Доктор ведьм. Серия 2-я, "Случай с колдовским зельем"

[Кысь >>>]

8 июля, утро
Первой шум подняла канарейка. Эта деятельная пичуга ухитрилась стянуть на пол большой, клетчатый красно-белый платок, что набрасывали вечером на ее клетку, и теперь горланила песню во славу нового утра. Телефонная трель ненадолго смутила ее; Куракура-тян оставила в покое мини-бубен, который смастерил для нее Кумаиши, наклонила голову набок и прислушалась.
Затем нервы не выдержали у дзашики-вараши. Несколько веков, что она провела в домах с большим количеством детей и прислуги, научили ее добиваться в таких случаях своего.
Минут пять - больше-меньше, но в надежде, что оставят в покое, - Тадаоки безучастно пялился в потолок. Затем все-таки прочистил горло:
- Детективное агентство "Кагецу". Если вы еще не умерли, нам до вас дела нет.
Глаза были распахнуты и без тени мысли, начинался рабочий день.
- Аюму умер, - в голосе, донесшемся из видеофона, не было и намека на шутку.
На темном экране трудно было разглядеть собеседника, но трехярусный роутер, перемигивающийся сам с собой розовыми, желтыми и синими лампами, выдавал комнату Рена.
В голове было мутно, в душе тоже. Позевывая, подтягивая сползающие трусы, Тадаоки убрел в закуток - искать чайник. Старый шар-наблюдатель, переделанный благодарным клиентом в камеру для видеофона (предварительно мобильный дивайс найден был на помойке), кое-как порхнул следом; на блестящем ребристом боку матово выделялась заплатка из тускло-желтой латуни.
- Когда?
- Ночью, не знаю точно когда. Недалеко от места другого убийства.
С той стороны экрана пискнул почтовый клиент, и Рен на несколько секунд отвлекся от разговора.
- Но это вряд ли йокай, - наконец, буркнул он. - Там скальпель и, похоже, больничный контейнер.

[Bishop >>>]

Связь прервалась.За окном на одной ноте - и без остановки - механический женский голос предупреждал быть внимательнее, "сдаю задом". Там уже второй день шли работы, то ли меняли трубы, то ли перекладывали асфальт. Дряхлый шар-наблюдатель обессилел и рухнул бы на пол, а потом закатился бы невесть куда, не подставь китоши ладонь.Из крапчатого от черно-зеленой патины небольшого зеркала на стене на Шимаду смотрело его собственное отражение – йюреи*, и те краше поднимаются из могил. Отросшая челка сосульками закрывала глаза.
Тадаоки набрал номер Рена. Вздохнул.
- Дай подробности.
Рен ответил не сразу, но полностью, начав со вчерашнего задания и закончив только что пришедшими на почту фотографиями. Когда факты кончились, он замолчал снова. В его комнате окна закрывали "римские шторы", и потому до сих пор царила темень. Только одна неуместно-яркая полоса света рассекала надвое угол стола и далекую стену, и роутер подмигивал сам себе огоньками.
- Хорошо, - сказал Тадаоки, хотя ничего хорошего не было, а с каждым часом становилось все хуже.
В электрическом чайнике забурлил кипяток, как раз хватило на чай и сиротливый пакет быстрорастворимой лапши.
- Я все понял.
Тоже ложь. Соображать он начнет через час, когда окончательно проснется. А пока было ощущение пустоты и нелепости.

-------------------
*yurei - 幽霊 - буквально «отделенная, прозрачная душа», духи мертвых. Различают бореи (亡霊), «потерянная, разрушенная душа», ширьё (死霊), «мертвая душа», а так же онрьё, мстительных духов, которые возвращаются, чтобы отплатить за зло, причиненное им при жизни, убумэ, призрака умершей при родах матери (они возвращаются, чтобы позаботиться о своих детях), горьё, мстительных духов людей из высших классов общества, и так далее. Йюреи не слоняются без цели, они как правило держатся определенных мест – тех, где были убиты или где лежит их тело, - либо преследуют определенных людей, своих убийц или своих возлюбленных. Чаще всего после отмщения они исчезают, но сильные йюреи, такие, как онрьё, не успокаиваются на достигнутом. Обычно йюреи появляются между двумя и тремя часами ночи, когда завеса между мирами тоньше всего.

[SonGoku >>>]

Канал Такахама, Конан, 4-й чомэ, Минато-ку, Токио
8 июля 2015 года, 19:55

В фиолетовых сумерках гигантскими светляками разгорались бледно-зеленые фонари. Их отблески расцветили звездочками отполированные до блеска металлические перила вдоль высокой набережной. Цокая коготками по белой каменной плитке, мимо пробежал ухоженный спаниель; его ошейник жизнерадостно подмигивал разноцветными огнями, следом, привязанная к собаке поводком, со всех ног спешила хозяйка. Под мостом в картонных коробках расположился на ночь бездомный, спать было рано, и он при свете садовой лампы читал книгу.
- Узнал что-то полезное? - Кумаиши аккуратно сложил мусор в тонкий пакет и потряс жестяную золотистую банку с изображением довольного толстячка с рыбиной и удочкой – проверить, осталось ли там еще пиво.
Волна гулко ударила в стену набережной, что-то булькнуло, по воде, дробя блики, прошла рябь; в густых зарослях кустов вдоль серо-коричневых стен многоэтажных домов кто-то вздохнул: "оста-авьте!". Соседняя скамейка под навесом пустовала; ее бывшие обитатели – юные влюбленные – упорхнули с наступлением темноты, видимо, чтобы не получить нагоняй от родителей. Тадаоки ответил не сразу - вылавливал из лапши кусочки жареной капусты и откладывал в сторону.
- Пока нет... Йокаи либо не знают, либо не хотят говорить.
- Клиент утверждает, будто это был человек, - Кумаиши шумно отхлебнул пива, рыгнул, прикрыв рот широкой ладонью.
- ...словно кукла-бунраку, - процитировал на память Шимада. – С сильной йоки.
В бездонную вечернюю тишину ворвался гул мотора. Едва касаясь черной воды, мимо промчалась крохотная моторка; ветер донес радостное гиканье пассажира.
Вдоль канала брела невысокая женщина: ничего примечательного, лишь повязка из белой марли закрывает половину лица. Грипп, должно быть. У скамейки девушка остановилась.
Она робко опускала голову, бросая на неожиданных собеседников только быстрые короткие взгляды исподтишка, как будто стеснялась.
- Китоши-сама считает меня красивой? - пролепетала она; голос из-за маски звучал приглушенно.

