Kono miyona Shinjuku-eki, Эта странная станция Шинджуку

[SonGoku >>>]

Искали они долго и тщательно, проверяли каждый угол. Вернее, искала женщина, Такемура послушно следовал за ней, потея в пальто, но не решаясь снять его и оставить где-нибудь; правительственный служащий чувствовал себя неуютно в почти деревенской больнице, так далеко от привычного Токио. Кухня, склад продуктов, комната медсестер, комната ожидания посетителей – нашлась и такая, с телевизором в углу и множеством растений – не принесли удачи. Казалось, искатели ходят по коридорам бесконечно, сворачивают за углы, поднимаются и спускаются по лестницам, заглядывают в двери. Менялись только таблички.
Пахнуло мокрым тряпьем, нагретым металлом и паром. Стало жарко. Такемура вытер пот со лба платком в крупную клетку.
- А! – обрадовалась старшая медсестра. – Вот ты где!
Беглец устроился среди тюков с грязным постельным бельем, сидел, крепко обхватив колени руками. Медсестра достала из кармана заготовленный заранее карукан*, разорвала упаковку и протянула сладкий рисовый шарик мальчишке, чтобы выманить его из укрытия.
- Только не делайте резких движений, пожалуйста – вполголоса предупредила она.
- Хорошо, - ответил шепотом Такемура.
Он разглядывал мальчишку, похожего больше на какого-то зверька, чем на сову, и, наконец, определил словами свое ощущение - танучонок осенью. Уже оброс так, что из-под лохматой с рыжеватым отливом челки только блестят круглые влажные глаза, но еще не нагулял жирку к зиме. Руки вон какие тощие, хотя ладони по-деревенски крупные.
- Выйди к нам, пожалуйста, - попросил Наоки.
И присел на корточки, чтобы казаться меньшей угрозой.
_____________
*karukan - 軽羹 - (букв. "легкий горячий супчик"), пончик из рисовой муки с начинкой из сладкой бобовой пасты; широко распространен на острове Кюсю, считается традиционным лакомством в Кагошиме.
(ун-ун!!!)

Сообщение отредактировал SonGoku - 30-09-2010, 11:58

[Далара >>>]

Под пристальным взглядом темных глаз становилось почему-то неуютно. Мальчишка расцепил чумазые пальцы и потянулся к угощению, но медсестра чуть-чуть отодвинула руку; не так, чтобы найденыш посчитал, что его бессовестно дразнят, всего лишь на сантиметр, так чтобы не сразу достал. Минут пятнадцать таких упражнений и увещеваний, и беглец был извлечен в коридор. Медсестра перевела дух и с трудом высвободила подол кофточки.
- Не бойся, - сказала она. – Этот человек пришел за тобой.
Мальчишка жевал карукан, не спуская мрачноватого взгляда с Такемуры.

Разговор долго был односторонним. Государственный служащий сидел, скрестив ноги, на полу в укромном углу перед мальчиком – так, чтобы тот понимал, что может уйти в любой момент, - и говорил. Трудно было понять, внимал ли ему единственный слушатель, но, по крайней мере, не убегал. Наконец Наоки перешел к самой существенной части своей речи:
- В Токио обеспокоены тем, что дети оказываются без пищи и крова, без будущего. Поэтому существует специальный отдел, и задача его сотрудников состоит в обеспечении всего этого потерянным или брошенным детям. У каждого человека есть талант, хотя бы один. Мы хотим, чтобы талант этот раскрылся как можно ярче. И у тебя есть талант. Возможно, несколько. И ты можешь развить их. Можешь приносить пользу другим. И главное, - Такемура наклонился ближе к сосредоточенному нахохленному мальчонке «танучонку», - ты можешь быть счастливым. Настолько, насколько захочешь сам.
Ответственный момент.
- Ты хочешь изменить свою жизнь?


(опять мы)

Сообщение отредактировал Далара - 30-09-2010, 11:54

[SonGoku >>>]

