Серотониновый Голод, летопись обреченного мира

[Барон Суббота >>>]

Моргана и Натан.

(Хелькэ и муа, соответственно)

Жил доктор Штейн и вправду близко, если морган ничего не перепутала, расслышала и рассчитала все правильно и набрала именно ту комбинацию цифр на панели лифта - 175. Всего три этажа, должно быть, их интересно было бы пройти и пешком, если бы в Небоскребе были лестницы с этажа на этаж. Хорошо хоть в подъемника недостатка не было - по два с каждой стороны этажа, грузовой и пассажирский, и все весьма быстрые.
Три этажа - три секунды.
Сто семьдесят пятый этаж практически не отличался от сто семьдесят второго. Разве что кокетливо постеленный у выхода из лифта вязаный коврик намекал, что какому-то из обитателей здешних двадцати шести квартир было не лень заниматься рукоделием на благо общества. Нумерация квартир шла слева направо, так что до квартиры K было рукой подать - она была как раз третьей от Морган.
"Три" - волшебное число сегодняшнего дня, подумала художница. Подойдя к искомой двери, стукнула три раза и поудобнее перехватила тяжеленный рюкзак.
- Привет, док! - крикнула она через дверь. - Я тут немного пораньше, чем собиралась!
Натан предстал перед Морганой в том нелепо-комичном виде, который во все времена имеет мужчина, вдруг решивший заняться уборкой. Доктор был одет в старый хирургический костюм, поверх которого был повязан передник, видавшим, что называется, лучшие времена. Волосы же его были подвязаны широкой полосой материи, в руке щётка на длинной ручке, а в глазах плохо скрываемый ужас.
- Ох, Моргана, вы будете в шоке! - он посторонился, сделав приглашающий жест. - Пожалуйста, проходите, но не разувайтесь, пока я не домою пол.
- Ага, - послушно пробормотала художница, с определенной долей удивления глядя на врача. - У тебя клевый костюм.
Боком, вцепившись в рюкзак обеими руками, она осторожно прошла вдоль стены, будто стараясь в нее вжаться. Картина уборки, а также масштабы оной, просто потрясали.
- Ты, кажется, очень давно тут не убирался? - опустить сумку куда-нибудь Морган так и не решилась, впрочем, от разглядывания Натана перешла уже к разглядыванию его апартаментов.
Жилище Натана более всего напоминало поле неравной, но от того не менее эпичной битвы или могло служить живой иллюстрацией к гармонии Хаоса и Порядка.
Все вещи были разложены по своим местам, постель аккуратно заправлена, книги выставлены на полках корешок к корешку. С другой стороны, пыль была вытерта далеко не везде, а лишь там, куда привык падать взгляд, да и пол находился в состоянии где-то между "грязь размазана ровным слоем" и "чисто вымыт". Апофеозом же сего пейзажа являлся валящий с ног запах табака, с которым безуспешно боролась воющая и шипящая, как заправский злой дух вентиляционная система, а также огромный, раздувшийся от содержимого мусорный пакет рядом с дверью.
- Вы пока садитесь...куда-нибудь, я сейчас закончу, - сказал в спину Моргане изрядно покрасневший Натан, решительно перехватывая швабру.
Сочтя, что док будет сам виноват, если она займет неподобающее ей место, Рид забралась на кровать, вмиг переставшую быть аккуратно заправленной, а рюкзак швырнула в ближайший угол. По счастью там уже было вымыто.
Правда, залезать на постель с ногами в гостях было не очень прилично, а опустить ноги на пол не получалось, чтобы не мешать Штейну. Поэтому Моргана болтала в воздухе кедами (последней, улучшенной модели! А все благодаря девушке из фабричного отдела, которой понадобился ее портрет в полстены) и наблюдала за тем, "как другие работают".
- Можно подумать, что ты собираешь пыль в коллекцию, - не удержалась она от комментария. У Морган, конечно, тоже было не очень чисто, но ведь не до такой же степени!
- Я тут редко бываю, - ответ Натана, вновь принявшегося за остервенелое оттирание пола, прозвучал жалобно. - Чаще в кабинете ночую.
Он прошёл всю комнату ещё раз от стены к двери, выпрямился, хрустя позвонками, и уточнил:
- Хотя, там не лучше. Видимо, я не аккуратист по природе.
- Странно. Я думала, что врачи должны быть педантичными и строгими.
Морган тряхнула головой, малиновые пряди разлетелись в стороны да так и остались торчать дыбом.
- Хотя, если честно, я про врачей раньше совсем не думала, пока ты ко мне не заскочил. Я только знала, что где-то наверху они вроде есть и занимают целый этаж.
Натан покачался из стороны в сторону, издавая громкий позвонковый хруст, и улыбнулся.
- Ну, такая у нас работа. Мало кто о нас задумывается, пока не прихватит. Тогда ты удивишься, насколько быстро люди вспоминают о докторах, что оттяпали под свои нужды целый этаж. А что до аккуратности: работа - это одно, а быт - совсем другое. Кстати говоря, ты вполне можешь разуться и залезть на кровать с ногами, а то ведь затекут, - он кивнул на острые коленки девушки, переброшенные через довольно высокую спинку кровати.
- ...и отвалятся? - с ужасом спросила Моргана.
- Точно! Причём в них будут происходить все те ужасные процессы, о которых ты успела прочитать! - очки Натана хищно сверкнули.
- Мамочка, - выдохнула художница, начиная расшнуровывать кеды. - Я же люблю так сидеть. Или там на подоконнике лежать, а ноги задрать на стенку... Почему приятных вещей так мало бывает без последствий?!
Носки у Морганы оказались ярко-зелеными, с желтую полоску. Такие цветные носки выпускать стали совсем недавно.
Натан окончательно развеселился при виде новооткрывшегося предмета гардероба и отмахнулся:
- Да нет, в общем-то, просто, пожилым учёным, загубившим молодость над книгами, очень хочется немного позанудствовать.

[Хелькэ >>>]

(продолжение. Здесь были Оррофин и Хелькэ)

Подтянув под себя ноги (и окончательно сбив покрывало), Рид уставилась в потолок.
- Слушай, но ведь это же неправильно, - произнесла она с философским видом. - Вот смотри, если их молодость прошла над учебниками и тому подобной скучищей (ты только не обижайся, некоторые книжки вполне веселые, например, про анатомию Небожителей - я давно так не смеялась)... в общем, если отпущенное им время они потратили не так, как должны были... и если они поняли это только потом, к старости... их прямой долг - не мешать молодежи делать всякие безумные вещи. По-моему, очевидно. Или они могут попытаться наверстать упущенное, - вдохновляясь, Морган взмахнула рукой и стукнулась кистью о стенку, - например, открыть окно и попрыгать на подоконнике, или сделать татуировку хной где-нибудь на задн... поясничном отделе. Купить зеленые носки, в конце концов! Папаша у меня так вполне себе передовой старик, носит волосы до лопаток и пишет непонятные стихи.
Переведя дух, она глянула на Штейна.
- Ну ты тоже ничего, конечно. Только немного затюканный.
На лице доброго доктора отражалась такая гамма чувств, что было непонятно, расхохочется ли он или начнёт ругаться и орать.
- Моргана, вы меня извините, пожалуйста, я не хочу показаться дурно воспитанным, но..., - лицо Натана стремительно покраснело, и он недоговорил, согнулся в приступе дикого хохота. - Я...извините...Моргана, ой не могу! Я...представил себе профессора Тиля, делающего такую...т-татуировку!
Не выдержав, доктор сел на пол в обнимку со шваброй и принялся утирать выступившие слёзы.
- То о чём я говорил, - начал он, отсмеявшись, - случай редкий, клинический и излечению не поддающийся. Скажем, тот же профессор Тиль, несмотря на семьдесят пять лет возраста и репутацию серьёзного теоретика, на досуге пописывает эротические трёхстишия. Говорит, в древности это был серьёзный вид искусства, а он, вот, теперь атк развлекается.
Рид удивленно подняла бровь.
- Это вы хотите сказать, что в трех строчках можно уместить хоть что-то эротическое? Мне для этого нужен целый лист, а то и несколько...
- Хотите, припомню?
Морган весело фыркнула:
- Ну-ка давайте.
Натан прикрыл глаза и задумался. Он молчал, но время отв ремени его губы шевелились, а кадык двигался на тощей шее, будто доктор уже что-то декламировал.
- "Шея любимой
тайные прелести тел
бессонная ночь", - наконец произнёс он и открыл глаза.
На лице художницы появилось весьма озадаченное выражение.
- А... почему шея? - спросила она после нескольких мгновений молчания. - И почему после шеи сразу какие-то тайные прелести? Что это за прелести вообще, и чего это они тайные?..
- Возможно, Моргана, вам это будет удивительно, но именно обнажённая женская шея многих мужчин возбуждает больше всего. Ну, а прелести, они...ну, тайные..., - Натан смутился. - Сложно объяснить, в общем.
- Чего возбуждающего в шее? - Моргана пожала худыми плечами, пощупала себя рукой за горло, даже пару раз потыкала пальцем в небольшую впадинку между ключицами. - Вот, скажем, тайные прелести... если я правильно понимаю, - это другое дело. - Она одернула на себе помятую майку. - Ну, у кого эти прелести есть, конечно.
- Во-первых, вкусы у всех разные, а во-вторых, Моргана, как мужчина вам говорю, шея у вас очень..., - Штейн стушевался и покраснел, но вовремя понял, что фразу надо продолжить, иначе его истолкуют превратно, и сделал над собой усилие. - Изящная.
Девушка ошарашено моргнула.
- Вы... ты хотел сказать "тощая", но решил сделать комплимент, да?
Она почувствовала, как ее щеки начинают неумолимо розоветь.
- Нет, что ты! Ничего она у вас не тощая, - если у Морганы щёки начали розоветь, то лицо доктора Штейна цветом напоминало спелую свёклу. - Простите. Я позволил себе лишнее.
- Да все нормально, чего вы... ты, - Моргана окончательно запуталась и затрясла головой. - Это самое, док, ты не думай, что я с предрассудками и все такое. С моими приятелями полдня пообщаешься и останешься не то что без предрассудков, но и без мозгов... но мозги-то я сохранила. Так что вы... ты тоже не дергайся, и можешь звать меня на ты, это удобнее, честно. И про шею мою можешь что угодно говорить, мне абсолютно все равно.
Улыбка у нее все равно получилась несколько смущенная.
"Зато мне не всё равно", - так и орал весь облик Натана, но вслух доктор сказал иное:
- Спасибо, Моргана, я рад, что...ты мне доверяешь.
Он улыбнулся в ответ и поднялся с пола. Штейн чувствовал, что неловкость надо как-то сглаживать и поинтересовался, преувеличенно гостеприимным тоном:
- Хочешь чаю или перекусить? Я тут сходил в пищевой блок, взял по мелочи, - он махнул рукой в сторону стола, где под белой салфеткой скрывались несколько тарелок с чем-то съестным.
Рид хлопнула себя по лбу.
- Еда!.. Точно, еда. Ах я идиотка...
То, что в столовой выдавали "с собой" как продукты длительного хранения, она оставила дома, в рефрижераторе. теперь со всем этим можно было попрощаться, и Моргана мысленно попрощалась. Особенно с вяленым беконом.
- В смысле, ну да, поесть было бы здорово. А то у меня скоро будет небольшая голодовка.
- Тогда не стесняйся. Я конечно не мастак готовить, но кое-что успел сообразить из готовых продуктов. В общем, налетай, а я пока пойду переоденусь, - Натан направился в сторону ванной комнаты, но на самом пороге украдкой обернулся. Шея у Морганы действительно была очень изящной.

