Nihon monogatari gaiden, Дом ветвящихся дорожек...

[SonGoku >>>]

...некоторое время спустя...

Не отличавшийся даже в молодости красотой и умениями Бунчо все-таки кое-что делал настолько хорошо, что другим оставалось лишь смотреть в зависти. Например, он умел кушать. Да, именно так – не есть, не уплетать, не потреблять пищу. Он не засовывал еду впопыхах за обе щеки, но и не любовался подолгу каждой рисинкой или пучком лапши. Он смаковал, он вкушал. Когда он обедал, слюнки текли даже у девчонки, что носила подносы, а хозяин с радостью готов был поднести ему одно блюдо бесплатно: остальные посетители, глядя на Омуру, заказывали вдвое больше обычного.
- Гэмпей-кун, в твои годы нужно много еды, - укоризненно пожурил коренастый Харутоши приятеля, который сегодня был уж слишком задумчив. - Ты такой высокий и худой, нехорошо. Жена все время укоряет меня за это. Как же так, говорит, даже тростник на пруду мясистее.
Кобаякава задумчиво гонял по миске с бульоном толстые волокна разварившейся белой лапши. Что-то не очень он был весел после визита в столицу, только трудно сказать, новости ли из дома стали причиной исчезновения обычно отменного аппетита или сведения, за которыми он был послан в Киото. Но, наученный не всегда сладким опытом, Саскэ ждал окончания трапезы, когда за чашечкой-другой нигори-закэ* можно поделиться со старшим товарищем невеселыми мыслями.
Как ни странно, разговор завел Бунчо. Чаще он дожидался, когда приятель созреет и выдаст первую фразу сам. Но сегодня чесалось и свербело, поэтому, едва девушка, которая принесла им выпивку и забрала грязную посуду, отошла на два шага, он вопросил:
- Как прошла твоя поездка? Что узнал нового?
- Я не смог повидаться с братьями и отцом, - Саскэ отвернулся.

------------------
*nigorizake - 濁り酒 – (букв. «грязное сакэ»), нефильтрованное сакэ, когда в бутыли остаются очень мелкие фрагменты рисовых зерен. Бутыль встряхивают перед подачей на стол, отчего напиток приобретает молочно-туманный цвет.

Сообщение отредактировал SonGoku - 12-05-2011, 15:21

[Далара >>>]

Он хотел... только вовремя сообразил, что если и повезет добраться до дома, то оттуда пересечь "линию фронта", чтобы переговорить с ткачами, будет очень непросто. Хорошо, догадался свернуть с тракта в поля, когда вдали показалась утонувшая в сливовых деревьях крыша «гордого небесами храма северной деревни»* на окраине; в маленьком гостеприимном доме в Мьёрен-джи, где согласились подержать у себя его лошадь, отмывать от грязи и глины пришлось и животное, и человека. Дальше на юг Саскэ пошел пешком.
За бумажной перегородкой на веранде возбужденно делились последними новостями:
- ...этим утром нашли трех людей Яманы Содзена (шур-шур-шур, кто-то охнул)... Говорят, их послали в ночной патруль...
Юный Кобаякава раздраженно дернул плечом и поморщился, поджав губы.
- Даже здесь не избавиться от Монаха, - он залпом осушил свою чашку.

День сегодня выдался тихий, жаркий - на удивленье; все попрятались в тень и дремали, лишь толстяк Сэйхачи обливался потом, хлопоча у костра. Он следил, чтобы не переварилась украденная накануне курица, и обдумывал дезертирство. С запада от перекопанной улицы позиции их противника Хосокавы выглядели привлекательнее. Сэйхачи рассуждал по-простому: ни господину Оучи, с кем Сэйхачи – и еще двадцать тысяч человек – пришел сюда, ни тем более Ямане Содзену он ничем не был обязан, даже клятву верности не приносил. Дома, в Ямагучи, его ждали обожаемая супруга, теща с тестем и пяток малолетних детишек. Если бы не они, никогда бы Сэйхачи не прислушался к уговорам приятеля. Мол, столицу посмотрим, себя покажем, заодно от женского визга хоть чуть-чуть отдохнем. Все решил последний аргумент, так как милая женушка любила утверждать, что в их семье ее муж – баба. Сэйхачи обидные слова пропускал мимо ушей; раз похож на мешок с бататами, то ничего не поделаешь.

____________
*Kita-no tenmangu – 北野天満宮 – Кита-но тенмангу, синтоистский храм в Киото, чье название дословно означает "гордый небесами храм северной деревни".

