След Волка, средневековье ли?

Подходящего сарая так и не было, но вскоре цыган обратил внимание на рубаху и штаны, закинутые на забор - не то просушиться, не то еще с какой целью. Одежда была довольно дешовой даже по меркам деревни, но вполне добротной. За исключением собаки, дремлющей в будке, ни во дворе, ни на улице никого не было видно - большая часть деревни давно уже была в поле, а оставшиеся старики, видимо, были заняты чем-то еще.

Реджинальд де Жюийяр возвышался - иного слова и не подберешь - на одной из сторожевых башен собственного замка. Место было достаточно отдаленным, чтобы вездесущие слуги десять раз подумали, прежде чем обращаться с глупыми вопросами, но при этом достаточно близким, чтобы хозяин замка был на виду и выглядел занятым. Скачущий прямо в ворота всадник сначала заставил благородного рыцаря нахмурить брови, но как только Реджинальд смог рассмотреть, что это был за всадник, выражение его лица тут же стало воплощением радушия. Жюийяр поспешил вниз, дабы поприветствовать доблестного рыцаря, чье имя никогда и не знал, но чью любовь к застолью и выпивке в хорошей компании не только помнил, но и разделял всецело.
Оба рыцаря тут же изчезли где-то в недрах массивного каменного строения.

Сообщение отредактировал Китти - 27-09-2005, 15:33

Самира настороженно прислушивалась. Сначала она услышала какого-то человека - он здоровался с ее неожиданным спасителем, он не один? Она насторожилась, а потом услышала другой голос - он был полон предвкушения и превосходства, был радостно азартен перед броском. Пес - жалкая бродячая псина, Самира задохнулась от негодования и как смеет эта тварь подавать голос в ее присутствии? Она уж было собралась рявкнуть на наглое ничтожество, но вовремя сообразила, что люди так себя не ведут, а с мелкой шавкой нормальный человек справится и без нее - пнет под брюхо и та сама убежит. Но вышло иначе. Пес напал - в просвет между домами, что составляли стены ее убежища, Самира увидела, как человек глупо вертится с прицепившимся к нему кобелем и ничего не может сделать, несмотря на то, что вчетверо больше собаки. Самира презрительно фыркнула себе в колени, и пусть вожак скажет после этого, что они опасны, пусть попробует убедить ее, что они не жалки и на них нельзя вести охоту. Даже бестолковая псина напала и преуспела, Самире бы хватило и пары мгновений, чтобы перекусить человеку горло. Клыки поползли в длину - она слышала агрессивное рычание, ворчание, которое врывается из горла, когда зубы увязли в сочной плоти. Почувствовав, что волоски на спине становятся дыбом, Самира облизнула клыки и тихо, едва слышно утробно зарычала, в тот же миг раздался песий визг и предсмертный крик. Свои, даже наполовину свои кричали не так как люди кричат перед смертью, свои кричат так, что становится страшно, желудок сжимается, задние лапы подгибаются и хочется выть. Если бы у Самиры был сейчас хвост, она бы его поджала, но очень быстро она опомнилась и вспомнила, что бояться жалких человеков ей - волку, зверю стыдно. Клыки втянулись назад, а взгляд нашарил на земле сверток, от которого тоже разило лошадью, но которого раньше здесь не было. На четвереньках она подползла к свертку, схватила, развернула и с облегчением закуталась в плащ.

Совершенно оторопев от такого поворота событий, Этьен проследил взглядом за скрывшимся через некоторое время за стеной парнем со вцепившимся в него мёртвой хваткой уличным барбосом. Раздался визг, затем снова какой-то невнятный шум - и наконец всё стихло.
Пожав плечами, Этьен вернулся к лошади - странным образом её не напугала ни собака, ни драка, ни приближение чужого.
Уже было всунув ногу в стремя, удачливый конокрад обратил внимание на то, что как только он начал переносить свой вес вперёд и вверх - ноги у лошади дрогнули. Теперь он заметил и грязную влагу на морде и шерсти лошади, и исколотые шпорами впалые бока - бедная кобылка была загнана практически до изнеможения. Взяв её под узцы и бросив деду с корзинами что-то вроде "Ну на помощь позови что ли- бешеные собаки по улицам бегают", Этьен повёл лошадку в ближайший из грязных кривых проулков, направляясь к улочке, официальное название которой было давно всеми позабыто, а разговорное красноречиво звучало как Мерде Руель.

