Парк для писателей, Располагайся...

Город разрастался. Появились новые улицы, скверы, парки, башни... Наконец и для писателей нашлось место.
Если пройдёте от Сквера художников на восток, то заметите небольшой парк, разместившейся здесь несколько неожиданно, но тем не менее он оказался довольно уютным, особенно для тех, кто пишет. Приходите сюда, и вы услышите различные сказания. Невероятные и реальные, длинные и короткие....
Отсюда видны все постойки ещё молодого города, приходите и насладитесь зрелищем и красивым рассказом, кто первый?
- Я, я первая! - послышался голос.
- Так проходи.
- Конечно, я это и собираюсь сделать.
- Чего же ты стоишь?
- Понимаете, мой рассказ ещё не закончен, изначально он пранировался, как ма-аленький, а сейчас новые идеи охватывают меня и он разрастается.
- Покажи хоть незаконченный, а потом будешь рассказывать нам продолжение.
- Обязательно, улыбнулась девушка и начала *см. вложение*

За критикой - в "Башню гарпий". За дружеской беседой - в Мансарду (пм Соуль или мне).
Здесь только свое творчество.
Джет

Сообщение отредактировал Джет Тимера - 25-11-2006, 3:01

Присоединённые файлы
 _____________________.doc ( 58кб ) Кол-во скачиваний: 156

Странные приключения


Часть первая.


Вступление.

Далеко-далеко, конечно не так далеко, как могло бы, но все же не близко, жила-была, а может даже и до сих пор живет, семья гномов по фамилии очень трудно произносимой - Г"ут.
Ппа как во всякой порядочной гномьей семье вкалывал на двух рудниках, конечно, он еще подрабатывал тем, что принимал участи в таких звездных проектах, как битва за Средиземье 2 , служа в батальоне подрывников орчьих складов эля (орки не пьют эль, это эльфийская радость, или это были трофеи?). Ясное дело, что эль подрывали совсем другим способом, как это могло представить себе командование, не порохом, а глотательно-желудочным путем. Это все позитивно сказывалось на воинствующем духе бригады. Города, занятые орками, после таких мероприятий неожиданно пустели. Если вы хотите узнать, каким способом, то прошу запастись такими вещами, как кольцо всевластья, или, на крайний случай, плащ-невидимку, ибо находиться вблизи с наэлившимся гномом чревато проблемами со здоровьем.
Конечно, в город и на следующий день никто не мог войти, даже мирные жители, ибо непохмелишийся гном, хуже наэлившегося, как говорит народная мудрость.
Вернувшись из очередной командировки, глава семьи швырнул в угол мешок добра ( честно отнятое у зеленокожих, а точнее все подряд упиханное в мешок на второй степени эллирования) завалился спать.
Хозяйки дома в это время не было, знаете ж этих гномих, постоянно лазят где ни попади, нападая стаями на спящих драконов, отбирая добро, взятое от постоянно рыскающих тщеславных рыцарей, которым к тому времени совершенно перестало быть нужным, в связи с скоропостижной кончиной оных.
Хозяйка, вернувшись после очередного шопинга, по драконьим бутикам, узрела, что детей почему-то стало больше. Вместо 12-13 шт. Она, конечно, пару раз пересчитала, для пущей уверенности, но их стало 10, а потом вообще 15-ть. Испугавшись, она решила больше их не пересчитывать.
Дети воспитывались в гномьих семьях исключительно предоставленные сами себе любимым, их просто совали партиями в гносадик, а потом в гношколу, ну а там уж и в гноверситет. Если после этого они выживали, то становились самым настоящим гномом.
Имена им в детском возрасте не давали, ибо под защитным слоем грязи распознать кто есть кто, было невозможно.

Сообщение отредактировал SimiRel' - 5-06-2009, 16:11

C последнего персонального поста прошло больше месяца, так что, надеюсь, вопроса о том, почему два поста на одной странице не будет.

Жил-был человек, у которого был очень дорогой зонт. Вместе с этим зонтом человек возвращался с работы, ходил гулять в парк, брал с собой к друзьям, когда на небе хмурились облака. Так было столько времени, сколько человек и зонт знали друг друга. Иногда зонт терялся. Человек ходил по прихожей, перебирал вещи и хмурился. Зонт оказывался в самых неожиданных местах.
А однажды он не нашёлся вовсе. Человек перерывал вещи, заглядывал за диван и за комод, но не мог его найти. Время шло, всё ближе приближаясь к критической грани, и в какой-то момент человек выключил свет и вышел на улицу без зонта. А когда много позже он вернулся, в руках его был новый, яркий полосатый зонт, который человек тут же швырнул в стойку для зонтиков, где стоял и старый. Нелепый в своей чёрной простоте.
Настал новый день и новый повод выйти на воздух. Человек страшно торопился, на ходу одевая ветровку и ботинки. Рука привычно потянулась к речке зонта, но на полпути остановилась. Старый неказистый зонт сжался, ожидая окончательного приговора. А полосатый, яркий, наоборот, стоял будто согреваемый изнутри чувством гордости.
Рука ухватила за рукоять, и человек вышел на улицу.
Нет, это не была сентиментальность, и не расчётливое желание сэкономить на новом зонте. Человеку было так привычнее. Конечно, с возрастом и вещи, и люди обзаводятся привычками и собственным вкусом, дурным или хорошим, но это ещё не повод оставлять их в угоду минутной прихоти. То же было и с этим зонтом. Это был очень дорогой старый, не раз попадавший под дождь зонт.
Человек шёл по тротуару и беззаботно улыбался. Впереди предстоял прекрасный облачный день.

Рэм поднял глаза от бумаг, заслышав перезвон колокольчиков, знаменующий появление очередного клиента. Темная дверь, чуть скрипнув, отворилась, и покупатель вошел в лавку.

Дремлющий, казалось, в углу, на стуле, Джаспер открыл глаза – ненамного, просто чтобы видеть вошедшего – вошедшую – фигуру, чьи формы и пол были скрыты под тяжелым плащом с капюшоном. Дверь закрылась, оборвав шум дождя снаружи, но вошедший не спешил опускать капюшона. В полумраке, придававшем лавке надлежащую ей таинственность, клиент казался Рэму не то сохраняющим инкогнито магом или вельможей, не то чьим-то зловещим посланцем.

Хозяин лавки был наблюдателен – черта личности, не раз выручавшая его раньше, в иной жизни – и от его взора не укрылось, как чуть моргнул магический светильник, мимо которого прошел клиент. Рэм не успел задуматься над значимостью этого наблюдения – гость подошел вплотную к высокому прилавку, на котором были умело разложены различные диковины. Несмотря на то, что там же, на прилавке, стоял ярко светящийся белым магический шар, лица вошедшей – а тонкие, изящные черты ее подбородка, линия рта и носа не оставляли иных вариантов (допуская, разве что, ну очень женоподобного мужчину) – лица вошедшей до конца он осветить не смог. Глаза женщины – девушки – оставались скрыты в тени.

-Я вижу, удача сопутствовала Вам, господин, - негромкий, приятный голос не оставлял сомнений в женственности говорившей, но тон, и сами слова немедленно заставили Рэма напрячься. Кто это?..

-"Господин"? – спросил он, чтобы выиграть время и собраться с мыслями. Слуги редко захаживали в его лавку – те, кто покупал здесь, обычно желали лицезреть товар сами. Да и тон – полунасмешливый, двусмысленный… почти фамильярный, будто говорившая знала его прежде. Отчасти это подтверждали и слова – Рэму действительно везло, и ему было совершенно не с руки встречаться теперь с теми, кто знал его до того, как его дела пошли в гору. Среди его тогдашних знакомых были оч-чень разные люди. Как бы невзначай Рэм провел рукой над магическим шаром, и Джаспер в своем углу чуть заметно напрягся.

Вошедшая наметила губами на полускрытом тенью лице улыбку, которая не внушала спокойствия – только ощущение смутной, неявной пока еще угрозы.

-Конечно же! – почти пропела она. – Вы так преуспели, так изменились, - говорившая чуть повернулась направо, налево, колыхнув тяжелые полы плаща, но обнажив лишь тьму под ними, - я едва узнала вас, мастер Рэм! Право, судьба благоприятствует достойнейшим – и среди них нет никого достойнее вас, мэтр.

-Э… госпожа, - чуть запнувшись, проговорил Рэм. Поток лести почти усыпил его бдительность, но очередное напоминание о прошлом – а, если гостья и в самом деле знала его, то знала она и то, что в его прошлом не было ничего, достойного воспоминаний, и ничего, о чем он вспоминал с охотой – это напоминание вновь заставило Рэма с подозрением уставиться на незнакомку. С такими словами… да, он начинал понимать, к чему клонит неизвестная девица, напоминая ему о прошлом.

У всех бывают долги.

-Я никак не могу отделаться от мысли, что мы с вами знакомы, но… - Рэм только хотел заикнуться про капюшон, как вошедшая мягко, почти неощутимо перебила его – словно подхватила слова, которые он и сам собирался сказать:

-Я не назвала бы это знакомством, господин, но мы определенно встречались, - улыбка на бледном лице под капюшоном стала шире. – Я заходила сюда чуть больше полугода назад.

Застонало дерево – Рэм вцепился в прилавок с отчаянной силой. Джаспер мягко, словно и не весил, как хороший бык, поднялся на ноги. Он был очень хорош, Рэму его порекомендовали знающие люди. Лавочнику стало чуть спокойнее.

…Полгода назад! Он едва выбрался из полунищеты, порвал с воровским прошлым, попытался открыть собственное дело… Торговля артефактами, диковинками, редкостями – магическими и нет. Он считал, что продумал все – но оказался недостаточно подготовлен. Конкуренты переманивали у него поставщиков, на которых он положил глаз – просто платили больше – и клиентов, которые скорее шли к знакомым торговцам. У него не хватало денег – все ушло на съем лавки в удачном месте; первые свои "товары" он раздобыл сам. Он столкнулся с огромными трудностями, и был уже почти раздавлен ими, когда судьбы преподнесла ему еще один шанс. Тогда посланницей судьбы стала какая-то бродяжка, за какой-то кусок хлеба расставшаяся с целым мешком, полным таких артефактов, что Рэм буквально за несколько недель сумел подняться и прочно встать на ноги. Она показалась ему безумной – оборванная, постоянно что-то бормочущая, грязная, босая… Он, уже искушенный в уличной жизни, и понимавший, что почем, колебался недолго – такие возможности перепадают один раз за всю жизнь, если очень повезет – и рисковать было нельзя. Он еще помнил, как убивают за кусок хлеба, а сейчас на кону было гораздо больше.

Его старый нож напился крови в последний раз в ту ночь. Рэм искренне считал, что сумел обмануть судьбу, начертавшую ему безрадостную жизнь в трущобах.

Теперь судьба стояла перед ним, и ухмылялась ему в лицо.

-Еще тогда вы показались мне человеком решительным, волевым, предприимчивым, способным на многое – и готовым ухватиться за любую предоставленную ему возможность. Рискнуть, чтобы получить все – черта настоящего мужчины. Я рада, что не ошиблась в вас. Вы ведь рискнули, мой господин?

-Да, - хрипло выговорил Рэм. Он уже понимал, что его подставили, использовали – и что теперь пришли сообщить ему, что он на крючке. Судя по всему, провернувшие дело были настроены не менее решительно, чем он – человеческая жизнь не была для них в цене. Гостья умело опутала Рэма паутиной завуалированных угроз, и он не видел выхода из этого лабиринта острых, словно ножи, слов. Его подводили к заранее намеченному месту – алтарю. Он был жертвой…

-Я, - произнес он медленно, чувствуя, как внутри вскипает старая, уличная ненависть, которой безразлично, в кого она вцепится, - рискну еще раз.

И положил руку на стол.

Джаспер, все это время молча ждавший своего часа в своем затененном углу, прыгнул – безмолвная черная тень, метнувшаяся к прилавку. Он был не просто хорош – великолепен; так двигаться не учат даже в Гвардии. Огромный охранник будто проплыл через всю лавку – неудержимый горный поток, готовый сокрушить любое сопротивление…

…Рэм успел заметить, как улыбка под капюшоном стала еще шире, обнажив зубы.

Незнакомка развернулась так быстро, что полы ее плаща взметнулись крыльями – затмевая собой сияние магического шара на прилавке. Этот же плащ скрыл от Рэма дальнейшие действия гостьи – казалось, она двинулась вперед, навстречу Джасперу, как-то подалась в его сторону, прянула в другую – почти соприкоснувшись в одно мгновение с охранником. Плащ хлопал, шелестел, извивался, черной тенью следуя за посланницей судьбы, и, наконец, остановился – там же, где и она, шагах в пяти от прилавка…

…который тяжело дрогнул, принимая на себя вес Джаспера. Рэм, так увлекшийся почти гипнотическим движением незнакомки, лишь сейчас обратил внимание на своего охранника – который с сосредоточенным лицом вновь поворачивался к неведомой гостье. Та так и осталась стоять спиной к прилавку.

-До сих пор, господин мой, мы беседовали мирно, - спокойно произнесла незнакомка, не оборачиваясь. – Есть ли смысл прерывать разговор насилием?

-Да, - неожиданно спокойно, даже для самого себя, ответил Рэм. – В свое время я, как мне думалось, оборвал все связи с прошлым – но это оказалось не так. Похоже, осталось еще одно дельце, после которого мне нужно будет исчезнуть поосновательнее. Продолжай, Джаспер, - кивнул он охраннику, обратив, однако, внимание, с какой осторожностью тот смотрит на зловещую гостью. Та рассмеялась тихим, каким-то шелестящим смехом:

-Что ж, Рэм, - ее голос чуть отдавал шипением теперь, придется тебя разубедить.

Джаспер двинулся вправо, заслоняя собой торговца, и скрывая силуэт девицы. А в следующий миг все, до единого, магические светильники в лавки погасли – и помещение окутала тьма.

Рэм невольно вскрикнул –а Джаспер и его противница, судя по всему, не теряли времени даром. Темнота, похоже, не была им помехой – впереди слышались звуки борьбы, ударов. Раздался тихий женский смех.

-Молодец! – с интонацией удовлетворения в голосе произнесла гостья, а в следующий момент что-то тяжелое гулко врезалось в прилакок. Послышался тихий, полный боли стон.

-А теперь – отдохни немного. Мне надо потолковать с твоим хозяином, - и звук удара. Тишина.

Рэм стоял в полной темноте, и боялся пошевелиться. Он знал, что надо бежать, и, наверное, сумел бы сделать это – зная лавку, как свои пять пальцев, он без труда сориентировался бы в темноте. Но…

-Одно из моих имен, - было сказано где-то впереди, - Немезида, - продолжил женский голос у него над ухом. Он даже не вздрогнул, скованный страхом.

-Та, что без устали преследует совершивших преступление, и жестоко карает из, насылая безумие. Поверь мне, это очень, - гостья хихикнула, - неприятно. Смерть – куда легче. Понимаешь? Кивни.

Рэм послушался.

-Умница! Умирать, думаю, ты тоже не хочешь. Но всем известно, что избежать правосудия невозможно – рано или поздно оно находит всех. Вот незадача, верно?

Рэм снова кивнул – а его рука очень медленно нащупывала рукоять ножа у пояса.

-С местью не сторгуешься – настигнет все равно. Но можно попробовать, - тут на руке Рэма, обхватившей, наконец, старый нож, сомкнулись чьи-то железные пальцы – и тисками сдавили его собственные. Чувствуя как трещат и ломаются кости, Рэм не смог сдержать вопля боли.

-…Отсрочить наказание, - как ни в чем не бывало, продолжал голос. – Ты как, за?

-Тварь!.. – почти прохрипел Рэм. Он дернулся назад, пытаясь вырваться, пытаясь достать ту, что назвалась Немезидой – но его свободная рука встретила лишь воздух, а в следующий миг он споткнулся о подставленную ногу, и неведомая гостья рванула его за искалеченную рука. Когда боль отступила снова, он сообразил, что лежит ничком на полу – а чей-то сапог или ботинок несильно – пока что – давит ему на шею.

-Упрямец, - почти ласково донеслось сверху. – Без фокусов, я могу сломать тебе шею прежде, чем ты успеешь моргнуть, - будто в подтверждение этих слов, давление слегка усилилось, и у Рэма перед глазами заплясали цветные круги и перехватило дыхание. Торговец немедленно затих, и Немезида, удовлетворившись его покорностью, продолжала:

-Молодец! – похвалила она его. – В конечном итоге, воспитуемы все, даже такие алчные ублюдки, как ты. Нужно просто найти правильный подход. Итак, подведем итог: ты зарезал бедную женщину ради наживы, и преуспел в результате. Так?

-Вы… не лучше меня, - выдавил Рэм, собравшись, наконец, с мыслями. – Вы знали…
-…Что ты убьешь ее? Ах ты, бедная, невинная овечка, не имеющая собственной воли! Ты мог бы завладеть ее добром тысячью способов, а какой ты выбрал? Правильно! Самый быстрый.

-Если тебе интересно, - чуть нараспев продолжила Немезида, - имел место быть маленький спор касательно вариантов развития событий. Каждый предложил свой – основывающийся на их личных предпочтениях. Иными словами, мы предположили, как ты поступишь, и все выдвинули версии, совпадающие с тем, как поступили бы они. Улавливаешь? Неважно.

-Если бы ты приласкал эту безумную женщину, помог бы ей – то и спрос с тебя был бы совсем другой. С тобой бы встретилась совершенно другая девушка, и вы беседовали бы в совершенно другой обстановке и на совершенно другие темы. По секрету, эта, другая, - здесь гостья лавочника на миг замолчала, - действительно, куда лучше и тебя, и меня.

Рэм смолк, слушая Немезиду. Он примирился с болью в сломанных пальцах и с давлением на шею. Он понимал, что никуда не сбежит сейчас – что нужно выждать время.

-Но ты не понимаешь, верно? – весело спросила его мучительница. – Такой выход даже никогда не пришел бы тебе в голову – просто сделать добро, да? Ты – малый рассудительный, осторожный, и поэтому второй из нас поставил на то, что ты просто обворуешь ее. Обберешь до нитки, и выкинешь на улицу. О, он умеет, если надо, быть бессердечным, этот второй, умеет принимать жесткие решения. Но… не он сейчас встречается с тобой, а? Не он, а я. И знаешь, почему?

-Ты… такая же, как я.
-Ха! – голос утратил всю веселость в один миг, стал вкрадчивым – заговорившая вдруг нечистая совесть. – Не надо лести, мальчик. Но я скажу, почему я здесь. Тот, второй, о котором я говорила – он не боится. А ты? О, тебе ведом страх – страх боли, страх голода, страх унижения, страх смерти. Ты убил эту женщину из страха – страха, что она хватится пропажи, что она проболтается, что ее добро будут искать… Ты просто устранил лишнее, верно? И стал спать крепче; это никогда не тяготило твой сон – убийство. Так?

-…Так, - раздалось тихо, после долгого молчания.
-Так вот, родненький, - голос зашептал ему в ухо, а слова проникали глубже, в самую суть, - я бы тоже убила эту сумасшедшую дуру. Запросто. Как нечего делать. И не из страха, потому что не боюсь никого и ничего. Хочешь узнать, почему?..

…Что-то было не так – ему было холодно, но он вспотел. Кружилась голова – как будто лавочник заглянул в бездонную пропасть. Что-то было совсем не так, и Рэм, чувствуя, как животный ужас сковывает его тело, совсем не хотел знать, почему существо над ним было способно лишить человека жизни. Но голос Немезиды не смолк – неспешно, безжалостно – даже с упоением - ввинчиваясь лавочнику в душу, он прошелестел:

-Просто, мне это очень нравится – убивать. И если ты попытаешься, в ходе наших взаимовыгодных деловых отношений, хоть как-нибудь повести себя… некорректно, - здесь Немезида смолкла на миг, и Рэм живо представил себе ее улыбку.

...До конца своих дней он запомнил этот короткий миг – ощущение полной, абсолютной беспомощности; беспощадная, леденящая душу, тьма вокруг – и давящее, лишающее воли, мысли, самого разума, присутствие Смерти у него за спиной; Смерти, пригласившей его взглянуть на предстоящий им полет в Бездну; полет, который, знал он, будет длиться вечно. Грань, отделяющая его от иного, оказалась неожиданно близкой, тонкой, хрупкой…

-…то отсрочка, о которой я говорила, выйдет, - закончила зловещая гостья будничным тоном, и вспотевший Рэм почувствовал, как сердце снова начинает биться – пытается вырваться из груди. Лавочника била крупная дрожь.

-Начнем переговоры, партнер?


Сообщение отредактировал Shambler - 26-06-2009, 9:26

Через терни математики на втором курсе гуманитарного направления.
Или как это было очень давно.

Эпическая сессия.


Это было тяжелое приключение. Хотя в данж спускалась вся партия, я с самого начала понимал, что могу рассчитывать только на себя. Одним богам известно на что я тратил драгоценную экспу в течение семестра, но в итоге ни один учебный стат и умение не продвинулись дальше первого уровня. И вот вооруженный ручкой с тетрадкой, имея в инвентаре лишь "Пачку шпор +2", квестовую "Семестровую домашку по матану", добытую нечеловеческими усилиями за восемь часов вместо положенных трех месяцев по замыслу GMа, и единственный сильный магический артефакт "Священный конспект по матлогике" за авторством величайшего паладина, которого я знаю, я ступил во мрак подземелья и направилсь на встречу с первыми чудищами. Первые три дались относительно легко, но потом я оказался не у дел - забыл запастись предметом "Последняя контрольная по Алгебре". Впрочем мне удалось скрафтить точную копию на ближайшем привале, которой был организован перед финальной битвой. Нам предстояло схватиться с самим владыкой этого данжа. В течение десяти часов я, используя дар паладина, выискивал в нем самые сильные заклинания и разил ими монстра. И, наконец - этот сладостный вкус победы с привкусом гари и собственной крови. Выбравшись из склепа, я направился завершить неоконченный квест. На этот раз моим противником оказался великий и очень мудрый маг. Зачитав последние свитки из "Пачки шпор +2", я подступился к нему и... долгая беседа о бытии и конечности вселенной. Казалось, она длилась вечность. Но вот он замолчал и изрек: "Ты достоин." И дав несколько напутствий, вручил мне заветное сокровище - "Заполненную зачетку". Приняв с почтением сей дар, я откланялся и направился к выходу из подземелья.
Вот так, проваливая проверки на все учебные способности с умениями и выигрывая благодаря одной лишь удаче, я завершил это приключение. Хвала Тиморе!

Тонкие миры

   Когда я заступаю на дежурство, в больнице уже практически никого нет. Тем не менее, я соблюдаю протокол, оставляю роспись в книге дремлющего охранника и прохожу в своё отделение. Оно небольшое – всего лишь один подвальный этаж длиной ровно в две сотни и ещё двадцать пять моих шагов, но когда я, вечный ночной дежурный, прихожу на работу, в мире нет более полновластного повелителя. Оставив куртку в шкафу при входе и облачившись в халат, я печатаю уверенные шаги к столу коридорного и бегло пролистываю журнал за день. Я знаю, ничего особенного там не будет: буйных к нам не определяют, а о физическом здоровье наших гостей мы заботимся куда как хорошо. Всё это я делаю исключительно потому, что так положено, из уважения к протоколу. В конце концов, я люблю свою работу во всех её проявлениях и не собираюсь лишать себя удовольствия разобрать бумаги даже ради стократно сильнейшего.

    Надо сказать, что занятие моё несколько экзотично, даже по меркам сотрудников. Я психиатр, да, но психиатр, изучающий только необычные, не вписывающиеся ни в какие рамки случаи. Я работаю лишь с теми, в чьей истории болезни не заполнена графа «Диагноз». Я учёный, видящий в уникальности закономерность. Я первопроходец, пробирающийся через закоулки извращённого разума, не имея даже набросков карты. Я художник, способный оценить прелесть и красоту тёмных сторон души…и я работаю только ночью.

   Эти мысли я отмечаю так же, как и всё остальное во время дежурства, а потом выбрасываю из головы. Когда хороший врач идёт к пациентам, он должен быть чист от всего постороннего, он должен принадлежать только им и концентрировать внимание только на них. Я хороший врач, а потому, когда я открываю оконце на первой двери, весь мир сжимается до размеров маленькой, обитой войлоком комнаты, в центре которой корчится истончённая женская фигура. Естественно, я помню её имя и фамилию, но плох тот учёный, что позволяет поэзии покинуть его сердце, а потому я зову её Королевой бабочек. Уверен, любой обладающий должным воображением согласился бы со мной, лишь раз увидев эти огромные глаза, распахнутые так, будто она пытается впустить через них все тени сразу, эти бесцветные губы, сжавшиеся в линию, готовые бросить приказ и, конечно же, эти полы смирительной рубашки, обнимающие её хрустальное тело подобно императорской мантии. Она одна из первых моих пациенток, и путы, покрывшие её разум, до сих пор волнуют моё воображение. Иногда кажется, что она хочет слиться со всем миром сразу, что ей тесно в собственной плоти, что её душа – это живое семя, рвущееся в питательную среду внешнего мира прямо сквозь ненавистное тело. Когда-нибудь я обязательно отпущу её, но не раньше, чем смогу понять сущность этого безумия. Сейчас она лежит на полу, обессилевшая от постоянных метаний, глаза распахнуты широко, но я знаю, что она спит и видит сны, в которых чернильные облака кружатся, вальсируя, и перетекают в неясные фигуры. Я смотрел в эти сны, когда мы засыпали с ней в обнимку, сжавшись в такой плотный комок, что трудно было найти границу между одним существом и другим. Я закрываю оконце, оставляя мир теней и бьющейся души.

   Иду дальше. Три двери заслуживают лишь краткого упоминания, ведь за ними находятся симулянты достаточно артистичные, чтобы уверить окружающих в своём безумии, но недостаточно подготовленные, чтобы убедительно изобразить что-то одно. Жаль, что не все обладают должной проницательностью и отправляют таких ко мне, полагая, что наткнулись на очередной уникальный случай. Эту троицу я зову личинками. Тихими, незаметными, даже не подозревающими о том, что тени моего отделения уже заметили их присутствие и осторожно присматриваются, решая, что делать с новой пищей. Мне очень интересно, к чему приведёт их чувство юмора, но пока что я миную эти двери. За каждой из них лишь сырая заготовка, которой лишь предстоит стать очередным шедевром.

   В следующей палате всё куда интереснее! Узкое оконце открывает мне мир, полный яда интриг и восхитительной корысти. Человек, сидящий внутри, неподвижен уже более года, и его приходится кормить через трубку и капельницу. Сначала ему приписали коматозное состояние и почти отправили в клиническую больницу. Глупцы! На их счастье я успел заметить его и забрать в своё отделение, о чем в дальнейшем не жалел и секунды. Трудно поверить, что глаза этого крупного, грузного мужчины средних лет скрывают семь различных разумов, вечно ведущих друг с другом незримую войну, строя хитроумные замыслы, разрабатывая многоходовые комбинации и проводя блестящие импровизации. Особенно интересно то, что всё это не находит почти никакого отражения в действительности. В случае Макиавелли, как зову его я, понятие «внутренний мир» обретает качественно иное значение. Я вижу, что мизинец его левой руки несколько сместился относительно прошлой ночи. Кажется, кто-то из его внутренних Я набирает значительный политический вес. Интересно, подозревает ли он о том, что остальные уже объединились во временную коалицию и вот-вот нанесут свой удар, сила которого, судя по дрожанию век, будет сокрушительной? Что ж, удачи ему!

   Дальше. Осталось лишь две палаты. Два мира. Двое. Я осторожно заглядываю внутрь и попадаю в мир Карнавала Венеции. Древней Венеции, острова, куда свозили отвергнувших собственную плоть. Лепрозорий, понятия не имеющий, что на его проклятых костях вырастет самая знаменитая традиция развлечений. О да, Казанова снова сделал себе новую маску и костюм, пытаясь скрыть рассыпающееся тело. Разумеется, в так называемой реальности ничего этого нет – просто мужчина изорвал пижаму на тряпки, связал из них несколько узловатых верёвок и увешал ими тело, при этом скрыв лицо наволочкой. Восхищает меня то, что всё это не одни лишь галлюцинации, нет! Его разум потерялся где-то между личностью Джакомо Казановы, феерическими видениями той самой Венеции, где правит княгиня Лепра, и великолепнейшим искажением ощущения тела. Признаюсь, я заметил его не сразу, ведь с виду он вполне обычен, если не копать глубже. Преклоняясь перед трудами господина Лоуэна, я в своё время взял его к себе, лишь для того, чтобы исследовать образ тела, и был поражён странным взаимовлиянием всех компонентов его болезни. Потрясающе и феерично! Он на все сто жил в том, иллюзорном мире, и никто не мог убедить его в обратном, просто потому, что он всё воспринимал иначе, чем остальные. К примеру, меня он до сих пор считает любопытной девицей, что пытается узнать секрет его очарования. Более того, несколько раз он пытался склонить меня к единенью тел и душ, но я смог вовремя пресечь его поползновения. Честно говоря, я считаю, что главное – это заглянуть в тот его мир. Побывать там, пройтись по его улицам, поговорить с людьми, встретиться с самим Казановой. Как знать, может, мы стали бы с ним друзьями и обсуждали бы амурные похождения за бокалом чего-нибудь изысканного или вели бы философские беседы о тленности всего сущего, глядя на рассыпающуюся плоть окружающих… Я с сожалением отрываю себя от созерцания, вальсирующего в ночном безмолвии Казановы, и закрываю оконце.