[SonGoku >>>]

Думаю - мы никогда не узнаем, сумел ли простодушный Сэйхачи поменять господина и вернулся ли он к любимой семье. И не важно. Главное то, что он первым обратил внимание на тощего, длинного, точно жердь, молодого ронина, что шагал вдоль домов и разглядывал вывески. Пришлых в столице сейчас много, кто подался к "огнедышащему" Содзену, кто предпочел легко впадающему в ярость тестю его рассудительного хладнокровного зятя. Но этот не из простых - сразу видно. Идет как у себя дома, по сторонам головой не крутит. Хотя на что смотреть? Конечно, не все горожане сбежали из города, многие храбро делали вид, что жизнь течет прежним руслом. Но квартал на Муромачи, где стоял Дворец цветов был обращен в пепел - силами обоих армий.
И не похоже, что этим все ограничится.

- Хее-хех, Гэмпей-кун, - с добродушным сарказмом усмехнулся Бунчо и подлил приятелю сакэ, да и себе заодно. – И что б было, не догони я тебя?
Омура редко жалел, что небеса не наградили его длинными ногами, но сегодня был как раз такой случай. И ведь мучило его что-то с тех самых пор, как младший попрощался и отправился в столицу. Нет бы сообразить раньше, не пришлось бы мчаться, пыхтя и отдуваясь, через два квартала. Напугал торговца тофу, налетев на его тележку; придется теперь идти извиняться.

Сообщение отредактировал SonGoku - 24-05-2011, 16:51

[Далара >>>]

Но успел, добежал, ворвался на станцию, точь-в-точь как внезапный ливень. Перехватил дылду-напарника, уже сидящего на коне. С трудом переводя дух, дернул за штанину, и еще раз, и еще – пока тот не слез с лошади. Тогда, не теряя времени, потянул с него хаори.
- Ты чего? - растерялся Кобаякава.
А когда ему все подробно растолковали, сконфужено рассмеялся.

- Ремесленники почти все разбежались.
Саскэ не трудился скрыть презрение, но особенно не усердствовал: что спрашивать с горожан, которым домашний скарб дороже чести? Но и уважения к одному из торговцев, у которого просидел аж до вечера, тоже прятать не стал.
- Повезло нам, - он достал из-за пазухи сложенный лист бумаги и, расправив, разложил на столе. - Вот, хозяин лавки сделал копию записей из торговой книги.
Аккуратные вертикальные строчки походили на армию букашек на миниатюрном плацу.
- Еще он утверждает, что такую ткань в Хэйан-кьё делал только его пра-прадед для дома Тайра. Там написано.
Столь пространная речь была верхом его ораторского таланта, так что прежде, чем продолжать, юный Кобаякава приложился к чашечке-чоко не один раз, чтобы смочить пересохшее горло. А когда "поправил здоровье", то сообразил, что вроде бы все сказал.
- Так-то вот...
Незатейливая тягучая мелодия навевала грусть.
- Кто-то играет на окарине... - Саскэ растерянно почесал в затылке только что сорванной веточкой. - В такое-то время?

Сообщение отредактировал SonGoku - 27-06-2011, 12:57

[SonGoku >>>]

Мацуо-тайша, Арашияма

- Та-дам-тири-дам-там, та-да-там-пам.
Капли дождя колотили по бумажному зонту, и привычный к пению голос едва поспевал за их изменчивым ритмом. Тома Тэри, безжалостный разбойник, никем не узнанный ночной грабитель, скорчился под ненадежной преградой всерьез зарядившему дождю, чтобы не промокнуть насквозь, и напевал себе под нос. Он сидел здесь давно – клочок земли под ним был единственным сухим местом в округе, если не считать многочисленные постройки храма Мацуо. На закате пруд с вздымающимися из него причудливыми камнями – будто делали статуи, но забросили работу на середине, - сверкал жидким золотом в обрамлении сочной зелени, но сейчас его не было видно, хоть Тома и выбрал себе место почти на берегу. В этой части сада никого не было и до дождя, а теперь и подавно. Лишь у строений мелькал иногда одинокий фонарь.
Странное место для проведения вечера надежды и будущего главы актерского клана, скажете вы. Особенно, если прошлой ночью жестоко убили младшего кузена. Но Гинносукэ не мог смотреть на его мертвое лицо, неподвижное тело, вообще находиться поблизости.
Наверное, эта окровавленная комната будет сниться ему до конца жизни. И любимый запах будет вместо расслабления и умиротворения приносить воспоминания о тошнотворных потеках на стенах и бумаге перегородок. О подкинутой маске...
- Та-рам-дам-да.

