Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[higf >>>]

Старое Солнце дольше других задержался у входа в домик, - когда готовишься ступить в жилище малого лесного духа, всегда стоит лишний раз осмотреться. Не то что бы индеец не доверял своему чутью, свидетельствовавшему, что выдр искренне рад гостям, но лесные духи всегда славились непоседливостью и проказливостью, значит, даже доверяя им, расслабляться не стоило, если не хотел стать целью одной из их грубоватых шуток.
Шаман осторожно поднял руки, почти прикасаясь кончиками пальцев к стенам, словно ощупывая воздух вокруг дверного проема. Он старательно «прислушался», но никаких признаков приготовленной малым духом ловушки или какой-нибудь другой дурацкой шутки не почувствовал и уже собирался шагнуть через порог, когда услыхал обращенные к мальчишке слова самурая, особенно одно из них, звучавшее как «патэрэн». Старое Солнце знал, что этим словом местные жители называли жрецов Распятого Бога белых людей, его отношение к которым было многогранным. С одной стороны, среди встреченных им ранее священников попадались умные люди, стремившиеся научить живущих в южных от кочевий его племени, землях, новым, ослабляющим зов кровной мести и войны, законам. Но с другой стороны, многие из проповедующих во имя Распятого Бога священников были кровожадными, нетерпимыми к иному, отличному от их канона, мнению, да вдобавок еще и обожающими сжигать на кострах тех, кто думал иначе, а то и просто чем-то им не угодил. По этому индеец еще на миг задержался у входа в домик, отрешился от всего земного и еще более старательно попытался ощутить следы, как чего-то, направленного против верующих во что-то иное, так и последствия столь любимого некоторыми «патэрэнами» обряда, который Вождь Педро как-то назвал «аутодафе». Когда же никаких следов неприятной силы обнаружено не было, шаман переступил порог домика слегка склонив голову, после чего отбросил с головы капюшон и взглянул на расслабленно сидящего на корточках у стены пожилого, но еще крепкого человека. Белого человека, каких не часто встретишь в этих краях.
- Buenas noches, senor! – Поднимая правую ладонь в приветственном жесте, произнес индеец.
За старым знакомым проследовал мальчишка, и завершил мини-процессию весьма необычный человек. Несмотря на то, что его одеяние очень походило на то, в котором некогда ходил хозяин хижины, вошедший немолодой мужчина по типу равно не принадлежал как к местным жителям, так и к европейцам. Еще одной странностью было то, что священник почувствовал быстрое и легкое, как пушинка, творимое им заклятье - кем бы ни был гость, он владел колдовской силой.

(Бишоп-Рейтар-Хигф, ансамбль-трио)

[Reytar >>>]

(Bishop+Higf+Reytar)
домик на склоне вулкана

- Это Старое Солнце, мальчика зовут Хаяши, а того здорового самурая... О, да вы его знаете никак? - затараторил муджина, спеша поделиться знаниями. - На них напали внизу духи, но они спаслись около... э... В общем, в одном месте, а там я их нашел и привел сюда. Хаяши великий колдун, он спас всех-всех от множества злобных демонов. Они пришли на эту гору специально!
- Демоны? - спросил священник, слушая вполуха и думая совсем о другом.
- Да нет же! Наши гости! Ну так вот, я рассказал...
- Подожди, - поморщился европеец, - потом, - затем обратился к пришедшим. - Приветствую вас всех. Садитесь же, ведь, наверное, вы голодны и устали, а рассказ подождёт. Я, правда, рассчитывал ужин на двоих, но... Пошарь в наших запасах и найди что-то не требующего долгого приготовления, - обратился хозяин дома к выдру.
Тот не очень охотно сунулся за фусума, которая ограждала подобие кладовки - к роли хозяина окрестных мест это не очень подходило, но делать нечего. Уши чутко ловили каждое слово.
Мицуке расположился в углу, занять место напротив двери - не рискнул, не такого уж высокого мнения роши был о себе. И, как ни странно было встретить здесь старого знакомого, как ни должна была кричать о возможной опасности подозрительность, самурая клонило в сон. Сквозь дрему он слышал, как Хаяши сунулся с предложением помочь, как шаман выкладывал их запасы еды, чтобы не стать обузой для хозяина. Мицуке не участвовал в приготовлениях, он сидел, положив ладонь на рукоять меча с танцующим журавлем на цубе из темного металла.
- Демоны? Да…
Индеец немного помолчал, соображая, соответствует ли такое название алчущим духам, увязавшимся за путниками и пытавшимися закусить ими у хижины старика-полудуха.
- Странные, жаждущие духи, одевающиеся как местные жрецы и вооруженные чем-то вроде прикрепленных к цепи серпов. Они очень быстро двигаются, а холодная сталь им почти не причиняет вреда. - Присев на корточки, шаман выкладывал из котомок и вяленое мясо кролей, и все, что еще съестного оставалось в пригодном к употреблению виде, продолжая коротко и сжато описывать недавно встретившихся путникам врагов.

