Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[Sayonara >>>]

Окрестности Никко, 1616 год
охотничий дом господина Сакаи
В домике было шумно – прислуга и стража, перепуганные визгом и последовавшим скандалом господина, нервно переговаривались. Как понял Шуске, кого-то из охраны нашли с усыпляющим дротиком в теле. Шиноби тихо свернул в один из коридоров и направился к месту недавнего боя. В его голове зрел решительный план – раз уж с убийцами не получилось, придется принимать более жесткие и рискованные меры.
В разгромленной, еще полутемной спальне уже никого не было, и парень пошел наудачу в ту комнату, где Сакаи с ним разговаривал. Как оказалось, он угадал. Господин сидел на полу рядом с одной из служанок и стражником и судорожно пил чай.
Прислуга недоверчиво скосилась на порванные одежды и окровавленный подбородок шиноби. Шуске без приглашения уселся напротив Сакаи и смерил того ледяным взглядом, на который жертва Токисады даже съежилась. Но довольно быстро оправилась и первой прервала молчание:
-Ты... Как ты смел... М-меня чуть н-не убили! – пискнул господин Сакаи.
-Но ведь не убили же, - равнодушно ответил Шуске.
На это даймё обиженно замолчал.
-Слушайте, господин, - не смотря на собеседника, произнес шиноби, - вы хотите смерти Токисады?
-Конечно. А ты можешь его убить?
Шуске фыркнул. Как сказать.
-А вы пригласите его в дом, чтобы мне было легче это сделать?
Сакаи выронил чашку.
-Токисаду!?
-Ну а кого еще?
-Ты головой вообще думаешь?!
Шиноби встал и яростно посмотрел на даймё.
-Вы хотите смерти Токисады?
-Но... Он меня убьет, если явится... Это будет как будто я сдаюсь...
-А вы вообще боролись?
-Я не пущу Токисаду в дом ни за что! Даже не уговаривай, - решительно отрезал Сакаи.
-Ладно. – Шуске развернулся и вышел из комнаты. Взял из гостевой комнаты вещи и оружие и, не переодевшись, вывел из маленькой конюшни мохнатую лошадку. Он покинул пределы двора охотничего домика, и теперь путь молодого шиноби лежал к замку Токисады.

[higf >>>]

Настоятель вернулся раньше, чем его ждали; должно быть, привратник Ясукичи подсуетился и отправил кого-то из служек с известием о гостях. Добрый старик был растроган визитом давнего воспитанника и расстроился, что их встреча оказалась, как всегда, мимолетной.
День медленно клонился к вечеру, и они провожали его, устроившись на широкой веранде и за неторопливой беседой (которая, как оба собеседника понимали в мыслях, но не высказывали вслух, была их последней) наблюдая, как купается в золотых от вечерней зари волнах алое заходящее солнце.
- Должен просить прощения за хлопоты, которые доставил вам Иэмон, и поблагодарить за участие в его судьбе.
С течением лет настоятель, который и в более молодые годы отличался склонностью к велеречивости, ныне предавался любимому, но простительному пороку с достойным лучшего применения рвением.
В выцветших глазах старика плясали веселые огоньки, заставляющие собеседников всегда сомневаться, не шутит ли достопочтенный монах.
В воздухе было разлито спокойствие. Самурай наполовину погрузился в течение не требовавшей большого сосредоточения беседы, а на другую – умиротворенно отдыхая и созерцая закат, тихий, прекрасный и недолговечный, как бабочка.
- Я должен не прощать, а благодарить, - улыбнулся он. – Кто бы мог подумать, что тот ребенок, которого я еле вспомнил сегодня, станет через двенадцать лет таким незаурядным человеком и музыкантом...

(Вы забыли об по истории на мысе Данноура? Тогда мы с СонГоку идем к вам!)

[SonGoku >>>]

(вместе с Хигфе)

- Человек он воистину странный, - кивнул настоятель. – Несомненно, Ясукичи, который беспокоится больше, чем дело того стоит, успел порассказать страшных историй о том, как наш юный воспитанник по ночам встречался с призраками. Привратнику не дает покоя история о Мими-наши Хоичи. Надеюсь, вы не в обиде, что ту биву, которую вы привезли сюда из Чикубушима, отдали в столь ненадежные руки?
Настоятель замолчал, услышав медленные шаги на каменном мостике через небольшой мелкий пруд.
- Говорят, слепые видят призраков и демонов, - негромко произнес достопочтенный Канджин. – И порой, когда я заглядываю в глаза этого мальчика, я начинаю этому верить.
- Надежные руки хороши, чтобы хранить вещь, - все так же задумчиво ответил Масуми, не обращая внимание на то, что кто-то шел к ним. - Но не для того, чтобы достойно использовать. Кто назвал бы такими в свое время руки Хоичи? А прославленные мечи? Разве руки, которые их держали, считались современниками самыми надежными, самыми безопасными? Это потом, когда имена героев и великих творцов окутывает легенда, все видится по-другому.
- Воистину, - согласился настоятель, с улыбкой наблюдая за мальчиком, который остановился возле их веранды и теперь прислушивался, определяя по голосам, где сидит гость.
Старинная, потемневшая от времени бива (на ней еще можно было разобрать изображение горы и половинку луны, выложенную из перламутра) больше не казалась слишком большой для него. За пару прошедших лет Иэмон вытянулся и раздался в плечах. Настоятель подумал, что его рукам привычнее было бы держать меч.
- Появись он на свет зрячим, уже носил бы и взрослое имя и взрослую одежду, - пробормотал достопочтенный Канджин.
В этот момент появился Иэмон, словно вызванный магией слова. Масуми кивнул настоятелю, оставляя последнюю мысль невысказанной.
- Конечно. А теперь, наверное, стоит послушать хорошую музыку...
Переодетый в одолженное настоятелем и слишком объемистое для себя джикитотсу* (добросердечный Канджин, который хоть и был достаточно высок, но в последнее время, благодаря малоподвижной жизни, приобрел еще и внушительное брюшко, и в его одеяния тощий мальчишка сумел бы завернуться аж несколько раз) Иэмон терпеливо ждал разрешения приблизиться.

