Karasu no douwa, Сказки ворона

[Далара >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
12 день минадзуки 2-го года Генна

Июньский душный вечер был наполнен звоном насекомых и криками птиц. Затянутое тучами небо казалось черным, и лишь у горизонта злым алым глазом пылало солнце. От земли поднимался накопленный за день жар. Шевелились густые тени, и трудно было сказать чему или кому они принадлежат. Самые высокие горные вершины еще полыхали, словно факелы. Время, когда духам легче всего попасть в мир живых. Уверенный дробный перестук копыт по сухой земле наводил на мысль, что кое-кто из них уже здесь.
Во тьме было не разглядеть дороги, и всаднику оставалось положиться на умение коня находить правильный путь. Впереди черным силуэтом на фоне подсвеченных дальней молнией туч встали деревья. Всадник натянул поводья, останавливая коня. Прислушался и шепнул:
- Едут.
Конь всхрапнул, соглашаясь, и почти без понукания направился в пространство между деревьями, оставляя всаднику самому заботиться о низких ветках. Тот, облаченный в темную, под цвет земли, одежду, припал к шее животного, слушая что-то вдали, а может и внутренний голос.
- Стой.
Конь фыркнул, но покорился, хоть и не одобрял, похоже, выбор места. Всадник легко и бесшумно спрыгнул на землю.
- Жди здесь.
И удалился вглубь леса к пролегающей меж деревьями тропе.
Звуки процессии сделались громче, между стволов заметалось эхо: цоканье копыт вперемежку с шарканьем босых человеческих ног, спокойные деловитые выкрики, звон, треск факелов. Красновато-желтое сияние наползало, выхватывая из темноты деревья и кустарник на обочинах. Одинокий человек в темном затаился на ветке, жадно вглядываясь в процессию. Паланкин, ближайшая охрана, обычная охрана. Все правильно. Обмотанная тканью рука в котэ нырнула за пазуху. Извлеченный оттуда маленький предмет на мгновение поймал отблеск факела, и человек улыбнулся под скрывающей лицо тканью. Жестокая, кровожадная улыбка. Работа работе рознь. Свист, еще и еще. Три "звездочки" одна за другой полетели в цель. Человек в черном проворно вскарабкался выше, еще выше, до тех пор, пока ветки могли выдержать его вес. Вновь затаился, глядя вниз. Суетилась охрана. В занавеске паланкина зияла дыра.

Сообщение отредактировал Далара - 8-05-2009, 13:12

[SonGoku >>>]

Неспешный ход лошадей сбился, события набрали силу и скорость, как ручей, который взломал наконец-то запруду. Несколько всадников сгрудились в кучу вокруг паланкина, закрывая наместника от невидимого врага. Первой опомнилась О-Кисаки; выхватив меч, девушка выбила из рук слуги фонарь, развернула коня и промчалась вдоль процессии с криком: "Гасите огни!" Широкополая соломенная амигаса ей мешала и полетела на дорогу, где была втоптана в пыль копытами лошадей. Восьмиконечная "звездочка", испортившая шляпу и оставившая на скуле О-Кисаки глубокую рану, разрезала и ленту, которая стягивала волосы всадницы, и теперь они водопадом обрушились девушке на спину.

Человек в черном, вцепившийся в ствол высоко над тропинкой, откинул ветку, чтобы лучше видеть, и раздосадованно зашипел. По охраннику, поправка - охраннице, вышла промашка. Со вторым... человек пригляделся, нет, ну чтоб ему не повернуться лицом? Но, кажется, тоже промашка, раз не сильно отвлекся. Понять бы еще, что в паланкине.

Юные воины настороженно притихли, сдерживая лошадей, которые, почуяв волнение седоков, норовили всхрапнуть. Только неугомонная О-Кисаки вновь прогнала коня по дороге и натянула поводья лишь у паланкина. Охранница спрыгнула на землю, откинула легкую шторку, но даже если надеялась что-то разглядеть внутри, то все равно не смогла бы. Зато хорошо слышала злое кряхтение перепуганной обезьянки. Паланкин был взломан одним ударом меча.
- На коня, - едва слышно выдохнула охранница; волосы растрепались, свешивались черными жгутами на лицо. - Садись на моего коня.
Голос у нее был сиплый, а может, только казалось, что он звучит ниже обычного. Из паланкина донесся неразборчивый ответ. Брат О-Кисаки тоже спешился, с его помощью удалось усадить раненого в седло, всадник тяжело склонился к шее лошади. Миги набросил ему на плечи темное покрывало.
- Головой отвечаешь, - по-прежнему хрипло приказала охранница и ударила ладонью коня по лоснящейся спине.

