Игра по чужим правилам, и на чужом поле

[Aertan >>>]

Гарэль всем своим видом горячо подтвердил согласие с Зимней. Он чувствовал, что Дракон в ножнах начинает как-то странно нагреваться и тихонько звенеть на одной, запредельно высокой ноте. Эльф понятия не имел, что хотел ему сказать его серебряно-стальной друг, но понимал, что он явно не пытается принудить их остаться.
– Хозяин, неси еду! – сказал он, мысленно молясь Звезде Мира. – Овощей там каких-нибудь...
– Мяса точно не надо? – разочарованно спросил нетопырь.
– Нет! – опередив всех, ответил священник.
Крыло повелительно шевельнулось, и орк снова убежал. На сей раз он отсутствовал дольше, но и мешок, с которым вернулся, был потяжелее тряпья. В нем обнаружились мешочки и коробочки поменьше, от которых пахло обычными бобами или репой – или чем-то вовсе незнакомым. Все это добро было немедленно осмотрено, ощупано и обнюхано молодой охотницей. Попытка дележа провизии вызвала очередную заминку. Девушка без задней мысли разложила съестное на пять кучек. Побольше и потяжелее – мужчинам, поменьше и полегче – женщинам. И только закончив делёж, Вхен сообразила, что знатная госпожа с вечно недовольным надменным видом оскорбится от одной мысли о том, что ей предлагают какую-то ношу.
– Кстати, говорят, что из крыла летучий мыши можно готовить не только оборотное зелье, но и очень неплохой супчик, – вдруг заметила Маэджана, задумчиво глядя на провизию, – Как думаете, хозяин обидится, если я попрошу?
– Мне бы не понравилось, если бы кто-то попросил пищу из плоти моих сородичей, – робко заметила загорянка, спешно перекладывая поклажу в четыре кучки, пока колдунья не заметила.
– В некоторых культурах принято употреблять в пищу обезьян. А ведь считается, по одной из версий, что человек произошел от обезьяны, – Маэджана покосилась на брата Поля и продолжила, – Так что быть может хозяин и не обидится, если речь идет о неразумных рукокрылых.
Упаковывая свой узел, священник заметил:
– Лучше не просить таких вещей.
– Пошли, а? – Гарэль только что не пританцовывал, находясь у порога. – Нет, ну правда, зачем отягощать хозяев нашим присутствием дольше, чем это необходимо, осмелюсь спросить?
Ни обезьян, ни летучих мышей, впрочем, они так и не получили. Чему священник, кстати говоря, был очень рад и вздохнул с облегчением, когда пятерка путешественников покинула столь бурно их встретившую таверну. Впрочем, судя по тому, как за их спиной притихший было гул голосов резко взвился до прежней отметки, если не выше – провожали не менее шумно. Похоже, с некоторым облегчением.

[Барон Суббота >>>]

От здания, стоявшего наособицу, вело немало тропок, но в темноте уже не было видно – куда. Следуя совету хозяина, они двинулись направо, по наиболее широкой, и быстро набрели на холм, в котором, как и обещал нетопырь, имелась пещерка – сухая и совершенно пустая, где вполне можно было переночевать.
Гарель Сорока, разумеется, оказался в интересном элементе ландшафта первым, и немедленно приступил к его изучению. В какую-то минуту пол и стены пещеры были тщательно осмотрены, а местами даже простуканы ножнами Дракона.
– Хей-най! – разочарованно протянул он. – Ни одного клада, осмелюсь доложить!
После вампирской таверны эльф уже отошёл и вновь был самим собой: бодрым, весёлым и любопытным до сумасшествия. Юная охотница, державшаяся в толпе настороженным испуганным зверьком, тоже вздохнула с облегчением, как только невольные соратники вышли под открытое небо. Внимательный взгляд мог бы заметить, как часто глаза загорянки обращаются вверх, будто ища что-то. Но что можно искать в незнакомых небесах чужого мира?
– Я постерегу ночлег первой, если никто не возражает, – предложила девушка, кутаясь в халат. Погода стояла теплая, но привыкшая к куда более жаркому климату загорянка непривычно озябла. – Я спала не так давно, – пояснила она своё желание.
– Пристало ли женщине караулить сон мужчин, словно воин? – неодобрительно спросил священник. От этих слов та едва заметно сникла.
– А мы вместе постережём, – вдруг предложил Гарэль, приобнимая брата Поля за плечи и тут же отпуская. – Вы спите и не беспокойтесь, осмелюсь попросить!
Невысокий служитель бога кивнул.
– Согласен. Я бы хотел помолиться перед сном.
Он отошел в угол, где аккуратно опустился на колени.
Гарэль тотчас же последовал за ним, постоял немного рядом, а потом присел рядом, постаравшись скопировать позу священника как можно точнее. Тот посмотрел с недоумением и неторопливо потянулся к черному шнурку и извлек наружу висевший на шее предмет. Тот не очень походил на украшение, хотя и блеснул тусклым металлом.

[higf >>>]

Эльф пристально всмотрелся, при этом не шевельнувшись и на волос, лишь чудовищно скосив глаза. Подумав немного, брат Поль положил вещицу, на камень. Острое зрение эльфа опознало человекоподобную фигурку, раскинутую на чем-то крестообразном. Глядя на этот маленький импровизированный алтарь, священник заговорил – негромко, но и не шепотом:
– Милосердный Боже! Всем сердцем благодарю Тебя за все благодеяния сегодняшнего дня и дарованную мне благодать.
Сорока серьёзно задумался. Никакой особенной благодати он не заметил, хотя быть может... что же, он сам всегда считал, что просто ходить вольно, куда несут ноги, видеть новое и дышать полной грудью – это великое счастье. Человек говорил правильные вещи, правда возлагал очень много ответственности за то, что с ним происходит, на божество, в которое верит. Этого Гарэль не очень понимал. Разумеется, он верил, что существуют Драконы, могущественные духи и прочие божества, но добровольно предать себя целиком в руки одного из них?! Эльфа даже чуть передёрнуло.
А священник между тем продолжал, и голос его был наполнен смирением, а глаза, казалось, смотрели куда-то далеко... не в этот мир.
– Приди, о Дух Святой, освети ум мой, дабы мне открылись все содеянные сегодня мною грехи, а особенно — мой главный порок. Сокруши моё сердце, чтобы я искренне скорбел о грехах моих.
Загорянка, похоже, тоже внимательно вслушивалась в молитву, но вида старалась не подать. Может – стеснялась, а может – считала вмешательство в общение человека с богом недопустимым.
А вот тут Гарэль не выдержал и обернулся на священника. Просить у бога... сокрушить сердце?! Просить у него скорби?!! Нет, среди эльфов (особенно молодых) тоже иногда встречались те, кто находил удовольствие в страданиях, но духов они ради этого не вызывали!

