Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[Далара >>>]

Когда и откуда он пришел, никто не видел. Просто все внезапно поняли, что по деревне ходит старик со впалыми щеками, хищным, как вороний клюв, носом и почти неразличимой усмешкой на тонких губах. Глаза смотрели с прищуром, словно впиваясь в душу человека и выворачивая ее наизнанку для изучения. Посох, землистого цвета одежда, длинные патлы, которых едва ли когда касался гребень, делали его еще страшнее. Кто-то узнал старика, и по деревне пошел шепоток, что колдун с горы ищет себе ученика, потому-то и вглядывается пристально в каждого встречного мальчика. Тихо, чтобы не услышал, рассказывали: предыдущий ученик провинился и так разозлил чародея, что тот изжарил его на магическом огне и съел.
Хаяши вместе со старшим братом в тот день послали на рисовое поле - крутить водное колесо. Брат крутил, а Хаяши поручили носить ему воду и еду, следить, чтобы не упал, самому не угодить меж двух межей. Это взрослому неглубоко, а низкорослому мальчишке лет шести - как раз выше макушки. Там их и обнаружил приятель, что принес им обед. История про чародея и несчастье, случившееся в прежним учеником, взбудоражили молодые умы.
- Хочу посмотреть! - заканючил Хаяши.
Брат, полный осознания своего старшинства и солидности, начал что-то отвечать, но остановился на полуслове, буркнув:
- Ты накликал!
У края поля стоял, опираясь на посох, черноволосый старик и смотрел прямо на троих ребятишек. Разглядывал внимательно, словно изучал каждую черточку на их лицах.
Приятель испарился, как не было, только затрещали ближайшие кусты. Брат чуть было не свалился с колеса, но ухватился за вертикальные палки - специально, чтобы было за что держаться, их воткнули по обе стороны. Хаяши крепко прижал к груди узелок с их сегодняшним нехитрым обедом, попятился.
- Знаешь что... - решительно сказал старший брат. - Беги!
- Лучше стой, где стоишь, - посоветовал голос с хрипотцой, похожий на царапанье глиняным черепком по камню. – Там, куда ты собираешься ступать, - змеи.

(Bishop mo)

[Bishop >>>]

Хаяши замер на одной ноге, вторую поджал, словно маленький журавль - такой же голенастый и неуклюжий. Осторожно скосил один глаз. Трава шевелилась. Ему даже послышалось шипение. Брат проворнее заработал ногами, как будто собирался убежать; деревянные черпаки колеса щедро плескали воду в бамбуковый желоб.
Темная, по-старчески скрюченная фигура прошла по меже, остановилась перед младшим из мальчишек. Старший удостоился взгляда, холодного и недолговременного, как капли, упавшие за шиворот с дерева после дождя. Колдун отвернулся, согнулся еще больше, приближая лицо к меньшему из двоих, заглянул в глаза острым, как игла, взглядом.
- Ты меня боишься, маленький работник?
Хаяши сглотнул. Воздух стал вязким, точно помадка из красных бобов, только - совсем не таким сладким.
- Не-а...
Он не соврал, он не боялся - он был в панике.
Крючковатый нос придвинулся еще ближе, глаза прищурились и вдруг расширились, брови взлетели, избередив лоб морщинами, а губы растянулись в усмешке.
- Хочешь учиться магии, стать могущественным и никого не бояться?
- Не-а...
Хаяши не удержался, шлепнулся на землю. Очень захотелось потереть пострадавшее место ладонью, да руки были заняты узелком.
- Да беги же скорее, baka gutei! - заверещал старший брат.
И тут до Хаяши дошло.
- Магии? - с любопытством переспросил он.
- Магии, - подтвердил старик, не обращая внимания на крики старшего мальчика. – Сможешь колдовать, повелевать стихиями, людьми и демонами. Не будешь всю жизнь младшим братом на посылках.
У Хаяши мечтательно осоловели глаза.
Неожиданно сильные для старика руки помогли мальчугану подняться с земли, чародей даже пыль стряхнул с его одежды. Пальцы, сухие и холодные против детской кожи, обхватили запястье, погладили руку.
- Пойдем со мной, я научу тебя.
- А когда я сделаюсь настоящим колдуном? - Хаяши позабыл и про брата, и про узелок с едой. - Скоро?
- Потребуется время, - ответил старик, уводя паренька от водяного колеса и брата. Хаяши, как зачарованный, следовал, не замечая, что они уже идут. – Ты ведь хочешь стать настоящим колдуном.
Но чем дальше они уходили - тем труднее было идти; ноги как увязли по щиколотку в густом иле. Мальчишка хотел закричать, то ли от страха, то ли позвать на помощь, но не услышал ни единого звука... Только чей-т незнакомый голос вдруг произнес:
- Приветствую вас в этих местах, путники!

