Shimotsuke gishi den

[Далара >>>]

Бамбуковая роща вблизи Шиобары

Призрак рефлекторно подставил руки, чтобы поймать падающего мальчика. Миг холодного, как снег под луной, прикосновения, и руки пусты. Но почему?.. Он должен был поймать этого мальчика, никого другого, но этого – да! Почему же?
Руки с тонкими длинными пальцами, привычными к флейте, белеют в темноте. Руки, лишенные плоти и возможностей.
Резко, без предупреждения, захлестнуло видение, сильное, но далекое, чужое. Тот же мальчик, скала и меч. И кто-то шепчущий, невидимый. И еще кто-то, там, за... внутри скалы. Звон, искры и как будто печальный вздох изнутри. Мальчик исчез, отброшенный силой собственного удара; пропал и шептавший. Остался лишь Самми на площадке перед скалой. Подошел, провел рукой по древнему камню, по льнущему к нему сочному мху.
- Уходи, не твое время, - голос отовсюду сразу, то ли мужской, то ли женский.
Самми послушно шагнул прочь. Теперь он, кажется, знал, почему этот мальчик так нужен женщине-птице.
Ночь, комната, дыхание двоих.
- Как Иэмон?

***

Дорога от Фудзихары к Шиобаре

Больше всех действия Мицуке взволновали Олури. Чувствуя свою ответственность за новообретенного и весьма неусидчивого «старшего брата», она то и дело посматривала, не исчез ли он куда. Увидев, что он куда-то собирается, окликнула, а получив знак сохранять молчание, следила, не сводя глаз. Едва ронин скрылся из вида, дернулась вскочить бежать следом, но Амэ перехватила, усадила обратно и тихо сказала что-то, слышное лишь им двоим. Слова отца Андрео заставили девочку подскочить, как ужаленную, Амэ еле успела поймать.
Такамори, проведший все время с начала остановки полулежа в дреме, сел. Резкого взгляда, брошенного на него, священник, похоже, не заметил. Мицуке не думал возвращаться, и Такамори уже начал вставать, чтобы пойти за ним, когда подал голос попугай. Несколько минут ушло на то, чтобы угомонить бьющую крыльями птицу. Пришлось посадить Мару на плечо, иначе он успокаиваться отказывался.
- Проверю, в чем дело, - сказал Такамори спутникам. Сделал шаг, вернулся и ссадил попугая на землю перед девушками. – Присмотрите за ним, ладно?
Обе кивнули, растерянно и напряженно Олури, как-то слишком понимающе Амэ. Ронин повернулся, но стоило ему сделать три шага, как птица вырвалась из рук скоропалительно назначенных нянек и воцарилась на своем законном месте. Обиженно клюнула в мочку уха, мол, как хозяин мог бросить Мару одного. Оседланный со смешком качнул головой и, не оглядываясь, пошел к речке.
После прогретых солнцем воздуха и земли, вода обжигала льдом, перехватывая дыхание. В переплетении травы на берегу валялась палка, Такамори приспособил ее под трость. Воспроизводить подвиг Мицуке с оскальзыванием не хотелось. Да и вообще не помешает палка...
Пока он был у всех на виду, старательно делал вид, что не было ни ночного побоища, ни сюрикена, ни малоприятного лечения на берегу в компании Такеды. Но когда деревья скрыли его от глаз спутников, Такамори позволил себе передышку, прислонившись спиной к дереву. Шероховатая кора впилась даже сквозь ткань. Желто-красно-зеленая мишура листьев заставляла голову кружиться.
- Мару, ты знаешь, где он?
Попугай словно разучился говорить, крикнул коротко, тревожно. Замотал головой взад-вперед, будто тыча клювом.
- Прямо?
- Кхры!

[Hideki >>>]

дом Цувы Гембэя

- Что произошло? – Хирохата внимательно посмотрел на лицо друга. – Что сказал тебе Акаихигэ?
- Пропал его племянник и он голову мне снесет, если в кратчайший срок я его не найду – мрачно произнес Гембэй. О том, что он заключил молчаливую сделку с дайме он умолчал. Хирохата не был посвящен о сделке начальника стражи и демона. – Я послал своих людей, которые не заняты работой, на его поиски. Но чутье мне подсказывает, что мальчика не найдут. От такого дяди, как дайме Акаихиге, любой здравомыслящий человек сбежит.
- Но что будет тогда с тобой? – не унимался монах.
- Прикажут совершить сеппуку в лучшем случае, а в худшем… Я даже не хочу об этом думать, - Цува представил себе лицо своего сына, своего единственного сына. Он должен сделать все возможное, что бы и тень позора не легла на его имя.
…
Каоко стояла за углом коридора. Она внимательно слушала о том, что говорит ее муж и мурашки бежали по ее коже, но как жена самурая она вынесет вместе с ним любые тяготы. Но еще не время отчаиваться. Из любой ситуации есть выход, но сейчас ей оставалось только молиться Богу. Он потихоньку, что бы не привлекать к себе внимание, вышла из дома и пошла в сад, где по ее расчетам должен находиться отец Иоанн.
- Святой отец, у нас мало времени. Судьба готовит нашей семье новое испытание.
- Дочь моя, очищение души от скверны не может происходить без участия этой скверны. Я сижу под этим деревом, - он указал рукой на дерево с отпечатками когтей демона, - и молюсь богу, что бы он помог нам в нашем не легком деле.
- Здесь замешаны люди, а не боги, святой отец.
- Все мы ходим под Его оком, дочь моя. Бог все видит и не допустит несправедливости.

[SonGoku >>>]