[Bishop >>>]

- Мне подобные духи встретились впервые, а привычные заклинания могли не оказать на них никакого действия, поэтому пришлось искать спасение в воинском искусстве.
Старое Солнце помолчал, взглянул в глаза католическому священнику и произнес:
- Их смог остановить этот вот почти мальчик. Как именно он сумел создать стену обжигающего темных духов пламени, я не совсем понимаю - все же это деяние для опытного, не раз использовавшего могучие ритуалы шамана, но он смог. Смог, хотя и вложил в это великое чародейство все что мог, и даже больше того, потратив часть своей жизненной силы. Не согласился ли падрэ взглянуть на этого юного воина? Может быть ты, слуга Распятого Бога, мог бы помочь ему, так как моего знания не хватило, чтобы помочь восстановить силы после совершенного им, достойного сильного шамана, действия.
Мицуке почувствовал, как кто-то пристраивается рядом, приоткрыл глаз - оказывается, это Хаяши не хватило силенок. Беглый чиго свернулся в клубок на полу, прижался для тепла к самураю и мгновенно уснул. Он немного походил на кота. Мицуке усмехнулся, вспомнив четверолапого друга с обрубком хвоста и ехидной ухмылкой на морде. Ему не хватало Чиру, тот был смелым котом.
Нельзя было не откликнуться на просьбу гостей. Священник поднялся и подошел к уснувшему мальчишке. Судя по услышанному, тот был истощен не столько физически, сколь запредельным духовным усилием. Пареньку не мешало бы поесть, но вряд ли сейчас стоит будить его для этого – сон важнее. Испокон веков это время, за которое тело, созданное мудрым Творцом по своему образу и подобию, заботится о себе само, почти чудесным образом восстанавливая утраченные силы и леча физические и душевные раны.
Надо лишь помочь.

(да те же)

[higf >>>]

Европеец опустился возле Хаяши на колени и начал молиться, при этом его руки недолго были сложенными в традиционном христианском жесте – вскоре пальцы сплелись совсем иначе. Он призывал Иисуса проявить свою милость через силы, действующие на этих островах, послать мальчику сон глубокий и спокойный и поделиться с ним божественной благодатью, «ибо достоин вознаграждения тот, кто подобно тебе, Сын Божий, отдает самого себя ради служение ближним!» В равном недоумении были бы и бывшие собраться по ордену, и сам Хаяши, если бы видел и слышал священника, и так же должен был удивиться Старое Солнце. Жесты и слова походили одновременно на шаманские ритуалы и христианские молитвы, но никто не узнал бы в точности тех слов и того жеста – да и повторялись ли они где-то такими, как есть?
Как бы то ни было, напряженное тело расслабилось, мальчик вытянулся, словно разом стало теплее, и отпала нужда сворачиваться в клубок. На губах Хаяши появилась улыбка.
- Утром у него будет отличный аппетит, позаботься о завтраке, Себастьян-Фердинанд, - произнес португалец, очень умело маскируя то, что ему не очень легко было встать с колен. – А теперь давайте же отдадим дань ужину!
Старое Солнце видел, как падре преклонил колени перед лежащим на земле мальчиком и начал читать молитвы. Индейцу доводилось видеть подобное неоднократно, причем, обычно, призывы жрецов к своему Распятому Богу не приносили никакого результата. Это позволяло Старому Солнцу с некоторым самодовольством размышлять, о том, что боги его предков, его народа – куда истиннее и сильнее этого странного небритого человека, чье распятое на кресте изображение столь часто встречалось в южных землях, подчиненных испанцам. Но в этот раз все было совсем не так.
Шаман чувствовал всеми струнами души, - эта молитва была куда могущественнее на этой земле, чем его камлания. Она была наполнена великой созидающей силой и сейчас эта сила, избравшая своим проводником пожилого падре, вливалась в изможденного мальчишку, исцеляя его и заполняя своим теплом холодную пустоту, образовавшуюся, когда мальчик держал колдовское пламя за пределом своих возможностей. Тогда в Хая-ши, как мысленно называл его Старое Солнце, сгорали его силы, его надежды на будущее, его мечты и желания. Сейчас же, индеец чувствовал, как все это ласково и бережно восстанавливается текущей сквозь коленопреклоненного падре силой.
Старое Солнце улыбнулся самыми уголками глаз, стараясь скрыть охватившее его смущение, равное тому, что испытывает мальчишка, надеющийся стать воином, вызвав на поединок сверстника, но наткнувшись на взрослого, куда более сильного и прославленного вождя, все же настроенного дружелюбно к побеспокоившему его сорванцу. Индеец не проронил ни звука пока пожилой европеец творил свое великое чародейство и, лишь когда исцеление завершилось, а падре, отдав Малому Духу Леса указания по поводу утренней трапезы, повернулся лицом к гостям, Старое Солнце очень глубоко, с чувством собственного достоинства и ощущая правильность того что делает, поклонился жрецу Распятого Бога.
Трапеза на сей раз была короткой, так как устали все, даже муджина. Впрочем, когда хозяева и гости разлеглись на полу, он еще некоторое время ворочался, пытаясь отложить в памяти то, что говорил и делал священник, чтоб при случае попробовать повторить. Даже мечтал, что поможет таким образом самому наставнику, а тот скажет, что он достоин высокого сана!
Но наконец сон сморил и выдра...