(вместе с Даларой, конечно)

[Sayonara >>>]

Неподалеку от города Утсуномия

Шуске очнулся уже утром. Солнце заглянуло в пещерку, осветив маленькую ящерку, которая задумчиво смотрела прямо в глаза шиноби. Он вздрогнул и сел. Зверюшка, моргнув, отскочила и, мелко перебирая лапками, покинула убежище Шуске.
Молодой человек замер. Он все еще чувствовал странный озноб. Еще немного болело горло. Правда, руке стало лучше. Она больше не кровила, хотя весь нарукавник был сырой и липкий. Шуске отбросил его и опять чихнул. Он чувствовал только какую-то тупую боль в сердце. Наверное, оно все еще хотело мести?..
Шуске встал и осмотрел себя. Его обычная одежда была в крови, поэтому он достал запасную и переоделся. Надо было как-то спрятать рану на руке. Шуске решил, что необходимо вернуться во дворец. То, что так тяжело на душе, означает только, что надо исполнить свой долг на этой бренной земле и успокоиться либо... умереть. Почему-то сейчас шиноби казалось, что это самое разумное решение. Но наместник... Нет, смерть будет такой же сладкой, как месть, которая свершиться перед ней!
Шуске спрятал вещи в маленькую выемку в стене, выпил ледяной воды из ручья и тихо вышел на дорогу. До дворца далековато даже бегом, он это прекрасно понимал. Поэтому решил просто идти по дороге, вдруг встретит кого-нибудь конного, можно будет отобрать лошадь.
Но шиноби повезло, неподалеку спал какой-то крестьянин, а рядом была привязана неысокая лошадка. Шуске как можно тише подошел к ней и отвязал. Животное попалось спокойное, и он смог отвести ее вглубь леса.
Шиноби погладил лошадку. Она была пушистая, сразу видно - горная, и очень ласковая. Ее мягкие губы нежно прошлись по шеке парня. Он отмахнулся и вскочил на теплую спину.
У границы города Шуске привязал коня к невысокаму пню. Он медленно побрел прямо ко дворцу по пыльной городской лороге. Пыль и грязь вызывали кашель, но он старлся подавить его. Сейчас главным было узнать, как дела у наместника. Шуске прижал к телу все еще холодные ножи. Глупо, очень глупо, что тело его может меньше, чем душа...

[Reytar >>>]

Склон горы Асама
(Higf+Bishop+Reytar)

"Приветствую вас в этих местах, путники!" - Громко и торжественно прозвучало откуда-то сбоку. Старое Солнце медленно и степенно повернул на звук почти скрытое тенью капюшона лицо, все еще не прекращая поглаживать покрытый рисунками валун, чувствуя ладонью приятное покалывание и тепло. Взгляд опытного воина и шамана почти сразу остановился на яркой, словно местные праздничные фонарики, невысокой фигурке, с видом гордого, но любопытного хозяина, поглядывающей от ближайшего поворота уступа на отдыхающих на нем людей. При внимательном рассматривании, индеец понял, что существо, одетое согласно с местными традициями, но очень опрятно и ярко, особенно повязанный на голове платочек, украшенный символами Отца-Солнце производил сногсшибательное впечатление, не было человеком. Больше всего любопытно косящийся щеголь напоминал вставшую на задние лапы выдру, которой вздумалось прогуляться вечером, что бы немного побыть наедине с Великим Духом и сотворенным им миром и тем самым духовно возвыситься.
Индеец улыбнулся одними уголками губ и учтиво кивнул:
- Приветствуем и мы тебя, Малый Дух Леса. Надеюсь, мы не помешали твоим важным делам и не нанесли какой-либо обиды, разместившись на этом карнизе? Отсюда очень удобно смотреть вокруг и видеть, как ласковые лучи заходящего солнца падают на заросли ниже по склону. Не присоединишься ли ты к нам, что бы вместе наблюдать закат?
Муджина был приятно удивлен учтивостью своих гостей. Надо же, какие понимающие люди, хоть и странные. И даже этот, в чужеземных одеждах, говорит как положено…
- Нет, - ответствовал он столь же медленно и важно. - Для того я и поставил здесь досоджин, дабы добрые путешественники находили убежище от демонов в этих краях, где живу я и святой отшельник, умеющий говорить с ками.
Что-то внутри подсказывало выдру, что неплохо бы поставить себя на второе место, но он решил не прислушиваться ко всяким внутренним голосам, когда выпадал такой случай блеснуть.