[Reylan >>>]

– Верую, Господи, что Ты – Бог и Отец милосердия. Потому со смиренным упованием я приношу Тебе мои грехи, дабы Ты воззрел на моё сокрушение и даровал мне прощение. Ибо Ты Бог Всемогущий, убеляющий души паче снега и света солнца, – здесь отец Поль замолчал, словно бы останавливал привычное течение слов, и молитва, шедшая к завершению, была продолжена. – Дай мне терпения, дабы смог я понять и принять в этих дивных землях промысел твой. Пошли сил и веры, дабы нести в этих землях Слово твое. Аминь!
Он замолчал, но еще какое-то время не менял позы, но наконец пошевелился – вернул крестик на место и то, что было алтарем, снова стало просто камнем.
Лицо охотницы приобрело выражение задумчивое. Подслушанные слова породили в ней много вопросов, но задавать она их, похоже, не собиралась. Или собиралась, но не при всех. Помня о предстоящей ночевке, она расстелила у входа довольно тонкую подстилку и уселась, оперевшись спиной о стену пещеры. Камень все еще хранил тепло солнца, но к середине ночи спать на нем явно будет слишком холодно. Эти мысли повлекли за собой и другие, об огне.
– Стоит ли разжигать костер? – тихонько поинтересовалась девушка у эльфа, сочтя его самым авторитетным странником. – Он согреет и отпугнет зверя, но привлечет людей.
Судя по голосу, людей загорянка боялась больше, чем зверья и холода.
– Я могу собрать хворосту, – подала голос Маэджана. Она оглядела спутников прищуренным взглядом, будто сомневаясь в чем-то, затем скинула сумку у стены и шагнула из пещеры.
– Хей-най, да зачем же себя трудить тебе? – улыбнулся Сорока, пружинисто вскакивая из коленопреклонённой позы. – Я соберу, осмелюсь доложить!
И он решительным, чуть танцующим шагом отправился к выходу.
– Ты полагаешь, я справлюсь хуже тебя? – поинтересовалась воровка, не отставая. Удивленного взгляда, брошенного ей вслед охотницей, она не видела. Соревноваться в таком деле как таскание тяжестей с мужчиной – что может быть нелепей? И что даст победа? Нет, загорянка решительно не понимала этих странных людей.

[Aertan >>>]

– Нет, но мне нравится гулять ночью, – легко ответил эльф, шагая по мокрой от росы земле. – А тебе, осмелюсь спросить?
– Зависит от того, где именно и с какой целью, – сообщила Маэджана, наклоняясь за ветками. Она неплохо видела в темноте – это было одним из необходимых условий для людей ее профессии.
Брат Поль лишь посмотрел им вслед и устроился поудобней, собираясь закрыть глаза и отдохнуть. Он привык немало времени проводить на ногах, но все же устал. И больше душой, чем телом. Мир пошатнулся, утратил свою стройность. Где та неведомая страна, куда он попал? Какие-то неоткрытые острова? Здесь не просто диковинные обычаи – здесь то, что немыслимо было дома. Другой... мир? Но об этом ничего нет в святом писании. Конечно, замысел Господень непостижим, и каждому открыто лишь то, что требуется... Но ведь он лишь приходской священник, а подобные открытия и подобная ноша больше пристали бы епископу или кардиналу, если не самому Папе...

Сорока тем временем, особо не замедляя шага, ухитрялся подбирать с земли валяющиеся там ветки и сучья. Чем дальше они отходили от холма в лес, тем больше валежника им попадалось, так что вскоре у эльфа на руках была аккуратная горка потенциальных дров.
– Хорошо ночью, всё таки! – продолжал разливаться он. – Звёзды светят, не жарко, птицы ночные перекликаются...да, ночь – это совсем не день, она намного лучше. Смотри, там светлячки!
Последнее Гарэль воскликнул и едва не уронил всё собранное, попытавшись указать в нужном направлении. Там на небольшой лесной поляне ночь становилась чуть светлее от множества перемигивающихся зелёных огоньков.
– Мой народ верит, что светлячки зажигают свои огни, чтобы послать весточку звёздам. Они думают, что звёзды – это тоже светлячки, только заблудившиеся там, наверху. Поэтому они светят им, надеясь указать дорогу домой.
– А еще ночью, бывает, напившиеся стражники дрыхнут, – подхватила беседу Маэджана, разжившаяся не меньшим количеством хвороста, – Очень удобно... Иногда даже можно самому поспособствовать. Чтоб они напились.

[Барон Суббота >>>]

Она поглядела на звезды, затем на эльфа.
– Мне нравится думать, что звезды – это алмазы, – сообщила она и мечтательно прикрыла глаза, – Вот бы мне столько...
– Ты любишь алмазы? – удивился Гарэль. – Если хочешь, могу дать тебе их. За сказку, песню или историю, осмелюсь доложить, я отдам тебе все алмазы, что у меня есть.
Девушка смерила его внимательным взглядом.
– Таскаешь алмазы с собой? Неосмотрительно как-то. Если б мы были у меня дома, могла бы посоветовать надежное гномье хранилище. Нет, правда надежное. Мне в свое время не удалось... Впрочем, не важно. Ведь мы не там.
– А, – эльф сделал попытку отмахнуться и таки упустил несколько веток, – подумаешь! Вряд ли у меня кто-то будет красть.
Ветка оказалась поймана его ногой, подброшена и аккуратно легла на прежнее место.
– Почему нет? – не отставала Маэджана, – Тот, кто настолько уверен в собственной безопасности, обычно первым и страдает.
– Я быстрее, – извиняющимся тоном сказал Гарэль. – Да и зачем? Мне же не жалко, если кому-то очень надо, я так отдам. Дракона только не отдам, но он и сам не дастся, если не захочет.
– Так неинтересно, – вздохнула воровка, – Ну сам посуди, кому нужны дармовые алмазы. Я предпочитаю зарабатывать честным мастерством.
– Хорошо! – улыбнулся Сорока лихо и проказливо. – У меня есть три алмаза, каждый в виде слезы, осмелюсь доложить. Они у меня запазухой в сером мешочке на завязках. Сможешь украсть – они твои. Договорились, осмелюсь спросить?
Маэджана улыбнулась тоже, впрочем, нижняя часть ее лица была по прежнему скрыта шарфом, улыбку выдавали одни лишь прищурившиеся глаза.
– Ты не запутаешь меня, хитроумный эльф. Мне ли не знать, что в подобных предложениях обычно кроется подвох.
Сорока искренне удивился.
– Нет, зачем мне? – растреянно переспросил он. – Они, конечно, красивые, но я не очень люблю вещи... Мне больше нравятся истории!
Воровка перехватила охапку веток поудобнее и фыркнула.
– Не могу не согласиться, иногда в историях можно почерпнуть кое-что интересное. Вот только, понимаешь, обычно они настолько обрастают небылицами... нее, проще краткая и проверенная информация из надежного источника. Что где лежит и как туда попасть. Список сопутствующих обстоятельств. Ловушки там, звери сторожевые... И все.

[Reylan >>>]

– Так в том, чем они обрастают самое вкусное и есть! – в темноте глаза эльфа сверкнули необычно ярко. – Из-за того, что каждый рассказчик говорит по-своему и добавляет своё, истории живут! Поэтому те, что рассказывают лучше тех, что можно прочитать, – он остановился и огляделся. – А мы не слишком далеко ушли, осмелюсь спросить? Может вернёмся в пещеру, наши друзья, наверное, замёрзли.
Прихватить больше хворосту Маэджана не смогла бы и при желании, обсуждать достоинства и недостатки историй с ношей в руках не хотелось, так что возражений не последовало.