(те же, последний - пока - кусок!)

[Далара >>>]

Ямато-но-орочи

В темноте горного леса, когда на небо только начал свое восхождение светлоликий Цукуёми, меж деревьев раздался шелест крыльев. Мыши, кроты и даже зайцы притаились, замерли в траве, под кустами, припав к земле. Но ночного гостя не интересовала добыча, по крайней мере, сейчас. Он опустился на крышу хижины горного отшельника и прошелся несколько раз взад-вперед по соломе ее покрывающей. Казалось, он тщательно прислушивается к происходящему внутри.
Наконец, удовлетворенный почуянным, он снялся с крыши, но не улетел далеко. Зашуршала, качаясь, ветка прямо напротив входа в человеческий дом. Взошедшая луна посеребрила верхушки деревьев, оставив нетронутой только черную вершину горы. На фоне светящегося диска прорисовался силуэт крупной птицы с длинным острым клювом. Ворон нес свою ночную вахту.

***

Другой день. Такаяма, провинция Хида

Закатное золото еще держалось только на самой вершине Такаямы – Высокой горы, что в провинции Хида. В замке и городе рядом, в деревушках, разбросанных по склону, в права уже вступили багряные сумерки. И чем ближе становилась ночь, чем ниже скатывалось солнце, тем печальнее становилась хозяйка замка. Некоторое время назад муж присоединился к ней, и они в молчании провожали последние искры умирающего дня. Провожали в надежде, разделенной скорее в мыслях, чем на словах. Несмотря на внешнюю невозмутимость обоих грызла тревога. Так спокойная поверхность пруда в саду то и дело подрагивала, встревоженная толстобрюхими откормленными карпами, и тогда казалось, что отражение горной вершины сотрясает землетрясение где-то там, в потустороннем мире.
Тонкое, как звук струны сямисена, напряженное спокойствие разорвал возглас:
- Доно!
Пропала мягкость, сгустились тени, и разом стало будто холоднее. Мирэи поплотнее закуталась в шелковую накидку. Из-за кустов приближался слуга с фонарем, за ним спешил один из посланных на поиски Садаро. Подошел, припал на одно колено перед верандой, склонил голову.
- Доно, поиски потерпели неудачу.

[SonGoku >>>]

Ямато-но орочи

Возможно, маленький оборотень, сочетая с набожностью практичность, расставил вокруг дома не один охранный камень или неведомые покровители святого отца исправно несли караул даже в чужой для себя земле, но только никто не побеспокоил обитателей и гостей горной хижины. Внутри места едва хватило на всех, спали вповалку – если не считать одноглазого самурая, что сидел, прислонившись к стене. На рассвете Мицуке продрал глаза – один глаз – и выяснил, что беглый чиго пристроил голову к нему на колени. Мальчишка по-прежнему улыбался, казался сейчас гораздо младше своих лет. Роши запоздало подумал: они так и не спросили, откуда на их головы свалился маленький беглец; все было недосуг. Хаяши, пусть тощий, как жердь, но жилистый и крепкий, и руки у него крупные, как у крестьянина, а от детской речи еще не отвык.
Из-под одеяла, которым укрывался хозяин дома, слышалось деловитое негромкое похрапывание. Выдр же, наоборот, не признавал покрывала, разметался по циновке и пощелкивал, не просыпаясь клыками – рыбу, должно быть, во сне ловил. Меньше всех шума производил наньбуси, отвернулся к стене, сунув под голову котомку.
Осторожно, чтобы не разбудить, роши переложил мальчишку, поднялся. Перешагнул через хенгэ – тот вытянулся поперек выхода – вышел наружу, ежась от утреннего холодка и растирая затекшие плечи. Небольшая полянка тонула в густом тумане, деревья поднимались из него, как из разлившейся по весне реки.
- Кррр...