[Reylan >>>]

Фармацевтическая фабрика
20 сентября, около полудня

Магдалена стояла у плитки, помешивая закипающий в большой металлической кружке кофе. По сути напиток, чей резкий аромат распространялся сейчас по лаборантской, не имел ничего общего с тем кофе, который пили предки раньше, когда вечные теперь облака не скрывали солнце, щедро одаривающее землю светом и теплом. Вряд ли Магдалене удалось бы вырастить настоящее кофейное дерево здесь, в серости и холоде. Зато у нее были мутировавшие растения, чахлые и мало аппетитные на вид, но невероятно живучие и неприхотливые, довольствующиеся всего одной не слишком мощной лампой вместо солнца. Их семена, высушенные и размолотые, и варила теперь Магдалена, именуя получаемый темный, чуть вязкий напиток кофе. Цвет был не единственным сходством, жидкость обладала тонизирующим эффектом, что было как нельзя кстати – легли ученые поздно. С увлечением ковыряясь во внутренностях пойманной твари, они и не заметили, как засиделись почти до утра.
Отоспаться как следует Маге не удалось. Сородичи убитой обезьяны, чтоб им пусто было, швырялись камнями на удивление метко и сильно, и многочисленные синяки так и не позволили девушке забыть о себе, как бы та ни вертелась под одеялом.
Дверь легко отворилась и вошло начальство. Свободного места сразу стало меньше. Несмотря на то, что Некману тоже досталось прилично, и вообще вчерашний день был утомительным – он выглядел более оживленным, чем обычно. Казалось, путешествие и схватка разгорячили его кровь. Глаза поблескивали, и двигался он быстро. В руке начальник лаборатории держал исчерканные бумажки.
- Ты уже готова работать? - требовательно спросил он. – Кстати, где Макс ошивается?
- Кофе будешь? – осведомилась Магдалена, игнорируя оба вопроса. Процесс приготовления напитка завершался: на столе появилось несколько маленьких конвертиков, девушка по очереди запускала в них пальцы, выуживала щепотку порошка и отправляла в кружку. Запах варева не утратил своей силы, но смягчился, сделался тоньше и аппетитнее.
- Буду. С грибами? – с ехидцей осведомился Торссон, придвигая к себе кружку.
Листки он разложил рядом, отодвинув их подальше, чтоб не заляпать. Для этого пришлось водрузить их поверх ручки, нескольких листочков для записей, тряпки и перчаток.
- С обезьяньими мозгами в их естественной природной упаковке, – предложил новый голос, в дверь просунулась ухмыляющаяся и принюхивающаяся физиономия Макса, - Мои органы чувств меня не обманули! Здесь поят чем-то вкусным.
Дверь отворилась шире, пропуская в лаборантскую всего Макса. Места он занимал значительно меньше, чем его массивный шеф, зато (в первую очередь по мнению самого Макса) был куда обаятельней. Ну, хотя бы потому, что улыбался чаще. На Максовом плече, вцепившись лапками в драный, бывший некогда белым халат, восседал его очередной любимец – крысенок мутант. Блестящая пепельная шерстка покрывала его упитанные (сказывался заботливый уход) бока, из которых вырастала лишняя пара безвольно повисших лапок.
Впрочем, похоже, Некман не разделял чьего-то там абстрактного мнения о том, что за улыбку Максу надлежит все простить.
- Где ты шлялся? – осведомился он, глотнув горького напитка.
- Шлялся?! – гротескно возмутился Макс, - Я питомцев кормил!
С этими словами он ткнул пальцем в крысенка. Тот немедленно обнюхал предложенную часть тела, но убедившись, что еды больше не предвидится, перебрался на другое максово плечо.
Подопытных крыс в лаборатории было достаточно. Надо сказать, что выглядели они куда лучше, чем те, которых приносили охотники, впрочем, судьба большинства из них была не завиднее судьбы их пойманных на обед диких сородичей. К привычке же Макса время от времени заводить себе любимца все давно привыкли.
Магдалена достала еще две кружки и разлила остатки кофе. Макс воззрился на сестру, на правой скуле которой переливался всеми оттенками фиолетового здоровенный синяк.
- Благодарю, ты сегодня особенного хорошо выглядишь, - забирая со стола чашку, отважился на комплимент Макс. Сестра ответила ему злобным взглядом.

еще здесь был Хигф.

[higf >>>]

Положив руки на стол, ученый холодно посмотрел на молодого человека.
- Твой питомец сам отправится на корм, если ты будешь прогуливать то время, в которое мы занимаемся плантациями и добываем материалы для работы. Всю ночь мы занимались вскрытием. Стая нас кормит, но не для того, чтоб мы сидели без дела и не приносили пользы.
- Кстати, о стае, - встрепенулась Магдалена, - Я сказала парням, чтоб не трепались, но слухи имеют свойство просачиваться сквозь стены… Надо спешить, думаю, скоро найдутся желающие переловить наших мартышек на шашлыки. Быть может пустить слушок, что они ядовитые?
- Лучше пустите слушок, что они ужас какие страшные, - съязвил Макс, предусмотрительно переместившись за сестрин стул, подальше от Некмана, - Тем более, что это, наверное, правда, раз стая каких-то блохастых вонючек обратила ваш вооруженный отряд в бегство.
- Они очень быстро двигаются, гораздо быстрее, чем люди и обычные животные, - оценивающе прищурившись, сообщил Некман. – И результаты вскрытия говорят, что это не случайно. Так что нам обязательно нужны еще экземпляры и, желательно, живые. Вот и будешь гоняться за обезьянами. Покажешь нам, что ты ловкий и храбрый, как они. Что такой же умный, уже доказал.
И он громко хохотнул, допивая кофе.
- Хотите, чтобы я один за ними гонялся?
- Ему ведь это одному пара пустяков, правда, Мага? - обратился Торссон к сестре вместо брата.
- Конечно, - подтвердила она, потирая синяк на скуле, - хватит уже со своими крысами возиться, пора ему заняться чем-то более масштабным.
Макс одарил обоих оскорбленным взглядом и взгромоздился на край стола.
– Так вот, – обратился Некман к плечу молодого человека. – Вскрытие показало, что их анатомия похожа на нашу. Вероятно, эти существа являются дальней родней людям. Не знаю, какой, это надо спросить у тех, кто жил до катастрофы, если они знали. Но сейчас неважно. Конечно, пропорции другие, да и мозг... Но принципиальных отличий не так много. Хотя у них есть некоторые дополнительные железы внутренней секреции... Анализ показывает, что, возможно, одна из них выделяет в кровь гормон-стимулятор... Тебе еще не надоело, Макс?
- О нет, пожалуйста, продолжайте, профессор, - слишком серьезно, чтобы считать эту серьезность искренней, заверил Макс, - Ваши исследования крайне важны для науки и… Ай!
Для чего еще важны эти исследования, помешала узнать Мага, ущипнувшая брата за ляжку.
– Возможно, одна из них выделяет в кровь гормон-стимулятор, - невозмутимо повторил ученый. – Который и помогает им двигаться ускоренно. Однако точно пока сказать невозможно – пока мы дотащили тело, кровь частично свернулось, началось трупное окоченение. В общем, нам нужны живые экземпляры. Кстати, пока придется усиленно сторожить этот ход. Не представляй он ценности, я бы приказал замуровать, но теперь это было бы глупо.
- Я уже попросила установить новую решетку с замком, - сообщила Магдалена, - С другой стороны… Можно поставить ловушки, если звери снова сунутся.
- Да-да, и я покараулю ловушку, - заверил Макс.
- Хорошо, - Некман одобрительно посмотрел на девушку. – Спасибо. Но не стоит надеяться, что они сам начнут падать нам в руки... или на голову, как летуны. Ты, Макс, вместо сидения среди грибов займешься дополнительными анализами. И готовься на завтра к экспедиции в тоннели. На тебе снотворные препараты, чтоб их одурманить. Возьми пробирки, если вдруг придется делать какие-то анализы на месте. Мага, заготовь веревки и все прочее, чтоб можно было тянуть пойманных. А я закончу в лаборатории и подготовлю отряд.

(те же, там же)

[Барон Суббота >>>]

Домашний рок-н-ролл и половое Сатори

(с Хелькэ, единственной и неповторимой)

