Новые Земли, колонизация

[Барон Суббота >>>]

День: полночь с 19ого на20е августа
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: неизвестно.

Тёмные тайны.

Они почувствовали друг друга задолго до того, как загорелся свет. Сильные ауры, обширные познания и отсутствие маскировки - прятаться на таких встречах от союзников было не принято, а недругам делать здесь было нечего.
Убежище было надёжным, обустроенным пусть и недавно, но на совесть и с соблюдением всех правил конспирации, которые диктовал многовековой опыт скрытности. Где-то далеко, в Неуштадте, часы на здании магистрата пробили полночь, и будто отвечая их неслышимому из-за толщи земли и расстояния звону, в темноте вспыхнула лучина, выхватывая из темноты руку, затянутую в багровую ткань, небольшой круглый стол и шестисвечный шандал, стоящий на нём. Лучина поочерёдно коснулась всех свечей, и их свет вырвал из темноты ещё какую-то часть комнаты. И троих, собравшихся в ней. Троих. Только троих.
Голос, нарушивший тишину первым, был глубоким, мягким и мелодичным; он звучал почти как колыбельная.
Он успокаивал. Если забыть о том, что его обладатель был специалистом по проклятьям.
- Удивительным образом плетет свои нити Судьба, - прозвучало в полумраке. - Сегодня в нашей колоде не хватает карт.
- Да, коллеги, не хватает, это слабо сказано, - ответствовавший голос диссонировал первому настолько, насколько это вообще возможно. Резкий, хриплый, он больше походил на карканье старой вороны, которой вот прямо сейчас выдирают перья из хвоста. Этот голос, наверное, мог показаться забавным. Но не казался.
- Полагаю, вы все получили письма от нашего дорого старшего коллеги? - рука в багрянце нырнула в почти невидимый карман плаща и извлекла на свет лучины плотный конверт из желтоватой бумаги. Ни адреса, ни печати - ничего, что могло бы указать на личность отправителя там не было.
- Это так, - тихо, очень тихо ответили из наименее освещённого края стола, и рядом лёг ещё один, идентичный конверт.
- Коль скоро и мне надлежит подтвердить сей факт.. - пальцы, обтянутые темно-синим шелком, выложили на стол такой же конверт, поближе к его братьям-близнецам. - Впрочем, не подтверждает ли его еще лучше мое, и ваше, - легкий кивок скрытой капюшоном головы в сторону одной из фигур, - и ваше, - еще кивок, - присутствие здесь?
- Смелость без ритуала - дерзость, - сказал, как отплевался известной цитатой высокий обладатель скрипучего голоса. - Двоих не хватает, значит, да? Что ж, могу предположить судьбу одного из коллег, но сначала скажите, уважаемые, в курсе ли вы последних событий и горестей, что обрушились на нашу почтенную профессию.
- В курсе?! - шёпот из тёмного угла взлетел настолько, что в нём почти послышались обертоны женского голоса. - О да, я в курсе! Я прекрасно в курсе, что большая часть моих учеников и коллег уничтожена!
- Я тоже в полной мере ощутил всю глубину трагедии, всю ее тяжесть, что теперь взвалилась... я не ошибусь, если скажу "на наши плечи"? История прискорбная, особенно если учесть тот крохотный факт, что теперь количество наших братьев и сестер едва ли не столь же крохотно. Коллеги, - в мелодичном голосе послышалась улыбка, если только улыбка могла послышаться, - именно в наших руках отныне оставлены нити. Хватит ли нам смелости потянуть за них?
- Есть выбор? - ехидно осведомились из тёмного угла. - Я с удовольствием послушаю, если да.
- Выбор всегда есть, - отозвался Багряный. - Лично тебе - пообщаться со своими хозяевами в более приватной обстановке, например. А, чтоб нам всем, не о том говорим! Что именно вам известно, коллеги?
Человек в темно-синем развел руками - заструились широкие рукава. А потом мягкий и тягучий голос вдруг превратился в резкий, сбивчивый и очень злой шепот:
- Все произошло за одну ночь! За одну, будь она... ах, почти сорвался! Это был приказ сверху, я был бы готов поклясться чем угодно, если бы вообще давал клятвы; и помяните мое слово, коллеги - это история с нашим незадачливым коллегой в Ясном так аукнулась. Право же, кое-кому, - прежние интонации восстановились, - следовало бы лучше смотреть за своими подопечными.
- Из Ясного никакой информации нет, - из тёмного угла всё же явилась невысокая фигура в балахоне угольно-чёрного цвета. - Что там произошло - неизвестно, причины освобождения демона - тем более. Поэтому судить об этом считаю преждевременным.

[Хелькэ >>>]

(помогаю класть)

- Ну-ну, -фыркнул Багряный. - Что бы там ни случилось, церковники взяли это как повод, а остальное нас пока не должно волновать. Итак, слушайте, что знаю я. Одна не вполне живая птичка мне напела, что за резнёй стоит по сути один единственный иерарх - Франц Моденборг. Та же птичка напела, что среди уничтоженных был очень сильный гном-некромант...если вы помните, один из наших отсутствующих коллег отличался небольшим ростом и широкими плечами.
- В такие минуты жалею порой, - откликнулся Синий, - что лица друг друга нам знать не дано... о нет, не говорите мне о важности секретности и безопасности, я помню обо всем прекрасно. Итак, один из Круга покинул Круг навсегда. Да примут его иные миры.
Ладони соединились, словно в молитвенном жесте.
- Угу, теперь-то они его точно примут, - хихикнул Багряный. - Твоими-то молитвами, коллега...впрочем, речь опять же не о том. Скажите, Магистр оставлял кому-то из вас конкретные указания на случай подобной ситуации, кроме как прийти сюда без опознавательных знаков и именно сегодняшнего числа?
- Мне - нет, - прозвучали негромко и медленно слова-напевы.
- И мне.
- Тогда...что будем делать?
Затрепетали огоньки шести свечей, грозя погаснуть. Забарабанили по столу шелково-синие пальцы.
- Если кто-нибудь сейчас скажет, - пропел их обладатель, - что мы оставим все это просто так... то будет проклят на веки вечные. Вы знаете, что я не шучу и не преувеличиваю. Я знаю, чего мы не будем делать. Не будем сдаваться, не будем делать вид, что никогда не происходило того, что произошло... Пора надеть котурны и героические маски, друзья.
- Любите же вы коллега эффекты, - с явно нервозностью в голосе отозвалась Чёрная. - Разумеется, оставлять всё просто так - не в наших планах. Лично я считаю, что следует преступать к выполнению основного плана. Дальше может быть поздно...
- Чушь! - скрипнул в ответ Багряный. - Старый план не сработает...не с нашими нынешними силами. Боюсь, надо устранять непосредственную угрозу.
- Эта мысль мне по нраву, - одобрительно кивнул Синий. - Мы сильно потеряли в количестве, отсюда следует то, что ударить необходимо качеством. И побольнее... разве нам сложно? Совершен-но не-ет... Скажите, коллега, непосредственная угроза - это в первую очередь Моденборг, или вы разумеете кого-то еще?
- Изначально, да. Предполагаю, что за его спиной может быть примас Боргес, но подтверждений нет. Предлагаете устранить излишне ретивого экзарха?
- Уж я бы его... - легкий смешок, - устранил. Смерть в чане с кислотой предстала бы вожделенной перед его мысленным взором! Но, сказать по правде, я предлагаю его не устранять. Мы могли бы использовать его в своих целях. Ведь могли бы, господа?
- Могли бы, если конечно...коллеги, вам не известно, насколько праведен инквизитор Моденборг?
- Кольценосец Моденборг, - хмыкнул человек в синем, напоминая всем об одной очень старой и очень темной истории.
- Ах, так это тот самый Моденборг, - шёпот Чёрной окрасился недоброй лаской. - Как интересно!
- Самый-не самый...коллеги, есть интересная мысль, - должно быть, Багряный действительно до чего-то интересного додумался, даже рукой взмахнул от волнения.- Как вы смотрите на реализацию нашего старого плана, так сказать, на территории матушки Церкви?
Синий откровенно рассмеялся - ему явно нравилась эта мысль.
- Широко открытыми глазами, - произнес он. - Дайте-ка подумать... о да. У нас будет власть, у нас будет информация, у нас будет еще немного времени, чтобы разработать новый план, и.. у нас будет столь забавная марионетка, хоть продавай билеты на спектакль.
- Главное - время, - неожиданно сурово отрезал Багряный. - И информация. Этим я займусь со своими ребятами. Ещё какие-нибудь мысли по делу есть?
- Я собираюсь начать поиск учеников, - отозвалась Чёрная. - Наше искусство, благо, можно передавать не только особо одарённым, было бы желание.
- Я и собратья по ремеслу готовы оказать вам любую посильную и непосильную помощь там, где она может понадобиться, - фигура в синем низко поклонилась. - Судьба у нас в руках, как судьба союзников, так и судьба врагов...
- Вы-то окажете, а потом вам эта же судьба, да по загривку веслом! - фыркнул Багряный. - Ладно, всё бы мне хиханьки. Можете устроить охране экзарха весёлую ночку завтра? Чтоб живы остались, но некоторое время были заняты.
- Сделаем это единственным предметом своей заботы, - как всегда расплывчато пообещал Синий.
Багряный снова фыркнул и резко дунул на шандал, приподняв ради этого край маски. На какое-то мгновение мелькнули пышные седые усы и тонкие крылья точёного носа, а потом свечи погасли, и вновь воцарилась темнота.
- До скорой встречи, коллеги. Послезавтра во втором убежище, устроит?
- Пф, будем сидеть на вашей мертвечине? - отозвался шёпот Чёрной.
- Не на моей, предположим, я ещё жив...вашими молитвами.
- Нашими, - снова заулыбался, что следовало из интонаций, Синий. - Уговор!
Не прощаясь дольше необходимого, три фигуры, одна за другой, растворились во мраке.

