Enchou-1947, Победителей нет.

[Кысь >>>]

Мальчишка выглядел странно. По расширенным зрачкам именно Мэнди первой опознала отравление каким-то медикаментом, а Рису лихорадочно записала в блокнот симптомы - тахикардия, рвота, неверные движения ребенка, его взгляд, то зафиксированный на чем-то невидимом, то устремленный сквозь стены крошечной хижины. От бабушки узнали имя - Юки, - и то, что не видели сами. Мальчик выглядел так с утра, говорил с каким-то "Косеки", жаловался, когда переставляли предметы в комнате. Ребенок был тяжел для своих лет и для нынешнего Токио, но Мэнди с бессмысленным героизмом взяла его на руки. Юки округлил глаза, сложил губы трубочкой и тихо продудел что-то. Рису отвернулась.
- Мы возьмем его с собой и попробуем помочь, с вашего позволения, - девушка старалась не смотреть на мальчишку. Что-то в его взгляде ее пугало. Бабушка странного больного с готовностью согласилась, и пообещала помочь всем, чем в силах, если нужна. Рису только отрицательно покачала головой.

По дороге обратно ребенок вертел головой так бешено, что, казалось, она вот-вот оторвется и покатится самостоятельно исследовать мир. Он снова дудел, и пару раз попытался укусить Мэнди за ухо. Австралийка зашипела от боли в руке, но развернула ребенка так, чтобы его зубы не могли до нее дотянуться. Тогда мальчик посмотрел на Рису взрослым серьезным взглядом, и сообщил:
- Они тебя ждут.
Японка шарахнулась, но потом, покраснев, снова приблизилась к подруге и ее ноше. Юки все еще сверлил ее непроницаемыми бусинами черных глаз.
- Нам нужно к ним. Я должен тебя привести, - мальчик необычайно оживился и теперь тревожно ерзал на руках Мэнди, заставляя ту бормотать богохульства сквозь зубы. "Хорошо хоть, на английском," - отвлеченно подумала Рису. Мальчик потянулся к ней и почти ухватил влажными пальцами за волосы. Девушка снова шарахнулась.
Теперь Юки колотил озноб, он панически вертелся на своем месте и пытался соскочить с рук. Мэнди уже не ругалась, только шипела сквозь зубы на японском... Рису потребовалась почти минута, чтобы разобрать просьбу:
- Пульс проверь этому кровососу, проклятье.
Рису, подавив приступ страха, поймала ледяную влажную руку. Тахикардия усилилась до пугающей скорости, и нести ребенка в домик священника могло кончиться смертью. Нужна была срочная помощь.
- Та больница, о которой говорил брат Роберт...
- Отец Роберт! Квартал, проклятье ему.
Рису притихла и почти побежала следом за австралийкой. На полдороге Мэнди в нерешительности остановилась, но японка уже сама вспомнила это место и теперь вела подругу за собой по рядам чахлых сарайчиков-новостроек, едва напоминающих прежние аккуратные домики. Впрочем, этот факт давно уже был привычным.

Сообщение отредактировал Кысь - 7-08-2009, 3:24

[бабка Гульда >>>]

(Бишоп и я)

ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАЖ

Первыми качнулись белесые полотнища старой паутины - как будто вздохнул невидимый великан. Негромко задребезжали бронзовые, с зеленой патиной времени бубенчики, разбудили даже самых ленивых. Искорки пылинок в солнечных лучах, что наискосок разрезали полумрак коридора, собирались в комочки тусклого пламени, повисали, будто праздничные фонарики. Один - самый отважный - осмелился ткнуться в босые ноги Ньёро. Отпрянул - но не улетел далеко. Приблизился снова.
Ньёро посмотрел на собаку.
А Шестая уже вынырнула из состояния тихого блаженства. Что-то странное снова было здесь, но на этот раз - изнутри...
Этого собака не сумела бы объяснить, даже если бы на ней был Ошейник. Но...
Когда морозное облако с шипением отступило и исчезло, часть легкого недоброго инея словно осела внутри Шестой. Холодные иголочки кололись изнутри, не давая расслабиться, заставляя иначе смотреть на мир - тревожным, ясным взглядом.
Шестая не знала слова "душа". Но понимала: в ней что-то необратимо изменилось.
Исчезло пугающее ощущение «тут никого нету, но все равно тут кто-то есть». Теперь она спокойно знала: на этаже полным-полно существ, живых и в то же время неживых. Они опасливо шмыгали вокруг и прятались, подобно мышам. Что их бояться? Пусть они сами боятся собачьих клыков!
Но самым главным, важнее даже нового взгляда на мир, был знакомый запах. Запах Ошейника из соседней комнаты.
Шестая поднялась на ноги, осторожно ухватила хозяина за рукав и легонько, просяще потянула за собой.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 7-08-2009, 20:42

[Bishop >>>]