[Bishop >>>]

Кумаиши опасливо покосился на своего взъерошенного - нахохлившийся вороненок на жердочке - соседа; Тадаоки кивнул, буркнув маловнятное "угу" с набитым жареной лашой ртом. Незнакомка присела на самый краешек, прикоснулась к марле кончиками пальцев, но замерла, когда перед самым ее носом встряхнули кульком с леденцами.
На тыльной стороне ладони Шимады была маркером выведена кандзи: 犬*.
- Я боялась, это будет помада для волос, - вздохнула красотка.
- Не нашел ее, зато есть чеснок.
- Еще хуже. Ненавижу их запах.
- О-джо-сан покажет, что в сумке? - Шимада отложил наполовину опустошенный пластиковый лоток с якисобой и вытер о штаны ладони.
- Слушай, Доктор, - девица прижала аляповатый мешок из клеенки с логотипом Louis Vuitton к груди. – Да, я режу людей, я же не отрицаю! Такова моя сущность, тут уже ничего не поделать.
Тадаоки протянул обклееную лейкопластырем руку; в полумраке кольцо на указательном пальце налилось тусклым светом.
- Но охочусь я за только старшеклассниками, ты же знаешь!
- Отдай сумку.

Неподалеку гомонили, устраиваясь на ночлег, утки. На другом берегу раздевалась компания шумных подростков, чтобы, пользуясь темнотой, устроить ночной заплыв.
- Серп! Кто в наши дни ходит по мегаполису, вооруженный серпом? - Кумаиши не мог успокоиться.
Доктор ведьм указал в ночной мрак; на мерцающей речной глади вдалеке еще можно было различить силуэт молодой женщины.
- Она.
Пиво в банке у одного, сок в пакетике у второго стали теплыми, потеряли вкус.

-----------------------
*inu - 犬 – собака, яп.

[Кысь >>>]

Рен
Ближе к закату пришло письмо из фотоагенства - камеру нашли и вернули. Без карты памяти и без лишних вопросов, разве что форму проката пришлось показать. Похоже, занятые убийством детективы просто не знали о возможностях дорогой игрушки. Теперь Хидео, владелец, недоумевал, пытаясь решить, стоит ли отдать фото полиции самому. Рен послал ему письмо с двумя огромными иероглифами. Один имел отношение к рогам и оба - к копытным животным.
Рен не сразу нашел адрес Сагами на городской карте, но сам район был смутно знаком, и дальше все пошло легче. Маршруты наблюдательных камер, стационарные "глаза" парадного входа. У "Герды" не было пока лица, но она наверняка была, как минимум, полукровкой, а значит, выделялась бы в этом тихом районе. Даже если и нет, записи могли неожиданно оказаться полезны.
Поставив камеры в режим записи, программист потушил монитор, повернулся в кресле и щелчком пальцев зажег лампу у потолка. В комнате снова накопилось изрядно пыли. Ее сметал с пола робот, но на тренажерных балках уже был издалека заметен толстый серый налет, а на низком столике у кровати явственно проступали недельной давности следы пальцев. С самого вьезда Рен был единственной живой душой в этих стенах. Изредка, выгрузившись из обычной сетевой работы и оставшись наедине сам с собой, он переставал даже по настоящему верить, что реальный мир и живые люди существуют где-то снаружи. Иногда он казался себе безумно жалким: ему до стиснутых зубов хотелось обычного прикосновения, может быть, даже просто шороха бумаг под пальцами или звука дыхания... И одновременно сама мысль о том, что в его личном пространстве окажется кто-то еще, пробирала острым приступом неприязни. Людей всегда становилось слишком много еще до того, как их становилось достаточно. Еще желая побыть рядом с другими, Рен уже искал способ снова остаться один, уйти от шума, чужих взглядов, незнакомых разговоров и затапливающей сознание информации. Выражения лиц, особенности речи и поведения, неожиданные контакты, физическая дистанция и собственное тело, выставленное напоказ - все это сыпалось одновременно и отовсюду, не давая ни времени подумать, ни возможности отделить одно от другого. Когда Рен уставал или заболевал всерьез, переставал интересоваться окружающим миром и даже заботиться о себе, он иногда невольно представлял в полусне, что кто-то живой, но молчаливый и неощутимый живет рядом с ним. Этот кто-то ходил по комнате, говорил себе что-то под нос на самой грани слуха, и иногда, когда Рен, не замечая того, задремывал, он просыпался в панике от того, что сосед-невидимка брал во сне его вещи или одежду. Это был неприятный, липкий, необъяснимый страх, но сейчас Хасу недоставало этого невидимого присутствия. Он перебрался на кровать и долго вслушивался в тишину комнаты, но даже уличное движение за окном было глухим и далеким.
А когда Рен, наконец, заснул, выдуманный сосед, в самом деле, пришел к нему в дом. У него было лицо Аюму, и он тихо, но с упорством отчаяния искал что-то в тенях компьютера и тренажера, в ящиках шкафа, под подоконником, в тумбочке, даже под кроватью и в складках пледа, под которым лежал тощий, но бесконечно тяжелый веб-разработчик Эндо Хасу, прижимавший к груди чужое, багровое, похожее на огромную драгоценность сердце.

