Парк для писателей, Располагайся...

Город разрастался. Появились новые улицы, скверы, парки, башни... Наконец и для писателей нашлось место.
Если пройдёте от Сквера художников на восток, то заметите небольшой парк, разместившейся здесь несколько неожиданно, но тем не менее он оказался довольно уютным, особенно для тех, кто пишет. Приходите сюда, и вы услышите различные сказания. Невероятные и реальные, длинные и короткие....
Отсюда видны все постойки ещё молодого города, приходите и насладитесь зрелищем и красивым рассказом, кто первый?
- Я, я первая! - послышался голос.
- Так проходи.
- Конечно, я это и собираюсь сделать.
- Чего же ты стоишь?
- Понимаете, мой рассказ ещё не закончен, изначально он пранировался, как ма-аленький, а сейчас новые идеи охватывают меня и он разрастается.
- Покажи хоть незаконченный, а потом будешь рассказывать нам продолжение.
- Обязательно, улыбнулась девушка и начала *см. вложение*

За критикой - в "Башню гарпий". За дружеской беседой - в Мансарду (пм Соуль или мне).
Здесь только свое творчество.
Джет

Сообщение отредактировал Джет Тимера - 25-11-2006, 3:01

Присоединённые файлы
 _____________________.doc ( 58кб ) Кол-во скачиваний: 156

Распахнув окно я села на подоконник и свесила ноги наружу. Как красиво. Звезды такие далекие и холодные с равнодушием взирали на меня. Им было все равно. А мне, мне так хотелось быть к ним хоть чуточку ближе. Подул ветерок, ласково растрепав мне волосы. Я услышала его шепот: «Верь в свои мечты». Я улыбнулась ветру и с той же тоской уставилась в небо. «Когда-нибудь я буду такой же свободной как ты». Он улетел и я осталась одна. Я выпустила на свободу крылья больше напоминавшие трепетавшие на ветру язычки пламени. Отталкиваюсь руками. Краткий миг падения который заставляет трепетать сердце. Резкий рывок и вот я уже плавно парю в воздухе. Взмах крыльями. Еще. Восторг полета полностью охватывает меня заставляя забывать обо всем на свете. Хочется смеяться. - Как же я была счастлива тогда. Тогда. Всего лишь сон, а может быть и воспоминание, но не из этой, из какой-то другой жизни. Где я была крылатой. А сейчас я могла только смотреть на недоступное, такое далекое, родное, желанное небо. Компьютер самопроизвольно начинает проигрывать следующую композицию. Ловлю себя на том что механически подпеваю:

*Проклинаю заклятое злато,
За предательский отблеск тепла,
Вспоминаю о той, что когда-то,
Что когда-то крылатой была -
Она давно умерла.


Да. Ее больше нет. Но я буду верить. Что когда-нибудь она вернется и я вновь почувствую восторг полета.


*Песня группы «Мельница» «Дракон»

Братство.

Проснулся... Весь грязный, в навозе... Мысленно проклянул местную фауну... Потряс винтовкой... Оглянулся... Рядом увидел парочку таких же сонь как я. Постучал об их черные доспехи локтем и привстал на корточки...
-Да, сэр? - откликнулся Шторм, сверкая желтыми опознающими знаками... Шутник - взрывник... - Ну и напились мы вчера!
Второй тоже проснулся, но никак не хотел подавать голоса. Он вообще считался каким - то отрешенным от всех... Раньше он говорил... Но после смерти Седьмого - замолчал, держа в себе боль. Снайпер был родным братом Седьмого по всем параметрам. В отличие от нас со Штормом, он был Нулем, одним из первых клонов Фетта и попал в отряд Нова - Омега только благодаря случаю... Там он встретил первых клонов. Наипервейших... ORC I и ORC II\ Omega Republic Commando, как называли нас впоследствии... Где мы со Штормом не бывали... Шутили над Боссом во время битвы на Геонозисе, смеялись над шутками Скорча на Камино, подкалывали Техника, что мол, он один во всех группах особого назначения, мол, что, работаешь, трудоголик? Прощались с Седьмым на Кашиике... А Снайпер почти все время был рядом... Только перед смертью брата не успел с ним поговорить... Хотя, хрен его знает, Сев и не из таких передряг вылазил... Может и не умер он вовсе, а живет сейчас где - нибудь на низу, или нашли его мохнатые... Не знаю... Только вот, вечным молчанием обратился его братишка. А нам то что... Нам теперь непонятно, жив он или нет, когда вне зоны видимости... Ведь никогда не доложит... Цель всегда выполнит, всех сдержит, но не доложит, будет угрюмо молчать.
Однажды я решил проверить что у них там под масками... Шторм меня не удивил... Я эту рожу каждый раз в зеркало вижу. Мы с ним одной крови, одного цвета, одного лица... А когда я посмотрел что под шлемом у Снайпера, то очень удивился...

Его физиономия не была лицом Джанго Фетта.

Сначала я подумал - что это исключено, и все это сон... Но потом я додумался что он - из Нулей, значит лицо и характер у него свой собственный... И закрыто оно шлемом коммандоса...
Боевым шлемом с Т - образным визором... Как у моих родных - мандалоров... Хм... А ведь мой младший братишка, Кернус, тут служит... JK 512... Кличка "OGRE". Я его встретил за всю войну лишь один раз... Мы с ним встретились при второй битве за Рхен Вар. Бой был тяжелый... Сначала мы прорывались с основными частями, где я и встретил братишку... Не было времени с ним поговорить... Затем нашей группе дали новое задание и мы поперлись совершенно не той дорогой, которой шли наши менее затанкованные друзья... В итоге, они не успели даже еще дойти до предместья дворца правительства, как мы со Штормом уже поставили там флаг Республики. Из - за чего чуть не поплатились жизнями... Снайперы - то остались! Перед дворцом и во дворце мы уничтожили всех. А вот снайперов на башнях - забыли... Пришлось их быстро ликвидировать с помощью детонаторов... Благо - сил в нас было предостаточно.
Снайпер в то время уничтожал дроидов подходящих к входу...
Ну и надурачились же мы после того как удивленные клоны вошли во дворец...
Шторм диким голосом завопил:
-А вы кто? Ой, а мы вас ждали - ждали, а вы не приходили, чего ж вы так?
Нас со Снайпером это рассмешило... Это было до того, как умер Седьмой...
Затем, еще несколько боев... И наконец... Кашиик... После него - джедайская рубка... После которого все мы стали словно прокляты... Да и в самом деле... Мы стали охотниками на джедаев... Сидим в этом дерьме, и неизвестно, выживем или срубит нашу голову этот Светлый недоносок... А Фелуссия - такая вот куча дерьма... Были мы на ней и раньше... Я тут отличился как самый главный псих... Сначала выспался на кучке одного зверька, а затем умылся кровью того же зверька, вспоров ему живот... Как сказал Шторм: "В чьем говне валялся, того должен кровью очистить...".
Вообщем, воняло так, что даже через фильтры проносился этот запах...
Первый встал, отряхнулся и тут же упал в лужу... Предварительно вымывшись, внезапно осмотрел местность.
-Джедай чувствует нас. Хочет чтобы мы шли отсюда... Ну - ну... Зря, мой друг... Мы, шиидо, такие, теперь от тебя не отцепимся, верно, Шторм?
-Да, Sol'yc.*
-Снайпер... Ты чего раскис?
Тот, как обычно ответил глухим молчанием...
-Он никогда не раскисает. Он уже в вечно кислом состоянии... - ухмыльнулся Шторм, пытаясь хоть как - то задеть Снайпера. - После того как Сев...
Снайпер сжал кулак и очень хорошо вмазал Шторму основание Т - визора. Где - то на уровне носа. Шторм выстоял, но качнулся сильно.
-Хорош, браток, извини что задеваю... Просто ведешь ты себя странно... - Шторм похлопал Снайпера по плечу.
Слышно было лишь сопение Снайпера.
-Правильно, бей его, а то доведет тебя до сворачивания мозгов... Такие как Седьмой - зря не умирают... Значит - не умер.
Снайпер скрестил кулаки, показывая как мы ему надоели.
-Ладно, пора искать нашего джедая... Чувствуешь его, Шторм?
-Да. Вот чуть в сторону и вперед... Там он и будет. Через сотню метров. Прячется под корягой... Девушка? - внезапно оторопел тот.
-Что?
-Это... Девченка... Я ее... Что за хрень? С ней там...
-СЕДЬМОЙ??? - Кернус поперхнулся собственной слюной...
Снайпер сначала думал не вестить на провокацию...
-Как? Он жив? Как? Как он здесь - то? СЕДЬМОЙ!!! - завопил Кернус, обняв Снайпера и приподняв его чуть в воздух...
Тот, видно, понял что его не подкалывают и ослабевшим голосом буквально просипел:
-Где он?
-Рядом с джедаем! Живой! Седьмой! Живой!!!
-Но как? - тем же ослабевшим голосом едва смог произнести Снайпер.
-Не знаю, пойдем - спросим!

Снайпер значительно приободрился... Да и вообще, настроение у клонов намного превышало рамки дозволенного обычным ARC'ам...

Итак, клоны подошли к коряге... Возле нее стоял Седьмой, держа шлем за пазухой...
-Сев, ты?
Тот развернулся и наставил на меня бластер.
-Допустим... А ты вот... "Мандалор"? Ситх меня побери!
-Погоди, братишка, ты только - только из мертвых вернулся! - теперь вся компания окружила Седьмого и начала расспросы о том, как он выжил, как сюда попал...
-Всем по очереди... Снайпер... Братишка... - Сев откинул бластер и с медвежьим ревом понесся на толпу...
-А все то думали что ты мертв... Только этот вот шизик верил что ты живой... Молчал все время с твоей как бы "смерти".

Никто так и не заметил джедая, вышедшую из под коряги и уже активировавшую лазерный меч. Высокая, светловолосая... Личико конечно, не самое лучшее... Глаза светятся... Неужто миралука?
-Сев... Это кто?
-Это мои друзья... Сослуживцы...
-Не нравятся мне они... У одного так вообще аура черная... Отойди от них...
-Это у кого же, джедайский выродок?
-У тебя, ублюдок... - произнесла та в ответ...
-Сейчас она у меня почернеет, поверь... - Кернус наставил оружие на миралуку. Это послужило сигналом и для других двоих.
Джедай замахнулась, мы уже держали пальцы на курках...
-Стоп! - внезапно выкрикнул Сев и встал на пути двух врагов.
Внезапно возникло такое желание пальнуть ему в спину... Но, н мандалорийский кодекс чести, ни текущая обстановка не позволяли мне убить Седьмого...
-Не стой на моем пути. Пожалуйста. Ты разве не знаешь, у них цель - уничтожение джедаев...
-Это правда?
-А ты не получал приказ 66?
-Нет.
-Значит, это - правда. Мы тут затем, чтобы ее убить.
-Значит, вы этого не сделаете...
-С чего же это?
-Она спасла мне жизнь. Теперь я перед ней в долгу.
-Ну и что? А мы ее все равно прикончим... И выбирай - ты с нами, или с ней?
-Ее я вам не дам... Но и против вас ничего не имею. Вы мои братья, вы мои друзья, но эта девушка - спасла мне жизнь, и я у нее в долгу... Смертельном, и неоплаченном... Так что, я готов даже умереть за нее...
-Зачем, Седьмой? Вейдер нам приказал просто ее прикончить!
-Я не знаю никакого Вейдера, и знать не желаю...
Удивления на этот ответ от моей группы не последовало. Почему? Очень просто - Сев даже не знал, что война закончилась. Значит и не знал о Империи... Что ж, мы тому виной, не сменили доспехи...
-У нас есть приказ...
-У меня есть долг... Ibic ner Jetii. Ibic ner burc'ya. **
-A kayshу - Aruetiise! ***
-О чем вы? - вмешалась девушка.
Но мы с Седьмым не обратили на нее никакого внимания.
-Ke nu kyr' am ast! Usenye! ****
-Su'cuy! ***** - резко выпалил я.
-Elek, Aliit ori'shya taldin. Vor entye, vod. ******
-Shal ashi tuur, ke'pare, vod. ******* - сказал я, протянул руку Седьмому. Тот улыбнулся.
-Ori'jate, vod... ********
Так мы и ушли... Да, мы не выполнили то задание... После чего быстро разбежались кто куда от гнева Империи... Снайпер остался с братом, а мы со Вторым начали свои карьеры охотников за головами...

Больше мы никогда не виделись...

** Это моя джедай. Она мой друг...
*** Она же предательница!
**** Не смей убивать ее! Уйди!
***** Что ж... Вам еще жить...
****** Да, все - таки, cемья - это больше чем просто кровь... Спасибо, брат...
******* В следующий раз - будь осторожен, я исполню приказ.
******** Ну ладно, братишка...

20 лет спустя.

I

Солнце, палящее в лицо и проникающее пламенем сквозь темный визор, засыпанные песком тела, и две белых звезды в глаза. Рядом прогремела канонада.
Дикий, громкий, непрерываемый гул, и внезапный удар об пески. Руки еле дотянулись до ушей. Звуковая волна отбросила трупы и мелкие искореженные железки к ближайшему бархану. Внезапная боль в ногах. Потемнело в глазах.
“Все…”

Три дня доспехи поддерживали жизнь хозяина. Этого хватило…
С режущей болью во всем теле, опершись на мандалорийские рукавицы, воин встал с песка. Экзоскелет помог ему выстоять, а не упасть, как сделал бы любой другой.
Черные плотные доспехи на Татуине – разве что клону под силу. На руки накатила слабость. Но зажатый в руке бластер не хотел падать. Опять же, с помощью экзоскелета.
Захотелось жить.
-Хром… Прими координаты и лети сюда. Конец связи. – хрипло просипел Охотник.

Отряхнув песчинки с комлинка, мандалориец спокойно упал на землю, сжимая пальцами бесполезный бластер. Рука автоматически отшвырнула ненужное орудие подальше.
Глаза закрылись, и он снова ушел из мира сего, закрытый бессознательным положением.

II

Охотника приметили еще давно, хотя не обращали на него должного внимания.
После войны с южанг – вонгами, довольно много мандалорийцев стало обитать в Галактике. В отличие от многих, этот мало сидел в кантинах с шумной компанией.
Гораздо больше его видели у гильдии рабочих, которая была одной из самых надежных дорог к попаданию в синдикаты. Наиболее крепких всегда отбирали туда, затем подготавливали, а затем, выпускали их в свет, чтобы они приносили пользу хозяевам.
Поскольку Черное Солнце распалось, то на его ресурсах стали наживаться более мелкие и неспособные к настоящей конкуренции с этим могущественным синдикатом. Часто у руля таких вот формирований были “ветераны” – бывшие работники Черного Солнца.
Один из них – Риис Хантдаш был боевиком на Корусканте. Часто его хозяину перебегали дорогу более шустрые банды, и его с группой, обязательно превосходившей противника в числе и качестве вооружения, посылали уничтожать вот таких вот рыбешек. В такой банде и был замечен раньше Охотник. Вскоре после формирования, они смогли захватить оружейный конвой, на всех порах несшийся к могущественному синдикату. Но… Их местоположение вычислили по маячкам, установленным на транспорты и туда была послана мощная группа «Сабля”, которой и командовал Хантдаш. Вскоре, все были уничтожены. Выжить смог только Охотник. Как – никому неизвестно. В любом случае, рыбешка оказалась тигром и “Сабля” понесла потери, поэтому группа стала не столь многочисленной как в былые времена. Решив проблему, Черное Солнце перешло на другие криминальные дела, и разжилось новыми ресурсами.
В то время, наблюдение за Охотником кончилось, и вот он появился на сцене снова.
Когда есть проблема, и шанс ее решить, надо это сделать.
Потому что Охотник действительно стал очень опасен. После смерти друзей, он недолго оправлялся, прилетел на Мандалор. Там воин получил более серьезную подготовку, нежели раньше. Юношеские годы обучили его многому, зрелые – обучили всему.
Теперь он не был просто бойцом, он стал карателем. Жестоким убийцей, скрывавшим свою душу в прохладе черного визора. Вскоре, Черное Солнце спохватилось от боли в сердце. Убит один из виго, занимавшийся делами на Корусканте. Многие из его приспешников погибли с ним в один день. От правильно заложенной бомбы и четкого выстрела в черепную коробку. Тогда впервые Охотника увидели снова. В космопорте.
Уже было поздно. Его корабль уже исчез за тонкую линию горизонта.
Хантдаш к его счастью уже был переведен на Татуин.
Затем, Черное Солнце было расформировано из-за массы неудач, настигших их после столетия возрождения со времен гибели принца Ксизора. Хантдаш успел отколоться от синдиката, и создать свой. Связи помогли ему раздобыть наибольшее количество кредитов и укрепить своего криминального птенца в гордую и доминирующую над другими птицу. Да, Хантдаш не стал главным в Галактике, но указывать ему – уже никто не смел. Его побаивались даже силы Республики. В конце концов, он силой добился создание новой криминальной империи. Теперь – “Феникс” владел несколькими планетами и мог безопасно для себя играть правительствами этих планет, как марионетками. Но и отец этой империи зря время не тратил. Лично для себя он заставил сделать операцию, которую делали дроиды, у которых были вставлены чипы, такие как, например чип “верности” или чип, модернизирующий их возможности. Благодаря этой операции, Хантдаш стал напрямую подключен к ГолоНету и поэтому он сразу узнавал обо всех событиях в Галактике и обо всех мелочах на Татуине. Часто Риис просто останавливался посреди коридора. Это происходило из-за перегрузки информации в мозге. Но, очнувшись через пару секунд, он продолжает жизнедеятельность.
Весть об Охотнике сильно разозлила его. Он закрылся в столице своей империи, особняке вдали от Мос Эйсли и Анчорхеда. Охранники, биологически модифицированные, выстроились в три линии защиты вокруг особняка.

III.