Пройдя буквально несколько шагов, и выйдя на небольшой грязненький перекрёсток, Этьен, никогда не изменявший своей привычке постоянно украдкой озираться по сторонам, увидел молоденькую девчонку с бледной кожей и светлыми волосами. Девушка, отставляя ножку, старательно прилаживала и закрепляла на себе мужской плащ, в который была завёрнута, как в саван. Этьен сбавил ход, на секунду задумавшись о чём-то, с прищуром разглядывая столь нетипичный для этой местности типаж человеческой самки.
Самира, почувствовав на себе взгляд, резко подняла голову и увидела серого человека с лошадью. Человек смотрел на неё своим странным кривым лицом (нос и ротовая линия были слегка изогнуты и смещены вправо)со спокойным любопытством.

Сообщение отредактировал Ashram - 29-09-2005, 0:41

Теперь ей не было дела до человеков, ни до лежащего на мостовой лицом вниз с прокушенным плечом, ни до плетущего корзины, ни до уводящего лошадь, которой пах ее плащ. Даже до лошади Самире не было дела. Она сейчас размышлляла над вопросом - насколько своим видом она будет привлекать внимание. Она помнила, что в человеческой стае не принято носить волосы просто так, их следовало прибирать и крутить из них на голове какие-то кренделя. Еще что они различают одежду самок и самцов и сейчас она была облачена явно не в то, что соответствовало ее полу. Эти условности вызывали раздражение. Нет, ну с какой стати ей - зверю, прикидываться частью этого стада, когда она волк и пришла охотиться (на самом деле она не помнила, зачем пришла, но приятнее было думать, что именно охотиться)? Ей полагается ужас наводить, а не смех вызывать.
Самира стояла и наблюдала за человеком - как он себя поведет, увидев ее в таком наряде. Руки тем временем собрали волосы в хвост, пальцы пригладили разлохмаченные пряди и принялись переплетать их в косу. Когда-то ее научила этому мама. Она жила куда дольше среди людей и многое знала об их повадках.

Гаспар был несказанно удивлен, когда увидал, что его вышел встречать не кто-нибудь, а сам хозяин замка. Встреча прошла учтиво и торжественно - Гаспар слез с коня, и вежливо поклонился хозяину, назвав свое имя и титул (при этом мешочек с "добычей" чуть слышно звякнул, отчего брови хозяина замка заметно поползли вверх). Хозяином замка оказался некий барон Реджинальд де Жюийяр - человек доброго нрава, щедрый на выпивку и угощение для усталых путников, радушный хоязин, а еще шутник и балагур. Больше всего на свете хозяин замка, как выяснилось, обожал охоту, крестьянок, песни и забавные истории. Песни и истории Гаспар знал в избытке. Благо он еще умел читать, и запас постоянно пополнялся.
Пир в замке шел до поздней ночи. Гаспар выложил почти весь свой дорожный запас веселых и страшных историй, пока в разговор вдруг не вступил тощий клирик. Он поведал жуткие истории об оборотнях, вырезающих целын деревни и бесследно исчезающих в ночи.
-Полно, книжный червь. Этим только детишек пугать - прервал его сенешаль замка.
-Увы. это правда. Не далее как дня 3 назад сие горестное событие произошло во владениях графа де Пьюи, вашего дражайшего соседа и сюзерена.
Барон подавился ребрышком гуся. За столом воцарилось молчание.
-В призраков я верю - сказал вдруг Гаспар, ибо в Писании сказано, что душа бессмертна. А вот про оборотней там ничего нет. Ну не может быть, чтобы человек превращался в зверя и обратно. Это противно природе и замыслу Творца. Есть тварь дрожащая, а есть человек, и одно другим стать не может.
Тут все согласно закивали, но настроение у всех было испорчено. Постепенно зала опустела, и гости и домочадцы отпрались спать.
Гаспара провели в его гостевую комнату. Не успел Гаспар сомкнуть глаз, как к нему проскользнула одна из служанок. В темноте были видны только сверкающие глаза южанки - ну так ночью все кошки серы. Главное что молодая, и крепко сбитая - остальное неважно...
Ему снился сон. Как будто он несется на коне, а за ним гонится стая волков с горящими хищным азартом глазами...
Проснулся Гаспар, когда было еще темно, но на горизонте сияла Утренняя Звезда. Служанки уже не было в комнате. Может и не служанка то вовсе была, а суккуб? Поразмыслив, что так или иначе, а надо будет заказывать покаянную мессу, Гаспар быстро оделся. Омыв лицо, и вознеся краткие молитвы, Гаспар отправился проветриться и прохладиться на замковый двор. Сделав утренний моцион, он пошел проведать коня. И тут его ждало нечто неожиданное. В конюшне сидел абсолютно голый парень, испуганно тращившийся на лошадей, которые норовили его укусить или лягнуть.
-Эй, ты, грязный вонючий смерд! Что ты делаешь в конюшне барона, да еще в таком срамном виде?

