Karasu no douwa, Сказки ворона

[Bishop >>>]

– Ух ты... – произнес тот, кто стоял на каменной лестнице, провожая взглядом единственного здорового глаза огромную черную птицу-человека. – Наверное, превратился не окончательно.
За его спиной бушевало пламя, клубы плотного темно-серого пара были слишком тяжелыми, чтобы их раздул ветер. Одно из деревьев, обугленных еще раньше, составляющих необычные ворота, задымилось, а вскоре на его ветках заплясали язычки пламени. От одежды человека воняло серой и тухлыми яйцами, она тлела и дымилась. От волос тоже пахло дымом. Но в руке он держал прямой обоюдоострый меч, даже на первый взгляд тяжелый и странный в бою.
- Ама-но муракумо-но цуруги*... – восхитился Самми, чье одеяние напоминало поломанные, в крови, вороньи крылья, а весь облик колебался между человеческим и птичьим. – У тебя все-таки получилось!
- А ты сомневался? – Мицуке оттянул прожженный в нескольких местах рукав. – Дайте воды, не хочу умереть от жажды.
Цуива, лежавший, закрывшись руками, горестным кульком, поднял голову. Вытаращил на него глаза, моргнул. И с визгом подскочил с земли, что становилась все горячее. Метнулся к камням, на полдороге передумал и подскочил к своему коробу, обнял его, как родного. Забормотал, словно ополоумевший:
- Плохое место-о, воды нет, травы нет, воздух горит... Мы все умре-ем здесь!
Гора оскорбленно взревела. Мицуке подхватил Цуиву и поставил на ноги, предварительно тряхнув хорошенько. Тот булькнул, зато обрел подобие мысли во взгляде. Помятый, негодующе хрипящий ворон отправился в короб.
– Пошли, – приказал долговязый роши, стягивая кожаными ремешками сверток с мечом, закидывая его за плечо, оглянулся на хэнге. – Лучше бы и тебе убираться отсюда. Дракон разъярился и долго не успокоится. Спасибо за помощь.
И – пинком отправил ополоумевшего Цуиву вниз по склону.
Тьма пришла раньше, чем они успели выбраться в безопасное место. Тьма ревела многими голосами – дракон выпустил демонов, и теперь те искали обидчика Ямато-но орочи и сходили от бешенства с ума, потому что никак не могли отыскать. Тьма душила людей, забивала им глотки обжигающей пылью, слепила глаза. Мицуке не успел понять – оступился он или это земля по приказу дракона раздалась у него под ногами. Он покатился вниз, обдирая локти, колени и ребра об острые камни. А затем – тьма его проглотила.

_________________
*Ama-no murakumo-no tsurugi -天の叢雲の剣 – «меч, собирающий облака», изначальное имя меча, который Сусаноо-но микото нашел, разрубив дракона Ямато-но орочи, и который впоследствии известен как Кусанаги-но цуруги («меч, разрезающий траву»).


(minna)

[Fennec Zerda >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке,
дом господина Мацуоки
ночь с 15-го на 16-й день минадзуки 2-го года Генна

Никто никогда не видел Йонако спящей - она отдыхала только в паучьей форме, человеческая плоть слишком хрупка, чтобы оставлять ее без присмотра. Зато пауки не видят снов. Йонако открыла все восемь глаз разом и поднялась на ноги. Голод испытывали и женская и паучья форма в равной степени. В эту ночь Йонако не раздумывала над жертвой.
Маленький паучок-разведчик пробежал вниз по стене, исследуя покои, в которых должна была находиться та девицы, которую Йонако присмотрела в саду наместника. Комната была пуста и паучиха оставила разведчика ожидать возвращения сладкого мяса. Паучок деловито вскарабкался под потолок и замер, ожидая эту странную и слишком большую для него жертву.
Второй разведчик передал приятные новости - в покоях мужчины обнаружилась вся добыча, и мужчина, и дама.
Молодая женщина в покоях господина ночью. Быть может, не убивать их сразу, но дать время насладиться друг другом в последний раз...
Йонако отправила в комнату еще с десяток мелких скорых паучков, а сама задумалась - забавно ли будет соблазнить мужчину на глазах его обездвиженной подруги, а потом сожрать его, не позволяя девице даже потерять сознание. По всему выходило, что будет забавно!

