Ищем приключения, на свою... голову

Южная часть Мира. Совсем другие люди. Совсем другие порядки.
Другие опасности. Желания у людей - те же.
Присвоить. Отобрать. Украсть. Наказать.

Двое путешественников с Севера решают попытать
счастья на Юге.

Персонажи:

Къяра - девушка-воин, посвященная на Севере в рыцари. (Алеф)

Каух - вороватый маг с вредным характером (Мяв - то бишь я любимый)

Все остальные, желающие поучаствовать - более чем приветствуются.



Итак, РПГ:
- Ну! Глупое животное! - укутанный в свой неизменный красный балахон,
Каух нетерпеливо пихнул мула в бока. "Глупое животное" измученно брело
по песку, и уже не обращало внимания ни на что.

- Когда нас нанимали на эту работу, никто не говорил, что будет так жарко! Къяра, мы должны потребовать с них дополнительную плату! Я не
отдам им эти бумаги, пока не увижу, что плату удвоили!

- Может быть, ты сначала эти бумаги добудешь? - язвительно ответила
спутница мага. - И, может быть, на этот раз, кстати, проявишь большее участие
в действии? Как-то нечестно было, когда я оказалась одна против троих, а ты
тихонько сбежал.

- Я не сбежал! - желчно огрынулся маг. - Ты умеешь открывать запертые
двери? Ты умеешь чувствовать, где есть ловушки? Я обеспечивал нам с тобой
безопасное отступление!

Такие споры стали у странствующих приключенцев уже обыкновением.
Всё время находя доводы в пользу совместных путешествий, они на самом деле
уже давно научились друг другу доверять. Вот и сейчас Къяра отлично знала
что Каух ворчит лишь для того, чтобы поддержать свой имидж "неприятного
типа".

- Эй! Я уже вижу город... если это не мираж... - пустынные миражи
доводили мага до бешества. Это же не магия - её не почувствуешь. А все
хитромудрые объяснения заумных учёных типов никак не помогали с ними
справиться. Поэтому бродячий маг просто плюнул на попытки разобраться
в фокусах Юга, и предпочитал разбираться с проблемами по мере их
возникновения.

- Это не мираж. - Къяра втянула воздух. - Я чувствую запахи...

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 14-08-2006, 5:37

Спорить с язвительным магом совсем не хотелось. Слишком жарко. Слишком сверкает песок. Слишком сухой ветер. Кьяра потерла рукой щеку, отметив, что кожа высохла. Того и гляди начнет шелушиться.
Два месяца назад закончилось одно из самых интересных дел в ее жизни. Это когда Кьяра случайно заехала в столицу какого-то маленького королевства (она так и не удосужилась запомнить его название) купить припасов и отдохнуть, а в результате оказалась в жутком клубке придворных интриг, наемных убийц, продажных политиков и прочей гадости. Помимо всего прочего там Кьяра и познакомилась с Каухом, который кстати принял непосредственное участие в спасении принца Эстана и разоблачения преступного министра, метившего на королевский трон. Но в конце-концов все закончилось хорошо. Кьяра и Каух были осыпаны всяческими милостями и подарками, получили личную благодарность теперь уже его величества короля Эстана, а Кьяра, помимо всего прочего, приобрела ноющую боль в правом виске (там, куда пришелся удар дубины отребья, нанятого министром) каждый раз перед дождем. Отчасти именно заботой о здоровье и объяснялось ее решение отправиться на юг. Там дождей меньше.
Но такая жара, как сейчас – это уж слишком. А отказываться от поручения было не в правилах Кьяры. Вот и приходится Ирге (любимой гнедой кобыле Кьяры) месить горячий песок, а самой Кьяре – вялиться под солнцем в компании мага, на которого жара действовала просто невыносимо. Каух стал особенно желчным и язвительным.

- Эй! Я уже вижу город... если это не мираж... - пустынные миражи
доводили мага до бешества.
- Это не мираж. - Кьяра втянула воздух. - Я чувствую запахи...
Пахло навозом, жареным мясом и ... кровью. Вот это последнее обстоятельство крайне не понравилось Кьяре.

Сообщение отредактировал Алеф - 19-07-2005, 12:05

- Это называется - город... - Каух раздраженно сплюнул. Плевок не удался - слишком жарко, слишком сухо... - Песок да воючие мазанки... Как тут можно жить?

Мимо путешественников с воплями промчалась стайка мальчишек, явно ничего от жизни не требующих, и довольных оной как она есть. Один из них кубарем полетел под ноги кауховского мула.

- Ой, доброый господин, извините, извините.. - рассыпался в извинениях, начал кланяться и пятитьмя назад. Он явно не ожидал что толстяк с Севера так быстро соскочит с измученного животного и вывернет ему - не животному, а мальчишке - руку.

- Когда бнерёшься воровать, - отвешивая малолетнему воришке плюху, заметил маг, - По крайней мере делай это быстро. А не так, что тебя пол улицы заметит. Поехали, Къяра.

Гилд сидел на земле в тени небольшого глиняного дома, прислонив голову с темной копной нечесаных волос к потрескавшейся от солнца стене, и хмуро наблюдал за прохожими, вяло бредущими по улице. Хотя он всю жизнь прожил в этом городе, и должен был по идее привыкнуть к климату, Гилд недолюбливал жару, и самые знойные часы, если есть возможность, предпочитал проводить в тени. Вероятно, не один он был такой умный, потому, что улица была почти пустая.

Последняя неделя выдалась не из легких. Отец продолжал пить, и поэтому рассчитывать на него было бессмысленно. Вот уже практически полтора года Гилду приходилось работать одному. Кузнец из него вышел, к сожалению, никудышный. Лошадь подковать он конечно мог, а вот добротный меч сковать - вряд ли. Поэтому, деньги Гилд зарабатывал в основном ремонтом различного хлама, который ему приносили горожане. Благодаря этому он стал неплохим плотником, сапожником, а также освоил еще несколько профессий. Почти всю эту неделю Гилд чинил диван очень придирчивого и скупого торговца. Когда торгаш притащил в кузницу то, что когда-то было диваном, Гилд с отвращением подумал о том, чем же этот толстяк на нем занимался. По завершении ремонта и получаса ругани, он получил свои небольшие деньги, и теперь мог позволить себе провести остаток дня в свое удовольствие.

Вот солнце уже начинало склоняться на запад, тени удлинялись и росли числом, из-за потихоньку вылезающих из своих домов горожан. Улица оживала. Гилд скучающим взглядом обвел улицу, и уже собирался уходить, когда его взгляд привлекла странная группа из двух человек. Один из них был мужчина средних лет в красной мантии, с раздраженным выражением на потном лице. Его небольшая бородка и усы были сильно взъерошены, что делало его вид немного комичным. Опираясь на посох, он тянул за собой нагруженного мула, и что-то бурчал себе под нос. Второй была симпатичная женщина, одетая в черную кожаную куртку и штаны. Она вела за собой уставшую гнедую кобылу и изредка с ненавистью поглядывала вверх. Гилд усмехнулся, он видел этот взгляд по крайней мере уже тысячу раз. За спиной, в ножнах, у нее висел прямой меч довольно внушительных размеров. Гилд немного разбирался в оружии, и удивился столь странному выбору. В сдешних широтах наибольшим спросом пользуются легкие сабли и палаши, потому, что таскать за собой лишнюю тяжесть в такую жару никто не хочет. У женщины были черные вьющиеся волосы и необычно светлая кожа. Ее красоту, возможно, портило излишне суровое выражение бровей и небольшой шрам на лбу. Оба были слишком тепло одеты, что явно не доставляло им радости. Все эти наблюдения окончательно убедили Гилда, что эти двое пришли с севера.

Так как делать было нечего, он решил подойти к ним поближе. Нечасто сюда наведываются северяне. В детстве, Гилд слышал много сказок, о богатствах северных стран. А вдруг им что-нибудь нужно. Лучше предложить им свои услуги здесь, у ворот, пока они не вышли на площадь, где, кроме него, полно других скучающих ремесленников. К тому же, даже если они и дойдут до нее, то уж точно без кошельков. Медленно, разминая руками затекшие ноги, он встал и двинулся по направлению к воротам.

Сообщение отредактировал neod - 26-07-2005, 20:47

Айквен зевнула. Тоска была хуже чем смертная, ибо в смерти хотя бы нет жары, пыли и одной навязчивой морды в углу помещения. Вообще-то, по отдельности против всего перечисленного Айквен не возражала, будучи привычна к зною, закрываясь от пыли платком и просто игнорируя все морды на свете, а особо упрямые еще и перевоспитывая, чтобы не мешали приличным девушкам отдыхать. Однако сейчас на чердаке курилась поднятая недавней перестановкой мебели пыль, а по второму разу закутываться в сложную систему шелка, именуемую чадрой, Айквен не хотела. Жара легко оправдывалась дырявой крышей, а обладатель морды был хозяином помещения. На рассвете Айквен постучала в его двери, сунув в щель монету, и равнодушно уверенным голосом сообщив, что желает провести под его кровом этот день. Человек внял доводам разума, так как монета лишней не была, а наемницу Айквен легко было узнать и в чадре, и без нее. И ссорится с ней не хотелось. Не то чтобы Айквен так уж легко убивала, но испортить жизнь могла гарантированно. Тем более, с ворами города она тоже была на короткой ноге. Может даже слишком короткой... Но этого никто не знал. Если бы знали – стражники не отстали, а на подозрениях и слухах далеко не уедешь.
Хозяин подозревал, что его чердак понадобился наемнице не просто так, однако стража облав не устраивала, мешков с собой женщина тоже не принесла, одежду в крови не марала – вроде и спокойно все, а вот глядя на эту смуглую и насмешливо улыбающуюся стерву... Что-то тут все таки не так. И он ждал.
И наемница ждала. Сидела в тени, сбросив верхнее покрывало, которое благо носила как приличная девушка, скрестив ноги в длинных шароварах и плетеных сандалиях, обмахиваясь уголком шарфа и откровенно зевая. Словно не на пыльном чердаке сидит, а в доме отдыха, или какой таверне. Впрочем, наблюдать и за такой Айквен было интересно. Хотя бы потому, что под покрывалом девушки обычно носили только легкий лиф, и даже сумасбродная наемница исключением не была. Еще б, в такую жару. Правда, впечатление портили ножи на поясе и слишком массивные браслеты на руках, однако...
Внезапно молодая женщина поднялась. Одним движением накинула покрывало, набросила конец шарфа на лицо, и тотчас оказалась самой обычной девушкой. Только черные глаза поверх платка сверкали очень уж зло.
- Благодарю за кров, - не успел человек и ответить, как Айквен сбежала по лестнице, прошуршав шелком покрывала, и вышла на улицу. По которой как раз ехала пара чужестранцев... Они, что ли, привлекли внимание этой ненормальной?

Ругаясь про себя, как сапожник, Каух старательно вытрясал песок из волос и бороды. Попытка за попыткой, попытка за попыткой, и наконец он перестал напоминать старика, а волосы обрели естественный темный цвет. Так что очень скоро за Къярой ехал не пожилой дядечка, а злой и грязный, но довольно-таки молодой мужчина лет эдак тридцати. Ну, может быть, не очень стройный, и не очень красивый, но в основном Каух был вполне доволен собой.

- Если я не найду здесь нормального постоялого двора, но эта экспедиция - последняя на Юг! Поеду северных медведей ловить, так и знай...

Къяра, как обычно, пропускала ворчание мага мимо ушей. Она отлично знала, что слово своё тот даёт очень неохотно, но уж если пообещает что дело сделают вместе - так и будет.

- Если ты так и будешь ворчать, мастер Каух, мы упустим потенциаольного клиента.

Каух обернулся, взглянул на "клиента"...

- Милостыню раздавать будешь сама. Работать стоит на тех, кто в состоянии заплатить...

- Было бы кому милостыню раздавать! – криво усмехнулась Кьяра. – Здесь такой ушлый народец, что сами ухватят, только отвернись. Вон идет один.
К путешественникам и в самом деле приближался абориген – молодой парнишка с пышной гривой нечесаных волос, одетый довольно бедно. То, что шел он именно к Кьяре и Кауху, сомнений не вызывало. На улице было на удивление пустынно. Впрочем, подумала Кьяра, чего ж тут удивительного. Солнце палило так, что все живое, высунувшее нос на улицу, непременно поджарится. Вот как Каух, например. Или сама Кьяра. Или вот эта красавица – южанка в немыслимых шелках, выскочившая из двери здания, весьма похожего на постоялый двор. Хотя насчет красавицы – неизвестно. Лицо южанки было до самых глаз скрыто черной чадрой. Но двигалась незнакомка легко, как молоденькая.

Прогулявшись по залитой солнцем улице, Айквен убедилась, что: даже качественный шелк плохо спасает от жары, чужестранцы те самые (вторых таких ненормальных загорать не найдешь), и оба куда опаснее, чем было упомянуто в договоре. И вообще, она нормальная наемница, или профессиональная убийца?!.. ответ, естественно, второе, однако это не повод подсовывать под предлогом «пара туристов» оную пару коллег. Тоже не любителей, кстати говоря. Разве что на юге они еще не освоились, но это дело времени.
Тщательно выбирая дорогу в тени, чтобы лишний раз не греться, молодая женщина оставила позади привратную улицу и углубилась в переулки городка.
Затем, сделав приличный крюк, вернулась, но уже не на улицу, а оставшись в чьем-то тенистом дворике. Полюбовавшись из-за ветвей куста, как пара путников остановилась побеседовать с кузнецом, но быстро перешла в тень, Айквен хмыкнула, поняв что самое большее через четверть часа вся троица отправиться в питейную залу, но осталась ждать. Логика логикой, но раз уж решено следить, придется делать это добросовестно...
В ожидании обмахиваясь краем покрывала, приятно холодившего касаниями шелка, девушка припомнила свой контракт. Значит, проследить, сообщить, следить потом еще дольше, перехватить – убить. Милый списочек, в ее исполнении он потянет на круглую сумму, а если она потребует за вредность (за погоду и на карманные расходы), получится еще больше. А ведь заказчик – аноним. Что забавно, ухитрился остаться инкогнито даже при встрече с ней, а уж Айквен не поддавалась на хитрости вроде одежек, голоса, поведения, и даже легкой магии. Против таких «таинственных незнакомцев» у нее самой была пара амулетов.
Интересно, на кой эти ребята сдались Таинственному и богатому? Перехватить бумажки, но так дешевле ведь было бы нанять охотника за информацией, с наказом поторопиться, а не убийцу. Причем самую «дорогую» в округе, при полном отсутствии гарантий, что Айквен в настроении работать. Профессия ведь не была для южанки жизненно важной, она всегда могла заработать и парочкой других способов, благо в знойном воздухе страсти вспыхивали быстро, а внешность у Айквен была под стать репутации. То бишь – «лег не встал».
Впрочем, если будет слишком интересно, можно и узнать. А пока – сидим в тенечке, смотрим за чужестранцами... куда их понесет.

НРПГ:
Извини, Каух, издалека не рассмотрел.

to Латигрэт: Я еще не до конца разобрался в правилах и не являюсь мастером этого приключения, но вроде бы заранее договорился с Алеф о теме первого задания. Так, что без обид, ладно?

Итак, вступление...

РПГ:

Пройдя несколько метров, Гилд понял, что его заметили. Так, что безопасно понаблюдать за чужаками вряд ли уже получиться. Ну да ладно, может оно и к лучшему. Сблизившись с ними метров на десять, он крикнул:

- Эй, вам не нужн… Гилд резко остановился. Амулет на шее мага… Руны…

Он судорожно сглотнул. Эти руны… Такие же … Проглотив комок подкатившийся к горлу, он присмотрелся получше. Двойная спираль, неполный треугольник, сломанный крест … Капля пота стекла по загорелому лицу и упала на землю, тут же впитавшись в песок. Как же так? После ТОГО случая пол года назад, он поклялся никогда не вспоминать о Нем. Гилд судорожно затряс головой, как будто это могло что-то изменить, однако воспоминания подобно песчаной буре ворвались в его голову.


То был сезон дождей. Самое прекрасное время года в этих местах, хотя всего и на несколько дней. Тогда ему было 13. В эти дни по утрам город обычно был погружен в туман, такой плотный, что приходилось выставлять руку, чтоб не разбить себе лоб о стену. Гилд как раз заканчивал уборку кузницы, когда все и произошло.

Он появился из тумана. Гилд обернулся прежде, чем услышал грохот подков, почувствовав странный холод, от которого ему стало не по себе. Сначала он увидел коня, хотя и не сразу понял, что это конь, а различил лишь огромную темную тень несущуюся по улице прямо на него. Такого животного Гилд никогда еще не видел. Он был примерно в полтора раза крупнее здешних жеребцов, длинная грива цвета угольной сажи развивалась из стороны в сторону при его движении а из ноздрей и рта вырывались клубы пара. Конь остановился в нескольких метрах от остолбеневшего Гилда.

На коне сидел рыцарь, практически полностью закованный в доспех. Эти доспехи… Отцу Гилда часто приходилось чинить разные доспехи и латы, а он обычно ему помогал. Один раз даже какой-то дворянин из Центрального Королевства дал им подремонтировать свой шлем из фамильных доспехов. Но те что были на рыцаре, не шли с ними ни в какое сравнение. Казалось, что в них нет ни одной лишней детали. Они не были выложены драгоценными камнями, или хотя бы стекляшками, как шлем того вельможи. Им этого и не требовалось. Все украшения на доспехе заменяли руны. Они покрывали рыцаря с ног до головы, и Гилду даже показалось, что в несколько слоев. Но это еще не все. Сбруя, седло, стремена – везде руны. Сам рыцарь, его доспех, и конь выражали какую-то молчаливую силу и достоинство, от которых он, сын кузнеца, невольно почувствовал свою ничтожность. Но это было лишь первое впечатление.

Когда рыцарь спешился, и Гилд смог лучше его рассмотреть, он заметил, что этот великолепный доспех густо забрызган грязью и еще чем-то темно красным. В некоторых местах он был помят, или даже оплавлен. Сам рыцарь неровно и часто дышал, что можно было определить по клубам пара, которые вырывались из-под забрала шлема на выдохе. Облокотившись правой рукой на коня, он посмотрел на Гилда, посмотрел ему через плечо на кузницу и низким голосом прорычал:

- Где кузнец?

Гилд не сразу нашел что ответить.

- Вам коня подковать? – неуверенно спросил он, с опасением посмотрев на черного монстра.

- Мне надо перековать меч. Срочно.

Рыцарь тяжело сел на землю и снял шлем. Лицо рыцаря было бы красивым, с правильными чертами, если бы не было так измучено. Засохшая пена в уголках рта, круги под глазами, испарина на лбу – все говорило о том, что он был сильно болен.

- Где кузнец? – тяжело повторил рыцарь.

- Отца сейчас нет, он поехал торговать на ярмарку в Орсур и вернется наверное через неделю – растерянно ответил Гилд.

- В городе есть еще кузнец?

- Есть, но сейчас он тоже наверняка в Орсуре.

- А ты сможешь это сделать?

Гилд отрицательно покачал головой.

- У нас кончился уголь. Отец должен купить его на обратном пути.

- Черт!

Голова незнакомца поникла. Молчание длилось несколько минут. Потом, вероятно после каких-то внутренних колебаний рыцарь посмотрел на Гилда. И то, что сын кузнеца увидел в этих, когда-то красивых, а теперь окруженных темными кругами глазах, ему очень не понравилось.

- Тогда я оставлю меч здесь, и приеду за ним через две недели – сказал незнакомец странным, срывающимся голосом, и протянул ошарашенному Гилду Его.

Он представлял из себя обломок широкого турнирного меча. Эфес, а также обломок клинка были намного больше испещрены рунами, чем все остальное вместе взятое. Вязь рун волной перебегала с рукоятки, и как бы обвивала обломок лезвия. Меч, практически полностью был забрызган почерневшей и засохшей кровью.

Когда Гилд прикоснулся дрожащей рукой к холодному металлу эфеса, произошло нечто странное. Вместо того чтобы выпустить лезвие из руки, рыцарь начал петь. Он пел слова низким уставшим голосом, на каком-то непонятном языке, с большим количеством гласных и гортанных звуков. Пока незнакомец пел, Гилд был не в силах сдвинуться с места. Завороженный странным языком, он стоял и смотрел на сломанный меч. А Он смотрел на него. Закончив петь, ни сказав ни слова, рыцарь вскочил в седло, и не оглядываясь на остолбеневшего Гилда, скрылся в тумане.

Очнувшись от воспоминаний, Гилд не сразу пришел в себя. Он покрутил головой по сторонам, снова посмотрел на амулет, а затем на путешественников. Их лица не предвещали ничего хорошего.

Сообщение отредактировал neod - 26-07-2005, 21:20

- Эй, вам не нужн… - крикнул лохматый парнишка, который неуверенно шел навстречу Кьяре и Кауху.

И замер как вкопанный, уставившись на Кауха во все глаза. И чего таращится – подумала Кьяра. Хотя… Тут на Юге, вдали от настоящей жизни, больших городов будут таращиться на каждого пришельца, будь он хоть немного не похож на местных жителей. И все же что-то царапнуло в душе, непонятное какое-то предчувствие. Но было очень жарко.

- Нам нужен постоялый двор, - устало буркнула Кьяра. – Холодное вино, печеная рыба, прохладная ванна и чистая постель. Но я сомневаюсь, чтобы в этом городке нашлось что-нибудь подобное. И лошадь было бы неплохо перековать. Но я уверена, по закону подлости жизни кузнец либо умер вчера, либо вообще тут никогда не существовал.

Когда Кьяре было плохо и жарко, она могла становиться желчной не хуже Кауха.

- Я, эта … Ну, в общем … - Гилд не сразу нашел что сказать.

Раздраженные лица северян смотрели на него.

- Э-э…Я местный кузнец, и хорошо знаю город. Давайте я покажу вам лучший местный постоялый двор. Там вы сможете укрыться от жары и освежиться. Но сначала давайте я подкую ваших лошадей, э-э, то есть лошадь. Это совсем недалеко. Моя кузница вон за тем углом. С этими словами Гилд натянул на лицо кривую улыбку.

“ Блин, что ж я за идиот. Как всегда, умею произвести на людей впечатление.”

Гилд покосился на черноволосую девушку, но тут же отвел взгляд.

Так, сейчас, самое главное затащить их в кузницу. Гилд не был очень умен, но зато, как говорил отец, в металл врубался сразу. Решение пришло само собой. Одинаковые руны означали то, что тот чертов незнакомец в доспехах из тех же мест что и они. К тому же бородач в красном похоже маг, а значит тот обломок его заинтересует. Возможно даже он очень дорогой. Ведь ему сейчас так нужны были деньги. От отца то помощи не жди…

Гилд усмехнулся. “ Кого я обманываю?” Причина не в этом. Он жаждал поскорей избавиться от Него. Любой ценой. А сейчас надо действовать!

- Э-э, знаете,- обратился он к путешественникам – У нас в городе сейчас жестокая конкуренция, поэтому в борьбе за клиента, я провожу специальную акцию. Я подкую вашу лошадь за пол цены специальными нержавеющими гвоздями, и дополнительно в подарок, совершенно бесплатно, вы получите соломенную панамку для ослика. А, то посмотрите, он у вас совсем запарился на солнце. Но, и это еще не все. Пройдя ко мне в кузницу прямо сейчас, вы получите специальный бонус – охренительную жестяную формочку для мороженного в виде кактуса. Правда здорово. Я ее сам сделал. Ну, чего стоите, пошли, количество панамок и формочек ограниченно. Разберут ведь…

“ Да-а, вот так выдал ”

Гилд шел впереди северян, показывая дорогу, и напряженно думал. Как заинтересовать мага проклятым обломком? Рассказывать, ли что-нибудь, или он и так его возьмет? А вдруг, узнав о том случае он побоится с ним связываться? Гилд со страхом покосился на черный рубец, пересекающий по-диагонали правую ладонь.
Вспоминать об этом не хотелось.

Таинственный рыцарь не приехал ни через две недели, ни через три, ни через месяц. Гилд был так поражен странными событиями того дня, что обо всем этом отцу ни сказал ни слова. Через два месяца, он полностью уверился, что незнакомец не вернется. Да и зачем ему сдался поломанный меч, который вряд ли сможет перековать даже королевский кузнец, настолько это была тонкая работа.

Меч Гилд никому не показывал. Он прятал его в песке за сараем, часто доставая, чтобы полюбоваться искусной работой. Но была одна проблема. Засохшая кровь, покрывавшая обломок клинка и частично эфес, никак не хотела смываться. Как будто она впиталась в металл или вросла в эти странные руны. Чем бы Гилд не пытался ее оттереть, все без результата.

И вот однажды, в очередной раз безуспешно полируя клинок, он над чем-то задумался, и даже не заметил, как порезал ладонь. Кровь быстро свернулась, а рана не болела, поэтому Гилд не придал ей никакого значения. Однако через несколько дней у него началась сильная лихорадка и эти кошмары. Почти неделю он лежал в бреду и кричал. То, что ему тогда снилось, он, вероятно, не сможет забыть никогда. Ему снились какие-то рыцари в доспехах, испещренных рунами, подобными тем, что были на мече, странные люди в черно-красных одеждах, совершавших мистические ритуалы, и этот Монстр. По-правде говоря, его нельзя было назвать даже монстром, потому, что это существо не имело пола. Более страшного существа, более жуткого и омерзительного, чем это, Гилд не смог бы и представить. Оно чем-то напоминало гигантское насекомое, покрытое зловонной слизью, с множеством омерзительных отростков, частично покрытых мехом и чешуей. И каждый час оно кого-нибудь убивало. Но не просто убивало, оно калечило, раздирало, мучило и потрошило людей: мужчин, женщин, детей… Оно наслаждалось мучениями, и он почти слышал смех в его клокочущем урчании…

Когда, лихорадка прошла, он почти месяц вообще ничего не говорил, и ходил с такими ошалевшими глазами, как будто побывал на том свете. Отец, уже думал, что от лихорадки парень тронулся умом. Однако, кое-как оклемавшись, итак не особенно разговорчивый, Гилд стал совсем избегать людей. Он подолгу сидел где-нибудь в тени и внимательно изучал свои ноги или правую ладонь, а иногда издалека наблюдал за прохожими.

Вот уже прошло больше полугода – подумал Гилд - а шрам совсем не уменьшился, и даже наоборот, чернота немного распространилась на здоровые ткани руки.

Очнувшись от воспоминаний, он посмотрел на вывеску с подковой, раскачивающуюся над его головой, и понял, что они уже пришли.

Повернувшись к путешественникам, он показал жестом на кузницу, а потом, немного поколебавшись, неуверенно обратился к мужчине в красном балахоне:

- Я вижу , что вы вероятно хорошо осведомлены в магии и у вас на шее много разных амулетов …, –э-э, вобщем, не хотели бы купить у меня магический клинок. Он правда не в очень хорошеем состоянии, но я продам вам его очень дешево, всего десять монет. Не хотите посмотреть?

На самом деле, Гилд отдал бы его и даром и сказал о деньгах только, чтобы не вызвать лишних подозрений. Подумав немного, и чтобы его не приняли за вора, он добавил:

- Знатный дворянин из Центрального Королевства пожаловал его моему отцу, в благодарность за хорошее выполнение большого заказа…

Посмотрев, в сощуренные глаза мага, и снисходительную улыбку черноволосой девушки, он понял, что его сказке никто не поверил. Да, надо было придумать, что-нибудь поубедительнее. Однако, возможно ему только показалось, но в глазах мужчины он заметил слабый огонек интереса. Гилд обрадовался:

- Подождите секундочку, я сейчас его принесу.

Со всех ног он побежал к сараю. От мысли, что придется снова взять Его в руки, Гилда передернуло. Но немного успокоившись, и подбодрив себя мыслью, что это последний раз, он начал разгребать песок.

Откопав сверток и развернув тряпку, Гилд, старательно не смотря на меч, быстро схватил его и побежал обратно в кузницу.

- Вот – тяжело дыша, он протянул магу обломок.

Сообщение отредактировал neod - 31-07-2005, 19:01

Уф, наконец-то! Лохматый парнишка с готовностью кинулся проводить гостей города на постоялый двор, радостно бормоча что-то про панамки для ослов и формочки. Кьяра лениво вполуха слушала его болтовню. Явно ведь надеется раскрутить доверчивых путешественников на несколько монет. Теперь вот поплел чего-то про какой-то меч, который якобы достался его папеньке по наследству и который он, Гилд, готов продать за бесценок. Кьяра презрительно улыбнулась.

Но когда молодой кузнец развернул тряпочку, в которой лежал тот самый меч, Кьяра не совладала с собой (что случалось, кстати, крайне редко).
- Проклятье, Каух! – ахнула она. – Забери меня демоны, если это не…

Она поспешно подскочила к парнишке и проворно завернула тряпочку обратно, накрыв меч. Потом медленно повернулась к Кауху.
- Видел когда-нибудь такое? Я, например, только слышала. И мне совсем не понравилось то, что я слышала.

- Только идиоты гравируют руны Богов Смерти на оружие... -
проворчал Каух, нервно поглаживая амулет на шее. - И не на-
до на меня так смотреть, как будто я знаю ответы на все
вопросы!

Маг протянул ладонь к свёртку. Ледяное дыхание древней
злой магии обожгло руку, и Каух отдёрнулся...

Так и не коснувшись меча, маг отдернул руку и, нервно потирая амулет, похоже собрался побыстрей уйти из кузницы.

Руны Богов Смерти... Что-то очень знакомое… Тут Гилду вспомнилась одна из проповедей старого Саарха, и даже в такой момент, как этот, он мысленно улыбнулся, вспомнив его.

Хотя Саарху давно перевалило за 60, выглядел он совсем неплохо, даже, несмотря на приличных размеров животик , сильно оттягивающий рясу при ходьбе. Саарх был единственным жрецом объединенного Храма на всю округу, кого хоть немного волновала судьба прихожан. Его позиция была такой – если люди не приходят в Храм, пускай Храм придет к ним. Обычно, раз в три месяца, он объезжал ближайшие окрестности и выступал на городских площадях. Здесь, на юге, жизнь скучна и обыденна, поэтому даже такое событие, как приезд жреца, собирало большие толпы. Вряд ли народ был таким уж верующим, просто среди серых одинаковых дней, это было хоть какое-то развлечение.
Старый жрец был добрым, но рассеянным человеком, и часто его проповеди сворачивали в сторону, совсем далекую от религии. Гилд всегда любил сказки и древние легенды, особенно в исполнении старого Саарха, поэтому в тот раз он очень хорошо запомнил предание о Кровавой войне.

- Истинно говорю вам, люди … - своим скрипучим и немного шамкающим голосом взывал к толпе Саарх.

- Были изначально едины люди с Богом и друг с другом. И жили они в радости, пока не захотели власти большей, чем готовы были нести. И отвернули они лица свои от Господа. И, открыв магию, стали в неведении поклоняться творениям его. И поклонились одни воде и ветру, и дали вода и ветер им власть над собой. И поклонились другие огню и лесу, и также дали они им власть над собой.

- А третьи, возомнив себя венцом мироздания, и решив, что не пристало им поклоняться кому бы то ни было, стали использовать кровь свою. И была эта магия сильна необычайно, но был у нее один недостаток. Даже самый сильный и выносливый человек, не мог отдать крови больше, чем количество, необходимое ему, чтобы остаться в живых.

- Но для сильных заклятий этого количества не хватало. А жажда власти и Знания не давала покоя самым сильным из них. И обратили они взгляд свой на кровь чужую. И ступили тогда кровники на путь зла, отдав души свои в руки дьявола. И для сотворения заклинаний стали приносить жертвы человеческие.

Саарх обвел толпу суровым взглядом, от которого дети испуганно попрятали лица в накидки матерей.

- И поняли стихийники, что не устоять им перед будущей мощью кровников. И началась тогда великая война, и длилась она почти десять лет, и прозвана была Кровавой, не потому, что на одной стороне стояли кровники, а потому была она самой кровавой из всех бывших до нее. И вот, после десяти лет кровопролитных сражений, собрали обе стороны все свои силы для битвы последней. И встретились под лучами восходящего солнца тысячи с тысячами. И пришел ад на землю…

- Но не выиграли бы стихийники той битвы, если бы не пришли в последний момент им на помощь жрецы Храма. Ибо иссякло терпение святых людей и переполнены сердца их были состраданием к жертвам войны той. И хотя не могли они, подобно стихийникам призывать с небес дождь огненный и рушить горы на головы врагов, послал бог им дар противостоять магии кровавой, и других защищать от нее. И проиграли кровники войну эту, и сгинули заклинания могучие и запретные вместе с сильнейшими из них. И была забыта магия Крови. И было запрещено практиковать ее, где бы то ни было. И ста…

- А как же серые паладины Центральных Королевств? – громко раздалось из толпы.

Саарх вздохнул и вытер рукавом пот со лба. Он очень не любил, когда его перебивали во время проповеди, потому что жрец тут же вываливался из, созданного с таким трудом, образа грозного блюстителя единой веры и превращался в добродушного и немного растерянного старика.

- Ну, да. Конечно, стихийники унесли с собой много трофеев. И разрешено было древним и проверенным орденам, таким, например как Орден Святого Шлема или Крылатого Щита, под контролем Храма конечно же, использовать эти трофеи, а также свои фамильные реликвии. К тому же, все эти ордена поклялись использовать эту магию, прибегая только к своей крови, только для свершения добра или уничтожения зла.

- Но ведь они используют руны Богов Смерти – снова крикнул какой-то умник.

Саарх раздраженно прикрыл рукой глаза от яркого солнца, и попытался найти наглеца в толпе. Это надо же, вспоминать о Темных Богах на проповеди жреца единого Храма.

- Их дух и тело закалены длительными постами и молитвами. Серые паладины истинно преданы добру и Господу, что и дает им право использовать оружие зла в благих целях …

И тут Гилда осенило. Подождите, - закричал он - посмотрите, здесь на набалдашнике есть какой-то герб. И он показал северянам эфес, с рельефным изображением единорога, добивающего копытами змею.

Маг, неожиданно, снова заинтересовался обломком, и, немного подумав, явно с неохотой, осторожно протянул руку к мечу. Но взять его ему не удалось. Как, только он коснулся поверхности меча, раздалось громкое шипение и он тут же с руганью отпустил обломок и схватился за руку. В воздухе появился запах паленого мяса.

- Еще интереснее, - сказал колдун, потирая обожженную руку, - значит, магия Крови - заклинание Владения. Похоже, только ты, парень, и можешь его касаться.

- Все, хватит! - рявкнула Кьяра. - Парень, рассказывай, откуда ты взял эту пакость! И не вздумай врать! А заодно колись, почему ты выбрал именно нас, чтобы всучить обломок!

Хотя... нет, погоди. Сначала мы все вместе пойдем в гостиницу. И выпьем. Потому что на такой жаре подобные разговоры не ведутся.

Кьяра крепко взяла кузнеца за рукав. А уж из ее хватки мало кто вырывался. Каух сочувствующе, но оттого не менее ехидно ухмыльнулся. Уж ему-то это было известно.

- Веди, - приказала Кьяра парнишке.

- Ладно, ладно – закричал Гилд.

Хотя девушка выглядела стройной и хрупкой, ее силе, наверное, мог бы позавидовать даже городской стражник.

- Хорошо, я все расскажу, только отпусти. Может заберете, все-таки, этот чертов обломок. Давайте я заверну его в тряпку, тогда вы не обожжете руки. Я уступлю вам его всего за пять монет.

- Ну, тогда за три …

Гилд посмотрел на девушку, и увидел в ее красивых черных глазах только непоколебимое упрямство. Даже если небо упадет на землю, все равно будет так, как она сказала. Вероятно, когда она в таком состоянии, с ней лучше не спорить. Маг стоял в стороне и, не вмешиваясь в разговор, потирая обожженную руку, с интересом смотрел на происходящее. Гилд вздохнул, и опустив плечи, показал свободной рукой следовать за ним.

Достаточно быстро он довел их до постоялого двора старины Хэйга. Это было небольшое, но добротное двухэтажное строение из песчаника, построенное в незапамятные времена. Когда они вошли, зал был полон, но народ уже начинал вылезать из-за столов. Поздоровавшись издалека с Хэйгом, раздававшим у стойки пиво, Гилд проводил северян к угловому столику.

- Вот. Эта самая хорошая гостиница у нас в городе. Здесь вы можете поесть и снять комнаты. Пускай цены не самые низкие, зато будете уверены, что вас не обкрадут. Скажите, чего будете, я пойду закажу. Кстати, меня зовут Гилд.

Кьяра подозрительно оглядела зал гостиницы. Вроде бы довольно чисто, а на паре столов даже скатерти есть - наверное для особо щедрых клиентов. К одному из таких столиков и подвел северян кузнец.

Ну если это лучшая гостиница в городе, то привередничать не стоит, - ехидно сказала Кьяра. Но в душе она осталась довольна.

- А вот ходить никуда не стоит, - непреклонно заявила она парнишке, который дернулся было к стойке – заказать напитки для дорогих гостей. – Я сейчас достану ма-а-аленькую такую золотую монетку и слуга сам прибежит со всех ног.

Так оно и вышло. Смазливый смуглый слуга, улыбаясь так сладко, что Кьяре даже противно стало, прибежал и склонился в вежливейшем поклоне.

- Чего изволите?

Гости соизволили заказать холодной воды и вина, а также наименее подозрительное с виду из всех местных блюд. Хотя Каух все время ворчал насчет ужасных болезней, которыми можно заразиться в жарком климате, отведав именно вот такой пищи. А кроме того Кьяра сразу распорядилась насчет двух комнат и ванны. Впрочем ванны не получилось – воды на Юге слишком мало. Однако слуга клятвенно пообещал найти самый большой кувшин и самый глубокий таз. Еще одна золотая монетка сподвигла его на такой поклон, что Кьяра испугалась за целостность смуглого лба молодого человека, коим он чуть не уткнулся в пол.

Кьяра с глубоким вздохом сняла порядком надоевшую куртку и откинулась на стуле.
- Садись, выпей с нами, - решительно велела она кузнецу. – И валяй, рассказывай все от начало и до конца.

Будь на то воля Кауха - и меч,и кузнец,и руны эти... В Аиды их!
А то - и ещё глубже...Но,как всё обычно и случается-всё
всегда происходит не так, как хотелось бы. Огонёк интереса в
глазах Къяры ясно показывал, что воительница умрёт,а от
приключения не откажется... Впрочем, честно-то говоря, и сам
маг порой жалел о том, что вокруг всё вертится только на
деньгах, а настоящей романтики всё меньше и меньше.
Так что, попробовать выснить, какой же идиот пользуется
таким оружием, которое даже самый беспринципный бандит
Севера назвал бы бесчестным...Противиться вызову было почти
невозможно!

По мере того, как Гилд рассказывал, Кьяру все больше обуревали самые противоречивые чувства.

С одной стороны - было страшно (да-да!). Слишком жуткие вещи доводилось Кьяре слышать о подобных клинках и подобных воинах. Благоразумные люди стараются не лезть в подобные дела. Просто чтобы дольше прожить. И желательно не калекой и не сумасшедшим.

С другой стороны - было интересно. А опасность всегда лишь подогревала кровь.

Ну и с третьей стороны - Кьяре не было чуждо некоторое благородство. А парнишка, кажется, крепко влип с этим клинком. Помочь, что ли? Вот только как?

- Каух! Что ты думаешь об этом долбаном клинке?

Прогуливаясь между столами, Каух нервно отмахивался от жужжащих мух,
кривился от запаха, а пару раз даже споткнулся - старательно поддерживая
образ неуклюжего Северянина, глупого, толстого и ни на что не годного...

Посетители, с презрением наблюдавшие его попытки втянуть животик и не
слишком поскальзываться на разлитом по полу масле, скоро прекратили
реагировать на мага. Чего, собственно, тот и добивался. Вот теперь, когда
разговоры уже не прерываются при его приближении, можно и остановаться,
с кряхтениемподтянуть сползающие голенища магких кожаных сапог, уронить
на пол монету - мелкую - чтобы никто не бросился подбирать, и слушать слушать слушать новости...

Каух не ответил.

Собственно говоря, его уже не было за столиком. Кьяра в который уже раз подивилась способности толстоватого и с виду довольно неуклюжего мага совершенно бесшумно исчезать и появляться.

Маг вольготно бродил между столиков, спотыкался, подскальзывался, ронял всякую мелочь. Ага! Наверняка навострил уши и сейчас услышит что-нибудь интересное. В умении ловить интересные и ценные сплетни Кауху тоже не было равных.

Имя лучшего в городе наёмника... полезная информация...
Самый знаменитый вор бросил вызов... глупости. Дурак он,
а не самый знаменитый, если так себя выпятивает...
У какого-то там философа украли верблюда... Да уж, нашли
что обсуждать.
За чью-то там голову назначена награда...Спасибо, Каух больше
ЭТИМ не промышляет. Не-скажем-какая-Гильдия оставила о себе
не самую лучшую память.
...Кого-то убили... Ну и в Аиды его... Стоп?... Кого?!!...

Стараясь не показать того, что он отреагировал на услышанное,
маг поспешил в сторону столика Къяры

Чего это у Кауха глаза такие вытаращенные?

Маг стремительно подошел к столику, где сидели Кьяра и кузнец. Даже через разлитое на полу масло перескочил.

- Знаешь, что я сейчас услышал? - тихо спросил Каух. И, наклонившись к Кьяриному уху прошептал:
- Тот толстый перец... который попросил нас найти бумаги о его наследстве... Его ночью убили!

Хорошо, что Кьяра уже сидела. Иначе бы она точно плюхнулась на пол. Она почувствовала, что глаза у нее вытаращиваются не меньше, чем у Кауха. Пару секунд она раздумывала. Потом дернула мага за рукав.

- Валим отсюда. Только медленно и с достоинством, - шепнула она.

Потом повернулась к кузнецу:
- Э-э-э, нам надо выйти, подышать свежим.... Ну то есть...

Кьяра подхватила куртку и не спеша направилась к выходу из таверны.

Айквен стояла в тени, напротив дверей нужной таверны, когда внезапно объекты ее пристального внимания довольно спешно выбрались на улицу. Бровь южанки под чадрой удивленно изогнулась, ибо истекшего времени явно не хватило не то что на отдых – на нормальный обед, – а уж бреда вроде «подышать свежей пылью на раскаленной похлеще сковородки улице» Айквен не признавала.
Исключая, что драки в приличном заведении не было, а встретить призрака в лице старого знакомого-глаза-б-мои-тебя-не-видели чужестранцы не могли именно из-за своей чужеземности, оставалось признать, что северян подхлестнуло какое-то известие. Гм.
Какие-то нервные коллеги с севера, то их достает кузнец (откуда у скромного Гилда магическая вещь, вызвавшая такой ажиотаж?.. чтобы Айквен и что-то не знала, если ей интересно?!..), то обед срывают... Причем капитально, на чародее лица нет, а напарница мрачна аки горный шайтан, и примерно такого же цвета. Но в последнем, похоже, виновата жара.
За такими вяло текущими размышлениями южанка отступила поглубже в тень, не желая чтобы ее заметили. Вряд ли, конечно, северяне свяжут два мелькнувших видения девушек в примерно одинаковых чадрах и маловероятной слежкой, однако Айквен, несмотря на знойно-непостоянный характер, некоторые заветы профессии блюла свято и мелочами не пренебрегала. Раз ее не должны увидеть вообще – не увидят.
С удовольствием прислонившись к прохладной стене дома, наемница повернулась к своим «подопечным» и мысленно пожалела непривычных к жаре северян, застрявших в своих плотных одеждах посреди солнечной улицы. Кто бы им сказал, что тут можно прилично себя чувствовать лишь в холодном шелке, но если людям скоро умирать, учить жить – лишний труд...

- А убили этого идиота не просто так... - Каух замолк при приближении
какого-то типа в рванье, дождался безопасной дистанции и продолжил -
Убили его в собственном доме. Никто не видел, как убийца входил, или
выходил. Обычные бумаги на наследство - за это просто застрелят из-за
угла. А тут... ты представляешь, сколько стоит нанять профессионала
такого уровня? Я в юности за такое ... - маг осёкся. Упоминать Не-Скажем-Какую-
Гильдию было не самым мудрым ходом.

- Не удивлюсь, что бумаги на самом деле - не о наследстве. Давай-ка
поосторожнее уберёмся отсюда, пока нас, как знающих о них - не убрали
тоже потихоньку. Ты же не хочешь "случайно" подавиться пирожком?

- Не хочу подавиться пирожком! И споткнуться и случайно напороться на собственный меч десять раз подряд тоже не хочу! И схлопотать шило в бок на рынке не горю желанием! – тихо огрызнулась Кьяра.
Она нервно оглянулась в поисках любимой кобылы.

Ирга спокойно стояла у коновязи, бок о бок с парой надменных верблюдов. Кьяра с облегчением вздохнула. А потом поняла, что чего-то не хватает.

- Каух! Твой мул!

- Мул... - подозрительно спокойно согласился Каух. - Мой... - И так же
подозрительно спокойно огляделся по сторонам. Его любимый дубовый
посох, не раз выручавший мага из беды, остался привязанным к седлу,
то есть сейчас был недостижим. С деланно смиренным вздохом маг
нырнул рукой за пазуху, вытащил кинжал, и мягко ступая, двинулся к
лениво жевавшему какую-то жвачку местному "мальчику при лошадях".
Было "мальчику" лет эдак на пять поболе чем Кауху, но борода у него
переросла Кауховскую на добрую ладонь, а животик... Ну что сказать?
Маг был строен и юн рядом с таким "мальчиком", ко всему прочему уступая
тому в ширине плеч раза в полтора...

- Эээй! Каух! Погоди-ка! Не надо!
Кьяра поняла, что сейчас будет смертоубийство. Или по крайней мере причинение тяжких телесных повреждений. Поглазеть на которое сбежится вся таверна. Но вразумительно
объяснить это Кауху не было времени.

Поэтому надо было действовать. Кьяра мягко обхватила мага за плечи (на всякий случай поглядывая на кинжал) и, внушительно глядя ему прямо в бешеные глаза, тихо заговорила:
- Каух! Идем отсюда! Понял? Сейчас же.

Вырываться Каух не стал. В плане силы физической супротив Къяры
у него не было никаких шансов. Другое дело - нож в спину... Но эта
стадия отношений у них миновала уже давно. Зажмурился, пробормотал
пару слов - и на голову детины просто рухнула дровеняка с разваленного
давно уже навеса. Убила или нет - Каух не посмотрел.

- Это был мой мул... Мой... Личный. Моя собственность. Моё, наконец,
транспортное средство! Мы с ним почти друзьями были, можно сказать!

Кхяра хмыкнула, вспомнил как Каух орал пару дней назад, когда "верная
животина" укусила своего хозяина.

- Я эспроприирую вон того верблюда! И не спорь! - при этих словах Кауха
уздечка одного из "кораблей пустыни" как бы сама по себе отвязалась
от столбика, и животина довольно быстрым шагом двинулась подальше от
таверны.

Айквен тихо рассмеялась, увидев как северяне реагирует на пропажу мула. Хотя она проспорила самой себе – драки не вышло. А жаль, не считая неоправдавшихся расчетов на характеры коллег, девушка очень хотела посмотреть на мужчину в деле. Были кой-какие догадки, что когда-то он мог быть ее коллегой не только в плане общей стези наемников, но куда более узкопрофильной. К примеру, убийцей.
Однако северяне ограничились парой непечатных фраз и ответной кражей (средь бела дня), верблюда, видимо в виде компенсации за моральный ущерб. При чем выбрали самого странного, руководствуясь, похоже, методом «рыбак рыбака видит издалека».
Ну что ж, их дело, вопрос правда, где потерялся кузнец (еще пара вопросов – на кой Гилда понесло в таверну, если у него полный рабочий день и вообще парень не отличался любовью к праздному времяпрепровождению к питейных?).
Подождав, пока пара с верблюдом скроется за углом, Айквен неохотно покинула полюбившийся тенек, и направилась к внушительной фигуре конюха. Или верблюжатника?.. не важно. Тот, кажется, как раз переживал процесс потери верблюда и размышлял, не было ли сие действо подозрительным, либо незаконным, однако подошедшая девушка отвлекла от излишне умных мыслей... Но не в ту сторону, которую хотелось бы сторожу.
Пять минут флирта (не невинного), совмещенного с покачиванием бедер и помахиваем края покрывала – а так же демонстрацией всего арсенала под оным покрывалом – привели Айквен к интересным выводам. Про шаблонное поведение мужчин и еще более шаблонное – воров. Впрочем, кто бы в этом сомневался...
Узнав все что хотела, наемница прогулялась до следующей улицы, где отловила пронырливое и запыленное существо неопределенного пола, внешности и рода (но кажется это был мальчишка лет 10... а может и нет), кое с огромной радостью согласилось помочь щедрой госпоже в поисках одной животинки.
После чего вполне удовлетворенная Айквен прогулочным шагом направилась вслед ушедшим северянам. Пребывая в уверенности, что больше у тех не будут красть животных, а имущество, уведенное вместе с мулом – на ее глазах кстати – не останется тайной.

Солидного вида толстяк в полосатом халате стоял на пороге таверны и провожал взглядом странную процессию: быстро вышагивающего по улице верблюда, бросившегося за ним вслед иноземца и женщину-северянку, которая отвязала свою лошадь и поспешила за своим спутником.
-- Почтенный, что же ты стоишь?! -- охнул за его плечом хозяин таверны. -- Ведь это же твой верблюд! Эти чужеземные дети гиены, да поразят их боги слепотой, глухотой и чесоткой, украли твоего верблюда! Кликнуть стражу?
-- Не нужно поднимать шум, уважаемый, -- с неожиданным благодушием откликнулся ограбленный толстяк. -- Буду откровенен: я собирался сегодня на базаре продать это животное. За любую цену. А если бы не нашлось покупателя, я посреди улицы снял бы с верблюда повод и дал бы этой скотине пинка, чтобы она шла туда, куда ведут ее боги. Или силы зла...
-- Почему? -- изумился любопытный хозяин таверны. -- Я видел верблюда -- это сильное животное прекрасных статей... ручаюсь, он из предгорий Архугара, там разводят таких... Но если он обладает скрытыми пороками -- почему ты не мог зарезать его на мясо?
-- Зарезать? -- хмыкнул толстяк. -- Зарезать эту тварь невозможно. Нет, я еще легко отделался! А северяне... Один древний мудрец сказал: "Преступление само порождает кару"... Северные варвары сорок раз проклянут своих богов за то, что те позволили им украсть именно этого верблюда!

- Какой был мул! Ну какой был мул! Спокойный, тихий...Послушный, как любимая девушка,
и бесстрашный как лев! - причитал Каух, не прекращая стрелять глазами по сторонам.
Пока никого подозрительного маг не замечал, но расслабляться и подставлять спину
под арбалетную стрелу не собирался. - А вещи! Мои вещи!... Моя любимая сумка... Мои свитки...

По правде говоря, и свитки, и сама сумка не стоили и гроша, потому что все ценные вещи
Каух таскал под своей толстленной и тяжелой, но зато хорошо скрывающей всё то, чему
свидетели не нужны, мантией.

- Вечером ты будешь храпеть за двоих - шепнул он попутчице. - я собираюсь немного прогуляться по крышам. Договорились?

Къяра неуверенно кивнула. Идея Кауха ей не очень нравилась.

- Но, скотина! - дёрнул маг уздечку верблюда, который все прядал ушами, как будто
вслушиваясь в разговор людей.

- Похрапеть-то можно, - задумчиво сказала Кьяра. - Только вот где? В это таверну я больше не вернусь. Говорят она лучшая в городе. Представляю, какая тогда худшая!

Впрочем, Кьяра так и не успела пообедать в лучшей таверне. А есть хотелось. Даже странно при такой жаре. И теперь Кьярин желудок настойчиво колотился в ребра и требовал своего.

- Проклятье! – выругалась Кьяра. – Жрать-то как охота. Каух! Пошли куда-нибудь. Хоть на базар – купим какой-никакой еды.

Кстати, на базар Кьяре хотелось еще и по другой причине. В черной кожаной куртке можно было свариться заживо. Рубашка из тонкого льна прочно прилипла к спине. Хорошо хоть догадалась первым делом по прибытии на Юг прикупить белый полотняный платок. А то бы чернокудрую голову сожгло солнце. (Кстати о платке. Кьяра поскорее накинула его на волосы). Надо было приодеться что ли по местной моде. Вот хоть как та красотка в загадочных шелках, которая уже пару раз попалась Кьяре на глаза. Впрочем, это могли быть две разные женщины. В одеяниях, похожих на палатку, не разобрать.

Сообщение отредактировал Алеф - 19-08-2005, 14:30

Брегливо обхватив себя руками за плечи, Каух старался держаться в стороне
от всяческих торгашей, набрасывавшихся на каждого встречного-поперечного
с предложением купить то ночные солнечные часы, то говорящую собаку, то
вовсе - белого слона...

Къяра исчезла в толпе, даже не потрудившись сказать магу, где и когда им встретиться. Каух не обиделся, просто пожал плечами и постарался зайти
глубже в редкую тень не менее редкого забора. Чем дальше от всяческого
быдла - тем лучше для всех.

...Совсем удалиться от быдла не вполне удалось. Вернее - не удалось вовсе.
Раскатанный в тонкий блин жарой маг не сразу почуял опасность, а когда
наконец поднял глаза, на него, бормоча что-то не очень разборчивое, но откро-
венное агрессивное, шагал оборванец с бешеными глазами, сжимавший в руке
ржавый нож для разделки мяса.

- Эй! Стой! - отпрыгивая от неуклюжих ударов, закричал маг.

Вокруг смеялись, явно считая испуг северянина забавным. Надо же -
обычного дурачка испугался!

- Подожди! - еле уворачиваясь от ржавого, но смертоносного лезвия.

- Я что, обидел твою корову?

Оборванец только убыстрил попытки нарезать северянина на шашлык. Сам
же Каух начал понимать, что вляпался. Обычный бродяга не так орудует
ножом. Совсем не так. Этот только притворяется дебоширом, он явно
хорошо натренирован... Каух же, несмотря на умение попасть ножом в спину
врага, стоящего в двух десятках шагов, великим бойцом в рукопашной себя
никогда не считал. На чтение заклинаний тоже не оставалось времени.

- Да он же пьяный! Уберите этого идиота! - ещё громче заверещал маг,
тыкая пальцем в грудь нападавшего,,,

Что бы там ни говорили люди, глядя на девушку со шрамом на лбу и мечом за спиной, Кьяра была истинной женщиной. Поэтому едва зайдя на рынок, она поняла, чего именно хочет – во-о-он ту белую тунику. И вот этот широкий пояс из черного шелка. А там, глядишь, и еще чего-нибудь. Поэтому Кьяра без лишних слов нырнула в гущу рядов, не забывая, впрочем иногда оглядываться на Кауха. Изредка.

Толстопузый торговец так ощупывал Кьяру маслеными глазами, что хотелось его пырнуть кинжалом. Но туника была превыше всех похвал – из прохладного белого шелка, с широкими рукавами, стягивающимися у запястий шелковыми шнурками, струящаяся, словно водопад, почти до колен. Торговец предложил было Кьяре женские шаровары – два куска полупрозрачной ткани, слегка скрепленные на талии, коленях и щиколотках, но получил в ответ лишь презрительное фырканье. Честно говоря, Кьяре до смерти понравилась нежнейшая голубая ткань шаровар. Но как, скажите на милость, в этакой красоте скакать верхом по пустыне, драться и совершать прочие необходимые действия? Поэтому Кьяра выбрала мужские шаровары – темно-красные, из какой-то незнакомой, но очень приятной на ощупь материи. Кьяра тут же и переоделась – за целомудренной занавесочкой в уголке.

В следующей лавке были куплены башмаки, сшитые на южный манер – из мягкой кожи, без каблуков, но на плотной подошве, через которую горячий песок не будет жечь ноги. Кьяра как раз прятала свою старую обувь в седельную сумку, как вдруг услышала шум.
Особенно выделялся пронзительный голос Кауха, верещавший что-то насчет коровы.

Кьяра метнулась в ту сторону, таща за собой Иргу. Но успела увидеть только, как маг с воплем: «Да он же пьяный! Уберите этого идиота!», ткнул пальцем в грудь оборванца с ржавым ножом в руке. Нападавший, шатаясь, прошел пару шагов и рухнул в базарную пыль.

Муурдук и двадцать шесть его подручных! И тут влипли в историю!
- Каух, - окликнула Кьяра мага. – Тебе не кажется, что надо бы смываться отсюда?

- Более чем стоит... - пробормотал Каух, старательно продолжая играть
роль перепуганного обывателя. "Пьяница" полз по базарной пыли, оставляя
след из рвоты. Ещё пара минут, и у него разорвётся сердце. Лучше быть
подальше, когда это случится. Поди докажи потом, что базарный дурачок
был наёмным убийцей...

- Пойдём! - и Каух почти поволок за собой верблюда и Къяру, которая как-то
уж очень задумчиво поглядывала на неудачливого наёмника, который уже
затихал,

Кьяра много чего повидала в своей пока еще не очень долгой жизни. Но вот чего она точно не видела - так это чтобы человек умирал от простого толчка в грудь. А оборвыш, напавший на Кауха, несомненно умирал. Уж что-что, а предсмертные конвульсии с белой горячкой Кьяра ни за что не спутала бы.

Конечно, нельзя было отвергать тот факт, что нападавший просто упился вусмерть. И решил именно в данный момент отдать душу богам, не переварив очередной кружки хмельного. Но Кьяра достаточно долго знала Кауха, чтобы сомневаться в естественной смерти оборванца.

Маг тем временем спокойно шел себе (правда гораздо быстрее, чем ходил обычно), волок за собой верблюда, уже смирившегося со своей участью, и даже что-то напевал. Но глаза Кауха беспокойно шарили вокруг, а левая рука беспокойно шарила у ворота, где висели амулеты.

- Каух, - решилась, наконец, Кьяра. - А что случилось с этим..., который на тебя напал? Уж что-то больно вовремя его... боги наказали.

- Объелся слив. Неспелых. В сочетании с выпивкой - убойная сила - коротко
ответил маг, продолжая выискивать потенциаольную опасность. Пока - только
пока - никто не обратил особого внимания на то, что оборвыш отдаёт Богам
душу. Но долго это не продлится. Уж кто-нибудь да подойдёт. Либо помочь
подняться, либо надавать пинков и отнять последние башмаки... Кстати,
башмаки у него противоречили роли - уж больно хороши были!

Вызвать духа, предупреждающего об опасности - минутное дело. Именно
этим сейчас Каух и занимался. Аиды! Сколько можно? Стоило сбегать
из не-скажем-какой-Гильдии, чтобы опять оказаться мишенью чьих-то
интриг? В Гильдии по крайней мере можно было рассчитывать на помощь...

- Не отвлекай меня пока. Лучше любуйся своими обновками и веди себя
как полная дура. Мне нужно кое-что выяснить...

Пройдя весь рынок и умудрившись ни на кого не налететь (то есть на нее никто не смог налететь), Айквен поняла, что северяне очень веселый народ. Нет, разделившись, они добавили хлопот наемнице, но не про то речь. Как и не про покупки женщины, заслужившие легкое одобрение самой Айквен – наконец-то дошло, что на юге другая одежда...
Дело было в нападении (?) на мага, причем таком странном, что через четверть часа от стычки северяне быстрым шагом убег... покидали территорию, а напавший (из воров?.. эк его) усилиями добрых могильщиком направлялся в последний путь. После проводин тела наемница стала весьма задумчивой, и дальше почему-то направилась снова на базар, не сильно спеша заняться «подопечными».
Обзаведшись в одном ларьке еще одной чадрой, на этот раз вместо густых небесных оттенков затейливо золотистой, Айквен убрала первую, и все так же задумчиво двинулась в свой кружной путь. С убийством многие подозрения оправдывались, особенно насчет бывшей профессии мужчины. Ассасин, конечно. Южанка прекрасно знала, почему у нападавшего оказалось слабое сердце, наблюдая подобную «неприятность» более чем нередко. А если честно, весьма часто... Однако, одно дело убивать самой, а другое – наблюдать за кем-то.

Кьяра знала, как вести себя, чтобы выглядеть полной дурой. Хотя бы потому, что таковой не являлась. Ну и еще подобное лицедейство иногда помогало в жизни. Вот стоит хорошенькая девушка, стреляет глазками, надувает губки, поправляет складки платья. Ну кто подумает, что у нее в рукавах метательные ножи, а за поясом - короткий меч? Который не замедлит вонзиться в горло хорошо оплаченной жертве.

И Кьяра принялась изображать полную дуру. Достала зеркальце (аглесское полированное стекло, серебряная амальгама, пятьдесят золотых монет – мечта!) и прямо на ходу принялась поправлять покрывало на голове. В этом же зеркальце отлично отражалась вся улица, так что Кьяра держала в поле зрения все, что происходило сзади.

Из переулка заманчиво потянуло запахом съестного.
- Каух! Чувствуешь, как вкусно пахнет?

Маг нервно дернул плечом, но все-таки ответил:
- Ну хочешь, еще раз мимо пройдем?

Кьяра поняла, что обед придется брать в свои руки. Равно как и ужин. Она решительно остановилась.
- Значит так. Есть нам все равно надо – даже если нас кто-то хочет убить. И попить чего-нибудь не помешало бы. Мне уже плюнуть нечем! Стой здесь – я мигом.

В крохотной лавчонке было полутемно и очень жарко. В углу пылала жаровня, вокруг нее суетилась маленькая горбатая старушонка в черном платье. Пара серебряных монеток чрезвычайно обрадовала бабульку, так что через минуту Кьяра уже торопливо шла к Кауху с большой плетеной корзиной, в которой помещались – немалая бутыль пива, кувшин с водой, увесистый кусок копченой баранины и целая стопка тонких пресных лепешек (другого хлеба на Юге не знали).

Сгрузив все это добро в седельные сумки Ирги, Кьяра предложила:
- Как насчет присесть где-нибудь в тенечке?

- Тенёчек сначала нужно найти! - проворчал Каух. А сядешь под стеночку - на
тебя помои выльют и никто возмущения не поймёт. Пойдём вон в тот клоповник,
но на этот раз я сам поговорю с хозяином. Твоей щедрости всё равно никто не
оценил. Да научится этот верблюд ходить куда ведут?!

Клоповник вызывал дрожь даже на расстоянии. Из открытой двери, ободранной и грязной, несло прогорклым жиром. Рядом ошивались несколько типов в лохмотьях. У стены стояли две развеселые девки в чадрах, но с голыми до колен ногами.

- Бррр! - поежилась Кьяра. - Ты хочешь туда пойти? Да там впору подцепить какую-нибудь заразу.

Но маг был непреклонен. Путешественники вошли внутрь - пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой притолоку. Изнутри клоповник выглядел еще отвратительнее – затоптанные полы, темные закопченные стекла в маленьких окошках, лоснящиеся от многолетней грязи столы и слуга в переднике неопределенно-грязного цвета. Кьяру аж передернуло.

Если ты не рос в Гильдии - ты никогда не сможешь быть готовым к тем
неожиданностям, которые подкидывают твои бывшие коллеги. Остановив
Кхяру, швырнувшую на грязную лежанку старое шерстяное одеяло и
готовую бухнуться и уснуть, Каух закрыл глаза и пробормотал коротенькое
заклинание. Он, конечно, мог и сам найти большинство ловушек, но почему не
призвать духов, если сейчас никто не мешает? Да и Къяре неполезно знать
о нём лишнее - мало ли кто сочтёт, что девица, знающая о Гильдии слишком
опасна?

Так и есть. Недаром хозяин этой дыры так мялся и мямлил, что мол в комнате нужно убрать... Между соломенных тюфяков был аккуратно пристроен грязный
и ржавый гвоздь - как бы случайно упавший и устроенный вверх остриём.

Каух подмигнул девушке, потом громко вскрикнул и стал копаться в мешке
с вещами. Достал небольшой нож, аккуратно резанул себя по пальцу, капнул
на гвоздь, а потом с проклятиями двинулся к двери. Как только маг оказался в
коридоре, он сильно захромал, а лицу придал выражение оскорбленной тупости.
Только Боги знают - поможет трюк или нет, но что-то же делать надо?

Каух с окровавленным пальцем вышел. Кьяра осталась одна стоять посреди неряшливой комнатушки со смертоносной лежанкой. Мысли метались в голове как мыши в разоренном гнезде. Вот это да! Ничего себе, сходили за хлебушком! На такой кроватке уснешь - и уже не проснешься.

Кьяра все-таки кой-чего понимала в деле бесшумного умерщвления. Гвоздь жирно поблескивал. И попахивал одной очень неприятной смесью. Одна капля которой могла отправить на тот свет Кьяру с Каухом вместе взятых, да еще и с лошадьми. Кьяра знала этот запах. Когда-то давно с помощью этой же отравы спровадили на тот свет ее знакомого. Близкого знакомого.

Кьяра нервно оглянулась, словно ожидая тысяч отравленных гвоздей, высунувшихся из стен комнаты. Ну и что делать, скажите на милость?

На всякий случай Кьяра поправила меч за спиной и достала из сумки кастет. Если догадки Кьяры верны, то скоро в комнатку припожалуют гости.

Хозяин клоповника подобострастно кланялся, но глаза его горели торжеством.
Чужак вляпался! Тяжело дыша - он же отравлен, и ему уже нехорошо, да и
сам он толст и неуклюж - Каух с торжествующим видом выложил гвоздь
на стол.

- Ну! Сын подзаборной собаки и полудохлого шакала! - ругаться Каух любил,
и часто делад это ради одной лишь любви к искусству - Что ты на это скажешь?

Хозяин рассыпался в извинениях, и закланялся ещё ниже.

- Я всем расскажу, что у тебя в клоповнике - от оскорбления у южанина
яростью полыхнули глаза - гвозди в постелях! Если не хочешь этого - подашь
нам обед бесплатно на десять человек!

И - придерживая рукой сердце, двинулся, хромая, к лестнице. Взгляд за спиной
стал совершенно торжествующим.

Полумрак. Затхлый воздух, наполненный запахом пота, немытых тел и другими, еще более мерзкими "ароматами". Люди в засаленных грязных халатах с лицами, далекими от облика праведников. Настоящая клоака, хуже которой - только притоны портовых городов.
Однако немолодого мужчину в черном бурнусе и накидке из верблюжьей шерсти, сидящего на тонкой, местами протертой до дыр циновке и лениво посасывающего трубку кальяна, все это ни мало не беспокоило. Еще час назад, купив у владельца чайханы (являвшимся, заодно, и содержателем примыкающего к ней караван-сарая) чашку скверного щербета, он намекнул, что ищет торговца, который не шибко интересуется происхождением предлагаемых ему товаров. И теперь терпеливо ждал, изредка поглаживая узловатыми пальцами черный клинышек бородки, изрядно разбавленный серебристыми прядками седины.
Мимо, припадая на ногу и ругаясь на чем свет стоит, проковылял какой-то упитанный человек и начал громко костерить владельца чайханы, что-то ему показывая. Ругался он, надо признать, отменно, хотя и с сильным северным акцентом. Однако внимание человека в черном бурнусе тут же переключилось на другого посетителя. Ожидание было вознаграждено.
Скупщик краденного, так же не отличающийся стройностью тела, шумно отдуваясь и проклиная жару, повертел головой и, после того, как чайханщик кивнул ему на циновку в углу, проследовал в указанном направлении. Глаза, еще не привыкшие после яркого дневного света к полутьме помещения, подслеповато обежали "пьющего дым" и остановились на небольшой украшенной самоцветами золотой брошке, словно по волшебству появившуюся на грязной циновке.
- Я так понимаю, уважаемый, да продлятся твои дни, что ты хочешь продать эту вещицу? - потирая руки, поинтересовался толстяк.
Брошка так же молниеносно исчезла, накрытая смуглой рукой с пальцами, чем-то неуловимо напоминающими когти хищной птицы.
- Именно так, почтенный, - голос говорившего был хриплым и надтреснутым. - И не только ее. Если тебя заинтересовал этот, без сомнения, достойнейший товар, то ты можешь осмотреть его и обсудить условия сделки ...в более подходящем месте.
- С радостью, уважаемый, с превеликой радостью...

...Однако, через четверть часа, когда торговец (будучи прижатым к глинобитной стене в одном из узеньких проулков) увидел кривой остро отточенный нож, его радость куда-то испарилась, а на лбу выступила холодная испарина.
- Не вздумай кричать, дорогой Мустафа. Это тебе все равно не поможет.
- Н-не над-дно... Я... я заплачу з-золотом...
- Какой ты щедрый! - в голосе разбойника явственно просквозила насмешка. - Но щедрость тебя, отпрыску ослицы и верблюда, уже не спасет. Тебе не стоило сдавать Гасана своим продажным дружкам из стражи.
- Ты... ты...
- Вот именно. Сплетни о моей гибели в Гадючьем Ущелье сильно преувеличены. Тебе никогда не говорили: не жри в три горла - подавишься...
Нож коротко сверкнул, и несчастный Мустафа принялся оседть на загаженную отбросами землю. А Зерхет ибн Харуд, атаман Коршунов Пустыни, брезгливо ветерев нож о халат свежеиспеченного покойника, запахнул бурнус и направился к коновязи в другой части города. Погибшие месяц назад от сабель эмирских стражников разбойники были, отчасти, отомщены...

Вернувшись в комнату, Каух старательно закрыл дверь, и лишь тогда
подмигнул Къяре. Громко закашлялся, как будто поперхнулся, и нарочито
тяжело опустился на лежанку.

- Проклятый притон! - громко выкрикнул он. - Меня уже тошнит от этой вони!

За стеной чуть слышно кто-то перевёл дух, потом так же еле различимо
послышались шаги. Скрипнула дверь, и всё опять затихло.

- Так, попутчица... - шепотом продолжил маг. - Дела наши откровенно плохи. Либо мы выходим во двор и вешаемся, либо нас убирают. Сейчас нам ещё
поверили, что мы беззащитны против удара в спину, и попробуют это
сделать тихо. Но как только окажется, что мы способны ожидать удара и
ударим в ответ... Скорее всего на нас начнут охоту по полной...

- И в конце концов! Я хочу на воздух! В конюшне и то не так воняет! - опять громко. - Собирай вещи и пойдём!

Тридцать семь демонов подземелья! Кьяра не знала - смеяться ей или горевать. Маг с таким удовольствием изображал смертельно отравленного, так достоверно стонал и кряхтел! С другой стороны, не было ничего смешного в сдержанном топоте за стеной. Там явно вострили ножи для нападения на северян.

- Чтоб их всех стервятники сожрали! - тихо выругалась Кьяра и продолжила уже громко (для тех, кто за стеной):
- Пойдем! Чтобы я еще хоть минуту пробыла в этой дыре! Тут еще какую-нибудь заразу подцепишь!

И снова перешла на шепот:
- Вешаться я не хочу! Но куда идти? Да еще на ночь глядя! По-моему, нужно пересидеть ночь в конюшне или во дворе. В конце-концов, если они захотят нас угробить, то проследят за нами. А тут хотя бы уже обстановка знакомая.

Тут у Кьяры мелькнула шальная мыслишка.
- А что, если нам изобразить жуткий загул? По-нашему, по-северному! Вот сейчас спустимся, сядем в уголочке – будем дуть пиво и делать вид, что оно нас сильно забрало. Потом начнем орать песни – короче, по-всякому привлечем к себе внимание. В конце-концов, может отравленный северянин для снятия напряжения выпить?

Удовольствие от пьянки он Къяре всё-таки испортил. Неизвестно, что там за
пиво в этом бурдючке. Пусть и брали, внимательно наблюдая за продавцом,
пусть налил он им - как и всем... Нельзя никогда доверять никому - ничего
хорошего из это не выйдет. Заклинание удаления яда из еды и питья - долго
готовишься, а читаешь почти мгновенно. Когда Каух отдал призывно булькающий
бурдючок Къяре, у него в ладони была маленькая горошинка - всё то, что
могло принести вред тому, кто выпил бы это пиво. Увы - мелкий дух,
призываемый этим заклинанием, имел весьма скверный характер - и предпочёл
посчитать алкоголь ядом. Вкус и запах сохранились, а вот от хмеля осталось
только воспоминание...

Пока маг колдовал над пивом, Кьяра тоже времени зря не теряла. Пригрозив хозяину клоповника вечным проклятием, вытребовала пару вытертых, но вполне приличных циновок. Велела мальчишке-прислужнику подмести уголок двора возле глинобитной стены конюшни. Расстелила циновки. Проведала Иргу (кобыла грустно смотрела в кормушку, где было насыпано нечто непонятное, что в здешних краях именовалось кормом для лошадей). Глянула мельком на Каухова верблюда. Новоприобретенное средство передвижения меланхолично жевало жвачку, глядя вокруг с неизбывным презрением.

- Каух, ну скоро ты там? Пить охота!

Маг протянул спутнице приятно булькающую емкость. Кьяра нетерпеливо выдернула пробку и отхлебнула большой глоток.

- Тьфу! Что это ты с ним сделал?

Пиво превратилось в нечто непонятное. Вроде бы вкус тот же, да и пахнет пивом. Но это было не пиво!

Кьяра протянула бурдюк магу:
- Ну, может яда там и не осталось. Но и ничего другого тоже. И что же - прикажешь весь вечер хлебать эту пакость, изображая восторг и буйное помешательство?

Разочарованная Кьяра села на циновку (предварительно подстелив свое собственное одеяло) и принялась разворачивать припасы.

- Ну, что у нас дальше? - спросила она у Кауха, жуя лепешку.

Сообщение отредактировал Алеф - 1-09-2005, 10:07

- Каух... - распевающая во всё горло Къяра вдруг прервала это веселое
занятие, и придвинулась поближе. Делая вид, что справляется о здоровье
совсем "разболевшегося" Кауха, она наклонилась к магу.

И, кажется, тот знал, о чём сейчас спросит воительница.

- Тот бродяга на рынке... Рассказал бы ты...

Каух громко застонал, делая бешеные глаза. Обсуждать эту тему ему не
хотелось совершенно.

- Почему? Почему он так удобно и вовремя умер? Кты ты, Каух?

