Kono miyona Shinjuku-eki, Эта странная станция Шинджуку

[Fennec Zerda >>>]

Омари-сан отчаянно мечтала о пистолете. Она перехватила взгляд напарника, кивнула ему и прижала к губам палец: "Ни слова!", а затем поднялась с пола. Над самым полом по ногам дунуло холодным сквозняком, Мута поежился; должно быть, тоже почувствовал. Он прижал ладонью пожелтевшие, легкие, будто из папиросной бумаги, страницы и чуть не заорал от ужаса. Чья-то белая до прозрачности рука через его плечо тянулась к медицинской карте.
- Руки прочь! - Омари нахмурилась. - Я - Женщина из Холмов, в жилах моих кровь детей Дану. И это моя добыча!
Призрачная рука замерла, как будто тот, кому она принадлежала, то ли испугался грозного окрика, то ли задумался, а не отступить ли на самом деле. Мута лежал, тихий, как очень крупная мышка, и боялся пошевелиться.
- Морриган в числе предков моих, - голос Омари приобрел многообещающие зловещие интонации. - Та, что вороном слетала на поле брани, та, что смерть даровала тем, кому не даровала победы. А тем, кому не дарована добрая смерть, те обречены на мучения. Прочь! Это моя добыча, это мой мужчина и моя война! Прочь! Песня моя предвещает беду! Прочь, пока я не отпела эту землю и не выклевала глаза цветущим садам!
Духота накатилась волной и рассеяла белесый туманный жгутик.
- Кондиционер сломался, - упавшим голосом произнес Мута.
- Это лучше, чем, если бы сломались мы, - проговорила ирландка, вычищая из голоса грозные интонации богини войны.
- «Асаказе», - повторил Мута на пробу название корабля, с которого все началось. И прислушался, но, кажется, призрак действительно устрашился или решил повременить. На запотевшем старинном зеркале остался блеклый след, как будто кто-то вывел невидимым пальцем: 黒島*

-------------------
*Курошима – буквально «черный остров».

(SonGoku)

[Bishop >>>]

- Черный остров?
- Благодарю, - Омари некоторое время разглядывала иероглифы, отметив про себя, что чувство стиля не изменяет в Японии и духам, и затем повернулась к Муте. - Ты знаешь, что это такое? Понятие или географическое название?
- Не знаю...
Покопавшись в Реальности (в основном, усилиями Муты), они нашли, как минимум, шесть различных мест с таким названием. Необитаемый остров неподалеку от побережья Шикоку с таинственным нашествием крыс со дна моря, еще один из архипелага Яэяма близ Окинавы с чем-то там знаменитым маяком, три ничем непримечательных островка у разных берегов... Мута был готов окончательно упасть духом, когда наткнулся на коротенькую информацию о закрытии паромного сообщения.
- Курошима, - сказал он. – Там что-то произошло шестнадцать лет назад.
- То есть в год пришествия нашего объекта, - Омари улыбнулась. - Найди все, что сможешь и желательно больше того. Я не верю в совпадения.
Спалось на удивление хорошо. Омари удалось отключиться от действительности и она, свернувшись клубком, спала глубоко и без снов. Было тихо: духи больше не беспокоили ее, Мута словно испарился... Мута? Испарился?! Ирландка резко открыла глаза и села прямо. Отсутствие напарника-японца бросалось в глаза, неожиданно пустое пространство комнаты доставляло привыкшей к Муте девушке почти физическое неудобство.
На полу возле скатанного футона лежал открытый ноутбук. Крохотный мирный клочок зелени посреди океана, завиток облака. Под фотографией висел открытый файл: «остров Курошима, длина береговой линии 20,1 км, общая площадь 15,57 кв. км, население до 1999 года 213 человек...», на клавиатуру прилеплен желтый квадратный листок, на котором округлым детским почерком было старательно выведено по-английски сообщение, что данные крайне скудны, а он, Мута, отправился в порт узнать про крейсер «Асаказе». Ирландка наскоро привела в порядок тело и мысли и села за ноутбук. Данных по Черному острову действительно было весьма мало, но удивляться этому не приходилось, учитывая малую величину острова и редкое население. Во всяком случае, до девяносто девятого года. Все упиралось в этот год!

