Karasu no douwa, Сказки ворона

[Барон Суббота >>>]

Духи
Сияние одежд Правительницы Небесных полей Такамагахара только начало пробиваться из-за водной границы мира, когда Хошибэ, распластав крылья, тихо, как смерть старика, спустился к вулкану Асама. Его ромбовидные зрачки обшаривали местность на зависть любому волшебному зеркалу, и вскоре тэнгу нашёл, что искал.
Ветхая хибара прилепилась к склону горы так непрочно, что казалось, будто она вот-вот съедет вниз в ущелье. Тростниковую крышу основательно потрепал ветер, а кое-где остались свидетельства чьих-то укусов, словно какие-то проворные зверьки изрядно повеселились, когда трепали ее. Внутри кто-то ворочался и кряхтел, то и дело причмокивая и подчавкивая чем-то хрустким. Если что тут и было недавнее, так это - несколько плоских камней, положенных друг на друга. Небольшое сооружение очертаниями напоминало пагоду. По другую сторону из земли торчали клыками пять могильных камней.
Пространство перед хижиной было перепахано, как будто здесь недавно сражались, а посреди красовалась черная проплешина от огня. Хошибэ опустился на более или менее ровном участке земли и размеренным шагом двинулся к хижине, удостоив могильные камни и прочее лишь быстрым, но внимательным взглядом.
Дверь висела на петлях, наперекосяк, выбитая сильным ударом, хозяин же горного жилища сидел на полу и сортировал дайкон – брал из левой кучи клубни, отрывал ботву и раскладывал по корзинам. Плешивая его голова покрывали не волосы, а роговые наросты, длинный нос свисал над губой так, что даже тэнгу позавидовал бы. Старик вытянул к пришельцу длинную трехпалую руку.
- Что еще понадобилось? – он подслеповато моргнул. – А-а... новый гость.
Дед сунул в пасть клубень и задумчиво похрустел им.
- А что дашь за то, что скажу?
Тэнгу постучал когтями по рукояти меча. Времени на выбивание ответов из духа в его же доме просто не было, так что, приходилось договариваться миром.
- Я знаю, что у тебя здесь были люди недавно. Один из них - одноглазый буси, другой - мальчишка. Мне нужно знать, кто они такие и где сейчас. Можешь назвать свою цену.
Яма-орочи закряхтел. В углу хижины завозился невидимый кто-то, в него кинули свежей ботвой.
- Воин начал свой путь из Нары, но давно, - дед махнул чешуйчатой лапой. – Почему-то мне кажется, что не он тебя интересует, а сопляк.
Он поскреб когтями подбородок.
- Тоже хочешь попробовать его крови? - горный дед причмокнул. - У мальчишки сладкая кровь, древняя, хороша для колдовства...
- Ужели семя кого-то из ками? - тэнгу подумал и не стал делать вид, что удивлён. - И где же его теперь искать?
- Все может быть... все может...
- И где же его теперь искать?
Дед заперхал, как будто наконец-то подавился дайконом; по двору неожиданный ветер смел жухлую прошлогоднюю хвою.
- Посмотри на запад. Что видишь?
- Гору, что безмолвствует только до поры, - Хошибэ прищурился и всмотрелся внимательней. - И свет на нижней части склона.
- Там они. То, что этот одноглазый безумец несет с собой, можно вновь сковать, лишь воспользовавшись огнем вулкана. Древний меч, очень древний. Принесешь мне амулет, который хранит беглый мальчишка?
- Амулет?
- Из нефрита, - кивнул горный дед. – Ты спрашивал о цене, вот я и называю.

- Всё может быть, - ответил тэнгу. – Всё может.
Крылья ударили, подняв тучу пыли, враноглавый, устремился к склону вулкана. До восшествия Аматэрасу оставалось совсем недолго, и он очень хотел успеть.

(с Сон)

[Далара >>>]

Деревня Куцукакэ

Ёрики, к радости которых инцидент был исчерпан, очутились внутри мешийя по-разному: Омура шел вперевалочку, сохраняя некоторую видимость достоинства; младший влетел вихрем. Но их надеждам на сытный ужин не суждено было сбыться... по крайней мере, не так сразу. Уже почти опустившись на лавку, инспектор обнаружил круглощекого любителя поесть до отвала. Здесь не требовалось долго сверяться с памятью – на объявлении о розыске художник изобразил его невероятно похоже. Омура досадливо крякнул и, поманив за собой юнца, отправился выполнять работу. Встал перед столом, на котором скопилась уже гора грязной посуды, и объявил:
- Ты преступник по прозвищу Одуванчик, обвиняемый в двенадцати кражах, одном поджоге и участии в заговоре с целью похищения наместника провинции. Ты арестован.
Веселый обжора сыто отдувался и ковырял щепочкой в зубах. Выслушав обвинения, он кивнул и полез в рукав. Младший ёрики схватился за меч и присел, раскорячившись, чтобы не зацепить потолок. Одуванчик подмигнул ему, достал связку денег и отсчитал ровно столько, сколько (по его мнению) стоил обед.
- Что ж... пойдем на ночь глядя?
Омура скептически покосился на кромешную тьму снаружи.
- Идти-то до Уцуномии далековато, да и лошадь моя не отдохнула еще, - вздохнул он. – Придется тебя покамест сажать под арест прямо здесь.
Он еще днем выяснил у словоохотливого минарай-ёрики, что тюрьмы в деревне отродясь не водилось, там и держать-то было некого.
- Младший, свяжи его.

