Сквер поэтов

На город неспешно опускался вечер, листва деревьев и яркие скамеечки тонули в тенях. В сквере еще царила тишина.
Здесь по вечерам собирались те, кто просто любил читать - или слушать - стихи... свои и чужие...
Она пришла сюда первой. Огляделась. Нет, никого кругом. А нужно ли это?..
Она вытащила из кармана помятый листок и прочитала тихо:

Отражение

Глаза в глаза,
Рукой об руку,
В твоих очах – моя слеза,
И голос твой
Ожившим звуком,
В моих устах – твои слова.

В твоих руках –
Огонь надежды
В моих – лишь мертвой лампы жар,
Мой свет фальшив
Он гаснет прежде,
Чем сгинет твой ночной кошмар.

В моих делах –
Твое движенье,
Моя душа – в твоем тепле,
Поверь, ведь я –
Лишь отраженье,
Застывший призрак на стекле...

За критикой - в "Башню гарпий". За дружеской беседой - в Мансарду (ПМ Соуль и Darkness).
Здесь только творчество.
Джет

Сообщение отредактировал higf - 19-03-2011, 14:11

К В.

В дымке ренуаровской пастели
Бугорки лепнины на стенах.
Душный зал. Зеркальные панели,
Кисловатый, темно-серый страх.

Вы глядели искоса, с прищуром,
Взгляд Ваш был спокоен и шершав.
Мои мысли, треснув кракелюром,
Разбегались, чувства размешав.

Не понять – ирония? Насмешка?
Не поднять мне сникшей головы.
Разве ферзь узнает, вспомнит пешку?
Вы меня забудете, увы.

Я одна – из сотен, сотен, сотен.
Светлячок из тысяч светлячков,
Полотно из тысячи полотен,
Василек в букете васильков…

Bes/smertnik, здорово!

* * *
Кому ты предан, черноокий паж?
Чью шпагу бережёшь ты пуще глаза?
И что за перстень с голубым алмазом
Клянёшься, что умрёшь, но не отдашь?

Какие тайны прячет этот взгляд
И тонкая безусая усмешка?
Ты беззаботно ходишь белой пешкой
И цедишь кьянти, будто редкий яд.

Грешно, мой друг, столь чувственно цвести...
Что за секрет таят твои ресницы,
Что каждая матрона и девица
Не в силах глаз в истоме отвести?

Кому ты клялся, будто не предашь,
И целовал надушенные пальцы?
И кем он был? Французом? Португальцем?
Кому ты предан, черноокий паж?

Мне сегодня странно и светло: ветром невозможно надышаться. Верно, где-то встала на крыло стая, до которой не подняться. Свет весенний падает волной, наполняет кровь холодным хмелем: стая возвращается за мной, но узнать не сможет в этом теле. Так легко - объятья распахнуть и свободы ледяной напиться... Два птенца. И незакатный путь.
...мимо пролетающие птицы.

На изломе хрустящего льда
Ускользает лимонное время.
От мороза блестят провода -
Молний огненных жаркое стремя.
Застывают слова на ветру,
Что целует замерзшие губы,
С ледяного стекла я сотру
Иневатые синие клубы.
Как сверкают алмазы в снегах...
Ночь темна, неизбежна и пряна.
И качает метель на руках,
Напевая токкаты чуть пьяно...
* * *
Тихо, шшш... Замри. Ты слышишь,
Как запели половицы
На ступнях у светлицы?..
Звуки выше, выше, выше...

В лунном свете подоконник,
Серебрятся занавески,
Тени в чудо-арабески
Заплетает старый сонник.

Кто-то, потроша подушку,
С неба сыплет пух да перья,
Стародавние поверья,
Засыпают нам избушку.

Молчаливо серебрится
За окошком долька дыни,
С полыньи - морозной скрыни,
Вздохом снежным пар клубится.

Лỳкой старою в седле
Плачут-стонут половицы,
Тихо вороша страницы,
Ночь шагает по земле.

Сообщение отредактировал Misery - 23-02-2011, 18:11

"ВЕДЬ СВОБОДНЫ ЖЕ БАБОЧКИ!.." ИЛИ ПРОСТО ОДИН СОН

Мне приснилось сегодня, что я - тень,
и мои тонкие тёмные руки ночью не существуют без света,
но ты всё равно находишь их так легко, словно видишь,
и держишь меня, как ребёнка.
Проснувшись, я нашла рядом пьесу Леонарда Герша.
Я подумала: "Ведь свободны же бабочки!.."

Как считаете, а вы еще не разучились любить?

С собой. собой. в себе.