Аккуратно, почти подкравшись к столу, Моргана самыми кончиками пальцев ухватила салфетку и медленно приподняла...
Пахло вкусно. Не макаронами.
Решительно сдернув салфетку ("Комбо-обед долгого хранения! Мясо и гарнир, запеченные на куске теста, они же - божественная пицца!"), художница опустилась на стул и склонилась над главным блюдом, вдыхая аромат. Другие блюда, уже не такие главные, предлагали тушенку, копченую рыбу, хрустящие хлебцы и маринованные овощи. Еще были пакеты с соком, но всё это меркло в сравнении с пиццой.
Вяленый бекон, конечно, сделал эту картину идеальной, подумала Моргана, уже орудуя ножиком, но з это пришлось бы ставить доктору памятник, а памятник ставить было не из чего.
Салфетка медленно начала сползать с ее коленей на пол, но Рид вовремя заметила эти поползновения и, скомкав ее, бросила на кровать. Оставалось надеяться, что Натан одобрял такое обращение со своими салфетками.
Натан, тем временем, быстро переодевался. Обычной его одеждой были рубашка и брюки невнятно серого цвета, скрывавшиеся под белым врачебным халатом, точно так же, как колпак скрывал не слишком аккуратную прическу. И сейчас доктор Штейн пребывал в подлинном отчаянии. Кривая стрижка модели "лишь бы поскорее" и уже упомянутый убогий костюм создавали впечатление сорокалетнего маменькиного сынка, пришедшего на свидание со знакомой по переписке.
Последнюю мысль Натан отогнал от себя с особой решительностью. Какое свидание, о чём вы? Девушка попросила его о помощи не более того! Доктор оставил попытки пригладить волосы, позволив им торчать в разные стороны, оправил рубашку и наконец покинул ванную комнату.
- Надеюсь, всё не слишком плохо, Моргана, - сказал он, застав девушку за обнюхиванием пищи. - Признаюсь, я не слишком часто покупаю еду в пищеблоке.
- Да все отлично! - замахала рукой (и ножиком) девушка. - Пицца - это просто здорово. Иди сюда, я уже половину тебе отрезала.
При взгляде на данное кушанье, действительно, можно было убедиться - пицца порезана ровно пополам. Не на несколько небольших кусочков, как делают нормальные люди, а на два полукруга. И Морган, кажется, всерьез собиралась так эту пиццу и есть.
Натан сел рядом, чувствуя, как всё ещё пламенеют обычно бледные щёки. Его самоуважение спасало лишь одно: соскрести со щёк щетину он успел заранее. Пиццу доктор Штейн принялся есть точно так же, как и Моргана. Нет-нет, когда-то давно он уже пробовал этот продукт, но дело было давно, а потому правила этикета на этот счёт изрядно подзабылись, если вообще существовали. Так что, Натан пошёл по пути наименьшего сопротивления: делай, как все. Ну, а учитывая, что "всеми" в данном случае была лишь Моргана, это не должно было вызвать особых трудностей.
- Вот эти штуковины, - ткнув ножиком в гигантскую полупиццу, Рид подцепила зеленую оливку и продемонстрировала Натану, - жутко забавные. У них внутри почему-то пусто, хотя я подозреваю, что в столовой из них просто выковыривают самое интересное. А еще они бывают черными... только это, наверное, уже гнилые, да и вкус у тех, как у гнилых. Зеленые лучше.
Оливка отправилась по месту назначения.
- Честно говоря, - Натан прожевал кусок пиццы и прислушался к собственным ощущениям, - это блюдо довольно вкусное. Даже странно, почему я раньше никогда его не пробовал.
Моргана посмотрела на него как на очень, очень больного человека: с ужасом и состраданием.
- Странно? Н-не то слово... может, ты и вяленый бекон никогда не ел?
- Ел! - горячо опротестовал её слова хирург. - Его дают каждый пятый день на обед в медблоке.
Моргана захлопала ресницами.
- А, м-м, обучающимся тоже дают? Я имею в виду, ну... они же должны как-то поощрять будущих докторов...
Натан отложил нож и чуть нахмурился. До него постепенно начало доходить, что, рисуя порнушные плакаты, Моргана должна была тратить изрядную часть доходов на материалы и, соответственно, питаться не слишком хорошо.
- Конечно! - ответил он с горячностью. - У вас должен быть доступ в медблочную столовую.
- Здорово, - девушка запихнула в рот последний кусочек, оставшийся от ее половины. - Мне уже нравится. Я уже люблю учиться на медика.
Рассудив затем, что пробовать все остальное понемножку ("Не съем, так понадкусаю...") будет не слишком-то вежливо, Моргана решила отвлечь себя на философскую беседу.
- Нейт (если это звучит не слишком страшно), а ты-то как пришел к этому делу? Неужели всю жизнь мечтал о человеческих внутренностях?
Доктор Штейн чуть пожал плечами.
- Я с самого детства очень остро чувствовал чужую боль. Чувствовал и... знал, что ли, что надо делать, чтобы её снять. Знаешь, бывает так, когда плохо и понимаешь, что всё необходимое тебе - это кружка кипятка. Вот и я так, только не у себя, а у других. Так что, наверное, у меня просто не было выбора, - Натан усмехнулся и хотел добавить что-то, но в дверь постучали.
- Прошу прощения. Это могут быть по делу, - извинился доктор, и пошёл открывать.
Что ж, может, это было и по делу, но слишком уж живо выглядел субъект, энергично трясший руку Штейна в прихожей.
- Нат, хорошо, что ты дома! Слушай, приятель, очень нужен гудин, ну, ты понимаешь, сестра..., - стрекотал на ходу не званный гость, пока не увидел Моргану. - Оу, Нааат! Ну ты... Не знал, что ты решил скрасить своё одиночество. А дорого ли...
В этот момент добрый доктор Штейн совершенно неожиданно побурел, крепко взял вторженца за плечо и почти выволок его из ячейки. Дверь щёлкнула с особой решительностью, несколько мгновений было тихо, потом кто-то приглушённо вскрикнул и что-то бухнуло в стену раза три. А потом Натан вернулся, раскрасневшийся и отряхивавший руки.
- Прошу прощения, - ещё раз извинился он, возвращаясь к столу.
Моргана, необычно бледная, сидела с неестественно прямой спиной и глядела строго перед собой слегка округлившимися глазами. Вид ее словно бы выражал безучастное спокойствие - если бы не побелевшие костяшки пальцев, сжимавших нож.
Чувствовала она сейчас буйную смесь совершенно детской обиды и взрослой, холодной ярости. До такой степени сильной, что хоть вскакивай с этим ножом - и вдогонку за нахалом.
А с другой стороны, хорошо же она тут, наверное, смотрится.
- Какой-то знакомый козел, да? - спросила она, по-прежнему глядя в стену.
- Козёл, - кивнул Натан, чувствуя, как вилка, которую он начал было вращать между пальцами, хрустит и ломается. - Но у этого козла сестра с больным позвоночником. Ей постоянно необходимы обезболивающие, и я снабжаю её ими время от времени. Кажется, братец принимал часть и подсел. Оно, знаешь ли, куда забористей тех листочков, что у нас считаются кайфом номер один.
Натан говорил безжизненно, монотонно, но что-то в его облике выдавало степень бешенства, которой достиг доктор.
- Моргана... простите меня. Я не должен был допустить этих слов. Простите.
- Хоть бы Моника не узнала про эти обезболивающие, - пробормотала Морган. - Док, ты не кипятись. Это я виновата. Надо было мне в коридоре ночевать.
Словно придя к какому-то неожиданному решению, она вскочила. Ножик звякнул, ударившись о поверхность стола.
- Знаешь, наверное, я так и сделаю. Как это называется - компрометировать?.. Я, пожалуй, тебя компрометирую, так что мне тут делать нечего, - она даже улыбнулась, через силу.
- Стоп! - кто бы знал, что у доктора может быть в запасе настолько проникновенный командный тон, которому тело подчиняется куда быстрее, чем разум успевает понять, что случилось. - Моргана, подожди. Пожалуйста, останься. Ты никого не компрометируешь, а что до этого ублюдка... ну, хочешь, я ему сломаю что-нибудь? - он замялся и зачем-то добавил. - Ещё что-нибудь.
Девушка невольно вздрогнула, замерев на месте.
- Н-не хочу... То есть, нечего тратить время на такую ерунду, я имею в виду... Нет, слушай, это точно ничего, что я останусь? В коридорах тепло, и никто в такое время уже не бродит... и коврики у дверей, наверное, такие удобные...

[Хелькэ >>>]

(продолжение... да-да, с милым и пушистым Оррофином)

Штейн закатил глаза и тихо-тихо, на самой грани слышимости, прошептал таааакоееее...
В общем, обычный разговорный матерок охранников поблек и разлетелся пылью. Волны нецензурщины накатили, сплавляясь в музыкальное произведение, в сонату ругани. О нет, Натан не обращал свой псалом ни к кому конкретно, так, высказывал мирозданию весь список претензий, и оно умолкло, восхищённо внимая.
-... Моргана, я тебя прошу, останься, - почти жалобно закончил доктор и виновато посмотрел на Рид.
Художница восхищенно посмотрела на доктора и опустилась прямо на пол, по обыкновения скрестив ноги и положив руки на колени.
- Осталась! - радостно сказала она. - Видишь, я даже не шевелюсь... Ну ты даешь, док.
Это и в самом деле было достойно благоговения.
Штейн обречённо выдохнул, сел рядом с Морганой и замер, напоминая большую диковинную птицу. Сейчас было особенно видно, насколько он худой и нескладный: локти, упёртые в колени торчат шипами на броне злодея из детских комиксов, длинная, тощая шея согнута, открывая торчащий хребет, а крупная, непропорционально круглолицая голова опущена на кисти.
"Наверное, надо извиниться, - подумал он, - а то девушка невесть что вообразит".
Он набрал в грудь воздуха...и выдохнул. Потом ещё раз, и ещё. Почему-то очень хорошо было сидеть рядом с этой совсем ещё, если разобраться, молодой девчонкой и просто дышать, искоса посматривая на неё в просвет между рукой и бедром.
- На самом деле, - вдруг сказала Рид совершенно не к месту, - у тебя очень клево. Потому что с тобой можно поговорить об оливках и всяких вещах, которые происходят у людей внутри. Я до этого никогда не думала, что мне будет настолько нужно с кем-нибудь говорить о всякой ерунде.
"Должно быть, это потому" - впрочем, этого Моргана вслух не сказала, - "что голосовые мышцы... в смысле связки, они атрофируются, если долго ни с кем не разговариваешь о всякой ерунде. А если разговариваешь, но не о ерунде, то устает мозг, и связки все равно не получают полного кайфа. И атрофируются. Лучше пусть атрофируется мозг".
"Спасибо, - мысленно ответил ей Натан. - Спасибо, что получаешь от всего этого хоть какое-то удовольствие, иначе я чувствовал бы себя конченным мерзавцем".
Вслух же он промолчал и придвинулся чуть ближе к Моргане. Одиночества притягиваются и эти двое: девушка, спрятавшаяся в собственном мире, где она рисовала чужую любовь и мужчина, которому приходилось убивать, потом умирать, а потом смотреть, как умирают другие, отчаянно этому мешая, сидели на полу, а буквально в двух шагах от них стыла пицца, полностью разделявшая их одиночество в своей недоеденности.
- Моргана, - наконец сказал Натан. - Знаешь, я рад, что ты здесь. Я начал забывать.
- Что забывать? - девушка повернула голову, склонила ее чуть набок, удивленно глядя Натану в глаза.
Хорошие были глаза. Так и просились на картинку.
Не на порнографическую, конечно, а так... тонким пером на снежно-белой плотной бумаге, единственно четкими линиями на рисунке из резких штрихов.
Натан поднял голову и посмотрел на Рид уже прямо, чуть улыбаясь.
- То, чего никогда не было, конечно же.
Он потянулся, на миг сделавшись ажурным мостом из плоти и кости, достал пальцами правой руки блюдо с пиццей и аккуратно поставил его на пол, где-то между ними. Идилия обретала завершённость.
- Точнее, необходимость того, что называется жизнью. Друзья. Общение. Что-то кроме белого халата и пациента перед тобой.
- Ты это очень красиво сказал. Я вот иногда думаю, что должно быть что-то, кроме линий на бумаге. Что человек - это не только множество плоскостей, это не определенная поза и правильная светотень... И что, ну, секс, и всякие там генитальные подробности - это далеко не самое главное для художника, что нужно рисовать нечто более возвышенное и духовное, как-то выражать собственные мысли и чувства. Что нельзя постоянно рассчитывать, как в этом ракурсе будут выглядеть груди, и прочее. Но с другой стороны, платить мне будут именно за груди, - образно выражаясь, конечно, - Моргана печально взглянула на пиццу. - И еще есть третья сторона. Нарисованные люди не делают гадостей. Не блюют на твой ковер, не жгут на твоем подоконнике дурман, не едят твой вяленый бекон.. да что за черт, опять этот бекон привязался! В общем, с нарисованными людьми куда как проще.
Помолчав несколько секунд, она тихо добавила:
- Особенно в плане всякой обнаженки.
- С мёртвыми или стремящимся к этому людьми тоже, - покивал Натан, безаппеляционно, но как-то механистично вкладывая в руки Морганы кусок пиццы. - Особенно в плане обнажёнки: ты не интересуешь их, как и весь, собственно, остальной мир, а они тебя. Вроде всё отлично, никаких претензий в любом случае, но...не хватает чего-то. Верно?
- Иногда, - пожала плечами Морган и откусила кусочек. - Когда, бывает, лежишь на диване, пялишься в потолок и в голову лезут мысли только о самом плохом. Тогда чувствуется, что как-то одиноко и вообще паршиво... Тебе часто бывает паршиво, док?
- Вроде бы не..., - Натан осёкся и кивнул. - Да. Только я всегда беру скальпель и иду в операционную или прозекторскую, чтобы зарезать это. Забавно, Моргана...Право слово, забавно.
- Забавно? Ну, разве что если ты извращенец. Чего тут забавного?
- Забавно то, что я понял это только сейчас, хотя знал всегда. Это странно звучит, я понимаю, но так оно и есть, - доктор смущённо улыбнулся и потёр рукой лоб.
- Ах это, - пицца кончилась. Рид погрузилась в весьма задумчивое состояние. - И... от того, что ты это понял, стало как-то лучше? Мне вот не стало, когда я поняла.
- И мне тоже. Но с этим надо что-то делать, как думаешь?
- Надо расслабиться! - решительно сказала Моргана и хлопнула по полу ладонью, не менее решительно. То, что она задела край тарелки и та подскочила, слегка подпортило впечатление... но если бы тарелка разбилась, было бы еще хуже. - Да уж, надо...
Она отодвинула тарелку подальше и печально посмотрела на доктора.
- Если бы папа сейчас видел свою "крошку Джесси", он бы умер. Причем от смеха. Я никогда не научусь хорошо себя вести.
- А надо? - Натан понял, что остро хочет обнять Рид. Нет-нет, без всякого подтекста, просто положить ладонь на её худое плечо и прижать к себе, отгораживаясь друг другом от холодного одиночества.
Он даже почти собрался с духом сделать это, но остановился и покраснел ушами.
- Нет правда...кстати, а почему Джесси? Вроде бы, Моргана так не сокращается или я ошибаюсь?
- О, это короткая и печальная история, - состроив пафосную рожицу, продекламировала девушка. - Моргана - это мое первое имя, и его мне дала мама, а второе - Джессика, от отца. Причем, что парадоксально и ни в какие рамки не лезет - имя "Джессика" я ненавижу, хотя отца люблю куда больше, чем маму. К тому же, из Морганы так замечательно получается Морган...
Штейн быстро, почти неуловимо глянул на мешковатую одежду Рид.
- Два имени, - сказал он, переводя взгляд на переносицу Морганы. - Знаешь, есть одно очень древнее учение, согласно которому всякий знак, в том числе имя, имеет под собой некую силу и влияет на путь человека. А у тебя, выходит, два пути. Интересная ты, Моргана.
- Сам ты интересный, - Моргана взлохматила шевелюру, малиновые пряди встопорщились перьями. - Два пути... Можно подумать, у всех остальных один путь. Так просто не бывает!..
Прищурившись, она взглянула на доктора.
- Да и вообще, ничего не бывает просто.