(помогаю выкладывать)

[SonGoku >>>]

Напарники вместе направлялись к побережью: худая невысокая ирландка чуть впереди, быстрым легким шагом, объемистый японец следом, неторопливо, степенно и с достоинством. Так они добрались до залива и остановились, чтобы осмотреться.
- Ох, Мута, какой ты все-таки молодец! - Омари повернулась и одарила напарника улыбкой. - Пока я дрыхла, ты уже все разведал! Сокровище!
Мута, разумеется, тут же смутился. Наблюдать, как этот огромный человек разве что не ковыряет застенчиво носком землю, было забавно, но не очень привычно. Хотя Омари предположила, что к концу их странного путешествия она будет легче переживать это необычное зрелище. Длинный мол разрезал воду залива, точно нож; с противоположного берега ему навстречу выдвигался его брат-близнец, они отличались только цветом небольших маяков. Башенка справа (если смотреть с заходящего в порт корабля) радовала взгляд красной краской, башенка была словно выточена из огромного куска рафинада. Еще одна бетонная стена защищала гавань, поднимаясь из воды чуть дальше в море, но туда можно было добраться только на лодке.
Здесь было чуть прохладнее, чем в перегретом солнцем городе, зато каждый вздох океана ощущался мощнее. Через пролив прятала голову в облаке Сакураджима. Мута указал на рыбаков в широких соломенных шляпах, свесивших ноги с мола и сгорбившихся над удочками:
- Кто-то из них.

[Fennec Zerda >>>]

(SonGoku)

Он расположился на моле и рыбачил, как все. И как все же довольствовался кусочком одиночества, размером ровно от плеча соседа слева до спины соседа справа. Но, несмотря на присутствие других людей, Сайто Рюскэ был один и владел всем заливом, так как безраздельно владел собой. Самообладание было для Сайто категорией важнейшей, старому человеку надлежало пребывать в покое. Размышляя об этом, отставной врач смотрел в воду, отрешась от земного. И тут сзади кто-то сказал:
- Извините.
Сайто повернул голову, глянув на источник голоса, чтобы удостовериться, что обращаются действительно к нему. Оказалось, к нему.
- Чем вам помочь? - Сайто опустил удочку чуть ниже.
Мимо неторопливо прошел бело-синий паром Marix line с черной надписью «Queen coral 8» на борту.
- Извините, - повторил молодой человек, по размерам сравнимый если не с Сакураджимой, то с башенкой маяка, и протянул старый выцветший снимок. – Вы его знаете?
Мальчишка на фотографии – лет тринадцать, не больше, - как подростки, в его возрасте, смотрел на окружающий мир недоуменно.
- Вы позволите... - Сайто взял фотографию и, прищурился, держа ее на отлете. - Боюсь, что... Хм.
Пожилой врач вытащил из нагрудного кармана очки, и посмотрела на изображение сквозь линзы.
- Совенок. Это Совенок, да, я помню мальца. Кажется, я сам делал этот снимок. А может, у него всегда такой вид...

[Далара >>>]

Токио, Шибуйя, Хиро-о
Церковь Святого Михаила
Очень раннее утро 19 июня 2015 года

В дальнем углу, незамеченный мальчишками, кто-то тихо недоверчиво хмыкнул, закрывшись найденной здесь же на подставке библией. Чтобы оставаться невидимым, ему приходилось почти лежать, так, что колени упирались в деревянную спинку передней скамейки. Отблеск свеч в алтарной части золотил седые коротко стриженые волосы.

Он признал, что на этот раз не выпутается, но - когда было поздно. Ни назад повернуть, ни улизнуть в подготовленную лазейку, ни сдаться... К его чести, можно было сказать, что ничего такого ему даже в голову не пришло, а о путях отступления Бо понятия не имел. Никакой экзотики, он влипал не впервой, но сегодня - перегнул палку.

- Это что-то новенькое, Бо, - в короткой паузе сообщил Торабэ, поразмыслил и сменил музыкальное сопровождение на более напряженное. - Ты когда-нибудь пробовал не попадать в неприятности? Можешь не отвечать, вопрос риторический.
Бо со вздохом развел руками, он не был уверен в успехе.

Он узнал ее сразу, - хоть никогда не был здесь, - обледенелую бесконечную пустошь под черным зеркалом неба. Пласты старой защиты, побелевшей от давности, наслаивались на голубовато-прозрачные, не смешивались, но превращали равнину в мозаику абстракциониста. Как пластины старинных доспехов, они перекрывали друг друга, защищая хрупкую уязвимую суть. Специалист нашел бы изломы, указал слабые точки, "ледоруб" обшарил бы каждый квадратный сантиметр в поисках трещин-калиток. Бо - лишь сидел, привалившись к покрытому инеем валуну, одному из тех, что складывались в виадук, и смотрел, как тают снежинки. Их сдувало с каменного моста, что прямой линией перечеркивал ледяную пустыню.

(Биш, Кысь и я)

[Bishop >>>]

- Такое могло присниться только тебе, - фыркнул Торабэ и взял трагический аккорд. - И что, ничего не делал, пока не замерз и не проснулся в собственной постели под кондиционером, а?
Бледный и тощий, как былинка, юный собеседник Бо заснул на скамье, подложив руки под голову, и оставался только Кио. Который был куда менее приятен как слушатель. Но рассказчик уже не мог остановиться.

