Shimotsuke gishi den

[Bishop >>>]

(и продолжили)

Мицуке задиристо ухмыльнулся: честно и с трудом заработанные деньги лучше легких. Даже про неприятности забыл на радостях.
- Согласен, - хмыкнул он. – Ты первый будешь.
Клинки одновременно с нетерпеливым шипением покинули ножны, замерли, едва касаясь друг друга. Тут же выяснилось, что громила может оказаться прав, он был выше, да и катана в его руках – куда длиннее вакидзаси противника. Они сделали круг под жалостливое хныканье связанного разбойника, каждый ждал, кто сделает первый ход, никто не хотел начинать. Пленник тем временем решил – самое время – запрыгал в сторону домов.
- Куда?! – рявкнули самураи одновременно.
Вместо того чтобы остановиться по-умному, связанный припустил еще быстрее, смешно поворачиваясь всем корпусом при беге, поскольку руки были не только связаны между собой, но и прикручены к телу для надежности.
- Позже закончим, - бросил Такамори противнику и ринулся следом за улепетывающей будущей наградой.
Мицуке отправил меч в ножны и решил не отставать. Ищи их потом обоих! Добыча оказалась на редкость быстроногой, мчалась, как будто ветер дул в спину.
- С дороги! – заорал Мицуке, когда все трое выскочили на людную улицу.
Разносчики испуганно шарахнулись в разные стороны, кое-кто столкнулся друг с другом. Добыча перестала метаться зигзагом и дунула по прямой.
- Слева заходи!
Не раздумывая, Такамори переместился на левый фланг, чудом избежав столкновения с испуганно жавшимся к стене продавцом сладостей, обнимавшим свой поднос. Добыча пригнулась и летела, как пуля, словно вознамерившись протаранить головой любое возникшее на пути препятствие. Из-за следующего угла показалась стая гусей. Птицы степенно и неспешно пересекали улицу, ничуть не заботясь идущей полным ходом погоней. Разбойник заревел на них, чтобы убирались с дороги, но в отличие от людей, гусей не проняло. Беглец достиг процессии и врезался в нее, пытаясь перескочить через птиц. Те зашипели, не желая уступать законную трассу следования.
Один из гусаков, самый толстый, откормленный, с первого взгляда видно – главарь – вытянул шею, ущипнул обидчика за филейную часть. И тут же ошалело хлопая крыльями с удивленным «га-га?» улетел через забор, провожаемый пинком Мицуке и его же:
- Спасибо!
Беглец запутался в птицах, споткнулся, зарылся носом в пыль и сказал:
- Кххххе...
Это потому что сверху ему на спину уселся Мицуке.
- Эй! Как там тебя? – ронин выплюнул птичьи перья, шуганул самых смелых гусаков. – Разгони-ка это воинство!

[Далара >>>]

(Хигф, Китти и я)

Почти таким же быстрым шагом, как и раньше, священник проделал обратный путь и без особых происшествий вернулся в гостиницу. Не особых, впрочем, тоже. Поднявшись по лестнице в очередной раз, он постучал в дверь их комнаты, где должна была находиться Олури.
- Можно?
- Там пусто, - раздался из-за спины чужестранца голос Юки. - Мы внизу. Пустите-ка...
Мальчик забежал в комнату и взял кувшин с чашкой.
- Можете прихватить сладости, мы во дворе, - крикнул он уже на пути вниз.
Кажется, он обречен ходить по этой лестнице туда-сюда. Хоть и второй этаж, а бессмысленно бегать как-то обидно… Впрочем, эти мысли не помешали патэрэну спуститься во двор вслед за Юки.
Олури по-прежнему сидела в тени дерева, ее взгляд был прикован к колодцу. Она больше не кашляла, но по тому, как нервно подрагивали ноздри, было видно, что дыхание дается ей с некоторым трудом. Ни попугая, ни кота поблизости не было, оба словно в воду канули.
Юки набрал чашку воды прямо из ведра и сунул Олури. Некоторое время он смотрел, как она пьет, а потом повернулся к священнику, вернее, к блюду в его руках. Еда тут же была выставлена перед Олури. Юки взял за труды пирожок и принялся усердно его жевать.
Теперь уже видно было, что девочка действительно нездорова и ее утренние слова были простой отговоркой. Впрочем, священник не стал об этом напоминать больной девочке.
- Олури-химэ, - осторожно начал он, - мне кажется, что небольшая молитва о вашем здоровье пошла бы вам на пользу…
- А какие молитвы вы читаете, Андорео-хоши? - спросила девочка, выпив сразу чуть не половину чашки. Она без интереса посмотрела на предложенную еду и сделала еще глоток воды. - Ваши молитвы сильные?
- Молитв очень много, и они разные, обо всем, что может быть нужно человеку. Хотя злоупотреблять ими не следует, ибо говорится "не поминай имя Божье" всуе, то есть впустую. А сила молитвы зависит от веры... И еще от избранности Создателем молящегося, - ответил иезуит.
- Но ведь тогда получается, что если моя вера не такая, как ваша, то и молитва не подействует, - сделала Олури казавшийся очевидным вывод. – А как ваш создатель избирает кого-нибудь и как избранный узнает об этом? И как вы думаете, в том колодце правда живет дух, который хочет утащить меня к себе? – неожиданно заключила девочка и уставилась на отца Андрео пытливым взглядом.

