Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[Reytar >>>]

(Bishop+Reytar)
Пока еще там же...

Идти, значит идти. Индеец коротко кивнул и спрятал топорик со странно чистым бойком под рясу, в петлю у пояса, где ему самое место находиться. Ножа оставшегося в теле самого низкорослого и пухлого из злых духов было жаль, но возвращаться за ним не рискнул бы никто, даже сам учитель Большое Крыло, по этому не стоило сожалеть о потере даже такого полезного предмета как отличный стальной нож. Недолго думая, индеец осмотрел себя, все ли прочее на месте и не получено ли нуждающихся в лечении ран, которые мог не заметить в горячке боя, после чего произнес:
- А как с мальчишкой быть? Идти сам он вряд ли сможет - и так еле на ногах стоит. Разве что нести его придется, по очереди. Кто из нас будет первым?
Вместо ответа Мицуке подхватил беглого чиго - тот оказался легким, словно бумажная кукла; невесомее, чем прошлой ночью. Как будто колдовство вытягивало из него не только силы. Взвалил на плечи, как вязанку хвороста.
- Удержишься?
- Ага... - промямлил мальчишка.
- Пошли.

[Далара >>>]

Хида, Такаяма

Вечер окрасил горы розовато-золотым, воздух стал холоднее и прозрачнее, а торговцы один за другим закрывали лавки, стремясь успеть до захода солнца. Даймё провинции Хида возвращался в свой замок Высокая гора - Такаяма. Темнота накатывала, затапливала низины, подгоняя всадников. И вот уже виднеются знакомые стены замка, стражники с факелами, оклик и привычный ответ. Родной дом... Правитель этой земли, унаследовавший ее вместе с замком девять лет назад, спешился и пошел в комнаты, не дожидаясь, когда слуги последуют за ним или зажгут факелы.
Мирэи сидела, прислонившись щекой к деревянным перегородкам-седзи, и обрывала листья с какой-то ветки. Красивое лицо исказила гримаса тревоги.
Он остро почувствовал ее состояние, несмотря на усталость. Сел рядом, коснулся рукой.
- Что случилось?
Пыль с хаори тонким слоем легла на циновки, покрывающие пол.
- Садаро... Найди его, пожалуйста, - тихо.
Непонимающе:
- Найти? Но он должен быть здесь. Почему его нужно искать?
Такамори склонился к жене, пытаясь посмотреть ей в глаза.
- Скажи мне, что произошло.
- Я рассказала ему, - голос дрожал от напряжения, но вины в нем не было. - Он... в саду.
Беспомощный жест рукой.

(И Китти)

[Кысь >>>]

Что-то промелькнуло на лице мужа и отца, слишком быстро и неуловимо, чтобы описать. Он встал.
- Не беспокойся, я найду его. Объясню... Он должен все знать, он уже взрослый.
Сомнение в голосе.
Кивок, подбородок тоже едва заметно дрожит. Словно пытаясь придать уверенности, коснулась руки своей.
Через полчаса, когда обыскали весь замок и даже призамковую деревню, стало ясно, что наследник даймё пропал, словно в воду канул, и никто не знает о его судьбе. Все, кто его видел и говорил с ним, указывали время более раннее, чем разговор Садаро с матерью. Несмотря на поздний час, в доме никто не спал, даже семилетний Койда. Его слуга поймал за приготовлениями к путешествию и привел к Мирэи, где мальчик, хлюпая носом, объяснил, что собирается идти выручать брата. Саэри печально сидела подле матери, позабыв об играх.
Отодвинулись седзи, вошел Такамори. На его лице усталость прочертила глубокие морщинки. Нежным взглядом окинул свое семейство.
- Я отправил троих людей искать по провинции. Он не мог уйти слишком далеко, они должны будут скоро его найти.
- Да, - взгляд Мирэи был бы ободряющим, если бы в самой глубине не пряталась тревога. - Они найдут его.

(и Далара)

[higf >>>]