Ворота не могли существовать. По крайней мере - не здесь. Две квадратные массивные башни, в перекрытии наверху горит свет; его блики видны сквозь щели в деревянных ставнях. Но узкие неглубокие ниши слева и справа пусты. Лишь решетка из тонких реек сломана и обожжена - там, где место Райджина*. Черепица на крыше почернела, с изогнутого конька скалят длинные клыки демоны. В трещинах между досками поселились травинки и мох.
Этих ворот не должно было быть.
Почему?
В помещении?
Помещении? Кто-то расхохотался - женщина. Ее смех подхватили другие, их голоса перемешивались, сливались в песнопении. Басовито, монотонно задавали ритм невидимые монахи.
Ты сошел с ума! поддразнил его прежний голос. Ньёро вновь посмотрел на огромного зверя цвета стали рядом с собой. Это ты со мной разговариваешь? Собака шевельнула подвижными бровями, потянула настойчивее.
Пахло летом, травой и горячим свечным воском. Ньёро поставил ногу на ступеньку - доски отозвались, заскрипели. На втором шаге лестница запела, как весной соловьи.

__________
*Raijin – (雷神) – букв. «бог грома», божество грома и молнии в японской мифологии; обычно изображается в виде демона, бьющего в особые громовые барабаны с символом «томоэ» (вихря). Иногда носит имя Каминари-сама. Вместе с Фуджином, богом ветра, охраняют ворота храмов.

[Далара >>>]

15 мая 1937 года
Асакуса, Токио

Оставалось неразрешимой загадкой: почему у Хэйты всегда грязный нос? И еще руки. Аккуратной у него была только одежда - вторая тайна. Они будто ходили по одной и той же орбите - но по разные стороны от единого центра. Упитанный Хэйта катился по ней колобком; волосы, сколько маслом ни мажь, торчат врозь. Рядом с ним Такауджи выглядел нереально - слишком стройный и гибкий, если из идеальной прически выбивалась хотя бы одна прядь, то лишь потому, что в противном случае образ был бы незавершенным. И при этом каждый из них двоих не прилагал ни малейших усилий, чтобы выглядеть именно так, но никак не иначе.
Неторопливая прогулка по Асакусе устраивала всех троих. Такауджи мог вволю морщить аристократический нос, притворяться, что запах кунжутного масла на раскаленных сковородах противен ему. Настоящая причина заключалась в ботинках – они жали. Начищенная до зеркального блеска европейская обувь превращалась в символ его личной зависимости от условностей, что обступали со всех сторон их семью.
Хэйта же то и дело отрывался от приятелей, подбегал к очередному лотку и долго серьезно инспектировал его содержимое. И лишь очень редко покупал что-нибудь. «Еда должна быть лучшей, а тот, кто ест что попало, достоин жалости», - важно и нравоучительно говорил он всем удивленным.
Сегодня он надолго застрял у лотка с анман, сваренными на пару сладкими рисовыми пирожками – продавали по шесть, девять и двенадцать штук. Кажется, выбирал по запаху, размеру и форме. Даже и тогда, когда в дальнем конце рядов показалась процессия с микоши, он не бросил свое занятие.
- Тебя затопчут! – Такауджи посторонился, пропустил компанию в дешевых хаори; молодые обмахивали дешевыми веерами потные лица, сдвинув на затылок маски-хёттоко.

(я, Биш и Кысь)

Сообщение отредактировал Далара - 17-08-2009, 10:57

[Кысь >>>]

Хэйта обернулся не на слова, на голос. Смерил взглядом расстояние до шумной и яркой организованной толпы.
- Не успеют, - сказал он уверенно. – Я выберу раньше. Этот, - он ткнул пальцем в самый большой колобок. – Или этот?..
- Бери оба, - подсказал приятелю Такауджи.
Пестро одетая женщина с широким загорелым лицом хлопала в ладоши, зазывая покупателей, ее муж с повязанной клетчатым платком головой мастерил на продажу вертушки из разноцветной бумаги. Рядом толпились дети. Дальше жарили речную рыбу, Такауджи снова поморщился и дал клятву избавиться от ненавистных штиблет. Он поправил узел аккуратно завязанного матерью галстука, сделав вид, будто поправляет его. Становилось все жарче.
Уминеко во всей толчее тоже интересовали только лоточные сладости. Вернее, одна сладость - подслащенный лед. Продавец забился почти что под мост, опасаясь за редкий товар, но уже и там его окружила непроницаемая толпа. Маленькую девушку никогда не пропустили бы близко, но она и сама не собиралась продираться локтями. Сторожко оглянувшись, Уми сняла новомодные туфли и легко пробежала по бортику моста. Спрыгнуть на камень - и уже почти рядом с лотком. За это можно было получить не одно наказание, но такие мелочи редко приходили ей в голову. Нет, она честно старалась быть приличной дочерью, но больше, чтобы не огорчать никого.
Поскольку Хэйта уже был занят едой, а Такауджи напоминал помесь чайника и загнанного в угол кота, брату досталось сразу два рожка. Уми улыбнулась из-под пушистой челки и неуклюже поправила кофточку. Дорогая одежда Запада могла сделать красивым и элегантным почти любого, но Такауджи словно был для нее создан, а на его сестре все сидело не так. Уминеко поздно взрослела, и все чаще получала разочарованные взгляды родителей - казалось, подростковая угловатость останется с ней на всю жизнь. Ей самой внешность казалась понятием незначительным, но ради родителей и рядом с братом - грустно было не соответствовать.