[Кысь >>>]

- А попугая уже съели? - невинно осведомился Юки.
- Как ты можешь так говорить, Юки-кун?! – возмутилась Олури. – Никто его не съел, они с Чиру подружились... кажется.
Юки ухмыльнулся, совершенно по-лисьи. Весь его вид показывал, ЧТО он думает о дружбе попугая и кота.
Священник улыбнулся мягкой, спокойной улыбкой - взрослые часто реагируют так на вопросы детей, ответы к которым кажутся им само собой разумеющимися.
- Как ты думаешь, в одном ли мире мы живем или в разных? Раз мы с тобой разговариваем, то в одном, а значит, не могли боги его сотворить дважды. Создатель - один, только в разных странах люди по-разному запомнили и поняли поведанное им. У него есть помощники, есть и враги... Где-то почитают за богов тех либо других. Однако, даже будь иначе - ведь мы не откажем подать друг другу кусок хлеба в голодный час. Почему же Бог должен быть хуже и отказывать тому, кто верит иначе, потому что родился в другой стране? Что до избранности... "Пути Господни неисповедимы", как говорится в Святом Писании, и это ведомо лишь ему. А знаки этого могут быть разными, но обычно очевидны. Про колодец же я пока ничего не могу сказать.
Что ж, кажется, он завершил ответ на заданные на этот раз вопросы и может пока съесть это вот печенье и выпить воды.
Олури совсем запуталась в происходящем. Юки-кун почему-то вдруг оказался жестоким, а Андорео-хоши сказал много и, наверное, очень умно, только в голове все мешается, не дает понять. А еще...
- Как вы думаете, почему у синей бабочки звенят крылья? – спросила Олури обоих собеседников. – Это ведь так странно, чтобы крылья бабочки звенели.
- Потому что тебе лучше лежать, - недовольно откликнулся Юки. - Будешь дальше бегать по колодцам - еще и пирожки заговорят.

[higf >>>]

(С Китти и Даларой)

Олури надулась было за «говорящие пирожки», но бабочка отвлекла. Девочка протянула руку к прекрасному созданию, почти касаясь нежных крылышек.
- Я разрешаю, - сказала Олури неожиданно серьезным тоном. - Вы ведь не колдуете по-злому.
- Но Юки-кун прав, вам действительно лучше лечь, - поддержал священник неожиданного союзника, ибо и сам собирался это сказать.
- Хорошо, - покорилась девочка и легла, подпирая голову рукой, уткнув острый локоток в выпирающий корень дерева. Вторую руку она снова потянула к насекомому. – Вот бы Тото видел эту бабочку, она такая красивая... Плохо, что его больше нет... – замолкла на мгновение, испугалась и поспешно добавила: - со мной.
- С ним все будет в порядке, - попробовал успокоить девочку португалец, а представь, что он вернется и найдет тебя больной…
Миссионер сосредоточился, отгоняя прочь посторонние мысли, как надлежит тому, кто обращается к Господу, особенно тому, кто посвятил ему свою жизнь. Жалел ли Пауло Аломинто, как его звали некогда, о сделанном выборе, об отказе от дома, семьи, многих радостей жизни? Иногда - да, ведь человек слаб… Кому не хочется мяса в постный день, веселого праздника в кругу семьи, наконец – но не в последнюю очередь – женщины в своих объятиях? Однако после его жертвы дела семьи, пришедшие в упадок, действительно пошли вверх, так можно ли гневить Бога? Тем более, что эта служба тоже дарила много радостей – возможность повидать мир так широко и глубоко, как никогда не удалось бы купцу, новые интересные люди, хорошие и не очень, записываемые в заветную книжечку легенды…
А главное – стержень жизни, Вера, которая позволяет не искать цель, плавая самостоятельно в бурных водах сомнений, а твердо знать, что ты, твои дела и слова ложатся еще одним камешком в общее большое дело. Святое дело, дело Бога!
Растворившись в своей Вере, в очередной раз отказавшись временно от собственного Я, чтобы затем вернуть его обогащенным этим погружением, отец Андрео начал молиться Иисусу. Искренне молиться о здоровье почти незнакомой японской девочки, прося Господа помочь ей, исцелить разум и тело…

[Кысь >>>]

Юки рассеянно наблюдал за португальцем, жуя очередной пирожок. Присутствия какого-нибудь бога в округе кицунэ не ощущала в упор, потому поведение португальца очень ее забавляло. Может быть, у него заклинания такие? В любом случае, передышка была желанной - Рыжую начали напрягать человеческие беседы, и к тому же ей было страшно интересно, куда Чиру заманил попугая. Воздух еще содержал в себе едва слышный аромат напуганной птицы, но, увы, о направлении не говорил ничего. Ну, пусть только попробует не поделиться! Как ни крути, а у кицунэ шансов позавтракать котом было больше, чем у кота - полакомиться ею.

[дон Алесандро >>>]

Меч с легким свистом вошёл в ножны, дайме ещё немного поглядел вслед убегающему пареньку и раскрыл веер, несколько раз обмахнув своё лицо, он повернулся к заметно повеселевшим и осмелевшим охотникам и страже так и не выпустившей из своих рук пики и готовой в любой момент обрушить их на нового противника
- Ты! И ты! Быстро в Шиобару! Притащите сюда управляющего со своей стражей! Скажите ему, что молодой господин потерялся в лесу, и мы остались искать его, пока не наступили сумерки! И поживей! Возьмите коней! – дайме показал на двух своих слуг.
- Остальные слуги и вы! – Акаихигэ показал на часть охотников, что пока ещё полностью не пришла в себя и пыталась понять, что с ними стало – Останетесь здесь, стеречь коней! Если с ними что-то случится, ваши родственники пожалеют, что не утопили вас в пруду по малолетству! Если всё будет хорошо, то я закрою глаза на вашу недостойную охотников трусость!
- Вы перезарядили мои подарок? – дайме уже повернулся к слугам что подали ему аркебузу, - С ним всё в порядке?
- Все в отменнейшем порядке господин! – хором произнесли слуги и поклонились.
- Хорошо! Пойдёте со мной! И вы тоже! – князь посмотрел на охотников что всё ещё сжимали в своих руках луки и стрелы.
Акаихигэ посмотрел на хмурого телохранителя, чуть кивнул ему и первым пошёл в заросли, самураи охраны лишь крепче сжали оружие и последовали за своим господином на поиски мальчика.