(Bishop mo)

[Bishop >>>]

Мицуке подмигнул нахохлившемуся не выспавшемуся ворону, тот нехотя каркнул еще раз в ответ. Все так же лениво разминаясь, Мицуке озирался по сторонам. Вчера, почти в темноте, ничего не удалось рассмотреть – даже если бы хватало сил удовлетворить любопытство. Патэрэн выбрал красивое место, где поселиться, - красивое, несмотря ни на что, и странное. Сверху донеслось очередное «кррра!» в подтверждение, зашуршал хвоей, удирая, то ли заяц, то ли припозднившийся бакэмоно. В вершинах сосен гулял ветер, перестукивались друг с другом ветви.
Неподалеку отыскался небольшой водопад, горный ручей обрушивался со всей скромной силой с уступа в глубокую каменную чашу, чтобы потом уже перелиться через ее край и бежать вниз по склону. Мицуке умылся, спустил до пояса комоде, уселся на мягкую, пружинящую подстилку из прошлогодней хвои и темно-зеленого мха. Выше в гору – когда они доберутся туда, где их встретят только камень, пепел и застывшая лава, ему будет не хватать запаха влажной земли, смолы на разогретых солнцем соснах.
Первый утренний луч отразился на узком лезвии меча. Мицуке вскочил на ноги. Неторопливые поначалу движения набирали скорость и мощь до тех пор, пока клинок стал невидим для случайного наблюдателя – только смазанный отблеск клинка, когда меч резал воздух, воду и случайные мелкие веточки, что швырял в самурая разыгравшийся ветер. Водяная мелкая пыль водопада украсилась маленькими радугами – улыбками Амэ-но удзумэ.
Наконец, роши опустил меч, оперся, тяжело дыша, о мокрый каменный выступ, сунул голову под струи воды.
- Ты давно живешь в нашей стране, патэрэн, - произнес Мицуке, не оглядываясь. – Удалось тебе разгадать наши тайны?

(soshite baka saru... ano... SonGoku!)

[higf >>>]

Священник проснулся, когда спина гостя скрывалась за задвигающейся перегородкой. «Куда это он поутру?» - мелькнула мысль, и вспомнилось другое начало дня, много лет назад, когда португалец недоумевал, наблюдая, что делает один ронин... Им надо было поговорить, но вчера – вчера оказалось не до того. Поднявшись на ноги – увы, на это нужно было больше времени, чем в молодости – хозяин пошел вслед за гостем.
Он не ошибся в ожиданиях – для почти полного повторения не хватало лишь девочки наверху. Священник немного грустно улыбнулся своему воспоминанию, и тут Мицуке окликнул его.
- Ты живешь тут с рождения, - произнес европеец. – Знаешь ли ты все тайны своей земли?

[Daelinn >>>]

Дом господина Мацуоки

Гости немного неуклюже орудовали ложками, предназначенными не совсем для того употребления, что нашли им карлик и его высокий спутник. Девушки-служанки продолжали перемигиваться, но никто не взялся за обучение наньбанов искусству еды палочками. Пусть, коли им так удобней. Да и зачем создавать лишние помехи трапезе, когда гости, очевидно, голодны, а Иэдзи приказал позаботиться о них.
Но вот всё стоящее внимания было съедено, и странная парочка могла заняться размышлениями о способах дальнейшего времяпрепровождения. Фир дарриг встал с циновки с легкой презрительной усмешкой в адрес местных напитков. Фермер же - с радостью и облегчением: наконец-то снова можно выпрямиться, а то со всеми этими поясами, навязанными в несколько слоев, и стоять-то было неудобно, не то что сидеть согнувшись возле хлипкого столика. Девушки весело переглянулись.
Рори возблагодарил деву Марию за то, что она не покидает его даже здесь, на самом краю света, а более всего - за то, что не случилось покуда иной большой беды из-за беспечности его маленького друга. А тот, тем временем, обернулся к служанкам.
- Благодарю, - фейри стер с лица ухмылку. - Сейчас нам больше ничего не понадобится. Пожалуй, мы прогуляемся перед домом: нужно получше изучить этот великолепный сад!
Девушки возражений не имели, но и сопровождать на прогулку не предложили.
О'Догэрти воззрился на коротышку в легком недоумении: чтобы фейри вот так вот запросто оставил собеседниц в покое - да не поверю! К тому же, этот маленький непоседа нечасто восхищался творениями рук человеческих. На памяти Рори был лишь один такой пример - виски, да и то, происхождение сего напитка карликом яростно оспаривалось.
Странная парочка воссоединилась со своей обувью (а фейри - еще и с волынкой) и выбралась из дома, чью раздвижную конструкцию ирландец уже второй час силился понять. Все его попытки сводились на нет вездесущей, шумной и разговорчивой помехой в лице Пэдди, за которым Рори поклялся следить во все глаза. Сумасбродство и непостоянство этого представителя Маленького Народца, включая возможность смыться от неповоротливого, медлительного и порядком поднадоевшего ему фермера, могли лишить последнего всякой надежды вернуться на зеленую родину. Несмотря на то, что каждая уходящая минута подливала керосина в скандал, который разгорится по возвращении, О'Догэрти готов был скорее ждать, нежели неосторожным словом или делом посеять между собой и фейри вражду. А во время этого ожидания было бы неплохо еще и не потеряться. Поэтому, когда фир дарриг шмыгнул в облюбованные им еще утром заросли, Рори, озираясь по сторонам (не видит ли кто?) и молча кляня Народ Холмов, полез за ним.