Solo, part 4

Несколько рыб уже лежало на берегу речки, протестующе трепыхая хвостами в деревянном ведерке, но самолюбие Себастьяна-Фердинанда не было удовлетворено – намеченная и облюбованная им форель, от которой прямо-таки слюнки текли, упорно ускользала от всех попыток поимки. Муджина был до того разозлен, что чуть снова не превратился в тигра, и остановило его то, что под водой быть тигром не слишком-то удобно и выгодно.
Вылезя на берег, обаке постарался успокоиться и помолился сорока святым мученикам о поимки форели. Однако, как известно, толпой в сорок человек ловить рыбу не очень удобно, скорее можно распугать. То ли мученики об этом знали, то ли у них были другие, более важные дела, но очередная попытка тоже не удалась, а охвативший запал не позволял азартному выдру отступить.
Он по очереди призвал деву Марию, своих покровителей – святого Себастьяна и святого Фердинанда, не забыл Аматэрасу, Суйдзина, Инари и кого-то из будд, пригодных, по его мнению, для помощи в рыбной ловле и упорно принялся повторять попытки.
Кто сжалился над несчастным рыболовом, так и осталось неизвестным, но после третьего нырка выдр торжествующе выбрался на берег с рыбиной в зубах. Шлепнув ее с к товаркам в ведро, он торжественно вынул и поцеловал висевший на груди крестик, затем, спрятав его обратно, исполнил несколько па какого-то никому неизвестного танца и… зацепил лапой посудину, та перевернулась и покатилась к речке. Предполагаемый запас рыбы оказался у самой воды и усиленно и дружно заплескал хвостами, пытаясь вновь оказаться в родной стихии.
Рыболов испустил дикий вопль, не носивший никакой смысловой нагрузки, и бросился на траву, собой накрывая добычу. Ему удалось удержать и спасти для стола почти всех рыб, кроме одной, в том числе и предмет своей гордости, но ведерко уплыло по течению. Отбросав переливающийся чешуей и еще трепыхающийся улов подальше от берега, Себастьян-Фердинанд задумался над возникшей проблемой – донести несколько рыб просто в лапах не представлялось возможным, даже подключив зубы, а оставлять с таким трудом добытое и убереженное было жалко.
Крути-не крути, а выход напрашивался один. Муджина горестно взглянул на валявшийся на траве яркий джубан, который будет испорчен. Жаль ведь такую яркую вещь! Но этот улов стал для него, как честь для самурая – чем только не пожертвуешь! Под вздохи рыба была собрана и увязана в импровизированный мешок.

[Reytar >>>]

(Bishop+Reytar)
Склон горы Асама

Они поднимались все выше и выше по отрогам горы, сквозь заросли невысоких кустарников, каких Старое Солнце ни разу не встречал на родине, но в изобилии видел здесь, мимо молодой бамбуковой поросли, мимо часто растущих, невысоких, покрученных, словно застывших в диком танце, сосен. Они торопились, так как понимали, - стоит мальчишке еще немного ослабеть, устать и перестать держать заклинание, как жадные до крови духи снова пойдут по их следу. А что потусторонние создания не знают усталости и могут преследовать добычу помногу дней, что бы взять измором - известно всем. Они шагали и шагали, все вверх и вверх, не обращая внимания на колючие кустарники и скользкие, поросшие мхами камни под ногами. Но чем выше они поднимались, тем ниже опускал голову беглый чиго, тем больше он заваливался на спину несущего его самурая, постепенно сползая, так, что ронину приходилось склоняться вперед, поудобнее устраивая слабеющего мальчишку, что бы уберечь от падения. Наконец, когда от злосчастных развалин был пройден немалый кусок пути, а впереди начали маячить просветы в зарослях, Старое Солнце, идущий след вслед за самураем, произнес:
- Он теряет сознание, воин. Так он скоро совсем обессилит и или сам свалится, или, если склон станет круче, вынудит упасть тебя. Давай устроим короткий привал, позаботимся о мальчишке и как-нибудь закрепим его у тебя на спине, если ты собираешься нести его до самой вершины.

[Bishop >>>]

Мицуке не стал спорить. Шаман знал его недостаточно, поэтому не удивился; сам ронин только хмыкнул, смеясь над своей непривычной покорностью. Уложил почти невесомую ношу головой на подушку из зеленого мха, похлопал мальчишку по щекам. Хаяши что-то пробормотал и закрыл глаза. Мицуке ударил сильнее.
- Не сейчас, - попросил он.
Потом сгрузил с себя все остальное. Постанывая сквозь зубы, размял затекшие плечи. Одежда на спине намокла в крови, но настолько плохо ронин себя не чувствовал. Наверное, натекло из раны мальчишки. Мицуке прислушался: где-то неподалеку журчала вода.
- Это еще половина беды, - сообщил он, разглядывая неглубокие порезы на руках. – А вот что будет ночью?
- Ночью? Да. Ночью нам не стоит быть здесь, а уж тем более, если среди нас раненые.
Шаман скрестив ноги присел около мальчишки, осмотрел рану и долго рылся в привязанных на поясе мешочках, перебирая сушеные травы, отмеряя и смешивая их. Наконец, получившуюся массу он смочил своей слюной, приложил к ране на груди мальчишки и обмотал последним куском чистого полотна, который у него был. Прополоскав рот после этой операции и немного попив, Старое Солнце отвязал от пояса два куска веревки, внимательно на них посмотрел и отложил в сторону.
- Когда пойдем дальше - закрепим ею мальчишку, что бы его нести было легче. И носильщик тратить меньше сил будет, и мальчишка не свалится. Только вот еще что…