   К последней палате я всегда подхожу чуть медленнее, чем к остальным. Врач должен, просто обязан отвергать всё, что мешает работе, но там, за крайней дверью, находится мой самый большой крах. Сложнейшая из загадок. Мой первый пациент. Я бьюсь над его случаем уже годы, я терзаю свой разум в попытке понять, что же лежит в основе его недуга, и вновь убеждаюсь в бесплодности попыток. Все мои гипотезы рассыпаются, все выводы оказываются ошибочными, все наблюдения ложными. Я уже несколько раз думал о том, чтобы передать его кому-нибудь ещё, но понимаю, что после этого мне не останется ничего, кроме как сдать дела. Я останавливаюсь перед массивной дверью и глубоко вдыхаю. Я не жду, что эта ночь принесёт мне хотя бы маленькую зацепку, но всё ещё надеюсь, что когда-нибудь я смогу разобраться в этом случае.

   Я открываю дверь и долго вглядываюсь в глубины большого зеркала.

Наверное я никогда не покину этот парк навсегда...

Стой!

Стой, я буду стрелять…
Палец , как дуло к виску. Стой и не смей подходить! Не смей шевелиться и даже дышать! Ты в моей полной власти. Я знаю, чего ты хочешь, я знаю зачем ты пришла! Ты хочешь всё исправить? Наверное если я был другим…. не таким, у тебя хоть шанс на это был бы, а так… бесполезно.
СТОЙ!
Смотри мне в глаза. Поверь, я хотел как лучше. Милая, я на самом деле этого хотел, я хотел быть с тобой. Я хотел тебя любить, но как подойти учителю к нимфоманке-ученице. Да, я в курсе всех твоих выходок.
СТОЙ!
Мне 20, а тебе 13, не плохая разница.
Я мечтал о тебе. Но как я мог. А ты решила меня получить, на зависть подругам. Кошка… поэтому я гладил против шерсти, отпихивал, когда ты стелилась к ногам. Проще так, чем поверить в эту слабость, проще возненавидеть, чем позволить тебе получить меня, позволить себе любить тебя!
Почему ты опускаешь голову?
Да, ничего не вернуть,да, я поступал как последний урод. Но это и есть моё оправдание, это и есть моя надежда на рай. ты грешница с рождения, а я всегда был святым, аж скулы теперь сводит от сахара, но так уж вышло, так воспитали родители партийщики. Девочка - ты играла людьми, а потом обвинила меня, возненавидела…
Стой, я буду…
Хотя, какой из меня святоша. Много я зла сделал… лгал, предавал, и мне противно от всего этого, но так больше нельзя. Пора заканчивать весь этот цирк.
Один шаг и я отправлюсь в ад, а так отплачешь молитву и забудешься в очередном увлечении.
Смотри на меня…
И шаг назад…

Вол шеБники.
***
Давным-давно на одном волшебном острове, жил-был волшебник. Он любил считать звезды, странный волшебник волшебной страны. Говорили, когда сделаешь какое-нибудь хорошее дело, то в небесах загорается новая звездочка, но как только ты пожалеешь о том, что сделал добро, она стает падающей звездой. Когда-то давно на острове было много волшебников, и они творили много хороших дел, и небо ночью сияло светом миллиардов звезд. Хорошее было время, когда улыбка была платой за помощь и простым спасибо дорожили как самым дорогим, что можно было найти на земле. Но то время прошло, остались только воспоминания. Что-то произошло в волшебном мире, новые звезды загорались редко, а старые исчезали с небосвода, падая в море. Волшебники переставали быть волшебниками, исчезали слова спасибо, пропадали улыбки, но зато появлялись косые взгляды и протянутые руки, требующие золото. Так появились Тени. Их никто не видел, но они всегда были рядом и шептали на ухо черствые слова, которые попадая в сердце, делали его каменным. Тени не могли долго жить на волшебном острове, потому-что живой звездный свет был для них невыносим. И они переправились на материк, туда, где жили люди и где небыло волшебства, где верили только в законы физического мира и свет звезд был холодным. И последние волшебники тоже покинули волшебный остров, они не могли позволить теням захватить мир. Люди не видят ни волшебников, ни теней, они только их слышат и выбирают слова одного из говорящих с ними, пуская в свое сердце. Только ночью, когда люди спят, на берегу у моря появляются волшебники, садятся на прибрежный песок и внимательно считают звезды…
***
Посвящается моим друзьям. Спасибо, что вы есть, волшебники.

Сообщение отредактировал SimiRel' - 4-08-2009, 2:02

она волновалась очень сильно. Однажды она ушла из сквера поэтов, но примут ли ее в парке писателей?.. Полночи редактирования на компьютере, и надежда, что и здесь этот рассказ будет иметь успех, как и там, где она его выставляла раньше...
- Мой рассказ называется "Низвергнутый демон",- волнения в голосе не было. Она начала читать...

Низвергнутый демон.
Часть 1.
"Есть Падшие ангелы, а есть низвергнутые демоны. И на тех, и на других всегда падает проклятие Отверженных, от которого не избавиться. Так почему же мы жалеем первых и ненавидим вторых?"- размышлял парень, сидевший в кресле-качалке.
Его внешность была, скажем так, на взгляд простых смертных, заурядной, ничем не запоминающейся. Карие глаза, черные волосы, смуглая кожа, гармонично развитые мускулы тела (не Шварцнегер, но все же...), приятный голос, начитанный, и самый... что ни на есть настоящий демон, причем низвергнутый. Да-да, это сущая правда. Ибо как говорится "отрекшись от Господа один раз, больше ты не войдешь в сад его". Но персонажу, сидящему перед нами, было не до этого. Его сейчас волновало, как бы избежать очередных поломок его дома и стычек с противоборствующтми сторонами Ада и Рая. Его дом был одноэтажным, выполнен в готическом стиле, имел все удобства цивилизации и приятный внутри.
Шел дождь, за окном гремела гроза, а на столе горела одиноко свеча. Рядом лежала раскрытая книга, стояла недопитая чашка с кофе. Все было как обычно. До этого вечера.
Внезапно в дверь кто-то постучал...

Открыв дверь, он увидел мокрую от дождя девушку, кутающуюся зябко в плащ.
- Что случилось?- спросил парень.
- Мой мотоцикл заглох недалеко отсюда. Я ехала в город, к другу, и тут вот так вот глупо получилось, что теперь я не могу добраться до мотеля хотя б,- извиняющимся голосом произнесла она.- Простите, я не могу у вас переночевать? Просто я из другого города, и не ориентируюсь тут.
- Хорошо, заходите. Осторожно, у меня просто недавно был ремонт, и я не хочу, чтоб вы что-то себе повредили. Давайте ваш плащ сюда,- парень повесил кожаный плащ на плечики.- Разувайтесь, я вам дам сейчас тапочки.
- Спасибо вам огромное,- клацая от холода зубами, ответила девушка.
- Боже, да вы совсем с ума сошли, ездя в такую погоду! Давайте, идемте к камину, вы хоть немного отгреетесь! Где ваш мотоцикл? Я пригоню его сюда.
- Два километра на восток, я его там оставила.
- Сидите,я принесу сейчас чай. Давайте, грейтесь.
Парень пошел на кухню делать чай. Девушка стала рассматривать себя в зеркало над камином: черные волосы, неествественно бледная кожа, к которой не пристает автозагар, алые губы, как у вампира, во всем черном всегда, средний рост (165 см), по фигуре "яблоко" (120х85х125), но в целом, удобоваримый вариант внешности. "Не голливудская актриса и не плейбой",- подумала она.
- Вот ваш чай. Как вы себя чувствуете?- спросил хозяин дома, ставя поднос с чаем на стол.
- Получше уже,- честно призналась девушка.- Меня зовут Тинатин Везельвуловна Рабинович (автору в голову ничего умного не пришло), а вас?
- Александр,- представился хозяин.- Как же вы добирались сюда в такую погоду?
- Когда я ехала сюда, то было тепло и прекрасно. Я не знала, что в этих краях погода изменчива.
- Бывает. Я пойду, приготовлю вам комнату, чтоб вы могли переночевать. Хорошо?
- Хорошо,- Тинатин улыбнулась.
Александр ушел наверх. Через пять минут он провел девушку в спальню, и ушел за ее мотоциклом...
В это день ему не стоило пускать ее в свою жизнь вообще...

Часть 2.
Тинатин, спустившись утром, обнаружила, что ее мотоцикл стоит возле крыльца, начищенный до блеска такого, что просто больно глазам.
- Доброе утро,- хозяин дома расставлял блюда на завтрак.-Вы будете завтракать?
- С добрым, Александр,-девушка села напротив парня.- Спасибо вам огромное, а то я б плутала очень долго здесь.
- Так иногда бывает,- демон улыбнулся.- Чай или кофе?
- Кофе черный без сахара.
- Вы любите крепкий кофе?
- Да, а вы какой предпочитаете?
- Черный без сахара и с молоком. А что же ваш друг вас не встречает?
- Я ему сюрпризом,- улыбнулась обезоруживающе девушка.- Спасибо огромное за кофе, я поеду.
- Вам нужно проехать 15 километров на восток, до бензоколонки, а дальше на север 169 километров, и вы будете в пригороде,- пояснил Алексашка, указывая путь девушке.- Моя просьба может звучать глупо, но я вас прошу- все это время не снимайте своего крестика. Вам он поможет.
- Хорошо,- весьма удивленная Тина смотрела на демона.- Я выполню вашу просьбу.
- Спасибо огромное. Не забыли направление?
- Нет. Спасибо еще раз.
- И еще- если нужна будет помощь, то просто назовите мое имя, и я приду.
- Так и звать- Александр?
- Волконский Александр Михайлович. Это мое полное имя.
- Спасибо, Александр Михайлович.
- Не за что, Тинатин Везельвуловна.
Демон наблюдал, как клубы пыли, поднятые мотоциклом, скрывали девушку... Почему-то ему вдруг стало так тоскливо...

Тинатин знала город, куда ехала, как свои пять пальцев. Это был когда-то ее город, но пару лет назад умер ее отец, ее спутник в вечных походах, поездках.
Везельвул Астатович умер на глазах дочери, ничего не могущей сделать для продления его жизни. Похоронив отца, бабушка девушки, Вильгемина Германовна, уехала на лечение за границу, с какой-то острой недостаточностью. Тина начала жить с матерью, отчимом и сводным братом погодкой.Однажды дело дошло до того, что отчим был отправлен в больницу с ножевым ранением. Мать ее кричала, что она дочь демона, раз так поступила. И в 18 лет Тинатин Рабинович, не выдержав такой жизни, сбежала из дома, к бабушке, в то время вернувшейся на короткий срок в город. С тех пор жизнь девушки пошла к лучшему. До сегодняшнего дня она так думала...

Часть 3.
Тинатин открыла дверь в квартиру, где жил ее парень. Увидев, что в прихожей стоят женские босоножки на шпильках, девушка все поняла.
Она увидела их вместе на диване. Блондинка вытаращила глаза, но Тина, не сказав ни слова, молча забрала свои вещи и ушла. Парень бывший догнал девушку на лестнице:
- Тина, солнышко, послушай..,- начал было он скулить, но девица одарила его таким взглядом, от которого бывший чуть не умер (в буквальном смысле слова).
- Знаешь, а я тебе верила,- с какой-то усмешкой ответила девушка, вскидывая сумку на плечо, как мешок с картошкой.- Но ты сволочь, и я не жалею, что от тебя ухожу.
- Тина, девочка моя...
- Отвали.
Тинатин Рабинович с легкостью перепрыгнула перила лестницы и стала спускаться вниз. На улице она практически побежала, но за углом остановилась, чтоб перевести дыхание.
- Сволочь,- пробормотала она, сползая на скамейку. Старушки здесь смотрели на нее как-то странно. Но Тине было плевать. Разбилась еще одна надежда в дребезги.
- Девушка, ты что тут делаешь?! А ну-ка вон отсюда!- одна ретивая бабуля замахнулась на Тину матерчатой сумкой, но один взгляд девушки, и старушенция остановилась.
- Бабуля, не связывайтесь со мной, ради Бога,- прохрипела Тина.
- Господи, спаси и сохрани,- старушенция мелко закрестилась, от чего Тинатин дернулась.

Тинатин лежала на кровати в номере гостиницы. Девушку одолела апатия. "Так уже было",- успела подумать она, прежде чем сон сморил ее окончательно.
И снова тот же сон: вначале исчезает отец, а потом появляется отчим вместе с матерью. Снова попытка спастись, но сон неожиданно переходит в тьму, поглащающую девушку...
Тина вскочила с постели провела ладонями по лицу, стирая холодный пот. Она налила себе воды в стакан, и выпила одним глотком. Она стояла, опираясь руками на стол. Костяшки пальцев побелели от напряжения.
- Я еще потягаюсь с тобой, Маг Полуночи,- прошипела девушка. Стакан со стуком был поставлен на стол.
Наутро девушка решила прогуляться по городу. Переодевшись, чтоб ее не узнали, Тинатин пошла вдоль Проспекта Ангелов.
За время отсутствия девушки на главной улице появилось много новых бутиков, салонов и тому подобной дребедени. Неудержавшись, девушка зашла в бар "Фиолетовый рассвет", где была барменом и делала разные вкусные и прекрасные коктейли. Все изменилось. Девушка как-то горестно вздохнула, и развернулась к выходу, когда ее кто-то окликнул:
- Рабинович?! Стой, иди сюда!!!
Тинатин Везельвуловна круто развернулась, чтоб посмотреть, кто это ее позвал...

- Пашкова?!- потрясение девушки было велико.
- Да я, я. Чего ты мне не звонила?- Пашкова Элина Эдуардовна рассматривала свою подругу. В свою очередь Тина рассматривала Эльку: волосы из каре превратились в более длинные, все тот же русо-рыжий оттенок; зеленые глаза; полные губы; высокая, но чуть ниже Маяковского.
- Расказывай, как ты?- Элька вытащила Тину из бара, и они направились в сторону Первомайского сквера.
- Ты знаешь, неплохо,- соврала бодренько девушка.
- Врешь поди,- Пашкова приуныла слегка.- Ты полностью падший ангел, тебе кто-то говорил об этом?
- Только папа.
- Прости. Итак, расскажи мне немного о своей новой жизни.
- Ничего интересного. Я играю на гитаре в группе, работаю барменом и имею собственную квартиру.
- А зачем ты приехала в Новоангельск?
- У меня была назначена здесь встреча, и я не могла от нее уклониться,- уклончиво ответила девушка.
- Прелесть. И кто же он?
-Неважно. Сегодня я уезжаю,- Тинатин встала со скамейки в сквере.
- Тинатин.
- Что?
- Если нужна будет помощь, то призови меня как мага. Хорошо?- зеленые глаза Элины смотрели внимательно в синие глаза подруги.
- Знаешь, ты второй человек, который мне предлагает помощь,- Тина усмехнулась.- Я приму к сведению. Договорились?
- Договорились.
Тина вернулась обратно в гостиницу, собрала свои вещи, села на мотоцикл и поехала в обратном направлении...

Часть 4.
Маг Полуночи сидел и рассматривал вышитое собственноручно панно, на котором плясали две девушки. В жизни Маг, столь любезно проклинаемый Тинатин Рабинович, был Дмитрием Исаевичем Обломовым (что-то автора на классику тянет). Средневековая вышивка нравилась магу. В жизни он тоже неплохо смотрелся в зеркале: черные, словно крыло ночи, волосы; золотисто-карии глаза с кошачьим разрезом; аристократические черты лица; фигура не плейбой и не герой, а так себе, но в ухоженном состоянии. Дмитрий Исаевич подошел к пианино, стоящему в углу, и стал наигрывать мелодию. Минуту спустя его прервало появление ворона.
- А, Вира,- Дмитрий Исаевич протянул руку, и птица уселась на нее, как на жердочку.- Какие новости?
- Только то, что девица Рабинович снова тебя проклинает,- каркнул ворон.
- Что ж, бывает. Что еще, Вира?
- А то, что Волконского я не нашел. Но девица должна по идее, его позвать в ближайшее время,- ворон засмеялся каркающим смехом.- Вот и всего. Мне устроить это?
- Давай потом, сейчас нам надо просто понаблюдать,- откликнулся Обломов, усаживая птицу на крышку пианино.- Надеюсь, что тебе понравится Атараксия.
- Играй, Димитрий, играй,- ворон смотрел блестящим черным глазом на мага, играющего на пианино...

Пашкова Элина Эдуардовна с грустью рассматривала себя в зеркало. Ей не особенно нравился цвет ее волос. Она хотела быть брюнеткой, как Тинатин, столь поспешно убежавшая из города. Но с ее типом кожи черный цвет ей был заказан. Элина отложила в сторону расческу, взяла сумку с конспектами медицинского факультета, и вышла из дома.
Курить она бросила, как только узнала, что у нее будет братик. И не беда, что разница 18 лет. Наоборот, хорошо. Оказалось, что у нее и братик, и сестренка. Элька на седьмом небе летала от счастья. Она носилась с Антоном и Валей как ненормальная. Вскоре девушка избавилась от привычки курить, и стала вести здоровый образ жизни. Даже отец ее завидовал. Бабушка Тинатин, Вильгемина Германовна Скорпион, во вдовичестве мадам Астат Рабинович, мать Везельвула Астатовича, отца Тинатин, дала в свое время рекомендацию Элине при поступлении на медицинский факультет.
Элина шла по направлению к метро, насвистывая про себя какую-то песенку. Она заметила магическим зрением, что за ней следит ворон. Постаравшись сделать вид, что она его не замечает, девица продолжала идти. Незаметно она оторвалась от ворона. Денек предстоял быть жарким.

Тинатин сидела на мотоцикле и рассматривала карту маршрутов до Николаграда, где теперь проживала. Она действительно играла в группе, неплохо зарабатывала и училась на гуманитарном факультете. Она выбирила другой город, чтоб быть вдали ото всех, особенно от Новоангельска, где ее постиг скандал в связи смертью отца пару лет назад. Солнце нещадно палило, будто в пустыне; хотелось пить со страшной силой; мотор потихоньку перегревался. Трасса плавилась, словно сыр в духовке. Тина убрала карту автотрасс в карман нагрудный куртки, завела мотор и направилась в сторону Новосибирска по трассе М52. Ворон Вира следил за девицей Рабинович в надежде, что она позовет демона Александра. Увы, его надежды снова не оправдались... Тогда Вира решил устроить кювет, дабы все-таки вызвать демона. Только он не учел одного- что Тинатин Везельвуловна Рабинович была профессиональным экзерсистом, а не обычной девицей, лишенной магии. Виру ожидал неприятный сюрприз...

Часть 5.
Тинатин лежала на кровати в мотеле и рассматривала потолок, на котором были разводы от непонятно чего. Вокруг здания был туман-плотный, что казалось дотронься, и ты ощутишь его липкость, холод от которого и пустота не сразу пройдут. Туман привлекает мрак, от которого нельзя избавиться, как бы ни хотелось... Тинатин Рабинович не любила туманы. Они ей слишком сильно напоминали о прошлом. О скандале, который заставил девушку уехать из города прочь в ночь. Бежать, как будто она преступница, а не те, кто ее так жестоко подставил...
"Воспоминания-это то, с чем мы можем и не можем мириться одновременно,- размышляла девушка, погружаясь во тьму.- А иногда с этим стоит смириться..."

Сон ей принислися впервые за все время, что она просто существовала, а не жила. За столь долгий период она отвыкла ото снов, и тем более от лиц первых встречных. Лицо Александра то и дело всплывало, а потом исчезало в мареве пляшущих красок, которые снова становились тьмой... И так до самого пробуждения.

Рано утром, когда девушка встала, стоял точно такой же туман, как и вчера вечером. Передернув плечами, она уселась на свой Harley Devidson, и продолжила путь до Николаграда. Туман не разошелся и к обеду. Девушка прекрасно понимала, что это штучки Виру, но не подавала виду, чтоб не разочаровать старика мага.

Вира смотрел на дорогу. Нагнать туман оказалось проще всего, но он ожидал других результатов: что будет кювет, и девица Рабинович позовет таки демона. Только не произшло то, что так хотелось ворону Девушка съехала на обочину, и произнесла достаточно громко:
- Слуга мага, выходи!
Ворон что-то прокаркал недовольно, и приземлился на байк Тины. Девица едва поморщилась, так как когти ворона оцарапали ей полировку.
- Да, дева?- спросил ворон.
- Туман убери, другим мешает,- недовольно приказала Тинатин Везельвуловна.
- А иначе?- чуть насмешливо ответил Вира,- склонив голову набок.
- Ты знаешь, кто такие экзерсисты?- вкрадчиво поинтересовалась девушка, незаметно достав серебряный крест.
- Ты не они.
- Ошибаешься, Вира, сын Вагама. Я экзерсист.
Тинатин приложила крест к шее ворона. Тот задергался, но серебро не оказало на него того же эффекта, как и на другую нечисть. Весьма удивленная Тинатин чуть отошла назад.
- Так ты помесь?!-потрясенно выдохнула она.- Ты не ворон, ты химера!!!
- Да, я химера. И ты сейчас же призовешь демона!!!
- Какого демона?!?! Очнись, я экзерсист, а не сатанист. К ним обращайся!!!
- Только ты его и видела. Или же умри!!!

Часть 6.
Ворон каркал, не в силах смеяться по-нормальному. Химеры- это существа, от которых волосы встают дыбом. От ворона встали дыбом волосы Тинатин. Внезапно кто-то оттолкнул с силой девушку.
- Проклятый ворон!- кричал неизвестный. Он выглядел странно: черные волосы, неестественно-мрамо­­рная белая кожа, губы как-то странно приоткрылись, и из-под верхней мелькнули клыки. "Вампир",- промелькнуло в голове девушки. Парень мгновенно окинул ворона каким-то заклинанием, от которого все маховые перья повылазили, и птица вынуждена была усесться на ближайший куст, чтоб не упасть. Парень подхватил девушку под руку, усадил на байк и повез к ближайшему мотелю. От него несло смертью, такой давней, что Тина не стала задумываться, а почему все-таки он ее спас от ворона. Что его связывает с магом Полуночи. Девушка немного расслабилась, и постаралась поспать, крепко обхватив за талию незнакомца.

Парень принес напитки.
- Значит, ты экзерсист Рабинович?- задумчиво покачивая стакан, произнес он.- Дочь Везельвула Астатовича, сына Астата Иоанновича?
- Да.
- Значит, ты поможешь мне, сама того не желая даже.
- А у меня и выбора нет. Я принимаю ваше предложение, уважаемый Мигель.
- Я рад этому. Я стану вашим спутником.
- Хорошо, но для начала надо расплатиться за напитки и жилье. Это сделаете вы.
- Хорошо.

Часть 7.
Элька рассматривала свое отражение в зеркале. Она прекрасно понимала, что Тинатин никогда ей ничего не расскажет, и никогда ей не напишет. Но надежда, пусть даже слабая, все-таки у девушки была. Достаточно было взять хоть клок волос, чтоб узнать всю правду об экзерсистке Рабинович. Что в принципе и хотела сделать девушка. Но было одно большое "НО": Тина обезопасила себя от посягательств на поиски ее, и это врач почувствовала очень хорошо при их единственной встрече. И сейчас, стоя перед зеркалом, в котором отражалась Элька, она произносила формулу по латыни, от которой у любого демона, ангела или любого другого магического существа вставали его части тела дыбом. "Латынь- универсальный источник сил для всех существ магии,- размышляла девушка, привязывая какой-то мешочек к своему поясу.- Значит, мне надо только часть силы того, в чьем доме хотя час провела та Тинатин Везельвуловна, для которой законы гостеприимства важны как воздух. А этот кто-то- демон. Это ясно с первого взгляда. Только она не хочет назвать его имени, хотя знает. Что же с тобой произошло, Рабинович? Что?"
Элька вышла из дома, захлопнула дверь, поставила магическую блокировку, и направилась за город. Там обитал тот, которого все так упорно хотели достать-Волконский Александр, Нисвергнутый Демон.


Николоград, Тинатин
Мигель убирался в квартире девушки. Он твердо знал, что плата за то, чтоб с ней сотрудничал составляла то, что Мигель де Лавега, вампир в возрасте двухсот лет, должен убирать и готовить в доме хозяйки. Чем он в принципе и занимался. Вымыв полы (Тинатин не держала ковров в квартире), парень направился в магазин, чтоб купить хлеба. В этот момент он столкнулся с девушкой.
- Ох, простите, я вас умоляю,- девушка неловко кинулась подбирать продукты, рассыпанные на дороге, и нечаянно задела серебром вампира.- Ох, вы ведь не...
- К вашему неудовольствию-да,- Мигель одним щелчком пальцев сделал так, что все продукты исчезли.- Я нечисть. Вас такой ответ устроит?
- Простите, я не хотела,- Элька чуть ли не плакала.- Я не хотела, правда.
- Успокойтесь. Сейчас я схожу снова в магазин, куплю продуктов, а вы подождите меня на площадке. Вы любите мороженое? А может, конфеты?
- Я люблю розы, кремовые такие,- шепнула Элька, шмыгнув носом.
- Посидите, я сейчас приду.
Парень бегом кинулся в магазин, чтоб все сделать к приходу Рабинович. Элька чуть подуспокоилась, маленько поправила макияж, и стала ждать.

Мигель усадил девушку за стол на кухне, и принялся готовить. Парень выглядел довольно мило в домашнем фартуке. На столе стояли пакеты с покупками, которые Элина разбирала. Квартира поражала какой-то спартанской обстановкой: не было никаких фотографий, где был бы изображена хозяика дома; не было обилия ковров, к которому привыкла девушка; не было даже цветов, хотя нет, стояло два кактуса; был компьютер, множество дисков, и пара брусьев, вбитых в стену. Мигель позвал Элину обедать. Неожиданно взгляд девушки упал на картину, висевшую незаметно на стене. Внизу была прикреплена записка, с напечатанным названием "Паленов. Замок с вороном." Почему-то у девушки возникло ощущение, что этого ворона она где-то уже видела...


Вечером, когда девушке предложил вампир остаться ночевать, пришла Тинатин, у которой настроение было не ахти. А тут ее еще и сюрприз в виде бывшей одноклассницы ожидал...
- Пашкова,- ни один мускул не дрогнул на лице девушки.- Я могу потребовать объяснений?
- Ты все равно от меня не скрылась бы,- Элина покачала головой.- Я ведь найду тебя хоть на краю земли. Что ты теперь скажешь?
- Ты переночуешь здесь, а потом возвращайся домой. Выбора сейчас тебе не предоставляю.
- А ты в своем репертуаре. Ладно, спокойной ночи, дорогой Мигель,- колдунья чмокнула в щечку вампира. Рабинович холодно взглянула на парня, круто повернулась, и ушла в свою комнату.


Часть 8.
Забытый персонаж

Александр сидел пред камином, размышляя о своей судьбе. Да нет, о какой судьбе! Он размышлял о Тинатин, девушке, виденной им всего лишь раз, но запомнившейся ему надолго. "Сколько прошло времени?.. Месяц, два? А кто же она такая?"- Александр подошел к окну, за которым над деревьями сгустилась ночь. Его невеселые (или веселые?) размышления прервало его появление­ появление мага.
- А, все-таки вычислили, Дмитрий Исаевич,- демон повернулся. В его глазах таилась грусть.
- К сожалению, это правда, Александр Михайлович,- Обломов уселся в кресло хозяина. Виру, успевшего отрастить заново маховые перья, маг держал поближе к себе.
- Что вам опять нужно?- демон сел на диван.
- Тоже, что и сто лет назад- ваша сила Нисвергнутого Демона,- Маг улыбался, ворон внимательно следил за хозяином дома, наклонив голову набок. Его блестящий черный глаз превратился в красный.
- Простите, но вы знаете мой ответ,- Волконский встал.- Как вошли, так и выйдите отсюда. Я слишком люблю уют, чтобы заново все отстраивать.
- Как прикажете, господин демон,- ворон насмешливо каркнул. Маг исчез. Демон устало вздохнул.

Николоград
Мигель стоял пред кроватью, и смотрел во тьме на Эльку. Слишком был велик соблазн выпить свежей крови. Мигель отличался от обычных вампиров. Он никогда не делал вампирами других людей, у которых пил кровь. "Слишком гуманен",- грустно усмехнулся парень, и вышел прочь. Вампир направился в сторону базара, где, как он уже знал, можно было достать крови животного. Слишком уж долго он не "обедал"...



...Тинатин готовила завтрак. Мигель вернулся на рассвете. Элька сидела, понурив голову.
- Тина, но ведь ты мне один раз написала,- девушка жалобно взглянула на экзерсистку, и вынуждена была отвести взгляд.
- Элька, расслабься,- голос девы потеплел.- Никуда ты отсюда не денешься. Ты вляпалась по уши вместе со мной в это дело три года назад, и волей-неволей к нам еще присоединятся люди, которых мы можем не ожидать. Так что... Жить будешь здесь. Выбора в данной ситуации нет.
- Какая прелесть,- вампир усмехнулся, обнажив на секунду клыки.- Значит, мне очень долго придется приходить на рассвете.
- Мигель, лучше скажи мне, если хочешь человеческой крови. Я ее тебе дам,- экзерсистка улыбнулась.- Ясно?
- Ясно. Давай кровь.
- Держи,- Тинатин протянула руку.- Угощаю

Мигель рассматривал девушек, сидящих пред ним. Тина и Элина рассматривали какую-то карту, нарисованную, судя по дате, в 19 веке.
- Что это такое?- вампир прищурился, и сел ближе к Эльке.
- Это то, что нас в свое время заставило вляпаться по уши в магию,- Элина улыбалась.- Мы в свое время загорелись идеей найти ту силу, от которой наши силы увеличились в три раза. Эту силу мы искали по карте Валдамира (ты ее видишь пред собой) и по карте России. Но к сожалению, в прошлый раз мы не смогли засечь источник этой силы. И примерно тогда же на нас и напал маг полуночи, Дмитрий Исаевич Обломов. С ним еще ворон, по кличке Виру. Это все, что мы знаем.
- Примерно столько же знаю и я, но уже двести лет, в отличии от ваших трех. Итак, как вы теперь намерены действовать?
- Думаем.
- Тогда позвольте присоединиться.
- Присоединяйся.