И тогда ему было видение... Оно родилось из обиды, из вибрации камня - он чувствовал лопатками, как подрагивают черные валуны, из которых был сложен виадук, - из гудения на басах ветра.
Затянулись каменной кружевной паутиной стрельчатые окна-бойницы. Плоское небо укрылось за облаками, устыдившись своего однообразия. А потом Бо сообразил, что дело вовсе не в этом - просто с шорохом развернулось, раскрылось на полный размах то, что раньше он принял за плащ. Каждое перо было шириной в мужскую ладонь, а длиной почти в локоть; маховые резали морозный разреженный воздух не хуже кинжалов, это они басовито гудели при взмахах, отзываясь на музыку ветра. Они столь же мало напоминали куцые голубиные крылышки с рождественских открыток, как и их обладатель - розовощеких пухликов-ангелочков с младенчески толстыми круглыми попками. Одного их удара хватило бы, чтобы мир затрещал по швам.
Старинные легкие доспехи не сковывали движений крылатого существа, одежды струились жгутами предутреннего тумана, из которого, похоже, и были сшиты...

- Меч? - Бо нахмурился, почесал обеими руками в путанице косичек, сбив повязку, что стягивала всю копну, на один бок. - Нет, не помню. Но ведь должен же быть у него меч, правда, раз в другой руке он держал щит?

(втроем... опять!)

[Кысь >>>]

Незамеченный до сих пор наблюдатель поморщился в темноте.
- Бо, ты - поэт, тебе нужно писать песни для группы, - восхитился тот, чьи пальцы ласкали клавиатуру старого музыкального инструмента, и непонятно было, язвит он или говорит всерьез.
- Ты уверен, что эта музыка и эта поэзия совпадут? - тихо поинтересовался "спящий" заморыш.
Он действительно задремал, и сквозь серо-стальные картины пятого уровня одновременно проступал привычный ультрамарин одной из разработочных "комнат". Волнообразные тени на синем фоне наводили мысль о северном море летом, но - песок не менял очертания с каждой секундой. Из застывшей "воды" невысоких дюн выступали острые каменные клыки. Если долго смотреть внутрь песка, можно было различить зелень в самой глубине цвета, словно сквозь воду. Если долго смотреть на небо, оно могло на мгновение показаться карминно-красным. Здесь создавались вещи, требующие неспешной работы.
В этот раз в неподвижном, холодном, прозрачном воздухе рождался не образ, а звук. Прабабушка сякухачи, огромная, ледяная, холодная, глубокая, словно море в сезон штормов, была благозвучна и невыносима, отпугивала и звала куда-то, уходила вниз и неожиданно обрывала пронзительные высокие ноты. Сон перехлестывался с рассказом, и музыка, рожденная одновременно обоими, мгновенно согнала остатки дремоты, наградив ознобом взамен.

Создание света с крыльями, сотканными из предутренних сумерек, рыцарь дня из мальчишеских снов - он стоял, не касаясь босыми ногами обледенелой равнины, и протягивал руку. Бо стучал зубами от холода и страха, он боялся пошевелиться, спугнуть и остаться здесь в одиночестве. Он боялся прикосновения - что оно будет ледяным, точно камень, к которому Бо привалился и, похоже, примерз. Губы под корочкой инея онемели, не шевелились.
Но пальцы, сомкнувшиеся вокруг его запястья, оказались почти горячими.

[SonGoku >>>]

Торабэ перестал играть. Затухающее эхо последнего аккорда прокатилось под сводом церкви и замерло в дальнем углу.
- И как по-твоему, кто это был?
Бо кивнул со счастливой улыбкой и зажмурился - как ребенок при сладком воспоминании.
- Первый среди небесного воинства, кого чтят даже ангелы, - сказал он.
- Ты так уверен, как будто он дал тебе визитку, - недоверчиво отозвался Кио.
- Почему нет? - Рен тряхнул головой и сел на жесткой лавке, потирая плечо.
- Quis ut Deus*, - хмыкнул неунывающий Бо.
С латынью он был не в ладах, вышло не совсем так, как положено в оригинале, но – узнаваемо.

Когда он снова открыл глаза, небо было по-прежнему плоским – только белым, с побелкой и желтоватым размывом вдоль трещинки. По окну метались тени деревьев.
- Ты очнулся, - с осуждением сказала круглолицая, толстощекая девочка.
Она сидела на корточках у стены и была на пару лет старше. И, наверное, поэтому оставляла за собой право читать нотации.
- Смотри, что ты наделал! - девочка отдернула непрозрачную тонкую занавеску.
Человек на соседней койке был похож на незавершенную мумию. Бо сморгнул - нет, на рыцаря. Грудь сковывала гипсовая кираса, руки в повязках, как в прочных наручах; сломанным крылом свесилась сбившаяся простыня.

