Закат самурайских времен, Эра Мейдзи

[SonGoku >>>]

На всякий случай Идзуна накрепко вцепился обеими руками в конскую гриву, лошади это не очень нравилось, животное пританцовывало, а вот это уже в свою очередь еще больше тревожило мальчишку. Пацан так крепко сжал пальцы, что те заныли от боли, и заскулил, что больше не хочет ехать верхом, от погони, наверное, уже оторвались, можно его отсюда снять?
- Такими черепашьими темпами можно оторваться только от той погони, что движется в противоположную сторону, и то надвое. - Проворчала по-русски Анна. А потом уже по-японски добавила, - скоро конюшни?
Идзуна понятия не имел, а Гокайшин заверил, что осталось совсем недалеко, вот только свернуть вон в тот проулок, что они и сделали. Конь встал как вкопанный, и бродяжка, не разжимая пальцев, с испуганным писком начал съезжать с его спины на землю.
Анна не была матерью, и не слишком стремилась к этому, по правде говоря - но наличие рядом слепого ребенка, пусть японца, и к тому же совершенно непонятного, чем-то трогало ее сердце. Вот и сейчас она едва удержалась от того, чтобы помочь Идзуне - спутники могли истолковать ее порыв неправильным образом. Вместо этого она накрутила на палец прядь волос и резко дернула: жест, означающий нетерпение.
Идзуна не хотел отпускать спасительную гриву, конь такого обращения с собой не стерпел и встал на дыбы. Гокайшин схватился за узду, утихомиривая животное, а его незадачливый то ли спутник, то ли слуга кубарем скатился вниз и проворно убрался подальше от копыт.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал Идзуна, потирая разные части тела. – Я же предупреждал, что свалюсь. Может быть, лучше спрятаться где-нибудь? Чем быстрее бежишь, тем ты заметнее для погони.
Анна огляделась в поисках конюшен. Запах здесь чувствовался явственно, но вот определить, которой из диковинных строений предназначено лошадям, женщина была не в силах.
- А... А где лошади? - Анна понимала, что вопрос звучит глупо, но не могла придумать ничего лучшего.
Бродяжка поднялся на ноги, нашарил руку новой знакомой, подергал ее за одежду.
- Пойдем, - он настойчиво тянул женщину в сторону источника нужного запаха. – Я покажу.
Из одного из строений сильнее всего пахло животным теплом, прелой соломой и навозом.
Северянка не имела против решительно ничего - тем более что мальчик (Анна решила пока считать это мальчиком) выглядел уверенно. Справившийся с конем Гокайшин пошел следом, ведя фыркающее животное в поводу. Где здесь конюшни, он и так знал, поскольку именно там покупал этого строптивца, но позволил Идзуне показывать дорогу, тем более что тот шел правильно. Примерно через минуту Минамото в очередной раз бросил попытки представить, как именно слепой ориентируется, да еще и находит нужное место.

(мода расползается - Hinode, Далара, ну и я немножко)

[Grey >>>]

Кодзи выспался на удивление хорошо, несмотря на вчерашние проишествия. Старая поговорка гласит, что у безумцев и убийц всегда прекрасный сон. Возможно, это и правда в отношении вторых...
Музыкант проделал серию очень быстрых и трудно понимаемых упражнений, которые казалось, не задействовали и десятой доли каких-либо важных мышц. В принципе, и самих этих мыщц во многих местах наблюдался явный недостаток.
Переодевшись, Кодзи спустился вниз в чайную залу и, соблюдая достоинство важного столичного чиновника (невысокого ранга, а от того и столь важного), заказал завтрак. За несколько монет хозяин заведения с радостью поделился с Кодзи всеми последними городскими сплетнями и слухами. Поглощая рис и свежие овощи, синоби дожидался своих спутников, иногда задумываясь над тем, не удрали ли они от всего этого безобразия еще прошлой ночью.

[SonGoku >>>]

(плюс Hinode и Далара)

Хотя вслух он ничего не сказал, все мысли Идзуны оказались написаны на его лице, а Гокайшин за последние дни успел приноровиться их читать. И он теперь больше не сомневался в готовности и желании бродяжки добраться до чужих вещей, не важно, хорошо или плохо они лежат. Вот только Минамото все не мог определиться, как он относится к этой страсти и к Идзуне в связи с ней.
А бродяжка дождался, пока все вокруг стихнет, и шум на улице, где погоня, потоптавшись на месте, убежала искать их куда-то дальше, и возня в конюшне после того, как Гокайшин предложил здесь и переночевать до утра, чтобы их не посчитали еще и ворами, если они уведут лошадь в неурочное время. Маленький бродяжка удивился, что для того, чтобы что-нибудь у кого-нибудь увести, требуется подходящее время, но спорить не стал, хотя лично он всегда, в любой час и минуту был готов пополнить свои немудреные богатства за счет ближнего.
Впрочем, когда он бесшумно перебрался из своего угла туда, где устроилась на ночлег их неожиданная спасительница, им двигало любопытство, а не желание обогатиться. Затаив дыхание, Идзуна осторожно, почти не касаясь кончиками пальцев кожи женщины, провел ладонью над ее лицом, повторяя необычную лепку скул и подбородка. Потом небольшая рука с обгрызенными ногтями скользнула ниже.
От прикосновения к оружию Анна проснулась сразу. Только выхватив реммингтон из чехла прямо перед носом бродяжки, и наставив на предполагаемого противника, женщина вспомнила, где находится.
- Идзу.. Идзуна. Это ты?
Мальчишка вздрогнул, потерял равновесие, отчего его рука, зарывшись в одежды женщины, нащупала под ними что-то такое, что заставило воришку застыть на месте. Потом бродяжка отдернул пальцы и медленно, стараясь не делать лишних движений, прикоснулся ими к холодному металлическому предмету возле своего лица.
- Что это такое? – с любопытством спросил он.
К женщине бродяжка невольно проникся уважением; даже самые чуткие люди редко ловили мальчишку за руку.

