Karasu no douwa, Сказки ворона

[SonGoku >>>]

- Почему вы решили, что это именно женщина? Ведь при определенном искусстве и мужчина может притвориться ею.
Мне вспомнился актер, до того проникшийся своей ролью, что не желал расставаться с ней даже в обыденной жизни. Он убил из ревности троих человек, прежде чем дознались до сути дела. Была ли в этой истории действительно Снежная дева или всего лишь кто-то, желающий посеять смуту в сердцах очевидцев, вот первый вопрос.
Доктор озадаченно потер ладонями толстые щеки, словно хотел так придать себе трезвость мысли.
- Ростом она могла поспорить с мужчинами, - признал он наконец-то. - Но не так уж она была высока. И как бы она убила старика-инкьё?! Он был холодный, совсем ледяной!
- Не тебе ли лучше знать? – перекинул я ему вопрос, словно мяч в кемаи*. – Если исключить колдовство, могло ли что-то убить так, чтобы казалось будто это холод?
Тецухисе потребовалась еще пара чарочек, чтобы вернуть взбудораженные мысли в нужное русло. Округлая проплешина застенчиво проглядывающая на макушке моего собутыльника, подверглась жестокому истязанию.
- Найдется пара-другая ядов... но гостья пила вместе с хозяином. Да и куда же она делась потом? Растаяла? - он залпом осушил еще чашечку. - Жаль, теперь не проверишь...
Взгляд его слегка затуманился.
- Вот что я скажу тебе, таких волос, как у той женщины, не может быть у мужчины. Они были похожи на застывший в мороз водопад.
Мне представились серебристые струи, скованные льдом прямо в воздухе. Красивое зрелище, но лучше наблюдать издалека.
- Раз не нашли лужи, значит, не растаяла. – Во мне уже тоже плескалось достаточно сакэ, чтобы найти юмор даже в такой неприглядной ситуации. – Юки-онна не приходит просто так. Что сделал Кадзумаса, чтобы она вдруг пришла к нему, да еще провела с ним время?
Решили припомнить все истории про Снежную деву, а заодно перечислили деяния (по крайней мере, самые известные и недавние) старого Ишикавы, но ничего не складывалось.

[Далара >>>]

Поднапрягшись, Тецухиса рассказал, что инкьё, когда еще не был не то, что инкьё, а даже и ши-тэнно, да и было ему по тем временам лет тринадцать, служил у ныне тоже покойного господина Токугавы, по тем временам заложника у Имагавы. Из последних новостей, тоже устаревших на добрых двадцать лет, внимания заслуживала лишь одна, о том, что старый Кадзумаса вдруг бросил своего господина и блага, связанные с занимаемой должностью, и переметнулся к бывшему соратнику Токугавы, а потом - заклятому врагу, Тоётоми Хидэёши.
- А господину Клещи пришлось перекраивать всю свою оборону! - возвышенно заявил толстячок-врач, выпив за здра... то есть за упокой сначала одного, потом другого, а потом и третьего участника тех событий. - Кадзумаса знал все его хитрости!
- Э-э, как же это наш сёгун, мир его душе, сумел договориться с Юки-онна? - крякнул я, потряхивая бутылочку; там осталось совсем на донышке. - Впрочем, про него многое говорят, ходили слухи, что он на короткой ноге с обакэ.
- Но заставить служить Снежную деву своим прихотям - невероятно даже для него! - запротестовал Тецухиса и для храбрости потянулся к глиняному кувшинчику; налив и себе, и собеседнику, врач достал большой цветастый платок и вытер им вспотевшую лысинку. - Она ведь своевольная, слушает только себя. Кого хочет - награждает, кого хочет - убивает...
Я чуть было не изрек сгоряча, что знаю одного, кому эти слова можно приписать без зазрения совести. И тут же, непрошенным, перед глазами моими явилось видение Юки-онна, как ее описал Тецухиса. Только вот незадача, как я ни старался, черты лица Снежной девы все складывались в уже до ломоты в зубах знакомые черты наместника нашего господина Токисады. Я потер глаза, прогоняя дикий образ.
- А может так быть, - ударился я в буйство фантазии, чему новый глоток сакэ весьма способствовал, - что он ей нашептал о Кадзумасе да такое, чтобы она сама захотела убить. Взяла и пришла, а увидев старика, решила дать ему немного позабавиться перед смертью. Кто ее знает, что у Снежной девы на уме. Уж точно не мы!
Только я почувствовал себя выступающим перед важным собранием, откуда ни возьмись, явилась жена и нашептала, чтобы я перестал изображать надутого петуха, а отправил доктора спать, и себя заодно.