[Далара >>>]

Проснуться от щекотки – не самое неприятное, скорее неожиданное происшествие. Выяснить, что источник ощущений вовсе не расшалившееся озорное существо с пером, а паук... два, три, пять...
Инаба резко сел, стряхнув не только мелких нарушителей сна, но и более крупного и вполне человеческого вида соседа. Акира сладострастно улыбнулся, но так и не пробудился, только крепче взял в плен руку вместе с рукавом.
- У них что, паломничество к тебе? – пробормотал недовольный мужчина. – Или новая мода при дворе, разводить пауков?
Губы у юного дайкана задрожали чуть-чуть сильнее, дрогнули и опущенные ресницы; кажется, наместник, лишь притворялся спящим, исподтишка наблюдая за давним знакомым. Один из черно-золотых ночных гостей принялся плести паутину между пальцами наместника, другой упал ему на щеку, несколько копошились в волосах, посверкивая в прядях, как живые драгоценности. Эцуо скривил рот и смахнул наглеца вместе с белесыми, чуть-чуть липкими нитями. Провел кончиками пальцев по щеке, чтобы снять второго. Гладкая, бархатистая... Сел поудобнее и, не отнимая руки, принялся второй выбирать членистоногих из волос, медленно пропуская пряди между пальцами. Улыбка к паукам уже не относилась. Но ни одного из них Инаба не убил, старался даже не повредить, лишь отбрасывал подальше. Акира извернулся, чтобы положить голову на колени Инабе, и сладко зевнул. Его обман раскрыли, и притворяться больше не было смысла.
- Какая пакость... – он поморщился. – Надо позвать господина Каку, он любит подбирать всякую мелкую живность.
- Позови, о яснейший, - отозвался гость, язвительности во фразе было столько же, сколько веселья. – Не знал, что ты так не любишь пауков.
- Меня все любят, - рассеянно отозвался дайкан.
Пакость тем временем ползла по спине Инабы, перебиралась на шею и, словно любопытствуя, опускались по плечам вниз до локтей. Пауки покрупнее - с женский кулачок, - опутывали паутиной темные углы, с тишайшим шорохом пробегали по стенам.
- Странная будет смерть,- улыбнулся Акира, закрывая глаза.

(нас много)

[Fennec Zerda >>>]

Йонако ничего странного в смерти не находила, ни в способе, ни в самом факте. Ее маленькая армия опутывала уединившихся любовников, развешивала серебрящиеся нити по стенам, наполняла комнату шелестом, похожим на ласковый шепот. Молодая женщина в темном одеянии с тонким золотым узором по дорогой ткани замерла у порога, глядя тысячью глаз на то, что происходит в комнате, и неслышно отворила дверь. Проем тут же затянули паутиной, словно занавесили легчайшим светлым шелком.
Мягкие, почти невесомые нити опутывали двоих людей, скрепляя их обьятия крепче самых прочных веревок, и сквозь эту белесую шелковистую массу первый раскат грома показался не таким уж и громким. Словно гроза собиралась далеко в горах, а не брала приступом небольшой призамковый городок.
- Говорят, - полусонно улыбнулся дайкан, - что люди всегда убивают тех, кого любят. Эцуо-доно верит, что я желаю ему смерти?
Улыбка Инабы приобрела миллиард оттенков от настороженной иронии до веселья и даже восхищения, с каким восторгаются актерской игрой или мастерски сделанной куклой.
- Он не верит в любовь Токисады-доно.
Тонкие паучьи лапки невыносимо щекотали кожу, но стряхнуть их было невозможно: свободная рука едва двигалась из-за перевязки и боли в раненом плече; вторая по-прежнему находилась во власти дайкана. Тонкие губы Теншо Токисады задрожали, как будто наместник был готов рассмеяться.

(три-о)

[SonGoku >>>]

Господин Каку был озабочен: ему не хотелось покидать хозяина темной ночью, но речные запахи и негромкий плеск воды в прибрежных тростниках манили обезьянку обещанием вкусных мидий, ракушек и, может быть, даже улиток. Зверек подергал за веревку, которой был привязан к перилам. С узлом не пришлось долго возиться, это слуги затягивали его потуже, на совесть, а хозяин не особенно утруждал себя. Вскоре господин Каку, пробравшись сквозь заросли, уселся на мокром песке в ожидании подходящего момента. Ловкое стремительное движение лапой, и в пальцах зажата черная скользкая раковина, внутри которой (нужно лишь постучать ею о камень или разгрызть, но тогда на зубах будут скрипеть осколки) спрятано угощение. Спустя короткое время легкая волна вынесла на берег новую мидию, отыскать третью не составило большого труда, а вот четвертую господин Каку упустил. Он отложил ее в кучу к остальным, а когда прискакал с пятой, выяснилось, что мидия уползла обратно в воду, оставив за собой тонкий извилистый след.
Берег небольшого пруда был завален перламутровыми скорлупками, а господин Каку поедал уже седьмого моллюска, когда в омуте плеснуло что-то тяжелое, огромное и опасное для небольшого зверька, с могучей пастью, способное не просто уволочь обезьянку на дно, но и, вполне возможно, заглотнуть ее целиком в один присест. Несмотря на доблестное имя, господин Каку был осторожен, чтобы не сказать трусоват, и немедленно вскарабкался на ближайшее дерево, спустившее плети ветвей почти до самой воды. Поэтому и заметил через открытое окно в доме более мелкую, но зато более безобидную закуску. В несколько прыжков он добрался до отодвинутой ставни, выхватил из белесой путаницы желто-черного паучка и с хрустом слопал.

