Ищем приключения, на свою... голову

- Ну, я пошёл... - Каух склонился над дырой в стене, где начинался долгий и опасный лабиринт, ведущий в Гильдию, - и надеюсь, что все будут вести себя разумно.

Разобиженная Къяра фыркнула и отвернулась. Слишком близко к сердцу приняла отказ Кауха взять её с собой. Отговорился маг, конечно же, верблюдом. Мол, кто знает, какие злодеи могут напасть на совершенно не воинственного поэта...

На самом же деле Каух был убеждён, что Къяра и пары шагов не пройдёт по лабиринту, не оказавшись пришпиленной к стене или замурованной в яме шириной едва ей по плечи и глубиной в три роста. Другого пути в местную Гильдию Каух не знал. Что бы Къяра не думала - не был он частым гостем на Юге. Никогда не был и не собирался, да вот занесло непонятно как и зачем.

-Всё. Я пошёл! - с этими словами маг нырнул в пролом.

Северянка в ярости пнула сапогом осыпающуюся каменную кладку. Из дыры тянуло сыростью и тленом. А вокруг пахло и вовсе отвратительно. Тупичок, в котором находился лаз в Гильдию Убийц, похоже служил мусорной кучей и отхожим местом всем окрестным жителям.

Один, значит, пойдет! А остальные, значит, ждите. Сколько ждать - неизвестно. А ну как маг оттуда теперь не вылезет совсем? Ждите, ведите себя тише воды, ниже травы, в драки не вступайте. И животами слишком громко не урчите, добавила Кьяра про себя. Каух так торопился навестить Гильдию Убийц, что на обед времени уже не оставалось. Или уже на ужин? Короче, есть хотелось всем. А голодные северянки вкупе с голодными оборотнями, лошадьми, ослами и верблюдами - страшная сила!

Шаг сюда, замереть... прислушаться, теперь сюда, и вон туда. А вот этого фокуса Каух даже Къяре не покажет - сие есть тайна Гильдии, и посторонним знать о таком не положено. А вот по этой ловушке можно понять, какая из вон тех ложная, а какая - настоящая... Здесь нужно оставить кинжал на камне. Так положено. Ещё поворот, ещё один, и - нужно ждать. Дальше не-местный гильдиер не пройдёт. Дальше - нужно ждать приглашения. И постараться не злить без меры хозяев. Впрочем...

И маг не глядя ткнул назад своим посохом - прямо в живот слишком громкой и неуклюжей тени. Тень сдавленно хрюкнула.

- Уволен... - презрительно скривил губы Каух. - не умеешь прятаться и не умеешь терпеть. Ну, где у нас старшие?

Сей примечательный своей зловонностью уголок Халмула, где Кьяре сотоварищи выпало торчать в безысходном ожидании, привлекал невероятное количество мух. Да не мелких, засыпающих на лету северных мошек, а огромных, откормленных на многочисленных городских помойках, беспрерывно гудящих... Спустя малое время Кьяра просто озверела, отмахиваясь от наглых насекомых. И меч тут не поможет. Даже этот, подаренный богами - отменно сбалансированный, с узким вороненым клинком и удобнейшей рукоятью. Право же, стоило ради такого быть продырявленной и переночевать в сыром подвале, вися в кандалах.

- Где мухобойка? - не выдержала Кьяра, убив шлепком ладони очередные полсотни мух.

Животные тоже беспокоились. Ирга нервно переступала ногами, хлестала себя хвостом. Шер-эд-Дах то и дело встряхивался. Невозмутимый осел, и тот беспрестанно тряс длинными ушами.

Шер-эд-дах, конечно, волновался за ушедшего неизвестно куда северянина. Но не очень. Каух - не дитя, потерянное кормилицей. Должен знать, куда и зачем идет.
А если все же погибнет... что ж, если не лгать самому себе... пожалуй, старый осел будет тосковать по сгинувшему северянину куда больше, чем Шер-эд-дах!
Сейчас воображение философа было занято другим. В конце концов, не каждый день узнаешь, что твой спутник оказался богом!
Не каждый день? Но что известно смертным о божественной природе? Что ведомо о способах, кои избирают боги, дабы влиять на судьбы человеческие?
– О Кьяра, – тихонько спросил верблюд, – ответь, почему так странно сотворен человек? Он видит камень, о который едва не разбил голову, но не видит руку бога, что поддержала его...