Рен невольно рассмеялся - тихо, едва ли не шепотом, только блеснули в полутьме зубы. Но слушать не перестал.
______________________-
* Quis ut Deus – букв. «кто как бог», перевод на латынь имени מִיכָאֵל (Микаэль)

(А теперь еще и я есть, но только очень немного, ун)

[Кысь >>>]

- Я?
Бо растерялся - впервые в жизни. Девчонка крепко схватила его за руку и выволокла с койки. Бо зажмурился в предчувствии боли, он не успел забыть, как ноги, обутые в тяжелые ботинки на толстой подошве, месили его, точно осеннюю раскисшую глину. Он почти был уверен, что рука снова хрустнет, выворачиваясь под неправильным углом, и невозможно будет сделать вдох из-за сломанных ребер. Бо украдкой потер грудь - там не ныло.
- Да я его даже не знаю! - возмутился он, попробовал выкрутиться, все напрасно, девочка держала крепко.
Но - взглянул еще раз и засомневался.

Слушатель смотрел с улыбкой, словно забытой на тонких губах по небрежности. Внимательно. Дружелюбнее, чем за все недолгое время знакомства, словно только сейчас заметил в Бо что-то, выделяющее его из череды сегодняшних недолгих встреч. И одновременно - сквозь рассказчика, куда-то в глубь видимой только ему картины.
- На нем были - твои доспе?.. - неожиданное предположение застало самого Рена врасплох, и он пристыженно сглотнул конец фразы. - Извини. Продолжай, пожалуйста.
Бо впервые не поспешил с ответом, кивнул.
- Вот именно, - сказал он. - Вот именно.

[Далара >>>]

Ангел - не сброшенный с небес чужой волей, а добровольно сложивший крылья, чтобы рухнуть вниз камнем и быстрее достичь земли. Демон, что запутался в силках, расставленных человеком. Какая разница, кем он был? Круглолицая девочка поправила свесившуюся до пола простыню. Бо хотел остановить ее: не надо, пусть ангел останется ангелом, не превращается в больного, искалеченного человека. Но ощущение не исчезло, и он промолчал.
Разумеется, он не поверил - сначала. Даже, когда врач, обследуя его, удивленно приподнимал брови, покашливал с намеком, поглядывал на вновь задернутую занавеску, у которой несла добровольную стражу девочка.
- Ничего не понимаю, - сказал он.
- Я - тем более, - словно эхо, откликнулся Бо.
Круглолицая девочка фыркнула.

- Хочешь сказать, он тебя вылечил? Когда сам - больной и даже не просыпался? Это сказки, Бо.
Торабэ звучал разочарованно. Он отвернулся к клавиатуре и заиграл снова. Что-то сложное, многозвучн
ое настолько, что трудно было распознать мелодию.
В стельчатые, с витражами, окна заглянули первые нерешительные лучи солнца, бросили на стены разноцветные блики. Неизвестный в дальнем конце зала, не желая быть увиденным, лег на скамью, вытянул, наконец, затекшие длинные ноги. Достал из нагрудного кармана рубашки крошечный блокнот и сделал запись. Убирать он его не стал.
- Это - не сказки! Врач сказал, что святой отец принес меня в больницу, что все подумали, будто ничего нельзя сделать, потому что уже слишком поздно. У него рука была потом сломана точно так же, как у меня! - в голосе Бо прозвенели злые слезы, кудлатый вытер нос кулаком. - А у меня - все прошло.

(опять все вместе)

[Bishop >>>]

Он закатал рукав, на темной загорелой коже давний шрам казался очень белым. Кио делал вид, что ему не интересно, но, стараясь не поворачивать голову, скосил взгляд.
- Ты говорил, что отец Масаюки – эмпат. Но сочувствовать и забирать у кого-то... – он замешкался, подыскивая слово, - повреждения это не одно и то же. И вообще физически невозможно.
- Знаю, - кивнул Бо. - А как он это сделал - не знаю. Я не специалист, и вообще был в отрубе. Спроси Мику, она была там. И все видела.
- Скажи мне, Марс существует? - улыбнулся музыканту в полутьме Рен.
Торабэ перевел на него взгляд с таким видом, как будто впервые заметил его присутствие.
- Какое мне дело до Марса?
- Вот именно, - снова улыбнулся, словно удачной шутке, его собеседник. - Кто он, Бо?
Патлатый рассказчик указал на витраж - первый от алтаря, по левой стене, - там распахнул черно-белые, как с подпалинами крылья ангел в серых доспехах. Цветные стекла отмыли дожди, и надпись, что обычно была незаметна, спрятавшись в тенях и пыли, засияла, когда первый солнечный луч добрался до их переулка: "Princeps militiae coelestis quem honorificant angelorum cives"*.
Рен надолго замолчал. Два образа совмещались плохо, но - совмещались, и это заставляло дрожь бежать по позвоночнику. Хотя, может быть, просто воздух остыл к утру... В рассказанном было очарование, но это не было очарованием сказки. Скорее из тех чудес, которые просто не хочется опровергать. Особенно на рассвете в церкви.