---
*джикитотсу - особого покроя верхняя дневная одежда, принятая среди буддийских монахов со времен Хэйан, чаще всего черная и серая, хотя запретов на другие цвета не существовало.

[higf >>>]

Сейчас он больше, чем когда-либо напоминал храмового послушника... если бы не испортил впечатление, усевшись чересчур прямо, словно принц крови на приеме во дворце императора. Лицо его было спокойно - слишком безмятежно, чтобы поверить, что он не ждет просьбы сыграть про алые знамена Тайра.
Юный музыкант не сумел скрыть удивления, когда прозвучало иное предложение. Некоторое время он молча перебирал струны; незамысловатая мелодия походила на журчание лесного ручья и вдруг набрала силу, теперь в ней слышался плеск волн, набегающих на берег острова посреди озера.
Звуки музыки полились, сперва незаметно растворяясь в тускнеющем свете, затем их, казалось, стало достаточно, чтоб аромат мелодии сделался ощутим в воздухе. Масуми молчал, ожидая. Это совсем не походило на прошедшую ночь...
Голосу старой бивы сначала ответил в кустах соловей, а затем откликнулась с сосны кукушка. Не успели слушатели удивиться, как могли эти две птицы петь вместе, как поняли, что это Иэмон заставляет струны звучать подобно птичьему пению.
Глаза мальчика были закрыты, между сведенных над переносицей бровей залегли складки. Для речитатива, положенного для исполнения «Хэйке моногатори», музыканту еще не хватало силы голоса, но для старой ханьской песни его было достаточно.

Далеко, далеко
в выси неба звезда Пастух,
И светла, и светла
ночью Дева, где Млечный путь.

День пройдет, а она
не успеет соткать ничего,
И от плача ее
слезы падают, точно дождь.

Но ровна и ровна
полоса этой чистой воды...
Друг на друга глядят
и ни слова не слышно от них.*

___________________________
*древнее китайское стихотворение, перевод Л. Эйдлина

(часть третья совместки, пока последняя, но не надейтесь - to be contined)

[Далара >>>]

Омура Такахару

На следующий день после моего разговора с Теншо Токисадой, мне снова пришлось идти в дом господина Мацуоки. Беда прямо с этим новым наместником, вот что я вам скажу. Что ни день, то неприятности, о каких в наших тихих местах и думать не знали. Акари-кунджи, обходивший улицы, прибежал с известием, что во дворе того дома творится что-то неладное. Шумно, говорит, очень и звуки ударов, лязг оружия, как будто там большая драка.
Взял я пяток человек покрепче да посноровистее – больше в том дворе, коли драка, все равно не разместится – и отправился к дому несчастного нашего управляющего. Вероятнее всего, это веселились дети из охраны Токисады, но проверить никогда не мешало. И успокоить чересчур разошедшихся ребятишек, откровенно говоря, тоже. Такэ пошел с нами. По дороге я опять увидел ту женщину в синей одежде.
- Ты что-нибудь знаешь о ней? – спросил я Такэ.
Он внимательно присмотрелся, затем покачал головой. Если ни я, ни Такэ ее раньше в городе не видели, значит, чужая. Надо будет расспросить стражу у ворот. Не могла она появиться просто так, а особенно настораживало то, что в одежде у нее только синий разных оттенков, ни единого другого цвета. Ни одна женщина так не оденется, вот хоть супругу мою спросите. Обязательно должны быть цвета да украшения, сто раз примеренные да поменянные. А уж чтобы и нижнее косодэ было той же небесной голубизны, так даже я не оденусь, хотя вкуса во мне никакого.
- Рури* какая-то, - сказал Такэ мне на ухо, чтобы наши мальчики не подумали, будто мы сплетничаем, как старухи на крыльце.
- Назовем ее пока госпожой О-Рури, - сказал я ему в ответ.
На том и согласились.
А дуболомушки наши не понадобились, драка закончилась сама. Нас просветили, что это господин наместник изволили выбирать себе нового телохранителя, поскольку прежний неожиданно отбыл в Павильон белой яшмы. Выпороть бы как следует этого наместника вместе со всей его шайкой, глядишь, перестали бы устраивать всяческие пакости.
Как бы то ни было, но раз уж пришел, я решил поговорить с господином Мацуокой. И тут же выяснил, что господин хозяин где-то в саду, слуги могут сбегать поискать, авось найдут. Зная их «авось» я сказал, что поищу сам, и именно это и сделал. Но нашел я совсем другого господина, который что-то напевал на неизвестном наречии, будучи занятым завязыванием пояса хакама, - никак нужду справлял прямо в саду.
- Что же это вы делаете, господин хороший? – спросил я его.

