Парк для писателей, Располагайся...

Город разрастался. Появились новые улицы, скверы, парки, башни... Наконец и для писателей нашлось место.
Если пройдёте от Сквера художников на восток, то заметите небольшой парк, разместившейся здесь несколько неожиданно, но тем не менее он оказался довольно уютным, особенно для тех, кто пишет. Приходите сюда, и вы услышите различные сказания. Невероятные и реальные, длинные и короткие....
Отсюда видны все постойки ещё молодого города, приходите и насладитесь зрелищем и красивым рассказом, кто первый?
- Я, я первая! - послышался голос.
- Так проходи.
- Конечно, я это и собираюсь сделать.
- Чего же ты стоишь?
- Понимаете, мой рассказ ещё не закончен, изначально он пранировался, как ма-аленький, а сейчас новые идеи охватывают меня и он разрастается.
- Покажи хоть незаконченный, а потом будешь рассказывать нам продолжение.
- Обязательно, улыбнулась девушка и начала *см. вложение*

За критикой - в "Башню гарпий". За дружеской беседой - в Мансарду (пм Соуль или мне).
Здесь только свое творчество.
Джет

Сообщение отредактировал Джет Тимера - 25-11-2006, 3:01

Присоединённые файлы
 _____________________.doc ( 58кб ) Кол-во скачиваний: 156

Знаменитая смотровая площадка напротив МГУ на Воробьевых горах в тот теплый летний вечер была необычайно пустынна: ни толп туристов, на торговцев сувенирами, ни праздно шатающейся публики… Я стояла у раскидистого дуба, опершись о парапет локтями, любовалась тем, как вечернее солнце придает открывавшейся панораме нежно-золотистое сияние…
Ветер, всегда свободно гулявший в этом месте, играл с моими рыжими локонами, шаля, обвивал белую юбку вокруг моих ног и звал… Звал раскинуть крылья и взлететь ввысь, в это нежно-голубое небо, к облаками, окрашенным лучами солнца в бледно –золотистый цвет… «Прости… Я жду» - мысленно извинилась перед другом, с которым не один час мы провели в небесах, играя, резвясь да и просто исследую разные уголки этой смешной планеты…
Подставив лицо свету, грустно улыбнулась, привычно нащупывая рукой эфес шпаги… Прикрыла глаза…
«Вспыхнуло пламя, и кровь, как вино, горяча
Это привычная пляска кинжальных шагов
Это в пожар полуночный сгорает свеча
Это решенье любить даже сталь каблуков

Бешеный мир, заключенный в один поцелуй,
И невозможность глаза отвести от огня
В вихре фламенко, живым или мертвым, танцуй!
И растворяй расстоянье от нас до тебя…

Вихрем проносились воспоминания, будоража кровь и заставляя мучиться сомнениями и сожалениями… «Любовь… Страсть…»- мои губы дернулись в горькой усмешке…Очень жалко себя прошлую… Наивную, верящую в мечты… Наивную, насколько я могла быть по рождению…
Эта любовь сама по себе была странной… Можно ли любить того, кто так не похож на тебя, с кем вы различны настолько, что даже прикосновение вызывает мучительную боль… Можно ли любить настолько, что эта боль принимается с радостью… Становиться неотъемлемой частью жгучего круговорота чувств… Может ли ангел любить демона? Может… А может ли демон любить ангела… Неизвестно…А кто из нас ангел, а кто из нас демон? Лишь богу известно…
Но я все-таки его любила… Как могла… Просто демонам это чувство не дано, по воле Всевышнего… Но я пыталась…
И его святость обжигала меня сильнее огней Сатаны, его прикосновения причиняли мне мучительную боль, переступая свою демоническую суть, свою гордость я покорялась ему, признавая его право на мою любовь, на его ласки, на просто попытку быть рядом…
Больно… Я вздрогнула, скорее почувствовав твое присутствие, чем услышав твои шаги.… Обернулась, не снимая левой руки с эфеса шпаги… Мои глаза утонули в твоих, темных и холодных как сама вечность… Беззвучно шевельнулись губы, обозначая такое глупое слово: «Почему?»

Каким будет мой дом?

Я знаю точно.
В нем не будет места столам, кроватям, шкафам и стульям для одежды. Не будет мебели. Лишь компьютерный столик с креслом. Компьютер. Подстилка. Коробки с вещами.
А когда будет собственный дом, то может быть, в нем будет бильярдный стол на который, со временем, переползет подстилка.
В нем будут крюки, кандалы и цепи. Мартини и нунчаки, будокан и большой фарфоровый клоун.
Человек должен помнить о страхе.
а еще будет большая мягкая игрушка.
Человек должен помнить о Боге внутри себя.

Что еще?
Вроде, помнить больше не о чем.

*с интересом наблюдает за разложением личности*

- Мужик, проснись! – кричит Первый Ему в ухо. Не слышит. Или притворяется, но это мало что меняет.
Третий сидит в кресле и увлеченно собирает очередную головоломку. И как ему не надоедает? Первый наконец спускается вниз по веревочной лесенке и хмуро смотрит на пустующее кресло.
- Нет, не понимаю. Просто в голове не укладывается… Как Он может?..
- Да легко. Я бы тоже смог, если б мне разрешили. – Третий делает небольшую паузу в разгадывании и ставит головоломку в сторону.
Первый морщится, будто слова собеседника задели его за живое.
- Но ты ведь знаешь, что это неправильно!
- Знаю. И? Ничего не меняется.
- Все меняется, все! Нельзя так! Нельзя сидеть сложа руки…
Третий демонстративно скрещивает руки на животе. Первый, ожесточенно жестикулируя, продолжает развивать свою мысль.
- …ведь смысл нашего существования – действие. Мы должны заниматься делом. Ты ведь выдумщик, затейник каких поискать! Ну же, помоги мне…
- Не хочу. И дело, заметь, даже не в том, что мне твоя рожа не нравится… - Третий ехидно улыбается. – А в том, что мы хоть и сможем единым усилием принудить Его к действию, но результат ни ты, ни я предсказать не в силах. Опасно это, сам понимаешь.
Первый хмурится и достает из кармана аккуратно упакованную сигару, некоторое время вертит ее в руках.
- Все равно. Нельзя Его оставлять в таком состоянии. Он ведь страдает.
Третий достает из-под кресла початую бутылку вина и указывает на нее Первому.
- Давай лучше выпьем. Есть у меня одна идея…
Первый оживляется и подходит к столику. Стаканы сами собой наполняются вином.
- Ну? Что ты предлагаешь?..
Третий пьет медленно, смакуя каждый глоток. И лишь потом говорит.
- Видишь, в углу валяются две куклы? Давай одолжим их Ему. Пусть поиграет немного.
Он смотрит в монитор. И на губах Его играет легкая улыбка.
Ты, высокий худышка, теперь будешь читать. А ты, низкий и накачанный… попутешествуешь немного.
Пальцы стучат по клавиатуре и на экран одна за другой выплывают буквы. Вечеринка у меня в голове.

Сообщение отредактировал Nomihin - 24-05-2008, 8:17

Без названия, по причинам, которые будут указаны в следующем посте.

Orrofin & Hellish cat

(Белый шум, помехи, отголоски побочных радиоволн, наконец, стихают и через них пробивается молодой мужской голос.)
Ведущий: Здравствуйте уважаемые радиослушатели! Сегодня в прямом эфире наш информатор из компании Ice Pick Loge, создавшей одну из самых неоднозначных игр последнего года «Тургор», даёт интервью о неизвестной стороне разработки шедевра. По понятным причинам, он пожелал остаться не узнанным, а потому его голос мы передаём с искажением. Итак, добрый день!
Слышится глухой, искажённый голос:
Аноним: Уже можно говорить? Эфир?! А, кхм…всем привет! Пользуясь случаем, я хотел бы…
Ведущий (страшным шёпотом): Ты чего несёшь?! (нормальным голосом): Здравствуйте, Аноним! Нашим слушателям весьма интересно знать, что же на самом деле стоит за созданием этой игры?
Аноним: Ну…дело было так, когда мы только начали писать «Тургор», занесло меня как-то на Прикл.Ру.
Ведущий: Куда занесло?
Аноним (с терпеливой обреченностью): Ну Прикл, Прикл... Словесные ролевые игры и всякое такое. Но суть не в этом.
Ведущий: Странно, я уж было подумал, что именно в этом. В "Тургоре" все только и делают, что треплются с голыми девушками и полумеханическими мужиками.
Аноним (обиженно): Вот и неправда! Они там не совсем голые... тьфу ты. Так вот, с Прикла была взята ие... иере...и-е-рар-хи-ческая система.
Повисает удивленная пауза.
Ведущий (после удивленной паузы): Э... чё?
Аноним (растолковывая, словно ребёнку-идиоту): вот смотрите, приходите вы на Прикл и что видите?
Ведущий (туповато): Что?
Аноним: Странно выглядящее пространство, из него можно пойти в другие, не менее странные места, где как раз бурлит жизнь, но не всегда понятная... Так у нас и была сформирована идея Промежутка...
Ведущий: Весьма емкое определение для Промежутка. А главный герой, вот тот немой юноша, - он кто?
Аноним (гордо): Новичок на форуме. Который пока не может открывать новые приклы, потому и немой. Символично, мне кажется.
Ведущий (зевнув): О да, очень. Продолжайте-продолжайте...
Аноним (с воодушевлением; жаль, что радио не передает восторженные взмахи руками): А Лимфа Цвета - это харизма! Можно отдавать, можно получать. На Прикле есть тэги, чтобы делать слова цветными... Посмотрев харизму одного юзера, которая вся была разукрашена таким образом, мы и придумали Палитру, Нерву, ну и прочее.
Голос на заднем плане (восхищённо): Мужик, заделись травой, которую вы курили!
Ведущий (остервенело): Тишина в студии! А откуда же к вам пришла концепция Братьев и Сестёр?
Аноним: О, это наша находка! Дело в том, что к новичку на форуме через некоторое время обращаются грозные и таинственные Модераторы!

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 29-05-2008, 20:50

(продолжение)
Ведущий: Да-да. в игре нечто подобное было...
Аноним (явно вспомнив какую-то глубокую личную обиду, передразнивает Братьев-Модеров): "Мы будем следить за тобой, Младший!" А глава "Тургора", которая называется "Заповеди", посвящена прикловским Правилам.
Ведущий (заинтересованно): А "Голод"?
Аноним: Периоду, пока новичок набирает 25 сообщений.
Ведущий: Концептуально...
Все тот же голос на заднем плане: По ходу, вы не только курили.
Аноним (стараясь заглушить голос): Сестры, прикованные в Обителях - это Цензоры, работающие в своих подразделах. Модераторы для них как надзиратели, кормят их цве... эээ, харизмой, или наказывают за непримерное поведение. А Сестры, желающие вырваться наверх, помогают Главгеру-Новичку и учат всяким жизненным премудростям.
Ведущий: а ...(пауза, шуршание бумажки) недородки? Кто навеял вам эту мысль?
Аноним: Конечно, другие пользователи! Некоторые из них такие...недо...ой, кстати, нас могут слушать админы прикла?
Ведущий (воодушевлённо): Рейтинг нашего радио крайне высок и...
Аноним: Ааааа! Я точно анонимизирован?! Точно?! А ну хорошо... Уфффф!
Ведущий: Ладно, теперь поговорим о так называемых пасхалках. Наиболее любопытной мне показалась... ну, такая, когда Главгер прыгает вниз со скалы на уступ и попадает в весьма странное место...
Аноним (явно с хитрой мордой): Вы ведь про ту, где песочница, много баночек с краской, дерево в цвету и кресло?
Ведущий: Точно. Эта пасхалка - место сотворения всего мира?
Аноним (хихикая): То не пасхалка... то Админка.
Голос сзади: Чувак, вам бы не игроделством заниматься, а травкой своей торговать! Ведь озолотились бы! (звук удара ведром по голове)
Ведущий: Админка? Что это?
Аноним (мрачным голосом, которым обыкновенно рассказываю что-то вроде "вот как-то темной-темной ночечкой..."): Это особый раздел форума, видимый лишь Избранным - админам, модераторам, цензорам. И в каком-то роде это действительно место творения, поскольку все, что на форуме творится, все проекты, конкурсы, судьбоносные и баном-карательные решения берут свои истоки именно там.
(Слабый всхлип сзади, снова звук удара ведром)
Ведущий: Весьма интересно и креативно! А можете ли вы назвать мне имена тех, с кого писались конкретные Братья и Сёстры?
Аноним (со священным ужасом в голосе): Да вы что! Тут же через полчаса будет десант с поисковыми собаками и боевыми цепными цензорами!
Ведущий: Неужели руководство Прикла настолько сурово?
Аноним (истекая пафосом): О нет, отнюдь! Оно в высшей степени справедливо! Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире... э, а можно я уже пойду, пока меня не вычислили?
(Звук выбиваемой двери.)
Женский голос: Тааак, мы по адресу. И что будем делать?
Добрый мужской: Я бы забанил!
Суровый мужской: А я забаню.
(Автоматная очередь, снова белый шум и помехи)

А теперь о причинах, на которые ссылалась моя очаровательная соавтор: дело в том, что мы так и не смогли найти подходящее название этому безобразию. Посему, объявляется супер-микро-неофициальный конкурс! Отошли в харизму авторам свой вариант названия и получи обратный плюс! Придумавшим лучшие варианты будет...что-нибудь хорошее)

Сообщение отредактировал Orrofin - 24-05-2008, 21:33

Рассказ очень тяжелый. И портит настроение. Не читайте если у вас нет соотвествующего настроения
Всем кому стало внезапно больно.

Три сезона.

Сезон первый: Утрата

Промозглый дождь. Кажется, именно такой дождь и был уместен здесь. Ведь иного просто не могло быть на его похоронах. Он ушёл не к сроку. И хотя срок смерти способен отмерить только Он один, но пустота и горечь утраты от этого не стали меньше. Пожилая мать под руку с двумя его сестрами. Они обе непрестанно плакали. А на обычно суровом лице пожилой женщины не было ни кровинки крови. Обе сестры изо всех сил держались за мать. И трудно было сказать, кто сейчас кому был опорой, повидавшая всё старость. Или сбитая с толку зрелость.

Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться:

Чуть поодаль застыли ещё две фигуры. Два мужчины. Очень похожие друг на друга. Они оба молчали. Скорбно, и при этом словно ожидая чего-то. В современном мире их назвали бы бизнес - партнеры. Старший только что обнулил страховку на счету мертвого компаньона. Это давало ему и его брату полное право получить во владение почти всю бизнес долю погибшего. Впрочем, семье погибшего тоже должно было кое-что перепасть. Крохи с барского стола.
- Я уже распорядился. Поминальный обед будет дан после погребения. Расходы я взял на себя. Даже пол-лошади купил в ресторан, - младший не выдержав тишины всё же решился обратиться к старшему.
- Его доля всё покроет. И нам с тобой останется. Мы ведь потеряли друга как-никак, - он говорил властным голосом, смакуя каждую фразу, словно упивался её значимостью.
- А как же его сын? Наследник. На него ведь повесят кредит, страховкой которого мы рассчитались за свои? Ты не возьмешь мальчика в долю?
- Сопляка? Ты с ума рехнулся? Конечно, нет, - пухлая ладонь старшего отогнала невидимую муху. – Паренёк не справиться с делом отца, только всё потеряет. Мало что не прозакладывается до конца, пытаясь спасти бизнес отца. Нет, лучше пусть не знает о полагающейся доле и прочем. Поверь, для него так будет лучше. Да и мы про него не забудем.
- Как же! - съязвил младший. – Ты хоть имя его запомнил, когда соболезнования говорил? То-то и оно.
Оба партнера переглянулись.
- Ладно, пора нам с тобой в банк. Сколькое переоформить надо, - оба партнера с трудом втиснулись в Мерседес и выехали со двора.




Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим

Он смотрел на тело, накрытое простыней. Странно, но почему-то к этому он как раз таки привык. За год, проработанный лаборантом в морге, он привык к подобному зрелищу. Только в этот раз это был его отец. Его отец, вечно смеющийся и шумный. Человек, излучавший энергию, и даривший уверенность даже самым неизлечимым больным лежал сейчас недвижимый под простыней. Перед отъездом на учёбу они повздорили. У отца были гениальные планы на бизнес. А он наоборот хотел, чтобы отец продолжал возвращать людям здоровье. Он был наивен и не хотел понимать, что зарплата врача попросту не в состоянии платить за учёбу сразу двух детей. Похоже, именно это добило отца.
Сзади скрипнула дверь. И едва слышно шлепая тапочками, вошла его мама. Они стояли молча. Взглядом, что-то говоря покойному.
- Когда ты был маленький, скончался мой отец, он упал с лошади, - внезапно произнесла мама. Её голос впервые показался ему таким ужасным. Надтреснутым и неполным. Словно из него разом вынули всю доброту и тепло, которое она вкладывала в каждое слово. – Ты тоже тогда забежал в комнату с телом. И жутко расплакался от страха.
- Только теперь, мне не страшно, мам, - он едва выдавил из себя эти слова. Его собственный голос показался ему ничуть не более живым, чем материнский. – Мне больно. Очень больно…

Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.

- Деда! Вставай! Не плачь. Деда! Ну, нельзя же так? Там столько людей, родственников пришло. А я никого не знаю, - парень лет двадцати с дико уставшими глазами теребил деда за плечо.
- Балам, а за чем мне вставать? Чтобы люди увидели дряхлого старика, который пережил собственного сына? Старика, которого собирались хоронить, а теперь в его могилу ляжет его сын? – старик с трудом оторвался от спинки кровати. В солнечном свете, падавшем от окна, юноша разглядел морщинистого деда, с печальными глазами, и повязкой скрывавшей пол лица.
- Деда, эти люди пришли высказать соболезнования твоему горю. Ты должен найти силы в себе и хотя бы сказать им спасибо за поддержку.
- Балам, я воевал на войне. Я подставлялся под бандитские пули. Я 60 лет отдал своей стране. Я должен лишь судьбе и Богу. Но они оба сыграли со мной злую шутку. А значит я никому ничего не должен.
- Деда, ты должен мне, - глаза у юноши предательски заблестели. – Ты обещал жить ради нас.
- Ради вас я и живу, - старик тяжело вздохнул и выпрямился. – Хорошо, балам, проводи ко мне тех, кто хочет меня увидеть.
- Хорошо, ата, - кивнул парень и зашагал к двери. Возле самой двери он обернулся. Немощного старика больше не было. На постели среди капельниц и проводов вновь сидел настоящий солдат Красной Армии. Самой Великой и Непобедимой.

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня.