***

Через некоторое время отряд вышел на маленькую поляну посреди леса, где стояло капище, рядом рос бамбук, камни, слагающие святилище были покрыты мхом, место дышало древностью.
- Это святилище деревни? - Акаихигэ приблизился к капищу
- Э-э-э... Да господин - один из охотников подал голос - это покровитель деревни...
Князь мазнул взглядом по идолу и алтарю после чего перевёл взгляд на охотника, тот чуть сглотнул, на алтаре не было ничего кроме пару свечек.
- Ину чем-то провинился перед деревней?
- Хм... нет...
Аристократ подрошёл ближе к алтарю.
- Понятно - в голосе появилась насмешливость - Но мы на верном пути. Смотрите, эта лента принадлежала нашему молодому спутнику... Вперед! Пока солнце совсем не село, мы должны найти его! Но вначале...
Акаихигэ протянул руку и один из слуг что остался нести ящик с аркебузой подал господину небольшой сверток. Князь расмотал тряпицу и достал огниво, пара секунд и свечи что стояли перед божком запылали ярким, теплым светом. Властитель Тайра немного посмотрел на огонь, потом перевёл взгляд на Ину, чуть улыбнулся и махнул веером в сторону зарослей, отряд продолжил поиски.

[SonGoku >>>]

Нобору видел сон наяву, он бежал через лес, по щиколотку утопая в мягких подушках мха. Ноги увязали, как будто кто-то, живущий под землей, хватал их длинными суставчатыми пальцами. Мальчику очень хотелось заглянуть под толстый зеленый ковер, узнать, кто там живет, но было боязно встретиться с этим неведомым существом нос к носу. Он держал за руку женщину, которую ни в коем случае не должен был потерять и чья ладонь все норовила выскользнуть. Ее длинная темно-синяя одежда цеплялась за ветки.
Наконец они выбрались на открытое пространство, небольшую поляну посреди леса. Со всех сторон подступали темные стволы, по одну сторону их верхушки золотили последние солнечные лучи, и они горели факелами на быстро темнеющем небе, по другую – черные силуэты деревьев головешками торчали на фоне закатного зарева.
- Как думаешь, еще далеко? – спросил Нобору и, еще не договорив, сообразил, что уже задавал этот вопрос.
Ему почудился запах дыма, и мальчишка опасливо понюхал собственные пальцы.

[Hideki >>>]

Шиобара, дом Цува, начальника стражи

- Госпожа, - молоденькая служанка открыла фусума, низко поклонилась своей госпоже и, не поднимая головы от пола, продолжила, - господин просил вас прийти.
Молодая, нет, не девушка, женщина с матово белой кожей повернула голову к служанке и слегка улыбнувшись, произнесла:
- Да, я сейчас приду Кара, - служанка не поднимая головы, закрыла фусума и Каоко, а именно так звали жену Гембэя, продолжила вышивать.
Она слышала, что сегодня утром к ее мужу приходил некий монах-ямабуси. Значит Цува решил представить ее гостю. Что ж, это разнообразит ее одинокое существование в мрачном доме начальника стражи.
Довольно молодая, для матери троих сыновей, Каоко чувствовала себя соловьем в золотой клетке, которого выпускают на свободу только ради потехи гостей. Будучи умной и амбициозной женщиной она воспринимала свое пребывание в Шиобара, как ссылку. Да, ее род беден, но она жила в столице, где жизнь кипела. Ее мать, госпожа Сасаки, готовила дочь для высшего общества. А где она оказалась? В провинции, в Шиобара. Если бы она была жива, то сгорела бы от стыда за свою любимую дочь.
Но даже в этой провинциальной глуши Каоко нашла, чем себя занять. Горячие источники деревни привлекали знать, а для Каоко это было подобно глотком свежего воздуха.

[Bishop >>>]

Долина глициний, Фудзихара

По деревенской улице, придерживаясь по возможности тени, обтекая препятствия шел рыжий кот. Он искал своего хозяина, так как твердо знал – того нельзя надолго оставлять без присмотра. Либо спалит деревню, либо сам во что-нибудь влезет, настолько неприятное, что даже всех талантов Чиру не хватит, чтобы спастись. Вот не будь тогда в столице Чиру, кто бы выручил хозяина из неприятностей с бандитами? Да и привык он к непутевому человеку, все-таки тот пускал погреться за пазуху, как прошлой зимой, когда они чуть не замерзли в горах (если бы хозяина не понесло на перевал перед заходом солнца, и мерзнуть не пришлось бы), а еще – кормил, когда не забывал или когда находил достаточно много еды. Кот скосил взгляд на спутника.
Эй, обед! Иди сюда.
Еще чего! Хищник выискался...
Попугай следовал за котом по верхам - ветки, заборы, лавочки, все было к его услугам. Правда, пользовался он этими услугами весьма своеобразно в силу отсутствия возможности задействовать обе лапы. В правой была по-прежнему зажата фигурка, с которой Мару отказывался расстаться даже под угрозой быть съеденным. Поэтому ему оставалось перемещаться короткими перелетами, то и дело грузно приземляясь и снова подскакивая на одной лапе. Один раз поскользнулся на непрочно держащейся штакетине забора, замахал отчаянно крыльями, хрипло высказал миру все, что он думает о нем вообще и строителях этого забора в частности.
Кто тебя только воспитывал? Кот наморщил нос и сел, так как почувствовал крайнюю необходимость привести в порядок правую заднюю лапу. Между двумя движениями розового языка глянул на диковинную птицу. Нет, странное существо. Не иначе как наньбан, они все сумасшедшие. Хищник и есть, согласился Чиру. Да не бойся ты, не буду тебя есть. Пока. Ты мне моего хозяина напоминаешь, такой же бака. Ну вот, лапа в порядке. Рыжий котишка осмотрел еще правую переднюю, потом на всякий случай левую – тоже переднюю. Сойдет, можно продолжить путь.