Охотник лежал на земле, ощущая боль в каждой клетке. Удалось. Теперь мстить некому. И пусть шавки в Галактике будут раздирать падаль жертвы. Все равно они не будут тем, что сделал Хантдаш.
Гул репульсоров. Замкнутый в себе, мандалориец вдруг поднял голову к небу и освободился от оков болезненной комы. Маршевые двигатели с ревом замолчали, и штурмовая канонерка осела на песке.
Воин медленно поднялся и побрел к кораблю. Из трапа выскочил Хром и помог капитану зайти на борт.

IV.

Люди испуганно шарахались от одного вида Охотника. Выделявшийся из толпы, мандалориец брел по песчаным улицам, утыканными белыми глиняными домами, отражающими свет. Хлопок по плечу. Нет, тут Охотнику ничего не угрожает. Тем более рука не дрожала, значит это признак либо профессионала, либо друга. Профессионалы не глупы, поэтому не будут убивать жертву на глазах у толпы.
-Нам в кантину, мой друг. – послышалось из-за спины. Голос был тихим, немного ломким, но твердым.
-Хорошо. – Охотник успел развернуться и взглянув на пришельца сразу сделал вывод: “Редкий.” Действительно, лицо его было не похоже ни на одну знакомую форму жизни.
Узкий разрез глаз, пульсирующий алый цвет, совершенно белый цвет кожи, когти, выступающие из костяшек, две крошечных ноздри как у рептилии, и сжатые, высохшие губы. Пришелец был высокого роста, чуть меньше мандалорийца, и держался отлично, видно прохождение военной службы. Три булавовидных хвоста медленно покачивались за его спиной. В пустыне его будет трудно заметить.
-Забыл представиться. Данаи Калад. Вы, возможно, ситх его знаете кто я? – видя, что Охотник кивает, он тихо добавил. – Все в кантине, мой друг, все в кантине…
В кантине “Глубина” царила атмосфера душная и как всегда – веселая. Четверо битов исполняли хит последних дней: “Это джизз”. Банальнее быть не может. Тем не менее, эти ребята исполняли его отлично и под конец были вынуждены сыграть ее еще раз, поскольку слушателям нравилось исполнение. Наконец, им надоело, и они исполнили другую не менее знаменитую композицию: “Танцуй хатт!”. Рядом с ними стоял, сверкая улыбкой, бармен – человек. К нему подошел еще трезвый забрак и попросил порцию саарты – местного напитка, получаемого из крови рондо и люмин - эля. Саарта по крепости была слабее Корускантской водки, но сильнее Белтрейнской, поскольку на Белтрейне нельзя делать напитки, градусом доходящей до отметки 40.
Рядом играли в саббакк два таможенника из фирмы, на столик дальше сидели два мандалорийца, одетые в доспехи карателей. Неизвестный подвел воина к ним, и без приглашения уселся за столик. Один из карателей, с рассеченным от удара когтями вуаны лицом, пригласил Охотника за стол. Тот кивнул и уселся.
-Ио’сон? – спросил каратель, пригласивший его.
-Да, я там жил. И служил тоже там.
-Да… Красные пески… Патруль… А тут почти все тоже, верно?
-Да уж, тут я с тобой согласен. Только пески не красные – а золотистые…
-Какими судьбами, земляк?
-Ну, скорее всего, ты знаешь кто я. Если нет, то я – Охотник. Тот самый. Дела у меня тут… Кровные…
-Ситх. Значит, мне довелось поговорить со знаменитостью! Тирис! Пойди за пивом нашему дорогому гостю! – изуродованное лицо расплылось в улыбке. Не каждый день поговоришь с тем, кто завтра на рассвете может быть казнен. Второй каратель медленно встал со стула и подошел к бармену. – Значит, месть?
-Вроде. – второй каратель распихивая гуманоидов на своем пути протиснулся и расставил четыре кружки Татуинского. – Спасибо. Только чую, одному мне не справиться, даже с моим арсеналом возможностей.
-Говори, чем помочь… - вдруг подключился к разговору второй каратель в тот миг, когда первый отхлебнул из бокала.
“Близнецы. Правда, второму повезло больше.” – пришел к итогу Охотник, когда рассмотрел лицо второго.
-Знаешь Рииса Хантдаша? – тише сказать мандалориец просто не мог.
-Далеко замахнулся, burc’ya! – синхронно выпалили двое.
Пришелец в разговор пока не входил. Только слушал, изредка выливая пиво себе в глотку.
-Привычка. Ладно, помочь можете, или самому разбираться?
-Поможем. – внезапно отрезал молчавший.
-Да. Поможем… - снова синхронно закивали головами близнецы.
Охотник был доволен. Если все будет проходить так, как прошло сейчас, то его операция будет блестящей.
-Ладно, выпьем за Мандалор.
-За Мандалор! – все четверо встали со стульев и с размаху ударили бокалами. К счастью, все оказались целы, и недопитое до конца, выпилось мгновенно.

Данаи оказался наиболее веселым и попросил битов исполнить “Песчаную бурю”, сунув бармену кучу кредиток. Калад подошел к таможенникам и ударил их лбами друг об друга.
Началась драка. Охотник показал карателям, что будет во дворе. Он вышел через черный ход, отплатив бармену, счет и чаевые, затем, отшвырнув от себя назойливого йаву, сбил с ног кого – то, но заметить мандалорийца в толпе уже было невозможно. Он вышел через черный ход и уселся на контейнере доставки покрашенным в белый цвет. Через час вышли его новоиспеченные уставшие от суеты компаньоны.
-Ну что, как веселье?
-Лежит… - устало отозвался каратель со шрамом и надел шлем. Его брат стоял, уже поблескивая темным визором. Калад сжимал кулаки, уже одевшись в традиционную
броню шторм – коммандо. Чем удивил Охотника.
-Что, всех уложили?
-Ну… Не всех… Бармен и биты вроде целы…
-А… Ну тогда все в порядке. Ладно, куда теперь?
-Думаю, Охотник, тебе нужно место для отдыха?
-Нет. Я не спящее существо.
-Что?
-Я не умею спать.
-Вот ситх. Тогда нужно место для разработки плана, верно?
-Может быть.
-Тогда мы идем в “Спящую банту”. Я хочу спать.

Компания медленно направилась к маленькому зданию.
“Спящая банта” была буквально поселением… Двор, огражденный от остальной планеты дюрастиловой стеной, вмещал в себя несколько зданий и территорию. Несколько человек в мандалорийских доспехах встретились на пути. Раньше такого быть не могло. Теперь мир изменился. Мандалор выпер южанг-вонгов из Галактики, и теперь многие мандолорийцы с гордостью ходили по улицам разных планет.

На следующий день Охотник и Калад подались в банду, которая была близка к империи Хантдаша. Первое их задание было вместе с группой опустошить базу совершенно новой и не оперившейся птицы.
Десантный транспортник был очень старым, а поэтому часто трясся.
-Ты мне так и не сказал, какой ты расы… - усмехнулся мандалориец.
-А, я из хитарцев. Хитар – наша родная планета… Меня сюда ситский экспедиционный транспортник еще в детстве сюда привез. Да, я тоже из ситхов. Правда, потом ушел от них… - честно признался Данаи.
-А я из ши’идо. Клон. Родился на Камино. Жил на Ио’соне.
-Хм… Меня настораживает одно: ты жил во время походов Мандалора против южанг – вонгов?
-Может быть, и против Конфедерации Независимых Систем воевал во времена Войн Клонов, а затем бился плечом к плечу с имперцами когда началось восстание. Меня уже несколько раз клонировали. Поэтому трудно упомнить все детали своей жизни, когда ты даже и понять не можешь, почему опять появился в “Скайпрее”, хотя пять минут назад ты был от него в километрах ста.
-Значит, воевал, раз хоть что – то помнишь о тех временах, когда мой дед был еще маленькой ящеркой. – усмехнулся хитарец.
-Ладно, обманывать не стану, воевал. Фетты всегда отличались силой и тактическим раскладом ума. Благодаря Бобе мы и тут расселились. Я думаю, через десять лет любому мандалорийцу тут надоест…
-Бобе?
-Да, Бобе. Он сражался плечу к плечу с нами, а перед смертью – все равны. И друг, и враг, и князь, и грязь. А ведь старик Фетт мне жизнь спас! – Охотник усмехнулся, приоткрывая старую главу книги, которую прочтет кто – то другой, а именно – Калад.
-Как? – глаза хитарца вспыхнули жаждой к знаниям.
-Случилось это при битве за Мандалор. Я, уже оперившийся и уверенный в себе после стольких воин, в ряду Призрачного отряда…
Калад чуть не поперхнулся от удивления.
-Призрачного отряда? Того самого?
-Если ты говоришь о подвиге Города Костей, то да, ты – прав. Слушай, если не интересно, не перебивай. – клон гневно посмотрел на хитарца.
-Извини, рассказывай дальше! – было видно, что Данаи просто благоухал, поскольку для него сидеть с таким… клоном – честь.
-Во время атаки на Город Костей, наш отряд был там. Нас было немного, всего двенадцать, а десанту южанг – вонгов не было конца. – Охотник мысленно проклял себя: “Ну кто меня за язык тянул? Совсем скоро ветераном стану…” – ПВО уже успели разрушить диверсанты, высадившиеся за месяц до начала осады, которые в течение всего месяца вели саботажническую деятельность. Город уже успели разрушить, поэтому мы сидели в руинах, наблюдая, как пополняются войска противника. Надо было что – то делать, иначе обороне – конец. Вот мы и распределились кто куда… Затем начали пальбу.
Поскольку вонги мало любят технику, у них не было никакого огнестрельного оружия.
Поэтому мы стреляли точно, не давая противнику подойти близко. В конце концов – у нас кончились все боезапасы кроме двух ракетниц. И что ты думаешь, мы сделали? Вонгов – тьма тьмущая, а нас всего двенадцать, и то семерых считай – пропали. Вот я и пальнул по транспортнику ихнему… Ха! Удача была при мне, и я попал прямо в двигатель этого монстра! Он с диким ревом упал прямо на ораву. Ни крику, ни стону. Эти вонги – вообще ничего не чувствовали… Такого красивого взрыва я еще нигде не видел… И тааак тепло на душе стало… Остальных мы уже вдвоем с Барде добили мечами. Ты видел умирающего вонга? Тебе повезло… От трупа разбегаются в сторону разные его приборы.
-Стой, а где тут Фетт? – внезапно перебил ящер.
-Не перебивай, чешуйчатая скотина! – довольно грубо ответил ши’идо. – Мы были последними, кто отбил атаку вонгов. Они решили смотаться оттуда, оставив пару отрядов своих воинов для карательских целей. Мы переправлялись в центр, как вдруг на нас напали те самые отряды. И если бы не вовремя подошедшие части Фетта…
-Но!
-Я сказал, не перебивай! Вонги завели нас в чащу, оторвав нашу часть от главного войска. Боба разобрался в этом. Затем, была бойня. Реактивного ранца у меня не было. Вокруг меня были вонги и огонь. С вонгами я справился, а вот огонь… И если бы не Фетт, то наверное… Я бы сейчас был бы не во втором поколении, а в третьем… - рассуждая, закончил Охотник. – А вот Барде… Его изрезали на части. Вонги…
-Ясно… - тихо бормотнул хитарец.
Все остальные десантники тихо прислушивались и глотали в себя слюни. Им наверняка не выдалась такая разномастная судьба как у древнего мандалорийца.
Тут Охотник вспомнил о том, что он все – таки потерял присущую ему хладнокровность и рассказывал об этом подвиге, как и любой другой ветеран войн…

Мандалорийцу стало плохо. Вот уже две сотни лет он жил… А для чего? Он сделал хоть что – нибудь хорошее? Скольких он убил? Сколько еще предстоит убить? За что?

Все просто: “Убивай, иначе ты будешь мертв.”

Древняя как весь мир мысль. Это все из-за нее. Стремление выжить.
Страх перед Смертью? Нет. Стремление выжить… Убить и выжить… Пройти кровавый путь по трупам и черепам врагов, но выжить и не слиться с ними. Не слиться с мертвыми.

Нет. Нет. Нет.




V

Кернус устало подтянулся и огляделся…

Теперь это уже был другой Кернус. Черный Мандалор с гордой статью в глазах, скрытой под черным Т-образным визором. Его душа уже была сожжена. Теперь на его руках – кровь. Охотник. Та операция с Хаантдашем прошла успешно. Не нужно было даже ничего делать, просто “Мститель I” залпом из ракетниц разнес половину особняка, а подземную часть отчистил с помощью четырех протонных торпед… ПВО демонтировали близнецы и хитарец, притворившиеся техническими служащими.
Хитарец погиб. Близнецы тоже. Такова плата за близкое знакомство с Охотником.
Слишком многие хотят Кернуса продать в системы, где его голова стоит очень больших денег. И слишком многие умирают… Снова и снова. День за днем…

Кернус стоял на мостике “Темного Ангела” и скрестя руки, немногословно обозначил свою мысль:
-Поведись с высокомерными, и они тебя испортят Экзар. Испортят…

Твой новый дом.

Тучи печально нависли над спящим домом, скрывая собой любой небесный источник света, и, так же печально, проводили взглядом тебя, зашедшего в дверь. Тихо, успокаивающе, скрипнувшую за тобой, отделив от тебя всё былое и вырвав все надежды из души.
Тоска, наполняющая все здание, хладнокровно закралась в твое существо. Пожирает изнутри, жжет, убивает и растет, ликует и вызывает слезы на твоих глазах…
Пустые стены, мертвые окна. Полусумрак. Комнаты, полные одиночества, давят, унижают и уничтожают, зовя за собой в могильную тишину. Глухая дверь уже больше никого не впускающая и не выпускающая. Дождь. Безразлично и монотонно начавший барабанить по железному подоконнику. Тихий скулеж бездомной собаки под окном. Отчаянье, таящееся за спиной. Чей-то страх заблудившийся в темных углах комнат. Медленно приближающийся по потолку ужас. Неяркий, готовый сгинуть, свет твоей зажигалки. Блики чьих-то слез оставленных на обшарпанном полу. Полусгнившая веревка, привязанная в пролете лестницы к железным прутьям. Зеркало такое бездонное и такое холодное. Единственная вещь, оставленная бывшими владельцами дома, впитавшая в себя весь кошмар творившегося здесь. Озлобленное зеркало, отражающее лишь черные, зловеще ухмыляющиеся углы огромной комнаты. Истерический смех сумасшедшего, врезавшийся в крышку подвала, пытаясь выбить ее и вырваться наружу вслед за своим хозяином. Ты решил бежать. Но дверь. Как снисходительный старичок лишь качнулась, дернулась, впустив несколько капель ледяного ливня и снова, намертво, закрылась. Окна. Наглухо забитые толстыми досками снаружи. Никак не выбраться. Никак. Разве что лестница наверх. Ты понесся вверх, огромными шагами, пропуская по одной, две, а порой и три ступени подряд. Несчастные ступени, годами никем нехоженые, жалостливо скрипели под твоим весом. Первая же дверь легко отворилась под натиском холодной руки и запустила в нутро комнаты. Такой же хмурой и унылой, угнетающей комнаты. Другая, третья, нисколько не меняли свои лики, они были столь же ужасающи, как и все предыдущие комнаты. Ужасающи и пусты. И не имели выхода никуда кроме как назад. Истерический смех сумасшедшего заменил себя кашлем старика. Наконец. Путь на чердак. Пустынная комната с низким, удушающим потолком. Маленькое окошко, выглядывающее в мертвый сад перед домом. Звон стекла, упавшего на пыльный пол, непривычно больно полоснуло по слуху. Звон стекла как звон колокола по усопшему. Казалось те же ледяные капли дождя, что коснулись кожи у двери, коснулись сейчас лица. Ледяные. Словно иглы. Всепоглощающая темнота с удовольствием заглотнула фигуру и радостная новой жертве выпустила кусочек луны. Бледный серп уныло выглянул из-за тучи и снова скрылся в ней. Шарканье чьих-то ног в доме. Твой последний шаг и тот неверный. Предательски скользкая крыша взвизгнула под подошвой ботинок.
Холодный ливень молотил по лицу, одежде. Холодные капли падали на землю и обрызгивали грязью бездыханное тело.

Gojen и Призрачный волк представляют своё небольшое совместное творчество...не судите строго.