Позже Мика развешивала во дворе только что выстиранные трусы и майки - Бо поручили держать тяжелую корзину с бельем, - а Торабэ дремал в тени дерева, и даже разыгравшиеся ребятишки, что тормошили нового для них человека, не мешали ему.
- Я дал слово, - произнес Бо.
Он смотрел мимо всех - в сторону или совсем в никуда.
- Я дал слово, что отец Масаюки не умрет в больнице. Только не там.

****************
*Princeps militiae coelestis quem honorificant angelorum cives – «Первый среди небесного воинства, кого чтят ангелы» (лат.)

(minna!)

Сообщение отредактировал SonGoku - 19-08-2010, 12:12

[SonGoku >>>]

Борт DDG-169 «Асаказе»*
1999 год

Вымытый, накормленный и поэтому чуть сонный найденыш напоминал взъерошенного птенца. Темные глаза на половину круглого, как будто его очертили циркулем, лица и тонкий, чересчур длинный нос лишь усиливали сходство. Ради предосторожности одежду у него отобрали (запаянная в пластиковые пакеты, она ждала отправки или к экспертам, или в мусоросжигатель), а перепуганного мальчишку доставили из душа в лазарет завернутым в одеяло. Сейчас он сидел на койке в одолженной у боцмана – под расписку – синей, слишком большой для него робе и молчал.
Всех желающих поглядеть на находку лазарет не вмещал, а корабельный лекарь, который и без того нервно реагировал на визит в его маленькие владения, мог в любую секунду потерять остатки терпения. Кто-то принес вислоухого плюшевого зайца в матроске, кто-то раздобыл на камбузе яблоко, кто-то поделился шоколадкой, а пожелавший остаться неизвестным доброжелатель – сладкими данго из домашних запасов. Найденыш сгреб все подарки, как совенок - мышей.

- Я так до сих пор и не понял, как мы смогли его обнаружить тогда. "Утренний ветер" шел с патрулирования, когда все случилось... Впрочем, что там случилось? Узнаем ли мы когда-нибудь? - старик растянул сухие губы в ухмылке и отрицательно покачал головой. - Это не для наших глаз. "Утренний ветер" принял лишь отголоски того гнева богов, но этого хватило, чтобы через какое-то время наши радары сошли с ума. Я не видел сам, но матросы говорили, что в нескольких милях от нас всплыла подводная лодка. Конечно, мы отправились туда. Но...

_____________________________
*Asakaze - 朝風 – букв. «утренний ветер»

(мы с Фенькой!)

[Fennec Zerda >>>]

Старик поднял палец, привлекая особое внимание к своим словам, - никакой подводной лодки там не было. Была простая рыбацкая лодка, а в ней полуживой Совенок. Как радары могли уловить несуществующий сигнал? Я не знаю... Я не могу понять...
Старик посмотрел на мору щурясь так, что глаза его казались совсем закрытыми.
- Я тогда был моложе и точнее в словах и делах. И еще тогда у меня было больше дел, чем сейчас, а слов меньше. Это меня угнетало. Я писал много писем, которые мне некуда было отправить... У меня не было семьи и не было того, кого я мог бы назвать другом. Я был моложе, но я не был счастливее, чем сейчас. Я осмотрел мальчишку, у него был шок, да исцарапанные коленки. Обычный парнишка из рыбацкой деревни, не соображал почти ничего от ужаса, но ел до отвала. У него тоже было много дел и мало слов. А те слова, что у него имелись, ему уже некому было сказать. Мы были похожи...
Врач посмотрел на снимок и вернул его Муте.
- Мы отдали его в больницу на берегу. От нас ему достались полные руки подарков, да прозвище. Я сделал это фото. Несколько лет я писал ему письма, которые некуда было отправлять, и каждое начиналось со слов "Дорогой племянник", словно нас породнило море. Он и не помнит меня, должно быть. Но мне приятно знать, что где-то по земле ходит Совенок Утреннего Ветра. Как будто что-то теплое пригрелось в ладонях.