[Nikkai >>>]

- Револьвер*. Ты меня напугал... - Анне было стыдно оттого, что она наставила пистолет на ребенка, настолько стыдно, что она даже готова была простить ему отдавленные части тела. - Ты знаешь, что значит это слово?
- Ревореверу? - прилежно повторил незнакомое слово Идзуна. - Нет. Что это?
- Оружие, - женщина задумалась, припоминая подходящие слова. - Западное оружие. Стреляет.
Идзуна еще раз провел пальцем вдоль длинного ствола, удивленно приподнял брови.
- А чем?
- Чем зарядишь, - усмехнулась Анна. - Патронами. Старыми, но очень хорошо.
Идзуна нахохлился рядом с ней, подобрав босые ноги под себя и обхватив колени руками. В соседнем углу под одеялом со спокойной совестью похрапывал Гокайшин, внизу топтались лошади.
- Никогда не встречал женщину, которая стреляет из такого оружия, - признался бродяжка и положил острый подбородок на колени. - У тебя есть что-нибудь съестное?
- Сейчас проверю, - днем ранее Анна покупала еду в какой-то деревне, но о сроках хранения риса не имела ни малейшего представления. - Посмотри, это еще съедобно?
Идзуна вгрызся в предложенное с таким азартом, как будто ему предложили пировать у самого императора.
//
*курсивом буду выделять те слова, что Анна произносит не по-японски.

Сообщение отредактировал SonGoku - 11-07-2006, 10:00

[Last Unicorn >>>]

(No comments)

Она ждала его, даже не подумала лечь спать, хотя раскатала футон и вынула одеяло, одно на двоих, а сейчас - с задумчивым и каким-то таинственным видом сидела перед небольшим столиком. Как только негромко стукнула отодвинутая перегородка, опустила на зеркало платок, повернулась, сложив на коленях руки, смущенно потупилась. Как будто не она недавно бросалась воинственно на громил на постоялом дворе, училась владеть мечом, сражалась, как мужчина...
- Добро пожаловать домой, - девчонка поклонилась. - С возвращением.
Пока его не было, она успела переодеться еще раз, по-другому причесала длинные волосы; за новый, только что купленный пояс засунула флейту и веер. Словно не успела придумать, какой нравится ему больше - маико из чайного дома, грозной, но маленькой спутницей в дороге или... Юкио прикусил губу. Легко было вообразить ее кем-то более значимым.
- Только не требуй уйти, я тебя не оставлю, - заявила Широ, будто угадала его мысли.
Наваждение прошло, от покойной жены Кумихимо никогда не дождался бы подобных слов. Та была высокого рода, воспитана в старых традициях, сдержана в проявлении чувств и эмоций. Никакого сравнения с деревенской девчонкой.
- Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Она улыбнулась, опустив глаза и жестом приглашая его сесть рядом. Юкио сел напротив Широ. На несколько минут повисло молчание, но девушке оно не показалось неловким - просто так и должно было быть... За этот короткий промежуток она еще раз успела поймать его взгляд и смущенно прикусив губу, отвернулась к окну. Светало.
-Ты проголодался? - она, вдруг вспомнив, что Юкио так долго не было, подскочила с места. Наверняка здесь можно найти что-нибудь перекусить.
Он удержал девчонку за запястье, почему-то смутился, хотел отдернуть руку, но не стал. И кожа у нее грубее, чем у знатных девушек, и движения размашистые.
- Лучше посиди со мной, - он заставил ее опуститься на прежнее место. - Если хочешь, сыграй на флейте.
- Хорошо... - она растерянно посмотрела по сторонам, не понимая как целый день можно было проходить голодным. По привычке поправив свои черные волосы, сейчас аккуратно собранные в пучек, она осторожно высвободила свою руку и достала из-за пояса флейту. Когда она последний раз играла?.. Поднеся к губам инструмент, она сыграла несколько простеньких мелодий, пытаясь вспомнить и настроиться на инструмент. При этом она иногда хмурила бровки, отводя флейту от губ и рассматривая ее, пробегая пальчиками по клапанам. И, наконец таки оставшись довольна мягким и плавным звучанием инструмента, она уселась поудобнее. Прикрыв глаза, застенчиво улыбнувшись, и взмахнув руками в артистичном жесте, поднося флейту к губам... девушка заиграла. Тихая, мягкая мелодия холодных ночей, далеких сверкающих звезд, бессонных ночей, жарких поцелуев, сладкого ветра... Широ сама не заметила, как встала с пола и начала танцевать, полностью закрыв глаза и отдав свою душу бесконечной мелодии жизни. Она танцевала...
Она и раньше ему играла, в чайном доме, тогда Юкио не обращал на нее внимания, маико и маико, привлекательная, но первой красавицей не стать никогда. Сейчас перед ним была другая, незнакомая - как ожившая ледяная статуэтка. Хочется протянуть руку, остановить ее танец, прижать к себе... и боязно растопить лед, вдруг исчезнет, испарится, опять оставив его одного. Все, кого он знал, кто всегда был рядом, уходили, умирали или просто исчезали, а ему больше не хотелось быть одному.
А девушка продолжала танцевать, грациозно переставляя ноги в такт музыке, погрузившись в свои мысли и чувства... И только когда песня закончилась, она отвела от губ инструмент и открыла глаза. Перед ней сидел Юкио, и казалось, он что-то хочет ей сказать. Вдруг девушку охватило какое то непонятное чувство, она нагнулась к Юкио и легко прикоснулась губами к его щеке. А потом сделала шаг назад, убрав руки за спину и ожидая реакции, словно нашаливший ребенок.
Он смущенно улыбнулся, огляделся по сторонам, будто кто-то мог подглядеть, чем они тут заняты, застать их врасплох. Рассмеялся над собственной неловкостью. Он разглядывал Широ снизу вверх; ей было не положено стоять в его присутствии, но она стояла и вот-вот готова была сорваться с места и то ли убежать, то ли нет.
- Собираешься спать вместе со мной? - Юкио кивнул на футон и сложенное одеяло.
Теперь была ее очередь покраснеть от пяток до кончиков волос.
- Ну... тут собственно и времени спать не осталось, - она покосилась на окно, из которого в комнату побивался мягкий свет зарождающегося утра.
- Тогда ложись, не теряй из-за меня времени, - предложил Кумихимо. - Тебе нужен хороший отдых.
- Тебе тоже! - ловко отпарировала она. - Ты всю ночь был на ногах!
Девушка сделала шаг к нему, показывая, что куда он туда и она. А вдруг опять сбежит, пока она спать будет?
- Как скажешь...
Он достал из-за пояса мечи, поискал, куда бы положить, но стойки здесь не было, поэтому - просто на пол рядом с футоном. Развязал пояс хакама, с ними пришлось немного повозиться, прежде чем сложил, туда же отправилось хаори и верхнее косоде. Оставшись в нижнем - джубане - Юкио посмотрел на Широ.
- Ну а ты?