--------------
* Ruri – (яп.) лазурный, небесно-голубой

[Sayonara >>>]

Окрестности Никко, 1616 год

Шуске привязал к сухому дереву на поляне маленькую мохнатую лошадку, и она тотчас принялась за хилую траву у тропинки. Шиноби оставил вещи рядом с животиной и направился на болото – собирать травы. Было довольно сухо, поэтому Шуске намеревался зайти поглубже, чтобы добыть все необходимое для осуществления нового плана.
Вернулся парень уже к вечеру. Солнце клонилось к западу, дул легкий ветерок. Лошадь встретила Шуске неодобрительным фырканьем, а когда он подошел к ней за вещами, схватила губами кожаный мешочек, который шиноби держал в руках.
-Эй, глупая! – Шуске вырвал свою ношу и шлепнул лошадку по носу. – Совсем жить надоело?
Благородное животное обиженно всхрапнуло и потом молча наблюдало, как молодой хозяин зажигал костер.
Шуске решился на это исключительно потому, что надо было хоть немного просушить добытые растения пока светло и огня не видно. Он разложил листья и ягоды на сухой тряпке и стал растирать на металлической пластине мягкие ветки.
Хотелось есть, но сейчас Шуске не решался трогать пищу – руки уже были испачканы ядовитыми травами, а жить все-таки хотелось. Из веток потек сок, который шиноби собрал в маленький сосудик. Вместе с остальными снадобьями эта жидкость способна была завалить быка. Правда, придется в городе в какой-нибудь лавке приобрести еще один ингредиент, но это уже потом. Почти стемнело, и парень затушил костер – досушить можно завтра. Вряд ли Токисада так быстро выедет из замка, так что время есть.
Растерев успевшие высохнуть листья и свернув все остальное, Шуске сводил лошадь к ручью, потом вымыл руки и переоделся. Становилось прохладно, и молодой человек, накинув рубашку, свернулся клубком на сухой траве около лошадки. Заснуть не удавалось, и шиноби просто вслушивался в шум ночи и фырканье разговорчивой спутницы.

[Daelinn >>>]

(+ Далара)

Дом господина Мацуоки

- Что же это вы делаете, господин хороший?
Рори замолчал, оборвав мелодию и немилосердно сфальшивив на последней исполненной ноте. К счастью, фейри не слышал и насмехаться не будет, хотя от чьего таланта из них двоих уши затыкать следует - это еще вопрос. Ирландец подобрал выпавший из рук конец длинной ленты и обернулся на голос. Мужчина, смотревший на него с удивлением и явным неодобрением, был из тех, что чаще всего встречались Рори со вчерашнего вечера. С того самого трагического момента, когда ему посчастливилось полдня выбираться из каменного лабиринта коридоров только для того, чтобы оказаться неизвестно где.
А это означало только одно: поскольку речи их ирландец не разумел ни на чуть, в отсутствие фир дарриг случайная встреча грозила вырасти в бооольшую проблему.
В ответ на вопрос - а это несомненно был вопрос, наверняка что-то вроде "Ты чего здесь забыл?" - Рори лишь свел брови, изображая непонимание. Актерским талантом, как и музыкальным, фермер наделен не был, но попытаться стоило.
Невысокий крепенький абориген, отличавшийся от здешней прислуги пылью на одежде и мечом за поясом, несмотря на внешнюю недалекость, мгновенно сообразил, что собеседник его слов не разумеет, и осуждающе поцокал языком. Огляделся очевидно в поисках переводчика, но нашел разве что пару пичуг.
- Anata-sama wa nihongo wo zenzen wakarimasen ka?* – уточнил человек; особой надежды на понимание в его голосе не было.
- Gabh mo leithscéal, duine uasal!** Cчитайте, что меня здесь уже нет, - и Рори стал поспешно завязывать последнюю ленту, при этом совершенно не представляя, как это нужно делать. Накосячив в полной мере, фермер бочком протиснулся в просвет меж двух низеньких стволов с пышными ветками и, как он надеялся, исчез с глаз недовольного воина.


