грязными прядями падали ему на плечи, закрывая лицо. Даже цвет волос его, некогда светло-русый, теперь стал темно-серым от грязи и дорожной пыли. Отросшая с ладонь борода клочьями торчала в разные стороны, придавая конунгу еще большее сходство с троллем.
- Страшен ты, Харальд, - усмехнулся в светлые до белёсости усы Гутхорм. - Смотри, дети плачут, жёны отворачиваются! Надо тебе быстрее клятву выполнять, а то сына своего заикой косноязычным сделаешь!
- Враги пусть бояться, - Харальд быстрым, и как могло бы показаться ярлу, привычным движением раздавил вшу, выпрыгнувшую на его щеку.
Тем временем, они въехали в деревню, где их уже ожидала, в окружении жрецов и знати, сама кюна Рагхильда. Вот только, на лице ее вместе с радостью удивление сильное застыло, когда увидала она сына своего. Конечно, ожидала кюна, что возмужает Харальд, и о клятве его слышала, но вид конунга даже ее испугал.
Гутхорм внимательно рассматривал сестру, словно подозревал тролля-обманщика на её месте и стремился изобличить его. Да, постарела вещая кюна за этот год, проведённый ей почти что в осаде! Морщины у глаз и на лбу залегли жёстче, статные плечи сникли, а тяжёлые золотое запястья висели на истончившихся руках Рагхильды.
- Здравствуй, сестрёнка, - прошептал Гутхорм. - Вот и свиделись...
- Гутхорм, вернулся! - Воскликнула правительница, но бросилась не к брату, а к сыну, который уже спешиться успел, и заключила его в объятия.
- Вот я и вернулся, мама, - прошептал конунг, крепче прижимая к себе женщину, так, словно она могла исчезнуть.
Хирдманы и ярлы, удивленно взирали на эту встречу - одни не привыкли к тому, чтобы их властная кюна волю чувствам давала, другие же не ожидали, что правитель их грозный, хоть на мгновение вновь в юношу, по ласке материнской соскучившегося, превратиться.
Гутхорм спешился рядом, бросив знак телохранителям, чтобы те не теряли бдительности, и подошёл ближе. Впрочем, он не обратился ни к сестре, ни к племяннику, не желая мешать им после столь долгой разлуки.
Харальд и Рагхильда простояли так долгое время, и со стороны могло показаться, что женщина плачет, уткнувшись в грудь сына, но это было не так - кюна говорила юноше что-то важное, что-то что слышал только он, и правитель отвечал ей столь же тихо.
Наконец, конунг разомкнул объятия и обернулся к людям, окружавшим его.
- Жители Сарасберга, мои верные подданные, - торжественно произнес он. - Я вернулся, чтобы оградить вас от опасности! Я знаю, что многие из вас претерпели великие обиды от врагов наших, что точно стервятники, набросились на мои земли, едва только узнали, что меня нет в моих владениях! Всех их ожидает кара, грозная и неотвратимя, словно удар Мьельнира! За то притеснение, которому подвергли вас вероломные конунги Теламерка и Роголанда, они заплатят золотом, землями и кровью! Вы же получите назад все, что принадлежит вам по праву, в том моя клятва вам, жители Агдира и Вестфольда!
"Всё же, наш удел - мечами махать, да черепа крушить, - подумал Гутхорм, уважительно кивнув сестре. - А хитрить и мыслить окольно - бабье!"
Произнеся необходимые слова, Харальд направился к усадьбе, все еще продолжая держать кюну за руку. Почти два года не хватало ему ее присутствия рядом, и теперь он не желал расставаться с матерью ни на одно лишнее мгновение, да и Рагхильда, столь долгое время сына не видвшая, более отпускать его от себя не желала, покуда можно это.
- Дядя, - позвал Гутхорма правитель.
- Здравствуй, сестра моя! - поклонился Гутхорм в пояс Рагхильде. - Прости своего сына, что не даёт мне тебя приветствовать, как следует, но не верю я, что просто так он зовёт. Что тебе нужно, конунг?
Кюна улыбнулась в ответ брату, а Харальд сказал:
- Сегодня в Сарасберге будет большой пир по случаю моего возвращения, но это ты и сам понимаешь. Есть у меня к тебе просьба одна, которую вряд ли кто иной сможет выполнить.
- Говори, сам знаешь, исполню.
- Заметил я, что даны встречать меня не пришли, - с едва заметной неприязнью произнес конунг. - Хочу я, чтобы ты на пир их пригласил от моего имени, да о том сказал, что сильно обидят они меня, если не придут.
- Сделаю, - очень нехорошо улыбнулся Гутхорм. - И на лица их полюбуюсь!
- Только осторожен будь, - Рагхильда попросила. - Их вождю я не доверяю, особенно теперь.
"Когда Хардакнут мертв" так и осталось недосказанным.

Оркдаль. Хакон и местные.
С помощью Тельтиара.

Оставив младшего сына Атли блюсти в Согне интересы Харальда, и укрепив его верность парой дюжин агдирских мечей, Хакон Хаконсон отправился в Оркдаль, дабы, по слову своего конунга, сговориться о судьбе этих земель – и вдовы ярла Грютинга. Всю дорогу гридни, сопровождавшие хладирца, не снимали броней и даже спали вполглаза, ибо Хакон вез с собой немалые ценности – свою часть виры за гибель отца. Но все прошло благополучно, видимо, боги по-прежнему благоволили к делам агдирского конунга и его верных людей.
Пути из Согна в горную долину были проторены куда как лучше, нежели дороги из Гудбрандсдалира, к тому же сейчас было лето, а потому особых трудностей, переходя горы, дружина Хакона не испытывала. На исходе десятого дня, с того момента, как они покинули Гаулар, дружинники подошли к ярловой усадьбе.
Оркдальцы не посмели затворить ворот перед отрядом, несшим стяг Харальда, так что Хакон и его люди без всяких помех вошли в усадьбу. Их было больше, чем воев, оставленных Грютингом охранять родовое гнездо, и молодой транделагец подумал о том, что это значительно все упростит. Вдова Грютинга – всего лишь женщина – в ответ на сообщенные вести залилась было слезами, но Хакон, за время своих встреч с мачехой поднаторевший в лукавстве, разлился соловьем, хваля ей Альвира. Так что в итоге вдовица даже повеселела, справедливо решив, что новый муж все же лучше чем одиночество, хоть и в богатом оркдальском доме. Больше проблем было с роднею вдовы, уж примерившей длань на богатые земли Грютинга. Но тут свое слово сказали клинки воев, пришедших с Хаконом, и еще – почти суеверный страх перед Косматым. Оркдальцы, с войском Хакона пришедшие, рассказами своими о походах воинских да жестокости молодого конунга, страх тот и вовсе в ужас обратили. Да и с правителем Транделага никто спорить не советовал, об участи Согна напоминая. Хакон Хаконсон, разуметься был в курсе подобных речей, и даже, как мог, способствовал распространению слухов о своей и харальдовой суровости. Сыну рабыни нравился затаенный страх в глазах тех, кто еще зиму назад смотрел на него с небрежением.
Наведя в Оркдале должный порядок, и убедившись, что власть Харальда в этих землях крепка, молодой транделагец велел вдове Грютинга собирать вещи. Харальд не любил ждать, да и самого Хакона более беспокоили дела во Хладире. Ему хотелось быстрее утвердиться в правах наследника власти отца, пусть и на правах не конунга, но ярла, подчиненного Харальду. И посмотреть, как встретят там сына Атли с его грузом. Хоть отпрыск ярла из Согна и был редкостным подлецом, но Харальду эта подлость могла пригодиться, а потому транделагец спешил прибыть в дом отца прежде, чем молодая вдова прикажет его четвертовать. Вдова ярла Грютинга, как и большинство женщин, собиралась медленно, с обилием суеты и беготни. Зная, что в Хладире ее встретит жених, она вбила в голову сразу же ему приглянуться. От того рабыни так и сновали по дому с гребнями, лентами да отрезами дорогих тканей. Хакон на то лишь презрительно ухмылялся: по воле Харальда Альвир возьмет за себя даже рабыню, так что все усилия вдовицы казались ему смешными. И только чуточку раздражали, особенно, когда девушки забывали понижать голос перед его дверью.

