Сон Рагхильды, Сага о Северных Землях

В скромной келье догорал огарок свечи, чуть чадя, и давая столь мало света, что немолодой уже монах, с седыми висками почти вплотную склонился над пергаментом, аккуратно выводя буквы гусиным пером, и изредка обмакивая самый кончик его в чернильницу:

«Давно это было, еще до Олава Конунга, принесшего свет Христианства в Норвежские земли, люди тогда молились Одину и Тору, были невежественны и свирепы, но в то же время отважны, словно львы.
Давно это было, по ветру развеян прах павших воинов, сожженных на погребальных кострах, истлели кости в древних курганах, осталась лишь память – песни скальдов и сказания старцев, возрождающие героев былого.
Давно это было, но как живые возникают перед взором образы конунгов и воинов, когда начинается рассказ.

Хальфдану не было и года, когда погиб его отец, Гудред конунг, и опасаясь за жизнь сына, его мать Аса увезла молодого конунга в Агдир. Там Хальфдан рос и вскоре стал статным и сильным. У него были черные волосы, и поэтому его прозвали Хальфданом Черным. Ему было восемнадцать лет, когда он начал править в Агдире, а затем отправился в Вестфольд и поделил владения со своим братом Олавом.
В ту же осень Хальфдан пошел походом в Вингульмёрк против конунга Гандальва. Произошло много битв, и победа доставалась то одному, то другому. В конце концов они помирились, и Хальфдану отошла половина Вингульмёрка, которым раньше владел его отец Гудрёд. После этого Хальфдан конунг пошел походом на Раумарики и завоевал эту землю.
Немало иных битв выиграл Хальфдан, став славным и могучим мужем, многие земли присоединил он к Агдиру, образовав великое государство на зависть врагам. Могуществу его не было равных в Норвегии, но многие соседи покушались на его земли, и потому не знал отдыха и покоя его меч.
Хальфдан Черный женился на Рагхильде, дочери Харальда Золотая Борода, конунга Согна. У них родился сын, которому Харальд конунг дал свое имя. Мальчик рос в Согне у Харальда конунга, своего деда. Конунг Харальд не имел сыновей, и когда одряхлел, уступил власть своему внуку Харальду и велел провозгласить его конунгом. Вскоре после этого Харальд Золотая Борода умер. В ту же зиму умерла его дочь Рагхильда. А весной умер от болезни и Харальд, молодой конунг Согна. Ему было тогда десять лет.
Велико было горе Хальфдана конунга, когда он узнал о смерти возлюбленной жены и юного сына, но понимая, что в печали он не удержит своих владений, собрал Хальфдан большое войско, и направился скорым маршем в Согн, где заявил о своих правах на трон сына. Его там хорошо приняли. Он и он ни в чем не встретил сопротивления. Так он завладел Согном и оставил править им своего друга, ярла Атли Тощего, поручив ему вершить суд и собирать дань.
Той же осенью Хальфдан вернулся в Вингульмерк, устроив там большой пир, но ближе к ночи к нему пришел конюх и предостерег, что к усадьбе подходит большое войско. Конунг собрал людей, и приказал им вооружиться, а затем выстроил воинов во дворе, приготовившись встречать врага.
То были Хюсинг и Хелсинг, сыновья Гандальва конунга, желавшие вернуть себе земли и поквитаться за поражения отца. В яростной схватке Хальфдан потерпел поражение, а его наставник Эльвир Умный погиб.
Спустя недолгое время, Хальфдан собрал воинов, и сразился с сыновьями Гандальва при Эйде, где разбил их рати и убили их самих. Лишь младший сын Гандальва, Хаки с малой дружиной спасся и бежал в Альвхеймар к отцу, дабы принести ему скорбную весть.
А Хальфдан конунг подчинил себе весь Вингульмерк, став еще более могущественным и великим владыкой.
Жил в ту пору еще Харек Волк, храбрый молодой воин, прославивший себя во многих битвах – был он правой рукой Хальфдана конунга, и пользовался особым его доверием.
То было хорошее время для Норвегии, Хальфдан Черный правил большей частью страны железной рукой, создавая законы и заставляя людей следовать им. Было ему тогда двадцать девять лет.