(SonGoku)

[SonGoku >>>]

Поесть Мута любил, а поскольку большие рестораны его пугали, то счастье привалило круглосуточному магазинчику на углу. Притихшие кассиры в почти священном ужасе благоговейно наблюдали, как рослый гигант протискивается в узкие проходы, методично перекладывая продукты в корзину. Спустя каких-то полчаса Омари и Мута сидели на набережной, разложив на расстеленной салфетке добычу, поедали нигири* и насаженную на деревянные шпажки жареную рыбу, запивали пивом и наблюдали, как на чернильно-черном фоне острова-горы посреди залива перемещаются огоньки рыбацких баркасов.
- Красиво, да? - спросила Омари и добавила без перехода. - Мне понравился этот старый человек. Но он грустный.
Мута кивнул; ему тоже пришелся по душе отставной военврач, единственным близким человеком которого оказался тот, кто, должно быть, не помнит о нем.
- Это очень печально, - согласился гигант, разворачивая упаковку с жареными шариками такояки*. – Ему не с кем поговорить.
- Куда мы отправимся дальше?
Набив рот новой едой, Мута вытер жирные пальцы и выудил из кармана сложенную вчетверо распечатку. В свете желтого фонаря можно было разобрать ровные газетные строчки (сверху вниз) и две размытые фотографии.
- Госпиталь здешнего университета, - пояснил напарник Омари, расправляясь с остатками ужина.
- Госпиталь университета, - Омари покивала. - Хорошая там охрана по ночам?
Мута пожал плечами, под широкой легкой рубашкой волнами прокатились мышцы; зрелище было бы впечатляющее и жутковатое, если бы не полутьма.
- Мы пойдем туда поговорить с медсестрой.
- С этого все обычно и начинается, - проворчала ирландка.

------------------
*nigiri - 握り – букв. «в горсти», слепленные из вареного риса колобки с начинкой из рыбы, а иногда совсем без начинки, любимая закуска на пикниках и просто так подкрепиться.
*takoyaki – 蛸焼 – букв. «жареный осьминог», поджаренные клецки из кусочков осьминога, теста, остатков темпуры и имбиря; сделались популярны сначала в Осаке, где их с 1935 года продают на уличных лотках, а затем по всей Японии.

(с Фенеком)

[Fennec Zerda >>>]

В гостиничке (язык не поворачивался назвать этот уютный компактный домик отелем) их ждал узкий пухлый конверт из блекло-желтой плотной бумаги. Ни адреса, ни имени, внутри пачка перевязанных лентой писем и записка.
- Нас просят передать их Совенку, когда мы отыщем его, - перевел для Омари Мута.
Для того чтобы отослать факс в Токио, пришлось шагать в небольшую лавочку на углу, она работала круглосуточно. Заодно Мута прикупил еще пива.
- Интересно, обрадуется он письмам? - Омари задумчиво разглядывала что-то, запрокинув голову. - Странно, как будто есть два Совенка - тот, которого я видела тогда возле метрополитена и тот, которого вытащили моряки. Их два, и они совсем разные...
- Как бы их не оказалось еще больше... – обеспокоено пробормотал Мута, присаживаясь на широкий, еще теплый каменный парапет; камень был шероховатый и чуть-чуть влажный. – Ты встречалась с ним? Какой он?
Пиво зашипело и попыталось вырваться из вскрытой банки, Мута торопливо спрятал желтый пакет в карман, чтобы не запачкать.
- Я, наверное, плохо умею рассказывать. Я молилась тогда об ушедшем, а он молился вместе со мной. Что я могу сказать? В какой-то момент мне показалось, что мы в самом деле провожаем душу того человека в долину смертной тени и идем шаг в шаг. И когда я коснулась его, мне стало спокойнее, как будто что-то липкое и тяжелое слезло с моей души от одного только прикосновения, - Омари замолчала, а затем сказала с усмешкой: - а еще он очень симпатичный мужчина!
Мута хмыкнул – в темноте это прозвучало так, будто бегемот, примостившийся рядом с Омари, озадаченно хрюкнул.
- Мало данных, - пожаловался толстяк. – Ненавижу, когда мало данных.
Их «улов», и правда, трудно было назвать изобильным, но, как заметил оптимист Мута, у них все еще имелся след. Невнятный, затертый, остывший за давностью лет, но, по крайней мере, он куда-то вел (пока что – в госпиталь при местном университете), и возможно, они что-нибудь да отыщут.
- Интересно... какие дела у них с боссу?
- Боссу твой тоже очень странный человек, - Омари приложила титанические усилия, чтобы фраза звучала как комплимент.


[и всегда двое нас - Дарт СонГоку и Дарт Фенек...]