Харальд, Хемунд, Халльвард и Х... Сигтрюгг)
(Тельтиар и Кошка)

День выдался пасмурный, над Сарасбергом нависли тяжелые тучи, готовые в любой момент пролиться дождем, утренний туман не рассеялся до конца даже к полудню - но жители селения не обращали на это внимания. Весть о том, что вернулся конунг заставила всех - и бондов, и дружинников, и уж тем более знатных людей, - идти навстречу победоносному воинству Косматого. Одни только даны остались в своем форте, толи ожидая подвоха, толи считая, что могут проигнорировать появление Харальда Хальвдансона.
Хемунд, впрочем, тоже остался в Сарасберге, и более того - велел братьям Вебьерссонам не медля придти в его жилище.
Услышав приказ этот от хемундова посланца, тотчас собрались братья и на окраину деревни отправились, где проживал муж сей.
- Как думаешь, зачем зовет нас? - Халльвард спросил у младшего.
- Явно не новым видам боя учить, - пожал плечами Сигтрюгг.
Так в неведении и подошли они к домику невзрачному, как нельзя более подходившему хозяину своему по внешнему виду; постучались в дверь.
- Заходите, не стойте на пороге, - тихо велел конунжий советник, братьев впуская. - Слышали уже, что Харальд возвратился?
- Слышали, как не слышать, - кивнул Халльвард, дверь за собой затворяя.
- Асы щедро одарили конунга удачей, - сказал на то Хемунд, когда они за стол сели.
- Но ты не для того ведь призвал нас, чтобы говорить об этом? - нахмурившись, задал вопрос Сигтрюгг, наставнику в глаза глядя внимательно.
Хемунд скупо улыбнулся:
- Харальду нужна ваша служба сегодня.
Халльвард кивнул.
- Конунгу послужить - дело благое. И что же требуется от нас?
- Он вам о том сам скажет, скоро уже.
Худощавый агдирец опустился на скамью ближе к выходу, сложив ладони на животе.
- Славно, - одобрил Халльвард.- А скоро - это когда же?
- Скоро - это когда угодно ему будет, - Хемунд пояснил. - Вам же ждать велено.
Недолго, вопреки опасения, пришлось братьям томиться в ожидании - пришел конунг, как то и обещал Хемунд, вот только – вряд ли могли бы признать его Вебьерсоны, если бы советник первым поклониться не поспешил.
Халльвард едва удержался, чтоб не присвистнуть, уж больно изменился владыка - клятву принеся, соблюдал ее он точно, как государю и положено... и был сейчас весь заросший волосами, спутанными, нечесанными, грязными, да еще и борода отросла. Глядя на него, и поверить невозможно было, что Халльварда он совсем немного старше.
- С добрым возвращением, конунг, - поклонился Сигтрюгг, подтолкнув брата: нечего, мол, пялиться.
- Приветствую вас, Вебьерсоны, - где-то между спутанных волос, закрывавших лицо властителя, мелькнула улыбка. - Значит, вас Хемунд лучшими считает, похвально.
Ладонь правителя легла на золоченую рукоять меча, что он на поясе носил.
"Лучшими?" Подивился Халльвард, но виду не подал. Хемунд их успехи никогда не поощрял словами, кивнет, бывало, сухо - ничего, мол, справились... а вот оно как.
- На то мы усилия и прилагали, - произнес младший из братьев в это время, - дабы не оплошать, показать, на что способны. И надеялись, что службу добрую тебе, владыка, сослужим однажды.
- Сослужите, я верю.
"Да и куда денетесь теперь от меня".
Харальд за скамью уселся, непослушные космы с лица отбрасывая.
- Какой науке Хемунд обучил вас?
Советник было хотел что-то сам сказать, но сын Хальвдана ладонь вскинул - молчи, мол. Хотелось ему от родичей услышать, как они возможности свои оценивают и на что готовы уже. С последней встречи помнил о них Харальд то лишь, что служить верно клялись ему братья, но талантами особыми не блистали. Теперь же два года минуло - многое измениться могло.
- Многому обучил, - вступил и Халльвад в разговор, - как двигаться неслышно, как след за собой в лесу заметать, как без оружия смерть сеять, как стрелы из лука без задержки пускать, метанию ножа выучил... многому.
- А мы все гадали, - вставил Сигтрюгг, - и зачем же нам это все пригодиться может...
- Про данов что знаете? - как будто тему сменил конунг.
- Да они туда, в свой форт ушли все, - махнул рукой младший Вебьернссон. - Недовольные чем-то, аж страсть, все споры тут с нашими затевали, а воевода их вроде с кюной поспорил о чем-то... может, и не поспорил, но в чем-то они не сошлись явно. Теперь только за едой выходят оттуда, и такие же хмурые.
- Хемунд, - повернулся к советнику властитель. - О чем у Горма с матерью моей спор возник?
- Земли хотели и платы, - спокойно ответил тот, слегка улыбнувшись. - Кюна ему ответила, что о земле следует с тобой и только с тобой говорить, но золота им дала на откуп. Так в тот же день даны всю плату на корабль погрузили и в Роскильде отправили.
Нахмурился Харальд, однако же Хемунд добавил тут же:
- Рыбаки говорили, что пираты на тот корабль напали и разграбили.
- Надо же, - покачал головой Халльвард.
Сигтрюгг лишь посмеялся про себя, глянув на брата: "Действительно, какие пираты ловкие, прямо как будто знали, что корабль с золотом пойдет. Ну и хитра кюна Рагхильда... небось назад свой откуп получила уже."
Конунг так же в лице переменился, слова Хемунда услышав - улыбка на губах его вновь заиграла.
- Ты всех воевод Горма в лицо знаешь?
- И по затылку узнаю, если на то необходимость будет, - пообещал советник.
- Хорошо, - кивнул правитель, вновь к братьям обернувшись: - Асгаут о вас хорошо отзывался, а ему я склонен верить.
Сказав так, конунг от пояса открепил клинок в узорчатых ножнах и на стол его положил.
Взглянул на клинок херсир юный, да так похолодело у него все внутри. Золотом блестит рукоять, скалится мордами драконьими... Давно, очень давно видел он этот меч в последний раз - еще отец был жив тогда.
- Гуллинхьялти... - прошептал он. - Золотая Рукоять... откуда, владыка Харальд?!
- Значит, не ошибся Асгаут, и меч этот действительно вам по праву принадлежит, - спокойно конунг ответил. - Считайте его прощальным подарком ярла и залогом вашей службы мне.
Как ни жаль было правителю расставаться с чудесным мечом, но он давно осознал, что верность достойных людей дороже стоит, чем оружие.
Преклонили братья Вебьернссоны колени перед конунгом.
Утерять родовой меч считалось велиикм позором, об этом Халльварду не раз напоминал Асгаут. Говорил, не простят боги, станут мешать во всем, пока не вернется оружие в те руки, из которых утеряно было... и вот же, вернулось! Неужели все теперь к лучшему обернется? Впрочем, чего еще желать, как не достойной смерти за Харальда-конунга после долгой верной службы.
- Да хранят тебя боги, конунг, - склонил голову херсир.
- Да не опустеет чаша Асгаута-ярла в Вальхалле, - добавил Сигтрюгг тихо.
- Носите оружие с честью, родичи, - упомянул о родстве конунг, дабы струны гордости в душах молодых воинов затронуть. - Верю, что в достойные руки этот меч отдаю. Вечером же, должно вам придти на пир, так что готовы будьте.
- Мы будем, - пообещал Халльвард, - мы будем там.
Благосклонно кивнул конунг, и дом покинул – видимо, к празднеству готовиться пошел. Хемунд же с прищуром хитрым посмотрел на Вебьерсонов:
- Кольчуги под одежду наденьте и пить не вздумайте, - предупредил он. - Харальд от вас действий ждет решительных на пиру этом.
- Славный, видно, намечается, пир, - с понятием заметил Сигтрюгг. – Ну… быть посему, пойдем, брат.
Молча кивнул старший Вебьернссон. Он все держал Золотую Рукоять в руках, вынув из ножен, бережно касался лезвия пальцем, смотрел на игру бликов на металле, и все никак не мог насмотреться…

Перед пиром

(с Тельтиаром)