- Тот кто старается не говорить лишнего, живёт дольше. - пальцы мага
сделали почти незаметный со стороны жест. А Къяра, если она знала,
что это такое, должна была понять, что дальше расспрашивать не стоит

Кьяра тихо поперхнулась трезвым пивом. Пальцы мага на мгновение сложили тайный знак. Тайный - для большинства простых смертных. Но не для Кьяры.

Когда-то давным-давно, когда Кьяра была еще маленькой девочкой и совсем не воительницей, отец, тогда еще здравствующий, посадил дочь на колени (что случалось о-о-очень редко) и показал ей этот знак со словами:
- Если увидишь когда-нибудь, что незнакомый человек сложил так пальцы, держись от него подальше. Но если этот человек - твой друг, то можешь ему верить как самой себе.

Пару месяцев спустя отец крепко поссорился с местным сборщиком налогов. А немного позже к отцу пришли двое незнакомцев в черных плащах. Отец тут же приказал дочери выйти, но Кьяра успела заметить тот самый знак, который один из пришельцев показал отцу. Через день по городку разлетелась новость - сборщика налогов нашли мертвым. На теле его не было ни единой царапины, но в открытых глазах застыл ужас. И Кьяра поняла, что отцова врага убили те самые черные плащи с тайным знаком.

Теперь Кьяра сидела, осторожно откашливаясь, и смотрела на мага внимательными черными глазами. Что сказать, она так и не нашлась, поэтому просто предложила:

- Пива хочешь?

Каух не успел ответить на любезное предложение своей спутницы.
В ночную тишину, которая до этого мгновения принадлежала только им двоим, вплелся медленный глуховатый голос, негромко и задумчиво выговаривавший слово за словом:

Воздух лавою в легкие льется -- идет караван.
Обезумело гневное солнце -- идет караван.
Взор усталый напрасно скользит по пескам раскаленным.
Что глядеть? Всё равно -- всё одно: за барханом -- бархан...

Северяне быстро обвели взглядами конюшню -- ни одной живой души, кроме кобылы Ирги, которая до сих пор не была замечена в пристрастии к поэзии. За низкой плетеной загородкой, отделяющей конюшню от верблюжьего загона, тоже не было никого, кроме верблюда, который уставился перед собой с видом угрюмым и равнодушным...
А голос продолжал звучать:

Где ступали копыта -- уже оплывают следы.
Будет путь твой забытым -- смотри, оплывают следы!
Караванщик, ответь: далеко ли еще до привала?
Далеко ль до спасительной, теплой и мутной воды?

Как ни странно, надо было признать: голос доносился из загона... да чего там -- это говорило животное, экспроприированное сегодня Каухом!

Ты не нужен пустыне, и память ее коротка.
Ты бредешь еще ныне, но память ее коротка.
Погляди, как белеют скелеты издохших верблюдов,
Словно вехи, средь бурого, мертвого, злого песка!..

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 19-11-2005, 2:01

Кьяра ушам своим не верила. Стихи были замечательные! Вот только кто же их читал? Ну не верблюд же, честное слово! Кьяра потихоньку вытянула меч из ножен за спиной, сделала Кауху знак молчать и на цыпочках пошла к верблюжьему загону.

Не дойдя нескольких шагов, остановилась, переводя дыхание.

- Эй, кто там прячется? А ну выходи! - негромко велела она.

Верблюд встревоженно качнул ушами, дернул шеей и обернуся к Кьяре.
Тот же глуховатый голос испуганно спросил:
-- Неужто здесь кто-то прячется? Кого ты углядела, о звездноглазая дочь северных ветров? Неужели угонщиков скота? Но ведь твой грозный меч отразит все посягательства на беззащитное животное -- не так ли, о грозная воительница заснеженных земель? Быть украденным дважды за один день -- это было бы слишком злой насмешкой судьбы!

- Кто тебя украл? - взвился со своей лежанки Каух, но вспомнил о том, что
"отравлен", и тяжело опустился обратно. - Ты скажи мне, кто тебя украл? Сам
сбежал, когда повод оборвался. Украли его, как же! - ворчание мага стало тише,
когда он заметил некую деталь, которую должен был бы увидеть уже давно.
Говорящий верблюд, явно не способный причинить вред, был ему сейчас
интересен куда меньше, чем седельная сумка, одиноко лежащая неподалёку.
Его - Кауха - сумка, снятая с украденного мула. Не так важно было, украли
что-то из сумки или нет, как то, что принёсший эту сумку был настолько ловок
и незаметен, что маг ничего не заметил...

- Тихо, Каух, - медленно проговорила Кьяра. - Спокойно. Лежи, тебе вредно волноваться. Ты, может, не заметил одну важную деталь? Верблюд говорит!!! Говорящий верблюд!!! Тысяча демонов подземелья! Чтоб мне сквозь землю провалиться!

Маг, похоже, каждый день видел целые караваны говорящих верблюдов. Он даже не удивился. Глядя на такое спокойствие, и Кьяра слегка поостыла. Ну верблюд, ну говорящий. Мало ли какие чудеса бывают на свете. Однако же меч не убрала. Потому что слышала, как демоны вселяются в безобидных животных и творят всякие безобразия. Поэтому Кьяра осторожно спросила:
- Э-э-э...(как же к верблюду-то обращаться?)...уважаемый верблюд, а почему ты говорящий?

Более глупого вопроса Кьяра не могла придумать. Но что еще можно спросить в такой момент?

Пустыня - она вечна. Прежде, чем появились люди, Ариан и Дофу сотворили свои жаркие бескрайние владения. И будь благословенна Малеиз, подательница воды, ибо нет здесь жизни без её источников и редких дождей. Даже духи оазисов чтят её.
Примерно такие мысли завладели думами одного из путников. Его спутника, немолодого уже человека, одетого в старый стёганый халат, больше занимали мысли о том, сколько ещё предстоит сопровождать госпожу Джайну в её поисках всякой гадости, из которой каким-то образом получаются всякие снадобья, до её возвращения в Маррат. Именно госпожу, поскольку первым путником, размышляющем о тайнах мироздания была молодая особа. Сейчас, в старой мужской одежде, она выглядела скорее как один из крестьян. Будучи единственной дочерью и вообще единственным ребёнком Фаруха ибн Хасана, известного алхимика, она почти всю жизнь прожила в столице. А после кончины отца унаследовала семейное дело.
Солнце, окрасившее пески в красный и шафрановый цвета, уже почти скользнуло за высившийся вдали горный хребет и от него протянулись длинные черные тени, как выщербленные зубы дракона.
- Красиво, - произнесла Джайна. Она остановила мула и обернувшись смотрела на великолепие заката. - Сколько ни приезжаю сюда - не устаю любоваться на это. Всегда одно и то же и всегда разное. Ты заметил, Амаль, - нет двух одинаковых закатов?
- Я заметил, что Фатима всегда находит новые слова, когда Вы, госпожа, возвращаетесь вот как сейчас. И при этом она не устаёт повторять, что пустыня - опасное место и днём и ночью. Сколько караванов пропадает без следа? Даже могучие воины отправившись в одиночку могут уже не вернуться. Что уж говорить о молодой девушке?
- Ай, отстань, Амаль. Ничего ты не понимаешь. - беззаботно отмахнулась Джайна. - Ну кому в пустыне есть дело до двух крестьян, которые зачем-то ездили в горы? Да и наше селение уже почти рядом.
- А дикие звери? А разбойники? А духи и демоны? Как рассказывал мудрейший Али ибн Гасан...
- Это тот, который заходил вчера? Да ведь дух, обитающий на дне кувшина с вином давно похитил его рассудок. Сам посуди, демонов и ифритов никто, кроме твоего Али уже лет триста не видел, дикие звери тоже что-то не попадаются, а караваны из Маррата могут не бояться "Коршунов пустыни" с тех пор как стража, по приказу нашего эмира, да продлят боги его дни, вычистила их гнездо.
- А я слышал от...
На небе заблестели первые звёзды. Путники, продолжая привычно препираться, приближались к селению "Три чинары"...

Два брата, Хуррагаш и Большой Джа, не могли считаться гордостью и украшением шайки Зерхета ибн Харуда. И не потому, что им недоставало преданности, отваги и жестокости...
Увы, атаман однажды справедливо заметил: "Братьям на двоих отпущено столько мозгов, что как раз хватило бы одной курице..."
Причем этот семейный запас ума почти целиком достался маленькому, жилистому, пронырливому Хуррагашу. Он умел бойко трещать языком, мог при случае переодеться иноземным купцом или женщиной, а порой строил такие планы обогащения, что Большой Джа восхищенно цокал языком. Увы, хитрость и ум -- не всегда одно и то же, и планы Хуррагаша всегда кончались крахом.
Большой Джа, чья массивная фигура заставляла слоних призывно трубить ему вслед, не смог бы связать и трех слов (впрочем, сам он этого не знал, потому что считать до трех тоже не умел). Зато мог кулаками размолотить глинобитную стену в пыль. (Завистники фыркали: дескать, лбом у него это получилось бы еще быстрее...) Брата он уважал и подчинялся ему беспрекословно.
И еще у обоих был талант, весьма ценимый Коршунами: братья (даже Большой Джа, который только выглядел неуклюжим) умели, если надо, становиться невидимыми и тихими, как мыши. Они смогли бы пройти по рассыпанному сухому камышу и не зашуршать ни одной тростинкой!
И сейчас они лежали на крыше постоялого двора Хассана и выжидали, когда же выносливого северянина свалит отрава...
Большой Джа словно в камень превратился. Он даже не скучал -- просто равнодушно ожидал приказа действовать.
А Хуррагаш обратился в слух, цепко ловя каждое слово, сказанное северянам их весьма необычным собеседником.
-- Почему я говорящий? Ответ один: на то воля богов! Как и на то, что твой спутник украл меня сегодня... да-да, именно украл! Но я не ропщу... может, это знак благосклонной судьбы? Может, именно вам дано вернуть мне человеческий облик, утраченный из-за козней презренных завистников? О, если это так -- я сделаю вас счастливыми и богатыми! Клянусь всеми караванными тропами Великой Пустыни, я могу заплатить куда щедрее, чем многие из тех, кто не ступает на четыре копыта и не покачивает на ходу двумя горбами!.. Но сначала, о дети Севера, ответьте: понравились ли вам стихи, что излились из моей души? Если вы разбираетесь в поэзии так же скверно, как этот глупец, мой прежний хозяин, то вы -- лишь неудавшиеся, смятые комья глины в утомленных созиданием руках богов. И незачем тратить на вас мед моих слов, ибо ничего у вас все равно не получится!

- Замечательные стихи! - совершенно искренне ответила Кьяра. Она еще подумала, не обидеться ли на "смятые комья глины". Но потом решила, что на верблюда обижаться глупо. Пусть даже и на говорящего. И бывшего человеком.
- Так ты на самом деле человек? Кто же тебе так подпортил жизнь? И, главное, мы-то тебе чем можем помочь?

Сообщение отредактировал Алеф - 7-09-2005, 7:08

Айквен «проводила» наконец-то проголодавшихся северян до дверей хорошо знакомой ей корчмы, мысленно посочувствовала северянам и, не меняя прогулочного шага, отправилась дальше. Что-то ей подсказывало, что за ближайшее будущее подопечных можно не опасаться (в плане что шума не будет), и можно час-половину посвятить своим делам. В частности, вопросам за какими именно бумагами охотились северные наемники, и почему за ней уже второй час по пятам ходит одна навязчивая личность. Так попятам, что в голову приходят какие-то неприятные ассоциации с ее собственной слежкой за северными.
Некоторое время поупражнявшись в скоростном шаге с преследователем, Айквен четко установила, что личность тянет на уровень «почти-профессионала», и на сем успокоилась. Если ничего кроме слежки объекту не хотелось (а захоти он иное, выглядело бы по-другому, и реакция от девушки последовала бы тоже другая), пусть бродит на здоровье. Как бы ноги не натер...
После чего с чистой совестью перешла к бумажным делам, благо память была хорошая, и размышлять на ходу у Айквен получалось. Для этого вовсе не требовалось обкладываться свитками с информацией и напряженно на них смотреть. Для наемницы это был очень большой плюс, ибо обычно упомянутые свитки читались всего один раз, после чего быстро убирались на место, пока законные владельцы макулатуры не предъявили претензию на сохранение тайны.
Так и сейчас, мельком прочитав записи из сумки мага, южанка отправила пожитки в нужный путь (то есть обратный) и только теперь взялась за их осмысление. Заодно по ходу дела... в смысле дороги, сверяя написанное-прочитанное с действительным. А именно, информацией о владельце еще одной партии бумаг, и предположительным местоположением оных свитков.

-- Что ж, -- вздохнул верблюд. -- Раз ты умеешь ценить прекрасное, о стройная северная пальм... э-э... сосна, значит, ты не безнадежна в глазах богов. Они благосклонно глядят на тебя -- и, возможно, помогут тебе свершить благородное деяние...
Спутника Кьяры, который так и не высказал своего мнения о стихах, верблюд подчеркнуто игнорировал.
-- Знай же, о цветок, взошедший на полях сражений, что перед тобой в недостойном облике вьючной скотины тот, кого прозвали Шер-эд-дах -- "измеряющий шагами дорогу"...
Воцарилось молчание. Верблюд явно ждал от собеседницы какой-то реакции - и не дождался.
-- Ты не слышала этого славного прозвища, чье сияние давно затмило скромное имя, данное мне отцом и матерью?.. Впрочем, ты недавно на Юге, бедная девочка, и еще не успела обогатить свой разум многим из того, чем по праву гордятся наши земли... Итак, я -- Шер-эд-дах, прославленный поэт и философ, странствующий из страны в страну и в каждом городе принимающий, к вящей славе своей, участие в диспутах мудрецов и в поэтических поединках. Вполне понятно, что победа за победой...
В глазах мага-северянина верблюд прочел желание отходить палкой велеречивого четвероногого философа. Шер-эд-дах заторопился, комкая рассказ:
-- Моя слава подарила мне множество завистников и злопыхателей. Не знаю, кто из них нанял этого гнусного типа... Не знаю его по имени, но запомнил: длинный, тощий, в черном одеянии, по выговору -- уроженец Наррабана. На лбу, меж бровями -- маленькая татуировка в виде буквы "рэй"... Мы вместе пили вино, и он изумлялся: как мог я, в столь молодом возрасте, достичь таких высот мудрости? А потом сказал, что я мог бы стать еще мудрее, достигнув высот, неведомых человеку... ни одному человеку из созданных богами. Он, мол, знает тайну зелья, которое сам испить не рискует -- опасается, что великая мудрость раздавит его неподготовленный разум...
Верблюд виновато дернул длинной шеей.
-- Вы уже догадались, да?.. Именно его зелье превратило меня в двугорбую тварь. А наррабанец насмешливо сказал: "Вот теперь ты постиг высоты мудрости, непостижимые для людей. Ибо верблюд мудрее человека: он почти всегда держит рот закрытым..."
Несколько мгновений верблюд горько молчал. А затем продолжил деловито:
-- Словом, я готов щедро заплатить тому, кто разыщет наррабанского колдуна и заставит его снять с меня мерзкие чары... -- Тут голос Шер-эд-даха стал почти мальчишеским: -- И наподдаст ему за дурацкие насмешки!

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 28-09-2005, 23:18

Каух капризно поморщился. Ни говорящие верблюды, ни оверблюженные философы, ни кто-то ещё из данной категории не относились к числу особо любимых им существ. К магии зелий Каух тоже не питал особо тёплых чувств - после нескольких особо неудачных экспериментов в юности. Да и ожидание нападения в позе "умирающего лебедя" ему порядком надоело.

Отчасти Кьяра в душе понимала злого завистника из Наррабана. Философ-верблюд был так самоуверен, что невольно возникало желание слегка сбить с него спесь. А на "бедную девочку" Кьяра даже слегка обиделась, несмотря на свое решение не воспринимать всерьез высказывания верблюда.

В глазах Кауха, которого двугорбый философ старательно игнорировал, ясно читалось желание взять палку покрепче и побеседовать с вьючным транспортом отнюдь не в стихотворной форме.

Но природный азарт и интерес взяли верх. Кьяра еще никогда не встречалась с колдунами, способными к трансформации живой плоти. Она примерно знала, что превратить одно в другое можно лишь если вес и величина предметов совпадают. А человека в верблюда? Это какой же крупный должен быть человек! Или каково мастерство волшебника!

- Каух, ты как насчет познакомиться поближе с колдуном из Наррабана?

Сообщение отредактировал Алеф - 9-09-2005, 7:01

- Не знаю... - мрачно откликнулся маг. - Я занят. Подсчитываю, хватит ли
у меня денег подарить кому-то это говорящее жвачное. Ясное дело - без
денежной добавки такое сокровище никому не преподнесёшь...

Каух, ясное дело, бессовестно врал. Ни продавать верблюда, на котором
можно будет поставить столько интересных опытов, ни тем более - оставлять
в покое Наррабанского преступника (исключительно потому, что там наверняка
было что отобрать) он не собирался.

Равно как маг не собирался отходить от роли больного, тем более что он засек
как минимум четверых "доброжелателей", готовых напасть, как только северяне
расслабятся.

-- Подарить? -- возмутился верблюд. -- О неразумные чужестранцы, найдите лекаря, который пользует глухих, ибо ваши уши не слышат моих речей! Разве я прошу оказать мне милость? Разве я не сказал, что могу щедро воздать за все, что вы сумеете сделать для меня? Что ж, продайте меня первому встречному караванщику! И вы никогда не увидите знаменитый сапфир "Слеза богини". И венец, в котором среди бирюзы и лазурита сияют три изумруда, дарующие спокойствие и твердость духа тому, на чьей главе возлежит сей венец! И скипетр в виде трех танцующих кобр, чьи глаза тоже сияют зеленым изумрудным огнем, ибо создавал скипетр тот же мастер, что творил венец, и предназначил их в пару друг другу! Ничего этого вы не увидите! Ступайте на базар, предложите свои мечи какому-нибудь жирному купчишке для охраны товаров на пути из Ангры в Хумсар! И радуйтесь, если он заплатит вам серебром, а не медью!

Кьяра почувствовала легкое покалывание в ладонях. Как будто сапфир "Слеза богини" уже лежит в руках.

- Драгоценности, говоришь... - Кьяра изо всех сил старалась не облизнуться и не потереть рук. Драгоценности она любила. Почти так же, как хорошее оружие.

Однако же она любила и ясность во всем. Особенно в том, что касалось честно заработанного вознаграждения. Платежеспособность верблюда мягко говоря вызывала сомнения. Но показывать этого Кьяра не стала. А вдруг этот философ и впрямь имеет чего-нибудь ценное? Незачем его обижать подозрениями. Поэтому Кьяра, пометив про себя не слишком верить обещаниям златых гор и изумрудных венцов, постаралась как можно честнее изобразить желание ими обладать. Впрочем, сильно притворяться не пришлось. Ведь Кьяра, как уже было сказано, любила драгоценности.

- Не волнуйся, уважаемый философ. Мы не продадим тебя и даже не подарим. Ты же ведь не какая-нибудь бессловесная скотина, а человек. Правда, Каух?

Сообщение отредактировал Алеф - 23-09-2005, 7:38

Услышанный Каухом шорох раздался не потому, что у кого-то затекла нога. Это вздрогнул Хуррагаш, потрясенный описанием сокровищ.
То, что верблюд разговаривает, -- дело удивительное, но боги создали в этом мире столько удивительного, что не хватит никаких "ах" и "ох". А вот вещи, которые перечислил этот горбатый, покрытый шерстью и стоящий на копытах...
Хуррагашу довелось видеть эти драгоценности очень близко. Более того: венец с изумрудами он, дурачась, надел на голову. И пробыл в нем три минуты -- пока не получил затрещину от атамана.
Зерхет ибн Харуд сказал тогда: "Заяц, прицепивший себе тигриный хвост, смешон даже лягушкам на пруду!"
Может, венец и волшебный. Но Хуррагашу он не придал твердости духа. По-прежнему при виде атамана хочется превратиться в тушканчика и ускакать прочь по барханам...

Для людей, чья нога ни разу не ступала на благословенную одними и проклятую другими Богами землю Востока, пустыня отождествляется с бесконечным и безжизненным морем песка. Но это не так.
Среди песчанных барханов скрываются зеленые островки оазисов, где под сенью зеленых пальмовых листьев царит воистину благодатная прохлада, чье волшебство способен в полной мере оценить лишь тот, кто познал тяготы караванных троп. Иногда дюны сменяются проплешинами чахлой степной травы пополам с верблюжьей колючкой или каменистыми хаммадами. В этом обширном царстве, таком скупом на живительную влагу, тем не менее, есть место множеству живых тварей - от маленькой юркой ящерки и песчанной змейки-эфы до стройной тонконогой газели и пышногривого мускулистого льва.
Пустыня сурова. Дневная жара, заставляющая дрожать раскаленный лучами палящего солнца воздух, после заката быстро сменяется не менее гибельным холодом, покрывающим налетом инея потрескавшиеся камни редких колодцев. Эти две крайности с равным успехом могут погубить заплутавшего или просто не знакомого с коварством пустыни путника.

Зерхет ибн Харуд хорошо знал дорогу и давно привык к природным особенностям взрастившего его края. Изредка подбадривая верного скакуна ударами пяток, он кутался в накидку из верблюжьей шерсти, которая прекрасно хранила человека как от полуденной жары, так и от ночного мороза. Закат догорел, раскаленный тигль солнца скрылся за отлогими вершинами дюн, и воздух начал стремительно терять накопленное за день тепло. Благо, что до убежища, которое после стычки в Гадючьем Ущелье избрали для себя он и его нукеры, было уже рукой подать. Возможно, они еще и вернуться в горы, потом, когда об их старой пещере все позабудут, но сейчас сгодятся и пески. К тому же, из нового гнезда Коршунам было куда сподручней совершать налеты на купеческие караваны. Пустыня умеет надежно хранить свои тайны. ...А тайн у нее ой как много!
Никто уже не вспомнит, когда и какой правитель построил ту крепость, к развалинам которой атаман разбойников сейчас подъезжал. Пески Времени унесли и надежно похоронили имена воинов, которые сражались и умерали под этими стенами, изгрызли камни, пожрали цветущие сады и дома некогда живших здесь дехкан, иссушили и надежно скрыли русло реки. И никогда не вернулись бы сюда отпрыски рода людского, если бы не колодец во внутреннем дворе.
Полузанесенный песком, он, тем не менее, сохранил в себе единственное настоящее сокровище пустныни, имя которому - вода. Насколько знал Зерхет, ни один из живущих ныне караван-баши не знал об этом колодце, который находился всего лишь в половине дневного конного перехода от главной караванной тропы. Отделенная от нее песками и широкой полосой каменистого хаммада, на котором не остается следов, старая крепость могла стать надежным укрытием для остатков зерхетовой шайки.

- Конечно! - желчно отозвался маг. - Что может быть надёжнее, чем работать на верблюда? Разве только - работать на бродячего философа. Всем известно, что верблюды так же богаты, как и философы... Так что, многоуважаемый скакун, - Каух постарался подлить побольше яда в голос. Чем сильнее разозлится верблюд, тем больше лишнего он расскажет - я вас ОЧЕНЬ внимательно слушаю.

Как ни странно, на "скакуна" философ не обиделся. Скорее, наоборот, был польщен.
-- О да, я из породы архугарских беговых верблюдов, причем отличных статей. Именно так и сказал разбойничий атаман Зерхет ибн Харуд, да плюнут на его могилу его же потомки, когда его люди изловили верблюда, бредущего неведомо куда без хозяина. И еще он добавил, что таких красавцев выставляют на верблюжьих бегах в Нарра-до... Именно из-за своих достоинств я и стал, увы, невольным пособником местных разбойников. Потому что именно в моем седле восседал помянутый Зерхет ибн Харуд, да укусит его песчаная эфа, когда Коршуны грабили караван, везущий из Ахтаннара в Гириджан подарки гириджанскому калифу от тестя его, правителя Ахтаннара...
Шер-эд-дах намеревался было красочно расписать налет разбойников на караван, кровавую резню и свой бег сквозь эту бойню -- с разбойничьим атаманом меж горбов. Но даже в верблюжьем облике он не разучился различать в человеческих глазах раздражение и злость -- а именно эти чувства ясно читались во взоре мага-северянина.
Поэтому поэт заставил себя пропустить самый эффектный кусок повествования и приступил к главному.
-- К несчастью для атамана, среди Коршунов завелись две змеи... интересная игра слов, надо будет использовать в касыде... Двое разбойников, чьи грязные имена не пожелала впустить в себя моя память, решили предать и обокрасть своих товарищей по шайке. Безлунной полночью погрузили они два вьюка с самой ценной частью добычи на самого лучшего из верблюдов...
Шер-эд-дах заметил, что северянин угрожающе приподнимается, и скомкал повествование:
-- Короче, негодяи зарыли клад в некоем месте, о котором я не скажу ни слова, пока пребываю в верблюжьем облике. А потом подлая привычка к предательству взяла верх. Каждый из негодяев захотел все сокровище для себя -- целиком! Они жестоко сражались, изранили друг друга -- и скончались от потери крови...
Верблюд тяжело, очень по-человечески вздохнул и закончил деловито:
-- Словом, когда стану человеком -- укажу, где спрятан клад!

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 30-10-2005, 19:03

- Как все просто у тебя выходит, уважаемый! – язвительно усмехнулась Кьяра. – Найти колдуна, уговорить его вернуть тебе человеческий облик, потом найти место, где зарыт клад и обрести великое богатство. Но, видишь ли, есть несколько моментов, которые нужно уточнить. Во-первых, где искать этого колдуна? Пустыня большая. Во-вторых…Хотя насчет уговорить колдуна – это просто. Есть несколько хороших способов убеждения. Ну и в-третьих! А не собирается Зерхат ибн Харуд, да укусит его песчаная эфа, найти свою добычу? И не будет ли он рассылать своих людей на поиски отличного верблюда с драгоценной поклажей?

-- Правильно говорят мудрецы, -- вздохнул верблюд, -- женщина прекрасна, как цветок, но цветок молчалив -- и ей это тоже приличествует... Коршуны ищут не верблюда, который не отвечает за кражу, а своих дружков. А пустыня и вправду большая, а за ней еще горы и море, а дальше -- заморские земли, куда наррабанского колдуна тоже может занести... Если бы дело было легким -- разве я предлагал бы за него тронные драгоценности? Может, ты ждешь, звезда чьих-то там желаний, что я возьму тебя зубами за рукав, подведу к нужному человеку, попрошу набить ему морду -- и за это расплачусь драгоценным венцом, скипетром, да еще добавлю полный вьюк прочих ценностей?.

- Некоторые жвачные... - вспыхнула Къяра - ведут себя совершенно по-хамски!

- Ремнём по заднице просят - слабым голосом выдал Каух. Его и на самом деле начинало мутить от навозных ароматов. - А если так уж просишь - то можно и выдать. Помоги мне влезть на эту животину, и поехали отсюда!

Намек насчет ремня до верблюда дошел. А от страха в нем всегда отключался человеческий рассудок и брало верх верблюжье нутро.
В панике он вскочил на ноги, боком опрокинул низенький плетеный заборчик и канул во мрак...
Оказавшись на темном заднем дворике, верблюд сразу успокоился и, возможно, вернулся бы в загон. Но тут его чутких ноздрей коснулся запах, которого Шер-эд-дах не обонял целую вечность, а верблюд так и вовсе никогда...
Аррумское вино! Нектар, привозимый в маленьких бочонках из дальних земель и распиваемый из специальных крохотных чашечек...
И эта благословенная влага сейчас благоухала в здоровенном чане, стоявшем на заднем крыльце!
Человеческий разум сразу ожил и смекнул, в чем тут дело: мерзавец хозяин замыслил смешать аррумское с какой-нибудь местной гадостью и на этом дельце заработать...
Ну, кто б на месте Шер-эд-даха удержался?
Он вытянул вино одним глотком -- так умеют пить лишь верблюды...
Постоял немного, смакуя полузабытый вкус. А потом вскинул голову и трубно (но с неожиданной музыкальностью) запел:

Даров караван из поверженных стран --
К чему тебе это, султан?
Кто чашу вина осушает до дна --
Счастливей тебя, ибо пьян...

Верблюд пел давнюю, невесть когда сочиненную им самим застольную, раскачивая в такт головой на длинной шее.

"Уж близок рассвет, а любимой все нет..."
Уймись, не чирикай, поэт!
Кто чашу вина осушает до дна --
Забудет рифмованный бред...

Верблюд плясал, высоко вскидывая длинные облезлые ноги, качаясь всем своим большим телом, словно корабль в бурю, и не замечая хозяина постоялого двора, который в ужасе окаменел на крыльце...

И мед своих слов на двуногих ослов,
Не надо, не трать, богослов!
Кто чашу вина осушает до дна --
Воочью увидит богов...

В застольной было еще много куплетов -- обращение к воину, ремесленнику, богатому скряге... Но охмелевшие верблюжьи мозги не могли справиться с человеческой памятью -- и вот уже песня сменилась громогласным ревом...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 30-10-2005, 19:07

- Каух, ну может, не надо было так с ним? - задумчиво сказала Кьяра, еле увернувшись от шарахнувшегося верблюда.
- Человек все-таки.

- Верблюд он и есть верблюд! - брюзгливо ответил Каух. - Никуда не денется со двора. Пусть побегает, охолонет.

Но верблюд бегать не собирался. Со двора донесся его голос, громогласно запевающий песню.

- Проклятье! Он же сейчас всех перебудит! Полгорода соберется!

И Кьяра опрометью выскочила во двор. А там - о ужас! - знаменитый философ в верблюжьем облике творил совершеннейшее непотребство. Он плясал, кружился и орал во всю свою верблюжью глотку. Кьяра почувствовала запах отличного вина, увидела опрокинутый чан и кажется начала что-то понимать.

Но времени уже не было. На крыльце постоялого двора стоял хозяин с отвисшей челюстью, а в окнах уже начали мелькать огни.

- В него демон вселился! - завопила Кьяра, пытаясь утихомирить разошедшегося верблюда. Не тут-то было! Длинные верблюжью ноги с острыми копытами опасно свистели в воздухе. Попробуй, подберись к пьяному животному в состоянии полной невменяемости.

Кьяра кинулась обратно в конюшню.
- Каух, сделай что-нибудь! Этот проклятый философ, похоже, напился!

Вдвоем они выбежали во двор. Магу уже некогда было изображать смертельно отравленного. Каух принялся бормотать какие-то заклинания.

А Кьяра тем временем объясняла хозяину:
- Видите ли, уважаемый, мы купили этого верблюда случайно. И продавец, заешь его мухи, как-то странно ухмылялся. В этого верблюда определенно вселился демон, а может даже и не один. Мы уведем его подальше и прирежем.

- Пачо пачу перерро! - взревел Каух, выбрасывая вперёд ладонь. Некогда было разбираться с полузабытыми заклинаниями воздействия на разум, тем более что маг никогда не сравнится в таких тонких вопросах с силой священников... Поэтому бродячий маг, мысленно проклиная верблюда, без особых сантиментов просто лишил философа веса.

- Хватай его за хвост и пошли! - рявкнул он Къяре. - Там разберёмся, что делать с этой дрянью.

Хозяин постоялого двора попытался было показать рукой на опрокинутый чан с вином, но осёкся, когда взбешенный маг ткнул в его сторону пальцем, на кончике которого мерцали голубые искры - следы от общения с духами воздуха.

Оказавшись в воздухе, верблюд перестал реветь и даже забыл размахивать ногами. Наверное от удивления.

Но Кьяре некода было доискиваться причин столь быстрой смены поведения философа. Она схватила его за тощий облезлый хвост, свистнула Ирге (верная лошадь мигом оказалась рядом с хозяйкой) и опрометью кинулась со двора на улицу. Каух тяжело затопал следом.

Недолгий, но стремительный бег по темным улицам городка привел Кауха и Кьяру на окраину. Кьяра оглянулась - вроде никто не преследует.

- Куда дальше? - поинтересовалась она, переводя дух.

С полной головой, усталыми ногами и зверским голодом Айквен добралась до оставленных «подопечных», где в первую очередь узнала Страшную Историю Про Одержимого Верблюда. Быстро оценив, что северяне уже давно куда-то делись, наемница откинула покрывало, и, потребовав возможно более приличный обед, приготовилась слушать. Или не слушать, смотря кто будет рассказывать.
К концу трапезы картина произошедшего окончательно утвердилась в итак переполненном разуме южанки, заставив ее горько пожалеть об уходе. Впрочем, когда бы это сделать пришлось, а кто знает, что потом бы учудили северные наемники с этим... верблюдом. И еще учудят, да.
После таверны Айквен сделала крюк до своих комнат, снимаемых в редкостно мирном квартале – достоинства жилья были лишь в его безопасности, но вот иногда приходилось скрываться от собственных соседей. Особенно насчет причин разрезов в одежде, явно ножевого происхождения, или такого же свойства ран. И тысяче и одной причине, затем «приличной девушке» такое количество медикаментов временами... Оставив сумку с какими-то маловажными бумагами, второй чадрой, и запасенными лепешками на ужин (или завтрак), девушка третий раз сменила наряд, после краткого раздумья прихватила еще один метательный нож, и отправилась на поиски «исчезнувших» северян. Плюс – верблюда. Учитывая степень затертости крыши в конюшне, испуганный вид трактирщика, все таки подавшего приличный обед, и следы чьей-то попойки (может, это не северный демон двугорбого одолел, а копытное просто упилось?.. вдребодан), долгие поиски Айквен не грозили. Берем за рукав первого попавшегося уличного мальчишку и...
Благо, отношения самой Айквен с упомянутым мелким людом улиц были хорошими. В смысле, они старательно друг друга не замечали, но иногда общались. По делу.

Кьяра провела рядом с магом достаточно времени, чтобы кое-что узнать о колдовстве и заклинаниях. Вот, например, заклинание лишения веса, которое применил Каух, действовало совсем недолго. Духи воздуха не слишком любят, чтобы ими помыкали. Поэтому стараются сбежать как можно быстрее.

И Кьяра ничуть не удивилась, когда верблюд плюхнулся на землю. Еще бы, тяжело было духам воздуха таскать такую тушу!

Наблюдая ошарашенные глаза верблюда, Каух принял решение. Сейчас этого болтуна можно брать тёпленьким, пока он не может ни сопротивляться, ни ясно мыслить.

- Значит так, скакун мой двугорбый... - задрав хлопающую глазами морду, сказал маг почти в упор. - Вот пустыня. Она твоя - иди куда хочешь. Шакалы будут счастливы.

Верблюд попробовал дёрнуться, но разъярённый Каух не позволил. - Хочешь, иди обратно в город. Там будут счастливы. Особенно после представления, устроенного на глазах этих милых суеверных людей. Я даже приду попробовать шашлык из тебя...

Или! - в голосе мага зазвенел металл - Ты поклянешься мне и моей попутчице в верности, поклянешься в том, что будешь слушаться во всём, и никогда ни в коем случае не допустишь чтобы благодаря тебе или твоему бездействию нам был причинён вред. В этом и только в этом случае, и плевать мне на твои драгоценности, случае - мы с Къярой поможем тебе, чем сможем. Выбирай!

Ответом был безумный, ошалелый рев.
Шер-эд-дах не притворялся. Собственно, Шер-эд-даха не было. Был верблюд -- испуганный и сбитый с толку.
Как всегда в минуту опасности, животная натура взяла верх.
Верблюды не летают по воздуху. Никогда. Поэтому верблюжий мозг просто-напросто вычеркнул из памяти немыслимые воспоминания последних минут.
Двугорбая тварь попрочнее утвердилась на разъезжающихся ногах. И смачно плюнула прямо в лицо стоящему перед ней человеку.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 4-10-2005, 18:26

Ой! Кьяра посмотрела на оплеванную физиономию Кауха, на вытаращенные глаза мага, наливающиеся кровью...И тихо отошла в сторонку. Потому что поняла, что сейчас будет смертоубийство. Верблюда. Или нанесение тяжких телесных ран с особой жестокостью. Опять же верблюду. Или превращение этого же верблюда в неодушевленный предмет. А может быть и то, и другое, и третье. Потому что ТАК Кауха оскорбляли крайне редко. И мало кто из обидчиков оставались живыми и здоровыми.

И точно так же Кьяра знала, что соваться Кауху под горячую руку - себе дороже. Может нечаянно задеть и прибить.

...Каух медленно утёрся. Посмотрел на верблюда. На Къяру. Опять на верблюда. Опять на Къяру. Потом молча сунул руку за пазуху - девушка отшатнулась - достал кошелёк и тяжелой походкой двинулся опять в сторону центра города. Некоторое время отсутствовал... и появился, волоча за уздечку тощего осла. Не говоря по-прежнему ни слова, оседлал его, и тяжело уселся в седло.

- Поехали. А эта скотина пусть творит что хочет...

Говорят, что слюна верблюда чрезвычайно липкая и вонючая. И, попав на одежду, уже не отстирается. У Кьяры не было никакого желания проверять сей факт. К тому же ощутимо похолодало. Если бы сама не видела, не поверила бы - днем камни трескались от жары, а чуть зашло солнце - и дыхание вылетает изо рта белым паром, а на песке посверкивает иней.

Кьяра решительно оседлала Иргу:
- Поехали!

Северян Айквен обнаружила как раз вовремя, чтобы полюбоваться смачным плевком верблюда в лицо наемника. Сдержав смешок, молодая женщина с интересом загадала, кто теперь будет убит первым, но была весьма изумлена бескровным исходом событий. А заодно несколько раздражена – подобная выдержка северного коллеги как-то не радовала, хотя Айквен давно поняла, что личина сварливого толстяка не более чем маска.
Проводив гордо уехавших наемников задумчивым взглядом, южанка уловила момент, когда верблюд дернулся следом за людьми – какие-никакие, а «хозяева», и быстро вышла из тени. Привычно ухватив ремень – остаток повода, девушка на всякий случай уклонилась от нового плевка: в отличие от Кауха, она уже проверяла верблюжью слюну и степень ее маркости, а после первого успешного раза продолжать исследования не хотела абсолютно. Тем более губить очередную чадру было жаль – как любая красивая женщина, пусть и мрачной профессии, Айквен любила наряды. В меру, но любила.
- Тихо, тихо, - пробормотала южанка, стараясь распутаться в своих двоих ногах и еще четырех с копытами. Попробуйте хоть раз удержать архугарского скакового двугорбого верблюда, вдобавок изрядно взволнованного, с похмелья и при всем этом – с драной уздечкой, и сразу поймете что Айквен было бы проще убить всех сегодняшних собеседников и встречных, чем просто остановить упомянутую скотину. К счастью, скоро говорящий и одержимый бесами зверь успокоился и взялся за детальное изучение шелка в одежде наемницы, и женщина с облегчением перевела дух. После чего ненавязчиво потащила новоприобретенного собеседника-осведомителя в тень, ибо несмотря на присущие качества вроде наглости, "светиться" посреди улицы не собиралась. Сегодняшний лимит щегольства репутацией и самой собой был исчерпан пока Айквен бродила по злачным местечкам города и узнавала про бумаги, заказанные так-то северянам... но кто виноват, что эти бледнокожие напрочь игнорируют собственное задание? Хотя, может и к лучшему. Любопытство Айквен было вознаграждено за солнцепек с лихвой.

Мерная поступь кобылы способствовала приведению мыслей в порядок. Этим Кьяра и занялась. Тем более, что окружение состояло из благодарных слушателей - Ирги, осла и Кауха. Хотя маг немного выбивался из общего ряда. Молчал и злобно сопел. Впрочем, Кьяра его понимала. От Кауха, несмотря на все его ухищрения, все еще попахивало верблюжьей слюной.

- Итак, - начала Кьяра. - Что мы имеем? А имеем мы невыполненное задание насчет документов, странного кузнеца с еще более странным обломком меча, попытку отравления и говорящего верблюда. Что я еще забыла? Ах да - жуткий переполох, который мы успели устроить меньше, чем за день пребывания в этом милом городке. И отсюда вытекает то, что нам негде ночевать. А в свете того, что за нами охотится немало народу, картинка вообще получается замечательная. Для начала предлагаю где-нибудь приземлиться и попытаться отдохнуть. У нас ведь есть палатка. Во-о-он там подходящее местечко.

Каух продолжал сопеть, но повернул покорного вислоухого осла в указанную сторону.

Сообщение отредактировал Алеф - 7-10-2005, 13:08

Что такое похмелье -- никому объяснять не надо. А вот что такое похмелье у верблюда...
Бедное животное, до сих пор не пробовавшее вина, расплачивалось сейчас за грехи и пороки всех людских поколений со времен первой виноградной кисти, отжатой и поставленной перебродить...
И сквозь ворох простеньких верблюжьих мыслей пробивалось сознание философа и поэта Шер-эд-Даха. Лучше бы не пробивалось, а продолжало бы дремать в самом дальнем уголке мозга! Потому что к физическим мукам прибавились муки душевные...
Когда наконец бедный философ перестал выводить свое происхождение от недостойного ослиного племени (причем в эту родословную непонятным образом замешались также обезьяны и свиньи) и осознал простую истину: у него теперь новая хозяйка...

- Сейчас, - cказал Каух, наблюдая старания Къяры поставить палатку - я кое что вытворю, и не вздумай пугаться!

Къяра и не подумала услышать слова предупреждения, увлечённая войной с нежелавшими натягивтаься верёвками. Что же, её проблемы...

Маг закрыл глаза и забормотал заклинание. Нет, сложным оно вовсе не было, и зажмурился он не от напряжения и не для лучшей концентрации... Что тут такого сложного - вызвать на ночь из песков скелета, чтобы тот охранял сон и покой?

Вот только само зрелище иссохшего тела, поднимающегося из песка, нервировало и раздражало Кауха.

Послышался удивлённый возглас Къяры, потом - шелест осыпающегося песка и, открыв глаза, маг увидел то, что и ожидал увидеть...

- Держи! - протянул он скелету дубинку. - Будешь охранять до утра, потом отправляйся обратно. Всё, иди, на тебя смотреть противно!

Чего там Каух бормочет? Кьяра сражалась с палаткой, аж взмокла. Хилые колышки из дохловатого саксаула никак не хотели держаться в песке, а палаточные шнуры скользили по гладкой коре. В очередной раз вознеся проклятия тридцати семи демонам подземелья, Кьяра обернулась и увидела …скелета с дубинкой в руке.

- О! Это еще что? – удивилась Кьяра. Именно удивилась. Оживших мертвецов и поднятых из могил скелетов она уже видела. Даже сражалась с ними пару раз. Воины из них никудышные, туповатые. Да и то сказать – откуда взяться уму в пустой черепушке?

Каух объяснил, что скелет будет охранять их сон и покой. Кьяра пожала плечами. Да пускай охраняет. Лишь бы не вонял гнилью и не грохотал костями. Впрочем Каух сам не желал глядеть на костлявого и отослал его подальше.

Наконец палатка все-таки соизволила натянуться. Кьяра запихнула седельные сумки внутрь и зажгла маленький светильник – снаружи не видно. Повесила Ирге на шею сумку с тем самым сушеным-пересушеным южным кормом для лошадей и налила в переносную поилку воды. Поглядела на злого Кауха, пытающегося остатками пива отбить запах верблюжьей слюны, и покормила покорного осла. Наконец-то забралась в палатку и вытянулась на одеяле.

- Ну все, до утра меня не трогать! Хоть Паладины, хоть наемные убийцы, хоть все тридцать семь демонов подземелья! Я хочу спать!

-- О грозный лев пустыни! О бархан гнева! Так все и было, клянусь чадрой моей почтенной матушки, которую она ни разу не подняла перед чужим мужчиной! -- Хуррагаш ударил себя кулаком в грудь. -- А потом верблюд выдул чан вина у одноглазого Хассана и принялся распевать зазорные песни...
-- И плясал! -- прогудел за спиной брата Большой Джа.

"Безрогие бараны! Клянусь кишками гуля, от вас меньше пользы, чем от истлевших костей ваших рогатых собратьев!" Зерхет ибн Харуд был разражен, как песчанная эфа, потревоженная ногой неосторожного путника, но внешне этого не показывал, храня подобающее ему достоинство. "Или джинны затуманили их разум, или - ставлю золотой против медяка - они сами выхлебали по чану вина".
История, рассказанная наперебой задыхающимися от отдышки братьями, казался настолько же дикой, как снег, выпавший в пустыне в разгар палящего полдня. Однако что-то удержало атамана от решения прогнать Хуррагаша и Большого Джа с глаз долой. А то и отходить палкой для просветления рассудка.
Сокровища. Эти двое явно что-то узнали о судьбе похищенных предателями сокровищ. Но или не смогли в точности разузнать их новое местонахождение, или навлекли на себя подозрения, или... Неважно, но верблюда они приплели для исключительно дя оправдания. В этом предводитель Коршунов Пустыни был готов поклясться на могиле собственного отца.
- Должно быть солце напекло ваши головы, иссушив источник рассудительности, который и без того был скуден. Во имя шейха ифритов, где вы видели говорящих верблюдов? Может, вы еще скажете, что над базаром пролился золотой дождь, а эмир открыл вход в свой гарем для всех нищих города? В сказки верят лишь несмышленые дети. ...Ступайте и отдохните как следует, - Зерхет ибн Харуд неспеша погладил бородку. А затем жестким, нетерпящим возражения голосом добавил. - А завтра утром вновь отправитесь в город. И не попадайтесь мне на глаза, пока не узнаете, где в точности хранятся сокровища, похищенные этим шакальим отродьем!

-- О самум ярости!.. -- взвыл было Хуррагаш -- но тут вмешался его брат.
Положим, мозгов у него не было. Зато было обостренное чувство опасности. И сейчас он прочел в глазах атамана то, что еще не дошло до более смекалистого братца.
Небрежным движением Большой Джа ухватил брата за пояс и поднял в воздух. Прямо так, с барахтающимся братцем в руках, низко поклонился атаману. И степенно удалился, унося своего длинноязыкого родственничка.
Когда грозный атаман уже не мог услышать ни слова, Большой Джа поставил Хуррагаша на землю.
Тот поправил халат, гневно взглянул на брата, но свару затевать не стал (пожалуй, в глубине души он понимал, что аудиенция у атамана могла кончиться куда более трагически).
-- Завтра надо найти этого верблюда, -- как ни в чем не бывало скомандовал Хуррагаш. -- И пусть атаман его сам допрашивает!

Эх, нелегко быть алхимиком. Это только со стороны непосвящённым кажется, что стой себе у чана, помешвай варево и разливай его в бутыи. Ну, или истолки каких трав, прочей гадости. Да ещё расхвали своё зелье - народ сам всё раскупит. Не бывает так. Джайна это знала очень хорошо. Вот и сейчас, когда улеглась устав ворчать Фатима, она сидит и разбирает сегодняшнюю добычу. Тяжело быть учеником алхимика, даже если учитель - твой отец. И алхимиком быть не легче. Постоянно держи в голове массу знаний, порой кажется и к алхимии не относящихся. Ну, скажем, какой алхимику прок от сродства камней, или фазы луны, или времени суток? А такой, что трава, собранная не в ту фазу луны, и даже не в то время может запросто утратить свою силу, а то и стать из целебной - ядовитой. А камень, положенный рядом с враждебным, и вовсе станет не полезнее обычной горной породы. Иные зелья варятся очень долго, с перерывами, в определённые дни. И всё ради получения единственной капли, которая может дать способность понимать любой язык. И так со всем. Вот и приходится сидеть не смыкая глаз отделяя крохотные соцветия, очищая корешки, отбрасывая мусор.

Верблюд потрясенно глядел на стоящую перед ним бадью.
Пиво?!
До сих пор Шер-эд-дах был невысокого мнения о женском уме. Высшее предназначение женщины в том, чтобы украшать собой мир, а для этого не обязательны мозги. Пожалуй, они даже мешают.
Но эта новая хозяйка, да вознаградят ее боги, догадалась дать верблюду -- верблюду! -- опохмелиться!..

Барханы едва подернулись нежным розовым цветом восхода, когда Кьяра и Каух собрались ехать дальше. Во время короткого завтрака было решено все же не бросать последнего заказа. Ну и что, что заказчик мертв?

- Что же это за бумажки, если за них убивают? - заметил Каух. - Наверняка не простые.
- Угу. - подтвердила Кьяра, пытаясь разжевать кусок вяленого мяса.
- Ведь они связаны с каким-то наследством. - продолжал маг.
- Угу, - проклятое мясо никак не желало разжевываться.
- И возможно, эти бумажки дадут нам гораздо больше, чем если бы мы просто привезли их заказчику и получили награду.
- Угу, - Кьяра оставила попытки съесть нечто, что называлось мясом, а на деле напоминало подошву сапога. - И забери меня все тридцать семь демонов подземелья, если я это так оставлю! Моего же заказчика убивают раньше, чем я получаю свою законную плату! Должны же мы получить хоть что-нибудь за хлопоты.
- Разумеется! - воскликнул Каух.

И путешественники двинулись по направлению, указанному купцом, ныне уже убиенным.

Рассвет застал Шер-эд-даха в пути -- как и много-много раз за его бродячую жизнь.
Верблюд мерно переставлял длинные мозолистые ноги и едва удерживался, чтоб не запеть в такт шагам.
В высоком седле покачивалась хозяйка -- та самая, что догадалась облегчить ему похмелье. Разумная женщина! Надо будет рассказать ей о сокровищах...
Позади остался покинутый город. Вот уж по нему Шер-эд-дах не прольет ни слезинки -- и не потому, что верблюды не умеют плакать!
К счастью, стража на воротах либо не слышала о ночных приключениях певчего верблюда, либо сочла эти рассказы байками глупой черни. Закутанная в глухую паранджу путница в верблюжьем седле беспрепятственно миновала охранников.
Шер-эд-дах неспешно строил планы на будущее -- и не обратил никакого внимания на всадника на горячем коне, который обогнал верблюда. Не заметил резкий, короткий взмах его руки. Не уловил короткий блеск метательного ножа...
Зато почувствовал, как осело на седле тело женщины. Почуял смерть -- как чуют ее звери. Нутром...
Заревев от ужаса, верблюд, в разуме которого не осталось ничего человеческого, помчался напрямик, куда глаза глядят, не разбирая, есть ли дорога под копытами...

Стать трупом в пустыне – дело нехитрое. Гораздо труднее долго сохраниться в оном состоянии. Потому что солнце, ветер и песок безжалостны и быстро превращают человеческое тело в хрупкий, выбеленный скелет. Да и тот в конце-концов рассыплется на отдельные косточки и утонет в бегучих барханах. Вот почему найти труп в пустыне гораздо труднее, чем стать таковым. И именно поэтому Кьяра сразу заметила неподвижно лежащее тело. Женское, без сомнения. Потому что такое количество покрывал для защиты нежной кожи носят на Юге только женщины.

- Каух, смотри-ка!
- Чего я там не видел? – желчно отозвался маг. Несмотря на то, что солнце еще не успело забраться высоко, было жарко. А на Кауха жара всегда действовала самым скверным образом. – Ну труп, ну лежит. Мало что ли мы трупов видели? Поехали скорее, жарко!

- Может, еще не труп. Может, жива еще, - возразила Кьяра. Она спешилась и подошла к лежащей. Да нет, женщина определенно была мертва. Кьяра откинула чадру тонкого шелка.
- Красавица, - заметила Кьяра, глядя на спокойное молодое лицо. Глаза девушки, обрамленные длинными пушистыми ресницами, были полуоткрыты.
- Была, - отозвался Каух, сидя на осле.
- И умерла, похоже, внезапно. Даже не успела испугаться.

Кьяра коснулась одежды убитой. На тонкой ткани вокруг глубоко вошедшего метательного ножа расплылось кровавое пятно, успевшее подсохнуть.
- Хороший был бросок, - подумала вслух Кьяра.
- Подумаешь, - ответил Каух, нервно ерзая в седле. – Может, муж неверную жену поучил. Поехали отсюда!

И тут Кьяра пальцами почувствовала под жесткой от крови одеждой хруст бумаги. Пришлось вытащить окровавленный нож и расширить прореху, оставленную им, чтобы вытащить из потайного кармана мертвой девушки хитроумно свернутый листок бумаги.

- Что это там? – вдруг заинтересовался Каух. – Дай посмотреть! Ну дай же сюда! Вдруг там какие чары? Развернешь, а тебе ка-а-ак брызнет в лицо ядом!

Кьяра презрительно фыркнула, но листок все же отдала магу. Каух пошевелил над бумагой пальцами, развернул записку и так и впился глазами в ровные строчки. Кьяра пристроилась за плечом мага и тоже начала читать.

«Договор.
Двое северян. Мужчина – около 40 лет, средний рост, плотное телосложение, рыжие волосы и борода, усы и прядь на правом виске заплетены в косички, немного заикается, когда злится. Женщина – около 30 лет, высокая, волосы черные, вьющиеся, глаза черные, лицо бледное, на правом виске небольшой шрам.
Устранить в срок не более 3-х дней, как можно более незаметно.
Оплата: получен задаток – 15 золотых монет. Остаток (35 золотых монет) – после исполнения.
Договор подписан пятого дня первого месяца Суховея».

- Пятый день, значит? И не позднее трех дней, – задумчиво протянул Каух. – Значит устранить должна была не позднее вчерашнего дня. Не успела? Или не захотела? А, может, не смогла? Гвоздик-то я вовремя обнаружил. Небось ее работа… Не повезло нашей красавице.

Кьяра потрогала шрам на лбу. Вдруг заныл правый висок. К чему бы это? Вроде дождя не предвидится. Надо выпить болеутоляющего эликсира. Кьяра пошарила в поясной сумке и вытащила пустую бутылочку.
- Проклятье! Снадобье закончилось!

Каух внимательно посмотрел на свою спутницу.
- Поехали. Тут недалеко деревенька есть, а в ней – знахарь. Купим тебе эликсира.

Внезапно ветер донес откуда-то из-за барханов тоскливое завывание:

Не смейся, путник, над судьбой -- она коварна, как красотка!
Пусть даже ласкова с тобой -- она коварна, как красотка!
Ни верь приветливым словам и обещаниям ее:
Ее улыбка -- грозный яд, ее коса -- витая плетка...

Очень знакомый голос... можно даже сказать -- незабываемый...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 21-11-2005, 17:39

Каух тяжело вздохнул, зачем-то посмотрел на небо, потом на песок, оглянулся на Къяру... И с решительным видом стал рыться в своих свитках. Возился долго... даже - очень долго. За это время виновато-заинтересованный верблюд оказался рядом с приключенцами.

- Эй, что ты делаешь? - раздался сзади встревоженный Къярин голос.

Каух не ответил.

- Что ты ищешь?

- Свиток с заклинанием самой мучительной смерти, какую только можно придумать...

Судя по шелесту песка, девушка отпрыгнула подальше.

Порывшись ещё немного, Каух удосужился поднять голову и встретил два взгляда, одии из которых был верблюжий, причём верблюд предпринимал тщетные попытки спрятаться за наёмницу.

- Ищу заклятье тишины, чтобы не слышать болтовни этого... фффффилософа!

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 23-11-2005, 18:56

Едва Шер-эд-дах сообразил, что его не будут превращать ни в мраморное изваяние, ни в кучу навоза, ни в шашлык, он сразу приосанился:
-- Ну и пожалуйста!.. Ну и уйду!.. Если вы так богаты, что вам плевать на два вьюка драгоценностей... что ж, дорога рядом, и любой путник обрадуется породистому, выносливому верблюду, бредущему куда-то без хозяина...
Шер-эд-дах шагнул в сторону... остановился... с сомнением взглянул на Кьяру:
-- Ну, разве что... Может быть, боги, деля ум между этой парочкой, вложили весь ум не в ту голову?.. Не в мужскую, а в женскую?..
Теперь он обращался только к наемнице:
-- О статная дочь метелей, ты не любишь изумруды? Они не идут к твоей светлой коже? Все правильно, зачем тебе такие гигантские камни! Из них даже серьги не сделаешь -- они оторвут твои изящные ушки, подобные раковинкам холодного моря... ну, есть у вас там раковины? Если нету -- считай, что я сравнил твое ушко с нарождающимся полумесяцем... Короче, нужны тебе сокровища или нет?!

Кьяра сомневалась. С одной стороны - злющий Каух, уже открывающий рот для заклинания. Попадешься под горячую руку - мало не покажется. С другой - болтливый верблюд, который уже много чего наобещал путешественникам, но пока ничего не исполнил. С третьей - изумруды всегда заслуживают внимания. Даже если верблюд преувеличивает в два-три-десять раз, все равно - это должны быть хорошие изумруды. Ради которых можно и рискнуть толикой своего времени.

- Каух, - осторожно сказала наемница. - В конце-концов, что мы теряем? Работы у нас сейчас нет. Бумажки мы можем искать одновременно с колдуном. А превратить Шер-эд-даха в крысу ты успеешь всегда.

-- В крысу?! -- прогремело с высоты длинной шеи. -- Друг друга превращайте в крыс! В пауков! В тараканов! Вам мало получить выгодного заказчика -- вам еще надо, чтобы он стоял на двух ногах? Вы с каждым так разговариваете, кто вас нанимает, или только с теми, у кого по два горба? А ведь не всякий заказчик, между прочим, обещает вам, кроме несметных сокровищ, еще и вьюки ваши таскать! И вас самих на себе носить! Ступайте на ближайший базар, поищите другого такого идиота! А я пошел...
И Шер-эд-дах потрусил прочь. Медленно. Очень медленно. Словно ожидал, что его окликнут...

Каух поднял на Къяру больные глаза. Он терпеть не мог, он просто НЕНАВИДЕЛ болтунов, поэтов и философов, а уж всех трёх в одном флаконе - и подавно... Но, честно говоря, даже такой циник как он просто не мог отпустить в пустыню погибать от шакальих клыков беззащитного человека. Пусть даже - и в верблюжьем облике.

- Эй! - крикнул он вслед - Шер-эд-как тебя там! Ты серьёзно думаешь, что Каух, гордость и опора архимагов Севера, и Къяра, посвященная в рыцари лично... - тут он запнулся ибо не помнил как звали принца - принцем одной из могучих держав, бросят человека на съедение шакалам?

В голове у мага потихоньку созревала мысль, которая вот-вот должна была обрести форму

-- Пусть моя судьба не волнует тебя, о высокочтимый благодетель и покровитель заблудших верблюдов! -- небрежно повернул голову Шер-эд-дах. -- Неужели ты думаешь, что полный сил бегун архугарской породы не удерет от презренной шакальей стаи? Да и не побреду в сердце пустыни, клянусь своими горбами! Тут за барханами -- проезжий тракт. В дневные часы здесь больше путников, чем лизоблюдов -- у двери щедрого вельможи. Приткнусь к какому-нибудь каравану...
Тут он обернулся к Кьяре и предложил неожиданно азартно:
-- Красавица снегов, зачем тебе этот пустозвон, не видящий своей выгоды на расстоянии плевка? Садись в мое седло -- и отправимся вдвоем навстречу приключениям!

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 25-11-2005, 18:15

- За красавицу снегов, конечно, спасибо, - ответила Кьяра. - Но отправимся мы все вместе. Хотя бы потому, что схватка с колдуном один на один мне совсем не улыбается. Если уж он тебя превратил в верблюда, то кем может сделать меня? Без Кауха тебе человеком не стать. Так что придется вам поладить.

Каух и Шер-эд-дах молча испепеляли друг друга взглядами. Этот поединок мог бы продолжаться вечно - верблюды моргают редко, а маги, умудренные опытом глядения в хрустальные шары, и того реже. Уступить не хотел никто.

- Чтоб вас демоны забрали, проклятых мужиков! Можно подумать, вы оба верблюды! - не выдержала Кьяра. - Каух, ты же не будешь против получить пару хороших самоцветов? Шер-эд-дах, кажется тебе хотелось снова стать человеком? Так за чем же дело стало? Если вы будете тут стоять и таращиться друг на друга, никто ничего не получит. Собираемся и едем искать колдуна из Нараббана. Только сначала - в деревню, за эликсиром для меня.

Кьяра решительно села на Иргу и посмотрела на спутников:
- Ну так что? Едем?

Вместо ответа Шер-эд-дах преклонил колени и улегся на горячий песок, подставив седло новым хозяевам.
-- Ну? -- все тем же сварливым голосом поинтересовался он. -- Кто-нибудь собирается воссесть на благородное животное, встречу с которым послала вам судьба?
Его презрительный взгляд нашел облезлого осла, которого держал в поводу Каух.
-- Или вы предпочитаете эту живую древность чистокровному архугарскому бегуну? Клянусь горами, отделяющими нас от Хумсара! Чародей, в тебе есть нечто возвышенное: ты добр к несчастным престарелым животным! Этот длинноухий еще год назад должен был кончить свои дни под ножом живодера, а ты приютил и обогрел его...
Тут верблюд с комическим испугом дернул шеей:
-- О мой новый господин, не задел ли я твои чувства?! Если этот серый -- твой родственник, то я приношу извинения и беру свои слова назад...

- Совсем на этих югах с ума посходили! - Каух раздраженно тряхнул поводьями ослика. - На людях ездят, людей людям продают... Будет тебе известно, о мудрец и философ, что на диком Севере за торговлю людьми вешают на месте... если тот не слишком высоко сидит... Поехали!

-- А это как взглянуть на вопрос, -- без обиды откликнулся Шэр-эд-дах, поднимаясь на ноги и зашагав рядом с осликом. -- Ибо что есть человек в этом мире и в чем суть и мера его обязанностей перед людьми и богами? Я не вижу унижения в том, чтобы носить кладь и седоков, ибо это идеально соответствует той внешней форме, которую принял мой разум. Более того, я вижу некую гордость в том, чтобы делать это наилучшим образом, ибо...
Тут не только северяне -- даже мудрый старый осел понял, что весь дальнейший совместный путь придется выносить философские диспуты. И хорошо еще, если не стихи...

У Кьяры уже голова начала пухнуть от верблюжьих изъяснений, когда наконец показались чахлые пальмы и саманные домишки. Деревенька была самая что ни на есть захудалая.

- И где-то тут живет знахарь? - удивилась Кьяра.
- Н-да, - с сомнением отозвался Каух. - Непохоже. Но в городе говорили, что именно здесь.

Было тихо, только посвистывал горячий ветер в жухлых пальмовых листьях и шуршал под ногами песок. И ни души вокруг. Очевидно жители прятались от полуденного зноя под плоскими крышами домиков.

- Ну и где тут искать знахаря? - проворчала Кьяра.

- Зира, куркума, мехак,кочапхпех... - в тёмной хижине раздавалось негромкое бормотание. - Да где же это?
- Ахмед!!! - пронзительный женский вопль, от которого могли заныть зубы даже у беззубого, был слышен и на улице, - Где мои приправы? Отвечай, шарлатан несчастный!
- На полке смотри, о безграмотная дочь погонщика верблюдов, - нарочито высокомерно пытался ответить пожилой сутулый мужчина, которого назвали Ахмедом.
- Там только пустые горшки. Я хорошо помню, сколько чего оставалось в нашем доме. А ну сознавайся!
- Отстань от меня, женщина. Не отвлекай от дел, неподвластных твоему убогому уму. - Ахмед уже не столь уверенно пытался отделаться от жены. Как бы не так.
- Ах неподвластных? Да ещё и скудному? Это ты у нас не отличаешься умом. - полная женщина, чьё лицо уже избороздили морщины, упёрла руки в бока, - Иначе почему даже наши соседи обращаются к тебе только когда уже некуда деваться, и то предварительно помолившись всем богам о спасении своей жизни? Ты и простейшего зелья составить не можешь без моей помощи. Кабы не всякие путники, неспособные отличить золу саксаула от золы сандала, мы бы с голоду умерли. А теперь ты избавил наш дом от последних пряностей. Как я теперь буду готовить?
- Ай, женщина! Пусть Дофу развеет твой прах над пустыней! Ты не даёшь мне сосредоточиться над этим манускриптом и смысл его ускользает от моего понимания. Я выйду, и пусть солнце высушит меня до костей, пусть соседи смеются и показывают пальцами: "вот Ахмед, которого выгнали зи дома придирки жены!", но может там смогу постичь тайны, которые скрывают эти письмена.
И гордо произнеся эту речь знахарь вышел на улицу сопровождаемый бурчанием своей ненаглядной Зейнаб: "Постигнешь? Да ты не в силах постичь связь вкуса шурпы и того, что в неё положат."
Однако в этот раз каковы бы ни были намерения знахаря, им не суждено было сбыться ибо в селение пожаловали гости. Ахмед прищурил глаза вглядываясь в прибывших. Будь он чуть моложе - разглядел бы сразу, а теперь ушло несколько секунд чтоб хоть как то разглядеть путников, по виду чужеземцев и их животных.
- Чем могу помочь вам, о путники, да благословят вас боги. Что привело вас в эти края?

- Зелье от головных болей нам нужно, уважаемый, - поспешил ответить Каух, ибо наконец выдался повод и ему что-то сказать. - И, если можно, слышал я о зелье для представлений, которое на время из мартышки может сделать человека, хоть конечно ума дать не может... Не найдётся ли у тебя такого? - и за спиной показал кулак готовившемуся что-то вякнуть верблюду

- О, уважаемый, прости старого знахаря за приём, если он неподобает твоему роду или чину. Хоть имя твоё мне неизвестно, но я незамедлительно посмотрю, не осталось ли ещё немного этого эликсира. Жители нашей деревни очень бедны и часто страдают от болезней, поэтому я, в убыток себе, по мере своих скромных сил и помощи богов пытаюсь облегчить их существование в этом жестоком мире. Если же эликсира не осталось - я приготовлю его, если остались те редчайшие травы, которые приходится неустанно собирать, а иные выменивать и покупать у купцов, чья алчность воистину безмерна, да покарают их голодные духи.
Произнося эту речь Ахмед щурясь старался разглядеть обратившегося к нему. Наконец несмотря на подслеповатость он разглядел амулеты на шее у говорившего. Маг! И Ахмед склонился в поклоне:
- Прости мою нерасторопность, господин мой. Увы, к старости зрение уже не то...
И знахарь скрылся в хижине. Шарясь на полках и в ящиках и стараясь не обращать внимания на бурчание Зейнаб он старательно искал хоть какое зелье, лишь бы безвредное. Наконец его выбор остановился на двух бутылочках. Содержимое одной из них было им сварено совсем недавно, а вот другая, покрытая пылью, хранилась ещё со времён бесшабашной молодости, когда Ахмед только стал учеником алхимика и любил розыгрыши.
- Вот, вот, господин мой, требуемое зелье - протянул он бутылочку поновее. - И ещё, я бы посоветовал положить на глаза оранжевый или жёлтый сердолик, который обладает свойством избавлять от головной боли.
- А это, - он бережно обтёр пыль со старого сосуда, - если память меня не подвела, то самое зелье для представлений. Но..- знахарь замялся - ... Уже давно у меня небыло компонентов для более свежего зелья. Так что я, право, не знаю, стоит ли рисковать? Вдруг оно выдохлось и ослабило свои свойства...
Сказав это Ахмед вручил магу обе бутылочки, поклонился и отошёл было на пару шагов назад, но хлопнув себя по лбу опять бросился к чужеземцам.
- О, благородный господин! Не поможешь ли... - тут знахарь споткнулся и полетел вперёд цепляясь, дабы не упасть, за одежду мага. Впрочем он почти сразу отдёрнул руки и отпрянул, буквально съёжившись от страха.
- Простите неловкость старику. Я всего лишь хотел просить о помощи в одном небольшом деле но теперь, право, .... - тут знахарь окончательно сник.

Сообщение отредактировал vera - 16-12-2005, 21:05

Алхимик Кауху не понравился. Тут не пахло не то что совестью и честью - но и умом или хотя бы его подобием. По крайней мере, так для себя решил маг, а менять своего мнения, взятого по велению левой задней ноги осла (для себя Каух это гордо именовал "развитой интуицией"), он откровенно не любил.

А все же, чем чёрт не шутит! На яд не похоже - уж яды-то бывший-не-скажем-кто-не-скажем-какой-гильдии чувствовал кожей. Повертев пыльный пузырёк, Каух молча раскрыл верблюду рот - тот, ошарашенный, не успел ничего предпринять - и вылил содержимое прямо на верблюжий язык.

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 9-12-2005, 18:46

Верблюд, который до этого мирно лежал, выжидая, когда северянин кончит болтать с этим проходимцем, не сразу понял, что за подлость с ним проделали. Некоторое время он ошалело раскачивал из стороны в сторону своей большой головой на длинной шее, затем на всякий случай встал на ноги.
И тут все увидали, как на плоском верблюжьем черепе лопнула шкура, выпуская наружу, словно два стремительных побега, два костяных отростка, которые, вытягиваясь на глазах, начали густо ветвиться.
Несчастный верблюд тряхнул потяжелевшей головой, увидел на песке свою тень -- чудовищное существо, напоминающего гигантского оленя -- и шарахнулся в сторону. Из глотки его вырвался трубный рев, сквозь который неким невероятным образом прорезались отчаянные вопли:
-- О поганые двуногие отродья бешеного шакала и чесоточной свиньи, от которой отказались даже мясники! Что вы творите над беззащитным животным, мерзкие прихвостни пустынного демона?! Чтоб все ваши жены, дружно сговорившись, наставили вам вот такие же рога с прокаженными нищими, с площадными шутами, со сборщиками налогов! Чтоб песчаная змея залезла в вашу миску с пловом и плюнула оттуда ядом в ваши рожи! Чтоб чума, холера и черная оспа оспаривали друг у друга ваши жалкие тела! ЗАБОДА-А-АЮ!!!!
И верблюд грозным бычьим движением склонил голову, явно собираясь осуществить обещанную расправу.
Но тут рога, сухо хрустнув, обломились у самого черепа и упали к ногам верблюда. Шкура тут же затянулась на голове -- не осталась даже следа.
Над песками воцарилась тишина...
Наконец верблюд неуверенно сказал:
-- Дураки вы, и шутки у вас дурацкие...

- Да, - согласился Каух. - дураки. И шутки у нас... - его рука проделала в воздухе быстрый жест - дурацкие!

С пальцев мага сорвались искры, впились в горе-алхимика, и тот прирос к земле, не в силах сделать и шагу.

- Къяра! - рыкнул бывший асассин. - ДАй мне это произведение искусства!

И, прошептав ещё что-то, с размаху насадил украшение на голову жулику.

- Не умеешь жульничать - не берись! - наставительно заметил он, убедившись, что рога прочно держатся заклинанием на новом месте. - Не умеешь колдовать - не берись! Хочешь подшутить над моими спутниками- берегись!

Верблюд внимательно взглянул на ошалелого знахаря, увенчанного рогами, и назидательно сказал:
-- Боги-Творцы определили каждой твари вид ее, и нарушать оный -- грешно! И карается!..
А затем обернулся к Кауху:
-- О северянин, если ты не хотел подшутить надо мной, зачем ты влил мне в рот эту пакость? Какого результата ты ждал?

Говорят, что сила далеко не всегда идет рука об руку с мудростью. В отношение Большого Джа это было трижды так. Как метко выразился один из Коршунов Пустыни, в день когда Боги одаривали своих детей разумом, Большой Джа стоял в очереди последним. Правда, это были последние слова бедняги разбойника.
Когда братья добрались до злосчастной чайханы, ни говорящего верблюда, ни северян там уже, разумеется, не было. Зато слухов и пересудов - сколько угодно. Как известно, ни одно, даже самое тайное дело не проходит на Юге незамеченным. Поэтому, потолкавшись среди народа, Хуррагаш и Большой Джа узнали, что странное - если не сказать больше - животное опять переменило владельца. Однако, где искать закутанную в шелка стройную женщину, братья не имели ни малейшего понятия.
Хуррагаш уже несколько раз проклял тот миг, когда впервые увидел двугорбого скакуна, но выполнению возложенного на них атаманом поручения это, ясное дело, помочь не могло. Даже обычно безразличный ко всему, кроме еды и золота, его брат начал проявлять все больше беспокойства, чем безумно раздражал Хуррагаша.
Наконец он не выдержал и на вопрос Большого Джа "кто же нам скажет, где их искать" ответил:
- А почему бы тебе не спросить об этом у стражи?
Надо заметить, что братья в этот момент уже находились за городскими воротами. Возвращаться, не выполнив приказа Зерхета ибн Харуда, им не хотелось.
- У стражи? - недоверчиво переспросил Джа. - Ой мне! Не думаю, что наш атаман похвалит нас за разговоры с ними. Но если ты, брат, так говоришь...
И Большой Джа направился к маящимся за солнцепеке стражникам. А Хуррагаш, чтобы не взвыть, принялся жевать собственную бороду, мысленно награждая братца самыми нелестными прозвищами. Конечно, вряд ли кто-то смог бы узнать их в лицо и обвинить в пособничестве знаменитому разбойнику, но... береженого Боги берегут.
Тем временем, Джа пытался втолковать стражам порядка суть интересующего его вопроса, отчаянно помогая себе жестами. Очевидно, стражникам все это показалось забавным развлечением, потому что они то и дело принимались хохотать. Наконец раздосадованный Джа, потрясая кулаками, вернулся обратно и начал жаловаться брату.
- Я объяснил этим шакалам, что ищу женщину. Они спросили, моя ли это женщина, и я ответил, что нет, но мне она очень нужна и что еще мне очень нужен ее верблюд. Тогда они спросили меня, кто мне нужен больше, и я, разумеется, сказал, что верблюд для меня важнее. Но они стали смеяться и ничего мне не рассказали.
- Не сердись на них, брат, - Хуррагаш похлопал Джа по плечу. - Они глупы, как безмозглые овцы, и просто не смогли понять тебя... Однако, чтоже нам теперь делать? Ведь мы обещали...
Но Хуррагаш не успел договорить.
- Да продлятся ваши дни, почтеннейшие! - послышался рядом вроде бы сухой, но текучий и липкий, как патока голос.
Обернувшись, старший из братьев увидел одного из бесчисленных нищих, толпы которых с утра до ночи сидели перед воротами, выпрашивая подаяние.
- Не ради корысти, но по воле Богов услышал я, о чем ты, о доблестный силач, расспрашивал стражников. По чистой, как вода в горных озерах случайности, я видел нужную вам женщину, и готов поведать вам о том, что с ней сталось. ...О, всего лишь за жалкий медяк, мои повелители, я расскажу вам то, что видели мои старые глаза.
Упускать последнюю надежду, пускай даже явившуюся перед ним в грязном и рваном халате, Хуррагаш не хотел и поэтому, порывшись за поясом, кинул нищему мелкую монету, которую тот ловко поймал и неуловимо-быстрым движением спрятал за щеку.
- Трижды благодарю тебя, о достойнейший из мужей! Да не покинет сила твои чресла и да преумножится...
- Говори же, у нас мало времени!
- О, прости меня, неблагодарно испытывающего твое драгоценное терпение! - нищий поспешно затряс головой. - Женщина, которую вы ищете, выехала из этих самых ворот на сильном молодом верблюде и направилась в пустыню. Но что за страшная судьба была уготована ее прекрасному телу, созданному для утонченных ласк и лобзаний...
- Пусть гули растерзают ее тело, а ракшасы - сожрут душу! Что с верблюдом?!
Нищий на некоторое время опешил, недоуменно глядя на Хуррагаша. Но затем, поняв, что может лишиться не только полученной монеты, но и расстаться с самой своей жизнью, быстро заговорил.
- Когда нож убийцы пронзил ее сердце, верблюд, истошно крича, кинулся в пустыню и убежал во-о-он в ту сторону, о разгневанный моей старческой глупостью господин. Прости меня, ибо я в своем скудоумии...
Но братья уже его не слушали. В указанном нищим направлении на расстоянии нескольких часов пути от города находился оазис и маленькое селение "Три чинары". Корабль пустыни не мог миновать источник животворной воды, а значит должен был выйти туда. А уж обитатели деревни наверняка не позволят оставшемуся без хозяина верблюду продолжить путь, даже если он сам этого захочет.
Коршуны Пустыни почуяли добычу, и теперь дело было за малым. По крайней мере, так им тогда казалось.