Правил в то время в Хрингарики конунг Сигурд Олень, сын Хельги Смелого и Аслауг, дочери Сигурда Змей в Глазу, сына Рагнара Кожаные Штаны, могучего конунга и отважного воина, героя многих сказаний. Был Сигурд конунг статнее и сильнее других людей, а также очень красив с виду.
Рассказывают, был он столь могуч, что в двенадцать лет одолел в единоборстве берсерка Хильдибранда с его одиннадцатью товарищами и совершил много славных подвигов, и о нем есть отдельная сага.
Сигурд взял в жены Тюррни, дочерь Клакк-Харальда, конунга в Иотланде, и было у него от нее двое детей – дочь Рагхильда и сын Гутхорм.
Рагхильде снились вещие сны. Однажды ей приснилось, будто она стоит в своем городе и вынимает шип из своего платья. И шип у нее в руках вырос так, что стал большим побегом. Один конец его спустился к земле и сразу же пустил корни, другой же конец его поднялся высоко в воздух. Дерево чудилось ей таким большим, что она едва могла охватить его взглядом. Оно было удивительно мощным. Нижняя его часть была красной, как кровь, выше ствол его был красивого зеленого цвета, а ветви были белы, как снег. На дереве было много больших ветвей, как вверху, так и внизу. Ветви дерева были так велики, что распространялись, как ей казалось, над всей Норвегией и даже еще шире.
Мудрые люди так истолковали сон девушки, будто бы родится у нее сын, которому самой судьбой предначертано править всей Норвегией, и снискать славу величайшую, нежели у иных героев...
Также сага эта упоминает и Хаки-Берсерка, беззаконного разбойника, грабившего и убивавшего торговцев и бондов, нападавшего на одиноких путников, и разорявшего деревни. Был он предводителем крупной шайки разбойников, и отличался немалой силой, яростью и отвагой.

Рассказывают так о Сигурде Олене, что он часто ездил один по дремучих лесам. Он охотился на крупных зверей, которые были опасны для людей, и с большим рвением занимался такой охотой. Однажды он поехал в лес, как было в его обычае…»


Конь храпел, задыхаясь от долгой скачки через дремучий лес, вымотанный преследованием свирепого вепря, вновь и вновь ускользавшего от храброго охотника. Уставшее животное перешло на шаг, несмотря на все усилия наездника, и вот, оставшись без добычи, Сигурд повернул коня назад, желая вернуться домой еще до наступления ночи. Длинные русые волосы, еще не показавшие и признака седины спадали ему на лицо, и он откидывал их назад, слегка мотая головой, улыбаясь бьющему в лицо морозному ветру – эта забава веселила его, разгоняя тоску от неудачной охоты.
Крепкие ладони сжимали повод, иногда натягивая его, иногда отпуская, хотя могучий конунг мог ездить верхом, управляя конем лишь при помощи ног. Он был облачен в добротную кожанку, поверх теплой шерстяной одежды, а с плеч его спадал серый шерстяной плащ, слегка накрывавший круп коня.
Так, в тишине вечернего леса провел он ближайший час, пока не увидел просвет среди могучих стволов вековых деревьев, и пробивающиеся сквозь кроны лучи заходящего солнца. Но так же увидел он и силуэты всадников, держащих зажженные факелы, и то что люди эти были вооружены, и услышал лязг металла, и обрывающиеся крики о помощи.
Посуровело лицо конунга, высвободив копье из петли у седла, он замахнулся им, и направил коня из лесу, узрев такую картину: разбойники грабили повозку торговца, убивая его слуг и безоружных товарищей. Немногие осмеливались разбойничать в землях Сигурда Оленя, зная, что конунг жестоко карает подобные преступления.
Много было разбойников, но Сигурд, уверенный в своих силах, и в том, что боги помогут ему свершить правое дело, метнул копье в ближайшего разбойника, пронзив ему грудь, отчего тот упал с лошади, испуская дух. Сбросив с плеча лук, конунг выпустил несколько стрел, разя противников, но быстро опустел колчан, ибо немало смертоносных жал потратил он, преследуя вепря.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 28-03-2006, 21:25

Хаки-берсерк узрел, что его верных людей разит конунг, неизвестно откуда взявшийся на поляне, где они вершили весьма выгодное и приятное дело: грабили разжиревшего на чужой глупости торговца.
- Прикончите этого безрогого Оленя, парни! - и сам первый бросился на конунга, замахнувшись топором, на всё скаку хотел он разрубить Сигурда пополам, но ловкий и умелый боец был Олень, и отсёк руку Хаки. И проткнул его правый бок. Но боевые псы Берсерка уже навалились на конунга, не давая ему завершить начатое, и Хаки, превозмогая боль, левой рукой снял со стремени копьё, и пронзил спину Сигурда Оленя. Так пал великий воин и предводитель.
- Собирайтесь, псы! Сейчас мы добыли себе добычу посерьёзнее, чем толстый торговец с его монетами! Мы отпровляемся к усадьбе конунга! - прокричал Хаки, зажимая грязным тряпьём раны на руке и боку. И разбойники его обрадовались такой славе и добыче.
Не ожидала сонная усадьба Сигурда Оленя орущей толпы более чем в два десятка человек. Почти без сопротивления люди Хаки перебили охрану, забрали драгоценности и оружие, а так же захватили прекрасную дочь конунга и её брата.
Уезжая, люди Хаки сожгли усадьбу до тла, чтобы стереть воспоминания о конунге, убившем двенадцать из них и ранившем командира.
Отвезя всё награбленное в свою усадьбу, Хаки лично посадил Рагхильду под замок в одну из светлиц, сказав ей напоследок:
- Как только раны мои затянутся, станешь моей женой, девченка. А пока готовься, женой ты должна быть хорошей... или мёртвой, - Берсерк бросил на девушку плотоядный взгляд и ушёл, пошатываясь, к лекарю.
Брата же Рагхильды бросили в тёмные подвалы усадьбы, заперев его на несколько замков и всё, что и дали ему - это миску похлёбки и бурдюк с водой.
Охранять же приставили Рагхильду - старую бабку Ирвэ - одноглазую и беззубую, но умелую в работе по дому, а брата её - двух воинов, верных и злых.