(это мы развлекаемся с Сон)

Сообщение отредактировал Далара - 4-02-2009, 15:54

[SonGoku >>>]

У того нервно дернулся кадык; должно быть ученик полицейского живо представил, как все будет происходить. Вот он с веревкой подходит к преступнику, вот тот встает, вот кого-то хоронят... И уж точно не Одуванчика!
- Да не бойся, - хмыкнул тот дружелюбно, вытягивая из-за пояса ножны с мечом.
Их, положенные на широкую столешницу, Омура придвинул поближе к себе, на всякий случай. Бывало всякое... Из-за занавески у входа в кухню выглядывала хозяйка, которой хотелось и денег получить, и посуду прибрать, но приближаться было очень боязно. Младшего пришлось на деле обучать хитрой науке правильного обращения с веревкой. У того выходило то слишком туго, то чересчур слабо, а один раз он в усердии чуть не придушил Одуванчика к вящему недовольству не только его самого, но и инспектора.
- Если вы так со всеми, - отчитал тот ученичка, - неудивительно, что вам не нужна тюрьма.
Арестант, помогавший советами стражам порядка, возмутился, да так, что чуть не лопнула веревка, обвязанная вокруг плеч.
- Это что же? – забеспокоился он. – Не буду я ночевать под открытым небом! Раз уж взяли под стражу, так и обращайтесь со мной соответственно.
Кажется, он гордился своим задержанием.
Омура пересчитал скудные денежные запасы, вздохнул, но рассудил, что за поимку такого преступника расходы ему возместят, и позвал хозяйку. Та подбежала, шурша босыми ногами по струганным доскам пола, и первым делом подхватила монеты со стола. Смущенно поклонилась улыбчивому гостю-преступнику.
- Драгоценная, - сказал ей инспектор, - нет ли у вас сарая?

(с Даларой, ага)

[Fennec Zerda >>>]

Перешептывание листьев в ночи едва слышно, воздух был тих и чернота неба, воды и листвы смыкалась вокруг мягко, словно объятия нежной любовницы.
Йонако Ночная Песня замерла возле изогнутого ствола клена, чуть поводя жвалами, словно прислушиваясь. Глаза паучихи неярко светились в темноте, как заблудившиеся далекие золотистые звезды.
Кто-то был там, возле воды. На миг она увидела этих двоих глазами маленького паучка, пробежавшего по доскам беседки в темноту, почувствовала присутствие таких огромных человеческих тел, их тепло, волны их голосов.
Наваждение пропало, Йонако вновь ощутила себя в собственном большом и сильном теле – паучья скорость, больше сотни канов жестокости и голода. Голода?.. Нет. Сыта, уже сыта… Но любопытна. Еще миг недвижимости и Йонако двинулась вперед. На границе ощущаемой опасности она вновь замерла, укрывшись в зарослях, похожая на диковинную скульптуру, в которой нет ни души, ни жизни. Йонако была раздосадована – из зарослей людей не видно, ближе не выйти. Она перевела взгляд на гладкую черную воду, казавшуюся такой же мертвой, как взгляд самой паучихи. Ей нужен кто-то, кто станет ее глазами. Кто-то больший, чем ее крохотный и слабый слуга-паучок.
Йонако нетерпеливо шевельнула жвалами, словно пыталась что-то произнести. Там в пруду она чуяла мертвых. Их души, не получившие воплощения, застыли в толще воды и во времени, как насекомые в янтаре. И одна из них вдруг пробудилась, откликнулась на зов черно-золотой госпожи, застывшей на берегу, поднялась выше, покинула пруд, выплыла в ночь голубоватым блуждающим огоньком и, помедлив на кромке воды, поплыла к беседке.
Йонако опустилась ниже, легла на землю плоским животом и затихла. Вся она была теперь там, горела синим пламенем над черной водой.
Девушка с распущенными волосами, в богатом белом одеянии и мужчина, наверняка тот самый наместник провинции Шимоцуке, чьим охранником она поужинала сегодня. Кто из них обречен? Женщины нежнее, слаще на вкус, но мужчины умеют любить и страсть, что горит в их глазах за секунду до того, как сменится смертным ужасом, так прекрасна и так сладка… Сыта. Сегодня - сыта, но будет новое завтра, а Йонако предусмотрительна.
Йонако засомневалась, и блуждающий огонек подплыл ближе к беседке, наблюдая и выбирая.
Девушка с напудренным очень белым лицом или мужчина?
Кто из них обречен?

