Банда-2, и никаких нибелунгов

[Хелькэ >>>]

Мастерят Рапсодия и Хеллиш Кэт.

История развивается по спирали — каждый следующий виток хоть и располагается порядком выше — или порядком дальше, смотря как смотреть, — все же повторяет предыдущий. Правда, согласно некой теории одного уважаемого философа, таких исторических спиралей бесчисленное множество, ибо находятся они в разных, но от этого не менее параллельных друг другу мирах... и все спирали повторяют одна другую. Ну не полностью. В чем-то. Некоторыми местами.

История, которую вы начнете слушать немного позже и в развитии которой, возможно, примете участие, наверняка напомнит вам несколько других подобных ей историй. Потому что она уже случалась — там или здесь, в прошлом или будущем.
Но кое-чем она определенно будет выделяться из остальных.
Я бы даже сказал, Кое-Чем.
И нибелунги здесь совсем не при чем.

Где-то далеко за горами, лесами и болотом, если быть топографически точными, на площади у замка, что венчал собой столицу далекой северной страны, раздался звук рогов.
- Глашатаи? Вы слышали, там, на главной площади?..
- Пойдемте же скорее!..
- У нас, надеюсь, не война?
- Что вы, сударыня, гораздо хуже...
- Внимайте, простолюдины и знатные, бедные и богатые, указу королевы Брунгильды! Высокоблагородная госпожа повелела объявить начало смотра женихов, ибо пришла ей пора сделать выбор, и тот, на ком она остановится, получит от нее корону и все земли в придачу! Но должен будет прежде победить ее в поединке, ибо только тот муж достоин прекрасной Брунгильды, кто сможет силой ее превзойти! Пусть же разнесется весть сия не только по городу нашему, но и по всем чужеземным странам...
- Ну вот, гонцы уж разлетелись, наверное. Ох и бедлам же здесь начнется.
- Ты, матушка, хотела сказать «продолжится»?

Где-то далеко, за рекой и милями пустыной, иссушенной ветрами земли, если проявить все ту же топографическую наблюдательность, в недрах высокой горы, что именовалась Черной, раздался звук шагов.
Он охранял. Он всегда был на страже.
Он давно никого не ждал, но бдил неусыпно — ведь судьба, как ему довелось убедиться, переменчива.
Он поигрывал смертоносными заклинаниями на кончиках тонких смуглых пальцев, ожидая — жертву ли, покровителя...
Еще иногда он нервно вздрагивал или еще более нервно хихикал, но это к делу не относится.Короче, вокруг него было очень мрачно.
А еще вокруг него блестело золото. Невероятно много золота.

Где-то совсем недалеко /а может, к черту топографию?/, то есть в замке, откуда и начнется наше действие, раздался звук... да просто голоса.
- Итак, - провозгласил король Леопольд Первый и Единственный, - начнем наш пир по случаю... э-э, по случаю... - он беспомощно глянул на супругу, сиятельную (сияли в основном доспехи) Клитемнестру, но та пожала плечами, - по случаю такого большого количества вина, которое надо выпить. Ура.
Все, кто был в дворцовом зале переглянулись — и одобрили повод. Пир начался.


НРПГ: Отписаться могут все.
НРПГ-2: Игрок! Помни - показывать мастеру написанные посты не стыдно и не грешно.

И ссылка на обсуждение.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 18-08-2008, 19:21

[Мелетун >>>]

Диана и Лаванда как всегда сидели очень насторожено и недоверчиво поглядывали по сторонам, ведь вокруг было столько мужчин, норовящих унизить и обидеть бедных нимф. И поэтому две красавицы злобно стреляли глазками по сторонам, чтобы, не дай Боже, какой-нибудь варвар не тронул их.
Что-то никогда не меняется...
А что-то все же уходит в прошлое. Например, нимфы очень сильно поменялись внешне. Теперь это не были две разбойницы с большой дороги, не знавшие, что такое расческа и мыло.
За столом сидели две леди, в прекрасных шелковых платьях, с невообразимыми прическами на голове, ради которых им пришлось сегодня очень рано встать. Надо было соответствовать званию фрейлин. Им, конечно, не нравилось все это, но здесь был не лес, а дворец...
Бокалы зазвенели, девушки переглянулись друг с другом и отпили вина. Румянец запылал на их щеках. Глаза чуть заблестели.
Пир начался...

[SergK >>>]

Королевский дворец. Зал для поединков.