Серый пепел кружится в небе,
Застилая пустую тьму.
Закурить спросить? Только где бы?
Где и сам я – всё не пойму.

Вроде дома был – вот те нате,
Потемнело – хоть глаз коли.
Чьи тут шутки? Довольно! Хватит!
Ты меня, я прошу, не зли…

Холод жжётся осенним бесом,
Ветер спесью бьёт по спине,
Стылым пеплом рисую крест я
На поверженной тишине,

И десятки голодных пастей,
Протянувшись из темноты,
Разрывают меня по части,
В раны тыкая горьким «ты».

Наглядевшись в моргалы мраку,
Поднимаюсь, рванув петлю,
Чтож, что сдохну? Вперёд, в атаку,
Что сумею, то искуплю,

И огрызок рубашной ткани,
Словно знамя, зажав в кулак,
Сам собою в себя же ранен,
Я заржу, как чужой дурак.

Быть своим и чьим-то – не ново,
Но порою так важно, вай!
Одиночество, ты хреново,
Но раз вылезло – наливай!

А за право расти спасибо,
Жаль, что в корень пошли плоды.
Ты мне к Господу выправь ксиву –
Потрепаться на все лады.

Я спрошу его: «Слушай, отче,
Ты ведь знаешь, зачем я есть?
Раскажи-ка мне покороче,
Что за хрень я толкаю здесь,

Для чего я всего отведал
Не по мере, а сотней крат,
А к чему мессианским бредом
Путь зовут, а нельзя назад?»

Улыбнётся Господь мне честно –
Не забуду, схочу ли, нет –
И укажет моё мне место,
И протянет в ладони свет.

А что в сердце моём лежал он,
Что дарил, не имея сам –
Так наверно мешала жалость:
Чтобы сердце – и пополам…

Серый пепел кружится в небе,
Серой краской текут глаза.
Закурить спросить? Только где бы?
Да и здесь, почитай, нельзя.

Мрака взор неприлично светел,
И похожи глаза у нас.
Я спросил. Только кто ответил?
Будет ясно. В урочный час.

Сообщение отредактировал Scorpion(Archon) - 4-03-2011, 2:28

Все приму. Но смиренья - не ждите.
Не для этого с горькой страстью
Я рвала предреченного нити
Окровавленной черной пастью.
Смертью меченная с рожденья,
От холодного небосвода
Я не чаяла утешенья,
Утешаясь своей свободой,
И когда Господнее слово
Настигало разящей болью,
Я издохнуть была готова -
Лишь бы только остаться вольной!
Только всей бунтущей плотью,
Гневным духом, мятежной кровью -
Я любила Тебя, Господь мой,
Несмиренной моей любовью,
Хоть, подобно дикому зверю,
Не давалась аду и раю -
А теперь я в Тебя не верю.
Я Тебя теперь просто - знаю...
И покуда кровь не остыла,
Все приму - что есть и что будет.
Только Ты прости все, что было,
И не строго суди тех, кто судит...

Сегодня, в день девятый термидора,
вид из окна особенно хорош -
закат через тюремную решетку.
Снаружи сухо щелкают затворы.
Идет стрельба.
Не бойтесь, Иоанна,
вас это не спасет.
Орфей поет.

Сегодня, в день... нет, дело ближе к ночи,
и Сон приходит, и приходит Смерть.
У маргариток лепестки из крови.
- Спрошу еще раз - этого ты хочешь?
- Да, - говорит.
(Спи с миром, Иоанна!)
- Прошу, - он говорит.
Орфей молчит.


Инспирировано:
Нил Гейман: "Песочный человек: Далекие зеркала. Термидор"
и Линор Горалик.

Баллада «Дама треф»

Дама треф меня всегда подводит,
Дама треф опять идёт к червям.
Лысый Джимми тройкой бубен ходит,
Томми с «Джэком» - видно по бровям.
Зелени сукно в глазах краснеет,
Будто крови кто на стол плеснул,
Лысый Джимми, словно мим, бледнеет,
Случай Джимми подло обманул.

Дама треф, спаси меня, красотка,
Крой умело все мои грехи.
Закажу я вместо виски водку
И начну читать тебе стихи.
Томми ходит круто, курит нервно,
Томми бледен, будто бык боднул.
Наш блэкджэк - он не для слабонервных.
Случай Томми подло обманул.

Дама треф, ну, что же ты, красотка?
Пуст бокал и старый хьюмидор.
Ждут кого оковы да чахотка?
На кого падёт твой приговор?
Ах, ты, чёрт! Моя шестёрка бита.
Зря я тебя, дама, помянул…
Ты не стоишь ловкого гамбита.
Случай меня подло обманул.

