Shimotsuke gishi den

[Bishop >>>]

(SonGoku mo)

Нобору не собирался уступать, но слуга настоял и теперь шел впереди, освещая дорогу запасливо прихваченным фонарем, а мальчишка, обиженно надув губы, шагал следом "почти" во главе их маленького отряда. Они все порядком выбились из сил, когда увидели впереди свет, красновато-рыжие сполохи большого костра, который развели на поляне. Хейкичи едва слышным шепотом предложил поскорее убраться отсюда, если не в безопасное место, то хотя бы подальше, и безумно удивился, когда предложение не встретило отпора. Никто не возражал.
Почти никто...
Белый тигр сделал бесшумный шаг к огню, затем второй, потянул носом воздух. Майе открыла рот, чтобы что-то сказать. Нобору вцепился зверю в густую шерсть на могучем загривке, уперся ногами в землю и – так и проехался, оставляя пятками две глубокие борозды. Хейкичи выронил фонарь и пожитки и в ужасе прикрыл обеими руками голову.
- Как быстро вы решили вернуться... – донесся с поляны мягкий голос.
Тигр поднял голову, басовитое клокотание в его глотке вылилось в грозный рык. Завибрировали стебли бамбука, с гнезд сорвались перепуганные разбуженные птицы.
- Какая честь! – рассмеялись на поляне; демон раскрыл сильные крылья, закрывая кого-то от белого тигра. – Добро пожаловать в нашу скромную обитель, Бьякко-сама! Мы приветствуем хранителя запада!
Сбросив мальчишку, призрачно-белый с дымчатыми полосами зверь взвился в воздух; по влажной земле покатился огромный клубок, он фыркал, рычал, кусался и бил когтями. От него во все стороны летели искры, клочьями – белая шерсть, рассыпались выдранные перья.

[Bishop >>>]

Дорога между Фудзихарой и Шиобарой

Неторопливое осеннее солнце шестого месяца застало на дороге, что вилась по склону горы, необычное шествие. Трудно вообразить, какая цель свела вместе этих людей и знают ли они ее сами. Возглавлял их верхом на капризном норовистом коне бравый десятник с гербами славного рода Такеда; приметный рогатый шлем у него на голове распугал бы и демонов, покажись те при свете дня. Следом - будто знатного вельможу в паланкине - на крестьянской тачке везли похрапывающего монаха. Порой смиренный служитель открывал глаза и принимал бодрый вид: мол, и сам бы дошел хоть до края земли, а уж до соседской деревни и подавно, вот только огорчать спутников очень не хочется. Вздумалось юному громиле показать всему свету и двум милым девушкам, что сил хватает не только мечами размахивать, к чему отказывать ему в удовольствии? И девушкам есть на что посмотреть, и монаху полезно, и молодому человеку приятно. "Ма-о!" - подтвердил мысль рыжий кот, на минуту возникая из кустов. Время от времени с тачки доносился отчетливый плес жидкости в тыквенной фляге, бульканье и сытое довольное хмыканье.
Рядом с тачкой вышагивала юная девушка, невероятно гордая собой и «старшим братом». Воспоминания о том, как ловко они вдвоем увели эту тачку прямо из-под носа хозяина, заставляли девочку улыбаться. Иногда она оглядывалась на идущих позади девушку в мужской одежде и молодого человека с фуросики на одном плече и большим длиннохвостым попугаем на другом. Девушка заговорщицки подмигивала, и младшая из всей компании улыбалась еще шире.
Чуть поодаль, но так чтобы не отставать и никого не терять из виду шагал совсем странный путник - в черной дорожной одежде того покроя, что носят некоторые южные варвары, и плаще. Шел легко, усталости не выказывал, лишь промокал иногда платком лицо и шею.
Последнего члена разношерстного и разноперьевого маленького отряда нигде не было видно, только время от времени среди темной зелени густого подлеска вспыхивало рыжее пламя. Но может быть это шастал по зарослям неугомонный Чиру?

(и Далара)

[Nikkai >>>]

Странное сочетание - огненный золотой и призрачно-белый... Неестественные, неправильные движения. Катсу... Бьякко? и огненнокрылый разительно дисгармонировали друг с другом, казалось, они дерутся только потому, что знают - этот мир способен удержать в себе только одну из гармоний. Но все было не так, все было сложнее. Капля крови упала на листья. Красная кровь. Чья? Не думая, Майе подошла и подхватила пальцем полупрозрачную каплю, багровую на листьях, багряную на коже. Соленая.
За поединком наблюдал еще кто-то. Или не наблюдал, а просто находился рядом. Кто-то... Странный. Мокрый. Холодный. Не... Не свой. Майе постаралась обойти дерущихся так, чтобы увидеть воочию того, чье молчаливое присутствие ощущала. Шагнула вправо - клубок золотого и белого откатился вправо, опалив нежную кору молодой сосны. Побежала влево, и целое семейство грибов почти у ее ног не видя смахнул могучей лапой тигр. Уходить назад? Нет, нельзя. Ей надо увидеть, НАДО УВИДЕТЬ.
Пронзительно-золотой росчерк крыла хлестнул по ногам; запахло паленой кожей. Майе невольно отпрыгнула, чуть не сбив Нобору с ног.
- Ты не ранена? Покажи!
Отчего-то сладковатый запах, похожий на аромат перегнивших абрикосов, вызывал тошноту и желание убежать, спрятаться, как уже было однажды... Нобору дернул женщину за руку.
- Не подходи к огню!
- Надо... Там... Там кто-то. За огненным. Нужно увидеть, - девушка рванулась в обход, отделенная от поляны только непрочной стеной из молодых стеблей бамбука. Зашипела, когда изломанный сухой стебель полоснул по ожогу. Перешла на шаг, боясь упасть - взгляд Майе ни на секунду не отрывался от неясных бликов в узких вертикальных просветах.
Нобору побежал следом, стараясь держаться подальше от пугающего его огня. Он даже не мог толком сказать, кого боялся сильнее... скорее всего – того, что можно сгореть, разлететься по ветру золой, как уже было. От жара туго натянулась кожа на скулах, казалось, еще вот-вот, и она лопнет. Он не понимал, за кем гонится Майе, он даже не видел его, а меч вытащил из ножен просто так, для пущей уверенности...