(Далара mo)

[Далара >>>]

(и Бишоп)

Чистоплюй, вынес вердикт попугай. Только попробуй меня съесть, мой хозяин съест тебя, а твоего порубит на кусочки.
Если бы Мару умел, показал бы язык, но пришлось ограничиться лишь тоном. Птица, была вынуждена притормозить в ожидании завершения кошачьего туалета, хотя она делала вид, что просто надоело прыгать все время вперед, можно попрыгать и вокруг, да и крылья устали, пусть отдохнут. Едва кот встал, Мару перехватил поудобнее как будто потяжелевшую фигурку и взлетел на ветку ближайшего дерева. Оттуда-то ему и открылся живописный вид, чуть не заставивший с этой ветки свалиться. Из глотки попугая вырвался птичий эквивалент: во дают!
В нескольких кварталах отсюда посреди улицы шло буйное движение. Сновали большие белые и серые птицы, два человека возились в пыли, а третий – в котором Мару незамедлительно узнал хозяина, - с хворостиной гонялся за пернатыми. Те отвечали взаимностью и норовили укусить противника.
Чиру закрыл глаза, чтобы не видеть такого позорища. Как он и ожидал - Сейшин Киёмори по прозвищу Мицуке не сумел пройти с достоинством мимо такого развлечения, как драка с каким-то оборванцем в клубах пыли и туче серых гусиных перьев. О-о-o, Секишусай-но ками, не смотри на это, если тебе конечно, видно из далекой Нары, что вытворяет твой внук в этой провинции.
- Ма-а, - горестно вздохнул кот.
Попугай же, напротив, пришел в возбуждение, и теперь азартно «болел» на два фронта – за хозяина против гусей и за громилу против... против кого рассмотреть было трудно, но громила нравился Мару больше. Размахивая крыльями и вопя, попугай изо всех сил поддерживал «своих».

[Bishop >>>]

Шиобара, дом управителя

Пошли не в пустующую женскую половину дома на втором этаже, в какую-то другую, тоже незанятую комнату. Катсукесуми время от времени опирался рукой о стену, переводил дыхание – битва с тем полукровкой повеселила его, но и совершенно измотала. Но нельзя было спускать всяким отпрыскам карасу такой наглости... Вспомнились слова одной вертихвостке о забвении. Тот, кто называл себя Катсукесуми, ощутил неприятный укол беспокойства. Может, он – следующий? Теперь его очередь? Но – что будет с миром, если за ним не приглядывать?
Плечо, там, куда со спины вошла стрела неугомонного мальчишки, онемело – новое ощущение. Было больно, так, как будто кто-то подсунул сопливому охотнику колчан Такамимусуби.
Кантаро поблагодарил судьбу, что в этот день в его доме почти не было слуг. Хотя кто знает, быть может, это заслуга этого человека со странными глазами? В любом случае, сейчас это было неважно.
Еще немного времени блуждания по дому, и вот она, нужная комната.
- Вот мы и на месте. Да, могу я узнать твое имя?
Наконец-то можно опуститься на пол, блаженно закрыть глаза. Его имя?.. да, его имя... Взгляд янтарных глаз скользнул по хибати с остывшими давно углями; те покрылись белесым налетом пепла.
- Катсукесуми.
Не столько поклонился, сколько мотнул непричесанной головой, грива растрепанных волос придавала ему сходство со зверем.
- Мое имя – Катсукесуми.
- Катсукесуми… - эхом повторил управитель. Имя было особенным, притом значило что-то важное. Но Кантаро не мог вспомнить, что именно.
Сев рядом, управитель снова заговорил:
- Скажи, Катсукесуми-сан, известны ли тебе помыслы ками, живущих в этих местах?
Узкие вертикальные зрачки непроизвольно расширились, опять сузились. Мужчина в грязной одежде поморщился, сложил ладони перед собой; лучше бы его клонило в сон.
- Что тебе понадобилось от них? - устало вздохнул он.
- Прощение...
Ишь ты! Прощение ему, а духов кто вспоминать будет? А за порядком приглядывать - кто? Катсукесуми сквозь опущенные ресницы разглядывал собеседника.
- Ты просишь для всей деревни? - полюбопытствовал он; по спине между лопатками, щекоча кожу текла теплая струйка крови, хотелось поежиться. - Или только для себя?
Теперь глаза цвета пламени смотрели на управляющего Кантаро в упор.

(и Хикари-кун)

[Хикари >>>]

Кантаро лишь опустил взгляд. Собеседник явно знал, что ину хранители отвернулись от рода не просто так. Поэтому и задал такой вопрос.
-Для своего рода. Завтра меня не будет в живых, но я прошу прощения не для себя. Я готов принять любое посмертие, лишь бы неудачи прекратили преследовать мой род.
- Как вы легко и просто решаете свои вопросы с помощью вакидзаси... - сварливо пробурчал Катсукесуми, сплел из пальцев учиджиши ин. - А что делать тем, кто вечен? Не совершать ошибок, что ли?
Мудра помогла, боль отступила на второй план, напоминала о себе тупыми толчками, но - не более того. Залетевший из сада ветер сдул с углей седую золу, бросил в хибати несколько сухих листьев, чтобы подкормить уснувший под пеплом огонь. Неподалеку захлопали крылья невидимой птицы.
- Ну хорошо... а что ты можешь им предложить, чтобы они забыли про невоздержанность твоего младшего отпрыска и торопливость в решениях старшего?
-Ты… ты знаешь о моих сыновьях? - в этот момент старый управитель забыл даже о гневе ками, - что с ними? Какие испытания приготовила им судьба?
Кантаро настолько разволновался, что не смог усидеть на месте, и поднялся, принявшись ходить кругами по комнате. И куда делась воинская выучка, до этого ни разу не подводившая управителя?
Катсукесуми расхохотался, даже усталость на время отпустила.
- Одни готовы жизнь отдать за крошечное пророчество, а ты забыл, что готовился к смерти за то, что не совершал!
Крошечный оранжевый язычок лизнул угли в хибати. А, сестричка, и ты где-то неподалеку...
- Если расплатишься жизнью за предсказание, что останется для ками и для твоего знатного гостя, а?
-Если бы я мог знать, что с ними, если бы мог хоть чем-то помочь им перед смертью, - Кантаро сам не понимал смысла своих слов, - Дай мне последнее успокоение перед смертью, а остальное… остальное не имеет смысла.
Кантаро продолжал ходить кругами, но при этом не сводил взгляда с собеседника.