Дама треф отныне с этой карты
Скалится на каторге во снах.
Бабы, брат, не созданы для фарта…
А ты здесь за что, скажи, монах?

Все в продолжение игры и в продолжение Офелии

Я видела храм покалеченных кукол
Я видела храм изувеченных снов
Я видела горе.
Разлуку и горечь
В одной рукописной тетради стихов.
Я видела храм покалеченных кукол
Считавших, что тоже умеют любить
Я видела лица
И руки на спицах
Подвешенных заживо - сердцем на нить.
Я видела храм. И себя в этом храме:
Сжигающей пальцы, как свечи, в слезах,
Больной и ненужной,
Молящейся... маме,
И все не решающейся рассказать.
Я видела сон, изувеченный болью -
Я больше не верю ни яви, ни снам.
А сердце стучит
по привычке, безвольно:
Там кукол растерзанных кукольный храм

Леший

Я дорогу найти не могу,
Всё хожу, кружевами петляю,
Заблудилась в весеннем снегу
Ковыляю домой, ковыляю.

Ох, несносен сегодня лешак:
Водит за нос средь талых сугробов,
Просит свадебный алый кушак,
И лесною стать просит зазнобой.

Э, шалишь, сучковатый злодей!
Меня бабка учила заклятью:
Чтоб отстал ты от честных людей,
Получи промеж рожи распятьем!

Я невестино слово дала,
И кушак теперь жизни дороже,
Прочь с дороги, хромой шурала!
Или хочешь ещё раз по роже?

Ночь на сентябрь. Наверно, сорок пятый,
Ты от меня уходишь на войну,
Как никогда - мой дед, и твой - когда-то:
За ставшую легендами страну.
Винтовка, шпага, плащ...присядь в дорогу.
На чей ты фронт, в какой ты легион?
Храни вас Бог, когда угодно Богу
Беречь любимых. Сбережет ли он?
Ты так устал, а я - совсем больная.
Неловко оседает тишина...
Седое небо сослепу светает...
Сентябрь сорок пятого. Война

Из жизни ангелов.

О весенней поре
На Синайской горе
Мы с друзьями костер развели:
Рафаил, Михаил,
Гавриил, Уриил -
Мужики, и все в доску свои.
Угли стлели в труху,
Камбалы на уху
Рафаил наловил с полведра,
Самогон Уриил
По стаканам разлил -
Коль гудеть, так гудеть до утра.
Но едва Гавриил
Инструмент расчехлил,
Да по струнам ударить хотел,
Глядь - небритый мужик,
Грек, а может, таджик,
Вдоль по склону с плитой пропыхтел.
Первым встал Михаил,
Пособить он решил
Мужику, что скрижали волок.
И хоть не был он пьян,
Да запнулся о жбан
И потек самогон в костерок.
Вспыхнул куст и земля,
Ури дал кургаля,
Гавриил всех цветисто честил,
На ведерко в углях
В мелких рыбьих костях
Огорченно вздыхал Рафаил.
А палатку свернув,
Михаила ругнув,
Услыхали молитву они -
Сорок тыщ верениц
Пред кустом пали ниц
Обагрили их лица огни.
И с досады такой
Возвратились домой
Михаил, Гавриил, Рафаил.
А остался лишь он,
Тот, что светом рожден -
Добрый ангел людской Уриил...

Дома сумерки. Не застлана постель.
Час - восьмой, а месяц, тот, девятый,
Чиркнувший белесой полосой -
Или золотым гуртом дуката? -
В облаках небесную пастель,
Спит. И дождь давно затих,
Нам с тобой, бессонным, на двоих
Шелестевший по ветвям стаккато.
Ты уходишь, как во сне когда-то,
В череду сменившихся недель...
Я одна. Не застлана постель...
Час - девятый. Месяц, тот, рогатый,
Нить дождя свивает в канитель...
Я одна. Не уходи, куда ты?

Восхождение

Вершины достичь немудрёное дело:
Ползи и ползи шаг за шагом наверх,
Пылает-горит раскалённое тело,
И бьётся в мозгу: обречён на успех.

И вот шаг за шагом, сдирая ладони,
К вершине-утопии, к давней мечте,
Усталость не чуя за счастьем в погоне,
Ползёшь на ободранном в хлам животе.

Ни руки не держат, ни ноги не чуют,
И камень холодный во взгляде плывёт,
А грифы всё ниже, а грифы всё чуют...
А ты чертыхнёшься и снова вперёд.

