Парк для писателей, Располагайся...

Город разрастался. Появились новые улицы, скверы, парки, башни... Наконец и для писателей нашлось место.
Если пройдёте от Сквера художников на восток, то заметите небольшой парк, разместившейся здесь несколько неожиданно, но тем не менее он оказался довольно уютным, особенно для тех, кто пишет. Приходите сюда, и вы услышите различные сказания. Невероятные и реальные, длинные и короткие....
Отсюда видны все постойки ещё молодого города, приходите и насладитесь зрелищем и красивым рассказом, кто первый?
- Я, я первая! - послышался голос.
- Так проходи.
- Конечно, я это и собираюсь сделать.
- Чего же ты стоишь?
- Понимаете, мой рассказ ещё не закончен, изначально он пранировался, как ма-аленький, а сейчас новые идеи охватывают меня и он разрастается.
- Покажи хоть незаконченный, а потом будешь рассказывать нам продолжение.
- Обязательно, улыбнулась девушка и начала *см. вложение*

За критикой - в "Башню гарпий". За дружеской беседой - в Мансарду (пм Соуль или мне).
Здесь только свое творчество.
Джет

Сообщение отредактировал Джет Тимера - 25-11-2006, 3:01

Присоединённые файлы
 _____________________.doc ( 58кб ) Кол-во скачиваний: 156

Моя Арианрод

Я не знаю, как это происходит у вас, а у нас с Арианрод это было подобно вспышке. Я понял, что люблю её, что не могу жить без неё, что она стала для меня… Всем. Я понял это. Слишком поздно. Лишь когда потерял. Проклятый Каахин, хозяин Чертога Ветров, отнял её у меня.
Если бы меня звали Годрик, или, скажем, Ведрик, я наверняка бы зарыдал и ушёл в монахи, но моё имя было Лакхор и имя это знали от низовья Сейлы до Погребального Кряжа, а слава обо мне гремела подобно крылатой колеснице Прайда, когда тот съезжает с Небесной Дороги и мчится по ухабам облаков в погоне за лживым демоном Нибакарисом. Да, без ложной скромности, я был героем, великим воителем Каелсента. Поэтому-то я и не стал рыдать и сотрясать воздух в бесплодных проклятиях, - хотя, по чести говоря, этот паскудник Каахин ничего кроме проклятий в свой адрес не заслуживал – не пошёл я и в монахи, а отправился к Клавиусу.
Клавиус был кузнецом – лучшим в этих местах. Я рассказал ему о своём горе и попросил дать мне оружие, чтобы я мог ворваться в Чертог Ветров и вырвать из лап этого трупоеда Каахина мою возлюбленную Арианрод, а за одно, вырезать и чёрное сердце самого хозяина башни. К моему великому сожалению Клавиус специализировался на мечах и у него не было милых моему сердцу секир и топоров. Что ж, вспомнив про «соловья и жопу» я, не раздумывая, выбрал добротный меч, длиной в четыре фута и шириной с ладонь, поблагодарил мастера и отправился в путь.
Сердце моё обливалось кровью, когда я представлял, какие гадости вытворяет сейчас этот старый потаскун с моей Арианрод. И всё же…
Я шёл, не взирая на холод, пробирающий до костей, полчища саракаров, жаждущих моей крови и перепончатокрылых суккуб, покушающихся на мою мужескость. Не иначе все эти проклятия на меня насылал этот дьявольский выродок, трясущийся от страха в своём Чертоге Ветров. Напрасно старался, беззубый мошенник – я был несокрушим как Балдис Могучий и неустрашим, словно Варек Славный. Когда же предо мной встала последняя преграда, отделяющая меня от цели, я стёр её с лица земли, будто её и не существовало вовсе. И вот он – Чертог Ветров!
Я ворвался в башню, подобно смертоносному урагану, сокрушая демонических приспешников Каахина мечом Клавиуса и, клянусь своим последним вздохом, это была славная битва. Головы моих врагов - в том случае, когда они носили их с собой, – отделялись от туловищ при каждом взмахе меча. Тех, кого можно было убить, я убивал. Тех же, кого убить было нельзя… убивал тоже. А куда деваться?!
Я тоже был ранен, но это были лишь царапины, по сравнению с той, что разорвала моё сердце, когда я увидел ИХ. Каахин оказался совсем не таким, как я его себе представлял – выше меня и шире в плечах, он был настоящим монстром, способным навести ужас на кого угодно, но в этот миг я испытал лишь гнев. В своих потных лапах он сжимал мою возлюбленную Арианрод, словно уличную девку! Я закричал и это был рев, от которого содрогнулась вся башня. Хорошо, что любопытные небожители, решив досмотреть, чем закончится бой, укрепили контрфорсы, не позволив распору свода обрушиться нам на головы. Я словно обезумел, отшвырнув меч Клавиуса – надеюсь, моя любовь не станет винить меня за то, что я держал в руках этот кусок железа, – я с голыми руками бросился на Каахина. Он ударил. Глупец! Разве способна моя Арианрод причинить вред мне?! Я сломал ему руку и вырвал из цепких пальцев Арианрод, а потом сдержал обещание данное Клавиусу.
И вот, она снова со мной. В моих объятиях. Моя возлюбленная. Моя секира Арианрод. Я нежно глажу её изящную рукоять, целую прелестные впадинки полотна, любуюсь блеском лезвия, её идеальными формами.
Я не знаю, как это происходит у вас, а у нас с Арианрод это было подобно вспышке.

Сообщение отредактировал Тот - 20-04-2007, 13:19

Мое, старое, очень.

Краткая историческая справка о свадьбе Энакина Скайуокера и Падме Амедалы, или даже у форсюзеров бывает похмелье.

Автор: Ultraradiactive.

Пролог.

Они ждали этого дня долго. Они хотели сохранить всё в тайне, но не смогли, как только Их обвенчали, позади раздались громкие возгласы: «Горько!» и в их уединённом началось большое веселье…

Утро Энакина. Часть 1, кошмарный сон.

Энакин проснулся, голова безумно гудела. Его мучил ужасный сушняк. Он сполз с кровати, натянул штаны и пошёл к месту вчерашней попойки. Повсюду валялись пустые бутылки из-под набуинского вина, кореллианского бренди, непонятно откуда взявшегося гунганского самогона, и корусантского коньяка и виски. Энакин потёр виски и попытался прийти в чувство, Сила помочь не могла ему сейчас, слишком уж он вчера перебрал. СКОЛЬКО он на самом деле выпил, он не знал, плохо помнил он и свадебную вечеринку: вроде начиналось всё культурно, а закончилось…вот чем закончилось он не помнил, всплывали картины того, как он танцевал на столе, играл в бутылочку на поцелуи с Джа-Джа Бинксом, потом дрался с начальником королевской охраны, потом совместное распевание гимна Республики параллельно с распитием бренди в компании канцлера Палпатина и…Графа Дуку. Энакин был в шоке. Наконец он подошёл к столу. Возле него в разных позах, храпя лежали гости. На лавочке сладко посапывал Джа-Джа, временами бормоча что-то неразборчивое вроде: «Да! Да! Ещё..ещё самогона!!!» Энакин попытался найти что-нибудь жидкое, что угодно…Бутылки были пусты, абсолютно. Ни капли ни в одной. Он пошёл на кухню: та же ситуация, Энакин, обеспокоившись бросился в винный погреб: НИ КАПЛИ ВИНА НИ В ОДНОЙ ИЗ 40 БОЧЕК! Это же кошмар. Загибаясь, Энакин доковылял до озера. Оно было пустым. Глаза Энакина вылезли орбит: «Что за Ситх!» пробормотал он. Но развернулся и пошел в сторону дома. Холодильник был пуст: ни кусочка льда, в кране воды не было. Энакин, шатаясь, вышел в банкетную, глаза его налились кровью, он схватил топор и решил отрубить кусок трубы. Воды там не было. Он заметался по зале, пытаясь кого-нибудь разбудить, но тщетно. Все спали, как убитые. Красная пелена накрыла разум Энакина, жажда свела его с ума окончательно. Он схватил топор и отрубил несчастному гунгану голову, но крови, которой надеялся напиться Энакин, не было. Все было сухим. Энакин закричал: «НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!» и…проснулся.

Часть 2. Аццкое похмелье.

Свалившись с кровати Энакин больно ударился головой об тумбочку. Встав на колени, он протёр глаза, вскочил на ноги, рядом, развалившись храпела Падме, абсолютно голая, выглядела она, как после бурной ночи. Энакин вскипел: она! С кем! Чёрт, со мной конечно, всплыла картина их жарких споров по поводу того, кто будет сверху. Кто в результате оказался сверху, он так и не вспомнил. Энакин выскочил в банкетную, на столе стоял огромный чай грушевого компота. Он схватил самую большую кружку, зачерпнул ее спасительной влаги и жадно стал поглощать приторный напиток. Выпив 2 кружки, он немного успокоился и пошёл в спальню. Падме свесилась с балкона и тяжело стонала, судя по всему ей было плохо. Она обернулась, зло взглянула на него и сказала: «Маньяк! 5 часов пьянствовать, а потом еще 6 меня насиловать! Как ты посмел, это я должна была тебя изнасиловать!» Падме чуть не свалилась с балкона, но предусмотрительный Энакин форс-грипом кинул её на кровать и нежно сказал: «Дорогая, любимая моя, ну не всё же тебе быть активом, я тоже хочу!» Падме прокряхтела: «Точно маньяк!» и отрубилась. Энакин укрыл ее одеялом и пошёл наверх, туда, где остановились джедаи и канцлер…

Утро Оби-Вана.

Оби-Ван выполз на четвереньках из комнаты, где вчера последняя стопка самогона скосила его. Доползя до парапета, он с трудом поднял себя на ноги и невидящим взглядом окинул окрестности. «Где это я? Как я сюда попал? И почему, Ситх подери, у меня ТАК болит голова!!!» - подумал джедай. На ватных ногах, держась за парапет он добрался до лестницы и с громким криком: «Энакин, я твою задницу порву на республиканский флаг!» скатился вниз головой. Сознание покинуло тело Оби-Вана. Вернулось оно благодаря изрядной порции чего-то мокрого и холодного выплеснувшегося на его лицо. От страха Оби-Ван сделал форс-джамп и, больно стукнувшись головой об потолок, не менее больно приземлился на задницу, громко матерясь.
- Учитель Оби-Ван! – послышался нетвёрдый голос Энакина позади – Что с Вами?
- Мать Твою, Энакин, где мы!
- На Набу, учитель, разве Вы забыли?
- Забыл, какого Ситха мы тут делаем? Война на пороге, ужас, как же голова болит!
Энакин с улыбкой протянул бутылку татуинского пива Оби-Вану. Тот присосался к ней как пиявка и через 10 секунд отбросил в сторону.
- Уфф, спасибо, мальчик мой, но всё же, что здесь произошло?
- Моя свадьба, учитель…
- Что!!! Твоя свадьба!? Ах да, точно, ты же женился на Падме…
- Да, учитель.
- И что вчера было?
- Честно говоря, я сам плохо помню…
- Сколько же мы выпили?
- Лучше Вам не знать, учитель…
- Значит много…
Память о минувших часах постепенно стала возвращаться к Оби-Вану: вот он танцует стриптиз для подруг Падме, вот он пьёт с графом Дуку на брудершафт, целуясь в обе щёки, о чём же они говорили тогда, а точно, о мире между ТФ и Республикой. Следующее воспоминание относилось уже к моменту его окончательной потери сознания, Джа-Джа что лопочет по поводу того, что он его всегда любил и готов отдаться прямо сейчас, форс-пуш Оби-Вана и гунган вылетает из комнаты, сбив с ног канцлера. Дикий мат разносится из уст обычно сдержанного Палпатина и Джа-Джа получает ещё несколько пинков, после чего с диким воем уносится в неизвестном направлении.
- Даааа…Эни, погуляли мы, чувствую, на славу, а кто-нибудь еще проснулся?
- Вроде бы нет, учитель…
- Ладно, пошли тогда дальше опохмеляться…
Обнявшись и подпирая друг друга учитель и ученик побрели в сторону 2ого банкетного зала, где на столе стояла большая бутылка бренди и и несколько бутылок самогона. Оба понимали, что опохмел затянется ещё недели на 2…

Утро магистров Йоды и Мэйса Винду.

- О! Как болит моя голова, раньше не болела ТАК она! – пролепетал Йода, поднимая голову с шахматной доски. Мэйс Винду с трудом открыл глаза и свалился со стула. На широком столе в ряд стояло неимоверное количество рюмок различного объёма. На полу валялись разбитые бутылки из-под коньяка и виски. Магистр Йода спрыгнул со стула и подошёл к партнёру по шахматам и распитию крепких напитков.
- Как чувствуешь себя, Магистр Винду, ты?
- О, магистр Йода, я себя чувствую бревном…
- Ещё двое пришли в чувство! – крикнул кто-то радостно.
В дверях стояли УЖЕ порядком захмелевшие Оби-Ван и Энакин.
- Что, джедаи, делаете, вы тут, пьяные?
- Хе, а мы тут плюшками балуемся! – хихикая сказал Оби-Ван, делая очередной затяг забористого гунганского болотника. Энакин из горла хлебнул виски и предложил Йоде и Винду: «Не хотите ли, вы, магистры, вискаря на опохмел?» Оби-Ван забился в истерике от смеха, упав на пол и начав стучать кулаками по полу, с диким хохотом. Йода сел: таким он Оби-Вана ещё не видел.
- Что с тобою, достопочтенный Оби-Ван?
- А мне леееетать, а мне лееееетать охота! – визжал Оби-Ван, бегая вокруг шахматного стола, расставив руки на манер крыльев самолёта.
- Падаван, что ты сказать можешь?
- А что ещё сказать, Магистр, праздник тут великий! – ответил Энакин задумчиво, передразнивая Главу ордена Джедаев. Йода выпал в осадок. Признаки жизни подал магистр Винду: «Звание Магистра и мой личный лайтсейбр за сигарету и глоток самогонки!»
- Что говоришь ты, о Магистр Винду!? – впадая в панику пролепетал Йода.
- Ловлю Вас на слове Магистр! – сказал Энакин, запихивая в рот тому сигарету и поставив бутылку самогона. Винду в миг пришёл в себя, выкурил сигарету, сделал порядочный (на 1/3 бутылки) глоточек, улыбнулся и сказал: «Для тебя Эни, что угодно!» и вновь упал, захрапев. На горизонте опять появился Оби-Ван, почему-то в одних колготках, кричащий что-то типа: «А я девочка-припевочка!»
Йода лишь произнёс: «И да прибудет со мной Сила, что мне тут не спиться…Энакин, давай в шахматы поиграем?» - добавил он, загадочно улыбнувшись. Энакин с готовностью согласился. После 4 партии была объявлена ничья, так как оба игрока были уже невменяемы, и им было явно не до шахмат: Винду мирно похрапывал в обнимку с бутылкой самогона, Энакин громко храпел, откинувшись на спинку стула, Йода уронил голову на стол и пускал слюни. Завершал картину Оби-Ван в балетной пачке, танцевавший одну из партий «Щелкунчика» с деревянным манекеном…

Утро канцлера Палпатина и графа Дуку.

- Проснись, любимый! – услышал Дуку нежный шепот на ушко.
Он вскочил с кровати в чем мать родила. Рядом, улыбаясь, полулежал – полусидел канцлер. Попа Дуку страшно болела.
- Эта ночь была великолепна! – проворковал Палпатин.
- О, нет, Дарт Сидиус, неужели!!! – воскликнул Дуку, натягивая штаны.
- О да, а ты оказывается проказник, ну иди ко мне, Душечка!!!
Дуку с диким воплем выскочил из комнаты. За ним медленно, в шелковом халате на голое тело шел Канцлер.
- Так ты, проказник, поиграть в салочки хочешь? Ну ладно, я тебя сейчас догоню, сладенький мой!!!
Дуку мчался как ошпаренный к своему кораблю. Ну зачем, зачем он вчера накормил Лорда Ситхов возбудителем для самок Бант!!! Пошутить хотел, дошутился, блин! А ведь на эту гремучую смесь наложилось еще литров 6 алкоголя, и, как помнил Дуку, игра в преферанс на минет. Но кто же был третьим среди них. В преферанс ведь играют втроем обычно! Из спальни выскочил Джа-Джа с криками: «Я тоже играю!» в одних чулках. Дуку подумал, что ему снится кошмар, но вскоре понял, что это суровая реальность. Он вскочил в свой кораблик и умчался в космос. На секретной полосе остались безутешные Палпатин и Джа-Джа. А праздник только начинался…

Голубоглазая месть.

Синие занавески, синий диван на фоне розовых обоев. Она хихикнула и чихнула, укутавшись в одеяло. Он стоял рядом и смотрел на безумно-любимую девушку.
Носик высунулся из-под одеяла.
- Апчхи!
Улыбка. Блеск голубых глаз. Сейчас комната казалась фиалковой, когда рассветные лучи пробивались сквозь синие занавески. Маргарет села, потянулась и улыбнулась. Филипп присел рядом, коснулся любимого лица.
- Сегодня я познакомлю тебя с родителями.
Лицо Мэгги посерьезнело. Она знала, что говорили об этом семействе: скрытные, холодные, чопорные, ненавидящие другие классы. Девушка принадлежала к очень бедной семье.
- Не волнуйся, любимая…
Маргарет встаёт, подходит к окну. Звон разбивающего стекла. Вскрик боли и девушка оседает на пол, прижав ладонь к груди.
Вздох… тяжелый, будто на рёбра давит невероятная тяжесть.
Выдох.
Вздох.
Выдох.
…
Тишина.
Он стоял и смотрел, не в силах пошевелится, смотрел в огромные, но пустые глаза. Холодные губы застыли в вечном крике. Тёмные волосы упали на лицо, оттеняя побелевшие щёки. Филипп осел на пол. Бессильные слёзы душили. Он сжал горло рукой, что бы не закричать, только бы не взвыть в отчаянье. Поднял тяжёлое тело, прижал к себе, убаюкивая как ребёнка.
Он знал, что так будет. И она знала, но всё равно была рядом, всё равно любила. Он сказал своей малышке Мэгги, что родители хотят, что бы они расстались. Они не хотели видеть сына рядом с нищенкой. Им казалось всё это простым противоречием, последствием переходного возраста. Их ребёнок просто хотел доказать им что-то. А что именно не имело значения, но нужно его спасти, обязательно нужно.
Почему-то во время похорон небо такое серое, будто оно поняло, что Маргарет ушла навсегда в пустоту. Порыв ветра вырвал из рук Филиппа букет, кинул на свежую могилу и заплакал в отчаянье, как не смог любящий человек.
Он запахнул плотнее плащ и сжал в руке винтовку.
Она была его счастьем, она поняла все его причуды, смеялась над шутками, обнимала, прижимала к груди, обещала подарить сына.
А сейчас Мэгги, его Мэгги лежит в холодной земле и её оплакивает ветер.
Губы плотно сжаты, а глазах светится твёрдая решимость. Он идёт, не останавливаясь. Идёт через город, не обращая внимания на одиноких прохожих. Те задаются вопросом, глядя вслед парню:
«На какую же войну он отправляется!»
Филипп открыл Вери поместья, вошёл в холл.
Выстрел.
Тело отца падает.
Гостиная и ещё один выстрел.
Мать не успела допить свой последний бокал вина. Бокал падает на пол, разбивается на тысячи осколков. Она так напоминает дочку. Его и Мэгги. Девочка родилась 2 года назад и так похожа на бабушку, что отреклась от малышки, как только о ней узнала.
Библиотека.
Выстрел.
Голова деда падает на столешницу.
Потом сестра. Брат. Тётка.
Филипп кидает винтовку в камин и выходит из дома мёртвых. Садится в машину, поправляет одеяльце, которым укрыта девочка. Она хихикнула и чихнула, укутавшись в одеяло. Он сидел рядом и смотрел на единственную любимую девочку.
Носик высунулся из-под одеяла.
- Апчхи!
Улыбка. Блеск голубых глаз.