(Bishop-san mo)

[Bishop >>>]

Катсукесуми хмыкнул, привычным резким жестом расправил рукава, чтобы не мешали - боль проснулась, но он не обращал на нее больше внимания. Губы беззвучно зашевелились, взгляд был устремлен то ли на голубоватый дымок над хибати, то ли сквозь него в сад, откуда донеслись звуки бивы.
Уголок губ Катускесуми приподнялся, в янтарных глазах запрыгали огоньки.
- Через год род в Шиобаре разгорится новый свет.
Управитель со страхом и удивлением посмотрел на собеседника. «Новый свет? Это значит, что старый свет исчезнет навеки? И роду Хикари* суждено сгинуть? Нет, этого ни в коей веки нельзя допустить!»
- Если ты не хочешь помочь мне, придется действовать самому, - голос Кантаро дрожал.
Уняв дрожь в руках, Кантаро медленно достал из ножен катану и направил ее острием в живот.
- Ками хранители, если хоть кто-то из вас слышит меня, заклинаю вас, - снова начал говорить он. Голос больше не дрожал, - примите мою жизнь, но сохраните и сасие мой род.
- Как недавно твой сын сказал мальчику, решившему расстаться с жизнью, - заметил Катсукесуми, с любопытством наблюдая за управителем, - такую жертву ками не примут. Хочешь заплатить - делай все правильно.
Он достал из рукава относительной свежести платок, расстелил перед собой, указал собеседнику: садись, мол. Сам же встал, взял с подноса, забытого здесь кем-то из нерадивых слуг, сакедзучи, плеснул в нее воду из чайника. Протянул Кантаро.
Управитель какое-то время стоял недвижимо. Стоило ему услышать о сыне, как приближающаяся к животу катана остановилась. А через какое-то время Кантаро и вовсе опустил оружие и непонимающим взглядом смотрел на предлагаемую сакедзучи. Но внезапно в его взгляде что-то отразилось, и управитель ладонью ударил по протянутой руке. Вода расплескалась по полу.
-Ты хочешь обмануть меня, - со злобой произнес он, - ты хочешь увидеть, как зажжется новый свет! Я все равно принесу жертву Ками. Но сначала ты.
И катана снова поднялась. На этот раз для боя.
Катсукесуми развел руки.
- Нападать на безоружного - как это по-человечески, - усмехнулся он одними губами; взгляд был холоден.
Странный пришелец несколько раз согнул и разогнул пальцы - словно большой кот втянул и снова выпустил когти.
- Начинай, - предложил он.
- Может ты и безоружен, но совсем не беззащитен, - с каждым новым словом в голосе управителя было все больше и больше ненависти, - и ты опасен. Опасен для всего, что еще дорого мне. Я иду!
И расстояние между лезвием катаны и Катсукесуми очень быстро начало сокращаться.
Янтарные глаза разгорелись опасным огнем. Катсукесуми нырнул под клинок - тот срезал прядь длинных волос, - подобрал с циновки половинку разбившейся чашки, чиркнул по ней двумя пальцами.
- Aka-shita!**
Из чашки фонтаном ударила струя черного дыма, тот, заслоняя от Кантаро его гостя, собрался в облако, в котором угадывались очертания морды огромной собаки; из распахнутого рта вывалился длинный ярко-красный язык
(те же)

---
* Хикари - в переводе означает "свет".
** Ака-шита - таинственное существо в виде черного облака с мордой собаки, из пасти которой высовывается огромный красный язык. Божество неудач, которое вмешивается в дела людей и путает их.

[Хикари >>>]

Управитель остановился. Пару секунд он вглядывался в появляющееся лицо. Неожиданно на его лице появилась торжествующая улыбка:
- Ты проиграл, - с нескрываемым торжеством произнес он, - хранители ину пришли на мой зов и готовы принять жертву. Тебе не удастся погубить мой род.
В следующий миг катана вспорола живот старика.
Катсукесуми разогнал дым ладонью, черное облако втянулось в щель между балками потолка. Некоторое время странный посетитель Шиобары стоял неподвижно, прислушивался к притихшему дому, разглядывал человека у своих ног; тот зажимал ладонями живот, между растопыренными пальцами текла кровь.
- Старый дурак... ты сделал только хуже.
Он вновь наполнил разбитую чашку водой, присел возле умирающего, смочил ему губы.
- Ну? - в янтарных глазах с вертикальным зрачком вновь запрыгало прежнее веселье. - И как ты собираешься попасть в павильон Белой яшмы* без моего разрешения?
Управитель попытался сказать что-то, но с его губ срывался только хрип.
Канаро в последний раз вздрогнул всем телом и обмяк. В застывших глазах навеки запечетлились удивление и страх.
(тот же состав)

---
* Уйти в павильон Белой яшмы - иными словами "умереть, уйти к предкам"; Бьякко как хранитель запада еще и проводник в страну мертвых, которая находится именно там.