[SonGoku >>>]

Пристань Такешиба, Одайба, Токио
8 июля 2015 года, 21:30

- Нет, милок, это не наши, - одноногая седая старушка отрицательно качнула головой. – Мы в Фурусато-мура чужого не берем без спросу...
Ее соседка, невысокая деревенская толстушка с усиками над верхней губой, болтала в воздухе ногами (те не доставали до земли); на правой еще держалась стоптанная деревянная сандалия-дзори, с левой уже свалилась.
- Только рыбу! - отрезала кроха, смерив Доктора мрачным взглядом из-под густой челки; два бантика топорщились, словно кошачьи уши.
В глубине желтых глаз танцевали зеленые искры, а от кимоно в широкую бело-рыжую полоску попахивало рынком Цукиджи*. К рукаву прилипла рыбья чешуя.
Бабуська жизнерадостно – и ощутимо! - пихнула Шимаду концом бамбуковой палки, которую сжимала крепкими, в россыпи коричневых веснушках кулачками.
- Переселяйся-ка к нам, а то в Эдо опять неспокойно.
Она щурилась от яркого света, но не пряталась под навес.
- Люблю кишочки! - вставила ее соседка.
Тадаоки поспешно отодвинулся - на всякий случай. Хорошо, что объявили посадку на паром через Мияке до Хачиджо-шимы, парочка заторопилась, подхватила узелки и котомки. Кумаиши, который сидел на соседней лавке с бумажным веером в одной руке и бутылкой зеленого чая в другой, облегченно вздохнул.
- Они ушли? – спросил он.
Шимада кивнул.
- У меня от них мурашки по коже бегают, - гигант поднялся. – И что дальше?
- Кучи-йосэ*
- Ты уверен?
- Ничего другого мне не остается. Только мертвые не соврут.

---
*tsukiji-shijo - 築地市場 – самый крупный рыбный рынок в Токио.
*kuchiyose - 口寄せ – ритуал «разговора за мертвых», когда шаман взывает к недавно умершим, помогая оставшимся родственникам переговорить с ними.

[Тео >>>]

Токио, Шибуйя, Хиро-о, 2-6-10
8 июля 2015 года 21:45

За окном уже порядком стемнело и зажгли фонари. Тусклый свет пробивался через бамбуковые жалюзи и тонкими полосами ложился на пол: лампу девушка включать побоялась - кто знает, насколько любопытны и наблюдательны соседи? В коридоре уже несколько раз раздавались шаги, но не те. Каждый раз Джен вскакивала с места и с разочарованным вздохом садилась обратно и гипнотизировала взглядом стоящий в углу будильник в виде манеки-неко*. Белая с желтыми и черными пятнами кошечка качала левой лапкой в такт убегающим секундам, но зеленовато-голубые цифры на толском пузе не спешили сменять друг друга. Беспокойство нарастало - не случилось ли чего с преподавателем? В узком дворике, отделенном от улицы мусорным баком и двумя велосипедами под навесом, похожая на редиску хвостиком вверх миниатюрная бабка сметала разноцветные бумажные полоски. По карнизу, мягко топая лапами, прошла кошка. За стенкой кто-то дергал гитарные струны, иногда попадая в ноты, иногда нет, и напевал про то, как «шуршат листья бамбука, а звезды мерцают, глядя на нас с небес, золотыми и серебряными зернами».
Наконец щелкнул замок.
- Я дома, - не очень уверенно произнес Сагами.
Было в этой фразе нечто очень уютное, и Дженнифер почувствовала, как губы растягиваются в идиотской улыбке. Поборов первое желание выскочить навстречу сенсею в тесный коридорчик - столь яркое проявление радости было бы чересчур, - она бодро откликнулась:
- Добрый вечер!
Светлый полотняный пиджак сенсей нес в руке, на город наваливалась оглушающая летняя жара, которая не собиралась давать его жителям передышку даже после заката. Кажется, от Джен ожидали, что она заберет полотняную пухлую сумку, набитую всем необходимым – пособия, альбом для эскизов, «читалка», большой матерчатый футляр для карандашей, - но Сагами протянул своей гостье пластиковый пакет с логотипом Circle K Sunkus.
- Греть не надо.

------------
*maneki-neko - 招き猫 – буквально «подманивающая кошка», фигурка кошки, которая поднятой лапкой зазывает посетителей в лавки, рестораны и магазины, талисман на удачу.