Бамбуковая роща близ Шиобары

Неко обеспокоено подбежала к шаману, помогая ему встать. Говорящий с Духами пришел в себя, и сейчас трясся всем телом.
- Неужели я действительно хотел это сделать? - едва слышно шептал он.
Девушка не решалась что-либо сказать. Хаку еще некоторое время стоял, унимая дрожь в теле, и, когда немного сумел успокоиться, наконец, заметил сидевшего на земле Тото, рядом с которым лежал Катсукесуми. С самого начала он вернулся в Шиобару только лишь для того, чтобы найти мальчика, и вот он перед ним.
- Приветствую, Катсукесуми-сенпай, Тото-кун, - шаман пытался говорить спокойно, но голос его все еще дрожал.
Тигр молчал, видимо отдыхая после боя с огненной птицей, поэтому шаман обратился к мальчику.
- Я рад, что ты в порядке. Я пришел в эту деревню, в надежде найти тебя и отвести к сестре.
- К сестре? У меня нет никакой сестры! – сердито отрезал мальчишка, озираясь по сторонам.
Огромный живой костер погас или исчез, или улетел, или был побежден, непонятно, и теперь на поляне стало гораздо темнее, лишь тлели старые листья и трещали кусты, корчась в остатках пламени.
Тигр сипло вздохнул и устало прикрыл глаза.
Шаман некоторое время удивленно смотрел на мальчика.
- Неужели… неужели ты ничего не помнишь? Или просто не хочешь возвращаться? Олури очень расстроится.
- Олури?.. – мальчишка вытер испачканным в золе кулаком нос, еще больше размазав по лицу грязь.
Удивленно посмотрел на руку, и между его бровей залегла глубокая складка. Огонь, рассыпающийся меж пальцев пепел, обугленные развалины там, где раньше стояли дома. Это было знакомо, но произошло как будто не с ним, не здесь... Он в отчаянии уставился на белого тигра, как будто тот был единственным, кто мог ему помочь.
- Но я не знаю никакой Олури.
- Значит, и правда, ты ничего не помнишь, - задумчиво проговорил Хаку. Встреча с мальчиком все больше занимала его мысли, временно помогая не думать о Хоши.
Говорящий с Духами подошел к Тото.
- Хочешь ли ты вернуть утраченные воспоминания?
Ветер прогулялся по небольшой поляне, закрутил и подкинул в воздух обгорелые хвоинки и черную, остывающую золу. Вместо огромного зверя опять сидел человек – растрепанный больше прежнего, на белой одежде добавилось подпалин и грязи. Человек прислонился спиной к стволу дерева, с закрытыми глазами прислушивался к разговору. Улыбка на осунувшемся лице казалась неуместной.
- Хочешь ли ты их ему вернуть? – спросил Катсукесуми.
- Я обещал его спутникам, что найду его. И не могу нарушить обещание.
Хаку посмотрел на Катсукесуми.
Под опущенными ресницами блеснуло янтарное пламя.
- Ты нашел его, - хмыкнул тигр в облике человека. – Обещание выполнено.

(трое - Хикари, Bishop и я)

[Bishop >>>]

(те же)

Недоумевающий и встревоженный Нобору переводил взгляд с одного спорщика на другого.
- Эй! – вдруг воскликнул мальчишка. – Я хочу решать сам!
Губы Катсукесуми дрогнули еще раз. Хранитель запада открыл глаза, оценивающе осмотрел взъерошенную спутницу шамана, поманил к себе. Неко, наблюдавшая все это время за тигром, нерешительно приближалась к дереву, ставшему временной опорой для Катсукесуми.
- Тогда решай, - с улыбкой произнес шаман мальчику.
- Я... я хочу... – Нобору прикусил губу, еще больше смутился, заметив брошенный на него взгляд белого тигра. – Ладно, я хочу все вспомнить!
- Все ли? – уточнил Катсукесуми вполголоса, сделал вид, будто его не касается странный разговор, любопытство его нашло новую цель. – Что ты делаешь вместе с человеком, кошка?
Шамана заинтересовал разговор хранителя и Неко, но все же сейчас у него были более важные дела.
Девушка же, совсем смутившись под взглядом Катсукесуми.
- Я… когда-то Хак-чам, - она постоянно сбивалась, не в силах унять волнение, - У нас с ним заключен договор и он… он дал мне имя… вот.
Говорящий с Духами улыбнулся, хотя такое поведение спутницы начало волновать его. Когда она решила остаться в Европе, ее слова были такими же сбивчивыми.
- Готов окунуться в прошлое? - спросил Хаку, повернувшись к мальчику. Он постарался сосредоточиться и сел на траву рядом с Тото, молитвенно сложив руки и закрыв глаза.
- Подумай хорошенько перед тем, как ответить, - посоветовал Катсукесуми, на миг отрываясь от созерцания маленького оборотня. – В прошлом ловушек больше, чем в настоящем.
Мальчишка понятливо кивнул. Он подумал, он очень хорошенько подумал, прежде чем кивнуть через пару секунд и смело шлепнуться на еще теплую землю рядом с шаманом.
- Люди... – вздохнул Катсукесуми, потянул носом ночной воздух. - Ты либо дурак, либо смелый дурак...
Он с трудом поднялся, кивнул остолбеневшей Майе, которая не промолвила ни слова, только сидела, раскачиваясь, держась за живот обеими руками.
- Вон туда, - белый в полосах грязи рукав крылом взметнулся перед лицом девушки. – Иди следом, там догонишь. Ты задала вопрос не тому, мальчишка пока не знает ответа. Помоги ему выполнить незавершенное дело или пусть встретится с тем, кого любит и кто любит его. Торопись.
Затем повернулся к оборотню, оперся широкой ладонью ей на плечо.
- Пойдем, не будем мешать.
Девушка застыла в нерешительности.
- Не бойся его, он не причинит тебе вреда. Можешь смело идти, Акари, - произнес Говорящий с Духами, закончив свою беззвучную молитву.
- Мы еще обязательно встретимся, Хак-чам. Обязательно встретимся, - произнесла уже свободная йокай, уводимая Катсукесуми.

[Хикари >>>]

Шаман же повернулся к Тото и, достав из-за пояса несколько свитков, расстелил их на земле перед собой. Он начал читать заклинания, и сложно было уследить за движениями его рук, постоянно сплетающими одну из двенадцати печатей. Некоторые из свитков начали светиться светло-синим и оранжевым цветами, а вскоре вокруг мальчика и Говорящего с духами появилось желтое свечение.
Хаку положил правую руку на голову Тото, и, закрыв глаза, продолжил читать заклинания, только теперь невозможно было разобрать ни единого слова, произносимого им. Разум Говорящего с Духами проникал в сознание мальчика, стремясь забраться в самые дальние его уголки. Наконец он добрался до самого темного участка, и мысленно осветил его, выставив вперед руку. Мириады образов, будто пугаясь яркого света, пронеслись перед ним. Хаку видел их, и знал, что сейчас их видит и Тото.

Где-то вдалеке - поначалу негромко, едва слышными и не страшными раскатами грома - зарокотали барабаны. Их голоса становились все громче, набирали силу и мощь и вскоре заглушили своим нескончаемым грохотом тихое позвякивание медных колец и восторженное пение многочисленных петухов.
Мальчишка вскочил на ноги, разрывая контакт с шаманом, нашарил, не глядя, рукоять меча, скривил презрительно губы.
- Где моя сестра? - в голосе маленького мальчика прозвучал взрослый приказ и уверенность, что его не посмеют ослушаться.
На дальнем краю поляны Катсукесуми оглянулся, в оранжево-желтых глазах расширились вертикальные зрачки. Хранитель толкнул маленького оборотня в кусты.
Острие клинка в руке мальчишки очертило круг, разрезая стебли уцелевшей травы легко, точно воду.
Хаку тоже пришел в себя. То, что он увидел, пугало и шокировало. Жизнь этого мальчика была еще тяжелее, чем его, но в отличии от шамана, Тото не был в этом виноват.
-Твоя сестра сейчас ищет тебя. С ней опытные воины и она в безопасности, - произнес Говорящий с Духами, поднимаясь, - надеюсь, что мы не пожалеем, что вернули тебе все воспоминания до конца.
Красиво очерченные, немного капризные губы своевольного мальчишки сложились в жесткую улыбку.
- Не пожалеете.
(в том же составе)

