Karasu no douwa, Сказки ворона

[Далара >>>]

Ловко брошенный остро заточенный серп чуть не отхватил Кейке ухо, зло свистнул металл - когда длинный прямой клинок отклонил полет изогнутого полумесяцем лезвия. Серп воткнулся в столб, что подпирал крышу. Кейка извернулся, кубарем прокатился под ногами противников и встал рядом с Инабой.
У того дела шли куда хуже. Казалось, темную его одежду разрисовали темной бурой краской, а кисти рук облачили в алые перчатки. Равновесие Эцуо уже держал с трудом. Посмотрел сверху вниз на приятеля подернутыми дымкой боли глазами, скривил рассаженные губы.
- Уходим.

***

В доме собирали раненых и мертвых. Последних сложили рядком в одной комнате, зажгли ароматические палочки.
- Надо пригласить священнослужителя, - хмуро сказал Такэ.
Он поглаживал забинтованную руку, но так и не снял лиловый платок с головы. Забыл, наверное. Ему не возражали. Масачика и его кузен, Фуйю, подсчитывали убитых. Когда закончили, хозяин дома опустился на складной стул и окинул тела последним взглядом. Кузен все ходил взад-вперед вдоль недлинного ряда. Наконец, не выдержал, шарахнул веером об пол.
- И стоило платить наемникам, - кивнул на мертвецов, - чтобы их убил первый попавшийся мальчишка?!
- Дурак ты все-таки, Фуйю, - отозвался Масачика. – Лучше бы это был первый попавшийся мальчишка.

(мы! Продолжам-с)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке,
дом господина Мацуоки
15 день минадзуки 2-го года Генна, вечер

С негромким треском выдвинулась планка веера; с таким звуком ломается под ногой сухая ветка в лесу. Небольшой фрагмент картинки, узкий лазоревый треугольник с мазками облаков. Еще один едва слышный щелчок, еще один синий кусочек, становится видна когтистая лапа с искусно прорисованными чешуйками и длинный ус. В комнате полутемно, и засохшие темные брызги кажутся частью узора; света лампы едва хватает на то, чтобы загнать тени под потолок и в дальние углы, где так легко прятаться. Наместник с улыбкой поднял взгляд на потолочную балку.
- Но сегодня тебя там нет, - произнес Теншо Токисада. - Не правда ли?
Миги, который остановил кровь (от серьезного повреждения руку спасла предусмотрительно надетая наручь-котэ), бросил настороженный взгляд на своего господина; судя по тому, как поморщился юный наместник, ему причинили нежеланную боль.
- Прошу меня простить.
- Это мне следует извиняться, - остановил телохранителя Токисада. - За несдержанность.
На расстеленном перед ним полотне был разложен сегодняшний военный трофей, и наместник поочередно касался каждого сюрикена, будто пересчитывал смертоносные четырехлучевые "звездочки". Веер Теншо Такаши держал в левой руке, предоставив раненую правую заботам верного Миги. В комнате пахло травами. Миги положил деревянную палочку, которой накладывал спекшуюся зеленую массу поверх колотой раны, на обод чашки и закончил перевязку.
- Завтра отправляемся с визитом к господину Сакаи, - проговорил Токисада, пока телохранитель раскладывал на полу футон и вынимал одеяло. - Если твоя сестра оправилась от недомогания, она поедет с нами.

(они же, все они же, ага)

Сообщение отредактировал SonGoku - 16-07-2009, 11:05

[Bishop >>>]

Миги покосился на него; наместник уже переоделся в домашнее шелковое хитатаре и распустил волосы. Телохранителю не понравилось выражение, с которым Теншо Токисада рассматривал сюрикены, но Миги ничего не сказал.
- Нам не уйти от погони, - задыхаясь от усталости, проговорил его спутник; рослый молодой самурай усадил мальчишку, которого нес на спине, под дерево. Даже по испачканному в грязи и крови лицу было видно, как ему жаль своего маленького товарища, холодная раскисшая земля, перемешанная с последним весенним снегом, не лучшее место, но подстелить было нечего.
- Это мне не уйти, - поправил самурая мальчишка. - А ты еще можешь спастись.
Вместо ответа тот уселся рядом, принялся счищать глину с треснувшей под ударом чьего-то копья наручи. Мальчик оглянулся на лес, откуда вот-вот должны были выехать всадники, достал из-за пояса меч и протянул самураю.
- Забери его с собой.
- И что мне с ним делать?
- Твой сломан.
- Ну и что?
- Вернешь его мне... когда-нибудь.
Он открыл глаза, прогоняя сон; лампа погасла, но, проникая через раздвинутые створки, в комнату втекал серебристый лунный свет.
- Поторопись... - выдохнул Токисада. - Прошу тебя, поторопись...