Сообщение отредактировал Кысь - 17-08-2009, 15:26

[бабка Гульда >>>]

БЫВШИЙ ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАЖ

Запах лета и насмешки.
Запах травы и озорства.
Запах старого дерева и злых капризов.
Людям этого не объяснишь - и не надо. Главное - Шестая ощущала все эти запахи остро и ярко. И сквозь них пробивался знакомый запах Ошейника.
Шестая, с поднятой на загривке шерстью и с зарождающимся в горле рычанием, шла по ступеням рядом с хозяином.
Где-то здесь прячут ее Ошейник. Прячут какие-то мелкие негодники (по запаху видно, что мелкие!). Игривые, словно щенята, и надоедливые, словно блохи.
Ну, попадется ей хоть один на клыки!..

[Bishop >>>]

15 мая 1937 года
Асакуса, Токио


- Не потеряйся, пожалуйста! – но надолго строгости не хватило, Такауджи не сразу выбрал, с какой порции он начнет, а которой закончит, и поэтому пробовал обе поочередно.
Руки у него были заняты, и надо было не только следить за прыткой сестрой, но и за тем, чтобы капли не испачкали новый костюм. Кто-то случайно толкнул его в спину, извинился и побежал дальше. Картина в черной, когда-то лаковой, раме изображала избавление Хэйан-кьё от Чудовищного паука; художник подписал каждую из фигур на триптихе. Даже у раздутого, будто набитый клубнями батата мешок, было выведено имя – Цучигумо. Такауджи рассмеялся, кивнул на картину сестре.
- Он боялся, что никто не узнает?
Голосистый рассказчик живописал подробности древнего подвига.
- Эй, Хэйта! Ты хотел бы отдать свою жизнь за страну?
Тот оторвался от третьей порции колобков, слизнул липкий сладкий сок от перехваченных где-то между ними данго. Простодушное выражение казалось неподходящим, слишком детским на повзрослевшем уже лице, как криво надеется клоунская маска.
- Конечно, это же так интересно! – с энтузиазмом заверил он. – Мне нравится играть в войну.
- Благовоспитанного человека скромность только украшает, - с невинным видом процитировала общего репетитора Уми; потом добавила, уже серьезно: - Мне не нравятся сказки с убийствами.
- Мы – японцы, - глубокомысленно огласил неоспоримый факт ее брат. – Все наши сказки – это насилие и секс.


(neko chan to, Далара to)

[Даниэль >>>]

Дзиро, услышав раздавшийся за спиной вопрос, чуть было не вздрогнул от неожиданности. Выразительно взглянув на Тацунори, до сих пор стоявшего на лестнице, повернулся к доктору Кацуки :
- Сенсей, расскажите о клинике еще, пожалуйста.
«Попасть в такое положение… в первый рабочий день… - подумал он, пытаясь изобразить невинность под испепеляющим взглядом стоявшего в дверях палаты Кацуки – сенсея. – Ну что, Тацу – кун, теперь ты скажи что – нибудь.»

Поправляя немного перекосившуюся белоснежную шапочку, Хацуэ шла по коридору, удаляясь от стоявших около лестницы мужчин. Того новенького, в застегнутом на все пуговицы костюме, она так и не успела рассмотреть, поэтому, свернув за угол, остановилась и прислушалась. Почему – то было подозрительно тихо. Осторожно выглянув, девушка так и не разглядела его и решила посмотреть на чужака позже. Обернулась, чтобы идти дальше и чуть не взвизгнула от испуга – за спиной Хацуэ стояла Каору, с интересом наблюдающая за действиями подруги.
- Ты что здесь делаешь? – удивленно спросила она.
- Тссс… - прошипела та, вновь выглядывая из – за угла. – Тут такое…
- Ну, что? – она уже прыгала от нетерпения. Ей очень хотелось узнать, что же такое углядела глазастая Хацуэ.
- Да тут это, новенький пришел! – возбужденно прошептала, приблизившись к уху Каору, Хацу.
- Правда? Ну, и?
- А что сразу – и? – обиженно проворчала Хацуэ. – И ничего. Хочешь – сама посмотри.
Однако, несмотря на внешнее недовольство, девушке очень хотелось увидеть этого нового доктора, так внезапно прервавшего их с Тацунори – куном уединение. Еще раз выразительно фыркнув, она бросила взгляд в сторону коридора и все – таки ушла, оставив Каору наедине с ее неуемным любопытством.

Я вернулся... примите, пожалуйста обратно. Я извиняюсь за отсутствие... очень - очень извиняюсь.