[Reylan >>>]

День: Восемнадцатое августа. Утро.
Фигура: конь B8
Ход: в рамках хода C6
Официальная клетка: B8
Фактическое местоположение: B8
C Дарки

Занятая под лагерь поляна наполнялась звуками. Нгуу слетались с деревьев, где предпочитали отдыхать после вечерней охоты, чтобы получить угощение от хозяев. Хлопанье кожистых крыльев и басовитое мурлыканье мешалось со звуком льющейся из пожарных бочек воды, используемой еще и для мытья. По воздуху плыл аромат свежего хлеба, запеченных овощей и горячих напитков, заставляя вылезать из постели тех, кто еще пытался досматривать сны. Веселые разговоры и смех, подчеркнутые золотыми утренними лучами, делали атмосферу, царящую в лагере легкой и невесомой, и хмурые мысли Руамея, навеянные бессонной ночью, немного утихли.
Он шел мимо палаток, здороваясь и улыбаясь встречным, и легкий ветерок, забираясь под распахнутую тунику, приятно щекотал кожу.
На поляне внезапно показалась фигура, до сего момента неизвестная никому в лагере: крепкий, загорелый до темной смуглоты лиа на ездовой ящерице. Через плечо парня, одетого в простую одежду, была перекинута сумка, однако вооружен он был... если не до зубов, то основательно, да и выглядел этот широкоплечий крепыш достаточно воинственно. Однако он сразу же вскинул руку, да и с чего бы лиа - нападать на лиа?
- Легкого шага всем! - так здоровались в доме Камеда.
- Попутного ветра!
- Приятного утра!
- Открытого неба!
И еще несколько разнообразных по стилю приветствий донеслось с той стороны поляны, где появился незнакомец. Его вооруженный вид удивительно контрастировал с возбужденным утренним хаосом, царящим в лагере, больше похожем на стоянку циркачей, нежели на военный лагерь. Разношерстные лиа, многие из которых не успели даже толком одеться, заинтересованно поднялись со своих мест у костров, чтобы разглядеть гостя, из-под лап ящерицы которого брызнули в разные стороны цветастыми молниями несколько фьюни. Эти существа казались вездесущими в лагере. И если обитатель палатки, зайдя в нее, не обнаруживал ни одного, он бывал весьма удивлен.
Парень спрыгнул со своего ездового нейа, хлопнул ящера по серому, чешуйчатому боку.
- Мне б эй-раан Айора? - он оглядел разношерстную толпу, явно пытаясь понять, кто же из них - командир отряда.
Ездовой ящер потянул воздух, показал длинный и раздвоенный язык, явно желая попробовать на вкус одного из мелких, юрких зверьков.
Ближайшие нгуу издали какие-то ухающие звуки и растопырили крылья.
Тихонько переговариваясь, лиа расступились, давая дорогу золотокожему молодому человеку, чей вид вовсе не был солидней, чем у остальных. Распахнутая туника, встрепанные светлые волосы рассыпаны по плечам. Разве что рост – лиа был на голову выше самого высокого из присутствующих.
- Верного клинка, брат! – звучный голос Руамея разнесся над поляной, перекрыв даже угрожающий бас нгуу, - Не знаю, что привело тебя к нам в столь ранний час, но ты как раз вовремя. Позволь пригласить тебя разделить с нами утреннюю трапезу.
- Трапеза? - глаза крепыша радостно сверкнули, - это чудесное предложении для того, кто к вам ехал всю ночь на этом громком увальне, - воин снова похлопал недовольно ворчащего ящера по боку, однако ясно было - своего нейа он любит. - Я к вам с новостями.

[Darkness >>>]

- Чудесно. Что может быть лучше новостей к завтраку. Надеюсь, они не испортят нам аппетит, - улыбнулся Руамей и сделал приглашающий жест. Лиа раздвинулись, освобождая место у костра. Сидения, расставленные вокруг, были свиты из скрученных причудливым образом лиан.
Парень самым нахальным образом плюхнулся на лианы, даже не посмотрев, что за сидалище ему предлагают. Взъерошил волосы на затылке.
- Тогда я после завтрака их передам. Они не плохие, просто... - воин задумался, - от Тигра-Властителя.
- О… - только и сказал Руамей, усаживаясь рядом, и прежде, чем кто-либо из подчиненных, расположившихся рядом, успел заметить волнение, промелькнувшее в глазах, махнул рукой, - Эй там! Несите всего и побольше.
Командиру и его гостю были вручены прямоугольные подносы, заполненные горячим хлебом, мясом и овощами, кувшин молодого разбавленного (по причине раннего утра) вина был поставлен к их ногам. Лиа возвращались к своим обычным делам, но все же погладывали на гостя с интересом. Многие то и дело старались пройти мимо него, бросая заинтересованные взгляды. С момента создания отряда гости были нечастым явлением.
- Хорошо тут у вас, - парень явно был голодный, и поэтому первым делом нахально набросился на еду, - спокойно, тихо... Не то, что в Эаши - там на ушах все стоят, что твои энграс, пчелами атакованные!
- Здесь тихо и пустынно, - кивнул Руамей, - Мы никому не мешаем… почти.
Он улыбнулся.
- Но и новости до нас долетают с опозданием. А что там в Эаши?
- Да вам тут послание. От Тигра-Властителя, - парень вытащил из сумки конверт, плотно запечатанный и оплетенный тонкой, но крепкой травяной нитью. - Просили передать лично в руки.
Руамей вытер ладони о траву и принял пакет.
- Благодарю… я так и не спросил вашего имени.
- Райх, - кивнул гонец, хрустнув зеленым перышком лука, - может, вам еще новостей каких рассказать? Про эскадру нашу слышали? Флот пошел на другую сторону залива.
- Расскажите, - кивнул Руамей, наполняя кружки – свою и Райха, - А этот пакет… вскрыть его при вас? Расписаться в получении?
- Ну, эскадра вот, - вестник принял кружку, вновь кивнул, - а пакет этот - не знаю, как хотите. Моё дело - малое, доставить. А что там внутри, я даже и не знаю.
Он сделал несколько глубоких глотков и продолжил.
- Застав понастроили - видимо-не видимо. Всех, кто мог за оружие взяться - призвали.
- Понимаю, - Руамей вздохнул, - Мои всадники, когда летали, слышали. Сейчас много движения.
И он вскрыл конверт. Быстро пробежал глазами, останавливаясь на некоторых фразах. Пересмотрел еще раз. Выражение его лица сделалось каким-то неопределенным, не то воодушевление, не то тревога.
- Что ж, - оторвавшись от чтения, Руамей поднял глаза на гостя. – Похоже, нам тоже пришло время попрощаться с этими местами.
- Оу-у... - протянул вестник, ладонью встрепав себе волосы на затылке, - отправляют куда-то, да?
Рейх повертел кружку в руках, потом вскинул серьезный взгляд на Руамея.
- Будь осторожен, брат.
Пара нгуу, утробно мыча, приблизились к костерку. Тот, что понахальнее, потянулся носом к подносу Руамея.
- Спасибо. Я буду, - улыбнулся тот, отталкивая нейа, нацелившегося языком на остатки булки. – Сейчас предоставить тебе палатку для отдыха?

[Reylan >>>]

- Да мне пары часов хватит – на травке где-нибудь, в стороне, чтоб не наступили, - помотал лохматой головой Рейх и хлопнул ладонью по сумке, - и потом: еще не одно письмо доставить нужно.
Руамей кивнул.
- Тогда если что-нибудь нужно..? – спросил он.
- Ленивца моего накормить, разве что, - вестник покосился в сторону меланхоличного ящера, свернувшегося под деревом.
Руамей улыбнулся.
- Для этого нам придется организовать охоту. Вряд ли наши приятели поделятся.
Он указал на нгуу, лежащего под деревом неподалеку и сосредоточенно догрызающего остатки вечернего улова.
- Разве что ленивец удовлетворится овощами.
- Ему подойдет даже сено, - расхохотался Рейх, - маайран едят все, что попадет им под лапы.
- Да без проблем, - Руамей тоже развеселился и махнул рукой одному из лиа. Отдав распоряжения, чтоб ящеру принесли съестного из того, что найдут, он вновь обернулся к Райху и вдруг спросил:
- А как ты относишься к полетам?
Тот несколько озадаченно развел руками:
- Разве что на ашиеру доводилось.
- Тогда как насчет экскурсии над нашими чудесными местами?
- На них? – Рейх кивнул в сторону нгуу, а потом приложил кулак с двумя торчащими пальцами ко лбу, пародируя рога нейа. Потом хмыкнул, - а с радостью.
Руамей поднялся и снова отдал пару распоряжений. После чего ему подвели оседланного серебристого нгуу. Командир отряда ловко взлетел в седло, казалось, будто он и не опирался ни на что, а просто подпрыгнул, и протянул руку Рейху.
Вестник ухватился ладонью за протянутую руку, довольно ловко – все же, привык на маайране ездить – взобрался на нгуу.
- Откуда они такие забавные?
- Наш мастер къямай вывел, - пояснил Руамей, отцепляя ремни, которые быстро обвились вокруг всадников, - Специально под них отряд набирали. Йолар Имьяре. Не знаю, говорит ли тебе что-то это имя, но если нет, может, ты о фьюни слышал?
На слове фьюни Руамей привычно поморщился.
- Фьюни – это те мелкие, что у вас по лагеря шныряют? – поинтересовались из-за спины Руамея, - забавные они. Не слышал. Этого же мастера, да?
- Забавные? Точно не слышал, - хмыкнул командир всадников, посылая своего нгуу вперед. Нейа бежал, разгоняясь в единственном направлении от полянки, где не было деревьев: тут они всегда стартовали. Нгуу начал расправлять крылья.
- Заразы это те еще! – прокричал Руамей, сквозь хлопанье крыльев и свист ветра: нгуу взлетел и начал набирать высоту, - Их еще вонючками называют. У них из средств защиты – подхвостные железы, содержащие на редкость скверно пахнущий состав. Обрызгает – долго не отмоешься. Сейчас они к нам попривыкли и не атакуют, чуть что. А по первости такой душок в лагере стоял!