(вставное соло)

[Далара >>>]

В горах неподалеку от Асама

Клёкочущий, победный хохот тэнгу рвал ночное небо когтями хищной птицы, и собирающаяся гроза вторила ему раскатами грома. С кончиков перьев ликующего демона срывались яркие искры, ветер под ударами его крыльев стенал в изнеможении и собирались, набухали тяжёлой, недоброй водой облака. Хошибэ Умагоро нёс свою добычу к колдуну, а за его спиной готовилась рухнуть на Землю Богов ужасная буря.
Одной рукой тэнгу крепко прижимал к себе мальчишку, для верности прихватив его плечо когтями, а во второй застывшей молнией горел тати, который Хошибэ в последний момент перед взлётом успел выдернуть из земли.
Земля уносилась назад где-то далеко внизу, и пролетали, смазываясь в одну полосу, огни городов и деревень, мерцали тут и там вспышки отдельных маленьких поселений. Хошибэ начал снижаться. Колдун был уже близко.
Мальчишка затих и не подавал ни малейших признаков жизни.

Тошимару стоял на поляне перед горной хижиной – скрюченный обрубок дерева, пока не приглядишься как следует, - и смотрел в небо. Крылатая тень легла на звезды, и он растянул губы в тонкой змеиной улыбочке. Проскрипел:
- А, пожаловали.
За спиной колдуна пронзительно громко скрипнула рассохшаяся дверь. Безумолчно стрекотали в траве цикады. На вершине посоха загорелся голубовато-белый огонек, яркий, словно одно из небесных светил перебралось на землю. Сигнал для тэнгу.

(пока с Оррофином)

[Барон Суббота >>>]

Нипочём было не различить глазам смертного огонёк, неожиданно вспыхнувший внизу. Не увидеть его и духовному оку ками - слишком много душ сейчас мерцали внизу, подмигивая далёким звёздам. Хошибэ не был ни человеком, ни ками, и его оранжево-багряные глаза с ромбовидными зрачками мгновенно выхватили этот сигнал. Или, может, он просто чувствовал колдуна через узы, связавшие их? Едва ли ему дано будет узнать ответ. За последние годы сааки и обычные чувства Хошибэ настолько срослись, что трудно было отличить, что к какому миру принадлежит. Тэнгу сложил крылья и по пологой дуге слетел прямо к волшебнику.
- Получи своего ученика, почтенный, - сказал он, сгружая ношу на землю, но не отпуская добычу. - Жив и все вещи при нём, как и договаривались.
Тошимару осмотрел и мальчонку, и тэнгу, как будто принюхивался к неразличимому другим запаху. Так ворон примеривается к показавшейся ему съедобной добыче на земле. Длинный нос – точь-в-точь птичий клюв.
- Хорошо-хорошо-о...
Колдун обошел обоих, посмотрел в лицо Хошибэ и неожиданно улыбнулся. Указал на одинокую хижину, что притаилась меж кустов; в звездном свете едва виднелась лишь крыша.
- Идем. Отдохни, выпей со мной чаю. Или, может, желаешь сакэ?
Нетерпение глодало душу тэнгу стаей голодных акул, заставляя его ромбовидные зрачки сужаться до тоненьких щёлочек. Любому другому он бы уже сказал несколько резких слов, но только не Тошимару. Воспитание самурая и духовное око демона властно принуждали Хошибэ к почтительности в отношении этого старого колдуна. Он поклонился, для подчёркивания благодарности уперев руки в бёдра, и шагнул следом за Тошимару, волоча его беглого ученика за собой без видимого усилия.
Колдун на полпути обернулся к Хашибэ (на Хаяши он не смотрел), прищурился.
- Чего ты хочешь сейчас? Стать тэнгу или вернуться к жизни самурая, которую не изведал до конца? Иметь магическую власть – неприятная обязанность.
Он захихикал скрипуче и протяжно, словно чем-то недовольная ворона. Хошибэ остановился и невольно напрягся, чуть сильнее сжав когти на плече добычи. Клювастую голову он начал было клонить к земле, но потом быстро вскинул, пронзив колдуна оранжево-багряным пламенем глаз.
- Я не умею оборачиваться, - хрипло каркнул он, легко заглушив смех Тошимару. - Не могу отступить. Но я ещё не забыл, что иду по Пути. Исполни наш договор, почтенный, дай мне сделать ещё шаг вперёд.
Тэнгу замолк, а потом выпрямился и, раскинув крылья, на которых всё ещё мерцали призрачные огни, прогремел, будто отвечая далёким грозовым раскатам:
- Чародей Тошимару, уважаемый во многих мирах! Обрати меня в ямабуси-тэнгу, согласно нашему договору, скреплённому силами!
- «Силы», «Путь», «чародей»... какие все слова-то вычурные, - проворчал Тошимару, довольный, впрочем, лестью. – Исполнение договора произойдет, нет причин волноваться. Но негоже заниматься этим здесь и сейчас. Спешка, да будет тебе известно, только вредит делу.
Он отвернулся и продолжил неторопливый путь к хижине, бурча под нос:
- Нетерпеливая молодежь нынче пошла...