[Далара >>>]

За стеной комнаты, где вот-вот должен был встретить безвременную смерть управитель Шиобары, сидели двое. Тот, что пониже ростом и пошире в плечах, так и не сменил тускло-синее косоде и черные хакама, в которых проходил последние двое суток. Он проверял струны бивы и, казалось, был полностью поглощен этим занятием. Второй, одетый в серебристое шелковое каригину, с напряженным лицом вслушивался в происходящее за стеной.
- И что ты так волнуешься? – спросил первый, трогая очередную струну. Спросил искренне, без издевки.
- Зачем он это делает? Не понимаю...
Бива в сторону, взгляд темных спокойных глаз переместился на молодое лицо.
- Низачем. Старик выжил из ума.
Самми резким движением пересел по-другому, подвернув одну ногу под себя. Длиннющие рукава вихрем прошлись по полу, не подняв ни пылинки.
- Может ты и безоружен, но совсем не беззащитен, – донеслось из комнаты.
- Он же знает, - с напором произнес Самми. – И понимает. Зачем же рушить все?
- Ты меня спрашиваешь? – хмуро поинтересовался Ханзо.
Собеседник не ответил, лишь вздрогнул, когда прозвучали слова, вызывающие духа.
- Он не хочет убивать. Может, обойдется?
Ханзо пожал плечами. Ему не нравилась надежда в тоне спутника. Этот Хикари никто для Самми, его жизнь не должна ничего значить для него. Но, похоже, значит.
- Он что, твой родственник, что ты так беспокоишься? – голос Масанари был пронизан льдом.
- Нет. Но он вот-вот потеряет жизнь.
- И что?
Молчание. Дуэль взглядов.
- Тебе не понять, - роняет Самми.
- Мне казалось, ты - самурай.
- Мне казалось, ты - человек.
Молчание. Хрип в комнате острием врезается в повисшее напряжение.
- С пополнением нас.
Ханзо вернулся к биве, тронул две струны сразу, и те ответили жалобным пением. Самми встал.
- Возможно, мы не слишком скоро его увидим. Когда это случилось со мной, я «проснулся» лишь спустя несколько дней.
Масанари тоже встал, окинул спутника скептическим взглядом и сказал:
- Я стал таким сразу и видел остатки огня, в котором погиб.
Самми отвернулся.
- Пойдем. Иэмон, наверное, заждался нас.

Сообщение отредактировал Далара - 9-07-2006, 0:36

[Далара >>>]

(вместе с Рейтаром и Хигфом)

Фудзихара

Олури начала подремывать под мерное напевное бормотание патэрэна. Сперва накатившая вдруг сонливость даже встревожила ее, заставив бороться. Но тут ей в голову пришло, что у молитвы может быть такое действие – кто ж ее знает, эту чужую магию? – и девочка поддалась дреме, положив руку под голову и закрыв глаза. Во полусне мелькали странные лица, неясные очертания чего-то, что она должна бы знать, но не знает. И вдруг среди смутных теней раздался звук шагов. Олури с трудом приподняла тяжелые веки.
- Дядя Хидэ!
Не прерывая молитвы, отец Андрео поднял глаза и снова опустил их. Во двор вошел Хидэтада, но священник не хотел отвлекаться.
Поднимая пыль изрядно стоптанными ногами, Такеда вошел во двор гостиницы, направляясь к входу в нее, когда услыхал голос подопечной. Обернувшись в сторону колодца, откуда доносился голос, Хидэтада увидел Олури, лежащую под большим деревом, неподалеку от колодца на боку, подложив под щеку сжатую в кулак руку и глядящую на него, мальчишку которого вроде бы звали Юки, и патэрэна Андеорео, прикрыв глаза стоящего на коленях в паре шагов от девочки, переплетя пальцы перед лицом и что-то тихо бормотавшего, немного раскачиваясь время от времени. На миг, монах открыл глаза, взглянул на кавалериста, словно приветствуя его, и вновь прикрыл их, не прекращая бормотания и раскачивания.
"Молится, не иначе..." - Подумал Десятник, откровенно глазея на бормочущего патэрэна. - "Чудно молится, но это его дело. Не важно как молится этот странный человек своему чужому варварскому богу... Лишь бы Олури-химэ хоть немного полегчало от его молитвы".
Тихо приблизившись к столь оригинальной компании, Такеда сел прямо на землю и молча поклонился подопечной, давая понять, что он слышал ее, он рядом и готов ей помочь чем сможет, но шуметь не будет пока Андорео не завершит молиться, чтобы не помешать ему. Десятник не знал, откуда в его памяти появилось это высказывание, но именно сейчас он вспомнил его и подумал, что оно как нельзя лучше подходит к данной ситуации:
"Священнодейство не терпит суеты..."
Девочка кинула взгляд на отца Андрео, понимающе кивнула, но не утерпела, села, прислонившись спиной к дереву. Она внимательно оглядела Такеду, приметила его пыльный и несколько усталый вид и тихо прошептала:
- Дядя Хидэ, тут есть вода и немного еды, - Олури показала на поднос с почти не тронутыми сладостями и кувшином. – Поешьте.