Черенок лопаты в его руках уже нагрелся, а занозы всё глубже впивались в его руки. Но он продолжал закапывать. Люди подходили к могиле и по очереди кидали ему в лопату измельченную землю, а он осторожно посыпал ей могилу. Через десять минут только аккуратная горка земли обозначила место захоронения. И теперь 210 сантиметров земли отделяли их от места, где упокоился его отец. Мулла прочитал прощальный намаз, и люди медленно зашагали прочь. Юноша тоже встал с колен, чтобы отправиться за всеми следом. Но внезапно вспомнил что-то. Трясущимися руками он достал фотографию отца и прикрепил её к простому деревянному щитку с номером.
Ребячество! Он знал, что скоро здесь поставят памятник. Его отца любили и уважали. И всё-таки он хотел, чтобы первую памятку о нём оставил именно он. Фотографию тут же сдуло ветром. Он быстро поймал её и снова попытался прикрепить. Но бесполезно. Только сейчас, совершая эти бессмысленные действия, он вдруг почувствовал, как сильно заболели его глаза. Они просто надрывались от распиравших их слёз. Его попытки прикрепить фото были также бесполезны, как и надежды что всё это лишь кошмарный сон.
Внезапно кто-то возник рядом, и чья та сильная рука обернула его к себе:
- Балам, что ты делаешь? – кажется, это был один из родственников. Дальних. Те, что жили близ Кордая. Древний род Ойыков. Родственники деда. Его род. А значит, они были и родом его отца и его самого. Люди, которые первые откликнулись на нежданную беду в доме. Те, кто помог организовать похороны. Те, кто мог не помогать, но помог. – Балам, оставь. Всё это пустое. Теперь ты должен быть сильным. Теперь ты продолжатель рода. И теперь ты в ответе за всех. Ты не имеешь даже права, тут раскиснуть.
Слова мужчины, ударами отзывались в груди юноши. Всего на мгновение он захотел разрыдаться. По настоящему. Не как рыдали сегодня приглашенные плакальщики. Не как стенали женщины в доме. А просто почувствовать, наконец, себя брошенным и разбитым.
- Балам, если ты думаешь что расплакаться сейчас самое время, то ты ошибаешься. Есть люди слабее тебя. И если не ты, то кто сейчас поддержит их?
Мужчина отступил на шаг и, бросив взгляд на парня, зашагал прочь. Слёзы нахлынули новой волной, но тут на глаза юноше попался его дед. Тот медленно брёл вниз по холму к машинам. Его под руку вёл молда. Они тихо о чём-то беседовали.
- Ата, - юноша вмиг оказался близ деда.- Спасибо вам, мулда, - поклонился ему юноша. – Дальше я его сам поведу.
- Я буду молиться, чтобы Аллах взял вас под свою защиту, - в ответ склонился мулда.
- А пока что мы сами присмотрим друг за другом, - улыбнулся юноша и крепко обнял деда.


Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.

Враги у отца остались. Да и у новоявленного главы рода их тут же объявилось не мало. Сначала началась драка за наследство. Его мать с отцом жили раздельно, но никто не думал, что будет оспорено право наследничества. Сёстры покойного в один голос требовали выбрать главным рода сына старшей, а сына покойного гнать в шею, ибо в делах рода он ничего не смыслит. Но внезапно за юношу вступился род Ойыков. И в итоге лишенный права, на собственность юноша с родовым именем Ак Кыран стал главой рода.
- Король без короны, - съязвил кто-то, но тут же бросился в дележку добра покойного, ибо всякого вещи лишенного имущества рода всегда шли в раздачу родственникам.
Впрочем, и новому главе рода это было не интересно. Он в это время укладывал измотанных стариков в постель. Естественно никто даже и не вспомнил отдать деньги собранные гостями на 7 и 40 дней. Впрочем, это была ещё не последняя подлость дня. Прямо в комнату к отдыхающим старикам заявилась самая гнилая порода людей. А именно банковский выбивала кредитов. Который пока что вежливо поинтересовался на кого же теперь будет переоформлен кредит. И чуть ли не на месте попытался его переоформить на нового владельца. И ещё много неприятных моментов и встреч пришлось пережить юноше и тем, кого ему теперь приходилось защищать.
Только глубокой ночью. Убирая последнею палатку во дворе, он вдруг не к месту рассмеялся и громко произнёс:
- И кто же интересно сказал что сюжет заканчивается со смертью главного героя. Он то умер, но другие то остались.
Хорошо что его никто не слышал..

Так, благость и милость твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.

Благодать так и не пришла. Через два месяца от рака медленно ушёл его дед. Через год бабушка. Оба зачахли на глазах. Хоронил он их по тому же сценарию. Только вот с каким то глупым чувством дежа-вю. Когда уже видел это кино, но до самого конца, надеешься, что хотя бы концовка будет другой.
Его сестра, набрав баллы на обучение за счёт государства всё равно пошла учиться в ВУЗ где было только платное отделение. Кредит с трудом удалось закрыть. Едва спасли родовой дом, на который тут же объявила права старшая сестра его покойного отца. У его матери нашли артрит от чего в течении пары лет её могли отправить на пенсию. Жизнь его катилась к чертям, когда в его жизни стали появляться люди.

Сезон номер два: Лица и образы

Семью не выбирают….

- Ты должен был мне рассказать! – она внимательно посмотрела на него. Он же густо краснел. Их часто принимали за парня и девушку. Но для него всегда загадкой было её отношение к нему. – Ты потерял их всех?
- Моя мама жива, сестрёнка и родственники со стороны матери за меня горой…, - начал оправдываться он.
- Слушай, я ведь тебя о другом спрашивала, - совсем, как маленькому разжевывала она. – Сколько мы знакомы? 5? 10 лет?
- Я уже и не помню. У меня есть друзья. Мы с первого класса вместе, - вновь забубнил он.
- Акке! Так как мне ты никому ничего не рассказывал? Мы больше чем друзья! Мы брат и сестра. Кровные или нет. Мне плевать. Я хочу, чтобы ты знал. Я буду с тобой, даже если ты выйдешь против всего света. Даже если ты будешь обречён, я буду рядом с тобой.
- Аля, я…
- Ты достоин большего, дурачок, - рассмеялась она. – Ты не дал мне умереть. Вытащил меня из такой дупы. А твоя бабушка, воспитала меня как родную. Мне наплевать, что несут все вокруг. Ты в этом мире пробьешься везде. А если нет, тогда этот мир не стоит даже твоего мизинца, а Боги самые обычные мошенники.
- Алиа, не надо так, - осадил её он. И как не странно, она послушалась, и молча села глядя на него. Почему-то именно рядом с приемной сестрой, он чувствовал себя настоящим братом….


Безденежье…

- Опять, ливер?! Блин, как вы его едите? – Кот отчаянно наморщил нос.
- Также как и ты, вчера его уплетал, - довольно оскалился Джуманжи. Он в отличие от Кота-эстета наоборот наворачивал дешевую колбасу со скоростью электромясорубки.
- Блин, пельмешков бы домашних, - вздохнул Крылыч, в руках он сжимал одну единственную кружку с кипятильником на четверых. – Вот едал я недавно на смене грибов в сметане.
- Мдааа, поди, бабок бешенных стоит, - нахмурился Кот, мрачно озирая свою горбушку политою майонезом. Прорезь на пакетики сделана была очень маленькой, дабы выдавливающему надоедало долго выдавливать и майонез, таким образом, расходовался экономичней – Попробовать таких бы.
- А ты, поди, и закажи себе трюфелей, - съязвил Джуманжи.
- Ага, а платить? – надулся Кот.
- А зачем? – искренне удивился Джума. – Они ведь уже в тебе.
- Главное не выплюнь, когда бить будут! – бросил Аккеран.
- И то верно! – рассмеялись все.
- А знаете о чём я щас подумал? – Крылыч улыбнулся во всю пасть. – А если завтра выучимся на крутых врачей. Разбогатеем. Зайдём такие важные из себя в самый дорогой ресторан. Внесём предоплату размером в недельную выручку. И когда сам менеджер выбежит у нас заказ принимать, громок так спросим возмущенно: «Уважаемый! А где тут у вас ливер в меню? Колбаса такая по 10 рубликов за киллограмм».
Взрывы смеха над этой старой мечтой никогда не пропадали. Почему-то все собравшиеся верили, что этот день настанет. Через год, десять или даже 20 лет, но настанет. Потому что иначе есть каждый день ливер станет невыносимо….


Работа

- Акке, тебе нужно отдохнуть! Вот когда ты в последний раз брал выходной? – Алька весело раскачивалась на стуле.
- В сентябре я ездил к Ярпену в гости…, - неопределенно отмахнулся тот.
- Вот именно! А сейчас какой месяц?
- Ну, вроде бы ноябрь…, - почесав тыковку, выдал Акке.
- Фигушки тебе! – стул вместе с Алькой рухнул, что бравую девчонку даже не смутило. Она тут же вскочила и влезла второй стул, даже не удосужившись поднять первый. – Щас, декабрь! А число? Число хоть помнишь?
- Ну, куда уж мне, - Аккеран одной рукой ксерил книгу, а другой пытался загнать мышкой нужную иконку на лист в Ворде. – Скажи мне, мудрейшая.
- Сейчас долбанное 23 декабря, - Алька вновь весело гикнув, рухнула на пол вместе со стулом. – Завтра у тебя день рождение. Какой ты подарок себе сделаешь?
- Я оплачу учёбу своей сестренки, - улыбнувшись Акке показал Альке конверт с деньгами. Мои труд не пропал даром. Я уже сам могу гасить кредит по отцовскому долгу. И платить за сестренку. Дело осталось за малым, - улыбнулся он.
- Именно! Отдохнуть! – Алька выписала пируэт похлеще акробатки, почти идеальный, если не считать снесенного ногой экрана.
- Нет, нужно успеть перевести деньги на её счёт. Чем я завтра и займусь.
- Но Акке…., - взвыла Алиа.


Рыцарство или герой нашего времени

Когда к столу Александра подошли два здоровяка, он сразу и не понял что пришли по его душу. Его мобильный телефон продолжал весело пиликать на краю стола.
- Братан! Мобила твоя нам больно приглянулась. Ты ведь не терпила поди. Заяву катать не станешь? А мы тебе в рог щас при всё ресторане давать не будем, - братки были в два раза шире Алекса, да и мирная Чешская жизнь его порядком расслабила. Но отдавать свою мобилу кому-либо он не собирался. Почему-то в Чехии вообще никому в голову прийти не могло, что его ограбят посреди ресторана. Ведь есть же охрана заведения. Но, к сожалению, в этот раз охрана таинственным образом пила чай на кухне, и ничего не слышала. Уже после третьего удара под дых Сашка понял, что ему никто помогать не собирался. И вообще ресторан стремительно пустел, а стоявший рядом патруль быстро ушагал куда-то в сторону, чтобы проверить документы у подозрительного азера.
Помощь пришла из неоткуда. Откуда-то на помощь кинулся, вышедший в туалет, Акке. Конечно, шансов у него не было, но не вступиться за друга он не мог.

Драка закончилась для Акке и Сашки плачевно
Александр всё-таки выписался через пару дней, и смог улететь обратно в Чехию. А вот Акке провалялся в больнице две недели. Попутно потеряв работу, и место в общежитии.

И снова весна несла ему ничего хорошего.
Но даже скажи ему чем всё это для него могло закончиться вряд ли бы он отступил. Слишком сильное в его мозгу впечатался образ избиваемого при полном безразличии остальных

Сезон 3: Ветер несёт перемены.

Целый месяц после больницы я провёл на попечении у Ярпена и его жены Ольги. Эти два человека вернули к жизни кусок избитого мяса. Правда души в него вселяли все. И Алька своим оптимизмом, Джек и Пузырь своими щенячьими ласками, Кот, Джума своим энтузиазмом. А ещё были люди с того берега. Тех, кто писал мне по аське. Кто душил меня письмами. Кто просто ждал. И было ещё два человека
Одна из них ничего не знала о травме сына. Для неё я просто временно сломал телефон, и потерял работу.
И ещё один человек, ради которого я затеял многое из того, что сделал. Она писала мне миниатюрки, и вселяла уверенность. Была со мной, когда было плохо, и делила радости. Ради неё я готов пойти на всё.
Ради неё, ради матери. Ради них обоих. Ради Альки. Ради Юки, ради Кота и Джумы, ради Крыла, Ежа, Лося и даже Барса. Джека и Пузыря. Ярпена и Ольги. Вел, Месс и Хомы. Их было много. Лиц и образов. Друзей и семий.

Я устроился на новую работу. Наконец, у меня будет квартира. Алька поступила на Болашак и поедет учиться в Чехию. Мне будет не доставать её, но я отпускаю её, потому что знаю, что создам здесь дом, в который она захочет вернуться.
С родной сестренкой я не в ладах. Да и не думаю, что стоит ей знать что делается ради неё.
Я каждый день звоню, матери и говорю ей, как я её люблю.
У меня появилась виртуальная дочька. Юка, которой нужен старший брат. И я пытаюсь им быть, как был для Альки и каким не был для родной.
Я забегаю с Котом к Джуманжи, а потом мы прем поругиваясь ко мне домой.
Я заруливаю к Ярпену выгулять Джека или понянчиться с Пузырём.

Скажите я малого добился? Скажете не таким должен быть глава рода? Тогда вы мало что знаете о мире. Даже дом начинается, как сказал Шарик из Простоквашино, с БУДКИ!

А ещё я тоскую по деду и отцу. Часто идя в толпе я замечаю знакомую военную выправку ветерана, или веселый смех отца. Тогда я знаю что они где-то здесь. Очень рядом. Всегда со мной. Ведь впереди четвертый сезон. И кто знает что он мне сулит.

Сообщение отредактировал Аккеран - 23-12-2008, 12:32

Просто для души...

***

… Темная, ко всему глухая ночь раскинула покрывало грозовых зловещих туч над западным лесом, пытаясь дотянуться и до спокойной глади вод Великой реки. Надвигаясь неслышной громадой на спящий безмятежным сном далеко внизу мир. Верхушки вековых дубов начали свой танец, поклоняясь ветру, несущему с собой раскаты грома и электрические разряды молний. Приближающееся ненастье принесло с собой запах озона и особой предгрозовой свежести. Ветер крепчал, но все еще не набрал силы ураганного вихря, сметающего все на своем пути. Первые крупные капли упали на подставленные ладони листьев, так долго ждавших этой благодатной влаги. Все сильнее и сильнее водяные плети ливня полосовали подставленные спины древнего леса, разрастающимися струями стекая по веткам и стволам к истомившейся от жары земле. Уже небольшие ручьи очищающими потоками покрыли холмики и пригорки, скатываясь в ложбины и овраги, и наполняя их пенными брызгами.
Лес оживал, раскрываясь на встречу разбушевавшейся стихии, благодарно склоняясь и ловя руками-ветками капли. Огненная стрела молнии расколола небо и стонущий первобытной силой лес. И, всей мощью своей дикой энергии, пронзила ствол зеленого исполина, роняя искры жизни в давно готовое принять этот дар лоно. Громовой раскат сотряс пространство, древо проснулось, скрипя расправляя древние ветви, по жилам с новой незнакомой силой разгоняя сок, проникая все глубже корнями туда, где текут воды жизни самой земли. Оно прошептало приветствие этому миру каждым своим листочком, потянулось к небу каждой жилкой, чувствуя живительную влагу дождя, проникающую в него; ощущая ревущие потоки ветра и тихое, едва слышное, дыхание окружающей жизни. Оно дышало в едином ритме с миром, приобщаясь к древним силе и знаниям природы, ловя потоки циркулирующей энергии, древней и мощной как само мироздание. Оно возрождалось с дождем и засыпало с приходом жаркого изнурительного зноя, охраняя в своих ветвях приютившуюся жизнь. Насекомые своим стрекотом и жужжанием приветствовали приход нового дня, животные запасали его плоды на следующий период зноя, под его ветвями вырастали и, отдав семя, умирали растения, давая жизнь новым видам. Оно росло, оно накапливало…
Прошло так много гроз, дававших новые силы, энергия жизни бурлила водоворотом, заполняя окружающее пространство вихрями и потоками, и… потекла по его жилам, наполняя собой каждую клеточку мощного древа, сплетаясь воедино с водами жизни самой земли, концентрируюсь в стволе. Грозы сменялись зноем, иссушивающим землю, превращая в пыль, которую смывали капли нового ливня, даря прохладу и свежие силы. Древо оберегало зародившуюся жизнь - существо, которое было дитя природы и энергии стихий. Именно ему древо передавало накопленные за долгую жизнь знания и силы. Наделяло умениями и способностями, которые были нужны лесу и населяющим его сущностям. Но все же существу еще предстояло начать свой путь, а древо старело. Все труднее и труднее было ловить капли ветхими ветвями со скрюченными листьями, энергии медленнее текли по жилам. Пришло его время. Как только первые лучи восходящего солнца коснулись одиноких листьев, энергия жизни забурлила в каждой клетке, все быстрее и быстрее наполняя готовое пробудится существо. Оно издало свой первый тихий стон, очень медленно поднялось, распрямилось и погрузило руки в сердцевину ствола, впитывая силы. Древо медленно отпускало свою жизнь, отдавая ее всю до остатка этому существу, которое с благодарностью и понимание касалось его жил. Существо впитывало последние капли, становясь все сильнее, мысленно проникая за сковавшие его деревянные стены, которые падут, как только оно будет готово. Оно познавало мир, изучало и понимало его движущие силы, крепло и творило энергетические вихри леса, поддерживало жизнь. Защищало от ненастий и хранило древнюю как земля сущность леса.
Оно было готово. Готово выйти к своему лесу, предстать на его суд как хранитель и сердце оберегавшей его жизни; оставить эти, когда-то давшие рождение, деревянные своды, передавшие столько знаний и силы. Момент настал, существо накопило энергию, лес трепетал в первобытном экстазе, шелестом листьев воспевая рождение. Что-то чужеродное прервало его песню, холодная острая сталь пронзила всю его сущность. Удар за ударом топор отсекал жизненные потоки, обрывал вековые связи, перемешивая энергии и жизни питавшие его. Он убивал с холодным расчетом и настойчивостью, почти родившееся существо – дитя леса, природы, земли и жизни…
Засохшее древо с хрустом упало на поляну, обнажая почему-то свежий срез, обрывая последние связующие нити.
– Дриады! Да какие дриады могут быть в трухлявых пнях!

О чём грустит небо

1.

О чём грустит небо?
Странный и сложный вопрос для умов нескольких поколений. Сегодня я попробовала спросить об этом и себя.
О чём грустит небо?..
А оно умеет грустить? Ещё как. Дождь – пролитые слёзы, солнце – та же печаль, но возвышенно – светлая. Так о чём же грустит это небо?..
О том, что укрывает столь грязный мир, как наш. О том, что люди, как те свиньи из басни Крылова – совсем не смотрят вверх.
О том, что чистота неба подвергается сомнению, и оно тает, чернеет, теряет свою светлую сущность…
О чём грустит небо?
О том, что люди редко задаются этим вопросом. Они не видят дальше своего носа и теряют свою изначальную чистоту.
А небо не любит грязи.
«Человек – это звучит гордо!»
А так ли оно?..
И о чём же грустит небо?..
Сможете ответить?

2.