(futari desu)

[Reytar >>>]

(Bishop+Reytar)
там же, ибо мы заняты... шаманим-с

Индеец еще раз взглянул в лицо паренька, приподнял одно из век, прижал пальцами кисть его руки и подождал немного, после чего покачал головой:
- Он слишком много своей энергии отдал заклинанию. Всего себя вложил в это колдовство, почти без остатка. Если не ему удастся хоть немного подпитаться силой в ближайшее время, скорее всего мальчишка погибнет, хотя тело его почти невредимо. Насытиться такой энергией можно в намоленных, святых для человека местах, там, где случилось что-то великое, какое-то доброе для людей деяние силы. Это может быть храм, или даже дом, где человек жил и где ему было очень хорошо. Так же ему бы помогло побыть в кругу любящих его людей - родственников или родных, но он сирота, так что этот вариант не подходит. Ты не знаешь, здесь поблизости могут быть святилища, не пришедшие в запустение и не занятые злыми духами?
- На вулкане Асама? - от изумления Мицуке чуть не съехал ниже по склону, удержался за кривой корень, что выпирал из земли. - Кто же будет тут жить?
Но если подумать, до склонов Асама-сан они еще не добрались, иначе вместо леса видели бы вокруг только пепел и камни. Ходили слухи про монахов, что где-то здесь устроили себе храм. Вдруг они еще не ушли никуда?
- Ясно… - Старое Солнце помолчал, что-то обдумывая, посмотрел на облака, на деревья, ползущие вверх по склону, и произнес:
- Есть еще один способ отсрочить гибель мальчишки, а может быть и помешать ей. Я могу попытаться помочь ему, знаю один способ, но что будет в результате - не могу даже предположить. Риск того, что мальчик утратит разум, велик. Дело в том, что сила жизни очень тесно связана с личностью человека, с тем, кто он и что он. Будь юный воин моим соплеменником, я мог бы обещать, что все получится. У людей одного народа сходные дух и мышление, такими уж их создал Гитчи-Маниту - Великий Дух. А вот если человек одного народа поделится силой с человеком иного народа, что произойдет - не знает никто. Может быть, все будет в порядке, и мальчик сможет впитать часть моей силы и моего знания, став лишь сильнее. Может он сможет видеть шире, чем будь он тем, кем был до этого. Но может быть и так, что две силы, его и моя, вступят в противоборство, которого не сможет выдержать его разум. Ты назвал себя опекуном юного воина, поэтому без твоего согласия, я не возьмусь проводить ритуал.
Индеец вопросительно взглянул в лицо ронину.

[Bishop >>>]

Мицуке потрогал лоб мальчишки - беглый чиго приоткрыл глаза, попытался что-то сказать. Нет, пацан не дойдет никуда, зря они его с собой взяли.
...Забери его с собой.
И что мне с ним делать?..
- Какой смысл бегать от смерти? Что тебе требуется для ритуала?
- Ничего особенного, всего лишь немного тишины.
Старое Солнце замолчал, прищурил глаза сосредотачиваясь, и начал сквозь губы напевать мотив одной из самых древних священных песен, - песни Первого Ворона. Он напевал то быстрее, то медленнее, то громче, то чуть тише, постепенно вводя себя в транс, раскачиваясь в такт незамысловатой мелодии. Он напевал долго, и ронину уже начало казаться, что эта монотонная песня длиться целую вечность, когда, не прерывая пения и раскачивания, Старое Солнце положил ладонь на горячий лоб мальчишки. Беглый чиго слабо дернулся и тихо застонал, но индеец не прерывал песни, все ускоряя и ускоряя скорость течения мелодии. Индеец раскачивался все сильнее, напевал все громче, пока, в конце концов, не издал дикий боевой клич, убирая ладонь со лба мальчика, который резко дернулся вверх и упал спиной на землю, часто дыша. Некоторое время ничего не происходило, наконец, шаман открыл глаза, устало взглянул на ронина, обвел потускневшими глазами окрестности и произнес:
- Я сделал все что мог… Пусть немного отдохнет, а потом можно будет разбудить его, что бы убедиться, удалось нам ему помочь, или случилось то, чего я боялся.