Фир дарриг даже ни разу не икнул, несмотря на то, что Маленькому Народцу приписывались многие мистические способности. Видимо, эмпатия в фейри была заглушена начисто, иначе б он слег от бесконечных поминаний и проклятий в адрес всей его волшебной братии. А потому, не ведая о свалившемся на голову его спутника несчастье, Пэдди вприпрыжку добрался до входа в "игрушечный" домик с раздвижными стенками – да, у них на родине даже летом пабы сооружали поосновательней, а такой – долго ли простоит? Всё, что имелось у фейри и могло издавать звук, шуршало, стучало и бряцало, но были два больших исключения: не было слышно ни резких звуков играющей волынки, ни (как ни странно) топота подпрыгивающих по вычищенным доскам башмачков. Методом проб и ошибок, фейри выбрался в коридор, ведущий прямиком к кухне – ну или по крайней мере к помещению, откуда вкусно пахло. Худенькая девчушка (не думал, что такие бывают!) раскладывала что-то по плошкам и составляла их на поднос. Она обернулась на шуршание, сопровождавшее дефилировавшего по проходу Пэдди, но... уперлась глазами в пустую стену, скользнула взглядом по бумажным перегородкам и доскам пола, еще немного повертела в непонимании головой – в коридоре никого не было, звук тоже стих. Мгновение спустя девушка вернулась к своим приготовлениям, напрочь позабыв о странном происшествии.
Фир дарриг еще раз провел перед собой ладошкой и опустил руку. Людям так просто отвести глаза, еще проще – запутать и одурачить. Даже скучно как-то. Размышляя над этим грустным фактом, фейри разыскал на кухне нечто, напоминающее котомку, и занялся ее наполнением.

---
* Anata-sama wa nihongo wo zenzen wakarimasen ka? – (яп.) Вы совсем не понимаете по-японски?
** Gabh mo leithscéal, duine uasal! (гаэл.) – Прошу прощения, господин!

Сообщение отредактировал Далара - 2-04-2007, 20:24

[higf >>>]

Замок Сакаи

Образы мчались в голове Хеби, сметая его собственные мысли и самоконтроль, как лава конных самураев, опрокинувшая ряды противника, - но совсем беззвучно, словно он оглох. Поток картин был слишком могучим, а их смысл – слишком ясным для какой-то глубинной части души. Настолько ясным, что разум не желал принимать этого – и он почти не понимал.
Может, потому и не знает столько о себе?
Сознание, не выдержав, начало гаснуть, а голова – клониться вниз.
- Много, - прошептал он окровавленными губами, а веки смыкались, закрывая глаза, упорно не желавшие отрываться от собеседника. – Слишком много.

Когда сознание юноши решило к нему вернуться, новый телохранитель наместника обнаружил себя лежащим на футоне в той самой комнате – вот только наместника не было. Половина мелькавших накануне мыслей припоминалась как сон, настойчиво пытающийся растворится в небытии, несмотря на его усилия. Часть не припоминалась вообще.
Сделав для себя вывод, что меньше надо пить... крови, он текучим движением оказался на ногах и отправился умываться. После совершения сей важной процедуры возник настоятельный интерес – где обретается его необычное начальство и какие для него
оставлены распоряжения.
Ни Токисады, ни указаний от него не обнаружилось ни у кого из опрошенных лиц, все отвечали, что господин исчез, причем состоявшие при нем немного дольше не выказывали ни удивления, ни стремления чего-то предпринимать, будто так и надо. Почему-то Хеби был не так изумлен состоянием дел, как полагалось бы – возможно, сказывалось странное ночное общение.
Молодой человек отправился бродить по замку Сакаи, то и дело на что-то натыкаясь и изучая это что-то с таким видом будто никогда раньше не бывал в подобных домах. Приходилось пока довольствоваться обществом «чего-то», ибо существа одушевленные и наделенные разумом как-то не тянулись с ним беседовать, скорее наоборот.

[SonGoku >>>]

Мыс Данноура

Слова прибавились к звукам бивы, смешались с ними и тоже растворились. Для расслабленно-задумчивого Масуми сам воздух вокруг стал музыкой, и казалось, что он плывет среди волн звуков, почти теряя себя и повинуясь грустно-лирической атмосфере песни.
Наконец музыкант опустил руку с медиатором и склонил голову, то ли кланяясь, то ли ожидая приговора слушателей.
Самурай некоторое время молчал, будто не сразу вернувшись в собственное тело. Многим знакомо такое ощущение, почти физическое - странной отрешенности от себя и мира...
Наконец он произнес:
- Это было очень хорошо. Ты действительно талантлив, Иэмон, и тебя должны слышать люди.
Мальчик заметно смутился.
- Я не знал, получится или нет, - с запинкой произнес он, еще ниже опуская голову.
- А я не знал, что тебе известна эта мелодия, - задумчиво проговорил настоятель.
У Иэмона вспыхнули уши.
- Я впервые слышу эту легенду в песне. До сих пор она была для меня частью другой легенды, - проговорил гость монастыря.
- Для меня тоже, - откликнулся настоятель.
- Одна легенда входит в другую, хотя, несомненно, обе во многом быль. И, возможно, родится третья, в которую войдут обе. Как дарума*. Быть может, она рождается прямо сейчас...