Огонёк зажигалки потянулся к кончику сигареты. Я задумчиво выпустила дым.
День вопросов. Кто ответит на них? Боги молчат. Люди тоже. А Она идёт по тёмному мосту. Вдаль, к рассвету.
По ком звонит колокол?
По Ней.
О чём поёт ветер?
О Ней.
С кем никогда не расстаются?
С Ней.
Кто Она?!!!
… Душа.
Кто вытащил её из моего тела и пустил на поиски неизвестного?
Она.
Кто заставляет лить слёзы по пустякам и мечтать о забвении?
Она.
Кто лечит все раны, нанесённые ей же?
Она.
Кто Она?!!!
… Любовь.
Глаза очерчены углём. Чернота глаз. Белизна души.
Медленный подъём на крышу шестнадцатиэтажки.
Беглый взгляд вниз.
Кто толкает меня на это?
Она.
С чем связана заварушка последних дней?
С ней.
Кто породил в сердце печаль и чувство безысходности?
Она.
Кто Она?!!!
… Судьба.
Я учусь летать без крыльев. Разбегаюсь и падаю…

… Она спешит по грязным улочкам нового района. Ещё не обустроенного, но уже неприятного своей атмосферой.
Подъезд открыт.
Второй этаж.
Сорок вторая квартира.
Звонок.
Кто там?
Она.
Кто Она?!!!
… Моя душа.
… Моя любовь.
… Моя судьба.
Прощай, любимый!..
Небо сегодня грустит по мне…

История истории: «Саш, ну не помогут в этом ни твои многослойные стихи, ни крошечные рассказики! Всю яркость, какую-то варварскую красоту и адскую жестокость жизни никак нельзя поместить в пространство трех листов А4. Это невозможно, ты никогда не сделаешь ту жизнь, которую рисуешь, одновременно жестокой и обаятельной».

А я не верю в слово «невозможно». Не верю, что мои жалкие три листа не смогут стать одновременно брызжущей энергией жизни и её безжалостностью.


Антонимы

Я однажды держала в руке живого скорпиона, надежно запертого от мира в пол-литровой стеклянной баночке с тоненькими стенками. Он был каким-то неприлично маленьким для сосуда со смертью, и помахивание его хвоста не было угрожающим, оно было обманчиво ласковым, отвратительно гипнотическим. Он безуспешно пытался ужалить поставленный на стекло палец, он раз за разом за разом впивался жалом в тонкую кожу, но всегда, всегда между мной и ним оказывалась твердая прозрачная стена. Невидимый барьер, отделяющий меня от смерти. Я отчаянно люблю жизнь – именно поэтому эти глупые игры вызывают во мне взрыв ликования – ты меня не достанешь. Черт тебя подери, не достанешь.

Есть такие квартиры, в которых застыло время. Где вчера, сегодня и через тысячу лет сходятся в одной точке. Огромные стеллажи с книгами, аккуратно сложенные на полках шкафов вещи, идеально чистая мебель, на столе стопочка бумаг, испещренных маленькими круглыми буковками, тапочки всегда четко на одном и том же месте, грязная посуда никогда не задерживается в раковине. Обезличенные, тусклые дома, с которых всякое ощущение жизни стерто. Это делает их скорее склепами, чем домами, как люди, с которых стерли плоть, оставив ослепительно белый остов. Та женщина жила именно в такой квартире.

Когда-то я ударила по лицу одну свою одноклассницу. Ничего похвального, даже наоборот. Но я никогда не забуду эту пелену ярости, ослепляющую и одновременно погружающую в чернильную темноту, ярости, которая может решить за тебя, как поступить. Чего-то звериного, спящего раньше в генах, подступающего к горлу, сжатых в кулак пальцев, что болезненная, острая обида мгновенно исчезла даже с окраин сознания – я никогда этого не забуду. Мне стыдно за тот случай, но… Когда мое глупое сердце начинает толкать по моим венам страх или боль вместо крови, я ищу в себе ту наглухо запертую комнатенку, где я храню ярость, я ищу этого ослепшего взгляда, оскаленных клыков и шторма, закипающего внутри. Чтобы жить и ощущать себя живой.

У той женщины было белое и худое, словно засушенное лицо, длинные, глубокие морщины на лбу и горькие как анальгин складки около губ, в них видилось это пронзительное и горькое «никогда, о nevermore!». У неё не было глаз, были белки, радужка и зрачок, но не было, не было глаз. Белоснежные кисти её рук до сих пор преследуют меня в кошмарах: в этих тонких пальцах, узенькой ладони, четко выделенных суставах, обтянутых сухой кожей, ярко-голубых выступающих венах было что-то невообразимо жуткое. Мы с той женщиной когда-то жили в одном подъезде.

Я безумно боюсь высоты. Никогда, ни сейчас, ни до, мне не было так страшно, как когда я прыгала с высоченной - с точки зрения моих 9 лет – тарзанки в реку. Я не закрывала глаз, потому что я гордячка, позволить всем ребятам увидеть, что я трушу – нет уж, но все равно я ничего, ничего не видела. Какие-то рваные пятна голубого, белого, зеленого, мутно-синего цвета, я ничего не могла видеть, меня захлестывал страх, смешанный с бешеным восторгом. А потом – болезненныйa удар о воду спиной и ногами, борьба с течением, отсутствие дна под ногами, какие-то крики, цветные пятна, мокрый песок под животом и восторг. Пьяная, буйная радость, причины которой я тогда даже не понимала. Но я победила. Эту мысль помню четко. Я победила и – теперь понимаю – я жива. Хватая воздух ртом, с саднящей спиной, мокрая, испуганная, но пронзительно, яростно живая.

Я часто видела её, во дворе нашего дома и в музыкальной школе, где она преподавала нам сольфеджио. Монотонно здоровалась, монотонно говорила, проверяла то, что было заданно. Казалось, она давно забыла, что значат эти странные закорючки в нотном стане, она знала их названия, применение, читала долгие нудные лекции, но давно забыла, что эти ноты по-настоящему значат. Я заходила к ней домой один раз, забрать какую-то бумажку, в её неживой дом за гранью времени. Она жила одна, мы, которые постоянно днем играли во дворе, ни разу не видели, чтобы она приводила гостей. Она входила в класс, здоровалась, не глядя на нас – там могли сидеть шестиногие синие слоны, она бы так же поздоровалась, проверила задания, и начала говорить, собранная и спокойная, со своей неестественно прямой спиной и отсутствием глаз. Про неё рассказывали нелепые смешные истории страшные сплетни об её прошлом, мы смеялись и перешептывались, пока она говорила что-то о теории музыки, она была пряма и спокойна, как будто её не было. Не только здесь. Нигде.

Это так странно – не помнить. Все есть – лица, номера телефонов, шесть шагов от двери до зеркала, аксиомы планиметрии, и список дел на завтра, а где-то между этими разрозненными ярлычками в архиве моей памяти – пустота. Ctrl-X, вырезать, чтобы не вспоминалось по ночам, чтобы не пугало мою заячью душонку, чтобы не знать, не знать… Как облака и крыши, то, у чего даже в темноте есть цвет и контур, а между ними – провал неба, просто пятно, все оттенки черного. Я очень хочу знать, неужели смерть – это тоже просто темнота? Темнота, и надежда – действительно глупое чувство?

Иногда, когда до нас, девчонок в музыкалке, доходили слухи о страшных событиях её прошлого, все перешептывались, жалея: «бедная!» - а я молчала. Та женщина не будила во мне жалости – немного сочувствия пополам с презрением. Когда я уже ушла из музыкальной школы, переехала в другой дом и благополучно забыла эти её белые пальцы с выступающими суставами, безглазые глаза и складки около рта, одна из подружек, которые до сих пор учились там, рассказала, что ту женщину сбила машина. Все были ошарашены, все жалели её. А мне никогда не было жаль её. Ту женщину, которая всегда ходила, говорила, даже смеялась так, как будто её нет. Не только здесь. Нигде.
Мне было жаль ту женщину, которой я никогда в ней не знала. Ту женщину, которая давным-давно умерла.

Я, наверное, не решилась бы на самоубийство. Душа умеет отрастить новые крылья. Мокрое сердце умеет мерно отсчитывать удары, даже когда все внутри кричит: остановись, перестань, я не могу, не могу. Инстинктивное, звериное сидит в нас крепко, заставляя выживать, даже когда у нас ничего не осталось. Я, наверное, не решилась бы на самоубийство. Только если сломается то, что держит меня, заставляет меня жить и цепляться, вгрызаться зубами в эту жизнь и по-змеиному шипеть в бессознательной ярости на все, что пытается меня сломать. Мне никогда, никогда до сих пор хоть сколько-нибудь серьезно не приходила мысль убить себя. Особенно – заживо.


Прошу, не принимайте местоимение "я" за четкое зеркало автора. Зеркала литературы - кривые, все до одного. Если вы к концу рассказика начали ненавидеть героиню рассказа за её жестокость и безжалостность и одновременно восхищаться её несгибаемой жизненной энергией, значит задача, которую я поставила перед собой, выполнена. Если нет - смело ставьте мне минус в харизму.

Недоделанная пьеса. Я даже не знаю, доделывать ее или нет. Подскажите?
Дракон или пять интерлюдий.
Действующие лица:
Дракон – злобный параноик, без чувства юмора. Грубиян, не женат.
Рыцарь Гигерон – пафосный чудик в белых латах и с храбростью набекрень.
Принцесса Нешкидра – стерва, без моральных принципов. Не женат.
Гонец Короля – пай-мальчик без страха, но с одним упреком – алкоголик.
Король Велисий - зажравшаяся скотина со страхом и без упреков.
Безголовый Джимми – потерял голову во время пожара на водяной мельнице. Не женат и не пьет! Дамы, спешим!
Начало.

Одинокая башня посреди зеленых холмов. Белые кости блестели в лучах яркого весеннего солнца. Из башни доносится недовольное ворчание.
Дракон: (кидает зеркало на пол и приставляет к нему нож) Кто? Я спрашиваю, кто меня заказал?!
Зеркало: Слушай, Горыныч, давай все по-людски! Мы тут в двадцать первом веке, а как что – за ножи!
Дракон: Слышь ты, стеклянный! Ты мне тут зубы не заговаривай! Что это за мужик был, который спрашивал у меня «Сколько вам надо?»?
Зеркало: Продавец… ты у него лук покупал… покупал… (голос все тише).
Дракон: (отпустив зеркало, задумавшись) Хм… Этот черненький мужичонка меня сразу насторожил. Надо будет пробить его по картотеке.
Зеркало: Пробить что? За что?
Дракон: (злобно усмехнувшись) Да, и пробить тоже надо кое-что.
Стук в окно. Затем треск разбившегося стекла.
Интерлюдия Первая.

Появляется дама лет тридцати девяти в леопардовом платье, белой фате и с дамской сигаретой.
Принцесса: О! Дракон! Где тебя черти носили? Мне уже тридцать четыре года, женщина ягодка можно сказать, а дракон, один лишь дьявол знает, где гуляет! Ты чего это, косматик, меня не похитил?
Зеркало: Э… это точно не черненький мужичонка…
Дракон: Ты кто такая? И какого лешего ты делаешь у меня в комнате?! (из ноздрей повалил дым)
Принцесса: Ах! Как грубо! Но и я не лучше! (затянула сигаретку и выпустила пару колечек дыма). Я официальная и единственная наследница трона Шестого Королевства, которое принадлежит моему отцу Велисию.
Зеркало: Слышь, дракоша, на твою зеленую мордашку кто-то запал!
Дракон: Заткнись, свет мой зеркальце! А вы, гражданка, пошли прочь из МОЕЙ башни! И мне глубоко и очень старательно насрать на вашу наследственность!
Принцесса: Да как ты смеешь! Я прикажу армии моего папеньки разрезать тебя на мелкие зеленые кусочки! Хотя… (игриво) твоя грубость меня возбуждает… Иди сюда…
Дракон подошел и выбросил принцессу в дырку, откуда она и появилась.
Дракон: Теперь придется покупать новое стекло. Хе! Принцесса! Больше на престарелую фрейлину похожа. Это все продавец лука! Небось, его жена.
С улицы доносится дикий крик.
Принцесса: Я до тебя доберусь ящерица-переросток! Ты еще пожалеешь, саламандра недобитая!
Дракон: (кипя от ярости, буквально плюясь огнем, выгладывает в окно) Пошла нахрен отсюда, ночная бабочка! И своему мужу продавцу передай, что я его на ростбиф пущу!
Зеркало: Успокойся! Психотерапевт в отпуске, не забыл?
Дракон: (отворачиваясь от окна) Ну и дамочка! Наглая до невозможности! И что это за Шестое Королевство.
Звонок. Дверной звонок.

Дракон: Ну если это она! Я ей ноги оторву и заставлю пришить их на ушах.
Дверь отворилась и показался…
Интерлюдия Вторая.

Рыцарь: Страшись, злобное чудище! Я рыцарь Гигерон Бесстрашный, владелец трех кораблей и одного замка на побережье прекрасной долины, где растет лучший виноград во всем Шестом Королевстве.
Зеркало: Побережье долины? Какие у нас рыцари грамотные пошли. Очуметь!
Дракон: Ну и?
Рыцарь: Эм… Что и?
Дым в лицо рыцаря.
Дракон: Че приперся? Чаи гонять или милостыню просить? Хотя единственное, что я могу предложить это ужин из твоей левой руки.
Рыцарь: Тебе не испугать меня, тварь! Я уничтожу тебя и освобожу принцессу!
Зеркало: Хе-хе! Лихо заверчено, жаль опоздал рыцарек! Твоя принцесса в данный момент бегает по полю и сыплет проклятиями направо и налево.
Дракон: Кто ТВАРЬ?! Каво ты уничтожишь? Щас ты в своих белых латах, вонючем плюмаже, со своей захудалой лошадкой…
Конь: Э-э! Ты потише, василиск крылатый!
Дракон: (не замечая слов коня)…ощутишь боль и обиду хорошего пенделя под зад. А дальше будешь спасать принцесс, чувствуя постоянное присутствие огромной шишки на своем седалище!
Сзади послышался дикий крик.
Принцесса: О, прекрасный рыцарь, спаси меня! Это ужасное чудовище похитило меня и хотело сожрать с потрохами!
Дракон: (глупо открывает и закрывает рот, не произнося ни звука)
Зеркало: Гражданка! Вам ясно сказали, что надо валить отсюда!
Рыцарь: (ошалело поглядел на принцессу) Э…. вы принцесса?
Принцесса: Ах, ты болван в латах! Не узнаешь официальную и единственную наследницу трона Шестого Королевства? Как такого простофилю земля носит?!
Дракон: И-и-так! Достали! (и он сначала взял за шкирку рыцаря, а потом принцессу, выкинул их в разбитое окно).
Зеркало: Кажется марафон прекратился… Наверное, сегодня пасха.
На улице послышались трубы и фанфары.
Интерлюдия Третья.

Гонец: Именем его Величества обращаюсь к тебе, дракон! Король Велисий Первый, Победитель Трех Пиратов, Гроза Туземцев и просто очаровашка, молвит слово через мои уста!
Дракон: Валяй, неваляшка. Ты сегодня самый вменяемый гость.
Гонец: (прочистив горло) Король приказал немедленно отпустить его дочь Нешкидру, иначе загребущие лапы отвратительного чудовища окажутся в месте не столь отдаленном от спины.
Дракон: (просто открывает и закрывает рот).
Зеркало: ну, косатик, дал жару. Самое главное это бежать, что есть мочи. Ты же не хочешь стать Вискасом со вкусом королевского гонца?
Гонец: А че все так серьезно?
Зеркало: (дракон до сих пор играет со ртом в открывалки) У Горыныча стресс в эту неделю. Лопает крестьян направо и налево. Недавно девчушку в шапке красной схарчил. Бабуля ее пришла искать, да только тапок не осталось от пенсионерки. Правда, дракоша расстройством желудка страдал потом.
Дракон: ЧТО?! КОГО Отпустить?!
Гонец: Гражданчик с двумя крыльями, но пасаран!
Зеркало: Приехали…
Дракон: КТО ПАСАРАН?! Щас я тебя отпасараню кулаками по черепушки твоей иноземной! Капец, гонец! (дракон засучил образно рукава и начал наступать на гонца)
Зеркало: Тебя ждет судьба ребятишек, что посмели его Дино назвать. Ой, гончик ты наш ненаглядный, плохо тем детишкам, ой как плохо! Студит ветер их головешки на кольях.
Гонец: (нервно глотнул и пятится назад) я вчера химиотерапию сделал, так что я не совсем полезный!
Дракон: я тебе тогда ноги руки поломаю и в тазик брошу. А тазик буду по огороду катать, по каменьям всяким, чтобы ощущение горок возникало.
Зеркало: Ты раком болеешь?
Гонец: нет, я алкоголик…
Дракон схватил гонца, сломал две руки, повесил на шею игрушечного медвежонка и выкинул из помещения....
-----------------------------------
Продолжать?

Сообщение отредактировал Sparks - 8-06-2008, 10:00

Посвящается софорумцу (кто его узнает, молодец)

Таверна «На троих» была полна народу. Вопреки названию, соображали здесь не только на троих. Унылый крестьянин тянул пиво за столиком у окна в одиночку, двое, одетых как небогатые купцы, обсуждали свои дела за обедом, а в углу веселилась компания не то разбойников, не то наемников – по правде сказать, грани между этими двумя категориями воинов удачи почти не было.
Дверь открылась, и свежий вечерний воздух хлынул внутрь, растворяясь в запахах крепких напитков и разнообразных закусок. Человека, который вошел и теперь стоял у порога, в общем шуме его никто не заметил. Впрочем, он сам обратил на себя внимание, громко произнеся:
- Возрадуйтесь, люди, ибо я принес вам слово Света и Добра!
Удивленные взгляды устремились на него со всех сторон. Путник с виду не напоминал юродивого. Он был высоким, плечистым мужчиной, еще молодым. Белые одежды посерели от дорожной пыли, приобретя оттенок весеннего, начавшего таять, снега. В руках у странника был крепкий дубовый посох, украшенный витиеватой резьбой.
Крестьянин снова уткнулся в кружку с пивом, купцы и прочий люд тоже вернулись к своим делам. За столом наемников засмеялись.
- Вы будете слушать слово Света? - упрямо и еще громче спросил странник.
- Не шуми, - отозвался кто-то.
Смех стал еще громче, его подхватили.
- Тоже мне святой!
- Эй, мужик, выпей пива, полегчает!
Странник устало вздохнул:
- Когда же это закончится? Неужели люди так и будут слепы? О Светоносный, услышь мою молитву вновь!
Он воздел руки. Смех стал громче, но тут же прекратился. Высокую фигуру окутало теплое молочно-белое сияние, а когда оно исчезло, странник стал иным. Металл доспехов ослепительно сверкал. Они делали и так немаленькую фигуру раза в полтора выше, а торчащие из наплечников, налокотников и наколенников длинные острые шипы здорово добавляли устрашающей внушительности. Шипами же щетинилась боевая палица, которую человек держал в руках. Щит, привязанный к левой руке, и двуручный меч за спиной дополняли картину.
- Есть нежелающие слушать слово Света? – гулкий голос из глухого шлема.
Глаза, сверкавшие под забралом, обвели зал. Таковых в таверне, как ни странно, не нашлось – ничто не мешало продолжить.

Немного из будничной королевской жизни.