(те же герои)

[higf >>>]

Часть 5 соло, приложение к части 4

Со склона чуть выше был прекрасно виден берег, а также слышны в тишине молитвы католика-оборотня. Пожилой священник стоял, привалившись к сосне, и с иронической улыбкой наблюдал за усилиями своего подопечного, как раз закончившего вспоминать известные ему пантеоны.
- И чего стоит такая его вера? – послышался голос сзади.
Европеец обернулся, рассматривая собеседника. Любой удивился бы, увидев в лесу мальчика лет десяти в одежде буддийского монаха, с обритой наголо головой и одного. Правда, его не всякий бы и увидел – только тот, кому хитоцумэ-кодзо хотел показаться. Однако для человека подобные собеседники явно не были новостью.
- А что ты называешь «такой верой»? – спросил он.
- Как только ему надо, он призывает родных богов, чуть не забывая о ваших святых, разве это не ересь у вас, наньбан? – мальчик прищурился, очертания фигуры стали не очень четкими, будто прошла волна горячего солнца, хотя стоял он в тени дерева.
- Не все могут глубоко видеть промысел Создателя, - покачал головой седовласый мужчина. Имена – лишь форма, а суть веры в том, чему она учит. Творца славят даже те, кто не думает об этом…
- Ты хочешь проповедовать мне? – резко прервал младший из собеседников оппонента. – Не стоит.
- Каждый может услышать Слово Божье, если хочет и готов к этому.
- Я не готов и не хочу слушать твоего ками, варвар! – расхохотался призрак и быстро растаял в воздухе.
- Бог-Творец един для всех, - произнес священник задумчиво, не очень заботясь, услышат ли его, и поднял сумку, в которой лежал вытащенный из силков заяц.

[Bishop >>>]

Киото. 2 июля 1582 года

Пропажу наследника обнаружили не сразу. Посчитали, что женщины утащили мальчишку к себе, чтобы тоже рассмотреть со всех сторон. Дали им время потискать его, поахать и повосторгаться – чем раньше они утихнут, тем скорее можно начинать воспитание. Спохватились, когда в женской части дома начался переполох, а до возвращения главы клана домой оставалось ждать совсем недолго. Опросили слуг и охрану, предположив, что своенравный наследник мог сбежать – пока с ним знакомились остальные, Шичиро больше дулся и отмалчивался. Но ни охрана у ворот, ни прислуга не видели, чтобы мальчик перелезал через стену. Опросили других детей. Пятилетний Кацу молча покачал головой, девочек больше интересовали камешки в ручье, а самому младшему был всего год, он не умел говорить.
Послали даже на улицу, там обязательно – если беглец не успел добраться до людной Итиджо – заметили бы маленького мальчика в парадной одежде. Все впустую. Приближался вечер, неотвратимее становился вопрос: как объяснить все главе семьи? Но кто-то из старших поинтересовался другим. Как все объяснить клану Фудзивара, когда те поинтересуются, что стряслось с одним из их отпрысков? Пусть даже и не совсем законным.

[higf >>>]

Киото. 2 июля 1582 года. Вечер.
На происшествие с мальчишкой ушло немало времени, и времени драгоценного – только казалось, что почти ничего не происходит в древней столице. На самом деле в ней стояло напряжение, как перед грозой, ежечасно и чуть не ежеминутно заключались и расторгались союзы и менялись намерения тех, кто намеревался бороться за наследие – Японию, сколоченную в одно целое великим Нобунагой. Тем не менее Масуми о своих действиях не сожалел…
Сейчас же было время заняться делами, и он вновь шествовал по киотским улочкам, на этот раз аккурат туда, куда несколько ранее пронесли тот самый паланкин с монами Фудзивара. О том, кто там был, Танака уже знал от верных людей – в тяжелое время маленький клан может выжить, только если будет держаться начеку и много знать, чтобы держаться нужной стороны.
Как раз о сторонах и связанных с этим последствиях собирался побеседовать Масуми с главой клана Сейшин, поскольку пока выходило, что им придется оказаться на разных.
Однако, оказавшись во дворе, гость обнаружил там суету и все признаки легкой паники и поинтересовался у впустившего его слуги, что случилось и сможет ли он поговорить с хозяином.