- Нет, ну…
- Что ещё? – королевская особа нахмурила брови, поигрывая мечом-бастардом в руке, - тебя не устраивает моё оружие?!
Худенький принц торопливо замотал головой:
- Нет-нет, оно весьма… изящно… как и Вы, Ваше величество. И такое… острое.
Брунгильда довольно приосанилась, расправляя плечи. Кроме этого она ободряюще улыбнулась принцу - тот ещё немного съёжился:
- Нет, ну…
- Ну что такое?! Фехтовать-то тебя учили?
- Да, но…
- Тогда, защищайся, мой принц! – Брунгильда взмахнула полуторником и уверенным шагом двинулась к противнику. Тот немедленно попятился и спрятал рапиру за спину:
- Нет, ну…
- Ну что опять?
- Вы понимаете, Ваше величество, я не столь закалён в боях, как Вы… - принц продолжал пятиться, пока расстояние, как ему казалось, не увеличилось до безопасного, - слава о Ваших подвигах давно докатилась до наших земель…
Брунгильда довольно заухмылялась и добавила, слегка смущаясь:
- Я ещё и магией могу…
- Но я, простите, никогда не участвовал в подобных поединках и боюсь…
Королева вновь нахмурилась:
- Чего ещё боишься? Зацепить меня своей иголкой? Не переживай, мы здесь на севере не страшимся царапин!
Принц закашлялся:
- Я… кхе-кхм… боюсь того, моя прекрасная королева… кхе-кхм… что не смогу Вам дать должный отпор.
Брунгильда озадаченно опустила меч:
- А чего же ты тогда, твоё высочество, притащился-то?
Принц смущённо развёл руками – рапиру он предусмотрительно отбросил подальше:
- Вы понимаете, Ваше величество… папенька… он сказал, и я… вот.
Королева некоторое время непонимающе смотрела на принца, всё более мрачнея лицом - тот, напротив, лицом всё больше бледнел. Наконец она взревела:
- Папенька, значит!? А стихоплётства твои - что?! А любовь до гроба?!
Принц замахал руками, словно открещиваясь:
- Не-не-не, всё папенька и только он, Ваше…
- А на колени зачем становился?!
Принц, неверно истолковав громогласный вопрос девы, тут же упал на колени:
- Всё он, Ваше величество - его идея… Не губите…
- Пошёл вон! – замок слегка задрожал от голоса Брунгильды, она занесла над головой бастард, и принц на четвереньках, но со скоростью королевского гонца заторопился к выходу.

- Ну, успокойся, девонька моя, всё ещё образуется…
- «Папенька» у него, - недовольно ворчала Брунгильда, измеряя шагами фехтовальный зал, - это в сорок пять лет, ты представляешь?! «Я, о прекрасная, всю Вас осыплю розами…», говорит… дальше не помню, - лицо Брунгильды на миг приняло мечтательное выражение, но тут же исказилось гримасой презрения, - А сам не знает, как за клинок взяться!
- Ничего, деточка, явятся ко двору ещё и получше кавалеры, и познатнее.
- И покрепче! – буркнула дева.
- Да, и покрепче… - матушка, увидев, что Брунгильда отвернулась, незаметно покачала головой. Уже третий претендент на сердце прекрасной королевы северных земель позорно бежал из дворца. Неужели перевелись настоящие мужчины?

[Морфи >>>]

Ульрих скромно притулился где-то в самом краю зала (он долго этот край искал, а потом решил, что где он сядет, там и будет искомое), и, отодвинув подальше от своей боязливой менестрельской персоны все колюще-режущие предметы сервировки, а так же ложки - их же тоже можно заточить, ужас! - настраивал лютню. Тонкое дело приведения и так идеально (под стать голосу самого менестреля) звучащего музыкального инструмента в еще более прекрасное состояние помогало Ульриху слегка отрешиться от того, как много вокруг него всяких опасностей, которые так и подстерегали несчастного свободного певца на каждом шагу.
Менестрель огляделся по сторонам, решил, что публика еще недостаточно разогрета для того, чтобы начать услаждать их слух песней о прекрасной Брунгильде. Потому Ульрих внушительно провел пальцами по струнам, выжидая наиболее удачный момент для первого аккорда его хвалебной баллады, но пока еще даже не начиная петь.
Свободному певцу было очень интересно на первом его пиру в этом странном королевстве, вот только очень страшно – кто их знает, этих странных людей, у них даже королева в доспехах щеголяет! – вдруг кто-нибудь решит вдруг наброситься на несчастного молодого человека? Конечно, можно было попробовать отбиваться лютней… но инструмент было очень жалко. Себя, впрочем, тоже, но Ульрих, стиснув зубы, мужественно сидел и ждал подходящего момента, чтобы начать музыкальную программу сего пира.

[Стейнвор >>>]

Быть придворным волшебником означает уметь всё и вся, а также ладить со временем. Но всё ранее сказанное никакого отношения к Пеликану не имело и иметь не могло. Ибо он опять опаздывал, а также был не самым удачливым магом из всех когда-либо живших в этой стране и странах её окружающих. Но ведь учиться никогда не поздно?.. Именно с этой мыслью юноша торопливым шагом направлялся в сторону дворцового зала, чтобы попасть на пир. Правда по какому поводу король и королева решили его устроить Пеликан не понимал. Но его это и не особо волновало. Ведь пиры и всяческие праздненства это дело не его, а королевское. Пускай они им и занимаются.
"Вот и вход в зал" - подумал волшебник с облегчением. Из-за двери донёсся голос короля Леопольда. Услышав причину пиршества, маг только слегка улыбнулся и открыл дверь. Привыкший к полумраку библиотеки, маг зажмурился, но вскоре глаза открыл. Затем Пеликан аккуратно, почти на цыпочках, чтобы его никто не заметил, да и он сам не наступил случаем на чьё-либо платье, прокрался к своему месту и отодвинул стул. При этом нелёгком, без сомнения, манёвре ни одно платье не пострадало, но стул предательски скрипнул, благо в зале было уже настолько шумно, что этот скрип было трудно расслышать. Маг наконец-то сел на своё место и взял в руку бокал с вином.