Дело было в пыточной камере. Его величество сидели на высоком стульчике и покачивали ножкой, зачитывая огромный список обвинений, в котором обвинялся преступник. По правую руку монарха, у стеночки, у бадьи с нежной прозрачной холодной водичкой стоял в излюбленном красном колпаке с прорезями для глаз личный заплечных дел мастер его величества. Из окошка, расположенного почти под самым потолком камеры осуждающе светило солнце. Отдельные его лучи падали на узника, заключённого в камере. Лучи скользили по столу, к которому узник оказался привязан, вырывая из мрака камерных факелов худую фигуру, красивое нервное лицо, обеспокоенно поджатые губы и пристальный взгляд, устремлённый на короля.
А король не нервничал. Он миролюбиво почитывал список, изволяя время от времени чего-то там его чёркать. Иногда он отрывал взгляд от пергамента и сосредоточенно устремлял его на пленника, глубокомысленно при этом покашливая. На памяти палача столь устрашающе его величество не вёл себя уже много лет. А если точнее, с того самого момента как судил несостоявшегося убийцу своей жены. Но тогда хоть понять обиду можно было – пообещал и не выполнил. А тут…
- Да-а-а… - король хрипло протянул осуждающую ноту. Хлопнул по списку. – Нет, ты только посмотри что здесь написано.
Маэстро вежливо склонился, старательно пялясь на свиток. Никаких комментариев от него не требовалось. Только внимание.
- Ты скажи вот что, - монарх почесал лысину, сдвинув корону на затылок, а затем снова водрузив на полагающееся место, - ты как умудрился столько всего наделать, а?
Естественно, пленник только плечами пожал. Король же стал распинаться с новой силой.
- Вот смотри. Прилюдное сочинение сатиры в наш адрес. Вот что это такое? – Король вздохнул и укоризненно покачал головой. Пленник же вскинул голову, но отвёл взгляд в сторону.
- Всё наветы, ваше величество. Врут, запутать вас хотят. Славил я вас, мудрость вашу. Славил там, где другие льстили и хаяли.
- Ты смотри, - король заинтересованно посмотрел на пленника. – Ну… а тогда вот это что такое?
И он снова уткнулся в список, водя по нему пальцу, пока что-то не нашёл.
- Вот. Полез в драку со стражей, во время задержания особо опасного преступника, - король оторвал взгляд от листка и с довольным видом рассмеялся.
Пленник же нахмурил лоб и покачал головой. Обратил ясный взгляд на монарха.
- И здесь наветы, ваше величество. Как же я мог полезть в драку со стражей, если и был тем самым преступником, которого задержать пытались?
- Вот даёт, - король восхищённо хлопнул себя ладонью по бедру и махнул локтём в сторону палача. – Вот артист. Ну хорошо, - и снова король уткнулся пальцем и взглядом в пергамент. – А как насчёт этого обвинения. – Обманным путём лишил дворцовую стражу всех денег наличных, вплоть до последнего флорина. Скажешь, тоже мимо проходил?
- Нет, ваше величество, - пленник серьёзно и твёрдо смотрел в глаза его величества. Почтительно, но как человек, которому нечего терять. – Я человек не служивый и могу играть в карты там, где захочу, а вот подданные ваши, вместо того чтобы защищать вас, пост оставили и играли. Я считаю что только правильно сделал, что обыграл их.
Король на несколько секунд замер. Руки палача привычно коснулись плети. Но последовавшее за этой тирадой реакция оказалась для него неожиданной.
- Вот негодяи. Так и знал что состояние собственного кошелька дороже им сохранности головы нашего величества, - король от негодования брыкнул ногами воздух. – Всех уволю. А начальника стражи под пытки. Король я или не король, в конце концов?
Палач предпочёл почтительно поклониться, чтобы никто не прочёл случайно в его глазах, где именно он видел таких королей. Пленник почтительно помалкивал.
- Вот и я говорю. А они не слушают. Иф, - монаршая милость снова уставилась на пленника. – Ну хорошо, а за что же тебя тогда сюда бросили?
В первый раз за разговор пленник опустил голову.
- Стихи я сочиняю, ваше величество.
Будь на королевской лысине хоть малейшее упоминание о волосах, корона гарантированно зашевелилась на пресветлой голове государевой.
- Стихи? – Король уткнулся носом в список. – Та-ак, та-ак… Ага… Сти… сти…
- Строки рифмую, - подал голос заключённый.
Король оторвался от списка, так и зависнув в нём пальцем.
- Это как, любые, что ли?
- Какие скажете, такие и рифмую.
- Хм, - король слез со стула, придерживая одной рукой корону, а второй, с зажатым в нём списком, опирался о сиденье своего стульчика. Переваливаясь с ноги на ногу он подковылял к столу, к которому бы привязан заключённый.
- А ну-ка, срифмуй мне… э… палач!
Заплечных дел мастер было дёрнулся под взглядом его величества, но быстро взял себя в руки. Заключённый же только кивнул и на секунду призадумался. А затем выдал:
- Заплечных дел мастер в каком-то селе
Засел в придорожном трактире
И вышел под вечер навеселе
Кричать всему местному миру
Что не был маэстро в быту палачом,
Что с чувством подходит к работе,
Что пусть-ка другой машет с дури мечом,
А он пишет труд как по ноте.
И что-то в селе не нашлось молодца,
Кто спорил бы с этим вот мненьем.
И выпив для бодрости каплю винца
Заснул под цикады под пенье.
Король присвистнул, обошёл пленника и стал по другой бок от него:
- Ничего себе. А ещё можешь? – И выжидательно посмотрел ему в глаза.
- Конечно, - прикованный к столу человек улыбнулся и на пару секунд задумался. – Вот например…
Под ветра под воем
Мы шумно сражались
С хандрой и запоем,
С словами-ножами,
С предубежденьем
И с купленным мненьем,
С сомненьем творцов
И с бессовестной ленью.

И день и так ночь,
Но смогли превозмочь.

И лёжа в постели…
- Достаточно, - король принялся собственноручно дёргать ремни на руках заключённого. – Непорядок какой…. Ну чего ты стоишь столбом? Чего стоишь? Помогай давай!
Палач разом позабыл об инструментах своего труда и поспешил к столу, где быстро и профессионально расстегнул все ремни. Пленник сел на столе, принявшись растирать руки. Король же, критически осмотрев его, изрёк своё решение:
- Всё, будешь теперь… работать. Стихи составлять… Ну то есть строчки рифмовать на моих подданных и свиту. И чтоб правдоподобно! – Король погрозил бывшему пленнику пальцем, развернулся и заковылял к выходу из темницы.
Пленник же и палач обменялись взглядами. Палач пожал плечами – в его практике случалось всякое. Бывший заключённый поднялся со своего места и поплёлся следом за королём.

Две миниатюры ни о чём

Прохожий долго смотрел на свиную голову. Он держал в руках нож и покачивал головой то так, то эдак.
- Вы будете резать? – женский голос со стороны правого плеча оборвал его мысли. Не глядя в ту сторону, он быстро кивнул и опустил глаза. Прямо напротив него лежал солидный кус свинины. Почти со священным трепетом прохожий поднял нож и поднёс к мясу, осторожно коснулся его пальцами второй руки. Увереннее. И вот, нажал на лезвие. Волокна мышц поддались и пошли в стороны.
Как же это было непривычно. Внутри всё подрагивало, и на одно краткое мгновение он почувствовал себя владыкой мира, под рукой которого дрожал и трясся космос.
Вот нож стукнулся о разделочную доску. Не ощущая рук прохожий выпустил его. В поле зрения появились руки продавца. Они небрежно подхватили отрезанный кусок и запихнули его в пакет.
- С вас пятнадцать тысяч.
Какое же это непривычное чувство, резать по… Нет, всё-таки не по живому. И эта свиная голова. Такая выразительная, такая ироничная. Прохожий почувствовал невольный стыд – так он увлёкся действием с ножом. А голова была выше его, выше всей этой суеты, она взирала на него почти что с жалостью.
Прохожий вздохнул, поёжился, развернулся и пошёл прочь. Сегодня у него не было денег чтобы платить. Мало ли что там кто кричал сзади.


Вода закончилась ровно в тот момент, когда человек перестал намыливать своё тело. Он стоял в душе с гелем для душа в одной руке и лейкой в другой. Из сеточки отверстий стекали последние редкие капли воды, тело коснулся ветерок, неуверенно пробивавшийся из щели под дверью ванной, живот и ноги начинало пощипывать.
Человек стоял и ждал. Он не надеялся на чудо, он просто пребывал в прострации неверия. А затем отложил в сторону сначала шланг с лейкой, потом отставил гель. С брезгливым возмущением осмотрел своё тело и потянулся за полотенцем. Принялся с мрачным упорством оттирать им жидкость с рук.
Тут его посетила идея. Захватив полотенце с собой он выбрался из душа, вышел в коридор (предварительно прикрывшись на случай если его одинокое пребывание в квартире решат прервать… да хотя бы воры) и добрёл до кухни. Там на плите стоял чайник. Пустой чайник. Человек огорчённо подержал крышечку в руках и положил её обратно. Продолжил оттираться полотенцем прямо на кухне.
Тело всё равно немилосердно щипало. А потом снова дали воду. Блаженство.

Сообщение отредактировал Сейден - 18-06-2008, 18:34

[i]Два небольших эссе/i]

Поле битвы Бога и Дьявола – душа человека. Сейчас, наверное, уместнее сказать: поле битвы машины и души. Как много кричат о том, что культура умирает, что искусство изжило себя, что мы – дети урбанизации – носители исключительно компьютерного интеллекта, который бережем и храним в КПК-кашках за пазухой. «Пластмассовый мир победил». В нас, да, победил. Мы же мертвые. Мы же сейчас едем в метро – я и молодой паренек - и наши уши надежно заткнуты музыкой в плеере, взгляд устремлен куда-то в пустоту, где нет пьяных кавказцев, назойливых торговцев, невыразимо шумных женщин с крашенными хной волосами, крикливых детей… Весь этот мир вокруг нас – вся популярная и вроде как «настоящая» литература кричит, нет, выплевывает эти слова – мертвый, и мы тоже.
Иногда я устаю улыбаться, слушать и слышать. Иногда мне до тошноты противно стоять в этом потном вагоне, слушать чужие разговоры, видеть в чужих лицах только отражение собственной усталости.... А потом я думаю, насколько же цивилизованны люди, если безропотно трясутся в душном вагоне, проталкиваясь к выходу на нужной станции нечеловеческими усилиями, когда тебя со всех сторон сжимают и толкают. Попробуйте проделать то же самое с любой молодой собачкой, которая радостно виляет хвостом перед каждым (как и «современные девушки», как любят злобно и занудно говорить те старухи, которые сами в молодости не навилялись хвостом), и она искусает вас так, что вы сможете пойти работать в школу пособием по биологии типа скелет. Если все-таки этот парень с залепленным наушниками слухом молча и брезгливо, но уступает место не слишком опрятному старику, если мы молча – молча! – сжимаем кулаки, глядя на кучку крикливых грязнуль-цыганок, если мы находим в себе силы улыбаться маленьким детям с испуганными глазами – значит, мы живые. Мы, которые не хотим слышать, видеть, прикасаться, которые устремлены куда-то глубоко в себя, которые, может быть, говорим звонит или ихний и не знаем, кто такой Мусоргский. Какие угодно неправильные, хуже, чем все, что были раньше, но – живые. «Пластмассовый мир» никогда, никогда не победит.

______


- Вчера стоим на Пушке, я, там ещё два чувака, пиво пьем, и…
- Просмотреть конкурсную документацию и…
- Ну че ты ржешь, я с тобой серьезно разговариваю…
- Давай лучше в среду? Я с обеда отпрошусь, поедем…
Вы говорите, говорите, говорите, я буду стоять здесь, в уголке, я прижмусь к стене, я буду слушать, вы говорите, говорите…
Вы, простые и сложные, блондины и рыжие, толстые и тонкие, разные, разные, разные – я люблю вас. С полной аморальностью ученого – хорошие, плохие, правильные, неправильные, все равно – я не могу на вас насмотреться, разобраться в вас, раскопать вас до самого дна, исчерпать неисчерпаемое, понять – как же вы устроены.
Девушка, ты похожа на маленькую симпатичную бульдожку. Короткие чуть косолапые ножки, низенький лоб, водянистые круглые глазки, верхняя губа сильно выступает над нижней – лицо, выражающее мгновенную готовность к команде «взять!», работу усеченной мысли в тесном пространстве узенького лба… Расскажи мне, как ты думаешь, маленькое загадочное существо? Коротко, рвано, по-бульдожьи: «взять!»? Или?..
Я когда-нибудь пойму, я разгадаю тебя – как ты думаешь, как проходит твоя простая, не заумная жизнь там, у тебя в голове?
Я млею от хороших стихов, я люблю их, они обладают надо мной странной властью, я сама пишу, пытаясь выразить – не мир в себе, а себя в мире, но… Я не поэт, наверное. Закон звезды и формула цветка – в этом вся суть поэтического сознания. А я не хочу закона звезды, не хочу формулы цветка, я хочу наглядеться, насмотреться, я хочу разобрать вас по винтику, внутренних, простых и сложных, странных и обычных, любых… Я хочу научиться говорить так, чтобы в моих словах можно было услышать разных людей, не учить вас – упаси Боже, с собой бы справится – но показать вас, выразить, выписать…
Вы говорите, говорите, я буду стоять здесь, в углу, я буду слушать, я буду пытаться понять вас по этим словам, вы говорите, говорите

Сообщение отредактировал Полуэкт - 16-06-2008, 11:55

Человек снежный
- Да, нет здесь его, Егор, я тебе точно говорю!
- Еще один день и получишь ты свой ящик водки, Михалыч.
- Два ящика!
- Если найдем, то два, а так – один.
- Мы уже две недели по тайге шаримся, и охота тебе лишний день мерзнуть? Пошли домой. Вернешься к жене, к детям…
- Про жену ты зря вспомнил, теперь точно сегодня назад не пойдем.
- О Боже!
- Я тебе обещал снегоход подарить? Отвечай! Обещал подарить снегоход при любом исходе?
- Ну, обещал…
- А ты себе еще ящик водки выторговал. Так что заткнись и веди к своей берлоге.
- она не моя, а медвежья – обижено просипел опытный егерь Михалыч, прокладывая новую тропу в тайге. За ним след в след шел питерский охотник и просто старый друг егеря Егор Стеклов, всю свою сознательную жизнь мечтавший найти снежного человека.
Михалыч уже сто раз пожалел что согласился на эту авантюру. И хотя съестных припасов у них было еще в избытке, но таскать за собой балласт в виде не знающего тайги городского охотника ему осточертело еще в первую неделю их экспедиции. Житель каменных джунглей в лесу был абсолютно беспомощным: брось его одного – ведь замерзнет насмерть. Нет, такой охотник должен сидеть на вышке к которой его довезет комфортабельный мерседес и ждать выхода зверя. Вышел кабан – стреляй. Если повезло, то забирай мясо. То есть нет, - не ты забираешь, а егерь. Да еще он доставит тушу до охотбазы, разделает ее и отдаст тебе самую вкусную вырезку вместе с трофеем.
Европейская охота, твою мать – чертыхнулся Михалыч, представив себе жирного немца, под весом которого несчастная вышка чуть ли не разваливается.
Эх, не добили мы их во Вторую Мировую, а надо было бы всех вырезать. Правильно говорю Егор? – поинтересовался егерь у своего спутника.
- Что? Уже? Пришли? – отрывисто спросил охотник.
- Нее, до той заброшенной берлоги еще топать и топать, она во-о-на где – ответил Михалыч, показывая рукой направление. Ответил и застыл как вкопанный. Аккурат параллельно их курсу двигалось звероподобная фигура с неестественно длинными руками, прямоходящая и вся покрытая густым иссиня черным мехом. Егор её тоже заметил и стал торопливо доставать ружье, прикидывая расстояние до цели. Егерь начал падать в снег, увлекая охотника за собой. «Правильно, а те не дай Бог нас увидит и пустится в бега» - подумал Егор. Но фигура продолжала свой путь, не видя охотников. Двигалась она как-то слишком неторопливо и грустно что ли: ссутулившись, опустив болтаться свои длинные руки, задевающие снег. Охотник наконец достал оружие и посмотрел на существо через призму оптического прицела. «Нет, это точно он. Снежный человек. Наконец-то я его поймал» - мелькали в голове Егора радостные мысли. Тут охотник навел перекрестье прицела на голову цели. И он увидел его глаза. Огромные карие глаза, полные нечеловеческой тоски. И Стеклову почему-то сразу представилось, что вот это могучие существо только что выгнала из дома жена, и он бредет по тайге без цели, погруженный в свои невеселые мысли. Или еще хуже – у него нет жены и никогда не будет, потому что он единственный представитель своего вида на Земле. Или не единственный, но все его собратья разбросаны поодиночке по всей планете. Они всю жизнь ищут друг друга, но им никогда не суждено встретиться. Или же это самка? Каково женской особи знать, что она никогда не сможет воспитать детей? Чувство жалости к бедному животному переполнило Егора. Он представил себя на его месте: одинокого и никому не нужного. Охотник внезапно ощутил сильную злобу по отношению ко всему человечеству, к так называемой цивилизации, которая сделала из этого прекрасного создания изгоя. В этот момент Егор возненавидел себя за то, что он, ради удовлетворения каких-то своих мелочных амбиций хочет лишить жизни, возможно, последнего снежного человека на планете. Однако, с другой стороны – может тем самым он поможет ему, избавит от страданий, от бремени одиночества. Стеклов вдруг отчетливо осознал, что именно ему суждено решить судьбу этого создания. Что ему предстояло сделать выбор, пожалуй, самый сложный выбор во всей жизни простого русского человека, который лишь немножко сильнее чем другие любит гоняться за неизвестностью…
Чего не стреляешь? – вклинился в сознание голос Михалыча.
И Егор нажал на спусковой крючок, думая, что делает благое дело, избавляя страдающее существо от всех его проблем. А может, доблестный охотник в момент выстрела представлял себя окруженным славой, которую он получит когда вернется в мир больших городов вместе с таким замечательным трофеем…