Сообщение отредактировал Хикари - 13-10-2006, 19:49

[Bishop >>>]

Дорога на Шиобару

После взятия штурмом противоположного крутого берега болела не только рука, что вспомнила о палке, которая чуть было не перешибла запястье, но теперь еще – колено. А вскоре заноют и ступни; соломенные вараджи пришли наконец-то в негодность. Жаль, что вместе с одеждой кое-кто не стащил и обувку. Кот за пазухой ругался, выпускал когти, иногда путая хозяйское косоде с самим хозяином.
Наверху Мицуке оглянулся, махнул рукой оставшимся: не беспокойтесь, мол, все в порядке.
Его ждали – на небольшом утесе, спиной к нему стоял человек в старинной придворной одежде; длинные волосы частично были заплетены в толстые косы, частично свободные пряди черными ручейками струились почти до самой земли. Слышно было, как сопит и ругается Такамори, вздумал пойти следом. Незнакомец не шевелился, оружие при нем не было, разве что в широких рукавах что-нибудь спрятал. Он как будто возник здесь из воздуха, многослойное одеяние не измялось, кажется, ни разу с того времени, как было сшито, к скользкой ткани ни прилипло ни травинки.
Мицуке остановился, он ждал любой встречи, но уж точно – не этой.
Странный человек повернул голову, по щеке, прочертив на высокой скуле влажную дорожку, скатились прозрачные капли; должно быть, сорвались с кончиков волос, трудно предположить, что это слезы. Тем не менее незнакомец прикрыл лицо длинным рукавом, зеленовато-синий шелк влажно блестел на солнце змеиной чешуей.
- Не для ваших глаз, - прозвучал голос, напомнивший бы журчание горного ручья, если бы не обладал мощью водопада.
- Тогда не показывай, раз не хочешь, чтобы увидели, - Мицуке пожал в ответ плечами, огляделся по сторонам.
Ни осеннего с белым острым кончиком, что напоминает молодой месяц, хвоста, ни черно-огненного подола, ни – на последний случай, коли со всеми остальными не повезло, - залатанного детского кимоно. Жаль, почему-то думалось о рыжей прохвостке.


(Далара+SonGoku+я)

[Далара >>>]

Подоспел Такамори, задыхаясь, посмотрел на необычного гостя; или гости здесь как раз они? Встал рядом с Мицуке, оперся на палку.
- По какому поводу собрание?
Попугай на плече не издавал ни звука, только настороженно смотрел да потряхивал крыльями.
- Двое? - недоуменно приподнял точеную бровь одетый в синее человек.
- Если не нравится, могу уйти, - тут предложил бродяга.
- Нет, - человек покачал головой. - Не стоит.
Вокруг него не было ни одного сухого листа или травинки; Мицуке смахнул с рукава прилипший лепесток первоцвета.
- Нас всегда было четверо, - снова заговорил незнакомец. - А теперь мы не можем даже вспомнить, кого потеряли...
Его глаза блестели двумя нефритовыми льдинками.
- Ну а я здесь при чем? Хочешь, чтобы сходил поискал?
- Если вы потеряли, думаете, люди могут найти? – вмешался второй ронин, двумя руками опираясь на палку и с интересом рассматривая непонятного человека.
- Моя несдержанная в чувствах сестра уже занята поисками. Как, надеюсь, и чересчур увлекающийся вашими, людскими, делами брат.
- Да уж, - проворчал Мицуке. - Тебя-то сложно обвинить в сочувствии хоть к кому-нибудь. Так зачем же я... мы тебе сдались?
Такамори будто вспомнил что-то, понимающе усмехнулся.
- Твоя сестра действительно несдержанна в чувствах, но не раскрывает то, что думает. Скажи, что ты хочешь от нас.
- Кто-то же должен выяснить, почему нарушено равновесие.
- И как именно?
- Пойти и спросить, - незнакомец едва заметно улыбнулся.
Мицуке оторопел.
- Но... я не... нельзя дать поручение кому-то другому?

(все втроем, Биш, Сон и я)

[SonGoku >>>]

(ну, состав не изменился)

Человек в синих блестящих одеждах стремительно развернулся, взметнулись длинные пряди волос, людей осыпало мелкими брызгами солоноватой воды.
- Ты отказываешься? – по-змеиному зашипел незнакомец.
- Не совсем, - бродяга недвусмысленно положил ладонь на рукоять меча. – Просто не могу согласиться, пока не выполнено данное ранее обещание.
- С каких пор Сейшин Киёмори уверен в крепости собственного слова?
- С каких пор ты уверен в крепости собственной чешуи? – не остался в долгу Мицуке.
- Не отказывается он, - встал на защиту Такамори. - Жизнь ему еще дорога, - это было сказано скорее Мицуке, чем змееподобному человеку. - А если не дорога, то в любом случае он обещал ее мне.
Абсолютно неблагодарный взгляд со стороны защищаемого был полностью проигнорирован.
- Так у кого и где спросить? Мы долго можем бродить по остовам.
- Не тебе, - сквозь зубы процедил Мицуке. – Другому... человеку. Тебе я обещал только забрать твою!
- Ты сначала попробуй ее отобрать! - распалился Такамори. - Можем сейчас и проверить, получится ли у тебя.
Мицуке охотно потащил меч из ножен, незнакомец хлопнул в ладони, обрывая не начавшееся сражение. На него не обратили внимания. Тогда он поднял взгляд к небесам, что-то прошептал, и на изготовившихся к хорошей драке спорщиков обрушился поток чистой воды, холодной настолько, что у обоих заломило зубы.
- Остудили головы? – осведомился незнакомец.
Мокрые, как цыплята, ронины явно поостыли от неожиданного душа. Посмотрели друг на друга с определенным обещанием разобраться как-нибудь в другой раз, уложили мечи обратно в ножны.
- Жалко, это не офуро, сейчас бы не помешало, - высказался Такамори.
- Да, - согласился Мицуке. – И банщицы не помешали бы.