[higf >>>]

(С Рейтаром и Даларой)

Кавалерист еще глубже поклонился, но ничего есть не стал. Напротив, он достал из-за пазухи тряпицу, развернув которую, выложил на поднос несколько сладких рисовых колобков и лишь после этого протянул руку к кувшинчику, налив в маленькую глиняную чашечку воды и жадно, хотя и почти беззвучно, припав к ней губами. Такеда все так же внимательно глядел на подопечную, молящегося южного варвара и сидящего рядом мальчишку, от которого вновь почувствовал едва уловимый странный запах.
Иезуит вспомнил известные ему молитвы, отгоняющие демонов и укрепляющие человека от болезней тела и духа, обращенные к Иисусу и Деве Марии. Заученные с детства слова произносились легко, и самым сложным было – чтоб они при этом не оставались просто по памяти воспроизводимыми звуками, а были действительно призывом к Создателю, отданной частичкой души. Ибо на ничего можно получить только пустоту…
Когда он, наконец, закончил, то чувствовал себя усталым, будто раз пять бегом пронес по гостиничной лестнице вверх-вниз тяжелый мешок. Не так важно, что это усталость не выражалась в тяжелом дыхании и поте градом на всем теле, а была внутренней.
Андрео встал с колен и присел прямо на землю, ибо удобных для европейца сидений рядом не было. Впрочем, за время миссионерской деятельности он привык и к худшему.
Наконец патэрэн Андорео кажется, окончил молиться, так как встал с колен и сел прямо на землю, а лицо его, как отметил про себя десятник, стало усталым, словно бы несколько постаревшим. Было видно, что эта молитва стоила монаху немало сил и порядочно его измотала. Все так же молча, Хидэтада поклонился патэрэну и, не прерывая поклона, протянул ему кувшин с водой и чашечку, предлагая освежиться после исполнения такого нелегкого дела. После этого, кавалерист еще внимательнее взглянул на Олури и спросил, как она себя чувствует.
Иезуит с благодарностью принял от самурая воду и с жадностью сделал несколько глотков, тем более, что день был действительно жарким. Он сделал несколько глотков и посмотрел на девочку, тоже ожидая ее ответа.
Под взглядом четырех глаз Олури прислушалась к себе. В сон уже не тянуло с такой неодолимой силой, да и кашель не давал о себе знать.
- Мне уже лучше, - честно ответила девочка двоим мужчинам. – Спасибо.
И тут же поняла, что болезнь никуда не ушла, просто отступила, затаилась, готовая выпрыгнуть наружу в любой момент. Как будто где-то в груди горел маленький злой красный огонек, не желающий сдаваться. Олури мысленно топнула на него ногой,
вдруг разозлившись, но огонек дунул назад едким пламенем, грозящим превратиться в новый приступ кашля. Девочка сжала зубы, огонек отступил.
- Съешьте, пожалуйста, эту еду, - сказала она вдруг. – Плохо будет, если она останется и испортится. В деревне никогда не оставляли еду портиться.

[Далара >>>]

(той же командой)

Подопечная действительно выглядела лучше, однако священнику что-то не давало покоя. Он словно бы почуял, что зло не уничтожено, хотя не был в этом уверен.
- Хорошо, если ты хочешь, - ответил отец Андрео. - Думаю, лучше все же провести полный обряд изгнания демонов, для уверенности. Но это требует определенной подготовки, и лучше бы вышло у священника высокого сана, в церкви и при помощи других служителей.
У Олури разыгралось воображение. Церковь, большая, с толпой народа, как была в одной книжке дома. В центре, на помосте стоит патэрэн Андрео и множество еще таких же, точных копий его. И все они громко то ли говорят, то ли поют так, что больше ничего и не слышно. Везде горят свечи. И она сидит перед всеми, одна. Священники вокруг песней изгоняют духа, а тот не хочет уходить, цепляется за свечи, за ее одежду, за доски пола. И смеется. Или это все вокруг смеются? Почему они над ней смеются? Женщина танцует полуобнаженная – смеются, все же, над ней. Странно танцует, дико, не попадая в музыку, самозабвенно, откидывая голову, и сама смеется вместе со всеми...
Хидэтада внимательно смотрел на Олури и заметил, что в один из моментов разговора, ее глаза немного сощурились, словно она старалась заглушить какое-то неприятное чувство, возможно боль где-то внутри себя. Серьезно выслушав патэрэна Андорео, кавалерист подпер мозолистым кулаком подбородок и задумался. Монах был кругом прав, вот только искать сейчас в такой глухой провинции священнослужителя высокого сана, а еще лучше и монастырь той странной религии, к которой принадлежал этот святой человек было более чем долго, да и опрометчиво, в принципе. Клан Тайра, на землях которого сейчас находилась его подопечная, не относился к "южным варварам" и их вере так нетерпимо, как Токугава, но тоже вряд ли бы потерпели крупный храм последователей чуждой религии в самом центре своих владений. Куда проще и быстрее было бы обратиться в какой-нибудь из буддистских монастырей, или к монахам одной из самых почитаемых в этой провинции святынь. Да и заклинателей духов тоже стоило бы поискать по окрестностям, например того, седого, которого видели на дороге ведущей в Шиобару, о котором столько рассказывал старик-горшечник. Хидэтада не мог найти быстрого и безопасного выхода из ситуации, от чего все больше хмурился и тер пальцами подбородок. Наконец, он пришел к решению, что сперва стоит посоветоваться с Мицуке, чтобы обсудить с ним ранее пришедший в голову план проникновения в Шиобару и похищения знаменитого заклинателя духов. Если исцелить Олури полностью не удалось, болезнь может вернуться в любой момент, и возможно куда более сильной чем в первый раз, что может окончится очень плохо. Следовательно, тянуть время в ожидании непойми чего, словно мудрая обезьяна из притчи народа Джунго, нельзя. Чем быстрее удастся отправится в путь, достигнуть Шиобары и увидеться с колдуном, тем лучше. Придя к такому выводу, Такеда хмыкнул, размышляя, что как только появится ронин, нужно будет собираться в дорогу, и на сей раз выбрать путь при помощи знающих людей, а не кота-проводника.