(продолжение же)

[SonGoku >>>]

Хижина почти до самой крыши заросла кустарником, травой и мхом, никто не чистил от них старые бревна и доски. Прочная грубая дверь распахнулась как от порыва ветра, когда маленькой процессии оставалось до нее несколько шагов. Огонь в трех светильниках на высоких подставках горел ровно, словно не тянуло зябким ночным холодом снаружи. В углу, бок к боку, уткнувшись носами в свиток с картинками, расположились двое. Юноша лет семнадцати для магического взгляда обладал неуловимой особенностью, которая заставляла сомневаться в том, что он просто человек. Но необычность его мгновенно забывалась, стоило взглянуть на пристроившуюся рядом как ни в чем не бывало наманари. Увлеченные разбором надписей в свитке, они заметили явление колдуна и его гостей лишь тогда, когда за теми с треском захлопнулась дверь.
Мгновение тишины, обитатели горного домика разглядывали гостей. Потом оба вскочили одновременно. Молодой человек поклонился – не низко, скорее осторожно. Тошимару взял за плечи Хаяши и пихнул в руки потирающей ушибленную о потолок макушку наманари.
Хошибэ медленно, по-птичьи поворачивая голову, изучил обитателей домика, задержав на каждом свой взгляд так, будто решал: рвать ли их на части прямо сейчас или подождать немного.
Впрочем, плох тот гость, который в доме хозяина не стремится сохранить ва, так что самурай внутри тэнгу пробудился и заставил того поклониться в ответ. Коротко, быстро, но всё же вполне завершённо и в соответствии с ситуацией.
Под низким потолком старой хижины кто-то сосредоточенно и деловито пыхтение, но колдун, в другое время внимательный к каждому шороху, сейчас точно оглох; лишь велел принести воды из ручья, потому что "могут быть еще гости". И попросил снять с огня чайник, да еще усмехнулся, а может, это сова чихнула где-то в лесу. В конце концов, быстрый топоток маленьких цепких лапок завершился пронзительным визгом, и с притолочной балки, кувыркаясь и истошно вереща, свалился довольно упитанный клубок золотисто-бурой шерсти. Над углями вор-неудачник ловко извернулся и уцепился за крюк, на который обычно вешают чайник. Долговязая страшилище-наманари захлопала выгоревшими белесыми ресницами - над очагом раскачивался чугунок, размахивал сердито распушенным хвостом и чихал от поднятой золы и пыли.

(те же авторы и я!)

[Барон Суббота >>>]

Наманари жаждала сунуть любопытный и немного облупленный нос в носик чайника – видно было по лицу. Но ей вверили щуплого и чумазого мальчишку, и оставить его без заботы она не могла. Завернула хрупкое безжизненное тельце в одеяло, уложила поудобнее, смочила губы водой, положила на лоб влажную тряпку. И растерянно огляделась: что бы сделать еще.
Юноша растерял весь надменный и нарочито взрослый вид, фыркнул от смеха в ладонь и метнулся к очагу. Палкой для ворошения углей легонько ткнул хвостатый чайник в бок. Чугунок отрастил не только нос, но и зубы и попытался укусить палку. Юнец отдернул руку и тут же второй вознамерился потянуть заманчиво маячащий хвост.
Хошибэ смотрел на всё это с почти не скрываемым презрением. Полукровки демоны и кицунэ всегда вызывали у него нечто вроде брезгливого раздражения, хотя он признавал, что среди последних бывали и выдающиеся представители, особенно из старых. Тэнгу быстро прошёл в северный угол избы и сел там, привалившись спиной к стене и укрывшись крыльями. Меч он отстегнул от пояса и теперь тяжело опирался на его рукоять своими вполне человеческими руками, утвердив на полу. Как-то некстати зашевелились мысли, что оружие неплохо бы сменить: тати плохо подходил к обычной одежде, а доспехов тэнгу не носили за редкими, совершенно особыми случаями. Ни слова не говоря, Хошибэ внимательно следил за хозяином дома.
Хошибэ внимательно следил за хозяином дома.
Тем временем чайник над очагом вел себя очень активно, пытаясь отхватить Садаро руку острыми зубами. Заодно мазнул хвостом по лицу.
- Сними его и переверни, - велел Тошимару.
Юноша послушно потянулся к странному гостю. В последний момент вспомнил, что бывает, если коснуться раскаленного чугуна, и взял сперва толстую старую тряпицу.