[Agrainel >>>]

С любимой-прелюбимой Рапсой

Леопольд одобрительно кивнул начавшемуся веселье и тихонько присел на краешек стула. Почему тихонько и почему на краешек? Ну, так, доспехи любимой жены, сидевшей рядом, так некстати заняли часть стула Великого и Прекрасного короля. А грохота, криков и топора верной супруги Леопольду сейчас менее всего хотелось выслушать/испытать. Он кротко взглянул на Клитемнестру, как смотрит на своего ухажера юная жительница ближайшей деревеньки и весело заулыбался ей. Романтика, черт побери!
Клитемнестра в ответ улыбнулась настолько широко, насколько позволяли лицевые мышцы, но вскоре решила прекратить это неполезное занятие. Куда продуктивнее ведь наслаждаться пиром! Не дожидаясь расторопности близсидящих мужчин, королева (которая многих своих подданных превосходила мужественностью - хотя бы по количеству оружия, поднимаемого за раз над головой жертвы) весьма щедро налила себе и своему любимому мужу вина, отхватила увесистую индюшачью ногу и, пугая размахивающими жестами окружающих, с неженским аппетитом начала ее есть.
Леопольд увидел своё отражение в сияющих доспехах Нестры. Понял насколько нелепо он выглядит со своими переглядками и улыбочками. Особенно рядом с такой, ээээ, неженственной* женой.
Так что решив для себя где-то в душе вопрос: король он или нет, бывший разбойник расправил плечи, поправил повязку** на левом глазу (необходимости в повязке, как вы помните не было, на старые привычки - дело такое), поднял кубок с вином, попытался одновременно с этим наложить себе побольше индюшатины и гарнира в тарелку (Леопольд - он же почти Юлий Цезарь), и махнул рукой (с кубком) менестрелю:
- Начинай!
Пиршество вышло на новый виток своего развития.

____________________

* неженственной, но всё равно горячо любимой (это замечание оставлено специально для королевы, а точнее для всего её комплекта оружия)
** повязка, как подобало королю была расшита золотыми нитками

[Барон Суббота >>>]

Шаг-шаг. Звенит под сапогами золото, рассыпанное, словно листья в лесу. Мархенхальфумбервиндлих последний раз был в таковом много...условных единиц времени назад. Давно, если говорить короче. Очень-очень давно, если внести немного конкретики.Так давно, что...впрочем, не важно.
Последний из нифлунгов, отбросил бередящие душу воспоминания, наклонился и подобрал горсть драгоценных камней. Ему ничего не стоило устроить в зале нормальное освещение, но его глазам итак было неплохо, а больше тут тратиться было не на кого. Иенп, как его звали друзья в далёком прошлом, поиграл камнями, наблюдая переливы граней, после чего одним движением кисти отправил самоцветы куда-то в темноту. Звякнуло, что-то упало, звякнуло ещё раз. Устраивать такие небольшие драгоценные лавины было одним из немногих развлечений Бдящего стража. Мархенхальфумбервиндлих вздохнул, породив обильное эхо и продолжил обход.

Сообщение отредактировал Orrofin - 20-08-2008, 21:26

[Момус >>>]

- Ах, как нестерпимо мне весело - траурным интонациям в голосе шута позавидовала бы любая могильная плита. - Ах, да - Ха, ха!
Эльпистик серой бесплотной тенью, которой он, собственно говоря и являлся, парил под потолком.
- Ах как радостно вокруг! - скорбный лик шута не просто сделал бы честь любой траурной процессии, но и вогнал бы в состояние острой зависти катафалк во время эпидемии чумы.
- Я просто сейчас лопну от смеха - провозгласил Эльпистик опрокидывая в себя кубок фалернского. Точнее сквозь себя. Точнее сквозь себя на кого-то из гостей, совершенно не готовых к этому.
- Народ ликует - подытожил шут, покивав на пространную фразу прозвучавшую в ответ на винный душ и замысловато сочетающую просто бранные выражения с отборным матом и витиеватыми описаниями ряда сексуальных экзерсисов.