[Bishop >>>]

(Higf mo Reytar mo)

- С удовольствием посижу с вами… Люблю слушать рассказы странников. - Любопытство было еще одной страстью обаке, с трудом сдерживаемой сейчас желанием казаться важной персоной. - Не знаю, как вас зовут, почтенные…
Он подошел к гостям и шумно шлепнулся рядом, повозился, усаживаясь поудобнее в ожидании ответа.
Оборотень подошел удобно, если б с другой стороны - пришлось поворачивать голову, чтобы увидеть его, а то и разворачиваться самому, чего на узком скалистом уступе ронин делать не хотел. Мицуке назвал себя и назвал имя мальчишки, тот зашевелился в своем забытьи и даже открыл глаза, но, кажется, еще ничего не увидел. Ронин оттеснил мальчишку от обрыва - чтоб не свалился ненароком.
- Забавное место ты нашел для жилья.
- Мое имя ближе всего к тому, взглянув на что радуется человек коротким днем, в разгар зимы, до ее перелома. Тому, что является зримым воплощением Великого Духа, создавшего наш мир. Думаю, ты, почтенный Дух Леса знаешь, почему обладающие Знанием не называют свои настоящие имена. - Индеец еще раз учтиво поклонился странному посетителю:
- Так сложилось, что наш путь лег по этим не самым дружелюбным горам, к древнему святилищу на вершине самой высокой горы, куда этого доблестного воина… - Последовал короткий поклон в сторону ронина. - Ведут долг чести и обещание. Позволено ли будет узнать, для чего в таком суровом месте поселился почтенный собеседник, да и было бы интересно услышать, что привело в эти места святого отшельника, умеющего беседовать с духами.

[higf >>>]

- Почему же забавное? Тут живет немало духов! А еще здесь вкусная рыба! - добавил муджина. - Вот люди заходят нечасто, и только по важному делу. Как вот у вас. - Черные бусинки любопытных глаз уставились на путников. Неужто в самом деле собрались на самый верх? Там же опасно. - Отшельник потому и живет здесь, что нет людской суеты и можно спокойно предаваться размышлениям и говорить с теми, кто владеет неподвластными людям силами и знаниями.
В последней части тирады выдр старательно скопировал не только с трудом припомненные слова, но и саму интонацию священника, так что прозвучало немного похоже на проповедь.
Мицуке настороженно поднял голову - где-то он уже слышал что-то очень похожее, вот только - давно... Чересчур давно, чтобы вспомнить. И чересчур насыщенный сегодня был день - встречами, драками и событиями.
Индеец вновь окинул взглядом лежащую внизу долину, помолчал немного и продолжил:
- Собираемся на самый верх или нет - решает уважаемый роши. Я дал слово последовать за ним туда, куда он меня поведет, и выполню договор, как бы ни распорядился нашими судьбами Великий Дух.
Старое Солнце улыбнулся самыми уголками глаз и произнес:
- Прости мою назойливость, почтенный Дух Леса, но раз ты хорошо знаешь округу, не мог бы ты нам посоветовать удобное для ночлега место? Юный воин, столь отважно и умело отогнавший алчущих крови злых духов, когда все воинское мастерство уважаемого роши и мое не могло нас спасти, очень утомлен. Он нуждается в спокойном отдыхе, который, как ты понимаешь, на узком карнизе получить почти невозможно. Не мог бы ты помочь нам в этом деле?
Ну разумеется! Разумеется, выдр знал та кое место, единственную здесь крышу, сооруженную людьми и поддерживаемую в порядке. Хм… А не будет ли недоволен ее настоящий хозяин? Хэнгэ поскреб лапой затылок, сдвигая платок. Так ведь он же сам говорил, что нельзя отказывать страннику в приюте, а ищущему истину - в напутствии. Решено!
- Есть такое место, дом, где мы живем, я и святой человек, - муджина подпрыгнул и оказался на ногах. - Только если мы будем смотреть закат до конца, то придется идти по темноте! Так что пойдем, а по дороге вы мне расскажете, как сражались со злыми духами! - откровенная любознательность таки прорвалась наружу.