Не та принцесса
Чужая сказка

Пожалуй, к замку надо подъезжать на рассвете или, на худой конец, на закате, чтобы кровавые разводы уставшего солнца (нежно-розовые, цвета освежеванного мяса, по ситуации) по грузному небу настраивали на серьезный бой до победы или на смерть; опять-таки, по ситуации.
Если небо низкое, закутанное ватным одеялом туч, не до драки ни с драконом, ни с другим гадом, которому приспичило охранять принцессу.
Конь идет, на ходу проваливаясь в дрему, изредка делая вид, что просыпается от особенно сильных пинков рыцаря.
Да, ты же рыцарь. Ты гремишь кольчугой на все поле и топчешь тяжелыми жестяными сапогами местную траву. Ты идешь спасать принцессу.

Ты хотел изобразить вапнатак; ты хотел гаркнуть мужественно, чтобы осыпалась с деревьев листва. Поскольку деревьев нет, и щита нет, пришлось постучать мечом плашмя о голенище и свистнуть.
Из логова выполз заспанный дракон, широко зевнул.
- Еще один, - телепатией сказал он, вроде бы никому, но ты услышал.
- Сдавайся или умри! – крикнул ты, уже не так мужественно.
Дракон снова зевнул и в упор посмотрел на тебя.
Ты увидел.
Ты увидел два глубоких колодца, два обрыва в бесконечность, клубящиеся облака усталости и искорки раздражения в глазах.
В ее глазах.
Еще, может быть, ты увидел тоску. Тоску по детям, которые никогда не родятся – в том числе, у тех, кто пал от ее когтей – пал напрасно.
И о твоих тоже.
Дракон кивнул, грациозно поднимая голову, и в изящном, как вихрь осенних листьев, развороте выгнулся, извергая струю чистого пламени.
Огонь не задел тебя – дракон предупреждал.
Ей надоело убивать.
Она всего лишь охраняет свое гнездо.
Она ничего не знает о принцессе.
Ты успеваешь отскочить, ты понимаешь, что победить будет несложно. Отчего-то эта мысль вместо облегчения оставляет в душе гадливый осадок; ты предпочел бы трудный многодневный бой, но рука уже разгибается в стремительном выпаде – пока тоже предупреждающем.

Вот и закат. Тяжелый, давящий, багровый, как заказывали.
Она лежит у твоих ног, горячая еще владычица огня и неба.
Нет, не у ног. Она подобна горе, ты – у ее подножия. И кланяешься ей, её величию, маскируя поклон в стандартном жесте очищения лезвия о траву.
Из пещеры выбежала принцесса, прекрасная, легкая, оживший сон, белый шарф на ветках яблони. Ты поворачиваешься к ней, убирая забрало, чувствуя, как расползается по грязному лицу глупая улыбка...
…и как разочарованно вытягивается ее лицо. Она прижимает к груди руки, почти плачет, она умоляет оставить ее здесь, чередуя чье-то имя, всхлипы и междометья, и ты понимаешь.
Что поторопился. Что это не твоя, не та принцесса.
Ну и, естественно, ты не ее рыцарь. Ее герой чуть задержался где-то в суровых снегах, он вот-вот появится на алеющем горизонте, чтобы подарить юной деве свободу и еще что-нибудь, на что они договорятся уже при встрече.

Ты киваешь. Идешь куда-то. Где-то бросаешь меч, куда-то зашвыриваешь надоевший шлем. И обнаруживаешь себя напротив морды мертвого дракона.

Не смотри в глаза тому, кому несешь смерть
Просто потому, что увидишь в нем живую душу
Ты не сможешь его убить

В одной стране, в краю цветущих персиковых деревьев и желтых рек, говорят так:
- Тот, кто убил дракона, сам становится драконом.
Ты у… Ты проткнул ее тело, выпустив дух. Ты стал им.

Обнимаешь узкую чешуйчатую морду той, что царствовала в облаках. Засыпаешь.
Хватит с тебя чужих принцесс. Хватит чужих сказок.

Конь лег рядом с принцессой. Она томно вздохнула, не отрывая взгляда от горизонта, где в любую секунду мог показаться силуэт её спасителя.

Продолжение "Аферистов", все еще глава "Игнан".

«Дроу не знают что такое покой. Они хищники и без убийств не видят смысла к существованию».

- Как на счет прикрытия? Я прикрываю тебя, а ты меня? – на языке жестов спросил Тха’рлал.
- Предлагаешь действовать сообща. Спина к спине? – так же беззвучно ответил Джассин темному эльфу.
Они оба стояли и смотрели друг на друга не произнося ни слова. Эльфы раздумывали, как им поступить далее. Довериться ли им друг другу или предать в удобный момент? Как бы не было ясно, что они необходимы один другому, а все равно, и Джас, и Тха’р, оставались по сути все теми же злодеями.
- Без тебя не догадался бы, - съязвил воин-дроу. Тха’р, прежде чем они заняли боевую позицию, поднял руку с замысловатом жесте «valm». Джассин удивился оказанному доверию, но остался при своем мнении о темных эльфах. Лесной эльф множество раз обманывал и предавал, и ему нисколько не хотелось оказаться на месте одной из своих жертв.
Они двинулись синхронно, обходя корни и лианы. Растения безвредны? Только не в Подземелье. В Андердарке каждое создание хищник. Как же повезло жителям Поверхности! Они не знают, каково это мгновение за мгновением следить за тем, чтобы ловкий охотник не забрал твою жизнь.
Маг повернул голову влево и не заметил, как одна из веток у него под ногами резко дернулась и схватила его. Дерево подняло мстителя над головой дроу. Тха’р тут же отскочил от лесного эльфа, уворачиваясь от второй лапы, и развернулся, держа в каждой руке по клинку. Джас вместо того, чтобы болтать ногами и беспомощно кричать о помощи, попробовал обрубить ветку зачарованным мечем. Он мог надеяться только на себя.
Темный эльф всего секунду решал, вступить ли ему в бой или бросить светлого эльфа на произвол судьбы. Он выбрал первое. Волшебные адамантовые клинки взметнулись, отражая вторую попытку дерева схватить дроу.
- Что это за тварь? – крикнул Тха’р, бросаясь в атаку. Джас в это время сильно поранил держащую его ветку-руку, но полностью не смог перерубить толстый сук. Его так сжало, что он едва мог вдохнуть воздух.
- Не знаю… тебе виднее! – сдавленно произнес он, замахиваясь во второй раз, так как покрытый черной корой со светящимся зеленым мхом кипарис тянул его прямо в свою мерзкую вонючую пасть. Лесного эльфа передернуло при мысли, что маленькие треугольные зубки, в несколько рядов, будут терзать его прекрасное гибкое тело. Оставляя оранжевый огненный след и шипя от водяных паров, мелькнул клинок длинного меча.
- И ты себя называешь магом? – преспокойно осведомился убийца, когда перерубил парными острыми мечами тянущуюся к нему крону кипариса.
- Тха’р!.. – из последних сил выкрикнул Джас и сделал выпад в ствол дерева огненным мечом. Он попал прямо в зияющую темную дыру, служившую глазом злобному растению. Кора темного кипариса воспламенилась, но горела не долго из-за покрывавшей тварь слизи. Главное, древо забилось в таком неистовстве, что казалось сейчас сойдет со своего места, как триант. Подожженный мох наполнил воздух странным дурманящим запахом.
- Р-р-р! – рыча, бросился вперед с кувырком дроу на необычного противника. Воин вскочил на ноги и в прыжке перерубил тянущую лесного эльфа ветку-руку в пасть твари.
Джассин, упираясь ногами, и стараясь чтобы сапог не соскользнул в пасть дереву, в слизистую морду кипариса, вдруг ощутил себя свободным. Он упал на пол вместе с тяжелой отрубленной веткой. Воин изловчился и сгруппировался, насколько это было возможно в подобной ситуации, что бы приземлиться наиболее удачно и ничего не повредить себе. Будучи уже на земле, Джас быстро разомкнул все еще сдавливающую его хваткую древесную руку. Свобода была так упоительна! Лесной эльф немедля поспешил присоединиться к темному эльфу, чтобы изрубить огненным клинком напавшую на него тварь. Тха’р ловко приземлился на ноги после прыжка, когда на него обрушились длинные и хлесткие ветки, служащие растению кроной. Дроу скрестил клинки над головой и опустился на одно колено. Древо издало жуткий утробный скрипящий вой и подняло свои ветви.
- Тха’р, вали в Абисс! – оттолкнув прочь темного эльфа, крикнул лесной. Дроу не и не подумал вмешиваться. Если Поверхностному хочется потерять жизнь, так зачем ему мешать? А за дерзость, если тот останется жив, он еще ему отплатит.
В этот момент Джас подскочил к монстру и налег всем весом на клинок, чтобы проткнуть ствол. Тимора была благосклонна к этому смельчаку и волшебный меч на несколько сантиметров вошел в ствол. Огненная волна сорвалась с лезвия и вместо того, чтобы схлынуть с ее владельца потоком, проникло в древо и пронеслось по жилам растения, сжигая монстра изнутри. Тонкие сучки задымились и сгорели, мгновенно превратившись в головешки. Более толстые ветви задымились и еще сильнее почернели, а слизь на растении подсохла. Из черных дыр – глаз, которые случайно заметил Джассин, вырвались огненные искры. И вся эта горящая огненная туша бы упала, придавив лесного эльфа, если бы не Тха’рлал, который вовремя вытащил за ворот спутника.
- Меч! – когда черный кипарис завалился, вскричал лесной воин.
- Достанем, - спокойно отозвался убийца и отпустил Джаса. – Хоть скажи «bel'la Ilythiiri».
- Очень признателен тебе, друг, - бесстрастно ответил Джассин. Лесного эльфа очень задело то, что Тха’рлал стал подталкивать его говорить на языке темных эльфов. Магу было противно думать о подоплеке замысла приятеля-дроу.
Они достали меч из-под черного древа.
- Мы квиты, - заметил Тха’р.
- Возможно, - холодно отозвался мститель.
- Хм… - дроу было странно слышать подобное от Джассина, но он ничем не выдал своих чувств. Сожри Йоклол его душу, он еще научит этого наглеца, как надо обращаться к темному эльфу.
Лесной эльф осмотрел каменную стену, которую раньше загораживал хищный кипарис и заметил едва уловимую грань. Он проследил взглядом ее путь.
- Тайная дверь.
Джасс подошел ближе, выискивая ловушки, и не обнаружив ничего примечательного, провел рукой по стыку. Он ощутил тонкий силуэт руки и приложил туда свою ладонь. Удивило лесного эльфа то, что отпечаток руки скорее был не для человека или иллитида, или дворфа, а скорее для эльфа.
- Тебя расстаться с жизнью потянуло? – негромко осведомился Тха’р и снова вытащив клинки, направился к Джасу.
«Может перерезать ему горло и делу конец?» - рассуждал темный эльф.
- Ловушек нет… если только они не магические, но и чар я не ощущаю.
- Сейчас узнаешь… - и, не договорив, бесшумно крался к лесному эльфу.
Резко обернулся Джас, выставив перед собой огненный меч. Он не позволил дроу оказаться у него за спиной слишком близко.
- Никогда не подкрадывайся ко мне со спины, - в инфракрасном спектре запылало бардовым лицо лесного эльфа, хотя он и контролировал выражение своего лица, чтобы не показать какую ярость он сейчас испытывал.
- Если бы я этого хотел, ты был бы мертв еще неделю назад, wael.
- Громкие слова для не…
- Что?! Давай продолжай!
- В Абисс, Тха’р! Пошли.
Дроу нахмурил свое прекрасное лицо и последовал за магом.
Джасс прошептал какое-то странное слово для слуха темного эльфа. Потайная каменная дверь беззвучно отворилась. Глазам путников предстала залитая феерическим голубым огнем алхимическая лаборатория. Кипящие сосуды над волшебными горелками с жидкостями всевозможных цветов стояли на крепких каменных столах. В конце комнаты на стене был нарисован магический символ, но с ходу лесной эльф не смог определить для чего он предназначен. На табурете был оставлен недоеденный кусок остывшего мяса.
- Ты точно с Поверхности? – тут же поинтересовался Тха’р на языке жестов.
Они ступили в лабораторию, и дверь сама захлопнулась за эльфами.
- Надеюсь… - еще не веря тому, что он созерцает перед собой, ответил Джассин.
Убийца остался в недоумении от слов лесного эльфа.
- Мы лезем, куда нам не следует.
- Такова наша сущность.
Спрашивать, как Джас узнал о его сущности, дроу не стал. Он хотел поскорее убраться из Андердарка.
- Если тебе так хочется, то мы очистим от полезных вещиц и снадобий эту «кормушку» и уйдем.
- Ты лучше без меня ничего не трогай.
- Я тоже кое-что знаю о магии, Джас.
- Не сомневаюсь, но мне известно больше тебя.
- И ты первым взорвешься.
- А ты будешь рядом.