[Bishop >>>]

Склон горы Асама


Корешок и на вид не казался прочным, незачем было проверять – лопнул в руке, стоило дернуть посильнее. Мицуке проехался животом по склону под шорох осыпающейся сухой хвои и собственные проклятия. Хорошо, что перед тем, как взбираться на утес, он связал мальчишке запястья, чтобы беглый чиго, даже потеряв сознание, не свалился бы у него со спины. До небольшого каменного уступа, где можно было бы отдохнуть, придумать, что делать дальше, возможно – заночевать, его отделяло всего ничего, пара сяку*... Почти гладкой вертикальной стены.
Подъем начался вновь.
Кое-как разместившись на узком каменном уступчике, Мицуке сгрузил мальчишку и избавил его от веревки, ему она требовалась самому – чтобы помочь вскарабкаться сюда наньбуси. Привязать ее было не к чему, разве что – к округлому небольшому валуну, что торчком стоял почти на самом краю. Ронин смел ладонью высушенный солнцем и ветром лишайник, на шершавом камне еще можно было различить грубо вырезанную фигуру. Ну, будем надеяться, что никто не затаит обиду – ни Амида, ни Эмма-о, ни тем более Каннон**. Накинув петлю на обтесанный кем-то досоджин***, Мицуке сбросил свободный конец веревки спутнику. Мальчишку же – тот то ли не мог проснуться, то ли впал в забытье – прислонил к нагретому солнцем валуну.
- Покровительствуешь детям и путникам, вот тебе и то, и другое!
И – судя по тяжелому взгляду, которым бродяга окинул валун, богам лучше было бы не перечить и не оплошать.

----
*сяку – мера длины, примерно 30 см
**Амида – будда Амида-нёрай, владыка «чистой земли», куда попадают праведники.
Эмма-о – властитель царства мертвых в японском буддизме.
Каннон – Кандзеон-босатсу, богиня милосердия, богиня-заступница, одна из самых популярных богинь в японском буддизме.
***досоджин – округлый валун с изображением двух фигур, олицетворение хранителя дорог, детей и путешественников.

[Sayonara >>>]

Уже стемнело, но луны все не было видно. Черные тени, опустившись на землю, скрывали дорогу, почти сливаясь с серым ночным светом. Было довольно тихо, только поблизости раздавался шум речонки,да шуршал в кустах ночной зверь.
Шуске медленно шел по полузаросшей тропе. Он уже несколько часов кружил вокруг убежища а небольшой пещерке за ручьем. Хотелось успокоиться и унять боль в руке. К тому же, теперь шиноби ждал луны. При ее пусть даже неверном свете он мог увидеть, не посещал ли кто-то пещерку в его отсутствие. Правда, она вот-вот должна была взойти, и на востоке уже виднелся маленький светящийся кусочек ее нимба.
Шуске остановился и запрокинул голову. Противно ныла рука, она была вся липкая от сукровицы - кровь почти перестала течь, а ведь лилась ручьем, молодой человек даже удивился, откуда в нем столько ее. Еще почему-то немного дрожали ноги, горели щеки. Надо было продвигаться в сторону пещерки.
Он прошел, еле переступая, к рощице около скалы. Журчал ручеек, и Шуске выглянул из-за кустов и прислушался. Тихо-тихо, только слышно как бешеноь колотится его сердце. Шиноби подошел к воде и снял обувь. Вода была ледяная, он прошел по ручью и заглянул во впадину в камне. Он выбрал именно это место, чтобы не было заметно следов около пещеры.
Рухнув на холодный каменный пол мимо подстилки, Шуске закрыл руками лицо. Потом наклонился к воде, которая немного затекала в пещерку. Он промыл руку, она щипала и была очень горячая. Шуске чувствовал, что его знобит, поэтому он переоделся в одежду шиноби - она была более теплая и ближе к телу. Все равно обычная испачкана кровью, придется порвать ее на бинты. Он сел на пол и сжался в комок. То ли в самом деле было холодно, то ли так сильно знобило, но согреться было невозможно. Хотелось пить, но не самоубийца же он в самом деле - холодная вода может и до лихорадки довести. Нарукавник больно тер раненую руку, парень снял ее и намазал рану какой-то мазью, взятой им у старого врача.
Немного спустя голова стала уже совсем горячей. Шиноби внезапно оглушительно чихнул. Эхо отразилось и спугнуло молоденькую ворону, сидевшую у входа.
Только теперь Шуске снова обрел способность думать, но мысли текли как-то вяло. Хотелось лечь и умереть. Но это было бы глупо - его долг на земле еще исполнен. Хотя, кто знает, какой у него долг... Просто сейчас не было сил ненавидеть.
Еще было одиноко. Только сейчас Шуске почувствовал, что он один на этом свете. Совсем один. Никто его не любит, он никого не любит, мало кого знает, почти всех знакомых ненавидит или презирает. Глупо это все... Но дрожь все не давала заснуть, забыться.