Сообщение отредактировал Станиславский - 27-03-2006, 13:42

Харек по прозвищу Волк торжествовал. Сегодня боги были благосклонны к его коннунгу. Не то что в прошлый раз. Эти трусы готовы броситься наутек, стоит только удаче отвернуться от предводителя. Но удача - дар богов, и она всегда приходит к самым стойким и самым упорным.
Тогда в Вингульмерке подлым и внезапным нападением сыновья Гандальва застали малочисленный отряд Хальвдана врасплох. Многие погибли. Но стоило им сойтись на поле брани, и эти щенки пытались бежать, поджав хвост.
Волоча раненую ногу, Харек прохаживался по полю недавней битвы, на ходу пытаясь сочинить вису в честь победы своего предводителя.
"Есть награда храбрым,
вязам битвы славным.
Есть расплата подлым
сыновьям Гандальва.
Пир для жара Локки
вздумали устроить -
а теперь для вранов
угощеньем стали.
Жарким был спор стали,
солнца битв трещали,
в Зал Богов отправил
многих Хальвдан -коннуг..."
Усталые воины, приводившие в порядок свое снаряжение, перевязывая раны товарищей, или обшаривающие трупы врагов в поисках добычи, разразились одобрительным ревом.
К Хареку на взмыленном коне подъехал Бьярни Вислоусый.
- Волк, мои карлы нашли этих двух щенков Гандальва. Они пали в битве.
-Хвала Тору и всем богам. А где Хаки?
- Его нигде нет. Должно быть ускользнул.
- Так тому и быть.Найдем. Хоть из под земли достанем, если Хель не прибрала его раньше срока.
-Что делать с их телами?
-Повесить их на большом дубе. Пусть будут жертвой Одину. Вместе с живыми. Остальных на погребальный костер. Наших кого узнают - в курган. Но это все завтра. А сегодня будем пировать. Пошли людей чтобы взяли бочки с пивом и мясо в доме Стюрмира-хёльда. Только проследите , чтобы ему самому не чинили никаких обид. Он теперь служит нашему коннунгу.
-Будет сделано. - Бьярни тряхнул своими рыжими кудрями, и повернул коня.
-Вот что странно, куда подевался коннунг. - пробормотал Харек. На его распросы воины лишь пожимали плечами. -Должно быть пошел справлять обряд или увлекся преследованием. Надеюсь, до темноты он отыщется.
***
На закате прямо в лесу возле поля битвы был устроен праздничный пир. Воины беседовали, пили пиво, или плясали вокруг костров, распевая песни. Карлы катили новые бочки с пивом или засоленной олениной. Харек сидел возле самого большого костра и беседовал Торлейвом-провидцем.
- Скажи мне, Торлейв, все ли в порядке с коннунгом?
-Я уже гадал по внутренностям. Норны говорят, что он вне опасности. Сегодня была славная битва. Как и предвещалось, Боги даровали коннунгу победу.
Харек покачал головой. Он не стал уточнять, чьи то были внутренности - наверняка какого-нибудь пленника, который не очень годился в рабы, и с которого вряд ли можно было выручить хороший выкуп.
- Надеюсь на это. Я всем что имею обязан коннунгу.
- Твой коннунг благословлен богами. До тех пор. пока он будет исполнять волю Одина, ему будет сопутствовать удача. Ты его правая рука. Смотри, чтобы он не пошел наперекор воле богов. Тогда его ждет гибель.
-Ты же знаешь коннунга Хальвдана. Если что-то решит, то переубедить его невозможно.
-Он упрям. Но его упорство дает ему силы. Вот увидишь, он сразит еще немало врагов, и покорит еще немало земель. Но помни о том, что я тебе сказал.
-Я буду помнить - пообещал Харек.