***
На конференции, посвященной обнаружению недостающего звена в цепи эволюции Homo sapiens’а, шло бурное обсуждение. Ученые с мировыми именами до хрипоты спорили пытаясь доказать свою точку зрения. А на почетном месте, в первом ряду, сидел тот, без кого этого шумного собрания просто бы не было. Питерский охотник Егор Стеклов, добывший снежного человека. Сидел и горько жалел о содеянном. Славы ему так и не досталось. Да, его горячо приветствовали лучшие умы человечества, но интересовала их не персона скромного охотника, а уникальный трофей, добытый им в тайге. Именно поэтому Егор был, пожалуй, единственным, кто на конференции не понимал ни слова из бурной полемики ученых, и единственным кому было невыносимо скучно. Что ему эти научные споры? Какое он имеет к ним отношение? Да, когда-то давно, в школе он изучал биологию, и даже помнил, что ему преподавали теорию эволюции в том числе. Но вот в чем она заключается он воспроизвести сейчас не смог бы. В том что все люди произошли от приматов? «Труд сделал из обезьяны человека» - всплыла в сознании крылатая фраза. Или не от обезьяны, а от несчастного, застреленного им животного. Ну, от этого вида людей. Да, именно людей! Он же не человекообразная обезьяна, он – человек, пусть и снежный. И кому какая разница от кого кто произошел? Пусть я буду потомком выращенных в пробирке бактерий, выпущенных на грешную Землю в качестве чьего-то безумного эксперимента. Разве перестану я от этого быть тем, кем я являюсь – человеком? Нет. Так к чему пустые споры?
- А я говорю нужно срочно делать морфометрию и заканчивать описание нового вида.
- Нет, нет, и нет! Он больше нужен физиологам.
- Пожалуйста успокойтесь! Его забирают анатомы.
- Ничего подобного. Эволюционистам образец нужнее!
- Попрошу тишины в зале! – прокричал пожилой профессор, бешено колотя папкой с целой кипой бумаг по столу.
Когда все упокоились, он неторопливо откашлялся и сказал хорошо поставленным голосом, привыкшим читать долгие лекции: « Коллеги мы так никогда не придем к соглашению, поэтому, как председатель комитета, я объявляю, что образец будет предоставлен в пользование всем группам ученых, желающих с ним поработать. Но с условием не нарушать целостность препарата. Да, да, анатомы, я к вам обращаюсь – вскрывать мы его пока не будем. Как я уже сказал, доступ к образцу получат все заинтересованные в порядке очереди и согласно списку.»
- Какому еще списку? – раздался выкрик в зале
- Списку, составленному согласно размерам добровольных взносов на банкет в честь нахождения легендарного снежного человека. То есть, кто больше сдаст денег тот и первый будет работать с ним. – усмехнулся профессор, предвкушая отличную пьянку. – на сим объявляю конференцию закрытой и прошу всех пройти в банкетный зал.
«Нет уж, хватит с меня этого бреда. Пойду я лучше домой.» - подумал Егор и направился к выходу. У самых дверей его окликнул по имени резкий властный голос. Охотник остановился и, обернувшись, увидел двух людей в милицейской форме.
- Секундочку гражданин. Вы Егор Стеклов тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения?
- Да, а в чем собственно дело?
- Оперуполномоченный Николаев – представился оперативник – пройдемте, пожалуйста, в отделение.
- Что происходит, я вас спрашиваю. Зачем в отделение?
- Вам предъявлено обвинение в умышленном убийстве.
- Что? Что за бред? Я никого не убивал.
- Не далее как семнадцатого числа текущего месяца вы застрелили на охоте человека. У нас есть свидетель, да и тело вы сами соизволили доставить в Питер.
- Ничего не понимаю. Какой свидетель, какое тело? Объясните вы по-человечески.
- Свидетель – Ефимов Трофим Михайлович тысяча девятьсот семидесятого года рождения. А тело – вон его как раз в мешок упаковывают.
- Где???
- Да, аккурат рядом с трибуной.
- Вы про снежного человека что ли? – опешил Егор – так это же трофей.
- Следствие разберется трофей это или нет, а пока налицо убийство человека и закону неважно снежный он или хоть золотой.
- Но, как же это? – запричитал ничего не понимающий Егор - Я же охотился…
- Человек он и есть человек и перед законом все равны – заключил лейтенант, подталкивая задержанного к выходу.

Сообщение отредактировал zel - 20-06-2008, 13:40

Маленькая сказка.

Жил-был Ёжик. Обыкновенный, маленький, колючий. Он любил гулять по лесу и собирать грибы, ягоды и листочки. В особенности листочки, ведь он их коллекционировал. Самое интересное - это собирать листочки осенью, во время листопада. Тогда они самые красивые: жёлтые, красные, оранжевые. Бывают также листочки в пятнышку. Такие занимали в коллекции самое почётное место. Ведь сколько разных образов можно увидеть в пятнышках?.. О!.. Да великое множество. Но вот однажды...
Однажды Ёжик вышел из домика на прогулку по осеннему лесу, неся в лапах корзинку и палку. Сухие листья загадочно шуршали под лапами и от прикосновений палки. Грибы же старательно под ними прятались и никак не желали попадаться Ёжику на глаза. "Ну и пускай, - беззлобно подумал Ёжик. - Тогда я просто буду гулять." И он стал гулять, наслаждаясь прекрасной и тёплой осенью. Он гулял и думал, думал о том, как всё прекрасно и хорошо...
- Привет! - нарушил гармонию леса чей-то озорной голос.
- Привет, - Ёжик остановился.
- А ты кто?.. - голос принадлежал маленькому рыжему бельчонку, сидевшему на еловой ветке.
- Я Ёжик, - представился Ёжик. - А ты?..
- А я Бельчонок, - он соскочил на землю и посмотрел на собеседника. - Хочешь найти сокровище?..
- Сокровище? - переспросил Ёжик. - Возможно. А что для этого требуется?
- Не знаю... - растерялся Бельчонок. - Но... Давай просто его поищем?
- Давай, - согласился колючий коллекционер листьев.
И они пошли искать сокровище. Ёжик и Бельчонок. Они шли куда глаза глядят. Шли долго, пока не остановились на краю обрыва. Тут лес кончился. Было уже поздно. На небе появились луна и звёзды.
- Красота... - прошептал Ёжик, глядя на небо.
- Вот оно, Сокровище!.. - сказал Бельчонок.
Ёжик был полностью согласен со своим рыжим спутником. Двое лесных жителей сели на край обрыва... Они сидели так до самого рассвета, наблюдая за ночным небом...

Я-то все в "Мансарде", все в "Мансарде"...Ну и здесь отмечусь, что поделать.

(Внимание, это не "чистое" произведение, а очень даже идея прикла. Ну, я её слегка подрубил...Но во всем вините Аккеранов, Вел, Номихинов и прочих квакозябр, это они вкачивают в меня вдохновение!)

Elegia

Свет лампы освещал сухую бумагу очень толстой тетради. Было видно, что её сильно потрепало временем, в неё вклеивали и выдирали страницы. Ровный бисерный почерк испещрил строчки. Его серые глаза внимательно вчитывались в каждую букву, словно бы ища ответ на какой-то вопрос.

10 мая 2003 года.
...Мне никогда не нравилось улыбаться. Мне не нравилось то, как растягиваются и меняются черты лица, не нравилась глупая и неестественная мина улыбающихся. Вполне возможно это просто какая-то патология, странность, глупость. Но редко когда увидишь человека, без каких либо отклонений от нормы.
Я смутно помню, что когда осознал этот неприятный факт, я подошел к зеркалу и попытался улыбнуться. Уголки губ поползли вверх, глаза чуть прищурились... И в где-то внутри меня появилась ненависть, отвращение к этой мерзкой расплывшейся роже, к этим серым глазам-щелочкам. Я улыбался, но чувствовал злость. Как будто кто-то другой, похожий на меня, смотрел из зеркала, скалил свои зубы, смеялся.
Порезов было много, но все не настолько серьезные, чтобы о них беспокоиться. Какой-то осколок этого зеркала я так и не смог вытащить. Рука с тех пор иногда побаливает, но, я думаю, это не так важно. Гораздо важнее то, что я понял – улыбка... не то что я хочу видеть в других и в себе. Вот и все.

Он пролистнул страницы. Дальше шел какой-то ненужный хлам, глупость.

6 июня 2006 года.
...Если вы читаете этот дневник, то... Даже не знаю. Давайте начнем заново. Если вы читаете этот дневник, то вероятно, по каким либо причинам, я сам, самолично дал вам его почитать. Либо уже валяюсь мертвым где-то неподалеку, а вы листаете эти страницы. Либо бы вор, и украли его. Либо... Либо случилось то, чего я так долго боялся. Мой неведомый читатель – это я сам. Что ж, если так, то тебе лучше сесть и повнимательнее вчитаться в эти строчки.
Прежде всего, запомни – ты это не я. Я это не ты. Мы с тобой действительно РАЗНЫЕ люди, понимаешь? Да, наши глаза одинаково серые, да наши лица и тела абсолютно идентичны. Но ты можешь считать нас близнецами. Важно то, что когда-то...Когда-то я был в этом теле. Кажется как-то так.
Прости за сбивчивость, но в таких случаях очень сложно собраться с мыслями.
Есть несколько вещей которые ты должен понять. Помни, что ты – не вечен. И в отличие от многих других, ты еще более уязвим, чем другие. Твое тело в прекрасной физической форме (я надеюсь), твои чувства и рефлексы обострены многократно. Но все это неважно, если...

На этом запись обрывалась. Далее шло несколько пустых страниц, на некоторых из них были видны странные и непонятные рисунки, на иных – просто непонятные каракули. И квадратным почерком, со слабым наклоном влево...

1 февраля 2010 года.
...Я нашел этот дневник третьим, судя по всему. А быть может и больше. Быть может есть и другие, такие же тетради с твоими-чужими воспоминаниями. Но конкретно в этом дневнике первые записи датированы от 2002 года, восемнадцатого июля. Я пишу эту запись первого февраля, 2010. За восемь лет этот глупый дневник уже успел сменить трех владельцев. Ты, наверное, будешь четвертым. Хотя, вполне возможно, я смогу разорвать этот круг и остаться в этом теле. Хотя, надежды практически никакой – ты можешь почитать ранние записи.

Следующая страничка.

3 февраля 2010 года.
...Это очень тяжело – жить в постоянном страхе. Знаешь, ты это тоже скоро поймешь, я уверен. Поймешь, что завтра – вчера – сегодня можешь исчезнуть, а твое место займет другой, не ты. Наши характеры и вкусы могут отличаться – я сам обнаружил себя в какой-то дурацкой майке и глупых штанах в облипку. Иногда становиться страшно от того ЧТО делали с этим телом, не так ли? Когда я пришел в кафе напротив той квартиры где я появился, мне принесли «как всегда» - яичницу с беконом. Ненавижу яичницу с беконом. А ему, другому, говорят, нравилось. А, вот еще что – к тебе могут подходить незнакомые люди, которые будут утверждать что они, дескать, ЗНАЮТ тебя. НЕ ВЕРЬ. Слышишь? Не ВЕРЬ! Эти ублюдки будут говорить что угодно, так как им...

24 февраля 2010 года
...Я не знаю когда исчезну конкретно я. Иногда мне жаль вас, будущие ребята, мне жаль того, что вы будете плакать как девочки, боясь завтрашнего дня, следующей секунды. Вы будете хотеть покончить со всем этим, но не сможете – или быть может наоборот. Мне жаль вас и...Не жаль. Я вас ненавижу. Вы – будете, а я – уже нет. Так или иначе, но все когда-нибудь закончится. Для меня и для всех вас. Вопрос – когда? Для меня и для всех вас.

Он затаил дыхание. Следующая запись была очень короткой, неуверенной и явно написанная чьей-то дрожащей рукой.

26 февраля 2010 года
Итак...Я нашел этот дневник четвертым. Что же дальше?


_____

2 и 3. Пошловато-пятисекундные зарисовки. Вот как-то так.

Невидимки.

Мы – невидимки. Хотя… Определение неточное. Вы видите нас каждый день. Скользите по нашим лицам безразличными взглядами. Проходите мимо. Не замечаете. К нам не подходят знакомиться на улицах, нас не спрашивают где эта улица, а где тот дом. Да что уж там, нас даже уличная гопота не замечает.
Мы – невидимки. Бесплотный, безразличный наполнитель этого города. Мы создаем ему гул, мы дарим ему молчание ночью. Частичка толпы – это мы. Та девушка с усталым взглядом, тот парень, отрешенно глядящий в окно – одни из нас. Мы не учувствуем в митингах, и не ходим на флэшмобы. К чему?
Честно говоря…Это приходит незаметно. Ты приходишь домой, в сотый раз прокручиваешь заученный алгоритм «туалет-ванная-кухня-телевизор-книга-ванная-спать-спать-спать», в сотый раз пробуждаешься от шума проклятого телефона, в сотый раз выходишь на улицу города. И становишься невидимкой.
Это не так уж и плохо. Никто не будет тебя доставать глупыми вопросами, никто не помешает твоему уединению. Твое лицо теряет мысль, из глаз уходит выражение – ты слился с городом и больше ничего не нужно. Ты открыл свою реальность. Ты открыл свой мир, свою галактику. Окунись в неё с головой. Ненужно выныривать. Все это проходящее.
Некоторые говорят, что это смерть. Некоторые говорят, что это боль. Нет, они неправы. Это…покой. Это одиночество. Больше ничего.
Мы – невидимки. Не видим, не слышим, не знаем, не чувствуем. Наши глаза смотрят, но не замечают. Наши уши слышат, но не слушают. Наши лица… Нет мысли. Нет боли. Нет нужды. Нет усилий. Все это наносное.
Закрой глаза. Прикрой уши. Не видь. Не слышь. Так легче. И молись, молись, молись. Только бы не с тобой, только бы не сейчас. Но только тихо.

…Ведь ты – невидимка.

Пречистая.

- О, Пречистая! Столь же прекрасная, сколь благочестивая подобная Лилии Невинной!
Она медленно вытащила заколку из гривы светло-золотых волос. Та рассыпалась по плечам желто-белой волной. Огромные темно-карие глаза, с печалью посмотрели на столь прекрасное отражение.
- О, Пречистая! Твоя мысль чиста и непорочна!
Холодная вода коснулась её порозовевшего лика. Крупные капли-бриллианты скользнули вниз по щекам к подбородку.
Гребень с легкостью прошел сквозь потоки тонких золотых нитей.
- О, Пречистая! Твои помыслы полны светлых дум!
Одеяние слетело с плеч. Тонкая сорочка не прикрывала изящные руки и стройные, красивые ноги.
- О, Пречистая! Твое слово дарует Искупление!
Стук. Её сердце остановилось в груди. Медленный скрип открываемой двери.
- Лирия?
- О, Пречистая! Лишь в тебе истинная Святость!
Её мягкие губы коснулись его шеи. Полуулыбки, полувздохи. Нежные-грубые-страстные касания. Хитрая улыбка на припухших губах:
- Не забывай, Серж…Я Пречистая.
Он хихикнул.
- Уж это-то я знаю.
Его ладони чуть сильнее надавили ей на плечи.
- О, Пречистая! Твоя непорочность войдет в века!

4. Я писал, но не закончил, к сожалению. Жаль-жаль.

Ползи на Свет.

Комментарий: Написано под свежим впечатлением от прочтения рассказа Шекли «Конечная». Не наслаждайтесь.

О да, у этого место множество названий. «Алеф», «Ад», «Конечная», «А-это-где-то-на-юг-от-скорняжной-и-направо-по-улице», и совершенно неважно как ты его находишь, главное, ты не можешь его забыть, да.
Первый персонаж появляется на вашем пути - это мистер Круг, у него толстые ляжки и еще он философ. Ну, по крайней мере так многие говорят.
- Молодой человек, вы случайно не знаете где можно найти великое «Быть Может»?
- Отвали от меня, старый хрыч, я не занимаюсь ребусами.
Дальше можно познакомиться с Графоманом, он утверждает, что его имя известно многим, но на данный факт всем плевать, поэтому все зовут его просто «Графоман». Насколько я помню, первую половину дня на него нисходит вдохновение, но, вот беда – куда-то задевалась вся бумага, ну а во вторую половину дня Муза поворачивается к нему своим изящным задом, однако зато он находит целую кипу разлинованных и чистых листов. Ну, по крайней мере, он так говорит.
- Вы читали моё произведение? И как вам?
В такие моменты его мутненькие глазенки-пуговки загораются почти маниакальным блеском, и до вечера он вас не отлипнет. Если он вам надоест, просто пните его посильнее.
Здесь ничего не производят, но много поглощают. Сюда завозят красивые картины, но в галереи приходят только уборщики и тусовщики. Здесь делают самый вкусный бифштекс, но вы никогда не найдете для него гарнира.
Здесь пылятся тысячи новейших компьютеров и телевизоров, но штепсель никогда не подходит к розетке. Сюда сотнями завозят Вторые Половинки, но Первые в комплектацию не входят.
Где-то здесь можно найти памятник Ничему, но его никто не видел, так что можно наплевать на это.
А вот мьсе Ральф, Критик От Бога, в тысячный раз просматривает самый прекрасный фильм на свете и в тысячный раз пытается его раскритиковать. В конечном счете, он плачет и идет к зеркалу. Становится слегка легче.
- Вы знаете, что Энтропия пожрет все?
- Ммм…У этой фразы риторический смысл?
- Да нет, просто мне вдруг подумалось.
Здесь продаются билеты на обратный рейс, но его все время задерживают на час. Здесь каждый день ждут важное письмо, но почтальонов нет, а есть только коммивояжер «Сегодня-я-рад-представить-вам-замечательнейшую-штуковину». Здесь ваша любимая песня звучит на последних аккордах всякий раз, когда вы включаете радиоприемник.
- Вы хотите найти отсюда выход?
- КОНЕЧНО! И где?
- Да я просто спросил…
Тут хочется большого и светлого, но единственное что могут вам предложить – блондинистого толстячка Гарри. Гарри любит девушек и стэйки и не сильно любит последствия. Поэтому стэйки для него предпочтительнее.
- Я открыл измеритель Жизни!
- И сколько?
- Эээ…Минус десять.
- Черт.
Здесь каждый день начинаются множество рассказов, но ни один из них не находит свой конец. Здесь ваша жизнь стоит копейки. Правда и смерть тоже.

Легенда о Ас’Сарен

Все когда-то начинается и заканчивается. Давным-давно эльфы Кормантора сложили легенду о человеке, который жил среди них и затем покинул. Судьба его столь сильно задела эльфийские сердца, что они не могли не вложить в эту историю часть своей печали и горечи.