[Далара >>>]

Видимо, столь неудачно ограбленный владелец сомнительных сокровищ забрал обратно кожаный мешочек с прахом. На очереди вторая "драгоценность" - молочно-зеленый камень в форме полуразвернутой улитки. Камень пульсировал в руках и отзывался холодком внутри. Он притягивал взгляд и уводил мысли куда-то вдаль.
Скупщик, взглянув на него, лишь пожал плечами и с издевкой предложил медяк.
- Дева, - встал и торжественно произнес Фуджима так, как его персонажи сотни раз произносили на сцене, - здесь тебя ожидает подарок.
Именно та дева – юная, верткая и полная жизненной энергии, светящаяся, будто солнечный зайчик, - разумеется, не услышит. Он и имени-то ее не знает, чтобы, назвав его, получить шанс присниться ей. Но образ маленькой, всецело посвященной своему делу, будь то молитва, приветствие любого посетителя, независимо от положения в обществе, или просто сметание сора большой, чуть не в ее рост, метлой, неотвязно стоит перед глазами уже которые сутки.
И ведь, не реши он как-то раз украсть один из знаменитых бочонков сакэ храма Мацуо, никогда бы не узнал Тома Тэри о ее существовании.
Он вообразил ее парящей над водами пруда.
- Кто-то может потребовать эту вещицу себе, но сейчас она моя, и я искренне, от чистого сердца дарю ее тебе. Отныне ты владелица.
Выдрать траву и разрыть пальцами землю оказалось не так просто, но Тома был упорен. Он колебался мгновение, перед тем как опустить в ямку молочно-зеленый глубокий, словно океан, и столь же завораживающий, если присмотреться, камень. И быстро закопал потом.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

Сообщение отредактировал Bishop - 26-07-2011, 15:08

[Bishop >>>]

殺生石
Sesshou-seki
КАМНИ-УБИЙЦЫ

Четвертый год Кейчо,*
Провинция Шимоцуке

Пусти.
- Нет.
Отберу силой.
- Только попробуй.
Легкие вдруг словно взрываются, отнимаются руки-ноги, колотится бешено сердце. Провалился по колено в сугроб – и ничего, не холодно, не мокро. Будто нога чужая. Завязки зимней накидки поддаются, наконец, и она ворохом соломы падает на снег. Верхнее косодэ спустить до пояса. Шершавая кора почти не ощущается спиной сквозь оставшиеся два слоя ткани. И их долой. Колючий мороз, колючее старое дерево – впиваются в кожу, гонят прочь немоту.
Вот же напасть, вздыхает бесплотный голос.
И отступает. Снова можно дышать, приходит в норму сердечный ритм, покалывает пальцы. Ронин поспешно натягивает обратно одежду – в горах в январе не очень-то погуляешь полуголым – набрасывает на плечи накидку. Оглядывается – не видел ли кто. В прошлый раз лекарь подумал, что с ним припадок, совал в рот какую-то гадость.
Тропа здесь узкая, зато хорошо утоптанная. Жаль, нечем просушить намокшие штанины.
И что тебе не сиделось у горячих источников? Тепло, еда, женщины, все на месте. Правда, к женщинам ты как-то, гляжу, не особо. И к мальчикам тоже. Может, хватит истязать себя? Не даешь попробовать, так я хоть посмотрю...
- Извращенец.
Это ты разговариваешь с птицей, не я.

-------------------
*1599 год

Сообщение отредактировал Далара - 10-01-2012, 15:26

[Далара >>>]

В просвете между соснами серебряным зеркалом светилось прозрачное небо. Полдороги упитанный – ты его на жаркое откармливаешь, что ли? – питомец спал, нахохлившись и вцепившись мертвой хваткой в густую солому накидки-мино. Но теперь он обрел энергию и кружил где-то там в вышине, будто сокол.
Куда ему до соколов, зло усмехнулся мысленный голос.
Мару действительно мало походил на быстрого и ловкого хищника. Но с его мощным клювом и когтями в половину человеческого пальца лучше не спорить.
- Хочешь знать, почему я здесь, вместо того чтобы нежиться в онсене? – ронин вытряхнул на ладонь из холщового мешочка три медных монеты. – Нет работы. Только идиот будет искать себе телохранителя там, где принято отдыхать. Все наняли охрану еще до подъема в горы.
Ну хорошо, деньги, какие были, проел-пропил, кости ста... ладно, молодые, в источниках размочил, но чем тебе женщины-то не угодили?
- Генерал ты или кто, но лучше помолчи. Я тебя сюда не звал.
Сам не ожидал от себя такой злости.
Звал!
- Не тебя.
Слепая кошка и та метче стреляет из лука.
- Умолкни, или уйду в монастырь. Посмотрим, как тебе понравится на священной земле.
Заткнулся, наконец. Эти разговоры с самим собой очень смахивают на безумие.
С оглушительным криком, скинув попутно крыльями с крон целый водопад снега, упал вдруг с неба Мару и принялся кружить над хозяином. Яркий окрас птицы притягивал к себе взгляд среди суровой гаммы темно-зеленого, серого и льдисто-белого.
- Alerta! - орал пернатый. - Salve-o!*

--------------------
*Alerta! – (порт.) тревога! Salve-o – (порт.) спаси его!