[Reytar >>>]

Склон горы Асама

Подъем был не из легких. Мешковатое одеяние, одетое поверх привычных охотничьих штанов и рубашки изрядно мешало, но снимать сутану Старое Солнце не хотел – мало ли кого может носить по склонам гор, и какие вопросы у подозрительных ко всему неизвестному и странному местных жителей, может вызвать облик совершенно чуждого и неизвестного человека, даже не привычного наньбана. Индеец старательно карабкался по скалам вслед за несущим мальчишку, самураем, вспоминая подъемы на вершины скал Волчьих Гор, что на востоке угодий родного племени. Он вспоминал трещины, за которые приходилось цепляться кончиками пальцев, подлую хрупкость внешне надежных небольших валунов, словно приглашающих искать опору на их гладких боках, но стоит опереться на которые, вполне реально завершить свои дни с грохотом, в окружении небольшой лавины, пролетев по склону до подножия. Он вспоминал, как ясно светило солнце, вставая над вершинами гор и заливая прерию ласковыми, пока не превратившимися в обжигающие стрелы, лучами. Он вспомнил все это и в очередной раз пожалел об оставленном у хижины старика-полудуха охотничьем ноже, использование которого могло изрядно облегчить путь наверх, к небольшому уступу в скале, на который как раз вскарабкался двужильный роши.
Необычайно вовремя упавший сверху конец веревки прервал размышления индейца. Старое Солнце вцепился в него руками и продолжил подъем, упираясь ступнями в склон горы. Наконец, пальцы шамана словно когти Птицы Грома мертвой хваткой вцепились в край уступа. Старое Солнце подтянулся, оперся коленом о скалу и осторожно присел на уступ, прислонившись спиной к нагретому за день камню, после чего осторожно выбрал свисающий вниз конец веревки и смотав, расположил рядом с собой на каменном карнизе:
- Скоро стемнеет. Может стоит тут и заночевать? Не лучшее дело – в темноте по скалам карабкаться…
Старое Солнце произнес это невозмутимо осматривая окрестности с высоты на которой они теперь находились и надеясь рассмотреть преследователей, отставших у хижины алчущих духов, если таковые опять идут по следу путников. Он плавно, словно лаская языки пламени, провел ладонью над округлым камнем, к которому ронин привязал веревку и почувствовал сильное тепло, такое тепло, по которому обычно можно было определить место дружелюбной людям Силы. Судя по полустертым бороздам на камне, этот валун когда-то старательно шлифовали и покрывали узорами умелые руки человека, создавая какую-то святыню, даже по прошествии многих зим не утратившую вложенной в нее силы.
- Хорошее место. Даже ночью оно будет надежным, где еще сможем найти подобное?
Индеец еще раз провел ладонью над валуном, чувствуя тепло и спокойствие, словно к руке матери прикоснулся.

[higf >>>]

Усталый после праведных трудов Себастьян-Фердинанд не торопясь топал по склону, напевая сочиняемую на ходу песню о самурае, победно идущем вразвалочку, явно ассоциируя себя при этом с героем. Он отлучился после дневных трудов для созерцания заката и любования природой.
Духовный наставник говаривал раньше в подобных случаях своему верному прихожанину о вреде праздности. С видом знатока священного писания обаке напомнил о необходимости размышлений для очищения души, и провел аналогию между традициями христианских отшельников и любованием природой у японцев.
- Ведь все вокруг – часть замысла Создателя?
Сильно подозревая, что мохнатый спутник просто выискивает способ бить баклуши, с самой сутью священник был, тем не менее, полностью согласен, и сейчас муджина пользовался разрешением вовсю.
Усевшись на склон и даже прочитав молитву, благодарящую Иисуса – настало положенное время – второй обитатель уединенного домика на Ямато-но-Орочи задумался. Однако далеко улететь думами не успел, так как почувствовал тревогу. Не выходя из единения с миром, выдр словно мысленно растворил себя в ближайшей окрестности и ощутил покалывание на том месте, где что-то нарушилось – так организм чувствует боль, предупреждающую человека об опасном недомогании.
Кажется, недобрые духи появились чуть дальше по склону, где был крутой спуск вниз. Им, конечно, ничего не стоило взобраться, и сейчас обаке похвалил себя за установку досоджина, и даже погладил по голове – а как же! Сколько трудов стоило своими силами поставить камень втайне от священника – а вдруг не одобрит? Зачем огорчать святого отца, ведь он, Себастьян-Фердинанд, истинный католик!
Но что же все-таки стряслось? Ведь если он не узнает, то… Умереть от любопытства муджина физически не мог, а потому не стал додумывать мысль, резво помчавшись в нужном направлении. Даже в угасающем свете дня его пестрое одеяние на склоне было подобно маяку, светящему в ночи.
Обогнув очередной каменный выступ, хэнгэ обнаружил, что в их владениях появились гости, да еще сразу трое – самурай, наньбан, одетый как священник его веры и мальчик. Правда, на самом деле заметить особенности их одежды мог только очень острый глаз – путников никак нельзя было назвать щеголеватыми или хотя бы просто следящими за внешним видом. Их наряды были грязны, обтрепаны и местами порваны, так что муджина впал в грех гордыни, подумав, насколько выигрывает его чистые и такие красивые хакама, рубаха и платочек в горошинку на голове на фоне новоприбывших.
Сопоставив увиденное и почуянное, выдр пришел к выводу, что духи гнались именно за ними, и не стоит удивляться ни усталости мужчин, ни тому, что мальчик не шевелился и не открывал глаз.
Дальше мысли закончились, а любопытство только начиналось, потому с важным видом хозяина здешних мест уверенный в себе оборотень выступил вперед.
- Приветствую вас в этих местах, путники, - торжественно провозгласил он.