Как говорилось уже, давным-давно, когда боги еще не сошли на землю по велению Ао произошли события не менее великие. Даже в те древние времена в Королевском лесу жили друиды. Они большей частью были советниками лордов и баронов, чьи замки в больших количествах стояли среди леса, так тесно соседствуя, что невозможно было избежать между ними конфликтов. И эти замки должны были обеспечиваться, потому деревенские жители вырубали леса по выданным друидами ограничивающим разрешениям и создавали все новые деревни и пашни на месте погибших древ. Тогда еще гремела во всех тавернах славная Кормирская песня, знаемая всеми путниками и которая за ветхостью текста теперь перешла в мифы и только любознательные барды еще поют ее – Кормирский Хвастун. Одно радует, что игру «Меч и Щит» ни в какие годы не забывали, даже в самые страшные из них, когда магия вышла из-под контроля и величайшие из волшебников погибали, не выдержав магических вихрей. Но вернемся к истории.
Когда еще графства не разрослись, поглотив в междоусобных воинах соседские территории и их замки, в лесу сохранялась волшебная долина, где жили все магические лесные существа и в особенности дух леса – великий олень. Эту долину охранял мудрый друид – стаж зачарованной и священной для друидов земли. Но однажды, не предупредив свой круг старших, он привел в заповедник свою родственницу. Маленькую девочку, которая должна была стать друидом под его началом. Забрал он ее у бездушных родителей, которые никогда не верили в силы Матери Природы и жили в городе, поклоняясь богине торговли и золота – этого презренного металла. Зная о особенностях девочки, так как он иногда навещал своих родственников, он разглядел в черноволосой малышке дар говорить с животными.
***
Пару недель страж и Ас’Сарен жили в мире в священной роще, пока не прилетел крылатый вестник от главы круга с тем, что мудрец зачарованной долины нарушил их законы, когда привел с собой человека не их веры в священное для друидов место. Посылать ответ мудрец не стал, он дождался вестника. И тогда пришел друид в один из прекрасных летних дней, когда идет дождь и светит солнце, делая заповедник особенно прекрасным. Стоит упомянуть, что в лесу вековали лесные эльфы и девочка росла среди одного из самых прекрасных народов Фейруна. Она общалась с дриадами, как научил ее дядя, и плясала с нимфами под звуки дудочек сатира, когда те были не против принять ее в свой хоровод.
Вместе с дядей она совершала обряды и постигала предназначение каждого из растений, его целебные и смертельные свойства, пытаясь воспроизвести через Мать Природу исцеляющую силу эликсиров. Девушка с головой погрузилась в подлунный мир тайн лесных магов и колдунов, которых называли друидами. Пока еще вера в мать природу после города казалась ей несущественной, но уже через пару лет она поняла, в чем прелесть любить и уважать свою землю, ведь та дает не только исцеление и успокоение. Все эти годы ее обучения дядя – страж священного леса, доказывал кругу, что Ниара делает немалые успехи в становлении и что из нее получится отличный лесной друид. Возможно, она когда-нибудь заменит одного из круга и будет даже более влиятельной среди местных лордов, чем глава их круга. Он не просто предполагал это, но заметил, с какой живостью Ас’Сарен изучает природу и свойства магии. Одного лишь не знал старый наставник. Когда девочка подросла и стала девушкой, ничуть не уступая в красоте нимфам и дриадам, эльфы стали более охотно принимать ее в свое общество, хотя и считали ее легкомысленной, но им приятно было лицезреть прекрасное и наряжать деву леса в свои изысканные одежды, приглашать на ежегодный и самый роскошный праздник лета – Праздник цветов, когда можно испить вкуснейшее из вин – вино фей.
Когда же дядя был занят хлопотами, разбирая дела между проезжавшими через чащу бардами и кентаврами, но чаще между бардами и нимфами, так любящими музыку и особенно смертных мужчин, Ниара, уже почти оформившаяся женщина, убегала в ближайшую деревню на вечер и водила хороводы вокруг огромного костра и даже забавляла местных молодых людей силами природы, явно еще не понимая, что подобное колдовство не принесет природе никакой пользы.
Было начало осени, когда она убежала в деревню, тогда ей должно было исполниться восемнадцать лет. Она переросла возраст, когда девочек выдают замуж, но ее красота только наоборот расцвела с годами. Ас‘Сарен - все еще юная (по меркам и людей и эльфов). Многие молодые эльфы дарили ей баллады и приглашали танцевать на поляне под луной под звуки арф и мелодию лесных рек и шум древесных крон, которые как будто аплодируют молодым артистам. В тот день дядя особенно устал. Он вернулся рано и заметил, как выйдя из их лесного дома в эльфийском платье из шифона, девушка направилась в сторону деревни, прикрыв лицо прозрачной полоской ткани. Что-то словно вселилось в старого друида и он бросился следом за девушкой, бесшумно ступая за ней по пятам. Он знал, что искусству выживания и тихой ходьбы по лесу Ниара не уделяла должного внимания, как и своему орлу, которого призвала год назад. Ему легко удавалось следовать за ней, не вызывая подозрений. Уже в деревне он не мог поверить свои глазам, когда заметил как будущее его в ее лице, его душа в ней, совершенно презрев все приличия и выдержку кружится в танце и обнимается с молодым полуэльфом. Он выбежал из чащи, из которой наблюдал за молодыми, и, схватив Ас‘Сарен за руку, «оторвал» от полуэльфа.
- Дядя, стой! – кричала она по-эльфийски. Прозрачные зеленые эльфийские одежды красиво выделяли все прелести Ниары, сочетаясь с загорелой кожей, а прямые черные волосы в сочетании с тонкими чертами лица и хрупким телосложением делали ее похожей на эльфов. – Позволь мне остаться! Дядя, я не могу вечно жить среди дриад и единорогов! Пусти меня, ты порождение древнего зла! Пусти!
Старый друид резко остановился и взглянул на Ниару злыми, горящими инфразрением, глазами. Он ничего не сказал, но девушка отпрянула, как если бы он дал ей пощечину, хотя далеко и не смогла отойти, ибо он не позволил ей вырваться из крепкой хватки.
После этой истории друид проводил много времени среди кентавров и других обитателей леса. Не сразу к лесному дому стали приходить нимфы и полудриады, как то бывало раньше, приводя к гостеприимным хранителям чащи бардов, поэтов и романтичных влюбленных. Однажды друид не возвращался два дня и Ниара подумала, что тот отправился к совету Девяти, но ночью он вернулся. Осенью было промозгло и мокро от дождей.
- Где ты был? – спросила она, когда орел – Апрель – так она назвала свою птицу, принес ей весть о возвращении дяди. – Я беспокоилась за тебя, дядя. Сейчас принесу тебе травяного чая и горячей еды.
Друид ничего ей не сказал, он был мрачен и двигался очень скованно. Его белоснежные одежды запачкались, а длинная белая борода повылезала частями, края широкополой зеленой шляпы обвисли, и теперь будет сложно привести ее в надлежащий вид.
Не сдержавшись, друид закашлял и было ясно по этому звуку, что он серьезно простужен и болен. В те времена хвори очень сложно было вылечить, если тебе не помогает магия.
- Дядя, ты все еще злишься на меня? – Еду Ниара поставила на столик рядом с любимым креслом друида из кожи медведя. Она присела у его ног и ласкаясь щекой к руке старого дяди, ласково спросила его.
- Нет, - коротко ответил он, но прозвучало это так грубо, что девушка даже содрогнулась.
- Я же попросила прощения.
- Ты… ты… акха-кх… вела себя недостойно друида. Тебе не стоит дальше жить со мной, если тебе не нравится. Возвращайся к своим родителям и живи в городе.
- Но моя жизнь принадлежит этой роще. Я должна сохранять ее, чтобы магия не угасла.
- Магия… два дня назад я узнал, что наши перемещающие грибы уничтожены. Трещины по всему периметру затянулись, и придется тратить дни, чтобы добраться теперь до высшего совета. Их нужно предупредить. Эти грибы были самым сильным лечебным ингредиентом зелий, которые излечивали не только раны, но и многие другие болезни, даже очищали кровь от яда. И я не говорю о перемещающих свойствах покрывающего их моха.
- Но ты сильно болен! Позволь мне отправиться к кругу тринадцати.
- Нет, они так и не приняли тебя в ряды друидов. Ты еще слишком слаба, чтобы говорить со столь мудрыми людьми, и слишком опозорена среди лесных жителей. Ниара не выдержала и расплакалась, она быстро поднялась с колен, подобрав края эльфийского платья и выбежала на улицу. Друид остался сидеть в кресле и задыхающееся кашлять. Глаза у него слезились, но было неясно от чего больше.
Ниара все бежала по лесу, пока не споткнулась в темноте и не набрела на жилище дриады, их давней подруги и стражу. Дерево древесной колдуньи было выжжено, недалеко звучала арфа и прекрасное пение, а сама дриада обожженной лежала в пяти футах от дерева, зажимая в обгоревшей до кости руке зачарованное копье. Платье девушки начало мокнуть под мелким осенним дождем.
- Миаларэ?! – подбежала к ней девушка, развернув к себе лицом. Заглушив пение и игру арфы по лесу разнесся волчий вой, такой печальный и отчаянный, что многие волшебные существа пришли на его зов. – Миаларэ! – кричала Ниара Ас’Сарен, позволяя слезам течь по молодому лицу.
На исполненный печали голос молодой друиды пришел бард, он отложил свою арфу. Волосы у него были седые и коротко подстриженные, аккуратная ухоженная бородка-испанка из тех же поседевших, почти белых волос, вокруг мягкий розовых губ. Он был стар даже по человеческим меркам.
- Не плачь, эльфийка. – Опустился рядом на колени бард, пытаясь заглянуть ей в лицо, и поглаживая девушку по черным прямым волосам. Чуть помедлив, он рассмотрел тело дриады и спаленное дерево. Лир еще не видел лица Ниары, скрытое черными волосами.
– Ты видела убийцу?
- Нет, - ответила Ниара по-эльфийки, нежно поглаживая по обгоревшей голове с остатками волос погибшую дриаду. – Но я отомщу за нее, - она взглянула на барда заплаканными глазами. Они стояли под дождем, и платье друиды вымокло. Бард в свою очередь нахмурился. За спиной музыканта стояла нимфа, в ужасе отвернувшаяся и спрятавшаяся среди листвы низкорослого осеннего дерева. Волосы у нимфы были по сезону золотистые с красными прядями, а кожа медового оттенка, как ствол золотого дуба.
- А ты не из рода эльфов. Прости меня за ошибку, незнакомка, что спутал тебя с дивным народом. Эта погибшая… дриада… была тебе?..
- Пожалуйста, путник, помоги мне отомстить. Это наша священная роща. Эта древесная колдунья была одним из наших друидов-хранителей.
- И куда ты пойдешь, красавица, если не знаешь, кто это сделал?
- По следам убийцы.
- Но дождь смыл все. И смотри, останки давнишние.
- Сказитель! Умоляю, помоги мне!
- Ниара, - отозвалась нимфа, - я направлюсь к твоему дяде, пусть он разберется.
- Спасибо тебе, Осенняя Звезда. Пусть свет звезд ведет тебя, а травы и древа расступаются пред тобой.
Когда пришел дядя, он был еще более хмурен, чем ранее. Убийство дриады и часть сожженной рощи были ужаснейшим злодеянием, причем никто не мог найти единорога.
Бард утром ушел в город, к лорду, и пообещал рассказать ему все, чтобы тот послал своих людей выяснить, не видел ли кто-нибудь единорога или не торговал ли кто-нибудь рогом этого прекрасного животного.
Узнав о случившемся, верховный круг друидов приказал дяде прибыть к античному дубу. Они не сказали о намерение, что лишат хранителя рощи звания стража, но он предполагал что так и случится. Дядя не мог сдержаться. Он фыркал и проклинал, что когда-то отлучился узнать причину гибели грибов. Прежде чем уйти он направился к эльфам и просил у них помощи. Там он познакомил Ниару с ведьмаком. Воин не проявил особого интереса, но согласился помочь за вознаграждение. Перед девушкой дядя извинился и, все еще страшно болея, попросил остаться в роще и защищать ее, пока не придет кто-то на его и ее смену.
Старый друид ушел, а ведьмак принялся готовиться к походу. Девушка все это время следовала за воином, наблюдая, как тот запасает травы для волшебных зелий.
- Почему ты не живешь среди друидов?
- Потому что он не человек и друиды отдали его на обучение эльфов, Ниара Ас’Сарен, - был ответ из-за спины девушки, и то был голос сатира Баерелуса.
- Баерелус! Приятная встреча. А что это за парочка у тебя за спиной, которые так нежно обнимаются? – спросила девушка, разглядывая двух людей. Мужчина - стройный молодой человек в одежде и доспехе благородного, потому она сразу нахмурилась, предчувствуя нехорошую подоплеку, а вместе с рыцарем девушка, в одежде крестьянки, и миловидным, но глупым личиком. На голове у женщины был венок из кленовых листьев, когда свою голову Ниара украшала венком из листьев дуба и золотистых ароматных трав.
- О, это милые моему сердцу влюбленные.
И сатир стал петь самую знаменитую в те времена песню про кормирских влюбленных.
- Но знаешь что, Ниара Ас’Сарен… Могу я тебя попросить отвести этих голубков подальше от Лорда Орана? Его сын…
- Сатир! Ты же обещал не говорить, чей я сын! – вскипятился рыцарь, вырываясь из рук возлюбленной.
- Постой, Дориан, секунду. Это мои старые друзья и они тебе помогут. – Остановил его бард от необдуманных слов и действий.
- Ниара, я послежу за тебя вместе со своими кентаврами за рощей, а ты отведи их к кораблям и посади плыть в Вестгейт. Там они уже каретой доберутся до Побережья Мечей.
- Побережье Мечей! – выдохнула Ниара. – Но это так далеко! А плыть в Вестгейт в это время штормов на море Падающих Звезд так опасно! А сам Вейстгейт притон воров и убийц, этих Ночных Масок. Как же мы можем послать их на смерть?
- Не так далеко, Ниара. Сопроводи их всего лишь до причалов и посади на корабль, но смотри, за вам будут следовать по пятам люди лорда. Я не смогу защитишь их вне моей рощи, которую знаю с рождения…
- А как же дядя?
- С дядей поговорю лично. Хотя он скорее не успеет вернуться раньше вас, если вы поспешите.
- Что ж, ты уговорил меня, сатир. Но я боюсь выходить из леса после того случая. – Ниара опустила глаза.
- Ниара, - обратилась к ней Осенняя Звезда, - я отдам тебе свой плащ. Ты очаруешь всех, и никто не причинит тебе вреда! – нимфа покрыла плечи девушки красивым красным плащом.
- Верно. А ведьмак поможет вам добраться.
- Но он же следует совсем в другое место или нет?
- Нет, в Арабеле или Вечерней Звезде вы скорее всего и найдете убийцу. Так что поспеши с решением.
- Хорошо, я согласна.
- Тогда отправляйся к эльфам и купи у них все необходимое в пути. Но помни, это мирная миссия.
Сатир не знал, что Ниара Ас’Сарен уже решила для себя отправиться с ведьмаком и не возвращаться в друидскую рощу. Она чувствовала после случая на празднике, что поползли неприятные слухи о ней, и Ас’Сарен больше всего желала убежать от них.
- Что у вас за сговор? – спросил подошедший ведьмак.
- Аккар, я отправлюсь в город с тобой и прошу сопроводить еще и этих влюбленных. Мы должны помочь Баерелусу. Как только мы окажемся в городе, то я устрою их на корабле и вернусь в рощу, и наша вынужденная компания не будет мешать тебе в поисках преступников.
- Я не согласен на это. Кто из вас умеет сражаться на моем уровне? Вы будете лишь обузой для меня в пути.
- Нет, послушай. Послушай. Ты не можешь ходить вне рощи с оружием, а я достану нам пропуск.
- Каким путем, Ниара?
- Таким, молодой ведьмак, что у этой девочки есть плащ нимфы, и она знает что говорит, - вступился сатир.
- Но Пурпурные Драконы непоколебимы и их не так просто соблазнить.
- Да, но Пурпурные Драконы не будут препятствовать нимфе, а вы в этот момент проскользнете. – Встряла в разговор друида.
- И, Ниара, не забывай, что помимо Пурпурных Драконов, отряд Скорпиона все еще рыщет по лесам.
- Как все гладко у вас выходит. Я знаю своего отца, он опустится даже до того, чтобы нанять наемных убийц, только бы мне не позволить самому решать свою судьбу, - сказал рыцарь.
- Молодой господин, сэр, вы должны понять, что ситуация у нас не лучшая. На священную рощу напали и украли единорога, убив дриаду, когда сожгли ее дерево. Мы постараемся сделать все возможное. Слово лучшего барда Кормира и Королевских лесов!
- Тогда я хотела бы знать имя вашей избранницы, сэр рыцарь, - спросила Ас’Сарен
- Мария.
- Это все?
- Она неблагородного происхождения, как мною было сказано ранее. – Крестьянка нежно держала за локоть сэра Дориана и хранила молчание.
- Что ж, тогда за славой и во имя моих новых баллад о любви! я благословляю ваш отряд и называю вас «Комирскими Леопардами». Мои друзья, поспешим же! Героев подвиги не ждут!
И отряд отправился в город. У эльфов для Ас’Сарен сыскали потрясающую саблю, хотя у них было много других прекрасных клинков. Саблю покрывали изящные гравировки плетения плюща, и она источала импульсы наложенных чар. Она была настоящим оружием мастера.
Ранее Ниара никогда не удалялась столь далеко от рощи, как например в Дхедблук. Старые проблемы: борьба с контрабандистами, помощь деревенским жителям и исцеление в городе, представлялись теперь очень несложными. Единственно было очень скучно учить составы трав и как их собрать, а еще она так и не научилась ладить с животными на должном уровне, хотя все еще обучалась у нимф и дриад с бардами умению красиво говорить. Но больше всего времени она провела с полуэльфом Келаередэ из Кормантора – Эльфийской Империи. Он не был местным и проводил в Королевском лесу обучение особому искусству ведения боя, с неменьшим изяществом, чем другие ухаживают за женщинами. Было удивительно для многих, что в эльфийской империи могут чего-то не знать. Приятный обаятельный полуэльф таскал ее учавствовать во всяких проказах и был местным задирой, но одеваться не умел. Одна из сплетен, которую подслушала Ас’Сарен была о том, что Келаередэ являлся членом благородного дома, одного из великих домов Миф Драннора. Кем бы не был Келаередэ, она посещала с ним все местные таверны, пока дядя не узнал об этом. Именно он обучил ее владению саблей, кинжалами и другими легкими клинками.
- Ниара, ты куда-то отправляешь? Надолго? – спросил ее полуэльф, помогая одевать ей кожаную броню. Девушка стояла перед ним в эльфийских походных одеждах. Для нее они купили лошадь в таверне «Овл’бер».
- Келаередэ, я вернусь. Обещаю. Со мной идет Аккар и сын лорда Орана. Ничего со мной не случится. – Она взглянула полуэльфу в его орехового цвета глаза и постаралась улыбнуться, но Келаередэ был мрачен.
- Что-то в твоем голосе не то, Ниара. Ты точно вернешься?
- Я постараюсь.
- Я пойду с тобой. Клянусь светом эльфийских звезд, ты пошла на смерть… Ведь так?
Девушка взяла в свои руки ладони полуэльфа и тихо произнесла, - Я вернусь и расскажу, что с нами приключилось. Баерналус должен сложить обо мне легенду. Затяни шнуры вот здесь туже, Кел. Пожалуйста. И не следи за мной. Это очень важно для меня отправиться в Вечернюю Звезду.
Нельзя сказать, что история была лишена пошлости, потому что молодой полуэльф был весьма красив и Ниара не удержалась, чтоб никогда в жизни не попробовать мужчину.
Утром отряд направился в Вечернюю Звезду. Перебравшись через реку, путникам встретился маг. Рыцарь и ведьмак спешились и подняли руки, салютуя незнакомцу. На волшебнике была черная мантия в мистических знаках, некоторые из которых Ниара узнала.
- Приятная встреча, странник. Почем ты загородил нам дорогу и не даешь проехать?
- Приветствую тебя рыцарь и тебя воин леса, воспитанник эльфов, а так же твоих друзей. Я искал деревню, где бы переночевать. Не подскажете ли, о добрые путники, правильно ли я держу путь?
- Правильно, маг. Иди через реку по мосту, а там по лесному тракту и ты доберешься до деревни. Но не сворачивай в лес, ибо это заповедные леса друидов, - ответил ведьмак.
- Я приму к сведению твои слова. Но прежде чем вы сядете на своих скакунов, скажите, видели ли вы таких же магов, как я, в этих краях?
- Видели, волшебник, - выехала вперед Ниара. – Здесь когда-то жил Каулдигурн Черный, но давно умер. Его дом в нашей священной роще гниет и ветшает с каждым годом, и мы не хотим тревожить дремлющую магию его дома.
- Хм… значит я первый… - прошептал себе под нос волшебник.
Тогда прощайте, добрые странники, и спасибо вам за направление.
- Пусть дорогу тебе освещает солнце, маг.
- А вам луна пусть указывает на разбойников.
Когда волшебник ушел, рыцарь начал размышлять вслух.
- Волшебник показался мне странным и позозрительным. Как если он кого-то ищет или боится, что его опередили.
- Вполне возможно, - добавил ведьмак. – Но мы пока не можем его остановить и он еще не сделал ничего противозаконного.
- Довод ясен, но мы могли бы его предупредить. Пусть Баерналус справится и защитит рощу, - сказала Ниара. – Апрель, - приказала девушка своему орлу, парящему у партии над головами, - лети вперед и выглядывай людей.
Проскакав верхом до заката, они остановились у ручья разбить лагерь. Ниара предоставила крестьянке варить похлебку из мяса и овощей, а сама собрала трав. У друиды было много дел, прежде, чем она ляжет спать. Ее беспокоили вести, принесенные Апрелем. Орел разорвал и съел полевых мышей, прежде чем у него появилось желание поговорить с девушкой. Она очень хотела, чтобы орел отправился в рощу и остался с Келаередэ, но не могла отпустить гордую птицу. Орел рассказал, что пока исследовал лес, то видел одного человека, он описал его как развевающееся красное крыло. Весть заставила ее задуматься.
- Я должна вернуться и предупредить… - она запнулась.
- Ниара, ты не можешь уйти сейчас. Скоро мы доберемся до Дхедблука, а ты сама знаешь что проклятие Колдуна Горгулий еще не развеяно. Ты можешь попасть в неприятность. Ты же знаешь, что дроу с их дьявольской магией поглотили целую деревню и что магические вихри их рук дело. Твои заклинания не спасут тебя.
- Аккар! Но что если они убью сатира? А что если они разрушал рощу?! Дядя не переживет этого! И я… - но она не была уверена в своем желании сохранить запретный сад друидов.
- Мы можем только поспешить, прекраснейшая из нимф Королевской рощи. – Ответил ведьмак и его слова так потрясли друиду, что она не могла вымолвить ни одного слова, ибо ранее воин не проявлял к ней особых эмоций, а теперь комплемент.
Прошел час, а Ас‘Сарен продолжала раздумывать, как ей поступить. Ее абсолютно не волновало, что рыцарь и его дама сердца уединились в лесу и время от времени до лагеря доносились звуки удовольствия, которые двое воспитанника эльфов не могли не слышать. И тут в свет костра вошел человек в мантии желтого цвета. Он был средних лет и опирался на отполированную ветку дуба.
- Приветствую вас, путники. Могу ли я присесть у вашего огня и разделить с вами добычу – этого дикого кабана? – он махнул рукой на своего коня, который тащил тушу зверя.
- Что ж, присаживайся и скажи свое имя, ночной гость.
- Айа меллон, - ответила Ниара.
- Айа, - отозвался незнакомец. – Я Нибрек Арабельский.
- Арабель? Ты далеко ушел от дома.
- Верно. Но у меня срочное дело. Я разыскиваю Черного. Говорят он жил в этом лесу.
- Ты опоздал, маг, - отозвалась Ас’Сарен. – До тебя уже приходили двое. Один в красной, а другой в черной мантии. И они тоже ищут Каулдигурна Черного.
- Ах, вот оно как. Что ж, тогда я не буду темнить перед вами. У нас в городе появился волшебник, он называет себя Темным и у него такой же способ убивать, как и у Каулдигурна.
- Но тот маг погиб давным-давно, остался только его особняк. Но и он заброшен и почти сгнил.
- Ты не поверишь, дитя леса, - волшебник неотрывно смотрел на Ниару и у него ненароком напрашивался вопрос (она видела это в его глазах), - на что способен был темный волшебник и его страшная магия.
- Зачем бы вы его не искали, учтите, в роще живет великий друид, он ее страж, и ни один из его обитателей не позволит вам убивать и разорять наше священное место. – Стращала она заклинателя. - Это ваши знакомые убили недавно дриаду и похитили священного единорога?
- Ниара, мое имя известно каждому в Арабеле и многим за его пределами. Я бы не стал так просто им разбрасываться даже в разговоре с незнакомцами, как вы, хотя ваши сердца и намерения кажутся мне вполне чистыми. Я должен найти этого мага и разыскать его убежище. Скорее всего я спасу так же вашу рощу от этих двух магов-разорителей.
- Откуда вы знаете мое имя?
- Скажем так… я многое знаю, - усмехнувшись, произнес маг, оправив рукава своей желтой мантии, чтобы можно было погреть руки у костра.
- Допустим, мы не будем нападать на вас.
- И лучше вам действительно этого не делать, - очень спокойно отозвался чародей.
- Хорошо… Что вы сказали про разорителей? – она резко встала, так что спугнула своего орла. – Я отправляюсь с вами. Седлаем коней.
- Сядьте, дитя леса. Не стоит так нервничать. Я защищу вашу рощу, а вы идите своим путем. Главное, заверните в Арабель, куда бы вы ни шли, и скажите моей жене – она живет в центре города в старом черном здании – что я скоро вернусь.
- Хорошо, Нибрек, я сделаю, как ты говоришь. Но учти, если ты окажешься злом, я буду вечно тебя преследовать. – Устремив пристальный взгляд на нежданного гостя, предупреждающе заявила друида.
Волшебник рассмеялся, - Истинная воспитанница эльфов.
Заклинатель остался в лагере ведьмака и его спутников, а с восходом солнца ушел, оставив им доедать кабана. Он оказался весьма интересным человеком и любознательным исследователем (не только по части магии), хотя ведьмак признался, что хотел бы его прирезать. Ниара вначале не сразу поняла за что, но потом догадалась, что ему не понравилось, как маг на нее смотрел в течение всего проведенного в лагере времени. Нибрек в ту ночь проговорил с Ас’Сарен два часа, пока девушку совсем не стало клонить в сон. Рыцарь и крестьянка вернулись только под утро, и все время обнимались и целовались. Друида с ведьмаком не стали им задавать вопросов. До Дхедблука осталось еще два дня пути. Для себя Ниара решила, что гниение перемещающих грибов и появление магов как-то связаны. Возможно, Каулдигурн Черный использовал их сам и сам же их взрастил, ибо она никогда не слышала от дяди, что бы тот упоминал о колдовских растениях, способных перемещать, не используя силу друидов. Ей все же придется вернуться и разузнать в чем дело. Но придется идти в Арабель, а это уже сильно не совпадало с ее планами. Она уже второй день подумывала, как бы отправиться вместе со влюбленными в Вестгейт, но никак не решалась. Все теперь зависело от того, как они проедут через Вечернюю Звезду. Если наемники (только бы это не были Огненные Кинжалы!) узнают Дориана, то им всем несдобровать.