Хальфдан конунг окунулся в воды озера Эйи, смывая усталость и кровь, напоминавшие о прошедшей битве. В какой-то миг ему показалось, что он безмерно состарился, не было той радости сражения, что он испытывал прежде, даже торжества он не чувствовал, погружая верный меч в глотку врага. Более десяти лет непрерывных сражений закалили его тело и волю, но даже закаленная сталь иногда дает трещины.
Щенки Гандальва поплатились жизнями за бесчестное нападение, за жизнь Эльвира, стоившую десятка, таких как они. Но Хальфдану по душе был мир с Гандальвом, а не новая война, теперь же, потеряв сыновей конунг Альвхеймара будет мстить.
Хальфдан не боялся Гандальва, старого противника еще его отца Гудреда, но в то же время не хотел новой войны с ним.
- Чему быть, тому не миновать, - наконец махнул он рукой, вновь погружаясь в воды озера, обагрившиеся кровью, стекающей с его доспехов, с кожи, вытекающей из ран, хвала Одину - легких и незначительных, больше походивших на царапины.
Этот день принес ему Вингульмерк, древние земли отца, его родовое владение. Харек несомненно сложит вису в честь победы, и пир продлиться от заката до рассвета.
Конунг почувствовал себя обновленным, выходя из озера, казалось даже кровь его, остуженная холодной водой, теперь быстрее бежала по жилам. Закат приветствовал его одинокими лучами, освещавшими искрящиеся капли, оставшиеся на пластинах доспеха. Тряхнув головой, Хальфдан откинул намокшие черные волосы за спину, и пошел к своим воинам, дабы разделить с ними радость победы.

***
Воины приветствовали конунга дружным пьяным ревом, поднимая здравницы в его честь, и похваляясь удалью, проявленной в битве. Впереди их ждала добыча - города, деревни непокорных, оставшихся верными Гандальву, и считающих, что старый конунг придет им на помощь. Таких ожидал огонь и меч. Но тем, что добровольно присягнут ему, нечего опасаться воинов Хальфдана Черного.
Конунг заметил согбенную спину Торлейва, говорившего с Хареком, и потому не стал вмешиваться в их разговор, а поднял златую чашу, полную крепкого вина, отдавая должное отваге ратников, и подозвал Эймунда Златоуса, своего казначея. Старый Эймунд был уже сед челом, но усы и борода его оставались все такими же желтым, как и в молодости, когда он служил Гудреду, и Асе, матери Хальфдана.
- Каково будет веление могучего конунга?
- Каждого воина серебром и златом поощрить, соразмерно доблести и отваге, дабы знали щедрость мою, и преисполнились стремления рьяно служить. Пленных врагов, что родом знатны, деяниями славны и живут в достатке, спроси, желают ли они мне столь же верно служить, как некогда Гандальву. И родичам их весть пошли, дабы выкуп готовили, коли служить мне откажуться.

Кузнечный молот медленно опускался на раскаленный брусок железа, зажатый тисками, выбивая снопы искры. С шумом раздувался мех, заставляя пламя в горне разгораться еще сильнее, поддавая жару...
Гандальф окунул заготовку для нового «Змея Войны» в бадью с водой, подставив свое выветренное лицо под горячие пары. Получиться славный клинок. Им будет владеть его наследник. Нет – не этот слабак Хаки, малодушный трус, секундное замешательство ночного пьяного развлечения, а самый настоящий преемник, за которого ему не придется стыдиться и которому будет предначертано править всей Норвегией. Это будет плод Рагхильды дочери Сигурда Оленя, из славного рода, надо сказать, чья кровь лишь укрепит их фамилию, и пусть смилостивятся боги над этим слизняком, если он не сумеет зачать ему внука, достойного носить сей меч…
- Хаки! – рявкнул конунг, отложив инструменты в сторону, и нервно теребя амулет Фреи, висящий на шее.

(совместно с Тельтиаром)
Харек не скрывал своей радости увидев своего конунга целым и невредимым.
-Ура! Конунг вернулся к нам! Наш храбрый коннунг боролся с озерными троллями? И видать всех поборол! Боги сегодня благоволили нам. Выпьем за нашего великого храброго коннунга, ибо ему Боги тсегодня даровали победу. Его удача будет с нами! Веди нас, коннунг к новым победам! Пусть трусливый Гандальв сгорит в собственном доме, а еще лучше подавится от собственной желчи!
- Слава! - кричали воины. - Слава Хальвдану Инглингу- сыну Одина!
Под крики воинов, поддержавших Харека, Хальфдан вскинул руки, расплескивая капли вина из чаши, и сжал ее в кулаке, сминая мягкое золото, а затем бросил скомканную чашу в толпу, дабы она досталась одному из храбрых воинов.
- Сегодня Гандальв лишился всех своих сыновей, его род окончен, мой верный Волк, его рати разбиты!
Харек опустил голову.
- Не всех сыновей, повелитель. Трусливый щенок по имени Хаки бежал с поля битвы в самом начале боя, и где он теперь неизвестно. Те кто за ним погнался пали на поле битвы. УВидно сами боги сберегли его до поры до времени. Но куда ему бежать, если не к отцу? Поймаем старого пса, а там и щенка заодно.