Церковь св. Михаила Архангела,
2-1-7, Хиро-о, Шибуйя


Запах дерева. Он был сильнее прочих, его не забивал даже сладковатый аромат, который всегда приносило из ризницы, стоило не прикрыть дверь плотнее. Сейчас она была распахнута настежь, а за отодвинутой рамой окна видно было, как металась по второму этажу чья-то тень. Тень была широкая, приземистая, и в рясе больше походила на весьма упитанное пугало.
- Отец Цуцуи?
Оклик на пробу утонул в звонкой тишине. Юки снова закрыл глаза, сосредоточился, но спокойствие не вернулось; были апатичная пустота и усталость, и дыхание, клокотавшее в горле. Сложенные ладони для молитвы казались ледышками, между сведенными бровями мелким бисером выступил холодный пот. Деревянные ступеньки застонали под торопливыми шагами, настоятель церкви святого Михаила отличался здоровым аппетитом и жизнерадостным отношением к жизни и в результате с каждым годом все чаще ворчал, что крохотное здание становится для него слишком тесным.
- А, ты вернулся! – отец Цуцуи протиснулся в узкую дверь. – Плохо выглядишь, я бы посоветовал тебе прилечь, но кому-то надо присмотреть за делами.
- Но...
Над дверью в исповедальню горела лампочка. Настоятель отмахнулся мясистой широкой ладонью: давай, мол, давай, не отлынивай!
- Но я не...
- Я спешу, молодой человек. На станции в Шинджуку вчера...
- Я знаю...
- ...мои услуги могут понадобиться, не находишь?..
- ...я там был...

(продолжение следует)

[Далара >>>]

С минуту они говорили одновременно, затем Юки неуверенно уступил. Он всегда давал задний ход, так было легче существовать, не соприкасаясь с миром.
- Как указывает святой Амброзий, молодой человек, бог не делает различий. Он пообещал милосердие всем и даровал жрецам своим власть отпускать грехи, без исключения.
Отец Цуцуи посмотрел на понурого добровольного помощника сверху вниз.
- Без исключения!
На пороге настоятель указал на горящую лампочку, на мгновение его пышный силуэт заслонил дверной проем и исчез.
В тесной, похожей на гроб, кабинке деревом пахло сильнее, за затянутым частой сеткой окошечком невозможно было разобрать лица прихожанина. Юки сжал кулаки, борясь с внезапной дрожью.
- Простите меня, святой отец, ибо я согрешил.
Высоковатый мужской голос обладал странными интонациями и легким акцентом. В нем как будто была насмешка и в то же время непререкаемая серьезность. Никакого раскаяния. Покровительственные ноты.
Полосатая майка была испачкана в саже, в щели между досками старой веранды просачивалась горячая вязкая жидкость; капли падали между лопаток, жгли кожу. Маленький беглец лежал на животе, зажав сам себе рот ладонями. Общепринятая ритуальная фраза показалась чересчур глупой. Нет, ни о чем он не думал, – и думал ли вообще? – в голове не осталось ни одной мысли.
- Расскажите мне...

(СонГоку и немножко я)

[Кысь >>>]

Рен вернулся домой еще до полудня, и привычная комната здорово его напугала, запустив электронику. Потом - вспомнил про установленные пару лет назад из любопытства сенсоры. И про сирену, на случай слишком долгого их бездействия. Большая часть одежды в шкафу подходила бы пятнадцатилетнему маргиналу - владелец ее не менял размер уже добрый десяток лет, и не испытывал особой потребности обновлять гардероб. Боевыми значками висели на створке подвески - каждой второй на виду достаточно, чтобы быть битым. Подумав, Рен выбрал ту, на которую пришлось больше всего.
В том, что в приют еще стоит вернуться, он не сомневался. Разве что - принять душ, проспать пару... почти пять часов, заглянуть в сеть, проверить неводы, запущенные агентами. На святого отца отыскалось не так уж много: он словно появился из воздуха уже подростком. И сразу – загремел в реформаторий. Запустив дополнительные неводы уже по найденным данным, Рен снова покинул дом.
Уже на улице, в сгущающейся темноте, его посетила мысль, что визит может выглядеть странно. Посетила - и ушла дальше.
Приют был похож на кукольный дом. Или на коробочку с конфетами в витрине магазина сластей. Освещенный изнутри, он не скрывал ничего из своей повседневной жизни: кто-то оккупировал стол и, завладев коробкой с цветными карандашами, превращал белые листы бумаги в живописные панно, как правило, из обыденной жизни - в неуклюжих, но старательно прорисованных фигурках угадывался и веселый отец Цуцуи с неизменным брюшком и веселым отношением к жизни, и длинноволосый "рыцарь печального образа" Масаюки, и даже Мика. Кто-то читал, забравшись на сложенные футоны, кто-то делал уроки. Самого Юки не было видно, он был занят в церкви, на вечерней службе.