(Далара soshite, как говорит один наш знакомый)

Сообщение отредактировал SonGoku - 24-02-2009, 16:18

[Bishop >>>]

В разрушенном храме

Они бы задержались еще немного, но ливень смыл кровь с их рук не хуже воды в ручье, и когда мерцающий ночной мрак сменила серая пелена дождливого утра, были далеко от деревни. Не сговариваясь, они продолжали идти, поддерживали друг друга, стоило кому-нибудь одному споткнуться. Они молчали, чтобы сохранить оставшиеся силы как можно дольше. Дождь то прекращал лить, то начинался снова, и, кажется, смывал не только соль с кожи, но и самые лица. Стоило прислушаться к его звукам, и в голове поселялась та самая тихая пустота, что приходит только с бегущей водой. Бродяжка давно не чувствовала ни сбитых ног, ни суставов, ни даже усталости, но слова все равно не приходили на ум, словно все были смыты под землю. Но подставляла плечо попутчику, может быть, чаще, чем стоило бы, отчасти из сопричастности, отчасти - опасаясь, что он не делит этого безмятежного чувства. Без тишины, без нечувствительных ног - сейчас было бы очень плохо.
Одинокий дом рядом с дорогой - почти по крытую тростником крышу утонувший в кустарнике - стал бы неплохим убежищем, но на стук в щель выглянула только девочка. Пискнула, что ни отца, ни матери нет дома, и придут они не скоро, и замолчала, угрюмо разглядывая незнакомцев. Больше взглядов досталось оборванке, чересчур необычной - тонкой, ломкой, длинношеей, как олениха - та была. Северянин мог поразить воображение девочки только ростом; в остальном он ничем не отличался от таких же, как он, ронинов. Но гербы на одежде малолетка рассматривала с любопытством.
- Дай нам хотя бы плащ.
- У нас есть еда, - добавила оборванка. - И тебе нужен кто-нибудь, способный тебя защитить.
Девочка приоткрыла дверь шире и выскользнула в щель. Обычная деревенщина - коротконогая, со слишком большой головой, что казалась еще крупнее из-за растрепанных сухих, будто прошлогодняя трава, волос. Некрасивое лицо, все изрытое оспинами, было серым от грязи. Серой была и одежда. Девочка постояла, насупившись, хлюпнула носом - и вдруг сорвалась с места, шмыгнула за дом. Нагао оглянулся на свою спутницу.
- Непохоже на приглашение, - сказал он.
Сейчас – когда в разрыв сизых туч просачивался солнечный свет, - он чувствовал себя лучше. Хотя и едва стоял на ногах. Ночные события отодвинулись далеко, слились с давним кошмаром, про который можно забыть – на время. До следующего заката.

(Кысь mo)

[Кысь >>>]

- Я не хочу оставаться в сказках, - покачала головой спутница воина. - Пойдем.
Девчушка вернулась, но - не с охапкой соломы, за которую легко принять плащ-мино, а с цветами. Белые с желтым камелии, казалось, были сделаны из раскисшей под дождем бумаги. Девчонка сунула цветы самураю, неумело улыбнулась потрескавшимися губами и торопливо закрыла дверь. Было слышно, как она опускает засов.
- Хороший цветок, - бродяжка уже вышла под дождь, и капли стекали с волос, удлиняя пряди почти до земли. - И хороший плащ.
Нагао сунул бутоны за пазуху, хотя больше хотелось – втоптать их в грязь. Раздавить, посмотреть, как сломаются лепестки. Дождь высасывал злость, но заполнить образовавшуюся пустоту было нечем.
- Ты знаешь... – произнес северянин спустя долгое время, когда они все-таки нашли пристанище – в старом храме с прохудившейся крышей и следами костра на полу. – Но пока я не выполню поручение, нам придется жить. Даже в сказке.
- Это уже настоящая быль, - девчонка умудрилась разыскать где-то не только небольшой склад из сухих веток, но и хорошее настроение. - Поручение?
Нагао поднял с пола бронзовую небольшую чашу, понюхал липкий зеленый осадок в ней, покачал головой. Если поднести ладонь к углям – можно было почувствовать тепло. Костер жгли недавно.
- Вернуть одну ценную вещь ее законному владельцу.
- А если он возьмет ее с трупа?
- Какая мне разница? – северянин уселся спиной к стене, достал оружие; на клинке остались разводы от влаги. – Может быть, ему придется убить меня, чтобы забрать эту вещь... Я не знаю. Если бы хозяин меча был уверен, что получит его обратно, мои услуги ему не понадобились бы, верно?
Он закрыл глаза. За стеной шуршал дождь.
- Может быть, никакая, - девчонка замолчала тоже.
Развязала узел с едой, набрала в плошку дождевой воды. Один за одним достала из-за пазухи немудреные пожитки, разложила сушиться. Долго смотрела на руки, еще серые, но уже с проступающими яркими пятнами. Отжала волосы - небольшой водопад хлынул на пол.
- Ты – ками? – спросили ее.
- Нет, но я тоже люблю жить. А ты?
- Нет, но когда-то я любил тоже.
- Сейчас?
Бутоны камелии на ладони казались почти невесомыми.
- Говорят, что гордые живут лишь мгновение. А еще – что цветы без запаха умирают преждевременно.