[Далара >>>]

В горной хижине

Демон-ворон встопорщил перья на загривке и посмотрел на Тошимару вопросительно, впрочем, вслух так ничего и не сказал. Чёрная абсолютно не человеческая ладонь протянулась к чашке. Страшные когти, способные рассечь дерево одним неверным движением, медленно и очень осторожно сомкнулись на ней. Хошибэ ещё раз посмотрел на колдуна и придвинул чашку к себе. Когда-то давно, ещё в бытность свою человеком, Умагоро бывал на чайной церемонии и помнил, что надо делать. Но, боги Земли и Злаков, как же трудно было смирять порывистое, резкое тело, наполняя движения плавностью и осторожность. Он взял чашку в руки, немного помедлил, а потом повернул её «лицом» к Тошимару. Вернее, почти к нему - всё, как полагается. Только вот перья на его загривке так и не опустились, демонстрируя какой ценой дались тэнгу эти простые движения.
Старик расплылся в почти беззубой улыбке, темный провал рта показался бездонной пещерой в призрачном свете тающих в очаге давно обновленных дров.
- Ты не безнадежен, - проскрипел колдун, – птенец. На твоем пути очень много препятствий. И большинство из них в тебе самом. Возьми, пригодится.
Он вынул из-под кучи тряпья вакидзаси без ножен. Мгновение осматривал клинок, будто хотел убедиться, что на нем не осталось пятен крови, а затем протянул Хошибэ – двумя руками, лезвием к себе.

(вдвоем, я и ныне барон Суббота, в прошлом Оррофин)

Сообщение отредактировал Далара - 20-03-2011, 21:13

[Барон Суббота >>>]

Не узнать рукоять и рисунок хамона* было нельзя. Этот меч пропал. Застрявший между лопаток, был унесен демоном – получеловеком-полусобакой – с горы. Демоном, который забрал амулет Аматэрасу.
Хошибэ опустил чашку на стол - медленно и очень аккуратно, по этикету. Он поднялся на ноги, как рождается горное облако, плавно, гармонично. Страшные когти мягко обняли рукоять, и тэнгу с глубоким поклоном принял у колдуна меч. Тихо зашелестел клинок, входя в устье пустующих ножен.
- Ну что ж, - по-вороньи проскрипел старик и покосился хитрым круглым глазом на молодого тэнгу.
Он отвернулся, как будто вдруг потерял всякий интерес к Хошибэ. Начал взбивать чай во второй чашке. Как дожидаются закипания воды, так Тошимару дождался закипания Умагоро, и когда тот уже готов был разорвать его на части, сказал требовательно:
- Вода остыла. Подай мне чайник, ученик.
Хошибэ выдохнул с тем же шипением, что и перегретый котёл, на который вдруг выплеснули ключевой воды, потом поднялся, протянул руку и взял чайник, после чего с глубоким поклоном, медленно и осторожно протянул его Тошимару.
- Вот он, сенсей. Благодарю тебя.

------------
*хамон – линия закалки лезвия у японских мечей.

[Fennec Zerda >>>]

Дорога из Уцуномии в Никко

Токисада приоткрыл легкую занавеску.
- Входи, - негромко сказал он.
Женщина, сидящая напротив наместника выглядела усталой. Она рассеянно тронула шнур из паутины, который удерживал копну густых блестящих волос, погладила по спинке крупного паучка, прячущегося в прядях, словно драгоценность с заколки. Несколько паучков ползли по открытой шее женщины, составляя ожерелье.
- Твоя охрана так старается уберечь тебя, - произнесла Йонако. - Должно быть, это забавляет тебя...
Голос ее чуть взмыл вверх в конце фразы, едва обозначая вопрос.
- Немного, - Токисаде пришлось чуть-чуть потесниться, чтобы они уместились в повозке вдвоем. – Что не значит, будто я им не благодарен. Только тс-с!..
Он прижал палец к губам.
- Это мой секрет.
- Я никому не расскажу, - ответила Йонако так же тихо, и добавила в голос ровно столько обещания и таинственности, чтобы заставить собеседника чуть засомневаться в ее искренности.
Ретивые дети затопотали снаружи; наверное, окружили повозку и теперь думают, что им делать. Не они беспокоили Токисаду, а Инаба. Как бы не рассадил тонкие, украшенные позолотой и гербом доски.
- Если я задремлю, ты убьешь меня?
- Нет, - женщина как будто возмутилась, - мы ведь не достигли цели нашего... путешествия. Я могу позволить себе не торопиться в таких важных вопросах.