[Kinna >>>]

20 сентября 14:30
Горан Митчелл и Бенджамин Гроссет
(Кинна и Северин соответственно)

Чем хороши дневные операции, так это тем, что крысы выползают на поверхность по большей части ночью. Так что, хотя солнце уже и перевалило за полдень, в разрушенном нижнем городе достаточно светло, чтобы жители подземелий особо не высовывались, опасаясь внезапного нападения из-за низких облаков. А кроме того менее рискованные дневные вылазки практически идеально подходят для натаскивания не привыкших к наземным опасностям новичков Бригады.
Трое новобранцев во главе с Митчеллом, предъявив пропуска, вышли из дверей Прихожей - приземистого строения, скрывающего лифтовые шахты и контрольно пропускной пункт, на краю военного аэродрома. Дежурный сообщил, что капитана Гроссета легче всего найти в пятом секторе, где стоит его машина.
Бенджамин уже сидел в кресле пилота за штурвалом, терпеливо ожидая, пока его экипаж соберется на борту. Выдержке молодого капитана можно было только позавидовать: в то время, пока его навигатор ловил по всему аэродрому карты, которые свистящий на крыше ветер умудрился выдрать из его папки, пулеметчик Ромато нехотя и лениво плелся к «Саранче». Просто удивительно, что у такого повернутого на дисциплине офицера, как Бенджамин Гроссет, столь ленивая и несуразная команда.
Бросив многозначительный взгляд в сторону еле передвигающего ноги лейтенанта, капитан Гроссет заметил за его спиной четырех человек в форме Черной Бригады, направляющихся в сторону «Саранчи». Пусть во многих принципиальных вопросах Бенджамин, по сравнению с доброй половиной летчиков, имел свое особое мнение, но в отношении к солдатам Бригады он был с ними полностью солидарен. Заносчивое хамло, которому по какой-то причине очень много разрешалось и прощалось (по крайней мере согласно распространившемуся общественному мнению) – ну кто из порядочных офицеров станет их уважать? Вот и капитан Гроссет не стал, заранее нахмурив брови при их приближении.
Нельзя сказать, что эти четверо были полной противоположностью общественному мнению. Нарочитая небрежность и какая-то снисходительно-спокойная самоуверенность, чувствующиеся в их движениях, с головой выдавали стремление подчеркнуть свое превосходство над любым другим родом войск. Впрочем, вглядевшись в старшего группы, можно было заметить, что его спокойствие несколько иное и является скорее результатом внутренней сосредоточенности.
Подойдя вплотную к машине и разглядев капитанские знаки различия на форме пилота, старший произнес:
- Добрый день. Капитан Гроссет, я полагаю?
- Так точно, майор, - ответствовал Бенджамин, отсалютовав старшему в группе как полагается.
- Ознакомьтесь, - Горан протянул ему запечатанный пакет.
Внутри находилось предписание, снабженное всеми возможными реквизитами, согласно которому машина и экипаж капитана Гроссета временно поступали под командование майора Горана Митчелла. Инструктаж на месте.
- Это, чтобы вы не сомневались в моих полномочиях, капитан. Вопросы?
Радости, конечно, по такому поводу Бенджамин не испытал. Уж чего-чего, а перейти под командование кому бы то ни было из Черной Бригады, причем всем экипажем, было делом крайне неприятным. Не теряя надежды, капитан внимательно изучил предложенные документы, и, не найдя зацепок, благодаря которым он мог бы избежать такой участи, произнес:
- Все понятно, майор Митчелл. Но, надеюсь, с моим предыдущим приказом не будет никаких недоразумений?
- Вас рекомендовали, как высококлассного профессионала, поэтому все разногласия улажены.- Горан скользнул взглядом по "Саранче", отметив про себя, что хотя разместиться всем в такой компактной машине будет непросто, ее небольшой размер дает меньшую гарантию обнаружения с земли. - Как скоро вертолет и экипаж могут быть готовы ко взлету?
Посмотрев на корчившего недовольные рожи за спиной у бойцов Черной Бригады пулеметчика и на застывшего по стойке «смирно» навигатора, Бенджамин решил, что никаких особых приготовлений им уже не требуется:
- Мы готовы вылететь прямо сейчас, майор.
-Отлично. Позвольте карту .- Митчелл взял у навигатора листы, собранные наконец вместе. - Вот точка высадки. Ваша задача доставить нас на место, обеспечить наблюдение за поверхностью с воздуха, пока мы будем находиться внизу, и, соответственно, обратная транспортировка. Наша задача - управиться до темноты.
Капитан Гроссет посмотрел на указанную область карты. Этот район он уже давно не патрулировал, но в принципе местность была ему знакома, поэтому трудностей задание не представляло.
- Приказ ясен, - кивнул Бенджамин и отдал распоряжения своему экипажу помочь людям занять места на борту вертолета.
Когда все благополучно разместились, а по радио было получено разрешение на вылет, «Саранча» под гудение своих лопастей не спеша оторвалась от поверхности крыши и, покачиваясь некоторое время от непривычно большого веса, устремилась вниз, в облака.

(продолжение следует...)

Сообщение отредактировал Kinna - 18-10-2009, 20:21

[Uceus >>>]

Поднебесный город. Лаборатория «Братьев заводчиков»
22:56

Никодемус и сам не знал зачем шел в старую лабораторию. Да еще в такую пору. Ведь завтра вновь придется идти на новую работу. Нет слов, там шикарное оборудование. Это не то, что в их логове, выцарапанное, выпрошенное, добытое потом и, можно сказать, кровью. А это новехонькое, выделенное на бюджетные (немалые) средства.
Даст вынул из кармана ключ и вставил в замочную скважину. Конечно, во всех современных лабораториях сейчас используются электронные карточки, но он предпочитал действовать по старинке. Ключ скрипнул, но поворачиваться отказался. Похоже, дверь была уже открыта. Старик повернул дверную ручку и открыл дверь. И сразу замер, зажмурился, ослепленный ярким светом, заливавшим помещение. В лаборатории горел свет, мигали мониторы, звучали чьи-то голоса. Даст вошел, нарочито громко хлопнув дверью. Еще чего не хватало – чтобы какие-то чужаки хозяйничали в его лаборатории! Впрочем, как выяснилось, в помещении был всего один человек. И он точно не подходил под определение чужака. Вилла сидел перед экраном проектора и пристально смотрел на экран, на котором он, Даст, Грегори, на сколько-то лет моложе, давали пояснения к своему очередному эксперименту. Никодемус неприминул съязвить: «Что? Настольгия замучала?» Однако Базилиус на колкость не отреагировал, лишь вяло махнул рукой, давая понять, что чем-то сильно увлечен.
- Ты знаешь, у меня такое чувство, что я сейчас нащупаю это...
- И что ты подразумеваешь под этим?
Вилла наконец соизволил обернуться: «Чтобы начать проект... наш проект... надо найти базу, основу, которую мы и начнем развивать. И мне кажется, что я вот-вот ее найду.»
- И поэтому ты пришел сюда почти в одиннадцать часов вечера и просматриваешь наши старые записи?
Из голоса Даста исчезла ирония. Его напарник был прав. Надо было найти основу. И тут Базилеус издал вопль, от которого его старший напарник вздрогнул. Что и говорить, такого от своего сдержанного и спокойного друга он не ожидал.
- Вот оно!
- Ты сошел с ума. Этот проект был изначально провальным.
- О, да! Но там и есть ключ!
- Это были простые «мусорщики»!
- А помнишь из-за чего проект провалился?
- Еще бы не помнить! Эта тварь растерзала крысиный выводок прямо на глазах той особы из общества защиты животных. Мы тогда еле отмылись от той грязи, которой нас поливали газеты!
Но Базилеус лишь счастливо рассмеялся: «Вот! Вот об этом я и говорю!» Даст непонимающе уставился на Виллу.
- Эта тварь была свирепа! Свирепость! Именно на этом мы и построим наш проект!
Они спорили до глубокой ночи и лишь приняв решение, разошлись-таки по домам. Завтра предстояло много работы. «Чистой» и «грязной».

Сообщение отредактировал Uceus - 19-10-2009, 19:19

[Барон Суббота >>>]

О пользе нахождения истины в парадоксальных, но фразеологически обоснованных местах.

(с Хелькэ)

Вечер умирал, рассыпаясь графитной крошкой в ладонях. Бессолнечная ночь, пока что бывшая бессонной, но еще не вступившая в свои права, оскаливала темноту за большим окном.
Часто Моргана переживала отсутствие солнца довольно болезненно - но не сегодня. Просто знала - сегодня не будет этого колющего ощущения в груди, желания распахнуть глаза навстречу свету, забравшись на подоконник... потому что есть вещи, более интересные. И, возможно, столь же необходимые для жизни. Например, кто-то рядом, пусть он даже в противоположном углу комнаты, или вообще за стеной, но он - есть, он разговаривает, он не дает уйти в себя и погрузиться в мысленную спячку, от которой за несколько последних месяцев уже стало сводить скулы.
Пусть, конечно, нет того пресловутого ощущения "и как будто знаешь его всю жизнь, хот познакомились недавно"... и хорошо, что нет. Это дает возможность узнать человека самостоятельно.
Да и неинтересно знать кого-то всю жизнь. Вот узнавать...
- А ты пробовал когда-нибудь вино? - поинтересовалась она, опустившись на предплечья и вот так, полулежа на спине, искоса разглядывая доктора. - Я имею в виду, настоящее, старое. У отца когда-то был бутылка, но он обменял ее на дополнительные талоны, когда я родилась.
- Нет, не пробовал, - Натан был вовсе не в противоположном углу, он сидел совсем рядом с Морганой и всё время чуть-чуть улыбался. Лишь уголками губ и небольшими морщинками, разбегавшимися от глаз. - Подарили однажды, давно, на совершеннолетие, бутылку, но я так и не нашёл повода её открыть. Хотел на окончание учёбы, но там практически сама судьба вмешалась...
Вечер утекал кровью из рассечённой артерии, которую нечем зажать, кроме как собственной ладонью. Штейн чувствовал, как сочатся в пустоту эти мгновения, которых уже не будет, как приближается ночь, вслед за ней и утро, а вместе с ним и пустота. Возвращение одиночества, выставленного за дверь.
- Как вмешалась? - заинтересовалась Моргана. - Какая-то зловещая, ужас наводящая история, которую лучше не рассказывать на ночь маленьким девочкам?
- О, она полна сюрреалистического ужаса! - доктор округлил глаза. - Просто, какой-то шутник на нашем жилом этаже пробрался в вентиляцию, поставил там миску, насыпал туда чуть ли не полкило дурмана и подпалил. По вентиляции дым быстро разнесло по всему этажу и началось тааакое... Мне-то повезло, у меня аллергия на него, но ты представляешь, что творилось? Охранка в противогазах, и та еле-еле народ по ячейкам жилым распихала...
Рид потрясла головой, улыбка у нее была совершенно сумасшедшая.
- Ну дела! - выдохнула она. - Это, наверное, после этого случая на любителей дурмана пошла серьезная охота?
- Именно! - Натан сиял. - Потому что один умник то ли пошутил, то ли решил устроить счастье для всех, даром, а через девять месяцев этаж чуть ли не удвоил своё население. А уж какой концерт той ночью был, заслушаться можно.
- Вот красота, - зажмурилась Моргана. Потом посерьезнела: - А вообще, по-хорошему, сдать бы их с потрохами, этих любителей зеленых листочков. В руки блюстителям общественного порядка. Но в этом плане кишка у меня тонковата... - она покачала головой. - Да, а бутылка-то твоя где теперь?
Натан задумчиво потёр переносицу. О той самой заветной бутылке он давным-давно забыл, но ведь не мог же он её просто выкинуть. А если бы на что-то менял, то помнил бы.
- Кажется, здесь, - он встал и полез под кровать.
Через некоторое время чуть запылившийся, но очень довольный Штейн выбрался на свет ламповый и не с пустыми руками: перед Морганой лёг небольшой чемоданчик.
- Храню тут... всякое, - сказал доктор и открыл чемодан.
Взору Рид открылось нутро, и на треть не заполненное странными предметами. Чемоданчик выглядел настоящим сундуком сокровищ, только вот, едва ли они, за небольшим исключением, дорого стоили. Портрет с совсем молодым Натаном без очков, в смешной шапочке и без единой морщинки на чистом, юношеском лице, старый халат, сложенный в несколько раз, прямоугольный футляр, в которых обычно держат карандаши или кисти, пару резиновых перчаток...и та самая бутылка.
- Смотри-ка, и вправду!