[SonGoku >>>]

Девушка тут же сунула внутрь любопытный нос: запах лапши с курицей пробудил острое чувство голода. Потом вопросительно уставилась на сенсея. У себя в комнате Дженнифер не задумываясь устроилась бы хоть на полу и, разумеется, с удовольствием лопала бы содержимое непосредственно из пластикового контейнера. Но то она, а у Сагами на этот счет могли быть совершенно другие взгляды.
Квадратный светильник в деревянной раме нависал над столом; чтобы погасить свет, достаточно было протянуть руку и дернуть за длинный шнурок. Сейчас из трех люминесцентных колец работало лишь одно, белый свет не так резал глаза и разбрасывал по углам тени. Тарелки решили не использовать, чтобы потом не утруждать себя мытьем, взяли только чашки.
- Как прошел день? - не то чтобы Джен испытывала потребность в разговоре, но молчать было совсем тягостно, поэтому она спросила первое, что пришло в голову.
У нее дома, собираясь за обеденным столом, вся семья делилась даже незначительными новостями. Отец говорил о работе (почему-то каждый день там происходило что-нибудь этакое, очередной забавный случай с его шефом), мать охотно пересказывала соседские сплетни, младшая сестра Триша привычно жаловалась на учителей и на мальчишек... Сама Дженнифер обычно ограничивалась парой общих фраз, вроде: "Ничего особенного" или "все как обычно", - и лишь иногда показывала свои работы. До отъезда в чужую страну она не понимала этого ритуала - каждый вечер пережевывать события, приключившиеся за день. Кому оно нужно? Но в Токио ей стало резко не хватать такого незамысловатого общения. Регулярные звонки домой, короткие - всего несколько минут, - не могли стать полноценной заменой. А теперь девушка была лишена и этого.

[Тео >>>]

Сагами на секунду оторвался от нехитрого ужина; ему было не очень удобно, приходилось придерживать контейнер с лапшой ребром ладони. Перед едой он принял обезболивающие таблетки, но, похоже, они не помогали.
- Ничего особенного.
Отложив палочки, он налил себе холодного чая из бутылки.
- О тебе никто не спрашивал.
- Это хорошо... наверное, - сообщать о происшествии в Реальности не хотелось. Главным образом из-за того, что пользоваться ноутбуком ей никто не разрешал. Поэтому Джен сочувственно поинтересовалась: - Очень больно? Я чем-то могу помочь?
Молчание. Нет, а чего она, собственно, ждала? Пожалуй, единственное, от чего учителю стало бы если не лучше, то спокойнее - это если бы его ученица сейчас ушла. По крайней мере, именно так думала О'Бриен и ощущала себя от этого премерзко.
- Я у вас надолго не задержусь, обещаю, - на Сагами девушка не смотрела - изучала обстановку комнаты, - день-другой, если позволите, конечно...
Мыть "посуду" не стали, просто выбросили в ведро.
- Ты похожа теперь на мальчишку, - Сагами взял чистый лист.
- Да, это специально, - Джен машинально коснулась встопорщенного ежика волос - все, что осталось от некогда роскошной шевелюры. С любопытством заглянула через плечо преподавателя.
Человек на рисунке - пока не было видно лица, непонятно, старик или молодой, - восседал на большом валуне, скрестив ноги.
- Он жесток, но должно быть, - Сагами большим пальцем растушевал карандаш, обозначив тень под глазами, - ... так и надо. Но меня все не оставляет одна мысль...
Отложив карандаш, он подпер подбородок здоровой рукой.

[SonGoku >>>]

- М? - студентка вопросительно склонила голову набок.
- Почему в ту ночь он спас жизнь нам с Нацуми, но позволил убить Харуку? - Сагами вновь принялся за рисунок.
Копна спутанных длинных волос, лицо юноши на портрете (теперь уже стало понятно) сразу сделалось беспокойным, как у вспугнутой кошки. Меч, прямой, с затейливой рукоятью, был зажат в левой руке, вокруг правой змеей обвилась простая веревка.
- Полагаю, это мне в наказание.
.... бабушка Дженнифер больше всего на свете дорожила своей шкатулкой. Небольшая деревянная коробочка: потрескавшийся от времени лак, обшарпанные края, сбитые уголки, - словом, ничего особенного. Но бабушка всегда брала ее с собой, даже когда уходила совсем ненадолго. Кроме того, старушка всегда запирала шкатулку, а ключик наподобие кулона носила на цепочке. Именно эти два обстоятельства делали вещицу магически притягательной.
Однажды, идя по коридору, Джен заметила, что дверь в бабушкину комнату приоткрыта. Пожилая женщина покачивалась в своем кресле. В узловатых, скрюченных пальцах она держала ту самую шкатулку. Увидев внучку, старушка неожиданно позвала ее. Пытаясь попасть маленьким ключом в замочную скважину, бабушка что-то бормотала - разговаривала больше сама с собой, нежели обращалась к ребенку. Чужие воспоминания рождали яркие, сказочные образы, и маленькая Джен чувствовала, что ее посвящают во что-то, никому более недоступное. И в то мгновение, когда ключ с тихим шуршанием провернулся в замке, девочка не выдержала и спросила:
- Бабушка, а что там?
Та окинула ее вмиг изменившимся, посуровевшим взглядом и выставила прочь из комнаты.