(Себастьян-Фердинанд, Рейтар и Бишоп)

[SonGoku >>>]

НРПГ:

Из прикла Shimotsuke gishi den сюда перенесена одна из линий сюжета, который просиходил в прошлом на мысе Данноура.
Причины:
1. Линия была значительно изменена в связи с уходом одного из игроков.
2. Не хотелось портить намечающийся красивый батальный финал в том прикле.
3. События в Замке напрямую связаны с событиями, что произошли на мысе Данноура много лет назад.

[Далара >>>]

Данноура. 1593. Начало

Ступени серого камня, длинная лестница, высеченная в склоне холма. Прозрачным зеленым сводом сошлась над головой листва деревьев. На каменных ступенях шуршат шаги посетителя. Он проходит под тории из некрашеного бамбука и мгновенно морщится, словно что-то укололо. Лестница заканчивается площадкой. Дорожка из серых плит подводит к огороженному постаменту. Могила. Место для подношений пусто. Шелестит шелк одежд, пришедший садится прямо на постамент могильного знака.
- Вот я и пришел к тебе.
Молчание. Темно-зеленая, почти черная, вперемежку с красным флейта является на свет.
- Я тебе сыграю, не возражаешь?
Тишина, в деревьях свистят птицы. Протяжная печальная мелодия оглашает воздух, льется и вдруг прерывается на середине фразы. Музыкант, склонив голову, прислушивается к чему-то.
- Ты, может, забыл, кто ты? Я тебе расскажу. Ты жил в эпоху Хейан. Хорошая была эпоха, но ты жил в конце ее...
Рассказчик поднес к губам флейту и сыграл короткую музыкальную фразу, завершившуюся резким, почти грубым свистом.
- Твой отец был потомком императорской фамилии. Твоя мать была из семьи Фудзивара. В ту пору Минамото и Тайра не поделили императоров. Или это императоры не поделили вас?..
Несколько тихих задумчивых нот. Казалось, рассказчик смотрит вглубь веков, как в бездонное озеро.

[higf >>>]

- И произошла смута Хоген, - проговорил он. - Тебе было всего-то девять, но твой дед пошел за императором Сутоку, а отец за Тоба, Го-Ширакава и Киёмори. И отец выиграл. Деда твоего казнили, несмотря на просьбы отца. И ты стал наследником главы клана Сейва Гендзи. Потом вы снова учинили смуту, не поделили Фудзивара... или теперь они не поделили вас. И Хейан-кё стал принадлежать Тайра. Хотя не должен бы принадлежать никому...
Музыкант повернулся спиной к могильному памятнику.
- Они были жестоки. Убивали противников не глядя. Твой отец бежал, но, преданный собственным сторонником, убит в Овари. Ох уж мне эта Овари...
Вздох.
- В тринадцать лет тебя сослали на остров в Идзу... какое странное место. Они прислушались к мольбам мачехи Киёмори и оставили тебя в живых. Как, наверное, они потом пожалели об этом. Всех твоих братьев казнили, оставив лишь тебя и еще двоих.
Мелодия флейты снова взлетела под своды древесных крон. Закончилась резко, почти оборвалась.
- А потом принц Мочихито позвал клан пойти против Тайра. Они ведь посадили на трон его племянника, Антоку, а не его самого. И ты воспользовался этим. В двадцать три ты стал главой такого клана. Три года, пока действовал мирный договор с Тайра, ты собирал для себя власть. И ты ее собрал. Ту эпоху назвали Камакурой. А теперь ты лежишь здесь, никто не знает, где твой дух, но...
Самми встал.
- Но чувствую я, что неспокоен он. Все ищешь ты чего-то, и нет тебе покоя. Не волнуйся, я приду еще.

(продолжение, пока СонГоку и Далара)

[SonGoku >>>]

Берег моря. В пасмурную погоду, если прийти сюда днем, эти камни тускло-желтого цвета, смоченные волнами, кажутся покрытыми копотью развалинами. Но сейчас ночь, и при тусклом свете звезд едва видны белые вспышки воды, взрывающейся при ударе о камень. Яростная стихия не желает спать. Скоро будет прилив.
- Я пришел поиграть вам, - роняет Самми в темную пустоту моря.
В шипении волн слышатся голоса, и он улыбается. Они ведут себя так, словно им очень не нравится его присутствие. Они готовы убить его. Но они всегда слушают и временами плачут. И тогда он плачет вместе с ними. Правда, в последнее время все реже и реже. Он садится на камень. Впереди только скалы, сбегающие к воде, и стихия. Музыка перебивает ропот волн рассказом о красоте садов прекрасной столицы.