...Неприятным сюрпризом может оказаться холодная сталь, которая упирается тебе в горло. Но, впрочем, о каких сюрпризах может идти речь, когда ты уже много лет не практиковался в Искусстве Тени,а идёшь в гости к тем, кто этим живёт изо дня в день? Каух медленно - чтобы не провоцировать - поднял ладонь с намотанными на запястье чётками, и обхитривший Кауха Убийца сделал шаг назад. У чужих таких "игрушек" не бывает. Значит, этот толстяк в нелепом балахоне и впрямь - свой...

Тьфу, вот ведь нашел время философствовать! Кьяра совсем уж было собралась послать Шер-эд-Даха куда подальше вместе с богами, камнями и мухами, но верблюжьи глаза смотрели столь печально...

- Не знаю, Шер-эд-Дах... Иногда мне кажется, что боги сами чего-то напутали, сотворяя нас. Может, слишком много ума вложили? А может, наоборот, маловато.... Зараза, да что ж это за мухи! Настоящие людоеды!

Все были живы. И даже почти здоровы. Правда, Къяра ругалась так, что все сапожники Юга и Севера умерли бы от зависти. Леди Къяра, забыв о своём рыцарском звании, объясняла мухам, куда, как и зачем им нужно идти, и чем заниматься, и почему не стоит возвращаться ещё лет сто. Маг даже заслушался, но - дела, дела, дела. Дела не ждут. Кликуша не ждёт. Библиотека не ждёт.

Да и пообедать неплохо бы. Не так просто - делать крюк жаре через полгорода.

- Къяра! - воительница вздрогнула и обернулась.

Каух вовсе не вылез из дыры, как ждала Кьяра. Маг стоял возле двери в стене. Когда северяне пришли в тупичок, дверь казалась навеки запертой, обросшей нечистотами. Давно забытый черный ход, никому не нужный. А вот, оказывается, чтобы открыть его, не нужна сила горного великана. Распахнулась дверца, выпустила Кауха - живого и здорового, довольного и ужасно деловитого. А с ним - мальчишка лет двенадцати и мужичок, непонятно какого возраста и с невыразительной внешностью.

- Наконец-то! Я уж думала, тебя мухи съели. Или там, где ты был, мух нету? - голодная Кьяра могла быть до крайности язвительной. - А у нас тут есть, как видишь. И мы их кормим! А теперь бы не грех и самим покормиться.

Сообщение отредактировал Алеф - 17-11-2006, 16:59

... Къяра за спиной бубнила что-то нелицеприятное в адрес магов, Убийц и всех на свете Гильдий. Осёл молчал. Верблюд - хоть и невероятно - тоже. Каух же был настолько занят предстоящим выбиванием помощи из Гильдии, что не обращал внимания ни на кого.

Пойдут ли Убийцы на конфликт с монахами? Помогут ли войти в библиотеку? Отвлекут ли идущих по следу? А мальшичка-бог? Вернётся ли?

Вот чего Каух не опасался - так это фокусов от кошки. Разбираться с оборотнями Гильдия умела замечательно.

Смуглокожие южане за длинными столами пили кислое вино, жарко спорили о чем-то, даже пели песни. И нисколько не обращали внимания на стоны, явственно доносящиеся из-за тонкой перегородки. Подумаешь, стоны! Вон какие девушки разносят вино - крутобедрые, белозубые! И по всему видать, не против оказать еще кой-какие услуги. Вот кто-то и воспользовался.