Сорока не был единственным, кто в этот момент думал о звёздах. Охотница тоже внимательно всматривалась в рисунки незнакомых созвездий, только теперь полностью осознав, что она действительно в другом мире. Но так ли он отличается от ее родного? Тут есть люди и другие существа, чьи души так похожи на тех, кто обитал в ее родном мире. В небе так же сияет лик Пресветлого, а в ночи ободряюще перемигиваются звезды – искорки надежды, призванные напомнить, что не бывает абсолютно тьмы и даже самый кромешный мрак рассеивается робким лучиком света.
Зимняя, похоже, не стала общительнее. Она держалась чуть в стороне и не проявляла эмоций, по крайней мере внешне. Не дожидаясь костра, девушка принялась устраиваться поудобнее, готовясь уснуть. Она не смотрела в сторону охотницы, а потому не заметила ничего странного, открытого лишь глазам тех, кто умеет видеть незримое обычным людям. Вхен, впервые с момента прибытия в этот мир, улыбнулась и обратилась душой к Творцу, стараясь ярче разжечь свет в своем сердце.
Загорцы никогда не строили храмов для общения со своим богом. Зачем, если все сущее и так создано им и его Песнь пронизывает мироздание? Тэзерат слышит своих детей везде, так зачем нужны особые места для общения? Вот и Вхен, нисколько не меняя позы и не произнося ни слова, рассказывала солнцу правды все, что было на душе. Кто поймет и поддержит, как не он?

[Барон Суббота >>>]

Гарэль вернулся в пещеру лёгкой, чуть ли не танцующей походкой. Заготовленный сушняк лёг недалеко от входа, а сам эльф опустился на колени рядом.
– Раз ночь длинна, то жгут едва, и берегут и силы и дрова,
Зря не шумят, и не портят лес.
Но иногда найдется вдруг чудак, этот чудак все сделает не так.
Его костер взовьется до небес! – напевал он, возясь с трутом и огнивом.

Вскоре оказались первые язычки пламени, робко пробующие на вкус предложенные дрова. Потом огонёк осмелел и жадно вгрызся в угощение, осветив всю пещерку неровным светом. Озябшая загорянка, то и дело косясь на Гарэля, осторожно подобралась поближе к огню. Лук и колчан охотница положила рядом, опасаясь то ли опасных зверей в ночном лесу, то ли малознакомых спутников. В очередной раз покосившись на эльфа, она наконец собралась с духом и тихонько спросила:
– Господин, а среди вашего народа случайно не принято путешествовать со спутниками-зверями?
– Конечно, принято, – ответил Гарэль, стараясь говорить не очень громко, дабы не мешать спящим или засыпающим. – Вместе ведь идти веселее, чем одному!
Загорянка впала в глубокую задумчивость. Спустя пару минут она наконец созрела для следующего вопроса.
– А во что вы верите?
– Мы верим в Природу. В духов. В Богов-Драконов, что удерживают наш мир от падения в Хаос. А ещё мы верим в себя и в то, что единственная искорка способна разогнать тьму, – Сорока улыбался, мягко и как-то тепло, будто не делился основами веры своего народа, а рассказывал близкому другу о своей семье.
Этот ответ, похоже, порядком озадачил юную охотницу, будто она ожидала услышать что-то другое.
– А вы? – тем временем просто спросил Гарэль
– В Тэзерата, – привычно ответила Вхен, будто это имя могло что-то сказать чужаку из другого мира. Спустя пару мгновений она спохватилась и виновато добавила: – Это Солнце Правды, тот, кто сотворил наш мир Песнью.
Смуглая рука указала куда-то вверх, где, за толщей камня и мраком ночи, таилось ослепительное солнце.
– Ух ты! Точь-в-точь, Золотой Дракон, – обрадовался Гарэль. – Только он его не сотворил, а первым взялся оборонять... ну и остальные ему помогли, конечно же. Кстати, вот этот – его брат, осмелюсь доложить.
Дракон с тихим подтверждающим шелестом покинул ножны и улёгся на колени эльфа.
Алые глаза скосились на клинок, затем недоверчиво метнулись к эльфу и снова вернулись к мечу.
– Это... – девушка замялась, явно не желая ненароком обидеть неверно подобранным словом, – бог?
– Ну да, – Сорока посмотрел на неё так, будто девушка не желал видеть очевидного. – Только он очень устал и... ушёл отдыхать, выбрав форму меча. Потом мы с ним встретились, а теперь вот ходим вместе. Правда, Дракон?
Эльф чуть прищёлкнул ногтем по серебрящемуся в полумраке клинку, и тот мелодично зазвенел, будто запел песню на неведомом языке.

[Aertan >>>]

– Вы, должно быть, очень старая и совершенная душа, раз ваш бог доверился вам, – сделала странный вывод загорянка, глядя на эльфа с еще большим благоговением, чем раньше. – У нашего народа есть легенды, что младшие боги, созданные Тэзератом в помощь себе, иногда ходили неузнанными среди людей, но я никогда не слышала, чтобы они становились... – охотница снова смущенно замолкла, не желая оскорблять божество сравнением с предметом, но другого подходящего слова все не находилось.
– Дракон, а ты младше, чем Золотой? Нет? Старше, даже. А, понятно. Не можешь сказать. Да, я помню, что не помнишь, – Сорока разговаривал со своим клинком вполне осмысленно и явно слышал какие-то ответы. – Нет, славная дева, я, конечно, по людским меркам, стар, но к совершенству приблизился мало. Характер у меня неправильный для этого. А расскажи эти легенды, а?
Глаза загорянки вновь изумленно расширились. Существо из легенд, которое у её народа принято называть Старшим, путешествуя бок о бок с одним из своих богов, беседуя с ним, просит её рассказать предания предков.
– Вы ведь и сами словно появились из легенды, уважаемый, – робко вымолвила Вхен. – Ваш спутник, – девушка снова скосилась на клинок, пытаясь осознать, что находится рядом с божеством, – видел зарю вашего мира, так зачем вам мой неумелый рассказ?
– Дракон... не всё помнит, – Гарэль стал серьёзней и говорил тише, как о болезни в присутствии больного. – Он... очень устал держать собой весь этот мир, каждое мгновение отражая атаки Хаоса. А ещё он не о всём хочет говорить. Пожалуйста, расскажи, что знаешь!
Вхен посмотрела на клинок с таким искренним сочувствием и желанием помочь, что, обладай этот взгляд целительными силами, мгновенно поправился бы и покойник. Но познания загорянки в лекарском искусстве ограничивались живыми существами, а никак не богами, да и как исцелить душу, во много раз совершенней твоей?
– Я попробую, – очень серьезно кивнула охотница. И запела. Песнь лилась тихо и вольно, как ручей в весеннем лесу. Вот только язык был не понятен никому, кроме самой Вхен. Мягкий, певучий, он отдаленно напоминал эльфийский, будто созданный именно для песен.
Сама девушка, похоже, не заметила что перешла на родную речь. Все предания и легенды загорцев передавались, как и замысел Творца, песнями, не менявшимися на протяжении веков.
– Да, – протянул эльф. – Красиво. Правильно. Спасибо тебе, wanya werde, мы с Драконом очень тебе благодарны.
Подтверждая его слова, гравировка на клинке засеребрилась в темноте, открывая вьющегося кольцами дракона. Вхен неуверенно улыбнулась в ответ.
– У моего народа тот, кто сражается с Ничто, желающим сделать мир таким же, каким он был до Творения, звался Нархэт. – Охотница снова говорила на местном языке, но едва заметные певучие интонации так и не покинули ее голоса. – Клинок Творца.
– Нархэт? – вопросительно прошептал Гарэль. – Значит, друг, вот как тебя зовут. Что? Да, понимаю.
Эльф кивнул, улыбнулся и пояснил, убирая меч в ножны:
– Он попросил звать его Драконом. – Нархэт, значит...