[Nikkai >>>]

Анна некоторое время просто наблюдала за тем, как мальчик ел, потом одернула себя и тоже взяла белый комочек. Моряки на "Пэри" говорили, что много риса белому есть нельзя, но никогда не уточняли почему. Тем не менее блюдо Анне понравилось - приятно-кисловатый рис с какой-то незнакомой начинкой.
- Как вы это называете?
- Мочи, - с набитым ртом просветил новую знакомую Идзуна. - Но ты же женщина, тебе надо говорить "амо". Правда, ты вообще странно говоришь...
Он вытер рот ладонью, размазав уже имеющуюся грязь по лицу.
- Мо-чи, - повторила женщина задумчиво, потом вдруг рассмеялась. И тут же зажала рот ладонью - дабы второй попутчик (имя его Анна не вспомнила бы и под пытками) не проснулся. - А почему мужчины и женщины говорят по-разному?
Бродяжка нашарил подходящую соломинку и принялся ковырять ее в зубах, прикрывая второй ладонью рот от собеседницы.
- Потому что мужчине не пристало говорить, как женщине, а женщине нет смысла говорить как мужчине.
Тут он все-таки спохватился и, отодвинувшись, поклонился, сложив перед собой ладони.
- Большое спасибо за то, что поделилась едой.
Мелкие острые зубы его блестели в темноте, как у растрепанного лисенка.
- Не за что, - отрешенно произнесла Анна. Она все еще раздумывала над очередной восточной странностью. Боже всемилостивый, а ведь и верно... Кабы не одежда, разве тут признаешь кто мужчина, а кто женщина? Все на одно лицо, почти на один голос. Скорее бы очутиться на европейском корабле!
- Далеко отсюда Нагоя? - этот вопрос Анна повторяла уже десятки раз, и теперь он звучал без особой надежды.
- В какую сторону я сижу лицом? - спросил Идзуна.
- Хм, - женщина нахмурилась. Когда они шли сюда, солнце светило ей в левое ухо, что означало... - На север. Точнее, на северо-северо-запад.
Эти слова Анна произносила уверенно, почти без акцента - сказывался опыт общения с обитателями портов.
Идзуна кивнул и вытянул в сторону правую руку.
- Примерно шестьдесят ри, потому что нужно будет обходить гору Годзайшо. Но если у тебя есть крылья, то получится гораздо быстрее. У тебя есть крылья?
- Ага. И нимб над головой, - усмехнулась Анна. - А у вас многие с ними ходят?
- Что такое нимб?