По правде говоря, пробуя это зелье на пригодность, Каух не только пытался помочь злосчастному философу, но и держал в уме способ использовать для своих целей оборотня, который то человек, то верблюд.

Озвучивать такие мысли было не только ... хммм... невежливо, но и неполезно для здоровья и вообще...

- Помочь тебе я хотел, друг ты наш двугорбый - недовольно буркнул маг, созерцая ошарашенного жулика, ощупывающего рога. - Къяра, не давай денег этому шарлатану, и не вздумай пить его "лекарство"!

При всей своей смелости и любви к приключениям пить это снадобье Кьяра не стала бы даже под страхом смерти. Она осторожно взяла бутылочку двумя пальцами и вручила ее знахарю-рогоносцу.
- Держи, уважаемый. Кажется, моя голова уже не болит.

Пальцы горе-лекаря дрогнули, бутылочка скользнула вниз, налетела на камень и брызнула во все стороны мелкими осколками. Запахло отвратительным перекисшим вином.

- Что там за шум? – раздался из домика визгливый женский голос. – Ты, сын шакала и блудницы, опять бьешь посуду? Сейчас я возьму палку и выйду.

Каух метнул испуганный взгляд на полуоткрытую дверь, потом выразительно глянул на Кьяру и поспешно оседлал осла. Кьяра поняла мага без слов. Ей тоже не хотелось разговаривать с обладательницей неприятного голоса. Шер-эд-Дах показал знахарю длинный язык и потрусил следом за спутниками.

- Проклятье! – выругалась Кьяра, когда деревенька скрылась из виду. – Без снадобья я точно буду маяться головой до окончания времен.

Каух глянул искоса, хотел видно съязвить, что Кьяра головой мается давно и серьезно, но промолчал.

- Надо бы найти настоящего алхимика, - продолжала Кьяра, потирая висок. – В каком-нибудь городке побольше. Шер-эд-Дах, ты ведь хорошо знаешь здешние места. Не подскажешь, где тут водятся стоящие лекари?

Сообщение отредактировал Алеф - 16-12-2005, 14:51

-- Стоящих лекарей не бывает вообще, -- задумчиво ответил верблюд. -- Все они мошенники и отравители. Но когда тебе плохо, ты об этом не думаешь и готов принять любого уличного зубодера за посланника богов. Так жизнь вминает наши представления о мире в грубую форму реальной действительности. Ибо, как сказал мудрейший Абу-Асмаль-ибн-Шайшери...
Старый осел заорал дурным голосом и шарахнулся прочь от философствующего верблюда.

Старый мошенник не первый раз попадал в подобные передряги, но последний раз подобное случалось настолько давно, что произошедшее выбило его из колеи. Оказаться увенчаным рогами собственного изготовления! Это же позор на всю деревню. А тут ещё так не вовремя вопли жены. Есть от чего впасть в уныние.
Он некоторое время смотрел как поспешно удалялись путники. Впрочем, вслед им смотрели многие, почти все обитатели деревни и благодарили богов, что эта напасть миновала. Знахарь, каким бы шарлатаном он ни был, был своим. А эти северяне - чужаки, а уж что творят... Ну как попроси они воды, или припасов? Мало ли как расплатятся?
Тем временем Зейнаб вышла и узрела сооружение на голове у мужа.
- Допрыгался, старый олух? Вот ведь позорище на нашу семью! Что теперь люди подумают глядя на твои развесистые рога? А ведь сам виноват!
- Не кричи, женщина. - повернувшийся алхимик так грозно при этом качнул рогами, что Зейнаб впервые в жизни замолчала и ничего не возразила. - Быстро принеси мою шкатулку, которая в старом сундуке!
Спустя несколько минут пройдоха втирал в голову жутко вонючее снадобье крайне неприятного цвета.
- Ещё чуть чуть, ещё капля... Готово!
Рога с тихим шипением испарились. Это было редчайшее и пожалуй единственное безотказно и правильно действующее снадобье в запасах Ахмеда, прекращающее действие любого заклинания, любой или почти любой магии.
-Эх, вот чего тебе влить надо было, проклятый чужак, - бормотал знахарь, - стал бы как все простым смертным. Тогда бы на тебя посмотрел.
Зейнаб открыла было рот, но Ахмед отмахнулся от неё:
- Не всё так плохо, милая. Но что-то я староват стал для этих фокусов. Пора возвращаться к проверенным средствам.

Деревня рогатого знахаря давно скрылась из виду. Солнце начало спускаться к барханам, но все еще палило нещадно. По расчетам Кауха, неизвестно как ориентировавшегося на местности, скоро должен был показаться оазис с родником. Но пока на горизонте не было видно ничего хоть мало-мальски похожего на деревья.

- Каух! - лениво окликнула Кьяра мага, - Где этот твой родник? Может сверишься с картой? А то мы так уедем в самые подземелья тридцати семи демонов!

Маг сопел, вытирал пот со лба и не отвечал.
- Каух! - от Кьяры не так-то легко было отвязаться. - Ты устал и тебе жарко? Может, я карту посмотрю?

И Кьяра протянула руку к поясной сумке мага, но рука ее замерла на полпути. Потому что с пояса Кауха сиротливо свисал обрезок ремешка. На котором совсем еще недавно висел объемистый кошель с мелкими деньгами на мелкие расходы.
- Эй! - удивленно воскликнула наемница. - А где же твой кошелек?


Вместо ответа Каух резко остановил осла, спрыгнул на песок и забормотал заклинание. Склон ближайшего бархана зашевелился, вздыбился бугорком и выпустил на свет чистенького беленького скелета. Костяк потрещал, пошатался, повертел черепом и, не говоря худого слова, зашагал в сторону оставленной деревни.

- Где, где... - наконец кисло отозвался маг. - Я уж давно заметил. Только возвращаться не хотелось. Этот с позволения сказать знахарь... Не знаю, как это у него получилось. Проклятье! Меня уже дважды обокрали на этом Юге!

- А зачем скелет? – поинтересовалась Кьяра.

Маг нехорошо ухмыльнулся.
- А затем, что мертвяк будет бродить вокруг дома знахаря до завтрашнего вечера. Иногда будет заглядывать в окна или в дверь. Станет громыхать костями. А в черепушке у него будет свистеть ветер! А потом он рассыплется и в виде груды костей будет напоминать всем, что воровать нехорошо. Особенно у Кауха.

И Каух удовлетворенно отряхнул руки и снова взгромоздился на осла.

До селения братья добрались, когда пылающий шар солнца почти скрылся за барханами, а пески начали стремительно менять свой цвет, окрашиваясь призрачным синеватым оттенком. Жара сменилась сначала прохладой, а затем и она начала уступать место леденящему ночному холоду.
По укоренившейся за годы разбойной жизни привычке, Хуррагаш и Большой Джа не стали входить в поселение со стороны караванного пути, а предпочли перебраться через невысокую выложенную из кусков песчаника стену, годную лишь на то, чтобы не допустить в селение диких зверей. Охранные знаки, призванные отпугивать всевозможных злых духов, братьев, понятное дело, не остановили.
Закутав лица шерстяными платками и почти сливаясь в подступающей темнотой посланцы ибн Харуда тихо крались вдоль задних стен убогих хижин .
- Лепешки пекут, - мечтательно протянул Джа. Его ноздри раздувались, как у почуявшего добычу хищника. А затем жалобно и почти по-детски всхлипнул. - Я есть хочу.
- Молчи! - Хуррагаш зажал ладонью рот брата. - Молчи, несчастный! Ибо, если мы не найдем этого верблюда и не заставим его рассказать нам о сокровищах, Зерхет, да не покинет его удача и укрепят Боги руку его, приготовит кебаб из нас самих.
- Кебаб это вкусно. И бешбармак тоже. А еще я хочу бастурму и чашку щербета, - большой Джа, без труда освободившись от мешающей ему говорить руки, даже зажмурился. - А если верблюд не захочет с нами говорить? А вдруг он могущественный дэв, принявший облик верблюда для того чтобы нас погубить? Тут точно что-то нечисто. Разве правоверный верблюд стал бы общаться с северянами? Ведь они же сплошь колдуны и демоны, питающиеся человеческим мясом и пьющие кровь девственниц. А еще я слышал, что...
- Да замолчи же ты, ослоподобный баран с павлиньими мозгами! Нас могут услышать.
- Но...
- Молчи! - и тут Хуррагаш решил применить испытанный способ воздействия на брата, до сих пор безотказно срабатывающий. - Если ты будешь меня слушаться, я куплю тебе щербета и сладостей. И расскажу на ночь любимую сказку.
- Про заколдованную шахскую дочку? - с надеждой прошептал Джа.
- Да, да! Только, ради носка туфли нашей покойной бабушки, заклинаю тебя - молчи.
Джа наконец-то притих, и братья двинулись дальше. Хуррагаш, вспоминая волнения брата, только головой качал. Дэвы, демоны - сказки это все. И право же, Большому Джа лучше слушать их поменьше. Сам Хуррагаш за всю свою жизнь не видел не то что ифрита или джина, но даже захудалого пустынного гуля, и поэтому всегда с недоверием относился к многочисленным байкам обо всех этих тварях. Другое дело - маги и колдуны, их он видел воотчую. Ну и в Богов, разумеется, тоже верил. "Северные демоны, ну надо же! Клянусь палкой, которой меня охаживала бабушка, он бы еще ходячих мертвецов вспомнил!" - мысленно усмехнулся Хуррагаш, огибая угол хижины, ...и остолбенел.
Иссушенный человеческий скелет, вопреки всем законам стоящий на своих двоих, приветливо помахал братьям фалангами пальцев, а в пустых глазницах зажглись призрачные зеленые огоньки. Хуррагаш остолбенел, а мертвый остов задумчиво почесал костяшками пальцев голый череп, снял его с позвоночного столба и несколько раз перекинул из руки в руку, водрузил на местно и, видимо желая произвести на зрителей впечатление, принялся неуклюже отплясывать под грохот собственных костей.
Оцепенение спало с разбойника, но кинуться прочь изо всех сил у него не вышло. Потому что Хуррагаш неожиданно оказался на земле, придавленный тушей истошно верещащего Большого Джа, который, увидав подобное представление, немедленно попытался запрыгнуть на руки старшему брату...

Сообщение отредактировал Соуль - 21-12-2005, 14:27

Тем временем Къяре явно плохело - она всё больше держалась за висок, нежели смотрела по сторонам. И, хотя воительница держалась молодцом, было очевидно - нужно что-то делать. Как минимум - остановиться где-нибудь в тени, поставить там палатку, и дать Къяре отлежаться...

- Уважаемый корабль пустыни, полагаюсь на ваши зоркие глаза, - Каух даже постарался сократить обычное количество яда в своих словах - нам нужно найти место с хоть какой-то тенью, где поставить палатку...

-- Нет у верблюдов зорких глаз, -- меланхолично ответил Шер-эд-дах. -- Мы все подслеповаты. И держись в тени моего бока, о нежный северный сугроб, ибо никакой другой тени нет и не предвидится. Правда, в здешние места боги не приводили меня ни в человеческом, ни в верблюжьем облике, но...
Тут Шер-эд-дах вытянул длинную шею, принюхался -- и торжествующий рев огласил горячие пески.
Да, зрение у верблюдов неважное. Зато обоняние невероятно острое.
-- Вода! -- ликовал Шер-эд-дах. -- Я чую воду! Ну, хранят тебя твои боги, северянка! Или... или ты это и подстроила, о колдунья из далеких земель?

- Ничего я не подстраивала, - отозвалась Кьяра и не услышала своего голоса. А потом уж и вовсе ничего не слышала и не видела. Только слабо почувствовала щекой жесткую гриву Ирги.

Шумело море. Брызги летели густо, как проливной дождь, оседали на лице, на одежде, высыхали, оставляя после себя хрупкую соляную корку. Волны вползали на песчаный берег, силились дотянуться до Кьяриных ног. Одна особенно шустрая волна хлестнула так, что окатила Кьяру по самую макушку.
- Чтоб тебя демоны сожрали! - выругалась Кьяра.

- Спасибо, конечно, - ответила волна.

Кьяра от удивления открыла глаза и увидела Кауха, который стоял с чашкой в руках и брызгал на Кьяру водой.
- Ох, это ты?
- Я, - согласился маг. - Хорошо же ты за мою заботу отплатила. Я, понимаешь, с ног сбился, отыскивая для тебя прохладный уголок. Битый час привожу тебя в чувство. Извел два пузырька эликсиров.
- Прости, Каух, я не в себе немного, - покаялась Кьяра, осторожно садясь и оглядываясь. Над головой шумели пальмы, а в пышных зеленых кустах нежно журчал источник.
Шер-эд-Дах с выражением умиления на морде обгладывал сочные листья с куста.
- Ну и что же дальше? - поинтересовалась Кьяра, принимая из рук мага чашку с водой.

А дальше на горизонте появился верблюд с поводырем, направляющийся прямо к оазису. Направлялся именно верблюд - поводырь (незамужняя женщина, судя по ярким одеждам) едва плелся, держась за стремена, и вообще вид имел жалкий. Когда оба подошли ближе, выяснилась и причина - наряд девицы, хотя и обычный для города, нисколько не подходил для длинного перехода по пустыне: шелк да газ, да украшения. Верблюд тоже был не первого десятка - старое облезлое животное без признаков породы, переставлявшее ноги не иначе как с помощью магии.
Когда девушка заметила путников, она замедлила шаг, чтобы поправить сбившуюся чадру. А подойдя на расстояние броска ножа, отвесила вычурный южный поклон.
- О, достойные господа, волею добрых богов хозяйствующие в этом благословенном месте, позволите ли вы недостойной женщине напиться воды?

Сообщение отредактировал Китти - 10-01-2006, 14:35

- Ну что? Потребовать с тебя сто монет за каждый глоток? - желчно ответил Каух. - Или ты прекратишь нести чушь и просто подойдёшь и напьёшься?

... Къяра не вступала в разговор, блаженно растянувшись в тени. Руку с кинжала, правда, убрать так и не удосужилась.

Верблюд же, откровенно расстроенный появлением посторонних, уже вовсю жевал что-то весьма для верблюда вкусное. И в самом деле, подумал маг, рот чем-то нужно занять. Если не болтовнёй - то едой. Надо взять это на заметку - и отвлекать уважаемого философа на еду

- Ну? - спросил он измочаленную девицу. - Ты пить, что - не хочешь?

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 10-01-2006, 17:35

Ответить незнакомка не успела. Потому что из-за ближайшего бархана с жуткими воплями выскочили шестеро – в драных халатах, с обнаженными клинками в руках и с явно враждебными намерениями.

Кьяра только успела вскочить и выхватить меч, как на нее кинулись трое. Многовато, мельком подумала Кьяра, отпарировав удар одного кривого клинка, увернувшись от другого и нырнув под третий. Краем глаза она увидела, как Каух отмахивается посохом от двух головорезов – пока вроде успешно. А потом Кьяре уж некогда было думать и смотреть по сторонам, потому что три смертоносных клинка свистели со всех сторон. Спасало только то, что бандиты были не такие шустрые, как северянка. Да и иметь дело с воинами они, похоже, не привыкли.

- Кьяра, держись! – завопил Каух. Краем глаза девушка отметила, что один из тех, что напал на мага, уже лежит на песке. Слышно было, как Каух дурным голосом орет заклинание. Один из нападавших на Кьяру вдруг зашатался и упал, одежда на нем задымилась.
- Получи, гад! – второго разбойника Кьяра удачно пнула ниже пояса и тут же рубанула мечом. Третий головорез попытался ударить Кьяру в бок, но не успел и рухнул с разрубленным горлом.

Кьяра перевела дух и осмотрелась по сторонам. Каух раздраженно отряхивал балахон от песка. А незнакомка, просившая разрешения напиться, вытирала кровь с маленького метательного ножа. Одного взгляда, брошенного на мертвое тело одного из бандитов, было достаточно, чтобы понять – постаралась обладательница ножа.

- АААААА!!!! Стой, дьявольское отродье! – жуткий крик заставил всех троих обернуться. Последний бандит, оказывается, накинул веревочную петлю на шею философа. И теперь Шер-эд-Дах, со страху забывший все человеческие качества, скакал как полоумный по кругу и таскал вопящего разбойника за собой. Незадачливый похититель еле успевал перебирать ногами. А верблюд вдруг остановился. Но только для того, чтобы взбрыкнуть задними ногами. И разбойник, получив в лоб копытом, распластался на песке без признаков жизни. Шер-эд-Дах обернулся, презрительно фыркнул и… смачно плюнул на неподвижное тело.
- Как мы их! – самодовольно заметил философ.

- Поехали отсюда скорее. Потом поговорим. А то еще кто-нибудь нападет, - нервно сказал Каух, вспрыгивая на осла. Кьяра последовала его примеру. Никто не заметил, что разбойник с отпечатком верблюжьего копыта на лбу, слабо вздохнул и чуть шевельнулся.

Девушка проворно подскочила к ручью и, ополоснув лицо вначале, выпила полную горсть чистой прохладной воды. Слова философа она, видимо, либо не заметила, либо приписала магу. Когда после долгого перехода, наконец, удается напиться - не до реплик.
- А куда едут добрые господа? - запрыгивать на верблюда смуглянка не стала - усталое животное не пережило бы такого. Лицо девицы, несмотря на все ее усилия, горело смущением так, что было заметно даже из-под чадры - глядишь, не часто встретишь здесь на юге женщину, так ловко железками кидающуюся! Ножик уже изчез где-то под цветастым покрывалом.

Сообщение отредактировал Китти - 13-01-2006, 18:31

Каух смерил девицу оценивающим взглядом. Надо же - какое везение! В жизни не видел настолько криво брошенного ножа, настолько удачно попавшего в "точку смерти". Мало кто из даже очень опытных асассинов мог бы похвастать что знает именно эту точку. Куда проще попасть в сердце, или горло... Тут нужно либо великое умение - помахнись на полпальца и враг останется невредим - или не менее великое везение. В данном случае явно попахивало вторым вариантом.

Шер-эд-дах пришел в себя от боевых переживаний и про себя горячо одобрил предложение северянина сматываться.
"Клянусь легкой поступью любимой белой верблюдицы эмира архугарского, это первые умные слова, услышанные мною от этого нелепого чужеземца!"
Но... теперь их маленький караван увеличился, не так ли?
Шер-э-дах оценивающе смерил взглядом несчастную, заморенную верховую тварь, которую привела с собой незнакомка. Старый верблюд, не обращая внимания на лежащий у его ног труп разбойника, жадно пил воду.
"Сдохнет, -- прикинул опытный бродяга Шер-эд-дах. -- Определенно сдохнет, если не дать ему спокойно попастись тут хотя бы сутки..."
Шер-эд-дах с царственной важностью подошел к незнакомке и приглашающе опустился на песок, подставив ей свое седло. То самое седло, на котором еще недавно простилась с жизнью прежняя хозяйка...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 13-01-2006, 20:51

Зерхет ибн Харуд полулежал, откинувшись на подушки, брошенные поверх дорогого шурбурстанского ковра, и потягивал дым из своего любимого кальяна. Щурясь от блаженства, словно довольный кот, атаман Коршунов Пустыни лениво поглядывал на кипевшую в старой крепости жизнь. Его верные разбойники играли в кости (а парочка умников даже в шахматы), проигрывая друг другу награбленное в прошлом набеге. Другие, уже проигравшие свою долю, мрачно точили оружие, с тоской ожидая следующей вылазки. Из отгороженной занавесками части убежища доносились заунывные рыдания пленниц, ожидающих выкупа или продажи на ближайшем невольничьем рынке.
Проще говоря, мир, покой и благодать. Или, если еще короче, скука.

Маленький отряд, посланный Зерхетом в ближайший оазис с целью пополнить запас фиников, а заодно прощупать караванную тропу, запаздывал. Хуррагаш и Большой Джа также еще не вернулись. Впрочем, насчет последних атаман не особо-то и волновался. В их верности, попади они в руки стражникам, можно было не сомневаться, да и потеря этих двух Зерхета особенно бы не огорчила. Другое дело - слухи об упущенных сокровищах...
Даже учитывая отсутствие у братьев большого ума, можно было смело сказать, что попусту болтать о ТАКОМ они бы не стали. Значит, действительно что-то было. Вот только что именно? Сведения, которые должны были раздобыть Джа и Хуррагаш, вот что по-настоящему волновало жестокого вожака Коршунов. А уж верблюд ли там говорящий, или баран танцующий - особого значения не имело. Главное, чтобы венец и все остальное вновь оказалось в его, Зерхета, руках!

- Господин мой...
Атаман недовольно скосил взгляд на источник жалкого блеянья, посмевшего прервать его грезы. Источником оказался полуживой и весь изваленный в песке Абдула, разбойник из отправленного им на разведку отряда.
- Почему так долго? Где остальные?
- Убиты! Совсем убиты, о Гроза Пустыни!
- Что ты лепечешь, шакалье отродье?! Кто посмел напасть на моих доблестных воинов?!
- Не гневайся, о повелитель! Их было много, они были ростом с пальму и смертоносны, как демоны. Три ужасных колдуна, шесть неистовых женщин-северянок и двенадцать говорящих верблюдов верблюдов, жадных до человеческой крови. Они напали на нас, когда...
- Осуши фонтан своего бреда, ослоголовый, и говори правду! - взревел потерявший терпение Зерхет.

Через минуту он уже знал всю правду. Так значит, и верблюд, и северяне являются живыми существами, а плодом больного воображения его подручных. Что ж, тем хуже для них. Потому что совсем скоро они будут мертвы. Но смерть им подарят не раньше, чем они расскажут ему о сокровищах.
Зерхет отшвырнул кальян и одним звериным прыжком вскочил на ноги.
- Махмуд! Салим! Ахмед! Остап!
Окликнутые атаманом подручные не заставили Зерхета повторять дважды.
- Да?
- Я!
- Здесь!
- Шо?
Ибн Харуд обвел самых преданных ему разбойников тяжелым взглядом и сжал в кулаке рукоять сабли.
- Возьмите лучших и седлайте коней! Клянусь седалищем эмира, вашим клинкам предстоит славно поработать!

Кьяра запоздало вспомнила, что надо бы вообще-то поблагодарить незнакомку, столь своевременно швырнувшую нож.
- Спасибо, уважаемая... прости, не знаю твоего имени. Меня зовут Кьяра, вот этого почтенного господина - Каух. Мы...эээ... путешественники. Изучаем местные обычаи, осматриваем красоты Юга, дабы потом поведать о них на родине. А этот вербл... то есть... это... Впрочем, он сам еще о себе расскажет. Тебя, кстати, не смущает говорящий верблюд? Он не демон, честное слово.

Верблюд укоризненно покосился на северянку:
-- Ну, надо было это говорить? Теперь она точно не сядет в седло. И я буду тащиться по пустыне без ноши, как больная скотина, влекомая к живодеру, а не чистокровный беговой верблюд архугарской породы!
Он снова перевел взгляд на незнакомку, потрясенную его выступлением.
-- О луноликая, подбери свою нежную челюсть и закрой свой ротик, подобный вешней розе! Я действительно не демон, а поэт и философ Шер-эд-дах -- возможно, ты слыхала обо мне? -- превращенный завистниками в верблюда. Оставь же в этом оазисе свою заморенную тварь, уже стоящую тремя копытами из четырех в Долине Вечных Грез, без страха воссядь в седло -- и мы тронемся в путь, сокращая время странствия мудрой беседой и чтением стихов... Кстати, не довелось ли тебе во время твоих скитаний повстречать наррабанца с татуировкой в виде буквы "рэй" меж бровями?

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 18-01-2006, 14:44

- Сам виноват, - огрызнулась Кьяра, вытирая меч. - Зачем было хвастаться? "Как мы их!" - передразнила она Шер-эд-Даха. - Тебя наверное слышали даже мертвые разбойники.

- Верно, - подтвердил Каух, с интересом разглядывая новую знакомую, которая смущенно опустила глаза долу.

- Говорящий верблюд?
Когда верблюд и правда заговорил, девушка не то, что удивилась - у нее был такой вид, словно сам песчаный дух явился пред ее очи и просит монетку на вино. Впрочем, уже через несколько секунд она поняла, насколько такое выражение лица невежливо по отношению к верблюду - и тут же страшно смутилась.
- Простите, пожалуйста, мое изумление, о достойнейший из верблюдов, - проговорила, наконец она, не без запинок, но искренне. - Я всего лишь женщина, и ум мой слаб. В детстве я слышала множество историй о великих делах древности, но в невежестве своем полагала, что все эти духи, ожившие мертвецы, люди, превращенные в животных, как специи, которые рассказчик добавляет к повествованию - для вкуса и ничего более. А узнать, что великий поэт, стихами которого, поговаривают, восхищался сам шейх, не сгинул в песках, а заключен в облике животного... Воистину, такое известие потрясло меня. Не будет ли это неуважением с моей стороны - использовать сладкоголосую лютню для сбивания плодов, использовать великого философа в качестве верхового животного?

Шер-эд-дах, не вставая с песка, ухитрился приосаниться:
-- О неведомая пери, соединившая в себе красу, образованность и сладкоречие! Ты, несомненно, поймешь то, что не дано понять этим храбрым, но обделенным мудростью чужеземцам: если некто имеет четыре копыта, длинную шею и два горба, то этот некто должен носить седоков и возить кладь -- и радоваться, что делает это лучше, чем многие иные, подобные ему обликом. А если верблюду судьба дарит столь прекрасную ношу -- он должен быть не только горд, но и счастлив! Позволь, о дивный источник серебристого голоса, подарить тебе четверостишие, которое только сейчас родилось в моей душе (и заодно доказать, что я действительно тот самый прославленный Шер-эд-дах):

Недостойно орла -- на насесте сидеть с петухами,
Недостойно поэта -- ничтожество славить в стихах,
Недостойно красотки -- касаться песка башмачками:
Ее должен мужчина носить на могучих руках!

А в седле еще удобнее, чем на руках -- убедись, о дивная! А если считаешь себя моей должницей, то в качестве платы назови имя, которым нарекла тебя твоя достойная мать, осчастливившая сей подлунный мир!

Бабник... - презрительно поставил диагноз Каух. - Бабник. Бессовестный бабник. Хорошо, что он сейчас четвероног и горбат. Но впрочем, сам вызвался, сам пусть и везёт. Не бросать же несмышлёную девчонку в пустыне?

И, решив больше не тратит время на верблюда и его поползновения в сторону девицы, Каух повенул своего осла в сторону города, из которого они с Кхярой не так давно сбежали.

- Поехали. Мы всё-таки выкрадем те проклятые бумаги. Не сдаваться же, в конце концов!

Ну да, подумала Кьяра, как мы драпали из этого вшивого городка - самое время вернуться и показать, кто в доме хозяин. И бумажки опять же. Что-то здесь не так...
Кьяра оглянулась - Шер-эд-Дах вышагивал сзади на расстоянии броска ножа и о чем-то беседовал с наездницей, которая так и не назвала своего имени. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. В городе надо будет с ней распрощаться по-хорошему. Не хватало еще таскать с собой всяких малолеток. Еще подумают, что Каух возит за собой гарем. При этой мысли Кьяра засмеялась.

- Меч! - вспомнила вдруг она. - Каух, ты же стащил обломок меча у этого парнишки - кузнеца. Надо на него поближе посмотреть - в смысле на меч.

Не успел Шер-эд-дах закончить свою речь, как южанка уже устроилась в седле. Сделала она это легко и быстро, хотя и с некоторой приличествующей случаю неуверенностью. Вес девушки говорил о том, что скрывается под просторными шелковыми покрывалами много больше, чем ее вид - была она так хрупка и худа, что могла бы танцевать на шелковых паланкинах шейхового дворца и не порвать ни нити.
- Как дешева та плата, что требуешь ты, о величайший из поэтов! Имя мое - Сэйра..да, дочь Херода. Когда-то я имела честь танцевать в покоях самого шейха, но досадная случайность вынудила меня бежать. Торговец обманул меня, подсунув эту падаль по цене лучших бегунов, а на первом же постоялом дворе трое негодяев оставили меня без гроша.
На последней фразе голос девушки дрогнул, но быстро выровнялся - она явно не хотела выказывать столь порицаемую религией у женщин "слабость духа".

Каух смотрел вперед - аккурат промеж вислых ушей ослика и бурчал себе под нос что-то неразборчивое. Похоже, что он и не слышал Кьяриного вопроса. А Кьяра зато услышала, что девочка наконец-то назвала свое имя.

- Значит, Сэйра, - обернулась Кьяра к новой знакомой. - Это хорошо. Красивое имя. Все имена, которые до сих пор встречались мне на Юге, были до ужаса непроизносимы. Язык сломаешь, пока выговоришь. Право же, наверное все южане проводят много времени, развивая способность выговаривать имена друг друга. А куда же ты направляешься, Сэйра?

- Сама я не знаю, куда направляюсь, прекрасная дочь севера. Как заметила ты, о луноликая, имя мое коротко, а значит, нет у меня ни семьи ни титулов - только эта старая кляча, да нож, что достался от матери. Таким как я две дороги - то ли идти танцевать на постоялый двор, где каждый может обидеть, то ли наняться служанкой. И куда ни посмотрят мои глаза, всюду я вижу одно - грубость, нищету и бесправие. Право же, все равно, перед чьими стопами придется мне склониться!
Южанка опустила голову жестом тихого отчаяния, тонкую ткань чадры всколыхнул слабый короткий вздох.

-- Воистину, это так, -- сочувственно отозвался верблюд, мерно покачиваясь на ходу, -- красота слаба и уязвима! Помнится, когда знаменитая наррабанская певица Нести-шиу рассказывала мне свою горестную историю, полную незаслуженных обид и страданий, я растрогался так, что обмакнул ее заколку в румяна, стоящие на подзеркальном столике, и вывел на зеркале четверостишие:

Есть у вепря клыки, у оленя для боя -- рога,
У гадюки есть жало -- не тронь, если жизнь дорога!
А цветы беззащитны -- и могут лишь плакать росою,
Когда рвет для забавы их чья-нибудь злая рука...

Каух раздраженно толкнул ослика пятками - шпор на сапогах он не признавал. Пусть милуются сколько им влезет, пусть творять что угодно - только ему под ноги пусть не лезут. Доберутся до города - там их обоих и оставить. И разговаривайте, голубки, сколько вам родимым влезет!

Чтобы немного отвлечься от мрачного настроения, он аккуратно достал из сумки свёрток с обломном проклятого меча, и стал вглядываться в руны. Того, что он банально завидует умению верблюда быть в центре внимания - он не признался бы и под пытками

- Ну и чего ты там хорошего высмотрел? - Кьяра оставила в покое девушку и заглянула магу через плечо. Уж больно интересен был обломок меча, стянутый у парнишки-кузнеца.
- Сдается мне, где-то я видела подобные руны, - тихонько сказала Кьяра, оглянувшись на Сэйру с Шер-эд-Дахом - не подслушивают ли. Но парочка была занята высокопоэтическим разговором. Девчонка хлопала ресницами, а философ разливался соловьем, видя такого благодарного слушателя.

- Что может быть интересного в проклятом мече? - пожал плечами Каух. - Будь он целым, а не обломком - плохо бы пришлось тебе, возьми ты его в руку.

Къяра захлопала глазами, явно не понимая что такое "проклятое" оружие.

- Проклятое оружие сделано так, что взявший его не в силах ни выбросить, ни взять другое оружие, а сам становится рабом проклятия. Например - всё время убивает и не может остановиться. Или - не может вообще спать и сходит с ума. Мало ли что можно сделать с человеком... В общем-радуйся, что меч сломан. И надейся, что с сотворившим этот меч мы никогда не схлестнёмся в бою!

- Сколько же всякой дряни на свете! - проворчала Кьяра. - Я бы этот клинок засунула его создателю в... ладно, промолчу.

- Правильно, - подтвердил маг. - Лучше помалкивать об этом, особенно когда рядом большие верблюжьи уши.

До темноты оставалось не так много, когда на горизонте завиднелись стены негостеприимного городка.
- Я вот думаю... - прошептала Кьяра на ухо магу, - Не остановиться ли здесь и не подождать ли до темноты. Что-то не тянет меня при свете дня возвращаться в сей чудесный город.

- Нет! - ответил маг. - Ни в коем разе. Мы продолжим играть в дурачков, ибо другого способа заставить протвиника расслабиться у нас просто нет. Я наложу заклинание противоядия на этот кувшин. Вкус будет просто кошмарным, но мы будем старательно пить из него, и притворяться, что это очень вкусное вино. И в город мы поедем прямо сейчас!

Боги, ну и гадость! Кьяра еле заставила себя сделать второй глоток.
- Кх... кхакхое вино! Где ты его только взял, кх... Кхаух?

Маг ответил колючим взглядом и тоже отхлебнул из кувшина. Ага, подумала Кьяра, ему-то хорошо - за бородой и усами можно скрыть перекошенную от невероятно гадостного вкуса физиономию. Если все противоядия такие отвратительные, то поневоле задумаешься - не лучше ли умереть от яда. Но Каух был непреклонен - раз их уже пытались отравить в этом городке, надо быть готовыми и ко второй попытке.

Путники миновали городские ворота, проехали уже знакомой улочкой к рыночной площади и спешились. Кьяра повернулась к Сэйре:
- Ну вот, мы проводили тебя до людного места. Теперь ты вольна идти, куда вздумается.

- Чем я так прогневала прекрасную госпожу, что она меня гонит? - Глаза девушки широко раскрылись от ужаса. - Али думаете, обуза, только причитать и умеет, а? Нет, не надо так думать, красавица, я не только танцевать училась!
Прервав свою речь на несколько секунд, чтобы перевести дыхание, южанка продолжила уже другим тоном:
- Да простит меня моя луноликая собеседница за крик мой неподобающий. Поверьте мне, не только искусству плясать да прятать лица учат девушек в наших краях. И на юге есть животные, за которыми надо ухаживать, и торговцы, которые зазря не поступятся ни медяком. А еще я и одежду вам выстираю, и волосы завью - от вас же глаз не оторвать будет!
Сэйра, казалось, сама не заметила, как снова перешла с монотонного "благородного" речитатива на простонародную скороговорку - очевидно, ей совершенно не хотелось терять покровительство наемников. В ожидании ответа девушка склонила голову, ее черные глаза совсем скрылись за тяжелыми бархатными ресницами.

Верблюд тревожно вслушивался в разговор, проклиная судьбу за то, что не может вмешаться. Учтивая собеседница ему нравилась, и даже очень, но попробуй замолвить хоть словечко в ее защиту -- полгорода сбежится поглазеть. А если вспомнить, как прошлой ночью он тут распевал застольные песни...
Интересно, если плюнуть в северянку -- она поймет намек?
Ой, вряд ли...

Завить? Кьяра мысленно содрогнулась, вспомнив, как пару недель назад еле вырвалась из лап заботливого цирюльника, который порывался превратить ее черные локоны в подобие каракулевой шкурки. Но девочка смотрела так жалобно… Кьяра оглянулась на Кауха, ища поддержки. Маг со своей желчностью и подозрительностью обычно благотворно влиял на благородные порывы свободной воительницы. Но сейчас Каух молчал и только сопел.
- Не боись! Солдат ребенка не обидит, - решилась Кьяра. – Оставайся. Будешь ухаживать за Шер-эд-Дахом, если уж вы так подружились.

Пока новообретенная спутница счастливо обнимала верблюда за шею, Кьяра тихонько отвела мага на пару шагов в сторону:
- Каух, только ты сразу не отказывайся! - начала она шепотом.
- От чего? - подозрительно спросил маг.

Кьяра оглянулась по сторонам, вроде никто не подслушивает:
- Кажется, ты когда-то имел дела с небезызвестной нам обоим Гильдией. Может, поищешь кого-нибудь из старых знакомых здесь? Наверняка кто-нибудь есть поблизости. И поспрошаешь насчет бумаг о наследстве.

Сообщение отредактировал Алеф - 17-02-2006, 15:12

Со стороны могло показаться, что Каух только что сжевал зелёный неспелый лимон - так его перекосило. Сходи в Гильдию, говорит... Попроси их, говорит... Залезь в логово скорпионов, говорит... Чего тебе стоит, говорит...

А с другой стороны, что бы и не сходить? Можно сходить. И, может быть - нужно сходить. Только как следует подготовиться. Чтобы разговор вообще состоялся, а не прервался на полпути из-за какой-то естественной причины. Стрелы в спине, например.

- Хорошо... - медленно ответил маг. - я попробую с ними пообщаться...

- Благодарю вас, о прекраснейшая из прекрасных, трижды благодарю, ибо не тягость для меня ухаживать за столь великим поэтом, пусть и в верблюжьем теле, но великая честь! Пока кости нечестивые мои не укроет песок, буду помнить я вашу милость.
Некоторое время Сэйра молчала, но судя по блестящим глазам и танцующим движениям пальцев, перебирающих шерсть на верблюжьей шее, она была совершенно счастлива. Потом, словно вдруг вспомнив что-то, она выпрямилась в седле.
- О звезда севера, если вы ищете, где остановиться в этом городе, я могу показать вам место, лучше которого вы не найдете и за год, пусть даже бы вы искали день и ночь. Приезжие редко бывают в том районе, и вам не стоит опасаться ни коварных грабителей, ни трактирщиков, что подчас хуже самых лютых беззаконников. Одно ваше слово, и я проведу вас туда.

- Чтобы никого не опасаться - так не бывает, - проворчала Кьяра. После отравленного гвоздя в постели можно было ждать чего-то подобного в любой таверне. Или как тут на юге называются подобные заведения? Кьяра быстро переглянулась с мрачным Каухом и решила:
- До вечера еще далеко. Давайте-ка пока посидим вооон в той кофейне и поедим. А как соберемся ночевать, так ты нас и проводишь на твой замечательный постоялый двор.

Мальчишка-слуга принес жареное мясо, тонкие пресные лепешки и вялую зелень. Но все оказалось на удивление вкусным. Каух рассеянно жевал, похоже, не замечая, что именно ест. Если бы Кьяра сейчас шутки ради подсунула ему в миску дохлого скорпиона, маг бы и его съел - все с тем же отсутствующим выражением лица.

- Сэйра, ты что не ешь? - поинтересовалась Кьяра у девушки. - Жуй скорее, пока Каух все не сметелил. А то он у нас такой - не успеешь оглянуться, а на столе уже пусто!

Маг даже головы не повернул на столь явную шпильку. Он задумчиво пил кофе.

- Не так я и голодна, - произнесла девушка тихим голосом, словно бы прислушиваясь к чему. Или принюхиваясь. - Знакомо ли вам название "след Та-ах-Шет", о любезные мои покровители?
Конечно же, Сэйре это название говорило много. Ароматная травка, что растет и в чаду городских улиц, и в пустынной суши, слыла одним из лучших снотворных зелий на всем юге из числа тех, что не стоили на вес изумрудов. Хотел ли кто-то свести счеты с любителями сложных задач, али просто почуяли легкую добычу? Предотвратить уже поздно... Значит будем играть. Аккуратно девушка взяла свою миску, отвернувшись от попутчиков, чтобы, согласно южным обычаям, не увидели посторонние ее лица. Скоро посуда была опорожнена наполовину - а самый нижний ковер в углу Сэйры заметно оттопырился. Девушка попыталась было поставить миску наместо, но рука ее дрогнула - и еще часть содержимого случайно очутилась под низким южным столом.
- О прекрасные попутчики мои, не кажется ли вам, что день этот тянется слишком долго? - Сэйра зевнула.

Сообщение отредактировал Hinode no otome - 20-02-2006, 16:37

- Точно, - подтвердила Кьяра. На северянку вдруг напала неудержимая зевота. Да что это я, подумала Кьяра, старею что ли? Мысль о неумолимой старости была столь неприятной, что Кьяра решительно встряхнула головой, чтобы отогнать дремоту и заявила:
- Каух, ты доел? Тогда поехали, у нас еще дел куча.

И тут же, не удержавшись, снова зевнула, да так, что едва не вывихнула себе челюсть.

Маг не отстал от Къяры в соревновании по самому громкому зевку. Усталость накатывала такой неудержимой волной, что просто не было никаких сил сопротивляться. Инстинкты старого опытного приключенца попытались закричать об опасности, но оказались способны лишь на жалкий писк, проигнорированный одурманенным сознанием. Последнее, что запомнил Каух - был странный сосредоточенный взгляд этой девицы... как её? Ах да - Сэйра. И упитанная тушка мага мягко опустилась на скамейку, с которой только что поднялась - последний подарок давным давно наработанных рефлексов.

Глаза никак не хотели открываться, а чтобы поднять голову, пришлось бы воспользоваться чьей-нибудь помощью. Помощи не предвиделось, поэтому Кьяра приоткрыла один глаз и постаралась оглядеться по мере сил. Первое, что увидела северянка в сизом тумане, было безмятежное лицо Сэйры, правда почему-то с роскошным синяком под правым глазом.
– Проклятье, голова-то как болит! Видать перебрали мы вчера.
И наемница, скривившись от сверления в виске, потянулась рукой потереть больное место. Что-то звякнуло. И рука была непривычно тяжелая. От удивления Кьяра проснулась окончательно. Она увидела, что лежит на земляном полу в каком-то полутемном чулане. Свет еле пробивался сквозь маленькое окошечко под самым потолком. А запястья северянки украшали кандалы – тяжелые, ржавые, соединенные толстой цепью, которая тянулась к крюку, вбитому в стену. Сэйра, спокойная как мул, сидела рядом, также в цепях. Цветных покрывал на ней явно поубавилось, а те, что остались, были изорваны в клочья. Синяк на правой скуле светился даже в полумраке. В углу мирно похрапывал Каух, подложив скованные руки под голову.
- Что за дрянь!
Перевязи с мечом не было. Ножа на поясе тоже.
- Сэйра! Что случилось? – подозрительно спросила Кьяра.
Девушка горестно всплеснула тонкими руками, цепь звякнула.
- О горе! О вероломство! О дети шакала!
- Ох, не кричи так… - Кьяра болезненно поморщилась. – Скажи толком, что случилось.
Сэйра с готовностью принялась рассказывать:
- Это бродячие работорговцы. Они, видно, договорились с хозяином чайной – если к нему забредут подходящие люди, он подсыплет им сонного зелья. А потом несчастных хватают, заковывают и отправляют на невольничий рынок. Обычное дело!
- Обычное!!! – Кьяра аж подскочила, зазвенев цепями. – А ты… ты тоже уснула? И почему ты такая побитая?
- Видно, всемилостивой Ариан угодно было испытать меня, – уклончиво ответила Сэйра. - Видят боги, лучше бы я уснула вместе с вами. Но нет! Сонное зелье не подействовало на меня. И вот, я вижу, как вы падаете, сраженные преступной дремотой, а люди в грязных халатах тянут к вам свои мерзкие руки. Я пыталась помешать им! Но что может сделать слабая девушка! Они схватили меня вместе с вами и заперли здесь!
- Тридцать семь демонов подземелья!
Кьяра кинулась к Кауху, благо длина цепи позволяла сделать пару шагов, и принялась нещадно трясти его.
- Каух! Каух!!! Проснись!!!

- А я не сплю, - слабо, но откровенно ворчливо отозвался маг, с трудом открыв один глаз. - Я злюсь, и очень увлечён этим творческим процессом. А ещё меня тошнит от этой сонной отравы, и если ты не прекратишь меня трясти...

Къяра поспешно сделала шаг назад.

- И ведь эти сволочи раздели меня от всех моих вещей, и половину повыкидывали, наверняка посчитав за хлам. Где я теперь найду сочинения Алаундо Мудрого?

Каух слегка подёргал цепи. Цепи, что и естественно, слабо звякнули. Он подёргал ещё, вслушиваясь в эту сомнительную мелодию. Заметив взгляд Къяры, ясно выражающий "ты свихнулся", он неохотно прекратил трясти "браслетами"

- А ещё я уверен, что, совершенно не умея разбираться в людских талантах, за нашу дорогую спутницу они потребуют куда большую цену, чем за меня!

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 6-04-2006, 18:07

Дверь распахнулась. В прямоугольнике яркого солнечного света возникли двое - приземистые, толстенькие мужички в ватных халатах, с нелепыми шапчонками на бритых головах. Один окинул пленников масленым взглядом, особо задержавшись на девушках. Другой потер пухлые ручонки:
- Отличная партия, а, Махам? Смотри, какие женщины! Да и мужчина тоже дорогого стоит. Я говорю тебе – он образованный и наверняка умеет читать.
Махам изо всех сил делал кислую физиономию.
- Да уж, конечно, Арун, ты всегда хвалишь свой товар. И обычно врешь бесстыже. Эта девчонка, - он кивнул на Сэйру. – Наверняка строптива, как плохая коза. А что у нее под глазом? Синяк! Она еще и дерется?
Сэйра прикрыла синяк ладошкой и пододвинулась поближе к Кьяре.
Махам сделал еще более кислую мину и продолжал:
- А эта северянка – она же слишком стара!
- На себя посмотри, мешок с салом! – огрызнулась Кьяра. – Только подойди поближе и я тебя удавлю!
И сделала соответствующий жест руками.

Махам испуганно отпрыгнул назад, а Арун замахнулся было на Кьяру, но передумал, тоже отступил подальше и продолжил увещевать покупателя:
- Да, может она и вышла из нежного возраста, но ты посмотри на ее фигуру! Наверняка у нее еще не было детей. И какая кожа! А если она не сгодится в наложницы, ее можно будет использовать на публичных боях в столице. Говорю тебе, эти северянки – воины не хуже мужчин. Представляешь, как она будет хороша в схватке с черной пантерой!

Лоснящуюся физиономию Махама перекосило донельзя.
- Да, если она хоть вполовину хороша, как ее лошадь… - он обличающее ткнул толстым пальцем в сторону Кьяры. – Твоя поганая кобыла разбила головы двум моим людям! И ускакала прочь! Теперь она погибнет в пустыне, а я мог бы выручить за нее отличные деньги.

- Так вам и надо! – удовлетворенно заметила Кьяра. – А Ирга не погибнет, потому что будет поумнее, чем вы оба вместе взятые.

Арун благоразумно не обратил внимания на очередную дерзость. Он во что бы то ни стало хотел продать пленников. Поэтому сладко улыбнулся покупателю и махнул рукой в сторону Кауха.
- Ты только погляди на этого невольника! Ведь сразу видно, что он учен, как столетний змей! На его осле было навьючено множество книг, и пергаментов, и амулетов. Возможно, он даже колдун, а северные колдуны весьма сильны и искусны.
- Вот-вот, - фыркнул Махам. – И превратит он меня в какую-нибудь пакость… Ладно, пойдем и выпьем холодного вина, а я еще подумаю – покупать ли этих.
- Я дам тебе в придачу и верблюда! – вскричал Арун.

Работорговцы ушли и закрыли за собой дверь. Пленники снова оказались в полутьме.
- Чтоб их демоны сожрали! – высказалась Кьяра. – Надо отсюда сматываться и поскорее. Только бы оковы снять!

- Давай не будем спешить. - Каух утёр пот со лба и чему-то улыбнулся.

- Что-о-о-о? - изумлению Къяры не было пределов. Если бы рядом была вода, оня вылила бы её на голову явно пережаренному на солнце магу. Нет. Пожалуй сначала она напилась бы, а уж потом - вылила бы на Кауха то, что осталось бы. Но откуда здесь возьмётся две бочки и один ковшик?

- Успокойся. Темницы и цепи с замками - это по моей части. - Ох, не хотелось Кауху светиться перед случайной попутчицей, да кужа уж деваться?

Жаль, что Къяра так откровенно показала свой норов. Скоро их повезут на рынок - и лучше бы в этот момент иметь на себе поменьше цепей. Будь Каух один - он бы уже был на свободе, а все стражники лежали бы трупами. Но даже при Къяре он не мог показать всех фокусов, которым научился в молодости в Не-скажем-какой-Гильдии. Не говоря уже у Сэйре, которой маг вовсе не хотел доверять. Что же, придётся обходиться обычным набором фокусов, известных любому более-менее опытному вору...

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 18-04-2006, 11:19

Солнце взобралось в самый зенит и, похоже, обосновалось там надолго. Повозка, влекомая дохловатой лошадкой, мерно покачивалась, противно скрипела несмазанными колесами. Впереди и сзади скрипели такие же старые повозки – невольничий караван полз в сторону столицы.

Кьяра натянула на лицо платок, уже заметно потерявший белизну, и положила голову на край повозки. Было жарко и скучно. И пить хотелось. Перед выходом невольникам дали по кружке воды, но это было еще утром. Подремать что ли? Рядом чихнули. Кьяра лениво посмотрела на Кауха. Маг выглядел просто отлично – будто и не провел ночь в душном сарае и не трясся вот уже несколько часов в жесткой повозке. Каух бодро посматривал по сторонам и время от времени чихал – то ли от пыли, то ли чтоб не дать Кьяре заснуть.

Накануне, поговорив с работорговцами, Кьяра порывалась немедля скинуть цепи, выбраться из сарая и, положив по дороге десяток супротивников, рвануть куда глаза глядят. Но Каух решительно воспротивился. Вот еще! Гораздо легче будет сбежать, когда караван немного отойдет от города. По крайней мере любопытных и желающих получить вознаграждение за поимку беглых рабов там будет меньше. Кьяра подумала, попинала со злости глинобитную стену и согласилась. За ночь маг немного повозился с кандалами, и теперь их можно было скинуть во мгновение ока. Замороченный жарой надсмотрщик ничего не заметил, приковывая пленников к повозкам. Сэйре повезло меньше – ее сразу посадили в другую повозку и теперь Кьяра не могла даже увидеть девочку. Ну и ладно, подумала наемница, не хватало еще благотворительностью заниматься. Самим бы ноги унести.

Тишина… Жара… Пустыня…
- Йааааааааа!!!! – пронзительный вопль после тишины ударил по ушам как плеть. Из-за бархана вылетели десятка два всадников. Горяча коней криками, они рванули к каравану.

Сказать, что предводитель "Коршунов Пустыни" Зерхет ибн Харуд был зол, как тысяча скорбящих животом джиннов, запечатанных разгневанными богами в одну малюсенькую бутылочку, которой перкидывались резвящиеся ифриты - значило вообще не упомянуть о его ярости. Когда прибывший в оазис отряд разбойников не обнаружил там даже следа северян, не считая мертвых тел своих товарищей, смуглое обветренное лицо грозного атамана потемнело от гнева, сравнившись с цветом атаманского бурнуса, а его черты заострились, исказившись от бешенства. Закипая от злости, как вода, оказавшаяся под лучами полуденного южного солнца, Зерхет приказал своим нукерам разворачиваться обратно.

Упустить, снова упустить из рук свои же сокровища! Потерять след тех трижды проклятых чужаков, которые могли бы привести к ним, а заодно и ответить за смерть его людей! О, как же он был взбешен! Лишь слепая ярость рожденного пустыней самума могла сраниться с тем чувством, что бурлила в его зачерствевшей, как камень душе, лишь волкам и гиенам была ведома та жажда красной горячей крови, которая его обуяла, и лишь шайтан мог поспорить с ним в жестокости тех пыток, которые он измысливал для своих врагов, пока отряд добирался до старой крепости.
К несчатью для самих себя, двое братьев, посланных Зерхетом на поиски злосчастных северян, появились в разбойничьем логове еще до того, как гнев их господина успел хотя бы в половину утихнуть. В ответ на сбивчивый лепет о танцующем скелете, Зерхет швырнул в Большого Джа тяжелое золотое блюдо, с которого молодая невольница кормила атамана сладким виноградом. Блюдо угодило младшему брату прямо в лоб и было безнадежно испорчено (Хуррагаш оказался умнее и успел спрятаться под дорогим дастарханом), а удивленный Джа принялся благодарить атамана за нечаянный подарок, что несколько позабавило грозного предводителя "Коршунов Пустыни", тем самым немного охладив его гнев.
Приказав братьям убираться вон, Зерхет отхлебнул вина, растянулся на мягких подушках и поднес к губам трубку кальяна, заботливо пододвинутого стремящейся угодить ему невольницей. Однако ни ароматный дым, ни нежные, словно лепестки розы прикосновения девичьих рук, ни изгибающиеся в призванном усладить его взор танце молодые смуглые тела не могли развеять его черных, как грозовая туча, и тяжелых, как поступь Судьбы, мыслей. Душа атамана алкала мести, а рука то и дело судорожно сжимала рукоять верного меча. Лишь ярость боя, лязг заточенной стали и ужас в глазах гибнущих врагов были способны отвлечь его от мыслей о ней.
И когда перед ним распростерся гонец, прибывший от стерегущих караванную тропу дозорных, Зерхет ибн Харуд приказал седлать коней. Нукеры, утомленные недавним переходом под палящим солнцем, не осмелились возроптать, а некоторые из них даже понадеялись на то, что захват каравана позволит им избежать атаманского гнева.

И вот, спустя некоторое время, два десятка разбойников во главе с Зерхетом с диким кличем, подобно горной лавине обрушились на торговцев невольниками и их охрану. Ржание коней, рев ослов и верблюдов, лязг клинков и крики раненых смешались, перекрывая друг друга. Сталь сверкала под жарким солнцем, а песок жадно впитывал горячую кровь, льющуюся из ран.
Грозный атаман, не слезая с вороного коня, бросался в самую гущу боя с таким яростным бесстрашием, словно злые колдуны заговорили его от любого оружия, а его кривой меч взлетал и падал, разя без пощады и жалости...

Вот он - момент! Как мог быстро, Каух метнулся к охраннику, высунувшемуся из повозки, и набросил ему на шею свои цепи. Перекрутил, дёрнул и аккуратно опустил тело на доски. Сорвал с пояса покойника кривой и дико тяжелый ятаган, кинул Къяре.

- Твоя очередь! - и, оттащив труп вглубь повозки, стал готовиться к магической части их побега.

Какой глупец делает столь неудобное оружие? Но выбирать не приходилось. Ругаясь на чем свет стоит, Кьяра сбросила цепь, подхватила ятаган и выпрыгнула из повозки. Вокруг творилось что-то невообразимое. Звон оружия, крики, стоны, ржание испуганных лошадей… Но в Кьярины планы не входило лезть в драку.

Пригибаясь, прячась за повозками, она побежала в хвост каравана. Там, вопя от страха, рвался на привязи Шер-эд-Дах. Кьяра быстро перерезала веревку, вспрыгнула на повозку, а оттуда – прямо на спину философу.
- Жить хочешь, верблюжья твоя морда? – крикнула она прямо в мохнатое ухо. – Тогда скачи быстрее!

Похоже Шер-эд-Дах был еще в разуме. Потому что взбрыкнул задними ногами, взревел совсем уж не по-верблюжьему и помчался, словно за ним гнались все тридцать семь демонов подземелья. Двое пустынных разбойников попытались было остановить отчаянную всадницу на безумном верблюде, но трофейный ятаган Кьяры оказался быстрее. Злодеи рухнули на песок, а кони, оставшиеся без наездников, помчались куда глаза глядят.

Отъехав шагов на двести, Кьяра спохватилась. Где же Каух? Проклятый маг! Придется вернуться за ним. Северянка уже было повернула обратно, но схватка уже не кипела. Потому что разбойники и караванщики, влекомые неведомой силой, начали взлетать в воздух один за другим.

Не все свои амулеты Каух носил на шее. Не все прятал под мантией. Самые лучшие, самые важные и нужные всегда были при нём. Старый истёршийся браслет на запястье, не стоящий того, чтобы стягивать его с руки, такие же древние чётки, обмотанные вокруг другой ладони - совсем не похожие на что-то ценное, и были главной ценностью мага.

Разденьте его донага, заприте под землей - ни браслет, ни чётки вы не снимете с даже с беспамятного тела. Ибо защищены они заклинаниемЮ которое не позволит отобрать их у хозяина. И ему руку не отрубить - по крайней мере, желая снять амулет. Промахнётся даже самый верный меч, вонзится в волосе от цели. Самый острый нож откажется резать веревку чёток, запутается в ней.

Ни разу за все странствия в компании Къяры не пользовался Каух этими своими сокровищами,стоившими дороже целого каравана с золотом. Не пользовался - потому что поклялся не открывать никому секретов Гильдии, и не воспользовался бы, даже если бы шёл на плаху. Но сейчас, когда некому смотреть на него, можно притвориться, что он просто накопил магических сил за то время, что сидел в повозке.

И вот сейчас эти амулеты помогут ему. Сейчас Каух произнесёт безобидное заклинание лишения веса, но подействует оно не на одного человека, как обычно, а на всех, кто будет рядом. Со стороны покажется, что и впрямь могучий маг вершит дела свои сейчас, и лучше никому не знать, что несколько недель амулеты будут совершенно бесполезны.

- Пачо Пачу перерро! - разнёсся над песками крик Кауха

Не в первый раз Зерхет ибн Харуд вел своих прожженных жизнью и солнцем воинов в набег, а если не покинет его разбойничья удача, то и не в последний. Не в первый раз его клинок отнимал жизни людей, преграждающих ему дорогу к добыче, и еще не единожды суждено будет его оружию испить человеческой крови, если Боги отвернутся от очередного торговца. ...Но впервые суждено ему было увидеть, как его верные нукеры гибнут от руки женщины, чья кожа была белой, как снежные чалмы горных вершин, глаза сияли отточенной сталью, а умение владеть ятаганом не уступало выучке воинов самого эмира. Восседая верхом на верблюде, она ринулась вперед и, походя зарубив двоих попытавшихся остановить ее разбойников, помчалась прочь от места схватки.
Верблюд! Северянка-воительница! Эти мысли ураганом пронеслись в голове Зерхета, а сам он, поняв, с кем свели его Боги, спешно воздал им хвалу и устремился вслед за нею. Северянка нужна была ему живой (но при этом вовсе необязательно невредимой), и поэтому атаман считал, что у него достанет силы справиться с задачей. В крайнем случае, подумал он, разрубив плечо попавшемуся на пути караванщику, ее голову он сможет с гордостью возить у седла.
Об ином исходе он, как и положено настоящему воину и мужчине, не думал.
Однако его надеждам не суждено было сбыться. Неведомая сила вырвала его из седла, подхватила и повлекла вверх. Ругая на все лады подлых духов, сыгравших с ним подобную шутку в такой момент, Зерхет ибн Харуд огляделся и увидел, что в воздух вместе с ним поднялись один за другим все его нукеры, уцелевшие караванщики и даже закованные в цепи невольники...

Заклинание сработало, как надо. Все, кроме Кауха и Къяры, которая была к её счастью достаточно далеко, теперь цеплялись кто зубами за воздух, кто кончиками пальцев друг за дружку - но всё без толку.

Отыскав таки среди всяческой скотины своего старого осла, маг немного улучшил своё настроение. Следующим приятным моментом было обнаружение навьюченного всякими приятностями коня. Мало того, что в левом мешке было золота столько, что Каух с трудом воднял его на своего ослика, а в правом - большая часть украденных у него вещей... Над этим сокровищем в воздухе парил трясущийся от ужаса работорговец, который ещё недавно так по-хозяйски предлагал Кауха в качестве товара.

Вдоволь насмотревшись на перекошенную физиономию, маг с удовольствием врезал кулаком по столь приятной мишени, и, проследив за полётом выпустившего ремешок торговца, двинул своего "гордого скакуна" вслед за Къярой и философом

Крики. Лязг мечей. Зрелище падающих замертво людей. Запах крови в воздухе (а вы знаете, какое у верблюдов чутье?).
Можно предположить, что никто из участников сей ужасной сцены не ожидал, что один из верблюдов вдруг начнет декламировать касыды, газели или рубаи. И правильно не ожидал, потому что единственный способный на это верблюд в караване начисто потерял от ужаса всякую способность разговаривать.
Ошалевшая от страха двугорбая скотина пыталась порвать повод, когда сбоку вдруг возникла женщина, обрезала повод и совершила чудеса акробатики, сумев с повозки взлететь верблюду на спину. Она при этом что-то крикнула, но верблюд не разобрал ни слова. Он просто сделал то, чего жаждала его верблюжья душа: дернул с места без разбега по дороге.
И если всадница по пути вершила какие-то ратные подвиги, то, видят боги, это происходило безо всякого участия ее скакуна...
Если бы кто-то наблюдал за битвой со стороны, он увидел бы, что за двести шагов от поля боя женщина остановила верблюда. И изумился бы исскусству прекрасной наездницы, ибо остановить перепуганного, несущегося вперед верблюда есть дело немыслимое. Ибо такой уж создали боги эту плешивую, двугорбую, трусливую скотину...
Нет, это не Кьяра остановила верблюда. Шер-эд-дах сам замедлил ход. Ибо свершилось чудо: в затуманенном от ужаса верблюжьем мозгу вдруг возникла вполне человеческая мысль.
Мысль о Сэйре.
Она же осталась в невольничьем караване, эта славная, чуткая девушка, так тонко понимающая поэзию и так глубоко уважающая философов... э-э, то есть... философию!
Ей же надо помочь!

пост написан по просьбе мастера

Добропочтенные (хотя кто, по здравому размышлению и по чистой совети, может сказать, что торговцы живым товаром являются добропочтенными людьми?) Махам ибн Шабрах и Арун ибн Хасар по скользкому роду своих занятий не раз оказывались в самых щекотливых положениях. Случалось им и красть молоденьких девиц, за которых богатые мужи предлагали большие деньги, и подсовывать покупателям порченный (во всех смыслах) товар за вдвое большую цену, и лебезить перед грозной стражей или не менее грозными разбойниками. Но еще ни разу им не приходилось беспомощно болтаться в воздухе, подобно заброшенному на ветку чинары старому башмаку.
Произошедшее с ними Махам и Арун сначала приняли за скверную шутку потревоженных иблисов или джиннов (мыслей о каре Всевышних им в голову почему-то не пришло). Но потом, когда они перестали бестолково сучить ногами и руками в попытках опуститься обратно, убедившись в тщетности своих попыток опуститься на землю, и огляделись по сторонам, от их наметанных взглядов не укрылось, что в воздух поднялись не все.
Неопрятный толстяк-северянин (которого они планировали в крайнем случае продать евнухом в любой гарем, чей хозяин будет готов уплатить минимальную цену) как ни в чем не бывало посмотрел на болтающихся над песком разбойников, рабов и караванщиков, а затем принялся преспокойно обшаривать седельные сумки одного из принадлежавших торговцам коней (как выяснилось по горестному воплю Аруна, конь принадлежал именно ему). Затем он погрузил награбленное на осла и, оседлав его, двинулся в сторону своей поджидавшей в отдалении спутницы, которую заклятье также обошло стороной.
- Воистину, северяне - могучие колдуны! Радуйся, на этот раз ты оказался прав, - пробурчал Махам ибн Шабрах.
- Заткни фонтан своего злословия, о нечестивый отпрыск свального греха! - взвыл в ответ Арун ибн Хасар. - Чему мне радоваться, если это отродье ледяных демонов выгребло все мои деньги, а меня самого обрекло болтаться между землей и небом, как отвергнутую Богами и предками душу? Клянусь волосами на бородавке моего отца, росшем в том месте, которое обычно скрыто от постороннего взгляда, этот северянин сам накликал на нас этих исчадий пустыни! О, горе мне, горе! И зачем я отправился вместе с тобой? Где был мой разум?
- Не смей ругать меня, любовник гиены! - не замедлил откликнуться на оскорбление Махам. - Откуда взяться разуму в твоей пустой голове, если он покинул еще твоих родителей в тот миг, когда они вздумали тебя зачать? Ты и твои люди не смогли даже сковать невольников как следует. И это при том, что опасность этих двоих была очевидна даже слепому! Эта северная фурия владеет ятаганом лучше, чем ты - дарованным природой инструментом для ублажения женщин! А этот колдун... Что и говорить, если бы ты обезопасил их, как надлежало, мы бы выручили за обоих хорошие деньги.
Ответ Аруна был настолько же цветист, насколько неприличен, и состоял из таких выражений, которые просто не поддаются достойному переводу на доступный нашему уважаемому читателю язык...

- Пересаживайся, - буркнул Каух, протягивая Къяре повод коня, которого вёл сзади своим осликом. - А то наш дорогой философ ещё сто лет будет вспоминал, как вёз тебя, и обзывать всякими гадостями, вроде "ясноокой пэри". А вместо тебя он повезёт вот этот замечательный, но чертовски теяжелый мешок с золотом. И не надо на меня так смотреть! Я всего лишь взял с них небольшую... - он с усилием приподнял золото и бухнул на философскую спину, - контрибуцию. Поехали!

У Сэйры никогда не было слишком много времени на раздумья. С самого рождения ее жизненное расписание было забито под завязку, оставляя слишком мало даже для сна. Когда она еще не умела говорить и ходить, ей приходилось орать целые дни - она была восьмым ребенком в небогатой семье и кричать громче всех было единственным способом ухватить толику внимания и пищи. Потом оказалось что у других жен тоже дети, и лично никого кормить не будут. А ровесники и старшие никогда не откажутся от добавки. Потом был невольничий рынок, где было сначала немного свободы и безделья, потом душный корабль и шумный грязный рынок, пропитанный запахами пота и нечистот.
Потом была Школа, и там тоже не было ни минутки свободной. Их нагружали так, что придя в комнату-келью ребенок не всегда вспоминал о приличествующих молитвах перед сном. Старшие считали, что воин, размышляющий о том, нужна ли ему цель, означает провальную операцию - так что философов не жаловали. Девочки учили наизусть знаменитые литературные труды и остроумные комментарии к ним, учили составлять такие же по всем правилам вежливости, но никто никогда не считал размышления над литературой или собственную интерпретацию ее похвальными. Наоборот.
И теперь, трясясь в повозке с другими рабами, девушка не знала, что ей делать. Не было нужды притворяться, не было смысла строить планы. Возможно, впервые в жизни Сэйра засомневалась в правильности своего пути. Ну выполнит она задание, и что дальше? Вернуться, снова учиться, снова задание. А потом она станет старой и... Учить? Но их десятки, а учителей единицы. Выгонят на улицу? Но она не знает чего делать здесь - без связей, без цели в жизни, без права рассказывать о прошлом. Все эти женщины вокруг - от странной северянки до последней трактирщицы имели свои мечты и свои страхи, своих друзей и врагов. Сэйра почувствовала себя ящерицей в змеином царстве, "солдатом Бога", живущим ради того чтобы умереть во славу своей веры. Только вот знала ли она, во имя чего жертвует - да что там, уже пожертвовала - самой собой? Вряд ли и узнает, ее купили, обучили и использовали так, чтобы она окупила затраты на покупку и обучение. А ей остается только подчиняться заведенному порядку вещей.

От грустных мыслей девушку отвлек звонкий разбойничий клич. Дальше все происходило очень быстро - скинуть цепи, схорониться под телегой, чтобы не зарубили, дождаться, пока кого-то убъют поблизости, подхватить ятаган, зарубить разбойника, бегущего наперехват... Маг произнес какое-то заклинание и вооруженные люди вокруг него поднялись в воздух. С первого взгляда Сэйра определила лучшего жеребца из тех, что остались бесхозными. Вскочив в седло, и ловко увильнув от захвата болтающегося в воздухе мужчины, девушка поскакала во весь опор к виднеющимся вдали силуэтам осла, лошади и верблюда.

- Где тут у нас ближайший источник? - Каух развернул новообретенную карту, посопел сосредоточенно и ткнул пальцем направление. - Нам туда! Надо бы набрать воды и помыться... Кьяра, ты ничего не имеешь против помыться?

Кьяра ничего не ответила. Она сидела на трофейном коне и смотрела аккурат между лошадиных ушей. Потом перевела туманный взгляд на Кауха и медленно сказала:
- Я вот думаю… Вроде мы с тобой считаемся неплохими знатоками своего дела… Меня даже в рыцари посвятили. Про тебя точно не знаю, но я бы тебя тоже сделала рыцарем.

Каух озадаченно молчал и ждал, что будет дальше. Кьяра шумно втянула носом горячий воздух и уточнила:
- Ты согласен со мной, Каух?
- Э-э-э, конечно согласен! Поехали что ли? – все еще не очень понимая, куда она клонит, ответил Каух.

Кьяра не спеша слезла с коня.
- Тогда какого… - она пнула песок, так что он взлетел золотистой пылью, и завопила, уже не сдерживаясь. – Какого демона мы не можем найти эти проклятые бумаги!!! Этот городишко заколдованный, чтоб его демоны сожрали! В первый раз мы отсюда удирали, так что пятки влипали в спину! Во второй – нас вывезли в цепях и на невольничьей повозке!!! Что будет в третий раз? Что ты молчишь, маг?

Каух молчал потому, что отвечать сейчас Кьяре – себе дороже. Еще и в виноватых можно оказаться. Вообще-то наемница редко вспыхивала подобным образом. Мало что могло привести ее в такую ярость. Но уж если Кьяра начинала скандалить, близко подходить не стоило. Пусть откричится, отмашется руками, попинает песок, погрозит кулаками небесам. А потом можно будет и поговорить спокойно.

Но Кьяра уже успокоилась. Вернее нечеловеческим усилием взяла себя в руки, плюнув напоследок в ненавистный песок, и залезла на понурого коня, позаимствованного у караванщиков.
- Поехали, – буркнула она.
Каух поспешно вспрыгнул на ослика, показал кулак попытавшемуся что-то сказать Шер-эд-Даху (это можно было истолковать как: «Только попробуй не пойти – полетишь!») и двинул в направлении оазиса.

К оазису ехали в мрачном молчании. Къяра всё еще кипела от злости, Каух грыз усы, сплёвывая постоянно набивающийся песок, философ... Философ о чём-то напряжённо думал.

Къяра мрачно вертела в руках ятаган, думая о том, что очень мало знает Кауха и его способности. Каух, бросая на подругу быстрые взгляды - думал о том же. Не будучи воином ни в какой мере - любимым оружием его был арбалет с отравленными болтами, метательный нож, а главное - серое вещество под черепной коробкой, он тем не менее хорошо представлял себе, каково это - сражаться чужим оружием. И если Къяра так качественно навешала горячих с ятаганом в руке... Явно Каух просто ещё не видел её мастерства с северным мечом!

Песок хрустел под ногами, на зубах и всюду, всюду, всюду... Наконец показались пальмы оазиса. Жестом остановив Къяру и философа, маг соскользнул с седла, и на мягких-мягких лапках двинулся в сторону оазиса. Чутьё просто кричало ему, что ТАМ - КТО-ТО ЕСТЬ! И этот кто-то - ОПАСЕН!

"Кто-то" тем временем преспокойно жевал траву, с деланно небрежным видом поглядывая по сторонам.

- Вот ты где... - протянул маг. Обернулся и махнул рукой Къяре. - а твоя хозяйка по тебе убивалась...

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 29-05-2006, 14:11

Кьяра спрыгнула со спины трофейного коня, словно с раскаленной плиты, и кинулась осматривать Иргу на предмет ушибов, царапин, сбитых копыт, сломанных костей и выпавших волос. Каух фыркнул насмешливо, но Кьяре было все равно. Ирга - это особенная лошадь, получше большинства людей.

- Ты бы лучше на себя посмотрела, - неуверенно съязвил Каух. - Чумазая как не знаю кто.
- И посмотрю! - отрезала Кьяра, закончив наконец с осмотром лошади. Все было в порядке. Ирга с комфортом провела ночь и утро в прохладе оазиса и теперь нетерпеливо била копытом и тянулась мордой к хозяйке. Кьяра сняла с лошадиной спины сумки и сразу вытащила запасной меч, заботливо увязанный в овчину. Так-то лучше.

Северянка покопалась в сумках, достала белую льняную рубашку, мыло и несколько флаконов с притираниями.
- Я пошла мыться! - заявила она. - Каух, будь так любезен, присмотри, чтоб нас не беспокоили. А еще лучше - поставь какую ни есть магическую защиту.

И Кьяра скрылась в кустах, где призывно журчал маленький ручеек, разливаясь в весьма гостеприимное прохладное озерцо.

Сообщение отредактировал Алеф - 29-05-2006, 14:19

К городу они добрались в темноте, как Каух и рассчитывал. Конечно, закрытые ворота - это закрытые ворота. Да и озлобленные ночным дежурством стражники - это не разморенные на жаре, которым ни до чего нет дела - настолько не хочется выходить из-под навесов. Но кто сказал, что самый простой путь в город - через ворота? Среди "боевых" трофеев нашлась сонная травка - та самая, которой так щедро приправляли обеды будущим рабам. Нашлась краска для волос, ореховый сок, который даже бледнокожего Кауха смог превратить в смуглого южанина...

