Парк для писателей, Располагайся...

Город разрастался. Появились новые улицы, скверы, парки, башни... Наконец и для писателей нашлось место.
Если пройдёте от Сквера художников на восток, то заметите небольшой парк, разместившейся здесь несколько неожиданно, но тем не менее он оказался довольно уютным, особенно для тех, кто пишет. Приходите сюда, и вы услышите различные сказания. Невероятные и реальные, длинные и короткие....
Отсюда видны все постойки ещё молодого города, приходите и насладитесь зрелищем и красивым рассказом, кто первый?
- Я, я первая! - послышался голос.
- Так проходи.
- Конечно, я это и собираюсь сделать.
- Чего же ты стоишь?
- Понимаете, мой рассказ ещё не закончен, изначально он пранировался, как ма-аленький, а сейчас новые идеи охватывают меня и он разрастается.
- Покажи хоть незаконченный, а потом будешь рассказывать нам продолжение.
- Обязательно, улыбнулась девушка и начала *см. вложение*

За критикой - в "Башню гарпий". За дружеской беседой - в Мансарду (пм Соуль или мне).
Здесь только свое творчество.
Джет

Сообщение отредактировал Джет Тимера - 25-11-2006, 3:01

Присоединённые файлы
 _____________________.doc ( 58кб ) Кол-во скачиваний: 156

(продолжение)
(да-да, с ХаКэ))))

Наваждение какое, леший мысли спутал, на заклятое место привел, но ты ли, ты ли из моих ладоней росу пил, твои ли волосы гребнем приглаживала?
Через пень перескочил, зверем обернулся.
Как промолчать, крик в себе схоронить - вырвался на волю, птицей из груди выпорхнул.
А я - волком песню выл, на холме, вытянув морду к желтой луне. Одна луна и понимает меня, а может, то только кажется мне. Чей-то вскрик в лесу вдруг отдался в острых ушах - люди.
Нет, не позволю им испортить ночь мою, темноту мою, свободу мою отравить. Слетаю стрелой с холма, бегу снова - дальше от крика. Не остановиться нигде надолго... знать, судьба у меня такая.
А голос ведь девичий был. Может, помощь кому нужна - в беду тут легко попасть. Нет, не пойду; свои дела у людей, свои беды, а мне бы - только допеть свою волчью песню да возвратиться под утро, мокрым от росы, и согреться в ее постели... в пустой, приготовленной для меня одного. Уже знаю, как холодно встретит - милая, родная, ледяная-далекая.
Бурелом - валежник, не пройти - не пробраться. Хотела руками развести плотную сеть иссохших веток - мешает что-то. Присмотрелась - нож в руке.
Я… поверишь ли, я белая стала, что луна твоя ненаглядная. Ведь из пенька я его вытащила, сама того не понимая. Сама тебя ей отдала. Сама…
Руки мои - пара лебедей.
Молчи, мое сердце, не плачь. Вот тебе шелковый платок, вот тебе медовая слеза, вот тебе ладони стали.
Спи, мое сердце, спи.
В глазах - благая весть,
Ряской по коре сыпь,
А Купалова песнь довела, довела...

Когда падет роса, я вернусь. Думал, что вернусь. Когда долетел на крыльях-лапах до пня осинова, думал - брести мне до дому на двух ногах опять; но ошибся. Исчезло лезвие - обошел вокруг пня, обнюхал все, след есть, человеческий, с запахом, до боли знакомым, но ножа... ножа нету.
"У нее!"
Воскликнуть бы самому, но из груди мощной только рык вырваться может. И срываюсь с места, к реке, меж деревьями вековыми, через кусты, что шипами острыми так и норовят разодрать шкуру до самой души волчьей.
Я догоню. Я найду. Знать бы, что потом... любимая.

Деревья шумят…
Над головй шумят деревья, как вода в колодце,
шумят, шумят,
как кровь в ушах,
шумят, шумят,
как дыханье тяжелое волчье. На пир пришел, реку красную из груди пить, как пил из рук воду студеную. Пей же, противиться не буду - все равно на тебя кровь эта заговорена, все равно о тебе билось это…красное…
уплываю, в страну тумана, и поет там кто-то сладко…

Я вижу ее, но перед глазами, будто марево, родные черты были, неясные, как туманом начертанные и багрянцем подплывшие. Я вдыхаю запах волос ее, а они щекочут мне ноздри, и пахнут железом почему-то, холодной сталью. Я обнажаю клыки и вонзаю в плечо ее, пью ее кровь, как пил слезы родника когда-то из горсти...
Я пью ее кровь?
Отступаю на шаг, ужасаясь - что наделал? Но подергивается неглубокая рана серой шерстью, такой же, как моя. Милая. Родная. Близкая.

В реке отражалось рассветное небо, а, спрятавшись за высокой травой-камышом, волк зализывал рану волчице.

"Перед рассветом"
(рассказ для Морфи)
(писали Сейден и Сигрид)

- Йо-хо-хо! – ревело пенящееся море.
- Йо-хо-хо! – кричали пираты, штурмуя галеон, доверху набитый сундуками с золотом.
Мэри Сью замерла близ своего стола, прислушиваясь к нарастающей буре схватки за дверями каюты. Батистовый платочек, что всего минуту назад она взяла в руки, теперь скрывал то, как судорожно сжимались кулачки маленькой леди.
- Жгите всё! Всё, я сказал! – капитан пиратов с дьявольской улыбкой словно завис над палубой, стоя одной ногой на фальшбортике, держась левой рукой за канат, а правой саблей, сражаясь с защитниками галеона.
- Моя милая, моя бедная милая девочка, - старая служанка сидела прямо на полу каюты и от охватившего её горя ревела. – Что они сделают с вами?
- Всё будет в порядке, Кристофа, всё будет в порядке, они не посмеют, - утешала свою кормилицу девушка, внутренне дрожа подобно лепестку, отпущенному на волю ветра.

О, брось это гнилые доски в руки жадные огня!
О, смейся, смейся, солёный гюйс!
И радуйся, плохая сталь, напьёшься вдоволь барской крови!
Сегодня наш день, да, сегодня наш день.
Капитан нам достался из мертвецов,
Что морю костями выстлали дно.
Ликуй, порохом усыпав их тела.
Сегодня наш день, да, дьявол возьми,
Сегодня наш день.

Нет потехи против битвы, нет вина пьянее абордажа. Огненным всполохом мелькала на палубе Айта, кривым кинжалом вспарывая горячую плоть неповоротливых купцов. Пышное пирожное, благородная барышня – йо-хо-хо, будут серьги Айте, будет и жертва морскому дьяволу.
Девушка сделала единственное, что оставалось в её жизни, что она могла посвятить не себе, но другим, выкинуть за борт самое дорогое сокровище, что вез этот корабль. Не бриллианты, не сундуки с золотом. Не собранный в чужих морях жемчуг.
- Мэри Сью! – вот и всё что кричал обезумевший капитан пиратов, вырываясь из рук своих людей. Как жаждал он последовать вслед за своей любовью прямо в беснующийся водоворот! За любовью, которой он был недостоин и которую так легко погубил.

Прошли месяцы. Старый попугай сидел на столе среди пустых кружек и с ожесточением долбил трещину, в которой всего несколько секунд назад скрылась букашка.
- Надр-рался, - недовольно буркнула птица, наконец оставив своё занятие. – Опять надрался… Фиаско!
- Цыц! – прикрикнула на птицу трактирщица, прихлопнув птицу тряпкой, продолжила протирать столы. До открытия не хватало трех часов – Айте ненавидела открывать заведение грязным. И эту толпу похмельных отбросов моря у закрытых дверей ненавидела. Не хватало трех часов. Осталось в лучшем случае, два. А надо бы не меньше пяти…
Ах, как тосковала она по рвущему лицо и волосы ветру, по палубе и огню, потому и терпела мерзость общения с пьянью.
- Надр-рался, - робко пискнул попугай из-под тряпки.
- Да заткнись же, в суп пойдешь! – зло крикнула Айте, швырнув тряпку на грязный пол.
На кухне гремела посудой девушка. За крепкой дверью шумела улица, поносились кэбы, дребезжали тарантасы. Сумасшедший, суетный, пустой мир.
В углу валялся кто-то толи пьяный, толи мертвый.
- Море, почему ты так жестоко? – пьяный поднял голову со стола и посмотрел в свою кружку. Тот самый пьяница, что всего несколько месяцев назад был грозным морским капитаном, бороздившим моря на своём фрегате. – Море. Мэри.
Попугай, получивший недавно взбучку, теперь потрепанный в эту минуту опять сидел рядом. Он повернул голову на слова пьяницы и внимательно посмотрел на него одним глазом.
- Мор-ре? Пиастры? – взволнованно поинтересовалась птица, почуяв знакомый мотив. Если моряки заводят разговор о море, значит, жди подачек. И уж тут не зевай!
- Нет, нет, - пират скривился, грохнул кулаком по столу. – Разве могут стоить все сокровища мира одного-единственного локона с её головы. Я! Я её погубил!
Попугай отскочил в сторону, вереща от ужаса. Ему показалось, что этот человек сейчас схватит его и начнет отрывать крылья. Но бывший капитан, вложив в единственную вспышку всю свою ярость, разом успокоился и снова положил голову на руки. – Я её погубил, но не так как вы думаете. Всё было совершенно иначе. Бал у губернатора и искорки, что играли на её ожерелье. И молодой капитан, ещё не ведающий о своём проклятии.
- И ты туда же. – Трактирщица замахнулась полотенцем на капитана, но руку опустила, седа рядом, по-мужски обхватывая коленями стул, положила локти на спинку. – Мэри… - горько повторила Айте. – Стен… Стен Летучая Рыба. Посмотри на меня. Ветер тебе завидовал, и волны под тобой прогибались. Чем ты стал? Из-за куклы этой? Куклы с зонтиком. – Женщина скривилась, едва удержавшись, чтобы не плюнуть.
- Возьми корабль. И наполни мечтой парусину. Дьявол побери, Стен, море тоскует по тебе!! Я тоскую по морю…
- Море, любовница и роковая женщина. Ты не могла смириться с соперницей, да! Тебе надо было непременно омрачить мой рассудок! – Стен кричал, но кричал не на Айте, а на проклятую стихию, что усмехаясь, плескалась о берег менее чем в полумиле от заведения доброй женщины.
- Прости, Айте, ты всегда понимала меня, - Моряк поднялся на ноги и нетвердой походкой направился к выходу. – Ты права, я должен вернуться в море.

Холодный утренний ветер вел утлое судёнышко Стена Летучей Рыбы по морской глади. Позади остался зыбкий берег, впереди, среди неясных очертаний воды занимался новый день. Судном мог управиться и один-единственный человек, но на нем кроме самого капитана находилось ещё трое моряков, самых близких и последних друзей капитана. И попугай, что несмотря на весь свой испуг не покинул Стена.
Бежал, виляя, корабль, прочь от земли, быстрее к горизонту. Скрипели доски, до треска натянуты ванты, и попугай испуганно цеплялся за камзол капитана, тихонько картавя «бур-ря. Гр-рядет бур-ря».
Капитан его не слышал. Усталые глаза цеплялись за верхушки волн, словно заглядывая в самую пучину. «..нам капитан достался из мертвецов..» - со вздохом протянул боцман, подтягивая трос к крюкам борта.
- Эй, Стен, еще минутка такого курса, и веревки лопнут ко всем акулам семи морей!
- Когда ты станешь капитаном, Эллиот, тогда и будешь выбирать курс своему кораблю. Делай, что должен. И закрой рот – меньше альбатросов залетит.

Корабль шел норд-норд-вест. Быстрее к горизонту, дальше от берега. От тех, что ходил когда-то под парусами «Ласточки», и славно ходил. Многие из них погибли в неравно борьбе – с соблазнительно доступными ромом и кабацкими кокотками. Кто-то продал душу и стал капером, самым отвратительным из предателей.
Айте узнала, что капитан Летучая Рыба снова утюжит волны, сияя радостью, прибежала на причал…
..Быстрее к горизонту, дальше от берега…
Она, дочь пирата, знала, как умрет. Молодой, если не от ядра или сабли, она отдаст себя морю, будет плыть, плыть, пока не сделается русалкой, чтобы долго еще огненные волосы в воде пылали.
Корабль, вихляя, шел норд-норд-вест.
Стен уходил норд-норд-вест. Стен, лучший друг, любимый капитан, отец, брат и главный соперник за добычу, оставлял ее на берегу.
Айте повесилась.

- Будь ты проклята, кружевная медуза. Ты уничтожила «Ласточку», будь ты проклята!!

…Эта история останется без конца. Теряя своё сердце под толщей вод, моряк не умирает. Он становится морским призраком. Порой, в холодное утро корабль Стена Летучей Рыбы можно было заметить близ берегов того острова. Раздавался хриплый крик попугая, а внимательный взгляд различил бы как кто-то карабкается по снастям вверх. Но затем порыв ветра словно уносил корабль прочь, скрывая за горизонтом.
И первый луч солнца вырывает у мглы удивительную картину, молодой офицер с нежностью обнимает стан девушки, они словно замерли глядя друг на друга. Кажется, что молодой человек сейчас склонит голову, чтобы сорвать поцелуй с губ своей любимой, но второй же луч развеивает эту картину и над морем занимается новый. Странный, удивительный и в то же время такой знакомый день.

Сообщение отредактировал Сейден - 27-10-2007, 20:24

Однажды во сне
(Сигрид и я)

А что-то сегодня небо такое зеленое. К чему бы это?
Спи, дитя, спи
Сплю я, сплю. Я всегда сплю. И перестань мне сниться!
сниться? Тебе? Но я не могу тебе сниться. Я – даже не ты. Меня никто и подумать-то не может. Я даже не я, это только жалобная тень, на которое только и способно человеческое воображение. А ты спи, спи. Глядишь, чего и приснится.
А если не приснится? Мне будет страшно одной. Тут хоть ты есть. Давай я проснусь и снова увижу тебя, а?
Глупая. как же ты меня увидишь, если даже никакого "меня" нет?
есть "вы", и вот из таких "вы" и еще миллиона других "вы" и половины такого числа, что ты и не знаешь. совершенно других "вы" - и состою нечто, которое давай условно назовем "я".
если ты проснешься...
да, пожалуй, ты можешь попытаться увидеть "меня". в звездах "я" рассыпано. в шепоте волн. В крике до истерики доведенной молодой жены и в фальшивом смехе пьяной девицы. И еще в тополином пуху, иплохих стихах.. где ты хочешь увидеть меня?
Все, что ты говоришь, мы, люди, зовем жизнью. Да, я хочу видеть тебя в жизни. Хочу почувствовать тебя. Хочу полюбить тебя или возненавидеть, пожалеть или ударить, а, может, все вместе. Я хочу жить. Есть ли ты в этом желании? Будешь ли ты в моем горе, в моей боли? Если будешь, я готова стерпеть все на свете, готова собрать все твои частички. Может, тогда я пойму тебя.
Ты пугаешь меня, дитя. Обычно те, кого вы зовете людьми, бегут от меня. Они надевают черные очки, поднимают тонированные стекла. Они смеются мне в лицо, отворачиваясь и опуская глаза. Они зовут меня и убегают, куда-то, сами не зная, куда можно схоронить горящую стыдом голову. Но ты..
Может, это ты - нечто? а я - маленькая девочка, которая не спит и задает вопросы?
Может. Я никогда не знала, кто я. Когда вокруг меня были какие-то существа, они говорили, что я - глупое, никому не нужное создание. Потом пришли другие. Они утверждали, что я само совершенство. А затем все исчезло. А я осталась. Но что-то в груди ноет и не дает мне уснуть навсегда. Лучше уж быть ничем, чем мной.
Скажи, дитя, ты когда-нибудь была осколком ореховой скорлупы?
Нет, но однажды я шла по воде и видела раздавленный орех. Я спряталась под одним из его кусочков и очутилась в маленькой комнате с красными стенами. Там было сухо и жарко. А еще там были мертвые бабочки. Нечто, ты знаешь, что это?
Дитя...
Знаешь, "меня" существую вечно, но... но жизнь "меня" - мгновение. и скоро приходит новое "меня". каждую секунду. и секунда эта - столько, сколько оно захочет. сколько ты захочешь?
"я" когда-то был кленовым листом. а ты видела что-то очень серезное, что "люди" по незнанию пренебрежительно называют разными именами, например "огонь". и играются с ним. Они не знают, какая это мудрая сила...
Я ничего не знаю. Я не знаю ни имен, ни предметов. И это незнание будет длиться вечно. О, вот это слово! Вечность... Можешь ты жить не дольше вечности и не меньше мгновения?
Это уже решать тебе.
Я не хочу, чтобы ты увидел мою смерть, и не хочу быть свидетельницей твоей. Давай умрем в один и тот же час, как в добрых старых сказках.
мы не будем умирать. дитя. Смерть - это лишь для людей. Она мелка и немощна, как жизнь и любовь. Мы лишь поменяем наши данные... наши мысли. Ты и не заметишь. ТАМ хорошо. Тебе .. пронравится, как сказали бы "люди"... хотя это тоже лишь условность..
Тогда возьми меня туда скорей. Я устала от бытия собой. Протяни свою руку, я хочу почувствовать ее тепло... если оно есть.
тепло - плод твоего воображения Если оно есть - будет и тепло. Не бойся. Не зажмуривайся. Просто - иди.
Просто - засыпай. и поймешь, что просыпаешься
Как долго я спала...

Песчаные замки

Сказка для Сейдена

Строить замки из песка легко в детстве.
Тогда ничего нет, кроме моря, солнца и песка. Детям и не надо.
Песок – материал непростой, и мало кто может создать из него долговечную скульптуру – только профессионал-скульптор или ребенок…

Парочка серьезных детей бредет по берегу, выбирая место для будущего замка. Это сложно – построишь его слишком близко к воде – море слизнет, забавляясь…
А если слишком далеко – ров не наполнится водой, а какой же замок без него?

Дети умеют выбирать правильное место.

Фундамент будущей крепости закладывается быстро – это просто кучка песка, плотно утрамбованная детскими ладошками.
Поднимаются башни – не быстро, не медленно, а ровно так, как нужно. Одна легкая, тоненькая, вся покрыта песочным кружевом, а вторая – широкая, надежная, по сравнению с соседкой смотрится карликом…
- Ну и дурочка же ты! – сердито говорит строитель замка. – Она же долго не простоит. Одна атака – и все!
- Сам дурак! – обижается его подруга. – Это же башня Феи!
- Аааа… - уважительно тянет мальчик, даже не обижаясь на обзывку.
Оба замолкают – нужно копать ров, а потом и наполнить его водой.
Первой свою половину рва выкапывает девочка.
- А в твоей башне кто жить будет? – спрашивает она, смывая песок с рук в набежавшей волне.
- Воин! – тоном, не терпящим возражений, заявляет мальчик. Но его подруга не собирается спорить. Она рисует на своей башне птицу и хмурится, потому что рисунок не слишком похож на летящую над морем чайку.
- А он будет ходить в гости к моей Фее? – неполучившаяся птица стерта быстрым движением ладони.
- Не знаю. Он же Воин!
И опять молчание… Девочка смотрит на солнце сквозь ресницы. Мальчик безуспешно ловит в волнах медузу.
- А давай построим еще одну башню? – предлагает девочка. – Пусть они там встречаются?
Мальчик согласно кивает, оставляя в покое медузу.
И оба смеются, радуясь солнцу, морю и новой башне, где обязательно встретятся Воин и Фея, и где они будут пить чай, глядя на море и весело болтая…
Третья башня строится очень быстро. Получается она широкой и устойчивой, а песочное кружево только подчеркивает легкость, с которой стремится к небу эта башня… Раскинувшая крылья птица, нарисованная на стенке, кажется, наконец-то нашла свое место…
Дети отступили назад, чтобы посмотреть на Замок со стороны.

И именно этот момент, когда усталые, но радостные улыбки еще не появились на губах, и пока восторженные вскрики не раздались в тишине пляжа, выбрало море…
Оно подобралось незаметно и неожиданно набросилось на Замок и его строителей.
Дети с трудом удержались на ногах. Схватились друг за друга, стараясь не упасть в пену отступающих волн.
А потом они посмотрели на Замок…
Море не пощадило жилище Феи и Воина. Девочка тихо всхлипнула, глядя на остатки Замка, превращенного беспощадным морем в кучку песка…

Дети немного помолчали. А потом сделали два шага, отходя подальше от моря…

В детстве строить замки из песка легко…

Первая глава моей всё ещё ненабранной книги Знание. И глоссарий. Сейчас уже есть восемь глав, но все они нуждаются в основательной переработке. Я начала её писать несколько лет назад. С тех пор прочитала множество книг по эзотерики, которые не могли не повлиять на моё мировоззрение. Да и знаний стало побольше. Язык я не стала придумывать. Новые языки я разрабатывала для другого мира, по сравнению с которым мир Тарфии - баловство (в принципе, Тарфия - это есть баловство). Здесь же главное магия. Писала под сильным влиянием только что прочитанных Хроник Амбера и Колеса Времени.

Прикрепить не получилось.


Знание
Глоссарий
География
Внешний круг:
Этерия – лат. небесная – страна, центра внешнего круга.
Авис – замок и город, в котором правит Совет 12-ти.
Внутренний круг:
Фелис – лат. счастье – рай, центр внутреннего круга.
Сам фелис представляет собой скопление звёзд, каждая из которых – внутренний мир попавшего в него существа. Фелис управляет сила, называемая Омнис или Омнитуэнс (лат. весь или всевидящий) на Земле называемая Богом. Попасть туда можно лишь после смерти. Дэо же никогда не могу туда попасть. Так, во всяком случае, рассказывается ученикам (на самом деле просто нельзя, что вообщем-то почти одно и тоже).
Круг Вечной Тьмы: окружает все внешние Миры.
Арента – лат. пустынный – пустыня на верхнем уровне Эстифера.
Арка – лат. тюрьма – место заключения Мосула в Круге Тьмы.
Ора – лат. край, конец – край Вселенной, край Аренты (то есть, конечно же, край Порядка и начало царства Хаоса).
Гурге – лат. бездна – вход в Эстифер.
Эстифер – ад.
Имена
Совет Двенадцати (высшие дэо)
Этернус – лат. вечный – король, глава Совета, эльф.
Селеста – лат. божественная - королева, эльфийка.
Антеволеус – лат. летящий впереди.
Альба – лат. белая
Ардентис – лат. горячий, пламенный.
Алития – лат. крылатая.
Орифэр – лат. золотоносный.
Димика – лат. сражается (имя, которое выбрала себе Веда)
Кадусифер – лат. носящий геральдический жезл.
Астрия – лат. звёздная.
Патриус – лат. старейший. Несмотря на имя, ему где-то сорок лет.
Анимэ – лат. ветер, дуновение, жизненное начало, жизнь - целительница.

Энзис – лат. воин – воевода Этерии.
Кандор – лат. чистота, искренность – ученик дэо.
Агни – имя, выбранное Димикой (Ведой) своей первой ученице Вере, которую она (как она думала) спасла от Алатуса). Эта девушка оказалась на самом деле Игнис, бывшей возлюбленной Патриуса.
Веда – болг. – фея.
Зои – греч. жизнь.
Айянте – греч. цветок фиалки.

Совет Ужаса (анти-дэо)
Алатус – лат. крылатый.
Аранэ – лат. паук.
Калиго – лат. туман, мрак, беда,
Корникс – лат. ворона. несчастье.
Каптионис – лат. обман.
Демента – лат. безумие.
Карнифекс – лат. палач, мучитель, кат.
Долоза – лат. исполненная хитрости, коварства.
Дирус – лат. ужасный, страшный, жестокий.
Эффера – лат. жестокая, свирепая.
Драко – лат. дракон (в прошлом – самый ярый борец с Мосулом – сражался с ним
более 2000 лет).
Игнис – лат. огонь, пламя.

Создания Мосула:
Дронды
Адские всадники
Парра (лат. parra – птица, крик которой предвещает беду)

Глава I Начало
За всё надо платить. А какую цену вы готовы заплатить за знание?