(Вместе с СонГоку)

[SonGoku >>>]

- Это когда голова светится как свеча, - улыбнулась женщина. - У нас считается, что по такому свечению можно узнать божьих слуг.
Идзуна поскреб коросту между пальцами, зашипел.
- Понял! - просиял он. - У монахов бритые головы, говорят, на солнце они отсвечивают, точно зеркало. А у тебя там волосы...
Судя по наморщенному острому носу и весело оскаленным зубам, бродяжка начал придумывать что-то весьма интересное для себя. Правда, из-под спутанной шапки волос только нос и торчал.
- А почему ты не стрижешься? - вдруг спросила Анна. Она уже выяснила, как трепетно местные самураи относятся к собственным прическам, но мальчик, кажется, совсем не желал следить за волосами. А стрижка могла сильно упростить уход.
Идзуна усмехнулся, сгреб рукой отросшую челку и приподнял волосы. В отличие от жителей островов, глаза у мальчишки были светло-голубого, почти белесого цвета; это было видно даже в темноте, а когда луна осветила его лицо, появилось совсем жутковатое ощущение.
- Ну как? - с любопытством произнес бродяжка.
Самому ему повезло ни разу не увидеть собственного лица, он был слеп от рождения, зато приходилось слышать испуганные возгласы в то время, когда прическа еще что-то значила для него.
- Хорошенький, - улыбнулась северянка. Она не была уверена, что именно это слово нужно употребить, но ее вокабулярий, увы, оставлял желать лучшего. - Глаза как у совсем маленького ребенка. Наши священники говорят, безгрешные.
На самом деле Идзуна скорее напоминал Анне чертенка. Того самого, что прельстился луной.
Бродяжка убрал ладонь. Может быть, женщина ошиблась и говорит про кого-то другого? Среди всех имен, которым обычно его награждали окружающие, слова "хорошенький" Идзуна не помнил.
- Ты смеешься надо мной, - насупился он.
- Зачем мне над тобой смеяться? - серьезно спросила Анна.
- Потому что все остальные смеются, - рассудительно заметил Идзуна, возвращаясь к прежним размышлениям. - Если ты поможешь мне в одном деле, я отведу тебя в Нагою.
- Кого нужно убить? - по тону женщины нельзя было определить, шутит она или нет.
- Хозяина дома, откуда мы только что убежали, - точно так же ответил Идзуна. - И еще одного. С первым сложно, потому что большая охрана. Со вторым, потому что он самурай.
Бродяжка помолчал и вздохнул.
- А еще потому что он был телохранителем главы клана... не так просто его убить.
- С первым помогу. Большая охрана - как раз то, о чем я мечтаю уже пару дней, - северянка недобро усмехнулась куда-то в темноту. - Со вторым... Хотелось бы узнать больше. На моей родине люди живут по-другому. И дерутся тоже по-другому.
Идзуна наугад протянул руку, он слышал, что у варваров был такой обычай скреплять договоры.
- Утром, - сказал бродяжка. - Утром я тебе про него все расскажу.
- Утром, - женщина без тени иронии пожала маленькую худую руку слепого.

(и Утренняя девушка... э-э... Hinode no tome)

[Далара >>>]

С самого начала он знал, что это сон, и можно будет проснуться. В любой момент, по желанию. Но он смотрел. И слушал.
Горы, знакомые с детства – столица. Раньше столица, сейчас уже больше нет, как ему сказали. Над горами парят пять разноцветных облаков, знамение. В чем его смысл, непонятно. Он прислоняется к стволу дерева и ждет – чего? Музыки. И та его не разочаровывает. В воздухе разливается звук сразу многих инструментов, похоже, здесь и флейты, и бива, и кото, оттененные барабаном. Он смотрит на столицу, на раскинувшийся внизу дворец, где он вырос, дворец, не менявшийся веками. Что-то не так, как он привык, что-то привлекает взгляд. Южные ворота! Они же были разрушены несколько веков назад, а тут стоят, целы и невредимы.
Движение воздуха. Все меняется, и вот уже не столица перед глазами. Берег реки, маленький мальчик, и рядом самурай. Они говорят о чем-то. Стойте, не двигайтесь! Взлетает катана... и снова ветер. Конный отряд, впереди с мечом наперевес крепкий мужчина. И он знает – это первый сегун. Но ветер дует дальше. Горит храм, суетятся люди. Провал. Новое начало и тут же снова провал темноты. Осыпаются камни под ногами, в этих камнях не живут ками. Хлопают на ветру пустые ворота, в них вот-вот ворвутся, и что-то будет... Но нет, изнутри подбегают люди, закрывают ворота, и неизвестное отступает, ложится в засаду, как большая злая, но терпеливая кошка.
Проснуться бы. Теперь нельзя: взялся смотреть, смотри.
И снова те же ворота. Их защищают, за них умирают, но кошка прорывается, скребет когтями, оставляя длинные кровоточащие раны, скалит зубы. Ей носят подношения.
Он смотрит на статуэтку Аматэрасу в своей руке, старую, потрепанную, знакомую до боли и оттого теплую. Вдруг размахивается и швыряет ее в воду, смотрит, как она исчезает в холодной почти непрозрачной толще. Что ж это он делает-то?! Мгновение, и он ныряет вслед за фигуркой, шарит руками, силится поймать. Ничего. Сдается, выныривает, и тут же ему под нос суют что-то черное, слабо поблескивающее. Оторопев, он смотрит.
- Револьвер, - говорят ему.
- Что?
- Ревореверу, - словно пытаются расшифровать.
- Зачем?
Никто не отвечает, на берегу пусто. Да нет, вокруг полно людей, особенно выделяются двое. Один одет в косоде и хакама, на поясе меч; второй – в европейском костюме. Ко второму подбежали жена и дети, рассказывают что-то, смеются. Улыбка на лице «европейца» отражается и на его, наблюдателя, лице. Первый лишь посмотрел отстраненно, и перед ним вдруг вспыхнуло пламя, отсекая его от всех. Еще немного, и нет больше первого, зови, не зови.
Он сделал шаг к первому. Подобрать пепел?
«Утром».
- Что утром?
Какой сонный голос... Неужто его собственный?