(SonGoku)

[Далара >>>]

Вечер того же дня

Снизу доносились музыка, смех и уже не очень стройное пение - там веселье было в самом разгаре. Здесь, в отведенной телохранителям комнате, было полутемно и пусто. За приоткрытой перегородкой в сад завели многоголосый концерт цикады. Сложенные в углу футоны еще не расстилали, может, спьяну вообще забудут и уснут вповалку прямо на полу. Единственный сейчас обитатель комнаты разворошил подернутые золой угли в жаровне. Все, что ему требовалось от праздника, было при нем – пузатый глиняный кувшин сакэ и глиняная же высокая чашка, которую он позаимствовал на кухне.
По мнению всех, кроме него самого, Инаба должен был сейчас быть внизу с остальными: находиться рядом с Токисадой, шпионить за ним же. Только цветастая стайка была рада, когда он категорически отказался – они чувствовали себя неуютно в присутствии долговязого чужака. Объяснять своему опасливому нанимателю, почему он не знает, кто что говорил и как вел себя в этот вечер, Эцуо не собирался.
Все эти сборища походили одно на другое как две капли воды. Каждый раз одно и то же. Смена участников не вносила разнообразия. Давно, когда меч в его руках был лишь театральным реквизитом, Инаба был вынужден присутствовать, теперь времена изменились.
Едва слышный мимолетный скрип половиц, и телохранитель отставил чашку.
Перегородка отодвинулась плавно, без стука, но в приоткрытую щель не протиснулся бы даже ребенок. Гость сидел в коридоре, смиренно сложив на коленях ладони, складки плотного шелка отливали грозовой синевой, и казалось, что ночной сквознячок ерошит перья вышитых журавлей. Из-за сложной, скрепленной тяжелыми бронзовыми шпильками прически почудилось, что пришла женщина; наваждение развеялось, стоило призраку заговорить.
- Обижаешься на меня за сегодняшнее? Но может быть, мне позволено будет войти?

[SonGoku >>>]

Инаба издал короткий звук, который при большом желании можно было принять за резкий выдох. Убрал руку с ножен и крошечной ложечкой положил в чашечку трубки табак, примял сверху. А он-то думал, что избавлен на этот вечер.
- Ты почетный гость этого дома, волен делать, что хочешь.
Перегородка отодвинулась дальше. Потом наместник неподвижно сидел, отодвинувшись подальше от жаровни, как мужское воплощение Юки-онна; между точеных бровей опять залегла складка, делая бледное почти детское лицо старше. Трудно было сказать, о чем он думал сейчас, Теншо Токисада обычно не делился ни с кем своими мыслями и соображениями; разве что по случайно (или намеренно?) оброненным фразам внимательный человек мог бы о чем-нибудь догадаться.
- Сколько еще мне ждать?.. - вполголоса пробормотал дайкан.
Инаба в который уже раз набил трубку. Он с тоской бросал порой взгляд на кувшин, но не притрагивался ни к нему, ни к чашке. В едва освещенной комнате, где отблеск тлеющих углей выхватывал лишь силуэты, пеленой висел табачный дым. Если открыть перегородку в коридор, его унесет ветром, но никто этого не сделал.
- Если б только у алых кленовых листьев на вершине горы Огура были сердца, именно сейчас они бились бы сильнее в ожидании визита властителя*. Впрочем, до осенних красок им далеко. Они не чета нарядам твоих «птенцов». – Эцуо неожиданно усмехнулся. – Скажи, у этих звонкоголосых детей есть сердца?
- Я надеюсь, что нет, - Токисада разглядывал собеседника, как смотрел вообще на весь мир вокруг, внимательно, но почти на грани безразличия, как будто отгораживался от чего-то.

____________
*Ogurayama mine no momijiba kokoro araba, ima hitotabi no miyuki mata namu – одно из стихотворений из «Огура Хьякунин Иссю». Автор: Фудживара Тадахира.