[Хелькэ >>>]

Моргана взяла портрет, придирчиво осмотрела.
- Очень хорошая работа, - сказала она, кивнув, и положила на место. - Интересно было бы посмотреть на автора, ну да ладно, вряд ли он рисует до сих пор, иначе я бы знала. Да и персона выглядит чуднО.
"Особенно в сравнении с той же персоной сейчас", подумала она. Время меняет людей постепенно, понемножку, и если в молодом Натане ей виделся один человек, то в теперешнем Натане - совершенно другой. Да и этот другой был ближе, лучше.
- Я, наверное, скажу сейчас ужасное, - молящий взгляд из-под темных ресниц, сложенные ладони, - но давай ее откроем, а?
- Ты знаешь, а я только хотел предложить. Иначе, всё равно повода так и не найду...
Натан понял, что штопоро у него нет и, изрядно помучившись, протолкнул пробку пальцем внутрь. Пить старое и очень редкое вино им пришлось не из бокалов, не было у него таких. Из кружек. Обычных, керамических, с удобными ручками и оранжевой полосой по краю.
Моргана поднесла было кружку к губам, но почему-то замерла.
- Нет, - произнесла она решительно, - это никуда не годится.
Поднявшись на ноги (чуть качнувшись и едва не пролив, к собственному ужасу, драгоценный напиток), Рид вытянула руку перед собой и, утвердительно кивнув, торжественно заявила:
- За знакомство, док!
Затем последовал глубокий глоток - и почти испуганный взгляд. И долгая пауза.
- Ого, - тихо сказала она. - Надо же.
- За знакомство, - Штейн пригубил напиток, потом набрал его в рот, подержал его немного и проглотил.
- Дааа, - сказал он почти шёпотом. - Умели делать раньше.
- Теплое такое внутри, - Моргана задумчиво смотрела на кровавую жидкость с чуть подрагивающей поверхностью. - То есть на языке вроде холодное, а когда внутри - теплое. Я думала, оно совсем другое.
Еще оно рождало внутри странный трепет, но о нем художница решила пока промолчать - вдруг показалось?
- А ведь многие, ну, из богатых, предпочитают вино, а не дурман. От него что, тоже должно вынести по полной, только более аристократично?
- Не знаю, - Натан чувствовал, как кровь внутри меняют на что-то другое, намного лучшее и с пузырьками внутри. Эти пузырьки взрывались, пробуждая на его спине легионы марширующих мурашек. - Но пока мне нравится то, что происходит.
Он помолчал, затем глотнул ещё и вдруг попросил:
- Моргана, а расскажи мне о себе, пожалуйста.
- Ну... о себе..? - художница наградила его удивленным взглядом расширенных зрачков. - Ладно, док. Слушай.
Сначала она подумала - что тут можно рассказать, это всего-то пара-тройка бессмысленных фраз, содержание которых он и сам бы вполне смог угадать, побывав в ее комнате. А потом всплыло вдруг - ведь если начать с самого начала...
- Не знаю, как так со мной вышло, но вышло, в общем, вот так - на родителей я совсем непохожа, ни внешне, ни внутренне. Если внутренним не считать кишки, селезенку и прочие радости жизни. Мать была старше отца на восемь лет, когда они познакомились, и мне до сих пор подумать страшно, что должно было с папой случиться, чтобы он женился потом на этой женщине. Хотя я, кажется, и случилась незадолго до того, как они вписали друг друга в свои личные карточки, на четвертую строчку. Мать работает в экологическом центре и занимается непонятными вещами, еще она постоянно ноет и устраивает скандалы, к тому же, у нее волосы отвратительно серого цвета. А отец здорово печатает на машинке и набирает тексты для разных людей. Зарабатывает, кстати, больше мамы, и по этому поводу она тоже устраивает скандалы, а я все мечтаю, что он найдет себе любовницу, с которой я подружусь. Я почти не бываю у них на этаже, а когда бываю, то стараюсь не застать мамочку дома. В общем, воспитывал меня скорее отец, а она все больше внушала мне отвращение к воспитанию. На совершеннолетие я выкрасила волосы в этот сумасшедший цвет и, приложив необходимые усилия, переехала на сто семьдесят восьмой. Я тогда уже довольно здорово рисовала и несколько удачных портретов и зарисовок, которые теперь висят в кабинетах разных начальников, очень мне помогли. Удачно получилось, если подумать - я ведь больше ничего не умею, кроме как рисовать. Но пригодилось! - она задумчиво воззрилась на пустеющую чашку. - Я все размышляю, знаешь - вроде бы и нормально живу, всегда хотела жить самостоятельно, закатывать иногда вечеринки с друзьями, плясать на крышах... Потом внезапно оказалось, что у меня совсем нет друзей. То есть, так, несколько человек, к которым можно обратиться, потому что я когда-то сделала им что-то хорошее... Но я не могу сидеть с ними на полу, пить коллекционное вино и обсуждать свою дурацкую жизнь. Конечно, дурацкую жизнь в любой момент можно поменять на жизнь, наполненную коричневым дымом и сладковатым привкусом во рту, и я даже больше скажу - до сих пор предлагают... но что-то не хочется.

(вдогонку)

[Барон Суббота >>>]

Она закашлялась.
- Ну вот, даже в горле пересохло. Может, записать это все для вероятных потомков? - улыбнулась она.
- Думается мне, что потомки либо не поймут, либо им будет не до того, - Натан долил в кружки ещё вина. - Ты послушай отчёты о вылетах ЧБ: если раньше хорошо раз в месяц зачистку устраивали, то теперь они снаружи только что не дежурят! Так что, либо они окончательно вырежут крыс, и потомкам останется лишь утопать в гедонизме без необходимости поддерживать трудом громоздкую армейскую систему, либо, наоборот, крыс всё это достанет и они принесут войну уже нам. А в этом случае, само собой, потомкам не позавидуешь. Знаешь, Моргана, давай выпьем за них, а? За Несбывшихся и тех, что только сбудутся.
- Давай, - согласилась Моргана, легонько стукая своей кружкой о его. - Поутопаем в собственном гедонизме, пока есть возможность. Ну-ка, доктор, расскажи и ты мне что-нибудь пронзительно-проникновенное.
- Ты знаешь, а мне как-то даже и нечего особенно, - Натан выглядел растерянным, однако, глотнув из кружки, попытался объяснить:
- Просто, у меня с самого детства всё шло как-то очень уж гладко. С родителями отношения были нормальные, они вполне понимали меня большую часть жизни, так что, до самого окончания высшего училища проблем не было. Потом, правда, я посмотрел на себя в зеркало и увидел там тощего очкарика, который совершенно не знает, что ему теперь делать. Идти работать в терапию было скучно, а делать что-то ещё я не умел. Уж не знаю, почему, но я решил пойти в армию... единственный сбой за всю жизнь, если разобраться. Сначала армия, потом ЧБ, ну, о службе там я уже говорил, так что, этот момент мы пропустим. Потом снова гражданка и отделение хирургии. Так и живу. Режу людей, чтобы спасти им жизнь, а иногда даже и получается. Вот такие дела, Моргана. Записывать для потомков не буду, наверное, слишком уж скучно.
- Наверное, смотря как записать, - Рид поняла, что говорить хочется все меньше и меньше, потому что язык подчиняется мыслям совсем не так хорошо, как раньше. Это вторая кружка была или третья?.. - Или вот взять и оформить как комикс.. нет-нет, без порно! Похождения бойца, что-нибудь такое... точно, на этом можно сделать хорошую выгоду! Что-нибудь трогательное и в то же время воодушевляющее, о войне и... черт, какая фигня. Хватит о работе.
- Похождения? - Штейн вдруг понял, что ему надо срочно менять очки, потому что его нынешние не помогают и их можно снять. - Скорее поползновения к более или менее кровоточащим товарищам, которые лежат в грязи, в то время как вокруг другие товарищи бьют крыс чем придётся.
- Значит, благородной истории не получится? - с сожалением вопросила Рид.
- Никак! Хотя если ты возьмёшься, то кто знает, может и получится...
Натан с явным трудом подавил икоту и закончил:
- ...история. Насчёт благородности - обещать не могу
- Если завтра меня не поразит такое ужасное похмелье, что я забуду даже где я живу, и уж тем более забуду про эту любопытную идею... в общем, если не поразит - то я возьмусь.
"А забыть, где я живу, было бы здорово. И если бы еще Натан забыл... Хоть какое-то разнообразие".
Особенно сложным было сделать над собой усилие и не произнести это вслух.
- Я заранее предвкушаю!
Натан неожиданно заметил, что его рука не только возлежит на плече Морганы, но и иногда его поглаживает.
"Интересно, как долго это творится и заметила ли она это?" - отстранённо подумал доктор, но руку убирать не стал. Ему было хорошо ровно настолько, чтобы ничего не менять, а пределом желаний становится хрупкая мечта о том, что прекрасное мгновение не остановится, но растянется бесконечной каплей рубинового вина.
- ...Хорошее вино, - вынесла вердикт Морган, отставив кружку, - даже жалко его. Я надеюсь, оно не пропало впустую.
Теплота накрыла все тело, особенно ярко разгоревшись в груди, до пылающего жара. Совсем не похоже на ощущение от страмония, захватывающее дико и не отпускающее, заставляющее сойти с ума - а потом горько пожалеть об этом, потому что самые прекрасные, самые яркие моменты память не сохраняет, а несправедливо обменивает на тошноту, резь в глазах и головную боль.
И, безусловно, на привыкание. Не стоит оно того, совсем не стоит.

[Хелькэ >>>]