Сообщение отредактировал Далара - 12-07-2006, 11:05

[Grey >>>]

Кодзи вышел на деревянную террасу и осмотрелся, на улице было лишь несколько прохожих, торопящихся по своим утренним делам. Музыкант, застегнул пуговицы пиджака, проверил, удобно ли будет, в случае чего достать пистолет из кармана и зашагал по сухой дороге. Владелец постоялого двора должен был передать спутникам Кодзи, что тот вернется к полдню.
Музыкант шел обратно в сторону игорного дома, где они были накануне, вчера он так и не смог осмотреть место, где произошла бойня, а ему требовалось понять, сделал это воин или кто-то из его «собратьев». Конечно, за ночь там все могли убрать, но Кодзи весьма удивился бы такой расторопности якудза. Еще издали, заприметив знакомые ворота и пару охранников, маячивших возле них, «чиновник» свернул на перпендикулярную улицу и перелез через изгородь маленького, но богатого домика, теснившегося рядом. На заднем дворе никого не было. Ступая аккуратно по каменной дорожке, чтобы не оставлять следов на траве и земле, Кодзи дошел до забора и прислушался. Во дворе игорного дома было тихо. Музыкант подтянулся и перемахнул на ту сторону, сразу спрятавшись за бочку с водой, стоявшую неподалеку.

[Bishop >>>]

Утро было еще серым; Широ, что свернулась котенком под боком, грела дыханием плечо, пошевелилась, забормотала что-то. Черты лица ее разгладились, она больше чем когда-либо напоминала ребенка. Осторожно – чтобы не разбудить – Юкио выбрался из-под стеганого одеяла, забрал сложенную у изголовья стопкой одежду и меч. Комната была маленькая и одна, зато хозяин вчера с долгими извинениями принес старую ширму; шелк на ней полинял, но разобрать рисунок еще можно – из бело-розовых облаков утесом из морского прибоя поднимается замок с черными стенами, над черепичной крышей кружат три ворона.
- Ты куда?..
Самурай оглянулся у дверей; Широ терла глаза кулаками.
- Во двор, - усмехнулся Кумихимо. – Не беспокойся.
Хорошо, спросонья не догадалась спросить, почему в отхожее место он собрался с оружием и полностью одетый.
Утренний холодок пробрал до костей; чтобы согреться, Юкио подобрал с земли палку, взмахнул несколько раз – как в детстве, когда они бегали по двору замка, воображая, что деревяшка в руке заменит им меч. Городок просыпался, по улице прокатил свою бочку разносчик воды, навстречу протопали два дюжих парня; несмотря на прохладу они спустили одежду до пояса, обнаженные спины блестели от пота.
- Поберегись!
Юкио уступил им дорогу, и парни, толкая груженую мешками телегу, прошли мимо. Впереди мелькнула тощая фигура в европейском костюме; кажется, невольный спутник Кумихимо направлялся в ту же сторону, куда и самурай. Там, где Кодзи свернул в одну сторону, Юкио повернул в другую, обошел дом с другой стороны и толкнул незапертую калитку. От ворот доносились голоса, охранники спорили, кому из них убирать трупы и мыть пол, и успеют ли они до вечера.

[Grey >>>]

Кодзи аккуратно прошел вдоль стены, держась в тени забора. К счастью никому из охранников не было дело, до того, что твориться в задней части двора. Дюжина парней стояли у ворот и напряженно решали вопрос куда и как девать трупы, кто предлагал позвать монаха, чтобы тот сначала избавил дом от духов умерших, кто говорил, что их надо просто оттащить подальше и зарыть поглубже. Еще был вариант со сбрасыванием трупов в реку и так далее и тому подобное, словом якудза совсем не хотелось заниматься работой, вот они и спорили.
Костлявая тень незаметно прошмыгнула внутрь. Сомнения отпали практически сразу. Для работы синоби здесь было слишком... грязно. По-другому охарактеризовать увиденное Кодзи не смог, было что-то показное в этих убийствах, то, что, наверное, должно было внушать ужас и неуверенность тем, кто еще оставался жив. Это определенно не было стилем тех, о ком предупреждали в тайной полиции.
Ступая между засохшими лужицами крови, музыкант осматривал раны убитых и пытался понять, с какой целью кто-то зарезал столько народу. Ему было что-то здесь нужно? Он просто защищался? Или его наняли для устрашения владельца игорного дома?
Последний вопрос, кстати, можно будет, потом задать напарнику, это ведь все-таки его дядюшка оказался главой местных якудза.