Шестой одиночный пост и пока последний. Кажется...

[Bishop >>>]

Киото. 2 июля 1582 года. Вечер.

Суета во дворе усальбы продолжалась, но стала более упорядоченной и деловитой. Женщинам велели увести детей, чтобы не путались под ногами ни те, ни другие. Остался только самый старший из мальчиков, его было видно - Кацу прятался за разросшимися у самой воды кустов. И, презрительно оттопырив нижнюю губу, наблюдал, как слуги прочесывают небольшой пруд. Мальчик едва сдерживал смех, но взгляд был холодный и злой.
К заждавшемуся гостю подошел один из старших вассалов - но не членов семьи; гербы клана украшали только накидку-хаори. Сухопарый, угловатый, с лицом неулыбчивым и чересчур смуглым для столичного жителя.
- Прошу извинить нечаянную неучтивость, - сказал он после скупого приветствия; даже простые слова он цедил так, будто опасался обронить лишнее. - Мое имя - Сусаки Матаэмон. Чм можем служить?

[higf >>>]

(там же; Bishop, higf)

Масуми наклонил голову, вежливой улыбкой показывая, что рад знакомству. В это время он составлял впечатление о собеседнике. Тот выглядел мрачноватым, но не слишком опасным – именно в силу откровенной угрюмости.
- Танака Масуми, - снова назвался он. - Я пришел, чтобы встретиться с Сейшином Тадамасой. Не вижу никакой неучтивости, тем более у вас, кажется, что-то случилось.
Его собеседник насупился еще больше, сунул руки поглубже в рукава, сразу напомнив нахохлившегося зимой ворона.
- Пропал будущий наследник, - пояснил он. - Вот, ищут.
- Свежеприбывший, - хмыкнул гость, давая понять, что он, в общем, в курсе. - И как это вышло?
- Если б знать - давно б отыскался.
Сам Сусаки, похоже, не больно собирался участвовать в поисках, хоть и посматривал по сторонам - не явится ли где мальчишка.
- Может, он давно сбежал к матери.
Масуми кивнул, давая понять, что и такое может случиться, и вежливо поинтересовался:
- Не могу ли оказать вам помощь? И где Тадамаса-доно?
- От помощи к чему отказываться? - его собеседник не двинулся с места. - Господин Тадамаса скоро вернется... - Сусаки коротко кивнул головой в сторону Госё*. - Его вызвали по каким-то делам.
Что ж, впрямь надо было помочь – это лучше, чем сидеть посреди общего переполоха, да и дружеские намерения покажет.
- Где уже искали? – поинтересовался Танака. Как известно, сперва лучше хоть немного подумать, прежде чем суетиться.
- Да везде, разве что в колодец не заглядывали, - отозвался его неулыбчивый собеседник.
- С этого предлагаю и начать, - оживился гость, у которого дорогой пересохло в горле. –Заодно я не против утолить жажду.

--------
* Gosho - императорский дворец

Сообщение отредактировал Далара - 27-04-2007, 12:04

[Bishop >>>]

(совместно с higf-sama)