Игнан

Обменялись ледяными взглядами убийцы. Джассин, осторожно ступая, направился осмотреть лабораторию. Он пока ни к чему не прикасался. Тха’рлалу хотелось быстрее покинуть обитель неизвестного мага, пока не сработала какая-нибудь ловушка. Он вложил зачарованные клинки в ножны, но в любой момент был готов обнажить их. Магического наблюдения ни один из эльфов не ощутил. Казалось странным, чтоб чародей не наложил никакой защиты, хотя кипарис был достойной охраной. В воздухе царил странный дух от испарений, который исходил от волшебных зелий. Джас направился к полке с пузырьками всевозможных цветов и форм. Дроу, остававшийся до сего момента у входа, резко сорвался с места и оказался рядом с лесным эльфом. Он схватил того за плечо и развернул к себе лицом. Жестами темный эльф объяснил Джассину свое возмущение столь непростительной неосторожностью.
Маг скинул руку Тха’ра и зло воззрился на дроу. Странными казались их отношения, как темному эльфу, так и лесному эльфу. Они были нужны друг другу, и каждый ненавидел себя за зарождавшуюся привязанность. Угрожающе смотрел рыжеволосый охотник на Тха’рлала, но недолго, и вскоре снова занялся изучением зелий. Темный эльф вернулся к входу и стал искать рычаг или что-нибудь, что открывало бы дверь. Он внимательно следил за обстановкой и прислушивался к звукам, но ничего, кроме бульканья, убийца не услышал. Лесной эльф тронул один из флаконов с полки. Тихо щелкнул какой-то механизм. Схватив бутыль и еще одну красную, Джас метнулся к дроу, но убийцу не нужно было предупреждать. Тха’р ожидал чего-то подобного и потому не поддался жадности, в отличие от лесного эльфа. Дроу ожидал глупого мага у выхода. Вместо того, чтобы рыскать по лаборатории волшебника, он осмотрел стену и нашел механизм, который открывал дверь.
В центре комнаты открылся люк, заполненный непроглядной тьмой. Тха’р с зевком нажал на выступ в стене и проход открылся. Джассин, не задерживаясь ни секунды, выбежал, а темный эльф вышел спокойным шагом. Черные щупальца облепили «солнышком» квадрат метр на метр и напряглись, подтягивая тяжелое склизкое тело монстра, но наемники уже покинули лабораторию. Маг подал знак Тха’рлалу, чтобы он закрыл дверь, а сам швырнул красный пузырек с горючей жидкостью в алхимическую установку на ближайшем столе. Вспыхнул огонь и раздался взрыв, но дверь в лабораторию уже закрылась. Джас отбежал в сторону, если вдруг дверь выбьет взрывной волной. Тха’р прикрылся плащом-пивафи и тоже отошел на безопасное расстояние. Как эльфы и ожидали, взрыв вынес дверь и отшвырнул ее как тряпицу. С потолка туннеля посыпался песок и что-то еще, но от грязи дроу спас плащ, а Джассину пришлось отряхивать рыжие волосы и не очень чистую за время путешествия по тоннелям Андердарка одежду. Древовидное растение, переломанное пополам каменное плитой, закряхтело как живое существо от боли.
- Могло быть и хуже, - шепнул Джас, прислушиваясь к писку монстра в потайной комнате.
Тха’р фыркнул и ничего не сказал. Они осмотрели догоревшие останки. Ничто не уцелело в лаборатории.
- О, ты прихватил зелье. И для чего оно?
- От дурмана, - не веря собственным словам, прошептал лесной охотник.
- Ты серьезно? – подозрительность так и исходила от темного эльфа.
- Серьезнее чем когда-либо в своей жизни.
- Мох, - одновременно произнесли Джассин и Тха’рлал, вспомнив темный кипарис.
Эльфы проверили, все ли снаряжение они захватили с собой. После недолгих приготовлений они покинули странный тоннель с прибежищем колдуна и его живыми растениями-стражами. Далее туннель вел под крутым углом вверх, и стало еще жарче. Джассин глотнул из фляги воды, но ему не полегчало. Заметив, что лесной эльф понапрасну расходует воду, дроу отобрал у него флягу. Реакция мстителя притупилась, потому он не успел среагировать и отпрыгнуть. Тха’ру было несколько проще в подобной ситуации, он был привычен к жаре.
- Надо беречь воду.
- Ты говорил, что мы скоро выберемся.
- Это ничего не меняет. Мы не знаем, где мы выйдем. Возможно, мы даже на твоей прекрасной Поверхности не раздобудем воды.
- Ненавижу когда ты прав.
Они выбрались на плато. Туннель закончился тупиком. На стене был начертан волшебный символ огненного элементаля. Дроу стоял и разглядывал знак, не желая подходить ближе и тревожить стража этого места. Лесной эльф явно был не согласен с решением темного эльфа и направился рассмотреть изображение.
- Джас, только не снова…
Лесной эльф точно не слышал слов убийцы.
- Чтоб тебе в драука превратиться! – прошипел дроу на родном языке и двинулся за мстителем.
- Никогда раньше… - бормотал охотник на эльфийском наречии, зачарованный увиденным.
- Эльф, остановись, - потребовал властный голос, который явно не принадлежащий ни мужчине ни женщине, на языке Игнан.
- Дьявол, - беззвучно выругался Тха’р на Игнан.
- Слишком изысканный для меня комплимент, - прозвучал странный голос. Символ разгорелся ярче, ослепляя темного эльфа, и причинив ему невыносимую муку при виде света. Дроу прикрыл чувствительные глаза, а когда открыл их, то Джас стоял слишком близко к созданному из огня существу. Волосы твари горели как пламя факела, а кожа была красная, как раскаленная магма.
- Кто ты? – очнувшись от наваждения, спросил Джас на языке огненных планаров и попятился назад.
Элементаль повернул к лесному эльфу голову. Огненные волосы заколыхались, а глаза – две горячие огненные полоски голубого пламени, вспыхивающие искрами, осмотрели ловкого и подтянутого воина с ног до головы. Создание задержало взгляд на рыжих волосах эльфа и неприятно улыбнулось.
- И дроу с тобой, - так и не ответив на вопрос лесного эльфа, продолжил свою речь огненный элементаль и покосился на Тха’ра.
- Я сам по себе, - ответил убийца. Он держал оба меча опущенными, и ждал момента, чтобы напасть на существо.
- Безусловно, дроу, ты сам по себе. И в тоже время нет.
Джас, пока элементаль отвлекся на темного эльфа, снял лук и наложил стрелу на тетиву, ибо его огненный меч мало чем поможет против этой твари.
- О чем ты? – спросил Тха’рлал.
- Твой друг… - начал объяснять планар.
- Союзники, - перебил его дроу. Для Джаса подобный ответ не был ударом в спину. Сказанные убийцей слова лишь подтверждали его собственное мнение о Тха’рлале.
- Союзник… это звучит интереснее, а то я подумал, что Паучья Королева пересмотрела свои позиции.
- Она все так же коварно, - нагло ухмыляясь, произнес дроу. Его красные глаза полыхали веселыми огоньками, отсвечивая пламя планара. Инфразрение уже ни один из эльфов не использовал, так как создание огненного плана создавало достаточно освещения в темном туннеле.
- Наслышан. С чем вы пришли?
- Выпить, - вмешался лесной эльф. – Нам сказали здесь отличное вино.
- Сарказм, молодой эльф, не красит вашу расу, - говорил элементаль. Волосы создания яростнее запылали.
- Наблюдательный элементаль, - подхватил Тха’рлал мысль Джассина. Эльфы решили разозлить огненного стража, хотя им и не нужно было, чтобы тот нападал первым. Они и без того могли убить порождение огня.
- Тха’рлал, ты выбрал ненадежного союзника. Он… - на огненном теле элементаля языки пламени сложили злую улыбку, которая смотрелась дико и устрашающе. Пауза была выдержана достаточно умело, чтобы ввергнуть эльфов в смятение. – Не хочешь рассказать другу о своем плане? Настоящем плане. – Создание подмигнуло Джассину и продолжало ухмыляться.
Лесной эльф молчал, решая в кого стрелять в первую очередь – в Тха’ра? или в элементаля?
- Нечем оправдаться? – шипяще рассмеялся огненный планар.
- Тебе не настроить нас друг против друга, - уверенно заявил дроу, наблюдая нерешительность мстителя.
- Даже так? – языки пламени заплясали на теле элементаля яростнее и одновременно… веселее? – Ilythiiri, ты же не думаешь, что столь неизощренной тактикой я желал вас уничтожить? Слишком просто.
- Говори прямо дух, чего тебе надо. – Потребовал Джассин, натягивая тетиву лука. Ему надоела вся эта болтовня. Жара сводила лесного эльфа с ума.
- Освободите меня.
На лице дроу не дрогнула ни одна мышца. Тха’р все так же был непроницаем, но сам недоумевал.
- Тха’р, мы не должны его освобождать. Предупреждаю…
- Не волнуйся Джассин, если ты совершаешь безумства, то и… Что ты предлагаешь в награду? – спросил дроу у огненного порождения.
- Позволю вам пройти и сохранить ваши шкуры, когда будете пробираться через огненное озеро.
- По-твоему единственная возможность выбраться отсюда через это озеро?
- Да.
- Он врет нам.
- Вы не знаете, где находитесь, а я знаю все о туннелях под этой горой.
- Под горой? И что же это за гора?
- Гора Хотнау. Вулкан.
Джассин и Тха’р не слышали об этом месте, что позабавило дух огня.
- Ты думаешь, вероломный элеменеталь, что сумеешь дешево отделаться? – вспылил дроу. - Нам проще тебя убить.
- Смертным всегда мало. У меня есть, что вам предложить в награду. Тысяча золотых. Они будут ваши, если вы освободите меня. – Элеменеталь умолчал, что монеты могут расплавиться, когда эльфы будут перебираться через преграду из магмы.
- Как на счет аванса?
- Ты много требуешь.
- Я не доверяю тебе.
- Истинный сын Ллос, - попытался перевести разговор на другую тему элементаль.
- Вы ничего не получите, пока не освободите меня. – Упорствовал огненный планар.
- Джас, насколько крепко сдерживают магические оковы нашего врага? – осведомился темный эльф, приняв угрожающую боевую позицию. Отчаянный и смелый поступок, а может это алчность толкает Тха’ра на необдуманные действия? Темный эльф понимал, что сражение с огненным элементалем может плохо закончится, ведь у них с собой не было лечебных зелий.
- Боюсь, что мы не можем освободить тебя иным способом, - держа на прицеле духа огня, произнес лесной эльф. – Какова оплата, таково и качество работы, - посмеивался мститель.
- Хватит. Я заплачу вам часть сейчас, а вторую после выполнения задания.
- А так же поможешь безопасно перебраться через огненное озеро.
- Договорились.
Лесной эльф опустил лук и подошел к указанному элементалем тайнику, где тот хранил пятьсот золотых монет. Разделив поровну добычу с дроу, компаньоны направились обратно к лаборатории мага. Элементаль рассказал им о потайной комнате в Подземной оранжерее, но злодеи уже побывали там. Единственное, они не поведали духу, что разгромили ее. Теперь выполнение задания казалось им невозможным. Как можно найти ключ там, где все превращено в руины, осколки и щепки? Но им все равно нужно было вернуться, так как проход к огненному озеру они видели раньше. «Возможно, - думали эльфы, - удастся перебраться без помощи наглой твари?».
- Ты ему поверил? – спросил Джассин у Тха’рлала на языке жестов.
- За кого ты меня принял? – быстро замелькали пальцы дроу. Глаза эльфов снова светились инфразрением. У ловушки элементаля темный эльф впервые увидел настоящий цвет глаз лесного эльфа. Они у Джаса были зеленые и темные, как противоядие из водорослей озера Донигартен.
- Я проверяю, - недовольно отозвался лесной охотник.
Осторожно крались эльфы по туннелю, ожидая нападения. Какая-нибудь тварь могла обязательно увязаться за ними, выследив по запаху.
- Nindol alur, - иронично заметил Тха’рлал.
Они добрались до лаборатории без приключений. Все осталось таким же, каким они оставили это место несколько часов назад.
- Во всяком случае, страж мага мертв, - на языке жестов сообщил Джассин, пытаясь ободрить темного эльфа.
- Вместе с ключом.
- Мы этого наверняка не знаем.
В такие моменты лесной эльф хотел перерезать горло убийце тупым ножом, который он добыл у гоблина в Подземелье.
Стены комнаты были еще горячи. Из лаборатории исходил подозрительный черный туман. Страхуя друг друга, эльфы вошли внутрь. Прикрыв рты и носы тканью, чтобы не угореть от неизвестных паров, они стали внимательно осматривать все. Разрушенный каменный стол привлек внимание Джассина. Серебристый предмет светился голубоватым магическим огнем. Побывав здесь в первый раз, он не ощутил магию ключа, но не сейчас.
- Тха’р, Леди Удача милостива к нам. Возвращаемся.
Забрав ключ, путники поспешили к огненному элементалю. Добирались до планара они уже быстрее, ибо успели изучить туннель и большую часть его потайных укрытий, удобных для внезапного нападения.
- Ключ у нас, - произнес Джассин. На плато никого не было, только сияющий знак огня. И снова мучался дроу от яркого света.
- Быстро управились, - произнес все тот же странный бесполый голос. Закружился огненный вихрь и из тонкого языка пламени вырос элементаль.
- Сложное задание, - заметил лесной эльф.
- Освободи меня.
- Вначале награда.
- Дай мне ключ, маленький глупый эльф Поверхности.
- Награда, а потом ключ.
- Что ж… - огненное создание указало на второй тайник. Тха’рл выгреб золотые монеты.
- Это еще не все, - настаивал мститель.
- Ха-ха-ха. Хитрый эльф. Возьми у меня ожерелья.
- Из рук? – недоверчиво смотрел на духа Джассин.
- Да, darthiir, - элементаль протянул огненную руку лесному эльфу с двумя золотыми ожерельями, горячими на вид, но безвредными на самом деле. Голубые полоски-глаза ехидно взирали на светлого эльфа.
Охотник собрал волю в кулак, чтобы не дрогнуть. Он спокойным шагом подошел к элементалю и, не касаясь живого огня, забрал артефакты.
- А теперь ключ, - потребовало порождение огня.
- Ключ? – ухмыляясь переспросил Джас. Дроу в этот момент пересчитывал в сторонке золотые монеты и следил за беседой спутника. – Ты его не получишь мерзкая тварь и проведешь здесь вечность за вечностью, - безжалостность и коварство Джассина могла бы удивить его светлых сородичей, но не темного эльфа. Тха’р с уважением подумал о воине. Возможно, он не спроста встретил этого светлокожего эльфа.
- Ты нарушаешь сделку, эльф!
- Нарушаю, - нагло ответил маг.
Убийцы покинули плато, оставив элементаля убиваться о своей судьбе. Он еще долго будет заключен в темных и безжизненных тоннелях Андердарка пока кто-нибудь не обнаружит его. Но и тогда, чтобы освободить элементаля, нечаянным путникам придется искать заветный ключ, который Джассин безжалостно уничтожил в огненном озере. Только очень могущественный маг будет способен освободить существо… но зачем великому волшебнику тратить время на какую-то планарную букашку?
У прохода на нижний уровень эльфы задержались, чтобы обговорить случившееся.
- Джас, в моих глазах ты вырос.
- Надеюсь не слишком. Я и так выше тебя, abbil, - подмигнул лесной эльф дроу.
Тха’р улыбнулся. Когда дроу улыбаются это еще опаснее, чем когда они остаются спокойными, что и насторожило мстителя. Эльфы поняли друг друга и слов им не потребовалось.
- В каких богов верят darthiir?
- Тебе это хочется узнать сейчас?
- Желательно.
- С чего подобный интерес к религии?
- Тебе трудно не отвечать вопросом на вопрос? – дроу начинал терять терпение.
- Как и тебе, - сухо заметил Джассин. – Я мало знаю о религии…
Тха’р спокойно ждал, когда маг продолжит.
- Что ж… главным божеством в Пантеоне является Коррелон Ларетиан. Он… - лесной эльф пытался вспомнить догму, но это его всегда так мало волновало.
- Ты поклоняешься мужчине и приносишь ему жертвы? – лаконично спросил темный эльф.
- Нет, - не стал юлить Джассин.
- А тогда кому? Женщине? – со смешком добавил дроу.
- Я пока не хочу об этом говорить, - помрачнел лесной эльф.
Повисло неловкое молчание. Тха’р закрепил веревку для Джаса, а сам слеветировал вниз. Пока охотник спускался, дроу думал о том, почему его спутник так среагировал на его расспросы.
«Что же будет… Я покидаю Андердарк и все ради чего? Вайаруна я предал. Ничто хорошее не ждет меня на Поверхности. Но каковы причины у Джассина? Неужели он отступился тоже? И как его неверность скажется на мне, когда мы выберемся в Великую Пещеру? – думал убийца.»
Маг спрыгнул вниз, когда оставался метр до земли. Он выпрямился и посмотрел в глаза Тха’рлалу. Молчаливая пауза затянулась, а надо было двигаться дальше. Лесной эльф скрутил веревку и отдал одно опаловое ожерелье дроу. Они оба надели по артефакту. Стало холодно, словно они попали в далекие земли, покрытые льдом. Темный эльф раньше никогда не ощущал такого холода. Теперь можно было смело перейти огненное озеро, что они и сделали, сапогами ступая по густой магме, будто Умберли по поверхности воды. Каким невероятным казалось им все происходящее. И вот уже видна арка-проход на другом конце вулканического водоема. За озером тоннель вел все круче вверх и чувствовался свежий воздух и трав пряный аромат и цветов летних. Вскружили головы эльфам запахи приятные. Свободой пахло! И больше не замечал Тха’р, как тонны камня перестали давить на него. Поверхность манила и ждала. Но в тоннелях все та же тьма царила непроглядная для человеческого глаза, а что компаньонов снаружи ждет… Еще не выяснен их спор - кто самый лучший из бойцов; умнее ли лесные эльфы дроу? Для одного из них погибель станет той наградой, что он с собою в царство Смерти унесет. А на Поверхности царила Шар, Селуна тьму серебряным полумесяцем разгоняла, и звездными алмазами усеян небосклон.
Когда добрались герои до выхода из пещеры, то видны были звезды на темном небе.
- Даже жалею, что придется оборвать наше знакомство, - произнес Джас, обнажая огненный меч.
«В неравном поединке
Лишь хитрость их спасет,
Огонь отступит перед их смекалкой...»
Hellish Cat

Хигфу посвящается...


Сказка о Розовом Жирафе, Луне и Древнем Колдовстве, которое случается иногда в Подлунной

Было это на самом деле или нет – судить не нам, а только сказка эта совершенно точно есть, и с тем, что она есть, не поспоришь, поэтому кому-то остается только рассказать ее, а всем остальным, которые рассказать ее не могут, остается слушать.
"Давным-давно", говорится в этой сказке, "неподалеку от наших мест, но с совсем другой стороны – ведь все стороны тогда были другими, потому что это было давным-давно, - среди Высоких Холмов, что рядом с Зеленой Рощей, жило племя странных и необычных животных, которые сами себя называли жирафами. Высокие, с длинными шеями и пятнистыми шкурами, они считали себя лучшими из творений кудесницы-природы. Да и с кем им было сравнивать себя? Кроме жирафов, в Холмах обитали только мышки-полевки, которые были почти невидимы в густой изумрудной траве, да кроты, которые прятались от солнечного света в своих подземных ходах и лабиринтах.
Тиха и размеренна, а как следствие, совершенно спокойна была жизнь жирафьего племени, покуда не принесла стройная тонконогая жирафа – подруга вожака племени - на этот-но-с-другой-стороны-свет маленького жирафенка. Шея у него была совсем короткая, а шкурка была без пятен и сплошь розового цвета. Случается иногда в Подлунной не понятное никому и ни от кого не зависящее Древнее Колдовство, но невдомек то было жирафьему племени. Посчитало племя проклятым этого жирафенка и отказалось воспитывать его – а ведь по закону племени маленьких жирафов воспитывали не родители, а все племя. И как ни просила за сына жирафа, Племя – и Вожак его в том числе – было непреклонно. Как только встал на ноги Розовый Жираф, как только начал он ходить по траве, Племя заставило его покинуть холмы. Мать же вынуждена была остаться, не зная, что будет дальше с сыном.
Равнины, где возвышались Холмы и где так не рады были его появлению на свет остальные жирафы, маленький жирафенок оставил за спиной на второй день пути. Он должен был сам добывать себе пропитание в дороге, но кто научил его этому? Никто. Знания, переданные с кровью матери, подсказывали ему, что его еда – листья, что растут на верхушках деревьев, но рост его и короткая шея не позволяли Розовому Жирафу туда дотянуться. Поэтому приходилось ему жевать невкусную, терпкую траву, которая хоть и была густой и изумрудной, но не обладала совершенно никаким вкусом. Так он и шел вперед, за солнцем, день за днем, а ночью ложился под сень деревьев и смотрел на всходящую луну. Цветом и формой своей она казалась ему похожей на кусок сыра - вы уж поверьте мне, несмотря на то, что это было совсем с другой стороны, все без исключения жирафы с рождения знали, что луна похожа именно на кусок сыра, - и так хотелось Розовому Жирафу попробовать, какова эта луна на вкус, что вставал он, так и не заснув, и тянулся, тянулся к луне, надеясь, что она вовсе не так далеко, как ему кажется, и что даже с его короткой шеей он все-таки сможет до нее дотянуться. Но никак не удавалось ему достичь цели – лишь наутро болела короткая шея и росой покрывалась розовая шерстка, а в маленьких ушках звенело от того, что сон, который пытался прийти к нему ночью, так и не смог войти в мысли жирафа, потому что они были заняты луной, и теперь надоедал Розовому, зловредно нашептывая ему разные неприятные слова. И о том, что проклят он от рождения, и о том, что отказалось от него племя, и о том, что обречен он на вечное одиночество и вечные скитания. Но жираф не слушал, а просто шел, шел вперед, за солнцем.
Но шли вместе с ним и недели, и месяцы, и годы… Жираф вырос, стал большим и сильным, а шея у него удлинилась и стала как у остальных жирафов – потому что каждую ночь он тянулся к луне, пытаясь откусить от нее кусок. А вот шкура осталась розовой. И жираф по-прежнему шел вперед – только шел он уже не к солнцу, а от солнца. А по ночам к луне, которая всегда оставалось круглой – потому что это было с другой стороны.
И как-то в полдень, объедая зеленые листья с верхушки высокого дерева, Жираф внезапно понял, что вернулся на Равнины – те самые, откуда прогнали его еще жирафенком. Но в сердце его жирафьем не было ни обиды, ни злости, и решил жираф, что пойдет к Холмам и хоть издалека, но посмотрит, как живет нынче Племя.
А Племени в ту пору жилось очень неспокойно, потому что появились на Равнинах гиены – свирепые звери, которые нападали на жирафов, убивали их, уносили детенышей…Пытались жирафы победить их, но гиен было много больше. И как раз в тот день, когда вернулся Розовый Жираф к Высоким Холмам, дикие равнинные гиены – все, которые только жили окрест, напали на Племя.
Он только вышел из-за Холма – и увидел, как рвут три гиены на куски одного из жирафов и окровавленными клочьями летит пятнистая шкура. И рядом тоже лежат уже мертвые жирафы. А другие гиены загоняли в круг оставшихся из Племени. Не помня себя, бросился Розовый Жираф вперед – но дикие гиены заметили его прежде; да и трудно было не заметить днем, среди зелени, розовую шкуру.
Не одна, не две и не три погибли от мощных ударов его копыт, больше половины гиен сразил он один. Глядя на него, воспряли духом и остальные жирафы, стали помогать ему…Но ранен был Розовый, и не один раз, не два и не три. И когда бежали с Холмов чудом оставшиеся в живых дикие гиены, пал на густую изумрудную траву Розовый Жираф, а Племя окружило его и молча смотрело, как уходит Жизнь.
Но Древнее Колдовство, что случается в Подлунной порой чаще, чем кажется это возможным, вмешалось и на этот раз. Внезапно исчез Розовый Жираф, оставив на траве лишь капли крови – которая была того же багрового цвета, что и у остальных жирафов – и не было предела удивлению Племени.
А волею Древнего колдовства Розовый Жираф перенесен был на небо, к самой луне. И другая сторона стала той стороной, которая Сейчас. Поэтому если мы, выглянув ночью из окна, видим месяц на небе, это значит, что Розовый Жираф откусил кусок луны. А когда он доедает всю луну, так удивительно по вкусу напоминающую сыр, то на небе появляется новая, полная луна, которую он тоже со временем съедает – как ему и мечталось".