Эхх... Сижу в комнате вся такая романтичная... Окна не зашторены, через тонкий тюль просачивается свет фонаря и ложится на стены... Небо светлое, а силуэты домов на нем - темные... Тени движутся, принимая какие-то причудливые формы...
Я не знаю, зачем пишу тебе это, правда...
Театр теней...должно быть дико красиво...
Наверное потому что я не буду стебаться и проникнусь...этим кстати мог бы проникнуться ещё один человечек, которого сейчас в сети нет.
А еще ветер... Знаешь, он капризный, как ребенок... Окна в доме напротив зажигаются мозаикой... И первые - всегда на пятом этаже, я знаю... А мой фонарь светится очень ровно и педантично... Вот следующий - тот нервный, то гаснет, то снова зажигается, а при приближении человека истерически мигает...
Он боится той тени, что отбрасывают люди...он свыкся с деревьями что растут неподалёку, а вот тени людей...они такие страшные, непривычные и неестественные...
Да... Они ходят ночами, громко говорят, выясняют отношения... А он всему свидетель... Наверное, он даже немного гордится тем, что так высок - ему много видно... Но клен перед самым моим окном все равно выше, хоть никогда и не говорит об этом...
Но это только им кажется, что они громко говорят, а на самом деле...что же на самом деле - не знает никто, даже фонарь, даже клён.
А клёну незачем хвастаться. Вот когда он был маленьким(и завидовал тому фонарю), и боялся что на него кто-нибудь, случайно ли, нарочно ли, он качался на ветру и думал: "Вот когда я вырасту, то буду дразнить фонаря тем, что он меня ниже, и что когда-то всё было наоборот..."
А потом клён вырос. И теперь, глядя на всё это с новой высоты, он понял, что дразниться не стоит, это так...не заслуживает внимания..."А что же заслуживает?" - могли бы мы спросить у клёна. Да, да только клён не ответит, скажет лишь что нам ещё рано знать. А потом, когда мы вырастем, и снова зададим ему этот вопрос, он ответит своим смехом-шелестом: "А ты и сам ответ знаешь, он в тебе.."
А небо с каждой минутой темнеет, и кажется, будто оно все отдаляется... На горизонте оно грязно-оранжевое, словно не успевшее еще остыть после захода солнца, вон зеленая полоса - кто бы знал, что небо таким бывает... А здесь оно по-летнему синее, и темный силуэт дерева словно вырезан из него...
То ли вырезали его из картины, то ли взяли и вырезали из бумаги чёрной да наклеили на этот пейзаж, обретающий с наступлением темноты новые краски...
А на пыльном окне - отпечатки, странные узоры, нарисованные в задумчивости, в одном из стекол - трещинка... Сколько я себя помню, столько она там была...
А еще из окна видно... шесть, семь, восемь домов... Странно... По два-три светлых окна на этаже - не больше...
Потому ли это, что люди устали от света? А может просто устали? Может ли статься так, что человек устаёт от отдыха? Вестимо может...а может нет тут никаких философских проблем и просто решили люди-человеки отоспаться перед грядущим днём? Кто знает?
Еще рано спать... Рано думать о завтрашнем дне... Встреть его - тогда и посмотрим...
Но вдруг что-то в квартире зашевелилось... Щелчок, шаги, вздрогнуть - атмосфера разрушена... Голос, открытая дверь... Нет, я не сплю...
Зачем?.. Почему всегда так?..
Бывает так, что думы мешают радости. Вместо того, чтобы наслаждаться тем, что есть, человек думает о том моменте, когда это самое "что-то" исчезнет и он снова останется один...
Но ведь это неправильно и так просто не должно быть...ведь правда?

Меня здесь еще не было.
Просто не видел... то ли смысла, то ли стимула. К чему, казалось бы...
Ладно уж, чего там. Нынешний случай обязывает прийти сюда и сказать громко и для всех.

Итак. ores'у и Седьмым Граням посвящается.

Дело жертвенности.

Легконогие единороги вылетели на пригорок, один из многих в закатной части Старолесья. Воздух вокруг них звенел и переливался яркой, будоражащей кровь песней, лучился отсветами иных, несказанно прекрасных миров. Сиды в седлах мелодично негромко смеялись, и этот смех звучал, как залог непреходящести чуда и гармонии в мире. Ажурные золотые обручи стягивали их длинные, волнистые волосы, отблески солнечных лучей, рассекающих кроны вязов и буков, нежно струились по высоких голенищах сапог и резных кибитях тисовых луков. День радовался возможности потешить беззаботных Первенцев подлунного Мира.
Охота была в самом разгаре, и вечно юные стрелки мчались сквозь древнюю пущу, загоняя старого мудрого оленя. Ветвисторогий бык хорошо знал правила этих игр, потому, вытягиваясь в струнку, несся к окраине леса, на которой обычаи воспрещали сидам пролитие крови, за которой лежала свобода – и степь. Опушка близилась; Лесной Народ уже держал наготове луки и стрелы; олень мчался, положив рога на спину.
Огромным прыжком могучий зверь одолел груду бурелома, взмыв подобно сказочной птице. Но ни одна стрела так и не скользнула в муаровых тенях лесных патриархов.
Кавалькада замерла по знаку переднего всадника.
- Что случилось, принц? – обеспокоенно спросил один из его товарищей-следопытов. – Отчего Вы не стреляли?
Прочие же безмятежно напевали, исполненными внутреннего света очами лаская ветви зацветающих под дивные песни деревьев. Воздух сгущался, наполняясь нежнейшими ароматами. Принц огляделся, во взгляде золотистых глаз сверкнула твердость.
- Взгляни, Сейволио… - в голосе принца звучала уверенность того, кто решился встретиться со своей судьбой. И тоска по чему-то, что уходит навсегда. – Старолесье еще прежнее… И я никогда не решусь нарушить его покой, никогда и ни за что не соглашусь допустить под сень его крон Извечную Вражду. Я родился здесь... И этот олень – он ведь тоже родился здесь. Не хочется уходить, оставляя за собой смерть детей моего родного края. Ведь впереди у нас… - он не договорил.
- Война практически окончена, принц, - серьезно и печально сказал его Товарищ. – Мы победили… Дворфы более не сумеют поднять свою голову.
- Помнишь, как в третьем от нынешнего дня году Зеленоцветного Папоротника мы повстречали раненого грифона? Помнишь, как он рубил воздух и землю своими когтями, предчувствуя неминуемую гибель и не желая навеки закрыть свои орихалковые глаза?
Сид-спутник промолчал, придерживая игреневого единорога, охаживающего бока шелковистой кисточкой хвоста. Он помнил.
- Я не желаю дворфам такой судьбы. Не желаю падения чарующе-строгих сводов Холкуры. Не желаю, чтобы обезлюдели переходы и палаты Местара. Не желаю также, чтобы в последних судорогах они жгли Старолесье, Миннагоалу и Сторечье. Дворфы не всегда были нам врагами. И могут стать нам друзьями снова. Нужно только пойти им навстречу.
- Вот так? – тихо, едва слышно, густо краснея прошептал Сейволио. – Именно – так? Нету других путей?
- Ты не свободен сейчас, Друг мой, - грустно сказал принц. – Это печалит меня. Ты считаешь нас выше, чем Люди Скал? Но в чем же то наше превосходство, что позволяет нам свысока взирать на другие племена?
- И это говоришь ты, Миалоро, принц Старолесья и Сторечья?! Или, может быть, старики из недр наших чащоб нынче вещают ветхие свои мысли твоими устами?!
- Моими устами вещает только Леганская Степь. Тот простор, что лежит перед нами. То, что недавно еще было Младолесскими Убежищами.
Оба сида посмотрели вперед, на высокие синие горы, подымающиеся в немереной дали за ровной, как стол, степью – морем ковыля и полыни, сменивших сосны и дубы Младолесья.
- Может быть, ты охотишься в этом краю в последний раз… - сказал Сейволио тепло и мягко, и оба единорога прислушались к его словам. – Ведь раньше ты всегда так радовался случаю поохотиться в Старых Лесах.
- А я и охотился. Просто зверь честно ушел. – улыбнулся принц. – И это радует меня более, нежели его возможная смерть. Я слишком недавно с полей сражений…
Глубоко вздохнув, он твердо приказал Товарищу:
- Отправляемся к Венчальному Холму!
Изящная красивая кавалькада – две сотни прекрасных обликом отборных молодых воинов-сидов – выбралась волшебной стаей на просторы Леганской Степи, чтобы отыскать далеко впереди Венчальный Холм, где их уже ожидали вельможи Двух Народов. Подобно вихрям, летели единороги, и ястребы в небесах отставали от лихих наездников. Но смех и радость остались в сумраке родных лесов, сурово глядели по сторонам бойцы, почитая память павших удальцов и сгинувших дубрав, память светлого прошлого, омраченного вспышкой Извечной Вражды. Даже сейчас – ожидая нападения, подвоха.
К закату они оказались у подножия холма, в толпах вельмож и гвардейцев, посреди несметного множества шатров. Солнце уже клонилось к вершинам все еще достаточно далекого горного хребта; принца облачили в свадебные одежды, и мрачный лицом король стоял рядом, скрывая боль и надежду в глазах.
- Ты решился? – спросил он, заглянув в бледное лицо сына. Но увидел только решимость пойти на жертвы ради своего народа, ради добра, ради спасения множества жизней.
Первая часть венчальной церемонии произошла на вершине холма, и друиды торжественно соединили руки принца и скрывавшейся под вуалью дворфьей принцессы – плотненькой низкорослой девушки. Молодые сиды из свиты принца стояли, сдерживая горечь от того, что именно Миалоро, остроумному и добродушному любимцу народа, придется пройти через все это. Вельможи гомонили тихонько, обсуждая суровых и грозных дворфов из свиты невесты – угрюмых длиннобородых кнехтов и хиррдманнов. Ужасаясь судьбе сида, вынужденного взять в жены столь некрасивое существо… Ужасаясь векам мук, на которые решился принц. Дворфы изредка переговаривались, качая головами: неравный брак, неравный брак... не было бы беды.
Затем новобрачные, дворфы и двести сидов жениха спустились в недра каменистого холма и по длинным переходам отправились в сторону гор, дабы там, в святилище одного из Каменных Божеств, завершить церемонию, и дать наконец жениху впервые увидеть свою суженую.
Принц видел у стены храма суровый профиль бородатого Подземного Правителя, ожидающего конца обряда. У него немного закружилась голова, и от щек отхлынули последние кровинки. Он усомнился в своей решимости.
- Поцелуй же свою супругу, Миалоро, - возгласил священник дворфов и церемонно откинул вуаль.
Принц... ну, а что принц? Он искренне готов был пойти на любые жертвы ради своего народа, и брак с дворфой уже успел стать ему привычной мыслью. Пусть она некрасива по меркам его народа, он готов был на такую жертву. Но хрупкий предел его громадной жертвенности был сломан и превышен. И потому, именно потому принц не увидел ни больших зеленых глаз дворфы, ни изящных очертаний носа и скул… он вообще видел сейчас только одно. И хотелось ему только одного.
Вырвать.
И все.
Борода принцессы была совсем еще коротенькой и шелковистой, празднично заплетенной с ленточками.
Борода.
- Омерзительно, - ясным и чистым голосом сказал принц. В его руке оказался поданный Товарищем – он не видел, которым, но счел, что то был Сейволио, - зачарованный клинок из мифрила. – Подумать только. Я полагал, это досужие сплетни.
- Поскорее закончим с этим, - холодно сказал принц. И, более не в силах сдержаться, крикнул: - Смерть впереди нас! – длинный клинок опустился на лицо дворфы в тот миг, когда она уже схватила секиру, чтоб отомстить за обиду. И взлетел снова, и снова.
Сиды обнажили оружие и призвали пламенные шары. Дворфы вскидывали щиты. И сеча началась. А спустя несколько минут выплеснулась в переходы Города Дворфов.
Двести сидов, юношей и светлых дев, словно нож – масло, рассекли королевство дворфов. Меча огонь и рубясь клинками, они сеяли смерть и пагубу, проходя сквозь любые ловушки и западни. Дворфы, лишившиеся короля, сопротивлялись зло и отчаянно, но наступил такой момент, когда легион несущихся сквозь Подгорье почерневших на лице от копоти, кровавоглазых от неисчислимых виденных смертей демонов боли и разрушения заставил дворфов дрогнуть. Они сумели заманить смертоносных чудовищ в глубины, и вышли из Гор.
Дворфы сдались и полностью покорились сидам, признав их верховную власть. Большею частью они поселились в холмах поближе к покровителям, меньшая же избрала себе надземные селения.
Но остановить обезумевших резников и рубайл было уже нельзя. Их можно было только оставить самим себе.
Все дальше и дальше неслись они сквозь тьму с жутким завыванием, не ведая, в кого превращаются с каждым мигом.
И когда один из них… некогда носивший имя Сейволио… остановился в одном из покинутых селений дворфов, утер пот с покрытого шрамами лица и попытался сказать что-то светлое и чистое, что-то, что утешило бы их изувеченные сражениями души, смягчило их боль, почтило бы память отважного принца - только одно слово сумел он произнести, гордым взором обведя соратников:
- Драу!

(П.С. Вот такие вот дети рождаются от Неравных Браков, не так ли?)

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 12-06-2007, 1:42

Долго думала, поместить свой опус сюда или в раздел "Мгновенные мысли", так как данный текст скорее размышление чем творчество. Всего лишь два отрывка, - позже выложу еще.

Записки безумного лича.
Заговор.
А вы знаете, что существует Заговор? Нет? Ну, так я вам скажу, - он есть! Он пронизывает нашу жизнь, наше общество, подобно корням сорной травы. Что? Замешен ли в нем я? О, да! Так же как и многие из вас. Но я хотя бы знаю о том, что происходит. По своей ли воле я участвую в этом безумии? Трудно сказать. Иногда мне кажется, что у меня и воли-то своей не осталось. А то, что осталось, подчинено ИМ. ОНИ присматривают за нами из-за каждого угла, из оконных проемов и подвалов. ОНИ взирают на нас глазами цвета расплавленного золота, янтаря, изумруда, а иногда даже сапфира. А мы бежим, суетимся, торопимся. И все ради НИХ. Покупаем им еду и игрушки. Кто победнее, отдает ИМ последний кусок, на жалкие гроши берет ИМ молока и кильки. Но чем богаче становится человек, тем выше ИХ требования. Ошейники с драгоценными камнями. Корзинки, сплетенные из ротанга. Мясо и сливки. Игрушки из меха. Собственные домики. Все для ИХ удобства и удовлетворения. Кто сказал, что хозяева мы? Взгляни на тех, кто спит в твоем любимом кресле или пристроился на подушке. Взгляни на тех, кто всегда получает самые лакомые кусочки из твоих рук. Взгляни и узри ХОЗЯИНА.
Вы знаете, что существует Заговор? Нет? Ну, так я вам скажу, - он есть!


Зачем ты только что сказал ей это? Простит? Почему-то мы с такой легкостью говорим о прощении. Особенно, когда дело касается кого-нибудь, а не тебя. Мы бросаемся словами, прекрасно зная, что они иногда ранят вернее ножа. Но каждый раз мы уверены в том, что пройдет время, и нас простят. Почему никто не думает, что может пройти время, и мы сами захотим прощения. Да только прощать нас будет уже некому. И что тогда нам останется? Вина, воспоминания о ссоре и ядовитых словах, вырвавшихся в порыве гнева. Я для кого тут распинаюсь?! Ты же не хотел ее обидеть? Так беги, догоняй!
Ну вот, убежал. Как жаль, что не все решается так просто. Что порой бывает легче не заговаривать с человеком, молчать, теша себя надеждой, что может ты и прав. И с каким-то извращенным удовольствием воздвигать стену, где каждый кирпичик это обида реальная или вымышленная. И когда ты все же решаешь выглянуть из этой крепости, воздвигнутой из взаимных упреков и непонимания, то с той стороны видишь такую же стену и такую же крепость. Но даже это можно решить и исправить. Можно справиться с обидой, своей и чужой, начать все с начала и радоваться оттепели в отношениях. Так почему же нам так трудно сказать «прости» и простить самим?

Рассказ, написаный на *ужаснувшись про себя* конкурс - и успешно закончивший его в глубоких низах. )


Дверь скрипнула, в открывшийся просвет щедро плеснуло запахом сырости и шумом дождя, давно пора купить немного масла и смазать петли... Впрочем, посетителей за последний год не было - может, обойдется и так?

Бряк-бряк - колокольчик над дверью...
О, неужели наконец вспомнил?

Быстрым и уверенным шагом он вошел, захлопнул за собой дверь и содрал с плеч промокший плащ, попытавшись затем одновременно повесить его на кованый крючок над камином и сдуть прилипшую ко лбу мокрую прядь волос. Наконец, когда ценой немалых усилий это удалось сделать, он крикнул вглубь библиотеки:
- Мистер Биллингер?
Откуда-то из полумрака, обнимающего дрожащее пламя свечи над столом, заваленным книгами, донеслось приглушенное покашливание. Трясущимися руками старик сгреб со стола подсвечник и шагнул навстречу позднему гостю.
- Это вы, Левадис? Поздно сегодня... - он помолчал немного, взвешивая слова, и добавил, - Ужасная погода, не правда ли?
Ночной гость склонил голову, и негромко ответил:
- Я собирался в дорогу... Пришлось... немного раньше, чем задумал. Вы ведь не откажете мне выбрать пару-тройку книг - на месяц или около того?
- Разумеется, - с ноткой растерянности сказал мистер Биллингер, разводя руками, - Проходите и будьте как дома...

...Шаги, шаги, неловкие и напоминающие ломкую поступь слона на тонких ножках с какой-то полустертой из памяти картинки - шаг за шагом ночь и гроза остаются где-то сзади, не касаясь царства пыльной бумаги и старинных переплетов. Здесь тихо, только шелестят сзади страницы под рукой библиотекаря; он всегда читает. И иногда делает какие-то выписки в свою тетрадь. Да еще потрескают дрова в камине, и почему-то совсем не слышно успокаивающего стаккато дождевых капель - куда они делись, почему...?
Книжные шкафы, каждый был оформлен особенной резьбой, и сделан из отдельной породы дерева - странная причуда; а впрочем, если у хозяина есть деньги, это выглядит даже красиво. Здесь есть липа, бук, а там, кажется, красное дерево... это кедр. А это, кажется, орех?
Вдруг его охватило непреодолимое желание остановиться; он остановился, оперевшись рукой на резную орлиную голову в орнаменте полки и потянулся пальцем к запылившемуся дереву. Не совсем понимая, зачем он это делает, два раза вывел на его поверхности слово "hollow", с каждым разом все больше проникаясь символом пустоты. Из окружностей отрывистого почерка тысячей глаз сороконожки таращилась новорожденная Тьма, и почему-то пришла тоскливая мысль о бессмертии, которое вдруг показалось омерзительным и гнусным. Не глядя, он достал с полки первую попавшуюся книгу, открыл -

со страниц обожгло холодом, там, где-то под сердцем, это ведь она, и та самая осень, медь и кованая бронза на осыпающихся чеканных листьях, слетевших не иначе как со старинной гравюры... Распахнутое окно, вырванные страницы и глупые стихи в россыпи кленовых... белые мраморные, такие нежные и холодные руки, пальцем скользя по впалой щеке...