Сообщение отредактировал SonGoku - 20-05-2011, 12:57

[Bishop >>>]

Сначала его выдали задрожавшие уголки губ, а потом, не сдержавшись, наместник прыснул в рукав. Отсмеявшись, он дотянулся до заветного кувшинчика и налил немного сакэ.
- Ты терял когда-нибудь то, что тебе было дорого? – дайкан протянул чашку Инабе.
Тот взял ее осторожно, словно подозревал тайком добавленный туда яд, хоть и наблюдал весь процесс.
- Отец доставил мне это удовольствие, - телохранителю почти удалось спрятать накопленные непонимание и застарелую боль под маской беспечности; он щедро отхлебнул пахнущий рисом сладковатый напиток. – А ты?
Токисада потянулся за сямисеном; кто-то из его свиты бросил здесь инструмент.
- Я пробовал убегать, - он тронул струны. – Даже пробовал плакать. Но больше не хочу тратить слез.
Длинная прядь волос черной змеей выскользнула из-под гребня, свесилась на ему лицо.

Тем вечером Инаба возвращался поздно, да и не торопился он никуда. Из-за соломенных занавесей на втором этаже веселых домов раздавались треньканье сямисена, нестройные песни и взрывы смеха. Единственным настоящим освещением на узкой, двоим на лошадях едва разминуться, улице был лишь бумажный фонарь на палке, который ему одолжили в заведении. Дождя давно не было, и при каждом шаге с земли поднималась сухая, серая, с примесью глины, пыль. Улица плавно, но все же заметно, шла под уклон. Инаба пнул подвернувшийся под ногу камень.

[Далара >>>]

Прошло уже два года с тех пор, как он ушел из театра, почти три.
- О-Киккьё, - сказал ему наставник, когда семнадцатилетний актер пристал с вопросом, почему ему дают самые распоследние роли, - ты слишком хорошо играешь женщин, куда лучше, чем мужчин. Но посмотри на себя, что же это за женщина на голову выше едва ли не всех вокруг?
Инаба удержал язык, не стал напоминать о госпоже Кавачи, которая если уступала ему в росте, то лишь чуть-чуть, а уж про «вширь» лучше было не заговаривать. Театр есть театр. Вот тогда он и ушел. По протекции наставника получил место десятого телохранителя в доме господина Тамайя. За два года сумел закрепиться там и вышибить – больше в переносном, чем в прямом смысле – пятерых «сотоварищей». Теперь он мог позволить себе сакэ получше и не самых дешевых из дешевых женщин. Впрочем, за последнее частично следовало благодарить маму-сан, которой он почему-то нравился.
Теперь он звался Инаба Эцуо. Имя он выбрал сам, в нем не было отцовских «маса» и «нари». Отказано, значит, отказано, нечего помнить о родстве.
Шум, топот, крики: «Стой!» выдернули его из пьяных размышлений. На всякий случай он отступил поближе к низкому деревянному заборчику перед очередным заведением. Не хватало попасть в чужую свару.
То ли погоню организовали поздновато, наспех и из рук вон плохо, то ли девчонка попалась чересчур прыткая, но только шустрая «добыча» ухитрилась намного обставить преследователей. Она мчалась вдоль по тесной улочке босиком, подобрав часть одежд, чтобы не волочились по земле, голенастая, крепкая, как мальчишка. Легкий белый шелк аиги и шита-гасанэ разлетался, превращая хозяйку в подобие ночного цветка, добавь к расшитым серебристыми нитями одеяниям тяжелое учикакэ, так решишь, что сбежала ночная красавица не из окийя*, а не менее чем из ооку*.
______________
*okiya - 置屋 – буквально «учрежденный дом», дом, в котором на время контракта поселяются гейко и их ученицы и служанки, и хозяин или хозяйка которого оплачивает все расходы на их содержание.
*ooku - 大奥 – буквально «большое внутреннее помещение», часть замка, где обитал «гарем» сёгуна или даймё, и куда было запрещено входить любому мужчине без сопровождения хозяина.

