Enchou-1947, Победителей нет.

[SonGoku >>>]

Ханата вынул фотокамеру – черную с металлом, небольшую, со множеством рычажков и кнопок и блестящим глазом объектива – и сделал несколько снимков под щелканье где-то внутри и стрекотание перематываемой пленки. Потом убрал агрегат обратно, против ожидания не возясь с ремнями чемодана.
И вдруг дернул за веревку. Крыса со звонким стуком упала на пол. Нодзоку взвизгнула-всхлипнула. Она прижалась к косяку, когда Ханата прошествовал мимо, волоча страшную "игрушку" за собой.
Югэ поймал его на середине лестницы на первый этаж. Взявшись руками за перила, преградил путь.
- Вы хоть понимаете, где находитесь? Я не позволю вам довести до истерики пациентов.
- Доктор... – задрав голову, упрямо возразил полицейский. – У вас здесь убили человека. Надо знать, как это было сделано, кем и почему. Таково правосудие.
Врач навис над ним сумрачной грозовой тучей.
- Я не могу и не стану жертвовать психическим здоровьем и жизнью даже одного человека ради вашего правосудия.
На этот раз Ханата ответил прямым взглядом.
- У вас правосудие собственное?

Они все-таки не стали протаскивать крысу по всем этажам, как собирался полицейский, а, спрятав под плащом, отнесли ее на середину лестницы к четвертому этажу. Югэ подтвердил, что мокрый след начинался именно оттуда.
- Эксперимент не чистый, - проворчал Ханата. – Но что ж поделать...
Ступени негодующе скрипели у них под ногами.

(не мое, помогаю)

[Далара >>>]

Жгуты конопляной соломы, из которой была сплетена шименава, почернели и торчали обугленными махрами. Ханата пристально обследовал их с помощью лупы, потом стенографически записал что-то в свой крошечный блокнотик. Крыса уже таяла, и вокруг нее образовалась лужица. Югэ взирал на это с нескрываемым отвращением.
Вероятно, по замыслу архитектора, витражи украшали все узкие, похожие на крепостные бойницы окна на каждой площадке, но сохранились только внизу. Между третьим и четвертым этажом их забили фанерой. Инспектор поднял вопросительный взгляд на спутника.
- Это не имеет отношения к делу, - ответил врач и жестом предложил идти дальше.
- Вы уж, дражайший доктор, позвольте мне решать, что к чему имеет, а что не имеет отношения, - с приторной любезностью возразил полицейский.
- Стекла бьются, - туманно пояснил Югэ и первым шагнул на нижнюю ступень следующего пролета.
- Что это такое?
Ханата поднял повыше старый бумажный фонарь.
Складывалось ощущение, будто неизвестный шутник, пыхтя от натуги, затащил наверх бочку с дегтем, а затем одним ловким пинком опрокинул ее, так что по лестнице потекли ручейки густой черной жижи. Похожий на бобра – такой же коренастый и суровый – инспектор присел над потеками и осторожно тронул один из них пальцем; неопознанная субстанция была склизкой.

(теперь вдвоем)

[SonGoku >>>]