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 19-05-2007, 21:01

“It`s not very nice to spoil everybody`s pleasure as you`re doing now”
my friend told me.(с)
упражнение по английскому

Все это просто. И так сложно, что поверить может разве что садовник, который поливал вчера розы силикатом лития, и они повяли, несчастные цветы, не простояв распустившимися и полдня.
Был день рождения моего лучшего друга, когда я умер.
Я заснул и не проснулся. Не болея, не мучая себя и остальных горячечным желтым бредом, ни хриплым затухающим «последним желанием», которое всегда какая-нибудь ерунда, над которой умиляются живые, а мне дала бы еще секунду обмана, что я принадлежу земле.
Итак, я умер.
А Сашка ждал меня к десяти часам, чтобы я помог ему прибрать квартиру и кое-что еще приготовить, но я не могу рассказать подробнее – это сюрприз.
Сашка был уверен, что я просплю. Я и проспал. В половину одиннадцатого он позвонил мне домой. Раз пятнадцать, наверное. Потом на сотовый. Я слышал, какая какофония стояла в моем доме – мертвые слышат час после. Через час я окончально умер. То есть оглох, потому что я музыкант и всегда утверждал, что умру, если потеряю слух.
Сашка разозлился без четверти час и сам приехал, чтобы растолкать неблагодарную сволочь меня, или стащить меня на простыне в ванную и хорошенько утопить в ледяной воде.
«Убью, - думал он, поднимаясь по зеленой лестнице, обшарпанной еще матросами, которые шли брать Зимний. – Увижу – убью». Эх, не везло мне в тот день – пришлось дважды разочаровать Сашу.
У него были ключи (иначе сказки не получится), и он, едва справившись с замком, ногой открыл дверь.
- Дрыхнешь, скотина? – крикнул Сашка интеллигентным матом. Дверь ударилась о стену, и, словно та тоже была не нее зла, захлопнулась, стукнув Сашку по носу. Еще больше разозлившись, он с силой оттолкнул деревянную, давно не крашенную дверь, не собираясь, кажется, уходить с порога, и так они играли со стеной в своеобразный теннис, пока Сашке не надоело.
Он знал, где, на каком диванчике и под какой простыней я сплю, поэтому не искал по всей квартире, шел целенаправленно, не снимая грязных ботинок.
Остановился на пороге, бледный от обиды.
У него же день рождения.
А я сплю.
Вернее, я умер, но он еще не знал об этом.
Он грубо толкнул меня в плечо, и я упал на спину, а он сел на пол, потому что я уже остыл и закостенел. Он сел на пол, совершенно белый, как мой холодильник, если только его отмыть как следует.
Потом бросился к моему горлу, пытался пульс прощупать, долго тряс меня, и снова сел на пол, растерянный и странный какой-то. У него такое лицо было только один раз, когда мы решили над ним по-дружески пошутить и сказали, что его не приняли в Университет.
Сашка смотрел на меня. И вдруг, уже моргая часто-часто, как делают, чтобы не дать слезам вылиться из глаз, сказал тихо:
-Ну и сволочь ты.

..И кружатся в тумане времен листки с погодными прогнозами на вчера. Вчера, кажется, была суббота? И кого-то убили…
Нет, убили в пятницу, а вчера был дождь по пеплу, горы раздавленных Сансарой тел, всюду – красное, красное на красных крестах и грязно-белых коттах. Сегодня их сожгут, их и их тайны.

Сообщение отредактировал Faelturiel - 28-05-2007, 5:23

Распахнув окно я села на подоконник и свесила ноги наружу. Как красиво. Звезды такие далекие и холодные с равнодушием взирали на меня. Им было все равно. А мне, мне так хотелось быть к ним хоть чуточку ближе. Подул ветерок, ласково растрепав мне волосы. Я услышала его шепот: «Верь в свои мечты». Я улыбнулась ветру и с той же тоской уставилась в небо. «Когда-нибудь я буду такой же свободной как ты». Он улетел и я осталась одна. Я выпустила на свободу крылья больше напоминавшие трепетавшие на ветру язычки пламени. Отталкиваюсь руками. Краткий миг падения который заставляет трепетать сердце. Резкий рывок и вот я уже плавно парю в воздухе. Взмах крыльями. Еще. Восторг полета полностью охватывает меня заставляя забывать обо всем на свете. Хочется смеяться. - Как же я была счастлива тогда. Тогда. Всего лишь сон, а может быть и воспоминание, но не из этой, из какой-то другой жизни. Где я была крылатой. А сейчас я могла только смотреть на недоступное, такое далекое, родное, желанное небо. Компьютер самопроизвольно начинает проигрывать следующую композицию. Ловлю себя на том что механически подпеваю:

*Проклинаю заклятое злато,
За предательский отблеск тепла,
Вспоминаю о той, что когда-то,
Что когда-то крылатой была -
Она давно умерла.


Да. Ее больше нет. Но я буду верить. Что когда-нибудь она вернется и я вновь почувствую восторг полета.


*Песня группы «Мельница» «Дракон»

Братство.

Проснулся... Весь грязный, в навозе... Мысленно проклянул местную фауну... Потряс винтовкой... Оглянулся... Рядом увидел парочку таких же сонь как я. Постучал об их черные доспехи локтем и привстал на корточки...
-Да, сэр? - откликнулся Шторм, сверкая желтыми опознающими знаками... Шутник - взрывник... - Ну и напились мы вчера!
Второй тоже проснулся, но никак не хотел подавать голоса. Он вообще считался каким - то отрешенным от всех... Раньше он говорил... Но после смерти Седьмого - замолчал, держа в себе боль. Снайпер был родным братом Седьмого по всем параметрам. В отличие от нас со Штормом, он был Нулем, одним из первых клонов Фетта и попал в отряд Нова - Омега только благодаря случаю... Там он встретил первых клонов. Наипервейших... ORC I и ORC II\ Omega Republic Commando, как называли нас впоследствии... Где мы со Штормом не бывали... Шутили над Боссом во время битвы на Геонозисе, смеялись над шутками Скорча на Камино, подкалывали Техника, что мол, он один во всех группах особого назначения, мол, что, работаешь, трудоголик? Прощались с Седьмым на Кашиике... А Снайпер почти все время был рядом... Только перед смертью брата не успел с ним поговорить... Хотя, хрен его знает, Сев и не из таких передряг вылазил... Может и не умер он вовсе, а живет сейчас где - нибудь на низу, или нашли его мохнатые... Не знаю... Только вот, вечным молчанием обратился его братишка. А нам то что... Нам теперь непонятно, жив он или нет, когда вне зоны видимости... Ведь никогда не доложит... Цель всегда выполнит, всех сдержит, но не доложит, будет угрюмо молчать.
Однажды я решил проверить что у них там под масками... Шторм меня не удивил... Я эту рожу каждый раз в зеркало вижу. Мы с ним одной крови, одного цвета, одного лица... А когда я посмотрел что под шлемом у Снайпера, то очень удивился...

Его физиономия не была лицом Джанго Фетта.

Сначала я подумал - что это исключено, и все это сон... Но потом я додумался что он - из Нулей, значит лицо и характер у него свой собственный... И закрыто оно шлемом коммандоса...
Боевым шлемом с Т - образным визором... Как у моих родных - мандалоров... Хм... А ведь мой младший братишка, Кернус, тут служит... JK 512... Кличка "OGRE". Я его встретил за всю войну лишь один раз... Мы с ним встретились при второй битве за Рхен Вар. Бой был тяжелый... Сначала мы прорывались с основными частями, где я и встретил братишку... Не было времени с ним поговорить... Затем нашей группе дали новое задание и мы поперлись совершенно не той дорогой, которой шли наши менее затанкованные друзья... В итоге, они не успели даже еще дойти до предместья дворца правительства, как мы со Штормом уже поставили там флаг Республики. Из - за чего чуть не поплатились жизнями... Снайперы - то остались! Перед дворцом и во дворце мы уничтожили всех. А вот снайперов на башнях - забыли... Пришлось их быстро ликвидировать с помощью детонаторов... Благо - сил в нас было предостаточно.
Снайпер в то время уничтожал дроидов подходящих к входу...
Ну и надурачились же мы после того как удивленные клоны вошли во дворец...
Шторм диким голосом завопил:
-А вы кто? Ой, а мы вас ждали - ждали, а вы не приходили, чего ж вы так?
Нас со Снайпером это рассмешило... Это было до того, как умер Седьмой...
Затем, еще несколько боев... И наконец... Кашиик... После него - джедайская рубка... После которого все мы стали словно прокляты... Да и в самом деле... Мы стали охотниками на джедаев... Сидим в этом дерьме, и неизвестно, выживем или срубит нашу голову этот Светлый недоносок... А Фелуссия - такая вот куча дерьма... Были мы на ней и раньше... Я тут отличился как самый главный псих... Сначала выспался на кучке одного зверька, а затем умылся кровью того же зверька, вспоров ему живот... Как сказал Шторм: "В чьем говне валялся, того должен кровью очистить...".
Вообщем, воняло так, что даже через фильтры проносился этот запах...
Первый встал, отряхнулся и тут же упал в лужу... Предварительно вымывшись, внезапно осмотрел местность.
-Джедай чувствует нас. Хочет чтобы мы шли отсюда... Ну - ну... Зря, мой друг... Мы, шиидо, такие, теперь от тебя не отцепимся, верно, Шторм?
-Да, Sol'yc.*
-Снайпер... Ты чего раскис?
Тот, как обычно ответил глухим молчанием...
-Он никогда не раскисает. Он уже в вечно кислом состоянии... - ухмыльнулся Шторм, пытаясь хоть как - то задеть Снайпера. - После того как Сев...
Снайпер сжал кулак и очень хорошо вмазал Шторму основание Т - визора. Где - то на уровне носа. Шторм выстоял, но качнулся сильно.
-Хорош, браток, извини что задеваю... Просто ведешь ты себя странно... - Шторм похлопал Снайпера по плечу.
Слышно было лишь сопение Снайпера.
-Правильно, бей его, а то доведет тебя до сворачивания мозгов... Такие как Седьмой - зря не умирают... Значит - не умер.
Снайпер скрестил кулаки, показывая как мы ему надоели.
-Ладно, пора искать нашего джедая... Чувствуешь его, Шторм?
-Да. Вот чуть в сторону и вперед... Там он и будет. Через сотню метров. Прячется под корягой... Девушка? - внезапно оторопел тот.
-Что?
-Это... Девченка... Я ее... Что за хрень? С ней там...
-СЕДЬМОЙ??? - Кернус поперхнулся собственной слюной...
Снайпер сначала думал не вестить на провокацию...
-Как? Он жив? Как? Как он здесь - то? СЕДЬМОЙ!!! - завопил Кернус, обняв Снайпера и приподняв его чуть в воздух...
Тот, видно, понял что его не подкалывают и ослабевшим голосом буквально просипел:
-Где он?
-Рядом с джедаем! Живой! Седьмой! Живой!!!
-Но как? - тем же ослабевшим голосом едва смог произнести Снайпер.
-Не знаю, пойдем - спросим!

Снайпер значительно приободрился... Да и вообще, настроение у клонов намного превышало рамки дозволенного обычным ARC'ам...

Итак, клоны подошли к коряге... Возле нее стоял Седьмой, держа шлем за пазухой...
-Сев, ты?
Тот развернулся и наставил на меня бластер.
-Допустим... А ты вот... "Мандалор"? Ситх меня побери!
-Погоди, братишка, ты только - только из мертвых вернулся! - теперь вся компания окружила Седьмого и начала расспросы о том, как он выжил, как сюда попал...
-Всем по очереди... Снайпер... Братишка... - Сев откинул бластер и с медвежьим ревом понесся на толпу...
-А все то думали что ты мертв... Только этот вот шизик верил что ты живой... Молчал все время с твоей как бы "смерти".

Никто так и не заметил джедая, вышедшую из под коряги и уже активировавшую лазерный меч. Высокая, светловолосая... Личико конечно, не самое лучшее... Глаза светятся... Неужто миралука?
-Сев... Это кто?
-Это мои друзья... Сослуживцы...
-Не нравятся мне они... У одного так вообще аура черная... Отойди от них...
-Это у кого же, джедайский выродок?
-У тебя, ублюдок... - произнесла та в ответ...
-Сейчас она у меня почернеет, поверь... - Кернус наставил оружие на миралуку. Это послужило сигналом и для других двоих.
Джедай замахнулась, мы уже держали пальцы на курках...
-Стоп! - внезапно выкрикнул Сев и встал на пути двух врагов.
Внезапно возникло такое желание пальнуть ему в спину... Но, н мандалорийский кодекс чести, ни текущая обстановка не позволяли мне убить Седьмого...
-Не стой на моем пути. Пожалуйста. Ты разве не знаешь, у них цель - уничтожение джедаев...
-Это правда?
-А ты не получал приказ 66?
-Нет.
-Значит, это - правда. Мы тут затем, чтобы ее убить.
-Значит, вы этого не сделаете...
-С чего же это?
-Она спасла мне жизнь. Теперь я перед ней в долгу.
-Ну и что? А мы ее все равно прикончим... И выбирай - ты с нами, или с ней?
-Ее я вам не дам... Но и против вас ничего не имею. Вы мои братья, вы мои друзья, но эта девушка - спасла мне жизнь, и я у нее в долгу... Смертельном, и неоплаченном... Так что, я готов даже умереть за нее...
-Зачем, Седьмой? Вейдер нам приказал просто ее прикончить!
-Я не знаю никакого Вейдера, и знать не желаю...
Удивления на этот ответ от моей группы не последовало. Почему? Очень просто - Сев даже не знал, что война закончилась. Значит и не знал о Империи... Что ж, мы тому виной, не сменили доспехи...
-У нас есть приказ...
-У меня есть долг... Ibic ner Jetii. Ibic ner burc'ya. **
-A kayshу - Aruetiise! ***
-О чем вы? - вмешалась девушка.
Но мы с Седьмым не обратили на нее никакого внимания.
-Ke nu kyr' am ast! Usenye! ****
-Su'cuy! ***** - резко выпалил я.
-Elek, Aliit ori'shya taldin. Vor entye, vod. ******
-Shal ashi tuur, ke'pare, vod. ******* - сказал я, протянул руку Седьмому. Тот улыбнулся.
-Ori'jate, vod... ********
Так мы и ушли... Да, мы не выполнили то задание... После чего быстро разбежались кто куда от гнева Империи... Снайпер остался с братом, а мы со Вторым начали свои карьеры охотников за головами...

Больше мы никогда не виделись...

** Это моя джедай. Она мой друг...
*** Она же предательница!
**** Не смей убивать ее! Уйди!
***** Что ж... Вам еще жить...
****** Да, все - таки, cемья - это больше чем просто кровь... Спасибо, брат...
******* В следующий раз - будь осторожен, я исполню приказ.
******** Ну ладно, братишка...

20 лет спустя.

I

Солнце, палящее в лицо и проникающее пламенем сквозь темный визор, засыпанные песком тела, и две белых звезды в глаза. Рядом прогремела канонада.
Дикий, громкий, непрерываемый гул, и внезапный удар об пески. Руки еле дотянулись до ушей. Звуковая волна отбросила трупы и мелкие искореженные железки к ближайшему бархану. Внезапная боль в ногах. Потемнело в глазах.
“Все…”

Три дня доспехи поддерживали жизнь хозяина. Этого хватило…
С режущей болью во всем теле, опершись на мандалорийские рукавицы, воин встал с песка. Экзоскелет помог ему выстоять, а не упасть, как сделал бы любой другой.
Черные плотные доспехи на Татуине – разве что клону под силу. На руки накатила слабость. Но зажатый в руке бластер не хотел падать. Опять же, с помощью экзоскелета.
Захотелось жить.
-Хром… Прими координаты и лети сюда. Конец связи. – хрипло просипел Охотник.