На полу в небольшой светлице сидела Рагхильда, дочь Сигурда Оленя, и в глазах ее, серых как пасмурное северное небо, поселилась тягостная печаль. Свежее юное лицо девушки, так радовавшее взгляд отца и остальных близких, отмечено было печатью боли и скорби, и слезы оставили свой след на бледных щеках.
Рагхильда пыталась собраться с мыслями, забыть об убитом отце и плененном брате, об участи своей горькой и безрадостной. В тот час не в этом было спасение - чтоб горевать да слезы лить, как дитя неразумное. Сейчас ответсвенность за спасение легла на нежные плечи молодой Рагхильды, и не желала она смирятся с участью жены калеки-разбойника из лихой шайки. Не в этом было ее предназначение, и чувствовала это девушка.
Поэтому, утерев слезы жестким рукавом, она села и попыталась что-нибудь придумать. Но в мысли, взбудораженные происшествиями последних дней, не давали Рагхильде покоя, и в конце концов девушка просто уснула, положив голову и руки на лавку в светлице...

(напару со Скальдом)

- Две руки было у Гандальва, два сына - Хелсинг и Хюсинг, не стало их, так неужели пристало нам третьего опасаться? Харек, друг мой, сегодня мы сокрушили могущество Альвхеймара, им уже не собрать отважной рати! Достойные мужи Вингульмерка станут служить мне, или пожалеют!

- Пока есть сын у Гандальва, есть надежда для их рода. Он их знамя. еважно каков он изх себя. Важно что еще жив сам Гандальв, и Хаки еще может проджолжить его род. Да трусы обычно порождают трусов, и часто еще больших трусов чем сами. Но пока жив этот род, они будут мстить. Или ты забыл, мой повелитель, как они оболожили нас ос всех сторон в Согне, будто стая псов и подожгли усадьбу? И раз не самые трусливые сыновья Гандальва поступили так низко, как не подоьает истинным воинам, то тем более Хаки будет вести себя так же если не хуже. Трусость порождает подлость. Он может убить тебя, но не в честном бою, а стрелою,. пущеной из кустов или ядом, подсыпанным в твою чашу. Мы должны извести это отродье Локи, и да помогут нам боги!
- Да, прав ты, он опасен, - теперь конунг говорил уже тише, неспешно отводя соратника от пирующих воев, не к чему было им слушать подобные разговоры. - пусть его силы и невелики, но старый змей жалит больнее змееныша - Гандальв древний враг моему роду, и он знает, что у меня нет наследника.
Хальфдан задумался на мгновение, а затем добавил:
- Они умрут, это так, но... - память о Согне была еще слишком жива, слова застревали в горле. - Довеольно я держал траур по погибшей жене, Харек. Мне нужен наследник, способный принять созданную мной державу.
-Так долго ли? Сколько красивых рабынь мфы добыли и еще добудем в этой войне? Бери любую или хоть все сращзу. Какая женщина не захочет родить сына коннунгу?
- К чему мне бастарды, Волк? - Утробный рык донесся из горла конунга. - Кровь рабынь слаба, им не выносить будущего правителя Агдира, им не родить достойного воина!
- Даже если рабыния из сланвого и достойного рода?
- Если я возьму в жены девку без приданного, без земель, что скажет моя дружина? Первый брак принес нам богатства Согна и союз с могучим Харальдом Златобородым, - Хальфдан провел ладонью по собственной иссиня-черной бороде, вспоминая тестя, крепкого старца, во многом направлявшего его в юности, в чем-то даже заменившего отца.
- Ты и так покорил немало земель своей храбростью и удалью. Но мне ли спорить с тобой, повелитель?
Конунг промолчал, усмехнувшись в бороду, иного ответа он и не ожидал от Волка. Да, немало земель покорил он, но Альвхеймар еще не разгромлен, Эйстен конунг кует оружие против него. Только обьединив всю Норвегию в своей длани, он сможет вздохнуть спокойно.
- Хотите сказать, что есть кое-ктона примете?
- Многие говорят о красоте Рагхильды, дочери славного Сигурда конунга, многие упоминают и то, что земли его обширны и богаты. Такая жена сделала бы честь моим предкам. Даже самому Ингви
- Сигурда которого? Много Сигурдов зовут себя корннунгами. Славное имя, и многие берут его . и часто без должного уважения к тому кто носил его в давние времена.
- Сигурда Оленя, Харек, того что правит в Хрингарики
- Сигурд Олень? Весьма достойный выбор, мой вождь. Сигурд Олень - муж храбрый и мудрый, и весьма уважаем всеми. А дочь его, как говорят знает секреы рун и трав, и славится пророческими снами. Такая жена сделала бы честь любому коннунгу.
- Ты всегда зришь вглубь моих раздумий, Волк, ведь ее сыну предначертано править Норвегией, - Хальфдан сделал паузу. - И я хочу, чтобы это был мой сын.
Он не стал говорить, что имя девушки, которую он никогда не видел, напоминает ему о погибшей жене.
- Когда мы вернемся в Агдир, я хочу, чтобы ты возглавил послов к Сигурду Оленю.
-Я ? да из меня посол как... как... вот уж чего мне не хватает, так это умения чесать языком и уговаривать. Надеюсь в посольстве будет кто-то, кто умеет это лучше меня? Зато ваше имя и молва о ваших победах быстро склонит сердце красавицы к мысли о замужестве...
- Краснобаев у меня в свите немало, друг, но могу ли я доверять им так, как тебе? Ты ни разу еще не подвел меня, не подведешь и сейчас!
- Не подведу! Да и как я смогу предстать перед богами, если подведу того. кто так меня возвысил из жалких карлов, и который дал мне столько знаний и умений! Тор свидетель! Выполню или отправлюсь рямиком к Хель! - Харек стукнул себя кулаком по груди, где висел амулет молота ТОра.
- Когда мне отправляться к Сигурду Оленю?
- Еще не остыла кровь, после битвы, а ты уже готов исполнять новый мой приказ? Нет, Волк, сначала мы в Агдир вернемся, и там богатые дары Сигурду пошлем, да мужей знатных тебе в сопровождение.
- Как скажете, мой вождь. Но и медлить не стоит. Как знать, вдруг какой-то другой коннунг или ярл уже отрядлил посольство к Сигурду Оленю?
- Разве есть в Норвегии конунг, равный мне славой и могуществом?
- Нет, мой вождь. но есть немало наглецов, которые могут мнить что они могут сравняться с тобой в славе и могуществе. Не всех наших врагов еще настигла твоя рука. и не всех наглецов и выскочек мы поставили на место.
- Видит Один, придет и их время, - хмуро бросил конунг. - Но пойдем же, вернемся к воинам, и разделим с ними победную трапезу.
Харек согласно кивнул, и оба воина направилмись к догорающему костру, возле которого воины с обрались в плотныйкруг, а сгорбленный Торлейв, сидя на пеньке, что-то им рассказывал.