Сообщение отредактировал She-fiend - 13-09-2008, 14:05

Осторожно радиация!
Одна блоха спрашивает другую:
Как ты думаешь, на других
Собаках тоже есть жизнь?

Из анекдота

- Ужас! Катастрофа! Оно снова чешется! – вопил Пинки, беспорядочно метаясь среди стволов волос, размахивая всеми конечностями.
- Да успокойся ты, оно тебя никогда не достанет – ты слишком маленький для таких огромных когтей.
- Нет, ты видел? Почти рядом! – не унимался Пинки, когда огромный коготь пронесся в паре сантиметров от него. В паре сантиметров от трехмиллиметровой блохи.
- Угомонись же наконец! - сказал Брейн, отвешивая своему другу хороший подзатыльник.
Две блохи, Пинки и Брейн, жили в самой сейсмически опасной зоне своего Дома-собаки, а именно - сразу за ухом. Но они выбрали этот участок потому, что именно здесь располагались одни из самых легкодоступных запасов пищи. Попробуй-ка прокуси толстую шкуру матерого пса где-нибудь на спине или на боках – все стилеты пообломаешь, а тут, за ухом, мягкая тонкая кожа – ешь, не хочу! В общем, живи и радуйся. И только Пинки каждый раз поднимал панику при виде приближающейся огромной лапы. Он никак не мог поверить в то, что при таком соотношении размеров когтей и блохи, шанс у собаки избавится хотя бы от одного паразита фактически сводится к нулю, а если присовокупить к этому еще и ктенидии – зубчатые гребни, которыми блохи удерживаются в густой шерсти собаки, то шанс становится и вовсе этому самому нулю равен. Пинки и Брейн были братьями – вместе ползали в виде безногих личинок, вместе линяли, вместе же плели кокон, выйдя из которого взрослой блохой стали подкарауливать свой будущий дом. А такие странные, для блох, имена они выбрали себе сами. Дело в том, что стадию личинок Пинки и Брейн провели в ковре, на котором спала собака. Ковер же этот лежал прямо рядом с телевизором, по которому постоянно транслировали мультик про двух мышей, мечтающих захватить весь мир. Может дело в пагубном влиянии голливудской анимации, а может еще по какой причине, но наш Брейн тоже строил грандиозные планы на будущее. Впрочем, он не мечтал о мировом господстве, нет, он всего лишь хотел добиться независимости. Независимости блох от собак. Идея была простой – нужно было всего лишь добиться чтобы блохи перестали нуждаться в пище. Оставалось только найти способ как ее реализовать. И Брейн начал экспериментировать. Собственно, возможности рядовой блохи, коей и являлся наш «освободитель», весьма ограничены. Да что там говорить, все, чем располагал Брейн это своим собственным телом, Домом-собакой и Пинки в качестве добровольного помощника. Они уже пробовали просто перестать есть, но после нескольких недель мучительных болей в желудках вынуждены были отказаться от этого способа реализации своих благородных замыслов.
- Бряк! – раздался жизнерадостный голос Пинки – Бряк! Я придумал как нам стать независимыми от собаки, Брейн.
- И как же, Пинки?
- Надо переехать жить на кошку!
- Но тогда мы станем зависимыми от кошки, Пинки.
- Да Брейн, я об этом не подумал
- Тебе еще многому предстоит научиться друг мой.
- А не пора ли нам пообедать? - Спросил Пинки, желая сменить тему разговора. Он очень не любил учиться и считал, что жизнь дана блохе чтобы есть и размножаться. Впрочем, когда-то он думал, что был создан в качестве наказания своей собаке за какие-то ее глобальные проступки, но быстро отказался от этой мысли, так как пока получалось, что именно собака наказывает его, заставляя трепетать каждый раз при виде огромной когтистой лапы.
- Погоди, Пинки, там что-то происходит.
Действительно, собака, только что мирно лежавшая у себя на коврике, резко вскочила на ноги и, заливаясь оглушительным лаем, бросилась в прихожую.
- Сейчас, Джек, я с тобой погуляю – сказал пожилой мужчина, только что вошедший в дом и поставивший портфель с документами на пол.
Собака, услышав свое имя, залаяла еще громче и принялась подпрыгивать, стараясь лизнуть хозяина в лицо.
- Тише, тише малыш – успокаивающе сказал человек, почесывая своего питомца за ухом и устраивая целое землетрясение для паникера Пинки и флегматика Брейна, удобно зацепившегося шипами за волосы собаки.
- Нет, Джек, по лестнице не пойдем. Устал я сегодня - на лифте поедем.
Брейн уже в который раз задумался над тем странным ощущением физической легкости, которое возникало при поездках в причудливом агрегате с непонятным названием «лифт». Как же все-таки работает эта облегчающе-утяжеляющая машина? – ломал себе голову Брейн, когда его мысли прервало появление одного очень странного типа. Это была блоха того же вида что и они с Пинки, только очень старая – на вид ей было больше года. Самому Брейну, как впрочем, и Пинки, недавно исполнилось полтора месяца и они по праву считались самыми старыми блохами на собаке.
- Привет молодежь. Я с вами тут прокачусь немного. – скорее утвердительно, чем спрашивая сказала незнакомка.
- Бряк! – жизнерадостно ответил Пинки.
- Что ж, принимаю это за согласие – улыбнулась гостья – меня зовут Карлом, я уже много месяцев путешествую на попутных животных иногда обитаемых, иногда нет. И каждый раз, встречая собратьев, я стараюсь в качестве платы за проезд поделится опытом с подрастающим поколением.
- Послушай, Карл, – Брейн сделал многозначительную паузу – нам не нужны здесь ни сказочки про прекрасные времена, которые давно миновали, ни стариковское нытье. Мы взрослые практичные блохи и сейчас как раз практично собирались пообедать, пока ты не свалился нам на голову.
- Бряк! Дедушка Карл наш друг, не надо его обижать.
Но Брейн уже не слушал Пинки, он погрузил свой ротовой аппарат в мягкие ткани собаки и с наслаждением втягивал в себя теплую вкусную кровь. Брейн ел и размышлял обо всех старых блохах, но прежде всего - о своих папе с мамой, которые бросили их с Пинки, оставили без родительской заботы так необходимой двум личинкам в жестоком мире собачьей подстилки. Брейн, вспоминая о тех тяжелых временах, решил, что свое потомство он оставит на Доме-собаке, чтобы его дети никогда не пережили то что довелось испытать ему.
- Мне кажется, я знаю что вам будет любопытно послушать – отвлек от печальных мыслей Брейна скрипучий голос Карла.
- Да, бряк, нам чертовски интересно послушать – запрыгал от восторга любопытный Пинки.
Я расскажу вам об одном двуногом, который сделал из нас, блох, себе идолов. О, он поклонялся нам как богам. Он внимательно следил как мы прыгаем по столу, пытаясь увидеть в хаотичности наших перемещений волю высших сил. Он все время что-то записывал, бегал с непонятными приборами, измерял, вычислял и анализировал. Сначала блохи, жившие у этого человека в специальной коробочке, периодически получали доступ к различным теплокровным животным, чтобы иметь возможность питаться. Кого мы только не попробовали: и кролика, и морских свинок, и кошек, и собак, и даже обезьяну, но самой вкусной едой оказался сам двуногий. Он настолько поклонялся нам, что даже позволял есть себя и, по-моему, получал от этого удовольствие. Религиозный фанатик, что с него возьмешь. Но однажды моих собратьев стали забирать из коробки, где мы дружно жили. Забирать и не возвращать обратно. Я был последним кто остался. И когда дошла очередь до меня, я был готов к самому худшему. Но нет, меня не убили, всего лишь облили какой-то жидкостью и подержали перед странным прибором из которого веяло пустотой. Да и знак на приборе был очень необычный: «Осторожно радиация!». Вы когда-нибудь слышали это слово «радиация»? - Старик умолк, погрузившись в свои мысли, но уже вскоре встрепенулся, осматриваясь по сторонам, видимо вспоминая где он находится, а, вспомнив, продолжил свой рассказ.- Потом двуногие забрали у меня всех моих детей. Они подло подсмотрели куда я буду откладывать яйца и украли их. Во время эксперимента я как раз была беременна моими детьми.
- Погоди, так ты самка? – спросил озадаченный Пинки
- Был самкой, а теперь я жертва эксперимента и у меня больше никогда не будет потомства. Все из-за этих проклятых двуногих.
- Что же случилось потом? – спросил Брейн, уже переставший обедать и заинтересовавшийся этой, в высшей степени, необычайной историей.
Потом я сбежал, - продолжил Карл - пролез в щель коробки, крышку которой однажды неплотно прикрыли и оседлал крысу. И знаете что самое странное во всем этом – после того эксперимента я еще ни разу не ел, хотя прошло уже около полугода, главное ведь ничуточки не хочется кушать.
- Эврика! – внезапно вскричал Брейн – вот оно освобождение от оков вечной зависимости от теплокровных.
- Пинки, нам надо срочно провести свой эксперимент с этой, как ее, р-а-д-и-а-ц-и-и-е-й.
- Старик, ты запомнил где тебя держали двуногие?
- Конечно. В том здании, мы как раз мимо него проходим - «НИИ прикладной биоинженерии» называется.
- Пинки, мы отправляемся в путешествие.
- Как же дом? – попытался спорить Пинки, но тут собаке вздумалось почесаться и блоха, при виде приближающейся ужасной лапы, сразу позабыла все свои патриотические чувства и с энтузиазмом устремилась за Брейном на серый сухой асфальт.
- Удачи вам, парни – сказал Карл, продолжая свое путешествие к одному ему ведомой цели.
Пинки с Брейном повезло оседлать попутную крысу, которая после нескольких часов блужданий все же доставила своих пассажиров в нужную лабораторию. Посреди довольно просторной комнаты расположился массивный железный шкаф, весь обклеенный желтой лентой с надписью: «Осторожно радиация!». Перед шкафом стоял металлический стол, на котором, очевидно, предполагалось размещать подопытных животных. На стене висели какие-то бумажки – то ли график дежурств, то ли результаты прошлых экспериментов.
- Вот он, Пинки, вот наша судьба! – воскликнул Брейн и указал на прибор.
- Бряк, как ты собираешься его включить, Брейн? – мы не знаем как им управлять.
- Не волнуйся, Пинки, это сделают двуногие, нам же нужно только подождать начала нового эксперимента.
На следующий день ученые проводили облучение радиацией экспериментальной группы тараканов. И блохи не преминули этим воспользоваться. Поскольку предполагалось длительное воздействие радиации на тараканов, то люди просто оставили беспозвоночных на столе перед работающим прибором и ушли обедать. Они не видели как две блохи храбро прыгнули прямо к центру воронки, из которой распространялось странное ощущение пустоты, о котором говорил Карл. Пробыв достаточное, по мнению Брейна, количество времени под воздействием прибора, блохи ускакали из лаборатории ждать результатов, чутко прислушиваясь к изменениям в собственных телах.
Прошло несколько недель после событий в «НИИ прикладной биоинженерии». Пинки и Брейн избавились от необходимости постоянно питаться кровью млекопитающих. Они даже не утратили способность к размножению и долго хорошо проводили время на персидских коврах в компании десятка молодых красоток. Однако, когда уже Брейн стал строить планы о массовом облучении всех блох радиацией и становлении независимости от других видов животных, что-то неуловимое кольнуло в боку и Брейн захотел есть. Но есть не теплую кровь живых существ, а нечто иное, может менее питательное, но более вкусное. Брейн долго пытался понять что же хочет его организм. Он перепробовал всевозможные съедобные и несъедобные продукты: начиная от стволов волос различных животных и заканчивая подметками ботинок двуногих. Он, чуть было, не сломал себе стилеты ротового аппарата пока не попал на кухню какой-то, заселенной двуногими, квартиры. Там Брейн подверг дегустации всё, что было в пределах досягаемости его загребущих лапок. И когда он по неосторожности свалился в пакет, наполовину наполненный странной белой жидкостью, и уже готов был умереть, так и не узнав какое вещество было необходимо ему теперь, после облучения радиацией, чтобы нормально жить. Брейн попробовал ту жидкость, в которой он плавал, не имея возможности выбраться на свободу и, о чудо, его организм возликовал, получив наконец то, что ему так долго не давали – еду. Молоко! Всего лишь немного коровьего молока требовалась мутировавшей блохе для счастья. И Брейн, упиваясь волшебной жидкостью, медленно пошел ко дну молочного пакета, а умирая, он вдруг понял, что получив независимость от чего-то одного, он стал зависимым от другого, может еще более трудно добываемого ресурса и что его идея ничем не лучше идеи Пинки о переезде на кошку. Сам Пинки же, который не мучался непонятной жаждой как его друг, умер через несколько дней после пропажи Брейна от летальной мутации, вызванной искусственной радиацией, полученной в Научно исследовательском институте прикладной биоинженерии. Причиной мутации послужило отсутствие той стабилизирующей жидкости, которой поливали Карла до облучения. А ученые этого НИИ так и не узнали того, что по крайней мере один эксперимент по переводу паразитов на другой пищевой объект мог бы увенчаться успехом, попадись им вместо Карла такой вот Брейн.