Сообщение отредактировал Далара - 2-06-2011, 15:38

[SonGoku >>>]

Запыхавшаяся девчонка нырнула Инабе за спину.
- Спасите... – сипло выдохнула она.
Две заколки-кандзаши, косо воткнутые в растрепавшуюся прическу, были украшены гроздьями темно-розовых колокольчиков. Эцуо скривился, когда, повернувшись, обнаружил их у себя под носом: ну что за глупая шутка судьбы! Никто не помнил, почему ему досталось именно такое сценическое имя, зато многие частенько напоминали о его значении – совали букетики колокольчиков за шиворот или рисовали их на бумаге перегородок. В симпатии признавались тоже ими, оставленными на пороге. Кикьё-колокольчик.
- Тебя что, так много захотели все сразу?
Ответа услышать не успел, набежали шумной сворой вооруженные, мечи наголо, преследователи. Инаба возмутился вдруг: что за манеры рубить девчонку! Сунул ей фонарь.
- Держи свет.
Первые два удара отбил почти вслепую. Противники отскочили, заняли позиции, он тоже – недаром брал уроки в не ближнем, но показавшимся лучшим, додзё. Спиной оттеснил женщину в какое-никакое убежище входа в очередную окийя.
Не смотреть ни на одно конкретное лезвие – рассеянным взглядом держать поле зрения их все. Подмечать малейшее изменение. Первая настоящая битва, где не на кого положиться, кроме себя, разожгла огонь в крови.
Всё закончилось очень быстро. Он не запомнил, что делал, - одно сплошное движение, будто затянувшийся выдох без вдоха.

[Далара >>>]

Вот перед ним пять тел в общей луже крови. Сухая утоптанная земля жадно впитывает ее вместо воды.
И, наконец, - вдох. Глубокий, до кашля.
Чем-то надо вытереть меч. Реквизит должен быть в порядке...
О, ками, какой реквизит?! Всё по-настоящему!
У девчонки сияли глаза, бледные щеки горели, словно мама-сан надавала ей пощечин за чересчур вздорный нрав и своеволие.
- Какой ты сильный! – она схватила спасителя за руку и потянула за собой, кажется, готовая вознаградить его тут же, не откладывая дела на потом.
Инаба перехватил ее крепкое белое запястье, резко вывернул, заставляя уронить длинную острую шпильку, уже почти воткнутую ему в бок.
- Ах ты...
На округлом личике он увидел озорство и довольство обласканной домашней кошки, заполучившей новую игрушку. А за ними – жаркое, как огонь на сухих дровах, желание. Ее тело под одеждой было гибким, не мягким, как обычно у таких вскормленных и холеных красавиц, а как будто свитым из шнуров; забытый фонарь откатился в сторону и погас, от запаха свежей крови мутился рассудок. Рьяная девчонка затащила Инабу в узкий проход между домами, всего пространства – поместиться одному человеку, - прижалась, одна ее рука скользнула под одежду... ну разумеется, кто сказал, что в ее арсенале, кроме прелестей и заточенных, как кинжалы, заколок, не окажется еще и небольшой нож с перламутровой рукояткой?
Борьба получилась недолгой, но яростной. Девчонка походила на перепуганную до злобы котяру, молотила руками, шипела и плевалась. Еле удалось скрутить дикарку собственной ее одеждой. Спустя какое-то время, когда оба еле дышали от сладкой истомы, юный телохранитель молча всмотрелся в выражение на раскрасневшемся лице девчонки – и оттолкнул ее от себя.
- Не иди за мной.
Только выйдя из тесного пространства, обнаружил, что попал на соседнюю улицу.

[SonGoku >>>]

- Это было окончание моей работы у господина Тамайя. Хорошо, что не полюбопытствовал сразу, что же то были за люди, - Инаба усмехнулся. – Торчать бы моей голове на шесте.
Возвращаться он не стал, спустился по другой улице. Кто они были такие, обнаружилось уже утром. Тогда очень пригодилось актерское мастерство, чтобы отвести подозрения от себя. А они были. И косые взгляды, и пересуды за спиной. Слухи дошли даже до мамы-сан и ее девочек.
- Я ушел сам.
Эцуо вытряхнул из трубки прогоревший табак в жаровню, достал из рукава небольшой незаточенный нож и начал выковыривать им остатки из маленькой чашечки. В скудном свете углей тускло блестела перламутром рукоятка ножа. Наместник улыбнулся краешком губ и, отложив сямисен, вытянул из собранных в сложную прическу волос длинную острую шпильку.
- Некоторые вещи не сразу находят свое место, - Токисада спрятал кандзаши в узкую, как раз по длине, деревянную шкатулку. – И разве награда того не стоила? Ты позволишь?
Он сам набил трубку, отобрав ее в шутливой борьбе у телохранителя, раскурил и протянул обратно; у зеленоватого дыма был пряный вкус.