(+SonGoku)

[Кысь >>>]

...В лесу наступила зима. На зеленых еще листьях деревьев, на пушистых сосновых иголках расцвели причудливыми цветами корочки инея. Воздух стал ментоловым и словно бы ломким - не так дохнешь, и осыпется прозрачными осколками. Тонкие стебли травы превратились в мерцающие серебристые лезвия.
Рыжая стояла посреди озера. Лед под ногами - удивительно красивого цвета. Яркая бирюза с белоснежными острыми звездами там, где лапы давят на непрочный покров своей тяжестью. Лиса всем своим существом чувствовала напряжение льда, легко, словно у нее включился некий особенный инстинкт. Вот Рыжая сместила тяжесть своего тела на три лапы - напряжение выросло, но лед выдержал. Вот подняла левую переднюю лапу. Тихо и сухо треснуло под правой, но крепости льда хватило.
Шаг.
Под тонкой преградой, на фоне ослепительно-бирюзовых разводов, показалось лицо. Красивый белокожий юноша, почти мальчик. Длинные, как у людей на шелковых ширмах, глаза. Кицунэ сама тогда была почти ребенком, и только пробовала свою силу. Он, кажется, считал ее лесной богиней. Ей это нравилось, и она не жалела чар. А в какой-то момент твердо решила раскрыться. Кто бы знал, что люди так слабы...
Кицунэ еще раз покосилась на воду. Интересно, где сейчас этот мальчик?
Лед выдержал. Еще шаг.
У этого монаха было длинное узкое лицо, а правый глаз был желтым и мертвым. Он пришел в лес разговаривать с духами. Рыжая многие недели пакостила, путала и ворожила, но он ни разу не изменил своему спокойному созерцанию. И чем долее продолжалась эта странная битва, тем больший интерес питала кицунэ к божьему человеку. Наконец, она вышла говорить. Сама.
Монах позволил себе улыбнуться. Он задавал ей многие вопросы, и большей частью были это странные, тяжелые вопросы, вопросы без ответа. Дотоле кицунэ не думала ни о добре и зле, ни о своем пути, ни о том, чем она станет, когда ее шерстка окрасится золотым цветом лисьего бессмертия.
- Какая ты лиса, посланница ли ты Инари, или демон, вредящий людям? - вопрошал монах.
- Я рыжая лиса, - гордо ответила тогда Рыжая.
- Будь по сему. Только помни, что, пока ты не пойдешь к твоей цели, твоя цель не пойдет к тебе. Хочешь ли ты всегда быть рыжей?
На том разговор и закончился. Ответа Рыжая не знала до сих пор.
Неуверенность - мелкими злыми трещинками вокруг дрожащих лап.
Но лед выдержал.
Еще шаг.
Урико была красавицей. Возможно, самой красивой девушкой в деревне. Рыжая совсем не хотела ее подставлять. Она просто не успела выбрать для себя другой облик. Любовь к преступнику - не преступление само по себе. Но если тебе всего четырнадцать, и вокруг злопамятный деревенский люд, что еще может спасти твою репутацию? Через несколько недель семья Урико навсегда уехала из этих мест, а Рыжая твердо приняла решение найти свой собственный облик.
Рядом с хорошенькой головкой девушки, украшенной цветами "надешико", показалась еще одна. Смелые, завораживающе-красивые черты, едва заметная жестокость в изгибе рта и выражении глаз. Знаменитый убийца. Его поймали на глазах у перепуганной кицунэ - нет, у перепуганной, полураздетой Урико. Говорят, владетель этих мест лично отрубил ему голову.
Злость - лед трескается вокруг длинного черного когтя. Вина - так сложно уследить за балансом.
Лед треснул, из тонких, таких темных теперь изломов показалась вода. Словно огнем обожгло мягкие подушечки лап - и только через секунду стало холодно. Рыжая замерла, зажмурившись и перестав дышать.
Она не провалилась.
Следующий шаг - осторожный, маленький шажок, только бы подальше от опасных трещин, показал ей простодушного лесного жителя, барсука. Бедолага до сих пор, наверное, верил, что неудачлив. Во всяком случае, это куда лучше, чем знать, что на самом деле ты слишком прост для лисьих игр. Огонек веселого злорадства пробежал в глазах Рыжей, но на этот раз она не поставила себя в опасность.
Следующий шаг - то странное семейство, что шло в Шиобару на воды. Мужчина и женщина были так стары, что, кажется, видели еще золотой век Хэйан, а мальчик, которого они звали своим сыном, едва вступил в юношескую пору. Рыжая путешествовала тогда с ними, приняв облик мальчишки-подростка - приносила ягод, воровала рис, отгоняла разбойников - и каждый вечер жадно слушала истории, что тихо рассказывали старики после трапезы. Эта древняя пара знала сотни повествований - волшебных мифов о начале времен и философских притч монахов, странных случаев из жизни простых людей и дел императоров прошлого. Тихие, скрипучие, чуть надтреснутые по-старчески голоса умели передать и гневный крик богини, и нежный шепот влюбленной девушки. Вскоре и Юки старики начали звать сыном.
Рыжая удержала стремление припасть на передние лапы от приятных и давних воспоминаний. Лед этого не простит.
Еще шаг.
Эти двое детей отважились переночевать в лисьей норе. Девочка - тонкая, с благородными чертами лица, еще почти ребенок, но старается держаться взросло. Мальчик - карапуз из тех, что представляют самую большую угрозу для птиц и портновских изделий в любой деревеньке. Тогда она уволокла у них нагинату - просто из вредности. А через несколько часов дети расстались чтобы уже не встретиться...
Чтобы уже не встретиться? Но ведь этого не было, это лед просто морочит ей голову.
Лед затрещал, по бирюзовой глади поползли белые ломаные лучи.
Еще шаг.
Лицо, показавшееся в ледяном зеркале, было небрито. Оно всегда таким было, сколько она его помнила - казалось, хозяин просто нашел удачный компромисс между бородой и гладкой кожей и решил его придерживаться. Тот самый самурай, которого она как-то нашла в полузаброшенном горном храме. Владелец красивого благородного меча и скандального рыжего кота. Самурай, чуть не лишивший ее хвоста, пару раз страшно обиженный ею самой, чуть не убитый, чуть не спасенный. Умерший так глупо и просто в Шиобаре, у самых ворот, почти на ее глазах.
Рыжая напружинила все четыре лапы и зло щелкнула зубами.
Лед не выдержал.
Уже захлебываясь в ледяной воде, Рыжая поняла, что и этого тоже не было. И... проснулась.
Солнце только недавно начало согревать ее наблюдательный пункт и камень был еще по-ночному холодным. Изгиб дороги позволял видеть отсюда чуть ли не целый час пути, если идти медлительным человеческим ходом. Ей повезло - маленькая компания как раз собиралась скрыться из виду за крутым поворотом.
Вскочив на ноги и рассерженно тряхнув головой, Рыжая побежала вдогонку.

Сообщение отредактировал Китти - 26-09-2006, 13:12

[Nikkai >>>]