Задумывались ли вы когда-нибудь о власти, о безграничной власти? Хотя… даже если и задумывались, вряд ли признаетесь в этом даже себе… Но, наверняка, многие нередко мечтали о подвигах и скорее всего о причитающейся за эти подвиги славе… Так уж устроен мир и так устроены люди. Хотя в фантастических сагах всевозможные мессии, как правило, на протяжении одной-двух книг всячески стараются убедить себя и остальных, что они – обычные люди и нет у них никаких “даров”. Чушь! Человечества издревле тянет осваивать новые земли и не просто осваивать, а покорять. Именно так. И всё начинает со стремления быть лучше, быть первым, покорить (в хорошем смысле) окружающих. Никто не хочет быть незаметным, пешкой в мировой игре каких-то могущественных сил.
А тот, кому это удаётся, становится мало и этого. С каждым новым успехом хочется большего. Всё время хочется большего. Этого человека тянет в другие миры. И вовсе не для того, чтобы посмотреть, как там живут люди. Ему хочется их покорить. В хорошем или плохом смысле… В зависимости от того, каков этот человек сам. Почему? Мы подсознательно стремимся в власти, не осознавая, что за это придётся платить, а если даже и осознаём, то не верим, что это цена может быть для нас непосильной.
Вот такие мысли приходили в голову Веды, сидящей в своей комнате за столом, глядя то на выключенный монитор открытого ноутбука, то на капли дождя, ползущие по окну ялтинского дома её семьи. Всё небо было затянуто пеленой дождя, так что она не могла видеть уже разыгравшийся на берегу нешуточный (баллов восемь, точно) шторм, хотя жили они на утёсе, почти на самом берегу.
А за этим самым окном ветер жестоко бил об стекло ветки цветущего абрикосового дерева и срывал, роняя в грязь его белоснежные лепестки… Было слышно как с соседней комнате папа пытается кое-как наладить внутреннюю антенну, не решаясь выйти на улицу и закрепить внешнюю, пока её окончательно не унесло, если не в Турцию, то в Форос. Разумеется, всё это она слышала как бы на периферии. Но, тем не менее, слышала и не собиралась от них избавляться. Всё-таки все эти звуки хоть немного успокаивают. Я для того, чтобы сделать то, что она собиралась, нужно было бы абсолютно спокойным, чем Веда могла похвастаться очень и очень редко.
А сейчас сделать это было особенно трудно. Все её мысли занимал Сергей. Придёт он вообще или нет? Если бы он бы он сразу отказался, другое дело. Её планы не должны сорваться из-за него. Погода её не беспокоила. Простенький щит решит все их проблемы. Ну, или самый обыкновенный зонт… Хотя… зонт… Как это банально… И просто. Но, тем не менее, она понимала, что тратить силы на щит было бы непозволительной глупостью. Особенно, в том случае, если Сергей всё-таки придёт. Если ей будет хотя бы немножко не доставать энергии, она отправит их все к чёрту на кулички (хм… а разве они итак не туда направляются?) вместо того, места, куда она собиралась. Меньше всего ей хотелось попасть в такое место, из которого нет выхода, ну, из которого невозможно выбраться самостоятельно. Сильный волшебник, может быть из него и выберется, как… как…
Веда от нечего делать принялась крутить в пальцах маленький, переливающийся всеми цветами радуги браслет. Сам материал ничего не значил, хоть и был дорогим. Платина. Но, тем не менее, когда странное вещество, найденною ею на
месте, где несколько за минут до этого стояла загадочная дверь, распознанное ею только на астральном уровне, вступило в реакцию с другими материалами, последствия были довольно плачевные. В случае с железом материал банально расплавился, а в случае с серебром – произошёл взрыв. Веда только порадовалась, что проводила своё эксперимент на абсолютно пустынном пляже. В конце концов, эксперимент удался с платиной. Сделанный на заказ браслет не только не взорвался, но и сумел на несколько секунд вызвать таинственную дверь. После чего была жуткая головная боль, тьма в голове и зарок больше никогда не проводить никаких экспериментов. Зарок длился три дня. Пока не прошла головная боль. Потом были попытки научиться контролировать браслет, большая часть которых не умели успеха. Но Веда продолжала работать. Что-то ей подсказывало, что окно не могло появиться просто так. Следовательно, его кто-то создал. А тьма в её голове могла означать только одно… Но выбора не было. Других путей – тоже. Если это единственный способ попасть в параллельный мир, значит, она им воспользуется, чего бы это ни стоило. А там – поглядит.
Всю свою сознательную жизнь она мечтала доказать себе, что параллельные миры существуют. И доказала. Для начала она изучила все газетные статьи, в которых упоминалось о таких случаях, затем составила список мест, где они происходили чаще всего и в какое время. После чего и начала за ними наблюдать. Оказалось, что таки вещи происходят довольно часто в разных частях планеты. Ей долго не удавалось установить систему. Но чаще всего эти случаи возникали ночью, при чём особо звёздными ночами. Но не всегда. Иногда причиной служили зеркала или же… плазменные телевизоры. Первой мыслью было, что это – чисто физическое явление, возникающее случайно, но когда на глаза стали попадаться статьи об окнах, которые могли появиться где и когда угодно и связанными с ними исчезновениями людей, Веда уже совсем перестала, что было понимать. Но в
этих местах у неё было какое-то странное чувство. Интуитивно она знала, что
окна, появляющиеся в Бермудском треугольнике, в районе реки Подкаменная Тунгуска или на полуострове Юкатан, были следствиями какой-то ошибки, совершенно самым совершенным разумом. Хотя об этом и помыслить было трудно.
Происходили какие-то сдвиги реальности, возникали дыры.
Потом ей пришла в голову разделить все случаи на две категории и вплотную заняться второй группой, то есть теми происшествиями, в которых, как она думала, были замешаны люди или человек. Это неважно.
Она проследила, с какой периодичностью окна появлялись в разных частях планеты, и поняла, что у этих самых неизвестных магов есть свои любимые места десантирования на Землю. Их понять было можно. Перемещаться в место, где уже был, намного проще, чем в новое. Так прошёл год исследований в разных уголках земного шара. А родители думали, что она всё по Ибицам шляется!
Потом я начала читать различные эзотерические книжки, хотя до этого считала магию чушью… Ну, почему эти книги могут её научить? Лечить людей Веде не хотелось, порчу наводить – зачем это надо? Всё равно она нигде не найдёт формул, которые используют маги и волшебницы Воркрафта… Так она думала тогда.
Хотя и сейчас у неё порой возникала мысль, почему маги, способные творить невероятные вещи со стихиями, не могут объединиться и покончить со всеми войнами? Её удивляло почему в книжках волшебники принимают активное участие в политике, а в жизни такого нет… Но этих мыслей было ещё далеко. А пока она часами просиживала в кирпичных и он-лайновых библиотеках, глотая книги по философии и оккультизму. Читала всё подряд и с каждым днём всё больше понимала, как мало знает. И что, чтобы узнать больше, она должна попасть в мир, который на плато в Голубых Горах, в Уэльсе.
Единственное, чему она смогла научиться – так это концентрации, ну, и ощущать чужую магию. Как оказалось, странное чувство, ощущаемое ею в местах возникновения окон, как раз и было магией. Но именно благодаря этому она и смогла найти незнакомое вещество, которое сейчас находилось платиновом браслете.
Веда не находила слов, чтобы описать свою радость, когда ей удалось самой вызвать то самое видение. Воскресить его в памяти она не боялась. Это было просто невозможно. Она будет его помнить даже, если забудет собственное имя.
И вот сегодня она собиралась туда. Наконец-то. Там она научится всему. Вообще-то Веда не любила учиться. Точнее, любила. Но она любила заниматься самообразованием. Сидеть в библиотеке, читать книги, постигать всё собственной головой и сердцем. Но ходить на лекции, выполнять задания… Стоило об этом подумать, как в голове тут же возникало видение учебной университетской аудитории и девушке тут же захотелось в ванную для того, чтобы опустошить желудок. Ну, что делать, если все её университетские преподы были самодовольными непробиваемыми тупоголовыми болванами?
Один раз это видение возникло в тот момент, когда она, экспериментировала с браслетом. Она чуть было ни попала в прошлое. На университетскую лекцию.
Веда засмеялась и снова продолжила мечтать, надев при этом браслет на руку.
Она как наяву видела синее, необычайно синее и чистое небо, зелёный изумрудный, именно изумрудный шумящий, как музыка, лес, широкая серая лента дороги, волна, поднимающаяся вверх к сияющему впереди и будто бы летящему в облаках, замку. Или плывущему. Конечно, из окна можно было увидеть лишь фрагмент, но всё равно, создавалось такое впечатление, что это – особое место. Возможно, центр Вселенной, с которого всё началось... когда-то, хоть и хочется считать этим центром Землю. Из окна веяло каким-то спокойствием, первозданностью. Её тянуло туда. Она чувствовала, что там находится средоточие сил, благодаря которым наша Вселенная и существует. Веда знала, что там она получит знания, к которым так стремилась и власть путешествовать в любой уголок мироздания без помощи браслета. И предчувствовала, что за всё это придётся заплатить.
Неожиданно как бы для разнообразия, перекрывая шквалы шторма, раздался тоненький голос малиновки – звонок. Ну, наконец-то. Веда зачем-то вскочила со стула, выбежала в коридор, а потом – на лестницу. Всё это, в том числе и спуск по лестнице она не смогла бы сделать быстрее, даже используя Перемещение, Скольжение или ещё что-нибудь. Однако посетитель, звонивший секунду назад, теперь уже молотил в дверь, при чём не дверным молоточком, висящим на ней же на самом видно месте, а судя по звукам, ногой. Лишь несколько лет многочасовых медитаций удержали Веду от того, чтобы не выругаться как водитель маршрутки девяностых годов. Тем менее, он, наверное, мог промокнуть...
Веда не стала заставлять его долго ждать, не стала даже спрашивать, кто за дверью и как он залез во двор, в то время как и калитка, и ворота были заперты, а вместо этого молча повернула ключ, сняла цепочку и впустила своего друга. Сказать, что он промок, означало – не сказать ничего. Он промок до корней волос и кончиков ногтей. И был явно не в самом лучшем настроении. К тому же ещё грязным был. И в этом отчасти была её вина. Девушка забыла предупредить, что в дождь дорога, которой собственно пока что и не было (ну, не так просто проложить дорогу на гору, а они только-только приобрели этот дом) сильно размокает. Но она лишь невинно спросила:
- Что-то стряслось?
Хлопать глазами не стала, так в данной ситуации это было бы невероятной наглостью даже для неё.
- Да! Чёрт побери! – понятно, почему разозлился он, - Когда я поднимался на эту проклятую гору, увяз в грязи передними колёсами, а когда попытался вытащить машину, то увяз и задними. Машина чуть не потонула. И не надо мне говорить, что нужно было делать подвеску повыше. Если бы я знал, попросил бы у друга внедорожник! И вообще, я промок, если ты ещё этого не заметила, Веда!
- Ну, почему ты считаешь, что я стала бы говорить тебе о каких-то подвесках? – девушка очень мило улыбнулась, - Спокойнее, спокойнее, дорогой. Я оставлю записку, и утром мой отец позовёт на помощь кого-то из соседей, они вытащат твою машину, поставят в гараж и даже вымоют. А по поводу твоего внешнего вида... – Веда принялась возиться с изображающей золотую фибулой в виде меча и снимать с его широких плеч намокший чёрный плащ, - Ты в этом плаще собирался отправиться в наше путешествие? Мне нравится. Вылитый Аша’ман... ну, ладно, Солдат. Его только постирать надо немного. Иди пока в душ, только старайся не попадаться на глаза моему отцу. Мы должны уйти незамеченными. А это значит, что никто не должен знать, что кто-то ко мне приходил. Ладно, иди. Там есть пена, соли и много нужных тебе сейчас вещей. А я пока опробую свой артефакт...
- Надеюсь, твой артефакт вытащит мне машину и вымоет её? – язвительно произнёс Сергей.
- Я же сказала, что напишу записку отцу. У нас на это вре... – но увидев кислый вид юноши, проворковала, - Ну, постараюсь, милый. По крайней мере, вытащить. Ты хоть недалеко застрял?
- На подъёме.
- Постараюсь. Идём со мной.
Сергей снял ботинки, из которых тут же на белый мрамор пола вылилось с поллитра воды. Уверив его, чтобы он не беспокоился на счёт этого, Веда поднялась по лестнице, повернула направо и повела юношу по коридору до тех пор, пока не упёрлась в стену, свернула снова направо, оказаавшись в гостевой секции. Открыв дверь в просторную ванну и включив свет, девушка пропустила парня вперёд.
- Раздевайся, залазь в ванну или душевую кабину, а я потом заберу вещи и отнесу их в прачечную.
Сказав это, девушка вышла из комнаты и переступая с место на место, принялась ждать пока за дверью не послышится шум воды. Ждать пришлось недолго. Собрав вещи, Веда спустилась в прачечную, которая выглядела как все прачечные мира, разве что немного поменьше, чем городская, забросила в машинку чёрный плащ и штаны аля Робин Гуд (разворачивая их Веда не удержалась от самого мерзкого хихиканья, и тут же прикрыла рот ладошкой, услышав собственный смех. Бывает же).
Затем она вновь поднялась к себе в спальню для того, чтобы переодеться и собрать вещи.
Светлокоричневый дорожный костюм в вышитыми на нём жёлтыми розочками и лилиями и тёмнокоричневый плащ аккуратно рассправленные висели на вешалке.
Одевшись, Веда не удержалась и посмотрела на себя в зеркало. Хоть она и говорила сто раз себе и другим, что наряды её не интересуют, на самом деле это было очень далеко о правды. Ведь от этого зависит как её примут совершенно незнакомые ей.. Люди? Вполне может быть и люди. Она покрутилась перед зеркалом и улыбнулась. Просто, удобно и мило. Хотя, для будущего мага, пожалуй, простовато. Но она пока что ещё не была магом.
Вдоволь налюбовавшись костюмом, Веда принялась запаковывать ещё днём сложенные в углу вещи в коричневый рюкзак, сшитый в средневековом стиле: спальный мешок, кое-что из приготовленной самой Ведой еды (надеюсь, они успеют проголодаться хотя бы как волки, пока не доберутся до замка. Если они проголодаются как люди, то есть эту, с позволения сказать, еду, не будут), серебристый ноутбук (без него она уже не могла обойтись), мобильник (согласно теории Веды, у неё должна была быть возможность связаться с родителями, когда она устроится в параллельном мире), тёплый свитер и джинсы. Ну, и всё.
Хотя нет, не всё. Застегнув рюкзак, девушка снова открыла шкаф и достала с верхней полки два меча, красивый изогнутый лук и колчан, полный стрел. И улыбнулась. Всё это изготовил один её ялтинский знакомый, занимающийся историческим фехтованием. Звали его Олег. В те короткие промежутки времени, когда Веда приезжала в Ялту, а не находилась где-нибудь в Хилле или Южной Англии, он пытался затащить её на игру. Она бы и сама с радостью поехала, если бы все её мысли и силы не были направлены на поиски параллельных миров. Хотя сейчас, когда она заказала ему всё этого изготовить, Веде показалось, что в его глазах проскользнула надежда, что в этом году она всё-таки поедет с ним на игру. Она дотронулась до острия и провела пальцем по внутреннему лезвию. Отличный меч. Настоящий. Даже учебный. Всё-таки Олег гений. И как-только он мог предположить, что она поедет на игру с таким оружием? Оно веди и настоящий доспех пробьёт. Конечно, если его будет держать Сергей, а не она своей женской ручкой. Хотя, это хорошо, что он подумал именно это (ну, она, конечно, не могла быть в этом уверена), не стал ничего расспрашивать. Лишь попросил поосторожнее обращаться с его “произведением искусства”. Веда несколько раз взмахнула клинком, нарисовав в воздухе несколько фигур. Пожалуй, он был прав, когда называл его “произведением искусства”. Хотя ножны в эту категорию, конечно же, не попадали. Резко и почти одновременно засунув оба клинка в простые металлические ножны, девушка повесила один из них на пояс. Олег поработал на славу. Можно было заплатить даже больше, чем он сказал. Интересно, что за сюрприз он приготовит для фестиваля в Судаке? Мифрильную кольчугу? Ну, во всяком случае такую же прочную, как мифрильная.
Она надеялась, что вернётся к тому времени. Хоть на время. Надеялась, но знала, что не вернётся. Она – не вернётся. Сергей мог хоть на следующий день вернуться.
Итак. Всё готово. Теперь осталось заняться вещами Сергея. Может попробовать переместиться с помощью кольца? Всё-таки тренировка.
А почему бы и нет?
Отбросив все посторонние мысли, выполнив упражнение, которое с каждым днём давалось ей всё легче, хотя в самом начале ей, с её постоянно всплывающими надо - не надо, идеями, удавалось очень редко. Теперь мысли плавали где-то на грани сознания, и Веда сама удивлялась, как ей легко удавалось их контролировать. Она как будто бы растворялась в окружающем пространстве, но, в то же время оставалась человеком, личностью. На этот раз достичь такого состояния ей удалось очень быстро, почти мгновенно. Затем она перенесла сознание в браслет, обвивающий руку, и через мгновение уже ничего не чувствовала, кроме него. Разноцветные точки превратились в длинные нити, между которыми пролегла тьма. “Должно быть, это так и надо.” – промелькнула мысль и тут же исчезла. Браслеты не думают. Она не выбирала нити. Её здесь вообще не было. Она уже даже не думала о том, что это может быть опасно для её собственного сознания. Раньше нужно было думать. Она просто представила себе прачечную, в которую спускалась не один раз. Артефакт сам перенёс её туда. Она только ощутила как цветные точки все разом начали светиться. Должно быть, она всё-таки неполностью уходила в неодушевлённый браслет. А может быть и полностью. Просто её сознание как бы раздваивалось. О Небо, сколько же ей ещё предстоит узнать!
И ещё, перед тем, как появиться в комнате в подвале, она увидела, как воздух начал наполняться разноцветными пузырьками, точечками, пикселями (всё-таки, ей, ребёнку компьютерного века, это название было ближе). Картинка становилась всё и чётче, как когда уменьшаешь картинку, в увеличенным изображением которой ты только работа в фотошопе.
Когда картинка стала не только чёткой, но и трёхмерной, девушка, смело шагнула внутрь и тут же оказалась с прачечной. Ничего особенного она не почувствовала. Хотя, что она должна была почувствовать, ведь расстояние то всего метров сто пятьдесят!
Однако, Веда всё равно ощутила себя на седьмом небе от счастья. Всё-таки ей удалось переместиться. Пусть и используя артефакт, действие которого она до конца не понимала. Подумав об этом, она вспомнила, что говорила об исследовании неизвестных тер’ангриалов Айз Седай Роберта Джордана. “Ты можешь выжечь и навсегда лишиться возможности использовать магию”. Плевать. Это ещё не сто процентов. К тому же она просто обязана попасть в тот летящий в облаках замок. К тому же, пусть заклинание и сила не была её, браслет она сделала сама и использовала его, только соблюдая все предосторожности. Если в том мире ей скажут, что им нельзя пользоваться, она не будет.
Как оказалось, переходом Веда воспользовалась как раз вовремя. Машинка отключилась и открылась почти в тот момент, когда она вышла из портала. Сознание её всё ещё находилось в браслете, так что напрягаться, и тратить силы лишний не раз не было необходимости. К тому же, когда она достала вещи из машинки, они уже были почти сухими. Энергии понадобится совсем чуть-чуть. Для удобства она развесила их на сушилке, и начала забирать из универсума как можно больше огня. Нет. Всё-таки она действительно раздваивалась. Потому, что она видела себя со стороны, видела, как браслет впитывает в себя энергию, как превращается в красный раскалённый металл, как несколько нити переплетаются с продольными и параллельными нитями мокрой ткани, и видела, как испаряется влага. В принципе, последнее она смогла бы увидеть и невооружённым взглядом.
Всё про... Её голова буквально взорвалась от переполнявшего его огня, а над одеждой вспыхнуло яркое пламя. А Ведино сознание довольно грубо выбросила из могучего неодушевленного артефакта. Немного придя в себя и почувствовав, что её больше не шатает, девушка подошла к сушилке и потрогала ткань. Мокрая. Ну, почти. И что это вообще было? Может быть это кольцо годится только для перемещения? Хорошо, хотья не сожгла вещи. Так бы она точно была бы без пяти минут трупом. Но что же всё-таки она сделала не так? Надо попробовать ещё раз. В принципе, единственный способ, которым она могла чему-то научиться – это путём проб и опасных для жизни ошибок. Даже если сто раз будут говорит, что этого делать нельзя, она всё равно не поверит до тех, пор пока окончательно не убедится в этом сама.
Она снова потянулась сознание к браслету, но на этот раз лишь его частью и принялась рассматривать нити внимательнее. Узор, который они создавали, был посложнее того, что сплел ткацкий станок, когда создавал ткань для плаща Сергея, но её всё равно удалось вытащить тоненький поток огня (ну, чем ещё может быть красная нить?) и, преломляя зеркало, созданное из воздуха, направить его через нити ткани. Когда поток иссяк, девушка не стала брать новую энергию, а подошла к сушилке, и снова потрогала вещи. Улыбнулась. Всё получилось. Ещё один успех, к которому она пришла самостоятельно.
На второй этаж, в ванную комнату она попала тем же путём, что и в прачечную, то есть с помощью “перехода”. Она не знала, вредно ли использовать браслет слишком часто, но пока что она не могла использовать такое количество силы без его помощи, а эта сила делала её более чем живой. На тьму, в которой лежали нити браслета, она не обращала внимания. К тому же она не хотела выходить из него ещё и потому, что каждый раз после этого, у неё было какое-то странное мерзопакостное ощущение. Как будто ты только что вынырнул из густого-густого тумана да вдобавок ещё и наступил в чьи-то фекалии.
Вот и сейчас, переместившись, она частью сознания осталась в браслете и застав Сергея вытирающимся после души, самым бессовестным образом протянула ему вещи, даже не подумав оборачиваться.
- Ты хоть бы сигнал бы, какой придумала... – пробурчал тот, - Кстати, нельзя ли создать звуковой портал? Ну, чтобы он играл какой-то музон, когда появлялся? А то, люди, знаешь ли, не любят, когда перед ними неожиданно появляется другой человек... Кстати, ты быстро управилась со всем. Что, правда, использовала свой артефакт для того, чтобы высушить вещи? Я ведь просто шутил.
- Можно сказать и так. Собирайся. Потом я перемещу на с наверх и ты посмотришь какой Олег сделала тебе меч. Почти такой же хороший, как тот, который ты можешь видеть у меня на поясе.
- А ты уверена, что там нам всё это понадобится? Вдруг там мы увидим летающие блюдца и Дарта Вейдера с Оби Ваном?
- Не юродствуй. Доверяй мое интуиции. Я знаю, куда мы отправимся. Просто знаю и всё. И не спрашивай, почему. Всё равно не знаю, что ответить.
Тот усмехнулся (странно, полчаса назад был таким кислым и беспомощным...)
- Я тебе верю. Верю даже в том, что ты сейчас меня испепелишь на месте или, наоборот, заморозишь, фея. Ни того, ни другого мне бы не хотелось. Но не хотелось, чтобы мы оказались в мире похожем на средневековый, в замке типа, похожего на Торквемаду... – он снова рассмеялся и девушка ответила ему неслабым подзатыльником.
- Эй! Ты что?
- Твои вещи в машине?
- Ага. Но достать их мы сможем только в том случае, если откроем дверь.
- Тогда поднимаемся наверх, забираем мои, оружие и выходим из... – она немного помолчала, - ... дома.
- В такой-то ливень?
- Ничего. У меня есть отличный зонтик. Самый лучший. К тому же я постараюсь всё сделать быстро. Надеюсь, что там будет хорошая погода. Но это уже от меня не зависит. – быстро выпалила Веда, не дав юноше и слова сказать. Затем она вместе с парнем, который видимо, решил сегодня ничему не удивляться, переместилась в свою комнату, находящуюся на том же этаже, где и ванная для гостей, только в другой части дома. Схватила рюкзака, повесила на правое плечо колчан с луком, вручила Сергею меч в жёстких ножнах. Он слегка выдвинул клинок и потрогал лезвие пальцем. По его внешнему виду любой догадался бы, что она был доволен. Однако высказать своё мнение по этому чрезвычайно “важному поводу” она ему не дала и тут же создала портал в прихожую. Она могла создать портал и на улицу, но, во-первых, она только сейчас вспомнила, что забыла вытереть там пол, а во-вторых, ей нужно было приготовить, с позволения сказать, зонтик. Машинально высушив мраморный пол тонкой ниточкой огня, проще которой сейчас и представить себе не могла при всё её развитом воображении, она начала, в прямом смысле этого слова, колдовать над щитом. Щиток оказался кривоватым, и девушка сильно сомневался, что он сможет защитить от ливня, но что уже вышло.
Подняв над нашими головами щит, Веда открыла дверь, и на них тут же устремился холодный шквал ветра, а на пол, на который, она только что израсходовала пусть и небольшой, но поток силы, упало несколько крупных капель дождя. Чтобы их не стало больше, Веда, а за ней и Сергей, выбежали на террасу, по которой уже давно текли реки, и на ходу набрасывая капюшоны плащей, стараясь не поскользнуться, выбежали во двор, а затем – и на улицу. Веда в последний раз оглянулась на дом – и для того, чтоб убедиться, что Сергей её закрыл и для того, чтобы сказать ему “до свидания”. Она вернётся. Когда-нибудь, но вернётся.
Когда они добрались до бмв далеко не последней модели, принадлежащей Сергею, изящные мягкие сапожки Веды превратились в туфли на платформе из грязи. Та же участь постигла и обувь Сергея. Но они не промокли. Щит пока спасал, несмотря на то, что на него лились тяжёлые потоки воды.
Так как часть её сознания уже полчаса как находилось в браслете, поднять машину в воздух и даже переместить её во двор дома, ей не составило труда.
Она даже вылила на неё несколько потоков воды, смыв грязь с колёс. Сделав это, она, улыбаясь, гордо посмотрела на парня.
- Ну, и что? Мне теперь снова идти во двор за вещами?
- Необязательно. – дальше объяснять было не нужно, так как девушка, только- справившись с так называемой помывкой машины, взломала дверь на водительском месте всё тем же воздухом и сейчас к удивлению (не сильно большому, надо заметить) Сергея, его рюкзак плыл над забором, довольно быстро приближаясь к тем. Достаточно быстро, чтобы не намокнуть. Потому, что Веда забыла накрыть его щитом.
Парень что-то пробурчал и нацепил лямки рюкзака себе на плечи. Теперь всё. Можно идти.
Ветер, между тем, всё усиливался, как будто предчувствовал, что сейчас произойдёт что-то необычное. Веде почему-то стало казаться, что как-только они переместятся, ветер сразу же прекратиться. Но проверять это она не собиралась. Для этого нужно было звонить родителям.
Ветер трепал их плащи, и срывал с головы капюшоны так, что казалось, что наличие их или отсутствие не имеет никакого значения. Несмотря, на то, что девушка находилась в состоянии единения, а часть её вообще находилась в неодушевлённом предмете, она нередко вздрагивала от холода и чувствовала, что ещё пару минут, и начнёт чихать и шмыгать носом. Скоро всё начнётся. Скоро.
Только бы получилось. Сергею же, кажется, было всё равно. Или он действительно целиком и полностью ей доверял?
Затем они принялись осторожно спускаться с утёса. Веда чувствовала, что начинает уставать, так как она уже полчаса как использовала магию направо и налево. А ведь она продолжала удерживать щит... Спускались они по узкой и очень скользкой из-за дождя тропинке, друг за другом, медленными осторожными шажками. Никому не улыбалось упасть в грязь и к тому же ещё и сломать себе шею.
Веда первой спрыгнула на гальку, которой засыпаны все пляжи Ялты и, едва успев отскочить в сторону, от огромной волны.
Тёмно-синее ночное небо, затянутое грозовыми тучами прочерчивали молнии. Волны доходили до самого подножия утёса, высящегося над берегом. Надо было начинать.
Девушка жутко волновалась, хотя и знала, что всё получится. Однако, переход в другой мир – это ни тоже самое, что переход в другую комнату. Меня беспокоило, сможет ли выдержать подобную телепортацию Сергей. Он ведь не маг. По правде говоря, он и сама не была уверена в том, что её выдержит. Знала только, что должна. Эта мысль пришла ей в голову буквально только, что, пока она смотрела, как её друг спускается вниз. Ведь даже, когда они перемещались из ванной в спальню и из спальни в прихожую, она заметила, что лицо Сергея слегка осунулось. Он устал. А это путешествие вполне может его убить.
- Держись поближе ко мне. – сказала Веда, когда он спустился и стал рядом с ней, - И дай мне руку.
Тот послушно выполнил просьбу и, как-только девушка, сжала руку парня в своей, ощутив то, что он абсолютно спокоен, а заодно и зарядившись его спокойствием, сосредоточилась на браслете, на этот раз она избрала первый способ, то есть полностью отдалась во власть незнакомым силам, и представила так знакомую ей картинку во всех деталях. Любая оплошность вполне могла отправить их за грань Вселенной. После того, как она полностью ушла из себя, превратившись в мёртвую статую, и почувствовала, как искривляется и преломляется пространство вокруг неё. Она не видела (браслеты не имеют глаз), но чувствовала, как где-то сбоку от них воздух начинает наполняться цветными пузырьками и на фоне стены дождя постепенно вырисовывается окно в прекрасный мир, в которое им неизвестно, сколько времени придётся жить. Всё. Пора. Ещё крепче стиснув руку Сергея, она шагнула в проём. Последнее, что она почувствовала, было то, что она шагнул сразу следом за ней. Всё остальное было как в тумане. При чём всё в прямом смысле этого слова тонуло в тумане. И ещё, девушку захлестнул перекрывающий всё, даже бурю, шум. Я не чувствовала ничего, абсолютно ничего, хотя за секунду как вошла в портал, вышла из предмета, окунувшись в холодный влажный туман. Ей хотелось спросить, чувствует ли тоже самое Сергей, но поняла, что в таком шуме это не то что бесполезно, а просто глупо и опасно. Мы находились в пустоте, в месте, где нет времени и пространства. Себя, она, разумеется, не видела, как и Сергея, хотя всё ещё ощущала, что держит его за руку. Они неслись с бешеной скоростью. На секунду, правда, слева от Веды, мелькнула картинка мрачного подземелья, что в сочетании с окутывающем всё туманом, выглядело совсем уж зловеще. Девушка сильнее сжала руку парня и принялась передавать ему силу, так как даже здесь в пустоте, ею овладело беспокойство, как он выдержит перемещение. Они продолжали нестись. Было такое чувство, будто нас разделили на мельчайшие частицы, и эти частицы несутся сами по себе. Сколько это продолжалось, она не знала. Может – вечность, а может – секунду. Во всяком случае, казалось, что первое – вероятнее. Наконец, медленно-медленно, стало возвращаться чувство реальности, потом вернулся слух, и до неё донёслось пение птиц и стрекот кузнечиков в траве... Вот ещё мгновение, и по моей щеке скользнула травинка, весь окружающий мир стал приобретать смутные очертания, становясь всё более чётким. Веда подняла голову и увидела: синее, синее небо,
ярко-зелёная трава, серебряная листва на огромных, стоящих здесь, кажется, с начала времён, дубов и тополей. Она приподнялась и заметила лежащего рядом с ней Сергея. Он тоже очнулся и, лёжа на спине с открытыми глазами, смотрела на небо. Веда убрала с лица высокую траву, щекотавшую щёки и встала. Первой её мыслью было, что с Сергеем. Она вскочила и тут же склонилась над ним. Опасения оказались напрасными. Он встал немногим позже меня и первым делом поправил висящий на поясе меч.
Пришло время осмотреть место, где они оказались. Мы находились на широкой обочине, вымощенной, отполированным как зеркало, серым камнем, дороги, которая, взбираясь по холмам на восток вела к будто парящему молочно-белых облаках, розовому замку, а со всех сторон шумел древний лес. Это и была та страна. Именно сюда она так стремилась. Это – начало. Знать бы только чего. Пристроив в который раз уже на своих плечах рюкзаки, и проверив оружие, они двинулись в путь. А он обещал быть долгим.