[Тео >>>]

Сейчас девушка испытывала то же, будоражащее сознание, чувство открывающейся перед ней тайны, познать которую можно, лишь став немым свидетелем. Любой вопрос, любое неосторожное действие - и шкатулка захлопнется.
- За мою невнимательность к людям.
Сагами выбрал темно-алую кисть, очертил языки пламени вокруг сидящей фигуры; на клинке, рукояти и на ожерелье из продолговатых нефритовых бусин заиграли металлические отблески.
Невнимательность?.. Учитель, не раз предлагавший ей помощь, давший сейчас крышу над головой, - просто не мог быть невнимательным. Или - мысль была неприятной, но Джен не смогла ее отогнать, - может, сенсей таким образом пытается заслужить прощение, раз уж считает себя наказанным?
Джен вздрогнула, будто очнулась от тяжелого сна, неожиданно обнаружив себя слишком близко к Сагами, - она сидела, едва не касаясь щекой его шеи. Испуганно отпрянула и, стыдливо пряча глаза, буркнула:
- Я так не думаю... - взгляд скользил по рисунку, все время возвращаясь к лицу изображенного юноши. Словно Дженнифер уже где-то видела этого человека раньше. Она задумчиво хмурила брови, силясь вспомнить, но это не помогало.
- Ладно...
Лист с незавершенным рисунком отодвинули в сторону.
- Ты укладывайся пока, - Сагами сунул ноги в растоптанные старые мокасины. – Прогуляюсь немного.
Джен протянула было руку в останавливающем жесте, но вовремя спохватилась. И так уже перешла все возможные границы. Молчала, понуро опустив голову, до той секунды, пока не скрипнула открывающаяся дверь.
- Пожалуйста!..

[SonGoku >>>]

Она возникла на пороге - взъерошенная, потерянная, испуганная:
- Не оставляйте меня. Мне страшно.
За стеной в соседней квартире негромко бубнил телевизор. Вечер за опущенными жалюзи быстро перетекал в ночь. Кто-то скребся снаружи в стекло. В полумраке легко было делать вид, будто жизнь течет, как обычно, хотя... мог ли каждый из них предположить, что окажутся заперты вместе в четырех стенах.
- Ты слыхала о ками-сама? Их еще называют шаманами.
- Нет, кажется, - девушка неуверенно пожала плечами. Кивнула на рисунок: - Это один из них?
Она энергично растерла пальцами виски: хотелось спать и от этого болела голова.
- У меня такое ощущение, будто я сталкивалась с этим человеком раньше. Но это вряд ли.
Как и в прошлый раз ей достался футон с одеялом и такой крохотной подушкой, что во всем остальном мире она вряд ли сошла бы даже за диванную. Сагами расстелил себе одеяло по другую сторону от стола. Неработающий вентилятор сиротливо притаился в углу, руки все не доходили починить его или отнести в ремонт.
- Перед тем, как стать шаманом, человек должен получить особый дар из мира духов, - Сагами лег и принялся пристраивать больную руку; то ли он начал привыкать к незваной гостье, то ли темнота помогала притворству. – Человек заболевает. Его тошнит, у него болит голова и ломит суставы. Может даже ослепнуть. И единственный способ излечиться – оставить прежнюю жизнь. Человек умирает, идет в мир духов, а затем возрождается шаманом. Это трудно, наверное...
- ... наверное, - неуверенным эхом отозвалась Джен.

[Тео >>>]

Она перевернулась и теперь, лежа на животе, вглядывалась в темноту, пытаясь различить силуэт преподавателя. То, о чем он говорил, было для юной англичанки незнакомо, чуждо и местами даже... нелепо. Она не понимала - да и хотела ли понять? - почему сенсей рассказывает всякие небылицы таким серьезным тоном, будто верит в это. Но спросить напрямую не решалась: вдруг, и правда, верит? Почему-то вспомнилось детство и каникулы в лагере. "Одной темной-темной ночью..." - так начиналось большинство историй, которыми запугивали друг друга подростки. Кто-то закрывал голову подушкой, но все равно напряженно вслушивался в зловещий шепот рассказчика. О'Бриен не любила все эти мистические ужастики, но и не боялась их: демонов ведь не существует... Реальность порой гораздо страшнее.
Джен всегда казалось, что, если она увидит мертвеца, то будет долго и истошно вопить. Верещать, пока не посадит голос. И потом непременно упадет в обморок. А в действительности... когда она увидела Аюму, когда поняла, что лежит в луже крови, рядом с безжизненным телом, она лишь беззвучно хватала ртом душный вечерний воздух, словно рыба, выброшенная прибоем на песчаный берег. А потом поднялась - и ушла. Убежала, вернее. Весь ужас увиденного и истерика настигли девушку гораздо позже, до этого ею двигал какой-то нечеловеческий, первородный инстинкт самосохранения. Вел ее подальше от смерти, туда, где будет безопасно. Джен провела ладонью по щеке, будто стирая кровавый след.
С улицы донесся звук полицейской сирены. Гостья Сагами вздрогнула.
- А что потом? - чуть громче, чем это было необходимо, спросила она, пытаясь отогнать тревожное чувство, неприятно холодившее живот. Вот бы хорошо завтра проснуться и узнать, что все события последних дней - просто дурной сон.

[SonGoku >>>]