Роща возле Шиобары

Бамбук был со всех сторон, даже сверху и снизу, но Майе каким-то образом продолжала видеть свою цель - темную злую дыру где-то впереди и слева. Он пах водой и темнотой - сейчас она знала его так, словно провела рядом с ним долгие годы среди гнилой земли и холода. Но и одновременно - не знала ничего. Не знала, кто он, зачем он здесь, и, главное, что за узел образовала его судьба, судьба огненнокрылого и их, волей ками нашедших это место.
За стеблями появились очертания спутника Итсумадена. Словно рисунок черной тушью на белой бумаге. Запавшие глаза на трогательном, почти детском лице. Тонкие, словно бы и не знавшие никогда движения, работы руки. И вода глубоко в темных зрачках.
Майе остановилась так же внезапно, как и начала бежать. Она смотрела на бореи, едва заметно покачиваясь, словно размышляя о чем-то, что превосходило ее понимание. Потом протянула руку, словно бы забыв о том, что рядом сражались бог и демон, что и самого духа вызвал страшный огнекрылый пришелец.
- Зачем ты не родишься опять? Почему не уйдешь?
Призрак безмолвно плыл над землей, как будто не касался ее даже кончиками пальцев, как будто его, обрывок ночного тумана, гнал ветер. На вопрос он не ответил, только покачал головой. Вот он остановился посреди небольшой поляны, запрокинул голову к выглянувшей в прореху туч луне. Серебристо-белый диск ночного светила подернулся розовой дымкой.
- Не надо, - тихо сказала Майе. Она почему-то знала, что призрак ее услышит.
Лицо призрака стало печальным, исказилось, словно он хотел расплакаться от обиды, но не сумел вспомнить, какой. Осторожно приподнял безвольно болтающиеся руки, потянувшись к женщине, и в эту же секунду громовым раскатом по роще прокатился тигриный рык. Бореи отпрянул.
- Не надо. Не поможет. Прости, - Майе чуть не плакала. Она как-то очень остро поняла, насколько мало может и знает. Еще девочкой выбранная демонами в качестве слуги, посредника, объекта для мучений - но уж никак не повелительницы и заклинательницы - Майе так и не сумела выпутаться из их сетей. И сейчас она не могла протянуть руку и просто остановить тоскливое существование этого несчастного наваждения - только просить. - Не надо...

[SonGoku >>>]

Призрак силился что-то произнести, но с его посиневших губ не срывалось ни единого звука.
- Прости. Там покой, - Майе старалась не пускать умоляющие интонации в свой голос.
Ветер принес ей с поляны похожее на едва слышный вздох:
- Помоги мне...
- Скажи, что сделать, - покорно кивнула Майе.
- Спроси... твой спутник... – призрак содрогнулся при собственных словах, а быть может, это опять подул ветер или то были проделки лунного света, который теперь проливался на небольшую поляну кровавой рекой. – Он... знает...
Майе обернулась на своего маленького спутника и отшатнулась в изумлении. В руках у Нобору был меч. Такой меч... Прямое обоюдоострое лезвие цвета тяжелых зимних туч крошило камень и поворачивало облака с назначенной им дороги. А в груди у ребенка, словно второе сердце, билось маленькое солнце.
Девушка зажмурилась, и, когда она открыла глаза, перед ней снова был простой человеческий мальчишка с изогнутым, непропорционально длинным мечом.
- Какая помощь нужна темному? - неуверенно спросила Майе маленького Тайра.

(и Hinode)

[higf >>>]

Отец Андрео, глядя на своих спутников и не забывая о себе самом, подумал о промысле Божьем. Это было вполне естественно, ибо собрать такой отряд вместе могла лишь воля Всевышнего, не иначе. Интересно, какой Его замысел они предназначены исполнить в Шиобаре, о которой священник уже столько слышал?
Мысли отвлекали от дорожной усталости, пока еще не очень ощутимой и жары, аналогично мало беспокоившей. Несколько больше отвлекало ощущение чего-то непривычного, иногда отзывавшееся легкими пробками в ушах. Сперва португалец-иезуит списал непривычное состояние полностью на разреженный горный воздух, которого было маловато для человека, с юности привыкшего к высоте палубы над уровнем моря.
Однако потом стало ясно, что дело не только в капризах тела. Дух, чуткий к проявлениям сверхъестественного, говорил, что поблизости что-то непривычное, относящееся к наполовину к миру потустороннему. Святой отец принялся вспоминать труды почтенных отцов церкви по демонологии и созданиям Господним, а также гадать, не надо ли их пополнить в этой странной стране? На всякий случай отец Андрео прочел молитву, которая должна было очистить душу, подготовить его к испытаниям, а также отогнать враждебных духов.
Он бы охотно обсудил с кем-либо вопросы веры, но самый подходящий собеседник – монах – казался спящим, а воины были слишком заняты. Впрочем, можно продолжить разговор с Олури… Миссионер приблизился к девочке.
В промежутке между мыслями португалец он бросал взгляды на обочины дороги, где, словно в виденных им садах камней, среди зелени было разбросано немало валунов разных размеров и форм, один напомнил ему голову быка. Основную часть леса составляли мрачноватые сосны, не поддававшиеся вступившей в права осени, но она отыгрывалась на кленах, листва которых уже поменяла цвет, став похожими на клочья алого заката, повисшие на ветвях.

[дон Алесандро >>>]

Шиобара. Дом управителя.


Тайра всё ещё прибывал в саду дома Кантаро, правая рука с веером медленно двигалась, освежая лицо Акаихигэ воздухом, левая же была сжата, лицо дайме было подобно маске театра Но, даже глаза казалось застыли подобно ледяным шапкам гор. Вокруг дайме всё также, подобно терракотовым статуям, стояли самураи охраны, а слуги смиренно ожидали малейшего знака от князя, не смотря на то, что в саду находилось более десятка человек, тишина стояла мертвая, казалось даже насекомые не осмеливались мешать размышлениям сиятельного дайме. Внезапно дайме чуть повернул голову в сторону слуг и махнул веером, в доли мгновений слуги преодолели разделявшее их пространство и рухнули перед дайме на колени.
- Принесите мою биву и приведите кого-нибудь из местных слуг что обучен возвышенному слогу сказаний о былом…
Слуги уже хотели встать и бежать исполнять приказ, но Акаихигэ продолжил:
- Когда закончите, отправляйтесь к этому начальнику стражи, Цуве Гембэю, напомните ему о моём приказе, а если он не забыл об этом, то поторопите его! Пусть берёт всех доступных ему людей, и сам лично отправляется на поиски! Это дело безотлагательной важности, если он будет копошиться и терять время…
Дайме однако решил что уточнять что будет в этом случае нет необходимости и отвернулся от слуг и снова чуть махнул веером.
Слуги бесшумно поднялись и бегом побежали исполнять приказ господина.

[Хикари >>>]