***
Кто-то тормошил его; Иэмон открыл глаза и в который раз весело рассмеялся над нелепостью: зачем, если он все равно ничего не увидит, одну кромешную тьму? Сначала он обрадовался, потому что решил, будто за ним вновь прислали от таинственного знатного господина, который так добр к нему в последнее время (огорчал лишь запрет рассказывать об этих ночных посещениях). Но в следующее мгновение мальчик понял ошибку; голос принадлежал ворчливому старику-привратнику.
- Ясукичи?

(с Даларой)

[Далара >>>]

Старик зажал ему рот, ладонь была шероховатая, мозолистая и теплая; от нее пахло смолой и свежей рыбой. Слух никогда не подводил Иэмона, но порой чужое прикосновение говорило ему много больше. Иногда достаточно было ладони, положенной на плечо, чтобы слепой музыкант догадался, кто стоит рядом. Руки настоятеля храма - мягкие и одновременно сильное, они источают аромат благовоний и старой пыльной бумаги. У самураев таинственного благодетеля пальцы ледяные и крепкие, их прикосновение вселяют беспокойство и страх, а голоса напоминают прибой.
Руки привратника Ясукичи всегда означали надежную безопасность, поэтому Иэмон послушно замолчал, когда старик прошипел ему на ухо приказ не поднимать шум.
- Одевайся, - так же шепотом распорядился привратник. - Пойдем. И не забудь свою разлюбезную биву.
За инструмент Иэмон немного обиделся, но промолчал; Ясукичи вечно брюзжал и ворчал, что из глупой затеи настоятеля не выйдет ничего путного, что бива-хоши из упрямого своенравного Иэмона - как рыбацкая лодка из военного корабля, и что когда-нибудь им всем здорово аукнутся шутки с призраками. Ночь выдалась ветреная и прохладная; мальчик поежился, крепче прижал к себе биву, он боялс споткнуться или выронить громоздкий тяжелый инструмент. Ясукичи взял его за руку и зашагал быстро и широко, не заботясь, что слепец с трудом поспевает за ним. Кажется, они направлялись мимо кладбища к скалам на берегу.
- Но зачем?..
- Я сказал - замолчи!

(с СонГоку)

[higf >>>]

Мальчик прикусил губу; с Ясукичи он никогда не вступал в споры, привратник оберегал его от неприятностей и бед, хотя не упускал случая упомянуть, что главной бедой и неприятностью их деревни является сам Иэмон. Слепой ушиб большой палец о камень и захромал, но старик продолжал тянуть его за руку и не сбавлял шага, пока они не спустились на узкую полосу каменистого пляжа, к самой кромке воды. Здесь привратник остановился и перевел затрудненное дыхание. Слепой музыкант подышал на замерзшие руки, пахнущий морской солью и водорослями ветер забрался к нему под одежду. Может быть, если бы Иэмон не упрямился и согласился носить положенные бива-хоши монашеские моцуке-коромо и кукри-бакама*, его не трясло бы сейчас крупной дрожью от холода и предчувствия непоправимого? Но мальчик предпочитал старый суйкан**, а настоятель предоставлял своему питомцу свободу во всем. Слепец переступил с ноги на ногу.
- Потерпи, - раздался в окружающей его тьме голос старого привратника. - Скоро согреешься. Твой благодетель заберет тебя к себе.
- Ты его знаешь? - обрадовался и насторожился в одно и то же время мальчишка.
- Видел раз, как за тобой приходили, - уклончиво сказал Ясукичи.
Слышно было, как он стаскивает с себя накидку. Иэмон нетерпеливо улыбнулся, ему нравилась тайна, окружающая благодетеля, ночные визиты по его зову, восторженное перешептывание женщин, и даже их плач, когда они слушали "Сказание о Хэйке". Ту часть, в которой вдова Тайра-но Киёмори, со словами: "Там, на дне, под волнами, мы отыщем другую столицу" бросилась в море, взяв за руку восьмилетнего императора. А когда после рассказа о том, как за борт кинули восьмигранное священное зеркало и старинный меч, Иэмон переходил к самоубийствам воинов клана, слезы утирали даже мужчины.

____________________
*моцуке-коромо - одежда с широкими рукавами буддийских монахов, которую они часто носили, странствуя по дорогам, сшитая из простой ткани, как правило, серого цвета.
кукури-бакама - штаны из простой ткани, которые подвязывались на лодыжках, иногда довольно узкие.
**суйкан - короткая верхняя одежда, которую, как правило, заправляют в штаны; предназначена для чиновников и воинов низкого ранга.