(san-nin)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке,
дом господина Мацуоки
ночь с 15-го на 16-й день минадзуки 2-го года Генна

Если Инабу и разбудил негромкий звук отодвинутой перегородки, то он ничем этого не выдал. Лежал, по-прежнему всем видом напоминая умершего. Ну а если он, притворяясь спящим, подглядывал сквозь опущенные ресницы, то видел, как в комнату вошли двое. Первый, тот, что почтительно открыл дверь, дождался, когда второй опустится на циновку рядом с разложенным в неурочное время футоном, и затем внес деревянный поднос со всей необходимой для чая посудой.
- Мне понадобится горячая вода, - напомнил второй; его длинные распущенные волосы шелковистым водопадом стекали по спине.
Первый коротко поклонился и, не забыв закрыть за собой перегородку, испарился. Эцуо вздохнул полной грудью и чуть не закашлялся. Схватившись за ребра, приподнялся на локте.
Желтый колеблющийся огонек масляной лампы оживлял узор на завязанной спереди легкой одежде; казалось, что цветы сливы, раскиданные по подолу и рукавам, и правда теряют лепестки под дуновением холодного зимнего ветра. Тот же отсвет положил лживый румянец на обычно бледное лицо. Токисада на мгновение закрыл глаза, собираясь с мыслями и силами, затем достал из-за широкого пояса сложенный вчетверо шелковый платок (небольшой керамический сосуд с костяной крышкой уже был извлечен из плотного мешочка-шифуку), медленно протер платком ко-сето* и тонкую бамбуковую ложечку, которая лежала на ободке пиалы.
- Ее сделал Чодзиро, - с безмятежной улыбкой пояснил наместник. - Перед смертью ему удавались особенно удивительные чаван*. И чашаку* тоже он сделал, он назвал ее "Светлячок". Поэтично, не правда ли?

-----------
*ко-сето - сосуд для густого чая, сделанный в период Муромачи (1336-1568) в регионе Сето; изнутри выложен золотой фольгой, так как считается, что она меняет цвет, если в заварку добавлен яд.
*чаван - пиала, изначально привозились из Китая (теммоку) и Кореи (идо).
* чашаку - узкая ложечка, которой насыпают в чашку заварку; имчасто давали различные имена.


(а теперь вдвоем с Даларой, ун)

Сообщение отредактировал Далара - 24-07-2009, 12:51

[Далара >>>]

Инаба с усилием сел. Он не мог позволить себе лежать, когда этот человек сидит перед ним. Раны отозвались резкой болью. В голове царила бешеная круговерть мыслей и ощущений, от которой хотелось согнуться пополам.
- У поэзии есть много применений, - сквозь зубы поддержал разговор Эцуо. – Все зависит от того, чему она служит.
- Кому она служит, - поправил его юный дайкан, сейчас более чем когда-либо похожий на мальчика из кагэмайя*.
Опять едва слышно отодвинулась затянутая плотной бумагой фусума, принесли бронзовый чайник и жаровню; бульканье кипящей воды напоминало шуршание ветра в ветвях сосен. Токисада ополоснул чашку, слил воду в специально подготовленный кенсуи*.
- Говорят, различают шесть тонов этого звука, - сказал наместник, положив бамбуковый ковшик поверх чайника и протирая чашку заранее смоченной салфеткой.
Инаба неотрывно следил за его движениями.
Хотелось взять Кейку за шиворот и отшлепать, как младенца. Но поди его поймай... Самурай хмуро потрогал тугую повязку на плече. Зачем Кейке потребовалось устраивать резню? Почему он привел всех противников туда, где находился Инаба? Нарочно или не знал, что в реальном бою бывший актер едва ли мог сравниться с тренированным воином? По крайней мере, - Эцуо позволил себе легкую улыбку, одними кончиками губ, - убить не хотел, это точно. В противном случае кое-кто лежал бы сейчас в том доме, и было бы очень легко спихнуть вину на Масачику и его людей.

-----
*Кагэма («kagema», 陰間; букв. «тайная комната») – этот термин широко использовался в эпоху Эдо для обозначения проституток мужского пола, клиентами которых также были мужчины. Фактически являлось синонимом к термину «гей». Соответственно, «кагэмая» («kagemajaya», 陰間茶屋) – это чайный домик, специализирующийся на мужской проституции.
*кенсуи - большой сосуд для воды, которой ополаскивают чашку во время церемонии.

(мы!)

Сообщение отредактировал Далара - 24-07-2009, 12:50

[Bishop >>>]

И дайкан вряд ли хочет его отравить. Инаба поневоле залюбовался этим опасным зверем. Ни одна девушка из местного дома развлечений не могла сравниться с ним в красоте и грации, в изяществе столичных манер. Смешок – и это думает он, Эцуо, который никогда не испытывал особой тяги к своему полу.
- Еще говорят, что правильное приготовление чая это большое искусство, к которому способны не многие.
Получилось слишком хрипло и не вполне любезно.
Наместник взял черный высокий ко-сето осторожно, словно тот был живым существом и мог выпрыгнуть и убежать, потом насыпал зеленоватую пудру в чаван; опять зажурчала вода, тонкой струйкой заливая порошок. Оставалось лишь точными и размеренными взмахами кисточки-сен взбить полученный густой напиток в пену. Токисада поставил чашку с изумрудной жидкостью перед бывшим актером.
- Не бойся, - усмехнулся дайкан, убирая с лица непослушную прядь. - Это всего только чай. Видишь, золотая фольга в ко-сето не изменила цвет.
Инаба мельком глянул, чтобы убедиться, но куда больше хотелось ему рассматривать разошедшийся при движении вырез юкаты собеседника. Под ней был лишь легкий полупрозрачный, почти женский, джубан и гладкая, лишенная загара кожа.
При желании, неловкую гримасу на лице гостя можно было принять за улыбку. Которая быстро погасла, уступив место болезненной отрешенности. Инаба потер веки кончиками пальцев.
- Ты уверен, что ты это ты, а не подосланная мне девушка из твоего цветника?
Токисада приложил палец к губам собеседника, призывая к молчанию.
- Жизнь – лживый сон, - сказал он. – Проснется лишь тот, кто отринет мир. Сейчас ты уснешь и возможно, увидишь сон. Не пытайся его разгадать.