Отряхнув песчинки с комлинка, мандалориец спокойно упал на землю, сжимая пальцами бесполезный бластер. Рука автоматически отшвырнула ненужное орудие подальше.
Глаза закрылись, и он снова ушел из мира сего, закрытый бессознательным положением.

II

Охотника приметили еще давно, хотя не обращали на него должного внимания.
После войны с южанг – вонгами, довольно много мандалорийцев стало обитать в Галактике. В отличие от многих, этот мало сидел в кантинах с шумной компанией.
Гораздо больше его видели у гильдии рабочих, которая была одной из самых надежных дорог к попаданию в синдикаты. Наиболее крепких всегда отбирали туда, затем подготавливали, а затем, выпускали их в свет, чтобы они приносили пользу хозяевам.
Поскольку Черное Солнце распалось, то на его ресурсах стали наживаться более мелкие и неспособные к настоящей конкуренции с этим могущественным синдикатом. Часто у руля таких вот формирований были “ветераны” – бывшие работники Черного Солнца.
Один из них – Риис Хантдаш был боевиком на Корусканте. Часто его хозяину перебегали дорогу более шустрые банды, и его с группой, обязательно превосходившей противника в числе и качестве вооружения, посылали уничтожать вот таких вот рыбешек. В такой банде и был замечен раньше Охотник. Вскоре после формирования, они смогли захватить оружейный конвой, на всех порах несшийся к могущественному синдикату. Но… Их местоположение вычислили по маячкам, установленным на транспорты и туда была послана мощная группа «Сабля”, которой и командовал Хантдаш. Вскоре, все были уничтожены. Выжить смог только Охотник. Как – никому неизвестно. В любом случае, рыбешка оказалась тигром и “Сабля” понесла потери, поэтому группа стала не столь многочисленной как в былые времена. Решив проблему, Черное Солнце перешло на другие криминальные дела, и разжилось новыми ресурсами.
В то время, наблюдение за Охотником кончилось, и вот он появился на сцене снова.
Когда есть проблема, и шанс ее решить, надо это сделать.
Потому что Охотник действительно стал очень опасен. После смерти друзей, он недолго оправлялся, прилетел на Мандалор. Там воин получил более серьезную подготовку, нежели раньше. Юношеские годы обучили его многому, зрелые – обучили всему.
Теперь он не был просто бойцом, он стал карателем. Жестоким убийцей, скрывавшим свою душу в прохладе черного визора. Вскоре, Черное Солнце спохватилось от боли в сердце. Убит один из виго, занимавшийся делами на Корусканте. Многие из его приспешников погибли с ним в один день. От правильно заложенной бомбы и четкого выстрела в черепную коробку. Тогда впервые Охотника увидели снова. В космопорте.
Уже было поздно. Его корабль уже исчез за тонкую линию горизонта.
Хантдаш к его счастью уже был переведен на Татуин.
Затем, Черное Солнце было расформировано из-за массы неудач, настигших их после столетия возрождения со времен гибели принца Ксизора. Хантдаш успел отколоться от синдиката, и создать свой. Связи помогли ему раздобыть наибольшее количество кредитов и укрепить своего криминального птенца в гордую и доминирующую над другими птицу. Да, Хантдаш не стал главным в Галактике, но указывать ему – уже никто не смел. Его побаивались даже силы Республики. В конце концов, он силой добился создание новой криминальной империи. Теперь – “Феникс” владел несколькими планетами и мог безопасно для себя играть правительствами этих планет, как марионетками. Но и отец этой империи зря время не тратил. Лично для себя он заставил сделать операцию, которую делали дроиды, у которых были вставлены чипы, такие как, например чип “верности” или чип, модернизирующий их возможности. Благодаря этой операции, Хантдаш стал напрямую подключен к ГолоНету и поэтому он сразу узнавал обо всех событиях в Галактике и обо всех мелочах на Татуине. Часто Риис просто останавливался посреди коридора. Это происходило из-за перегрузки информации в мозге. Но, очнувшись через пару секунд, он продолжает жизнедеятельность.
Весть об Охотнике сильно разозлила его. Он закрылся в столице своей империи, особняке вдали от Мос Эйсли и Анчорхеда. Охранники, биологически модифицированные, выстроились в три линии защиты вокруг особняка.

III.

Охотник лежал на земле, ощущая боль в каждой клетке. Удалось. Теперь мстить некому. И пусть шавки в Галактике будут раздирать падаль жертвы. Все равно они не будут тем, что сделал Хантдаш.
Гул репульсоров. Замкнутый в себе, мандалориец вдруг поднял голову к небу и освободился от оков болезненной комы. Маршевые двигатели с ревом замолчали, и штурмовая канонерка осела на песке.
Воин медленно поднялся и побрел к кораблю. Из трапа выскочил Хром и помог капитану зайти на борт.

IV.

Люди испуганно шарахались от одного вида Охотника. Выделявшийся из толпы, мандалориец брел по песчаным улицам, утыканными белыми глиняными домами, отражающими свет. Хлопок по плечу. Нет, тут Охотнику ничего не угрожает. Тем более рука не дрожала, значит это признак либо профессионала, либо друга. Профессионалы не глупы, поэтому не будут убивать жертву на глазах у толпы.
-Нам в кантину, мой друг. – послышалось из-за спины. Голос был тихим, немного ломким, но твердым.
-Хорошо. – Охотник успел развернуться и взглянув на пришельца сразу сделал вывод: “Редкий.” Действительно, лицо его было не похоже ни на одну знакомую форму жизни.
Узкий разрез глаз, пульсирующий алый цвет, совершенно белый цвет кожи, когти, выступающие из костяшек, две крошечных ноздри как у рептилии, и сжатые, высохшие губы. Пришелец был высокого роста, чуть меньше мандалорийца, и держался отлично, видно прохождение военной службы. Три булавовидных хвоста медленно покачивались за его спиной. В пустыне его будет трудно заметить.
-Забыл представиться. Данаи Калад. Вы, возможно, ситх его знаете кто я? – видя, что Охотник кивает, он тихо добавил. – Все в кантине, мой друг, все в кантине…
В кантине “Глубина” царила атмосфера душная и как всегда – веселая. Четверо битов исполняли хит последних дней: “Это джизз”. Банальнее быть не может. Тем не менее, эти ребята исполняли его отлично и под конец были вынуждены сыграть ее еще раз, поскольку слушателям нравилось исполнение. Наконец, им надоело, и они исполнили другую не менее знаменитую композицию: “Танцуй хатт!”. Рядом с ними стоял, сверкая улыбкой, бармен – человек. К нему подошел еще трезвый забрак и попросил порцию саарты – местного напитка, получаемого из крови рондо и люмин - эля. Саарта по крепости была слабее Корускантской водки, но сильнее Белтрейнской, поскольку на Белтрейне нельзя делать напитки, градусом доходящей до отметки 40.
Рядом играли в саббакк два таможенника из фирмы, на столик дальше сидели два мандалорийца, одетые в доспехи карателей. Неизвестный подвел воина к ним, и без приглашения уселся за столик. Один из карателей, с рассеченным от удара когтями вуаны лицом, пригласил Охотника за стол. Тот кивнул и уселся.
-Ио’сон? – спросил каратель, пригласивший его.
-Да, я там жил. И служил тоже там.
-Да… Красные пески… Патруль… А тут почти все тоже, верно?
-Да уж, тут я с тобой согласен. Только пески не красные – а золотистые…
-Какими судьбами, земляк?
-Ну, скорее всего, ты знаешь кто я. Если нет, то я – Охотник. Тот самый. Дела у меня тут… Кровные…
-Ситх. Значит, мне довелось поговорить со знаменитостью! Тирис! Пойди за пивом нашему дорогому гостю! – изуродованное лицо расплылось в улыбке. Не каждый день поговоришь с тем, кто завтра на рассвете может быть казнен. Второй каратель медленно встал со стула и подошел к бармену. – Значит, месть?
-Вроде. – второй каратель распихивая гуманоидов на своем пути протиснулся и расставил четыре кружки Татуинского. – Спасибо. Только чую, одному мне не справиться, даже с моим арсеналом возможностей.
-Говори, чем помочь… - вдруг подключился к разговору второй каратель в тот миг, когда первый отхлебнул из бокала.
“Близнецы. Правда, второму повезло больше.” – пришел к итогу Охотник, когда рассмотрел лицо второго.
-Знаешь Рииса Хантдаша? – тише сказать мандалориец просто не мог.
-Далеко замахнулся, burc’ya! – синхронно выпалили двое.
Пришелец в разговор пока не входил. Только слушал, изредка выливая пиво себе в глотку.
-Привычка. Ладно, помочь можете, или самому разбираться?
-Поможем. – внезапно отрезал молчавший.
-Да. Поможем… - снова синхронно закивали головами близнецы.
Охотник был доволен. Если все будет проходить так, как прошло сейчас, то его операция будет блестящей.
-Ладно, выпьем за Мандалор.
-За Мандалор! – все четверо встали со стульев и с размаху ударили бокалами. К счастью, все оказались целы, и недопитое до конца, выпилось мгновенно.

Данаи оказался наиболее веселым и попросил битов исполнить “Песчаную бурю”, сунув бармену кучу кредиток. Калад подошел к таможенникам и ударил их лбами друг об друга.
Началась драка. Охотник показал карателям, что будет во дворе. Он вышел через черный ход, отплатив бармену, счет и чаевые, затем, отшвырнув от себя назойливого йаву, сбил с ног кого – то, но заметить мандалорийца в толпе уже было невозможно. Он вышел через черный ход и уселся на контейнере доставки покрашенным в белый цвет. Через час вышли его новоиспеченные уставшие от суеты компаньоны.
-Ну что, как веселье?
-Лежит… - устало отозвался каратель со шрамом и надел шлем. Его брат стоял, уже поблескивая темным визором. Калад сжимал кулаки, уже одевшись в традиционную
броню шторм – коммандо. Чем удивил Охотника.
-Что, всех уложили?
-Ну… Не всех… Бармен и биты вроде целы…
-А… Ну тогда все в порядке. Ладно, куда теперь?
-Думаю, Охотник, тебе нужно место для отдыха?
-Нет. Я не спящее существо.
-Что?
-Я не умею спать.
-Вот ситх. Тогда нужно место для разработки плана, верно?
-Может быть.
-Тогда мы идем в “Спящую банту”. Я хочу спать.

Компания медленно направилась к маленькому зданию.
“Спящая банта” была буквально поселением… Двор, огражденный от остальной планеты дюрастиловой стеной, вмещал в себя несколько зданий и территорию. Несколько человек в мандалорийских доспехах встретились на пути. Раньше такого быть не могло. Теперь мир изменился. Мандалор выпер южанг-вонгов из Галактики, и теперь многие мандолорийцы с гордостью ходили по улицам разных планет.

На следующий день Охотник и Калад подались в банду, которая была близка к империи Хантдаша. Первое их задание было вместе с группой опустошить базу совершенно новой и не оперившейся птицы.
Десантный транспортник был очень старым, а поэтому часто трясся.
-Ты мне так и не сказал, какой ты расы… - усмехнулся мандалориец.
-А, я из хитарцев. Хитар – наша родная планета… Меня сюда ситский экспедиционный транспортник еще в детстве сюда привез. Да, я тоже из ситхов. Правда, потом ушел от них… - честно признался Данаи.
-А я из ши’идо. Клон. Родился на Камино. Жил на Ио’соне.
-Хм… Меня настораживает одно: ты жил во время походов Мандалора против южанг – вонгов?
-Может быть, и против Конфедерации Независимых Систем воевал во времена Войн Клонов, а затем бился плечом к плечу с имперцами когда началось восстание. Меня уже несколько раз клонировали. Поэтому трудно упомнить все детали своей жизни, когда ты даже и понять не можешь, почему опять появился в “Скайпрее”, хотя пять минут назад ты был от него в километрах ста.
-Значит, воевал, раз хоть что – то помнишь о тех временах, когда мой дед был еще маленькой ящеркой. – усмехнулся хитарец.
-Ладно, обманывать не стану, воевал. Фетты всегда отличались силой и тактическим раскладом ума. Благодаря Бобе мы и тут расселились. Я думаю, через десять лет любому мандалорийцу тут надоест…
-Бобе?
-Да, Бобе. Он сражался плечу к плечу с нами, а перед смертью – все равны. И друг, и враг, и князь, и грязь. А ведь старик Фетт мне жизнь спас! – Охотник усмехнулся, приоткрывая старую главу книги, которую прочтет кто – то другой, а именно – Калад.
-Как? – глаза хитарца вспыхнули жаждой к знаниям.
-Случилось это при битве за Мандалор. Я, уже оперившийся и уверенный в себе после стольких воин, в ряду Призрачного отряда…
Калад чуть не поперхнулся от удивления.
-Призрачного отряда? Того самого?
-Если ты говоришь о подвиге Города Костей, то да, ты – прав. Слушай, если не интересно, не перебивай. – клон гневно посмотрел на хитарца.
-Извини, рассказывай дальше! – было видно, что Данаи просто благоухал, поскольку для него сидеть с таким… клоном – честь.
-Во время атаки на Город Костей, наш отряд был там. Нас было немного, всего двенадцать, а десанту южанг – вонгов не было конца. – Охотник мысленно проклял себя: “Ну кто меня за язык тянул? Совсем скоро ветераном стану…” – ПВО уже успели разрушить диверсанты, высадившиеся за месяц до начала осады, которые в течение всего месяца вели саботажническую деятельность. Город уже успели разрушить, поэтому мы сидели в руинах, наблюдая, как пополняются войска противника. Надо было что – то делать, иначе обороне – конец. Вот мы и распределились кто куда… Затем начали пальбу.
Поскольку вонги мало любят технику, у них не было никакого огнестрельного оружия.
Поэтому мы стреляли точно, не давая противнику подойти близко. В конце концов – у нас кончились все боезапасы кроме двух ракетниц. И что ты думаешь, мы сделали? Вонгов – тьма тьмущая, а нас всего двенадцать, и то семерых считай – пропали. Вот я и пальнул по транспортнику ихнему… Ха! Удача была при мне, и я попал прямо в двигатель этого монстра! Он с диким ревом упал прямо на ораву. Ни крику, ни стону. Эти вонги – вообще ничего не чувствовали… Такого красивого взрыва я еще нигде не видел… И тааак тепло на душе стало… Остальных мы уже вдвоем с Барде добили мечами. Ты видел умирающего вонга? Тебе повезло… От трупа разбегаются в сторону разные его приборы.
-Стой, а где тут Фетт? – внезапно перебил ящер.
-Не перебивай, чешуйчатая скотина! – довольно грубо ответил ши’идо. – Мы были последними, кто отбил атаку вонгов. Они решили смотаться оттуда, оставив пару отрядов своих воинов для карательских целей. Мы переправлялись в центр, как вдруг на нас напали те самые отряды. И если бы не вовремя подошедшие части Фетта…
-Но!
-Я сказал, не перебивай! Вонги завели нас в чащу, оторвав нашу часть от главного войска. Боба разобрался в этом. Затем, была бойня. Реактивного ранца у меня не было. Вокруг меня были вонги и огонь. С вонгами я справился, а вот огонь… И если бы не Фетт, то наверное… Я бы сейчас был бы не во втором поколении, а в третьем… - рассуждая, закончил Охотник. – А вот Барде… Его изрезали на части. Вонги…
-Ясно… - тихо бормотнул хитарец.
Все остальные десантники тихо прислушивались и глотали в себя слюни. Им наверняка не выдалась такая разномастная судьба как у древнего мандалорийца.
Тут Охотник вспомнил о том, что он все – таки потерял присущую ему хладнокровность и рассказывал об этом подвиге, как и любой другой ветеран войн…

Мандалорийцу стало плохо. Вот уже две сотни лет он жил… А для чего? Он сделал хоть что – нибудь хорошее? Скольких он убил? Сколько еще предстоит убить? За что?

Все просто: “Убивай, иначе ты будешь мертв.”

Древняя как весь мир мысль. Это все из-за нее. Стремление выжить.
Страх перед Смертью? Нет. Стремление выжить… Убить и выжить… Пройти кровавый путь по трупам и черепам врагов, но выжить и не слиться с ними. Не слиться с мертвыми.

Нет. Нет. Нет.




V

Кернус устало подтянулся и огляделся…

Теперь это уже был другой Кернус. Черный Мандалор с гордой статью в глазах, скрытой под черным Т-образным визором. Его душа уже была сожжена. Теперь на его руках – кровь. Охотник. Та операция с Хаантдашем прошла успешно. Не нужно было даже ничего делать, просто “Мститель I” залпом из ракетниц разнес половину особняка, а подземную часть отчистил с помощью четырех протонных торпед… ПВО демонтировали близнецы и хитарец, притворившиеся техническими служащими.
Хитарец погиб. Близнецы тоже. Такова плата за близкое знакомство с Охотником.
Слишком многие хотят Кернуса продать в системы, где его голова стоит очень больших денег. И слишком многие умирают… Снова и снова. День за днем…

Кернус стоял на мостике “Темного Ангела” и скрестя руки, немногословно обозначил свою мысль:
-Поведись с высокомерными, и они тебя испортят Экзар. Испортят…

Твой новый дом.