Нет и не было позора страшнее, чем бросить братьев на смерть, а самому спастись бегством, Хаки знал это. Но как же он хотел жить в тот момент, когда напали на них люди Хальфдана. Да, сейчас низкое клеймо позора тяжёлым камнем клонило его к земле, но разве мог он тогда думать о чём-либо кроме страха, нет, не мог, а должен был. Он опозорил отца, оказался недостойным сыном, как же ненавидел Хаки своего отца и неважно, что мысли эти были недостойны славного мужа. Гандальв всегда отдавал предпочтение Хелсингу и Хюсингу, а он Хаки разве не славный потомок своих дедов, он тоже достоин почести, которая запечатлеется в веках. Но мысли эти он гнал подальше, так не меньшим они были позором чем-то, что недавно совершил сын Гандальва. Хаки уже рассказал всё отцу об их поражении перед войском Хальфдана, ничего не скрыл, лишь бегство своё позорное приукрасил, и муки души терзали его, напоминая о лжи, что как яд выливалась из уст его.
Вскоре Хаки услышал голос отца, ненавистный ему голос, который вынуждал вновь видеть суровое лицо Гандальва и ощутить груз позора, что свалился на него за предательство родных братьев.
- Я здесь отец, - Хаки не смог сказать, что-либо более.

Хаки-берсерк был зол. И весел от того! Он пил вино без меры, своей единственной рукой едва упевая носить рог от бочки с элем, пробитой его же топором, к изрядно уже перемазанному рту.
Когда стал Берсерк пьян так, что уже и боли бы не почувствовал, и головы бы оторвать не смог от подушки, верные люди его схватили Хаки за руку и ноги, прижали ему плечи к столу, и прижгли его раны калёным в печи мечом. Удушливый запах палёной плоти выбил хмель из головы берсерка! Он раскидал державших его людей, и, вроде бы, даже сломал одному из своих верных псов ногу тяжёлым сапогом.
Успокоив свою ярость, Хаки поднялся в свои покои и уснул крепким сном, повелев прежде своим людям гулять так, словно это их последний день перед Рагнарёком! И пообещал делёж сокровищ и свадьбу на тот день, когда он проснётся.
Упав в кровать, широкую и мягкую, как сеновал по осени, Берсерк едва дождался, когда с него стянула сапоги прислужка, и уснул, как был, тяжёлым и мрачным сном, где его ждали нескончаемые битвы с его же отрубленной рукой, у которой было почему-то лицо убитого конунга Оленя.