Неко виновато опустила голову, пытаясь не сталкиваться взглядом с Момоко, готовившей ужин из остатков пойманной рыбы, которая не успела превратиться в угли.
-Сумямясен*
Но кицуне была обеспокоена отнюдь не сгоревшей рыбой. «Что же произошло в святилище?» - уже в который раз задавала она себе один и тот же вопрос. Тогда Хаку побледнел лишь на мгновение, правда потом он снова вел себя как обычно, поэтому Момоко решила, что ничего серьезного не произошло. Но с тех пор он не произнес ни слова, а сейчас и вовсе сидел на краю лагеря, оперев голову на руки. Девушка уже не один раз подавляла в себе желание спросить у него, что случилось. Она прекрасно знала, что в такие минуты Хаку лучше не беспокоить. Хорошо хоть Неко так расстроена из-за сгоревшей рыбы, что не замечает состояния шамана. Или все-такки замечает, но понимает, что ему лучше сейчас побыть одному? Все-таки они долгое время путешествовали вместе.
Ужин был готов, и Момоко решила отнести шаману его порцию. Как бы то ни было, но она не может оставить своего мужа без обеда. Как можно бесшумнее, чтобы не отвлечь шамана от его мыслей, Момоко поставила его чашку на щемлю, и уже собиралась уходить, когда услышала слова Хаку.
-Знаешь, я перестал чувствовать Цуру. Почему, когда все так хорошо начинается, появляется столько проблем?
Кицуне была удивлена. Это был первый раз, Говорящий с Духами сам начал говорить о своих проблемах.
-Значит, ты просто беспокоишься о нем? – спросила она, присаживаясь рядом, - Мне кажется, что это лишнее. Цуру сильный и мудрый и сможет сам справиться со своими проблемами.
Хаку лишь покачал головой.
-Если бы дело было только в нем. Когда мы были в святилище, я почувствовал…
Внезапно странная вспышка на мгновение осветила рощу. И появилась она отнюдь не от грозы. Момоко ощутила что-то страшное в ней. Даже Неко впервые подняла голову и посмотрела на небо со странной смесью заинтересованности и испуга в глазах. Хаку же моментально поднялся на ноги. Его трясло, но голос был как ни странно достаточно спокойный.
-Неко, ты пойдешь со мной. Момоко, развесь эти защитные заклинания и не выходи за пределы лагеря, - шаман протянул девушке несколько свитков.
Кицуне прижалась к Говорящему с Духами и попыталась что-то возразить, но Хаку все равно настаивал на своем.
-Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, перед уходом шепнул он Момоко.
Момоко посмотрела вслед своим уходящим спутникам и поняла, что шамана трясло не от страха, а от возбуждения.
***
Нужное место найти было не сложно, и вскоре Хаку и Неко вышли на поляну, на которой сцепились Катсукесуми и могущественный демон, принимавший облик огненной птицы. Но гораздо большее беспокойство у Говорящего с Дузами вызывало еще одно существо, находящееся где-то поблизости. Человек, чья душа оказалась столь привязана к миру живых, что даже могущественные Шинигами не смогли забрать ее с собой. Шаман начал было шептать защитный заклинания, но внезапно понял, что не может даже губами пошевелить. Тело, еще пару мгновений назад такое послушное, сейчас казалось каменным изваянием, в котором по ошибке поселилась его душа.
-Хак-чам, что с тобой? – обеспокоено произнесла Неко.
Но шаман не отвечал. Застыл и даже бровью не двинул. Придется ей защищать хозяина. Неко достала пару танто, и наложив на них простенькое заклинание, когда-то показанное шаманом, приготовилась к бою.


___
*Sumimasen - крайне вежливая форма извинения, обычно после существенного проступка.

[higf >>>]

(Разумеется, с Даларой)

Приблизившись к девочке, миссионер спросил ее:
– Олури-химэ, как вы себя чувствуете сегодня?
Вопрос был как хорошим началом разговора, так и результатом искреннего беспокойства португальца после всех треволнений ночи.
- Уже совсем хорошо, - ответила девочка. – Спасибо, - она потупилась, глядя куда-то себе под ноги, и вдруг сказала. - Вы мне очень помогли.
– Рад, однако благодарить следует не меня, а Господа Иисуса, милости которого я искал в своей молитве, - произнес миссионер, на миг поднимая глаза к небу.
- А кто он? - простодушно спросила Олури, переключая все внимание на патэрэна. - Это какой-то ками?
- Да, - в очередной раз пришлось задуматься, как изложить христианские понятия языком, понятным простой японской девочке. – По моей вере, это воплощение величайшего из всех ками, Создателя всего сущего. Творец послал его на землю в образе человека, чтоб люди, забывшие его учение, услышали слова истины из уст равного.
- Но как же он может быть одновременно творцом всего сущего и тем, кого он послал? - удивилась Олури, с большим интересом слушавшая эту, как ей казалось, новую историю.
- А разве в ваших сказаниях о ками они никогда не воплощаются в ком-то? – с любопытством спросил отец Андрео.
У Будды точно было немало воплощений, это миссионер знал, но буддистка ли девочка? В такой маленькой стране религии и их приверженцы так причудливо перемешаны и мирно сосуществуют, в отличие, к примеру, от не столь давнего прошлого Франции, недалекой от его Родины…
Олури задумалась, выискивая в дальних уголках памяти все рассказы о ками и их деяниях. В усердии даже приложила палец ко рту.
- Ками могут принять чей-то облик, а могут прийти в любом выбранном ими облике, но никогда не воплощаются. И демоны тоже. Вот призраки, кажется, могут... иногда. А что было с тем, в ком воплотился Создатель-всего-сущего?
- Он мог воплощаться, сущность его так велика и непостижима, что его хватило на разные воплощения, - покачал головой священник. Затем медленно произнес. – Его убили. Казнили жестокой смертью за проповеди.
- Ух ты! - выдохнула девочка. - Он стал онрё*, да? А что случилось с теми, кто его обидел? Он сумел им отомстить и уйти в другой мир?
На лице Олури отобразилось искреннее переживание за судьбу этого неизвестного ей ками.
___________
* Онрё - призрак убитого человека, который хочет отомстить.

[Далара >>>]

- Нет, - услышанное вызвало легкую улыбку на губах и тревогу - а сможет ли она, явно воспитанная в восхищении перед кодексом самураев, понять иной образ мысли. - Ведь тогда Иисус сам нарушил бы принципы своего учения, разрушив все, что делал. Он… понимаешь, он мог бы спастись, но тогда его слова о добре, милосердии и надежде были бы словами иного могущественного существа. Ведь легко учить переносить беды, когда ты сам защищен от них. Люди потеряли бы веру в его слова. Иисус Христос должен был пройти путь человека до конца. И тогда все увидели, что говоривший - такой же человек, как они, и живет по своему слову. Не только живет, но и умирает, великой жертвой и своей кровью заплатив за свои убеждения. А потом Создатель взял дух того, в ком воплотился, возвращая часть себя в свои высокие чертоги, - закончил трудный для себя рассказ европеец.
Несколько минут девочка шла молча, тщательно переваривая только что услышанное.
- Значит, он прошел через испытания и погиб, - подытожила Олури. – И теперь он живет в небесной стране в замке Создателя-всего-сущего, и каждый может обратиться к нему с просьбой о помощи... А у него есть жена?
Вопрос о жене Иисуса в голову португальца никогда не приходил. Пожалуй, сейчас не время пересказывать Олури все взгляды христианства на взаимоотношения мужчин и женщин.
- Он посвятил свою жизнь заботе обо всех людях, как своих детях, и потому у него нет времени для того, чтобы иметь семью. Так же поступают и монахи, отдающие себя вере, - этот ответ был совершенно искренним, хотя не единственным возможным. - Отзываться на молитвы людей, давать им надежду и посылать силы, веру и милосердие в сердца - нелегкий труд.
- Бедный Иэсу, он наверное, очень одинокий. С ним рядом никого нет, ни жены, ни детей. Ему и поговорить не с кем, и поделиться радостями и горестями. Может быть, он может иногда ходить в гости к ками? – с надеждой спросила Олури, глядя вверх на отца Андрео так, будто тот был лично знаком с Иисусом.
С основ веры обсуждение все время сворачивало на личность и быт Иисуса. Для христианина это было бы недопустимой вольностью, но что взять с Олури? К тому же Андрео, как уже говорилось, теперь по-особому относился к девочке.
- Не знаю, Создатель, как и Иисус, часто превыше нашего понимания, и не жалуются простым смертным на свои заботы. Поэтому об их небесной жизни ведомо мало. Я могу тебе рассказать о земном существовании Иисуса, - предложил миссионер.
По крайней мере, сейчас его слушали.
Олури согласилась без промедления. Когда это она отказывалась послушать новую сказку. Казалось, Амэ тоже прислушивается с интересом, да и Такамори явно подслушивал.