Но выпивохи ошибались. Удовольствие можно получить разными способами. Кьяра, например, застонала от восторга, выплескивая на себя целый кувшин воды, намыливаясь душистым жидким мылом и снова обливаясь водой. И потом - чувствуя на коже грубое, но пахнущее свежестью полотенце, надевая чистую одежду и капая чуть-чуть благовоний на сгибы локтей и на шею. Сие последнее действо вызвало новый приступ счастья и, соответственно, очередной счастливый стон.

- Ты так никогда не орала, - кисло заметил Каух, когда северянка вышла из-за ширмы, за которой совершала омовение. - Даже когда тебя укусила гигантская трупная гусеница, и я прижигал рану заклятьем огненной стрелы.
- Тебе бы тоже помыться не мешало, - Кьяра была так счастлива, что не стала даже огрызаться в ответ. - От тебя пахнет твоим ослом.
- Успею еще, - отмахнулся маг. - Есть дела поважнее. А ты стонала так, что все посетители слышали.
- Ну и на здоровье! - фыркнула Кьяра. После хорошего обеда и купания северянка была в отличном расположении духа. - Пойду пройдусь! - заявила она.
- Иди, иди! Огребешь шило в бок, лично я тебя спасать не буду, - настроение у мага было напротив, хуже некуда.

Северянка еще раз фыркнула, поправила меч за спиной и пошла к выходу. Не менее двадцати мужчин проводили Кьяру жадными взглядами.

Знойный, обжигающий ветер, трепал седые волосы путника. В первый раз за четырнадцать часов он дал своим ногам передышку. Упершись головой в эфес своего двуручника, которого он не выпускал из рук уже лет сорок, старик прошептал так, что его голос отозвался головной болью в висках.
- Сколько мы уже с тобой пережали, друг мой.
Он не говорил уже около недели. Эти слова давались ему особенно трудно. Губы ссохлись, язык не хотел подчинятся приказам сознания.
Недельный поход по пустыне, в полнейшем одиночестве, не привел ни к каким результатам. Он знал, что идет по верному пути, чутьё пока еще никогда его не подводило.
- Еще бы подводило бы! – сам не заметил, как его мысли прозвучали в слух, знойная жара давала о себе знать.
- Я, некогда, бывший капитан стражи, доживаю свои деньки в этой дыре, в компании стервятников – подобие усталой ухмылки натянулось на его лице.
- Они говорили мне, последнее дело….Потом спокойная жизнь, на каком-нибудь хуторе в компании симпатичной молодки...-последнее слово было сказано с особой иронией.
- Может, они имели в виду страшный конец, в пасти пустынного льва – он сделал гримасу обиженного ребенка, схлопотавшего очередную порцию порки.
- Или ужасную смерть от обезвоживания…достойно воина ордена…- солдат достал старую кожаную фляжку и сделал глоток.
- И что я смогу сделать, когда их догоню?- старец раздвинул руки в озадаченном жесте, меч выпал из рук на горячий песок.
- Северяне…, это не столичные воришки…Они думают я выдержу в бою с одним мечем, против них?...Смешно!!!.- глаза как будто ловили взглядом незримого собеседника.
- Я не думаю…скажу больше… я знаю, что нет!!!- Старый солдат залился смехом, схватившись за поясницу. Больная спина уже семь лет не давала о себе забыть и продолжала ежедневно ныть тупой болью. Около часа, смотря молча в пустоту, он наконец-то задремал…
День сменился ночью. Невыносимая жара спала.

Сообщение отредактировал Ragamuffin - 1-12-2006, 14:52

Кьяра шла по улицам Халмула. Задрав голову, смотрела на головокружительной высоты храмы. Удивлялась отлично замощенной дороге - ни капли грязи! Презрительно посматривала на южных воинов. Все, как один, попадались низкорослые и худосочные. Оружие, правда, отменное, сразу видно. Но где им выстоять в честной схватке с неистовой северянкой! Другое дело - подлый удар из-за угла…

В окошке каменного дома, мимо которого неспешно шествовала Кьяра, возникла тень. Едва заметно взмахнула рукой. Отравленный дротик понесся к намеченной цели - в шею северной женщины. Но не долетел. Нищий, дремавший на солнышке у стены, вскинул руку и поймал воровское оружие на полпути. Глянул вслед северянке острым, совсем не сонным взглядом. А Кьяра так ничего и не заметила.