[Сигрид >>>]

Кто-нибудь догадался позвать Эмпедоклу?
Нет, не так. Кто-нибудь, хоть одна живая душа в этом забытом духами( слава Мерлину!) и Мерлином (слава духам!) королевстве удосужилась вспомнить, хотя бы сделать вид, что вспомнила, что «странный старик с бородой», фигурирующий на тридцатой и тридцать шестой странице летописей страны за прошлый год не какой-то выживший из ума антиквариат и без пяти минут модель для портрета на надгробие, а вполне себе живой и полный сил…ээ… человек. По сравнению с некоторыми , еще вполне себе молодой.
Ничего не надо слезно кричать, что Эмпедокла отлучался в лес по физиологической надобности понюхать цветочки, а сова (которая филин) заболела, сломала ногу и сильно ушиблась. На надо! Просто Эмпедокла Злодей, пусть и в отставке, на границе какого-то леса с каким-то другим лесом. И Злодей с большой, очень недвусмысленной буквы З! который еще всем, всем покажет!!
А пока такие мысли неслись в голове Великого З, стукаясь о черепную коробку и довольно невежливо извиняясь, сам Эмпедокла несся по дому, собирая котлы и пергаменты. Кажется, ему зачем-то надо было срочно во дворец…..

[Морфи >>>]

Получив высочайшее повеление на исполнение культурно-музыкальной программы этого пира, Ульрих поспешно вскочил на ноги, нежно прижимая к себе лютню. Менестрель огляделся по сторонам, решив привлечь к себе побольше внимания публики, и для начала выдал недолгую инструментальную композицию, заставляя струны инструмента визжать и стонать на предельной громкости.
Юноша обвел мутноватым (от предвкушаемого успеха) взглядом весь зал, склонился в поклоне, заодно отметив нахождение себя в безопасном отдалении от всяких колюще-режущих предметов типа вилок, и звонким голосом нараспев начал говорить, тихо подыгрывая себе на лютне.
- Позвольте, достопочтимые дамы и господа, усладить ваш изысканнейший слух Песнью о Прекрасной Брунгильде, королеве далеких-далеких северных земель! - Ульрих слегка понизил голос, придавая ему доверительную интонацию. - О, эта поражающая дева ждет своего храброго рыцаря, готовая пасть в его объятия... Итак, да услышьте Песнь!
Менестрель набрал в легкие побольше воздуха, закрыл глаза, взвел лютню в боевое положение и как мог громко запел.

Ясных глаз её не видно в окружении бровей,
Синий стяг, на нем корона, возвышается над ней.
Губы алые грозятся отобрать у вас покой,
Руки белые откинут меч соперника долой!

Ветер северный гуляет меж прекраснейших грудей,
Латы звонкие сияют ярче пламенных огней.
Косы русые хлестают по щекам до красноты,
Не увидите вы боле нигде подобной красоты!

Под вздохи придворных в темной сладкой ночи
Округлые бедра виляют, жаль мехом прикрыты они.
Запрягают, время не тратя, своих быстроногих коней
Викинги славные и скачут сквозь зиму, спешат они к ней.

[Сигрид >>>]

Сказать, что Эмпедокла влетел в зал, когда последние слова менестреля, окутанные тающими аккордами, мягко отражались от готических стен дворца, значило бы внаглую исказить действительность до неузнаваемости, да еще и заработать пару повесток к шерифу за нарушение авторских прав от местных летописцев и сказителей. Нет, когда гости внимали Песне, Злодей-с-совой-но-уже-временно-без шел по улицам города, гордо закутавшись в бороду и свысока взирал на суетливо снующих обывателей. Обыватели в количестве одного запоздавшего булочника сновали исключительно в сторону дворцовой площади и исключительно в праздничном одеянии, но злодея это не смутило. Мысль Величественная гнала его, призывая в тоже время не торопиться, ибо тише едешь – целее будешь, и баба с возу – все при деле, как гласили древние фолианты, а меж тем дворец приближался и менестрель в нем заканчивал свою Песнь…

Сообщение отредактировал Сигрид - 15-09-2008, 20:13

[Хелькэ >>>]

- Ясных глаз... - Артур Тридцать Первый, король на пенсии, едва не прослезился. Вернее даже, он почти начал слезиться, но вовремя остановился, осушил свой кубок до дна и еще раз повторил, утверждая мысль в своем сознании: - Ясных гла-аз...
Ждет храброго рыцаря. Вот уже практически падает в объятия, надо только вовремя их подставить.
И глаза ясные.
Впрочем, остальные "приметы" королевы Брунгильды запали в душу Артуру не меньше, чем эти ясные глаза. Наполняя кубок в очередной раз, он уже практически решился.
- Э-э... юноша! Менестрель! Иди-ка сюда, потолкуем... да, потолкуем с тобой о ней... глаза ясные, что ж ты будешь делать...

Артур Тридцать Первый никогда не был женат. Ни разу. Даже во сне. И соответственно никогда не предполагал, что в один прекрасный день ему этого захочется, но вдруг...
И захотелось. Неожиданно. Причем именно на ней, вот только на ней и все, хоть режьте. Так почему же не поехать, как многие славные викинги, завоевывать сердце красавицы?
И глаза, конечно. Ясные.

[Барон Суббота >>>]

Тем временем в тайнике.