Сообщение отредактировал Reylan - 17-06-2010, 23:00

[Darkness >>>]

Рейх за его спиной издал восторженный вопль; вестнику Камеда явно нравился полет. Потом лиа хмыкнул:
- А это не плохое оружие, а? Заслать этих фьюни к пришельцам – посмотрим, как они с ними справятся?!
- Неплохая мысль! – прокричал Руамей, - Жаль, насчет них распоряжений не было. Их ведь не иначе, как неудачной шуткой Йолара считают. Особенно после того, как часть из них разбежалась и расселилась около какого-то несчастного городишки.
- А зачем распоряжение? Сделайте это тактическим ходом? – несмотря на смех, последовавший за словами, говорил Рейх вполне серьезно, - с этими нейа мало что можно сделать – они же юркие, я видел. Одного мастера с ними, и – вперед.
- Хороший способ избавить также и лагерь от них, наконец, - также шутя, но лишь частично шутя согласился Руамей.
Нгуу, слегка накренившись, описывал широкую плавную дугу. Сверху отлично просматривалась поляна, леса вокруг, река и серая безжизненная полоса неподалеку.
- Близко вы к Пустошам, - донесся до всадника голос Рейха, - их опасаются. Я тут бывал иногда, но всегда старался обойти стороной. Плохое место.
- Верно, - согласился Руамей, посерьезнев, - Сперва лагерь был еще ближе. Мы сперва сочли удачным местом, так безопаснее для леса. Наши питомцы тоже могли чего-нибудь поджечь. Но многие не смогли спокойно спать.
- Рядом с Пустошью никто не селится. Раньше были деревеньки, но… все ушли. Боялись.
Нгуу тем временем удалялся от пустошей, повернувшись к ним хвостом. Под всадниками теперь расстилались бескрайние моря зелени.
- А историю о них ты знаешь? – поинтересовался Руамей.
- Слышал что-то. Говорят, там почти сразу после войны какой-то сильный Шепчущийся – не то из Амар, не то еще откуда-то, что-то… делал он там что-то. Не знаю, что – слухи разное говорят. И вот… - Рейх махнул рукой в сторону удаляющейся Пустоши.
- Эксперименты с огненными нейа, как мне говорили, - поделился в свою очередь командир всадников и потянул повод, разворачивая нгуу.
- Судя по тому, что стало с лесом – да. Боятся туда соваться – говорят, тот Шепчущийся до сих пор пеплу ходит.
- Очень может быть, - нахмурился Айора, вспоминая Кая. И что этот оболтус там забыл?
Нгуу сделал еще круг, постепенно забирая к центру, туда, где передвигались, точно суетливые насекомые, обитатели лагеря. Снизившись, он спланировал к дорожке и застучал лапами по вытоптанной земле. Затормозил, отфыркиваясь. Расцепились, ослабевая, ремни.
Рейх восторженно хлопнул Руамея тяжелой ладонью по плечу.
- Это было… - лиа только хмыкнул и развел руками, мол – слов даже подобрать не могу, - спасибо!
- Я рад, - улыбнулся Руамей, протягивая ладонь, - Так как, показать место для отдыха?
Вестник улыбнулся в ответ и кивнул.

[Scorpion(Archon) >>>]

День: семнадцатое августа, поздний вечер
Фигура: слон F1
Ход: без хода
Официальная клетка: F1
Фактическое местоположение: F1 (Лагерь "Гласов Урагана, т.н. малефицкая, она же пункт связи")

- Ну и что скажешь?
- Не такой дурак, каким кажется. Отвык пользоваться своими полномочиями, не было повода. Теперь – может снова войти во вкус.
- Ещё?
- Хочет казаться лучше, чем есть. Может, даже на самом деле лучше, чем есть.
- Как это? Я не понимаю.
- Тебе и не нужно, великий малефик.
- Хаурэс! Daemon exsecratus!
- От Cruorin Daemonicola слышу. Не забывай, смертный, в каких интересных мы с тобой отношениях…
- Я помню. Ты знаешь, кого призывали в Ясном?
- Мне нет до этого дела.
- Узнай. Это важно.
- Ты хочешь, чтобы я побывал в Ясном? Призовёшь?
- Нет. Сейчас опасно. Но… я придумаю что-нибудь. Чувствую – важно это знать. Там были лиа. Многие там же и погибли. Многие души сожрал тот, кто там был. Он мог получить их знания.
- Мог. Если только не был уничтожен окончательно.
- Кем? Святые отцы его не удержали. Другого способного это сделать я не могу представить. И вообще, не говорилось, что кто-то остановил его.
- Не говорилось?
- Впрочем… ты прав, Хаурэс. Если лиа отогнали, значит и с демоном кто-то совладал.
- Liberallitas verissimum.
- Я тоже считаю, что это логично. Допустим, он не убит, но снова изгнан. Ты сможешь договориться для меня о встрече?
- Я тебе надоел? Хочешь снова обмануть себя, как когда-то?
- Я обманул и тебя. Не забывайся!
- Как и ты. Может, я и daemon exsecratus, но я помню, какова на вкус твоя душа. Стоит мне стать свободным – и я пожру её первой, Рутгер…
- Не называй меня так.
- Это приказ?
- Да.
- Приказ? Мне? Приказ от тебя – Мне?
- Да!
- Жалкий червь… Приказываешь тому, кого боишься. Смертные скучны, так говорил Асмодей, но разве же развлекался он с вами так, как Я или Элигос… Помнишь Элигоса?
- Да.
- И не зря. Он говорил со мной.
- Давно?
- Нет. Этой ночью.
- Почему я об этом не знаю.
- Кто ты такой, чтобы знать?
- Неважно. Чего он хочет?
- Хочет снова идти по земле. Хочет скакать в бой и собирать урожай. Его пиршество началось, и я хочу помочь собрату.
- Не похоже на тебя. В прошлый раз ты обошёлся с ним не так милостиво.
- И ты. Но мы не помним таких мелочей. А я… знаешь, чем хороши те, кого смертные зовут друзьями?
- Чем же?
- При определенных обстоятельствах они вполне готовы за тебя умереть. А это нам и нужно.
- Нам?
- Да, нам, о великий Круорин Синерем. Я знаю, это опасно, но… Время пришло. Элигос жаждет, а Я – могу. Ты можешь.
- Молчи. Просто выполни мою просьбу.
- Это уже просьба?
- Мы ведь помогаем друг другу, правда? Найди того, кого вызвали. Как можно быстрее. Его знания – я куплю за любую цену.
- Я не могу понять, что в них такого ценного. Я могу подарить тебе гораздо больше знаний. Элигос тоже может. И ещё многие такие, как я…
- Мне нужно именно это.
- Ты угостишь меня чем-нибудь тогда? Я изголодался в тебе!
- Подачку, демон?
- Плату, человек!
- Будет. Будет плата. Сперва найди того. А потом – я даже рискну поговорить с Элигосом. Клянусь тьмой и огнём.
- Пустые слова. Но звучат достаточно значительно, чтобы скрепить клятву. Я принял их.

[Хелькэ >>>]

День: восемнадцатое августа, вечер-ночь
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: D2

... отдав дань "божественным", как назвал их Дентон, консервам (все-таки сухпайку, особенно если из него попытаться готовить супчик, было не сравниться), экс-Безымянные, а также представители экс-Иглы и экс-Криона, то есть вся компания бывших и настоящих дезертиров, предалась делам насущным. Делам из тех, которым в походе никак не уделишь много внимания.
Например, личной гигиене.
В неравном бою Дентон все же выиграл у Эрис право первого визита в душевую - и довел ее (Эрис, не душевую... хотя что-то подсказывало остальным, что и душевой тоже досталось) до икоты от смеха, выйдя из кабинки завернутым не то в длинное полотенце, не то в счастливо найденную простыню, на манер элоквентской тоги.
- Ну хватит ржать, - ворчал Тони, - скажешь, мне не идет?!
- Поклянись, что я больше никогда... не увижу тебя в таком виде... - утирая слезы с уголков глаз, попросила Эрис.
- Да хоть сейчас, - фыркнул он и принялся угрожающе разматывать простыню. Эрис отхлестала его полотенцем и загнала наверх, заставив одеться по-человечески, а потом тоже совершила обряд омовения.
Ее обычно взъерошенные волосы непонятно каким чудом улеглись в ровную прическу, и она - несмотря на то, что стрижка была из серии "чтоб волосы не мешали", то есть короткой, - даже стала выглядеть женственно.
Мария, ускользнув за дверь душевой, первым делом избавилась от бинтов. Забыв, конечно, спросить у Ригора разрешения - но ей казалось, что раны достаточно неплохо затянулись, а носить на себе что-то, не являющееся одеждой и сковывающее определенную свободу тела, Мари терпеть не могла.
Последним очищать тело и душу отправился Макабрей, причём не просто, а прихватив с собой из обширной домовой аптечки набор ниток и хирургических, устрашающего вида, игл. В ответ на непонимающие взгляды он демонстративно похлопал себя по рукаву куртки, рассечённому ударом Эрис, и скрылся за дверью пахнущей водой и паром душевой.