Ослика оставили под наблюдением философа, чем оба остались очень недовольны.Впрочем, выслушав альтернативу - подчинились, хоть не безропотно. Ибо уж верблюд роптал вовсю - но перспектива полёта черз городскую стену радовала его ещё меньше, нежели общество саркастически молчащего ослика.

Бороду пришлось выщипать по местной уродливой моде, что Кауха злило даже больше, чем идиотский наряд, который пришлось натянуть вместо любимого балахона, прошедшего с ним огонь и воду.

- Ты уверена, что Ирга не испугается? - спросил он шепотом. Повторять попытку завязать лошади морду магу не хотелось - укушенная рука все ещё болела.

- А ты уверен, что ты не испугаешься? - огрызнулась Къяра. - Давай, полетели!

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 3-06-2006, 6:00

К тому месту, где коротали время в ожидании философ и ослик, с близ лежащего бархана скатилась тень. Тьма от тьмы рождённой ночью.
Верблюд видимо был погружен в мысли о высоком и не сразу заметил её появление.
Флегматичный же ослик настороженно повёл ушами, вызывающе фыркнул и вновь отрешился от мира, уйдя в свои ослиные грёзы.
Тень, меж тем, уселась на песке и оказалось, что это совсем не тень, а мальчишка - худой, прожаренный беспощадным солнцем оборванец, каких множество шныряет по рынкам в надежде лёгкой поживы и ротозея покупателя, оставившего на видукошель с деньгами.
Конечно, Всемогущий запрещает воровать, но, уважаемые, разве можно судить руку, коя преподаёт урок бережливости на будущее.
Мальчишка тем временем оглядел парочку и ухмыльнулся.
- Да пребудет с тобой милость Милосердного, о наиучёнейший из всех кораблей пустыни. Да продлит он твою тень и, да, не оборвётся нить твоих лет, о светоч мысли. Да возблагодарит он тебя и приветствует.
И тут же, без всякого перехода
Пожелавший объять необъятное, что ж
За великую истину принял ты ложь!
Пожелавший поднять неподъёмное, ныне
Только горб на пустыней ты гордо несёшь.
В темноте блеснули зубы - мальчишка усмехался.

Ясная лунная ночь, опрокинувшая над миром перевернутую пиалу звездного неба, заворожила Шер-эд-даха. Пока верблюжье тело размеренно, клок за клоком, жевало траву, разум философа перебирал кружево прошлых дней...
Потому-то Шер-эд-дах, обычно чуткий и бдительный, не почуял рядом чужака. Вдыхая терпкие, горьковатые ночные ароматы, вспоминал он поэтическое состязание в Нарра-до. И прозвучавшие из тьмы строки принял за стихи, сложенные кем-то из соперников.
А раз к тебе обращаются в стихах -- надо ответить!
И над ночным оазисом поплыло медленное, глуховатое:

Разве вся наша жизнь -- не пустыня, увы?
Лишь барханы тщеты да колючки молвы...
Нас порой миражами любовь обольщает,
Но опомнись, взгляни: ни воды, ни травы!

Разве каждый из нас не влачит два горба?
Это Голод и Страсть -- так велела судьба...
Нам оазис сулит караванщик-надежда,
Но, увы, средь песков ненадежна тропа...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 5-06-2006, 15:21

Скользить в темноте, неслышной тенью проносясь от стены к стене, не попадаясь на глаза слепым и глухим стражникам с их нелепыми фолнарями - было на удивление просто, и по-мальчишески весело. Каух уже и забыл, когда он в последний раз чувствовал себя настолько свободным, полным сил и ловкости. Дом, который предстояло обшарить, был недалеко. Но маг не был бы выходцем из не-скажем-какой-Гильдии, если бы вот так вот по-глупом рванулся бы туда напрямки. Фигушки!..

Сперва он изучил все близлежащие улицы на предмет ловушек и возможных засад. И - обнаружил некоторое количество и тех, и других. Впрочем, и ловцы ночных гостей, и ловушки были рассчитаны на куда более неопытных вторженцев. Маг не стал обезвреживать ни тех, ни других - он просто хорошенько изучил их расположение, и подготовил "сюрпризы", которые должны были облегчить ему отступление с добычей.

Так... сейчас вон те смотрят сюда... а вон эти - воооооон туда. Очень хорошо. Если кто-то увидел, как мягко может прыгать такой толстяк, ни за что не поверил бы... Теперь подождать вот здесь, прокрасться сюда, и... вуаля!

Как там сказал этот лопух? "Те, кто не послан наследником рода, не могут войти в дом."
А ведь и в самом деле! Дом очень качественно заклят, и никто чужой войти не может...
"Никому не показывайте, что именно вы ищете."
Интересно, а почему этот поганец не поехал за ними сам?
Каух подпрыгнул и повис на стене - под ним с шелестом и хрустом прошелся скелет. То ли охрана дома, то ли предшественник Кауха...
Интересно, кому ещё нужны эти бумаги?
Ещё один скелет...
Поворот, ещё поворот, и... Да здесь что, никто не живёт, кроме ходячих мертвяков? А где же непутёвый родственничек, который не желает эти бумаги отдавать?... Так и живёт среди скелетов? Или... сам стал скелетом?

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 5-06-2006, 15:46

Мальчишка вслушался в слова ночной птицей рванувшиеся на свободу. Ухмылка исчезла, в глазах затеплился огонёк упрямства.
- О, великодушнейший из всех дромадеров, прости дерзкого, ибо Милосердный повелел прощать. Да не исполнится сердце твоё печалью. Но позволь несмышлённому слуге твоему не согласиться с изречённой тобой мудростью. Хоть и велика она, словно горы, что блистают снегом под синей твердью вечного неба, сотворённого по милости Милосердного.
Он вдохнул горячего ночного воздуха

Разве вся наша жизнь - не оазис в песках,
Где веселье тоску побеждает и страх?
Может быть - это маленький очень оазис,
Но вот это как раз, только в наших руках.

Тот глупец, кто считает проигранным бой,
И вступать опасается в схватку с судьбой.
Тот мудрец, кто судьбу свою держит за руку,
Как жену, что повсюду идёт за тобой!

Мальчишка снова хихикнул, расплескав смешок по измазанным сумраком пескам.
- Воистину, прославленный Шер-эд-дах, слава твоя не померкнет в веках. Слава твоя, лишь малая толика твоего величия, о гордость верблюжъего племени - яду было ровно столько, чтобы почувствовать, но не озлиться. - Позволь смиренному слуге твоему, назвать себя, ибо не хочу я, о светоч поэзии, показать себя невежественным оборвышем.
Выглядел при этом велеричивый пацан, именно оборвышем, что странно не сочеталось с речью.
- А зовут меня Хайруддин ибн Гиясаддин Абдаллах аль Мансор

Только сейчас Шер-эд-дах заметил появление незнакомца. Шарахнулся было в сторону, но сразу успокоился, сообразив, что это всего лишь подросток, который вряд ли причинит ему вред.
Пока текла учтивая речь, верблюд вглядывался и внюхивался в ночную тьму, стараясь понять, нет ли с мальчишкой кого-нибудь еще. Потом хотел было заговорить -- но странный мальчуган перешел на стихи (причем хорошие!), а Шер-эд-дах скорее откусил бы себе язык, чем прервал бы чтение чужих стихов. У поэтов свои правила поведения. Они твердо уверены, что даже смерть должна молча ждать в сторонке, пока звучат рифмованные строки.
Лишь когда мальчик закончил речь, Шер-эд-дах сказал учтиво:
-- О сладкоречивый Хайруддин ибн Гиясаддин Абдаллах аль Мансор, да позволит тебе судьба перерасти свое имя в длину... откуда ты знаешь, как меня зовут? Неужели мое имя выведено у меня на боку несмываемыми гиссарскими красками?

Мальчишка без всяких видимых усилий перетёк из сидячего положения в стоячее и подойдя к верблюду учтиво поклонился.
- Рахат Лукум моего сердца, да незамутнится твоя слава в веках. Каждый человек, кторому Милосердный даровал разум, не может не знать имени прославленного философа. Досужая молва, у которой язык раздвоен, как змеиное жало в упомянутых тобой гиссарских красках расписывает, как известный фмлософ, дал обдурить себя отродью свиньи и шакала, выпив вместо сока лозы, данной Милосердным, зелье превращения.
Вот уже долгое время я ищу тебя, о горбатейший из наигорбатых, дабы просится к тебе в ученики и снискать мудрости, коя восхвалена самыми лучшими умами.
Дерзкий пацан смотрел на философа снизу вверх и чувствовалось, что упрямая ухмылка вот-вот готова прорваться наружу. И только глаза, вблизи оказавшиеся непривычного серо-стального цвета, были не по детски серъёзны.

Верблюд пожевал губами, с трудом сдержав желание плюнуть, и холодно ответил:
-- Мудрый Ашран ибн Хорейни в своем трактате "О правде и лжи" сказал (да не затеряются его слова в веках!): "Лживые слова пачкают, подобно грязи, душу мужчины и разъедают, подобно ржавчине, душу ребенка". О мой не по возрасту речистый собеседник, молва о моем позоре не могла разойтись по городам, кишлакам и аулам, ибо я не хвастался своей глупостью, а проклятый наррабанец, да сожрут гиены прах его отца и деда, наверняка не хвастался своей подлостью -- колдуны не болтливы. Скажи правду -- или ступай своей дорогой, и да не приведет она тебя к худому!

Мальчишка даже не смутился.
- О звёздноокий среди верблюдов. Но ведь и покрытый немеркнущей славой, за свою мудрость Хасан ибн Аятоллах эль Фаран, в несомненно известной тебе рукописи " Вопросы моего сердца" вопрошал "Что есть правда?" И сам же отвечал "То, что принято на веру большими ушами и глазами, нежели то, что называется ложью!"
Хотя кое в чём ты прав. Проклятый наррабанец, мой... дядя.

Последняя фраза подействовала на верблюда, словно удар дубиной. Он даже попятился от этого тощего и безобидного на вид подростка.
Опомнившись, Шер-эд-дах сказал осторожно:
-- Тот же Ашран ибн Хорейни, к мудрости которого я только что припал, словно к роднику, в том же трактате, что звездой пройдет сквозь века, написал: "Поверивший лжецу -- всего лишь неосторожен. Но вторично поверивший тому же лжецу -- попросту глуп, и не на кого ему пенять за свою доверчивость..." Он там еще приводит притчу о вороне и обезьяне, но... хм... Скажи мне, о явившийся из мрака юный загадочный незнакомец: если колдун из Наррабана, коего ты сам только что поименовал отродьем свиньи и шакала (оскорбив тем самым собственную кровь) действительно приходится тебе дядей, то какая примета из его внешности запоминается с первого взгляда? Я говорю о некоей татуировке...

Глаза мальчишки озорно блеснули.
- Да не прогневается на меня, господин мой, но пусть будет благосклонен и преклонит ухо своё, к шёпоту недостойного слуги его. Не о той ли татуировке, что на лбу у нечестивого наррабанца, говорит шербет моей души. Той которая в виде буквы рэй. Или о той что находится у недостойного наррабанца на - тут мальчишка поднявшись на цыпочки прошептал что-то в верблюжье ухо - И изображает сцену победы халифа Бассара над семидесятью тремя демонами пустыни.
Мальчишка целомудренно вздохнул закусив губу
- Чего только не увидишь в общественных умывальнях Наррабана.
В серо-стальных глазах плясали озорные ифриты, перебрасываясь отражавшимися в этих самых глазах звёздами.

Сообщение отредактировал Момус - 5-06-2006, 20:26

Верблюд ошеломленно покрутил головой. Очень человеческий получился жест...
-- Ну... омовения мы с ним вместе не свершали, хранила судьба от такого... Одна-единственная попойка с этим отродь... м-м... с твоим дядей сломала мне жизнь... а если бы нас еще и в баню вместе занесло -- страшно подумать, что он со мной учинил бы...
Шер-эд-дах с новым интересом вгляделся в юношу.
-- Что ж... будем считать, что мои обвинения во лжи ушли мутной водой в песок. Но поведай же мне, юный Хайруддин ибн Гиясаддин Абдаллах аль Мансор, какая дорога привела тебя в этот оазис? Ибо наша встреча наверняка предначертана в небесах огненными буквами, кои читают лишь дерзкие и нечестивые звездочеты, ибо высшая наглость -- читать начертанное бессмертной рукой... Откуда ты родом? Где и как жил до этого дня. И... и где сейчас твой хитроумный дядя?

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 6-06-2006, 0:19

Мальчишка, неожиданно отрешённо, потрепал по холке ослика, заставив того изумлённо поднять голову.
Затем, словно судорога свела всё его худенькое тело выгнувшееся как лук, в руках воителя. Мышцы, хотя какие там мышцы, на этом тощем теле, где костей больше чем рубинов в халифской диадеме и они выпирают, как грехи старого развратника, но и они напряглись, закаменев.
Глаза закатились.
И чужой, рокочуший голос распластал свои крылья над притихшими ночными песками
- В ночь вхождения луны Малх в созвездие Льва отойдёт слава земная от носителя венца мудрости...
Быть плачу великому в Городе Царей. И смертям быть. И огню.
Но если сумеет удержать себя носитель венца в обличии зримом, и достойном, и человечьем, то станет он спасителем народов.
И поклонятся ему большии и малые сии и признают владыкой и призовут на царство.
И это второе испытание. Обладающий разумом да услышит, да изберёт верную дорогу, да не убоиться выбора. Ибо выбравший неверно канет в веках, уподобившись руинам пожранным песком.
Быть сему.

Пацан рухнул на песок, словно сбитый влёт ястреб. Даже в темноте было видно как побелело его лицо покрытое крупными каплями пота.
- Пить - голос слабый и ломкий - пить, пожалуйста...

Сообщение отредактировал Момус - 5-06-2006, 20:48

-- Здесь родник... вон там, под пальмой... -- поспешно пробормотал потрясенный Шер-эд-дах.
Видя, что мальчишка не в силах подняться, верблюд опустил голову, схватил паренька зубами за халат и поволок по земле.
Под самой пальмой ветхая ткань не выдержала и с треском порвалась, но мальчик был уже на краю крошечного водоема, он почти касался воды щекой...
Отступив на несколько шагов, Шер-эд-дах задумался.
Чему он был сейчас свидетелем? Что это? Хитрая выходка юного шарлатана? Безумие, накатившее на племянника чародея? Или... или под круглой, как бубен, луной прозвучало странное, но истинное пророчество?
Какие силы владели только что этим тощим мальчишеским телом? Какой демон говорил устами юного Хайруддина? Как понять загадочные слова о носителе венца мудрости?
Философ горько усмехнулся. Как подсказывал ему опыт странствия из страны в страну, носители венцов обычно не имели к мудрости никакого отношения...
Ясно было одно: недобрые и странные слова надо было запомнить. На всякий случай.
А уж на память свою философ не жаловался никогда...

А ведь их слишкмо много - этих скелетов. Не спят, не устают, каши не просят, на взятки не купятся, заклинаний не испугаются... Да какой же мощи был этот родственничек заказчика? С таким магом и сталкиваться не хочется...

Висеть под потолком постепенно надоедало, а назойливый страж никак не хотел уходить. Вот если бы он на кого-то отвлёкся, но... ни одна живая душа не войдёт в дом, если её не послал наследник. А наследник никого более не пошлёт, а жаль. Но, может быть... сгодится НЕЖИВАЯ ДУША?

Тяжело колдовать под потолком. Неудобно. Но когда нет другого выхода - колдуем в тех условиях, в которых приходится.

- Витта...моррртиссс... кайооо... - прошептал Каух. И удивился - ибо ближайший скелет, найденный заклинанием, оказался как-то уж слишком близко. Слишком близко - а значит - не на городском кладбище!

Кьяра изо всех сил вжималась спиной в гладкую, обмазанную глиной стену дома. Ирга молча и послушно стояла рядом, лишь изредка нервно вздрагивая кожей. Кьяре тоже очень хотелось вздрогнуть – то ли от ночного холода, то ли от навязчивой тревоги. Но северянка принуждала себя не двигаться и только сжимала рукоять меча, предусмотрительно вынутого из ножен. Если придется драться, одним мгновением меньше на подготовку, одним мгновением больше, чтобы победить.

По совету Кауха Кьяра снова надела южную тунику и замотала голову и лицо темным платком на манер паранджи. Это на всякий случай, если вдруг придется задержаться в городке до рассвета. Пришлось даже поупражняться в застенчивом опускании очей, чтобы не привлекать внимания к гордому взору северянки-воительницы.

Ночь не была совершенно тихой. Скулила где-то собака, из чайной доносился негромкий разговор припозднившихся посетителей. Только из темной громады дома за забором, где уже довольно давно скрылся Каух, не доносилось ни звука.

Было решено, что Каух отправится в дом на поиски бумаг о наследстве, а Кьяра останется в переулке и, если придется, остановит желающих проникнуть в дом. А желающих могло оказаться много. По словам ныне покойного наследника усадьбы в доме осталось немало ценных вещей.

Дом назывался "Эль-Хаттар" -- "склеп, усыпальница". Над входом красовались (если это слово сюда подходит) алебастровые изображения двух черепов. Череп -- предмет безликий, эмоции передавать приспособлен плохо. Но скульптор, потрудившийся над изображениями, добился невозможного. Черепа, казалось, говорили прохожим: "Жалкие смертные, вы еще трепыхаетесь, ползаете... это вы зря, право, зря! Все там будем, как ни барахтайся!"
Хозяин дома носил прозвище Хаттари -- "могильный". И был он, как ни странно, не некромантом и не могильщиком. Он был поэтом. Притом довольно известным. Его стихи, воспевавшие тщету жизни и нежный зов ласковой невесты-смерти, ходили по рукам и заучивались наизусть. И прекрасно оплачивались.
Хаттари честно старался соответствовать мрачному и трагическому образу, что вставал из стихов. Он всегда был облачен в траур, никогда не улыбался, говорил мало и хмуро. В его доме никогда не отпирались ставни, а посреди комнаты хозяина, на низеньком широком столе для письменных принадлежностей, лежал скелет со сложенными на грудной клетке руками. На этом же столе Хаттари создавал свои творения. Это было не очень удобно (писать приходилось на краешке стола), зато производило неизгладимое впечатление на гостей...
В эту ночь Хаттари творил. (Ну, не днем же ему было писать о бледном лике дивной Смерти?!) Сидя на ковре возле низенького столика, он водил острой палочкой по навощенной дощечке. Оставалось всего несколько строк, чтобы завершить поэму, посвященную наместнику.

Мучит голод меня, угнетает нужда.
О желанная Смерть...

Поэт почесал округлое брюшко. Не надо было на ужин есть столько кебаба! Вот и лекарь не советует...
Нет, про страдания от голода и нужды у него сегодня как-то не получалось. Лучше свернуть на привычную дорожку -- про Безликую Невесту...
Хаттари заговорщически подмигнул лежащему на столе скелету. Тот, как обычно, на подмигивание не ответил.

О желанная смерть, умоляю -- приди!
Протяни ко мне руки, с собой уведи,
Дай испить мне вина из серебряной чаши,
Дай навеки забыться на теплой груди...

На теплой груди? Чушь. Тогда -- на нежной? На мягкой? Еще глупее... Ну, не на костлявой же!
Хаттари умоляюще взглянул на скелет, словно ожидая у него подсказки.
И тут челюсть поэта отвисла, а сердце едва не выскочило из груди через горло.
Скелет сидел на столе. Провалы глазниц таращились на несчастного поэта...
Хаттари с визгом метнулся в угол.
Скелет неспешно встал со стола. Чинно прошагал мимо трясущегося хозяина дома. Подошел к окну, отворил ставни, легко выпрыгнул наружу и канул в ночь...
По-щенячьи поскуливая, несчастный поэт потрусил прочь из страшной комнаты. В поисках спасения он юркнул в самую маленькую и тесную каморку, где спала рабыня-служанка, и, как маленький ребенок, забился к ней под одеяло.
Стареющая, но еще весьма пылкая служанка не совсем верно истолковала визит хозяина. Удивилась -- но сделала все возможное, чтобы ночные кошмары отпустили душу господина.
И в эти мгновения ее объятия казались злосчастному Хаттари объятиями самой Жизни...

Забегая вперед, можно сказать, что наутро поэт отправился в таверну, где, к изумлению всего города, провел несколько дней в беспробудном загуле, после чего принялся сочинять поэму о вине, женщинах и прочих простых житейских радостях...

Даже самый тренированный атлет долго не может висеть вот так - упираясь ногами и руками в стены коридора. Тем более - Каух, который в силу не самого юного возраста и не самой стройной комплекции уже начинал потихоньку сползать вниз.

Еще несколько минут, и я буду вынужден познакомиться с гостеприимными хозяевами...

Он чуть было не закричал "ура" во весь голос, когда услышал торопливые хрустящие шаги, и почувствовал приближение "своего" скелета. Все стражники - мертвяки поспешили навстречу новому гостю, освободив Кауху дорогу.

В мягком прыжке одолев расстояние до ближайшего прохода, Каух распахнул дверь, и увидел - комнату, где за столом сидел ещё один мертвец. Почти скелет - настолько уже высох. Кто или что убило хозяина дома - разбираться было некогда, нужно было хватать бумаги и убираться отсюда.

Мальчик оторвался от ручья и подняв мокрое лицо поглядел на верблюда.
- Что опять было, да? Можешь не отвечать, о наидобрейший из горбатых, когда-либо топтавших пески - голос мальчишки звучал хрипло и в нём чудилось лязганье металла - Можешь не отвечать, по твоим испуганным глазам, я и так всё вижу.
Он с трудом поднялся критически обозрев своё, и без того скудное,одеяние. Точнее то, что от него осталось.
- Будь проклят тот, кто наградил меня этим даром
Пацан повернулся к философу, выдавливая из себя кривую улыбку.
- Ты спрашивал, о услада моего сердца, кто я и где родился. Увы, я бы сам хотел это знать. Три года назад, твой недостойный слуга пришёл в себя от голода на улице Альмохада. Грязные тряпки, вот что укрывало тело моё, недостойное показаться светлому оку Всевидящего. Тогда на улице, ко мне подошёл враг твой, о светоч мысли, и назвавшись моим дядей привёл меня в свой дом. Там я получил образование, кое нельзя считать законченным, ибо Абу аль Махтам, да не исчезнет имя его в веках, в своём трактате "О знании" говорит "Нет предела совершенству. Каждый шаг твой - путь к познанию нового! Каждый миг твой - время для познания!"
Мальчик провёл рукой по лбу. Тяжёлый недетский взгляд свинцово серых глаз скользнул по верблюду.
- А в наследство от родителей своих, которых не знаю, да возблагодарит их Милосердный и приветствует, получил я вот это колечко из железа с кусочком гранита, что на мизинце, смысла которого не ведаю. Да и снять не могу. И дар, коему свидетелем стал сейчас ты, о мудрейший из заклятых.
Мальчишка отвернулся и пошёл к ближайшему бархану.
Там тень от тени ночной, уселась на песок и вытащив из драных лохмотьев маленькую пустынную флейту приложила её к губам.
Плакала флета, роняя в начинающее светлеть небо, чистые слёзы тонких, как душа ребёнка звуков. И изредка прерывая их летели в небо угловатые нетопыри гневных строчек

- Если я рассмеюсь, то меня не удержишь
Я от смеха трясусь, как танцующий дервиш
Я хриплю на последнем дыхании жизни
О, мой смех - ятаганом меня ты разрежешь!

Я доле своей никогда б не скорбел
Если б только моим, был несчастий удел
Но как больно перчаткою быть для кого-то
Чтоб со мною творил он бы всё, что хотел

(Вместе с Момусом)

Загадочная и трагическая история не только растрогала Шер-эд-даха, но и разбудила его воображение. И теперь поэт невольно перебирал разные объяснения услышанному -- одно невероятнее другого...
Когда флейта смолкла, философ сочувственно сказал:
-- О злосчастный Хайруддин ибн Гиясаддин Абдаллах аль Мансор, твоя история странна и необычна. И тем не менее я верю тебе, ибо не может быть лживым это горе в твоем голосе. Если же я ошибаюсь -- значит, ты величайший из актеров или мошенников, и тебе не надо тратить в этом оазисе время на болтовню с жалким верблюдом, а следует спешить ко двору любого из земных властителей, дабы при помощи своего таланта наполнить свои руки золотом.
Мальчишка откликнулся из темноты:
- О добрейший из наидобрейших, да не осквернится имя твоё в веках, но окружено будет почётом и уважением. Скрепи сердце своё железными обручами, ибо горьким покажется тебе вино моих слов. Враг твой, колдун, опозоривший тебя, о пахлава среди стихослагателей, три дня назад исчез из своего дома, повергнув домочадцев в тоску и уныние. Но не спеши печалиться, о лев среди верблюдов - чувствовалось что к мальчику возвращаются прежние замашки, - если слуга твой верно расслышал, то мой дядя отправился куда-то в пустыню Нун. Ведомо ли тебе, где это, достопочтенный?
Бродячий поэт степенно сообщил, что он не только знает, где находится пустыня Нун, но и дважды ее пересекал: один раз -- в человеческом облике, а второй раз -- в верблюжьем...
- А знает ли уважаемый - во вкрадчивом голоске пацана прорезались нотки базарного торговца, предлагающего покупателю сомнительный товар, - что в сердце пустыни Нун есть замок песчаных духов?
-- Замок песчаных духов? Ну, эту байку слыхал каждый, кто хоть раз останавливался послушать бродячего нищего сказителя. Любого, на любом базаре или в любом караван-сарае. Надеюсь, о юный Хайрулла -- да будет мне позволено сократить твое достойное имя! -- ты не собираешься повторять эти россказни?
- Осмелюсь ли я, ничтожный, занимать драгоценное время и терзать слух достопочтенного базарными россказнями. Нет, о наивеликодушнейший из горбатых. Если уж тебе так нравится твой новый облик, кто я, чтобы мешать тебе им наслаждаться.
-- Угу, -- скептически отозвался поэт. -- А избавить меня от этого облика смогла бы султанша джиннов, которая восседает посреди пустыни на троне из литого золота, под тенью капюшона гигантской кобры, танцующей за спинкой престола. И прекрасная султанша поставила бы, как это часто бывает в сказках, условие: сняв с меня верблюжью шкуру, она наденет ее на самого длинноязыкого, болтливого и бессовестного враля на всех землях Юга... Клянусь чадрой моей почтенной матушки, я бы знал, чье имя ей назвать!
- А как ты думаешь, о мудрейший из мудрых, откуда взялась татуировка в виде буковки рэй на лбу у моего дяди, если она ещё и символ подчинения тридцати трёх песчаных духов, и вырезана, о наисомневающийся, на левой ручке золотого трона? О чем ты кстати не упомянул, господин мой...
-- Мы будем вместе сочинять сказку для этого осла, что уже насторожил любопытные уши (ибо других слушателей я здесь не вижу)? Или ты, сладкоречивый Хайрулла, все-таки расскажешь мне что-нибудь похожее на правду?
- Я расскажу тебе всё таки сказку, господин мой, а ты уж сам решишь, как к ней относиться. Итак, давным-давно, когда тридцать три пустыни были ещё совсем молодыми и пески их помнили поступь Милосердного, в самом сердце пустыни Нун могучий колдун, повелитель над песчаными духами, приказал им воздвигнуть дворец из редкого чёрного камня, что не отражает солнца, светящего всем по воле Милосердного. Могуч был колдун, имя которого мы называть не будем, дабы не потревожить тень нечестивого, но злобны были помыслы его, ибо хотел он власти безграничной. В тщеславии своём отлил он себе трон из чистого золота, с которого хотел повелевать всем миром...Но всё это, несомненно, известно моему господину. А вот что ему неизвестно, так это то, что трон будет принадлежать тому, кто сумеет просидеть на нём три дня и три ночи, когда Луна Малх войдёт в созвездие Льва. Мой дядя однажды воссел на трон, но выдержал лишь сутки и остался меченым татуировкой, что на левой ручке трона.
-- Это поведал тебе твой дядя? Хмм... он умеет рассказывать невероятные вещи так, что они кажутся вполне правдоподобными и достоверными, я помню! Но предположим, что на этот раз из уст его лилась не привычная ему грязная ложь, а прозрачная вода истины... И зачем мне нужен этот трон? Золото хорошо лишь в таком количестве, чтобы его хватило заплатить за чашу вина и улыбку красавицы. А править миром я не согласился бы даже под угрозой порки кнутом из крокодиловой кожи! Нет уж, пусть этот трон так и стоит во дворце из черного камня. И пусть другие глупцы мучаются на нем, день за днем преодолевая голод, жажду и... и прочие естественные желания своего тела...
- Да, но мой дядя, уважаемый, собирется именно воссесть на трон. Как ты думаешь, о светоч добродетельности, хорошая ли жизнь начнётся тогда? И не ты ли хотел принять назад свой человеческий облик, о достопочтенный? А кто тебе его вернёт, если не мой дядя?
-- А! -- вскинул голову верблюд. -- Вот теперь в ярком, но бесполезном песке твоих речей, мальчик, я вижу самородок разумного смысла! Возможно, в песках и есть развалины какого-нибудь дворца, ибо древние царства, погибая, заносятся песками. И возможно, что этот сын... э-э... сын твоего деда... отправился туда, влекомый нелепой сказкой. Клянусь моим прежним обликом, я не отказался бы встретиться с ним там!

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 6-06-2006, 22:02

Становилось все холоднее, и стена, с которой старалась слиться воедино Кьяра, казалось, вытягивала из тела последние крохи тепла. Северянка уже и забыла, как кляла полуденный зной, как мечтала о прохладе. Сейчас Кьяра только и думала о том, как бы пошевелиться, разогнать застывшую кровь.

Но шевелиться было нельзя. Даже дышать приходилось осторожно, не спеша втягивать в грудь холодный сухой воздух и еще медленнее выдыхать его, чтобы не образовалось у губ облачка белого пара.

Неожиданно что-то мягкое и живое прижалось к Кьяриному сапогу. Боги! Что это! Кьяра уже было замахивалась мечом на неведомое существо, но тут дверь чайной приоткрылась и в луче тусклого света Кьяра разглядела тощую облезлую кошку. Животное мурчало и пыталось тереться о сапог северянки.
- Чтоб ты сдохла! – беззвучно выругалась Кьяра.
Кошка, видимо, поняла намек, прекратила ластиться и, хрипло мявкнув, скрылась в темноте.




УВАЖАЕМЫЕ КОЛЛЕГИ ПО ПРИКЛУ! Я НА ДВЕ НЕДЕЛИ ВЫНУЖДЕНА ВАС ПОКИНУТЬ, ТАК КАК НАКОНЕЦ-ТО УХОЖУ В ОТПУСК. КРЫМ ЖДЕТ! НАДЕЮСЬ ПО ВОЗВРАЩЕНИИ ВСТРЕТИТЬ ВСЕХ ВАС В ДОБРОМ ЗДРАВИИ. ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ!

Сообщение отредактировал Алеф - 9-06-2006, 8:30

Кошка, видимо, поняла намек, прекратила ластиться и, хрипло мявкнув, скрылась в темноте...
... Для того, чтобы за ближайшим углом медленно и некрасиво стать той, что уже пару дней не спускала глаз с северных безумцев, пришедших сюда за бумагами... и явно желающих обменять их на свои пустые головы.
Вирна чуть слышно выругалась, пытаясь отогнать от себя витавшее в воздухе проклятие. Зря она, наверно, обернулась.. В кошачьей шкурке было бы легче смыть с себя слова девчонки. Ну да поздно... Стряхнув невидимые капли, будто выйдя из купели, полной темноты, она едва заметно улыбнулась тонкими губами и в задумчивости накрутила на палец темный локон.
Интересно, как там дела у второго безумца?

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 27-06-2006, 19:31

Одно из качеств, нужных для выживания в Гильдии - это всегда знать, что в любой момент найдётся кто-то умнее, быстрее и сильнее тебя. И, протягивая руку за бумагами, Каух почти ждал, что его испепелит молния, сорвавшаяся с потолка. Но - нет... гром с небя не грянул, и маг, пятясь на мягких лапах к выходу, выбрался в коридор. И, перешагивая порог, вдруг ощутил, как изменилось заклятье, наложенное на дом. То ли хозяин дома предусмотрел вынос абсолютно любой вещи то ли на самом деле, то ли бумаги и впрямь были главным сокровищем...

Сумка оказалась неожиданно просторной, и мягкий серый комочек разместился в ней максимально удобно, предвкушая время качки. Ну да все равно, главное, чтобы ее не обнаружили раньше срока. Однако Вирна очень сомневалась, что увалень и девчонка заподозрят в слегка округлившейся и потяжелевшей сумке что-то иное, нежели просто обман своих довольно притупленных чувств.. Что-что, но обманывать она была мастерица.
Оборотень зевнула и прикрыла зеленые глаза. Спать...

Бросив бесполезное избиение своего костяного собрата, мёртвые охранники дома ринулись на Кауха. Упс-с-с-с..... Маг снова повис под потолком, лихорадочно пытаясь придумать пути к отступлению. Бесполезно. Куда бы ни проползал он по потолку - средоточие мёртвяков под ним оставалось неизменно насыщенным. Забытый скелет, призванный Каухом, потерянно пытался пробиться к своему хозяину, но никак не мог преуспеть. Остальные мертвяки просто отпихнули его в сторону.

Идея была безумна, но ... могла и сработать. Быстро слепив бумажного голубя, маг запустиил его в сторону скелета, и крикнул -

- Отнеси Къяре!

Тренированный рыцарь в любом случае имеет больше шансов справиться с мертвяками, чем Каух. А уж он, когда поспеет - поможет, чем сможет!

Все! Терпению Кьяры приходил конец. Мерзнуть в полном неведении под серебряным светом взошедшей луны было невыносимо. А проклятый маг словно растворился.
- Досчитаю до десяти, - шепотом сказала самой себе Кьяра. – И пойду выручать. Раз, два, три… Демоны! Что это?

Невесть откуда взявшийся скелет с поклоном подал Кьяре белого бумажного голубка. Ошарашенная северянка приняла подношение и не нашла ничего лучше, как поклониться в ответ. Обмен любезностями прервался самым неожиданным образом. Из распахнутой двери дома высыпали, стуча костяшками, белые скелеты. Гладкие черепа одновременно повернулись в Кьярину сторону. Не надо было быть магом, чтобы предвидеть крупную схватку.

- Тридцать семь демонов подземелья! – шепотом вскричала Кьяра, срываясь с места. - Я сама убью этого мага!
Последние слова она бормотала, врубаясь в толпу костлявых воинов. Под ударами северного меча скелеты разлетались, не успевая даже коснуться одежды наемницы, только кости трещали под ногами. Через несколько мгновений от нежити осталась лишь груда разрозненных косточек и черепов. Пара скелетов, лишенных ног, пытались было уползти с поля боя, но магия, приводившая их в движение, утекала на глазах. Костлявые стражи таинственного дома рухнули в кучу своих же собратьев.

- Бей их, пока не опомнились! – раздался голос Кауха прямо над ухом Кьяры.
Кьяра свирепо повернулась к магу. Тот стоял, как ни в чем не бывало, опершись спиной о дверной косяк и ухмылялся.
- Ты!.. – Кьяра угрожающе двинулась на мага, замахиваясь мечом.
- Эй-эй-эй! – Каух попятился, выставив перед собой ладони. – Все разборки потом! Пошли отсюда. Выберемся из города, можешь мылить мне шею, сколько захочешь. Главное – береги бумажки.

Кьяра взглянула на голубка, которого все еще стискивала в ладони.
- Это оно? – недоверчиво спросила наемница.
- Оно самое, можешь не сомневаться! – подтвердил маг. – Идем же. Мы и так тут пошумели. Пора сматываться.

Сообщение отредактировал Алеф - 6-07-2006, 11:52

Тем временем в пустыню пришел рассвет. И странная пара -- верблюд и мальчик -- сидя на траве под пальмой, затеяли игру: поочередно вспоминали строки великих поэтов, посвященные восходу солнца. Кто сдастся первым?
Это осталось неизвестным: верблюд, прервав забаву, поднялся на ноги и принюхался.
-- Сюда идут! -- предупредил он. Но тут же успокоился. -- Это мои хозяева. О юный краснобай, призови свой дар слова, ибо он пригодится тебе, дабы объяснить свое присутствие здесь!
На кромке земли и светлеющего неба возникли две маленькие черные фигурки...

Каух, обычно довольно терпеливый, не удержался и начал читать добытые бумаги уже по пути к оазису. Сидя верхом на Ирге за Кьяриной спиной, он вытащил листки и в тусклых рассветных сумерках пытался хоть что-нибудь разобрать. При этом он то и дело пихал Кьяру локтем, поворачивая листки то так, то эдак.
- Прекрати меня толкать! - не выдержала наконец северянка. - У тебя будет время почитать, когда вернемся.
- Кто знает, будет ли у нас время, - рассеянно ответил маг. - Хочешь насмешить богов, расскажи им о своих намерениях.

Кьяра фыркнула и поправила платок на голове.
- Я знаю, какие у меня намерения. Во-о-он уже виднеются пальмы нашего оазиса. И как только мы в него приедем, первым делом я пойду купаться. Потом чего-нибудь съем и лягу спать. По возможности до самого вечера. А ты читай эти несчастные бумажонки, сколько влезет!

Оазис и впрямь был уже недалеко. Спустя самое малое время копыта Ирги месили уже не холодный песок, а жухлую траву. А Каух вдруг беспокойно поднял голову и принюхался.
- Здесь кто-то есть! - шепнул он Кьяре.
- Ну конечно есть! - огрызнулась наемница, не понижая голоса. - Твой осел. И стихотворящий верблюд, если его еще не угнал проходящий караван. Больше никого.... А это еще кто?

Под пальмой, привалившись к теплому верблюжьему боку, сидел худенький лохматый парнишка.
- Ну если уважаемый Шер-эд-Дах не разродился во время нашего отсутствия этим очаровательным юношей, - сладким голосом съязвил Каух, - То я не знаю, откуда мальчик взялся. Кто ты, дитя?

Мальчишка, даром что одет был так, будто продяги всех тридцати трёх пустынь одаривали его своими лохмотьями, поднялся с истинно шахиншахским величием и степенностью.
- О, наимудрейший из седобородых, да продлит Милосердный твою тень, так чтобы духи пустынь могли завернуться в неё трижды три раза, не воспылай гневом на покорного слугу твоего, за то, что осмелился он потревожить покой вашего лагеря.
Глаза мальчишки тарбаганчиками перепрыгнули на лицо северянки. Губы чуть треснули в улыбке, где обычная язвительность покорно пресмыкалась, перед дружелюбием.
- И ты, о звезда северных небес, воспламеняющая сердца мужчин от юнных и бесшабашных, до седых и забывших себя, но отнюдь не тебя. Позволь выразить мне своё восхищение, о несравненная роза и халва моего сердца, и не в прозе, ибо нет слов способных достойно описать твою красоту, но лишь отточенные бейты способны сделать это
Все богатства земли, драгоценный металл,
Не торгуясь, красавица, я бы отдал.
За один только взгляд полный ласковой неги
Цепью нежного плена себя б приковал.
Мальчишка перевёл дух, затем снова взглянул на мужчину
- А зовут меня, о великодушный из великодушных, Хайруддин ибн Гиясаддин Абдаллах аль Мансор, правда стараниями наидостойнейшего из наигорбатейших, имя моё переделанно было в Хайруллу. Что же до того, что я здесь делаю...
Оборванец вдруг подобрался, как охотничий пёс, с которыми охотятся северяне. С лица исчезли юношесская мягкость и рассеяность, а цепкости взгляда позавидовал бы и Шах Кобр
- Пы таюсь спасти нескольких охотников за лёгкой удачей, от пары неприятностей. - даже голос перестал струиться сладким мёдом, но резким стал как режущий воздух в замахе шамшер - Почтеннейший, очевидно не знает, что в пустыне новости распространяются быстро. И что лицо северянина отличить от лица местного, может даже такой несмышлёныш, как покорный слуга ваш. И то, что почтеннейший со звездой севера, раза три наведывались в один и тот же город, примечательный разве что славой колыбели одного из самых сильных магов во всех тридцати трёх пустынях, знает теперь каждый, кому есть до этого дело, а таких не мало. И видимо почтеннейший думает, что всё закончилось и теперь можно отдохнуть. Однако он видимо не занает, что на старой орахской дороге, которая на день пути огибает весь этот оазис стоят незримые посты. Я не сомневаюсь, что мудрость великодушного и меч звезды севера прорубять все преграды. Но уберегуть ли они от зорких взглядов и лишнего внимания, которых им, видимо, так хочется избежать?

Прежде чем ответить мальчишке, "наимудрейший из седобородых" брезгливо отряс обстриженную бороду от песка, вернув ей естественный рыжий цвет, и лишь потом брюзгливым тоном выдал отповедь.

- Наимудрейший из рыжебородых, о юный спаситель заблудившихся северян, в свои почти сорок лет уж умеет считать, и знает, сколько раз посещал столь гостеприимный город. И в наличии незримых преград ничуть не сомневается.

К Гильдии Убийц мальчишка не принадлежал, или же был настолько талантлив в своём ремесле, что мог обмануть глаза Кауха. Попробовав чуть сдвинуться туда и сюда, маг убедился, что эта рука не в состоянии метнуть отравленный дротик. И позволил себе немного успокоиться. Правда, сам руку от ножа далеко убирать не спешил.

- А теперь, если можно, поподробнее. И не стоит играть в загадки, столь любимые у вас, южан. Последний, кто надо мной пошутил, теперь трясёт ветвистыми такими рогами!

- А с чего вдруг ты так заботишься о нас, парень? - Кьяра подозрительно прищурила злые карие глаза. - Тебе-то что с того? Не верю я в бескорыстных помощников. Особенно у вас на Юге.

Северянка не спеша принялась расседлывать кобылу и, не гляда на мальчика, продолжала:
- Ты сам бы поверил, окажись на нашем месте? Появляется ночью откуда ни возьмись нежный юноша и говорит - вы в опасности, а я вас спасу. Придумал бы что получше!

- Видимо духи пустынь запорошили мои глаза, прости о наирыжебородейший - как раз столько яду, капельку на остриё меча любят наносит асассины. - Не гневайся и ты, воительница. Не поверил бы. Только, где в моём рассказе вы услышали про бескорыстную помощь? Наверное те же духи, что столь жестоко обошлись с моими глазами, не менее безжалостно поступили и с вашими ушами.
Согласен, у нас очень любят цветистые фразы, но и законы вежливости у нас чтут.
Ухмылка мальчишки стала откровенно издевательской
- Понимаю, деловитым северянам недосуг представляться. Что ж, не смею обижаться. Кто я, ничтожный, чтоб уделять столько внимания глупым законам вежливости. Так вот, уважаемые, вы наследили гораздо больше, чем думаете. И я бы не пошевелил пальцем о палец, поскольку мне до вас особого дела нет, но есть два обстоятельства, которые, по воле Милосердного, пересекли пути наших странствий. Первое из них - высокоучёнейший из наигорбатых, по имени Шер-эд-Дах, учеником коего я мечтаю стать. Вам этого не понять, о чём я скорблю всем сердцем.
Почтеннейший,да не поседеет и не оскудеет волосами твоя наирыжайшая орода, убери ты руку от ножа, тебе ли бояться мальчишки без роду-племени?
Теперь второе. Я хочу вас нанять. И, дабы не плодить стен непонимания между нами, я объясню почему вас. Нанять я вас хочу, чтобы помочь мне войти в Хамулскую Библиотеку. А именно вас, потому что вас всё равно убъют. Ваши изощрённые уловки, и одновременно ваша, ...о Милосердный, да опустите вы руку, уважаемый... неосторожность привлекла внимание одного почтенного господина, чьи годы Милосердный в своей милости продляет необоснованно долго. Одного кликуши...
Взгляд мальчишки уперся в лицо рыжебородого северянина. Во взгляди плясали злые язычки пламени, имя которому -насмешка.
- И чем быстрее вы покинете это место, тем быстрее больше у вас шансов выжить. Моя цена такова - я вывожу вас безопасным путём, вы помогаете мне войти в Хамулскую Библиотеку. Разве жизнь - малая цена?

- Ну ты и наглец, парень! – восхитилась Кьяра.
– Да если бы все, кто грозился нас убить, исполняли свои намерения, мы бы уж раз сто были похоронены. Что за нами охотятся все, кому не лень, мы и без тебя знаем. Наимудрейший северный маг недавно обезвредил целый караван воинов (тут Кьяра немножко покривила душой). Меня на севере посвящали в рыцари тоже не за красивые глаза. До сих пор мы и сами обходились. Или, может, ты могуч в бою и искусен в магии? Так покажи, чего умеешь. А языком болтать и грозиться всякий дурак сможет.

Сообщение отредактировал Алеф - 14-07-2006, 10:12

- О, краса и гордость меченосцев севера, мы не на ярмарке, дабы нахваливать свои товары и до хрипоты торговаться о цене на них. Однако, кто может устоять если просит столь прекрасная женщина, достойная быть пери - утешением очей Милосердного.
Мальчишка словно перступил с ноги на ногу... Но только метнулись, словно разгорячённые погоней собаки за зверем, тоненькие серебристые молнии, оборвавшие свой полет точно у ног воительницы. Уже касаясь кожи сапогов, но ещё не прорезая её.
- Прости, о величайшая из великих, чьи руки когда-либо поднимали меч. Сделай я бросок чуть-чуть повыше, и ты бы никогда не смогла ходить.
Мальчишка посеръёзнел, словно став старше.
- Пустыня учит многому. Очень многому. И самый безопасный камень, может оказаться ядовитым гадом. Не надо недооценивать встречных.
Я не бросаю слов на ветер. И эти "стрижи" - оборвыш кивнул в сторону ножей - тому подтверждение.
Мальчик посмотрел в глаза северянке и вдруг... улыбнулся задорно и бесстрашно.

Кьяра не успела среагировать. Просто молча стояла и смотрела на тонкие серебристые клинки, замершие у ее ног. Потом перевела взгляд на белозубую улыбку Хайруллы. Взглянула на умильную морду Шер-эд-Даха, очевидно восхищавшегося способностями ученика. Напоследок остановила округлившиеся глаза на рыжей бороде Кауха.
- Каух... - осторожно сказала северянка, как только к ней вернулся дар речи. - Пойдем отойдем...
- Пойдем... - так же осторожно сказал маг и повернулся к верблюду с мальчиком. - Мы сейчас поговорим и вернемся.

Сообщение отредактировал Алеф - 17-07-2006, 10:57

Каух уныло сплюнул на песок. Оглянулся на мальчишку. Посмотрел на Къяру. Опять оглянулся. И жестко выдал:

- Я с ним никуда не поеду. Он не человек.

И как ни хотелось ему промолчать, а на безмолвный вопрос напарницы пришлось ответить.

- Ему негде было спрятать эти ножи. И от него не пахнет магией. Но в тот момент, когда он решил нас припугнуть, волшебством от него просто полыхнуло.

- Не удивлюсь...- неохотно добавил Каух - если легенды о младших богах, ходящих меж людей, могут оказаться правдой

- Хоть младший бог, хоть старший демон! Мне он тоже не по нутру, - огрызнулась Кьяра. - Только ты сам скажи ему, что не поедешь с ним. Вот увидишь, волшебством опять полыхнет. Только уже будет не столь аккуратен. Похоже, мы крупно влипли

Написано Алеф

Рыжая Ума трясущейся рукой поднесла к губам стакан с вином. Расплескала половину , прежде чем смогла сделать глоток. Давненько Гильдия не получала такого урона!
И это ж надо - попались как дети! Череп, Кот, Гора и Рваный убиты на месте. Красавчик умер час назад в муках - и красавчиком назвать его ни у кого уже не повернулся бы язык - острый клинок располосовал его лицо пополам. Еще пятеро парней сданы на попечение лекаря, но вряд ли доживут до вечера. А остальные, бывшие на этом деле, кто с располосованным бедром, кто со здоровенной шишкой на затылке, а кто и вовсе лишился двух пальцев на правой руке.

Ума застонала сквозь зубы и запустила руку в нечесаные рыжие космы. Как оправдываться перед Акопом - главой Гильдии, она до сих пор не придумала

А тем временем к городу приближались два всадника.
Впереди на сереньком ослике ехал Хуррагаш, за ним на двугорбом верблюде гордо возвышался Большой Джа (из всех вьючных животных тушу разбойника могли выдержать лишь верблюд да слон).
Братья ехали не по дороге, а по пустыне, чтобы сократить путь. Оба молчали.
Хуррагаш прикидывал, как бы ему использовать старые связи среди городского ворья, чтобы разыскать проклятого верблюда, не рассказывая при этом ворам, что искомый верблюд -- говорящий.
А Большой Джа неустанно размышлял над загадкой: почему лепешка с медом вкуснее, чем лепешка без меда?..
Внезапно под копытом ишака что-то звякнуло. Хурррагаш, проворно соскочив с седла, поднял металлический узкогорлый кувшин, плотно заткнутый пробкой (тоже металлической, на цепочке).
-- Золото? -- поинтересовался Большой Джа с высоты верблюжьей спины.
-- Бронза, -- разочарованно откликнулся Хуррагаш, разглядывая находку. Вещь была хоть и не золотая, но красивая и, наверное, старинная. Вон какие узоры!
-- С вином? -- продолжал любопытствовать Большой Джа.
Хуррагаш снизу вверх изумленно глянул на брата. Он не ожидал такой сообразительности от этой груды мышц.
-- Сейчас посмотрю... -- И Хуррагаш выдернул пробку.
Кувшин вздрогнул в руках разбойника. И из горлышка, свиваясь в кольца, пополз синеватый дымок...

Дымок сгустился, обрел форму и вдруг оказался здоровенной девицей в кольчуге. Оружия на этой кольчуге было приделано столько, что саму девицу рассмотреть было трудновато. Выплюнув здоровенный метательный нож, который она держала в зубах, девица браво выпрямилась и оглушительно заорала:
- О мой досточтимый повелитель! Мое имя - Зубейда, по прозвищу В-Зубы-Дай! Могучий демон тысячу лет назад проклял меня и зуключил в кувшин. Теперь я служу всякому, кто волею богов сделался хозяином этого кувшина.
Голос Зубейды неожиданно сорвался на тонкий визг. Она прокашлялась и, не смущаясь, продолжила:
- Отучилась говорить за тысячу лет-то... Это и есть твой враг, повелитель? Сейчас это порождение дохлой ослицы пожалеет, что появилось на свет!
Она метнулась в Большому Джа, выхватывая из-за спины оба меча, но, поглядев на его ошалевшую физиономию, отбросила мечи и кинулась в бой с голыми руками. При этом она успела подмигнуть Хуррагашу и пояснила:
- Слабый противник!
Ее кулак врезался в нос Большого Джа. Разбойник всхлипнул и отшатнулся, а девица уже схватила его за волосы, пригибая к земле. Второй удар - уже коленом - пришелся в тот же злосчастный нос, зато третий был нацелен гораздо ниже... Большой Джа тонко взвыл и покатился по песку, зажимая ручищами то самое, чем мужчины так дорожат.
Зубейда горделиво оглянулась на новоиспеченного повелителя и неторопливо наклонилась. Ее ладони легли на голову поверженного противника: одна на затылок, другая на подбородок. Воительница подмигнула Хуррагашу и собралась свернуть его брату шею.

Девица

Очнувшись от потрясения, Хуррагаш заорал:
-- Стой!.. Тпрру!.. Дурища... то есть грозная дочь урагана и битвы, -- поспешно поправился разбойник, глядя на увешанную смертоносным железом девицу и боясь подойти ближе. -- Отпусти сего путника, которого ты изволила совлечь с верблюда, ибо это не враг мой, а родной брат, клянусь всеми богами и демонами! А если ты соизволишь после этого вернуться в кувшин, то я признаю тебя величайшей воительницей по ту и эту сторону пустыни! Ты слышишь меня, о гневная... э-э... Зубейда?

Противоестественная легкость в теле исчезла так же внезапно, как и появилась, и разбойники вместе с караванщиками рухнули вниз, подняв тучу песка и дикий гвалт. Зерхет вскочил на ноги и, даже не утруждая себя потиранием отбитого седалища, ринулся к своему скакуну. Взлетев в седло, он взметнул над головой саблю и хрипло проорал:
- Вперед, шайтановы выкидыши! За ними! - темные глаза атамана нездорово блестели.
Уцелевшие разбойники не посмели ослушаться, и через минуту кавалькада Коршунов Пустыни уже скрылась за ближайшим барханом, оставив рабов и караванщиков в полном недоумении.
Ярости, как таковой, в душе атамана уже не было. Он просто твердо знал, что не сможет спокойно спать (а равно есть, пить, убивать и грабить) пока двое этих северян живут и дышат. Лишить их этой возможности - желательно о-очень долго и о-очень мучительно - стало для Зерхета ибн Харуда делом чести. Воительницу он просто отдаст своим верным псам, и пусть те забавляются с ней, как хотят. А вот колдун... Его он заставит сожрать собственные глаза и уши, соскоблит с него кожу, а потом медленно вытопит из его туши весь жир.
Сокровища были на время забыты. Все мысли атамана заняла месть...

В уме Каух вовсю решал для себя сложную задачу, состоявшую из сплошных противоречий. Как не говорить Къяре, что Кликуша - один из самых страшных чёрных магов, но намекнуть, что в библиотеку, будь она проклята - им все ж таки надо? Как поехать в библиотеку, но не потому, что мелкий шантажист этого так уж требует, а потому, что именно там можно выяснить, чем связaн Кликуша с покойным архимагом... Ну и на закуску - как этп мелкая сволочь умудряется знать имена, известные в не-скажем-какой-гильдии только самым доверенным лицам? Ну - это при условии, что мальчишка - все таки человек. Если же он все таки нелюдь - то вставал куда более серьёзный вопрос - как его убить?

Признать то, что может быть тайная организация, более могучая, чем его родная Гильдия - Каух не мог.

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 22-07-2006, 9:54

Зубейда подскочила, заметно смутившись. Хуррагаш закашлялся, не решаясь высказать девице цитату из "Тридцати Одного Наставления Невинным Девам", а девица уже обернулась к нему.
- Прости, повелитель... Сочла я, что ты в великой опасности, и долг мой... - Она запнулась и что-то пробормотала, Хуррагаш услышал только "проклятущий поганец-демон". - Долг мой - служить тебе... Но если тебе не грозит опасность...
Хуррагаш торопливо затряс головой.
- Ну-у, если тебе не грозит опасность, - кисло продолижила Зубейда, подбирая мечи. - Тогда я вернусь...
Один из мечей - тот, что подлиннее, - зацепился за ремешок на ножнах. Зубейда вся посияла и обернулась к Хуррагашу:
- Но, может, я не поняла, и мой повелитель хочет совершенствоваться в воинском искусстве? Просто размяться или возвыситься в этом единственном занятии, что достойно усилий? Нет?..
Зубейда разочарованно вздохнула и, истаяв синим дымком, убралась в кувшин.
Большой Джа с трудом поднялся с песка, с не меньшим трудом собрал глаза в кучку.
- Я понял! - сообщил он пораженному брату. - Я наконец-то понял, почему лепешка с медом вкуснее, чем лепешка без меда! Оказывается. все дело в меде...

Сообщение отредактировал Сенсей-недоучка - 23-07-2006, 13:23

- Ну чего ты молчишь? - не выдержала, наконец Кьяра. Последние минут пять маг стоял перед ней молча, непрестанно меняясь в лице. То хмурил брови, то кусал губы, встряхивал головой, поднимал глаза к бледному небу...
- Если чего надумал, говори. Или ты полагаешь, что я ничего не понимаю? - начала злиться северянка. - А может у тебя должок этому Хайрулле? Так расскажи, не томи душу!

Каух еще покрутил головой, потер ладонями щеки, оставив на лице грязные полосы. Вздохнул. Еще раз вздохнул. И, кажется, решился на что-то.

- Мы поедем в эту проклятую библиотеку. Только не подумай, что я сдался на милость этого... - Каух проглотил ругательство. Кто их знает - нелюдей этих - какой у них слух?

Къяра попробовала было выдать едкое замечание, но отчего-то передумала.

- Я вдруг внезапно понял, что мне позарез нужно почитать кое-какие записи. Только не спрашивай какие и зачем. Меньше знаешь, крепче спишь. Договорились?

- Ну и пес с тобой! Не хочешь признаваться - дело твое! - вспылила Кьяра, круто повернулась и зашагала обратно к озерку, где верблюд и мальчик о чем-то самозабвенно спорили.
- Твое счастье, Хайрулла! - провозгласила Кьяра. - Величайшие маги и воины Севера согласны взять тебя под крыло! И поехать с тобой в библиотеку, чтоб она сгорела. Но сначала я все же искупаюсь и поем.

С этими словами Кьяра принялась рыться в седельных сумках, все еще висевших на Ирге.
- ООООО!!! Что это за гадость?!!!!
И северянка извлекла на свет божий облезлую серую кошку, заспанную и помятую, но с вяленой рыбиной в зубах.
- Моя рыба! - ахнула Кьяра. - Я ее с севера везла! Как ты сюда попала, тварь?

Кошка, естественно, не ответила, а просто смотрела на Кьяру щелочками зеленых глаз и лишь крепче стискивала добычу зубами.
- Какая лапочка! - промурлыкал Каух. - Как ты сюда попала, киса?
- Лапочка? - вскинулась Кьяра. - Надо еще посмотреть, не нагадила ли она в сумку! Да я ее сейчас!...
- Не надо! - воскликнул маг. - Дай сюда!

Кьяра подумала, посмотрела на так внезапно умилившегося мага и сунула кошку ему в руки:
- На! Раз ты ее так полюбил, будешь сам с ней цацкаться! А я пошла купаться!
И гордая северная воительница решительно скрылась в кустах.

Конечно, серо-полосатый найдёныш южно-подзаборной породы - не бог весть какая красавица. Но после стольких дней ненавистных лошадей, и ночного воя не менее ненавистных шакалов - даже самая подзаборная из самых подзаборных кошек будет в радость. И Каух, не выпуская найдёныша из рук, двинулся к своему ослу - покопаться в седельных сумках и найти, что-нибудь вкусное.

- А назову я тебя... - он всмотрелся в хитрые глаза-щёлочки - Подарёнкой!

Напиться вусмерть Уме не дал Маломыш - единственный из всей Гильдии Воров (ну, не считая Самого), кто мог посметь вырвать у неё из рук кружку и отставить в сторону. Маломыш был... нетипичным вором. По мнению всех - долбанутым умником. Тем более что на дело почти никогда не ходил, предпочитая воровать не кошельки из кармана, и не ожерелья из домов...

Маломыш был мастером шпионского дела. Никто лучше Маломыша не знал, сколько чего-то там есть вон у того купца, или какуй траву повёз этот вот важный тип. Утянуть важный документ с деловой встречи, подслушать разговор, уловить имена, которым не дОлжно звучать вслух - вот здесь Маломышу не было равных.

Итак, вернёмся к Уме и её кружке. Кружка была отставлена на другой край стола, рычание Умы пресечено пальцем, приложенным к губам. После чего ей на ухо было сказано кое-что на самом деле важное...

Ума на цыпочках, что было нелегко при ее немалом весе, вошла в полутемную комнату. Сумрак пах изысканными благовониями, жареной бараниной и тонким вином, а кроме того - удушливой вонью давно не мытого человека. Акоп Хромец считал, что слишком частые омовения вредят здоровью.

Сейчас грозный глава Гильдии воров пустыни вольготно раскинулся на шелковых подушках, приобняв молоденького невольника. Хромец предпочитал общество красивых юношей любому другому.
- Мой господин! - Ума низко поклонилась и опустилась на колени перед ложем Акопа.
- Ума! Верная моя Ума! - ласково поприветствовал ее Хромец. - Ты уже придумала, как оправдать сегодняшнюю неудачу? Ты ведь знаешь, я не люблю терять моих мальчиков!

Ума гулко стукнулась лбом об пол и вкрадчиво сообщила:
- Мой господин! Объяснения, которые я приготовила - лишь для твоих благочестивых ушей.

Акоп недовольно нахмурился, но кивнул и шлепнул мальчика по заду. Невольник быстро и незаметно скрылся за шелковыми занавесями. Будет ведь подслушивать, гаденыш, поняла Ума. Она прижала руку к необъятной своей груди и снова ткнулась лбом в пол:
- О всемилостивейший господин мой! Позволь недостойной Уме рассказать о невероятных делах!
- Да уж рассказывай! – недовольно поморщился Акоп. – И встань с пола, я не вижу твоих глаз.
Ума быстренько вскочила с колен, еще раз поклонилась и без лишних вступлений сообщила:
- В городе появился выходец из Гильдии Убийц. Не далее как два дня назад он убил на базаре человека всего лишь касанием пальцев. Ты не хуже меня знаешь, господин, что такое умеют лишь немногие.

- Так… - Акоп неторопливо поглаживал жидкую седую бороду. Глаза его горели в полумраке красноватым огнем.
- Ну а столь прискорбное ночное происшествие, погубившее и искалечившее многих твоих верных людей – дело рук… - Ума помолчала, чтобы усилить впечатление. – Дело рук Всеблагостного Ордена Паладинов!
- Что??? – Хромец резко поднялся на ложе. Кубок с вином полетел в сторону, фрукты раскатились по полу. – С каких это пор святоши вмешиваются в наши дела? Ты уверена, женщина?
- Как и в том, что солнце поднимается утром на востоке! – твердо ответила Ума.

Глава гильдии тяжело встал и, припадая на правую ногу, прошелся по комнате. Ума следила за ним испуганным взглядом. Акоп Хромец и впрямь мог внушить ужас – непомерно длинный и невероятно худой человек, похожий на скелет, обтянутый желтой кожей.
- Иди, Ума, – наконец сказал Хромец. – Ты хорошо поработала. Это отчасти смягчает твою вину.
Рыжая Ума подобострастно поклонилась и поспешно выкатилась из покоев Акопа.

- А кто, кстати, здесь глава воров?... - пробормотал себе под нос Каух, задумчиво углаживая довольно жмурившуюся Подарёнку до полного умурлыкивания. - Может быть, стоило бы подружиться?

- Ах да! Лапочка Акоп... - вспомнив, что именно в свой время он слышал о Хромом Акопе, Каух поморщился. - Нет. Не подружимся. Он слишком своеобразно понимает слово "дружба"

Хуррагаш и Большой Джа были в Гильдии воров чуть ли не своими людьми. Собственно, они здесь и начинали еще мальцами -- пока не подались в Коршуны, прельщенные видением купеческих тюков, вспарываемых разбойничьими ятаганами...
И теперь они стояли перед Умой, гордые и чуточку надменные, с высоко поднятыми головами. Как же, посланцы самого Зерхет ибн Харуда!
Хуррагаш обнимал при этом найденный в пустыне бронзовый кувшин -- побоялся оставить его в седельной суме, памятуя о привычках своих бывших дружков.
-- О дивная Ума, -- начал Хуррагаш, -- нас с братом послал бесстрашный и грозный Зерхет ибн Харуд, командир Коршунов, в гневе затмевающий песчаную бурю. Ты помнишь, что означает для Гильдии его дружба. Уверен, что ты и твои люди охотно и с радостью выполнят его просьбу.
Хуррагаш смутно почувствовал, что близится опасный момент, рискующий сорвать его посольские дела. Но придержать язык у него не хватило ума, и он брякнул напрямик:
-- Зерхет ибн Харуд хочет, чтобы ему был доставлен верблюд, принадлежащий сейчас двоим северянам, шляющимся в этих краях, ибо этот верблюд -- говорящий!
-- Угу, -- бухнул сверху возгордившийся Большой Джа, -- атаман хочет с верблюдом поболтать!

- Говорящий верблюд? - Ума даже удивилась, что случалось с ней крайне редко. - Хуррагаш, ты в своем ли уме? Никогда за тобой не водилось страсти к неумеренному потреблению вина, влекущему за собой помрачение мыслей.

Впрочем, обидеть братьев Ума не хотела (хоть она себе в этом и не признавалась, но к Хуррагашу и Большому Джа относилась с материнской нежностью), а потому быстро добавила:
- Боги, конечно, всесильны и создали множество удивительных тварей. Почему бы не быть и говорящему верблюду? Только вот милостивый мой господин Акоп не слишком легковерен и всегда требует доказательств и объяснений. И если я к нему войду сейчас и скажу, что Зерхет требует подать ему говорящего верблюда, скорее всего это будет последний день, когда моя рыжая голова сидела на плечах. А ей там очень даже уютно. Поэтому, сынки, идите-ка сами к Акопу и договаривайтесь с ним. Я сейчас скажу ему, что вы пришли.

Акоп был недоволен:
- Ты сегодня не вылазишь из моих покоев, Ума! - гремел он. - Эти покои уже так и не назовешь! Скорее уж пусть именуются они беспокоями! Ладно уж, давай сюда этих головорезов. Давненько я не получал вестей от Зерхета, да продлят боги его дни.

Ума возникла перед братьями, когда они еще не успели заскучать:
- Идите, Акоп ждет вас!

Мальчишка деланно безразлично смотрел вдаль, но Каух чувствовал (или то была просто игра напряженных нервов?), что внимание мелкого поганца не ослабевает ни на секунду. Ножи, возникающие из воздуха, аура магии, появляющаяся только тогда, когда проявляется сама магия... Всё это требовало серьёзного обдумывания.

Но всему своё время, и обдумываниям - тоже. И маг переключился на своего ослика, очень старательно расчёсывая тому жиденькую гриву на шее.

Маленький оборванец, на какой-то момент стал напоминать далёкого северного зверька - ласку. Глаза его заблестели, тело, словно было без костей вытянулось, будто потянувшись вслед за чутким носом. Тот кстати тоже, словно зажил своей собственной жизнью.
Но дуновение горячего ветра, смазало эту картинку, как рябь на воде, скрывает дно прозрачного ручья.
Мальчишка встряхнулся и с детской беззаботностью глянул на северян.
Не оставит в наследство потомкам удел
Тот, кто в буднях войны ни за грош поседел
Суждено тому быть беспокойным кликушей
Чтобы жизни свое обнаружить предел.
Мальчишка хихикнул, потом вдруг посеръёзнел.
- Самум будет. Скоро. Так не желают ли достославные, покинуть сей приют, дабы успеть до его прихода в более надёжное место?

(Совместно с бабкой Гульдой)

Путь к покоям Акопа лежал через двор (причем братья-разбойники знали, что двор неплохо простреливается с крыши).
Пока братья неспешно шествовали через пыльный двор, в кувшине что-то недовольно брякнуло и послышался голос:
- О любимый сын удачи, мой новый властелин! - Зубейда честно старалась говорить заискивающе, но у нее это плохо получалось, то и дело проскакивало кровожадное предвкушение. - Может быть, тебе, о солнцеликий, нужна помощь скромной воительницы?
Хуррагаш поспешно огляделся -- не слышит ли кто? -- и негромко ответил:
-- О наделенная в полной мере отвагой, но обделенная разумом, сиди и жди моего повеления!
-- Пожалуйста, господин мой! Я так соскучилась по доблестным забавам! Знал бы ты, просветленный разумом и обладающий всеми добродетелями, каково сидеть в этом кувшине, особенно когда два меча тычут под ребра!
"Просветленный разумом" Хуррагаш свирепо оскалился и зло встряхнул кувшин. Раздлось бряканье, словно кувшин был наполнен гвоздями.
-- Сиди молча, как в засаде, и жди приказа, о дочь шакала и кобры, не то на поленюсь отправиться к морскому побережью и, клянусь чадрой моей матушки, утоплю кувшин в волнах!

- Если самум скоро, - вошёл в любимый образ старого ворчуна Каух, - то никуда мы отсюда не двинемся. Здесь вода, деревья - всё защита от песка и ветра. А от "безопасных мест" у меня скоро язва будет - такие они все мирные и безопасные. Впрочем, если тебе не дорого здоровье, сходи порадуй мою попутчицу этими новостями. Последний, кто пытался за ней подглядывать, с тех пор смотрит только вбок - так леди Къяра ему шею вывернула!

- Я и так все прекрасно слышу! И вовсе даже не вбок, а задом наперед, - отозвалась Кьяра и вышла из кустов уже одетая. Тряхнула мокрыми черными кудрями, несколько капель воды попали на Кауха.
- Ну вот, а говорят в пустыне дождя не бывает, - заворчал маг, утираясь рукавом красного бурнуса. - Что ты встряхиваешься, ты же не собака!

- А что это за более надежное место? - поинтересовалась Кьяра, доставая резной деревянный гребень. - И успеем ли мы до него добраться? Я, хвала богам, до сих пор не видела самумов своими глазами, но слышала,что о них рассказывают. И как-то не горю желанием остаться в пустыне в виде белого скелета.

- О несравненная роза, украшенная стальными шипами мечей и повергшая тысячи мужчин, не столько этими мечами, сколько своей красотой достойной Садов Наслаждения, да выветриться она из памяти людей - мальчишеских лёгких едва хватило выдать эту тираду - Место это - заброшенная сторожевая бышя в нескольких лигах отсюда. С одной стороны, под защитой крепких стен, нас не потревожит самум. С другой, мы станем недоступны для ничьих глаз, при том, что сами сможем видеть всех. Следы наши скроет ветер.
А к башне никто особо не сунется и искать вас там не стане - оборванец беззаботно махнул рукой. - Считается, что она проклята и там живут три сотни беглых маридов.
После этого своеобразного заявления пацан протопал к кустам и скрылся в них, словно растворился.

- Cчитается? - едва не поперхнулась Кьяра. - А на самом деле как? Что это за мариды такие?
Но Хайрулла уже не слышал слов северянки, а если и слышал, то не пожелал ответить, поэтому Кьяра принялась пытать мага, все еще обнимающегося с кошкой:
- Каух! Оставь на минутку свою облезлую любимицу. Кто такие мариды? Что это еще за проклятая башня? Да перестань ты ее целовать - гадость какая! Я тебя спрашиваю!

Каух с явной неохотой прекратил углаживание кошки и тоскливо воззрился на боевую подругу:
- Ну что тебе сказать...
- Да уж скажи чего-нибудь, - ядовито прошипела Кьяра. - Ты согласился ехать в библиотеку, ты теперь и расхлебывай!

- Это старая легенда. Очень старая. - Каух пожевал губы, посмотрел на траву, на осла, на философа... Когда вернулся взглядом к Къяре, с неудовольствием обнаружил, что попутчица по-прежнему ждёт ответа. - Тебе вообще так нужно это знать?

Къяра продолжала буравить Кауха взглядом.

- Когда-то давно, на одной из шахт, места которой никто уже не вспомнит, взбунтовались рабы. Перебили охрану и убежали в пустыню.

Воительница старательно не замечала нежелания Кауха рассказывать. Пришлось продолжить.

- Среди них случайно оказался один маг. Мальчишка по имени Морид. Он сумел вывести уцелевших к этой башне, но погоня не отстала, и он запер вход в башню каким-то древним заклинанием, теперь давно забытым. Запер вход, а сам умер на следующий день от лихорадки. Кто-то из рабов попрыгал с башни вниз и разбился, кто-то остался умирать там. А слухи гласят, что до сих пор ночами мёртвые рабы, которых теперь всех зовут маридами, бродят по башне и оглашают пустыню своими жалобными воплями, а попутно съедают всех людей, что подходят к башне слишком близко.

- И? - Къяра скривилась в презрительной усмешке. - Ты их боишься?

- Просто не хочу показаться идиотом, если башня пуста. И не хочу оказаться трупом, если она не пуста. Вот и всё.

- Час от часу не легче! - возмутилась Кьяра. - Если мы останемся здесь - нас найдет этот ... Кликуша. Поедем в башню - слопают живьем мариды. А может еще и не слопают, если их на самом деле нет.

Северянка в сердцах плюнула на песок и принялась остервенело рыться в седельной сумке.
- Чего ты там ищешь? - с интересом спросил Каух.
Кьяра не ответила, залезши в сумку почти по пояс, а когда наконец вынырнула, держала в руке боевой цеп - небольшой, но ухватистый, с шипастым шариком на крепкой цепочке.
- Не знаю, кто этот Кликуша, - грозно сказала наемница, покачивая шаром. - И не знаю, существуют ли мариды. Но точно знаю, что этим вот шариком я могу разбить любую голову! А мечом я эту голову отделю от тела! И закину подальше! Так что поехали в башню и будь что будет!

Шер-эд-дах медленно, длинными глотками, тянул воду, стараясь запастись влагой впрок. Спор северян со странным мальчишкой его не интересовал. Башня так башня. Все равно его, верблюда, никто ни в какую башню не пустят, придется пережидать самум снаружи. Да он в башню и сам не пошел бы -- ни в верблюжьем, ни в человечьем обличье. Легенду о беглых маридах ему раньше слышать не доводилась, но она ему решительно не понравилась. Проверять ее на собственной шкуре... нет уж, не на то бог сотворил верблюдов! Даже говорящих...
Но он совершенно не собирался объяснять глупым и заносчивым северянам, что перед самумом -- где бы он ни застиг путников -- лучше всего просто сесть спиной к ветру и укрыть голову плотной материей. И терпеть...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 9-08-2006, 15:16

Аккуратно переложить вещи в тюках, чтобы трижды несчастные эти бумаги оказались получше укрыты от неприятностей, потрепать ослика за ухом, и можно отправляться в путь. Хоть и не хочется ехать ни к какой дурацкой башне, хоть и противно даже думать о том, что какой-то сопляк осмеливается командовать им, Каухом...

Ну да ничего. Пусть только окажется, что мальчишка не бог, а кто угодно другой - за унижение Кауха он получит по полной программе! Ну а если бог... Не впервые приходится скрипнуть зубами, и терпеть то, что нельзя изменить.

- Къяра, ты готова? - глухо спросил маг

Северянка уложила в седельную сумку бурдюк с водой (все имевшиеся емкости уже были наполнены под завязку живительной влагой) и бодро откликнулась:
- Всегда готова! Можно выдвигаться к проклятой башне - и пусть мариды, или как их там, дрожат!
И Кьяра со значением погладила рукоять меча.
- Где же Хайрулла? - оглянулась наемница. - Сколько можно сидеть в кустах?
- Ну мало ли, - ехидно отозвался маг. - Может у него живот прихватило.
- Хайрулла! - позвала Кьяра. - Мы готовы!