[SonGoku >>>]

Немного пошатавшись по округе в поисках Бо, туда Рен и отправился. В церкви неспешно шла служба, прихожан было мало, человек шесть-семь, преимущественно женщины, зато отец Цуцуи с избытком возмещал недостаток паствы своей персоной. Словно идеальный газ, настоятель ухитрялся заполнять собой любое предоставленное ему пространство; сейчас он как раз перешел к той части ритуала, когда вино в потире обращается в кровь Христову и, судя по блестящим глазам и здоровому румянцу на щеках, причастился уж основательно. Рядом с ним тихий и бледный больше обычного Масаюки казался потусторонней тенью.
Отец Цуцуи в последний раз (еще вдумчивее и дольше) приложился к кубку и окрепшим голосом вознес молитву. Бо нигде не было видно.
- Привет, - круглолицая Мика сидела на пороге и сортировала монеты в плоской плетеной корзинке.
- Доброго вечера, - Рен присел на корточки рядом с ней, не особенно желая смешиваться с прихожанами.
- Ищешь Бо? Он ушел вместе с другом, - девушка задумчиво взвесила на ладони монету. - Правда, он не очень хотел, но его друг пригрозил, что у Бо есть большой шанс быть съеденным вместе... вместе с...
Она засмущалась.
- А здесь как? - так можно обращаться к старой знакомой.
- Что? - Мика бросила на него удивленный взгляд.
- Масаюки.
- Так вон же он, - девушка указала на Тойохару, который поставил возле отца настоятеля блюдо с опресноками и вновь отошел в сторонку.
Рен ответил улыбкой. Его, похоже, нисколько не тяготило молчание - или он его вовсе не замечал. Парень смотрел на таинство с отстраненным любопытством, так, как смотрят на немой разговор двоих незнакомцев через окно, или занимательную пару кошек. От этого вопрос был вдвойне неожиданным.
- Почему он пьет?

(с Кысятиной)

[Кысь >>>]

- Это же причастие, - Мика прикрыла ладонью смешливый рот, чтобы звонкое эхо не разнесло ее шепот по церкви. - Через кровь и плоть мы становимся одним целым с богом.
- Это кровь? - искренне удивился парень.
- Разумеется, не на самом деле! Это вино.
- Тогда он пьет много, - задумчиво процедил Рен. Как будто крови было бы в самый раз!
Мика хихикнула.
Пока укорачивалась и без того невеликая очередь за благословением, Тойохара стоял сбоку от алтаря; он улыбался, но никого не мог обмануть.
- Он ведет себя очень странно... - задумчиво произнесла Мика.
- Может быть, не успел придти в себя?
Мика озабоченно покивала.
- Долго это еще будет?
- Нет.
Пока отец Цуцуи беседовал с прихожанами (негромко и так, что каждый думал, что он обращается именно к нему), Масаюки бесшумной тенью вновь скользнул к алтарю. Он двигался так осторожно, как будто опасался задеть что-нибудь ценное и хрупкое.
Рен поднялся на ноги. Вообще, не стоило здесь задерживаться: Бо не было, спасенный священник был потрепан, но жив, собственные планы, ужимаясь во времени, требовали внимания все настоятельнее. Тем не менее, уходить не хотелось. Рен и сам бы не мог сказать, что именно здесь нашел, но ощущение не отпускало. Он вышел во двор. Здесь почему-то было теплей, чем внутри - слышались детские крики и разрозненные запахи трав. Лаяла ворчливая маленькая собака. Парень прислонился спиной к стене и закрыл глаза.
Это все должно было быть неестественным, но вытекало одно из другого, как умело нарисованная композиция.

[SonGoku >>>]

«Minami Nippon Shimbun»
1999年 05月 27日(木)*

26 августа в 11:45 по местному времени возле клиники Одаширо произошло дорожно-транспортное происшествие, повлекшее за собой серьезные травмы троих людей.
Робот-грузовик, управляемый диспетчером, неожиданно сошел с курса и вылетел на пешеходную часть улицы. Серьезно пострадали доктор Мори Юраку и медицинская сестра, а так же одиннадцатилетний пациент клиники Одаширо. Последний был доставлен в госпиталь университета.
Напомним, что за весь срок эксплуатации роботов-грузовиков это первый случай дорожной аварии. Причины инцидента устанавливаются, ведется расследование.