А в это время Александр искал нашу троицу...

Часть 9.
Мигель рассматривал закатное небо, окрашенное в глубокие темные тона синего, фиолетового, пурпурного и кое-где даже золотого. Тона эти насыщали теплом небо, на котором медленно и лениво плыли облака. Вампир потянулся и его кости хрустнули. Он не выпил и капли крови Тинатин, столь любезно ему предлагаемой. Ему нужна была кровь Элины Пашковой. Кровь, которая самая сладкая, самая желанная и самая недоступная. Кровь... В висках начало стучать, голова начинала кружиться. Мигель знал, что долго он так не протянет. Он решился на отчаянный шаг. Он нарушит все законы гостепрееимства, и сделает это... "Слишком велик соблазн, чтоб устоять, подобно святым",- размышлял вампир, направляясь на прогулку.

Попытка попасть в прошлое- это интересно. Но это никогда не представляло интереса для мага, демона или нашей троицы. Но этот день они запомнили надолго...


...Поздно ночью Мигель рассматривал спящую Эльку, остававшуюся прекрасной даже во сне (что я пишу... Остановите меня). Он медленно наклонился к ее... руке (боже, помогите), и укусил за палец. "Он никогда не сделает тебя вампиром потому, что благородный",- сказала Тина. Мигель знал, что он делает и на какой риск идет. Но выбор он решил себе не оставлять... Слишком велик соблазн...


Тинатин ненавидела вставать рано. В это утро она проснулась очень рано. Внезапно она поняла, что случилось. Слишком явный запах крови стоял в квартире. Томный запах, от которого голова могла закружиться. Схватив крест, девушка вошла в спальню к подруге, и увидела сидящего на полу вампира, на лице которого была блаженная улыбка.
- Она не станет такой, как я,- прошептал он, держа руку колдуньи.
- Просто держись подальше от нее, если хочешь жить,- голос экзерсистки был холоден как лед.
- Хорошо.
- Отпусти и иди погуляй.
- Хорошо.
Вампир вышел из комнаты. Тинатин упала в кресло...

Тинатин мрачно рассматривала стены башни, куда пришла, чтоб найти ответ на вопрос, мучающий ее давно. Вопрос, на который она три года ищет ответ, так и не отвечен в полном объеме (руки от клавиатуры подальше). Тина достала карту, рассматриваемую вчера. "Если верить карте, то ответ на мой вопрос- здесь",- девушка толкнула дверь башни, и очутилась в полной тьме, из которой нельзя было выбраться. Тьме, преследовавшей ее во снах и душе. Тьме и холоде всего сущего...

Часть 10.
Шаги Мигеля гулко отдавались под сводами этих стен. Вампир подошел к зеркалу. Он был необыкновенным вампиром, он мог отражаться в поверхности. Вампир не жил в квартире Тинатин уже несколько дней. Слишком стыдно ему было смотреть в глаза Эльки. "Элечка",- мечтательно закатил глаза вампир, и сам не заметил, как вышел к той же башне, что и Тина. Ему не было никакого уже дела до экзерсистки и ее счету к магу Полуночи. Да и он уже не хотел ему мстить. Хотелось просто начать любить, жить как нормальные люди, и стараться получать удовольствие от жизни...

Тинатин стояла во тьме. Ей было неуютно, но она держалась. Ей хотелось получить ответ на вопрос, как добыть ту силу, при помощи которой свою можно увеличить. Ей нужен был ответ на ее вопрос. Вопрос экзерстки.

Девушка пробиралась на ощупь. Не помогал рассеять тьму даже фонарь.
- Тинатин Везельвуловна,- пророкатал голос.- Зачем ты сюда пришла?
- Я хочу получить ответ на свой вопрос,- девушка не боялась.
- Какая ты смешная. Все хотят получить ответ на этот вопрос, но не все его удостаиваются. Что ж, ты можешь получить ответ на него, если скажешь, чью силу ты хочешь получить?
- Силу того, кто равен Богу и Дьяволу, но держится посередине.
- Ты хочешь силу Нисвергнутого демона?! Но ты сошла с ума!
- Я знаю. Так лучше скажи, где мне его искать?
- Ты должна произнести его имя, и он сам к тебе придет. А его силу ты получишь тогда, он сам пожелает тебе ее отдать!

Тьма исчезла, как и башня. Тинатин оказалась посреди шумного городского базара. Ее удивлению не было предела...


Она рассматривала Мигеля так внимательно, как будто не видела до этого. Усмехнувшись, девушка направилась к нему, когда...

Часть 11.
Тинатин очнулась от боли в затылке. "И когда я это успела так напиться?"- недоуменно подумала девушка, пытаясь сесть. Но вертикальное положение было ей принято давно. И это весьма удивило экзерсистку. Она была связана по рукам и ногам, сидела на стуле в каком-то подземелье, судя по положению стен и без окон.
- Ты очнулась? Отлично,- чей-то бодрый, нарочито бодрый голос ворвалсяв больную голову девушки.- Значит, я смогу с тобой договориться.
- Н-да? И о чем же?- Тина усмехнулась, стараясь не показывать, как ей больно. Она навсегда усвоила, что жалко только у пчелки.
- Тинатин Везельвуловна, мне очень нужна ваша помощь,- девушка, вышедшея из мрака со свечкой, смотрела в упор в синие глаза своими зелеными. Ее волосы, уложенные в средневековую прическу "Бараний рог", были светло-русыми, почти блондинистыми, но очень красивыми.- Я сейчас вас прошу об этом только потому, что хочу спасти брата. Призовите одного демона, вы это можете, и все будет хорошо. Я прошу вас.
- Дорогая моя, я не призываю демонов, я их изгоняю,- Рабинович продолжала не то ухмыляться, не то улыбаться.- Так что за этим лучше к сатанистам или кто там у нас демонов призывает. Вот к ним все вопросы.
- Вы вынуждаете меня так поступить,- оппонент разговора поставила ароматическую свечу, вызывающую галлюцинации.

Тинатин погружалась постепенно в сладкую, дурманющую тьму. Тьму, много раз виденную ею во сне. Там она еще могла проснуться, а здесь все зависело только от этой свечи, горевшей очень медленно. Не спасали молитвы, песнопения. Тьма все поглащала Рабинович, не в силах больше ей противиться...


Александр задумчиво рассматривал следы обыска в квартире Тинатин. Картина была удручающей. Взгляд демона случайно упал на медальон, который экзерсистка всегда носила при себе. Александр рассматривал фото, где мужчина, столь сильно похожий на саму девицу, держал маленькую девочку.
- Так вот почему ты так не любишь его снимать,- демон положил медальон в форме капли (автор их обажает, как и в форме сердца) в свой карман, одним взмахом руки привел всю квартиру в порядок, и направился на поиски Эльки и Мигеля. По пути он заметил Виру, внимательно следящего за ним, и одним словом отправил его лечиться куда подальше. Ворон возмущенно каркал, ведь ему во второй раз убирают все маховые перья. Волконский лишь усмехнулся, и направился дальше, надеясь найти вампира. Но когда он подошел к месту, где временно обитал вампир после ухода из квартиры Тинатин, то он увидел, что Мигель исчез тоже.

На пороге дома вампира стдела заплаканная Элька.
- Вы Пашкова Элина?- демон присел рядом с девушкой.
- Д-да, а вы кто?- колдунья повернулась к нему лицом, утирая слезы.
- Волконский Александр,- представился Нисвергнутый демон.- Вы ищите Мигеля де Лавегу? Значит, я пришел по верному адресу.
- Мсье Волконский, что вам надо?!
- Ничего такого, что вас могло б смутить, разозлить, или что-то такое, что могло б вас расстроить. Мне надо найти Рабинович Тинатин Везельвуловну, вашу подругу экзерсистку.
- Простите, я не знаю ни одного из тех людей, которых вы назвали. Я вообще пришла сюда, чтоб побыть одна!!!- Элина разозлилась. А когда она злилась, то всем было плохо.- Уходите немедленно, вы мне противны!!!
- Мадмуазель Пашкова, вы тоже находитесь в страшной опасности. Прошу вас, идемте со мной...
Пощечина, данная демону, заставила последнего отпрянуть, а девушка, резко вскочив, убежала. Демон кинулся было за ней, но не смог догнать, ибо эта девица умудрилась еще и приковать его к ступеням дома вампира. Демон проклинал все сквозь зубы, пытаясь освободиться. Элька была уже далеко...

Часть 12.
"Memento mori, господа",- произнес высокий мужчина, обращаясь к студентам в аудитории.
"Memento mori",- хором ответили ваганты. За этого профессора теологии и философии боролись самые известные университеты мира. Рядом с ним всегда находилась маленькая девочка и высокая, надменная женщина. За нее боролись ведущие клиники мира. За Вильгемину Германовну Скорпион, во вдовичестве мадам Астат Рабинович. Маленькая девочка рядом с ней- ее внучка Тинатин, а этот профессор ее отец, Везельвул Астатович Рабинович. Его лекции имели огромный успех, и всегда все аудитории были набиты до отказа. На дворе стоял 1997 год. Сейчас семья Рабинович жила во Франции, в Париже."

Катарина внимательно рассматривала девушку, бормотавшую молитвы на старославянском.
- Может, не надо?- спросила она Дмитрия Исаевича.
- Каатарина, ведь ты хочешь спасти брата?- вкрадчиво поинтересовался маг.- Тогда просто заставь ее призвать этого демона.
- Когда же ты поймешь, Обломов, что я изгоняю демонов, а не призываю,- Тинатин взглянула ясным взглядом на мага.- Ведь ты можешь найти любого сатаниста, и он призовет тебе за милую душу демона. Что тебе от меня нужно?
- Мне нужна ты и этот демон. Волконский Александр Михайлович.
- Исаевич, ты меня достал.
- И я тебя ценю, моя дорогая. Давай, произноси его имя.
- Нет.
- Ты сама выбрала свой путь. Катарина, действуй.
- Прости меня,- глаза вампирши были полны слез...

Пашкова Элина сидела на кухне квартиры Тинатин, и пыталась понять, почему ее игнорирует Мигель. Приведя себя в порядок, девушка вспомнила, что о Мигеле интересовался тот самый Волконский, про которого как то упоминал вампир. Задумчиво продолжая потягивать кофе, Элька вдруг сообразила, что Волконский и есть тот демон, за которым бегают многие, пытаясь его поймать.
- Значит, не прилагая никаких усилий, его нашла Тина. Как интересно,- колдунья достала какую-то книгу из шкафа, судя по виду, выпущенную еще в эпоху динозавров. Открыв книгу на середине, девушка начала что-то читать на старославянском языке. Заклинание было непонятным на слух...

Тинатин мрачно рассматривала свою руку, на которой было две маленьких точки, от укуса Катарины. Вампирша смотрела в синие глаза экзерсистки.
- Я не хочу еще раз вас кусать. Прошу вас, призовите этого демона,- девушка смотрела умоляюще зелеными глазами.
- Я сказала- я не призываю демонов. Вы все еще хотите спасти брата?- Тинатин Везельвуловна освободила руки.- Тогда слушайтесь меня, и все будет хорошо, госпожа...
- Катарина. Катарина де Лавега.
- Очень приятно. Дайте мне вашу руку, Катарина...

Мигель бродил по каким-то окрестностям. Ему неохота было расставаться с Элькой, но и подвергать ее опастности стать вампиром. "Поэтому единственный выход- бежать",- решил парень, и собрав вещи, он исчез. Но забыть Эльку с ее потрясающим оттенком волос, смехом, улыбкой он не смог. И не сможет никогда. "Вампирам не дано любить, но если они любят, то это высшее благо",- размышляя так невесело, Мигель шел сам не ведая куда. Незаметно он вышел к дому Тинатин, в котором горел свет.
- Элечка,- шепнул вампир. Выбор был сделан им самим. Избежать его не удалось...

Тинатин вела Катрину вдоль морского берега, где-то на юге России.
- Что вы со мной сделаете?- спросила вампирша.
- Однозначно, что не прикончу. Вы мне нужны живой, Катарина. И вдобавок, зовите меня Тина.
- Хорошо, Тина. Я вам верю.
Море бушевало. Надвигалась гроза. А вместе с ней надвигалась и развязка всего, что закрутилось за последнее время. Развязка, которую все так ждали...

Часть 13.
Ей снился сон. Чудесный сон, какой бывает только в детстве, когда ты уверен, что тебя защитят родители, и что солнце будет всегда светить только для тебя. И снова она видела отца, друзей, потерянных за долгое время, и таинственная улыбка блуждала на ее губах... Она, Катарина де ла Вега, была счастлива в мире этого сна, в который ее погрузила Тинатин. Экзерститка забрала всю боль, горечь и страх вампиршы себе, отдав взамен свой спокойный и глубокий сон. Сон детства...

Тинатин шла вдоль одной из улиц Николаграда. Она знала, что за ней следят, и все равно выбрала этот вариант решения проблемы. Она не хотела призывать демона, хоть это и было необходимо в сложившихся обстоятельствах. Она сделала свой выбор. Выбор, от которого тучи над головами Эльки, Мигеля, Александра, Тинатин, Дмитрия и Катарины сгущались все сильнее...

Каждый раз, при очередной проверке, проходившей в клубе, где работала Тина, она начинала готовиться к ней заранее. Она терпеть не могла, когда ее начинали спрашивать о ее семье, о ее прошлом, и о том, почему она носит все черное. Не могла она вынести и разговоров о прежней работе, с которой ее уволили. Она не любила свое прошлое. И чем меньше о нем заговаривали, тем было лучше для нее. Аналогичное волнение испытывала и Элька, не говорившая никогда о причине своей ссоры с Тиной. И все равно каждая из девушек страдала от этой разлуки...

... Они познакомились в седьмом классе. Тинатин, всегда державшаяся особняком по отношению к классу, и Элька, только что пришедшая в новую школу.
- Привет,- девчонка во всем зеленом подошла к экзерсистке. Никто не хихикал противно, как во всех идиотских американских фильмах.
- Значит, тебя посадили со мной? Ну садись,- девочка пододвинулась к окну.
- Я Элина, а ты?
- Тинатин Рабинович.
- Ой, а что это за фамалия?
- Если ты не слышала о теологе и философе Рабиновиче, то ты счастливый человек,- Тинатин ухмылялась.
- Кто? Прости, а ты не могла б меня просветить?
Экзерсистка захохотала.
- Что в этом смешного?!- Элька вскочила в гневе.
- Остынь, мне просто смешно от того, что ты ничего не слышала про него. Ладно, забудь,- девочка махнула примиряюще рукой.- Это не так важно, как кажется сейчас.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Не время, вот и все.

Так и состоялось их знакомство. Никогда еще им не было так хорошо. Особенно колдунье, у которой никогда не складывались даже знакомства...

Вскоре, где-то в 8 классе, отец экзерсистки заболел. Перед смертью он прошептал ей формулу, помогающую призвать Нисвергнутого демона. Тинатин усвоила очень твердо ее, повторяя каждый день... С тех пор траур стал ее неотъемлемой частью. Частью той девушки, которой она являлась сейчас...

Внутренне Тинатин была готова к нападению со спины. Хотя это и неблагородно. Рабинович шепнула что-то, и от преследователей ни осталось ни следа... Она внезапно почувствовала, что слабеет, и теряет сознание. "Странно, так не было ни разу со мной...",- успела подумать она, прежде чем кто-то ее подхватил на руки...


... Элька страшно закричала. Она проснулась в холодном поту. Ей было страшно. Мигель испуганно вбежал в комнату. Из распросов он понял лишь, что с Тинатин случилась беда, и что колдунья ее почувствовала. Вампир беззувчно повторял имя сестры, которую не видел более полувека...


... Она снова была счастлива. Тем детским счастьем, когда весь мир нам кажется добрым, и что радость будет всегда. Ей было хорошо... А потом снова наступила тьма, из которой вырваться было нельзя...

Dum spiro, spero - Пока дышу, надеюсь.
Эту фразу Везельвул Астатович повторял очень часто. И она въелась в его дочь. Тинатин очнулась в каком-то доме. Она испугалась на мнгновение. А потом рассмеялась... Ей стало смешно. Она поняла, что теперь надо делать, и кого в первую очередь призывать, если хочешь выиграть ту битву, где играть больше нельзя...

Часть 14.
Тинатин улыбалась, глядя на солнце. Ей было хорошо. Она нашла способ как победить Дмитрия Исаевича. Она знала, как вернуть Мигелю и Катарине человеческий облик. Она знала, что ей не потребуется помощь Волконского. Тина рассматривала белоснежные облака, и знала, что туч над их головами никогда не будет...

Мигель обнимал Эльку, все еще дрожавшую от ночного кошмара.
- Дорогая, все будет хорошо.
- Мигель, я знаю, что Тинатин нашла что-то, что позволит нам всем жить спокойно,- колдунья шептала эти слова. Она знала, что экзерсистка не сможет успокоиться, пока не выполнит задуманное.
- Элька, хочешь, я расскажу тебе историю своей жизни?- неожиданно предложил вампир, протягивая кофе девушке.
- Расскажи.
- Знаешь, в 1867 году, когда мы с сестрой жили в Испании...
Мы тогда жили в Мадриде. Как сейчас помню, стояла невыносимая жара. Мы с Катариной, так зовут мою сестру, просто решили начать путешествовать вместе, чтоб посмотреть мир. Мы тогда направились в сторону Франции. В Париже, где мы жили возле Лувра, мы с сестрой постоянно гуляли, посещали музеи... Потом мы отправились в Россию. Нам понравилось больше в этой стране. Мы остались жить здесь. Потом Катарину укусил вампир, откуда-то из Европы. Она не выдержала, и уехала куда-то. А потом, сам того не ведая, я стал вампиром тоже. Просто как-то этого не заметил. С тех самых пор больше ста лет мы с сестрой не можем встретиться... Как бы я хотел ее сейчас увидеть...
- Dum spiro, spero,- произнесла экзерсистка, входя в кухню
- Dum spero, spiro,-ответил вампир.- Куда ты пропала?
- Я пришла, и это главное. Как вы тут без меня?
- Неплохо, но с тобой веселее жить.
- Ясно. Катарина де Ла Вега твоя сестра?
- Да. Ты ее видела?- вампир подскочил на стуле.
- Да. Ее боль- моя боль. Древняя формула Обмена.
- Ясноооо. Тинатин, где Катарина?
- В безопасности. Я ненадолго, мне потом надо идти.
- Тина, скажи честно, что ты задумала?- Элька говорила настолько тихо, что ребятам пришлось к ней наклониться.
- Элька, я все исправлю. Но для начала я увижусь со своей бабушкой.
- С тетей Ви? Тогда ей привет от меня и пожелание удачи тебе.
- Спасибо. Я пойду, переоденусь и отправлюсь дальше.
- Хорошо.
Элька беззувчно зашептала молитву...

Выйдя из квартиры своей бабушки, девушка подошла к мотоциклу, и направилась в сторону Новоангельска. Ей надо было забрать вещь со старой квартиры...

Новоангельск, квартира матери Тинатин
Девушка отперла дверь своим ключом. Замок после ее отъезда никто не поменял. Как и в ее комнату никто не заходил.
- Эй, кто ты?!- резкий голос матери заставил девушку обернуться.
- Здравствуй, Маша,- голос Тины был ледяным как айсберг.
- Ты?! Зачем ты пришла?!
- Забрать одну вещь. И более ничего мне не надо. Я уйду.
- Уходи и исчезни из нашей жизни. Ты, сошедшая с ума вслед за своим отцом.
- Я и так почти что закончила.
Тина взяла какую-то древнюю и маленькую книжку.
- Уходи,- женщина смотрела так гневно, что под ее взглядом можно было растопить Северный полюс, и в придачу Южный.
- Уже ушла,- девушка усмехнулась и покинула квартиру, хлопнув дверью напоследок, как прощание с прошлым, от которого она так стремительно убежала в свое время в ночь...


Мотоцикл мчал ее по трассе. Ветер трепал волосы, выбивал слезы из глаз, но ей было все равно. Она распрощалась сегодня с прошлой жизнью окончательно...

Волконский рассматривал закат. Скоро он найдет способ вернуть себе человеческое обличье, не опасаясь больше ничего. Скоро он будет свободным... Свобода... То сладкое слово, от которого нчинала кружиться голова и появлялось ощущение радости... Скоро близилась разгадка всех похождений экзерсистки, колдуньи, мага, вампиров и демона...

Часть 15.
Волконский сидел напротив Дмитрия Исаевича.
- Ты сам прекрасно понимаешь, что я не детектив,- демон потягивал глинтвейн.
- Я знаю, но я хочу, чтоб ты вернул мне мою..,- тут маг запнулся на секунду, но ворон стукнул его клювом по плечу,- верную напарницу.
- На-па-рни-цу?- повторил задумчиво по слогам демон.- Да, а ты оказывается, влюблен.
- Что ты сейчас сказал?!- маг задохнулся не то от возмущения, не то еще от чего-то.
- На лбу все написано,- Александр хохотнул.- Так что, маг? Все еще нужна моя сила, или та девушка?
- Девушка,- едва слышно выдохнул маг.
- Так-то лучше. Давай фото,- демон поставил бокал со стуком на стол.
- Держи.
Александр рассматривал фото Катарины, которую знал как сестру Мигеля, разыскиваемого им для того, чтоб найти Тинатин.
- Знаешь, маг,- демон снова подогрел глинтвейн взглядом.- Я найду тебе эту девушку, но взамен я хочу, чтоб ты мне нашел совсем другого человека.
- Кого?
- Ее.
На стол легла ее фотография.
- Экзерсистку?! Ты спятил.
- Нет. Найди мне ее, или я не ищу твою девушку.
- Я согласен.

Александр рассматривал дольмен на Кавказе, куда Тинатин поместила вампиршу.
- Слишком легко было ее найти,- пробормотал демон, переступая порог.
- Да, слишком,- вампирша встала с постели.- Кто ты?
- Я Александр Волконский, Низвергнутый демон, призванный по поручению твоего брата Мигеля вернуть тебя к нему,- демон лгал легко.
- Врешь,- Катарина облада свойством видеть любую ложь, фальшь, ненависть.- Ты прибыл по поручению мага, верно?
- Даже если и так, то что с этого?
- Ты выбрал не ту девушку, в таком случае.
- Уверена?- Волконский скептически приподнял левую бровь.
- Да,- вампирша показала клыки...



Маг Дмитрий Исаевич Обломов, которого так боялись даже самые могущественные колдуны, вынужден был идти к экзерсистке Рабинович, самой могущественной девушке в этой области инквизиции, на встречу, заранее морально готовясь к тому, что придется с ней разговаривать.
- Зачем ты меня ищешь, если я стою у тебя за спиной?- девушка неслышно подошла к магу сзади.- Так что ты мне хотел сказать, Дмитрий?
- Я пришел просить тебя о помощи,- сглотнув нервный комок в горле, ответил маг. Ворон косился одним глазом на девушку, в свое время изрядно над ним посмеявшуюся.
- В чем же она состоит?
- Помоги мне одолеть одного демона, и более мне ничего не надо.
- Правда? А может, Димитриус, тебе нужна Катарина де Ла Вега?- шепнула девица на ухо враз побледневшему магу.
- Только твоя помощь как экзерсистки. Не более,- ответил маг, хватаясь за спинку стула.
- Что ж, в таком случае я просто повторю молитвы.
Девица Рабинович ушла, натянув капюшон на голову поглубже. Начался дождь, который все усиливался по мере бледнения мага и нахохривания Виру...

Тинатин приближалась вместе с магом во тьме к домику в лесу.
- Где твой демон?- спросила она, снимая капюшон.
- Он? Он в доме,- Димитриус волновался, но старался этого не показывать.
- Веди, Сусанин,- ядовито сказала девица.
- Иди, полячка,- в тон ответил маг.
Они вошли в дом. Обломов вел Рабинович на второй этаж, где их ожидал демон.
- Вот он.
Тинатин резко затормозила в дверях. На кровати сидела, смиренно сложив руки на коленях, Катарина, укрытая на Кавказе. Рядом с ней стоял демон Волконский, которого она не видела более двух месяцев.
- Катарина!- маг кинулся обнимать вампиршу, сидевшую напротив него. Она не могла ничего сказать. "Ибо от судьбы не уйдешь",- думала девушка, в то время как Обломов ее обнимал.
- Александр Михайлович, я ваш должник,- маг обернулся.
- Ничего, вы с лихвой отплатили этот долг, приведя ко мне ту, которую я вас просил. Вы свободны от своих обязательств, Дмитрий Исаевич.
- Хорошо. Простите, но мы удалимся,- Димитриус взял Катарину за руку и исчез с ней вместе.
- Зачем вам я нужна?- Тина смотрела в глаза демона, пугающие и притягивающие одновременно.
- Я хочу, чтоб вы стали моей женой.
- ЧТО?!?!
- Да, я вас прошу стать моей супругой.
- Ты совсем спятил, да?!- Тинатин разозлилась не на шутку.
- Я прошу об этом очень серьезно. Я предлагаю тебе сделку.
- Нет, хватит на мой век сделок. Я не выйду за вас НИКОГДА!!!
- Выйдешь, и еще спасибо скажешь.
- НИ ЗА ЧТО!!!
Девушка бросилась вниз по лестнице, когда в конце увидела демона.
- Тина, ты ни куда от меня не денешься. Я найду тебя всюду,- демон схватил за руки экзерсистку.
- Как ты смеешь?! Пусти меня!!!- ни одна из прочитанных молитв не помогала.- Пусти!!!
- Нет, ты не уйдешь от меня,- он прижал ее к себе силой.- Не уйдешь от меня,- шептал он.
- Зачем я только постучалась в ту ночь в твою дверь?- девушка притворилась, что теряет сознание. Этот прием действовал всегда безотказно. Так подействовал он и этот раз. Демон кинулся на кухню за водой. Тинатин быстро выскочила из дома. Она бежала по лесу. Ветки хлестали ее по лицу, колючки цеплялись за плащ, корни деревьев мешали бежать. Но она не хотела быть вместе с демоном...
Александр бежал вслед за Тинатин. Когда-нибудь девушка должна была устать, но казалось, что она сделана из стали. Демон слегка подустал, и присел отдохнуть под деревом, где его сморил сон...
Лицо Тинатин, которую он полюбил, все время стояло у него пред глазами. Он не мог, и даже не хотел ее забывать. Он любил ее, как Медея любила Ясона. Он не мог жить без нее. Он тихо умирал... От любовной тоски...

Тинатин сидела на траве, пытаясь прийти в себя от столь долгого бега по лесу. Она дышала с хрипом. Внезапно она поняла ответ на свой вопрос. Как ей получить силу, равную силе Падшего Ангела. И снова в ее голове пронесся тот диалог:
"- Тинатин Велельвуловна,- пророкатал голос.- Зачем ты сюда пришла?
- Я хочу получить ответ на свой вопрос,- девушка не боялась.
- Какая ты смешная. Все хотят получить ответ на этот вопрос, но не все его удостаиваются. Что ж, ты можешь получить ответ на него, если скажешь, чью силу ты хочешь получить?
- Силу того, кто равен Богу и Дьяволу, но держится посередине.
- Ты хочешь силу Низвергнутого демона?! Но ты сошла с ума!
- Я знаю. Так лучше скажи, где мне его искать?
- Ты должна произнести его имя, и он сам к тебе придет. А его силу ты получишь тогда, он сам пожелает тебе ее отдать!"
- Да, я наверное, так и поступлю,- прошептала она. Девушка встала, и шатаясь, продолжила свой путь к выходу из леса. Она знала, что Падший Ангел Ликрет убил ее отца той болезнью. Она знала, что Ликрет сделал Мигеля, Катарину и Виру такими, какие они есть. Она знала, что если получить эту силу, то она станет равной Ликрету, которому более пятисот лет. Она должна была призвать именно Волконского...

Ликрет. Падший Ангел. Проклятие отверженного.

Когда падает на вас проклятие Отверженного, вы принимаете это как данность, и стараетесь не замечать того, что прокляты. Ликрет этого не замечал в принципе. Ему было все равно. Обладая прекрасной внешностью, голосом, манерами, тем не менее он всегда оставался по своей сути демоном. Падший ангел и Низвергнутый демон всегда были равны по своему могуществу. Ликрет это знал. Ему очень хотелось уничтожить Волконского, ибо тот посмел перейти ему дорогу более двухсот лет тому назад, когда он хотел убить ребенка. Демон преградил путь, и поплатился изгнанием из Ада. Ликрету нужно было отомстить, и он сделал это, превратив Мигеля и Катарину в вампиров, и породив Виру-химеру, прислуживающую магу. Только он не учел около 1917 года революцию в России, и иммиграцию в Европу Астата Иоанновича, известного экзерсиста, теолога и врача. Превращение не было полностью завершено. Мигель и Катарина могли находиться на дневном свете, не бояться серебра и святой воды, а так же имели полное право любить. Именно с этих пор Ликрет стал преследовать семью Рабинович, стараясь изо всех сил. С тех самых пор от Рабиновечей отвернулось долголетие, которым они славились. Максимальный возраст их жизни состовлял 45 лет... Тинатин мечтала отомстить, а Ликрет мечтал о встрече с ней...

Тина прислонилась устало к дверному косяку. Вскоре она призовет его, и все встанет на свои места...

Часть 16.
Тинатин села в кресло. Она ссутулилась, прикрыла глаза и опустила голову. Она устала от этой беготни, бестолковости иногда своих поисков, а иногда просто ото всего. Она встала, достала ту книгу, которую забрала со старой квартиры, девица Рабинович принялась вычерчивать пентограмму на полу. Элька и Мигель исчезли куда-то рано утром, и Тинатин была рада этому, ибо не пришлось б объяснять, зачем она так поступает. Только Тина не учла, что Ликрет ее маленечко опередил, буквально на пару минут. С этого момента девушка попала в ловушку Падшего Ангела...