(с возлюбленным мастером нашим)

Мархенхальфумбервиндлих давно понял, что в постоянном бдении над кладом смысла нет. За всю вечность, что он тут просидел, ни единого вора не смогло пробраться в пещеру, взыскуя невиданных богатств. У стража даже стали зарождаться крамольные размышления, нужно ли оно кому-то, это сокровище, так его, несметное или нет? Да-да, лишь начали зарождаться - нифлунги вообще народ неторопливый, а постоянная темнота и одиночество к быстроте не приучают. Одним словом, он не видел смысла в постоянном бодрствовании и... спал. Сидел, поджав под себя ноги, облокотившись на копьё небесного металла и смотрел дивные сны, в которых вновь был не один, в которых звучал голос, не из его уст исторгающийся. В таком оцепенении Мархенхальф мог коротать вечность очень и очень долго, что, впрочем, не слишком помогало. Вечность-то, она бесконечная, так её...
Несколько капель, сорвавшихся с острия сталактита (или сталагмита? Он всегда их путал, не зная иных различий между ними, кроме буквы "м" во втором), разбудили его. Не окончательно, конечно - так, развеяли дрему. А вот голос, последовавший за этим, доделал черное дело, заставив бедного Мархенхальфумбервиндлиха подскочить.
- Ну вот, - мрачно сказал голос, - потолок протекает.
- Кто здесь? - ещё в воздухе копьё взлетело в боевую позицию, но эффектного перемещения в стойку не получилось - ноги затекли и, едва коснувшись ковра из золотых монет со скалящимся портретом Аренгердумдлиха Третьего Странного, предали стража, заставив его растянуться во весь рост.
- Ты, кто ж еще, - насмешливо фыркнул голос. Он явно принадлежал какому-то мерзавцу.
С трудом поднявшись (этого мерзкого колотья в ногах, когда туда устремилась кровь, столь нелюбимого примитивными расами у нифлунгов не бывало отродясь), Мархенхальфумбервиндлих возжёг несколько магических огней, осветив всю пещеру и крутанулся на месте, удерживая копьё в позиции "Северная кобра вожделеет маленькую мышку". Среди нифлунгов эта позиция считалась почти непристойной, но уж очень была эффективной для отражения внезапных атак.
Вокруг совершенно точно никого не было.
- Дурак ты, - неожиданно мягко сказал голос. - Не там ищешь. Не туда, с позволения сказать, смотришь. Ибо взирать с другой стороны бытия подобает, - невидимый собеседник тяжело вздохнул. - Еще и не догоняешь, да?
- Ничего, вот увижу тебя, тогда догоню, - от души пообещал Мархенхальф, соскучившийся по нормальному нифлунгскому общению, пусть оно и должно было закончится выпусканием кишок, вскрыванием горла и прочими малоаппетитными действиями.
- Ты меня при всем желании не увидишь, - в свою очередь пообещал незваный гость. - Я как бы внутри тебя.
Первым позывом доблестного стража было рубануть себя самого, дабы оградить сокровищницу от посягательств, однако он вовремя себя остановил, ведь, возможно, именно этого вор и добивается!
- Это как? - немного подумав, спросил Мархенхальф.
- Нет-нет, не подумай, что ты разговариваешь с какой-нибудь аскаридой, - голос будто бы приосанился, это было ясно из его выражения. - Сейчас, погоди, я должен выдержать театральную паузу...
Повисла тишина, нарушаемая только сопением.
- Да, думаю, хватит. Я - твое Альтер Эго! - воскликнул голос, чуть не оглушив Мархенхальфумбервиндлиха. - А так же Альтер Ид и Альтер Суперэго. Я вообще очень Альтер.

[Хелькэ >>>]

(продолжение. с возлюбленным моим.)

"Длинное имя, - подумал страж. - Не иначе, тоже из воинов!"
- Приветствую тебя, Альтерэгоидсуперэго! - он зачем-то церемонно поклонился. - Моё имя Мархенхальфумбервиндлих! Поведай же мне, брат по оружию, что привело тебя в сию обитель злата и теней...
"И какого ульбфха ты делаешь в моей голове?" - хотел добавить он, но решил соблюдать церемониал.
Названный Альтер-кем-то-невыговариваемым закашлялся и кашлял долго и со вкусом.
- Меня привело в эту обитель, а если выражаться прямо, в твою черепную коробку, раздвоение личности. Угадаешь, у кого?
- У... меня? - до Мархенхальфа медленно начало доходить. - А...почему?
- Видимо, от долгого воздержания, - хмыкнул Альтер. - В смысле, воздержания от общения с живыми людьми.
Мархенхальфумбервиндлих задумался, какое ещё может быть воздержание. Может, от вина? Или еды? Но голоса от него, насколько стражу было известно не случаются, скорее наоборот - от переизбытка.
- И ты теперь у меня в голове? - спросил он, втыкая копьё в пол.
- Да. Я буду в ней жить. Есть, пить, справлять нужду, - серьезно перечислял голос, - немузыкально вопить песни про золото и... Да не бойся ты, я шучу. Я мешать не буду. Если захочешь поговорить, всегда можешь обратиться. Кстати, я всегда хотел попробовать вот это...
Дальше произошло странное. Рука Мархенхальфумбервиндлиха сама собой поднялась и скрутила кукиш.
- Надо же, получилось, - голос был удивлен. - Но пришлось попотеть. Сложно с тобой будет.
- Ты что делаешь?! - страж вправил вылетевший сустав и потряс скорбящей кистью. - Ты кукишь крутишь или шею врага им ломать собрался?! Полегче...
Тут до него опять дошло, что случилось.
- Тааак. Ты можешь управлять моим телом?!
- Нууу... - Альтер вздохнул очень тяжело. - Пока не совсем. Но я буду работать над этим. Или ты возражаешь?
- Посмотрю, как будет это, - мрачно пробурчал Мархенхальф. - Если опять будешь мне пальцы ломать - то против!
- Значит, поищу компромиссов, - обреченно произнес голос. - А вообще, пойду-ка я спать. Буди, если что.
Еще раз воцарилась тишина.
На этот раз окончательная.
Мархенхальф потряс головой и не нашёл ничего лучшего, чем снова опуститься на пол.
"А сны у нас всё равно мои!" - зачем-то подумал он, смеживая веки.