Сообщение отредактировал Fennec Zerda - 5-02-2009, 15:18

[Bishop >>>]

Деревня Куцукаке, ночь

Он почти распознал металлический негромкий звон - как по умершим в момент подношения. А девчонка-служанка, что поскреблась к ним с вопросом, не нужно ли чего, подумала, будто клиенты вознамерились не заплатить, дурочка, выбежала следом под дождь, ухватила за промокшую вмиг одежду. Нагао оттолкнул ее, потом - еще раз, потому что она не отставала. Из соседнего дома подсматривали в щелку; услышали громкие крики, наверное. Не сказать, что в тесном проулке разыгрывалась невиданная ранее сцена - просто делать им было нечего.
Из-за ливня кора дерева блестела полированным металлом, а зеленые лоскутья мха пропитались, как губка, сочились водой. Капли срывались с веток, барабанили по перевернутой тачке, по рябой поверхности ручья, что извивался между домов.
- Что тебе? - Нагао разжал пальцы, отцепил от себя чужие руки; девчонка вскрикнула от боли.
- Ничего, - бродяжка выпрямилась во весь свой немалый рост и посмотрела куда-то в сторону, в темноту.
На влажной ткани расплывались темные пятна, но что именно – не разобрать в полумгле ночного дождя. Нагао сгреб оборванку за затрещавшую - и без того прореха на прорехе; новых дыр и разводов никто не заметит, - одежду, притянул к себе.
- Что ты со мной сотворила?

(neko chan soshite)

[Кысь >>>]

- Оставила пять синяков? - повернуться девчонка не соизволила.
Боль скрутила желудок так, что северянин едва устоял на ногах. Захотелось проверить, не сжимает ли оборванка в другой руке нож. Не воспользовалась ли она им... Волосы облепили девчонку, будто водоросли, и сейчас было видно, насколько она – иная. То ли пойманная в силки человеческого тела птица, то ли олениха.
- Убирайся... – выдохнул он. – Оставь меня в покое.
- Кто тогда за тобой присмотрит? - бродяжка подставила узкое плечо. - Пойдем.
Подошвы рваных соломенных сандалий не хуже босых ног скользили по раскисшей земле. Беглецы – теперь они действительно ими стали – сумели проковылять лишь до раскидистого высокого дерева там, где улица расширяясь, превращалась в подобие небольшой площади. Под ним было бы совсем темно, если бы в каменном светильнике у ног местной Канон не трепыхался на ветру оранжевый огонек. Нагао прижал спутницу к мокрому шероховатому, в струпьях лишайника и мха стволу. Одежда сползла с плеч девчонки, кожа на ощупь была ледяной.
- Ты в порядке? - долговязая серьезно, почти печально смотрела в глаза воину. - Тебя никто... не укусил?
Вопрос прозвучал диссонансом, словно начиналась фраза совсем иначе. Девчонка сама поморщилась от контраста. Встретившись с непонимающим взглядом, объяснила:
- Ты выглядишь так, будто вокруг только смерть.

[Bishop >>>]

Шуршал дождь, заглушая все звуки. Струи воды били почти отвесно – мерцающий черный занавес, что отделял их двоих от деревни, от мира вокруг. Нагао прижался раскаленным лбом к плечу оборванки, чтобы хоть немного унять жар.
- Нас послали с поручением, а когда мы вернулись, повсюду были лишь трупы... и лужи с рвотой. А потом район оцепили, никого не выпускали, убивали всех, кто попадался на глаза, - он с усилием глотнул влажный воздух. – Трупы сваливали в большие ямы. Помоги мне.
- Не вспоминай об этом сейчас, - девчонка коснулась висков Нагао холодными пальцами, опустилась на раскисшую землю сама и заставила опуститься рядом. - Я расскажу тебе историю, только слушай, ладно?
Он кивнул.
- В ваших краях лежит О-Кагами-сама. Оно дальше и выше прочих озер, его окружают непроходимые склоны и очень старый, забытый даже животными лес. Но если пройти по руслу высохшего ручья, а потом найти нужный склон, его все еще можно найти. Там тихо, и ветки склоняются к самой воде. С них сыплется снег, и, не тая, неслышно падает в глубину. Вода озера чуть подернута белизной, и кривой бродяга в нем приобретает кожу аристократа. Туда приходили смотреться женщины в очень старые времена, и озеро помнит каждое из сотен и сотен лиц. И если приходить туда часто, каждый раз твое отражение будет иным.

(ma-a)

[Кысь >>>]

Нагао вдруг вспомнил – высокие криптомерии вдоль тропы и два каменных льва, что охраняют дорогу к храму... как же он назывался? Дверь в тайное.
- Храм Тогакурэ*. Я помню.
- Леса, в которых пряталось солнце, - улыбнулась бродяжка. - Я была там зимой, и видела только зимние сказки. Старое с новым сливается в одну долгую, словно вечность, историю, и кажется, что будущее тоже уже написано здесь.
- Я с западного побережья, из Идзумодзаки...
Воспоминания возвращались, но медленно.
- Хотя родился в замке Касугаяма, - Нагао вытер ладонью мокрое лицо. – По крайней мере, мне так говорили.
Он оттянул рукав испачканного хаори.
- Расскажи мне еще что-нибудь.
- Может быть, в октябре? Тогда я расскажу, куда прячутся боги. Или о лисьих праздниках в дни урожая.
Пламя в каменной чашечке возле ног изваяния кланялось и плясало, как девушки в храмах.