(и Хигфе)

[higf >>>]

- Сыграй еще что-нибудь, - попросил настоятель, и пока музыкант задумчиво перебирал струны, проговорил, обмахиваясь старым веером: - Его пребывание здесь начинает меня беспокоить. Если бы он согласился принять обеты, может быть, призраки отступились бы.
Старик подмигнул Масуми.
- Ясукичи думает, я глух и слеп, но это не так. Но мальчишка упрям. Он не расстанется с миром за стенами монастыря.
- За стенами монастыря... – протянул Масуми. – Знаете, хоши, Ясукичи несколько раз заговаривал со мной, и мне сдается, что в этих стенах парню будет не слишком уютно.
- Но кто защитит его в большом мире? - вздохнул настоятель, прислушиваясь к мелодии, на этот раз незатейливой.
Самурай старался говорить негромко – как чтоб не мешать мелодии, так и чтоб не привлекать внимание объекта обсуждения. Впрочем, последнее, учитывая слух слепых, вряд ли было успешно.
- А здесь? Вы же знаете, что произошло ночью.
- И не в первый раз, - прикрывшись веером, заговорщицки поведал настоятель.
Он налил свежего чая гостю.
- Иэмон!
Мальчик повернул голову на голос.
- Расскажи, что случилось не так давно.
- Даже так? – Танака превратился во внимание.

(там же, с Сон)

[SonGoku >>>]

...тяжелые шаги стихли, слышно было только, как поднявшийся ветер раскачивает ветви сосен. Неизвестный гость, кажется, озирался по сторонам; в такт его движениям негромко позвякивали кольца на ножнах. Очевидно, воин имел привычку носить меч на старинный манер. Иэмон удивился и оробел. Он хотел извиниться, предупредить, что не выказывает должного уважения вовсе не из дерзости или глупости, но язык отказывался повиноваться.
- Эй, мальчишка!
Раздавшийся голос окончательно убедил музыканта, что если ему не повезет, то сегодня он легко и просто расстанется с головой. Так грубо и бесцеремонно могли обращаться люди очень высокого положения, которые вынуждены волею обстоятельств разговаривать с теми, кого обычно не замечают. Но откуда в их захолустье мог взяться придворный да еще при доспехах?
- Прошу меня извинить, я слеп. И не вижу, кто зовет меня...
Неизвестный пришелец расхохотался.
- Если вам нужен священник, то, пожалуйста, заходите, он сейчас...
- Мне священник не нужен, - перебил его самурай.
Иэмон прикусил губу. Удивлялся он еще и тому, что боится. Он не испытывал страха ни ночью, ни днем, даже когда безрассудно разгуливал по округе, рискуя сорваться с обрыва или стать обедом для диких зверей. А старик Ясукичи обязательно добавлял, что когда-нибудь после заката несносный воспитанник не преминет наткнуться на призраков Хэйке, которые выходят из моря с черпаками без дна и безуспешно пытаются вычерпать горечь и позор давнего поражения. Иэмон всегда отвечал: нельзя испугаться того, что не видишь.
- Меня послали привести того, кто играл здесь на биве, - продолжал самурай, как будто не замечал инструмента в руках у мальчишки...

[higf >>>]

Остатки давней мелодии, казалось, заканчивали таять в воздухе, отступая отливом, и вместе с ними растворялось благодушно-расслабленное настроение Масуми. Он пошевелился, поведя плечами, но не стал перебивать рассказчика, догадываясь, к чему тот ведет. Отголосок ночной бури будто неслышно скользнул за спину, но он, обладатель амулета, был привычнее к проявлениям сил, о которых обычно не говорят без опасливой оглядки и охранительного знака.
- Дальше начинается самое интересное, - у настоятеля в предвкушении заблестели глаза. - Думаю, что наш бдительный Ясукичи даже готов принять эту новую иноземную религию, в которой, по слухам, можно прогонять всякую нечисть словом и особым жестом. И такое дано любому, а не только священнику.
Гость неодобрительно поморщился:
- Не дело менять веру предков из страха. И я не верю во всемогущество последователей Дзэсу.
- Здешние рыбаки готовы защищаться всем, что сможет их защитить, - настоятель благосклонно относился ко всему, что не касалось вопроса, кому сегодня чистить пруд и кто будет присматривать за слепым мальчишкой. - Что поделаешь, слишком много призраков, слишком много неуспокоенных душ в наших водах.