[Сигрид >>>]

…и скачут сквозь зиму, спешат они к ней.

- ТАК!
Эмпедокла с рождения отличался чувством такта, а в королевском дворце это Чувство с большой и очень красивой буквы, часто подсвеченной тысячами канделябров (и иногда – фингалами под глазами самого эстетствующего Злодея) , так вот, это Чувство обострялось просто до неимоверных размеров. Поэтому Эмпедокла не мог допустить того вопиющего, просто ужасающего факта, что иноземный менестрель лишился целого слушателя! И его, Эмпедоклы, святейший и первоочереднейший долг – сообщить об этом певцу, дабы его тонкая натура не страдала. Громко стуча подкованными каблуками, Злодей вошел в Тронный зал.
- Любезный, сначала, пожалуйста! – Эмпедокла еще раз повиновался своему великолепному Чувству и подвинул со стула какого-то невежду, который все равно чавкал и ничего в музыке не понимал. Менестрелю всяко приятнее будет зреть бороду Великого Злодея, чем какого-то странного непонятного непойми-кого.
- Да-да, с самого начала, пожалуйста. Я вас слушаю.
Эмпедокла всем своим видом изобразил заинтересованность: взял с тарелки согнанного невежды куриную ножку и вгрызся в нее со всей страстью непризнанного меломана.

Сообщение отредактировал Сигрид - 12-10-2008, 19:08

[Морфи >>>]

& неподражаемый критик Сигрид.

Уже поднявшегося на ноги Ульриха разрывали на части противоречивые стремления. С одной стороны, его только что позвал сам король. Но с другой, к менестрелю подсел еще один благодарный слушатель.
Блондин посмотрел на Артура. На Эмпедоклу. Снова на Артура, и решился.
"А вдруг кто-нибудь еще не услышал песнь?" - мелькнуло в голове Ульриха, со вздохом опускающегося обратно на скамейку. - "Но все равно, обижать короля - это же никуда не годится!"
- Уважаемый... - начал менестрель и на всякий случай отодвинулся.
Страсть, с которой Злодей грыз ножку, не внушала хрупкому Ульриху никакого доверия.
- Да-да, я слушаю, весь внимания, - вежливо ответил Злодей с невполне набитым ртом. О том, что менестреля еще кто-то куда-то позвал, Великий попросту не знал. А даже если бы и знал... Скажите, серьезно изменилась ваша жизнь от того, что вы узнали, что постоянная G равно =6.28*10 в алхимики знает какой степени!
Эмпедокла вытер руку об скатерть очень изящным жестом и махнул певцу, давая понять, что пора.
Человек с такими людоедскими замашками Ульриху не нравился. Однако, эти самые замашки не давали менестрелю покоя. "А вдруг я откажусь, а он меня... как ножку! Ужас!" - испугался менестрель и нервно поднял лютню, отгораживаясь ей от Эмпедоклы. Конечно, долго бы музыкальный инструмент в бою против Злодея не протянул, но какую-никакую уверенность такая защита давала. Ульрих глубоко вздохнул и негромко начал свое выступление на бис:
"Ясных глаз её не видно в окружении бровей,
Синий стяг, на нем корона, возвышается над ней.
Губы алые грозятся отобрать у вас покой,
Руки белые откинут меч соперника долой!"
Тут менестрель замолчал и выжидательно посмотрел на благодарного слушателя, ожидая первой реакции.
Эмпедокла водил чистой рукой в такт и шевелил губами, повторяя слова.
- А? - он вдруг обнаружил, что бубн... поет в гордом одиночестве. За соло Злоедю не платили, поэтому он решил возмутиться. - Так. позвольте! - а заодно и высказать свое Ком-петентное мнение.- Чего там, простите, у вас катрен хромает? в этой.. как его.. второй рифме? Это ты тут что за портрет нарисовал? Ох уж эти новомодные веяния....
"Губы алые, руки белые...".. - передразнил Эмпедокла. - Ты вот здесьб художество видишь? Сплошное копирование! А Творчество где? а? ну, давай, попробуй еще разок!
Ульрих впал в ступор, подавившись словами. Он, конечно, еще не знал, что в лице благодарного слушателя нарвался на Злодея, что что-то такое злодейское уже всей кожей чувствовал. "Зато королю понравилось!" - успокоил себя менестрель и продолжил восхваление Брунгильды:
"Ветер северный гуляет меж прекраснейших грудей"
- Чегооо??? это какого ж размера у вас там...м.. ветра? - Эмпедокла так возм.. уди... был потрясен услышанным, что забыл подавиться.
- Это такого размера у нас там Брунгильда! - доверительно шепнул Ульрих, прежде чем продолжить исполнение Песни:
"Латы звонкие сияют ярче пламенных огней..."