Сообщение отредактировал Даниэль - 25-08-2009, 18:49

[Кысь >>>]

Они протолкались к тэмидзуйя; восьмиглавый дракон, разинув все свои пасти, из которых в огромную чашу текла вода для омовения рук, казалось, смеялся. Две женщины, споласкивая из бамбуковых ковшиков ладони, без умолку обсуждали новый фильм Мидзогучи – «Сестры из Гиона», его показали в первый раз прошлой осенью.
- Если правда то, о чем говорят матушка и ее сестры, скоро мы можем поиграть в войну по-настоящему, - вернулся вдруг к разговору Хэйта.
Он почему-то отказывался называть сестер матери тетками. Сначала пытались бороться, переучить, но обычно мягкий колобок в этом вопросе вдруг занял непоколебимую позицию. Пришлось смириться и оставить как есть.
- До совершеннолетия ждать еще целый год, - вздохнул Такауджи, порылся в кармане в поисках мелочи.
Отец выдал ему несколько банкнот – по случаю праздника, - а брат одолжил свой старый бумажник, но похвастаться следовало в должный момент. А не просто так.
- Мне больше нравится Англия, - Уми имела странную привычку долго молчать, а потом отвечать невпопад на давно забытую тему. - Отец собирается отказать учителю, оставить только нового немца.
- Если начнется война или что-нибудь такое, как в феврале, может, они станут не дожидаться двадцати. Будем настойчивыми, и нас возьмут, - Хэйта с простодушно дружелюбной и немного слишком широкой улыбкой хлопнул приятеля по плечу.
На дорогой ткани остался отчетливый след недавнего сахарного сиропа.
Монетки звякнули о ребристую металлическую решетку сайсен-бако*, провалились внутрь к другим подношениям.
- Если начнется война, то в армию пойдет наш с Уми старший брат, - шепотом сообщил приятелю Такауджи, складывая ладони для молитвы. – А мне придется остаться дома. Из меня выйдет самый плохой солдат в нашей армии. Даже если я выучу немецкий язык.
Он улыбнулся сестре.

*saisen bako – (賽銭箱) – деревянный ящик, закрытый сверху решеткой, куда кидают деньги перед молитвой; устанавливается перед входом в главный зал храма.

я, Биш, Далара =)

Сообщение отредактировал Кысь - 20-08-2009, 14:02

[Bishop >>>]

- Плохой солдат и плохой знаток немецкого языка, - с ответной улыбкой подтвердила Уми. В ее устах это звучало больше похожим на похвалу. - Зато хороший брат.
Девушка тоже делала вид, что сосредоточена, но куда больше ее интересовали молитвы, и бубенцы, и карпы в пруду. Особенно карпы.
- Может быть, если ты выучишь немецкий, тебя возьмут в армию Германии? – не снисходя до шепота, поинтересовался Хэйта.
И тоже молитвенно сложил ладони. Поразмыслив, добавил:
- Наверное, тогда лучше молиться Хачиману, а не Каннон?
Цепляясь гибкими усиками за шероховатую стену, вверху, к самой крыше упрямо карабкался побег молодого плюща. Такауджи первым завладел тяжелой жестянкой с гадательными палочками, встряхнул ее несколько раз – банка чуть не выскользнула у него из рук. Из узкой прорези выскользнула длинная плоская щепа с номером.
- Что тебе выпало? Дай взглянуть!
Такауджи, смеясь, поднял руку с зажатой в пальцах желтоватой бумажной полоской повыше, чтобы заставить приятеля смешно подпрыгивать.
- Ай...
Ветер не растерялся, вырвал листок с предсказанием, унес вместе с сухими прошлогодними листьями. Такауджи сунул окровавленный палец в рот.
- Он меня укусил...

(minna: neko chan to, Далара to)

[Кысь >>>]

Уми, не говоря ни слова, оставила туфли на попечение брата и убежала за листочком. Такой шанс - узнать, раньше чем Такауджи, что его ждет! Отдавать добычу уже не входило в планы девушки.
Тем не менее, досталась она не ей. Седовласый и внушительный онмиёджи выхватил бумажку из воздуха. Посмотрел на нее, как на знамение чего-то важного, и развернул как раз в тот момент, когда рядом оказалась Уми. Девушка, совершенно, кстати, забыв и про этикет, и про уважение к старшим, потянулась на цыпочках, чтобы тоже рассмотреть хоть кусочек. Но прочесть ей не дали, схлопнули маленький листок перед носом.
- Вас что-то интересует, госпожа? – осведомился онмиёджи, но смотрел он не на собеседницу, а выцеливал взглядом из толпы возможного растяпу-владельца предсказания.
- Предсказание, - Уми сдула с лица прилипшую ко лбу челку.
- Оно ваше? – почему-то изумился священнослужитель, впервые взглянув на юркую девушку перед собой.
- Наполовину, - Уми чуть опустила голову - стоило быть вежливой, даже если поступок мужчины не казался честным.
- Как это, наполовину? – почти по-мальчишечьи рассмеялся онмиёджи.
- У нас с братом все общее.
- Где же твой брат? – так же быстро, как развеселился, посерьезнел собеседник. – У него не слишком хорошее предск
азание, я хотел бы поговорить с ним о его будущем.
- Остался. Мы не одни здесь.
- Проводи меня к нему.
Уми кивнула и почти побежала туда, где оставила молодых людей. Искусство носить городскую одежду совсем не давалось ей - даже в многослойных кимоно было удобнее. Ее новый спутник, наоборот, чувствовал себя в традиционной одежде столь же свободно, сколь карпы в пруду. Он не отставал от девушки, но двигался при этом с достоинством и основательностью тяжелого английского танка.