Сообщение отредактировал Eyvindr Skaldaspillir - 2-10-2005, 8:58

-Ммм....мадмуазель, Вам не прохладно? - задумчиво произнёс Этьен.
- Нет, спасибо, на мой вкус даже жарко, - Самира не особо жаждала затягивать беседу с этим господином, теперь, когда помощь нужна ей только незначительная - все, кто присутствовали при сцене с собакой и имеют отношение к этой подворотне ей были нежелательными собеседниками.
Лошадь, увидев девушку, повела себя как-то странно: начала дёргаться и пытаться вырваться. Только благодаря тому, что она была измождена, удавалось её удерживать.
Этьен был несколько растерян, а потому не придумал ничего лучше, чем вести диалог по шаблону:
- Вы не здешняя?
- В эту подворотню я попала случайно, я живу в другом месте, - ответила девушка, не без тревоги наблюдая за лошадью.
Этьен ещё раз смерил девушку взглядом и пожевал губу. Как-то всё было слишком гротескно, слишком необычно. Шаблон разговора оставлял неиспользованным последний вопрос:
- Так может проводить Вас до дому или куда там? Районы здесь неспокойные. Если нам по пути, конечно. А то, знаете ли, я немного спешу..
- Вот и спешите себе, - огрызнулась Самира, что за манера у этих людей приставать ко всякому встречному?

Криволицый, подёргивая лошадь за уздечку, пошёл далее по переулку, мимо Самиры.
-Вы знаете, Я бы поставил сто золотых против одного, что вы не доберётесь домой, не потеряв жизнь или честь. А впрочем... Вам всё равно было бы нечем расплатиться за мои услуги.

Глаза Самиры сузились, уж какой язык она понимала лучше всякого другого, так это язык угроз. Будь у нее сейчас шерсть на загривке, она встала бы дыбом. В голове с ясностью луны в безоблачном небе вспыхнула мысль - она не знает, куда идти и выглядит странно, нужен спутник. Но любезничать с этим человеком у Самиры не было настроения, да она и не умела по правде говоря. Зачем ей? Деревенщины от одного ее вида и загадочного молчания падали с ног, а тут надо говорить и убеждать? В арсенале Самиры же нынче был один аргумент.
Тонкая белая рука метнулась с молниеносностью гадюки и вцепилась в воротник человека, а потом рванула его к себе. Издав хрип от сдавленного воротом горла, он оказался в подворотне. Самира отшвырнула человека к стене и стиснула хрупкие на вид пальчики на его горле, когти стремительно отрастали. Если человека до сих пор не удивило ее поведение и не свойственая хрупким девицам сила, то вот стремительно удлинняющиеся клыки, залившая радужку глаз желтизна и утробное волчье рычание удивило его наверняка.
Она сильнее сдавила горло человека, так что тот снова захрипел.
- Значит ты будешь меня от этого оберегать, иначе я поставлю двести золотых против одного, что ты меня не переживешь, человек, - меняющимся до рыка голосом проговорила она и облизнулась совсем не человеческим языком.