Не так-то легко оказалось исполнить людям приказ Харальда и приготовить все для грандиозного пира - со всех деревень окрестных потянулись вереницы повозок с провизией и пузатыми бочками пива, везли люди так же и множество дубовых столов и скамей, поскольку в Сарасберге был явный их недостаток. Шутка ли - более двадцати тысяч человек собрал на торжество конунг Харальд - тут были и воины, с ним пришедшие, и наемники венды, и воины что охраняли Сарасберг, и жители селений Остфольда, и беженцы из Агдира, и даже даны, которых Гутхорм все же уговорил крепость покинуть, дабы почтить визитом конунга.
Сам правитель из окна усадьбы наблюдал за приготовлениями, в обществе ближайших родственников находясь - матери своей Рагхильды и Гутхорма ярла.
- Хорошо подготовка идёт, - заметил Гутхорм, глядя, как мимо проезжает телега, гружёная так тяжело, что не понятно, как до сих пор держится ось. - Ты отдал приказ своим не чинить обид бондам? Всё же Сарасберг, всёж свои.
- Если мерийцы посмеют кого притеснять - им быстро укорот дадут, - уверенно ответил конунг. - Моя ближняя дружана вся из этих мест, многие еще с отцом в походы ходили.
- Хорошо, -кивнул ярл, и некоторое время в горнице царила тишина. - Что делать думаешь?
- Даны нанесли оскорбление моей матери своими наглыми требованиям, притесняли моих людей, претендовали на мои земли, - конунг накрыл ладонь Рагхильды своей рукой, но голос его был холоднее льда. - Я рад, что ты смог уговорить их придти на пир, чтобы могли забыть взаимные обиды.
По губам Косматого скользнула улыбка.
- И как будем забывать? - оскалу Гутхорма позавидовал бы и волк. Нет, не тот, который Харек, а обычный серый хищник. - Сталью ли доброй наградим, иль вином особым попотчуем?
- Увидишь, - пообещал Харальд. - Просто не удивляйся, если кому-то из них внезапно поплохеет.
- Ты мне только скажи, чего пить-есть не надо, - посерьёзнел гутхорм. - На всякий случай. надо ближних предупредить, чтобы ошибки не стало
- Не будет, обещаю.
В глазах Рагхильды в этот момент отразилась гордость за сына - поймав ее взгляд, конунг склонил голову.
- Сестра, скажи мне, а какие именно обиды тебе чинили эти даны?
- Они осмелились требовать золота сверх меры за свою службу, - вместо кюны ответил ее сын. - Не удивлюсь, если эти выродки угрожали матери, видя, как мало осталось в Остфольде верных ей воинов. Ведь так, мама?
Кюна кивнула - медленно, неохотно, давая понять, что эти воспоминания неприятны ей.
- Ничего, теперь они у нас золотом...просрутся. Сверх меры причем!
Услышав не слишком приличуствующую в женском обществе шутку, Рагхильда гневно свергкнула глазами на брата, но на губах ее заиграла улыбка, Харальд же и вовсе рассмеялся в голос.
Ярл только лишь смотрел с прищуром на возы, да бочки и покручивал в руках монетку. Золотую.
Они еще некоторое время посидели молча, просто смотря друг на друга - после долгой разлуки родичам было довольно и этого. Кюна, привыкнув к новому облику сына, не сводила с него исполненного гордости взгляда - ведь Харальд добился всего, чего она ему желала и пророчество, предсказанное ей, обращалось в реальность даже быстрее, чем Рагхильда когда-то рассчитывала. Ее сыну еще не миновало и восемнадцати зим, а он уже владел землями большими, чем Хальвдан Черный и Гудред Великолепный, считавшиеся самыми могущественными конунгами Норвегии ранее.
Приготовления, тем временем уже подходили к концу, и правительница, позвав служанок, удалилась, дабы принарядиться к пиру, ведь ей, как хозяйке, предстояло встречать самых знатных гостей и тут она хотела выйти к ним во всем блеске конунжего величия... в этом они с Ассой были очень схожи.
- Знаешь, Харальд, - задумчиво сказал ярл. - Когда на с твоей матерью было по шестнадцать зим, она была совсем другой...мягче. Вот я и думаю, не выйдет ли из неё такая кюна, что нам и Асса мёдом поэзии покажется?
- Время было другое, дядя, - Харальд провел ладонью по бороде, немного приглаживая торчащие в беспорядке волосы. - Ты же сам говорил - тогда было ясно, кто друг, кто - враг, а теперь любой может кинжал в спину вонзить. Я верю, что мама поступает так, как должно для блага моей державы.
- И то верно, -был ему ответ
Дверь едва скрипнула - внутрь серой тенью проскользнул Хемунд советник, перед конунгом склонившись.
- Дозволит ли государь слово молвить?
- Говори, - махнул рукой сын Хальвдана.
- Недобрые вести пришли, господин из восточных фюльков, - советник начал.
- Я уже начинаю забывать, когда слышал от тебя что-нибудь хорошее, - вздохнул правитель, взгляд не сводя с лица гостя. - Да и кюна говорила, что ты в некоторых делах не преуспел. Но рассказывай, что за беда на востоке?
Хемунд на мгновение лишь поджал тонкие губы, словно сказать желая, что где его неудача постигла - там никто бы успеха не достиг.
- Люди верные сообщили, что с большой ратью свейский конунг в Верманланд пришел. Не иначе, как битвы ищет, а люди его о тебе конунг и войске твоем с большим пренебрежением говорят, да слухи распускают разные.
- Что за слухи? - спросил Гутхорм, прекрасно знающий цену и силу людской молвы
- О том, что Харальд не выиграл ни одной битвы с честью, но все - обманом, что он не помнит добра и жестоко карает даже ближайших сподвижников, что он притесняет бондов и отбирает у них последнее, а дружину держит впроглодь, - перечислил советник все, что помнил. И покуда он говорил - наливались гневом глаза конунга.
- Ну, насчёт ближников и голода, это они брешут, - разгладил усы Гутхорм. - НУ что ж, Харальд,говорил я тебе, что придётся биться с конунгами сильными? Смотри, сейчас к этому ещё и примкнёт кто-нибудь послабее
- Не успеют! - Решительно заявил Косматый, со скамьи поднимаясь. - Что еще, договаривай! По глазам вижу - не все новости еще сказаны.
- Конунг прозорлив, - улыбнулся Хемунд. - Слова подлые, как семена, в благодатную почву попали - не все правелнием твоим довольны, государь и среди многих измена вызрела. То Хейдмерк, и Раумарики, и Вингульмерк - все они готовы под руку Эйрика пойти, как только он с войском пределы Верманланда покинет.
- А вот то плохо уже.
- Готовы - не значит предали, - процедил Харальд, на дядю взгляд многозначительный бросая. - Привыкли к вольностям, покуда меня не было - так теперь живо поймут, что я их вот где держу!
В подтверждение своих слов конунг сжал кулак.
- Кровью землю только не залей совсем, а то остатки прямо завтра и сбегут!
- Кровью? - Глаза правителя сузились, словно в узкие щели превратились. - Нет, содравши с овцы шкуру - молока не надоишь. Хемунд, есть у тебя люди языкастые?
- Найду, не сомневайся, конунг.
- В таком случае пусть завтра же в Хейдмерк и Раумарики скачут, коней не жалея, да волю мою жителям мятежных фюльков объявят: кто меня держаться будет - тому почет, а кто руку Эйрика примет - как предатель умрет, бесславно.
- Вот то верно
Советник еще что-то сказать хотел, но голос его утонул в крике, с улицы раздавшемся - народ конунга звал, пришло время для торжества победного.

Деревня на берегу Трандхейма. Торольв Ульвссон и Бард Брюнольвсон .
(с единым во многих лицах варлоком)

Драккар шёл ходко: попутный ветер дул ровно и сильно, надувая широкий парус. Хищный корпус резал воду, и подобно морской пене, что взбивал острый нос, бурлили мысли Торольва: на службу к великому вождю едет викинг! Ждут его битвы, которых доселе и представить себе не мог, и добыча, какой не стыдно будет похвалиться перед отцом. Ульв в своё время великим был воином, и сыну его не пристало позорить славный род. Вспоминал он и слова отца о том, что Косматый не принесёт добра их семействам - вспоминал и усмехался: зачем конунгу вредить тем, кто верой и правдой служить ему станет? Сам Торольв уже помышлял о том, как будет на пиру сидеть близ правителя да слушать песню, что о подвигах его сложат. Ягнёнок ведь сумел, а уж он, Торольв, побратиму ни в чём не уступит!
Когда корабль прибыл в Трандхейм, встречать Торольва на берег вышел сам Бард – навстречу ему сошёл с драккара сын Кведульва, вздымая приветственно руки:
- Здравствуй, родич! – голос здоровяка звучал как рёв медвежий, - Пусть и разминулись мы с тобой на несколько дней во Фиордах, но всё-же встретились – знать, асы того пожелали!
Бард в объятиях заключил Торольва, едва только тот на землю ступил с драккара, люди же, что халагаландца сопровождали от удивления рты пораскрывали - не доводилось им еще такого великана видеть, как Торольв: ему ведь не только Бард в росте уступал, но и покойный Ахти-Йотун, и даже Хрольв Пешеход, которого многие почитали за самого могучего из людей Харальда.
- Наслышан я о тебе, Ульвссон, - молвил Бард тем временем. - Теперь же и свиделись! Идем, в доме гостеприимном стол накрыт уже - там все расскажешь.
- Ежели стол накрыт - не годится еде стыть! - рассмеялся Торольв, - Что же, оставим тогда вещи наши на корабле, а разгрузим утром. Веди нас родич, уж мы не отстанем!
Дом, в который повел фирдирца и его ближников сын Брюнольва принадлежал старосте рыбацкой деревушки, расположенной недалеко от пристани, однако принял их бонд радушно - знал, что то люди, не последнее место в дружине конунга занимающие. Единственного теперь конунга. Жителей Транделага великая скорбь по Хакону охватила, когда новость о гибели его пришла - старый правитель простому люду был мил, поскольку обычаи соблюдал и притеснений никому не делал, кто по закону жил, теперь же многие настороженны были, вопросом задаваясь, как правление вести будет Харальд Косматый, и какую власть получит Хакон Молодой, которого, по слухам, ярлом Транделага Харальд сделал (хотя уже одно то, что теперь ярл, а не конунг был над ними, народу не нравилось).
Торольв поблагодарил старосту за радушный приём: подарил жене его витой браслет из серебряной проволоки. Тонкая была работа - Орм-кузнец, которого Торольв пленил в Роголанде в прошлом году, свил его. Мастеровитый трэль давно мог бы выкупиться на свободу, но Ульв хорошо обращался с ним, помог построить ему дом и позволил обзавестись семьёй, что держала роголандца теперь прочнее любых цепей. Эту историю рассказал Торольв уже за столом, утолив первый голод.
- Твой отец умеет удерживать подле себя достойных людей, - одобрительно кивнул Бард. - И хозяйство у него справное.
Халейг немного помолчал, но затем все же посчитал нужным добавить:
- Если бы он не был столь заносчив с гонцами конунга, то мог бы стяжать еще большего.
- Отец мой слишком стар и осторожен, - покачал головой Торольв, - время его подвигов прошло. Заносчиво же он говорил потому, что не терпит перемен и новому конунгу доверять не спешит. Я же рад только, что смогу теперь послужить достойному правителю.
- Харальду по душе пришлись бы твои слова, он ценит в людях верность и удаль, и щедр на награду.
Широко улыбнулся Торольв, протягивая пустой рог расторопной хозяйке:
- Давай тогда, родич, выпьем за нашу скорую встречу с конунгом и за то, что теперь будем мы стоять в бою плечом к плечу!
Бард кивнул, так же поднимая рог и опустошил его одним долгим глотком, а затем вытер рот рукавом.
- Завтра, поутру надобно нам во Хладир выступать, конунг тебя испытать хочет.
Торольв повёл плечами - взбугрились и заиграли мышцы на руках:
- Что же, так тому и быть. Свой драккар оставлю я на поруки этому достойному человеку, - викинг посмотрел на деревенского старосту, - а Сигурд, мой кормщик, присмотрит за кораблём. Я щедро заплачу, чтобы он ни в чём не нуждался.
- Пока что, Харальд Косматый желает, чтобы ты поспел в Хладир раньше его брата - Хакона, - немного остудил пыл родича сын Брюнольва. - Этим, он считает, ты докажешь свою готовность служить ему.
- Где же сейчас Хакон? - нахмурился Торольв, - Сколько времени есть у меня?
- Я слышал вести, что он предал большому разорению Согн - и было за что, - а после выступил в Оркдаль. Но у вестей тех давний срок, а потому боюсь я, как бы Хакон сын Хакона уже не миновал Долину.
Немного помолчал Торольв, наморщив лоб, затем сказал:
- Он идёт, верно, с большой дружиной. Мы же верхами сможем его опередить... и всё же прав ты, торопиться нам надобно. Эх, лучше было бы мне проявить себя в бою, нежели, словно гонцу какому, в Хладир поспешать. Что же, если конунг решил так мою доблесть проверить, пусть так будет, - и обратился к своим ближникам, - на пиво не налегайте, друзья: завтра что есть духу скакать будем.
- Как скажешь, так и сделаем, - за всех ближайший воин ответил, рог откладывая, да за мясо принимаясь.
Бард же кивнул только:
- Альвир уже там тебя дожидается. А после того, как Хакону тебя представят, со мной на Сандес поедешь.