Медсестры топтались на площадке, не решаясь последовать за мужчинами. На потемневших от времени и долгого неупотребления ступенях (а выше - и на перилах) белели глубокие борозды, как следы огромных когтей. Неизвестный гость был осторожен, но все-таки наступил в натекшую лужицу и оставил четкий отпечаток. Большой – чересчур! – кошачьей лапы.
Нодзоку (трудно было понять, что пугает ее сильнее - сам инспектор с его экспериментами или место, куда он собирался попасть) попятилась и собралась завизжать, но госпожа Юи крепко взяла ее за руку. Похоже, луноликая медсестра единственная сохраняла завидное хладнокровие. Если не считать дохлого грызуна, разумеется. Потому трусиха Нодзоку только ойкнула, когда им на голову посыпалась штукатурка.
- Кто-то ходит по четвертому этажу, - прошептала она.
- Что за чушь! - возмутилась госпожа Юи.
Балки потолочного перекрытия негромко поскрипывали в такт шагам.
Инспектор Ханата выпрямился и, насколько мог, поднял фонарь к давно не беленому заново потолку. Там зияли темные пятна и бежали извилистые трещины.
- Неиспользуемый этаж, я так понимаю? – уточнил он.
- Кроме того, - добавила госпожа Юи, - ходят выше, в часовой башне.
Взгляд, которым старшая медсестра окинула всех присутствующих, начиная с доктора и заканчивая крысиным трупиком на веревочке, не обещал ничего хорошего. И особенно достанется обаятельному разгильдяю девятнадцати лет, если выяснится, что это он вновь проник в запретное место.
- Нодзоку, - приказала госпожа Юи. - Сходи и проверь, у себя ли в комнате Рики.
- Полагаю, Кацуки-кун находится где-то в городе, - сказал доктор Югэ.
Они с госпожой Юи перекинулись быстрыми взглядами: "а вдруг?" – "старые россказни". Полицейский заинтересованно оглядел врача и медсестру, будто собрался задать вопрос, но оба приняли непроницаемый вид.

(ага!)

[бабка Гульда >>>]

А на четвертом этаже припала к полу Шестая. Если бы не хозяин рядом, собака кинулась бы наутек, по-щенячьи визжа.
То, что протекло мимо нее наверх, было чужим и опасным. Черный сгусток тоски, бесплотная гигантская... кошка? Нет, не кошка. Оно ничем не пахло, и это было особенно страшно для Шестой, но промозглый холод проник до самой собачьей кожи, тронул под густой шерстью, заставил молча содрогнуться.
Чужой голод проплыл мимо, чужое неутолимое отчаяние... но злобная тварь не тронула их с хозяином... и хорошо, и хорошо...
Наверное, Шестая заскулила бы и сунулась бы носом в хозяйскую ладонь, ища утешения и ласки. Но вместо этого собака вскочила на ноги и напряглась, нюхая воздух и вслушиваясь в отдаленные шаги.
Тут все было просто и понятно.
Люди! Идут!
Будь на месте Шестой деревенская пустобрешка, четвертый этаж уже огласился бы предупреждающим лаем. Но Шестая, собака-воин, обучена была в неясных ситуациях соблюдать тишину. Из ее горла полилось еле слышное рычание. Только для хозяина: услышь, пойми, будь осторожен!..

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 3-10-2011, 17:10

[Далара >>>]

Тем временем во дворе...

- Думаешь, Рики-сан сидит у себя в комнате? – доброжелательно спросил квадратный и очень домашний садовник Ягимори, аккуратно и тщательно пропалывая грядку с редисом.
Получив ответ, он, не отвлекаясь от полезного занятия, с улыбкой покачал головой.
- Ты чересчур хорошего о нем мнения. Учебники, как же. Из тебя бы получилась слишком доверчивая мать, Юмико.
Следующая фраза заставила его добродушно хохотнуть.
- Да этот шалопай, верно, сбежал в город воплощать свою мечту о счастье.
Еще несколько сорняков легли в корзину, содержимое которой отправится потом на помойку.
- Один древний философ – я знаю, ты их не любишь, но ты уж послушай, от них тоже иногда бывает польза, - сказал: "Счастье человека состоит в беспрепятственном приложении его преобладающей способности". А какая у нашего Рики преобладающая способность?
Ягимори с огорчением вынул из земли сгрызенный почти до ботвы редис и бросил его к сорнякам.
- Нет, не выклянчивание денег. Бильярд, дорогая. А если он счастлив им, почему бы ему не заниматься любимым делом? Все лучше, чем он сведет жизнь на нет, пытаясь уместить себя в чужие рамки. Смотри, а урожай-то намечается неплохой.
С крыльца за ним наблюдала дежурная регистратор, которая вышла на минутку покурить. Ей было невыносимо жаль этого степенного, хозяйственного и такого хорошего человека. Она бы вышла за него замуж – ее давно уже не оставляла мысль, что пора бы уже выйти за кого-нибудь, - если бы не отпугивающая деталь: жена садовника умерла полтора года назад, а он разговаривает с ней, как будто она все еще рядом.