[Далара >>>]

Токио, 2-1-2 Касумигасэки
20 июня 2015 года

Вид сквозь стеклянные двери начальственного кабинета походил на пантомиму: голосов не слышно, но все знаки тела ясно видны. Подружки-работницы подкатили кресла на колесиках и, шепча друг дружке на ухо и подталкивая в бок, устроили себе зрительный зал. Та, чьи волосы были забраны в хвост на затылке, «болела» за подчиненного, обладательница роскошных черных кудряшек ставила на главного. Мужской разговор кончился взаимными поклонами, и дамы прыснули в стороны, каждая к своему терминалу. Перемигнулись, когда Кетсу закрыл за собой дверь – обе заметили недовольство и даже признаки расстройства на его лице. «Кудряшка» спряталась за свой монитор, но хохотушка с хвостиком оказалась более смелой.
- Не дали вести расследование? – почти сочувственно спросила она.
- Наоборот, - мрачно ответствовал ее коллега.
- Тогда почему такая трагедия во взоре?
К ее удовольствию на узком, смахивающем на морду холеной борзой, лице промелькнули неуловимым калейдоскопом эмоции. Это всегда было интересно наблюдать у чересчур закрытого коллеги.
- Им нужен скорейший результат.
- Быстрая проверка и вовлечение без постепенной подготовки? – догадалась хохотушка. – Сочувствую.
- Чему? – холодно поинтересовался Кадзуя, усаживаясь за свой стол.
- Любовь отменяется, - констатировала «хвостик».

[SonGoku >>>]

Токио, 2-1-2 Касумигасэки
21 июня 2015 года

В высоких стеклянных дверях отражалась вся улица. До того момента, как они разъехались в стороны, пропуская высокого поджарого человека в полном деловом облачении, несмотря на жару. Бесстрастный взгляд камеры слежения зафиксировал его прибытие. В массе светлых рубашек и черных пиджаков его выделяли яркий галстук и изысканная вишневая оторочка рукавов пиджака.
Пройти через большой холл под собственным перевернутым отражением в зеркальном потолке, приветственно кивнуть дежурному за стойкой информации – полторы минуты. Лифт до восьмого этажа – пятнадцать секунд. Гибкая пластиковая ключ-карта для прохода в коридор с редкими матовыми дверями и без единого окна. Еще одна карта и цифровой код, чтобы открыть дверь в зал Четвертого отдела. Здесь ничто не отличается по виду от обычного офиса крупной компании – столы, компьютеры, бумаги, строго одетые сотрудники, кондиционеры и камеры под потолком.
Семь человек присутствуют, еще десяток на выезде. Кетсу сбавил шаг, вгляделся в незнакомое лицо. Да нет, знакомое: бывший подопечный, гениально сортирует и объединяет данные. Пять лет учился в университете за границей. Значит, решил после окончания работать в отделе. Ничего нового, почти все сотрудники попали сюда точно так же.
- С возвращением, - сказал ему Кадзуя. – И добро пожаловать.
Тот робко улыбнулся, став похожим на шиншиллу. Нужно будет спросить его бывшего куратора, как зовут юношу.
У себя на столе Кетсу обнаружил стопку листов – бюрократию никто не отменял. Рядом в конверте лежали отпечатанные в нескольких экземплярах фотографии. И еще один конверт – не такой пухлый. Заключение медицинской лаборатории. Этот конверт Кадзуя вскрыл первым. Быстро пробежал взглядом строчки и перечитал уже внимательно.

(царь обезьян как вдохновитель вообще и помощник в выкладке в частности)

[Далара >>>]

- Что-то тебя не видно в последнее время, - раздался рядом ехидный голос. – Сильно занят, поди.
- Да, сильно, - безэмоционально ответил Кадзуя, но улыбку долго скрывать не получилось. – Здравствуйте, Такемура.
Круглолицый невысокий, но широкоплечий, человек бесцеремонно устроился на краю стола. Заглянул в бумаги в руках у младшего коллеги; Кетсу не стал закрывать их. Такемура был уже в годах, но скорее напоминал бывалого пирата, чем сотрудника государственной компании. Пиджак, белая рубашка и брюки со стрелками не спасали положение. Таким он был не всегда, когда-то его невозможно было в метро отличить от прочих белых воротничков. Кадзуя за все время знакомства ни разу не спросил, что побудило старшего так измениться. Он счел это личной тайной.
- Странное что-то у тебя там написано, - прокомментировал тот.
- Результаты анализа крови. Подозреваю, что именно этот человек виноват в катастрофе в Шинджуку. Но можно ли назвать его человеком...
- Определяет нас не только кровь.
- Знаю, - вздохнул Кетсу и аккуратно вложил листы обратно в конверт.
Новая информация представляла святого отца в новом свете, требовалось обдумать, как поместить ее в уже нарисованную картину.
- В новостях трагедия – главная тема дня и сегодня.
- Угу... – Придется отложить размышления. – Неудивительно. Такое невероятное потрясение.
Кадзуя поморщился, провел рукой по лбу, вытирая неожиданный пот. Выложил на стол из сумки сгоревший ноутбук, который принес только сегодня. Темный пластиковый корпус кое-где пошел волнами.
- Был там? – без упора и волнения поинтересовался Такемура; и правильно, что уже волноваться сейчас?
- Рядом.
- Подглядывал за своей «любовью»?
- И вы туда же, - неожиданно зло огрызнулся Кетсу. – Кстати, эта кровь принадлежит ему.