Не успели последние ветки сомкнуться у Рори за спиной, укрыв двух непоседливых гостей от случайного взгляда, как фейри дернул его за край хакама и прошипел:
- Если ты будет за мной таскаться, придется валить отсюда налегке, а потом страдать, ожидая голодной смерти!
- Валить? Куда ты...
- А ты собираешься еще сто лет здесь проторчать? Да пусть меня лучше пиаст слопает, чем сидеть тут без дела. Лорд уехал, не попрощавшись - что ж за гостеприимство? Развлекать нас никто не собирается, на меня - косятся подозрительно, на инструмент - тем более. Ты как хочешь, а я возвращаюсь.
Пэдди вздернул маленький нос, задев при этом кисточкой на колпачке по цветущей ветке, свесившейся как раз над ним.
Фермер безмолвствовал, разинув рот. Потрясение было настолько велико, что весь словарный запас, каким бы богатым он ни был, мгновенно улетучился из его светлой головы.
- А-а... - смог только вымолвить он, обращась уже к спине карлика. Тот нетерпеливо отмахнулся и лишь пробурчал что-то, выглядывая из зеленого укрытия.
- Да погодь же ты!
- Сам погодь, - фир дарриг исчез, а Рори, попытавшегося последовать за неугомонным фейри, хлестнула по носу ветка с мелкими колючками. Разозлившийся фермер с силой хлопнул ладонью по ноге, видимо, испытывая огромное желание так же отшлепать своего спутника, и ненароком дернул "юбку" (иного названия ему не было известно) так, что ее перекосило. Подняв очи горе и воздев руки к небесам, хмурящимся обрывками облаков, Рори в отчаянии призвал громы и молнии на голову изобретателя этой злополучной одежды. Но вокруг было тихо, ничто не нарушало уединения в этом уголке сада, и ирландцу оставалось лишь смириться и принять свою судьбу. Следующие полчаса он провел, приспосабливая ленты поясов так, как ему казалось правильным (и не слишком туго) и напевая под нос старую колыбельную песенку.

(и Далара)

[higf >>>]

Мицуке провел большим пальцем по цубе в виде танцующего журавля, отправил меч в ножны.
- Нет, - честно сказал он. - И не хочу знать сразу все. Так интереснее жить.
- Вот тебе и ответ, - пожал плечами отшельник, прошел к водопаду и, зачерпнув горстью воду, умыл лицо. - Я тоже не узнал всего, хотя думаю, что не остался на месте. Знаешь, твои упражнения напомнили мне одну легенду. Не моей родины, но страны, что недалеко от нее, во всяком случае - если сравнить с расстоянием отсюда...
Новый меч Мицуке показался ему смутно знакомым, но откуда - как знать? Тем более что в здешнем оружии он до сих пор не очень хорошо разбирался. Его меч - слово.
Роши еще раз плеснул водой из ручья на разгоряченное лицо, шею; вода обжигала огнем, так была холодна. Посмотрел на ручей, усмехнулся. Достать меч и вогнать с силой в поток было делом мгновенья. Вниз унесло разрезанный напополам лист и разрубленную стрекозу. Мицуке посмотрел на старого знакомого, усмехнулся - почти по чужому, почти незнакомо, вытер клинок о рукав.
- Расскажи, - неожиданно попросил он.
- Ну что ж... - Он всегда хорошо запоминал такие вещи, но, не полагаясь на одну память, записывал и временами перечитывал. - Было у одного человека три сына...
И священник, не спеша, даже с выражением начал рассказ о сыновьях, овладевших ремеслами кузнеца, брадобрея и воина, чтобы показать себя достойными наследства.
- И ни одна капля дождя не упала на него, так быстро двигался клинок, отбивая их. И отец решил, что все три сына достойны, и поделил свое состояние между ними, - завершил рассказ португалец.

(Bishop & higf)

[Bishop >>>]

Мицуке подставил ладонь под маленький водопад, собирая воду в горсти. Сжал кулак.
- Трудная задача, - кивнул роши. - Наверное, хороший воин.
- Да, - согласился священник. И вспомнил недавний рубящий жест собеседника и старый рассказ. - Помнишь свой рассказ о Масамунэ и его мече? Я тогда много думал об этом. А сейчас ты рассек не только воду...
- Да.
Роши принялся натягивать косодэ, перевязывать пояс потуже.
- Все меняется, даже легенды. И клинок Масамунэ может стать ненужным... - Мицуке помедлил, добавил с неожиданной горечью: - Он сломался.
- Ненужным? - "Почему" - еще хотел добавить с любопытством отшельник но, слыша неподдельные эмоции в голосе старого знакомца, сдержал порыв, и неожиданно очень тихо и мягко, ненамного громче шороха листьев под ногами, спросил. - Сломался? Как такое могло произойти?
- Когда воин должен смыть свой позор, он совершает сеппуку. Меч - ломается. Он не выдержал того, что его заставили совершить.
Говорить о судьбе фамильного клинка было тяжело и очень больно. Казалось, прошло столько лет, но время - хотя и многие обещали обратное - ничего не смягчило и не помогло забыть.
Мицуке говорил о мече, как о человеке, и пожилой миссионер склонил голову, как принято, упоминая о почившем.
- У вас говорят, что умереть как должно - высшее назначение, и тот клинок выполнил его. Как видишь, я узнал и это, - слова, казалось, растворялись в воздухе, наполняя его ощущением покоя и задумчивости. - Я вижу, что тебе тяжело говорить. Станут ли сейчас для тебя сказанные слова камнями, упавшими с сердца, облегчая его груз, или, напротив, повиснут лишней тяжестью?