[дон Алесандро >>>]

Дайме так и не покинул сада. Князь объявил, что ему холодно и слуги в одно мгновение принесли ему жаровню, потом стало жарко и жаровню передвинули. Наконец явилось трое сказителей, за которыми посылал Акаихигэ, мужчины тряслись мелкой дрожью, дайме же будто не замечал их, охрана притворялась столбами, слуги походили на псов-охранников, только разинутых ртов не хватало.
- Хм… - Тайра наконец соизволил повернуть голову – значит это вы владеете даром возвышенного повествования о делах великих предков?
В голосе аристократа послушалась неуверенность.
Сказители упали ниц перед сиятельным, и самый старший из них подползя к циновке Тайра пробормотал:
- Боги действительно даровали нам крепкую память и пальцы что умеют управляться с музыкальными инструментами, но мы жалкие черви по сравнению с небесноталантливым господином, что снизошёл до нас…
Акаихигэ прервал его на полуслове:
- Что из классического репертуара знакомо вам?
Главный чуть приподнял голову и ответил:
- Многое… Нихонги... Конджаку-монагатори...
Князь чуть улыбнулся, веер в его руке начал обычную работу,
- А знакома ли вам повесть о доме Тайра?
Сказитель дрогнул, посмотрел на князя и что-то промямлил глядя в землю.
- Говорят расстройства речи можно вылечить постучав по пяткам недужного, вот только боюсь мои слуги не знают великого искусства нахождения линий жизни, ну да ничего, пару раз точно попадут куда надо...
- Я сказал, что мы никогда не решимся повторить повесть при великолепном Тайра, после того как сиятельный слушал её из уст талантливейшего Иэмона с мыса Данноура...
- Значит вы отказываетесь уталить мою скуку... как это печально... - лицо дайме приняло маску грусти.
Сказитель верно истолковал мысль господина и рванулся к своим помощникам, через мгновение они уже сидели на земле и готовились начать:

Перски и слива
безмолвно вокруг цветут
Пышно цветенье –
к исходу близка весна.
Белая дымка –
следа замела она,
И не узнать,
кто жил некогда тут…

Флейта и бива вторили красивому голосу старшего сказителя, великая история борьбы двух великих кланов, а Акаихигэ сидел ровно на своих циновках и медленно обмахивал себя веером, другой же рукой он крепко сжимал кусочек нефрита.

В рощах раскрылась листва,
ярким солнцем весенним согрета.
Ветер со взморья дохнул
отдалённым предвестием лета.
Только сердца беглецов
были зимними скованы льдами.
«Стая иззябших пичуг –
называли себя они сами.

Лицо Акаихигэ чуть дрогнуло, тень промелькнула на его лице, он моргнул и на пару мгновений перестал обмахиваться веером, певцы чуть было не прекратили играть, однако ками уберегли их от этого опрометчивого поступка, князь открыл глаза и продолжил обмахиваться веером.

Тонут в лазури
тени Южной горы
В чаше озёрной
прозрачна, чиста вода.
Солнце померкло.
От алых бликов пестры,
К берегу волны
бегут за грядой гряда.

Акаихигэ вдруг поднялся и резко махнул веером, сказители прекратили играть и застыли с ужасом ожидая своей участи, однако князь лишь снова махнул веером и обронил:
- Вы доставили мне несколько минут удовольствия, я доволен вашим талантом и памятью. Наградите их! По две золотых монеты каждому!
Сказители ошалелые от такой награды дружно повалились на колени прославляя щедрость великого ценителя высокого искусства!
Когда они выползли, Акаихигэ мазнул веером по воздуху и рядом с ним появился слуга:
- В доме есть колодец?
- Э-м… Конечно ваше сиятельная изысканность!
- Веди!


Когда дайме, охрана и слуги, что неотступно следовали за господином, достигли колодца, дайме повернулся к челяди, величественно махнул веером и проговорил:
- Я хочу остаться один, я буду предаваться размышлениям и никого не желаю видеть, гнать всех кто посмеет явиться сюда, и чтобы вы тоже не смели показываться на глаза!
Слуги низко поклонились и пропали, самураи охраны, степенно и величественно развернулись и разошлись.
Акаихигэ глубоко вдохнул, подошёл к колодцу и заглянул в его темную пасть, и медленно, выделяя каждое слово проговорил:
- Покажите мне…

Сообщение отредактировал дон Алесандро - 17-10-2006, 18:31

[Далара >>>]

1593 год. Провинция Микава. Рядом с остатками святилища

Первым, как ни удивительно, проснулся Такамори. Вернее, очнулся. Огонь давно погас, и на месте святилища теперь остались лишь покрытые сизой золой угли под естественным шатром из веток пинии. В морозном воздухе дыхание превращалось в белые клубы пара. Появились первые знаки наступления сумерек. Некоторое время назад выпал снег, погребя все вокруг под пуховым одеялом. Вероятно, именно благодаря ему они с Хаку не замерзли насмерть.
Хаку!
Такамори, с трудом двигая окоченевшими руками, сгреб снег, кряхтя, сел. Поискал взглядом. Куда он мог пропасть? Звери утащили, духи?.. Да нет, вот же, совсем рядом, холмик, похожий на человека. Такамори принялся лихорадочно копать, не чувствуя обжигающего холода снега. Волосы, одежда. Кожа холодная.
- Хаку!
Не двигается. Не видно, дышит или нет. Приложил руку к шее. Слабо, но бьется пульс. Говорят, надо растирать снегом...
- Хаку, проснись же!
Нет. Такамори встал на колени рядом с беловолосым, зачерпнул горсть снега, опрокинул на лицо шамана и взялся растирать.
Похоже, шаман начал приходить в себя, поскольку занесенное снегом тело начало двигаться, но, как оказалось, это очнувшаяся лиса выбиралась из-за пазухи.
Выбравшись наружу, Йокай лизнула Хаку в нос, но Говорящий с Духами так и не пошевелился.
Зверек вопросительно посмотрел на ронина.
Тот ответил лисе таким же недоуменным взглядом. Вспомнил, что человек тут все-таки он, и придумывать, что делать с себе подобным, должен тоже он.
- Костерок-то наш потух, - сказал Такамори лисе совершенно не своим голосом. – Как думаешь, его сначала надо отогреть, потом будить или сначала будить, потом отогревать?

(soshite Хикари)

[Хикари >>>]

Лиса что-то пропищала ронину, но, увидев его непонимающий взгляд, только досадливо опустила голову. Но все же она нашла выход из сложившейся ситуации, и, превратившись в молодую девушку, сразу же спросила Такамори:
-Ты умеешь колдовать?
- Я? Колдовать? - почти весело рассмеялся он. - Шутишь, что ли? У вас что, рук нет, что вы все магией делаете?
-Просто с помощью магии это было бы сделать гораздо легче. Но, раз уж не можешь, то давай отогревать. Я хвороста принесу, - и девушка побежала к ближайшей роще.
- А разжигать ты чем собираешься, лапой? - спросил ей вслед Такамори.
Не слышала, умчалась. Ронин посмотрел на бледное лицо спутника. Прямо как дите в люльке, выражение точно такое. Еще закоченеет окончательно, пока она там бегает. Кое-как Такамори сгреб остатки снега с тела Хаку и тут же сообразил, что так еще холоднее. Ругаясь сквозь зубы, развязал пояс, стянул с себя верхний слой одежды, потом еще один. Попутно пожалел, что соломенные накидки оставались в святилище. Ничего, себе хватит оставшихся джубана и одного косоде. В конце концов, лиса обещала костер.
Укутывание шамана оказалось еще более нелегким делом, чем собственное разоблачение. Накроешь сверху, вся жизнь выйдет в холодную землю. И приподнять никак, попробовал. Наконец, расстелил тряпки на земле и с кряхтением перекатил на них беловолосого. Завернул края. Ни дать, ни взять гусеничный кокон.
Вскоре вернулась и девушка, неся в руках и на спине две большие охапки хвороста. Свалила их на землю рядом с шаманом, обеспокоено глядя на замерзающее тело беловолосого юноши.
После чего уселась рядом с хворостом, и посмотрев на Такамори, спросила:
-Ты будешь разжигать костер?
(Далара mo)