[SonGoku >>>]

Курица вернулась, ехидно заметил неслышный другим голос.
Попугай указывал дорогу, возвращался, когда неуклюжий, прикованный к земле человек отставал, и снова вел куда-то вглубь леса, в сторону от дороги. Снега, к счастью, было не так много, чтобы увязнуть совсем, но птице досталось немало цветастых определений за такой выбор пути.
На поляне, над которой нависли тяжелые ветви многолетних сосен, а на земле вместо снега проступала осенняя желтая трава, столпились крестьяне с бамбуковыми пиками. Квадратные пупырчатые лица у всех гневные. Мару тяжело опустился на плечо, сгреб кожистыми крупными лапами большой пук соломы. Больно клюнул в мочку уха.
- Выр-р-ручай.
Могло показаться, что крестьянам попался обросший густой рыже-бурой шерстью тряпичный мяч. Но добыча грозно кряхтела, скалилась и барахталась, давая понять, что первый, кто сунется доставать его из сплетенной из лозы клетки, тут же расстанется с пальцами. А может быть, и с половиной руки, как получится. А пока охотники решали, кто из них станет героем, малыш, не сдаваясь, царапал и грыз прутья ловушки.
- В чем дело?
Вспугнутые голосом, перекрывшим шумный гвалт, снялись с ближайшей сосны прикорнувшие там голуби. Рукоять меча ронин выставил из-под накидки, чтобы деревенские не заблуждались, с кем имеют дело. На него обернулись двое, потом вся толпа. Как быстро у них сменилось выражение лиц - от злобно-растерянного до недоуменно-заискивающего.

[Далара >>>]

- Суд чиним, - пояснил самый старший; остальные согласно закивали и загомонили между собой.
- Суд? - заломил бровь путник. – Какое же преступление совершил этот зверек?
- Да который день подряд крадет наши запасы и пожирает! Эдак мы сами и наши семьи к весне останемся без еды! – выкрикнули сразу несколько глоток.
- И что же вы собираетесь делать?
- Раз украл еду, пусть сам ею станет!
- Зажарим его!
Как будто (а может, и вправду, кто знает?) разобрав речь людей, плененный тануки заверещал так истошно, словно его уже свежевали. Весной он сумел бы произвести более жалостливое впечатление, но за лето и осень нагулял упитанные бока и отрастил густую пеструю шерсть. Зато голосил во всю мощь.
В глазах звереныша виднелся разум.
- Значит, он у вас еду, а вы у него жизнь? Что-то неравный получается обмен, - указал на явное несоответствие ронин.
Крестьяне забормотали и подтолкнули старшего. Тот поклонился, потом еще раз, на всякий случай. Остальные не разгибали спины.
- Господин самурай, наверное, чтит законы буддизма, - осторожно произнес стареющий уже коренастый дядька. – Мы стараемся не гневить богов. Только что ж это будет, если этот оглоед поест всю еду, нам ничегошеньки не оставит? Нужно избавиться от него, пока не поздно.
Зачесались руки отделать их хорошенько. Не самый изящный способ выхода из ситуации, зато самый эффективный.
Что церемонишься? встрял как рыбья косточка поперек горла неслышимый голос. Ты воин, а они годятся только рис собирать, да вонять. Десятком меньше, подумаешь... не торчать же тут весь день.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Сообщение отредактировал Далара - 6-10-2011, 20:15

[SonGoku >>>]

一期一会 Ichi go ichi e
ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС

Четвертый год эпохи Бунмэй

(продолжение)

Солнце скрылось за западной грядой, и долина в чаше между горами погрузилась в непроглядный мрак. С реки тянуло прохладой и едва уловимым ароматом жареной рыбы. От него заурчало в животе. У причала на другом берегу светили огни, мелькали тени, ветер доносил неразборчивое эхо голосов. Фуджима Гинноскэ не зажигал фонарь, просто нес его, забытый, перед собой на палке. И в задумчивости раскачивал в такт неслышимой мелодии. Актер остановился, не дойдя несколько шагов до древнего моста Тогецукьё, предмета невероятной гордости местных жителей, повернулся и задрал голову. На светлом еще на этой стороне небе черной громадой высилась Арашияма – гора бурь. Как весело он вчера поднимался на нее и как быстро спустился потом. Тома хмыкнул: удивительно, что ноги не переломал и не свернул шею, на этих-то склонах. Синяков и ссадин было вдоволь, каким-то чудом удалось спасти от них только лицо. Вчера никто не заметил, но сегодня переодеться для выступления втихаря не выйдет, придется что-то врать.
Он прищелкнул языком.
А на горе, значит, водятся не только обезьяны... Что там вчера кричал этот остолоп-слуга? "Демон"... Сейчас надежда актерского клана и лихой разбойник Тома был готов согласиться с ним.
Тьфу, что за мысли! Просто очень большой сильный и ловкий человек. Еще бы выкинуть из головы его насмешливый голос. Это кого ты собрался убить?
Гинноскэ потрогал рукоять меча в ножнах за поясом и решительно зашагал через мост. Но остановился посередине, когда над водой разлетелся низкий и гулкий тревожный бой. Три плоскодонки укаи-бунэ* уверенно шли по широкому разливу реки, которая еще только собиралась, преодолев мост, превратиться в Кацура, чтобы потом свергнуться чередой невысоких, но опасных каскадов и, в конце концов, впасть в Камогава.