(вместе с Хигфом)

[Хикари >>>]

(Soshite Dalara)

Близился конец часа Быка. Шалаш стоял собранный, готовый принять под свой невысокий свод жаждущих отдыха путников. Вершины сосен терялись в темноте где-то наверху, перешептываясь о чем-то между собой. Подмигивали яркие звезды. Дрова в костре уже подернулись золой, и Сакио размышлял, добавить ли новую порцию или подождать еще. Где-то за деревьями, всего сотнях в трех шагов, лежала спящая Шиобара.
-Уже и шалаш собрал, - раздался голос за его спиной, - планы меняются, и сегодня будет не до отдыха. Собирайся.
Черноволосый колдун слегка оперся о шалаш и поправил растрепавшуюся прическу.
- Куда тебя несет на ночь глядя? - проворчал Сакио, мужчина лет под сорок, нехотя вставая. - Опять какая-нибудь твоя магическая идея?
-Это как раз работа для такого волкоголового, как ты. И не заставляй меня долго ждать, - Тошимару не сильно любил своего спутника, но без его помощи не мог и поэтому стрался не сильно раздражаться, но порой все же не сдерживался.
Вытащив из-за пояса один из свитков, он направился вглубь рощи.
-Не отставай, - не оборачиваясь произнес он.
Командует тут, будто сам сегун, - забунчал себе под нос Сакио, забрасывая костер землей. Не оставлять же, в самом деле, огонь без присмотра в лесу. А колдуну и дела нет до таких вещей, словно он и не человек, тварь какая-нибудь с другой стороны мира вылезшая. Ну кто ходит по лесу в такое время, когда завеса между этим миром и другим тоньше всего? Безумец какой-то. И зачем только с ним связывался? На это вопрос Сакио давно уже не мог найти ответа, и чем дальше, тем более важным казалось ему это обстоятельство.
Но сейчас было не время разговаривать об этом с Тошимару, и Кинджо, подхватив оружие и припасы, поспешил вслед за несносным товарищем по путешествию.
-Помнишь беловолосого мальчишку за которым нас отправили? –все также не оборачиваясь произнес колдун, когда Сакио нагнал его, - Сегодня у него появилась жена. Догадываешься, что от тебя требуется? Или надо объяснять тебе и это? – голос Тошимару был полон сарказма.
В роще было тихо, будто все животные, даже ночные, забились по своим норам в испуге. Тошимару не мог чувствовать духов и демонов (чем вызывал в свое время у учителя только насмешки, в отличии от второго его ученика), но зато хорошо разбирался в причинах происходящего. А если все так, как он думает – значит мальчишка сейчас занят настолько, что времени отвлекаться на них у него не будет.

[Далара >>>]

От такого пренебрежения его умственными способностями Сакио разозлился.
- Если ты считаешь себя таким умным, тащи вещи сам. Небось, среди твоих бесполезных магических выкрутасов найдется хоть один, который позволит тебе поднять что-нибудь тяжелее свитка. И даже, возможно, тебе не потребуется защита моего меча каждый раз, как тебя пожелают ограбить.
- Ладно, не горячись. Тебе без моей помощи тоже нелегко бы пришлось. Или ты прекрасно защищаешь себя от колдунов сам? И демоны тебе не страшны? Ты помогаешь мне, я помогаю тебе, мы оба получаем свою награду и расходимся в разные стороны. Или не так?
Сакио пробубнил нечто совсем уж нечленораздельное, но вряд ли лестное для Тошимару.
- Ладно, где там эта его новоявленная жена?
Тошимару посмотрел на ствол бамбука, растущий прямо перед ним и, сорвав с него листок с заклинанием, произнес:
- Похоже, что мы уже пришли.
Еще несколько шагов вывели их на край поляны, в центре которой горел костер. Развешенные по кругу бумажки с заклинаниями легко колыхались на ветру. У костра в напряженной позе сидела девушка и старалась жарить, судя по запаху, рыбу. Видно было, что рыба сейчас занимает ее меньше всего, но девушке больше нечем себя отвлечь от тревоги, ясно написанной на ее лице. Сакио кинул взгляд на Тошимару, удостоверяясь, что это та, кто им нужна. Не дожидаясь, пока она заметит гостей, подбежал к девушке, схватил ее за руку и рывком поднял на ноги.
- Пойдешь с нами, - тоном, безразличным к ней, ее желаниям и страхам, сказал Сакио.

(& Хикари)

Сообщение отредактировал Далара - 29-09-2006, 22:42

[Далара >>>]

В горах происходило нечто. Первым встрепенулся Самми, сидящий подле Иэмона, следом за ним поднял голову Ханзо.
- Что за... – начал он и осекся. – Что опять?
Бывший придворный вскочил, на лице тревога. Застыл, будто мог видеть, что происходит за несколько ри отсюда. Быть может, подумал Ханзо, действительно видит.
- Эй! – окликнул Масанари спутника.
Тот лишь мельком взглянул на него, будто только обнаружил надоедливое присутствие, бросил:
- Иэмон. Позаботься о нем.
И испарился. Ханзо остался сидеть в темной комнате, сложив руки на груди.
Самми не требуются факелы и тропы. Кто ведает дороги призраков? Поляна. Театр, где не бывает репетиций, спектакль всего лишь на один раз. Посередине бушующий огонь схлестнулся с неистовством молочно-белой вьюги.
Поляна рядом, за занавесом деревьев. Мальчик, который всем необходим, с ним девушка. Растеряны, напуганы, от девушки разит отчаяньем и тьмой. Чуть дальше кошка, намеренная драться, хоть и сама не понимает, с кем и как. С ней рядом молодой колдун, беловолосый, с глазами цвета пламени Итсумадена. Еще один, неясно, то ли зритель, а может и актер. Безмолвный и тоскующий бореи. Все-таки актер, готов обрушить свою горечь на всех вокруг. Обида с жаждой мести заставили его зависнуть в такой вот жизни. Подобно Ханзо...
Ведь Масанари тоже хочет мести. Он лишь тогда уйдет, когда заставит погубивший его клан сполна расплатиться за собственную смерть и гибель бывших с ним людей. Из всех желаний, водившихся у него при жизни, только это и осталось. В любой момент он может обернуться таким вот бореи, лишенным личности, ума и даже речи. И все пропало. Он принесет бесчисленные беды не только тем, кто его погубил, но и всем, кого нечаянно затронет.
Самми вынул из складок черного церемониального, в чем-то торжественного, одеяния флейту. Может, звуки ее подействуют на бореи умиротворяюще, как совсем недавно на Ханзо? Поднес к губам и опустил, склонив голову и кляня себя. Не подействуют. Флейта не играет сама по себе. А в нем самом нет ни сочувствия, ни жалости к бореи, только лишь желание, чтобы тот исчез, ушел отсюда и больше не являлся на глаза.
Флейта вновь скрылась в складках каригину.