Девушка. Когти. Неимоверная сила и скорость. Метаморфоза. Шерсть. Клыки. Это циклопическое нагромождение фактов в одночасье ударило по похмельным мозгам Этьена, едва не отключив их на часок-другой. Пришлось на секунду зажмуриться.
Открыв глаза, и убедившийсь что видение не растворилось, Этьен издал короткий несолидный стон и почуствовал, что ноги его подгибаются - впервые он видел демона во плоти. Впрочем, плотно сомкнувшиеся на его шее когтистые пальцы не дали ему упасть наземь. Демон просил...о помощи? Таак, кого же ему вообще бояться - такому большому и страшному..Ах, да!
Дрожащие губы криволицего начали скороговоркой шептать "Pater noster", а правая рука скользнула в левый рукав, к секретному кармашку...
То ли дело было в том, что трясущиеся руки потеряли присущие им ловкость и быстроту, то ли наблюдательность и реакция демонессы были значительно выше человеческих - да только она, перехватив это движение, яростно взревела и непроизвольно сжала пальцы ещё сильнее. Кадык пронзило болью, которая была значительно сильнее боли от впившихся в шею возле затылка когтей, весь мир перед глазами поплыл и растаял в тёмной пелене. Последним растаял ужасающий лик зверя в обрамлении седой шерсти.

Самира замерла, разжала пальцы, и тело человека сползло на землю. Чем дольше она находилась в обществе этих существ, тем больше презрения к ним испытывала. Нет, это же уму не постижимо, насколько они слабы и ничтожны! Что теперь с ним делать? Очнется после ее ухода - поднимет вой, мол видел чудовище, значит надо ждать пока очнется, а долго здесь сидеть ей вовсе не хотелось.
Самира втянула клыки и когти, вернула себе человеческий вид и склонилась над телом. Принюхалась. Воняет какай-то дрянью, она и раньше чуяла этот запах - так разило от мужиков что неосторожно засыпали в деревенских кустах... перед смертью.
Что ж, этот тоже может на что-то сгодиться, белые ладошки Самиры принялись обшаривать человека, забираясь во все складки и тайники, возможно, ей есть, что использовать для своего спасения.

Резкопахнущие мешочки... странные крючки...сотни других непонятных предметов... Самира усердно ковырялась в пожитках человека в поисках денег.
Найдя короткий лук с портативным колчаном, она с негодованием разорвала тетиву и сломала можжевеловые плечи, отбросив обломки в сторону. Колчан последовал за ними. Где же деньги, в конце концов? Неужто всё пропил?! Ах, вот! Подвешенный сбоку на поясе кошель при падении немного сместился и оказался под спиной бесчувственного тела, что и затруднило его поиски.
В кошеле было..раз два три... Десять монет - две золотых и восемь серебрянных. Неважнецки конечно, но неожиданно много для человека, недавно покинувшего злачные места. На первых порах хватит.
Затем , осмотрев придирчивым взглядом гардероб человека, Самира решительно кивнула при взгляде на жилетку и начала её расстёгивать, попутно обнюхивая страннопахнущий нагрудный карман. Закончив с последней пуговицей, она рывком распахнула кожаные полы и.. рефлекторно отдёрнулась, когда открывшаяся её взору коробочка на груди человека издала резкий щелчок.

Что-то маленькое, ударило и ужалило ее в плечо, словно насекомое, подвернувшееся на бегу. Самира дернула плечом, стряхнула ладонью впившееся нечто и мгновенно забыла об этом, потом выдрала щелкающее нечто с его законного места и отбросила себе за спину, после чего стянула с человека жилетку и рубашку. Действовала она быстро, чтобы ее не застали за раздеванием посторонних мужчин, вероятно, это выглядело бы странно и труднообъяснимо. Рубашка как рубашка не идеально чистая, но лучше чем ничего, Самира надела ее под плащ, уже лучше, потом ее взгляд зацепился за яркое пятнышко - шнурок в волосах! Вот чего ей не хватает, чтобы коса не расплелась и она, не заботясь о сохранности волос владельца шнурка, выдрала оный из его косы и вплела в свою.
Проделав все эти незамысловатые грабительские действия, Самира выпрямилась и презрительно окинула ничтожество, что распласталось тут у ее ног. Нет, ее определенно выводит из себя господство этих мелких и никчемных тварей. Появилось желание распороть человеку брюхо, но это слишком опасно - здесь в центре города, поэтому она ограничилась крепким пинком по ребрам для острастки, тело дернулось и откатилось. Очнется - пусть благодарит за подаренную жизнь. Самира фыркнула и собраласьуходить.