-------------
* ukai-bune - плоскодонные лодки, предназначенные для ловли рыбы с помощью бакланов.

Сообщение отредактировал SonGoku - 6-10-2011, 22:44

[Далара >>>]

В металлических корзинах полыхали дрова – кагариби*, приманка для рыбы. Они хорошо освещали двух людей в лодке: гребца с шестом и "ловчего"-каджико в соломенной "юбке"-кошимино, который вел на привязи десяток гладких похожих на веретена бакланов. Это зрелище Тома видел только здесь, в окрестностях столицы, и уже в третий раз наблюдал, как зачарованный, за слаженным нырком птиц по команде, за тем, как ловчий – ни единого лишнего движения – вынимает баклана с добычей из воды и выщелкивает рыбку из его клюва.
Сегодня вечером этот улов подадут кому-нибудь из богатых влиятельных людей в Киото. Может быть, даже императору.
Одна птица вдруг показала норов: вместо того чтобы позволить вытянуть себя на лодку и, пусть неохотно, отдать рыбу, она с трепыхающейся добычей в клюве рванулась прочь. Тома ощутил симпатию к этому бунтарю и даже подбодрил его – ветер унес звук голоса вниз по реке. Борьба, разумеется, была недолгой, и вот рыба лежит на дне укаи-бунэ, а встрепанный баклан отправлен обратно в воду.
Горы, уже едва различимые на фоне быстро чернеющего неба, напомнили вдруг о рисунке на театральном заднике. А перед внутренним взором встал образ глуповато-радостного кузена и тут же сменился видением его изуродованного тела. Гинноскэ вмиг очутился на коленях, обеими руками вцепился в теплое дерево перил. В горле поднялась только желчь. От воображения не избавишься – оно безжалостно сменило застывшее лицо кузена на собственное, как Тома его видел каждый день в медном зеркале.
Арашияма чернела беззвездным черным провалом в небе.
Как "он" узнал, куда идти?
Что за глупый вопрос: на фонаре был мон, с тем же успехом можно было приложить личную печать или назвать имя.
Но комната – почему он пошел сразу в ту комнату, не блуждал по двору, не искал?
Может, он зверь? Чует? Слышит мысли?
Бежать отсюда.

--------------------
* kagaribi – горящие дрова в металлических корзинах, призванные приманивать рыбу

[Bishop >>>]

Фуджима поднялся на ноги. Подкашивались колени. Нет, так дело не пойдет.
- Я его ранил.– Он вдруг начал кричать на реку, словно она могла донести его слова до адресата: – Слышишь?! Я тебя ранил! И если сунешься ко мне, убью, как ты убил его!
Жаль, что сам Тома не верил собственным словам.

Театр всегда переезжает. Если они уедут сейчас, куда-нибудь далеко, убийца не последует за ними, не найдет Гинноскэ. Не найдет камень...
Что? Откуда это? Нет, камень останется здесь. Амулет подарен безымянной мико, и теперь принадлежит ей. Даже если Тома никогда больше не увидит ее нежного округлого личика, миндалевидных глаз, полных неземной сосредоточенности, и крошечных мягких рук.

- Мы не можем сейчас уехать, - медленно и внушительно сообщил крепкий и массивный дядюшка.
Он был из тех дядей, к которым идут только в крайнем случае, а все остальное время стараются избегать. При их появлении молодежь сбивается в стайки и откочевывает куда-нибудь в дальний угол, если уж нет возможности сбежать из комнаты. Если нужно вести переговоры, отряжается самый смелый. Или старший.
Гинноскэ был старшим. Наследником.
Но сейчас он выступал только от себя.
- Почему не можем? Мы ведь передвижной театр. Здешние монахи приютили нас, но вряд ли им нравится принимать столько посторонних людей, всех этих зрителей, каждый вечер.
- Мы доставили им много хлопот, - степенно прогудел дядюшка, сложив руки на животе. – Произошла смерть. Мы не уйдем, пока не станут понятны причины, и не упокоится дух.
- Но...
В статуях богов больше внимания и понимания, чем в этом уже порядком морщинистом лице, кощунственно похожем на собственное. Наследное лицо Фуджима, маска, которую нельзя снять. Возражать бесполезно, с тем же успехом можно стучать кулаком в каменную стену замка и надеяться, что тебя услышат внутри.
- Иди, готовься к представлению, Гинноскэ-кун.