-----------
togakure - 戸隠 - "дверь в тайное" или "потайная дверь", дверь-скала, что закрывала вход в пещеру, где пряталась Аматэрасу.


(почти все - Биш ))))

Сообщение отредактировал Bishop - 6-02-2009, 17:44

[Bishop >>>]

Склон вулкана Асама

День пришел вместе с туманом. Белесые реки стекали по горному склону, струились ленивыми водопадами, клубились в ложбинах. Пепельные и молочно белые жгуты переплетались, смешивались; на миг показалось - если бы было кому подглядывать, - что на скальном выступе, на подстилке из темно зеленого с изумрудными стрелками хвоща мха, положив тяжелую массивную голову на могучие лапы, лежит огромный зверь. Дунул ветер, прогнал видение.
Пелена, что паутиной затягивала вход в небольшую пещеру - нет, скорее крохотный грот, образованный пористыми, шероховатыми валунами, - колыхалась в такт басовитому монотонному мурлыканью. Голос шел изнутри, словно из-под земли, и лишь присмотревшись, можно было заметить обитателя пещерки.
Неожиданный порыв ветра подергал за выцветшие красные переднички на округлых булыжниках возле входа, разорвал туман. В прореху ударили пиками солнечные лучи. Тот, кто пел заклинания, оборвал их и основательно, сладко потянулся. Птицы на миг замолчали, когда он вышел из своего убежища - предварительно хлопком отогнав духов от чьей-то могилы. Человек огляделся по сторонам, жмурясь от света. Одежда на нем когда-то была чисто-белого цвета, сейчас ее украшали грязные разводы, будто полосы на тигриной шкуре. Бродяга запустил пятерню во всклокоченную шевелюру, безнадежно подергал. Сморщился по-кошачьи, чихнул.
- Теперь не в свое время, - громко сказал он, обращаясь непонятно к кому; в ветвях над его головой возмущенно загалдела невидимая птица. - Что-то я стал частенько промахиваться.
Он ступал босыми ногами по камням и хвое безмятежно, почти величаво – сейгакэ* при дворе императора, не иначе. Длинные штанины давно разорвались по низу, лохмотья волочились по земле хвостом.

-------------------
*Seigake (清華家) – второй, считая с высшего, ранг придворных-кугэ (не самураев), из них могли назначаться министры-дайджин, включая дайджо-дайджин, старший из четырех придворных министров. Происходили из семей Фудзивара или Минамото и были потомками императоров.

[Далара >>>]

Сиятельная Аматэрасу не успела ещё и на треть выглянуть из-за водной границы мира, а Хошибэ уже спланировал в ближайший к склону Асамы лес, скрываясь от лучей Великой богини. Огнеглазые карасу-тэнгу не слишком любили дневной свет, застящий им взор и жгущий кожу. Никаких опасностей это в себе не таило, но отвлекало, мешало, а рисковать Хошибэ не собирался...
Сень древних деревьев приняла его под свой полог, укрыла, обратившегося в чёрного ворона тэнгу и спрятала от чужих взглядов. Хошибэ устроился в кроне могучего, разветвлённого древесного исполина и прикрыл глаза. Нужно было дождаться ночи...
- Ты и вправду считаешь, что это Химико там, среди облаков, а не раскаленный шар? – промурлыкал внизу чей-то голос.
Зашуршала листва рядом с дремлющим вороном. Мелодичный женский голосок прозвенел колокольчиком:
- По-твоему, она ленится выходить сама и пускает вместо себя кататься мячик? Я бы на ее месте не стала. Представь, что будет, если люди забудут ее.
Снизу зашуршали травой – как будто встряхнулся кто-то очень крупный.
- Но ее там нет.
Хруст ломаемых сучков, легкий запах паленого листа, тут же унесенный ветерком. Скрип, словно кто-то весело раскачивается на ветке.
- Это тебе твои камешки сказали? – костяной щелчок. – Или ты спросил у Охотника?
- Камни, веточки и монеты говорят одно и то же, - тот собеседник, что стоял под деревом, шумно вздохнул. – На Облачной равнине нет ни Химико, ни ее младшего брата. Мир по-прежнему не в равновесии.
- Тьфу! – с выражением сказали на ветке; посыпалась сухая листва. – Ничего не изменилось с тех пор. И нашего по-прежнему не видно и не слышно, будто и не было его никогда. Поискать-то их некому.
- Что? – без тени сочувствия спросили внизу. – У тебя тоже не получилось?
- Внизу никого из них нет, только зря измаралась в грязи. Перо подаренное мальчишка с собой носил. Но на этом их каменном поле он так изменился, что я подумала – вот, сейчас. И забрала. А оказывается, не вернулся он. Пусть теперь они сами разбираются, - гневно прозвенел девичий голос.
Внизу кто-то поточил когти – большого размера – о дерево.
- Ты не одна?