Сообщение отредактировал Grey - 6-09-2006, 8:02

[Далара >>>]

Гокайшин сонно заморгал, зевнул. Задал вопрос еще раз: «Что утром-то?» Снова никто ему не ответил. Молчат, заговорщики.
- Что у вас там за секреты?
Анна что-то проворчала не по-японски, вероятно что-нибудь о слишком любопытных.
- Ну, не хотите говорить, ваше дело, - буркнул Минамото и повернулся на бок спиной к ним. На мгновение мелькнула мысль, что в спину могли что-нибудь и воткнуть, из головы не шло виденное вчера побоище и спокойно сидящий посреди него Идзуна. Да и пусть их. Пусть вообще делают, что хотят, а он утром поедет домой. Пускай сами разбираются.
Идзуна не решился вторично запустить руку в вещи их новой знакомой, а потому куцый остаток ночи прошел без каких-либо происшествий, если не считать возни мышей под половицами. Рано утром, когда солнце еще не взошло, бродяжка растолкал Анну, заранее приложил ей палец к губам и зашипел, выразительно кивнув на отвернувшегося Гокайшина.
- Пойдем, - едва слышно выдохнул Идзуна.
- Почему не надо было его будить? - удивилась Анна, стоило им отойти подальше. - Разве вы не друзья?
- Он нам только помешает, - пояснил как всегда практичный бродяжка и всю оставшуюся дорогу размышлял над последним вопросом.
Минамото проснулся в полном одиночестве. Сначала некоторое время лежал, пытаясь уловить звуки дыхания соседей по ночлегу, потом все же повернулся. Ну так и знал, ушли. Вместо них вернулась ночная обида. Гокайшин не глядя взял свои вещи и пошел к лошадям.

(вместе с СонГоку)

[SonGoku >>>]

Почему-то ожидал увидеть Сейтаку, но вместо него стоял крупный тяжелый японский конь. Анна свою лошадь оставила здесь, значит, недалеко ушли. Может, вернутся? Может, они просто за завтраком пошли? Да нет, из завтрака они не стали бы делать тайны. Гокайшин оседлал нового коня, которому еще и имя-то не дал, а прошлых хозяев забыл спросить. Забрался в седло. Конь, словно почувствовав настроение седока, запрядал ушами и громко фыркнул.
- Поехали, чего стоишь? - бросил Гокайшин то ли коню, то ли самому себе и направил животное прочь от конюшни на улицу.

Идзуна сидел спиной к улице и носом к забору, не потому что видеть весь свет не хотел (хотя и это тоже было бы, если б он мог тот свет увидеть), а просто чтобы продемонстрировать свое отношение. К тому самому миру, лично судьбе, всем богам вместе взятым и отдельно своей спутнице, которая, воспользовавшись преимуществом и силой, отобрала у бродяжки нож в самый неподходящий момент. Поэтому самурай с ненавистным именем успел уйти, так и не узнав, какая судьба ему грозила; едва ли он узнал в утреннем тумане недавнего встречного.
В благодарность Идзуна укусил Анну за руку.

Гокайшин тем временем ехал по улице. Мог бы быстрее, но никем не понукаемый конь плелся нога за ногу, норовя пощипать травку на обочине. Деревня куталась в утреннюю дымку и оттого казалась гораздо больше размерами и менее приземленной, чем днем или ночью. Эхо от стука копыт раскатывалось по улице, смешиваясь с гомоном спешащих на работу людей. Минамото вяло поглядывал по сторонам, витая мыслями одновременно дома в Киото и в школе музыки. Может быть, не стоило вообще покидать Китай?..

(те же плюс присутствующая лошадь и отсутствующая Хинодэ)

[Bishop >>>]

Мимо - разговор у ворот не прекратился, там по-прежнему спорили, - волоча за спиной деревянную бадью, прошел слуга; должно быть за водой. Следом бежал мальчишка, посланный к торговцу тофу; в миске звякали монеты. Туман еще не развеялся, далеко разносил звуки. Неподалеку по утоптанной в камень улице цокали конские копыта; кто-то рано отправился в дорогу, наверное, хочет до полудня добраться до горы Хиэй, переждать в деревне у подножия жару, а вечером опять пуститься в путь. Это если ему нужно на юго-запад, в столицу, иначе проехал бы другой улицей. Дался ему этот незнакомец! Ну какая разница, куда он держит путь, если они с Юкио никогда не встречались и едва ли когда-нибудь встретятся?
Самурай лениво озирался по сторонам. Все следы, если такие остались, затоптали еще вчера; но из дома несло кровью и падалью. Юкио присел на корточки, подцепил удачно прихваченной ранее палкой слежавшуюся листву - кучу старых листьев не так давно разворошили.
Громилы у ворот наконец-то замолчали, подозрительно уставились на пришельца. То ли решили, будто он виноват во всех бедах, то ли им было все равно, кто заплатит за их неприятности, но - положили руки на цуки мечей, неторопливо двинулись к нему.
Юкио бросил созерцать дорожку из капелек крови, что раньше скрывалась под прелыми листьями - тот, чей меч ее оставил, прошел к дверям через двор, не таясь, либо очень наглый, либо очень глупый, либо сам бог, что заведует мудростью, не сумеет понять, что им двигало. События последних дней начинали складываться в неясную и неполную пока картину. Самурай с любопытством глянул на громил. Дядюшка не оценит, если лишится еще троих; опять ругаться будет. Но и настроения для мирных переговоров нет никакого.
Юкио распрямился, бандиты выхватили мечи - двое, третий ничего не успел, получив палкой в лоб. Для верности Кумихимо ударил его и в подвздошье - пусть займется чем-то иным, а не дракой. В левой руке самурай уже держал пока закрытый тессен. Первый громила замешкался, может, слышал о Карасу-тэнгу из Вороньего замка? Второй с криком бросился вперед. Юкио шагнул в сторону, окантованный металлом веер опустился громиле на пальцы, расплющивая их, заставляя выпустить меч. Пока этот противник скулил и поносил на чем свет пришлого самурая, Юкио развернулся. В воздухе коротко свистнул клинок, бандит вскрикнул, прижал ладонь к уху, между пальцами сочилась кровь.
- Еще одно движение, - предупредил Кумихимо, - и станешь напоминать Мими-наши Хоичи. Ты хоть знаешь, кто это такой?
Бандит ошарашенно помотал головой.
- Так пойди и узнай!
Громила попятился, зачем-то кивнул и так - задом - исчез со двора.