(здесь и далее c Оррофином)

[Барон Суббота >>>]

Сказать, что загорянка выглядела пораженной, значит назвать водопад весенней капелью. Одно дело слышать легенды о том, как младшие боги, язаты, ходили среди людей, или оказаться в чужом мире рядом с уставшим божеством, принявшим форму клинка. Но узнать что это Нархэт... Немыслимо. Может Творец создал не один мир и в каждом свои люди и язаты?
– А вы, – обратилась Вхен к эльфу, спустя некоторое время, – охотник за скверной?
– Я?! – Гарэль от удивления случайно повысил тон, но спохватился, глянув на спящих. – Не-ет, что ты. Я просто путешественник. И Танцующий.
Священник прислушивался к диалогу своих спутников, но не вмешивался в него. Нет, он отчаянно пытался свести концы с концами и понять, что это – языческая ересь или иное величие замыслов Творца, неведомое доселе. У себя дома он решил бы, наверное, что первое, но мир вокруг был уж очень веским доказательством того, что замысел Создателя шире и разнообразнее, чем видит церковь. Брат Поль даже зажмурился, испугавшись своей мысли. Вздохнул и снова принялся слушать.
– Что такое Танцующий? – смущенно поинтересовалась охотница, стыдясь своего незнания. Рядом с новыми спутниками она чувствовала себя совершенно бесполезной и угнетающе глупой. Они все даже умели читать, чем не могла похвастаться ни сама загорянка, ни члены ее семьи.
– Танцующие... хм, скажи, у тебя дома есть искусство обращения с оружием?
– Конечно, – удивилась охотница. – Разве бывают места, где никто не умеет сражаться?
– Так вот, у моего народа тоже были такие. Но со временем мы поняли, что насилие – яд, использование которого разлагает всю расу. Мы запретили себе проливать кровь и блюдём этот запрет до сих пор. Но мы влюблены в искусства, а потому ни одна из боевых премудростей не забыта. Просто больше не льётся кровь. А, что там говорить! Хочешь посмотреть? Сейчас вполне подходящая ночь.
Вишневые глаза загорелись живым интересом, но тут же приугасли. Оставаться наедине с мужчиной, да еще и ночью, было совершеннейшим неприличием. Но... это же Старший! А с ним сам Нархэт! А значит они уже не наедине, а под присмотром язата.
– Хочу, – решилась Вхен, легко поднимаясь на ноги.
– Тогда пошли туда, – эльф ткнул пальцем в сторону выхода из пещеры. – Танцевать надо под звёздами... а мимо нас никто не прошмыгнёт!
И с этими словами Гарэль Сорока первым направился наружу. Оказавшись под бездонным небом, он качнулся с носка на пятку, немного подумал, аккуратно выскользнул из сандалий, снова качнулся, улыбнулся и...
... клинок вылетает из ножен, высверкивая синеватую дугу. Дракон на его узком теле вьётся кольцами и разевает пасть, обдавая неведомого недруга струями пламени. Меч устремляется в зенит и тут же ныряет в бездну.
... тело эльфа изгибается и приходит в движение, его глаза закрыты, чёрно-белые волосы летят по ветру, а нижняя губа прикушена. Он летит сам по себе, а вокруг мечется меч, свивая дивные картины.
... звёзды кружатся в такт пляске, дикой и безумной, нечеловечески плавной. Движения Гарэля ускоряются, Дракон свищет, будто безумный, играет с лунными лучами и отблесками костра, долетающими из пещеры. Сорока извивается змеем, вытягивается к бездонному небу спицей, а потом обрушивается на землю карающим коршуном. Меч вылетает из его руки и делает несколько переворотов, но вторая рука подхватывает его тут же, не глядя, за спиной.

[Aertan >>>]

... нет больше ни эльфа, ни клинка. Есть единое существо, растворяющееся в диком ритме танца под аккомпанемент собственного дыхания и сладострастного стона воздуха.
А потом всё кончилось. Гарэль стоял, широко расставив ноги и застыв в стойке, более всего похожей на боевую. Дракон в его руке горел серебряным пламенем.
– Вот, что такое Танцующие, – задыхаясь от счастья, сказал Сорока и медленно выпрямился.
Его грудь вздымалась и опадала, глаза сияли, а ко лбу пристали несколько непослушных прядей.
– Понимаешь?
В алых глазах застыл немой восторг. Вхен видела воинов только в раннем детстве и не могла бы взяться оценить чье-то мастерство, но это... Это было восхитительно. Дивное искусство превосходило красотой и совершенством все воинские умения, виденные загорянкой.
– Понимаю, – едва заметно кивнула охотница и улыбнулась. Открыто, искренне, без страха.
– Вот... как-то так, – Гарэль ответил ей улыбкой, но не смелой и чуть смущённой. – Сам удивляюсь!
Он пожал плечами и уселся прямо на траву, запрокинув голову лицом к небу. Чёрно-белые пряди мешались с травой и покрывались росой, но Сорока этого будто бы и не замечал. Он накручивал на палец косицу с алой ленточкой и продолжал улыбаться.
– Ты говорила о тех, кто ходит с Драконами. Знаешь, Азра, это не обо мне. Это о Говорящих.
– Говорящих? – непонимающе повторила охотница. – С кем говорящих?
Девушка присела напротив эльфа, на почтительном расстоянии и так, чтобы видеть то, что происходит за его спиной. Похоже, ее мир был не слишком ласков и, несмотря на волшебство происходящего, загорянка не забывала поглядывать по сторонам.
– Я услышу, если кто-то захочет подойти, – прокомментировал её действия Гарэль. – Говорящих с Драконами. Да, вот они были действительно чисты душой! Это были девушки... особые, странные и загадочные. Они путешествовали с Драконами, были с ними неразлучны. Они могли с ними говорить... ну, вот как мы с тобой сейчас.
– Мой народ знает, что любой человек с чистой душой может донести свои слова прямо в уши Творцу, – на этот раз загорянка не использовала слово "верит", словно речь шла о чем-то познанном и понятном. – Но слышать ответы напрямую мы не способны в силу той пропасти, что пока пролегает между такими, как мы и Тэзератом. Как муравей не способен понять и объять прекрасную музыку, исполняемую мастером. А потому Пресветлый разговаривает со своими детьми через весь мир, подсказывая и направляя, сводя с теми, кто может тебе помочь, кому можешь помочь ты, или теми, кто чему-то тебя научит. Изредка он передает свои слова через язатов, что стоят ближе к людям и могут быть поняты ими.
– Наверное, вы бы назвали Говорящих язатами, – кивнул Гарэль и приподнялся на локте. – Знаешь, я однажды путешествовал с одной из них. Она была прекрасна. Мудра. Но очень-очень грустна, потому что потеряла своего Дракона. Она говорила мне, что я чем-то похож на них, но это не так. Они говорили с Драконами, а я просто путешествую с ним. Ай!
Сорока дёрнулся и засунул палец в рот. Над серебряным оголовьем меча воздух подёрнулся рябью, будто в жаркий день над выжженной дорогой.
– Дракон! – возмутился эльф. – Больно же!