Низвергнутый Демон смотрел в небесно-голубые глаза Ликрета.
- Ты так хочешь ее убить? Почему?- Волконский превратился в демона.
- Знаешь, а ведь ее предки перешли мне дорогу более трехсот лет назад,- Ликрет улыбался самой нежной из своих улыбок.
- Ликрет, я тебе ее не отдам.
- Я все-таки вынужден настаивать,- падший выпустил свои крылья, слегка окрашенные на концах в алый цвет, как кровь.- Защищайся, Низвергнутый демон.
- Нападай, Падший ангел.
Они дрались. Не на жизнь, а на смерть. За девушку, которому каждая нужна была. Одному для мести, другому для любви. Они дрались до последнего...

... Тинатин читала заклинание призыва. Оно призвало. Но только не Волконского, а ее к Ликрету и Александру. Она просчиталась с заклинанием...


Ликрет увернулся от удара.
- Демон, убей ее, и тогда наш бой завершится,- Тинатин дергалась в руках ангела, державшего ее очень крепко.
- Ах ты...
- Убей ее!!!
Ангел хохотал как безумный, Демон ругался, и пытался вычислить точку, куда нанести удар и не задеть Тину. А девушка лихорадочно вычисляла способ, как вырваться из рук этого урода...

Тинатин извернулась, выпустила мгновенно вампирские клыки и укусила за руку Ликрета. Ангел взвыл от дикой боли и выпустил девушку, мгновенно откатившуюся в сторону.
- Беги, Тина!
- Никуда не убежишь!!!
Ангел и Демон начали снова драться. Тинатин снова совершала свой марш-бросок по лесу. Она бежала без остановки до дома Александра...


Девушка устало прислонилась к косяку. Она знала, что дальше может быть только хуже. Она боялась этого и ожидала одновременно. Почему ж она тогда так быстро подчинилась демону, который ее едва замуж силой не взял? Почему ей так боязно за него? Эти вопросы не давали экзерсистке сидеть спокойно, но в тот же момент давали какую-то иллюзию того, что она еще не сошла с ума, и что все это- реальность. Она села в кресло, и постаралась ни о чем не думать...


... Ликрет рассматривал поверженного демона.
- Она мне принадлежит, потому что я так хочу. Ты понял?
- Сукин сын, до чего ж ты дошел...
Александр потерял сознание. Ликрет усмехнулся, принял внешность демона и направился в его дом...

Тинатин проснулась от того, что на нее кто-то смотрел.
- А, Волконский это ты,- девушка потянулась, и взгляд демона скользнул по ее фигуре.- Где Ликрет?
- Умер. Давай не будем о нем, а поговорим о нас с тобой,- падший придвинулся как можно ближе к девушке.- Как насчет этой темы, а?
- Ты меня пугаешь. Александр, покажи мне свои крылья.
- Что?
- Покажи мне свои крылья,- Тина повторила это более настойчиво, отскочив в сторону.
- Да зачем тебе они?- падший начинал терять терпение.- Просто скажи, что пойдешь со мной куда угодно, и все.
- Покажи мне крылья!!!- Тинатин вытащила пистлет.- Живо.
- Покажи ей свои крылья, Ликрет,- демон стоял, с его ран стекала кровь.- Может, тогда ты и успокоишься. Я не отдам тебе Тинатин. Ты понял меня.
- Ты уже покойник, Волконский!!!- Ликрет в мгновение ока принял свое истинное обиличие. Девушка отскочила в сторону. Это был не ее поединок. В нем она не имела никакго права вмешиваться в битву. Она взбежала на второй этаж, и лишь слышала звон посуды, грохот ломаемой мебели, топот ног и крики на непонятном языке. Девушка забилась в темный угол, и старалась не дышать...

Дверь отворилась, и на пороге возникла фигура. Тень падала от нее прямо на Тину, но она рассмотрела крылья, и успокоилась. Это был демон. Подскочив, она его обняла. Им было все понятно без слов...


Мигель внимательно рассматривал свои клыки, которые он хотел запустить в тушку кролика, чтоб проверить их остроту. Клыки исчезли. Как и все прочие вампирские атрибуты. Элька удивленно рассматривала ечто схожее и с Катариной, своей будущей родственницей. А Обломов с удивлением взирал на Виру, оторый перестал декламировать стихи Пастернака. Маг внезапно захохотал.
- Катарина, Ликрета больше нет, ты свободна!!!- Маг радостно кружил девушку по кухне. Ворон разочарованно каркнул, и повернулся ко всем хвостом. Мигель начал распевать какой-то гимн, а Элька плакала.
- Милая, не плачь,- вампир утирал слезы любимой.
- У нее получилось. Я плачу от счастья,- колдунья прошептала эти слова.- Мигель, мы теперь точно будем вместе. Я счастлива.
- Я тоже, милая девушка, тоже. В конце концов, всем шампанское!!!- весело крикнул Дмитрий Исаевич.- Виру, и тебе этого напитка тоже дадут.
- Кар-р-р-р!- скрипуче и протяжно крикнула птица.
- Давайте же веселиться!!!
Они веселились всю ночь. Им было хорошо... Только сейчас до колдуньи дошло, что ворон на картине, висевшей в комнате, был Виру, нарисованный Паленовым. Только сейчас Элька поняла, что счастлива по-настоящему...

Часть 17.
Элька примеряла прекрасное свадебное платье, сшитое Катариной, своей своячницей. Оно как нельзя более выгодно подчеркивало достоинства фигуры колдуньи и ее прекрасные зеленые глаза. Мигель неслышно подошел сзади.
- Ты самая красивая,- прошептал он.
- Я знаю,- девушка улыбалась.- Жалко, что не будет Тины и Саши. Сколько мы их ищем уже? Два месяца?
- Они сами придут, если захотят, я в этом уверен. Пойдем, а то в церковь опаздаем.
- Пойдем.
Жених и невеста вышли из дома, купленного по поводу радостному и горькому одновременно. Элина Эдуардовна Пашкова чувствовала себя одиноко без своей подруги- Рабинович Тинатин Везельвуловны...


Катарина направлялась в католический костел, дабы отречься от западного христианства в пользу восточного и выйти замуж за Дмитрия Исаевича, который был готов принять католичество, но девушка удержала его от этого. И получив разрешение на выход из своей религии, вампирша приняла православие, и чрез месяц должно было состояться ее венчание с магом...

Тинатин и Александр сидели на берегу моря. Им было хорошо вдвоем эти два месяца, и они ни о чем не думали. Раны демона почти что зажили, но экзерсистка боялась, что могут начаться осложнения. Демон заверил, что с ним такое бывало, и что все будет в порядке.
Море ласково шумело, солнце склонялось к закату, песок становился каким-то розовато-лиловым. Идиллия, одним словом. И в этой идиллии и жили те, кто изначально избегал друг друга как огня. Но им уже было все равно. Они были счастливы.
- Тина, солнышко, скажи, как насчет того, что б сходить на свадьбу Мигеля и Элины?- демон устроил свою голову на коленях девушки.
- Я не против,- она равнодушно пожала плечами.- Как ты себя чувствуешь?
- Отлично. Пойдем, холодает. Ты ведь замерзла.
- Нет, мне не холодно. Ты рядом ведь,- на ее губах играла полуулыбка, от которой у парня перехватило дыхание.
- Я тебе верю. Я люблю тебя.
- И я тебя люблю.

Элька сидела за праздничным скромным столом. Ей было одиноко. За много лет Тина стала для Элины сестрой. И сейчас сестры рядом не было.
- Почему грустим?- знакомый голос раздался прямо над ухом мадам де Ла Вега.
- Тиночка!!! Я думала, ты вообще про нас забыла,- Элька обнимала пару, пришедшую столь поздно на праздник.
- Мы не забыли про вас. С праздником,- демон протянул подарок.
- Как я рада, что вы пришли. Садитесь, рассказывайте, куда вы исчезли после той битвы.
- Элька, тебе этого не надо знать. Самое главное, что все хорошо.
- Я вам верю, ребята, верю. Спасибо, что не забыли про меня. Я счастлива.
- Вон твой муж идет, иди к нему.
- Хорошо. Только не уходите сегодня никуда, хорошо?- в зеленых глазах светилась надежда, просьба и мольба.
- Никуда не уйдем, обещаем.
- Спасибо.
Весь и всю ночь гости веселились. Прозвучали крики "Сладко" для новобрачных (автор не понимает криков "Горько" и делает по-своему), пожелания всем гостям и свидетелям (Дмитрий и Катарина), и пожелания всего лучшего для Виру, который спустя две недели после битвы не выдержал тоски по своей химерной жизни и исчез, но появился только на свадьбу. Тинатин взяла ворона, и что-то ему шепнула.
- За здоровье молодых!- каркнула птица. Это был подарок экзерсистки для ворона. Все было хорошо, и это счастье, казалось. не кончалось никогда...



Поздно ночью демон и девушка шли по берегу моря к своему домику. Им было хорошо. И это было очевидно. Счастье-понятие относительное, и у каждого оно выражается по-своему- у одних в любви к кактусам, у других в любви к кулинарии, а у третьих еще в чем-то, но когда двое любят друг друга, это очевидно всем, и никто не в силах более противиться этому счастью.

Сообщение отредактировал Sangotin - 7-08-2009, 11:34

Ловчий.

«Если бы ты умел правильно написать слово "шкаф", он бы свалился тебе на голову»

Небо над моею головой чем-то походило на старые средневековые гравюры, что описывали устройство мира - хрустальная, матовая твердь обернутая черным бархатом и усеянная россыпью блестящих камешков-бриллиантов. Впрочем, в равной степени эти камешки могли бы быть и гвоздиками, и мельчайшими отверстиями в другое, очень светлое и очень яркое пространство – я еще не решил какое сравнение мне нравится больше. Отсюда, с пятидесятиэтажного небоскреба они выглядят даже чуть ярче.
Такое небо нечасто увидишь в городе – зарево фонарей, смог, свет неоновых вывесок размывает, превращает его в темно-бурое «пространство сверху». Наверное, именно поэтому большинство обсерваторий строятся где-то вдали от мегаполисов.
Но сейчас, мне почему-то кажется, что я готов созерцать это небо вечно. Ну, или очень близко к тому – оно, все-таки, не огонь и не текущая вода, тем более что даже на это я, чисто из интереса, смотрел едва ли две минуты, перед тем как почувствовать скуку и легкое разочарование. Правда, на работающих людей я действительно готов смотреть долго – пока они не разозлятся и не скажут «займись уже делом!». И раз уж зашел разговор о деле…
… Закрывая глаза, я в последний раз взглянул на твердь надо мною, сквозь узенькую щелочку между веками пытаясь захватить все её величие. Чтобы потом увидеть в совершенно другом виде.

…Необъемное, вечное… Панорама, открывающаяся с поверхности Земли... Слой атмосферы… Лист закрашенный самыми черными чернилами… Ультрамарин…

Никогда я не смогу привыкнуть к этому моменту. Слишком резко он наступает – ты закрываешь глаза, и, через секунду, видишь сложную вязь-узор букв, из которой изредка удается выловить только лишь отдельные кусочки фраз, а если повезет – даже целое предложение. Наверное, именно поэтому среди нас столько… Неуравновешенных личностей, скажем так.

…Муравейник… Огромное вместилище жизни… Населенный пункт, жители которого, как правило…

Если вы не можете представить себе силуэты зданий, чью форму составляют не кирпичи или бетон, а затейливые ряды букв – то я, пожалуй, не смогу вам объяснить каково это – быть ловчим. Быть человеком, для которого мир – огромная книга, автор которой внезапно взбесился, и решил описывать мир словами, в самом что ни на есть буквальном смысле. Неровный, пляшущий перед глазами подчерк выписывает-вырисовывает угловатые машины, оставляющие за собой облачка букв «д», «м» и «ы», облачает в форму светло-голубыми чернилами окна домов, каллиграфически четко очерчивает полосу дороги, почти прозрачным тоном образует воздух – и очень трудно сосредоточиться в этой мешанине, почти невозможно выцепить из неё что-то определенное. Именно поэтому новички часто падают в обморок, как только впервые открывают глаза – явление неприятное, но закономерное. Правда, даже они могут понять, что в этой книге является живым, а что – нет. Хотя бы потому, что трудно не заметить ходячее облако.
Со зданиями, автомобилями, вывесками все просто – как явления неодушевленные, они, конечно, подвержены изменениям, но не столь критичным – тихо меняются строчки «старый» на «древний» и «быстрый» на «ослепительно скоростной». Суть их, архэ, первооснова остается нетронутой. Но люди, животные, растения… Это, пожалуй, отдельная история.

…Круче всех… Правильность-неправильность – какая разница?.. Играем… Ночь – слишком глупая…

Мозг словно кипит от поступающей информации, ибо в первые минуты всегда очень сложно не «читать» мир. Пусть и с каждым разом делать это становится все легче и легче. Абстрагироваться от ненужного, сосредоточиться на определенных эмоциях, искать только то, что тебе необходимо. Искать настоящие слова.
Слова, которые могут изменить мир так же легко, как сказать «раз».
Слова, равные сотне «если у них нет хлеба, пусть едят пирожные» по разрушительной силе и «да будет Свет!» по созидательной.
Слова, которые мы ловим.
Ну, и, разумеется, слова, которые сегодня собираюсь ловить я.

… Я хотел сказать… Выразить… Нельзя… То…

Улыбаюсь, расплескивая вокруг себя «самодовольный» и «торопливый» - слишком уж легкая сегодня работа. Я вижу это, не особо-то напрягаясь – попробуй не заметить небольшое торнадо прямо перед глазами. И теперь, пора приступить, собственно говоря, к работе – сочно хрустнув костяшками пальцев, я делаю шаг вперед, и падаю вниз, к разрисованному асфальту.

… 50 этажей… Надежные, пожароустойчивые балки… Одно из самых высоких… Строение с внутренним пространством… Твердый покрой, сделанный из… Применяется в качестве…

Гладкий лакированный флакончик с клубящимися внутри словами, легко отстегивается от пояса – впрочем, здесь и сейчас он выглядит словно небольшая клетка для роя злых ос или мошек – слова не любят находиться в сжатом состоянии. С легким «дзинь!», что пролетает вверх мимо моего левого уха, отскакивает пробка, и, освобожденные, переливающиеся символы и знаки обволакивают меня теплым, немного душным облаком.

… Мягкие шаги, легкость движения, тонкие линии, теплое дыхание…

И это даже не слова в полной мере. Это плетение звука, мысли, эмоции, чувства, события – все, спрессованное в один момент, превращенное в эссенцию, порождающее мягкий взрыв внутри тебя – и вслед за этим взрывом ты немедленно чувствуешь изменения в себе. Ведь он полностью сметает все «я не могу» и «так не получится», не замечая возражений, лавиной непререкаемой веры погребая под собой твою предыдущую форму.

… Гуляя сами по себе, владея девятью жизнями, свободные, гордые, ласковые к заботливым, разрывающие когтями неугодных, мягко ступающие, два светящихся камешка янтаря в ночи…

Долой эти уродливые, неудобные лапы! Долой мерзкое, угловатое и неуклюжее тело – больше грации, больше гибкости!
Размеры слишком большие – ты тяжел и грузен, так не пойдет, нет, нет… Дурацкие глаза слишком узкие, и видят неправильно – ты уязвим со всех сторон, поэтому меняем, полностью, безоговорочно, прямо сейчас!

…Сверкающие когти, внимательный взгляд, хвост трубой и нос задрав!.. Если бы кошки были бы так уродливы как жабы, мы бы быстро поняли, какими мерзкими… Сам по себе, в одинокую ночь, одинок тоже, вместе с луной…

Мягкая судорога по телу – сдвигается позвоночник, истаивает плоть, грузной кучей «ненужное мясо» падая вниз, изменяются кости и лезет мягкая шерсть, укорачиваются ноги, уши смещаются выше, заостряясь, становясь более чуткими – и это замурррррррчательно!

… Даже самое маленькое из кошачьих – совершенство, и если ему не удалось поймать мышь, то он сделает вид, будто погнался… Кошки всегда падают на…

Все четыре лапы. На самом деле, подобная форма, наверное, не слишком-то подходит к данному случаю – гораздо целесообразней было бы сделать себя голубем или воробьем, но… Поймите меня правильно, выбирая между потенциальным хищником и потенциальной жертвой, мне предпочтительней все же хищник.
Город вокруг меня чуть изменился – снизу все выглядит совсем по-другому, особенно когда в тебе нет и полметра росту. Плюс ко всему, и без того непростое видение окружающего обрастает дополнительными сложностями – мельтешащий мир перед твоими глазами становится вдобавок очень… шумным. На секунду я даже чувствую легкую тошноту, что, впрочем, быстро проходит, уступая место истинно охотничьим инстинктам – они рядом, настоящие слова. Так близко, что шерсть на загривке дыбом встает.

… Как это выразить… Нежность … Боль, желание, страх, взгляд, жалость, тяга, взрыв, холод, жар…

Луна освещала мой путь, пусть я в этом и не особо нуждался. Еще одна особенность, к которой я никак не могу привыкнуть – несмотря на то, что Плетением здесь обозначено все, глазами кошки спутник Земли – просто огромный светящийся диск. Впрочем, наверное, это некая личная привилегия, доступная только семейству кошачьих.

… Все внутри меня, можно ли показать тебе одним мигом?... То, ради чего живу, то, ради чего я…

Торнадо все разрастается, а слова все четче, все сильнее – они обретают форму, они возникают из небытия, они готовы прорваться наружу.
И, на самом деле, тащить за собой ремешок с колбами – не самая лучшая идея, но у меня просто нет времени на то, чтобы с ним возиться больше.
Переулок за переулком, прыжок за прыжком, мелькают мимо дворы и улицы, пестрыми облаками пролетают люди, все вместе превращаясь в огромную чернильную кляксу на темно-сером листе.

… Я готов отдать все, буквально все, ради одного момента, и…Чудное мгновенье, передо мною… Ее глаза на звезды не похожи, нельзя уста кораллами назвать…

Слова имеют тенденцию сбиваться в кучи, чаще всего, создавая просто набор букв, всего лишь единицы информации, лишенные чувства, эмоций, оттенка отношения, собираясь только лишь по какому-то общему признаку в совершенно нейтральных местах. Тогда они, не имея поддержки, просто оседают кучкой протухших чернил, в тихой надежде прицепиться к кому-нибудь. Это простые, ординарные слова – слова-паразиты, секундные слова, мелькающие мысли в разговоре, просто кусочки мозаики, края которых мы для удобства обрезаем в угоду своим желаниям.
Но иногда, один раз на сотню тысяч, они сплетаются с чем-то еще… чем-то невидимым нам, ловчим. Мы догадываемся, с чем именно, но нам так и не удается словить, захватить это полностью. Всегда ускользает какая-то важная частичка головоломки, всегда ломается что-то, что делает их особенными.
Но, даже если так, мы скорее будем ломать это «нечто», нежели позволим ему рушить мир своей…импульсивностью. В конце концов, лучше синица в руках, чем ядерные грибы и толпы фанатиков на горизонте.
Пусть и этот случай не столько опасен, сколько редок – именно поэтому мы отнеслись к нему с таким пиететом.

…Не знаю я, как шествуют Богини, но милая… Я…

Вот они. Сидят на скамейке, молчат, смотрят друг на друга – два небольших облака, переливающихся искрами радужных красок. Не знаю, что они собираются сказать, но знаю о чем. Ведь воздух, что называется, дрожит от напряжения – так говорят люди, но мы-то знаем, что это просто невысказанные слова и непролитые эмоции. Они мелькают, крутятся вокруг своего центра, что сейчас словно глаз бури – кажется, будто все спокойно, но на самом-то деле…
Ровными «нежность» и «легкая усталость» прищуриваются светло-голубые глаза юноши, «дрожь» и «нерешительность» очерчивает движущиеся губы…
Черт, как же все-таки неудобно открывать эти чертовы флакончики кошачьими лапами.

…Тебя…

Стоп. Отлетела, переворачиваясь в воздухе, крышка бутылька, выпуская в воздух рой серых символов.

…На самом деле – все просто. Если тебе нужно что-то – бери это, и не задумывайся. Основной инстинкт… с ним бесполезно бороться, а спермотоксикоз – тоже заболевание...

Извини, парень. Но таких вот флакончиков у нас – сотни. А твой будет едва ли пятым-шестым.
Вихрь радужных слов замедлил свое бешеное движение, и вместе с этим промедлением чуть тускнеют глаза юноши. Нет, они все еще светло-голубые, в них все еще горит свет, но…
Легкой липкой паутиной «делай то, что хочешь» покрывает его руки, падает на голову, тихо и неизбежно опутывая тело.
Меркнет торнадо, блекнут краски, воронкой заворачиваясь вокруг двух людей, что хотели сказать друг другу Настоящие Слова.
Я вздыхаю, и зубами скручиваю с колбы колпачок – с тихим шипением радужные буквы всасываются в полость сосуда. И за секунду до того, как все они окажутся внутри, закрываю горлышко лапой – конечно, не по правилам, но для нас это скорее ряд пожеланий к работе, нежели строгих приказов. И мы не совсем бессердечны.

***

- Я тебя люблю, - сказал он немного неуверенно. Ему почему-то казалось, что кто-то внимательно следит за ними, и хотя он понимал, что в такой момент как-то негоже думать о таких вещах, парень не мог с собой ничего поделать. Да и к тому же, почему-то все вспоминался дурацкий ловелас-знакомый, что недавно пытался учить его «ста приемам быстрого съема». Как не вовремя, однако.
- Я тоже, - просто ответила она, гадая, к чему же именно относится это странное выражение на донышке его глаз.
Он улыбнулся – радостно, слегка по-ребячески. И она увидела, что нечто в глубине его взгляда разгорается все ярче.

Сообщение отредактировал Genazi - 15-10-2009, 10:09

Невысокая коротко стриженая девушка некоторое время бродила по парку, прислушиваясь и приглядываясь к посетителям. Дослушав последнюю историю, она присела на потемневшую от времени деревянную скамью и подобрала упавший на сидение оранжевый кленовый лист.
- Сколько слов должно быть в истории, чтобы она считалась самостоятельным полноценным рассказом? Можно ли написать ее так коротко, чтобы она уместилась на одной стороне кленового листа?
Девушка повертела листок в руках.
- Быть может вы слыхали о жанре "самых коротких рассказов", когда все повествование не должно превышать пятидесяти пяти слов? Я расскажу вам один из них.

Бескрылая любовь

Перед сном он прижался ко мне:
- О чем задумалась, Котенок?

- А ты?

- Жаль, что люди не могут летать.

- Да...- смотрю на звезды за нашим окном.

В дыхании спящего мужчины выскальзываю через окно на крышу.
Моя кожа с тихим шелестом сползает к ногам.
Осторожно расправляю затекшие крылья.

Да, иногда мне действительно жаль, что люди не летают...

И еще один раз о Слове...

Говорят – было только в начале Слово,
И эпоха его прошла.
Но теперь из века нашего, нового
Глянем в Слов своих зеркала.

Демон носился вокруг костра, избегая соприкосновения с горячими искрами и болезненно морщась, когда одна из них пролетала слишком близко. Он вглядывался в лица людей с надеждой – ибо это чувство равно ведомо всем. Кроме, возможно, всемогущего и всеведущего Создателя, который знает точно. А может, он тоже надеется?
Весёлый смех и дружеские перепалки, словно невидимые властные руки, отталкивали демона, и его готово было отнести от костра, когда одно из лиц отметила обида – сжала прохладным касанием губы, сузила глаза, заставила склонить голову.
Нечаянная, легкая, мимолетная обида – царапина от неловкой шутки, укол от слишком острого слова. Но этого было достаточно – и бесплотный демон мягко спланировал, проникая в человека...
– Вам неприятно со мной общаться – так и скажите, – резкие, холодные слова, казалось, заставили пламя на миг потускнеть, становясь из лукаво-рыжего багровым. Или показалось?
Искреннее недоумение легким облачком повисло в воздухе, а потом рассеялось. Проступили улыбки.
– Чего это с тобой?
Подозрения не были правдой – в их сердцах была дружба, не знающая, что ответить, не могущая понять нелепого обвинения и, к сожалению, не видевшая маленького демона. А тот злорадно потирал ладошки, делая свое дело. И на следующий день человек жестким и царапающим, как трехдневная щетина, голосом, повторил:
– Хотите вместо меня видеть кого-то другого? Пожалуйста!
И довольный бес покинул его, хоронясь в тенях от дневного света. Оставаться было незачем, да и не мог он остаться. Главное человек должен делать сам.
Недоумение было уже не столь мимолетным, более тягостным, но друзья постарались забыть эти слова, ибо они все еще не были правдой. Однако демон, найдя отклик, поработал на славу. Человек повторял подозрения вновь и вновь, вбивая их в ткань реальности. Те, кто его окружал, тоже были людьми, не любившими обвинений, и резкие слова ранили их, отравляя дружбу и общение.
И однажды настал день...
– Я так и подозревал, – сказал он с холодным горьким торжеством. – Они избегают меня.
И это уже было правдой. Но только пролетавший мимо демон, смех которого сливался с холодным ветром и был неслышим для людей, знал, что это повторенное с Верой Слово изменило часть мира. Что эту правду человек создал сам.
Для этого вовсе не нужно быть Богом.

Сообщение отредактировал higf - 12-12-2009, 9:59

Герцог молча, бежал вперед, сжимая в руке верный пистолет. Почему Герцог? Он толком этого не знал. Осознание пришло само собой. Бежишь, никого не трогаешь, и тут бац!.. И ты Герцог. Из за поворота выскочил… Впрочем кто выскочил уже не имело значения – рефлексы сработали моментально – тварь была убита и лежала на асфальте, сверкая кишками на солнце. Разодранный труп. Такой же, как и многие до него.

Порой Герцог задавался вопросом – как можно настолько изуродовать останки, всадив в существо всего пару патронов, но такие мысли в голове надолго не задерживались. Еще меньше времени занимали размышления о конечном пути. Герцог не знал куда идет, только интуиция подсказывала ему что делать в той или иной ситуации. Пробегая мимо зеркала он машинально отметил себя – солдата. Армейские штаны, добротные сапоги, красная майка да жилет с боеприпасами. А еще очки. Черные.

Герцог хотел остановиться и посмотреть на себя более внимательно, но ноги уже уносили его прочь от зеркала, назад, в грязный кабак, наполненный трупами – кажется в прошлый раз тут было немного жарко. Одинокая проститутка, повернувшись к Герцогу спиной и игнорируя всё и вся, всё так же незамысловато двигалась возле шеста. Она тоже была загадкой природы – Герцог неоднократно подходил к ней и даже предлагал деньги, но видел всего лишь спину, как будто других частей тела не существовало в природе.

Герцог много думал. Из головы не выходила мысль - за что? Чем провинились все эти существа. Но ответа не было. И Герцог молча продолжал бежать вперед сжимая в руке верный пистолет. Потому что таков путь Герцога.

Герцога Ньюкема.

*****

А там на траве умирал мальчик. Это длилось столь долго, что солнце устало смотреть и ушло на покой. Чёрный карлик размером с фаянсовое блюдце. Глаза закрыты. Безумству звёзд еще споют романсы. Мальчик опять умирал. Это уже входило в привычку.

Путники влились в амфору вкусного зеленого покоя и расслаблено начали мерцать. Сеть из мерцающего зеленого покоя как бы спрашивала. И отвечала. Свет исчез. Вкусно!

- Солнце, согрей мои руки!

Успокойся сынок. Сейча я убью тебя и всё будет в порядке! Но мам, почему мне нельзя просто закрыть глаза? Ты растаешь. И попадешь в ад. Логика убьёт твой разум и ты не вернешся. Мама, ты тоже умрешь? Да сынок. А потом мы воскреснем и снова будем. Он умел умирать сам, но любил, когда это делает для него она. Он тихо умер, а она закрыла глаза и...
Где-то в далёкой далекой вселенной ада на чистой кушетке ревел новорожденный... Девочка...

- Солнце, согрей моё сердце!

А еще в этой стране была дивная традиция. Оно заползало в норы и извиваясь и скручиваясь в узлы говорило "Я - это я! Мы не существует! Несущественно! Только Я!" А потом аммиак заканчивался и оно умирало. И не поймешь, стало ли я - мы. А может самоутверждение? Самобичевание? Смешной народец.

- Солнце, согрей мою душу!

Оно бежало. Оно не умело иначе. Оно много раз пыталось остановиться осознавая себя белкой в колесе. Одажды ему это удалось, но дальше побежать оно не смогло. Я не белка в колесе! Я колесо! Разум угас. Абсолютное ничего покорило сам абсолют. И кто же теперь запустит остановившееся Время? Дилемма... Непорядок! Время побежало дальше! Ведь есть предметы вне времени и пространства которым что-то. Оно бежало. Оно не умело иначе. Оно много раз пыталось.
Амплитуда задавалась метрономом.

- Солнце, согрей меня.

А там на траве воскресал мальчик. Это длилось столь долго, что черный карлик ушел оставив путь для нового солнца. Глаза закрыты. Безумец. Он делал это снова и снова. Это уже входило в привычку.

*****

5 секунд. Нерешительность
Я свободен! Я вырвался! Я сделал это! Смотрите! Смотрите же! Вы смеялись надо мной А теперь вы ничего не можете мне сделать! Я хозяин своей жизни и я доказал это всем!

4 секунды. Злорадство
Вот и обрезаны мосты. Теперь я не вернусь. Они будут смотреть мне вслед, умолять, просить, стоять на коленях, спрашивать почему. Я же буду смеяться. Это моя месть и их слёзы! А потом! Ух как я их!..