[SonGoku >>>]

(вместе с Bishop)

Самурай вытирал меч, когда его внимание привлек шум у ворот.
- Ты вернулся? - удивился Юкио.
Посмотрел на оставшегося противника (тот все-так же пританцовывая, зажимая ладонь между ног и подвывая, отступал к дому; только теперь он стенал не от боли, скорее, от страха), оглянулся и - удивился еще больше. А он-то считал, что призраки днем не появляются. Но то, что стояло в воротах, не могло принадлежать к миру людей.
Длинные растрепанные волосы скрывали верхнюю половину лица; одна рука отведена в сторону, кончики пальцев едва прикасаются к каменной стене забора, в пальцах другой руки зажат метательный нож.
Хорошо, что это не призрак, плохо, что давешний слепой. Не убивать же мальчишку...
Бродяжка склонил голову набок, прислушиваясь, улыбнулся и облизал в предвкушении губы.

[Grey >>>]

(&SonGoku &Далара)

Из тех, кто был во дворе, эти шаги смог расслышать, наверное, только один человек. Проблема была в том, что именно от него, Кодзи и пытался спрятать свои звуки. Впрочем, о чем говорить, музыкант никогда не был мастером бесшумного подкрадывания, равно как и рукопашного боя. К тому же новая обувь была слишком жесткой. Появившись в дверях, Кодзи сделал еще несколько шагов, бессознательно попадая в такт шагам пятившегося одноухого бандита.
В руке у синоби был зажат двуствольный "ремингтон", оружие уже было нацелено. Создатель этого короткоствольного оружия вряд ли предполагал, что из него станут стрелять с такого расстояния, но вот за свой глазомер, в отличие от бесшумной походки, музыкант был уверен. Наконец-то он сумел увидеть вчерашнего метателя ножей, не слишком была радостная встреча. Мальчишка вновь здесь, и вновь наметил себе жертву в лице напарника Кодзи. Музыкант пришел к выводу, что парня будет лучше все-таки застрелить здесь и сейчас, чтобы уж потом не мучаться. Палец на спусковом крючке напрягся, в преддверии движения.

Идзуна медлил, что-то добавилось к хитросплетению звуков. Нужная жертва стоит на месте, и в руках у нее не только меч, как было в прошлый раз, но и окантованный металлом веер, а значит, вчера слух не подвел бродяжку, и ронин не соврал, называя себя.
- Матсумото-но Хироюки Сигэмицу... - нараспев произнес Идзуна, пробуя на вкус каждый слог имени. - Карасу-тэнгу...
Он говорил, чтобы убедить себя, что не слышит скрипа половицы под ногой, обутой в обувь с тяжелой подошвой. Но на всякий случай потянулся свободной рукой за еще одним кунаем.

Конь ступал медленно и лениво, словно ему, как и человеку на его спине, не хотелось уезжать из городишки. Под ногами всадника озабоченно суетился местный люд, готовившийся к дневному труду. По бокам вереницей стояли низкие деревянные домишки. Тоскливое зрелище.
Впереди показался давешний дом с трупами, и Гокайшин поежился, вспоминая сидящего посреди бойни Идзуну. Из ворот показался человек, он почему-то пятился. Едва ступив на улицу, вдруг стремглав бросился чуть не под копыта коня. Вовремя заметил опасность, остановился, жалкими, с налетом безумия глазами посмотрел на коня, на всадника и кинулся прочь. Только сейчас Минамото заметил, что человек этот одной рукой зажимает ухо, а между пальцами у него течет кровь. Неужели продолжение вчерашнего?
В проеме ворот стоял невысокого роста человек, одежды белые, волосы распущены. Еще шаг коня, и Гокайшин увидел нож в его руке и второго человека, стоящего перед Идзуной. Еще шаг - и в поле зрения третий человек. Дуло пистолета направлено на слепого. Минамото слетел с коня и кинулся к воротам.

[Bishop >>>]

(и Грей-сама)

- Значит, все-таки знакомы, - кивнул Юкио.
Самурай следил за мальчишкой-призраком, не отрываясь; хотелось проследить «взгляд» слепого, точнее – узнать, кого он там услышал? – но Кумихимо не сомневался: стоит ему повернуться, ему в спину воткнется нож. Он жив до тех пор, пока смотрит на пацаненка.
А тот очень плавно и медленно покачивал на ладони короткий тяжелый клинок, как будто оттягивал давно ожидаемое удовольствие.
- Я могу узнать, почему тебе так не терпится меня убить?
Маленький демон кивнул.
Кодзи внутренне улыбнулся, у этого маленького револьвера было два заряда, и пока этого вполне достаточно.
- Что ж... пусть будет так.
Юкио сложил тессен, сунул на привычное место, за пояс, поудобнее взял меч, опуская его в миги ваки-но гамаэ, мнимая беззащитность одурачила бы может быть другого бойца, но – не слепого.
- Тогда – не забудь рассказать.
Мальчишка снова кивнул, неторопливо свел руки для одновременного броска.