Эрис сидела в углу кровати, уже под одеялом, задумавшись о своем, когда к ней без стука вошла Мария - босая, с распущенными волосами, в одном белье и длинной мужской рубашке, явно из найденных тут же вещей. Оставляя за собой влажные следы, она подошла к кровати и присела на край.
- Как ты? - спросила, коснувшись колена девушки.
Эрис пожала плечами.
- Вроде хорошо. Знаешь, как-то... мне вдруг стало казаться, что вы мне как близкие.
- Страшно?
- Немножко. Непривычно.
- Привыкай, - твердо сказала Марийка. - И ложись. Мы, должно быть, к вечеру пришли, а сейчас, наверное, ночь. Выспись за сегодня?
Девушка кивнула и забралась под одеяло.
- Я так устала, - шепнула она. - Посиди со мной? Пока не усну.
- Конечно, - пообещала женщина, гладя ее по голове. - Хороших снов тебе, девочка.
Эрис уснула почти сразу. Мари выскользнула из ее комнаты бесшумно... прошла до конца коридора, толкнула последнюю дверь - ту самую.

[Барон Суббота >>>]

Ригор тоже сидел в углу кровати, но в отличие от Эрис спустил ноги на пол и опирался головой на сцепленные в замок пальцы рук. Чем-то он напоминал большого чёрного нахохлившегося ворона. При появлении Марии он поднял голову и посмотрел на неё долгим, пристальным взглядом. Вопрос, почти мольба, решимость и тщательно скрываемая горечь уставились на девушку через тёмно-зелёные призмы.
Она закусила губу, замерев на пороге; потом решительно закрыла за собой дверь и направилась к окну.
Сдвинула щеколды, обеими ладонями налегла на раму... Снаружи на нее уставилась мириадами звезд сама Ночь. Мари улыбнулась чему-то и забралась на подоконник, перебросила через него левую ногу и уселась боком, опираясь спиной на косяк.
Ветер освежал... и придавал смелости, чтобы заговорить. Заговорить было сложно, но Марийка знала - главное начать.
- Я сегодня испугалась, что могу тебе сделать больно, -призналась она. - Когда-нибудь. Как-нибудь. Вообще. Если совсем честно - я сегодня задумалась и... просто испугалась того, что может быть. Ригор... что будет дальше?
- Я не знаю, - некромант молниеносным движением погасил керосиновую лампу, стоящую на столе, и комната погрузилась в мягкий полумрак. - Раньше я думал лишь о выживании, а теперь понимаю, что есть кое-что ещё. Хочу быть с тобой. Сначала учить, потом работать вместе. И... любить.
Обязательно любить.
- Вот об этом я и хотела сказать, - она чуть опустила голову, но в глаза ему все-таки посмотрела. С болью. - Я... не умею любить, Ригор. Совсем. Я только в омуты с головой бросаться умею, умею убегать вместо того, чтобы делать выбор, умею опускать руки... умею быть злой, и честной быть - тоже умею. Только это совсем не то, что нужно. Я неправильная, меня сломали, как игрушку, и я не могу понять, что именно не так.
Мари почувствовала, как дрожат пальцы - и сжала ладони в кулак, от греха.
- Но я все-таки выбрала и решила. Выбрала тебя, решила быть с тобой. Потому что... может, я глупая очень, но не просто так ты в мою жизнь вернулся. За мной вернулся, я так подумала. Не хочу тебя снова терять.
Он не выдержал - обнял, прижал к себе, обвил руками так, чтобы нельзя было вырваться.
- Ты умела, я помню, - прошептал он, чувствуя под своими руками её вздрагивающее тело. - И сможешь научиться снова. И я тоже научусь. Чтобы по-настоящему.
- Это будет совсем не как тогда, - она покачала головой. - Мы ведь почти дети были. Я другая уже, и ты изменился, ты поразительно изменился. Улыбки нет; только старые шрамы. Сколько их теперь у тебя?..
В груди у нее заскребло что-то... не Зверь, нет. Теплое, заставляющее поднять руку, расстегнуть воротник на его рубашке.
- Дай я посчитаю.
- Сумасшедшая, - прошептал счастливый некромант, перед тем, как поцеловать её в губы. - Считай...

[Хелькэ >>>]

Дальше – понеслось, завертелось пляской, круговертью; только успевай замечать, как происходит что-то вокруг, упуская одно сквозь пальцы, а другое – жадно ловя…
Ткань. Шелестит мягко, к телу такая близкая, сползает змеей, только без шипения – вниз.
Раз-два-три, пуговицы, одна за другой, медленно и рвано – но ритм выбран верный.
Пальцы скользнули по подбородку, щеке (ни секунды даже не задержались на черной метке, словно и не было там ее), легко пригладили волосы – длинные, черные, чернее неба, и без звезд.
Звезды были в глазах. Отражались и падали, падали…
На колени.
Мягкие ладони вдруг становятся требовательными и властными, нажимают на плечи.
«На колени!» - говорят темные глаза, призывно щурясь.
В ответ вспыхивают во тьме две зелёные искры. В них интерес, в них танцуют огоньки. А ещё в них страсть, пока что сдерживаемая. Огоньки разгораются двумя кострами и опускаются вниз. Тихо скрипят доски пола.
Глаза в глаза.
Дыхание смешивается.
Пальцы, как по клавишам, пробегают по грудной клетке - стаккато. Ищут, где бы остановиться, грянуть аккордом.
Не заключительным - предваряющим.
Сыграем, конечно, в миноре.
Тепло и нежно она касается - губы, еще недавно обветренные, потрескавшиеся, а теперь мягкие, чуть блестящие, как напоенные росой, выдыхают - веки опускаются, указывая ресницами на...
- Один...
Вслух или не вслух?
Косой шрам, тонкий и небольшой, с левой стороны между ребер, сразу и не заметишь, только на ощупь. Росчерк.
Стереть его. Губами.
Из прошлого сама собой приходит картина: учитель, твёрдый стол, горькое зелье и острый нож, оставляющей на бледной коже красную полосу.
- Мастер, что ты делаешь? - сонно, вяло. Чувства спят, а разум ещё почему-то удерживается на плаву.
- Делаю тебя сильнее. Спи.
И темнота, опускающаяся на веки. Почти такая же, как сейчас, только без этой ласки пальцев, кажущихся обжигающе горячими. Только без этого сердцебиения напротив, сплетающегося в тихую музыку.
Музыкой звучит и шепот, такой же горячий.
Она садится на пол, склоняясь чуть в сторону - две ладони ложатся на спину - ищут. Заставляют склониться тоже.
Кожа холодная, бледная, следы на ней еще бледней. Она находит - вдоль позвоночника.
- Два... три.
Исчезают ладони. Всплеск, шорох... щекотно. Длинные волосы (чужие! соломенно-золотистые!) рассыпаются по спине, и снова - губы. И, кажется, даже ресницы.
Поцелуй рождается сам собой, нежный и почти неуловимый. Такой чистый, что сравнивать его просто не с чем. Ледяные пальцы касаются тонкой девичьей шеи, но лишь на мгновение - не помешать! Не прервать волшебство этой ночи!
Несколько мгновений полной тишины, узкая ладошка вдруг упирается в подбородок, заставляя приподнять голову...
Вздох глубокий, как открытая рана, резкий, как лезвие ножа.
Горло, перечеркнутое белой нитью шрама, недавнего, не как те, что на спине - непременно коснуться, опять - губами, согревая дыханием, как огнем.
- Четыре...

[Барон Суббота >>>]

Окно открыто, но как же жарко.
Ветви огромного дерева тянутся изломанными руками в комнату...
Хотите - с нами? Чтобы тоже - на колени?!
Не выйдет. Врывается порыв ветра, насмешливый; он не делает холоднее, да и что насмешка - здесь не до смеха, скорее - иначе.
На грудь снова ложится узкая ладонь. Ей раньше привычным было - слышать и чувствовать, как бьется под рукой, пойманное в клетку, сердце.
Теперь - привыкать к тому, что не бьется.
Ниже, касаясь странно выдающихся под кожей ребер, не сводя глаз с впадинки между ключиц.
Полумертвая красота. И ладонь останавливается, отдернувшись почти в испуге - нашла.
- Пять?..
Точно напротив сердца. Хорошо заметный. Плохо заживленный. Должно быть, все-таки старый.
Чтобы поверить до конца, губам снова приходится - коснуться.
- Пять, - шёпотом приходит ответ, и воспоминание... всё же милует - не является. Ночь продолжается.
"Этот - твой", - мелькает на грани разума и уносится прочь.
Она качает головой, сокрушенно и отчаянно, волосы, длинные, но подстриженные неровно, соломенными прядями падают на лицо.
Потом - пальцы сплетаются с пальцами на несколько секунд, потом - вырываются, почти отталкивая, потом - скользят вверх от запястий к локтям.
- Шесть... - говорят губы, прежде чем скользнуть по еще одной отметке - длинному косому штриху, на внутренней стороне руки, чуть ниже сгиба локтя.
И от этого "шесть" ("ш-ш-ш!") по комнате словно рассыпается череда шепотков-шорохов, они везде - в углах, на потолке, ползут по стенам, выглядывают с той стороны окна...
Словно что-то еще появляется в комнате. Пускается в призрачный пляс. Шуршит, шипит, шелестит... шепчет.
И вдруг обрывается, став тишиной.
Только ветер.
"Семь", - беззвучно шевелятся губы Макабрея, - "Восемь и девять. Не спрашивай, откуда они. Не хочу вспоминать".
Тонкие пальцы жгут плечо, снова грудь и живот, там, куда когда-то вошли пули расстрельной команды. Напротив лёгкого, под ключицей и в правой части живота - совсем тонкие, почти незаметные. Но есть.
Глаза в глаза.
- Есть еще?..
Словно речь - о чем-то другом.
Не о старых, заживших и незаживших ранах. Девять - уже много, непозволительно много; у нее - всего два, украшают обе руки и видны до сих пор, хотя годы, годы...
- Да, - тихий выдох, взять её ладонь в свои и опустить на колени. - На ногах.
Тень улыбки - по нежным губам, глаза неумолимо серьезны, а на самом дне, в колодцах зрачков - обещание.
Хрупкость обманчива так же, как прочна бывает тонкая полоса стали. Обе руки-ветви упираются ему в грудь - сильные. Не заставишь согнуться.
Упираются, толкают.
Ложись.
Ложусь. Согласие без слов и без кивка - просто вытянуться во весь рост, ощутив обнажёнными лопатками тёплый деревянный пол.
Бережные касания пальцев вдруг закрывают веки. "Не смотри, не смотри".
Потому что эти зеленые глаза - они хуже всякого Зверя, что в груди, и не просто хуже, но страшней и опасней. Сколько раз она сходила с ума, а потом возвращалась обратно - тоже можно считать. Как шрамы.
А из-за глаз этих можно сойти с ума так, что не вернешься. Или вернешься, но уже не ты...