Написано в соавторстве с Валькирией и Джелитой Трегарт.

Аддону к игре «Neverwinter Nights 2» посвящается.


Нас принесли в жертву. Кривым ножом сюжета оборвали наши жизни на священном алтаре кассовых сборов. Нас принесли в жертву вам, и вы - потребители, жестокие боги современности, приняли подношение с восторгом и радостью. А знаете ли вы, что это значит – быть жертвой? Знаете ли вы, каково это – умирать на алтаре?!

Носительница осколка
Меня - нет.
Я умирала трижды. Среди завалов разрушенной иллефарнской крепости. В безымянном кургане на юго-западе Рашемена. Возле Стены Неверующих.
Не вспоминать. Только не вспоминать....
Три шага – всего три шага – отделяют меня от того места, где бьется, не в силах совладать с чем-то неведомым, Касавир. Движения – нелепые, отрывистые, словно у искореженного конструкта. Дернулся, застыл, пошатнулся. Неловко взмахнул руками, медленно, через силу оторвал ногу от пола и опрокинулся на спину, словно отброшенный ударом тяжелого маятника. Сел, с трудом поднялся на колено, рывком выпрямился, замер. Бледный лоб – в испарине, рука, стискивающая молот, сведена судорогой, в глазах – мука и… Страх?! Страх – впервые в жизни. Меня обдает холодом.
Я бегу к нему, продираясь сквозь вязкое, как кисель, пространство, и три коротких шага растягиваются в бесконечность. Бесконечность, каждый дюйм которой оплачен болью Касавира, бьющейся жилкой у виска, кровью, стекающей из прокушенной губы.
Мне не добежать – никогда – я уже чувствую это, но рвусь из последних сил, словно могу что-то изменить. Словно верю, что стоит лишь дотянуться до его руки, вцепиться мертвой хваткой в побелевшее от напряжения запястье, и мы сможем преодолеть все.
- Не смей умирать, слышишь! – я кричу, но из горла, будто сдавленного тугой петлей, вырывается только хрип.
Не слышит.
Я барахтаюсь, как муха в паутине, силясь дотянуться до него, дотронуться, напомнить, что он не один. Но Касавир смотрит сквозь меня, и его искаженное лицо в бисеринках кровавых слез врезается в мою память, словно гербовая печать в расплавленный воск.
О чем он думает в эти – последние для нас обоих – минуты? О том, что я бросила его? Предала, согласившись принять из рук страшной незнакомой силы отвратительное существование, по ошибке именуемое жизнью?
- Неправда! Я здесь, я с тобой!
И снова вместо слов – хрип, подобный вороньему карканью, а грохот сыплющихся камней все больше напоминает чей-то злой, издевательский смех. Странно, но это приводит меня в чувство.
Кто бы ты ни был – думаешь, нас так легко сломать?! А вот тебе!
Рывок.
Удавка сильнее впивается в горло, но расстояние сокращается. Стиснуть зубы – до хруста, до соленого привкуса во рту. Забыть о боли, сдавившей виски. Собрать в кулак остатки сил. Сделать еще один шаг.
Легкие горят – кажется, что они заполнены кислотой, по щекам несдерживаемым потомком текут слезы, но внутри, внутри - торжество. Я – смогла! Я почти дошла.
Издевательский хохот становится громче, и чья-то властная рука хватает меня за шкирку. Вздергивает в воздух, словно нашкодившего котенка, хорошенько встряхивает и тащит в неизвестность.
- Нет! Куда?! Я не хочу!
Провал.

Касавир
Умирать – безумно больно.
Особенно против собственной воли.
Моя кровь осталась на цветных мозаиках иллефарнской крепости – алыми оцифрованными каплями, которые никто из вас не увидит и не заметит.
Не заметит, как меня – от необходимости жертвовать собой – скручивало до боли. Как бросило на камни, оставив на губах солоновато-стальной привкус смерти и колючий клубок в груди вместо сердца. Как рвануло в клочья душу между желанием жить и чужеродной программой, где не дописали жизнь, дав выбор только между смертью и смертью.
Моя смерть была не нужна.
Когда все уходили – меня оставили, отшвырнув к двери. Не позволили – сделать только несколько шагов, рвануться… просто выжить.
Я видел, как они уходили. Видел и пытался сопротивляться держащей меня на месте удавке. Выжить, покинуть это место, пока не поздно – и ощущал, как в крови застывают тонкие ледяные иглы сковывающей, отупляющей боли, заставляющей хрипеть и валиться на колени.
Не падать…
Только шагнуть.
Смогу. Выживу.
Боль пронзает тело, как будто через все мышцы до единой протянули острые режущие нити.
Не отступать, не падать, не…
Из груди выбивает воздух.
Чья-то невидимая рука – одним ударом – моментально отбрасывает меня назад, сводя на нет тот единственный шаг.
Я… я все равно дойду. Смогу.
Горло режет.
Хрип.
Тело меня не слушается. Я не могу встать, не могу даже пошевелить рукой и вытереть… кровь?..
Я чувствую, что… умираю. Что-то резко вздергивает на ноги, не дает упасть – чтобы протащить куда-то…
/…на алтарь сюжета?../
…и окончательно убить.
Как же… холодно…
Меня отшвырнули – куском картона – только потому что стал помехой – не тем, кому прикрывал спину и не той, кого любил.
Всего лишь… по сюжету.
И никто из вас не узнает, что когда я заслонил собой дверь, в глазах было темно от боли, а привычные раньше доспехи стальным обручем давили на грудь, не давая дышать. Не узнает, как из меня медленно вытекала жизнь – через выжигание души игрой и гвозди холода в – уже – мертвых руках.
Я не хотел умирать.
Это было не мое желание.
Но это была моя смерть – и среди руин иллефарнской крепости осталась моя кровь, а ледяные, высасывающие жизнь каменные плиты – впитали мою боль и мой – единственный за всю жизнь – безумный крик.
И – первые и последние – горячие, красные от крови слезы.
До которых никому не было дела – ведь посчитали, что у таких, как я, нет сердца, и оно не имеет права болеть. Что таких, как я, можно просто вычеркнуть из списка, замазать, словно неудачную строчку стиха, и они ничего не почувствуют.
Кто… кто взялся решить вместо меня – жить мне или умирать? Кто решил, что одним надо продлить жизнь, а других куклами бросить на смерть?
И почему мне оставили только темноту, когда у меня был шанс увидеть на следующий день рассвет и дышать терпким живым воздухом того мира, который мы должны были спасти?
Просто кто-то написал скрипт. Или строчку диалога.
Которая меня убила.

Носительница осколка
Тьма. Холод. Пустота – внутри.
Что со мной сделали?
Я провожу ладонями по своему лицу, шее, груди. Что-то липкое на пальцах. Открытая рана чуть правее все еще бьющегося сердца. Ощущение, что у меня забрали что-то очень важное. «Осколок меча», - ответ, холодный, отстраненный, фальшивый донельзя, приходит извне. Просто появляется в голове, прочно обосновываясь среди вороха такой же глупой и ненужной информации.
Значит, осколок меча? Бред! Кто поверит в эти сказки?! Кому нужен бесполезный кусок серебра? Душу. Из меня вынули душу, вырвали – с мясом – и даже не потрудились заштопать образовавшуюся прореху. Это расплата - расплата за своеволие. За то, что я смогла пройти те три шага, за то, что посмела оставаться собой до конца.
Что я без души? Кукла. Картонный герой на веревочках. Дерни за правую – побегу спасать игрушечный мир от игрушечных же злодеев, дерни за левую – отправлюсь под венец с такой же куклой, как я сама.
«Что-то ты засиделась, девочка. Идем», - команда звучит, как щелчок хлыста внутри черепной коробки.
Я закрываю лицо ладонями и не двигаюсь с места.
«Ты плохо усвоила урок», - незримый хлыст со свистом рассекает воздух и меня пронзает острая боль. Тело – родное, тренированное, всегда послушное тело – отказывается повиноваться. Я захлебываюсь отчаянием и ненавистью, я мечтаю вцепиться во что-нибудь – руками, ногтями, зубами – только бы не подчиниться, только бы заставить неведомого кукловода считаться с собой, но тело покорно поднимается и двигается вперед.
В голове разрастается жгучий пульсирующий сгусток. Мечется, бьется в висок все яростнее, и, наконец, взрывается.
Провал.

Я все еще иду? Куда, Зачем? По правую руку – стена, я бросаю на нее взгляд и застываю, не в силах вздохнуть. В серую пористую поверхность вплавлены человеческие лица – узкие, скуластые, одутловатые – разные, но с одинаковыми пустыми глазами. Я вглядываюсь в них, пытаясь отыскать хоть что-то - оттенок чувств, мыслей, желаний. Тщетно. Из темных провалов глазниц холодно смотрит абсолютная пустота. Мне становится дурно – к горлу подкатывает тошнота, голова наливается свинцом, а сердце кажется обжигающим ледяным комком. Бежать. Бежать прочь от этого места – не останавливаясь, не оглядываясь, надеясь, что когда-нибудь удастся забыть этот страшный, ничего не выражающий взгляд. Я медленно делаю шаг назад, не отрывая от стены глаз, словно опасаюсь, что стоит лишь отвернуться, и это жуткое ничто гибкими черными щупальцами метнется ко мне, схватит, затянет, сделает частью себя. Встряхиваю головой, пытаясь прогнать наваждение, перевожу взгляд левее и оступаюсь.
Это лицо... Те же вечно всклокоченные волосы, те же впалые щеки, та же щетина. Только дерзкий янтарь глаз стал мутным, утратил природный огонь, подернулся белесой дымкой.
- Бишоп… - преодолевая страх и отвращение, я подхожу к стене вплотную. - Бишоп, это я. Ты… помнишь?
Его взгляд становится осмысленным, брови сходятся к переносице, между ними пролегает глубокая складка. Вспоминает, кто я? Нет. Вспоминает, кто он. Наконец, искривляет рот в ухмылке и опускает веки - вспомнил.
- Скоро меня не станет, - говорит Бишоп, и я поражаюсь тому, как неприятно, скрипуче звучит теперь его голос. Голос, который когда-то был подобен шепоту ветра, перебирающего сухие листья в осеннем лесу.
- Скоро меня не станет, - повторяет Бишоп, - и я рад этому.
Только тогда я понимаю – его уже нет. Он – уже часть этой пустоты, он принадлежит ей – целиком, безраздельно, как до этого принадлежал лишь самому себе. Он растворяется в ней без остатка, и та бледная тень, которая смотрит сейчас из его глаз, не имеет ничего общего с настоящим Бишопом – прожженным циником, неуемным свободолюбцем, неисправимым гордецом.
Впервые – впервые с той самой ночи, когда Бишоп ушел из осажденной крепости – я жалею, что не позволила тогда выстрелить ему в спину.
Я не терплю предательства, я ничего не забыла и не простила, но участи, которая постигла его, не заслуживает никто. Медленно, мучительно растворяться в пустоте, ощущать, как что-то неведомое ломтями кромсает душу и поглощает ее часть за частью, наслаждаясь болью, ужасом, беспомощностью жертвы. Это – страшно.
Я плачу. Я – кукла на веревочках, но слезы обжигают мое разрисованное лицо совсем как настоящие.
- Прощай, – кончиками пальцев по щеке наискосок и последний долгий взгляд. Еще один отпечаток в расплавленном воске моей памяти.

Бишоп
Умереть – не больно. Больно умирать. Очень больно и очень страшно умирать так.
А ведь я никогда не боялся смерти. Слишком часто приходилось с ней сталкиваться. Я был охотником, я был жертвой. Я бил, не сомневаясь, потому что знал, что в любой момент кто-то может ударить меня, и моя горячая кровь обожжет чьи-то руки. Это было… нет, не честно – каждый был готов на любую подлость ради победы и выгоды, но условия для всех оставались простыми и равными. Или ты, или тебя.
Но теперь все не так. Кто-то, сжимающий между пальцами нити наших жизней, решил поиграть в бога. Бога нельзя ударить в ответ. Богу нельзя возразить. Он просто возьмет ножницы и сделает свой «щёлк» – и я окажусь в этой стене, и я буду задыхаться, и меня будет неодолимо затягивать внутрь, подальше от мира, подальше от ветра, подальше от грохота тех битв, в которых я еще мог бы поучаствовать.
Те, кому я мешал раньше, били меня, травили меня, как дикого зверя, стреляли, жгли огненными шарами. Но эти – о нет, эти куда хитрее. Как ты будешь бороться со зловонным болотом? Чем больше барахтаешься, тем глубже увязнешь… Даже святоша-паладин не избежал этого «щёлк», так что уж говорить обо мне?
Но знаете, даже самым отъявленным циникам бывает больно. И что-то внутри меня выло и корчилось от невыносимой, удушающей боли, когда женщина, которую я предал, смотрела на то, что от меня осталось. Раньше она осуждала меня, злилась на меня, презирала меня. Но никогда – никогда! – она не жалела меня. Я ненавидел эту жалость в ней настолько, что мне хотелось плакать, но слез не было. Их мне тоже не оставили – только какие-то бессмысленные фразы, только наигранную трусость. Если бы я мог сказать ей, что жалеть нужно не меня, а себя – я-то останусь здесь, в этой трижды проклятой стене, а ей придется идти дальше, деревянной марионеткой дергаясь на веревочках в руках опытного кукловода…
Скоро меня не станет. И я рад этому. Потому что лучше уж эта Стена Неверующих и никаких богов в придачу, чем такие боги, чьи творения получаются более живыми, чем они сами.
Неужели я заслужил только ЭТО? А впрочем… кто-то играл моей жизнью, кто-то играет моей смертью. Какая, право же, разница? Смотрите внимательно, не пропустите момент, когда я не смогу сделать вдох, когда меня, наконец, окончательно затянет в эту дрянь… Будьте прокляты, твари с ножницами! Пусть какой-нибудь ваш бог поступит с вами так же. И я, пожалуй, не стану о вас жалеть. Потому что даже я знаю, что с живыми людьми так поступать нельзя. Нельзя скручивать до полной неподвижности и бросать сверху камни (не буду плакать о смерти паладина, но я бы, демон вас задери, дал ему напоследок хотя бы пафосно помахать молотом). Нельзя связывать по рукам и ногам и тащить куда-то на коротком поводке. Нельзя уродовать жизнь и душу только потому, что так удобнее. Каждый волен выбирать сам – пусть неверно, пусть не так, как вам хочется.
И потому – будьте прокляты. Будьте прокляты! Будьте про…

Носительница осколка
На миг в глубине янтарных глаз мелькает что-то до дрожи знакомое. На один лишь миг, но во мне вспыхивает отчаянная, безумная надежда – его еще можно спасти! Вырвать из стены, отнять у пустоты его душу, вернуть то, что всегда было для него самым важным – свободу. И я бросаюсь вперед, не давая себе возможности задуматься о том, как глупа и бессмысленна моя неистовая атака. Меч двумя хлесткими ударами крест накрест перечеркивает стену, окрашивается багрянцем, рассекая чьи-то почти живые лица, но на серой поверхности не остается даже царапины. Я бью снова и снова, я задыхаюсь, я рычу от бешенства. Стена безмолвствует.
- Ты, сволочь! Отпусти его! Отпусти! – в бессильной ярости отбросив клинок, я ударяю кулаками по странному пористому камню, и мои руки по локоть проваливаются в стену.
Я ощущаю прикосновения пустоты – поначалу вкрадчивые и осторожные, они с каждой секундой становятся все более жадными, липкими, бесцеремонными. Меня охватывает ужас. Дикий, первобытный, неконтролируемый. И почти непреодолимое желание рвануться прочь. Почти – если бы не восковая память, которая надежно хранит случайную искорку, блеснувшую в глубине подернутых дымкой желтых глаз. Я не терплю предательства и не могу предать – даже того, кто однажды предал меня. Я закрываю глаза, шагаю в пустоту и чувствую ее – почти человеческое – недоумение. Усмехаюсь. Что ж, посмотрим, кто из нас страшнее.
Я впускаю пустоту в себя и обрушиваю на нее свод Иллефарнской твердыни. Я дарю ей кровавые слезы Касавира, кислоту, сжигающую мои легкие, и все свое бессилие. Земляной пол рашеменского кургана, рану в груди и вырванную душу. Скрипучий голос и мертвые глаза Бишопа.
Я отдаю ей все – жри, если сможешь! Поперек горла не встанет?! И чувствую, что мы меняемся ролями. Ей не по зубам мои лакомства. Она – боится. Она мечтает избавиться от меня, убежать, вырваться, как до этого стремилась вырваться я.
- Отпусти его, - я знаю, что она не сможет отказаться. – Отпусти его, и я заберу все свои подарки обратно.
«У меня другие планы», - щелкает в голове знакомый хлыст, и меня вышвыривает наружу.
Я в истерике бьюсь о стену, а из глаз Бишопа довольно ухмыляется пустота.
Только не вспоминать... Не вспоминать?! Память и боль – вот всё, что у меня осталось. Память о тех, кого я любила в прошлой жизни, и боль каждого из них. Я впитала ее всю, до последней капли, переплела со своей тоской, и ношу в себе. В том месте, где когда-то находилась душа. Боль так велика, что ей тесно в грудной клетке, она стучится о ребра, она заполняет меня целиком, она рвется наружу.
Память и боль – единственное, что не под силу отнять у меня никому. Ты, дергающий за ниточки, заставляющий меня плясать под свою дудку, ведущий меня к своей никчемной цели, слышишь – даже ты не сможешь отнять этого у меня. И когда-нибудь ты узнаешь, что кукла, у которой есть память и боль, способна на многое. Я очень не хотела бы в тот день оказаться на твоем месте.

***

Мы могли уйти – мы все. Просто кому-то это было не выгодно. Кому-то были нужны свежие идеи. Свежие лица. Свежая кровь. Кровь? Наша – на каменных плитах древней цитадели, алыми письменами по серому полю: Мы – настоящие. Мы – живые!
Вы убиваете нас – снова и снова. Вы – те, кто играет в нашу смерть. В «Mask of betrayer».

Сообщение отредактировал Woozzle - 12-11-2007, 22:29

Хочу посвятить. Хочу.
Без намеков, подтекстов, параллелей, аллюзий
и вообще безотносительно.
Просто за то. что такие чуда.
ХаКэ и Тоту.

Снежная королева. Становление.