Сообщение отредактировал SergK - 2-12-2008, 11:19

Хладир. Хакон Хаконсон и прочие транделагцы.

Дома Хакона встречали как героя. Благодарить за это он, не в последнюю очередь, должен был злополучного Халльстейна Атлисона, которого, ради забавы, послал сопровождать тело отца в земли Транделага. Первую половину пути сын Атли трясся от страха, чему особо способствовали речи хладирцев, отряженных Хаконом в охрану… праха, естественно. Мужи, которые служили под рукой старого Хакона еще до рождения молодого, были на злы на вероломных жителей Согна, как медведь, разбуженный посредине зимы, зол на охотников. Лишенные младшим Хаконом законного права вздеть голову Халльстейна на древко копья, дружинники были уверены, что уж в Хладире, под властью кюны, они утолят свою жажду крови. А пока – коротали время, припоминая сказания древних скальдов: кто и когда казнил изменника да лжеца позатейлевей. Оттого Халльстейн и дрожал: в Согне никто не считал его трусом, но ныне сын ярла готов был спастись бегством, рискуя не попасть в Чертог Воинов, будучи убитым без оружия в руке, но транделагцы стерегли жертву зорко. Поэтому, ближе к Хладиру, когда люди Хакона уже устали насмешничать, а Халльстейн – бояться, последний стал спешно искать пути для спасения. И нашел: но не в бегстве, а в грозной власти Харальда, заставившего трепетать перед собой всю Норвегию. Сын Атли решил, что, рассказав о доблести Хакона на службе у агдирца и, заодно, о грозном нраве последнего, он отсрочит расплату. А потому, едва хмурые гридни привели его на глаза к кюне Эйсван, стал разливаться соловьем, хваля молодого Хакона. У старых викингов, помнивших конунга молодым, и нянчивших его трех сыновей от законной жены, такие хвалы незаконному отпрыску вызвали недовольство. Но здесь решала Эйсван и Халльстейн, сам того не ведая, выбрал лучший способ понравиться хозяйке Хладира. Неверная жена старого конунга с замиранием сердца слушала про подвиги молодого любовника, совсем позабыв о прахе мужа, лежащем на телеге. Эйсван была только рада тому, что старик не вернется, чтобы спросить, от кого прижит сын, которого она ныне носила под сердцем? Когда же один из воинов, сопровождавших эту телегу, почтительно напомнил властительнице о необходимости устроить конунгу достойные похороны, Эйсван спохватилась, выжала из себя пару слезинок – да велела бросить Халльстейна в подпол, чтобы потом, на досуге с ним разобраться. Гридни считали, что нечего тут разбираться: снять голову – дело недолгое. Но перечить кюне не стали: в самом деле, воздать почести покойному конунгу много важнее, чем бросить псам тело сына его убийцы. А Халльстейн и так никуда не сбежит.
К тому моменту, как молодой Хакон с людьми и золотом из Согна, переступил родной порог, его отца уж проводили в Вальгаллу со всеми почестями. Мать младшего Хакона тоже желала отправиться со своим конунгом в путь на ладье, но Эйсван смогла ее убедить остаться в живых ради сына. Кюне было зазорно общаться с рабыней, но она, как любая влюбленная женщина, очень боялась недовольства избранника. То, что Хакон теперь был доверенным человеком Харальда, лишь укрепляло ее чувства: как истинная женщина Севера, Эйсван желала любви героя и победителя. По ее повелению, Хакона Хаконсона чествовали во Хладире, чуть не как конунга. Те, кому такое не нравилось, вынуждены были молчать: Эйсван была матерью наследника Транделага. Правда, кое-кто помнил и то, что по договору Хакона с Харальдом, земли наследовал муж Ассы. Весть о том, что Харальд назвал Хакона ярлом и поручил ему управлять Хладиром, примирила до времени спорщиков. Все равно Сигурд пока был лишь младенцем, а в способностях сына рабыни управлять делами усадьбы никто толком не сомневался: Хакон уж показал, чего он стоит. Его грядущая свадьба с Эйсван тоже была проглочена ярлами старого Медведя. Хоть они и кусали усы, но, с виду, правда была за Харальдом: бросать цветущую женщину угасать во вдовстве не годилось, а сын старого конунга был для нее партией, устраивающей почти все стороны. Особенно – саму кюну, что было решающим.
Все это время Халльстейн сидел в подполе, где его иногда даже кормили. Голодная смерть пугала викинга еще сильнее, чем казнь, и потому, в какой-то момент, он начал кричать, топать ногами и привлекать к себе всяческое внимание. Случилось то как раз в вечер празднования назначенья Хакона ярлом, а потому пьяный гридень, вместо того, чтобы врезать пленнику по зубам и заставить заткнуться, просто открыл дверь – и ушел. Наверное, забыл во хмелю, что в том подполе сидит сын Атли, а не пьянствует кто-то из транделагцев.
Огородами, Халльстейн выбрался из Хладира – и направился в дальний путь. Дорога в земли Харальда и Хакона была ему заказана, а потому сын Атли шел туда, где, по людской молве, стоял свейский конунг.

Хладир. Бард, Торольв и Альвир на пиру у Хакона.
(в роли злорадствующего ярла - DarkLight, в роли притесняемого Альвира и дипломатичного Барда - Тельтиар)

Так вышло, что Торольв и Бард не поспели во Хладир вперёд Хакона. Когда три десятка викингов на взмыленных лошадях показались на горизонте, уже пировали транделагцы, празднуя назначение сына Медведя ярлом. За ворота их сразу пропустили, заметив Барда, и провели в усадьбу, где пировал новоиспечённый ярл.
Лендрман Халагаланда первым прошел в двери большого дома, справедливо рассудив, что ему проще будет разговор с ярлом вести, нежели Торольву, коль скоро запоздали они - пусть и не намного совсем. Хакон во главе стола сидел и, когда вошел в зал Бард, кюна как раз ему рог наполняла.
- Приветствую тебя, Хакон Хаконссон, - с порога гость сказал.
Хозяин, уже изрядно хмельной, встал навстречу гостям:
- Друг! Как рад я видеть тебя здесь, в столь счастливый момент моей жизни. Видимо, сами норны проложили твой путь так, чтобы ты приехал на мой праздник. Садись же к столу, да спутников приглашай! – Хакон намеренно не смотрел на Альвира Хнуву, сидящего за столом, и от Барда это не укрылось.
Прежде чем занять место за столом, Торольв Ульвссон также поприветствовал ярла:
- Здрав будь, ярл Хакон! Пусть не переведутся в твоём доме мясо, пиво, да храбрые мужи! – зычный голос здоровяка загулял под потолком.
- Спасибо тебе, досточтимый сын Ульва на добром слове, - улыбнулся Хакон. – Теперь вижу я, что не перевелись еще мужи, владеющие языком так же умело, как и секирой, - хладирец кинул еще один взгляд на Альвира, надеясь, что намек его вполне ясен. – Твое умение сражаться, Торольв бежит впереди твоего коня. Не зря отец нарек тебя именем в честь бога Тора: с таким назвищем сама судьба назначила тебе ратную славу. Так выпьем же за наши победы под рукою Харальда, избранника Одина!
Торольв поднял рог и осушил его до дна. Видимо, опоздание Ульвссона не слишком тревожило ярла в такой день. А завтра Хакон, глядишь, и вовсе о нём позабудет... В отличие от Хакона, который нарочито избегал разговаривать с сыном Кари, Торольв приветливо улыбнулся Альвиру, после чего продолжил:
- О славных ратных подвигах всегда стоит сложить хорошую вису. Хочу я следующий рог осушить за скальдов, что здесь собрались сегодня - ведь ничем их умение воинскому не уступит!
Бард, так же приняв рог из рук хозяйки дома, поспешил поддержать родича, да встал прямо за спиной Альвира, одну руку ему на плечо положив:
- За испивших крови Квасира!