3 секунды. Сомнение
А как же Сэм? Ронни, Джулия… Крыши города, погони за соседским котом, яблоки в саду, пруд, рыбалка, солнышко. Мы дружим с самого детства. Три мальчугана и девчонка. Сколько всего было пройдено! Сколько всего было съедено! А сколь всего разного было обговорено…

2 секунды. Понимание
А сколько всего было еще не сказано. Как много есть в мире вещей, которых я никогда не попробую. И… Джули… Я называл ее так, когда ребят не было рядом. Она надувала губки и просила чтобы я ее так не называл. Мы сидели на яблоне и я украдкой бросал на нее кроткие взгляды… Я хочу чтобы ты знала.. Джули, я тебя люблю….

1 секунда. Обреченность
НЕТ! НЕ ХОЧУ! НАЗАД!

0 секунд. Конец
Вы видели? Видели? Да! Но почему? Джим всегда был таким добрым мальчишкой… Мой мальчик… Успокойтесь мэм… Но это же… Разойдитесь, мне нужно сфотографировать. Работаем! Но что с ним….
Сирена уже смолкла и только красно-синие огни рассказывали о беде….

На этом всё? Конец рассказа? ….

Нет, Джули, не плачь. Не плачь малышка, я всегда буду рядом. Я укрою тебя своими крыльями, я спою тебе колыбельную, я охраню тебя от нечистого. Я с тобой! Только не надо!

- Я люблю тебя Джимми!
5 секунд

*****

Шуточный сказ о черепахе великой

Позволите каплю сарказма в улыбке? (усмешке, ухмылке, суровом лице, перебранке)

Однажды давно (недавно, давеча, в начале эпох, никогда) грелась на солнце большая (небольшая, огромная, мировая) черепаха в панцире костном (шубе, зонтике, очках, прочей мишуре). Да довелось ей услышать (увидеть, понюхать, коснуться) облаков тень грозы небывалой (аль бури на море, аль тучки на небе).
Вдруг капля воды (иль стрела, иль комета, а может - ракета) всё небо пронзила и в нос черепахи.... (вонзилась).
Сползла (сбежала, слетела, сошла) черепаха с места под солнцем (под тучей, под облаком, под сенью деревьев). И в озере скрылась...

- Скоро дождь! Я намокну!

Сообщение отредактировал Lopius Arius - 12-01-2010, 9:38

Нина

Схватить её за руку удалось в последний момент - она уже шагнула через пролом в перилах моста. К счастью, схватил удачно - крепко и удобно. Вторая её рука немедленно судорожно вцепилась в то же, за что держалась первая. При этом девушка качнулась, и меня потянуло следом - перила обледенели, и держаться за них одной рукой было очень тяжело. Максимально аккуратно перевернувшись на другой бок, я уперся в перила плечом, и тут заметил рядом с висящей девушкой металлическую лесенку - спуск к основанию быка. Испугалась и не заметила? Боится не удержаться на холодном металле? Ну так и я её не вытащу - в таком-то положении.
Раскорячившись в проломе, я попробовал сдвинуть руку с девушкой поближе к лестнице. Тут вторая моя рука соскользнула, и нас плавно потянуло вниз. Но в этот момент девушка качнулась, ударилась о лестницу - и вцепилась в неё. Пару секунд я, лежа на краю моста, смотрел вниз, на речной лед с черными кляксами незамерзшей воды. Новая полынья отменяется. Медленно отодвинувшись от края и поднявшись, я перегнулся через перила, хлопнул девушку по плечу и тихонько потянул наверх. Она несмело поднялась на одну ступеньку, глядя в кирпичи прямо перед собой. Потянул за плечо посильнее, помог перелезть перила - и впервые встретил её взгляд. Мда, теперь все понятно. И пролом - какой идиот его закрыл только яркими лентами? - и лестница.
Девушка была слепой. У неё были очень красивые карие с зеленым глаза, и они смотрели куда-то вдаль, отчего она казалась немного извиняющейся и замечтавшейся.
А еще она была очень напуганной и что-то быстро говорила. Я по губам читаю, но не так быстро, да и сразу после висения над рекой не сосредоточишься. Взяв её ладонь, аккуратно снял с неё перчатку и накрыл своей рукой - я перчаток не ношу почти никогда. Девушка резко замолчала, в позе её прорезалось напряжение. Лишь бы не бросилась никуда.
Указательным пальцем я стал аккуратно выводить буквы на её ладони, смахивая каждую с кожи гладящим движением.
Я.
Г.
Л.
у.
Х.
О.
Н.
Е.
М.
О.
Й.
И снова накрыл ладонью. Некоторое время девушка стояла неподвижно, потом начала говорить и резко остановилась. Свободной рукой показала на горло и ухо. Надеясь, что мы все же поняли друг друга, я слегка сжал её ладонь в знак согласия. Девушка снова задумалась.
Пока она молчала, я повел её к берегу - на мосту было слишком холодно из-за ветра. Уже на спуске она вышла из задумчивости, вытащила из кармана картонную карточку вроде визитки и протянула мне.
"Здравствуйте, меня зовут Нина. Я слепая с рождения. Пожалуйста, помогите мне добраться домой - ул. Красногвардейская, дом 54, квартира 12."
Тихонько сжав её руку - так и не отпускал все это время, - я стал вспоминать, где эта самая Красногвардейская. Вроде где-то недалеко.
Когда мы спустились с моста, я пристал к первому же прохожему, показал визитку с адресом (пальцы как бы невзначай прикрыли номер дома и квартиры) и изобразил на лице вопрос. Прохожий оказался в курсе и долго объяснял - махал руками и рассказывал. Более-менее поняв его жестикуляцию и объяснения - говорил он довольно внятно, но часто оборачивался, показывая рукой очередной поворот, - я кивнул с благодарной улыбкой. Нина что-то ему сказал, прохожий тоже заулыбался и пошел дальше.
Нужный дом отыскался довольно быстро. Старое кирпичное здание в три этажа, с широкими площадками на две квартиры. В таких домах должны жить бабушки, когда-то работавшие вместе с Марией Кюри, Эйнштейном и Сорокой-Росинским. Во втором подъезде под самой крышей и находилась квартира 12. И в этой квартире действительно жила бабушка, очень похожая на старой закалки профессора.
Она немедленно втянула нас в прихожую, заключила Нину в объятия и не отпускала минут пять. Стой я чуть ближе - мог бы лишиться бровей в этой вспышке пламенной любви. Когда страсти поулеглись, женщина обратила на меня внимание. По губам я сумел разобрать "Большое вам спасибо". Потянулся было за всегда лежащими в кармане блокнотом и ручкой, но в этот момент Нина что-то сказала. Женщина на мгновение задумалась, а затем стремительным движением вырвала листок из записной книжки у телефона и написала на нем "Большое вам спасибо. Пожалуйста, раздевайтесь и проходите." Почерк у неё был твердый и монументально красивый, как арочное окно. Этот человек действительно не принадлежал эпохе штампованых офисных зданий из стекла.
Квартира поражала воображение обилием книг. Шкафы с классикой на нескольких языках. Полки с научной литературой - большей частью физической. Энциклопедии. Биографии. Очень много биографий. В глаза бросился один шкаф, книги в котором были всего в трех вариантах окраски. Три серии. Одна из книг стояла к дверце не корешком, а обложкой. На ней, приглядевшись, я заметил ниже названия - "Одиссея" - ряды рельефных точек.
Нина Васильевна - именно в честь бабушки и назвали внучку - готовила великолепный чай. Из-за необходимости вести разговор на бумаге беседа шла неторопливо - я писал, Нина Васильевна читала написанное вслух для внучки, та отвечала. "Слушать" их было одно удовольствие - бабушка и внучка не перебивали друг друга, и я легко ловил момент, когда заканчивала говорить одна и начинала говорить вторая.
Оказалось, что женщина действительно была профессором на факультете физики - оптиком, если быть точным. На полках даже было несколько книг, написанных ею. Вопрос, которого я не хотел, был задан, и пришлось ответить - через год закончу заочно художественное училище, занимаюсь рисованием, живописью. А Нина, как оказалось, давно уже играла на скрипке, фортепиано, гитаре и флейте, - и это внезапно мне очень понравилось.
Отпивая чай из чашки тонкого, полупрозрачного фарфора и глядя, как Нина-старшая читает Нине-младшей, я понял, что восхищаюсь этой девушкой. А еще - что пытаюсь понять, что такое музыка. Впервые в жизни меня заинтересовало это понятие.
Вопрос, как Нина оказалась на мосту одна, в тот вечер остался за кадром - и я был этому рад. Я предпочитал не знать прозаических, а, возможно, и трагических причин. Для меня это был знак судьбы. Как и то, что написанных на ладони букв Нина не поняла - просто догадалась по способу общения.
Вышел я от них уже в темноту длинного зимнего вечера.

В следующий раз в дверь квартиры 12 я позвонил через два дня. Дверь открыла Нина Васильевна, и я показал ей записку с просьбой поговорить с её внучкой.
Профессор провела меня в зал, где Нина со скрипкой стояла у пюпитра. На пюпитр, поверх листов с рельефными точками, я и положил отпечатанную на принтере таблицу-шпаргалку. А затем взял в руки ладонь девушки и медленно, очень аккуратно, так надеясь на результат

Код

**  *    *   *  *    *
*   **  *   **   *  **
*   *        *      *

стал касаться точек на её ладони. "Привет". С первой буквой, которую я смахнул с ладони Нины, на её лице появилось удивленное выражение, а затем с каждой буквой удивление все больше смешивалось с радостью. С детским восторгом. Она схватила мою ладонь и принялась отвечать. Я два дня зубрил азбуку Брайля, и с трудом, но все же прочитал: "Здорово!иутебятакойинтересныйакцент".
Она что-то еще написала, но я не понял, что - я следил за её руками, а не за тем, что они писали. Гибкие пальцы порхали над ладонью точно, тонко - без лишнего давления, но с абсолютной четкостью касаясь моей руки. Я внезапно ответил "сыграйпожалуйста". Если она и удивилась, то не показала этого. И я увидел, что над грифом скрипки её пальцы двигались так же. Её пальцы были для меня её голосом, и её пальцы были музыкой.

С этого дня я стал постоянным гостем в доме Нины. Мы много разговаривали за чаем. В библиотеке девушки, среди книг со шрифтом Брайля, нашлись несколько незнакомых мне произведений, и Нина читала их вслух, ведя подушечкой пальца по строчкам, - а я внимательно следил за её губами. Губы двигались едва-едва, но читались очень легко - у девушки была невероятно четкая мимика. Редкая нынче вещь. Время от времени я приходил с альбомом и рисовал её - играющую на скрипке или флейте, читающую. Мне кажется, именно из-за слепоты была у Нины невероятная пластика - она не видела других людей и не перенимала их сутулости, торопливости, угловатости. Она никогда не делала лишних движений.
Но большую часть времени мы гуляли. Нам совершенно одновременно пришла в голову идея описывать друг другу окружающий мир. Вы знаете, что трамвай вечером стучит чуть устало? А что у иномарок акцент? Наши машины звучат, будто кто-то прошел по мокрому песку и оставил четкий след. А иномарки - будто уже прошла волна и след этот слегка сгладила. Мы ходили, держась за руки, и было очень удобно разговаривать, касаясь внешней стороны ладони. Нина вскоре освоила способ, на который мне не хватало ловкости, - она ставила сразу все пальцы на нужные точки, будто брала аккорд, и задерживала их там на некоторое время, чтобы я мог прочитать.
Именно на прогулке и произошло одно из самых важных для нас событий. Причина его была целиком и полностью моей ошибкой - я-то вижу.
В середине февраля потеплело. Всё таяло, в воздухе начинало пахнуть ранней весной - мы ходили и рассказывали друг другу, что это. В один из таких вечеров сорвавшаяся с карниза крупная сосулька упала прямо на нас. К счастью, Нине она только ушибла плечо, а вот мое следующее воспоминание относилось уже к больнице. Вышел я оттуда через три недели, оправившись после сотрясения мозга и растяжения мышц шеи. И сразу отправился к Нине.
А она во всем винила себя. Почему? Спросите что-нибудь попроще. Правда, тогда я стал догадываться, как она оказалась в декабре одна на мосту, а бабушка её об этом не знала.
"Мы только испортим друг другу жизнь. У тебя со мной будут одни хлопоты". Её пальцы выскользнули раньше, чем я успел ответить.
И на мгновение я представил себе эту, другую жизнь. Со зрячим человеком, которого можно не водить за руку. Который будет такой полноценной и правильной матерью детям. И хозяйкой, разумеется. Хранительницей домашнего очага, за которым, как известно, глаз да глаз нужен.
И в это мгновение я почувствовал что-то незнакомое. Думаю, что тогда я услышал музыку. А взгляд Нины, всегда мечтательно обращенный к чему-то на горизонте, на секунду действительно коснулся меня - тогда мне так показалось. И слишком хорошо для незрячей и глухонемого мы нашли объятия друг друга, и прошептали и услышали так много слов любви.

Моя дорогая Херхиль

"Моя дорогая Херхиль,

Я уверен, что это письмо читаешь именно ты - лишь под твоими пальцами этот сундук открыл бы свое содержимое. Еще раз прости меня, дорогая, что я не смог остаться с тобой, - вопреки расхожему мнению, колдуны знают далеко не все.
Я не знаю, сколько времени прошло со дня похорон. Последний год своей жизни я провел в столь напряженной работе, что у меня не было времени углубляться в изучение будущего, - я боялся не успеть. Сейчас, когда все сделано, я понимаю, что боялся не зря, - пальцы немеют от письма все быстрее, приходится делать перерывы.
Пожалуйста, не трогай то, что под тряпкой в сундуке, пока не дочитаешь.
Сказки часто рассказывают о том, как любовь побеждает смерть. Отчасти они врут, отчасти - нет. Любовь живет в душе, а про душу колдуны знают не так много. Значительно больше они изучили тело. Одним ангелам известно, родная моя Херхиль, как я не хотел от тебя уходить и как мне было тяжело быть тебе обузой. И, поверив в победу любви, я принялся за дело.
Когда ты отдернешь тряпку, Херхиль, ты увидишь моё лицо. Не пугайся - это не то тело, которое тебе пришлось погрести когда-то. Это копия. Но в то же время это и есть я. Коснись моего лба, и я пробужусь. И мы вновь будем вместе.

Люблю тебя,
Твой Гостав."

Поставив лампу на книжную полку, прибитую к стене подвала над длинным сундуком, Херхиль сухими пальцами аккуратно стянула в сторону тряпку, открывая безмятежное лицо Гостава. Долго-долго всматривалась она в родные черты, черты человека, с которым прожила всю жизнь и которого похоронила пять лет назад.
- Я тоже очень люблю тебя, Гостав.
Прикрыв лицо колдуна тряпкой и закрыв сундук на все замки, женщина стала медленно подниматься по лестнице из подвала.


Инка и Енка

Инка и Енка сидели на краю оврага и смотрели на туман, вползавший в лощину. Туман был густой, белый, пах осенней рекой и не давал увидеть другую сторону оврага.
- Как ты думаешь, он доберется сюда? - Енка поежилась под налетевшим порывом ветра.
- Неа. Он так и будет висеть, а потом истает, - Инка постарался добавить в голос уверенности и для закрепления эффекта решительно поправил енкин пуховой платок.
- А как оно - там?
- Бело и мокро... наверное.
- Идем туда?
Инка покосился на Енку:
- Зачем это?
- Интересно же! - Енка поднялась и стала спускаться в овраг.
- Не дури! Вымокнешь только!
Но Енка, гордо задрав нос, уже добиралась до низа склона.
- Сама вернешься, дуреха! - Инка посмотрел вслед Енке и остался сидеть, думая о том, как она вернется мокрой и несчастной и как он её пожалеет.
А Енка уже шла по тропинке, иногда задевая отяжелевшие от воды кусты и вздрагивая под холодными каплями, слетавшими с них. Туман все оставался впереди, из него навстречу выплывали деревья и кусты, и вдруг раз - и он оказался вокруг. Вытянув руку, Енка еле разглядела собственные пальцы. Боясь ступить шаг с тропинки, она шла и шла вперед, иногда отскакивая от внезапно протянувшихся к ней веток. Наконец дорожка пошла в гору, Енка вскарабкалась по склону и села. Вокруг неё был белый-белый туман, и было бело и мокро. И еще холодно. И еще хотелось назад, потому что было уже неинтересно. Вот только тропинку Енка на склоне потеряла, и боялась уйти не туда.
А потом потихоньку стало не так бело и не так мокро, хотя все еще холодно. И Енка увидела, как по склону поднимается Инка. Он сел рядом с ней и обнял. И стало не так холодно.
- Там правда было бело и мокро, - Енка показала влажный хвост платка.
- Я знаю, я следом пошел и тоже видел.
Они сидели и смотрели на туман, скрывавший другую сторону оврага.
- А теперь уже там бело и мокро, - Енка подумала и добавила. - Это потому, что ты сюда пришел.

День святого Патрика совсем скоро.

Баньши

Рон проводил взглядом истаявший по ветру призрак и аккуратно присел на траву, убедившись перед тем, что на земле нет муравейника или капкана.
Он никогда не сомневался в опасности работы гонца. Один честный клан всегда старался сохранить свои тайны, другой - похитить их. Но если беан шитх наведалась к гонцу, который должен был до последнего не показать, что он гонец - значит, затея не удалась, и скоро первый встречный сможет взять письмо без проблем. Разве что под ногами сломаются доски моста - тогда тайна достанется воде. Неплохой вариант.
Тут Рон понял, что за ним наблюдают. Плавно обернувшись, он увидел трусившего к нему по опушке волка. Зверь остановился, задумчиво посмотрел на гонца, но подниматься на холм раздумал и свернул в лес. Вид зверя подействовал отрезвляюще - надо выглядеть бесповоротно умирающим, чтобы тобой заинтересовался одинокий волк. А Рон обязан был хотя бы попытаться доставить письмо.
Поднявшись и не обнаружив рядом своего коня, он лишь вздохнул - видимо, отошел за более сочной травой, а потом испугался волка. Поглядев на собирающиеся грозовые тучи, он двинулся пешком на поднимавшиеся за соседним холмом дымы.

- Дверь! Тепло не выпускай, чтоб тебя!
Едва успевший войти в трактир Рон, всего пару минут назад убивший на улице бешенную собаку, окончательно вышел из себя. Пинком закрыв дверь, он упал на стул за единственным столом, возле которого были свободные места - за ним сидел лишь какой-то ярко-рыжий тип в выцветшем камзоле, заляпанных грязью штанах и лихо заломленной шляпе зеленого цвета. Тип курил трубку и с вызовом осматривал зал, отвлекшись от этого занятия лишь после того, как гонец устроился:
- Неудачный день, парень?
- Не то слово, - Рон только сейчас понял, что ему посчастливилось сесть за один столик с единственным ирландцем во всем трактире. И скорее всего единственным на сотню миль вокруг. - А ты случайно не собираешься меня зарезать и ограбить?
Ирландец откинулся на спинку стула и чуть не подавился трубкой в приступе хохота. Смеялся он столько, что Рон успел добыть у трактирщика еды и вернуться за столик прежде, чем рыжий вновь смог говорить.
- Скорее ты меня ограбить захочешь, парень!
- Смейся-смейся. Тебе-то не доводилось обернуться и увидеть беан шитх.
Рону показалось, что после слов "беан шитх" от него отодвинулась разом вся таверна - люди разом стали особенно занятыми и безразличными к разговору гонца и ирландца. Рыжий поманил Рона пальцем и, наклонившись ближе, подмигнул и заговорщицки прошептал:
- Доводилось.
От табачного дыма у Рона слезились глаза, но что-то в поведении ирландца заставил слушать, а не отмахнуться от насмехающегося мерзавца.
- В давние времена их было куда больше, чем сейчас. Может, под Холмом места все меньше.
- О чем ты?
Но ирландец уже смотрел поверх головы гонца на дверь. Рон обернулся.
В таверну входили люди. Трактирщик и клиенты, судя по лицам, видеть их здесь очень бы не хотели. Главарь пришедших сразу направился к столу двоих собеседников. Демонстративно оперевшись на стол так, что дождевая вода с волос капала в кружку ирландца, он заговорил на удивление мягким и приятным голосом:
- Мы таких, как ты, тут не любим.
- Жаль, - ирландец выпустил кольцо дыма и добыл табакерку, намереваясь набить трубку заново. - Слушай, парень, у тебя голос неплохой. Спой, а?
На секунду вожак опешил, а когда его рука потянулась к кинжалу, табакерка ирландца почему-то уже летела в камин. Рон словно во сне следил за ней взглядом, все вокруг разом пошло быстро и медленно.
Стол опрокинулся на вожака, в камине полыхнуло, зал заволокло дымом. Кто-то цепко схватил Рона за рукав и потащил. Из дыма появилось перекошенное злобой и страхом лицо одного из бандитов, гонец не задумываясь ударил в висок, и вновь остались лишь дым и невероятно сильные пальцы, вцепившиеся в рукав.
Вдруг на голову словно накинули мокрое одеяло, отрезавшее все шумы. Через мгновение Рон понял, что они с ирландцем уже на улице перед таверной.
- Ну все, парень, пора разбегаться, пока они не прочихались. Ты не глупи, подумай, что я тебе сказал. Пригодится. А золота не получишь, не повезло тебе. До нескорой встречи! - и ирландец скрылся за углом.
- Постой! - гонец поспешил следом, но улица оказалась пуста.

В дороге Рон думал. Пока бродившая вокруг смерть не коснулась его, но он хорошо помнил легенду о последнем бое Кухулина. Недолго продержишься, если каждый шорох грозит опасностью, а в это время настоящий враг подкрадывается бесшумно. А с ирландцем всего лишь повезло - один раз.
Впервые после побега из таверны Рон задумался над тем, что ирландец ему сказал. Кто знает, кто был этот рыжий в зеленой шляпе - может, и прыткий человек, да слишком похоже на проделки духа. А духов слушать стоит в одно ухо, а вторым к людям прислушиваться - иначе неприятностей не оберешься. Есть эльфы, а есть и Морриган, ей-то в радость мыть окровавленный доспех у тебя на глазах. Гонец тряхнул головой, прогоняя из мыслей каойнеад, спетый два года назад над телом его отца женщинами клана.
Под ногой хрустнула доска моста, и в мгновение ока Рон оказался висящим над рекой. После дождя балка, за которую он успел схватиться, была скользкой. Глядя на свое отражение, Рон лишь смог поздравить себя с потерей коня - иначе быть бы уже вместе с конем в воде.
А затем отражение подкрасило багровым, и гонец едва не разжал пальцы - воды реки несли кровь. Глядя в собственное лицо, Рон боялся пошевелиться.
- Эй, ты! - голос, раздавшийся сзади, шел в разрез с легендами - никакой замогильности, а вполне человеческий. И мужской. - Ты что там делаешь?
Гонец не ответил. Он отрешенно изучал свое отражение, от ряби на воде теперь походившее на лицо векового старика. А потом Рона стукнули сзади шестом, и он рухнул на бревна плота.

Гонец очнулся, лежа на земле лицом к каменной стене. Связанные за спиной руки болели, словно обожженные, оружие и вещи пропали.
- Очнулся? - Рона перевернули, и он увидел перед собой несколько человек. Комната, похоже, была брошенным брохом - каменным домом-башней, который новые жильцы заново приспособили под жилье, тщательно прикрыв окна, чтобы из них не был виден свет. Кем были новые жители броха - понятно было и так, и лица их Рону были знакомы.
- Давай потолкуем, друг ирландцев, - вожак сел на чурбак возле кипящего на костре котелка. - Расскажи что-нибудь, чтоб нам тебя убивать не было пользы.
Ответить Рон не успел. Сорвав полог, заменявший дверь, в брох с криком ворвался один из бандитов - тот самый, которого ударил в таверне Рон. А через секунду мощный удар раскидал камни стены, и в отсветах костра через дыру стало видно что-то что-то живое и абсолютно черное. Шевелившуюся тьму украшал рисунок желтоватых вен, а чуть выше, вровень с ближайшими к горизонту звездами, поблескивал глаз.
- Кровь в реке! Беан нигх! - вбежавший бандит отступал, пока не уперся спиной в стену рядом с Роном. - Я же говорил - это по нам!
И в этот момент все поняли, что происходит. Отталкивая друг друга, люди бросились наружу через окна - которых было куда меньше, чем бандитов. И упустили момент, как наколави исчезла из дыры - а затем снаружи раздались вопли тех, кто уже успел вылезти.
Через некоторое время одноглазая голова вновь заглянула в дыру. Взгляд чудовища скользнул по броху и остановился на лежащем Роне.
- Ты пришла за ними, - без веры в собственные слова прошептал гонец, встретившись глазами с наколави. - Они видели, как беан нигх стирала в реке их саваны, и кровь окрасила воду.
Наколави попыталась дотянуться до гонца поверх котелка, но шее не хватило сил удержать высоко поднятой похожую на лошадиную голову. Тогда чудовище потянулось вдоль стены, подальше от огня.
- Кровь... - глаза Рона блеснули внезапным пониманием.
Он усмехнулся и пинком отправил котелок с костра в голову речной твари, тут же взвыв от дикой боли в растянутой, отбитой и обожженной костром ноге. Но его заглушил рев наколави - будто разом пытали каленым железом тысячу человек. Голова пропала, тьма за дырой шевельнулась и скрылась в ночи. Гонец остался валяться посреди полуразрушенного броха, возле гаснущего раскиданного костра.

Его лба коснулась прохладная ладонь, и, открыв глаза, он увидел беан шитх.
- Чертов ирландец был прав - тебя можно увидеть несколько раз, - Рон чувствовал, как от прикосновения ладони духа понемногу возвращаются силы. - Вряд ли ты пришла еще раз сказать, что я умру. Все-таки он это хотел сказать.
Беан шитх улыбнулась и кивнула. Гонец посмотрел на гаснущие угли:
- Каждый сам себя хоронит... Кто же вы все-таки?
Тонкие пальцы коснулись узла на веревках, и тот сам собой развязался:
- Те, кто нужен в тот момент больше всего. Когда он в это верит.
Рон с кряхтением сел и стал растирать затекшие руки. Баньши поднялась, глядя куда-то вдаль, туда, где был Холм:
- Когда-то люди верили, что беан ши после смерти человека поет с другими женщинами его клана каойнеад и расчесывает его волосы серебряным гребнем. Но отчего-то многим понравилось верить, что беан нигх приходит из мира мертвых забрать кого-то с собой. И бояться не только стирающей женщины, а даже крови, пролитой в реку наколави.
Взгляд духа вернулся к Рону, и баньши слегка улыбнулась:
- Когда нужна будет помощь, ты знаешь, где меня найти.
- Под Холмом, беан ши.


Баньши - в английской мифологии призрачная женщина, своим плачем и воем насылающая смерть.
Беан шитх, беан нигх - "стирающая женщина" в шотландской мифологии, предвестница скорой гибели.
Беан ши - женщина-дух, покровительница рода в ирландской мифологии.

Странное старое дерево в прарке, листьев на не почти нет. Вот-вот и умрет. Это "вот-вот", конечно растянется на пару десятков лет, но ведь не вечно то, что вечность не живет, со смертью времени и смерть умрет. У корней старого древа сидел бледный путник и тихо шептал:

...Некогда, сказочной красоты Город теперь лежал в руинах. Всюду царило запустение. Лишь оборванные грязные фигуры уныло бродили по улицам, заросшим сорной травой, обходя кучи мусора, мутные лужи и нагромождения камней, что были когда-то стенами прекрасных зданий. В полуразрушенных домах еще жили. Тит и там в небо поднимались струйки дыма...
Как бывает жестока война...
Многотысячные полчища Барона обратили Столицу Державы в руины за считанные часв. Воины Короля были подавлены числом. Доблестные защитники Города сражались до последнего вздоха, а захватчики не жалели ни детей, ни женщин, ни стариков...
Как бывает жестока ненависть...
Сея хаос и опустошение, пришел Барон на земли своего сюзерена. Стальным кулаком, огнем и мечом, втоптал он в грязь свою присягу и честь. Боясь поединка, отравленой стрелой сразил он своего Короля...
Как бывает жестока жажда власти...
Не время произносить громкие слова, сотрясать воздух высокопарными речами, сея в сердцах людских тревогу и злобу.
Не время бросаться в разрушенный Город, искать среди горстки выживших знакомые лица.
Не время золота. Не время речей.
Не время созывать под знамена с Родовым Гербом Династии, верных престолу людей, тех, кто не забыли своей присяги.
Не время битв. Не время стали.
Настал час мести. Мести жестокой. Мести в лучших традициях Династии...
- Жди, Барон, - прошептал юноша с Гербом Принца на пурпурном плаще, глядя на развалины Города. - Жди. Мое Слово найдет тебя. Жди. Тебе предстоит ответить за смерть отца, за подлость и предательство. Жди...
Юный Принц, наследник Престола, посмотрел на север, туда, где лежали владения Барона.
Вскинув руки к небу, Принц выкрикнул Слово Власти, под ногами задрожала земля. Он видел, как по улицам разрушенной Столицы бежали те, кто еще помнил Легенды о Древних Королях, спеша скорее найти укрытие. Они знали мощь и беспощадность Слова Избранных...
- Жди, Барон, - улыбнулся Принц, обнажив белые зубы. - Жди...
Наследник Престола уже чувствовал, что предатель корчится от боли в обеденном зале своего замка. Слышал как громом звучит его - Принца - голос в небесах далекого севера:
- Жди, Барон. Мое Слово найдет тебя...

г. Донской, 1998 год.