[Далара >>>]

- То же можно сказать и о людях, - тенью улыбки поддержал легкомысленный тон Эцуо.
Цикады в саду как будто взялись петь сказание о доме Тайра – их стрекот звучал пронзительно и трагично. Впору заслушаться. Или закрыть перегородку.
Инаба взглянул на трубку так, словно подозревал, что ее подменили на змею, но не стал отказываться. Глубоко затянулся. В почти кромешной тьме у наместника по-кошачьи блестели глаза. Телохранитель вытер листом бумаги единственную чашку, налил сакэ – в кувшине его плескалось еще предостаточно – и придвинул собеседнику.
- Прости, я не предполагал компании.
- Меня здесь и нет.
Оттянув двумя пальцами широкий рукав, Токисада взял чашу, но надолго церемонности не хватило; дайкан, сложив из пальцев замысловатую фигуру, поднес руки к фонарю, так чтобы на стену упала их тень – между нарисованных на бумажной перегородке цветов вишни запрыгала ловкая белка. Наместник рассмеялся, ворот его кимоно сполз, открывая длинную, почти женскую шею.

Он потом долго клял себя за то, что впопыхах так и не спросил имя той бойкой и горячей красотки. И описать-то ее мог с трудом – все, что запомнил хорошо, не слишком годилось для обсуждения вслух. Приходилось упирать на одежду, но тут мама-сан, все как одна, складывали губы маленьким круглым "о" и качали головами. На лицах читалось: господину бы лучше подружиться сначала с собственной головой; кто ж позволит даже самой смазливой девчонке нарядиться на стоимость всей окийя? И кто затем выпустит ее почти в исподнем бегать по улицам?

[Bishop >>>]

Наверняка, слухи еще долго ходили потом и о девушке, и о расспросах. Он не удивился бы, услышь через год-другой обросшую небылицами легенду об этой истории.
Отчаявшись узнать о ней напрямую, Эцуо переходил к преследователям. Их он мог описать гораздо лучше, но старался не показывать знакомства. Не из страха осуждения, его он лишился еще в детстве, через несколько месяцев после того, как был отдан – выкинут, спихнут, как ненужный груз, - в театр. Если у тебя нет чести, какой смысл защищать ее? Но господину Тамайя и так было нелегко после убийства пятерых его телохранителей, ни к чему добавлять ему еще хлопот.
Шум слышали все. Пьяные песни, крики: "вернись" и "ах ты, дрянь" тоже. И каждый указывал на соседний дом. В конце концов, Инаба не выдержал:
- Да их убили через два дома от вашего, как они могли сидеть у соседей?
Все равно здесь ее не было, не знали, в глаза не видели, да и он не собирался возвращаться сюда никогда.
Зачем он ищет ее, Эцуо не задумывался. Наверное, хотел еще раз взглянуть ей в глаза.
Вся процессия могла быть покороче. Когда предупрежденные голосистым быстроногим глашатаем каннуши* из Китано-тенмангу вместе с подручными приготовился встречать гостя в воротах Санкомон, а случайные обыватели отступили к обочинам и склонились в поклонах, арьергард еще не достиг больших тории, за которыми начиналась аллея, ведущая к главным воротам. Так что мысль о том, что в свите у Мацудайры-доно слишком много народа, пришла не в одну голову.

-----------------
*kannushi - 神主 – буквально «божественный господин», изначально он посредник между божествами и людьми, позднее человек, который отвечает за содержание синтоистского святилища, а так же проводит в нем ритуалы. Иероглифы названия можно так же прочесть как jinshu, но значение от этого не изменится.

Сообщение отредактировал SonGoku - 5-08-2011, 10:41

[SonGoku >>>]

Посетила она и совсем неожиданного человека - самого Мацудайру Дэва-но ками, который сонно покачивался в седле, порой чересчур опасно кренясь то на один бок, то на другой, но умело удерживая шаткое после вчерашнего равновесие. Будь процессия покороче, не пришлось бы томиться под уже жарким солнцем; небольшой бамбуковый ковшик с прохладной водой вожделенно парил перед княжеским внутренним взором.
- Это ты виноват, - негромко прошипел Мацудайра.
Молодой человек, почти мальчик, который вел под уздцы его лошадь, оскорбленно фыркнул в ответ, вскинув брови.
- Ваш слуга подливал господину, - уголки его губ дернулись в короткой улыбке. - Но не заставлял его пить.