[SonGoku >>>]

Старший коллега (не совсем, работали они в разных отделах) приподнялся, хлопнул его по плечу и уселся обратно.
- Ты умеешь находить самородки, - весело скалясь, подначил он. – Дашь посмотреть на красавчика?
Младший вздохнул и загрузил досье, которое к тому времени собрал на Тойохару – далеко не полное. Множество «белых пятен» и подписей «неизвестно», «недостоверно». С лица Такемуры сползла улыбка, читал он уже вполне серьезно.
- Кто бы мог подумать, что им займешься именно ты, - наконец произнес он задумчиво.
- Вы его знаете?

Клиника Одаширо, Кагошима,
1999 год

Маленький пациент внес в размеренную жизнь провинциальной больницы значительную долю разнообразия. Вокруг жили люди, привыкшие к непогоде, и они не обращали внимания на тривиальный насморк или легкий кашель. К врачу они обращались только в том случае, когда дальше терпеть боль уже невозможно или недуг не получается вылечить дома.
Мальчишку прозвали Совенком не только за привычку молчать, нахохлившись, и в ответ на любой вопрос медленно и бестолково опускать тяжелые веки. Он упрямо не хотел ни с кем общаться; сласти, которыми его в изобилии снабжали медсестры, не покупали его доверия и расположения, но в общем-то он не доставлял никому особых хлопот, не капризничал и охотно помогал, когда требовалось привезти из кухни тележку с обедом для больных или раздать лекарства. По мнению Мори Юраку, заведующего отделением, мальчик вел себя даже излишне серьезно. Почти что как взрослый.
Но он не был ангелом. Определенно.
Вот уже пять дней каждое утро начиналось с проверки, на месте ли маленький пациент, и продолжалось поисками его очередного укрытия. Совенок проявлял в этом вопросе завидную изобретательность.
- И не подозревал, что у нас столько укромных мест, - всякий раз удивлялся Мори-сенсей, когда мальчишку извлекали из новой норки.
Впрочем, сегодня найденышу стать причиной настоящего переполоха.

[Далара >>>]

Незнакомца заметили сразу. Не то чтобы он выделялся в толпе (как раз наоборот, его не так то просто было заметить), но здесь все знали друг друга, и старшая медсестра, которая прожила в первом чомэ* Кагошима-мачи все свои пятьдесят с лишним лет, была уверена, что ни разу в жизни не встречала этого невысокого круглоголового человечка в старомодных очках.
- Могу чем-нибудь вам помочь? - спросила она, не слишком уверенная, что ее помощь действительно потребуется.
Февральский ветер трепал простыни на веревках. Человечек снял европейскую шляпу, сразу сделавшись еще круглее, поклонился и быстро вернул головной убор на место. Оттопыренные уши остались торчать в стороны. Из внутреннего кармана короткого дорогого пальто вынул визитницу и протянул гладкий кусочек прямоугольного картона медсестре.
- Такемура Наоки, - представился незнакомец, одной рукой придерживая шарф.
Не местный, скорее всего, столичный: его выдал слишком чистый и строгий говор, одежда, какую здесь носил разве что городской глава.
- Я из министерства образования, - добавил необычный посетитель, видимо, убоявшись, что женщина не сумеет прочесть некрупный шрифт. – Мы работаем с сиротами и детьми из необеспеченных семей.
Он поправил сползшие на кончик носа очки.
- Нам сообщили, что к вам недавно попал неизвестный мальчик. Я бы хотел поговорить с ним.
- А, так вы за Совенком! – оживилась старшая медсестра. - Мори-сенсей пытался найти какие-нибудь сведения о нем, но у нас тут все по старинке...
Как и предполагалось: постель смята и пуста, тонкое одеяло небрежно отброшено в сторону. Медсестра заглянула на всякий случай под койку; больше ради успокоения совести, чем в ожидании найти там пропажу.
- Он никогда не прячется в одном и том же месте дважды, - сообщила она посетителю.

---------------------
*choume - 丁目 - (букв. "улица, застава" и "глаз") городской квартал

(теперь писали вдвоем ^^)