- Это хорошо, о несравненная, достойная ублажать Милосердного, во дни его тяжких раздумий - даже шорох кустов не выдал момента появления Хайруллы, словно бесплотная тень скользнула, словно порыв ветерка - глашатая будущего самума, скользнул по лицу.
Оборванец прищурил один глаз посмотрев на небо. Кивнул, явно довольный собой, и пошёл не оглядываясь прямо к выгоревшему тенту небосвода, рухнувшему на край земли и отсечённому ятаганом горизонта. На Север.
Потом вдруг запрокинул голову и ломким ребячьим голосом завопил:
На вселенском на погосте
Эй, хори-хой, такатун
Выгорают чьи-то кости
Эй, хор-хой, такатун
Мы идём к маридам в гости
Эй, хори-хой, такатун
Мы их сможем победить

Мы известны делом ратным
Эй, хори-хой, такатун.
Нет дороги нам обратно
Эй, хори-хой, такатун.
С перевесом и стократным
Эй, хори-хой, такатун.
Нас вовек не победить

Пусть самумы, пусть хамсины
Эй, хори-хой, такатун.
Мы сильны, умны, красивы.
Эй, хори-хой, такатун.
Пусть от страха рот разинут
Эй, хори-хой, такатун.
Кто нас хочет победить

Выше голову, мудрейший
Эй, хори-хой, такатун.
Пусть рыдает враг твой, злейший
Эй, хори-хой, такатун.
Молнии в руках трепещут
Эй, хори-хой, такатун.
Но им нас не победить

Северянка - брось сердиться
Эй, хори-хой, такатун.
Ты прекрасна, как царица
Эй, хори-хой, такатун.
Кто скажи с тобой сравнится
Эй, хори-хой, такатун.
Кто нас сможет победить

Ещё немного травки, и вот сюда, и вот здесь. Теперь гнездышко готово.

- Каух?... - в голосе Къяры звучало всё, кроме одобрения, - ты не находишь, что преддверие самума - не лучшее время...

- Кошка не захочет ехать, если ей плохо устроить гнёздышко.

А главное - побольше показывать себя идиотом перед мальчишкой. Когда имеешь дело с такой опасной дрянью - все методы хороши!

Мрачная башня из черного гладкого камня, упирающаяся макушкой днем в белесое пустынное небо, а ночью - разгоняющая робкие звезды, много повидала на своем долгом веку. Вернее, могла бы повидать, если бы у нее были глаза. Впрочем, кто знает. Недаром путники старались обходить древнюю башню, и даже не ее, а тяжелую черную тень, словно палец колдуна прочерчивающую желтый песок с восхода солнца до заката. А тем, кто ненароком забрел поближе, казалось иногда, что башня молча наблюдает за происходящим, храня в своих черных стенах древние тайны.

А теперь башня, если, конечно, у нее были глаза, могла созерцать весьма странную компанию. Впереди на великолепном длинноногом верблюде - лохматый парнишка в невообразимых лохмотьях, самозабвенно распевающий одну песню за другой. Верблюд громко подпевал своему наезднику и покачивал в такт головой. Чуть поодаль - красивая молодая женщина на гнедой кобыле. Черные волосы путешественницы покрывал белый шелковый платок, а за правым плечом торчала рукоять меча. Замыкал цепочку мужчина в красном бурнусе с низко надвинутым капюшоном, гордо восседающий на смирном сером ослике. На шее у незнакомца разлеглась серая кошка, свернувшаяся на манер воротника.

- Еще одна песня - и я завою сама! - пробормотала тихонько Кьяра. - Мы, кажется, подрядились сопровождать Хайруллу до библиотеки, а не выслушивать такое количество песен.
Каух только крякнул и поправил кошку на шее. Серая любимица не так давно явила привычку потягиваясь выпускать когти и впиваться в шею мага.
- Ну и что дальше, Хайрулла? - спросила Кьяра, удачно попав в перерыв между двумя песнями.

Не забудьте и верблюда —
Эй, хори-хой, такатун!
Без него вам было б худо —
Эй, хори-хой, такатун!
Мы бредем в песках покуда —
Эй, хори-хой, такатун!
Все же нас не победить!

Шер-эд-дах подпевал самозабвенно, откинув голову и покачиваясь в такт на ходу. Но вопрос Кьяры все-таки уловил. Ну, что за люди эти северяне! Так и норовят испортить песню. Скучные, прозаические, бескрылые душонки.
— Дальше? — ответил верблюд на вопрос, который был задан абсолютно не ему. — Дальше я вознесу к небесному престолу благодарственную молитву за то, что у меня не две ноги, а четыре, и что я не обязан лезть в эту неприятную башню.

Вирна зевнула и еще раз недовольно посмотрела на северянина, который примял ей всю шерстку. Как истинная кошка, она не любила человеческих рук, не терпела, когда ее постоянно тискали и гладили. Но здесь следовало быть спокойной, как скала, и изображать умиление и восторг, так что она даже попыталась помурлыкать.
Хорошо, что этот бородатый так носится с ней... Ну что ж, задание пока кажется довольно легким. Хотя черная башня, это странное и страшное место - оборотень чувствовала это до боли в сердце, - это не лучшее место для людей, а уж тем более для кошек, да.

Акоп Хромец недовольно смотрел на братьев-разбойников. Не то, чтобы он не рад был их видеть. Хуррагаш и Большой Джа были неплохими ворами и верными подданными, пока не прельстились разбойничьей долей. Но теперешний глава их - Зерхет ибн Харуд - доставлял Акопу немало беспокойства. Что, скажите на милость, своровать у обчищенных еще на караванной тропе купцов, явившихся в город в одном исподнем? Впрочем, и у Акопа, и у Зерхета хватало ума и выдержки не воевать открыто друг с другом и даже время от времени протягивать руку помощи.

- А, доблестные братья! - ласково поприветствовал Хромец. - Здравствуй, Хуррагаш! Надеюсь, твои руки все также ловки, как и раньше? Здравствуй и ты, Большой Джа! Ты все также прикрываешь спину брата? Да присаживайтесь же, что вы стоите как неродные?

Акоп широким жестом указал братьям на большие шелковые подушки, в изобилии разбросанные по полу и продолжал все так же приветливо:
- А как поживает ваш несравненный Зерхет ибн Харуд, да продлят боги его дни? Все так же в добром здравии?

Утренний воздух уже успел раскалиться, природа затихла, как будто и в самом деле предчувствуя скорый приход самума, а пролом в стене башни манил прохладой, но Каух, как ни хотел скрыться скорее от проклятущей жары, продвигался вглубь ОЧЕНЬ МЕДЛЕННО. И всё время болтал.

- Когда-то давно у меня был ручной хорёк... - дзыннннь... и аккуратно отложил в сторону взведённый арбалет, готовый пронзить любопытного гостя, который заденет почти невидимую, но прочную струну, - и этот хорёк очень хорошо умел... - хррррр.... и каменная глыба любезно решает не падать пока что с потолка, - находить ловушки

- Незаменимый хорёк, - осторожно сказала Къяра, не готовая пока перешагнуть порог, - и что же было дальше?

- Он влез в спальню к одной даме, и та пристукнула его кувшином - Каух вытер со лба пот.

- Ну, могу сказать одно - призраки таких ловушек ставить не умеют. Заходи, устраивайся. Вглубь я не пойду и тебе не советую

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 22-08-2006, 12:21

В ГОРОДЕ

Хуррагаш покрепче обнял свой кувшин и возвестил:
— Если ты, о Акоп, и впредь желаешь, чтобы грозный и ужасный Зерхет ибн Харуд и впредь называл тебя своим братом, исполни его волю. Ибо повелел он, чтобы твои люди добыли для него говорящего верблюда, который именует себя Шер-эд-дах, "измеряющий шагами дорогу". В последний раз оного злокозненного и злоумышленного верблюда видели в компании двух северян, имена которым — Каух и Кьяра. И не дай, о мудрый Акоп, оному хитроумному верблюду заговорить тебя витиеватыми речами, ибо незачем верблюдам говорить — их дело возить грузы, так было досель и так будет впредь по воле, что выше человеческой!
И Хуррагаш замолк. Сзади крякнул Большой Джа, восхищенный красноречием брата.

Выскользнуть из дома главы Гильдии Маломышу помешала Ума. Ласково так взяла за ухо, повернула к себе, и спросила:

- Дорогой мой друг, скажи ка мне, почему имена наших недругов неизвестны мне, но зато за несколько монет стали известны этих двух полудуркам?

Маломыш вздохнул, и протянул Уме половину своего "гонорара" от Хуррагаша. И не особенно удивился, когда Ума отобрала и все остальное, оставив Маломышу одну самую захудалую монетку.

- Воистину Зерхет ибн Харуд грозен и ужасен, умен и проворен, статен и храбр... - голос Акопа струился подобно мягчайшему шелку. - И конечно же он трижды достоин называться моим братом... Любимым братом... Младшим братом... Разумеется, братья для того и созданы, чтоб помогать друг другу. И я с превеликим удовольствием направлю все свои деяния и помыслы на то, чтобы помочь моему МЛАДШЕМУ любимому брату. Однако же...

Глава воровской гильдии едва заметно улыбнулся, но в глазах его сверкнул нехороший огонь, а голос налился тяжелой вороненой сталью:
- Однако же надеюсь, что мой любимый МЛАДШИЙ брат Зерхет ибн Харуд, да не споткнется его боевой конь о череп недруга, также не откажет мне помочь. Эти северяне, с которыми ушел верблюд... Женщина мне ни к чему, а вот с ... Каухом я бы поговорил. И когда я проявлю всяческое содействие поиску и поимке злонамеренных северян и отдам Зерхету верблюда и женщину впридачу, Кауха я оставлю себе.

Акоп не спеша выбрал на блюде с фруктами самый лучший краснобокий персик, надкусил его, подбросил на ладони и ласково посмотрел на разбойников:
- Вот так и передайте моему любезнейшему МЛАДШЕМУ брату Зерхету ибн Харуду, о, доблестные братья!

Сообщение отредактировал Алеф - 21-08-2006, 11:40

Может, Хуррагаш и не блистал умом и прозорливостью. Может, он и не выиграл бы на состязании мудрецов и богословов при дворе солнцеликого султана. Может, он был, как выразился однажды атаман, глупее глупейшего из баранов.
Но на одно у него хватило ума: понять, как он влип. Не мозгами он это понял -- шкурой своей, неоднократно драной...
Передать атаману речь Акопа дословно -- немыслимо. Любящий братец, большой Джа, долго потом будет собирать по всей пустыне куски Хуррагаша и складывать в корзинку.
Скрыть от атамана желание Акопа желание присвоить себе мага-северянина? Результат будет примерно тот же...
Побелев, несчастный Хуррагаш сам не замечал, что руки его сами собой нервно трут кувшин. И поймал себя на этом лишь тогда, когда пробка выскочила из кувшина и закачалась на цепочке.

Из кувшина засочился дымок, постепенно принимая очертания женского силуэта. Большой Джа придушенно ахнул и, шарахнувшись в сторону, споткнулся о подушку, торопливо схватил ее и попытался под ней спрятаться. Хуррагаш отступил на шаг, продолжая обнимать кувшин, пошатнулся и повалился на четвереньки.
Полностью проявившаяся Зубейда в азарте не заметила своего повелителя, прошла прямо по его спине и оказалась напротив Акопа.
Акоп выронил персик, но быстро справился с изумлением и махнул телохранителям.
Зубейда радостно завизжала и, выхватив топорик, кинулась в бой. Получив в глаз от одного из телохранителей, девица одобрительно хмыкнула и приласкала его рукоятью по челюсти, снизу вверх. Второму она просто засадила пяткой между ног, обернулась к Акопу – и увидела, что тот вскинул перед собой охранный талисман.
- Это нечестно! - возмущенно заорала воительница. - Это... унижение благородного искусства боя! Я отказываюсь работать!
И, обиженно шмыгнув носом, девица обратилась в дымное облако и убралась в кувшин.

Не так уж и страшно было войти в темное нутро проклятой башни. Темновато, конечно. Свет едва пробивается сквозь узкие бойницы высоко над полом. Пахнет сыростью - это в пустыне-то, где горячий ветер высушил землю на три человеческих роста вглубь. Под ногами похрустывал песок и пыль. Но... ничего страшного пока не было. Не выли души беглых маридов, не порхали нетопыри, не скрипели на несмазанных петлях двери.

- Отлично! - Кьяра сразу повеселела и принялась стаскивать с лошадиной спины сумки. - Будем располагаться. А вот тут можно и костерок развести.

Ирга, избавившись от привычной поклажи, облегченно встряхнулась и негромко заржала.
- Знаю, знаю, - вздохнула Кьяра. - Давно пора бы тебя купать. Да только где взять столько воды? Давай хоть скребком почищу.

Но умная лошадь опередила хозяйку и принялась с упоением скрести свой гладкий блестящий круп о шершавую каменную стену. Стена угрожающе затряслась, посыпались мелкие камешки и песок.

- Эй! - завопил Каух. - Полегче, ты, кобыла! Развалишь башню!
Но башня вовсе и не думала разваливаться. Рухнула всего лишь малая часть стены, поврежденная Иргой.

- Каух! Ты только посмотри! - воскликнула Кьяра, оттаскивая лошадь подальше от образовавшегося пролома. Стена оказалась на поверку тоненькой перегородкой из мелких, плохо обтесанных камней, слабо скрепленных жидким цементом. А из дыры, проделанной Иргой, тускло засветило желтым. Целая груда золота и драгоценных камней, пролежавшая невесть сколько времени в тайнике проклятой башни, радостно источали мерцающий свет.

- А в шаге справа от тебя ещё одна ловушка, - брюзгливым тоном выдал Каух, когда Къяра уже двинулась поближе к пролому. Нога отважной воительницы замерла в воздухе. - Ну куда ты спешишь? Лежали они здесь сто лет, и ещё пролежат, тем более что уже темнеет, и даже лучший из лучших воров отказался бы сейчас лезть туда.

За стенами и в самом деле стемнело, и первые порывы ветра ударились в стены башни.

Каух еще долго ходил вокруг кучи вожделенного золота, бурчал что-то себе под нос, время от времени издавая радостное восклицание, когда очередная хитроумная ловушка покорялась ловким пальцам мага.

Кьяра вся просто извелась от нетерпения, но честно не путалась у мага под ногами. За время, что Каух колдовал вокруг сокровища, она успела устроить и покормить Иргу и ослика, развести небольшой бездымный костерок и расстелить одеяла на маленьком островке холодного каменного пола, признанном Каухом безопасным. Хайрулла сидел, сжавшись в комочек, загадочно молчал, не обращая внимания на хлопоты Кьяры. Шер-эд-Дах не стал входить в башню и гордо оставался снаружи, несмотря на то, что ветер все усиливался.

- Ну скоро ты там? - не выдержала наконец северянка.
- Обезвреживание ловушек не терпит суеты, - наставительно ответил Каух, разряжая очередной маленький арбалет, удобно устроенный в нише стены. - Ты ведь, наверное, хочешь остаться с двумя руками, двумя ногами, одной головой да еще и не умереть до восхода солнца в страшных муках от древнего неизвестного яда. Не знаю, кто оставил это золото, но защитили его основательно. Видимо, собирались за ним вернуться.
- Лишь бы не вернулись сегодня ночью! - ухмыльнулась Кьяра. - А завтра тут уже не будет ни нас, ни сокровища. Эх, да за такие деньги мы спрячемся так, что никакой Кликуша нас не найдет! А вон то ожерелье будет мне очень даже к лицу. Люблю сапфиры! Кстати о сапфирах - чего-то наш драгоценный поэт торчит снаружи. Не замело бы песком - ищи его тогда.

Кьяра не спеша встала, потянулась и выглянула на улицу. Ветер тут же швырнул в лицо пригоршню песка, и северянка еле успела зажмуриться.
- Эй, уважаемый! Ты еще долго собираешься тут стоять? - окликнула она верблюда. - Тебе нравятся самумы? Или несуществующие мариды настолько страшны, что ты готов отказаться от своей доли сокровищ?

Сообщение отредактировал Алеф - 31-08-2006, 12:26

Кликуша... Каух сморщился про себя, злясь то ли на длинный язык мальчишки, то ли на слишком острый слух Къяры. Вот так вот запроста называть такие имена... Пусть они, эти имена, и не имена вовсе, а клички. Но когда этой кличке уже почти сто лет (а может - и больше), когда носитель её - один из самых страшных преступников, за которым безуспешно охотятся все паладины - от рыцаря до последнего сопливого оруженосца, да в придачу ещё и маг такой силы, что тот покойный хозяин обчищенного дома покажется новчиком первого года обучения, да ещё и не самым способным...

- Сделай мне одолжение, Къяра, - буркнул он, расправляясь с очередной ловушкой. - не называй его так. Называй хотя бы Тем Кто Сидит В Пруду. Договорились?

При слове "сокровища" верблюд повел было заинтересованным глазом в сторону пролома. Но сдержался и учтиво ответил:
-- О благородная дочь метелей и северных медведей! Если неисповедимы пути Того, Кто Создал Этот Мир, то не менее исповедимы и пути Врага Его. -- Шер-эд-дах смачно сплюнул на песок, как и полагается при упоминании шайтана. -- И если беглые мариды не сожрали тебя заживо у входа, это еще не означает, что их в башне и вовсе нет. Возможно, их власть берет свои права лишь ночью, когда Зло входит в полную силу, как луна в полнолуние?
Верблюд пожевал губами и добавил капризно:
-- А сокровища меня интересуют только одним: золото портит людей. Разбогатев, ты и твой вздорный приятель сможете проявить вероломство и отказаться искать для меня наррабанского колдуна с татуировкой на лбу в виде буквы "рэй"...
Покосившись на ослика, Шер-эд-дах добавил:
-- И я уже вижу на тебе тлетворное влияние золота: ты покормила осла и кобылу, но не уделила ни горсти корма мне, своему мудрому товарищу по странствиям!

- Ну ты даешь, философ! - начала было закипать Кьяра. Но через мгновение сообразила, как глупо будет выглядеть перебранка с верблюдом и с кривой улыбкой продолжила:
- Уважаемый, ну как же я тебя покормлю, если ты наотрез отказываешься войти внутрь? Смотри, какой ветер! А сушеная трава вперемешку с зерном, которая тут на Юге назвается питательным кормом для лошадей, очень легкая - улетит и поминай, как звали. Может по весне и взойдут кое-где зерна, но тебе они уже будут ни к чему. Так что зачем переводить зря добро? Входи в башню, корма у меня осталось предостаточно - и ужинай себе на здоровье! А насчет золота... Если ты откажешься от своей доли, то мне и Кауху достанется больше, и тлетворное влияние богатства будет куда сильнее. Так что, уважаемый, ради твоей же пользы будет уберечь наши рассудки от желтого зла.

Кьяра демонстративно зевнула, еле успев прикрыть рот ладонью, чтобы не проглотить горсть песчинок, кои угодливо швырял ветер и пошла обратно в башню, бросив через плечо:
- В общем, Шер-эд-Дах, я тебе предложила. Или ужин в тепле и уюте, да еще и немалая доля золота, или можешь сколько угодно тешить свою гордыню, подпирая стены башни. Вот только откопать тебя после самума будет нечем. Заступа-то мы с собой не и взяли!

Сообщение отредактировал Алеф - 4-09-2006, 9:51

Порыв ветра, крысиным хвостом просочившийся в башню, словно приподнял над землёй худенькое тело мальчишки.
Последние несколько часов, тот провёл в странно тихом состоянии, изредка зябко поводя плечами, словно злые ветры севера доносили своё дыхание до башни.
Факелы вдруг рванулись огненными языками к полуразрушенным сводам и погасли. В наступившей, будто рухнувшей на головы темноте, неожиданно жутко блеснули жёлтым светом, подобным свету ущербной луны в ночном небе, глаза Хайруллы.
Негромкий голос заполнил схрон, как незадолго его затопила темнота.

- К чему брать то, уважаемый, да ниспошлёт Милосердный тебе тень длинной с Фарахскую дорогу, что ты не клал. Или ты настолько беден, что решил заняться поисками сокровищ проклятых? Или жаркое солнце, настолько пагубно отразилось на состоянии твоей наимудрейшей головы, да пребудет она в целости триды тридцать три раза, что ты забыл чем платит тот, кто пытается их забрать?
Или печальнаю участь Алладдина, не является для тебя примером, о высокомудрый? Вай, базарные врали и слепые попрошайки переврали эту историю превратив в сказку, но ты-то, о светочь северной мудрости, не можешь не занть что было на самом деле.
Не поворачиваясь, Хайрулла, бросил в темноту за спиной
- Спрячь нож, несравненная роза севера, он не потребуется. Да и не поможет.

Мальчишка подошёл к пролому. Жёлтый свет из глаз тускло отразился в золотых кружочках.

- Говори - тихо сказал он в темноту
И словно всё тот же порыв неугомонного ветра, от куч золота пронёсся вздохом ответ, звучавший скорее в голове, нежели наяву. Кожа северян покрылась мурашками.
- Я завоюю тысячи столиц
Народы предо мной склонятся ниц
Хайрулла чуть наклонил голову, затем подобравшись бросил в темноту
-Но всё тщета и в зеркале былого
Своих друзей я не увижу лиц

-Я завоюю сотни государств
Над миром я раскину свою власть

-Но всё тщета, когда друзей нет рядом
Никто руки, никто совета не подаст

- Я миллионы завоюю душ людских
Посеяв лжи и алчности ростки

- Но всё тщета, без света верной ужбы
Они умрут от горя и тоски.

Тишина.
- Уходи - голос мальчишки, мальчишки ли?, налился хрипотой - они не в твоей власти.

- Они нет - издевательски промолчала темнота в ответ.

Факелы вспыхнули, словно встряхнулись задремавшие на посту часовые.
Хайрулла молча отшёл от пролома, сжавшись и снова становясь самим собой - жалким маленьким оборвышем.
Вместо кучек золота пол пролома усеивали кучки пепла и битых черепков

- Ты... этта... чего сделал-то? - еле собрала слова в кучу Кьяра.
Про Кауха и говорить нечего было. Маг где стоял, там и плюхнулся на холодный каменный пол с таким лицом, словно хлебнул вместо шербета прокисшего вина, а в пирожке, предложенном на закуску, оказались дохлые мухи.

Кьяра хотела еще что-то сказать, но глядя в непроницаемое лицо Хайруллы, махнула рукой и еще раз выглянула наружу, где ветер свистел совсем уже по-разбойничьи, небо помутнело, а Шер-эд-Дах мотал головой и жмурился от летящего песка.
- Шер-эд-Дах! - позвала северянка. - Ты это... насчет золота... Ну в общем, поторопилась я тебе его предложить. Ученичок твой с ним разобрался по-свойски. Так что теперь имеется только еда. Пошли уж внутрь. А то и правда занесет тебя с головой, кто же тогда будет Хайруллу воспитывать?

Пойманная в трещине ящерица пахла очень вкусно, зажаренная на палочке над меленьким костром. Большого разводить как-то не хотелось - и дров жалко, и места не так много. Отходить далеко от пролома Каух не собирался.

И как мне обозвать мальчишку? По имени? Или - "эй ты, бог, иди обедать"?.

- Хайрулла, я не сержусь за этот глупый клад.

Тень в дальнем углу не шевельнулась.

- Я даже рад, что его не стало.

Молчание.

- Ты придёшь обедать, или нет?

А вот сейчас он меня испепелит на месте...

Выслушав рассказ Кьяры о золоте, превратившемся в груду черепков, Шер-эд-дах немного подумал, поводя головой на длинной шее, а затем веско сказал:
— И ты хочешь, женщина, чтобы я вошел в эту башню? А если к утру и вы все, ночующие под крышей, превратитесь в кучи столь же презренного сора? Я не могу рисковать собой. Я слишком ценен для тех, кто почитает философию и поэзию, а также для тех, кто будет почитать ее в грядущих веках. К тому же у здешних крестьян есть пословица: "Если волк на тропе угодил в капкан, лиса далеко обойдет эту тропу..." Должен ли я растолковать тебе глубинный смысл этой поговорки, северянка? Ах, нет?.. Ну, тогда сама подумай: могу ли я, осененный светом знаний и богатый мудростью, быть глупее жалких земледельцев?

Кошка больно ударилась о землю и распласталась на песке. Точнее, на холодный песок легло уже девичье тело. Вирна не могла понять, что происходит. Отчего вдруг превращение произошло само по себе, словно в сказке? Тело не желало слушаться оборотня, словно связанное по рукам и ногам веревкой. Девушка лежала на земле, отчаянно размышляя, куда бы спрятаться на ровной, как скатерть, поверхности, чтобы ее не заметили люди или, что того хуже, излишне разговорчивый верблюд.

Пришлось Кьяре все же тащить сумку с лошадиным кормом на улицу - Шер-эд-Дах наотрез отказывался войти в башню. Еле удалось уговорить его встать поближе к стене, где ветер все же был не столь силен, да и песка наносило меньше. Повесив сумку на гнутую шею верблюда и накрыв горбы поэта одеялом, северянка поспешно вернулась в башню.

- Не знаю, по-моему, Шер-эд-Дах среди нас все же самый умный, - проворчала Кьяра, садясь рядом с Каухом и принимаясь за жесткую лапу жареной ящерки. Пахло превкусно, но жевалось с трудом.
- Это почему еще? - заинтересовался маг.
- Потому что никакой самум не может быть страшнее заколдованной башни, где творится непонятно что - золото исчезает, темнота говорит, а стены нашпигованы ловушками!

Северянка некоторое время молча жевала, а потом заявила:
- Ладно, до вечера мы пересидим здесь, пока ветер не стихнет. А потом уедем!
- Да ты что! - поразился маг. - Забыла, как холодно становится ночью? И темно! Луны не будет.
- Ну и в болото твою луну! - огрызнулась наемница. - А если не поедем, я пойду ночевать к Шер-эд-Даху. У него бока теплые!
- Ага, и будет он всю ночь стихи читать, - фыркнул Каух. - А вот я не боюсь башни, буду ночевать с комфортом и слушать мурлыканье Подаренки. Подаренка-а-а, иди кушенькать, лапочка моя! Подареночка, где же ты? Иди к папочке! ААААА, где моя кошка?

И маг с безумными глазами кинулся обшаривать темные углы, взывая к потерянной любимице, а потом кинулся наружу с воплем:
- Подаренка-а-а-а-а!!!

- Мур, - немедленно вскинулась на зов девушка, позабыв об опасности.
Ее внимательные медовые глаза с паволокой недавного сна, все еще - примерно раз в дыхание - прикрывались ресницами, похожими на бабочек, расправляющих черные крылья. Они, несосмненно, представляли собой прекрасное, неповторимое зрелище. Особенно для мага, который уж никак не ожидал для себя такого открытия.
Два опасных, но безобидных с виду существа встретились взглядом.
Оборотень посмотрела на свои лап...
Тишину прорезал тонкий визг.

Арбалет оказался в руке Кауха раньше, чем он сам успел это заметить, а прыжок назад получился у него несравнимо лучше, чем даже в далёкой юности, когда молодой ученик Гильдии Убийц не знал ещё ничего о магии, и полагался только на ловкость и силу, а взгляд старательно избегал золотистых глаз - нехорошо как-то смотреть в глаза тому, в кого собираешься всадить арбалетный болт!

А ведь молода, намного моложе Къяры. Года двадцать два, наверное. Каух, ты стареешь.
Проморгать оборотня в упор к себе, таскать на шее - это надо было суметь...

- Я жду объяснений. И будь добра, не вставай. А то стрельну - больно будет!

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 8-09-2006, 15:26

- Он может, - подтвердила Кьяра, с шелестом вытаскивая меч из ножен и не спеша приближаясь к темному углу за лестницей на верхние уровни башни, где факел, беспокойно трепеща, выхватил из полумрака гибкую фигурку в длинном белом одеянии. Фигурка была явно женской, весьма стройной, а при ближайшем рассмотрении оказалась красивой молоденькой девушкой со странными золотистыми глазами.

- Каух, да ты крут! - восхитилась Кьяра. - Девчонки на тебя сбегаются прямо как мухи на... ээээ... на мед! Сначала Сэйра, теперь вот еще пожалуйста. И не вздумай теперь кряхтеть по утрам и жаловаться на ломоту в спине - все равно не поверю. Ты же у нас мужчина хоть куда, если на тебя такие молоденькие западают!

Хайрулла тихонько выскользнул из башни.
Самум завывал как тысяча бесноватых джинов. В воздухе, стаями ос, вились мелкие злые песчинки. Песок заволакивал всё небо в безумной пляске ветра.
Лохмотья мальчишки трепетали.
- Учитель - тихий дрожащий голос попытался нащупать в круговерти земли и неба отклик.
Не услышав ответа, что вобщем-то было и немудрено, Хайрулла двинулся прочь от башни.
Самум взревел, точно живой, набрасываясь на хилую фигурку. Однако вопреки всему ветер не сокрушил тощее тело жертвы - пригибаясь оборванец двигался в самое сердце бури.

Башня растворилась в мрачно-охристых роях песка. Хайрулла выпрямился, потом сел на землю в позе раздумья. Казалось буйство стихии не причиняет ему вообще никакого беспокойства
- Ты проходишь над миром - не зная границ;
Заставляешь слугу, и владыку пасть ниц;
Я вручаютебе, это хрупкое тело,
Чтобы нёс ты на крыльях его, точно птиц.
И хайруллы не стало. Лишь на том месте где он сидел закрутился волчком песчаный бурунчик, да ликующе взвыл ветер, рванувшись в простор ночного неба

Вирна стояла, опустив глаза и судорожно соображая, что бы сказать. Странная сила, которая не давала ей обернуться, внезапно исчезла, но было уже поздно. На нее в упор смотрели оба северянина. Причем в глазах Кауха не было ни малейшего намека на ту нежность, с которой он взирал на тощую кошку. Кьяра тоже лениво поигрывала мечом, но было понятно, что эта леность напускная, и оборотень не успеет даже снять пояс, как ее голова с пустыми медовыми глазами покатится вниз с бархана.
Оставалось надеяться только на свою природную сообразительность. Вирна вдохнула немного воздуха, будто собираясь нырнуть в воду с головой.
- Достопочтенные северяне! Прощу прощения, что не могла раньше проявить себя разумным существом. Однако выслушайте меня, прежде чем примете решение убить.
Я была самой обыкновенной девушкой до тех пор, пока в один из дней - о, этот черный день я запомнила надолго - я не встретила на своем пути великого мага Эль-Аддафи. Воспылал тот ко мне страстной любовью, но гордыня моя была больше моей красоты, потому отказала я страстному порыву. Месть оскорбленного мужчины была страшна. Превратив меня в дворовую кошку, он похитил меня из дома моего отца и использовал для своих черных дел. Ныне же - трепещите, ибо увидел Эль-Аддафи прекрасную Кьяру и в тот же миг полдень показался ему чернее ночи, и в той ночи сияли звездами ее удивительные глаза. Мой хозяин отправил меня вслед за вами, ибо сам был вынужден остаться в городе по неотложным делам. Я должна была проследить за вами и получить взамен желанную свободу или умереть...
Так говорила кошка Вирна, наглая хитрюга, невинный вид которой привел в капкан немало простаков. Теперь все зависело от того, поверят ли они в эту глупую историю.

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 8-09-2006, 19:26

Мало кто смог бы назвать Маломыша почтенным человеком. Впрочем он и сам особо не стремился к этому. Что вы, уважаемые, зачем честному ору, громкая слава. Нет, спору нет с именем честного человека воровать легче, но... Уж больно лихи палачи-пехлеваны, к недавно честным, а ныне пойманным за руку людям. Так, что проходите, уважаемые, не пытайтесь стыдить Маломыша. Честному вору виднее.
Потому о в неверии замер Маломыш, когда в жилище его, вошёл как к себе домой мальчишка. Ой-йе, достопочтенные, и в чём только душа держится. Кожа да кости. Лохмотья - последний нищий побрезгует.
И трижды не поверил вор своим ушам, когда мальчишка глянув ему в глаза произнёс
- Привет тебе, почтенный.
И было в этих глазах, что-то такое, что заставила умудрённого жизнью Маломыша, захлопнуть рот, уже собравшийся изрыгнуть хулу.

По узким улицам, обезлюдевшим с началом песчаной бури, двигалась фигура в сером плаще. Казалось, ещё один порыв ветра, и все будет концено - собъёт безумца с ног, полнимет в воздух и обрушит на замлю, переломав все кости, но... каждый раз удавалось странному этому человеку увернуться от когтей песчаных демонов. Нельзя сказать, что так уж просто давались ему эти шаги, но тем не менее скоро во дверь дома Акопа Хромца проскользнула тень, оставив за спиной ничего не заметивших стражей - весьма опытных воров с десятилетним стажем.

Побывавшие в кровавых боях, не страшащиеся смерти и муки, закаленные подобно своим кривым мечам телохранители Акопа (а иных грозный глава гильдии воров до себя не допускал), затрепетали. Потому что Акоп Хромец, глядя на боевитую девицу из кувшина, заржал как молодой конь.
- Вот это да! - хохотал Акоп, стуча по полу длинными ногами. - Отказываюсь работать в таких условиях! Ух-ха-ха-ха! Давненько так не смеялся!

Телохранители, прикрываясь шелковыми подушками, поспешили отползти к стене комнаты, а братья-разбойники, не веря своим ушам, боялись двинуться с места. Но, кажется, грозный владыка не собирался казнить их прямо сейчас.

Отсмеявшись и вытерев невольные слезы, Акоп махнул телохранителям, чтоб поскорее выкатывались из покоя, и принял решение:
- Вот что, любезные мои Хуррагаш и Большой Джа. Вы хорошо повеселили меня со своей джинншей. Так что предлагаю отличную сделку, выгодную и мне, и вам. Я приложу все усилия к поимке северян. Верблюда и женщину получит, как он того пожелал, Зерхет ибн Харуд. А маг... ну скажем, неудачно прочитает заклинание и... сгорит! Только вы его и видели. Мы даже предъявим кучу пепла моему младшему брату Зерхету. А где на самом деле будет маг - это уж моя забота. Думаю, вы согласитесь, о храбрые коршуны пустыни!

- Храбрые коршуны пустыни поспешат согласиться с великим Акопом, - раздался смешок из тени, скрывавшей часть комнаты. Странное дело, ещё минуту назад комната не была так темна, чтобы кто-то мог скрыться от зорких глаз Акопа и его верной охраны. Наверное, это самум. Да, просто самум. На улице настолько темно, что это пригасило светильники в комнате.

- А теперь, Акоп Хромец, позволь своим людям оставить нас наедине, - тень шагнула вперёд и сделала некий жест пальцами. Всем в комнате - ну разве кроме двух братьев - стало как-то не по себе.

Повинуясь щелчку костлявых пальцев господина, телохранители Акопа и братья-разбойники поспешно выскочили за дверь. Неведомо откуда в комнате с плотно закрытыми окнами и дверями пронесся прохладный сквозняк, качнувший легкие занавеси из карамейского шелка. Вздрогнуло пламя светильников.

От приветливости главы воров не осталось и следа, когда он заговорил с прибывшим:
- Не предлагаю тебе присесть... Да ты и сам, Луаран, никогда не стремился задержаться у меня в гостях. Так что говори поскорее, с чем пришел, и разойдемся с миром.

- Мой господин имеет к тебе просьбу, мудрый Акоп, - гость и сам не очень любил долгих бесед. - и лучше будет для нас всех, если ты её выслушаешь и примешь к сведению.

Акоп медленно кивнул, мысленно представляя себе прекрасную картину - Луарана, Правую Руку главы Гильдии Убийц, распятого на стене города. Увы, подобному вряд ли когда-нибудь суждено сбыться, а посему придётся скрипнуть зубами, и выслушать наглеца. Не та сила теперь у Гильдии Воров, чтобы сссориться с Убийцами.

- Мой господин высказал пожелание, - продолжил Луаран, - чтобы мудрый Акоп, взяв в плен его младшего сына, Кауха, тайно переправил его самого и его служанку к Халмулской Библиотеке, но только так, чтобы для них это выглядело как побег.

Растянув тонкогубый рот в улыбке, Акоп с ядовитой вежливостью сообщил:
- Твои сведения, уважаемый Луаран, несколько ошибочны! - глава гильдии воров не скрывал радости от возможности хоть как-то уязвить противника. - Женщина, сопровождающая вышеназванного Кауха - не служанка его, а равноправная спутница. Мало того, мои люди донесли мне, что северянка весьма искусна в боевом умении.
- Женщина? Хороша в бою? - глаза Луарана округлились. - Не верю своим ушам.
- Ты можешь не верить мне, уважаемый, но у меня есть свидетели. Не далее, как вчера вечером ко мне пришли двое торговцев невольниками. Горько жалуясь на судьбу, они просили отсрочить внесение податей. Потому что двое северян - мужчина и женщина - разнесли их караван в клочья. При этом северянка работала клинком не хуже, чем иные женщины - кухонной утварью.

- Я приму к сведению слова почтенного Акопа, - посланник Убийц поклонился, - и посмею откланяться, дабы более не отвлекать его от важных дел и приготовлений к поимке Кауха.

- Только... - глаза его угрожающе сузились, - посмею намекнуть другу моего господина, что навредить Кауху, это больше чем обидеть главу Убийц. Это перейти дорогу... самому Кликуше!

И - исчез, растворился в тенях, как будто и не было его.

А за дверью, среди выставленных в коридор стражников, маялись братья-разбойники.
Собственно, маялся только Хуррагаш. У Большого Джа с детства не было воображения, и иногда это служило ему хорошую службу. Сейчас, например, он с интересом разглядывал дверь в комнату Акопа и прикидывал: смог бы он ее вышибить кулаком -- или пришлось бы плечом приналечь?
Зато Хуррагаш трясся за двоих. И, приблизив губы к горлышку кувшина, нервно шептал:
-- О скверное порождение ослицы и бешеного шакала! О капкан, подброшенный мне на пути злой судьбой! Ты замыслила погубить нас с братом, о безголовая? Да если бы ты хоть слегка царапнула Акопа своим мясницким топором -- тебе в кувшине стало бы о-очень тесно! Потому что нас с братом запихали бы туда! В горлышко! Мелкими кусочками! Вот сколько уместилось, столько бы и запихали, а остальное скормили бы голодным псам! А зачем тебе понадобилось наступать мне на спину, о дитя шайтана? Или ты думаешь, что ты невесомее струйки дыма? Да ты весишь больше откормленной свиньи!
Кувшин хранил оскорбленное молчание.

- Ы...? - сумел спросить Маломыш, неожиданно почувствовавший себя не очень хорошо. Ноги как-то дрожали и подгинались, да и голос не очень слушался. А интуиция вора (которая порою куда лучше любой магии) вовсю кричала, что нужно бежать спасаться...

Скамейка наконец нашлась, и "почтенный Маломыш" поспешил присесть.
- Ы..? - Маломыш хотел усмехнуться едко, хотя бы затем чтобы перед собой показаться сильным, но... Тело лучше него знало, что нужно сейчас делать. - ы?

- Я думаю не стоит тебе объяснять, почтенный - глаза у мальчишки были очень ... недобрыми - змеи пустынь вились в них, самумы и хамсины, бушевали в них, скелеты умерших от жажды - белели в них - что, Акоп Хромец переполнил чашу терпения Милосердного. И думаю не стоит объяснять тебе, уважаемый, что это честь, стать оружием Милосердного, дабы покарать нечестивца. Я думаю, что место главы гильдии, должен занять более достойный и умный человек, а не дряхлый растлитель мальчиков. Ты согласен со мной, почтенный?
Медовый голос был у мальчишки. Воистину медовый - когда мёд на острие кинжала

Маломыш очень испугался. Очень-очень... Настолько, что неожиданно - перестал бояться. Потому что боялся уже не странного мальчишки. Потому что - очень боялся Акопа. А что, если соглядатаи уже слушают этот разговор?

- Я не знаю, кто ты и что ты. Джинн ли ты, колдун ли, или ещё кто. Ты можешь убить беззащитного, о странный непонятно кто, но ты явно не знаешь, что глава Гильдии не может быть дряхлым. Ты приходишь ко мне, и приказываешь убить того, кто по праву занимает своё место. Ты приходишь, и говоришь о том, что надо убить Акопа, который уже много лет несёт на себе печать благословления Богини Смерти. Каким бы старым не казался Акоп, он в схватке победит любого смертного, и среди Мастеров Тени - он - первый... Нет, - Маломыш покачал головой - я не посмею поднять руку на пророка Богини!

- Поднять нет - было во взгляде мальчишки что-то такое... ядовитое. - Возьми, почтенный.
С худенькой детской руки, словно слеза скользнул на ладонь Маломышу, перстенёк. Простой такой перстень, ой бросьте, уважаемые, какое там золото. Хорошо если бронза. И камешек, дай Милосердный, если не гранит.
- И ещё возьми - на шею Маломышу легла тоненькая, узлом вязанная верёвочка.
- Сегодня вечером, почтенный, ты поднесёшь, столь уважаемому тобой Акопу, кубок подогретого архазийского вина. Как он любит. А перед этим бросишь в кубок перстень. Милосердный терпелив, Он прощает людям слабости. Акоп конечно попросит тебя глотнуть. И ты, о вор воров глотнёшь из кубка ничего не опасаясь. А после этого возвратишься к себе. Но заклинаю тебя розами Садов Избранных, не снимай с шеи верёвочки. Амулеты Раш, так просто не достаются.
Мальчишка говорил так легко и уверенно, словно и не сомневался в том, что его поручение будет выполненно.
-Прощай, уважаемый. - глаза оборванца на миг потеряли своё добродушное выражение, как рассеяный покупатель кошелёк - Ты ведь не обманешь меня, да, о падишах, срезающих кошельки.
Уже на выходе из комнаты жуткий гость обернулся, стегнув Маломыша взглядом, как плетью, так что тот вновь облился холодным потом ужаса.
- А на счёт Богини смерти, не беспокойся. К тебе, у неё счетов не будет.

Самум выл подобно раненому льву и яростно кидался на все, что попадалось ему на пути. Стены древней башни дрожали, но выдерживали натиск ветра и песка.
- Долго мы еще будем тут стоять? - поинтересовалась Кьяра. Ей порядком прискучило торчать в темном закутке под лестницей, утопая ногами в груде нанесенного снаружи песка и держа меч наготове. Хотелось вернуться к ласковому теплу костра, сесть на шерстяное одеяло и снова заняться жареной ящеркой. А приходилось прикрывать Кауха и выслушивать робкие оправдания пойманной девушки.

История про неожиданного воздыхателя, якобы воспылавшего страстью к прекрасной северянке, Кьяру совершенно не удивила.
- Еще бы! Да в какой бы город я не пришла, обязательно найдется хотя бы парочка поклонников! - заявила Кьяра. - Эх, да знала бы ты, девочка, какие мужики по мне сохли! Вон, Каух подтвердит. Даже принцы! Особенно тот, как его там... ну из того королевства... как оно называлось-то? Ну в общем, тот принц даже предлагал мне руку, сердце и корону. Только он мне совершенно не понравился. Слабак! Куда ему против меня в бою, не говоря уж о семейной жизни!

Каух фыркнул, но благоразумно воздержался от замечаний.
- Чего ты фыркаешь? - возмутилась наемница. - Можно подумать, ты лучше! Вон, даже оборотня подцепил! Думай теперь, что мы будем с ней делать.

Вирна судорожно соображала, что теперь делать. Каух изменился на глазах, превратившись из добродушного увальня в холодную и скользкую змею. Да, удружила неведомая сила, так невовремя возвратившая ей вид изначальный...
Оборотень попыталась состроить глуповато-медовую мордочку, но в мигом потемневших глазах плескались котлы.. нет, озера кипящей смолы. Жестокая, циничная, изворотливая, словно хлыст, тварь искала лазейку для бегства...
И не находила ее.
Внезапно ответ пришел сам собой.
Если она превратится в кошку, вряд ли кто-то из взрослых сможет поймать ее. Странный - Вирна кожей чувствовала эту странность - мальчишка куда-то испарился, а неповоротливые северяне... Вряд ли у Кауха в запасе есть какое-нибудь магическое средство, Вирна на собственной шкурке не раз проверила старинное утверждение: на истинного оборотня слабо действует большинство заклинаний.
Оставалось дождаться, пока Каух хоть на секунду отведет глаза...

Каух не смог бы объяснить, КАК она успела... Тот миг, который мелькает взмахом ресниц, девушка-оборотень смогла использовать с толком. Только что на песке стояла стройная фигурка в белой рубашке и вот уже она исчезла, а на песок серой молнией скользнула кошка и опрометью кинулась между ног мага к выходу.
- Держи ее!!! - не своим голосом завопил Каух, шустро поворачиваясь вокруг себя и взмахивая бесполезным арбалетом.

Не долго думая, Кьяра прыгнула вперед и накрыла беглянку своим телом. Кошка заорала дурным голосом и принялась вырываться и царапаться, но северянка держала добычу крепко. Каух поспешно подскочил с крепкой корзинкой, в которой недавно еще были съестные припасы.
- Давай ее сюда!
Кьяра поспешно сунула извивающуюся кошку в корзину и захлопнула крышку. Каух не менее поспешно перетянул корзину шнурком, а для верности еще и пробормотал запирающее заклинание.

- Теперь не выберешься, - самодовольно сказала Кьяра корзинке, откуда доносилось угрожающее завывание.
Маг с трудом перевел дух и постучал по крышке:
- Эй ты, обманщица! Имей в виду, превратишься в человека - сломаешь себе шею!
Корзинка помолчала немного, а потом разразилась новой долей непонятных кошачьих угроз.

- Пойдем дальше ужинать, - вздохнула Кьяра. - Или обедать. Такая темень из-за этого самума - не поймешь, сколько времени.

Сообщение отредактировал Алеф - 19-09-2006, 10:02

- О благороднейшие из наиблагородных - медоточивый голос расколол напряжённую тишину, и оборванец юркой ящеркой проник в развалины, хотя кто скажет, сколько он уже наблюдает за произошедшим - Неужели вы, о непобедимые и непревзойдённые побоитесь кошки? Или не ты наирыжебородейший светоч мудрости, движением мизинца подчиняешь себе стихии? Или не ты, о пэри севера, чей меч не знал поражений, выходила победительницей из любой схватки? Полноте, сжальтесь над несчастной. Обещаю вам, что сам пригляжу за ней, покамест мы не придём в хамулскую библиотеку.
Взгляд оборванца лишь на мгновение задержался на неожиданной гостье и смешинки, будто маленькие иблисы запрыгали в глубине его глаз.
- А нам, достопочтенные пора отправляться в путь. Ветер стихает и идти уже можно. Пока самум не стих окончательно, он занесёт наши следы. И... - тут голос мальчишки стал самым обыкновенным, но очень жалостливым - У нас поесть ничего не осталось?

Сообщение отредактировал Момус - 19-09-2006, 11:54

- Нет уж! - Каух держал корзинку с пленницей на вытянутой руке. Из кошачьей тюрьмы слушалось глухое рычание вперемежку с подвыванием. - Пусть посидит, подумает, как на меня охотиться.

Пленница издала особо гнусный вопль и попробовала прутья на прочность. К несчастью для неё, она была кошкой, а не крысой.

- Лицемерка... - с презрением пробормотал Каух. Коварность кошки поразила его до глубины души.

- Хайрулла! Ты, кажется, есть хотел? - Кьяра торжественно протянула мальчишке скрючившийся, но вкусно пахнущий жареным хвост - все, что осталось от несчастной ящерицы. Хвост, впрочем, был довольно крупный. Ящерка попалась не маленькая.
- Есть еще лепешки. И немножко пива. Или нет... нечего спаивать молодежь. Пей лучше воду. А пиво я допью.

Кьяра плюхнулась на одеяло и принялась догрызать свою долю жаркого. Пиво в бурдюке северянка пристроила рядом с собой и отпивала маленькими глотками. Эх, жаль мало осталось! Хотя... то, что на Юге называется пивом, не идет ни в какое сравнение с северным пивом. Чтоб из настоящего ячменя, со спелым хмелем и из дубового бочонка!

Ветер стонал и бился в стены, как будто рвался заглянуть вовнутрь и увидеть глупого смертного, возжелавшего попасть в объятья смерти раньше отмеренного ему срока.

"Дверь сорвёт..." - мелькнула ленивая мысль, и исчезла бесследно. Не до двери было Маломышу. Письмо Акопу было уже закончено, бокал с отравленным вином выпит, а перстень и амулет выброшены в огонь.

Конечно же, Маломыш хотел жить - а кто бы не хотел? Конечно, ему страшно было пить яд. Но ещё страшнее было подумать, что что-то может случиться с Акопом. Страшным Акопом. Бессердечным Акопом. Акопом Безжалостным. Но вместе с тем - с Акопом мудрым. Акопом отважным. Акопом, которого, боясь, все воры города по-своему любили.

Нет, не к тому человеку пришёл этот странный и страшный колдун, притворившийся оборвышем. Разрываясь меж многими страхами, боясь оставить всё как есть, боясь пойти к Акопу (а вдруг перстень убъёт его просто потому что будет рядом?), боясь всего на свете, Маломыш принял самое простое из возможных решений.

И теперь - глядя на огонь, чувствовал, как лёд ползёт от ног вверх...

Серебряный кубок сплющился в пальцах Акопа, словно был восковым. Рыжая Ума скорчилась, уткнувшись лбом в пол и боясь лишний раз вздохнуть. Если Акоп Хромец гневался ТАК, без проклятий и угроз, молча сжимая зубы, тревожить его было крайне опасно для жизни.
- Я знал, что эти северяне доставят мне неприятности, - процедил наконец глава воров. - Печенкой чую, что без них тут не обошлось. Этот маг, Каух... Наверняка это был он...

Грозный Акоп перевел взгляд на Уму.
- Встань, моя верная Ума. Ты доставила мне плохую весть, но твоей вины тут нет. Маломыш славно служил мне и в смерти остался верен своему господину. Он достоин высочайших почестей. Распорядись насчет похорон. Все должно быть лучшим! Но сначала... позови Эрлунга.

Ума молча поклонилась, поцеловала руку Акопа и выскочила из комнаты. А через несколько мгновений в комнату неслышно вошел начальник охраны Акопа Эрлунг - отчаянный боец и умелый шпион, в свое время восхитившийся гением главы гильдии воров и оставивший ради этого родную гильдию убийц.

- Я обещал Луарану оставить северян в живых, - отрывисто сказал Акоп, не глядя на верного слугу своего. - И я сдержу обещание. Северян необходимо доставить мне живыми... даже если они будут едва живыми. Ты меня понял?
- Да, господин.
- Возьми лучших людей - воинов и магов. Оставь засады на всех караванных путях и во всех оазисах в округе. Они не могли уйти далеко.
- Да, господин.
- А Зерхет... обойдется! - в голосе Акопа послышалась едва заметная усмешка.
- Да, господин, - в третий раз поклонился Эрлунг и, повинуясь взмаху руки Акопа, вышел вон.

В комнате стало тихо. Лишь потрескивала ароматическая свеча да шелестел листок бумаги. Акоп Хромец в который раз перечитывал предсмертное письмо Маломыша и по скулам главы гильдии бегали желваки.

-Очень вовремя, - довольно сказал Каух, увидев очередных жертв самума. - Как раз их двое, и скакунов двое. Только нужно вам, друзья мои, переодеться...

- Прекрати! - Къяра брезгливо отвернулась, когда маг стал раздевать мёртвые тела, совершенно очевидно, не понимая, чего ради её обычно разборчивый спутник вдруг занялся мародёрством.

Обернулась только тогда, когда услышала знакомое "Вита мортис кайо".

Бледный, но довольный (или - довольный но страшно белдынй?) Каух уже указывал путь двум всадникам, одетым в их с Къярой старую одежду - ту, в которой они всем наверняка запомнились.

- Каух, ты какой-то зеленый, - заметила Кьяра, глядя на мага, пошатывающегося на спине ослика.

Каух только буркнул нечто нечленораздельное и вытер вспотевший лоб рукавом красного бурнуса. Обычно круглые щеки мага ввалились, под глазами наметились темные круги.

- Каух, может остановимся? Отдохнешь? - от Кьяры не так-то легко было отделаться.
Маг вздохнул и ядовито ответил:
- Еще бы не позеленеть! Четыре трупика поднять - это тебе не кольчугу в штаны заправить!
Он хотел добавить еще что-то не менее ехидное, но покачнулся и едва не свалился на песок. Кьяра еле успела подхватить соратника.

- Вот что, любезный Каух. Видишь пальмы на горизонте? Постарайся дожить до них. Остановимся в оазисе и передохнем немного. Не принимаю никаких возражений.

(Совместно с Иннельдой Ишер)

Шер-эд-дах размеренно переставлял ноги, покачиваясь на ходу, но в мыслях его не было обычного покоя и желания слагать стихи. Жаль, что Хайрулла задремал в седле: верблюд нашел бы тему для беседы с ним. Например, Шер-эд-даха тревожила загадочная кошка, ехавшая в закрытой корзинке, что приторочена была на боку верблюда.
Наконец философ не выдержал. Чуть повернув голову, он спросил учтиво:
— Да простит меня незнакомая попутчица... я хотел спросить, владеет ли она человеческой речью в кошачьем обличье, как я одарен речью людей и в облике верблюда?
Выразительный фырк, донесшийся из корзины, не мог служить ответом на вопрос верблюда.
— Вы не удостаиваиваете меня беседы — или просто не лишены возможности ее поддержать? — не унималась настырная вьючная скотина.
Нечеловеческий, с трудом выговаривающий отдельные согласные голос прошелестел из корзины:
- Отвяжжиссссь!
Попытки процарапать стенку корзины возобновились, теперь уже в сторону верблюжьего бока.
— О! — обрадовался верблюд. — Так ты владеешь искусством членораздельной речи, о госпожа плетеной корзинки! Но почему ты так неприветлива, обладательница мягкой шкурки? Не утомила ли тебя тряска? Я стараюсь идти как можно ровнее!
- Гррррхххх... Тттыы... Посссмотрела бы я на тебя, есссли б тебя засунули в эту иблисссову корзззинку, - неожиданно миролюбиво закончила пленница.
— Да храни меня от такого несчастья Создатель земли, воды и пустыни! — совершенно искренне ужаснулся верблюд. — Я был бы счастлив помочь... ну, хотя бы тем, чтобы быстрее дойти до оазиса. И увлекательной дорожной беседой. Я, например, хочу спросить: не был ли тот колдун, что дал прекрасной деве усы и хвост, наррабанцем с татуировкой на лбу в виде буквы "рэй"?
- Да не видела я его литссса! - в сердцах мякнула Вирна и замерла. Проболталась!!
Но верблюд не заметил ее оплошности.
— Жаль! Я был бы счастлив узнать что-нибудь о негодяе, да вышвырнут могилы на белый свет всех его предков и да пойдут их древние скелеты бить морду своему потомку... Но не грустите, госпожа с полосатой шкуркой. Вы теперь получили возможность увидеть мир так, как не видит его никто из подруг вашей юности. Ловля мышей и... э-э... — Верблюд замялся, не зная, что еще такого хорошего в кошачьей жизни.
- Мда, оссссобенно хорошшшо мир виден из этого узззилищщща! - съязвила кошка. - А горбатый госссподин уверен, шшто нашши друзззья сссобиратссся и далее тассскать меня ссс ссобой?
Верблюда никто не поставил в известность о дальнейших планах северян, но сознаваться в этом он не собирался.
— Если и так, — сказал он загадочно, — я буду искренне рад вашему присутствию в нашей компании... Позвольте мне назвать свое скромное имя: Шер-эд-дах, прославленный философ и эмир поэтов...
Кошка размышляла, стоит ли ей называть свое настоящее имя. С одной стороны, мало ли Вирн* в проклятой пустыне.. А с другой, если ей удастся сбежать, то имя вкупе с некоторыми эээ.. особенностями жизнедеятельности станут слишком хорошей приметой для поиска.
- Меня ззззовут Вейла**, - наконец выдохнула она.
— Какое поэтическое имя! — восхитился верблюд. — Кстати, о поэзии... не захочет ли моя милая спутница скрасить дорогу стихами? Я мог бы прочесть что-нибудь из того, что написал, когда ходил на двух ногах.
Кошка решила, что пока горбатый говорун чего-то там рассказывает, она сможет немного отдохнуть.
- Хххорошшшо, - устало согласилась она.
На верблюжьей морде не отразилось ничего, но внутренне Шер-эд-дах просиял. Вейла оказалась разумной девушкой с хорошим литературным вкусом.
— Вряд ли юной красавице будут интересны философские трактаты, — начал он тоном щеголихи, выбирающей наряд. — А вот любовная лирика... придутся ли по сердцу моей госпоже любовные стихи?
- Да, - не терпящим возражений голосом ответила кошка. Ох, когда же он наконец начнет читать??? Ей ужасно хотелось спать.
Верблюд с удовольствием начал:

Соловей своей песней прогнал мои сны.
Ветер тучку сорвал с лика полной луны.
Так же дерзко чадру с ненаглядной подруги
Мы срываем, когда влюблены и хмельны!

И на зов соловья я покинул свой дом.
Нет покоя влюбленным ни ночью, ни днем!
Я не видел, куда я бреду, как безумный, —
Как же я под твоим очутился окном?

Кто сказал, что я пьян? Я не так уж и пьян,
Но любовным безумьем мой дух обуян,
И любовь привела меня к окнам желанной,
Так в песках караванщик ведет караван.

Я глотками прохладу полночную пью.
За окном этим — гурия. Сам я — в раю.
Отвори поскорей, пока петь я не начал —
Вся округа сбежится на песню мою!

Как расцвечена звездными гроздьями ночь!
Отвори мне, о солнца и месяца дочь!
Отвори же скорей! Мы сплетем свои руки
И прогоним печаль поцелуями прочь!

Вирна не услышала последних слов, так как мирно сопела, убаюканная мерным покачиванием и монотонным голосом верблюда.
Шер-эд-дах довольно покачивал длинной шеей. Новая подруга была не из тех, кто лезет к поэту с восторгами, за которыми скрывается непонимание (или, что еще хуже, с критикой!). Нет, она в благоговейном молчании повторяла про себя его... хм!.. весьма удачные строки!..

(* Вирна - в пер. "колючка")
(** Вейла - в пер. "ветерок")

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 22-09-2006, 14:26

Голова болела так, что заботливую Къяру хотелось превратить в белку ( было и такое заклинаие в арсенале Кауха,жаль - бесполезное - мишень должна стоять пять минут на одном месте ) и сунуть в корзинку к кошке. Пусть друг о дружке позаботятся.

А ещё... ещё звенел в сознании колокольчик тревоги, пытаясь о чём-то предупредить. Но вот о чём? Как же болит голова...

- Так. Къяра. Отстань от меня. Отстань отстань. Шагов на двадцать. И с приставаниями о моём здоровье тоже отстань! - всё это Каух пробормотал не очень громко.

А вслух громко заявил - А не подстрелить ли зверушку на ужин?

Каух тяжело сполз на песок. Прислушался к нехорошей тишине. И, повинуясь инстинкту, всадил арбалетный болт в манящую тенью зелень ближних кустов!

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 22-09-2006, 15:27

- Назад! - прошипел Каух, напряженно вглядываясь в тени, мелькающие среди зелени. Слишком, слишком давно в последний раз приходилось ему сталкиваться с Мастерами Тени...
Верблюд тревожно вытянул длинную шею, заозирался. Зрение у него было паршивое. А вот чутье - острое. И запах чужих людей он ощутил явственно.
Притаиться -- это для всяких кошек. А верблюд распахнул пасть и трубно заревел.
- Идиот... - злобно прошипел маг, и, поскольку терять было нечего, во всё горло заорал - Къяра! Засада!
Это слово оказалось той самой последней соломинкой, которая, по пословице, сломила спину верблюду. Разумеется, не сломило, а помутило разум, вселило в сердце ужас, заставило шарахнуться в сторону. При этом лопнул седельный ремень, корзинка с кошкой полетела на песок, но верблюду уже не было до этого дело. Длинные ноги несли его прочь.

Метнуть нож вон в те заросли, отпрыгнуть в сторону (как же некстати подгибающиеся ноги!), призвать духов воздуха, чтобы защитить себя и Къяру от стрелы в спину, и слишком, слишком неуклюжим от слабости кувырком откатиться в сторону.

Увидеть, как Къяра уже сцепилась сразу с тремя противниками, выросшими из ниоткуда...

Плохо... плохо,ой как плохо! Но вот вам, ребята, сюрприз - огненная стре...

Духи воздуха остановили стрелу, не дали вонзиться в плечо, но заклинание ушло псу под хвост.

Как же всё плохо плохо плохо!

Внезапно что-то стряслось. Вирну подбросило. Затем корзинка затряслась, словно была приторочена к спине не верблюда, а ночной падальщицы гиены, страдающей от чесотки.
Удар. Переворот. Еще удар.
Крышка корзинки не выдержала. Не спасло заклинание, не сдержали слова - узилище распалось по прутикам во время полета вниз, к подножию бархана.
На котором какие-то люди в упор расстреливали яростно сопротивлявшихся Кауха и Кьяру.
Нельзя сказать, что оборотень воспылала праведным гневом и кинулась на защиту северян, сумасбродно напав на много превосходящие силы противника. Колючку подвело проклятое свойство организма - иногда в состоянии крайнего гнева, испуга или от неожиданной встряски она непроизвольно теряла облик. И вот уже с песка взвилась гибкая фигурка в белом, в прыжке разметав темные волосы и блестящее лезвие клинка-пояса.
Уйти незамеченной не удастся, это как пить дать. Тем более те двое уже бегут к ней... Вирна ощерилась, в этот момент вряд ли даже поэтично настроенный Шер-эд-Дах назвал бы красивым ее лицо... Над поющими песками пронесся предсмертный хрип разбойника. За секунду до того он прочел в глазах странной девушки смертный приговор...

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 22-09-2006, 19:44

Маленький мальчик на горбе верблюда...
Маленький оборванец, на спине обезумевшего верблюда...
Хрупкий ребёнок на горячем песке...
И со всех сторон лязг доспехов, стон песка, под ногами неожиданных врагов и предчуствие крови тех, кто рядом.
- Учитель!!!
Кто ответит - слышен ли голос ребёнка, среди пляски блестящей стали и шелеста, с которым арбалетный болт режет раскалённый воздух? Кто ответит - враг ли маленький оборванец натренированным воинам и убийцам? Кто ответит - стоит ли хоть одна слезинка ребёнка всех войн малых и великих?
Ай, уважаемые, стоит ли мучить себя безответными вопросами.
- Учитель!!!
Не голос ребёнка, но визг рвущегося в бой ассасина. Не маленький оборвыш, но дикий и страшный смерч, что не замечает преград на своём пути двигался сейчас вслед за скрывшимся за барханами верблюдом.
Смазанные движения, и вот уже расцветают в горле у двух нападавших диковинные серебристые цветы.
И словно стальные когти венчают детскую, кажущуюсятакой хрупкой, ручку. Когти, что рвут тело, отшатывающегося с воем воина.
- Учитель!!!
И страшный немигающий взгляд горящих красным огнём глаз, который сам словно сбивает с ног, заставляет врагов бежать встречи.
- Учитель!!!

Сообщение отредактировал Момус - 22-09-2006, 22:10

Заряжать арбалет просто некогда, и как же хорошо, что за спиной висит ещё один!

Выстрелить, отпрыгнуть назад, и попробовать ещё раз приласкать врагов огненной стрелой... И снова неизвестный лучник выстрелил в самый уязвимый момент!

Каух оскалился, и схватился за жезл, висевший за поясом. Не до выпендрёжа и не до престижа, а о зазорности пользования жезлами пусть думает тот, кого не расстреливают в упор!

Вжиииих! - и ещё один нападающий падает на песок. Вжииих! - и выскочивший из кустов вражеский маг с проклятьями трясёт искалеченной рукой - он больше не опасен, вжииих! - и жезл... рыссыпается в пыль прямол в руке.

- Вот за это, - прорычал Каух, выхватывая кинжал, - я и не люблю побрякушки!

- Подходи, подходи!
Должно быть засевшие в зарослях подумали, что на северянку напало боевое безумие. Первый из трех нападавших рухнул, обливаясь кровью, под ударом меча. Второй не уберегся от взмаха боевого цепа. Третий попытался было увернуться, но и его настиг северный клинок. Кьяра крутнулась на месте - черные кудри дыбом, на лице брызги крови, в одной руке - меч, в другой - короткий боевой цеп. Хриплый смех неистовой северянки прозвучал как боевой клич.
- А ну, подходи, южные псы!

Словно повинуясь ее крику, из зарослей выскочили еще пятеро воинов, но, наученные горькой участью погибших товарищей, не приблизились, а выхватили арбалеты.
- Стреляйте, стреляйте! - снова засмеялась Кьяра. Заклинание Кауха успешно отражало тяжелые арбалетные болты, направляя их куда угодно, только не в цель. Несомненно, стрелки поняли это, но продолжали метать стрелы с завидным упорством.

Однако же, плох маг. Кьяра краем глаза с тревогой заметила, как неловко маг двигается, как дрожат его колени. Но дальше смотреть было некогда.
- А ну, кто следом на тот свет! - зарычала Кьяра, бросаясь на очередного противника.

Сообщение отредактировал Алеф - 25-09-2006, 14:25

Ещё одного противника удалось отправить к предкам, отрубив руку по плечо. Сам виноват, кто же так вот размахивается? Ещё одного - Каух поджарил таки огненной стрелой - невидимый лучник опоздал на долю секунды. Плохо было другое - ещё одного заклинания от стрел у Кауха наготове не было, а это уже сильно ослабело - стрела хоть и не прошила левую руку, но от сильного удара плечо просто онемело...

- Къяра! - прохрипел Каух, пиная ещё одного врага сапогом с отравленным жалом в подошве, - как ты?

- Не подходить близко! - Эрлунг вовремя понял, куда дует ветер. В ближнем бою нечего было и думать взять северян живьем. Требовалось нечто иное. А заклинание-то, брошенное проклятым северянином и отклонявшее ранее стрелы, похоже начало слабеть.
- Арбалеты! Только не в них! Бейте рядом, не дайте им сойти с места!

Сам Эрлунг тоже вскинул арбалет. Прежде, чем прицелиться, оценил поле боя. Мужчина-северянин уже еле держался на ногах. Этого можно взять спокойно. Женщину придется немного попортить. Начальник охраны великого Акопа думал об этом совершенно бесстрастно. Как на охоте - когда прикидываешь, куда выстрелить, дабы не повредить шкуру пустынной лисицы. И на охоте, и в бою Эрлунг целился очень тщательно. И стрелял всегда без промаха.

Когда первые стрелы взрыли песок, Кьяра сперва подумала, что нападающие, истратив свой запас терпения, решили попросту расстрелять северян, пользуясь тем, что защитное заклинание Кауха ослабело. Но уже спустя мгновение наемница поняла - бьют не на поражение. Просто обозначают место, с которого не хотят выпускать добычу. Но когда вскинул арбалет высокий, в белом бурнусе... Рука Кьяры с мечом вскинулась чуть вверх и вправо.

Эрлунг слегка удивился. Такого он еще не видел. Северянка отбила его стрелу! Но это ничего. Бывший убийца снова взвел арбалет.

Второй стрелы высокого Кьяра не увидела. Просто почувствовала сильный удар в грудь, опустила глаза - слева, чуть пониже ключицы расплывалось красное пятно.

- Кьяра! - взвыл маг-северянин, глядя, как спутница медленно оседает на песок. А арбалетчики все метали стрелы, не давая Кауху сделать шаг в сторону.

Эрлунг удовлетворенно кивнул, опустил арбалет и не спеша зашагал туда, где его воины плотным кольцом окружили пойманных.
- Каух! - окликнул он северянина. Без всякого, впрочем, выражения окликнул. Словно подтверждая уже давно известное. - Раньше ты был быстрее, Каух. Да и легче, пожалуй.
Ни злорадства, ни торжества не было в голосе Эрлунга. Как не было никакого выражения и в его взгляде, брошенном на пленников.

Сообщение отредактировал Алеф - 25-09-2006, 14:27

Удар в спину нем-то тупым и тяжелым бросил Кауха на колени. Ещё один удар выбил кинжал из руки, а потом тяжелый сапог наступил на ладонь - пальцы хрустнули, прощаясь с шансом на последнее заклинание...

Ещё несколько хороших пинков в живот - с обещанием продолжения банкета - и Кауха подняли с песка, дав увидеть главу нападавших.

Так вот это кто...Неудивительно...

Вот и все.
Эта мысль впилась в мозг Вирны вслед за клинком, ударившим в предплечье. Сталь словно насмехалась над оборотнем маслянистой улыбкой... Вирна отлично знала, что означает этот недобрый блеск лезвия - сама охотно смазывала ядом сизира друг-кинжал.
В голове сразу зажужжали бесчисленные мухи. Песок приблизился и залепил усталые глаза...
На песке осталась лежать юная девушка с удивленным, беззащитным лицом. Темные волосы рассыпались по песку, их печально шевелил ветер.
Один из разбойников подошел к телу девушки, прислушался к еле заметному биению сердца.
- Что там, брось ты эту падаль! - сердито сказал ему товарищ.
- Ничего не понимаю... - пробормотал первый. - Она должна была умереть. Это же сизира...
- Бери-ка ее с собой. Акоп разберется, - лениво позевывая, предложил ему второй.
Вскинув хрупкое тельце на плечо, разбойник направился к остальным.

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 25-09-2006, 18:58

Хриплое ржание, почти крик... Эрлунг обернулся - двое его людей безуспешно пытались накинуть петлю на шею гнедой кобылы. Кажется, на этой лошади и приехала северянка. Если так, усмехнулся про себя Эрлунг, то лошадь под стать хозяйке. Неосторожно подбежавшего слишком близко человека она отшвырнула мощным ударом задних копыт - воин свалился на песок и больше не шевелился. Другого цапнула зубами за плечо. Взвихрился песок под копытами и вот уже гнедая кобыла мчится прочь, злорадно ржа над поимщиками. Почему-то никто не стрелял ей вслед.

- Эй, а где верблюд? - Эрлунг вспомнил, что Акоп упоминал и верблюда, которого тоже хорошо бы поймать. Но было уже поздно. Далеко на горизонте еле виднелась черная точка, бывшая без сомнения перепуганным обезумевшим верблюдом, убегавшим без оглядки. Миг - и точка скрылась за очередным барханом.

- Ну и демоны! - с некоторым восхищением сказал Эрлунг. А потом принялся за подробный осмотр добычи. Кауха как раз закончили связывать и теперь маг-северянин напоминал плотно умотанный тюк.
- Этого стеречь как зеницу ока! - приказал Эрлунг.

Потом взглянул на женщину-северянку, которая все еще лежала на песке, там, где ее настигла стрела Эрлунга. Воительницу можно было бы принять за мертвую, если бы не пузырилась слегка кровавая пена на ее губах в такт слабому дыханию.
- Не умрет, - заключил Эрлунг. Свое дело он знал хорошо. - Перевяжите и на лошадь ее.

Молодой воин подбежал, неся на плече темноволосую девушку и кое-что тихо сказал Эрлунгу.
- Ну непростая, так непростая, - пожал плечами предводитель. - Свяжи покрепче тогда. Отвезем Акопу.

Смиренный серый осел стоял, подергивая ушами - похоже, его нисколько не взволновала схватка. На его покорную спину и положили поперек "непростую" девушку.

Маленький караван быстро двинулся в сторону городка.

Сообщение отредактировал Алеф - 26-09-2006, 8:01

Акоп.... Вот в чём дело... Каух закусил разбитую губу. В голове вертелись сотни вариантов осбовождения, но все они разбивались о присутствие рядом Эрлунга.

Скотина... Предатель... Дрянь южная... Перебежчик... Сейчас Каух уже не вспоминал о том, как сам отправил себя в бессрочный отпуск из Гильдии. Сейчас он кипел ледяной ненавистью к человеку, которого Гильдия подобрала на помойке, вырастила, выкормила, научила всему, что нужно... И который предал Гильдию и ушёл обратно на Юг, когда решил, что больше ему учиться нечему. И который - добавил про себя Каух - убил Къяру. С такими ранами не живут.

- Эрлунг... - прохрипел он. - лучше убей меня сейчас, а то ведь я до тебя доберусь!

Эрлунг даже бровью не повел. Его самообладанием могли бы гордиться и Луаран, и Акоп и многие другие, если б он служил многим.

- Мне не было приказано убить тебя, Каух, - голосом, спокойным как белесое пустынное небо, ответил Эрлунг. Бывший убийца даже не счел нужным повернуться к пленнику. - А даже если бы и я и получил такой приказ... Ты постарел и отяжелел, Каух. Твоя служанка убила больше моих людей, чем ты. Мне больше было бы чести сойтись в битве с ней, хоть она и женщина.

Безумный ужас гнал и гнал несчастного верблюда вперед — словно леопард вскочил на спину и рвал шкуру когтями.
Крики и звон оружия остались далеко позади, за барханами. Лишь тогда бег верблюда замедлился, а в помутившееся сознание пробил лучик воспоминания.
Шер-эд-дах... так зовут его... и он бросил друзей в трудную минуту.
Проклятая веблюжья душонка! Ну, почему тот проклятый наррабанец не превратил его в пса, в огромного пса с львиными клыками? Он ринулся бы в бой бок о бок с хозяевами...
Увы, судьба горбатого ничтожества — таскать вьюки по пескам. Отвага и верность не для него...

Тьма ночная пала на барханы и в домах зажглись масляные светильники, когда Рыжая Ума с поклоном доложила Акопу:
- Эрлунг вернулся, мой господин!
Акоп нарочито неторопливо поднялся, оправил шитый золотом халат и так же медленно захромал во двор, где воины Эрлунга сгружали свою добычу на землю.