[SonGoku >>>]

Клиника доктора Кацуки

Госпожа Юи обладала удивительной способностью появляться на нижних ступеньках лестницы как раз перед тем, как распахивалась входная дверь, и на пороге возникал очередной страждущий. А еще она обладала завидными терпением и спокойствием. Но даже она удивленно приподняла брови, увидев целую делегацию. То ли ее поразило, что обе девушки носили мужскую одежду, то ли, то, что у одной из них глаза были разного цвета, то ли странный ребенок за плечами у белобрысой.
- Чем мы можем вам помочь? – спросила старшая медсестра, обращаясь к японке.
- Отравление у ребенка, - поспешно поклонилась та. - Возможно медикаментами.
- Вам известно, какими именно? – уточнила госпожа Юи, провожая обеих девушек вместе с их ношей в процедурную на первом этаже.
С третьего вниз по лестнице стекали обрывки разговора, и, судя по крепнущему голосу доктора Кацуки, сегодня их вечный спор отца и сына перейдет в открытую фазу конфронтации.
- Как много у вас тут... - зачарованно произнес мальчик, глядя куда-то сквозь потолок.
Рису отрицательно покачала головой. Ее спутница и носительница ребенка глухо выругалась по-английски.
- Простите? – удивилась старшая медсестра.
Мэнди повторила те же выражения раздельно и четко, словно на школьном уроке.
- Что она говорит? – госпожа Киккава повернулась к Рису. – Посадите мальчика на кушетку, пожалуйста. Переведите ей.
- Ей не нравится его состояние, - японка посторонилась, чтобы Мэнди могла пройти ближе. Мальчик перемены места вообще не заметил: он вертел головой, рассматривая потолок под немыслимыми углами.
- А чем вы их кормите? - спросил он.
Госпожа Юи тоже посмотрела наверх. Деревянный потолок был ничем не примечателен, вот только в одной щели, кажется, поселились пауки, а еще две начали зарастать изумрудно-зеленым мхом. «Ступай к себе в комнату и чтобы не смел сделать оттуда даже шаг! – прогремел через два этажа голос доктора Кацуки. – Мне надоели твои выходки!».
- Извините, - смутилась старшая медсестра и придвинула к кушетке стул. – Ты о ком говоришь, малыш?
- Мертвые люди, - улыбнулся ей мальчик. - Сверху.
Он попытался спрыгнуть вниз на пол, но бдительная Мэнди поймала его. Вдвоем с госпожой Юи они водворили беглеца на место.
- Расскажи мне о мертвецах, малыш, - попросила старшая медсестра и быстро глянула на Рису. – Его тошнило? Почему вы решили, что он отравился чем-то?
- Проверьте пульс, - покачала головой японка.
Мэнди снова выругалась, коротко, но очень емко.
- Они у вас просто сидят, - объяснил Юки. - Как собаки, которые ждут хозяина.
Юи заглянула в расширенные зрачки мальчишки, два бездонных колодца, ведущие то ли к глубинам безумия, то ли к вершинам понимания.
- Ты покажешь их мне?
- Конечно. Только они ждут не тебя.


(мы с Кысью)

[Даниэль >>>]

- Сенсей, расскажите о клинике еще, пожалуйста.
- Что ты еще натворил?
Кажется, обзорная экскурсия откладывается – и на неопределенное время. Даже неведомые обитатели четвертого этажа стихли в ожидании нового скандала.
- Ничего такого, что бы ты сделал на моем месте, - отрезал Рики, делая еще шаг вниз по лестнице.
В напряженной паузе медсестры сумели ретироваться на безопасное расстояние. Дзиро попытался кашлянуть, чтобы разрядить обстановку, но у него в горле словно застрял комок, не дающий издать ни звука. Уж слишком страшным был доктор Кацуки в гневе. Потирая правый висок, Кусанаги то смотрел на стоящего на лестнице Тацунори, то переводил взгляд на сенсея.
- Ступай к себе в комнату и чтобы не смел сделать оттуда даже шаг! – прогремел второй. – Мне надоели твои выходки!
Доктор на мгновение прикрыл глаза – или собирался с силами, или пытался успокоиться. Когда он снова открыл их, на холеном лице не осталось и следа от прежней ярости.
- Прошу меня извинить, - ровным голосом произнес он. – Итак, Кусанаги-сенсей?
- Сенсей, расскажите, пожалуйста, о клинике, - вновь попросил Дзиро, переведя дух. На Рики он теперь даже не взглянул, словно боясь новой вспышки ярости у доктора Кацуки.
Тацунори был ошарашен, и это еще мало сказано. Словно залетная тучка посмела затмить солнце, и теперь Рики не мог поверить собственным глазам, хотя один взгляд вокруг доказывал, что в мире существует и тьма.
- Но, папа...
- Ты нам мешаешь, – спокойно сказал ему глава клиники.
Рики быстро заморгал, как будто собирался расплакаться, но лишь упрямо сжал губы и сбежал вниз по лестнице на второй этаж. Коридор, словно длинный пустой барабан, отразил эхом его шаги.
- Идемте дальше, - предложил доктор Кацуки.
- Да, сенсей, - еле слышно ответил Кусанаги, боясь говорить громче.
В нем вдруг появилось какое-то странное желание сказать что-нибудь в защиту Тацунори-куна, но, вспомнив о своих чаяниях и надеждах на хорошую жизнь, Дзиро решил смолчать. Покачав головой, он последовал за Кацуки-сенсеем.