(теперь опять вместе)

[SonGoku >>>]

- Неужели на них нет никакой управы и защиты? Я помню эти рассказы еще со своего детства, но считал, что и у нас есть силы, способные защитить людей.
- Верю, что этот храм и служит подобной защитой, но я могу понять и Хэйке, которым больно вспоминать свое поражение.
Масуми только вздохнул, не желая далее продолжать богословскую беседу.
- В ваших краях сложно жить такому парню, как этот.
- Да, едва ли нам суждено увидеть придворных, явившихся его послушать, хотя могу поклясться, что не знаю никого, кто так бы обращался с бивой, - согласился настоятель; от выпитого ему стало жарко, он достал большой платок и вытер обритую круглую, словно шар, голову. – А здесь он развлекает только чаек, лисиц и рыбаков.
О том, что и монахом выпадает удовольствие послушать старинные сказания и песни, настоятель не стал упоминать.
- Собственно, когда я задавал вопрос - что и кто защитит его здесь - то говорил даже не о призраках, а о ваших же людях. Мне не кажется, что Ясукичи и остальные рады Иэмону, - прямолинейно высказался самурай. - И что произойдет в следующий раз - не знаю.
Настоятель, который не любил затрагивать эту тему, помрачнел.
- Считаете, что за нашими стенами он будет менее уязвим?
Он заметил, что юный музыкант давно уже прислушивается к их беседе, но Иэмон как будто и вправду обладал присущим слепым чуткостью к происходящему вокруг них; мальчик снова тронул струны. Сейчас мелодия рассказывала о луне над озером и о серебристо-ледяном свете ее, заливающим небольшой монастырь.
Масуми прислушался к музыке, сделал паузу, затем негромко и задумчиво сказал, покачав головой:
- Я считаю, хоши, что в любых стенах есть ворота, которые открываются изнутри...
И снова сосредоточил внимание на музыканте и его музыке.

(и Хигфе все еще тут)

[Bishop >>>]

Киото, 1582 год

- ...а позвольте спросить, куда направляется маленький господин?
- Отстань, Сейхачи!
- Никак не могу, поскольку приставлен к маленькому господину, чтобы служить ему и оберегать его...
- Обойдусь без няньки!!!
- А еще позвольте напомнить маленькому господину про обещание не убегать из дома.
«Господин» - лет ему было немного – насупился, остановился посреди людной улицы, исподлобья глянул на тощего долговязого слугу, что следовал за ним по пятам и пробуждал желание поскорее стать взрослым. Взрослым положены два меча. Шичиро обошелся бы сейчас и одним клинком.
- Дома? – переспросил он и добавил, без уверенности в словах: - Никуда я не убегал.
Слуга молча взял его за плечо, возмущенных криков не слушал, а подвел к перилам моста. И указал в воду. Шичиро лег животом на деревянный поручень, глянул на свое отражение. Камогава сегодня текла медленно и лениво. Бурая поверхность реки напоминала плохо отполированное бронзовое зеркало, из которого на маленького беглеца так же хмуро и растерянно смотрел крепкий мальчишка, что крепко прижимал к груди вещи, завязанные в фуросики. Узелок получился тощий. Рано утром – до рассвета и задолго до того часа, когда отец поднимался с футона, чтобы, как предписано, обойти дом и двор, все проверить и дать распоряжение слугам, - Шичиро разложил вынутые из короба вещи. Вещей было много, тех, что принадлежали ему, две-три штуки. Их он и забрал.

(SonGoku mo, Далара - iro!)

[Далара >>>]

Слуга терпеливо ждал. Шичиро выпрямился, оглянулся на заросшую лесом гору Ишида, посмотрел вперед - на крыши Императорского дворца. И громко всхлипнул. Слуга дал подопечному прореветься, затем вытер ему чумазые щеки, купил в утешение несколько дайфуку у удачно подвернувшегося разносчика. Сладкие рисовые пирожки с начинкой из анко* мгновенно улучшили настроение Шичиро; время от времени слезы опять давали о себе знать, но теперь слуга знал, что нужно делать.
- Ты откуда тут взялся? - поинтересовался звонкий голос откуда-то сбоку.
На почерневшем камне восседал босоногий мальчишка немногим старше Шичиро, одетый во что-то изрядно и со вкусом перепачканное, но явно не обноски. В чумазых пальцах уличный сорванец крутил маленькое недозрелое яблоко, но взгляд не сводил с пришлого незнакомца. Внимательно осмотрел почти парадную одежду, остатки риса вперемежку со слезами на щеках.
- Тебе-то что? - еще больше надулся Шичиро. - Захотел и пришел!
Знать бы только - куда именно. Он украдкой кинул взгляд по сторонам: во забрел! Дома вокруг сплошь незнакомые, даже горы, что окружали долину, казались чужими. Йошида ни в одной из них не угадывалась. Рядом поднимались стены замка, и Шичиро приготовился к самому худшему. Может, слуга и знает, в какой стороне дом, но - не он. Глаза немедленно наполнились предательскими слезами.
- Еще и ревешь, как младенец, - прокомментировал это событие местный пацан.

---
анко - сладкая паста из красных бобов, из нее делают начинку для дайфуку, рисовых пончиков.