(выяснилось, что Биш не один, есть еще я и Оррофин)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
12 день минадзуки 2-го года Генна

Роль благовоспитанной скромницы давалась О-Кисаки с большим трудом, но девушка заставила себя просеменить по галерее со стопкой одежды в руках и опуститься на колени возле комнаты молодого наместника. Что уж происходило после за задвинутыми перегородками, осталось для многочисленных любознательных домочадцев господина Мацуоки тайной, но оттуда доносились приглушенные веселые голоса, время от времени заговорщицкая беседа прерывалась взрывами хохота. Недоумевающие гости и родственники господина Мацуоки предпочитали думать, что обезьянка, любимица молодого наместника, снова выкинула какую-нибудь шутку. Вскоре во двор, где и так было тесно, высыпала пестрая стайка телохранителей Теншо Токисады. Если не считать двоих - тех, кто был немного постарше остальных и был одет в полные доспехи, разве что шлемы они держали в руках, - свиту наместника скорее можно было принять за отпрысков знатных семей, собравшихся на увеселительную загородную прогулку. От ярких разноцветных одежд рябило в глазах.
Когда два дюжих носильщика вынесли паланкин, появился и сам молодой наместник в сопровождении верной О-Кисаки; лица обоих были скрыты широкими полями соломенных шляп, надвинутых на самые глаза.
- Уже к обеду нас будут осуждать за непристойные для паломничества наряды, - заметила вполголоса девушка.
- Кого это должно волновать?
- Не меня! - захихикала смешливая О-Кисаки.
Юный дайкан разместился в небольшом паланкине, О-Кисаки уселась в седло, чтобы возглавить процессию; теперь девушка больше молчала, отдавая распоряжения жестами, а не словами.

[Далара >>>]

Ее брат ехал рядом; казалось, он совсем не расстроился, что сегодня честь хранить меч господина выпала не ему, а сестре. Миновав городские ворота, не обращая внимания на склоняющихся в поклоне людей, компания молодых людей направилась к горным храмам Охийя, вызвав смешанные чувства у горожан. С одной стороны все приветствовали благочестивое желание наместника, а с другой - зачем превращать поездку в веселье? На развилке у большого камня О-Кисаки заметила в густой траве огненный рыжий росчерк.
- Что там? – брат-близнец проследил ее взгляд.
- Ничего особенного, - шепнула в ответ девушка, прикладывая к губам палец. - Всего лишь лиса.
Ее брат оглянулся на растянувшуюся по пыльной дороге процессию. Двигались они без спешки, да и куда спешить, час поездки, и они на месте.
- Нас кто-то догоняет, - Миги прищурился. - Кто-то некрупный...
Через несколько минут пронзительно визжащий от негодования пушистый комочек с красной ленточкой и золотым бубенчиком на шее забрался к О-Кисаки на колено и подергал за рукав.
- Смотри-ка, господин Каку опять отвязался! Ты устал, малыш? - девушка погладила обезьянку по голове.
- Надо сделать привал, - предложил Миги.
О-Кисаки согласно кивнула и приблизилась к паланкину, чтобы отдать усталого зверька хозяину. Процессия свернула на небольшую лужайку у ручья и расположилась там на короткий отдых, чтобы переждать особо жаркие дневные часы.

Сообщение отредактировал Далара - 12-02-2009, 16:54

[SonGoku >>>]

Перед ними уже открывалось священное ущелье Охийя, когда процессия сделала еще один короткий привал, потому что конь О-Кисаки вдруг заупрямился и скинул наездницу прямо в преграждавший дорогу ручей; хорошо, что было не глубоко, обошлось фонтаном брызг и хохотом спутников. Но все-таки пришлось остановиться, чтобы девушка смогла переодеться, а наместник, воспользовавшись случаем, размять ноги. О-Кисаки передала меч брату, взяла сухую одежду и, огрызаясь на шутки, нырнула в густые кусты. Никто не обратил внимания, как из короба с подарками настоятелю и монахам выскочил рыжий лисенок и, едва заметно прихрамывая, убежал к скалам. Солнце зависло над самой кромкой гор и, хотя еще не стемнело, настоятель выслал навстречу гостям послушников с фонарями, чтобы указать путь и отпугнуть возможных злоумышленников. В почтительном молчании притихшие молодые люди миновали огромную высеченную из скалы фигуру Хейва Каннон, с бесконечным терпением взирающей на несовершенный мир вокруг. Угомонились даже самые голосистые. У ног богини, где тропа расширялась, всадники спешились и отгородили полотнищем место для отдыха.
Наместник в сопровождении послушника прошел внутрь глубокой пещеры, где его уже ждал настоятель и старшие монахи. Туда же отнесли и подарки. Обезьянку привязали возле лошадей, и та немедленно поднял крик. О-Кисаки принялась угощать возмущенного зверька кусочками персика, только так удалось кое-как успокоить негодующего господина Како. Разложили циновки и приготовились ждать, когда Теншо Токисада насладится беседой с монахами и молитвой; впрочем, на счет последнего свита к недоумению и беспокойству обитателей храма отпускала двусмысленные шутки.