Биш, СонГоку и местами я ))

[Далара >>>]

Югэ-сенсей стал еще мрачнее (а Пирс думал, что такое уже невозможно) и ледяным тоном сообщил, что они не пойдут наверх. На втором этаже царили тишина и спокойствие. Пациенты здесь были степенными и безразличными к журналисту. Здесь доктор разрешил снимать что угодно, с условием, что человеческие лица не будут попадать в кадр. Но как раз здесь-то снимать было почти нечего. Обыкновенная больница, возьми любую в Британии и получишь почти то же самое. Пирс сунул нос в один-два кабинета, разочаровался и позволил увести себя на первый этаж. Процедурные и регистратура тоже не вдохновили его. Англичанин попытался уговорить доктора отвести его обратно на третий этаж, а еще лучше на четвертый, но выяснилось, что у того какие-то неотложные дела. Обнаружив себя на крыльце за дверью, Пирс так и не понял, его выставили или все-таки вежливо проводили.
Югэ подошел к регистратору. Девочка испуганно посмотрела на него снизу вверх и нервно попыталась изобразить видимость бурной работы. Только бы не получить строгий выговор, только бы не...
- Если этот человек вернется, - сказал Югэ-сенсей, - ни в коем случае не пускайте его без присмотра дальше порога.
Дежурная кивнула и нерешительно посмотрела на дверь. Наверное, представляла, как будет пытаться задержать мужчину раза в два больше себя. Из растерянности ее вывел голос доктора:
- Где сейчас госпожа Юи?
Девочка вытянула тощую, как палка, руку в сторону процедурной, куда удалились старшая медсестра и диковатая компания.
Югэ постучал и приоткрыл дверь кабинета ровно настолько, чтобы изнутри можно было понять, кто стоит снаружи.
- Юи-доно, можно вас на минуту?
- Никуда не уходите, - предупредила старшая медсестра обеих девушек, не надеясь, что странный маленький пациент воспримет ее слова так, как надо; во всяком случае, блондинка неплохо справлялась с присмотром и отловом.

(вместе с Сон)

[SonGoku >>>]

В коридоре она неуверенно посмотрела на дверь процедурной. Между бровями госпожи Юи появилась небольшая морщинка.
- Утверждают, что он отравился, но я не понимаю. Он выглядит здоровым. Только говорит о мертвецах.
- Что именно он говорит о них?
Доктор, который собирался всего лишь сообщить об уходе на час, заинтересовался; вокруг него как будто даже потеплел воздух. Регистратор, которая украдкой наблюдала из-за конторки, вздохнула с облегчением.
- Что они сидят и ждут, - госпожа Юи бросила торопливый взгляд на потолок, как будто через несколько перекрытий могла разглядеть, что делается на верхнем, четвертом этаже. – Югэ-сенсей, я хотела вас предупредить... Связка ключей, которая должна была быть с собой у санитара...
Она замялась. Доктор недовольно свел брови при воспоминании о найденном ночью теле и разговоре с полицией утром.
- «Должна была»? – уточнил он.
- При нем не было никаких ключей. Но это немыслимо, связка всегда должна быть при нем.
Югэ остановился, не договорив вторую половину фразы, которую они с госпожой Юи начали хором. Окинул тяжелым взглядом пустую часть коридора и снующих вдали около прачечной санитарок.
- Вы с кем-нибудь еще говорили на эту тему?
Старшая медсестра торопливо покачала головой.
- Но разве не следует предупредить доктора Кацуки? – из ее интонации делалось ясно, что сама она не претендует на роль гонца, но была бы не против, если бы новость доставил кто-то более мужественный и решительный.
- Вы правы, он глава клиники, ему решать, какие принимать меры, - Югэ тоже интонацией дал понять, что готов взять роль вестника на себя. – Мне необходимо отлучиться в город. Через час я вернусь. Насчет пациента, - Морихиро кинул взгляд на дверь процедурной. – Постарайтесь узнать, не было ли действительно отравления, и в любом случае задержите его до моего прихода.
Госпожа Юи кивнула. Возможно, она даже что-то сказала, но ее слова утонули в протяжном скрипе – как будто поднатужился весь старый дом. А затем высоко над их головами, над крышей, в узкой башне давно сломанный и заржавевший часовой механизм принялся отсчитывать время.