- Верно ты говоришь, - подхватил хладирец, - речи скальдов порою разят сильнее меча, - гость говорил не о том, но Хакон не дал вставить слово, продолжив: - Но, прежде, чем пить за умение скальдов, хотелось бы услышать его. Что скажешь, Альвир? Порадуешь нас висой о победах Харальда, нашей радости и своем будущем счастье?
С первых слов хладирца подозрение закралось в сердце Хнувы, что не спроста о том говорит Хакон - не иначе, как обиду старую припомнить хочет, ведь в Альвхеймаре защитой скальду были брат и конунг, а здесь ярл всю полноту власти имел, а уж о том, что не в обычае Хакона прощать было - так о том по всему Транделагу уже слух разошелся.
- Служба конунгу - мне в радость, о каком еще счастье говоришь ты, славный ярл?
- Государь наш Харальд решил, что стыдно позволить такому видному мужу, и отменному скальду, сгубить свой род из-за кручины по сужженой, - медовым тоном ответил Хакон Хаконсон. – А потому решил конунг устроить счастье Альвира. Сейчас он о том и не помышляет, ибо скальды – чувствительнее иных мужей, и их сердце легче ранить, хоть сами они язвят словами без пощады. Но в старости, видя, как внук подносит ему рог с напитком, вспомнит Харальда добрым словом.
Хакон говорил, обращаясь к Барду, и словно не слыша Альвира.
- О чем ты говоришь? - Внимательно смотрел в глаза ярлу Альвир, догадываться начиная, сколь коварную месть придумал хладирец за давнюю вису.
- Харальд решил, что тебе надо жениться и продолжить род, - доходчиво пояснил Хакон. – И жену уже выбрал. Кстати, она сейчас здесь, а ее отец, слышал я, уже на подъезде.
- Конунг решил? - Переспросил юноша, не веря, что Харальд мог так с ним поступить.
Бард, все ещё подле Альвира стоявший, плечо его крепкими пальцами стиснул, понять давая, что опасные слова лучше не говориться сейчас.
- Именно так, - подтвердил Хакон. - Конунг заботиться о твоем благе, Альвир, и, хотя тебе сейчас сложно смириться, ты должен быть ему благодарен. Посмотри вокруг, - он обвел рукой залу. - Многие тут потеряли жен и мужей. Но ваны заповедовали мужам и женщинам не жить по отдельности. Даже я, по воле конунга, беру в жены мачеху. Ужели мне проще назвать женой мать своего брата?
Скальд опустил голову. Не в силах он был прогнать из сердца образ погибшей любимой, не мог позабыть Сольвейг, но и перечить воле конунга не смел, поскольку знал - Харальд, о том узнав, гнев свой обрушит на весь род его, а уж Хакон тому поспособствует. Торольв также ни слова не сказал, только думал: «Ужели конунг настолько своенравен, что женит Альвира против его воли? А ведь скальд считает его своим другом!».
- И что за невесту избрал Альвиру конунг? - Спросил, желая избежать неловкого молчания, Бард. - Какого она рода?
- Это – дочь она ярла Снеккольва, самого знатного человека в Транделаге, правителя Стринды и Гаулардаля, - ответил Хакон, - и вдова Грютинга, погибшего вместе с моим отцом. Ныне они пируют за одним столом в Вальхалле, а я, повинуясь воле Харальда, должен позаботиться об их женщинах.
- Это достойная женщина, к тому же славящаяся красотой, - Бард, в свое время присутствовавший на свадьбе Грютинга, помнил ее, а потому еще раз незаметно сжал плечо Альвира, давая тому знак, что не следует препираться.
- Будь на то воля конунга, я взял бы в жены и старуху, и увечную, - голос скальда звучал покорно, но яд, растворенный в словах, Хакон не мог не заметить. - Сейчас же я благодарен ему за то, что он подобрал мне невесту, о какой иные мужи могли бы мечтать.
- Конунг любит тебя, - намеренно или нет, но Хакон выделил голосом слово «конунг». – Разве мог он посоветовать тебе женщину, недостойную твоих заслуг?
- Слава Харальду Косматому!
Не дожидаясь ответа Альвира, Бард поднял над головой наполненный рог.
- Слава! - поддержал его Торольв, также поднимая рог. Ему вторили все люди за столом.

(Действующие лица и исполнители те же)

Сообщение отредактировал Тельтиар - 2-12-2008, 21:51

Хладир. Свадьба.
С Дарклайт

Свадьбу ярла Хакона и кюны Эйсван в Хладире решили справить с размахом, чтобы люди, помнившие еще торжества прошлого года, не сочли себя обделенными. Вира, которую молодой ярл привез из Согна, позволила не жалеть серебра. Да и сам Транделаг, уже оправившийся от войны с Оркдалем, был отнюдь не беден.
Кюна Эйсван поспевала всюду, стремясь, чтобы свадьба ее стала одним из событий, воспеваемых скальдами. Конунжич, который к этому времени уж начал бегать, не отставал от матери и капризничал. В ответ на это Эйсван кричала на нянек и наказывала убрать ребенка и занять его играми. Напоминание о том, что у нее эта свадьба – не первая, Эйсван не нравилось. Да и добрых чувств к сыну от старого Хакона в ней оставалось все меньше. Не сейчас, когда она уж носила под сердцем дитя от любимого.
К тому времени прибыл и Снеккольв ярл в усадьбу - этот владетельный муж, прознав что дочь его вернулась из Оркдаля, собрал во Внутреннем Транделаге множество людей и с ними приехал на свадьбу, а так же чтобы проститься с зятем и старым конунгом. Но, судя по решительному виду ярла, мириться с потерей Оркдаля он был не намерен и почитал то, что Хакон лишил вдову Грютинга прав на власть в том фюльке, личным оскорблением.
Впрочем, Хакона то не слишком пугало: уверовав в силу имени Харальда да в собственное хитроумие, уж сгубившее гордого Асгейра и не менее гордых, но еще более глупых ярлов из Мера, ярл молодой без страха смотрел на Снеккольва и вел себя, как хозяин. Ежели то богатому викингу и не нравилось, то повода открыто явить недовольство, вроде как, не было. Формально, он был в гостях у рода Хакона и сын транделагского Медведя ныне был старшим в этом роду. Да и кюна была его нареченной женой.
- Скажи мне, Хакон, - после приветствий традиционных, Снеккольв молвил: - Отчего вдову, и без того горем убитую, наследства мужнего лишил?
- Боги не дали твоей дочери сына от Грютинга, а потому Харальд решил, что не дело ей губить красоту во вдовстве, - ответил ярл. – Ужель ты предпочел бы, чтобы ее вернули тебе, как нероженницу? Позор ведь на род. А так, с новым мужем, глядишь, через год тебя внуком одарит. Между нами, так Грютинг, после увечий своего, не особо до женщин охоч был, а дочь твоя – воплощение Фрейи и достойна ее милостей, как никто.
- Отрадно мне слышать эти слова, и безмерна моя благодарность конунгу, - сдобрил и свою речь медом Снеккольв. - Но род Грютинга угас, и ныне земля его вовсе без пригляда осталась.
- У Грютинга много друзей, и многих из них не раз выручал оркдальский ярл. Не дадим землям пропасть, с помощью Одина. Да и мои владения недалече. Пригляд в тягость не будет.
- Я мог бы взять на себя это бремя, дабы выразить благодарность конунгу.
- Грютинг в Вальхалле, небось, умиляется тому, как отец его жены заботиться о благе его земель. Конечно, он предпочел бы, чтобы за угодьями Оркдаля смотрел ты, ибо весь Транделаг наслышан о том, что хозяин ты, хоть строгий, но рачительный. А я может быть, скоро уйду в новый поход вслед за Харальдом. Боги судили ему быть Властелином всей Норвегии и честью мне будет приблизить этот день. Ежели сегодня ты дашь согласие на брак дочери да позволишь воям Харальда есть за свои столом в Оркдале – я не вижу причин отвечать отказом.
- И кого ты прочишь ей в женихи? - Снеккольв прищурился, а в голосе его зазвучали деловые нотки.
- Альвира скальда, сына Кари-берсерка.
- Калеку?!
Ярл осекся, и в глазах его отразилась борьба неприязни с жадностью.
- Скальды редко иудут в битву во главе войска, их удел – сказывать саги о подвигах, - наставительно сказал Хакон. – К тому же, шрамы красят мужчину, а Альвир свои получил на божьем суде. К тому же, прошлый муж твоей дочери был куда большим калекой. Посмотрев на Альвира, ты сам убедишься, что он способен делать все, что должен мужчина. А род его славен, и многие женщины хотели бы стать женами скальда. Если бы не кручина о Сольвег, дочери Атли – давно бы такого жениха скоготили.
Тяжело вздохнул Снеккольв, словно показывая, сколь трудное решение он принимает:
- Не могу сказать, что такой зять мне по душе, но коль скоро его ценит конунг, да ты, ярл за него слово замолвил, то, быть может - он действительно человек хороший.
- Сам убедишься, если услышишь его висы. Да и дочь твоя, как я видел, рада замужеству, - Хакон улыбнулся, довольный тем, что сумел сговориться с ярлом.
Вскоре уже столы накрыли в усадьбе и подле нее, да люди собрались, ожидая когда велит ярл хладирский торжеству начаться. Жрецы же принесли все жертвы необходимые для брачного обряда и теперь ожидали лишь, когда Хакон во всеуслышание объявит вдовую кюну своей женой.

Хладирская свадьба.
Совместно с Тельтиаром. За висы – благодарим Скальда.