Глаза давно привыкли к темноте, можно было различить очертания предметов, стопки книг по углам, даже смутно размытый профиль хозяина комнаты, непривычный без вечных очков в тонкой металлической оправе. Сагами, близоруко помаргивая, разглядывал потолок.
- Занимаются всякой всячиной. Некоторые ходят к ним за предсказаниями или если хотят еще раз поговорить с усопшими родственниками. Если смерть случилась недавно, для шаманов это легко. Есть еще один ритуал... сам не видел, как-то читал. Называется «привязывание к божеству». Для шаманов он очень важен, потому что божество, которое вселяется в них, делается их хранителем и источником силы. Обычно в ритуале на вопрос отвечают, что к шаману пришел Хачиман или Айто, но...
Сагами вдруг сел, скрестив ноги.
- А что если кто-то ответит «Фудо мьё-о»?
Джен тоже села, подобрав колени к груди и подтянув одеяло. Имя божества заставило ее переключиться с собственных мыслей и воспоминаний. Человек, сидящий на огромном камне, и языки пламени за его спиной... вот, значит, кто изображен на рисунке учителя!
- Шаман будет спасать людей и наставлять их на истинный путь? - прозвучало неуверенное предположение.
- Ну, второе маловероятно! – негромко рассмеялся Сагами. - Он все-таки не монах и не священник. Но когда имеешь дело со смертью, лучше всего обратится к нему.
Англичанка улыбнулась.
- Вы пробовали?
- Один раз. И не по своей воле.
Сообщи он сейчас, что ходил к негритянке, гадающей на хрустальном шаре, - эффект был бы примерно тот же. Взрослый серьезный мужчина, неглупый и, вроде, психически здоровый... Джен поперхнулась.
- Извините...

[Тео >>>]

Может, и не вполне нормальный, если вспомнить страсть учителя к изображению потусторонних сил. Как бы то ни было, девушке захотелось узнать больше. Стараясь, чтобы в голосе не было слышно иронических ноток, она попросила:
- Расскажете?
Ночью все делать легче. Темнота все скрывает, и не надо смущаться или думать, что скажут другие. Все равно не видно лица. А когда придет утро, можно даже забыть все, что было сказано накануне. Словно бы ничего не произошло...
- Я не знаю, кто первый из школьников призвал ваньюдо...
Что ж, историю пришлось начать издалека. Почему он решил поделиться с Джен? Может быть, потому что она не поверит. Она здесь чужая и не станет своей.
- Это уже не имеет значения. Но раз оно уже здесь, то достаточно простой формулы и желания, чтобы кто-нибудь умер. Ненадежно, конечно. Йокай - не питбуль, не науськаешь. Нам с Нацуми еще повезло, что там рядом оказался китоши... шаман. Он нас спас. Я не знаю, зачем. Ваньюдо вернулось к тому, кто им управлял... к тому, кому лишь показалось, что можно управлять чудищем. И теперь мы живем, а Харука мертва. Вот и все, конец истории.
Адское колесо, смерть Харуки... нет, в школе много болтали об этом, ну да если всему услышанному верить. Не то что правильной, а даже какой-либо адекватной реакции на слова сенсея не находилось, поэтому Дженнифер молчала, сосредоточенно сопя и периодически пошмыгивая носом. Потом встала, накинув на себя одеяло наподобие пледа. Возможно, сенсей просто пытается ее как-то отвлечь. А может, он действительно немного не в себе. О том, что сказанное может быть правдой, даже думать не хотелось.
Когда еще нарушать принятые правила, как не под покровом ночи?.. в нарушение всех норм поведения, Джен уселась рядом и уставилась на учителя. Когда Сагами будет отвечать на следующий вопрос - если будет, конечно, - ей просто нужно видеть его лицо. Пусть впотьмах, пусть хоть как-то.

[SonGoku >>>]

- Вы сами видели ваньюдо?.. Его наслала на вас Харука, поэтому колесо ее убило?
- Колесо убило ее, потому что не нашло нас. Ваньюдо убивает тех, кто смотрит на него. Вот поэтому я не оборачивался.... ну... почти.
- Но это Харука его натравила на вас, так получается?
- Получается, так. Кто ж еще?
Англичанка чуть слышно фыркнула.
- Зачем ей это было нужно...
В нагретой за день комнате даже сейчас было жарко и душно. Но отчего-то по спине пробежал холодок. Если на секунду представить, что в словах Сагами есть хоть толика правды, придется поверить в неупокоенных духов, в проклятия, во все то, что обсуждали одноклассники и что Джен на протяжение нескольких месяцев старательно пропускала мимо ушей.
- Вам было страшно?
Ответ был короткий и будничный. Никто не собирался храбриться или короткой усмешкой дать понять: это все - лишь страшные истории на ночь. Сагами лишь негромко вздохнул и сказал:
- Очень. Никогда в жизни я так не боялся.
О'Бриен вздохнула. Учитель не был похож на сумасшедшего.
- Мда, не слишком удачная тема для этого времени суток, - пробормотала она.
Еще раз с сомнением оглядела своего собеседника: почему-то очень хотелось увидеть на его лице улыбку, утверждающую, что сказанное - вымысел. Но Сагами был сосредоточенно-серьезен.
- Я бы хотела кое-что сделать завтра днем. У вас есть запасные ключи? - если складывающаяся картинка не удовлетворяет твоему мировоззрению, но менять что-то ты еще не готова, лучший способ - перевести разговор.

[Далара >>>]