(и Биш ))

[Далара >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
12 день минадзуки 2-го года Генна

Где-то неподалеку началась гроза, пока без дождя, хотя сырость уже пропитала воздух. Сверкнула вспышка, следом недовольно забормотал гром. Еще одна вспышка, поярче, осветила занявшую всю дорогу процессию. С дерева раздалось змеиное шипение: наместник был еще жив, хотя и ранен. Лошадь с двумя седоками поскакала к деревне. Шиноби скользнул вниз по стволу, пользуясь темным перерывом между молниями, бившими все чаще. Гром ворчал все ближе, скоро пойдет дождь. Тихий свист - не искать же коня по всему лесу - шорох растоптанных копытами сучков, и вот уже рука нашаривает поводья. Всадник одним махом взлетел в седло, коленями и пятками понукая коня. Следом за ним еще кто-то запрыгнул коню на круп, вторым скачком оказавшись у противника на плечах. Не долго думая, отважный зверек вцепился ночному убийце в шею.
Лес огласил вопль - от неожиданности и боли шиноби завизжал, как девчонка. Выпустив поводья, он обеими руками схватил маленький пушистый комок; тот оказался неожиданно плотным, под мехом прощупывались твердые мускулы.
Убийца нащупал пасть, сунул пальцы между острых зубов, чтобы избавить от них собственную шею. Зверь тут же сжал челюсти, под перчаткой ощутимо заструилась кровь. Второй рукой шиноби изо всех сил дернул маленького врага вверх и в сторону, пытаясь скинуть его с себя. Как же! Зверек лишь вцепился сильнее. Оглушительно бренчал маленький бубенчик.
- Ах ты тварь!
Победа осталась за человеком. Размахнувшись, шиноби зашвырнул скалящуюся обезьянку подальше в кусты.
- Сиди там. Такая добыча не про тебя.

(мы с SonGoku)

Сообщение отредактировал Далара - 31-03-2009, 15:38

[Fennec Zerda >>>]

Дом господина Мацуоки


Блуждающий огонек подплыл ближе к уединившимся в павильоне людям, неторопливо преодолел край воды и окутал руку девушки призрачным голубым пламенем – невесомо-прохладным.
Йонако сомневалась.
Который из них? Который?
Оба.
Огонек заметался на ладони девушки.
Алчность – удел слабого, сильный не позволит своему разуму затмиться. Алчность – так грубо, так примитивно.
Но Йонако могла позволить себе жадность. Может же девушка побыть слабой...
Оба.
Будь Йонако сейчас женщиной – ее красивые четко очерченные губы сложились бы в тонкую слегка лукавую ухмылку.
Паучиха Йонако, опустившаяся на влажную землю возле пруда, чуть шевельнула жвалами.

[SonGoku >>>]

Намегата, провинция Хитачи

Говорили, что дождь в эту ночь в Ибараки хлестал с такой силой, что в соседней провинции смыло с горного склона деревню, прямо в реку. А еще говорили, будто ночь выдалась на удивление тихая; над лугами по берегам кружились бесчисленные светляки. Как узнать, где тут правда? Лишь одно было известно наверняка – да и то со слов монаха, который присматривал за небольшим храмом, а монах врать не будет. Или нет?
За тем самым святилищем в Намегате не требовался особый уход. Смести листья и ветки да проверить, не прохудилась ли крыша. Позабыв про благодарность, местные жители ворчали, что с подобной работой справится и один, так что незачем им кормить сразу двоих. Впрочем, особенно недовольства и не выказывали: одного из монахов давно уже не встречали, ну а раньше он вел тихую жизнь, вырезал из дерева фигурки и свистульки детишкам или грелся на солнце. И ушел точно так же негромко.
Люди в этот храм не ходили, и монаху (его звали Сэшин) приходилось просить милостыню по домам и у моста. Собирал он немного; завидев его тощую нескладную фигуру, крестьяне старались отделаться от него побыстрее. В удачный день какой-нибудь бродячий торговец кидал в деревянную плошку одну-две медные мон и спешил по своим делам.
Но монах не обижался, лишь кривил в улыбке обезьянье лицо и кланялся. Вечером он поднимался в гору к святилищу, проверял, не сорвал ли ветер бумажную полоску о-фуда с дверей, не ослабли ли узлы на толстой веревке, опоясывающей весь храм. После наступало время для дел насущных. В крошечной хижине, больше напоминающей шалаш, монах вытряхивал из плошки еду, которую удалось заполучить за день. Небольшую порцию выносил во двор и оставлял у невысокой груды камней в корнях старого кедра.
Сегодня ему повезло несказанно: он раздобыл еще и немного сакэ, дешевого и воняющего прогорклым маслом, зато крепкого.