Тучи печально нависли над спящим домом, скрывая собой любой небесный источник света, и, так же печально, проводили взглядом тебя, зашедшего в дверь. Тихо, успокаивающе, скрипнувшую за тобой, отделив от тебя всё былое и вырвав все надежды из души.
Тоска, наполняющая все здание, хладнокровно закралась в твое существо. Пожирает изнутри, жжет, убивает и растет, ликует и вызывает слезы на твоих глазах…
Пустые стены, мертвые окна. Полусумрак. Комнаты, полные одиночества, давят, унижают и уничтожают, зовя за собой в могильную тишину. Глухая дверь уже больше никого не впускающая и не выпускающая. Дождь. Безразлично и монотонно начавший барабанить по железному подоконнику. Тихий скулеж бездомной собаки под окном. Отчаянье, таящееся за спиной. Чей-то страх заблудившийся в темных углах комнат. Медленно приближающийся по потолку ужас. Неяркий, готовый сгинуть, свет твоей зажигалки. Блики чьих-то слез оставленных на обшарпанном полу. Полусгнившая веревка, привязанная в пролете лестницы к железным прутьям. Зеркало такое бездонное и такое холодное. Единственная вещь, оставленная бывшими владельцами дома, впитавшая в себя весь кошмар творившегося здесь. Озлобленное зеркало, отражающее лишь черные, зловеще ухмыляющиеся углы огромной комнаты. Истерический смех сумасшедшего, врезавшийся в крышку подвала, пытаясь выбить ее и вырваться наружу вслед за своим хозяином. Ты решил бежать. Но дверь. Как снисходительный старичок лишь качнулась, дернулась, впустив несколько капель ледяного ливня и снова, намертво, закрылась. Окна. Наглухо забитые толстыми досками снаружи. Никак не выбраться. Никак. Разве что лестница наверх. Ты понесся вверх, огромными шагами, пропуская по одной, две, а порой и три ступени подряд. Несчастные ступени, годами никем нехоженые, жалостливо скрипели под твоим весом. Первая же дверь легко отворилась под натиском холодной руки и запустила в нутро комнаты. Такой же хмурой и унылой, угнетающей комнаты. Другая, третья, нисколько не меняли свои лики, они были столь же ужасающи, как и все предыдущие комнаты. Ужасающи и пусты. И не имели выхода никуда кроме как назад. Истерический смех сумасшедшего заменил себя кашлем старика. Наконец. Путь на чердак. Пустынная комната с низким, удушающим потолком. Маленькое окошко, выглядывающее в мертвый сад перед домом. Звон стекла, упавшего на пыльный пол, непривычно больно полоснуло по слуху. Звон стекла как звон колокола по усопшему. Казалось те же ледяные капли дождя, что коснулись кожи у двери, коснулись сейчас лица. Ледяные. Словно иглы. Всепоглощающая темнота с удовольствием заглотнула фигуру и радостная новой жертве выпустила кусочек луны. Бледный серп уныло выглянул из-за тучи и снова скрылся в ней. Шарканье чьих-то ног в доме. Твой последний шаг и тот неверный. Предательски скользкая крыша взвизгнула под подошвой ботинок.
Холодный ливень молотил по лицу, одежде. Холодные капли падали на землю и обрызгивали грязью бездыханное тело.

Gojen и Призрачный волк представляют своё небольшое совместное творчество...не судите строго.

Эхх... Сижу в комнате вся такая романтичная... Окна не зашторены, через тонкий тюль просачивается свет фонаря и ложится на стены... Небо светлое, а силуэты домов на нем - темные... Тени движутся, принимая какие-то причудливые формы...
Я не знаю, зачем пишу тебе это, правда...
Театр теней...должно быть дико красиво...
Наверное потому что я не буду стебаться и проникнусь...этим кстати мог бы проникнуться ещё один человечек, которого сейчас в сети нет.
А еще ветер... Знаешь, он капризный, как ребенок... Окна в доме напротив зажигаются мозаикой... И первые - всегда на пятом этаже, я знаю... А мой фонарь светится очень ровно и педантично... Вот следующий - тот нервный, то гаснет, то снова зажигается, а при приближении человека истерически мигает...
Он боится той тени, что отбрасывают люди...он свыкся с деревьями что растут неподалёку, а вот тени людей...они такие страшные, непривычные и неестественные...
Да... Они ходят ночами, громко говорят, выясняют отношения... А он всему свидетель... Наверное, он даже немного гордится тем, что так высок - ему много видно... Но клен перед самым моим окном все равно выше, хоть никогда и не говорит об этом...
Но это только им кажется, что они громко говорят, а на самом деле...что же на самом деле - не знает никто, даже фонарь, даже клён.
А клёну незачем хвастаться. Вот когда он был маленьким(и завидовал тому фонарю), и боялся что на него кто-нибудь, случайно ли, нарочно ли, он качался на ветру и думал: "Вот когда я вырасту, то буду дразнить фонаря тем, что он меня ниже, и что когда-то всё было наоборот..."
А потом клён вырос. И теперь, глядя на всё это с новой высоты, он понял, что дразниться не стоит, это так...не заслуживает внимания..."А что же заслуживает?" - могли бы мы спросить у клёна. Да, да только клён не ответит, скажет лишь что нам ещё рано знать. А потом, когда мы вырастем, и снова зададим ему этот вопрос, он ответит своим смехом-шелестом: "А ты и сам ответ знаешь, он в тебе.."
А небо с каждой минутой темнеет, и кажется, будто оно все отдаляется... На горизонте оно грязно-оранжевое, словно не успевшее еще остыть после захода солнца, вон зеленая полоса - кто бы знал, что небо таким бывает... А здесь оно по-летнему синее, и темный силуэт дерева словно вырезан из него...
То ли вырезали его из картины, то ли взяли и вырезали из бумаги чёрной да наклеили на этот пейзаж, обретающий с наступлением темноты новые краски...
А на пыльном окне - отпечатки, странные узоры, нарисованные в задумчивости, в одном из стекол - трещинка... Сколько я себя помню, столько она там была...
А еще из окна видно... шесть, семь, восемь домов... Странно... По два-три светлых окна на этаже - не больше...
Потому ли это, что люди устали от света? А может просто устали? Может ли статься так, что человек устаёт от отдыха? Вестимо может...а может нет тут никаких философских проблем и просто решили люди-человеки отоспаться перед грядущим днём? Кто знает?
Еще рано спать... Рано думать о завтрашнем дне... Встреть его - тогда и посмотрим...
Но вдруг что-то в квартире зашевелилось... Щелчок, шаги, вздрогнуть - атмосфера разрушена... Голос, открытая дверь... Нет, я не сплю...
Зачем?.. Почему всегда так?..
Бывает так, что думы мешают радости. Вместо того, чтобы наслаждаться тем, что есть, человек думает о том моменте, когда это самое "что-то" исчезнет и он снова останется один...
Но ведь это неправильно и так просто не должно быть...ведь правда?

Меня здесь еще не было.
Просто не видел... то ли смысла, то ли стимула. К чему, казалось бы...
Ладно уж, чего там. Нынешний случай обязывает прийти сюда и сказать громко и для всех.

Итак. ores'у и Седьмым Граням посвящается.

Дело жертвенности.

Легконогие единороги вылетели на пригорок, один из многих в закатной части Старолесья. Воздух вокруг них звенел и переливался яркой, будоражащей кровь песней, лучился отсветами иных, несказанно прекрасных миров. Сиды в седлах мелодично негромко смеялись, и этот смех звучал, как залог непреходящести чуда и гармонии в мире. Ажурные золотые обручи стягивали их длинные, волнистые волосы, отблески солнечных лучей, рассекающих кроны вязов и буков, нежно струились по высоких голенищах сапог и резных кибитях тисовых луков. День радовался возможности потешить беззаботных Первенцев подлунного Мира.
Охота была в самом разгаре, и вечно юные стрелки мчались сквозь древнюю пущу, загоняя старого мудрого оленя. Ветвисторогий бык хорошо знал правила этих игр, потому, вытягиваясь в струнку, несся к окраине леса, на которой обычаи воспрещали сидам пролитие крови, за которой лежала свобода – и степь. Опушка близилась; Лесной Народ уже держал наготове луки и стрелы; олень мчался, положив рога на спину.
Огромным прыжком могучий зверь одолел груду бурелома, взмыв подобно сказочной птице. Но ни одна стрела так и не скользнула в муаровых тенях лесных патриархов.
Кавалькада замерла по знаку переднего всадника.
- Что случилось, принц? – обеспокоенно спросил один из его товарищей-следопытов. – Отчего Вы не стреляли?
Прочие же безмятежно напевали, исполненными внутреннего света очами лаская ветви зацветающих под дивные песни деревьев. Воздух сгущался, наполняясь нежнейшими ароматами. Принц огляделся, во взгляде золотистых глаз сверкнула твердость.
- Взгляни, Сейволио… - в голосе принца звучала уверенность того, кто решился встретиться со своей судьбой. И тоска по чему-то, что уходит навсегда. – Старолесье еще прежнее… И я никогда не решусь нарушить его покой, никогда и ни за что не соглашусь допустить под сень его крон Извечную Вражду. Я родился здесь... И этот олень – он ведь тоже родился здесь. Не хочется уходить, оставляя за собой смерть детей моего родного края. Ведь впереди у нас… - он не договорил.
- Война практически окончена, принц, - серьезно и печально сказал его Товарищ. – Мы победили… Дворфы более не сумеют поднять свою голову.
- Помнишь, как в третьем от нынешнего дня году Зеленоцветного Папоротника мы повстречали раненого грифона? Помнишь, как он рубил воздух и землю своими когтями, предчувствуя неминуемую гибель и не желая навеки закрыть свои орихалковые глаза?
Сид-спутник промолчал, придерживая игреневого единорога, охаживающего бока шелковистой кисточкой хвоста. Он помнил.
- Я не желаю дворфам такой судьбы. Не желаю падения чарующе-строгих сводов Холкуры. Не желаю, чтобы обезлюдели переходы и палаты Местара. Не желаю также, чтобы в последних судорогах они жгли Старолесье, Миннагоалу и Сторечье. Дворфы не всегда были нам врагами. И могут стать нам друзьями снова. Нужно только пойти им навстречу.
- Вот так? – тихо, едва слышно, густо краснея прошептал Сейволио. – Именно – так? Нету других путей?
- Ты не свободен сейчас, Друг мой, - грустно сказал принц. – Это печалит меня. Ты считаешь нас выше, чем Люди Скал? Но в чем же то наше превосходство, что позволяет нам свысока взирать на другие племена?
- И это говоришь ты, Миалоро, принц Старолесья и Сторечья?! Или, может быть, старики из недр наших чащоб нынче вещают ветхие свои мысли твоими устами?!
- Моими устами вещает только Леганская Степь. Тот простор, что лежит перед нами. То, что недавно еще было Младолесскими Убежищами.
Оба сида посмотрели вперед, на высокие синие горы, подымающиеся в немереной дали за ровной, как стол, степью – морем ковыля и полыни, сменивших сосны и дубы Младолесья.
- Может быть, ты охотишься в этом краю в последний раз… - сказал Сейволио тепло и мягко, и оба единорога прислушались к его словам. – Ведь раньше ты всегда так радовался случаю поохотиться в Старых Лесах.
- А я и охотился. Просто зверь честно ушел. – улыбнулся принц. – И это радует меня более, нежели его возможная смерть. Я слишком недавно с полей сражений…
Глубоко вздохнув, он твердо приказал Товарищу:
- Отправляемся к Венчальному Холму!
Изящная красивая кавалькада – две сотни прекрасных обликом отборных молодых воинов-сидов – выбралась волшебной стаей на просторы Леганской Степи, чтобы отыскать далеко впереди Венчальный Холм, где их уже ожидали вельможи Двух Народов. Подобно вихрям, летели единороги, и ястребы в небесах отставали от лихих наездников. Но смех и радость остались в сумраке родных лесов, сурово глядели по сторонам бойцы, почитая память павших удальцов и сгинувших дубрав, память светлого прошлого, омраченного вспышкой Извечной Вражды. Даже сейчас – ожидая нападения, подвоха.
К закату они оказались у подножия холма, в толпах вельмож и гвардейцев, посреди несметного множества шатров. Солнце уже клонилось к вершинам все еще достаточно далекого горного хребта; принца облачили в свадебные одежды, и мрачный лицом король стоял рядом, скрывая боль и надежду в глазах.
- Ты решился? – спросил он, заглянув в бледное лицо сына. Но увидел только решимость пойти на жертвы ради своего народа, ради добра, ради спасения множества жизней.
Первая часть венчальной церемонии произошла на вершине холма, и друиды торжественно соединили руки принца и скрывавшейся под вуалью дворфьей принцессы – плотненькой низкорослой девушки. Молодые сиды из свиты принца стояли, сдерживая горечь от того, что именно Миалоро, остроумному и добродушному любимцу народа, придется пройти через все это. Вельможи гомонили тихонько, обсуждая суровых и грозных дворфов из свиты невесты – угрюмых длиннобородых кнехтов и хиррдманнов. Ужасаясь судьбе сида, вынужденного взять в жены столь некрасивое существо… Ужасаясь векам мук, на которые решился принц. Дворфы изредка переговаривались, качая головами: неравный брак, неравный брак... не было бы беды.
Затем новобрачные, дворфы и двести сидов жениха спустились в недра каменистого холма и по длинным переходам отправились в сторону гор, дабы там, в святилище одного из Каменных Божеств, завершить церемонию, и дать наконец жениху впервые увидеть свою суженую.
Принц видел у стены храма суровый профиль бородатого Подземного Правителя, ожидающего конца обряда. У него немного закружилась голова, и от щек отхлынули последние кровинки. Он усомнился в своей решимости.
- Поцелуй же свою супругу, Миалоро, - возгласил священник дворфов и церемонно откинул вуаль.
Принц... ну, а что принц? Он искренне готов был пойти на любые жертвы ради своего народа, и брак с дворфой уже успел стать ему привычной мыслью. Пусть она некрасива по меркам его народа, он готов был на такую жертву. Но хрупкий предел его громадной жертвенности был сломан и превышен. И потому, именно потому принц не увидел ни больших зеленых глаз дворфы, ни изящных очертаний носа и скул… он вообще видел сейчас только одно. И хотелось ему только одного.
Вырвать.
И все.
Борода принцессы была совсем еще коротенькой и шелковистой, празднично заплетенной с ленточками.
Борода.
- Омерзительно, - ясным и чистым голосом сказал принц. В его руке оказался поданный Товарищем – он не видел, которым, но счел, что то был Сейволио, - зачарованный клинок из мифрила. – Подумать только. Я полагал, это досужие сплетни.
- Поскорее закончим с этим, - холодно сказал принц. И, более не в силах сдержаться, крикнул: - Смерть впереди нас! – длинный клинок опустился на лицо дворфы в тот миг, когда она уже схватила секиру, чтоб отомстить за обиду. И взлетел снова, и снова.
Сиды обнажили оружие и призвали пламенные шары. Дворфы вскидывали щиты. И сеча началась. А спустя несколько минут выплеснулась в переходы Города Дворфов.
Двести сидов, юношей и светлых дев, словно нож – масло, рассекли королевство дворфов. Меча огонь и рубясь клинками, они сеяли смерть и пагубу, проходя сквозь любые ловушки и западни. Дворфы, лишившиеся короля, сопротивлялись зло и отчаянно, но наступил такой момент, когда легион несущихся сквозь Подгорье почерневших на лице от копоти, кровавоглазых от неисчислимых виденных смертей демонов боли и разрушения заставил дворфов дрогнуть. Они сумели заманить смертоносных чудовищ в глубины, и вышли из Гор.
Дворфы сдались и полностью покорились сидам, признав их верховную власть. Большею частью они поселились в холмах поближе к покровителям, меньшая же избрала себе надземные селения.
Но остановить обезумевших резников и рубайл было уже нельзя. Их можно было только оставить самим себе.
Все дальше и дальше неслись они сквозь тьму с жутким завыванием, не ведая, в кого превращаются с каждым мигом.
И когда один из них… некогда носивший имя Сейволио… остановился в одном из покинутых селений дворфов, утер пот с покрытого шрамами лица и попытался сказать что-то светлое и чистое, что-то, что утешило бы их изувеченные сражениями души, смягчило их боль, почтило бы память отважного принца - только одно слово сумел он произнести, гордым взором обведя соратников:
- Драу!

(П.С. Вот такие вот дети рождаются от Неравных Браков, не так ли?)

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 12-06-2007, 1:42

Долго думала, поместить свой опус сюда или в раздел "Мгновенные мысли", так как данный текст скорее размышление чем творчество. Всего лишь два отрывка, - позже выложу еще.

Записки безумного лича.
Заговор.
А вы знаете, что существует Заговор? Нет? Ну, так я вам скажу, - он есть! Он пронизывает нашу жизнь, наше общество, подобно корням сорной травы. Что? Замешен ли в нем я? О, да! Так же как и многие из вас. Но я хотя бы знаю о том, что происходит. По своей ли воле я участвую в этом безумии? Трудно сказать. Иногда мне кажется, что у меня и воли-то своей не осталось. А то, что осталось, подчинено ИМ. ОНИ присматривают за нами из-за каждого угла, из оконных проемов и подвалов. ОНИ взирают на нас глазами цвета расплавленного золота, янтаря, изумруда, а иногда даже сапфира. А мы бежим, суетимся, торопимся. И все ради НИХ. Покупаем им еду и игрушки. Кто победнее, отдает ИМ последний кусок, на жалкие гроши берет ИМ молока и кильки. Но чем богаче становится человек, тем выше ИХ требования. Ошейники с драгоценными камнями. Корзинки, сплетенные из ротанга. Мясо и сливки. Игрушки из меха. Собственные домики. Все для ИХ удобства и удовлетворения. Кто сказал, что хозяева мы? Взгляни на тех, кто спит в твоем любимом кресле или пристроился на подушке. Взгляни на тех, кто всегда получает самые лакомые кусочки из твоих рук. Взгляни и узри ХОЗЯИНА.
Вы знаете, что существует Заговор? Нет? Ну, так я вам скажу, - он есть!


Зачем ты только что сказал ей это? Простит? Почему-то мы с такой легкостью говорим о прощении. Особенно, когда дело касается кого-нибудь, а не тебя. Мы бросаемся словами, прекрасно зная, что они иногда ранят вернее ножа. Но каждый раз мы уверены в том, что пройдет время, и нас простят. Почему никто не думает, что может пройти время, и мы сами захотим прощения. Да только прощать нас будет уже некому. И что тогда нам останется? Вина, воспоминания о ссоре и ядовитых словах, вырвавшихся в порыве гнева. Я для кого тут распинаюсь?! Ты же не хотел ее обидеть? Так беги, догоняй!
Ну вот, убежал. Как жаль, что не все решается так просто. Что порой бывает легче не заговаривать с человеком, молчать, теша себя надеждой, что может ты и прав. И с каким-то извращенным удовольствием воздвигать стену, где каждый кирпичик это обида реальная или вымышленная. И когда ты все же решаешь выглянуть из этой крепости, воздвигнутой из взаимных упреков и непонимания, то с той стороны видишь такую же стену и такую же крепость. Но даже это можно решить и исправить. Можно справиться с обидой, своей и чужой, начать все с начала и радоваться оттепели в отношениях. Так почему же нам так трудно сказать «прости» и простить самим?