Йоцуя, 3-й чомэ, Араки-чо
8 июля 2015 года, среда, вечер

Взбалмошный и всегда настолько пестро одетый, что шеф Анакура жаловался, мол, рябит в глазах, клоун Коги дома превращался в Касуджиму Йошиаки, уравновешенного и надежного главу крошечного семейства (после гибели родителей ничего другого не оставалось, как взять эту роль на себя). Под этим именем он фигурировал во всех официальных бумагах, но коллегам не взбредало в голову читать их, обходились прозвищем. И все-таки Модзумэ додумался – вот неожиданность, никто иной, как этот обеспеченный всеми жизненными благами баловень судьбы. Аки рассказал младшему об их стычке у кофейного автомата. Йоши принял к сведению. Понятно, если всплывет вся правда, из полиции уволят обоих – и навеки. Возможно, еще и начальство, за компанию и под горячую руку. Жаль будет.
Этим вечером Йошиаки, держа трубку пылесоса, будто самурайский меч, задумчиво возил шваброй по полу. Зарплаты, в целом, хватало на содержание доставшегося в наследство дома и даже на домработницу, но все агентства отказались присылать новых после того, как одна обнаружила в холодильнике рядом с пакетом молока и десертиками завернутую в полиэтилен человеческую голову. Все же берут на дом работу. Вот и Коги взял... Такой крошечный мегаполис Токио, всего-то почти сорок миллионов жителей, слухи разлетаются со скоростью звука. Хорошо, не догадались сдать эту историю журналюгам; в прессе обожают склонять полицию по всем строкам. С тех пор домашнее хозяйство легло на плечи братьев – неудивительно, что Рисуко в тот единственный раз, когда Коги пригласил ее в дом ради пресловутой презентации, морщилась, обозревая вовсе не художественный беспорядок.
Новая теория о причине смертей четверых школьников и одного якудза не была оторвана от действительности, как предыдущие мифические построения, но шла туго. Факты приходилось вбивать в нее, и все равно они топорщились во все стороны. Не лезло сюда и то, что после ритуала Шимады смерти прекратились. Как проверить? Да, Коги был очевидцем, но что он видел на самом деле? Реальность штука коварная. Можно было отдать запись с импланта на разбор и проверку достоверности экспертам с Сакурадамон или Рисуко, но здесь Йошиаки не доверял даже любимой лабораторной мышке.
Зато был человек, от которого можно не держать тайн и получить экспертную оценку.

[SonGoku >>>]

Киото, чайная «Бунбуку»
Три дня назад

Они сидели в крошечном традиционном кафе за деревянным столом века, наверное, из позапрошлого, если не древнее, и лакомились двумя произведениями искусства в глиняных плошках, собранными из красных бобов, желе и ломтиков фруктов. Киотские сладости всегда приводили старшего из братьев Касуджима в восторг и размышления, не перевестись ли служить в древнюю столицу только них ради. Круглолицый коротышка-программист в очках с толстой оранжевой в черную крапинку оправой разглядывал долговязого (с трудом удавалось пристроить чересчур длинные для старой мебели ноги) патлатого токийского гостя.
- Неважно выглядишь, младший.
Йошиаки скривился: еще бы, при таких-то делах. Решетчатую – точь-в-точь сёдзи, только стекло вместо промасленной бумаги – дверь отодвинули снаружи, и в кафе чинно прошествовали две дамы при полном параде в традиционных косодэ, можно выставлять в любом европейском музее на восхищение публики. Каждое стоит не меньше двух зарплат Коги. И уж точно никто в Токио не станет разгуливать в таком одеянии по улице. Древняя столица, ничего не поделаешь! Что ей век нового времени, когда позади тысяча двести лет... Следом ввалилась компания потных жизнерадостных туристов. На этом столы закончились. Заглянул кто-то еще и разочарованно пошел исследовать другие заведения – они лепились, как соты в улье, на этой улочке, да и на соседних тоже.
- Давай сюда твою занозу в седалище, - перешел к делу Фуда. - Разбираться будем.
Аки положил непрозрачный красно-синий кристаллик инфочипа между плошками с десертом и стаканами с холодным чаем.
- Переписывал напрямую, без сжатий, ускорителей и прочей лабуды? - вщелкнув инфочип в ридер, поинтересовался крашеный в рыжий цвет и потому похожий на апельсин программист.
- Ну, не держи меня за дурака, семпай... – возмутился токийский гость под псевдо-зловредное хихиканье старшего товарища.
Кондиционер если и работал, то, должно быть, в четверть мощности. Йошиаки пожалел, что не прихватил с собой веер – дамы за соседним столом наглядно демонстрировали пользу данных предметов. Туристы жадно общались и громогласно хохотали. Солнце нещадно било сквозь решетчатую дверь в полумрак кафе, несмотря на занавеску с крупным знаком «мороженое» над входом.
- Я заберу и чип, - известил Фуда, махнув ридером и мини-декой, на которую только что переписал файл.
- Ага.
- Долго еще будешь у нас?
- Завтра уеду. Переночую у деда с бабкой.
- Можем вечером пропустить по стаканчику. А мне пора, еще добраться надо, - круглолицый программист ткнул пальцем в потолок, имея в виду зависшее над городом пирамидальное здание корпорации «Сендзюцу», и засобирался. – В отделе без меня никак.

[Далара >>>]

Если Фуда и знал, что на свете существует телефон и что он из себя представляет, то не умел им пользоваться. Что бы он стал делать там, где нет подключения к Реальности? Напрашивался ответ: семпай попросту никогда не попал бы в такое место. В ответ на виртуальное приглашение Йошиаки выключил пылесос, сел в кресло и закрыл глаза.