[Далара >>>]

Если длинный разговор между настоятелем горного храма и Теншо Токисадой мог слышать хотя бы старший послушник, который прислуживал им за едой, подливал чай в опустевшие чашечки и приносил закуски, то мысли, посетившие молодого наместника, когда он сидел перед вырезанной в стене пещеры Тысячерукой Каннон, остались известны лишь ему и богине. Некому было даже поделиться догадками и подозрениями; к наместнику отнеслись с пониманием и оставили его в одиночестве, а небольшой масляный светильник отвоевывал у мрака только маленький клочок пространства. На лице Токисады лежала глубокая тень.
Казалось, обезьянка понимала, где находится, и не шумела, даже золотой бубенчик на ее шее звенел не так громко, как обычно. Пробравшись по длинным подземным коридорам, маленький пушистый зверек отыскал вход в большую пещеру, где горел одинокий светильник, а каменное лицо богини словно парило над сидящим перед алтарем молодым человеком в нарядных одеждах. Здесь обезьянка, похоже, утратила воинственный пыл, подкралась к хозяину и дернула его за рукав. Нелепо думать, что можно уснуть перед величественной Каннон, но Токисада вздрогнул, как будто только проснулся. С радостным визгом обезьянка залезла к хозяину на руки. Наместник приложил палец к губам.
- Найди хотя бы каплю уважения, - шепнул Токисада на ухо обезьянке; зверек сморщился и вздохнул.
Наместник поднялся, поклонился каменному изваянию и, забрав светильник, направился к выходу. Обезьянка прижалась к хозяину.
- Воины бога вернутся за мной, - задумчиво проговорил Теншо Токисада. - Но не сегодня. Не бойся.

[SonGoku >>>]

В ущелье собралась темнота, когда наместник в сопровождении монахов вышел из храма. К этому времени половина его телохранителей успела задремать, половина развлекала себя игрой в кости. Подсвеченное кострами полотнище с гербом Теншо, что отгораживало их стоянку, казалось великанским фонарем.
- Разумно ли пускаться в дальний путь на ночь глядя? - бросив взгляд на закатное небо, настоятель с сомнением качнул головой; от закатного оранжевого зарева осталась небольшая окантовка горных вершин.
- Вот и проверим, насколько усердно молился ваш недостойный слуга, - рассмеялся в ответ Токисада, оглядываясь на гигантскую фигуру богини.
Настоятель опять покачал головой, но не стал отговаривать, лишь пожелал скорейшего и безопасного возвращения домой и еще раз поблагодарил за подношения и подарки. Токисада поклонился в ответ. Лагерь свернули так же быстро, как и разбили, и вскоре процессия двинулась в обратную дорогу, которая, прежде чем выйти на равнину, некоторое время шла между высоких деревьев.

[Далара >>>]

Дом господина Мацуоки
Уцуномия, провинция Шимоцуке
13 день минадзуки 2-го года Генна

От дома по мостику и к веранде тенью проскользнула тонкая босая девочка-служанка. Она принесла на подносе набор для сакэ, глиняный кувшин и легкую закуску из фруктов и орехов. С трудом удерживая дрожь в руках – вдруг наместник разозлится на непрошенное появление - поставила столик-поднос точно так, как учили, и растворилась в темноте, только шаги прошуршали по гравию. Из дома через щель между перегородками за освещенной беседкой наблюдали несколько пар блестящих глаз.
Инаба всегда был не прочь выпить, неважно, в компании или в одиночку, лишь бы сакэ было хорошее. И редко отказывался, если предлагали, но сейчас он заколебался, когда ему протянули тонкую сакэдзучи кончиками пальцев, выглядывающими из-под белой с почти незаметным узором ткани рукавов. Чашечку он взял, даже поднес к губам, но насторожился, прислушиваясь к чему-то вдали, и опустил руку.
- Удивительные птицы, по рассказам, водятся в этих местах. Кричат по ночам человеческими голосами. Но я их не слышал раньше и, честно говоря, считал выдумкой.
На выложенную речной галькой дорожку упала первая капля дождя. Промчался ветер, по пути встряхнул ветки деревьев.
- Говорят, у любви и у боли одинаковые голоса, - усмехнулся Токисада.

Перед тем, как удалиться, молодой человек в синих доспехах несколько раз перечитал свиток, только что подписанный «грозным старцем», чем вызвал еще один недовольный шепоток среди окружения Токугава, затем поклонился, принял у слуги поводья и отвел коня к подножию холма. Там он сунул драгоценную бумагу за пазуху и ловко взлетел в седло. Чем завершится этот день, он не знал и не загадывал, но даже если ему не повезет увидеть завтрашний рассвет, день и жизнь он окончит свободным человеком. Он огляделся.

(я по-прежнему в гостях у Сон)

[SonGoku >>>]

Неподалеку быстро превращался в развалины охваченный пламенем Санада-мару, за ним, оставшиеся без защиты «храбрейшего из храбрых» осажденные в замке открыли боковые ворота и пытались с боем прорваться сквозь ряды противника. Любопытно, сколько еще нужно времени, чтобы триста пушек обрушили наконец-то величественный замок, некогда белые стены которого сейчас почернели от дыма и копоти.

Молодой человек надел шлем, потуже затянул завязки и еще раз проверил оружие. Затем остановился у груды трупов, некоторое время отыскивая и выдергивая из мертвых тел еще целые стрелы. Лук он предпочитал любому другому оружию, так что не следовало отказываться от неожиданного подарка судьбы. А затем, прикрикнув на коня, он послал его в самую гущу сражения.