- Тормунд! Тормунд! - заорал Хакон пьяным голосом. Одной рукой он обнимал молодую жену, а во второй держал кувшин с пивом. Обычный кудок аль рог счастиливого супружника уже не устраивал. Ну, еще бы: сбылись все мечты: прославился, разбогател и еще ждену вот красивую от щедрот Харальда получил. Чем не праздновать?
- Ну-ка, порадуй нас висами, скальд.
О мастерстве Тормунда Насмешника были наслышаны многие, а потому все, кто сидели за столом подле Хакона, подались вперед - особенно Бард и Альвир, чей интерес был не только праздным.
- Висы даются свыше, как мед карлов по капле распределили боги по земле среди живущих. Кому-то больше перепало, кому-то меньше. А мне без меда что птице Хрофта без вина битвы.
Отвечал с обычной своей улыбкой скальд, так что глядя на него, немногие смогли удержаться от смеха.
- Так испей же нашего меда, - сказал Хакон, протягивая скальду кувшин, да расскажи о том, что видел в Хладире. И о подвигах славного Харальда и дружины его, а также - о славных делах воев, сидящих за этим столом. Впросчем, мне ль говорить скальду, как сплетать слова в висы? Прошу!
- Благодарю , светлый ас палаты кленов... - скальд взял протянутую чашу с медом и жадно отхлебнул пенный напиток в несколько больших глотков, ворча и причмокивая от удовольствия. Утолив жажду, он с поклоном вернул чашу слуге, и вытер рот полотенцем. В его лазах появился лихорадочный блеск, затем он полез в холщовый мешок, и вытянул гусли, ударив по струнам. Мелодичный звон разнесся по залу. Выждав пока уляжется эхо, скальд прикрыл глаза, став перебирать струны, выводя ритм размера квидухатт, и начал нараспев декламировать свой стих.

Бился клён гласа стали
Силой могучей славный,
Трёндов на вече сечи
Вёл к тыну ясеня спешно!
Ясеней ратной вьюги
Асов воле покорный
К скирде дров вёл на приступ
Первый среди храбрых.

Трёндов вождь был первым
В буре стрел и копий,
Вражий хирд пугая
Яростью берсерка!

- Славно сказано! - молвил ярл транделагский, и мужи за столом одобрительно зашумели
Те, кто были в том сражении, кивали, выражая согласие со словами Тормунда, другие же просто отдавали дань его мастерству, а скальд продолжал:

Псов и птахов Игга
Пищей в поле брани
Насыщал обильно
Не страшась увечий!
Не страшился смерти,
Недруг ратей Мёра,
Мёрских змей губитель
Мстить пришел в Альвхеймар!

Всех отважней в битве
Хакон - ярл хладирский!
Скальд тому свидетель,
Скажет как все было.

Хакон довольно улыбнулся. Эйсван чмокнула мужа-героя в щеку. Несколько воев подняли кубки за Хакона, и вскоре к ним присоединились другие.
Прославление хозяина дома, тем более в день его свадьбы считалось хорошим знаком - скальд приманивал удачу к ярлу, а значит, и ко всем его людям.

С хирдами Гандальва
Хитро вел беседу,
Острым жалом броней
Споро спор решил он
Кругов битвы много,
Резво речью стали
В ниве жал дерзили
Нидой жал доспехов!


Воев впредь вернется
в песий дом негусто...
Взял ограду штурмом
Славный ярл хладирский!

- Да уж, до старости не забыть нам, как склонился Альвхеймар перед Харальдом, - сказал жених. - И рад я, что приложил к тому руку. Будет, что внукам рассказывать.
- Да здравствует ярл Хакон! - Тут же подхватил кто-то, кубок поднимая.
Скальд, тем временем, ожидая, пока крики утихнут, тоже горло промочил, да продолжил:

В Согне с вероломных
Виру взял, суровым
Словом усмирил он
Седовласых старцев.
Хакон млад отмстил здесь
За отца погибель,
За коварство злое
Златом заплатили.

Не посмел никто здесь
С ярлом Трендов спорить,
Выкуп был обильный -
Скальд при нем был в Согне!

- Да уж, за гибель отца моего я спросил с Согна втридорога, - улыбнулся Хакон. - И серебром и рудой, так что никто ныне сказать не посмеет, что сын я плохой и отца не почтил. А предателям так и надо, Локи - бог переменчивый, милость его на время. Зато Тор всегда с теми, кто прав.
- А ярл этот их где? - Немного пьяный голос раздался с конца стола.
- Да в подполе, - ответ последовал.
- Сюда его ведите! - Потребовал Снеккольв. - Пусть ответ держит за смерть Хакона и Грютинга!
Посланцы резво бросились в подпол, но обнаружили там только пару сапог дор пустую кадушку.
- Утек он, - доложил ярлу бородатый воин по возвращении. - Знать, Локи забрал, суда нашего не дождавшись.
- Ну так найдите! - Взъярился новоявленный владетель Оркдаля. - Далеко он уйти не мог!
Гриди поспешили выполнить приказ гневного ярла, Тормунд же вновь по струнам провел пальцами, к тишине призывая:

Хакон старый отмщен
Гунн гребня на ложе.
Крепко держит трон,
Хакон млад в Трандхейме
Кряж грозы жал броней
Ратным делом славен,
Блеском гор одарен,
Доблестью возвышен,

Скажет всяк - по праву.
К конунгу приближен
Хакона сын Хакон,
Хирда псов губитель.

При этих словах скальд поклонился, хитро прищурившись, и добавил:

Скальд про все поведал,
Сельдь скал ожидает.

Хакон снял с руки тяжелый браслет, богато изукрашенный самоцветами, и одарил скальда.
- Спасибо тебе, что потешил наш слух да рассказал, как все было. Не все были в тех славных сражениях, но теперь, благодаря тебе, все будут знать, как велик конунг Харальд.
И Хакон расцеловал скальда в обе щеки. Испитый мед им давал о себе знать. После ярла и остальные гости щедро наградили Тормунда, пусть и не столь бурно выразив ему свое восхищение, и один только Снеккольв остался хмур, недобрым взглядом буравя Альвира, точно выискивая в нем недостатки, помимо увечий телесных.

Сообщение отредактировал DarkLight - 18-12-2008, 12:02

Хладир. Бард ярл халейгов, и Тормунд Лисий Язык
мы с Тельтиаром
После того, как Тормунд получил свою награду и утолил жажду, лендрман Халагаланда улучил момент и подошел к нему:
- Превосходно, - восхищенно произнес он. - Я словно вновь оказался в Альвхеймаре!
Тормунд улыбнулся, и покачал головой.
- Я лишь скромно упомянул о тех событиях, и лишь вкратце. Не надо мне льстить, Бард. Мне далеко до Браги, первого из скальдов, который нынче услаждает слух богов в городе Асов.
- Пусть так, но при этом ты к нему много ближе, чем любой из нас.
- Я лишь употребляю свой дар на благо людям - сказал скальд, скромно поклонившись. - Увы. Слова несовершенны. И каждое слово можт быть истолковано двояко. Потому поэзия тимеет такую силу. Каждый слышит то, что он хочет услышать.
- Мой родич, Альвир, испытал это на собственном опыте, - согласился Бард, подзывая служанку, разливающую брагу. - Мне казалось, его слова сильно задели ярла Хакона, не смотря на то, что говорил он лишь правду.
- Правда одна и та же. Но сказать ее можно разными словами. - сказал Тормунд. При этом беззаботная улыбка исчезла с его лица. - Я рад, что скоро он уедет с той, кого ему прочат в жены. И обретет то, чего он лишился из-за непомерной гордыни Аттли Тощего. Все больше убеждаюсь, что наш конунг и в самом деле выполняет волю богов.
- Харальд мудр и справедлив, несмотря на молодость, однако, порой его решения пугают меня.
Лендрман отхлебнул немного браги и протянул второй рог скальду.
- Скажи, что ты подумал о конунге, когда впервые его увидел?
- На нем что-то такое... необычное... печать величия... Он рожден, чтобы повелевать, и это чувствуется во всем: во взгялде, в манерах... во всем его облике... И притом, он справедлив. Как будто один из асов сошел на землю.... но он - не похож на Фрейра, как его отец... в нем что-то другое... грозное... и он явно не создан для того. чтобы сидеть дома и нянчить детей. У него неукротимый дух... вот только чей, мне неясно... Его мать - великая женщина, равная богиням. Я бы непрочь был женитьс яна такой и остепениться.
- С каких это пор ты стал так ... э... расположен к семейной жизни? -удивился Бард
- Я нет... Хотя иногда жалею о том, что не тмогу жить как живут простые люди. Но иногда мне удается заглянуть в сердца людей...
Бард вимательно посмотрел на скальда.
- И что ты видишь в моем?
- Решимость. И жажду действия. ты не стремишься к славе, власти,и богтасву, но они сами пришли к тебе. потмоу что ты их достоин.
- А что ты видишь в сердцах других людей?
- Разное... но в основном желания и мысли людей просты и понятны- что -поесть, где поспать, а часто чтобы и не одному...
- И чем,по твоему, конунг отличается от простых людей?
- Конунг мыслит о великом. Ему мало того. чем довольствуются простые люди. Ведь в нем кровь богов. И потому он хочет славы. И нельзя ему препятствовать в этом. Я видел как его удерживали от участия в битве. Я помню как он обнажил меч на драккаре , когда пали его телохранители, и он сразил троих мерских викингов. Это будет великий конунг.
- Никто до него не сумел овладеть столь обширными землями, - сын Брюнольва кивнул. - Когда моего отца склоняли выступить против Харальда, он сказал, что никому из врагов агдирского властителя не будет удачи. Он был прав, а я понял его правоту лишь после того сражения в Мере.
- А я, когда меня прогнал с пира в Хрингнасакре Гандальв Серый, потмоу что он не мог вынести правду. И боги лишили его удачи, за то что он обидел скальда. Я тогда попал в плен к людям Харальда - их тогда вел ярл по имени Харек Волк. - И там меня приняли благосклонно. И потом я своими глазами увидел, как были скорушены войска в три раза более многочисленные и лучше вооруженные. 5 конунгов было в Хригнасакре у Гудбранда в гостях. И воины у него все были в шлемах и при броне. Но боги даровали удачу Харальду. Я о многом думал, когда видел пламя пожара над Хригнасакром. И потом когда узнал, чтот Гандальв Серый бежал в платье старухи... Это был знак судьбы... Норны всегда дают какой знак, по которому можно предсказывать судьбу. Моя мать была вёльвой, и умела предсказывать, какую судьбу сплели норны человеку. даже просто посмотрев на человека, хоть и кидала уны, и гадала по овечьим костям...
- Я много наслышан и о той битве, и о пире - люди говорили, что это ты принес удачу Гутхорму и Хареку в ту ночь.
- Об этом столько все говорили, что я и сам в это поверил, - улыбнулся Тормунд.
- Многие ищут славы, а ты всякий раз стараешься свою приуменьшить, - рассмеялся Бард.
- Одни ищут славы и гоняются за ней, как за капризной девкой, а иных она сама находит и не отпускает
- Как я заметил, в женщинах у тебя тоже недостатка не возникает.
- Женщины , слава, богатство - все приходит само к тому, кто этого достоин, и ускользает от того, кто не достоин, но все втремя гонится за ними. Боги дают нам силу, а как мы приложим эту силу - это уже с нас самих будет спрос. Удача - это еще не все. Слабовольноу и неразумному и большая удача не поможет. Я просто радуюсьтому что имею, и благодарю богов за то, что получаю, но я не ищу того, что я не в силах удержать.
- Ты мудрый человек, Тормунд. Отправляйся со мной в Халагаланд - я буду рад видеть тебя гостем на своей свадьбе.
Тормунд улыбнулся в ответ.
- А я рад буду сложить для тебя свадебную песню, и призвать на твой дом благословение богов. - ответил Тормунд, слегка поклонившись.
- О большем и мечтать нельзя, - приложил ладонь к сердцу сын Брюнольва.