Сообщение отредактировал Мышара - 20-10-2005, 7:43

Этьен лежал и через полузакрытые веки следил за тем, как прибарахлившаяся за его счёт зверобаба одёргивала на себе одежду.
Дышать было очень больно. Удар здорово помял рёбра и задел солнечное сплетение- нечеловеческих усилий стоило сохранять темп дыхания, не теряя сознание вторично.
Ужас с каждым выдохом уступал место ярости. Будь она хоть бабушкой самого Вельзевула - это не спасёт её от мести, более ужасной чем её песья морда. Тогда Этьен закрыл глаза и стал ждать. Кровь гулко пульсировала в висках, барабанным боем сопровождая кровожадные картины, которые рисовало воображение поверженного джентльмена удачи. Дождавшись, пока удаляющиеся шаги возвестят о том, что опсаность миновала, поверженный джентльмен удачи приоткрыл глаза и изучил обстановку. Ужасной бабы нет, вся его экипировка разбросана вокруг. Впрочем, как выяснилось позже, не вся - исчезли деньги и рубашка, а также лук был безнадёжно испорчен.
Но нет худа без добра - бестия, видимо, была из провинции и мало что смыслила в истинных ценностях. Она не прикоснулась к таким уникальным вещам, как метательные кинжалы, отмычки....много чего ещё... Даже волнистый отравленный кинжал не взяла!
Спокойно собрав уцелевие вещи и разместив их в многочисленных кармашках и петельках, Этьен поплотнее запахнулся в плащь, и, сплюнув кровавой слюной, взял под узцы разволновавшуюся кобылку и быстрыми шагами пошёл туда, где его всегда ждала кружка пива и индивидуальная койка.

Отец Пьер (квента тут) возвращался с утренней службы. Утро выдалось ничем не примечательное, но настроение у пожилого священника было слегка приподнятое, как всегда после молебна. Прихожане, почти все – ремесленники да их подмастерья – слушали внимательно. Священник умел говорить словами, понятными каждому.
Единственное, что омрачало настроение – слухи об остатках альбигойской ереси в городе. Отец Пьер старался не думать об этом, ибо испытывал непривычное для себя ощущение – он не знал, как к этому отнестись и его вера, всегда помогавшая в трудных случаях, не давала четкого ответа. С одной стороны, они еретики, не почитающие истинную католическую церковь и Папу и заслуживают Ада, с другой – Господь Иисус давал каждому шанс раскаяться и вернуться к Свету путем милосердия.
Конечно, были еще крестовые походы, но это было так далеко…
- Прости мне, Боже, мои сомнения и пошли веру и сил нести слово твое, - пробормотал священник.
Он ускорил шаг, возвращаясь домой и размышляя о следующей проповеди.