***

Ступени серого камня, длинная лестница, высеченная в склоне холма. Прозрачным зеленым сводом сошлась над головой листва деревьев. На каменных ступенях шуршат шаги посетителя. Он проходит под тории из некрашенного бамбука и мгновенно морщится, словно что-то укололо. Лестница заканчивается площадкой. Дорожка из серых плит подводит к огороженному постаменту. Могила. Место для подношений пусто. Шелестит шелк одежд, пришедший садится прямо на постамент могильного знака.
- Вот я и пришел к тебе.
Молчание.
Темно-зеленая, почти черная, вперемежку с красным флейта является на свет.
- Я тебе сыграю, не возражаешь?
Тишина, в деревьях свистят птицы. Протяжная печальная мелодия оглашает воздух, льется и вдруг прерывается на середине фразы. Музыкант, склонив голову, прислушивается к чему-то.
- Ты, может, забыл, кто ты? Я тебе расскажу.
- Ты жил в эпоху Хейан. Хорошая была эпоха, но ты жил в конце ее...
Рассказчик поднес к губам флейту и сыграл короткую музыкальную фразу, завершившуюся резким, почти грубым свистом.
- Твой отец был потомком императорской фамилии. Твоя мать была из семьи Фудзивара. В ту пору Минамото и Тайра не поделили императоров. Или это императоры не поделили вас?..
Несколько тихих задумчивых нот. Казалось, рассказчик смотрит вглубь веков, как в бездонное озеро.
- И произошла смута Хоген, - проговорил он. - Тебе было всего-то девять, но твой дед пошел за императором Сутоку, а отец за Тоба, Го-Ширакава и Киёмори. И отец выиграл. Деда твоего казнили, несмотря на просьбы отца. И ты стал наследником главы клана Сейва Гендзи.
Потом вы снова учинили смуту, не поделили Фудзивара... или теперь они не поделили вас.
И Хейан-кё стал принадлежать Тайра. Хотя не должен бы принадлежать никому...
Музыкант повернулся спиной к могильному памятнику.
- Они были жестоки. Убивали противников во власти не глядя. Твой отец бежал, но, преданный собственным сторонником, убит в Овари. Ох уж мне эта Овари...
Вздох.
- В тринадцать лет тебя сослали на остров в Идзу... какое странное место. Они прислушались к мольбам мачехи Киёмори и оставили тебя в живых. Как, наверное, они потом пожалели об этом. Всех твоих братьев казнили, оставив лишь тебя и еще двоих.
Мелодия флейты снова взлетела под своды древесных крон. Закончилась резко, почти оборвалась.
- А потом принц Мочихито позвал клан пойти против Тайра. Они ведь посадили на трон его племянника, Антоку, а не его самого. И ты воспользовался этим. В двадцать три ты стал главой такого клана. Три года, пока действовал мирный договор с Тайра, ты собирал для себя власть. И ты ее собрал. Ту эпоху назвали Камакурой. А теперь ты лежишь здесь, никто не знает, где твой дух, но...
Самми встал.
- Но чувствую я, что неспокоен он. Все ищешь ты чего-то, и нет тебе покоя. Не волнуйся, я приду еще.

***

Берег моря. В пасмурную погоду, если прийти сюда днем, эти камни тускло-желтого цвета, смоченные волнами, кажутся покрытыми копотью развалинами. Но сейчас ночь, и при тусклом свете звезд едва видны белые вспышки воды, взрывающейся при ударе о камень. Яростная стихия не желает спать. Скоро будет прилив.
- Я пришел поиграть вам, - роняет Самми в темную пустоту моря.
В шипении волн слышатся голоса, и он улыбается. Они ведут себя так, словно им очень не нравится его присутствие. Они готовы убить его. Но они всегда слушают и временами плачут. И тогда он плачет вместе с ними. Правда, в последнее время все реже и реже.
Он садится на камень. Впереди только скалы, сбегающие к воде, и стихия.
Музыка перебивает ропот волн рассказом о красоте садов прекрасной столицы.

Сообщение отредактировал Далара - 1-10-2006, 20:57

[SonGoku >>>]