------------
*цитата из пьесы Дзеами "Ацумори"

(sanbiki yo)

Сообщение отредактировал Bishop - 24-07-2009, 12:57

[SonGoku >>>]

Инаба отпил терпкий молочно-зеленый напиток и, подчиняясь успокаивающему плавному жесту, снова лег, из упрямства подпер голову здоровой рукой. Боль от ран, утихшая было, снова давала о себе знать, и не так легко уже было отличить, что происходит на самом деле, а что лишь видимость. Токисада раскрыл веер, неторопливые взмахи навевали дремоту и заставляли отклоняться огонек масляной лампы.
... но со стороны кажется, будто его колышет дыхание собеседников. Особенно того, кто скрывается за непрочной завесой. Его мучает одышка, за последнее время он стал грузен. Не так давно его считали почти что аскетом, но теперь все чаще идут разговоры, что и маленькие житейские радости не чужды и великому «Хасами-доно»*.
Как и тщеславие, мысленно добавил его молодой собеседник, который склонился в низком поклоне, лишь бы никто не заметил, как кривятся в улыбке плотно сжатые губы. А ведь он почти сдался, отчаялся и начал искать другой способ, когда пришло известие, что их посетит «грозный старец». Молодой человек выпрямился; его длинные волосы, потревоженные движением, заструились между лопаток черным водопадом.
- Недостойные слуги его светлости считали, что дорога в этот дом позабыта, - негромко произнес юноша; на слегка набеленном лице появился румянец. - Его светлость больше не нуждается в наших ничтожных услугах. Радостно сознавать ошибку.
Из-за занавеса донеслось отчетливое сварливое фырканье; человек, которого скрывала шелковая преграда, никогда не любил церемоний. Много позже, когда все было сказано и выслушано, а лакированный ящичек, внутри которого, завернутый в несколько слоев ткани, лежал хрупкий подарок, был поставлен в токонома под охрану, когда свита разошлась по отведенным им комнатам, а сам «грозный старец» собирался отойти ко сну, в саду встретились двое. Тот, что постарше, только что закончил ежедневные упражнения с мечом, от него пахло усталостью и потом, второй дожидался его, сидя под деревом, и любовался закатом.

---------------

*Хасами-доно ( 螯殿) – букв. «господин Клешни», прозвище, данное Токугава Иэясу за скупердяйство и чрезмерную бережливость.

(а кто ж еще-то?)

Сообщение отредактировал Bishop - 24-07-2009, 12:57

[Далара >>>]

- Завтра мне придется уехать, - сказал он, услышав шаги, которые различал даже в толпе. - Не тревожься, поездка будет короткой.
Над кромкой западных гор полыхало оранжевое вечернее пламя.
- Пойду к нему, - юноша поднялся, кивнул на плотно закрытые ставни комнаты на втором этаже.
- Акира, подожди...
- Он соскучился без меня, но никогда не признается...
В замке Кувана ждали посланника от Токугава. Ши-тэнно* наблюдал из окна верхнего этажа, как во внутренний двор втягивается длинная процессия с бело-черными штандартами и заключенными в круг листьями дерева гингко - конные воины, пешая охрана, носильщики с паланкином... Расстояние сыграло с ним злую шутку; когда слуги открыли дверцы паланкина и помогли выбраться наружу сидящему внутри человеку, глаза старого генерала расширились от изумления.
- Женщина? Он посмел прислать ко мне женщину?!!
Нет, не женщину и даже не мальчика, как показалось в начале. Молодому человеку - он назвался именем Нишио Акира, - можно было дать лет шестнадцать, но генерал привык спрашивать напрямик и без экивоков задал нужный вопрос. Гость честно признался, что ему уже перевалило за двадцать. Он разглядывал выставленный над доспехами шлем с ветвистыми оленьими рогами, и глаза у него блестели от восторга и любопытства. Затем, спохватившись, передал лакированный ящичек.
- Мой господин надеется, что подарок обрадует вашу светлость.

-------------------
*ши-тэнно (四天王) - четверо главных приближенных Токугава Иэясу: Сакаи Тадацугу, Исикава Кадзумаса, Сакакибара Ясумаса и Хонда Тадакацу; последний был особенно яркой личностью, носил шлем, украшенный оленьими рогами, и проявил себя постоянным и верным защитником интересов рода Токугава.