РЕАЛЬНОСТЬ

Третий уровень. Дощатый пол четыре на три метра, бамбуковый забор, невнятные, будто картонные, деревья вдали, небо с облаками, как с компьютерной заставки. В эпоху, когда производители игр соревнуются, кто лучше заставит пользователя ощутить себя в настоящем, хоть и фантастическом, мире, такие условные декорации встречаются нечасто. Коги воспользовался официально выданным полицией аватаром: панда в сине-желтой униформе. В его модификации панда держала в одной лапе указку, а на шее висел диктофон. Громадный черный с фиолетовым отливом ворон опустился на штакетину забора и наклонил голову.
- По поводу той записи.
Йошиаки предпочел бы, чтобы собеседник не пользовался такими эффектами, когда каждое слово будто каркает птица.
- Спасибо, что нашел время, семпай.
- Да не вопрос. Любопытная картинка. В кино я на такое не пошел бы, конечно. Предпочитаю комедии.
- Я бы тоже, но мне взяли невозвратный билет. Что получилось с анализом?
- Никакой из тебя оператор. То расплывчато, то зернисто, композиция...
- По делу, будь добр!
- По делу, - согласился Фуда. – В запись не вмешивались, нет следов редактирования, все роскошные спецэффекты «живые». А кто этот мрачный мальчик?
- Доктор ведьм, - буркнул Аки.
- Ничего себе, ты ударился в фольклор?
- А я мог вообразить это все, и оно записалось ко мне на имплант?.. – осторожно полюбопытствовал Йошиаки, так как и сам чувствовал, что мысльна грани бреда.
- ...то получил бы Нобелевскую премию в области электроники и нейрологии. Специально для тебя ее создали бы и вручили, - отозвался Фуда и принялся чистить перья. – Кстати, проверься у ваших, не было ли хакерской атаки на твой имплант. Если твой «лёд» цел, то события подлинные.
- Я тут думал про игрушки – в них чего только не увидишь.
Черный ворон отвлекся от вдумчивой чистки и глянул одним глазом на собеседника.
- Ты сам-то запись смотрел, гений? – осведомился он.
- Да, и что?
- Невнимательно смотрел, значит. Ты на каком уровне был?
Панда застенчиво почесала ухо.
- На втором. Какая разница?
- А разница в том, что – сидишь, надеюсь, - просвечивают логи первого уровня. Очень слабо, не разобрать знаков, как ни обрабатывай, но это точно они. Знаю-знаю, у тебя спецпрограмма, она совмещает и записывает то, что видят твои глаза и что «показывает» имплант; в кои-то веки полиция не поскупилась на оборудование и софт. Но даже она не способна нанизать одно на другое изображения с двух разных уровней.

[Bishop >>>]

Тадаоки

...Трещали на сильном ветру детские бумажные вертушки, стелились выцветшие ленты, но воздух оставался неподвижным. Тяжелая - с бледно-желтыми пятнами - вода озера была как расплавленный жидкий свинец. По берегам щетиной топорщилась жухлая трава.
Словно многочисленные ладони уперлись в грудь и плечи, воздух стал густым, как сироп. Стой на месте, скрипнул старческий голос. Дальше тебе хода нет.
- Я пришел говорить с людьми по имени Тамия, - Доктор ведьм озирался по сторонам, но затянутый туманом берег был пуст; над заброшенным старым храмом поднималась гора. – Шодзука-сама*, разреши мне увидеть их.
Поищи! захихикала невидимая старуха. Они где-то здесь... может быть. Сколько дней-то прошло?
- Четыре.

Аромат благовоний перемешивается с запахом нагретого солнцем воска, которым натирают веранду. Очень хочется вытереть нос кулаком - украдкой, чтобы не заметила бабка, ведь не видит, зато откуда-то все узнаёт - мальчик морщится, чтобы не чихнуть... есть! От удара немеет плечо, бабка прячет в широкий рукав инструмент возмездия - четки.
- Пропустил Тоши-о*, - возвещает она; незрячие глаза, как обычно, закрыты. - Как ты собираешься идти к мертвым, не заручившись помощью всех тринадцати судей?
Язык жжет злой ответ, что гораздо веселее гонять мяч, пусть из класса - точнее, из всей школы, где не больше десяти учеников, - с ним согласны играть всего двое.
- Они думают, старая О-Суми выжила из ума. У тебя больше дара, чем у всех здешних итако*, вместе взятых, запомни! – бабка протянула руку и, словно клещами, зажала в сухих коричневых пальцах ухо упрямого внука. – Читай!
- Ом сан-дзан-са-ку-со-ва-ка... – послушно забубнил мальчишка.

Камни были повсюду - сложены в большие кучи и рассыпаны по обнажившейся отмели. Из земли во все стороны торчали расшатанными клыками обломки. Доктор ведьм сел, скрестив ноги, на прогретые невидимым солнцем доски моста; красный столбик перил уперся ребром меж лопаток. На корявых ветвях, что напоминали сломанные в нескольких местах руки, сушилась чужая одежда.

---------
*Shouzuka-no baba - 正塚の婆 - буквально «старуха с кургана правосудия», иногда ее называют Джигоку-но баба (地獄婆), «старуха из ада», Убакоромо-баба или Дацуэ-ба (奪衣婆), «старуха, срывающая одежду». Старуха, которая обитает под корнями высохшего дерева на берегу реки Сандзу (иногда – Шодзука), она срывает одежду с мертвецов, а ее супруг Кенео развешивает ее на ветвях дерева, так как умершие должны оставить любые материальные напоминания о прошлой жизни. Так же по ее приказу демоны разрушают курган из камней, который складывают души умерших детей.
*Toshi-o - 都市王 – Сейши-босатсу (勢至菩薩), буквально «приобретение силы», 9-й судья Ада, который присутствует на специальной поминальной службе в первую годовщину смерти, бодхисатва, который олицетворяет силу мудрости.
*itako - イタコ - слепая женщина-шаманка (не обязательно, но как правило) на севере Японии, которая способна общаться с умершими и даже злыми духами, если ей позволяет внутренняя сила. Так же обладает способностями изгонять злых духов. Как правило, старые итако могущественнее молодых.