Сообщение отредактировал Хикари - 17-10-2006, 1:13

[Далара >>>]

Он передернул плечами и, стуча зубами, проговорил:
- Как только ты найдешь, чем.
- А у тебя ничего при себе нет? - голос девушки-йокая был одновременно удивленным и расстроенным, - что же ты за путешественник-то такой?
Она укоризненно посмотрела на ронина, после чего поднялась и начала ходить вокруг пепелища, будто ища что-то или кого-то.
Эта девица мало того, что лиса, так еще и позволяет себе разговаривать с ним, будто с деревенским дурнем. Вот уж чего только не хватало сегодня в довесок к безумному колдуну и встрече с Сакио.
- Если хорошенько будешь копать, найдешь мои кремень и огниво. Или ты примериваешься, где лучше вырыть нору?
- Раз уж потерял столь важные вещи - воздержись от язвительных комментариев, - девушке явно не нравилось поведение ронина, но сейчас это было не главным. Наконец девушка повела носом, будто сейчас была в лисьем облике и начала рыть ямку. Раскопав совсем немного, она вытащила оттуда за шиворот маленького красноватого духа.
- Что тебе, лиса? - недовольно спросил тот, зависнув над землей.
- Можешь помочь нам развести костер?
Дух нахмурился и проворчал:
- С какой стати я должен помогать тем, кто вытащил меня из моей норки и так бесцеремонно поднял?
Девушка поднесла маленькое существо ко рту, будто бы намеревалась съесть его.
- Ну что ты, что ты, я пошутил, - очень быстро заговорил дух, усиленно задергав миниатюрными руками и ногами, - просто пошутил. Где там ваш костер?
- Так то лучше, - довольно произнесла девушка, и отнесла существо к куче хвороста, бросая его в нее.

(те же)

[Хикари >>>]

Дух что есть сил начал тереться о дерево, и вскоре хворост начали поедать маленькие язычки пламени. И чем больше крутился дух, тем сильнее разгорался костер. Наконец, когда пламя стало достаточно большим, маленький йокай выбрался из кучи хвороста, и, поспешно покидая столь неприветливую девушку-оборотня, произнес.
-Ну, то что мог я сделал, а дальше вы сами, - и снова скрылся в снегу.
Пока лисица разбиралась с... кто бы он там ни был, Такамори переложил хворост подальше от Хаку, чтобы не сгорел заживо. Заодно сложил поаккуратнее ветки, чтобы не пришлось потом огонь целый час раздувать.
Когда пламя занялось, ронин подтащил беловолосого туда, где потеплее, но не летят искры. Раскутал, чтобы тепло быстрее добралось до тела.
Девушка села рядом с Хаку, не отрывая взгляда от его лица. Видно было, что она очень сильно переживает за шамана, возможно потому, что тот невольно стал ее новым хозяином. Юноша постепенно отогревался, и вскоре уже не выглядел так, будто душа его покинула тело.
Прошло еще какое-то время, и его глаза начали подрагивать, а затем и вовсе открылись.
-Хаку-чан! Наконец-то ты очнулся, - радостно произнесла девушка, начав теребить Говорящего с Духами. Но шаман похоже еще не пришел в себя и никак не отреагировал на встряску и радостные возгласы девушки.
Тем временем Такамори удалился в лес, уже накрытый ранними сумерками. Зимой в лесу много еды не найдешь, но, возможно, отыщутся какие-нибудь ягоды или орехи. Хотя бы травы, из которых можно сделать отвар. Иначе к утру они совсем ослабеют от голода и все равно погибнут тут.
Будет ли слишком большой удачей найти еще и посудину, чтобы вскипятить воду?
(Все тем же составом)

[Reytar >>>]

Дорога на Шиобару

Наконец-то привал… Для десятника кавалерии-нагината, участника трех больших сражений и множества мелких стычек, многодневных маршей, стремительных атак и изнуряющих маневров, несколько часов в седле были не просто безделицей, а обыденностью, привычным образом жизни. И тем ни менее так измотанным маршем Такеда Хидэтада не чувствовал себя уже очень-очень давно. Наверное всему причиной было не полностью исцеленное действие яда, которым был измазан ранивший самурая сюрикен - кавалериста ощутимо подташнивало, во рту стоял мерзкий привкус, в ушах шумело и все тело было каким-то вялым, словно пару часов пролежавшая на солнцепеке рыбина. Конечности потяжелели, словно налитые свинцом, из которого так удобно отливать пули для аркебуз, которые, судя по ощущениям десятника, десятками висели на каждой из его рук и ног.
Крайне сосредоточившись, Такеда соскочил с седла, помог спутникам в обустройстве лагеря и, настороженно осмотревшись по сторонам, развязал ремень, стягивая с головы нагретый солнцем шлем. Шум в ушах словно бы притих, да и застилающие взгляд круги словно стали более прозрачные, что вселяло Хидэтаде надежду на то, что со временем удастся справиться с действием яда и восстановить силы. Ну а что для этого нужно делать, кавалерист отлично знал и сам – отведать побольше доброй пищи, выпить немного сакэ, отогреться в объятиях прелестницы с ресницами длинными нежными, словно перья из хвоста у феникса и хорошенько выспаться не выбираясь из все тех же объятий. Ну да знай, не знай что тебе нужно, а рассчитывать приходится лишь на то, что доступно, по этому, Хидэтада резонно пришел к выводу, что ни вкушать изысканные яства, ни ощутить объятия прелестницы ему в данный момент не улыбается, а раз так – самое время отдаться иному, столь привычному для солдата удовольствию.
Стреноженный Демон-У мирно пощипывал травку на склоне холма, спутники неспешно беседовали, а десятник кавалерии-нагината привольно расположился у обочины дороги в паре шагов за спиной Олури-химэ, как раз беседующей о богах и их деяниях с патэрэном Андорэо, невидимый ею, но находящийся достаточно близко, что бы защитить подопечную, случись неожиданно что-то скверное. Хидэтада поудобнее уложил один из отвязанных от седла тюков и опустился на него затылком, уложив рядом, словно любимую женушку, с одной стороны верную нагинату, а с другой свой меч, так что бы и то и иное оружие можно было пустить в ход, не озаботившись вскакивать на ноги.
Кавалерист лежал и, чуть прищурившись, смотрел на небо, слушал голоса спутников, и все глубже погружался в какую-то нежную, легкую истому, словно становился все легче, взлетая к облакам, и тяжелее – опускаясь из небесной лазури к самой земле. Он отметил про себя, что Мицуке-сан отлучился из лагеря куда-то, очевидно направившись по своим обычным делам, то есть в очередной раз найти приключения на свою пятую точку, а спустя несколько минут, за ним следом, очевидно на поиски точно таких же приключений, отправился и господин Такамори, но Такеда не придал этому особого значения. И ронин, и щеголеватый господин Такамори были отнюдь не беззащитными детьми и вполне могли за себя постоять, по этому особенно беспокоиться о их судьбе пока что не стоило. По этому, десятник спокойно внушал полуденную дрему, здраво рассудив, что спать всегда полезно, так как не знаешь заранее, удастся ли выспаться в следующий раз и когда именно это будет. Он вполне доверял своему чувству опасности, погружаясь все глубже в блаженный водоворот дремы, отлично зная, что опытный солдат работает как обученный бойцовский пес – зря не гавкнет, мимо ноги не укусит и всегда спит «на одно ухо». Перед внутренним взором Хидэтада мелькали картины одна страннее иной, ему чудились странные звуки, десятки образов мелькали перед глазами, затягивая все глубже и глубже, пока что-то ярко не вспыхнуло прямо в глаза, мгновенно ослепив и полностью погрузив в этот мир странных грез и сновидений…