(опять же)

[Bishop >>>]

Ши-тэнно вдруг подумал, что у «грозного старца» хватит извращенного юмора прислать в качестве сувенира этого мальчика со слегка набеленным лицом и стыдливо опущенными ресницами. Старый Хонда провел на земле шестьдесят два года, вырастил двоих сыновей, славно повоевал под знаменами Ода и Токугава, а сейчас, передав управление кланом наследнику Тадамасе, отошел от дел и жил в свое удовольствие. С Токугавы станется так скрасить остаток лет своему верному генералу. Но потом ши-тэнно вспомнил взгляд, брошенный посланником на рогатый шлем.
Красиво очерченный рот Акиры дрогнул в улыбке, как будто гость из последних сил сдерживает веселый смех.
- Так далеко мои полномочия не распространяются, - сказал молодой человек. - Я всего лишь гонец.
В ящичке оказался чайник китайской работы, некогда подаренный Иэясу самим Нобунагой, а утром необычный посланник уехал.
Инаба приоткрыл затуманенные глаза и не сдержал улыбку при виде Токисады.
- Значит, ты мне не расскажешь, чем этот визит закончился для «Неуязвимого воина».
Дайкан подложил под голову собственный локоть и безмятежно спал, почти уткнувшись носом в грудь гостя. Волосы беспорядочно разметались по шелковому одеялу. Сейчас Акире невозможно было дать больше шестнадцати лет, и все злодеяния мира не касались его.
- Он умер, - пробормотал сквозь сон Токисада и по-детски причмокнул. - Говорят, после долгой болезни.

(maa...)

[Далара >>>]

Гора Асама

Два опаленных безжалостным огнем перекрученных дерева поднимались безмолвными стражами по две стороны от ступеней из застывшей лавы, голые ветви их переплелись, образовали верхнюю перекладину ворот. Лестница, которую никто никогда не строил, уводила наверх – к черной на фоне закатного неба лысой вершине и храму, что балансировал на краю каменной чаши.
- Тории... – выдохнул тощий носильщик.
- И они не отбрасывают тени, - подтвердил одноглазый ронин. – Мы пришли.
Пока разводили костер, пока подогревали еду, он сидел на корточках в стороне и разглядывал ворота, образованные деревьями. Выдр-оборотень исхитрился накормить вялого, не опомнившегося после встречи с нуке-куби мальчишку, а ворон устроился на плече у ронина – не нашел, видно, лучше насеста. Птица тоже разглядывала вход.
Отговаривать не буду, все равно не послушаешь. Только помни, что храм – сам по себе несчастный демон, хоть и не простак, вроде тех нуке-куби. Птица переступила, чуть не разодрав когтями и так не слишком опрятное косодэ. И меч... как ты его разбудишь, так он и будет служить.
– Кому? – усмехнулся одноглазый роши. – Меч не мой, как хозяин захочет с ним поступить, не мое дело.
Ворон каркнул – ни дать ни взять недоверчивый смешок. Прикрыл клюв крылом.
Было бы не твое, отдал бы как есть. Мицуке попытался согнать ворона, тот ущипнул его за ухо – в ответ.

(наша бодрая троица)

[Bishop >>>]

臨 – обратившись лицом к опасности
兵 - воин
闘 – борется
者 – с тем, кто
皆 – против всех.
陣 – воинский строй
列 – шеренгой
在 – стоит
前 – перед ним.

Девять плоских камней - девять знаков, написанных кровью на них, - разложены по кругу. Над каждым прочитана сутра. Беглый чиго сел в центр и достал из-за пазухи мешочек из вытертой оленьей кожи. Черная корка, обугленная кожа горы, лопнула, пошла трещинами, выпустила струи раскаленного пара, словно дракон учуял что-то во сне. Шар из молочно-зеленого нефрита в испачканных кровь ладонях мальчишки медленно налился сиянием. Малолетний колдун положил драгоценный талисман на землю перед собой, оглянулся на хмурого – что уже стало привычным, - сосредоточенного роши. Мицуке смотрел в сторону. Тогда ученик колдуна опустил ресницы, глубоко вздохнул...
Знаки на плоских камнях ярко вспыхнули, будто их начертили не кровью – разрезав ножом ладони – а огнем.
– ...отдаю свои кровь и кости, чтобы обрести новую жизнь... – беглый чиго запрокинул лицо к темному ночному небу, что огромной перевернутой чашей висело над миром.
Девять жгутов пламени сплелись в мандалу, а колдун в центре ее стал выше ростом и шире в плечах. Мицуке прикрыл глаза ладонью, чтобы потом не ослепнуть, когда придется идти в темноту, чернее, чем ночная тьма в горах, а огонь продолжал творить магию, превратив залатанный суйкан мальчишки в придворный ярко-алый икан. В глотке спящей горы заклокотало, дракон приоткрыл налитый кровью сверкающий глаз, выпустил из трещин-ноздрей пар. Красные и оранжевые блики заиграли на свежем лаке, что покрывал столбы врат.
- Ну наконец-то! – радостно вздохнула ночь.
Огибая лестницу из черных, ноздреватых валунов, деревья-ворота, площадку с костром, из раскрытой пасти горы ручейками стекала огненная слюна; на раскаленной поверхности лопались, рассыпая темно-алые искры, огромные пузыри. Ночной воздух стал горячим.
– Я, Хата-но Доджи из Сеццу, известный в этом мире как Ашийя Досон, своим именем и своей кровью, приказываю тебе... – колдун в центре каменного круга сложил десятую печать, кровь на ладонях вспыхнула огненным рисунком. – Отвори!