[продолжение следует]

Сообщение отредактировал SonGoku - 24-11-2011, 16:29

[SonGoku >>>]

ПЕРЕКРЕСТОК

Провинция Мутцу
8-й год Эмпо *

Дорога шла через небольшое болото, и на метелках высохшего тростника налип снег. Озябшие стражники у подножия Когедакэ сказали, что ему повезло, перевал замело как раз утром, помешкай ронин еще день - зимовать ему по ту сторону гор. Спрашивать у одинокого путника разрешение на проход через заставу было, в общем, бессмысленно, вот они и не стали. Для очистки совести предложили погреться у костра. Самый младший, шмыгая красным, протекающим носом, налил в плошку жидкой рыбной похлебки; варево лишь отдаленно напоминало по вкусу даши*, зато было горячим.
Имя путника стражников тоже не интересовало, здесь, на северных землях, указы, даже изданные лет сто назад, соблюдались не так уж и строго. Старший бросил взгляд на рукав, где перекрещивались в круге два ястребиных пера*, кивнул. Моны* своего клана путник носил из упрямства - и в надежде встретить кого-нибудь, кому они не понравятся. Не обязательно умелого в обращении с оружием; мысль об этом Курокава оставил еще в начале весны. Пусть будет хотя бы достаточно сильный физически, для его целей сгодится.
До ближайшего жилья на дороге - по словам тех же стражников – выходило пятнадцать ри* с небольшим, это если идти по меже, что разделяла рисовые поля, снопики высохших стеблей на которых под снегом казались сгорбленными человечками.
- А по прямой тут никак, извините уж, - сказал старший, махнув рукой в нужную сторону. – Если господин самурай поторопится, то доберется до темноты.

-------------
*1680 год.
*dashi –出し – буквально «исход, навар», рыбный бульон, используется как основа для многих блюд и как самостоятельное (но очень дешевое) блюдо.
*maru-ni chigai taka-no ha -丸に違い鷹の羽 – буквально «перекрещенные перья ястреба в круге», фамильный герб клана Курокава из Томийя.
*mon – (紋) - буквально «знак», или камон (家紋), «знак дома», клановый герб, хотя гербом в общем смысле этого слова не является, так как не представляет собой геральдической эмблемы. Это, скорее, символ, отличительный знак какого-либо клана, семьи или достаточно выдающегося человека. Считается, что моны берут свое начало от узора на ткани, который отмечал принадлежность к той или иной аристократической семье. На поле сражения моны служили военными штандартами. Глава клана может даровать своим вассалам, не связанным с ним кровными узами, разрешение носить мон своей семьи как награду. Как и позволение использовать имя клана это рассматривается как очень высокая честь. Самурай, который носит на косодэ моны одного клана, а на хаори другого, подчеркивает, что хоть он и служит второму клану, но не связан с ним кровным родством.
*ri - (里), старинная мера длины, равная 600 метрам (в более позднем варианте почти четырем километрам). Иероглиф ri (sato) так же имеет значение «деревня» и записывается с помощью кандзи 田 («поле») и 土 («земля»), поскольку обозначает длину одной деревни. 15 ри равно 9 километрам.

Сообщение отредактировал Далара - 10-01-2012, 15:29

[Bishop >>>]

Воздух, легкий, холодный, словно хрустящий в горах, у подножия обжег горло – точно вместо сакэ ему в плошку плеснули крепчайшего китайского байдзю*. Курокава прижал ладонь к груди, чтобы удержать рвущий легкие кашель, оперся о деревянные перила моста. Дрожь в ногах была противна разуму и сердцу.
Их было трое, любителей посмеяться; сытые, в добротной одежде, холеные - они считали себя властелинами мира. Первый стал мертвецом, не успев испугаться. Удивленно хрипя, без успеха зажимая ладонью располосованное клинком горло, повалился спиной вперед в перемешанную со снегом грязь. Второй - приземистый, широкоплечий, с мохнатыми гусеницами бровей - оказался противником посерьезнее. На его стороне были молодость и бычья сила, Курокава же мог надеяться лишь на опыт.
Тот не подвел.
Третий был заводилой, но из тех, кто предпочитает таскать из огня каштаны чужими руками. Он растерянно посмотрел на приятелей, оглянулся на Курокаву.
- Ты еще пожалеешь...
- Возможно.
Первым к ним добежал, несмотря на комплекцию, розовощекий стражник, выставил перед собой пику.
- Нехорошо как-то вышло, - с укоризной сообщил он, но попыток подойти ближе разумно не предпринимал.
- Не я начал.
Второй торитэ*, от которого годы оставили лишь иссохшую тень да оттопыренные просвечивающие уши, предусмотрительно держался в сторонке.


-----------------
*baiju –白酒 – букв. «белое вино», традиционный китайский алкогольный напиток, прозрачная жидкость крепостью от сорока до семидесяти градусов со специфическим запахом.
*torite - 捕り手 – буквально «помощь в задержании», городская стража, выполняющая обязанности полиции.