Сообщение отредактировал Aertan - 14-03-2010, 22:41

[Барон Суббота >>>]

– Мы чем-то обидели вас? – несмело обратилась загорянка к клинку.
– Не мы, – Гарэль вытащил покрасневший палец изо рта и взялся за ухо. – Я. Не любит он таких слов, хотя... ладно, друг, прости, ты прав. Мы не просто путешествуем. Мир?
Реакция Дракона так и осталось неизвестной, но наливаться малиновым рукоять перестала.
– Вы говорили, – после продолжительного молчания вновь заговорила охотница, – что ваш народ отказался проливать кровь. Как же вы защищаетесь от тех, кто приходит в ваш дом с войной?
Гарэль рассмеялся, искренне и заливисто, но совершенно не обидно.
– Наш дом – дорога! – он обвёл рукой всё вокруг. – Поля, леса и реки. Мой народ проводит жизнь в пути, странствует семьями или в одиночестве. Да, случается так, что на нас нападают, но мы научились со временем защищаться, не проливая крови.
Вхен снова умолкла, но, против обыкновения, молчание получилось сумрачным, каким-то вязким, полным теней и страха. Так человек, только что шедший по залитой солнцем поляне, проваливается в темную и глубокую волчью яму.
– У твоего народа жизнь трудна, да?
Сорока сел и устроил Дракона у себя на коленях. В ночном полумраке его глаза было видно неожиданно ясно, и их нельзя было спутать с человеческими. Нет, зрачки и цвет были нормальны, но в их глубине будто бы что-то светилось. Луч звезды, навеки осенивший весь народ бессмертных эльфов.
– Мы... проходим непростой урок, – не без труда произнесла Вхен, глядя куда-то в землю. – И пока не поняли в чём же он.
Загорянка снова замолчала, но чуткое ухо успело уловить горечь в её голосе.
– Наши двоюродные братья, Высшие эльфы, считают, что жизнь каждого народа – это вечное испытание, нет, великая задача, которую обязательно надо исполнить. Мудрые эльфы гор говорят, что жизнь – это коан, загаданный нам Богами. Как знать – может, они правы? Что происходит с твоим народом, Азра?
Девушка плотней закуталась в халат. Может, её беспокоила непривычно-прохладная ночь, а может – дурные мысли.
– Когда-то, – будто нехотя начала она рассказ, – по миру бродило много Искаженных. Никто точно не знает кто они. Одни говорят, что Ничто исказило мир, породив невозможных и опасных тварей, многих из которых сложно даже назвать живыми существами. Другие – что кто-то из язатов, спустившись к людям, создал нечто, приводящее тело в согласие с душой. Никто не знает что это: предмет, место или существо, но верят, что встретившись с Зеркалом Души, человек меняется. Чистый душой станет молод, здоров и прекрасен, а злой и подлый превратится в чудовище, Искаженного.
Охотница перевела дух, говорить столько она не привыкла, но чувствовалась, что ее душа стосковалась по беседам с людьми. Или Старшими. Неважно.
– Среди загорцев появились Охотники за Скверной, – продолжила она, глядя куда-то мимо собеседника, будто заглядывая в другой мир или иное время. – Наша вера требует искоренения в мире скверны и искажений замысла Творца, но если Тэзерат исцелял все, что мог, через своих детей, то Нархэт заботился об уничтожении того, что исцелить уже нельзя.
Покосившись на клинок в руках эльфа, загорянка задумалась, продолжать ли. Если это и впрямь язат из ее мира, то может, он не хочет чтобы она рассказывала об этом?

[Aertan >>>]

– Дракон?! – изумился Гарэль. – Не верю. Он, конечно меч, но...
Тут лицо эльфа вдруг приобрело странно задумчивый вид, будто он неожиданно вспомнил что-то из прошлого. Недавнего прошлого.
– А что было дальше? – тихо спросил он.
– Дальше, – так же тихо продолжила загорянка, – Охотники, по легендам обученные самим Нархэтом, стали искоренять Искаженных, спася много жизней невинных людей. Но прошли годы, подобные чудовища остались только в особых местах с сосредоточениями магических жил, вроде Загорья. И Охотники за Скверной обратили свои взоры на скверну в людях. Началось все с казней разбойников и других лихих людей, спустя годы часть Охотников стала изничтожать неверных, хулящих нашу веру и нашего бога.
Девушка замолчала, задумавшись о чем-то своем. Опомнившись через какое-то время, она продолжила.
– Со временем каста защитников, зарождавшаяся как орден Нархэта, превратилась в жестоких и беспощадных палачей, обличающих и выжигающих пороки в людях. Самым славным среди них был Белый Сокол. Легенды говорят, что он был непобедимым, будто его рукой управлял сам Нархэт. От его взора не укрывался никто, несший в себе скверну. И с каждым годом её становилось все больше. Во всяком случае, ему так казалось.
Глубоко вздохнув, Вхен бросила долгий взгляд в сторону теплого и живого огня, полыхавшего у самого входа в убежище.
– Но Белый Сокол был честным и искренним человеком, он верил в то, что творит, всем сердцем. А потому однажды, сидя на берегу тихого озера и размышляя, он посмотрел на свое отражение и узрел скверну. В этот миг он понял, что сам несет в себе то, что истреблял всю свою жизнь. Ему открылось, что в своем стремлении очистить мир Охотники забыли о пути Тэзерата, перестав думать об исцелении, исправлении искаженного. Ужаснувшись, он созвал своих братьев и сказал, что все, что мы делаем в своей земной жизни, все, что проповедуем другим, нужно сначала применять на себя. Любое начинание, говорил он, должно сначала изменить твою душу, а лишь затем души других. После этого он последовал собственному наставлению, вонзив клинок в свое сердце, полное скверны. Ибо все, что он проповедовал, это её истребление.
Его собратья прозрели, поняв, что проповедуя лишь уничтожение и забыв об исцелении, они должны уничтожить и себя, ибо их души тоже не остались незатронутыми. С тех пор наш народ отказался от пути Нархэта, учась исцелять оскверненные души.
Загорянка вновь умолкла, но это не было похоже на окончание истории.
Сорока молчал. В свете звёзд было видно, что на бледном лице Гарэля серебрятся две дорожки. Он плакал, ни секунды не стыдясь этого, потому что не родился ещё тот эльф, который не оплачет боль целого народа, запутавшегося в собственном стремлении к Свету. Потому что не всем способны помочь Бессмертные, не всюду они могут поспеть вовремя.
– Боги... как же вы... бедные вы, бедные! – шептал он. – Зачем же так? Кровью?! Ведь нельзя же так.
Слёзы Гарэля падали на рукоять Дракона и казалось, что меч, некогда бывший древним Богом-хранителем, тоже плачет, страдая по душам тех, кого должен был защищать.