Сообщение отредактировал Bishop - 27-07-2009, 20:32

[Далара >>>]

Гора задрожала, как живая. Почудилось – сейчас распахнется от вершины до сокровенных недр, расколется, обнажая долину скорби. С барабанным грохотом обрушилась груда камней. Ворон, что в такой близости к вершине стал человеком, закрыл черным рукавом глаза от взметнувшегося рядом снопа искр.
– Теперь иди, – велел он Мицуке.
Долговязый роши будто очнулся от сна. Стараясь не оглядываться на колдуна, на остальных, он поправил сверток за спиной, поднялся, тяжело опершись о колено ладонью. Он ничего не сказал – да и о чем тут можно было говорить, когда не время и не место ленивым беседам, как будто сидят они не под самым носом Ямато-но орочи, а на веранде, любуясь садом? Сбил искры с рукава. Узкая черная дорожка между потоками лавы показалась ему нитью, протянутой над огненной пропастью.
Человек-ворон взмахнул очень длинными рукавами, сложил руки перед собой в ожидании. Он больше не смотрел на воина, все его внимание принадлежало колдуну. Не беглому мальчишке, нет – тому, кто пришел открыть врата. В памяти это лицо было разным, таким тоже: скрытая в прищуре глаз сила; самоуверенная и торжествующая улыбка; словно углем нарисованные усы, борода и брови; волосы будто в золе. Человек, которому не стоит преграждать путь. Человек, которого стоит бояться, если ты не... Самми улыбнулся с горечью.
– Ты кто? – вопросил выдр у черной фигуры и придвинулся к ней поближе.
– Генджи Хакуга-но Самми... – человек, в котором не осталось уже ничего вороньего, кроме черного придворного наряда, оборвал представление на полуслове и поднял голову к сверкающему звездами куполу неба. – Как жаль, что моя флейта не со мной.

[Барон Суббота >>>]

Тени потревоженной ночи свивались вокруг Хошибэ змеиными кольцами, трава и листва на редких кустах тревожно шелестела, а камни под ногами чуть подрагивали. Всё вокруг говорило тэнгу, что намечается... что-то. Что-то такое, от чего всё живое на горе Асама трепещет и стремится убраться. Несколько раз он видел мелких духов, удирающих прочь от вулкана с поражающей дух и разум скоростью. Только вот Хошибэ Умагоро, самураю при жизни и в посмертии, было наплевать на страхи низших. У него была цель, она лежала выше по склону, а потому он шёл, чуть согнувшись и сложив крылья. Тэнгу был почти невидим в изменчивых тенях ночи, когда он миновал тории, чем-то напоминающих два скрюченных дерева и увидел.
Мальчишка сидит в круге из пылающих печатей. Перед ним что-то, на что одновременно и больно смотреть, и хочется взять в руки, хотя бы коснуться. Хошибэ притаился в темноте и попытался наблюдать с помощью сааки, но был вынужден закрыть духовное око. На горе Асама творилось нечто такое, от чего и ослепнуть можно! Тэнгу ещё раз всмотрелся в фигуру мальчишки и только сейчас заметил, что недалеко от него стоит тот самый роши. Нет, уже не стоит. Уходит дальше, туда, откуда исходят волны древней и дикой силы. Такой, что перья становятся дыбом, стоит лишь подумать о ней!
Хошибэ отогнал от себя ненужные мысли, подождал, пока ронин скроется из виду, глубоко вдохнул и одним длинным прыжком рванулся к мальчишке. Тати пошёл из ножен в одном из простейших йай-дзюцу. Удар тыльной стороной рукояти в основание черепа. Не убить ученика колдуна – лишить сознания.

Первым развернулся Самми – не на свист крыльев даже, на чувство неминуемой опасности. Сжал-разжал пустые ладони: нет лука и стрел. Потянулся к поясу, но опустил руки: атака мечом столь же бессмысленна, как и попытка вставать на пути – призрак здесь не помеха. Тогда он окликнул тревожно: - Досон!
Привычное когда-то имя отозвалось острым уколом вновь обретших яркость воспоминаний.
Человек в центре круга оглянулся на шум, и злые слова, что были готовы сорваться у него с языка, так и не были произнесены. Взмах широкого тяжелого рукава старинной одежды напоминал взмах крыла.
- Сгинь, - жестко приказал колдун.
Тати описал короткую дугу, тэнгу резко хлопнул крыльями и отлетел в сторону. Меч в его руке поднялся, будто для защиты от чар, а рукав колдуна сполз на землю.