Пир в Сарасберге. Первые капли.

(пировали с Тельтиаром)

Словно напомнить, желая всем, с чего начался его победоносный марш по северным землям, велел Харальд поставить столы пиршественные там, где почти два года назад была разбита альвхеймарская дружина. Еще днем Торлейв, а с ним другие жрецы по воле конунга принесли обильные жертвы на том самом месте, где в поединке правитель Агдира одолел Хаки Малодушного - Харальд сам перерезал горло коню и наполнил его кровью жертвенную чашу, посвященную Тору. Светлые Асы благосклонно приняли подношения своего потомка, истолковал ко всеобщей радости знаки Торлейв, к вечеру же началось застолье.
Столь великого пира ранее не было ни в одном фюльке - только воинов Харальдовой рати собралось несколько тысяч, а еще были там и датчане, и венды, пришли выразить покорность конунгу бонды из окрестных селений - никому в приеме отказано не было. Харальд сел на высокое место во главе самого большого стола, справа же от него разместился Гутхорм ярл, а слева кюна Рагхильда.
Молчал Гутхорм, ожидая слов племянника, могущих открыть пиршество, и вспоминал, не столь давние времена, когда шли они войной на всех сразу, предложив Норвегии объединиться. А теперь всё шло к своему концу. Семена, оброненные тогда, давали свои всходы теперь. Тишина воцарилась над фюльком. Люди ждали слова Харальда
- Когда-то мой род правил всем северным краем - от Островов до заснеженных земель, где живут лишь тролли и колдуны, - правитель поднялся, обведя взглядом сидящих за столом знатных людей. - Коварством и подлостью, предки мои были лишены того, что принадлежало им по праву, но ныне справедливость будет восстановлена! С вашей помощью, мои верные друзья и соратники, я исполню волю Одина и объединю под своей властью Норвегию!
Не все слышали Харальда - столь велико было пиршество, но викинги за ближайшими столами откликнулись приветственным рёвом, а уж остальные подхватили, не разбираясь в причинах, да так, что стая чаек, кормившихся недалеко от берега, бросилась врассыпную.
- Два года назад Агдир был окружен врагами, возомнившими, что могут изменить предначертанное норнами, - продолжил конунг, едва лишь крики утихли. - Все они были могущественны и вели за собой грозные рати, в то время как возле меня остались лишь самые преданные из друзей и родичей, но Асы даровали нам силу и удачу, и те, кто встал на моем пути пали один за другим! Имена Гудбранда, Неккви и Аудбъерна некогда вселяли страх в сердца самых отважных воинов, теперь же все они пополнили дружину Одина!
Не ревели уже храбрые воины - колотили кулаками по столу, выкрикивая имя своего конунга.
И среди множества прославляющих конунга мужей почти незаметны были те, кто через силу улыбались триумфу Харальда - в основном то датчане были, и без того неохотна на пир пришедшие, но и среди норвежцев не всем приятно было торжество молодого конунга, хоть и скрывали они это тщательнее, нежели наемники.
- Что же до злейшего моего врага, - повысил голос Харальд, отбрасывая с лица грязную прядь некогда светлых волос. - То Гандальв сполна заплатил за разорение Вестфольда и все беды, что причинил людям Агдира. Дух его отправился в Хель, а тело досталось - Локи! Но кое-что я взял себе по праву победителя!
Юноша обернулся к матери, принимая из ее рук наполненный медовухой кубок из черепа альвхеймарского конунга.
- Как Мимир пьет свой мед с залога Всевладыки, так я буду вкушать яства из этого сосуда!
Ярл же Хрингарики, сидел молча, с затаённой гордостью глядя на племянника. Великие рати собрал он под свой стяг и многие мужи стали для него подобны многим клинкам, что готовы вырваться из ножен и взлететь навстречу врагу по первому велению руки, что направит их.
- Когда-то моей матери было видение - могучее древо выросло на Агдирской земле, устремившись кроной к небесам, а корнями в царство Хель! - Подняв над головой опустошенный кубок-череп, сказал конунг. - Ветви этого дерева раскинулись над всей Норвегией, над землями свеев и финнов, над морями и проливами, накрыв своей тенью Острова и владения бриттов! Жрецы говорили, что я - то древо, но ветви и побеги его - это моя верная дружина! Вы, те, кто прошли со мной через половину северных земель, знайте - я поведу вас за море, и мы добудем богатства, о которых наши предки могли только мечтать! Я поведу вас на восток, к кургану в котором лежит сам Фрейр, к Уппсалле и свеи будут платить нам дань! Я поведу вас на юг, где серебро течет рекой!