Он хорошо помнил, что будет дальше - всего через четыре дня. Слишком хорошо, чтобы не захлопнуть книгу, подняв при этом в воздух легкое облачко пыли.
Он пошел дальше, все убыстряя шаг и на ходу выдергивая из плотного ряда переплетов новые книги. Там было то же самое: эпизоды, кропотливо переписанные со страниц прожитой жизни на бумажные. Редкие картинки, удивительным образом не похожие внешне на происходившие события, но совпадавшие с тем, что при этом воспринималось внутренне (например, на одной из иллюстраций был изображен толстяк Булджер с гротескного вида ослиной головой, бывшей ему очень кстати).
Кресел в библиотеке почему-то не было, и он, плюнув на сохранность костюма, сел на пол, неловко скрестив ноги. Сначала он тянулся к старым, стершимся воспоминанием детства, потом выискивал среди книг недавнее, чтобы снова пережить и пересмотреть его со стороны, и наконец наткнулся на невзрачную истрепанную книжицу блекло-коричневого цвета без какого-либо признака названия. Похоже, ее открывали много раз - замусоленные уголки страниц, пожелтевшие листы и кое-где затертый текст... Создавалось впечатление, что она попала сюда случайно. Биллингер, когда ему приносили что-то действительно ценное и плохо сохранившееся, обычно загонял своих подручных за перепечатку.

Книга была написана на совершенно непонятном языке, хотя порой нелепые закорючки складывались в что-то неуловимо знакомое. В ней был всего лишь один рисунок, на котором была изображена библиотека и сидящий на полу джентльмен в смятом френче, окруженный разбросанными в беспорядке книгами. Только одна деталь отличала картинку от происходящего - за спиной нарисованного Левадиса стояла фигура, напоминающая пустоту, обернутую в балахон. Из широкого рукава торчало длинное тусклое лезвие, испачканное красным.
Первый порыв был - обернуться, но он быстро заставил себя успокоиться, и вернулся к книге. Разумеется, там никого нет. Или все-таки?.. ничего ведь плохого не будет, если он заглянет за плечо?..
Сзади никого не оказалось, и встревоженный рассудок успокоился, вернувшись к странной книге.
После картинки в книге шли пустые страницы.
Левадис внезапно ощутил, как здесь жарко; духота подступила к горлу, и он расстегнул воротник. Рука с безмерным удивлением нащупала на горле запекшуюся корочку шрама... откуда он взялся?!

стройная геометрия мира внезапно закружилась,
углы разлетелись изящными пируэтами,
переходя в волнистые спирали,
линии смущенно закольцевались
и устроились плоскостями на полставки,
пространство подумало и решило
- хватит.

...Услышав из глубины зала глухой стук, мистер Биллингер повел себя странным образом - он дернулся, сбив со стола свечу, затем, придя в себя, быстро сгреб книги и свою тетрать в портфель, схватил висящую на крючке трость и со всей доступной скоростью побежал, прихрамывая, к двери. Захлопнул ее за собой, (некстати вспомнилось, что надо было купить масла, но уже поздно) и заковылял подальше от злосчастного дома, поминутно оглядываясь.
Возможно, причины столь скоропостижного бегства были вам более понятны, если бы вы знали, что три года назад, в аналогичном случае (случившимся за сотню миль отсюда, в доме под номером девять, Батчер-стрит, Кентберри) со смертью владельца библиотеку вмиг охватил пожар, и большинство отобранных мистером Биллингером книг съело жадное пламя, а кроме того пострадала его любимая трость, которую затем пришлось нести в мастерскую и делать накладки из кости (за немалые, между прочим, деньги).
На этот раз он решил не рисковать, и держал все свое рядом с выходом.
- Он собирался в дорогу... - пробормотал мистер Биллингер, ожесточенно вонзая трость в мостовую, - Ах, Аего... зачем было так грубо? Хольгер, наверное, остался впечатлен, но то Хольгер...
Библиотекарь снова оглянулся, ожидая взметнувшихся к небу огненных языков, но похоже, в этот раз обошлось. Здание библиотеки было окружено, как призрак, тонкой завесой тумана, и словно замерзало, проваливаясь сквозь обыденность. Оно еще простоит, и может быть, даже несколько лет - память обычно живет дольше самого человека.

Полагающихся по законам жанра грома и молнии почему-то не было.



...Один умный (или не очень?) человек сравнивал подсознание с огромной библиотекой, где хранятся воспоминания и возможности. А сознание - с библиотекарем, который подчиняется командам мозга, и достает перед посетителем нужную ему книгу.
Но шкафов и книг слишком много, а он, бедняга, работает без перерывов и выходных, и даже ночует в библиотеке - когда мы спим, он ворочается во сне и пытается анализировать пустые коридоры и пыльные полки. Ему снится, что книги взлетают со своих мест, начинают кружиться и танцевать, а понятия вещей перестраиваются, убегая от логики... когда мы, неизвестно почему, съедаем во сне своих друзей или отбиваемся от возжаждавшего убить нас пушистого любимца.
Все это странно, и его беспокоит одно - на самом ли деле происходит это, или только сон, который видит сон? Он все хочет как-нибудь остаться ночью у горящего камина и не смыкать глаз, наблюдая за поведением книг, но увы - дела, дела... и всякий раз, когда приходит ночь, у него неотвратимо слипаются веки.

Сообщение отредактировал Черон - 20-06-2007, 16:46

Смерть.
Не нужно её бояться. Пока есть мы, нет её. Когда прийдёт, не будет уже нас..
Смерть.
Она смотрит пустыми глазницами окон на бродягу, что пьёт глинтвейн, привалившись спиной к стене. Он вытирает губы грязной рукой и заходится в кашле, сплевывает кровь на мостовую.
Смерть усмехается ветром, гудящим под крышами заброшенных домов.
Бродяга падает на колени, вздрагивает от боли, что разрывает лёгкие и затихает. Смерть смеётся и поёт последнюю песню.
Смерть.
Она смотрит через дуло револьверы, приставленного к виску. Рука дрогнет, у него есть последнее мгновение подумать, кинуть оружие проч. Но всё, мгновение упущено и тяжелое тело падает на паркет, заливая его кровью. Смерть танцует на красных каплях, стекающих со стены.
Смерть.
Она призывает, рассказывая о свободе, что ждёт впереди, только стоит сделать шаг с крыши и за спиной распахнутся долгожданные крылья, и те кто сдерживал, пожалеют. Только шаг и все мучения закончатся, только шаг. Она делает его. Ведь все твердили, что только она может сделать свой выбор, но всё равно решали они, они диктовали как жить, но как умереть… она знает сама, достаточно шага и всё будет кончена. Вот только страшно, ноги дрожат.
- Кукла!- кричали они и смеялись над ней.
- Бессердечная!
А она плакала, сердце разрывалось от боли. Они лишь дёргали за ниточки. А она танцевала под тысячи чужих дудок и плакала.
Она ненавидела всех их, но улыбалась нарисованной улыбкой. Никто не смотрел в голубые глаза куклы… никто не замечал в них отчаянье.
Смерть.
Это всё что ей осталось.
Смотрит в даль, а рядом новая подруга протягивает костлявые руки.
- Это твой выбор…
И она падает вниз.
Смерть смеётся шорохом юбок, летящей вниз куклы.
- Я всегда рядом с вами!

///Cказка для Цынка///

**********

Кошке мучительно хотелось кота. В этом не было ничего необычного, поскольку вниз по реке нерестилась рыба, и все коты были там. Кошка понимала, но всё-равно хотела.
- Сидишь?
- Сижу.
- Да брось ты...
- Не смешно.
- Угу.
И они посидели еще немножко. Затем Линор достала банку кильки в томате и положила на камень-столешницу. Хороший камень. Плоский. Почему-то он сразу приглянулся девочке, и она не видела похода на реку без того, что бы что-нибудь не поставить на него. Кошка едва заметно оживилась, но старалась держать марку. Всё-таки она хотела кота, а не кильку. Хотя килька – это тоже не плохо.
- Будешь?
- Угу.
Они сидели на берегу реки и облизывали перепачканные руки, затем кошка поднесла измазанную лапу к губам Линор и вопросительно замерла. В воздухе повисло неловкое молчание, затем ребенок мотнул головой.
- Не сегодня. Ладно?
- Хорошо. Хотя мне это нравится.
- Мне тоже. Просто настроения нет.
- Угу.
Наконец не выдержав, Линор встала и пошла к старой коряге. Кошка не шелохнулась, потому что мучительно хотела кота. Естественно она могла и бегать и прыгать и даже ловить мышей, но всё это было сейчас не столь интересным как созерцание себя в лапах какого-нибудь перса. Или может что-нибудь более экзотически-южное. Египтянина может? Кошка облизнулась. Это так же не плохо как и килька. Вкусно.
Подкравшись, Линор ловко подхватила подругу на руки и закружила в каком-то покореженном вальсе. В танце было много не правильного, особенно манера девочки выворачивать ступни наружу. Словно вальс крутился в одну сторону, а ножки на шарнирах в другую.
- Прекрати.
- Хи. Значит, ты здесь раз заметила.
Кошка едва заметно улыбнулась, поскольку всё-таки малышка сумела её подловить. Прогулка подходила к концу, но почему-то хотелось погулять еще.
- Давай пройдемся.
Небрежно бросила она, выскальзывая из объятий и демонстративно не оглядываясь, затопала вверх по течению. Пожав плечами, Линор двинулась следом.
- А куда мы?
- Разве ты не знаешь? Если идти вниз по течению, то можно прийти к домику волшебника. Мы разбудим его. Он рассердится. Превратит нас в рыб, и мы поскачем с остальными вверх. К котам.
- Что бы те вспороли нам животы?
Кошка промолчала. Она давно усвоила искусство многозначительно молчать, слегка подрагивая хвостом. В этом, как ей казалось, было что-то загадочное. Таинственное. Чарующе-возбуждающее. Линор же просто терялась, когда её игнорировали, и замолкала.
Так и шли они вниз по течению.
- А ты хочешь кота?
Поинтересовалась кошка.
Девочка смутилась. Она знала для чего существуют коты, но всё-таки это были коты кошки и как-то не правильно хотеть её котов. Девочка промолчала. Удовлетворенно хмыкнув, кошка сочла молчание знаком согласия, и прогулка снова продолжилась в тишине.

- Тик-так.
Раздалось откуда-то из-за высокой сосны, мимо которой проходила девочка и кошка. Они замерли и прислушались.
- Спросите меня: «кто ты?»
Попросил довольно-таки приятный голос.
- Ты кто?
Линор решила взять переговоры на себя и подбоченилась, что бы казаться взрослее.
- Шалтай. Шалтай-Болтай.
Голос умолк. Они подождали еще немножко, но ничего не происходило. Пожав плечами, кошка со своей двуногой спутницей двинулись дальше.
В скоре показался сад камней. Кто его сделал было загадкой, но от этого он не становился менее глупым. Кому надо сажать камни? Это глупо. Но красиво. Почему-то. Как Линор. Хотя нет. Кошка мысленно поправила себя и добавила вслух
- Ты умная.
- Что?
- Говорю, что ты умная.
- Ах да... спасибо.
Кошка без предупреждения повернула в сад, но Линор было без разницы куда идти, а раз так, то и предупреждения не нужны. Устроившись на самом большом камне, кошка спросила
- И что теперь?
На самом деле, именно она должна была ответить на этот вопрос, раз свернула сюда, но кошка – это кошка. Линор понимала это и неторопливо, подбирая слова, ответила
- Обратно?
- Неее... рано.
- А тебе скучно?
- Немного.
- Мне тоже.

Телефонный звонок прозвучал так неожиданно, как может прозвучать звонок, которого ты ждешь больше всего на свете. И перестаешь ждать, и снова ждешь. Надя чуть не опрокинула себе на колени чашку с горячим чаем, попытавшись дотянуться до трубки, не вставая с кресла.
- Алло…
- Привет! Ты не забыла? Сегодня у Димки день рождения.
- Как я могла забыть. Я даже подарок купила.
Подарок и впрямь был хорош, - модель немецкого танка «Тигр» времен Великой Отечественной Войны в масштабе 1/23, в исполнении какой-то безумно крутой фирмы. Надя обегала с десяток магазинов, и выложила за него немалую часть своих сбережений, но он того стоил.
- Ну, тогда мы тебя ждем. Или, может, зайти за тобой?
- Да нет, я сама доберусь.
- Ну, как хочешь. Пока!
Девушка счастливо улыбнулась, - вечер обещал быть просто прекрасным. Осталось только предупредить маму. Пальцы быстро набрали заученный наизусть номер.
- Мам. Я сегодня вечером в гости, - к Димке на день рождения.
- А тебя приглашали?
- Ну, мам! Конечно, меня приглашали. И подарок готов.
- Ладно, иди. Только оденься теплее, а то на улице прохладно. Ты меня дождешься?
- Не знаю. Ну, ладно. Я тогда начинаю собираться.
Надя заметалась по квартире, пытаясь хоть немного прибраться к приходу матери, - вовсе незачем портить хороший вечер ссорой и нотациями на тему «какая ты неряха».
Надежда уже закрывала дверь, когда на лестнице послышались знакомые шаги. Мать Нади возвращалась с работы. Девушка вновь открыла дверь перед матерью.
- Привет. Ну, я побежала?
- Подожди. Во-первых, надень на голову что-нибудь, - я же говорила, что на улице холодно. А во-вторых, возьми респиратор, я тут новый принесла.
Мама достала упаковку с новым респиратором. Яркая нарядная упаковка притягивала взгляд. Какая-то необычная модель, - респиратор казался легким и удобным, выполненный из пластика, он, как ни странно, создавал ощущение праздника. Девушка встала на цыпочки и чмокнула маму в щеку, после чего метнулась в квартиру, и надела берет.
Надя быстро побежала по лестнице вниз, - лифт, как всегда, не работал. На одной из полутемных лестничных клеток мелькнули тени, из самого темного угла на нее смотрела дюжина глазок-бусинок, тоненькие голоса наперебой пищали одно единственное слово: «Есть-есть-есть-есть!» Надежда сунула руку в карман и, немного помешкав, извлекла оттуда кусочек соевого мяса. Кто-то из крыс подбежал поближе и маленькими лапками, так похожими на человеческие руки, взял угощение. «Ну и что, что мама просила съесть мясо самой, - оно мне никогда не нравилось, а крысам праздник. С крысами надо дружить», - так думала девушка, сбегая по лестнице. Вспомнилась статья в газете, где рассказывалось о том, как крысы спасли старика, кормившего их, позвав других людей, когда у него начался сердечный приступ. Вот и шлюз подъезда, - Надя надела респиратор, и лишь тогда вышла на улицу.
А на улице шел снег, серый и скучный днем, вечером, в тусклом свете редких фонарей он казался почти белым и каким-то сказочным. У подъезда стояла Аня, - девушка со второго этажа. Рядом стоял парень с одинокой розой в руках. На Ане был респиратор, на парне же противогаз, старинный и громоздкий. Видимо он был из малообеспеченной семьи, но тогда вставал вопрос, сколько он копил на то, чтобы купить эту розу. Было видно, что ему очень хотелось поцеловать Аню, но он боялся зайти в шлюз подъезда, чтобы их, не дай Бог, не увидели ее родители. Оставался еще вариант, - снять противогаз и поцеловать ее на улице, но, похоже, второй вариант пугал их еще больше. Надя прошла мимо влюбленной парочки, оставив их решать эту сложную дилемму.
Почти дойдя до конца дома, Надежда вдруг подумала, а каково это, ходить по улице без респиратора. Воздух уже не был столь опасен, как десять лет назад, - тогда даже в квартирах ходили в противогазах. А сейчас? Ведь если совсем чуть-чуть его вдохнуть ничего не случится. Девушка замерла на полушаге. Рука протянулась к респиратору. Ничего не случится… ничего. И вот, она решилась, приподняла дыхательную маску и сделала один неглубокий и быстрый вдох. А затем еще один. Воздух пах химией, пылью и чем-то кислым. В горле запершило, и Надя поспешно натянула респиратор вновь, избегая удивленных взглядов прохожих. Что и говорить, первый вздох разочаровал девушку. Но ведь ничего не случилось. Надежда улыбнулась, - в конце концов, впереди замечательный вечер, встреча с друзьями, Димкин день рождения. И она заторопилась, весело напевая по дороге.
Как будто не было прошлого, где люди ходили без респираторов, а крысы не разговаривали.

Рассвет и Закат.

Окраина Шилмислского леса. Еще не начался рассвет, негустой туман от ближайшей речки мешает разглядеть что за ночной зверь возвращается с охоты за деревьями. Даже слабый ветерок не колышет темные листья древ и кустарников. Природа вот-вот проснется, а белокурая лесная эльфийка быстро бежит по лесной тропе. Волосы ее развеваются за спиной, светлые как солнце благодаря волшебному зелью.
Перепрыгивая через вздымающиеся над землей корни дубов и лип, быстро сбежав с пригорка, она бегом помчалась из леса к полям вдоль реки. Восходящее солнце подсвечивает небо розовыми, оранжевыми и фиолетовыми красками. Зеленые глаза больно и приятно щиплет от яркого света - победы Латандера. В такие моменты свободы, свободы духовной, когда весь груз дум и былых поступков словно исчезает, словно рождаешься с этим новым днем и понимаешь насколько ужасно большинство твоих деяний.
Просыпаются утренние птахи, которые вначале робко, а потом все увереннее слагают новые дивные трели. И вот уже чувствует авантюристка на своей коже слабый ветерок. Она взбегает на поросший клевером и цветущими кустами шиповника холм, а снизу темно-голубая полоса неширокой речки, петляя, уходит снова в лес. Роса, осевшая на траву, так свежа и приятна. Ветер развивает волосы, усилившийся на возвышенности, откуда видны кроны древ, которые еще даже не позолотило солнце. Саида бежит все быстрее, как бы желая обогнать само время и забыть все зло. Ногти лесной эльфийки накрашены красным лаком, точно она рвала живое мясо руками.
И отдаленно воровка ощущает, как приходит до сего момента неведомое чувство раскаяния, что причиненная когда-то другим боль все же волнует в глубине храбрую и свободолюбивую духом эльфийку.
Какое блаженство, пробежаться по изумрудно-зеленой рассветной траве! Рассеивается легкий туман под натиском первых лучей солнца и Саида сбегает с холма снова в лес. Верхушку стройной липы так красиво позолотило солнце. При виде всего этого великолепия гармония вытесняет гнев, ненависть и чувство мести.
"А ведь мать была жрицей Кореллона Ларетиана..." - мелькнула в голове лесной эльфийки мысль.
И так она бежит, пока хватает дыхания, и пока солнце не взойдет слишком высоко, а на смену ночной и утреней прохладе не придет дневная жара.
Туман окончательно испарился, и высохла роса. Саида остановилась и огляделась.
"Но это не леса Эвермита и не древние леса былого Кормира..."
И снова, словно придя в себя, вернулись все мысли бывалого афериста.