[Далара >>>]

Сегодня ему повезло несказанно: он раздобыл еще и немного сакэ, дешевого и воняющего прогорклым маслом, зато крепкого. Осторожно, чтобы не пропало и капли, разлил его в две маленькие плошки, выточенные из ствола упавшего в непогоду дерева еще его предшественником. Другой посуды для напитка не нашлось. Понюхал желтоватую мутную жидкость и весело сморщился, став еще более похожим на обезьяну.
- Не лучшие столичные вина, конечно, - сказал он вслух, хотя слушать и отвечать было некому.
В приоткрытую дверь заглянула любопытная макака, и престарелый монах кинул ей горсть орехов. С необычной для его возраста и сложения легкостью он поднялся и, прихватив обе плошки на маленьком подносе, отправился наружу, держа на вытянутой руке фонарь.
В тени старого кедра, почти неразличимый в ней в густых сумерках, кто-то стоял, пряча лицо за широкими рукавами. Гостя можно было принять за высокий стоячий камень... если бы Сэшин не знал, что не было там никаких таких валунов, лишь булыжники, которые он собственными руками сложил в невысокую пирамиду. На уровне головы незнакомца покачивался привязанный к толстой ветке меч в ножнах; шнур-сагео выцвел на солнце.
Монах не стал выражать недовольство тем, что его одиночество нарушили в такой неподходящий момент. Поставил свою ношу на плоский камень и приблизился к гостю.
- Чем обязан столь позднему визиту? – мягко спросил он, моргая в попытках приглядеться. – Хотите посетить святилище?

(присоединяюсь)

[SonGoku >>>]

Гость медленно опустил руки. Волосы его не были прибраны, как должно, а скуластого молодого лица как будто никогда не касались солнечные лучи – таким оно было бледным. Серой тенью из-за его спины выскользнула вторая тень, много ниже ростом – женщина под серым, в муаровых разводах покрывале. Женщина вышла вперед и, не сводя взгляда с монаха, поежилась под промокшей накидкой. Ее спутник остался стоять на краю давней, почти сровнявшейся с землей борозды.
- Отсюда и выше по склону – земля ками, - негромко произнес он. – Но отсюда и ниже – жилища людей.
Маленькая серая женщина обошла монаха по небольшому, но чисто очерченному полукружью, словно брезгуя подходить ближе.
- Так сказал когда-то Матачи из семьи Яхадзу, который основал здесь поселение, - кивнул старик и сделал еще шаг навстречу гостям. – Здесь, на границе, есть только древнее святилище и мое скромное жилище. Я могу предложить усталым путникам лишь очень скудный кров, но... – Сэшин не договорил.
Сделав еще один шаг, он, наконец, разглядел черты лица молодого человека. Характерные, необычные и врезающиеся в память, они не изменились за прошедшие годы. Дрогнула рука с фонарем.
- Это вы! – пораженно вымолвил монах, отступил, перевел взгляд ниже. – И госпожа, что была с вами в Акамагасэки.
Женщина без улыбки раскрыла рот в беззвучном «мяу».
- У тебя есть желание, старик? – юный воин смотрел, не узнавая.
- Ну уж нет, - невесело рассмеялся Сэшин, по-деревенски обнажив зубы, как обезьяна. – Я видел, что бывает с теми, кто просит исполнения желаний у вас.
Нужно было бы убежать, но ему терять было уже нечего. Да и бояться, собственно, тоже.

(И Кысь тоже с нами)

Сообщение отредактировал SonGoku - 5-03-2009, 17:52

[Далара >>>]

- Если вам двоим нужно переночевать, я предоставлю вам крышу над головой. Если нет, идите лучше своей дорогой.
- Ты позволишь нам занять святилище на одну ночь? – молодой человек перешагнул через старую борозду.
- Не позволю, - твердо ответил монах.
У него не было меча, но даже и с ним он не мог бы надеяться силой отвадить незваных гостей. Его старый лук давно был в чужих руках, а молитва... один взгляд в глаза воина давал понять, что того не заботят подобные мелочи.
- Можете занять мой дом, но святилище останется запечатанным.
- До каких пор?..
Воин положил ладони на шероховатые от времени, никогда не знавшие лака и краски деревянные створки дверей и прислушался. Внутри маленького святилища, в затхлой тьме, кто-то ворочался, тяжело наваливался на поскрипывающие стены и шуршал пересохшей соломой.
- Помоги нам, мы... – прошелестело оттуда.
- ...долго не... – подхватил мольбу второй голос, не отличимый от первого.
- ...выдержим... – вступил третий.
С сухим треском лопнула бумага с выцветшим заклинанием и распалась на две половинки. По вершинам деревьев прогулялся ветер и стих, будто тоже изнемогал от нетерпения. Оставалось лишь толкнуть посильнее.