[Сигрид >>>]

(и великолепный менестрель Морфи)


- Воо, рассиялись, а люди, между прочим, по ночам спят! И когда у них под окнами всякие латы сияют, им это не всегда нравится. как ты думаешь на минуточку!
- Когда под окнами сияют латы королевы... - мечтательно закатил глаза менестрель, и крайне возвшенным тоном пропел, - Косы русые хлестают по щекам до красноты, не увидите вы боле нигде подобной красоты!
-Слушай, ты!..э... менестрель! Вот я знаю, у одного желто....ээ... заморского короля приянто непокорных слуг после еды бить палочками по пяточкам. А у вас, суровых северян, наказывают через битье королевскми косами? - в доказательство своих слов Эмпедокла выпил чейто бокал вина. Залпом.
- Меня Ульрих зовут, - скромно представился свободный певец. - А это... это была... как же ее... а, гипербола! - довольный собой менестрель выдал инструментальную импровизацию на лютне, прежде чем грянуть Хвалебную Песнь дальше:
"Под вздохи придворных в темной сладкой ночи
Округлые бедра виляют, жаль мехом прикрыты они.
Запрягают, время не тратя, своих быстроногих коней
Викинги славные и скачут сквозь зиму, спешат они к ней."
- КТО наливал вина этому человеку?! - громко осведомился Эмпедокла, не дослушав шедевра, благо, конец ему был уже известен. - Вы что не видите, он же еще...ээ. так юн! - злодей кивнул Ульриху, показывая, что песня Услышана, все в порядке. Дальше внимание Великого Эстета было полностью поглощено Ножкой. Куриной.
- Ах так?! - возмутился таким вопиющим отсутствием внимания к своей персоне менестрель и занес лютню над головой Злостного критика.
Музыкальный инструмент жалобно звякнул, Ульрих опомнился и на всякий случай убрал его за спину.
- А королю понравилось! - обиженно добавил менестрель, отворачиваясь.
- Знаешь, что, любезный, - заметил Эмпедокла, не поворачиваясь. - Не удивлюсь, если королю и описанная тобой красотка... понравится.
- Боюсь, уже, - нашел взглядом упомянутого бывшего главу государства Ульрих. - А он у вас как... часто на Хвалебные песни ведется? Хотя... поверите или нет, но наша королева, она така-а-а-ая...
- Ка-кАААаая? - кисло передразнил Эмпедокла, чувствуя а) что поесть всеравно не дадут спокойно, б) что раз так, то и все можно. - Небось как в песне: губищи в пол-лица и объемы что в дверь не проходит.
- Кхе... - запнулся Ульрих. - Ну вы не видели наших дверей... А вы кто вообще, кошмар честного менестреля?
Стоять спиной к потенциальному источнику угрозы было банально страшно, так что певец осторожно встал к Злодею боком, нервно сжимая в пальцах лютню.
- А вот на "кошмар" я обиделся, - честно сказал Эмпедокла и в подтверждение своих слов выпил чье-то вино*.

______
*это уже практически копирайт.Aoi!

[Хелькэ >>>]

- Поразительно, - выдохнул король Артур Тридцать Первый, когда Эмпедокла умолк.
вообще, со стороны злодея было неполиткорректно мешать бывшему правителю этого королевства почерпнуть сведения о Брунгильде из первых, так сказать, уст... но Артур все равно их почерпнул, подсев поближе (и опрокинув при этом одну чернильницу, три кубка и нескольких подвыпивших гостей).
- Выходит... выходит, она в самом деле такая? - в голосе Бывшего Правителя звучала нежность. Даже Нежность. Какая только может звучать при упоминании незнакомой, э-э, женщины, между грудями которой гуляет ветер.
О чем Артур никогда не мечтал, так это о семейной жизни. От нее иногда появляются дети, а что такое дети, он и так узнал в полной мере - на живом примере своей сестры, воспитывавшей Клитемнестру. Потом он узнал, что такое подростки. И, наконец, что такое выросшие дети, которые сами вдруг женятся или выходят замуж и начинают править твоим государством.
Но ведь, наверное, можно будет как-то и без детей обойтись?..
- Решено, - отчеканил король. Бывший. - Я женюсь. Вот прямо сейчас еду и женюсь.
Все побледнели, протрезвели и повернулись к королю*

_________________________
*- в принципе эти слова можно было поставить в любом порядке)

[Сигрид >>>]

Артур (который король) и Эмпедокла (пока без совы)