[Reytar >>>]

Дорога на Шиобару
Сон Такеда Хидэтада

Каменистая земля была жесткой даже сквозь доспехи, в ушах звенело, перед глазами плыли круги, правый бок горел как огнем, отзываясь вспышкой боли на каждый вдох, а по лбу текло что-то теплое и липкое, застилающее взор, когда перестаешь моргать. Он медленно поднял левую руку и протер лицо – пальцы столкнули со лба что-то тяжелое, а на ноющих от усталости пальцах остался багряный след. Медленно, борясь с головокружением, и болью в боку, он приподнялся – то, что упало с головы, оказалось невысоким странным шлемом, украшенным птичьими крыльями по бокам, с глубокой зарубкой надо лбом.
«Добрый шлем…» - Подумал он, ощупывая голову, - « Благодаря его прочности, голова все еще цела, а не разделена наискось на пару аккуратных половинок. Но как все вокруг качается… И бок болит все сильнее, словно толчками…»
Дрожащими руками опершись о землю, он взглянул на свой пылающий, словно его припекали огнем, бок, а затем оглянулся вокруг и выдохнул сквозь сцепленные от боли зубы. Закрывающий его тело до середины бедра доспех непривычного плетения, на пядь ниже подмышки была надрублена, и на синеватой стали, темной пеной запеклась кровь, продолжая выступать из раны при каждом вдохе, но не это было самым неприятным. Вокруг, на тропе и среди камней, у подножия возвышающегося неподалеку утеса и в чахлой травке, которой поросли склоны, всюду лежали тела в таких же, как у него, доспехах. Лежали где поодиночке, а где грудами, в тех позах, в которых их застала смерть, лежали, и в смерти сжимая в руках рукояти странных прямых мечей и непривычно узких боевых топоров. Посреди тропы, все еще с изломанным обломком древка в руках, лицом вниз лежал знаменосец, а чуть дальше, в большую лужу грязи и крови, вокруг которой в изобилии лежали тела, был втоптан сам штандарт – некогда небесно-голубое, а сейчас – неопределенного цвета полотнище.
Он еще раз выдохнул сквозь стиснутые зубы, стараясь сдержать рвущийся наружу стон – он все вспомнил. Вспомнил начало этого отчаянного похода, вспомнил долгий путь, страх смерти и надежду на победу, усталость после стычек и радость от того, что враг отступает. Вспомнил яростное возбуждение в ночь перед Битвой, разговоры у костров и звонкий голос менестреля, певшего об отваге и славе. Он все это вспомнил, как вспомнил и ярость, страх и боль Битвы… Проигранной Битвы, унесшей жизни множества его товарищей, много раз ставившей в опасность его жизнь и, наконец, отбросившей его, словно могучий селевой поток сметает деревянную щепку, в эту долину, ставшую местом последнего боя для его друзей, и, похоже, готовящуюся стать могилой для него самого.
Он не боялся умереть, уже не боялся, слишком много всего довелось увидеть и почувствовать за последние несколько дней, но торопить Вечную Спутницу, одно из воплощений Великой Тройственной, отнюдь не рвался, тем более что оставалось не выполненным одно дело. Дело великой важности, дело, не выполнив которое умирать было просто нельзя.
Все же не сдержав сиплого стона, он сел, а затем приподнялся и, кренясь, словно пожухлый колос, оставленный неубранным на поле, встал на ноги. В глазах помутилось еще больше, горизонт качался, в ушах стоял нестерпимый шум, а боль в боку становилась невыносимой на каждом вдохе, но он стоял. Стоял и размазывал по лицу заливающую глаза кровь, стараясь рассмотреть, отыскать то, что было важнее его жизни, важнее его смерти, то, что ни в коем случае нельзя было отдавать в лапы Тьме…
Шаг, еще шаг, затем еще один… Впереди груда окровавленных тел – изломанные копья, изрубленные щиты и панцири, погибшие друзья и, остановленные сталью, лохматые хищные животные, на которых ездили темные, лежали вперемешку со своими обезьяноподобными всадниками. Здесь его нет… Значит где-то чуть дальше, может быть на склоне холма – именно там, насколько он помнил, удалось сбить плотный строй, после того, как темные всадники прорвали оборонительную линию в долине, лежит ОНО. Лежит то, что нельзя оставить на этой политой кровью траве, то, что нужно сокрыть любой ценой. Он брел дальше и дальше, приближаясь к подножию холма, обходил лежащие тела в пробитых доспехах, всматриваясь в знакомые, и незнакомые, равно обезличенные смертью, лица.