(вместе)

[SonGoku >>>]

Сэшин открыл глаза и тут же с возгласом недовольства заслонил их рукавом. Лицо заливал дождь, холодный, пробирающий до костей, он шел стеной. Верхушки деревьев гнулись под ветром, который словно взбесился и грозил разрушить все на своем пути. Второй рукой монах смахнул с лица мокрые листья и поднялся на локте. В спину больно впились даже сквозь одежду сучки. Куст. Куст?! Человек вскочил на ноги, раздвинул густые ветви. На веревке над грудой камней раскачивался под порывами ветра меч. Поздние гости исчезли без следа, оставив после себя лишь ощущение, будто смеется кто-то невидимый. Храм... скрипящими от старости дверьми играл ветер. Обрывки бумаги сиротливо жались к потемневшей сырой древесине, а веревка обмоталась вокруг дерева и зацепилась концами за тот же куст.
- Милостивая Каннон, во имя Будды... - потрясенно вздохнул Сэшин, стоя, опустив руки, перед пустым святилищем.
Стоял он не долго. Подошел к аккуратной груде камней, сложил молитвенно длинные, по-деревенски широкие кисти рук, прошептал несколько слов старому другу и деловито отвязал меч в ножнах. Привычным жестом заправил за пояс.
- Прости, дайгаро, нам помешали.
В прикрытые густой листвой куста грубые плошки нападали капли, взмутили напиток почти до белизны. Монах поднял обе, словно произнося тост, затем вылил содержимое одной на пирамидку из булыжников. Вторую порцию выпил сам.
- Пожелай мне успеха.

(вместо автора - Далары)

[Далара >>>]

Деревня Куцукакэ, ночью

Девчонка оказалась испытанием для старого колдуна. Она ни минуты не могла высидеть на месте, всё ее интересовало, везде ей надо было сунуть нос. Казалось бы, на такое громадное тело должно уходить невероятное количество энергии, тем не менее, вернувшись из кустов с блаженной улыбкой на лице (вот же зубы скалит, как зверь), она горела любопытством не менее чем раньше. И огорчилась, не найдя своего круглолицего нового знакомого. Потом глупая женщина попыталась сунуться с разговорами и вопросами к отродьям тьмы, один из которых все никак не мог насытиться мясом.
- Миэ, - окрикнул ее колдун. – Подойди сюда.
Миэ – так сократил он ее слишком длинное и неудобное для произнесения имя. Поначалу она не понимала, но затем ей даже понравилось зваться так, и она некоторое время повторяла свое новое прозвание на все лады.
Подошла, нависла как скала над морем.
- Сядь, - поморщился Тошимару. – К этим не приближайся.
Села.
- Почему?
- Потому что я так сказал.
Обиделась, надула щеки.
- Если я не буду знать, как же я научусь твоим премудростям? Бабка ведунья всегда поясняла, что да как.
Колдун усмехнулся, провел ладонью (едва дотянувшись) перед серыми, будто штормовое море, глазами. Девица охнула и скорчилась, глядя безумным взглядом на тех двоих.
- Они... Оно же... Как...
- Вот так-то, - произнес Тошимару и поднялся с лавки. – Идем, нам уже должны были приготовить комнату.
- Но ведь надо же что-то сделать... – И запоздало: - Я что, теперь всегда буду видеть так?
- Нет, скоро перестанешь. Но, - склонился он к ее лицу (ей показалось, что смотрит она на угрожающего вида ворона, а не человека, глаза-то точно птичьи), - можешь научиться, у тебя есть способности.
- А как же мой жених?
- Здесь его нет, - отрезал колдун и первым поднялся на второй этаж по узкой крутой лесенке.

[SonGoku >>>]

Никаких сомнений, беспечное любопытство вновь овладело девчонкой очень скоро. Комната «ой, а что это окон нет вовсе?» была ей внове. Миеликки открывала и закрывала перегородки, проткнула в нескольких местах пальцем, чтобы узнать, из чего сделаны, свесилась наружу.
- Здесь высоко, - сообщила она. - У нас дома куда ниже. Еще бывает чердак, а второй этаж только в столице, мне папа рассказывал.
Обернулась, когда ей не ответили. И тут же придумала новый вопрос.
- На чем тут спят?
Тошимару жестом указал на два раскатанных рядом футона. Девица разворошила свой, встряхнула, ощупала, свернула, развернула, снова положила на место. И засмущалась.
- Мне уже пятнадцать, - краснея, уведомила она спутника. – Мне уже нельзя...
- Видишь ширму? – перебил он.
Не видела. Пришлось встать и показать, а потом еще и самому поставить между футонами, чтобы Миэ не просидела рядом с ней всю ночь, разбирая рисунки.
- А дома вешают занавески...
Колдун задул огонек масляной лампы, и комната погрузилась в глубокую и мягкую ночную тьму. Где-то вдалеке ухнула сова.
- Тошимару-у...
Молчание.
- Тошима...
- Что тебе?
- Куда здесь спрятали печку?
- Что?
- Ну печку. Знаешь, такую, большую, широкую, ее топят дровами, чтобы было тепло, еще там хлеб пекут, а наверху...
Она не договорила, схватилась обеими руками за горло, которое вдруг перехватило, словно кончился воздух. Перед глазами возникло видение, от которого Миеликки выпучила глаза и разинула рот, но закричать не сумела, только шевелила губами.
- Веди себя смирно, - сказало видение не мужским и не женским голосом. – Не то отправишься в подземное царство куда быстрее своего срока.
И растаяло, оставив девчонку глубоко вдыхать такой необходимый воздух и потрясенно гладить уже ничем не сдавленную шею.