Но неизвестные злодеи не успокоились одной неудачей. Девица-южанка, укрытая с ног до головы шелковыми пеленами, выскочила из двери кабака и, виляя бедрами, устремилась вслед за Кьярой. Но не прошла и десяти шагов, как на пути у нее выросли двое – оборванные, грязные и злые. Девица молча отступила в узкий и темный переулок, вытащила из-под покрывал короткий меч. Оборванцы так же молча обнажили кинжалы.

- А вот это, госпожа, наше лучшее лекарство от головной боли! - торговец эликсирами и целебными мазями был очень симпатичным. Конечно, этому милому мальчику с огромными черными глазами в пушистых ресницах, не больше семнадцати. Но… кто мешает честной северянке, давно не видевшей мужчин, кроме, конечно, врагов, слегка пококетничать с очаровательным мальчуганом? Кьяра чуть наклонилась, чтоб получше разглядеть бутылочку с лекарством, а, выпрямляясь, взмахом головы откинула с лица непослушны черные локоны. Мальчишка-продавец заморгал и покраснел.
- Лучшее лекарство, говоришь? Ну ладно, уговорил, беру! А что вы еще можете предложить? – и Кьяра подмигнула юноше самым беззастенчивым образом.
- Эээээ… мы… это… - похоже у парня пересохло во рту. Не каждый день ему строили глазки женщины, похожие на богинь войны – прекрасные и грозные в своей красоте.

Но как это обычно бывает, все самое лучшее прерывается на самом интересном месте. В лавку неслышным шагом вошел человек. Лоб его был перевязан окровавленной тряпкой, и одежда заскорузла от едва подсохшей крови.
- Леди, - пришелец был краток донельзя. – Вам лучше вернуться к вашим спутникам. Немедленно.

И что-то было в его голосе такое, что заставило Кьяру безмолвно подчиниться. Северянка торопливо расплатилась за купленные лекарства и вышла. Закрывая за собой дверь, она услышала обрывок фразы:
- Ну, что вы можете предложить?

Хорошо, что Къяра ушла погулять и не слышит того, что для чужих ушей не предназначено. Хорошо, что Гильдия уже помогает - пусть и не за красивые кауховы глазки. Плохо, что вовсю звучит (пусть не вслух) имя Кликуши. Вдвойне плохо, что его люди уже вовсю портят жизнь Гильдии...

- Чего ещё изволит дорогой мой гость? - вкрадчиво спросил тавернщик, наклонившись к мрачному посетителю.

- Я все равно не отдам эти бумаги, - наплевав на южный этикет, отрезал маг. Да и не возьмёт их в руки никто, кроме посланных покойником. И я понятия не имею, что, куда и зачем, и даже не предполагаю, почему. Но если удастся убедить монахов впустить нас в Библиотеку - то, может быть, мы что-нибудь узнаем.

И, поаысив, голос, добавил - Холодного молока!

- Я подумаю над твоими ловами, Каух, сын Заура Беспощадного, - был ему тихий ответ.

И помощник главы Гильдии в Халмуле подобострастно поклонился

- Сидишь? - ядовито прошипела Кьяра, пинком пододвигая табуретку к столу. Табуретка, не выдержав такого обращения, с грохотом упала. Пришлось наклониться и поставить ее как надо. Умиротворения это Кьяре явно не добавило.

- Молочко попиваешь? - Кьяра наконец уселась и зло посмотрела на невозмутимого мага. Если б у северянки, как у змеи, были ядовитые зубы, она бы с удовольствием уронила пару капель яда в стакан Кауху.

- Сижу. Попиваю, - с каменным лицом ответил маг. - А ты чего бесишься?

Кьяра втянула воздух сквозь сжатые зубы, но сдержалась - не вскочила и не двинула магу в ухо. Наклонилась слегка к Кауху и вполголоса рассказала о своей неудачной прогулке. Маг слушал молча, изредка отпивая молока, теребил рукой медальон на груди.