(с Хэльке))))

- Жениться? Вот так? - Эмпедокла бросил тоскливый, полный невыразимой жалости и невысказанного страдания взгляд на недогрызенную куриную ножку. Несудьба встала между ними, сверкая рогатым шлемом и бронированным бельем, да так, что Злодею оставалось лишь покориться. - Пааагади на двести грамм. Кажется мне, свадьбы были в прошлой сказке. А _эта_ сказка посвящена всяческим политическим интригам, грязным предательствам и прочей милой сердцу ерунде, что всегда окружает борьбу за трон - который. заметь, я до сих пор у тебя не забрал. Не так ли?
- Возможно, дело в том, что трон у меня забрал этот... - Артур покосился на Леопольда. - ...этот многообещающий юноша?
Его возмутили претензии злодея. Нет, ну нашел к чему прицепиться!
- И вообще, - добавил уже-не-король, на всякий самооборонный случай пододвигая к себе пустой поднос (чем изрядно напугал Ульриха, зажатого между Эмпедоклой и Артуром), - чем тебе не нравятся свадьбы?!
- Мне? - Эмпедокла совершенно без задней мысли, просто для эстетического баланса поднял табуретку, держа наперевес. - Мне они очень нравятся. Когда они случаются раз в пятьдесят.. нет, в восемьдесят пять лет с половиной! И желательно не там, где я вот уже две весны собираюсь захватить власть над Миром!
Артур сдвинул брови и выпятил живот. Брови были довольно-таки лохматы, но при всей внушительности живота (именно сытные обеды, завтраки и ужины король прежде предпочитал семейным ценностям) большее впечатление производил именно последний.
- Дискуссия принимает философский оборот, - неодобрительно произнес Артур. - Поэтому я считаю, - он загородил подносом свое главное достоинство (да-да, вышеупомянутый живот!), - что... что твои слова несостоятельны! Как и попытки захватить власть над миром.
И король Усмехнулся злодею Прямо в лицо. Ну или чуть вбок.
Эмпедокла крепче сжал ножку табуретки, ставшей в результате невидимой глазу трансформацию боевой.
- Философский? о, я очень люблю поговорить о непонятных вещах непонятными словами! Например, мне никогда не нравилась сублимация экстраполированных контраргументов через путь матримониальных коррегуляций! - закончил он почему-то почти криком.
- А я... а мне всегда нравилась индейка в яблоках! - в тон ему разъяренно выкрикнул король, взмахнув подносом и едва не задев Ульриха. - Ты, мерзкий, отвратительный вторженец, как смеешь ты браниться с королем?! С правителем... ну ладно, пусть и бывшим, но все-таки могучим государем! Все это лишь слова, слова, слова... сомкни же челюсти, тяжелые как мрамор, - тут Артур немного остыл, увидев взгляды посторонних. И особенно менестреля. - И в монастырь ступай, - закончил он уже не так пафосно.
Эмпедокла как-то сразу осознал, что монарх, пусть и бывший, может очень серьезно повредить его репутации. К тому же, прилюдная публичность Секретных планов почему-то казалась ему... не очень выгодной, будто был в ней какой-то подвох...
- Интересно, как много монастырей может остаться в стране, которой правил неженатый слепок с мумии, - проворчал Эмпедокла, не из зла на правителя (пусть и бывшего), а от обиды за несъеденную и павшую смертью под чьим-то неосторожным каблуком куриную ножку.
- Это неважно, - махнул дланью король. - Признайся, о порождение сил Тьмы - ты просто ревнуешь! Завидуешь, что Брунгильда достанется не тебе! Что я стану ее мужем, ее любимейшим супругом, обладателем ее сокро… э-э... ее прекраснейших гру... э, ясных глаз!
Вот Артуру не надо было этого говорить. Нет, точно не надо было. Зря он сказал. Определенно.
Эмпедокла замахнулся табуреткой, потому что тяжелое и грустное детство научило его диалектике и искусству беспроигрышного ведения споров. Он замахнулся табуреткой, высоко, так высоко, как не вздымались гру... ресницы прекрасной Бурнгильды, и обрушил... ся. На спину.
Артур непроизвольно уронил поднос от ужаса.
Не исключено, что на Ульриха.

[Мелетун >>>]

Нимфы просто повернули свои изящные головки в сторону короля и уставились на него, совершенно не обращая внимания на этикет.
Им обеим подумалось, что уж этому старому ... как это помягче сказать, они даже не знали... жениться явно было уже поздновато... Ну да что с этих мужиков можно было взять... Как только услышат о новой девице и о ее красоте, так с ума и сходят. Не зря ведь две девицы не подпускали к себе ни одного представителя мужского пола. Все юноши, мужчины и старцы, что были при дворе, уже давно наполучали своих тумаков за распущенные руки и языки и шарахались в сторону при каждом появлении нимф, которые так и сверкали праведным огнем в глазах в разные стороны.
В остальном же нимфам было глубоко наплевать, что собирается делать этот старый самодур. Они были верны его дочери. Что та скажет, то они сделают.