(ни слова моего, помогаю только)

[Барон Суббота >>>]

Лес близ горы Асама

(Bishop и Далара mо)

- Ты не одна?
Хошибэ своим безмолвием способный пристыдить седые скалы и не различимый на фоне тёмной от времени коры старого дерева, посмотрел вниз, туда, где на выпирающих из земли корнях сидел человек в пропыленной белой одежде. То ли припорошенные пеплом, то ли тронутые сединой космы придавали ему сходство с тигром. В янтарного цвета глазах то сужался, то расширялся вертикальный зрачок.
- Что уставился? - без обиняков полюбопытствовал оборванец. - Не узнал?
Тэнгу не счёл нужным, а может, просто поленился, менять облик и не ответил вслух, удостоив незнакомца чисто по птичьи склонённой головой и внимательным взглядом, как бы говорящим:
"Не узнал. А должен?"
Оборванец поднял шишку и швырнул ее – нет не в тэнгу, а в птицу, что хихикала на ветке. Та увернулась, видимо, по привычке. И в ответ накрошила на голову наглецу целый ворох сучков и листвы, сопровождая действие бессловесной, но оттого не менее понятной бранью. Похожая на куропатку с невероятно ярким оперением, она перепорхнула так, чтобы ворон оказался между ней и человеком внизу.
- Может, он боится и потому не хочет с тобой разговаривать? – предположила она из безопасного места.
- А, может, все зашло чересчур далеко. Эй, птичьи мозги, спроси у своего черного родича, узнает ли он тебя!
- Сам и спроси, белая шкура, - без злости огрызнулась его собеседница.
Но в противоречие собственным же словам задиристо мазнула кончиком крыла по спине ворона, привлекая внимание. Кокетливо наклонила голову с чересчур хищным для куропатки клювом.
- Ну как, узнаешь?
Хошибэ немного подумал, стоит ли ему просто сменить дневное укрытие, не удостоив безызвестных ответом, но потом всё же спланировал с ветки, ещё на подлёте к земле принимая форму карасу-тэнгу.
- Кто вы такие, что я должен вас узнать? - учтивости в его голосе не было, угрозы тоже, а когтистая ладонь лежала на рукояти тати скорее по привычке

[Bishop >>>]

Оборванец в одежде, провонявшей могильным холодом и пожаром, восхищенно расхохотался:
- А каков наглец! Кайо, мне он нравится, хотя это...
Он был безоружен и не так уж высок ростом. Скорее - крепок в кости и плечах. Человек несколько раз сжал и снова разжал кулаки, будто тигр, разминая перед прыжком лапы. Сильные пальцы и впрямь напоминали когти.
- ...не отменяет трепки.
- Вечно ты благоволишь к разным выскочкам, Кацукесуми, - фыркнула птица, которая птицей уже не была – на ветке сидела, изящно поджав под себя одну ногу, юная девушка в таком же пестром и ярком одеянии, какими только что были перья.
Умудрённый годами и силой ямабуси-тэнгу, на месте Хошибэ, либо процитировал бы высказывание подвижника, а то и самого Гаутамы, или позволил бы противнику напасть первым, дабы повергнуть его расчётливо и изящно, а после опять же процитировать что-нибудь подходящее к случаю и выйти из боя несомненным победителем. Да, это было бы изящно и мудро, жаль только, что карасу-тэнгу не отличаются терпением и хладнокровием, необходимым для чего-то подобного.
- Чжак-шу! - потряс кроны деревьев-исполинов клич взлетающего Хошибэ.
Тати сверкал в его руке, а крылья немедля подняли тэнгу-кадзе, достаточный, дабы смести любого младшего или даже среднего духа, подобно тому, как удар волны сметает неосторожно оставленную бамбуковую лодчонку. Его противник уперся ногами в землю покрепче, но и его чуть не опрокинуло, не протащило по земле неожиданным порывом ветра. Сомкнутыми в «печати молнии» ладонями – указательные пальцы вытянуты, образуя подобие клинка, - оборванец прикрылся от атаки.
- Откуда ты? Из Кацураги? – с любопытством спросил он. - На хребте Хира я тебя не встречал. И на острове Ицукушима... Неужели, на горе Курама не осталось незанятых криптомерий?