Рассказ, написаный на *ужаснувшись про себя* конкурс - и успешно закончивший его в глубоких низах. )


Дверь скрипнула, в открывшийся просвет щедро плеснуло запахом сырости и шумом дождя, давно пора купить немного масла и смазать петли... Впрочем, посетителей за последний год не было - может, обойдется и так?

Бряк-бряк - колокольчик над дверью...
О, неужели наконец вспомнил?

Быстрым и уверенным шагом он вошел, захлопнул за собой дверь и содрал с плеч промокший плащ, попытавшись затем одновременно повесить его на кованый крючок над камином и сдуть прилипшую ко лбу мокрую прядь волос. Наконец, когда ценой немалых усилий это удалось сделать, он крикнул вглубь библиотеки:
- Мистер Биллингер?
Откуда-то из полумрака, обнимающего дрожащее пламя свечи над столом, заваленным книгами, донеслось приглушенное покашливание. Трясущимися руками старик сгреб со стола подсвечник и шагнул навстречу позднему гостю.
- Это вы, Левадис? Поздно сегодня... - он помолчал немного, взвешивая слова, и добавил, - Ужасная погода, не правда ли?
Ночной гость склонил голову, и негромко ответил:
- Я собирался в дорогу... Пришлось... немного раньше, чем задумал. Вы ведь не откажете мне выбрать пару-тройку книг - на месяц или около того?
- Разумеется, - с ноткой растерянности сказал мистер Биллингер, разводя руками, - Проходите и будьте как дома...

...Шаги, шаги, неловкие и напоминающие ломкую поступь слона на тонких ножках с какой-то полустертой из памяти картинки - шаг за шагом ночь и гроза остаются где-то сзади, не касаясь царства пыльной бумаги и старинных переплетов. Здесь тихо, только шелестят сзади страницы под рукой библиотекаря; он всегда читает. И иногда делает какие-то выписки в свою тетрадь. Да еще потрескают дрова в камине, и почему-то совсем не слышно успокаивающего стаккато дождевых капель - куда они делись, почему...?
Книжные шкафы, каждый был оформлен особенной резьбой, и сделан из отдельной породы дерева - странная причуда; а впрочем, если у хозяина есть деньги, это выглядит даже красиво. Здесь есть липа, бук, а там, кажется, красное дерево... это кедр. А это, кажется, орех?
Вдруг его охватило непреодолимое желание остановиться; он остановился, оперевшись рукой на резную орлиную голову в орнаменте полки и потянулся пальцем к запылившемуся дереву. Не совсем понимая, зачем он это делает, два раза вывел на его поверхности слово "hollow", с каждым разом все больше проникаясь символом пустоты. Из окружностей отрывистого почерка тысячей глаз сороконожки таращилась новорожденная Тьма, и почему-то пришла тоскливая мысль о бессмертии, которое вдруг показалось омерзительным и гнусным. Не глядя, он достал с полки первую попавшуюся книгу, открыл -

со страниц обожгло холодом, там, где-то под сердцем, это ведь она, и та самая осень, медь и кованая бронза на осыпающихся чеканных листьях, слетевших не иначе как со старинной гравюры... Распахнутое окно, вырванные страницы и глупые стихи в россыпи кленовых... белые мраморные, такие нежные и холодные руки, пальцем скользя по впалой щеке...

Он хорошо помнил, что будет дальше - всего через четыре дня. Слишком хорошо, чтобы не захлопнуть книгу, подняв при этом в воздух легкое облачко пыли.
Он пошел дальше, все убыстряя шаг и на ходу выдергивая из плотного ряда переплетов новые книги. Там было то же самое: эпизоды, кропотливо переписанные со страниц прожитой жизни на бумажные. Редкие картинки, удивительным образом не похожие внешне на происходившие события, но совпадавшие с тем, что при этом воспринималось внутренне (например, на одной из иллюстраций был изображен толстяк Булджер с гротескного вида ослиной головой, бывшей ему очень кстати).
Кресел в библиотеке почему-то не было, и он, плюнув на сохранность костюма, сел на пол, неловко скрестив ноги. Сначала он тянулся к старым, стершимся воспоминанием детства, потом выискивал среди книг недавнее, чтобы снова пережить и пересмотреть его со стороны, и наконец наткнулся на невзрачную истрепанную книжицу блекло-коричневого цвета без какого-либо признака названия. Похоже, ее открывали много раз - замусоленные уголки страниц, пожелтевшие листы и кое-где затертый текст... Создавалось впечатление, что она попала сюда случайно. Биллингер, когда ему приносили что-то действительно ценное и плохо сохранившееся, обычно загонял своих подручных за перепечатку.

Книга была написана на совершенно непонятном языке, хотя порой нелепые закорючки складывались в что-то неуловимо знакомое. В ней был всего лишь один рисунок, на котором была изображена библиотека и сидящий на полу джентльмен в смятом френче, окруженный разбросанными в беспорядке книгами. Только одна деталь отличала картинку от происходящего - за спиной нарисованного Левадиса стояла фигура, напоминающая пустоту, обернутую в балахон. Из широкого рукава торчало длинное тусклое лезвие, испачканное красным.
Первый порыв был - обернуться, но он быстро заставил себя успокоиться, и вернулся к книге. Разумеется, там никого нет. Или все-таки?.. ничего ведь плохого не будет, если он заглянет за плечо?..
Сзади никого не оказалось, и встревоженный рассудок успокоился, вернувшись к странной книге.
После картинки в книге шли пустые страницы.
Левадис внезапно ощутил, как здесь жарко; духота подступила к горлу, и он расстегнул воротник. Рука с безмерным удивлением нащупала на горле запекшуюся корочку шрама... откуда он взялся?!

стройная геометрия мира внезапно закружилась,
углы разлетелись изящными пируэтами,
переходя в волнистые спирали,
линии смущенно закольцевались
и устроились плоскостями на полставки,
пространство подумало и решило
- хватит.

...Услышав из глубины зала глухой стук, мистер Биллингер повел себя странным образом - он дернулся, сбив со стола свечу, затем, придя в себя, быстро сгреб книги и свою тетрать в портфель, схватил висящую на крючке трость и со всей доступной скоростью побежал, прихрамывая, к двери. Захлопнул ее за собой, (некстати вспомнилось, что надо было купить масла, но уже поздно) и заковылял подальше от злосчастного дома, поминутно оглядываясь.
Возможно, причины столь скоропостижного бегства были вам более понятны, если бы вы знали, что три года назад, в аналогичном случае (случившимся за сотню миль отсюда, в доме под номером девять, Батчер-стрит, Кентберри) со смертью владельца библиотеку вмиг охватил пожар, и большинство отобранных мистером Биллингером книг съело жадное пламя, а кроме того пострадала его любимая трость, которую затем пришлось нести в мастерскую и делать накладки из кости (за немалые, между прочим, деньги).
На этот раз он решил не рисковать, и держал все свое рядом с выходом.
- Он собирался в дорогу... - пробормотал мистер Биллингер, ожесточенно вонзая трость в мостовую, - Ах, Аего... зачем было так грубо? Хольгер, наверное, остался впечатлен, но то Хольгер...
Библиотекарь снова оглянулся, ожидая взметнувшихся к небу огненных языков, но похоже, в этот раз обошлось. Здание библиотеки было окружено, как призрак, тонкой завесой тумана, и словно замерзало, проваливаясь сквозь обыденность. Оно еще простоит, и может быть, даже несколько лет - память обычно живет дольше самого человека.

Полагающихся по законам жанра грома и молнии почему-то не было.



...Один умный (или не очень?) человек сравнивал подсознание с огромной библиотекой, где хранятся воспоминания и возможности. А сознание - с библиотекарем, который подчиняется командам мозга, и достает перед посетителем нужную ему книгу.
Но шкафов и книг слишком много, а он, бедняга, работает без перерывов и выходных, и даже ночует в библиотеке - когда мы спим, он ворочается во сне и пытается анализировать пустые коридоры и пыльные полки. Ему снится, что книги взлетают со своих мест, начинают кружиться и танцевать, а понятия вещей перестраиваются, убегая от логики... когда мы, неизвестно почему, съедаем во сне своих друзей или отбиваемся от возжаждавшего убить нас пушистого любимца.
Все это странно, и его беспокоит одно - на самом ли деле происходит это, или только сон, который видит сон? Он все хочет как-нибудь остаться ночью у горящего камина и не смыкать глаз, наблюдая за поведением книг, но увы - дела, дела... и всякий раз, когда приходит ночь, у него неотвратимо слипаются веки.

Сообщение отредактировал Черон - 20-06-2007, 16:46

Смерть.
Не нужно её бояться. Пока есть мы, нет её. Когда прийдёт, не будет уже нас..
Смерть.
Она смотрит пустыми глазницами окон на бродягу, что пьёт глинтвейн, привалившись спиной к стене. Он вытирает губы грязной рукой и заходится в кашле, сплевывает кровь на мостовую.
Смерть усмехается ветром, гудящим под крышами заброшенных домов.
Бродяга падает на колени, вздрагивает от боли, что разрывает лёгкие и затихает. Смерть смеётся и поёт последнюю песню.
Смерть.
Она смотрит через дуло револьверы, приставленного к виску. Рука дрогнет, у него есть последнее мгновение подумать, кинуть оружие проч. Но всё, мгновение упущено и тяжелое тело падает на паркет, заливая его кровью. Смерть танцует на красных каплях, стекающих со стены.
Смерть.
Она призывает, рассказывая о свободе, что ждёт впереди, только стоит сделать шаг с крыши и за спиной распахнутся долгожданные крылья, и те кто сдерживал, пожалеют. Только шаг и все мучения закончатся, только шаг. Она делает его. Ведь все твердили, что только она может сделать свой выбор, но всё равно решали они, они диктовали как жить, но как умереть… она знает сама, достаточно шага и всё будет кончена. Вот только страшно, ноги дрожат.
- Кукла!- кричали они и смеялись над ней.
- Бессердечная!
А она плакала, сердце разрывалось от боли. Они лишь дёргали за ниточки. А она танцевала под тысячи чужих дудок и плакала.
Она ненавидела всех их, но улыбалась нарисованной улыбкой. Никто не смотрел в голубые глаза куклы… никто не замечал в них отчаянье.
Смерть.
Это всё что ей осталось.
Смотрит в даль, а рядом новая подруга протягивает костлявые руки.
- Это твой выбор…
И она падает вниз.
Смерть смеётся шорохом юбок, летящей вниз куклы.
- Я всегда рядом с вами!

///Cказка для Цынка///

**********

Кошке мучительно хотелось кота. В этом не было ничего необычного, поскольку вниз по реке нерестилась рыба, и все коты были там. Кошка понимала, но всё-равно хотела.
- Сидишь?
- Сижу.
- Да брось ты...
- Не смешно.
- Угу.
И они посидели еще немножко. Затем Линор достала банку кильки в томате и положила на камень-столешницу. Хороший камень. Плоский. Почему-то он сразу приглянулся девочке, и она не видела похода на реку без того, что бы что-нибудь не поставить на него. Кошка едва заметно оживилась, но старалась держать марку. Всё-таки она хотела кота, а не кильку. Хотя килька – это тоже не плохо.
- Будешь?
- Угу.
Они сидели на берегу реки и облизывали перепачканные руки, затем кошка поднесла измазанную лапу к губам Линор и вопросительно замерла. В воздухе повисло неловкое молчание, затем ребенок мотнул головой.
- Не сегодня. Ладно?
- Хорошо. Хотя мне это нравится.
- Мне тоже. Просто настроения нет.
- Угу.
Наконец не выдержав, Линор встала и пошла к старой коряге. Кошка не шелохнулась, потому что мучительно хотела кота. Естественно она могла и бегать и прыгать и даже ловить мышей, но всё это было сейчас не столь интересным как созерцание себя в лапах какого-нибудь перса. Или может что-нибудь более экзотически-южное. Египтянина может? Кошка облизнулась. Это так же не плохо как и килька. Вкусно.
Подкравшись, Линор ловко подхватила подругу на руки и закружила в каком-то покореженном вальсе. В танце было много не правильного, особенно манера девочки выворачивать ступни наружу. Словно вальс крутился в одну сторону, а ножки на шарнирах в другую.
- Прекрати.
- Хи. Значит, ты здесь раз заметила.
Кошка едва заметно улыбнулась, поскольку всё-таки малышка сумела её подловить. Прогулка подходила к концу, но почему-то хотелось погулять еще.
- Давай пройдемся.
Небрежно бросила она, выскальзывая из объятий и демонстративно не оглядываясь, затопала вверх по течению. Пожав плечами, Линор двинулась следом.
- А куда мы?
- Разве ты не знаешь? Если идти вниз по течению, то можно прийти к домику волшебника. Мы разбудим его. Он рассердится. Превратит нас в рыб, и мы поскачем с остальными вверх. К котам.
- Что бы те вспороли нам животы?
Кошка промолчала. Она давно усвоила искусство многозначительно молчать, слегка подрагивая хвостом. В этом, как ей казалось, было что-то загадочное. Таинственное. Чарующе-возбуждающее. Линор же просто терялась, когда её игнорировали, и замолкала.
Так и шли они вниз по течению.
- А ты хочешь кота?
Поинтересовалась кошка.
Девочка смутилась. Она знала для чего существуют коты, но всё-таки это были коты кошки и как-то не правильно хотеть её котов. Девочка промолчала. Удовлетворенно хмыкнув, кошка сочла молчание знаком согласия, и прогулка снова продолжилась в тишине.

- Тик-так.
Раздалось откуда-то из-за высокой сосны, мимо которой проходила девочка и кошка. Они замерли и прислушались.
- Спросите меня: «кто ты?»
Попросил довольно-таки приятный голос.
- Ты кто?
Линор решила взять переговоры на себя и подбоченилась, что бы казаться взрослее.
- Шалтай. Шалтай-Болтай.
Голос умолк. Они подождали еще немножко, но ничего не происходило. Пожав плечами, кошка со своей двуногой спутницей двинулись дальше.
В скоре показался сад камней. Кто его сделал было загадкой, но от этого он не становился менее глупым. Кому надо сажать камни? Это глупо. Но красиво. Почему-то. Как Линор. Хотя нет. Кошка мысленно поправила себя и добавила вслух
- Ты умная.
- Что?
- Говорю, что ты умная.
- Ах да... спасибо.
Кошка без предупреждения повернула в сад, но Линор было без разницы куда идти, а раз так, то и предупреждения не нужны. Устроившись на самом большом камне, кошка спросила
- И что теперь?
На самом деле, именно она должна была ответить на этот вопрос, раз свернула сюда, но кошка – это кошка. Линор понимала это и неторопливо, подбирая слова, ответила
- Обратно?
- Неее... рано.
- А тебе скучно?
- Немного.
- Мне тоже.

Телефонный звонок прозвучал так неожиданно, как может прозвучать звонок, которого ты ждешь больше всего на свете. И перестаешь ждать, и снова ждешь. Надя чуть не опрокинула себе на колени чашку с горячим чаем, попытавшись дотянуться до трубки, не вставая с кресла.
- Алло…
- Привет! Ты не забыла? Сегодня у Димки день рождения.
- Как я могла забыть. Я даже подарок купила.
Подарок и впрямь был хорош, - модель немецкого танка «Тигр» времен Великой Отечественной Войны в масштабе 1/23, в исполнении какой-то безумно крутой фирмы. Надя обегала с десяток магазинов, и выложила за него немалую часть своих сбережений, но он того стоил.
- Ну, тогда мы тебя ждем. Или, может, зайти за тобой?
- Да нет, я сама доберусь.
- Ну, как хочешь. Пока!
Девушка счастливо улыбнулась, - вечер обещал быть просто прекрасным. Осталось только предупредить маму. Пальцы быстро набрали заученный наизусть номер.
- Мам. Я сегодня вечером в гости, - к Димке на день рождения.
- А тебя приглашали?
- Ну, мам! Конечно, меня приглашали. И подарок готов.
- Ладно, иди. Только оденься теплее, а то на улице прохладно. Ты меня дождешься?
- Не знаю. Ну, ладно. Я тогда начинаю собираться.
Надя заметалась по квартире, пытаясь хоть немного прибраться к приходу матери, - вовсе незачем портить хороший вечер ссорой и нотациями на тему «какая ты неряха».
Надежда уже закрывала дверь, когда на лестнице послышались знакомые шаги. Мать Нади возвращалась с работы. Девушка вновь открыла дверь перед матерью.
- Привет. Ну, я побежала?
- Подожди. Во-первых, надень на голову что-нибудь, - я же говорила, что на улице холодно. А во-вторых, возьми респиратор, я тут новый принесла.
Мама достала упаковку с новым респиратором. Яркая нарядная упаковка притягивала взгляд. Какая-то необычная модель, - респиратор казался легким и удобным, выполненный из пластика, он, как ни странно, создавал ощущение праздника. Девушка встала на цыпочки и чмокнула маму в щеку, после чего метнулась в квартиру, и надела берет.
Надя быстро побежала по лестнице вниз, - лифт, как всегда, не работал. На одной из полутемных лестничных клеток мелькнули тени, из самого темного угла на нее смотрела дюжина глазок-бусинок, тоненькие голоса наперебой пищали одно единственное слово: «Есть-есть-есть-есть!» Надежда сунула руку в карман и, немного помешкав, извлекла оттуда кусочек соевого мяса. Кто-то из крыс подбежал поближе и маленькими лапками, так похожими на человеческие руки, взял угощение. «Ну и что, что мама просила съесть мясо самой, - оно мне никогда не нравилось, а крысам праздник. С крысами надо дружить», - так думала девушка, сбегая по лестнице. Вспомнилась статья в газете, где рассказывалось о том, как крысы спасли старика, кормившего их, позвав других людей, когда у него начался сердечный приступ. Вот и шлюз подъезда, - Надя надела респиратор, и лишь тогда вышла на улицу.
А на улице шел снег, серый и скучный днем, вечером, в тусклом свете редких фонарей он казался почти белым и каким-то сказочным. У подъезда стояла Аня, - девушка со второго этажа. Рядом стоял парень с одинокой розой в руках. На Ане был респиратор, на парне же противогаз, старинный и громоздкий. Видимо он был из малообеспеченной семьи, но тогда вставал вопрос, сколько он копил на то, чтобы купить эту розу. Было видно, что ему очень хотелось поцеловать Аню, но он боялся зайти в шлюз подъезда, чтобы их, не дай Бог, не увидели ее родители. Оставался еще вариант, - снять противогаз и поцеловать ее на улице, но, похоже, второй вариант пугал их еще больше. Надя прошла мимо влюбленной парочки, оставив их решать эту сложную дилемму.
Почти дойдя до конца дома, Надежда вдруг подумала, а каково это, ходить по улице без респиратора. Воздух уже не был столь опасен, как десять лет назад, - тогда даже в квартирах ходили в противогазах. А сейчас? Ведь если совсем чуть-чуть его вдохнуть ничего не случится. Девушка замерла на полушаге. Рука протянулась к респиратору. Ничего не случится… ничего. И вот, она решилась, приподняла дыхательную маску и сделала один неглубокий и быстрый вдох. А затем еще один. Воздух пах химией, пылью и чем-то кислым. В горле запершило, и Надя поспешно натянула респиратор вновь, избегая удивленных взглядов прохожих. Что и говорить, первый вздох разочаровал девушку. Но ведь ничего не случилось. Надежда улыбнулась, - в конце концов, впереди замечательный вечер, встреча с друзьями, Димкин день рождения. И она заторопилась, весело напевая по дороге.
Как будто не было прошлого, где люди ходили без респираторов, а крысы не разговаривали.