Пир в ночном лесу продолжался, и догоревшие костры бросали отблески на темные, грозно шумящие стволы.
И из этих теней, этих отблесков, из ночных шорохов вышла на опушку грузная старуха, опирающаяся на посох. Одета она была в темное платье, теплый суконный плащ был на ее плечах, обута она была в добротные, хотя и старые сапоги. Она не выглядела нищей побродяжкой -- скорее уж походила на хозяйку небольшой усадьбы.
Неспешно пошла старуха к костру.
На пути ее встал изрядно подвыпивший воин.
-- Кто ты? Ведьма-хульдра? Зачем шляешься здесь ночью? Отвечай, не то отведаешь стали!
И воин положил руку на меч.
Старуха твердо взглянула ему в глаза и сказала такие слова:

Удержи во гневе,
Битв хозяин грозный,
Руку, что подъята
Над главой седою!
Снегом занесенный
Куст чертополоха
Да не сломит путник
На тропе метельной!
Дочь времен ушедших
Пощадили норны.
Пусть она возносит
За тебя моленья:
Чтоб твой ясень битвы
В пенном поле славы,
Сети Ран минуя,
Над волнами несся,
Чтоб колец береза
К пристани бежала,
Вдалеке завидев
Белое ветрило,
Чтоб меня был старше
Сталь принявший в сердце,
Чтобы путь в Валгаллу
Верным был, но долгим...

-- Гульда! -- трезвея, шепнул воин. И отдернул руку с меча, словно обжегся.
Он слышал про эту старуху -- то ли сказительницу, то ли ведьму. Слышал, что обладает она даром колдовского слова -- предсказанное ею часто становится правдой. Оставалось радоваться, что она не прокляла его сгоряча...
А старая Гульда неспешно прошла к костру -- никто не посмел остановить ее -- и низко поклонилась Хальфдану.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 12-08-2006, 14:20

Беспокойным и тягостным был сон пленной девушки. Все ее видения сливались в сплошную серо-черную кашу, похожую на расплавленные северные утесы, и невозможно было разобрать ни их смысла, ни значения. Сон не принес ни отдыха, ни забвения, ни пользы.
Пробуждение и того хуже. Рагхильду из тревожных грез вырвало грубые тычки в спину. Пленница подняла глаза и увидела свою смотрительницу, толкающей ее палкой. Эта старая женщина пугала девушку, и дочь Сигурда Оленя поспешила отодвинуться от старухи и прижаться к стенке.
- Хозяйка требует! - прокаркала она своим сухим, но твердым голосом, - Будешь помогать. Иди за мной.
Пленной ничего не оставалось, как повиноваться и следовать за Ирвэ. Вскоре они оказались напротив небольшой низенькой дверки. Ирвэ скрылась за этой дверью, а затем вышла оттуда, таща с собой кусок какого-то тряпья и таз.
- Иди вниз, проси воду, потом обратно! - старуха швырнула их Рагхильде. Девушка спустилась вниз и попросила у служанок воды. Они наполнили таз водой, и пленница поднялась обратно к своей надсмотрщице.
- Долго очень! Шевелись! - сердито заклекотала старуха и стукнула девушку по плечу. - Мой коридор! Потом комнаты. Шевелись! Приду - проверю.
И старуха, шаркая ногами и бормоча что-то под нос, заковыляла по своим делам, а Рагхильда осталась убираться. Когда она закончила мыть комнаты, вернулась Ирвэ и, пожурив дочь мертвого конунга за медлительность и лень, отправила ее на кухню помогать другим служанкам.
Как оказалось, в плену скучать не придется. Работа находилась всегда, и Рагхильда непокладая рук, трудилась по дому. Работница из нее была хорошая, трудолюбивая, так что особого недовольства никто, кроме старой карги, не высказывал. А труд помогал девушке отвлечься от печальных мыслей о брате и отце. За бесконечными заботами пролетел день...

Сообщение отредактировал Мориан - 30-03-2006, 17:58

Псы Хаки глазели на пленницу, порой даже специально проходя по дому, но пока не решаясь приставать к названой невесте предводителя. Но к вечеру хмель и то, что берсерк спит в своих покоях, сделало их смелее, и вот один, из наиболее дерзких, дождавшись, когда завершится дневная работа Рагхильды, подошёл к ней и прижал к деревянной стене дома, обдавая перегаром и запахом жареной кабанятины...
- Ну чё, красавка, заскучала поди без мужика-то? - разбойник гнусно ухмылялся, стараясь сгрести девушку в охапку и поцеловать...

Утомленная работой, Рагхильда шла в свою светлицу, в надежде наконец побыть одной и снова утонуть в своих мыслях. Весь день она занималась работой, и времени для раздумий у нее просто не находилось. Но теперь воспоминания двойной силой ударили по ее разуму, и слезы снова начали заволакивать глаза...
Сзади послышались шаги и кто-то резким движением прижал девушку к стене. Рагхильда охнула от неожиданности и испуга, но когда увидела искаженное пороком лицо одного из бандитов того злодея, вскрик застрял у нее в горле.
Пленница очухалась только тогда, когда грязные губы мужчины смачно чмокнули у нее над ухом. Отвращение и гордость пересилили страх, и девушка с силой попыталась оттолкнуть мерзавца.
- Помешался ты, что ли, грязный пес? - вне себя от странной смеси ярости и страха крикнула она, вытирая щеку там, где ее коснулись губы бандита, - Оставь меня в покое!
Под рукой не было ничего тяжелого, чем можно было защитить себя, но вокруг был дом, а в доме были люди, и они наверняка не допустили бы подобных приставаний к пленнице. Однако, все еще была опасность - он был пьян, а пьяному, как известно, море по колено.