Щеки тоже пылали, но сверкать румянцем сейчас не хотелось... это должно быть жутко смешным, как будто она стесняется сидеть здесь вот так, а Морган-Джесс Рид никогда и ничего не стесняется. Смело подняв глаза и посмотрев в лицо Штейну, девушка замерла. Нет, должно было получиться не то и не так - пошутить бы, поддержать разговор... а получилось иначе:
- У тебя глаза без очков другие совсем. Очень добрые.
- Правда? Тогда жалко, что я не могу без них, - Натан улыбался и чуть щурился, упорно стараясь видеть это остренькое лицо с жизнеутверждающим румянцем на белых щеках со всей возможной чёткостью. - А ещё очень жалко, что я рисовать не умею. Ты такая... ты. Я бы очень хотел тебя нарисовать сейчас.
- Нет, ты что, - запротестовала Рид, всплескивая руками, - меня рисовать нельзя ни в коем случае! Погляди, это же кошмар - никакой округлости форм, сплошные острые углы, любой другой ракурс меняет до неузнаваемости... да и выгляжу я аморальненько, док. И майка мне велика.
- А мне всё равно нравится. Впрочем, я этого подвига всё равно не потяну. Никогда не мог понять - как другие рисуют? Сам принцип, в смысле. Ну, ты поняла.
- Куда как проще, - откликнулась Морган. - Только надо смотреть на предметы немного иначе. Скажем, у табуретки есть высота, длина и ширина. Табуретка может быть удобной, тяжелой, зеленой в крапинку, стоящей в углу... и еще много чего. А вот бумага может быть только белой и плоской. Догадываешься, что совместить их можно только очень хитрым, пусть и простым способом? Любая картинка - это искусная иллюзия. Если это хорошая картинка.
- Вот-вот...ты можешь это даже попытаться объяснить, а я не могу даже понять. Потому, несмотря на развитую моторику и...прочую естественно-научную нудистику, рисовать мне не дано и не будет дано. Скажи, а кто тебя учил?
Моргана погрозила пальцем.
- Да ни одна живая душа не может похвастаться тем, что учила меня чему-то! Упс - кроме тебя, конечно. Но рисовать - нет-нет, никогда и ни за что. Это только я сама. Началось, кончено, с каракуль на обоях, но даже каракули эти были строго пропорциональны. Мать бесилась, а я старалась сделать свои картинки как можно ближе к реальности. И вроде ничего, получается.
- Получаается, - протянул Штейн, вспомнив тот самый рисунок. - Чтоб так у хороших людей всё получалось!
- Чего захотел... - фыркнула Рид. - Если всё будет получаться, куда это годится... должен же быть какой-то элемент, как его... короче, док, нельзя, чтобы все получалось, а то можно и свихнуться, - с серьезным видом покивав, она еще и пальцем у виска покрутила для достоверности... а потом ее накрыло как будто с головой чем-то мутным, но очень приятным.
Даже в сторону повело, легонько, но все равно стало страшно, так, что она даже за плечо Натана ухватилась - вдруг этому злосчастному телу вздумается упасть.
- Ой ма-амочка, - протянула она и засмеялась. - Я что-то уже не очень...
Врач в Натане оказался быстрее даже условных рефлексов: пальцы доктора тут же легли на сонную артерию девушки и чуть надавили, нащупывая пульс, и только потом до него дошло:
- А, так это вино. Понятно...значит, и я сейчас, оооой! - добрый доктор Штейн понял, что миру вдруг надоело находиться в вечной незыблемости и он, то есть мир, вдруг резко поменял местами верх и низ, но пока Натан с Рид приспосабливались к переменам, передумал и вернул всё на место. Хирург покачнулся и с явным заносом, увлекая за собой Моргану, рухнул, причём весьма удачно - на диван.
"А шея у тебя всё равно очень изящная!" - хотел сказать Натан, но неизвестно откуда наползший туман забил ему рот, а мысли поползли как-то уж слишком медленно. Последнее, что доктор успел сделать перед проваливанием в мутное нечто, в котором странно пахло ничем и пальцами Морганы, это сначала погладить её по шее, а затем поднёсти узкую ладошку к губам и поцеловать. Потом его не стало, но это не мешало чувствовать тепло прижавшейся к нему девушки. Совсем не мешало.
Моргана закрыла глаза и в очередной раз в своей дурацкой жизни подумала – а будь что будет.
Только в этот очередной раз все, конечно, будет не так, как обычно.

(и на этой радостной ноте мы оставим вас, дорогие зрители`))

[Аккеран >>>]

Принцип «в хозяйстве все сгодится» Нома и ее дети соблюдали свято, а потому тащили в нору, или пещеру, как им больше нравилось ее называть, все, что можно было перетащить, а все, что нельзя - разламывали на части и тоже тащили. А куда деваться, если про мебельные фабрики никто не знал, ателье по пошиву штор существовали только в легендах, а флористы, привозящие букеты на дом в изящных вазах, были такими же персонажами сказок, как добрые феи и злые волшебники.
Какая, по сути, разница на чем лежать и из чего есть, лишь бы храпом не мешали спать и на добавку подкладывали съедобненькое. А потому экскурсия по дому Абалкин, ежели таковая состоялась бы, была бы весьма занимательным зрелищем. Роль входных дверей играла задняя часть фургона, врытая прямо в стены. Петли, не знающие смазки ,дополнительно являлись дверным звонком, потому что войти в пещеру тихо и незаметно не мог никто. На пороге домочадцев встречали коврики и половички, засаленные и пропитанные грязью настолько, что сами по себе являлись экологической катастрофой, но ни одному сыну Номы никогда бы в голову не пришло зайти в дом, не вытирая ноги. Легкое сотрясение от удара чугунной сковородой было обеспечено даже маменькиному любимчику. Прихожая была настолько мала, что трое человек могли там находится одновременно только при одном условии: что все животы втянуты, все задницы подобраны, а руки лежат по швам и главное не вертеть головой, иначе можно ненароком задеть что-нибудь ценное, и оно упадет с полки на пол. Девяносто процентов пространства прихожей занимали стеллажи, полки и антресоли, забитые тем хламом, что не поместился в доме или ждали своей очереди на использование. Ничего и никогда не выбрасывалось, даже рассыпавшись в прах - шло на пользу хозяйству. Внутренними дверями тоже служили дверцы от различных автомобилей, а потому пройти в комнату, не поклонившись в пояс было не возможно. Таким образом мамаша воспитывала в детях послушание и уважение к старшим и друг другу. Сразу за прихожей шла кухня, а потом три спальни. Одну занимала Нома, а в двух других ночевали сыновья. Комнаты они все время делили и перетаскивали шмотки из одной в другую, вечно устраивая спор, кто где живет. Сколько Нома ни предлагала вырыть еще одну, а ничего не менялось. Нет, под нажимом матери одну стену расчистили и даже отковыряли несколько булыжников и вынесли две тележки земли, да так все и осталось.
На кухне царил идеальный беспорядок. Т.е. вещи хаотично лежали по углам и все тем же полкам, но лишь мама знала, что и где должно быть, и горе было тому, кто этот порядок нарушал. «Потерянную» вещь искали сообща под звон материнских затрещин. Сейчас хозяйка норы варила детям ужин, и запах еды наполнял все закоулочки и переулочки их дома.
Жалобно взвыли ржавые петли двери, режа слух противным скрежетом, и раздался отчетливый громкий хруст веточки, подложенной под половик, заставив Ному инстинктивно напрячься и замереть в ожидании. По тому как вошёл гость, она могла с легкостью определить, кем был пришелец и с какой целью заявился в её дом. Пришелец немного потоптался в коридоре, а затем раздался отчетливый шорох, вытираемых о половик ног.
Бамбук! Это мог быть только он. Люциус всегда старался прокрасться в дом как можно тише. И хотя Нома сама научившая его всем премудростям маскировки, легко бы распознала его, тем не менее, Изверг никогда бы не попался на такую простую уловку, как веточка под ковриком. Да и Похотунчик тоже не стал бы так громыхать. А значит…
- Маааам! Я есть Хаааачу!!! – раздался громкий басовитый рокот Бамбуковой глотки, в следующий миг ввалившегося на кухню и кинувшегося к стоящей на огне сковороде.
- Руки мыл? – гневным окриком остановила его Нома.
- Я через канал только что переплыл! - возмутился великан, растопыривая пальцы и показывая мокрые ладони. - К тому же мыло кусается!!!
- Ладно, иди, вытри, - смилостивилась мама и подставила щеку для поцелуя.
Звонко чмокнув мать в щеку, Обжоркин в нерешительности замер перед двумя разными полотенцами, повешенными на крючок. Он точно помнил, что одно из них было для грязных рук, а второе вроде бы для чистых. Оба полотенца, впрочем, были одинакового грязно-серого цвета. Решив, что для чистых рук то, что почище, Бамбук старательно вытерся об него, от чего оно почернело сильнее, чем второе.
- Я всё! - счастливо оскалился великан, забираясь на двухногий табурет, и нетерпеливо барабаня ногами по полу.
Табурет жалобно заскрипел и прогнулся.
- Сколько раз вам говорила, почините стулья, так нет же, все вас где-то носит обормоты, лентяи, - принявшись за любимое ворчание, Нома сноровисто шваркнула на стол перед сыном ту самую чугунную сковородку, в которой что-то красное скворчало и пузырилось. От процесса кормления своих детей она испытывала почти физиологическое удовольствие. Триста лет назад в одной из книжек по психологии этот феномен был охарактеризован просто и ясно. Материнская любовь.
- Починим, починим! - отмахнулся Бамбук, спешно запихивая в себя почти кипящую подливку и давясь кусочками то ли крысятины, то ли ещё какой мыши. Мощные челюсти гиганта с легкостью перемалывали тушки мелких зверьков, а полная сковорода в мгновение ока опустела почти наполовину. - Вот Похотунчик и Люциус вернуться из Кайта и починят...

С Месс

[Severyn >>>]

(продолжение)
Горан Митчелл и Бенджамин Гроссет. Там же.


Клубящуюся свинцово-серую пелену облаков над разрушенными остатками города с негромким стрекотом разорвало обтекаемое песочно-серое тело "Саранчи". Покружив немного, машина начала медленно снижаться, как осторожное насекомое, привлеченное запахом пищи. В десятке метров над землей спуск прекратился, и вниз полетели разворачивающиеся клубки тросов. Пассажиры капитана Гроссета по одному скользнули в сумрак за бортом. Майор шел последним. В тусклом освещении его бледная кожа особенно выделялась, и если бы не форма Черной Бригады, то Митчелла вполне можно было бы принять за того, кто ни разу в жизни не видел открытого солнца.
Когда солдаты Черной Бригады оказались, наконец, внизу, Бенджамин поднял машину выше и начал патрулировать местность в радиусе нескольких метров.
Мощный прожектор «Саранчи» разрезал сумрак разрушенного города своим холодным светом. Этот свет был призван не столько осветить поверхность и выискать на ней осмелевших Крыс, сколько напугать их и деморализовать. Правда, капитан Гроссет понимал, что вертолет, пусть даже такой отличный, как «Саранча», больше не является для Крыс чем-то недосягаемым. Доказательство тому лежало на земле прямо под ним: груда искореженного металла, в которой, только имея богатую фантазию, можно было теперь узнать вертолет. Бенджамин невольно сморщился, когда луч прожектора вновь скользнул по обломкам.
- Мы на месте. Как слышно? - раздалось в наушниках капитана. Сигнал малой силы был достаточным для поддержания связи с вертолетом, но в то же время не настолько сильным, чтобы его можно было засечь с большого расстояния.
- Слышу вас хорошо, - подтвердил Бенджамин. – Какие будут дальнейшие указания?
«Выруби фонарь, идиот»,- очень хотелось заорать Горану. Не хватало еще привлечь внимание нежелательных свидетелей и ввязать «молодняк» в драку. А эти ввяжутся, как пить дать, схватка с противником это вам не носом обломки рыть.
Вместо этого майор сдержанно произнес:
- Сделайте еще пару кругов по месту, как обычный патруль. Потом подниметесь в нижний слой облаков и выключите прожектор. Каждые десять минут – контроль местности на малой скорости, без света. Связь постоянная.
Подтвердив приказ, Бенджамин сделал еще один круг над местностью, а затем поднял «Саранчу» ввысь. Некоторое время еще можно было видеть свечение ее прожектора, разливающегося в слое низких облаков, но вскоре оно погасло, и о присутствии вертолета напоминал лишь рокот винтов где-то в небе. Множественное эхо разносило этот гул по округе так, что было очень трудно определить, где именно находился вертолет (или вертолеты).
«Саранча» была одной из немногих счастливых машин Небожителей, оборудованной радаром. Правда, прибор этот был примитивен и имел множество ограничений: по высоте, скорости, погоде. Однако, зависшему над низкой облачностью вертолету стоило беспокоиться только о самих облаках, слегка искажающих сигнал. Поэтому, хоть «Саранча» и скрывалась, ее экипаж мог в определенной степени контролировать то, что происходило на земле.
Проводив машину взглядом, Горан ощутил знакомое покалывающее чувство одиночества и заброшенности, охватывающее жителя Неба, привыкшего к замкнутым пространствам внутри небоскребов, впервые вступившего на негостеприимную землю. Впрочем, это ощущение скорее стоило расценивать как игнорируемое неудобство, не представляющее серьезной проблемы, поскольку наземные реалии могли быть гораздо более неприятными.Останки сбитого патруля находились на бывшей территории бывшей стаи Хастана Куорре (южная граница города, 13 сектор), зачищенной днем ранее, так что теоретически этот участок не представлял опасности для малочисленной группы бойцов. Но практика Бригады показывала, что всегда существует вероятность выживания единичных «особей» - самых везучих, самых изворотливых, самых сильных, а, следовательно, и самых опасных.
«В некотором роде, мы с тобой являемся фактором естественного отбора для крыс»,- вспомнились Горану слова одного из бригадных приятелей. - «Выживают только лучшие из лучших».Сумерки наземного дня значительно ограничивали границы видимости, что затрудняло поиск обломков вертолета, разбросанных на территории нескольких километров от места крушения. Поэтому группа определила нахождение только наиболее крупных из них, прежде чем начать осмотр остова.