Акоп лишь мельком взглянул на черноволосую северянку, которая все еще была без сознания и отрывисто приказал:
- Женщину - лекарю. Умрет - на кол его посажу!
На странную девушку, которую не убил смертельный яд, глава гильдии воров смотрел несколько дольше и, как показалось Эрлунгу, с некоторым любопытством. Потом махнул рукой:
- Отнесите в подвал. И пусть потом целитель на нее тоже взглянет.

Тяжелый взгляд Акопа переполз на Кауха, которого только что сняли с лошади и поставили на связанные ноги двое дюжих молодцев.
- Так это и есть Каух, маг-северянин? - в спокойном голосе Акопа шипели змеи и шелестели вынимаемые из ножен клинки.

- Он самый, Акоп Хромец, слывший когда-то мудрым и справедливым, - ответил Каух. Попробовал шевельнуть калеченной ладонью. Естественно, что ничего не вышло, Эрлунг хорошо объяснил своим людям, как нейтрализовать мага. Ну... настолько, насколько сам знал. - Он самый, о Акоп, трусливо бьющий в спину тем, кто ничем не обидел и не навредил ему!

И - сплюнул кровью на грязный песок

- Не обидел? Не навредил? Что ж, навредить мне ты действительно не смог, как ни старался. - Акоп дернул углом рта, это, очевидно, должно было обозначать презрительную усмешку. - Но обидел ты меня очень сильно! Впрочем, здесь не место для разговоров.

Акоп отвернулся от пленника и зашагал в дом, бросив по дороге:
- Эрлунг! Проводи господина Кауха в комнату для гостей... и возьми с собой Жуула. Я скоро приду.

Руки замерзли. Ночной холод снова пробрал тонкую фигурку до костей. Силуэт Нуара, вырезанный из черного бархата на фоне темного неба в мелких дырочках звезд. Песок так остыл, что со своего места я не вижу даже, улыбается ли он или грустен.
Чвиххх! - фигурка из черного бархата падает на песок с пронзенным длинной толстой стрелой горлом...
Я со стоном взвиваюсь вверх...
И опадаю вниз, словно скованная цепями.
Это мои цепи.
Это чужой стон...
Вирна попыталась пошевелить затекшими конечностями. Когда это удалось, тело оборотня пронзила такая судорога, что кошка зашипела подобно змее.
Ответом этому было многоголосое шипение, раздавшееся откуда-то снизу. Сквозь спутанные волосы Вирна разглядела корзину, в которой вскинулись, отвечая на вызов, две пыльного цвета некрупные змейки. Каждая из этих невыразительных красавиц могла убить одним укусом дюжину кошек... если бы те имели несчастье обернуться и неминуемо свалиться в их узилище.
Снова послышался стон. Девушка подняла голову и увидела напротив прикованную на тот же манер Кьяру.
Вирна не проронила ни слова. Говорить было не о чем и незачем.
Через некоторое время она так же молча созерцала, как привели и закрепили в свободных цепях страшно избитого мага.
Проклятое чувство, что всегда спасало оборотня в безвыходных на первый взгляд ситуациях, предательски молчало.

Не закричать... только не закричать... Стиснуть зубы, и терпеть, не кричать! И не терять сознание, а главное - ничего не говорить!

Кровавый туман в глазах мешает видеть, но никак нельзя сдаваться! И нужно запомнить - Зерхет. Запомнить - верблюд. Запомнить - мальчишка...

- Каух... - это шепот Къяры. Но она ведь умерла?

Невероятным усилием разлепив залитые кровью глаза, Каух увидел свою спутницу, прикованную к стене прямо напротив него. Увидел - и потерял сознание.

Я - умерла! Именно это и пришло Кьяре в гудящую голову первым делом, когда она смогла открыть глаза. Совершенно точно, умерла - убита арбалетной стрелой и теперь попала в мрачные подземелья к тридцати семи демонам. Вот и двое из них склонились над ее почти бездыханным телом.

- Нет, ты посмотри, Маран, какая прелесть! - говорил меж тем личный лекарь Акопа. Звали его Льеви, был он невысок ростом, кругл, румян и неисправимо весел.
- Нет, ты только взгляни - тяжелая арбалетная стрела и навылет! Замечательное ранение! Лучше и не придумаешь!
Маран - помощник Льеви, маг-целитель - что-то мрачно буркнул. В отличие от своего приятеля он был постоянно мрачен, а черный балахон болтался на нем, как на длинной палке.

- Однако же нам не следует медлить, - Льеви наконец нарадовался и озабоченно склонился над девушкой. Маран снова что-то пробурчал, но последовал примеру Льеви. И двое лучших врачевателей Юга принялись колдовать над Кьярой. Льеви - с эликсирами и перевязками, Маран - с целебной магией.

Второй раз Кьяра пришла в себя от холода. Леденила спину влажная каменная стена, обжигали холодом кандалы, приковавшие северянку к этой самой стене. Маленькая полутемная комнатка, а вернее - каменный мешок. На стене - одинокий факел.

Рядом кто-то дернулся и зашипел. Северянка осторожно повернула голову и разглядела ту самую девушку, бывшую недавно любимой кошкой Кауха. Под ногами у оборотня была удачно пристроена корзинка с парой змей. Только попробуй принять спасительный облик животного - упадешь прямо туда.

Но сама Кьяра чувствовала себя на удивление неплохо. Она осторожно повела левым плечом - вроде двигается, только мешает тугая повязка. А ну-ка... северянка глубоко вздохнула и рванулась, пробуя прочность цепей. Ох! Зря! Боль тут же закогтила левую половину груди и левую руку, хлестнула в голову и заставила померкнуть зрение. Кьяра застонала сквозь зубы и решила немножко повременить.

Тем более, что дверь заскрипела и двое охранников втащили окровавленного истерзанного человека, в котором Кьяра с ужасом узнала Кауха. Мага швырнули к стене напротив, где свисала пара свободных кандалов. В них и заковали неподвижное тело. Охранники вышли, слышно было, как ключ повернулся в замке.
- Каух! - прошептала Кьяра.
Маг с трудом поднял голову, взглянул мутными глазами и, похоже, потерял сознание.
- Как они тебя... - только и сказала Кьяра.

Сообщение отредактировал Алеф - 28-09-2006, 13:55

- ... а ещё наш дорогой друг Акоп собирается сдать нас с тобой ещё более дорогому нашему другу Зерхету ибн... как его? Харуду! За то, что этого самого ибн Харуда мы с тобой смертельно оскорбили, не давшись ему как добыча когда тот вздумал благородно захватить караван. И отважный атаман разбойников собирается покарать нечестивцев, столь подло оскорбивших его в лучших чувствах. - Каух договорил и замолк. Тяжело было говорить настолько разбитым ртом.

- Все это хорошо... - задумчиво пробормотала Къяра. - Но, если не секрет, зачем ты понадобился самому Акопу? И... чем ты его оскорбил?

- Отказался провести с ним ночь, - буркнул Каух. Разбираться с Хайруллой, если выживет, он собирался так, чтобы рядом не было спутницы, совершенно беспомощной в разборке магов.

Акоп Хромец злился. Проклятый северянин! Невероятный упрямец! Сколько времени на него потратили - а что толку? Каух так и не признался, по чьему наущению пытался отравить главу гильдии воров, только ругался самыми черными словами. Акоп даже поморщился, когда вспомнил, что выслушал о себе. Впрочем, немного толка все же было. Проклятый северянин понес заслуженное наказание. Конечно, Акоп с удовольствием и убил бы Кауха, но...

- Ума! Позови-ка мне Хуррагаша и Большого Джа!

Братья-разбойники вошли, опасливо поглядывая на грозного Акопа, но глава воров был невероятно ласков:
- Любезнейшие мои Хуррагаш и Большой Джа! С вашей неоценимой помощью мы таки поймали коварных северян. И теперь я собираюсь оказать вам большую услугу. Вы сами повезете северян Зерхету ибн Харуду. Не сомневаюсь, что он щедро наградит вас. Мало того, я дам вам в помощь моих лучших воинов! А Зерхету я уже сообщил, что вы отправляетесь. Он будет встречать вас в окрестностях Халмула.

Спустя некоторое время Акоп отдавал последние распоряжения Эрлунгу:
- Повезешь северян в закрытой повозке. Остановитесь недалеко от Халмула. Скажешь братцам-олухам, что Зерхет вот-вот подъедет.
- Да, господин.
- Оставишь их охранять пленников. Вот сонный порошок - угостишь братьев вином.
- Да, господин.

Глаза Акопа загорелись нехорошим красным огнем.
- Думаю, Зерхет будет очень недоволен, что его люди упустили такую важную добычу!

Ничто в мире, не творится без воли Милосердного. И если пролита чья-то кровь, стало быть такова его воля.
Да, уважаемые, кровь разлитая на месте недавней схватки, уже запеклась и злые чёрные пёсьи мухи кружились над телами убитых, которые в спешке не были прданы погребению, по канону завещанному Милосердным и оскорбляли его всевидящий взор.
И странно блестели проплешины спёкшего песка там, куда ударили молнии еверного мага
И уж совсем странно выглядела на месте недавнего побоища фигура мальчишки в лохмотьях, согласитесь, почтенные не то этоместо, где пристало быть ребёнку.
Хайрулла огляделся, прищурив глаза. Присел на корточки. Принюхался.
- Живы.
Странный оборванец поднялся и вдруг улыбнулся озорной улыбкой.
- На вселенском на погосте
Хэй хорихой такатун
Скоро снова будуткости
Хэй хорихой такатун
Северян-то взять не просто
Хэй хорихой такатун
И не просто победить

Им сейчас возможно трудно
Хэй хорихой такатун
Позовём ка мы Харуда
Хэй хорихой такатун...

(Написано Момусом, но по какой-то странной причине выложено мной по его просьбе)

Как солнце, что, по воле Милосердного заволакиваясь тучами, отвращает лик свой от людей, и тогда темнеет всё в мире, - так темно было чело Зерхета ибн Харуда.
Велик был гнев Пустынного Ястреба, но трижды три раза более великой была досада. Никогда, никогда за свою жизнь не знал знаменитый разбойник и гроза караванов таких унижений. Всё в длани Милосердного, и потому не раз и не два случалось атаману прятаться, сродни пустынному лису, уходить от погони, а то и вовсе... о, Милосердный, ты всё видишь, я простил обиды!... прозябать в холоде зиндана.
Но никогда судьба не переставала быть прекрасной, сровни пери. И пусть пери была шаловлива, а порой и даже жестока, но не так, как в тот трижды проклятый день, когда, откинув покрывало со своего лица, показала она не милый сердцу воина лик, что прекраснее лица гурии в Садах Блаженства, но страшную уродливую харю, какая испугает даже пустынного дэва.
Атаман был мрачен, когда полог его шатра откинулся и под сень его вошёл странный оборванный мальчишка.
Пусть трижды будет благословенно имя Милосердного, если не думал Зерхет ибн Харуд схватить негодного за ухо и не вышибить пинком, нг только мальчишка учтиво поклонился и произнёс
- Приветствую тебя, о лев среди внушающих ужас караванщикам. Не прогневайся на своего несмышлённого слугу, что посмел тревожить тебя в момент столь неподходящий, ибо на челе твоём, украшенном мудростью, я читаю глубокую задумчивость.
И тогда случилось невиданное. И стражники у шатра (которые сами не поняли откуда взялся этот оборванец) потом шёпотом рассказывали своим внукам, что известный буйным нравом и неукротимый в гневе Пустынный Ястреб не схватился за свой ятаган, а преклонил ухо своё к словам мальчишки и вопросил
- Кто ты, как попал сюда, и что тебе здесь нужно?
- Да не прогневается тигр среди разбойников, но я сирота, а попал я сюда, когда услышал, что Акоп Хромец, да плюнет ему Иблис в бороду, во всеуслышание заявил, что плевать хотел, на ничтожество Харуда и клялся, нечестивый, одной своей рукой сшибить тебя с седла и повесить на верёвке, сделанной из твоей, о барс караванных троп, бороды.
- Зачем ты рассказываешь мне это, мальчишка? - произнёс Зерхет, кровь которому бросилась в лицо
- Зачем? - в чистых глазах оборванца плескалась вера в правильность своего дела и обида - А кто отмстит за моих родителей, если не ты, о достопочтенный. Кто вернёт долг крови моих родителей, убитых нечестивым Акопом, если не его враг? А ещё похвалялся перед всеми, что не отдаст тому пленников, которых обещал.
- Откуда... - глаза Пустынного Ястреба изумлённо распахнулись.
- Вот видишь, о непобедимый, я не вру.
Ничего не ответил Зерхет ибн Харуд, но вышел из шатра...
И получаса не прошло, как сорванный, словно ураганом, что насылается Милосердным в надзидание зазнавшимся, отряд скрылся в тучах песка и пыли.
Оборванец, сидевший на земле и рисовавший палочкой фигуры, прищурив глаза, посмотрел на удаляющихся всадников.
- Страшная штука - злоба, - мурлыкнул он и задрав глаза к небу вопросил - Правда, сестрёнка?
Затем посеръёзнев устремил глаза к горизонту
- Так, теперь - учитель!

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 29-09-2006, 19:52

- Чтоб вас!..
Большая деревянная повозка с высокими бортами, накрытая холщовым пологом, катилась по мягкому песку. Но время от времени под широкое колесо попадался камень. А может и череп незадачливого путешественника. Каждая такая встряска заставляла Кьяру бледнеть и ругаться сквозь зубы.

- Говорил я тебе, не дергайся лишний раз! - магу тоже приходилось несладко на жестком деревянном полу. Синяки на его физиономии светились даже в полутьме повозки. - Тебя ж магией лечили. А магически срощенные кости и мышцы могут снова порваться, если им сразу дать работу. Тебе два-три дня вообще лежать надо было бы неподвижно, а ты туда же - цепи рвать!
- Говорил, говорил... - хмуро ответила Кьяра. - Чего уж теперь...
Теперь, когда благотворное воздействие магии иссякло, северянке каждый вдох отзывался болью и хрипением в груди.

Ехали уже довольно долго. Еще солнце не выглянуло из-за барханов, когда молчаливые воины, повинуясь приказаниям Эрлунга, погрузили пленников в повозку, больше походившую на вместительный гроб, если бы не кандалы, свисавшие со стенок. А сейчас солнце уже поднялось почти в зенит и под холщовым пологом было невыносимо душно.

Оборотень, так и не сказавшая ни слова, болталась на стене повозки, увязанная плотно и старательно - по рукам и ногам. На случай, если непростая девушка все же решится на побег, к полу повозки у ее ног была намертво прибита высокая корзинка все с теми же невзрачными змейками. Змеям тоже не нравилась тряска, они шипели и беспокоились.

Сообщение отредактировал Алеф - 2-10-2006, 15:18

Пустыня не прощает глупых. Пустыня не прощает беспечных. Пустыня ьезжалостна к тем, кто не признаёт её законов.
Ай, уважаемые! Мы с вами и так знаем всё это. Тогда отчего же пустыня не смогла одолеть мальчишку в обносках, который беспечно шёл от бархана к бархану и даже напевал что-то себе под нос.
Изредка мальчишка хмурился, останавливался и словно принюхивался, соверешенно собачьим движением, каким облезлые базарные шавки выискивают кусок пожирнее, чтобы стащить его из под носа нерадивого торговца.
Поднявшись на гребень очередного бархана, Хайрулла разглядел в далеке чёрную точку.
На губы оборванца, подобно змее, на нагретый солнцем камень наползла, ухмылка.

Не прошло и получаса, как мальчишка преодолел расстояние до чёрной точки. Да и не точка это была, а почтеннейший Шер-эд-Дах, пребывающий в тоске и горести.
Мальчишка уселся на песок и вынл из-за пазухи, хоть и удивительно где в этих обносках могла она сохранится, флейту. Приложил к губам...
Ай, уважаемые! Слышали ли вы, как в безлунную ночь царица джинов, зовёт своего земного возлюленного? Но ещё горше, чем скорбь об утраченной любви, в голосе царицы джинов, запела флейта Хайруллы.
Верблюд повернул голову к мальчишке.
Флейта смолкла
- Учитель - голос оборванца был спокоен и даже суров - Ты более человек даже в обличии верблюда, чем другие. Другие выглядя, как люди, всю жизнь живут как трусливые шакалы или подлые гиены. Так стоит ли грустить о том, что ты не сделал. если есть возможность исправить ошибку? Мне нужна твоя помошь, учитель. И северянам нужна.
Трус - не тот, кто в бою, среди белого дня,
Бросив всех, убегает, как зверь от огня.
Трус - кто сил не найдёт в себе, чтобы вернуться
И живёт затем дальше, себя не виня.
Мальчишка поднялся и взглянул в глаза верблюду.
- Пойдём, учитель?

Сообщение отредактировал Момус - 3-10-2006, 12:40

- Господин мой! Вставайте! Беда!

Акоп недовольно протирал глаза, сонно глядя на Рыжую Уму, рухнувшую на колени в изножье роскошного ложа.
- Что еще случилось? Ума, я совсем недавно прилег, я не спал всю ночь - какого демона ты будишь меня?

Но Ума, обхватив ноги своего господина, укрытые шелковым покрывалом, вопила не своим голосом:
- Беда, мой господин! Прикажи меня казнить, но сначала пошли воинов к воротам. Зерхет ибн Харуд скачет сюда с целой сотней!

- Да отдай же покрывало, глупая женщина! - Акоп досадливо дернул на себя тонкий шелк. - Ну Зерхет... Ну скачет... Погоди! Ты сказала - с целой сотней воинов?
- Да, мой господин! Дозорный увидел их с городской стены! Наверное они уже здесь!

У стен есть уши, в этом можно не сомневаться. Ровно как есть у стен и глаза и языки... Ещё взмыленное войско Зерхета не пронеслось через ворота, а город уже притих, съёжился, сжался... Детей и женщин загнали в подвалы - от греха подальше, старшим сыновьям отвестили по плюхе - на всякий случай, и велели сторожить задние комнаты, а сами, сжав в трясущейся руке нож, замерли у дверей, вслушиваясь в грядущую бурю...

Отважны воины Зерхета - когда режут беспомощных караванщиков. Могучи и быстры, когда скачут на конях своих по пустыне. В городе же, на его узких улицах, не так уж быстры разбойники. Под прицелом десятков арбалетов людей Акопа, выросших на крышах, не так уж и отважны они...

- Ну?! - прогремел рык разъярённого Хромца, - и что это за представление, Зерхет?!

Безжалостно пустынное солнце. Особенно в час, когда оно немного перевалило за зенит и словно застыло каплей расплавленного золота в выжженном бледном небе. Даже несгибаемый Эрлунг начал вытирать пот рукавом белого бурнуса. Жарко! Очень жарко!
- Привал! - скомандовал бывший убийца. - Переждем немного.

Обрадованные неожиданной милостью предводителя, воины спешились и сгрудились в тени, скудно отбрасываемой повозкой с пленниками. Вот сейчас охранники должно быть завидовали северянам - мало того, что не надо трястись на лошадиной спине, так еще и холщовый полог не пускает злое солнце.

Эрлунг открыл засов на маленькой дверце и заглянул в полутемное нутро повозки.
- Живы, - с некоторым удовлетворением отметил он.

Голова на длинной шее медленно повернулась к мальчишке.
— Во имя всех богов и демонов... — Голос Шер-эд-даха был полон тоски, — ответь мне, о Хайрулла, почему ты называешь меня учителем? Чему может научить тебя вьючная скотина, даже если некогда она ходила на двух ногах и брала призы на состязаниях поэтов? Уму? Об уме ли говорить тому, кто поверил первому встречному прохвосту и дал превратить себя в верблюда? Отваге и верности друзьям? О да, об этом хорошо рассуждать, удрав с поля боя и бросив на смерть своих спутников! Умению слагать стихи? Ты делаешь это не хуже меня. Чему же еще? Ах да, философии! Медяк ей цена, этой философии, если она не спасает от скорби и отчаяния! О Хайрулла, я могу научить тебя лишь таскать вьюки! Стань моим учеником — и вскоре ни на одном базаре не будет грузчика более умелого, чем ты, клянусь всеми караванными тропами этой проклятой пустыни!

Спокойно было лицо Зерхета ибн Харуда. Ибо желающий убить - убивает молча и не вступает в разговоры.
- Отвечать мне - сказал он, и от голоса его разило холодом - Ты, что Хромец, совсем выжил из ума? Или твой последний мальчик, произвёл на тебя такое впечатление, что ради него ты решил выпендрится подобно павлину перед курицей? Или солнце так напекло твою голову, что мозги расплавились и првратились в патоку? Нет, Акоп, это ты ответишь мне, за все чёрные слова, которые произнёс перед своим сбродом. Ты можешь сейчас меня убить, но помни, зная твою трусливую хитрость, я оставил часть своих людей на въезде в город. Если я не вернусь к положенному сроку, они сожгут твой жалкий городишко, так что тебе никакая магия не поможет.
Но я милосерд - голос Зерхета набирал силу, заполняя всё уличное пространство - А потому слушай. Сейчас я уеду. И буду ждать тебя у городских ворот. Ты выйдешь ко мне один, без своей своры. Ты выйдешь один, отродье свиньи и шакала, и тогда мы может быть поговорим. У тебя есть время до заката солнца. Если же ты не выйдешь - ибн Харуд криво усмехнулся. - Клянусь бородой Милосердного, я спалю этот город. А всех, кто попытается его покинуть, мои люди запихают мечами назад. Ты меня слышал, Акоп?
Атаман поворитли коня и выпрямившись в седле, ожидая каждую минуту арбалетного болта между лопаток, поехал в направлении городских ворот. На углу он повернулся в седле
- До заката, Акоп.
И пустил коня рысью.

А в это время, сидя на бархане, посреди песков, что сотворены по воле Милосердного, Хайрулла чуть склонил голову на бок, словно прислушивался к чему-то, слышимое лишь ему. Улыбнулся и кивнул.
Затем оборванец, вновь глянул на верблюда
- Учитель, да продлит Милосердный твои годы, я зову тебя так, потому что кто, как не ты научил меня главному - оставаться собой, чтобы не случилось? Превращённый в верблюда - ты остался философом и поэтом. Струсивший в бою - ты нашёл мужество признать свою трусость. Тебе ли, о лев среди верблюдов - знакомые язвительные интонации, как змейки скользнули по вязи слов, - спрашивать о том? Ты остался добрым и умным, разве мало этого, чтобы не брать с тебя пример? Или не прав аль Абируни сказавший: "Сила меча бесспорна, но что она рядом с силой духа? Меч сломается, человек - никогда" Да, он был наивен, как ребёнок, которого обманывает жадный базарный торговец, но его ли в том вина?
За спиной мальчишки начал клубиться песок. Словно гигантский водоворот, подобно неведомому зверю, распахнувшему пасть. Обноски Хайруллы затрепетали под этим потусторонним ветром.
Оборванец поднялся.
- Учитель, мне нужна твоя помошь. Ветер джинов доесёт нас до северян, но мне нужна твоя помошь. Я должен знать, что не ошибся, потому что я ошибался слишком часто. Ты идёшь со мной?
Песок пел, кружился, словно дервишь в священнной пляске. Трепетали обноски Хайруллы. И требовательно и тревожно смотрели его глаза.

- Идиот... - Акоп презрительно сжал губы. - Этот сопляк выжил из ума и сам подписал себе приговор.

И над замершим город разнёсся голос Акопа, ледяной и безжалостный.

- А теперь выслушай меня ты, неразумный Зерхет. Брось оружие, встань на колени, и попроси прощения у меня, и у всего города, который ты хочешь спалить из-зи того, что какая-то муха укусила тебя в твою неразумную задницу! Ты не сожжешь этого города, и ты не выйдёшь из стен его. И люди твои - не сожгут его! Вот уж истинно, глупец ты! Ибо так и не понял, кто таков Акоп Хромец!

И, уловив знак от своего господина, половина войска Зерхета, верная Акопу, быстро обезоружила остальных разбойников.

- Глупец! - к ледяной ярости в голосе Акопа добавилось презрение. - И ты думал, что можешь причинить вред мне?

Верблюд вытянул длинную шею, словно вглядываясь во что-то незримое за плечом мальчика. Голос Шер-эд-даха изменился:
— Среди воинственных племен Харшента ходит пословица:

Ты сможешь ломать вражьи сабли в боях
Лишь после того, как сломаешь свой страх...

О да, Хайрулла, мальчик, повелевающий ветрами и джиннами, я иду с тобою! Не знаю, какая тебе от меня будет польза, но я иду! А если погибну... в конце концов, что я утрачу? Лишь два горба и надежду, почти истаявшую, как дымок над потухшим очагом... О да, Хайрулла, я иду!

Эрлунг открыл засов на маленькой дверце и заглянул в полутемное нутро повозки.
- Живы, - с некоторым удовлетворением отметил он.

Три пары глаз разом посмотрели на Эрлунга. Темные, почти черные, режущие презрением как клинок - Кьяры. Карие, полные до краев ледяной ненависти - Кауха. И кошкины - совершенно равнодушные, медового цвета.

- Мы-то живы, - процедил Каух. - А вот ты, мразь...
- А что я? - спокойно поинтересовался верный слуга Акопа. Не так-то легко было пронять Эрлунга оскорблениями. И не такое он слышал в своей беспокойной жизни. Пожалуй, один только Каух и знал, где у этого громилы больное место.
- Ты, помойный пес! Шлюхино отродье! С помойки тебя взяли, на помойку и выкинут!

Эрлунг побледнел так, что мог бы посоперничать белизной со своим бурнусом. Молча шагнул к Кауху и с размаху пнул беспомощного мага в живот. Повернулся и выскочил из повозки. Лязгнул засов.

Кьяра тактично молчала все время, пока маг судорожно хватал ртом воздух, подобно рыбе, волею злой судьбы заброшенной из прохладного озера на сжигающие пустынные пески.

- Каух... Каух! Ты как? Ничего?
- Жить буду, - просипел наконец маг.
- Ты ведь его раньше знал, - проницательно заметила Кьяра.
- Ну знал, - нехотя буркнул Каух.

Помолчали. За дощатыми стенками слышна была быстрая южная речь. Бульнула вода. Похоже, охрана устроила обед. Наверняка достали фляжки с водой и тонкие сушеные полоски вяленого мяса. Кьяра облизнула губы. Во рту было сухо, словно песка наелась. Последний раз они пили в черной башне. Это было еще вчера.

- Что дальше-то будем делать, Каух?

Сообщение отредактировал Алеф - 9-10-2006, 13:09

Каух не ответил - он был слишком занят увлекательным занятием - протаскиванием покалеченной кисти через браслет оков. Эрлунг как был идиотом и неучем, так им и остался. Да, искалеченную руку невыносимо больно освобождать из оков, все так. Но если пленника пнуть как следует, если пленник этого ждёт и готовится... Пинок в живот поможет забыть о боли в руке на те мгновения, когда можно попробовать дёрнуться в оковах.

Ну, Каух, собственно, так и сделал. И теперь пытался понять, способна ли его рука на один единственный магический жест, который входит в состав длинного и муторного, но почти полностью вербального заклинания...

Говорят, что самые опытные шпионы и воры с помощью упражнений могут сделать свои суставы чрезвычайно гибкими и подвижными. И способны, к примеру, при необходимости удлинить свои руки или ноги, а то и уменьшить или увеличить рост. По правде говоря, Кьяра считала подобные слухи совершеннейшей брехней. До тех пор, пока не увидела, как Каух, побледнев и закусив губу, медленно, но верно протаскивает ладонь через наручник.

- Вот это да! – восхищенно выдохнула северянка. Еле слышно, впрочем, восхитилась. Не хватало еще, чтоб охрана услышала. – Как это ты умудрился?
Вместо ответа маг вперился неподвижным взглядом в Кьяру и что-то невнятно забормотал, слегка шевельнув освобожденной рукой. Под его сверлящим взглядом наемница беспокойно заерзала на полу:
- Ты чего? – встревоженно шепнула Кьяра. – Каух, что ты дела….

Стены узилища покачнулись, потом поплыли и рванули вверх. Полог, которого Кьяра коснулась бы головой, если бы могла встать, вдруг оказался очень высоко. А внезапно истончившиеся ладони северянки выскользнули из кандалов. Кьяра чувствительно шлепнулась об пол, еле успела выставить вперед руки…. Тридцать семь демонов подземелья! Да что же это? Вместо своих узких ладоней северянка обнаружила аккуратные лапки, покрытые рыжей шерстью. Онемев от изумления, оглядела себя – пушистая, рыжая. Сзади что-то мешало, баланс тела был какой-то странный. Кьяра старательно оглянулась через плечо и увидела… хвост! Тоже пушистый и рыжий. Белка!

- Да не пугайся ты, - проворчал Каух.
- Фффф… - беличье горло, оказывается, плохо приспособлено для человеческой речи. – Фто тхы фффзелал?
- Ничего особенного, - ответствовал коварный маг, ухмыляясь во весь рот, и заговорщически прошептал. – Выберешься, откроешь засов снаружи. А у Эрлунга, ну у этого громилы в белом бурнусе, должны быть ключи от кандалов. Вторую руку я уже так не вытащу. И замок не взломаю.

Кьяра обреченно вздохнула. Если уж упрямый маг что-то решил, переубедить его будет почти невозможно. Северянка прошлась туда-сюда, привыкая к беличьему телу. Маленькое сердце стучало быстро-быстро, куда быстрее человечьего. И кровь по жилам бежала так, что шум стоял. Зато почти не болело плечо, да и дышать было не в пример легче. Главное, не опираться слишком сильно на левую переднюю лапу.

В углу холстины, накрывавшей сверху повозку, светилась небольшая дыра. На нее-то и нацелилась Кьяра-белка. Высоковато… А что, если…
Девочка-оборотень все также неподвижно висела в путах, безучастно глядя на происходящее. Змеи в корзине успокоились и свернулись кольцами. Таааак, а вот и крышка – валяется в углу. Помогая себе зубами, Кьяра ухватила крышку и нахлобучила ее на корзинку. Попрыгала сверху, закрывая поплотнее. Вот теперь, с высокой корзинки, допрыгнуть до дыры будет раз плюнуть.

- Эх, Подаренка… - вздохнул маг. – Беги уж, чего тебе пропадать вместе с нами.
Кьяра презрительно фыркнула, примерилась, взмахнула хвостом и упруго взлетела вверх.

Сообщение отредактировал Алеф - 16-10-2006, 11:36

На глазах у спутников тело Вирны внезапно стало каким-то изломанным, угловатым, острым. Сквозь всю эту неземную бледность и оскаленность прошла волна, кожа покрылась темной шерстью цвета пыли. Руки истончились, тая, выгибаясь, преобразуясь в тонкие, но сильные лапы. Минута - и только длинные черные волосы, стремительно укорачивающиеся, напоминали о красивой девушке с глазами цвета янтаря. Хотя, впрочем, глаза почти не изменили своего цвета, лишь полумесяцем зиял зрачок.
Никогда раньше Вирна не совершала оборот на глазах у людей.
Это всегда было для нее таинством, она предпочитала спрятаться, чтобы никто не видел отвратительной пены на губах, не слышал крика. Да, она никогда не привыкнет к той боли, что прошивает насквозь ржавой зазубренной иглой.
Тельце кошки свалилось на корзину, которая покачнулась от такого "пинка". Потревоженные змеи бешено зашипели. Кошке казалось, что она своими глазами видит зуб, пронзивший стенку корзины, на кончике котрого тут же собирается маслянистая зеленоватая капля Смерти.
Подпрыгнув, оборотень повисла, зацепившись когтями за край дыры. Однако легкого веса не хватало для того, чтобы порвать прочную ткань.
Мысль о том, что Кьяра может открыть засов, пришла позже.

Крепкие коготки с противным скрежетом прочертили на толстых досках светлые полосы. Очередной прыжок оказался удачным. Рыжая белка, в десятый раз оттолкнувшись от горячего песка, взлетела-таки на дверцу повозки, уцепилась за железную скобу и повисла так. Рыжий пушистый хвост отчаянно метался, помогая удержать шаткое равновесие, пока Кьяра, держась тремя лапами, четвертой тянулась к засову. Если бы кто-нибудь из воинов заглянул за угол повозки, очень бы удивился. Но воины сидели с другой стороны, прячась в крохотном лоскутке тени. Жариться на послеполуденном солнце не хотел никто.

Железный брусок шел туго, когти скользили. Но все же, окончательно выдохнувшись и помянув тридцать семь демонов подземелья со сродственниками, Кьяре удалось вытащить проклятый засов. Белка тяжело плюхнулась на песок, перевела дух и осторожно выглянула за угол. Отдыхают, гады! Водичку пьют! Кьяра облизнулась. А вот насчет кражи ключей никаких мыслей не было. Вон они, ключики - висят на шее у громилы в белом бурнусе. Только как стащить?

- Здраствуй, о непобедимейшая из белок, достойная лавров величайших героев - медовый голос Хайруллы источал яд, как курительница - сладкий дым благовоний - Подскажи о гроза северных лесов, несущая гибель скорлупкам орехов, чья недобрая сила, оборотила тебя, наипрекраснейшая, в столь неподобающий женщине облик? И стоило ли творить такое заклинание, когда ключи, которые, ты видишь на поясе у этого недостойного, не более чем мираж, как тот, что бывает в жаркий день в пустыне. А истинные ключи, от вашего узилища, о необоримая львица среди белок, в руках твоего недостойного слуги, который со своим учителем бросился вам на помощь.
Оборванец ухмыльнулся

- Ховоффф яввввить! - сдавленно прошипела Кьяра, - Дафай фффои клюффи!

О боги, как же тяжело говорить белке! Какая злая воля лишает бедных животных возможности хорошенько выругаться! Вместо полновесной брани получается дурацкое шепелявенье. Вон, Хайрулла без стеснения скалит зубы в нахальной усмешке.

Дерзкого мальчишку следовало поставить на место. Кьяра бочком подскочила к оборвышу и изо всех беличьих сил хлопнула его лапкой, куда достала - по худой исцарапанной голени.
- Двефффь отквввыта! Оффффвобови Кхааауффа!

Без толку пытаться выдернуть распухшую руку из браслета, и вряд ли Эрлунг придёт помочь ещё раз. Без толку пытаться подтянуться другой рукой на цепи и выглянуть через крошечное окошко... Все невовремя! Вот ведь дурак - что мешало дождаться ночи? Ведь попадётся Къяра как пить дать - не идиоты же они не понять, что белки в здешних местах встречаются всего лишь чуть чаще чем снежные бури...

За стеной повозки послышались шаги. Явно не кошкины, но и не Эрлунговы. Чьи?
Не важно. Важно собраться с силами, и приготовиться умереть. Каух стиснул зубы и начал наматывать на ладонь заклинание огненной стрелы.

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 24-10-2006, 11:59

Когда мальчишка осторожно приоткрыл дверцу, Кьяра не утерпела и проскочила в повозку первой. Очень уж хотелось увидеть удивленную физиономию Кауха при появлении Хайруллы. Северянка вовсе не хотела злорадствовать. Просто Кьяра не привыкла оставлять без отмщения причиненные ей неудобства. А как еще отплатить вредному магу за превращение в шепелявую белку? Только понаблюдать растерянность Кауха. Маг так редко бывал растерянным и так не любил показывать это окружающим, что, право же, на это стоило посмотреть.

- Кххааааух! Эфффо мы! - сдавленно прошипела Кьяра и, кажется, вовремя. Маг чуть заметно вздрогнул и опустил руку. Заклинание готовил, поняла Кьяра. И мог бы швырнуть, не разобравшись, во входящих.

Сообщение отредактировал Алеф - 24-10-2006, 12:43

Мальчишку Каух старательно проигнорировал. Полностью отдавал себе отчёт, что сейчас же может осыпаться на песок пеплом, но был слишком взбешён, чтобы чего-то опасаться. Много чести - кланяться каждому там богу (или кто он там) который вздумает посчитать тебя своей личной игрушкой.

Да и было у него одно дельце. Очень важное. Прямо таки неотложное дельце по имени Эрлунг. Сонное заклятье - одно из самых простых. Ему учат самых новичков, и ошибиться в нём почти невозможно. Правда, действует оно не очень долго, но Кауху времени все-таки хватило.

И когда Эрлунг очнулся и попробовал дёрнуться, то первым, что он увидел -были бодро похрапывающие соратники, а вторым - мрачный Каух...

Первым же, что узрели пришедшие в себя акоповы воины, был сам Эрлунг. Бесстрашный наёмник висел на стене повозки, а на груди у него арбалетными болтами была пристрелена табличка "АКОП, ТЫ НЕ ПРАВ".

- Ты отпустил его, мой господин? - изумлению Рыжей Умы не было предела. Настолько, что она осмелилась робко обсудить приказ грозного Акопа.
- Ну конечно, отпустил, верная моя Ума! - Акоп Хромец довольно потер руки. - Этот недоумок мне еще пригодится. Зачем убивать одну лису, если можно ее натаскать и запустить в лисью нору, чтоб сама выгнала наружу своих же сородичей?

Ума все еще решительно не понимала. Зерхет без всякой видимой причины примчался в городок с целым войском, угрожал ее господину самым беззастенчивым образом, и вот... Акоп после непродолжительной беседы наедине с нарушителем спокойствия отпускает его восвояси, возвращает оружие воинам Зерхета, да еще и снабжает припасами в дорогу! Конечно же Ума не слышала этого тайного разговора. Она и рада была бы подслушать (О! Исключительно ради блага своего господина!), но увы... Охранные чары, наложенные Акопом на комнату, не пропускали наружу ни единого звука.

А разговор-то на самом деле был не очень интересный. Ласково усадив Зерхета на подушки и собственноручно налив ему кубок вина, Акоп с улыбкой пожурил названого младшего брата за опрометчивость.
- Как ты мог подумать, о Зерхет ибн Харуд, потрясающий пустыню одной левой рукой, что я могу предать тебя? Как мог поверить какому-то оборванцу? Воистину, этот мальчишка заснул в полдень и солнцем напекло ему дурную голову, если в нее пришла такая глупость! Да, я немного придержал у себя твоих пленников, но лишь потому, что отправлять их тебе ночью - непростительная глупость. Мало ли что может случиться на темных караванных тропах, охраняемых лишь милосердными богами, да и то не каждую ночь? Я благоразумно дождался утра и отправил тебе твою законную добычу под охраной твоих же верных людей - Хуррагаша и Большого Джа. Мало того, я дал им в помощь своих лучших воинов! Даже моего верного Эрлунга, хоть он и возглавляет мою личную охрану, и отослав его, я, тем самым, подвергаю себя возможной опасности!

Так говорил Акоп Хромец, и речь его текла плавно и размеренно, как струя золотистого меда из горлышка серебряного сосуда. И теперь, когда доблестное войско Зерхета скрылось из виду, глава гильдии воров с чувством глубокого удовлетворения отправился на роскошное ложе продолжать свой сон, прерванный столь грубо.

Воспользовавшись суматохой вызванной освобождением Кауха, оборванец отступил в тень повозок и ...

- Здраствуй, Акоп - в голос говорившего лился как мёд, как шёлк драгоценный струился, только нет-нет, да проступал на поерхности мёда и шёлка яд - Здраствуй, Хромец.
Оборванец вышел из тени залы и подошёл к ложу главы Гильдии Воров. - Ты вероятно жадал меня видеть? Так я пришёл, отродье свиньи и шакала. Ты верно сулил мне в мыслях своих тяжкие кары. Так попытайся их воплотить, о повелитель воронья и владыка отбросов. Ты вероятно хотел знать, кто покушался на твою жизнь? Так, внимай же недостойный попирать землю своими стопами, что не тебя хотел я уничтожить, но слугу твоего Маломыша, дабы не сбылось одно из древних пророчеств. А тебя, я уничтожу сейчас.
Мальчишка улыбнулся. И ужас, сковал сердце Акопа, как цепь - руки невольника. И тени в комнате и факелы на стенах, словно шарахнулись от той улыбки, как шавки при виде льва. Как робкие лани , от гепарда.

- Ну кккххххохххдаааа?
- Да скоро уже, скоро...

Превратить Кьяру обратно в человека Каух не мог. Сломанная кисть окончательно отказалась повиноваться. Оставалось только ждать, когда заклинание иссякнет само собой. И оно иссякло - как раз в тот миг, когда Кьяра меньше всего этого ждала. Разом померкло солнце, песок стремительно ушел вниз, завертелся... И такая боль прокатилась по телу, что Кьяра не устояла на ногах - с криком рухнула на песок всем телом, чувствуя как трещат кости и рвутся жилы.

- Ничего, - хладнокровно сообщил бессердечный Каух. - Сейчас пройдет.
- А предупредить не мог? - простонала Кьяра, поднимаясь на нетвердых ногах.
- Ну... забыл...
- Ничего себе забыл!

Но на этом возмущение Кьяры и закончилось. Что толку ругаться? Каух как лучше хотел. Он же не виноват, что заклинания трансформации так срабатывают. Сейчас маг сидел, прислонившись спиной к повозке, устало прикрыв глаза. Кьяра опустилась рядом. Да-а-а, воинство, лениво подумала северянка. Два калеки в окружении мирно храпящих охранников.

- А Хайрулла-то где? - вспомнила вдруг Кьяра.

Рыжая Ума была безутешна. Она даже не рыдала - тихо скулила осипшим голосом, обхватив руками ноги своего господина. Нет - она не боялась ни за себя, ни за Гильдию, о которой сейчас даже и не думала. Просто Уму, как и Маломыша в своё время подобрал умирающей на улице от голода именно Акоп, который уже тогда был стар, сед и тощ, и могущественен без меры.

Охрана жалась по стенам, не осмеливаясь подойти ближе. Потом они конечно же сделают своё дело, и погребальный костёр Уме не придётся складывать одной. Но сейчас - сейчас они и шага не сделают к телу Акопа. Кто знает, что за злой колдун бросил вызов Владыке - и победил его?

- А Хайрулла уже интригует где-то ещё, - желчно буркнул Каух. - ему так хотелось нас отправить в библиотеку, так ты посмотри - где мы.

Къяра, ещё не отдышавшаяся после не очень комфортного превращения обратно в себя любимую, со стоном приподнялась с песка. Но места не узнала, в чем и призналась. Не до гордости было сейчас - слишком уж болело всё тело.

- Вооооот. - протянул маг. - а сидим мы на песочке всего в паре часов прогулочным шагом от столь желанной нашему... - он запнулся, случайно оперевшись калеченной ладонью о песок, - ... другу Хайрулле Халмулской библиотеки. Но сейчас мы с тобой туда не двинемся. А двинемся мы совсем в другое место. Возгордись, леди Къяра - ты будешь первым рыцарем, который войдёт в убежище Гильдии Убийц не для казни.

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 10-11-2006, 16:30

У верблюдов скверное зрение, зато прекрасный слух. И фраза Кауха про Гильдию убийц благополучно долетела до настороженных верблюжьих ушей.
– О загадочные и непредсказуемые чужестранцы! – возопил Шер-эд-дах, приближаясь. – Обманывает ли меня мой рассудок, ослабевший от потрясения последних событий? Неужели вы и впрямь вознамерились посетить это богомерзкое место? Почему бы вам не развести костер и не прыгнуть туда? Это куда проще, и до города не надо тащиться...

Подобравшаяся сзади Вирна презрительно фыркнула и старательно накопала задними лапами горстку песка в сторону верблюда. Выразив таким образом свое отншение ко всем трусам в общем и к данному в частности, оборотень нерешительно приблизилась к ногам Кауха. Подобравшись немного ближе, но оставаясь вне досягаемости возможного пинка, кошка вопросительно мяукнула, чуть наклонив мордочку набок и заглядывая прямо в холодные глаза северянина.

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 9-11-2006, 21:46

- Плакала моя новая туника! - с неподдельной обидой в голосе заявила Кьяра.

Туника - белая, шелковая, почти новая - была недосягаема так же, как и ночные звезды. Видно мешала Акоповым лекарям накладывать повязку, вот и сняли, а то и вовсе разрезали, чтоб не возиться. Кьяра осталась в шароварах и нижней рубашке - без рукавов и с глубоким вырезом.

- Нашла, о чем сокрушаться.... - фыркнул Каух. Ему-то было еще хуже. Красный балахон навеки пропал в застенках Гильдии воров, и маг щеголял в одних только изрядно порванных штанах.
- Хорошо, хоть не разули! - ехидно порадовался Каух. - Босичком-то да по песочку! Быстро добежали бы!

- А далеко ли до твоей Гильдии убийц? - запоздало поинтересовалась Кьяра. - Воду мы, конечно, заберем у этих... - северянка широким жестом обвела храпящую на разные лады охрану. - Да и лошадей можно поймать. Боги! Моя лошадь!

Спутники с удивлением смотрели, как задрожали губы неистовой воительницы. Кьяра свирепо шмыгнула носом.
- Чего уставились? Да моя Ирга стоит десяти самых лучших людей! Только где ее теперь искать...

– Лошадь?!
От искреннего возмущения Шер-эд-дах чуть не огласил пустыню трубным верблюжьим ревом. Как можно сокрушаться о какой-то пропавшей кляче, когда рядом великолепный беговой верблюд аршугарской породы?!
А тут еще это блохастое недоразумение путается под ногами, швыряется песком – исполняет танец презрения, да пошлют ей небесные силы позорную смерть от мышиных зубов!
Настроение у Шер-эд-даха было – хуже некуда. Если бы не обещание северян разыскать наррабанца-колдуна (в которое поэт еще наивно верил), гордый "корабль пустыни" давно бы сорвался с якорей и отправился в свободное плавание по желтым песчаным волнам – в поисках удачи...

- Помолчи, дорогой мой друг философ и поэт! - огрызнулся Каух. - Я сам не очень люблю лошадей, но полностью пойму Къяру если она станет вытаскивать из зыбучего песка сперва Иргу, а потом меня. Другое дело, что, наверное, я постараюсь её за это убить...

И, оставив всех обдумывать эту странную несмешную шутку, маг захромал к повозке - искать корзинку для кошки.

Вернулся он довольно быстро, и вид имел странный.

- Каух... ты что это? - начала было Къяра, но осеклась. Корзинка висела у мага на локте, а в более-менее целой ладони Каух держал извивающуюся змею. Одну из тех, что подсадили в корзинку люди Акопа.

- Открой ей пасть, если не брезгуешь - брюзгливо заявил Каух, протягивая гадину спутнице. -И скажи мне, какого ... ради нас собирались травить беззубой змеёй?

Гадина шипела и вырывалась.
- И правда, беззубая... - озадаченно сказала Кьяра. - Даже не знаю, Каух... Тут, наверно, какой-то подвох!
- Угу, - мрачно буркнул Каух. - А может это нам подарок от душки Акопа? В качестве обеда?

Змейка, даром что без зубов, извернулась и цапнула северянку за палец жесткими челюстями.
- Вот зараза! - Кьяра выронила змею. Пустынная жительница поспешно удалилась с негодующим шипением.

А маг неторопливо прихромал к смущенной кошке и поставил корзинку на песок.
- Прошу! - и отвесил Подаренке шутовской поклон.

Пламя костра взметнулось вверх, и очень скоро в бушующем пламени стала не видна недвижная фигура Акопа Хромца. Жар был так силён, что все попятились назад, не в силах выдерживать - так опалило лица. Все - кроме Рыжей Умы. Могло показаться, что она хочет сгореть здесь вместе со своим господином.

- Госпожа Ума... - один из младших воров осмелился дёрнуть невольную главу Гильдии за рукав. - вас ищет одна женщина. Очень странная женщина...

Казалось, в лице Умы не осталось жизни, словно вся она ушла вместе с душистым дымом погребального костра.
- Зачем? - и голос Рыжей Умы был мертвым, если только мертвые умеют говорить.
- Она сказала, - голосок мальчишки дрожал и срывался. - Она сказала, что пришла к господину Акопу, а когда узнала, что он... покинул нас, пожелала поговорить с вами. Сказала, что у нее было дело к нашей Гильдии.

При слове "гильдия" Ума вскинула растрепанную рыжую голову. Как ни велико было ее горе, но Гильдия не должна была умереть вместе с великим Акопом.
- Я поговорю с ней. Проводи ее в приемную залу.

Последний взгляд бросила Ума на высокий костер, возносивший душу ее господина в небесные чертоги, и твердым шагом пошла прочь.

- Значит, теперь ты занимаешь место Великого Акопа?

Лицо гостьи пряталось в тени чёрного капюшона, такого же чёрного, как и балахон, и как платье под балахоном. Если бы не живые руки, выглядывающие из рукавов - и какие руки! ухоженные, красивые руки очень богатой женщины - можно было бы подумать, что говоришь с тенью.

И голос... голос у станной гостью тоже был ... странным. Казалось бы - тихий, но отчётливо слышный. Не молодой и не старый, не глухой и не звонкий... Ничего нельзя было понять по голосу.

Ума поёжилась.

- Тебя могут обвинить в покушении на Акопа, ты знаешь порядки Гильдии.

И Ума не нашлась, что ответить.

- Впрочем, я знаю, насколько ты предана своему господину.

И Ума вновь промолчала, чувствуя, что не время сейчас говорить.

- К сожалению, не дано было ему победить в этой схватке, - продолжила тень с живыми руками.

И Ума не сдержалась.

- Я найду и убью этих проклятых северян!

Тень рассмеялась странным смехом.

- Нет, Рыжая Ума. Ты не будешь убивать этих северян. Ты отправишься за ними вслед, и постараешься, не попадаясь им на глаза, помочь этим слепцам. Жаль, что
ты поспешила сжечь тело Акопа.

- Это ещё почему?

- Потому, - умехнулась тень - что теперь я не могу его оживить просто так. Придётся вам идти за северянами вот так. Вместе. В твоём теле.

В глазах у Умы потемнело.

Может быть, у Кауха и были какие-то нехорошие мысли в плане того, что делать с кошкой. Но - всё улетучилось, когда Къяра вдруг обмякла и стала стекать на песок. Поймать её маг успел - но что толку? Одной рукой не удержишь, на верблюда не посадишь...

- Значит так, - обратился он к кошке. Оглядываться не стал - не хватало ещё уронить Къяру. - Ты помогаешь мне усадить Къяру в седло, а я притворяюсь, что верю в то, что ты не желаешь нам зла. Договорились?

Вирна зашипела от боли... Ну сколько уже можно переходить за день?
Занозы боли застряли в удлинившихся пальцах, в непривычно распрямленном позвоночнике и суставах. Отряхнувшись, словно выйдя из воды, оборотень подошла к верблюду, явно ожидая подвоха с его стороны. За все это время она не проронила ни слова, но когда она уселась наконец между горбами корабля пустыни, то посмотрела на Кауха своими янтарными глазами и тихо прошелестела:
- Давай ее...

- Да ниспошлёт Милосердный, благодать на вас, да будут нескончаемы ваши годы, как песок в пустыне. Да возблагодарит он вас и приветствует.
Голос оборванца был язвителен. Хайрулла сидел на гребне ближайшего бархана и спокойно наблюдал за происходящим.
- Возрадуйся, о мудрейший из рыжебородых, одним твоим врагом стало меньше. И пролей слёзы жалости, ибо... ибо...
Мальчишка сбился и повёл носом, точно собака вынюхивающая добычу. Лицо его помрачнело
- Мадина...
Худенькое тело, сорвалось с бархана, точно подхваченный дыханием хамсина сухой лист.
- Милосердный, почему!!!
- Потому, что ты слишком вмешиваешься в миропорядок, установленный от начала.
Голос был спокойный и столько уверенной силы было в нём - не светлой, не тёмной, но мудрой и справедливой, что казалось утоляет его звучание все печали, отгоняет прочь беды. Так измождённому жаждой, сладкой кажется вода и высшей наградой, нежели золото и драгоценные ткани.
Обладатель голоса молодой человек в ослепительно белых одеяниях, появился перед путниками невесть откуда, но, уважаемые, разве мало загадок таит пустыня?
- Пойдём, Хайрулла.
- Не пойду - мальчишка с вызовом глядел в глаза юноше.
- Пойдём, младший - Облачённое в чёрное женщина появилась столь же неожиданно. Одежда, словно была призвана подчеркнуть необычайную гибкость и красоту тела. Лицо же скрывала чадра, настолько плотная, что казалось. сама ночь прячется под ней.
- Салям, вам, почтенные - юноша повернулся к людям и верблюду. - Вы мне искренне симпатичны, но мой брат. столь активно вмешался в вашу судьбу... Поверьте, он сделал это из лучших побуждений, но это не оправдывает ни его поступков, ни вашего нынешнего существования.
- Потому, нам придётся немного уровнять шансы - женщина в чёрном потрепала мальчишку по волосам - Младший, всё время стрмится стать человеком. Это пройдёт.
Юноша в белом оглядел компанию и плавно взмахнул рукой.
И тогда перстала ныть рука Кауха, пришла в себя Къяра, исчезли, точно и не было никогда иголочки боли из тела оборотня. И даже верблюд ощутил прилив сил и радости.
- Это прощальный подарок, за то, что брат выбрал вас. Воистину, вы странная компания, но чего только не бывает под этим небом. Не могу обещать, что ваша жизнь будет лёгкой и безопасной. Возможно даже наоборот. Но пусть вас утешает мысль, что вы должны были перебить друг-друга в башне, став жертвами духа алчности. Пойдём, Хайрулла.
- Я хочу попрощаться, - голос оборванца дрогнул.
- Конечно, младший, догоняй.
Уже уходя женщина в чёрном обернулась к Кауху
- Не стремись заглянуть под мою чадру, маг. Однажды, я сама откину её с лица. Для тебя.
Хайрулла посмотрел на спутников. И грустен был его взгляд.
- Я не прошу прощения. Но... спасибо!Я научился многому. И... может быть... если... Вобщем... Вспоминайте обо мне, иногда.
Да, и Каух... Загляни в библиотеку. Ты сможешь пройти стража дверей. Я знаю.
Хайрулла повернулся и пошёл к остановившимся в ожидании юноше и женщине.
И постепенно образ его начал размываться. Вот он стал совсем прозрачным. И исчез совсем. И только голос вечного спорщика ещё звучал над пустыней
- Да я тебе говорю, я смогу быть человеком!
- Не сможешь, потому что ты - бог. Мы другие.
- А-а-а, я уже почти...
- Не смеши, младший.
- А ты вообще могла не вмешиваться...

На месте жуткой раны, оставленной арбалетным болтом, остался лишь маленький розовый шрамик. Кьяра с удовольствием содрала с себя тугую повязку. На Каухе не было заметно синяков, ожогов и порезов, еще недавно густо покрывавших лицо и торс мага.

А невдалеке вдруг заклубился дымный вихрь, взметнулся песок и прямо из воздуха возникла парочка - гнедая кобыла и понурый осел.
- Ирга! - завопила Кьяра и кинулась обниматься.
- Мой осел! - слегка удивился Каух.

Вещи в седельных сумках были в целости и сохранности. А на спине осла, чисто выстиранный и аккуратно свернутый, лежал знаменитый красный балахон Кауха.
- Я сейчас прослезюсь от такой заботы, - заметил маг. - Право, мое мнение о богах становится все лучше и лучше.

... Что конечно, вовсе не означало, что Каух собирался падать на колени и рыдать от умиления. Просто напросто теперь он не стал бы плевать под ноги первому встречному-поперечному богу. Вот и всё.

... Один, два, три... Все свитки на месте! И кинжал - тоже. И арбалет приторочен к седлу. Замечательно... Рядом восторгалась Къяра - "благодетели" подарили ей наручи и меч, куда лучший чем тот, что был у воительницы раньше.

А кошка? Ей что - ничего не собираются возвращать?

Город поднялся из песка внезапно. Только что пуста была линия горизонта, тетивою лука натянувшаяся между землей и небом, и вдруг, откуда ни возьмись, поднялись вдалеке высокие каменные стены и стройные башни Халмула.
- Обман зрения, - пояснил многомудрый Каух. - Такой уж тут воздух. Иногда бывает, пока вплотную не подойдешь, ничего не увидишь.
- А ты тут частенько бывал, Каух, - проницательно заметила Кьяра.

Маг сделал вид, что не услышал. А город приближался. Вот уже видны разноцветные флаги на стенах, слышно конское ржание и крики стражников, собирающих плату за въезд.
- Ну вот еще, отдавать свои кровные! - брюзжал Каух, доставая кошель. Пришлось-таки выложить пятнадцать медяков - по два за Кьяру, Кауха, Вирну (так вот, оказывается, как звали девушку-оборотня!) и осла, три за Иргу и четыре - за Шер-эд-Даха. Философ явно гордился, что цена за его вход превзошла всех остальных.
- Нас приравняли к ослу! - возмущался маг.

А город удивлял. Да нет, он поражал! Своим величием, высотой каменных зданий, обилием храмов, театров и борделей.
- Ну что, в гостиницу? - спросила Кьяра.
- Ну уж нет! - воспротивился маг. - Я же сказал, куда мы поедем! И поедем! Вот сейчас направо...

- Ну, я пошёл... - Каух склонился над дырой в стене, где начинался долгий и опасный лабиринт, ведущий в Гильдию, - и надеюсь, что все будут вести себя разумно.

Разобиженная Къяра фыркнула и отвернулась. Слишком близко к сердцу приняла отказ Кауха взять её с собой. Отговорился маг, конечно же, верблюдом. Мол, кто знает, какие злодеи могут напасть на совершенно не воинственного поэта...

На самом же деле Каух был убеждён, что Къяра и пары шагов не пройдёт по лабиринту, не оказавшись пришпиленной к стене или замурованной в яме шириной едва ей по плечи и глубиной в три роста. Другого пути в местную Гильдию Каух не знал. Что бы Къяра не думала - не был он частым гостем на Юге. Никогда не был и не собирался, да вот занесло непонятно как и зачем.

-Всё. Я пошёл! - с этими словами маг нырнул в пролом.

Северянка в ярости пнула сапогом осыпающуюся каменную кладку. Из дыры тянуло сыростью и тленом. А вокруг пахло и вовсе отвратительно. Тупичок, в котором находился лаз в Гильдию Убийц, похоже служил мусорной кучей и отхожим местом всем окрестным жителям.

Один, значит, пойдет! А остальные, значит, ждите. Сколько ждать - неизвестно. А ну как маг оттуда теперь не вылезет совсем? Ждите, ведите себя тише воды, ниже травы, в драки не вступайте. И животами слишком громко не урчите, добавила Кьяра про себя. Каух так торопился навестить Гильдию Убийц, что на обед времени уже не оставалось. Или уже на ужин? Короче, есть хотелось всем. А голодные северянки вкупе с голодными оборотнями, лошадьми, ослами и верблюдами - страшная сила!

Шаг сюда, замереть... прислушаться, теперь сюда, и вон туда. А вот этого фокуса Каух даже Къяре не покажет - сие есть тайна Гильдии, и посторонним знать о таком не положено. А вот по этой ловушке можно понять, какая из вон тех ложная, а какая - настоящая... Здесь нужно оставить кинжал на камне. Так положено. Ещё поворот, ещё один, и - нужно ждать. Дальше не-местный гильдиер не пройдёт. Дальше - нужно ждать приглашения. И постараться не злить без меры хозяев. Впрочем...

И маг не глядя ткнул назад своим посохом - прямо в живот слишком громкой и неуклюжей тени. Тень сдавленно хрюкнула.

- Уволен... - презрительно скривил губы Каух. - не умеешь прятаться и не умеешь терпеть. Ну, где у нас старшие?

Сей примечательный своей зловонностью уголок Халмула, где Кьяре сотоварищи выпало торчать в безысходном ожидании, привлекал невероятное количество мух. Да не мелких, засыпающих на лету северных мошек, а огромных, откормленных на многочисленных городских помойках, беспрерывно гудящих... Спустя малое время Кьяра просто озверела, отмахиваясь от наглых насекомых. И меч тут не поможет. Даже этот, подаренный богами - отменно сбалансированный, с узким вороненым клинком и удобнейшей рукоятью. Право же, стоило ради такого быть продырявленной и переночевать в сыром подвале, вися в кандалах.

- Где мухобойка? - не выдержала Кьяра, убив шлепком ладони очередные полсотни мух.

Животные тоже беспокоились. Ирга нервно переступала ногами, хлестала себя хвостом. Шер-эд-Дах то и дело встряхивался. Невозмутимый осел, и тот беспрестанно тряс длинными ушами.

Шер-эд-дах, конечно, волновался за ушедшего неизвестно куда северянина. Но не очень. Каух - не дитя, потерянное кормилицей. Должен знать, куда и зачем идет.
А если все же погибнет... что ж, если не лгать самому себе... пожалуй, старый осел будет тосковать по сгинувшему северянину куда больше, чем Шер-эд-дах!
Сейчас воображение философа было занято другим. В конце концов, не каждый день узнаешь, что твой спутник оказался богом!
Не каждый день? Но что известно смертным о божественной природе? Что ведомо о способах, кои избирают боги, дабы влиять на судьбы человеческие?
– О Кьяра, – тихонько спросил верблюд, – ответь, почему так странно сотворен человек? Он видит камень, о который едва не разбил голову, но не видит руку бога, что поддержала его...

...Неприятным сюрпризом может оказаться холодная сталь, которая упирается тебе в горло. Но, впрочем, о каких сюрпризах может идти речь, когда ты уже много лет не практиковался в Искусстве Тени,а идёшь в гости к тем, кто этим живёт изо дня в день? Каух медленно - чтобы не провоцировать - поднял ладонь с намотанными на запястье чётками, и обхитривший Кауха Убийца сделал шаг назад. У чужих таких "игрушек" не бывает. Значит, этот толстяк в нелепом балахоне и впрямь - свой...

Тьфу, вот ведь нашел время философствовать! Кьяра совсем уж было собралась послать Шер-эд-Даха куда подальше вместе с богами, камнями и мухами, но верблюжьи глаза смотрели столь печально...

- Не знаю, Шер-эд-Дах... Иногда мне кажется, что боги сами чего-то напутали, сотворяя нас. Может, слишком много ума вложили? А может, наоборот, маловато.... Зараза, да что ж это за мухи! Настоящие людоеды!

Все были живы. И даже почти здоровы. Правда, Къяра ругалась так, что все сапожники Юга и Севера умерли бы от зависти. Леди Къяра, забыв о своём рыцарском звании, объясняла мухам, куда, как и зачем им нужно идти, и чем заниматься, и почему не стоит возвращаться ещё лет сто. Маг даже заслушался, но - дела, дела, дела. Дела не ждут. Кликуша не ждёт. Библиотека не ждёт.

Да и пообедать неплохо бы. Не так просто - делать крюк жаре через полгорода.

- Къяра! - воительница вздрогнула и обернулась.

Каух вовсе не вылез из дыры, как ждала Кьяра. Маг стоял возле двери в стене. Когда северяне пришли в тупичок, дверь казалась навеки запертой, обросшей нечистотами. Давно забытый черный ход, никому не нужный. А вот, оказывается, чтобы открыть его, не нужна сила горного великана. Распахнулась дверца, выпустила Кауха - живого и здорового, довольного и ужасно деловитого. А с ним - мальчишка лет двенадцати и мужичок, непонятно какого возраста и с невыразительной внешностью.

- Наконец-то! Я уж думала, тебя мухи съели. Или там, где ты был, мух нету? - голодная Кьяра могла быть до крайности язвительной. - А у нас тут есть, как видишь. И мы их кормим! А теперь бы не грех и самим покормиться.

Сообщение отредактировал Алеф - 17-11-2006, 16:59

... Къяра за спиной бубнила что-то нелицеприятное в адрес магов, Убийц и всех на свете Гильдий. Осёл молчал. Верблюд - хоть и невероятно - тоже. Каух же был настолько занят предстоящим выбиванием помощи из Гильдии, что не обращал внимания ни на кого.

Пойдут ли Убийцы на конфликт с монахами? Помогут ли войти в библиотеку? Отвлекут ли идущих по следу? А мальшичка-бог? Вернётся ли?

Вот чего Каух не опасался - так это фокусов от кошки. Разбираться с оборотнями Гильдия умела замечательно.

Смуглокожие южане за длинными столами пили кислое вино, жарко спорили о чем-то, даже пели песни. И нисколько не обращали внимания на стоны, явственно доносящиеся из-за тонкой перегородки. Подумаешь, стоны! Вон какие девушки разносят вино - крутобедрые, белозубые! И по всему видать, не против оказать еще кой-какие услуги. Вот кто-то и воспользовался.

Но выпивохи ошибались. Удовольствие можно получить разными способами. Кьяра, например, застонала от восторга, выплескивая на себя целый кувшин воды, намыливаясь душистым жидким мылом и снова обливаясь водой. И потом - чувствуя на коже грубое, но пахнущее свежестью полотенце, надевая чистую одежду и капая чуть-чуть благовоний на сгибы локтей и на шею. Сие последнее действо вызвало новый приступ счастья и, соответственно, очередной счастливый стон.

- Ты так никогда не орала, - кисло заметил Каух, когда северянка вышла из-за ширмы, за которой совершала омовение. - Даже когда тебя укусила гигантская трупная гусеница, и я прижигал рану заклятьем огненной стрелы.
- Тебе бы тоже помыться не мешало, - Кьяра была так счастлива, что не стала даже огрызаться в ответ. - От тебя пахнет твоим ослом.
- Успею еще, - отмахнулся маг. - Есть дела поважнее. А ты стонала так, что все посетители слышали.
- Ну и на здоровье! - фыркнула Кьяра. После хорошего обеда и купания северянка была в отличном расположении духа. - Пойду пройдусь! - заявила она.
- Иди, иди! Огребешь шило в бок, лично я тебя спасать не буду, - настроение у мага было напротив, хуже некуда.

Северянка еще раз фыркнула, поправила меч за спиной и пошла к выходу. Не менее двадцати мужчин проводили Кьяру жадными взглядами.

Знойный, обжигающий ветер, трепал седые волосы путника. В первый раз за четырнадцать часов он дал своим ногам передышку. Упершись головой в эфес своего двуручника, которого он не выпускал из рук уже лет сорок, старик прошептал так, что его голос отозвался головной болью в висках.
- Сколько мы уже с тобой пережали, друг мой.
Он не говорил уже около недели. Эти слова давались ему особенно трудно. Губы ссохлись, язык не хотел подчинятся приказам сознания.
Недельный поход по пустыне, в полнейшем одиночестве, не привел ни к каким результатам. Он знал, что идет по верному пути, чутьё пока еще никогда его не подводило.
- Еще бы подводило бы! – сам не заметил, как его мысли прозвучали в слух, знойная жара давала о себе знать.
- Я, некогда, бывший капитан стражи, доживаю свои деньки в этой дыре, в компании стервятников – подобие усталой ухмылки натянулось на его лице.
- Они говорили мне, последнее дело….Потом спокойная жизнь, на каком-нибудь хуторе в компании симпатичной молодки...-последнее слово было сказано с особой иронией.
- Может, они имели в виду страшный конец, в пасти пустынного льва – он сделал гримасу обиженного ребенка, схлопотавшего очередную порцию порки.
- Или ужасную смерть от обезвоживания…достойно воина ордена…- солдат достал старую кожаную фляжку и сделал глоток.
- И что я смогу сделать, когда их догоню?- старец раздвинул руки в озадаченном жесте, меч выпал из рук на горячий песок.
- Северяне…, это не столичные воришки…Они думают я выдержу в бою с одним мечем, против них?...Смешно!!!.- глаза как будто ловили взглядом незримого собеседника.
- Я не думаю…скажу больше… я знаю, что нет!!!- Старый солдат залился смехом, схватившись за поясницу. Больная спина уже семь лет не давала о себе забыть и продолжала ежедневно ныть тупой болью. Около часа, смотря молча в пустоту, он наконец-то задремал…
День сменился ночью. Невыносимая жара спала.

Сообщение отредактировал Ragamuffin - 1-12-2006, 14:52

Кьяра шла по улицам Халмула. Задрав голову, смотрела на головокружительной высоты храмы. Удивлялась отлично замощенной дороге - ни капли грязи! Презрительно посматривала на южных воинов. Все, как один, попадались низкорослые и худосочные. Оружие, правда, отменное, сразу видно. Но где им выстоять в честной схватке с неистовой северянкой! Другое дело - подлый удар из-за угла…

В окошке каменного дома, мимо которого неспешно шествовала Кьяра, возникла тень. Едва заметно взмахнула рукой. Отравленный дротик понесся к намеченной цели - в шею северной женщины. Но не долетел. Нищий, дремавший на солнышке у стены, вскинул руку и поймал воровское оружие на полпути. Глянул вслед северянке острым, совсем не сонным взглядом. А Кьяра так ничего и не заметила.

Но неизвестные злодеи не успокоились одной неудачей. Девица-южанка, укрытая с ног до головы шелковыми пеленами, выскочила из двери кабака и, виляя бедрами, устремилась вслед за Кьярой. Но не прошла и десяти шагов, как на пути у нее выросли двое – оборванные, грязные и злые. Девица молча отступила в узкий и темный переулок, вытащила из-под покрывал короткий меч. Оборванцы так же молча обнажили кинжалы.

- А вот это, госпожа, наше лучшее лекарство от головной боли! - торговец эликсирами и целебными мазями был очень симпатичным. Конечно, этому милому мальчику с огромными черными глазами в пушистых ресницах, не больше семнадцати. Но… кто мешает честной северянке, давно не видевшей мужчин, кроме, конечно, врагов, слегка пококетничать с очаровательным мальчуганом? Кьяра чуть наклонилась, чтоб получше разглядеть бутылочку с лекарством, а, выпрямляясь, взмахом головы откинула с лица непослушны черные локоны. Мальчишка-продавец заморгал и покраснел.
- Лучшее лекарство, говоришь? Ну ладно, уговорил, беру! А что вы еще можете предложить? – и Кьяра подмигнула юноше самым беззастенчивым образом.
- Эээээ… мы… это… - похоже у парня пересохло во рту. Не каждый день ему строили глазки женщины, похожие на богинь войны – прекрасные и грозные в своей красоте.

Но как это обычно бывает, все самое лучшее прерывается на самом интересном месте. В лавку неслышным шагом вошел человек. Лоб его был перевязан окровавленной тряпкой, и одежда заскорузла от едва подсохшей крови.
- Леди, - пришелец был краток донельзя. – Вам лучше вернуться к вашим спутникам. Немедленно.

И что-то было в его голосе такое, что заставило Кьяру безмолвно подчиниться. Северянка торопливо расплатилась за купленные лекарства и вышла. Закрывая за собой дверь, она услышала обрывок фразы:
- Ну, что вы можете предложить?

Хорошо, что Къяра ушла погулять и не слышит того, что для чужих ушей не предназначено. Хорошо, что Гильдия уже помогает - пусть и не за красивые кауховы глазки. Плохо, что вовсю звучит (пусть не вслух) имя Кликуши. Вдвойне плохо, что его люди уже вовсю портят жизнь Гильдии...

- Чего ещё изволит дорогой мой гость? - вкрадчиво спросил тавернщик, наклонившись к мрачному посетителю.

- Я все равно не отдам эти бумаги, - наплевав на южный этикет, отрезал маг. Да и не возьмёт их в руки никто, кроме посланных покойником. И я понятия не имею, что, куда и зачем, и даже не предполагаю, почему. Но если удастся убедить монахов впустить нас в Библиотеку - то, может быть, мы что-нибудь узнаем.

И, поаысив, голос, добавил - Холодного молока!

- Я подумаю над твоими ловами, Каух, сын Заура Беспощадного, - был ему тихий ответ.

И помощник главы Гильдии в Халмуле подобострастно поклонился

- Сидишь? - ядовито прошипела Кьяра, пинком пододвигая табуретку к столу. Табуретка, не выдержав такого обращения, с грохотом упала. Пришлось наклониться и поставить ее как надо. Умиротворения это Кьяре явно не добавило.

- Молочко попиваешь? - Кьяра наконец уселась и зло посмотрела на невозмутимого мага. Если б у северянки, как у змеи, были ядовитые зубы, она бы с удовольствием уронила пару капель яда в стакан Кауху.

- Сижу. Попиваю, - с каменным лицом ответил маг. - А ты чего бесишься?

Кьяра втянула воздух сквозь сжатые зубы, но сдержалась - не вскочила и не двинула магу в ухо. Наклонилась слегка к Кауху и вполголоса рассказала о своей неудачной прогулке. Маг слушал молча, изредка отпивая молока, теребил рукой медальон на груди.

- Ну и что дальше? - спросила Кьяра.

А тем временем возле загона для скота, прислонясь спиной к ограде, маялся невеселыми похмельными мыслями один из сыновей Гильдии – Хуссейн Затычка. Как легко догадаться по кличке, Хуссейн не был украшением Гильдии, предметом завистливого уважения молодых и гордостью старших. Он был... да никем он не был, этот мелкий, тощий человечишка неопределенного возраста, с жидкой бороденкой на сморщенном узком подбородке.
Сейчас, героически преодолевая головную боль, Хуссейн думал о том, что же подлила ему в кувшин та крутобедрая дрянь из караван-сарая и за каким таким шайтаном он сел играть в кости с известным мошенником, Кривым Мустафой...
Внезапно за спиной раздался размеренный голос, четко выговаривая слово за словом.
Хуссейн вскочил. Заозирался.
Никого. Лишь дремлют у коновязи три лошаденки и облезлый осел да пережевывает жвачку посреди загона крупный верблюд архугарской породы...
А голос продолжал вещать:

Власть Всевышняя и Сила дивный мир нам подарила,
Изукрасив наподобье драгоценного ларца.
Но когда луна и солнце светят в тусклое оконце,
Не оценишь ты подарок Милосердного Отца.
Домосед влачит уныло скуку жизни до могилы:
Опостылеть может даже блеск султанского дворца!
Так не жуй уныло взглядом то, что близко, то, что рядом,
Как траву в загоне щиплет бестолковая овца!
В путь! Лови в зрачки озера, города, пустыни, горы –
Посох странника не бросишь ради царского венца!
Словно вышел из темницы – люди, травы, небо, птицы!
Так иди же и любуйся, не клоня к земле лица!
Кто судьбой избрал дорогу – стал немного ближе к Богу,
Ибо лишь через творенье постигаем мы Творца!..

До Затычки не дошли блуждающие по городу слухи о говорящем верблюде, поэтому его панический, затравленный взгляд метнулся по загону для скота, обежал двор...
И вдруг Хуссейн понял, ЧЕЙ глас он удостоился услышать. Понял, КТО снизошел до жалкого наемного убийцы, дабы указать ему путь к спасению...
Проснувшийся осел в недоумении глядел на человека, который бухнулся на колени в пыль двора. Одна туфля слетела с ноги, но человек этого не замечал, вознося к небу исступленную молитву.