Я хотел уйти. Думал, так проще будет.
Забудет меня хитрая солнцеглазая девчонка, и жизнь снова наладится.
Надоела эта хмарь, бесконечная, тяжелая, мутная, всем уже надоела, все озлобленно рычат – на меня рычат, Я девчонку обидел.
Я ее видел.
Простит? Никогда. Я надеялся, забудет.
Руки дрожат, ручка из пальцев выпадает, третий листок яростно, с мясом, вырывается из тетради.
«…потому что я тебя...»
Я тебя видел?
Ты – да. Ты меня насквозь прожгла глазами желтыми.. нет, не так. Не прожгла – согрела. Это все равно, что в ноябре найти себе безветренный солнечный пятачок и замереть, не дышать – чтобы солнце обняло горячим одеялом, проникая сквозь тебя, каждый нервик согревая. Я ж в вихре закружился, смеялся, шутил, и получил результат: чего разглядел, лишь образ смутный остался в памяти, образ теплого чего-то, мягкого, словно бы родного.
Я уйти хотел.
-Куда ты? А. Понятно. Жаль. Когда вернешься?
«Никогда».
- Йелка..
Это она сама придумала. Ёлка – банально. Ёлок миллионы.
«Вот пойду я по улице, а на заборе написано: ‘Ёлка, ты солнце’. И думай, какой Ёлке так повезло?»
Йелка – одна.
«Увижу на парте нацарапанное карандашом, между двумя шпаргалками, и станет тепло вот здесь - кто-то меня помнит...»
Я... пойду?
Она хмурая. Потому и живем, словно в антиутопиях, атмосфера грязно-плотная, точь-в-точь как на Венере, толстый слой азота, водорода, чего-то еще… непрозрачный для солнца слой. Не то осень, не то ядерная зима, не то весна на ранней стадии сумасшествия, падает мерзость какая-то с раздраженных туч, кажется, именно что грязь, потому что ни полноценных луж, ни самого тоненького слоя снега не остается, только слякоть, слякоть, слякоть…
Она плачет, зло, мелко, некрасиво, чтобы не видел никто. Лист желтый лапковый в волосы вставит хитро, и плачет где-нибудь в парке.
-Йелка...
- Все хорошо, Ис, все хорошо. – Рисует на лице улыбку.
Разве я могу ее оставить?
Сижу. Молчу. Слушаю.
«Когда люди станут сильнее валар...»
Уже. Уже сильнее, ведь это мы их придумали, а не они нас.
Йелка надувается, она в них верит. Носит на шее маленькую картину – изображение. По последим дням мая костры жжет, вместе с остальными такими же. Верит, пусть верит, если верится. Я даже не смеюсь над ней. Я слишком ее…
..видел?
Сколько же весят слезы?
Рождественский бал в губернаторском доме, снежная каша на подоле шелкового платья.
Пятый листок скомкан, а тетрадочка совсем тоненькая теперь.
«Йелка, все сложно…»
Почему я не хочу ей ничего объяснять? Почему думаю, что она будет морщиться, читая мои оправдания – только морщиться, и все. Потому, что она Йелка. Одна такая, не в пример многим миллионам Ёлок.
Когда-то я носил на руках прозрачное тельце, и счастлив был одним этим. Мечту нельзя на руках носить, мечту надо держать в ежовых рукавицах, только тогда она не улетит.
Йелка. Йеленька.
В очень мягких ежовых рукавицах, с акриловым ворсом, чтобы не задеть хрустальных крылышек на тончайшей проволочке, не погнуть, чтобы потом не убеждать себя, что, в принципе, и так неплохо – она-то понимает, что плохо, неприятно и вместо радости только осадок в душе, как после куска кремового торта.
Йелка, так лучше.
Вот и нет тетрадки. И на телефоне денег нет. И оператор сети не иначе как в запое. Я…
Давай, я пропал, ne? Я просто пропал, я ушел в туман, как уходит воин вереска, твой любимый воин вереска? И обязательно вернусь, сказка же должна закончиться?
Не хмурься. Йелка моя, людям нужно солнце, для роста, наверное. А люди..
Хе… Люди все равно сильнее валар. Только вы, валар, еще об этом не знаете…

-\\-
(три месяца спустя)
«..а еще я ключи потерял. Представляешь, Йель, я потерял ключи! Только Анжеи не говори, он расстроится, проклянет меня опять. Снимать проклятие – такой геморрой, к тому же, неделю невыносимо болит голова. Я найду, в конце концов, сделаю дубликат, он не заметит.
Йелка, ты… ты не грусти! Ты очень, очень, очень хорошая. Самая лучшая и замечательная, только не грусти. Здесь слишком холодно, чтобы ты грустила. Вчера двое замерзли, их так и нашли обнявшихся, покрытых серебристой изморосью. Если бы еще не голод, возможно, было бы легче.
Прости, я не должен на тебя давить. Кончалось бы все на мне, и слова бы не сказал, но институт насквозь пробрал мороз, техника отказала, пишу тебе на льдике.
Йелка, я пишу тебе на льдинке. А вчера замерзли Юлька и Андрей, и их вынесли в коридор, потому что на улицу выйти не может никто. Улыбнись, Йелка! Ты сильная, ты сможешь!...»

-\\-
«..синий свет, он всюду. Вер говорило, синий цвет способствуют мозговой деятельности. (Вер – это Вера Максимовна. Оно по-прежнему гениально, по-прежнему так же мало похоже на женщину, как и на автомат для продажи кофе).
Да, а кофе мы теперь грызем. В ящике, где раньше держали протоколы собраний ученого совета, лежат ровными рядами контейнеры для льда. В кубиках и хранится кофе, по утрам мы его вытряхиваем и грызем, подсасывая безвкусную стаявшую на языке водичку.
Нас теперь трое. Из тринадцати, да. Я, Лика и Тоюр. Наверное, скоро будем только я и Тоюр. Лика южанка, у нее это на лбу написано. Она влюблена в Тоюра, но вряд ли это спасет отца русской демократии?
Я не циник, Йель. Я скучаю по тебе»

-\\-
«..Йеленька.. Когда-то ты была Йеленька. Теперь – строгое, холодное. Йель.
Так? Или уже - Ваше Снежное Величество?
Тоюр ушел. Подошел к двери, постоял, держась за ручку.
- Я не знаю, что ты сделал, Ис. И не хочу знать. Но что на твоей совести весь институт – да, за это ты должен жить. Вечно. И вечно помнить. Я тебя не виню, если в кошмарах приду – извиняй. Скажи мне только – это Йелка?
А я должен был молчать?
- Да.
Тоюр кивнул, открыл дверь.
Он и шага не успел сделать, рассыпался стеклянной пылью.
Почему я, Йель?! За то, что я сделал? за это я собираю слово «вечность» из льдинок – тел коллег и друзей? Или за другое что-то?
За то, что НЕ сделал?
Впрочем, сегодня уже все равно. Я чувствую, что не могу подняться. Давно уже это чувствую, существую на стуле. И, вместе с тем – путешествую по пустому институту, среди этого давящего синего света, не запинаясь о Них, в халатах трех цветов, по отделам, с бейджиками, с манжетами, отглаженных трехлетним холодом. Я пишу тебе, больше, в общем-то, заняться нечем.
Йеленька. Солнечноглазая девчонка с брызгами веснушек по носу и щекам, веселая и хитрая.
Йеленька…»

Сообщение отредактировал Сигрид - 24-11-2007, 17:24

Доброго времени суток, уважаемые! - молодой человек, переминаясь с ноги на ногу, поправил очки - предстовляю вам своё творение. Я знаю, что грамотность оставляет желать лучшего...но всё же просмотрите. Быть может вам понравится. Планировался он на две страницы, но разросся. И он, я так думаю, будет не единственным. Приятного чтения вам, уважаемы...

Забытые Качели

На кухне что-то зазвенело... Джером вскочил, как ошпаренный. Этой ночью ему снился кошмар, и в этом кошмаре его же крик стал сигналом к пробуждению, а пробуждение завершилось звоном с кухни... Джером встал и тихо, чтобы не разбудить жену, достал из ящичка в шкафу револьвер. Перед тем как выйти он бросил взгляд на Викторию, такую прекрасную в лунном свете, что она даже казалась ему нереальной, призрачным видением, воплощением красоты....коротко остриженные волосы создавали вокруг её головы чудный рыжий нимб.... ангел во плоти. На кухне вновь что-то зазвенело, а потом в гостиной забормотал телевизор. Джером вздрогнул, и отогнал наваждение...
В ночи лестница казалась ему дрогой в ад, уходящей в чёрные глубины бездны. Джером готов был всадить пулю в ночного вора, но... но что-то не давало ему ясно думать. Нет, кончено в такой ситуации любой обыватель бы не мог ясно соображать....но Джером недаром тридцать лет служил в полиции, и не один бандит словил свои 9 граммов из его табельного револьвера.
Внизу, в гостиной, очередное ток-шоу рассказывало об очередных архиважных проблемах нового лака для ногтей и последних модных тенденциях. Джером выставил вперёд свой револьвер и тихо прошёл на кухню. Дверь во внутренний двор был приоткрыта, впуская с улицы холод и мелкие дождь. Он выглянул в тёмный провал и вгляделся в стену дождя, но ничего кроме детской, ржавой качели видно не было. Та мерно раскачивалась под струями дождя, оглашая двор тихим, жалобным и грустным скрипом. Только Джером хотел отвел взгляд, как краем глаза зацепился за фигуру, раскачивающеюся фигура. Он вновь вскинул на неё взгляд, но та была пуста...и лишь всё так же мерно раскачивалась невидимым гостем...
Через мгновение из стены дождя выросла фигура. Джером не успел выстрелить...

Виктория проснулась из-за неясного чувства тревоги. Лениво, не открывая глаза, она положила руку мужу на грудь и повернулась к нему, чтобы обнять его. Она не сразу поняла, почему он такой холодный... а когда поняла, то даже не нашла в себе сил закричать...
Джером лежал на кровати. Лицо его белело в темноте, глаза и рот его были раскрыты. С него тоненькими струйками стекала вода, а рот был забит грязью. А глаза. Его глаза невозможно было забыть. На улице печально скрипели качели.
Виктория вскочила и бросилась вниз, к телефону в гостиной. Она судорожно схватила трубку и начла набирать 911, пока не поняла, что телефон молчит. Зато бормочет телевизор. Слова диктора начали медленно-медленно проникать в её мозг, наполняя ужасом: "Сегодня ночью был убит Джером МакКензи, офицер полиции...- эфир прервали помехи, в которых смутно угадывалась невысокая фигура, а после он вновь отвоевал себе место, но это был уже другой канал, с рекламой какого-то нового фильма - ...буду мстить... - и вновь канал сам собой переключился - ...теперь твоя очередь! - проговорил накаченный тип другому не менее мускулистому мужику, указывая на штангу - а потом телевизор замолчал. Как и качели...
- Здравствуй, мама...я вернулся... -тихий голос разорвал тишину не хуже, чем последовавший за ним крик Виктории...

Виктория лежала рядом с Джеромом, стеклянным глазами смотря в потолок. А на улице печально скрипели качели, раскачивая своего невысокого гостя. Тот ласково обнимал свою игрушку, которую Джером поставил ему в шесть лет. Качели тихим скрипом отзывалась на печаль своего маленького хозяина...
*************************



Энтони поёжился, а потом дотронулся до плеча Сета, отвлекая того от дороги:
- Мне неприятно...дай мне таблетку... пожалуйста ... - Сет обеспокоено взглянул в зеркало заднего вида на мальчишку и покачав, головой проговорил:
- Нет, Тони, прости....ты же знаешь, что тогда мы можем не успеть...
Тони, мальчишка четырнадцати лет отроду лишь грустно кивнул и откинулся на заднее сидение, пытаясь отвлечься от терзающей его боли. Голоса усиливались, и вот уже из-за их крика он не мог различить шума проносящихся мимо машин. Они кричали, просили, молили...и страдали. Как они страдали....проклинали своих убийц, проклинали судьбу, проклинали Бога...проклинали всех и вся, кроме себя....хотят так часто они сами виноваты...
Сет остановился у приземистого серого здания напротив больницы, такого же унылого и невзрачного, как и цвет его стен. Сет помог Энтони выбраться из машины и достал из бардачка пакетик с какими-то таблетками, лежащими в нём россыпью.
В глазах Энтони уродливо и приземистое здание выглядел совершенно иначе. Окутанное тёмной аурой, он выпускало извивающиеся чёрные щупальца во все стороны...они ползли по стенам и заглядывали в окна, они опутали собой парочку унылых деревьев во внутреннем дворике, они тянулись и тянулись во все стороны...
Тони выхватил из руки Сета таблетки и бросил их себе в рот, потом, поморщившись, проглотил лекарства. Через секунду глаза мальчишки подернулись матово-синей дымкой.
Мальчик тихо выдохнул и уверенным шагом вошёл в здание городского морга...

Сет действовал по отработанной схеме: уверенный и наглый вид, значок ЦРУ и командный, бескомпромиссный тон. С натяжкой, но всё прошло так, как надо. Вид у Сета был в меру уверенный из-за того, ЧТО он знал. Голос правда дрожал, но актёрское образование не подвело его. Ну и значок ЦРУ был всё же отменной фальшивкой.
Дежурный врач оказался русским с непроизносимой фамилией Дубрович. Сет чуть язык не сломал, пытаюсь произнести его фамилию, а тот лишь улыбался. Когда доктору надоели мучения Сета, он разрешил называть его просто по имени - Олег. И как истинный русский он сказал, что не позволит им перейти к делам, пока не угостит их чаем. Сет, как совсем юный оперативник, сплоховал и поддался на уговор врача. Вряд ли он когда-нибудь забудет чаепитие в холодной прозекторской, в окружении трупов пока что целых и уже не очень. Когда же доктор окончил рассказывать анекдоты исключительно из разряда чёрных или профессиональных, кои могли показаться смешными только маньяку или патологоанатому, Сет всё же смог перейти к делу:
- Мы вообще-то прибыли сюда осмотреть тела Джерома и Виктории МакКензи. Поступили к вам в девять часов утра.
- Да-да...сейчас...
Доктор отвёл их к телам. Обнажённые и бледные они в одиночестве лежали на операционном столе. Вскрытие ещё не начинали, но и без него они выглядели ужасно. нет, тела их были в порядке. Но глядя на них становилось тошно. Как будто перед вами на столе не тела, а две кучи протухших кишок, в которых уже поселились черви....
Сет отогнал наваждение и отодвинулся в сторону, пропуская вперёд Энтони. Увидев, что Олег хочет пройти за ними, он загородил ему путь:
- Спасибо, доктор, вы нам пока не нужны. Будьте неподалёку.
Олегу явно было интересно, что делает мальчик с телами, он пытался заглянуть за плечо оперативника, но наткнулся лишь на суровой взгляд Сета. Состроив недовольное лицо, он удалился.
Мальчик тем временем начал водить руками вокруг тел, закрыв глаза, иногда вздрагивал, словно от резкого удара током. Когда он наконец закончил, Сет подошёл к нему и спросил вспотевшего мальчишку:
- Ну что там?
Парня колотило, пот градом катился с него, а глаза бессмысленно блуждали. Увидев состояние напарника, Сет лишь вздохнул и извлёк из кармана прививочный пистолет. Сделав инъекцию и усадив парня на стул, он закурил, ожидая, пока подействует препарат. Когда взор мальчика прояснился, Сет повторил свой вопрос:
- Что там, малыш?
Энтони не обратил внимания на это обращение, и не стал укорять напарника, что тот прекрасно знает его отношение к подобным высказываниям...
- Мы пришли по адресу. Здесь есть чем заняться Г.Л.А.З.у...

- Мистер Дубрвоич, пройдите, пожалуйста, сюда...
Сет приводил взглядом доктора, и когда тот зашёл в операционную, закрыл дверь. Олег явно был обижен на лже-цэрэушников, и в этой своей детской обиде он развеселили Сета. Эта загадочная русская душа....
- Доктор, начинайте вскрытие...
Через пять минут Олег был готов. Резиновые перчатки нежно - салатового цвета, маска на лице и особый прозрачный щиток, закрывающий лицо доктора навевали на Сета воспоминания о фильмах ужасов третьего эшелона. Доктор начал вскрытие. Когда Олег вынул кишки из тела Виктории и небрежно кинул их в таз, желудок парня не выдержал...
Дверь снова брякнула, впуская в операционную Сета, вытирающего губы тыльной стороной ладони."Завтрак коту под хвост...блин, как-то двусмысленно звучит..." - мысли одна забавней другой метались в его проясняющейся голове.
Тут Олег проговорил что-то на русском, но судя по интонации и выражению его лица, это мог быть только знаменитый русский mat.
- Что не так, мистер Дубрович?
-Kakogo hrena! У них же нет сердец! Это невозможно! Я бы понял, если бы какой-то маньяк извлёк их сердца, распоров грудную клетку, но на телах нет никаких физических повреждений! Вообще нет! Знаете, я сначала долго думал, от чего они умерли...наверное от того, что их сердца испарились! - и доктор как-то глупо засмеялся, а потом его лицо стало серьёзней некуда - мне нужно выпить.... Господа...прошу вас на выход. Морг закрывается по техническим причинам...

Сет задумчиво вёл машину по шоссе. В салоне царила гробовая тишина. Сет всё так же нервно курил. Тела без единого физического повреждения с просто исчезнувшими сердцами. И Энтони.... Сет бросил взгляд в зеркало заднего вида и посмотрел на мальчишку. Тот съёжился на заднем сидении и глядел в никуда пустыми глазами. Сет выкинул в окошко недокуренную сигарету и обратился к напарнику:
- Эй, Энт, что там было?
- Там...- мальчишка нервно сглотнул, глядя в окно всё такими же пустыми глазами - ...эти двое...они...там сильная аура греха...они...они были безумны...я явно чувствовал, что они сделали нечто ужасное... - голос парнишки дрогнул. Сет вновь бросил быстрый взгляд назад и увидел, как по щекам Энтони катятся крупные слёзы.
- Энт, что они сделали? Ты ведь знаешь?
- Да...они...я... - голос Энтони затих.
- Энт! Энт, давай, говори! Энт? - Сет повернул голову назад и увидел подтянувшего к подбородку ноги парня, смотрящего абсолютно опустошёнными глазами куда-то в пустоту. И еще он что-то тихо, едва слышно бормотал....
- Энт! Энт! - Сет дотянулся до него рукой и затряс....

Из-под капота валил белый пар, заполняя собой салон... осколки лобового стекла лежали по всему салону. Фонарный столб рухнул сверху, превратив салон в месиво из металла, кожи, ткани и стекла...
********************
- Сет, мать твою за ногу три раза! Это же твоё первое дело! Ерунда... да раз плюнуть! И что в итоге? Ты разбил машину в хлам, чуть сам не угробился, да ещё и Энтони, такого мощного псионика, ввёл в кому! Да тебя за это пять раз кастрировать надо без наркоза! -
- Но сэр! Энтони впал в ступор до аварии...
- Конечно! Чёрт возьми... - голос высокого, мускулистого и жилистого мужчины в годах, что ходил как лев в клетке перед Сетом, смягчился, в нём прорезались отческие нотки - пойми... Энтони нам надо беречь. Он чрезвычайно мощный псионик..... и потому особо уязвим... Я не знаю, что там почувствовал Энтони, но ты не успел среагировать...ты вколол ему не то, что надо...ментальное эхо настигло его...и ты сам видишь, что с ним стало...
- Сэр, я всё прекрасно понимаю, я весь курс Теории Псионики прекрасно помню, что всё это значит...я. ...просто не ожидал, что ментально эхо будет таким сильным....этого больше не повторится.... - несмотря на то, что Сету было уже двадцать три, его уши пылали. Он чувствовал себя как первоклассник перед строгим учителем.
- Да нет, Сет...если бы эхо оказалось не таким сильным, и ты бы решил перестраховаться, то я вообще не уверен, что Энтони был бы сейчас жив...
Так всегда. Сет никогда не мог понять, сердится на него начальник или нет. То он начинает ругать, а потом хвалит, то наоборот. Говорят, что те, кто работают в Г.Л.А.З.е больше пяти лет, научились раскалывать своего начальника. Хотя сету всё это казалось просто байками, не имеющими никакого отношения к реальности.
- Ты сам-то как думаешь, почему оно оказалось столь сильным, Сет?
- Если честно, то мне кажется дело не в самом эхо. Энтони...то, что он увидел как-то задело Энтони. Сбудь на его месте кто-то другой - и ничего бы не произошло. Но тела обследовал именно он.... ну, я так думаю.
В ответ начальник лишь улыбнулся:
- Ты молодец, Сет. Я думаю точно так же... и ты знаешь, как нам вытащить малыша Энта из задницы, в которой он оказался?
Сет начал напряжённо шевелить извилинами, а после начал осыпать босса одним предложением за другим. Но в ответ на них Начальник лишь качал головой:
- Нет, Сет. Всё это хорошо...но не в этом случае. Слышал, что клин клином выбивают? Ну вот. Считай, что рядовое дело о Запредельном убийстве супружеской пары превратилось в задание по спасению ценного оперативника. Дерзай, Сет... если что надо - свяжись с Рональдом. Ах да, чуть не забыл...Энтони постоянно бормочет - Медвежонок. Может быть тебе это поможет...

Ночь опустилась на штаб-квартиру Г.Л.А.З.а. Обычно ночью большинство организаций погружаются в сон. Нет, ночью он не оживает. Он круглые сутки бурлит, как варево в ведьмином котле. Г.Л.А.З., или Гражданская Лаборатория Анализа Запредельного, ночью просто была чуть более активной. Ибо тогда выползали их подопечные... Сет курил в своём кабинете. Вернее даже не в кабинетчике, а закутке, отгороженный от остальных картонными перегородками. А на столе перед ним лежало досье Виктории и Джерома МакКензи. Сет затушил в пепельнице ещё одну сигарету, глотнул из чашки горячего кофе и вновь стал перечитывать дело Джерома. "Джером МакКензи, 1960 года рождения. Отец - священник, мать - беженка с Кубы. Всю свою жизнь проработал в полиции, зарекомендовал себя просто отлично. Несколько раз ему предлагали повышение и как следствие - работа в офисе, но он отказывался. Всегда. За свою карьеру отметился в поимки Матрёшки, в ликвидации Дона Линотти, он лично задержал Чёрного Нарезчика. Так. Чёрный нарезчик...это маньяк. Убивал людей и нарезал их на куски, а потом красил куски мяса в чёрный цвет и прятал в фургонах с углём. Приговорен к смертной казни через смертельную инъекцию. Дон Линетти. Итальянская мафия. Дон до сих пор сидит, как и всё его ближайшее окружение. Матрёшка. Русская киллерша. Имеет связи с Виктором Черносотенным. Или Чёрным Виком по другому.
Итак. Сам Джером никогда по базе данных Запредельного не проходил. Дон Линетти тоже. А вот Нарезчик и Матрёшка. Ну, первый был просто одержимым бесом по имени Квип, ну а Квип - маленькая мстительная тварь. Если он вернулся, то вполне мог устроить что-то такое. Ибо мстительности у бесов хватает. Есть ещё Матрёшка. Сама она с Запредельным контактов не имеет, кроме одного. Чёрного Вика. И хотя сам Вик не является "Запредельником", но в курсе всех дел Запредельного мира. И успешно наживается на этом. Мог ли Джером как-то перейти дорогу столь могущественным русским мафиози? В принципе - мог. Хотя вряд ли бы тогда Вик стал прибегать к услугам Запредельников. Скорее всего, просто бы нанял убийцу. Но всё равно - скидывать его со счетов не стоит. Ну теперь Квип. Он вроде бы восстановил себе тело три года назад. Вполне мог набраться сил и решить отомстить - Сет перевернул страницу и продолжил чтение - Так. С Викторией он женат шесть лет. Детей у них нет". Сет ещё некоторое время читал дело Джерома, но ничего интересного он больше не увидел. Сет тяжело вздохнул, отложил дело в сторону, сделал ещё глоток из чашки и принялся за чтение второго дела.
"Виктория МакКензи, в девичестве - Райтер. 1963 года рождения. Мать - торговка в бакалейной лавке, отец - священник. Была замужем два раза. Первый раз - за пилотом Генри Стоурзом. У них есть сын - Майкл. Генри разбился в 2001. Через год она вышла за Джерома. Через В 2005 году Майкл исчез. Его списали на дело Черного Нарезчика. И на этом всё..." Ещё один, гораздо более глубокий вздох последовал за окончанием чтения дел...

Сет спустился на парковку и, задумчиво куря, стал неспешно прогуливаться вдоль рядов всевозможных колёсных и даже нескольких гусеничных средств передвижения (ну и во втором случае - также средств разрушения, зачастую - массового). Хэтчбэки, седаны, внедорожники, минифургоны, грузовики различного тоннажа и те самые гусеничные средства массового разрушения - трио БТРов, пяток БМП и даже один советский танк Т-72. И среди всех машин можно было найти фактически в любом состоянии. Вернее, в любом внешнем состоянии. Конечно же внутри они работали как часы, наверное, даже лучше. Побитые ржавчиной, десяток раз ремонтированные, с облупившейся краской, совсем новенькие и, конечно же, самые обыкновенные, ни чем не выделяющиеся из потока таких же серых машин. Словом - на все вкусы и для всех целей.
Конечно, впервые увидев это всё, Сет замер с открытым ртом, а потом стал метаться от машины к машине, желая порулить то новеньким серебристым Лексусом, то ярко-красным Феррари, то угольно-чёрным Мерседесом. Правда, когда он наткнулся на ту самую плеяду гусеничных монстров, то сразу забыл о колёсных малышах. Увы, порулить военной техникой ему дали только на курсах, и то - совсем малость. К огромному сожалению Сета и счастью мирных граждан БТРы и БМП используются крайне редко, ну а танк и вовсе не разу не выезжал из своего гаража.
Инстинктивно Сет стал искать взглядом свою Тойоту, пока воспоминания не обожгли ему мозг. Его Тойта ныне является грудой металлолома, а Энтони...малыш Энт...лежал в глубокой коме, и боль наполняла его разум... Сет ещё раз глубоко затянулся сигаретой и со злостью швырнул её на пол. Тяжёлый день, чертовски тяжёлый день...
Главный Надзиратель Всия Автопорковки, как в шутку называли старика Рона, как обычно занимался излюбленным видом деятельности любого охранника - спал. Деликатно постучавшись, Сет вошёл в его тесную коморку. Рон, конечно же, делал вид, что тщательна следит за камерами. Хотя получалось притворяться у него не очень, Сет сделал вид, что купился. Удивительно, но факт, старик часто обижался на очевидную правду, даже если его застукали на месте. Может у него просто начался маразм, может ему достояла удовольствие такая вот игра в кошки-мышки, а может сказывалась психологическая травма, которую он получил, когда шестеро вервольфов заживо пожирали его, начиная с ног. Собственно из-за того, что их и обглодали ему до колен, он и служит ныне охранником на парковке. Тот, кто коснулся Запредельного мира, уже никогда не сможет вернуться в мир обычный.
- Эй, Рон, как твоё ничего? Гремлины в моторах не позаводились?
- Ааа, это ты, Сет...ну садись, садись, в ногах правды нет! - старик был рад поболтать, ну а Сета он вообще никогда просто так от себя не отпускал. Старик уже, ловко орудую инвалидным креслом, наливал горячий чай в чашки и извлёк из маленького холодильника какое-то печенье. Сет чуть не захлебнулся слюной. Увы, он не смог побороть искушения.
- Ну, ты прям демон-искуситель... - пробурчал парень, плюхаясь на свободный стул.
Через пятнадцать минут, когда горячий чай приятно согрел кровь в жилах, а печенье приглушило голод, разговор как-то незаметно перетёк в деловое русло:
- Малыш Энт в коме... твоя Тойота на свалке... и с чего начать ты не знаешь....
- Да, Рон. Чёрт возьми. К Виктору меня просто не пустят, а где искать Квипа - я понятия не имею...
- Сет, мальчик мой, а ты не думал, что тут не Квип, не Виктор не замешаны?
- Думал. И больше не хочу. Если это не они - то зацепок вообще нет.
- Да я бы не сказал, Сет. Вобщем так: к Вику тебя пустят. Если ты забыл, то у нас с ним договорённость. Квипа ты найдёшь в клубе "Ржавые глотки". Только осторожней там - это место сбора всяких чертей и бесов, они не шибко-то жалуют глазовцев. Ну да если вдруг обе версии провалятся - лучше копни поглубже, узнай о них больше. От соседей, например. В бумагах нет и половины грязи, что обычно бывает, поверь мне.
Сет встал, кивком поблагодарил Рона и собрался было выйти из коморки, но вдруг замер в дверях и как-то неуверенно перевёл взгляд на ухмыляющегося сторожа:
- Рон...у меня ведь нет колёс...
- Эх вы, молодые... я всё ждал, когда ты меня спросишь об этом. А ты чуть пешком не ушёл!
С этими словами Рон кинул парню ключ:
- Место 113-А, чёрная секция.
И подмигнул растерявшемуся Сету.