(Совместно с Кинной)

[Uceus >>>]

Совместно с Кинной.
21 сентября. Поднебесный город. Исследовательский комплекс.

Утренняя планерка как обычно не предвещала ничего интересного.
Лаборанты скучали, аспиранты делали вид, что усердно записывают каждое слово начальства, старшие научные сотрудники спали с многозначительным выражением лица, Сола с пристрастием рассматривала новых сотрудников. Представляя эту троицу вчера, заведующий Баррон так вошел в роль доброго руководителя, что каким-то чудом совершенно упустил из виду «вопиющий и беспрецедентный» случай опоздания.
В метре от девушки сидел один из новичков – невыразительный субъект среднего возраста. Судя по выражению лица Солы, его присутствие почему-то было ей неприятно. Она беспокойно хмурилась, ёрзала на стуле и периодически закусывала губу, словно собираясь что-то сказать.
Когда планерка окончилась и персонал лаборатории начал расходиться, девушка выскочила в коридор вслед за объектом своего внимания.
- Доктор Грегори?

Энгус сидел погруженный в свои мысли. Он едва не опоздал на планерку, едва ли замечал коллег и совершенно не слушал руководителя лаборатории. То, что случилось вчера повергло его в глубочайший шок. Он был потрясен, когда понял, что если оставит Катарину, она мгновенно скатится на самое дно не только общества, но даже своего вида. Грегори содрогнулся, когда представил себе опустившееся деградирующее существо, в которое может превратиться его жена. Пусть бывшая, но жена. Планерка закончилась и Энгус как во сне потянулся за выходящими сотрудниками. И именно в этот момент его кто-то окликнул: "Доктор Грегори?". Энгус обернулся, с недоумением воззрившись на молоденькую сотрудницу лаборатории.
Некоторое время ушло на то, чтобы собраться с мыслями.
- Э... Чем-то могу помочь?
- Поскольку доктор Баррон закрепил мою теплицу за вашей лабораторией, не найдется ли у вас пара минут свободного времени? – в устах Солы этот вопрос был чисто риторическим, так как она еще вчера вечером приняла решение расставить некоторые точки над и.
- Э-э. Да, конечно... Где предпочтете разговаривать? В общем-то лучше вам было бы переговорить с моими старшими товарищами.
Энгус огляделся, но как на зло и Вилла и Даст куда-то запропостились. С растерянным и несколько беспомощным видом он вновь обернулся к собеседнице
- Думаю, ваши старшие товарищи могут быть не в курсе некоторых дел. Наш разговор касается вас лично. - эта миниатюрная девушка, напоминающая сейчас взъерошенного щенка, могла быть очень настойчивой.
-Но лучше действительно не торчать на виду. Где вам будет удобней общаться?
Грегори позволил себе чуть улыбнуться: "Минуту назад я спрашивал это у Вас. А по поводу моих коллег вы неправы - я вряд ли знаю больше, нежели они." Настойчивость девушки удивляла Энгуса и сбивала с толку. О чем она вообще хочет с ним разговаривать? О каких это "некоторых делах" может идти речь. И уж тем более его личных делах.
Поскольку собеседник еще явно не ориентировался в помещениях тепличного управления, Сола выбрала кратчайшую возможность скрыться с глаз бдительного начальства. Приоткрыв ближайшую дверь с табличкой "Архив текущей документации" и убедившись, что там никого нет, она жестом пригласила следовать за собой.

Это помещение было малопосещаемым, так как всю важную информацию хранили в более надежных местах, а потому идеально походило для разговора с глазу на глаз.
- Так вот , доктор, хочу предупредить вас заранее, чтобы между нами в дальнейшем не было недоразумений. Если вы будете пользоваться ресурсами теплицы в личных целях, что в малых количествах в принципе не запрещено, то имейте ввиду, что страмониум очень плохо переносит прямой солнечный свет. А уж о его количестве я позабочусь.
Энгус потрясенно уставился на девушку. Потом его лицо резко побледнело, на виске забилась жилка.
- Да как Вы посмели обвинять меня в... этой... этой мерзости!
Голос генетика походил на шипение рассерженой змеи. Глаза его сузились а на лице отразилась буря чувств - ярость, обида, горечь. И страх.

[Kinna >>>]

21 сентября. Утро. Небесный город.
(Кинна и Уцеус...продолжаем)

Такой реакции Сола, признаться, не ожидала.
Идя на этот разговор, она была уверена, что имеет дело с одним из тех подонков, которые неплохо нагрели руки на продаже волшебных листьев.
***
«Да я тебе точно говорю!! (небольшое кафе с приглушенным освещением и Ванесса за чашкой вечерних сплетен, делающая круглые глаза, как всегда уверенная в своей правоте). Возвращаюсь я сегодня домой, а у соседей дверь приоткрыта, и стонет будто кто. Живет там у меня один такой, вроде ученого, с женой. Катарина-то, жена которая, все больше дома сидит, не работает в последнее время, вот я и подумала, вдруг дурно ей стало или еще чего.
Заглянула я к ним на всякий случай, а там дыма полная квартира, и мужики с бабами…Одним словом, если плохо кому и было, то стонали уж точно не от этого (говорящая выдерживает эффектную паузу, прихлебывая обжигающий чай из тонкой стеклянной чашки).
Так вот точно говорю, листья это твои горели…ста…стро…вот-вот, они самые!
Где берут, спрашиваешь? Да муж соседкин и носит, небось. Он потом, когда вечером пришел, такое устроил – на два этажа слышно было. Видать гости сами все пожгли, а ему-то не оставили (Ванесса сквозь полуопущенные ресницы разглядывает молодых людей, усаживающихся за соседний столик).
Как это он причем?!!!! Солочка, ты меня просто удивляешь (от возмущения сплетница даже забывает о парнях). Чтобы муж и не знал, чем жена занимается? Он, между прочим, как раз в ваше управление на днях устроился, так что имеет все возможности отраву доставать.
Ну такой зануда тихий весь из себя, старый башмак. Грегори их фамилия…»
***
- А почему бы и не посметь? – невинно глядя в глаза доктору, поинтересовалась Сола. –Ведь не у меня в квартире предлагают дурь тем несчастным, которые впали в зависимость от этой дряни.
Казалось, бледнеть Грегори было уже некуда, однако теперь он прекрасно подходил под определение "мертвенно бледный". Неожиданно он с невероятно усталым и измученным видом прислонился к стене. - Я не знаю, кто наговорил Вам про меня всю эту... чушь. Вообще не понимаю, кому надо поливать мое имя грязью, но уверяю Вас, я не употребляю страмониум... не употребляю и не поощряю подобного.
Грегори прикрыл глаза и начал слегка массировать висок.
- Не поощряете…- собеседница задумчиво посмотрела на него. – Нет, доктор, вы полностью соглашаетесь с таким порядком вещей. Если бы не поощряли, вы бы пытались с этим бороться…Неужели вам не жаль любимую женщину?
- Вы же ученый. Вы должны понимать, во что она превратится...
- Жаль? Конечно жаль! Но зависимость, увы, необратима. Я пытался, возил ее к специалистам, психологам... я старался... Меня всего пару дней не было дома, а она...
Энгус улыбнулся горькой улыбкой.
- Мы уже разведены, и я не оставляю ее как раз потому, что понимаю... возможно лучше, нежели вы.
И такая безнадежность прозвучала в голосе мужчины, что внезапно Соле показалось, будто перед ней стоит древний старик, высохший и пожелтевший как страницы ненужных документов, глядящих на них с покрытых пылью стеллажей.
- А вы никогда не думали, что возможно найти противоядие? – девушка сделала паузу, а потом решилась высказать мысль, тяготившую ее некоторое время. – Существуют люди, у которых имеется врожденная невосприимчивость к испарениям страмониума. Что если это какой-то неизученный генетический компонент, который неизвестен лишь потому, что его попросту не искали. До сих пор наше правительство никогда не рассматривало эту угрозу всерьез, но зараза ширится, и скоро людей, подобных вашей жене, станет гораздо, гораздо больше. Послушайте, доктор, я предлагаю вам провести некоторые тесты, и, если результатом будет хотя бы минимальная надежда на исцеление, мы разыграем эту карту до конца.

[Reylan >>>]

Подземелья. Недалеко от фармацевтической фабрики
20 сентября, вечер-ночь

Заведение носило романтичное название «Труба», занимало отгороженную часть довольно широкого тоннеля и представляло собой зал со сводчатым потолком и кирпичными стенами. Тусклое красноватое освещение выхватывало темные силуэты посетителей, разнокалиберные столы и барную стойку. У стены, отгораживающей зал от тоннеля и размалеванной какими-то абстрактными рисунками располагалось небольшое возвышение. На нем в кругу света от тусклой лампы одинокая фигурка извлекала из необычного инструмента мелодию. Макс как-то неудачно (неудачно - не с его точки зрения) пошутил, что звуки эти похожи на завывания душ стервятников, убитых в подземке и оттого не способных найти выход и отправиться к Хшорру, за что получил металлической кружкой по голове.
Гибкий вибрирующий звук заполнял сумрак бара. Изогнутый духовой инструмент тускло поблескивал в руках музыкантши, когда та, влекомая мелодией, плавно двигалась в такт. Музыка лилась печально и ненавязчиво. Посетители занимались своими делами, кто-то ел, кто-то играл в карты или болтал, и лишь пристроившаяся у стены парочка, обняв друг друга за плечи и соприкоснувшись головами, молча поглядывала на сцену, но девушке-музыканту, похоже, было абсолютно все равно, слушает ли ее кто-нибудь. В ее мире сейчас существовали двое – она и ее инструмент.
Красноватый свет подвешенной над подиумом лампы не достигал стола, за которым обосновался Макс с небольшой компанией. Их уголок, как и прочие столики, освещала небольшая плошка с загустевшим жиром и воткнутым по центру фитилем. Свету она давала немного, но, видно, по мнению хозяев бара, должна была придать этой берлоге чуть больше романтики.
За столиком царило оживление. Заполненная новой порцией дымящихся грибов, колба с трубочками передавалась по кругу. Хозяин ее имел вид довольный и изрядно разомлевший. На столе перед ним красовалась жестяная миска с чем-то темным, напоминающим сухари.
- Такой агрегат – это, конечно, хорошо, но не обязательно, нет-нет, я не могу достать, каждая стекляшка на счету, - наставлял он собравшихся. - Вы можете использовать обычную трубку.
- А ты, Макс, шикуешь, - завистливый голос принадлежал невысокому тощему парню с трехдневной щетиной и слегка взъерошенными волосами. Небось на лабораторных харчах?
Компания захохотала.
- Скоро с нами здороваться перестанешь, - добавил еще кто-то. - Поди, всех крыс там скоро съешь?
Макс посмотрел на него оскорбленным взглядом, подобрал из тарелки сухарь и протянул его к своему плечу. Сидящий на нем шестилапый крысенок с готовностью принял угощение.
- Болваны! Вы даже не представляете, какая ценность для науки… впрочем, о науке я еще наговорюсь с Торссоном. Эээ.. Мэт, тебе уже достаточно! Ты ж первый раз?
Круглолицый парень, к которому обращался Макс, поглядел куда-то мимо мутным взглядом и медленно сполз под стол, бормоча что-то о прелестях некой Кристины. Колба же была заботливо перехвачена следующим в кругу собравшихся, и Макс, успокоившись, вернулся к беседе:
- Так, на чем мы остановились?
- На науке, - подсказал женский голос, - о которой ты с нами не будешь говорить.
Девушка была высокого роста и сложена так, что никто не назвал бы ее хрупкой. Скорее наоборот. Темные волосы туго стянуты в пучок на затылке.
Выражение на Максовом лице сделалось озабоченным, очередной сухарь отправился в его собственный рот, крысенок на плече беспокойно завозился.