Так повторялось каждый день, а на следующий месяц солнце уже успевало подняться к тому моменту, как проснется Саида. И уже не видела лесная эльфийка утренние сумерки.

Но эльфийка вскоре покинула Шилмислские леса и вернулась во Врата Балдура. Стояла полуденная жара. Волосам своим она уже придала натуральный цвет - медно-рыжий, который очень красиво сочетался с ее загорелой кожей. Звуки города тревожили острый слух лесной эльфийки, а запах немытых людских тел раздражал. Глаза внимательно следили за обстановкой, а сзади двигался высокий и хорошо сложенный негр из Чульта. Бывший раб, которого она выкупила у тайца за хорошую сумму, но потом даровала ему свободу... Но ее спутник не покинул ловкачку.
У негра были черные курчавые волосы, одет он был в это время года в кожаные короткие штаны, к ремню привязан длинный меч и странный по форме клинок длинный как нож, но короткий для сабли. Кожаные сапоги с твердой подошвой не позволяли Ахмету передвигаться по мощеной улице так же бесшумно, как эльфийские сапожки с загнутыми носами позволяли это Саиде. Негр был ее телохранителем и соратником, хотя всерьез воровка ему и не доверяла. Авантюристка давно уже никому не доверяла, полностью разочаровавшись и в эльфах, и в людях и в полукровках. Недавний визит в леса своего народа лишь ненадолго встревожил ее закаленный в несчастьях дух.
Неожиданно из толпы к эльфийке бросился человек в темном плаще. Саида испуганно остановилась. Ахмет за ее спиной сразу же выхватил мачете и стремительно двинулся вперед, чтобы загородить воровку от нападавшего. Негр преградил клинком путь незнакомцу и обжег его взглядом черных, как омуты глаз.
- Госпожа, у меня весть к вам. Очень срочная. Меня зовут Дэниз.
- Отойди, гнида, - прорычал Ахмет.
Саида кивнула негру в знак благодарности, но незнакомца не позволила к себе подпустить ближе.
- Говори прямо, что за дело у тебя ко мне.
Лесная эльфийка только сегодня вернулась, и у нее были очень важные сведения из эльфийских лесов, где она пробыла и как друг и как шпион.
- Твоего брата сегодня сожгут на закате, - помешкав некоторое время, все же произнес Дэниз.
Саида застыла, у нее словно сердце перестало биться. С губ хотел сорваться вопрос, но перед глазами закружились краски мира и, если бы ее не поддержал Ахмет, эльфийка бы упала прямо на грязной мощеной улице.
- Как сожгут?! Кто посмел?! – тихо, но с нотками возмущение говорила она.
Незнакомец ничего не сказал, а лишь отдал лист пергамента, где было указанно место за городскими воротами, куда Саида обязательно наведается, чего бы ей этого не стоило.
Передав бумагу, человек сразу же бросился в толпу и затерялся среди других жителей Врат Балдура.
Авантюристка сжала кулаки, но потом взглянула на бумагу. Через час Саида и Ахмет, раздобыв лошадей, поскакали на запад от города.
***
Сердце Саиды ойкнуло, когда она увидела сооружение из дерева для сожжения погибших. Тело было укрыто белым шелком. Она дала шенкелей коню и обогнала Ахмета. Словно ветер, преодолела она расстояние на вороном коне до погребального постамента и жрецов Латандера в простых одеяниях. Саида спрыгнула с коня и, не обращая более внимание на животное, вырываясь из рук жрецов, взбежала к телу.
- Дитя, лучше не смотри, - перехватил ее руку молодой клерик с тонкими чертами лица, как у эльфа, каштановыми волосами, словно плодородные земли Амна и в голубом одеянии. Он единственный смог поспеть за воровкой. На Саиду словно смотрело божество…
Солнце тем временем опускалось все ниже, и огненные краски осветили небо, придав облакам такое неповторимый окрас, землю словно позолотили в последний раз перед смертью дня, деревья сияли в золотых лучах.
Зеленые глаза смотрели печально, но авантюристка поступила, как требовало ее сердце, и откинула легкую ткань с тела.
Сердце словно проткнули ножом, и Саида пошатнулась.
- Ларрел! – слышала она точно в отдалении свой голос полный страдания и горечи. Глаза ее не могли поверить в то, что ее брат, преданный Кореллона Ларетиана, такой прекрасный щеголеватый эльф возлежал на этом постаменте в свои сто тридцать четыре года. Левая рука Ларрела была отсечена, голова тоже, грудь смята, точно ему сломали несколько ребер сразу, белый плащ воина испачкан в грязи и залит кровью, одежда порвана, когда-то нежная и шелковистая смуглая кожа боевого мага обескровлена и подпорчена стараниями крыс, глаза закрыты, но Саида не решилась проверить выклевали ли птицы очи эльфу, черные волосы брата, которые раньше были ему по плечи, растрепаны.
- Ларрел! У меня ведь больше никого не осталось! Кто возьмет меня в жены?! Я ведь порченная, грязная! Ларрел!.. – глаза Саиды застилали слезы, она почти ничего не видела. Эльфийка закрыла своим телом тело мертвого брата и рыдала так горько, как никогда в своей жизни. Не страшилась она уже позорных слез, не страшилась нашуметь, не страшилась и посторонних наблюдателей. Красивое лицо медноволосой эльфийки раскраснелось, волосы ее отливали огнем, словно красное пламя. Губы Саиды целовали грязную одежду лесного эльфа, его израненную кожу.
- Ларрел, слишком рано!.. Ларрел, возьми меня с собой!..
- Ну, хватит, хватит… - успокаивал лесную эльфийку Ахмет, который наконец добрался до погребального постамента. Он старался не показывать своих чувств при виде семейной сцены, как то искусно делали жрецы Латандера. Негр посмотрел в глаза молодому клерику и положил свои могучие черные руки на плечи эльфийке.
- Ахмет… - жалобно и едва слышно, роняя слезу за слезой, проговорила Саида, - я ведь так… не могу… больше… - она незаметно для всех вытащила обмазанный ядом голубого лотоса кинжал амнийских воров и, оставив тело в покое, приложила лезвие кинжала к запястью, чтобы перерезать вены и мгновенно умереть от яда, - жить…
- Ох, дура! – выбил кинжал из рук эльфийки телохранитель, развернул к себе и прижал к голой мускулистой груди. – А обо мне подумала? Кто со мной расплатится? – пробовал пошутить негр, но явно вышло неудачно. Саида безмолвно рыдала, уткнувшись в грудь Ахмета, и теплые слезы иногда падали на обнаженное тело негра.
- Ахмет, ему было всего сто тридцать четыре года… - и оранжевое сияние освещало четыре фигуры на возвышении: обнимавшего эльфийку негра, молодого жреца и изувеченного эльфийского боевого мага.
- Он прожил достаточно… – попытался сказать телохранитель, но Саида хоть и задыхалась от рыданий, но перебила его.
- Эльфы редко… теряют родных…
Негр погладил лесную эльфийку по голове, ранее такую спесивую и холодно-расчетливую, а теперь слабую настолько, что любой амнийский забияка смог бы ее обидеть, а затем и убить.
- Только не бросай меня так же, - сказал Ахмет, но Саида ничего не ответила.
Воровка отстранилась и уже спокойнее подошла к телу брата, чтобы посмотреть на него в последний раз. Рука ее потянулась к медальону в форме полумесяца, который лежал на груди покойного воина. Серебряный медальон, гравированный тончайшими и искуснейшими сложными завитками растений, что можно было годами разглядывать его красоту, отливал в закатных лучах. Саида нащупала у себя на шее совершенно другой медальон с изображением бархатной маски, что скрывала лицо целиком и лишь рубины указывали на вырезы для глаз.
Она сорвала с шеи свой медальон и сравнила его с медальоном Ларрела.
- Я говорила тебе, не носи звезду с полумесяцем, - глянув на пряжку на поясе брата, дрожащим голосом сказала воровка.
- Ахмет, возвращайся в Амн и передай, что я больше не служу теням. В моем сердце осталось место только мести. Вот, - она вложила ему в руку свой золотой амулет, так соблазнительно сверкавший в лучах солнца, - возьми его. У меня теперь другие цели.
- Спуститесь, пожалуйста, - учтиво попросил модой человек и жестом предложил последовать вниз за ним. В своем легком небесном летнем одеянии, такой учтивый и возвышенный, человек казался сущностью чего-то необъяснимого.
Негр покачал головой, но медальон взял. Он обнял авантюристку и увел ее прочь от тела Ларрела.
Жрецы затянули умиротворяющую песню, которая нисколько не вязалась с огненным закатом. Последние лучи изливало на землю великое светило.
Молодой клерик поджег факелом в нескольких местах погребальный погост и отошел подальше.
Саида словно во сне наблюдала, как пламя разгоралось, а потом стало пожирать тело ее любимого брата.
- Мы ведь расстались очень плохо… и это было очень давно.
Негр, понимая, что лесной эльфийке нужно выговориться, молчал и слушал.
- Зачем он покинул родной лес, ведь он никогда не хотел странствовать среди людей? – вопрос скорее прозвучал для нее, чем для Ахмета, потому негр опять промолчал.
Саида задыхалась от рыданий, но старалась, чтобы ее голос звучал четко и уверенно.

Эльфийка затянула грустную песню в своей скорби по Ларрелу.
- В том озере, сотканном из серебра,
На лунной дорожке златого ковра,
Печально вздыхает ундина одна -
В беспечного эльфа она влюблена.

Сын легкого ветра, и нежной зари,
Ее он не слышит - зови-не-зови...*
- Ivae, amine syolkiir tan. (Свет тебе, мой необузданный брат.)


И было сегодня двадцать шестое число месяца Киторн – Времени Цветов.

Когда погост уже обвалился, а тело сгорело в очищающем пламени, эльфийка уже не плакала.
- Что ты собираешься делать теперь? – спросил ее Ахмет.
- Если я умру, ты сожжешь мое тело?
- Кхм…
- Я буду Мстить за брата.
- И куда ты направишься?
- Я вернусь во Врата Балдура и найду эту вертихвостку-блондинку, что толкнула моего брата на эту авантюру. А потом мы найдем его убийцу.
- Тогда поехали…
- Это будет опасно, мой брат был могущественным боевым магом и мало кто смог бы с ним тягаться.
- Я твой друг, Саида, и я не брошу тебя.
- А как же теневые воры?
- К черту Амн.
Саида слабо улыбнулась.
- Друг… - так тяжело далось ей это слово после стольких разочарований, что привели ее к ремеслу тайных уловок и краж.


*Black Lion Duke

Черный менестрель

Весело трещал костер. Длинные тени играли с листвой, создавая чудные и пугающие видения. Лес ночью – прерогатива эльфов или сумасшедших. А лучше – и то и другое. Он сидел на бревнышке и, то и дело, подбрасывал дровишек в, и без того, яркое пламя. Но поленья были необходимы. Сегодня у него будут гость. Точнее гостья. Эльфы не любят покидать своего леса. Эльфы не ценят бродяг. А еще говорят, что эльфы не умеют любить. Но так говорят те, кто ничего не знает про эльфов, а именно – люди. Нет, то, что бродячих эльфов – раз два и обчелся, это правда. Но ведь они есть. Так вот он был одним из них. Нет, его не выгнала община, за ним не гонялись все вольные племена эльфов, он не состоял на службе у людей, что, вообще-то, хуже всего. Он просто был менестрелем. Вот уже многие годы и люди и эльфы втихаря мурлычут его песенки под нос. Почему втихаря, спросите вы? Да потому что он был запрещенным менестрелем. Сильные мира сего не любят, когда ваганты поют о них правду, да тем более и на улицах. И сильные мира сего не признают неподкупность. Не все, конечно, но в большинстве своем.
Он сидел на бревнышке и слушал ночь. Его гостья не была эльфом, но ему оставалось только удивляться ей нечеловеческой способности ходить по лесу бесшумно. Она чувствовала лес, как самоё себя. Несмотря на то, что происходила из древнего рода. Человеческого рода. Шорох. Что ж, она решила предупредить его о своем приближении. Тени метнулись, ближайшие кусты разошлись, и из мрака выступила фигура.
- Здравствуй, Трувор.
- Здравствуй, госпожа.
- Ты хотел видеть меня. Зачем? Почему именно ночью, почему в лесу, а не в трактире в центре города?
- У трактира слишком много ушей, даже по сравнению с ночным лесом…
- Не тяни время, трубадур, меня ждут, мое время дорого, не забывай об этом.
- Мое время, как и твое, не дороже всех звезд на небе. Я хотел сказать тебе, госпожа…
- Если ты скажешь, что влюблен в меня, то это я уже слышала.
- Придет она – ты ей стихи, поэт, пиши,
Уйдет она – тогда тоску вином глуши,
Вот так и мне один остался в утешенье
Возлюбленной моей излюбленный кувшин.
- Что это, Трувор?
- Это? Стихи.
- Мне?
- Вам, госпожа.
- Таких стихов мне еще не писали. Что ты хочешь этим сказать, поэт?
- Вы уйдете так же, как и пришли и забудете меня через какое-то время. А я буду напиваться в каком-нибудь кабаке,.. если буду жив.
- А если я дам тебе то, что ты, наверное, хочешь, ты поедешь во дворец. Я организую концерт…
- Но ведь я запрещен?! И за мою голову назначена награда… вас будут подозревать… - он ухмыльнулся. Подложил еще одно полешко в костер и посмотрел в глаза гостье. – А в прочем… я согласен.
- ??? Но ведь…
- Минутное удовольствие лучше недовольства вечности.

Перед какой только публикой ему не приходилось выступать, но столько знати в одном месте он видел первый раз. И почти все они – герои его сатирических куплетов. Эльф-сатирик! Какая насмешка над величием племен.
Он знал, на что шел. Он знал, что это его последний концерт. Но еще он знал, что давшая ему любовь в эту и предыдущие ночи носит под сердцем его дитя. Он не знал, кем он будет, эльфом или человеком, но он будет, а значит, жизнь пошла не зря.
Он пел и вдохновенно подыгрывал себе на лютне. Сзади надрывались флейтисты, пытаясь сыграть совершенно незнакомую мелодию правильно с перового раза. Он пел. Зрители слушали песни о себе. Кто-то негодовал, но большинство хохотало над верно подмеченными сравнениями и достаточно вольными интерпретациями фактов. Когда песни его иссякли, а буря аплодисментов стихла, вперед вышла та, что дарила ему любовь.
- Казнить.

Он был сожжен как преступник. Как еретик. Награда за его голову так и осталась лежать в казне, а та, что думала о ненависти к нему сгорала от ненависти к себе. И лишь одно мешало ей свести счеты с этой жизнью, где она совершала лишь ошибки – ребенок под сердцем. Его ребенок…