(в паре, ун)

[Кысь >>>]

Онмиёджи строгим тяжелым взглядом окинул двух молодых людей, что с виду представляли собой полную противоположность. Не нужно было спрашивать, кто из них упустил предсказание – низенький крепыш водил пальцем по столбцам текста в своей бумажке и шевелил губами. Священнослужитель остановился перед вторым, щеголеватым юношей с надменным взглядом.
- Ваше имя?
Тот недоуменно – и очень стремительно – вскинул брови, затем все-таки поклонился:
- Ашимура Такауджи.
Широкоплечий старик посмотрел ему в лицо, как будто там была написана невероятная история. Потряс листочком с гаданием.
- Здесь говорится: «Великое проклятие», это очень плохо. Вы должны подкинуть монету шесть раз, и тогда я скажу, к чему вам готовиться.
Юноша недоверчиво рассмеялся, но – поперхнулся, умолк под тяжелым взглядом.
- Извините... – он достал монетку в десять сэн. – Такая подойдет?
Онмиёджи взглянул мельком.
- Любая двухсторонняя. Идемте.
Он первым направился к стоящему в стороне старому храму, где сейчас не было плотной толпы. На неширокой, двоим разминуться, выложенной светлыми плитами дорожке, четверо во главе со священником казались странной и неуместной на празднике процессией. Их сторонились, кое-кто поглядывал и стремился поскорее вернуться туда, где шло веселье. На каменных тории шелестели под ветром бумажные зигзаги-шидэ. Здание, по сравнению с главным залом основного храма, Сэнсо-джи, казалось неброским, компактным и почти домашним. На золоченых панелях под крышей то ли в борьбе, то ли в игре застыли Кирин и феникс – то первый охотился за вторым, то наоборот. Первая пара львов, древних и изношенных временем, смотрела неприязненно. Перед самым храмом вторая пара – широкомордые львы-шиши с пушистыми хвостами – спокойно взирали на гостей, но в их взглядах читалось предупреждение. Онмиёджи поднялся на возвышение из двух каменных ступеней, но не остановился перед сайсен-бако, а свернул вбок в огороженное невысоким красным заборчиком пространство.
- Ты можешь не ходить дальше, - предупредил сестру Такауджи.
Бесполезно, держится так крепко, что не разжать ей пальцы. Так и пришлось снимать обувь – вместе с ней. Такауджи украдкой сунул в кулак сестры платок: вытри ступни, ты же бегала босиком. Девушка умудрилась даже это сделать свободной левой рукой - боялась, что забудут и прикажут остаться снаружи.
Хэйта попытался забраться на помост прямо в новомодных западных сандалиях, но под строгим до убийственности взглядом священника смутился и все же последовал примеру старшего приятеля. И даже вынул изо рта карамельное яблоко. Онмиёджи резким жестом – хлопнула ткань длинного рукава – указал, куда встать Ашимуре. Положил на перила бумагу, вынул карандаш и велел:
- Начинайте.

Створки ворот затрещали от сильного удара, кто-то – или что-то, - запертый там, внутри, хотел вырваться на свободу. Ньёро отдернул руку, и всё смолкло. Беззвучно кружились искорки в солнечных лучах, бесшумно, едва заметно подрагивали туго натянутые паутинных завес. Нерешительно моргнул заблудившийся огонёк-хитодама, как будто хотел приободрить, придать решимости, но не знал, как это делается. Где-то очень далеко, может быть, за этими воротами, которым здесь не было места и не было причин для существования, - и, тем не менее, они стояли, преграждая путь, - запели высокие пронзительные голоса.
Ньёро прислушался. Слова казались смутно знакомыми, но не хотели складываться в связные и осмысленные фразы.

День и ночь напролет луна сопровождает солнце.
Печален крик птицы нуэ...

Монетка сверкнула медью на солнце и звонко ударилась о нагретый и пахнущий стариной деревянный настил.

(в основном Биш и Далара) ну и мы в качестве наблюдателей))

Сообщение отредактировал Кысь - 31-08-2009, 16:21

[Ясмик >>>]

Несколько ошеломленный той скоростью и напористостью, с которыми доктор Югэ вывел его за двери больницы, Пирс некоторое время просто стоял у крыльца, делая вид, что его очень интересует кирпичная стена здания... Будь здесь Лили (ох, эта Лили - шумная, решительная, дерзкая... Пирс всегда поражался умению сотрудницы пролезать сквозь любые заслоны)... Ну, да не в этом суть. Здесь он. Сам. И вообще, это его дело. Каким бы олухом ни был... Дать себя так быстро выпровадить! Ну, ничего. Он еще вернется. Сегодня. Обязатель... Бурчание в животе отвлекло журналиста от дальнейших размышлений. В том числе и от разглядывания стенки.
- Сперва обед, потом за дело - пробормотал молодой человек сам себе под нос и пошел на один запахов. Пахло вкусно - наверняка и смаковать будет не хуже...

[Bishop >>>]

Монетка сверкнула медью на солнце и звонко ударилась о нагретый и пахнущий стариной деревянный настил. Онмиёджи наклонился над ней, присматриваясь, и провел грифельным карандашом на листе разорванную черту. Младший приятель подтолкнул в спину замешкавшегося Такауджи.
- Давай, кидай еще.
Еще раз монетка упала надписью «один сен», во второй раз – цветком павлонии вверх.

Когда вернусь, перед моими глазами должны быть не растоптанные цветы.