И солнце садилось и снова вставало,
Пока ты взбирался всё выше и выше,
И птаха поутру тебя отпевала,
А ты молча лез и молитвы не слышал.

И вот ты достиг, и дыхание спёрло,
Лежишь на вершине утёса пластом.
И хочется выть и орать во всё горло:
Ты лишь у подножия с мощным хребтом.

Обострение (предупреждение противникам бреда: содержание соответствует названию)

Фильм-анестетик –
Наркозом в уши,
В душу,
Глаза и мозг.
Сеть-анальгетик
Нервозность давит,
Плавит,
Как мягкий воск.

Лишь бы забыться.
Не думать. Больно.
Сольный
Концерт во сне.
В вату забиться,
Забиться в вату...
Фатум.
Привет весне.

Может быть ты никогда не плачешь,
Или понимаешь все без слов -
Это ветер треплет тени, мальчик,
Это осень - время страшных снов.
Небо давит Аргусом безглазым,
Изморосью стелется к волнам.
Только осень, время темных сказок
И тоски с тревогой пополам.
Полувзгляд в сгустившемся тумане,
Где плутает как ночной кошмар
Осень, не пришедшая за нами,
И дорога в дальнем свете фар.
Я скучаю - верно даже слишком-
По молчанию с тобою на двоих.
Понимаешь, ты мне часто снишься.
Только сны едва ли о любви...
Я курю, молчу, слежу устало
Как рассвет сгоняет тени с крыш.
В сущности я знаю очень мало:
Как живешь, любимый? С кем ты спишь?
Нам при этом патовом раскладе
Черви так решительно не "в масть":
Ты касаешься моей руки не глядя,
Я - болтаю о пустом и лгу, смеясь.
Ветер гонит тучи прочь, пытаясь
Выплеснуть рассвет из берегов.
Ты мне снишься, милый, не сбываясь,
Да и сны совсем не про любовь

Я знаю сама: ты опять не хотел разлуки.
Где же все началось? Ты уплыл на Итаку к ней…
Целовал на прощанье увитые золотом руки,
Целовал одежды лазурной нимфы морей.
А потом Галилея: твой факел и меч под тогой-
Прокуратор, какая роскошь – право на месть!
Я евреям за горсть монет продавала бога,
За один поцелуй солдатне продавала честь.
Я старалась в след не смотреть когда ты с другими,
Ты старался всегда оставаться собой самим.
Только вот Колизей… Ты за веру сжег меня в Риме –
А я готам в ответ скормила твой чертов Рим…
На Итаке отлив. Шелестят на ветру оливы.
Ты целуешь мне руки за долгие годы разлук…
…Я тебя увожу у любовниц твоих болтливых…
…Я царицей Египта на смерть отдаю из рук…

Написано за несколько лет до моего знакомства с Мигелем Боска, но очень подходит его характеру.

Я помню - было. Зачем? Неважно.
Нет больше силы. Уже не страшно.
Теперь уж поздно, все слишком глупо.
Гореть как звезды. Сгореть в минуты.
Простить с любовью, любить прощая.
Остатки боли, пакетик чая.
Осколки кружки, кривые руки.
Друзья-подружки, ночные муки.
И снова утро в чужой постели
Встречаю хмуро. Мне надоели
Все игры сильных. Себя считаем
Конечно ими. Не понимаем.
Где правда жизни? Кто нам укажет?
Мы смысл теряем. Иль это кража?
Свалить вину. Так легче, проще.
И каждый на судьбину ропщет.
Быть сильным больно, быть слабым трудно.
Кричать "Довольно!", молчать занудно.
Искать наощупь, глаза открыты.
Флаги полощут, все карты биты.
Убил дракона, посеял зубы.
Куда не помню. Ведь знал - забуду...
Вчера, сегодня... и завтра тоже
Одной монетой. Металл на коже.
Острее бритвы, больнее тока
Чьи-то молитвы, да все без толку.
Иду дорогой, куда не знаю.
Ступени к Богу, спиною к раю.
Ищу себя, теряя лица.
Это не я. Мне это снится.

Кто вы в другой - муравей или жужелица?
Бабочка в пиршестве, стрекоза иль пчела
Где-то над травами трудится-кружится...
Кто вы в другой? Явь темна иль светла?

Кто ожидает вас дома-на улице,
Кто приглашает, звонит ни о чем,
Кто забывает, кто гонит, кто хмурится?
Кто вы? О чем мы все время...

Как пройдет день, как летит мимо время?
Сколько часов заняла нынче ночь?
На удалении - кто вы, в чье племя?
И в приближении - кто вы, точь в точь...