Просыпаться в стоге сена - это может быть приятнее? А просыпаться в незнакомом дворе? А уж тем более в чужой конюшне? Добавьте к этому полное отсутствие одежды и полное непонимание, какой черт занес тебя в эту самую грешную конюшню - и вы поймете эмоции и совершенную ошарашенность Луи, того самого молодого человека, которого ну совершенно незаслуженно обозвали вонючим смердом. Молодой человек вскочил на ноги, рукой отодвинув от себя морду особенно приставучей лошади и поклонился господину, кажется, совсем не стесняясь своей наготы ("А чё ее стесняться, если сделать все равно ничего нельзя!").
- Милорд, со мной случилась неприятная история, но я многое умею и могу быть вам полезен. Особенно если милорд, для моего и своего спокойствия может позволить взять мне что-то из той вот одежды, - парень указал рукой на веревку, где сушилась какая-то явно не баронская одежда.
После такой своеобразной попытки устроиться на работу, Луи замер, разглядывая обстановку, но почти не шевеля глазами - с детства оборотень имел прекрасное боковое зрение.
Обычное феодальное подворье, если судить по виду, что открывался через дверь конюшни. Учитывая, что разбудивший его не господин сего замка, стоит возблагодарить Лесного бога за такую милость. "Что же я здесь делаю? Почему не в поле, а в замке? да ещё и в конюшне? Как меня раньше-то не сцапали? Особенно учитывая нравы некоторых крестьян, я вряд ли сейчас был бы живой..." - но несмотря на такие не очень радостные мысли, юноша чувствовал удивительную легкость, какую-то бесшабашность. Ему нравилось обманывать людей, нравилось унижать. Даже если это унижение было видно только ему. В отличие от большинства молодых бунтовщиков, Луи предпочитал отношения, а не простое поедание... Ну то есть поесть тоже иногда необходимо... особенно если разозлиться хорошенько, но чаще всего интереснее было осознавать низость людей, их невыгодные отличия от оборотней.
Надо сказать, что для удовлетворения своих желания, у парня были все предпосылки: удивительно красивый, красивый с одной стороны мужественной красотой, а с другой какой-то мальчишеской, бесшабашной, которая одинаково привлекала и мужчин, и женщин. По южному смуглый, удивительно гибкий и ловкий, он казался созданием самого солнца. Сильное, молодое, мускулистое тело сводило с ума не один десяток девушек. И каждой Луи дарил улыбку, неотразимую мальчишескую, какую-то невинно-порочную улыбку. Для своих он напоминал игривого, ласкового щенка, хотя все знали, как страшны приступы его гнева. Этот оборотень полностью отдавался своим чувствам, не очень заботясь о том, насколько разумен тот или иной поступок.
Неподвижность позы нарушило движение его руки, когда вдруг он нюхом уловил знакомый запах. Здесь, по крайней мере, не так уж далеко, есть кто-то из своих. Причем, Луи втянул воздух, этот кто-то самка... Как интересно... ну ладно, первостепенно договорится с "милордом", а дальше разберемся... Как все-таки удивительно правильно жить настоящим моментом

Этьен шагал медленно, щадя загнанную лошадь.
Мимо проплывали знакомые ветхие пейзажи - кривые, нависающие над улочками дома, грязные проулки и вонючие бродяги. Наконец впереди показались знакомые очертания трактира "Рыбий скелет", массивное двухэтажное здание которого выгодно выделялось на фоне остальных построек.
Привязав у маленькой конюшенки лошадь, Кривой заглянул в помещение трактира и движением головы поманил толстого человека в засаленном переднике, стоявшего за стойкой.
Трактирщик, коротко оглянувшись на посетителей, вытер руки тряпкой, и, выйдя на улицу, обменялся с Кривым рукопожатием.
- Почём лошадь возьмёшь? Хорошая, породистая, но загнана неимоверно.
Трактирщик пару секунд задумчиво почесал щетинистый подбородок - Дня три уйдёт, чтобы её выходить. Но порода, конечно, хороша... Давай как обычно плюс ещё половина?
- Идёт - кивнул Этьен - Мертцгер здесь?
- Да, не так давно вернулся. Тебя искал, кстати.

Быстрыми шагами Этьен прошёл между столиков, и растворился в неприметном тёмном коридорчеке, вход в который был сокрыт недалеко от кухни. Пройдя по нему с пару десятков ярдов, вор попал в небольшую комнатушку со скудной мебелью, тусклым освещением и что-то мастерящим на коленках Громилой разбойничьей внешности. Обменявшись с часовым условными жестами, Этьен откинул край соломенной циновки, открыл тяжёлый люк и спрыгнул вниз.

-Одевайся, презренный! Бери эти жалкие тряпки, коли они тебе нужны. Каким образом ты можешь быть мне полезен, жалкий смерд?
Гаспар гордо вскинул подбородок, и выпятил вперед нижнюю челюсть, подбоченясь.Незнакомец молчал.
-Давай, натягивай поскорее это жалкое тряпье... Я готов тебя выслушать. Каким образом ты очутитлся здесь, да еще и в таком жалком виде? Выкладжывай все начистоту. Я вижу, когда мне врут, так что не особо изошрайся, щенок! Потом уже подумаю, можешь ли ты мне быть полезен каким-то иным образом, кроме как в виде туши, нанизанной на острие моего меча..