*газета «Южная Япония» за 27 мая 1999 года (четверг)

____________________

Кагошима

Сегодня рыбаков на портовом молу было меньше, зато к ним присоединилась компания бакланов, которые поглядывали на конкурентов с таким превосходством, что хотелось немедленно переключиться с морского промысла на птичью охоту. Отставной врач сидел на прежнем месте, как будто и не уходил. Мута достал из конверта фотографию и протянул старику.
- Церковь святого Михаила в Хиро-о, - сказал он. - Это в Токио, я записал адрес на обороте. Ваш Совенок живет там при детском приюте.
У молодого человека на снимке были длинные волосы, он улыбался, как будто возня с ребятишками подзаряжала его весельем, и был старше мальчика, которого моряки когда-то отыскали посреди моря. Но упрямый сосредоточенный взгляд чуть-чуть исподлобья остался прежним.
- Теперь вам есть куда отправлять письма, Саито-сенсей.
Старик спрятал снимок в нагрудный карман светлой, давно выгоревшей на солнце рубашки и неторопливо склонил голову:
- Благодарю вас.
Формулировка была строгой и официальной, и максимально уважительной при этом. И говорил старик торжественно, со значением, словно эта фраза была самой важной из всего, что он произнес за последние несколько лет.

(Да, нас двое - Дарт Фенек и Дарт СонГоку)

Сообщение отредактировал Далара - 11-04-2011, 16:05

[Bishop >>>]

Нагасаки, Тайра-мачи, 564-1
Автомастерская
24 июня 2015, поздний вечер

Телефон звонил раздражающе долго. На том конце линии был кто-то очень настойчивый. Такеми ответил лишь для того, чтобы избавиться от назойливого шума.
- Автолавка Игучи. Хозяина нет, - заученно отбарабанил он, прижимая тяжелую пластиковую трубку к уху плечом; та норовила ускользнуть, если он снова ее выронит и разобьет, вычтут из жалования, уже предупреждали.
Бесплотный голос выразил желание поговорить с господином Моконами Сейдзо. Голос был спокоен и мягок, немного даже чересчур. Чеканность произношения наводила на мысль о Токио. Такеми чуть-чуть растерялся.
- Я вас слушаю...
- Сэйва Коичиро из лаборатории профессора Мацуды в Тодай, - представился невидимый собеседник. – Специализируюсь... на данный момент на нейрохирургии. Мой знакомый рассказал о вашем случае, и на основании материалов я делаю предварительный вывод, что все-таки есть вероятность восстановить работоспособность. Стопроцентной гарантии не дам, не просите, но шансы очень велики. Соглашаетесь на операцию?
Сначала он решил – это розыгрыш. Но глупые шутки на эту тему прекратились, наверное, года три назад. Когда он проломил весельчаку голову монтировкой, а в результате очутился в этой вот лавке. Никто другой не захотел брать его на поруки.
- Откуда... – сипло выдохнул он, замолчал; нет, ему важно другое. – Наверное, это очень дорого... Жаль, что вы потратили на меня время.

[Далара >>>]

Конверт принесли на следующий день, поздно вечером, когда все остальные ушли выпить пива на набережной, а он остался копаться в моторе. Все нормально, он не ждал, что его позовут, а другие механики не думали, что он согласится. Обе стороны были правы. Обычный пакет из желтой плотной бумаги, пухлый – так что едва не лопается по швам. Почтальон, низенький крепыш уже в годах – он уже лет пять собирался на пенсию, но все откладывал, мол, кто тогда будет работать? - держал его осторожно, как будто опасался, что тот может взорваться у него в руках. Но отдал он конверт не сразу. С сомнением оглядел заляпанную маслом рабочую футболку Такеми, грязное пятно на щеке, прическу а-ля ведьмина метла.
- Странная штука, не находишь? Ни обратного адреса, ни марок, ни штемпелей. Даже индекса нет, только адрес и твое имя.
- Тогда как оно попало на почту?
Такеми раздраженно зашипел сквозь зубы, его больше интересовало, куда задевался гнездовой ключ с рукояткой с храповым механизмом. Он много чего научился делать одной рукой, но сейчас – впал в задумчивость. Либо несмешная шутка, либо кто-то забыл положить ключ на место.
- Принесли и оставили. Знаешь, какая у меня там сидит разгильдяйка, одни тряпки и песенки в голове. Она и не поинтересовалась взглянуть, кто принес. А раз есть адрес, я доставляю... Но с одним условием, - почтальон сунул в рот конфету, бодро почмокал ею, и по мастерской разнесся стойкий имбирно-мятный запах, - ты покажешь мне, что внутри. Ясно же, что не только письмо.