(Далара mo, Orrofin mo)

[Барон Суббота >>>]

Тэнгу не отвечал - он усиливал нажим, заставляя крылья вопить от боли, подобно горным духам-пугачам, стремящимся своими воплями заставить путников обрушиться в пропасть.
- Вот ведь дурень...
Ветер будто разрезало надвое, один поток смел прошлогоднюю хвою и листья, второй раскачал ветви соседних деревьев. Девушка с легкомысленным интересом наблюдала с высоты, поставив локти на ногу и положив подбородок на ладони. Ветер обходил ее стороной. Оборванец взрыкнул – в кронах тут же притихли собравшиеся поглазеть на сражение обезьяны.
- Всего тысячу лет назад меня чтили как повелителя всех животных, - он развел руки; в глазах цвета пламени свечи зрачок сузился в тонкую нить. – А теперь жалкий тэнгу...
Шаг вперед, трава под ногами оборванца желтела и жухла.
- ...и даже не настоящий [i]карасу[i/] бросает мне вызов?
- Он очень молодой и глупенький, - подзудила недавняя собеседница бродяги. – Еще немного, и таким он и останется навсегда.
- Я настоящий! - хотел было возмутиться Хошибэ, начинавший понимать, на кого поднял клюв (с коим, возможно, сейчас придётся расстаться), но гордость сковала его язык молчанием.
Тэнгу, вновь чувствуя под ногами Путь Буси, взял тати в положение о-гасуми камаэ и молча спикировал на духа, неизмеримо сильнейшего, чем он.
"А что теперь со мной будет после смерти?" - успел подумать он до удара. Меч вошел бы противнику снизу вверх в подвздошье, но оборванец с хлопком – как будто вздумал отогнать демонов – свел ладони вместе, развернулся. Клинок запутался в широком рукаве. Запах падали, вороньих перьев смешивался с сильным ароматом мускуса и потной звериной шкуры.

[Далара >>>]

- Глупец! – процедил белый тигр. – Ты действительно хочешь закончить жизнь здесь и сейчас и не узнать то, что мог бы?
- Что-то ты очень добрый сегодня, никак недавно хорошо поел, - россыпью колокольчиков рассмеялась девушка. – Хватайся за возможность, - это уже Хошибэ, хоть и с легкой издевкой, но совет. – Хватайся, пока еще есть шанс.
Хошибэ умирать не хотел. Наоборот, сейчас, когда его мечта близилась к исполнению, он впервые чувствовал жизнь в себе! Но гордость мешала. Она вставала поперёк горла, она двигала его телом, она, как вага марионетку, тянула тэнгу вперёд.
Хошибэ отпрыгнул и усилием воли опустил меч. Молча.
Его недавний противник по-кошачьи встряхнулся, уселся на траву перед ним. Оттянул грязный рваный рукав, изучил в нем новую прореху.
- Ты силен, - признал оборванец с одобрительным кивком. – Ты силен даже не для новообращенного тэнгу. Хочешь стать еще сильнее?
- Да, я хочу стать сильнее! - воля Хошибэ непривычно, обжигаясь, боролась с его же гордостью. Обычно эти два аспекта души молодого тэнгу шли рука об руку, а сейчас...
Под рукой оборванца зашуршала – пригнулась и вновь выпрямилась – трава.
- На Облачной равнине боги кое-кого потеряли...
Их окружала мертвая тишина. Такой, наверное, не бывает даже в могилах. Как будто все живые и неживые существа прислушивались к разговору.
- Для такого наглого... сильного ворона не составит труда разыскать их пропажу.
- Кого потеряли боги? - молодой тэнгу очень постарался не подумать о том, что слишком многие пытаются его пристроить к какому-то делу, которое в итоге сводится к одному и тому же...

(втроем)

[Барон Суббота >>>]

- Мальчишку. И его сестру.
Белый тигр подставил лицо солнечным лучам, сладко зажмурился.
- Как - отыщешь?
- Человеческих детей много в Идзумо, - неохотно проскрипел Хошибэ. - Как я узнаю тех, кто нужен вам?
- Один из них купается в солнечном свете, второй несет с собой бурю.
Такие слова – произносить бы нараспев, как положено, под звуки бивы. Но инструмента под рукой оборванца не нашлось, а сипловатый голос плохо подходил для песнопений.
- Они – первые дети, что когда-либо родились в этом мире, - продолжал белый тигр. – Меч, зеркало и талисман, три великих сокровища островов, принадлежат им.
Девчонка хихикнула – будто капли воды упали в медный кувшин. Легко спорхнула с ветки, держа в руке веер из птичьих перьев. Обошла по кругу оборванца.
- Не выступать тебе в театре, голосом не вышел. – Ловко увернулась от взмаха длинного рукава (так обычно прогоняют назойливое насекомое) и продолжила из-за спины Хошибэ: - А вот рассказы твои в любой деревне послушают с большим удовольствием. Ты у нас известный мастер наплести таких узоров, что мало кто разберет. Но... – наглая девица легонько стукнула тэнгу по плечу веером, - тебе-то разобраться придется.
- Я уже связан словом и делом, - хмуро проскрипел Хошибэ, - Но если встречу их и узнаю, то дам вам знать.