(higf-hoshi to)

[higf >>>]

Туман уползал в низины, прореженный солнечным светом. Мицуке уселся возле маленького водопада, от ручья пахло свежестью. В такие минуты роши почти понимал отшельников.
- Я потерял советчика и друга, - медленно, подбирая слова, произнес Мицуке. - Мне его не хватает. Если кто-то когда-то снова выйдет на Секигахару и найдет там мой сломанный меч, я узнаю об этом, потому что мне станет легче. Даже если мне не суждено его увидеть еще раз.
- Ты даже не смог унести обломки? Был ранен? - все так же мягко, незаметно, будто служа фоном для слов самурая, спросил священник. - За кого ты сражался?
- В бою не было времени их искать...
Улыбка получилась кривая, не ухмылка - гримаса боли. Прошло целых пятнадцать лет, даже больше, а он помнит, как отдался до плеча удар, от которого сломался клинок. А второй обломок остался там, куда Мицуке со всей силы всадил его - в груди противника.
Раны он не считал, позабылось как-то.
- Не за покойного сегуна, - усмехнулся роши.
Выбор стороны - дело каждого, и где правда? Если и на стороне победителя, то не потому, что он победил. Лишь Бог рассудит. Отшельник помолчал, ожидая продолжения, но когда его не последовало, спросил:
- А глаз?
Мицуке рассмеялся:
- Это - позже! - он поправил черную тряпку, заменяющую повязку. - Много позже...
Эта рана еще болела, Мицуке боялся смотреть. Клинок противника рассек скулу, бровь и веко, и роши опасался разматывать повязку, чтобы не узнать, что тем глазом он больше не видит.

(с Бишопом)

[Bishop >>>]

- А что там? Если глаз вытек, я не верну его, но если нет - возможно, удастся помочь...
- Не знаю.
Патэрэн молча ждал - настойчиво и терпеливо. Под его внимательным взглядом Мицуке нашарил узел повязки, дернул - но тот не поддался. Роши тоже умел быть упрямым. Недавний, полузаживший рубец пересекал лицо вертикально, там, где острое лезвие прогулялось по левой скуле. Чтоб тому тэнгу крылья пообрывало...
Сперва хозяин лесной хижины долго осматривал рану на небольшом расстоянии, причем видом глаза, кажется, остался доволен - самого худшего не произошло. Затем пальцы мягко и нежно, как руки женщины, коснулись самого рубца, не причиняя никакой боли, и на некоторое время замерли.
- Не шевелись, - произнес священник, полуприкрыл глаза и начал что-то шептать. Указательные пальцы обеих рук сжались подушечками, будто нацеленное на рану острие копья.
- Вижу, с прошлой нашей встречи ты обучился и врачеванию, - краем губ усмехнулся роши.
- Это не совсем так, - серьезно ответил старший по возрасту. - Целительство идет от моего Бога. Я лишь научился просить его так, чтобы он слышал молитвы из этой далекой земли.
Он прошептал исцеляющую молитву, а в конце добавил три незнакомых ронину слова, затем упомянул о силе севера и сделал пальцами колющее движение.
Мицуке почувствовал мгновенную острую боль, потом жжение в рубце.
- Завяжи пока снова. Завтра снимешь. След от шрама, наверное, останется...

(futari desu)

[higf >>>]

Когда муджина проснулся, спящие были представлены уже не полным составом. Исчез святой отец и верзила-гость. Глазки широко открылись, и он резко сел на полу. Значит. сейчас происходит что-то интересное и спать тут – просто восьмой смертный грех!
Быстро выбравшись наружу, обаке, морща нос, потянул в себя воздух и определил направление.
Когда он осторожно глянул на поляну перед водопадом сквозь ветки кустов, то услышал слова священника:
- А за кого ты сражался?
Интересно, что было раньше? Мысленно горячо возблагодарив Пресвятую Деву за то, что не пропустил все самое интересное, Себастьян-Фердинанд поуютнее устроился в кустах, как птица в гнезде.