Тяжелые условия

Максим как раз передавал записку с первого ряда на третий, когда дверь классной комнаты - справа от доски - с грохотом распахнулась.
Урок для шестого класса Б вела Анна Семеновна, пожилая женщина в сером свитере на больших серых пуговицах, с серым лицом и серыми зачесаными в короткий хвост волосами. Оторвав взгляд от журнала, над которым она склонилась, оперевшись на стол, учитель повернулась к двери, сразу переходя на рык:
- Кто это еще... - остаток фразы где-то в глубинах её горла оступился, повис над пропастью на одной руке, отчаянно пытаясь выбраться, и затем сорвался вниз. Остался лишь его ослабевающий писк, с которым Полновецкая А. С. рухнула на учительский стул в углу класса.
Один за другим зашли двое мужчин в спортивных костюмах - один в синем "Адидас", другой в темно-зеленом "Пума" - и потрепаных кожаных куртках. Оба смуглые, с черными как смоль волосами. У обоих в руках были короткие автоматы - Адидас держал угловатый "Пенал", Пума поддерживал левой увесистый "Бизон" с банкой-магазином под стволом.
Адидас обвел взглядом класс и что-то сказал Пуме на гортанном, практически из одних гласных языке. Пума ответил и рассмеялся. Адидас улыбнулся и повернулся к Полновецкой:
- Пусть тваи щэнки виходят и становятся под стэнку в каридорэ.
Анна Семеновна, открыв рот, вслепую шарила правой рукой по журналу и молча смотрела на вломившихся. Спустя секунду или две она сумела договориться с собственным горлом и произнести:
- А-а-а... вы кто, собстве...
Не дав закончить фразу, Адидас наотмаш ударил её по лицу тыльной стороной ладони. Учительница запоздало закрыла лицо руками, на ладони её капнула кровь. Не дав ей прийти в себя, Адидас рывком за плечо поднял Анну Семеновну со стула и пихнул своему напарнику. Левой рукой Пума поймал Полновецкую за волосы и заслонился ею от класса. С первых парт дети увидели, что их учительница стоит на носках - налетчик тянул её волосы вверх. По серому лицу учительницы русского языка и литературы прочертила влажную дорожку одинокая слеза.
- Дэти, - наигранно добродушно обратился Адидас к притихшему классу, - сэйчас ви с учительницей вийдете и станете в каридорэ у стеночки. А потом ви пойдете на интересную экскурсию. Но эсли кто-то будэт себя вести плохо, он будэт наказан. А тэпэр, как я скажу, будете по двое вставать и виходить.
Пума, не опуская руку, вытащил Анну Семеновну в коридор и остановился напротив двери, спиной к стене между окнами. "Бизон" в его опущеной руке смотрел в пол, касаясь вытертого линолиума коротким брезентовым ремнем. Адидас сел на жалобно скрипнувший учительский стул, положил автомат на стол стволом к классу и мельком просмотрел классный журнал. Кивнув какой-то своей мысли, он поднял взгляд на детей:
- Вихадите.
Дети молча переглянулись. Несколько секунд никто не двигался с места, и в комнате повисла звенящая тишина - только слышались приглушенные голоса из соседних классов. Адидас уже открыл рот, когда Петя Амусов и Сергей Пахнов (именно Сергей, не Сережа - он всегда слишком серьезен, чтобы быть Сережей), сидевшие за первой партой правого ряда, поднялись и вышли. Следом за ними Аня и Лера, сидевшие на второй парте. Артем и Таня с третьей...
Максим и Вика сидели на третьей парте среднего ряда. Когда пришла их очередь, Вика, наклонившись, попыталась достать из-под парты свой портфель. Ремень рюкзака немедленно зацепился за уголок внизу, к которому когда-то давно была прикручена подножка.
- Оставь! - Адидас резко окликнул Вику, когда Максим уже прошел несколько шагов по проходу. Его передернуло от тона сидевшего за учительским столом оборванца. Приближаясь к проходу перед доской, он должен был пройти как раз рядом с лежащим на столе "Пеналом"... Рывок - хотя бы в Адидаса он выстрелить успеет...
Словно в ответ на его мысли Адидас переменил позу, и его рука как бы невзначай легла на рукоятку автомата. Шансы на успех рывка обнулились. Максим, не разжимая кулаков, проскочил мимо стола и свернул к двери, оказавшись как раз рядом с Викой.
- Харашо идут! - раздался сзади смех Адидаса. - Красивая пара.
Максим почувствовал, что краснеет, и еще сильнее вдавил ногти в ладони. Шедшая рядом Вика стала еще прямее и еще бледнее. Краем глаза наблюдая эту перемену, Максим приготовился развернуться, подойти к Адидасу и отобрать у него оружие - но в этот момент они вышли из класса, и осталось лишь стать в ряд у стенки.
Потихоньку оглядевшись, Максим увидел еще три или четыре класса, в молчании выходивших из кабинетов в коридор. Везде учителя стояли в одном ряду с учениками, лишь в их классе преподавателя держали за волосы на виду. Приглядевшись, Максим понял, что Анна Семеновна за всё это время не проронила больше ни одной слезы.
Вслед за Машей и Ваней Краснопалатцевыми из класса вышел и Адидас с автоматом в руках и журналом под мышкой. Смерив взглядом шеренгу школьников, он гортанно обратился к Пуме, и тот, не отпуская учительницу, пошел к лестнице.
- За ним, - махнул автоматом Адидас и стал в хвосте колонны.
Задержавшись на лестнице - Пума и Полновецкая вместе спускались значительно медленее, чем двигались бы по отдельности - колонна дошла до спортивного зала, занимавшего в П-образном здании всё правое крыло второго и третьего этажей. Колонны за порогом зала рассыпались, и детей кучками сгоняли в разные углы зала - свободным оставался лишь тот, в котором была дверь.
Максим и Вика оказались под шведской стенкой, в противоположном от двери углу. Раньше здесь лежали маты, но их все перетащили к стене у двери, где сидели товарищи Адидаса и Пумы, и детей усадили прямо на бетонный пол, за день нагретый солнечным светом из окон.
Среди сидевших на матах захватчиков было минимум две женщины в мешковатой одежде.
- Сидеть тихо, - подошетший от матов парень с "макаровым" разговаривал по-русски значительно чище. - Телефоны все быстро выключили и в кучу сюда. Никаких "в туалет", "покурить", "в столовую за пирожками", - парень хохотнул над собственной шуткой, среди сидящих детей нервно хихикнули двое или трое.
Дождавшись выполнения указания, парень собрал трофеи и отнес их к куче телефонов возле матов. Когда он двинулся к своим товарищам, снаружи послышался вой сирен. Через большое окно Максим успел заметить синий огонек маячка на микроавтобусе. Вытянув шею, чтобы получше рассмотреть происходяшее снаружи, он поймал на себе взгляд одного из охранников и торопливо заинтересовался синим полом у себя под ногами.
- Что там? - потихоньку шепнула Вика, не поднимая головы.
- Милиция приехала. Может быть, и ОМОН, не разглядел.
- Значит, уже весь город знает, - вздохнула Вика. - Маму жалко.
Максим потихоньку покосился на неё. Она только казалась серьезной и строгой - на самом деле та еще заноза. Они жили через два двора друг от друга и до школы - да и в младших классах - почти не общались. С пятого класса их посадили вместе, и внезапно выяснилоссь, что во многих событиях, касавшихся их дворов, они участвовали одновременно, но с разных сторон - и в Походе На Голубятню, и в поисках старого мотора от "Явы" дяди Вити...
- Такое не спрячешь, - Максим наконец отковырнул чешуйку краски на стыке плит.
Поток детей в зал прекратился. Всех рассадили так, чтобы между группами детей оставались проходы для охранников. Учителей согнали в отдельную группу, которую усадили неподалеку от матов. Максим видел, как Анна Семеновна успокаивает молоденькую учительницу истории Катерину Викторовну - худая и высокая, она очень тихо всхлипывала в объятиях Полновецкой. Рядом с ними сидел угрюмый преподаватель трудового воспитания - Максим предположил, что вытащили трудовика из его каморки, оторвав от начатой бутылки.
Он коснулся руки Вики:
- Они там что-нибудь придумают. Это точно.
- Тихо там! - прикрикнул кто-то из охранников - оказывается, вокруг уже шептались многие, и гул очень тихих голосов стал довольно сильным.
Вика молча вымученно улыбнулась.
Минут двадцать они так и сидели - Вика что-то неслышно говорила себе под нос, Максим ковырял краску на полу и потихоньку подглядывал за ней. Внезапно у неё на лице появилось хитровато-понимающее выражение. Она потихоньку толкнула его в бок локтем. Вышло довольно неприятно, но он молча проглотил.
- Как думаешь, кто из них главный?
Максим потихоньку оглядел вооруженных людей. Большинство сидели на матах или стояли рядом с ними, о чем-то разговаривая на своем гортанном языке. Пара неторопливо ходила по проходам между группами детей, положив руки на висящие на шее автоматы и с хищным интересом разглядывая малышню, средние классы, старшекласников... старшеклассниц. Еще двое, на противоположных сторонах зала, выглядывали в окна, изучая обстановку снаружи.
- Может быть, вот тот, с длинной бородой? - Максим имел в виду мужчину лет под пятьдесят, сидевшего на матах у стены. Никакого оружия у бородача видно не было. Мысленно нарядив его в халат и чалму, Максим увидел вылитую картинку с обложки сборника арабских сказок. Остальные налетчики относились к мужчине с явным почтением - из голосов исчезала нотка демонстративности и нахрапистости.
- Может. Но тут ведь и директора нашего нет. А он сегодня точно на пятом уроке должен был быть.
Максим покосился на Вику, у обоих на лице отразилось понимание загадки. Директор и самые главные - не здесь. Скорее всего они в директорском кабинете, или в учительской.
- Оттуда они и звонят, - закончил Максим мысль вслух. И покосился на целую свалку мобилок, отнятых у школьников. Интересно, сколько человек рискнуло оставить телефон у себя, не послушаться приказа? Один - точно. Пока что ему просто нечего было передать, он просто потихоньку отключил звук и вибрацию и спрятал аппарат в кармане. Хватит и того, что он не попадет в руки вот того, что сейчас копошится в куче мобилок.
Внезапно из кучи раздалось жужжание и какая-то простая мелодия. Копошившийся в куче одутловатый мужчина в вытертых линялых джинсах и свитере разгреб пластиковую свалку и добыл из неё розовую "раскладушку" с мигающим экраном. Что-то сказал товарищам на матах, выслушал ответ и оскалился. Отложив АКСУ, он поднялся и покрутил над головой телефоном:
- Каму-та тут мама званыт! - с улыбкой обвел взглядом сидящих детей. Затихли все разговоры - дети смотрели на телефон, люди на матах - на детей. Несмело поднялась рука где-то среди младшеклашек. Одутловатый укоризненно покачал головой, не прекращая улыбаться. - Что ж ты так? Гаварили же - виключить. Ну, я атвэчу.
Рука потихоньку опустилась - из-за голов сидящих вокруг Максиму показалось, что девочка (розовый же), поднявшая руку, утонула в потихоньку шевелящихся волнах. Никто не заговорил - все молча слушали, как боевик, ткнув в кнопку и приложив телефон к уху, громко отвечает:
- Нэ, ей нэ плохо. Ей харашо, вэсэло, - он подмигнул. - Она еще остаться хочэт. Нэ, просит нэ забирать пока. Гаварит, может даже на савсэм останэтся. Гаварит, ви плахие, ви ей игрушек нэ покупаете.
В тишине раздался один тихий всхлип.
- Да-да, так и гаварит. Что? И ви рады бы отдать?
Еще один всхлип, громче первого. В тишине Максим через ползала слышал, как незнакомая ему младшеклассница понемногу проигрывает сражение со слезами.
- О, так и дагаварились, да! Да свидания! - одутловатый ткнул кнопку и сложил телефон. Потом подумал, выключил мобилку и швырнул его в пластиковую кучу. Что-то хрустнуло, по полу в сторону отлетела пластиковая крышка от корпуса. Сотни глаз следили за одутловатым, не отрываясь. - Всё, дэвачка, твои радитэли нам тэбя падарили!
В повисшей тишине всхлипы перешли в одну тихую высокую ноту. Вика потихоньку ткнула Максима в бок, вновь попав на больное место:
- Он ведь это не серьезно?
Максим потихоньку покачал головой, а затем, когда одутловатый и остальные боевики вернулись к своим делам, добавил:
- Думаю, ответь он по-настоящему - ему бы главный голову оторвал. А так это наши сделают.
Вика потихоньку улыбнулась, хотя пальцы её подрагивали - представление произвело на неё сильное впечатление:
- Скорее бы.

Ни выпускать детей в туалет, ни кормить никто, разумеется, не собирался. Боевики уселись обедать прямо на матах - откуда-то появились бутерброды, термосы, что-то в шуршащих упаковках. Максим сглотнул и порадовался, что обедают далеко от него и запахи не доходят - желудок уже подводило.
На улице темнело - осень в этом году долго оставалась довольно теплой, но все же октябрь давал о себе знать по крайней мере продолжительностью дня. Без падавшего из окон света внутри стало прохладнее. Максим снял пиджак и накинул на плечи начинавшей дрожать Вики - девчачья блузка от школьной формы сохраняла тепло немногим лучше рыбацкой сети.
Примерно через полчаса после окончания обеда в зал зашел незнакомый боевик - аккуратнее одетый, прямой как палка, с пистолетом за поясом. Максим решил, что это типичный адьютант. Зашедший что-то неторопливо говорил охранникам, на лицах боевиков читалось раздражение - похоже, им приходилось задержаться здесь дольше, чем они планировали.
Пожилой мужчина с длинной бородой о чем-то спросил. Адьютант, подумав, покачал головой и, не оборачиваясь, кивнул на детей. Сидящий мужчина провел рукой по бороде и неторопливо кивнул. Его, похоже, забавлял разговор с адьютантом - формально занимавшим более высокое положение, но на деле бывшим и моложе, и глупее. Максим вспомнил, что о чем-то подобном им рассказывали на факультативе по психологии в прошлом году.
Когда адьютант вышел, охранники о чем-то некоторое время довольно шумно спорили. Одна из двух женщин-боевиков хрипло и резко что-то ответила, встала с матов и отошла в сторону, чтобы немного размяться после долгого сидения - потянулась, сделала пару наклонов. Её силуэт четко вырисовывался на фоне подсвеченного красным окна. Наблюдая за ней, Максим внезапно понял, что мешковатая одежда на женщине при наклонах - глубоких, без помех наклонах - хорошо вырисовывает контуры тела.
Он коснулся руки Вики и кивнул на женщину-боевика. Некоторое время Вика следила за женщиной, потом, когда та села, прикусила нижнюю губу и задумалась.
- У неё под одеждой ничего нет, - наконец тихо вынесла вердикт она. Когда Максим с улыбкой кивнул, она торопливо продолжила вполголоса. - У неё нет ни бомбы, ни чего-то такого. Она не настоящая шаха... тьфу, шахидка.
Максим потихоньку вынул из кармана телефон, дал охраннику пройти и показал мобилку Вике. Та кивнула, но потом положила ладонь поверх аппарата и прошептала:
- А вторая?
Вторая женщина-боевик не вставала с матов, и одежда на ней лежала волнами, не давая понять, есть ли на ней что-то или нет. Она действительно могла оказаться бомбисткой.
Внезапно Вика сжала его руку с телефоном:
- Никто не снимает, - Максим непонимающе уставился на неё. - Нет никого с камерой - снимать забитый заложниками зал. Настолько забитый, что их даже невозможно уложить, а не усадить. На память.
Он понял и улыбнулся:
- Очень бедные террористы.
В последний момент Максиму показалось, что подходивший охранник что-то заметил. Торопливо уставился на свои руки, в которых лежали уже обе руки Вики, надежно прикрывая телефон. Когда боевик, насвистывая что-то под нос, прошел мимо, Максим торопливо набрал сообщение "у их женщин бомб нет" и отправил на номер отца - тот был первым в адресной книге. Телефон вновь перебрался в карман, а вот ладони Вики Максим выпускать не стал. Она не противилась.
Пара часов прошла в молчании - боевики понемногу становились более нервными и стали отвешивать оплеухи и пинки за разговоры. Дети же действовали в свойственном им репертуаре - от переживаний за день они настолько устали, что то тут, то там кто-то клевал носом и просыпался, а кто-то умудрился лечь, свернувшись калачиком, там же, где сидел. В конце концов, когда засыпать начала и Вика, Максим подвинулся, чуть растолкав соседей, и они смогли лечь рядом.
- Думаешь, еще долго? - практически одними губами спросила Вика, когда их лица оказались напротив. Максим лишь пожал плечами, и она, завернувшись в пиджак, уснула. Он с минуту смотрел на её лицо, ставшее таким беззащитным, а потом просто моргнул...

Его разбудил громкий звон стекла, слившийся с мягким хлопком выстрела. Вскинувшись, он увидел в свете фонариков в руках нескольких боевиков, как бородатый мужчина валится на бок с дыркой во лбу, из которой на лицо ему льется кровь. Боевики среагировали в то же мгновение - похватали оружие и бросились к матам. Все, даже ходившие среди заложников охранники. Поняв, что они собираются сделать, он повернулся и рухнул на Вику.
Прямо перед его лицом были огромные удивленные глаза - её тоже разбудил выстрел, но она еще не успела сообразить, что происходит. Вика попыталась спихнуть Максима с себя, правой рукой толкая в плечо, но он уперся обеими руками в пол. Сквозь два слоя одежды Максим чувствовал её частое сердцебиение, начавшую вырисовываться грудь, чувствовал её дыхание на своем лице, чувствовал её бедро так близко к тому месту, откуда начало разливаться сладкое напряжение...
И в этот момент загрохотали выстрелы. Зазвенело стекло - стреляли и внутри, и снаружи. Стреляли все, у кого было что-нибудь стреляющее. Боевики и идущие на штурм спецназовцы. В левую ногу Максима повыше колена вошла пуля. Пройдя навылет мимо кости, она со шлепком расплющилась о бетонный пол и отскочила в сторону. Следующая врезалась в кость правого плеча и осталась внутри. Потом еще две вошли по сторонам позвоночника - и Максим с радостью понял, что они не прошли навылет, они остались в нем.
И тут стрельба стихла. Это было кстати - перебитая правая рука под его весом согнулась там, где природой не было предназначено, и он рухнул на бок. Было очень больно. Увидел, как Вика вскакивает и что-то говорит, тряся его за целую, левую руку. Хотел ответить, что всё в порядке, но вместо этого закашлялся кровью. Вика что-то говорила, кричала, убирая волосы с его лица, но он не слышал. Видимо, он на всю жизнь оглох от грохота стрельбы, да.
Перевалившись на спину, он увидел вившийся под потолком в свете фонарей пороховой дым. Потом клубы сгустились, потемнели, свет понемногу мерк, и в конце осталась только такая приятная прохладная рука на его запястье и еще одна - на его лбу. Он попытался сказать ей "спасибо" за эту прохладу, но это оказалось тяжело, так тяжело, физически тяжело. Но она поймет, он потом ей скажет "спасибо" десять тысяч раз. Только вначале чуть поспит...

Максим содрал с вспотевшей головы шлем и пару секунд привыкал к освещению в комнате - горела лишь настольная лампа. Когда глаза наконец стали различать всё, он посмотрел на экран имэйджинатора ("фантазилки", как обозвал его с полгода назад, после получения первой же партии устройств, какой-то остряк). "Ксонг-Хэвэн" сообщал, что зачетное задание по дисциплине "Гражданская оборона" пройдено на оценку 4,35 балла, и спрашивал, хочет ли он повторить. Не забыв предупредить, что теперь это будет лишь самоподготовка.
Не задумываясь, Максим ткнул "да".

Месть некроманта

Сверкнула молния, прошел раскатом гром. Грязные разодранные руки потянулись из земли в свете тусклого могильного фонаря. Горелое масло искрилось, а желто-красные с черными иглами языки пламени коптили два крошечных стекла, льстиво выглядывали из просверленных мастером отверстий в чугунной стенке. В борьбе теней даже Свет и Тьма отступают за грани мрачного круга, оставленного фонарем, что возвышался над нимбом ангела. Магическая печать была уже ни к чему. Вытянутые в благословение руки статуи укрывали Мстислава от жгучего света, лишь узкая полоса рассекала бледное лицо пополам, оставляя мутно-красные глаза в тени. Некромант сидел у подножия могильной плиты и смотрел на руки, желто-коричные с отблеском зеленого: на то, как тонкие пальцы без ногтей (вместо них были сгустки свернувшейся крови) медленно, но жадно елозили в поисках опоры, не находя ее, впивались в землю, вытягивая тело на поверхность. Из небольшого бугорка – он вырастал неторопливо, словно нехотя, - показалась желтая голова: череп, с которого слезала кожа вместе с волосами. Мстислав стиснул узел черного мешка покрепче и глубоко вдохнул затхлый трупный запах, перемешанный с кислотным ароматом земли. Во рту появился металлическо-песчаный привкус.

Прошли три месяца с погребения, а тело уже начало обильно разлагаться. «Еще до смерти сгнил, – усмехнулся некромант, – коли прав могильщик был; не ложе это было - мрачный склеп, не простыни - покровы гробовые, скрывающие черепа и кости!» Отец баюкал сына, пел сладкие и нежные песни о любви и детских снах, а сам (когда ребенок засыпал, отворачиваясь к стенке) шел на свежий кладбищенский воздух, где предавался скорби. Лежал на плите безликой матери, которую сгубил когда-то. Виня себя, отец ходил к ней на могилу, долго рыдал, пока слезы не иссохли вместе членами. Согбенный старик – таким запомнил его некромант – даже перед собственной смертью пожелал навестить жену, успокоить душу в последний раз:

– Душа пирует. То, что я свершил, не тяготит… в чистый миг молитвы…

– Скажи – неправда это! Нет, – решил некромант мстить по-другому.

Мстислав запер отца дома, как когда-то запирал он сына сам:

– Это храм воззвал к отмщению – святое место…

– О, ты, чудовище! – прохрипел отец.

Мстислав лишь рассмеялся.

С детства некроманта приучали любить красоту и Свет, наклеили в комнате голубые обои с желтыми солнцами и белыми облаками; обходили, лелеяли. Лишали Мстислава крокодильих роговых пластин ненависти, клыкастой пасти гнева. Мальчик сопротивлялся, пока не осталось сил, и, обессилев, он решил подчиниться. Сопротивление не помогает в жизни, когда загнали в угол и лишили сил, но «крокодил без зубов – еще далеко не ангел»*.

Некромант подчинялся до тех пор, пока силы доброжелателей не стали с ним равными. Этот день был окрашен черным: гроза прошла фронтом по округе. На холодном дожде, под дневной мрак Мстислав пришел на могилу матери под благословляющим ангелом. Без лопаты и кирки, руками он разрывал жижеподобную темную землю. Белый пар исходил от тела, так горяч был некромант, так ему хотелось взглянуть на мать, воссоединиться с семьей, как во время зачатья, когда Ангелы Небес вселяли в него душу! Голубое небо плакало, капли очищали комья земли с грязного черепа и костей уже без плоти; обнажали прелесть пустых, темных глазниц и носа; смывали остатки савана, который прогнил и был поеден трупными белыми червями.

Мстислав осторожно откапывал останки матери, отмывал под дождем. После некромант нежно уложил их в мешок, обвязанный сетчатой тканью из разодранного траурного платка матери – единственная вещь, которая досталась мальчику. Единственное напоминание о ней. И белые кости в черном мешке. Некромант завязал узел. Вдохнув свежий, разряженный послегрозовой воздух, смешанный с сочным ароматом трав, Мстислав взглянул на облака. В знак признательности Небеса прозрели; одинокий светлый луч пронзил низкие грозовые облака, пав в разрытую могилу. Так на землю спускалась душа, следуя призыву черного кристалла мориона – камня, который олицетворяет собой Некромантию.

Амулет – кристалл, оправленный в мельхиор, нагрелся и тут же похолодел, однако лучезарный черный цвет не утратил. Душа матери в покорности следовала за сыном, за своими костями, без возможности слиться с ними – тому преградой были три шара из черного обсидиана, зашитых в треугольное днище мешка. Мстислав чувствовал присутствие матери, ее тепло и безмятежность, блаженство, но оборачиваться не стал. Эту немую заботу и любовь он ждал давно, чтобы слишком быстро ей отдаться. Ему нужен был дух свободный, обреченный на скитание, пока останки не найдут приют в земле; дух подвольный будет только подчиняться: так с матерью он поступить не мог – ее зубов при жизни некромант не видел - лишь ангела на ее могиле.

Придя домой, Мстислав застал отца умершим. Его тело, которое к низу посинело, бесформенно лежало на белой простыне, словно готовое облачиться в саван. Глядел мертвец в потолок, окрашенный в небесно-голубой цвет. Закрывать глаза уже было бесполезно при rigor mortis**. Душа пусть смотрит, что творится с телом. В ногах был сверток с необходимыми для погребения вещами: парадной одеждой, обувью, туалетными принадлежностями для придания покойнику прижизненного вида. На мертвенно-бледной груди отец оставил завещание: похоронить под ангелом, с женою рядом. Одно некромант выполнить мог, другое - подождет, так он решил. Мстислав продолжил свою месть: с комода взял привычные для рук портновские ножницы и обрезал прядь черных с проседью волос поближе к темечку. Обстриг покойнику ногти на руках и ногах – сложил в небольшой парчовый мешочек, в отдельный – локон. Затем аккуратно помассировал лицевые и шейные мышцы, это потребовало больше времени, чем он ожидал, но рот произвольно открылся. Дохнуло прелью и навозом. Пассатижами некромант вырвал три зуба, на которые отец жаловался при жизни – они изрядно подгнили и шатались. Их с молочным кварцем уложил Мстислав в третий мешочек.

Мать безмолвно наблюдала, не вызывая вибраций в амулете. Она не меньше некроманта желала увидеть мужа, поговорить с ним, но душа его в теле, и встретить его Там не сможет. Она положилась на сына, он должен знать, что делает. И он знал: время главный враг Некромантии, когда оно скоротечно, то появляются амбиции, когда замедлено, то - маловерие в собственные силы, но без времени нет Некромантии, ибо смерть от жизни, как и жизнь от смерти отделяется временем.

Пока трупное окоченение не прошло, Мстислав позвонил в больницу и милицию, чтобы засвидетельствовали смерть. Оставалось ждать.

Снова сверкнуло, однако гром задержался – скоро должен был начаться дождь. Отец некроманта выбирался из земли в блеклом свете кладбищенского фонаря; через могилу шла узкая яркая полоса. Мертвец тянулся к мешочкам с локоном и ногтями, не зная, что часть их них, хранится у Мстислава под защитой черных обсидианов; и последним, почти обреченным движением накрыл мешочек с тремя зубами крокодила и молочным кварцем. Некромант захохотал.

– О, ты, чудовище! – прохрипел дух отца, обретший часть гниющей плоти.

– Помнишь слова ведьмы, что произнес перед могилой матери моей. Она тебе напомнит.

– Когда нам вновь сойтись втроем в дождь, под молнию и гром? – сказала мать каменными устами ангела, который низложил руки в благословении на голову Мстислава.

– Что же, как я родился в гром, при смерти матери, так вылез из могилы ты, сохранив при этом кости. Как тогда. Скажи ей, кто повинен в смерти. Я тоже хочу слышать. Утешься: лекарством будет месть, и мы излечим смертельное страданье. Мы теперь семья. Неразлучны все, втроем, как по жизни, так и по смерти, безвременно. Станет зло добром, добро же – злом, взовьемся в воздухе гнилом…***

* Арабская пословица.
** Трупное окоченение.
***Использованы цитаты (в порядке появления в тексте):
У. Шекспир «Гамлет», акт V, сцена 1 (несколько изменено);
Т. Миддлтон «Оборотень», действие V, сцена 3;
«Оборотень», действие III, сцена 4;
«Гамлет», акт III, сцена 3;
«Макбет» акт II, сцена 3.
«Оборотень», действие V, сцена 3;
«Макбет» акт I, сцена 1;
«Макбет» акт VI, сцена 3;
«Макбет» акт I, сцена 1.

Данное произведение - фанфик по миру Exalted ("Возвышенные" либо "Избранники"). Написано на один момент в истории мира, который серьёзно меня затронул. Хоть о самом моменте там - всего две строчки... совсем простые.

Может быть

Наверное я никогда не забуду этот день.
Минуты – как капли прозрачной родниковой воды, что бегут сквозь пальцы, и чувствуешь холод. Живой, дрожащий, ускользающий холод, который отчего-то греет сердце.
Твоя улыбка была такой же. Холодная и спокойная. Надёжная, как огромный утёс, согретый лучами Непокорённого Солнца. И сама – такая родная… словно каждый раз, когда уголки твоих строгих губ чуть приподнимались, и в глазах плясали солнечные зайчики – моего сердца касались горячие, безумно горячие руки, и оно билось, билось, билось быстрее и подавалось вперёд, чтобы потереться об эти руки, как кошка, которая трётся о ногу того, кого любит.
Трётся и тихо мурлыкает, дрожа всем телом.
Кто сказал, что кошки не умеют любить, что ходят своими дорогами всегда и везде? Умеют.
Я – не кошка, но и я умела. Прежде, когда я была Я. И когда рядом был ты.