[Bishop >>>]

- Старый козел... – буркнул Такеми себе под нос; кажется, слишком громко буркнул.
Лучше бы таинственный конверт принесла помощница почтальона; умом она – против истины не попрешь, Такеми и не собирался, - не блистала, но если не обращать внимания на громкое бессмысленное чириканье, то внешний вид имела приятный.
- Доживи до моих лет, - очень ласково сказал почтальон. – Только куда тебе, шею свернешь раньше.
Велосипед с большой квадратной сумкой на багажнике поблескивал красной лакированной рамой в тусклом свете ламп у открытого въезда в мастерскую. За ним простиралась непроглядная чернота – лес у подъездной дорожки; чтобы выехать на освещенную трассу, требовалось свернуть направо. В этот час на трассе никого не встретишь, разве что совсем ночью пройдет междугородный автобус.
- Так будешь получать письмо?
Надпись оранжевым по пожелтевшему по краям плакату – и почему-то латинскими буквами – «Yokohama» была видна издалека, но только в светлое время, хозяин экономил на освещении. С тех пор, как южнее построили тоннель через гору, машин здесь стало меньше, разве что кому-то приспичило в Наруми. Господин Игучи любил повздыхать, что, мол, раньше было много работы завались, а сейчас только и приходится, что перебирать двигатели у старых рыдванов. Хозяин прибеднялся, он был знаком со всем населением Тайра-мачи и, как минимум, с половиной соседей.

[SonGoku >>>]

По двухполосному – одна в одну сторону, другая в противоположную – шоссе, что разрезало здесь петляющую реку наискосок, прошла машина. Такеми обтер руку о штанину.
- Сами откройте.
- Ну, как скажешь.
Крепкий дедок в голубой форменной рубашке, сладко причмокнув конфетой, одним ловким движением вскрыл конверт. Заглянул внутрь и застыл с выражением ошеломленного пса, чью будку занял наглый кот. Поднял тяжелый, обвиняюще-недоуменный взгляд на Такеми.
- Ты что, ограбил банк?
- Чё?
Такеми отлепился от капота, навис над коренастым, округлым, как каменный дзидзо, почтальоном; маслянистый блик плавал по лысине дедка, как желток в стакане с какао. Из-за желтого света банкноты в конверте казались темнее, чем были на самом деле. Темнота вокруг как будто стала гуще – вокруг горы и лес, до реки, что журчит под мостом, два шага, пока хватятся чересчур любознательного почтальона, его труп унесет далеко от дороги.
- Дай сюда.
Тот беспрекословно отдал конверт. Отдернул руку, будто плотная желтая бумага грозила ожечь ему пальцы. Но, сознавая всю легкость, с которой может лишиться жизни, - слава у парня была еще та, недаром его нигде не принимали в «большом городе», - не попятился. Наоборот, устремил пристальный, с прищуром, взгляд на долговязого механика. Тот, недоуменно сведя брови над переносицей, водил грязным ногтем по банкнотам, не столько пересчитывал, больше пытался сам себя убедить, что не бредит.
- Тридцать шесть тебе, пора бы повзрослеть, - голосом школьного учителя сказал почтальон и вдруг тяжко вздохнул, грузно сел на складной табурет. – Небось, скажешь, что честно получил такую кучу денег...
В углу конверта скромно пристроился разноцветный листок с рисованной веселой рожицей и множеством восклицательных знаков.
- Э-э... – растерянно протянул Такеми. – Вроде как.


[помогаю выкладывать]

Сообщение отредактировал SonGoku - 11-11-2010, 12:49

[Fennec Zerda >>>]

Токио, Шинджуку
поздний вечер

Это было рискованно. Тэтсугью нервно барабанил пальцами по столешнице, но едва заметил это, сразу сжал кулаки и опустил руки. Не просто рискованно, а весьма рискованно. И дьявольски опасно притом.
Не стоило говорить, что его, Тэтсугью, предок был великий колдун. Тем более не стоило говорить это якудза. Нет, сначала это казалось превосходной идеей, от деда осталось куча старых свитков и разных штук. И сам Тэтсугью кое-что умел, не так, чтобы уж очень, не так, чтобы сравниться с дедом, но кое-что. И почему бы и не передать весь этот волшебный хлам якудза? У них там есть понимающие люди, им бы пригодилось!
Но Тэтсугью сильно нервничал, а молодым якудза это только в радость. Глупо он поддался на подначку. Нужно было быть вежливым, корректным, спокойным. А он начал хвалиться, сердиться, что ему не верят, доказывать... Дурак!
Он хлопнул себя ладонью по лицу и замер так, не отнимая руки. Дурак. Ему, посмеиваясь, предложили вызвать ваньюдо, а он в запальчивости согласился. Тэтсугью глубоко вздохнул, и снова принялся барабанить по столу кончиками пальцев.
Кое-что он умел. Дед был великим мастером, в равной степени ему покорилась земля и пламя, и в сказаниях он, Слушающий Цикад, неизменно побеждал врагов. Легко и смеясь побеждал. И в свитках было написано о ваньюдо, даже рисунок имеется. Взял и вызвал. Провел ритуал, дал Колесу цель, и дальше оно вроде как само катится. Рожи корчит. Но как его загнать обратно, в свитках не указано. Тэтсугью подавил в себе желание приложиться о стол головой. Ваньюдо - его пропуск в клан. Ваньюдо убьет главу Нирено-гуми. Ваньюдо сделает свое дело, а Тэтсугью станет сыном клана Сумиёши.
Потомок Слушающего Цикад развернул свиток и в сотый раз перечитал его. Как и сотню раз до этого, там была только информация по вызову Колеса.