[Хелькэ >>>]

"Остановиться..? Не останавливайся, Мария". Уже безвозвратно, безнадежно (так счастливо!) поздно.
Еще раз прошелестела ткань.
Ей, должно быть, стало бы холодно, может, даже мурашки побежали бы по коже; но про него она уже знала - ему не будет холодно. Разве только еще жарче.
Ладони снова возвращаются - на колени. Свои ладони, его колени. Где же...?
- Десять.
Шрам на икре, когда-то глубокий, выгнут изящной дугой.
Луну скрывает набежавшее облако, и комната погружается во мрак.
- Всё, - раздаётся шёпот. - Больше их нет. На теле.
Не видеть, как смотрит с черного неба луна. А как она смотрит? Усмехаясь, щерясь сколотым краем? Или - улыбается?
- И без того слишком много, - качает она головой. Мягко опускается рядом, чтобы тоже - лопатками к полу, и тоже закрыть глаза.
Да неважно. Всё неважно.
Ну, почти.
Она взяла его за руку.
Его пальцы скользнули вверх, по запястью и выше, а потом снова вернулись к ладони, что-то нащупав.
- На другой руке тоже?
- Да, - отозвалась она очень тихо, даже не повернув головы.
- Ещё есть?
- На теле - нет.
Теперь её ладонь обожгло холодом его губ.
"И не будет", - мог сказать Макабрей, но промолчал. Ему было слишком пронзительно лежать вот так вот, на жёстком полу плечом к плечу. Рука об руку.
- Я тебя не оставлю, - наконец сказал он, повторяя данное обещание. - Никогда.
Мария кивнула.
От уголков глаз к вискам - засеребрились две нити.
- Я буду любить тебя, - сказала она в ответ. - Я научусь. А может, я уже?..
"Может, это и есть любовь - когда горы вырастают, и водопады рушатся, отчаянно пенясь, и воздвигаются крепости, а потом все рассыпается в пыль, и всё это - за какие-то мгновения, и всё это у меня внутри, и кажется, что всё это на самом деле - только пыль и есть. Ничто по сравнению с искорками в твоих зеленых глазах.
Прочитай мои мысли, пожалуйста, прочитай, я никогда не скажу этого вслух!
Я не боюсь смерти.
А сказать - страшно..."
Мыслей он читать не умел и не стремился. Что-то другое сейчас происходило, что-то, танцующее меж переплетённых пальцев. Что-то, ставшее холодными губами, пресёкшими сперва одну серебряную дорожку, а потом и вторую.
Молчи. Ничего не говори. Так надо.
Снова жар встречается с холодом, непривычно мягко, без борьбы противоположных сущностей. Так и надо.
Приподнявшись на локтях, она потянулась к нему.
- Я сейчас такая счастливая... - шепнула она, прежде чем поцеловать его. - Как будто это даже не я. Или я, но другая. Правильная. Ригор...
Дальше говорить не стала. Дальше был поцелуй. И - просьба. Без слов; только взмах ресниц.
Доски тихо скрипят, когда он поднимается с них. В темноте не видно почти ничего, кроме глаз. Ждущих. Зовущих. В темноте существует лишь дыхание и ожидание. Это была особенная ночь. Ночь, когда между двоими не стало никаких преград.

[Барон Суббота >>>]

День: ночь с 19 на 20 августа
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: Неуштадт.

Возвышение Моденборга

Как похитить одного из высших иерархов церкви, экзарха Инквизиции, Франца Моденборга, прозванного Кольценосцем? Не так уж и сложно, как показала практика. Для начала нужно отвлечь охрану уважаемого церковника. Как именно с этим справились маледикты, и какую цену пришлось за это уплатить, Багряный (не будем раскрывать его инкогнито прежде срока) не знал и не очень хотел знать – ему хватало того, что под дверью комнаты экзарха, равно как и в коридоре, ведущему к ней, никого не было.
После этого, дабы не иметь проблем с транспортировкой боевитого отца Моденборга, нужно осторожно приоткрыть дверь, убедиться в том, что он внутри, и поставить внутрь небольшой пузырёк, предварительно вытащив из него пробку. Буквально через две минуты уже можно входить, если, конечно, затянуть лицо маской, пропитанной специальным составом, нейтрализующим сонное зелье, витающее в воздухе. Экзарха, сладко спящего в своей постели, можно брать уже безо всяких церемоний – он не проснётся, даже если от него отрезать по кусочку. Главное сейчас – это не забыть положить на его место специально подготовленную куклу и не перепутать, потому что мастера Ордена искусны – отличить настоящего иерарха церкви от его дубликата почти невозможно.
Теперь можно уходить. Через чёрный ход, на улицу, где уже ждёт экипаж. Экзарха надо упаковать в просторный мешок, и ехать, ехать быстрее на окраины Неуштадта, где в заранее подготовленном доме всё готово для обряда. Пылает, наливаясь зелёным, пентаграмма, составленная из вязи древних символов, хирургический стол, которому, казалось бы? совершенно не место в заброшенном и пыльном доме, блистает стерильной чистотой и готов принять своего первого и единственного пациента. Совсем рядом с этим столом солдатами на параде выстроились ряды бутылей и пробирок, содержащих в себе вещества, за одно создание или хранение которых Церковь в былые времена приговаривала к немедленному растворению, а уж за применение…
И в этом царстве некромантического обряда полновластным хозяином властвует Багряный. Впрочем, сейчас его трудно так назвать: вместо плаща на нём белоснежное одеяние, чем-то напоминающее ризы священника, готового к проведению таинства. Вассалами рядом с пожилым некромантом замерли четверо помощников – эти, напротив, в одеяниях тёмных, скорее коричневых, чем чёрных. На таких кровь не слишком заметна.
А потом, когда экзарх будет доставлен в этот странный дом, ему надо влить в рот всего несколько капелек густой фиолетовой жидкости, чем-то напоминающей чернила. Тут-то и конец человеку Францу Моденборгу…
Будь он все еще собой и имей возможность гадать, на что похож выход из собственного тела, экзарх предположил бы, что это, пожалуй, имеет много общего с чрезвычайно быстрым прохождением невероятно темного и узкого коридора. Или так – это похоже на погружение в колодец, где вода холодна ровно до той самой грани, за которой стираются различия между жаром и холодом, и непонятно, вымораживает ли она тебя насквозь или сжигает заживо. Или, может быть, так – это полет, длящийся одно короткое мгновение, но за этот миг успеваешь оставить землю так далеко внизу, что даже забываешь о ее существовании и просто растворяешься в лучах сияния, прекрасного и неземного… а ведь оттуда, с земли, солнце кажется совсем иным!
Так вот, на самом деле смерть была на это совсем не похожа. Франц помнил, как закрыл глаза, ложась спать, помнил, что приснившийся сон был тревожен и странен (впрочем, вспомнить подробностей он не мог), а когда проснулся, то обнаружил себя…
Впрочем, в подлинном смысле слова себя он не обнаружил. У него больше не было тела. Ах, нет, было – оно лежало на хирургическом столе, такое одинокое, слабое, бесконечно далекое. Ошеломленный, ничего не понимающий, Моденборг рванулся к своему телу, и обнаружил еще кое-что.

Сообщение отредактировал Orrofin - 19-06-2010, 21:52

[Хелькэ >>>]