(с Бишем и Сон)

Сообщение отредактировал Bishop - 11-04-2007, 16:02

[Bishop >>>]

Он соскочил с камня, встал рядом с Шичиро, посмотрел с высоты возраста и роста. Протянул безнадежно черный палец и соскоблил с щеки младшего несколько зернышек риса, принюхался.
- У тебя еще есть?
Слезы мгновенно высохли. Шичиро отпихнул долговязого мальчишку. Кажется, на этот раз спасения ждать неоткуда – слуга отстал, ищет его, должно быть, на дороге, с которой он свернул, чтобы выяснить, почему тут так пахнет дымом. Когда раньше так пахло, в доме – не том, на Йошида, куда его привезли, не спросив, а в большом, очень красивом, там было много садов, хотя в некоторые уголки и комнаты заглядывать запрещалось, - в том доме попрятали всех детей, а с ними еще и женщин. Шичиро тогда не удалось разузнать, в чем причина.
- Нету, - честно ответил он. – С собой – нету.
Остатки пирожков вместе с узелком остались у Сейхачи, слуга их нес – как положено. По крайней мере Шичиро не мог представить, чтобы было иначе.

(ima wa futari desu)

Сообщение отредактировал Bishop - 11-04-2007, 15:49

[Далара >>>]

Пацан не поверил, заглянул за спину, будто Шичиро мог спрятать пирожки там. Ничего не найдя, он мужественно откусил кислое яблоко. Хотел выплюнуть, но не стал, даже почти не морщился, жуя. Вдруг придумал что-то и позабыл о яблоке. Замогильным голосом произнес:
- Ты знаешь, что здесь водятся призраки? Вот на этом самом месте. Там, где ты стоишь, зверски убили одного человека, и он поклялся отомстить каждому, кто сюда придет. А вон там, - указал пальцем ближе к соседним домам, - несколько человек убили себя.
Шичиро поспешно сделал шаг в сторону - на черной, очень мягкой земле отпечатались его следы.
- Еще не убили, - сказал он. - Только собираются.
У неудачливого шутника округлились глаза. Он огляделся, потом нервно рассмеялся, больше никого не обнаружив на пожарище.
- А ты молодец. Слабо сходить вон туда? – мальчишка ткнул пальцем в едва угадываемые остатки здания, которое еще недавно стояло здесь.
- А не выгонят? - засомневался Шичиро.
- Кто? - на круглой физиономии отразилось изумление. – Ночь-то уже кончилась.
Шичиро пожал плечами. Конечно, его еще не всему научили - да и не старались особо пока что, - но он знал, что мешать людям, что решили расстаться с жизнью - последнее дело. Но он мучился любопытством. В красивом доме, где было много садов и комнат, жили ребята постарше, один из них хвастал, что один раз подсмотрел - в щелку между ставнями - как делали сеппуку. Шичиро ни разу не видел такого - непорядок.
- Пойдем, - сказал он. - Может быть, не заметят?

(уже все поняли)

[higf >>>]

- Сколько ни тянись, на самурая не похож, ахондара,- донеслось вдруг до ушей покончившего с лечением священника. Хотя нет, не до ушей! Голос звучал в голове, что, впрочем, достаточно привычного к подобным делам европейца не удивило, и он только покосился на Мицуке.
Мицуке приподнял бровь - то ли удивился высказыванию, то ли тому, кому оно принадлежало, то ли способу, каким оно было донесено.
- Кто не похож? - весело уточнил роши.
- А это стоит выяснить, - склонил голову набок его собеседник и решительно шагнул в недовольно затрещавшие кусты.
Не успевший отскочить подальше Себастьян-Фердинанд бросил на птицу взгляд, который должен был бы свалить ворона, как стрела и первым очень бодро сообщил миссионеру:
- Я тут решил ягод набрать на всех!
Оглядев ближайшие кусты, на которых не росло ничего пригодного в пищу, священник поинтересовался:
- Произносил ли я при тебе проповедь о греховности лжи?
- Если и произносил, - ответил за оборотня Мицуке, - то к тебе не прислушивались.

(и Бишоп)

[Bishop >>>]

(higf mo)


День обещал быть солнечным, не хотелось сейчас думать о демонах, что могли сесть в засаду на дороге к вершине, и о тех, что отстали вчера. Веселее было слушать перебранку.
Муджина возмутился:
- И вовсе я не лгу! Я пошел за ягодами...
- Сюда, только проснувшись, - вставил его старший по положению товарищ.
- ...потому что у нас гости, - не смутившись, продолжил обаке. А по дороге услышал ваши голоса, и решил посмотреть все ли в порядке и не грозит ли какая-то опасность, ведь вчера за ними гнались! - он принял позу, приличествующую тайному защитнику. - Ну и тут вот на меня ветку уронили, - закончил свое повествование Себастьян-Фердинанд.
- А может, ему просто в кусты потребовалось? - сделал свой взнос Мицуке в разговор.
Подтверждая мысль роши, в дверях хижины появился заспанный мальчишка. Потер кулаком глаза, но открывать их не стал. Потанцевал на месте, переминаясь, а потом зайцем метнулся в ближайшие заросли.
- Вот, как ему.
- Ладно, прочтешь сегодня пятнадцать раз "Отче наш",- строго резюмировал патэрэн. - В качестве покаяния. А про самураев кто говорил?