[SonGoku >>>]

Четвертый этаж

- Четвертый этаж закрыли еще до того, как здание отдали под клинику. Никто из персонала не нарушал запрет... – начала госпожа Юи ровным, профессионально-деловитым тоном, каким пользовалась на работе, но тут неизвестный гость мягко перепрыгнул (покрыв за один раз метров шесть) выше.
Нодзоку решила, что вот с нее – определенно хватит! Старшая медсестра проводила юную подчиненную ничего не выражающим взглядом и повернулась к мужчинам.
- Чересчур впечатлительная девушка, - пояснила она.
- У пациентов своя теория о том, почему не нужно ходить туда, и они ее строго придерживаются, - дополнил врач.
- Полагаю, вы не столь боязливы, и мы сможем нарушить так называемый запрет, чтобы выяснить доподлинно, что там такое происходит? – поинтересовался Ханата у оставшихся спутников.
Пистолет в кобуре у него на поясе давал некоторые гарантии безопасности. По крайней мере, в делах материального мира.
- Фонарь у вас, - заметил доктор Югэ.
- Как пожелаете, - буркнул полицейский и затопал по ступеням наверх, держа высоко фонарь; бедная позабытая крыса волочилась следом на веревке.
- Госпожа Киккава, держитесь, пожалуйста, за моей спиной, - попросил Морихиро тем особым тоном, каким не так давно предлагал разделить в проливной дождь зонт.

[Bishop >>>]

Голден-гай
Токио, Шинджуку, Кабуки-чо, 1-1-9

То ли кто-то вдумчиво и трудолюбиво собственными руками закоптил стены и потолок, то ли здесь не очень давно случился пожар, а денег у погорельцев хватило лишь на одну четвертую ремонта. Сомнительно, конечно, почему тогда не вспыхнули спичечными коробками соседние домики, такие же шаткие, сколоченные наспех из досок и точно обгрызенных по краям листов фанеры. Так что ставку стоило делать на дизайнерский замысел владельца.
В смысле же того, для чего предназначалось это двухэтажное (и этим же отличное от прочих) строение, тут было где развернуться. На полках не хватало места, и особую гордость – любовно протертые круглобокие глиняные кувшинчики, - задумчивый молодой человек в темно-синей полосатой юкате расставил рядком на узкой деревянной стойке.
Посетитель пока что был всего один и очень тихий. И толку от него заведению было пока очень мало. То есть, он спал, по-студенчески уронив голову на руки. Но если возрастом он и тянул на студента, то внешним видом едва ли – такие оторвы не засиживаются в душных классах. Рядом к стойке прислонили узкий кожаный чехол, в каких профессиональные игроки носят кий.
На узкой деревянной лестнице раздался торопливый топоток, и в помещение ворвался вихрь цветастых одежек в ореоле смеси запахов сладкого парфюма и табачного дыма.
- Рики-тян! – тонким голосом воззвал вихрь и утихомирился, все-таки, на соседнем с соней табурете.
Меланхоличный бармен поставил на стойку блюдечко с сушеным дайконом.
- Будешь что-нибудь?

Сообщение отредактировал Bishop - 9-12-2011, 16:04

[Далара >>>]

- Такараяма, - Кию ткнула изящным пальчиком в ближайшую бутыль; из-под гребня на макушке выбилась прядь, но в остальном она выглядела как приличная девушка.
Зато потрясла соседа без следа изящества или чуткости. А когда тот и не подумал просыпаться, наклонилась к его уху и сообщила:
- Спасибо тебе, мой герой!
И страстно поцеловала в губы. Для этого ей пришлось произвести несколько действий – в частности, приподнять бессовестно предпочитающего сладким грезам не менее спелые объятия молодого человека. Бармен аккуратно, стараясь не пролить ни капли, плеснул в высокий глиняный стаканчик рисовый джюнмай.
- Что Рики опять отчебучил?
Девушка оставила в покое безответного соню и красивым движением вылила себе в рот сразу половину стаканчика. Помада у нее на губах почти совсем стерлась, но в остальном набеленное личико выглядело так, словно макияж подправляли минуту назад.
- Он выиграл! - сверкая глазами, сообщила Кию. – Это не новость, конечно. Но теперь на мне нет долга. Замечательно, правда? Как они старались... это надо было видеть! А он...
Когда вдохновенный рассказ в лицах подошел к завершению, длинная стрелка на белом циферблате западных часов убежала сверху вниз, а перед пестро наряженной девицей стояла уже четвертая порция.
Кию бросила на соседа тревожный взгляд – Рики все еще спал.
- Сколько он выпил?