[Далара >>>]

Ворон, имевший гораздо более удобную с точки зрения широты обзора позицию, заметил муджину, зашевелился на ветке. При желании его карканье можно было принять за издевательски-веселый смех. В следующий момент в затаившегося посреди кустарника духа полетела веточка. Недовольный помехой Себастьян-Фердинанд покосился вверх, но ворон над ним казался вполне обычным. Камень, что ли, швырнуть, чтоб не мешал? Услышат ведь... Тут речь зашла о глазе, и выдр обратился в зрение той частью, которая не стала слухом, почти позабыв о птице.
Ворон тоже слушал с большим интересом, но поглядывал то на дверь хижины, словно дожидаясь чего-то, то на обаке в кустах. На людей черная птица почти не смотрела, будто бы они ей были совсем без надобности. Пока высокий растрепанный воин снова завязывал вокруг глаза повязку, в муджину полетела еще одна веточка.
Слушатель из "партера" покосился на "галерку" и решил, что наглое крылатое издевается. Гадая, все ли интересное закончилось, он подобрал ветку и довольно метко швырнул вверх, готовясь переползти левее.

(ni-hito: higf to)

[higf >>>]

Под громкое хлопанье крыльев обидчик переместился на соседний сук и тут же ответил новым метательным снарядом, а вслед каркающей насмешкой.
- Тебе, что жалко, бака... – пробурчал муджина и ловко, как змея, отполз подальше от поляны, тем более что вопли птицы привлекли внимание говоривших, начавших поглядывать в эту сторону. Вылезя из куста, он встал на ноги, точнее – задние лапы, и посмотрел на ворона, как Ода Нобунага на воинствующих монахов.
Этот вид привел птицу в неподдельный восторг, и она не преминула выразить свое мнение. Вряд ли ворон умел говорить, но до обиженного обаке каким-то образом весьма отчетливо донеслось:
- Сколько ни тянись, на самурая не похож, ахондара.
Тут выдр оживился: происходящее обещало быть не менее интересным, чем пропущенный финал разговора.
- Да и ты не орел, - негромко, чтоб не было слышно на поляне, пробурчал муджина.
Услышит птица или нет? А если услышит – это в ушах звучит голос или в голове?

(Далара и я)

[Sayonara >>>]

Окрестности Никко, 1616 год
охотничий дом господина Сакаи

Глупый Сакаи перебудил весь дом. На шум в коридоре появилась стража, но она застала только трясущегося господина. Две незваные тени моментально ускользнули, Шуске же незамедлительно последовал за ними. Это было, конечно, глупо, но он хотел удостовериться, ушли ли гости или намереваются еще остаться.
Как только шиноби выскочили на воздух, они перепрыгнули через сырую от росы ограду и растворились в свежей ночной тишине леса. Шуске присел на влажных деревянных досках и долго еще вглядывался в тихие деревья. Он смотрел вслед бывшим противникам взглядом дикой кошки, отчаянно охраняющей свою территорию от остальных. Когда ночь стала блекнуть, молодой шиноби поднялся и пошел во дворик.
Совсем не хотелось видеть кого-либо – слишком о многом надо было подумать. Шуске пытался объяснить себе, что же произошло. Устроил засаду он весьма удачно, но то, что убийц было двое, смущало его. Не такой уж Сакаи великий воин, чтобы его нельзя было убить в одиночку, к тому же шиноби явно были не вместе. Один из них точно от Токисады, а вот второй...
Мучаясь такими мыслями, парень нервно походил по изумрудной траве, а потом развернулся и направился в дом – все же надо проверить жертву.

[Reytar >>>]

несколько ранее в домике на склоне горы

Утром, когда Старое Солнце открыл глаза после сна, позволив себе расслабиться впервые за долгое время, он с легким удивлением обнаружил, что кроме него и мирно посапывающего, свернувшегося калачиком мальчишки в домике никого нет. Охотничий инстинкт и обоняние подсказывали, что одноглазый самурай и обитавший в этом домике падре покинули его в разное время, каждый по своим делам, а чутье к магии давало понять, что следом за ними наружу выбрался и велеречивый Малый Дух Леса, столь же любопытный, как и любой представитель Малого Лесного Народца, с которым индейцу доводилось встречаться ранее.
Старое Солнце коротко улыбнулся, подумав, что раз большинство знакомых уже на ногах, пора бы встать и самому, тем более, что полюбоваться сотворенным Отцом-Солнце утренним миром, умытым росой и приятно благоухающим, куда лучше, чем сидеть в домике изрядно пропахшим за ночь запахами давно не принимавших омовение путников.
Индеец выбрался наружу, взглянул на встающее вдали Солнце и сел скрестив ноги, к нему лицом, впитывая первые ласковые его лучи и всем телом ощущая приятное, щекочущее тепло светлого волшебства, источаемого всем в этом месте. Старое Солнце тихонько спел песни Старого Бизона, Степного Волка, и наконец Птицы Грома, приветствуя вставшее светило, как вдруг, несколько в отдалении ощутил сильную, яркую вспышку колдовской силы. Такую вспышку, светлую, милосердную волну, подобную которой, он ощутил вчера, в тот момент, когда патер – жрец Распятого Бога, совершал ритуал, исцеляя многое отдавшего мальчика. Все чувства шамана говорили, что в этот самый момент где-то неподалеку свершается Светлое Колдовство, немногим менее сильное, чем то, свидетелем которого Старое Солнце стал вчера.
Индеец улыбнулся куда шире, чем в предыдущий раз, взглянул на небо и подумал, как жаль что его путь так редко приводит его в места подобные этому тихому домику на склонах пользующейся дурной славой горы. И как хорошо, что такие люди как обитающий здесь жрец Распятого, живут в глуши, возможно не подозревая, какой великой силой обладают, а возможно сознательно выбрав свой путь, обращают эту великую силу во благо всем, кто нуждается в помощи, не обращая внимания на цвет кожи, разрез глаз и то, в каких богов верит страждущий.