(и далее, Далара и Сон...)

[SonGoku >>>]

- Алым цветом окрасились белопенные волны, набегающие на берег... - пробормотал Иэмон.
- Что ты сказал? Опять за свое! Ни дня не можешь прожить без этого дурацкого сказания...
- Оно вовсе не глупое!
- А! Перестань. Ну что еще?
- Кто-то играет на флейте...
- Это свистит ветер.
- Нет, не ветер, я же слышу мелодию!
- Ты меня с ума сведешь... Нет там никого!
- Но я же...
- Кто из нас зрячий?
Иэмон с готовностью улыбнулся, он не придавал значения своей ущербности. Привратник набросил ему на плечи накидку, сразу же сделалось гораздо теплее.
- Сядь-ка вот тут, - Ясукичи помог слепому устроиться на большом валуне. - Забыл кое-что, сейчас вернусь. Я бы оставил тебе фонарь, чтобы не было страшно, но ведь ты все равно не увидишь, даже если все призраки Тайра поднимутся с морского дна.
Иэмон рассмеялся, но подумал, что шутка не так весела; демонов он все же побаивался.
- Никуда не уходи, - сказал ему старик на прощанье. - Я скоро вернусь.
Время текло очень медленно, отмеряемое лишь глухими ударами волн и переливами флейты. Музыкант задремал и проснулся, лишь когда ледяная вода лизнула ему ступни; он поджал ноги. Недолго осталось до часа, когда безразличный прилив доберется ему до колен.

(те же)

[Далара >>>]

- Ясукичи-сама! - позвал мальчик и сам испугался звука собственного голоса, так жалобно и беспомощно тот прозвучал. - Ясукичи-сама!
Ему ответили завывания ветра и близкий грохот прилива.
- Ясукичи-сама...
Он зажмурился, глотая слезы. О камень ударилась очередная волна, окатила слепого фонтаном соленых брызг; к свисту ветра присоединилась умолкнувшая было призрачная флейта. Иэмон вытащил из-за пояса медиатор и подумал, что морская вода повредит струны и деку, но теперь, наверное, все равно. Ясукичи-сама не придет. Опустевшие корабли, потерявшие кормчих, гонимые ветром, увлекаемые течением, качались на волнах и уносились в неведомые морские дали... Показалось ему или кто-то и правда ответил про изорванные алые стяги, что плавают в море, как багряные кленовые листья? Флейта зазвучала отчетливее, кто бы что ни говорил...
На утесе Данноура с фонарем в руке сгорбился старый привратник, он разглядывал освещенную луной полосу каменистого берега, которая становилась все уже, отступая перед высоким приливом. Скорчившаяся на валуне фигура слепого мальчишки отсюда казалась совсем крошечной и очень хрупкой, хотя Иэмон давно перерос своих сверстников и был значительно шире в плечах других четырнадцатилетних ребят из деревни. Море жидким металлом обрушивалось на берег. Вот под водой скрылся и большой камень. Ясукичи вдруг подумал, что у мальчика, должно быть, отнялись озябшие ноги... Старик посмотрел на пояс в своей руке; он так и не завязал его, как и не сумел задушить им слепого. Привратник тряхнул головой, отвернулся и торопливо зашагал прочь, бурча под нос просьбу Тайра поскорее забрать на дно моря своего заблудшего музыканта.

(SonGoku)

[higf >>>]

Сегодня он увлекся, позволил мелодии литься. И сам не заметил, как вместо воспоминаний о столице возникли перед внутренним взором волны, бившиеся об этот берег в тот день, о котором позже сложили легенды и песни. Той ночью, когда не было еще храма, призванного нести покой душам сотен погибших воинов, он стоял на берегу и смотрел на освещенные луной черные силуэты обреченных на гибель кораблей. Тех, на чьих палубах больше не было ни единой живой души. Говорят, волны тогда окрасились красным... возможно, а может быть, всему виной была луна. Море тогда казалось священной чашей, наполненной багровой, почти черной кровью. Память хранит все слишком четким. Флейта, словно живое существо, почувствовав настроение, стала выводить совсем другую мелодию. Он позволил ей. Сегодня странная ночь, неспокойно не только море. Пусть сегодня они послушают свою любимую песнь, хоть и тягостно и больно ее играть. Завывания ветра, казалось, подпевают, шепчут. Что это? Послышалось или действительно к музыке примешалась бива? Самми отнял флейту от губ, вслушиваясь. Как такое возможно? Бива, здесь, сейчас... Но басовитый голос музыкального инструмента продолжил вести все ту же мелодию, один с того места, где остановился Самми.
Он встал, долго присматривался и, наконец, разглядел удаляющуюся от скал фигуру. Но бива продолжала играть. Внизу громыхал, перебирая камни, прилив. Беспокойство, ощущение необходимости действовать немедленно захлестнули сильнее волн. Внизу, на почти уже покрытом водой камне, сидел мальчик и играл на той самой биве. Глаза закрыты, на лице страх и неземная отрешенность, ветер разметал волосы. Мальчик не уходил, продолжал играть.