(не в одиночестве, как вы понимаете)

Сообщение отредактировал Далара - 19-08-2009, 19:20

[Далара >>>]

Из-под спутанных прядей жестких волос за происходящим следило новое существо, прячущееся в кустах. На тонких веточках черных деревьев образовывалась и мгновенно таяла ледяная корка. Глаза, неожиданно светлые со зрачками не больше игольного ушка не отрывали взгляда с колдуна – лоб того украсили капли пота. Наверное, когда-то это существо было человеком, но сейчас оно больше напоминало зверя, хотя черты лица оставались человеческими. Одежда превратилась в рваные тряпки неопределенного цвета. Голова словно пребывала отдельно от шеи, казалось, она вот-вот сместится и поплывет сама по себе. Ее окутывало смутное свечение, красновато-желтое, как огонь в храмовой жаровне. Пахло курительными палочками.
- Это еще что такое? – изумился выдр-оборотень, который, несмотря на долгую жизнь в горах, никогда прежде не слышал о подобных существах.
Ответить было нечего. Неведомый пришелец шагнул к погруженному в ритуал колдуну, с губ слетел полу рык, полу стон. На пальцах рук блеснули длинные острые когти. Самми встал на пути. Рык перешел в предупреждающее гортанное ворчание. Придворный вынул меч, сверкнул отблеск на золоченой рукояти. Демон изучающе наклонил голову. Смещение теней и шепот клинка, прерванный вздох сорвался на стон. Мерзкий звук раздираемых ткани и плоти.
Демон сделал еще шаг.
Хэнгэ упал на четвереньки и вдруг обернулся тигром – маленьким, ростом с выдру.
Гора вновь затряслась, и на этот раз в грохоте скатывающихся по ее склонам камней слышался громовой издевательский хохот. Древний почерневший от времени и накопленной за века ярости дракон смеялся над горсткой существ, которые то ли от недомыслия, то ли по какой иной неизвестной причине осмелились бросить ему вызов. Очерченная потоками лавы небольшая площадка перед воротами казалась сценой, на которой разыгрывался последний акт.

(все вместе)

[Bishop >>>]

- Ты решил помериться со мной силой? – удивился мальчишка; детские губы изогнула жесткая улыбка мужчины, который не знает, что такое пощада. – Глупец.
Демон замер, уставившись на протянутую к нему руку – не с подношением, не с едой, это был приказ остановиться и не вмешиваться.
Ткань отрубленного рукава на глазах у всех истлела и превратилась в золу. Колдун поймал ветер, который осмелился дунуть на площадку перед древними тории, в кулак. Усмехнулся. И выставил обе ладони перед собой в печати «солнечного кольца».
- Om chirichi iba rotaya sowaka.
Сквознячок набрал силу тайфуна и подхватил Хошибэ.
Долгое мгновение казалось, что тэнгу устоит, что сила его воли и мышц достаточна, чтобы сражаться даже с таким ветром, но нет. Один шаг назад, второй, Хошибэ плотно прижал крылья к спине и нагибался всё ниже, словно толкая что-то очень тяжёлое. Он чувствовал, что проигрывает этому волшебству, что ещё немного, и его вовсе вышвырнет с горы и закинет за седьмые небеса.
Тати вошёл в землю с решительным лязганьем. Крепко держась за рукоять меча одной рукой, тэнгу вонзил когти другой рядом, закрепился и медленно пополз против ветра, цепляясь за каждый дзё и напрягая всю силу воли. Взгляд рдеющих в темноте глаз демона не сходил с лица колдуна.
Камни с написанными на них знаками стали просто камнями, потеряв волшебную силу, и только нефритовый шар то вспыхивал ярко-зеленым огнем, то темнел, так кровь толчками выплескивается из пробитой груди. С печальным вздохом две скалы, за которыми проступали очертания храма, сошлись, отрезая дорогу назад любому, кто осмелился войти без разрешения.

(minna)

[Барон Суббота >>>]

Цель – пульсирующее, пронзительно светлое сияние зеленого камня – исчезла, и демон остановился с рыком недоумения. Протянул когтистую лапу к облаку ядовитого густого пара, что шел из-под земли, и, обжегшись, резко отдернул. Обернулся к колдуну, плотоядно оскалил рот-пасть. Ни маленький тигр, ни бьющий крыльями тэнгу не заботили его. Все внимание демона было приковано к мальчику – у того пропало старинное одеяние, и вместе с ним ушло нечто незримое и куда более важное.
Ворон, уже снова не человек, хромая, в несколько скачков подобрался к юному колдуну и встал перед ним, расправил одно крыло. Второе, переломанное, висело безвольно. Не слишком серьезная преграда, но пернатый был намерен оберечь мальчика. Тот, то ли от страха, то ли в свою очередь защищая птицу, вцепился в ворона с неожиданной для тонких рук силой.
От муджины страшное порождение чей-то злой воли отмахнулось, как от назойливой мухи. Соперника оно предпочитало не замечать. Оно двигалось вперед медленно, будто каждый шаг давался с трудом, но неотвратимо. Встрепанный отчаявшийся ворон клюнул горе-защитника в руку. Беглый чиго вздрогнул; у него был странный взгляд – так смотрят, очнувшись от глубокого сна, не понимая, что происходит вокруг.
– От инугами нельзя убежать... – сипло выдохнул Хаяши, но страха в его голосе слышно не было.
Кажется, мальчишка еще не расстался с призраком человека, которого вызвал из небытия. Или тот – отказался покидать только что обретенное тело.
- Так кому из вас я нужен больше? – спросил колдун. – Тебе?
Его взгляд мазнул по человеку в образе пса.
- Или – тебе?
Взгляд остановился на тэнгу, который недавно был человеком.