Сусаки кивнул и провел гостя через выложенный синеватой галькой двор мимо глициний и недавно высаженных сливовых деревьев. Дом был выстроен необычно, привлекала внимание веранда, что шла вдоль всей стены и деревянная площадка перед небольшим прудом. Колодец был вырыт в саду среди высоких объемистых деревьев; их не тронули, когда возводили строения усадьбы.
Привычно вышагивая по тоби-иши, Танака с интересом смотрел вокруг. Все было устроено с большим вкусом, оставляя куски почти дикой природы посреди зданий – человек здесь заботливо защищал ее от самого себя. Подойдя к колодцу, он сам потянул за крышку.
Сусаки поднял стоявшую рядом деревянную бадью.
- Странно, - задумчиво произнес он, наклонился и достал из травы незамеченную ими ранее гэта. - Она детская.
Действительно, деревянная сандалия была совсем небольшого размера. Мужчины переглянулись.
- Фудзивара сживут нас со света... - пробормотал Матаэмон.
Излишним состраданием Танака не мучился, тем более мальчишку совсем не знал, а к смертям привык. Неприятно, конечно, но не более. Интересно, можно ли это использовать в идущей политической игре?
- В любом случае надо посмотреть и убедиться, - он заглянул внутрь.
Колодец был не очень глубокий, здесь, где весь горный склон был пропитан родниками, не требовалось копать глубоко. На фоне вечернего неба отразились головы обоих мужчин. Снизу на их разглядывал промокший насквозь, очень сосредоточенный мальчик лет шести-семи. И он что-то жевал.
Про себя Танака подумал, что у него явно «детский» день - уже второй мальчишка сегодня преподносил сюрприз. С утра Хонсё, теперь этот. На секунду самурай замялся, а потом двор огласил негромкий смех.

[higf >>>]

Сусаки лишь головой покачал.
- Даже не знаю, хорошие или плохие настают для нас времена, - поделился он своей мыслью, сказав вдвое больше, чем привык. - Наследник, что живет в колодце. Только демонов этой семье не хватает.
Он проверил - крепко ли привязана веревка и принялся осторожно спускать бадью вниз.
- Приятного аппетита, - пожелал вглубь Масуми, помогая Матаэмону. – Ты сюда специально влез спокойно поесть?
Нарядная одежда мальчишки годилась теперь лишь на тряпки, но сам он был очень спокоен.
- Там неплохо, - с забавным достоинством сообщил юный тануки. - Только страшно, когда крышку закрыли.
Он отправил в рот последний кусок сласти.
- А все-таки как ты туда попал?
Вообще-то такой вопрос полагалось бы задавать хозяевам дома, конечно, но гостю было интересно. А возможно, будет полезно.
- Толкнули, - пацан смерил взрослых, каждого по отдельности, придирчивым взглядом, вздохнул. - Мне здесь не рады.
- Пойду скажу, что поиск окончен, - Сусаки протянул мальчишке потерянную сандалию, подумал, накрыл его плечи своим хаори.
Первое впечатление Масуми было правильным, на одежде Матаэмон носил другие гербы.
Он скрылся за кустами.
Это было хорошо – появлялась возможность с толком использовать время.
- Кто же тебя толкнул? - интерес в голосе был искренним.
- Еще не выучил, как их зовут. Но их было двое.
Мальчик с гербами древнего клана на одежде фыркнул.
- Ниже меня, иначе не справились бы ни за что! Сказали, что там видно луну. Обманули!
- Конечно! – подтвердил Танака, поощряя детскую гордость. И словоохотливость заодно. – Сыновья твоего отца?
Слово «братья» он не сказал.

(продолжение диалога на двоих)

[Bishop >>>]

(финал разговора, те же)

- Да, им завидно, что я старший.
Мальчик сунул ногу в сандалию, но вторая осталась босая, и идти так было очень неудобно. Гэта полетела в траву.
- Дураки, все равно я здесь жить не собираюсь!
- И куда же ты собрался? - Масуми остановился и посмотрел на мальчика. - Самурай должен подчиняться воле главы клана.
Его маленький собеседник призадумался.
- Если убежать сейчас - его воли я не услышу.
Он еще немного поразмышлял.
- Нет, жизнь ронина меня не прельщает!
Было забавно слышать проскальзывающие в детской речи словечки, которые он подслушал у взрослых.
- А как же воля клана твоей матери? - немного странно было вести спор с мальчишкой. - И потом, если ты убежишь - они подумают, что напугали тебя.
На некрасивом круглощеком лице промелькнуло недовольство.
- Да, - вздохнул юный тануки. - Этим возразить трудно.
Ну что ж, все это было интересно, и Масуми узнал то, что хотел и мог узнать у мальчишки. Возможно, это очень пригодится, а может, нет - кто знает пути жизни и смерти.
- Обуйся и пошли. А можно и подождать, сейчас сюда прибегут. Ты расскажешь отцу и другим?
- Еще вторую гэта искать! - мальчик поплотнее завернулся в чужое хаори, снизу из горной чаши, где располагалась столица, наползал вечерний туман, и зубы у маленьуого наследника время от времени принимались выстукивать дробь. - Рассказать? Вот еще!
Он направился по каменной дорожке к дому, даже не проверив, идет ли за ним самурай - так, будто был уверен: тот не отстанет.
Знания, которыми ты владеешь - хорошо. Знания, которыми владеешь только ты - еще лучше, особенно если человек честолюбив.
Масуми действительно пошел за мальчишкой - все равно ему надо было к дому.