- Ну и что дальше? - спросила Кьяра.

А тем временем возле загона для скота, прислонясь спиной к ограде, маялся невеселыми похмельными мыслями один из сыновей Гильдии – Хуссейн Затычка. Как легко догадаться по кличке, Хуссейн не был украшением Гильдии, предметом завистливого уважения молодых и гордостью старших. Он был... да никем он не был, этот мелкий, тощий человечишка неопределенного возраста, с жидкой бороденкой на сморщенном узком подбородке.
Сейчас, героически преодолевая головную боль, Хуссейн думал о том, что же подлила ему в кувшин та крутобедрая дрянь из караван-сарая и за каким таким шайтаном он сел играть в кости с известным мошенником, Кривым Мустафой...
Внезапно за спиной раздался размеренный голос, четко выговаривая слово за словом.
Хуссейн вскочил. Заозирался.
Никого. Лишь дремлют у коновязи три лошаденки и облезлый осел да пережевывает жвачку посреди загона крупный верблюд архугарской породы...
А голос продолжал вещать:

Власть Всевышняя и Сила дивный мир нам подарила,
Изукрасив наподобье драгоценного ларца.
Но когда луна и солнце светят в тусклое оконце,
Не оценишь ты подарок Милосердного Отца.
Домосед влачит уныло скуку жизни до могилы:
Опостылеть может даже блеск султанского дворца!
Так не жуй уныло взглядом то, что близко, то, что рядом,
Как траву в загоне щиплет бестолковая овца!
В путь! Лови в зрачки озера, города, пустыни, горы –
Посох странника не бросишь ради царского венца!
Словно вышел из темницы – люди, травы, небо, птицы!
Так иди же и любуйся, не клоня к земле лица!
Кто судьбой избрал дорогу – стал немного ближе к Богу,
Ибо лишь через творенье постигаем мы Творца!..

До Затычки не дошли блуждающие по городу слухи о говорящем верблюде, поэтому его панический, затравленный взгляд метнулся по загону для скота, обежал двор...
И вдруг Хуссейн понял, ЧЕЙ глас он удостоился услышать. Понял, КТО снизошел до жалкого наемного убийцы, дабы указать ему путь к спасению...
Проснувшийся осел в недоумении глядел на человека, который бухнулся на колени в пыль двора. Одна туфля слетела с ноги, но человек этого не замечал, вознося к небу исступленную молитву.

Когда гильдейские хватились Хуссейна Затычки, они смогли узнать лишь одно: ни с кем не попрощавшись, он покинул город через восточные ворота.
Лишь позже молва донесла весть о том, что Хуссейн подался в хадж к святым местам...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 10-12-2006, 19:13

- Что дальше? - деланно отстранённо спросил Каух, наблюдая за назойливой мухой, вот уже несколько минут пытавшейся утопиться в его кувшине. - дальше будем ждать. Я попросил, чтобы нам устроили аудиенцию с настоятелем монастыря.

Къяра возмущенно открыла рот, чтобы намекнуть этому толстошкурому нахалу, что не на паломничество сюда приехала, но вовремя вспомнила, отчего же название "Халмул" было ей так знакомо. Ну конечно! Монастырь-крепость, монастырь-библиотека со стенами настолько неприступными, что никто не мог войти туда без разрешения настоятеля монастыря. И ещё, вспомнила Къяра, за последние двести лет в библиотеку вошло едва десять человек.

И вспомнив это, разозлилась ещё больше.

- Умник! - Кьяра в восхищении вскинула руки. - Нет, ну какая светлая головушка! Мудрец! Пойдем, значит, в библиотеку, пылью дышать, ума набираться? Хоть бы по секрету сказал - чего мы там искать-то будем?

Кьяра схватила недопитый стакан с молоком, отхлебнула.
- Кхы...тьфу... видно ты со своей кошкой сроднился, вот и на молочко перешел. Кстати, не забыть бы взять Вирну с собой в библиотеку - там теперь мыши пешком ходят! Пусть прикрывает наши спины, пока мы будем рыться в сокровищнице мудрости.