Нас не было в Меру. Но разве это могло их остановить? О нет, их ничто не останавливало. Их гордая, искренняя уверенность в своей правоте оправдала для них всё. Всю пролитую кровь, все слёзы матерей, умолявших пощадить хотя бы их детей, весь ужас и всё презрение в глазах их повелителей, друзей и собратьев, когда в их сердца вонзались клинки.
Праведность оправдала всё, а сама словно и не нуждалась в оправдании. Сторонние и дракорождённые одели свою праведность, словно волшебное белоснежное платье, к которому не пристаёт грязь. Надели и окунулись с ног до головы в зловонную бездну измены, и вынырнули, уверенные, что совесть их, как то самое платье, чиста.
Те, кого они убивали, тоже были уверены, что их совесть чиста. Разве я не видела всего того, за что решили покарать соларов дракорождённые? Разве не подозревала?
Глупо искать оправдания собственной слепоте. Я обо всём догадывалась. А ты – ты знал. Но ты же не был таким, не был! Ты был благородным, добрым, гордым и справедливым. Ты был моим светом, даже если все солнца вокруг закатились – ты сиял для меня. Ничто другое не имело значения и смысла.
Сколько ещё таких же, как я, видели сияние единиц и не разглядели тьмы вокруг? Сколько таких, как ты, смотрели в глаза подобных мне и забывали наставить, помочь, удержать от ошибки подобных себе.
Или и в тебе была червоточина? Может быть, я в чём-то неправа и до сих пор вижу лишь свет, который озарял тебя для меня тогда, до самого последнего дня?
Может быть. Но я верю в то, во что верю. Ты был праведен. Ты был. Был!

Целая когорта. И Сторонний. Мерзавец-кукловод, вымостивший путь к своей победе телами несчастных дураков-дракорождённых, обрядив их в придуманную им же праведность. Они хоть понимали, кому бросают вызов? Или правое дело и глаза затмевает, словно ночная темень? Может быть. Это всё слишком сложно для меня теперь. Тогда тоже было слишком сложно, и не было времени. Первый раз у нас с тобой не было времени друг для друга.
Крик, способный расколоть небеса.
«Спасайся! Скорее! Я задержу их!»
Ты велик и славен, у тебя есть оружие, ты сильнее любого из них. Скала не уступает волне, пожар не залить ручьём, а воздух расступается перед метнувшейся к земле молнией. В их глазах – решимость, сила, доблесть, но ты-то знаешь… Ты знаешь – в уголке рта, на самом дне зрачка, в пальцах под ногтями, на языке каплей слюны – в них поселился он. Страх. Потому что страх не может не охватить того, кто поднял оружие против тебя.
«Я не уйду без тебя!»
Крик, способный заставить горы плакать. По моим щекам, не слушаясь, течёт серебро слёз – страх поселился и во мне, а твоя широкая спина – словно стена, за которой так надёжно, но из-за которой видно… Виден он. Это их страх – но теперь и мой. У него два лица, две стороны, две заточенных грани.
«Я догоню тебя! Уходи, скорее! Я – за тобой… не медли! Прошу тебя, любимая!»
Прошу тебя, любимая… ты всегда был серьёзен, даже когда улыбался. Ты очень редко называл меня любимой, чаще – по имени, или своей госпожой, или ещё как-то… серьёзно.
Ведь любовь – это почти никогда не бывает серьёзно. Не бывает так, как пишут, и так, как рассказывают – тоже не бывает. Но…
«Прошу тебя, любимая!»
Я спотыкаюсь, пытаясь бежать. Я быстрее любого из них, ты – сильнее любых троих.
Но их – больше. Намного, во много раз больше.
Я не хочу оглядываться и не могу не оглянуться. Я знаю – ты там, там звон клинков и крики, и ты – среди них, ты в самом сердце боя, и оно бьётся в унисон с твоим, потому что ты и есть бой! Ты – его господин, его мощь и сила, его ярость и холодный расчёт, неустрашимость и неукротимая мощь! Всё это ты! Великий, прекрасный, непокорённый и неостановимый! Я люблю тебя, слышишь? Я люблю тебя, люблю!
Они обступают тебя со всех сторон, кидаются то по одному, то по двое, и один за другим падают под ударами. Самые ловкие успевают отскочить, чтобы получить своё на миг позже – им не уйти, не уйти! Эта ловушка – для них самих! Они сами расставили её и сами же в неё попали! Ну-ка, самопровозглашённые праведники, предатели в белоснежном платье! Ну же, кто? Кто из вас ещё осмелится? Сколько их уже лежит у твоих ног? Пять? Десять? Я не вижу, и мне всё равно, потому что я знаю – ты жив, ты не побеждён, им не справиться с тобой! Ты – избранник непокорённого Солнца, ты – мой рассвет, моё золотое пламя, самый сильный из тех, кого знало Творение! Ты вернёшься ко мне и мы вместе придумаем что-нибудь, обязательно придумаем! Только возвращайся скорее, но главное вернись, ты не можешь не вернуться, они все и пальца твоего не стоят, они…

Крик, способный разорвать сердце и оставить его истекать кровью прямо в душу. Твой крик. И словно ледяная игла входит мне под левую грудь, у самого сердца. Холодная, острая сосулька, пронзающая мою кровь ледяным всплеском утраты. Я не вижу тебя, но знаю – твоя широкая, надёжная спина сейчас в крови, а сердце бьётся всё медленнее, и каждый его удар – словно молот в моих висках.
В спину.
Сторонний.
Иначе и быть не могло. Они могли погибнуть все и не победить тебя. Они и не победили – убили, но победить не смогли. Твои пальцы леденеют, как леденеют мои глаза, и слёзы обжигают щёки и губы морозом, с которым не сравнится холод на пиках самых высоких гор. Твоя улыбка гаснет. Я больше не увижу её, я знаю. Они смотрят на тебя – поверженного, но не сломленного. Мёртвого – и всё равно сильнее и прекраснее их всех. Ты жил и ушёл непокорённым. Им с этим ничего не сделать. У большинства из них в глазах уже не страх – сомнение, тревога, которой они сами не могут понять.
А я понимаю. Потому что, когда понимаешь, что к твоей праведной белоснежной одежде всё же пристала грязь, которую не смыть – начинаешь сомневаться.
Это правильно. Правильно сомневаться, когда праведность уже не кажется оправданием. Может, вера во что-то большее, чем собственная правота, рождается именно так? Я не знаю. Мне не было это важно тогда, не важно и сейчас. Просто тебя больше нет со мной, и потому мне нет никакого дела до их праведности и их сомнений.
Только до одного.
Он стоит и смотрит тебе в лицо без капли смущения. Он знает – он всё сделал правильно. Он убил, убил подло, убил того, кто, скорее всего, был невиновен – и всё равно он знает, что был прав, и тем оправдывает себя от начала и до конца. Даже не так… Он просто не нуждается в оправданиях. Правоту не нужно оправдывать, она просто есть.
Он – мой первый долг в моей жизни. Долг перед тобой.
Я расплачусь с ним сполна. Я обещаю тебе, любимый мой. Сполна, до упора, до последней капли крови. Я загляну ему в глаза, когда он придёт за мной – а он придёт.
Я загляну ему в глаза, чтобы посмотреть, как его правота рассыплется на тысячу стеклянных осколков, по которым я пройду босыми ногами и не порежусь. Я посмотрю, как она выгорит, оставшись мёртвыми углями, которые не обожгут меня. И когда в его глаза, в его правоту заглянет моя собственная, ещё страшнее; когда мне самой не нужны будут оправдания, потому что я буду права и честна с ним и с собой – тогда мой долг перед тобой, любовь моя, будет отдан.
А потом я отдам долг своему народу – потому что твоему ничего отдать уже не смогу…. И потому что мне нет дела до твоего народа, если нет тебя.

Наверное, я никогда не забуду этот день.
Убегают минуты. Убегают часы, дни… наверное, жизни тоже убегают.
А я помню тебя. Кем бы я ни была, кем бы ты ни был – я помню и буду помнить тебя. Всегда. И всегда буду искать в толпе ту улыбку, от которой моё сердце горело и тёрлось о твою душу, словно счастливая кошка.
Может, однажды я снова встречу тебя – теперь, когда вы вернулись. Может, я тебя узнаю. Может, ты узнаешь меня. И тогда я, может быть, снова услышу, как ты называешь меня любимой.
Может быть. А пока – пусть бегут минуты сквозь пальцы. Пусть бегут…

Сообщение отредактировал Scorpion(Archon) - 9-06-2010, 21:59

Сказки (уже не рыжей и не хвостатой)
Немного туризма (Айон)
http://club.foto.ru/gallery/images/photo/2...0/15/964365.jpg
Давно уже обнаружившая, что хвост ей лишь чудился (таким образом - вовсе бесхвостая, если не считать заплетенных косичек), и даже не слишком рыжая - последний окрас шевелюры был глубокий аметистовый цвет - с интересом побродила по Пандемониуму и поторговалась со здешними котами. Торговалась не ради выручки, а исключительно из соображений поговорить на языке аборигенов. Купила очки, не розовые, что могло бы удивить несведующего, всего лишь темные в тон в качестве головного убора, затем фуникулерной платформой отправилась в Исхальден.
("Туда не ходит? Оу. Но ведь долетела...")
В Исхальдене было холодно и плесень - сложно совместимые вещи, должно быть это была морозоустойчивая плесень. *задумчиво*
Еще там были зверушки, морозные озера с поблескивающими льдинами и кристаллами - можно было побегать и было где пошляться. Ось мира впечатлила. Порадовали стражи в самурайских доспехах - вежливые рослые фелины. Маленькие коты здесь хлопотали "по хозявству". Местные крылатые были немного более амбициозны, чем столичные. Кит в небе... Даже какие-то повстанцы. И корабли - впрочем, парусники везде с парусами. *улыбнулась*

Сообщение отредактировал higf - 11-06-2010, 8:15

Глава I

Должно быть этот город ещё никогда не сталкивался с таким ветром - могучие струи незримой силой гнули деревья в парке, срывали номерки на многохвостых объявлениях, опрокидывали уличные баки, несли мусор и смрад продуктов жизнедеятельности по улицам этого серого муравейника. Небо, неизменно того же тона, а порой и оттенка, что и это прискорбное обиталище полутора миллионов богом забытых людей, медленно темнело. Гонимые могучей стихией облачка, сгущаясь одинаково безнадежными отрядами, неслись вперед, но вновь разорванные чудовищными порывами ветра, разбросанные и подавленные, оставляли прощальные клочки, быстро растворявшиеся в безмолвной серости небес.
Отчего бы в такую негостеприимную погоду не посидеть дома? Но Радеон твердо знал, что за таким шквальным ветром непременно последует гроза, "ибо ветер - конь её" - процитировал он матери, набрасывая на плечи кожаную куртку. Пошарив в кармане, проверяя, на месте ли ключи, он в последний раз посмотрел в монитор. "Психея" безмолвствовала. Пару минут назад Радеон спросил её, "не желает ли в таком случае её коварнейшее величество прошвырнуться по крутой погоде?" и ожидал ответа. Мощный порыв ветра до визга надавил на стекло - Радеон болезненно сморщился, подавляя такой же, встречный порыв поскорее броситься в объятья стихии и продолжал, оперев локти на столик, терпеливо дожидаться ответа девушки, бесполезно тыча курсором в ярлыки. Прошло пять тоскливых, омерзительно медленных минут, ничуть не разноображиваемых раздававшимися за его спиной замечаниями матери насчет грязных ботинок, в которых он вернулся в свою комнату, как сгоравший от нетерпения Радеон вновь повторил свой вопрос, быстро стуча по клавишам. Словно бросая наглый вызов его терпению, "психея" ушла в оффлайн. Издав рычащий звук солидным тиражом, Радеон быстро свернул "аську" и потушил монитор - мать не слишком-то любит, когда даром переводят электроэнергию.
Оказавшись на улице, Радеон первым делом взглянул на запад - не прозевать бы начало веселья. Но небо не спешило разразиться потоками молний и воды, потому Радеон несколько успокоился и по пути до горажных хибарок, раздумывал, стоит ли заезжать за Таней, несколько разозлившей его своим внезапным отключением от "аси". Нет, сейчас ему нисколько не было одиноко - не обидеть бы только девчонку. Хотя в глубине души он уже знал ответ, и также не сомневался, что это его не остановило бы - сегодня только он и стихия.
Черный "японец", когда-то приобретенный им в виде груды металла и пластика, теперь выласканный и отточеный заботливыми руками владельца и его умельцев-приятелей, матерым черным волком, хитро сощурившим око в ожидании очередной бешеной гонки, поглядывал на него из распахнутой двери гаража. Любовно погладив загривок лютого зверя, Радеон снял его с подножки и отправил ключ в зажигание - поехали! Покидая гараж, он поддал обшарпаной двери, даже и не думая запирать её - ничего хоть сколько-то ценного в гараже не было, так только, чтоб проезд не загораживала.
Наконец-то Радеон смог по-достоинству насладиться могучей силой ветра и хлещущих упругих струй - самым грандиозным источником вдохновения для его распаленного сердца. На одном из перекрестков ему встретился Непись - заглянув в его мутные глаза, Радеон мгновенно понял, что им едва ли по пути, сделал прощальный жест и указал на огромную черную тучу, катящую свои валы на город. Непись, как всегда мрачно, кивнул и скользнул на своём, таком же черном, как его облачение, мото, в противоположный проулок. Непись парень неплохой, но уж слишком циклится на грядущем, по его словам, армагеддоне, гриппе, всяческой чертовщине и, особенно, травке.
Стремясь поскорее вырваться за пределы города, Радеон направил байк по объездной, превратившейся в сплошное глинистое месиво. Когда ветвь осины злым предвестником внезапно вынырнула из-за зановесы дождя, байкер не успел даже повернуть руль - ветвь жестоко хлестанула остро обломанным концом, разорвав куртку и оставив красную борозду огненной боли на предплечии. Окалив зубы, Радеон выровнял руль и замедлил ход своего коня. Оглядев дыру на куртке, он чертыхнулся и дал газу.

Похоже город недооценивал мощь стихии - гроза властвовала в нём: бешенство лядяного ветра, сплетающегося в грозном танце с пронизывающими потоками враз помутневшего мира, являло безумие и страсть природы, ворвавшейся на улицы каменного сада, заставляя гудеть провода, вздрагивать высотные здания и трястись от страха - киоски. Улицы опустели, редкие машины спешили поскорее доставить своих водителей в более уютные укрытия. Мощь стихии обрушивалась на совсем теперь одинокого всадника, раз за разом безуспешно силясь опрокинуть могучей грудью ветра, раздавить раскатами небесной кузни, ослепить сполохами молний, сбить железного коня потоками, сбегающими по дороге. Но человек, в насквозь промокшей куртке, практически улёгшись на руль, продолжал упрямо лететь сквозь грозу. Длинные волосы его прилипли к спине, сквозь рваную дыру на плече виднелась мертвенно бледная кожа, спереди куртки, на груди, поблескивал жёлтый значок радиационной опасности. Да, Радеон ещё не покорился силе стихии и всё также ехал на запад, сквозь шквал дождя, разбрызгивая ручьи, бурлящие по дорогам.
Это случилось очень быстро: пелена дождя внезапно расступилась, словно давая проход одинокому всаднику; и только он поднял голову, вдыхая наполненный озоном воздух, молния, небывалой ярости, прорезала небо поперёк, ослепив байкера, так и не успевшего ничего прочесть в мути небес.

Немилосердно болят рёбра. Радеон приоткрыл глаз - его залило кровью, так что сделать это оказалось непросто. В другом и вовсе поселился черный заяц и смотреть им было нестерпимо больно. Ощупав лоб менее пострадавшей рукой,, он несколько успокоился - кровь, залившая глаз, похоже, натекла оттуда. Радеон осмотрелся: всё также хлестал дождь,. но теперь его пелена не так плотно окружала - подняв голову, злосчастный байкер обнаружил шагах в пятнадцати ствол крупной осины, лежащий поперек дороги. Некая зловещая улыбка поселилась на лице Радеона при виде виновницы крушения - погуляла по глазам, оттянула правую щеку в звериный оскал и затаилась где-то в бровях, ожидая новых поводов. Попытавшись подняться на руке, Радеон зарычал - боль жестокой огненой плетью, застилающей глаза, резанула по груди. "Пёс! Наверно перелом" - прошипел байкер, аккуратно перекатился через спину и осторожно поднялся на левой руке.
Мотоцикл валялся гораздо дальше своего владельца - что свидетельствовало о непростительно высокой, при такой видимости, скорости. Пытаясь сесть, Радеон посерел от боли. "Но это мелочь, сейчас исправим,"- услышал Радеон в голове собственную мысль. Разве собственную..? Радеон, улыбнувшись было собственному оптимизму, повел бровью - "Откуда этот голос?" Он замер, прислушиваясь. Выждав прилично около минуты, Радеон лег на спину и расхохотался, отдавая должное своему идиотизму. Когда заряд безудержного смеха, не сдерживаемый даже резкой болью внизу груди, иссяк, байкер вновь попытался сесть. Как ни странно, но это ему удалось, притом уже без сильных болей. Ободренный успехом, приписываемым отходу первоначального болевого шока, Радеон ощупал ноги, не подававшие особых признаков бодрости. Кроме кровоподтеков, образованных огромными ссадинами, похоже, ничего повреждено не было. Помогая себе левой рукой, он поднялся. "Вот видишь - это совсем нетрудно" - тот же голос в голове звучал с некоторым удовлетворением. Не то, чтобы Радеону претила мысль о заселении его головы излишне самоуверенными голосами, но ощущения, вызванные этим, особенно в создавшемся положении, приятными назвать было трудно. Но Радеон слыл крайне находчивым парнем, потому, сойдя на обочину, он отыскал сосну потолще и принялся биться об неё головой. И - вот удивление! - боли не ощущалось. Радеон ощупал лоб - кожа оказалась совершенно гладкой, никаких порезов и ссадин не осталось. Кровь с лица смыл нестихающий дождь и Радеон почувствовал себя несколько обновленным. Вновь в подробностях изучив своё тело, Радеон окончательно уверовал в мистицизм.
"Я немного подлатал наше тело" - когда шелест дождя превратился в монотонную однообразицу, начинающую действовать на нервы, нестройный хор сумятицы дум Радеона был прерван новой, НЕ ЕГО мыслью.
- НАШЕ тело? - воскликнул Радеон.
"Ты можешь удивляться, ты можешь пытаться бежать, но тебе не уйти от Решенного..." - неторопливо ответствовал тот же голос.
- Кто ты? - разрывался Радеон, до той поры считавший себя владельцем головы. - Ответь мне!
Голос безмолвствовал. Он явно не слишком считался с законным владельцем тела и, конечно, такое положение Радеона не могло устраивать. Некоторое время прошло в оцепенении ожидания ответа, затем, убедив себя в тщетности таких надежд, Радеон судорожно перевел дух и направился к мотоциклу. Если не считать небольшого искривления колеса, оторванного зеркала, да облупленной краски, вмятин и погнутостей, железный конь оказался в добром здравии. Радеон стряхнул грязь с сидения и, подкатив мотоцикл к луже в кювете, принялся отмывать налипшую глину - последние метры сбитый мотоцикл проехал боком по обочине. Когда с этим было покончено, наш герой неспешно устроился на мокром, впрочем, как и вся его одежда, сидении. "Куда мне сейчас?" - мелькнула мысль. Ответ пришел сразу: "На восток...". Даже не пытаясь разобраться, Его это мысль или уже нет, Радеон нажал на газ.
"И пока мы не стали одним, ты можешь звать меня просто - Рыцарь..."

Добавлено:

Глава II

Небольшая черная муха, покружив вокруг постели ровно столько, сколько ей позволяла собственная лень, приземлилась на соблазнительно гладкую кожу шеи человека. Не особенно церемонясь, она вонзила острый хоботок. Человек вздрогнул во сне, потянул одеяло к щеке. Муха, не прождав и секунды, приземлилась на то же место, где только что угощалась. Побродив несколько секунд по толстому одеялу, она разочарованно остановилась - всюду, где падал взор мозаичных черных глазок, простирался защитный покров, под которым недосягаемый человек, должно быть, намеревался бессовестно доспать своё утро в спокойствии. Вернувшись на свой наблюдательный пост на люстре, муха внезапно заметила то, что заставило её потереть лапки от предвкушения - натягивая не слишком длинное одеяло до головы, человек тем самым обнажил одну из ног. Не прошло и нескольких секунд, как человек вновь зашевелился, получив очередной укол. Но на этот раз - чтобы пробудиться.
Мужчина откинул одеяло и раскрыл глаза. Это был молодой человек, и, хотя в его темных кудрях давно поселилась седина, его ещё юношеское лицо и по-детски лучистая улыбка, которой тот встретил утреннее солнце, с головой выдавали его возраст. Парень почесал крошечную красную точку, оставленную мухой на лодыжке, сел на край кровати и стал шарить ногой в поисках тапочек. Поднявшись, он неестественно прямым шагом направился к стене. Прислонившись к ней спиной, молодой человек проверял, не испортилась ли его осанка от жизни в деревне - такая процедура случалась всякое утро, когда у него(утра) было такое ясное настроение, с проникающими в самую глубину души теплыми солнечными лучами - именно в такие дни Егор вновь начинал мечтать о признании и славе, как это свойственно молодым талантам. Егор был начинающим художником. Просыпаясь утром и вновь мысленно улетая в мир вдохновения, полный аплодисментов, восторженных поклонников и одобрительно кивающих великих мастеров, Егор вот так, как сейчас, поднимался, подходил к стене, проверяя осанку, брал в руки одно из своих вчерашних-позавчерашних творений, несколько минут тщательно изучал мазки и, как водится, со вздохом опускал картину-набросок на колени. В себя он никогда не верил.
- Егор, иди кушать! - это мама. "Должно быть, как всегда, старается для меня, готовит и прибирается - вчерашняя пыль и мусор в его комнате, как по волшебству, растворилась к утру, - а я, как всегда, в стенаниях о самом себе." Егор вернул рисунок на мольберт, натянул штаны и вышел из комнаты.
При виде Егора, женщина, являющая чудеса скорости за плитой, нежно улыбнулась:
- Как спалось?
- Хорошо, мам, - Егор подошел к умывальнику и тщательно вымыл каждый палец.
- Я тебе на обед драников сделаю, как ты любишь, а сейчас, на, вот, - она поставила на стол миску с горячим пюре, ароматно пахнущим специями, - поешь.
- Спасибо, мам, - вытерев руки он направился к столу.
- Я скоро ухожу, но ты за посуду не переживай, приду - помою.
- Мне нетрудно, мам...
- Не нужно, сына, у тебя с этими дровами итак времени на рисование почти не остается...
Егор покачал головой. После смерти отца, мать всю свою любовь отдавала ему. Когда он отучился в училище, именно она настояла на том, чтобы он жил в поселке. Трудно сказать, любил ли он город, но ему казалось, что там его мечты вскоре смогли бы обрести реальные очертания. Он почти не общался с сельскими жителями, с детства считая их грубыми в чувствах и резкими в выражениях. Справедливости ради заметим, что оснований так полагать у него было достаточно. Но в это утро, наверняка поддавшись притяжению редкого осеннего солнца, Егор решил прогуляться по селу. Наскоро окончив свой завтрак, и быстро вымыв посуду, художник накинул рубашку, прихватил по мышку складной мольберт и чистый холст, направился к калитке.
Село встретило молодого человека запахами силоса и дымом костерка, собранного из мусора у дороги, встретило пылью дорог и серостью равнодушных и угрюмых лиц, встретило визгом свиньи и мычаньем коров. Село никогда бы не вдохновило Егора, не будь над ним таких чистых и невероятно просторных небес, сияющих восхищением светила, яркого, нежно согревающего. Сам того не замечая, пропитанный вдохновением восторженного ясного утра, Егор поддался радости природы, и, как мальчишка-именинник, улыбался всем встречным. Раз за его спиной бабка шепнула другой:
- Что это с ним?
- Влюбился, наверно...
Егор заулыбался сильнее. Совершенно непостижимым образом, он до сих пор избегал этого калечащего чувства. В городе с ним училось немало привлекательных девушек, но в отношениях ни с одной из них он не был. Нет, он, конечно, чувствавал притяжение нежного пола, и обладал достаточно незаурядной внешностью, простой, но решительно внезапной красотой, но, должно быть, ослепленный своим стремлением в творчестве, не видел ничего и никого. В поселке же он никогда не появлялся на общественнных мероприятиях, без всяких сожалений пропускал дискотеки в сельском клубе, даже когда его приглашали через мать - Егора никогда не привлекало большое скопление людей, а музыкальные предпочтения отделяли его от сельской молодёжи незримой, но четко осязаемой, пропостью непонимания. И сегодняшний день он бы также, как и всегда, провел в своей комнате, за колкой дров или на конце огорода, где имел обыкновение рисовать пышные березы, плакучие ивы в осенних нарядах и тихие воды речушки.
Радость, зарожденная в нем ласкающими лучами божественной теплоты, разгоралась в груди всё сильнее, да так, что, мягко шагая по пыльной дороге, Егор запел.

Добавлено:
Особенно красивым голосом, природа, к сожалению, его не наделила, и пел он тихо, не желая тревожить селян, пробуждавшихся не слишком рано, особенно в воскресные дни. За спиной шептались, прохожие хихикали - Егору было почти всё равно. Он точно знал, что сегодня его вдохновению ничто не может помешать и решил отправиться зарисовать одинокую речную скалу, однажды виденную им в центре речных порогов за поселком.
Когда он добрался до противоположного конца села, было около полудня. Проходя мимо одного из последних, окраинных домиков, такого же черного, ветхого и ничем не примечательного, на скамье подле забора, он увидел девушку. Какой-то странный тоскливый интерес закрался в него при виде согнувшейся фигуры девушки, подперевшей голову руками, её русых волос, свисающих до земли осенним дождем, плавной линии полуобнаженного плеча. Егор замедлил шаг, любуясь её образом. Девушка резко подняла голову. Егор мог бы поклясться, что прежде никогда не видел такой необычайной печали красоты, той смертельной тоски, блеснувшей в нежности бездонных зеленых глаз. Страдание искажало её черты, тело била легкая дрожь, казалось ещё секунда - и слезы посыпятся градом. Егор никогда не считал себя смелым, особенно в том, о чем имел только далекое представление. Тем не менее он шагнул к ней и сказал первое, что пришло в голову:
- Привет. Хорошая погода, правда?
Девушка, никак не ожидавшая такого вопроса, чуть улыбнулась краешками губ, и тихо ответила:
- Да, хорошая...
- Я шел с того конца деревни, - сказал Егор, продолжая игнорировать её печальное положение, - не против, если я присяду? - он указал на место возле девушки.
- Конечно, ты, наверно, устал, - так же тихо сказала она, указывая на край скамьи и отсаживаясь на противоположный, - садись...
- Фух, спасибо... Ноги рассабить хоть, - Егор вытянул ноги, довольно улыбаясь, - говорят в этом году яблок уродилось, фьюх, хоть лопатой в рот грузи!
Егор комично щурился и принимал вид знатока в садоводстве, ошибаясь чуть ли не в каждом утверждении. Девушка заулыбалась. Они разговорились. Когда Егор сообщил о цели своего похода в эту часть села, девушка, которую, кстати, звали Катерина, изъявила желание пойти с ним.
Приближался вечер, когда Егор, распрощавщись с Катей, весело шагал домой. На картине, которую он сжимал подмышкой, длинноволосая девушка склонилось у воды, разглядывая цветные камушки на дне реки. Где-то позади неё, обозначенный двумя-тремя мазками, виднелся крошечный коготь-скала - изначальная цель его утренней прогулки.
Уже стемнело, когда усталые ноги Егора, наконец, привели его к калитке своего дома. На крыльце его ждала мать. Женщина выглядела сильно взволнованной.
- Ты знаешь который час? Ты где пропадал? Почему мне ничего не сказал? - засыпала она Егора вопросами.
- Мам, не волнуйся, я просто рисовал на порогах... Задержался... Вот...
- Ну слава Богу, - выдохнула мать, - иди посмотри новости, сейчас опять должны передавать.
- Угу...
Егор разулся, сбросил рубашку и устроился на диване, опустив ноги в таз с теплой водой, принесенный заботливой матерью.
- Вот, вот, сейчас будет, - женщина, похоже, была сильно встревожена увиденным.
"В эфире экстренный выпуск новостей. К нам поступили дополнительные сведения о погибших в ужасной катастрофе в северном райне. Напомним, что сегодня, около часа дня по местному времени, многоэтажное здание, как предпологают специалисты, от взрыва несанкционированного скопления взрывчатых веществ и ветхости основной конструкции, потеряв несущую опору, рухнуло прямо на оживленную улицу. Мэр города высказался по этому поводу, заверив жителей, что проверка всех домов старше 40лет началась немедленно. Мэр убежден, что подобная катастрофа больше не повторится и обещает каждому пострадавшему компенсацию, а также временное жилье тем из пострадавших, кому негде остановиться в городе. Тела погибших и раненных до сих пор достают из-под завалов. Завтрашний день объявлен днем траура."