Сообщение отредактировал Eyvindr Skaldaspillir - 30-10-2005, 16:46

Мягким, пружинистым шагом Самира пересекла улицу, пряча лицо под капюшоном и плотно кутаясь в плащ, и юркнула в проходную подворотню. Ее шаги были неслышны и стремительны, а путь она выбирала, положась на нюх и на слух. Избегала площадей, широких улиц, скопления народа. Порой приходилось долго ждать, пока отчистится дорога и можно будет неслышной серой тенью шмыгнуть за следующий угол.
Самира не знала, куда она шла, она впервые была в этом городе, ее пугали некоторые запахи, раздражали звуки, выводили из себя строения и камень, камень повсюду. Она шла, повинуясь инстинкту, что как на поводке тащил ее к лесу к стае. Она бежала из поганого людского логова - вонючего, шумного муравейника, бежала к себе домой.

Священник обменивался приветствиями со встречными – в таком небольшом приходе почти все знали друг друга, а уж его – тем более. По дороге за ним увязались Жак и Анж, дети Жана-кожевника. Ребятишки прыгали вокруг спокойно улыбавшегося отца Пьера, сверкая разноцветными заплатками на своих штанах и рубахах, первоначальный цвет и фасон которых уже вряд ли можно было определить.
Замурзанная мордочка Анжа, младшего, выглядела так уморительно, что священник пообещал ему подарить свистульку, как только она будет готова. Радость мальчика послужила ему наградой. «В детях Божий дух еще чист и неиспорчен», подумал отец Пьер, отворяя двери своего домика. Там было полутемно, ибо прямые солнечные лучи попадали в окно на закате, а рассеянный свет бычий пузырь пропускал неважно. Служитель божий сел на свой любимый стул у окна и открыл Евангелие от Матфея. Некоторое время он повторял цитаты, напряженно шевеля губами и уточняя место, которое они займут в словах, что будут сказаны пастве. Тем временем в горшке на маленькой кухоньке варился поставленная на огонь по приходу домой пшеная каша.
Наконец работа была закончена, а запах с кухни все настойчивее напоминал о пустом желудке. Пробормотав самому себе о бренности и греховности тела, отец Пьер закрыл книгу, бережно положил потрепанное Евангелие на место и отправился за едой.

Луи быстро оценил ситуацию - и плавным, удивительно быстрым движением оказался возле веревки с тряпьем. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что одеть что-то приличное совершенно невозможно... Какое-то тряпье, в большинстве своем нижнее... с рюшем и оборочками... Но совсем не для молодого соискателя приличной должности. Однако молодой человек не растерялся - одного взгляда хватило, чтобы заметить молодую, сильно покрасневшую девушку, подметавшую двор. Не долго думая, Луи бросился к ней, обнял за талию и жарко зашептал на ушко: "Красавица, чтобы конфуза не было - принеси мне одежку какою, спаси! А то дружки мои бросили меня одного... у тебя братья небось есть... Мне бы что попроще... чтоб тебя да барина не смущать..." - однако девушка не оценила порыва, вскрикнула и убежала... Проводив ее разочарованным взглядом и шикнув на хихикающих подростков в углу двора, оборотень вновь пристально огляделся в поисках, чем бы прикрыться. Тряпка на сеновале не вызвала у него энтузиазма, а вот там на двери большого дома что-то такое... Луи двинулся было туда, но быстро понял, что зря надеялся - он был грязный, засаленный рабочий фартук, явно не подходящий для заменителя одежды. Все складывалось не в пользу молодого человека и он уже двинулся в стороны рыцаря - просить поддержки, когда заметил какое-то движение в глубине двора. Приглядевшись, он заметил старика, вышедшего из дома с охапкой одежды. Обрадованный молодой человек стоически перенес отповедь о падении нравов и порче девок на сеновале, поблагодарил за одежду и быстро оделся. Это было совсем неплохо - городская, хоть и не дорогая одежда, будучи Луи в пору, шла ему и делала гораздо представительнее. Уже спокойным, внушительным шагом парень вернулся к рыцарю и сказал:
- Готов служить вашему благородию! К оружию приучен, голос громкий, в движении ловок, к нагрузкам устойчив!