[SonGoku >>>]

(это не я, это все текст предыдущего автора, я здесь для перебивки стою)

Вот Даргол – лучший пловец во всем войске, лежит с разрубленной головой, жаль, но его шлем оказался не таким прочным, как бы хотелось. Вот Лейтер – лицом вниз, панцирь сзади пропорот мечом, жаль тебя, ты был честный малый и не заслужил смерти от удара в спину. Дартиф – Двойной Меч, лучший среди фехтовальщиков. Никто не мог с тобой тягаться в бою на мечах, никто не мог устоять против сияния двух ясных клинков в твоих руках, но и это великое умение не всегда способно спасти – тебя остановили тремя копьями, хоть ты и сумел отомстить за себя. Бреннон – мудрейший муж, ты всегда говорил, что слава этого похода будет жить вечно, что мы развеем Тьму, что вернутся дни нашего счастья, что те, кто переживет этот поход, будут совсем другими людьми. Ты не ошибся – те, кто переживет это, действительно будет другим, не таким как раньше – гонимым беглецом, потерявшим надежду… Талиесин – наш командир… Ты поддерживал нас словом и делом, твое плечо всегда было рядом, незыблемое, словно Столб Мира, надежное, то, которое никогда никого бы не предало. Благодаря тебе мы не отступили под напором, не сломались, как отряды правого фланга, когда пал наш вождь. Мы огрызались и отступали, шаг за шагом пятились назад ощетинившись стеной копий, прикрывая бегущих. Лишь благодаря тебе, твоему охрипшему голосу мы остановились здесь и встретили бешеную атаку темных, наконец прекративших добивать остатки нашего правого фланга и бросившихся в погоню за отрядами центра. Благодаря тебе мы держались так долго, отступая по долине, а когда нас обошли, стали на склоне, сбив строй, и уже не отступали, ни на шаг не отступали, меняя тех, кто падал под ударами кружащихся вокруг и лезущих в лоб темных. Именно благодаря тебе мы так долго держались тут, держались, убивая и умирая, не давая погоне мчаться по следу, рубить с замаха усталых, сломавшихся беглецов. И именно плечом к плечу с тобой, мы стояли в момент, когда мне не удалось прикрыться от удара, когда острая боль пронзила лоб и яркая вспышка сменилась расцвеченной багровым, темнотой. Значит именно здесь, я и выронил ЭТО, - то, что нельзя отдавать в руки врага.
Он внимательно смотрел вокруг, хромая вокруг застывших на траве тел, скользя по липким лужам и спотыкаясь на разбросанное повсюду разбитое оружие. Так продолжалось довольно долго, пока, вдали, не послышался тоскливый, еще еле-еле заметный, угрожающий вой. Вой, который повторялся все ближе и ближе. Вой, который сулил крайне неприятную смерть, но, что гораздо важнее, еще и неудачу в выполнении последнего, самого важного дела.
Он не обратил на угрожающие звуки особого внимания, - судьба и так решила все сама, по этому следовало лишь предельно сосредоточиться и успеть найти ЭТО до того, как прихвостни Тьмы сумеют до него добраться. Наконец, его настойчивость была вознаграждена – он увидел такой знакомый элемент того, что искал, торчащий из-под упитанного тела одного из мертвых врагов. Он обоими руками схватил шершавую рукоять, и что было силы, дернул ее на себя, рванул, не смотря на яростную боль в боку, не смотря на слабость, на подкатывающую тошноту и на тонкую струйку крови, стекающую на землю из угла рта. Он захрипел, оседая на колени, но то, что искал, его меч, великий, могущественный священный меч, клинок, который нельзя отдавать в руки Тьмы, вновь был в его руках. Был в его дрожащих руках, был вновь его мечом, пусть и не на долго, но на достаточное время для того, что бы надежно сокрыть его. Сокрыть от всех, кот не знает одного из основных секретов этого древнего клинка, Меча Проигранных Битв…
Резким рывком, с хрипом в горле и соленым вкусом из прокушенной губы, он поднялся на ноги. Впереди, шагах в двадцати выше по склону, из покрывавшей холм невысокой травы возникал громоздящийся вверх, почти отвесный каменный монолит, у подножия которого была почти незаметная каменная лощинка, идеально подходящая для предстоящего дела. Вот к этой лощине он и направился.

[Reytar >>>]

(громадное спасибо Сон за столь своевременную помощь в правильном форматировании и перебивке текста)

Шаг за шагом, шаг за шагом… Весь бок пропитан кровью сочащейся из раны, в груди горит, словно огненные когти впиваются в нее с каждым вздохом, но нужно идти, выше и выше, к скале, к лощине, еще чуть-чуть, там ждет цель, там можно будет сделать то, что должно и прилечь, там ждет отдых, там можно будет прилечь и забыться. Еще шаг и еще… Лощина… Скорее… Они идут по следу, они голодны и скоро будут тут. Нужно успеть… Успеть… Скорее… Успеть…
Вот он, край лощины, колени подгибаются, на ногах уже не устоять, но это не важно – земля мягкая как пух, как руки матери. Да, это нужно сделать и не важно, стоишь ли ты на коленях, или по стойке «смирно» в строю товарищей, это нужно сделать… Дрожащие пальцы сжимают лезвие, меч пригибает их к земле, но и это тоже не важно – они выдержат ровно столько, сколько нужно. Выдержат, пока губы шепчут нужные слова, пока мозг, сквозь пелену боли, отыскивает их в памяти…

Из ночи в рассвет, в золотой восход
Глядя в очи судьбе, я летел вперёд
Кто знает свой час – не опустит глаз,
Я смеясь кричал: этот день меча
Этот алый день – день меча

Псы войны сорвались с цепи,
В небе пляшут сполохи огня,
Конница топчет труп в степи
О, боги, в бою не оставьте меня
В этот алый день – день меча

Так мы уходим, не глядя назад
Меняя жизнь за единственный час,
Нам лица кровью омоет закат
И очертит судьбу острие меча
В этот алый день – день меча

Из ночи рассвет, золотой восход
Глядя в очи судьбе, я летел вперёд
На закате невестою смерть обниму,
Я пришёл из света, я уйду во тьму
В этот алый день – день меча.*

Яростно блеснувшей чешуею рыбой, клинок взлетает, отражая последний луч этого дня – первый луч, пробивший скрывающую небо мглу. Клинок взлетает и кружится, падая вниз, скрываясь в лощине, между огромных валунов, пока силы уходят в землю и она, словно нетерпеливая невеста, стремящаяся поцеловать в губы, устремляется навстречу. В глазах все мутится, шум в ушах нестерпим, но дрожь земли – не предсмертный бред. Валуны шевелятся, поводят мохнатыми ото мха боками и сползаются вместе, заравнивая вход в лощину, каменные стены которой вскипают как вода и затихают, сойдясь вместе.
Долг исполнен… Все… Покой… Кто может, – пусть сделает лучше…

*В посте использовано стихотворение Иллет «День меча»

[Bishop >>>]

Копыта приглушенно стучали по утоптанной дороге; еще утром всадники мчались вскачь, к полудню кони устали. На прикрепленных к седлам древках красовались флажки с мокко*, доспехи были ладно пригнаны, хоть и покрыты пылью.
- С дороги! – прокричал тот, что ехал впереди.
Кричал он больше из вежливости, увидел, должно быть, спящего на обочине воина, не разобрав монов и цветов доспеха. Только потом заметил девочку в пышных одеждах, застывшую посреди дороги, рядом – странного чужеземца в еще более странном наряде, натянул поводья. Его конь всхрапнул, затанцевал на месте.
- Кто позволил?
Его спутники выхватили мечи.
- Чужестранец в самом центре страны?!!!