[SonGoku >>>]

Окрестности Никко, 1616 год

Как бы ни желал господин Сакаи, брызжа от злости слюной, организовать хорошую погоню, но людей для этого у него не нашлось, поэтому разослали во все стороны конных воинов, оставив нескольких для охраны дома, посчитав, что злоумышленники не вернутся. По крайней мере, не в эту ночь. Ночь огласилась криками и осветилась пламенем факелов. Когда по дороге, что вела от охотничьего домика к замку, под торопливый аккомпанемент стука копыт промчались два всадника и вновь воцарилась относительная тишина, в ветвях нависающего над тропой дерева случилось шевеление.
На землю спрыгнул одетый во все черное человек.
- Вылезай! - потребовал он, запрокинув голову к кроне дерева. – Я хочу знать, чем набита твоя голова.
- Сначала я проверю, есть ли что-нибудь в твоей, - отозвались сверху.
Голос был похож на мальчишечий и выражал откровенную досаду. Короткий шорох листвы, и на земле очутился второй человек в черном, поменьше ростом, смахивающий на ощетинившегося зверька.
- Ты вообще чем-нибудь думаешь?
- А ты? Если бы ты мне не мешал, сейчас к Сакаи можно было звать священников из ближайшего храма!
Первый обошел неожиданного соперника, разглядывая со всех сторон. Потом размотал тряпку, закрывавшую лицо; возможно, не считал противника такой уж угрозой.
- Сакаи мой! - возразил второй.
Он не спешил открываться, рассержено сложил руки на груди, разве что не шипел. Но на лицо противника все же покосился, разглядывая все, что можно увидеть в неверном свете звезд. Само собой вырвалось:
- Да ты выглядишь, как девчонка!
- Я первый к нему подобрался! – первый рассерженно фыркнул, но непохоже было, чтобы он всерьез обиделся. – А ты – ростом с девчонку!

(+Далара)

[Далара >>>]

Второй хмыкнул, но явно развеселился. Перестал хохлиться.
- Ну и что. Все равно Сакаи мой, и убью его я. И вообще, тебя как звать?
- Кейка - и мы еще посмотрим, кто первый отнимет у него жизнь! - он никак не мог усидеть на одном месте; кажется, в жизни для него существовала единственная пытка - быть связанным по рукам и ногам.
Сейчас Кейка присел на корточки и разглядывал нового знакомого снизу вверх. Тот, стоя как вкопанный, в ответ пялился на его макушку.
- Я Дзякку. Хочешь, заключим пари. Один рё, кто первый доберется до этого гада... – шиноби помолчал, с сомнением спросил: – Ты ведь найдешь один рё, правда?
- Не люблю отбирать деньги у маленьких! - застоявшийся Кейка со смехом вскочил на ноги. - Но смотри, не пришлось бы тебе кого-нибудь грабить, чтобы отдать мне мой выигрыш!
Он прислушался, склонив голову к плечу: нет, погоня ушла далеко вперед.
- Скреплять договор кровью не будем. А то вдруг ты все-таки не сумеешь найти целый рё, - рассудил Дзякку.
Он стащил с руки перчатку, порылся за поясом и выудил из мешочка горсть лесных орехов. Протянул сопернику.
- Хочешь? Я их по дороге насобирал.
От еды Кейка не отказался, и некоторое время горе-противники сосредоточенно грызли орехи, напоминая двух белок-переростков.
- Нет смысла сейчас возвращаться, - кое-как насытившись, первый шиноби попытался вытянуть второго по заду только что сорванной веточкой. - Ты там всех перебудил.
Дзякку увернулся, почти. В отместку запустил в обидчика орехом.
- Ты лучше скажи, кто был этот третий. Мне показалось, он защищал труса Сакаи. А здорово он жался под одеялом и дрожал!
При воспоминании о трясущейся под одеялом жертве Кейка опять расхохотался; он вообще был улыбчив и не упускал случая повеселиться. Потом смешно наморщил длинный нос:
- Ни разу не встречал этого защитника. Взглянуть бы на него получше!

(+SonGoku)