Конунг заканчивал говорить, когда Гутхорм-ярл сделал знак слугам, которые вынесли и поставили во главе харальдова стола блюдо с исполинским вепрем, запечённым по-воински. Казалось, что это сам Золотая Щетинка, похищенный из Валгаллы.
- Друзья, - Гутхорм поднялся. - Великую честь оказывает вам Харальд Хальвданссон! Этот вепрь, добытый нами поистине дивным образом, будет разделен по правилу Сравнения мужей!
Он сел, и вот тогда толпа действительно взревела! Не было лучшего способа всколыхнуть викингов, чем объявить это древнее, вошедшее в песни и сказание обрядовое действие, когда вождь сам, своею рукою оделяет истинно достойных не златом и каменьями, но добычей древнейших героев и неувядаемой славой! Сравнение мужей давало надежду любому хирдманну сказать потом: "Да, я получил Первый кусок!" и ловить на себе завистливо-восхищённые взгляды.
Потому-то и следили жадно воины за тем, как Харальд уверенным движением отрезал мясистый кусок от кабаньего бока и поднял его на ноже.
- Кто из мужей достоин? - Вопросил он, обводя взглядом ближников и собравшихся вокруг стола на состязание воинов, ранее сидевших поодаль, но не желавших упускать возможности показать себя.
Даже даны, сгрудившиеся за спиной своего предводителя, жадно пожирали глазами мясо в руках конунга, а венды, до этого сидевшие особняком оживились, что-то крича на своем языке.
- Эйвинд! - выкрикнул кто-то, кажется из хладирцев. - Нет достойнейшего здесь! Сразил он множество врагов в битве при усадьбе Гандальва! воской Фиордов вёл! Найдётся ли здесь тот, кто достойней его?!
Половина войска тут же кивнула- не найдётся. Зато вторая половина, как один человек, вскочив на ноги, шатнула небо дружным воплем: "Найдётся!!!!"
- Хрольв Рогволдсон! - Тут же прокричал кто-то из мерийцев. - Он сильнейший воин в дружине конунга!
- Хрольв?! - поднялся один из приглашённых, ударяя себя кулаком в широкую грудь. - Да он обыкновенный толстяк! И смердит от него вечно так, что кони мрут!
- Кони силы его не выдерживают! - Не остались в долгу воины Рогволда. - А ваш Эйвинд и вовсе назвище Ягненок заслужил!
-- Зато в бою у Гандальва он сам вёл за собой всё войско Фиордов и кровью окрасился вражьей с головы до ног! А вот про Хрольва я слышал, что он только и сделал, что ворота головой поломал!
- Хрольв целое селение захватил, покуда сын Кари у частокола топтался!
- Да если б не тот частокол - так бы Хрольва в том селении и порезали!
- На него бывало и по десять человек за раз нападало - ни один живым не уходил!
- Что, все оставались и вас били?
- Так уж вышло, - мериец один рассмеялся. - Что нам все враги достались, а фиордцам остатки жалкие!
- Решай конунг! - Гутхорм вовремя прервал перепалку, - Кому почётный кус достанется?
Харальд улыбнулся, чувствуя сотни взглядов воинов, ожидающих его решения. Если б не дядя, конунг с удовольствием и дальше слушал бы, как бахвалятся подвигами своих вождей хирдманы - это было интересно, хотя бы тем, что на пиру сейчас не было Хакона, без сомнения заслуживающего первый кусок более чем родич непокорного Квельдульва и сын коварного Рогволда. Однако выбирать следовало между этими двумя.
- Оба славны, - произнес, наконец, правитель. - А потому хочу я испытать вас! Принесите рога!
Слуги поспешили исполнить волю правителя и в скорости принесли два огромных рога, доверху наполненные пивом. Эти рога добыл сам Гудред Охотник, подстреливший невероятно крупного тура - после их украсили резьбой и золотом, и на пирах подносили тем, кто заслужил наибольшей благосклонности конунга.
- Кто быстрее опустошит рог, тот и получит первый мясо!
Огласил решение конунг.
Ягнёнок схватил исполинский рог и, поклонившись конунгу за оказанную честь, припал к краю, жадно выливая в себя мёд.
И, хотя первым высох рог у Хрольва, добрая половина хмельной медовухи была у него на одежде и в сапогах, в то время как Эйвинд выпил всё до капли, лишь немного замочив усы.
- Теперь я вижу, что Эйвинд по праву лучший из всех, присутствующих здесь мужей!
Сказав так, Харальд протянул Ягненку кусок вепря на ноже, Хрольв же, наблюдавший за этим, побагровел от ярости и с такой силой стиснул находившийся у него в ладони рог, что тот треснул.
Эйвинд принял нож и, издав торжествующий клич, принялся уплетать мясо.
Возгласили хвалу воины, и пир продолжился

- Меж остальными я не стану делать различий - вы все верно служите мне, - обведя сидевших за столом знатных людей, объявил сын Хальвдана. - Этот вепрь - мой вам подарок!
И каждый, благодаря конунга, поспешил отрезать себе хоть немного аппетитного мяса. Не прошло и нескольких мгновений, как на столе остались одни кости да хвостик.

Пир во Хладире. Торольв Ульвссон и Альвир-скальд.

(Тельтиар и SergK пили в напряжённой обстановке)

Для Торольва свадьба ярла обернулась изрядным весельем – транделагские викинги, завидев здоровяка, которому большая часть присутствующих доходила макушкой до плеч, считали своим долгом перемолвиться с ним о ратном деле и выпить за здравие Хакона и молодой невесты. Девки также не обделяли Ульвссона своим вниманием – так и крутились вокруг, норовя пощупать сильные плечи и руки. Но всё же не забыл он про своих родичей и, глядя на Альвира скальда, приметил, что праздник тому представляется скорее неизбежной мукой. После того, как прозвучал славный стих Тормунда, Торольв подошёл к скальду:
- Что же, Альвир, ты сидишь здесь один в тоске? Не станешь гнать меня, если сяду рядом с тобой?
- Как могу я гнать родича, конечно садись, - слова звучали несколько вымученно, да и улыбнулся скальд явно через силу. - Как тебе конунжья служба?
- Какая же это служба, - усмехнулся Торольв, махнув рукой девкам, что звали его назад на прежнее место, - пока лишь поездки да пиры я изведал, решив служить Харальду. И самого конунга не видел в глаза. Судя по речам людей, что здесь собрались, умён он и отважен, а также щедр и справедлив. И всё-таки неплохо было бы самому встретить его.
- Пока еще конунг испытывал тебя, - прошептал Альвир, придвигаясь ближе. - Но, о том, я думаю, тебе и отец говорил?
- Отец говорил об этом... - Торольв также понизил голос, - а ещё о том, что Харальд не принесёт нашему роду добра. Я не поверил ему: как может вождь, который объединил столько людей вокруг себя и покорил столько земель привести нас к неудаче?
- Харальд одной рукой дает, а другой забирает, - скальд покачал головой. - Служа ему можно добыть славу, можно стяжать богатств, можно погибнуть - но поверь, когда-нибудь он заставит тебя делать вещи, которые тебе не по сердцу.
- Вижу я, к чему ты ведёшь, - ответил Ульвссон, - и скажу, что понимаю тебя. Но посмотри на это со стороны Харальда: он видит твою печаль по погибшей Сольвейг и не может смириться с тем, что ты до конца века будешь один.
- Я и не говорил, что конунг мне зла желает, - пожал плечами Альвир.
- Так поговори с ним, - Торольв ободряюще положил скальду руку на плечо, - расскажи, что тебе по сердцу, а что нет. Если он таков, как говорят, то хотя бы выслушает тебя и крепко обдумает решение своё.
- Он - возможно, - понурил голову сын Кари. - Но не Хакон. Этот меня холостого из Хладира не выпустит.
Нахмурился Торольв:
- Как же сможет он тебя, свободного человека, силой здесь удержать?
- Конунг Харальд, желая верность нашего рода испытать, велел во всем ярлу Транделагскому подчиняться, что тебе, что мне.
Почесал викинг затылок, принял у девы рог с брагой и сказал:
- Тогда, может, сумеешь ты смягчить его нрав доброй песней? Слышал я, словно из-за висы Хакон Хаконссон затаил к тебе злобу, так может висой злобу ту и прогонишь?
- После Тормунда, любые мои слова покажуться ярлу нелепыми.
Ульвссон в один присест осушил рог и цокнул языком:
- Да, так сказал Лисий Язык про ярла, что и не прибавить... Ну тогда жене его составь такой стих, что красоту бы её воспел!
- Боюсь я, что даже если от женитьбы неугодной уберегусь - то иного врага наживу.
Наморщил лоб Торольв - не понял он намёка Альвира. Наконец стукнул кулаком по столу так, что тот обиженно скрипнул:
- Тогда вызови ярла для честного разговора на улицу, да всё ему там втолкуй по-мужски!.. - Торольв бросил взгляд на покалеченную руку скальда и осёкся, затем сказал неловко:
- Извини меня, родич... много нынче я выпил хмельного, и толковый совет тебе дать не смогу. Прими от меня хоть рог этот с брагой, - с этими словами он протянул Альвиру рог, что вновь наполнила расторопная девка.
- Давай! - Махнул искалеченной рукой скальд, принимая рог, да грусть свою хмельном напитке топя. - Эх, хороша бражка!
- А девки как хороши! - Торольв улыбнулся и шлёпнул игриво подавальщицу по заду. Легонько шлёпнул, казалось здоровяку, да только та переступила с ноги на ногу и брагу пролила на рубаху викингу, что неподалёку сидел. Тот вскочил и, будучи пьян изрядно, зарычал на Ульвссона:
- Что, фиордец, браги и еды хладирской тебе мало, захотел девок наших перелапать!? А ну пошли, поговорим!
Альвир, чувствуя худое, между воинами встал, не давая им сцепится:
- Не черните свадьбу ярла дракой!
Торольв смерил вспыльчивого воина взглядом:
- И не собирался я драться с этим... Не видишь что-ли, с родичем я выпиваю!
- Так и пил бы в своем Фирдире! - Сплюнул хирдман. - Нет, понаехало "родичей" на свадьбу ярла!
Двинулся Торольв - так быстро, что Альвир не успел помешать ему... А через секунду хладирец, прижимая к лицу окровавленные руки, поднялся с пола и, шатаясь, двинулся к дверям. Ульвссон пожал плечами:
- Я не сильно его - только чтобы юшка носом пошла... Ну, может не расчитал слегка.
- Поудержи силу, родич, - осторожно произнес калека. - Коли Хакон сочтет это ущербом себе - вира высока будет.
- Пусть человеку своему велит за языком следить! - буркнул Ульвссон, - Слыхал, что этот парень про нас завернул? Дескать, мы незваными явились сюда. Хакон скорее с него за такие слова спросит!
- Он не любит наш род, - напомнил Альвир. - Причиной тому моя виса и гордость твоего отца.
- Ну и пусть асы его за то судят, - хмыкнул Торольв, - мы же условие конунга выполнили, а значит можем спокойно пользоваться гостеприимством ярла. Против воли Харальда он не пойдёт.
Ярл трендов - первый человек у конунга, - все так же осторожно сказал молодой скальд. - Не следует злить его сверх меры, пока ты не покажешь Харальду чего стоишь.
- За этим дело не станет! - здоровяк зажмурил глаза, - Жду не дождусь я, когда уже в поход выступим и встретимся с Эйвиндом. Верно, есть ему о чём рассказать теперь... Эй, красавица, не дуйся на меня, а лучше налей нам с Альвиром ещё! - Торольв вынул из-за пазухи витое медное колечко, и щёки девицы налились краской. Рога фиордцев тут же наполнились брагой.

Сообщение отредактировал SergK - 6-01-2009, 10:02