[Fennec Zerda >>>]

Май 1947 года
Клиника доктора Кацуки, Токио

- Качи-качи... Качи-качи... Качи-качи...
Сгорбленный человек покачивается взад-вперед на стуле, положив ладони на колени, словно послушный ученик. Взгляд его пустой, без глубины и особого блеска. Как пуговицы на мордашке тряпичной куклы. Он негромно повторяет одну и ту же фразу, все его существование подчинено ей, и движение, и дыхание, и, кажется, сердцебиение.
- Качи-качи... Качи-качи... Качи-качи...
На человеке больничная одежда. Старая, но опрятная и чистая. Пока человек просто сидит и качается, одежда таковой и останется. Перед человеком комната, но он не видит, словно бредет в тумане, видимость почти нулевая, никого вокруг нет, и тогда словно тебя самого нет, ты исчезаешь, поглощенный туманом, перевариваемый им, разлагаемый, как тут не потерять рассудок? Как не начать кричать и метаться в панике? Человека берегут от безумия только часы, их мерный звук, их непрерывный ход.
- Качи-качи... Качи-качи... Качи-качи...
Мысли бредут сквозь тот же туман, медленно, но верно пробираются к тому, чтобы завершиться, свернуться в оформленную идею, как сворачивается уроборос - не затем, чтобы погибнуть, но затем, чтобы бесконечно продолжиться. Человек осознает себя. Он сосредоточенно думает: "Я заблудился".
- Качи-качи... Качи-качи... Качи-качи...
Медсестра сидит за своим столиком неподалеку, ей кажется, что она давно не обращает внимания на пациента, но на самом деле она покачивает ногой в такт его словам. Из тумана он сообщает ей ритм и она, сама не замечая, подчиняется ему. Быть может, если она забудется совсем или заснет, человек сможет втащить ее в туман, шаг за шагом, шаг за шагом...
- Качи-качи...
Человек думает: "Это тикают часы на башне. Круглые. Темные стрелки. Белый циферблат. Белый туман. Я иду по циферблату, круг за кругом, круг за кругом, круг за кругом..."
- Качи-качи... Ка...
"Стоп, - думает человек и часы перестают идти, весь мир замирает вокруг и властвует бесконечная тишина, глубже сна, глубже смерти. - Стоп. Часы остановились во время бомбежки. Часы не идут." Человек умолкает.
От неожиданности медсестра вздрагивает, роняет ручку и поднимает голову - она смотрит на пациента и уже знает, что будет дальше.
Человек отшвыривает стул и взрывается криком.

[Далара >>>]

10 мая 1947 года, вечер
Клиника доктора Кацуки, Токио
четвертый этаж

Они не преодолели и половины пролета, когда инспектор резко остановился и, выпустив веревочку, поставил фонарь на несколько ступеней выше. От колебаний свечи по поверхности черной лужи побежали багровые блики.
- Требуется запечатлеть как можно больше, - пояснил Ханата и защелкал-застрекотал своей маленькой серебристо-черной камерой. – Как вам удалось?
Доктор Югэ скептически поднял бровь.
- Что именно?
- Иметь четвертый этаж. Дом-то трехэтажный.
Наверху опять скрипнули половицы.
Никакой двери, только проем с косяком из толстых крепких балок, на такие взглянешь, и кирпичные стены кажутся тонкими и непрочными. В ноздри ударил наводящий дурноту запах крови вперемежку с вонью застарелой гари. Готовое закатиться солнце тщилось пробиться сквозь заколоченные окна; в единственном красно-золотом луче медленно кружились пылинки. Дальше начиналась густая, плотная и почти живая тьма – Югэ мог бы поклясться, что там кто-то дышит. Свеча в старом бумажном фонаре танцевала квикстеп. Движения воздуха не было.
- И давно тут случился пожар? - бесцеремонно громко поинтересовался Ханата.
Деревянные балки обуглились понизу, но остались нетронутыми наверху. Дощатый пол не носил ни единого следа огня.
- Семь лет назад, - без энтузиазма просветил его врач.