Мыс Данноура, лет пять назад от настоящих событий

Кто-то тормошил его; Иэмон открыл глаза и в который раз весело рассмеялся над нелепостью: зачем, если он все равно ничего не увидит, одну кромешную тьму? Сначала он обрадовался, потому что решил, будто за ним вновь прислали от таинственного знатного господина, который так добр к нему в последнее время (огорчал лишь запрет рассказывать об этих ночных посещениях). Но в следующее мгновение мальчик понял ошибку; голос принадлежал ворчливому старику-привратнику.
- Ясукичи?
Старик зажал ему рот, ладонь была шероховатая, мозолистая и теплая; от нее пахло смолой и свежей рыбой. Слух никогда не подводил Иэмона, но порой чужое прикосновение говорило ему много больше. Иногда достаточно было ладони, положенной на плечо, чтобы слепой музыкант догадался, кто стоит рядом. Руки настоятеля храма - мягкие и одновременно сильное, они источают аромат благовоний и старой пыльной бумаги. У самураев таинственного благодетеля пальцы ледяные и крепкие, их прикосновение вселяют беспокойство и страх, а голоса напоминают прибой.
Руки привратника Ясукичи всегда означали надежную безопасность, поэтому Иэмон послушно замолчал, когда старик прошипел ему на ухо приказ не поднимать шум.
- Одевайся, - так же шепотом распорядился привратник. - Пойдем. И не забудь свою разлюбезную биву.
За инструмент Иэмон немного обиделся, но промолчал; Ясукичи вечно брюзжал и ворчал, что из глупой затеи настоятеля не выйдет ничего путного, что бива-хоши из упрямого своенравного Иэмона - как рыбацкая лодка из военного корабля, и что когда-нибудь им всем здорово аукнутся шутки с призраками.
Ночь выдалась ветреная и прохладная; мальчик поежился , крепче прижал к себе биву, он боялс споткнуться или выронить громоздкий тяжелый инструмент. Ясукичи взял его за руку и зашагал быстро и широко, не заботясь, что слепец с трудом поспевает за ним. Кажется, они направлялись мимо кладбища к скалам на берегу.
- Но зачем?..
- Я сказал - замолчи!
Мальчик прикусил губу; с Ясукичи он никогда не вступал в споры, привратник оберегал его от неприятностей и бед, хотя не упускал случая упомянуть, что главной бедой и неприятностью их деревни является сам Иэмон. Слепой ушиб большой палец о камень и захромал, но старик продолжал тянуть его за руку и не сбавлял шага, пока они не спустились на узкую полосу каменистого пляжа, к самой кромке воды. Здесь привратник остановился и перевел затрудненное дыхание. Слепой музыкант подышал на замерзшие руки, пахнущий морской солью и водорослями ветер забрался к нему под одежду. Может быть, если бы Иэмон не упрямился и согласился носить положенные бива-хоши монашеские моцуке-коромо и кукри-бакама*, его не трясло бы сейчас крупной дрожью от холода и предчувствия непоправимого? Но мальчик предпочитал старый суйкан**, а настоятель предоставлял своему питомцу свободу во всем.
Слепец переступил с ноги на ногу.
- Потерпи, - раздался в окружающей его тьме голос старого привратника. - Скоро согреешься. Твой благодетель заберет тебя к себе.
- Ты его знаешь? - обрадовался и насторожился в одно и то же время мальчишка.
- Видел раз, как за тобой приходили, - уклончиво сказал Ясукичи.
Слышно было, как он стаскивает с себя накидку. Иэмон нетерпеливо улыбнулся, ему нравилась тайна, окружающая благодетеля, ночные визиты по его зову, восторженное перешептывание женщин, и даже их плач, когда они слушали "Сказание о Хэйке". Ту часть, в которой вдова Тайра-но Киёмори, со словами: "Там, на дне, под волнами, мы отыщем другую столицу" бросилась в море, взяв за руку восьмилетнего императора. А когда после рассказа о том, как за борт кинули восьмигранное священное зеркало и старинный меч, Иэмон переходил к самоубийствам воинов клана, слезы утирали даже мужчины.
- Алым цветом окрасились белопенные волны, набегающие на берег... - пробормотал Иэмон.
- Что ты сказал? Опять за свое! Ни дня не можешь прожить без этого дурацкого сказания...
- Оно вовсе не глупое!
- А! Перестань. Ну что еще?
- Кто-то играет на флейте...
- Это свистит ветер.
- Нет, не ветер, я же слышу мелодию!
- Ты меня с ума сведешь... Нет там никого!
- Но я же...
- Кто из нас зрячий?
Иэмон с готовностью улыбнулся, он не придавал значения своей ущербности. Привратник набросил ему на плечи накидку, сразу же сделалось гораздо теплее.
- Сядь-ка вот тут, - Ясукичи помог слепому устроиться на большом валуне. - Забыл кое-что, сейчас вернусь. Я бы оставил тебе фонарь, чтобы не было страшно, но ведь ты все равно не увидишь, даже если все призраки Тайра поднимутся с морского дна.
Иэмон рассмеялся, но подумал, что шутка не так весела; демонов он побаивался.
- Никуда не уходи, - сказал ему старик на прощанье. - Я скоро вернусь.
Время текло очень медленно, отмеряемое лишь глухими ударами волн и переливами флейты. Музыкант задремал и проснулся, лишь когда ледяная вода лизнула ему ступни; он поджал ноги. Недолго осталось до часа, когда безразличный прилив доберется ему до колен.
- Ясукичи-сама! - позвал мальчик и сам испугался звука собственного голоса, так жалобно и беспомощно тот прозвучал. - Ясукичи-сама!
Ему ответили завывания ветра и близкий грохот прилива.
- Ясукичи-сама...
Он зажмурился, глотая слезы. О камень ударилась очередная волна, окатила слепого фонтаном соленых брызг; к свисту ветра присоединилась умолкнувшая было призрачная флейта. Иэмон вытащил из-за пояса медиатор и подумал, что морская вода повредит струны и деку, но теперь, наверное, все равно. Ясукичи-сама не придет.
Опустевшие корабли, потерявшие кормчих, гонимые ветром, увлекаемые течением, качались на волнах и уносились в неведомые морские дали...
Показалось ему или кто-то и правда ответил про изорванные алые стяги, что плавают в море, как багряные кленовые листья? Флейта зазвучала отчетливее, кто бы что ни говорил...

На утесе Данноура с фонарем в руке сгорбился старый привратник, он разглядывал освещенную луной полосу каменистого берега, которая становилась все уже, отступая перед высоким приливом. Скорчившаяся на валуне фигура слепого мальчишки отсюда казалась совсем крошечной и очень хрупкой, хотя Иэмон давно перерос своих сверстников и был значительно шире в плечах других четырнадцатилетних ребят из деревни. Море жидким металлом обрушивалось на берег. Вот под водой скрылся и большой камень. Ясукичи вдруг подумал, что у мальчика, должно быть, отнялись озябшие ноги... Старик посмотрел на пояс в своей руке; он так и не завязал его, как и не сумел задушить им слепого. Привратник тряхнул головой, отвернулся и торопливо зашагал прочь, бурча под нос просьбу Тайра поскорее забрать на дно моря своего заблудшего музыканта.


---
*моцуке-коромо – одежда с широкими рукавами буддийских монахов, которую они часто носили, странствуя по дорогам, сшитая из простой ткани, как правило, серого цвета.
кукури-бакама – штаны из простой ткани, которые подвязывались на лодыжках, иногда довольно узкие.
**суйкан – короткая верхняя одежда, которую, как правило, заправляют в штаны; предназначена для чиновников и воинов низкого ранга.

[Bishop >>>]

Горная дорога между Фудзихарой и Шиобарой

Там, где дорога сворачивала над быстрой горной рекой, устроили небольшой привал. Тачку пристроили к корням, что вылезали из земли, чтобы задремавший монах не соскользнул со своего жесткого деревянного ложа. Хотя вид святого человека наводил на размышления: о том, что ему не впервой просыпаться от удара о пол или землю, что недавно ему довелось пережить немало бурных минут и что следует хорошенько обдумать слова одного из ночных гостей о дожде, собаках и генералах. Только думать в жару было лень.
Мицуке спустился к воде - ополоснуться и немного попить, да и легче делать вид, будто потряхивает от речной прохлады, а не от слабости, которой напоминал о себе отравленный сюрикен. И лечение.
- Хвост бы тебе укоротить за такие идеи...
- М-мя! - Чиру задрал обрубок обсуждаемого предмета, демонстрировал, что и так дальше некуда.
- ...по самые уши, - завершил свой мысль самурай.
- Ма-ао!!!
- Тоже верно.
Мелкая речка весело булькала на перекатах, вода в ней была ледяная. Ронин отыскал себе место посуше, куда долетало поменьше брызг, уселся, задумчиво оглянулся на неожиданно разросшийся отряд. Начинал он путь в одиночку - не считая кота, - а теперь путешествует в компании, что и в страшном сне не приснится. Если дело так дальше пойдет, у ворот Шиобары встанет лагерем армия... из мышей, беглых влюбленных, принцев крови и самого Сына Неба, путешествующего в тайне от подданных, не иначе.
Нет, отряд - сильно сказано; если им повезет повстречаться с разбойниками, те от смеха помрут, а не от меча. Два монаха, две женщины - одна только-только в возраст вошла, зато вторая... Мицуке стукнул себя по лбу ладонью, чтобы вернуть мысли в нужное русло, - а из оставшихся трех мужчин, один едва держится на ногах, второй столь же ловко - в седле.
- Ма-о, - скептически вставил кот, намекал, что и сам Мицуке не находится в лучшей форме.
- Напустим на них кобылу... э, я хотел сказать - жеребца. А где эта... с хвостом?
Кот зашипел, сразу понял, о ком идет речь. Рыжей хвостатой заразы нигде не было видно - и потому делалось печально и скучно.
- Да ладно тебе! Вот уж кто может за себя постоять...
Тут он вспомнил, как она - вымокшая и сердитая - сидела в грязи под дождем, сжимая в лапах... в руках чужой меч. Пришлось угостить себя по лбу вторично. Ветер зашуршал сухой травой, подбросил в воздух охапку желто-красных листьев. Мицуке сам не понял, как очутился на ногах. Его окликнули - кажется, девочка. Самурай предостерегающе вскинул руку, приказывая замолчать. Шорох не повторился, а ветер теперь играл листьями на другом берегу, раскачивал ветки, манил за собой. Не долго думая Мицуке зашлепал вброд; быстрину удалось преодолеть по камням, ронин подскользнулся, ушиб ногу, до поры решил не замечать. Только надеялся, что остальные не бросятся следом - выяснять, что случилось. Мицуке сам хотел это знать.