---
*мокко – герб клана в виде цветка с пятью лепестками на фоне второго такого же, принадлежал семьям Ода, Микумо, Онодэра, Вада, Найда и Икеда.

[Кысь >>>]

На поляне стали держать совет. Укушенный бинтовал пострадавшую лодыжку, ругал всех, кто попадался. Ему посоветовали впредь смотреть под ноги. В ответ раздался совет в следующий раз искать получше.
- Ты и криптомерию посреди поля не найдешь, - уныло огрызнулся старший.
Люди были озлоблены настолько, что не хотелось говорить.
- Ему помогают, - сказал укушенный. - Не зря говорили, что это не настоящий сын господина, это сам Акатэ! Вернулся из мертвых.
- Ну, ты скажешь...
- Ты не знал? Он родился ровно через девять месяцев после смерти старого хозяина! Говорю тебе - сам Акатэ-доно...
- Тс! - старший поднял ладонь, гомон смолк. - В кустах кто-то прячется.
Старший поднялся, размотал снятую с пояса длинную узкую цепь с "когтями" на одном конце и грузом на другом.
В последнее время Рыжая прокалывалась на удивление часто. Назревающие ли изменения были тому виной, или же она просто слишком привыкла иметь дело со слабыми деревенскими жителями? В любом случае исправляться стоило. Лисы, увы, вполне смертны.
Разумеется, никаких лис в кустах не оказалось. Всего лишь девочка лет семи, маленькая, худая и напуганная. Очевидно, она была родом из крестьянской семьи и потерялась в лесу несколько дней назад - простая домотканая одежда была испачкана и изодрана на левом боку.
- Не трогайте меня, дяденьки! У меня ничего нет! - взмолилась девочка.
Шиноби переглянулись. Старший отрицательно покачал головой: не стоит оставлять свидетелей, да еще - таких говорливый и громкоголосых. Второй мужчина вынул нож, зашел ребенку за спину.
- А нам ничего и не нужно, - усмехнулся старший.
- Пожар, пожар, лес горит! - Примитивная уловка, но кицунэ верила в удачу. Теперь на месте девочки стоял Ицумаден во всей своей красе - золотые искры дождем сыпались на сырые осенние листья и исходили густым пахучим дымом. Еще через секунду кицунэ была уже двумя сразу - тощий, невзрачный мальчишка кинулся в сторону, а на месте, где он только что был, уже стоял Мицуке. Тонкий старинный меч на безумной скорости полетел к горлу старшего... и прошел через него, не обронив и капли крови. Морок.
Кто-то кинулся спасаться от огня, укушенный с воплем: "пощадите, Киёмори-доно!" повалился на землю, закрыл голову руками. Старший невольно схватился за горло - и упустил нужный момент. Спохватился, раскрутил над головой цепь, острые "когти" подцепили беглеца за мешковатую одежду. Шиноби дернул, как будто подсекал рыбу.

Сообщение отредактировал Китти - 20-10-2006, 15:29

[Reytar >>>]

Дорога на Шиобару

Хидэтада никогда не ощущал такой тихой радости, такого расслабленного, светлого удовольствия, как в тот миг, когда странный сон закончился и дух его вернулся из неведомой дали назад, в храпящее у дороги на Шиобару, тело. Это уже не было глубоким сном – так, небольшая приятная полудрема на нагретой осенним солнцем земле, в благоухании травы, пении птиц и топоте копыт по дорожной пыли… Мягком, приглушенном топоте, скрадывающем расстояние, но дающим понять тому, кто в седле уже не первый год, что кони бегут не налегке и изрядно утомились. Как прекрасно сочетается с трелями кузнечиков этот, напоминающий дальний, все приближающийся и приближающийся барабанный бой, топот… Топот? Копыт?!
Десятник кавалерии-нагината Такеда Хидэтада открыл глаза как раз в тот момент, когда ехавший первым всадник заорал: «С дороги!». В те недолгие секунды, когда запыленные всадники придерживали коней, Хидэтада уже не лежал, а сидел согнув одно колено и быстро затягивал подбородочный ремень своего рогатого шлема, поглядывая то на символы на штандартах конников, узнать которые не представляло сложности, то на лежащую рядом – лишь руку протяни, неизменную нагинату.
Возглас одного из всадников: «Кто позволил? Чужестранец в самом центре страны?!!!» и шелест выхватываемых из ножен мечей застали Хидэтаду уже в прыжке, - руки нежно, но крепко, словно стан возлюбленной, сжимают древко нагинаты, корпус в полуразвернут, как раз так, как удобнее всего наносить страшный косой удар, с равной легкостью, при попадании в цель, рассекающий коня или всадника. Приземление, легкое изменение стойки, ступни прочно упираются в землю одна перпендикулярно другой, лезвие нагинаты над плечем, глаза прищурены, словно бойницы замка, из которых в любой миг готовы вылететь стрелы ярости, на лицу кривая улыбка, больше похожая на оскал. Хидэтада радостно скалится чуть прикусывая ус, хотя сложившаяся ситуация отнюдь не вызывает восторга: ни Мицуке-сана, ни Такамори-сана поблизости не видно. Раненый монах, именем которого кавалерист забыл поинтересоваться, кажется спит на своей тележке на обочине дороги, – это хорошо, монашек имеет шанс уцелеть, не попавшись молодцам-конникам дома Ода под горячую руку. Путешествующей с Такамори девушки по имени Амэ нигде не видно, что тоже хорошо – как себя поведут бравые вояки по отношению к простолюдинке, путешествующей без защиты, могут предсказать одни лишь ками, или, что скорее, демоны похоти. Но есть и то, что куда хуже, – Олури-химэ стоит позади, прямо посреди дороги, чуть слева от нее - патерен Андорэо. Конники, естественно, уже заметили ее, как не спутали ни с чем заморскую одежду наньбана и, возможно, эти молодцы из клана Ода – как раз те, кто охотится за юной госпожой, возможно, именно они и посланы похитить ее. Значит, нужно не позволить им это сделать, не позволить наглецам из клана Ода добраться до подопечной, и любая цена за это не будет высока…
- А кто позволил шелудивым щенкам из псарни Генерала Дождя повышать голос на чужой земле? Это не земли вашего клана и не вам здесь указывать, кто, куда, и с кем имеет право идти. Проваливайте в свои будки, сыны собаки, и не смейте тяфкать, пока я, десятник кавалерии-нагината клана Санада, Такеда Хидэтада с оружием в руках стою на этой земле! Проваливайте! Здесь вы не найдете то, что ищите!