Сообщение отредактировал Aertan - 14-03-2010, 22:53

[Барон Суббота >>>]

– Нельзя, – эхом повторила охотница. Лицо её, и без того не слишком выразительное, совсем омертвело.
– Чуть более двадцати лет назад в наши земли пришел новый народ, архады. Они рассказали, что в их стране случилась беда, и они вынуждены были искать себе новые земли для жизни. Мой народ тоже когда-то оставил свою родину, приплыв из-за большой воды в Загорье и назвав его новым домом. Между нами и соседней империей находились малонаселенные земли. Мы не слишком ладили. Мы не понимали их жестоких обычаев и уклада жизни, они, в свою очередь, считали странными нас. Если бы не ужас, охватывающий имперцев от воспоминаний стариков о былой "славе" наших Охотников, правители империи пошли бы на нас войной.
Горькая усмешка на смуглом лице снова сменилась одеревеневшей маской.
– Архады поселились между нами, приглядываясь к новым соседям. Их традиции тоже были полны скверны и искажений, но загорцы, помня уроки прошлого, пытались учить, рассказывать о Тэзерате, помочь и понять. Архады проявляли живой интерес, охотно селились среди нас, торговали, путешествовали. Спустя восемь лет они пришли за помощью. Имперские войска шли к границам, желая разорить их земли. Наши мужчины достали оружие дедов и отправились помочь соседям защитить их дома.
Когда войска имперцев подошли к границам архадов, те ударили в спину нашим воинам, объединив усилия с "захватчиками". Вслед за этим они черным песком прокатились по нашим селениям, разоряя, убивая, уводя в рабство.
Глаза цвета живой крови, казалось, полыхнули пламенем пожарищ, а голос зазвенел, словно тетива, спустившая смертоносную стрелу.
– Победное шествие закончилось, как только они достигли горных территорий. Наша земля богата опасными тварями и творит все новых Искаженных, встречу с которыми переживают лишь Охотники за Скверной и чистые душой люди, которым те не могут причинить вреда. Захватчики бежали в ужасе уже на второй день пребывания в сердце Загорья. Беда наших земель стала, в конечном счете, нашим спасением, позволив сохранить хотя бы небольшую часть дома. Тогда мы поняли, что напрасно сложили оружие, отказались отнимать чужие жизни и проливать кровь.
Архады стали частью империи; нас, загорцев, распродавали как скот, обращаясь с пленниками ничуть не лучше. И в сердцах наших людей разгорелся огонь ненависти, настолько сильный, что многие отринули Тэзерата, решив, что он оставил нас, и обратились к Нархэту. Такому Нархэту, которого могли увидеть лишь умытые кровью родных глаза. Его именем беглые рабы и сироты, выросшие с мыслями о мести, творят страшные Ночи Возмездия, заставляя имперцев трепетать от ужаса при одном упоминании воинов Нархэта. Из-за них о загорцах стали говорить как о жестоких дикарях, мыслящих только о том, как бы воткнуть в кого-то нож. Стоит загорцу появиться в каком-то селении, как со всех сторон начинают доноситься шепотки об "ублюдках", "грязных дикарях" и "тёмных выродках". Стража хватает моих соплеменников по первому подозрению или пустому навету, а судьи, не желая рисковать, приговаривают их к смерти без должных доказательств. Это лишь укрепляет ненависть между нашими народами и умножает число воинов Нархэта. Этот порочный круг ведет к тому, что многие уже не помнят истинного пути Творца, творя во славу его такое, от чего заплачут и мертвые камни.

[Aertan >>>]

Гарэль был потрясён. Он сидел задохнувшись, как человек, пропустивший сильный удар под дых. Слёзы продолжали течь из его глаз, а рука стискивала рукоять Дракона так, что от костяшки казались вылепленными из алебастра.
– И... и что же? Как же дальше вы жили после... такого? – он спросил это очень тихо, не поднимая лица.
– Мы и сейчас живем так, – тихо отозвалась Вхен. В отличие от эльфа, её глаза были сухи как рдеющие угли на выжженной бесплодной земле. – И пытаемся понять, в чем же наш урок.
– Да... да не урок это! – Гарэль вскинул, наконец, голову и можно было испугаться его лица.
Не было на нём юности, вечной в своей беззаботности. На загорянку смотрели шесть столетий скитаний, причём далеко не всегда безоблачных. Высокий лоб прорезала складка, губы сжались в тонкую струну, нос запал и чуть ли не заострился, а глаза... вот из них-то и смотрело на девушку Бессмертие.
– Это не урок и не испытание это... это трагедия. Великая боль. Худший ужас.
– Вся наша жизнь – урок, – покачала головой охотница. – У всякой боли есть причина, как у всякого ручья есть исток. Мы ошиблись на своем пути и должны понять, где. Тэзерат не может прожить жизни за нас, сделать нас лучше без нашей битвы с собственным несовершенством. Возможно, мы должны были понять, что отвергнуть путь Нархэта так же неверно, как и отвергать путь Тэзерата. Нам не хватило мудрости понять, что еще можно исцелить, а что остается только уничтожить. Разве вы, Старшие, не проходили через что-то подобное? – с затаенной надеждой спросила загорянка. – Может Пресветлый послал меня сюда, чтобы вы подсказали нам ответы на наши вопросы?
– Проходили, да, – Гарэль кивнул и принялся накручивать прядь волос на палец. Движение было гипнотически размеренное и медленное, но что-то выдавало крайнее напряжение эльфа. – Только на нас никто не нападал. Мы сами пролили кровь своих братьев. Свою кровь. Это было... давно. Так давно, что у народов, пришедших после, остались лишь смутные воспоминания о наших войнах. То были тёмные времена, Азра. Мы, дети Света и Жизни позабыли свою природу, погнались за... разным. Кто-то рассказывает о проклятых сокровищах, кто-то о стремлении к власти, кто-то о запретных знаниях... какая разница, что стало причиной. Брат поднял руку на брата. Магия, должная помогать миру жить и рождать красоту, породила чудовищные извращения, призванные лишь убивать. Мастера-искусники направили огонь своих горнов и сердец на создание страшных орудий убийства. Даже самое святое – нашу связь с Миром – мы направили на войну, захлестнув все земли ужасом. Я не могу тебе передать всего того, что мы сотворили тогда, скажу лишь, что именно с тех пор люди, особенно дети, боятся темноты. Это говорит их древняя родовая память предостерегающая о бледных призраках, двигающихся так быстро, что не способен различить глаз, и крадущих тёмными ночами маленьких детей, чтобы сделать из них нечто чудовищное.
Мы спаслись лишь чудом. Чудом и любовью Мира, который не дал нам окончательно пасть. Это было тяжело – сложить оружие и отказаться от вражды. Это было, вернее, почти невозможно, зная, что за этим может последовать смерть или что-то хуже. Наши предки смогли. Смогли потому, что иначе Мир бы неминуемо раскололся и погиб бы, не выдержав жестокости, что открылась в наших душах. Никогда эльфам уже не быть единым народом. Да, мы больше не враждуем и любим друг друга, как братья, но нет... Тень той войны до сих пор лежит на нас. Одной её памяти хватает, чтобы не дать нам снова соединиться. Знаешь, Азра, когда наши отцы и деды восстановили мир, не без помощи иных народов, кстати, каждый из эльфийских родов добровольно принял вечное проклятие. Самый тяжёлый груз возложили на себя Старшие. Они приняли гордыню и все тяготы Высокого рода. Они взяли на себя ту Тьму, что разъедала нас, чтобы мы, младшие, остались чисты от этой заразы. Мы вечно будем им благодарны.