(это продолжение и оно же следует)

[SonGoku >>>]

Но ответа от Хошибэ не последовало. Оранжево-алые глаза демона яростно сверкали, его пламенный дух толкал вперёд, проклинал бездействие, умолял о битве, но всё, что осталось от выдержки самурая противилось этому, разрывая тэнгу пополам. Броситься на колдуна означало подставить спину инугами. Рассечь шею демона-собаки удара вакидзаси? Можно, но это займёт явно больше мгновения, и чародей получит возможность напасть.
Душа требовала одного, разум подсказывал иное, а Хошибэ не знал, не знал, не знал, что делать! С треском лопнув, в вечность ушло ещё одно мгновение.

При ударе о землю выдр-оборотень снова превратился в выдра.
– Вспомни! – взвизгнул он, обращаясь не к Хаяши, а к тому, кого видел в момент заклятия.
Демон утробно зарычал, чуя близкую добычу. Потянул алчущие пальцы к груди юного колдуна. Себастьян-Фердинанд в отчаянии схватился лапой за крестик на груди. Он теперь мог сделать только одно... Воздух пронзил дикий визг, почти сравнявшийся с криком, изданным муджиной этой ночью. Демон вздрогнул. С ненавистью глянул на добычу. В коротком рыке обнажил зубы – человеческие и четыре собачьих острых клыка. Самоотверженный выдр прыгнул к нему на спину.
– Ты человек! – выкрикнул он. – Вспомни это, во имя бога!
Не мелькнет ли в искаженном лице что-то, кроме бешеной злобы? О ком из богов ты говоришь, чужак? не сдержался ворон. И не человек он, ничего он не может вспомнить! Как будто гора заскрежетала каменными зубами, перемалывая в труху того, кто осмелился безрассудно сунуться ей в пасть, – такой раздался звук и заставил всех умолкнуть. Истошные визги оборотня, скрипучие вороньи крики, вопли напуганных людей потонули в нем. Из-за черных валунов зайцем вылетел Цуива, разевая перекошенный рот, и попытался спрятаться в другом месте. Даже неистовый демон-охотник попятился, хоть по-прежнему старался закогтить мальчишку, который стоял неподвижно среди общего хаоса и держал на вытянутой руке перед собой нефритовый амулет, то ли отгородился им от врага – от демона ли, от тэнгу, то ли предлагал ему, словно выкуп. Губы колдуна беззвучно шевелились – на заклинание у беглого чиго не хватало сил.

(толпа народу, ага, кого тут только нет...)

[Далара >>>]

Хошибэ всё же не выдержал. Пламя его души не позволяло выжидать в бою, и здравый смысл капитулировал. С гортанным боевым кличем тэнгу выхватил из-за пояса вакидзаси и резким движением направил его в спину ину-гами. Ещё прижизненная выучка и легендарная скорость демонов-воронов сделали его движение почти неразличимым для глаза. Он должен был успеть ударить, рассечь шею врага коротким, но очень острым клинком, а потом кинуться на мага. Амулет Аматэрасу мешал, жёг саму сущность тэнгу, но Хошибэ заставил себя не замечать этого. Самурай в нём впервые за долгое время поднял голову и бился так, как раньше, несмотря на то, что возвращение к следующему перерождению ему теперь было заказано.
Демон шипел, пригибаясь к земле – то ли готовился к прыжку, то ли собирался уступить победу в странном бою. Колдун шагнул к нему, все так же протягивая нефритовый амулет, единственную свою защиту от тьмы и зла. Получеловек-полузверь отдал еще часть территории, из его глотки вылетало злое ворчание, как будто он хотел что-то сказать, но мог только рычать по-звериному. В глазах, скрытых густой сеткой волос, мелькнула неуверенность.
Удар пришелся между лопаток и свалил бы даже очень крепкого человека. Созданный чьей-то злой (или только лишь любопытствующей) волей демон покачнулся, как будто помнил еще, что такое боль. Ушла неуверенность, красноватые глаза засветились алой злобой; с клыков закапала слюна. Если бы он схватился с Хошибэ, неизвестно, кто вышел бы победителем из жуткой схватки. Но человек-зверь рванулся вперед и вверх. Рукоять вакидзаси выбило из руки тэнгу неожиданным движением, и меч так и остался торчать из облаченной в лохмотья спины. Потерявшее всякое сходство с человеческим лицо в зеленом сиянии амулета надвинулось на маленького колдуна.