*************************
Восторг переполнял Сета и выплёскивался в виде восторженного крика, перекрывая шум ветра в ушах и свист рассекаемого воздуха... Чёрный байк, украшенный зелёными языками пламени, мчался по ночному городу, неся на себе Сета...куда? А разве это важно? Сейчас для него существовал лишь ветер, адреналин и скорость...а потом наступила свобода. Он взлетал в ночное небо, ближе к звёздам, и не было вокруг огромного, гудящего города, не было миллионов снующих туда-сюда людей, не было неоновых огней...не было ничего, кроме звёзд. И этого вполне было достаточно...

А потом Сет проснулся. Жалкая, в общем-то, квартира, в коей мебели почти не было, а вещи лежали по углам огромными кучами, после сна о настоящей свободе, вызывала ещё более негативные чувства. На секунду Сету захотелось сжечь эту квартиру... а потом ему захотелось сжечь себя, потому что было уже одиннадцать часов дня, а это значит, что у Сета будут проблемы... Выскочив из своего подъезда, Сет замер на месте, как вкопанный. Перед подъездом стоял чёрный байк, украшенный зелёными языками пламени...

Сет затормозил возле небоскрёба, куска стекла и бетона, упирающегося крышей в облака... Возле входа в него суетились одинаковые серые людишки в костюмах и с кипами каких-то бумаг или, в лучшем случае, с дипломатами....суета сует...Сет слез с мотоцикла, снял шлем и уверенным шагом направился внутрь. Конечно же в таком виде охрана не могла проигнорировать его. Не каждый день в бизнес-центр пытается проникнуть некто в кожаной байкерской куртке, в тяжёлых армейских ботинках и с грязными чёрными волосами. Охрана в предвкушении работы размяла шеи и решительно преградила путь парню:
- Ты куда это собрался, панк?
- Руки убери, гомодрил - и не успел охранник врезать Сету за дерзость, как тот извлёк из внутреннего кармана значок ЦРУ, ткнув им в лицо второму амбалу - ЦРУ, так что разбежались...
Что-то бурча про себя, охрана пропустила его внутрь:
- Ты смотри какое у нас ЦРУ... берут сопляков каких-то наглых. Коззёл...

Кабинет Виктора Черносотинного владельца корпорации "Красный солдат" и, по совместительству, главу самого могущественного в регионе клана русской мафии, находился на последнем этаже небоскрёба. Виктор...виктория...победа. Вершина. Ну что ж, он достиг победы. Грязной и кровавой. А ещё он один из немногих людей Запредельного мира, что являются в нём ОЧЕНЬ уважаемыми и при этом не имеют никаких Запредельных способностей. Он просто человек. Просто человек, которого боятся и уважают все.
- Ааааа, оперативник Сет - высокий блондин в белом смокинге обворожительно улыбался ему и лишь глаза выдавали жестокую натуру этого человека. И тут Виктор протянул руку Сету - вы должно быть уже догадались, что я и есть тот самый Чёрный Вик. Хотите выпить? Закурить? - всё так же улыбаясь он предложил Сету стакан коньяка и сигару.
- Нет, спасибо, мистер Chernosotinniy...
- Ох, да брось, Сет. называй меня просто - Виктор.
- Договорились, мист...Виктор. В 1998 году вы подписали соглашение с Г.Л.А.З.ом, в котором...
- Да брось ты, Сет! Я прекрасно помню всё, что там говорится! И как всегда - готов к сотрудничеству.
- Хмм...ладно. Виктор. Расскажите мне про Ирину Краснову, также известную как Matreshka...
- Ирину я знаю ещё по своей деятельности в России. Высокопрофессиональный киллер. В 2001 приехала сюда, в Америку. И увы - в неё вцепились копы. К сожалению, её засадили за решётку всего через два месяца после её приезда. Сейчас она мотает срок в тюрьме, расположенной в Колорадо.
- Скажите, какие отношения связывают вас?
На секунду в глазах Виктора промелькнуло удивление:
- Я не знаю, откуда вы это узнали...да, мы с ней родственники, но я не понимаю, какое это имеет значение.
Сет ничем не выдал своего удивления. Ходили слухи, что Виктор и Ирина - любовники, и именно за них и цеплялся Сет. А тут всё выходит несколько по другому.
- Кхм...убит полицейский, принимавший участие в её задержании, при чём явно при содействие Запредельного...
- Аа...теперь понимаю. Вы думаете, что я, используя свои связи в Запредельном мире, решил отомстить? Глупости. Даже если бы я решил отомстить, то прибёг бы к услугам обычных людей. И тогда не имел бы никаких проблем, кроме разве что с полицией. Ну да, значит никаких проблем у меня бы не было. Поверьте мне, Сет. Сет... у вас есть мать, и, насколько я знаю, младшая сестра. Скажите, вы бы стали мстить, учитывая, что всё обошлось и худший вариант так и не случился? Её могли убить при задержании, могли приговорить к смертной казни, но она всего лишь села. И вскоре уже выйдет. С моей стороны было бы верхом глупости мстить сейчас.
Сет лишь убедился, что этот человек знает всё и обо всех. И что недаром он так уважаем даже в мире Запредельном. Он прямо-таки источал из себя обаяние. Его манера говорить располагала к себе. Тут даже оборотню было бы трудно устоять.
- Простите, что потревожил вас, Виктор. Это была пустая формальность. Удачного дня.
- И вам удачи в вашем расследовании, Сет.
И вновь Сет пожал протянутую ему руку, взглянул в улыбающееся лицо русского мафиози, на руках которого кровь сотен человек. На тех самых руках, что он сейчас пожимал. А потом молча вышел из кабинета. Оставался лишь Квип.

На этот раз байк Сета вовсе не бросался в глаза. Ибо в подворотне, куда он заехал на своем железном коне, было яблоку негде упасть от всевозможных мотоциклов и машин не менее впечатляющих. И речь здесь даже не об огромных монстр-карах, которые так часто на экране телевизора давят своих младших собратьев. Речь здесь о когда-то обычных авто, а теперь будто бы вылезших из какого-нибудь фильма в жанре киберпанк. И в этом дворе курили, пили и били морды огромные толпы различных байкеров, металлистов и панков.
- Бесы, твою мать... - прошептал Сет, глядя на нескольких молодых парней с ядовито-зелёными ирокезами, забравшихся на чей-то балкон и жутко орущих в окно. Хозяева квартиры вторили им в ответ. Потом дверь распахнулась и на балкон выскочил здоровый мужик в семейных трусах и бейсбольной битой. Не теряя времени даром, он слегка пристукнул самого наглого, отчего тот рухнул вниз, прямиком в мусорный контейнер. Его дружки увидев это залились неестественным, громким хохотом. Один из них от смеха не удержался на перилах и рухнул вслед за приятелем. Увидев это двое оставшихся, трясясь от смеха, прыгнули на головы своим товарищам, оглашая двор громким матом.
А ведь действительно - бесы. Ну и черти, конечно. Клуб "Ржавые глотки" был известен в Запредельном тем, что там собирались в основном бесы и черти. Наверное потому, что мало кто мог вытерпеть их больше часа, там почти никого другого не было. Разве что какие-нибудь упыри, вурдалаки, грайверы и оборотни, столь же безбашенные и отмороженные.
Внутри всё утопало в сладковатом дыму марихуаны, а в грохоте панк-рока ничего невозможно было услышать. Плотная толпа не уставая слэмилась, где-то в дальнем углу уже вспыхнула драка, а пол был завален мусором. Где-то наверху, в подвешенных к потолку клетках, танцевали стриптизёрши. Не сразу Сет заметил, что на этих клетках сидели несколько смутных фигур высотой сантиметров тридцать, размахивающих из стороны в сторону хвостиками и время от времени расправляющие кожаные крылья. Что именно они там делали в такой близи от танцующих девушек, Сет предпочитал не знать. Хотя смутно догадывался.
Все в этом клубе были либо одержимы чертями или бесами, или это были просто черти и бесы в своём натуральном...хххммм...обличье. И конечно вели они себя соответственно. То есть - наркотики, азартные игры, пьянки, разврат и беспредел процветали здесь. Мусор, похоже, здесь вообще не убирали. Сет подошёл к стойке, за которой сидел, скучая...чёрт. Рожки, шерсть, красная кожа, звериные зрачки и прочие атрибуты. Правда вместо вил у него в руке была зажата вилка.
- Эй, рогатый, мне пива и немного информации.
Насколько было известно Сету, "рогатый" - обычное обращение в сфере этих тварей. Чёрт замер на месте и окинул сета негодующим взглядом. Внутри парня что-то оборвалось. Чёрт пристально взглянул в глаза Сету, а потом выхватил из-под прилавка дробовик, наставил его на него и истерично, бешено вращая глазами, заорал, брызгая слюной:
- Ты кого рогатым назвал, [вырезано цензурой]...да я тебя счас кишки собственные собирать заставлю...чмо гладкокожее! [вырезано цензурой]! [вырезано цензурой]!
И нажал курок....



Сет открыл глаза. Всё вокруг утопало в дыму, адский скрежет рвал воздух на атомы, а вонь была нестерпимой. Голова раскалывалась на куски, перед взором всё плыло, руки и ноги онемели... и тут Сета будто током ударило. Вокруг него столпились черти. Множество низкорослых, краснокожих, рогатых тварей окружили его и о чём-то переговаривались на своём мерзком, лающем, грубом языке. Голоса у них были именно такими, как представлялось во множестве фильмов. Но Сету на ум почему-то пришла именно пластинка, проигранная задом наперёд из фильма "Никки, дьявол младший". Неуместная аналогия.
- Я что, умер? - Сет задал вопрос, который мучил его с тех пор, как он очнулся.
- Ты чего, гонишь? Ты просто облажался, безрогий! Кривой башмак просто пошутил, а ты взял и вырубился...кишка тонка - чёрт ели сдерживал смех, в отличии от своих товарищей. Те откровенно потешались над парнем. Уши Сета запылали. А если бы тот чёрт выстрелил, то парень в действительности бы отправился на тот свет. В душе Сет проклинал себя: "Настоящий бы оперативник ушёл из под траектории выстрела, обезоружил бы рогатого и проучил как следует. Ну почему я такой неудачник? нужно было и дальше играть в театре, отказаться от этого....я же не воин, я актёр! Здесь меня ждёт неминуемая погибель. Не сегодня, так завтра. Не черти, так оборотень или ещё кто...". На секунду парню захотелось испепелить все эти гнусные рожи, камня на камне не оставить от этого заведения, кровью смыть свой позор. А потом всё прошло. Сет сел, и не успел даже сделать попытки подняться, как увидел, что ему руку протягивает высокий, хмурый мужчина, облачённый в косуху, обмотанный цепью, и абсолютно лысый. Сет поколебался несколько секунд, а потом принял помощь. Черти стали расходиться, а хмурый мужчина кивком головы пригласил Сета за столик. НУ что ещё оставалось делать молодому и неопытному оперативнику? Только присоединиться к незнакомцу.
- Эй, Крибашш - последнее слово он скорее полупрошипел, полупрогромыхал - принеси два пива.
Чёрт, что недавно так мило пошутил над Сетом, кивнул, и через несколько секунд заказ принесла абсолютно голая девушка. "Ну у бесов и нравы... хотя может это они у людей набрались?".
- Ну что, человек, струсил?
- Да я...как бы...мммм...да - Сет ещё ниже опустил голову.
- Ну, зато тебе хватило сил признать это. Давай же выпьем за храбрость!
Кружки с пивом звонко ударились друг о друга, и Сет сделал несколько крупных глотков тёмного нефильтрованного.
- Этот ваш бармен над всеми так шутит?
- Нет. Только над людьми, что иногда забредают сюда.
- Хммм...но откуда он узнал? Не уж то "рогатый" - это не ваш лексикон?
- Наш - тут лысый улыбнулся. Хотя на первый взгляд ему сразу хотелось припаять пару лет на каменоломне, он оказался приятным собсеседником, - но ты ведь человек, а для чёрт или беса грех не разыграть вас, смертный. Вообще как я понял - ты чертовски недавно в Запредельном...
- Да. Всего три месяца.
- Ясно. Как только ты вошёл все сразу почуяли, что ты человек. Мы же видим ауру, как вы цвет! Наше зрение совершенно отлично от людского. Ну, кроме одержимых, конечно. Таких, как я. Мы делаем тело человека - своим, а через это и все его чувства. Знаешь, черти и бесы не испытывают жажды вообще, но в людском теле нам вода становится необходимо почти также, как вам. Давай за вас, смертный!
Сет снова выпил с одержимым, со стуком поставил на стол кружку и пристально глянул в лицо незнакомца:
- Мне нужен бес по имени Квип. Я слышал, что его часто здесь можно встретить....
- Малыш, а зачем тебе старина Квип? Он ведь опасен. Слыхал про Чёрного Нарезчика? Это был он. А ещё он помнит Первый крестовый поход. Он ведь стар, малыш. И сил поди хватит справиться с тобой, если у тебя на уме его арестовать.
- Он? Крестовый поход?
- Ну да. Бесы да черти в основном тоже очень древние, хотя силёнок от этого у них не шибко прибавляется. Квип к примеру вселился в одного из рыцарей-крестоносцев. Ох он там развлёкся. Чинил все семь смертных грехов именем божьим. Сколько награбил, сколько сожрал и выпил, сколько разрушил, а скольких девок изнасиловал. Вообще все эти крестовые походы - дело рук Сатаны. Не то чтобы я тебе сейчас открыл секрет великий...
- Даже так...а ведь я всегда считал из инфернальных исчадий лишь демонов достойными уважения. А что бесы и черти - просто ничто. Прости, конечно...
- Да ничего. Многие так же считают. А ведь мы видели столько, что вам и не снилось. Ну да ума нам это всё равно не добавляет. А зачем тебе старый Квип?
- Ну-у-у...я лишь хотел задать ему пару вопросов. Если честно, то он подозревается в убийстве...семейной пары.
Несколько минут лысый молчал, а после сказал:
- Ты про пару МакКензи, что ли?
- Откуда ты знаешь?
- Да так...и ты думаешь, что Квип убил их?
- Если честно - не знаю. Это единственный вариант. Думаю, он мстил...
- Вряд ли бы он стал мстить за малыша Майкла....Квип вряд ли может назвать себя ответственным отцом...
Сет даже виду не подал. Со столь же невозмутимым видом он продолжал потягивать своё пиво. А лысый тем временем продолжал:
- Да фиг с ними! Фиг с малышом Майклом! Квип бес, ему плевать! Он не знает, что такое любовь! А эти набожные придурки...два сапога пара...им воздастся!
И тут одержимый с силой стукнул кулаком по столу, аж кружки с пивом подпрыгнули, а дерево жалобно затрещало.
- Извини, смертный, но у меня тоже есть дела.
Сет пожал протянутую ему руку и остался за столиком дописать своё пиво. Через несколько секунд после того, как одержимый ушел, всё тот же чёрт-бармен подошёл к Сету:
- Я так полагаю, и за себя, и за Квипа будешь платить ты?
- За Квипа?
- Ну да, смертный. Вы с ним вместе пили, а раз он ушёл, значит платить будешь ты. С тебя двадцать баксов.
Когда Сет разобрался с оплатой и выскочил во двор, от одержимого Квипом байкера и след пропал....
*********************
Пепельница давно уже была переполнена, а кофейный аппарат мигал Сету сигнальной лампочкой, предупреждаю о том, что кофе вскоре прикажет долго жить. С расстройства автомат удостоился пинка, из-за чего на нём загорелась красная аварийная лампочка. "Ну вот...теперь он поломался...гадский день...вернее - гадская неделя....первое дело...и на тебе! Угробил машину, напарник впал в кому, опозорился в клубе, так что все инферналы города уже наверняка об этом знают, потерял все зацепки, а Квип улизнул прямо из-под носа!"
Еле переставляя ноги, он добрёл до своего рабочего стола, тяжело плюхнулся на стул и задумчиво стал перебирать бумаги. "Нужно собраться. Собраться, чёрт возьми! Голова совсем не работает... Кофе...кофе умерло. Сигареты кончились... Да и не помогают они!"
Сет вздохнул и вновь направился к автоматом в коридоре. Конечно же по закону подлости сигареты в автомате кончились. Негодую Сет покалечил и этот автомат. Забрав свою куртку, он вышел из здания, прошёл КПП и вышел на улицу. Мимо проносились машины, а по улицам шли редкие в этот час пешеходы. И никто даже не догадывался что за трёхметровыми стенами, в этом обычном особняке, идут эксперименты по выведению средств, что помогут оборотням контролировать себя и изучают демонов. Что там хранятся кое-какие очень интересные артефакты дней минувших, что где-то там пылятся редкие Гримуары, а молодые вампиры, куря в столовой, обсуждают начальство....

Сет перебежал дорогу и вошёл в магазинчик 24\7. Как всегда в это время - он был пуст. Лишь продавец за стойкой дёрнулся, когда открылась дверь, и проводил недоверчивым взглядом Сета. По привычному маршруту парень направился к полкам, заставленным всевозможным куревом. У полок стоял ещё один человек в кожаном плаще с поднятым воротником. Чёрные волосы его были коротко стрижены, а на носу он с какой-то подчёркнутой гордостью носил очки. К слову, эти очки смотрелись на нём и придавали неповторимый оттенок интеллигентности и обаяния его, вобщем то, не слишком красивому лицу. Только потом он понял, что у незнакомца нечеловеческие зрачки... и что человек смотрит на него с того самого момента, как парень вошёл в магазин. И черзе мгновение он осознал, что взгляд этот направлен не на него....взгляд этот пронзает душу, выворачивает её и нагой выставляет на всеобщее обозрение...
- Возьми это, Абла'Дарат.
И сунул что-то в безвольную руку Сета, а потом повернулся к нему спиной. А потом он как будто ударил кулаком в лицо невидимого противника, и от этого удара пространство исказилось, по нему пошли круги, как по воде, в которую упал камень, и оно просто лопнуло. Совершенно беззвучно вместо пространства перед незнакомцем оказалась чёрная дыра, в глубине которой виднелись переливающиеся цвета: красный, серебряный и ядовито-зелёный. Незнакомец шагнул в провал и исчез. Всё вернулось на свои места. За окном вновь гудели машины, продавец всё так же смотрел маленький телевизор. Лишь в руке Сет сжимал пачку сигарет....

Сет побрёл назад, ничего вокруг не замечая. В душе он чувствовал себя опустошённым. Как будто из него душу вытряхнули.
- Эй, Сет, малыш! Ты какой-то сам не свой сегодня! - голос Рона вывел его из ступора. Старик катился к нему на инвалидной коляске, искренне улыбаясь. И это зрелище ещё больше нагнало тоски.
- Привет, Рон...
-Ты сам не свой. Что случилось?
Сет колебался. Рассказать о том, что произошло в магазине? Нет, не стоит...Почему? Сет сам не знал.
- Проблемы по делу, Рон. Я...не знаю что делать. Нету у меня идей! Нету! Вик действительно вряд ли здесь замешан, Квип...не знаю. Но мне кажется, что он не убивал. А кто тогда? И за что? Они ведь были набожными....
- Послушай моего совета, Сет. Возьми блокнот и ручку. И просто запиши всё, что, по твоему, относится к делу. А потом будет легче увидеть всю картину. Этот способ никогда меня не подводил за двадцать с гаком лет службы.
- Спасибо, Рон... Чёрт, ты постоянно меня радуешь. То сейчас обнадёжил, то дал ключи от того, о чём я всегда мечтал.
- ДА не за что. Я же сам был в твоём возрасте. Вся молодёжь мечтает о огненном Феррари.
- Огненном Феррари? Рон, ты ведь дал мне ключи от чёрного мотоцикла....ммм...не помню производителя.
- Малыш. Я точно помню, от чего я дал тебе ключи. Хватит шутить над стариком. Я видел, как ты уезжаешь на Феррари.
Сет окинул старика недоверчивым взглядом. А потом вспомнил, что утром у его подъезда стоял огненно-красный Феррари. Сет замер. В голове всё путалось. Феррари....а как же мотоцикл? откуда он? точно такой, о каком Сет мечтал...да почти всю жизнь. Что происходит? Не обращая внимания но продолжавшего что-то говорить Рона Сет зашагал в свой кабинет.

Голова раскалывалась. За два дня столько всего навалилось! Да тут ещё этот незнакомец...и мотоцикл с Феррари...Сет затянулся. А потом поперхнулся. Сигарета. Чёрно-красная сигарета. Из той самой пачки, что дал ему незнакомец. Сет закурил на автомате, забыв о странном происхождении пачки. Сет, как завороженный, перевёл взгляд на неё. Серебристо-зелёная пачку, только вот ни одной надписи на знакомом Сету языке. Больше всего на название сигарет и их описание походили красные закорючки, которые почему-то напоминали Сету руны. И тут....на него снизошло озарение. Или вдохновение. А может детективная муза села на плечо? Сет кинулся к блокноту, как одержимый и стал строчить в нём что-то. Через двадцать минут усиленной работы он оглядел то, что получилось. И вновь пробежал глазами текст:
"1. Чета МакКензи убита ночью, 23 сентября. Ночью. Дождь. Найдены в своей кровати. Рты были забиты грязью.
2. При вскрытии оказалось, что у них отсутствуют сердца, при этом никаких внешних повреждений нет.
3. Виктория была жената до этого. Первый муж - пилот. Разбился в 2001. Есть сын - Майкл.
4. Майкл пропал уже после повторной свадьбы матери. В 2005. Списан на дело Чёрного Нарезчика.
5. Чёрный Нарезчик арестован Джеромом. Нарезчик - одержим бесом Квипом. Казнён.
6. Квип - очень древний бес. Проговорился, что состоит в родстве с Майклом? А с Викторией?
7. Джером и Виктория. Отцы - священники. Разгадка?
8. Очень набожны.
9. Квип - отец Майкла?"
Сет в изнеможении упал на стул. И засмеялся.
- Вот она, разгадка! Вот! Осталось найти тело! Да! ДА! Чёрт возьми, ты гений, Сет!

Тёмно-синий "Ниссан" затормозил возле дома покойных МакКензи. На улице вновь лил дождь. Он хлестал пустой, мертвый дом будто бы в наказание.
Сет выскочил из салона, распахнул задние двери и бережно взял на руки безвольно тело Энтони. Тот лишь сильнее засопел, когда капли дождя забарабанили по его лицу.
- Потерпи ещё немного, малыш...потерпи... - тихо прошептал Сет, неся мальчишку на руках.
Внутренний двор казался миром снов из-за плотной стены дождя, в которой тонуло всё вокруг. А Сету, знающему, что здесь происходило, он казался ночным кошмаром. Под ногами чавкала вода, превратившая ухоженный некогда газон в маленькое подобие болота. Сет, то и дело поскальзываясь в грязи, нёс Энтони к старым, покосившемся качелям....
Сету пришлось одной рукой придерживать Энтони, чтобы тот не рухнул в грязь с качели. Второй рукой он, путаясь в складках дождевика, наконец-то сумел достать прививочный пистолет с ярко-фиолетовой жидкость в ампуле. Закатав рукав Энта, он вколол препарат ему в плечо. Мальчишка изогнулся и закричал, при этом даже у Сета не хватило сил с ним сладить, и оперативник полетел спиной в грязь. Энт, не прекращая дёргаться, рухнул в грязь лицом вслед за своим напарником. Когда Сет вскочил, чтобы помочь парнишке, Энт уже оказался на ногах. В пустых глазах его не было ничего, кроме отражения дождя. А потом он заговорил:
- Папа...мама, а где папа? ....Куда он уехал? А он вернётся? А почему он не взял меня с собой полетать? ....Мама, а кто этот дядя? Как это мой новый папа? А где старый? ну ладно, пойду смотреть мультики... мама, я хорошо себя вёл...нет....я не знаю, почему у мисс Гаркинсон на стуле оказалась кнопка....нет, мам, я не знаю, почему загорелись очки мистера Джойвуда....мама....я случайно сломал ему нос...но он же первый! И он старше меня на....на много! Мам, ну мам! Нет! Я же случайно! Зато он больше задирать младших не будет! Мам....а что значит "бесово отродье"? Как это мне ещё рано знать! Я уже большой! Ммммм...пап, что ты...мммм....мммм!!!!!...
Энтони замолчал. Слёзы, смешиваясь с дождевой водой, стекали по его лицу и падали в грязь. Взгляд его приобрёл осмысленность и он тихо-тихо проговорил:
- Джером убил его...Майкл звал маму...вернее пытался позвать, потому что его душили подушкой во сне. А Вероника стояла в дверях и смотрела на второго мужа, убивающего её дитя. И она даже не заплакала. "Бесово отродье"...он сама спуталась в молодости с одержимым. Она изменила первому мужу и в результате на свет появился Майкл. В нём тело несколько капель инферанльной крови. Но этого было достаточно. И она решили во имя Бога избавиться от порождения дьявола. А потом они закопали его маленькое тело здесь, под качелями. Они стали единственным надгробием для малыша Майкла... А он не мог упокоиться с миром. И он забрал их сердца. Ибо им они были не нужны. "Они в душе бессердечны, дак пусть и физически они станут такими!" - говорили ему черти.
Энтони потерял остатки самообладания и разрыдался:
- Как? Как они могли? Как она могла? Ведь это ЕЁ сын! Он.... - Энтони не смог продолжать. Сет взял мальчишку за плечи и отвёл к машине. Когда он доставал две канистры и лопату из багажника, то слышал лишь тихие всхлипы Энтони и его бормотание...