Внизу, под ним, была начертана звезда в круге, окаймленном смутно знакомыми ему магическими символами. И покинуть пределы этого круга экзарх не мог – невидимая преграда не пускала. Не причиняла боли при соприкосновении, не отталкивала назад, в центр пентаграммы – просто не пускала. Впрочем, могло ли ему что-то теперь причинить боль, подумал он, с тоской взглядывая на тело.
Нет! Постойте! Как же так вышло..? Где он вообще находится? Это ведь не его комната!
Кажется, человек, что стоял рядом (Моденборг почему-то заметил его только сейчас), - человек в белом, чье лицо скрывала гротескная птичья маска, - знал ответы на все его вопросы.
- Мое тело… - с трудом произнес бывший экзарх и поразился, насколько ниоткуда исходят слова, что должны бы по идее исходить из его уст. – Что вы сделали?..
- Извините за беспокойство, мой дорогой экзарх, - ответил ему человек в маске голосом, который в прошлой жизни вполне мог принадлежать давно не смазываемой двери. – Однако, боюсь, что мы вас…как бы это сказать точнее, убили.
Франц мог видеть, что его тело, равно как и он сам, в покое не оставлено: четверо людей в тёмно-коричневых балахонах колдовали над ним какими-то хирургическими инструментами. Скальпели, зажимы, распорки – всё это шло в ход быстро и умело, перекраивая тело экзарха под что-то совершенно новое.
- За что?! – вскричал тот, снова бросаясь вперед, пусть и зная заранее, что все его попытки обречены на провал. Ловушка держала крепко, а снисходительная усмешка его собеседника заставила задать еще один вопрос: - И для чего, во имя Творца?
- Если бы я сказал, что личных мотивов здесь не было, я бы солгал, - тонкие губы старика в белом раздвинулись в жёсткой усмешке, обнажавшей белые, совершенно не старческие и очень острые на вид зубы. – Всё же, я очень уважал мэтра Торна Амбласте. Не помните такого? Гном, приблизительно триста лет отроду. Некромант.
Моденборг готов был взвыть, но решил не доставлять такого удовольствия… малефику. Теперь ему было всё ясно. Ну, почти всё.
- А я и не думал, что вы осмелитесь мстить. Так нахально, - он попытался улыбнуться, но не мог почувствовать, получилось у него или нет: существовать без тела было… ужасно. – Что же, обречете меня теперь на вечные страдания? Сделаете каким-нибудь чудовищем? Однако… плевать, что бы вы ни делали, вам самим осталось недолго. Охрана забьет тревогу. Вас найдут. Так что…
С призрачных губ едва не сорвалось жалкое, умоляющее «верните мне тело». Но – не сорвалось.
- … не понимаю, чего вы хотите добиться, - так он закончил.
- Вы молоды, экзарх, а потому торопливы. Месть, как личный мотив, разумеется, присутствует в причинах моих действий, но решающей она не является. Вы оказались нужны мне и моим…коллегам, Франц.
И вот тогда Моденборг испугался.
Потому что «месть» устроила бы его куда больше. В ней было… больше определенности.
- Зачем? Или вы не собираетесь посвящать меня в эту тайну?
- Отчего же нет? Видите ли, Франц, мои коллеги – люди. Ну или нелюди, суть от этого не меняется. И, как и всем разумным, им свойственны довольно простые желания. Например, мы хотим безопасности для себя и своих учеников. А ещё мы хотим власти, это ведь тоже довольно распространённое желание. Вам ли, экзарх Моденборг, этого не знать…
Тем временем резать и шить тело Франца прекратили. Теперь в него втыкали иглы разного размера, к которым были подсоединены витые стеклянные трубки, каждая из которых оканчивалась небольшой бутылью. Вскоре по трубкам потекли разноцветные жидкости. Одновременно с этим собеседник экзарха двинулся по кругу пентаграммы. Странность заключалась в том, что Францу не требовалось переводить взгляд, чтобы следить за ним – старик в белом каким-то образом оставался в фокусе его внимания. Символы рядом с кругом зажигались и гасли в каком-то странном, рваном ритме.
- Но при чем здесь я? – недоумевал он. – И… почему вот так? Послушайте, - почти взмолился он, - неужели мы не можем договориться?!

[Барон Суббота >>>]

- А чем, по-твоему, мы сейчас занимаемся, экзарх? – старик, видимо, решил проигнорировать первые два вопроса Моденборга, как риторические.
- Вот оно что, - слова прозвучали, как им и полагалось, с минимальной долей облегчения. Франц пытался держать себя в руках (метафорически) и в то же время не смотреть на то, что, собственно, с его настоящими руками делают клятые некроманты. – По сути… со своей стороны я могу предложить вам любую информацию. Может быть, какие-нибудь реформы Церкви в отношении положения малефиков; разумеется, без стопроцентной гарантии, ибо это зависит не только от меня…
Он говорил, кажется, что-то еще, но уже не понимая ни смысла собственных фраз, ни того, зачем, на самом деле, он их произносит. Ему постепенно стало совершенно очевидным, что он сейчас заключит очень, очень выгодную сделку, почти без потерь для себя. Ведь эти люди, пусть не без амбиций, но достаточно простые, понятные и… близкие? – определенно близкие, преследуют едва ли не те же цели, что и он.
Моденборг даже удивился, что не осознал этого раньше. И поэтому замолчал на полуслове, ожидая, что скажет старик в птичьей маске.
- Рад, что мы друг друга поняли, - улыбнулся тот. – Остался лишь вопрос, мой друг, чего бы хотели от нашего сотрудничества вы?
Он почти не задумался.
- Некроманты владеют секретом бессмертия, - экзарх не спрашивал, а утверждал; кому как не ему было знать об этом. – Я хочу… жить вечно. Больше не хочу умирать. И хочу вернуться в свое тело.
Франц даже как-то забыл, что над этим самым телом сейчас почему-то все еще работают некроманты. Забыл, что несколько минут назад его настораживало именно это. И абсолютно упустил из виду искорки удовлетворения, промелькнувшие в прорезях белой маски.
А старик сделал какое-то неуловимое движение рукой, улыбнувшись, и Франц Моденборг, экзарх, во второй раз за сегодня умер.
Или не умер, а просто… потерял себя ненадолго?
В любом случае, после этого краткого мгновения временной смерти, он снова открыл глаза – свои собственные, настоящие глаза; снова смог протянуть вперед руки, сжать и разжать пальцы, ощутить себя – собой… Но в этот раз обновленным. Более ловким, более умелым, более сильным и бесконечно благодарным этим людям за услугу, которую они ему оказали.
А потом пришли холод и слабость. Как будто весь мир оказался заполнен ледяной крошкой, которая облепила всё его тело, сковывая движения. Впрочем, должно быть, ничего страшного не случилось: старик в белом вдруг оказался рядом, поднося к его губам небольшой металлический кубок с рунической гравировкой.
- Пей! - раздалось прямо в мозгу.
Франц, даже не спросив, что там (и почему-то не подумав, что это странно - выполнять подобное указание без каких-либо пояснений), послушно осушил кубок до дна.
Жидкость сперва показалась ему безвкусной, а потом ударила по всем рецепторам сразу. Францу показалось, что он оглох, ослеп и потерял обоняние, но лишь на мгновение. Мир вернулся к нему и гораздо более полным, чем был до того. И холод отступил.
- Хорошо, - сказал старик. - Очень хорошо! Совсем скоро ты сможешь питаться самостоятельно, но пока тебе потребуется этот... концентрат. Прошу, мой маленький новорожденный Франц, у тебя должно быть много вопросов. Задай же их!
- Что за концентрат? - спросил экзарх, задумчиво разглядывая кубок изнутри.
- Концентрированная... энергия смерти, скажем так. Большего тебе узнать не удастся пока что. Нужно будет учиться, если ты захочешь этих тайн.
- А... как долго это будет мне нужно? И что значит - питаться самостоятельно?
Вопросов действительно было много. Но ему, по некой странной причине, не так уж важен был ответ. Ему не было интересно, не было любопытно, не было страшно. Он просто хотел знать. Чтобы... знать.
- Несколько суток. Что же до питания... Франц, ты веришь в вампиров?
Экзарх задумался.
- Творения некромантов. Слышал. Не видел.
- Хорошо, что веришь, - улыбнулся Багряный. - Верить в себя - это всегда хорошо.

[Тео >>>]

День: двадцатое августа
Фигура: слон f8
Ход: без хода
Официальная клетка: f8
Фактическое местоположение: f8