Раздраженный скользкой изворотливостью хозяев веселых домов, жарой и неудачными поисками, Инаба вывалился на улицу, ведущую к Китано-тенмангу, как влекомое потоком бревно переваливает через камни и рушится вниз вместе с водопадом. Пихнул в стороны замерших в поклоне обывателей. Выругался себе под нос, обнаружив перед собой бесконечную процессию.
И переменился в лице. По спине пробежал холодок, вспомнились пять теплых еще трупов и горячее крепкое тело... Он предал господина Тамайю из-за...
В пяти шагах от Эцуо восседала на коне та самая безымянная красотка, на поиски которой он убил почти весь день. В мужской одежде и прическе подстать. При дневном свете, как ни тщись обмануть себя, ясно видно – несмотря на бархатную нежность лица и холеные ручки, - никакая это не девица.

[Далара >>>]

И не обошлось бы без нового кровопролития, не встань между разгоряченным Инабой и такими же пылкими кераи* неожиданный миротворец. Рослому, статному Эцуо он едва ли доставал головой до подбородка, да и лет ему было почти вдвое больше, зато был он шире в плечах и кряжистее - и захочешь, не сдвинешь с места. Лоб он брил не так уж и часто, и одеждой, подобротнее и попроще, отличался от всех остальных. И хоть округлое брюшко выдавало в нем любителя хорошенько поесть и выпить, одного взгляда на породистое лицо хватало, чтобы впредь не перечить.
- И чего шумишь? - с любопытством спросил он. – И не стыдно тебе в храме-то горланить?
Инаба кипел, но сдерживал себя из последних сил, понимая остатками рассудка, что вытащи он сейчас меч, и жизнь оборвана впустую. Одному против этой свиты – куда?
- До храма еще далеко, - процедил он сквозь зубы, несмотря на то, что до высоких каменных тории оставалось всего два дзё*.
Если бы взгляд мог убивать, слишком красивый для юноши спутник господина Мацудайры уже лежал бы в дорожной пыли обугленным трупом.
- Как его имя?
Самурай бросил короткий взгляд на процессию.
- Все его называют Акирой.
Почему-то он сразу сообразил, о ком речь. Выражение лица мальчишки не было надменным, не было и безучастным; скорее, он напоминал девочек-маико, сосредоточенных, полных осознания и красивых не потому что, а просто так.
- Что тебе до него?
Инаба выдохнул шумно, как рассвирепевший бык. Простые горожане попятились, кераи образовали круг, из которого противник не сумел бы уйти живым. Впору почувствовать себя загнанным зверем.


----------------
*дзё - 丈 – jo – мера длины, равная 3,03 метра
*kerai - 家来 – самураи, вассалы из свиты даймё.

Сообщение отредактировал Далара - 16-09-2011, 9:05

[SonGoku >>>]

- Он похож на игрушку, - с неожиданной для себя горечью поделился мыслями Эцуо с крепким и, по виду, достойным доверия самураем. – Но сам играет людьми, будто делает ходы фигурами шоги*. И я его "копье"*. – Усмешка вышла кривая и неестественная, недостоверная даже для себя самого. – Думаете, сумею вывернуться?
В совпадение бывший актер не верил с самого начала, но до этого момента полагал, что оказался лишь инструментом для чьего-то стремления доставить неприятности господину Тамайе. Сейчас же, когда он смотрел на этого «Акиру», зародилось страшное подозрение. Пока только намек, без подтверждения, сформированный лишь наполовину. Но уже хотелось бежать от него, как от стаи разозленных ос.
- Я знал одного мальчика, я сам научил его хитростям профессии, - Инаба говорил скорее сам с собой, чем с кряжистым самураем. – Если бы он исполнял эту роль, он сыграл бы ее именно так.
Один взмах руки – и недовольная свита отправилась догонять процессию. Поворчали, конечно, но лишь ради порядка. Видно, знали, насколько тяжел кулак у этого северянина. В воротах Акира оглянулся; на расстоянии трудно было понять, улыбается он или нет.
- Отойдем, нечего путаться у всех под ногами, - самурай погладил ладонью каменный бок коровы, одной из целого стада, что по обе стороны от дорожки охраняли вход в храм. – Мой тебе совет, ходи так, чтобы ваши тропинки не пересекались.

-------------------
*shogi - 将棋 – японские шахматы
*kyousha - 香車 – "копье", фигура в японских шахматах, ходит на любое количество незанятых полей только вперёд по вертикали. Назад не возвращается.