Качели лежали на боку, а на месте, где они стояли красовалась яма, в которой по пояс стоял Сет. На дне ямы лежали кости, и Сет всё не мог решиться начать. Он знал, что произойдёт с духом. И не мог заставить себя сделать это с духом малыша Майкла.
- Давай же, Сет....соберись. Это необходимо. Необходимо...
Парень закурил чёрно-красную сигарету, и не докурив её и до половины, решился. Быстрыми движениями, чтобы не дать себе времени успеть задуматься, он натянул над ямой свой дождевик, снял крышку с одной из канистр и высыпал несколько килограмм соли на белые кости. Откинув в сторону пустую тару, он вылил весь бензин из второй канистры в яму. А потом кинул чёрно-красное сигарету в лужу бензина. Заполыхал огонь, и в его треске отчётливо послышался истошный детский крик...

Приветствую!

Я походу влез не в ту тему, ну да простит меня админство.

Меня давно интересуют проблемы стилизации текста.
В последнее время я активно ищу способ стилизации под мысли, мотивации, речь и действия существ с иной нежели у человека психикой. Существо, чей разум имеет совершенно иную мотивацию, абсолютно чужие нам стереотипы мышления, не испытывает чувств или эмоций свойственных человеческому существу, имеет совершенно иное восприятие окружающей действительности.
Очень сложно выражать мысли, не используя привычные человеку шаблоны и стереотипы, к сожалению даже у состоявшихся мастеров пера невозможно найти ничего подобного, по крайней мере, я не нашел.
Единственное что хоть как-то подходит это стилистика текста в игре «Вангеры».
Все мои попытки сваять нечто подобное провалились, разработать собственный шаблон не хватает мозгов.
Вас никогда не забавляло что какие-нибудь «чужие» в фантастике весьма условно стилизованны, автор в паре мест вставит упоминание о чужеродности их мышления, а в основном тупо шпарит, используя совершенно человеческие стереотипы, логические схемы, ассоциации, мотивации, я уже молчу про речь и мысли, в лучшем случае от балды накропает какой-нибудь абракадабры с понтом что это язык чужих и не более.
Чтобы мысль была яснее, мне приспичило описать существ из разумного улья насекомых, практически полное отсутствие личности, при отличной памяти, абсолютное самопожертвование ради блага колонии, слабые псионические способности на уровне ощущения общего эмоционального фона колонии, слабое зрение, прекрасное обоняние. Отсутствие слуха в нашем понимании, но повышенная чувствительность к вибрации, инсектоидная морфология, отсутствие материальной культуры, общение языком тела, запахом, проецированием эмоций.
Не хочется описывать от третьего лица с колокольни человеческого восприятия, а представить что чувствует, думает, чем мотивируется такое существо я не в состоянии.
Не смотря на обширный изученный материал об общественных насекомых, их поведении, структуре колоний, их развитии и эволюции.

Если у кого-то есть наработки, примеры или идеи прошу ответить, сам я в тупике и не имею ни малейшего представления как подступиться к проблеме. Можно ли вообще представить нечто совершенно отличное от типа мышления человеческого существа.

Всем кто решится, на сей литераторский подвиг, прошу описать ряд событий от лица инсектоида. Кратко, но в едином стиле.
1. вылупление рабочей особи из куколки
2. первые впечатления и действия
3. поиск и прием пищи
4. выход из тоннелей колонии на поверхность
5. восприятие окружающего мира
6. взаимодействие и совместная работа с другими членами колонии

По моему, далеко не авторитетному, мнению это серьезная и интересная задача для любого кто считает себя хоть чего-то добившимся в литературе.

+++++++++++++++++++++++

На сею неблагодарную работу меня вдохновила книга «Муравей, семья, колония» автор А.А. Захаров. (через поисковик найти просто)
Чрезвычайно интересный труд, с большим количеством схем, рисунков, научной и популярной информации о разных видах муравьев.
В советском союзе велись исследования, целью которых было использование муравьев в народном хозяйстве для борьбы с вредителями.
Прочитав эту книгу, мне стало стыдно за человечество, на сколько примитивно наше общество по сравнению с какими-то букашками, которые уже миллионы лет живут при «развитом коммунизме», имеют сложнейшие «торговые» межвидовые конфедерации, ведут войны, меновую торговлю, в том числе и работорговлю. Количество используемых и выращиваемых муравьями видов насекомых, грибов и растений, в десятки раз больше, нежели у людей. Население средней колонии лесного муравья ТРИ МИЛЛИОНА, и каждое насекомое занято своим делом. Общественные насекомые возводят сложнейшие архитектурные/инженерные сооружения, «пасут скот», выращивают грибницы и злаковые, накапливают и складируют продовольствие и строительный материал, имеют сложнейшие системы общения, которые смело можно называть «язык».
Лично у меня сложилось стойкое впечатление, что людям есть чему поучиться у общественных насекомых, наше общество и за тысячи лет не сможет развиться в столь рациональную структуру, существующую в гармонии с природой.

Прошу не судить строго, это одна из попыток стилизовать текст под не человеческое восприятие, (в данном случае не инсектоид). На мой взгляд, совершенно провалившаяся, в тексте множество абстрактных понятий человеческой логики, как я уже упоминал выше, писать без использования человеческих понятий не получается, сам наш язык для этого не предназначен, для понятий чуждых или неизвестных человеку просто нет слов.

Урод.

Тьма, спокойствие и завершенность…
Приятное тепло разливается по всей вселенной…
Звуки льются спокойно и ритмично, отмеряя времени течение …
Вселенная пульсирует размеренно, приводя пространство вязкое в движение …
Я чувствую, как плавно обтекает меня оно, наблюдаю за движением его …
Иногда кажется мне, что так было, есть и всегда так будет. Но память искажает всегда ощущения эти, из прошлого извлекая эмоций сильных отголоски …
Свет… Звуки… Из Вне…
Резкие, рваные, искажающие пространство и само время, они всегда вызывают волну эмоций ярких, навсегда вселенную изменяя …
Нередко вся вселенная в движение приходит, меняя мира стороны местами…
Все пространство сотрясая, движение силы Внешней спокойствие вселенной нарушает лишь за тем, чтоб показав себя затихнуть…
Переливы света, быстрого как мысль, вселенную пронзая, эмоции прекрасные рождают, с воображеньем соревнуясь, прекрасные картины, столь миру чуждые, рисует…
Но время, всех других вещей хозяин, меняет все, и даже память прошлое рисуя, ему подвластно события былые искажает…
И теперь в глубины памяти своей я погружаясь, былых вещей картину узреть не в состоянии…
Ничто в начале великое лишь было…
Затем родилось чувство слабое, и словно не веря что есть оно, затухало и рождалось вновь…
Неопределенно было чувство то, рождение эмоций первых предвещая…
Неумолимо времени теченье в движение приводит всю тьму вещей, чувство все росло и расширялось волнение рождая в пустоте…
Тепло родившись отделило, вселенную от пустоты. А в след теплу пришел покой, волнение вселенной он уняв, все силы, на мира рост направил…
Вязкое пространство, придя в движенье, эмоций бурю пробудило и породило твердь, движение свое вокруг и сквозь нее направив…
Мира стороны родившись, друг с другом соревнуясь, себе искали места, но и найдя, покой не обрели, завидуя друг другу, в движенье приходя пространство сотрясали…
Звук рождаясь, погибал неоднократно поглощенный сильными вещами мира, но время, требуя хранителя покоя, порождало его вновь, слабый но размеренный звук, времени теченье миру показал и вскоре вся тьма вещей, через него, теченью времени подвластна стала…
Но Вне вселенной в пустоте рождалось нечто, мир силою своею сотрясая…
Свет рожден во Вне был, силою огромной обладая во вселенную проник, своевольно и свободно приходил и уходил, картины дивной красоты рисуя…
Вселенная росла пространство поглощая и в стены тверди упиралась, что не раз спасали ее от гибели в Ничто, теперь мешали росту…
Вселенная однажды странное движение тверди породило и часть его являлась мной. Тогда я осознал себя как нечто новое, отличное от всей тьмы вещей, являясь частью мира, мог волей движение рождать своей…
Сила моя росла и вскоре твердь в движенье приходила, прогибаясь под моею волей…
Теперь весь путь свой вспоминая, осознаю себя способным прорвав преграду тверди, с силой встретиться, мир породившей, чтоб продолжать свой рост или исчезнуть…
Во Вне…
В Пустоте…
В Ничто мир породившей…

Сообщение отредактировал rahay - 15-11-2007, 6:19

Снежная королева. Зеркало Эрена.

Ветер.
Ветер всюду, из каждой щели, щупает тебя, ты кутаешься напрасно в колючий шарф, словно бы в сугроб заворачивая продрогшую шею Горло болит, грудь болит до самых легких.
Ты и сама теперь не рада, а, Йель?
В огромном разрушенном замке зима. Ты хочешь, чтобы замок перестал быть разрушенным, или хотя бы чтобы в нем нашлась одна целая, одна малюсенькая целая комната, с камином, пусть не затопленным, камином и креслом. Или даже без кресла. Без камина. Перестал бы ветер!!
Она пришла, когда ты примерзала пальцами к собственным губам, когда пар изо рта шел ледяной, льдом обжигал.. ты не чувствовала ничего.
Она пришла.
Она сказала только «Живи», и дохнула на тебя. Каким же морозом повеяло, ты вдруг поняла, что горяча была, горяча, как печка, а она – она и есть Зима. Та, что побеждает смерть. Ибо смерть может пылать, смерть может любить, но ты-то стала Её адептом, и она вдохнула в тебя свою силу, чтобы ты продолжила.
И она сказала «Эрен». Потом ушла. Ты осталась.
Ты села на пол, долго гладя онемевшими кончиками пальцев шершавую крошку штукатурки, пока не поняла, что замок может перестать быть руинами – тебе стоит только принять в себя эту силу, только повелевать, только отдать – то, что в тебе еще не лед. И, осознав, ты медленно подняла руку на уровень глаз, словно не узнала, словно видела в первый раз.
Отречься? Как просто.

Да, меня зовут Ис. Ис. Лёд. Мама назвала.
Она была голубоглазой блондинкой, и отец был голубоглазым блондином, и все вокруг, даже дедушка Яков, но они все какие-то ..теплые? были. Я был умен, холоден, поступил в институт. Я носил красную рубашку навыпуск и стильную полужилетку-полу не знаю что поверх. Я был кареглаз. Я к месту шутил, заставляя друзей сгибаться в приступе хохота. Все вокруг соглашались, что моя мама – очень мудрая женщина.

Эрен, Йель. Тебе не надо знать, кто это. У него есть зеркала. Зеркала и белые волки. Забери их, Йель. Ты станешь Королевой.

Я любил себя. Да? Нет. Никого. Никогда. Незачем. Я работал над проектом, кодового названия которому мы так и не придумали, я был счастлив полоумным счастьем гончей, взявшей след. Держать след двадцать лет.. только ради..?

Ты обратилась к замку, и он с ехидством подсказал, что нужно делать. Ты подняла опорные колонны, ты навела арки и контрфоры, ты вымостила стрельчатые своды потолка – все – одним лишь взмахом руки. Ты знала, по коже, по душе ползет, постреливая, узорец мороза, ползет, затягивая. Ты не противилась.
Ты вышла из замка и завершила его. Башенки, шпили, водостоки в виде лебедей и такие изящные наличники на высоких окнах. Ты осталась довольна собой, и своей силой.
Эрен жил много-много Снежных королев назад. И живет до сих пор, но тебя не должно это волновать. У него есть зеркала и волки, тебе надо всего лишь взять их. Ты облачаешься в пушистую шубу из свежего сугроба, ты вызываешь ветер, пусть он несет тебя. Ты идешь за своим.

- Здравствуй, Эрен.
- Нам с тобой здоровья не желают. Нет Эрена, Крюм я, наследник его наследников.
-Теперь знаю. Отдай мне зеркало.
- Зачем?
- меня прислала Она.
- ну и что? Кто ты?
- Йелка.
- Йелка? Сида, колдующая погоду? Хо-хо, вот так насмешила!
- я отреклась.
- Да?
- От Иса.
- Да?...
Уже совсем по-другому, тихо. И ирония пропала, и недоверие.
- Зеркала там. Волки придут сами – если позвать сумеешь. Они владелицу посоха слушают.
- Где посох?
- сердце твое.
Брови вскинула, обе ладони к груди прижав. Крюм покачал головой.
- Ис.
- Ис?
- иди теперь. Поймешь, как зеркало забрать, как посох добыть, как волков позвать – один шаг до вечности, один взгляд до могущества.
- Вопрос.
- Вопросы задает суетный. Смертный. Иди.

Добавлено:

…
- Ис.
- Ты пришла.
Я знал, что придешь. Это же сказка, вот ты и пришла.
- Ты изменилась, Йель.
Ты киваешь. Я будто примерз взглядом к твоим глазам. Синий свет в институте. Окоченевшее тело поперек прохода. Ты перешагиваешь, будто и не касаясь.
- Ис. – ты повторила – уронила льдинку на замерзшую реку, звякнуло бесцветно имя, отлетая от твоих синих губ.
Замерзла, ты сама замерзла, давай, согрею? Хочешь, в ладони мне упади хлопьями снега, пушистого, теплого, я их отогрею дыханьем? Йелка, пойдем жечь костер? Пойдем, я и гитару возьму, только так отрешенно не смотри!! Страхом каким-то, холодным, паническим, от тебя веет, и мог бы – не ушел. Не могу. Сердцем к тебе примерз.
Ты кладешь руки мне на грудь. Спокойная ты, но и не ты, а Она, а ты еще живая где-то в глубине - почему я тебя не позвал?
- …Ис… - поземкой прошелестело. Я больше не ощущал ничего – ни боли, ни холода. Твои руки – вот так, просто, с потаенной грацией – вывернули меня, вывернули наизнанку, вытащив наружу мою душу – ледяной посох. А то, что снаружи было, пламенно – яркое, убрали мягко внутрь.
Ты улыбнулась, прикрыв глаза. Не ты… Она. Улыбнулась, покидая институт. Теперь ты сможешь призвать Белых волков. Ведь мое «пламенное», мое «внешне», что теперь стало «внутренним» - оно по твоей воле вырвется из посоха, оно станет душой волков, и они – да, они будут тебе служить.
Ты подошла к зеркалу. Я видел теперь все – и словно бы твоими глазами, той тебя, что еще в уголочке живая теплилась. Подошла к зеркалу, а отражение – ее. И это отражение ответило удовлетворенной улыбкой. Ничего не надо никуда забирать. Ты – Снежная королева.

Йелка, Анжеи тебе не поможет. И я не помогу. И никто не поможет. А ты почему-то еще веришь. Иначе – зачем бы ты разбила зеркало Эрена, то, которое не одно поколение Снежных Королев хранило как святыню, за которое алым красили не один снег? Зная, что оно забирает в себя, превращая, все больше превращая в Неё, за него могли отдать все, все отнять. А ты .. ты разбила. И осколки пустила по ветру. Ты ждешь девочку Герду? Чтобы вспомнить, что такое – быть маленькой теплой сидой?...

написано при неоценимой помощи и моральной поддержке ХаКэ и SergK`а. За что им огромное спасибо)

Сообщение отредактировал Сигрид - 27-11-2007, 18:16

Черное зеркало.
Глава первая.
Алексей проснулся от звона будильника, взмах руки и будильник, слетев с заботливо поставленной матерью табуретки, приземлился на пол и выключился.
- Как же меня задолбал этот будильник. - Сонно произнес Алексей, но, потянувшись, встал с кровати и принялся одеваться. Натянув джинсы и футболку, он еще раз зевнул и направился на кухню. Как всегда на столе был завтрак и большая кружка кофе. Действия Алексея были отработаны до автомата. Сам же он досыпал свои последние минуты этого утра. Сняв вилкой, кусок яичницы, заботливо порезанной матерью, он сонно жевал. Но вот дело дошло и до кофе. Глотнув обжигающий напиток, Алексей проснулся окончательно. Допив кофе, он поставил, пустую чашку на стол и протер глаза. Теперь пришла пора отправиться с рукописью по издательствам. Как всегда мать положила ее в дипломат, чтобы он солиднее выглядел. И поставила дипломат в коридоре. Натянув на ноги туфли и надев ветровку, он вышел из квартиры, не забыв конечно закрыть за собой дверь...

- Ну вот, еще одно издательство отказалось от моей повести.
Грустно сказал Алексей и сел на скамейку перед парком. Все издательства, обойденные им за две недели, отказались принять его рукопись.
- Черт! Как же мне не везет!
Его взгляд остановился на красивой девушке с собакой. Они так веселились. А его жизнь так никчемна.
- Когда же и мне выпадет счастье.
Он сам не заметил, что сказал свою мысль вслух...

Алексей спускался по эскалатору в метро. Уже вечерело, опять ему не повезло с издательствами. Остановившись перед поездом, он взглянул на потолок. Увидев свет приходящего поезда, он опустил голову и заметил руку, поспешно вылезающую из его кармана.
- Эй!
Он заметил лишь руки толкнувшие его. И темнота...

P.S.
Только по почкам не бейте.

Сообщение отредактировал Xareno - 5-12-2007, 20:01

Обрывки
Посвящается просто многим...


- Дым кальяна, с дурманяще-сладким запахом, полумрак в комнате и нечеткий профиль на фоне красных занавесок; свежий кофе, рыжая кошка, конфеты, смятое одеяло; фильм на мониторе, в разных кадрах - красные розы, кровь на белом кафеле, плачущая женщина, пистолет...
Кто-то из нас в чем-то ошибся.

- Разговоры обо всем, сказки на двоих, почти что жизнь - на двоих; прищуренные глаза с хитринкой, тонкие пальцы, брызги холодной воды; нитка бисера, бубенцы, синие буквы на тетрадном листке и обратный адрес, совсем недалекий...
Мы умеем не только видеть чудеса, но и создавать.

- Уверенность в том, что таких, как я, нужно изменять; доверие и недоверие, упреки, зависть; невозможность простить и нежелание отпускать; скамейка на берегу реки, слезы, капающие на мое плечо, разметавшиеся от ветра длинные темные волосы; гитарный вальс и стихи - про любовь измену.
Сейчас мне кажется, что я с самого начала знала - так и будет.

- Озорные глаза, вечная улыбка, заостренное правое ухо (и почему только правое?); искрящиеся, как фейерверк шутки,
песенка про хиппи и крокодила (мы так смеялись...); посиделки после занятий в кружке - со сливовым вином и вафельным тортом, ощущение полной свободы и безмерное удивление - когда мы узнали, сколько тебе на самом деле лет.
А потом ты сделала то, чего никто не ожидал. Вышла замуж и родила ребенка.
И я до сих пор не знаю - мальчика или девочку.

- Ошибки в словах, ядовитые замечания; настоящее - спрятанное глубоко в душе, за дверью с семью замками, не совсем настоящее - зачем-то показывается всем; понимание, непонимание, снова ядовитые замечания; лето, история России, запах типографской краски и глянцевой бумаги.
Когда-нибудь я выверну тебя наизнанку, обещаю.

- Распахнутое настежь окно, плакаты на стенах, фигурки драконов на полочке; коллекция морских раковин, клавиши синтезатора, чистое сопрано и стихи Ахматовой; карандашные линии на белом листе, акварель и кисти, красные-желтые-зеленые кленовые листья; растерзанная на Хэллоуин тыква, разноцветные свечи.
Вторая семья, говоришь? Так и есть.

- Морщинки в уголках глаз - часто смеешься; теплый шарф то ли в клетку, то ли в полоску, джинсы и кеды; непонятные фразы на понятном языке, функции падежей и диакритика; пронзительный взгляд, странная улыбка, существование наполовину в своем мире, наполовину в реальном; глокая куздра и финикийцы, храм, воздвигнутый из фломастеров, фотографии ужасного качества; почти серьезно произнесенное: "А вы веселый человек..."
На "вы" называть не хочу, на "ты" - не могу.
А ведь мы могли бы подружиться.

- Сон без сновидений - по утрам в электричке, друг у друга на плече; полумрак на кухне, свечи, глинтвейн; гитары, фотографии вместо обоев на стенах; спиритический круг, блюдце и пентаграмма; манная каша с бананом, шоколадные блинчики почти что круглой формы, крюшон из арбуза; болото, старый полуразрушенный дом, чердак главного корпуса института...
Хэй... Ты - понимаешь.

- Сообщения в ЖЖ; приглашения на концерты, свои и чужие; старые-старые песни, многие из которых были записаны еще на магнитофон, и - не тобой; сказки; однокомнатная квартирка на окраине Москвы, Анечкина (у нее сын родился недавно) сковородка, пианино в углу и пиво из больших бокалов; его жена, его сын, твои дети.
Ты живешь наполовину своей жизнью, наполовину - Его.
А я горжусь тем, что когда-то пожала тебе руку.

---
Всего лишь обрывки, осколки воспоминаний, что-то из настоящего, что-то из прошлого. Они, безусловно, нужны, без них я - не я...
Это то, что я больше всего боюсь потерять.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 14-03-2008, 20:30

хе. Посвящение, ага. Кому-то. кто так ее и не понял...

Снежная королева. Конец сказки.

Йелка… Йел-каа? Ты спишь, моя королева.
Я теперь твой посох, твой страж, безмолвный, безропотный. Твоя холодная ладонь на древке-мне, и я перестаю быть, потому что холод, которым вихрится твоя душа, серебряной жесткой фольгой покрыл все, чем ты была.
А зачем мне быть, если тебя нет?

«Ну, начнем! Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа: он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей - уродами, или казалось, что они стоят кверху ногами, а животов у них вовсе нет! Лица искажались до того, что нельзя было и узнать их; случись же у кого на лице веснушка или родинка, она расплывалась во все лицо.
Дьявола все это ужасно потешало. Добрая, благочестивая человеческая мысль отражалась в зеркале невообразимой гримасой, так что тролль не мог не хохотать, радуясь своей выдумке. Все ученики тролля - у него была своя школа - рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде.
- Теперь только, - говорили они, - можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете!
И вот они бегали с зеркалом повсюду; скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые бы не отразились в нем в искаженном виде.
Напоследок захотелось им добраться и до неба, чтобы посмеяться над ангелами и самим творцом. Чем выше поднимались они, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали его в руках. Но вот они поднялись еще, и вдруг зеркало так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги. Миллионы, биллионы его осколков наделали, однако, еще больше бед, чем самое зеркало. Некоторые из них были не больше песчинки, разлетелись по белу свету, попадали, случалось, людям в глаза и так там и оставались. Человек же с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи одни лишь дурные стороны, - ведь каждый осколок сохранял свойство, которым отличалось самое зеркало.
Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда. Были между этими осколками и большие, такие, что их можно было вставить в оконные рамы, но уж в эти окна не стоило смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, только беда была, если люди надевали их с целью смотреть на вещи и судить о них вернее! А злой тролль хохотал до колик, так приятно щекотал его успех этой выдумки.»*

Ты закрыла книгу со смехом, стайка встревоженных снежинок испуганно разлетелась в стороны от толстого ледяного переплета, жалостливо оседая на полу и подоле твоего платья.
- Ты слышал, Ис? Тролль! Тролля-ля-ля!!! – От твоего смеха вздрагивали своды дворца, и я дрожал, прислоненный к стене рядом с твоим троном, и жались к плитам пола белые волки. – Какой гений придумал эти детские сказки? Тролль! Не сам ли Эрен скрылся под этой глупой легендой?
Снежный буран впряжен в небольшие сани, похожие на летящего оленя. Ты возьмешь меня с собой, Йель?
- Ис, ты остаешься. Привяжу волков, нечего им ходить, еще в Институт забредут, не стоит.
Странно, ты все еще думаешь об Институте, а с тех пор, как зеркало разбито, оно случается все чаще. Весна не приходит дважды, так написано в Древних книгах, у тебя целая огромная библиотека древних книг с Истинной. Без меня волки, напитанные частичкой моей души, не покидали дворца и белого-белого поля, что его окружало; духи Зимы, им не нужно было охотиться, ни спать, они выли на луну, а луна, синяя и пронзительно-холодная, принимала их молитвы со снисходительностью верховной богини. Они и была верховной богиней этой ночи.
Ты привезла мальчика. Зачем, Йель? Чтобы кто-то явился его освободить? Ты кутала его в свою шубу, он спал у твоих ног…
- Ис, ты задаешь слишком много вопросов. Ты стал скучным. Посмотри. Это - свечение (люминесценции) верхних слоёв атмосфер планет, обладающих магнитосферой вследствие их взаимодействия с заряженными частицами солнечного ветра. Ты ведь этим занимался? Его называют Северным или Полярным сиянием. Красиво, не правда ли?
Ты согласен со мной, Кай?