(SonGoku)

[Bishop >>>]

По соседу можно было сверять часы - если вы не против ненормированных отрезков времени. Никто не мо предсказать, в какую минуту и в какую часть суток он потянется за инструментом. Никто еще не сумел предвидеть, будут ли сегодня в программе сложные, но однообразные учебные этюды или виртуозный полет души. Никто даже не знал - почему его все еще не выставили за порог вместе с гитарой.
Впрочем, вечернему отдыху он, как правило, не мешал. Вероятно - потому что отсутствовал.
Но часы показывали два с половиной ночи, а брошенный в стену тапок, настойчивый стук кулаком, рык "заткнись, гад!!!" не уняли соседскую тягу к прекрасному. Следующий стук, словно эхо первого, раздался в двери. Стучали, впрочем, не кулаком, как бывало колотят от злости, а даже не головой, как если стучат в отчаянии.
Дверь, границу между светом и ночью, открыли не сразу – как не сразу умолкла причина неурочного визита. По одну ее сторону бычился среднего роста крепыш, плотный, точно комок глины, с металлической битой в руке, по другую задумчиво разглядывал необычной формы амулет на шее гостя хозяин квартиры. Он был выше, но проигрывал по весовой категории.
- Чего надо? – спросил он.
- Слушай, ты, - начал незнакомец, являя весьма скудные запасы приветливости. - Третий час ночи на дворе! Я не против, что ты тут музицируешь, но не мог бы ты делать это ритмичнее?
Сосед несколько раз мерно ударил битой по двери:
- Сечешь? Держи ритм!
- Это невыносимо! - раздался душераздирающий вопль из-за двери второй квартиры слева. - Теперь у него еще и ударник!
- Бо здесь нет! – огрызнулся гитарист. – Но могу позвать.
Он смерил гостя внимательным взглядом, что-то прикинул.
- Повтори. Я не понял – на вторую четверть акцент или на четвертую?
Теперь уже гость внимательно разглядывал музыканта, словно пытался понять - а не насмехаются ли над ним? Видно было: решит, что насмехаются - закопает во дворе. К счастью, вердикт оказался положительным.
- На вторую, - буркнул сосед, положил "барабанную палочку" на плечо и развернулся, чтобы уйти. - И не лажай. Мне важно сосредоточиться.
Тон был не столь угрожающим, сколь снисходительным и даже, кажется, покровительственным. Музыкант пожал плечами:
- Ну, как скажешь...

(Fennec Zerda mo)

[Fennec Zerda >>>]

Кагошима, 2015 год, лето

В холле было все так мило, даже как-то по-домашнему. Вероятно по причине небольшого размера этого больничного помещения, да еще розовые кофточки и белые халатики похожих на горничных медсестер - все выглядело безобидным, почти кукольным, как многое в Японии.
- Что с ней стало за десять лет? - рассуждала Омари вслух с некоторой долей рассеянности. - Мужчины не взрослеют, они из мальчишек в шортах превращаются в мальчишек в пиджаках, затем в мальчишек с пузиком или с сединой, а затем вдруг сразу в стариков. Но у нас иначе. Десять лет назад я была школьницей и мечтала умереть за свободу. Так, как я, горело, верно, только пламя - мне всего было мало, я хотела быть незаменимой, единственной, и при этом быть частью целого. Сейчас - где это пламя? И где эта вера, не знающая сомнений? Война состарила меня. А она была тогда медсестричкой в такой же вот кофточке, наверное, и даже походка у нее была такая же, как у этих девочек...
Омари моргнула и потерла глаза пальцами:
- Может, у нее дети. Может, она толстушка. Десять лет прошло, Мута. Мы для этих людей, верно, как призраки. Стала ли она бояться призраков?
Мута сидел, чинно положив неожиданно небольшие для столь крупного человека ладони на колени, напоминая благовоспитанного ученика младших классов, только увеличенного по всем координатам. И тихо безобидно улыбался.
- Ее зовут Рейко, - негромко произнес он, когда Омари сделала передышку.
Круглолицая полная женщина за стойкой регистрации подняла голову, как будто в ответ на его голос, но ничего не сказала, лишь улыбнулась необычной парочке и вновь принялась листать журнал записей. Над левой бровью у нее была небольшая родинка, а на пухлых щеках при улыбке появлялись ямочки.
- И это все, что мы о ней знаем, - Омари вздохнула. - Негусто. Но лучше, чем ничего.