В лагерь "Золотых Стрел" отряд Шейсы возвращался в странном настроении. Ни Тварь, ни однозначных следов её недавнего пребывания они так и не нашли, и это давило на шэа недобрыми предчувствиям. С другой стороны, толика тепла, света и чего-то ещё, какого-то чуда земли, лежащей рядом со Средоточием осталось в их сердцах и не торопилось уходить, даруя покой. Отряд сплотился. Здоровяк-повар по имени Рилго, например, воспылал искренней симпатией к Кинне и, под аккомпанемент шуточек товарищей, клятвенно пообещал ей ежедневно готовить для неё что-нибудь вкусное и растительное. Шейса, казалось, стала чуточку мягче со своими воинами, чуть разжала каменный кулак, в котором ранее их держала и, несмотря на её опасения, это принесло только пользу.
Исключением был Кир. Цей-ин был мрачен и закрыт, ушёл в себя и почти всю обратную дорогу отмалчивался. Впрочем, знакомые места произвели на него благодатное воздействие - морщина, стойко удерживающая позиции на его лбу, наконец-то разгладилась. Его состояние давило фино, на уровне ощущений прижимая к земле. Но помимо этого было что-то еще. Тяжелое и гнетущее, Кинна не могла понять, что. Это нечто одновременно и связывало их с Киром, и расталкивало. Как две стороны одного магнита. Маленькая лиа была уже готова поверить в то, что такое состояние - следствие их разговора. Но знала точно, - нет, причина совершенно иная. Но что?.. Вопреки ее опасениям, по прибытию на место Кир несколько оттаял.
- Кто-нибудь уже вернулся, как думаешь? - рискнула Кинна нарушить гнетущую тишину, едва заметив положительные перемены.
- Нартэн рядом, - на секунду прикрыв глаза, ответил Кир. - И учитель тоже не очень далеко. Но, кажется, Тварь они не нашли, так же, как и мы.
- Ладно, - как-то невпопад ответила фино, чувствуя, как вокруг нее сжимаются плотные створки гигантской раковины. Цей-ину, как будто, стало легче, но непонимание его состояния за время пути успело возвести свою крепкую стену.
- Кинна, - негромко позвал он, - ты... можешь перестать меня чувствовать?
Она несколько секунд разглядывала его спину, терзая зубами свою нижнюю губу, разрываясь на части между правдивым и удобным ответами.
- Могу, - фино проглотила ком, вставший в горле, и добавила, найдя компромисс между двумя вариантами, - но не хочу.
- Я чувствую что-то плохое. Не знаю, что и где, оно...как Тварь. В каждой тени и за каждым стволом дерева. Я не знаю, что со мной происходит, Кинна. Не знаю...и боюсь.
Кир обернулся и поднял на неё взгляд, наверное, впервые с того утра, и фино стало ясно видно, что цей-ин где-то между отчаянием, паникой и болью.
- И зачем же мне переставать тебя чувствовать? – карие глаза сузились в страдальческом прищуре. – Я могу прервать связь как фино, но не станет ли от этого хуже? Думаешь, одновременно с этим меня подведет зрение и слух, и я не буду понимать, что что-то не так?
- Я... я просто не знаю, что происходит. Внутри будто треснуло что-то и теперь расходится в стороны. Кинна, прости, я просто боюсь за тебя.
- Кир, прости. Я не могу. Ты можешь выбить из меня обещание, что я не буду, но тогда это будет первый раз, когда я нарушу данное мной слово.
- Тогда я не буду этого делать, - так же тихо вздохнул цей-ин. - Наверное, это правильно. Когда ты рядом - мне спокойнее.
Тем временем их нагнала Шейса. Воительница тоже замечала подавленность Кира, но виду старалась не подавать.
- Ну, вот мы и дошли. Вы, я смотрю, пошептаться собрались? Это хорошее дело. Только отошли бы, что ли, в сторонку, - сказала она, спокойно и без какой-либо иронии в голосе.
Девушка непроизвольно поморщилась, потому что тигрица была самое малое - невовремя. Не желая обидеть ее, Кинна выдала усталую улыбку:
- Хорошо, отойдем. Какие-нибудь новости?
- Ничего существенного. Давайте-давайте, ребята, не мозольте глаза. И так вы моих парней будоражите, ведь подслушивать будут.
Воительница выразительно кивнула в сторону купели, у которой любил сидеть Сайамар, после чего развернулась и ушла, всем своим видом давая понять, что чужие дела её не касаются, даже если это дела близких ей лиа. Кинна задумчиво посмотрела ей вслед. Пальцы легко коснулись асиль. Привычный теплый шепот деревянных палочек немного успокаивал. Как же давно она не рисовала!
Фино повторила жест Шейсы, словно спрашивая Кира, пойдет ли он, или их разговор закончен.
Кир пожал плечами и ответил вслух:
- Пойдём. Просто... посидим рядом, хотя бы. Подождём Сайамара. Если ты не против.
- Когда я отказывалась от возможности просто побыть рядом?
- Спасибо, - улыбнулся Кир, практически без фальши. - Я... я тебя люблю.
- Я знаю, - Кинна чуть прикрыла веки, расплываясь в счастливой улыбке. – Тебе даже не обязательно об этом говорить. Любовь – она не в словах, она - вот здесь, - маленькая ладонь легла ему на грудь.
Кир не ответил. Он сам не знал зачем сказал эти слова в то время как абсолютной уверенности в их истинности не было. Он всё же был слишком молод, особенно по меркам цей-инов, и до настоящего момента ему были доступны скорее желание и страсть. То, что происходило сейчас в душе Кира не было ни тем, ни другим. Оно вообще было ни на что не похоже.

[Барон Суббота >>>]

- Знаешь, - фино отступила на шаг назад, сняла с шеи ожерелье асиль и задумчиво начала скручивать палочки с веревки одну за другой, - Кто-то однажды сказал мне, что от того, что ты все время будешь повторять "сладко" - слаще на самом деле не станет. А другой лиа на это возразил, что чем чаще говоришь, тем больше шанс, что ты сначала сам в это поверишь, а потом оно будет действительно - сладко. Как думаешь, кто из этих двоих прав? - девушка уселась на траву, раскладывая свои опасные сокровища перед собой.
- Не знаю, - покачал головой Кир. - Но воин, который учил котят в моей деревне стрелять из лука говорил, что сперва учатся попадать, а уже потом понимать, что попал.
Он проследил взглядом за асиль и невольно шевельнул хвостом, выдавая беспокойство.
- Все в порядке? - Кинна подняла голову, вглядываясь в лицо молодого цей-ина. - Я хочу немного.. порисовать. Умение приходит с постоянной практикой.
- Они ядовиты...я всё время боюсь за тебя.
Девушка рассмеялась:
- Тебе не стоит бояться. Я имунна к этим ядам. Есть вещи, которые ранят гораздо опаснее, чем...
Ласковой рукой прошлась по траве. В каждом движении - нежность, словно мать играет пальцами с непослушной шевелюрой ребенка. Вздохнула, достала тьерль.
- Рисовать на растущей траве - приятно. Но недолговечно. А с мертвой - не люблю работать.
- Кинна, - Кир отвёл глаза, но потом решительно посмотрел на девушку. - Я давно хотел спросить...сколько живут фино?
Она бросила на него недоуменный взгляд.
- Почему тебя это интересует?
- Просто...разным народам отмерен разный срок. Я хотел бы знать ваш жребий. Мне нужно.
- Самому пожилому лиа в нашем поселении было сто пятнадцать лет, когда он проводил свой последний закат, - теперь фино смотрела выжидающе.
Кир тяжело вздохнул.
- Сайамар, - сказал он,- недавно встретил своё двухсотое лето. Учитель, конечно, уже не молод...но может прожить ещё столько же, если благословит Средоточие. А если нет, то ещё лет сто. Жаль.
- Жаль? - на лбу пролегла тонкая морщинка удивления, впрочем, Кинна пожала плечами и снова опустила голову, внимательно рассматривая то, что выходит из-под гребня.
- Если не погибну в бою, - голос Кира стал сух и жёсток, как листья по осени, рассыпающиеся в прах под чужими ногами. - Переживу тебя. Не хочу.
- Глупый, - почему-то усмехнулась Тонко Чувствующая, - Мы с тобой не знаем, что с нами будет завтра, а ты на столетия замахнулся. Тебе со мной... хорошо?
- Хорошо, - без колебаний и совершенно честно ответил Кир. Это он чувствовал прекрасно и не сомневался ни на йоту.
- Вот и живи этим хорошо, пока... - Кинна оторвалась от своего занятия и снова посмотрела на цей-ина. Взгляд карих глаз сейчас был печален, - Понимаешь, даже если не брать в рассчет то, что вокруг - война... есть вещи, которые могут разлучить нас гораздо раньше, чем моя смерть.
Кир не стал спрашивать примеров. Стоило об этом подумать, как они разом явились ему в большом количестве - выбирай любой. Только вот, отчего-то делать такой выбор не хотелось. Она встала, оставив свой рисунок незавершенным. Несколько минут ходила по кругу, словно раздраженная тигрица. Собственные мысли и неверие угнетали. Как хотелось бы верить сейчас тому, кто считал, что говорить "сладко" - имеет смысл. И что все это - тоже не бессмысленно.
- Скажи мне... - она резко развернулась к Киру, подошла вплотную. Даже встав на цыпочки фино не доставала ему и до плеча. - Нет, ничего не говори. Просто обними...
И Кир обнял её, осторожно, но крепко, так, что кончики пальцев маленькой фино оторвались от земли. Он не хотел её отпускать. Хотел держать долго, чувствуя грудью её тепло...но в другом конце лагеря вдруг заполошно взлетел под самые небеса клич рога. Ему откликнулся ещё один, и ещё, и призыв их был однозначен: общий сбор!Кинна вздохнула чуть напряженно. Вихрь эмоций едва закружил ее - и бессердечно бросил вниз, оглушенный голосом рога.
- Надо идти, - прокомментировала она совершенно не нуждающийся в объяснении факт и бросилась собирать асиль.
- Давай, - Кир припал к земле рядом. - И забирайся ко мне на спину, так быстрее будет.
Девушка раздраженно дернула плечом:
- Сама.
Она понимала, что никто - не виноват. И Кир - тем более. И все равно неприятная злость острыми коготками царапала шеа. Нужно время, чтобы остыть. Совсем немного.
- Иди, я догоню.
- Без тебя, нет, - оказывается, мягкий голос Кира мог звучать очень твёрдо.
Кинна бросила на цей-ина колючий взгляд. Потом болезненно зажмурилась, нервно цепляя деревянные палочки на веревку. Тонкие пальцы дрожали.
- Прости. Я... злюсь. - закусила губу, - Как скажешь. Раз так будет быстрее...
Забралась на спину. Весь их краткий путь молчала, пытаясь утихомирить непонятное ей самой раздражение.
"Я знаю", - подумал Кир, но тоже промолчал.
Когда они прибыли в центр лагеря, там уже собрались практически все "Стрелы". В центре, там, где обычно разжигали большой костёр лежали пять тел. Четыре из них принадлежали цей-инам из отряда Сайамара, а пятое...
Пятым телом была Тварь.