[SonGoku >>>]

Бамбуковая рощица возле Шиобары

Маленькая белесая тень покачивалась между стволов бамбука, таких же призрачных, как она сама, то сливаясь с темнотой ночи, то вновь выплывая под лунный свет. А тот набирал силу и цвет, как будто луна, словно китайский кьонши, высасывала из кого-то кровь и никак не могла насытиться. Уже и зеленовато-серебристые стволы приобрели гнойный оттенок. Тень, нацеливаясь на горло, метнулась к человеку, который только что появился на поляне, человеку и его странной охраннице.
Но два танто преградили дорогу тени.
- Не смей трогать Хак-чам, - произнесла девушка, вставшая у странного создания на пути. Ее лицо сейчас мало чем напоминало то беззаботно-наивное лицо Неко. Глаза хищно сузились, большие кошачьи уши встали торчком, да и волосы на голове, казалось, немного приподнялись.
Призрак отпрянул, сейчас его погребальное белое каригину казалось залитым кровью, спутанная шевелюра напоминала копну черной соломы. Он зашипел, как змея, скаля белые зубы, и попытался обойти неожиданное препятствие стороной.

(Хикари+Далара+я... нет, Далара подключается позже)

[Хикари >>>]

(СонГоку, Далара и я)
- Я сказала, не смей.
Девушка побежала на призрака, нацелив один из танто у пояса, а второй придерживая у пояса, на случай внезапной контратаки призрака
За спиной у бореи Нобору тоже вытащил меч и сейчас озирался по сторонам, не зная, кого он должен и от кого защищать. Он не был уверен, что против тех, кто устроил здесь битву, оружие будет надежной защитой. Он даже не мог разобрать, кто тут друг, а кто враг. Он встретился взглядом с еще одним человеком - высоким, в церемониальной придворной одежде. Тот было шагнул вперед, помочь, и остановился, как вкопанный. Кому здесь помогать? Отвратительному бореи, не имеющему власти над самим собой? Молодому колдуну, от которого исходит нечто темное, связывающее его со злобным призраком? Девушке-кошке, вздыбленной и готовой к атаке? Незачем.

[Далара >>>]

Нобору открыл рот, чтобы спросить, почему у них с этим придворным одни и те же мысли, но не успел, призрак вновь кинулся на беловолосого колдуна.
Неко никак не могла ожидать, что появившейся враг проигнорирует ее и в этот раз. Как бы то ни было, Говорящий с Духами был сейчас в большой опасности, поскольку призрак был уже почти перед ним, а тот так и не сдвинулся с места. И напасть на него снова девушка не успевала. Не придумав ничего лучше, Неко метнула в него танто у пояса. К несчастью бросок оказался не очень удачным, и лишь краем зацепил призрака. Но заклинание все же рассекло часть призрачного тела, опаляя его. Бореи завыл, закрутился на месте, взметая вокруг себя сухие листья; больше всего его голос напоминал плач одинокого волка холодной зимой. От него точно так же в жилах стыла кровь.
Нобору чуть не выронил меч, так захотелось заткнуть уши. Самми прикрыл глаза ладонью, чтобы не видеть горящего призрака, но в ушах все равно стоял дикий тоскливый вой. Мелькнула мысль – своя ли? Опять разделенная с кем-нибудь? - что призракам умирать страшнее, чем людям. И болезненная, совсем непривычная, жалость к этому существу.
Но призрак, не обращая внимание на боль и пламя, язычки которого заиграли вокруг прорехи в одежде, не отступал. Несмотря ни на что он силился дотянуться до жертвы.

(Хикари, SonGoku и я)

[Хикари >>>]

-Готов, Хоши-чан? – спросил беловолосый мальчишка у паренька, стоящего напротив, - Честно говоря мне немного боязно с настоящим оружием.
-Не переживай, - произнес тот, кого назвали Хоши, - это такой же тренировочный бой.
Голос его «соперника» немного не понравился Хаку, поскольку было в нем что-то странное и немного пугающее. Но сын управителя полностью доверял товарищу, поскольку они были всегда вместе, с самого детства.
-Желаю удачи, - произнес он, приняв боевую стойку.
-Желаю удачи, - произнес и Хоши.
Бой начинался, как и сотни боев, бывших до этого. Правда только настоящая катана была тяжелее деревянного бокена, но руки почти сразу перестроились на новый вес, и теперь Хаку немного успокоился, делая привычный взмахи, удары и выпады.
Но внезапно катана Хоши полетела вперед, грозя зацепить Хаку. Беловолосый мальчишка едва успел заблокировать удар, но теперь уже его оружие скользнуло по лезвию меча соперника, направляясь к его груди. Хоши не мог отразить этот выпад, точно так же, как не мог его остановить и Хаку. И в следующее мгновение катана сына управителя вспорола защитную одежду сына начальника стражи, а вскоре и грудь, о чем красноречиво свидетельствовало красное пятно, расползающееся по его одежде.
-Iie! – вскрикнул беловолосый мальчишка, выпуская из рук оружие.
Хоши побледнел, и его ноги подкосились, более не держа мальчика. Он упал на живот, тем самым еще глубже загоняя в себя меч Хаку.
На глаза сына управителя навернулись слезы. Он поднял трясущиеся руки так, чтобы видеть их, и ему показалось, будто кровь расползается и по ним.
-Masaka… - неверящим шепотом повторял беловолосый мальчишка, опускаясь на колени
Танто пролетел рядом с шаманом, зацепив край его одежды и поцарапав бок, заставляя прийти в себя. Перед ним выл демон, который напоминал как кьекоцу, так и бореи. Демон, носящий лицо убитого им Хоши.
«Сейчас он убьет меня и все закончится. Лишит меня жизни, как когда-то сделал я». В мыслях снова пронеслась та самая катана, защищаясь от которой, Говорящий с Духами и нанес тот роковой удар. Но ведь не поставь он вовремя защиту тогда, он сам был бы мертв. Догадка будто громом пронеслась в голове Хаку. Неужели Хоши хотел его убить? Точно так же, как стремится убить его и сейчас. Убить и лишить его счастья быть рядом с Момоко. Убить и оставить ее без защиты. Этого нельзя допустить! Тот, кто желает смерти другого сам должен погибнуть. Печать на груди Говорящего с Духами потеплела, будто бы предлагая разрешить эту загадку раз и на всегда. Самое время.
Шаман вытащил ее из-под одежды и направил на призрака. Глаза тигра на печати хищно светились, а глаза самого шамана вместо привычно оранжевых стали красными.
-Shi! – прокричал он вытягивая руку с печатью вперед. Сейчас он был олицетворением правосудия. Он осуждал на смерть того, чье желание убивать. Именно сейчас все это должно было разрешиться раз и навсегда.

Сообщение отредактировал Хикари - 2-10-2006, 20:13