И Хигф.

[higf >>>]

- Не буду, - прожевав сухарь, подтвердил Макс. - О науке все время твердит Торссон. Вы ведь встречали Торссона? Хотя по-моему, он из своей обожаемой фабрики не вылазит. Вы знаете, я вообще-то ради всех вас очень рискую… О, я вижу ты надумал?
Один из собравшихся вытащил из сумки автоматный рожок и вытряхнул несколько патронов. В ответ Макс извлек из своего рюкзака темный мешочек и принялся отсыпать его содержимое.
- Встречала, - сказала девушка. - Правда, редко. Впрочем, нас к нему завтра посылают.
- Зачем тебе патроны, Макс? – удивился тощий. – Ты хоть в своего жирного крыса с трех шагов попадешь?
- Крила, мое сердце ликует! – просиял Макс, наигранным жестом прижав руку к груди. - Если ты будешь там, возможно, я не скончаюсь от тоски в обществе этих зануд – Некмана и моей сестры. А тебя к нам не посылают, потому что ты и с одного шага не попадешь! – последнее предназначалось уже тощему.
- Кристинаааа! – донеслось из-под стола.
- Пните его, я не достаю, - попросила Крила. - Музыку слушать мешает.
- Мне хватит, - самый младший в компании, паренек лет семнадцати, с явной неохотой отодвинул трубку. - А то вы будете слушать, чего я ору...
- Да, пожалуй, лучше не надо, - согласился его сосед, продемонстрировав ехидную улыбку, в которой явно не хватало зубов, - а то наш Максик ведь так рискует. А ну как явится большой и страшный дядя…
- Кто-кто? – переспросили справа.
- Да этот… Торссон же, - уточнил беззубый, передавая колбу хозяину.
Макс затянулся, отправил агрегат дальше и подпер щеку рукой. Выражение его лица сделалось каким-то мечтательным.
- Торссон – милейший человек. Но он слишком напряжен. Он всегда так напряжен, точно проглотил здоровенный металлический шест и теперь пытается его…
Повествование прервалось чьим-то сдавленным хрюканьем, и Макс осуждающе поглядел на источник этих невнятных звуков.
- Переварить. Переварить я сказал. Сперва – переварить.
- Да! Вот наш Макс – вот настоящий ученый, - провозгласил тот самый, который отдал патроны. – Он открыл влияние мозгов на грибы... или как-то не так...
Речь его была уже невнятной.
- А вот у меня босс куда хуже Торссона, - сказал тощий. - Вообще свинья. Отбирает из того, что я нахожу, больше, чем положено.
- Тебе надо расслабиться. И боссу твоему надо расслабиться, - авторитетно заявил Макс, - я всегда говорю: расслабление – очень важно в нашей нелегкое жизни, только мало кто понимает… Ну что, кто еще хочет приобрести расслабление на рекордно низкой цене?
Потянулась еще чья-та рука.
- Не увлекайся сам, - предупредила Крила, подперев голову руками. – И с меня хватит. Неохота завтра с мутной башкой тянуть твою полубесчувственную тушку.
- Кстати, о тушке, - оживился Макс, не забывая при этом ловко отмерять товар и ссыпать в рюкзак плату, - Мне вот интересно, какие картинки видишь ты?
Девушка посмотрела на него мутноватым взглядом. Голос был глуховат и слегка неразборчив.
- Тебе скажи, и тебе захочется. Материал собираешь?
- Ага. Не хочешь стать моей подопытной, а? Проведем эксперимент…
- Опытный кролик ищет подопытного кролика? - припомнила анекдот девушка, и сквозь грибной туман в глазах блеснула искорка иронии. - Боюсь, ты не очень опытный кролик.
- Я не кролик, я настоящий ученый! – заметил Макс. Его язык уже слегка заплетался, но голос звучал возбужденно и громко, - Я расскажу, как нужно…
- Ученые! – внезапно прервал его грубый голос из-за соседнего стола, - Не знаю я, что вы там такого секретного изучаете… Сдается мне, откармливаете своих крыс, когда простым людям нечего жрать!

(продолжение следует...)

[Reylan >>>]

- Да это ж наш Макс, - возмутился поклонник научных талантов Мердока. – Ты что, он, он же крысам... грибы...
- Грибы – крысам? – возмутился сосед противника науки. – Да за такое морду бить надо!
Он вскочил и оказался лишь чуть ниже Торссона.
- Вы слышали: крысам – грибы!
Крила больно пнула неудачливого защитника под столом, но выступавшего поддержал нестройный хор голосов, сквозь который упорно пробивалась невозмутимая мелодия саксофона.
- Моя сестра бывала на их плантациях, - прогудел внушительного вида детина, поднимаясь рядом со своим рослым и не в меру горячим товарищем, ростом он оказался головы на две ниже, зато примерно такого же размера в ширину. - Грибов там целые залы, а куда девают – не ясно. У нас в стае люди не доедают…
- А по твоему виду и не скажешь! – вякнул Макс. Детина какое-то время переваривал услышанное и по мере того, как сказанное доходило до него, на лице начало проступать ярость. Зато его приятель оказался гораздо сообразительнее, он не стал терять времени на пустую болтовню и кинулся на Макса, который, не взирая на грибной туман, в последний момент успел нырнуть под стол. Тут же временная крыша дрогнула под тяжелым ударом. Верзила, запнувшись, упал и проехал по столу, сметая все, что там находилось, и в завершение врезался в паренька. Оба они с мягким глухим стуком рухнули на пол, рядом с отрубившимся раньше.
- Крииистина! – взвыл тот, хватая еще не опомнившегося дылду за плечо.
А убежище оказалось удивительно краткосрочным. Через пару секунд Макс оказался на виду у всех, потом что деревянная крышка взлетела в воздух и встретилась с «недоедающим». И стол, и мужчина рухнули куда-то вбок.
Крила подтянула к себе ногу, которую так своевременно успела выставить, и поморщилась – от резкого толчка заныли запястья. В следующий миг девушка вскочила – глаза ее прояснились.
Тем временем брякнувший про крыс и грибы явно решил искупить ошибку, и уже мутузил какого-то парня. Тот или принял близко к сердцу растрату грибов, то ли просто решил принять участие, все равно на какой стороне, и отвечал взаимностью, не заботясь защитой.
Дерущихся немедленно окружили сочувствующие, сами явно готовые присоединиться к потасовке. Раздались вопли и свист, и сквозь них едва ли кто обратил внимание, что музыка неведомого для многих инструмента сделалась бодрее. На пол полетели стулья и посуда. Извернувшись змеей, Макс подхватил чудом уцелевшую колбу – закаленное стекло было прочным – вцепился в нее, как в самое дорогое, и вновь пригнулся, уворачиваясь от просвистевшего над левым ухом кулака, развернулся и лягнул кого-то, подобравшегося сзади. Шестилапый крыс благоразумно юркнул Максу под куртку во внутренний карман.
- На музыку не падать, пристрелю! – рявкнула Крила, отправляя очередного противника на пол ударом колена в живот. На щеке у нее алела свежая царапина.
- Какая я те Кристина?
Верзила, проехавшийся по столу пришел в себя, схватил за трогавшую его руку и поднялся. Тело полуповисло в воздухе, а затем, разогнанное хорошим пинком, врезалось в дерущуюся пару. Те продолжили колошматить друг друга на полу, доставалось и третьему. Верзила, занося кулак, вновь двинулся на девушку, стоявшую к нему спиной, но не дошел - в голову врезалась многострадальная колба с остатками грибов. И в следующий миг ударилась о каменный пол и разлетелась на множество сверкающих осколков. Верзила осел на пол бесформенным мешком. Макс перебросил за спину рюкзак, подскочил к Криле.
- Полагаю, нам следует отступить, - скороговоркой прошептал он, - Это не бегство, это преднамеренное оставление войсками занимаемых рубежей.
- Грибов жалко, - бросила она. – Пошли уж, герой.

(продолжает следовать...)

Сообщение отредактировал Reylan - 29-11-2009, 0:57

[higf >>>]

Драка распалась на очаги, постепенно затухая. Хозяин угомонить не спешил, и то сказать – бить там было почти нечего, а тех, с кого можно содрать за ущерб, он все равно найдет. Макс и девушка выскользнули наружу.
Они миновали небольшую заставу и теперь шли по темному сырому тоннелю в сторону жилых помещений. Макс шагал, сцепив руки за спиной и пиная попадающиеся под ноги камешки. Крысенок спал, пригревшись во внутреннем кармане куртки.
- Ничего, кое-что я заработал, да и остатки товара уцелели. Где бы еще стекляшку найти? – рассуждал он вслух.
- Чтоб опять под стол прятаться, чуть что не так? - Крила смотрела с явным скепсисом.
- Много ты понимаешь, - фыркнул парень, - я продемонстрировал мой традиционный уклоняющийся маневр. Уверен, эти деревянные лбы до такого бы не додумались.
- Ма-аневр... – презрительно протянула она. – Эх ты... кролик. Ну ладно, хоть размялась, и за то спасибо. Но вообще, если надо куда-то лезть и, возможно, драться, лучше хорошо выспаться.
- Не драться, а охотиться, - Макс остановился и прислушался, точно подозревал, что за ними могут шпионить, - только тссс! Я смотрю, простые работяги полагают, что у нас на фабрике стратегические запасы продовольствия.
- Не болтлива, - она не огрызнулась, скорее констатировала факт. – В общем, охранять буду завтра, а пока, раз ты решил еще погулять – веселой ночки, а мне пора в кроватку.
- Так я провожу, мне все равно, где гулять.
- Там ты вряд ли покупателей найдешь.
- О, ты недооцениваешь мои способности. Но знаешь, я не жадный. И пожалуй, на сегодня мне хватило, - заметил он, потирая отшибленное в драке плечо.
- Ну тогда пошли, - решила она.
Дорога быстро свернула – это был уже не подвал и даже не канализация, а пролом, оставленный сотрясениями Катаклизма и позже расчищенный и укрепленный. Он вел мимо полузаваленных подвалов. Им навстречу попалось пара куда-то спешивших сородичей.
Этот подвал был очень широк и запутан. Старый Иеремеия как-то говорил, что здание, под которым он находился, называли «театр». Но что это такое – не пояснил, да, похоже, и сам не знал ничего, кроме слова? А может, сам его придумал? Во всяком случае, раньше там было много непонятного хлама, большей частью полусгнившего за века. В одном из его углов и обитала стая, расчистив его, использовав небольшие комнатки и разгородив те, что побольше.
Макс огляделся по сторонам. Воздух сделался теплее и суше, у поворотов и дверей светились все те же неяркие, не раздражающие глаз лампы, от одной из приоткрытых дверей повеяло чем-то съестным. Атмосфера начинала казаться уютной, какой-то домашней. Во всяком случае, такое же ощущение возникало у Макса, когда он рассматривал картинки в смятом, выцветшем журнале, выменянном им когда-то на те же грибы. В журнале были изображены дома. Красивая мебель, улыбающиеся счастливые люди. Привлекательная неизвестная пища, вид которой, даже не смотря на грязь, покрывающую старую страницу, говорил о том, что еда это обалденно вкусная. Макс сглотнул и помотал головой, отгоняя наваждение.
- Вот и пришли, - Крила остановилась.
- Давненько я к вам не заглядывал. С тех пор, как перебрался из своей конуры на фабрику, я смотрю, вы пообжились. Кайт помогает?
- В основном материалами, - пожала плечами девушка. - Хорошими кирпичами и досками.
- Что ж… - Макс помолчал, точно не знал, что сказать – если такое вообще было возможно, - Спасибо за приятный вечер, Крил.
- И тебе. Надеюсь, доберешься домой, провожать не надо, - открытая улыбка перешла в смех. - Завтра увидимся.
Девушка протянула руку.
Странно, но он не отшутился в ответ, только с улыбкой пожал протянутую ладонь.

(... и заканчивает следовать)