[Далара >>>]

Лес в окрестностях
охотничьего дома Сакаи

Ощущения тела не было. Зато было оно само, завернутое в одежду, цвету которой не подобрать названия. И оно послушно выполняло все, что от него требовалось. Ноги шагнули вперед, руки раздвинули ветви кустарника. Макуро стояла на границе леса. Впереди расстилалось целое поле, сплошь укрытое пышным ковром трав и цветов. Вдали сизыми стенами к небу тянулись горы. Ветер – тихий, прохладный, едва влажный – раскачивал, забавляясь, венчики ромашки.
В шаге от Макуро пролегала грань между залитым солнцем лугом и тенью леса. За гранью жил другой мир, другая она. Стоит перейти этот рубеж, и Макуро станет той, кто живет в солнечном свете. Полушаг вперед.
Шиноби на свету... Рука не отпускает ствол юного гибкого дерева. Шиноби не должны жить, открывая себя. Их сущность должна быть сокрыта, чтобы работа могла быть выполнена, а цель достигнута. Макуро протянула руку к солнечному свету. Он очаровывал ее, не слепил, но ласкал теплым сиянием. Пальцы словно засветились изнутри, оказавшись за границей тени. Или тьмы? Всего-то нужно полшага.
Но нет, она должна оставаться здесь, свет не для нее. У Макуро есть цель – праведная, необходимая... и кровавая. Дух отца взывает к мести. Убийца Санады Юкимуры должен умереть. Погибнуть от той самой руки, что сейчас протянута солнцу. Макуро отдернула пальцы, как будто обожглась.
- Отец, - прошептала она, - я завершу начатое, убью Сакаи Шигетаду.
Порыв ветра взметнул распущенные волосы.
- А потом я отправлю в Йоми твоего убийцу. Клянусь, Теншо Такаши Токисада заплатит за совершенное злодеяние!
Ветер ударил в лицо, скрыл луг за занавесом волос. Принес с собой холод и резкую боль. Рука... болела совсем недавно укушенная лисой рука. Да и шея. Макуро села, потерянно ощупывая ледяной влажный мох вокруг себя. Солнце еще не выкатилось из-за гор, и женщина поежилась. Опять этот сон. По крайней мере, здесь ей некого будить воинственными криками, разве что какого-нибудь зайца, залегшего под кустом.
- Сон или нет, от клятвы я не отступлюсь, - твердо сказала Макуро в воздух.

***

Мыс Данноура
1593 год

Много раз бывал Самми на печально известном мысе в проливе Акаманосэки и ни разу в храме, выстроенном дабы ублажить гневных духов дома Хэйке. Тем, кто переступил черту, отделяющую жизнь от смерти, не место в храмах. Но этим вечером, сопровождаемый закатным солнцем, он вступил под своды Акама, прошел по галереям, невидимый для всех. Обошел вокруг бассейна со спокойной зеленоватой водой, касаясь рукой перил. В этом зале единственным звуком был шорох его черных тяжелых шелковых одежд, храмовые звуки остались снаружи. Перегнувшись через перила, он заглянул в воду и улыбнулся сам себе – какое отражение он ожидал увидеть?
Выйдя на галерею, Самми остановился между красных столбов. Его взгляд нашел троих людей: двух мужчин и мальчика с бивой. Знакомый голос музыкального инструмента, вот что привлекло сюда призрака. Прошлой ночью он был уверен, что это она, но после стал сомневаться. Шум ветра и волн, вой сгинувших Тайра могли ввести в заблуждение. И теперь Самми присматривался к потемневшему от времени инструменту, рассеянно слушая разговор; смущенного мальчика заслуженно хвалили за игру. В луче почти скрывшегося солнца блеснул полумесяц на биве. Три инструмента везли из Поднебесной. Один тогда достался морскому дракону, чтобы корабль смог добраться до порта. Но которая из оставшихся двух бив эта?
Мальчик снова заиграл, рассказывая о приходе к нему тех, кто не должен был приходить. Не разделить бы ему судьбу Хоичи, лишившегося ушей. Впрочем, что за дело призраку, кто старее неупокоенных духов Тайра, до этого мальчика?
Закончился рассказ, и снова Иэмон заиграл, уже без слов. Древняя мелодия – кто только научил его ей? – лилась ровно. Почти так же играл когда-то Цунэмаса... Самми слушал с закрытыми глазами, духом сливаясь с музыкой. Поморщился в одном месте: юный Иэмон ошибся, но он мог и не знать, что там должен быть более сильный звук, выше и насыщеннее. Как будто не довел черту в иероглифе.
С музыкой пришло понимание – это та самая бива. Ему ли, отпрыску дома Гэндзи и прирожденному музыканту, не узнать ее. Призрак улыбнулся, не пытаясь скрыть иронии: драгоценная бива, обладающая собственным духом, не дающаяся в руки неумелому музыканту, утратившая свой внешний блеск, оказалась теперь у слепого мальчишки. Что ж, так лучше. Слишком давно не слышал Самми ее голоса, слишком давно не звала она его к себе.
Музыка смолкла, кончилась песня.
- Следуй за мной, - произнес фантом тихо, чтобы только Иэмон мог услышать, и приложил к губам черно-красную флейту.

Сообщение отредактировал Далара - 27-04-2007, 12:10