Рассвет и Закат.

Окраина Шилмислского леса. Еще не начался рассвет, негустой туман от ближайшей речки мешает разглядеть что за ночной зверь возвращается с охоты за деревьями. Даже слабый ветерок не колышет темные листья древ и кустарников. Природа вот-вот проснется, а белокурая лесная эльфийка быстро бежит по лесной тропе. Волосы ее развеваются за спиной, светлые как солнце благодаря волшебному зелью.
Перепрыгивая через вздымающиеся над землей корни дубов и лип, быстро сбежав с пригорка, она бегом помчалась из леса к полям вдоль реки. Восходящее солнце подсвечивает небо розовыми, оранжевыми и фиолетовыми красками. Зеленые глаза больно и приятно щиплет от яркого света - победы Латандера. В такие моменты свободы, свободы духовной, когда весь груз дум и былых поступков словно исчезает, словно рождаешься с этим новым днем и понимаешь насколько ужасно большинство твоих деяний.
Просыпаются утренние птахи, которые вначале робко, а потом все увереннее слагают новые дивные трели. И вот уже чувствует авантюристка на своей коже слабый ветерок. Она взбегает на поросший клевером и цветущими кустами шиповника холм, а снизу темно-голубая полоса неширокой речки, петляя, уходит снова в лес. Роса, осевшая на траву, так свежа и приятна. Ветер развивает волосы, усилившийся на возвышенности, откуда видны кроны древ, которые еще даже не позолотило солнце. Саида бежит все быстрее, как бы желая обогнать само время и забыть все зло. Ногти лесной эльфийки накрашены красным лаком, точно она рвала живое мясо руками.
И отдаленно воровка ощущает, как приходит до сего момента неведомое чувство раскаяния, что причиненная когда-то другим боль все же волнует в глубине храбрую и свободолюбивую духом эльфийку.
Какое блаженство, пробежаться по изумрудно-зеленой рассветной траве! Рассеивается легкий туман под натиском первых лучей солнца и Саида сбегает с холма снова в лес. Верхушку стройной липы так красиво позолотило солнце. При виде всего этого великолепия гармония вытесняет гнев, ненависть и чувство мести.
"А ведь мать была жрицей Кореллона Ларетиана..." - мелькнула в голове лесной эльфийки мысль.
И так она бежит, пока хватает дыхания, и пока солнце не взойдет слишком высоко, а на смену ночной и утреней прохладе не придет дневная жара.
Туман окончательно испарился, и высохла роса. Саида остановилась и огляделась.
"Но это не леса Эвермита и не древние леса былого Кормира..."
И снова, словно придя в себя, вернулись все мысли бывалого афериста.

Так повторялось каждый день, а на следующий месяц солнце уже успевало подняться к тому моменту, как проснется Саида. И уже не видела лесная эльфийка утренние сумерки.

Но эльфийка вскоре покинула Шилмислские леса и вернулась во Врата Балдура. Стояла полуденная жара. Волосам своим она уже придала натуральный цвет - медно-рыжий, который очень красиво сочетался с ее загорелой кожей. Звуки города тревожили острый слух лесной эльфийки, а запах немытых людских тел раздражал. Глаза внимательно следили за обстановкой, а сзади двигался высокий и хорошо сложенный негр из Чульта. Бывший раб, которого она выкупила у тайца за хорошую сумму, но потом даровала ему свободу... Но ее спутник не покинул ловкачку.
У негра были черные курчавые волосы, одет он был в это время года в кожаные короткие штаны, к ремню привязан длинный меч и странный по форме клинок длинный как нож, но короткий для сабли. Кожаные сапоги с твердой подошвой не позволяли Ахмету передвигаться по мощеной улице так же бесшумно, как эльфийские сапожки с загнутыми носами позволяли это Саиде. Негр был ее телохранителем и соратником, хотя всерьез воровка ему и не доверяла. Авантюристка давно уже никому не доверяла, полностью разочаровавшись и в эльфах, и в людях и в полукровках. Недавний визит в леса своего народа лишь ненадолго встревожил ее закаленный в несчастьях дух.
Неожиданно из толпы к эльфийке бросился человек в темном плаще. Саида испуганно остановилась. Ахмет за ее спиной сразу же выхватил мачете и стремительно двинулся вперед, чтобы загородить воровку от нападавшего. Негр преградил клинком путь незнакомцу и обжег его взглядом черных, как омуты глаз.
- Госпожа, у меня весть к вам. Очень срочная. Меня зовут Дэниз.
- Отойди, гнида, - прорычал Ахмет.
Саида кивнула негру в знак благодарности, но незнакомца не позволила к себе подпустить ближе.
- Говори прямо, что за дело у тебя ко мне.
Лесная эльфийка только сегодня вернулась, и у нее были очень важные сведения из эльфийских лесов, где она пробыла и как друг и как шпион.
- Твоего брата сегодня сожгут на закате, - помешкав некоторое время, все же произнес Дэниз.
Саида застыла, у нее словно сердце перестало биться. С губ хотел сорваться вопрос, но перед глазами закружились краски мира и, если бы ее не поддержал Ахмет, эльфийка бы упала прямо на грязной мощеной улице.
- Как сожгут?! Кто посмел?! – тихо, но с нотками возмущение говорила она.
Незнакомец ничего не сказал, а лишь отдал лист пергамента, где было указанно место за городскими воротами, куда Саида обязательно наведается, чего бы ей этого не стоило.
Передав бумагу, человек сразу же бросился в толпу и затерялся среди других жителей Врат Балдура.
Авантюристка сжала кулаки, но потом взглянула на бумагу. Через час Саида и Ахмет, раздобыв лошадей, поскакали на запад от города.
***
Сердце Саиды ойкнуло, когда она увидела сооружение из дерева для сожжения погибших. Тело было укрыто белым шелком. Она дала шенкелей коню и обогнала Ахмета. Словно ветер, преодолела она расстояние на вороном коне до погребального постамента и жрецов Латандера в простых одеяниях. Саида спрыгнула с коня и, не обращая более внимание на животное, вырываясь из рук жрецов, взбежала к телу.
- Дитя, лучше не смотри, - перехватил ее руку молодой клерик с тонкими чертами лица, как у эльфа, каштановыми волосами, словно плодородные земли Амна и в голубом одеянии. Он единственный смог поспеть за воровкой. На Саиду словно смотрело божество…
Солнце тем временем опускалось все ниже, и огненные краски осветили небо, придав облакам такое неповторимый окрас, землю словно позолотили в последний раз перед смертью дня, деревья сияли в золотых лучах.
Зеленые глаза смотрели печально, но авантюристка поступила, как требовало ее сердце, и откинула легкую ткань с тела.
Сердце словно проткнули ножом, и Саида пошатнулась.
- Ларрел! – слышала она точно в отдалении свой голос полный страдания и горечи. Глаза ее не могли поверить в то, что ее брат, преданный Кореллона Ларетиана, такой прекрасный щеголеватый эльф возлежал на этом постаменте в свои сто тридцать четыре года. Левая рука Ларрела была отсечена, голова тоже, грудь смята, точно ему сломали несколько ребер сразу, белый плащ воина испачкан в грязи и залит кровью, одежда порвана, когда-то нежная и шелковистая смуглая кожа боевого мага обескровлена и подпорчена стараниями крыс, глаза закрыты, но Саида не решилась проверить выклевали ли птицы очи эльфу, черные волосы брата, которые раньше были ему по плечи, растрепаны.
- Ларрел! У меня ведь больше никого не осталось! Кто возьмет меня в жены?! Я ведь порченная, грязная! Ларрел!.. – глаза Саиды застилали слезы, она почти ничего не видела. Эльфийка закрыла своим телом тело мертвого брата и рыдала так горько, как никогда в своей жизни. Не страшилась она уже позорных слез, не страшилась нашуметь, не страшилась и посторонних наблюдателей. Красивое лицо медноволосой эльфийки раскраснелось, волосы ее отливали огнем, словно красное пламя. Губы Саиды целовали грязную одежду лесного эльфа, его израненную кожу.
- Ларрел, слишком рано!.. Ларрел, возьми меня с собой!..
- Ну, хватит, хватит… - успокаивал лесную эльфийку Ахмет, который наконец добрался до погребального постамента. Он старался не показывать своих чувств при виде семейной сцены, как то искусно делали жрецы Латандера. Негр посмотрел в глаза молодому клерику и положил свои могучие черные руки на плечи эльфийке.
- Ахмет… - жалобно и едва слышно, роняя слезу за слезой, проговорила Саида, - я ведь так… не могу… больше… - она незаметно для всех вытащила обмазанный ядом голубого лотоса кинжал амнийских воров и, оставив тело в покое, приложила лезвие кинжала к запястью, чтобы перерезать вены и мгновенно умереть от яда, - жить…
- Ох, дура! – выбил кинжал из рук эльфийки телохранитель, развернул к себе и прижал к голой мускулистой груди. – А обо мне подумала? Кто со мной расплатится? – пробовал пошутить негр, но явно вышло неудачно. Саида безмолвно рыдала, уткнувшись в грудь Ахмета, и теплые слезы иногда падали на обнаженное тело негра.
- Ахмет, ему было всего сто тридцать четыре года… - и оранжевое сияние освещало четыре фигуры на возвышении: обнимавшего эльфийку негра, молодого жреца и изувеченного эльфийского боевого мага.
- Он прожил достаточно… – попытался сказать телохранитель, но Саида хоть и задыхалась от рыданий, но перебила его.
- Эльфы редко… теряют родных…
Негр погладил лесную эльфийку по голове, ранее такую спесивую и холодно-расчетливую, а теперь слабую настолько, что любой амнийский забияка смог бы ее обидеть, а затем и убить.
- Только не бросай меня так же, - сказал Ахмет, но Саида ничего не ответила.
Воровка отстранилась и уже спокойнее подошла к телу брата, чтобы посмотреть на него в последний раз. Рука ее потянулась к медальону в форме полумесяца, который лежал на груди покойного воина. Серебряный медальон, гравированный тончайшими и искуснейшими сложными завитками растений, что можно было годами разглядывать его красоту, отливал в закатных лучах. Саида нащупала у себя на шее совершенно другой медальон с изображением бархатной маски, что скрывала лицо целиком и лишь рубины указывали на вырезы для глаз.
Она сорвала с шеи свой медальон и сравнила его с медальоном Ларрела.
- Я говорила тебе, не носи звезду с полумесяцем, - глянув на пряжку на поясе брата, дрожащим голосом сказала воровка.
- Ахмет, возвращайся в Амн и передай, что я больше не служу теням. В моем сердце осталось место только мести. Вот, - она вложила ему в руку свой золотой амулет, так соблазнительно сверкавший в лучах солнца, - возьми его. У меня теперь другие цели.
- Спуститесь, пожалуйста, - учтиво попросил модой человек и жестом предложил последовать вниз за ним. В своем легком небесном летнем одеянии, такой учтивый и возвышенный, человек казался сущностью чего-то необъяснимого.
Негр покачал головой, но медальон взял. Он обнял авантюристку и увел ее прочь от тела Ларрела.
Жрецы затянули умиротворяющую песню, которая нисколько не вязалась с огненным закатом. Последние лучи изливало на землю великое светило.
Молодой клерик поджег факелом в нескольких местах погребальный погост и отошел подальше.
Саида словно во сне наблюдала, как пламя разгоралось, а потом стало пожирать тело ее любимого брата.
- Мы ведь расстались очень плохо… и это было очень давно.
Негр, понимая, что лесной эльфийке нужно выговориться, молчал и слушал.
- Зачем он покинул родной лес, ведь он никогда не хотел странствовать среди людей? – вопрос скорее прозвучал для нее, чем для Ахмета, потому негр опять промолчал.
Саида задыхалась от рыданий, но старалась, чтобы ее голос звучал четко и уверенно.

Эльфийка затянула грустную песню в своей скорби по Ларрелу.
- В том озере, сотканном из серебра,
На лунной дорожке златого ковра,
Печально вздыхает ундина одна -
В беспечного эльфа она влюблена.

Сын легкого ветра, и нежной зари,
Ее он не слышит - зови-не-зови...*
- Ivae, amine syolkiir tan. (Свет тебе, мой необузданный брат.)


И было сегодня двадцать шестое число месяца Киторн – Времени Цветов.

Когда погост уже обвалился, а тело сгорело в очищающем пламени, эльфийка уже не плакала.
- Что ты собираешься делать теперь? – спросил ее Ахмет.
- Если я умру, ты сожжешь мое тело?
- Кхм…
- Я буду Мстить за брата.
- И куда ты направишься?
- Я вернусь во Врата Балдура и найду эту вертихвостку-блондинку, что толкнула моего брата на эту авантюру. А потом мы найдем его убийцу.
- Тогда поехали…
- Это будет опасно, мой брат был могущественным боевым магом и мало кто смог бы с ним тягаться.
- Я твой друг, Саида, и я не брошу тебя.
- А как же теневые воры?
- К черту Амн.
Саида слабо улыбнулась.
- Друг… - так тяжело далось ей это слово после стольких разочарований, что привели ее к ремеслу тайных уловок и краж.


*Black Lion Duke

Черный менестрель

Весело трещал костер. Длинные тени играли с листвой, создавая чудные и пугающие видения. Лес ночью – прерогатива эльфов или сумасшедших. А лучше – и то и другое. Он сидел на бревнышке и, то и дело, подбрасывал дровишек в, и без того, яркое пламя. Но поленья были необходимы. Сегодня у него будут гость. Точнее гостья. Эльфы не любят покидать своего леса. Эльфы не ценят бродяг. А еще говорят, что эльфы не умеют любить. Но так говорят те, кто ничего не знает про эльфов, а именно – люди. Нет, то, что бродячих эльфов – раз два и обчелся, это правда. Но ведь они есть. Так вот он был одним из них. Нет, его не выгнала община, за ним не гонялись все вольные племена эльфов, он не состоял на службе у людей, что, вообще-то, хуже всего. Он просто был менестрелем. Вот уже многие годы и люди и эльфы втихаря мурлычут его песенки под нос. Почему втихаря, спросите вы? Да потому что он был запрещенным менестрелем. Сильные мира сего не любят, когда ваганты поют о них правду, да тем более и на улицах. И сильные мира сего не признают неподкупность. Не все, конечно, но в большинстве своем.
Он сидел на бревнышке и слушал ночь. Его гостья не была эльфом, но ему оставалось только удивляться ей нечеловеческой способности ходить по лесу бесшумно. Она чувствовала лес, как самоё себя. Несмотря на то, что происходила из древнего рода. Человеческого рода. Шорох. Что ж, она решила предупредить его о своем приближении. Тени метнулись, ближайшие кусты разошлись, и из мрака выступила фигура.
- Здравствуй, Трувор.
- Здравствуй, госпожа.
- Ты хотел видеть меня. Зачем? Почему именно ночью, почему в лесу, а не в трактире в центре города?
- У трактира слишком много ушей, даже по сравнению с ночным лесом…
- Не тяни время, трубадур, меня ждут, мое время дорого, не забывай об этом.
- Мое время, как и твое, не дороже всех звезд на небе. Я хотел сказать тебе, госпожа…
- Если ты скажешь, что влюблен в меня, то это я уже слышала.
- Придет она – ты ей стихи, поэт, пиши,
Уйдет она – тогда тоску вином глуши,
Вот так и мне один остался в утешенье
Возлюбленной моей излюбленный кувшин.
- Что это, Трувор?
- Это? Стихи.
- Мне?
- Вам, госпожа.
- Таких стихов мне еще не писали. Что ты хочешь этим сказать, поэт?
- Вы уйдете так же, как и пришли и забудете меня через какое-то время. А я буду напиваться в каком-нибудь кабаке,.. если буду жив.
- А если я дам тебе то, что ты, наверное, хочешь, ты поедешь во дворец. Я организую концерт…
- Но ведь я запрещен?! И за мою голову назначена награда… вас будут подозревать… - он ухмыльнулся. Подложил еще одно полешко в костер и посмотрел в глаза гостье. – А в прочем… я согласен.
- ??? Но ведь…
- Минутное удовольствие лучше недовольства вечности.

Перед какой только публикой ему не приходилось выступать, но столько знати в одном месте он видел первый раз. И почти все они – герои его сатирических куплетов. Эльф-сатирик! Какая насмешка над величием племен.
Он знал, на что шел. Он знал, что это его последний концерт. Но еще он знал, что давшая ему любовь в эту и предыдущие ночи носит под сердцем его дитя. Он не знал, кем он будет, эльфом или человеком, но он будет, а значит, жизнь пошла не зря.
Он пел и вдохновенно подыгрывал себе на лютне. Сзади надрывались флейтисты, пытаясь сыграть совершенно незнакомую мелодию правильно с перового раза. Он пел. Зрители слушали песни о себе. Кто-то негодовал, но большинство хохотало над верно подмеченными сравнениями и достаточно вольными интерпретациями фактов. Когда песни его иссякли, а буря аплодисментов стихла, вперед вышла та, что дарила ему любовь.
- Казнить.

Он был сожжен как преступник. Как еретик. Награда за его голову так и осталась лежать в казне, а та, что думала о ненависти к нему сгорала от ненависти к себе. И лишь одно мешало ей свести счеты с этой жизнью, где она совершала лишь ошибки – ребенок под сердцем. Его ребенок…