(ну, вы поняли)

[SonGoku >>>]

С притолоки свесилось длинное, точно женский пояс, грязное полотнище, а после небольшой возни перед людьми, солидно косолапя, встал невысокий круглобокий тануки. Ходить на задних лапах ему было не очень сподручно, к тому же, мешали волочащиеся по земле длинные, как у придворного какого-нибудь, штанины.
- Ой, они у тебя всамделишные?
Белобрысая девчонка не удержалась и протянула руку к пушистым ушам на голове малыша, жадно погладила мягкий пух. Кроха по-собачьи выставил одно треугольное ухо для почесывания, второе же свернул и прижал к голове. На смуглой востроносой мордочке разлилось блаженство; вокруг глаз его словно углем измазали. Садаро пытался одновременно не спускать глаз с внушающего недоверие полотнища и найти какой-нибудь амулет или щепотку соли, от чего глаза разбегались в разные стороны, а толку не было никакого. Тошимару тем временем поставил на деревянный поднос еще три чашечки для чая.
Малыш запрокинул голову, понюхал воздух, опять сморщился и уставился блестящими от любопытства глазами на беловолосую великаншу.
- Ты кто? - сварливо спросил он. - Твоего мужа тут нет. Где еда?
- Я Миеликки, - честно ответила девчонка, деревенская ведунья учила, что если нет причин врать духу, лучше говорить правду; Тошимару слабо поморщился. - Мужа у меня нет. Пока. А еда... - желудок подозрительно громко булькнул, - еду еще готовить надо.

(пока что все те же, ун)

[Далара >>>]

- У меня есть немного, - покопавшись за пазухой, Садаро вытащил завернутую в тряпицу рисовую лепешку. – Только она уже почти совсем черствая. Будешь?
Тошимару неторопливо проверил, все ли в порядке в общей комнате, пристроил у двери свой посох, напоминающий корягу, и остановился перед тэнгу. Рук его не было видно – они прятались в длинных рукавах землистого цвета одежды. Угрозы не ощущалось. Вместо этого возникло неуютное полузабытое чувство, что Хошибэ находится на церемониальном приеме.
- Позволь представить тебе моих спутников, - провозгласил колдун; в его речи появились переливы и смазанные почти до небытия согласные. – Имя юноши – Кинджо Садаро.
Наличие фамилии говорило о том, что обладатель ее принадлежит как минимум к самурайскому клану.
- Девушку зовут Миэ.
Та с видом опытной лекарки хлопотала над Хаяши за наполовину отдернутой занавеской, где лежали расстеленными несколько футонов.
Некоторое время из угла не доносилось ни звука, но потом тэнгу шевельнулся и неохотно проскрипел:
- Скажи им, что я Хошибэ из рода Умагоро, тэнгу с гор.
К ним подкатился рисовым колобком незадачливый оборотень и, хрустя сухой лепешкой (только уши подрагивали), придирчиво стал разглядывать Хошибэ.
- Прямо с Курама? – уточнил он сквозь чавканье.
Длинный темный лоскут потянулся за ним, как будто вознамерился ухватить малыша за шкирку.

(опять же)

[Fennec Zerda >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке.
Дом господина Мацуоки
ночь с 15-го на 16-й день минадзуки 2-го года Генна


Йонако не глядя отправила небольшое войско паучков разобраться с тем, кто только что лишил ее слуги. Их много у нее - этих слуг, - но она знает о смерти каждого, кто сейчас служит ее глазами и пальцами, кто послушен ее воле.
Паутина стелилась по стенам, ниспадала на пол - то ли шелк, то ли туман. Двое в комнате скрывались в этом тумане, но отчего-то Йонако не слышала их страха. Хозяйка Пауков сделала шаг в центр комнаты, затем еще один и остановилась, с отстраненным хищным любопытством разглядывая свой пока еще восхитительно живой ужин.
Многоногая армия между тем окружила нарушителя спокойствия. Авангард с осознанием неизбежной кончины, но одновременно – и выполненного долга – вскарабкался по лапам обезьянки, цепляясь невидимыми коготками за жесткую шерсть. С диким верещанием зверек оскалил клыки, давая понять, что так просто не отдаст драгоценную жизнь, и бросился наутек.

Молния ударила в старую кривую сосну в углу сада - фейерверком вспыхнула сухая хвоя, сгорая на лету, закружились в воздухе огненные бабочки, - так близко от дома, что вспышка отпечатала ветвистый рисунок на изнанке опущенных век. Миги открыл глаза и выпрямился. Комната была пуста, откинутое одеяло не сохранило тепла человека, который предположительно должен был крепко спать. Телохранитель выдохнул бранное слово.

Настоящее оцепенение должно было наступить много позже; наместник с трудом повернул голову, чтобы встретиться взглядом с о-бакэмоно. Края его губ изогнулись в улыбке.
- Мне представлялось, что смерть прекрасна... но настолько...
Йонако сделала шаг навстречу и заглянула в глаза наместника. Все-таки мужчина... Какой стыд.


СонГоку, да я, да мы вместе. И Каку позвали.