[Bishop >>>]

ГОРОД ТЕНЕЙ

Кажется, настала пора давать клятву бросить пересматривать на ночь не только творения мастера Накаты и Гоша, но и простенькие анимэ. На миг возникло - и так же быстро – испарилось ощущение нереальности происходящего. Но бетон под ладонями был шершавый и теплый; маятниками вразнобой раскачивались пустые качели на детской площадке.
- Думаешь, сам красавец писаный? – между тем обиделась крыса и, бурча что-то нелестное себе под нос, полезла вынимать пожитки из глубокой щели между сваленными кое-как плитами.
Их оказалось неожиданно много: связанные конопляной веревкой тючки, короба, бумажный зонт. Когда показалось, что мини-монах вот-вот погребет себя под вещами, их запас все-таки иссяк. Серидзаву оглядели, как будто снимали мерку на глазок. И вручили гирлянду тючков и один короб:
- Вот. Ты большой и сильный.
Вывороченный из многоэтажки кусок - два с половиной этажа, наверху нелепо раскачивались корзины с цветами, - завис; от падения его удерживали натянутые тугими струнами провода. Через перила перевешивался выпотрошенный матрас, сине-белые полосы выцвели, стали одинаково серыми. Разноцветными флагами хлопало на ветру застиранное белье. Серидзава оглянулся; кому бы ни принадлежали те когти, зверь едва ли откажется от второй попытки.
- Кто это был?
- Ой, глупый какой мне попался, - горестно вздохнул спаситель и толкнул парня лапами чуть пониже спины. – Шевелись давай, не время кормить любопытство.
Монах и на себя навьючил немало скарба, как только умудрялся передвигаться с ним в многослойных одежках? Из-под богатой ткани выглядывал кончик лысого хвоста. Выбравшись из импровизированного убежища, громадный крыс уселся столбиком и вдруг пронзительно свистнул. Подчиняться не очень-то и хотелось, но еще меньше – остаться вновь совсем одному в этом непонятном месте. Серидзава закинул на плечо монашеские пожитки, полез следом. В нос бил запах перегнивших абрикосов; между голых бетонных стен, завывая, гулял ветер.


(Далара soshite)

Сообщение отредактировал Bishop - 5-05-2012, 12:22

[Далара >>>]

10 мая 1947 года, вечер
Клиника доктора Кацуки, Токио

По этажам разнесся ужасный вопль. Под стихающее эхо погас свет.
Запахло сыростью.
Вдруг раздался глухой удар, совсем рядом, будто кто-то сильно ударил по стене. И хотя рядом никого, появилось впечатление будто ударил кто-то, кто находится в паре шагов.
Из полумрака, откуда-то снизу, где-то в нескольких пролетах послышались медленные шаги, которые становились все быстрее.
Снова раздался удар, но на этот раз с другой стороны.
Шаги стихли, оборвались совсем рядом.
Сверху вдруг начала капать вода, на голову, на затылок, на плечи.
В тенях возле одной из дверей что-то пошевелилось.
Толстяк Кема выронил бумажный пакетик; по всему полу раскатились сушеные прошлогодние вишни. Он закрыл голову руками, будто испугался, что на него обрушится потолок, и завыл тонким жалобным голосом.
- Не трогай меня. Пожалуйста!
Стало очень-очень холодно. И в тоже время душно - грудь сдавило, Кема почувствовал что не может дышать. Как такое может быть?
Вода падающая с потолка стала обжигающе холодной.
Кема храбрился изо всех сил. Он перестал закрывать руками голову, защищая вместо нее самое ценное - живот. Он подпрыгивал, чтобы вернуть хоть капельку тепла – и вернул, но вместо холода внутри теперь разлилась тупая боль. В конце концов он свалился на колени и, не поднимая головы, жалобно спросил пустоту:
- Ты хочешь есть, да?
Пустота и тишина. То, что только что прошло совсем рядом, сквозь него, давно разучилось говорить. Но Кема был слишком ограничен в чувствах, чтобы почувствовать то, что это нечто напряженно прислушивается к его словам, все же пытаясь вспомнить, для чего они нужны.
- Я тебе принесу! – жалобно проскулил человек на четвереньках.
Он боялся поднять голову, увидеть то, что напало на него и держало теперь в объятиях липкого воздуха.
- Что ты хочешь? Ягоды... Может, ты хочешь ягоды? – он сгреб дрожащими холодными ладонями всю вишню, какую сумел достать, и протянул. – Бери!
Подношение толстяка осталось без внимания. Вспыхнул, несколько раз мигнув, свет...