Таризе не хотелось просыпаться. По утрам она обычно позволяла себе пару минут поваляться в сладкой полудреме, заодно медленно пробуждая обоняние, слух, освежая воспоминания, и последними открывая глаза.
Сегодня оказалось по-другому.
Начать с того, что проснулась Тариза не сама, а была нахально разбужена громкими голосами. Мужскими. Часто повторяющееся «смерд» чрезвычайно раздражало сонное сознание, ибо привычным в обиходе Таризы не являлось.
Далее порцию отвращения принесли запахи, дав понять, что уснула девушка вчера где угодно, но только не дома. И даже не в лесу. И не в норе.
А где-то среди людей. Обычных!

В этом месте остатки разорванного раздражением сна слетели с Таризы. Уже как должное приняв факт, что солома довольно колючая, особенно для человеческой кожи, и в отсутствие одежды, оборотень недовольно огляделась.
Конюшня. Позднее утро. Много людей. Синяки на лап... руках и ногах. интересно, в какой ипостаси она их набила? И, кстати говоря, где она вчера шлялась, что ночевать пришлось в такой... эээ... дыре человеческой?
Не то чтобы Тариза питала особое отвращение в людям или их постройкам, однако она вполне знала, что даже они не любят спать на сеновалах голышом, в такой близости от навоза. Или некоторые любят, но они особенные – цель жизни жить в конюшне и быть при лошадях. Называются конюхами.
Вдобавок, по мнению девушки, все замки, такие замусоренные и... пахучие изнутри, автоматически могли относиться к определению дыры. В общем, пусть даже с точки зрения людей – милейшее место, вопрос что она тут потеряла, остается.
В дальнейших открытиях Таризы числилась запаховая карта окрестностей, от которой нос почти мгновенно заложило, а оборотень чудом не расчихалась. Больше половины всего забивала вонь из подсобки конюшни, оказавшейся совсем рядом: кожаные изделия редкостно ароматизировали свежей отделкой или старым потом. Лошадиным. Бр. Но сквозь эту воздушную завесу вполне различались запахи людей (тоже, кстати говоря, не страдавшим особой чистоплотностью), нескольких шавок, и один – родной.
В этом месте в воспоминаниях Таризы что-то щелкнуло и она сообразила, что совсем недавно бежала с обладателем этого запаха по полю. Оба были страшно заняты и разборки-знакомства-приветствия-прочие вежливости опустили. Чем были заняты? С чего ее потянуло бегать с незнакомыми оборотнями по полям? И ночевать тут?.. Утро доброе, мда.
Додумав до этого момента, Тариза фыркнула, одновременно с речью собрата внизу. Он, кажется, устраивался в помощники (пажи, оруженосцы, спутники?) кому-то из людей. Он здешний? Или нет, оба пришлые. Какой-то замок проходной, одна прислуга из аборигенов.
Выглянув с сеновала вниз, девушка рассмотрела все, что не смогла унюхать и забралась обратно. На веревке неподалеку висела симпатичная тряпка, по прикидкам Таризы, после пары разрывов долженствующая подойти ей. Но до веревки было несколько саженей, занятых ориентировочным работодателем... стоп. Что этот оборотень забыл у рыцаря?.. тьфу, чтоб я еще раз так на ночь набегалась и налакалась... неважно чего...

Ожидая, пока рыцарь уйдет или отодвинется, Тариза свернулась на сене и попыталась уговорить память не вредничать. Получилось плоховато, но часть воспоминаний она все таки получила.
Лучше бы не получала.
Во всей красе в голове развернулась сцена изгнания из дома. Называлось, конечно, не так грубо и вообще считалось мерой обучения (то есть – чтобы поумнела, а уж какой ценой...), но все равно это было изгнанием. Очень плохим. А потом какой-то хаос и много-много неприятностей. И грустное понимание, что раз возвращаться некуда, придется жить так.

Гм.