Сообщение отредактировал Fennec Zerda - 18-12-2009, 14:41

[SonGoku >>>]

Это был долгий взгляд. Ночная Песня видела, как таится нечто в глубине души красивого мальчика, как гибкое змеиное тело под толщей темной воды, как невиданный страшный морской зверь, притаившийся подо льдом. Вкусен, вкусен, он должен быть вкусен... Он должен быть сладок, как женщина, страстен, как мужчина, опасен, как водная тварь. Он, привыкший повелевать, будет ли он послушен? Будет ли он бороться, срывать путы? Будет ли кровь его горяча от ярости? Будет ли он сладостно покорен своей смерти? Как бы то ни было - он будет вкусен...
Йонако нашла желанную жертву и улыбнулась ей, зачаровывая и обещая самую нежную смерть, какая только могла грозить юному наместнику. Но ей не стоило отвлекаться так сильно. В тонкую кожу на горле, между расходящихся краев шелкового ворота, уткнулось холодящее острие. Гость Токисады, будучи неспособен встать, выпрямился насколько мог. В протянутой руке поблескивала в неверном свете единственной лампы длинная женская шпилька. Будь Инаба ниже ростом или Йонако хоть немного выше, ничего не получилось бы.
- Уходи отсюда, демон, - сквозь зубы велел он.
Тигр, готовый защитить свою территорию от вторжения. Даже лицо, красивое в спокойствии, теперь больше походило на свирепую звериную морду. Наместник положил ладонь ему на руку, почти касаясь щекой плеча; белесые липкие нити паутины растянулись, следуя его движению, некоторые лопнули беззвучно.
- Или присоединяйся к нам, - улыбнулся наместник. – Пока еще не слишком поздно.

(а еще Далара и Фенька, ун!)

[Далара >>>]

Горная хижина

- Вот! – спохватился тот. – Тошимару! Помоги ему, а?
- И с Курама тоже, - неожиданно отозвался Хошибэ, подавшись вперёд, так, что его длинный клюв и рдеющие глаза оказались совсем рядом с оборотнем. - А ты откуда?
- Из замка Инуяма в Овари, - тануки слизнул последние крошки, сел, подперши кулачком мордочку, и опечалился. – Только на этот раз его у нас отобрали Мацудайра, а с ними не очень-то и поспоришь. Я решил, что настало время посмотреть мир.
Мальчишка в два шага оказался рядом с ними, скрестив ноги, бухнулся на пол. Хлопнул по-девичьи длинными нежными ресницами.
- Мой отец тоже из Овари, - сообщил он. – Только наш клан жил поблизости от замка Нагойя. А ты... – Садаро нахмурился, как ученик, встретивший смутно знакомый знак в тексте, - ты, случайно, не из вассалов Ода?
- Из вассалов?! – от возмущения малыш-тануки так распушил мех, что сделался вдвое больше. – Из вассалов?!!!
Буро-рыжая с подпалинами шерсть у него на загривке пошла волнами, как ковыль под сильным ветром в осенний день. Чтобы кое-как успокоиться, кроха-хэнге набил рот сушеными фруктами и с пыхтением и сопением принялся их жевать. Мальчишка пошел красными пятнами то ли от смущения, то ли от гнева. За словом в карман он не лез.
- Можно подумать ты сёгун или императорской крови!
Тэнгу тихо засмеялся. На нормальные звуки человеческого веселья это не походило ничуть, более напоминая хриплый каркающий скрежет, безжалостно режущий ухо.
- Сёгун? Кровь Аматэрасу? - проговорил он, чуть растягивая каждое слово, наслаждаясь им, как глотком сакэ после долгого дня. - Из какого ты рода, хэнге?
- Из Ода, - буркнул тануки, утаскивая еще немного угощения.

(Сон, Оррофин и я)

[Барон Суббота >>>]

Тошимару поворошил посохом угли в жаровне и, как будто не нашел лучшего пути, прошел между спорщиками.
- Петухам на заборе хоть есть за что воевать, - скрипуче проворчал он. – А эти вместо полезных действий затеяли пустую болтовню.
Стук палкой о доски пола показался необычайно звонким. Садаро сверкнул глазами, но вернулся к чистке чайника. Правда, не слишком надолго. Тануки почесал задней лапой в затылке и, похоже, решил, что вел себя недостаточно благовоспитанно. Пристроившись рядом с мальчиком, он долго зачарованно наблюдал за работой, потом дернул обиженного юнца за край одежды.
- Не сердись, - попросил он.
Паренек посопел, пробурчал что-то себе под нос, чуть не уронил посудину, но вовремя поймал. Потом все же сдался и даже выставил мизинец.
- Миримся?
- Тошимару-сан, - уважительную приставку Хошибэ произнёс так, словно рубанул. - Ты прав, говоря о полезных действиях. Я ещё раз прошу тебя: выполни наш договор. Освободи нас обоих.
- Какой ты скорый да быстрый, - усмехнулся колдун. – Даже пауку надо сплести паутину прежде, чем ловить в нее мух.
Он развернул старый, обтрепанный по краям, свиток. Нашел там что-то и удовлетворенно кивнул сам себе. Поднял взгляд на Хошибэ, как будто только что вспомнил о нем.
- До любой цели нужно пройти путь. Ты сделал только первый шаг. Даже если я дам тебе сейчас облик и умения ямабуси-тэнгу, как ты станешь думать? – Узловатым пальцем он ткнул в гостя. – Как нынешний Хошибэ и никак иначе. И стоит подуть ветру, он унесет с собой твою маску. Не-ет, Тошимару не делает фальшивок.
Хитрый прищур старика давал понять: тот придумал нечто веселое и, возможно, очень неприятное для того или тех, кого выбрал объектами задумки.