Кай. Какое у него имя. Не для тебя. Оно звенит на твоих губах замерзшей слезинкой, а ты его все добавляешь после каждой фразы. Весь свет и пару новых коньков. Когда-то ты сказала мне в шутку, что родину бы продала за пару коньков «Снегурочка».

А, вот и Герда.

Знаешь, тут я ставлю точку. Ты ведь сломала меня, наконец, глядя, как маленькая девочка Герда уводит маленького мальчика Кая. Ты так и не смогла заплакать, не смогла оттаять. Ты просто сломала меня-посох, и это правильно, но теперь тебе не с кем говорить. Тебе некому сказать, что ты поняла. Что ты, самая теплая из всех Снежных королев, ты, единственная, кто справился с зеркалом Эрена, ты - …

Ты приняла в себя Зиму, до конца. И весна не приходит дважды, Йель. Как бы я тебя…
Как бы я тебя ни любил. А тролль смеется, держась за бока, так приятно щекотал его успех его выдумки..

_____
Г.Х.Андерсен, "Снежная королева"

Сообщение отредактировал Сигрид - 22-12-2007, 17:46

"Куда я со своим идиотизмом лезу?" - думал про себя Спаркс, - "Написанно "Парк для писателей", а не для придурка."
И действительно. Мой рассказ не вызывает душевного трепета, в нем нет глубины мысли, лихо закрученный сюжет отсутствует, но я все равно выкладываю его. Вопрос к модераторам: "Может мне его стоило выложить в "Конкурсе Юмора", чтобы не позорить это прекраснейшее место?"

Другой разум.

Давным-давно, когда груши не знали о своем существовании, а белки на деревьях разговаривали, жил маленький мальчик, которого звали Роджер Головоруб. Был он веселым человеком, смеялся, когда рубил головы. Но история не о нем. Эта жуткая история о прекрасном, выдающемся, умопомрачительном капитане Нельсоне МакКаргари, которого портал трансгумационого транслирования заслал в этот мир. Мир Роджера Головоруба. Нельсон непременно должен вернуться домой, ведь через неделю Новый год, а подарок дочери так и не куплен.

Предупреждение автора:

В данном рассказе будет много тупого и очень тупого юмора. Люди с отличной фантазией! Пожалуйста, будьте осторожны, не пытайтесь представить все, что будет нацарапано. Опасно! Затянет и не отпустит. Также присутствует фонетическое написание слов в диалогах, для большей эмоциональности, а не от безграмотности. А теперь, поехали!

Глава 1. Возле дома твоего.

Капитан Нельсон МакКаргари был дядькой строгим и шуток не любил. И поэтому сейчас он сильно матерился. Нельсон матерился очень хорошо, долго и заковыристо. А ругался он из-за своего полета, сквозь недра космоса. Звезды мелькали, проносясь мимо капитана на бешеной скорости. Здраво рассудив, Нельсон не стал одевать противогаз. Во-первых – это глупо, во-вторых, противогаза с собой не было. Ну откуда же он мог знать, что выйдя покурить, его засосет в неведомый портал.
- Вот и дела! Здорово! *мат*, - орал Нельсон, - *мат*. Даже не могу представить *мат*!
Вдруг, откуда не возьмись, впереди появился огонек. Через некоторое время капитан остановился возле огонька.
- Сержант Петров! Вы превысили скорость, ваши документы! – строгим тоном сказал огонек.
- До… Доку…? Петров? Что? – выпучив глаза, словно гренландский крокодил, пролепетал Нельсон.
- Так-с. Вы еще и пьяны? А ну! Прочь из машины, сейчас будем ставить опыты! – также строго сказал сержант и довольно ухмыльнулся.
Но судьба распорядилась иначе. Капитан МакКаргари с бешеной скоростью полетел дальше, оставив бедолагу Петрова в дураках! Летел Нельсон, долго летел, вспоминал, как ловко обманул сержантика. Вдали возник голубой шар.
«Земля!» - подумал Нельсон радостно, но оценив температуру в верхних слоях атмосферы, тут, же погрустнел. Шар и МакКаргари неслись навстречу, друг к другу. Приглядевшись, Нельсон различил континенты. Это была не Земля. Атмосферные слои были все ближе. Огонь. Жар. Тьма.

Глава 2. Похороны.

Роджер сидел, на своем ранчо, в удобном кресле-качалке, покуривая сигару. Напевал пошлую песенку и следил глазами за огненной полосой в небе. Траектория полоски заканчивалась аккурат за домом Головоруба.
- Кажись, на воздух полетим! – пробурчал Роджер, продолжая курить сигару. – Вечно так, присядет человек рабочий отдохнуть, сразу с неба какая-то фигень упадет и рабочего людя разнесет на малюсенькие кусочки!
Судьба наделила Роджера великим даром – он мог видеть будущее. И как он сказал, так все и вышло.
- … аминь! – закончил священник и две маленькие урны аккуратно положили в ямки и закопали.

Альтернатива 1. У автора хорошее настроение.

Глава 1.Красные идеи не меняют маленьких хулиганов.

Капитан Нельсон МакКаргари был дядькой строгим и шуток не любил. Поэтому когда, вышедшего покурить, Нельсона била стайка пионеров, капитан медленно напевал гимн юных коммунистов.
- 9 «Б» против курения! Да, ребята? – прокричал самый старшой из детишек.
- Да! – заорали пионеры хором. – Курящим – смерть!
После двух часов напряженного труда, пионеры скрылись во тьме ночи. Они искали новую жертву…

Глава 2. Только не ранчо!

Роджер сидел, на своем ранчо, в удобном кресле-качалке, покуривая сигару.
- Красота! Прям, рай на земельке! – довольно приговаривал Роджер, качаясь в кресле. – Хто это?!
- Кто шагает дружно в ряд? – начал старшой.
- Пионерский наш отряд! – допели остальные.
Надев на голову капюшоны и достав факелы, пионеры окружили Головоруба. Один из них вышел вперед, по-видимому, он был главным.
- Во имя святой окружающей среды! Ты обвиняешься в ее загрязнении! – проорал он в лицо Роджеру.
- Смерть! Смерть! Смерь! – хором выкрикивали остальные…

- … аминь! – закончил священник и два гроба закопали.

Альтернатива 2. Где же хаппи энд?!

Глава 1. Дед Мороз по шапке!

Капитан Нельсон МакКаргари был дядькой строгим и шуток не любил. Он стоял и курил. Канун Рождества не нагонял на него ни одной позитивной мысли, как впрочем, и плохих не нагонял. Но неожиданно Нельсона задавил каток. Водитель не справился с управлением…
Приехавший наряд милиции, не заметив труп, припарковал на нем машину. Тело Нельсона в тот день так и не нашли. А водителю катка дали по башке, за ложный вызов.
А Дед Мороз был в Великом Устюге. Чего ему делать 23 декабря в городе?

Глава 2. Автор и Роджер Головоруб отдыхают.

Роджер сидел, на своем ранчо, в удобном кресле-качалке, покуривая сигару. Рядом в гамаке лежал Спаркс и спал крепким сном, видя сны о розовых лианах, вьющихся на реках Ниагарского водопада, прекрасные русалки с волнами бились об скалы. Пингвины расхаживали по улицам Детройта в поисках пропитания. Пьяный танцовщик диско жонглировал на батуте. И многое другое снилось автору.
А в это время Роджер боролся с гигантским кариозным монстром.

- … аминь! – закончил священник и два гроба закопали. Спаркс кинул три гвоздики, на каждую могилку.
- Спите спокойно, друзья.

На-Двоих
Сигрид и Хакэ

Я сижу на полу, и курю свою трубку, и думаю о том, что всегда мечтал научиться пускать дым колечками, но почему-то никогда не получалось. И сейчас не получается - неудавшиеся колечки собираются в туманые облака и расплываются по всей комнате, наполняя ее сладким и тяжелым запахом.
На стуле напротив, скрестив ноги, сидишь ты, приложив к губам флейту, и по-прежнему ни звука. Вся в дыму, так что не видно, закрыты глаза или открыты.
Я знаю, что на самом деле тебя здесь нет.

Я сижу на стуле, и пускаю звуки в узкую дырочку флейты. Мне всегда хотелось научиться пускать звуки колечками, будто дым. Но пока не очень получается. Получается серпия вечера под смазанный ретушью табачный дым, и еще ты. На полу. Ты куришь трубку и выдуваешь подкрашенный травами воздух . Мы дышим им вместе – не все ли равно, кого из нас нет?

Мне хорошо с тобой, как ни с кем другим, а ведь других было... Было много. Но с тобой, здесь и сейчас, где тепло и светло, где все искренне и безыскусно - я свят, я свободен, я способен на все. Мне кажется, что ты веришь мне, веришь в меня. Монеты, которыми полон пустой карман, звенят, звенят, ударяясь друг о друга. Я выдыхаю еще раз, дым медленно сворачивается клубком у твоих ног. Девочка... ты такая, ты совсем еще девочка.

Я отнимаю флейту от губ и смотрю на тебя, чтобы увидеть в тебе – тех, других, что до тебя и после тебя, от чьих рук следы останутся на пушистых клубах сладковатого дыма. Я слегка покачиваюсь, в такт музыке, что рождается во мне, но еще не оформилась, чтобы быть спетой моей флейтой. Я ее спою, обязательно спою, для тебя, ведь она создана. Рождена – и тобой тоже, твоей забавной трубкой, невесомой пепельной пылью со дна твоих глаз. Подношу флейту – нет, еще не сейчас. Еще звучит та, другая. Я смотрю на тебя.

Я хотел бы видеть тебя здесь, рядом, всегда. Какой тебя нет и какая ты есть. так я могу Чувствовать, Дышать, Слышать по-настоящему, необыкновенно, непохоже на серое будничное и печальное, одинокое. Твоя мелодия разгоняет мой туман, не останавливайся, слышишь, не клади флейту на колени, играй дальше, дальше...

Вдыхаю дым. И с ним вместе в горло, в кровь, вдыхаю тебя. И – снова выдыхаю, в маленькую овальную дырочку, выдыхаю воздухом и звуком, и ты снова тут, передо мной, пройдя через меня, или это я прохожу через тебя, вгоняя струйку дыхания в тонкий мундштук-амбушюр. Он трепещет в моих руках, я знаю, я играю этот вечер, ты выкуриваешь этот вечер, и иначе нельзя, иначе не бывает.

Я прикоснулся бы к тебе, но понимаю, что от этого я могу проснуться - или ты можешь проснуться. Не знаю, но дотронуться боюсь, боюсь потерять то, что мне принадлежать не может. Я тебя выдумал, милая, себе на беду, и не знаю теперь, что делать - остается только свивать дым вокруг тебя в живые спирали и надеятся, что этот сон не кончится.
Но пока ты здесь - я снова набью трубку. Возьму карандаш, альбом... как раньше. Я хочу сохранить тебя такой, какая ты есть сейчас... какой тебя сейчас нет.

В твоих глазах – целый мир. В моих руках – целый мир. Ты хотел бы сблизить их, ты хотел бы подойти –но сидишь, не двигаясь, и я не двигаюсь, лишь пальцы лениво отлипают от дырочек флейты, чтобы припасть к новым. И ты не узнаешь, хочу ли я подойти ближе, ты и не хочешь этого знать, ты вдыхаешь звуки, я слушаю дым. Я, может быть, хотела замолчать. Но- тогда – не перестанешь ли ты существовать?

Штрихи на белом листе, рефлексы, полутона, контур, тень - и белые облака. Трудно рисовать белое на белом; знаешь, с жизнью то же самое - на чистом листе все равно можно рисовать только черным. Играй! Отчего-то мне кажется, что, когда я поставлю точку на рисунке (точки можно ставить везде, не подумай, что художник ошибся словом), все закончится.

Бесконечно-медленно вылетает из трубки новый мягкий пухлый шар, не бублик, но уже ближе.. ближе… ближе к рассвету. А я понемногу засыпаю, или это травы дурманят, или мне просто так хорошо с тобой. И я все задаю себе вопрос, глупый вопрос, постоянно, как привязчивый мотивчик: когда я перестану играть – кто из нас исчезнет?
Никто. Вернее, оба. Потому что – меня нет без тебя. А ты.. и ты вряд ли будешь.

... А знаешь, на самом деле, я боюсь, что нас обоих выдумал кто-то еще. Ты смотришь мне в глаза, но мимо меня.
...Я смотрю тебе в глаза, но вижу только пустоту. Знаешь, на самом деле, я боюсь, что нас...

- Ну что... поставим точку?


(ХаКэ и Сигрид)

В моей голове живет жук, заставляющий меня говорить голосом Терри Пратчетта.
Ну, по крайней мере, пытаться.


Господин Филиус Хорт был определенно доволен жизнью.
Он возвращался с работы, самоотверженно разделавшись со всеми сегодняшними делами. Вокруг царили не лишенные приятности декорации под названием "праздничная зима", в которых естественность снега гармонировала с мигающими под вечер огоньками гирлянд. Откровенно говоря, гармонии в таком сочетании Всех Возможных Существующих Цветов и Белого было не больше чем, скажем, в сочетании обезьяны и гранаты. Эффект получался такой же - много цветных ошметок во все стороны, абсолютно лишенный даже намека на стиль. Но празднества творят с восприятием людей чудеса - подумать только, необходимо всего лишь время плюс коллективное исполнение одних и тех же, утрачивающих год за годом смысл обрядов, чтобы облагородить духом торжества сочетание чего угодно.
Впереди господина Хорта ждал горячий ужин, чай, любимая трубка, скрипящая качалка и камин. А также прилагающиеся атрибуты уюта, наполняющие дом приятным успокаивающим ощущением действия (жена и дети).
Вернее, это он так думал.
Момент времени можно представить как пучок расходящихся в стороны нитей, перехваченных посредине кольцом. Мы - это кольцо, кольцо - это мы. Ничего сложного. Дальнейший путь, которым мы пойдем, будет одной из нитей, расходящихся в будущее - обычно выбирается самая толстая, именуемая "повседневность", но иногда возможны и вариации.
А еще не стоит забывать, что даже метафизические кольца имеют предел прочности. В частности, наше в любой момент от напряжения может расколоться, выпустив линии жизни на свободу.
Господин Хорт только что свернул в развилке своей жизни на путь, отличающийся от Самой Толстой Нити - и отличающийся достаточно сильно.
За поворотом его ждал человек, которого можно было бы охарактеризовать как Загадочную Персону В Черном. По крайней мере, частично он этому соответствовал - даже отъявленный дальтоник признал бы, что одеяние человека было черного цвета. Загадочности в нем, правда, не наблюдалось. Лицо его выражало изможденность и усталость, а еще проникновенный интерес. Примерно так смотрит на лягушку, распластанную на стеклянном столике хирург, который до этого безуспешно перепробовал десятки образцов, и только это последнее земноводное осталось его единственной надеждой на успешное испытание новой вакцины.
Обычно лягушки не находят в таком взгляде ничего хорошего.
- Вы не заинтересованы в билете на ту сторону жизни? - осторожно, и даже в некоторой степени робко спросил человек, держа руки за спиной.
Господин Хорт сбился с шага, поправил котелок и задумался. По его представлениям, Загадочные Персоны В Черном должны говорить были что-нибудь менее выспренное. Скажем, "эй, ты, ну-ка выклыдавай сюда все твои чертовы деньги, иначе получишь дыру в пузо!"
- Билете.. э-ээ, куда? - осторожно поинтересовался он, пытаясь одновременно какой-то задней частью сознания вернуться в накатаную колею событий.
Как уже упоминалось, господин Хорт был сегодня в хорошем настроении. Такое иногда случается с людьми: некий приступ внезапного снисхождения ко всему на свете, и они готовы без малейших признаков раздражения беседовать с самыми раздражающими в жизни людьми. Например, с разозленным начальником, с террористом, который держит вас в заложниках, или даже с назойливым туристическим агентом (последнее лежит в области невероятного, но факты - упрямая вещь).
- Ээ, ну да. - уже более уверенно кивнул головой "агент". - Ты не чувствуешь такой, знаешь, печали и горечи от неправедно прожитых лет? Может, тебя выгнало на такую позднюю прогулку глубокое желание... э-э, умереть? Тебя не тянет покинуть эту юдоль скорби?
- Совсем нет. - твердо ответил господин Хорт, намереваясь обойти незнакомца и продолжить следование колее. - Меня, знаешь ли, вполне устраивает моя жиз...
На середине фразы кольцо момента лопнуло.
Господина Хорта посетило странное видение - как будто человек, стоявший перед ним, вывернулся наизнанку и охватил собой весь маленький мир господина Хорта, вместе с работой, горячим ужином, камином и детьми. Серая с белым темнота обняла его, и мягко уложила на свежевыпавший снег.

Казалось, прошла какая-то жалкая секунда, и господин Хорт открыл глаза и попытался встать. Это, казалось бы, ничуть не сложное действие, внезапно оказалось ему не по силам - уже почти поднявшись, он ощутил какое-то сопротивление сзади, как будто невидимая нить привязывала его к земле.
Он обернулся. Нить действительно была. И была отнюдь не невидимой - бледно-синяя нить, идущая из области сердца в сторону... в сторону лежащего на снегу еще одного господина Хорта.
- Ну хватит. - нахмурился он. - В конце концов, у меня нет времени. Бросьте немедленно эти дурацкие шутки!
Последняя фраза адресовалась человеку в черном, который, крадучись, пытался подобраться поближе и перерезать зажатым в руке ножом нить между двумя Филиусами.
- НЕ СТОИТ ЭТОГО ДЕЛАТЬ.
От неожиданности черный человек резко отпрыгнул в сторону и выронил нож. Он звякнул о тротуар и укатился куда-то к границе между светом ближайшего фонаря и тенью ближайшей ночи.
- Ч-что?
Смерть терпеливо выждал положенное время реакции человеческих органов. Затем он шагнул в конус света и повторил снова:
- Я СКАЗАЛ: НЕ СТОИТ ЭТОГО ДЕЛАТЬ. РАЗРЕШИ ОСВЕДОМИТЬСЯ: ОН ДОСТАТОЧНО ОСТР, ЧТОБЫ ОСУЩЕСТВИТЬ НЕОБХОДИМУЮ ОПЕРАЦИЮ БЕЗ СОПУТСТВУЮЩИХ БОЛЕВЫХ ОЩУЩЕНИЙ?
Черный человек растерянно перевел взгляд на нож. Без сомнения, его можно было считать острым. Он неплохо резал (по своему изначальному предназначению) мясо, справлялся с веревками, тканью и даже деревом - но сравнения с косой Смерти, заточенной лунным светом и разрубающей пополам молекулу, нож явно не выдерживал. Так он казался не просто тупым, а огромным, толстенным бруском железа, который неплохо годится для нанесения черепно-мозговых травм, но совершенно никчемен в тонкой операции отсечения души от тела.
- Ты прав, - человек в черном сгорбился и бессильно покачал головой, - Никудышный нож. Прости, я думал, что смогу ему чем-нибудь помочь...
- ЭТО РАБОТА ДЛЯ МЕНЯ.
Смерть взмахнул косой, синяя нить беззвучно тренькнула, и господин Хорт наконец смог встать на обе ноги. До него уже начало доходить, что в происходящее вкралось что-то на редкость необычное. Увидев перед собой трехфутового скелета в черном плаще и с косой, а под ногами - собственное тело, господин Хорт понял, что влип куда серьезнее, чем мог себе представить.
С одной стороны, ему было до смерти (неудачный каламбур. Но в эктоплазменном состоянии у людей обычно несколько понижается общая острота шуточного фона) жаль несостоявшегося вечера отдыха. С другой же - подумав об этом, господин Хорт быстро повеселел - завтра ему определенно не придется снова идти на работу.
- А... меня убили? Это он?
- СОМНЕВАЮСЬ. ФИЛИУС ХОРТ, ВЕРНО?
- Да. Да? Э... да. Это я. И что теперь со мной?
Смерть пожал плечами. Напуганный этим движением, с крыши дома спрыгнул дремавший там до поры кот, задев в прыжке краем пушистого хвоста лезвие косы. Через мгновение в подворотне скрылся не менее испуганный, но уже гораздо более озадаченный кот с наполовину бритым хвостом. В воздухе некоторое время кружились клочья рыжей шерсти, затем улеглись.
В это время тень господина Хорта растаяла в воздухе. Человеку в черном показалось, что отбывая тем рейсом без возврата, куда он только что купил билет, господин Хорт пробормотал что-то о пикулях и подливке. Поразительно, какой малый след Бесконечность оставляет в некоторых, крепко стоящих на земле людях.
От размышлений его отвлек голос Смерти:
- ЗНАЕШЬ, Я НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ ПОДУМАЛ, ЧТО ВЫ МОЖЕТЕ ВЫГЛЯДЕТЬ ТАК.
- Обычно не можем. - уныло ответил черный человек, не поворачивая головы. - Это со мной, наверное, что-то не так.
- ОН УМЕР ВО СНЕ. У НЕГО НИКОГДА НЕ БЫЛО ДЕТЕЙ, А РАБОТАЛ ОН НА ПОЧТЕ. СЕЙЧАС ОН ПРОСНЕТСЯ, ВСПОМНИВ В ЛУЧШЕМ СЛУЧАЕ ОБРЫВКИ, И БУДЕТ НЕ БОЛЕЕ МЕРТВ, ЧЕМ ЭТОТ КОТ.
- Да. Да. Ээ... наверное.
- И ЕГО СОН - ЭТО ТЫ.
- Все верно.
- ОБЫЧНО СНЫ МЕНЕЕ НАТУРАЛИСТИЧНЫ. ОНИ БОЛЬШЕ НАПОМИНАЮТ БОЛЬШИЕ КУСКИ ФИОЛЕТОВОГО МЯСА. С ЩУПАЛЬЦАМИ И ВСЯКОЙ БАХРОМОЙ... И С ДЕСЯТКОМ ГЛАЗ.
- Я знаю. - мрачно кивнул черный человек. - Бессмысленные обрубки без какого-либо чувства сюжета. Разве может настоящий кошмар выглядеть как пара зубастых шерстяных носков? Это ведь не внушает никакого страха! И как их еще не выперли с работы...
- ТЫ ОЧЕНЬ ПОХОЖ НА ЧЕЛОВЕКА.
- Спасибо. Очень любезно с твоей стороны.
- НЕ СТОИТ.
- А я и не знал, что Смерть посещает сны.
- Я ПРИХОЖУ ВСЮДУ, ГДЕ ЛЮДИ ВЕРЯТ В ВОЗМОЖНОСТЬ МЕНЯ. ТО ЕСТЬ ВООБЩЕ ВСЮДУ.
- Только не к детям, - быстро сказал черный человек, подбирая нож и пряча его где-то в руками. - Дети ведь не верят в собственную смерть, верно?
- ДА. ДАЖЕ КОГДА ОНИ УМИРАЮТ, МЕНЯ ОНИ НЕ ВИДЯТ. ДЛЯ НИХ Я - НЕ АНТРОПОМОРФИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ, А ПРОСТО НЕКИЙ МАЛОПОНЯТНЫЙ ПРОЦЕСС.
- Я никогда не попадал в их сны. Интересно, на что они похожи.
- НЕ СЛИШКОМ УВЛЕКАТЕЛЬНО. ОНИ ТОЖЕ НЕМНОГОЕ ЗНАЮТ О ПРАВИЛЬНОМ КОМПОЗИЦИОННОМ СЮЖЕТЕ. ВОЗМОЖНО, В ЭТОМ ИХ МУДРОСТЬ.
- Правда? В любом случае, я хотел бы оказаться отсюда где-нибудь подальше. Ты видел, что было с этим? Не успел я даже его напугать как следует и немного поугрожать ножом, как он сразу...
- НЕПРАВИЛЬНЫЙ ТОН. В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ БЕРИ ПОПРОЩЕ, И ПОБОЛЬШЕ ГРУБЫХ НАТУРАЛИСТИЧНЫХ УГРОЗ. ТЕБЕ СТОИТ ПОРАБОТАТЬ НЕМНОГО НАД ГОЛОСОМ.
- Вот именно. Ну почему этот бюргер так боится уличного бандита? У меня очень хорошо получаются вампиры. Или дьявольски хитрые и злобные демоны. Честно. Нет, я подумываю о том, чтобы сменить работу. Да и коллектив здесь не слишком веселый.
- ПОНИМАЮ. РАБОТАТЬ В ОКРУЖЕНИИ ГЛАЗАСТЫХ ФИОЛЕТОВЫХ БИФШЕКСОВ НЕ КАЖДОМУ ПО ДУШЕ.
- Точно. Ну, видишь ли, я и подумал, что раз уж я по неизвестной причине так отошел от формы... может быть, в меня тоже влилась какая-то вера? И поскольку единственным из богообразных существ я знал только тебя (люди во сне редко вспоминают богов, но зато каждый помнит о возможности умереть), то я...
- РЕШИЛ УСТРОИТЬСЯ НА ПОДРАБОТКУ СМЕРТЬЮ? ХА-ХА. СМЕШНАЯ ШУТКА, ЮНЫЙ СОН. НО ПОЧЕМУ БЕЗ КОСЫ? ОБЫЧНО Я ПРИХОЖУ С КОСОЙ, ИНОГДА - С МЕЧОМ. НО НИКОГДА НЕ СЛЫШАЛ, ЧТОБЫ МЕНЯ ПРЕДСТАВЛЯЛИ С МЯСНИЦКИМ НОЖОМ. СОГЛАСИСЬ, ТАКОЙ СМЕРТЬ ВЫГЛЯДИТ НЕСКОЛЬКО...
- Ты же видишь, здесь везде город. - черный человек обвел руками пространство вокруг, подтверждая - да, это город, он выглядит именно так. - За косой пришлось бы присниться какому-нибудь фермеру, а я редко им являюсь. Особенности чистой психологии, ты понимаешь.
- О ДА. ХМ... А ЗНАЕШЬ, У ТЕБЯ НЕПЛОХОЙ ЗАМАХ.
- Спасибо.
- НО ЭТОТ НОЖ НИКУДА НЕ ГОДИТСЯ.
- Да, я знаю.
- МЕНЯ ЗАИНТРИГОВАЛА ЭТА ИДЕЯ. Я НЕ СЛИШКОМ ЛЮБЛЮ ЭТО ПРОСТРАНСТВО - ОНО СЛИШКОМ ЛИЧНОСТНО ДАЖЕ ДЛЯ МЕНЯ. ЧТО ТЫ СКАЖЕШЬ О ТОМ, ЧТОБЫ ЗАМЕЩАТЬ МЕНЯ ВО СНЕ ПО МЕРЕ НАДОБНОСТИ? ОФИЦИАЛЬНОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО, ПОЛНАЯ КВАНТОВАЯ ДИСКРЕТНОСТЬ, НЕЗАВИСИМОСТЬ ОТ ВРЕМЕНИ. МОГУ ОДОЛЖИТЬ НА ВРЕМЯ РАБОТЫ СВОЙ МЕЧ. ОФИЦИАЛЬНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ СМЕРТИ... НЕПЛОХО ЗВУЧИТ?
- О да. - черный человек сглотнул. Он и понятия не имел, что его дурацкая мыслишка, сорвавшаяся с языка, могла быть кем-то принята настолько серьезно. В таком положении, должно быть, мог пребывать распятый на дыбе, который в перерыве между экзекуциями от чистого сердца советует своим палачам: "эй, ребята, по-моему, вы забыли затянуть вон тот винт. Держу пари, что с ним зажим будет крепче."
- Я хотел только узнать, - заторопился он, понимая, что ответа может и не дождаться, - а что происходит с ними... ну, после.
- ПОСЛЕ?.. АХ ДА. ОТКУДА МНЕ ЗНАТЬ?
- Я думал, ты знаешь об этом все.
- Я ТОЛЬКО СМЕРТЬ. А ТЫ, МОЙ В СКОРОМ ВРЕМЕНИ ПАРТНЕР?
- Меня зовут Аегис. Аего. Ээ, ну то есть вообще-то... Уильям. Просто я думал, что так звучит лучше.
- БИЛЛ? КАК СИМВОЛИЧНО. ДАЖЕ В СТРАНЕ ГРЕЗ И ОЖИВШИХ МЕЧТАНИЙ ВСЕГДА НАЙДЕТСЯ МЕСТО ДЛЯ СТАРОГО ДОБРОГО БИЛЛА. ТАК МЫ ДОГОВОРИЛИСЬ?
- Хорошо. Да. То есть, я хотел сказать: "ДА".