[бабка Гульда >>>]

ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАЖ

Первым поднимался человек с кобурой на поясе.
Шестая знала, что такое кобура.
Оружие. Смерть.
Шестая не испугалась. От чужака не пахло враждебностью. Крыса еще... на веревочке... непонятно!
Старый хозяин учил ее - не убивай зря.
Но и отдавать нового хозяина этим пришельцам Шестая не собиралась.
Напасть. Испугать. Если убегут - не убивать...
Великолепным прыжком Шестая оказалась на верхней ступеньке лестницы. Лапы опустились точно и уверенно, тело было собрано для следующего броска.
Собака не знала, каким страшным, огромным чудовищем выглядела она снизу, в неярком свете фонаря. Но она и хотела - напугать...
Не лай, но низкое, предупреждающее рычание покатилось по ступенькам, заполнило мрак над лестницей, заставило заметаться и разлететься в клочья свет фонаря, качнувшегося в руке чужака.
"Если потянется за оружием - взгляну мертвым глазом..." - подумала инугами нового времени.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 26-06-2012, 23:39

[Далара >>>]

Не больница, а вертеп какой-то. С несчастным телом сотворили такое, что не приснится в бреду. Этих, на третьем этаже, надо бы не лечить, а запереть где-нибудь понадежнее, чтобы не распространяли миазмы безумия. И этих двоих голубочков запереть, пока не расскажут, что знают, а то все у них тайны да загадки, мистика сплошная. Девчонку вон запугали так, что она сбежала. Хотя, может, она соучастница и боится следствия. Из списка подозреваемых вычеркивать ее нельзя.
Ханата убрал фотокамеру и взял фонарь – старый, слабый, не видно ни зги. Может быть, специально нашли такой, чтобы нельзя было разглядеть подробности. Ну, это им с рук не сойдет. Бригаду постовых сюда с мощными лампами, и станет светло, как днем. А дом-то крепкий, повезло, уцелел в бомбежках.
- Вы нарочно не провели сюда элект...
Окончание слова застряло в горле инспектора, как будто стиснутом удавкой при виде чудовища, при отдающемся болью в груди звуке его рыка. Величиной с крепкого теленка, длиннолапый мощный зверь был не просто собакой – ее Ханата застрелил бы на месте, как врага на фронте, - это была боевая машина с невероятно умными глазами. Центнер мышц. Острые клыки и когти.
Сообщники, доктор и медсестра – они завели полицейского сюда, чтобы скормить выведенному ими монстру! Дудки! Хочешь жрать?! Ну, давай!
Ханата с размаха швырнул в оскаленную морду четырехлапой смерти оттаявшую крысу.
Опора внезапно ушла из-под ног, и, выпустив из рук фонарь и веревку, детектив всеми костями пересчитал скрипучие деревянные ступеньки.