Выпустив эту последнюю ядовитую стрелу, северянка одним махом опустошила стакан, повернулась и гордо ушла в выделенную им комнатенку.

Вирна стояла у окна, держа в руках крошечный манускрипт и пытаясь разглядеть мелкие корявые письмена, больше похожие на тараканов, чем на великие знаки, хранящие тайну знаний.
Из уголка губ девушки свисал еще чуть подергивающийся мышиный хвостик... Оборотень виновато улыбнулась сама себе: да, не удержалась, иблис ее забери... Но когда Ворчун Хасан прислал с запиской эту крупную зверюшку.. Нет, не было у рядовой кошки таких душевных сил!
Умиротворенная, Вирна методично разорвала кусочек пергамента на клочки. Теперь нужно выбраться отсюда. Что, учитывая рвение гильдейских псов, будет нелегко...
... Молчун Абдулла следовал за вертлявой девчонкой и ныл. Он вообще часто вертел на языке слова, словечки и причитания, за его способность к многозначительному трепу ему и было дано ироническое прозвище. Гильдейцы даже не хотели ходить с ним в разведку, ибо язык Абдуллы мог доконать любого.
Однако девку было не пронять ничем. Она, повиливая бедрами так, что у Абдуллы сладко заныла голова и даже на пару мгновений отнялся язык, ворвалась накануне к Кауху и потребовала, чтобы ее отпустили вместе с кем-нибудь в город: она непременно должна подыскать себе что-нибудь из одежды, ведь она не может вторую неделю ходить в одном и том же платье, которое, кстати, пострадало во время последних событий так, что легче было приодеть девушку, чем унимать восстание охочих до зрелищ гильдейцев. На вопрос Кауха, чем ее не устроила предложенная ей одежда, девица скривила такую физиономию, будто съела недозрелую фигу. И теперь несчастный со своей точки зрения Молчун должен был тащиться на базар...
Искусно обратив внимание Абдуллы на драгоценные кинжалы, Вирна легко спряталась в парусах висящих шалей, похихикивая и получая безмерное удовольствие от вида вопящего и изрыгавшего проклятия Молчуна. Однако зрелище скоро ей наскучило, и оборотень, перекинувшись в кошку, побежала по знакомой дороге в условное место.
Запрыгнув на подоконник, она нырнула в прохладную темноту комнаты и...
Что-то сладкое, будто аромат цветка нух, окутало ее и запеленало...
Нуар, любимый...
И все утонуло во мраке.

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 14-12-2006, 21:11

(по просьбе Алеф)
Солнце озарившее светом небосклон и пролившее свои лучи на мир созданный по воле единого, не смогло разогнать тьму царившую в душе Зерхета ибн Харуда.
И не благочестивые молитвы, что возносятся с менбаров к престолу Вседержителя, ни чтение сур и аятов, к коим прилагали руку наисвятейшие из наисвятейших во всех тридцати трёх пустынях, ни омовение в хрустально-прозрачных водах оазиса Наам-Махор, к которым не гнушались припадать самые добродетельные шейхи осенённые милостью Милосердного, так же не сотворили чуда.
Злоба заполняла Коршуна Пустыни, разъедаяя печень его, застилая разум.
Не бравым разбойником, но подобно побитой собаке изгнан он был, с величайшим позором. А кто пойдёт за атаманом, что не держит смеясь судьбу в наложницах, но сам плетётся на поводу её, как жалкий раб?
Потому и мрачнело лицо храброго Зерхета. Потому один он ехал по пустыни, не зная где преклонить голову, ибо впереди бежала глумливая, легконогая, многоустая молва. И не было в сплетнях, что шнпотком передаётся на базарных площадях, грозного Коршуна Пустыни.
Погружён был в тяжкие думы Зерхет ибн Харуд, а потому не сразу заметил, как появилась на горизонте арба, рядом с которой вышагивали Хурагаш и Большой Джа.