Сказка

Тук-тук-тук…
Стук у меня нервный и неровный. Да я и сама такая.
Дверь открывается, на пороге стоит Маша – маленькая девочка шести лет, рыженькая, смешная.
- Тетя Настя!
Маша бросается ко мне и обнимает за ноги – выше просто не дотягивается. Улыбаюсь. Какая я тетя? Мне всего-то ничего – двадцать два…
- Маша, дочка, кто пришел? – слышится голос из дома.
- Мам, это тетя Настя! Ты можешь идти на работу.
В дверном проеме показывается женщина. Усталое лицо – работает до седьмого пота, а еще кормить маленькую дочь, на себя времени нет, и так далее… Русые волосы чуть растрепаны, синие глаза растеряно меня рассматривают.
- А, это вы, Настя, - Катерина вытирает руки о передник, - Заходите, чего же мы на пороге стоим?
Она из тех женщин, кто с голоду умрут, а гостя накормят.
- Ох, Настя, я опаздываю… Вы сможете еду положить? Извините, не успела… Маша, иди на кухню.
Девочка неохотно отлепляется от моих ног и идет по указанному адресу. Катерина суетливо начинает шарить в карманах пальто, висящего на вешалке. Наконец, всовывает мне в руки денежную бумажку.
- Вот, берите. Извините, больше не могу дать… Право, вы меня так выручаете! Вам правда не трудно посидеть с Машенькой?
- Нет, что вы! Но деньги я не могу…
- Берите-берите! Иначе вы меня очень обидите.
Катерина накидывает пальто, берет в руки шапку и выскальзывает на улицу, оставляя деньги у меня в руках. Вздыхаю, и вешаю куртку на вешалку, прохожу в кухню.
Катерина работает по вечерам, да и то только благодаря тому, что я сижу с ее дочкой. Мне правда очень симпатична и эта грустная, усталая женщина, и ее смеющаяся дочь, я только рада им помочь… Рассеяно смотрю на деньги и прячу их в карман джинсов.
Маша сидит за столом и весело дрыгает ручками и ножками.
- Тетя Настя, кушать! Еда на плите, мама сказала.
Улыбаюсь девочке, начинаю накрывать на стол. Маша голодными глазами смотрит, как в тарелки плюхается гречневая каша. Наконец я сажусь за стол и приступаю к еде. Я пыталась не есть здесь – ведь им едва на себя хватает – но тогда Катерина жутко обижается.
Мы доедаем кашу, слышен только стук ложек о тарелки, да усердное чавканье Маши.
- Ну, а теперь – сказку и спать, - говорю я, ставя тарелки в раковину.
- Ура! Сказка, сказка!
Сказку Маше рассказывать долго – она девочка дотошная, ей все надо знать. Поэтому ложимся мы в семь, а засыпаем где-то в девять.
Маша залезает в кровать, натягивает одеяло на нос и серьезно так спрашивает:
- Тетя Настя, вы мой папа?
Я удивленно смотрю на девочку. Маша смущенно поясняет:
- Ребята в школе сказали, что родители – это те, кто любит, заботится. Мама и папа. Мама у меня есть, а вы папа?
Я молчу, не зная, что ответить. Машин папа бросил их с матерью, еще до Машиного рождения. Катерина врала дочке, что папа уехал в дальние страны, и вернется не скоро, но все равно их очень-очень любит… Но я терпеть не могла врать детям.
- Нет, я не твой папа. Твой папа… твой папа далеко. Ладно, давай сказку?
- Сказку, сказку! – Маша тихонько зааплодировала, тут же забыв о предыдущей теме разговора.
Я задумалась. Маша не любила стереотипные сказки про «Колобка», «Репку» и «Курочку Рябу», даже «Золушка» ее не прельщала. Поэтому каждый день я выдумывала ей новые сказки.
- Ладно… - начала я, - Жил был кот.
- Кот? А почему не принц? Или принцесса?
- Потому что он был кот. Как думаешь, может кот быть принцем?
- Ну, разве что кошачьим…
- Вот и я так думаю. Кот этот был большим, рыжим и толстым. Он любил лежать на кухне, на коврике, и мурлыкать.
- А мышей он ловил?
- Ловил. Но только иногда, когда было нечего делать. Больше всего на свете кот любил молоко, сметану, и девочку Зину, свою хозяйку.
- Ой, а сколько этой Зине было лет?
- Да она была не старше тебя. Кот ее очень любил, и часто ласкался к ней, играл с ней.
- А как Зина и Кот познакомились?
- Мама купила Зине Кота в магазине. Тогда Кот был еще совсем маленьким, но Зина кормила его вкусной едой, и очень скоро Кот вырос.
Но случилось так, что Кот разбил любимую вазу мамы Зины. Мама очень рассердилась, и выставила Кота на улицу. Он сидел за дверью, и большими жалобными глазами смотрел в окно, где виднелось личико Зины.
- Ой, грустно!
- Ну, в конце все будет хорошо, это же сказка.
Ну вот… Зина очень любила Кота, и не могла смотреть, как он мерзнет на улице. Тогда Зина вышла и села рядом с Котом, они обнялись, чтобы согреться.
- Гру-устно… Тетя Настя, я сейчас заплачу!
- Не надо плакать, Маша, ты же большая девочка! Вот Зина не плакала, а ведь это она сидела на морозе, а не ты. Зина совсем не плакала, наоборот, она смеялась и рассказывала веселые истории себе и Коту, чтобы не заплакать. А звезды – тогда был уже вечер – смотрели сверху на Зину и Кота. И так им понравилась храбрая и добрая Зина, что случилось чудо. С неба упала звездочка, прямо на Зинину ладошку…
- Ой, я тоже хочу!
- Тогда не плачь.
Ну вот, звездочка упала Зине на ладошку, и засветилась мягким светом. Звездочка была теплой. Зина и Кот устроились около огонечка, и им стало совсем не холодно, а очень даже тепло. Они сидели рядом, и рассказывали веселые истории.
А скоро мама Зины открыла дверь и позвала их домой. Ведь она была совсем не злая мама, просто это была очень дорогая ваза, которую подарил ей дедушка…
- Ой, хорошо… А что звездочка?
- А звездочка тихо-тихо улетела обратно на небо.
- Да? И больше не прилетала?
- Почему же? Она прилетала каждый ветер, и говорила Зине на ушко красивые сказки о том, что все всегда кончается хорошо, о том, что всегда найдутся настоящие друзья, и не надо плакать, а нужно быть храброй и доброй девочкой, и тогда все будет хорошо… Слышишь, Маша? Слышишь?
Спит. Маша уже спит, смешно улыбаясь, подсунув ладошку под щеку. А еще недавно она задавала вопросы… Так быстро умеют засыпать только дети.
Тихонько выхожу из комнаты, прикрываю за собой дверь. Иду на кухню, по пути захватив на книжной полке сборник сказок. Надо учиться, чтобы было, что Маше рассказать…
На кухне уютно, и тепло. Строки сказок будят во мне ребенка – а давно ли я была вот такой же маленькой, смешной и наивной? Давно ли я так по-детски верила в чудо? И почему это кончилось?
- Настя?
Отрываюсь от книжки – оказывается, уже глубокая ночь. Катерина стоит рядом со мной и чуть виновато улыбается.
- Спасибо вам, Настя.
- Да не за что.
- Знаете… завтра приходить не надо, я взяла отгул, побуду с дочкой.
- Хорошо.
Я улыбаюсь и выхожу из кухни. В прихожей надеваю куртку, привычно засовываю руки в карманы джинсов… Поколебавшись секунду, кладу бумажку на шкаф. Им нужнее.
Поплотнее запахнув куртку, выхожу за дверь…

Плуты

«Будто небо упало на землю,
Или солнце сказалось луной.
Я не верю. Наверно, я дремлю.
Это страшно - остаться одной.
Это бред? Всех жестоко убили?
Стража. Лучники. Где я... Не сон,
Все кто были - внезапно в могиле...
Безжалостно… и без похорон.»
Ri

Тха’рлал инстинктивно потянулся за мечами. Блеснули лезвия. Дроу и не подозревал, что после предложения о сотрудничестве, лесной эльф нападет на него. Темного эльфа спасла его реакция, когда он парировал мечом кинжал Джассина, нацеленный ему в бок. Он отступил назад и вторым мечом хотел нанести смертельный удар в живот магу, но огненный меч парировал клинок убийцы. Полыхающий по желанию владельца огонь от клинка светлого эльфа отбрасывал на лица противников оранжево-желтый свет, жаля глаза дроу. Эльфы шумно дышали, выжидая момент, чтобы продолжить бой в самый неожиданный момент для противника. Прохладный ночной ветер подхватил их волосы и пустил в причудливый пляс. Белоснежно-белые пряди дроу мерцали в свете полумесяца, а рыжие отливали огнем в ночном мерцании звезд. Воины смотрели друг на друга глазами полными ярости, но что-то их сдержало, чтобы продолжить бой.
- Прекрасно, - вдруг произнес Тха’р и ухмыльнулся.
- Идем? – уже более мирным тоном подхватил Джас, но клинки отвел одновременно с дроу. Пламя огненного меча потухло по желанию мстителя. Оружие ни тот ни другой не убрали. Он представить себе не мог, что дроу сумеет отразить его подлую атаку, но это возможно потому, что левая рука у него не разработана так же хорошо как правая. Все же это Тха’р двурукий, а не он. – Я проверял тебя.
- Лесной эльф, ты же не собирался со мной соперничать? – по хитрому взгляду темного эльфа было мало что понять, но мститель все же насмешливо улыбнулся.
- Что ты, что ты. Маг не соперник воину.
- Тогда хорошо, что ты признал свое… - хотел уколоть союзника дроу, но вдруг остановился и уже серьезно посмотрел на Джассина. Следующие его слова могли только все испортить и по тому, как лесной эльф напрягся, Тха’р понял, что если клинок промелькнет рядом с его горлом, то уже никто из них не остановится.
- У дроу оказывается тоже есть разум, - холодно отозвался Джас. – Не будем задерживаться. Хочу еще до восхода солнца найти нам прибежище, еды и понять где мы, Девять Проклятых Кругов, находимся.
- Мы далеко ушли от Мензоберранзана, - заметил темный эльф тихо, когда Джассин пошел вперед. Они внимательно осматривались по сторонам. Темного эльфа сбивало с толку такое количество разнообразных звуков, свет сверху, незнакомые запахи. Невозможность распознать все новые ощущения раздражало убийцу.
- В какую сторону? – поинтересовался лесной эльф, бесшумно кравшийся по звериной тропе куда-то вглубь леса.
- Хм… толи на северо-запад, толи на юго-запад.
- Ты не уверен, - Джас остановился и взглянул в глаза напарнику. - Что это значит? – в нотках его голоса прозвучало возмущение.
- На определенном моменте я заблудился, - без гнева признался Тха’р, - ибо этим путем ходил очень давно и тоннели… они изменились. – Тут уже Джассин удивился, но не подал виду. Он бросал быстрые взгляды по сторонам, пока говорил темный эльф. - Не то, чтобы там вырос лишний сталагмит, - шутливо заметил убийца, - а именно… изменились… Может даже сместились. Не знаю, как бы точнее выразиться. Не я маг, а ты, - Тха’рлал пожал плечами.
Джассин еще некоторое время раздумывал над словами воина, но потом продолжил путь по едва различимой среди трав тропе.
- Даже если и так, то уж на Поверхности мы точно выживем, это не Андердарк, - прошептал он.
Эльфы проникли вглубь Невервинтерского леса, двигаясь очень осторожно, хотя они еще и не знали, что жемчужина севера не так далека от них.
***
Дроу в алой мантии с сияющими иссиня-черными словами силы на окантовке добрался до заповедного уголка среди запутанных пещер Андердарка к своей лаборатории. Позади него шли порабощенные рабы: дроу и пещерные уроды. Один из его прислужников был красивым темным эльфом и некогда великолепным бойцом по имени Мэсдж. Брат Тха’рлала теперь прислуживал злобному магу даже после смерти. Как можно быть таким чудовищем, чтобы не дать останкам мирно упокоиться? Но волшебник с лихвой поплатился за свой омерзительный проступок. Когда он заметил изуродованных растительных стражей, маг издал такой гневный крик, что показалось будто содрогнулись даже камни. Одно из древ было переломано пополам дверью от его лаборатории!
- А-а-а-а-а! - продолжал гневно вопить чародей, схватившись за голову. Он был не в силах поверить, что кто-то посмел проникнуть в его лабораторию. – Ублюдки! Проклятье Ллос на ваши головы, кем бы вы ни были! Дай мне сил, богиня! Я найду треклятых скотин и медленно зажарю на ветках от этих же древ! Столь редкие экземпляры из южной страны Поверхности обошлись мне в целое состояние! Проклятье! Да будьте вы прокляты!
Маг потерял присутствие духа настолько, и если бы кто-то поджидал его, то с легкостью бы смог убить темного эльфа.
- Что вы встали, тухлятина! – вскричал волшебник, указывая посохом на своих неживых слуг. - Быстро уберите здесь все. Дверь перетащите сюда. О-о-о-о! Сил моих нет! – болезненно скривил он лицо, более не сдерживая эмоций. Безжизненные трупы наблюдали за метаниями мага и, могло показаться, что они осуждают его эмоциональность, ведь эмоции – это слабость.
- Лаборатория! – чародей-дроу нашел в себе смелость и заглянул в проход. - Она уничтожена! Мой монстр! – бродил он среди развалин помещения, где постигал тайную магию, проводил исследования и создавал волшебные свитки и артефакты, где добился могущества. - Я превращу их в драуков, даже если это не дроу! – в запальчивости выкрикивал он пустые обещания.
Спустя пару минут маг снова обрел былую холодность ума и спокойно подозвал к себе слугу:
- Мэсдж, подойди ко мне. Твое сердце теперь мое, служи мне верно. Я начертаю волшебный символ, а ты стой и не шевелись, - аура могущества окружила мага и никто бы не поверил, что пару минут тому назад он метался от одного сучка к другому, выкрикивая проклятия, так что они донеслись до слуха самых опасных тварей дикого Андердарка.
***
- Селуна посеребрила воду… - пела у костра лунная эльфийка, играя на маленькой арфе, в окружении прекрасных бойцов-эльфов в великолепных доспехах. Отбрасываемый огнем свет играл на их маскировочных латных доспехах. Рыцари не стали снимать броню, ибо они сопровождали Верховную леди в опасном пути. Отряд направлялся в Вотердип верхом на прекрасных эльфийских скакунах. Кони были настолько чистой крови, что приделай им искусственный рог, то можно было легко спутать с единорогами. Серебряные волшебные колокольчики украшали заплетенные в косички белоснежные гривы. Ночная мошкара не смела докучать ни эльфам ни их прекрасным рысакам.
Некоторые из воинов сидели у костра, кто-то занимался приготовлением пищи, кто-то щеткой чистил скакуна; другие просто стояли в стороне от леди и тихо переговаривались, чтобы не мешать пению прекрасной эльфийки. Волосы у нее отливали темно-синим, а кожа при свете Селуны казалась призрачной. Нежно-голубое платье, сшитое точно по фигуре и украшенное вышивкой серебреными нитями по лифу и рукавам придавало эльфийке какую-то особую возвышенность духа. Если лунным эльфам это и казалось красиво, то явно не лесному эльфу и дроу. Что может быть красивого в мертвенной бледности?
Джассин и Тха’рлал не приближались близко. Они припали к земле и тихо наблюдали за отлично вооруженным отрядом светлых эльфов под прикрытием кустарника. Дроу мучила одна и та же мысль, что Джас его предаст именно в этот момент. Он нервно сжимал рукояти мечей. С лунными эльфами, по мнению убийцы, мага связывало больше, ведь они тоже жители поверхности. Но тогда почему напарник медлит и не пытается его убить, Тха’р не понимал.
Джассин осторожно отполз поближе к темному эльфу. Жестикулируя на языке дроу, он поведал Тха’ру, что он знает об их противниках.
- Разведчиков не видно, но они где-то здесь. Лунные эльфы хорошо подготовлены, ты это видел по их доспехам. Если мы нападем неожиданно, то сумеем вырезать их раньше, чем они спохватятся. Нас двое… так что это будет рискованно. Надеюсь, что та лунная девка не волшебница. Если ты согласен, мы можем побродить вокруг их лагеря и найти караульных. И нам очень пригодится твой арбалет, abbil.
- Стоп, - жестом приказал Тха’р Джассину помолчать. – Зачем нам нападать на них?
- Неужели в тебе проснулась совесть? – нахально улыбаясь, спросил лесной охотник. Двух эльфов разделяло меньше метра, когда они переговаривались жестами. Темный эльф внимательно посмотрел на Джаса и перевернулся на бок. Он отпустил мечи, и те остались лежать на земле. Дроу подпер рукой голову, а вторую положил себе на бедро. Поначалу серьезный, Тха’р театрально раздумывал над словами союзника, даже не беспокоясь о безопасности, но тут поманил пальцем лесного пододвинуться поближе. Охотник нехотя выполнил эту незатейливую просьбу. Дроу мгновенно выхватил стрелу для ручного арбалета из маленького колчана и приставил ее к горлу рыжеволосого убийцы. Джассин вызывающе смотрел в глаза дроу, но дернуться не посмел. Безмолвное противостояние взглядов безжалостных наемников длилось достаточно, что бы оба воина успокоились.
- Если они твои враги, то ты мог прямо сказать об этом мне, - прошептал на ушко Джассину темный эльф. Мститель потянулся рукой, чтобы отвести стрелу от горла, но Тха’р только сильнее прижал наконечник к нежной коже светлого собрата. Лесной эльф не мог ничего поделать. Он так глупо попался на эту уловку и сейчас проклинал себя за неосторожность.
- Они не… - голос лесного эльфа дрогнул, когда он шептал в ухо напарника (а напарника ли?), но тут же взял себя в руки. Джассин не видел, как при этой его слабости дроу победно оскалился, а его глаза засияли красным огнем еще сильнее, - мои враги. Нам нужны кони, продовольствие и новая одежда.
- И ты убьешь их ради всего этого? – Тха’рлал сделал вид, что ему противная сама мысль об этом, что потрясло лесного эльфа до глубины души.
- Выживает сильнейший, - прозвучал простой ответ.
- А ты… ты - сильнейший? – продолжал издеваться дроу.
- Я лучший в своем деле, - сдержавшись, чтобы не скрипнуть зубами от подступающего гнева, произнес мститель.
Темный эльф отвел от горла ассасина арбалетную стрелу и положил ему руку на плечо, - Вот теперь мы квиты, hal’abbil.
Джассин беззвучно выдохнул и, не веря в произошедшее, покачал головой, чем вызвал ухмылку на лице темнокожего воина.
Тха’р уселся, так чтобы его не было видно лунным эльфам, осторожно вложил один меч в ножны и приготовил арбалет. Лесной эльф тоже спрятал клинок и снял волшебный Черный лук Охотника. Это оружие было особенно эффективно против дроу, но его придется обагрить в крови светлых. Джас надеялся, что в тот момент, когда он будет убивать поверхностных эльфов, его не поразит собственная стрела. В этот момент лесной эльф отрекся окончательно и бесповоротно от Шевараша. Из скудной копилки с золотыми монетами выпала одна. Полубог заметил, как у него убыло сил, но теперь уже ничего нельзя поделать. Его Мститель совершил самый страшный грех против церкви своего угрюмого божества. Больше никогда Джассин не сможет стать Черным Охотником.
- Вначале перебьем караул, - на языке жестов сказал дроу.
Лесной эльф кивнул и привстал. На согнутых в коленях ногах, низко пригибаясь и сливаясь с ночной темнотой, стараясь не попадать в освещенные лунным светом участки, он двинулся вокруг лагеря лунных эльфов. Дроу наблюдал пару секунд за ним, потом поступил так же, только направился в противоположную сторону. Среди листвы притаились трое эльфов, несших ночное дежурство. Если бы их было двое, это одно. Но третий усложнял ситуацию. Хотя если их быстро перестрелять, то есть шанс на внезапное нападение. В ином случае, против закованных в эльфийкую броню воинов придется наемникам очень туго. Счастье уже то, что убийцы заметили своих противников первыми.
Джассин наложил стрелу на тетиву и натянул лук, прицелившись в незащищенную доспехом шею воина. Пропела тетива и стрела угодила точно в цель. Противник схватился за древко стрелы, а второй рукой потянулся за мечом, но ноги его подкосились, и он упал лицом в землю, заливая пригнанные по фигуре доспехи, стилизированные под листву, кровью. Шум клацнувших доспехов донесся до лагеря лунных эльфов, но спохватились не все и не сразу, ибо некоторые слушали Высокую леди, и факт нападения для них остался незамеченным.
Одновременно с лесным эльфом, выстрелил из арбалета Тха’рлал. Механизм бесшумно пустил в полет смазанную ядом стрелу. Болт угодил в незащищенную доспехом часть ноги, но этого было достаточно, чтобы яд проник в кровь и вырубил противника. Третий караульный спохватился, но просвистевшая стрела сразила и его, угодив в красивое лицо. Послышался вскрик боли и ужаса, ибо воин умирал медленно и мучительно. Но наемникам было все равно. Мечи скользнули из ножен и убийцы напали на лагерь с разных сторон. Темный шар, созданный Тха’рлалом, погрузил в сферу непроницаемой тьмы нескольких воинов. Все смешалось, но не задетые магической способностью темного эльфа рыцари, были готовы к атаке.
Просвистела еще одна стрела. Джас сразил выстрелом на бегу замахнувшегося на дроу двуручным мечом лунного воителя. Этот выстрел дался ему с таким трудом, но все же у него это вышло. Отбросив лук в сторону, он выхватил огненный меч и сразу же парировал удар. Один из воинов зашел ему за спину, но наемник вошел в сферу темноты. Он, спустя мгновение, вышел из нее в кувырке. Огненный клинок разрубил зачарованный доспех с трудом, и задел ступню. Не позволив никому и шагу сделать, эльф перехватил в другую руку меч и сделал стойку на одной руке. Ноги лесного охотника проскочили в сантиметре от носа раненого противника. Джас взмахнул мечом, атакуя с плеча и в раскрутке. Огненное пламя вначале опалило руку нового противника, а потом еще и отрубило ему пальцы. Когда маг приземлился на ноги, он тут же сделал шаг в бок и парировал два клинка. Ловко отскочив, он отбежал назад.
Тха’рлал выпрыгнул из кустов, перепрыгнув эту незначительную для ловкого и умелого убийцы преграду. Меч обрушился сверху на плечо воина, разрубив его доспех вместе с мясом и костью. Не успела брызнуть кровь, как второй клинок колющим ударом пронзил живот второго противника. Рыцарей не напугал вид темного эльфа, но сильно разозлил. Дроу пробежал мимо лунных эльфов и скрылся в шаре тьмы. Послышался звон скрещивающихся волшебных клинков, затем звук падающих тел. Хорошо еще, что дроу видел, как в сфере скрылся Джас, иначе бы он случайно прирезал бы и его.
Двигаясь назад лицом к противникам, Джассин отбивал тяжелые двуручники, пока не улучил момент. Он проскользнул под клинками. Левой рукой он метнул в лицо одному из лунных эльфов кинжал, но тот отбил нож. Только охотнику было все равно, он уже отвлек противника. Оказавшись у того за спиной, он рубанул мечом воину по спине. На эльфе вспыхнула одежда и волосы, меч угодил в стык доспеха между стальной юбкой и нагрудником, резанув по позвоночнику. Парализованный противник свалился еще живым, но это не надолго. Пользуясь моментом, Джас сделал второму подсечку и, повалив его, просто проткнул мечом грудь лунного эльфа. Интуитивно почувствовав опасность, он пригнулся и вовремя. В него метнула кинжал эльфийка. На нем не было доспехов, потому любое ранение было бы значительным.
Не успел лесной эльф развернуться, как Тха’рлал выбежал из шара непроницаемой тьмы со скрещенными V-образно мечами. Джассин преодолел расстояние до дроу и эльфийке в несколько изящных кувырков и оттолкнул темного эльфа. Наемник-дроу попробовал балансировать, но не удержал равновесие и упал в кустарник.
Пораженная тем, что лесной собрат защитил ее, Верховную Леди, но мгновение назад перерезал половину ее почетного эскорта, лунная эльфйика спряталась от Тха’ра за спиной неожиданного спасителя. Она уже не могла трезво соображать, иначе бы воспользовалась моментом и попробовала убежать в лес, хотя это оттянуло бы ее смерть всего на несколько минут.
- Орк ты пришибленный! – дал волю гневу дроу, но произнес он эти слова не повышая голос. Выбрался из кустарника темный эльф ловко и без лишнего шума, присущих более людям и другим неблагородным расам. Мечи воин не стал убирать и угрожающе двинулся на Джассина. Лесной эльф выставил перед собой меч и отстегнул плащ, готовясь к сражению. Бесстрастные убийцы снова собирались сойтись в поединке. Подав едва заметный знак-прикосновение лунной, он заставил ее отойти. Кружа вокруг костра, два воина двинулись против движения солнца. Джас шуточно замахнулся мечом, но вместо того, чтобы нанести удар, подцепил мысом своих сапожек головешку и метнул ее в темного эльфа. Тха’р чуть не попался на уловку. Он высоко подпрыгнул и открылся. Джас выбил левый клинок из рук дроу. Плащом, который он держал в руке, лесной охотник смотал вторую руку противника. Он отбросил огненный клинок, и только темный эльф приземлился, как он молниеносно выбросил руку и хватил дроу-убийцу за кадык.
- Мы будем убивать друг друга из-за какой-то бабы? – прорычал Джас. Нервы у него были на пределе, а союзник корчит из себя непобедимого небесного воителя.
- Лови ее! – попытался отыграться дроу, но лесной эльф ему не поверил. Маг хищно улыбнулся и отпустил темного эльфа.
- Спор закончен, - оттолкнул он Тха’рлала и сам сделал шаг назад. - Иди куда считаешь нужным. Надеюсь, мы больше не встретимся.
Дроу был обескуражен, но его эго было задето. Вначале он подумал, что раз напарник оставил ему жизнь, то можно попробовать сразиться еще раз. Удача, она ведь капризная дама. Но потом тряхнул головой и фыркнул. Белые волосы упали на лицо и темный эльф откинул их назад рукой.
Джассин направился к лунной эльфийке, улыбаясь, как если бы он никого из светлых эльфов не убивал на пару с наемником-дроу. Высокая леди выдавила ответную улыбку. Ей очень хотелось остаться в живых и то, что она сейчас не сможет отомстить за своих друзей, так то всего лишь отсрочка. Но лесной эльф предвосхитил сам себя и дал пощечину эльфийке. Она упала, застонав, и прижимала ладонь к щеке. Он разбил ей губу и хотел еще добавить, но не стал. Взяв из седельных сумок веревку, он связал лунную эльфийку, и грубо оттащил ее к костру. Тха’рлал наблюдал за маленькой местью лесного эльфа и никуда не ушел.
- Я вошел в раж, - отозвался дроу, вложив клинки в ножны.
- Я понял, - огрызнулся лесной эльф.
- Abbil, ты иногда вырубай меня, если я… - он слабо улыбнулся и гордо посмотрел на Джаса.
- Я тоже погорячился. Забудем… У тебя есть еще то снотворное?
- Решил поспать после хорошей драки? – пошутил дроу, и кинул пузырек с нервно-паралитическим ядом, который и являлся при правильной дозе снотворным.
Джассин ухмыльнулся и ничего не ответил. Его разум снова был чист от гнева. Боевой запал утих, но никуда не исчез. Если ты путешествуешь с дроу, то должен быть готов ко всему.
Лунная эльфийка тихо хныкала, ее платье местами порвалось и испачкалось, волосы растрепались. Она была такая хрупкая, особенно красивая когда по белоснежному лицу капали горькие слезы унижения. Джассин открыл черный как уголек пузырек и капнул себе на палец. Он поднес его ко рту эльфийки в беззвучном приказе слизнуть снадобье. Глаза благородной дамы в ужасе расширились, но когда Джассин положил ладонь на рукоять меча, то она со слезами слизнула с грязной руки убийцы молочно-белую каплю. Спустя пару мгновений, эльфийка потеряла сознание и упала на землю в неестественной позе. Тха’рлал подошел к ней и взял легкое тело на руки. Он отнес ее к лошадям и перекинул через седло. Наемники добили всех противников, перерезав каждому, без исключений, глотки.
Не успела окончиться ночь, как трое эльфов покинули лагерь. Они забрали с трупов врагов и из их седельных сумок все самое ценное: деньги, драгоценные камни, ювелирные украшения, красивую одежду, два длинных меча и несколько эльфийских кинжалов вместе с запасом еды на пару недель. Наконец, воины смогли перекусить нормальной едой. Авантюристы увели пять белоснежных коней, а остальных отвязали и пустили гулять по лесу, чтобы они смогли прокормиться и убежать от лесных хищников. С тела одного из рыцарей, темный эльф снял неиспорченный доспех и переоделся. Джассин нашел в седельных сумках запасную одежду и тоже сменил костюм. Светло серый камзол, вышитый листками плюща, штаны в тон и темно-зеленый плащ смотрелись странно на чумазом смуглокожем эльфе. Дроу же в доспехах работы поверхностных эльфов выглядел придурковато. Переодеваясь, эльфы успели высказать друг другу все, что они думают о новых нарядах. Обнаженные тела убийц блестели на лунном свете - смуглая кожа и эбеновая - смотрелись очень красиво. Воины уже пообтерлись, общаясь друг с другом, и больше не бросали любопытных взглядов, рассматривая натренированные мышцы.
Пару часов спустя, они набрели на речушку и решили привести себя в порядок. Лунная эльфийка была связана и все еще находилась под действием снотворного в палатке, так что темный и лесной эльфы смогли искупаться.
***
Погрузившись с головой в воду, Джас через минуту вынырнул.
- Почему ты ее ударил? - спросил дроу, тщательно вымывая белоснежные волосы.
На некоторое время вопрос обескуражил лесного эльфа.
- Она всего лишь женщина. Я мог бы ее убить, - спокойно отозвался он. - Это ничего не меняет.
- Но не убил, - парировал Тха’р, подплыв к напарнику и на боку проскользил по водной глади, чтобы оказаться у того за спиной.
- Я хочу ее продать по прибытии в город, - оглянулся Джассин.
- Рабыня… аха, я понял тебя, - дроу подмигнул лесному эльфу и продолжил уже разговор на более мирную тему.
К рассвету они приготовили лагерь и смогли отдохнуть. Солнце припекало в жаркий солнечный день, но под сенью древ в лесу было довольно комфортно. Измученная вчерашним происшествием эльфийка очнулась от дурмана и стала дико озираться, пока не вспомнила все произошедшее прошедшей ночью. Высокая леди проверила путы, но связавший ее лесной эльф отлично умел вязать узлы. Веревка никак не поддавалась, а своими попытками она только причинила себе боль. Поерзав, женщина заметила изящный эльфийский кинжал в украшенных бирюзой ножнах рядом со спящим Джассином. Волосы лунной разметались по лицу, но она запрокинула голову и откинула их, чтобы те не лезли ей в глаза. Осторожно подбираясь, чтобы не разбудить убийц, эльфийка подцепила ноготком рукоятку…