[бабка Гульда >>>]

Крыса просвистела рядом с головой собаки. Но враг не кинулся в атаку, а кубарем покатился вниз по ступенькам. И это спасло незнакомцу жизнь.
"Смотри мертвым глазом только в самом крайнем случае!" - поучал когда-то Шестую Дед.
Замешательство длилось четыре мгновения - непозволительно долго для боевой собаки. За эти мгновения Шестая боковым зрением уловила суету там, куда улетела крыса. Она не пошевелилась: те, мелкие, занялись добычей. Нет угрозы для хозяина.
Четвертый миг принес решение. Не убивать. Попробовать напугать...
Шестая гавкнула...
Нет, не забавное "кьян-кьян" и не солидное "ван-ван" полетело над ступенями. Из глотки инугами вырвался хриплый, тяжелый рев. Боевой клич зверя, вышедшего на добычу.
И тут же Шестая, опешив, села на хвост. Потому что на ее грозный лай отозвалась целая стая. Звук метался по лестнице, стены не принимали его, отбрасывали, усиливали, множили. Лестница и коридор содрогались от незримого чудовищного гона.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 11-08-2012, 20:43

[Bishop >>>]

За спиной разъяренной собаки в полумгле звякнули бубенчики на священном жезле.

Пламя - тысячи хризантем, бледно-желтых, белых, солнечно-золотых, - слущивало листы обшивки. Пошел трещинами, лопнул плексиглас искореженного колпака. Соврал тот, кто пообещал, что смерть будет мгновенной; самолет падал в огненную пасть нараки целую вечность...

- Инугами! - пискнули из мохнатой, прилепившийся к потолочной балке массы. - Страшно!
Половицы скрипнули под босыми ногами, пол качался, будто ивовый мост. А внизу - не волны, не зеленая щель горной пропасти, а молочные жгуты пелены. Дальний конец моста потерялся в жарком влажном тумане.

День и ночь напролет луна сопровождает солнце.
Печален крик птицы нуэ.
Новый мир, встречай пришествие богов.
Ночь превращается в день.
Боги приходят в мир.
И мне грустно...

- Эй, - красавица в белом платье (и все было бы ничего, не просвечивай она, словно матовое стекло) вытянула полупрозрачную руку и нацелила указательный палец на воришку. - Отдай им ту вещь, что украл.
Кроха закатил глаза-бусинки и, прижав к животу добычу, без чувств шмякнулся с перекладины ворот на пыльный дощатый пол. Ашура наклонился, поднял выпавший из лапок впечатлительного йокая предмет.

Сообщение отредактировал Bishop - 2-10-2012, 13:11

[Далара >>>]

Дом словно ожил, задышал; ходуном заходили под ногами пыльные ступени лестницы. Казалось, на Токио обрушилось землетрясение, вот-вот с океана придет разрушительное цунами и снова, как много раз до того, будто языком слижет дома и людишек. Доктор Югэ крепкой рукой удерживал госпожу Юи у себя за спиной – ничего более ценного у него не было. Ханату он едва проводил взглядом. Мозг лихорадочно работал в поисках удачного разрешения ситуации. Против такого стража, что охранял верхнюю площадку лестницы, Морихиро ничто даже в лучшие времена, а сейчас, увлекшись работой, подзапустил тренировки, в додзё не был уже месяц.
Что делать?
Во мраке за спиной собаки возникло человеческое лицо, бледное, похожее на маску. Ньёро, самый интересный из пациентов, не поддающийся пока медикаментозному лечению.
Странное тянется к странному. Между этим молчаливым призраком и тем, что случилось на четвертом этаже бывшего особняка, ныне клиники, нет никакой связи, но все же он здесь.
Тогда пришло решение.
Югэ распрямил плечи и по-военному рявкнул: «Ястреб, доложить обстановку».

[Bishop >>>]

Слова подействовали - почти мгновенно и неожиданно. В безжизненных потухших глазах безымянного до недавнего времени пациента тенью проскользнула растерянность; словно разворошили золу, отыскав под ней еще теплые угольки. Губы двигались, формируя слова, но голоса не было. Так ребенок, разбив чашку и успев выдавить: "это не я!", безуспешно выдумывает, на кого переложить вину.