Священник начертил еще одну прерывистую линию, затем над ней – сплошную. Констатировал, ни к кому не обращаясь:
- «Гора».
- Кинь красиво! – попросил Хэйта. – Ну так, как ты умеешь.
Уми отпустила руку брата и с серьезным видом устроилась рядом. Значения комбинации она не помнила, но старалась этого не показывать. Ей опять досталась быстрая – почти ничего не значащая для посторонних – улыбка.
Монетка взлетела, она переворачивалась в воздухе, можно было сосчитать – сколько раз, - и легла перед онмиёджи.

(Далара mo, Кысь mo)

Сообщение отредактировал Кысь - 2-09-2009, 4:57

[Grey >>>]

Клиника, 1947 год

С утра Куморо пребывал в сумрачном настроении. И тому была масса причин. Смерть санитара. Вести, которые вместе с посылкой принес курьер от Серого Капрала. Болезнь, непонятно как воздействующая на организм якудза. Слухи расползающиеся по клинике о том, что твориться на "четвертом этаже", которого, по сути, и нет.
Куморо искренее хотелось все бросить, выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха и отправиться куда-нибудь на прогулку по улицам Токио, забыв обо всем, что нагнетало вокруг черную неприятную атмосферу.
Но он не ушел, лишь стоял у стены и курил одну за другой дорогие американские сигареты, бессмысленно растрачивая большую часть полученной "посылки". Прежде чем куда-то идти Куморо хотел знать, что с ним, и если никому не было до этого дела, якудза готов был простимулировать нужных людей.
Недокуренная до половины сигарета полетела на землю, оставляя за собой легкий след белесого дыма.


Аэродром Ацуги, в предместьях Токио

Тяжелое ладное тело "Ли-2М" катилось по полосе, шурша новой резиной колес и замедляя вращение широких винтов. Доехав до отметки, самолет, выкрашенный в темно-зеленый цвет с красными звездами на крыльях и хвостовом оперении, замер как на летных учениях, строго в рамках указанных границ парковки.
Переглянувшись, американцы зашагали в направлении уже распахнутой дверцы, к которой один из техников подставлял короткую лесенку. Первым из салона появился невысокий коренастый офицер в советской полевой форме. На его погонах было четыре звездочки поверх одинокой полосы, а грудь украшало несколько простых "солдатских" медалей.
- Майор Карсон, лейтенант Браум, медицинская служба, - представил себя и своего спутника старший из встречающих.
Состоялся обмен отданием чести и рукопожатиями.
- Капитан Круглов, буду курировать работу госпиталя на этапе развертки, - ответил русский на вполне пристойном английском.
- Хорошо, нас попросили оказать вам содействие, и мы уже подыскали несколько помещений.
- Я обязательно осмотрю их, - кивнул капитан. - Госпиталь - персонал, оборудование, медикаменты, будут прибывать поэтапно, так что все должно быть подготовлено к каждому новому прибытию.
- Да, понимаем. Нам так же сообщили, что вы хотите осмотреть местные больницы и помочь по возможности медикаментами и оборудованием.
- Хотелось бы...
- Это хорошо, капитан. Признаюсь честно, мы не справляемся в полной мере, а этот чертов "черный рынок"...
- Майор, - перебил начальника лейтенант. - Может быть, чуть позже обо всем этом, наш гость только что после перелета.
- Прошу прощения, совсем забылся, - улыбнулся Карсон. - Сейчас в отель, а потом смотреть первую площадку.
- С удовольствием, - кивнул Круглов.

Сообщение отредактировал Grey - 5-09-2009, 8:33

[Bishop >>>]

От шероховатого дерева исходило тепло, на изломах проступали капельки янтарной смолы. Плющ гибкими усиками цеплялся на неровности. Ньёро потер двумя пальцами лоб – в опустошенной памяти, как в пустой шкатулке, хранилась лишь пыль. И высохшие, невесомые, выцветшие лепестки, что облетели с цветка, который раньше имел значение.
Шестая стояла у самой ноги хозяина, так, чтобы чувствовать его боком. Шерсть на загривке была вздыблена, приподнятая верхняя губа обнажила клыки.
Запахи безобидного, хоть и злого, озорства - вроде щенячьей драки - уплыли куда-то. Шестая чувствовала приближение чего-то неведомого, а значит - опасного. Если чего-то не знаешь - жди от него беды...

Успокоившееся сердце подобно остановившемуся.
Новый мир, встречай пришествие богов.

Священник выглядел все мрачнее. Хэйта смеялся, радостно хлопал в ладоши – резкие, неприятные звуки. Затем протянул руку, чтобы взять монету и показать свое мастерство.
- Не трогай, - тихо, но повелительно - словно женщины старой, еще до Токугава, эпохи - проговорила Уми.
Парнишка стушевался и отступил. Его уши горели, как два фонаря в веселом квартале.
- Я тебе после отдам ее, - пообещал Такауджи, пожалев вдруг приятеля. – Продемонстрируешь высший класс.
На листе появилась прерывистая линия, а затем словно накрыла все остальные сверху сплошная. Шестая и последняя, она выносила окончательный приговор. Онмиёджи сделался мрачнее тучи.