- Значит, Эцуо-доно тоже наскучило в Эдо... – то ли спросил, то ли заключил юный наместник.
Ответить Инаба не успел, потому что у самой воды над краем беседки повис комочек голубого пламени; как будто красуясь перед зрителями, огонек поворачивался то одним боком, то другим и даже иногда плевался крохотными искрами, когда ему снизу наподдавала волна.
- Ониби,* – наместник протянул ему ладонь, как будто приглашал присесть себе на руку. – Похоже, кто скоро умрет.

---------------------
*onibi (鬼火) – «демонический огонь», блуждающий огонек, обитающий в лесной глуши и возле могил; его часто считают душой человека, который вот-вот умрет или уже умер, но не похоронен должным образом.

Деревня Куцукакэ

Сарай хозяин мешия и его жена содержали в порядке. Ни одна стенка не покосилась, в поилках для лошадей всегда свежая вода, а в яслях целый ворох ароматной соломы. Вдоль дальней стены был выставлен на хранение немалый запас бочонков с сакэ, которые хозяйка демонстративно пересчитала прежде, чем оставить ёрики и арестанта одних. Омура, который приглядывал то ли за Одуванчиком, то ли за мальчишкой, убедился, что все в порядке и убыл в дом – за провизией. Пленник огляделся, выбирая себе кучу соломы помягче, хотя весь его потрепанный вид свидетельствовал, что он привык спать, где придется.
- Так и будешь сидеть всю ночь? – полюбопытствовал он, разглядывая минарай-ёрики, который не выпускал из рук веревки, которой связали преступника. – Не боишься?
Мальчишка судорожно сглотнул.
Вернувшийся Омура застал юного стража порядка на посту, мелкий бдительно таращил глаза. Одуванчик же завалился в ароматную сухую траву и оглашал сарай оглушительным храпом. Инспектор поставил свою ношу – поднос, на котором выстроились в ряд и источали ароматы даже из-под крышек несколько разномастных плошек, - перед бледным и даже с виду очень голодным юным ёрики.
- Я ночую у госпожи Токома, - уведомил Омура. – Если случится что-нибудь непредвиденное, немедленно сообщай мне. До того, как бросаться в погоню, драку, расследование или что-нибудь еще.
Он знал, у него в помощниках ходило чуть меньше десятка таких же, как этот.
Их пленник, не просыпаясь, на миг прекратил «музицировать» и принюхался, но затем блаженно захрапел вновь. Мальчишка оглянулся на него.
- А он, правда, покушался на жизнь наместника? – недоверчиво (но не без зависти) уточнил минарай-ёрики.
- Без вины не выписали бы приказ на арест, - проворчал Омура, который сам поесть не успел; его ужин ждал в общей комнате.
Не к месту вспомнилось лицо Токисады – слишком белое, слишком узкое и изящное. Взгляд, от которого становилось неуютно, словно ты мошка, и тебя в любой момент могут прихлопнуть за надоедливый писк. И в то же время лицо чистое и располагающее, как у ребенка. Инспектор похлопал себя по плечам, словно прогоняя озноб, хотя ночь не принесла прохлады.


(и опять с Даларой, ун)

Сообщение отредактировал SonGoku - 19-02-2009, 10:36

[Grey >>>]