...американец нырнул к поверхности океана, гоняться там за ним на малых высотах не было времени. Ашимура выдал вслед короткую пулеметную очередь - не целясь, только чтобы дать понять "не лезь ко мне больше хотя бы сегодня, я занят", и развернулся ко второй паре. Ведомый все еще терял топливо, но был исполнен намерения отыграться. Ведущий был цел и в равной степени зол. Такауджи чуть-чуть обострил маневр (в ушах зашумело от перегрузки), превратив его в боевой разворот, а затем и вовсе в "свечку". Расстояние между ними было немалое, а Кабурага проигрывал противнику в скорости.
Раньше Ашимура всегда совершал одну и ту же ошибку, он лез в бой и слишком рано открывал огонь. Инструкторы бились над ним, но без особого толку. Все исправилось, когда в один прекрасный день он едва-едва дотянул до авианосца на теряющей все что можно и нельзя - от высоты и скорости до бензина и кусков обшивки - машине.
Сейчас Такауджи тянул до последнего, жал на гашетку, когда разве что заклепки на противнике мог сосчитать...

Ньёро сгреб собачий загривок; пальцы утонули в складках густой шкуры. От мохнатого серого зверя исходила уверенность в своей правоте; все сомнения - на потом, а пока делай то, что должен.
Он не помнил, откуда во второй руке взялся незнакомый предмет, что похож был на собачий ошейник. Только втрое толще, чем надо, с металлическими вкраплениями. На хорошо выделанной коже было вытеснено: 夜は明け*.

--------
*夜は明け – yo wa ake – ночь становится днем (яп.)

Сообщение отредактировал Bishop - 3-12-2012, 11:46

[бабка Гульда >>>]

Шестая уткнулась носом в ошейник. Только собачьему нюху доступны были полустертые следы пальцев Деда, дорогого первого хозяина...
Воспоминания не вызвали тоски. Собаке было радостно и легко. Новый хозяин нашел ошейник. Ее новый человек - самый замечательный на свете. Ошейник - это часть Шестой, как лапа или хвост. Теперь она снова целая.
Сунулась мордой в ошейник. Не получилось. Ткнулась сильнее. Руки хозяина помогли - и ошейник привычной, родной тяжестью лег на шею.
Горло напряглось, в нем родилось... не рычание, нет, беззвучный голос, который тут же был прочитан, переведен и озвучен ошейником:
- Я здесь, - сказал негромкий человеческий голос. - И ты здесь. Это хорошо. Приказывай.
Только так Шестая могла сказать "Я люблю тебя".

[Далара >>>]

10 мая 1947 года, ночь
Сохранившийся дом в жилом районе Токио

Усталого и изрядно набравшегося Рики тянула за руку «Персик», выглядевшая не лучше. У двери недавно восстановленного двухэтажного домишки она долго искала ключ внутри рукавов, потом нашла за пазухой и с хихиканьем несколько минут пыталась попасть им в скважину.
- Жаль, что у тебя нет фонаря, - сообщила она спутнику так громко, что услышали жители половины домов на улице.
Рики прислонился к стене и запрокинул голову – не столько для того, чтобы полюбоваться, сколько любознательных соседей подглядывают из-за занавесок, стараясь выяснить, что за возня в темноте, сколько для того, чтобы кровь из разбитого носа не капала на рубашку.
- Да ты и при свете дня не справишься, - отобрав у спутницы ключ, он с досадой отпихнул ее от двери.
Получилось не лучше.
- Что будем делать?
- Звать на помощь сестренку, - не теряя отличного расположения духа, сообщила «Персик».
Ловким движением бедра оттолкнув Кацуки в сторону, она изо всех сил забарабанила в деревянную дверь кулачками. Если кто-то из соседей их не слышал раньше, то совершенно точно услышал теперь.
- Нэ-э-сан!
Загремел замок, стукнула отодвигаемая щеколда.
- Упс, - пихнула Рики чересчур веселая спутница. - Зря мы, оказывается, возились с ключом.
К ним вышла с фонарем женщина лет тридцати пяти в домашнем халате на американский манер и потертых шлепанцах. С отвращением оглядела поздних нежданных гостей. Вздохнула:
- Опять?
- Хороший был вечер, - уведомила ее младшая сестра.
- Что с вами делать... Проходите. Снова подрался? – старшая кивнула на парня. – Согреть воды?