Добавлено:

Глава III

Человек в черной кожаной куртке и таком же черном копюшоне, стоял около газетного киоска, ожидая в очереди, которой тут сроду никогда не случалось - а всё потому, что газета "Жизнь" обещала раскрыть подробности вчерашней катастрофы, которые не транслировали по местному телевидению. Человек был высокого роста, с хорошим размахом в плечах и чисто западным прямым носом - единственным, что удавалось разглядеть из-под капюшона. Наконец получив ожидаемую газету, человек отошел в сторону и быстро пробежал глазами заголовок, а затем - и весь искомый пресловутый текст о событиях в северном районе. Стоял пасмурный день, и такими же пасмурными были и лица жителей, к тому же многие из них облачились в траурные цвета. Но человека, похоже, это только забавляло - дочитав газету и бросив её, не особо целясь, в сторону урны, он поднял голову и на секунду стала заметна зловещая улыбка на тонких губах.
Человек быстрым шагом приближался к административному зданию города - это было самое высокое здание города, и, судя по совершенно не деловому виду человека, его привлекала, скорее всего, именно эта высота.
Через несколько минут, миновав полнотелое вялое "отсутствие охраны", он поднялся на лифте до последнего этажа, сильным ударом плеча сломал тонкую чердачную дверь, добрался до выхода на крышу, тем же манером, не задумываясь ни на секунду, проломил последнюю преграду. Его ожидали - громадного роста человек, полностью скрытый черной мантией, притаился в нише другого выхода на крышу. Прибывший поклонился так, что сразу чувствовалась иерархическая разница между ними.
- Вы не опоздали, Лорхтан, - заговорил облаченный в мантию, сверля фигуру пришедшего красными огоньками глаз из темных глубин одеяния, - это хороший тон. Вы уже читали газету?
- Да, конечно, - кивнул кожаный, - как я и предпологал, моё участие осталось незримым.
- Очень хорошо, рыцарь. Я здесь, чтобы проверить энергетический фон города - это ты, должно быть, уже понял, - высокая фигура человека несколько изогнулась и откуда-то изнутри послышался сиплый вздох, - я это сделал ещё до твоего прихода, - голос человека внезапно наполнился металлом, - этого недостаточно, совершенно недостаточно! Светляки начинают свою работу достаточно активно только при отрицательном, черном фоне.
- Что Он прикажет?
- Убивай, сжигай, круши! - два огонька адского пламени яростно пылали, в голосе не осталось ничего человеческого, - тебе нужно посеять панику и страххх.
Тот, кого существо в мантии назвало рыцарем, вновь молча поклонился.
- Тебе потребуется кое-что, чтобы остаться в тени, - покров черной мантии колыхнулся и к рыцарю потянулась тощая, непропорционально длинная рука с короткими когтями на скрюченных пальцах, - возьми этот амулет.
- Зачем он? - рыцарь в капюшоне взял протянутый предмет двумя пальцами.
- Он сделает твоё лицо неузнаваемым. Нужен только мысленный посыл.
- Я отправляюсь.
- Не забудь - светляки не должны знать, - рука втянулась обратно во мрак мантии, - да укроет тебя тень Его.
Рыцарь поклонился в последний раз, и отошел к краю кровельной прощадки. Краем глаза он уловил, как взмыл в воздух его черный собеседник - взмыл и через несколько секунд пропал среди дождевых облаков. Радеон (а это был никто иной, как наш знакомый байкер) осмотрел шипастый ошейник, полученный от Видящего. "Не особенно удобная штука, надеюсь хоть эффективная" - клепки-шипы распологались по всей длине ошейника, а жесткий крепеж не имел видимой подгонки размера. "Вот же болваны эти странники..." Радеон-Лорхтан приладил ошейник, а когда защелкнул застежку, петля ошейника затянулась сама, до помутнения сдавив горло. Лицо бывшего байкера побагровело, в висках застучала кровь, судорожно пытаясь протолкнуть хоть глоток воздуха в легкие, Радеон впился в ошейник руками, силясь хоть немного растянуть удушающее кольцо. Смертельная петля давила до тех пор, пока Радеон не почувствовал, что жизнь медленно выходит из него. И тогда ошейник милосердно ослабил хватку, давая понять, что убивать рыцаря он цели не имел. "Наверняка проделки этого бродяги Видяшего, - подумал Радеон, подымась, - этим прохвостом я ещё займусь"
Кровь быстро сходила с лица. Лорхтан размышлял, стоя на самом краю высотки - оттуда, насколько хватало глаз, виднелись унылые серые здания, кое-где пестрившие рекламой, только придававшей городу бесполезно-уродливое выражение. Блуждающий взгляд Радеона остановился на сияющей огнями вывеске клуба-казино. Улыбка хулигана, только что разбившего витрину, но успевшего улизнуть, пробежала по его губам. Не прошло и минуты, как Радеон снова оказался в лифте.
Внизу, свернув в общественный туалет, Радеон решил опробовать ошейник. Остановившись перед зеркалом, Лорхтан дал мысленный посыл, как и велел Видящий. Кнопки-шипы мгновенно среагировали - глубоко впились в кожу, изнутри рвали мыщцы и тянули жилы. Лицо рыцаря начало заметно быстро менять черты - скулы выступали, разрез глаз изменялся - стягивал кожу, оставляя узкие смотровые щели, чуть выше ошейника внеапно появилась складка, быстро превратившаяся во второй подбородок неизвестно откуда пригнанным жиром. Последним шип вонзился в затылочную часть, войдя в шейный позвоночник - контролируя эмоции. Прийдя в себя от легкого болевого шока, Радеон заглянул в зеркало. Оттуда на него безучастно смотрел полнорылый азиат, в ошейнике, из-под которого местами сочилась кровь. Совершенно отсутствующее выражние серых глаз довершало картину. Азиат расхохотался - только что вошедший по нужде шарахнулся обратно к выходу.

Добавлено:
Кивнув своему новому отражению, Лорхтан вытер кровь платком и застегнул ворот куртки на последнюю клёпку.

К обеду просветлело, но тоску города ничто не могло развеять. "Ничто, кроме хорошего фейерверка!" Радеон снял квартиру в центре. Вернулся в неё он только после полуночи. Уставший и хмельной, потому - шумный. Разбуженный хозяин снятой Радеоном квартиры, живший сразу под ним, всего несколько часов назад с деланной широкой улыбкой, каждый миллиметр омерзительно довольной ширины которой свидетельствовал о завышенной цене съёма, приподнёсший ключи съёмщику, зло проворчал себе под нос: "Надеюсь он скоро свалит..."

Ранним утром Радеон обосновался около телевизора. Как он и ожидал, всего через несколько минут в эфире начался экстренный выпуск новостей:
"Вчера, около 11 вечера в центре прогремело два взрыва - в клубе "Джаз на Красное" на улице Железнодорожников 75 и клубе-ресторане "Кабарэ" на аллее имени Карла Аврелия. "В наш город проникло страшное слово "терроризм" - полагают органы управления. Были закрыты все развлекательные центры, клубы и залы. По предварительным данным, общее число погибших состовляет более двухсот человек. На место сразу же прибыли команды спасателей и пожарники. Прокуратурой заведено уголовное дело по статье..." - внизу полышался шум и Радеон убрал звук. Через несколько секунд, решив, что у соседа снизу просто скверное настроение, Радеон снял значок ""mute" с рыла какого-то чиновника, дававшего интервью. "...вынести трезвую оценку, когда будут извлечены данные камер наблюдения, но и без них очевидно, что в городе поселился террорист, а то и целая группировка..." - дальше Радеон слушать не стал. Кроме того он уже знал как выглядит их будущий подозреваемый и не слишком-то нуждался в дополнительных поводах для хохота.
На этот раз проникнуть в здание администрации оказалось не так просто - у входа стояла усиленная охрана. И, конечно, заговорить зубы им не удастся и проскочить мимо - тоже. Радеон посмотрел на фасад здания - ещё недавно тут проходили выборы и огромный плакат нынешнего мэра в полный рост и его сторонников, ещё не сняли. Побродив взглядом по их жирноватым лицам, Радеон выбрал одного, под которым значилось "Анатолий Корватов, первый помощник". Свернув в подъезд здания напротив, Радеон сконцентрировался, держа в памяти рыло чиновника.
Насколько хорошо поработал амулет-ошейник, Лорхтан мог судить лишь по охранникам, враз вытянувшихся в струнку и разделивших физиономии пополам плохо отработанной приветливой улыбкой. Позволив себе ещё поиграть чиновника, озабоченного судьбами вверенной ему части народа, Радеон, мрачный как туча, проворчал, проходя мимо:
- В городе террор, а они лыбу давят, дубины...
- Так мы это, эээ... - послышалось вслед неуверенное мычание.
Поднимаясь в лифте, Лорхтан дал команду и шипы, восстанавливая ему прежний облик, вернулись в исходную. Через минуту ему пришлось пожалеть о этой поспешности - выход на крышу охранялся. "Не иначе потому, что обнаружили сорванную с петель дверь" - мелькнула мысль.
- Минуточку! Кто вы такой и что здесь делаете? - охранник шел ему навстречу. Нужно было немедленно действовать и Радеон не раздумывал:
- Я от Корватова. Вот тут, - приближаясь к охранникам, говорил он, шаря в кармане по ходу движения, - у меня приказ на снятие охраны...
Двое охранников, внимательно наблюдавших за действиями внезапно появившегося незнакомца, даже не успели удивиться, когда из кармана, вместо названного документа, появилась рука с костетом. Силы байкера, многократно увеличенной духом темного рыцаря, оказалось достаточно, чтобы оставить охрану, застигнутую врасплох, вооруженную одними только дубинками, в положении жалком и рожей на полу.
Видящий ждал там же, где и вчера. Облик его ничуть не изменился, но глаза пылали ярче, словно существо было обрадовано чем-то.
- Началось! - шипящий голос звучал удовлетворенно, - первый город накрыт Тьмой.
Радеону почему-то этот довольный демон казался отвратительным - лучше бы он, как раньше - грозил и злился, ему это шло куда более.
- Вы говорите о нашем городе? - спросил Лорхтан.
- Конечно нет, глупец... - голос Ищущего зазвучал очень тихо, - Мне нужно тебе кое-что рассказать... Только не прерывай меня.
То, что происходит на Земле сейчас - ничто иное, как второй приход Апокалипсиса. Темный господин вновь послал своё воинство, чтобы обеспечить неизбежность прихода Его. Существует множество цивилизаций, помимо земной, и многие из них достаточно сильны, чтобы уничтожить эту планету в одну секунду. Многие миллионы лет назад, при основании Природы Земли и систем, окружающих её, была заложена программа баланса энергии, которая работает на Земле и по сей день. Бог - есть центр сосредоточения светлой энергии, а наш господин противоположен ему. Тогда же на Земле основаны были программы, без которых ни одна из тогда существовавших цивилизаций, не позволила бы существовать этому уникальному глобальному эксперементу - Земле. Одной из таких программ и является Апокалипсис.

Добавлено:

Несколько тысяч лет назад Тёмный господин попытался запустить эту программу - он спустил своё воинство на землю, и велел убивать светляков. Лорхтан, ты тоже участвовал в битве, но погиб и твой дух многие сотни лет спустя пришлось восстанавливать по крупицам - поэтому ты ничего не помнишь. Так случилось, что первые же жертвы рыцарей поднялись в небо и пробудили Бога. Когда тот увидел происходящее на земле, гнев его был столь велик, что он ниспослал на землю своего сына, и всю небесную рать..."
Видящий внезапно остановился, словно перебирая в памяти события.
"Да что говорить - у рыцарей не было шанса, свет разметал их. Тогда даже темные апостолы и сам Антихрист не смогли помочь им... С тех пор прошло много лун, и наш господин готов нанести удар, откроющий путь Неизбежному. Для этого нам потребуется всего лишь понизить энергетический фон, создаваемый мыслями и делами людей, до черного."
- Поверь мне, - обратился Ищущий к Лорхтану, - люди сами желают этого.
- Зачем тогда мы? - спросил Радеон, несколько осовевший после рассказа.
- Надежность. Уверенность. Скорость. - отчеканил демон.
- Что с нашим городом?
- Даааа, фон города стал значительно темнее, - Видящий подался вперед, - Но светляки ещё подобны призракам... - он наклонился к самому уху Радеона, - нам нужна анархия и паника...
- Повинуюсь!
- Скуй город цепями страха и возвращайся...
- Это будет не так просто... - Лорхтан покачал головой, - Моих сил может не хватить...
- Поговори с Повелителем, - четыре тощие руки вырвались из-под мантии Ищущего, вращались, рисуя какой-то знак на лбу Радеона, - молись Ему, и Он дарует тебе Ссссилу... - демон покивал головой, - и помни - мы должны не допустить краха Первой битвы...
Рыцарь поклонился, чувствуя легкую дрожь и возбуждение. Видящий оттолкнулся от земли, два черных кожистых крыла, вырвавшись из прорезей мантии, заработали с невероятной скоростью, быстро превратив демонического странника в черную точку среди облаков.

Через полчаса байк Радеона ехал по дороге на Андропов - маленький рабочий городок, где едиственной достопримечательностью являлся сталелитейный завод. Лорхтан думал о мече древнего крестоносца, Радеон думал о огромном топоре, увиденном однажды в какой-то он-лайн игре. Но оба знали, что ни того, ни другого оружия им не удастся создать, и причин тому было множество - едва ли на литейном заводе найдется кузнечный молот, наковальня и достаточно качественный металл. Лорхтан справедливо полагал, что с темной силой им не потребуется другого оружия, кроме, разве что, подручного, а эта поездка, по сути, просто чтобы скоротать время до рассветных сумерек - когда придет час молитвы.

Добавлено:

Глава IV

Не спалось. В голову лезли спутанные мрачно-сладостные комки мыслей событий прошедшего дня. Среди тревожных и неясных предчувствий, страхов бабушки, высказанных ею по телефону, среди мыслей о страшной трагедии, разыгравшейся в городе, поминутно проступал ясный образ вчерашней прекрасной знакомой. Егору было наплевать, что у Кати совсем небольшое образование, что в разговоре порой она бывает груба, что города она боится и никогда бы не согласилась жить там. Сам того не замечая, раз за разом прокручивая в голове вчерашний день, вспоминая её улыбки, смех и случайное прикосновение руки, он всё больше влюблялся в юную селянку. К рассвету он всё же забылся беспокойным поверхносным сном.
Утро явно не задалось - серые тучи надвигались сплошной стеной, грозили молниями, гремели раскатисто. В комнату заглянула мать. Судя по реакции её лица, заглядывала далеко не первый раз в это утро, но не решаясь потревожить сон Егора, вновь уходила, чтобы вернуться через несколько минут.
- Егор! Не спишь? - женщина выглядела ещё более взволнованной, чем при вчерашнем позднем возвращении сына, - опять звонила бабушка. По Новостям опять какие-то страсти передают.
- Мам, ты не волнуйся, - голос Егора звучал устало, но спокойно, - бабушка сейчас на проводе?
- Нет, она сказала, что ещё позвонит днем, - женщина опустилась на край постели, - она хочет, чтобы ты приехал; она очень волнуется.
Егор помрачнел. Со вчерашнего дня ему внезапно стало нравиться село и ему не улыбалось покинуть его, особенно сейчас.
- Мам, ты же её знаешь - всегда найдет повод поволноваться...
- Сына, она же старенькая совсем... Может ты поговоришь там с ней, может она согласится теперь переехать к нам.
- Что-то я сомневаюсь... Она же городская до мозга костей!
Женщина вздохнула.
- Ну ладно, если ты не хочешь ехать, никто тебя тянуть не будет, - она поднялась и наклонилась над кроватью, заглядывая Егору в глаза, - Я думала ты рад будешь в город вырваться.
- Мам... - начал было Егор, - я над картиной ещё поработать хочу...
- Ты поговори с ней, когда она позвонит, ладно? - женщина погладила щеку сына, - Успокой её...
- Хорошо, - уже гораздо бодрее, ответил Егор, - Что у нас на завтрак?
Женщина встрепенулась, и исчезла за дверью.
- Я же пирожки поставила, - раздался её голос из кухни, - Совсем память дырявая!

Егор ожидал на автобусной остановке. Ближайший автобус должен был явить свои габориты ещё через полчаса, но Егор нарочно пришел раньше - нужно было привести в порядок мысли, а в присутствии матери это сделать гораздо сложнее. Бабушка позвонила ещё до назначенного срока. Её голос дрожал. Она что-то кричала про терроризм, про взрывы и разрушение. Из всего этого Егор понял только, что вопрос о его приезде в город не подлежит обжалованию в любом случае. Но что ж за беда приключилась на самом деле? Егор запретил матери включать телевизор - для её же спокойствия, и толком ничего не знал о событиях, разворачивающихся там, куда его вскоре должна была привести дорога.
В автобусе, прислушиваясь к разговорам, Егор составил некоторую картину произошедщего в городе. Размышляя над услышанным и сопоставленным, Егор внезапно заметил впереди, на пути автобуса, пост милиции. Всех попросили покинуть салон, каждого пассажира осматривали и обыскивали его вещи. Автобус пропустить дальше постовые отказались и продемонстрировали водителю какой-то документ.
Наняв одного из таксистов, которые, очевидно, почувствовав запах добычи, целым роем выстроились неподалеку от заставы, Егор отправился в Градостроительный район, где жила его бабушка. Быстро темнело, мелкий дождь, превративший неасфальтированные дороги переферии города в кашу из грязи и щебня, всё усиливался. "9ку" швыряло, боковые стелка забрызгало грязью, а видимость была почти нулевая. Когда машина рассекала очередную грязевую лужу и оказалась в свете жухлого фонаря, водитель, тревожно взглянув в боковое зеркало, громко выругался и дал по тормозам. Отстегиваясь и доставая из бардачка зажигалку, водитель продолжал крыть на чем свет зыждется город и его дороги, затем прикурил и выбрался наружу. Егор вылез вслед за ним. В свете фонаря он увидел причину сквернословия прежде несловоохотливого водилы - правое переднее колесо жалким образом пищало, оседая. Егор пригляделся и понял, что заднее колесо с той же стороны также пробито, что сразу наводило на мысль о подводном рифе, нарочно кем-то установленном в луже. Этот "кто-то", впрочем, не заставил себя ждать - с двух сторон к машине приближались несколько мужчин в черных куртках, с различными предметами в руках - битами, ножами и арматурой. Водитель бросился в салон автомобиля, быстро извлек оттуда газовый баллончик и приготовился к нападению. Из темноты послышался смешок, после чего что-то тяжелое ударило Егора по затылку. Сознание погасло.

Если кто-нибудь из ваших друзей панков скажет, что проснуться лицом в грязи, да ещё и с пробитой головой - это нормально, не верьте им. Егор осмотрелся - ни бедняги водителя, ни следов машины. Впрочем, фонаря, под которым они остановились, не было также - словом место было другим. Дождь прекратился, и запекшаяся кровь на голове отвратительно склеила все волосы. Егор поднялся. "Какие-то гаражи" - он поплелся по разбитой дороге. Вскоре он почувствовал, что валится с ног - настолько он был измотан. Ноги подкашивались, к голове подсоединили старый трансформатор, непрерывно гудящий, быстро истощающий и без того небольшие силы молодого художника. Егор присмотрелся в темноте - дверь одного из гаражей оказалась приоткрытой.

Добавлено:
Ощупью пробравшись вглубь, в дальнем углу, он нашел старую простыню, вернее её останки, вероятнее всего пущенные владельцем гаража на тряпки. Егор, не церемонясь, рухнул на простынь, стянул с себя куртку и аккуратно положил под голову.
Усталость страшно тяготила, но адреналин не давал успокоиться распаленному мозгу. Егор перебирал в голове события прошедшего дня и дивился всей невезучести. "Судьба издевается надо мной, - пробормотал он, - только впереди забрезжила надежда... Неужели мне нельзя получить свой кусочек счастья? За что ты наказываешь меня, бог..?" Он помрачнел и несколько минут не думал ни о чём. "А может и нет там никого, никого, кто помогает..."
Егор ещё долго лежал с открытыми глазами и смотрел на крохотную звёздочку в проеме створки двери, должно быть, единственную на небосклоне, омраченном ночными облаками. Когда же первые лучи рассвета позолотили краешки облаков вдали, он внезапно провалился в сон.
Он не знал этого рыцаря, но лишь раз взглянув на его гордо посаженую голову, отливающий золотом доспех и развевающиеся длинные седые волосы, он пропитался к нему глубоким уважением. Они стояли на скале, у самого обрыва. Егор приблизился к краю. Он никогда не видел карты города, но почему-то сразу понял, что там, далеко внизу, раскинувшийся под ними город - тот самый, где Егор когда-то учился. Но важнее была БОЛЬ. Она терзала город, изъедала, словно плач сотен младенцев и крики их умирающих матерей, ужасающий вопль вырвался из глубин его, опрокинув Егора, обескуражив его. Егор повернулся к рыцарю. Тот, огромный и безмолвный, как скала, всё смотрел и смотрел вниз, недвижимый. Егор заглянул в лицо рыцаря - и увидел такую боль и страдание, что, совершенно сраженный, опустился на колени. Сердце оборвалось, и слезы вдруг хлынули из глаз. Этот рыцарь... он страдал за них, страдал с ними, и даже больше них - людей этого огромного города. Егор упал к ногам рыцаря и целовал их, словно обезумевший.
"Что это..?" - прошептал Егор, внезапно пробудившись. "Кккто он..? И почему "рыцарь"?" Тяжелый вздох вырвался из его груди, сердце бешено колотилось. Холодный пот резко охладил тело, заставив содрогнуться. Вопросов было слишком много, а отвечать - некому. Судя по солнцу, время уже перевалило за полдень. Но это Егора почему-то не удивляло.
Спать он больше не смог, и, решив, что отдохнул достаточно, отправился на поиски остановки. Плетясь по грязевым лужам, Егор вдруг вспомнил про куртку. Денег там почти не было, благодаря ночной встрече, но на то, что оставалось в секретном кармашке, можно было позавтракать, и добраться, наконец, до квартиры бабушки. Куртка осталась гараже и Егор уныло побрел обратно.
Накидывая куртку на плечи, Егор обратил внимание на небольшой плакат на стене. На нем мужчина в кожаной куртке восседал на черном мотоцикле, вероятно иностранном. Судя по нечеткости фотографии, не позволявшей даже толком разглядеть лицо байкера, сделана она была на любительскую камеру, и принадлежала, по предположению Егора, самому владельцу. Внизу плаката автор несколько неуклюже добавил в фотошопе свою подпись и значок радиационной опасности. Егор пожал плечами и вышел из гаража.
Наскоро пообедав печеньем и кефиром на уличной скамье, молодой человек сел в маршрутную газель, щедшую на Градостроительный. В маршрутке полдюжины затравленных людей, сидели, подавленные, стараясь не глядеть ни в чьи глаза, боясь прочесть в них тот же страх, что терзал их сознание. Правда Егора не особеннно интересовали эти случайные встречные - он был погружен в настроение своего сна, каждое мгновение пытаясь возродить перед собой лицо того странного, но невероятно благородного рыцаря, и всякий раз терпел крах. Рев двигателя мотоцикла отвлек его - какой-то байкер на огромной скорости, вопреки дорожным правилам, вынырнул из проулка и поровнялся с газелью. Егор пригляделся и удивление его возросло - на мотоцикле сидел араб в потрепанной кожаной куртке, с длинным шарфом на шее и с каким-то огромным железным предметом в наспинном мешке. Сначала Егор решил, что это какой-то странный станок с кукоятью, торчавшей из мешка. Но когда араб оставил газель позади и стала видна его спина, Егор подумал, что это коса на короткой ручке - должно быть араб не знал, что для удобства перевозки, металлическую часть можно снять. Араб скрылся за одним из поворотов впереди и Егор вновь вернулся к своим мыслям. Он появился внезапно - всё тот же араб, но предмет, извлеченный им из мешка за спиной... огромных размеров тесак, который тот без особой натуги держал горизонтально движению, словно конный копейщик, шедший в атаку.

Добавлено:
Этот странный всадник промчался мимо на огромной скорости, ударил по тормозам на переулке, перед самым носом водителя иномарки, мигавшего поворотником, вдруг бросил свой мотоцикл в безумный штопор, и - Егор замер от ужаса - размахнувшись гиганским тесаком, рассек иномарку от капота до багажника одним чудовищным ударом. Егор, совершенно ошарашенный, наблюдал как мотоциклист свернул в сторону, откуда приехала иномарка, разрубленная им словно картонная коробка, беспрепятственно и невозмутимо. Несколько минут молодой художник, на глазах которого произошла такая невероятная по жестокости сцена, смотрел в сторону, куда уехал араб. Потом Егор, придя в себя, поняло, что автобус застрял в пробке - о ней как раз передавали по радио, но изменить маршрут водитель права не имел. О размерах её ещё обещали уточнить, но Егор сразу принял решение идти дальше пешком - благо до бабушкиного дома оставалось всего пару кварталов - и окликнул водителя.
Дверь закрыта, бабушки нет. Егор опустился рядом с дверью, положив куртку под зад, чтобы не морозить пятую точку о бетон. Что же за безумие происходит в городе? - Егор перебирал в голове события, приходя лишь к одному выводу - город сошел с ума. Прошло больше получаса. Егор недоумевал - бабушка не посещала никаких заведений, кроме магазина, за последние пару десятков лет. Решив, что, возможно, бабушка набрала много продуктов из расчета на его приезд, и теперь ей тяжело нести пакеты, Егор поднялся, сбежал со второго этажа по лестнице, и направился в супермаркет, обычно предпочитаемый бабушкой.
Быстро обойдя магазин, Егор вернулся ко входу и решил расспросить кассира. Женщина на кассе заметно нервничала, ответила коротко и грубо, что приглядывать за старушками - не её работа. Егор обратился к охраннику, дежурившему у дверей. Им оказался приятный мужчина лет тридцати пяти-сорока, высокий и спокойный, в контраст большинству сегодняшних встречных. Он просто ответил, что за последний час не видел ни одной женщины в летах, не то, что бабушек: "Сегодня они редкость, - улыбнулся охранник, - армагеддона боятся и дома сидят" Егор переволновался не на шутку и бросился к телефонной будке. Когда он позвонил в главную больницу города, сочувствующий женский голос подтвердил ему, что его бабушка находится у них - утром доставили с сердечным ударом. Положение её было настолько тяжелым, что уже через полчаса по прибытию, старая женщина скончалась. Егор начал оседать. Голос в трубке некоторое время ещё говорил что-то, потом послышались настойчивые восклицания "Алло! Алло? Вы приедете?". Потом раздались короткие гудки. Время замедлилось, пространство расплылось, время обходило стороной, потому что для него время не значило нечего.
Какой-то мужчина, сначала взволнованно, а теперь уже и с нотками раздражения, окликал его. Должно быть, человек намеревался позвонить с телефона, и Егор, сидевший в будке, ему мешал и тратил его время. Наверное человек торопился. Егор посмотрел на него пустыми глазами. Мужчина несколько подобрался и утратил строгость в лице. Медленно подымаясь, Егор пошатнулся, некоторое время держался за стену, потом всё же встал и побрел вдоль дороги.

От имени администрации напоминаю: два и более постов подряд выкладывать не стоит. Цензор Оррофин.

Сообщение отредактировал Orrofin - 12-07-2010, 15:58

Это не рассказ; это всего лишь то, что мне удалось увидеть из окна. И записать.

Наш город внезапно накрыло дождем. Стекло - в прозрачных разводах воды, и стук капель об карниз вторит шелесту клавиш. Шорох шин по мокрому асфальту и непроницаемо-серое небо, на котором еще пятнадцать минут назад антрацитовые тучи несло ветром на чистый вечерний купол.
Вдалеке на молочно-сером фоне - силуэты гор едва различимы, словно нарисованы серой акварелью на сером же листе. Иногда эту занавесу рассекает серебряная полоса молнии, хлесткая и резкая; или вспышка, такая быстрая, что даже не уловить взглядом, только отмечаешь краем глаз - было, сверкнуло...
С черных изгибов решетки на окне свисают тяжелые капли, и одна вливается в другую, чтобы вместе они рухнули вниз.
И не видно просветов. Кажется, что мир со всех сторон обложен пологом дождя, цвет которого на самом деле и уловить трудно - в сером мареве чудится что-то синеватое. Или это капли фиолетового, что сорвались с кончика кисти неизвестного художника и растворились в краске дождевого неба? А может, там, в этом низко нависшем небе, можно различить странный оттенок зеленого, что называют - "серый зеленый чай"?
Проблеском - молния, и её вспышке вторит грохот; их можно как-то сосчитать, когда мелькнет одна и вскрикнет небесным басом другой - но разве можно отвлечься от дождя, от запаха влаги, городской пыли и грозы? Серебристая прореха в покрывале неба - едва ли не короче доли мгновения, взмаха ресниц, удара сердца. Быстро, неуловимо. Была, а теперь её нет.
Шумит вода, и этот спокойный шелест рассекает, словно удар топора могучего воина, раскат грома. Словно над головой раскрываются небеса, и этому яростному вскрику небес вторят городские звуки, вспыхивающие сиренам и воем.
Молния отражается на стеклах домов, на сетчатке глаз, а громовой хохот обрушивается на плечи все чаще и чаще, и в какой-то момент кажется, что молния ударяет прямо в тебя – настолько близка вспышка, настолько она ярка – и чувствуешь её не только зрением, но и всей кожей, и ноздри щекочет странный запах, какого нет на земле – он есть только на небе.
Ломаная линия цвета звезд пронзает пелену дождя; косые струи хлещут по земле, а из мира исчезают яркие краски. Их смыла вода, испугала молния, загнал в глубь наших душ гром.
Сидеть, широко распахнуть глаза, и вдыхать в себя грозу, зная, что она уже уходит прочь, напугав, разбередив прячущиеся в сердцах древние почтение, замешанное на страхе, встряхнув и напомнив земле о том, что небо – это ярость, это сила, это грохот, от которого бегут по коже мурашке, и серебристые копья, от которых невольно вздрагиваешь.
Гроза уходит, и темнеют силуэты гор, наливаются краской, выплывают от пелены дождя. Но небо полнится вспышками, пусть даже они теперь далеко, и хохот громовых раскатов уже далек, а капель на стекле все меньше и меньше.
И не знаешь, выдохнуть ли уже, опустив руки на колени, или подбираться вновь и вновь, подобно зверю перед прыжком, вдыхать глубоко, наполняя себя запахом небес, странным и чужим.
Потому что как вздорная девчонка, капризная и непостоянная, небо снова открывает свои объятия, обрушивая на землю, промокшую до корней, своих бесчисленных крохотных детей, что погибают, лишь коснувшись тверди, откуда и вышли когда-то.
Небо беснуется.
А где-то у кромки гор его серость постепенно отступает перед латунным цветом; в другом мире, за границей грозы, еще осталось солнце, и этим слабым проблеском оно напоминает о себе.
Но латунь и старое золото – не у нас; у нас – темнота вечера, запах дождя и озона, потоки воды по промокшему асфальту и клубок, сплетенные из восторга и страха, в груди.