Деревня Куцукакэ

Первые лучи солнца касались коньков крыш, пробуждая мир от ночной дремоты, но еще не изгоняя прохладу минувших часов. Где-то во дворах не слишком уверенно издал свой утренний клич петух, но, словно смутившись чего-то, оборвал его так же резко и внезапно.
На веранде мешью было слышно, как ветер играет листьями деревьев, и только надсадный храп сгорбившейся белой фигуры разрушал гармонию момента. Маленький спутник гиганта сидел, привалившись к столбу, а его лицо, похожее сейчас на грубо выточенную из камня маску, хранило полную неподвижность. Глаза ворчуна были открыты, но в них не было жизни, что делало их похожими на глаза мертворожденного младенца. Низкий столик перед странной парочкой носил следы ночного пиршества. Кроме нескольких куриных костей, лежавших с того края, где сидел коротышка, столешницу покрывали подсохшие бурые пятна. В миске великана остались загрубевшие тряпки, еще недавно бывшие частью одеяния, и матерчатый мешочек омамори с разорванным шнурком. Потому, что осталось, трудно было сказать, кто именно оказался жертвой трапезы, но судя по цвету лоскутков материи, этих жертв было не меньше двух.
- Интересно, хоть когда-нибудь я застану вас в другом виде?
Мягкий вкрадчивый голос, отдаленно похожий на шум прибрежных волн во время штиля, произвел совершенно неожиданный эффект. Взгляд маленького путника в одно мгновение обрел осмысленность, а белый великан, подавившись очередным гортанным вдохом, сразу же проснулся и привычно улыбнулся человеку, стоявшему напротив него.
- И как та картина, которую я сейчас наблюдаю, согласуется с той миссией, что вам была поручена?
Говоривший оказался невысоким коренастым мужчиной с длинными седыми волосами до плеч. Одет он был в суо, искусно расшитый волнистым орнаментом, в цветах костюма преобладал изумрудно-зеленый, остальное имело более травянистый оттенок. За широким поясом без ножен висел бледно-желтый меч-цуруги, в котором не было и грамма железа, а остро заточенное лезвие составляло с рукоятью единое целое. Лицо у мужчины было невыразительным, нос имел приплюснутую форму, широкий рот окаймляли бескровные губы, а подбородок покрывала редкая седая борода. Только причудливо вытянутые уголки темных, почти черных, глаз позволяли хоть за что-то «зацепиться» случайному взгляду.
- Хозяин, мы… - начал было великан, но его перебил коротышка.
- Мы собирали информацию, чтобы все знать точно, а здесь это можно было сделать лучше всего.
- Что мне всегда в тебе нравилось, Тетсумару, - улыбнулся седой, - так это твой просто безграничный оптимизм. Ты ведь действительно надеешься, что я поверю в твои слова?
- Не совсем, - тихо ответил собеседник, сразу заметно сникнув.
- Но мы были голодные, - привел резонный, по его мнению, довод спутник ворчуна.
- Ты всегда голоден, Китацуга, и поэтому, чтобы хоть как-то контролировать твои порывы, я и приставил к тебе Тетсумару. Но, похоже, это в очередной раз себя не оправдало. Иногда мне тяжело поверить, что вы и вправду лучшие из всех моих слуг.
- Хозяин…
- Хватит, - резко оборвал великан седой. – Вы итак уже натворили дел. Пока вы мне больше не нужны, поэтому возвращайтесь на место.
Чистый утренний воздух на веранде на мгновение стал мутным и масляным, затуманиваясь, как бывает в жару на открытом месте. Спустя секунду, у стола стоял уже только один человек. А на тонкой серебряной цепочке, висевшей на шее у седого поверх одежды, появились две крохотных фигурки – забавный человечек из белого пуха и крохотный железный солдатик с обломками копья-яри в разных руках.

Сообщение отредактировал Grey - 19-02-2009, 22:53

[SonGoku >>>]

Минарай-ёрики трепетал от волнения настолько, что едва сумел поделиться со столичным гостем свежей новостью: убиты хозяева мешия, той самой, в которой вчера вечером собралось великое множество необычных гостей. А служанка, которая моет пол и готовит особо почетным и денежным гостям ванну-фуро, перепугана так, что отказывается говорить. Лишь мычит и пучит глаза, будто каппа. Омура принял известие стойко: отставил посудину с супом, который с утра пораньше поедал со смаком, и задрал бровь, сам став похожим на речного демона. Ложка дополняла образ.
- Так-таки убиты?
Малец застеснялся. Некоторое время он тянул «ну-у...» и «это-о...», а затем все же решился.
- Их никто не может отыскать. А еще... на полу повсюду пятна крови. А еще... за домом, в проулке нашли вторую служанку... – минарай-ёрики шумно сглотнул. – Так ее вот зарезали.
Инспектор с шумом и причмокиванием допил суп, вытер рот влажной тряпочкой и с сомнением покосился на младшего.
- Что не значит, что убиты хозяева. Как насчет кошелька? Остался он при ней?
Здоровый крепкий румянец потомственного деревенского жителя стал понемногу сменяться зеленоватой белизной. Минарай-ёрики виновато поерзал на месте; он забыл осмотреть место преступления, но был готов немедленно сбегать и наверстать упущенное. Хоть и без восторга.
- У нас тут такого раньше никогда не было, - признался несчастный ученик.

(а вот с Даларой! не ожидали?)

[Далара >>>]

Омура тяжко вздохнул, отставил поднос с посудой из-под завтрака и, кряхтя, поднялся на ноги. Погода установилась жаркая с самого утра. Сейчас бы сидеть себе на веранде, попивая холодный чай, слушать пение птиц и разговоры жены с соседками.
- Там еще кто-нибудь остался из вчерашних гостей?
- Колдун пока там, и его наманари, а того... рослого нету, и женщины, что была с ним. И в комнате, где они ночевали, кровь повсюду...
Крови было даже в избытке, непонятно – откуда взялось столько?
- А еще нет белого великана и такого... железного. И другой воин, в черном и похожий на ворона, тот тоже ушел, - продолжал добросовестно перечислять малолетний охранник порядка. – А еще...
- А еще меня там тоже уже нет, - обиженно объявили с порога.
Новый гость был по-прежнему связан, а потому сердито отдувался.
- Где мой завтрак?
Омура смерил его расчетливым взглядом, прикинул количество монет у себя за поясом и твердо сказал:
- Твой завтрак за твой счет пока не доберемся до тюрьмы.
- Э нет! – заспорил Одуванчик, отодвигая с дороги младшего из ёрики. – Так мы не договаривались!
- Мы вообще никак не договаривались, - не подумал уступать инспектор, которого совершенно не грела мысль тратиться на чужого ему человека. – Ты преступник, и хотя тюрьма обязана тебя кормить – я-то нет.
Из-за занавески в кухню выглянули любопытные служанки с метелками из перьев. Слишком мало всего обычно случалось в деревне.

(какая неожиданность, ага)