(Сон и Далара, очередная серия)

[SonGoku >>>]

Бива звучала резко и отрывисто, будто стараясь перекричать рев волн. Показалось, или из воды действительно тянутся синие, покрытые водорослями руки? Забыв обо всем, забыв себя, Самми бросился к мальчику. Хотелось отнять у него биву, вырвать из замерзших мокрых пальцев. Хотелось обнять, согреть, крикнуть, чтобы не уходил с ними, он-то еще живой. И что-то кричал, но юный музыкант не слышал, не отзывался. Тогда дрожащими пальцами Самми снова взялся за флейту. Тянущиеся руки остановились; покрытые водорослями лица устремили взгляды безжизненных глаз на уже почти принадлежащего им человека.
Самми вложил все свое умение, всю силу, все отчаяние в один аккорд и резко сломал мелодию. Мальчик должен услышать!

***
Шторм беспокоил душу, наводя неясную тревогу. Он пугал и притягивал одновременно своей мощью и непредсказуемостью. Большинство опасается моря и его духов, но Масуми всегда боялся меньше, чем другие… Точнее, не всегда, а с десяти лет, с тех пор, как, ныряя, вытащил кусок нефрита. Нырять, не отдаляясь от спасительного берега под боком, умели многие, и хотя это страшно – будущий самурай не должен был бояться. И Танака часто нырял вглубь, пока в один день, хоть и памятный, но слишком опасный и тяжелый, чтоб его можно было назвать прекрасным, получил свой амулет.
С тех пор прошло уже три цикла, и каждые двенадцать лет он посещал монастырь, где учился в то время, принося дары, соответствующие своему положению и благосостоянию. Так было и сейчас – за Масуми ехал слуга, ведущий в поводу вьючную лошадь, среди груза которой был и тючок с подношениями.

(и продолжение следует)

[Далара >>>]

Несмотря на позднее время, Танака не пожелал останавливаться - завтра как раз наступал нужный день, и хотелось встретить его уже на месте, не завися от случайностей дороги. Его всегда учили, что надо рассчитывать время с запасом. Сейчас цель была совсем близка, и путник уже предвкушал отдых под надежной крышей, но вдруг… Ему почудилось? Самурай остановился сам и подал знак слуге, напрягая слух. Нет, действительно, сквозь бурную мелодию выведенной из равновесия природы пробивается другая, не менее напряженного ритма, только созданная человеком - звуки бивы.
Здесь, на мысе Данноура… И долетающие звуки - обрывки одного очень знакомого мотива. В памяти всплыло слышанное в детстве о Мими-наши Хоичи*. Самурай вздрогнул от страха, но овладел собой - это недостойно воина. Напротив, надо идти и разобраться. Кусочек нефрита на шее отдавал теплом, словно подтверждая верность мысли и подсказывая, что стоит идти туда, причем одному.
Масуми спешился, приказав слуге идти дальше, в монастырь, вместе с дарами, и сообщить о его скором прибытии. Сам же Танака, ведя собственного коня в поводу, двинулся по направлению источника звука. Приближаясь, он услышал, что в звуки бивы вплетается еще один - флейты, причем не подыгрывающий, а напротив - будто отталкивающий, рвущий легендарную мелодию. Это удивило еще больше и также больше испугало. Он остановился, и мелькнуло постыдное побуждение повернуть назад, ведь никто и не узнает. Никто. Кроме смерти, в глаза которой придется рано или поздно глядеть.

---
* Мими-наши Хоичи – Безухий Хоичи, легендарный исполнитель «Сказания о Тайра», покоящихся на дне у мыса Данноура, которое исполняет сейчас Иэмон. Призраки Тайра чуть не увели Хоичи с собой.