(много нас)

[Bishop >>>]

- Ты умрешь, если не принесешь амулет? – взрослая улыбка искривила рот Хаяши. – Впрочем, ты уже почти умер. Забирай.
Демон истошно взвизгнул, словно обжегся о раскаленный камень, но не уронил амулет и со всех ног, оставляя за собой кровавую цепочку, припустил вниз по склону; воткнутый короткий клинок мотался, застряв между ребрами. Ворон кружил над Хошибэ, в его карканье были слышны ругательства осакских портовых рабочих и китайские построения хэйанских придворных.
Поначалу щель была не тоньше волоса, днем никто не заметил бы трещины. Но сейчас в полутьме она светилась ярко-красным, и края ее медленно оплавлялись, меняли форму, наливаясь той же огненной краснотой. Как первая капля летнего ливня с силой ударяет в дорожную пыль, оставляя на ней круглый след, под ноги беглого чиго упал камень. Колдун едва успел отскочить. Следом посыпались другие, мельче – каменный горячий дождь. Словно обитатели Облачной равнины принялись выметать из жаровен угли вместе с золой. Второй удар заставил всех пошатнуться. Гора выплюнула раскаленный каменный шар, рассыпая искры, необычный снаряд улетел в пропасть, прочертив по светлеющему предутреннему небу оранжевую полосу. Волна жара и непереносимой вони заставила всех отступить к краю площадки перед каменной лестницей.
Скала лопнула. Лепестками цветов в воздухе кружились чешуйки пепла.
Колдун не устоял на ногах, чересчур много сил было истрачено за последние дни, магия сжирала мальчишку изнутри, требовала, требовала и требовала, и беглый чиго отдавал все, что было, не умея – не зная, – как восстановить силы.

(вчетвером)

[Барон Суббота >>>]

А Хошибэ уже не думал, действовал, не собираясь останавливаться. Меч остался в спине ину-гами? Ничего, когти целы, а исчезнувшего врага теперь найти будет куда легче, да и путь к Хаяши теперь открыт. Икен Шикацу. Искусство обращения любого действия противника против него самого, делающая воина непобедимым, верно служило Умагоро с тех самых пор, когда горные тэнгу обучили его этому страшному, почти не человеческому умению.
Ину-гами ещё не успел отойти и на два дзё, а Хошибэ, с ужасающе плавной быстротой подхватывал одну из рук Хаяши. Оши таоши, опрокидывание восвояси, а потом, не глядя, получилось или нет, раскинуть крылья и уйти в прыжок, переходящий в полёт, схватить и унести ученика колдуна. И, конечно же, не забыть тати, так и торчавший из земли, но это потом, а сейчас надо всё-таки опрокинуть мальчишку. Малая доля мгновения, и всё сорвалось с места.

Цуива, чей простой деревенский разум не мог вместить столько дикости, почувствовал, что сходит с ума. Страх копился, копился, пока не перелил через край и – растворился в общем хаосе невероятных и безобразных событий. Ошеломленный этим открытием носильщик выскочил из своего укрытия, собираясь дать знать всем кругом, что боится уже совсем не так сильно. И узрел самое безобразное событие из всех. Покушаться на ребенка?!
- Ах ты, курица недошпаренная! – возмущенно заорал он. – Да я тебя так ощиплю, на похлебку костей не останется!
На эффективность слов против врага он не надеялся, горячил ими себя. Бегал он быстро, прыгал высоко – вот где пригодилась щуплость жилистого тела. И стоило тэнгу подняться в воздух, как его ноша вдруг стала вдвое тяжелее.

Скомкался шёлковым платком на ветру, оборвался на середине идеальный бросок, безнадёжно сбитый центр тяжести ухнул вниз, неожиданно затосковав по тверди и устремившись к ней всеми силами духа. Тэнгу не рухнул, словно целый то риса, нет, но плавно, текуче скользнул на землю, перевернулся, освобождаясь от захвата и молниеносно нанося удар. Шомэн атэ, прямой восходящий удар, вышел у Хошибэ не слишком хорошо, но страшные когти, которыми венчались пальцы раскрытой ладони демон-ворона, несколько уменьшили несовершенство этой атаки. Переведя удар в начало броска и даже не обратив внимания, погрузились его когти в плоть или нет, лишь отметив отсутствие лишнего утяжеления, тэнгу вскочил и сразу, без подготовки ушёл в новый прыжок. Мальчишка всё ещё был совсем рядом, любые раны или травмы он почувствует лишь когда всё кончится, да и то, ненадолго, а значит атака, атака и ещё раз атака. Атака до того, как цель будет достигнута или до смерти. Самурай в Хошибэ гордо вскинул голову, и издал боевой клич, излившийся из клюва тэнгу гортанным клёкотом. Хошибэ не видел, не слышал, не знал и не хотел знать, что происходит вокруг. Дух, разум и тело молодого тэнгу слились в единое сверкающее копьё, и сейчас оно стремилось к цели, как удар в открывшуюся дыру на доспехе. Хошибэ сам обратился в оружие, обратив всего себя, все помыслы на единое действие, и оно просто не могло провалиться. Тэнгу всем телом врезался в Хаяши, сметая его, а потом могучие крылья ударили, отправляя их обоих под небеса.

(продолжаем разговор)