[Барон Суббота >>>]

Те, кого потом назвали Эльфами Гор принесли обет отшельничества. Никогда им уже не знать радость общения с другими народами. Никогда не видеть красот живого и родного леса. Их удел – уединение и холодные камни. Ну и мы... Солнечные. Мы отреклись от родины. Заклятие, что лежит на нашей крови никогда не даст ни одному эльфу из моей родни найти родные края – прекрасные Долины Водопадов. Потому мы и скитаемся. Потому и научились радоваться дороге – нам пришлось. Скажи, Азра, это урок?
Гранатовые глаза посматривали с недоверием. Загорянка, внимательно наблюдавшая за эльфом на протяжении всего пути, пыталась представить его, совершающего кошмарные деяния под покровом тьмы. Выходило, как если бы радуга вдруг осыпалась на селение беспощадным огненным дождем. И представить-то можно с трудом, а уж поверить...
Услышав вопрос, загорянка, помедлив, кивнула.
– Урок.
Отблеск огня в необычного цвета глазах выглядел зловещим, а смуглое лицо в ночном сумраке казалось и вовсе тёмным. Возможно, в сказках белокожих народов такими представлялись злые духи ночи, безжалостные и беспощадные. А для имперцев её родного мира загорцы и стали такими духами, тёмными воплощениями мести.
– Мы все дети Творца, – слова прозвучали с той искренней уверенностью, с какой видевший восход солнца на протяжении всей жизни говорит о следующем. – И мы остаемся детьми, пока не научимся нести ответственность за свои деяния. Ваш народ сам определил меру своей вины и сам выбрал пути искупления. И та тоска, что не дает вашим душам успокоиться, не позволяет и забыть о той ошибке, что вы совершили.
Во взгляде загорянки сочувствие причудливо смешалось с верой и надеждой.
– Я думаю, что когда вы научитесь не забывать о темных временах даже в великом счастье, ваши проклятья растворятся, исчезнут, – подумав, она тихонько добавила: – Или когда вы сами простите себя.
– Тогда они останутся с нами, – убеждённо ответил Гарэль. – Потому что мы не простим себя за это. Потому что... потому что мы, именно мы пустили в свой мир Хаос. А ещё потому, что люди, гномы и другие младшие народы уже никогда не познают прекрасного мира без крови и боли.
– Мы верим, – после недолгого раздумья проговорила Вхен, – что каждая душа рождается именно там, где может получить необходимый урок. И если бы мы были способны учиться, живя счастливо, мы бы так и оставались в Небесном Саду, не зная печалей и боли. Но мы не можем, и Творец посылает нас в несовершенные, иногда очень жестокие миры, где мы через боль и утрату познаем сочувствие и любовь. Где лишения учат нас быть сильными, а совершённые ошибки делают нас мудрее и осмотрительнее. Тэзерат мудр и, я верю, он не просто так дал вашему миру души, готовые впустить в него Скверну. Получая свой урок, вы послали испытания, закаляющие дух, другим народам. Получив уроки там, они в свое время попадут в тот чистый мир, о котором вы так тоскуете, познают жизнь без крови и боли.
– То есть, всё дело в изъяне, который надо острой сталью вырезать, да? Калёным железом? Уж не знаю, может Драконы считают это верным, но по-моему – это... отвратительно! – лицо Гарэля скривилось, как при виде вампира до того. – Почему из-за нашего, как вы говорите, урока должны были страдать иные народы?

[Aertan >>>]

– Наверное потому, что через страдания мы начинаем лучше понимать друг друга, – неуверенно ответила девушка. – Если бы я знала ответы на такие вопросы, то была бы, наверное, одним из язатов.
Она беспомощно пожала плечами.
– Я могу только предполагать и верить в то, что все это было не напрасно.
– Вот и все мы так, – Сорока вздохнул и потёр лицо ладонями. – Верим, надеемся. А если подумать, то слишком часто просто не хотим взять на себя ответственность за Тьму, которую не смогли обуздать в своих душах.
– Главная битва всегда ведется в собственном сердце, – согласилась Вхен. История о том, как Старшие все же сумели выбраться из трясины ненависти и тьмы, поселила в душе загорянки надежду.
Гарэль снова вздохнул, а потом потянулся и осторожно, двумя пальцами коснулся плеча загорянки.
– Азра, – тихо сказал эльф, слегка улыбаясь, – ты только не забудь, что вокруг, несмотря на всю Тьму всегда есть Свет и Красота. А ещё помни, что даже малой искорки достаточно, чтобы разогнать самый плотный мрак. Хорошо?
Охотница недоверчиво скосилась на руку эльфа, сжалась в какой-то болезненный комок, но все же не отпрянула.
– За облаками всегда солнце, – повторила она древние загорские слова надежды.
– Да, – Гарэль продолжал улыбаться, чувствуя, как ледяная когтистая рука, сжавшая его сердце, постепенно ослабляет хватку, отпускает. – Скажи, Азра, а тебе когда-нибудь приходилось летать над облаками? Так высоко, что оттуда видно неизвестные, новые земли?
Охотница отрицательно покачала головой и осторожно отодвинулась от эльфа, чувствуя себя неуютно рядом с мужчиной.
– Говорят, в Загорье есть высокие пики, возносящиеся над облаками. Но я никогда не бывала там, – со смесью горечи и сожаления призналась Вхен. – А летать... Люди не птицы, мы не умеем летать.
– Есть птицы... и не только птицы, которым это дано. А с ними всегда можно договориться, не так ли? – Гарэль тоже чуть отодвинулся, заметив, что девушке его присутствие рядом неприятно. – Ты хочешь увидеть Высокое небо?
На смуглом лице отразилась внутренняя борьба. В ее родном мире подобные посулы не могли закончиться ничем хорошим. Во всяком случае, она о таком давно не слышала. Но рядом с ней находился Старший, будто пришедший из старых песен её народа. И уставший бог, похожий на Нархэта ее мира.
– А это возможно? – робко спросила загорянка, боясь поверить в подобное чудо.
– Конечно! Открою тайну: невозможного вообще не бывает, бывает только то, чего трудно достичь. Нам просто нужно найти достаточно крупных крылатых и достаточно вежливо с ними договориться, осмелюсь доложить!
Глаза охотницы мечтательно устремились в небо. Возможно перед её внутренним взором уже расправляла крылья огромная дивная птица, согласная показать небо бескрылым. Громко треснувшая ветка в костре вернула Вхен с небес на несовершенную землю.
– Крылатые не спешат к нам, а потому стоит вернуться к нашим товарищам и подкинуть дров в огонь. Если мы найдем поблизости воду, то я приготовлю еду и утром мы отправимся в путь, не теряя времени.
– Пусть будет так, – кивнул Гарэль. – Я принёс достаточно дров, так что ты накорми наш огонь, а я схожу поищу воды. Только дай котелок.
Котелок нашелся, но оказался слишком мал и рассчитан на две-три порции, не больше. Живущая обособленно, охотница, похоже, редко готовила не только для себя.
Скоро на огне уже закипала вода, принесенная эльфом, а охотница колдовала с какими-то травами, извлеченными из сумки. Некоторые были совсем свежими, похоже загорянку вырвало из родного мира как раз во время сбора целебных даров природы. Горсть протертых сухих растений отправилась в воду вслед за какими-то крупами, быстро распространив по маленькой пещерке необычный приятный аромат.
К тому моменту, как настала очередь брата Поля охранять покой и сон невольных соратников, рядом с очагом дымился котелок с горячей кашей. Огонь то и дело лизал закопченный железный бок, не позволяя еде остыть. Кусочки копченого мяса расположились рядом в неказистой деревянной миске, а сама Вхен уже спала, свернувшись клубочком в стороне от остальных. Поближе к огню, подальше от людей.