Сообщение отредактировал Далара - 18-10-2011, 12:58

[Далара >>>]

- Хороший совет, - с видом человека, покорившегося неизбежному, но сохранившего чувство юмора, усмехнулся Инаба и снова выбил трубку – табак прогорел дотла. – С того момента я старался ему следовать, мыкался по каким-то деревням и никак не мог привыкнуть к тусклой провинциальности. Но, похоже, всё это было напрасно. Странная вещь судьба.
Телохранитель снова наполнил чашку, но на этот раз выпил сам. Улыбка его собеседника могла означать многое и ничего.
- Ходят слухи, будто правильно приготовленный мачча* будоражит кровь лучше сакэ, - дайкан придвинул к себе широкую глубокую чашу и достал из рукава небольшой кисет. – Ты осмелишься?
- Что мне терять, кроме собственной жизни?
Взгляд старшего собеседника подначивал: "Ты же не убьешь меня? Не сможешь".
Инаба отправил в рот мелкую сушеную рыбку с блюда, где она лежала когда-то горкой, а теперь едва прикрывала дно. И протянул Токисаде бамбуковый венчик.

------------------
*matcha - 抹茶 - японский растертый в порошок зелёный чай. Именно этот чай традиционно используется в классической японской чайной церемонии.

[Fennec Zerda >>>]

Йонако покинула наместника, когда процессия остановилась, покинула тайно, рассыпавшись на сотни мелких паучков, просыпавшись в траву хитиновым черно-золотым дождем. Никто из прислуги не видел, как она исчезла, потому проводили Йонако несколько изумленных возгласов и ощущаемая злость того телохранителя, и еще кажется, тонкая ухмылка наместника.
В его покоях было просторно. Йонако собрала себя из разрозненных частей, воедино слепила сознание, отличное от человеческого, и, укутавшись в тончайший белесый шелк паутины, прошлась вдоль стен. Ее маленькое человеческое приключение, ее забава, ее авантюра становилась все интереснее. Вскоре должны подать ужин…
Йонако усмехнулась, а затем звонко рассмеялась своим мыслям и так же резко замолчала, слушая летнюю ночь и ветер, разгоняющий волны голосов по саду. Несколько паучков поднялись по спинке Йонако, щекоча прохладную кожу, и переползли на ключицы, замерли так, поблескивая золотом в черноте.
Когда три девушки-служанки вошли в покои наместника, с потолка перед ними упал огромный черный паук. Закричать успела лишь одна из служанок, но ее крик погас в паутине и растворился в ней.

[SonGoku >>>]

Воришку отловили на третий день ("Крутился возле ящиков с костюмами, - пояснил кокен* Ясэй, крепко держа трепыхающегося мальчишку за шиворот; второй, свободной, ладонью он потирал пострадавшую руку) и лишь тогда рассмотрели как следует. Уже не малолетка, лет двенадцать-тринадцать, с острым носом, голенастый, как вороненок. Еще не взрослая птица, но давно уже не птенец.
- Я хотел лишь посмотреть! - возмутился паршивец, не оставляя попыток вывернуться на свободу. - Ничего я не крал!
- А маску лисы кто унес? – возмутился Ясэй, которого вчера строго отчитали за пропажу и даже вычли из жалования.
Хозяин труппы взял насупившегося пленника за подбородок, развернул к свету.
- Осторожно, - предупредил кокен. - Он кусается.
Выяснилось, что мальчишка полагается не только на зубы; стоило его хорошенько встряхнуть, из-за пазухи вывалился длинный нож в деревянных простых ножнах.
Кожа смуглая, зато чистая, да и скулы не выпирают; где бы ни жил мальчишка, там он не голодал. Столь же тщательному осмотру подвергли и руки - кисти хоть и крупноваты, зато пальцы ухоженные и тонкие, более привычные держать меч или кисть для письма, но не серп и мотыгу.
Вердикт вынесли без проволочек:
- Сойдет.
- Он же ничего не умеет, - возразил один из адо*.
- Не беда! - отмахнулся хозяин. - Он научится, а нам скоро понадобится кто-нибудь на женские роли. О-Кикьё перерос все костюмы.

-----------------
*kouken - 後見 – буквально «тот, кто смотрит сзади, охранник», рабочий сцены, в чьи обязанности входит помощь актерам в гакуя, комнате для переодеваний, подача атрибутов и реквизита на сцене, а так же немедленная замена актера-шитэ, если что-то пойдет не так во врем представления.
*ado - アド – актер на второстепенных ролях в кьёгене.