[SonGoku >>>]

Тем временем Миеликки осторожно потянулась к свисающему с притолоки, позабытому всеми лоскуту и... пальцы прошли насквозь, не задев и ниточки. Будто через дым. Девчонка нахмурилась, глядя на собственную руку.
- Не получается.
- Почувствуй его, - не глядя, посоветовал колдун.
Она сосредоточилась, представила, что касается ткани, достаточно плотной, но мягкой, шелковистой, как трава в заводи... Кончики пальцев нащупали что-то. Вот-вот можно будет сдернуть непонятное существо.
Садаро ухватил тануки за край хакама и потащил в сторону, чтоб ненароком не зацепило. Нагнулся к треугольному уху, прошептал:
- Почему это она светится?
- Потому что она колдует, глупый! – снисходительно и очень невнятно по причине набитого рта отозвался толстячок-хенгэ.
Хошибэ не положил руки на рукоять меча, но гнев, клокотавший внутри тэнгу, вскипел, выплеснувшись алой вспышкой его глаз.
- Говори, Тошимару-сан, - на этот раз уважительная приставка была даже не ударом - уколом. Так не произносят имён, так начинают харакири. Или накалывают врага на копьё. - Говори, а я послушаю и решу, нарушил ты наш договор или нет.
Когти демона-ворона прочертили по полу рядом с ним несколько длинных царапин.
Миеликки тем временем, наконец, схватила демона-лоскут и потянула вниз, но не рассчитала. Из очага под яростное шипение взвился столб дыма пополам с паром, когда демон свалился в угли. Вторя ему, на месте тануки, извиваясь и подпирая спинным костяным гребнем крышу хижины, развернулся дракон, сердито растопыривший усы и гриву. Еще немного, и все вместе они разнесли бы хижину в клочки. Миеликки, пытающаяся то ли разбросать угли, то ли вытащить из них струйку дыма, добавляла неразберихи. Юнец за неимением соли стремился накидать дракону на хвост васаби.
- Хватит, - прикрикнул на них Тошимару.
Дракон издал жалобный свист и на всякий случай превратился опять в чугунок. То ли удивился странным методам борьбы, то ли решил, что его хотят съесть.
- Поставьте его в угол и не переворачивайте, пока не будет готова еда, - распорядился колдун.

(трио, ага)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке,
дом господина Мацуоки
ночь с 15-го на 16-й день минадзуки 2-го года Генна

Йонако легко отступила назад, не отводя глаз от лица наместника. Полчища паучков замерли на своих местах, перестав укутывать комнату, и уже через мгновение направились к Инабе. Изо всех углов они поднялись, как войско, и с едва слышным шорохом и треском двинулись к цели. Мерное движение лапок, перетекание маленьких тел - страшная волна накрыла мужчину, погребла под собой, а Йонако все продолжала смотреть на Токисаду, словно никого кроме него не существовало на всех островах.
Уже не просто тонкие невесомые нити, а жгуты, свитые из белой шелковистой ткани, как веревки, опутывали людей. Опираясь, на плечо своего защитника, наместник все-таки встал: затрудненно, не сразу, но все-таки устоял на ногах. Второй шаг дался ему уже легче. Паутина рвалась с басовитым стоном, будто разом играли сотни музыкантов. Шуршащий громадный ком ворочался рядом, словно внутри шла отчаянная борьба. Оттуда доносились нечленораздельное мычание и воинственный рык.
- Кто ты? – спросил Токисада. – Ты пришла лишь за мной? Или мы нужны тебе оба?
- Меня зовут Йонако, - проговорила женщина, - Я пришла за обоими. Но если ты хочешь предложить свою жизнь за жизнь своего человека - я приму твою жертву.
- А если наоборот? – звонко расхохотался дайкан; глаза его блестели, будто у пьяного.
Затем Токисада на миг стал серьезным.
- Это будет забавно... – задумчиво произнес он. – Пожертвовать собой ради кого-то другого. Да, пожалуй, мне хочется узнать, каково это. Отпусти этого человека.