The World Without Logos

Небольшое примечание:
Текст песни настолько непонятен, что перевести его на слух нет никакой возможности. Оригинальный текст – бессмыслица какая-то, пришлось пользоваться фанатским. Но и тот ясностью не блещет, плюс у меня английский не так уж, плюс я многое переврал, так что и перевод соответствующий.


«Tell me cool vibration
Live your fantasy
Tell me who, tell me surely, and the name
I’ll be stunned, I’ll be waiting
Ghosts of horror show
And I don’t care just say love
Ah, down, down into revelation,
Take me one, take me into this revolution…»
Hellsing Opening. “The World Without Logos”

«Скажи холодным голосом
Прямо как в твоих мечтах
Скажи мне кто, скажи точно, их имена
Пораженный, я буду ждать
Призраков этой камеры ужасов
Все равно – просто скажи, что ты любишь
Ах, вниз, вниз, в центр большого Взрыва,
Возьми, забери с собою в бой...»
Ужасное переводко Дженази...

1. Даниэл. Autumn.

08:37 Воскресенье.

Кафе «Синяя Вишенка» никогда не отличалось особой популярностью. Вполне возможно, вследствие своего ужасного названия, или не менее ужасной кухни. Тем не менее, стабильно два-три десятка посетителей в день оно имело – торопящиеся «бизнесмены», праздные гуляки, пьяницы... Да мало ли кто. Весь этот люд, совершенно равнодушно перемалывал отвратительные на вкус булочки, запивая их не менее отвратительным и чуть теплым кофе «три-в-одном». Но сегодня, в этой забегаловке было очень тихо – воскресное утро, и этим все сказано. За давно не мытым окном начиналось царство дождя – он окрашивал мир в разные оттенки меланхолии и серости. Голые ветки деревьев подрагивали под напором капель, лужи у бордюров разлетались серыми брызгами под колесами редких машин.
- Autumn. Осень, - пробормотал мужчина, одиноко ютившийся у окна, грея руки чашкой относительно теплого чая. Его глаза устало следили за редко открывающимися дверьми дома стоящего напротив. Обычный жилой дом – стар, но все еще прочен и лет двадцать-тридцать простоит без капремонта.
- Воистину осень, - Послышалось за спиной мужчины, хотя, можно быть уверенным, что еще несколько секунд назад там никого не было. – Воистину, Даниэл…
- Осень – это наше время. Вы еще не боитесь? – Спокойно пригубив чай, и поморщившись, пробормотал названный Даниэлом, - Эти затяжные дожди, эта меланхолия. Не боитесь, что вас смоет?
- А что, собственно говоря, такого ужасного в этой осени? Дождики, немного насморков. Это всего лишь сезон, часть цикла, - С иронией в голосе промолвил неизвестный.
- Да. Если иметь ввиду просто время года.
- Ах, так вот о чем вы. Нет-нет, все нормально. Мне не страшно. Мне просто интересно, что же вы и ваши люди делают в таком месте, да еще и в такое время?
Даниэл не ответил. Допив свой чай, он вытащил из кармана небольшое портмоне и, бросив на стол несколько купюр, вышел из кафе, стараясь не оглядываться. Но он знал, что эти глаза будут смотреть ему в спину. С насмешкой.

08: 34 Воскресенье

- Даниэл? Все готово, все на месте, – Сиплый голос из динамика мобильного резал ему ухо. – Тебе слово.
- Что же… Раз все готово – начинайте.
- …

2. Легенда о Тиам и Эвлее. Версия первая.

Давным-давно, когда земля была молода, а ветви деревьев пели своим шелестом хвалу Арин, богине плодородия, мир был полон загадок и тайн. Тьма бессмысленного Знания еще не затронула ту хрупкую материю, что плела Арин, а люди были просветленны пониманием земли. Они слышали в щебете птиц рассказы о других землях, видели в отражениях озер тайны старухи Времени, а в глазах Эльфов отражалось первичное Пламя, родившее этот мир.
Серебряные нити оплетали судьбы людей и Первых, мягко ведя их по полотну жизни, приводя их к тому что было им уготовано. «Так было. Так есть. Так будет» - говорили Жрецы, что видели эти нити, и мудро вели остальных по ним в соответствие Закону. Каждая судьба имеет свою цену, каждый должен уплатить по ней.
Но в год столетия, все изменилось. Взошедший на трон король Тиам, из человеческого рода, узнал из уст Жреца, что жизни ему осталось пять лет, и судьба его – быть убитым в спину от рук близкого и родного. Мрачны были речи Жреца, и страшны. Но более страшными речами были слова Тиама, ибо поклялся он прервать свою линию, нарушив Закону и волю Богов. В гордыне, он отвечал Жрецу, что судьба его будет другой, и он, как высшая кровь, будет свободен от оков серебряных нитей.
Лишь покачал головой Жрец, слепыми глазами видя блестящие путы оплетающие тело гордого Тиама.
По прошествии трех дней, Король людей созвал совет из колдунов и мудрецов, спросив лишь одно «Как можно изменить судьбу человека?». Озадачились мудрецы. Не было среди их мыслей той кощунственной, что могла бы дать подумать что судьбу изначальную можно изменить. Лишь один колдун, Тагос, мастер темных искусств ответил царю. Речи его были сладки, но полны тайного яда: «Да, о Тиам, величайший из Королей, не тебе ли, величайшему из людей иметь право Свободного Выбора? Есть тайный способ, и если ты позволишь, не пройдет и месяца, как серебряные путы падут с твоих рук».
Возрадовался Тиам, и поставил Тагоса превыше всех остальных. Вскоре, приготовления колдуна были закончены, и принеся жертву из трех людей сотен и трех сотен зверей, был вызван бог Дакирос, покровитель тьмы и хаоса. И второй раз спросил Король «Как можно изменить судьбу человека?». И ответил ему Дакирос: «Умнейший из Королей, возможно это. Но знай, освободившись от нитей, ты отдаешь не только свои, но и чужие судьбы свободе. Отдавая судьбы, ты отдаешь свои земли в мои руки, ибо нет иного пути освободиться от предназначения, не признав хаоса». И Тиам согласился. Нити из серебра были уничтожены, и хаос пришел в земли охраняемые богами. Своею мощью изгнал Дакирос славных Богов и поставил себя единым и единственным в пантеоне.
Пора вечной Весны была уничтожена, и воцарилось Лето, Лето Людей. Возрадовались они, ибо судьбы их стали свободны. Их пути были неизвестны, и только от них самих зависело теперь станут ли они великими, или исчезнут в реках забытья.
Но была и другая сторона. Подданные Светлых богов, Первые, эльфы, дриады, люди Весны, были брошены без поддержки. Их тела старели и умирали – их потомство погибало только родившись. Опустели леса и горечь, молчание поселилось в таинственных рощах.
Умирая, царевна Эвлея, первая из Первых пришла ко двору Тиама, со словами полными горечи и боли: «О Тиам, гордейший из Королей! Что же наделал ты, в непомерной глупости и гордыне? Посмотри в окно – видишь ли ты танец Дану и Даэ’Катор? Слышишь ли ты сейчас музыку деревьев? Видишь ли ты отражения прошлого в озерах и прудах? Помнишь ли ты сказания Саэ-кта о битвах и славе? Исчезли судьбы, исчезаем и мы! Наша плоть слабеет, и скоро исчезнут следы Первых из мира Людей и из мира жаркого Лета. Что же наделал ты, Тиам, Царь Людей?». Тьма подступила к сердцу Тиама. За окном тихо шелестели листья деревьев – просто шелестели. Их молчание предвещало уход Первых. И в горе, воскликнул Король: «Я бы отдал свою душу, и плоть, лишь бы не ушли ваши песни из мира Людей!». И ответила Эвлея: «Если так, то пожертвуй нам десять отроков от плоти людской, и наши души не исчезнут, но возродятся в телах из костей и кожи человека». Согласился Тиам. Спустя несколько месяцев на свет появились Подменыши, первые люди Весны в плоти людей Лета.

3. Виктор. Сонная группа.

8: 36 Воскресенье.

- Что же… Раз все готово – начинайте, - Услышал Виктор сквозь треск помех. Не сказав ни слова, он выключил мобильный и аккуратно вставил его в небольшой чехольчик на поясе. Серая куртка из крашенного кожзаменителя неприятно скрипнула, но никто не обратил на это внимания.
- Киндред, Ким, Шепард, - Быстро и четко промолвил он, в небольшой микрофон на воротничке куртки, - Можете стартовать. Шоу начинается, мальчики…
И опять эти пошлые фразы, которые он так ненавидел. Создавалось ощущение отстраненности от реальности, будто бы и не работа, а какое-то дешевое кино про тайных агентов. И иногда ему казалось, что все так и есть – будто вся его жизнь лишь обрывок киноленты, неизвестно кем засунутый в кинопроектор. Пошлость, патетика, дешевка, дешевка… Экшн. В такое время не стоит об этом думать, но только такие мысли гуляют в воспаленном мозге.
Чертыхнувшись, он вытащил из кармана наушники и небольшой mp-3 плеер. Некоторое время он напряженно что-то искал на монохромном дисплее, и вскоре тот, засветившись зеленым светом, выявил надпись «Play». В ушах Виктора зазвенел чуть ленивый блюзовый мотив. Шоу началось. And… Action!

«Tell me cool vibration, live your fantasy…»

Хриплый голос развязно бормотал ему в ухо бредовый текст. Под стать всему, что происходило здесь. С каким удовольствием он бы выкинул этот чертов плеер, но… Нельзя. Эти твари умеют петь. Очаровывать. Говорить. Их нельзя не слушать. Их голосу невозможно не подчиниться. А значит – действуем как Одиссей.

«Tell me who, tell me surely, and the name, I’ll be stunned, I’ll be waiting…»

Уже идя по коридору, он смутно чувствовал их голоса, ласково упрашивающие снять эти глупые затычки-наушники, снять и пойти с ними. Танцевать под выдуманной Луной и фальшивую музыку на несуществующей полянке. Твари.
Где-то уже был слышен грохот выстрелов. Скорее всего, садист Киндред – он знает, куда стрелять так, что бы плоть и кровь разлетались по стенкам в стиле Тарантино. Вопль.

«Ghosts of horror show, and I don’t care just say love…»

«А вот и первый смертник… Почти мальчишка, лет семнадцать-восемнадцать, испуганный, но уже испорченный. Так значит, ты веришь в Чудо и в Грезы, мальчик? И будешь щедро дарить свои милые Химеры? Знаешь, добрый мальчик, а не провалиться ли тебе в пропасть вместе со своим чудом, вместе с подковами и страхом в ночи, вместе с болью и сметаной у двери. Мама-мама не велит…» Выстрел.

«Ah, down, down into revelation, take me one, take me into this revolution…»

«… С феями в лесу играть. Все эти ваши драконы…» Выстрел. «Все эти ваши Грезы…» Выстрел. «Вся ваша Магия и хаос, несут только боль» Выстрел. «…И разложение. И я, Виктор Крауг, сделаю все, что бы ваши чертовы, чертовы, поющие ветра и шепчущие деревья замолчали навечно…» Выстрел. «Во имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь»

«Shooby dooby doo, shooby dooby doo, durum…»


4. Легенда о Тиам и Эвлее. Версия вторая.

…Сотни лет назад, когда земля была еще молода, и тьма лесов полнилась шепотом Нечисти, мир был полон страха и холода. Из ночи и мрака выходили они, Певчие, веселые убийцы, поющие похитители детей. Их слова и напевы лишали людей воли, заставляя выходить из теплых домов, навстречу холодным клинкам из бронзы.
Лес таил в себе жуткие тайны, и холод людей Весны, диких и опасных, праздных и безумных. В тихих рощах водились Блуждающие огни, что своим таинственным сиянием манили детей в топи, в отражениях старых прудов были видны русалки-утопленницы, призывно распахнувшие объятия. Люди Весны. Люди Ночи. Темный народ, живущий в хаосе и безумии под покровительством кровавых богов.
И холод этой Весны порождал ужасных демонов, белых певцов и Жрецов Судьбы, что плели серебряные нити, сковывая во мраке души людей, даруя им судьбы игрушек в руках Первых.
Но в год столетия все изменилось. Взошедший на трон король Тиам, из человеческого рода, опечаленный судьбами его народа, пресек лживый порядок родившийся из уст Жрецов и людей Весны.
Собрав совет из мудрейших, он задал лишь один вопрос: «Что может изменить судьбу Человека?». Озадачились мудрецы, ибо страх перед карой богов таился в их душах. Лишь один из них, Тагос, чье сердце не ведало страха и тревоги, ответил Тиаму: «Да, о Тиам, величайший из Королей, я верю, что пришла пора вырвать из рук нечисти право Свободного Выбора. Есть тайный способ, и если ты позволишь, не пройдет и месяца, как серебряные путы падут с рук твоего народа».
Возрадовался Тиам, и поставил Тагоса превыше всех остальных. Вскоре, приготовления смелого мудреца были закончены, и воззвав к силам благим, был вызван бог Дакирос, покровитель свободы и жизни. И второй раз спросил Король «Как можно изменить судьбу человека?». И ответил ему Дакирос: «Умнейший из Королей, возможно это. Знай, отдав в мои руки свои земли, твой народ сменит путь Хаоса и Беззакония, отдав свои мысли справедливости».
И Тиам согласился. Нити из серебра были уничтожены, и сила Дакироса изгнала из мира нечестивых божков из крови и ереси, поставив себя как единого и единственного, названного богом Правосудия.
Пора вечной Весны была уничтожена, и воцарилось Лето, Лето Людей. Возрадовались они, ибо судьбы их стали свободны. Их пути были неизвестны, и только от них самих зависело теперь станут ли они великими, или исчезнут в реках забытья.
Но на том не кончается история. Подданные Темных богов, Первые, эльфы, дриады, люди Весны, были брошены без поддержки. Их тела старели и умирали – их потомство погибало только родившись. Опустели леса и свет начал пробиваться сквозь темные ветви старых рощ.
Умирая, царевна-колдунья Эвлея, первая из Первых словами полными гнева и ярости прокляла Тиама, и мерзким колдовством сломила волю славного Короля. Под путами уходящей магии, он согласился с волею колдуньи, отдав плоть и кровь своих сынов в руки Эвлеи. Через кровь и жертвоприношения был проведен еретический ритуал, что изгнал дух человеческий из тела его, поселяя в опустевших оболочках дух нечисти. Спустя несколько месяцев на свет появились Подменыши, первые люди Весны в плоти людей Лета.

5. Тайнан. Neverwinter knights.

8: 36 Воскресенье.

Тайнан оглянулся. Мир окружающий его оплели нити Грезы, что сияя серебристым блеском, молили его взять их в руки, сделать то, что оттолкнет мрачную тьму Рациональности, и возродит веру в Сказку. Холод этой осени касался его плоти, заглушал музыку нереальности, искажал мир по своему омерзительному закону. Вздох. Вдох. Выдох.
- Мир, Саша, Кира… Будьте начеку, хорошо? – Пробормотал он, слабо улыбаясь своим друзьям. Те кивнули, пытаясь сохранить хрупкие улыбки поддержки. Но что поделать – такова их судьба. Судьба стоять против серой Рациональности, убивающей мечту, против Банальности, против неверия и отсутствия души. Их путь труден, но благочестив – ведь Греза должна жить. А ради этого, можно пожертвовать своею жизнь. Этот мир переживет Кризалис. И после Зимы, обязательно вновь придет Весна. Вечная Весна как в той легенде.
Они пришли. Серые. Сонная группа. Со своим железом, со своим молчанием и ненавистью. Убийцы грез, Люди Осени.
- Пойте, друзья…
И тонкая песня что была соткана из нот Грезы, разлилась по комнатам и коридорам. Песня, которая просит поверить. Песня, которая просит одуматься. Маленькая проекция на Мечту, что бессильно стучит в души людей, не желая умирать, не желая исчезать. Люди Весны. Рыцари умирающей Грезы.
Тонкий меч из материи грезы возник в руке Тайнана. Где-то послышались первые выстрелы. Сердце его сжалось от ненависти, ведь с каждым уходящим, исчезает невосполнимая частичка сказки. Сказки, в которую уже никто не поверит…
«А вот и первый из них… Слуга Банальности, серый пес трусливо кидающийся на Грезу… Где твоя честь, Сонный? Что ты скажешь своей дочери сегодня, если уйдешь отсюда живым? Ты ответишь ей, глядя прямо в глаза, что на руках твоих кровь сказки? Ты сможешь равнодушно наблюдать, как из глаз её уходит блеск Мечты? Что же ты сделаешь, Сонный?» Пули из холодного свинца разбивались о химерический доспех, но, начиная истончаться под напором банальности, пропустили один из злых кусочков металла. По ноге потекло что-то теплое. «Что же ты делаешь, Сонный? Умри, и пусть твоя душа будет проглочена Дакиросом». Сверкнул под невидимым солнцем тонкий клинок из хрусталя.

6. Дэйдример. Дождь кончился.

09:00 Воскресенье.

- Дождь кончился, Даниэл. – Тихо промолвил Дример, глядя на небо, что медленно очищалось от серых туч.
- Я вижу. Так вы все еще надеетесь? – Холодно пробормотал ему в ответ мужчина, садясь на влажную скамейку.
- Почему нет? Это всего лишь часть цикла… Зима кончается, Даниэл. Скоро Весна, - Дример осторожно присел рядом.
- У вас плохо с внутренними часами. Сейчас пока лишь Осень.
- А может и так… Я все еще никак не пойму о чем именно мы говорим. Но это неважно. Какая разница, что же сейчас, Весна или Зима. Мы живы, вот что главное.
- Люди Весны… - Презрительно промолвил Даниэл, сжимая рукоять револьвера.
- Люди Осени… - Тихо прошептал ему ветер голосом Дримера, поднимая на танец желтые листья.