(SonGoku)

[SonGoku >>>]

- Ее тоже зовут Рейко, - Мута разглядывал женщину; та задумчиво теребила запаянный в пластик кусочек картона с фотографией, который висел у нее на шее на широкой синей ленте. – Так написано на ее карточке.
Омари подняла голову и проследила его взгляд.
- Думаешь, она? Не знаю, насколько это имя популярно в этой стране, но подойти и спросить не помешает.
Ирландка встала с пластикового стула и кивнула Муте:
- Чур, спрашиваешь ты.
Случилось страшное: ее горообразный спутник залился стыдливым девичьим румянцем.
- Впрочем, - поспешно добавила Омари, - на такой вопрос хватит и моих познаний в японском!
Ирландка старательно сжимала губы, давя веселье, но, осознав бесполезность борьбы с собой, развернулась и направилась к стойке, улыбаясь уже открыто.
- Извините, - по-японски обратилась Омари к женщине, - мы ищем женщину. Ее имя Рейко. Она работала здесь много лет назад.
Омари быстро повторила в уме счет, чтобы не ошибиться, и уточнила:
- Десять лет назад.
Воистину: мало суметь составить на этом языке вопрос, надо еще понять, что тебе на него ответили! Хорошо, что сзади шумно вздыхал провинившимся быком розовый, как кофточки медсестер, Мута.

(с Фенькой, ун!)

[Fennec Zerda >>>]

- Меня зовут Омари, - говорила ирландка на английском. - Это мой близкий друг Мута. Я хочу спросить вас об одном пациенте, но никакого нарушения врачебной этики не будет, поверьте. Около десяти лет назад здесь был мальчик, быть может, вы его вспомните...
Ирландка извлекла из бумажника фотографию мальчишки и протянула Рейко. Они стояли на узкой веранде позади центрального здания, здесь было не так прохладно, как в тени под деревьями, но там все скамейки уже были заняты. Напротив через луг скучковалась небольшая рощица, за густой зеленью просматривались стены какой-то старой постройки. В траве играл рыжий котенок.
Медсестра молча кивнула. Это могло быть согласием, а могло быть приветствием.
- Он находился здесь некоторое время, - продолжала Омари. - Вы можете рассказать о нем?
Мута негромко зашипел, словно схватился за горячую сковородку, Рейко еще больше потупилась.
- Это было очень давно, - негромко и упрямо произнесла она.
Омари поправила волосы и, помедлив, вынула другую фотографию, поновее.
- Теперь он такой. Взгляните, - Омари чуть улыбнулась. - Он мой близкий друг... Больше, чем друг. Он... Я люблю его. Случилось нечто, что до сих пор его гнетет. Понимаете? Нечто, от чего он до сих пор не может излечиться душой и памятью. Я из Великобритании. Быть может, вы сочтете меня слишком нахальной. Быть может, вы решите, что я не должна лезть в чужую жизнь.
Омари поймала взгляд Рейко.


(Из меня Омари, как из СонГоку - Мута!)

[SonGoku >>>]

- Но прошу, постарайтесь меня понять - мною движет не праздное любопытство, а любовь. Я приехала сюда, чтобы он не был одинок. Поймите... Я должна знать все. Пожалуйста, расскажите, что помните. Хоть самую малость. Мне важно суметь помочь ему.
- Шицу, - старшая медсестра погладила фотоснимок кончиками пальцев, быстро улыбнулась. – Мы его так прозвали, потому что у него не было имени.
- Shitsumei, - вполголоса пробормотал Мута. – Но ведь он не слепой...
Рейко написала на перилах веранды одним пальцем два иероглифа.
- А-а, - понятливо сказал Мута и опять замолчал.
- Он был очень смешной, как котенок, - медсестра кивнула на оранжевого зверька, шныряющего в траве. – Кто бы мог подумать...
Она провела по белой полоске воротничка.
- Он священник?
- Еще нет, но у него дар утешить и помогать, - Омари улыбнулась Рейко. - Для него это так естественно, как для птицы летать. И он до сих пор смешной. Но что-то его гложет, что-то из прошлого.
- Не знаю, должна ли я...
- Мы его друзья, - с неожиданной уверенностью заявил Мута. – Мы никогда не причинили бы ему никакого вреда.