[Хелькэ >>>]

День: девятнадцатое августа, утро
Фигура: без фигуры
Ход: без хода
Официальная клетка: нет
Фактическое местоположение: D2

Утро началось с прикосновения. С осторожных пальцев, убравших со лба прядь волос, тронув кожу лёгким холодом.
Утро началось с запаха. Со свежего аромата, отдаленно похожего на мяту и шалфей. С чего-то, что попадало с каждым вдохом не в тело, а прямо в душу, очищая её изнутри.
Утро началось, хотя солнце ещё не встало, лишь подготавливая мир к своему приходу через серое марево, скрадывающее сумерки, вместе с тенями.
Марийка повернулась, сладко потягиваясь, и открыла глаза.
- Устала, - сказала со счастливой улыбкой. - Хорошо-о...
Вот как просто, подумала она. Удивительно просто. Как хорошо, что у неё это наконец есть.
- Да, - прошептал Ригор. В его глазах светились необычные, очень тёплые искорки, а кожа рядом с глазами собралась в венчики мелких морщинок. Никогда ещё Мари не видела лица некроманта настолько...живым.
- Ты поспала хоть чуть-чуть?
Вот так, просто и по-домашнему. У них никогда не будет нормальной семьи, он знал это. Но эта простота и уют заботы без задней мысли согревали, щедро предлагая побыть в мечте ещё минутку. Или две...
- Чуть-чуть, - эхом отозвалась Мари, кивая. - Ничего. Даже к лучшему.
Откинулась на подушку, рассыпав по белой ткани соломенно-золотистые волосы, посмотрела в потолок - мечтательно, будто в сказке.
- А я уже два года не спала на кровати. Ты представь?
- Ужас, - прошептал Макабрей, завороженно любуясь девушкой. - Неужели у этих лиа действительно нет никакой цивилизации толком? Я думал - пропаганда.
- Почему же нет? - Мари оглянулась на него удивленно. - У них всё есть. И даже больше. Просто это мы с Лисом - вечно в пути, почти без остановок. Зато там не страшно приходить в незнакомые места. Не боишься, что пристрелят ненароком. Мы хотели плыть на корабле - вот там мне удалось посидеть на кровати... она была совсем не мягкая, и я даже подумала - а что, по сути, хорошего в этих кроватях?.. Есть они, нет их - разница не в этом. Но я ни разу не пожалела, засыпая в траве, что у меня нет подушки под головой.
Она поднялась рывком и решительно стянула с себя одеяло.
- На подушках хорошо, но смысл жизни в другом. Пора вставать, Ригор Макабрей - новый день начинается.
- Подожди, - некромант молниеносным, но плавным движением обнял её за плечи и притянул к себе. - Пусть новый день подождёт совсем чуть-чуть...
И снова губы обжигает её огонь. Создатель, неужели тебя прошибла совесть за все твои приколы, и ты решил мне возместить вот так? Если да, я в долгу у тебя.
Закрыть глаза, открыть через.. минуту? Две?
Какое время, какое тут может быть время?!..
Мари открыла глаза - снова - и с удивлением даже заметила, какие длинные у некроманта ресницы.
- Чуть-чуть уже было? - поинтересовалась она. На губах еще играл легкий холодок. - Ну, Ригор...
Она попыталась подняться - снова - и потянула его за собой.
- Да, уже было, - Макабрей поднялся и с хрустом потянулся. - А теперь уже новый день. И знаешь, у меня для тебя кое-что есть. Подарок, а можно сказать, что и наследство.
Мария, пребывавшая в поисках рубашки, обернулась, подняв брови.
- Расскажи-ка?
- Сейчас.
Макабрей вытащил из-под кровати штаны, натянул их и подошёл к противоположной стене, располагающейся слева от окна.
- Прикрой ставни, кстати, - сказал он, изучая лакированные доски с таким видом, будто на ней кто-то написал матерную частушку неразборчивым почерком.

Сообщение отредактировал Хелькэ - 20-06-2010, 21:00

[Барон Суббота >>>]

А она и забыла про окно. Так и провели всю ночь, пополам с ветром, забыв "конспирацию"... но свет они вроде не зажигали?
Впрочем, сейчас уже было утро. Странный дом возвращался в привычный ему режим. Украдкой выглянув в окно и глубоко вдохнув холодный воздух (потом подумала, высунулась почти по пояс и потянула за ветку дерева, что росло прямо напротив), Мария закрыла его. Плотно-плотно.
Макабрей тем временем прокусил себе большой палец (Мари могла бы вспомнить мнение, что человек в своём уме на подобное не способен) и теперь сосредоточенно выводил на глади дерева нечто, напоминающее очень угловатый кукиш.
Собственной кровью, время от времени сжимая палец, когда "краски" становилось мало.
С каждой секундой лицо Марии менялось все сильнее - уголки губ опускались вниз, а брови, наоборот, поднимались, ломаясь под углом.
- Что... ты... творишь? - с деланным спокойствием спросила она.
- Я тебе потом расскажу, как это делается, а пока... о вот и всё.
Из стены высунулись две призрачные трёхпалые лапы, напряглись, сжались, и вслед за ними глазам Ригора и Мари явилась мордочка, похожая на лисью. Призрачный зверёк поводил широченными ушами, потом бдительно обнюхал макабрееву кровь и кивнул. Участок стены, на котором красовался "кукиш" треснул и раскрылся, являя миру объёмистую нишу, со спрятанным в ней сундуком.
Некромант вытянул его из ниши и установил на пол.
- А вот и подарок, - крышка сундука со скрипом откинулась. - Держи и обращайся бережно, сейчас таких осталось штук пять всего. Кстати... узнаёшь?
Ригор Макабрей держал на вытянутых руках внушительных размеров фолиант, переплетённый в чёрную кожу. "Ars Mortica" - серебрились на его обложке готические буквы.
- Искусство Смерти, - Марийка невольно сделала полшага назад. - Это та самая... это ты её читал тогда? Быть не может.
Кусочек того самого лета.
Или так - некромантская книжка, пережившая черт знает сколько десятилетий (столетий?!).
Но все-таки - зайти, помнится, в пристройку, когда он снаружи, помогает по хозяйству, и провести рукой по черной обложке, украдкой. Потому что до этого он к ней прикасался.
- А я помню, - тихо сказала она, не решаясь протянуть рук.
- Возьми, - мягко сказал Ригор. - Теперь она твоя.
Он тоже вспоминал. Вспоминал гораздо больше, чем можно передать словами, ведь эта книга была его спутником с самых ранних лет. Он почти не помнил себя без неё, а сейчас отдавал. Пожалуй, почти тем же самым была бы отдача живого сердца из собственной груди.
- Помнишь, именно из-за этой книги ты начала учить элоквентский? Тебе ещё никак не давалось запомнить все правила склонения глагола поначалу...
- Apage*, - фыркнула Марийка, - mi dulce**.
Взяла фолиант, прижала к груди, обняв - почти так же, как обнимала незадолго до этого и его обладателя.
- Страшный подарок, - добавила она.
- Страшный, - подтвердил некромант, даже не собираясь "изыдить", несмотря на просьбу Мари. - Открой в самом конце.
Женщина послушно раскрыла книгу, перелистала до конца...
Недоуменно посмотрела на чистые страницы.
- Так она не закончена?


-----
* - "изыди" (элокв., церковн.)
** - "мой милый"

[Хелькэ >>>]

- И не должна быть закончена. В ней - знания многих поколений некромантов, которые когда-либо по ней учились. Запомни: когда придёт время, писать в ней ты должна на элоквентском и только на нём. Это традиция, которую нельзя нарушать.
- Ты говоришь, а я чувствую, как на меня давит что-то сверху, - она наклонила голову вбок, кажется, с опаской поглядывая на эти пустые листы. - Придет время. Я должна. Ты не чувствуешь? На тебя не давит?..
- Давило. Теперь привык. Впрочем, оно быстро проходит - скоро это будет для тебя в первую очередь учебник, причём очень хороший. С оглавлением, правда, проблемы, но ты скоро научишься. Кстати, книга - это не всё, что я хотел тебе отдать. Даже так: она далеко не самое главное. Протяни руку.
"Быстро проходит..." Самое время горько улыбнуться, но она не стала. Еще будут поводы, наверняка.
А сейчас - бережно, аккуратно положить книгу на кровать (еще теплую), вернуться, протянуть вперед ладонь.
- Что-то еще? - прорывается любопытство.
Ригор быстро накрыл её ладонь своей, а когда убрал, на ней лежало... кольцо. Небольшое, совсем простое, пусть и изящное серебряное кольцо, явно на девичий палец.
- Когда я отделался от тех магов, - пояснил Макабрей... смущаясь?! Да, ошибки не было - некромант только что не краснел, - то спрятался в ювелирной лавке. Подумал ещё, что судьба, и купил там... для тебя. Думал вернуться и подарить, а потом носил с собой, как память. Или как талисман, сам не знаю. В общем... пусть и с опозданием на пятнадцать лет, но возьми. Оно твоё, Мари.
Даже кровь от лица отхлынула. А потом был долгий-долгий взгляд, и понять, что выражают эти карие глаза, было невозможно.
- Ты... не шутишь?
Голос звенел струной - еще немного, и лопнет.
- Но это ведь... просто кольцо, да? Ты... ничего не хочешь этим сказать... ничего такого?
- Не шучу, - он вздохнул, опустил голову и улыбнулся. - Это кольцо не обручальное - я его не освящал и... я просто хотел сделать тебе подарок тогда, давно. А делаю сейчас. Ты возьмёшь его?
Глаза в глаза. И во взгляде та же струна, что в её голосе. Ещё немного и лопнет.
С каким-то облегчением она все-таки взяла колечко и надела на безымянный палец. Одела после недолгого раздумья - на правую руку.
- Спасибо, - сказала она с улыбкой. Потом словно огорчилась: - А мне пока нечего тебе дать. Совсем. У меня даже одежды своей нет. Но... когда-нибудь я смогу подарить тебе что-то такое, что будет важно и нужно. Обещаю!
- Спасибо, - Макабрей вдруг оказался совсем-совсем рядом, а его руки снова легли на её талию. - Только... знаешь, кроме тебя мне по-настоящему ничего не нужно, кажется. Я неправильный некромант, наверное, но это так.
- А правильный - это какой? - Марийка посмотрела на него искоса, с лукавством. - Как Тони рассказывал? Пожирать младенцев и совокупляться... брр...с трупами?
- А потом их тоже пожирать, - кивнул Макабрей. - Чего хорошему мясу зря пропадать-то?
Глаза ее округлились.
- Шучу, шучу я! - вовремя опомнился некромант, уже почувствовавший было подступающее вдохновение. - Господи, Мари, неужели ты думаешь, что малефики подобное делают? Да таких извращенцев уже лет десять не видно и не слышно!
Она развела руками - будто извиняясь.
- Я не знаю, что делают малефики, - сказала женщина. - Совсем не знаю, веришь-нет. И... думаю сейчас, что большую часть того, что они делают, я даже знать не хочу.