Когда гильдейские хватились Хуссейна Затычки, они смогли узнать лишь одно: ни с кем не попрощавшись, он покинул город через восточные ворота.
Лишь позже молва донесла весть о том, что Хуссейн подался в хадж к святым местам...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 10-12-2006, 19:13

- Что дальше? - деланно отстранённо спросил Каух, наблюдая за назойливой мухой, вот уже несколько минут пытавшейся утопиться в его кувшине. - дальше будем ждать. Я попросил, чтобы нам устроили аудиенцию с настоятелем монастыря.

Къяра возмущенно открыла рот, чтобы намекнуть этому толстошкурому нахалу, что не на паломничество сюда приехала, но вовремя вспомнила, отчего же название "Халмул" было ей так знакомо. Ну конечно! Монастырь-крепость, монастырь-библиотека со стенами настолько неприступными, что никто не мог войти туда без разрешения настоятеля монастыря. И ещё, вспомнила Къяра, за последние двести лет в библиотеку вошло едва десять человек.

И вспомнив это, разозлилась ещё больше.

- Умник! - Кьяра в восхищении вскинула руки. - Нет, ну какая светлая головушка! Мудрец! Пойдем, значит, в библиотеку, пылью дышать, ума набираться? Хоть бы по секрету сказал - чего мы там искать-то будем?

Кьяра схватила недопитый стакан с молоком, отхлебнула.
- Кхы...тьфу... видно ты со своей кошкой сроднился, вот и на молочко перешел. Кстати, не забыть бы взять Вирну с собой в библиотеку - там теперь мыши пешком ходят! Пусть прикрывает наши спины, пока мы будем рыться в сокровищнице мудрости.

Выпустив эту последнюю ядовитую стрелу, северянка одним махом опустошила стакан, повернулась и гордо ушла в выделенную им комнатенку.

Вирна стояла у окна, держа в руках крошечный манускрипт и пытаясь разглядеть мелкие корявые письмена, больше похожие на тараканов, чем на великие знаки, хранящие тайну знаний.
Из уголка губ девушки свисал еще чуть подергивающийся мышиный хвостик... Оборотень виновато улыбнулась сама себе: да, не удержалась, иблис ее забери... Но когда Ворчун Хасан прислал с запиской эту крупную зверюшку.. Нет, не было у рядовой кошки таких душевных сил!
Умиротворенная, Вирна методично разорвала кусочек пергамента на клочки. Теперь нужно выбраться отсюда. Что, учитывая рвение гильдейских псов, будет нелегко...
... Молчун Абдулла следовал за вертлявой девчонкой и ныл. Он вообще часто вертел на языке слова, словечки и причитания, за его способность к многозначительному трепу ему и было дано ироническое прозвище. Гильдейцы даже не хотели ходить с ним в разведку, ибо язык Абдуллы мог доконать любого.
Однако девку было не пронять ничем. Она, повиливая бедрами так, что у Абдуллы сладко заныла голова и даже на пару мгновений отнялся язык, ворвалась накануне к Кауху и потребовала, чтобы ее отпустили вместе с кем-нибудь в город: она непременно должна подыскать себе что-нибудь из одежды, ведь она не может вторую неделю ходить в одном и том же платье, которое, кстати, пострадало во время последних событий так, что легче было приодеть девушку, чем унимать восстание охочих до зрелищ гильдейцев. На вопрос Кауха, чем ее не устроила предложенная ей одежда, девица скривила такую физиономию, будто съела недозрелую фигу. И теперь несчастный со своей точки зрения Молчун должен был тащиться на базар...
Искусно обратив внимание Абдуллы на драгоценные кинжалы, Вирна легко спряталась в парусах висящих шалей, похихикивая и получая безмерное удовольствие от вида вопящего и изрыгавшего проклятия Молчуна. Однако зрелище скоро ей наскучило, и оборотень, перекинувшись в кошку, побежала по знакомой дороге в условное место.
Запрыгнув на подоконник, она нырнула в прохладную темноту комнаты и...
Что-то сладкое, будто аромат цветка нух, окутало ее и запеленало...
Нуар, любимый...
И все утонуло во мраке.

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 14-12-2006, 21:11

(по просьбе Алеф)
Солнце озарившее светом небосклон и пролившее свои лучи на мир созданный по воле единого, не смогло разогнать тьму царившую в душе Зерхета ибн Харуда.
И не благочестивые молитвы, что возносятся с менбаров к престолу Вседержителя, ни чтение сур и аятов, к коим прилагали руку наисвятейшие из наисвятейших во всех тридцати трёх пустынях, ни омовение в хрустально-прозрачных водах оазиса Наам-Махор, к которым не гнушались припадать самые добродетельные шейхи осенённые милостью Милосердного, так же не сотворили чуда.
Злоба заполняла Коршуна Пустыни, разъедаяя печень его, застилая разум.
Не бравым разбойником, но подобно побитой собаке изгнан он был, с величайшим позором. А кто пойдёт за атаманом, что не держит смеясь судьбу в наложницах, но сам плетётся на поводу её, как жалкий раб?
Потому и мрачнело лицо храброго Зерхета. Потому один он ехал по пустыни, не зная где преклонить голову, ибо впереди бежала глумливая, легконогая, многоустая молва. И не было в сплетнях, что шнпотком передаётся на базарных площадях, грозного Коршуна Пустыни.
Погружён был в тяжкие думы Зерхет ибн Харуд, а потому не сразу заметил, как появилась на горизонте арба, рядом с которой вышагивали Хурагаш и Большой Джа.

Жара просто убивала. Убивала,убивала, и ещё раз убивала. И, что самое гадкое - никакого хододного пива! Ни глоточка. Нельзя. Сейчас выпить - все равно что выйти на площадь и ждать, чтобы люди Кликуши его подстрелили, как жирную глупую курицу на насесте. Нет уж. Надо терпеть. Каух встал с занозистого табурета и заходил по комнате, старательно сдерживая приступы ярости. Ну почему эти м....монахи так тянут с ответом? Нет, так нет. В конце концов, он и не в такие крепости пробирался. Просто не хочется пробовать сложные варианты, пока есть простые.

И куда запропастилась оборотня? Сколько можно шляться и искать себе тряпки?

Кьяра дулась долго. Сидела в крохотной душной комнатушке, пинала ножку стола. От скуки принялась швырять кинжал в дощатую стенку. Рявкнула на служанку, заглянувшую было прибраться. Девчонка сделала большие глаза и исчезла. Теперь будет рассказывать об ужасных варварах с севера. А варварам-то легче не стало.

Наконец Кьяра плюнула на обиду и решила вернуться к Кауху. Все веселее ждать, когда эти дурацкие монахи разрешат посетить этот дурацкий монастырь, а маг попадет в эту дурацкую библиотеку, чтоб она сгорела! Сделав непроницаемое лицо, Кьяра вышла наконец в общую залу, где Каух старательно торил дорожку вокруг длинного стола.

- Сколько лиг натоптал? - ехидно спросила северянка. - Молочко попил, сил прибавилось, сможешь долго так бегать.

Каух не глядя поймал муху, так же не глядя оторвал крылья, бросил на пол. Поймал ещё одну, тоже оторвал крылья. Протянул Къяре - та брезгливо отстранилась. Наконец, опомнился, бросил муху, вытер руку о штанину и предложил:

- А давай мы с тобой поработаем на Гильдию, что ли? Наверняка у них есть работа, для которой нужны неместные люди. Ты же не против? Всё лучше, чем от скуки дохнуть! Да и платят за это дело не так уж плохо. Ну как, ты со мной?

Ох, как хочется напустить на себя скучающе-небрежный вид! Может даже зевнуть равнодушно. А пусть-ка вредный маг заволнуется - почему вдруг это отчаянная напарница не рвется с радостным визгом подставлять шею за незнакомую Гильдию. Пусть поуговаривает... Эх, мечты, мечты...

- С тобой, - осторожно ответила Кьяра. - Но только при одном условии.
- Оплата вперед? - ухмыльнулся маг.
- Нет, - северянка склонила голову к плечу и изобразила очаровательнейшую улыбку. - Ты помоешь руки после мух!

Руки Каух помыл. И ноги помыл - уж больно жарко было. Даже за ушами - помыл. И, подмигнув Къяре, вышел "погулять". Гулял недалеко - до тавернщика. Заказал ещё кувшин холодного молока, с наслаждением выпил. Заказал ещё один - с собой. И, не торопясь, двинулся обратно. По дороге отцепил с крышки кувшина крошечную записку, просмотрел и проглотил, запив опять-таки молоком. Задание не простое, но и не сложное. Охрана невелика, клиента можно умертвить и не маскируясь под сердечный приступ, но свершившему сие угодное наследнику клиента дело надлежит в ближайшие две недели покинуть город. Во избежание...

Внимательные желтые глаза следили за передвижениями Кауха, не оставляя следов в его ощущениях: маг привел себя в порядок и теперь, играясь кувшином (судя по тонкому животному аромату, который источал сосуд, внутри было молоко), возвращался к своему столу, за которым он и его спутница Кьяра некоторое время назад что-то обсуждали.
Мукекун двинулась вперед, выравнивая свой маршрут так, чтобы оказаться аккурат за спиной преследуемого объекта. Подождав, пока Каух приостановит свое движение, серая положила руку ему на плечо, задерживая мага на месте, и выдавила из себя глухое "Привет".

Первый порыв - не оглядываясь, ткнуть кинжалом назад, Каух все-таки сдержал нечеловеческим усилием воли. Медленно обернулся (кинжал все-таки уже был в руке) и встретил прищёренный желтый взгляд.

- Ну привет... - медленно выговорил он, уже представляя себе очередной едкий комментарий Къяры по поводу девушек, постоянно встающих у него на дороге. - Чем обязан?

"Ах вот как? Уже и не рад??" Серая порывисто обняла Кауха, прижав его к себе. "Упс.. Это твои кости хрустят или мои??" Она засмеялась и выпустила мага из рук. "Я к тебе, решила попутешествовать вместе, но, как вижу, в компании ты особо не нуждаешься.." Муке посмотрела на Кьяру, затем - снова на Кауха. "Девушка не будет против, если я присоединюсь к вам? Мне стало скучно и я решила узнать, где ты. Ну ты в курсе, что спрятаться от меня почти нереально... Ну и вот.. Пришла.. А ты не один!" Серая задорно сощурилась, ожидая ответа старого знакомого.

- Да один он, один, - успокоила Кьяра желтоглазую девицу. - Хотя это как посмотреть. Вот если кому морду надо набить, то со мной. Не один, стало быть. А вот насчет всяких там....ммммм... других дел - точно один.

Кьяра ехидно глянула на мрачного мага и подбавила яду в голос:
- Вирна все еще не вернулась, так что один! Меня, кстати, Кьярой зовут. А еще у нас есть верблюд Шер-эд-Дах, ослик, Вирна... ну про нее ты еще узнаешь. Ах да, был еще мальчишка Хайрулла, но пропал. У нас вообще много кто пропадает.

Серая приветливо улыбалась, рассматривая подошедшую к ним с Каухом девушку. "Мне очень приятно, Кьяра" Муке несильно пожала руку девушки и засмеялась на ядовитые нотки в голосе Кьяры. "Ой нет-нет, не беспокойтесь, для этих мммм.... дел, Каух мне не понадобится. Мы просто друзья, познакомились с Каухом давно, как-то вместе путешествовали.. определенный отрезок пути, а потом наши дороги разошлись, но, как видишь, не навсегда" Серая пожала плечами, выслушав сообщение о том, что спутники Кьяры и Кауха часто пропадают.. Ей это не казалось реальной проблемой: пропажа, по сути, тоже приключение. "Куда вы держите путь?"

- А где этот... клиент? - поинтересовалась Кьяра. - Далеко ли ехать?
- Ехать? - Каух выдал одну из самых гадких своих ухмылочек. - Боюсь, ехать не придется. Ночью. Ползком. Тихонько. А то и вообще все трое белками пойдем.
- Белками??? - взвилась Кьяра. - Хватит с меня белкой скакать!!! Мне одного раза хватило во как! - она чиркнула себя по шее ребром ладони.

Каух возвел глаза к низкому потолку. На его лице появилось то самое выражение, которое Кьяра ох как не любила. Означала эта мина примерно следующее: "Ну и толку с того, что ты бесишься? Все равно же придется признать, что я прав."

- Погоди, - спохватилась Кьяра. - Ты сказал втроем?
- Ага, - спокойно подтвердил маг, старательно пытаясь намотать отросшую бороду на кулак. - Муке - отличный разведчик между прочим.
- Не сомневаюсь, - буркнула северянка. - Деньги тоже на троих делить будем?

Но вредный Каух сделал вид, что не расслышал последнего вопроса.
- Надо решить, как обиходить клиента, - деловито сказал он.
Кьяра молчала, сделав на лице выражение: "Ну раз ты такой умный, то сам и придумывай!"

Сообщение отредактировал Алеф - 31-01-2007, 14:21

... Сознание медленно возвращалось, а вместе с ним и боль. Боль в ноющих руках, которые под весом ее тела грозили вскорости просто сломаться и обвиснуть безжизненными плетями. Боль в изрезанных тонким лезвием груди, животе и спине. Боль в голове, когда Вирна вспомнила, что произошло, когда она в прошлый раз открывала глаза.
Кажется, она даже слышала голос Ворчуна Хасана, заискивающий и стелющийся, как пушистый ковер, в котором утопает нога при каждом шаге.. Только нет здесь никакого ковра, а что-то липкое пристает к телу, словно высасывая из него... Эй, больно!
Скосив глаза, девушка с ужасом увидела, что ее грудь покрывают кровоточащие порезы. Это они болели, а кровь, видимо, никак не могла свернуться, остановиться. Оборотень чувствовала себя настолько слабой, что не было и разговоров о том, чтобы перекинуться в животное.
Вирна вздохнула. Вдруг она услышала чьи-то шаги. Темная фигура остановилась где-то на границе ее видимости и скользким голосом произнесла:
- О, моя девотщщщщка отщщщнуласссь...

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 2-02-2007, 19:59

Весёлая компания сидела за закрытой дверью, (сунувшийся было шпионить мальчишка получил хорошую зуботычину и исчез) и играла в гляделки.

Къяра сидела и морщилась - белкой ей быть совсем не понравилось. Каух сидел и морщился - упрямство Къяры действовало на нервы. Муке тоже... не радовалась - она вовсе не любила участвовать в "убирании" кого-то.

- Хорошо... - сдался наконец маг. - ты не пойдёшь белкой. Уговорила.

И, открыв свой кошель со всякой колдовской гадостью, стал там ковыряться. Ковырялся долго, бормоча себе под нос ругательные стишки. Наконец нашёл то, что искал, велел:

- Протяни как свою руку. - и прежде, чем Къяра успела что-то сказать, насадил ей на палец облезлое медное колечко.

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 6-02-2007, 16:31

Серая долго смотрела то на Кьяру, то на Кауха и не понимала, что им нужно. Вернее, не совсем понимала. Убрать мерзавца с жизненного пути... Ну что уж тут такого? Каух неправильно думает - Муке вовсе не противница насилия и вмешательства в течение жизни, просто... Ну как-то это все странно, объяснения ей дали запутанные, сбивчивые и неполные. Она скорей обрадовалась бы простой фразе "Вот видишь этого мордоворота? Вот его завтра быть не должно", нежели сидеть вот так, воображая себе врага, которого еще надо настигнуть и только потом уничтожить. Однако, она сама ввязалась в авантюру и не думала отступать. За размышлениями о белках серая пропустила какой-то момент действий Кауха и видела только, как он одел на палец Кьяры кольцо. И что же будет дальше?..
Во всяком случае, Серая белкой становиться не желала и к колдовству прибегать не собиралась. Понадобится пройти малозамеченной - обернется волком. Проблем-то...

Несколько секунд ничего не менялось, потом Къяра как-то странно икнула, подскочила на месте и стала себя осматривать и ощупывать. Каух сидел спокойно - действие этого колечка он знал хорошо. Вот уже пропали характерные выпуклости там, где они только что были, вот на щеках Къяры появляется жгуче-чёрная щетина, и - вуаля!

Сидит перед честной компанией не Къяра, а Къяр - молодой северянин. Довольно симпатичный, но ошарашенный и откровенно злой.

- Ой, убивают! Ой, мамочки, убивают же! Ой, зовите охрану! - надрывно вопила молоденькая служанка, забившаяся в угол, чтоб не зашибли. Молодой северянин с черными кудрями и смазливой мордашкой, глухо рыча, гонялся за рыжебородым толстячком в красном бурнусе. Грохотали расшвыриваемые стулья, звенела битая посуда, свистел воздух, рассекаемый вороненым клинком.

- Кьяр, Кьяр, да успокойся ты! - пыхтел Каух, ловко уворачиваясь от летящего стула.
- Убью-у-у-у!
- Да честное слово, это ненадолго! Ой, осторожнее ты мечом своим!
- Сволочь!
- Ну так лучше будет, поверь мне!
- Гад!
- Ну тебе же больно не было! И не будет!
- Стой, собака! Догоню, хуже будет!
- Не надо обижать собак! Они хорошие, - наставительно заметил Каух, ловя очередной удар меча тяжелой табуреткой.

- Это что это здесь? Драку устроили? - охрана появилась как всегда вовремя. Трое здоровенных южан с кривыми клинками и зверскими рожами.
- Нет-нет! - поспешил успокоить их Каух, выглядывая из-под стола. - Все просто замечательно! Никакой драки! Просто... потренировались немножко и мой юный друг несколько... разгорячился. Правда, Кьяр?
- Да я тебя...
- За драки в трактирах и постоялых дворах - штраф в сто золотых монет либо три месяца работ по уборке городских улиц, - поспешно предупредил охранник и с удовлетворением кивнул, когда вороненый клинок северянина вернулся в ножны.
- Вот и ладушки, - промурлыкал Каух. - А порядочек мы сейчас наведем и за разбитую посуду заплатим, не сомневайтесь!

Иннельда & Мяв
Ехать в кулаке Къяра было... неудобно. В отместку за неожиданное превращение новоиспеченный "молодой человек" стиснул пальцы так, что наружу торчали только хвост и голова белковидного Кауха. "Транспортное средство" вело себя из рук вон плохо - мотало белкой туда-сюда и ругалось как сапожник. Внезапно Каух (у белок нюх конечно не собачий, но всё равно лучше человечьего) ощутил...

Что он ощутил? Словами ощущения не опишешь. Скажем проще - маг понял, что вредная предательница кошка, которой веры ни на грош - где-то рядом, и откровенно истекает кровью.

"Если завалим заказ, плакала наша библиотека", мрачно подумала белка. И, тщетно пытаясь вдохнуть, забубнила:

- Къяр... офтановифь! Къяаааар...

ЧТо тот откровенным образом проигнорировал. Что делать? Пришлось укусить!

Пока Къяр тряс укушенной рукой и обещал порвать наглую белку на лоскутки, Каух уже одолел за пару прыжков расстояние до пахнущего кровью Вирны дома. Если на доме и были какие-то заклятья, то не такие, что могли бы задержать Кауха в приступе любовпытсва, раздражения и желания выручить попутчицу.

Прыг! И белка сидит на мазаном заборе. Прыг! И белка исчезает с глаз разъяренного Къяра. Прыг! Кувырк! И на песок опускается уже сам Каух с кинжалом наготове.

...Премерзко хихикающий силуэт поднялся из-за стола навстречу Кауху. Горящие странным огнем глаза, сальные пряди давно не мытых длинных волос, перекошенная улыбочка - и огромный острый нож в левой руке. А правой безумный маг уже производил какие-то пассы, бормоча странные заклинания. Вокруг сухих пальцев уже потрескивал разряд.

Выбирать не приходилось - нужно было поскорее расстроить концентрацию врага. Каух, не задумываясь, метнул кинжал в лоб безумцу.

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 8-02-2007, 18:12

- Стой, зараза! Убью!

День явно не задался. Сначала - это идиотское превращение и разборки с охраной. Потом пришлось переодеться, потому что женские шаровары оказались несколько ... неудобны для изменившегося Кьяриного тела. Потом мерзкий Каух с большим удовольствием объяснял, как мужчинам дОлжно справлять нужду... А теперь гадский маг еще и кусается!

С гневным воплем Кьяра ломанулась вслед за ускользающим рыжим хвостом, перемахнула через забор, не очень-то ловко приземлилась (до чего ж неуклюже это мужское тело!). Выхватывая клинок, северянка вбежала в низкую дверь развалюшки, где только что скрылся Каух.

В один миг Кьяра оценила обстановку. Покрытая темной кровью Вирна, напружиненный Каух и кто-то темный, тощий и мерзкий возле стола.

- Хи-хи-хи... А вот и еще один мальч-ч-чиш-ш-шечка прибежал! - темный силуэт издал отвратительный смешок. - Вовремя, как раз вовремя.... Вссссеххххх убью!
Тонкие грязные пальцы, протянутые к Кьяре, заискрились, послышался треск.
- Раз-с-с, два-а-а-а, - прошипел незнакомец.
- Три! - рявкнула Кьяра и коротко взмахнула мечом. Искрение потухло, а голова мерзавца с глухим стуком упала на пол.

Сообщение отредактировал Алеф - 12-02-2007, 12:53

Лечить оборотню было некогда. Мало ли кто вот сейчас появится из друзей местного маньяка? И кто скажет, будут ли эти друзья одни, или в сопровождении стражи? Перевязывать тоже было особо нечем. Всего чистого тряпья, пригодного для перевязки, что было с собой у Кауха, могло хватить на одну ногу, или одну руку Вирны. На выбор.

"Историки назовут меня беличьим маньяком", - мрачно подумал маг, и приготовился читать заклинание...

Спустя несколько минут по улице вновь шествовал злобствующий Къяр, только на этот раз нёс с собой двух белок. Одну - такую толстую и недовольную, а другую - забинтованную так, что торчали лишь нос и хвост.

- Эй, парень! А что это у тебя за звери?

Кьяра свирепо обернулась к любопытному уличному торговцу, прикидывая, куда лучше двинуть - по толстому пузу или в лоснящуюся физиономию. Но вдруг передумала.

- Это, уважаемый, удивительные северные звери белки. Чрезвычайно редкие и весьма ценные.
В черных глазах купца загорелись огоньки алчности. Он потер пухлые ладошки. Но практичность взяла верх.
- Чем же они такие ценные, о, юноша? Конечно, таких зверей на благословенном Юге никто не видел, и хотя бы поэтому они будут диковинкой. Но их шерсть странного цвета и я уверен, неприятна на ощупь...
- Приятна, еще как приятна, - заверила Кьяра. - Особенно хвост.

Белки тем временем беспокойно таращили глазки-пуговки, но молчали, как... белки. Вирна-белка старательно притворялась мертвой, а Каух-белка беспокойно ерзал, но возразить пока не решался. Говорящая белка - это еще хуже, чем говорящий верблюд!

- А не продашь ли ты мне этих своих белок? - решился наконец торговец. - Я дам хорошую цену!
- Нууууу.... - Кьяра задумалась. - Вот эту маленькую не продам. Она мне самому нравится. А вот эту толстенькую - запросто!

И Кьяра, злорадно улыбаясь, подняла белкоподобного мага на уровень глаз.
- Ты ффффф.... ума софффффла? - еле слышно прошипел Каух, извиваясь всем беличьим телом, словно решил превратиться на этот раз в змею.
- Да, пожалуй, продам! - с удовольствием сообщила Кьяра обозленной белке. - За... три золотых!
- Три??? - торговец всплеснул пухлыми ручками. - Да за эти деньги я смогу купить отличного осла! Двадцать пять серебряных!
- Два золотых и тридцать серебряных!
- Один золотой!

Каух не дождался окончания торга. Разгоряченная Кьяра не услышала бы шепелявого беличьего голоска. Пришлось укусить...

- Вот зараза! - взвыла Кьяра, но, к великому Каухову сожалению, не разжала руку. Зато маг добился другого результата. Торговец испуганно отпрыгнул и поинтересовался:
- А эти твари еще и кусаются?
- Иногда, - нехотя признала Кьяра.
- Тогда, пожалуй... извини, северянин, я передумал покупать твою белку! - торговец отошел еще на шаг. - Куплю лучше осла!
- Сам ты осел! - пробурчала Кьяра, завернув в ближайший переулок, чтобы осмотреть кровоточащую ладонь.

- Тхыыыыы!!!! - выпущенный на волю Каух бешено запрыгал вокруг Кьяры.
- Ну я, ну и что? - отозвалась северянка, облизывая укушенную ладонь.
- Тхыыыыыы!!!! Я тхххххебя... - Каух явно намеревался сказать очень многое, но увы, беличье горло не приспособлено для яростных человеческих ругательств. Маг горестно махнул лапой и плюхнулся на землю, прожигая Кьяру свирепым взглядом.
- Не бесись, маг, - ответила бессердечная Кьяра. - Лучше скажи, далеко еще идти?

Если честно, Муке не совсем понимала, что вокруг нее творится и только металась туда-сюда, ошарашенно расширяя глаза до размеров собачьей миски и приоткрывая от изумления рот. Люди, белки, белки, люди... В ее голове торжествовала анархия. Когда, казалось бы, заканчивалась чертовщина, начиналась чертовщина другого порядка! На ее глазах перевоплощенная Кьяра чуть было не продала Кауха мерзкому толстопузу-торговцу. Причем, торг шел явно не в пользу бедной разъяренной белки, которая, тем не менее, сумела за себя постоять, больно укусив парня за руку. Серая сложила руки на груди и чуть склонила голову. Ей было интересно - хоть кто-то намерен ей что-либо объяснить? Заманчивая авантюра обратилась сумасшедшим домом на колесиках, и конца-края безумию видно не было. Однако, Муке нашла в себе силы стоять на месте, не чертыхаясь и не поминая кого только можно непотребными для приличного общества словами и вся обратилась в слух, когда Кьяр задал свой вопрос магу...

- Что вам угодно, господин? - вежливый привратник занимал своими плечами весь дверной проем и предусмотрительно держал руку поближе к рукоятке ятагана. Опыт верного слуги подсказывал, что не стоит слишком доверять черноволосому чужаку со злыми глазами и странным рыжим животным под мышкой.
- Я слышал, твой господин Велиан интересуется редкостями, - лениво ответил парень. - А редкие животные ему случайно не нужны?

Господин Велиан чрезвычайно любил редкости и диковинки. Равно как и роскошные ткани, тонкие вина и прекрасных молодых наложниц. Все эти приятности он мог себе позволить, потому как был весьма удачливым торговцем. А точнее - работорговцем. Покупал и продавал Велиан не каких-нибудь там туповатых, годных лишь для грязных работ дикарей с Восточных островов, а самых красивых и умных детей - мальчиков и девочек, чем моложе, тем лучше. Как раз сегодня господин Велиан очень удачно продал партию живого товара - четыре сестры-погодки, самой младшей было восемь лет. Очаровательные, смуглокожие, с миндалевидными глазами и тяжелыми черными косами!

Нечего и говорить, что Велиан после такого успеха решил себя побаловать. Поэтому визит торговца редкими животными пришелся как нельзя кстати.
- И что же это за животное? - полюбопытствовал господин Велиан, возлежа на шелковых подушках и лениво обрывая виноградную кисть.

Кьяра оглянулась. У входа замерли как истуканы двое телохранителей, каждый вдвое шире громилы-привратника. Больше охраны вроде не наблюдалось.
- Это белка, господин! Крайне редкое северное животное.
- А что умеет эта белка?

Кьяра опустила крайне недовольную белку на пол. Каух был невероятно зол. Сегодня его продавали уже второй раз. И это было унизительно!
- Например, она умеет прыгать, - сообщила Кьяра. - Ну-ка, белочка, попрыгай для господина Велиана.
Каух испепелил напарницу взглядом. Встряхнулся. Потоптался на месте. И подпрыгнул!

В воздух взлетала упитанная пушистая белка, а вот на пол упруго опустился шустрый бородатый маг. И не вставая в полный рост, из упора лежа, швырнул прямо Велиану в горло маленький метательный нож. Работорговец беззвучно сполз с подушек и больше не двигался.

Кьяре достались охранники. Рослые плечистые мужики на удивление быстро сообразили, что к чему, и с кошачьей грацией двинулись на северянку. Вернее на северянина, как они думали. А гибкий молодой северянин даже не вытащил клинка из ножен. Извернулся невероятным образом и ткнул одного охранника в живот невесть когда вытащенным кинжалом. В следующий миг оказался за спиной у второго и коротким движением перерезал южанину горло.

Тишина. Кьяра с Каухом переглянулись, маг снова принял беличий облик... И вот уже торговец редкими животными с белкой под мышкой неторопливо выходит из дома Велиана, бросив на прощанье привратнику:
- Не купил белочку твой господин. Ну и ладно!

Так же неторопливо Кьяра прошагала за угол, где ждали Мукекун и забинтованная, но не сломленная Вирна.

- А что это ты подкинул в угол комнаты? - спросила Къяра.

Теперь, когда Каух уже снял с неё колечко, жизнь вновь обрела все свои краски.

- Сюрприз для нанимателя, - буркнул Каух. - Ты что же, думаешь, что племянник покойника от доброты душевной решил от дядюшки избавиться? Да племянник такая же гадина, если не хуже. И детьми он так же будет торговать.

- И? - не поняла Къяра.

- И теперь, когда он вызовет стражу, чтобы начать играть роль безутешного наследника, стража найдёт в углу его кинжал. Не так и сложно было этот кинжал стащить, знаешь ли. Вот только жаль, что нельзя будет остаться и посмотреть, как этого идиота будут сажать на кол...

Вирна смотрела из-под пушистых ресниц на Кауха, Къяру и незнакомую серую обороть. В глубине души она была рада тому факту, что не пришлось отдать этому сумасшедшему всю свою кровь, как тот мечтал. но представляла. что начнется, открой она сейчас глаза.
Сначала кошку задушат в объятиях, а если она после этого останется жива, то убьют за самовольничание и умение влипать в проблемы. Так что оборотень помалкивала и пыталась не выдать своего среднепаршивого, но достаточно вменяемого состояния перед ... да, теперь уже наверно можно сказать, что перед друзьями.
Маленькая предательская слеза скатилась по шерстке и заблестела на солнце.

- Каух, я тебя убью!
- А я-то тут при чем?

Привычная перебранка Кауха с Кьярой тянулась уже давно. Ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы ласковое утренее солнышко успело взобраться почти в самый зенит и превратилось в огнедышащий золотой диск. И все это время северяне в компании Вирны, Мукекун, Ирги, Шер-эд-Даха и бессловесного (поистине удивительно!) серого ослика ждали, когда же святейший настоятель монастыря соизволит их принять. А ждать приходилось на гладком, вымощенном твердым камнем пятачке перед вратами монастыря. И тени там не наблюдалось. Ну вот ни на столько!

- Ты, кажется, обещал, что нас в библиотеку пустят? - Кьяра замоталась в белый платок так, что только злые черные глаза были видны. - Где же книги? Что-то я их тут не вижу!
- Откуда же я знал? - маг раздраженно вытирал потный лоб не слишком чистой тряпочкой. - Это все эти м... монахи!

За качественное и своевременное устранение торговца детьми северян пообещали завтра же провести в библиотеку монастыря. Но когда дошло до дела, выяснилось - сначала на чужеземцев должен взглянуть настоятель, и уж потом, если он сочтет их достойными...

- Нас просто надули! Как детей! - тихо бесилась Кьяра.
Каух даже не стал отвечать на этот раз. Устало прикрыл глаза и принялся перебирать старые почерневшие четки.
- Тьфу ты! Еще один монах! - Кьяре оставалось только пнуть с досады створку огромных ворот.

- Не ошкверняй швоим шапогом швященных ворот, о, женщина! - трясущийся от старости привратник, похожий на седого верблюда, наконец-то соизволил заметить северян. - Наштоятель уже идет к вам!

Я жду...
Многоликое время течёт сквозь меня и чувствую его в каждом шорохе песчинок на полу, в поскрипывании рассыхающихся кож...
Я жду!
Груз и мудрость веков давят и не дают дышать и нет избавления от яда мудрости пропитывающего меня...
Я жду...
Безмолвен! Безучастен! Безъязык! Я дряхлею и иссыхаю храня во чреве своём... Что?
Письмена народов которых уж нет ибо ушли они тропами вечности? Голоса вождей и речи провидцев? Азбуку нведомых богов, что сокрыли тайны мироздания в других и подобных мне?
Чего жду я, наивный в полумраке библиотеки окружённый такими же никчёмными в оказываемом им почёте товарищами?
Где скажите мне, шелест страниц по кторой тростниковый калам выводил знаки знания... И капал красная краска на пол... И руки переписчика дрожали от волнения и усталости...

Дивные звери, редкостной красоты птицы, чудные растения - как давно потукнели они на удивительных в изяществе своём гравюрах.
И истлевают перенасыщенные велеречивыми речами страницы. и желтеют и крошаться под пальцами оберегающих нас...
От чего оберегающих? Книги должны служить людям. Пусть рваться, пусть затираться жадными руками или гореть в кострах несчастных разумом не видящих света и от того вдвойне жалких, но жить!!! Жить!!!
Великие боги, отчего вы не даровали мне ног, дабы мог я соскеочить со своей полки и устремится в мир. К своему истинному служению и предназначению.
Но недвижностью более унизительной, нежели бездвижность калеки, потерявшего ноги в сражении, прикован я к месту своего заточения.
Лишь руки оберегающих меня и мне подобных, изредка переносят меня с места на места. Лишь их глаза пробегают по строчкам на моих страницах. И затхлой плесневой пеленой, оседает на столы для чтения мудрость, что бъётся во мне мёртвым ребёнком, не имеющим возможности покинуть чрево матери.
Я жду...
Я жду своего избавителя!

Ожидание у монастыря длится вечно.. Малознакомые личности, все молчаливые, не считая Кауха и Кьяры, смысл жизни которых, казалось, заключается в перебранках, стоят на маленьком пятачке, выложенном из камня у монастырских ворот. Стоят и молчат. Рядом... О... Рядом стоит едва ли не единственный положительный герой этой кампании - ослик. Если бы не обстоятельства, Серая его давно уже бы съела. И природа осла чувствует это, противится, но виду не подает. Конечно, есть еще верблюд... Но этот зверь еще не изучен Мукой, она даже не смотрит на него. Так, крупное вьючное животное с некрасивыми обвислыми губами. Лошадей как средство передвижения Серая любит больше, намного больше. Однако, желудок подает недвусмысленные сигналы и этот ослик......
Оборотень мягко тронула руку Кьяры: - Кьяр, я отойду на время. Получив более-менее утвердительный ответ (раз возражений не последовало - значит, никто не против), Серая быстрым шагом направилась прочь от своих малознакомых знакомых, но краем уха все же успела услышать, что их появление не осталось незамеченным и цель визита оправдает, собственно, визит. Если, конечно, все пойдет так, как надо.

Сообщение отредактировал Мукекун - 18-03-2007, 2:57

Давненько настоятель древнего монастыря не получал такой благодатной паствы! И такого замечательного повода произнести великолепную проповедь, обличающую страшные грехи мерзостных северян, пришедших, по всей видимости, испытывать крепость его веры.

- Ты, испоганивший благородную бороду мерзкой краской, гнусной хной!

Нельзя было страшнее оскорбить Кауха, гордившегося втайне оттенком своей бороды. Маг скрипел зубами, но пока сдерживался.

- Ты, женщина, поправшая свое божественное предназначение - рожать детей и угождать мужчине!

Кьяра уже тянулась к мечу, но чувствительный тычок в спину от Кауха остановил северянку. Девушка фыркнула и старательно погладила рукоять меча.

- Ты, грязная кобыла, как посмела ты ступить своими копытами на священную землю?
- А Ирга-то тут при чем? - проворчала тихонько Кьяра.

Но настоятель уже разошелся не на шутку. Его крючковатый палец уперся в безучастного серого ослика.
- А ты, уроженец благодатного Юга, как ты мог примкнуть к этой банде? Как мог носить на своей спине сосуд греха?

Ослик, ясное дело не ответил. Зато подал голос Каух. Старательно прокашлявшись и гордо погладив бороду, маг выступил вперед:
- Достопочтенный настоятель! Мы всего лишь хотели припасть к вашей мудрости и...ээээ... испить из источника благочестия! И тогда наши умы просветлятся, а души...кхм... исполнятся благодати! И мы...мммм... станем самыми ярыми приверженцами и последователями. Нам только надо посетить вашу замечательную библиотеку!

Глаза настоятеля полезли на лоб от такой наглости. Седая борода встопорщилась. Старик взмахнул посохом.
- Никогда! Слышите? Никогда не допущу я таких закоренелых грешников в обитель мудрости и благочестия, дабы не осквернили они своим мерзким присутствием священные стены!
- Так-таки никогда? - уточнил Каух, явственно скрежеща зубами. Кьяре показалось, что изо рта мага сейчас посыплются искры.

Настоятель вскинул руки к небу.
- О, великая Ариан и всемилостивейшая Малеиз! Вас призываю в свидетели! - вредный старик ткнул посохом в сторону мирно стоящего Шер-эд-Даха. - Скорее эта двугорбая скотина заговорит стихами, чем я пропущу богопротивных северян во врата святой обители!

Сообщение отредактировал Алеф - 21-03-2007, 8:25

Серая вернулась с охоты как раз вовремя - настоятель разбушевался не на шутку, обвиняя ее друзей во всех смертных грехах. Однако, он не видел еще оборотня у врат своих. Что-то он скажет? В любом случае, Муке была не прочь накостылять даже инквизиторам, появись они здесь.
Каух был зол, Кьяра едва сдерживала себя. Конечно, любой придет в ярость от такого приема. Может, поговорить с ним на языке стали?..
Тем временем настоятель воздел руки к небу: - О, великая Ариан! Вас призываю в свидетели! Скорее эта двугорбая скотина заговорит стихами, чем я пропущу богопротивных северян во врата святой обители!
Серая с восторгом посмотрела на верблюда. И правда.. А что, если он заговорит стихами?

Верблюд с брезгливой опаской покосился на слишком близко подошедшую волчицу и пожевал губами, как будто собирался плюнуть. Но вместо этого с высоты длинной шеи покатилось плавное и грозное:

Будь ты злодей или святой, к добру или злу тебя влечет,
В богатстве или в нищете влачишь свой путь, о человек,
Но путь твой вечно озарен незримой чистою свечой –
Не отводи от света глаз, спеши взглянуть, о человек!
Неважно, нищенским тряпьем, или серебряной парчой,
Иль одеянием святым укроешь грудь, о человек!
Будь ты хоть дервиш, хоть султан – у Бога все наперечет.
Он помнит каждого из нас – и в этом суть, о человек!

Замолчав, верблюд пожевал губами и все-таки плюнул. В настоятеля.

- Тааааак... и вот эту еще подай! И вооооон ту!

Каух был счастлив! Зарылся в книги чуть не по самую макушку, отвлекаясь лишь для того, чтоб указать Кьяре на очередной фолиант. Северянка сдерживала нетерпение и послушно тягала книги, каждая из которых была величиной с дверь и весила ой-ой-ой сколько. Бухнув перед магом очередной кладезь премудрости, Кьяра отряхнула руки от бумажной пыли и присела отдохнуть - прямо на стопку книг, уже просмотренных и забракованных магом.

- Ну и рожа была у этого настоятеля! - вдруг вспомнила с удовольствием северянка. - Молодец, Шер-эд-Дах! Да за один этот плевок я готова выслушивать его стихи хоть целый месяц!

Когда боги вынесли свой приговор посредством Шер-эд-Даха, да еще дополнив его немалой долей верблюжьей слюны, коя, как известно, весьма липка, вонюча и трудно отчищается, настоятель впал в столбняк. Просто стоял и хлопал глазами, пока северяне, почтительно поклонившись, прошли в ворота монастыря. Монахи им не препятствовали. То ли боялись гнева богов, то ли не желали схлопотать от верблюда.

- Ну, нашел чего-нибудь интересное? - Кьяра с любопытством заглянула магу через плечо.

Сообщение отредактировал Алеф - 23-03-2007, 9:06

Впервые за много веков, что-то изменилось...
Я не могу с уверенностью сказть, что дождался, но что-то изменилось.
Я снят с полки, которая стала моей тюрьмой и с другими, подобными мне вынесен к свету.
И толстые, нетерпеливые, но такие осторожные пальцы листают мои страницы, словно лохматят волосы мальчишки.
И строчки букв на моих пожелтевших от происков времени листах, словно ошалевшие мотыльки летящие к огню, так и стремяться оказаться перед глазами читающего.
Неужели я и впрямь дождался?
Возможно ли, чтоб этот человек, с таким запоем вглядывающийся в узоры чернил, открывающие знающему горизонты фантазии и колодцы истины, смог вынести меня из заточения.
Возможно ли, что крупицы знаний, посеяные во мне в виде слов, дадут наконец пышные всходы дел, там за толщей камня и душной темнотой затхлости, которую невозможно изжить совсем.
И если моя свобода близка, то может стоит и мне сделать ответный шаг на встречу, тому, кто кидается в пучину мыслей, как молодой любовник кидается в пучину страсти со своей подругой?

- Привет тебе, о муж многомудрый,
Чья борода, что покрыта
Пылью дорожной от странствий не близких
Цветом подобна ясному солнцу,
Что в дни грозовые, с заката,
Сквозь облаков хоровод
Луч посыдает прощальный на землю,
Ка обещание будущей встречи.
Что, мне ответь, если нет в том секрета,
Ты ищешь
Средь омертвевших от времени тяжкого груза
Книг, что писались руками мужей,
Столь умудрённых, что другие,
Их называли царями науки и чародеями мнили?

А ведь жарко как... Скажи, брат Сингур, у тебя осталось ещё сколько-нибудь воды во фляжке? Не осталось? Ну, я тогда схожу к колодцу, а ты сторожи давай. А то капитан нам с тобой голову снимет, не пожалеет. А что за злодеев мы с тобой караулим? Чего они натворили-то? Не знаешь? Вот и я не знаю. И главное - странные какие. Северяне... Здесь... Толстый старый маг и злобная фурия с двумя мечами. Что? Не старый, а пожилой? Не с двумя, а с одной саблей? Ну да, я спал, когда капитан распрягался. И ещё поспал бы. Ладно бы мы людоедов каких ловили, а то... северян. Кишка у них тонка, здесь у нас злодейства творить. Ну ты стой, стой. Я за водой схожу...

Верблюд, может, и скотина, но все время ловить на себе испуганные и враждебные взгляды охранников-монахов – приятного мало. Ибо люди это явно грубые и непросветленные. Жалкая чернь. То, что верблюд разговаривает, их, видите ли, поразило так, что едва с поста не сбежали. А строки, наполненные глубокой мудростью и совершенные по форме, не оценили. Мелкие людишки...
Гордо задрав голову, верблюд отошел от ворот монастыря.
Чуткие ноздри дразнил запах воды от колодца за поворотом. Наверняка там была поилка для скота. Сердобольный прохожий запросто мог бы плеснуть ведерко воды мающемуся от жажды верблюду...
Но бывалый Шер-эд-дах знал, что отходить слишком далеко рискованно. Этот сердобольный прохожий так же запросто мог и присвоить себе чистопородного красавца-бегуна, сочтя его потерявшимся. А доказывать человеку вслух его ошибку Шер-эд-дах не хотел...
А потому он отошел от монастыря недалеко – так, чтобы видеть ворота – и от нечего делать прислушался к разговору двух плечистых, рослых мужчин. Они привлекли его внимание тем, что один назвал другого Сингуром: имя явно северное...
Уже первые слова незнакомцев согнали с верблюда сонную оторопь. А когда разговор закончился, Шер-эд-дах затрусил назад к воротам.
Ему было что сказать Кьяре и Кауху, когда они появятся...

Если бы не поэт и его нерадостные (но отнюдь не неожиданные новости), Каух, быть может, обнюхал бы и обстучал всю библиотеку на предмет других говорящих книг. А ночью (благо внутри он уже побывал и теперь его никакие хитрые хитрости монахов не остановят) вернулся бы и вынес на хребте в мешке всё, что только смог бы поднять. Но... Паладины Ордена ждать не будут. Сказано "взять злодея", значит - возьмут! Невзирая ни на какие потери.

Посмотрев мрачно на Къяру, Каух снова вытащил из кармана кольцо, и надел себе на палец. Поморщился, когда магия добралась до "ниже пояса", потом - когда до "выше пояса", зашипел, когда стала испаряться борода... На самом то деле это кольцо тоже было одним из видов оружия Гильдии. Вот узнаёт какой-нибудь богатый покойник, что его заказали. И, поскольку покойник он богатый - начинает нанимать десятки стражников, платить дознавателям - "а кому поручили меня... того?".

И дознаватели честно говорят,что вот слышали, что рыжый Гэр заказ у Гильдии взял. (Оно опять же, почему Гильдии не получить деньги ещё и с покойника? Никому не хуже, покойнику всё равно не поможет...) И начинается поиск Гэра. А Гэра и не видно вовсе. День не видно, два не видно... А потом одна из новеньких наложниц (проверенная стражей со всех сторон на факт бытия рыжим Гэром) вдруг "чик!" - помогает пойокнику наконец умереть. И растворяется в темноте. А потом, вернувшись в Гильдию, идёт к Гильдийским магам - и те колечко снимают. Потому что сам никто это кольцо снять не может. Их, эти кольца, тысячу лет назад наделал один маг-шутник, обажавший дарить сюрпризы новобрачным.

Мага, говорят, тоже в своё время заказали Гильдии. Большие деньги заплатили. И маг исчез. То ли умер, как положено. То ли до старости сидел в подвале Гильдии и делал такие вот кольца и прочие сюрпризы.
Кто знает?

А спустя несколько минут из монастыря неспешным шагом вышла мрачная толстуха лет под сорок, с пыльной книгой в одной руке, и верещащей и махающей когтями белкой - в другой. Странно как-то посмотрела на рыцарей, и пошла себе по улице, через шаг вытирая со лба обильный пот...

- Только не в белку! - успела воскликнуть Кьяра.

Потом, покрытая рыжей шерстью и украшенная роскошным хвостом, северянка извивалась в руке Кауха. Конечно, маг хорошо придумал. Вдвоем против отряда - это самоубийство, а в самоубийцы Кьяра не записывалась. Куда как лучше - изменив облик, проскользнуть тихонько и исчезнуть. Но в очередной раз стать белкой - Кьяру трясло при одной этой мысли. Нет, северянка не стеснялась животного обличья и шепелявого беличьего голоса. Не страшило ее и ожидание боли при обратном превращении. Но у белки-Кьяры шерсть вставала дыбом, когда она вспоминала прошлое свое пребывание в зверином состоянии - мимолетные, почти незаметные, но оттого не менее страшные ощущения какой-то черноты. Словно вдруг откуда-то из глубин памяти выплескивалась темная волна и на мгновение накрывала с головой.

Признаться в своих страхах Кьяра не желала. Поэтому просто мстила как могла. Верещала дурным голосом, царапалась изо всех сил и усердно грызла пухлую ладошку женообразного Кауха. Заодно прикидывала, как поиздевается над магом, внезапно сменившим свой пол.

Сообщение отредактировал Алеф - 10-04-2007, 12:49

Из подворотни вслед за толстухой вывернула потрепанная песочно-серого цвета кошка, худая, исцарапанная и абсолютно беспородная.
Один из рыцарей развернулся, дабы наподдать животному ногой, чтобы не шастало где неположено, однако в последний момент кошка развернулась, презрительно смерив громадину взглядом прищуренных медовых глаз, и, покопав в его сторону пыль задними лапами, побежала дальше - туда, куда уже завернули Каух с Кьярой.
Завернув за угол, кошка припустила со всех лап, чтобы настигнуть довольно бодро передвигавшегося мага.
Догнав же, Вирна впустила коготь точно в большой палец раззявы с фолиантом и белкой.

Сообщение отредактировал Иннельда Ишер - 10-04-2007, 22:17

Когда толстуха с белкой прошествовала мимо верблюда, большая голова с отвислой нижней губой чуть заметно качнулась в сторону женщины.
Шер-эд-дах никогда не видел эту почтенную особу с представительной фигурой, а вот белка была ему определенно знакома. Как и песочно-серая кошка, что бежала следом за женщиной...
Верблюд, не взглянув даже вслед женщине, свернул в переулок, откуда тянуло запахом воды, и допил у колодца то, что осталось на дне корыта для скота. А затем, не обращая внимания на прохожих, прошел меж двумя глиняными заборами (еле протиснулся – так узок был проулочек) и вышел на пути у толстухи – там, где его не могли бы уже увидеть двое воинов, что продолжали нести свой бессмысленный караул у монастырских ворот.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 10-04-2007, 22:32

Точнее будет сказать, что закогтять матрону кошка ПОПЫТАЛАСЬ. Рука с книгой отдёрнулась со скоростью быстрее человеского взгляда, но толстуха остановилась ненадолго, оглянулась на верблюда, чуть заметно кивнула, подсадила на плечо сердитую непонятливую Вирну, и - двинулась дальше.


...Но капитан... Вы же сказали - мужчина маг и девица воин!.. Вы же говорили - не спугнуть... Вы говорили... Есть чистить нужники когда вернёмся! Есть бить во все барабаны!

- Ох не нравится мне вся эта музыка посреди бела дня... - пробормотала матрона, и прибавила шагу.

По мощеным улицам славного города Халмула торопливо шла дородная рыжеволосая женщина в красном бурнусе. Не было в ней ничего такого уж необычного, а потому прохожие не оглядывались на незнакомку. Ну женщина и женщина. Похожа, правда, на мамку из борделя, но стараньями господина настоятеля все увеселительные заведения вынесены в особый квартал, все вольные девки переписаны, а все мамки исправно платят налог. Поэтому прохожие, равнодушно глянув на толстуху, уходили по своим делам. Только самые дотошные замечали - на плече у незнакомки восседала, тараща медовые глаза, серая кошка, а из-за пазухи выглядывал странный рыжий зверек.

- Успеваем, успеваем… - бормотал себе под нос Каух, шагая к городским воротам – не главным, а боковым, где стражи поменьше. Дойти до ворот оставалось чуть-чуть – шагов тридцать…
- ААААААА!!!!!! Попались, нечестивцы! – надтреснутый старческий голос ударил как колокол. Каух дернулся и обернулся – из переулка вытекал железный поток. Воины, закованные в железо с головы до пят, с лязгом ступили на булыжники мостовой. На шее у первого сидел, свесив тощие ноги, настоятель монастыря и дрожащим перстом грозно указывал на Кауха.
- Горе вам, ибо не раскаялись, когда давали вам возможность! И падет на ваши головы святое оружие! И отринет….

Визг настоятеля потонул в грохоте железных рыцарей. Воины двинулись на Кауха широкой дугой. А Каух в три прыжка оказался у высокой, в два человеческих роста, городской стены. Ухватил поперек живота кошку, швырнул вверх. Вирна удивленно мявкнула, но послушно выпустила когти и уверенно утвердилась на стене. Следом взлетела Кьяра, брошенная умелой рукой мага. То есть швырнул-то Каух белку. А в шершавый гребень стены вцепилась уже бледная северянка.
- Кааааауууух! – позвала Кьяра сверху, морщась от боли. Как подумаешь, что сейчас придется спрыгивать вниз на помощь магу, так вообще жить не хочется.
- Иду! – спокойно отозвался Каух, вытягивая руку навстречу рыцарям. Несколько непонятных слов, произнесенных магом, породили облако бледно-зеленого пара, которое устремилось к нападавшим.

Настоятелю Каух оторвёт... нет, пожалуй всё-таки голову. То, о чём подумалось сразу - всё равно этому святоше не нужно. Маг быстро зажал пальцами нос - а то ещё сам растянешься здесь на песочке вместе с орденскими ребятами. Ближайшие рыцари уже с грохотом падали, теряя сознание от дичайшей вони. Да, ребята, не брали вы ни разу в плен магов, это видно сразу. Вот Акоп, тот поумнее будет. Тот сперва стреляет издалека, а уж потом вылазит на белый свет. Одно слово - паладины. Маг даже фыркнул бы, но поберёг дыхание. Непросто бегать в женском обличье тому, кто рождён мужчиной. Определённые ... детали (скажем так) слишком мешают, постоянно нарушая равновесие. И ведь не убъёшь ни одного придурка - тогда Орден будет охотиться уже не просто за преступником, а за злодеем, поднявшим руку на одного из их тупоголовых братьев. Перепрыгнув через еще одного рыцаря, маг метнулся за угол и забормотал заклинание невидимости. Оставалось только надеяться, что тупоумный настоятель за годы истязания плоти доистязал ещё и рассудок, и не помнит ни одного жреческого заклинания, а в особенности - заклинания Истинного Зрения...

- Болван! Дурак! Дубина стоеросовая! Козел драный! Дятел стукнутый!

На последние слова Вирна чутко шевельнула кошачьим ухом и посмотрела на Кьяру любопытными золотистыми глазами.
- Дятел - это такая северная птица! Дурная до невозможности! Сидит на дереве и долбит его! - пояснила разгоряченная Кьяра. Она еще не отошла от внезапного превращения обратно в человека, головокружительного прыжка вниз со стены, в горячие объятия полуденной пустыни, и яростной ругани в адрес Кауха. Злилась Кьяра по многим причинам. Во-первых, быть заброшенной вверх тормашками - это очень неприятно. Во-вторых, маг, запустив облако ядовитого, судя по валившимся наземь рыцарям, пара, исчез бесследно. И самое главное - Ирга. Умная кобыла не могла распознать свою хозяйку в образе белки и осталась ждать у врат монастыря.

- Куда он пропал? Где его теперь искать? Найду - убью! - продолжала кипятиться Кьяра. Она в компании Вирны коротала время, прячась за ближайшим барханом. Далеко уходить было рискованно - Каух просто не найдет спутниц.
Вирна философски муркнула и с удовольствием зевнула.

Сообщение отредактировал Алеф - 12-04-2007, 10:32

- Уже столько часов прошло, а от этого... - Къяра удержалась от грубых слов (все-таки она очень переживала за Кауха, который кстати сейчас застрял в городе потому, что спасал её и Вирну), - всё нет и нет. И на площади никого на кол не сажают - уж толпа так орала бы, что мы бы точно услышали...

По дороге проскакал заметно уменьшившийся отряд рыцарей. Наверное - остались в городе на случай возвращения злодеев. Насколько удалось Къяре разглядеть - лица паладинов были мрачны, а значит - Кауха они так и не поймали.

- Но за Иргу я ему уши все-таки оборву! Пусть как хочет, так и возвращает! - Къяра яростно вгрызлась в сушёную рыбину (их рыбносущёный запас не так давно пополнил Каух. То ли купил, то ли украл... Выяснять Къяра не стала).

- Да вот она - твоя Ирга... - послышался незнакомый и вместе с тем знакомый голос. Воительница вихрем обернулась, хватаясь за клинок, и обнаружила, что рядом с их с Вирной укрытием появился (если можно сказать в мужском роде об этих созданиях) толстый евнух в кожаном панцире и кривой саблей за поясом. В поводу толстях... вёл Иргу.

- А... ы... а...? - спросила Къяра, не опуская таки оружия.

- Да я это, я... - женским голосом с ворчливыми интонациями Кауха ответил евнух. - твоя любимая лошадь мне чуть руку не откусила. От радости что я её у монахов выкрал.

В своей мудрости Шер-эд-дах не сомневался ни тогда, когда был человеком, ни тогда, когда злой рок поставил его на четыре копыта. И он был прав – если считать первым признаком мудрости разумную осторожность и нежелание лезть в любые драки.
Потому он свернул за угол, затрусил по улице, удаляясь от места схватки, и весьма удачно выбрел к караван-сараю. Там не было загона для скота, лишь навес, и беглец прилег возле усталых верблюдов, сделав вид, что тоже отдыхает после долгой дороги.
В этом мирном уголке он бы мог оставаться долго... возможно, до тех пор, пока кто-нибудь не обнаружил бы, что к каравану прибился чужой верблюд. Тогда Шер-эд-дах нашел бы себе новых хозяев, и его жизнь поплелась бы иной тропой, более спокойной, и не свистели бы над той тропой стрелы, и не оглашали бы ее разбойничьи кличи...
Но Рок погремел костями в стаканчике и сделал бросок...
Мимо караван-сарая прошел толстый евнух в кожаном панцире и с кривой саблей за поясом. В поводу он вел кобылу.
Евнух философа абсолютно не заинтересовал, но кобыла... можно ли было не узнать подругу по странствиям, кроткую и смелую северянку Иргу?
Евнух ее украл? Или эта мерзкая рожа - очередная маска хитроумного колдуна Кауха?
Шер-эд-дах сам не заметил, как оказался на ногах. Любопытство у него было определенно не верблюжье...
Четвероногий преследователь двигался на некотором расстоянии от евнуха и лошади. Он не боялся, что здесь, на людной улице, кто-нибудь возьмет его за повод. Так легко быть обвиненным в краже, если владелец верблюда увидит тебя с поводом в руке! Другое дело - в глухом безлюдном проулке...
Путь лежал мимо базара. Бродяга-поэт, уже бывавший в этом городе и неплохо знавший его, прикинул, что человек с лошадью направляются к городским воротам.
Подходя к навесу, под которым расположился со своим товаром гончар, поэт уловил чутким ухом слово "Каух" - и замедлил шаг.
Двое скромно одетых горожан, делая вид, что рассматривают кувшин, негромко переговаривались:
– ...Эту рожу вижу впервые, но кобыла точно той северной стервы. Сейчас же беги и доложи, что...
Дальше Шер-эд-дах не слушал. Мысленно попросив у гончара прощения за то, что собрался сейчас сделать, он мотнул своей длинной шеей и вышиб палку, подпиравшую навес.
Доски, покрытые сверху пальмовыми листьями, рухнули, накрыв лоток, гончара и двух "покупателей". А верблюд, изобразив ужас, пробежался по этим доскам - там, где под ними находились глазастые незнакомцы.
Чья-то рука попыталась схватить повод... и тут верблюд действительно обезумел от страха. Взревев, он помчался напрямик сквозь базар, опрокидывая прилавки, срывая шатры торговцев, сбивая с ног тех, кто пытался его задержать.
А за спиной его росла и ширилась паника. Над базаром реяли крики:
– Что происходит? Стража, где стража?!
– Не трогай мои баклажаны, отродье шакала! Ну и что, что раскатились? Все равно убери руки, о украшение тюрьмы!
– Люди, к оружию! В город ворвались подлые зейнарцы!
– Эй, неверная тварь, кончай хватать мою жену!.. Что-о? Как - твоя? Что я, нашу паранджу не узнаю, что ли?
– Караул! Грабят!
– Где мой муж?! Сурахан, свет моих очей, где ты?! Я хочу домой, уведи меня отсюда!
– Правоверные, конец света пришел!..
Стражник у ворот, тупо хлопая глазами, вслушался в вопли со стороны базара. Только что ему так хорошо сиделось на солнышке и мечталось о том, как дома толстушка-жена заканчивает готовить плов...
И вдруг - то ли пожар, то ли мятеж, то ли война!..
Стражник уже собирался закрыть городские ворота, как вдруг со стороны рынка хлынула толпа. Во главе толпы несся безумный верблюд. Опрокинув стражника, он пронесся через него - и вылетел из города.
Когда стражника привели в чувство, он поклялся верностью жены, что на верблюде восседал Ангел Смерти, размахивающий налево и направо мечом...

А верблюд бежал вдоль городской стены. Понемногу он успокоился настолько, что перешел с бега на шаг и вспомнил человеческую речь. Очень, кстати, вовремя: издали до него донеслись знакомые голоса...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 19-04-2007, 20:38

- Вернемся в город! Эту святейшую сволочь я удавлю собственными руками! Вот только дождемся ночи и вернемся! - благоразумный и осторожный Каух просто рвал и метал.
- А зачем нам в город? Ты свою книжку получил, Иргу привел. Шер-эд-Дах сам нашелся. Или ты всерьез собрался мстить полоумному монаху? Он не оценит! - сомневалась вспыльчивая, с бешеным нравом Кьяра.

Совет держали все там же - в ложбинке подальше от проезжей дороги. Кажется, все были согласны с Кьярой - дождаться темноты и двинуть подальше от Халмула с его искренне верующими священниками и доблестными рыцарями. Кроме Кауха. Все еще женственный маг, закусив удила, рвался чинить страшную месть настоятелю монастыря.

- А Мукекун? - вдруг вспомнила Кьяра.
- Вот уж за нее не беспокойся, - беспечно махнул рукой Каух. - Не пропадет. Небось по своим делам ушла. Захочет - вернется. Но как я врежу этому святоше! - маг заскрежетал зубами.

Северянка вздохнула и возвела очи горе. Кажется, пришло время для последнего, решающего довода:
- Ты так и будешь ходить в женском теле? А может отомстишь монаху, соблазнив его? - капелька яда в этих словах была совсем маленькой. Но заметной.

Таким ли ожидал я увидеть мир за стенами моей тюрьмы?
Предполагал ли я, несведующий в делах людей, вследствие не знания своего, их обычаев, что час моей свободы будет часом задумчивости и поисков ответов на вопросы о которых и не подозревал я?
Или люди, что сеяли зёрна мудрости на моих, тогда ещё девственно чистых страницах, заключая их в изящную вязь вязь строчек, ничуть не были похожи на тех, для кого делали они своё дело.
А может быть века промчавшиеся надо мной в дуновении знойных волн эфира, шорохе песка, в часах и слезоточении воска на свечах, настолько изменили род человеческий, что не внемлют они заключённым в недрах моих листов искрам мысли, ибо не разберут их?
Но странное дело, буйный нрав моих новых хозяев неожиданно притягателен.
И крики их, брань их и ссора, пробуждают в недрах моей сущности иные картины, не свзанные с обилием знаний, но скорее с поведением зверей, что опять таки не вызывает отторжения и неприятия, но смутную и непонятную радость.
Что со мной?
И кто они?

- Могу ли я полюбопытствовать, кого следует мне назвать избавителем от тягот заточения. А так же который ныне век, год, месяц, неделя, день и час в мире. Как имена спасителя моего и его достославных спутников. И главное, слышны ли в мире по прежнему стихи блистательного Ахмеда аль Бахани?

Продираясь сквозь немногочисленные заросли саксаула (чтобы никто ненароком не заметил!), Серая упрямо шла по запаху Шер-эд-даха, держась много позади и чуть в стороне верблюда, стараясь не попадаться никому на глаза, сохраняя почти каменное спокойствие, но, тем не менее, бурча под нос одной ей известные ругательства. Уйти без нее! Она всего-то отскочила в сторону, когда началась суматоха, понимая, что, не владея магией, с противником не справиться. Кауху, Къяре и Вирне повезло больше. Намного больше. По-крайней мере, они ушли. Серая остановилась, вытаскивая из взлохмаченной гривы каштановых волос мусор. Интересно, как они там? И.. ЛОШАДЬ!!! Запах знакомой лошади ударил в нос Муке, значит, Ирга тоже близко. Выйдя из зарослей, Серая шмыгнула к городской стене. Вперед убегала цепочка верблюжьих следов. Обернувшись зверем, волчица уткнулась носом в след и побрела к своим друзьям...
..Начинало темнеть, когда Мукекун вышла на дорогу и оттуда, ведомая ярким и густым животным запахом, добралась до заветной ложбинки. Не издав ни звука, Серая стала спускаться вглубь ее.

Сообщение отредактировал Мукекун - 19-04-2007, 9:21

Когда книга заговорила, Шер-эд-дах дернулся от неожиданности и едва не бросился наутек. Но любопытство осталось сильнее, и он остался, вслушиваясь в голос, доносящийся от древней рукописи, лежащей на расстеленной на песке куртке Къяры. А последняя фраза взметнула в душе поэта такую бурю эмоций, что он не удержался.
Подогнув колени и опустившись на песок, дабы стать ближе к незримому собеседнику, Шер-эд-дах ответил:
– Кто бы ни был ты, о вопрошающий, усмири свое волнение: бессмертные строки Ахмеда аль Бахани все еще живы в этом бренном мире и будут жить до тех времен, пока рука бессмертного творца не смешает небо и землю в единый ком, дабы вылепить из него новый мир. За те восемь сотен лет, что прошли после смерти великого поэта, слава его несколько утратила свой блеск – не по вине поэта, но по вине лени и душевной тупости наших современников, коим приятнее погрязать в безделье и разврате, нежели в старинных рукописях разыскивать клады мудрости и красоты, оставленные для нас предками...
Верблюд шумно вздохнул, искренне горюя об испорченности современников, и продолжил с чувством:
– Но те, для кого дивные строки стихов слаще старого вина, до сих пор повторяют исполненные глубинной мудрости бейты "Тропы во мраке", вместе с поэтом негодуют над подлостью и жестокостью давно почившего тирана Олурбека... А "Семь красавиц", это дивное созвездие газелей, кои аль Бахани посвятил своему гарему... ах, скольких из нас эти строки заставили отвести взоры от живых подруг, наполняющих чашу, и возревновать к мертвому поэту тех, давно ушедших, чьи имена звенят дивной музыкой: Заира, Хельга-Северянка, Мамлакат, Благоуханная Зубейда, Гюльчехра, Горянка Умма и Лейла-Радуга...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 19-04-2007, 0:44

- Горянка Умма? - Кьяра в задумчивости сдвинула тонкие брови. - У моего отца была наложница Умма. Не знаю, правда - горянка она были или не горянка. Когда ты говоришь, жил твой поэт? Восемьсот лет назад? Нет, вряд ли это та Умма. Хотя... ей с виду была вся тысяча! И страшна она была как смертный грех! Нет, это не та Умма, точно! - заключила Кьяра.

Озера негодования, в которые превратились глаза Шер-эд-Даха, готовы были вылиться на бедную северянку.

- Книга, а... как тебя зовут? - полюбопытствовала Кьяра. Праведный верблюжий гнев ее не пугал.

Каух мысленно довольно фыркнул. Он сам не очень жаловал стихи - ещё с самого детства.

"Хороший убийца - образованный убийца!" - любил повторять его наставник, увесистой палкой вколачивая в ученика любовь к поэзии. - "Хороший убийца сможет не только выглядеть, но и вести себя как кто угодно. Вот как ты себя поведёшь, если тебе закажут какого-нибудь герцога?"

Но обижать книгу (или демона, что жил в оной?) Каух не хотел. И оттого, что книги (если те были не стихотворны) - все-таки любил. И потому, что ни книга, ни демон не виноваты в существовании поэтов, (к одному из которых даже Каух стал испытывать некоторую симпатию), и потому, конечно же, что книга, на страницах которой написано ТАКОЕ - должна бы знать что-то и сама по себе.

И, за неимением усов, которые так удобно было жевать, обкусывая ноготь на мизинце - Каух ждал, чтобы все вокруг успокоились, и можно было бы спросить, правда ли то, что Кликуша связан с Магистром Ордена, и правда ли то, что сам Кликуша сделал так, чтобы мечи рыцарей лишали тех власти над собой?

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 20-04-2007, 12:25

Книгу пришлось-таки с неохотой уступить Кауху. Маг прямо вцепился в кожаный переплет и спрятался за Иргой. Как он выразился - чтобы всякие-разные любопытные поэты и женщины не мешали читать серьезные книги.

- Ирга тоже женщина! - мстительно бросила Кьяра в спину магу.

Песок скрадывает звуки. Тяжелая мужская поступь покажется легким шорохом, а тихие девичьи шаги станут и вовсе неслышными. Поэтому никто не насторожился, не встревожился. Тихий смех прозвучал у Кьяры за спиной. Северянка прыжком обернулась, вытянула меч из ножен и оказалась лицом к лицу... с довольно улыбающейся Мукекун.

Когда же они заметят? Серая тихонько рассмеялась за спиной у Кьяры. Когда северянка вскочила, держа меч наготове, улыбка Муке растянулась еще шире: - Бу! Как вы тут? Убежали, негодники.. Серая не ругалась - она смеялась над некоторой комичностью всего произошедшего за последние сутки. Просмеявшись и подождав, пока северянка спрячет меч, Муке заглянула за спину Кьяре и увидела книгу. От нее разило магией так сильно, что становилось немного не по себе. Но когда книга заговорила, Серая окончательно потеряла веру в реальность всего, что с ней случилось. Ладно, верблюд, читающий стихи... Но говорящая книга!!!

- Вот и вся команда в сборе. Хорошо. Муке! Ты потом поудивляешься говорящей книге. Сейчас я хочу всем кое-что рассказать. Ты, Къяра, можешь пока погулять. Всё начало истории тебе отлично известно... - и маг начал свой рассказ об обломке проклятого меча, о бумагах на наследство, о множестве странных событий, о мальчике-боге и много чем другом.

- А сегодня я узнал и кое-что ещё. - Каух внимательно вгляделся в лица спутников. - я это даже сам сумел пощупать. Вот.

Он уронил на песок тяжелый свёрток.

- Отойдите все и не трогайте руками!

В грязным тряпках был завёрнут самый обычный длинный меч. Прадва, при виде его Вирна зашипела и распушила хвост, а шерсть на спине встала диковинным горбом - как у древнего ящера. Мукекун тоже попятилась. Уж кто-кто, а оборотни отлично умеют видеть магические вещи.

Къяра недоумённо пнула железку сапогом и отпрыгнула в сторону, вскрикнув. Кончик сапога задымился.

- Проклятый меч, - мрачно пояснил Каух. - Не дастся в руки никому, кроме того, для кого был сделан. А того, кому предназначен - полностью лишает воли. И все рыцари славного Ордена, с которыми мы сегодня поиграли в догонялки - все ходят с такими подарками.

- Зараза! - высказалась Кьяра, тыкая носком сапога в песок, чтоб затушить.
- Я ж сказал, руками не трогать! - пожал плечами маг.
- Про ноги ты ничего не говорил! - уличила Кауха северянка.

Уже осторожнее она наклонилась над проклятым клинком.
- Смотри-ка! Наш обломочек расписан рунами Смерти, а этот - гладкий! Но жжется, сволочь! Обломок явно послабее целого меча.

Кьяра обернулась к магу, глянула внимательными черными глазами:
- Давай завернем его получше и спрячем подальше. Кто знает, может орденцы чуют свои мечи на расстоянии. И придут к нам на огонек... моего сапога!

- Не приедут. Они сейчас очень заняты. О-о-о-о-очень заняты. - Каух посмотрел на город. Мечта повесить настоятеля посреди центральной площади никак не хотела его отпускать. Держал Кликуша, который не дремлет, кольцо, которое конечно же не терпелось снять, и тот банальный факт, что ни один маг, даже самый самый из самых самых - надев броню, не может гарантировать, что его заклинания сработают. А снимать панцирь Каух тоже не собирался. И ходить неудобно - с таким-то противовесом, да и вообще...

- Я этим героям мечи поменял местами. Думаешь, у них перчатки прочнее твоего сапога? Вряд ли. Думаешь, они так быстро смогут найти каждый свой меч, если после каждой попытки их нужно будет отправлять к лекарям?

- Ну а теперь, когда вы все вволю наудивлялись, надо уладить одно маленькое, но очень важное дело, - маг потер пухлые женские ладошки.
- Набить морду настоятелю? - съехидничала Кьяра.

Но вредный Каух и бровью не повел на эту шпильку.
- Вернуть мне мой нормальный мужеский пол! - спокойно пояснил он. - Сам-то я колечко снять не могу, если ты помнишь.

Кьяра помнила это. Даже слишком хорошо помнила.

- Вооооот, - продолжал маг, копаясь в своем мешке. - Нужен либо опытный монах, или хотя бы колдунишка средней руки... Но мы их искать не пойдем... Либо...
- Либо? - поневоле заинтересовалась Кьяра.
- Ну или человек, способный прочитать написанный мною свиток, - Каух вынырнул из мешка, добыв кусочек пергамента и походную чернильницу.
- Хе! Да ваши колдовские свитки только вы сами и можете прочитать!
- Научить можно любого, - отрезал маг.
- И кого же мы будем учить? - прищурилась Кьяра.
- Тебя.
- Что-о-о?
- Тебя!
- Ни за что! Я к твоим колдовским штучкам касательства иметь не желаю!!!
- А придется, - рассеянно ответил Каух, разглаживая пергамент.

Вирна недоверчиво смотрела на опасную игрушку. потом подошла и попыталась засыпать ее песком, активно копая в ее сторону задними лапами. Потом отошла за ближайший бугор и совершила оборот. Сейчас отчего-то хотелось быть в несовершенной человеческой форме.
Закинув тонкие руки за голову, девушка подставила тело лучам ночного светила, будто впитывая серебро.
Внезано ноздри девушки чутко раздулись. Что-то темное и большое приближалось, и пахло оно - страхом.
Оборотень пулей вскочила с земли и ринулась поближе к к Кауху с Кьярой.

Cовместно с MjavTheGrey



- Ты ещё в котелок с кашей наступи, - проворчал Каух, отряхивая песок с почти законченного свитка. - Как раз вот твою пятку и сварим в каше.
- Ты чего? - озадаченно спросила Кьяра, когда Вирна с глазами как блюдца соскользнула в песчаную ложбинку. Путники обосновались вполне уютно. В ожидании, когда серебряное светило умерит свой предательский свет, Кьяра вырыла в песке ямку, наломала сухих саксауловых веток и развела крохотный бездымный костерок. В плошке на огне мирно побулькивала каша. В непосредственной близости от нее и спрыгнула Вирна.

Вирна не успела ответить. Земля начала ощутимо вздрагивать. Послышалось громкое сопение.

- Вот так всегда... - мерзким занудным тоном начал ворчать Каух. - стоит только присесть и подумать о вечном... Cаблю он держал почти наготове - в левой руке, а правой начал выводить привычные жесты самого простого и безотказного боевого заклинания - огненной стрелы

- Не поесть нам кашки, ох, не поесть, - завздыхала Кьяра, вытягивая меч из ножен. Северянка была зла и голодна. Одно желание было - прибить поскорее залетную тварь и приступить к вожделенному ужину.