[Далара >>>]

Совсем в другом месте

Тучи над городом снизу были подсвечены багровым и оранжевым – отсветами пламени, которое пожирало деревянные строения с жадностью оголодавшего демона. Даже луна в разрыве их имела кровавый оттенок. Жуткий знак.
Кто-то вышиб городские ворота после того, как их закрыли на ночь. Несложный подвиг снести хлипкую преграду из нескольких бамбучин, связанных веревками, но одним ударом перерубить толстый брус, а затем перебить охрану – дело другое. Тела стражников валялись там, где застали их чужие мечи. Три человеческих фигуры скользили по спящему городу как хищники в лесу. Искали будущих жертв. Прислушивались. Запоздавший пьяница шарахнулся от них в страхе и побежал прочь, шепча воззвания к забытым им давно ками. Один из троих обернулся, посмотрел ему вслед. Выплюнул с презрением:
- Отвратительно. Пусть умрет.
Багровый свет луны придал лихорадочный румянец узкому лицу с выступающими скулами и холодными глазами. Наконечник стрелы с чавканьем впился в спину человека.
Лучник усмехнулся; впрочем, это могла быть и женщина. Третий ночной гость - в немигающих желтых глазах, то ли птичьих, то ли змеиных, не отразилось веселье, - расхохотался, подрубил с одного замаха опору пожарной вышки. Шаткое неустойчивое сооружение накренилось, завалилось на соседний дом. Жалобно звякнул медный гонг.
Захлопали опущенные на ночь ставни, застучали, открываясь, перегородки. Людской недоуменный и встревоженный гомон, тихий поначалу, разросся до многоголосья, поднялся над площадью, сопровождаемый топотом ног. Вытащенные из постелей горожане сбегались посмотреть, что случилось: спасать ли кого-то, спасаться ли самим. И как на стену наткнулись на троих незнакомцев, ожидавших их прибытия. Окружили, не смея подойти, еще не зная, что надо бежать.

(японское трио)

[Bishop >>>]

Лучник скривил бесцветные губы.
- Повеселимся.

Когда стихли последние крики, ночь опять стала принадлежать неумолчным цикадам; их скрипучий затейливый хор заглушил потрескивание начинающегося пожара. В его отсветах одежда нежданных гостей - там, где она не намокла в крови, - отливала змеиной чешуей.
- Кто-то выжил, - произнес задумчиво лучник, почесывая стрелой в волосах. - Я...
- ...чувствую, кто-то... - в тон ему отозвался второй; он единственный неуловимо отличался от своих спутников.
- ...наблюдает за нами, - подтвердил третий; клинок укороченной нагинаты в его руке был почти черным и влажным.
Между его тонких губ высунулся кончик острого языка, ночной воин пил запахи, будто воду. Шипение напоминало о змеях. Первый с заливистым смехом поднял лук, положил стрелу с оперением из черных перьев.
- Где-ты пря-чешь-ся, вы-хо-ди! – пропел он высоким голосом.
Повел оружием, нацеливаясь.
- Ви-ижу тебя!
И опустил. Обернулся, глянул плутовски из-под полуопущенных ресниц на третьего.
- Твоя добыча, а?
Тот то ли сделал шаг вперед, то ли скользнул, пригнувшись, готовясь к броску, вперед и вдруг крутанулся на месте. Дыхание свистом вырвалось сквозь стиснутые зубы. Круглая, будто шар, голова каменного изваяния ударилась о землю, покатилась вниз по тропе, мимо лучника, мимо поворота дорожки, подпрыгивая, как детский мячик. Осквернитель ждал. Он не изменил позы, так и стоял с рукой на отлете, только по-кошачьи склонил голову на бок, прислушиваясь к тому, что творилось у него за спиной. Когда треск кустов подсказал ему, что игра окончилась, он выпрямился и вытер красной тряпкой, сдернув ее с обезглавленного дзидзо, клинок.
- Куда идем дальше, Гайдоку?
Третий – он был чуть старше (или так казалось) двоих своих спутников, - прикрыл глаза. Длинные чуткие пальцы, сложенные в мудру, едва заметно подрагивали.
- Продолжить наш род.

(втроем)