[Reytar >>>]

(Далара+Higf+Reytar )
Взглянув на вновь задремавшую Олури, кавалерист тихо произнес:
- Олури-химэ, вы должно быть тоже устали? Может лучше вернуться в гостиницу и отдохнуть как положено, а то земля здесь жесткая, да и холодная немного? А о еде не беспокойтесь, мы воздадим ей должное и исполним ваше пожелание. Не желаете отведать хоть один из этих сладких колобков? Они весьма недурны, я проверял.
С этими словами, Такеда отправил один из расхваливаемых им рисовых колобков, в рот, и довольно улыбнулся.
- Думаю, что я должен быть около Олури-химэ, чтоб в случае возвращения болезни вновь отогнать ее, это, пожалуй, в моих силах, - произнес священник, тоже раскусывая колобок.
Услышав голос Такеды, девочка вздрогнула и несколько испуганно оглянулась. Странных людей, да и той, танцующей, больше не было. По-прежнему двор, залитый солнцем, и уже готовая уйти тень от дерева. Юки куда-то ушел, и теперь людей было всего трое. Спутники с аппетитом жевали колобки, вызвав на лице Олури легкую улыбку.
- Спасибо, но мне не хочется есть. – Взгляд на солнце, которое вот-вот начнет жечь по-настоящему. – Наверное, вы правы, дядя Хидэ. Я посижу в доме, только в комнату не пойду, там скучно. Здесь же есть обеденный зал.
- Это было бы неплохо, - согласился португалец, который при всей неприхотливости предпочитал сидеть не на земле, если была такая возможность.
- Хорошо, Олури-химэ! - Такеда поднялся на ноги и прихватил поднос с едой. - Тогда и все это не стоит оставлять здесь. Думаю, там в зале можно будет дождаться Мицуке-доно, с которым кое-что будет нужно обсудить, прежде чем отправимся в дальнейший путь.
- Ун, - сказала девочка, вставая. То ли от долгого сидения, то ли от болезни у нее закружилась голова, и ей пришлось опереться рукой о ствол дерева. Кора под пальцами казалась высохшей и морщинистой, как щеки старухи.
Хидэтада как раз дожевывал очередной колобок, одной рукой придерживая кувшин, а второй – поднос, когда заметил, что подопечная побледнев, чуть пошатнулась и опирается о ствол дерева, возле которого лежала ранее. Мгновенно нахмурившись, кавалерист засунул кувшин под мышку, прижимая его к себе локтем руки, в которой держал поднос, а другой крепко и насколько мог мягко, взял девочку под локоть.
- Прошу простить мою бестактность, Олури-химэ, но думаю, будет лучше, если я немного помогу вам дойти до обеденного зала. – Произнес десятник, придерживая подопечную за руку и приноравливая свой широкий шаг, к ее семенящей из-за одежды, походке. Приблизившись к входу в гостиницу, ширина которого конечно была рассчитана на одного человека, Такеда, как и подобает воину славного клана Санада, пропустил девочку вперед, шагнув в проем вслед за ней. Раздавшийся вслед за этим громкий стук, чего-то чрезвычайно твердого, например лба достойного десятника, по дереву притолоки, был отлично слышен в пределах пары ближайших улочек. Точно так же, как отлично было слышно, последовавшее за ним громкое: «Кс-с-с-о-о-о-о!!!», а затем звон выпавшего из под локтя Хидэтады кувшина с остатками воды, не замедлившей выплеснуться и залить ему весь бок. Немного пошипев сквозь зубы, и побурчав под нос что-то непонятное Олури, но предельно емкое и прочувственное, кавалерист все же протиснулся внутрь гостиницы. Он помог подопечной присесть на одних из дзобутонов, лежащих на полу в обеденном зале и лишь после этого, поставив неподалеку поднос с едой, схватился рукой за пострадавшее место, в центре которого, на самом виду, уже набухала роскошная, большущая шишка…

Сообщение отредактировал Reytar - 9-07-2006, 22:51

[Хикари >>>]

И снова Микава. 5 лет назад.

Хозяева не спрашивали причин внезапного ухода одного из постояльцев. Слуга, принимавший оплату, открыл было рот, чтобы попросить об увеличении суммы - ночевало-то двое, справедливо, - но возникшая из ниоткуда хозяйка с силой дернула его рукав, отрицательно мотнула головой, и слуга покорился.
На улице ветер носил мелкие зерна снега, больно бьющие в лицо. Оба путника натянули дорожные плащи из соломы, сразу став похожими на два стога на ножках. Отойдя несколько шагов от двери гостиницы, Такамори встал, прикидывая возможности.
Говорящий с духами отстраненно смотрел вдаль, время от времени устраивая поудобнее их новую спутницу, без сознания лежащую под ворохом одежды.
- Куда мы пойдем теперь, Такамори-сан? - спросил он, все также смотря вдаль.
- Нужно найти какое-нибудь не слишком многолюдное место, где ты сможешь выходить своего найденыша. Ты знаешь этот город?
Сам Такамори был здесь в первый раз, что в такой ситуации не слишком радовало. Да и отрешенность спутника несколько беспокоила. Впрочем, может быть, шаманам положено стоять столбом с взглядом, будто происходящее у них под носом интересует их меньше всего. С шаманами ронин тоже сталкивался впервые.
- Нет, я здесь впервые. Но все города в этом смысле одинаковые. Что бы ты хотел найти здесь, Такамори-сан?
Беловолосый шаман наконец перевел взгляд на Такамори.
- Дом какой-нибудь, хоть бы и хибару, только чтобы вокруг было не людно, и внутри можно было зажечь огонь. Твое шаманское чутье говорит тебе, где здесь такое место?
С реки донеслись крики, похоже, пришла большая лодка, и ее разгружают. Значит, сейчас в ту сторону точно не надо идти.
Хаку приложил пальцы к вискам и закрыл глаза. Постояв так несколько минут, он открыл глаза и встряхнул головой, как после долгого сна.
- Мое шаманское чутье молчит. Да и не может оно видеть подобных вещей. Но по дороге сюда я видел заброшенную хижину, в нескольких шагах от деревни.

(soshite Dalara)