Воины обходили стороной старуху, почтительно опуская взгляды, они побаивались ее, ибо слухи о древней сказительнице передовались еще их дедам, когда те были столь юны, что не растили усов, а старая Гульда уже была старее их предков, давно отправившихся в Валхаллу.
Хальфдан же лишь кивнул в ответ на поклон древней сказительницы. Не к лицу конунгу показывать страх, не пристало верить суевериям.
- Приветствую тебя, старая Гульда, вестница Богов, - изрек он, отставляя прочь хмельной кубок. - Будь гостьей среди воинов моих!

- Шо? Я тебе недостаточно красивый? - ухмыльнулся разбойник, глядя, как Рагхильда утирает щёку и цыкая слюной сквозь гнилые зубы, что породило новую волну перегара...
Воин уж было совсем дал волю рукам, как позади него раздался хриплый голос:
- Не, Вепрь, это ты не по закону делаешь... Делиться ж надо со старшими... - Другой разбойник, уже с сединой в бороде стоял позади первого, который теперь обернулся, открывая девушке вид на старика.
- Ты вали отсюда, Бочонок, - старый разбойник и правда был низок ростом и невероятно плотен, как набитая сельдью бочка, - Пока не случилось чего... И о том, что увидел забудь...

-- Достойные слова, -- негромко ответила Гульда Хальфдану. -- Ибо в бою конунгу приличествует доблесть, а на пиру -- щедрость...
Кто-то из воинов протянул старухе рог с вином. Та отпила немного, вернула рог и неожиданно молодым, звучным голосом сказала вису:

Пенные кони Ньёрда
В лязге несытой стали
Мчат повелителя хирдов
На щитов пированье.
Ран, расставляй свои сети,
Воин им даст добычу!
Сшиблись киты сраженья!
Конунгу имя -- Доблесть!

Выждала немного, чтоб стих возбужденный говор среди воинов, вновь поклонилась Хальфдану и сказала вторую вису:

Пляшет жаркое пламя,
Вепрю бока лаская.
Радостью жидкой полон
Рог в руках господина.
Песня скальда взметнулась
Над весельем дружины:
"Славься, колец даритель!
Конунгу имя -- Щедрость!"

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 31-03-2006, 18:01

По сердцу пришлись слова вещуньи конунгу, улыбка показалась на его устах. И он приложил длань к сердцу, отдавая должное таланту Гульды.
- Эй люди! Окружите мою гостью почетом и уважением, принесите лучших явств и вин! Пусть ни в чем не нуждаеться странница!
Воины ждать себя не заставили - усадили старуху на почетное место, за ближний стол, куда лишь избранных дружинников сажали, поднесли жареного мяса и вина, но все же старались поскорее отойти от нее, точно боялись чего-то. Все кроме Хальфдана, а он напротив ближе к Гульде сел, готовый внимать ее словам, ибо не спроста она пришла к нему.
Такие гости просто так никогда не появляються.

Но не обрадовалась старуха угощению, не принялась за жареное мясо. Строго и печально глянула она в глаза Хальфдану и сказала:
-- Не до пира мне, конунг, и кусок не лезет в горло, ибо не дает мне покоя странный и тревожный сон...
Зашушукались вокруг воины, ибо знали они, что через сны подают боги весть смертным.
А Гульда продолжала:
-- Видела я, как бежали через горы и долы могучий олень и прекрасная лань. Золотой была шерсть того оленя, а шкура лани отливала серебром, и была эта пара краше всего, что видели мои старые глаза. И маленький олененок бежал у ног оленя. Но вдруг появилась волчья стая. И был среди этой стаи один волк -- самый злобный, самый страшный, и клыки его были в пене бешенства. Набросились волки на оленя-властелина. Страшен был бой, многих принял олень на свои грозные золотые рога. Но тут черный вожак, оскалив клыки, прыгнул -- и разорвал оленю горло. А стая погнала прочь лань и олененка... Закричала я в ужасе -- и проснулась...
Рассказ был выслушан в почтительном молчании. И лишь один старый воин процедил сквозь зубы:
-- Дурной сон!
-- Дурной, -- согласилась Гульда, -- да не для меня...

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 31-03-2006, 21:19

Нахмурилось лицо конунга, ничего не ответил он, ибо думы тяжкие охватили его. Недавний разговор с Хареком вспомнился, о женитьбе, о красавице ясноокой. Не совпадение - знак подавали боги ему, дабы не медлил ни мгновения конунг.
Отстегнув от пояса кошель, Хальфдан положил на стол перед Гульдой несколько золотых, лишь кивнув.
Гонцов посылать следовало не теряя времени - прав был Харек, когда не желал в Агдир возвращаться, но немедля в путь готов был отправиться - неблизка дорога до Хрингарики, опасен путь.