Сообщение отредактировал Маришка - 27-07-2007, 10:19

/Пока без названия. Даже без рабочего названия /
Придумано и написано великолепной Сигрид в соавторстве со мной.

Однажды в прошлом - а может, и в настоящем - но упаси нас Боги от того, чтобы это случилось когда-либо в будущем... В общем, однажды в мире произошло Кое-что. А правильнее будет сказать, что произошло Нечто. Такие вещи, как это нечто, происходят порой даже в самых непримечательных, скучненьких мирках каких-нибудь далеких-предалеких галактик, ни разу не похожих на нашу. А может, и похожих.
В любом случае, Нечто произошло.
Еще даже раньше этого, в год Белой Смерти гордое и славное племя Теплых Спальных Мешков встретило в обледенелом лесу странных путников, замерзших и усталых, доверчиво предложило им свою помощь и немедленно было порабощено коварными Двуногими Людьми.
С тех пор прошло несколько... много веков, гнев на узурпаторов копился в пыльных кармашках и нестираных складках Спальников, но они терпели, ожидая прихода Мессии, которому суждено было освободить племя от унизительного рабства. И вот Он пришел.
Морозоустойчивый Спальник кинул клич, и изо всех краев палаток поползли озлобленные, исхудавшие мешки…
Они не оставляли за собой следов. Они ползли беззвучно, движимые одной-единственной целью - мстить. Поглощать. Двуногие, эти отвратительные тираны, что прежде забирались внутрь, в тепло, и спали спокойным эгоистичным сном, - что ж, пусть теперь снова окажутся внутри, но уже в другом качестве.
Щелкали молнии, зловеще шуршали складки, Люди кричали - и замолкали, оказываясь внутри. И исчезали.
И не было спасения от Них. Мрачные холодные леса обрастали легендами - но ни одна легенда не могла рассказать всего, что творили освободившиеся Спальники. Сбросив гнет, они почувствовали кровь на зубчиках молний и остановиться уже не могли…
Паника и ужас охватили Двуногих Людей плотным кольцом и тоскливо сжимали растерянных гуманоидов изнутри, как снаружи стискивали их мягкие объятия спальных мешков. Казалось, надежда утонула первой, и спасения нет, но в далекой, особенно заснеженной <стране>* случайно жил <некий великий ученый>**
Пытливый ум его никогда не знал отдохновения от интеллектуальных трудов, но гений Ученого редко бывал признан современниками. Однако именно ему уготована была великая судьба спасителя нации.
Каким образом, почему в голову Ученого пришла идея заручиться именно Их*** поддержкой в борьбе против Спальников - неизвестно, но тем не менее, идея Пришла. Правительство <страны>, вопреки обыкновениям своим, поддержало Ученого и Идею, и скоро уже отважные генералы с посеребренными висками и позолоченными звездочками на погонах отдавали приказы пехоте диванов, вели в бой десантные войска одноместных вагонных коек и бросали в тыл врага тяжелую трехтанковую дивизию Трехспальных кроватей имени Подушки в Цветочек.
И спальные мешки, что подкрадывались из-за угла и нападали, что таились в темноте, выжидая часа, что со временем захватывали все больше и больше территории, угрожая все большему числу невинных человеческих жизней - и спальные мешки содрогнулись.
Мессия свернулся в уголке Большого Штабного Рюкзака и наморщил подушку. Он бросал на врага модифицированные мешочки, но все они гибли под колесиками свирепых танковых кроватей и летучих коек. Тогда Он задумал План.
Он пришел к <некому великому ученому> и, прикинувшись ковриком для вытирания ног, залег под дверью. Ничего не подозревающий <некий великий ученый> был очень сердобольным, сердомягким и еще много всячески сердым, подобрал маленький коврик и принес в свой обогреваемый обогревателем дом.
Темной-темной ночью, когда <некий великий ученый> спал на своей большой двуспальной кровати, из-под нее выполз коврик, на самом деле являющийся Мессией, и медленно пополз к столу ученого, чтобы выкрасть из потайного ящика чертежи. Но в столе не оказалось потайного ящика, - чертежи с планами захвата оставшихся отрядов спальных мешков лежали прямо на нем, на столе... И Мессия с наслаждением избавился от них тем же варварским способом, что применяли и его братья по оружию. Прожужжала молния, прошуршала ткань - и чертежи исчезли. А Он с дьявольским, но очень тихим смехом, пополз к кровати <некого великого ученого>, чтобы наконец отомстить ему.
Мудрый и находчивый Морозоустойчивый Спальник был мудр и находчив, однако не знал, что <некий великий ученый>**** никогда не засыпает, не выпив чашку зеленого чаю. Вспомнив, какая едва не свершилась катастрофа, <некий великий ученый> вскочил и побежал на кухню, а распластавшийся в эпическом прыжке спальник упал прямо в щель Кровати, и только жалкие обрывки его нашел бы <некий великий ученый>, если бы включил свет.
А в это время дивизия кресел-трансформеров под командованием одногого капитана Стула спешно отступала к ущелью Черепа, Серпа и Молота, отстреливаясь винтиками, гайками и последними гвоздиками из фанерных донышек.
Дела дивизии были плохи - оставшиеся отряды спальников, собравшись в последнем безумном рывке, прорвали линию обороны и теперь теснили защитников Двуногих Людей.
Однако, несмотря на то, что планы и чертежи <некого великого ученого> теперь были уничтожены, командование, не знавшее пока этих уже уничтоженных планов, все же не растерялось и позвонило по одному очень секретному телефону. И уже через полчаса в ущелье Черепа, Серпа и Молота был сброшен с воздуха на парашютах батальон боевых тумбочек особого назначения.
Скрипя дверцами боевую песню, тумбочки особого назначения распахнули створки и выпустили на Спальники особый боевой батальон Межконтинентального Обстрела Лазером (МОЛь). Спальники отступили.
И в Мире воцарилась тишина и покой... Но надолго ли?

В глубине горы, среди камней, на берегу маленького подземного озера сидело маленькое сморшенное существо. Маленькое и сморщенное. И голодное. Забывшее, что такое «порошок» и «кондиционер». Маленький серый спальник.
Он ловил рыбку.
Вкусссную рыбкуссс........

________

* - в интересах государства, название опущенно
** - скромно пожелавший остаться неизвестным науке и технике
*** - произносить с благоговенным придыханием
****- вот зачем его так шифровали? Прописать вымышленное имя было бы проще и быстрее (прим. протоколиста)

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 27-07-2007, 19:33

Невервинтер.