[higf >>>]

Изумруд
День второй

Солнце было почти знакомым – почти таким же, как дома, только чуть более оранжевым... Во всяком случае, так казалось Гимиру. А может, и не более, ибо, как и положено истинному светилу, яркое пятно в небе не давало на себя смотреть без боли в глазах. Жрецу, похоже, и вовсе ничего не мерещилось. Он пытался ночью беседовать со своим «сожителем», но воин упорно не отзывался, решив это делать лишь при крайней необходимости. Наконец, обозвав его тупоголовым, который не понимает своего счастья, Кэллар прекратил одностороннюю беседу, и дал их общему телу уснуть.
А пока он молчал, жизнь была прекрасна, меч хорош, воздух свеж... Вот только горизонт впереди все мутнел, и дымка уже не походила на колышущийся над полем воздух – скорее на туман, который вдруг вытянулся пленкой от земли до неба. И дорога среди зеленых лугов и чего-то похожего на поля (интересно, эльфы тут землю пашут?) вела прямо к этой пленке, за которой темнел лес. Мутным зеленым пятном, словно его нарисовал художник, а потом пролил на свою картину кружку воды, и краски смазались...
В отличие от старшего брата Хейлин не был так уж чувствителен к солнцу – сказывалась материнская кровь. Он мог смотреть в небо без рези в глазах хоть часами, если оно того, конечно, стоило. В других мирах он видел другие светила, дневные и ночные, и далеко не все из них вызывали желание понаблюдать за ними – дело было в каком-то странном и для самого барда ощущении "чуждости".
Но здесь солнце было обычным. Он даже мог бы воспользоваться его светом для своей магии, если бы было нужно.
"Хорошо", думал он, таращась вверх на редкие облака. В голове крутились обрывки фраз, рифмы, которые можно было бы использовать... скажем, в балладе о трех путниках, которые идут освобождать прекрасную принцессу (короткий взгляд, украдкой, в сторону Рейлан) из замка ужасного людоеда. Впрочем, нет, дракона. А лучше – колдуна.
И завоюет красавицу, конечно, только один.
Вот было бы весело, если бы баллады были похожи на реальную жизнь... или жизнь – на баллады.

[Барон Суббота >>>]

Уши Хорна алели победными стягами. Всю дорогу он молчал, крепился, делал каменное лицо, но с цветом ушных раковин поделать ничего не мог, и его смущение пробивалось через них, как вода через пробоину в днище. Лепящий очень старался убедить себя, что спутники ничего не замечают или не видят ничего особенного, но всё время видел, как то Гимир, то Рейлан, то Хейлин бросают на него косые взгляды. А всё дело было в проклятущем мече...
Тогда, на привале, он долго думал, а потом взял, да и слепил из остатков лома ещё один меч – точную копию гимирова, только чуть короче и легче – чтобы мог махнуть три раза. Теперь это заточенное недоразумение, успевшее натереть ему руку, давило на плечо.
Воин поглядывал на оружие Хорна с оттенком снисходительности. И куда это его понесло? Впрочем, пригодится. Ведь они больше не в странном мире даров, и умение защищать себя с оружием в руках может понадобиться на каждом шагу. Не всё же здесь эльфийские города. Надо, что ли, будет преподать пару приемов...
–Зачем? – вопросил жрец. – Пока ты и твой брат его защитят, а после выполнения задания он не нужен будет.
Гимир в очередной раз не удостоил его ответом, постаравшись даже думать о другом. Вон птички летят. Вороны...
Лес приблизился и стало видно, что дорога уходит прямо сквозь выросшую до неба пелену, в которой, словно бы гигантским ножом, прорезана полукруглая арка. За ней лежал... лежала... лежало... нечто, больше всего походившее на огромную, толщиной в человеческий рост, гусеницу цвета ночного неба, в которую воткнули множество гибких стебельков. На концах последних произрастала не щетина и даже не глаза, а нечто, напоминавшее костяные скребки и ножницы. При их приближении оно шевельнулось и придвинулось ближе, не пересекая, впрочем, невидимой границы.
– Вряд ли оно хочет нас обнять, – заметил Гимир.
– Чувствую тьму, – мрачно заметил жрец, и воин невольно повторил вслух эти слова.
– Что это такое? – нарушил молчание Хорн. – Это... живое, да?
Рейлан, всю дорогу шедшая молча, вздернула брови и покосилась на Гимира.
– Завидная чувствительность, – иронично похвалила девушка, – Я б так не смогла.

[Хелькэ >>>]

Тот передернул плечами.
– Это я... так, – мрачно произнес белобрысый, и не менее мрачно добавил: – А сутки-то наши истекают.
– А. М. Надо идти дальше, так? А эта...это. В общем, вот это вот нам мешает пройти или всё-таки нет?
– Можно попробовать.
Гимир подумал, что Рейлан не захочет пойти вперед, а бард – все же брат, так что, если что, Хорна меньше жалко... и тут же ему стало стыдно. Все же они его подвели, а мастер последовал за незнакомцами, хорошо к ним отнесся, меч сделал.
– Ну и дурак, – прокомментировал Кэллар. – Это неважно.
– Могу попробовать их заморозить, – предложила зимняя, разглядывая странные отростки, – Полагаю, неподвижными они нам больше понравятся.
– Наверное, это правильно! – подумав, заявил Хорн. Не предлагать свой меч в качестве решения проблемы он как-то догадался.
– Если не получится заморозить, то я могу сжечь, – подал голос Хейлин, только сейчас с трудом оторвавшийся от созерцания диковинной зверушки. Если это было зверушкой, а не растением.
Впрочем, пусть классификация встречного объекта и подвергалась сомнению, вполне... несомненным было то, что добром оно не лучится, дружелюбия не проявляет, и обращаться к нему с вежливым: "Вы не могли бы подвинуться?" стало бы верхом идиотизма.
– Давайте, – сказал Гимир. – Только не одновременно, а то ему будет приятная температура. Я так понимаю, обход искать бесполезно...
– Уступаю право первенства очаровательной даме, – Хейлин улыбнулся, делая полшага назад. – Рейлан, прошу вас. Вжарьте. То есть наоборот.
Зимняя выступила вперед, сцепила пальцы в замок, развернула ладони, точно разминая. Разжала руки и снова соединила – на этот раз только кончики пальцев, взглянула исподлобья на свою цель, беззвучно шевеля губами. Воздух вокруг похолодел, а соединенные пальцы рук побелели. Завершив неслышную другим формулу, Рейлан разомкнула пальцы и стремительным движением выбросила руки вперед. Холодный воздух, принимая форму белесого вихря устремился к преграде со все нарастающим неприятным звуком камня, скользящего по стеклу. Ударившись о тело гусеницы, поток разделился на две части и двинулся в стороны, облизывая мохнатые бока холодными языками.