(с фенеком-зердом, ун!)

[Fennec Zerda >>>]

1999 год.

День был солнечный. Теплый ветер ласково гладил улицы, как добрый дед гладит по голове внуков - с любовью и гордостью. Близость воды насыщала воздух свежестью и особенной прозрачностью. Пожилой человек шествовал по аллее небольшого парка, опустив взгляд. Он был моложе, чем казался. Его старила болезнь, но лечение состарило и того сильнее. От уголков глаз до самых щек опускались глубокие борозды морщин. Седина выбелила виски, как снег, которому не суждено растаять.
Возле светлого здания старик остановился. Он давно не был в своем городе. Это новый корпус больницы, его построили, когда старик был далеко отсюда. Город медленно менял лицо, обрастал домами, но город молодел. А старик старел.
В парке возле больницы медсестры выгуливали пациентов. Солнечные пятна и пятна листвы, негромкие голоса и снова ветер. Старик помедлил и вошел в парк. Все здесь было иначе. Все здесь и тревожило, и странным образом умиротворяло.
Старик присел на скамейку, повинуясь порыву. Хотелось немедленно покинуть это место - слишком много воспоминаний. И пугающих, и постыдных. И сладостных, но даже эта сладость имела горчинку. И все же она все еще манила. Старик прикрыл глаза. Да, хотелось уйти, но он знал, что все равно вернется сюда и быть может, в следующий раз пойдет дальше. К старой прачечной, где он пережил самые важные моменты своей жизни. Сейчас, в этом солнечном парке, старик ощутил, что не жил несколько последних лет. Он ждал, когда сможет вернуться. Он ждал, чтобы узнать - властен ли он над самим собой.
Резкий высокий голос вырвал старика из задумчивости. Он открыл глаза - девица с солнечно-желтой сумкой щебетала по телефону, преувеличено живо, слишком громко, слишком искусственно. В инвалидном кресле рядом с ней сидел мальчишка лет восьми. Юный ангел, сосредоточие нежности и мягкого света, хрупкая и беззащитная кукла с отсутствующим взглядом аутиста. Старик закрыл глаза, сдерживаю слезы. Та девочка, его малышка - она тоже была больна.
Хрипло крикнула ворона, и старик вновь взглянул на мальчика. Затем встал со скамейки и отправился домой, ни с кем не встречаясь взглядом. В его пустом жилище никто его не ждет. Когда-то его ждала девочка, бледная куколка. Теперь старик чувствовал, что его ждет мальчик из парка. И это чувство словно давало ему новое сердце.

[SonGoku >>>]

Токио, Шинагава-эки
кафе "Принц-отеля"
25 июня 2015 года, день

Зеленый, красный, прилив, отлив. Через широкий перекресток через паузу в полторы-две минуты тек человеческий разноцветный поток. Танагава East Wing не сияла яркими огнями - как и сама станция, - но жизнь вновь набирала прежние обороты.
- Как будто ничего не произошло, хотя еще пару дней назад здесь стоял регулировщик. Мы на удивление несгибаемая нация, - произнес совсем молодой человек в студенческой черной форменке с гербом Тодай на нагрудном кармане.
На этом официальная строгость одежды заканчивалась, рубашка была небрежно выдернута из-под ремня, смятый в небрежный ком галстук затолкали в карман - оттуда жалобно полосатым треугольником выглядывал его кончик.
Разбить вдохновенный монолог не получалось. Даже в те короткие паузы, когда молодой человек бросал на собеседника веселый быстрый взгляд: "Посоревнуемся, м? Рискнешь?".
- Хотя при других обстоятельствах это столь достойное качество кто-то назовет ослиным упрямством, - он подцепил ложкой один из белых шариков ширатама, которые плавали в сладком сиропе, и отправил в рот.
Его старший собеседник – полная противоположность круглощекому сладкоежке – напоминал учителя, чья карьера началась еще совсем недавно, и он желает всем своим видом подчеркнуть, что достоин уважения. Впечатление строгого подчинения формальности портила только лимонного цвета рубашка. Все остальное, от аккуратно уложенных волос до натертых до блеска ботинок полностью соответствовало образу. На лацкане его пиджака красовалась эмблема MEXT.
_________
*shiratama - 白玉 – букв. «белые шарики», клецки из сладкого рисового теста, обычно подают с пастой из красных бобов в сиропе.

(помощь-помощь)

Сообщение отредактировал SonGoku - 21-01-2011, 10:42