Кодзи нажал на курок, терять время дальше не было никакого смысла.

[Nikkai >>>]

Гокайшину потребовалось немного шагов, чтобы домчаться до ворот. Всего-то несколько секунд, но они показались очень долгими. На полной скорости, то ли в полупрыжке, то ли посреди шага, вытянув руки, Минамото сшиб легкого Идзуну. Главное, не оказаться внутри двора! Нет, удалось остаться на улице. Гокайшин больно стукнулся локтем о столб ворот, потом приложился спиной о сам забор. В правом плече будто засел вытащенный кем-то из костра не потухший уголек. Мир перед глазами резко переменился, ноги вдруг перестали держать, и Минамото свалился на траву под забором, придавив бродяжку.

Второй выстрел прозвучал почти одновременно с первым. Анна заткнула за пояс кольт и наставила взведенный, готовый к бою девятидюймовый "Ремингтон" на стрелявшего. Как ни крути, а старому, проверенному револьверу она доверяла больше. Много больше ей хотелось выстрелить в самурая - просто на всякий случай - но воин пока не проявлял агрессии, и она надеялась, что так все и останется. За несколько секунд до атаки туман показал ей лицо этого восточного мечника - и там не было ни гнева ни злобы. Впрочем, Анну это только больше встревожило. Япония была полна загадок - но выражения лиц ее жителей были самой странной из них. Встречала она и детей, играющих во взрослые игры, и закаленных большой кровью воинов... Но даже на лицах ее американских предков, в глазах их отражались обычные человеческие эмоции: гнев, отчаяние, усталость. Жители же островов даже смеялись не тому, чему смеялась бы она, Анна. Вот и сейчас, наставив безотказный "рем" на одного из противников, она пыталась прочесть на его лице что-то понятное и близкое. И следила за каждым его движением...

(с Даларой вместе)

[Bishop >>>]

Все произошло очень быстро – надо отдать должное этому маленькому бесенку. Юкио только поднимал меч, а тот уже отправил в полет кунай. Не вмешайся посторонние силы, легко не отделался бы. Только вот провидение, как всегда, странно распорядилось его жизнью. От грохота заложило уши, что-то чиркнуло по волосам, словно разозленная оса, левую скулу обдало жаром.


Кодзи успел заметить нового противника чуть позже, чем ему полагалось это сделать. Два выстрела слились в один, два противника лежат в воротах, кто убит, кто нет? Какая разница теперь, пуля женщины-гайдзина раскровавила мочку правого уха, но об этом знал лишь Кодзи. Тело синоби начало заваливаться назад, как если бы свинец угодил в район диафрагмы. Вторая пуля еще была в стволе.

Что за судьба - вечно оказываться под перекрестным огнем? Ладно, несколько лет наза, но дважды за короткое время... Юкио вдруг разозлился, потому и не сразу понял, что один нож, тот, что предназначался ему, застрял в в витках пояса рядом с тессеном, а второй разорвал рукав хаори, торчит теперь из предплечья.
- Yamete! - рявкнул он.

(и опять - Грей-сама)

[SonGoku >>>]

Широ бежала со всех ног, но все равно опоздала; не спасло даже то, что она в конце концов сбросила с ног деревянные гэта и помчалась босиком, крепко прижимая сандалии к груди. При звуках перестрелки (за несколько лет жизни в столице девчонка научилась распознавать и бояться ее) ей захотелось спрятаться куда-нибудь и понадежнее. Но стрельба раздавалась с той стороны, куда ушел Юкио, и Широ не собиралась отступать так запросто. Один раз ей показалось, будто она слышит знакомый голос; возможно, она обозналась, но сейчас эта ошибка придала девочке сил. Туман в достаточной мере рассеялся, чтобы разглядеть, что творится во дворе и рядом с воротами.
Широ для смелости зажмурилась покрепче и с размаху треснула зажатой в кулаке гэта по спине высоченному страшилищу, которое целилось в Юкио из длинной железки; она называлась "ружье" и являлась оружием, к которому самураи, захаживающие к ним в заведение, относились с изрядной долей презрения, но тем не менее считались.
- Не смей его трогать! - пронзительно завопила Широ.
Обернувшемуся демону (судя по удивленному восклицанию, тоже женского пола, как и защитница бродячих самураев) предстало странное зрелище: раскрасневшаяся от бега разъяренная девочка с кое-как собранными в прическу волосами, в развевающихся дорогих одеждах. И это мелкое чудо замахивалось для следующего удара.

Послушают его или нет – тот еще вопрос, Юкио счел за лучшее воспользоваться неожиданной заминкой и укрыться в доме. Ненадежно, но лучше, чем совсем ничего. Крики у ворот принадлежали, кажется, Широ. Самурай осмелился быстро выглянуть – действительно, она самая. Похоже, отныне придется составлять планы, учитывая сумасбродную девчонку. Второй сюрприз ждал на пороге. Вернее – лежал чуть в стороне.
Кумихимо поворошил горку европейской одежды, внутри которой – по его расчетам – должно пребывать весьма костлявое тело.

(вместе с Бишем)