Серебристый диск Луны плыл по небу. Гуляли северные ветры над прекрасным градом, раскачивая верхушки елей. Пожелтевшие листья опадали с ветвей, срываемые мощными потоками воздуха. О, эта ночь, наполненная звуками писка и предсмертными криками нечаянных жертв хищников, тихими шорохами, крадущихся охотников, уханьем совы. Проснувшаяся белка опасливо перепрыгивает с ветки на ветку, еще не подозревая о великом событии. Лес дремлет, но дети богини не спят. По темным переулкам города крадутся бесшумные непроницаемые тени, куда не проникает небесный свет. Свет звезд падает на землю. Дивное время для эльфов, пляшущих в лунном свете. Глаз пытается вобрать в себя сияние неба, но может лишь блуждать по млечному пути не в силах постигнуть его. Когда правит Луна, нет места Солнцу. Но вдруг! Неожиданно! Стремительно и нагло! врывается пришелец чужого мира. Он несется, затмевая звезды, сжигая их в своем пламени, и красный хвост очерчивает его страшный путь. Сухая осень… Огненный небесный всадник проносится над Луной. Его шаровидное тело искрит, врываясь с боем в наш мир. И задаешься вопросом, с чем он пришел, этот необузданный вестник бед и перемен? Метеорит все приближается и вот он уже пролетает в нескольких тысячах метрах над городом, разбрасывая мелкие огненные шарики и сея панику среди неспящих жителей.
И ты, случайный путник, или ночной охотник, или даже убийца нежити, стоишь, не в силах оторвать взгляда от огненного шара и красного пламени за ним. Все ближе и быстрее. Оно проносится над городом. Секунда, мгновение и понимаешь, что оно упало. Вспышка, но ты, кем бы ты не являлся, путник, еще ничего не слышишь. И вот, качнулись деревья в стороны от места падения. Иные сломались, переломанные у самого корня и звуковая волна достигает твоего слуха. От резкой боли ты закрываешь уши ладонями. Крик. О да, именно крик, но неведомый и чуждый. Ни с чем не сравнимое ощущение. И когда все вокруг снова приходит в гармонию, ты замечаешь на монетке-Луне черный дымок. Раздается треск и в ночной темноте, освещаемый слабым звездным светом поднимается огненный всадник. Но с удивлением обнаруживаешь, что не демон ада пришел покарать. Клубок из корней разворачивается. Это подобие на живое древо медленно встает как человек, возвышаясь над лесом своей головой. Его глаза сверкают изумрудами. Ты закрываешь глаза, не в силах поверить в происходящее. И вот… видение ушло незаметно и неслышно… А мысль все продолжает хвататься за увиденное. Не может же это быть сном…

Я - дождевая капля, растворяющаяся в морской пучине и сразу же поднимающаяся неосязаемой дымкой испарения. Я - путник идущий по дороге и - путь, устремляющийся вдаль. Я - янь, половина целого, и - инь, вторая половина целого. Я в них, и они во мне. Я - взгляд, созерцающий природу, и я - природа, созерцаемая взглядом. Иллюзия и реальность - одно. Поэзия тончайших ароматов, нежных, белоснежных лилий, философия огня, мгновение первой вспыхивающей звезды в вечернем небе, прохладная волна, набегающая на раскаленный берег и охлаждающая каждую его песчинку, сок дерева, парадоксально текущий от корней вверх, по стволу к каждому его листку - всё это во мне, и я во всём, что окружает меня. Я - рыба, любующаяся своим отражением в зазеркалье вод, и я - птица, высоко парящая над землёй в тёплых воздушных потоках. Я - червь, пашущий землю для улучшения её плодородия, и я - волк, охотник, добывающий себе пищу. Я - полый сосуд, жаждущий пополнения, и я - источник, дающий бесценную влагу. Я - частица огромной Вселенной, поражающей своим величием, и я - Вселенная, заключенная в частицу.

Neden samarlamis?

   Samarin acisryla dikkatli olur.

1733 гг.

Махмуд 1 начал свое правление в 1730 году фактически с восстания, которое произошло в октябре. Турция переживает не лучшие годы своего государства. Влияние Франции весьма ощутимо. Янычарская армия уже не такая как 14-16 веках, но это все еще значимая сила.

Запорожье, границы с Россией.

Ночь, было лето 1733 года, когда отряд в сто тридцать шесть человек - элитных янычарских конников, подобрался к небольшому поселку. Казан везли позади - почти что святая реликвия каждой орты, вместе с продовольствием на время похода: рис, и сушеное мясо. Живых баранов воины для вылазки не стали брать, чтобы не замедлять переход. Ятаганы уже покинули ножны и сверкали в свете звезд, готовые снести неверным головы. Отряд передвигался осторожно, высылая разведчиков на случай, если кто-то из мирных жителей или русских воинов заметят их. Передвигались всадники без зажженных факелов, только чтобы не выдать своего расположения.
Было здесь живописное место. Среди высоких холмов, поросших зеленью, чуть поодаль начиналось плато. Там было озеро, полное рыбы, и леса такие, что зайдешь внутрь - а там плющи обвивают ветви древ. Население большей частью мирное, хотя и там есть свои защитники.
По приказу аги, беззвучному жесту, отряд рассредоточился, каждый управляемый своим офицером, чтобы напасть быстро и со всех сторон. Бывалые воины имели нехватку в диких развлечениях, деньгах (с момента разрешения жениться многие воины несли огромные расходы), на радость Султану, и просто, чтобы унизить мерзких гяуров.
Ветеран сражений - ага - своего отряда пустил коня шагом, ибо только дурак будет взбираться на холм бегом, утомляя своего верного спутника. А был Саид на вороном коне, прекрасном, как живописный закат, темным как беззвездная ночь, и быстром, как безжалостные ветры пустынь. Командир был уже взрослым мужчиной лет под тридцать, крепким и ловким воином, который отлично владел ятаганом, луком и другим оружием. Агой мог стать только лучший воин по старшинству и пользовался огромным уважением среди янычар. Отряд командира не таскал с собой жен и гулящих баб, довольствуясь теми девками, что они захватывали в набегах на военный период. Саид был прирожденным турком. Родители аги выдали его за сына христиан, когда отдавали для воинского обучения. Он был типичным представителем турков со жгучими черными волосами, глазами - угольками и смуглой кожей, а вот лицо скорее было европейского типа. Саида украшали аккуратно подстриженные усы.

Темно-красные долармы воинов были собраны по бокам в складки и закреплены ремнем, коричневые шаровары и наколенники. У аги через плечо была переброшена шкура леопарда и закреплена, чтобы не потерять в бою. У каждого воина к головному убору пристегнута впереди деревянная ложка.
Один из воинов, следящий за обстановкой поодаль от небольшого отряда, выехал на коне к своим, ведя на веревке за собой казака с разбитой головой, кляпом во рту, безоружного и сильно помятого.
- Паган урус! - плюнул на него Саид, когда того подвели к аге.
Казак бросился на командира, но его удержала удавка на шее. Послышались смешки в отряде из тридцати воинов.
- Перебудить хотел весь поселок, - обратился по-турецки молодой воин к аге, не слезая с коня.
- Ну и сколько вас там? - с интересом спросил Саид с акцентом на ломаном языке христианской России, разглядывая русского.
Казаку вынули кляп изо рта, предупредив заранее, что если поднимет шум - убьют. Но, глупый, только хотел закричать... а лезвие ятагана молнией пронеслось, разрезав ему глотку и обдав кровью коня командующего.
- Собака, - презрительно процедил всадник сквозь зубы. Этот удар нанес ближайший друг и заместитель аги - Ахмед. Он резким и точным движением смахнул с ятагана кровь.
Почти такая же картина происходила с и другими охранниками, что стерегли город от внезапных набегов правоверных. Благо их было не много, да и жизнь на границе была паршивая и не сладкая как в столице, где пировала Анна Иоанновна.
Четыре отряда янычар окружили город со всех сторон. Они сговорились напасть по условному знаку - пущенной в небо зажженной стреле. Кони фыркали и нервно переминались на месте, чувствуя возбуждение и боевой пыл всадников.

Ага пронаблюдал за редкими окнами, из которых лился на улицу свет и дал знак рукой, что бы начинали. Подожгли стрелу. Лучник из короткого лука, удобного в верховом бое, выстрелил. Янычары словно только и ждали этого несколько месяцев. Зажглись факелы. У каждого воина был при себе лук, полный стрел колчан за спиной, ятаган, кремневые пистолеты с особыми пулями, соединенными пружинной, и кинжал с односторонней заточкой. И хлынули всадники, вытесняя трели цикад гиканьем и боевыми кличами – пугая спящий народ. Первый и самый мощный удар пришелся на сторожку казацкую. Ее янычары забросали факелами, а сами выбежавших противников из луков расстреливали, а кто добежать успевал, так тех ятаганами разрубали.
Людям мирным досталось еще сильнее. Спящие и испуганные, они порой даже из дома выбраться не успевали, как хибарки их охватывало пожарище. Порой янычары врывались к зажиточным, по сравнению с другими, крестьянам, и даже к купчинам. Они вначале убивали хозяина, потом грабили его дом, а затем поджигали. Некоторые хватали красивых девок и, перекидывая через седла, одним движением крепкой руки вырубали, чтобы потом вдоволь натискаться с нею к утру.
Саид, не слезая с коня, отбил шашку подбежавшего к нему казака, схватился одной рукой за луку седла и ногой в морду ударил мужика. Управляя коленями конем, он подвел жеребца и, наклонившись в седле влево, одним точным ударом ятагана добил противника. Ахмет взирал на это спокойно, защищая тыл командира.
- Смотри Саид! – показывал отрубленную голову главы поселка Ахмет, потрясая ею в воздухе с усмешкой. Раскрытый человеческий рот и выпученные глаза смотрели на агу.
- Зажрался, - хохотнул турок и направил своего коня в сторону метавшихся в панике крестьян. Ятаган Саида сверкал в свете факелов.
Какие-то веселые воины из отряда янычар поотрубали руки и ноги двум крестьянам и теперь метали, когда позволял случай, их в некоторых выживших казаков. Русские, надо было отметить, храбрые воины, но право неожиданности было у турков.
Вскоре пылал весь поселок, огонь перекидывался от одного здания к другому. Саид, заботясь об отряде, велел боевым барабаном оповестить орту, чтобы заканчивали насиловать и убивать и готовились покинуть проклятое место.

офф: итого коротенький рассказик... хех

Записки безумного лича - 2.
Свобода. Что есть свобода и почему в наше время она все чаще ассоциируется с деньгами? Вернее, с возможностью купить на эти деньги что угодно, право быть независимым и делать что пожелаешь. Но, тогда, свобода ли это или вседозволенность. Или это одно? Как-то не хочется так думать. Может ли свобода быть без денег? Или только такой она и бывает, - когда ты не зависишь от финансов. Когда ты ни от кого и ни от чего не зависишь? Но разве такое возможно? И кем ты тогда станешь, если не будешь зависеть ни от марали, ни от предрассудков, ни от родных тебе людей? А будут ли тогда родные? Может, ты будешь совсем один? Но, тогда, принесет ли тебе свобода счастье? Может ли свободный человек быть счастливым? Может ли человек быть абсолютно свободным? Свободным от чувств и привычек, от мыслей и сомнений. Да или нет? У каждого свой ответ.… И все же, я не понимаю, почему все люди так стремятся к этой свободе. Почему считают ее панацеей от всех бед и вздыхают: «Ах, если бы я был свободен!» Почему они не думают о том, что иногда так хорошо быть НЕсвободным, кому-то нужным и даже необходимым?
Нет. Мне кажется, что абсолютная свобода не даст людям счастья. Она как мираж, хрустальный, волшебный, манящий и недосягаемый. И, по-моему, это к счастью. Ибо человек, нашедший ее, потеряет все…


К оружию привыкать нельзя
Колеса стучали, навевая мысли о непостоянстве и скоротечности жизни, а так же грусть, которая всегда сопутствовала таким мыслям. Олеся прислонилась к окну, наблюдая из под косой челки за проплывающим мимо пейзажем. Через пару часов она будет дома. Окрестности уже казались знакомыми. Впрочем, это и неудивительно, если учесть, сколько раз она возвращалась этой дорогой. Дома мать и брат, нетерпеливо ждущие, когда Олеся начнет рассказывать о своей поездке, о тревогах и неудачах, и, наконец, о победе. И пусть победа не абсолютная, - третье место тоже не плохо. А еще, через десять минут после того, как она окажется в городе, зазвонит ее сотовый телефон, ее или Сереги, и на экране отразится единственное слово, - тренер. А значит, несмотря на накопившуюся усталость, надо будет отчитаться о том, как прошли соревнования. И неважно, что Максим Васильевич уже давно не тренирует ни Олесю, ни Сергея. Все равно, для них он остается тренером, тем, кто первым наставил их на «путь истинный». Девушка рассеяно похлопала по чехлу с разобранным луком и тут же отдернула руку, как будто обожглась. Привычка, пришедшая к ней с первыми тренировками, первыми соревнованиями, с ее первым луком. Олеся улыбнулась, поймав себя на мысли о том, что о своем первом луке она думает как о первом мужчине. Какая чушь! И все же, иногда, да нет, часто, она скучала по старому рабочему оружию, с которым начинала тренировки, по ощущению тяжелой рукояти в руке. У этой рукояти она знала каждую неровность, каждую щербинку, каждую выбоинку. Но пришел момент, когда тренер сказал, пора работать с настоящим оружием, а не с какой-то развалюхой, с которой никогда не добиться настоящих побед. Старый лук уже не соответствовал ее статусу. Через какое-то время тренер так же перестал ему соответствовать. Он сам передал ее Вадиму Константиновичу, точно эстафетную палочку. Но так было нужно.
- Лесь, приехали!
Ну, надо же, как она задумалась! Олеся подхватила свою сумку и чехол с луком и вышла из купе, смешавшись с другими пассажирами, стремящимися выйти на перрон.

- Да, конечно приеду! Я о Вас не забываю. Никогда.
Она с облегчением положила трубку. Почему-то разговаривая с Максимом Васильевичем, как по телефону, так и при личной встрече, Олеся испытывала какую-то неловкость. Нет, она все также испытывала благодарность к своему бывшему тренеру, по-своему любила, была привязана, но.… После того, как он отдал ее другому тренеру, между ними выросла стена. Тонкая, прозрачная, как стеклянное полотно, но пробить ее было невозможно, и она стояла, привнося в их отношения толику чужеродного и непривычного холода, делая и без того непростое общение, еще более тягостным. А может, это началось раньше? Когда она по его совету сменила лук. Ерунда! Какая же глупость лезет в голову. И все же, это была правда, только вот в этом не хотелось признаваться никому. А уж тем более себе.
Девушка начала одеваться, - юбка, рубашка и пиджак, легкие босоножки на каблучке. Спортивный костюм отправился в пакет, - не в нем же идти. Лук она решила не брать, настоящий мастер должен стрелять из любого оружия. Перед уходом, Леся замешкалась, идти не хотелось, но ведь она обещала.


- Держать! Держать, я сказал! До последнего! Так, так. Отложили. Устали? Эх, вы, слабачки! Вот до этого у меня ученики были, - сталь!
Олеся невольно улыбнулась, услышав голос Максима Васильевича. Когда-то, он точно так же отчитывал их. Ругал и смеялся, хвалил и укорял. Девушка смотрела на учеников, и лишь потом поняла, что высматривает, у кого в руках ее первый лук. Но его не было.
- Ну, кто так стреляет!
- Но я к тому луку привык.
- Ерунда! Нельзя привыкать к оружию! Целься нормально, стрелу загубишь – платить заставлю. За весь комплект!
Олеся с грустью посмотрела на юного стрелка, попавшего под горячую руку тренера. К оружию привыкать нельзя. Как трудно запоминается это правило. Максим Васильевич, наконец, отвлекся от нерадивых учеников и подошел девушке.
- Ну, что, можно поздравить с Мастером Спорта?
- Да, только документы оформлю на звание.
- Покажешь этим недорослям мастер-класс?
- Угу.
- А лук где?
- Я из старого…
Лицо тренера изменилось. На какое-то мгновенье в его жестких чертах отразилась странная неуверенность.
- Лесь, не стоит… из него уже никто не стреляет.
- Почему?
- Бьются. В кровь. Вроде и держат правильно, и тетиву натягивают, защиту надевают, но его будто проклял кто-то.
К щекам прилила кровь, Олеся почувствовала, как краснеет.
- Я попробую…
- Ладно. Дело твое.
Со склада принесли чехол. Ее чехол. Она сама его сшила, специально, чтобы защитить плечи и рукоять оружия. Красная ткань, черные неумелые стежки и озорные кисточки, которые Леся сделала на завязках. Когда она взяла его в руки, ей показалось, что сердце стукнуло невпопад, и девушка вновь поняла что краснеет. А пальцы и ладони уже зудели от того особенного чувства узнавания, что знакомо каждому стрелку, не важно, стреляет он из лука или пистолета. Тускло блеснули белые плечи лука. Правый стабилизатор чуть оцарапан, на тетиве след от ее помады, который остался на ней Бог знает сколько лет назад. Пальцы привычно пробежали по рукояти, плечам, будто приветствуя оружие. Показалось или откуда-то из неведомых глубин пришел ответ. И вот он собран. Как всегда пришлось повозиться с тетивой, поправить прицел. Олеся с внутренней дрожью надела крагу. Не может же ее лук ее ударить?
Стрела на тетиве, дистанция пустяковая – восемнадцать метров. Выстрел. Боль пронзила локтевой сустав с такой силой, что на мгновение на глазах у девушки выступили слезы. Кто-то сдавлено охнул, увидев наливающийся лилово-черным синяк. Олеся не обратила внимания. Для нее этот удар имел свое значение. Почему ты так долго не появлялась? Почему оставила меня? Нет, теперь все будет хорошо, - это знание пришло к ней из тех же глубин, что и ощущение приветствия, возникшее при прикосновении к луку.

Стрелы ложились хорошо, кучно, параллельно. Максим Васильевич только удовлетворенно хмыкал, глядя на очередной выстрел.
- Вот как надо стрелять, малышня!

Олеся уже разбирала и складывала лук. Свой лук! Она его больше не оставит. Услышав за спиной знакомые тяжелые шаги, девушка обернулась.
- Максим Васильевич.
- ?
- Я забираю его…
- Лесь, зачем…
- Сколько он стоит? Я заплачу!
- Бери так. Все равно из него больше никто не стреляет…
Нельзя привыкать к оружию, ибо оно может привыкнуть к тебе.

Сообщение отредактировал Uceus - 16-08-2007, 11:12