(Хигф)

[higf >>>]

Еще несколько шагов вперед, к оконечности мыса… У самой воды сидит мальчик со странным, застывшим выражением на лице, а его руки, будто не имея к самому музыканту отношения, выводили мелодию. Рядом с ним стоял мужчина с флейтой, которому и принадлежала вторая мелодия. Правда, он вел себя очень странно – казалось, его не волнует морской прибой, а одежды, бывшие на человеке, хоть и роскошные, как носят при дворе, вышли из моды не годы – столетия назад. В такую погоду сложно было ощутить распространявшийся холод, но помог амулет – нефрит на мгновение стал ледяным, и Масуми понял, что имеет дело с призраком.
Правда, пока тот не предпринимал враждебных шагов и Танака, собравшись с духом, окликнул мальчика:

- Эй, парень, тебе надо уходить отсюда – утонешь!
Мелодия оборвалась, даже флейта замолчала, даже голоса тех, кто отвечал им из морских глубин. Мальчик недоуменно сдвинул брови, голос был ему не знаком.
- Кто вы? Это вы играли на флейте? - замерзшие губы не слушались.
Сначала он с проснувшейся надеждой подумал, что благодетель все-таки прислал за ним самурая, как обещал Ясукичи, прислал, хотя привратник, конечно, соврал, теперь в этом не осталось сомнений. Но в голосе незнакомца звучали такие же повелительные жесткие ноты, как и у тех, кто приходил за ним раньше. На берег обрушилась новая волна, сильнее и выше прочих.
- Нет, не я, - покачал головой Танака. – Как видишь, у меня нет флейты… Я Танака Масуми, приехал навестить здешний монастырь, а кто ты?


(На этот раз - я и СонГоку, и это еще не конец)

[SonGoku >>>]

- Мое имя – Иэмон, музыкант наугад протянул руку; грохот волн спутывал направление; ледяные пальцы наткнулись на рукояти мечей. - Живу... жил здесь при монастыре.
Стало так больно, что заскребло в горле.
- Почему – жил? – удивленно спросил Масуми, говоря громче, чтобы перекричать рокот волн. – Что случилось?
- Я стал им не нужен, - мальчишка подобрал босые ноги, спасаясь от холодной соленой воды.
- Да что произошло-то? – самурай оглянулся на призрака и снова поежился от холода, шедшего как от моря, так и от амулета.
Следующая волна исхитрилась и, ударив о ближайшие камни, все-таки окатила музыканта брызгами почти с головы до ног. Иэмон обнял биву, спасая ее от воды.
- Они боятся.
- Они выгнали тебя? – мальчик реагировал, казалось, скорее на свои мысли, чем на его слова, и Масуми попробовал все же получить прямой ответ. – И не сиди здесь. Это… нехорошее место и время.
Буси поежился, у него действительно было ощущение, что сейчас тут не стоит находиться живым людям с теплой кровью, тем более детям.
- Они хотят, чтобы меня забрали... - у мальчишки задрожали губы, но он сдержался. - Наверное, так будет лучше. Только не говорите настоятелю, что встретили меня. Он хороший человек и огорчится.

(те же!)

[Далара >>>]

- Ты что, помирать собрался? Лучше вставай и пошли отсюда! Если хочешь, я отведу тебя обратно…
Волны как будто стали выше, окрасились в багровые тона. И мути в них стало больше, как будто кто-то поднимался с морского дна вместе с прибоев. Чувство неуютности нарастало, и Масуми подумалось, что и ему самому не стоит здесь больше оставаться. Он схватил мальчика за левую руку и потянул, осторожно, чтобы тот не уронил биву. Вокруг их щиколоток вдруг обвились плети водорослей, словно чьи-то длинные волосы спутывали ноги веревкой. Маленький музыкант чуть не упал; тяжелый инструмент выскальзывал из негнущихся пальцев, но нежданный спаситель не отпускал. Масуми одновременно почувствовал, как что-то потянуло его за ногу и одновременно нефрит чуть не опалил жаром. Левой, свободной рукой самурай выхватил меч и с быстро рубанул мечом по жадным щупальцам моря. Они были прочны, но не настолько, чтобы противостоять мечу и ему сейчас казалось, что камешек придает сил. Как только путы были разрублены, Танака рванулся в сторону от алчущей, пугающей воды, не то ведя за руку, не то, скорее, изо всех сил таща за собой мальчишку.
Прилив, наконец-то достигший своей полной силы, гнал людей к утесу; в его реве слышались угрозы, но если прислушаться, то и жалобы. Море не хотело расставаться со своим музыкантом. Следом за самураем Иэмон попытался взобраться по тропинке, уходящей наверх, но только ободрал о камень пальцы и ступни. Он протянул наверх биву.
- Заберите!

(Хигф и Сон)