(втроем мы тут: я+Далара+Фенек)

[Далара >>>]

Йонако опустила ресницы:
- Ты выбрал.
Пауки схлынули с тела Инабы, но лишь затем, чтобы немедленно нырнуть под него, поднимая на сотнях своих округлых тел. Белесый брыкающийся сверток перекатился по комнате к выходу, тела раздавленных насекомых устилали затянутый паутиной пол. Выглядело комично, но никто не смеялся. Растрепанный, в полураскрытой одежде, самурай не прекращал попыток отбиться от невидимого врага и встать. На выходе в коридор ему, наконец, позволили, и он в сердцах пнул босой ногой мохнатую неоднородную массу. Усердные членистоногие захлопнули перед ним бумажную перегородку.
Прекращать войну Инаба не собирался. Как и приходить на нее безоружным. Он успел прикинуть, где в доме могут найтись необходимые предметы. И на третьем шаге столкнулся лицом к лицу с телохранителем наместника – тот успел поверх исподнего накинуть цветастую безрукавку-катагину и вооружиться, отчего вид имел нелепый, взволнованный и решительный. Было слышно, как позади него с топотом бегут по коридору дети-телохранители.
- Есть амулеты, обереги, о-фуда? – нетерпеливо потребовал Эцуо. – Ее воле подчиняются пауки.
В закрытые на ночь ставни, как в барабаны, ударили первые капли дождя. Миги обеспокоено помотал головой. Инабе с трудом удалось придержать рвущегося в бой старшего телохранителя. За о-фуда (а если повезет, то и за онмиёджи) вызвался сбегать кто-то из младших. Миги отобрал у него нагинату, свой меч протянул Эцуо.
- Пригодится.

(ага, трио)

[SonGoku >>>]

Йонако опустилась на колени подле наместника, протянула бледную руку и провела пальцами по красивому по-девичьи лицу.
- Ваш мужчина не оценит вашей жертвы, - проговорила она.
- Возможно, - согласился дайкан и сдул прицепившуюся к волосам паутинку. – Но без жертв игры не интересны.
Он поймал ее руку, удержал ладонь в своей.
- Он вернется.
- Вооруженный и опасный, - выдохнула Ночная Песня, приблизив губы к губам наместника. - Именно такой, как я люблю.
Их дыхание перемешалось.
- Я опаснее, - шепнул Токисада.
- Докажи, - шепнула Йонако.
Сила пролилась на мужчину через прикосновение ее пальцев, через касание губ, запах ее кожи, прерывистый звук дыхания. С каждым поцелуем плененные золотые звезды мерцали в ее глазах все ярче. Одежды сползали на пол, легкие, как паутина, и остывали, лишенные живого тепла. Какое-то время комнату наполняло стесненное дыхание двоих... существ. Затем:
- Скажи мне, - сипло выдохнул Токисада, разглядывая в расширенных глазах женщины собственное отражение. - Что гонит тебя на охоту? Голод? Страсть, похоть? Страх, а? Что заставляет тебя убивать?
От нее исходил аромат смерти, древней и неожиданной, но пахло не тленом, а недавно убитой добычей. После поцелуя на губах остался привкус яда.
Острие заколки скользило по снежно-белой, как будто никогда не видевшей солнца коже, повторяя паутину татуировки и заставляя ночную гостью жмуриться от сладкой дрожи и предвкушения.

(оно же, но третий в коридоре)

[Bishop >>>]

(вместо Фенек Зерда, она - играет с телефона, еще в сцене - SonGoku)

- Голод, - рассмеялась Йонако, и ее смех прокатился по комнате, путаясь в белесых, липких нитях, замирая в углах комнаты. - О, сколько граней в этом слове... Ты так легко говоришь это - "голод", но что ты знаешь о нем?
Женщина выгнула сильную спину, отвернув к тускло мерцающей силой паутинной занавеси лицо, обнажив шею так, чтобы отблеск призрачного мерцания ласкающе и дразняще скользнул по коже.
- Это - голод. Это - страсть. Это - охота. Это - смерть. Это - жизнь. Это - кровь. Это - терпкий чужой ужас. Это - сладость чужой плоти и предсмертного обожания...
Она провела ногтями по груди наместника, почти чуточку сильно для ласки.
- Ты любишь охотиться, - Токисада наклонился к самому уху женщины. - Скажу тебе по секрету, я тоже.
Оранжевое пламя светильника играло шутки с росписью на ширмах. Казалось, будто языки пламени, охватившие усыпанные цветами вишни, шевелятся, пожирая бело-розовые лепестки. Заточенное, будто тонкие кинжалы, двойное жало заколки несильно царапнуло Йонако в ложбинку между ключицами. Наместник прижался лицом к груди женщины, кончик его языка скользнул вверх, слизнул каплю крови.
- Ты не боишься, - прошептала Йонако. - Почему?
Она могла откусить ему голову, вырвать сердце, не слишком напрягая мышц, могла отравить его так, что он сгниет изнутри, оставаясь мучительно живым все это время... и все же он не боялся. Это было не так сладко, как ужас и не так весело, как безумие - у этой спокойной и несуетливой отваги смертного был привкус горечи, но оттого было только интереснее.