Сообщение отредактировал Алеф - 25-05-2007, 16:29

Серая пилила взглядом книгу, втягивая ноздрями запах каши (и как люди ЭТО едят?), как вдруг сидящая неподалеку Вирна подскочила с места и переместилась поближе к людям. Оборотень приподняла бровь - чего это с ней? Ответить самой себе она не успела - по ее коже пробежал неприятный холодок и даже волосы, казалось, приподнялись, как если бы встала дыбом волчья шерсть. Очевидно, что-то похожее испытывала и Вирна. Каух начинал колдовство. Серая медленно вынула меч из ножен - на всякий случай, но осталась сидеть.

Тонкие пальцы быстро сняли с пояса тонкую гибкую пластину меча, уверенно обняли рукоять. Зверь, судя по треску, был большеват, да и обращаться было некогда - слишком много времени и сил отнимал оборот. "И почему многие так мечтают быть оборотнями?" - мрачно подумала девушка..
Вылетевший на поляну зверь точно был из тех Древних Тварей, о которых много болтали старики. Огромная горбатая туша, крохотная головка, пасть с острешими зубами и гнилостное дыхание, которое едва не сносило с ног. Оглянувшись на остальных, Вирна ринулась вперед.

Шипящий огненная стрела с сухим треском ударилась о мерзкую волосатую спину и рассыпалась. Несколько жалких огоньков помигали-помигали на боках твари и погасли.
- Отвлеки его! - взвыл Каух, отскакивая назад и сплетая пальцы в сложном магическом жесте.
- Ага, сейчас! - ядовито отозвалась Кьяра. Голова чудовища была не больше кокосового ореха, глаз на ней не наблюдалось вообще, но как северянка не пыталась обойти магического зверя сбоку или сзади, везде натыкалась на клацающие зубы. Длинная морщинистая шея исправно поворачивала смертоносную голову.

Кьяра в очередной раз увернулась от лязгающей пасти и взмахнула мечом, метя в основание шеи чудища. Острейший вороненый клинок, без труда рассекающий пару тонких шелковых покрывал, брошенных на лезвие, жалобно скрипнул и соскользнул. Похоже под жесткой шерстью пряталась настоящая броня!

Каух швырнул новое заклинание - серебристо-радужный шар, словно капля ртути, ударил зверя в голову. Тварь вздрогнула, остановилась на мгновение.
- Ага! Получила! - возрадовался маг.

Монстр помотал головой, встряхнулся по-собачьи - радужные капли полетели в разные стороны, одна попала Кьяре на обнаженное предплечье.
- Смотри, куда кидаешь! - вскрикнула девушка, тряся обожженной рукой.
- На него магия не действует, - потрясенно прошептал Каух.
- Значит, хватай меч и бей! - прорычала Кьяра, снова кидаясь на зверя.

Что может иссущить пустыню уныния. породив на её необъятных просторах оазис надежды. Да я ожидал совсем другого. Но мог ли я в слепоте своего неведения, предвидет, новый мир, что принял меня не бережно, как мать принимает дитя, но обрушился всей тяжестью столетий, изменивших его лик.
И мне ли наивному, чьи страницы возможно уже не несут того, что жаждали заключить в их строгие границы писавшие меня предаваться унынию, а не впитывать это новое, как молоко кормилицы.
Истина не лежит в мешке в углу - истина странствует по миру, с зрящими наперёд.
И что мне до того, что многое изменилось, но ведь живы стихи, человека впервые открывшего меня и писавшего на моих страницах.И есть те, кто чтит их...

"В круговороте, в вихре новостей, я мало что понимал. А мир не стоял на месте ожидая, моего понимания. Он набросился на моих спасителей с тяжким топотом. Он пришёл к ним в неурочный час в лязганьи зубов и глухом рёве.
Однако спасители мои не дрогнули..."

Буквы проступали медленно.

Страницы зашелестели - книга распахнувшись явила взору Вирны и Муке картинку, где зверь, похожий на того. что набросился сейчас на лагерь, мирно спал у ног прекрасной полуобнажённой девы.
Ниже уже потерявшимивсю яркость красок, но отчётливо видными, изящно и с тщанием выведеными буквами было написано

"И усмирён был зверь Хаттамх, не имевший глаз, но чьи зубы, подобно мечам врага рвали плоть воинов вышедших на бой с ним. Ибо Прекрасноликая Лейла, не убоявшись смерти вышла и спела колыбельную, после чего заснул зверь, сном крепким на три тысячи лет.
А пела она
Возвращаются птицы в гнёзда, домой, по весне
Закрывай же глаза, пусть вернуться мысли в покой
Закрывай, ты увидишь все, мира красоты, ныне во сне
И уже не захочешь жизни либой иной
Спи, как спят на вершине гор облака
Спи, как спят цветы на груди у любимой моей
Спи, пусть сна дорога будет легка
Засыпай, засыпай, засыпай поскорей.

Совместно с MjavTheGrey


Каух изловчился и запустил в темное небо сияющий белый шар. Зверюга перестала щелкать зубами и озадаченно уставилась вверх, где вдруг рядом с одной луной - гладкой и равнодушной, появилась вторая - шипящая и плюющаяся острыми искрами.

- Ну-ка, что ты тут показываешь? - воспользовавшись передышкой, маг подхватил книгу. - Колыбельная, говоришь?

И Каух многозначительно прокашлялся.
- Каух, ты собираешься петь? - Кьяра явно прикидывала, как половчее скрутить спятившего мага, пока не натворил дел.
- А что не так?
- Тут же написано - прекрасная дева!
- У меня не было ни одного мужчины! - отрезал Каух. - Чем я не дева? Или хочешь сама спеть?
- Еще чего! - Кьяра даже обиделась. - Да ты знаешь, какие у меня мужчины были? Даже принц один!
- Ну тогда и не мешай! - наставительно поднял палец Каух.
- Я заткну уши, - обреченно вздохнула Кьяра.

Маг набрал в грудь воздуху и запел неожиданно приятным баритоном:
- Возвращаются птицы в гнёзда, домой, по весне...
Зверь отвлекся от созерцания луны и повернул голову.

- Закрывай же глаза, пусть вернуться мысли в покой... - вдохновенно продолжал Каух.
Магическая тварь тихо рыкнула и качнулась к певцу.

- Закрывай, ты увидишь все, мира красоты, ныне во сне-е-е-е! - голос Кауха сорвался и потонул в оскорбленном реве чудовища.

- Он не верит, что ты девственник! - съехидничала Кьяра. А больше она ничего сказать не успела, потому что тварь снова атаковала. Кьяра и Вирна закружили вокруг чудища, отвлекая его внимание.

Посрамленный Каух сунул книгу в руки Мукекун:
- Придется тебе!

Книга очутилась в руках у Серой внезапно и вполне неожиданно. В первую секунду щеки девушки пунцово вспыхнули, но возмущаться было некогда. Она нащупала глазами нужные строки, пропустив вступление и иллюстрацию, и встала на ноги, развернувшись лицом к чудищу. Неверный свет луны бликами проскользнул по ее глазам.. Вздохнув, Серая начала петь - сперва тихо, неуверенно, набирая обороты с каждым новым словом.
Возвращаются птицы в гнёзда, домой, по весне
Закрывай же глаза, пусть вернуться мысли в покой
Закрывай, ты увидишь все, мира красоты, ныне во сне
И уже не захочешь жизни либой иной
Спи, как спят на вершине гор облака
Спи, как спят цветы на груди у любимой моей
Спи, пусть сна дорога будет легка
Засыпай, засыпай, засыпай поскорей.
Отбросив - да простит магия такое с собой обращение! - книгу в сторону, Мукекун сделала несколько робких шагов к зверю, продолжая уже совсем тихо мурлыкать колыбельную.

- И не буду я это читать! - отбивалась Къяра. Отвращение к магии засело в неё слишком крепко, - вон, у тебя Муке есть. И Вирна. Обе магией пропиатаны насквозь. Они пусть и читают!

Муке на подначку не откликнулась. Она все ещё сидела рядом с храпящей новоприобретённой "зверушкой". И судя по всему - никак не могла понять, нравится ей такой домашний любимец или же нет.

- Будешь, будешь... - бурчал Каух, дописывая последние строчки на пергаменте. Он примерился к заклинанию и так, и сяк, почти что попробовал его на вкус, прошептав про себя. Ошибок не нашёл. Прочёл ещё раз, на этот раз отбивая ритм рукой, и, удовлетворившись результатом, протянул Къяре.

- Всё ты прочитаешь. - подмигнул вредный маг спутнице. - Ты же не хочешь, чтобы я таскался за тобой в женскую купальню и приставал, чтобы ты потёрла мне спинку?

Сообщение отредактировал MjavTheGray - 27-06-2007, 13:20

- Вот прочитаю что-нибудь не так, будешь знать... - ворчала Кьяра, пробежав глазами свиток. - Отрастет у тебя ... все твое хозяйство, а грудь не исчезнет! Что тогда будешь делать?
- Напишу еще один свиток, - хладнокровно ответил маг. - И будешь читать до тех пор, пока не прочитаешь все правильно.
- Язык сломать можно, - вздохнула северянка. Махнула рукой, набрала воздуху в грудь и начала читать заклинание, тщательно выговаривая незнакомые слова и стараясь соблюдать ритм, отмеренный Каухом.

И ничего не случилось. Не взметнулись искры, не запахло гарью, не вспыхнул колдовской огонь. Каух чихнул, фыркнул и радостно похлопал себя по груди... которой уже не было.
- Ну вот, а ты боялась! - благодушно заулыбался маг.
- Ты проверь, все ли на месте! Кажется, я пропустила пару слов, - Кьяра отряхнула руки и подмигнула магу.

Къяру маг уже не слушал. Аккуратно спрятал в кармашен на поясе кольцо - мало ли когда ещё пригодится - и кругами стал ходить вокруг Муке и её нового друга, задаваясь не самым приятным вопросом - просто так ли "симпатяжка" вышла погулять, или же это опять Кликуша?

Потому что - если Кликуша, то ... то плохо дело. Интересно только, почему старый паук не совместил одну атаку с другой - рыцарей с клыкастым когтястиком? Быть может, все же врут записи о том, что Кликуша может командовать рыцарями, и сюда пришли оные просто по наводке, а не по приказу?

Закусив губу, Каух оглянулся на своих спутников. Один другого лучше, одна другой наивней, хоть и строят из себя невесть кого. Один только поэт понимает, что плохо дело, но вот почему до сих пор не сбежал? Непонятно...

И маг продолжил нарезать круги вокруг лагеря, пытаясь придумать план, который дал бы хоть какие-то шансы на выживание северянам, самим не знавшим, в чём же они перешли дорогу тому, кого вот уже пару сотен лет ловит Святой Орден и никак не может поймать...

Серая не ответила на реплику Кьяры относительно заклинаний. Ей хватило чудотворной колыбельной и теперь она сидела, одну руку положив на лоб зверюге, а другой теребя шнурок ботинка, и думала, что же делать с новым "четвероногим другом". Подождав, пока северянка вернет Кауху естественный облик, Муке махнула рукой, привлекая к себе внимание.
- А если нам его на цепь... и с собой. А?
В ожидании ответа она склонилась над зверем. Подумалось, что такая подмога в бою не может быть лишней.. Да и.. Не такой уж он был и страшный! Когда спал.

- А кормить чем будем? - скорбно спросила Кьяра. - Нам самим-то поужинать не дали...

В суматохе магический костерок затоптали, плошку перевернули, недоваренная крупа с кусочками вяленого мяса перемешалась с холодным песком.

- Опять готовить??? - тихо взвыла Кьяра.
- Не придется, - отозвался маг. - Надо отсюда когти рвать и поскорее. Пока на шум нашего веселья и фейерверки не сбежался весь город. Что хуже - умереть сытым или сбежать голодным?
- Мне ни то, ни другое не нравится, - вздохнула Кьяра. - Но во втором случае есть надежда поесть несколько позже. Только вот когда?

В это время на горизонте возникла темная точка — это возвращался верблюд Шер-эд-дах... ну да, а вы думали, он тут будет стоять и на вашу драку любоваться? Бедного философа надо похвалить хотя бы за то, что он нашел в себе мужество вернуться, едва разум его снова стал человеческим...
Шер-эд-дах по широкой дуге обогнул спящее чудовище и негромко, но очень жалобно воззвал к небесам:
— О, горе мне, недостойному! Я покинул своих спутников в трудный час! Но, клянусь путеводной тропой среди барханов, клянусь всеми источниками пустыни: виновен не я, виновен проклятый наррабанский колдун! По его вине при первом же приближении опасности теряю последние искры разума, данного мне Творцом Моря и Суши, и уподобляюсь презренной скотине! О, я недостоин жить! Забейте меня на мясо! Продайте меня хумсарцам, известным своей жестокостью! Прогоните меня в Горячие Пески и запретите возвращаться!

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 28-06-2007, 14:27

- Ох уж мне эти поэты-философы, - проворчал Каух, который на самом деле очень даже радовался тому, что с невыносимым, но и незаменимым их спутником (а может быть...другом?) ничего не случилось. - вечно бы вам слова покрасивее найти, да руки позаламывать. А Къяру кто обещал возить? Эх ты, гордый скакун...В радство он захотел! И давай закроем тему трусости того, кто не может держать оружие. Вот вернём тебе твой облик, посмотрю я, как ты отвертишься от уроков фехтования нашей дорогой Къяры...

- Дорогой Шер-эд-Дах! - торжественно провозгласила Кьяра. - Пусть боги прибьют меня молнией на этом самом месте, если я скажу хоть слово неправды...
- Ну-ну-ну, ближе к делу... - заворчал Каух.
- Короче, уважаемый философ, ты поступил мудро! - заявила северянка, обиженно покосившись на мага. Вечно перебивает.
- Не далее как пять минут назад наш драгоценный Каух жалел, что не последовал твоему примеру, и предлагал исправить это немедленно!
- Чтоооооо????? - задохнулся Каух.
- А кто сказал - рвем когти? Собирайтесь, друзья мои, мы едем дальше! - и Кьяра ловко вспрыгнула в седло. Маг посопел обиженно, фыркнул и... удобно уселся на песке.
- Каух, ты чего?
- А мне тут нравится! - Каух прилег, подложил под голову мешок и вольготно закинул ножку на ножку. - Я, пожалуй, тут останусь.
- Ты спятил! - Кьяра, как всегда, выражений не выбирала. Остальные, кажется, были согласны с северянкой. - Едем отсюда, сам же сказал - на наши потешные огни полгорода сбежится!
- А не на чем мне ехать! - снизошел наконец Каух. - Осел остался у врат монастыря! Я что, должен пешком за вами бежать?

— Так, — оскорбленно произнес Шер-эд-дах, глядя поверх голов спутников. — Меня тут оскорбляют. Меня считают за пустое место, за песок, нанесенный из пустыни! О да, я не гожусь для битвы... так значит, я и для перевозки всадников не гожусь? Это я-то, архагарский бегун прекрасных статей? Маг не соизволит удостоить меня такой честью — воссесть в мое седло?! О, мне и впрямь остается одно — уйти в пустыню и стать добычей шакалов!

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 26-02-2008, 18:59

Серая молча выслушала речь верблюда и фыркнула: - О нет, мы тебя не прогоним. Съедим в голодные времена. Поймав взгляд Шер-эд-Даха, расхохоталась: - Шутка, философ... Безобидная шутка.
Каух тем временем показательно капризничал и строил из себя забалованную неженку. И как он не боится гневить Кьяру?..
Под рукой шевельнулась зверюга. Муке вскрикнула и приготовилась уже снова петь, но тревога оказалась ложной - чудище мерно посапывало в своем бестревожном сне. Серая посмотрела на Кауха, затем на зверя, и опять на Каух: - Каух, а... А если ты поедешь на нем?

- В самом деле! - подхватила северянка. - Ты ж только что жаловался, что тебе ехать не на чем.

- Я на людях не езжу! - отрезал Каух.

- Вообще-то Муке имела в виду зверюгу, - сладким голоском пропела Кьяра. - Правда, Муке? Хотя, конечно, это тоже может быть заколдованный человек...

Каух зыркнул исподлобья и сумрачно ответил:
- Не трогайте зверюшку. Пусть спит. А там...
И замолчал. Видно, прикидывал, как зараз отыграться за все Кьярины шутки.

- Хорошо, - Кьяра пожала плечами и неожиданно спрыгнула с лошади. Погладила кобылу по взлохмаченной гриве, что-то прошептала в ухо и чмокнула прямо в бархатистый нос. Каух скривился, но промолчал. А Кьяра решительно подошла к философу.
- Я поеду на Шер-эд-Дахе! Повезешь меня, уважаемый?

Сообщение отредактировал Алеф - 18-07-2007, 13:39

— О пальма севера! О сладчайший абрикос заснеженных просторов! — трубно провозгласил Шер-эд-дах. — Я с радостью и счастьем понесу тебя меж своих горбов — с такой же радостью я нес бы тебя на руках, будь я человеком! Но почему-то мне кажется, что наш многомудрый маг отказался от моих услуг не потому, что побрезговал моей помощью. Что-то мне подсказывает, что сердце его полно тоски по некоему длинноухому, острокопытому, близкому его душе...

- Это мой осёл. Мой. То есть личный. - огрызнулся на философа Каух. Жалеть ехидного поэта ему сразу расхотелось. - А вам пора отсюда сматываться, пока гости не пожаловали.

И он, развернувшись, пошагал обратно к городу, бурча себе под нос что-то нелестное о неблагодарных верблюдах и не менее неблагодарных верблюжачьих наездницах. Ну жалко ему осла. Да, жалко! Пусть старый, пусть упрямый, и что же?

- Да не спятил он, не спятил, - буркнула Кьяра. - У осла остались Кауховы сумки, а в них много полезного. Он их не бросит. Да не осел, а Каух не бросит! Поехали, надо новое укромное местечко искать.

Легко сказать - найти укромное место вблизи стен Халмула. Должно быть город вырос вокруг обильного источника. Сперва несколько глинобитных хижин в пышной зелени большого оазиса. Дальше - больше, и вот островок благословенной влаги обнесли крепостной стеной, отгородили от барханов, что волнами накатывались год за годом, грозя захлестнуть новорожденный город. Пустынный ветер кидался на городскую стену, но разбивался тысячью песчинок. В городе, защищенном высоченной стеной, были и прохладные сады, и мраморные фонтаны. А здесь, вне спасительных стен, песчаное море катило свои золотые волны, сметая остатки чахлой растительности. И любого, кто подходил к Халмулу, было видно за несколько тысяч шагов.

Но в конце-концов, где легче затеряться?
- Дерево надо прятать в лесу! - решила Кьяра. - Поехали-ка к людям.

Халмул не мог вместить всех желающих переночевать. А потому близ городских стен разместились несколько сот повозок и шатров. За умеренную плату любой путник мог раскинуть свой шатер в тени гостеприимного Халмула - на нарочито отгороженном пространстве, куда привозили из города воду и которое слегка охраняли городские стражники.

Плата оказалась не такой уж умеренной. Скрепя сердце, Кьяра выложила требуемые деньги сонному охраннику, за что и получила уголок пустыни десять на десять шагов.
- Ничего, скоро уж и утро, - заметила Кьяра, раскидывая маленькую палатку из тонкого, но прочного шелка. - Пересидим, дождемся Кауха, а там видно будет.

Когда все двинулись в сторону Халмула, серая неуверенно поднялась и посмотрела на зверя. Будить чудовище или нет? А, разбудив, притащить в город? Каух тем временем упылил в совершенно ином направлении. Ну, что ж.. Маг стар и опытен, у него есть Сила, он не пропадет.
Смекнув, что товарищи ушли достаточно далеко, Муке растолкала зверюгу и еще сонному, пытаясь поймать нить разума в маленькой крепкой черепушке, объяснила словами и жестами, что им необходимо догнать остальных и попасть в город. Зверь потянулся, всхрапнул и тяжело зашагал в указанном ему направлении. Серая пошла рядом, одной рукой придерживая меч, а другую положив на спину своего нового друга, контролируя каждое движение зверя.
Совсем скоро страшненькая [в плане сочетания и влияния на неокрепшие умы людей] парочка догнала товарищей и они все вместе устроились на ночлег в небольшой, но уютной шелковой палатке.

Рыцарей Одена на улицах было негусто. Совсем негусто. Видимо - всё ещё пытались разобраться с теми сюрпризами, что им оставил маг. Но, честно говоря, рыцари Кауха сейчас волновали мало. Даже можно сказать - совсем не волновали. Гораздо больше его мысли занимал один святоша, спускать которому Каух не собирался. Но что сделать со старым змеем? Напоить силком вусмерть и показать остальным монахам? Затащить в бордель и пустить об этом слух по городу? Или...

При мысли об ЭТОМ маг расплылся в злорадной улыбке. ЭТО будет достаточной местью. ЭТОГО старый подлец не забудет до конца дней своих. А здоровье у гада крепкое, его ещё надолго хватит...

- Отвали... - сонно пробормотала Кьяра, поворачиваясь на другой бок. Ей приснилось, что сквозь тонкий полог палатки продирается зубатая голова на длинной морщинистой шее, высовает слюнявый язык и тянется, тянется...

- Отвали, тварь!!! - заорала Кьяра уже в голос. Не во сне, а наяву лезла в палатку отвратительная голова, разевала саблезубый рот. И не развернешься в тесной палатке, не размахнешься как следует мечом без опаски задеть Вирну. Северянка в отчаянии потянулась в сапог за кинжалом.

Зверь фыркнул и встряхнул башкой, расширяя дыру в пологе. В прорехе показалось довольное лицо Мукекун.

Серая расхохоталась, видя, как Кьяра среагировала на Зверя, пытавшегося пролезть в палатку.
- Эй, зверика моего не трогать! Мы тут это.. В гости пришли, во-о-от! А ну отойди.
Муке легонько шлепнула рукой по шее монстра и тот, обиженно засопев, свернулся клубком у входа в палатку. Серая просунула голову внутрь и осмотрелась.
- Да-а, места маловато... Значит, отдыхать будем снаружи. Ну, вы спите, а мы со Зверем покараулим. Теплой.
Усевшись рядышком с чудищем, Муке прилегла на его бок и задремала.

Не будем утомлять дорогих наших читателей скучным описанием того, как Каух прокрадывался обратно в монастырь. Достаточно сказать, что любой член (даже ученик) Гильдии, единожды побывавший в любой крепости - без особых проблем мог проникнуть туда ещё раз - уже без желания хозяев. А вот уж КАК это делается - сие, извините - секрет. Нет, вы не подумайте, нам не очень и жалко его вам раскрыть. Но обрадуетесь ли вы ночному визиту молчаливых ребят в чёрных плащах?

Итак, в монастырь Каух прошёл без особых проблем, затратив, правда, не так мало времени. Внутри же все стало и вовсе просто - уж очень беспечны были монахи, полагавшиеся на внешнюю свою защиту. А уж проскользнуть в келью настоятеля и устроить святоше маленький но гадкий сюрприз, смешанный из магии иллюзий, очаровываний и трансформаций... Это только в бою магия порой подводит - когда не хватает времени на подготовку. А если в запасе целая ночь...

На самом рассвете над стенами монастыря мелькнула неясная тень, которую стражники пропустили - ибо двигалась тень изнутри, а не наружу, а ещё через несколько минут состоялась событие тысячелетия (в тот момент его конечно же не оценили) - в лучший публичный дом Халмула была продана чернокожая красавица, которая не только не грустила по поводу своей несвободы - но наоборот, рвалась скорее оказаться в объятьях мужчины.

А угрюмый евнух, продавший невольницу, поспешил по своим делам. Очень вовремя, потому что с рассветом рыжая щетина (а борода у Кауха росла всегда очень быстро) запросто указала бы любому встречному на более чем мужественность этого лже-евнуха.

Пронзительный вопль разорвал тишину утра. Кьяра подскочила, поозиралась - в палатку пробивался красноватый утренний свет, рядом беззвучно дышала Вирна. Приснилось, что ли?

Вопль повторился - на полтона повыше, с переливами и модуляциями. Орали, несомненно, на улице. Спустя мгновение присоединился второй голос, потом третий.
- Оооооой, бабоньки, да шо ж энто деется! Ой, бегите, покуда целы! Ой, страшилишшше поганое!
- Стой! Куды побегли, дуры?! Бейте зверину, пока оно спит!
- Мамочка, мамочка, не ходи, сожрет ведь!

Кьяра осторожно выглянула в щелку. Похоже, все, кто ночевал под стенами Халмула, столпились широким опасливым кольцом вокруг палатки и большими как блюдца глазами таращились на мирно дрыхнувшую Мукекун. Еще бы, ведь подушкой обороти служила теплая мохнатая спина прирученного зверя!

Орали все и хором. Подойти пока боялись. Муке сопела. Кьяра стискивала рукоять меча, но вылазить пока не собиралась. Зверь сонно поднял голову... Толпа смолкла.
- Бей его, бабоньки, - раздался робкий голос.

Зверь широко зевнул и повернулся в сторону говорившего.

- Бежим, бабоньки!!! - под истошный вопль агрессивно настроенные женщины ломанулись прочь. Зверь страшно удивился. Он всего лишь решил размять затекшую со сна длинную шею. Повертел головой, огляделся и снова опустился на песок. Досыпать.

Сообщение отредактировал Алеф - 24-09-2007, 13:14

- И всё таки ты идиот. - твёрдо заявила Къяра. - Ни один монах на свете не стоит такого риска.
- Не стоит, - коротко ответил Каух, всё ещё погруженный в свои мысли.
- Ты никогда не думал, что тебя могут найти по следам твоего колдовства?
- Не колдовства, - ответил Каух, почесывая отрастающую щетину, - а магии. Сколько раз тебе говорить что маги и колдуны - не одно и то же?
- Плевать, - отрезала воительница. - У нас на хвосте невесть кто в компании с невесть чем невесть зачем, а ты следы оставляешь.
- Оставляю, - подтвердил Каух. Почесался ещё раз, и перевернул страницу книги. - Пусть ищут.
- А если найдут? - язвительно спросила Къяра.
- А как они найдут, - буркнул Каух, вчитываясь в письмена. Книга интересовала его куда больше, чем ворчание напарницы. - если святоша там, и светит магией на каждом шагу, а мы - здесь?

В суматохе отъезда едва-едва успели набрать воды, а вот продуктов закупить не удалось. Слишком уж торопились покинуть окрестности Халмула, где и так достаточно нашумели. Один сонный зверь чего стоил!

Покачиваясь в седле, Кьяра прикидывала, на сколько дней еще хватит вяленого мяса, крупы и фуража для кобылы и осла. Найти бы какое селение по дороге, а то ведь опять придется жарить ящериц и тому подобную живность. Шер-эд-Дах на стоянках с аппетитом уплетал неудобоваримые колючки и настаивал, что они вкуснее шербета. Вирна и Муке отлучались ненадолго, каждая в свою сторону, а потом возвращались с подозрительно довольными лицами. Один раз Кьяра заметила мышиный хвостик, свисавший изо рта Вирны.

Пустыня нехотя расступалась перед маленьким отрядом. Вот заманят нас бегучие барханы, думала Кьяра, а потом сомкнутся за спиной и поминай как звали! Только белые косточки будут сверкать под жестоким солнцем.

Каух таких мрачных мыслей явно не имел. Наоборот, был весел и непривычно разговорчив. Каждое утро садился на осла и тщательно определял направление с помощью говорящей книги. Путь лежал строго на юг. В самое пекло, как определяла про себя Кьяра.

- Стой! Раз, два! - ехидно скомандовал Каух. Къяра, уже направившаяся было в сторону деревни, недоумённо оглянулась.

- Девочки, - скомандовал маг Вирне и Муке, - помогите нашей отважной воительнице немного покраситься!

В руке он держал пузырёк с почти чёрной жидкостью. Судя по вредной ухмылке - ничего хорошего ожидать от пузырька Къяре не приходилось.

- Я не буду это пить! - твёрдо заявила северянка. - Ни за что!

- И не пей, - согласился Каух, - просто умой личико и руки, и хватит...

- И даже подходи ко мне с этой дрянью! Засунь свою колдовскую бутылку себе знаешь куда? Знаю я твои магические штучки! В мужика я уже превращалась, больше не хочу!

Каух несколько раз пытался что-то сказать, но каждый раз захлопывал рот, не в силах пробиться сквозь кьярино возмущение. Северянка разошлась не на шутку.

- И вообще - откуда я знаю, из чего это сделано? Чего ты туда намешал? Может верблюжьего помета? Не подходи, говорю, а то уши отрежу! - и Кьяра всерьез потянулась за мечом.

- Неубедительно... - пробормотала Вирна, наблюдая очень смуглую (и ооооочень недовольную) Къяру. - Ты на самом деле думаешь, что несчастный ореховый сок может обмануть опытный глаз?

- Нет, не думаю, - буркнул Каух, почти силой впихивая Къяре в руку ятаган, - но если вдруг опытного глаза здесь не будет - незачем светить белой кожей там, где никогда не бывал никто светлее хотя бы тебя.

- А... - попробовала возмутиться Къяра, протянув руку за своей саблей.

- Да держи! - и ехидный Каух уронил в ладонь воительницы кошелек с деньгами. - И не трать всё сразу, мне здесь не у кого будет наворовать.

- А... - спросила ещё раз северянка, но её напарник быстро спрятал саблю за спину.

- А вот это я отдам когда отъедем от деревни, загруженные водой и едой.

Къяра сплюнула на песок, и развернувшись, отправилась за покупками и новостями.

- Ятаган она держит как северную саблю, - негромко заметила Вирна.

- А я знаю... - ответил Каух.

- Тогда почему?...

- А потому, что даже держа саблю неправильно, она на днях изрубила в капусту нескольких пустынных шакалов.

- А что такое капуста?...

- Сам ты сабля! - пробурчала Кьяра, топая к островку чахлой растительности, где виднелись красно-коричневые стены глинобитных хижин.

- Ну и где тут еду продают?

Вокруг было совершенно пусто. Не скрипели двери домишек на несмазанных петлях, не орали ослы и никто не шел с пустыми бурдюками к колодцу, заботливо накрытому плетеной крышкой.

Мор! Кьяра почувствовала холодок в животе и непреодолимое желание бежать подальше от неведомой заразы. А когда из домика послышался скрипучий голос, северянка аж подпрыгнула.

- Сгинь, нечисть! - услышала Кьяра. Из хижинки опасливо выглянула старуха с толстой палкой в руках. - Сгинь, пропади! Не возьмешь моего тела и моей души, ибо палка моя заговоренная, священного дерева кипариса, в сердцевине же таящая волос пречистого пророка Махмуда ибн Кирета! Сгинь!

- Сгину, - кивнула Кьяра. - Только вот водички наберу. И это... не найдется ли еды на продажу? Оченно кушать хочется.

Старуха озадаченно замолчала и принялась разглядывать северянку.
- А чем докажешь, что ты не нечисть поганая? - спросила наконец бабка.
- Денег заплачу! - Кьяра убедительно потрясла кошельком. Брякнули монеты.

Старуха подумала и прислонила палку к стене дома.
- А что это у вас тут так пусто, - поинтересовалась Кьяра. - Не болезнь ли заразная?
- Не болезнь... - мрачно буркнула бабка. - Напасть! И еды нету, и не спрашивай!




Бурдюки с водой были приятно тяжелы, а в заплечном мешке сиротливо болталась связка пресных лепешек и половинка соленого сыра. Уставшая и не слишком довольная Кьяра не слишком-то удивилась, когда взметнув золотой песок и громко фыркая перед ней возникла Ирга.
- Хорошая лошадка! - обрадовалась Кьяра и принялась навьючивать ношу на кобылу. Уже совсем собралась было вспрыгнуть в седло, как показался запыхавшийся, мокрый и презлющий Каух.

- Ах ты, ссссс...собака! - маг остановился, уперся ладонями в колени и принялся отдышиваться.
- Она не собака, она кобыла! - отметила ехидно Кьяра. - Ты чего за ней гоняешься?
- А чего она? - возмутился Каух, вытирая пот рукавом балахона. - Стояла, стояла и вдруг как сорвется с привязи! И поскакала куда глаза глядят ее бесстыжие! Ну а я за ней...
- Скакун ты наш! - фыркнула северянка. - Ладно, отдышись, а я тебе пока кое-что расскажу. В деревеньке этой творится демон знает что. Мне старуха рассказала. Приходят невесть откуда ожившие мертвецы и уводят с собой скотину, а если не уберегутся, то и людей. И там почти уже никого не осталось. Две бабки древних да еще кое-кто по домам прячется. И никто не знает, когда в следующий раз придут эти твари. А что самое интересное - бабульки спрашивают, не смогут ли смуглоликая пришелица и ее спутники разобраться с нежитью.

Жара, духота, проклятая кобыла и тот факт, что последняя принятая Каухом ванна была уж очень позади, а грядущая - ну ооооочень впереди - привели мага в на редкость скверное расположение духа.

- Смуглолицая может спасать кого угодно, - Каух присосался к бурдюку с водой, долго с наслаждением пил, наконец, отдышавшись, продолжил, - но я в этом не участвую.

- Даже так? - задрала бровь воительница, - и что же, ты вот так и оставишь...

- И оставлю! - взорвался Каух. - и не одну деревню оставлю, а десяток! И сотню оставлю! И тысячу! Куда ни плюнь - всюду от меня чего-то хотят! Всем что-то от меня да надо! И хоть бы одна сволочь... - он набрал в лёгкие новую порцию воздуха, - хоть бы одна сволочь предложила помочь нам?!

Къяра пожала плечами. К подобным взбрыкам своего напарника она привыкла уже давно.

- А ты? - маг обиженно скорчил рожу, - ты... Ты с чего вдруг стала такая благородная спасительница обиженных? Да эти бабки и их детки наверняка перерезали глотку не одному десятку путников, что останавливались здесь на ночлег? Пусть получают то, чего заслужили!

- Я так понимаю, - пожала плечами Къяра, - что ни какой-то там бестолковый поэт, ни тем более твой осёл тебя тоже не волнуют?..

Каух бесновался и грыз собственную рыжую бороду. Кьяра исследовала широкую дорогу, оставленную похитителями. Пустынный ветер не успел еще занести следы песком, и северянка подобрала пару лоскутков полуистлевшей ткани, клок верблюжьей шерсти и маленькую косточку.

Принесла на опознание Кауху. Маг прекратил терзать бороду, осмотрел улики и плюнул в сердцах:
- Да от этой дряни за версту несет некромантией! Магом быть не надо, чтоб почуять. Вот и кобыла почуяла...

От находок и впрямь пованивало плесенью. Кьяра брезгливо отбросила мерзкие остатки и вытерла руки горячим песком.

Пришли смущенные Вирна и Муке в компании не менее смущенного Зверика.
- Ладно уж, - махнул рукой Каух. - Даже если бы вы не ушли на охоту, чего бы сделали против нежити?

Сообщение отредактировал Алеф - 5-12-2007, 14:26

Серая возвращалась с охоты, в одной руке держа пару свежеубитых зверьков [происхождение их и наименование оборотня не волновало - главным был тот факт, что зверушки оказались крайне вкусными], другой придерживая Зверя за холку. Рядом со стоянкой она встретила Вирну, которая тоже отлучалась, чтобы добыть еду. Все вместе они подошли к месту, которое оставили всего пару часов назад, и увидели раздраженных Кауха и Кьяру, рассматривающих песок. Лицо Серой вытянулось - как некстати она покинула своих друзей, когда здесь творилось нечто.. нечто.. Муке сморщила нос.

- И кто это сделал?..

На пару с Мявом

- Когда я их найду... - тяжело дышавший Каух выплюнул набившийся в рот песок и вгляделся в горизонт, - я их нарежу на мелкие кусочки. На мелкие... - он вытер рукавом лоб, - сушеные кусочки.

- А тебя самого не нарежут на мелкие жирные кусочки, друг мой? - ехидно осведомилась Къяра. - Вот был бы умнее, купил бы себе лошадь в деревне, и ехал бы как белый человек...

- На мелкие сушеные кусочки...- упрямо пробормотал Каух, - а ту дохлятину я и даром бы не взял, и с приплатой бы не взял, если от неё мертвяки отказались!

- Интересно, мертвяки вообще устают когда-нибудь? - из сочувствия Кауху Кьяра шла пешком и вела Иргу в поводу. Протоптанная грабительской нежитью дорога все никак не кончалась, только становилась все менее заметной. Ветер потихоньку заносил следы. - Еще немножко и след вообще потеряем. Знать бы, далеко еще?

- Если они так старательно ходят в гости в твою любимую деревню, мы на них ещё не раз наткнёмся. Уж будь уверена

- Может они туда не каждый день ходят. Бабка же сказала - никто не знает, когда они придут снова, - огрызнулась Кьяра. Пешком идти было плохо, сесть на лошадь не позволяли гордость и совесть. - А если они под землю закопались в конце-концов?

- Не смешно. Скажи ещё - на небо улетели. Ты мою сумку не потеряла?

- Не потеряла, - Кьяра похлопала рукой по сумке, притороченной к седлу Ирги. - Я не шучу. Это же нежить! Где же им обретаться, как не в могилах? Разве что в этих местах хоронят по-другому.

- В этих местах хоронят по разному. Чаще всего бросают на поедание гиенам и шакалам. Но поверь мне - из погрызанных костей мумии не получаются. Где-то здесь... - он обвёл рукой горизонт - должен быть склеп.

- Ну пока ничего не видно, - кисло заметила Кьяра. - Ни склепа, ни кладбища, ни даже самой захудалой могилки. И идти нам по мертвячьей тропе, похоже, до скончания нашего века, пока сами в мумий не превратимся! Ты будешь превращаться дольше, потому что ты толще!

По старой караванной тропе устало трусили два осла. Их владельцы не менее устало переругивались:
- О творец, за какие грехи моих предков дал ты мне в братья эту помесь дохлого барана с бегемотом, это ничтожество, не способное в трудную минуту помочь родному брату или хотя бы толком позаботиться о собственной шкуре!
- Ты... это... сам дурак!
Братья Хуррагаш и Большой Джа уходили из города, где нажили столько неприятностей. Солнце высоко стояло в выцветшем синем небе, и лишь крохотная тень одинокого стервятника провожала невеселых путников.
- Ничего! - бодрился Хуррагаш. - Сейчас срежем по пустыне часть пути, от оазиса вернемся к дороге на славный город Джамрух. Там наверняка найдется место для умной головы и крепкого кулака. Жаль только, что к такому богатству прилагается пара пустых животов, которым все время надо что-то есть. Пока разживемся деньгами...
Большой Джа почувствовал, что настал миг вырасти в глазах брата:
- На первое время... ну, это... во, продадим!
Вынул из дорожной сумы бронзовый кувшин, тряхнул перед глазами Хуррагаша. Тот вгляделся в узоры на позеленевшем металле - и побледнел так, что это заметно стало даже сквозь загар и грязь:
- Ты прихватил это с собой?!
- Я... ага... я - молодчина!
- Ты глупец, и сын глупца, и внук глупца! Да прошибет тебе твой же ишак дурную голову копытом! Ты тащишь за собою горе и невзгоды! Тебя мало била эта драчливая девка из кувшина?!
- Так ведь... это... продать!
- Да? И что ты скажешь покупателю? Что у тебя в кувшине живет джинния? Любой покупатель, даже если у него на плечах пустой кувшин вместо головы, скажет: " Докажи!" И ты вынешь пробку, о слабоумный? Выпустишь на волю это бестолковое порождение войны, чтобы бешеная воительница тебе последние зубы вышибла?.. А ну, дай сюда!..
Размахнувшись, Хуррагаш кинул кувшин подальше от тропы и ударил осла пятками. Раздосадованный и недоумевающий брат последовал за ним.
Путники исчезли за гоизонтом.
Караванная тропа была пуста, пустына дремала под знойными лучами, лишь круглоголовая ящерка вылезла погреться на гребень бархана... и вдруг, вспугнутая чем-то, зарылась в песок.
Тень, зависшая над тропой, начала увеличиваться: птица резко пошла на снижение.
Нет, это была не птица! Над тропой низко завис ковер-самолет!
Тот, кто сидел на ковре, внимательно вгляделся в лежащий на песке бронзовый кувшин. А потом, привычно ухватившись за бахрому ковра, перегнулся через его край и подхватил выброшенное Хуррагашем обиталище воительницы Зубейды...

Все-таки холодало в пустыне слишком быстро. Ни Каух, ни Къяра к подобному так и не привыкли. Ещё только что было жарко и душно - и вот нате вам. Холодно, как в ледяном аду. Пришлось остановиться. Хорошо, что одна из палаток была таки привьючена к Ирге, и не досталась мертвякам-ворам.
И вот теперь злой Каух сидел с огнивом над не желающим зажигаться костром, и яростно чиркал и чиркал в темноте искрами.
- Каух? - спросила вдруг Вирна. Весь день оборотня молчала - переживала что так не вовремя ушла на охоту.
- Я за него. - брюзгливо ответил маг. Наконец его озлобленные усилия достигли успеха, и стоянка осветилась языками костра.
- А кто у вас двоих за главного?
- Он!
- Она!
Оба северянина, не задумываясь, ткнули пальцем каждый в другого.

- Главное, распределение обязанностей, - серьезно сказала Кьяра. - Каух колдует, травит, бьет кинжалом в спину, вредничает. Я - рублю врагов мечом, стреляю глазами и тоже вредничаю. Так что по последнему пункту мы взаимозаменяемы. В общем, смотря для чего тебе главный нужен. Если кого тихонько пристукнуть в темноте, так это к Кауху. Если срубить голову в честном бою, ну или очаровать противника женским обаянием, тогда ко мне.

- Ну а если нужно вляпаться в неприятности, да так чтобы потом год не отмыться... - не менее серьёзно начал Каух, но замолк. Не хотелось отвлекаться от насаживания ящериц на прутья. В самом деле - не давиться же одними сухими лепёшками?

- А кто из вас решил, что нужно отправиться на Юг? - нетерпеливо спросила кошка.

- Да, видишь ли, - Кьяра уселась поудобнее, ехидно глянула на мага и с удовольствием продолжала. - Видишь ли, Каух уже не слишком молод. Юность его прошла в сражениях, шпионаже и ударах кинжалом в спину. Здоровье не то. Ревматизм одолевает. Вот он и решил рвануть куда-нибудь, где потеплее и солнышка побольше.

- Да да да... - старательно прохряхтел Каух. - Старость не радость. А тут ещё у Къяры вышли непонятки с одним принцем. Он возжелал получить себе личную амазонку, но забыл у этой амазонки спросить её мнения. Вот как нашли принца с вусмерть отбитым достоинством, так нам и пришлось уехать на гастроли.

- И откуда в пустыне столько ящериц? - вздохнула Кьяра, принимая от мага палочку с надоевшим ящеричным шашлыком.
- Это одичавшие и отощавшие путешественники, типа нас, - фыркнул Каух.
- Все-то ты знаешь.... Наверное голова от избытка ума болит? - поддела Кьяра. - А вот скажи мне, о мудрейший Каух, гроза в пустыне бывает?
- Нет. Разве что ее устроит какая-нибудь залетная северянка, когда на постоялом дворе подадут жаркое из ящерицы, - ехидно ответил маг.
- Не бывает значит? А что это тогда за молнии?

В той стороне, куда уводил след нежити, далеко, у самого горизонта, неистовствовали синие всполохи.
- Это не гроза, - медленно произнес Каух. - Сдается мне, туда и торопилась наша нежить. Но! - маг сурово зыркнул на привставшую было Кьяру. - Пока я не доем ужин, мы никуда не пойдем!

Шер-эд-дах никогда не отличался особой храбростью - ни в человечьем обличье, ни в верблюжьем. Но будь он даже героем, все равно его поверг бы в ужас вид зомби - синюшно-серых, со стеклянно-тупым взглядом и с нечеловеческим безразличием ко всему окружающему, которое сквозило в каждом движении нежити.
Испуг погасил искорку человеческого разума в мозгу верблюда. И теперь Шер-эд-дах покорно брел туда, куда его вел погонщик-зомби, ибо скотине все равно, чья рука держит повод...

- Неприятности случаются.

Муке очнулась от своих мыслей и прислушалась к тому, о чем говорят ее друзья. Конечно, она пропустила часть рассказа мимо ушей, но природная догадливость помогла серой досоображать недостающие фрагменты и скомпоновать услышанное и придуманное в связный текст. Из всего, что она понимала, ясно было одно - нужно идти спасать верблюда и промедление сродни полному игнорированию проблемы. Серая вскочила на ноги в тот момент, когда Кьяра собиралась было встать, но вдруг остановилась из-за Кауха. Разумеется, серая и не думала потворствовать человеку, а потому коротко стрельнула глазами в сторону спящего Зверя, дабы убедиться, что он крепко спит и не побеспокоит ее товарищей в ближайшее время.
- Я пойду.. Поищу верблюда.
Не дожидаясь ответной реакции, Серая скользнула в кусты, среди которых через пару мгновений начал вырисовываться силуэт небольшой волчицы, и растворилась в поиске тропы, по которой увели животное. Впрочем, она была согласна с Каухом (надо же, она вполне это признавала!) - там, где на небе качались синие всполохи, очевидно, было крайне интересно. Чуть поведя ушами, Серая рванула вперед...

"Определенно, верблюд здесь" - подумала Серая, осторожно ступая по следу, который оставили зомби. Воздух был пропитан их назойливой вонью, среди которой отчетливо улавливался запах живого Шер-эд-даха. Шаг, еще один. Зомби достаточно тупы, но осторожность зверю не помешает. Внимая вековому охотничему инстинкту, Муке не без отвращения плюхнулась в кучу какого-то мусора и вывалялась в нем, чтобы затем, уже сливаясь со всеобщей вонью, подобраться ближе к верблюду.

Зомби уныло пялились на скотину. Может быть, они не до конца понимали, что можно делать с этим животным. А Серая уже продумывала план спасения. Впрочем, никакого плана и не было, она просто подкралась поближе и, не сказав Шер-эд-даху ни единого слова, со всей силы (но чтобы не сломать, естественно) укусила его за заднюю ногу. Она надеялась только на эффект неожиданности и инстинкт самосохранения верблюда. Юркнув в укрытие, Муке во все глаза уставилась на происходящее.

А как может реагировать верблюд, рядом с которым внезапно возникает волк, да еще и кусает за ногу?!
Разумеется, Шер-эд-дах заревел. Этот трубный вопль всколыхнул караван и заставил подпрыгнуть от неожиданности даже зомби.
Затем верблюд рванулся с силой, которую удесятерил ужас, свалил с ног погонщика и помчался вперед так, как может мчаться только чистокровный беговой архугарец. Погонщик некоторое время тащился следом за поводом, но потом отвалился... возможно, по кускам. Шер-эд-дах этого не видел, потому что назад не оборачивался. Он шпарил по плотному песку - и стоптал бы даже конницу султана, окажись та у него на дороге...

- Своевременное питание... чавк-чавк... способствует должной работе ума... ум-ням... и сберегает от неоправданного проявления благородства! - Каух торжествующе облизнул палец и наставительно покачал им. - Чего ты сидишь, как на иголках? Никуда твой поэт не денется, да и волчица не первый день в одиночку шастает. Ешь, пока не остыло. Бери пример с меня!

Словно ветер пролетел по сумрачным пескам. Послышался громогласный рев, тяжкий топот и из темноты львиным прыжком выскочил Шер-эд-Дах. Разумеется, он не заметил бы недавних своих друзей. Что за спрос с перепуганного животного? Затоптал бы и понесся дальше в темноту. Но костер зажег искры разума в вытаращенных верблюжьих глазах. Поэт встал как вкопанный в двух шагах от костерка. Из-под широких копыт взметнулся фонтан песчаных брызг.

- Тьфу, - только и смог сказать Каух. Скрипучий песок толстым слоем покрыл и взлохмаченную шевелюру мага, и рыжую бороду, и красный балахон, и даже кусок жареной ящерицы, который Каух как раз собирался отправить в рот. А в итоге отведал южного песка.

Верблюжья голова вновь вскинулась - но вместо рева из нее хлынул поток добела раскаленных слов:
- Да сдерут с меня кожу и высушат ее на солнце за то, что я связался с этой трижды омерзительной шайкой, покарай ее все боги и демоны Севера и Юга! Тонкую, возвышенную натуру, философа и поэта, они вздумали травить волками! Волками - вы слышите меня, о небеса?! Да падут молнии на головы этих презренных северян, а также на их блохастую и кусачую шавку, которая до сегодняшнего дня именовала себя Мукекун - а впредь ее пусть кличут Паленой Шкурой, и не иначе!.. Укусить чистокровного архугарского бегуна!.. А ведь я не кусал ее, клянусь всеми мудрецами и пророками древности!.. О дети прокаженной жабы и внуки чумной крысы, о правнуки запаршивевшей гиены, что была рождена распутницей из придорожного дурного дома, которая согрешила с чесоточным шакалом, - ваше счастье, что утонченное воспитание сковывает мои уста и воспрещает говорить недостойные слова, не то я сказал бы вам, что я о вас думаю!..

- Ай-яй-яй – насмешливый голосок, хоть и не был громок, но услышан был сразу и всеми – Достойно ли философа и великого поэта, каким несомненно являешься ты, о стройноногий из наистройногийших, дивного светоча мысли и слова, услаждающего слух Милосердного своими немеркнущим бейтами, что рассыпаешь ты, словно жемчуг томная красавица скучающая в гареме великого султана…
Достойно ли, вопрошу я снова, прекрасногорбого из всех верблюдоликих - полностью скрыть остриё иронии голосок не смог, а, скорее всего, и не пытался.
-Достойно ли, в третий раз вопрошу я, тебя, о наимудрейший из наисладчашеустых, предаваться площадной брани, подобно держателю харабата гонящего прочь раба метельщика, не имеющего и ломанного дирхема, дабы расплатиться за сок виноградной лозы, кстати запретный, по заветам Милосердного?
Мальчишка сидел на вершине ближайшего бархана. И клубились, подобные маленьким смерчам, что возникают, когда Шайтан крутит свой хвост над песками, мелкие буранчики, словно незримый ветер окружал мальчишку.
- Приветствую вас, странники, да вознаградит вас Милосердный и приветствует. И тебя, о наипыльнобородейший из рыжебородых – яду в голосе стало больше разве что на каплю…но больше - умудрённого знаниями, что ты величаешь словом магия. И тебя, о достойнейшая пантера, стран. И тебя, о сладкоречивый, кого продолжаю величать учителем.
Флейта перевёртыш мелькнула в руках мальчишки, словно, монета зазевавшегося покупателя на рынке, исчезающая в ловких пальцах воришки-карманника.
- Приветствую и тебя, о тень среди теней и тебя, о женщина-кошка.
Флейта приникла к губам подобно устам пылкой возлюбленной. И подобно ей же, словно стон страсти порождённой сплетением тел, выдала несколько нот.
- А разводить костёр и пытаться есть посреди Пустыни Эф, может только очень смелый или очень глупый человек, от которого Милосердный отвратил свой звёздный взор. Кто я, чтоб назвать вас глупцами – ехидства в голосе мальчишки хватило бы на нескольких Каухов – кто я, ничтожный средь ничтожных, чтоб усомниться в глубокой мудрости столь доблестных странников, наверняка знающих, куда они попали.
Флейта спряталась в складках пояса. Хайрулла поднялс на ноги.
- Но, так или иначе, но Милосердный свидетель, я рад вас видеть
Мальчишка подошёл ближе
- Здравствуй и ты, Книга. Открой для меня чистые листы. Не мне последнему средь рифмующих тягаться с писавшими тебя, но кто знает, может в словах моих, кто-то отыщет крупицу мудрости?
Хайрулла чуть улыбнулся
Что мне свет чужих светил, я б и сам, коль мог светил!
Я бы песню посвятил, той, что как Лейла желанна.
Что мне град досужей лжи, я бы жизнь свою прожил,
Не украв, не одолжив, ради лишь речей её дурмана.
Что мне боль пустых утрат, я б утратить был бы рад,
Став богаче во сто крат, сердце, что терзает непрестанно.
Но без сердца – нет меня, и живу я, всё кляня,
Но глаза её манят, как огни костров среди тумана

Сообщение отредактировал Момус - 26-02-2008, 21:12

совместка

- Я бы мог наверное сейчас нагло возжелать себе осла обратно, о ехиднейший из отроков... - неторопливо ответил Каух. Песок он уже почти весь выплюнул, и теперь говорил внятно. - и что-то мне подсказывает, что ты не отказал бы в этой просьбе. И двинулись бы мы дальше навстречу Кликуше, его приспешникам, и очень может быть что и - нашей гибели. Но вот какая незадача, мой божественный друг. Я изучал некромантию в той степени, в которой её знает каждый уважающий себя маг. Ну... кроме упёртых иллюзионистов, ну да это их дело. И знаю, когда можно поднять труп из песка - когда душа уже не здесь, и вреда не будет ни ей, ни этим костям, а когда - нельзя. Так вот здесь творится непотребство. И хоть мне и плевать на окружающие деревни - он выплюнул ещё несколько песчинок - позорить Искусство я не позволю.

- А ты чего хихикаешь? - обернулся Каух к напарнице.
Кьяра не то, что хихикала, а хохотала вовсю, откинувшись на холодный песок. Очень уж потешно смотрелся усыпанный песком Каух с обалдевшей физиономией.
- Бабушку жалко! - объявила северянка, все еще посмеиваясь. - Привет, Хайрулла! Какими судьбами?
- Какую бабушку? - сурово спросил Каух.
- В селении этом бабушка. У нее последнего верблюдика увели нежити поганые. А бабушка хорошая, на мою старую няньку похожа. Я бы тоже это змеиное гнездышко поворошила - ради бабушки.

Хайрулла потянулся так, что косточки захрустели и прищурил свои шальные глаза.
- Ай, достопочтенный, зачем лишаешь меня последней радости, сделать тебе, как это у вас северян звучит дивное слово, которое обозначает неожиданную радость и нечаянныйц подарок...Ах, да, сюрприз. Воистину, Милосердный, да удлинится тень его бороды трижды тридцать раз, наградил тебя разумом достойным падишахского звездочёта, что в сиянии серебряных гвоздиков, коими синее небо прибито к куполу мира, зрит прошлое и будуще, если ты сумел увидеть уготованный тебе сюрприз. И если ты, о достопочтенный, поднимешь своё седалище, воистину вызывающее зависть у всех евнухов султана Селима Чернобородого и красавиц Хеджвы, ибо там именно размеры оного считаются эталоном красоты, и взойдёшь на верщину бархана. то узреешь своего осла, мешки, коими ты так дорожишь, а так же пиршественный дастрахан раскинутый трудолюбивыми рабами нубийцами. Ибо я привёл не только осла, о пальма севера, чей смех подобен журчанию ручья для путника истомлённого зноем. Я привёл подмогу.

Сообщение отредактировал Момус - 27-02-2008, 17:26

Чернокожие красавцы-нубийцы, зависть всей женской половины человечества, расселись вокруг возлежавшей на шёлковом покрывале ифритки. Мэв вкушала персик и наслаждалась жизнью. Её кожа, переливавшаяся, обыкновенно, под палящими лучами солнца всеми оттенками красного, в свете сегодняшней луны была цвета тёмного сандалового дерева - под стать настроению хозяйки. Настроение было прекрасным. Нигде на земле ифритка не чувствовала себя так хорошо, как под палящим солнцем пустыни Эф, скрывшимся сейчас, к её великому сожалению, за горизонтом.
Один из рабов, чью шею украшало кольцо червлёного золота, повинуясь щелчку пальцев повелительницы, подал ей веточку винограда, второй – в серебряном ошейнике, наполнил кубок вином. Ощущение счастья было бы полным, если бы не осёл, который истошно орал, наполняя сердце джиннихи тоской.
Чёрные глаза, в которых иногда вспыхивало оранжевое пламя, выжидающе упёрлись в третьего нубийца, не обременённого в данный момент никакой работой. Через минуту неприятные крики прекратились. Если бы девушка удосужилась взглянуть на своего верного слугу, она бы расхохоталась от представшего окружающему миру зрелища – парень обхватил руками пасть животного и просто-напросто не давал выдохнуть тому ни звука.
Неожиданно Мэв вскочила.
«Тысяча чертей, что же теперь меня раздражает?!»,- ифритка топнула ножкой в изящной сандалии. Для неё резкая смена настроения - в порядке вещей, но обыкновенно это все же в большей степени была игра. Когда являешься повелительницей огня, приходится отвечать за свои действия, пусть даже разрушения были непреднамеренными. В конце концов, до джиннихи, наконец, дошло, что причиняет ей такое беспокойство. Она шумно выдохнула и уселась, как ни в чём не бывало обратно на шёлк, с удвоенной энергией принявшись поглощать разнообразные фрукты.

Появившиеся путники могли вдоволь любоваться порочно-безмятежной красотой черноволосой Мэв, олицетворявшей собой к их приходу полное спокойствие.

Сообщение отредактировал Анж - 29-02-2008, 13:42

Почему-то кьярины спутники не спешили разразиться приветственными криками при виде незнакомой красавицы. Мукекун и Вирна стояли справа и слева от Зверика, положив руки ему на мохнатые бока и настороженно улыбались. Каух клокотал кипящим ядом и молчал. Шер-эд-Дах, забыв про недавнее возмущение, умиленно взглядывал на незнакомку.

- Доброй ночи, уважаемая! - опять Кьяре пришлось проявлять вежливость за всю компанию. - Друзья Хайруллы - наши друзья! Несомненно, он рассказал вам о наших приключениях и назвал наши имена... Но на всякий случай... Меня зовут Кьяра, этих очаровательных девочек - Вирна и Мукекун, - очаровательные девочки насупленно помахали руками. - Этого прекрасного скакуна архугарской породы зовут Шер-эд-Дах и он сам о себе расскажет куда лучше меня. А вот этого молчаливого господина звать Каух. Он маг, а молчит потому что, как я подозреваю, у него была неудачная любовная история... но он о ней никогда никому не расскажет... и теперь ко всем прекрасным молодым девушкам относится с большой осторожностью.

Выражение каухова лица Кьяра истолковала примерно как "ну погоди у меня, попрыгаешь белкой денек-другой". Маг презрительно фыркнул, плюхнулся на шелковое покрывало и цапнул самый крупный инжир.

Тщетно было ожидание Мэв – Хайрулла так и не удосужился её представить. Рабам нубийцам это было невозможно сделать, так что пришлось ифритке вступить в беседу, минуя надлежащий порядок.
Нет, она не была радетельницей всех этих старинных запутанных традиций, в которых даже жрецы уже толком ничего не смыслят, просто Мэв любила иногда покрасоваться перед новыми знакомыми, да и вообще…
Как бы то ни было, прекратив поедание персика, девушка, не вставая, грациозно поклонилась, затем, осмотрев каждого из новоприбывших по очереди и очень внимательно, будто оценивая, кто чего стоит, она всё же остановилась на единственной, которая удосужилась с ней заговорить.

- Друзья Хйруллы – мои друзья,- мило улыбнувшись и стрельнув взглядом в обладателя такого количества друзей, она продолжила,- а враги Хайруллы – ваши враги?

Счесть выражение морды Шер-эд-Даха "умиленным" мог бы только человек насквозь северный и с верблюдами имевший дело позорно мало. Перепуганным оно было. И недоверчивым. И даже с некоторым оттенком отвращения, ибо во всех прочитанных и услышанных им сказках джинны (и джиннии!) были существами злокозненными, коварными и донельзя опасными, невзирая на то, что иногда обладали редкостной красотой.
И сейчас только страх мешал верблюду врубиться в разговор, подобно тому как врубается в битву султанская конница, и потребовать, чтобы северяне сейчас же и навсегда прекратили всяческие отношения с этим ужасным существом.
И если бедняга верблюд вновь не потерял от ужаса свой недавно обретенный разум, то лишь потому, что почти одновременно с джиннией в их компании появился Хайрулла. Тот самый Хайрулла, который по-прежнему именовал верблюда "учителем", но ответить которому Шер-эд-Дах не посмел, ибо не пристало домашней скотине беседовать с богами.

Я и Мяв

- Знаешь, напарница... - медленно и тихо пробормотал Каух. - Я скорее рад, что этот божественный ... - он проглотил ругательство - ... ребёнок с нами. Но вот так вот высветить нас всей пустыне - когда мы изо всех сил пытаемся быть незаметными...
- А ты уверен что не ревнуешь? - так же тихо, но снова не шепотом ответила ему Кьяра. - Всем известно, что в плане магии огня ни один колдун не сравнится...
- Я не колдун! - зарычал Каух. - Я маг!
- Неважно, - махнула рукой Кьяра. - Вот прямо сейчас это неважно.
- В следующий раз, когда тебя грызанёт помойный червяк, - задрал нос маг, - я тебе выдам свиток, и учи его сама! Может быть тогда ты поймёшь разницу.
- Только пути богов неисповедимы для нас, ходящих по земле, - серьезно продолжала Кьяра. - Если он тут, значит так надо.

И обернулась к Хайрулле.
- Так мы очень внимательно слушаем тебя, наш божественный друг. О какой такой опасности ты хотел нас предупредить?

А в это время вдали от стоянки северян, в черном шатре, разбитом посреди небольшого оазиса, по лежащему на походном ложе ковру прошла медленная тягучая судорога.
Этот ковер, самая ценная вещь в шатре, всегда был на глазах у хозяина: либо лежал на ложе, либо носил своего господина по небесам. Но две луны назад хозяин, взволнованный чем-то, приземлился у шатра и отправился отдавать приказы слугам, бросив свое сокровище без присмотра. Потом спохватился, подобрал ковер... но поздно. Случилось непоправимое.
Мимо шатра пробегал шакал. Он еще не понимал, что бешенство уже овладело им, но уже начинал чувствовать тревогу и злость. Пробегая мимо шатра, зверь несколько раз впился зубами в плотный войлок ковра - просто так, из раздражения. И побежал дальше по пути, в конце которого его ждала страшная смерть.
С тех пор прошло две луны. Яд дремал в войлоке, медленно пропитывая шерсть... И вот страшный посев созрел.
Ковер снова вздрогнул - и медленно приподнялся над ложем. Впервые с тех пор, как он вышел из рук мастера чародея, он поднялся в воздух по собственной воле. Да и не было у него до сих пор собственной воли. А теперь была - темная, страшная. Воплотившаяся в ковре злобная душа шакала гнала его на охоту.
На кого охотиться? Неважно. На того, кто попадется первым.

Мальчишка постоял на вершине бархана запрокинув голову в ночное небо. Головки серебрянных гвоздей, коими Милосердный прибил бархатный полог к хрустальному своду то загорались ярче, то притухали, подобно красавицам скромно потупляющим взоры. И казалось. что дружески подмигивают они.
Хайрулла спустился к остальным
- А враги Хайруллы - проговорил он обращаясь к Мэв - для них дважды друзья, ибо вышеупомянутый Хайрулла. часто изводит их насмешкоми, не так ли, о пантера северных поселений.
Мальчишка потянулся к фруктам и притянув виноградную гроздь (ай, что за виноград, уважаемые!У самого падишаха на столе такого не бывает. Рубин среди виноградов!), начал меланхолично отправлять одну ягоду за другой себе в рот.
- Расскажу я вам маленькую сказку. Давным давно, когда в бороде Милосердного было в тридцать три раза меньше серебрянных волосков чем теперь, а небо было свежее-свежее. Тогда ещё не было пустыни Эф. А была цветущаяя равнина - ал-Джанна. На язык северян можно перевести, как Сад. Люди были не лучше и не хуже - ведь они же люди, да не оскорбяться мои достопочтенные слушатели. Они выращивали финиковые пальмы, пили молоко зебу, ели пахлаву на меду диких пчёл. Стада их были неисчислимы, богатства, да что богатства уважаемые. важнее, что они умели радоваться жизни. О, да, наипыльнобородейший из магов, так было. Но люди, повторю я есть люди...

"... ал-Хафиз иль Баддах, великий везир лежал на ступенях балахана мёртвыми глазамит смотря в мутное от дымов пожарищ небо. Белоснежный тюрбан великого везиря пересекала, подобно следу от удара шамшером, красная полоска - кровь брызнувшая из рассечённого лба запачкала дорогую ткань. Башибузуки Хасана Свирепого откручивали головы павлинам и фазанам из внутренних садов дворца.
Трупы валялись на улицах города и собаки дичали, питаясь падалью...
Хасан лично вошёл в покои младшего сына султана - Керима.
- Отец твой, солнце на земле, отправился к праотцам своим - сказал двоюродный брат султана и капля крови с его ятагана упала на ворс дорогого андалахарского ковра, подтвердив его слова - горё моё не знает границ, терзая мою печень, ибо как мне пережить смерть любимого брата? - спросил Хафиз.
И другая капля крови, возопила о том, что лжётСвирепый, призывая в свидетели сталь ятагана, десять минут назад забравшего жизнь султана, врубившись в его горло.
- Но сможет ли десяти летний мальчик, принять ношу сломившую достойнейшего из нас - моёго брата? - спросил Хасан шагнув к Кериму..."

Тихо шелестят мои страницы. О да, память моя - живая память писавших меня вопит во мне глашатаем с базарной площади. О, я знаю эту историю! Горькими слезами плакали писавшие меня, ибо сердце их полно было скорби об утраченном

Страницы книги шевельнулись раскрываясь...
"- Раб у порога отца моего. Гнилая ветвь. Сын жадного шакала и продажной девки. Убийца родной крови.
Так ответил Керим, сын Ахмада, Хасану Свирепому. И взглянул бесстрашно в его глаза.
- Проклят ты и весь твой род. И дом твой. И не будет тебе покоя и счастья. Песками покроется земля твоя, мёртвый душой мёртвыми станешь править ты. И не будет тебе покоя. Земля, да не прростит для тебя ни злака ни плода. Вода - да желчью потечёт по горлу твоему. Чрево жены твоей - да не породит тебе наследника. Конь твой споткнётся, мечь - затупится. Добычей псов и шакалов быть тебе и царству твоему. На века. На веки вечные. Пока...
Но шагнул лютый в ярости своей Хасан и одним ударом..."

-Достаточно Книга - глос мальчишки был негромок, но страницы зашелестев закрыли страшное послание. И в голосе том. не было привычной язвительности. - С кем собрался сражаться ты, о наимудрейший из магов, если против тебя незаконченное проклятие целой страны?

Не по всякому лицу заметишь, что за чувства возобладали в данную минуту над существом.
Всякий, кто обратил бы в эту секунду свой взор на прелестную Мэв, ни за что бы не догадался, что девушка увлечена страшным пророчеством более, чем персиком, истекавшим соком в её тонких пальцах.
Рабы проворно вытирали его, не допуская до прекрасных одежд, в которые она была облачена.
Старинные пророчества и проклятия, её тайная страсть, вот уже многие годы не давали ей покоя. Прежде она увлекалась кое-чем другим и намного менее пристойным, а значительно более кровавым.
Эту сказку, если позволительно с таким неуважением относиться к страшному предопределению чьей-то жизни, она слышала не в первый раз, но всегда это были лишь невразумительные слухи, сейчас же, благодаря совместным усилиям Хайруллы и Книги, в её воображении, яркими красками расцвеченная, разыгрывалась драма.
Но всё же рассказанное её далеко не так сильно удивило, как вопрос магу заданный.
Одного взгляда на Кауха было достаточно, чтобы понять силу этого человека, но, конечно, только в том случае, если смотрящий знал, как и куда надо смотреть.

Мэв прищурилась, будто решив проникнуть новому знакомому в душу, узреть нечто, подвластное лишь взгляду богов.

А вот Шер-эд-дах обратил на слова бога и книги куда больше внимания, чем джинния. Собственно, он даже про джиннию забыл, хотя до этого поглядывал на нее с опаской и подумывал, не удалиться ли в пустыню на поиски зарослей верблюжьей колючки. Так оно безопаснее будет...
Но слова, что полились с уст Хайруллы и подхвачены были легким шелестом страниц Книги, заворожили поэта. Бесстрашно подойдя ближе и вытянув длинную шею, чтобы не упустить ни звука, внимал Шер-эд-дах древней страшной повести.
Когда смолкли слова Книги, он почтительным (хотя и дрожащим) голосом вопросил:
- О ты, воплощение божественной сущности, и ты, сгусток мудрости древних времен... что имели в виду вы оба, говоря о проклятии целой страны, обратившемся против нас, жалких смертных? И как можем мы отвратить от себя столь грозную участь? Собственно... э-э... в какую сторону нам лучше удирать?

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 1-05-2008, 14:19

Айзара уставшая и голодная шла по пустыне. Уже было совсем темно и холодало. Девушка была одна. Ну, раньше конечно у неё был конь, которого недавно увели какие-то непонятные мертвяки. И теперь девушка шла по следу, чтобы отыскать его, а заодно всю поклажу, что была при нём в тот момент. Единственное, что радовало девушку в тот момент, так это погода. Песчаной бури давно не было, и следы можно было разобрать.
Айзара неожиданно споткнулась и упала. Девушка перевернулась на спину и устремила свой взор на звёздное небо.
«Как же оно прекрасно». – Подумала она. Айзара любила звёзды, ведь они всегда указывали ей путь и освещали дорогу во тьме.
«Ух, попадитесь мне проклятые мумии на пути!!! В клочья порву»!!! – Выкрикнула девушка, ударив ладонью по песку, вздымая облачко пыли.
Она поднялась и двинулась дальше. Ей не терпелось скорее найти своего верного арабского скакуна. Девушка мечтала сейчас о заветном бурдюке с водой, что был привязан к седлу. Дрожь пробирала девушку до костей. Неожиданно повеяло дымом. Айзара не обратила на это внимания, решив, что показалось. Ан нет, когда она подняла голову, то заметила вдали огонь костра.
«Неужели мне сегодня повезло»? – Айзара обрадовалась и кинулась к костру.

Каух выплюнул виноградную косточку, не спеша поднялся и пошел прочь.
- Эй, ты куда? - окликнула мага Кьяра. - Неужто обозначаешь направление для всеобщего бегства?
- Там видно будет, - бросил через плечо Каух. - А пока мне просто надо... отойти.
- Смотрииии! Вот как сцапают тебя нежити за барханом! - припугнула Кьяра.
- Угу, и слопают... - донеслось в ответ.

- За лагерем следи - послышалось ехидное из-за бархана. - а то ходят тут всякие...

Голос прервался, послышалась шумная возня, потом полузадушенное ругательство... Къяра насторожилась, выхватила меч, и бросилась по следам напарника.

Поздно! Всё, что успела увидеть воительница - это башмаки Кауха, торчащие из скрученного рулетом ковра, который поднимался в воздух с добычей.

- Я вернууусь... - послышалось глухое - не надейся...

- Хайрулла! - воскликнула Къяра, - сделай же что-нибудь! Хайру... - и осеклась. Юный бог уже исчез куда-то по своим неотложным боговым делам. Вот он был - и вот его снова нет. Мальчишка...

- Они как всегда в своём репертуаре, - топнула ногой воительница. - Один в в ловушки попадает, другой - в воздухе растворяется. И мне что, одной с армией мертвяков сражаться?!

Серой уже давно начало казаться, что она поспевает за происходящим как-то... с задержками! Она сидела подле Зверя, придерживая его за холку, с другого его бока сидела Вирна - и так же держала чудовище. Ласково, но крепко.
Как всегда недовольный Каух (господи, да уймите же кто-нибудь этого старикашку!), ворча, полез в кусты. Къяру он, конечно, и не думал слушать.. Вот и поплатился, увлекаемый летающим ковром в небесные выси. Лишь отголоски воскликов Кауха донеслись до ушей собравшихся подле костра.
Серая вытянулась в лице, всем видом показывая, что она снова пребывает в состоянии легкого шока.
- Къяр.. Я, конечно, понимаю, что опять ничего не понимаю.. Но.. Почему нам так везет?!

Сообщение отредактировал Мукекун - 20-05-2008, 14:26

- Боги нас любят! - бросила Кьяра, вспрыгивая в седло. Рыжий костер остался позади, никто не окликнул северянку. Только вот.... да нет, показалось наверное... мягкий шорох волчьих лап за спиной.

Темная пустыня стелилась под копыта лошади, одинокая всадница неслась туда, где поднималась темная громада неведомой крепости. Синие всполохи приближались, тень всадницы жутковатым чудищем мчалась по волнистому песку.

Не доехав до замка немного, Кьяра спешилась и шлепнула Иргу по крупу:
- Беги, лошадка! Может, хорошим людям попадешься... хм... если только сразу не побьешь их копытами.

Боги, конечно, много обещают. А как им еще склонить людей на свою сторону? Но как доходит до дела - пропадают тут же. Кьяра вполне осознавала, что одна она много не навоюет. Может, раскрошит на кусочки пару мертвяков, так что с того? Но оставить Кауха на съедение нежити...

- Да что с меня толку? - громко вопросила Кьяра. - Даже детей не нажила, остается только с пастью честь! То есть с честью пасть...

Как попасть в замок за высокой стеной с крепкими воротами. Пробить их тараном? Закинуть на стену крепкую веревку с железным крюком на конце? Или окружить твердыню многочисленным войском и долгой осадой вынудить обитателей замка открыть ворота. Ни один из способов Кьяре не подходил, поэтому она просто подошла к тяжелым кованым створкам и постучала.
- Эй, открывайте, гости пришли!

Прислушалась к зловещей тишине внутри, постучала громче, потом заколотила в ворота ногами.
- Поумирали вы там все, что ли? А... кхм... ну да, поумирали... Но это не оправдание! Открывайте!

Кьяра несла такую чушь, что самой было стыдно. И творила такое, за что еще недавно надавала бы себе по рукам. Похищение ворчливого мага и вероломство Хайруллы как-то слишком больно ударили суровую воительницу. Эта дурацкая выходка - бежать одной в темноту сражаться с армией нежити, орать под стенами вражеского логова, долбить в ворота... Смерти ищешь, дура? - прошипел ветер в ушах.
- А вот ищу! - нахально ответила Кьяра, пиная ворота. - У меня в жизни все было, только смерти еще не было.

И долбанула по воротам так, что долго шипела и прыгала на одной ноге. Зато на удивление, створка подалась и чуть приоткрылась.
- Ага, испугались! - обрадовалась Кьяра, налегая плечом и шагая внутрь.