Сообщение отредактировал Далара - 10-01-2012, 15:29

[Далара >>>]

- Вот если бы о-самурай-сама клинок бы убрали, - румяный «колобок» дернул сопливым носом. – Премного были бы вам благодарны, а то надобно вас задержать...
- ...до выяснения вашей личности, всё как положено, - поддакнул ушастый сморчок издали.
- А боязно! Уж больно хорошо господин владеет мечом, - похожий на окиагари-кобоши* толстяк склонил голову набок.
Воздух клокотал в легких при каждом вдохе; Курокава вытер меч о рукав.

На следующий день всех троих можно было видеть в заведении госпожи Хокуто, где давали лапшу с жареной речной рыбой.
- ...пусть о-самурай-сама не чинится, - набив едой рот, говорил толстяк. – Нам не так тяжело заплатить за обед...
- Чем еще одну ночь слушать кашель, - Курокава скривил пренебрежительно губы, но тяжелую, грубо вылепленную из глины миску взял.
Желания есть не прибавилось, зато обжигающий губы отвар прогнал ночной зябкий холод. Добродушный толстяк поделился с ним одеялом, даже приволок старый мино*, но согреться так и не удалось.
- Скажу вам откровенно,- торитэ вытер жирные губы ладонью. – Те молодые люди, от которых господин так мимолетно избавил наш мир, не были украшением жизни.
Его старший товарищ ел чинно и немного, видно, его, как и Курокаву, обделила аппетитом судьба. Пергаментная кожа отливала желтизной, но крошечный ушастый дедок не производил впечатления немощи, да и глаза блестели бодро в полуприщуре.
- Нехорошо так говорить, Такашигэ-кун, - пожурил он громкоголосого и во всем обильного напарника. – Из имущих бестолочей тоже, бывает, вырастает что-нибудь пристойное.

---------------
*okiagari-koboshi - 起き上がり小法師 – буквально «монашек-неваляшка», игрушка, сделанная из папье-маше таким образом, что всегда выпрямляется, сколько бы ее ни раскачивали. Считается амулетом на счастье и символом постоянства.
*mino - 蓑 – плащ из рисовой соломы, который носили для защиты от дождя и снега, холода, а иногда и жаркого солнца.

[SonGoku >>>]

В полутемном – госпожа Хокуто не считала нужным жечь масло днем, сохраняла до вечера, - заведении было не слишком много гостей. Кроме них троих, еще парочка местных крестьян да одетый по-дорожному самурай. Крестьяне, которым хозяйка плеснула в большие фаянсовые миски нибоши-даши*, о чем-то тихо бормотали друг другу почти на ухо и громко хлюпали бульоном. Самурай, разместив оба меча рядом с собой, разлегся на лавке (она же, когда понадобится, стол) для тех, кто желает заночевать, но не может или не хочет платить за отдельную комнату. Подперев ладонью согнутой руки голову, он, вроде бы, дремал. Дед-сморчок как-то особенно посматривал на него.
- А по мне, и хорошо, что их нет, - его упитанный соратник сыто рыгнул. – Но вот тот зубоскал, что первым взялся задирать господина, так он доводился племянником жене нашего управителя...
- Прискорбно, - вставил в короткую паузу старичок и степенно отхлебнул из своей миски.
- ...и приятелей у него предостаточно...
- Грязь липнет к грязи, - философски отозвался старший.
- ...а мы люди маленькие, мост охраняем, присматриваем, чтобы не было шума.
- Да мышиной этой возни, как ни вертись, теперь не оберешься, - сказал крошечный дед и воззрился на Курокаву.
Круглобокий, как тануки по осени, напарник его подцепил большой кусок жареной рыбы и отправил себе в рот.
- Так вот! – прожевав, сказал он. – Если станет известно, что господин находится под нашей охраной, получится большая свара. О-самурай-сама владеет мечом, точно бог, он-то выживет, а вот мы...
- Разные люди проходят через наши края – дорог-то немного, - старший тоже отведал рыбки, прихватив палочками самую маленькую. – Попадаются среди них и разумные да умелые.
Хитрый у него все-таки был взгляд, у этого ушастого старичка. По крайней мере, так он смотрел на Курокаву. А потом метнул еще один странный взгляд – сидя напротив, не разглядишь толком, что хотел им сказать, - на постояльца-самурая.
- Так что пусть господин идет с миром туда, куда шел, сам по себе, - упитанный Такашигэ тоже очень пристально глянул на Курокаву. – Хорошо?

--------------
*niboshi dashi - 煮干し出汁 – букв. «то, что осталось от супа после варки», бульон из сушеных сардинок, у которых предварительно удаляют головы и внутренности, чтобы избежать горького привкуса.