Материя снов - это облака под ногами, но это так же и зубастые носки. Это танец на льду и десятилапый котенок с крокодильей пастью. Возникают определенные сложности с тем, чтобы представить случайный узор, выбрасываемый машиной мозга в виде остаточных данных. Считать ли чем-то большим то, что эти данные образуют узор? Наверное, не более чем узоры на окнах зимой, которые образуются из совершенно непоэтичных кристалликов льда, пара и явления конденсата.
...Где-то на дымных узорах, висящих посреди небес, стоят двое. Мимо них проносятся, одна за другой, странные фигуры, но эти двое, не обращая ни на что внимания, ведут разговор, понятный только им одним.
- ...я все хотел спросить, как же так выходит, что ты - анро... анто...
- АНТРОПОМОРФИЧЕСКАЯ.
- ...да, точно... сущность. Почему же коса режет дерево и камень, а не только нити душ? И тогда, с котом, помнишь?.. Разве ей не полагается быть, ээ...
- ЛЮБОЕ ТВОРЕНИЕ НА ОСНОВЕ ВООБРАЖЕНИЕ НУЖДАЕТСЯ В ПОДКРЕПЛЕНИИ ВЕСОМОЙ МАТЕРИАЛЬНОЙ ВЕЩЬЮ. БОГ - ИДОЛОМ, ИГРА - КУКЛАМИ, СМЕРТЬ - КОСОЙ, РАЗУМЕЕТСЯ. БЕЗ ЭТОГО СУЩНОСТИ БЫ ПЛОДИЛИСЬ НА ЗЕМЛЕ БЕЗ СЧЕТА...
...Тени облаков отражаются и преломляются, превращаясь здесь в свет, а таинственные силуэты, созданные воображением, отбрасывают ореол сияний...
- ...И НЕ СТИСКИВАЙ ЕЕ ТАК СИЛЬНО. ПЛАВНО, РОВНО И НЕ ЗАТЯГИВАЯ ЗАМАХ...
...Из тишины вырастает музыка, из шума появляется музыка, голоса становятся музыкой. Потому что здесь музыка - это шум и голос, щедро поперченные тишиной...
- ...Я НИКОГДА НЕ ЗАДУМЫВАЛСЯ О ЗВУЧНОМ ИМЕНИ. ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ В СПИСКЕ ВЕЩЕЙ, КОТОРЫЕ ЗА МИЛЛИОНЫ ЛЕТ МОЕЙ РАБОТЫ СПРАШИВАЛИ У МЕНЯ ЛЮДИ. Я ДАЖЕ ЗАВЕЛ ЦЕЛУЮ ЭНЦИКЛОПЕДИЮ...
...И начинается движение сухих капель дождя, и оно поглощает собой все, стирая различия между фигурами говорящих и пространством вокруг них. Какое счастье, что дедушка Евклид в свое время не добрался до этих краев - тогда бы мы, наверное, до сих пор чертили палками на песке...
- ...ТЫ СМОЖЕШЬ ДЛЯ КАЖДОГО ВЫГЛЯДЕТЬ ТЕМ СМЕРТЬЮ, КОТОРОГО ОН ЖДАЛ. НЕ СКАЗАЛ БЫ, ЧТО ЭТО НЕОБХОДИМАЯ ЧАСТЬ РАБОТЫ, НО ЭТО ВОЗМОЖНО...
...И в конце всех концов, миг тишины сменяет пробуждение. Очередное пробуждение перед очередным сном...
- ...И КСТАТИ, НЕ ЗАБУДЬ СВОЙ НОЖ. ПО-МОЕМУ, ЛЕЖАЛ ГДЕ-ТО ПОД ТЕМ ОБЛАКОМ. ИЛИ ПОД ЭТИМ. НИКАК НЕ МОГУ ВСПОМНИТЬ, КАКОЕ ИЗ НИХ БЫЛО ТВОЕЙ НОГОЙ, А КАКОЕ ТРОТУАРОМ. ЗДЕСЬ ВСЕГДА ТАК?

Сообщение отредактировал Черон - 30-12-2007, 13:58

Скромно вошла в парк и присев на скамейку достала свою тетрадку и начала читать своё первое произведение

Песня души

На скале стоял человек, а внизу шумело и волновалось, будто предчувствуя что-то, море. Небо было затянуто тучами, но вот одинокий луч заходящего солнца выглянул сквозь них и осветил человека на скале. Это оказалась молодая, можно даже сказать, юная, очаровательная эльфийка. Она была в лёгком, коротком, но очень удобном платье, а за спиной у неё был лук из красного дерева с тетивой из гривы птицы грома. Её глаза, цвета ночи, были устремлены вдаль, а длинные волосы развевал ветер, который сама девушка казалось, не замечала. Когда луч солнца осветил её, то девушка принялась что-то быстро шептать и перебирать пальцами как будто играла на арфе. Через пару мгновений тучи скрыли последний, прощальный, луч солнца, то у эльфийки в руках действительно оказалась светящаяся, сделанная из света, арфа. Тут девушка начала играть на солнечном инструменте и петь. Её голос был лёгок и свеж как утренняя роса, но при этом его слышала вся планета, начиная от неба и моря, и кончая последней травинкой и листочком. А звуки арфы, были тёплыми и светлыми как лучи солнца, освещающего всё вокруг. Это была песня, которую знал каждый, но не исполнял никто. Это была песня Души. Песня влюбленной, но раненной Души. Редко кто отваживался выпустить её наружу, потому что последствия не мог предсказать никто. Это зависело от исполнителя. Когда прозвучали первые звуки песни, то сразу стало светлее и казалось, что небо и море затаились и прислушались к этой чудесной мелодии. Ещё через несколько мгновений в воздухе начала появляться фигура, точная копия девушки, а у самой исполнительницы начали появляться белые, пушистые крылья. Когда песня кончилась, тень эльфийки исчезла, а сама девушка, с чистой памятью и новой жизнью так и стояла на скале. Она просила, и к её просьбе прислушались.

Показалась со стороны Сквера Поэтов. Услышав окончание произведения Рыжика, по памяти начала читать один из своих мини-рассказов.

Сестра ветра

Она шла по ночному городу. На ее губах была легкая улыбка. Ветер то ласково, по-братски трепал ее волосы, то перебирал их прядь за прядью, а когда ее лицо омрачалось от какой-то непонятной грусти, он ласково гладил ее по щеке, и улыбка снова появлялась на губах девушки. Немногочисленные прохожие, прятавшиеся от осеннего холода под теплыми кофтами и куртками, удивленно и подозрительно смотрели на нее, ведь она была одета лишь в тонкое платье и распахнутый легкий плащ, развевающиеся за ее спиной при пронзительных порывах ветра. Вот в очередной раз ее лицо опечалилось, по щеке скользнула слезинка - ее родители разбились на машине, когда ее любимый вез их домой... Ветер снова коснулся ее щеки, высушив слезу, и вот она уже снова улыбается. "Да, я потеряла всех близких, но ведь у меня есть ветер." - думала она, а ветер снова играл с ее волосами.
Она шла по ночному городу, а потом исчезла. Никто этого не заметил, и только пьяный бродяга уверял всех, что видел, как ветер закрутил опавшие листья, в результате чего они стали походить на ладонь, протянутую девушке. Она улыбнулась и, прошептав: "Спасибо, брат...", протянула свою руку. Еще этот бродяга говорил, что после этого ветер поднял ее и унес в ночное небо... Впрочем, мало ли что привидится пьяному?

Закончив читать, исчезла тени деревьев.

На пике темных эмоций.

Под сенью древ, переплетением ветвей
Один всегда получит больше.
В другом же - гнев до кончиков ушей
Но и, признаться, проживет он дольше.
Shining Blade

Костер, разведенный эльфами ночью, давно потух. В наспех вырытой ямке остался только серый пепел. За высоким кустарником, вокруг выбранного для стоянки места, путников трудно было бы обнаружить. Только если это не ночной хищник.
Заснули Джас и Тах’р только с рассветом и никто не потревожил сон охотников за головами. Давно перепутали они день и ночь, рассветом для них стал кровавый закат. Слишком долго, чуть более месяца, они провели без света огненного шара и огней Нарбондели. Кроны древ, через листву которых проникали редкие лучи света, качались на ветру. Прохладный воздух дул с гор с восточной границы леса Невервинтер. В любой другой день утреннее щебетанье птиц помешало бы чуткому сну наемных убийц, но не в этот раз. Вчерашним вечером они поставили все на кон, включая свои жизни, и не прогадали. Искусство лесного эльфа, как мастерского лучника, позволяло ему пускать стрелу за стрелой намного быстрее, чем способны были проделать то же самое обычные воины. Или способность темного эльфа так ловко сражаться с закрытыми глазами в кромешной тьме, ничем не уступая Джассину в его прекрасном владении длинным мечом при свете. То была великолепная битва на пределе возможностей двоих соратников, партнеров против превосходящих их сил эльфийских рыцарей. Они были и без того измотаны долгим переходом по Андердарку и исчерпали не только свои физические силы, но и эмоциональные.
За ночь они не слишком далеко продвинулись от горы Хотнау и еще меньшее расстояние отделяло их от лагеря лунных эльфов. Джассина и Тха’рлала перед отбытием с места разбоя посетила идея отдать дань уважения телам поверженных противников.
«И зачем нам это нужно? – вспомнил свою мысль Джас».
Рыцари не защитили себя. Они слабы. Лесной эльф презирал слабых. Смерть для рыцарей стала великой милостью с его, наемника, стороны. А дроу более не вспоминал о убитых эльфах. Ему было все равно кого покарают его мечи – близнецы. Тха’рлал переживал лишь о том, что его прекрасные адамантовые клинки превратились в кучку черной сажи с первыми лучами солнца. Лесной эльф попробовал поддержать друга, ободрить, что теперь он стал обладателем клинков, выкованных эльфийскими мастерами на Поверхности, которым не страшны ни яркий свет ни кромешная тьма, но мечи лунных эльфов не шли ни в какое сравнение с родным оружием дроу из Мензоберранзана.
Тха’р метался во сне. Образ маски преследовал его. Он никак не просыпался, дурман не уходил, как бы того он страстно ни желал. Веки его подрагивали. Испарина выступила на лбу дроу. Кошмар не отпускал. Дроу перекатился на живот. На нем была такая же одежда, как и на лесном эльфе, только смотрелся он в ней лучше Джаса. Эбеновая кожа приятно контрастировала со светлым оттенком дорогой атласной ткани, а белые волосы добавляли к общему виду убийцы неповторимую изюминку. Плащ под дроу смялся от продолжительных мучений. Джассин лежал на спине, прикрыв куском ткани глаза, чтобы солнце не мешало сну. Впервые он мог отдохнуть и не опасаться, что малаугрим вернется отомстить за поражение. Проведя столько времени в Андердарке, он начал лучше понимать, почему темные эльфы столь умелые противники.
Вчера, по звездам, маг определил, где они находятся, и теперь не волновался, что они доберутся до Врат Балдура. Денег они раздобыли достаточно, чтобы обеспечить себе путешествие с комфортом.
Грудь лесного охотника размеренно опускалась вверх вниз. Он ровно вдыхал почти забытые ароматы леса. Рыжие волосы переливались в рассветных лучах, когда те достигал земли и причудливо плясали на локонах, когда ветер играл с листвой на кронах деревьев.
Безмятежность и расслабленность…
Лунная эльфийка подтянула к себе осторожно кинжал. На ее лице отразилось напряжение и испуг. Плащ под ней сбился в складки, открыв усыпанную прошлогодней листвой землю с пробивающейся к свету примятой редкой травой. Она крепко сжала украшенную зеленой эмалью рукоять с изображениями желтых и красных цветков хризантем. Некоторое время Исильфаррел наблюдала за спящими убийцами. Она присела, стараясь не наделать много шума, и удобнее перехватила кинжал. Неожиданно пришло осознание того, что она не способна лишить жизней даже таких отъявленных негодяев, столь безжалостных воинов. Она помотала головой, отбрасывая, заглушая эту внезапную мысль – олицетворение своей слабость, своего страха перед убийством.
«Они убили всех моих стражей! Я должна отомстить за смерть своих сородичей! Пусть это будет подлостью убить их спящими, но они заслужили это!» - думала Верховная леди.
Исильфаррел занесла кинжал для удара в сердце лесному эльфу, посмевшего путешествовать с дроу… Промелькнула тень… Спящий рядом Тха’р очнулся от ужасного сна и перехватил руку леди. Он успел спасти жизнь другу, хотя и не воспринимал отношения между ним и Джассином дружбой в понятиях жителей Поверхности. Дроу до боли сжал запястье лунной эльфийки и она выронила кинжал. Темный эльф щурился на свету, но это не могло скрыть отпечаток болезненности на его лице. Он подобрал кинжал, а жестокие красные глаза впились в женщину. Стальной взгляд охотника за головами заставил в страхе замереть благородную леди. Джассин продолжал дремать. Его нисколько не потревожил случай. В прекрасный теплый день он и не подозревал, что его могла убить столь прекрасная особа во сне. Тимора изменчива. В следующий раз наемникам может не повезти.
Пребывая под впечатлением от приснившегося сна, Тха’рлал тихо перебрался ближе к эльфийке. Исильфаррел испуганно дернулась назад, глаза выдали ее страх, но дроу уже заключил ее в свои объятия. Верховная леди смотрела в землю, не понимая как ей реагировать. Она чувствовала ненависть к дроу, но не отвращение, удивление и скорбь, а так же всепоглощающий страх. Убийца понял значение своего сна и более не волновался, кровь снова прилила к лицу, вернув живость глазам. Вайарун все еще с ним и он не предавал Божество в Маске. Богу были угодны смерти светлых эльфов, и он наблюдает за своим преданным слугой.
Тха’р нежно шептал эльфийке на ушко певучие слова темноэльфийского языка, такого усыпляющего и сладострастного, хотя она и не понимала ни слова:
- Глупая, разве я позволю тебе убить его? У меня давно не было столь совершенного, столь хитрого противника… Дрожишь… - он откинул за спину ее синеватые волосы и поцеловал тонкую шею. Верховная леди осознала себя лишь тогда, когда прикрыла от удовольствия глаза.
«Все… больше не представится случая для мести. Дроу знает мою тайну. Ах, если бы только поймать его в любовные сети. Тогда… Тогда я смогу сделать с ним всё. Абсолютно всё. Нет. Если он будет любить меня… Больше ни боли, ни обиды, никто не причинит мне вреда. Если бы он полюбил меня так сильно, как его жаркие поцелуи» - с теплотой и ненавистью думала она, отдаваясь инстинктам, любовному возбуждению.
Тха’рлал обнял ее за талию и подхватил на руки. Он оставил Джаса наедине со снами, а сам, прихватив с собой два плаща и прильнувшую к его груди лунную эльфийку, направился развлечься. У реки он остановился и осторожно опустил леди. Сверкнул кинжал, обрезав путы. Исильфаррел смотрела с удивлением и никак не могла поверить в происходящее.
- Ты отпустишь меня? – заговорила она на Всеобщем, в тайне надеясь, что темный эльф поймет ее.
- Нет, дорогая. Но со мной тебе будет приятно.
Лунная эльфийка улыбнулась, обрадовавшись, что дроу понял ее. Убийца говорил с сильным акцентом, но она смогла разобрать несколько слов.
- Приятно? – переспросила эльфийка. Дроу взял ее ладонь в свои и поднес к лицу, рассматривая оставшиеся на нежной коже раны и синяки.
- Ты не жрица и плети у тебя нет, - ответил он.
Высшая леди покраснела, заставив Тха’ра рассмеяться. Он поцеловал ее раскрытую ладонь, не отрывая взгляда от розовых бутонов губ. Дроу притянул эльфийку к себе, она не думала сопротивляться его порыву.
- У тебя есть имя? – прошептал он, лаская ее тело.
- Исильфаррел, - томным и одновременно трепетным голосом ответила она, ощущая как руки Тха’рлала скользят по изгибам ее тела. Мгновения и ее губы нашли его, такие мягкие и обещавшие наслаждения. Приятно удивленный он вкусил ее нежные губы, светлые как ткани с Поверхности и сладкие как нектар в храме Паучьей Королевы. Страстные порывы Исильфаррел только разбудили в нем еще большее пламя. Любовники не заметили, как раздели друг друга. Одежда уже лежала в стороне. И только восторженные вздохи вырывались у них, когда тела их переплетались всякий раз с озорными играми и воодушевлением изголодавшихся по ласкам существ. Они отдавались другу другу душой и телом, поглощенные только друг другом. Певучие стоны, стоны любящих и влюбленных… Они разбудили Джассина. Лесной эльф дернулся, схватившись за кинжал, и приоткрыл один глаз, вначале осмотрев местность вокруг, а затем взглянув на светило. Не сразу пришло к нему осознание того, что за шум он слышит. Он распахнул глаза, вскочил и стал оглядываться в поисках Тха’ра и девицы. Маг зло стукнул о землю, оставив отпечаток кулака. Ему было невыносимо слышать, как темный эльф развлекается с лунной эльфийкой без него, но и присоединяться… делить женщину с кем-то тоже не доставило бы ему удовольствия. Джас грязно выругался и улегся дальше дремать. Эльфийский убийца надеялся, что милующихся голубков сожрет медведь, пока они забавляются любовными утехами.
«Теперь она будет стоит дешевле» - цинично подумал маг, снова погружаясь в транс.
Прошло несколько часов после полудня, еще немного и наступит вечер. Тха’р, лежа на плаще, заложил руки за голову и томно полуприкрыл глаза. Он думал о том, если бы он родился и вырос на Поверхности, тогда бы он понял чувства Исильфаррел и смог ею управлять. Не подозревающая о коварстве дроу лунная эльфийка положила голову ему на грудь и требовательно гладила накаченный живот темного эльфа. Убийца и бровью не повел, что заметил ее позывы. Он лишь перевел взгляд с облаков на небе на женщину и смотрел выжидательно из-под белых ресниц красными глазами. Уставшие, они оба были обнажены, но успели искупаться, чтобы очистить свои тела от любовных соков.
- Пора вернуться в лагерь, - сказал Тха’р, приобняв за плечи лунную эльфийку.
Когда через полчаса эльфы вышли к лагерю, где они оставили Джассина, то застали лесного эльфа во время тренировки. Обнаженный по пояс он отрабатывал проходку с мечом, прыжками и сальтом назад. Темный эльф засмотрелся на волшебника и неосторожным шагом выдал себя. Кинжал в мгновение вонзился рядом с сапогом дроу. Напарника спасло только то, что лесной эльф признал в нем своего друга. Джассин опустил меч и полыхающие злобой зеленые глаза уставились в глаза дроу.
- Ты развязал ей руки? – маг отлично понимал, для чего лесную эльфийку развязали, но он тем не менее спросил убийцу на языке дроу, желая получить ответ от него лично.
- Это портит внешний вид товара, - отозвался Тха’р.
- Не больше чем ты, - на языке жестов гневно ответил маг.
- В каком смысле? – с безразличием пронаблюдав вспышку ярости друга, спросил Тха’рлал. Не дожидаясь ответа, он, как галантный кавалер, отвел Исильфаррел к седельным сумкам, чтобы она перекусила перед тем, как они вновь отправятся в путь. Эльфийка могла лишь догадываться о смысле разговора двоих эльфов, но судя по резким, даже злым, жестам ее светлого собрата, то рыжеволосый был не в самом лучшем расположении духа.
- Девственницы дороже.
- Не переоценивай ее, - напустил на себя скучающий вид дроу и взглянул на Джаса. Он оставил Верховную леди разбираться с ужином, а сам вплотную приблизился к все еще вооруженному воину. Тха’р лишь желал доказать, что не боится вызывающего вида лесного мстителя. Наемник вложил клинок в ножны и усмехнулся словам мужчины-дроу.
- Шлюха, - выдавил он и покачал головой.
Тха’р рассмеялся и подмигнул лесному эльфу незаметно для Исильфаррел.
- Если тебе хочется, можешь тоже с ней развлечься, - произнес дроу.
- С лунной?.. Не нравятся мне они, бледные.
- Женщины… удовольствие доставляют одинаково. Тебе же не любить ее нужно. Да и… женщины-дроу тебе еще меньше понравятся.
Джас коварно усмехнулся в ответ и направился к седельным сумкам. Дроу прищелкнул языком явно не разочарованный в спутнике.
Вскоре трое всадников, а точнее двое, покинули временную стоянку верхом на белоснежных эльфийских конях. Исильфаррел ехала вместе с дроу на одном скакуне. Джассин сохранял ледяное спокойствие, наблюдая ласки любовников. Ему не было дела до милостей лунной эльфийки к дроу, но подобное поведение, когда надо быть внимательным ко всему, несколько раздражало.
Кони бесшумно ступали, выбирая путь среди древ. Путешествовать по дикой местности в лесу не доставляло никакого удовольствия и удлиняло их путь. Одно радовало, что лес Невервинтер в этой части был не слишком густым, что и позволило всадникам ехать верхом на конях. Эльфы за время пути изредка пригибались в седле, чтобы не задеть низкую ветку. Пейзаж сменялся пока они продвигались на запад. Авантюристы решили продолжить двигаться в сторону города Невервинтер в течение всей ночи. Низкие клены все реже встречались им. Величественные дубы с ветвящимися кронами тянули свои мощные «руки» в небо. Вязы и ели терялись за буками и вековыми исполинами. Среди буйства растений попадались на пути животные, пугливо убегающие прочь, когда почти в двух метрах от себя замечали тихих и смертоносных остроухих убийц. Охотящиеся ночные пернатые хищники с любопытством провожали взглядами фосфоресцирующих глаз, оторвавшись от своих окровавленных жертв.

Ревность Высоких сильнее людской:
До крови, бывает, доходит.
Эмоции взор застилают порой,
Убийства дух по лесу бродит.
Shining Blade