[Bishop >>>]

Кто из двух торитэ украдкой подсунул деньги, теперь и неважно; не бежать же вдогонку с вопросом. Курокава посмотрел им вслед: две нелепые фигуры почти стер зимний дождь. Дорога, черная полоса среди припорошенных бело-желтых полей, раскисла, но пока еще была видна. Скоро только по высохшим пучкам травы и замшелым бесформенным досоджинам* можно будет различить, где она. Шевельнулось неприятное подозрение, что на берег реки Трех пересечений у подножия Осорэ до больших холодов он не доберется - обидно! Можно было бы напроситься в любой из монастырей - попробовали бы отказать ему в просьбе! - но из опасения не пережить зимы он гнал прочь соблазн.
Сунув руки поглубже в обтрепанные рукава, он собрался и дальше месить грязь, но судьба распорядилась иначе.
- Эт-то... Эй ты, погодь!
Курокава медленно оглянулся. Значит, не так уж далек мыслями был тот постоялец, вышел следом на удивление быстро. Лицом тощий долговязый самурай походил на горную обезьяну, из тех, что любят нежиться в горячих источниках в самый разгар зимы, даже кожа слегка покраснела от ветра. И та же пристальность во взгляде. Только вместо серо-золотистой шерсти добротная темная одежда без монов.

----------
*dousojin - 道祖神- буквально «божество-хранитель дорог», их часто называют так же саэ-но ками (塞の神), божества, которые сторожат границу между нашим миром и миром мертвых. Так же считаются хранителями дорог и путешественников и отгоняют злых духов. В честь их на перекрестках и обочинах дорог, иногда в придорожных святилищах-хокора ставят округлые камни, иногда с изображением супружеской пары.

[Далара >>>]

Незнакомец радостно улыбнулся во все зубы, словно хотел таким образом растопить настороженность.
- Услышал, как ты говоришь, дай, думаю, спрошу: из каких мест? – пояснил он; у самого говор был такой, что покорежило бы распоследнего обитателя Эдо, а хейанские поэты попадали бы в обморок.
- Из Кашима, что в Ибараки. Десять лет был телохранителем при сыне господина Ашина Моришигэ.
Ему скрывать нечего, но что службу оставил - самовольно, без разрешения, чтобы наверняка не вернуться, - не стал добавлять. По эту сторону гор такие подробности уже не имеют значения. Незнакомец... пока незнакомец, пока не названы имена, улыбнулся еще шире, но смотрел так же строго, как раньше. Такой не ударит в спину, но и в прямом бою с ним не просто сладить. Если вообще начнет схватку. Похоже, мечом он пользуется хорошо, но не часто вытаскивает из ножен.
- Иду к реке Сандзу.
- Ашина, да? – весело отозвался скуластый самурай; лезть в драку он точно не собирался. – А я Кидо Кейджи из Мориоки. Не рановато ль ты собрался на другой берег? Молодой же, крепкий, и руки к мечу справно прилажены.
Хоть на обезьяну похож этот Кидо из Мориоки, а быстро сообразил, что на этот вопрос не получит ответа. Ухмыльнулся с пониманием.
- На службе я у господина Датэ Тсунанобу. Так вот есть у меня одно предложение, может, как раз поспособствует тебе в пути.
И, с деревенской бесцеремонностью дыша прямо в ухо, прошептал несколько слов.

OWARI

[SonGoku >>>]

殺生石
Sesshou-seki
КАМНИ-УБИЙЦЫ

Четвертый год Кейчо,*
Провинция Шимоцуке

(продолжение)

При виде обнаженного меча вся серо-бурая шушера присела со страху. Дядька, запинаясь, бормотал что-то, выставил дрожащие руки, то ли отнекивался, то ли пытался создать из них хоть какую преграду. Даже звереныш притих в плетеной клетке. Один взмах – мало – второй. Крестьяне, визжа не хуже тануки, застревая в снегу и карабкаясь из него, разбежались кто куда. Освобожденный комочек меха стремглав промчался к ближайшей сосне.
Ронин мотнул головой, стряхивая какое-то незнакомое, еще не определенное и не названное чувство.
Недоуменно посмотрел себе под ноги. На окровавленный клинок. Опять на скорченное тело. Машинально вытер меч о соломенный плащ и отправил в ножны.
Опустился на корточки проверить... нет, мертв.
Встал, сложил молитвенно ладони, сказал беззвучно нужные слова.
Не собирался. Не думал даже. Но сделал.
И что теперь, хоронить его? Где? В промерзлой насквозь земле или в сугробе?
Хотя бы расплатиться.
Так нет денег даже себе на ночлег.
Тусклое солнце идет к закату на белесом небе, в тон ему снежное покрывало и темно-зеленые до черноты стволы и хвоя сосен. Хоть ветра нет.
Вряд ли записка с обещанием заплатить семье за смерть кормильца хоть как-то утешит вдову, если она есть, и дух усопшего, но ронин все равно свернул исписанный лист и сунул под невзрачный земельного цвета воротник.
Вопрос только, когда он найдет деньги.

-------------------
*1599 год

Сообщение отредактировал SonGoku - 2-02-2012, 14:01